Стена в темноте [Иван Геннадьевич Фаворов] (fb2) читать онлайн

Иван Фаворов Стена в темноте

Без понимания того,

что весь мир не тёплый и пушистый,

как шкура матери, слепому котёнку не выжить.

В предрассветный час, мучась от бессонницы, в объятиях похрапывающей любовницы, Франц размышлял о жизни, глядя в белый потолок, по которому рыскали полосы света — лучи проезжающих мимо гостиницы автомобилей. Сложно сказать, что беспокоило его больше: до тошноты мягкая подушка и жаркое одеяло толстое и лёгкое, как облако, залетевшее в шёлковый пододеяльник; ухоженное тело уже не молодой, но всё ещё привлекательной женщины, лежащей рядом; сам факт измены, который в его жизни был новшеством, впрочем, как и всё остальное случившееся с ним за последний месяц. Неизменной оставалась только тяга к размышлению преследовавшая его с подросткового возраста после полового облегчения. Большинство мужчин, испытав добротный оргазм, засыпают мирным сном, но у Франца всё обстояло иначе: он начинал усердно думать. Причём в голову его лезли не назойливые мысли, фобии — вечные спутницы нервной бессонницы, а яркие, сочные образы. Он мог думать о проблемах своей психики, унаследованных из детства, или перебирать в голове феномены родственные понятию Абсолюта, неважно. Всё возникающее в его сознание было красочным и завораживали разум необычайной достоверностью. Этой ночью Франц размышлял о природе зла, о том насколько оно самобытно, имеет ли своё субстанциональное начало или просто существует в виде некой ошибки, как отпадение от эталона универсального добра-блага. Поскольку половина жизни Франца состояла из ошибок, он склонялся больше к последней версии. С другой стороны, Франц занимался решением вполне насущной проблемы, связанной с тем, что его лапочка-жена, уверенная в добропорядочности своего мужа и в том, что она единственная у своего супруга и по-другому быть не может, теперь обманута, а целомудрие их семейного ложа запачкано изменой.

Франц никогда не сомневался в верности своей жены, она была такой женщиной глядя на которую даже предположение возможности супружеской неверности представлялось каким-то неестественным. Он и сам по своему глубокому убеждению никогда не производил впечатление ловеласа. Но в этом месяце жизнь потекла словно в другом русле, ломая стереотипы сформировавшихся представлений. Первое, что изменилось это финансовое положение. Судьба повернулась к Францу другим боком, и он внезапно начал понимать, что деньги есть и их можно тратить, не только затыкая дыры насущных проблем, но и немного просто спустить в своё удовольствие, и несмотря на такую расточительность останется небольшая сумма, которую можно будет отложить на чёрный день. Самым прекрасным в его новом финансовом положении было то, что грядущие перспективы открывали перед ним ещё более радужные горизонты.

Размышляя Франц лежал на спине, он поднял руку и провёл по бедру, ягодице и пояснице своей спящей глубоким сном подруге, вновь ощутил упругую гладкость её загорелой кожи. Женщина была ему ровесницей, то есть её возраст приближался к сорока годам, они познакомились на встрече одноклассников, хотя во время обучения в школе не встречались. Франц перевёлся в этот класс после девятого, а она в девятом ушла. Так получилось, что он, спустя годы, неожиданно для себя произвёл впечатление на одноклассницу и та, видимо, пытаясь догнать упущенную возможность молодости, или проверяя насколько время ещё пощадило постепенно увядающее в ней женское обаяние, решила испробовать на Франце доступные ей чары и незатейливо обольстила его. Франц не имел никакой возможности сопротивляться такому воздействию, потому что почти никогда его не испытывал. Девушки, конечно, и раньше проявляли к нему внимание, но решительное большинство таких особ сильно не дотягивали до установленной им планки привлекательности. А до тех, которые нравились ему, недотягивал сам Франц. Поэтому внимание представительницы прекрасного пола, всё ещё хорошенькой с виду и наделённой харизмой, которой так не хватало Францу в его жене, для него оказалось настолько приятной неожиданностью, что он позабыв о супружеских обетах, переполняясь гормональным восторгом, укатил с Наташей, новой-старой одноклассницей, в ближайшую приличную гостиницу.

