Дурацкий расклад [Харитон Байконурович Мамбурин] (fb2) читать онлайн

Харитон Мамбурин С грязного листа 4 Дурацкий расклад

Пролог

Третьего октября 1992-го года прогрессивное человечество впервые увидело с голубых экранов телевизоров живого мертвеца.

Существо уверенно стояло на иссохших ногах, несмотря на то что они представляли из себя буквально обтянутые кожей кости. Таким же было и все остальное тело, каждая кость которого проглядывала сквозь кожу, покрытую странными буро-зелеными пятнами. Редкие длинные волосы совершенно не мешали существу видеть свою жертву и тянуться к ней… в отличие от толстого, но очень прозрачного стекла цилиндра, ограждающего мертвеца от нормальных людей в студии. Отдельного внимания заслуживали руки, которыми оно бессмысленно упиралось в стекло — конечности были давно и сильно деформированы. Эксперт бы сказал, что искажены их очертания потому, что существо в стеклянной колбе провело очень много времени, упираясь тем, что осталось от рук, в несокрушимую преграду перед собой.

Общее впечатление от твари было чрезвычайно гнетущим. Обтянутый кожей скелет, бессмысленно, но невероятно упорно пытающийся куда-то убрести. Его движения были монотонными, ломкими и судорожными, повторяясь раз за разом как у сломавшегося механизма.

— Да, дамы и господа, это существо шокирует, не правда ли? Представьте, как были удивлены специалисты нашего Фронта Чистоты, которые, спустя несколько сокрушительных провалов, всё-таки сумели вскрыть один из так называемых «ограничителей», которые нам с барского плеча и за безумные средства продавали коммунисты!

Ведущий сделал тщательно выверенную паузу, а потом буквально рявкнул в камеру, продолжая указывать на запертого мертвеца:

— Это человек! Настоящий, даже живой, если хотите знать! Он изменен теми же мутациями, от которых мы пытаемся избавиться! Но тем не менее, это — человек! Его закрыли, запаяли в капсулу, а затем продали… продали…! Нам. Под видом эксклюзивной технологии, способной уберечь нас от нелюдей со способностями! Видите это?! Оператор, камеру крупным планом! Покажите всему миру! Коммунисты продавали нам людей!

Отто Либерман умел и любил говорить с аудиторией, у него был талант от бога. Высоко подняться амбициозному немцу не давали, социальные лифты в Германии ездят медленно и выверенно. Плюс сам тон новостей. Для темперамента Либермана, половину детства прожившего в Италии, события в стране были слишком спокойными. Но он нашёл себя, став военным журналистом. Его высокий голос, умелая игра интонациями, выразительная мимика — всё это позволяло даже возле барной драки создать впечатление локального конфликта с огнестрельным оружием.

Но теперь? Теперь настал его звездный час. Отто говорил с миром.

Это, впрочем, может любой идиот или закинувшийся чем-то мощным человек.

А вот когда знаешь, что мир слушает тебя, затаив дыхание…

Перед Либерманом поставили сложную многоступенчатую задачу. Ему нужно было шокировать, нужно было вызвать негодование, страх и даже ярость у самых разных прослоек населения планеты. И он мастерски исполнял свою роль, взывая к человеколюбию, к правам человека, к прохудившимся кошелькам налогоплательщиков, к гордости и самосознанию. Он выставлял союз двух монстров, двух сверхдержав, слаженным дуэтом варваров, перед делами которых побледнели бы ужасы фашизма.

Фронту Чистоты нужна была поддержка общества, нужен был рычаг для объединения человечества перед угрозой оказаться захваченным неосапиантами. Стать контролируемым ими. Вторым сортом, жадно ждущим, до кого снизойдут небожители, одаряя брусочком дерева или своим вниманием.

Картина, в принципе, была довольно достоверной. Во многих странах Европы и Южной Америки уже существовала определенная иерархия, довольно высоко возносящая удачливых суперов, получивших полезные или грозные способности. Поняв, что по одиночке их быстро подомнет как государственная машина, так и обладающие властью индивидуумы, некоторые неогены объединяли силы, сами превращаясь в крайне неудобных противников, с которыми предпочитали договариваться. В откуп же такие группировки отдавали тех, кто не вышел способностями. Секрет Полишинеля, так сказать, но рядовой обыватель по-прежнему был уверен, что неогены в основном сами за себя.

Эту уверенность не спешили развеивать даже сейчас, когда слова Фронта Чистоты начинали греметь по всему миру.

Либерман говорил, жестикулировал, почти кричал. В зале, где проводилась съемка с мертвецом, не было никакой публики, поддерживающей слова диктора согласным проплаченным блеянием, не было ничего. Даже сами декорации были нарочито убогими, демонстрирующими, в какой спешке готовилась съемка. И не зря. Риск был. Несмотря на то, что к этому мутанту за стеклом не могли приблизиться неосапианты, Отто зарабатывал свои 14 миллионов долларов в спешке, исходя вполне натуральными эмоциями. Ракете было бы чхать на всю неведомую мощь сидящего за стеклом мутанта.

Но ничего не происходило. Мир узнавал скрытую ранее от него правду, весь мир. Включая и жителей двух монстров, русского и китайского, у которых есть и подпольные кабельные каналы, и видеомагнитофоны, и… много чего. Все узнают, все услышат слова Отто Либермана! Он, здесь и сейчас, входит в Историю!

И мир услышал. И содрогнулся. Его встряхнула умелая подача Либермана, жестко встряхнула. Где-то возмутились рабовладельчеством, более умные, наоборот, вскипели, зная, во сколько оценивали русские каждый из своих ограничителей, по сути, лишь предоставляя запаянную капсулу с механизмом самоуничтожения и безмозглым мутантом внутри, третьи сходили с ума от страха, представляя себе, как орды краснознаменных ужасов сносят с лица земли всех, кто воспротивится им…

Фронт Чистоты набирал популярность бешеными темпами.

Глава 1 Очень странные дела

Как определить, что день не задался? Ну, у нормального советского человека это вполне предсказуемо, для примера так — встал, поскользнулся на кошачьем говне, упал, стукнувшись мизинцем о ножку дивана. И понеслось, да? На проходной вахтерша облаяла, в трамвае кондуктор пихнула, в кабинете мышь нашли и холодильник сдох, кефир вспучился, а ты и не заметил, из-за чего провел вторую часть трудового дня на толкане. Вечером, значит, идешь домой, забывши купить хлеб, пиво в розлив оказывается в щи разбавленным, кошка снова насрала (а утреннее ты забыл убрать, и оно засохло!). Вот тебе и херовый денёк, что и говорить.

У Вити Изотова такое тоже бывает, только чуть-чуть иначе.

Для начала мне пришлось в 8 утра стоять перед общежитием «Жасминной тени», провожая своих соседей. Почти всех из тех, кто выжил после недавней бойни. То есть увозили Викусика и её нового четырехметрового друга, забирали Васю Колунова, знаменитого Данко, нашу будущую космическую надежду. В общаге оставались, по сути, только я, призраки, Салиновский и две миниатюрные летающие узбечки, любящие рядиться под фей. Плюс кошка.

Жалкие проводы, если честно. Одна жалкая горстка расстается с другой жалкой горсткой. Такое себе утро. Особенно из-за Вадима, которого уносили под капельницей. Когда «солдатики» заговорили по внутренней сети интеркома, угрожая нам штурмом, Вадим не удержал самоконтроль и сорвал с петель бронированную дверь. Однако, понимая, что если он бросится к нам на выручку, то нас, скорее всего, и перебьет, парень сдержал свой импульс ценой чудовищного нервного перенапряжения, отправившего его чуть ли не в кому. Благородно и нелепо. И грустно.

Еще печальнее оно стало, когда Викусик и Вася кинулись ко мне обниматься. Девушка, несмотря на обильное слезотечение, явно с облегчением покидала место, приобретшее очень мрачную славу, а вот Васе было действительно плохо. Ребенок с горящей головой, вися у меня на шее, сдавленно прошептал, что никогда-никогда-никогда не хотел того, что случилось. И того, к чему его готовят. Что ему страшно, больно и одиноко и что он просто хочет жить своей жизнью. Обычной, простой и ничем не отличающейся от других.

Пришлось, цыкнув на нетерпеливо бьющих копытом вояк на эвакуаторах, увести обоих детей на короткую прогулку на бережок пруда, а там объяснять, что каждому — свое. Что нефиг нам, таким разным, считать, что нормальная жизнь для нормальных людей — это то, что мы можем получить легко и свободно. Не можем. Но если будем работать, если поможем человечеству, которое никогда не делало ставки на индивидуумов, то рано или поздно будем жить нормально.

Надеюсь, у меня получилось донести до них нужное. Вслед за отъездом детей, баба Цао развела бешеную деятельность, припахав к ней остальных — специально обученные люди за пару дней убрали то… что было в общежитии, включая следы от пуль и способностей, а также заменили побитые панели и налепили новую штукатурку, но старой китаянке хотелось всё перемыть по-своему.

На этот праздник жизни я уже не попал, а выехал в совершенно другое место, где меня ждали военные, спецагенты, целый майор и несколько сапёров.

Вы вот, уважаемая публика, когда идете в аптеку, вы же, если что непонятно, аптекаря спрашиваете? Вот, я такой же. Думать, что ты во всем разбираешься — череповато. Это я так пару ножей в первой жизни закупил. Китайцы на своем алиэкспрессе честно врали о хорошей марке стали, и, что характерно, не обманули. Зато всё кроме лезвия было из говеннейшего пластика! В общем, понятно, да? Нет? Ну ладно.

Просто я, кое-как отоспавшись после всех этих событий, здраво рассудил, что скрывать информацию, полученную мной от Безликой — это тоже очень череповато. Причем на пустом месте. Сдохшая тварь, управляя своими агентами дистанционно, перебила кучу детей. Подростков, которым не стукнуло и двадцатки. Не просто детей, а сирот, которые и так в жизни не видели ни хера хорошего. Доверять её словам у меня причин не было. Поэтому я, когда добрые дяди увезли бедного Витю на много-много допросов, информацию не скрывал совершенно, никакую. Выдал всё как на духу, включая и то, что она наговорила мне про «тетрадь с простыми вопросами».

И мы, после того как отправили Викусика и Васю в более безопасные и спокойные места, отправились к тайникам. Вскрывать первым решили мой, находившийся в зоне пустырей на окраинах советской части Стакомска, чем спасли много невинных жизней. Подрыв объёмного боеприпаса на месте тайника и последующее возникновение облака короткоживущей плазмы не оставили трем тяжело бронированным сапёрам и шанса на выживание. Взрывом повыбивало стекла в окнах в радиусе почти полкилометра.

И у этого были свои последствия. Как хорошие — то, что ко второму тайнику нагнали чуть ли не всех высших оперативников КСИ, находившихся в городе, что в итоге и позволило разрядить вторую закладку, куда более мощную, так и плохие. Очень плохие.

— Жопа наступает, Изотов. Полная жопа, — блондинка начальница, отщелкнув в сторону бычок докуренной сигареты, немедленно достала следующую, тут же прикурив, а затем продолжила, — Среди жителей города почти паника из-за артефактов, китайская половина закрылась полностью… кстати, ты знал, что и туда насыпали деревяшек? Да-да… так что нас ждут очень веселые времена. Даже не представляешь какие веселые…

— Что-то я не понял, а как этот упырь вообще так свободно летал над городом? — хмуро отозвался я, находящийся еще под впечатлением от взрыва, которым нас чуть не сдуло с места вместе со зданием, за которым мы тогда сидели.

— А также, как и вот эти бомбы заложили, — скривилась Нелла Аркадьевна, — Думаешь, мы тут мышей не ловим? Мол, то нападение, то похищение, то еще что-то?

— Есть такое мнение, товарищ майор, — вздохнул я, ловя раздраженный взгляд начальства, — Нет, ну сами посудите-то! Хер знает что и сбоку бантик!

— Дурак ты, Изотов. И уши у тебя холодные, — припечатали в ответ меня, — Сидорову помнишь? Ну у нее еще от тебя в пузе растет что-то? Так вот, даже она, дура дурой, а умудрилась тесты пройти, общагу сжечь, выжить в замесе на море, и даже кое-кого подпалить из нападающих. Она! А тут у нас тысячи таких. То, что мы делаем, это вообще все чудеса света, с первого по восемнадцатое, все держится только на совести и страхе. Держалось.

— А что поменялось-то? — хрюкнул я, — Ну рвануло, да. И?

— Вообще-то, — меня смерили ироничным взглядом, — люди начали собирать вещи, как только «Вечерний Стакомск» в красках описал, что именно нападало на улицы с неба. Ты, Изотов, может еще и не понял, но через полторы недели у нас тут появится несколько тысяч новых адаптантов. Если не десятков. И, что хуже всего, это будут простые советские люди, которые наклонились и подняли то, что другие зарабатывают примерной учебой и великолепными показателями в спорте, общественной деятельности, творчестве. А знаешь, где живут эти прекрасные молодые люди? В Стакомске, Витя…

А теперь еще и дикой силы взрыв. Всё понятно. Да, на фоне такого новость, что во втором тайнике откопали зашифрованный жесткий диск, как-то не смотрится.

Ну что тут скажешь? Не мой сегодня день. Отнюдь.

Понимаете мою печаль? Нет, нифига. Это был только обед. То есть расставание с выжившими друзьями, с которыми теперь будут работать психиатры, объёмный взрыв, новости, что городу грозит жопа и прочие печаль — и еще нет обеда. Не пожрамши я.

После обеда стало не легче, но уже потому, что я попал в заботливые руки товарища Молоко, у которой было предписание по проверке несчастного Симулянта на все возможные психические отклонения, а заодно верность Партии и делу Ильича. Уточню — предписание серьезное, так как числиться весьма важным секретным объектом я продолжал, а тут мало того, что бойня в бункере, так еще и прямой непосредственный контакт с высокопоставленным агентом очень могущественной организации.

Проще говоря — мне насиловали мозги всеми возможными способами. Нина Валерьевна как никто была в курсе, что у меня лояльность где-то на уровне «невы», а показатель НВ (нео-вовлеченности) на уровне нуля… так что она выжимала из меня, из себя и из приборов все возможные соки, пытаясь натянуть жабу на глобус, то есть представить меня в бумажном виде хоть сколько-нибудь адекватным персонажем, а не давно поехавшим убийцей, вечно находящимся в сложных половых сношениях с окружающими.

И, как будто этого было мало, так баба купила порося. В смысле тесты я должен был проходить в гордом одиночестве, но с некоторых пор подрабатывал местом жительства и эмоциональным регулятором для Юлии свет Игоревны, той, которая Окалина-младшая и Палатенцо. Сидящий внутри меня призрак обыкновенно поупирался, но был выгнан на мороз авторитетом товарища Молоко. То есть, пока меня истязали в электронно-прикладном виде, Юленька шлялась где-то неподалеку и угрюмо бурчала себе под нос о своей горемычной жизни. В которой её не любят, не ценят и не берегут, а вот она…

Вот так мне и делали мозг под стенания призрака. К тем я уже слегка привык, но не привыкла товарищ Молоко, которая в итоге, будучи очень сильно затраханной стоящей перед ней задачей, подскочила к унылой Юльке прямо как молодая. Только вместо того, чтобы обложить несчастную по матушке, Нина Валерьевна издала вопль, прозвучавший частично нецензурным. Юлия же свет Игоревна от этого вопля мухой шмыгнула в меня и затаилась. Только вот это ничего не дало, так как вцепившаяся мне в руку полная женщина в белом халате тут же поволокла Виктора Изотова на ковер к начальству.

Надо ли говорить, что одежды на мне в тот момент было хер да трошки?

Не суть, привык.

Итак, стою я, гол как сокол, перед Окалиной Неллой Аркадьевной, радующейся моему присутствию с хером наперевес приблизительно также, как и чумной крысе в собственном декольте. Рядом тяжело дышит товарищ ученая — бледная, тяжело дышащая, с выпученными от чувств глазами и в запотевших очках. И молвит, значит, она — мать, твою мать, выгоняй дочь из этого типа. Срочно!

Видимо, гигантская мускулистая блондинка в эмоциях старой подруге всё-таки уловила нечто, что потревожило даже её вечно уставшую кору головного мозга, так как начала на меня орать очень грозным голосом. Изгоняя, соответственно, своевольную дщерь.

Та, конечно, чхать хотела на крики, но так как мы уже знали, как изгнать девушку из тела парня, всё-таки подчинилась. Выскочила в туда, где потемнее, да встала вполоборота с гневным криком — мол, «чего вы ко мне прикопались?!»

И вот тут-то похорошело всем. Не сразу, конечно, а когда Окалина-старшая включила полный свет, а я благоразумно отошёл подальше. В чем причина? Да в том, что во внешности нашей призрачной красотки произошли очень неслабые изменения! Волосы, и так ранее бывшие шикарной огромной копной, стали еще больше за счет того, что часть их у корней буквально приподнялась, подбородок заострился, скулы чуть опустились, а вокруг прекрасных глаз нашей звезды эстрады…

Правильно. Пролегли большие, прекрасно заметные тени.

Причем первой обо всем догадалась майор.

— *б твою мать, Юля…, — прошептала богатырша, — Да ты же в него превращаешься! В Изотова! Ты ох*ела?!

— Ничего я не превращаюсь! — злостно отвергла притязания Палатенцо, пряча глаза и дергаясь.

— В изолятор! Немедленно! — тут же раздался трубный клич охреневшей от таких раскладов матери.

Разумеется, дщерь попыталась сбежать, но к этому мать была уже готова. Военный, всё-таки, человек. А еще очень сильный и быстрый, потому что подскочить ко мне за секунду и смахнуть с пола в костедробительные объятия — та еще задачка. Окалина-старшая просто металась со мной по кабинету от своей завывающей в истерике дочери, пока товарищ Молоко не вернулась с каким-то прибором, запросто поймавшим Юльку в невидимое поле. Ну, относительно запросто, так как шнур питания за ученой тянулся дай бог каждому.

На этом месте дочь взвыла как самая настоящая нежить, майор бросила каку (то есть меня), и устремилась за старой подругой, уносящей добычу.

Решив больше не искушать судьбу, я просто-напросто сделал себе кофе, а затем, усевшись в удобное кресло собственного начальства, принялся курить её сигареты. И ноги на стол закинул.

Таким меня и обнаружил товарищ Темеев, спустившийся к Окалине на какой-то доклад.

Грубый старший лейтенант, не выходя из состояния шока, попытался меня пристрелить, а когда я благоразумно перешел в состояние тумана, он принялся громко и нецензурно спрашивать, «не о*уел ли я». Конечно, после того как понял, что я мирно вишу на месте. Превратившись назад, я спросил тоже самое у него, может быть даже также нервно. Помощник Окалины настаивал, я по-еврейски переспрашивал, всё это на повышенных тонах, в зале с прекрасной акустикой…

В общем, оба слегка сбросили стресс. По крайней мере я. Потом, конечно, метнувшийся в подсобку лейт просмотрел на дополнительном мониторе видеозапись, что я повинен только в покраже майорских сигарет, валявшихся на столе, и больше никуда не лазил, поэтому выдохнув, он начал предвкушать втык от начальства за продырявленное кресло. Я отнесся к его страданиям безо всякого понимания. Нефиг было стрелять.

Где-то часов в пять вечера я вернулся в «Жасминную тень», пустую, полузаброшенную и пахнущую хлоркой. Уставшая баба Цао, стоящая на крыльце, фыркнула, смерив меня неприязненным взглядом. Да, между мной и старушкой пробежала кошка. Не наша, уже местная, а другая. Очень уж китаянке не понравился выбранный мной метод нейтрализации тогда, когда, очнувшись в самый неподходящий момент, Цао Сюин попыталась взять ситуацию под свой контроль. Янлинь мне уже по секрету сказала, что комендантша считает меня правым с ног до головы, но вот активированного Салиновского, с которым я её запер в её собственной спальне… нет, простить не может.

Причем, что интересно, они оба яростно молчат на тему того, что там произошло… или не произошло. Или почти произошло! Ну ладно она, но Паша? Я уже посмотрел то видео с «феями» и им в главной роли (да, отвлечься надо было). После такого у человека вообще должны исчезнуть все комплексы! Но нет, молчал, гад.

Что интересно, обе сестры-близняшки полуметрового роста секрета из произошедшего уже между ними и блондином делать не думали, а лишь похабно хихикали, глядя на багровеющего Салиновского. И делали мне нескромные намеки. Я с гордым видом игнорировал.

Что? Нет-нет, всё у них с техническими отверстиями в порядке. В смысле традиционная любовь кошерными методами невозможна, но наличие у объекта мизинцев эту проблему решает. Зато умеют создать атмосферу, совершенно друг друга не стесняются и способны устроить настоящее шоу. А еще клянчили у Янлинь запись.

Так, стоп, о чем это я думаю? И вообще, где это я?

Обнаружил себя лежащим на полу в большой комнате, прямо под канделябром. Хотелось нажраться и забыться. Все время с момента, когда я вышел из камеры Безликой, взорвавшейся нафиг после нашего короткого разговора, мне делали мозг самые разные люди в самых разных смыслах. Пришлось даже подписать несколько бумаг, став гордым носителем государственной тайны. А завтра в институт! Вот она, жизнь…

Нет, точно надо нажраться. С Пашей. Тому тоже хреново, по глазам видел.

Однако, я опоздал. Точнее, пришел не вовремя. Салиновский, а заодно Онахон и Охахон Умаровы уже были у Янлинь, куда я соваться не рискнул. Пришлось возвращаться и квасить в одно жало, то есть со специальным домашним немцем. Правда, тоже не получилось.

Раздался возглас:

— Фух! Я дома! — по полу зашлепали маленькие босые ножки, маленький носик шумно втянул воздух, а затем в аккуратно прикрытую мной ранее дверь сунулась чернявая голова и сказала: «О!».

— Вить, сделай мне жижу, пазязя, а? — Кладышева состроила умильную моську. Прямо ребенок, клянчащий конфетку, а не убийственную дозу «100 грамм сухого спирта-плюс на 100 грамм водки».

Сделал.

Выглотав эту жуть, брюнетка смылась в ванну, где пробыла всего несколько минут. Вернувшись, Вероника шлепнулась мне медалью на грудь, выглотала еще стакан своей «жижи», а затем, удовлетворенно вздохнув, распласталась медузой. Я меланхолично мешал стакан номер три. «Чистые» обладают сумасшедшей регенерацией, даже такая жуткая отрава как замешанный в совершенно нечеловеческой пропорции «спирт-плюс», выдыхается из них за считанные минуты.

— День говно? — проницательно спросила она меня.

— Полное, — выдохнул я, — Про взрыв слышала?

— И сам взрыв тоже.

— А могло быть еще сильнее.

— Правда?!

— Ага…

Полежали, помолчали. Было неожиданно… уютно, если так можно выразиться, лежа с водкой около немца в коматозе и с полубезумной психиатричкой-мазохисткой на груди. Но, вы же знаете, бытие определяет сознание. Где-то там пионеры торжественно клянутся, шепелявят на линейках забавные октябрята, старики на кухнях курят, прислушиваясь к вечно работающему радио «Маяк», которое реально звучит из каждого ведра. Там ездят «москвичи», там комсомольцы потеют на осеннем уборе урожая, там толстые писатели под водочку на правительственных дачах жрут шашлык и рассуждают о высоком. Там…

…ходят пароходы, гуляют парочки, знамена с серпом и молотом развеваются там и тут, а уставшие, но довольные рабочие коммунисты пьют по барам разливное пиво.

Там жизнь, о которой я раньше знал. А мы — тут. В бункере, где недавно совершенно ни за что умерла куча невинных людей. Втопили водки и валяемся голые. Возле немца. И нам вроде бы хорошо. И, кажется, скоро меня будут трахать. Много, долго и, вполне вероятно, принудят к извращениям. А я и не против. Только пожрать бы…

— Хочешь хороших новостей? — слегка поерзав, спросила Кладышева. Конечно, я хотел, даже очень. У меня был глобальный дефицит хорошего в данный момент. Готов был отстоять очередь с километр. Хотя, лучше, конечно, отлежать. Но судя по многозначительному ерзанью — хорошо бы хоть пожрать получилось…

— Я завербовала призраков, — самодовольство в голосе голой маленькой женщины было просто в жуткой концентрации, — Всех!

— К-хак? — поперхнулся я, начав кашлять. Собеседнице это слегка помешало ответить, поэтому, распластавшись по мне голой жабкой, «чистая» перенесла тряску стоически, даже не разлив ничего из своей посуды.

— А вот так, — фыркнула она, вытирая мокрое ухо о мою грудь, — Решила ковать железо пока горячо. Произошедшее на всех след оставило. Захожу, а они обсуждают, как им жить дальше в такой нестабильной обстановке. И телевизор с новостями включен. А еще, знаешь, они на Юльку эту твою посмотрели-посмотрели и что-то им полное обретение эмоций вот прямо ни*уа и не нравится.

— Говоришь так, как будто бы они бежать собирались.

— Не совсем, — второе ухо принялось тереться о мою грудь, — Но близко. Особенно после новостей о взрыве. Поэтому я и решила сделать свой ход. Наш ход.

— Ты… точно это продумала?

— Вить, не держи меня за дуру. Я вовсе не подошла к ним с криком «давайте к нам в тайное общество!», а просто предложила принять участие в перспективной разработке программного обеспечения. Объяснила общую суть системы, спасибо уж вам за уроки в «Лазурном берегу». И… они с радостью согласились. Молчать будут, гарантирую.

— Поясни, — коротко попросил я. Тема была серьезной, шаг нашей психиатрессы крайне неожиданным, а уж успех так и вовсе чем-то за гранью. Я, особенно после такого дня, испытывал сомнения во всем.

— Все они были свидетелями, Вить, — посерьезнела Вероника, — того момента, когда в «Лазурный» прибыли вертушки. Когда вас с Янлинь буквально ограбили на программу по разработке этих ваших летающих штук. Эти мальчики и девочки прекрасно понимают, что, если начать болтать о чем-то серьезном — вертушки снова прилетят. Они оооочень хорошо знают это.

Аргументный аргумент. Нашу разработку по дронам действительно банально отжали. Отличный пример того, как наше государство относится к щекотливым вопросам. Нет, я не осуждаю сам факт свершившегося, просто более чем уверен в том, что авторство продукта, который рано или поздно выйдет, будет принадлежать совсем не нам. В стране, где деньги решают не так чтобы многое, еще одним желанным объектом становится слава.

— Все устали от… ну ты понимаешь, — пробормотав это, Вероника отвернула от меня лицо, подставляя шею под мои почесывающие пальцы.

Все устали, да. Всем хочется… просто уверенности в завтрашнем дне. Понимания своего места. Системы, в которой они могли бы жить, желательно в собственных домах. В общем — того же, что имеет любой советский человек с самого рождения. И мы можем попробовать им это дать.

— Есть еще одна хорошая новость, — тем временем добавила Кладышева, — Янлинь как её услышала, так и сгребла всех, кто был рядом, они теперь празднуют вовсю. Ну то есть забухивают стресс, но новость все равно хорошая. Однако, я тебе её не расскажу…

Тут я почувствовал, как на одной весьма деликатной части тела смыкаются чужие пальцы.

— …пока не скажу, — уточнил слегка пьяненький девичий голосок, — Чуть позже скажу. Прямо вот чуть-чуть.

А потом мы занялись сексом. И это было далеко не «чуть-чуть»!!!

Глава 2 Новый рассвет

— Мужики, подтолкните, а?!

О, старый-добрый зов о помощи от владельца заглохших «жигулей», на которых, судя по всему, и штурмовали Рейхстаг. И на здание для установки знамени тоже на них заезжали, под пулями и снарядами. И даже тогда на счетчике полляма уже было накатано. Но не отозваться на этот клич было нельзя. Просто.

— Отец, ты иди-иди, я сам, — похлопал я по локтю мужика в летах, который хоть и зашагал к просителю, но весьма знакомо для меня потирая поясницу, — Справлюсь.

— Да? — хмыкнул тот, останавливаясь, а затем, оценив мои габариты, неловко добавил, — Ну я постою, посмотрю, а то мало ли…

— Вот и хорошо.

«Толкнуть» развалюху было легче легкого, даже приятно. Не знаю, как и чем убивали эту машину, учитывая, что первая модель, то есть вот пихаемая мной «копеечка», вышла 1970-ом максимум, но ребята явно справились. Чем-то скрипя и откуда-то надсадно кашляя, машинка издала предсмертный хрип, но завелась, укатившись вдаль под веселый благодарственный вопль шофера. Зато хоть металл багажника под пальцами не проминался, вздохнул я, вспоминая иномарки в 2020-ом, сделанные из гондониума, замешанного на соплях китайских школьников.

А вот свидетель отреагировал неожиданно.

— А… ты из этих, — нахмурился седой мужик, пренебрежительно выпячивая губу.

— Из кого это? — поинтересовался я, выбивая сигарету из пачки.

— Знаешь из кого, — еще злее ответил он, — Из неогенов!

— Ну да, — причин неожиданной смены настроения у случайного прохожего я не понимал, — Это же Стакомск.

— Херомск! — сплюнул тот, — Тут люди живут! Нормальные люди, слышишь?! И они от ваших выкрутасов страдают! Я пострадал! Правильно таких как ты в Европе к ногтю прижали и разогнали! Я б вообще вас всех к тем мертвякам поскиды… эй! …ты… ты что делаешь?!

— Комитет Государственной Безопасности, — скучным голосом проговорил я, — Лейтенант Изотов. Задерживаю вас, товарищ. И веду в участок. Не видите, что ли?

Все он прекрасно видел, особенно асфальт перед своими туфлями. Благо далеко тащить не пришлось, участок был поблизости. Сначала товарищи милиция были настроены скептически, даже после демонстрации значка, корочек и самой рожи, но, когда я запросил выслать запись со своих часов, тут же построжели, а сам дядька, поняв, что дело пахнет керосином, пластинку сменил, переобувшись чуть ли не в прыжке. Мол, ходил выпивши, расстроенный, место его работы разнесли недавно, а тут…

— Оформляйте его, товарищи, — продолжил я играть в «кровавую гэбню», — А ты, дядя, думал бы сначала. Будь ты молокососом лет 20-25-ти, я бы на твое нытье внимание не обратил. Но посмотри на себя. Поживший, солидный, седой даже. Никак не скажешь, что дурак дураком. К такому и прислушаться могли.

Скоротав время, я вернулся назад, в небольшой парк, где до этого момента и околачивал груши. Тенек, кустики разросшиеся, лавочки чистые, автомат с газировкой стоит к тебе жопой и всё время соблазняет зайти с переду, чтобы присунуть очередные две копейки. Очень соблазнительный, скотина такая, я уже четыре раза бегал до ветру, но все равно еще стаканчик хочется!

А самое главное — тут есть канализационный люк, который я и караулю.

Последняя неделя была ну… не адом, но запомнилась лишь фрагментарно и туманно. Запомните — никогда нельзя верить взрослой женщине, обещающей вам вещи, идущие вразрез с её собственными интересами. Вот так и Кладышева, честно обещавшая мне, что будет держать себя в руках, преимущественно держала в руках меня. Или я её. Или…

В общем, сексуальных упражнений с брюнеткой вышел переизбыток, и он пока грозил укорениться в моей жизни нормой. А повод и мотив Вероника предоставила железный — мол, у хорошо затраханного мужика эмоциональный фон стабильнее некуда, потому что ему ничего больше-то особо и не надо. Правильно? Удивительно, но да. А если у меня стабильный фон — то воздействие на призраков минимально, их «пробуждение» задерживается. А это нужно и полезно как для нашей работы, так и для светлого будущего самих призраков. К тому же, пока Юленька томится в застенках у маман, а не вновь носится по нашим апартаментам, надо отрываться на полную, а то мало ли.

Фиг тут возразишь. Впрочем, мне не особо-то и возражалось. Лучше секс чем запой, а пустые коридоры общаги вкупе с обиженной на меня Цао Сюин, действовали на мозги.

И… да, разница между «чистыми» была еще какой. Там, где Янлинь предпочитала насквозь утилитарный подход к половым сношениям, можно сказать, механический, Вероника действовала с куда большей выдумкой. Будучи отчаянной и малоисправимой мазохисткой, Кладышева действовала достаточно сдержанно и умно, по принципу «сделай любовнику пару раз хорошо, причем качественно и с выдумкой, и тогда на третьем и дальнейших заходах он сам начнет звереть, раскачивая себя на все новые и интересные вещи и достижения».

Так оно и было. Это, мои воображаемые слушатели, почти страшно. Чем сильнее тебя уронит амплитуда удовольствия, тем больше сил, желания и страсти возникает, когда ты возвращаешь хитрой и старательной мерзавке «должок». А затем еще и еще, просто-напросто теряя голову.

Мелкая и так похожая на подростка брюнетка ни в одном месте подростком не была. Она являлась 37-летней женщиной, полностью лишенной каких-либо комплексов, согласной на любые эксперименты, любые позы, буквально… на всё, что могло прийти мне в голову. Это пугало, это манило, это пожирало время так, что я научился не просто отдыхать днем в туманном облике, но даже в нем и работать, набивая код туманными щупальцами. И если бы не возможность перейти в довольно трезвомыслящую форму, в которой у меня нет ни члена, ни мозга, ни перевозбужденной нервной системы, то я, боюсь, просто оказался бы в итоге секс-наркоманом, которого другие женщины не заинтересуют ни на каплю. Ну, последнее, в принципе, и случилось.

Даже в тумане я ловил себя на том, что отстраненно размышляю не над текущей работой, а на том, что я сотворю с этой заразой вечером. И ночью. Или она со мной.

Самое забавное, что марафоном «дорвались два придурка» это не было. Кладышева постоянно держала себя под жестким самоконтролем, пытаясь определить рамки и границы с внутренними демонами, а я держал происходящее под своим контролем, также не оставляя без внимания свои «падения». Но… хочешь держи, хочешь не держи, а всё равно границы и рамки будут расшатываться.

Не выдержав более искушения, я встал с лавки и побрёл к автомату за еще одной порцией кусачей ледяной жидкой сладости. Конечно же, обманул себя, выжрав четыре стакана подряд, а затем вернулся на скамейку.

Кладышева… была не только ценным сексом и чебуреками. Это, скорее, были так — очень приятные, а местами даже и опасные, но всё-таки дополнения. Самое ценное, что приобрел именно я — опытнейшего психиатра, у которого после регулярного сброса прорвы накопившегося напряжения, куда лучше стали работать мозги. И это был целиком мой человек, с потрохами. А значит, я теперь знал многое… и о многих.

К примеру, что теперь ежедневно два часа с утра Вероника работает с мозгами Палатенца, сидящей в камере в НИИСУКРС, и что у нашей Юленьки самый натуральный отходняк. Я, блин, стал её котиком-наркотиком, нафиг!

Довольно близко, кстати. Девушке просто было затруднительно вести внутри меня мыслительную деятельность — это как решать математические уравнения в оркестровой яме, где грохочет музыка. А вот расслабиться и бездумно существовать, растворяясь в этой музыке — самое оно. В итоге мои экспатические способности начали проворачивать с Окалиной-младшей тоже самое, чего хотела добиться Вероника от Вольфганга Беккера, бывшего нашим коматозным соседом, — то есть, чтобы я пассивно «запрограммировал» тело вегетативного немца своим разумом. А получилось, что начал «переваривать» Юльку, которая была далеко не против такого исхода!

А с какой стати она будет против, когда все вокруг, без исключения, требуют от неё именно того, чтобы она стала другой, а не такой как сейчас? Хотели? Получите, распишитесь! Сдачи не надо!

Сложно с нашим Палатенчиком, чертовски сложно. И ей тоже непросто находиться в постоянном стрессе. Имея память о том, как её уважали, слушали, рукоплескали и как ей восторгались, оказаться в ситуации ребенка, которому в ответ на любую хотелку следует отказ. Особенно ребенку, который просто не может понять, из-за чего должен держать себя в узде. Не хочет этого понимать. Так что как здесь закончу — попрусь в наш институт по отлову крупного рогатого скота, помогать Веронике пинать эту полупрозрачную бараниху…

Внезапно, чуть не заставив меня проглотить сигарету, в парке образовалась девочка. Точнее «собралась» из множества быстро прилетевших кусочков, сиявших зеркальными гранями. Буквально так — брык-брык-брык, и здрасти! Стоит такая в трусах и майке пронзительно домашних, непричесанная, глаза светятся восторгом, озирается по сторонам… А рученьки? Вот они рученьки-то…

Ребенок не успел чихнуть (а ведь собиралась), как я уже легонько бросил комок слизи ей прямо в личико. Дальше прямо как по заказу — человек, ощутивший, что в лицо что-то попало мягкое и теплое, тут же принимается это мацать, склеивая себе пальчики. Взрослый бы еще что-то сделал, но вот дохлячий ребенок? Не, не в этой жизни.

— Ммм!! Мнмнмнмм!! — сказала кому-то испуганная девочка.

— Ну-ну, — успокаивающе заявил я, аккуратно подходя к ней поближе и принимаясь с определенной опаской чистить хулиганке нос. Та пыталась затруднить мне работу, пытаясь еще проковырять дырку во рту, но это было лишнее, поэтому она и получила шлепок по заднице.

