Звери, Люди, Боги. Очерки африканской мифологии [Владимир Борисович Иорданский] (pdf) читать онлайн

В. Б. Иорданский

В. Б. Иорданский

О черки
африканской
мифологии

Москва
«НАУКА»
Главная редакция
восточной литературы
1991

ББК 63.5(3)+82.33
И75

Редактор издательства
В. Г. ЗУБРАВСКАЯ

Иорданский В. Б.
И75 Звери, люди, боги. Очерки африканской мифоло­
гии.—М.: Наука. Главная редакция восточной ли­
тературы, 1991.— 319 с.
ISBN 5-02-017154-9
Книга посвящена исследованию малоизученных мировоз­
зренческих систем жителей Африки южнее Сахары, отражен­
ных в различных формах устного народного творчества мифах, сказках, легендах. Фольклорные сюжеты служат ав­
тору материалом для исследования специфики духовиогомира древних африканцев, их мировидения, особенностей об­
щественного и индивидуального сознания.
Книга написана занимательно, содержит яркие описания
легенд и мифов различных африканских народов.

И

4604000000-136
124-91
013 (02) -91

ISBN 5-02-017154-9

ББК 63.5(3)+82.33
© Главная редакция
восточной литературы
издательства «Наука», 1991

У СВЯЩЕННОГО ОЗЕРА

Север Ганы —край удивительной красоты. Именно там Африка
такова, какой обычно рисуется нашему воображению. Из красной
земли встают могучие серые баобабы, кажущиеся многорукими
чудовищами. Фантастичны селения племен фрафра с домами,
сросшимися в один огромный организм; их глинобитные красные
стены пересечены широкими синими полосами.
В этих местах естественно ожидать чего-то необычайного,
и действительно, странное, экзотическое встречается там на
каждом шагу. Так, многие из небольших озер, разбросанных по
саванне, населены крокодилами, которые местными жителями
почитаются священными. Мне рассказывали, будто бы эти
страшные звери не опасаются людей, да и сами на них не напа­
дают. Это выглядело невероятным.
Еще продолжался сезон дождей, когда я приехал на север
Ганы. Серое небо угрюмо прижималось к земле, но саванна во­
круг была праздничной, освеженной прошедшими недавно лив­
нями. Знающие люди в Болгатанге, крупнейшем местечке края,
посоветовали мне не приближаться к озеру с крокодилами одно­
му, а в соседнем селении найти проводника. Следовало там же
купить двух-трех куриц для «жертвоприношения» священным
животным. Я выполнил все эти рекомендации.
Моим проводником был мальчик лет двенадцати-четырнадца­
ти. Связав курам лапы, он перекинул их через плечо, и мы по­
шли к озеру. Оно оказалось небольшим, с заросшими высокой
травой берегами.
— Крокодилы ждут! —воскликнул мальчуган. Я, как ни
вглядывался в воду, их разглядеть не мог. Тогда он пальцем
показал на торчащие из воды черные бугорки.
Вплотную подойдя к озеру, мой спутник вдруг громко, прон­
зительно выкрикнул какое-то слово. И вода всколыхнулась.
С пугающей быстротой на берег выползли три зеленовато-чер­
ных зверя. Было что-то мертвяще угрюмое в их облике, но маль­
чик отнюдь не испугался. Напротив, он держался с ними даже с
несколько вызывающей фамильярностью. Взяв одного из кроко­
дилов за кончик хвоста, он попросил меня сделать фотографию,
и зверь терпеливо ждал, пока я не управлюсь со своим аппа­
ратом.
Принесенные куры мгновенно исчезли в бездонных пастях
пресмыкающихся. Подождав и не получив новых подачек, они
3

развернулись, бесшумно погрузились в воду и сразу же раство­
рились в темной глубине озера. Прошло несколько минут, и я
увидел, как над зеркалом воды вновь появились черные бугорки
глаз.
Чем объяснить этот странный симбиоз людей и чудовищ? —
думал я по дороге домой. Сказка, записанная в тех местах,
говорила о том, что прародитель обитавших в окрестных селени­
ях людей некогда спасся от преследователей, переправившись
через реку на крокодиле. В благодарность спасенный обещал,
что его потомки никогда не причинят тем зла. Наверное, так жи­
тели северных областей объясняли себе собственное отношение к
этим страшным пресмыкающимся, но, очевидно, происхождение
священных озер имело какие-то другие причины.
В народной культуре не может быть ничего произвольного.
Каждый знак орнамента, каждая подробность обряда, каждая
деталь скульптуры, каждый образ фольклора отточены веками
работы общественного сознания. Вероятно, и священные озера не
возникли случайно. По всей видимости, они были точкой сопри­
косновения двух миров —мира социального и мира воображае­
мого, который как бы материализовывался в этом контакте.
И, по всей видимости, они появились столетия назад в итоге
долгой работы народной мысли и фантазии.
Прошло немного времени, и, будучи в Котону, в Народной
Республике Бенин, я услышал рассказ о том, что в приморском
городке Уида есть хижина, во дворе которой содержится огром­
ный священный питон. Его кормили, оберегали, но в общем от­
носились к нему без особого пиетета. Судя по рассказу, поло­
жение питона напоминало положение крокодилов священных
озер. Он не был обожествлен, не был и ипостасью какого-либо ми­
фического существа. И все же в нем заключалось некое начало,
заставлявшее людей относиться к нему иначе, чем к другим жи­
вотным.
Какими же путями шла мысль народа, чтобы на каком-то
этапе в глазах людей стали необходимы священные крокодилы
озера и хижины, где содержались питоны? А разве только эти
пресмыкающиеся пользовались особым к ним отношением? От­
нюдь нет. В мифологии африканских народов существует огром­
ный бестиарий. Черепаха, паук, баран, собака, леопард, заяц,
сова и многие другие животные в народном воображении пред­
стают могущественными, величественными, хотя в жизни неко­
торые из них ничтожны и презираемы. Странный парадокс! И он
не был чем-то единичным. В культуре ряда африканских народов
роль чуть ли не главного героя исполняли существа, казалось
бы, не имеющие ни малейших оснований на нее претендовать.
Так постепенно приобретала очертания проблема, которая с
ходом времени выглядела все более увлекательной и важной.
Дело не только в том, что при ее изучении африканская культу­
ра открывалась с несколько неожиданной стороны. Знакомство с
местом, которое занял в народном воображении образ того или
4

иного мифического животного, позволяло приблизиться к раз­
личным ключевым идеям архаичного сознания. Мысли древнего
человека о движущих силах мироздания и о его структуре оза­
рялись каким-то новым светом, а потому становились ближе,
если и не доступнее.
Пожалуй, наиболее интересной фигурой африканского мифо­
логического бестиария оказалась собака. С ней связаны много­
численные мифы об обретении людьми огня, а следовательно, об
овладении культурой. Своеобразное продолжение и развитие они
получили в сказаниях о кузнецах, которые научили людей раз­
личным ремеслам.
Вода воспринималась древними как стихия, противостоящая
огню. По свидетельству мифов, она была великой очистительной
силой. Если в огне воплощалось мужское, то в воде прежде все­
го женское начало мироздания. Один мифический персонаж был
соединен с водой особенно тесно. Им был змий. Но не только.
У некоторых народов его место занимал крокодил.
На плечах многих африканских вождей можно увидеть шкуру
леопарда. Она была важным атрибутом царской власти. Конеч­
но, и сам леопард —могучий зверь, но не своей силе он обязан
тем, что стал символом царской власти. В мифах и обрядах об­
наруживается, что африканцы были убеждены в существовании
скрытой связи между леопардом и луной. А эта планета, соглас­
но древним поверьям, воздействовала на все стороны человече­
ского существования, на все живое в природе.
Если не вызывает недоумения то, что людское внимание при­
влек к себе леопард, то центральная роль во многих мифах та­
ких существ, как паук или богомол, не может не удивлять. Это
озорники, плуты, перевертыши, не признающие никаких этиче­
ских норм и склонные подшутить даже над богом-творцом. Как
сложились такие образы? Поиски ответа подводят к сложнейшим
проблемам становления африканской мифологии, к проблеме
взаимоотношений между мифом и обществом.
Это были лишь некоторые возможные направления работы.
Очень скоро стало очевидным, что продвижение вперед связано
с решением ряда принципиальных вопросов. Среди них главным
было взаимодействие в общественном сознании двух подходов
к действительности —мифического и магического. Что имеется
в виду? В одних случаях Луна выступала в мифах в роли со­
перника Солнца, а в других ее воздействие на мир было авто­
матическим и обусловливалось ее особым местом в магической
системе Вселенной. Болезнь и смерть человека иногда объясня­
лись действиями враждебных человеку мифических существ, а в
другой раз считались порожденными кознями колдунов. Подобно
тому как на уровне отдельной личности левое полушарие мозга
«ответственно» за рациональное, аналитическое мышление, рече­
вую способность и самосознание, а правое полушарие —носи­
тель творческого, образного начала, музыкальности, так на
уровне общественного сознания сосуществовали две системы
5

представлений, истолковывающих действительность,— аналити­
ческая и магическая, с одной стороны, образная и мифическая —
с другой. Очень часто на практике использовались одновременно
оба подхода.
Параллельно возникала еще одна проблема —архаичной
структуры мироздания. Нельзя было не заметить, что по мере
того как миф становился повествованием, он начинал подчинять­
ся определенным числовым ритмам. Изучение коллективных
представлений о мире подтверждало, что эти числовые ритмы не
были случайностью. Чет и нечет, три, четыре, семь и некоторые
другие числа были наделены магическим значением. Архаичное
сознание к тому же видело в них структурную основу своих
представлений о пространстве и времени.
Характерной особенностью древних коллективных представле­
ний являлась их несформулированность. Они как бы растворены
в сказках, легендах, песнях, воплощены в обрядах, этикете,
в труде, и древний человек не испытывал потребности закреп­
лять их в жестких абстрактных определениях. В таких условиях
для уточнения отдельных коллективных представлений, отдель­
ных образов-идей необходимо обращаться к народным веровани­
ям и фольклору, описаниям быта, трудовой и социальной орга­
низации африканских народов. И здесь важно в поисках ясности
учитывать, что недоговоренность, расплывчатость, а порой и
противоречивость — неотъемлемые черты магических идей и ми­
фических образов.
Этот круг проблем уже давно привлекает к себе пристальное
внимание и советских и зарубежных ученых. Что касается ве­
рований африканских народов, то наиболее значительной совет­
ской работой по этой теме остается книга Б. И. Шаревской
«Старые и новые религии Тропической и Южной Африки», опуб­
ликованная в 1964 г. [26]. Советская исследовательница выяви­
ла многие важные особенности религиозных представлений, рас­
пространенных в Африке южнее Сахары. Это позволило ей про­
лить новый свет и на традиционное мировоззрение африкан­
ских народов. В книге, в частности, показано, как в африкан­
ской культурной среде под воздействием местных религиоз­
ных взглядов начинают трансформироваться христианство и ис­
лам.
Д. А. Ольдерогге внес крупный вклад в самые различные об­
ласти изучения Африки. В свою книгу «Эпигамия. Избранные
статьи» [15] он включил две свои работы по мифологии: «Сумаоро —царь кузнецов и древняя культура Западной Африки»
и «Об изучении эпоса народов Африки (современное состоя­
ние)», посвященные особому месту, занимаемому эпосом в на­
родной культуре Африки.
Большое значение для понимания духовной жизни африкан­
цев имеют и исследования Д. А. Ольдерогге, посвященные из­
учению систем родства у различных народов континента. В поле
его зрения оказались архаичные представления о законах впутри6

семейных и внутриродовых отношений, занимающие одно из
центральных мест в народном мировоззрении.
Изучением африканской мифологии и эпоса, а также фолькло­
ра успешно занимается Е. С. Котляр. В 1975 г. она выпусти­
ла в свет книгу «Миф и сказка Африки», а через десять лет,
в 1985 г., монографию «Эпос народов Африки южнее Сахары».
Ей также принадлежат предисловия к ряду сборников африкан­
ских сказок, в частности к «Сказкам народов Африки» [19] и к
«Мифам и сказкам бушменов» [10].
Все это признаки растущего интереса советской научной мыс­
ли к самым глубинйым пластам африканской народной культу­
ры. Постепенно начинают проясняться различные категории ар­
хаичного общественного сознания, обнаруживается скрытый
механизм его работы, некоторые закономерности развития. Обна­
руживается в то же время и колоссальная сложность возникаю­
щих перед исследователями проблем.
Священное озеро крокодилов... Не остается ли оно сегодня
напоминанием о времени, когда вся окружающая человека приро­
да воспринималась его сознанием как огромная маска таинствен­
ного мира, где действовали еще полностью не отделенные общест­
венной мыслью от реальности загадочные силы? Не их ли сим­
волами и были существа из мифологического бестиария древней
Африки?