Не выдержав гнёта мыслей и жара тела под тёплым одеялом, Франц встал и отправился к мини-бару. Налил себе виски со льдом. Лёд приятно хрустнул в стакане. Телефон коротко звякнул на тумбочке. Спамовое сообщение или пишет жена, волнуется, ждёт загулявшего мужа? Телефон не хотелось даже брать в руки. Поболтав лёд в стакане, Франц вылил его содержимое в недра своего чрева и почувствовал, как огонь снова разливается по сужающимся в преддверье похмелья венам. Походил по комнате, съел какую-то конфету из разряда бесплатных угощений на детском утреннике, и опрокинул второй фужер, запил водой из-под крана, другой не было, тихонечко оделся и вышел из номера. Желание уехать подальше от места преступления стало непреодолимым. Номер был оплачен до утра, переживать за Наташу не стоило, как минимум ей дадут выспаться.

На ходу Франц заказывал такси через приложение, боясь ошибиться с адресом, он несколько раз всё перепроверил и нажал на кнопку вызова. Но тут же понял, что всё-таки ошибся. Как и опасался, указал неверный адрес: неудачно подвернулся первый предложенный приложением из ранее посещаемых. Судя по сообщению машина должна была прибыть через десять минут, но отвезти не туда. С трудом Франц нашёл способ отменить заказ и выйдя из лифта быстро пересёк холл, крутанул дверь-вертушку и вырвался на улицу. Хотел предпринять ещё одну попытку вызвать машину, но перед глазами всё плыло, фокус никак не удавалось поймать, в пьяном омуте чувств пальцы слушались словно с задержкой. Он плюнул на это занятие, решив дождаться более подходящего момента. По пьяному отмахнулся от прежних намерений размашистым жестом и бодро зашагал, вдыхая полной грудью приятный, ночной, летний воздух. Благо ноги у него были крепче разума, и алкоголь отключал их в последнюю очередь.

Ноги вели Франца по тротуару, через переход, в сквер, в сторону предполагаемого метро. Но мысли летели в другом направление. Они, мысли, редко мерцали зеленоватыми огоньками в заболоченном разуме, требуя разработать план действий. Франц с трудом выяснил время, едва разобрав расплывающиеся на экране цифры. Вариант с метро отпал сам собой. «Немного опоздал». — Маякнул в голове огонёк. Необходимость спешить отпала, Франц присел на ближайшую лавку. «Иуда». — Моргнул другой огонёк. Обличая Франца в супружеской измене — «Тебе осталось только повеситься». — Лукаво добавил он же.

— Кажется нужна помощь друга. — Проговорил шёпотом уже сам Франц себе под нос. — Позвонить, что ли, Кириллу?!

Кирилл относился к тому типу друзей, которые, к примеру, когда ты бросаешь курить, обязательно предложат тебе сигарету за компанию, а после отказа обязательно добавят: «Да ладно возьми, что ты!». Или во время тяжелейшего утреннего похмелья подбодрят «Ершом» от которого выворачивает наизнанку и становится в разы хуже. Но самое главное, Кирилл делала всё это не из мелочной вредности, а с полной уверенностью в собственной правоте и в том, что его «Ёрш» подобно волшебному эликсиру спасёт друга, а курение, например, защищает от рака лёгких.

Застыв с телефоном в руке, Франц силился выбрать верный номер. В голове продолжался монолог из гостиницы: «Зло не может быть самобытным, оно существует только как нарушение законов добра. Добро — это гармония красота и жизнь, а зло — каким-то образом оказалось подмешанным в реальность мира, уводит существование от запланированного эталона…».

Наконец, Франц нашёл нужный номер. Но телефон зазвонил сам истерично вибрируя, на экране призывно отображалась надпись: «Любимая». Брать трубку было страшно, но не взять Франц не осмелился.

— Аллё. — Сказал он хриплым голосом, невнятно проговаривая заплетающимся языком слова выдыхая через нос.

— Ты где? — Спросили настойчиво. — Я волнуюсь.

— Светочка, солнышко, я заблудился. — Сказал Франц соврав, но в то же время и сообщил абсолютную правду. — Я выпил лишнего и заблудился, сижу в каком-то сквере.

— Скажи где ты, я вызову туда машину. — Уже взволнованно сказала Света.

— Светочка если бы я знал где я, я бы сам её вызвал. Ты детей уложила? — Вдруг заботливо спросил Франц.

— Конечно, давно уже. — Машинально ответила Света.