— Стой тихо, — велел я ей, — А потом просто дыши. Всё в порядке.

— Мнм?! — усомнилась девочка.

— Ни ссы, Маруся, я Дубровский, — зачем-то схохмил я, продолжая работать над подачей кислорода.

Все кончилось быстро и хорошо. То есть девочка задышала, а затем была подхвачена мной под пузо и оттранспортирована…

— Шо, опять?! — с чувством спросил сидящий на приемке сержант, которому я до этого сдавал седого лунатика, желавшего жить на повышенную зарплату без повышенного риска.

— Это, ваще-то, телепортатор, товарищ милиционер, — грустно заявил я, держа за подмышки горестно хлюпающую носом девочку в трусах, — Часики видите? Нет. И я нет.

Нелицензированная девочка, значит. Притаившаяся. Не ставшая раскрывать приобретение способностей либо сама, либо под давлением родителей, не желающим, чтобы ребенка отняли «на опыты». Или куда-то еще. Дураки они у нее. Потратив на дитё рулон туалетной бумаги, для впитывания излишком слизи, мы получили громкий рёв и кучу «я больше не буду». Оставив сержанта разгребаться, я малодушно убежал назад ждать. И, вскоре, дождался.

Скрипнула, отодвигаясь, крышка канализационного люка, и из темных глубин на меня уставились два больших и красивых глаза, хоть и слегка узеньких. Кроме них еще было кое-что, но такое грязное…

— Едрить! — только и выдавил я, глядя на вылезающую на свежий воздух Янлинь в мокром перепачканном комбинезоне. Девушка вся была очень мокрая и грязная, а уж воняло от неё так, что кусты начали жухнуть!

Быстро оттащив девушку в ближайший подъезд, я извлек из взятой с собой сумки пачку салфеток, начав ими оттирать тихо бурчащую себе под нос китаянку. Слегка смачивая мягкую бумагу выделяемой ладонями слизью, я пытался привести это чумазое и вонючее страшилище в вид, когда нас могут пустить в баню без вызова милиции. А это сейчас очень важно, потому что если сидящий на дежурстве сержант увидит меня в третий раз — то его психическое здоровье может пострадать!

Спустя три пачки салфеток Янлинь приобрела человеческий вид, а я, запихав влажный и грязный мусор в пакет, выдал ей другой пакет, который вынул из пакета для мусора, тем самым вооружая китаянку на посещение бани. Та была недалеко, так что дойти получилось даже без свидетелей. Но вот внутри…

— Ты где её взял?! — потребовала ответа закончившая ругаться тетка на входе, — Вот вонища-то!

— В канаве лежала, — соврал честный я, — Мимо иду, смотрю — лежит! Дай думаю помою, покормлю, домой пущу…

— Что у тебя, под маской совсем беда, что ли? — проявила стервозность тетка, — Чего на китаянок-то кидаешься?

— Всё у меня в порядке под маской, — обиделся я, — А китаянки хорошие. Худенькая, маленькая…

— Сисек нет и жопы! — отрезала тетка.

— Только стариться начнет после 50-ти, — взял меня праведный гнев за китайский народ, — А что сисек нет — так и обвиснуть нечему!

— Так, а ну иди отсюда, раз мыться не будешь! — взъярилась тетка, которой как раз было где-то лет сорок и килограмм под сто, — Ходят тут всякие! Воняют!

Ну а когда показалась Янлинь в своем легком белом платьице на босо тело, старушку чуть дед Кондратий не тяпнул! Вытащившись из-за кассы, она назвала уходящих нас многими нехорошими словами, заставляя девушку недоуменно оборачиваться, а затем еще и на меня посматривать с вопросительным выражением своего китайского лица. Я шел гордый и молчаливый, как и должно шагать тому, кто железной пятой логики попрал стервозность и скандализм.

— Всё хорошо, — наконец, произнесла подруга, — Мы подключились. Я всё проверила, Виктор, перепроверила тоже. Отдельный канал на «Жасминную тень», рядом пустила страховочный. Теперь никто нас не отключит.

— А кабеля не найдут? — поинтересовался я.

— Нет, — помотала головой «чистая», — Нам там очень хорошие кабеля оставили. Очень. Я их очень незаметно пустила. Не найдут. Не определят. Только если… нет, неоген тоже не обнаружит, они изолированы. Только тот, кто умеет дистанционно ощущать металлы. И знает, где искать.

Отлично. Это был план Окалины — подключить нашу общагу к городской подземной магистрали, протянутой от одного из реакторов Стакомска, но мы его слегка усовершенствовали, попросив майора выдать дополнительные кабеля. Суперкомпьютер, уже собранный Янлинь в более-менее рабочее состояние, нуждался в питании и связи с сетью, а проделывать это через полуофициальные, но всё-таки зафиксированные действия майора, мы не хотели.

— А почему эта… кричала нам вслед? Что ты ей сделал? — полюбопытствовала повеселевшая и чистая китаянка.

Пришлось на ходу объяснять девушке, что люди бывают разные. Есть такие, как сама Янлинь, у которых насыщенная, интересная, полная всякого-разного жизнь. Им не особо надо общаться, а когда хочется, то проблем не возникает, потому что у красивеньких девушек с общением проблем вообще не бывает. Есть другие люди, к примеру я. Не очень красивые и умные, но с подвешенным языком и, опять-таки, кучей дел. Так что и поговорить можем и поработать. А есть пустые глупые люди, которым общаться хочется, но нормально делать это они учиться не хотят. Самый простейший способ общаться для таких инвалидов — это приставать к окружающим с нравоучениями, поучениями, неприятными вопросами, критикой.

— Но… зачем? — удивилась Цао-младшая, а затем задумчиво добавила, — Была бы я некрасивая, то постаралась бы стать добрее и веселее…

— И готовила б вкуснее! — подколол её я, улыбнувшись, — Не все люди желают стать приятнее, большинство считает себя и так весьма неплохим, а местами даже и хорошим человеком. С такой позиции они и относятся к остальным. А когда эти остальные не идут навстречу — человек начинает навязываться, занимая агрессивную позицию. Она им очень даже удобна…

— Чем?

— Позволяет почувствовать говну себя важным. Если ты агрессивен и инициативен, значит выше по социальной лестнице. Убогим это очень важно.

Ну а что тут сказать? Не люблю таких бабок, да и вообще людей с таким стилем общения. Считаю их социальными паразитами, которые за маской агрессии и уверенности скрывают одинокое скулящее существо, давным-давно расписавшеесяв бессилии изменить себя к лучшему, ленивое и тупое. Хотя, с другой стороны, а каково быть неприятным личностям, ну просто не умеющим залихватски петросянить? Не все же они гондоны, на самом-то деле…

Вот так, предаваясь вслух философским размышлениям, я и доставил юную диверсантку на место жительства, кивнул её хмурой как грозовая туча бабуле, по-прежнему мне не простившей подложенной свиньи в виде активированного Салиновского… ну и пошёл себе на работу, в НИИСУКРС.

Там у нас случился самый настоящий научный консилиум. Председатель — Окалина Нелла Аркадьевна, главный научный советник — Молоко Нина Валерьевна, приглашенный эксперт — Изотов Виктор Анатольевич, ведущая проекта — Кладышева Вероника Израилевна. Подопытный образец — закрытая в глухой камере Палатенцо, злобно искрящая молниями.

— Она, товарищи, — бодро вещала наша психологиня, — вполне себе отдает отчет в том, что делает. И что думает! Даже в том, что чувствует! Просто представьте себе, что Юля — ребенок без тормозов и ограничений. У неё их просто нет, потому что нет ни малейшего желания идти на компромисс и…

— Я поняла, — рубила нервно майор, — Как это исправить? Как её починить? Что не так?!

— Да всё так, Нелла, — разводила руками полненькая ученая, — Так и должно было быть, просто мы надеялись, что она сохранить установки личности с метаморфозы, но кому из детей нравятся искусственные ограничители? Вот она и…

— Так, хватит! Не надо мне объяснять, что вот это — моя дочь! — наконец, взбесилась Окалина, тыча пальцем в одностороннее стекло, — Я и так вижу! Объясните, как вернуть или… поставить ей ограничители! Вот Витька! Вот он! Она в него влюблена была как кошка! Почему она его не слушает?!

— Социальный статус разный, — это уже была Молоко, — Юля ориентируется на общественное признание и заслуги, у неё просто не выработано другой системы координат, так сказать. Поэтому Виктора она не воспринимает, как…

— Так, стоп, — внезапно прозрел я, — Так она по этой причине меня несколько раз чуть не грохнула?!! И вообще творила что хотела?!

Как оказалось — да. Меритократичное определение ценности того или иного индивидуума оказалось для призраков в их новом амплуа единственным ориентирующим фактором, который…

Обосраться и не жить. То есть эта электрическая чучундра испытывает ко мне чувства, но в её личной таблице рангов я на уровне домашнего хомячка, потому что у меня нет регалий, заслуг и дипломов? А что ты хотел, Витя? Видишь, как много неосапиантов? Мы и так разрываемся на тысячи кусков, пытаясь понять и простить каждого…

— Но это хороший шанс вновь переориентировать её систему ценностей на нормальную! — внезапно воодушевилась Кладышева, — Да, надо будет поработать, но шансы, я думаю, очень велики. Только вот проблема у нас имеется, товарищ майор. Мне, чтобы работать с Юлией плотно, нужно, чтобы она вернулась в общежитие. А в «Жасминной тени» у нас Витя…

— Витя, значит, — бросила чугунный взгляд блондинка на меня. Я лишь пожал плечами, думай, мол, что хочешь. Я свободный человек со свободной потенцией и волеизъявлением.

— Ну, с Витей мы вопрос решим, — неожиданно улыбнулась Нина Валерьевна, заставляя меня насторожиться всеми жабрами души.

И не зря.

— В смысле решите?!

— Сейчас объясню, — неожиданно ожила мрачная как грозовая туча майор, деликатно беря меня за плечо, — Так, девочки, вы тут сами, а мне надо с Изотовым кое-что обсудить…

И уволокла к себе, в подполье.

— Так, Симулянт…, — сев за стол, со вздохом начала она.

— А можно мне кофе и что-нибудь пожрать? — сделал я ход конем, — Как бы с утра ни крошки во рту.

— Можно, — с тяжелым вздохом встав из-за стола, Окалина прошла в одно из подсобных помещений, кажется, выполнявшего у нее роль гардероба, вскоре появившись оттуда с термосом и бутербродами. Они были настолько грубо нарублены, что я сразу всё понял.

— Вы мне что, своё отдали?! — удивился я вслух и громко.

— Заткнись. Жри. И слушай, — придавили меня голосом, тут же поправившись, — Мне все равно ничего не лезет.

Через пару минут я узнал почему.

Учебный год в пределах Стакомска… его не будет. Через пару дней будет объявление по всему городу, что все учебные заведения делают перерыв в работе до… неважно. Совершенно неважно.

Важно то, что все, имеющие отношение к преподавательской деятельности, либо к самим учебным заведениям — уже бегут из города. Можно сказать — убежали. Сменили место жительства, плюнув на повышенную зарплату, на льготы, на пенсионную прибавку, на всё… всё… всё. И не они одни, преподаватели и воспитатели лишь возглавили огромный отток населения из советской части Стакомска, хотя ходят слухи, что и в китайской наблюдается подобное явление.

— Ты знаешь, из-за чего это происходит, Изотов.

Конечно, я знал. Артефакты, совсем недавно пролившиеся дождем на улицы Стакомска. Даже принимал участие в этой движухе, сбив с неба как самого террориста-наемника, так и придурка, преследовавшего его годами. А теперь… в целом понятно, не нужно быть хоть сколько-то умным, чтобы сложить два и два. Артефакты тот гад с багровой энергией рассыпал возле школ и вузов, следовательно, нашедшие их школьники и студенты втыкали деревяшки в себя. Следовательно, что? Правильно. Воцарится ад, если позволить молодым и глупым человекам, то есть уже адаптантам, концентрироваться в определенных местах.

Преподаватели тоже люди и тоже хотят жить.

— В общем, сейчас на патрули подписываются все, у кого «нева» ниже полтинника, — отрубила майор, — Ты со своей «невой» и со своими нелетальными способностями… гм, я просто не могу держать такой актив не задействованным, Изотов. Поэтому…

Поэтому от «Жасминной тени» меня и Цао Сюин назначают в специальный отряд быстрого реагирования, который будет выезжать на «тяжелые» случаи из тех, где летальное применение сил категорически не рекомендуется. А так как город большой, урожай новых адаптантов планируется в несколько десятков тысяч, то дома я буду только ночевать… и то не часто.

— Бабушку бы хоть пожалели…, — вздохнул я, скорее в шутку, чем всерьез.

— Изотов, — не поняла меня Окалина, — Там дети и невинные граждане. Мы не выпускаем неогенов. Многие бросают детей, проходящих сейчас метаморфозу под контролем властей. Три-четыре дня и нам будет очень сложно. И плохо. Не до бабушек. Тем более что эта конкретная бабушка в бой, в отличие от тебя, рвется.

— Да я просто так ляпнул, — оставалось лишь повиниться, — Только, товарищ майор, я того… не очень умею спасать. И уговаривать. И разговаривать. Ну вы поняли.

— Не волнуйся, будешь заниматься привычным делом, — валькирию это не смутило, — Кому разговаривать — мы найдем.

Глава 3 Социальная ответственность

Сегодня с утра меня одолевали философские мысли. Не просто так, конечно, потому что для них, мыслей то есть, нужны силы и особое состояние мозга, я бы даже сказал — работоспособное состояние, а с ним пара дней была сильная напряженка, потому что Вероника. Да, как говорится, «перед смертью не надышишься», но почему бы не попытаться? Ничто не предвещало беды, я, несмотря на новое назначение, должен был вполне кошерно ночевать дома, но попробуйте привести эти аргументы старой заслуженной женщине, у которой нимфомания и воздержание сильно пошатнули чердак еще тогда, когда я в пеленки ссался и агукал матом на своих непутевых родителей.

В общем, тут, наконец, доставили Юльку, Вероника ей занялась, а я получил возможность как выспаться, так и начать думать с утра пораньше. И надуманное сильно смердело каким-то зашкаливающим уровнем иронии.

Вот чего можно хотеть от второго шанса в жизни? Молодости, силы, богатства, знаний… женщин, в конце-то концов! Или на конец, не суть.

И шо, вы-таки меня спросите? А я возьму и отвечу — а всё ведь есть! С избытком! Я молодой, крепкий, силы дурной за края, с девками вопрос не просто закрыт, а прямо вообще, на самом высшем уровне, большинству такое и не снилось. Деньги? Ну да, отнес недавно за сберкнижку, просто полочка кончаться начала. То есть, они имеются, четыре с половиной тысячи на счету, да дома рублей пятьсот. Хоть машину покупай. Но машину я не куплю, потому что могу порвать машину пополам. А зачем в хозяйстве такая дорогая и ненадежная вещь?

Так что я по всем канонам попаданческих книжек, сотнями читанных в прошлой жизни, успешен прямо не знай как. Пусть денег, конечно, мало, но зато Кладышеву можно считать за два гарема, семь секретарш и стриптиз-клуб совокупно!

…и радоваться этому всему как-то не получается. Особенно сейчас.

В Стакомске наступили сумерки. Только закончился срок перестройки организмов адаптантов, как они начали вылезать на улицы. Потерянные, бледные, неадекватные, с пролежнями, люди самых разных возрастов то и дело появлялись на свет, тут же начиная напропалую применять свои способности. В больницах и госпиталях врачи сбивались с ног в забитых палатах, срывали голос в криках, запрещая использовать свои силы, но обезумевшие люди всё равно никого не слушали. Они радовались как дети.

Только вот в руках у них были отнюдь не игрушки.

— …тов! Товарищ Изотов! Вить! — достучались до меня извне.

— А? — включился я в окружающую среду, идентифицируя стоящего передо мной человека как милиционера, свежеиспеченного лейтенанта и вообще Шахбазяна Вагана Вараговича, нашего коморского участкового, а еще теперь, вдобавок, и руководителя группы «Комор», в которую был включен и я.

— О! — обрадовался тот, — А я уж думал, ты нас покинул в цвете лет!

— Не дождетесь, — отрезал я, оглядываясь по сторонам, — А где все?

— Сейчас подойдут, — ответил мне милиционер, а затем добавил, мрачнея, — И пойдем…

Всего в нашем отряде от улицы набралось пять человек. Шахбазян — руководитель, связист, переговорщик, наш основной рабочий элемент. Цао Сюин, раздобывшая где-то вместо своих роскошных халатов совсем непримечательную скромную одежку — страховка на случай, если что-то пойдет не так. Её нейтрализующие сферы великолепно решают проблемы буйных и неадекватных. Олейко Михаил Петрович, суетливый человек лет сорока, присутствовал и числился третьим как представитель гражданского мнения Стакомска. Он у нас был комендантом общежития номер «2» с другой стороны Коморской, а в отряде просто числился лишним телом, изрядно страдающим от такой дополнительной нагрузки.

Четвертой была архиполезнейшая бабулька, живая, плотненькая, пышущая энергией и живостью ума. Вот эта самая Раиса Архиповна Даниленко была не много ни мало, а самой настоящей живой легендой из женщин, лично принимавших участие в Митинге Неудачниц на Красной Площади в 1950-ом. Сейчас же эта владелица слабого телекинеза и теплозрения будет основной причиной, почему я целый день буду болтаться рядом с ними без дела. И это очень хорошо.

Все в отряде знают, что верзила в металлической маске начнет действовать, если новый адаптант будет подвергать риску жизни окружающих или членов отряда. И наручников у Вити нет.

То есть — меня активно не любили. Вслух.

— Да не нужен он нам, милая! — бодрым колобком перла вперед рядом с широко шагающей Цао Сюин бабулька, — Ну ты ж не скисла? Так ты и не могла, о чем это я! Ну вот кто из твоего шарика и куда? Да никуда! Зачем нам тут такой?! Алкашей гонять? Там с нами вон, парень какой видный идёт! Отправь ты его домой, у меня сердце волнуется!

— Не положено, — сухо и тихо отвечала баба Цао, — Нас так назначили.

— Назначили-о*уезначили! — не лезла в карман за словом Раиса Архиповна, — Да если б там наверху всегда правы были б, а мы молчали, сейчас бы все строем ходили и полынь глотали!

Милиционер мудро бабку не окорачивал, а вот Олейко на всё было поровну. Человек шел, мучаясь, что он капитально не на своем месте, которое, судя по всему, что я знал о комендантах и о людях в частности, было сугубо перед телевизором. Сам бледный, мозолей на руках никаких, нервный, со срывающимся даже в простом разговоре голосом. Явно не приспособлен ни к чему, кроме ора на студентов. Или же я ошибаюсь. Всё-таки, нельзя быть на Коморской совсем уж простым и тем более, нервным. Зашибут.

Наш первый «клиент» — сидящий на лавочке мятый на лицо и одежду алкаш, с детской улыбкой пускающий из ладоней свет. Ничего серьезного, просто как фонарик ладони заработали. Только вот вместо Шахбазяна вперед посеменила эта проклятая Раиса Архиповна, сходу влепив мужику легкий подзатыльник, а затем начала его визгливо отчитывать за то, что не гражданин он, не товарищ, а пропойца и дурак, так как не доложился куда следует.

Вот тут уж я не стерпел.

Аккуратно отодвинув с дороги что-то почуявшую бабу Цао, я подошёл к скамейке и отвесил дурной бабке подзатыльник, от чего та выпала в крайнее изумление, причем вместе со светоносным алкашом на пару.

— Если ты, бабка, курва-мать, еще раз поперек приказа пёрнешь, я тебя, козу упрямую, догола раздену и посреди улицы так оставлю, что ни подняться, ни уползти не сможешь. Будешь лежать и вопить, опозоришься на весь город, — змеем зашипел я в пенсионное ухо, но так громко, чтобы слышно было всем, — Мы тут не в твой походный бордель играем, *б твою мать!

— Слышь, малой…, — неожиданно подал голос алкаш, — Ты…

— А ты, дебил, — развернулся я к нему, — Лучиком своим паршивым в глаз водиле какому-то зарядил бы, и всё, привет кювет. Присел бы лет на восемь!

— Да не умею я! — побледнел алкаш.

— Ты сидел, учился их пускать, идиот! — уже не сдерживаясь, рыкнул я, — На людях! Не в квартире! Не в сортире! Поднимай жопу, идём тебя регистрировать!

Знаю, из меня вообще никакой переговорщик. Чаще всего ты в ситуациях, когда либо сам, либо тебя, третьего не дано. Поэтому я совершенно не против, если всем происходящим будет заведовать некто, куда более «цивилизованный» типа Шахбазяна, но вот превращать серьезную операцию в цирк ради услаждения маразма в прошлом знаменитой бабки — мне ни с руки.

Так и пошли дальше, причем Цао Сюин на полном серьезе отстала утешать получившую большую моральную травму Даниленко, но тем не менее, насколько мне позволял слух, между хорошими словами толсто намекала бабке, что Витя — человек нехороший. Раз сказал — то сделает.

Дальше все пошло как по маслу, за исключением народной любви ко мне, красивому. Бабуля молчала, милиция работала, китайский народ бдел, а нервный Олейко страдал от собственной никчемушности.

Обход мы закончили, имея в качестве добычи двух алкашей, одного поэта и мальчика лет десяти, которого как раз наш комендант номер два и обнаружил закопавшимся в песочнице. Подивившись таланту орущего ребенка (так рано достигшего половой зрелости, стал ведь адаптантом!), я всё-таки поставил пацана на ноги, удержав за ухо. Затем была длинная эпопея поиска его родителей, сопли и слезы матери, тихое нервное признание бати в… зажиленном артефакте. Его тоже забрали. В итоге мамаша ужинать сегодня была обречена одна.

Бывший сержант оказался настоящим докой в своей области. Спокойно приближался к цели, представлялся, пояснял, кто он и откуда… этого уже хватало, чтобы народ, выползший из своей берлоги спустя две недели, скисал и послушно шёл в участок. Все было настолько тихо, что под конец смены бабулька из Неудачниц расхрабрилась, вновь попытавшись прочитать мораль одному грустному типу, конвоируемому нами в отдел, но тут уже сама Цао Сюин её одёрнула.

И правильно.

Затем, уже под вечер, Шахбазян скомандовал отбой, после чего наша недружная команда расползлась по своим делам.

— Извинись завтра перед ней, — сухо проговорила Цао Сюин, идущая чуть впереди меня.

— За что? — хмыкнул я.

— Знаешь сам, — отрезала китаянка.

— Не буду, — тут же отреагировал я, — И не потому, что не хочу, баба Цао. А потому, что если я пойду навстречу подобному, оказав уважение старому человеку, то у него может сложиться впечатление, что я был не прав. Я, а не он. И когда кто-нибудь оторвет голову вам или милиционеру, эта бабуля будет искренне полагать, что так случилось не из-за её капризов, а потому что окружающие недосмотрели…

Секунда и я смотрю в глаза развернувшейся на месте и очень злой китаянки. Очень злой.

— А ты все лучше знаешь, сопляк?! — змеей прошипела бабушка, — Где был твой ум и решительность тогда, в «Тени»?! Тогда, когда умирали дети?!

— Тогда, когда ты, старуха, не зная ситуации, не понимая вообще ничего, сама пошла по приказу, жертвуя своей внучкой?! — ответно взбесился я, — Кочерыжка старая! Один из засланных людей мог спокойно взломать комнату, у него лучи из глаз лупили просто ужасающей мощи! Он бы за секунду проник в комнату, стёр бы призраков, сжег бы тебя и забрал бы Данко! Но нет, ты даже сейчас об этом не в курсе, потому что тебе важнее было взвалить всю вину на меня, придумать, как бы ты справилась лучше сама и строить после этого из себя невинную жертву!

— Ты мог хотя бы попытаться их спасти!! — боль в глазах Цао Сюин была очевидна даже такому дубу как я, — Хотя бы! Что-то! Сделать! Ты их бросил! Вычеркнул!

— Ты даже не слышишь, что я говорю! — сплюнул я, обходя китаянку.

— Слышу! Слышу!! — донеслось мне в спину, — Но они мертвы, шипоголовый! Они все мертвы!

Молча, я развернулся, подошёл к стоящей с сжатыми кулаками женщине и посмотрел на неё. Высокая, худая, вечно строгая, Цао Сюин сейчас стояла, опустив глаза вниз и плотно сжимала свои кулаки.

— Я… провалилась, — глухо произнесла она.

— Ты провалялась, — безжалостно отбрил её я, — Но до этого ты дала Янлинь время выставить блокировку на общежитие. До этого ты терпела пытки. Всё, что случилось потом — было не твоим делом, старуха. Ты к тому времени своё отыграла. А что вышло у меня, так ты знаешь. Единственное, в чем ты на самом деле провалилась — это по отношению к своей внучке!

— Чт…, — вскинулась она.

— То! — рявкнул я, — Ты хотела, чтобы ей испарили голову! Не думала ни секунды, жертвуя ей! Сразу выдала! А значит, хотела этого давно! Хочешь переиграть её жизнь? Воспитать по-новому, а?!

— Шипоголо…!

— Я за него! — зарычал я, — Что, старая, сомневаешься в том, как вырастила внучку?! Видишь, что та несчастна, трахаясь со всеми? Прямо аж умирает с горя?! Так в жизни, вообще-то, мало счастья, тебе ли не знать! Зато печали бы ты ей еще устроила вдоволь!

— П-пошёл прочь! — толкнув меня в грудь обеими руками, баба Цао ринулась к проходной на Коморскую, как к спасительному кругу.

Догонять я её не стал.

Все кровоточат одинаково. И уважаемый, и неуважаемый. Между выпотрошенным министром внутренних дел и курицей удивительно малая разница, разве что в массе и пригодности к употреблению. Ценность, впрочем, даже меняется, потому что нормальный человек министра жрать не будет. Дохлый министр стоит дешевле курицы. В этом и весь смысл. Нельзя сказать, что я уважаю куриц и не уважаю министров, но в разрезе моих приключений (точнее жизни), уважение может быть лишь роскошью, подчас опасной. Потому что ни министр, ни, тем более, курица, ни хера не смыслят в смертельной схватке людей, обладающих способностями. А у нас тут такая жопа постоянно.

И что следующий день нашего мирного сонного обхода по алкашам, маргиналам и робким гражданам, сп*здившим себе брусочек волшебного дерева, не кончится кровавой бойней на половину квартала — я гарантировать не могу. А значит, весь авторитет уважаемой Цао Сюин и нихера не уважаемой маразматички Даниленко — для меня пустой звук. Они не на своем месте. Я? Да.

Не те времена.

Дома тоже было «весело». Бледный трясущийся Салиновский куда-то шёл, держась за стеночку, из комнаты Цао Сюин орала китайская народная музыка отвратительно хриплого качества, налетевшие на меня из-за угла феечки узбекского происхождения уставились на меня, как на восьмое чудо света, от чего я банально удрал, не собираясь выяснять, что значит выражение их личиков…

Хочу отдыхать. Целый день маялся с передвижным домом престарелых!

Быстро разогрев супу, я поспешно, как будто украл, залил это всё в себя, а затем перешел в состояние тумана, попутно пытаясь понять, каким образом вместе со мной трансформируется свежевыжратый суп, еще не успевший смешаться с кислотой в желудке. Вообще, такая трансформа вызывает множество вопросов, причем, не только она. Вот, к примеру, сверхсила, когда на мне ничего нет? Она есть, и я её контролирую, но… частично ведь! Да, я могу быть аккуратным, даже очень аккуратным, тренировался же, но всё равно возникают очень специфические вопросы. К примеру — секс. Веронику, в случае моего финиша, должно неслабо травмировать изнутри, так? Ну или слетать она должна, как бы тоже логично и по законам физики!? Но ничего подобного не происходит!

А когда сплю? Нет, поначалу я хоть носок, но надевал перед сном, но уже давно этим не страдаю, потому как разрушений ноль. Ворочайся-не ворочайся, но всё равно сверхсила… не сверхсилит. Та же слизь? Это псевдоматерия, причем в образе тумана, на минутку, тоже псевдоматерии, я её выделю уже не реально существующим организмом, а туманом! Тут уже ум за разум заходит, потому что функция одна, но у двух совершенно разных плоскостей существования. Или вот, сам туман? Да, я туман! Как я смог и продолжаю мочь прокачивать физическое воздействие на реальность?!

Про то, что я в данный момент клацаю по кнопочкам компьютера отростками из тумана, рассматривая текущие задачи нашего Янлинь проекта — в принципе можно было бы и промолчать. Только вот я еще и отдыхаю в это время! То есть сплю!

Лаааадно. Я мыслю? Следовательно, я существую. Базара нет. А кто я, что я, зачем я — это пускай товарищ Молоко репу морщит, ей за это платят. Экспериментировать над собой, взращивая силушку великую, дабы всё затащить и всех защитить — не испытываю ни малейшего желания. В основном из-за опаски, что вместо целевого результата произойдет какой-нибудь перекос, от чего я либо стану туманным человеком, либо кошмарить всех начну в радиусе сотни километров, либо… отставить. Самоубийства от утренней эрекции не существует!

Так, всё, работаем, не отвлекаемся!

А работы нету. Папка, в которой раньше были для меня мелкие задания из разряда «подай-принеси-протестируй-расскажи о своих ощущениях» была девственно пуста.

Впрочем, эту болезненную тему я осознавал недолго, так как в дверь подолбилась виновница пустоты, то есть сама Цао Янлинь собственной зареванной персоной. Обняв меня, как русский березу, юная китаянка допихала мое поддающееся тело до стула, залезла сверху на колени, а затем, крепко обняв за шею, возрыдала уже на полную мощь.

Сидел, гладил, понимающе сопел. Явно баба Цао, наслушавшись своей музыки, а может быть, даже и бухнув, врезала внучке правду-матку. Мол, сорян, милая моя, эксперимент провалился, поэтому возникло у меня искушение дать врагам народа твой головной мозг слегка дезинтегрировать, а я б тебя потом по новой бы воспитала. Не смотри, мол, дорогая, что я старая и кашляю! Училась бы ты быстро, мы бы за год-два справились бы, а там жила нормально, без всех этих вечных мужиков левых, девчонок, фаллоимитаторов и прочих спонсоров секса.

Это двадцатилетней-то девчушке?

— Сирые мы и убогие, — бормотал я, гладя рыдающую девушку по голове, — и горести гложут нас многие…

Всплыло что-то из памяти. Чем-то всё, происходящее с нами, с неосапиантами, сильно напоминает мне жизнь молодого человека в 2010+ году того мира. Когда ты, молодой, пышущий здоровьем, исполненный надежд, внезапно превращаешься в растерянного щенка, стоящего посреди вихря зарождающегося капитализма. Нет работы, нет карьеры, нет норм. Люди, поглощенные интернетом, общаются с теми, с кем удобно, а это значит, что соседские и родственные социальные цепи, связывавшие их ранее — ослабли. Нет больше возможности устроиться по знакомству, нет ни одного шанса понять, кого завтра мир осыпет золотом, а чья профессия и годы практики отправятся в трубу. У тебя есть силы, но ты понятия не имеешь куда и как их приложить. Почти никто тогда не знал, как жить эту жизнь…

Тут? Почти тоже самое для нас, неосапиантов. Сила в наших телах определяет вектор или, по крайней мере, здорово его меняет, то вот на нечто совершенно неопределенное. И сидящая у меня на коленях бессмертная девочка, которая взрастила себя как компетентнейшего программиста, плачет от горя, узнав, что любимая бабушка хотела у неё это отнять. Всё отнять. Совсем всё. Просто решив за неё.

Ради какого-то абстрактного, несуществующего, бл*дского счастья. Которого, сука, просто не существует!

Но все, почему-то, в него верят. Это как религия, только без воображаемого друга, просто некое самоутешение до самой могилы. Только вот, товарищи, этой девочке могила не грозит. Она будет вечно юной, вечно красивой, просто… вечной. Ей не нужно переначинать.

— Она ничего плохого не хотела, — бормотал я, поглаживая плачущую девушку, — Просто ошиблась. Сильно ошиблась. Не со зла.

— Оши… оши-блась? — кажется, Янлинь не поверила тому, что услышала.

— Конечно, ошиблась, — я сделал свой тон слегка удивленным, — Ты разве еще не поняла? Твоя бабушка — человек, Янлинь. Настоящий человек с настоящим человеческим воспитанием. Понимаешь? Че-ло-век. А мы — уже чуть-чуть другие. Она жила в постоянном страхе, что вы с ней ошиблись, выбирая тебе такой… стиль жизни. Может, ночами не спала, думала о том, как ты без неё будешь жить. И вот, надумала… херню.

— Так разве… не важно… остаться… людьми? — прерывающимся голосом выдавила из себя девушка.

— А кто нам мешает? — философски вопросил я, — Но для этого вовсе не обязательно лишаться личности. Что ты, что Вероника, вы не можете умереть от старости, ну так и живите себе своим умом. Да, вам не повезло, вы одни из первых, но посмотри на неё — живет и радуется. Да и ты, насколько я знаю, не плачешь ночами в подушку…

— Плачу…, — сердито заявили мне куда-то в обильно смоченную слезами подмышку, — Я хочу…

— Хоти, — великодушно разрешил я, — Все хотят. Если хотят сильно — то начинают добиваться. Или учатся обходиться. Или живут, пока не захотят чего-то нового. Проблем, которые бы решались взрывом мозга — почти не существует. К тому же, Янлинь — этот вариант всегда у тебя с собой, так сказать… эй! За что?!

Меня двинули в солнечное сплетение. Крепко. А затем, подпрыгнув так, чтобы заехать крепким задом по моей беззащитной паховой области, двинули еще раз! Затем, пока в глазах у меня танцевали звездочки, слезли с колен, попытались придушить объятиями, поцеловали в щеку и убежали, оставив в недоумении.

Женщины…

Как всегда, ничего особо-то и не поняв, я принялся уныло листать свои учебники, размышляя, что буду делать на ужин. Правда, спустя час с небольшим оживший интерком, наперебой говоря двумя пьяными китайскими голосами, принялся невнятно объяснять мне некоторые вещи, что упорно ускользали от сознания.

Наверное потому, что китайского я не знал. Но всё равно был рад, что мир в семействе Цао вернулся на своё прежнее место. А может даже и стал лучше.

Глава 4 Эскалация

— Стой, сука!

— Х*й тебе!

— Стой, я сказал!

— Пошёл на х*й!

— Я ж догоню…, — пригрозил я, понимая, как тупо звучат мои слова для человека, медленно продавливающегося сквозь стену.

— Догонялка… хых… не выросла! — сообщили мне из другого конца квартиры, — Отвалите!

Я редко скучаю по прошлой жизни. Наверное потому, что не прикипел душой к смартфонам, не проникся всей этой электронной жизнью, но зато помнил еще натуральную еду, жесткую деревенскую куриную ногу, кислые яблоки и хлеб, вкусный хлеб, который становился черствым за полдня. Но было еще кое-что.

Никогда в первой жизни так часто не чувствовал себя полным дебилом!!

— Ну, сука, погоди…, — прошипел я, выдёргивая ногу из упругого вязкого нечто, когда-то бывшего самой обычной советской стеной с подранными прокуренными обоями. Через минуту оно снова ими станет, да, но пока сквозь стену можно пройти. Медленно и с натугой.

Именно так от меня и удирает этот козёл Ларимонов! И именно так он грабанул винно-водочный!!

Конечно, посторонний наблюдатель, посмотрев бы на эту «погоню» сквозь стены жилого дома, покрутил бы пальцем у виска, спросив: «Витя, ты шо, больной? На кой черт ты его сквозь стены преследуешь, когда мог бы превратиться в туман, выбить окно, а затем, опять-таки выбив окно в соседней квартире, взять медленно отлипающего от стены ханыгу тепленьким и беззащитным?»

А вот нельзя! Этот хитрый жук только убегал, причем аккуратно и шумно извиняясь на ходу перед ошалевшими хозяевами квартир, матерясь только на мои вопли, призывающие его сдаться. Начни я наносить моральный и материальный ущерб гражданам — потом бы по голове не погладили.

— Тысяча извинений, гражданка!

— Памагите! Милицияяяяяяя!

— Милиция там, сзади! Он вас слышит!

— Милицияяяяяяяя?! (в три раза громче).

— Молчи, женщина! — ору уже я на огромную, толстую, заспанную бабищу, явно входящую в раж по причине исчезающей в стене жопы алкаша.

Правда, попадаю в ловушку. Пока мое красивое молодое тело с трудом вдавливает себя в стену, на которой отвратительный облезлый и вонючий ковер, гражданка, тряся огромной грудью и животом, а также жировыми складками на пухлых руках, орёт благим матом за свою поруганную добродетель, выставляет претензии и даже пробует меня больно ущипнуть. У нее даже получается, когда я пропихиваю внутрь все ругающиеся и лягающиеся части своего тела.

А вот в следующей квартире уже не везет самому лиходею — он попадает в точно такую же ситуацию как я раньше, от чего его нервно и бодро пинают двое молодых парней, ругая последними словами.

— Начальник, ну скажи ты им!! — жалуется мне (!!!) хам, получающий заслуженные трындюля.