СОБАКА КРАДЕТ ОГОНЬ У БОГА

Каждый мифический образ напоминает головоломку. Создавая
его, народное воображение использует самый разнообразный ма­
териал. Как архитектор при строительстве дома применяет и
кирпич, и бетон, и железо, и дерево и еще многое другое, так и
фантазия народа прибегает и к конкретным наблюдениям над
окружающим миром, и к канонизированным, донесенным из
прошлого, представлениям о создаваемом образе, обогащая его
Гновыми подробностями и чертами.^ Мысль народа видит в каждом
мифическом существе узелок самых различных идей —о личноI сти, о добре и зле, о чистоте и скверне, об основных силах ми­
роздания, и потому оно всегда —частица народной философии.
И наконец, мифология столь же подвижна и изменчива, как и
I другие сферы народной культуры. Возникшее где-то в глубине
I веков представление претерпевает в общественном сознании мноi гочислениые превращения, пока не воплотится в том мифиче! ском творении, которое известно сегодня, К тому же ни одна из
I его былых ипостасей до конца не исчезает, а сохраняется подj спудно, скрытно в его каких-то признаках, характерных особенI ностях.
Внешняя простота таких головоломок зачастую бывает обман­
чива. Что, казалось бы, зауряднее зайца, черепахи, пса, богомо­
ла, леопарда, антилопы? А в африканской мифологии они вдруг
оказываются на вершине Олимпа. С ними связаны поворотные
моменты в воображаемой, мифологизированной истории челове­
ческого общества. Обнаруживается, что прочные нити соединяют
эти существа из повседневности с могучими и страшными бо­
жествами потустороннего мира.
Два пути народной мысли
1
Индивидуальная мысль свободна в игре своих фантазий. Наi против, общественное сознание, работая, подчиняется жестким
[ нормам, j Каким же идеям следовало архаичное сознание древ­
ней Африки, соединяя, казалось бы, несовместимое?
Выдающимся достижением народной мысли в Тропической
Африке было создание целостной системы истолкования дейст­
вительности. Она основывалась на двух родственных и в то же
время в корне различных подходах к миру —мифологическом и
8

магическом. Первый привел к образованию сонма божеств, геро­
ев, духов и прочих надприродных сил, оказывающих влияние на
общество, человеческие судьбы, всю Вселенную. Второй выра­
зился в разработке стройной системы взаимосвязей, которая охва­
тывает в единой конструкции все элементы макро- и микро­
косма.
Для определения созданной архаичным сознанием системы
истолкования мира слово «миф» и тем более слово «магия» мо­
гут быть использованы лишь с большими оговорками. Они лишь
в малой степени, соответствуют тому, как сами древние общест­
ва Тропической Африки представляли явления, которые мы обо­
значаем этими терминами.
Когда африканец рассказывал, скажем, сыну о богах род­
ного народа или учил его обрядам, которые он должен совершать
в честь родовых предков, то и эти боги и духи предков в его
глазах были не просто персонажами племенной мифологии,
а реальными существами, примерное местонахождение которых
он мог обозначить. То, что мы сегодня называем мифом,
в представлениях древних африканских обществ было достовер­
ной историей того, как возник мир, сложились отношения между
людьми, сформировалась культура. С миром, в котором находи­
лись надприродные существа, мир людей, мир культуры тесно и
постоянно взаимодействовал.
Еще больше не соответствует архаичным воззрениям термин
«магия». Обычно под магией понимают круг представлений,
в силу которых человек якобы обладал возможностью влиять на
другого человека, на развитие событий, на явления природы,
воздействуя на связанные с ними внешним сходством, подобием
или бывшие их частью предметы. Но архаичное сознание осмыс­
ляло магию несколько шире. Оно признавало существование глу­
бинных внутренних связей между всеми элементами мироздания,
организуя его в стройную, действующую по определенным нор­
мам модель. Это видение мира было, в сущности, первой попыт­
кой человечества осознать закономерности, действующие во Все­
ленной.
К тому же зачастую, вольно или невольно, в слово «миф» и
«магия» вкладывался уничижительный смысл. Выдающийся анг­
лийский этнограф XIX в. Э. Тэйлор писал о магии, что «она, по
своему основному принципу, составляет принадлежность самой
низшей из известных ступеней цивилизации, и у низших рас, ко­
торые имели очень небольшое участие в умственном развитии
мира, сохраняется еще во всей своей силе». Магия для него—
это волшебные искусства, систематизированные в мнимые науки
[23, с. 101, 107]. С «детством человечества» связывал ученый и
возникновение мифологии, «волшебных басен» [23, с. 252].
Если и справедливо утверждение, что магия и миф склады­
ваются на низшей ступени цивилизации, то вряд ли оправдано
отношение к ним лишь как к «заблуждениям зари человечества».
В них трудно не увидеть результат огромных и плодотворных
9

усилий человеческой мысли по познанию действительности.
В глифе и магии закреплен богатейший социальный опыт, кото­
рый и позволил человечеству с течением времени преодолеть
узость своих архаичных представлений и сделать шаг в сторону
более реалистического, более объективного осмысления миро­
здания.
Народная культура древности требует исторического подхода.
Колоссальная дистанция, отделяющая ее от современной культу­
ры, очевидна, но нельзя закрывать глаза и на долгий путь, прой­
денный африканскими народами прежде, чем они создали духов­
ный мир, поразительный по богатству идей и образов, по красоте
его выражения в фольклоре, в изобразительных искусствах. Яв­
ления, которые мы называем мифом и магией, составляли неотъ­
емлемую часть архаичного миропонимания, и их влияние ощути­
мо во всех видах деятельности человека древнеафриканского об­
щества. Изучение этих сторон народной культуры позволяет
правильно оценить реакцию людей на различные события в ок­
ружающей жизни, их поведение в различных жизненных ситуа­
циях, наконец, характерные для них умственные процессы. Но
только в том случае, если встать на позицию человека древно­
сти и попытаться через призму его сознания посмотреть на миф
и магию.
Первый шаг в этом направлении —сопоставление двух си­
стем представлений: мифической и магической. Оно обнаружива­
ет как их внешние различия, так и глубинную внутреннюю
связь.
Миф —это всегда образы существ действующих, созидающих
или разрушающих. Одни из них наделены колоссальным могу­
ществом, другие имеют лишь ограниченное влияние, но совокуп­
ность их противоречивых действий и составляет одну из основ
того мира, который был известен человеку древности.
По поверьям конго, в начале были лишь темнота и вода,
укрывавшая всю землю. В этом мрачном хаосе и царил Бумба
Чембе (Нзамби). Он обладал чертами человека, но был не­
вероятно высок и бел. Однажды у него возникли острые боли в
желудке, и он изрыгнул Солнце, Луну и звезды. Благодаря сол­
нечному теплу вода начала испаряться и появились, там и здесь,
песчаные отмели. Но еще не существовало ни животных, ни рас­
тений. И снова у Бумбы Чембе заболел живот. На этот раз он
отрыгнул леопарда, орла, крокодила, рыбку —йо бумбу, молнию
и белую цаплю. Мир был создан [77, с. 9].
Согласно мифу, записанному в Руанде и объясняющему про­
исхождение трех каст местного общества —скотоводов-тутси,
земледельцев-хуту и отверженных тва, бог Имана, создав трех
братьев — Гатутси, Гахуту и Гатву, подверг их испытаниям. Сна­
чала он поручил им сберечь горшок с молоком. Гатва выпил мо­
локо. Гахуту заснул и во сне опрокинул горшок, и только Гатут­
си сберег молоко для бога. Затем Имана показал братьям ново­
рожденного и сказал: «Убейте младенца, и я осыплю вас богат­
10

ствами». Гатутси и Гахуту решительно отказались, а Гатва раз­
рубил ребенка надвое. Разгневанный Имана проклял Гатву за
содеянное зло, объявив: «Ты будешь питаться объедками» [45.
с. 20].
В первом мифе выступает один Бумба Чембе, во втором —
Имана и его творения —братья Гатутси, Гахуту и Гатва. При
всей своей простоте они объясняли: первый —возникновение
мира, второй —структуру руандийского общества и своеобра­
зие существующих там порядков. И характерно, что это не
просто объяснбниё; но и освящение сложившейся ситуации. По­
ступки мифических персонажей, содержание мифа как бы узако­
нивали то, что уже возникло, сложилось в человеческом обще­
стве.
Так, население севера провинции Ятенга в Верхней Вольте
издавна подразделялось на две группы —фулсе и ньоиьоссе. Из
первой группы выходили вожди, из второй —служители культа
земли, все те, кто занимался обрядами, касающимися земли-кор­
милицы. Как оказывается, согласно местным космогоническим
мифам, фулсе «спустились» с неба, тогда как ньоньоссе вышли из
глубин земли [135, с. 16—17]. Это «происхождение» и предопре­
делило своеобразное распределение обязанностей между двумя
группами народа.
Очень часто мифические силы уподоблялись людям, и их ок­
ружал быт, напоминавший обычный жизненный уклад африкан­
ской деревни. Характерен в этом отношении миф йорубов о про­
исхождении песен «иджала», посвященных богу огня Огуну. Миф
рассказывает, что однажды скучающий бог отдыхал в главном
проходе своего дома, окруженный бездельничающими детьми. Их
вид разгневал отца, и он закричал: «Вы —сборище ничтожеств!
Вам должно быть стыдно. Вы ничего не делаете, чтобы развлечь
отца!» Повернувшись к старшему сыну, он сказал: «Ну, начи­
най. Исполни что-нибудь». Сын ответил пением хвалебного
гимна. И с той поры Огун всегда требовал, чтобы восхваления в
его честь исполнялись в манере, созданной его старшим сыном.
Он назвал этот стиль «иджала» [34, с. 7].
Скучающий, гневливый бог из этой легенды, наверное, вызы­
вал в памяти тех, кто ее слышал, знакомые лица вождей или
старейшин, не знающих, чем занять себя в свободное время,
и жаждущих лести и восхвалений. Не менее «реалистична» за­
ирская сказка о том, как некий юноша вознамерился жениться
на дочери Солнца и Луны. Солнце и Луна долго обсуждают
достоинства жениха, размеры вена, которое он должен будет вне­
сти за их дочь. Так заботливый крестьянин вместе с женой тща­
тельно взвешивает, пригоден ли жених для их любимой дочери,
не забывая при этом и собственные интересы.
Естественная в архаичном сознании тенденция к «очеловечи­
ванию» мифических сил вместе с тем —далеко не единственная
и даже, пожалуй, не главная. Поскольку мифические силы по
самой своей природе принадлежат к миру, который по многим
11

признакам противоположен среде, в которой живет человек, люд­
ское воображение наделяло их чертами и свойствами, противо­
положными человеческим. Так, не случайно в упоминавшемся мифе
конго о Бумбе Чембе он —белый. Мелом окрашивали тела жре­
цы при совершении обрядов, в которых они олицетворяли обита­
телей потустороннего мира. У духов умерших, по поверьям, бы­
тующим у многих народов, кожа была белой.
Иные мифические существа рисовались человеческому вооб­
ражению страшными чудовищами. Советская исследовательница
Е. С. Котляр пишет, что бенинские фоны говорили о змее-ра^
дуге Айдо-Хведо: «ты была создана прежде, чем были созданы
земля и небо», «ты находишься в земле и на небе». Согласно их
мифологии, Айдо-Хведо носила творца в своей пасти, когда тот
создавал Вселенную. Но и сама она приняла непосредственное
участие в акте творения, образовав горы, деревья, больших жи­
вотных. Чтобы огромная масса сотворенного мира не низвергнулась в море, Айдо-Хведо скрутилась кольцом, закусив кончик
собственного хвоста, и легла под сушу, как круглый валик для
переноски груза кладется на голову под этот груз. Змея не лю­
била жару, и верховное божество поместило ее в море [7,
с. 40].
В скульптуре африканских народов известны крайне при­
чудливые фигуры мифических творений. В самом их невероятии
прослеживается, впрочем, определенная логика. Как оберег, при­
званный защищать от той или иной напасти, образовывался пу­
тем подбора обладающих нужными свойствами магических эле­
ментов -г- трав, кореньев, минералов, кусочков кожи и других
предметов, так и образ мифического существа зачастую склады­
вался путем сочетания нужных признаков различных рыб, птиц,
пресмыкающихся и других животных, которыми изобилует аф­
риканская природа.
Огромную группу мифических существ составляли души умер­
ших. Часть из них населяла деревни мертвых, напоминавшие
селения, в которых они находились при жизни. Более того,
в прошлом у народов Берега Слоновой Кости —эбрие, мбато,
атие абуре, раз в 70 лет совершалась церемония, в ходе которой
разрушались все дома квартала, в котором приближалось к ис­
чезновению старейшее поколение. Молодежь строила на преж­
нем месте новые дома. «Деревня, квартал рождаются, живут и
умирают как люди. А умирая, они переносятся в потусторонний
мир, где люди ушедших поколений смогут в них жить» [135,
с. 123]. Так объясняли эту необычную церемонию ее участники,
подчеркивая, что царство мертвых мало чем отличается от мира
живых.
Далеко не все души включались, однако, в сонм племенных
предков и находили успокоение в царстве мертвых. Те, кто был
отмечен «дурной смертью» — от удара молнии, казненные, не по­
лучившие погребения, уличенные в колдовстве и т. д., исключа­
лись из их числа. Считалось, что «дурная смерть» настигает
12