— Я думаю, позвонить Кириллу, он меня заберёт.

— Может, кому-то другому?

— Ну а кому? Из всех только он не женат и не спит по ночам. Боюсь заснуть в такси. — Добавил, сочиняя на автопилоте, Франц.

— Ладно, перезвони только сразу как решишь, что будешь делать. Я волнуюсь.

Трубку повесели, номер Кирилла опять утонул в недрах телефонной книги и выуживать его оттуда не было никаких сил. Франц откинулся на спинку скамейки, мимо пробежала собака, он опять достал телефон из кармана. Яркий свет экрана больно резанул по глазам. Отключил.

— Зачем это всё? — Спросил сам себя Франц. — Для чего происходит всё то что происходит? Неужели у всех событий есть смысл и последовательность! Вот бы так и сидеть на этой лавке в спокойном сквере. Ничего больше не хочется. Завтра, когда оно наступит, мне придётся тяжко. С Наташей было хорошо, но что сказать Свете? Ничего не говорить, это очевидно. Нельзя пустить столько лет брака под откос из-за одной оплошности!

После этих слов Франц почувствовал прилив энергии, снова достал телефон и не без определённых усилий отыскал в его недрах номер Кирилла.

— Мэн тебе чего? — Ответил заспанным голосом недовольный друг.

Объяснив ситуацию, в которой находится, Франц получил обещание друга о незамедлительной помощи.

Примерно полчаса после разговора Франц, предоставленный самому себе, наслаждался тишиной и покоем пьяного одиночества. Старался не заснуть, думал о святом и вечном. Наташа, и прожитая жизнь со Светой находились в не сводимых друг к другу реальностях. А сам Франц забрёл в какую-то третью возвышенную, наполненную красотой и дыханием жизни. Он обводил взглядом сквер, на лавке которого сидел и думал о том: "Как прекрасен мир".

Из состояния возвышенной неопределённости Франца вырвал визг тормозов остановившейся у бордюра старой BMW.

— Давай бро, запрыгивай. — Крикнул довольным голосом Кирилл сквозь открытое окно правой двери.

От друга сильно пахло парфюмом, а круглое лицо, перманентно покрытое густой щетиной, улыбалось приветливым оскалом желтоватых и крепких зубов.

— Ну чё, куда? — Спросил Кирилл, не тратя лишних слов.

— Мля мэн, — Франц часто перенимал манеру общения собеседника, а с Кириллом у него это происходило особенно быстро, — я надеялся просто у тебя до утра отвиснуть. Мне никак сейчас к Светке нельзя. Я совсем не в том виде.

Кирилл испытующе посмотрел на друга, видимо, пытаясь прочесть его мысли или хотя бы более точно определить настроение Франца, но это оказалось не такой простой задачей для человека, совершенно не обладающего подходящими навыками. Поэтому, осознав беспомощность собственной проницательности, Кирилл сказал:

— Ладно давай до баревича и по пивку, а потом баиньки.

— Слушай второй час ночи, может лучше к тебе, и возьмём чего ни будь крепкого? — В надежде избежать приключений и не понижать градус сказал Франц.

Притворно обидевшись Кирилл долго распространялся на тему редких встреч и полноценного времяпрепровождения, используя весь доступный ему запас жаргонизмов. После столь убедительной тирады не отличавшийся крепкой волей Франц согласился с доводами друга, и они отправились в недавно открывшийся тематический бар «Красный дракон».

Кирилл вёл лихо, впрочем, это было естественно, человек с другой манерой вождения никогда не станет покупать старую BMW. Франца такая езда даже успокаивала, Кирилл был занят дорогой, а он своими мыслями.

— Странно, — думал Франц, прислонившись начинающей болеть головой, к стеклу правой двери, — есть люди полностью лишённые сомнений, для них одно желание является достаточной причиной действия, а главное, окружающие так естественно воспринимают их поведение, что не осуждают, словно сразу видят этот человек таков и ждать от него чего то другого глупо. Научится бы мне подобной лёгкости! Можно было бы избежать такого количества мучений.