Мстительно молчу, пролезая вперед. Проходить сквозь стену похоже на протискивание сквозь плотный торт, единственное, что помогает — она сама тебя потихоньку втягивает со стороны, где ты воткнулся, выталкивая на другую.

И опять повезло! Парни оказались не робкого десятка и, набутылив вторженца, еще и стали хватать его за жопу и прочие торчащие части тела, купив этим мне время! Я его догнал!

— Ну, мужики, спасибо! — кидаюсь я на торчащую из стены мужскую жопу, втискивая руки на талию стенопроходца и обнимая его похабно, но крепко.

— А ты еще кто?! — возмущается один из парней.

— Милиция! — честно отвечаю я, делая им круглые глаза. Видимо, парни думали, что алкаш брешет.

— …а что со стеной? — задумчиво бормочет второй, втыкая кулак в измененную материю под вопль соседа «Леша, твою мать!».

Кулак, конечно, застревает под моё унылое «*ляяяя…». И начинает втягиваться.

— Спокойствие! — ору я, погружаясь вслед за алкашовой жопой в камень, — Только спокойствие!

Вываливаюсь вместе с Ларимоновым, на вопли которого уже подлетели остальные члены моего отряда. Искушение ударить человека в ухо настолько велико, что я еле сдержался. И, как оказалось, зря. Кожа гадкого алкоголика, извивающегося у меня в твердой руке, неожиданно вспыхнула слепяще-белой вспышкой, от чего мы все с руганью схватились за глаза. А когда проморгались — он уже жалобно что-то ныл, сидя в полупрозрачной сфере изоляции Цао Сюин.

Заодно и тот любопытный парнище сверху-таки выпал с высоты первого этажа на газон.

— Козззёл, — выругался потирающий щипки от толстой бабы я, — Ты теперь встрял по полной, Ларимонов! Атакующая способность по сотрудникам милиции при исполнении — это тебе не чекушку тиснуть, дурак ты пьяный…

— Э… эээ!!! — всполошился бултыхающийся в пузыре неопрятный мужик, — Я… не хотел! Оно само! Оно само, начальник! Да!

— Добро пожаловать в реальный мир! — ухмыльнулся я под маской, — Болтать ты сейчас можешь что угодно, а вот на допросе в участке весна покажет кто где срал! Там всё узнают…

Разумеется, он тут же взвыл, прося понять и простить, ибо не со зла он это всё, а от паники и страха. На это уже возбудилась Даниленко, начав что-то там говорить Олейко и Шахбазяну, но удариться в очередную бесплодную дискуссию мы не успели. Меня грубо и сильно толкнули в плечо сзади. Тот, давешний парень. До меня донесся запах перегара.

— Ты чо?! — уже и вслух быканул он, увеличиваясь в размерах и серея кожей, — Мужика нашего, родного? Простого? За такую мелочь? Сажать?!

— Опачки! — сделал я большие глаза, — А ты у нас тоже без регистрац…

— На, сука! — мне выдали просто офигительный удар, заставивший небо и землю поменяться перед глазами пару раз. Разум, тут же отдав команду на переход в туманное состояние, холодно зафиксировал, что для человека такой удар стал бы смертельным.

То есть, я, взлетев от удара в воздух и перекувыркнувшись, буквально в секунду взорвался туманом, вырвавшись из одежды, а затем, почти сразу, начал собираться в голого человека на земле. Процесс резкий и неприятный, он занял у меня секунды три. Все это время парень продолжал расти, а его кожа, ранее просто посеревшая, стала покрываться сетью каких-то царапин, начиная напоминать камень. Мои соотрядники не сплоховали, если не считать драпанувшего в сторону Олейко, правда, укатывающего с собой вороватого алкаша, но увы…

— Убью! — орёт полудурок, топая к старикам и милиционерам. А в нем уже метра два с половиной и веса, если не ошибаюсь, под тонну. Зеленовато-серый такой камень, даже красиво. Слегка.

Синий луч-лазер, замедляющий противника, уже бил в каменного преступника, но Шахбазяну требовалось довольно много времени, чтобы «напитать» тело преступника тормознутостью. Цао Сюин, естественно, тут же бросившая сферу в новую цель, не успела — габариты парня превысили возможности объёма её способности, от чего та просто лопнула. Сама же Даниленко… она очень хорошо владела своим невеликим телекинезом, просто мастерски, но он был слишком невелик.

…зато был я. А знаете, дорогая моя несуществующая публика, чего хорошего во мне? Не только ум, красота, совесть и много скромности, но также знания из другого мира. А знаете, что в данный момент злому мне шепчут эти самые знания? Очень важную, но довольно простую вещь, необходимую для оперативного обезвреживания поехавшего от собственной силы парня. Звучит она приблизительно так: «от лоу-кика еще никто не помирал».

Нет, ну а что? Я-то собираюсь его ударить со всей силы…

И ударил. Коварно, сбоку, так, чтобы никого не задеть ударной волной. А еще — от души.

Правую ногу полудурка просто разнесло в каменную пыль, а левую раскололо на осколки, брызнувшие в торец дома, из которого мы совсем недавно выпали. Правда, я это наблюдал, уже находясь в состоянии тумана, так как избыток силы в ударе, превратившим простого полудурка в безногого, был излишен. Сильно прямо. Проще говоря, меня закрутило в воздухе второй раз за пять секунд (!), от чего я и успел почти сразу переобуться в туманчик.

Мою защиту окружающие оценили не сразу — хлопок от удара по окаменевшему хлопцу был настолько громок, что людей слегка оглушило. Впрочем, зато не посекло осколками, с облегчением констатировал вновь собравшийся и подбежавший я.

Ну и потом началось. Безногий орёт, хотя очевидно, что не чувствует боли, ему просто жалко конечности. Раиса Архиповна тоже орёт, потому что ей жалко придурка, чуть не устроившего ей досрочный выход с пенсии. Ваган Варагович, мужик нормальный и адекватный, но чересчур уж сердешный, не орёт, но так укоряюще смотрит своими черными глазами прямо в душу, что хочется зарядить ему в тыкву. Одна Цао Сюин стоит, молчит, косится на меня. Ну хоть эту славную бабушку понять легко — она просто ждёт, не пойду ли я добивать. Тогда остановит.

А затем еще и та жирная зараза щипавшаяся выползла, да и парень-сосед на крики друга прибежал, тут же кинувшись на меня с кулаками, из которых лезли острые черные коряги вроде помеси корня дерева и рыбьей кости… Он потом что-то слезно кричал безногому, а тот, пребывая в затормаживающем луче нашего участкового, ничего не понимал и не мог ответить. Пищала Даниленко, ей поддакивал Олейко…

Вот такие вот дела.

Так душно, что хочется курить.

— Так, — наконец, подошёл я к разоряющейся бабке, — Заткнулись все. Ты — в первую очередь. И тебе…

— Да что ты за изверг такой!! — рявкнула бабуся, — Ты парню молодому ноги…

— МЫ НА ВОЙНЕ!!! — заорал я во весь голос так, что зазвенели стекла в окнах неподалеку, — А ТЫ, ДУРА СТАРАЯ, ЕЩЕ У СЕБЯ НА КУХНЕ, ЧАЙ ПЬЕШЬ!

Эмоции, голожопость и связанное с ней усиление, всё это дало такой эффект, что меня услышало пол микрорайона.

— Если хоть одна сука…, — я заткнулся, вздохнув несколько раз, а затем продолжил спокойнее, — Хоть еще. РАЗ! Поставит. Под. Сомнения. Мои. Решения. В. Ходе. Боевых. Действий. Из-за! Которых! Может! Пострадать! Гражданское, суки вы тупые! Население! …я вам не завидую. Если ты, старая бл*дь, думаешь, что я буду рисковать жизнью, чтобы сохранить здоровье очередному преступнику, который меня чуть не убил, то лучше иди домой и ПЕЙ СВОЙ Е*АНЫЙ ЧАЙ!

Тишина прямо хорошая возникла, полная такая. Я уже не задумывался о той нелепой тупости, которая овладевает людьми, не склонными активно использовать свой мозг. Они как бараны, живут в уверенности, что доктор их обязательно полечит, пожарный обязательно потушит их дом, милиционер обязательно защитит. Да, здесь, в этом Союзе, такая уверенность может иметь хоть какое-то обоснование, но, если ты, дурак, уже шагаешь по городу брать людей за жопу, если у тебя уже приказы, как действовать и в какой очередности, когда у тебя есть серое вещество работает — почему ты им не пользуешься?!

— Да на тебе царапины нет, урод…, — прохрипел остающийся каменным парень, — А ты мне…

— Я вешу более ста тридцати килограммов, кретин! И крепкий! — рыкнул я на него, — Ты бы убил любого человека на месте!

— Всё, хватит всем, — тихо сказал, подходя, участковый, — Сюда едут, я уже вызвал. Витя, успокойся. Я тебя услышал, сейчас донесу до… этих. А то, действительно…

— Вы сейчас все живы…, — выдохнул я, — только потому, что я знаю, как действовать. На тебя, Ваган Варагович, мне не ровно, но ты на службе. Мы оба знаем, что это такое. А вот если бы Цао Сюин убили… на этих-то двух баранов мне вообще насрать, но и из-за них нас бы с тобой сожрали. Просто объясни им доходчиво, что шутки кончились. Те, кто не пошёл докладываться по призыву — будут сопротивляться. И будут убивать. Скоро.

Прямо как в воду глядел.

Простой советский гражданин, даже живущий в Стакомске, даже прошедший обучение и начитавшийся инструкций, он всё равно остается простым. Оставался, пока не запихал в себе зад волшебную палку ради сверхъестественных возможностей. И, конечно же, он в тот момент не думал, что вместе с возможностями придут и ограничения, новый статус, регуляции.

Придёт новая жизнь.

Придём мы.

Ну а «кровавую гэбню», «мусоров» и прочих страшных людей в народе традиционно не любили.

На следующий день мы уже разъезжали, как и все остальные бригады, в автобусе с камерами и четверкой крепких простых хлопцев в армейской форме. К концу дня хлопцы уже были слегка битые, один баюкал ожог на щеке, другому сломали руку, а мы научились надевать КАПНИМ-ы угнетающего типа на все виды сопротивляющихся людей. Еще день — и лейтенант Шахбазян открывает огонь по конечностям, причем, целясь в школьника, разбирающего своей способностью автобус и орущего, что он теперь всем покажет.

Потом ранили Олейко. Тривиально затыкала вилкой в спину истеричная баба, «защищающая» своего двадцатилетнего сыночка, научившегося создавать сложные пространственные иллюзии. Сам он не оказал никакого сопротивления, когда мы вытаскивали мало что соображающее и изголодавшееся тело из комнаты, полной знатных галлюцинаций, а вот мамаше в голову вступило. Шедший последним комендант и огреб, а парня пришлось паковать в шар китаянки, потому что на арестованную мать он среагировал жутким выбросом своих глюков.

Вечером этого дня я пришёл в номер Паши Салиновского, хлопнул его по плечу и сказал, что Родина в опасности. Стакомску нужен настоящий герой.

Стакомску нужен Паша.

И вот тогда всё изменилось. Мы теперь не шли на войну, а шли забирать своё — дурных безответственных неосапиантов. И забирали их с размахом, шиком, блеском, забирали бескровно! Пашины золотые лучи парализовали всех! Простых, мохнатых, газообразных (это он в меня попал), каменеющих, покрывающихся металлом, пытающихся нырнуть в землю, умоляющих, плачущих и зовущих маму.

Мам он тоже парализовал. Нахер! И пап. И бабушек, дедушек, сердобольных соседей и всю прочую охающую толпу, на глазах которой еще ни разу не сгорал с чадом и дымом человек, которому не повезло оказаться на пути плазменного сгустка, выданного тринадцатилетней ссыкушкой.

Это было оправдано, чертовски оправдано, потому что весь советский Стакомск медленно, но верно погружался в хаос. Переполненные больницы, тюрьмы, даже поспешно переоборудованные здания, недостаток персонала, КАПНИМОВ, специалистов, умеющих работать с людьми, все это усугубляло и так плачевную ситуацию в городе. Нет, еще не слышались взрывы, еще не горели здания, но очереди на вокзалах уже были километровыми ежедневно. Мы работали, сцепив зубы и отгоняя от себя мысли о том, что самые сообразительные и опасные из «бунтарей» наверняка первым же делом сменили место жительства.

В город собирались ввести военное положение.

Паша, несмотря на всю мощь своей способности патогена, не мог бы работать с полной самоотдачей, если бы не Раиса Архиповна. Точнее, если бы не я, видящий в людях нужное, а не самое яркое. Для меня было очевидно, что Даниленко — это не только легендарная личность и владелец телекинетической способности, но и куда более мощный эффектор реальности. Бабушка. А всем известно, что при достаточном финансовом и силовом обеспечении бабушки вполне могут кого-нибудь закормить насмерть. Нашего блондина как раз надо было закармливать на убой, чтобы компенсировать его постоянное нахождение в состоянии активации.

В итоге мы колесили по городу как какие-то охотники на привидений. Прибыть, выпустить вперед меня, как «танка», следом Цао Сюин, прикрывающая Салиновского, последним идёт Шахбазян, держащий максимальную дистанцию. Если объект рыпается, если рядом видны разрушения или хотя бы фингал на чьей-то роже, то неоген тут же оказывается лежащим на земле с покрытыми слизью ногами. Дальше в него летит пашин луч любви. Всё, пакуем, хлопцы, дело сделано.

Разумеется, моя героическая блондинка-начальница быстро выяснила, что я подписал на оперативную работу гражданского, да еще и находящегося под ворохом правонарушений. Она позвонила мне и попыталась сожрать прямо по интеркому, но затем, дав себе труд прочитать статистику наших последних дней, зашла с другой стороны, решив отжать такого полезного блондина себе. На последнее тот,лежащий пластом на полу в моей комнате (я принес, так как Паша почему-то очень просил пустить поспать рядом с дохлым немцем), ответил категорическим матом.

В результате на нас махнули рукой. Не просто так, конечно, каждое задержание фиксировалось дотошно, так что рейтинг социальной адаптации на часах у Салиновского рос как на дрожжах, угрожая в очень скором времени побить рекорды по всему городу во все времена…

— Умираююю…, — с заунывным воем в помещение вползло нечто, бывшее ранее вечно бодрой и заводной Вероникой Кладышевой.

— Супу будешь? — поднял куда более актуальный вопрос (в случае с бессмертной) я.

— Нет! Буду! Не знаю! — четко отрапортовало шатающееся тело, а затем потребовало, — Обними меня и отнеси в ванну. А там включи горячую воду и забудь до завтра.

— А суп туда же лить? — наклонив голову, я обозрел явно вздрюченную вне всякой меры девушку.

— Ты задаешь вопросы, о которых потом придётся пожалеть! — провыла моя подруга, протягивая руки вперед, — Неси меня! Неси меня в свою стр… ванну!

Делать нечего, пришлось ухаживать. Включив горячую воду, я раздел обмякшую тряпочкой девушку, а затем аккуратно положил блаженно застонавшее тело в ванну. И ушел, конечно. Суп сам себя не приготовит. Тоже, кстати, загадка — вон «чистые» или тот же Данко, они же едят? Едят. И пьют. И срут, чего уж там. Но могут этим вообще не заниматься! Нет, срать, конечно, должны, когда есть чем, но, когда нечем, вполне могут… ну вы поняли, да?

Вот зачем две такие системы? Как они взаимосвязаны? Зачем им чувствовать голод, когда пища буквально не нужна телу?

— Ты сегодня невыносим! — заявила мне водоплавающая брюнетка, которую я потчевал, не отходя от кассы.

— Зато я кормлю тебя в ванной. Супом, — резонно аргументировал я, аккуратно целясь ложкой и держа глубокую тарелку на весу.

— Таки да, — задумчиво кивнула облокотившаяся на борт девушка, а потом добавила, — Самое романтичное, что для меня делали. Когда-либо.

— Пирожки были бы удобнее.

— Изотов, заткнись и романтично корми меня супом!

Теперь я знаю, как выглядит идеальная женщина — ей под сорок, но выглядит в два раза моложе. Вру, конечно, но конкретика имеет свое очарование. Молодые девочки очень часто сами не знают, чего хотят, но предпочитают, чтобы ради их блага напрягались другие. В принципе логично, так как другие рассчитывают воткнуть в них член (или уже втыкают и не желают лишаться этой привилегии), но молодость проходит, оставляя горькое послевкусие навсегда изменившейся жизни и утраченной востребованности. А вот такой вариант — всем советую. Вечно юная подруга, у которой никогда не болит голова. Да вообще ничего не болит.

Опять-таки вру. Это сейчас хорошо, когда мне почти девятнадцать без двух дней. А будет тридцать с плюсом — взвою.

Слегка отмякшая Вероника разговорилась, где она так умудрилась устать. Оказалось, что сверху поступило высочайшее указание привлечь Окалину Юлию Игоревну к акциям умиротворения населения Стакомска. Несмотря на её возможно нестабильное психическое состояние. В идеале бы живые обращения, но сойдут также и видеозаписи, которые, как уверены в Кремле, легко соорудить. Поэтому нашему мастеру-психиатру пришлось об колено ломать выработанную стратегию очень медленной и размеренной терапии, через которую они проходили с Палатенцом, и начать ударными темпами прокачивать Юльке адекватный «старый» вид.

В общем, не самое легкое занятие: уговорить призрака, у которого есть свои желания и цели, поступиться этими приоритетами, выбрать другие, исполнить нужное, а затем вернуться к терапии, призванной ограничить в этих самых желаниях.

— Ну и что в итоге? — поинтересовался я, откладывая пустую тарелку.

— Она обещала стараться… если пустим жить обратно сюда, — пожала плечиками девушка.

— Хм, а еще Салиновский просится. Хотя бы временно. Интересно, с чего? — озадачился я.

— Э…, — поперхнулась девушка, — Ну ты, вообще-то, и виноват. Он, считай, со своими фейками зажигает, но это ладно, это мелочи, гы-гы. А вот то, что он мимо комнаты Янлинь прокрасться не может без последствий — это, Витя, твоя вина. Ну и, немножко, моя. Ну и самой китаянки.

— Не понял? — не понял я.

— Дурак, — улыбнулась брюнетка, — Она же видит, чем мы тут занимаемся. И как. А пар ей выпустить сейчас только через блондина и можно! Никого другого нет!

— И почему в советском обществе, столь далеком от похоти и развратных мыслей, я живу, буквально погрязнув во всем этом половом беспределе? — риторически спросил я потолок.

— Не знаю, больной ты, видимо, — фыркнула миниатюрная девушка, — А теперь вытирай меня и пойдем заниматься вот этим самым далеким и несуществующим!

— Нет уж, — решительно отрекся я, удаляясь под полные праведного возмущения звуки, — Сначала суп!

Ну а че?

Глава 5 Презумпция виновности

Представьте себе, вы случайно обнаружили источник сверхспособностей, буквально валяющийся под ногами. Какими они будут — неизвестно, но будут совершенно, определенно точно. И, что куда интереснее, вам ничего не будет за использование этого кусочка дерева на себе! А как же иначе? Вы его не заказали, не купили, не… тысячу раз «не». Он просто упал с неба.

Да, есть шанс обрасти шерстью, начать дышать аммиаком, стать гидрофобным или превратиться в нечто непотребное, но не такой уж и большой. Обычный житель нашего необъятного Союза еще бы подумал, но стакомчанин, ежедневно видящий применяющих способности неосапиантов? Нет.

Итак, он подбирает кусочек дерева, а затем смотрит, как тот погружается в его плоть. В наиболее распространенном случае, конечно же, потому что решение импульсивное. Другие, в которых люди бегают, сгребая артефакты в пакеты, а затем уносят, чтобы раздать, продать, предложить… я их не хочу рассматривать, потому что в результате все равно в конце будут блестящие глаза, дрожащие руки и бывшее дерево, растворяющееся в человеческом теле. Он, она, они, идущие после школы… подбирают и используют.

Не суть. Что потом? Всё-таки между обычным советским гражданином и неосапиантом есть разница и, если вторые её прекрасно видят, в чем-то даже завидуя простым смертным, то вот для первых она неочевидна. В основном, потому что ну… кто будет вникать в нюансы жизни другого человека? Куда он ходит отмечаться, какие обязанности имеет, чем ограничен? Нет, этого нет. Все просто хотят делать руками пых-пых, и чтобы окружающие завидовали.

А еще, конечно же, крепкое здоровье, идеальный иммунитет от болезней, слегка улучшенную внешность…

Дерррьмо…

После двухнедельной лежки, когда ты вялый и сонный ползаешь осенней мухой от туалета до холодильника и назад на кровать, наступает короткая и яркая жизнь мотылька. Ты приобретаешь силы. Понимаешь, как они работают. Можешь их применять. Не зря мучился! Не зря рисковал!

Ты теперь другой!

Но знать окружающим об этом вовсе не обязательно. Все эти законы, положения, ограничения… зачем они тебе? Здоровье поправил? Отлично! А остальное никого не касается.

Затем ты узнаешь, что Миронова, твоего личного кума, взяли прямо на хате, где он мирно спал. Воткнули мордой в пол, закрутили руки, заковали как преступника, швырнули в автозак и увезли черт знает куда. А Балашину, вспыльчивую, но в принципе добрую бабу с твоей работы, пристрелили. Нахер. Тоже на дом приехали. Соседи видели, соседи слышали, соседи рассказали.

Ты понимаешь, что придут и за тобой.

Что ты делаешь? Ищешь таких же, как и ты, успевших, везучих. Обсуждаешь с ними слухи и сплетни, не веришь властям, вещающим из каждого динамика. Вы готовитесь защищаться от произвола тех, кто хватает людей по их собственным домам. На самом деле произвола нет, потому что вы с товарищами уже не люди, но с этим вы не согласны. Совсем не согласны. Вы скрываетесь, вы тренируете свои силы, вы пьете. Кто-то для храбрости, кто-то для спокойствия.

Потом вас находят. Начинается бой. И луч, прекрасный зеленый луч, которым ты можешь разрезать бетонный блок для фундамента, он проходит с твоей дрожащей похмельной руки мимо высокой седой китайской стервы, уходя куда-то в сторону, влево и вверх, сквозь стены и этажи. А через три минуты все вокруг узнают, что твой луч прошёл еще и через колыбель…

— ТВАРЬ!! — рычу я, запертый в сфере бабы Цао, — Сраная тварь! Убью!!

У моего отношения к алкашам долгие, черные и горькие корни. Ни раз и не два видел, как такое полуживотное медленно деградирует, отравляя жизнь окружающим. Он не считает себя опасным или даже вредным членом общества, отнюдь. «Я же работаю, почему я не могу себе позволить…?». Можешь, все могут. Но регулярно? Ежедневно? Начиная вращать всю свою жизнь вокруг вечерней бутылки?

У алкоголиков и дураков есть одна очень неприятная особенность — они не осознают глубин собственного падения, даже когда валяются в кутузке обосранными и с сотрясением мозга.

А потом он, дойдя до дна, оставляет включенным газ. Сбивает своим падающим пьяным телом коляску. Ворует нечто важное на заводе, где его терпят по старой памяти на почти ненужной должности. Крадет у бедного соседа-подростка смартфон, чтобы продать его в скупке за копейки. Бьют домашних. Обманывают. Попрошайничают. Или же — как сейчас…

Поэтому баба Цао меня и заперла в своей сфере. Чтобы я не оторвал валяющейся на полу полупьяной мрази, что-то причитающей себе под нос, чего-нибудь. Рук, например, вместе с ногами. У меня слизь замечательно останавливает кровь.

Только прости, баба Цао, но твоих усилий будет маловато. Я в слишком большом, буквально поглощающем меня бешенстве. Не могу ничего не сделать. Эта мразь убила ребенка.

— СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА!!! — реву я на всю эту вскрытую подвальную «малину», обращаясь к ублюдку, — В ГЛАЗА СМОТРИ!

Он смотрит. Тяжело сглатывает. А потом падает навзничь, насколько это позволяют границы его «мыльного шарика» авторства Цао Сюин. Затем алкаша-убийцу начинают колотить судороги. Спасти его успевают, даже несмотря на кровотечение из наполовину откушенного языка, но вот вернуть в сознание из мира кошмаров?

…нет.

— Ты убил задержанного, Изотов! — рычит на меня товарищ майор, с хрустом разламывая сжимаемую в руке ручку.

— Да любой бы убил! — не думая, отвечаю я. В глазах еще стоит это отупелая опухшая и небритая харя, мямлящаяся себе под нос что-то вроде «я не хотел».

— Идиот! Баран тупоголовый! Казался ведь, б*ять, таким умным!

— Покажите мне того, кто бы его не шлепнул, я сука с той тварью на одном поле срать не сяду!

— Заткнись! Мне тебя под трибунал отдать нужно за такое, понимаешь?!

— Так отдавайте! — делая три шага вперед, опираясь руками на стол у начальницы, сверля её взглядом сквозь маску, — Задолбало! Постоянно кидают на баррикады, а потом орут — не так свистишь, не так летаешь! Дерьмо прёт из всех щелей…

— Утихни, Витя, — рычит Окалина, — Мои уже десятка три на тот свет отправили идиотов. Но они, придурок, не убивали дистанционно взглядом на глазах у полутора десятков задержанных! И медпомощь вслух при этих задержанных диагнозы не ставила! А ты при гражданских так обосрался!

— Повторюсь, товарищ майор, — тяжело дышу я, — Любой бы нормальный человек обосрался бы! Любой бы эту тварину спитую кончил! Не смог бы сейчас, я бы его потом нашёл!

— Х*евое оправдание!

— А я и не оправдываюсь!

Тяжело дышим, глядя друг на друга.

— А ведь отдам, лейтенант, — неожиданно тяжело вздыхает майор, — Отдам…

— Хрен с ним, — машу рукой, — Всё равно сидеть не буду, меня куда-нибудь в лабораторию заберут. Там я всех поубиваю мучительно и сбегу, вас за мной на охоту и отправят. Вот и свидимся.

— Дебил.

— Я за него.

Опять молчим. Не будет никакого трибунала, мы оба по уши в болоте, называемом Стакомск. Да, мой поступок — большая-большая проблема, но только за счет свидетелей.

— Короче, дятел ты сизокрылый, — выдыхает Нелла Аркадьевна, — Раз ты тут свои полированные яйца так выкатываешь, то значит — ох*ел и доигрался… сержант.

— Ну…, — развожу я руками.

— «Когтей», — припечатывает меня Окалина, — Ибо зае*ал ты меня хуже горькой редьки, мудак ты наш причудливый. Раз тебя постоянно на мокруху тянет, будешь под присмотром и приказом у Колдуна… или еще кого. А алконавта я оформлю тебе задним числом на ликвидацию, понял?

— Понял, — киваю дураком я, — А Цао…

— За бабку не переживай, — дергает щекой огромная блондинка, — Я приставлю к ним Егора, у него есть защитная способность. Он блондина и её убережет. Ты там, по сути, нахер не всрался с самого начала, но втыкать тебя, психа, к левым людям я не хотела…

— Если б не я, то их бы кончили…, — бурчу я.

— Много о себе думаешь. Я бы выделила профессионала. Но решила довериться тебе. Всё, закрыли тему. На сегодня свободен.

— Так точно, товарищ майор! — отдаю честь как умею, заставляя богатыршу поморщиться как от зубной боли.

— Сходил бы лучше к своей беременной бабе, — бросает она мне в спину, — Девка, наверное, испереживалась вся. Бросил её как тряпку ненужную…

Умная, коварная, хитрая начальница. На вид-то огромный блондинистый дуб, способный одной рукой размозжить человека о пожарную машину, но вот в голове у нее шарики еще как вертятся, тормозя только когда заходит речь о ненаглядной доченьке.

— Сейчас и поеду, — киваю я, не оборачиваясь к блондинке.

Вот такой вот у нас союз и заговор. Вроде прочный, вроде доверие почти абсолютное, но это вовсе не мешает товарищу майору то и дело готовить крючки, которыми меня «если что» можно будет зацепить. Натраханный в групповухе ребенок Сидоровой — один из самых сильных, поэтому я пожертвую частью случайного выходного, чтобы ни дай Партия у Окалины не возникло сомнения, что этот крючок уже не работает.

Она на всякий — и я на всякий…

Надо будет сегодня устроить моей Веронике большой и страстный секс-сюрприз. Более чем заслужила.

Сидорова, оставаясь верной своим сидоровским корням, на мой стук в дверь сначала пищала робко и боязливо, а потом, посмотрев в глазок, неожиданно превратилась в разъяренную фурию, громко гавкающую матом. Рассудив, что только очень здоровый и бодрый человек может так орать, я развернулся задом к нераскрытой двери и ушел, не особо вслушиваясь, что она там хочет мне сказать.

— Я не договорила! — истошный девичий вопль из окна девятого этажа огласил окрестности.

— Да мне пох*ю! — жизнерадостно заорал я в ответ на той же волне, — Будь здорова, Сидорова!

В ответ почему-то промолчали. Видимо, думали, что «пох*ю» быть не должно. А зря. Я еще в прошлый раз, когда похищал эту актрису погорелого театра, внимательно осмотрел берлогу бывшей любовницы. На хате у Юльки был бардак, причем бардак небрежный и жилой. Посуда в раковине, засохшая колбаса в холодильнике, развешанные в ванной трусы… такой устраивают те, кто не ждет гостей ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. А был бы у неё мой ребенок, то к ней бы ежедневно шастали разные убийцы в белых халатах. Хех, а вы что, думали, что я Кладышевой всей душой доверился в обмен на её готовку и прелести?

Ага, сейчас.

Нет, уважаемая моя публика, Витя Изотов уже не доверяет никому и ничему. Даже красивым голым женщинам с чебуреками.

Интерлюдия

— Тихо, мать вашу! — гаркнул Тимур на разгалдевшихся в соседней комнате мужиков, игравших в домино, — Тихо! Тут сверху передача!

Никакого соображения у придурков! Лучше бы за бабами присмотрели, те снова продукты делят так, что аж клочки по закоулочкам летят!

И как так вышло, что здесь бабы с детьми? Черт его знает. Все пошло не так. Вообще всё.

Изначально Тимур, более известный среди бывших сослуживцев как Коробок, просто приехал в Стакомск продать батин самогон, да закупить сахар. Неплохая подработка, если сам мастер аппарата употребляет очень в меру, да и соседям не хвалится. В деревне, конечно, такое не утаишь, но мало ли кто для себя варит? Чай не в глуши живут, чтобы спивались все как один. Так вот и придумали Тимур с батей себе подспорье, снабжая пару наливаек.

А здесь, уже в городе и распродавшись, встретил Коробок своих давних корешей, Круга и Гроба. В старом баре сидели, чертяки, там, где они собирались, когда еще служили!

Ну и, конечно, загудели все трое, делясь жизненными историями. Так и выяснилось, что Круг батрачил на фабрике тканых изделий в самом Стакомске, Коробок тянул лямку механизатора и приторговывал самогоном, а вот Гроб… Гроба «ушли» со спецприёмки у Дремучего, где тот пахал кладовщиком на конфискате. Причем, уволили мужика честно и чисто — поступила разнарядка принять на его место неогена, мол, общемировое положение тяжелое, должность ответственная.

Хотя, по тому, как злился Гроб, Тимур уверенно мог сказать, что руки у того были нечисты. Такую черную обиду таят лишь те, кого лишили куда большего, чем зарплаты. Это подозрение вскоре подтвердилось: узнав, что приятели не слишком обременены трудовым графиком, Гроб, таская всё больше и больше пива, принялся подбивать их на одно мутное дельце, а именно — поработать падальщиками у Дремучего.

Дело находника всегда большой риск. Если тебя берут, то это срок, если берут с вынесенным деревом — это крупный срок. Поэтому находники, чувствуя, что за ними уже идут, приноровились сбрасывать добытое, делать тайники. Ласты не завернут, так вернуться можно, а если завернут, то на год-два, не больше. Падальщики с этих тайников и кормятся. Сдают добытое, конечно, за половину от цены находника, но за это скупщики их имен не раскрывают и под прицелом обреза.

Вот Гроб и божился, что знает ухоронки к юго-западу вообще все. Мол, одному ходить дело-то гиблое, любой встречный находник мочкануть может в чистом поле, а вот при виде троих — нет, не решится. Уйдет. Не носят они с собой артиллерию, чтобы с тремя-то связываться.

Тимур с гнилой темы решил съехал сразу, но обижать старого друга, не одну миску солдатской каши с ним сожравшего, не хотел. Да и любопытно было послушать, что там Гроб про эту муть знает. Круг тоже помалкивал, но Тимур видел, что этот товарищ скорее на одной волне с ним, чем с бывшим кладовщиком. Дерево Дремучего — это, конечно, вкусно, это не самогоном торговать, только вот за первач в тебя с вертолетов не стреляют… А что Гроб умалчивает о том, что армии насрать, находник там или падальщик — так это не в пользу дела говорит.

Но, настроение было создано, пиво лилось рекой, вобла вся, как одна была с икрой, так что сидели просто зашибись.

А потом с неба начали сыпаться артефакты. Прямо у кафе, где они трепались! Просто! С неба! Куча!

Тимур и сам не понял, как спустя час оказался в другом районе, в каком-то сыром полуподвале с рюкзаком, полностью набитым «деревом» на сотни тысяч рублей. А рядом с такими же квадратными глазами, потеками пота на побагровевших рожах, с трясущимися руками и губами стояли его друзья. В голове был бардак, а что-то решать им надо было очень срочно…

…потому что каждый уже воткнул себе в живот по драгоценному радужному бруску. Да, можно было бы и другой, чай всё было свежим, а «радуга» не портится, да и стоила она, по лихорадочному бреду Гроба, не знай сколько, но… кто бы поступил иначе?

А вот потом всё пошло не так. Арендовав половину здоровенной квартиры у знакомой круговой бабки и затарившись жратвой, товарищи вызвонили Виталика, сына Круга, тот подогнал еще пару смышленых парней, и вот, Коробок сотоварищи открывает подпольную продажу «дерева». Денежный народ, прочухавший, что как раз сейчас можно стать адаптантом практически безнаказанно, потащил им деньги рекой. План был четкий как часы — отлежаться, отожраться, приобрести силы, а попутно еще и деньги. Ну кого заметут, если по всему городу насыпало?

Плюнут. Деревяшек свалились тысячи. В такой мутной водичке как раз хорошо половить жирную рыбку, а упускать такой шанс даже Коробок с Гробом не думали. Это не по лесам чужие нычки обшаривать, это само в руки пришло.

Дерьмово строить планы на пьяную голову. А они пили, еще как пили. Бухали только влет, потому что водка единственное, что позволяло хоть как-то игнорировать хреновое самочувствие и раскидывать дела с пацанами и клиентами…

Только оказалось, что ничто не забыто, никто не забыт. Дома начали шерстить, людей стали буквально выдирать из постелей и увозить… куда-то. Слухи ходили самые нехорошие, слухов ходило много, а они, как это бывает, все правдоподобнее, особенно когда отовсюду орёт успокаивающе диктор, что всем адаптантам надо отметиться, провериться, получить клеймо на жопу и так далее.

И здесь сыграл пьяный базар Круга, похваставшегося племяшу, что они все «радужные». Пацан, молоденький дурачок, перед возможными клиентами это расписывал в красках, сгущая последние и суля невероятные способности, так что каждая собака узнала, что они трое служили и что заправились ресурсом, уже лет сорок как считающимся стратегически важным. Одно цепляется за другое…

Когда понеслись аресты и стычки, клиенты стали приходить и приползать к ним снова. За защитой, за советом, высказать претензии, как это бывает… Только вот одно дело — вопли паникующего стоматолога, и совсем другое, когда претензии приходит высказывать один из первых, которого «дерево» превратило в помесь человека и волка. И начинает разговор с того, что разрывает бабку, хозяйку квартиры, пополам.

Тимуру пришлось грохнуть психа, причем, при многочисленных свидетелях. При товарищах, при пацанах, еще пара знакомых на кухне сидела. Все они видели, как промороженные насквозь куски мутанта рассыпались по всей хате.

И понеслось. Он вновь не понял, как это произошло, но буквально спустя пару дней, в бегах, оказался лидером небольшой ячейке тех, кто… не хотел попадать в застенки к государству. А еще спустя пару суток они обнаружили себя в катакомбах под городом, уже с кое-какими ресурсами, с продуктами из вскрытого склада, с контактами наверху, с разведкой, с…

Да тут черт ногу сломит. Есть такое выражение «завертелось»? Вот оно и завертелось.

Сейчас под началом Коробка было семь убийц (пятеро случайных), четыре его бывших сослуживца, которым он поправил здоровье из своей доли, Гроб, Круг и… аж под три десятка гражданских, появившихся черт знает откуда. А теперь еще и это…

— Кончайте развлекаться, братва, — хрипло выдохнул Тимур, вваливаясь в комнату, полную сигаретного дыма, перегара и щелканья костяшек, — Жопа пришла.

— А чуть подробнее? — спокойно спросил один из игроков, щурясь на Тимура сквозь дым. Остальные поддержали его согласным гулом.