лишь тех, кто тайно или явно осквернил себя и в силу этого
частично или полностью порвал свои связи с общинным коллек­
тивом, соединил себя с мифическим, асоциальным миром. Души
погибших «дурной смертью» не уходили в царство мертвых,
а оставались в лесу или саванне, неподалеку от родных дере­
вень, жителей которых они преследовали и которым причиняли
зло. Именно эти многоликие существа вызывали у людей особый
ужас, именно они наполняли окружение человека тысячами
страшных, искаженных ненавистью и злобой образов.
Издревле разработанная система обрядов и запретов помогала
обществу сохранять гармоничные отношения с мифическим ми­
ром, предупреждать гнев мифических сил, а иногда и опираться
на их помощь. Сам этот мир был, впрочем, дуалистичеи, проти­
воречив; в нем находились, как представлялось людям, и враж­
дебные, и благосклонные существа. Были среди них и такие, ко­
торые, обладая безмерным могуществом, действовали непредска­
зуемо, всегда готовые к ярости или милосердию, в зависимости
от людского поведения. Вот почему контакты людей с ними всег­
да были отмечены настороженностью, а то и тревогой.
Если мифический мир образовывал особую часть действитель­
ности, как бы существующую в общественном сознании рядом
с реальной действительностью, то магия пронизывала сило­
выми линиями сложных взаимоотношений саму эту действитель­
ность.
Велико, в частности, место, занимаемое в архаичных пред­
ставлениях Луной-Месяцем. Во многих мифах эта планета высту­
пает как живое существо, иногда братом, иногда мужем Солнца,
а иногда — его непримиримым соперником. Но и в магии она
играет немалую роль, причем не как мифическое творение, а в
качестве небесного светила, оказывающего влияние на все су­
щее. Когда луна находится в ущербе, верили конго, люди и
звери слабеют, на деревьях свертываются лепестки цветов, бо­
лезни и другие беды, напротив, становятся сильнее. При появ­
лении молодого месяца его бурно приветствовали. Колдуны в
это время обновляли нкиси-фетиши, сжигая перед ними порох.
Матери поднимали на руки детей, чтобы показать им молодой
месяц, восклицая: «Отец Месяц, Отец Месяц, ты насылаешь на
нас головные боли и боли в животе. Ты дал жизнь сыну. Я дам
жизнь дочери» [79, с. 35].
В новолуние вся Руанда приходила в волнение, и на день
останавливались земледельческие работы. Восклицая: «У тебя
есть руки и у меня тоже. В прошлом месяце я тебя уже видел
таким же, как сегодня», люди простирали к луне вытянутые по­
лумесяцем руки. Для того чтобы приветствовать появление мо­
лодого месяца, следовало одновременно поднять правую руку и
правую ногу. Все музыкальные инструменты пускались в дело,
чтобы «очаровать» луну и сделать ее влияние благотворным.
Придворные прорицатели внимательно изучали обновленное све­
тило, чтобы открыть знаки, определяющие судьбы верховного
13

вождя —мвами. Но сам вождь в первую ночь новолуния не смел
смотреть на молодое светило, а мог наблюдать лишь за его отра­
жением в сосуде с молоком. Считалось, что красная луна будет
оказывать неблаготворное влияние на положение народа [45,
с. 37].
Вожди искали покровительства луны, устанавливая изобра­
жение полумесяца на крышах хижин, где они жили. У целого
ряда племенных групп Заира, в частности лунда, верховный
вождь носил головной убор в форме полумесяца. От состояния
луны зависела, по-видимому, его магическая сила, его способ­
ность благотворно влиять на судьбы подданных, и, прибегая к
знаку полумесяца, вождь утверждал неразрывность связи с ноч­
ным светилом.
Фазы луны указывали, согласно архаичным представлениям,
воздействие на урожайность. Конго, к примеру, думали, что,
если кассаву посадить в полнолуние, ее корни будут короткими.
Банановые побеги, когда луна была на ущербе, не образовывали
много гроздьев. Поэтому крестьяне предпочитали сажать бананы
в полнолуние, а кассаву и другие корнеплоды, от которых ждали
длинных и мощных корней, напротив, в новолуние [78, с. 65].
В ряде мест среди конго первые выкопанные корни кассавы и
орехи арахиса бросались в сторону востока и запада, чтобы воз­
благодарить как луну, представляющую запад, так и солнце —
олицетворение востока.
Когда луна молода, писал шведский этнограф К. Ламан о
представлениях конго, земля трепещет, потому что луна уносит
прочь души и людей и животных. Солнце и луна находятся по­
этому в постоянном соперничестве. Они преследуют друг друга,
и однажды, когда они столкнутся, человеческий род погибнет.
Мужчины превратятся в ящериц, женщины —в лягушек [78,
с. 65].
Как это часто бывает в народной культуре, магическое и ми­
фическое видение луны в этих представлениях переплеталось.
Если мысли о соперничестве двух светил, о возможности их
столкновения переносят нас в область мифа, то сознание того,
что различные фазы луны автоматически влияют на жизнь, на
людские судьбы,— магического порядка. К сфере магии следует
отнести и комплекс представлений о действенности различных
пространственных элементов.
В Западном Судане записана удивительная по поэтичности,
по трагической красоте образов и проникновенности легенда
«Лютня Газиро». Ее открывает описание сказочного города Уагаду, который четырежды исчезал, становясь невидимым для людей,
и четырежды менял свое название.
«Четырежды,—рассказывается в предании,—Уагаду менял
облик. Раз он смотрел на север, раз на запад, раз на восток
и раз на юг. И во всех случаях, когда Уагаду был виден лю­
дям, он имел четверо ворот: одни, обращенные на север, одни —
на запад, одни —на восток и одни —на юг. Это те стороны.
14

откуда Уагаду черпает силу и куда его сила оттекает...» [35,
с. И ].
Рассказ о Уагаду —легенда. Но вот что писал нигерийский
ученый Дж. О. Кайоде о резиденциях верховных вождей у йорубов: «Обычно имеется четверо ворот, ведущих в дворцовый комп­
лекс государя — афина — с восточной, западной, северной и юж­
ной сторон стены. Только главные ворота выделяются размера­
ми, и именно они используются народом. Остальные трое ворот
значительно меньше и должны быть замкнуты. Они могут быть
использованы жрецами обы —верховного вождя —при умило­
стивлении божеств. Четыре стороны символизируют священные
углы, через которые мир и благополучие вступают во дворец и
через которые благословение распространяется на город» [70,
с. 126].
Нигерийский ученый сообщает также, что различные части
тела усопшего вождя хоронились в четырех местах —на восто­
ке, западе, севере и юге от города. Йорубы верили, что при та­
ком способе захоронения город будет и впредь ощущать поддерж­
ку обы [70, с. 129].
В магическую силу четырех сторон света верили не только
йорубы и народы Западного Судана. У тсвана Южной Африки
деревни сооружались таким образом, чтобы вход в них был сори­
ентирован по оси восток —запад. Глава семьи, строившей де­
ревню, помещал свою хижину на восточном конце этой оси, а его
потомки, нечетные по порядку рождения, строили свои жилища
слева от его хижины, с северной стороны, а четные по порядку
рождения располагали свои дома справа — с южной. При этом
они сознательно сооружали свои жилища так, чтобы те вписы­
вались в круг.
«Кгола (селение) строится в форме полумесяца,—объ­
ясняли тсвана это обыкновение,—подобно луне, когда она на­
чинает расти. Так и семья должна увеличиваться, так должно ра­
сти количество сыновей у мужчины, пока деревня не образует
цельный круг словно полная луна. Когда деревня образует такой
круг, наступает время создавать новую деревню» [111, с. 82].
Отселение части жителей после того, как кгола замыкала
круг, диктовалось, по-видимому, и социально-экономическими
причинами. Начинало недоставать земли для всех общинников,
все острее ощущалась перенаселенность, приобретали напряжен­
ность внутриобщинные конфликты. Поэтому сооружение деревень
кольцом определялось хорошо осознаваемой в народе потреб­
ностью предупреждать вспышки противоречий в общинах, сохра­
нять там мир и сплоченность. Но вместе с тем в этой лунообраз­
ной планировке селений сказывалось и влияние двух скрещиваю­
щихся идей — о скрытой действенности четырех сторон света и
о магической силе луны. И своей формой, и своей ориентацией
по осям восток —запад, север —юг каждая деревня тсвана стре­
милась гармонично «вписаться» в общепринятую модель миро­
здания.
15

Характерно, что восток и запад, север и юг наделены противо­
положными свойствами, и с каждым из этих пространственных
элементов ассоциировались контрастные стороны человеческого
существования.
Восток нес жизнь, свет, мужское начало, благополучие; запад,
напротив, означал смерть, мрак, женское начало, несчастье. Че­
ловеческое общество находилось, следовательно, в точке пересе­
чения силовых потоков, оказывающих на него противоположное
воздействие. К этому нужно добавить еще одну «силовую ли­
нию» —между верхним, нижним и глубоким, представление о ко­
торой также оставило мощный след в архаичной картине мирозда­
ния.
Согласно африканской мифологии, противоположности между
верхним и нижним, небом и землей в далеком прошлом не су­
ществовало. Это было время, когда боги и люди жили рядом. Миф
эве повествует, что некогда па земле жила лишь одна пожилая
супружеская пара. Небо было в то время столь близко, что его
можно было коснуться рукой. Мужчина и женщина работали в
поле и жили счастливо. Но как-то раз женщина предложила,
чтобы они бросили в небо камень. Муж запретил ей это, ибо небо
обрушилось бы и задавило их. Воспользовавшись отсутствием
мужа в доме, жена все-таки швырнула камень в небо. Оно сразу
же поднялось ввысь, и оттуда донесся голос, предрекший людям
смерть [30, с. 109].
У ашанти существует предание, что некогда верховное боже­
ство Оньяме жило близко к людям.
«Когда дети жарили для себя на огне пищу,—рассказывается
в мифе,—они брали палку, ударяли ею и просили: „Дедушка Онь­
яме, дай нам мяса в добавку к нашей еде14. И мясо сразу сбрасы­
валось им с неба. Но как-то раз старухе, толкущей в ступе фуфу,
Оньяме помешал, и она попросила его немного отойти. Бог подчи­
нился. Старуха, однако, потребовала, чтобы тот отступил еще
дальше. Разгневанный Оньяме навсегда скрылся ввысь на небе»
[30, с. 109].
Эти мифы — о происхождении смерти в результате «ухода»
небес от земли ввысь, о разрыве между людьми и богом —
подчеркивают всю важность цепочки «небо —земля —подземье».
Небо —это бессмертие, благополучие, счастье, а земля —юдоль
скорби, где человека ждут болезни, всяческие испытания, смерть.
Высокие деревья, скалы, горы и холмы осмыслялись как магиче­
ские мосты между землей и небом, а символом нити, соединяю­
щей эти две сферы пространства, стал жреческий -жезл, игравший
столь большую роль в обрядности.
Связи, объединяющие луну, вождя, его подданных с расти­
тельным и животным миром, или восток, солнце, свет, мужчин,
можно назвать магистральными силовыми линиями, опоясываю­
щими мироздание. Наряду с ними существовало множество вто­
ростепенных, но в повседневном обиходе чаще используемых
16

взаимосвязей. Часть предмета всегда сохраняла зависимость от*
целого, как бы далеко она ни находилась, и, воздействуя на эту
часть, человек был убежден, что влияет на целое. Невидимые от­
ношения соединяли внешне схожие вещи. В сложном взаимодей­
ствии находились контрастно противоположные предметы и явле­
ния —холод и жара, дождь и засуха, засохшие и зеленые листья,
что также учитывалось в повседневной магии. Механическое со­
прикосновение вещей вело к переходу свойств одной из них на,
другую.
Наконец, обществом разрабатывалась целая система знако­
вых обозначений различных природных явлений, простран­
ственных элементов и т. д., что позволяло ему посредством этой
системы воздействовать на действительность в желаемом направ­
лении. Видное место в знаковой системе принадлежало слову,
жесту, графической фигуре.
Таким образом, в то время как мифологию заполняли тысячи;
изменчивых существ с непредсказуемым поведением, магия кон­
тролировала охватывающую мироздание сеть скрытых, но, как
представлялось архаичному сознанию, объективно существующих
связей. В мифе древнее общество выступало как художник, в ма­
гии —скорее как исследователь-аналитик. Магия противостояла
мифу, как логика противостоит непредсказуемости.
Продолжая сопоставление магии и мифа, трудно не заметить*
что миф —это непрестанное движение, тогда как «законы» магиц
стабильны и устойчивы.
В народной культуре миф всегда существует в повествова­
тельной форме. Он развертывал перед народным воображением
картины сотворения мира, истории деяний божеств и героев, эпи­
зоды создания культуры и общества, а народ постоянно вносил
в него изменения, поправки. Не закрепленный письменностью,
миф был зыбок, подвижен и преображался от района к району,
от племени к племени. Когда современный исследователь пытает­
ся установить, как в народе представляли себе образ того или
иного божества, то обычно он сталкивается с целым рядом вер­
сий, иногда весьма отличных одна от другой. По-разному вспо­
минаются в народе и эпизоды, относящиеся к мифическим вре­
менам.
Миф о сотворении мира фонов, показывает, что они испыты­
вали культурное воздействие как материнской этнической груп­
пы —эве, так и соседних йорубов. Из мифологии соседей они по­
заимствовали образ Одудувы, правда, превратив этого родона­
чальника йорубов в демиурга, а из мифологии эве —образы Маву
и Лиса, луны и солнца. У фонов они становятся прародите­
лями всех малых божеств —ведунов и людей. Последним из
рожденных ими был бог-пересмешник Легба. Миф фонов расска­
зывает также, что Одудува первоначально создал двуполое су­
щество Оду, и уж из его самооплодотворения возникло нечто
беспредельно огромное —Земля. Он же породил Маву и Лиса
[37, с. 281].
17