Мокрый асфальт слабо отражал свет фар и фонарей, от этого казался странной, потусторонней рекой, в которой смешавшись с чёрными водами, плывут огоньки утопших душ. Город, постоянно варившийся в смоге, полный движения и жизни в любое время суток, был окутан не просто тьмой ночи, а ещё и каким-то густым сумраком. Франц думал о жизни вообще и о своей, в частности, думал о роли в ней любви и женщин и постепенно пришёл к выводу, что каждая из представительниц прекрасного пола, занимавшая хоть какое-то место в его судьбе, сыграла свою роль в том, чтобы после её участия в жизни Франца что-то пошло не так. Он никогда не был бабником, а к женщинам испытывал по большей части рыцарские чувства, но вначале мать, а потом и возлюбленные делали всё, для того чтобы не дать ему жить той жизнью, которую он для себя считал естественной и приятной. Больше того, само влечение, которое он испытывал к противоположному полу, уже посягало на его свободу и подталкивало к принятию решений далеко не всегда тех, которые он считал правильными. Сегодняшняя интрига с Наташей была лучшим тому подтверждением. Нельзя сказать, что всё что произошло между ними, было ему неприятно, наоборот, Франц получил удовольствие какого давно не испытывал и будь он менее совестливым человеком просто радовался бы происходящему и думал над развитием интрижки в небольшой романчик. С другой стороны, привычная ему, уже объезженная жизнь рисковала разрушиться опять благодаря женщине. Но самым странным в происходящем с ним сегодня было другое: связь с Наташей никак в его разуме не пересекалась с той жизнью, которую он разделял с женой. Словно не один Франц жил на свете, а их было много, для каждого случая свой. Для каждой сюжетной линии отдельный Франц, объединённый с остальными общим сознанием и памятью.

Франц посмотрел на колёса проезжающей мимо машины, плывущей по водам той же реки, что и он с Кириллом, и постарался собраться с мыслями для решения предстоящей моральной проблемы, становящейся с постепенным приближением утра всё более актуальной. Для её решения надо было ответить на вопрос: какой линии поведения придерживаться при встрече с женой. Как правильно поступить исходя из уже произошедших событий? Признаться в неверности и раз и навсегда разрушить этим жизнь Светы и детей, а возможно, и свою жизнь. Или сохранив молчание сделать вид, что не в чём не грешен, и продолжить играть роль праведного, любящего мужа угодного всем. Франц склонялся ко второму, он выглядел, по крайней мере, логичней.

«Ведь сделанного не вернёшь и что теперь корить себя». — Подумал Франц, пытаясь избавится от надоедливых угрызений совести.

— Ты в «Красном драконе был»? — Спросил Кирилл.

— Не-а, я же, ты знаешь, сейчас вообще почти нигде не бываю.

— О, ну тогда ты отпадёшь, такого в Москве ещё не было.

— А что там такого?

— Атмосферный бар, лучше сам увидишь, чем рассказывать по сто раз. Больше, конечно, подходит для начала вечера или для завершения. Тусонуть с дымом там не получится. Но местечко, отпад.

— А, ну интересно. — Францу и вправду стало любопытно. Он, действительно, очень давно никуда не выбирался, полностью погрязнув в рутине домашнего быта. Внезапно возникшая струйка забытых чувств, бередящих сознание предвкушением приключений, заставила сознание Франца словно вернуться на стремнину жизни и отбросить тягостные размышления о принципах бытия. Кирилл тем временем продолжал распространяться о прелестях холостой жизни:

— Слушай, у меня друган есть, Саней зовут. Он меня в бордель завёл недавно. Ты же знаешь, я вообще никогда так не развлекался. А тут мы с ним двух девок сняли, красивые, стоят, правда, до фига, я ползарплаты спустил, ну это ладно. Главное клёвые, просто так с такими не замутишь. Без бабок ты им на хрен не нужен, да и дороже выйдет пока такую гулять будешь. — Кирилл в красках рассказал Францу о происходящем между ним, его другом и упомянутыми жрицами любви. Говорил он с таким энтузиазмом и не упуская интимных подробностей, что Франк почувствовал возбуждение, а ощущение того, что челнок его судьбы плывёт по стремнине жизни, усилилось.

— А ты от Светки никогда не гулял. — Словно нарочно спросил Кирилл, закончив рассказ о путанах.

— Нет. — Соврал Франц, словно сам не осознал до конца новые события своей жизни.

— А попробовать не хочешь, а то можем к этим девкам завернуть? — Спросил Кирилл, не теряя надежды.

— Не, я себе потом не прошу. — Сказал Франц на автомате, транслируя свои убеждения вчерашнего дня.