Бывший солдат плюнул про себя, в очередной раз давая себе зарок слить весь этот балласт при первой возможности, но начал говорить короткими рублеными фразами:

— Только что сверху сообщили. В Третьем районе казнили первого задержанного. Понятно? Просто казнили, беспомощного.

Несколько секунд тишины и помещение взрывается мужскими голосами:

— *ля!

— Какого *уя?!!

— Как?!!

— За что?!! Коробок, говори?!

— Какая вам разница, за что!? — зло произнес Тимур, — Может шлепнул кого-то, может посмотрел косо. Только мне сообщили предельно точно — пацана грохнули на месте, при милиции, при гражданских… да при всех. И тот, кто это сделал, потом ушел оттуда своими ногами. Там медосвидетельствование было, так вот один из санитаров все четко описал — человек труп, убийце п*хуй. Так что жопы поднимайте и собираемся. Брать с собой только жратву, обувь, одежду и медицину. Если найду у кого бухло — просто кончу на месте, понятно? Бабам тоже сообщите.

— А-а а куда мы двинемся-то, командир?! — заполошно нервным тоном протараторил лысоватый мужичонка лет полсотни с гаком.

— Куда-куда…, — процедил Тимур, уже еле сдерживаясь, — Коту под туда, жопой резать провода! Зае*али спрашивать! Из Стакомска уходим, понятно?! С концами. И чтоб больше без разговоров мне!

— Так нам надо…

— Ни хера вам не надо! — Тимур повернул побледневшее от злости лицо к еще одному простофиле, — Вы ко мне пришли, не я к вам! Вас будут е*ать если что, мы с парнями уйти успеем. Поэтому, если желаете, мать вашу, ЖИТЬ — кончайте, сука, с вопросами! Еще я вас, б*ять, не уговаривал! Мухой поднялись! И исполнять приказ!

— Да ладно тебе, ко…

Договорить плешивый не успел. Коробок уже навострился выдавать вместо толстого подрагивающего луча белой энергии узенький слепящий поток, которым он сейчас перечеркнул лысоватого обмудка по диагонали, промораживая насквозь почти изолированной от пространства останавливающей движение молекул энергией. Развалившееся на две половины и одну жуткую ледяную пластину тело еще не сползло на пол, как бывший командир отделения разведроты зашипел так, что шокированные люди, находящиеся в полной прострации от увиденной расправы, затряслись как школьницы при виде волка:

— Вы что, решили, не только мне на шею сесть, но еще и совещательный голос, сука, в движении иметь? Шутки кончились. Мы, тупорылые вы идиоты, на военном положении. Мы, сука, выживаем. Я знаю, как это сделать. Вы — нет. У меня есть план, есть телепортатор, есть информация. У вас нет нихера вообще. Поэтому, когда я что-то кому-то говорю — вы подчиняетесь сразу. Иначе…

Договаривать он не счел нужным. Да и не надо было. Все присутствующие ломанулись на выход из комнаты, где в душный сигаретный смрад добавились слишком хорошо знакомые Коробку нотки крови и дерьма.

Шутки кончились…

Глава 6 Красота — страшная сила

— Стою на асфальте я в лыжи обутый…, — бормочу я себе под нос, — Толь лыжи не едут, толь я е…

— Да проходи-проходи! Че встал-то как неродной?! — машут мне рукой, улыбаясь настолько лучезарно, что хочется запищать и скрыться, сука, в неизвестном направлении. Очень хочется.

Интересно, а существует ли женский тестостерон? Ну, в смысле, какой-нибудь гормон такой веселый и пахучий, чтобы ты, попав в логово, полное опасных матерых самок, сразу понял, что они охренеть какие опасные самки? Нет, так-то сам вижу, чай не дурак, но вот какая-нибудь эзотерическая мясная вонища была бы в тему. Добавляла бы антуража в это… логово. А так что? Немного пороха, много оружейной смазки, полутьма, диваны.

Женщины.

Какие женщины!

— Извините, я номером ошибся, — докладываю я машущей мне рукой мадаме, одетой лишь в спортивные трусы на босу грудь и с полотенцем на шее, — Прошу прощения, что побеспокоил!

Закрываю дверь и предпринимаю попытку к бегству, слабо замаскированному под быстрый шаг.

Когда-то совсем недавно я видел свою начальницу, майора Окалину Неллу Аркадьевну, в полуголом состоянии. На курорте мы отдыхали, так что это было вполне прилично, но всё же, вид тугого, жилистого, тренированного женского мяса мне запомнился навсегда. Сухие мышцы это называется. У Ржи много сухих мышц, она вся из них состоит, она — сама загадка бытия, как на костяке, обвитом этими сухими мышцами, могут жить две полнокровные сиськи немалого размера. Чудо природы, можно сказать.

То есть, сама Окалина производила впечатление отдыхающей тигрицы. Она вообще, релаксируя, имела привычку передвигаться медленно и плавно, а движения если и совершать какие еще, то совершенно безобидные. Несмотря на все эти мышцы, шрамы, твердую как камень задницу и мощные мускулы, товарищ майор четко показывала, что находится в режиме покоя и к окружающим ничего особого не питает.

А здесь я попал в комнату полную зародышей этих самых Окалин. Только знаете, что? Умный кабанчик всегда поймет — когда лев сыт и когда он охотится…

Поэтому я бодро гарцевал на выход, панически про себя гадая — ну как можно было спутать здание, когда оно тут в округе такое одно? Нет, вообще строений много, но не у каждого на крыше есть вертолетная площадка с вертолетом, так ведь? Правильно! Поэтому я и сунулся куда не надо, увидел то, что не должен был, а сейчас уже все развидел и ухожу, ухожу, ухожу!

— Эй! Постой! — донеслось сзади.

За мной идут! Сразу трое! И улыбаются! Быстро идут!

Ъуъ, сссу…!!!

— Извините! — рявкнул я, вылетая через входную дверь, — Меня люди ждут!

Думаете, это их остановило? В смысле всех троих остановило? Даже с учетом, что на троих у них было две пары трусов, одно полотенце и одни тапочки?

Хер там плавал и нырял!

Это могло бы выглядеть как комедия, но совсем ей не было. Я вполне себе серьезно и уверенно драпал по улице от трех смеющихся молодых женщин без одежды, но в форме. В какой они были форме!

— Да подожди ты! — снова та, которая голосистая и голо-систая под полотенцем, — Нам спросить надо! Эй!!

— Да не знаю я особо-то ничего!! — пыхтел я, со всей дури несясь к КПП, к согнувшемуся от хохота скотиньему солдафону. У того аж слезы на глазах были и морда багровая! Он же мне, собака страшная, пальцем тыкал куда идти! А теперь ржет!

Так, теперь сгибаемся, проходим под шлагбаумом, ибо в джинсах перепрыгивать не комильфо, а потом по улочке нахрен отсюда! Еще за мной полуголые бабы стадом не бегали! Мне этого добра и дома хватает, но там хоть женственные!

— Симулянт!

Вот это был настоящий нож в спину, потому что я в этот момент, быстрый и ловкий как куница, как раз нагибался, кланяясь шлагбауму. Мой позывной из уст психического агрессора (агрессорессы?) слегка затормозил какие-то сигналы в пояснице, от чего я впечатался в шлагбаум своей хоть и бронированной маской, но мордой лица. В глазах вспыхнули звезды, в мозгах категорические императивы третьего тома великой межзвездной конституции Объединенного Человечества, а съеденный вчера чебурек авторства Вероники едва не был выплюнут назад.

Шлагбауму, впрочем, не поздоровилось еще сильнее, так как моя рожа оказалась крепче, а инерция пизже. Нет, он не сломался, он же металлический. Он… погнулся.

Картина Репина, маслом и майонезом. Я сижу на жопе, приложив руки к гудящей башке и всерьез размышляя, есть ли у меня лицо или теперь вместо него эта маска, надо мной ржут гиенами три голых перекачанных лахудры, рядом стоит в слезах и соплях солдат с ККП, которого одновременно душат хохот и матюги из-за погнутого шлагбаума. Финальный этюд — скрип автомобильных тормозов за спиной и голос самой Окалины, невероятно удачно подгадавшей момент для своего торжественного появления:

— Что вы тут мне устроили?!

Так и познакомился я с прекрасной половиной «когтей», хотел бы я сказать… но на самом деле — нет. Ликвидаторы Стакомска, как сообщили наивному эйскому юноше, представляли из себя немалых размеров организацию и НИИСУКРС лишь на вид был пустующим зданием университета. Информаторы, аналитики, тактический отдел, тренировочные полигоны вроде вот этого. Много людей, сотни.

Но вот то, что основную скрипку играют те суровые мужики, с которыми я и в клубе качался и по подземельям дрался? Нет.

Основным методом взаимопонимания между государством и преступником всегда играет пуля. Маленькая, тяжелая и горячая.

— Этот малыш — теперь ваша поддержка, девочки, — несильным шлепком Окалина попыталась сломать мне плечо, — Любите, цените, е*ите не до смерти.

— Эй, у меня девушка есть! — тут же испуганно сбрехнул я, вновь очутившийся в полумраке царства амазонок среди десятка даже не подумавших одеваться баб.

— Обязательно нам о ней расскажешь, — та, которая с полотенцем, стояла уже вплотную, — Во всех подробностях.

— Изотов парень скромный, — нахально ухмыльнулась майор, вновь травмируя моё плечо, — Так что я расскажу. Девушка у него «чистая». Довольная «чистая», хочу отметить. И бывшая была «чистой». Так что любите и жалу…

— ООО!!! — могучий полустон стада львиц, перетекающих из лежачего и сидячего положения в более опасные, заставил меня вновь предпринять попытку к бегству. Провал, конечно, блондинка шутя меня удержала, не переставая злодейски ухмыляться. Видимо, за что-то мстила. Ну ничего, я тоже отомщу. На крайний случай у меня есть Паша… пусть даже он и будет в таком случае одноразовым. Пожертвую, ей богу пожертвую!

Но в целом знакомство с подразделением прошло успешно. Девушки оказались снайперами и стрелками, осуществляющими точечную ликвидацию тех, кто подлежит уничтожению с точки зрения нашего государства. Однако, на крайний случай этим львицам требовался силовик, способный удержать недоубитую цель на достаточной дистанции, чтобы закончить работу. Этим классным парнем и должен был стать я.

— Вы не смотрите, что он худой и кашляет, — продолжала рекламировать меня майор, — Парень тот еще мокрушник, за ним след почище даже чем у тебя, Коза.

— Да ладно! — пучила на меня большие красивые очи и сиси та самая, с полотенцем, — Да не может быть!

— Может. А еще он превращается в туман, выделяет слизь, способную почти любого уронить на землю и обездвижить, летает, в виде тумана, конечно, и… остального вам знать не надо. Это Симулянт.

Теперь женский интерес по отношению к моей персоне приобретает жесткие профессиональные нотки.

— А мне Жора больше был по душе, — бурчит тетя лет тридцати, вновь улегшаяся на диван, — Простой мужик был, но до чего удобный…

— Не был бы дурак, был бы до сих пор, Зоя, — суровеет Нелла Аркадьевна, — Если бы вы его не задрочили, сучки бешеные, может и попыхтел бы еще ваш Жора. Но под плазму соваться — он сам себе могилу вырыл. Ладно, всё, дела не ждут. И вас тоже. Три цели на сегодня вам выслала. Подъем, бабоньки.

— Вот и обкатаем нашего нового сивку! — хлопает меня по плечу носительница полотенец, — А если будешь себя хорошо вести, то я вечером тебе такое устрою!

— Не устроишь, — наконец, подаю голос я, — Я умею превращаться в туман. В скользкий туман. В. Очень. Скользкий. Туман.

— И у него есть «чистая», — хрипловато, но злорадно поясняет тетя-с-дивана, — Обломитесь, курвы!

Эти девчонки оказались просто… девчонками. Безымянным несуществующим подразделением, у которого даже нет самоназвание. Этакий отряд призраков, который не значится в списках, не существует, не отбрасывает тени. Последняя — задача здоровяков под командованием Колдуна. Они, а теперь мы — это просто пуля. У нее нет имени.

«Цели» были отработаны успешно. К моему удивлению, неогены, подлежащие сегодня истреблению, никоим местом не относились к гражданам Стакомска и советским гражданам вообще. Это были агенты других держав, маскирующиеся под местных. Иногда прямо, иногда косвенно, иногда даже отыгрывая роль заблудившихся туристов, решивших пощекотать себе нервы.

День прошёл просто. Молниеносная разведка, радиоуказания от тактического отдела, снайпер занимает позицию, меня под отвлекающей внимание способностью подводят на разумную от цели дистанцию. Последней идет сообщение от команды экстракции трупа, подавая сигнал, что готовы убирать. Вслед за этим летит пуля, попадая человеку в туловище. Моя напарница с отвлекающей способностью тут же выпускает еще пару свинцовых «подарков» из «винтореза», а я готов заблокировать цель, если той на свинец будет начхать.

«Начхать» было редкостью по словам девушек. Нашпигованный свинцом неоген падает, моя напарница делает еще несколько выстрелов, а в это время к телу уже бегут экстракторы, замаскированные под обывателей. Раз-раз, и тело уже в машине, а к прохожим и свидетелям уже идут люди с серьезными корочками. Правда, таких обычно раз и обчелся, потому что тактики свой хлеб едят не зря, выбирая для операции наиболее пустынные места. Это сегодня день такой, что всё на улице.

Девочек-силовиков в этом отряде нет, несмотря на их внешность. Ликвидаторы опираются целиком и полностью на огнестрел и спецоборудование. Они летают, маскируются, ощущают пространство, считывают вибрации, видят в ультрафиолете… но главное — эти девушки умеют стрелять.

Прав я был. Огнестрельное оружие — лучшая способность.

— Ну как тебе, малой? — спрашивающая это девица носит смешной позывной «Коза», а теперь еще и шорты с майкой вместо утреннего полотенца. В данный момент она потная и страдает по занятым кабинкам душа, а еще вдобавок предвкушает звездюлей, потому как развалилась непомытой на общественной диванной собственности. Что-то бормочет телевизор, Коза курит, а я, такой же желающей теплой воды персоной, рассматриваю бланки, которые нужно заполнять в конце каждого дня.

— Это у вас надо спрашивать…, — бормочу я, — Вы сегодня не работали, а меня проверяли…

— С чего это ты так подумал? — слишком быстро удивляется одна из лучших снайперов Союза.

— Потому что не дурак? — бросаю на неё мельком взгляд. Девушка, конечно, шикарная. Мышц перебор, но и вот остальное, которое мягкое и подержаться — очень даже.

А по сути вопроса, так если бы ликвидаторы Окалины и вели такой отстрел на улицах, то о них был через две недели весь город говорил. Нет, мы отрабатывали в таких местах, где у девушек была свобода маневра, а у меня, вынужденного держать цель в фокусе, замыленный взгляд новичка. Вполне разумный тест, особенно после того, как я сгоряча убил алкаша.

— Как…? А… плевать. Ну да, проверяли, — сперва напрягшись, затем обмякает Коза, — Ничего приличного не было, так что в деле тебя потом посмотрим. Ты уже понял, что если цель выдержала попадание и ушла в непростреливаемую зону — то это твоя очередь? Понял, по глазам вижу. Сразу говорю, Жора у нас не первым был, опасное это дело…

— Кирпич возьму, — пожал плечами я, — С ним я тоже в каком-то роде снайпер.

— В смысле?! — заинтриговалась по самые шорты девушка, но тут начали освобождаться душевые кабины, что определенно стояло выше в ее списке приоритетов, нежели мои загадки. Правда, от подзатыльника Зои Мотылеску, той самой ворчливой старшей, тоскующей по покойному Жоре, её это не уберегло.

— Заполнил? — Зоя орлиным взором оглядела лежащие передо мной листки, — Свободен. Чтоб завтра был как штык, нам грозят кое-что посерьезнее подкинуть. И вообще привыкай…

— Быть как штык? — уточняю я.

Женщина смотрит на меня очень серьезно и медленно кивает:

— Просто помни, что если ты не появишься, то мы все равно пойдем.

— Эээ…

— А если будет какая-то жопа, но выживем, то потом пойдем за тобой. Как видишь — всё просто.

— Справедливо, — немного помолчав, говорю я, — Мне нравится.

— Да неужто? — скептически поднимает бровь бывалая тетка, вытирая себе волосы, — Прямо-таки нравится?

— А чего нет-то? — не понял я, — Не трахаете мозги, не взываете к какой-нибудь патриотичной хрени, сразу четко и конкретно ставите условия. Вполне честно, я считаю.

— А ты у нас не патриот ни разу, Витюшенька? — прищурилась вторая девушка, низенькая и коренастая, вышедшая из душа с Зоей, моя напарница на сегодня. Немного напрягши голову, я вспомнил, как её зовут. Дарья. Даша Конотоп. Стрелок-сенсор. Такие в этих ваших америках зовутся «sharpshooter», типа снайпер средней дистанции на полуавтомате.

— Посмотри на меня, Даша, — я обезоруживающе развел руками, — Мне девятнадцать только через неделю. Я должен бухать портвейн и совать писюлю в студенток, а не убивать. Бухать и совать, совать и бухать. По разным местам и в разные места. А еще ездить на картошку и иногда учиться. А я чем занят? Какой, нахрен, патриотизм?

— Знаем, пацан…, — неожиданно осунулась женщина, — Сами были… такими. Вали уже.

Я и свалил. Вот и познакомились.

…и не сказать, что я огорчен. Работенка, конечно, так себе, но! С профессионалами — раз! С четкой задачей — два! И, что самое главное, три — в сердце самых грязных тайн города. Про карьерную лестницу можно не мечтать, зато полезные знакомства, ценный опыт, развитие себя как личности… всё это есть. Есть также «четыре» в виде новых часов на моем запястье, и даже «пять» в виде нерегулярности рабочих дней, но это уже мелочи.

Вру. Главное в том, что перед этими милыми женщинами, а теперь еще и мной, будут ежедневно лежать самые свежие сводки по обстановке в городе.

А Стакомску было плохо.

Прохожих? Очень мало. Все люди, встречающиеся мне на пути, насторожены и испуганы, постоянно озираются по сторонам. Издалека доносятся крики, кто-то на кого-то истошно орёт. Автомобилей не просто мало, их вообще нет, одни автобусы и троллейбусы. Тягостная картина. Еще, как назло, безветрие, от чего развешанные тут и там красные флаги, явно соображенные ради поддержки духа местного населения, совсем не выполняют свою роль.

Даже дедушка Ленин на площади какой-то мрачный стоит. Кажется, что он сейчас не путь к коммунизму показывает, а дорогу, по которой надо бежать, теряя тапки. Все столбы, что попадались мне навстречу, все в объявлениях, поспешно написанных от руки. «Требуется, требуется, требуется». Помощник повара, парикмахер, нянечка в детский сад, дворник, водитель…

Нет, дух советского человека удивительно силен, но не против внутренних неурядиц. Те, кто выбрали жить на вулкане за льготы, пенсию и стаж, теперь валили с пробуждающегося чудовища со всей возможной скоростью. Ну, я имею в виду те, кто поумнее.

По пути пришлось спасать от троих озлобленных работяг тетку лет тридцати. Та отделалась лишь несколькими подзатыльниками, но только потому, что всего лишь шла, меняя цвет кожи раз в десяток секунд. Не подумала, сердешная, что это может кого-то волновать или нервировать, однако, стоило бы. Когда люди увидели, что часиков у нее на руке нету, а дурочка еще и заявила, что работает в аптеке и некогда ей обучение проходить…

Тетка попыталась что-то вякать, мол «пусти, меня дома ждут», но я просто слегка усилил хватку, таща её в отделение, и этого хватило, чтобы она наконец поняла, что вокруг не шутки. Есть такие люди, живущие только в своем мирке и искренне верящие в иллюзию, что все находится у них под контролем. На самом деле они обычно инстинктивно чувствуют барьеры, за которые лучше не вылезать. Эта гражданка может и потеряет пару дней на инструктаж, тесты и обучение (скорей, недели полторы), но зато получит шанс осознать, что втыкать в себя деревяшки, даже халявные, не стоит.

Вот тащу её и с иронией вспоминаю фильмы про супергероев из прошлой жизни. Снова, в который раз. Какие они там свободные, веселые, осторожные и героичные. Ага, как же. Любой из таких «героев» с точки зрения адекватного человека — бешеный зверь, даже если он сейчас улыбается, спасая людей ежедневно. И это чувствуют, пусть даже и не могут объяснить. А оно, это объяснение, оно простое как дважды два: оружие можно отнять, можно запретить, а способности — они часть тебя. Они и есть ты.

И теперь обраточка — я могу сносить многоэтажки. Прямо с голой жопой на них кидаться. Мне это не надо, у меня «нева» копейка, но это не значит ни-че-го. Витенька Изотов может сносить капитальные многоэтажные дома. Может швырнуть кирпич с такой силой, что он превратится в снаряд. Может закошмарить несколько тысяч людей перед тем, как его отловят или убьют. Хочет он этого или не хочет — вопрос никого не сношающий, он может.

Такие дела. Не поняли? Поясню. Витя условнонадежный, потому что у него «нео-вовлеченность» низкая, он, хоть и жуткий тип, но продолжает желать обычную жизнь, не используя свои способности. Почти. Аналог сну в туманной форме и слизь для некоторых половых игрищ не в счет. Но будь у Витеньки «нева» хотя бы 30, он бы жил бы свою жизнь как человек, который может снести многоэтажку. И глядел бы, подсознательно, на тех, кто не может — сверху вниз, потому что как примат он на несравненно более высокой степени… нет, не развития. Доминации.

И вот отсюда наши новые проблемы. Граждане, сунувшие себе дерево и ставшие адаптантами, подсознательно понимают, что их статус как приматов порядково вырос, поэтому к понижению социального статуса через жесткое подчинение властям, буквально врывающимся к ним на хату, относятся истерично негативно.

— Понятно объяснил? — вопросил я внешнее пространство.

— Ничего не поняла, — оторопело ответила тетка-фармацевт, сменив цвет кожи с нормального на угольно-черный.

— И я, — согласно с ней кивнул сержант, сидящий на приемке.

— Ну и пошёл я тогда, — обидевшись, я покинул отделение.

Черт, вот было что-то хорошее в популяризации интернета. Даже самым тупым пришлось учиться читать все больше и больше. Пусть дебилы смотрели тик-токи, пусть играли в майнкрафт и контрстрайк, но буковки и циферки все чаще попадали им под толстые черепа. А тут… эх…

А дома, внезапно, праздник. Или, скорее, общий сбор в комнате у Цао Сюин, причем не простой, а с угощениями и вкусняшками из народных китайских и русских блюд. Ну как общий? От призраков одна Юлька, посматривающая на меня как голодающий на колбасный магазин, а вот материальные тут все. Янлинь, сестрички-невелички, бледный Паша, Вероника да я.

И мы смотрим видеомагнитофонную запись, на которой Викусик нам рассказывает, как устроились все, кого отсюда забрали. Выжившие. Жуя теплый беляш, предполагаю, что их устроили где-то в Крыму, в санатории, уж больно характерные вокруг деревья, а мои соседи удивляются, сколько там людей вокруг Викусика. Разговаривающая на камеру большая девушка буквально каждые две минуты проходит мимо нового лица в домашней одежде.

Дети, взрослые, подростки. Некоторые улыбаются, маша рукой на камеру. Вот подходит Вася Колунов, тоже машет. Передает всем привет, говорит, что скучает. Это подхватывает наша трехметровая «телеведущая», тоже сообщает, что соскучилась, но что мы о них можем не волноваться. Здесь заботятся. Здесь «ничего такого». Просто отдых и учеба. Ну, еще и беседы со врачами. Да.

Правда, конец записи оказался грустным. Вадим Юсупов, наш тихий берсеркер, ему так и не стало лучше. Повреждение ЦНС, спит по 20 часов в сутки, диагнозы не обнадеживающие. На этом моменте Викусик даже всхлипнула, а у меня загорчило во рту. Я и Юлька, мы единственные, кто хоть кое-как мог и хотел поговорить с Юсуповым, кто видел в нем человека. И…

Грустная, в общем, история. Неприятная. Неправильная. Несправедливая.

…и поделать ничего нельзя.

К себе я шел одинокий, сытый и печальный, в сопровождении одной лишь трехцветной кошки, которая вновь переехала к Паше. Теперь пушистая умница зачем-то решила проверить моё житье-бытье. Против я не был, так что, пропустив зверя в квартиру и показав той унитаз и блюдечко с нарезанной колбасой, я, приняв душ, упал на свою кровать. Хотелось просто по-человечески выспаться, без всяких туманных фокусов.

Однако… скрипнула входная дверь, что-то запыхтело, забурчало, пару раз мяукнуло вопросительно (последнее-то понятно), после чего дверь моей спальни распахнулась и… красная пыхтящая Кладышева затолкала внутрь не менее красную и слегка паникующую Янлинь. Или не слегка, подумал офигевший и ничего не понимающий я.

— Короче! — выдохнула наша врачица душ человеческих, крепко держа свою добычу за бедра, — У нас сегодня терапия! Понял?!

— Нет! — честно ответил я, кого-то себе неприятно напоминая.

— И не надо! — не потеряла присутствия духа брюнетка, — Снимай трусы!

Янлинь тихо всхлипнула и заволновалась телом, но Вероника тут же вкогтилась в её бедра еще сильнее, заставляя чуть ли не прогнуться вперед.

— Снимай, говорю! — взвыла она, глядя на мою пассивность как на врага народа, — Иначе она Пашку насмерть затрахает! И себя сожрет! Все! Надоело! Будем лечиться!

Обосраться и не жить.

Что это за жизнь, господа-товарищи-граждане?!

Глава 7 Линия терминатора

— Хам ты, Изотов. И больше ты никто! — полный концентрированной досады голос Козы донесся до меня в полусон, — Хамло, гад и… импотент!

Сквозь ватную тяжелую дрему я чувствовал, что кто-то зачем-то меня щупает, но в принципе плевать хотел на происходящее. Гладят — не бьют, а если кому-то надо, то я не против, главное не будите. И вот, апофигеем пальпации еще и обозвали. За что хоть?

Совершив подвиг, чему помогли звуки гаденького женского ржания, я раскрыл один глаз, убедившись, что обзывательная Коза, голая и сердитая, уходит в душ, мощно выражая ягодицами весь протест против нанесенного ей пассивного оскорбления. А смеются у нас те же Хмарь и Дягиль, с которыми мы и составили по результатам месяца совместных миссий одну небольшую группу.

— А…? — я издал вялый и сиплый звук.

— Спи-спи, добрый молодец! — Зоя чему-то радовалась как ребенок, — Отдыхай, мелкий! Все правильно сделал!

— Точнее — не сделал! — вторит ей Дарья и обе женщины вновь взрываются хохотом.

А я вновь погружаюсь в дрему. Уплываю в неё. Облегченно соскальзываю в теплую жадную бездну, утягивающую меня все глубже и глубже. Наслаждаюсь этим падением, растворяюсь в нем.

Это был очень-очень тяжелый месяц.

В мире много лицемерия, но возглавляет эту противную пирамиду доброта Вероники Кладышевой, тут сомнений никаких. Проникнувшись жалостью к бедной китаянке, «донашивающей» не менее бедного Салиновского, эта зараза решила… поделиться. Мной. Особо против такого положения дел я не был, но наша шальная психиатресса как-то не стала во имя благородных целей урезать собственного порося, так что половая жизнь у меня стала чересчур… чересчур.

Буцефал не вывозил двоих. Тут могу сказать честно и откровенно — нет, никак. Никогда не являлся большим гигантом маленького секса, мне и одной «чистой» (причем любой из них!) было выше крыши, а уж две и ежедневно? Это вилы, товарищи, это полные вилы. Тут не спасало ничего, ни мои повышенные физические характеристики, ни само понимание имения двух прекрасных женщин на своей койке, ни фантазия и выдумка Кладышевой…

В общем, три ночи и я всерьез задумался о том, что Веронику надо бы того… нет, ну а Янлинь за что, да? А так была вполне себе реальная возможность отъехать самому в мир Вечной Охоты. Вы только подумайте: две, ДВЕ «чистых»! Две, которым мало! А знаете, почему мало?!! Потому что утро наступает и Вите пора на работу! Черт меня дернул сказать, что там по полдня нечего делать и можно поспать!

…что интересно, вечером я шел домой с каким-то болезненно-стукнутым желанием вновь погрузиться в этот ад…

Но, кстати, справился и продолжал справляться, чему моя мужская гордость и самомнение были очень довольны. Не скажу, что именно я придумал и как этого достиг, вам такое знать рано, да. Это уже выходит за рамки психического здоровья нормальных граждан, а вы у меня нормальные, хоть и не существующие.

Но это было далеко не всё. Жизнь у меня вообще похожа на надувную спасательную лодку — вечно где-то протекает, но ты плывешь вперед, затыкая жопой самую большую дырку, а руками и ногами все остальное. И если как-то изловчишься что-то надежно заклеить, то обязательно рванет в другом месте.

Рвануло на этот раз у всего Стакомска, причем по вине братьев-китайцев. Не прошло с моей первой миссии и пары суток, как на улицах города в изобилии появились подделки под… «часы» неосапиантов.

Это была натуральная катастрофа. Напоминаю — идёт 1992-ой год. Камеры на улицах есть только в Первом районе, всё остальное достигается лишь живой силой милиции, патрульных и военных. А они, эти люди и неосапианты, уже являлись довольно нервными и злыми, наотхватывавшими от психующих «новичков». И тут перед ними встает задача — проверять каждого с «часами» …

Ситуация моментально из «очень паршивой» рухнула в полную бездну. Никому не понравится, когда тебя на улице в такое время останавливают вооруженные люди и, держа под прицелами, требуют показать «часы» … И всё это на фоне хромающей на обе ноги инфраструктуры и продолжающегося бегства населения.

А еще провокаторы. Их появилось столько, что группы ликвидаторов переключились только на них. Заданий стало появляться до пяти в день. Это было бы даже смешно, не будь так страшно. «Мы их душили-душили, душили-душили…». Обычные люди, некоторые даже местные и не за деньги, а просто с растрепленными нервами и желанием «засветиться». Впрочем, их устранение было палкой о двух концах — трупы не всегда можно было вывезти, а вот их пропажа быстро запускала новые слухи.

В общем, жопа. И это я далеко не все упомянул. Но есть причина — у меня были и свои дела. Янлинь и призраки выстроили первичную архитектуру виртуального интеллекта нашего проекта и теперь он нуждался в статистических данных. А на дворе 1992-ой, интернет в зачаточном состоянии, это вам не плюшки трескать. Что-то по своей абсолютной памяти вбивают призраки, что-то подкидывает Окалина, но этого мало, очень мало.

Нужно гораздо больше. А это большее находится на физических носителях, которые надо достать и скопировать. Аналитика, статистика, архивные данные…

Сам процесс был на редкость однообразен. Пробраться в кабинет, снять боковую крышку с пыльного компьютерного блока, подключить жесткий диск, принесенный с собой, затем сунуть загрузочную дискету с проработанной, но элементарной оболочкой, вписать в БИОС смену приоритетов загрузки… пуск. Компьютер исправно делится данными на моё устройство. Затем просто вернуть все, как было, да удрать, не оставляя следов. Просто? Да, очень просто, но нудно и времязатратно…

В общем, поневоле дрыхнешь всё свободное время без задних ног.

Короткий, но очень лютый звук сирены подбросил меня с дивана, а подкрадывающуюся ко мне Козу с ведром воды — на месте.

— Подняли жопы! — тут же с места подорвалась Зоя, — В инструкционный зал! Бегом! Бегом! Бегом!

Срочное сообщение, разбавленное парой вступительных слов от майора, выведшей свое изображение на экран. Она хмуро бросила, что проблема национального характера и все подразделения переходят в режим военного времени, после чего запустился сам ролик. На нем пожилой усталый человек с плашками генерал-лейтенанта коротко ввел нас в курс дела.

Очередная задница в виде удавшейся провокации. Учитывая общие беспорядки в советской части Стакомска, высшим командованием было принято решение вывезти семьи наиболее ценных специалистов КСИ и КПХ вместе с ними самими. Неизвестные злоумышленники сняли весь процесс массового вывоза на спецтранспортах и вертолетах, причем очень талантливо, даже с известными на весь союз физиономиями, крупным планом. Затем была короткая акция на стакомскую станцию телерадиовещания, где из заминированной студии запустили эту запись на трансляцию. Не просто так, а сопроводив продемонстрированные видеоролики предупреждением, что Стакомск будет подвергнут очищению через живых мертвецов.

От такого меня холод пробрал до мозга костей.

Эти мертвецы с недавних пор, как мир узнал скромную тайну ограничителей СССР, стали кошмаром для каждого неосапианта. Не менее живым, чем они сами, и не менее уродливым. Изуродованное человеческое тело, которому не надо ни есть, ни пить, ни даже приближаться к кому-либо из нас, достаточно лишь подойти на расстояние километра, чтобы его воздействие начало десинхронизацию источника. Две минуты в таком поле — инвалидность, пять — гарантированная смерть любому неосапианту. Обычные люди чхать хотели на этих уродцев.

Откуда они в Дремучем — не знал никто. Их называли охранниками, сторожами, демонами, зомби… нет, не так. Заговариваюсь, слишком уж шумно ведут себя все вокруг, особенно намоченная сама собой Коза. Откуда эти твари берутся — знали все. Находники, государственные агенты, все те, кому не повезло столкнуться с другим живым мертвецом в Дремучем. Те каким-то образом заражали нормальных, превращая в себе подобных. Но вот откуда именно они появились и чем руководствуются, не выходя за пределы леса — не знал никто.

Но боялись все. Одно дело устройство, которое всегда находится на одном месте и совсем другое монстр, который очень даже хорошо перемещается на своих двоих. Здесь, в СССР и в Китае информацию власти предоставили более полно, привели убедительные доказательства, что ходячих уродов не так уж и много, «размножаются» они паршиво, плюс находятся под полным контролем государства… но.

НО.

Для решения проблем в Стакомске эти зомби подходили идеально! Простой план: убрать всех нужных, зачистить оставшихся невидимым излучением! Конечно, на такое бы вряд ли пошли, ситуация была очень далека от критической, но вот организованная диверсия её моментально такой сделала.

И началось…

— Включена блокировка Районов, — мрачно поведала нам вновь появившаяся на экране Окалина, — Также и подземной части, вы в курсе, что это. Всё перекрыто. Все военные и правоохранительные силы, все медицинские подразделения, всё это отзывается из Четвертого и Пятого районов, где наиболее высока концентрация… мятежников. Мы применяем принцип «разделяй и властвуй». Наших сил он не касается, регулярных задач мы не имеем, но вы обязаны принять во внимание, что теперь вся эта территория — область беззакония.

— Да как так-то! — пораженно выдохнула Дягиль, беспомощно оборачиваясь на нас, — Там же сотни тысяч…

— Не ори! — тут же зло одернула её Хмарь, — Читаю! Тут сопроводиловка на столе лежит, а вы клювами щелкаете! Не все так страшно…

Технически — да. Население собрались отфильтровать. Процедура была чрезвычайно проста, заключаясь в перемещении беженцев через внутренние ворота в китайскую часть города, где на составах их увозили на просторы Союза… мимо ограничителя. Дешевое и крайне эффективное решение: выловить тех, кто попал в Первый, Второй и Третий районы в разы проще, чем тех, кто свил гнездо в менее респектабельных, а простых граждан провезти мимо ходячего мертвеца, тем самым гарантировав, что ни один из нелегалов не утечет.

А мы, «когти», назначаемся чистильщиками этого места. Выбивать самых наглых и активных крыс, что будут действовать всё отчаяннее, чем меньше останется жителей в Районах.

— Ну охренеть теперь…, — выдавил я, поднимаясь с места. А как же мы, «Жасминная тень»?

— Не парься…, — пробурчала временная начальница, до сих пор не высунувшая нос из папки, — Тут говорится о создании отрядов патрулей из добровольцев, о назначении этими самыми добровольцами неогенов, не желающих покидать квартал, плюс… мда, убивцы вы мои, радуйтесь. Вам разрешено делать своё черное дело по… «собственному желанию». Тебе, Изотов и тебе, Коза. А вот Дашке хер, у неё «нева» сороковник.

— У всех сенсоров «нева» высокая! — тут же оскалилась Конотоп, — Мы же просто чувствуем куда больше! Конечно, к этому привыкаешь!

— Пацан умеет летать, — в меня ткнули пальцем с коротко обрезанным ногтем, — Но не летает. А ты свою невидимость как крайний раз использовала? Отсасывая Чикованни, а он на посту, между прочим, стоял. Утухни, засранка. И вообще, поднимайте жопы. На сегодня есть работа в Третьем.

От таких новостей бы в себя прийти, потому что дело-то немыслимое. Это же не Чикаго 30-ых и не Детройт ни разу, это, мать вашу, Стакомск! Проводить тут… Да. Это называется «линия терминатора». Страшное название, но на самом деле сущий пустяк, всего лишь воображаемый горизонт у нашей Луны и ряда других небесных тел, которые не вращаются, разделяющий их светлую и темную стороны.

Просто раньше у Стакомска темной стороны не было.

На «работу» мы ехали по улицам, сотрясаемым через динамики городского оповещения.