Эве иначе представляли себе возникновение Земли. Маву в их
глазах— женское божество, живущее в пространстве где-то да
востоке. Лиса, хамелеон, напротив, жил на западе. Как-то раз
двум существам удалось соединиться, и из их любви родилась
Земля —Are [124, с. 63]. Но это —не единственная версия. Со­
гласно другим преданиям, Маву был верховным божеством-демиургом, а Лиса — его единственным ребенком. С помощью сына
Маву сумел многому научить людей.
Миф повествует:
«Со своих высей Маву хорошо видел, что на земле все шло
плохо и люди не проявляли ни интереса, ни выдумки к исполь­
зованию того, что имелось на земле. Они не умели обрабатывать
землю, ткать ткани, строить укрытия; они казались неспособны­
ми уладить малейшую проблему.
Однажды Маву послал на землю свое единственное дитя —
Лиса. В его руку он вложил кусок металла, не совсем такой, как
сабля, известная сегодня дагомейцам, но все же способный резать.
Маву держал его как жезл, когда создавал Вселенную. Этот ку­
сок металла напоминал меч, называемый гугбаса, и, дав его
Лиса, Маву сказал, чтобы тот сошел на землю, расчистил лес и
показал людям, как использовать металлы, чтобы они могли из­
готовлять орудия, которые позволят им добывать пищу, укры­
вать тело и строить жилища».
Далее миф повествует о том, как Лиса вместе с богом мол­
ний Гуном спустился на землю и научил людей земледелию и
ремеслам. В награду Маву отдал ему во владение солнце, откуда
Лиса мог бы наблюдать за Вселенной. Лиса взял туда с собой
своего друга Гуна [124, с. 64].
Сколь жевелики изменчивость, неустойчивость мифических
традиций, если и Маву и Лиса выступали, как видим, в самых
различных ролях, в самых различных обличьях — от демиурга до
хамелеона. Эта зыбкость народных представлений была, по-види­
мому, обусловлена разобщенностью народа, отдельные ветви ко­
торого сохраняли и развивали самостоятельные версии мифа,
унаследованного от праотцов, а также силой духовного влияния
соседних этнических групп. Вероятно, сказывалась и относитель­
ная слабость жреческой прослойки, которая могла быть заинтере­
сована в унификации мифических образов и идей.
И все же, как ни противоречиво видение народом своего пан­
теона, нельзя не заметить, что образы отдельных мифических сил
при всей текучести не выходили за пределы определенных коор­
динат. В мифологии эве и фонов, если говорить о Маву и Лиса,
такими постоянными координатами можно назвать идею о суще­
ствующей между ними связи, их отождествление или близость с
луной и солнцем, с женским и мужским началами. Очень устой­
чиво стремление видеть в Маву верховное, главенствующее боже­
ство, а в Лиса, символ которого — хамелеон,— культурного
героя, помощника бога-творца. В Дагомейском королевстве изобра­
жения хамелеона встречались повсюду —на барельефах, укра­
18

шающих дворцы, в настенных росписях, в изделиях из меди и се­
ребра.
Существование таких незыблемых координат, как бы ограни­
чивающих поле происходящих в мифологии метаморфоз, не была
случайностью. Они восходили к пластам древних образов-идей;
в них сохранялась культурная традиция народа.
В сопоставлении с изменчивостью мифа магия представляется
застывшим сводом раз навсегда найденных решений. Ее основ­
ные принципы прослеживаются в самых различных народных
культурах. Люди, жившие на противоположных концах континен­
та, в сущности одинаково понимали причины действенности ма­
гических связей и условия, при нарушении которых обращение к
магии становилось бесполезным. Среди них главное —полная, аб­
солютная тождественность обрядности прецеденту.
В книге «Мифология» видный польский писатель, знаток ан­
тичности Я. Парандовский рассказывает:
«Римлянин жил в постоянном страхе, что не совершил обря­
ды, как надлежало. Малейший пропуск в молитве, какое-то не­
ловкое движение, внезапная помеха в религиозном танце, полом­
ка музыкального инструмента при жертвоприношении — этого
было достаточно, чтобы тот же самый обряд повторить заново.
Бывали случаи, что все повторялось с самого начала до тридца­
ти раз, пока жертвоприношение не совершалось полностью. При
сотворении молитв жрец должен был следить, чтобы какое-нибудь
выражение не было пропущено или произнесено неуместно.
С этой целью кто-нибудь иной читал сначала, а жрец слово в сло­
во повторял за ним. Читающему придавался помощник, наблюдав­
ший, хорошо ли тот читает. Имелся также особый жреческий
служка, который наблюдал за тем, чтобы присутствующие храни­
ли молчание. А одновременно трубач изо всех сил дул в трубу,
чтобы кроме слов молитвы ничего другого не было слышно» [97,
с. 280].
Боязнь внести в обряд малейшее изменение была присуща не
только древним римлянам. И в Тропической Африке нарушение
обряда объясняло неудачу колдуна, вызывавшего дождь, и зна­
харя, так и не сумевшего исцелить больного.
Устойчивость магических представлений предопределялась,
в частности, тем, что в их основе лежали объективно существую­
щие в мире связи. Правда, с точки зрения современного человека
они выглядели случайными и поверхностными, но в древности их
осмысление могло быть и было совершенно иным. Внешнее, на
наш взгляд, сходство свидетельствовало о внутреннем родстве,
а такая степень близости обусловливала существование взаимо­
влияний и взаимозависимостей, скрытых причин явлений, проис­
ходящих в природе и в обществе.
Слово «магия», как оно понималось в древних африканских
культурах, охватывало два круга идей и образов. Один включал
природу, пространство, второй — совокупность созданных и созда­
ваемых обществом магических средств и символов.
19

Такие «силы» природы, как солнце и луна, земля и небо,
■огонь и вода, лес и пустыня, были исходными точками беско­
нечных цепочек уподоблений и отождествлений, которыми охва­
тывалось все мироздание. А рядом, иногда скрещиваясь с этими
цепочками в сложные узлы, тянулись нити, идущие от таких эле­
ментов пространства, как четыре стороны света, высота и глуби­
на, правое и левое. Внутренняя жизнь этих систем подчинялась
ритму времени, который зависел от двойного движения —солнца
и луны. Этот ритм был своеобразным пульсом мироздания. Он
явственно ощущался в природе, а общество прислушивалось к
нему в своих обрядах, трудовой деятельности, в своем искусстве.
Создание такой модели мироздания было естественным резуль­
татом работы народного сознания над «открытием» Вселенной,
над осмыслением действительности, естественным для определен­
ной стадии общественного развития. Пока от людей оставались
скрыты глубинные закономерности мироздания, их мысль начина­
ла видеть причины и следствия происходящих в мире событий и
явлений в их внешнем сходстве, в физической близости, в их
контрастности; поверхностные признаки создавали своеобразные
каналы для проявления магических взаимосвязей.
При отличии в отдельных подробностях эта архаичная модель
скрытых закономерностей Вселенной в основе своей была одина­
кова в различных древних африканских культурах. Ведь единой
была логика, подчиняясь которой, народное сознание открывало
в действительности эти закономерности. Сходными, если не тож­
дественными, были природные условия, окружающие отдельные
этнические группы, а также их производительные силы, уровень
их знаний, степень постижения мира.
Второй круг магических представлений охватывал рукотвор­
ные средства, с помощью которых человек надеялся защититься
от внешних сил или же подчинить их собственной воле. Они
включали ритуализированные жесты, заклинания, различного
рода амулеты и, естественно, в своем бесконечном разнообразии
резко отличались от народа к народу. Однако же и в этом круге
представлений можно выделить некоторые общие для различных
этнических групп начала. Каковы же они?
Среди шона Замбии было известно такое магическое средство,
как мангоромера, применявшееся охотниками и воинами. Оно
изготовлялось из клочков шкур льва, леопарда, слона, носорога,
а также крокодила, змеи шато и рыбы нетемедзи. После их сож­
жения пепел втирался в надрезы, которые делались над локтями,
на предплечьях и запястьях. Остатки пепла завертывались в
ткань и привязывались к правой руке. Считалось, что пепел все­
ляет в человека храбрость, придает его телу нужную в схватках
ловкость. Снадобья, приготовленные колдуном, вбирали в себя
и передавали человеку качества, присущие и льву и леопарду,
и слону, и носорогу, и крокодилу, и змее, и рыбе. Они были мост­
ком, незримо соединившим эти существа с человеком [58, с. 65].
Способность служить управляемым средством связи, сообще­
20

ния — одна из главных у рукотворных оберегов и чар. С их по­
мощью личность, как ей казалось, могла войти в контакт с дейст­
вующими во Вселенной магическими силовыми каналами. Кроме
того, они были фантастической, воображаемой формой общения
между людьми. Когда в общине вспыхивали ссоры, появлялись
болезни, кто-то умирал, это объяснялось вмешательством колду­
на или колдуньи, которые сводили счеты с противниками.
К магии постоянно прибегали те, кто не был уверен, что
ему удастся законным образом добиться удовлетворения своих
интересов, особенно если существовали сомнения в обоснованно­
сти его прав и требований. И атакующие и защитные магические
средства были у каждой этнической группы «материальным» вы­
ражением одолевающих ее страхов, ее надежд и стремлений, ее
внутренних конфликтов. Магия была теснейшим образом связана
с духовной, эмоциональной жизнью древних африканских обществ
и мгновенно откликалась на все происходящие в них потрясения
и сдвиги. Когда в колониальную эпоху эти общества вступили в
период коренной внутренней перестройки, в магических представ­
лениях воплотились многие трагические стороны этого историче­
ского процесса.
Подчиняясь у всех древних африканских обществ одним и тем
же принципам, служа воображаемым средством защиты и напа­
дения, а также каналом передачи или получения каких-либо «со­
общений», рукотворная магия в своей основе поразительно едина
у различных этнических групп. В равной мере повсеместно про­
слеживается и существование наряду с магическими приемами,
служащими интересам (добрым или злым) личности, приемов,
призванных служить нуждам родо-племенного коллектива.
На этом уровне магический ритуал существенно усложнялся; им
собирались в пучок многообразнейшие действенные начала.
Примером общенародного ритуала могут служить обряды не­
большой южноафриканской этнической группы —ловеду Транс­
вааля —по вызыванию дождя. В его центре стояла «царица»
дождя —правительница племени, обладающая, по народным
представлениям, удивительной способностью ниспосылать дождь
на землю соплеменников и лишать его своих недругов. Ловеду
видели в ней чуть ли ие хозяйку времен года. Когда она умира­
ла, связь между временами года нарушалась и засуха станови­
лась неизбежной. Сами ее настроения влияли на дождь; если
она была недовольна, гневна или огорчена, то работать успешно
уже не могла.
Обладая славой крупнейшего «дождетворца» Южной Африки,
«царица», все же никогда не вызывала дождь одна. Ей всегда
помогал чародей, которых было немало среди ловеду. Его дол­
гом было выяснить причины засухи, открыть, какие силы ме­
шают проявиться могуществу «царицы». Используя собственные
средства, он помогал ей устранить эти помехи. Но чародей всегда
повторял, что в конечном счете его способности зависят от ца­
рицы: если она удерживает его руки, вся его власть бесполезна.
21