— Ну ладно, тогда в «Красного дракона», там тоже круто. А потом посмотрим, всякое может быть. — Лукаво резюмировал Кирилл.

Франц вроде как согласился, невнятно кивнув головой и пожав плечами, действительно может быть всякое, особенно после трёх часов ночи и в компании с таким товарищем, как Кирилл.

Дальше друзья вели несодержательный, привычный разговор, планируя вечер и отдалённое будущее так, как делали это в молодости и по привычке продолжали сейчас, хотя отлично понимали, что, то время, когда жизнь можно было смаковать взахлёб, ушло, а все планы не более чем просто приятные иллюзии.

Постепенно наступил такой момент, когда Франц, взволнованный выплеснутыми фантазиями своими и друга, полный воодушевления, казалось был готов на что угодно, и забыв свои обычные убеждения, и недавнее моральное падение, планировал с Кириллом, то как они проведут следующие выходные. До «Красного дракона оставалось совсем недалеко, Кирилл со свистом покрышек свернул за мигающий жёлтым светофор и едва успел затормозить.

Перекрыв полдороги по разным сторонам проезжей части, стояли две разбитые машины. Авария произошла совсем недавно, посторонних наблюдателей практически не было. Только какой-то бомж, силясь хоть чем-то помочь, хлопотал вокруг искорёженных машин, не зная, что предпринять и не имея возможности вызвать скорую помощь. Больше людей, могущих сделать хоть что-то, не было. С первого взгляда нельзя было даже определить марку столкнувшихся автомобилей. Седан и дорогой кроссовер. У седана, отброшенного к левой обочине, не сработали даже подушки, водитель с изуродованным лицом и проломленной грудной клеткой лежал на поломанном от уда руле, истекая кровью, и хрипел что-то нечленораздельное, предсмертное. Передняя часть его машины потеряла внятную форму, кажется он был один в салоне. Второму автомобилю удар пришёлся в бок, а потом он, по всей видимости, влетел передом в столб. Кроссовер был гораздо лучше напичкан системами безопасности, и они практически все сработали, но этого оказалось недостаточно для сохранения водителя и пассажира. Машину как будто согнуло пополам. Белые облака сдувающихся подушек безопасности были перемазаны кровью, из недр салона раздавался едва различимый беспомощный стон. Женская рука слабо елозила из стороны в сторону по светлой материи сработавших систем безопасности. Франц стал набирать дрожащим от волнения и неожиданности пальцем номер службы спасения на мобильном телефоне. Кирилл выволок откуда-то из багажника старую аптечку и вместе с бомжом рылся в бесполезной в этих условиях куче бинтов и другого целлофана, в который были упакованы непонятные для них средства первой помощи.

Скорая приехала минут через десять, самых длинных в жизни Франца. Он, уже сидя на бордюре, наблюдал, как из дорогой иномарки достают подёргивающееся тело молодой и красивой девушки, увозят на каталке в фургон неотложки, потом просто укладывают на расстеленный брезент тело её попутчика. До его слуха долетела парафраз:

— Два трупа и одна тяжёлая.

Чуть позже подошёл бледный Кирилл и сказал:

— Ладно, давай, дёргаем уже отсюда. Сил больше смотреть на это нет.

Дальше ехали медленно и аккуратно, молча и домой к Кириллу, а не в «Красный дракон». Дорога прошла в напряжённой тишине. Припарковались у старой пятиэтажки. Преодолев пропитанный запахами быта подъезд, друзья оказались в однушке Кирилла, которая требовала ремонта ещё при его бабке. Накопленный покойницей хлам Кирилл, конечно, выбросил, но до ремонта у него руки так и не дошли. Из бранящегося время от времени механическим брюзжанием холодильника хозяин извлёк полбутылки ноль семь водки и со словами: «После такого надо немного крепкого». — Поставил её на стол. Отрезвевший после стресса Франц протестовать не стал. Для закуски нашёлся Бородинский хлеб, масло и сыр. Ещё чуть позже Кирилл отыскал полбанки шпротов. Налили, выпили. Молча как на поминках не чокаясь.

Франц постарался заговорить на отвлечённую тему, но разговор угас через пару реплик. После третьей стопки обсудили происшедшее.

— Я никогда не видел столько крови, и чтобы она вот так текла из человека. — Сказал Кирилл.

Франц согласился.