«Внимание! Срочное сообщение! Районы Третий и Четвертый города Стакомска изолируются от остального города! Всем гражданам предписано пройти в центры контроля и пропусков, соблюдая спокойствие и очередность! Вы будете временно перемещены в другой населенный пункт! Всем резидентам-неосапиантам предписывается немедленно прибыть в пункты сбора, отмеченные специальными флагами Комитета Социальной Интеграции! Внимание! Любой неосапиант на территории Третьего и Четвертого районов города Стакомска становится нелегальным резидентом и подлежит задержанию силами правопорядка! Граждане, сохраняйте спокойствие и следуйте инструкциям! Всем жителями Третьего и Четвертого районов…»

— Да они б еще сирену включили…, — недовольно пробормотала Хмарь… и накаркала.

От тревожных тянущих звуков тут же раздавшейся сирены каждый из нас счел своим долгом зарядить себе ладонью по лицу.

Какой начался дурдом мы не видели, потому что, проехав КПП, занялись своей миссией. А она на этот раз была не особо удобной, так как мишень скрывалась. Не где-нибудь, а в простой советской школе. Причем это сто процентов был неоген и чуть меньше процентов — один из команды виновников в диверсии на телевидении. Действовать нам с Дягилем предстояло вдвоем, а вторая пара страховала снаружи.

— Вить, ты справишься? — покосилась на меня низенькая коренастая девушка, — Мы, конечно, уже работали…

— Справлюсь, — коротко сказал я, — Только по-своему.

— Это как? — заинтересовалась Зоя.

— Просто. Мы с Дягилем входим, она пытается его нащупать. Если не выходит, я становлюсь туманом и начинаю проверять все комнаты, Даша идёт за мной. Если даже он чем-то врежет, то я всё равно выживу, а вспугнутого брать легче.

— Годится, — тут же одобрила Зоя, — Просто и ладно. Прямо как Чикованни. Че ржете? У него жена ведь, и дети.

Саму цель мы взяли просто, даже слишком. Неоген затаился в классе неподалеку от туалета, видимо, чтобы иметь доступ к воде. Он мог выделять некую субстанцию, аналогичную моей слизи, и формировать из неё объекты, а внутри них прятать собственное тело. Довольно хитроумно, но не работает на того, кто чувствует температуру этого фальшивого объекта. Так и я, удивившись нежданной-негаданной теплоте ящика в классе труда, попросту измазал вокруг него пол слизью, а затем Дягиль выпустила в фальшивку пару коротких очередей. Маскировка с легким шуршанием распадается в пыль, окровавленный человек делает пару судорожных вздохов и умирает. Миссия завершена.

А вот влетающие мне в живот, грудь, челюсть, бедра и плечо пули, когда мы с девушкой идём на выход — были очень большим сюрпризом. Простреленный очередью, я моментально превратился в туман, тут же кинуться карать снайпера. И… не успел — тот уже уносился вдаль на японском мотоцикле. Впрочем, ему я вслед смотрел с огромным облегчением, просто потому что к нашей команде он явно не имел никакого отношения.

В этом меня пыталась уверить и бледные как поганки Зоя с Козой, наперебой убеждавшие, что автоматикой никто из снайперов в ведении Окалины не пользуется.

— Мы так не работаем, Вить, — качала головой в машине Зоя, — Никогда не работали! Чтобы вот так, после задания… черт, да вы с Дашкой даже не сообщали, через какой выход пойдете, Вить! Мы уже снялись с позиций к тому времени!

— Я вас и не обвиняю, — шипел я, потирая продырявленные ранее места, — Вы-то точно знаете, что я могу… восстановиться.

— Именно, Симулянт, — бурчала Дашка, которую едва не зацепило прошившей меня очередью, — Мы бы тебя еще и взорвали. А тут гастролер…

— Гастро…? — договорить я не успел. Не то чтобы меня кто-то прервал, но зрелище того же самого мотоциклиста, пускающего по нехило покружившей по городу машине заряд из РПГ, кого хочешь выведет из равновесия!

Тут бы нам конец и пришёл, если бы не сидящая за рулем Мотылеску, которая, как оказалось, умеет создавать защитные поля. Смешного размера, всего-то с три-четыре листа А4, фиолетовые, но об подобный щит кумулятивный заряд и разбился без всякой славы и пользы. Вместе с энергетической конструкцией.

Пока мы затормозили тяжелую машину, пока вылезли, мотоциклиста и след простыл.

— Ну нахер! — с чувством высказалась командир отряда, закончив материться, — Это уже вообще дичь какая-то! Изотов! Давай в облако своё и марш из машины! Держись за верх! Девочки, максимальная собранность!

Разумно, логично, понятно. Я «дал».

Впрочем, до казармы доехали без происшествий.

Интерлюдия

Город был в панике. Телефоны спецслужб обрывались, ящики писем и предложений около офисов КСИ были забиты бумагой, её уже складировали рядом с ними пачками и стопками. Автобусные и железнодорожные вокзалы, аэропорты, всё это было буквально в осаде. Люди уезжали.

Только их было чересчур много. И не только их.

Майор, рассматривая последние сводки со своего планшета, знала, как обстоят дела с «той» стороны. Когда объявили о закрытии районов, «крысы» ударились в панику. Им и так было бы чрезвычайно трудно выбраться из окруженного ограничителями Стакомска, так теперь еще и на порядок пострадала площадь, на которой они могут скрываться…

И это было не хорошо.

Нелла отдавала себе отчет, что там, за пределами НИИСУКРС, в основном невинные люди. Да, неграмотные, да, страдающие из-за собственной жадности, узколобости, от веры в слухи. Да, им дали шансы, далеко не один! Но результатов это принесло мало. Время переговоров истекло стремительно.

Теперь все за такими людьми как она. В указе от Совмина СССР, полученном ей сегодня, стоял приказ о тотальном взятии ситуации под контроль любыми средствами. Все неосапианты в Четвертом и Пятом районах, кроме приписанных к её ведомству, уже определены как неблагонадежные. Страна давала им шанс, но вовсе не гарантировала, что отказ от этого шанса пройдет без последствий.

Теперь перед блондинкой на столе лежал внутренний приказ, ожидающий подписи. Как только она его подпишет, всё закрутится по-настоящему. Без компромиссов.

Ей не хотелось.

Там, за стенами, были обычные… гражданские. Да, напуганные, введенные в заблуждение, паникующие. Там, черт побери, бабки в своих квартирах сидели и молились на образа! Там… да что объяснять! Там те, ради кого она в свое время умылась кровью!

Не враги, сука! Обычные люди! Или те, кто себя ими совсем напрасно до сих пор считают! Там идиотки-матери прячут своих неогенов-детей, которых они сами, своими тупыми бл*дскими руками не отпустили на контрольную комиссию! С такими в других районах сейчас разговор особый, там не так много этих «нелегалов», там еще милиция через матюгальники объясняет этим горе-мамашам все процедуры, там еще все проходит гладко. А если не проходит, то такие «родители» просто отъезжают на год-другой за решетку, их еще и по УДО выпустят. Но ресурсов не хватает.

Ресурсов. Нежничать. Не. Хватает!

Листок на столе казался врагом. Даже сейчас, после того как вчера Юльку, вышедшую на улицы, попытались закидать кирпичами. Девочка была в шоке, под ней всю машину побили, на которой была установлена платформа…

Она подпишет… и на улицах районов появятся бронетранспортеры. И её люди. Они уже не будут брать с собой КАПНИМ-ы, только по парочке, только для подростков. Остальных, даже сдавшихся, — в поезда и мимо ограничителя. Чистка.

— Значит, чистка, — сквозь зубы выдохнула блондинка, добавив для своего собственного успокоения, — От дебилов!

Всё! Подписано!

— Алло, Темеев? — взяла она трубку внутреннего телефона, — Забирай!

Подбери сопли, Ржа. За этим говном кто-то стоит, и ты знаешь, кто. «Стигма». Ты не знаешь, чего они задумали, не знаешь, где у них агенты, ты вообще ни хера не знаешь. Но твои руки пытаются связать, похоронить тебя под этими гражданскими, отвлечь. Ты не можешь себе позволить эмоции, не можешь расслабиться и играть в пожалейку. Не можешь быть собой — будь как он.

Он, этот юный психопат, никого не жалеет, когда ему надо. Ни своих, ни чужих. Нелла его за это уважает и слегка, только слегка, но побаивается. Не за себя, она свое отбоялась, за Юльку. Но парень, вечно расхаживающий в маске, вообще не воспринимает её дочь за… кого-то близкого. Это задевает, причем сильно. Раньше воспринимал. Раньше их майор могла назвать настоящими друзьями, даже будущей очень крепкой парой. Изотов далеко не идеал, но и не плох. Совсем не плох.

Старший лейтенант появляется, молча забирает приказ и уносит к себе в отдел, а блондинка, начав расхаживать по своему кабинету, напряженно раздумывает.

На Симулянта было организовано покушение. Девки хором говорят, что гастролером, очень отчаянным и умелым. Один раз не добил, второй раз ушли лишь молитвами Мотылеску, но какой профессионал будет бить по цели дважды за ход? Никакой. Из нормальных.

Не суть, из команды она его убрала. Сунет им Егора, уж как-нибудь сама за рулем справится. Вычислить Изотова могли только по его «часам», а значит — будут выслеживать далее. Часы снять он не может, из района эвакуировать его не будут. В Кремле хотели, но Нелла не дала. Там, на верхах, после событий в Севастополе вообще её слово насчет Симулянта сомнениям не подвергают. Лишь бы Молоко данные слала. Так что Витя тут, и это хорошо.

Только что с ним придумать? К чему приспособить жильцов «Жасминной тени»? Одному не стоит выходить, остальные в операциях не смыслят ничего… зато призраки. И «чистые». Их хрен убьешь.

Думай, товарищ Окалина, думай. У тебя есть ресурс. Свободный, неподконтрольный, очень особенный.

Как он может пригодиться?

Глава 8 Симулянт-Разбойник

Все любят дома ходить в трусах. Конечно, если не могут себе позволить ходить без трусов, прямо как я, поэтому трусы — это выбор расслабленного, домонаходящегося человека. Одобряю. Комфорт очень важен. Однако… есть довольно большая группа мужиков, которые ходят дома в носках. Я этих отморозков вообще не понимал никогда и, если честно, старался сторониться от таких психов. Нет, ну сами посудите — дома и в носках? Ты еще с сандалиями носки надень, мутант несчастный!

Носки… фу, брр.

Однако, в данный момент речь шла о женщине, причем, довольно молодой. Поэтому то, что она сидит в родной хате, одетая лишь в рваную майку и труселя, было вполне понятно. Ну а что? Тепло же, а живет она одна. Почему бы и не походить? Тем более, что ты занята таким потным и нудным делом как учеба, да и проживаешь на четырнадцатом этаже. Ну кому тут за тобой подглядывать?

Так вот, вполне приятная, но ничем не выделяющаяся внешне девушка сидела себе, подогнув одну ногу, да решала что-то из разряда высшей математики, время от времени сгрызая печенюшку. Квартира у студентки была отчаянно пустой, ни тебе ковров, ни хрусталя, один только мертвый телевизор, выглядящий так, как будто её далекие предки скидывали его на мамонтов, добывая себе пищу насущную. Этот древний агрегат явно не включался долгое время. Поэтому, собственно, я и тут.

Человек более всего беззащитен либо занимаясь продолжением рода, либо восседая на толчке. Заученная девчонка, пошедшая отлить, соответствует этому утверждению на сто процентов, а так как я человек в определенном смысле гуманный (по отношению к невинным), то решил, что наша с ней судьбоносная встреча должна пройти максимально безболезненно для её сознания. И вообще, желательно, без участия последнего.

Крак! — я отрываю туалетную дверь, и так державшуюся на честном слове и на одной петле. Что ж она мужика-то не завела? Хотя б дверь починить. А… не суть.

— Здравствуйте, — приятно улыбаюсь я окаменевшей на белом друге девушке, в квартире у которой (на четырнадцатом!) внезапно появился страшный голый мужик, — Меня Витя зовут!

Жертва сильно вздрогнула, хлопнула ресницами, завалилась чуть набок, опираясь плечиком на стенку сортира, а потом, внезапно, зажурчала, не приходя в сознание. О как, обрадовался я, удачненько! Сэкономим на хлороформе, дам ей подышать третью дозы. Он у меня не казенный!

Скудность и бедность обстановки для студентки — это, конечно, порок, зато вот мне покидать её шмотки в сумку, сунув сверху банно-прачечные и зубочистильные — было делом пары минут. Немного подумав, я сгреб со стола учебники и прочую бумагу, запихав в еще одну сумку, а затем, взяв в руки вдобавок к поклаже еще и бессознательное тело, покинул квартиру.

Куда в ночи ночной голый двухметровый парень тащит девушку в майке? Со страшной скоростью?

Никого не волнует. Вот совсем.

Уже.

Кладу похищенную на застеленную полиэтиленом койку, удостоверяюсь, что дышит отлично, выдыхаю. Сумки на стол, сам к интеркому.

— Онахон! Охахон! Еще одну принес. Передайте Веронике.

— Хорошо! Но та еще занята с Клеменцовым!

— Ничего, дивчина спать будет еще полчасика.

— Мы видели! Вить, ты бы ей хоть трусы надел!

— Да там одно название было… у неё в сумке есть. Новые и чистые. Всё, я пошёл искать еще…

— Стой, Вить! Тут от Кладышевой… в общем, Сухоруков нам не подходит! Никак! Вероника говорит, что он беспокойный.

— Убрать его, что ли?

— Да!

Глубоко вздыхаю. Ну да, и про старуху бывает порнуха. Впрочем, неудивительно. Свеженькие адаптанты-мужики, переживающие гормональный шок из-за того, что их уровень тестостерона (и многое другое) пришло в норму, начинают бычить и вообще вести себя беспокойно. Так, что там этот Сухоруков умеет? Ничего особенного…

Поэтому я просто вхожу в его «номер», тут же хватая парня за шкирку. Его я приволок сюда лишь в повседневной одежде, она вся сейчас на нем. Так и отпускаю… на волю. То, что этот кадр там орёт, верещит, цепляется за меня руками и даже своим жалким пушистым хвостом — никого не волнует. У меня нет времени объяснять.

— Да ты…, да вы…, — пыхтит парень, выброшенный мной на газон перед общежитием, — Не имеете права!

— Не имею, — равнодушно киваю я, закуривая. Даже курить приходится только так, чтобы еще что-то полезное сделать. Например: пронаблюдать за «некондицией». Чтобы ушла своим ходом и не возвращалась.

— Так какого…, — пыхтит выкинутый, — Я хочу назад!

— Мне насрать, что ты хочешь, — стряхиваю пепел я, — Важно лишь то, что хочу я. Не хочешь быть на улицах — вали, сдавайся. Приемные пункты работают круглосуточно.

— Возле них караулят! Бандиты! — выплевывает парень, до которого доходит серьезность ситуации.

— Не мои проблемы, Сухоруков. Пошёл вон.

Переигрывает. Нет там бандитов. Есть активисты, которые пытаются удержать «сдающихся», но они безобиднее тараканов. Просто мечтатели, еще пытающиеся уверить себя и других, что рано или поздно власти прекратят дурить. Как именно и что воспоследует потом для этих болтунов мрак полнейший, но они, как и многие неторопливые разумом — верят в свет в конце туннеля. Но не верят, что сами создали эту задницу.

Курю, смотрю на спотыкающуюся фигурку, чешущую куда-то в ночи. Вообще парень, вроде бы, всё пытался сделать правильно. Упал, потерял сознание, очнулся, гип… ну нет, не гипс, а всего лишь маленькая приятная брюнетка, объясняющая, что его взяли пожить в безопасное место. Тут вполне логично будет обрадоваться и попытаться навести мосты в местной иерархии, стать своим, притереться ближе к кухне, ну, вы понимаете? Вот он этим и занимался двое суток, только Кладышева — это не кот насрал. Возможные источники неприятностей девушка вычисляет на раз.

Так, что тут вообще происходит?

А, точно. Здравствуйте, я Витя Изотов и я ворую людей. И убиваю людей. Я ужас, летящий во мраке ночи, который несет возмездие во имя Луны. Отморозкам, естественно. Хорошим девочкам и мальчикам я показываю пенис (потому что голый, а не со зла какого), даю дыхнуть хлороформа, а затем утаскиваю их в свое логово. Ладно, вру, пенис — это далеко не всегда, чаще просто подкрадываюсь сзади. А что вы хотели, у меня времени нет оценивать, что именно умеет очередной адаптант, сидящий в своем логове… и чем он будет защищать свою невинность от меня. Да и бить ему по мозгам моим милым личиком вроде бы и не за что. Туалетная сиделица все равно не в глаза мне смотрела. Кстати, с членом наголо вполне удобно — никто не фиксируется на лице!

А если без шуток и глумежа, то за мной охотятся наемные убийцы, поэтому я сижу дома. А дом у нас «Жасминная тень» — большое, роскошное, пустое общежитие для самых проблемных жителей Стакомска. С едой, водой, биде, жилыми объёмами и даже обслуживающим персоналом. А еще решетками, закрывающимися камерами, психотерапевтом, неспящими призраками и прочими прелестями жизни. Соответственно, в текущих условиях, эти квадратные метры умоляют о том, чтобы оказаться заполненными невинными людьми вроде той дурочки без трусов, что не слушала телевизор. Может и слушала, кстати, решив сыграть в тихушницу. Мол сижу, не жужжу, никого не трогаю, стрелять в меня не будут, искать тоже. Успокоится все — потом выйду.

Дурачье.

— Шипоголовый, — доносится у меня из-за спины. Теперь курю не один, а со старой китаянкой.

— М? — мычу я, разглядывая звездное небо.

— Прости, — удивляет меня старуха, — Ты был прав. Все время. Я просто слепая дура, которая сидит в своей норе и не видит, куда катится мир.

— Бросьте, баба Цао, — вздыхаю я, — Все путают желаемое с действительным. Хотят путать. Сам такой.

— Ты плохой, злой и жестокий, — внезапно удивляет меня старая китаянка, — Я знаю таких. Мой муж был таким. Ты убьешь троих, чтобы спасти четверых.

— Пятерых.

— Что? — Цао Сюин удивлена.

— Пятерых, — повторяю я, — Вы меня самого не посчитали.

Не разубеждать же её, рассказывая, что я нифига не убийца, и нифига не спаситель, нифига не трахатель «чистых», и даже не сержант на службе у Окалины? А просто молодой человек, у которого через две минуты день рождения. Нет у меня высоких целей спасти СССР, задушить тайную организацию, сохранить жизнь миллионам… я хочу просто жить без всего вот этого. Можно даже работать на заводе.

Только кто даст? Эхх…

Тушу окурок, сую его в пепельницу, готовлюсь взлетать. Ночь еще долга, косить и косить. Как минимум пару человек найду. Кладышева уже обрабатывает нескольких наших постояльцев, будем творить несправедливость, а именно — совать самых адекватных, тихих и спокойных в самые неблагоприятные условия, то есть в квартиры для великанов.

— Ты плохой, шипоголовый, — вновь разомкнула губы баба Цао, — Но ты не бросишь Янлинь, если я…

— Не брошу, — отвечаю и взлетаю с места, закручиваясь в большого белого червяка из тумана.

Я люблю эту старую вредную бабку как… бабку, но терпеть не могу, когда мой собеседник… как бы это сказать? Ну как в том анекдоте, «ты мол, либо крестик сними, либо трусы надень»? Вот также. Хочешь извиниться, так я со всей душой, но вот мозги мне мылить не надо. А то ведь накормлю Салиновского лаврушкой и у вас таки случится секс!

Летаю над районами на определенной высоте, такой, чтобы группа наблюдателей смогла засечь место, из которого по мне вдарят энергией или свинцом. Патрулирую. Заглядываю в окна, в надежде обнаружить еще тихушников, желательно помоложе и понаивнее. Испуганных, жалких, которых легко будет контролировать. А еще меня могут… а, вот. Световой мигающий сигнал на здании Дворца Молодежи. Лечу туда.

— Здорово, бандиты! — собираюсь я в человека на небольшом свободном пятачке крыши, — Че как?

— Опять этот голожопый страх*ил, — недовольно ворчит дядька лет шестидесяти, не отрываясь от бинокля. Но это он не всерьез. Двое парней в камуфляже, стоящих около дядьки, приветственно мне улыбаются. Но не подходят. Не руку же мне жать. Не до реверансов.

— Дареному коню в жопу не смотрят, — наставительно отбрехиваюсь я, улыбаясь миниатюрной и смертельно серьезной женщине, тыкающей пальцем в планшет, — Здравия желаю, товарищ лейтенант.

— Пошёл ты, — фыркает она, — Со своим лей… похер. Симулянт, у нас есть дело. Нужна помощь.

— Вот он я.

— Смотри расклады, только быстро, сроки горят.

Если кто-то из вас, мои воображаемые друзья, подумал, что я теперь самое большое и страшное зло Четвертого и Пятого районов, то вынужден вас разочаровать. Я мальчик на подпевках, крысеныш, собирающий то, что другим нафиг не надо. А вот эти четверо неогенов… вот они да.

— Говно-вопрос, — говорю я, ознакомившись с картой, — Давайте как обычно.

— А если тебе прилетит?

— Цветочки на могилу принесете. Ну, будем сиськи мять? Там сейчас бабы спать улягутся и все станет на порядок…

— Давай вперед, мы сразу за тобой.

Есть дураки, есть особо упоротые идиоты, а есть полное мудачье, которое не только здесь затихарилось, став адаптантами, но еще и удерживают возле себя своих нормальных невинных детей. И вот лейтенант Хромая вместе с её отрядом как раз и занимается изъятием и перемещением маленьких ребятенков в безопасное место. Конечно, с точки зрения тех, у кого изымают детей, она — самое большое из возможных зол.

Посмотреться в зеркало таким ублюдкам ну никак нельзя. Они же самые умные, они лучше знают.

Среди «ювеналов» нет бойцов, они все четверо заточены на… ну пусть будет воровство. Поэтому я им время от времени помогаю, причем, с большим удовольствием.

На этот раз всё тоже проходит гладко. Целая куча идиотов, затихарившаяся в гаражном кооперативе, готовится к выходу на ночную вылазку. Кто-то из мужчин пойдет к круглосуточным магазинам, в которые, несмотря на всё происходящее, по-прежнему доставляют продукты, кто-то из них пойдет по адресам, собирать детские шмотки или что там им сегодня надо, самые боеспособные в патрули. Женщины с детьми по подвалам, смотровым ямам, на готовке. Но вот пока…? Пока они, выбравших из своих норок, дышат чистым ночным воздухом, переговариваются, чешутся…

«Слава Партии!» — самым коммунистическим образом и, что интересно, без шуток, думаю я, накатываясь валом тумана на толпу человек в сорок, тихо переговаривающихся между гаражами. Почему я так думаю? Потому что только в хорошей стране, где так счастлив может быть человек, между гаражами прокладывают нормальный гладкий асфальт. Отличный асфальт, я вам скажу, просто обалденный! Я такой только в Питере видел в прошлой жизни, там просто офигительный был везде асфальт, его после дождя даже поцеловать хотелось!

Ну а тут всё просто? Вот асфальт, вот слизь, вот физика. Кто-то успевает пару раз чем-то пыхнуть, пальнуть, даже падая навзничь (дятлы!), но такие малозначительные повреждения мной оцениваются меньше, чем укол иглой. Зато теперь у «ювеналов» руки развязаны абсолютно. Им много времени не надо, Вадим Дмитриевич таскает Хромую со страшной скоростью, а той ребятенка только коснуться… так что валяющиеся в моей слизи люди, которым я уже дополнительно заклеил нафиг глаза, могут лишь тревожно орать.

— Четырнадцать, — удовлетворенно говорит маленькая женщина, когда мы вновь оказываемся на крыше Дворца Молодежи, — Отлично, Симулянт.

— Зовите, если что, — улыбаюсь я и снова взлетаю.

Могу сколько угодно врать, особенно вам, что не являюсь хорошим человеком, но вот детишек жалко, ничего не могу с собой поделать. Поэтому помогаю «ювеналам» с полной самоотдачей.

И вновь ночь, тишина и зоркий я, осматривающий орлиным взглядом свои владения с высоты чайкиного полета. Вру, конечно. Какие мои? Таких как я тут довольно много, только в отличии от голозадого Симулянта у некоторых из… волонтеров в загашнике куда как больше всего. Вплоть до бронетранспортеров со стрелками и гранатами. Дворецких и пещер нет, увы, мы не в Америке.

Задания у всех этих шныряющих, бегающих, скрывающихся в тенях, летающих или сидящих в засадах людей самые разные. Сохранение порядка, отстрел отморозков, поддержание улиц в чистоте (пара человек, умеющих моментально растворять мертвую органику… отморозков). Охрана коммунальщиков, вывод стариков и инвалидов, срочная медицинская помощь. Всё это под эгидой КСИ.

Поэтому я летаю довольно спокойно, если не сказать расслабленно. Вокруг, несмотря на тишину, довольно много неосапиантов, знающих, что вон тот гигантский белый червяк из тумана — из своих. Он ворует хороших людей и сует их в безопасность, а еще не против помочь, если ему помигать специальным световым кодом с фонарика.

Я часто вижу код, раза два за ночь уж точно. Но не всегда замечаю сразу. Вот этот мигал мне с дальнего угла Четвертого района, между двух более высоких зданий, из-за чего я его заметил, лишь полчаса покружив над парком и прилегающей территорией. А потом устремился к сигналу.

Там меня уже ждал шестеро «когтей» и три кулька, в которых я узнал скованные наручниками и КАПНИМ-ами человеческие фигуры с вставленными им во рты специальными распорками. Ну и довольную рожу Колдуна разобрать было тоже несложно.

— Всем привет! — поздоровался я, а затем вслух удивился, — Неужто поймали?

— Ну да, — самодовольно заявил Алексей, — Херли нам. Они ж по твою душу тут сидели, на тебя и смотрели. Дурики.

— Точно, — слабо пихнул я одного из валяющихся типов ногой, — А че это с ними?

— Спецукол, чтоб точно дожили, — отмахнулся «коготь», бросая в меня шортами, — Поехали, джигит. Сейчас просветим говноедов на яды, а потом обрабатывай их. Допросим.

Вот и ладушки. Говорите, нельзя бегать за несколькими зайцами? У нас и не такому учат. Вон та же Кладышева многостаночница, всем мозги чистит. То Юльку обрабатывает, то наших свежеукраденных проверяет, то общее психическое состояние по больнице проверяет, даже Салиновского с феечками не забывает. Да и кошку подкармливает. В принципе, можно по-другому сказать: трехцветная зараза, поняв, что стол у Пашки и стол у Кладышевой — это два очень разных стола, переехала ко мне жить. Не совсем, но по вечерам и с утра кошатина у моей двери как штык.

И что-то мне подсказывает, что если мы дадим большую слабину, то там будут стоять вообще все, уж больно хорошо Вероника готовит. А с Пашки хватит того, что я снял с него Янлинь…

Обработка троих наемников заняла все время до самого утра. Калачи попались очень тертые, прошедшие спецподготовку, поэтому кошмарились из рук вон плохо. Но тут в дело вступили сами «когти», которым и до меня приходилось раскалывать орешки. Пленных, избавленных от разных козырей в рукаве, раздели, промыли холодной водой, и слегка надавали по мордам. Не со зла и не ради терапевтического эффекта, а, как выразился Спицын, «переключить». Сбить концентрацию. Мол, задание кончилось, наступила жопа — верьте в жопу.

Вот тогда да, мой туман стал действовать интенсивнее. Сделав свое дело, я отправился домой, на заслуженный отдых, причем не один, а вместе с половиной наличного мужского состава «когтей».

Помните, я тут про двух зайцев? Так вот, их больше. На втором этаже основного здания «Жасминной тени» мы устроилиперевалочный пункт для вояк. Благо, что после некоторых событий, случившихся совсем недавно, там надо было только… да вообще ничего. Казарма уже была готова заранее, правда, другими людьми и для других целей, но, увы, из них никто не выжил. А теперь мы имели боевое отделение профессионалов, спокойно отдыхающих за очень мощными стенами общежития, профессионалы, в свою очередь, имели нас (в переносном смысле), то есть горячую еду, чистую постель и воду, медицинскую помощь и связь.

Дополнительный плюс — когда наши невольные постояльцы видят здоровенные ряхи вооруженных военных, то им становится куда спокойнее за свое будущее.

— Новенькая спрашивает твою фотографию! — ехидно пропела насыщающемуся мне Онахон, болтаясь где-то возле уха.

— Нафига? — сварливо прочавкал я, запивая еду насущную вчерашним кефиром.

— Хочет знать, кто её без трусов через полгорода нес!

— Скажи ей, что я занят, — хрюкнул я, — И нахожусь в отношениях.

— Ой, да это мы уже рассказали! — легкомысленно махнула лапкой мини-узбечка, — Она еще сильнее раздухарилась!

— Ничем не хочу помочь! — поставил точку я, оглядываясь, — А где кошка?

— Наказана. Она украла у бабы Цао… что-то…, — хихикнула феечка, — И теперь в шарике сидит. И мяучит.

Хорошо, когда дома всех проблем — одна нашкодившая кошка.

По пути в родные пенаты оказываюсь перехвачен молодой и привлекательной китаянкой, затаскивающей меня к себе. Нет, не за тем, что вы подумали, а… целоваться. Последнее младшую Цао очень смущает, поэтому она ни-ни даже при Кладышевой, а только вот так, украдкой. Едва не доведя дело до привычного греха, сматываюсь. Вите нужен отдых.

В лифте была кошка, заключенная в энергетический шар. Она смотрела на меня несчастными глазами и жалобно мяукала.

— Что? — ехидно спросил я её, — Допрыгалась? Расширяла границы дозволенного, да?

— Мяу!

— Вот и сиди теперь. Скоро тебя попустит.

— Мяяяяу!!

— Могу занести к себе, хочешь?

— Мяяяу!!

Действительно, не в лифте же её оставлять? А так шарик получился вполне компактный, да и выглядеть будет это вполне пристойно, не с пустыми руками приду, так сказать.

А дома было хорошо. Что-то булькало на плите, у которой суетилась Вероника, вкусно пахло, играла музыка в магнитофоне хорошая, явно из моей коллекции. Правда, присутствовал посторонний элемент. Или не посторонний? Во всяком случае, канделябр, когда-то утащенный мной от бабы Цао, был занят своей прежней… сиделицей.

Да, в комнате была Палатенцо, на которую я уставился как невинный крокодил на похотливого бегемота. Та ответила мне тем же.

— А! Это! — молчаливую дуэль взглядов человека с кошкой и призрака на канделябре прервал жизнерадостный голос Кладышевой, — Вить! Юля вернулась! Ей теперь надо как можно больше общаться с людьми, особенно с тобой!

— А чуть подробнее можно? — охрипшим голосом осведомился я, ставя шар с кошкой на пол. Та, явно до этого думая, что я извлеку её каким-то волшебным образом, обиженно мявкнула и покатилась поближе к плите.

— Сама объяснит! Я занята! — крайне неумело отбрехалась находящаяся в трех метрах от меня девушка с поварешкой, — Скоро будет готово! Поговорите пока!

Ну прямо взрослая, оставляющая двух незнакомых детишек потрепаться. Я пригляделся к Юльке. Выглядела та… странно. Нет плавной холодности и отстраненности прошлого, нет ярко-выраженной лихорадочности и суматошности, что наблюдал впоследствии. Странно.

— Человек, — внезапно подала голос Юля, — развивается, постоянно сравнивая и оценивая себя и окружающих. Таким образом достигается относительная социальная одинаковость и приспособленность друг к другу у особей, относящихся к одной культурной группе. Мне пришлось вернуться по памяти к модели поведения и оценки окружающих, которая у меня была до… активации источника, а затем, с помощью Вероники, пройти экстренный курс… созревания оценочного аппарата до своего возрастного показателя.

— И чуть-чуть больше! — добавила победно Кладышева, отпихивая ногой шарик с кошкой, накатывающийся на неё уже не первый раз.

— Так… это, конечно, хорошо. Ни*уя не понял, но очень интересно, — выдавил я, — А теперь можно для уставшего дурака поконкретнее?

— Тебе совсем-совсем конкретно? — деловито осведомилась кухарящая «чистая», перебив что-то желавшую сказать Палатенцо.

— Да, пожалуйста, — вежливый я, поймавший шар с кошкой, теперь снова стоял дурак дураком.

— Юлька теперь нормальная!/Я теперь нормальная! — хором выдали девушки.

А затем эта полупрозрачная и слегка светящаяся особа даже улыбнулась.

Я лишь тяжело выдохнул, ловя кошку, вокруг которой закончила действовать способность бабы Цао. Надо бы радоваться, да? Но что-то мне кажется, что «нормальная» женщина — это не к добру…

Глава 9 Золотой мальчик

Представьте себе картину — позднее утро, подземные апартаменты, представляющие из себя две небольшие спаленки и одну общую комнату, объединенную с кухней. В одной из спаленок лежат трое молодых и таки совсем голых людей. В обнимку лежат. Опытный наблюдатель сказал бы, что они до этого занимались многими интересными вещами, а будь он еще и иномировым, то уверенно бы добавил, что на «порнохабе» видеозапись собрала бы платиновое количество лайков. Но не суть, они просто лежат. Это даже миленько выглядит.

В другой спальне, возле вертикально расположенного резервуара, содержащего в себе бессознательного юношу (точнее — труп юноши), играют в гляделки трехцветная кошка и девушка-призрак, но мы всё же вернемся к троице. Ну… чисто технически, я не вижу, чем занята Юлька, может вообще делает что-то непотребное, глядя на голого немца, не знаю. Сам-то лежу тут, так что будем тут. Подчеркну один нюанс — мы просто лежим. В обнимку. Прямо как какие-то мифические нормальные люди, у которых есть время лежать в обнимку.

Только вот это не уютные обнимашки, а очень даже напуганные. Причем, как бы не хотел заявить обратное — напуганы мы все трое. Спонсор происходящего? Интерком, посредством прекрасной пожилой женщины Цао Сюин, которая сообщила нам последние срочные новости.

Как там в этих америках любят такие называть… Ах да, — BREAKING NEWS.

Хорошее дело так не назовут. Особенно когда их аж два.

Знаете поговорку, «что русскому хорошо, то немцу — смерть»? Я бы её дополнил или снабдил вторым пунктом: «что русскому „мы такой п*здец делать не будем“, то китайцу — эффективное решение текущего кризиса».

Проще говоря, наши слегка прищуренные товарищи по светлому будущему сделали два раза «ку»: выслали своим неогенам короткий приказ покинуть город в течение двух часов, а затем ввели на территорию своей половины Стакомска живых мертвецов. Тех самых. И не только — они их еще, согласно какому-то старому договору, расположили в самом низу всей подземной части города, эффективно зачистив её от неосапиантов. Молча, тихо, за парочку часов.

Лежим. Обнимаемся. А наши попки, у всех троих, смогут, наверное, начать заново функционировать лишь через неделю. Пока там всё закрыто наглухо. Сжато. Спазматически. Так что ни шиша не уютненькие у нас объятия. Просто всем троим кажется, что даже если кошка по соседству тихо взбзднет, то какой-нибудь китайский зомби подпрыгнет или там заберется, куда не надо, отчего нам всем тут кобзон и придёт. Поэтому надо лежать и не шевелиться. Ну, это такая реакция на это вот всё, понимаете же? Одно дело, когда пули свистят и шашкой машут, а вот когда невидимая радиация, убивающая тебя к собакам членячьим — это другое.

— В-в-в-в-в-и-и-и-и-т-т-тя-тя, — лязгает зубами Вероника, — Мне стра-а-шно…

Юная китаянка ничем не лязгает, она меня кусает. В смысле кусила — и сжимает зубами. И трясется.

Я мужественно выкатывал нижнюю челюсть и сверлил взглядом потолок. В голове были одни лишь маты и междометия. Нет, китайцы? Они клевые. Раз-раз и все, котик больше не мяучит. Одно решительное действие, один пшик дихлофосом, и все тараканчики лежат кверху лапками. Тишь, гладь, да благодать. Но мы-то тоже тараканчики… за стенкой. И нам страшно.

— Прекратите! — сердито, недовольно и ревниво произнесла полупрозрачная голова, просунувшаяся сквозь дверь, — Снизу общежитие не зацепят, все подземное пространство вдоль разграничивающей Стены до самого низа представляет из себя сплошное перекрытие! Поэтому, чтобы подвести «ограничителей» именно к «Тени», китайцам бы понадобилось провести дохляков через половину Стакомска нашего, зацепив всех по дороге!

— А сбоку? — страшным шепотом спросила Вероника, отрываясь от моей порядком обслюнявленной груди.

— А сбоку мама! И еще целая куча специалистов! — поморщилась Палатенцо, — Они ни за что в жизни не рискнут нас зацепить! Тем более сейчас!

Ну да, как же. Прямо полегчало на душе. Хотелось схватить в охапку всех троих и валить к чертовой матери в Первый или Второй район, что там подальше, но вот тут в дело вступал второй фактор, из-за которого все и сидели по хатам на жопах. Ровно.