Глубокой тайной были окутаны действия, которые совершала
«царица», чтобы вызвать дождь. Была секретна и природа пред­
метов и чар, которые она применяла. Дождевые чары «царицы»
хранились в грубых земляных горшках в запретной части де­
ревни. Кроме того, в одной из хижин укрывались рога, которые
вызывали дождь, когда их клали на землю. В рогах содержались
магические средства, при сожя^ении которых поднимающийся к
небу дым собирал облака. В прошлом в церемонии также исполь­
зовались призывающие дождь барабаны.
Что содержали дождевые горшки? Магические чары верхов­
ной жрицы включали множество самых различных предметов. Здесь
и кожа умершего вождя, и жир муравьеда, и части антилопы
куду. Кроме того, в горшках была морская вода, белые и черные
морские раковины, различные корни и кора лиан и деревьев, сре­
ди которых особое место занимала лиана хади. В этой прочной
лесной лиане содержится много влаги.
Дождевые горшки имелись не только у «царицы», но и у не­
которых крупных старейшин. По приказу «царицы» примерно в
августе они собирали кору и коренья —их названия передавались
от отца к сыну, смешивали их с водой в обрядовых кувшинах
и взбалтывали с тем, чтобы дождь был хорош [74, с. 272].
Нужно очень хорошо знать символику ловеду, чтобы понять,,
почему именно те, а не иные предметы применялись при приго­
товлении дождевых чар. Бросается, впрочем, в глаза связь неко­
торых из них с водой, с морем. Таковы сок лианы, морские ра­
кушки, доставленная из океана вода. Вероятно, не было случай­
ностью и то, что верховной жрицей дождя — его «царицей» —
была у ловеду женщина. Французский исследователь А. Жюно
писал, что у народов банту Юго-Восточной Африки вода некогда
считалась, по всей видимости, женским началом [66, с. 391].
У л оголи и ньоле Восточной Африки первым жрецом дождя, со­
гласно народным преданиям, была женщина, прибывшая с во­
стока. Как только она наливала воду в горшок, ее чары начина­
ли действовать. Испытав мужество некоего Лугираки, жрица на­
учила его, как вызывать дождь [124, с. 139].
Силы, заключенные в магических сосудах, могли «ослабеть»,,
и их следовало подкреплять. Каждый год нужно было «отдавать»
им первые плоды нового урожая, и в царской деревне никто не
ел, пока этот обряд не был завершен. Не менее важно, чтобы
дождевым горшкам были «преподнесены» первые термиты, обыч­
но появлявшиеся после обильных декабрьских дождей. Термитов
могли собирать только девочки. А после того как горшки были
«попотчеваны» первыми плодами года и термитами, объявлялся
праздник; работы в поле прекращались. Нельзя было мотыжить
землю и после того, как выпадал первый дождь, земля словно бы
не желала, чтобы в это время нарушали ее покой.
Иногда дожди не наступали и после совершения всех необхо­
димых обрядов. В таких случаях люди говорили, что «страна в
беспорядке». По всему краю тушились огни, причем для этого
22

использовалось мощное магическое средство муфого. По деревням
отправлялись мальчики и девочки с муфого и побегом лианы хади
в руках. Сначала эти чары подогревались на костре, а затем пе­
пел костра выметался. Новый огонь разжигался самостоятельно
на каждом дворе, заимствовать его у соседей запрещал обычай.
Как ни многообразны обряды, с помощью которых у дове­
ду вызывался дождь, практически все они имели магический ха­
рактер. В поисках защиты от засухи «дождетворцы» не соверша­
ли жертвоприношений богам, не обращались за содействием к
мифическим силам. В их распоряжении находились, как они ду­
мали, средства, которые действовали автоматически. Раз приве­
денные жрецами в движение, они вызывали цепную реакцию, за­
вершавшуюся в конечном счете дождем. Если по каким-либо
причинам не срабатывала одна линия взаимосвязей и взаимоза­
висимостей, незамедлительно использовалась дублирующая ли­
ния. Дождь был для земледельцев доведу, как писали супруги
Криге, эликсиром жизни, а поэтому и все связанные с ним обря­
ды считались особенно важными [74, с. 271].
Устойчивость как принципов, объясняющих древнему афри­
канскому обществу действенность магии, так и организующих
Вселенную и общество линий взаимозависимостей разительно
контрастирует с текучей изменчивостью мифических образов и
ситуаций. Но миф и магию отличала еще одна черта.
Мифические силы вступали между собой в отношения, кото­
рые напоминали человеку порядки, существующие в окружаю­
щем его обществе. Нормам, определяющим то, как младший об­
ращался в этом обществе к старшим, подчинялись и контакты
между людьми и мифическими силами. Обряды в честь богов
или предков могли поэтому совершаться только старшим в семье,
старейшиной деревни, вождем племени, в зависимости от того,
к кому адресовывались люди. Младшему в семье казалось недо­
пустимым обращаться к ее предкам самостоятельно, через голову
старшего в доме. В тех случаях, когда обряды затрагивали инте­
ресы всей деревни или племени, они должны были совершаться
соответственно либо деревенским старейшиной, либо племенным
вождем.
Магия, напротив, была открыта каждому. Конечно, в примене­
нии магических средств, как и в других сферах человеческой
деятельности, имелись опытные знатоки, но в принципе любой
человек мог прибегнуть к их помощи. К тому же, поскольку ее
нормы представлялись объективно существующими, она могла
казаться и более надежной, чем содействие своенравных мифиче­
ских сил.
Значение этого различия обнаружилось в эпоху, когда внут­
ренние сдвиги в африканском обществе вызвали перестройку и в
его сознании. На почву древних мифических представлений ока­
зались пересажены заимствованные у христианства и ислама об­
разы, а место племенных жрецов заняли пророки и мессии новых
афрохристианских сект. Что касается магии, то она проявилась в
23

болезненных вспышках колдовских суеверий. Лидеры молодых
афрохристианских сект подкрепляли свою популярность и авто­
ритет среди верующих лозунгами борьбы против зловещих дея­
ний ведьм и ведьмаков, и в начавшемся противоборстве африкан­
ских церквей и колдовских движений угадывалось древнее про­
тивостояние мифа и магии.
Эволюция общества и общественного сознания уже в глубокой
древности постепенно обостряла противоречие, существовавшее из­
начально между мифом и магией. Вместе с тем их изучепие по­
казывает, что в них выражались две стороны единого процесса
познания действительности архаичным сознанием. Миф и магия
дополняли друг друга, когда человеку надо было объяснить со­
бытие, не поддающееся в силу ограниченности накопленных об­
ществом знаний рациональному истолкованию.
Естественно, что эти стороны архаичного сознания оказали
огромнейшее влияние на всю народную культуру Тропической
Африки. Скажем, обрядность, гадание, врачевание, колдовство и
ведовство, этика и мораль, изобразительное искусство, сказка
не могут быть поняты без его учета. Причем это воздействие
столь же двойственно, как двойственны мифо-магические представ­
ления.
Общественное сознание воспринимало миф и магию как
альтернативные подходы к объяснению извечного порядка
Вселенной. Рядом с обрядами, обращенными к мифическим си­
лам, существовали магические церемонии. Прорицания, основы­
вавшиеся на содействии мифических существ, дублировались с
помощью магических приемов гадания. Успех врачевания зависел
от изгнания злого духа из тела больного и от применения укреп­
ляющих личность пациента магических чар.
Так две стороны архаичного сознания проявлялись в народ­
ной культуре Тропической Африки как два взаимосвязанных, но
различных потока мысли, два различных подхода к жизни, ко
Вселенной и обществу.
Вырабатываемая архаичным сознанием мифо-магическая мо­
дель мира не противостояла реальной действительности, а ее
продолжала и дополняла. В первую очередь именно магические
представления «сшивали» воображаемую картину Вселенной с
реальным миром, причем наиболее тесно в «точках», которые
были наиболее важны с позиции архаичного сознания, таких, как
изначальные стихии мироздания —вода, огонь, небо, суша, четы­
ре стороны света и т. д. Они вызывали пристальный интерес че­
ловека и подвергались поэтому наиболее интенсивной мифологи­
зации.
Частью титанической работы по познанию и осмыслению мира
и было, с одной стороны, сближение отдельных зверей и отдель­
ных «звеньев» Вселенной, а с другой —мифологизация действо­
вавших, по представлениям древних, космических сил. В конеч­
ном счете в таких сближениях воплощалась одна из ранних ста­
дий понимания человеческим обществом собственных взаимоот­
24

ношений с окружающим миром, собственной природы. Об их
исключительной важности свидетельствует и тот факт, что вокруг
каждого из них вырастало множество вторичных идей и пред­
ставлений. Огромным было их воздействие на ткань общественных
отношений.
Проследить за работой архаичного сознания именно в этом на­
правлении —значит многое увидеть из того, что, как правило,
скрыто в подспудных глубинах народной культуры.
От дикости к культуре
О Псе известно множество мифов и сказок. Обычно повество­
вания о том, как собака похитила огонь, начинаются с напоми­
нания, что некогда люди ели пищу сырой. Мясо они сушили на
солнце, зерно толкли, а потом размачивали в воде, чтобы оно
стало мягче. Но однажды...
Собака принесла мясо, которое украла в царстве верховного
божества Джуока. Оно было поджарено на небесном огне. Попро­
бовав небесную пищу, люди нашли, что она намного вкуснее, чем
их обычное сырое мясо. Как же получить огонь? Намотав соломы
на хвост собаки, они отправили ее назад, на небо. В небесных
высях собака начала крутиться среди горящих углей, пока со­
лома не вспыхнула. Добежав до людей, она от боли ожога при­
нялась кататься по сухой траве. Трава затлела, и разгорелся
пожар. Люди воспользовались им, чтобы получить огонь, кото­
рый и сохраняют по сей день.
Этот миф был записан у шиллуков, народности скотоводов в
Южном Судане. Из другого района континента пришло еще одно
сказание о Псе—похитителе огня.
Однажды Пес увидел Радугу и бросился к ней, пытаясь об­
наружить, где же находится ее конец. С трудом добрался он до
пещеры в горе. Вход в пещеру был тесным, и именно там Радуга
выбрала себе жилище. Пес проскользнул в пещеру и увидел, что
Радуга спит, свернувшись, как огромный удав, кольцами вокруг
огня. Осторожно он пробрался между колец Радуги, хвостом за­
цепил горящие уголья, выбрался наружу и убежал. В дороге Пес
даже пересек реку, держа горящий уголек на хвосте. Проснув­
шись, Радуга пустилась в погоню, но догнать Пса не смогла. Пес
передал огонь всем деревьям, и вот почему, если потереть два
кусочка дерева, вспыхивает огонь.
У нигерийских игбо миф о том, как собака добыла для людей
огонь, стал частью шутливой сказки о ссоре Черепахи Екаки и
Пса Обири. Сказка начинается с описания того, как дети Обири
обидели детей Екаки и решения Екаки отомстить за обиду. Ис­
тория гласит:
«Екаки пошел к Обири и сказал ему: „Дорогой друг, слышал
ли ты, что этой ночью в наших местах вспыхнет большая война?
Где же ты спрячешься с семьей? Я ищу убежища, потому что
25

этой ночью очень грозный народ придет, чтобы убить всех на­
ших людей". Пес ответил: „Я подожду, пока не услышу их при­
ближения. А тогда вместе с семьей побегу в Страну мертвых".
И отправился спать.
Около четырех часов ночи Екаки встал. Он собрал множест­
во раковин и связал их вместе. На заре он вышел и принялся
трясти этими раковинами на задворках дома Обири. Услышав
шум, Пес собрал всю семью и убежал в Страну духов — Ндуэн
Ама.
Екаки вошел в дом Пса и забрал оставшееся там мясо. Затем
он попытался узнать, каким путем убежали Пес и его семья.
Екаки был столь хитер, что вскоре это ему удалось. Добравшись
до Ндуэн Ама, Екаки увидел, что Обири играет на барабане, раз­
влекая духов, которые собрались на улице. Воспользовавшись
минутой, он обошел все дома, съел всю приготовленную там еду,
осквернил опустошенные горшки и снова их накрыл. Закончив,
он вышел на улицу и сказал Обири: „Прости меня. Я тоже хотел
бы побить в барабан для этих людей". И он отстучал на барабане
какие-то слова. Услышав их, духи в гневе разбежались по домам,
чтобы увидеть, что же случилось. Они обнаружили, что натворил
Екаки, и принялись упрекать Пса, говоря: „Мы знаем Пса. Он
наш сородич. Как же он мог привести с собой в нашу страну
столь скверного чужака?" И они прогнали Обири прочь. Что ка­
сается Екаки, то он убежал раньше и спрятался в чащобе.
Пес и его семья бежали вдоль дороги в родной край. А в то
время народ Ндуэн Ама был единственным, кто владел огнем.
В те дни во всем мире не было другого такого народа. Сильно
разгневавшись, они бросились к очагам, где лежала испорченная
еда, и схватили горящие поленья, чтобы бросить вслед убегаю­
щему Псу. Увидев это, тот кинулся назад, подхватил одно поле­
но и побежал домой, неся его в пасти. Вскоре он встретил ста­
руху, которая подумала: „Как было бы хорошо иметь огонь у
себя дома". И она отобрала у Пса полено, собрала сухих веток
и разожгла костер. Это был первый костер на земле. И вскоре
вокруг собрались люди, и некоторые из них взяли огонь в свои
дома.
Как только Солнце увидело, что земной народ получил огонь,
оно сказало Небу: „Больше нам не нужно висеть так низко над
землей. Они теперь могут готовить пищу без моей помощи".
И Небо поднялось и ушло высоко-высоко. Вот почему оно дер­
жится сегодня так высоко над землей» [118, с. 338].
Эти забавные сказки, в которых фантастичное и реальное
перемешаны самым невероятным образом, на первый взгляд ли­
шены какого-то скрытого значения. Не исключено, что и те, кто
их рассказывал, и те, кто их слушал, уже давно были не в сос­
тоянии уловить их подспудный смысл. Общественная память до­
носит из прошлого множество сюжетов и персонажей, происхож­
дение и изначальный смысл которых утрачены и становящихся
строительным материалом новых мифов и сказок.
26