— Знаешь, я тут недавно посмотрел на YouTube про Крестовый поход детей. Ты знаешь, что это такое? — Вдруг начал неожиданно серьёзную тему Кирилл.

— Нет, не очень. Слышал что-то. Книжку когда-то Курта Воннегута с таким названием читал. — Ответил Франц.

— Страшное это получилось дело. Если верить рассказчику, после второго Крестового похода, когда Иерусалим был взят снова мусульманами, а крестоносцы потерпели неудачу, в среде особо ярых проповедников Европы утвердилось мнение, что виной всем неудачам греховность исполнителей воли Господа и они начали агитировать детей и подростков идти и захватывать Иерусалим. Надеясь на то, что юным безгрешным детям Господ будет помогать лично, видя их пламенную веру, Сам спустится с небес и поведёт воинство праведников в бой или сотворит другое чудо как при Иисусе Навине, например.

— И что же?

— А то, что таких детей собралось со всей Европы множество и они все стекались в Венецию, кажется, в общем, туда где их должны были перевезти на кораблях купцы. Но получилось так, что люди, которым эти дети попали в руки, были совсем другого склада мышления и после того как малолетних крестоносцев посадили на корабли, их отвезли в Африку и продали в рабство. Я может, в деталях путаю, но общая канва такая. Представляешь какая жесть!

— М-да…

— Вот тебе и да. Я честно говоря много думал на эту тему, последнее время и сейчас, по дороге, после этой аварии, особенно. Ты знаешь, — Кирилл прервался и разлил по стопкам ещё водки, — мне кажется, что вся жизнь наша это вот такой Крестовый поход детей.

Франц сделал удивлённую гримасу.

— Нет, нет, подожди. Вот посуди сам: маленький ребёнок чем занят, кроме игр и взросления он накапливает идеалы. А дальше вся жизнь — это стремление к тому что было запланировано в детстве. Нет, не формально, взрослая жизнь ставит, конечно, свои приоритеты и наполнена совсем другими заботами, но в какой-то момент каждый ребёнок понимает, что он повзрослел и вместе с этим стал рабом обстоятельств. Ты понимаешь о чём я?

— Не совсем.

— Ну пока ты маленький то смотришь на будущую взрослую жизнь как на тот корабль, который отвезёт тебя в волшебные земли, где Сам Господь Бог встанет во главе того воинства, в котором ты состоишь и поведёт тебя в бой с врагами света. А когда вырастаешь, понимаешь, что попал в рабство на корабле, который везёт тебя в могилу.

— Страшные у тебя мысли.

— Может, но страх это просто одно из чувств, а реальность действительно сурова.

Кирилл поднял стопку, друзья чокнулись. Франц сморщился, выдохнул, подцепил на вилку шпротину и положив её на хлеб, закусил.

— А ты Кафкой всё так же увлекаешься? — Спросил Кирилл.

— Ну Кафка не так много написал, чтобы его можно было полжизни читать, но да он для меня остался значимым автором.

— Да, а погоняло к тебе так и прицепилось. Тебя жена-то хоть по имени зовёт?

— Да, Васей, как мама назвала. — Улыбнувшись сказал Франц. А потом добавил: — А мне всё время кажется, что мы как слепые котята бредём в потёмках будущего и только наткнувшись на стену понимаем, что идём не туда.

— Грустная встреча сегодня вышла, я, честно говоря, первый раз стал свидетелем смерти, долго ещё не забуду всю эту кровь и стоны… Жесть! — Почёсывая щетинистую щёку, сказал Кирилл.

— Не то слово. — Повисла пауза. Франц выдохнул и признался: — А я Светке сегодня изменил.

— Давно было пара. — Спокойно заметил Кирилл. — С кем хоть расскажешь?

— Да так, была одна на встрече одноклассников…

Франц подумал, что Кирилл не такой уж и балбес каким может показаться на первый взгляд и неспешна, рассказал другу, словно исповедуясь, о подробностях вечера до их встречи и, ещё немного помусолив тему, друзья допили бутылку и под утро разошлись спать.