Прямо сейчас Четвертый и Пятый район затягивало тяжелым фиолетовым дымом. Он истекал целыми клубами из круглых пустых меток, оставляемых кем-то то там, то тут, он накапливался, он мешал видеть. С этим пока ничего не могли поделать. Метку в виде самого обычного круга, как будто нарисованного на какой-либо поверхности, можно было спокойно уничтожить, проведя чем-то острым по ней, дым тут же переставал валить, но…

…никто не мог найти того, кто это делает. Ты рыщешь в дыму, ты находишь одну дырку, закрываешь её, а фиолетовая дрянь валит из еще десятка, образовавшегося по соседству. Все в двух Районах ниже первого этажа уже в этом долбанном тумане. Прекрасные новости, да?

— Так, тогда двигайтесь! — резко охамела Палатенцо, вползая в комнату полностью, — Буду бояться с вами!

Двигаться было некуда, так как у Вити стандартная полутораспалка, на которой худой он с двумя миниатюрными девушками развернуться кое-как может, но не более. Поэтому Палатенцо стала Пакрывалом. Ну, в смысле легла сверху и вытаращилась на меня.

— Тебя ж вроде отпустило? — аккуратно осведомился я, загоняя поглубже мысль, что ТРИ — это конец. Бог, конечно, троицу любит, но Витя не бог, ему и так пришлось чуть ли не эволюционировать, чтобы весьма извращенным способом, но удовлетворять двух подруг. Трех? Нееееее… У меня и так чердак шатается от всех этих убийств и секса, причем сильно.

Янлинь хрюкнула и попыталась зарыться мне подмышку.

— Меня не «отпускало» в привычном смысле, — наставительно проговорила призрак, валяющаяся на мне, как на матрасе, — Вероника помогла мне заново пройти сквозь точку отсчета, сравнить смену психотипа при трансформации, затем её продолжить по временному векторы с симуляцией раздражителей, … в общем, это не особо интересно. И не сработало бы, не проведи я столько времени внутри тебя. Однако, зная систему внутренних сдержек и противовесов живого сверстника, я довольно легко достроила собственную поведенческую модель, затем, сравнив её с другими, приняла как базис личности!

— Угу, — покивал я, внутренне радуясь, что крыша у Палатенца теперь вроде держится, — Но это не объясняет, почему ты валяешься на мне как будто, так и надо.

— Ты мне нравишься, — внезапно поведала Юлия Окалина, заставляя два голых девичьих тела у меня по бокам напрячься, — Это уже не психоз ребенка без тормозов, а глубоко проанализированное событие. И чувство. Кроме того, есть еще один момент, который я от товарища Кладышевой… утаила.

Вот тут Вероника дёрнулась, поднявшись на локтях и уставившись на Юльку как срущая бульонным кубиком мышь.

— Ты ч-чегооо…? — протянула она, тут же забывая и про дым, и про мертвяков, и про страх и ужас.

— Ты мне помогала выстраивать психотип, делая постоянные отсылки на моих сверстниц, — в голосе Юльки зазвучало самодовольство, — Только вот они обычные люди. Или неогены. Но не призраки. А я ничего не забываю и, если вы внезапно забыли, то вполне в курсе внутреннего конфликта Янлинь. Учла это, всего-навсего.

Тут и китаянка подскочила, точь-в-точь повторив позу Вероники.

— Ты чиво наделала?! — пискнула Кладышева, впиваясь мне в грудь ногтями.

— Повторила Симулякр, — надулась от важности призрачная блондинка, — Руководствуясь твоими советами, я создала виртуальную, искусственную личность как модель обычной девушки… себя. Эта личность будет развиваться, точнее, постоянно развивается именно в рамках, которые ты мне, Вероника, объясняла. Моральные и этические принципы, лояльность, уважение, социальные нормы и границы. Получился развивающийся помощник, с которым у меня постоянная связь, поэтому я могу быть социально… нормальной. Когда надо. Поверь, ты найдешь мое изобретение очень ценным, когда мы займемся другими призраками!

— Кхм, — подавилась Кладышева, рассматривая Юльку как маленький зверек крупного и зубастого, — А с собой ты что… сделала?

— Ничего, — мило и очень ласково улыбнулась ей Палатенцо. Правда, с расстояния в пять сантиметров, — Всё то же самое, только со скидкой на бессмертие! Плюс понимание, что форма отношений, бытующая между людьми, неприемлема для неосапиантов, измененных слишком сильно. Мы не размножаемся, не умираем от неудовлетворенных потребностей, не… впрочем, неважно. Я про то, что обязательных императивов у таких форм жизни как мы, мало. Да, не моргай тут глазами, Витя, ты тоже другая форма жизни. Нечто среднее между мной и девочками. Именно поэтому вы и…

— Так, я что-то совсем потерялся, — хрипло пробормотал я, — Юль. Ты вообще что хочешь?

— Да ничего особого, — недоуменно пожала плечиками девушка, не сводя с меня довольно пугающего своей мечтательностью взгляда, — Просто познать новые границы, рамки, отыскать свои… императивы. В нашем тесном кругу…

И вот тут-то две девицы у меня под боком вздрогнули куда серьезнее, да и глазки подвыпучили куда сильнее. Сначала я ничего не понял, попереводив между ними взгляд, а потом до Зоркого Глаза дошло, что голова Юльки — она да, она на меня смотрит, а вот её рученьки…

— Мне пора! — Янлинь снесло с кровати как испуганную кошку, — Работать! Работать!! Узнавать!

Вжух! И её нет.

— Мне тоже! — подорвалась Кладышева, испуганно косясь на Палатенцо, — Я побежала!!

Брошенный на расправу распустившему руки призраку я лишь беспомощно заморгал, лихорадочно думая о том, как покинуть здание, но Юлька внезапно заржала лошадью Пржевальского, заваливаясь набок. Отсмеявшись, она сообщила, что её работа здесь выполнена, стресс у девочек слегка снят, поэтому она — к себе. Гладить кошку и читать. А ты, Вить, вали в общую комнату, я тебе там гренки нажарила.

И сбежала сквозь дверь, пакостно хихикая. Руки мыть, наверное.

Легче мне почему-то не стало. Нет, выдохнуть-то выдохнул, но не стало. Не знаете, почему?

Тем не менее, несмотря на эту небольшую (?!) разрядку, мы все вчетвером вскоре сидели в комнате у бабы Цао, пытаясь разобраться в происходящем. Точнее — а что делать тем, у кого были дела за пределами общежития? Густой туман медленно, но верно заволакивает районы, все патрулирования прекращены, работают лишь громкоговорители системы оповещения, вновь убеждая несознательных горожан проследовать на точки их приема. Причем, честь и хвала городскому управлению, громкоговорители работают по очереди, создавая звуковые дорожки, долженствующие провести страждущих туда, куда надо.

Вскоре на связь вышел Темеев, передав указания начальства — никто никуда не ходит, все сидит дружно в режиме полной изоляции. Несмотря на то, что экстренные исследования фиолетового дыма показали, что он совершенно безвреден, соваться в него никому из служащих нельзя. Дым, также как и туман Симулянта, может быть сенсорной способностью, а то, что под его прикрытием наемники могли уже окружить «Жасминную тень» — это даже не предположение, а уверенность.

— А в чем смысл, если я могу спокойно улететь вертикально вверх? — с недоумением спросил я потолок, — И хрен они меня разглядят.

— Им виднее, — недовольно поджала губы старая китаянка, — Но я бы на твоем месте отправилась бы выводить гражданских. Им сейчас точно нужна помощь.

Ох, хорошая бабка. Своя, родная. Но что-то я её огорчаю и огорчаю.

— Извини, баба Цао, но я лучше тех, что мы уже наловили, пойду успокаивать, — отрицательно качнул я головой, — Там, за окнами, гражданских нет. Только совсем уж конченные идиоты.

— Не смотрите на меня, — позади послышался приглушенный голос Кладышевой, — Во-первых, Витя прав. Во-вторых, мы в ответе за тех, кого приручили. А в-третьих, он может быть нужен в самый неожиданный моме…

Дослушивать я не стал. Общежитию тоже нужен был герой. Мы ж не в камерах людей закрываем, телевизор и радио есть везде. А также интеркомы, через которые эти люди орут, жалуясь и нервничая. Надо нанести личный визит, чем я и занялся. Не просто так, конечно, а вооружившись документами, значком своим любимым, да грозным выражением морды лица… под маской.

Обход принес свои плоды. Наворованные мной по двум районам люди с удовольствием выслушивали то, что уже разок было им сказано, кивали головами на «ситуация под контролем у государства», и верили документам. Правда, казус случился с той заучкой, которую я принес с голой задницей. Она, как бы это выразиться… начала меня заманивать на чай, а когда я не заманился, в открытой форме принялась крайне неумело соблазнять. На мой откровенный вопрос: с какого дуба она рухнула, раз соблазняет незнакомого парня в стальной маске, который, напугав её до усрачки (буквально), потом утащил с голой жопой в неизвестном направлении, барышня пожала плечиками, состроила умильную мордочку, а потом сообщила, что всю сознательную жизнь мечтала стать адаптанткой. Мол, у нее фигура здорово выправилась, зубы ровные отросли, жопа округлилась, сиськи от грудной клетки отлипли, а применить… не успела. Надо было наверстывать то, что за две недели в университете пропустила. Так что, мил человек, ты вроде нужного пола, давай…

— Давай без давай! — решительно отмел я девичье поползновение, рванув на выход, — Тут приличное заведение! У всех есть с кем и как…

— Ну вы тогда хоть выпускайте нас! — вцепившись мне в майку, канючила девица, — Или хотя бы меня одну. В гости. К какому-нибудь мальчику. У вас же есть мальчики?! К девочкам я пока не готова…

Обосраться и не жить. Все мечтают о способностях, о здоровье, а этой шлендре тело с лицом надо было поправить — трахаться хотела! Нет, не только тело, тут еще и заболевания, вся фигня, но вот так, с места в карьер? Однако…

Оглушенный падением советской студентки, я неосторожно закурил в прачечной, где был отловлен двумя узбекскими «феями». Сестры Умаровы уже крылышков на себе не таскали, но как-то все привыкли их именно так и звать.

— Вииитя…, — хором почти пропели две негодяйки, строя умильные рожицы.

— Эээ…, — предостерегающе забубнил я, — Вы чего?!

— Да нам…

— Да мы…

Выглядели обе… подозрительно. И улыбались так, не по-детски. Так Вероника улыбается, когда знает, что скоро у неё всё будет. В шоколаде, да.

— Девчонки, — торопливо проговорил я, — Давайте это… спокойно!

Нет, ну в самом деле. Это же уже просто п*здец какой-то. Я уже жизни не чувствую, а как актер порно, вламываю и вламываю!

— Да ладно тебе, — пошло хихикнула одна из близняшек, подлетая ближе, — Давай разок, а? Нам любопытно.

— Нам очень любопытно!

— Да вы с дуба рухнули! — офигевал от такой жизни я, начиная без шуток злиться. Но отступал перед напором двух малявок, еще и надумавших раздеваться. А вот что с ними делать? В слизи мазать бесполезно, они ж летают. Щелбанами, что ли, отпугивать? О, точно, приклею-ка я их к стене!

«Клац» — сказала камера прачечной, обвисая в своем гнезде.

— О, хорошо, — тут же выдохнула одна из девушек, пихая сестру в бок, — Онахон, спрячь сиськи, я уже всё.

— Жаааль…, — вздохнула вторая, вздевая грудь обратно в платьице и улыбаясь мне, — Ладно, Витя, ждём. Спокойно, всё идет по плану!

— Чего ждем? — деловито поинтересовался я, поняв, что для мелких шкод это была игра.

— Ревнивицы! — важно подняла палец Охахон, — Сейчас явится!

И, действительно, явилась. В облике разгневанной и встопорщенной Янлинь, тут же принявшейся злобно кричать на хихикающих «фей». Изгнав «гадких и нечестивых кукол», покусившихся на чужое, молодая китаянка с грохотом захлопнула дверь, а затем моментально избавилась от любимой ношенной майки, оставшись в чем мать родила. И тут же шепотом потребовала от меня тоже раздеться. Правда затем (ну наконец-то!) мне на ухо горячечным шепотом сообщили, что это — не то, что я думаю, а совсем другое.

Ну надо же.

Впрочем, через минуту мне уже пришлось прикусить язык. Вся эта таинственность и драма, включая выведение из строя камеры сестрами-хулиганками, были нужны совсем не для банального секса.

— Смотри! — сказала юная голая китаянка, после чего… залезла в одну из стиральных машин. Ну, наполовину.

— Я видел фильм, который начинается точно также, — сообщил я её худенькой заднице, виляющей из боку в бок, — Кончается, впрочем, тоже…

Кстати, а почему бы и да?

Жаль, но ничего особого не успел, так как Янлинь вылезла обратно, таща за собой длинную широкую белую ленту, на которой через равные промежутки были закреплены какие-то небольшие устройства.

— Эта стиральная машина не работает…, — пробурчала девушка, сидя на полу и возясь с добытым из недр.

— Я её тогда к нам домой принесу, — решил я судьбу машинки, — Попробую… починить.

— Не надо, там мотор новый нужен, — простодушно ответила мне подруга.

— Надо-надо, — покивал я, — Мне очень… любопытно. А что это у тебя?

— Это…, — промычала моя собеседница, а потом внезапно встрепенулась, — Я сейчас расскажу, только…! Если кто-то заглянет, сразу вставай передо мной, я тебе тогда…

— Понял-понял, — лихорадочно закивал я, уже желая, чтобы кто-нибудь зашел, — Так…?

И мне наконец объяснили, что я перед собой вижу. Лента с приборами, сконструированная так, чтобы я её мог нести в туманном облике, была программатором, способным создать теневую подсеть в уже действующей системе. В очень особенной системе, о которой мне сейчас расскажут, правда, по-быстрому.

Стакомск был не просто городом-тюрьмой, городом-Эго-зоной, его конструкторы замахивались на большее. Именно затем тут было проложено такое чудовище, как подземная недостроенная часть, именно потому три ядерных электростанции питали мегаполис энергией. Не простые, а подземные, спрятанные в глубинах мега-бункера, защищенные по самое «не балуйся», с охлаждением от резервуаров, питающихся от подземных рек, текущих под городом. Но не в них была суть. Когда в мир робко постучалась цифровая связь, когда компьютеры перестали быть многотонными чудовищами, Совмин решил, что технологическая гонка — это то, в чем мы не можем уступить никому.

Поэтому в городе уже было несколько дата-центров, объединенных в одну сеть, благодаря которым, к примеру, работали наши стакомовские «часы». А ведь они — не кот накашлял, а сложнейшее оборудование, снимающее со своего носителя просто уйму информации.

Она нам нужна, эта информация. Разово её добыть невозможно, потому что объёмы, собираемые дата-центрами со всего города, превосходят возможности любого переносного носителя на несколько порядков. Поэтому необходимо получить к ней постоянный доступ. Цао-младшая вместе с призраками разработала нужное устройство, но вот подсоединить его может только тот, кто способен изменить свою форму и протащить программатор туда, где в жизни не будут его искать.

— Ты всерьез уверена, что в Стакомске есть место, где, если что, никогда не будут искать? — вздёрнул я бровь. Не только её, так как вид голой девушки, сидящей передо мной, действовал… ободряюще.

— Да! — азартно закивала китаянка, в кои-то веки не обращающая внимание на мою физиологию, — Ты не понял! Нечего будет искать! Эта штука сделает то, что надо, а потом ты её утащишь! Обнаружить подсеть будет невозможно, никак! Слишком большие мощности, а она слишком мало забирает себе! Нам не нужны все данные, лишь выжимка! Стакомск сам будет обрабатывать информацию, а мы лишь получать нужное по запросу! Это точно сработает!

А отработавший своё программатор я уничтожу, банально сжав устройство руками, а потом запихав получившийся шарик… куда-нибудь поглубже. Хоть в дерьме утоплю, так как лезть до нужного центра придётся снизу. Такие вот дела, товарищ Изотов. Снизу… а там зомби… тихие.

— Окалина не знает? — присев на корточки, посмотрел я в горящие азартом глаза Янлинь.

— Нет, — мотнула та головой, — Никто не знает. Я и призраки. И ты.

— Почему? — нахмурился я. Вопрос внезапно стал очень серьезным.

— Прямая угроза национальной безопасности, — четко произнесла Янлинь, вставая с пола и задирая голову, чтобы смотреть мне в глаза, — Очень большая. Это доступ ко всей сети, Виктор. Всё проходит через неё. И это еще не всё…

— Не всё? — слегка офигел я, вставая на колени так, чтобы наши глаза были ближе друг к другу. Затем, подтянув девушку к себе, я молча принялся ожидать ответа.

— Наша машина, та, которая здесь…, — глаза Янлинь блеснули в полутьме, пока она вставала, — Она справится с текущим этапом, но не со следующими пятью. Требуются параллельные потоки, много. Память мы подключим позже. Нашу память, помнишь? Но надо будет подключить её в общую сеть… Тоже тихо. Незаметно. Пока не знаю где.

— Ты понимаешь, о чем говоришь? — спросил я, утыкаясь подбородком в мягкий живот девушки, — Это буквально взлом всей сети Стакомска.

— Да, — решительно кивнула она, обхватывая мою голову руками, — Большой риск. Очень. Особенно потому, что призраки… знают. Все, кроме Юли.

Призраки. С работающей методикой, выработанной Кладышевой и Палатенцом, мы теперь можем с большими шансами на успех «вернуть» их к нормальной жизни. Не как с Юлькой, а прямо сразу оп — и в дамки. Но тогда мы получим шестерых бессмертных личностей, обладающих эмоциями, знающих о…

— Я не пойду на это… сразу, — хрипло сказал я, — Сначала нужно убедиться, что они…

— Да, — кивнула мне прекрасная китаянка, — Кладышева. Но программатор готов. Ты должен вынести его отсюда. Незаметно. Скоро. Спрятать. Очень надо.

— Сделаю, — легонько похлопал я её по попе, — Есть у меня одна идея…

Глава 10 Ёжики в тумане

— Всё, последний ящик…, — пропыхтел Егор, ставя названное к настоящей горе других, выгруженных нами буквально только что, — Заносите, а мы поехали. Все, теперь вы здесь одни. Будьте здоровы и не трогайте антенны.

Броневик, уже имеющий пару нехилых подпалин на боках, зарычал мотором и начал вновь портить газон, разворачиваясь на выезд. За ним запыхтели два закрытых усиленных грузовика, на которых и было доставлено пищевое великолепие, которые мы сейчас начали споро заволакивать в дом. Приехало много чего вкусного, полезного, свежего и долгохранящегося, но опять же — на неизвестно какой период. А вот забирать наших «постояльцев» военные отказались наотрез. Сейчас, мол, у приемных пунктов черти что творится, они срочно туда, в охрану, а ваши консервы что? Сидят? Вот и пусть сидят. И вы сидите. Мол, народ сам ломанулся сдаваться от этого дыма, так что сидите и не жужжите. Уж больно много тут у вас особо важных персон.

Мы и не жужжали.

Домой на лифте я волокся как настоящий мужик — весь в авоськах. Сервелат, конфеты «Мишка на севере», фрукты, овощи, кура охлажденная, свинячьи копытца… хлеб. Много хлеба. Очень много хлеба. Мы его будем резать, а потом в духовке сушить сухари. Такие дела.

В общем, потом и кровью заработав мамонта, я принес его в родные пенаты. Откровенно, скажем так, не пустующие. На этот раз у меня собралось полное каре нахлебниц: кошка, хакер, психиатр и привидение. Ну, свою безумную брюнетку я сюда зря вписал, просто звучит красиво.

— Так, это всё нам, — объявил я, сгружая возле кухонного отделения авоськи, пакеты и рюкзачище с хлебом, — Будьте добры, раскидайте. И к восьми часам подтягивайтесь наверх, сестры Умаровы нам всем плов обещали.

Хоровое «ууу!» поддержала даже кошка.

— А я спать, — продолжил развивать я мысль, — Нормально спать. Убедительная просьба не беспокоить без нужды.

— Вить? — тут же озаботилась Кладышева, — Ночью снова полетишь?

— Да.

Выходя из душа (целомудренно в трусах-семейках!) оказываюсь застан врасплох любопытствующей Палатенцом.

— Витя, — говорит она голосом человечьим, простирая руку с пальцем в сторону, — А зачем это здесь?

— Гнездо для кошки, — не моргнув глазом отвечаю я под сдавленный кашель поперхнувшихся брюнетки и китаянки, после чего с достоинством удаляюсь в спальню. И закрываю дверь.

Нет, ну не соврал же, кошка действительно сидит в стиральной машине с открытым лючком. Ну, она просто не знает, что с этой машинкой уже происходило. Кстати, там и втроем можно кое-что придумать вполне успешно. В общем, отличная штука, мне очень понравилась. А еще на неё можно складывать газеты!

На самом деле это всё прикрытие, мне нужно было оправдание, чтобы вынести сломанную стиральную машинку за пределы общежития, поковыряться в ней, выкинуть наковырянное (сдохший мотор и два кирпича, а вместе с ними и программатор — фиг кто в этом дыму на внешних камерах разберет), а затем… внести остатки назад внутрь, засунуть к себе в комнату и… употребить по назначению. А зачем множить сущности, дорогие товарищи? Зачем изобретать многоходовые планы, когда камеры-то вот они, камеры-то пишут! Так и пусть пишут чистую (но неполную!) правду. Хотя какую там чистую… Грязную, очень грязную и аморальную!

В ту же ночь я впервые вышел на своё «доброхотство», перепрятывая сочиненный Янлинь кусок технологий туда, где его никто и никогда не найдет.

А потом занялся делом.

Мои ночные вылазки действительно со стороны могли бы показаться всенародно презираемым доброхотством. Нарушая приказы и положения, оставляя «Жасминную тень» без защиты, я обыскивал дом за домом в поисках людей, угодивших в эту дымную западню. Беспомощных, больных, старых. Либо наоборот — здоровых, прекрасно себя чувствующих и озлобленных адаптантов, готовящихся… к чему-нибудь.

Не просто так, разумеется. Недавно общежитие уже было в осаде и я, зная, что лично за моей головой в район пришли какие-то наемники, не собирался предоставлять им возможность безнаказанно обложить мой дом и подвергнуть риску жильцов. Мысль о том, что Цао Сюин, выйдя с утра, может наткнуться на установленную перед главным входом «монку» или что еще похлеще, не давала мне спокойно спать по ночам. А я, в свою очередь, не давал этого делать другим.

А знаете, в чем секрет кота Бори… пардон, Вити Изотова?

Он есть туман. Много кубических метров. И, если внезапно Симулянту восхочется растянуться на максимум, то он превращается в то еще ползучее чудо, способное незаметно (на фоне фиолетового дыма) накрыть целое здание (и проверить его!). Но это еще цветочки, так как я сам себе цифровая карта. Практически. Пусть ни шиша не видно, но если растянусь прямо вообще как можно дальше, то банально угадываю, где я нахожусь — на ощупь! У меня этой ощупи вагон!

Таким образом за три прошедших ночи я уже мог похвастать четырьмя остывшими наемниками, пытавшимися устроить лежку неподалеку от общежития, узнал благодаря подслушиванию некоторые детали их тяжелого житья бытья, очень солидно прибарахлился на имущество этих дохлых трупов зверски убитых неизвестным Витей людей… мелочи. Зато по спасенным было все куда веселее.

Ну как спасенным? «Нащупать», собраться, дойти, убедить, направить… это довольно сложно и времязатратно. Но знаете, что ускоряет процедуру? Выбивание двери. Люди неохотно остаются в полном фиолетового дыма городе ночью там, где голые страшные парни выбивают двери и громко орут матом. Поэтому люди берут у этих парней листы с инструкцией, которую парни чертят прямо на месте, и бегут по этой инструкции к сборному пункту. Да еще и бабушек с дедушками с собой берут, которых этот парень умудряется находить в неприличных количествах.

Последнее меня прямо выбешивало. «Ой, да кому я нужен/нужна! Оставь ты меня в покое!». Тьфу! Зла не хватает! «Оденься, внучок! Кушать хочешь?»

Тьфу на вас еще раз! Дурни старые! Газ есть, свет есть, вода есть, а если окна совсем уж широко не раскрывать, то в доме видно всё, дым концентрацию теряет — так почему-бы и не пересидеть?! А что в подъезде тоже концентрация низкая, а значит каждый, кто нащупал подъездную дверь, запросто сможет по свету из глазка определить, есть кто дома, вломиться и…? Что, вас в живых оставят после того, как на крупы и масло обнесут?! Вы же их лица увидите!

Так что бабку на руки, пакет с её лекарствами в зубы и вперед, к ожидающей очередной кучке, у которой есть листик с моими инструкциями! И потом вперед, *лять, к светлому будущему шагом марш!

Даже Окалина ничего не сказала, узнав подробности от клянущих меня на чем свет стоит «спасенных», добравшихся до пунктов приема. Ну, в смысле, кроме нецензурных слов и жестов. Она вообще в последнее время ко мне добрее деда Мороза относится. Наверное потому, что пару часов из четырех, которые должна спать, тратит на трёп со своей дочерью, которая сейчас ну прямо как Владимир Ильич, живее всех живых!!

Юлька — это еще одна причина, почему я героически выхожу в ночь творить добро. Девчонка пугала. Не так, чтобы пугала-пугала, но при виде её у меня на жопе вся шерсть вставала дыбом и начинала колоситься. И ладно бы у меня, у Кладышевой шерсти вообще не было, поэтому колосилось нечто метафорическое, но еще как!

Вот просто подумайте, кем надо быть, чтобы самой, лично, находясь изначально в далеко не адекватном состоянии, полностью просимулировать свою личность и её взросление (пусть даже с поддержкой опытного мозгоклюя!!), а затем буквально виртуализировать полученное, препарировав саму себя для еще более оптимального результата? У нас тут тот еще дурдом, но это вообще выбивается за рамки, границы и возможности смертных.

Теперь это неопознанное Палатенцо, проявляющее ну очень большую инициативу, чувство черного юмора и проницательности, летало по всей общаге, смущая умы. Еще она смущала Салиновского и вызывала абсолютный восторг у феечек, но это тревожило еще сильнее. Настолько, что, выпив свой ночной кофе, я жертвую ни какими-то там нервами, а натуральным и свежим узбекским пловом, только чтобы не пересечься с вновь переобувшейся блондинкой.

Если кто-то и забыл, то напомню — она несколько раз меня чуть не убила!

Этой ночью было посветлее. Как мне успели сообщить, громкоговорители, пока я мирно спал, сделали объявление для всех жителей обоих закрытых Районов — что именно нужно сделать при обнаружении исходящей фиолетовым дымом дырки в стене или где еще. Вот, видимо, затаившиеся и начали нарушать эти фигулины, от чего дым нехило так подразвеился. Не до того, чтобы можно было видеть далее трех метров, но хоть что-то.

Следует поберечься. Наемники могут продемонстрировать активность.

Наемники. О них мы узнали немногое просто потому, что многого они сами не знали. Заказ на мою голову был оформлен через швейцарскую контору этих самых наемников, наиболее респектабельную на всей планете. Причем, заказ не простой. Деньги? Да, десять миллионов долларов в любой валюте. Но не только. В бонус подтвержденному убийству (а это должна быть моя голова, отпиленная от остального тела. Чертовы тени вокруг глаз — они примета!) шли дополнительные бонусы — гражданство нескольких стран на выбор с полностью новой личностью, документами и легендой. Пластические операции по желанию.

В общем, полный фарш за витину голову. Плюс сопровождение желающих в Стакомск. Провод до места, так сказать. Или переброска, вот тут показания пленных разнились. Кого-то привезли и провели, кого-то перебросили телепортом.

А я тут того, летаю. Бабушек из дому вывожу. А что, снова в осаде сидеть? И ждать пока сюда какую-нибудь химозную бомбу перебросят, чтобы нас в «Жасминке» запереть? Нет уж. Беру огонь на себя.

Кстати, что это за щелканье?

Привлекший меня звук оказался перестрелкой между двумя группами лиц, вооруженных огнестрельным оружием с глушителями. Обе банды, расположившись через проезжую часть за массивными цветочными клумбами, вовсю перестреливались из небольших пистолетов-пулеметов, кажется, немецких. Причем, что интересно, молча, без ругательств и криков. В одной группе я насчитал семь человек, во второй всего пять.

Еще наемники…

Настороженный, я буквально обвился вокруг перестрелки, пытаясь понять, чего эти люди хотят добиться, учитывая, что вся стрельба шла вхолостую, раненых не было. Откуда ж им взяться? Советская клумба дура многотонная, каменная, её не всякий противотанковый снаряд возьмет, так что наемники зря опустошают свои «хеклеры». Впрочем, они делают это довольно экономно, да и черные длинные сумки, имевшиеся у каждой из группировок, явно скрывали в себе дополнительные боеприпасы…

Происходящее пахло довольно хреново, поэтому я решил осмотреться получше и начал обшаривать округу, оставаясь в том же разреженном состоянии «свободного поиска», что и ранее. От картины двух групп, постреливающих чуть ли не вслепую из-за клумб, настойчиво пёрло постановкой и засадой.

Так и вышло. Еще одна группа, рассредоточившись по пустым квартирам соседних домов, имела в своем распоряжении реактивные огнеметы, наведенные как раз на творящуюся внизу «перестрелку». Все сидели по одиночке и молча, не отрывая взгляда от еле видневшихся с высоты второго и третьего этажей вспышек. Я уже, чуть было не решивший начать прекращать этот балаган, насторожился еще сильнее. Это «жжж» неспроста. У этих, с огнеметами, даже раций нет. Просто мужчины и женщины, молча и терпеливо сидящие у раскрытых окон с закрепленными на жесткий фиксаж огнеплюйными чудищами. Им, по сути, только спусковой крючок дёрнуть…

Надо искать дальше. Аккуратно, убрав основную свою массу подальше, и выпустив одно тонкое «щупальце».

От третьей находки у меня озноб прошёл по всему объёму туманного тела — это была бомба. Не одна, а шесть внушительных свертков, снабженных детонаторами. Всё это богатство аккуратно развесили прямо над главной «приманкой» на мощном кабеле, протянутом через улицу. Аккуратно заглянув снова к тем, кто с огнеметами, я понял, что такие же свертки и у них в комнатах. Этическая сила…

Кто ради одного человека пойдет на такое?!

Ответ я выяснить не успел, так как вся засада… рванула. Взорвались сумки у «приманки», взорвались пакеты у огнеметчиков, развешенные на кабелях бомбы рванули, даже не освободившись от своих крепежей. Всё буквально утонуло в грохоте, огне, дыме и осколках. Фиолетовый дым, клубившийся повсюду, порскнул в разные стороны.

…именно благодаря ушедшему дыму, а также возможности смотреть всей своей поверхностью, я и увидел возможного зачинщика происходящего — он, показавшийся мне буквально на секунду, скрылся на мотоцикле. На проклятом почти бесшумном японском мотоцикле!

Уъу, сука…

Я его сразу узнал. Человек, стреляющий в тебя из РПГ, он как-то запоминается навеки, даже если в шлеме и глухой одежде. Ну вы понимаете, да? Любовь с первого взгляда и всё такое.

Оказывается, он не просто отморозок, а… кто? Вот это надо выяснить.

На момент я пожалел, что мы в Стакомске, большом, красивом, новом, с офигенным асфальтом. Происходи дело в Саратове другого мира или еще почти где (кроме Спб и Москвы), был бы шанс догнать эту сволочь просто за счет того, что спланировать отступление в фиолетовом дыму можно только по очень ровному асфальту… но увы, тут у нас был именно такой. Поэтому я, плюнув на всё, остался дожидаться начальство. Шансов, что Окалина проигнорирует такой взрыв… не было.

Действительно, наша богатырская блондинка явилась лично, опередив своих собственных подчиненных. Скорее всего, за счет того, что явилась не на машине, а перепрыгивая с крыши на крышу, правда, не героически, а самым банальным образом удерживая карту района перед носом. Одета Нелла Аркадьевна оказалась во вполне прозаическую военную форму, вид имела озлобленный, а распознав в клубящемся вокруг тумане «собирающегося» меня, принялась еще и со вкусом материться, мрачно цедя хулительные слова между затяжками.

— Не виноватый я, — буркнул более чем виноватый я, — Угостите сигаретой, товарищ майор.

— Изотов…, — многозначительно прорычала Ржа, пиная массивный обломок клумбы, — Какого тут… случилось?!!

Пришлось докладывать. На фоне дыма, медленно поглощающего назад искалеченные дома, взорванные клумбы, перепаханную дорогу, моё повествование было довольно депрессивным. Блондинка, сдержанно распространяя холодную злобу, слушала и курила. Рассказ я попытался сделать коротким, но максимально информативным.

— Говоришь, они все молчали, да? — сунув мне вторую сигарету, осведомилась блондинка.

— Да, — пожал плечами я, слегка ежась от бодрого осеннего ветерка, — Ну те, кто наверху, там не странно, они по одному сидели, а вот те, кто внизу в войнушку играл…

— Что-то еще заметил? — нетерпеливо перебила меня блондинка, — Какую-нибудь еще странность? Она редко мигали, бледные были, потели?

— Нет, — покачал головой я, — Совершенно одинаково сидели, спокойные, сосредоточенные. У каждого рука на огнемете. Не чесались, не хрюкали, не пердели. Роботы, а не люди.

— Значит, это был неосапиант, — пробормотала майор, щурясь на яркие ксеноновые фары подъехавшего к нам броневика, — Очень странно. Ладно, Витя, вали отсюда. Я тебя позже наберу.

— А что странного-то, Нелла Аркадьевна? — шкурно заинтересованный я желал показаться выпрыгивающим из бронемашины людям, чтобы те не начали стрелять.

— Потом всё расскажу, уходи, — женщина отвернулась, раздавая указания выползающим бойцам. В том числе и не стрелять по голому худому заду, скрывающемуся в таинственном сиреневом дыму.

Дома меня ждал холодный, но всё равно безумно вкусный плов и горячий прием — Палатенцо затеяла делить на троих. Пожирая баранину, я с некоторым отстраненным любопытством наблюдал за ожесточенным девичьим спором, в котором, судя по всему, права голоса не имел. Особо-то и не хотелось, но зато шоу было куда интереснее газеты или телеящика!

Позиция Юлии свет Игоревны, несмотря на все академические обороты, аналитику, тщательно выверенные аргументы и железобетонные (с её точки зрения) доводы, была насквозь гопницкой и звучала, в принципе, так: «слышь, делись!». В пику ей Кладышева, сидящая на сломанной стиральной машинке, действовала куда мудрее — та привлекала в качестве союзницы растерянную, но постепенно вникающую в ход дискуссии китаянку,действовала намеками (стуча пяткой по машинке и интересуясь, как мне поздний ужин (как будто сама сделала!)). Янлинь же, несколько раз простодушно сломав Юльке всю игру вопросами «А тебе зачем?! С твоей-то армией поклонников?!», в конце концов всё обострила, опять же прямо заявив «Самим мало!».

Фыркнув пловом через нос, я утратил бдительность и был обворован кошкой на жирный кусок мяса. Ну этого уже душа поэта не стерпела.

— Девочки, — отфыркавшийся я решил применить логику, — А нафига вы вообще вот это вот всё? Вы ж в «Жасминной тени» не заключенные?

— В смысле «вот это вот всё»? — сидящая Вероника развернулась ко мне, упирая руки в боки, — Ты о чем это?!

— Ну, я себя в зеркале видел, — пожал я плечами, — Неоднократно. Раньше, конечно, страшнее был, но и сейчас ничего особенного. Могли бы кого получше найти. Легко.

— Она — может! — безжалостная китаянка, уже каким-то образом просочившаяся ко мне за стол, повторяла подвиг кошки, попутно тыкая пальцем в онемевшую Юльку, растерянно висящую посреди комнаты, — Её вся страна знает!

— Вам от него только одно и надо! — возопила проигрывающая Окалина, аж генерируя заряд от избытка чувств.

— Мы его убивать не пытались, — резонно, но невнятно возразила младшая Цао, жуя мой плов, — Даже наоборот!

Было дело. Как-то Янлинь выбежала, чтобы встать между мной и потерявшей берега Юлькой. Даже поймала разряд.

— А ты, Изотов, вообще молчи, — выдала Кладышева, — Умнее выглядеть будешь!

— А вдруг договоритесь? — не последовать совету было более чем логично, — Я ж сдохну! Или убегу…

— Я тебе убегу…

Спор, на три четверти не понятный мужскому разуму, продолжился. Я торопливо жевал, спасая остатки пиршества, кошачья и человечья лапа то и дело мелькали, лишая меня части снеди, а торги шли! Ставки повышались, голоса тоже, аргументы отвергались… пока Палатенцо самым банальным образом не разревелась, признавшись, что с утра её увозят из Стакомска.

Весь Союз Советских Социалистических Республик с огромной тревогой наблюдал за тем, что у нас здесь происходит. Как не выхолащивай информацию, остановить поток беженцев и распространяемых ими слухов невозможно. Каналы могут транслировать самых правильных, честных и воспитанных корреспондентов, но народ всё равно будет верить слухам. И тревожиться, что ему делать на фоне той лютой жопы, что развернулась в Европе с неосапиантами — раз плюнуть.