В результате миф и сказка часто «многослойны». Ведь каждая
историческая эпоха оставляла свой «осадок». То, что было за­
писано как шутливое повествование для детей, еще недавно было
мифом, дающим ответ на самые серьезные и глубокие вопросы,
которые архаичное общество, ставило перед собой. В последней
•сказке —сказке игбо, переплетаются три истории — о соперниче­
стве Черепахи и Пса, о похищении огня и отдалении Солнца и
Неба от Земли. Если вспомнить, что в древней культуре многих
африканских народов Черепаха с ее круглым панцирем служила
символом — олицетворением Земли, что она представляла жен­
ское начало, а Пес. был связан с Огнем и воплощал мужское
начало, то становится ясным, что и история ссоры Черепахи и
Пса имеет определенный мифический подтекст. Что касается по­
хищения огня, то эта сказка выросла на крайне богатой мифиче­
ской почве.
Дело в том, что народная мысль ставила обретение огня в один
ряд с такими поворотными событиями прошлого, как появление
семьи в противовес изначально беспорядочному половому обще­
нию, как победа мужчин в соперничестве с женщинами, возмож­
но отражающая переход от матриархального к патриархальному
обществу, как становление власти и изживание анархии внутри
общества, как зарождение различных ремесел. Столь высокая
оценка огня основывалась на опыте. Древнее общество видело,
что овладение огнем помогло ему укрепить независимость от
природы, сделать устойчивее собственное благополучие, создать
предпосылки для более быстрого роста своей численности, спо­
собствовало возникновению многих ремесел, начиная с гончарно­
го. Вместе с тем реальное течение истории, ее конкретные эпизо­
ды в общественном сознании постепенно подменялись картинами
мифических драм. К тому же миф первоначальный, непосредст­
венно отразивший исторический факт, в свою очередь вытеснялся
мифом вторичным. Именно такими являются, в частности, исто­
рии, в которых рассказывается о похищении огня Псом.
Для африканской народной культуры, для архаичного обще­
ственного сознания характерно стремление рядить миф в самые
заурядные одежды повседневности. Словно пугаясь крайностей
собственного воображения, народ «заземлял» темы своих мифов,
подчеркивал реализм условий, в которых развертывалось мифи­
ческое действо. В этом отношении истории о приобретении чело­
веком огня не составляют исключения.
Сила рациональной тенденции в общественном сознании про­
являлась в упорстве, с которым оно искало и часто, как ему ка­
залось, находило в самой жизни ответы на вопросы, которые
обычно поднимало в мифах. Характерна в этом отношении сказка
чагга Танзании.
Оказывается, получать огонь случайно научились дети. Они
играли, и один мальчик вращал между ладонями стрелу, которую
прижимал к дощечке из дерева кихомбо. Стрела нагрелась,
и мальчик крикнул товарищам:
27

— Кто хочет потрогать?
Дети подошли, и он коснулся их нагревшейся стрелой. Дети
вскрикнули и разбежались. А мальчик стал вертеть стрелу еще
быстрее, чтобы она нагрелась еще больше, а потом снова дотро­
нулся ею до детей. Тогда и они стали помогать ему, предложив:
— Давай нагреем еще сильнее.
Они снова начали вертеть стрелу —появился дым; клочок су­
хой травы, лежащей внизу, начал тлеть. Дети принесли еще тра­
вы, чтобы увидеть больше дыма и повеселиться. И в то время
как они стояли и смотрели, вверх взметнулось пламя —пшш...
пых! Оно осветило и поглотило траву, стало расти и уничтожило
кустарник, и все время гудело и трещало.
Взрослые, однако, приняли вначале открытие детей враждеб­
но. Они боялись, что огонь уничтожит траву и деревья. И толь­
ко позже, когда опять-таки дети обнаружили, что огонь делает
еду вкуснее, люди приняли его в свои жилища.
Очевидно, что «рациональное» объяснение того, как огонь
стал частью людского быта, наивно и, пожалуй, не менее фанта­
стично, чем сказки, где огонь дает людям собака. Но эта «рацио­
нальность» знаменательна как проявление древнего, никогда не
исчезавшего в обществе скепсиса перед волшебным, невероятным.
Для того чтобы добраться до сути, до первоначального мифа,
исчезнувшего за шутливой, гротескной сказкой, нужно посмот­
реть, из каких «кубиков» складывался сказочный сюжет.
Первый «кубик» — это огонь, вокруг которого строился сюжет.
И в повседневности огонь был то бушующим в саванне, внушаю­
щим ужас пожаром, то уютно согревающим в холодные, сырые
ночи домашним очагом. А в народной культуре с ним связывались
бесконечные сложные представления.
У ашанти костер для приготовления еды еще поддерживался
женщинами во дворе, между трех камней, на которые и ставился
горшок с пищей. На ночь раскаленные угли присыпались зо­
лой, под которой продолжали тлеть. Стоило бросить сверху сухую
траву, хворост, подуть, и пламя вспыхивало с новой силой.
В деревнях конго огню в очаге тоже не давали угасать. Кон­
го знали породы деревьев, которые горели так медленно, что за
ночь было достаточно два раза сдвинуть тлеющие поленья, чтобы
огонь сохранился. У конго считалось предосудительным занимать
огонь по утрам. Его следовало поддерживать не только для при­
готовления пищи или ради тепла, но и для охраны дома от зла.
Никто в доме не хотел бы спать без огня, а старики жаловались,
что в таких случаях им досаждали колики и другие недомогания.
К тому же огонь отгонял диких зверей. На полях, где женщины
работали постоянно, его разводили из углей, которые они прино­
сили с собой из дому.
Пламя поддерживалось в очаге прежде всего потому, что
разжечь огонь было трудно. Пока не появились спички или хотя
бы кремень с трутом и кресало, основным способом добывания
огня было трение. На дощечке с лунками непосредственно ладо­
28

нями или с помощью веревки вращалась возможно быстрее длин­
ная палочка с утолщенным нижним концом. Для того чтобы
усилить трение, она прижималась к лунке, куда к тому же под­
сыпался сухой песок. У многих африканских народов получение
огня было исключительно мужским занятием, к которому женщи­
ны не допускались. Запрещалось даже раскрывать им «секреты»
этого дела.
Огонь в доме должен был поддерживаться и по другим при­
чинам. Если задуматься, почему, скажем, он мог защищать жи­
лище от зла или почему женщинам запрещалось прикасаться к
инструменту для получения огня, то становится очевидным, что,
согласно архаичным* коллективным представлениям, он обладал
рядом особых свойств.
Первое из них —способность пламени очищать от скверны
человека, окружающие его предметы. Какой смысл вкладывали аф­
риканцы в слово «очищение»? Чистота — это состояние, когда че­
ловек, община полностью защищены от влияния, от присутствия
враждебных им мифических сил. В Руанде, например, огонь при­
менялся при очищении места, где намеревались построить хижи­
ну-алтарь в честь бога Риангомбе-Киранги, а также помещение,
где ожидались роды женщины. Понятно, почему и в первом и во
втором случае требовалась особая защита от скверны.
Среди восточнонигерийских ибибио в некоторых деревнях в
определенный день сезона дождей раскладывались большие кост­
ры по обеим сторонам дороги. Затем жители сгоняли в одностадо коров, овец и коз и прогоняли его между двух стен огня.
Считалось, что эта церемония очищает скот от дурных влияний^
которые в ином случае могли бы в течение года навлечь на него
эпидемию. Кроме того, ибибио верили, что огонь положительно'
воздействует на плодовитость животных.
Огонь был крайне «чувствителен» к сторонним воздействиям.
Незатухающее пламя домашнего очага буквально «пропитыва­
лось» накопившимися в доме и семье за многие годы добрыми
и дурными веяниями. Поэтому когда в замбийских деревнях
юноши готовились к обряду инициации, то в лагеря, где они на­
ходились, нельзя было приносить «домашний» огонь. Он «зара­
зил» бы посвящаемых чуждыми, оскверняющими их влияниями.
«Чистый» огонь разводился на месте специальными людьми с
помощью традиционных орудий —палочки и дощечки.
Напротив, если члены семьи желали, чтобы в доме при пере­
езде сохранялись старые традиции, то в новое жилище перено­
сился огонь, взятый с покидаемого очага.
Огонь — защитник, огонь —воплощение чистоты широко ис­
пользовался и в обрядах, призванных выяснить правдивость че­
ловека или обоснованность возводимого на него обвинения. У суку,,
ветви этнической группы конго, испытание огнем было известно
еще в средние века. Обвиняемого в краже приводили к кузнецу,
который накладывал на его руку банановый или пальмовый
лист, а затем проводил по руке раскаленным докрасна железным
29?

прутом. Если на коже оставался след ожога, испытуемый призна­
вался виновным.
Внутренний механизм такой проверки, как он мыслился в
давние времена, сложен. По-видимому, согласно архаичным
представлениям, ложь, преступление подрывали защитные силы
человека, делали его тело и душу подверженными внешним воз­
действиям. Так происходило потому, что при совершении преступ­
ления, при обмане нарушалось табу —священный запрет, предо­
храняющий личность от осквернения и, следовательно, от влия­
ния враждебных мифо-магических сил. Человек оказывался
перед ними словно обнаженный. А одной из них, наряду с ядом
и водой, и был огонь.
Его близость была необходима человеку, общине. В мерцаю­
щем пламени домашнего очага люди видели нить, соединяющую
их с далеким прошлым, с мифической эпохой творения. Нельзя
забывать и того, что во мраке ночи огонь давал свет, отгоняв­
ший от людей таящиеся во тьме страшные существа. При дворе
верховного вождя —мвами Руанды специальные жрецы — абиру
круглосуточно поддерживали огонь в честь мифического мвами —
Гиханги, и его угасание было чревато угрозой для судеб всей
страны. Крестьяне баньяруанда разжигали костры перед тем, как
начать сев сорго, охотники —перед уходом на охоту. Пламя ко­
стра защищало и поля, и охотников.
Эти свойства огня объяснялись его происхождением. Наряду
с небом, землей, водой и ветром он был одной из изначальных
стихий, из которых и было сотворено мироздание. По представ­
лениям западносуданских бамбара, первый огонь на землю при­
несла молния, и среди них сохранился такой обычай: когда от
удара молнии воспламенялось дерево, все очаги в деревне туши­
лись, а новый огонь брался от ниспосланного с неба.
Почему же женщинам запрещалось прикасаться к традицион­
ным орудиям для разжигания огня —палочке и дощечке? Ответ
надо искать в особой связи, которая, как верили в народе, соеди­
няла женщину и воду. Вода повсеместно считалась женским на­
чалом, и женские жертвенники, женские алтари очень часто со­
оружались у ручьев или озер. Вода же и огонь несовместимы.
Второй «кубик» из числа образующих миф о похищении ог­
ня — это описание пространства, где находились божественное
пламя и его хозяин или хозяева.
В сказках это или Страна мертвых, или небо, или глубокая
пещера, в которой Радуга-змий кольцами свилась вокруг огня.
Есть ли общее у всех этих мест? Их объединяет одна черта —
мифический характер. Все они —часть мифического пространст­
ва, изучение которого показывает, что оно включает и глубокие
пещеры, ведущие в подземный мир, и высокие горы —лестницы
на небо, и, естественно, Страну мертвых, которую одни народы
помещают в своих мифах на небе, а другие —под землей. Ко­
нечно, мифическое пространство не ограничивалось этой сфе­
рой —временами оно окружало деревни сплошным и тесиьтм
30