Проснувшись в темноте не протрезвевшим, Франц встал с кровати и на ощупь пошёл искать туалет. Жалюзи были опущены и он, шаря в кромешной тьме руками, старался найти дверь, уткнулся в стену и, двигаясь вдоль неё, с трудом отыскал выход из комнаты. Потом вернулся таким же способом, лёг в кровать и ворочался без сна некоторое время, голова немного звенела и постукивало в висках, подушка была мокрая от пота, но похмелье только начиналось. Прошлое не вспоминалось, будущее не предполагалось, и Франц подумал о том, что ему рассказывал Кирилл. О тех детях, которые, отправившись к святой мечте, попали в рабство и в том числе пополнили гаремы развратных шейхов и султанов. Естественным образом в его размышлениях возникал главный вопрос: почему? Как так получается, что будущее словно непреодолимая стена в темноте, в которую упираются, а часто и разбиваются мечты и надежды. И ему в голову пришла одна странная мысль, что может быть, этим детям повезло и они во многом избавились, например, от нищеты в которой жили, голода и зимнего холода, перед которым многие из них были беззащитны. Франц подумал, что судьба каждого из них разворачивалась потом индивидуально и несмотря на то, что эти дети стали жертвами чудовищного предательства, никто сейчас не может знать почему каждому из них предстояло преодолеть то, что с ним случилось. Событие было для людей общее, а судьба каждого развивалась по-своему, как на мосту «Людовика Святого» в одноимённой книге, которую Франц прочёл в прошлом году.

«Не буду ничего говорить Светке». — Подумал ещё раз Франц. «Пусть мои демоны продолжают жить в темноте моего разума и нечего ими делится с близкими. Ведь один раз, да ещё и по пьяни не считается. Надо, в конце концов, пересмотреть своё поведение, как бы не стать человеком, которого деньги испортили! Поэтому пусть мой проступок станет для меня напоминанием о том, что теперь надо следить за собой сильнее…». — Предаваясь таким вполне благочестивым мыслям, Франц заснул и ему приснился странный сон:

Он шёл домой и всё происходящее выглядело таким естественным, что Франц принял по началу сон за реальность. По дороге он встречал друзей, заходил в магазины, ехал в метро. Попал на какую-то вечеринку, где на небольшой поляне в парке танцевали под музыку и веселились все его друзья, даже давно забытые, те, с кем он общался только в детстве. Потом, Франц словно вспомнил, что его ждут дома и, преодолев сложный лабиринт, открывшийся перед ним вместо подъезда, оказался у входной двери в свою квартиру. Открыл её. Но там не было его уютного жилища, а лишь глубокий, вязкий, как патока, мрак. Францу стало жутко, он понял, что, что-то сделал не так. Силой мысли, ощущая себя хозяином сна, вернулся назад в прошлое, опять попал на вечеринку в парке, снова прошёл лабиринт, используя немного другой маршрут, и опять, уже зловещая дверь в его квартиру открыла перед ним всё туже пугающую темноту. Франц постарался в третий раз переиграть результат своего сновидения и обнаружить за знакомой дверью привычное уютное жильё. Но ничего не получилось, и он проснулся в холодном поту. Голова кружилась и болела. Франц ещё некоторое время лежал в кровати, стараясь осмыслить сон, уже почти наяву придумал себе подходящую концовку и убедил себя, что её увидел, обманул сон. Потом всё же встал, насколько это было возможно, привёл себя в порядок: умылся, почистил пальцем зубы, напился кефиру на кухне, сварил себе кофе, закапал в нос капли. Вместе со слезами и соплями, вызванными последней процедурой, вышла и часть головной боли. Ему стало легче. Кирилл ещё сладко спал. Франц оделся во вчерашнюю, противную с утра одежду, напоминающую обо всём том, чего сейчас не хотелось. Ему стало тесно и душно в квартире, он вышел на улицу. Прохладный воздух окончательно привёл его в чувство. Посмотрел на экран телефона узнать время. Было пол-одиннадцатого и моргал значок непрочитанного сообщения. Написала Наташа: «Мне понравилось, надеюсь на продолжение…». К сообщению была приложена фотография, увидев которую Франц почувствовал возбуждение и желание снова провести с Наташей как минимум пару часов. Он спрятал мобильный в карман словно найденный на дороге бумажник и быстро зашагал к дому.

Знакомый подъезд встретил его писком домофона и привычным запахом быта. Лифт всё теми же матерными каракулями. Дверь в квартиру была всё та же что и всегда, и точно такая же, как во сне. А звонок откликнулся резкой, узнаваемой трелью, через некоторое время лязгнул замок. Знакомая ручка легла в руку, и дверь открылась…