Обретение разума и контроля Юлией Окалиной было буквально маной небесной для этого времени. Выздоровевшая певица, актриса и звезда, прибывшая из самой глубокой и опасной части города, отделенной сейчас заблокированными проходами, рассказывающая, как обстоят дела на самом деле, в прямом эфире, в живом общении — это то, что прописал бы любой доктор. Окалина должна была совершить турне. Это было нужно, очень. Настолько, что её мать, даже прыгая по крышам в сторону взрыва, и то нашла время объяснить всё по спутниковому телефону.

Такие дела.

— Ты — зараза, — уверенно, четко и совершенно беспомощно скажу я, сидя на том же самом месте, где ел плов. Только это будет полдень следующего дня.

— Как будто ты не знал, — ехидно ухмыльнется мелкая вертлявая брюнетка, моющая посуду.

— Вы все это разыграли для Янлинь! — продолжу я обвинительный процесс.

— Умный мальчик…, — пробубнят мне, делая вид, что очень заняты протиркой тарелок.

— Ну и нафига? — расстроенно замечу я, познавший за остаток ночи крайне необычный опыт.

После этого вопроса Кладышева ополоснет руки, чихнет, почешет нос плечом, а затем, подойдя ко мне, залезет на колени и примется мокрыми руками ворошить волосы. А потом, серьезно глядя в глаза, спросит:

— Вить, а у нас вообще… был выбор? У тебя, у меня, у них?

На это я лишь тяжело вздохну. Нет, выбора не было, совершенно. Не то чтобы мне не понравилось то, что произошло, когда девушка-призрак вломилась ко мне в комнату сквозь дверь, не то, чтобы я уж прямо совсем такой моралист-волосики-назад, не то, чтобы произошедшее вызовет хоть какие-то перестановки в моей дурной личной жизни… нет. Даже больше можно сказать — совершенно ничего не изменилось и не могло измениться. Вот это как раз и угнетало. Слишком далеко мы отходим от привычного морального облика нормального человека. Буквально отваливаемся от него всей кучкой, повязанные цепями договоров, тайн, условностей, симпатий и страхов. Ни приличий, ни условий, ни… предварительных ласк.

— Вить, да хватит тебе, — слабо улыбнулась девушка, — Все знали, что к этому идёт. Ты, я… да даже кошка понимала! Ну случилось ЧП, прилично всё оформить не получилось, Юлька ж знает, чем ты занимаешься. Вот и…

— В этом-то всё и дело, — выдохнул я, гладя брюнетку по голове, — Все у нас через жопу, а не как положено.

— Еще бы!

Ну да, чего я хотел. Сам довольно жуткий, но ладно, чердак относительно стабилен. В мирное время. Но Вероника? Я видел её, когда у девушки срывают все тормоза. Там, почтенная публика, другому психиатру ловить нечего. Там всё, клиника. Янлинь? Ну это даже не смешно, чего вам рассказывать-то. Юлька? Это вопрос особый. Она сотворила с собой такое, что даже Кладышеву пробирает, но с нами откровенна. Вроде бы. Так что закрыли гештальт по быстренькому и живем дальше… наверное.

— Война план покажет, да?

Вместо ответа меня чмокнули в нос, а потом, хитро улыбнувшись, пихнули в плечо.

— Да хватит тебе! Я-то знаю, что ты ого-го как постарался! Она вылетала сияющая, светилась натурально!! — Вероника прижала ладошки к щекам, — Мне аж завидно стало!

— Было бы чем гордиться…, — кисло проговорил я, но в меня уже вцепились.

— Давай-давай! — азартно зашептала чертова психичка с опасно разгорающимся огоньком в глазах, — Давай рассказывай! Она же ничего не весит, да? А если обхватишь, то что? Проминается? Выскальзывает?! Руки насквозь проходят? А когда засадил, как было, какие отличия, ощущения!?! Ну же, Вить! Мне интересно!! Куда ей можно тыкать?! Прямо везде?!! Ты пробовал?!! Ну говори уже, я заводиться начинаю!!

Интерком ожил, разразившись хрипом и коротким паническим взвизгом, прерывая разошедшуюся брюнетку. А затем оттуда заиндивевшими могильными плитами, на каждой из которых было выбито моё имя, вылетели слова, напоминающие боевой скрежет тираннозавра:

— Из-зотов! Ко мне! Бегом!!

И щелчок отключения.

Ой, *ля… Я замер, чувствуя, как немеют ноги. Сидящая на мне Вероника тоже судорожно сжала бедрами мне бока, расширившимися от паники глазами что-то ища у меня на лице.

— Мне. Надо. Идти, — прошептал я спустя секунд тридцать. Ну да, надо было разобраться с голосовыми связками. Что-то с ними не то, к врачу, что ли, заглянуть.

— Виииить, — страшным шепотом обратилась ко мне психиатресса, — Слууушай… А давай, ну… сейчас? Вот прямо сейчас?! По быстренькому?!! На посошок?! А то вдруг не вернешься… Вииить!! Ты кудаааааа?!

Глава 11 Разговор по душам

— Знаешь, я на тебя не злюсь, — мерно падали в тишине зала слова огромной блондинки, которая в данный момент быстро, но очень аккуратно раздевалась догола, — На тебя? Нет, Изотов. Ни капли. Я же не дурочка с переулочка. Мы оба знали, что это рано или поздно произойдет. Должно было произойти.

— А…

— Нет, послушай меня, потом говорить будешь, — оборвала меня Окалина, так же деловито одевающаяся в спортивную форму в виде обтягивающего топа и коротких эластичных шорт. То, что она передо мной только что отмелькала своим накачанным, но совершенно обнаженным телом, женщину не смущало ни капли. Её в данный момент вообще сложно было бы… смутить.

«Однако», — в голову мне пришла неожиданная и крайне несвоевременная, а еще насквозь больная мысль, — «Кто-то кое-чему научилась у своей дочурки. Никаких Садов Придонья… Слава мне!»

— Так вот, — задумчивым и даже слегка размеренным тоном продолжала майор, — Не будем детьми, да? Мы с тобой оба прекрасно видим мир, в котором живем. Он далеко не сказка, которую рисуют остальным. Хотя нет, именно сказка. На нашей крови и костях, Вить, на нашей грязной работе. Ты в курсе, что сдавшихся адаптантов провозят мимо ограничителя, да? В курсе. Они умирают в своих вагонах как мухи. Входят в коматоз и всё, потом эвтаназия и захоронение, спите спокойно, очень дорогие товарищи. Вот тебе девятнадцать всего лет, а ты уже прекрасно понимаешь, почему. Цена, Витя Изотов. За всё надо платить.

— Тов…

— Молчи, я же просила. Потом всё скажешь. Я выслушаю. А теперь иди за мной. Молча. И слушай.

Я пошёл вслед за ней по длинному полутемному коридору. На этом подземном этаже НИИСУКРС больше никого не было.

— Так вот, — продолжала Окалина, шагая вперед, — Цена. Её платят не они, наши любимые и дорогие граждане, её платим, в первую очередь, мы. Только во-вторую её платят жертвы этих… идиотов. А знаешь, как мало этих жертв? Очень мало. Ты бы удивился, узнав, какое мизерное количество людей пострадало от происходящего. Когда мы закончим, то число буйных адаптантов, буйных и покойных, будет больше, чем тех, кто от них пострадал. Намного. Но цена, которую продемонстрируют обществу, которую будет демонстрировать Юлька — будет совсем другой. Мы будем врать. Мы всегда врем. Не я, не Партия, а мы, Витя. Ты тоже. Это часть нашей функции.

Мы пришли в какое-то помещение. Здоровое и пустое, с слегка пружинящим полом, чем-то напоминающее палату для душевнобольных. Гм…

Ух, ё…

— Проходи, не стесняйся, — махнула мне рукой майор, продолжая свою речь, — Так вот, Витя, что я тебе хочу сказать. Мы все лжём, потому что это надо, понимаешь? Этого требует результат. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что в некоторых видах деятельности цель всегда оправдывает средства. Тебе выдают эти средства с таким прицелом. Для тебя производят эти средства. Создают. Планируют. Тебе отдают приказы, зная, как ты их выполнишь. Тебе ли этого не знать, да?

— Я. Этого. Не просил, — вырвалось у меня почти против воли.

— А кто, кроме тебя, Симулянт? — внезапно сменила тон моя начальница, — Назови мне того, кого я могла бы использовать вместо тебя? Умеющего обращаться в туман, лояльного, сильного, безжалостного. Думаешь, исполнителей штампуют? Ты видел своими глазами, что происходит, когда пытаются штамповать. Ты видел девчонок. Думаешь, они хотели быть теми, кем стали?

Меня перекосило. Видел, да. «Солдатики».

— Так вот, — вставшая напротив меня начальница была похожа на задумавшуюся львицу, — Понимаешь, чем дольше в этом варишься, тем сильнее профессиональная деформация. Цель начинает оправдывать все больше и больше, этот процесс, Вить, он как дерьмовое кровавое болото. От тебя ждут результат. Он всегда разный, Витя, а значит, у тебя всегда разные средства. Ты исполняешь. Тебя хвалят и дают новое задание. Ты снова исполняешь. Знание, Симулянт… оно говорит о том, что те, кто тебе дают эти задания — они внимательно и бережно собирают твои средства, собирают свидетельства. Чтобы ты не сорвалась с крючка, чтобы не предала, чтобы оставалась на своем месте. С тобой, кстати, делают тоже самое. Всё в папочку идёт, абсолютно всё. Это, в принципе, неважно, так как если надо — всё сочинят, но всё равно. Они знают, ты знаешь. Это как предельно ясное небо над кровавым болотом, в котором ты по самое лицо. Выхода нет, живешь как получается. Только… знаешь, что?

— Что? — я чувствовал, что всё это добром кончиться не может. Кажется, наступила кульминация.

— А то, Витенька, — почти ласково произнесла женщина, стоящая напротив меня, — Что у меня есть отдушина. Моя дочка. Моя прелесть. Мой чистый ангел. Юленька. Единственная и неповторимая. Моё солнышко в небе, куда я смотрю из своего болота… А ты, козёл, сунул в неё хер…

Интерлюдия

Во внутреннем тренировочном зале была лишь одна скрытая камера, закрытая дополнительной стальной обрешеткой. Она притулилась в верхнем углу большого помещения, снимая происходящее для своей владелицы, которая, договорив, крайне быстро сблизилась с раскрывшим рот для ответа рослым юношей.

Страшный удар ногой в бок смял парня, отшвыривая его как игрушку. Он, с собственной рукой, изломанно торчащей из грудной клетки, куда её вбил удар, пролетел метра три… перед тем, как взорваться густым туманным облаком, резко вспухшим в разные стороны. И тут же, почти моментально, собравшимся вновь в того же бледного мускулистого молодого человека, стоящего с растерянным видом. Только обнаженного, его одежда еще падала на пол.

— Отлично, — хищно улыбнулась высокая женщина, тут же рванув в атаку.

— Стой…, — не успев договорить, юноша вновь был искалечен. Косым резким ударом ноги, статная высокая блондинка сломала ему обе нижние конечности за один удар.

…и он вновь превращается в туман, только теперь не собирается принимать другую форму, а начинает заполнять помещение, огибая стоящую женщину.

— Эээ нет, Изотов. Я так не играю! — говорит главный палач города, выдав резкую и злую улыбку, — Команда «Алеф»!

Глубоко под землей, в зале с мягкими стенами, внезапно разворачивается полноценная «роза ветров». Туман, только что расходившийся облаками, начинают хаотически терзать свирепые воздушные потоки, гуляющие в разные стороны.

— Я давно этот зал приготовила! — хрипло хохочет женщина, глядя на борьбу тумана и ветра, — Пригодился! Кончай валять дурак, козёл несчастный! Иди сюда!

Туман с таким положением дел не согласен, он борется с меняющимися потоками воздуха, но они куда сильнее всего того, с чем он до этого сталкивался. Ему ничего не остается, как вновь превратиться в человека.

— Нелла Аркадьевна! — рассерженно кричит сквозь ветер парень, — Может, хватит?!

— Хватит? — в тишине, после отданной механизмам команды, переспрашивает огромная блондинка, строя дурашливое выражение лица, — Изотов, мы даже не начинали…

Она вновь атакует, перемещаясь резко и рывками. Парень, отскочивший от размашистого удара ногой, не удерживается на ногах, получая звучный удар кулаком в грудь, отлетая назад плюшевой игрушкой. Вновь туман, и вновь он стоит, зло глядя на пританцовывающую противницу. Та лишь ухмыляется, зная, что несмотря на то, что Симулянт может нивелировать свежие повреждения, приняв туманную форму, он не может избежать очень неприятных фантомных ощущений от этих травм. Парень живуч, но вот такие вот чувства — они накапливаются.

А это гораздо лучше, чем может показаться!

Они мечутся по залу, разъяренная блондинка и высокий парень с смешной прической и совсем не смешным выражением на мрачном бледном лице. Он не атакует, не контратакует, а только отскакивает и уклоняется, не забывая ругаться. Майору же чхать, высокая, атлетично сложенная блондинка лишь разогревается, осыпая противника сокрушительными ударами рук и ног, каждый из которых с легкостью бы превратил человека в изломанный кусок мяса. Так и происходит раз за разом, несмотря на все усилия парня, пытающегося избежать новых травм. Да, он восстанавливается быстро, почти моментально, но… толку? Противник беспощаден.

…и терпению избиваемого приходит конец.

— Хватит! — рычит Виктор Изотов, выбрасывая вперед обе руки. С них на пол потоком бьет полупрозрачная слизь, много, чуть ли не с два десятка литров. Псевдоматериальная субстанция образует между ним и Окалиной лужу на несколько квадратных метров, гарантируя, что никто, из уважающих гравитацию и находящихся в своем уме, на такое не наступит. Поскользнется, завязнет, упадет навзничь. Тягучая слизь вцепится в него, облепит, заставит скользит и беспомощно барахтаться!

— Ты меня чем слушал? — издевательски спросит женщина, чуть наклоняя голову набок, — Зал приготовлен под тебя, Витюша!

Частичное гидрофобное покрытие пола оставляет огромные предательские пятна сухой поверхности. Главное — иметь навык по ним двигаться. А один из присутствующих в зале людей определенно тут тренировался!

Удар ногой, полученный растерявшимся от такого поворота дел Симулянтом настолько страшен, что в стену впечатывается нечто, весьма отдаленно напоминающее человеческое тело. Валькирия крайне сильна, настолько, что почти 120 килограммов измененной тугой плоти неосапианта почти оборачиваются вокруг её ноги во время удара!

И он превращается в туман. Она вновь рявкает команду запуска «воздушной розы», но парень, очевидно, предпочитает бороться с бездушным механизмом, болтающим его туманное тело по залу, а не с ней.

— Ссыкло! — рычит женщина, а следом выплевывает следующую команду. В зале начинается натуральная буря, туманное облако месит в разные стороны, разрывает, склеивает, по новой…

Он не выдерживает, становясь человеком, но тут его уже поджидают. Злить сильнее уже и так взбешенную мать явно не стоило, так как не успевшее даже встать на ноги тело Симулянта подбрасывают в воздух удары кулаков. Они и на десятую часть так не сильны, чтобы ломать и крушить его тело, но их невероятно много. Ржа месит воздух и Изотова со скоростью отбойного молотка!

Вновь туман, но на этот раз просто для разрыва дистанции, лишь чтобы встать на ноги, пусть и в другом конце зала. Женщина никуда не торопится, даже не идет навстречу. Просто стоит с злорадным выражением лица и разминает плечи.

Свет в зале слегка притухает. Нелла Аркадьевна Окалина смотрит прямо на мрачного Изотова, начинающего не на шутку злиться, но лишь ухмыляется от этого зрелища. Ей определенно нравится происходящее несмотря на то, что она…

…смотрит прямо в глаза взбешенного болью экспата. Но ей плевать.

Витя-то? О, Изотова Виктора Анатольевича, который Симулянт? О, она его ценит, уважает и очень любит. Этот парень вернул ей дочь, он ей далеко не чужой, она с него пылинки бы стряхивала, дай себе такую волю. Ржа никогда и никому не признается, но ей этот парень стал совсем небезразличен, даже если отставить в сторону все дела, в которых они увязли.

Но… причем тут он?! Его тут нет. Есть только сволочь, наглый и нахальный козёл, который вдул её дочери! Не просто поимел невинного ребенка, а буквально заставил упрашивать её сделать это с ней! Влезть в постель! И не просто козёл, каких каждый первый из мужиков, а козёл, у которого и так есть уже две бабы!

Поэтому вся эта херова экспатия знаете что? Она не ра-бо-та-ет! Тренированный разум майора отлично отделяет грозного союзника от мерзкого козлища!

Только вот Симулянт на свою пугалку и не надеется. Он просто злится, сильно злится.

…и бьет кулаком в пол.

Сила удара чудовищна, всё помещение гудит, а лежащие на полу маты вспучивает, как и пластины стали под ними. Литры слизи там и тут подбрасывает в воздух, превращая в мелкую водяную взвесь. Таким ударом не то, что можно расплескать человека, им можно пробить капитальную стену дома…

— ХВАТИТ! — рычит на всю комнату Симулянт с мрачным огнём в глазах. По нему видно, что больше он себя безнаказанно бить не позволит, а ударит в ответ. Со всей силы.

Правда, ту, кто его довёл до бешенства, это демонстрация мощи не впечатляет.

— Ууу…, — издевательски тянет женщина, делая один шаг вперед и внезапно покрываясь вся язычками слабенького, но очень яркого пламени жутко несерьезного розового цвета, — Какая ты у нас, Витюша, грозная пися…

Челюсть у парня отваливается, а Окалина Нелла Аркадьевна, неосапиант-адаптант, получившая когда-то радужный артефакт за многочисленные заслуги перед Родиной, делает второй шаг. Её глаза вспыхивают двумя яркими прожекторами, а белье осыпается с мускулистого тела черными хлопьями быстро сгорающего материала.

— Ну иди сюда, засранец, — грохочет по помещению её голос, — Иди к мамочке!

Они срываются с места одновременно, каждый в длинном, почти горизонтальном прыжке с рукой, поднятой в замахе.

Грохот.

///!

Вы когда-нибудь приходили в сознание, пребывая в бешенстве? У меня такое случалось только пару раз. Ну не бешенство, а ярость, досада, жалость, что-то такое, с чем ты просыпаешься, увидев во сне нечто, трогающее за душу. А вот теперь — лютая, еще кипящая ярость!

— …сука! — прохрипел я, вырываясь из царства тьмы и боли, борясь с тошнотой и вскипающей прямо во рту кислой слюной, — Убь…ю!

К койке я оказался примотан надежно, но недостаточно, так как услышав ответный женский хрип «жив, гадён…», я рванулся так, что ремни затрещали. Зачем, почему, кто виноват — понятия не имел, даже не думая, что делаю в данный момент. Хотя, будь у меня хоть на крошку больше здравого смысла, я бы понял, что та, что меня взбесила до треска собственных мышц, находится в том же состоянии беззаветной ярости.

— А ну лежать! — крикнул почти незнакомый женский голос, чем-то меня прикладывая с помощью упавшей на лицо и частично знакомой короткопалой ручки, — Ишь ты!

Я почувствовал себя кошкой, попавшей в рабочую стиралку. Закрутило, завертело, заболтало, затрясло. Ориентация ушла, ощущение тела тоже куда-то подевалось, смысл жизни и осознание собственного «я» свалили в туман, а заодно туда была вытряхнута эта бессмысленная, но очень животворящая ярость. Из «стиралки» я выпал мало что соображающей тряпочкой. Именно ей. Опустошение, изнеможение и апатия. Как будто до меня добрались обе мои подружки, решившие себе вообще ни в чем не отказывать…

— Так, а теперь её! — тот же самый голос на краю сознания сделал что-то с рычащим и плюющимся чудищем около меня. То булькнуло, издало протяжный стон, а затем утихло.

— Всё, готовы, два идиоты! — ознаменовал кто-то победу. Кажется, надо мной и вторым идиотом. Кем мог быть тот, второй? На кого я злился?

А, неважно. Надо поспать…

Чего не дали, того не дали. Ахмабезова Наталья Константиновна, прекрасный целитель и душевнейший человек (по словам некоторых), была личностью, пунктуально считающей каждую секунду своей жизни, из-за чего, бывало, невероятно торопилась. Позволять кому бы то ни было роскошь спать в её присутствии разъяренный целитель не собиралась! Особенно тем, кто…

— Уму непостижимо, как они вообще выжили! — бесились Ахмабезова на пару с Молоко под нашими, привязанными к койке, взглядами. Кроме них, взглядов, крепко примотано было и всё остальное, но даже полностью прошедший приступ психоза вовсе не заставил целительницу и ученую нас с Окалиной освободить. Вместо этого нам мыли головы!

— Уму непостижимо, как здание устояло! — рычала Нина Валерьевна, — Вы, два конченных, полностью безумных, идиотических идиота в кубе! Что вы устроили?!! Зачем вы устроили! Ладно, к херам мелочи!! ПОЧЕМУ ТУТ?!!! Мои приборы! Записи! Компьютеры!!

— Моё время! — завывала Наталья Константиновна, — Шесть часов на двух этих упырей! Причем мне надо бежать, а ты посмотри на Нельку! Посмотри на неё!!

— На которую часть?! — рычала Молоко, — Ту, что лежит или ту, что в морозилке?!! Мне нравится вторая! Она не такая тупая!

Ну… да. В морозилке лежали руки товарища майора. То, что от них осталось. Назад не приставишь. Ахмабезовой приходится выращивать новые.

К моей чести, нужно сказать, что из того, что я помню, так конечности мне отрывали гораздо чаще, чем наоборот. Просто я могу восстановиться, а вот Рже сложнее, она так не может. Но все равно — намного, намного чаще. Знаете, кто знает, как себя чувствует насекомое, которого расчленяет любопытный ребенок? Витя знает. Без шуток. Только мой ребенок был очень-очень зол.

И это было взаимно.

— Ты! — в меня уткнулся коротенький толстенький пальчик, — Я вернусь через пять часов! Чтобы я тебя здесь не видела! Чтоб мои глаза тебя вообще не видели, придурок!

— Ты! — тот же указующий инструмент вонзился в сторону забинтованной и слегка безрукой блондинки, — Попробуешь хотя бы шевельнуться — пеняй на себя! Руки буду восстанавливать в порядке живой очереди! Ешь, дура старая! Жри! Питайся! Готовься! Все понятно?!

— Ты! — очередь Молоко, — Еще один такой фокус и я тебя отправлю в Чуйскую долину! Хлеборобом! Ты меня поняла, дура грешная?! Я не шучу ни разу! Устроили тут детский сад, штаны на лямках! Бровки, сука, домиком, ручки, б*ять, в морозильнике!

Бабах!! Дверь захлопывается за целительницей, едва не слетая с петель.

Минута тишины тянулась долго.

— Я не хочу в Чуйскую долину, — глухо произнесла закрывшая лицо руками ученая, — Хлеборобом.

— Нин, — хрипло пробормотала Окалина, — Что там… с этажом?

— Нет его! — внезапно бодро и зло рявкнула Нина Валерьевна, глядя на нас покрасневшими глазами, — Нет совсем! Вы все раздолбали, два идиота! Совсем всё! Здание на генераторах, тупица белобрысая! Да вы…

В общем, мы чуть не обрушили весь НИИСУКРС. Если бы нижние этажи не были укреплены тем же материалом, что и подземная часть города, если бы завалы сбитых со стен и потолков плит и прочих обломков, которые помешали буйствующей парочке по-прежнему орудовать во всю дурь… то всему институту рогов и копыт точно суждено было бы сложиться, как карточному домику.

— А теперь вопрос, ублюдина блондинистая! — сорвалась на визг ученая, — Что. Это. Б*ять! Такое! Было!

— Ну…, — смутилась (действительно смутилась) товарищ майор, — Я хотела его отбуцкать. На полном контакте. Ты знаешь, за что. Этот… хитрожоп… бегал от боя, выбесил меня окончательно. Потом я выбесила его. Думаю — ну ладно, проведу по краю, авось половчее станет. Кха…кха…

— И что?! Это вы так потренировались?!! — рыкнула тигрицей безобидная на вид Молоко, — Это так ты ситуацию контролировала, контролерша переношенная?!

— Нет…, — угрюмо и тихо призналась Нелла Аркадьевна под мое многозначительное молчание, — Этот… вот хер вихрастый… Он хитрожопый оказался. Много чего не показывал. А когда показал, было поздно. Я и его выбесила, и сама злая была. Как оба выжили…

— И как?! Как вы оба выжить могли?!! — внезапно сменила пластинку ученая, включая профессионала, — Это ведь невозможно, вы же в амоке были! Пятнадцать минут назад оба в амоке, в гарантированном! Я вас бессознательных под релаксантом вытаскивала!

— Как-как…, никак, — отвернулась Нелла, — Витенька, душу его мать, в печенку… Руки мне оторвал, потом кошмаром шарахнул так, что я небо в ситечко увидела, а потом всё, мы тут.

— Ничего не помню, — открыл я рот, — Вот только розовое…

— Молчи об этом, — тяжело уронила майор, — Гостайна. Нин, иди подыши и покури, раз Натаху ждать надо, я пока с Витькой поболтаю. Надо ему кое-что рассказать.

Безрукая блондинка умудрилась меня удивить. Совсем не тем, что начала рассказывать о своих тайных планах меня раздухарить и тем самым научить новому кунг-фу, ничего такого и в помине не было. Окалина просто хотела схватки и набить мне рожу… в силах тяжких, не более. Выпустить пар, дать пару уроков, такие дела. Но вот выбесившийся от её тумаков я, страдающий от целой прорвы фантомных болей, перекручивающих мышцы и потроха, и сам дал героической блондинке просраться.

Нет, не победил, конечно. Точнее победил… если не считать момента, что она, как крайне опытный боец, почти половину сражения «вела» меня, нанося удары, не задевающий мозг, а затем еще и «вела», когда у нас обоих почти снесло планку. Каким-то образом я умудрился не убить её, а лишь оторвать шаловливые рученьки, вырубившись после, но не в этом суть. Пар выпустили, выжили, здание стоит — и фиг с ним.

Разговор она начала о Каскадере.

Наемник экстра-класса, специализирующийся строго на неогенах. Полностью отмороженный, идущий на любой риск и любые трюки, но при этом, обычно, планирующий операции с редкостной вдумчивостью. Каскадер тщательно изучал цель, а затем наносил строго выверенный удар, при этом не гнушаясь использовать разные трюки и ходы, призванные ошеломить противника. Разумеется, что на территории СССР он работал неоднократно, был внесен в все возможные базы, даже числился как среди «злыдней», так и «доброхотов». Но… неоднократно.

Он менял лица. Часть криминалистов предполагала, что здесь задействован неосапиант, часть — что это чистая пластическая хирургия, так как Каскадер ненавидит неогенов. Однако, против последнего был иной аргумент. Наемный убийца всегда старался ликвидировать только цель, посторонние неогены не подвергались опасности.

— Только Витя…, — хрипло проговорила Нелла Аркадьевна, которой вставший с койки я помог напиться, — Каскадер всегда работал один. А здесь и сейчас, во время взрыва, точно был задействован неоген, умеющий оказывать влияние на чужой рассудок. Все те люди, из которых была составлена ловушка… на них было оказано какое-то воздействие. Может гипноз, может еще что-то. Наши обнаружили в крови останков очень странный гормональный фон, но не смогли сказать, естественный он или нет.

— То есть, этот Каскадер мог действовать в группе? — хмуро уточнил я.

— Думаю, иное…, — майор откинулась на подушки, — Скорее всего, я уверена на 95 процентов, что он, когда пытался грохнуть тебя у школы, работал один, а потом был вынужден вписаться в другой отряд. Уж больно не бьется эта его отчаянная попытка с РПГ, понимаешь?

— Угу, — кивнул я, вновь вспоминая летящую нам в лобовуху взрывчатую фиговину, — Очень похоже.

— Так что вали домой давай, метнись туманчиком, — продолжила начальница, — Приказывать ничего не буду, вижу, что бесполезно, но, если ты, крутясь у дома, ублюдка угандошишь, тебе много кто спасибо скажет. Раньше бы я тебя попробовала закрыть в «Жасминке», но раз ты, сучонок, такой талантливый…

— Спасибо на добром слове, — пробурчал я, ковыляя к двери, — Вот спасибо так спасибо. Потащу это спасибо домой. Оно такое большое, красивое…

— П*здуй, скоморох хренов…

Не прощаясь, я вышел из палаты и замер, слегка заинтригованный. В коридоре стоял молодой нервный китаец в военной форме, который молча ел меня своими узкими жадными очами.

Кажется, он чего-то хочет.

Глава 12 Узаконенная травля

Вам когда-нибудь предлагали помереть? Не со зла, не в отместку, даже не ради каких-нибудь целей, а просто так, типа позырить? Нет?

А вот мне теперь — да. И как на это реагировать я не особо понимал.

— Да брось! — на довольно чистом русском меня заманивал молодой китайский лейтенант Мин Джао, — Иди сюда! Иди ко мне! Это не страшно!

— Витя, не ходи…, — жалобно звала меня издалека красивая девушка в приятного вида полушубке. Она простирала вперед руки и трогательно моргала большими глазами.

— Да вот и я думаю…, — бурчал я, вря, конечно же, только так, потому что нифига не думал.

— Смелее! — улыбающийся китаец продолжал свое черное дело, еще и руками подманивая, — Это очень полезно! Смотрите, я же стою! Идите ко мне!

Было ссыкотно. Не просто ссыкотно-ссыкотно, а на фундаментальном уровне ссыкотно. Это как высота, понимаете? Я вот высоты боюсь, пока человек. Реально боюсь. Одну часть тянет туда, жопу тянет назад, потроха подрагивают… а ведь я, товарищи, летающий. И когда туман, тогда могу хоть какие чудеса на виражах показывать, мне на всё начхать! А вот когда человек — вполне по-человечески боюсь. И сейчас боюсь, хоть там и не высота, а просто Стена.

Стена, перед которой мигает установленное на асфальте устройство. За ним как раз и стоит, улыбаясь самым гадским образом, китаец, из-за которого мы все тут сегодня собрались. И манит, собака такая. Меня. Стоит спокойно и безбоязненно.

Ну куда деваться-то?! Я ж мужик! Я ж ого-го! У меня такое ого-го! Я только что саму Окалину отмудохал! А до этого её дочь… обесчестил! И вообще!

Черт, ссыкотно. Ну, Витя, давай. Шагай. Нельзя ронять морду лица советского неосапианта.

Делай раз, человек-дикобраз!

Делаю. Через «не могу», «не хочу» и «не буду». Надо! Не могу я, простой советский человек, уступить этой наглой роже!

Под жалостливые завывания женщины в полушубке встаю рядом с китайцем, плотно сжав кулаки, зубы и жопу. Первые две секунды ничего, а вот потом… колется, жжет, зудит, свербит, зубы и волосы чешутся, глаза начинают побаливать…

— Чувствуете, да? Чувствуете?! — радуется, чуть ли не подпрыгивая, китайский коммунист, — В первый раз всегда острее всего! Нет, нет, стойте, пожалуйста! Это не просто так! Попробуйте почувствовать направление! Это очень важно! Сейчас, когда острее всего, вы можете почувствовать! Закройте глаза! Чувствуйте! Учитесь!

Представьте себе, что вы подошли к рабочему реактору, а вам предлагают задержаться, подышать полной грудью, проникнуться мягким сочным светом черенкового излучения, как следует прожариться…? Чудесно? Потрясающе!

Но я стою. Чувствую. И довольно быстро у меня формируется ощущение, что позади не стена, а какое-то больное солнце, поджаривающее мне зад чем-то средним между, собственно, жаркими солнечными лучами, и обалденно злым взглядом. Как будто там, позади, через стену и несколько километров пространства, стоит излучающий дикую враждебную мне радиацию мертвец, истово ненавидящий именно меня, Витю Изотова. Как будто сам смысл его больного, исковерканного, противоестественного существования в том, чтобы меня испепелить.

— Очень хорошо! — выводят меня из легкого транса слова китайцы, тут же начинающего меня тащить за мигающее устройство, — Очень прекрасно, товарищ! Я все понял! Вы почувствовали! Молодец! Большой молодец!

Вот же п*здун юный, прости Партия.

— Девушка! Женщина! Прекрасная! А вы хотите?! — бурно трещит Мин Джао, пока я стою в холодном поту и привыкаю к жизни назад.

— НЕТ! — от рявканья Вероники едва не вылетают соседние стекла.

— А зря! — суровеет китаец, — Вам, вечной, было бы намного полезнее! У вас долгая жизнь! Вы бы знали ощущения!

И… он убалтывает увязавшуюся с нами девушку. Та, конечно, сразу не идет за мигающую хренумбулу, а сначала подкатывает на кривой козе ко мне, хлопая глазками и предлагая её поддержать в этом нелегком начинании, на что Мин Чжао, моментально изменившись в лице, рычит, что пока ни Симулянту, ни ему самому, категорически нельзя заходить в «поле мертвеца». Несколько часов. Та «фора», что остались у меня и у него — нужна на операцию, предстоящую далее. Так что, вечная, давайте сами.

Кладышева, мелко вздрогнув, шагает вперед, тоже проходя через познание излучения «ограничителя».

Наш молодой и нехарактерно энергичный товарищ из другой половины Стакомска закатывает короткую лекцию о пользе подобных экзерсизов, через которые он с сослуживцами проходит регулярно, даже несмотря на то, что он простой адаптант, а мы так вообще криптиды. Говорит, что умение чувствовать поле, как и того, кто его излучает, чрезвычайно важно для выживания, а еще вполне полезно для здоровья. Мол, такие встряски, товарищи, укрепляют как источник, так и организм неосапианта, если, конечно, с ними не частить, а все делать в меру. И вообще удивительно и возмутительно, что служащих неогенов Советского Союза до сих пор, несмотря на все рекомендации их восточных товарищей, не подвергают таким процедурам, а вообще замалчивают информацию.

Мы слушали и не верили прямо всем лицом, но, очевидно, зря. Прямо здесь, в фиолетовом дыму относительно безопасной зоны, расположенной перед закрытыми воротами между Районами, молодой и частично интеллигентный китаец оговорками рассказывал, что тактикой «подогнать живого мертвеца и уничтожить, к примеру, филиал Триады» — в КНР пользуются давно и успешно. А уж Стакомск вытравить так вообще дело милое, потому что каждый китайский товарищ знает, что если без спросу воткнет в себя артефакт, то даже завещание писать не надо будет. Не будет у него больше прав, даже на дыхание, не то, что юристов.

Итак, что мы тут делаем такой необычной компанией? Ждем четвертого, конечно же. А зачем? Вот этот вопрос куда интереснее.

Мертвец Дремучего, точнее, все они, излучают строго фиксированное поле, чьи размеры совершенно точно повторяются от особи к особи. Это очень тревожит ученых, не один карандаш съевших в размышлениях, как такое вообще может быть, но оно — есть. Вот это уже, кстати, гостайна, но не суть. Поле шарообразного типа, вот в чем дело. И, чтобы гарантированно «закрыть» всю половину огромного города, нашим восточным товарищам надо расположить дохляков в довольно точном порядке. Или провести их по этому порядку, я не вникал. Суть процесса в том, что на нашей стороне товарищ Чжао должен пройти вдоль Стены, устанавливая на равных отрезках пути эту свою мигающую фигулину, оставляющую на асфальте в нужных точках временную радиационную метку. Затем, под управлением со спутника, видящего эту метку, другие китайские товарищи будут двигать своих неживых нетоварищей, дихлофося затаившихся несознательных неосапиантов.

Я — охрана, Кладышева… — Кладышева, а ждём разведчика. Вновь вопросы? Ну да, конечно. Почему здесь я было бы понятно и ежу, видевшему, в каком состоянии Окалина, а вот маленькая Вероника тут что делает? Кого тут лечить от стресса или анализировать? Товарищ Чжао бодр как бык и столь же здоров. Ну тогда вот вопрос вам, дорогие мои — а кому тащить жутко радиационную мигающую фигулину, как не «чистой»?

— Гады…, — уныло проскрипела психиатресса, подняв железяку, оснащенную специальными лямками навроде рюкзака, — Заставлять… таскать… девушку…

— Прошу прощения, вечная, — тут же отреагировал отключивший фигулину с пульта Чжао, почтительно не приближающийся к тренирующейся девушке, — других вариантов в этом дыму у нас нет!

Другой вариант откликался на имя «Цао Янлинь», но тут был интересный момент. КНР в лице своего посланника сделало вид, что никаких Цао не существует.

Запомним…

— Здравствуйте, я ваша тетя! — вырвался из дыма коренастый низенький силуэт, оснащенный оружием и белозубой улыбкой.

— О, Даша! — удивился я Даше, с которой мы уже неоднократно работали, делая злых и нехороших людей теми, о которых либо хорошо, либо ничего.

— Мой позывной — Дягиль, товарищ сержант! — тут же волчицей уставилась на меня напарница.

— Слушаюсь! — сыграл в дурака я, вставая по стойке «смирно». Настроение стремительно скакнуло вверх.