кольцом, однако именно небо и подземный мир были мифическим
пространством по преимуществу.
Радуга в пещере, «спящая» вокруг огня, представляет одну
из самых ярких картин африканской мифологии. Радуга и дождь,
огонь и молния, свет и тьма —все это слилось в фантастический
образ — символ единства огня, света, неба, с одной стороны, под­
земного мира, воды, м рака—с другой. И все же, при всей внут­
ренней оправданности сближения тем Радуги и огня, оно остает­
ся скорее поэтическим исключением. Более часто в мифологии
прослеживается связь огня и верховного божества. Бог-громовер­
жец — его естественный хозяин.
Среди нигерийских экой был записан своеобразный вариант
мифа о похищении огня, где похититель не собака, а умный и
ловкий мальчуган. При создании мира бог, как говорится в ска­
зании, не дал людям огня. Страдая от сырой пищи и холода,
первый человек попросил мальчугана подняться на небо и вымо­
лить огонь у бога. Мальчик выполнил поручение, но бог ответил
сердитым отказом. Мальчик решил тогда вновь подняться на не­
бо и раздобыть огонь хитростью. На небе он проник в дом бога,
где люди готовили на огне пищу. Постепенно ему удалось завое­
вать доверие хозяина неба. Как-то раз тот попросил его отнести
светильник в помещение, где женщины хранили огонь. В дру­
гой раз, когда ему сказали разжечь светильник, он завернул
огонек в листву и укрыл под одеждой. Позже ему удалось бла­
гополучно спуститься на землю и передать свою добычу первому
человеку.
Бог, узнав о хитрой проделке, разгневался и наказал мальчу­
гана хромотой. У экой его так и прозывают —Хромой мальчу­
ган. В начале века был известен танец, исполнявшийся на ходу­
лях четырьмя масками. Одна из них хромала, а две представляли
бога и его жену. Так древний миф стал предметом деревенского
маскарада.
Читая этот миф, нельзя не заметить, что огонь, наделяемый
в других сказаниях самостоятельными магическими свойствами,,
в этом —всего лишь принадлежность, всего лишь атрибут вер­
ховного божества. Он перестал быть независимой, самостоятель­
ной силой, которая и помимо бога обладала способностью влиять
на человеческие судьбы. Миф экой давал понять, что если огонь
и был наделен особыми качествами, то этим он был «обязан»
верховному божеству —своему хозяину.
Два потока идей связывались, таким образом, с огнем в на­
родных представлениях. Согласно одному потоку, он был само­
стоятельной и могучей силой; согласно второму, запечатленному
в мифе экой, огонь обладал надприродными свойствами лишь по­
стольку, поскольку был атрибутом верховного божества. Само по
себе существование двух противоречивых систем взглядов в
народной культуре неудивительно. В ходе мифотворчества народ­
ное сознание не только не избегало противоречий, но словно бы
нарочно искало их, одновременно разрабатывая множество раз31

личных вариантов мифа и не решаясь отказаться хотя бы от од­
ного из них.
У игбо, соседей экой, расходились мнения даже о природе
верховного божества — Чи. «Чи — наше главное божество,— го­
ворили игбо английскому исследователю А. Тэлботу в начале ве­
ка.— Мы считаем, что оно относится к женскому роду, ибо все
было сотворено им». Эта запись была сделана в Дегамо. А за
пределами этого округа игбо видели в Чи мужское существо
[118, с. 20].
Если столь коренные различия в суждениях существовали по
поводу мифических персонажей, находящихся на самой вершине
африканского «Олимпа», то можно ли удивляться расхождениям
в мыслях о менее заметных персонажах?
Вместе с тем противоречия в древних представлениях о при­
роде огня, конечно, не были случайны. Дело в том, что архаич­
ному сознанию присуща тенденция мифологизировать предметы
и явления, наделенные магическими свойствами. Словно играя, оно
наделяло их индивидуальными признаками, постепенно подбирая
для них подходящую личину. Что касается, в частности, огня,
то в одних мифах он был низводим до роли всего лишь божест­
венного атрибута, но в других —возводим в сан могущественного
божества. Под именем Огуна огонь вторгся на «Олимп» йорубов.
В посвященных ему хвалебных гимнах —иджала, этот божест­
венный кузнец наделен огненным темпераментом, а его одежды —
в цветах полыхающего костра.
Можно поэтому предполагать, что представления об огне как
магической силе более древни, чем его мифологизированные обра­
зы, хотя в народных культурах они практически всегда сосуще­
ствуют.
Еще один «кубик» в истории о краже огня — это собака. Ка­
залось бы, она мало подходит на роль хитрого и лукавого вора.
Тем не менее именно на нее пал выбор народного воображения.
Если быть совершенно точным, то надо сказать, что есть миф,
где бог сам передает первым людям огонь и орудия для его раз­
жигания; есть также сказка, где целая группа животных подни­
мается на небо за огнем, но только осе удается добраться до бога.
И наконец, выше уже упоминалась история о том, как бога обма­
нывает не по возрасту мудрый и ловкий мальчик. Все эти исклю­
чения, однако, единичны, тогда как рассказы о Псе повторяются
и образуют определенную систему. И у этой системы есть своя
логика, закономерно проявляющаяся в работе воображения аф­
риканских народов с различными культурными традициями.
Думается, что сами сказители, передающие из поколения в
поколение историю собаки —благодетеля человека, недоумевали,
почему именно этому животному отведена столь высокая роль в
становлении культуры. В целом ряде сказок содержится своеоб­
разная «ревизия» древнего мифа. В частности, среди заирских
бушонгов была записана сказка «Почему пес стал другом чело­
века».
32

Давным-давно —так начинается повествование —шакал и
пес были братьями и жили вместе в дикой глуши. Однажды оба
зверя вернулись с охоты усталые и голодные, не зная, где ук­
рыться от холодного, пронзительного ветра. Шакал посоветовал
брату поскорее заснуть, но сон не шел к псу, зубы его стучали,
в пустом желудке урчало. Неожиданно он увидел вдали красное
мерцание.
— Шакал! —воскликнул он.—Что это там светится?
— Это деревня, а красное —костер человека,—объяснил
шакал.
— Огонь горяч,—мечтательно сказал пес.—Не принесешь ли
ты огонька? Ты, шакал, смелее меня.
— Ни за что! —тявкнул шакал.—Добывай его сам, еслихо­
чешь. Это твоя идея!
Но пес боялся человека. Он свернулся еще плотнее на голой
земле, и холод пробирал его до костей; наконец, пес больше не
мог терпеть. Пообещав принести костей и шакалу и попросив,
если он долго не будет возвращаться —ведь он мог сбиться с
пути,—позвать его, пес побежал в деревню. Он уже был близок
к костру, разожженному у порога хижины, когда отдыхающие в
ветвях дерева куры подняли переполох. Выбежал мужчина с
копьем и спросил пса:
— Что ты делаешь на моем дворе, пес-воришка?
— Пожалуйста, не убивай меня,—взмолился пес.—Я никому
не хочу причинять зла, а только погреться у угасающего костра.
Прошу, дозволь мне отдохнуть и согреться, а потом я уйду в лес
и больше никогда тебя не потревожу.
Добрый в душе, человек согласился. Он поставил копье и
сказал, что если пес никому не причинит зла, то может оставать­
ся, пока не согреется. Затем пусть уходит и не возвращается.
Пес пригрелся у костра. Он был счастлив, особенно найдя не­
сколько брошенных кем-то костей. Сначала человек спрашивал
его, не согрелся ли он и не пора ли ему уходить, но вскоре за­
снул. Заснул и пес. А утром, когда к нему подошел человек,
сказал ему:
— Да, теперь мне тепло, но я не хочу уходить обратно в лес,
где я так часто голоден и мерзну. Не позволишь ли ты мне ос­
таться в деревне с тобой? Я помог бы тебе охотиться за птицами.
Я научу тебя уловкам диких зверей, и ты сможешь убивать их
ради пропитания. И я тебе обещаю, что в отличие от своего бра­
та, шакала, я никогда не буду воровать твоих коз и цыплят.
В обмен же я прошу одного —места у твоего костра и остатков
твоей еды.
Человек посмотрел собаке в глаза и увидел, что она говорит
правду. С тех пор собака служит человеку, а когда ночами ш а­
кал зовет своего брата, пес никогда не откликается на его призыв
[33, с. 1 -4 ].
Эта сказка бушонгов, по-видимому, вторична. В ней трудно
не увидеть парафраз более древней истории о похищении собакой
2

Заказ № 991

33

огня у бога. Но нет ли в этом парафразе и попытки понять ста­
ринный миф, объяснить, почему именно пес оказался благодете­
лем человека? Не зная мотивов, побудивших древнего сказителя
избрать именно пса своим героем, они говорили о том, что, по их
мнению, привязало его к людям. Это были огонь, тепло, свет, еда.
Некогда люди верили, что всем этим они обязаны собаке, но их
более скептически настроенные потомки переменили роли, превра­
тив человека в благодетеля пса.
Какие же все-таки мотивы побудили общественное сознание
обратиться к образу собаки при создании мифа об огне? Думает­
ся, что сама эта история была, в свою очередь, парафразом еще
более архаичных представлений. Их содержание и предопредели­
ло направление, в котором пошла мифотворческая мысль древнего
африканца.
В воспоминаниях о Ю. Тынянове В. Шкловский пересказывает
сказку, услышанную им от Ю. Олеши. Жук, влюбленный в гусе­
ницу, повествует сказка, с нетерпением ожидает, когда она, нако­
нец, вырвется из опутавшего ее кокона. Но оттуда выходит ба­
бочка. Жук верит, что бабочка убила его возлюбленную, и броса­
ется на нее, чтобы уничтожить. И замирает: бабочка смотрит на
него глазами, казалось бы, навсегда исчезнувшей гз^сеницы
[27, с. 19].
Увидеть эти «глаза древности» в более позднем мифе и поз­
воляет такая тенденция архаичного сознания, как отождествле­
ние стихий природы, природных явлений и различных животных.
В народной культуре наблюдается такое количество подобных
отождествлений, что можно говорить о некой закономерности.
И вновь возникает триада: сила природы — божество — зверь, за­
ставляя предполагать, что существовала целостная система по­
добных уподоблений, питавших и возбуждавших человеческое
воображение.
Одна из таких триад —это гром, бог-громовержец, баран.
По мнению живущих в районе Обана (Камерун) экой, записан­
ному в начале века английским исследователем А. Тэлботом,
гром вызывается крупным бараном, «который бегает вверх и вниэ
по небесам, стуча копытами и наполняя воздух своим грозным
ревом». А. Тэлбот далее отмечал, что у игбо в период праздников
в честь бога-громовержца Амаде-Онхия баранов приносили в
жертву. Выполненные с большим умением и старательностью изо­
бражения этого животного часто помещались в алтари, посвящае­
мые Амаде-Онхия. В местечке Обокохия методом «потерянного
воска» была изготовлена бронзовая баранья голова. Местные жи­
тели считали ее очень древней и высоко ценили как предмет куль­
та в честь бога-громовержца. Один из них рассказывал англий­
скому исследователю, что некогда этот бог являлся своим избран­
ным поклонникам в виде барана [118, с. 25].
На другом конце континента, среди лугбаров Уганды, суще­
ствовали сходные представления. Во время страшных засух на
гору заводили овцу и там покидали. Почему именно овцу? — за34

дает вопрос польский исследователь Е. Жевусский. По его мне­
нию, дело в том, что, согласно местным поверьям, овца —одно
из самых близких к богу животных, и ее связь с молнией, огнем
и дождем совершенно естественна. Овца превращается в молнию
ц вызывает желанный для земли дождь [112, с. 223].
На почве таких взглядов пышным цветом расцветали самые
фантастические мифы. Опять-таки среди лугбаров была записана
история о том, как к крестьянину, собравшему богатый урожай
проса, спустилась с неба крылатая Овца-молния. Крыльями рас­
пахнула она двери амбара, где было сложено зерно, и там при­
готовила гнездо, куда снесла яйцо. Так повторялось еще дважды,
пока Овца не снесла три яйца. Хозяин амбара и его жена поили
ее непроцеженным пивом, которым она питалась. Его требовалось
так много, что хозяин был вынужден выпрашивать пиво по со­
седним деревням. Через три недели скорлупа яиц лопнула, и на
их месте остались шесть красивых тыкв. Вылупившиеся из яиц
крылатые барашки начали учиться летать, и Молния-мать и
Гром-отец каждый день бывали в деревне, чтобы им помогать.
Позднее Молния-мать и Гром-отец снова посетили крестьяни­
на, который оказал им гостеприимство. Они дали ему магические
средства защиты от грома, а также огонь.
Все звенья древних мифических триад были прочно связаны
между собой. Сейчас трудно проникнуть в смысл, в духовную
мотивированность этих связей, но некоторые символы поддаются
разгадке. Белоснежная шерсть божественной Овцы-птицы явно
напоминала лугбарам облака, откуда временами доносится гром
и ударяют молнии. Черный цвет быка —это знак ночи, когда и
появляется на небе луна. Но все это —вторичные признаки, кото­
рые не позволяют судить о том, почему, скажем, баран стал во­
площением молнии и грома, а бык —солнца или луны.
Ответ, по всей видимости, должен быть прост. Когда мысль
древнего человека начинала отождествлять то или иное животное
и какое-то явление природы, она уже располагала одним общим
принципом, который и применяла. Он гласил, что внешне схожие
предметы или явления соединены между собой прочными нитями
внутренней близости, обладают в чем-то тождественной сутью.
Если попробовать, вслед за древним африканцем, применить этот
принцип к различным элементам двух триад, то можно догадать­
ся, почему, скажем, овца и баран сопоставимы с тучами. Ведь
недаром и мы говорим о небе, по которому ветер гонит легкие
облака:: «барашки бегут». В быке, в размахе его могучих рогов,
нетрудно было увидеть диск солнечного светила или «рожки»
месяца.
Соединенные между собой, отдельные звенья триад в мифоло­
гии начинали жить самостоятельной жизнью. Они становились
тем материалом, из которого древнее общество создавало свой во­
ображаемый мир.
В триаде «огонь —пес —бог огня» обнаруживается уже зна­
комый ход архаичного сознания: отождествление явления приро2*

35

ды и животного и их мифологизация — создание образа божест­
ва. Собака, живущая рядом с человеком, в холодные и сырые
ночи греющаяся у его костра, естественно, ассоциировалась с ог­
нем. Сам миф о похищении псом огня у бога мог возникнуть
лишь после того, как собака была одомашнена, а способ разжи­
гания огня хорошо освоен человеком. Очень вероятно, что где-то
в глубине веков оба эти процесса — одомашнение собаки и со­
здание способа получения огня —совпадали, оставив прочный
след в народной памяти.
Если в повседневной жизни собака была рядом с людьми*
то в мифологии она близка богу. Есть целая группа сказок*
в которых собака выступает в роли посредника между людьми
и богом, в одних случаях будучи божьим посланцем, в других вы­
полняя перед богом поручения человека. И те и другие сказки
посвящены одной из центральных тем африканской мифологии —
появлению смерти среди некогда бессмертных людей.
Надо сказать, что, как правило, внешняя канва повество­
ваний об утрате людьми бессмертия находится в разительном
контрасте с драматизмом самой темы. Лишь очень редко в этих
мифах прорываются подлинные чувства и настроения людей, их
мысли о своей земной доле. Таков, в частности, миф нгала, по­
вествующий, что некогда человеческие существа жили на небе,
но позднее перебрались на землю, где, однако, сохраняли былое
бессмертие. Но однажды бог обратился к ним с вопросом: «Хоти­
те ли вы жить всегда или же лишь какое-то время, а потом уми­
рать?» И люди на земле ответили: «Мы хотим умирать, потому
что в этом мире много зла». И с тех пор они умирают.
Это горькое сказание —разительное исключение в потоке ми­
фов о появлении смерти. В них редко чувствуется живое, непо­
средственное отношение человека к своей судьбе, к миру. К тому
же они, как правило, укладываются в жесткие структурные тра­
фареты, обычные для архаичного сознания;
Типична сказка, услышанная шведским ученым К. Ламаном
у конго. Нзамби, повествует сказка, направил к людям собаку
и козла с посланием: «Когда луна пойдет на ущерб, стемнеет
навсегда, но когда человек умрет, он вернется на землю». Где-то
в дороге козел остановился попастись, собака же продолжала
путь и первой прибыла к людям. Она обманула их, сказав:
«Любое человеческое существо, умирая, будет умирать навеки.
Но когда луна пойдет на ущерб, она засияет снова». Когда же
пришел козел, он сказал: «Нзамби решил, что, когда человек
умирает, он будет возвращаться на землю. Но когда луна уми­
рает, она умрет навсегда». Люди отказались выслушать это по­
слание, поверив в историю, рассказанную им раньше собакой
[79, с. 25].
Миф калабари внешне противоположен. Он рассказывает, что
некогда люди были бессмертны. Когда однажды один человек все
же умер, его товарищи не знали, что с ним делать, и решили
послать к богу с этим вопросом пса. Но тот отсутствовал так
36

долго, что люди были вынуждены отправить второго посланца —
овцу. Она вернулась с ответом: «Умершего надо похоронить»„
Наконец появился пес. Он сообщил, что, по словам бога, «на жи­
вот умершего нужно положить горячий пепел, и он восстанет и&
мертвых». Но пес пришел слишком поздно, покойник уже был
похоронен.
И в первом и во втором мифе структурная схема одинакова.
Одинаков и магический принцип —первое слово сильнее второ­
го, определяющий, почему законом становится первое послание,,
а второе отвергается.
Известен миф, в котором тема послания исчезает. Он повест­
вует, что как-то раз собака и овца поспорили о том, должны ли
люди умирать. Овца хотела, чтобы они умирали, но затем:
воскресали. Собака же требовала, чтобы люди умирали раз и
навсегда. Для того чтобы решить, кто прав, устроили состяза­
ния по бегу. Первый раз победила овца. По настоянию собаки,,
оспорившей эту победу, бег повторили. Собака насыпала вдоль
пути соли, и овца остановилась ее полизать. Выиграла собака.
Если в этой сказке народности сафуа люди потеряли бессмер­
тие из-за хитрости собаки, то в сказке луба —из-за ее небреж­
ности. Действительно, творец Вселенной Калумба узнал, что
Смерть и Жизнь намерены по дороге пробраться к людям. Он по­
ручил собаке и козлу сторожить дорогу и пропустить только
Жизнь. Звери заспорили, кто из них лучший сторож. Первой на
посту осталась собака. Она разожгла костер, долго отгоняла сон,
но все-таки уснула, и Смерть прошла мимо. На другую ночь до­
рогу сторожил козел. Он не заснул и схватил Жизнь.
Наверное, когда вечером, при свете костра, рассказывалась
эта история, ее сопровождали взрывы хохота, насмешки над,
сонливой собакой и не по разуму ретивым козлом. Но вряд ли
ускользнул от слушателей и скрытый смысл сказки-басни. Они не
могли не понимать, как велика значимость испытания в жизни..
Ведь именно не выдержав устроенной богом проверки, звери
оказались виноваты в чудовищном упущении.
Очень часто в мифах о смерти подчеркивалась и важность
высказанного слова. Предания об «искаженном послании» —
лишь их часть. Есть немало и других сказок, доказывающих, что
слово —это сила, требующая предельной осторожности в обраще­
нии. Одну из них записал английский миссионер Дж. Роско, про­
живший 25 лет среди ганда и других народностей Восточной
Африки.
Некий охотник по имени Мпобе, гласит сказка, в погоне за
крысой случайно проник в подземное царство. Там он увидел
важно выглядящего человека. Мпобе простерся перед ним, и тот
спросил, откуда он пришел. Мпобе рассказал все, что с ним слу­
чилось, и мужчина посоветовал ему поскорее возвращаться домой
и никому не говорить, где он был и что видел. Это была
Смерть. Мпобе обещал подчиниться. Мужчина же сказал, что,
если обещание не будет выполнено, он убьет охотника.
3?

Но Мпобе не сдержал слова. Правда, пока его расспрашивали
:жена и отец, он молчал. Когда же к нему через несколько
дней обратилась мать, он все ей рассказал: и погоню за крысой,
и дорогу в подземное царство, и встречу со Смертью. А ночью
.Мпобе услышал зовущий его голос. Это была Смерть [110, с. 465].
Так миф учил тому, что произнесенное слово влечет за собой
:то, что оно обозначает.
Интересно отметить, что в историях об утрате людьми бес­
смертия собака выступает в противоположной, чем в сказках о
похищении ею огня, роли. Там она благодетельница рода чело­
веческого, здесь —причина величайшего из выпавших на его
долю испытаний. Как разрешить эту загадку? Думается, что от­
вет следует искать в тайниках архаичного мировйдения, скрытых
за напластованиями позднейших мифических преданий. И вот
обнаруживается любопытная цепочка взаимосвязанных измене­
ний в жизни человека. Практически одновременно люди поры­
вают с богом-творцом, утрачивают бессмертие, приобретают огонь,
из дикости переходят в мир культуры, социального порядка.
Б клубке посвященных этим потрясениям не слишком ясных
историй все же угадывается, что архаичное общество именно с
огнем связывает свой переход от дикости к культуре и одновре­
менно —разрыв с богом, утрату бессмертия. В результате уже в
силу причастности к краже огня пес неизбежно становится и ви­
новником появления среди людей смерти.
У всего этого мифологического клубка есть вполне конкретная
историческая праоснова. Это —эпоха становления племенного
•общества, формирования племенной культуры. Ее драматизм
и запечатлен в драматизме африканской мифологии. Вместе
с тем действительность оказывается столь преображенной архаич­
ным сознанием, что угадать какие-то ее элементы в древних
преданиях оказывается невозможным, если не проделать путь,
■обратный тому, которым шло народное воображение.
На этом пути и обнаруживается полезность последнего «куби­
ка» головоломки о похищении псом божественного огня. Почему
это похищение стало необходимым? Какими, по народным пред­
ставлениям, были отношения между людьми и их создателем,
если потребовались ловкость и хитрость собаки для того, чтобы
они получили необходимый им огонь?
Задумываясь над собственным прошлым, древний африканец,
если верить его мифологии, различал в нем два этапа: космого­
нический и эпический. Вряд ли нужно говорить о том, что каж­
дый из них был лишен сколько-нибудь конкретной временной
протяженности, что наполняющие их события‘ были всего лишь
плодом народного воображения. Тем не менее архаичное созна­
ние проводило между ними отчетливую грань. В одной группе
мифов речь идет прежде всего о сотворении мира, о космогони­
ческом времени, тогда как во второй — о становлении общества,
об эпическом времени. И удивительное заключается не в том,
что эти мифы фантастичны, ирреальны,— это естественно и по­

нятно, а в том, что, будучи результатом колоссальной по напря­
женности и силе работы общественного сознания, они позволяют,,
несмотря на свою фантастичность и ирреальность, через барьер
многих тысячелетий соприкоснуться с духовной, внутренней
жизнью людей.
Ответы на вопросы, позволяющие разгадать головоломку о
собаке, лежат в преданиях об эпическом времени. Они клочко­
ваты, противоречивы, зачастую не связаны между собой. Тем не
менее в этом хаосе прослеживается определенная последователь­
ность мысли. В ее фокусе постоянно находится главное, цент­
ральное событие той далекой воображаемой эпохи, а именно раз­
рыв между людьми и богом, разрыв, который вызывает цепную
реакцию других более или менее важных потрясений, каждое из
которых, в свою очередь, составило тему множества мифов. Как
только не мотивируется вспыхнувшая между человеком и его со­
здателем ссора! И тем, что богу стала неприятна близость, в ко­
торой рядом с ним жили люди; и тем, что первый человек не
выдержал устроенного ему богом испытания-проверки; и раздра­
жением бога на поведение людей. Само разнообразие этих толко­
ваний показывает, как часто и настойчиво народная мысль об­
ращалась к этой теме.
Есть, впрочем, более глубокая причина того, что люди спус­
каются с неба на землю или верховное божество поднимается,
иногда вместе с небом, ввысь, подальше от земли с ее заботами
и тревогами. Мифы обычно лишь намекают, робко, чуть слышно,,
на эту причину. Она —в обретении людьми культуры, традиций
общежития, что в народном сознании неразрывно сочетается с
открытием способа получения огня.
Интересное предание габонских фангов содержится, в создан­
ной французским писателем Б. Сандраром «Негрской антоло­
гии».
Некогда, рассказывается в ней, люди и звери жили вместе,
в одной большой деревне, вождем которой был старейшина
Ндун. Между ними царили мир и согласие. Но так продолжалось
до тех пор, пока женщины не поссорились. Их склоки настолько
отравили атмосферу в деревне, что Ндун вынужден был обра­
титься к самому Нзаме, богу-творцу, с просьбой навести порядок.
Он жалуется богу: «Ты создал мужчин. И это хорошо. Но ты
создал и женщин. А это, это не хорошо! Мужчины сохраняют
согласие между собой, но с женщинами на это нет способа. Ты
нас создал, и тебе надлежит вернуть нам мир».
И Нзаме соглашается выполнить просьбу вождя. Прибыв
в деревню, он созывает людей и объявляет о своих решениях.
Прежде всего он разъединяет жителей деревни: «Одни пойдут
направо, другие налево, и это будет разъединение. Одни пойдут
прямо перед собой, а другие пойдут назад. И мир будет
с вами».
Из животных только собака и курица остаются вместе
с людьми, остальные уходят в леса.
39

Далее рассказывается, что утром следующего дня жители обшаружили своего вождя Ндуна умершим. Так смерть появляется
среди людей. По требованию бога жители деревни закалывают
у тела Ндуна двух женщин — старую и молодую. Кроме того,
мужчины режут животных, совершая жертвоприношение. Они же
из стволов деревьев складывают костер и помещают на него тела
жертвенных животных. Нзаме делает знак, и ударяет гром,
вспыхивает молния. Собравшиеся вокруг видят, как загорается
огонь. И Хозяин мира говорит: «Это огонь». А люди повторяют:
«Да, это хорошо. Огонь хорошо». Старший сын Ндуна исполняет
згимн в честь огня. Он произносит:
Огонь, ты проходишь, и все умирает на твоих следах.
Огонь, ты проходишь, и все живет позади тебя.

Это признание его величия и всемогущества, роли в жизни
смерти, могучей стихии обновления.
Торжественный обряд похорон приближается к концу. По
приказу Нзаме люди размалывают кости сожженных животных и
делят между собой вместе с пеплом Ндуна. Каждый получает