— Вы знакомы? — спросил меня кто-то сзади ревнивым человеческим тоном. Оглянувшись, я издал вопль ужаса, а через секунду уже стоял с Дашкой в охапку метров за тридцать от обиженной таким отношением Вероники… так и не снявшей проклятый рюкзак!!

— П-пусти меня, кабан…, — прохрипела умирающим лебедем слегка помятая девушка-сенсор.

— Товарищи! Давайте уже приступим! — донеслось от оставшегося на обочине жизни китайца.

Дурдом.

Пройти нам предстояло порядка восьми километров, оставляя метки там, где скажет китаец. Все эти километры проходили вдоль Стены, разделяющей советскую и китайскую часть города, так что заблудиться было решительно не судьба. Знай себе иди, слушай показушное ворчание несчастной маленькой девушки, тащущей огромную железяку, да не упускай из виду тылы. Хотя, что там упускать?

Все вокруг ежики в тумане, кроме сенсора.

— Вот зачем нам она? — бурчала волокущая железяку Вероника, — Витя мог бы в тумане спокойно нас окружать и вести…

— Вслепую, товарищ Кладышева? — негромко сомневался идущий на почтительном расстоянии Чжао, — Мы должны идти вдоль Стены, а её плохо видно даже на таком смешном расстоянии. К тому же, я не просто так просил вас обоих зайти в «поле мертвеца»! Есть шансы, что кто-то с той стороны может слегка поторопиться, или…

Угу, понятно. Поторопиться, доставив дохляка, или… спрыгнуть со Стены в спасительный дым к добрым русским, которые куда более человеколюбивы.

— С товарищем Окалиной мы бы справились за полчаса, — поделился со мной мыслью молодой китаец, — Уже делали такое раньше. Но она…

— Ага, — отреагировал озирающийся по сторонам я, — Простыла. Как не вовремя.

Звуки подавившейся несуньи опасной радиационной фигулины порадовали слух.

Наша настороженность имела под собой одно прекрасное обоснование. Стена — это не только потрясающий элемент фортификации, но и очень заметная, а главное, предсказуемая штука. По ней в фиолетовом дыму очень легко ориентироваться. Стакомск город новый, типовая застройка это его всё, поэтому такой ориентир для разных скрытных личностей, до сих пор не нашедших в себе социальной ответственности, очень даже удобен.

Но всё равно работа представлялась не бей лежачего. Дарья проверяет путь, китаец бдит, я охраняю, Вероника бурчит и тащит. Затем мы останавливаемся в нужном месте, Кладышева втыкает постановщик радиационных меток куда надо, тот делает короткий «бум», топя в асфальте свой след, Чжао сверяется со своим планшетом, а затем мы идём дальше. Ничего сложного.

Спустя лишь два километра мы наткнулись на группку людей, шедших вдоль стены. Точнее, меня к ним, пока Чжао и Вероника прятались, вывела Дарья, сама решившая не показываться на глаза, а прикрывать сзади. Шедшие вдоль Стены люди оказались банально заблудившимися горожанами, идущими к пункту сбора. Причем, задолбанными в качели — мужики тащили барахло, много. Посмотрев на все эти чемоданы, я очень громко и четко высказал всё, что думаю об умственных способностях их жен, меня пару раз беззлобно и вымученно послали, после чего мы все разошлись. Вопросы «а что делает здесь здоровый молодой чебурек в металлической маске на морде» задавать никто не стал.

Вторая встреча была чуть печальнее — к нам кинулась целая стайка мяукающих кошек. Здесь уже Вероника встала в позу, требуя забрать животных в «Жасминную тень», до которой оставалось пройти не так уж и далеко. Я сразу согласился, чай на улице не май месяц, только вот кошки неожиданно пустились наутёк и во всю прыть, а к нам вышел тот, кто их преследовал. Точнее — выпрыгнул, пытаясь пробежать мимо меня до маленькой и вкусной Вероники.

Среагировать я успел, вдарив выпрыгнувшему страшиле плечом в бок. Тот, оказавшись удивительно легким для таких габаритов, с обиженным хрипом отлетел в сторону, дав мне возможность выйти из одежды туманом и собраться вновь, уже в полной боеготовности. Самого боя, как такового, не произошло. Не заметив Дарью, уже влепившую ворочающемуся на снегу неосапианту пару пуль, я, схватив того за заднюю лапу и раскрутив, швырнул гада в Стену, убивая последнего наповал.

Ну, это мы выяснили позже, начав осматривать покойника, представлявшего из себя трехметровый скелет, обтянутый кожей. В смысле очень сильно изголодавшегося неосапианта, пребывавшего перед смертью в состоянии сильнейшего истощения. К тому же, он был жутко изменен, напоминая карикатуру на человека. Огромные мощные кости, грудная клетка с куда большим количеством ребер, огромная косматая голова, пасть, в которую влезла бы целиком восьмилитровая кастрюля борща…

— Борща хочу, — задумчиво пробормотал я, глядя на это обнаженное чудище и видя от Дарьи условный сигнал, что вокруг всё чисто.

— Изотов, ты совсем офонарел?! — взвилась моя девушка (одна из!), извивавшаяся поодаль в пароксизме любопытства, — Ты человека убил! И хочешь борща?!

— Со сметаной, — въедливо дополнил я, — Чесночком, черным хлебом.Лука зеленого сейчас не взять, но чеснок у меня точно был. Старый и злой. Сало точно было, я помню. Копченое.

— Обойдешься!

— Вообще-то он тебя сожрать хотел, — обиделся я, — Вместо кошек.

— Ерунду говоришь!

— Нет, он прав, — тут же раздалось от Дягиля, — Эта жуть шла за кошками.

— Голодающие часто начинают охотятся за всем съедобным, — покивал с мудрым видом наш китаец.

— Здесь? У нас? — хмуро пробормотал я, — Товарищ Чжао, тут в каждой квартире килограмм по пять-десять риса и гречки. Картофель, тушенка, продукты, всего полно.

— Он мог деградировать! — донеслось от Кладышевой, — На меня же кинулся!

— А у нас никто запас пищи дома не держит, — задумчиво пробормотал китаец, — Мы любим кушать на улице или сразу готовим то, что купили и принесли домой.

Эта отстраненная сентенция человека внезапно навела меня на мысль. Поежившись от холода, я зарылся руками в косматую гриву помершего существа, а затем ухватив там то, что могло претендовать на челку, оттянул это назад, открывая верхнюю часть морды.

…и шокировано выругался. Это был не славянин, не кавказец, не азиат, не… короче, это был натуральный, деформированный, но чистокровный китаец.

Он что, через Стену перелез?

Оставив эту мысль думать своим сокомандникам, я превратился с разрешения Дарьи в туман и отправился на ловлю стайки кошек. Переловить их оказалось вопросом пары минут, как и доставить на три сотни метров вперед, туда, где в Стене торчало некое общежитие под названием «Жасминовая тень». Баба Цао откровенно не обрадовалась прибытку, но согласилась, что бросать зимой определенно домашних животных не стоит никоим образом. После этого она человеколюбиво раздала животных нашим похищенным человекам, по одной штуке в комнату. Правда, это уже было после того, как я свалил. Сама операция по спасению не заняла и пять минут.

До самого общежития мы нужные точки расставили спокойно, а вот возле него я заволновался, задав китайскому военному вопрос — мол, а если ваши перепутают и как-то нас заденут? Товарищ с той стороны, пребывающий в задумчивости и тревоге с тех пор, как мы ушли от убитого об стену гигантского тощего китайца, лишь спросил — а знаю ли я, что там, за Стену от общежития? На мой отрицательный ответ он рассеянно улыбнулся и сказал, что беспокоиться не стоит. «Жасминную тень» не заденут ни при каких обстоятельствах.

Но что именно там — не сказал. Гад. А я особо и не спрашивал, потому что нарезал вокруг Вероники круги, пытаясь отогреться.

Мы без особых проблем прошли родимый дом, продолжив расставлять радиационные метки… еще с полкилометра. А потом встали наглухо, встретившись с проблемой, о которой ни один из нас не мог бы и подумать. Ни я со своим развитым воображением, ни Дягиль с её боевым опытом, ни Мин Чжао и уж тем более не переносящая особо опасную радиоактивную технику психиатресса. К такому, наверное, не был готов никто.

В Стене зияла Дыра.

Сквозная. Круглая. Где-то метра два с половиной диаметром.

Окруженная с нашей стороны тремя десятками приклеенных вентиляторов, запитанных от заботливо укутанных в целлофан автомобильных аккумуляторов.

— Твою мать…, — прохрипела Дягиль, рассматривая отверстие, от которого кустарная придумка некоего энтузиаста замечательно отгоняла дым, к которому мы уже привыкли как к неизбежному злу.

— Этого не может быть! — товарищ Чжао стал крайне расстроенным китайцем, ругающемся на своем языке.

— Етитская сила! — более бодро выразилась Кладышева, роняя ценный радиоактивный рюкзак и подбегая к Дыре, — Это как?!

Говоря простым языком — мы обнаружили огромную кучу дерьма с вентиляторами… и нам пришлось это всё запустить. Немедленно, срочно, сию же секунду.

Работу мы заканчивали, даже не представляя себе объёмы того, что началось после обнаружения Дыры, которая, вроде бы, не могла существовать по всем писаным и не писанным законам природы и неосапиантики. Меня, Дягиль и китайца утащили на допросы, Кладышеву — в обеззараживающую камеру к специальному неогену, тоже допрашивать, проверили труп дохлого китайца, точнее, его вообще разложили чуть ли не на молекулы, тща себя мечтой, что именно этот уникум в одно жало сделал Дыру и прошел сквозь нее тоже один. А затем, умирая с голоду, искал незаметно по всем районам «москвичи» и «жигули», дабы обуть советских граждан на аккумуляторы и вентиляторы. Естественно, это был бред собачий, но даже он проверялся от сих до сих.

Неприятная, очень неприятная правда о том, что Дыру сделали специально, что сквозь неё туда и сюда ходили много кто… она очень плохо доходила до окружающих меня озлобленных людей. А потом (точнее, почти сразу), лично мне сделали вообще плохо, напоив до усрачки обостряющими память стимуляторами.

Люди, прошедшие вдоль Стены мимо нас. Я должен был о них вспомнить всё.

Почти через сутки жалкие остатки нас с Вероникой, рыгающие от разных препаратов, были выброшены броневиком возле общежития, где и обнаружены на снегу некоими сердобольными китаянками, тут же утащившими внутрь легкую Кладышеву. Оставленный на произвол судьбы я, видя боязливый зад заскакивающего в теплое помещение Салиновского, окончательно понял, что никто мою сотню с изрядным лихом килограммов волочить не будет, от чего и… превратился в туман. Которому Паша всё-таки открыл дверь.

Иногда я жалею о вырвавшихся словах. Даже если они абсолютно невинны. Борщ — это очень долго. Но надо ждать, потому что Вероника, начавшая готовить, мстительна и беспощадна к тем, кто это недостаточно ценит. А вот скучающая на больничной койке Окалина Нелла Аркадьевна, у которой много времени и очередной кризис… хотел сказать, что на руках, но рук нету. Значит, на душе. Так вот, майор тоже очень хочет знать всё в подробностях.

От тотальной мозговой вивисекции меня спас влетевший в палату к безрукой страдалице Темеев, принявшийся лихорадочно грузить ту работой, дав мне шанс отключиться от блондинки, а заодно — и от реальности. Назад меня вернул легкий удар ложкой по лбу и волшебный запах борща.

Сидящая напротив меня мудрая старая женщина, заключенная в теле вечного подростка, сначала дождалась, пока я выжру литра два животворящей жидкости, заправленной волшебной деревенской сметаной, а потом сыто выдохну отработанный воздух, способный убить (благодаря чесноку) все плохие бактерии в «Жасминке». Дождавшись, Вероника задала извечный, даже можно сказать, посконный бабий вопрос:

— Что же теперь будет, Витя?

— Ничего хорошего, — уверенно и с полным знанием дела отвечу я, — Совершенно. Ничего. Хорошего.

Глава 13 Взгляд в воду

Иногда встреча даже с очень хорошим, хоть и старым знакомым, совершенно не вызывает радости. Особенно если она по службе. Особенно здесь, в Стакомске. Особенно сейчас.

Особенно при всех гребучих обстоятельствах, которые нас окружают со всех сторон, наваливаясь как снежный ком. Только не белоснежный, а такой, знаете, ли, говняный-говняный, с душком, с запашком, с переподвыпердом. И особенно — если ты вот это вот всё прямо жопой чувствовал, но деваться тебе с подводной лодки некуда. Вот ваще.

— Здравствуйте, товарищи! Вы, наверное, задаетесь вопросом, зачем вас здесь собрали? У меня есть ответ. И, поверьте, он крайне важен нашей стране…

…особенно с ним. Не со всеми жизнь тебя разводит в хороших отношениях.

— Товарищ Радин, для этого нет времени, — резкий голос заходящей в зал Окалины, где мы все сидели, слушая майора КГБ, нарушил атмосферу, — Все, кто здесь присутствуют — люди опытные.

Я с сомнением покосился на «опытную» Веронику, та важно посмотрела на меня. Гэбист, бывший когда-то мне самым близким человеком на планете, подарил точно такой же взгляд мне. Подавившись воздухом, когда атлетичная блондинка, на чьи плечи был накинут длинный плащ, призванный скрыть отсутствие рук, с волчьей ухмылкой обозвала бедного несчастного Симулянта самым опытным. Как, оказывается, Кузьмич глаза пучить умеет…

— Давайте к делу, товарищи, — взяла быка за рога женщина в плаще, — Времени нет совсем.

Произведя анализ всей текущей ситуации, аналитики Центра и Стакомска пришли к выводу, что готовится чудовищная провокация, призванная как дестабилизировать обстановку в Союзе, так и усугубить её в мире, усилив антинеосапиантские настроения. Для этих целей в первую очередь был устроен «аттракцион невиданной щедрости» над городом и, с высочайшей долей участия — были организовано такое событие как фиолетовый дым, застлавший Четвертый и Пятый районы. Плюс дыра в стене. То есть Дыра в Стене.

Последнее — особенно важно. Это соломинка, которая должна сломать спину верблюду, вынудив русских провести такую же зачистку территории от неосапиантов, какую провели китайцы. Остается лишь найти помещение, закрыть в нем толпу «свежих» ничего не понимающих неогенов, снять их смерть от «поля мертвеца» крупным планом, а затем вбросить пошире. Последствия будут катастрофическими.

— Они будут, товарищи. Присутствующий здесь лейтенант Китайской Народной Армии, Мин Чжао, как и присутствующая здесь с нашей стороны, «вечная», товарищ Кладышева, должны будут расставить специальные метки для коррекции «поля мертвеца». Это приказ из Москвы, за ходом разметки Районов будет наблюдать Валерий Кузьмич Радин. Но…

…но мы идём в сопровождение, охраняя этих двоих и одновременно с этим занимаясь поиском. Чего? Всего. Того, кто расставляет метки для фиолетового дыма, того, кто сделал Дыру (уже проверили, она — единственная), ищем заложников, которые, по уверениям аналитиков, должны быть спрятаны под землей во «всего лишь» 55–70 метрах от поверхности. Не глубже, потому что всё, что глубже этой метки — уже перекрыто как войсками, так и «полем мертвеца».

Причина? Слово берет наш молодой китайский коллега, быстро объясняющий, что ни они, ни мы ходячих трупов не рожаем и не штампуем. Эти зомби, так-то, на вес золота, не меньше. Поэтому, чтобы качественно зачистить какую-либо плотно застроенную площадь, необходимо сыграть в «пятнашки», используя несколько передвижных хранилищ с опасными мертвецами. Чтобы сыграть — нужно расставить метки, дать компьютеру выработать стратегию перемещения без слепых пятен, затем только провести процедуру.

Если мы попутно находим и устраняем предполагаемую опасность — то буквально спасаем ситуацию. Нет? Ну тогда придётся встретиться с последствиями…

— Так зачем вообще идти у них на поводу?! — громко спросила Вероника, вставая и оглядывая нас, смотрящих на неё, — По какой причине? Почему мы не можем…

— Потому что сквозь Дыру кое-что пронесли, — высокая блондинка мрачно ухмыльнулась, — И мировой скандал теперь меньшее зло. Товарищи, ситуация критическая, иначе её описать нельзя никак. Вам необходимо приступить к заданию как можно скорее. Я присоединюсь к вам, как только смогу… где бы вы не находились.

Я встал, присоединяясь к Веронике. Встала Дягиль, Коза и Хмарь. Встали девушки второго и третьего взводов ликвидаторов. Неторопливо поднялись на ноги медведистые «когти», чуть ли не всем составом, включая Колдуна и Егора. Встал нервный и чувствующий себя не на своем месте Шахбазян Ваган Варагович, попавший к нам как эксперт по нужным районам. И, наконец, поднялась его «половинка» на эту прогулку — старенькая, но очень бодрая бабулька по имени Даниленко Раиса Архиповна, насобачившаяся с помощью своего телекинеза ориентироваться в фиолетовом дыму.

Команда мечты… твою мать.

Как раз нужно сказать пару ласковых своему старому знакомому. Покурив снаружи и дождавшись Радина, я тут же выманил его в сторону на пару ласковых. Выглядел мой очень старый и давний знакомый, курировавший меня все детство и юность… крайне непривычно. Металлически. Кожа матового темного оттенка с еле заметным отблеском, ресницы и брови по цвету напоминают медь, не такие уж и частые волосы на голове — бронзу. Не всем адаптантам везет сохранить человеческий облик… но Радин определенно вытянул счастливый билет.

Не представляю, сможет ли он теперь постареть.

— Что, Витя, хочешь узнать об этом? — добродушно улыбнувшись, железный гэбэшник провел рукой по шевелюре, вызывая металлический скрип.

— Нет, — я снял маску, заставив старого знакомого, удивленно присвистнув, заявив, что я похорошел, — Я знаю почти всех людей, присутствовавших в зале, поэтому хочу тебе, майор, сразу доложить о проблеме. С которой разбираться именно тебе и срочно.

— А у нас есть проблема? — нахмурился тот, кого когда-то я считал чуть ли не приемным отцом и своим единственным собеседником.

— Да. Ты — проблема, бабка — тоже проблема, милиционер… кстати, мы с ним неплохо ладим, но тоже будет проблемой.

— Что ты имеешь в виду, Витя? — туча окончательно набежала на металлическое лицо старого долговязого гэбэшника, а я внезапно понял, что испытываемый мной к нему ранее негатив… ушёл целиком и полностью. Слишком часто нас принуждают делать то, чего мы не хотим. Идти тем курсом, который мы не выбирали. Для Кузьмича отдать почти пятнадцать лет жизни наблюдению за хмурым пацаном — тоже был не предел мечтаний. Но он отдал.

— Кузьмич, ты в курсе кто большинство из этих девушек и мальчиков, — ответил я гэбисту прямым взглядом, — «Когти». Я тоже. Мы будем гасить за любой чих, косой взгляд, неясное шевеление. На всё. Ты работник кабинетный, Шахбазян простой хороший мент, а бабка — это бабка. У меня с ними уже были трения, о них я тебя и предупреждаю. Пока есть время, сделай милость, подготовь их морально.

Майор помолчал, с легким скрипом делая то одно сложное лицо, то другое.

— А девчонка? — наконец, выдал он.

— Ей почти сорок, — ухмыльнулся я, — «Вечная». Она не только разную жесть видела, но и чувствовала на себе.

На этом разговор был закончен, Радин поскакал к Окалине, а я… начал тоскливо материться. Из-за широкой спины блондинистого майора вышел никто иной как Анатолий Викторович Темеев во всей своей непрезентабельной красе, волокущий ко мне… растерянно оглядывающегося Пашу Салиновского.

Ну твою-то мать! Трижды! Четырежды! Вперенахлест!

— Вам могут понадобиться его способности, — пихнув мне тощего блондина, поведал тощий брюнет, — В данный момент «Жасминную тень» эвакуируют полностью, можете не волноваться. Изотов, проинструктируй товарища.

— Будешь пожрать носить! — «обрадовал» я своего тощего приятеля, похлопав того по плечу.

— Почему я?! — тут же справедливо возмутился несчастный.

— Потому что это самое безопасное, Паша.

…а еще я тебе выдам для этих целей рюкзак, в котором будет лежать программатор.

Забрать саму белую ленту с приборами сложностей не составило никаких, так как мне полагалось на эту экскурсию спецоборудование, за которым меня и послали. Представляло оно из себя роскошную меховую шубу, такую же титаническую шапку, а также валенки, бывшие на два размера больше. Если думаете, что это смешно — так это нифига не смешно, на улице почти минус десять, голому Вите пипец как прохладно будет голожопить туда-сюда в случае чего!

— Если ты их испортишь, — попыталась наехать на меня баба Цао, с великой неохотой поглядывающая на бросаемую ей общагу, — то потом вернешь такое же. Точно такое же! Это настоящий медведь! Откуда угодно! Меня не волнует!

— Да по запаху понятно, — морщил нос я, щупая шубу, — А зачем вам такое? Вы ж в такой шубенции далеко не уйдете?

— Да что бы ты понимал! — гордо отвернувшись, старая китаянка поспешила к ожидающему её автобусу, — Вернешь!!

Окалину заставлю, если что, вредно решил я, понимая, что сам фиг справлюсь с поиском подобного. Если на тебя наезжает старая женщина, то надо натравить на неё другую старую женщину!

Дорога впереди предстояла длинная и извилистая. Нам нужно было обойти по определенной схеме целых два Района, попутно обыскав несколько подземных объектов вроде бомбоубежищ и складов. Несколько… десятков. Совсем немало. Плюс расстановка меток. Та еще прогулка.

То еще приключение.

…про команду вообще молчу. Дурацкий, короче, расклад. А еще мы и «часы» все дружно поснимали, дабы передвигаться в режиме полного радиомолчания. Жутковато, но при этом карт-бланш практически на всё.

Походно-боевой ордер был простым и понятным, полностью соответствуя фиктивной роли Радина как координатора и командира. То есть, бывший кабинетный работник, отблескивая металлом кожи и улыбки, перся в середине и точил лясы с бабкой, китайцем и милиционером, время от времени выполняя функции носильщика витиной шубы и валенок. За ними шел Салиновский, постоянно подкармливаемый бабушкой из её запасов. Следствие замыкала наша карманная радиоактивная героиня, прущая разметчик. В авангарде где-то скользили ликвидаторши, в арьергарде топали «когти». В целом первые, вторые и я часть сил отводили на быстрый обыск окрестностей, постоянно вращаясь вокруг двигающегося своим маршрутом «центра».

— Так как тебя угораздило, Кузьмич? — спрашивал я, взяв себе небольшую передышку от туманных метаний.

— Как-как, — словоохотливо отвечал мне гэбэшник, — Будто не видишь. Шел-шел, упал, очнулся… гипс. И всё, никакой пенсии, добро пожаловать в органы, сынок.

— То есть, переводя на человеческий, получается так, — легко пустился я в умственную гимнастику, — Вам за живот, положенный на благо Родине в моем лице, кинули палку. А та возьми да металлизируй доблестного майора. Вместо того, чтобы научить его, скажем, попёрдывать зеленым дымом на пенсии…

— Ага, мне выпало такое вот, — с гулким звоном майор самокритично постучал себя по лбу, признавшись, — До сих пор не привык. Ну и забрили по самые помидоры, да сюда отправили. А я и не против. Чего мне дома ловить? Дочка уже большая, а я теперь, если повезет, и пра-правнуков увижу… Сам-то, Вить, как к душегубам залетел? Ну, без подробностей?

— Стреляли…

— Понятно…

Вскоре, через пару-тройку часов, даже до Вероники дошло, что дорога впереди долгая-долгая и скучная-скучная. Тоскливый стон, раздавшийся позади, песней бы вот вообще никто не назвал.

Интерлюдия

То, что они вляпались в дико мутную историю, Коробок, Круг и Гроб поняли, как только встретились с целой прорвой китайцев, на которых их вывел Вергилий. Мелкий зловредный телепортатор, буквально до этого момента взявший всех троих за яйца, положил на свои собственные обещания, переправив стадо баранов (их собственных двуногих баранов!) куда-то… не сюда. А их сюда, к долбанным китаезам.

К большой куче уютно устроившихся китаёз, до зубов вооруженных и подозрительных.

— Слушайте сюда, ребятки, — улыбаясь паршивыми зубами, произнес этот Вергилий, — Вы «радужники», потому вы и здесь. Там вы быть не хотите, гарантирую, но могу отправить, если чешется. Но не советую, совсем.

— Ты нам, говнюк, совсем другое обещал! — попробовал на него наехать Гром, но как-то стух, увидев сразу несколько автоматных дул, заинтересовавшихся его лицом.

— Обещать не значит жениться, тебе ли этого не знать, пацанчик, — вновь гнусно усмехнулся телепортер, а затем резко посерьезнел, — Ладно, шутки в сторону. Вы ребята с опытом, все трое «радужные», так что вот вам специальное предложение — работаете на меня два-три дня, делаете всё, что скажу. За это я отправляюсь вас на Кубу. Всех троих, все ваше барахло, деньги, х*ё-моё.

— Че? — это уже был Круг, — Какая, в жопу, Куба?

— Нормальная Куба, дебил, — вновь ощерился их неприятный знакомый, — Такое, знаешь ли, хорошее место, где отлично знают русский, где рубли любят как собака мясо, не задают лишних вопросов, а единственный ограничитель установлен в Гаване. Вот такая сука Куба!

Куба была темой куда лучше, чем те, что приходили на ум Коробку. Он, конечно, хотел выморозить гнусного ублюдка, щерящегося на них с победной ухмылкой, но соображение имел. Эти придурки, с которыми он возился почти неделю, были уже довольно послушным мясом, но совсем без соображения. Нули без палочки. Да и с бабами, с детишками… Теперь, услышав слово «Куба», Коробок совсем по-другому осознал свою идею идти из Стакомска черти знать куда с таким прицепом. Что бы эти кислодристы делали в дороге? Консервы для них троих тащили?

А здесь… целая куча отлично вооруженных китайцев. Да, они одеты в гражданку, базара нет, но обмануть Коробка этим было нельзя. Выправка, скупые экономные движения, небрежный прагматизм, даже позы, в которых большинство азиатов лежало на полу, всё это говорило две вещи. Люди серьезные, они работают. Идет операция. Но…

— Без гарантий мы с корешами даже не чихнем, — жестко высказался Коробок, — Хоть вали нас тут.

— А с гарантиями расчихаешься? — еще одна гнусная ухмылка, после которой телепортер поднимает руки в защитном жесте, — Ладно-ладно, брэйк! Смотрите, пацаны, вы нам бы пригодились, но и без вас обойдемся. Нотариуса тут заверить моё честное слово нет. Но! Я могу отправить кого-то из вас на Кубу, чтобы он схоронил ваше добро. Затем заберу из той же точки. Без денег вы мне неинтересны…

— Как будто ты тут решаешь…, — тут же проворчал Гроб.

— Ну вот такое вот у вас положение, — развел руками телепортер, — Либо вписываетесь, либо…

Уточнять было не нужно. Понятно, что ни о каком доверии речь не шла, за ними будут пасти, неотрывно. Уже пасут. Весь выбор между пулей и возможной не-пулей. Хитрозадый и гнилозубый очень вовремя намекнул, что для «радужников» такой силы может найтись еще не одно дело. Они выкупили этот намек.

Прятать деньги и прочее отправился сам Коробок, лично. А кому еще? Гроб и Круг не настолько вась-вась, а вот шанса кончить друг друга исподтишка им не дадут, это уже сам Вергилий сказал. На Кубе? Другое дело. Но они таким страдать не будут. Денег немерено, даже золотишко и алмазы есть, знали кого вызванивать, предлагая деревяшки. В чужой стране бить товарищу в спину будет лишь идиот, потому как товарищ «радужный», а это куда круче денег.

В общем, закопал всё Коробок надежно, а заодно неслабо так подышал воздухом свободы. Влажным, жарким, непривычным, но обнадеживающим. Слегка. Он бы даже не обнадеживал, но свой интерес Вергилий пояснил до того, как отправил нового бойца ховать ценности отряда — всё, что надо было сделать парням, так это помочь узкоглазым прикончить небольшую группку служивых, которые будут мотаться в дыму по городу. Эдакая подстраховка. А так как он, Вергилий, человек серьезный и занятой, то, как только эти вояки лягут — так сразу пропрыгает по своим меткам, тем, что есть у китайцев, да отправит всю тройку на их желанную Кубу. Такие дела, товарищи.

Сами «товарищи» энтузиазмом не пылали. Дураку было понятно, что если кто-то и будет по улицам шлюхаться, то это точно будут не вчерашние пионеры. А взаимодействие с китаезами не выработано ни разу. Да и языка не знают. Так что… тухлое всё это дело, гнилое донельзя, но куда деваться?

Некуда. А еще Коробку пришлось, уединившись с приятелями, обрисовать, где он зарыл их общий багаж. Вдруг не выживет? Подобный ход его ни грамма не успокоил, даже наоборот, но куда деваться? Вергилий был его, Коробка, личным косяком.

Чуть позже стало понятно, что они вляпались вообще без вариантов. Сначала Гроб, заинтересованный тем, что их троих оставили в покое, вышел покурить, поразнюхивать, затем Круг дал круга по местному подземному лабазу, и опять-таки ему никто не сказал ни слова, а потом и Коробок выполз, имея целью поспрашивать этого самого Вергилия. И поспрашивал на свою беду. Оказалось, что они тут все как в мышеловке. Районы закрыты, обложены по периметру, а там, где раньше сидели Коробок сотоварищи, теперь сплошное «поле мертвеца». Реши они тогда уйти глубже и поискать выход…

Всё, крышка.

— Теперь вот что, Коробок, — дыхнул тогда погано их «начальник» прямо в лицо собеседнику, — Слушай сюда. Пока никого и нигде нет, так что сидите втрояка тихо. Никто здесь за вами чесаться не будет, а вот лишнего увидеть можете. Сам понимаешь, что кроме меня тут есть кому всей бодягой рулить, так что если увидите лишнего, то солнечная Куба обойдется без вас, сечешь?

Коробок просек, тут же забившись в отведенную им комнату.

Но… кое-что неугомонный Гроб таки засек перед тем, как приятели его запихали в нычку — двух китайских дедов. Один из сутулых худощавых пенсионеров был не в своем уме, постоянно рукой, замотанной в черный пакет, тянулся к той или иной стене, от чего его одергивал второй, нормальный, дед, постоянно шатаясь рядом с первым. Правда, второй дико хромал и вообще норовил присесть хоть где-нибудь, чем и дёрнул замыленный о китайцев гробовский взгляд.

Сев же с товарищами в комнате, Гроб сердито жрал чифир и о чем-то думал, а потом с приглушенным воплем дал себе ладонью по лбу.

— Я понял! — родил он, оглядывая своих товарищей вытаращенными глазами, — Помните дырки с дымом? Ну, с этим, фиолетовым?!! Мы их еще ломали! Много! Вот они как раз на уровне руки этого дедка! Он, сука, скрюченный, подходит и тычет, как раз к полу близко!

— Гонишь, — скривился Круг, угваздавшийся в рыбных консервах и от того нервный и злой, — Ну увидел ты, что дед рукой тычет в стену, и что?

— Не увидел, а смотрел, — «отрубил по локоть» ему Гроб, — Это раз! А во-вторых, у него рука пакетом замотана! И второй дед того постоянно дергает! А знаете, что самое-самое?! Второй дед, который нормальный, он еле ходит, сечете? Прямо еле-еле. Он как присел, так у него рожа разгладилась! Значит, он умеет как-то перемещаться по-другому…

— Закрываем тему, парни, — зашипел на них коброй Коробок, — Вы прямо такие умные, что я не могу. Гроб, знаешь куда ты нас загоняешь? В гроб, б*ять! Нашел, где трепаться!

Через несколько часов нервной дремли, их подняли, выдав каждому по четыре вооруженных китайца, а затем, не говоря худого слова, телепортировали в покрытый дымом Стакомск. Коробок остался один, без товарищей, со спиной открытой невозмутимым узкоглазым, от которых можно было ожидать чего угодно.

Он ожидал. Постоянно. Они, чтобы не морозить жопы, очень удачно засели в угловой квартире на ключевом перекрестке. Китайцы, отлучавшиеся по одному, вскоре возвращались, а сам Коробок довольно быстро понял, чем они занимались — нарушали эти самые дымовые круглые зоны вокруг. Вскоре фиолетового дыма вокруг стало куда меньше, от чего засадники получили возможность видеть солидный кусок дороги, проходящей под окнами. Эдакое окно прострела.

Так и затаились.

Коробка от занавешенного окна почти никуда не отпускали, делали руками запрещающие жесты и тыкали пальцами — мол, смотри и целься. Но зато полный сервис насчет пожрать, да и бутылки на поссать приносил чуть ли не по щелчку пальцев. Спать? Только возле окна. Отложить личинку отпустили, делая страшные рожи и тыкая себе в руку, мол время, время!

Он наблюдал и думал, удерживая руки, готовые плюнуть страшным морозным лучом, ровно туда, куда хотели его охранники… или тюремщики.

Думалось паршиво и о паршивом. Так себя с наемной силой не ведут, даже он, почти примерный коммунист и вояка это понимает. Ну торговал самогоном, и что? Мелочи. Волчару кончил? Самооборона. А значит, что, товарищ Коробок? А значит — это добром не кончится. Вергилий смачно проехался тебе по ушам, а сейчас ты буквально на подводной лодке. Не в дыму ни разу, две пары китайских глаз с китайскими руками на китайских автоматах за тобой пасут… вопрос-то решаемый, но дальше то что?

Деньги на Кубе, кореша в жопе, ты, Коробок, под прицелом.

Что с баранами так вообще неясно, но почему-то он был уверен, что их не убили. Затевается что-то крупное, что-то паршивое, а они с парнями встряли как бесплатное приложение ко всему этому дерьму. А могли не встрять? Нет, не могли. Не появись этот гнилозубый Вергилий — они бы просто не вышли из Стакомска. Сдохли бы под ним. Ну откуда кто-то знал, что такое ограничители?! И что их вообще можно перемещать?!

Вашу мать!

Так, думая о своих печалях, Коробок и обосрался. Не в буквальном смысле, конечно, а просто, увидев висящий в воздухе силуэт с уже наставленным на него «винторезом». Тот просто-напросто спустился с высоты, навелся и висел, а Коробок, во всей своей красе, сидел, как последний долбо*б, с затекшими руками, расположенными на спинке стула. Руками, направленными в окно на пятачок, почти чистый от дыма.

К бабке не ходи — все ясно и понятно. Вскинуть руки ему бы не дали точно, никак, там их поднять более чем на тридцать градусов надо было бы, а попробуй это сделать, когда они просто отваливаются? Нет, не вариант. Вообще.

Времени не было. Мыслей не было. Адреналин? Вот его — полная жопа!

Коробок встал, очень внезапно для своих охранников, встал, роняя безвольно покачивающиеся руки, тут же повисшие двумя тряпочками. Китайцы загомонили, правда, шепотом, начали его тыкать, говорить что-то свирепым щебетом, а мужик, якобы отвечая им, развернулся вполоборота и… украдкой выдал из ладони морозный луч, тут же моментально перечеркнувший три жизни. Ему даже на краткий миг полегчало.

А вот задирать свои руки, очень аккуратно, медленно, кривясь от боли, ожидая большой девятимиллиметровый подарок из снайперской винтовки — вот это было сложно. Хотелось жить. Очень хотелось жить. Без подарков, заносящихся в тело.

— Сдаюсь! — прохрипел он, обращаясь к висящему за окном силуэту, — Не стреляйте! Сдаюсь!

— Ну конечно сдаешься…, — от внезапно раздавшегося сзади голоса, Коробок настолько четко ощутил три разнонаправленных желания сдохнуть, всё-таки обосраться, а может и влепить лучом, что не сделал ничего, просто развернувшись на месте. И уставился на бледного, хмурого и высокого парня со странной «шипастой» прической и глубокими тенями вокруг глаз. А еще он был голым, жутковатым и явно в плохом настроении.

— Здравствуйте дяденька, — неприятно улыбнувшись, выдал этот нудист, — Ладошки вместе соедини и руки в потолок задери… или я тебе лицо обглодаю. Три секунды.

Почему-то Коробок ему поверил.

Глава 14 Бороться и искать

— Задолбал этот дым!! — злобно пробурчал я, потирая уставшие глаза. Очень задолбал, честно. Поиграть ежика в тумане весело час или два, конечно, если ты не ожидаешь, что по тебе из тумана в любой момент могут чем-то шарахнуть, но вот потом…

Потом все! Гроб, кладбище, жопа!

Сзади по шапке мне прилетело снежком. Автором акта насилия была взбешенная Вероника, громким шепотом говорящая обо мне всякие обидные вещи. Мол, это именно она красивая несчастная девушка, волокущая радиоактивную тяжеленую дрянь, но и то не ноет, а превозмогает. А этот гад… в красивой шубе (то есть я) вообще оборзел!

И вот в чем она не права? А ведь я еще могу выпукнуться из шубы, свалив её на кого-либо из наших «мирных» граждан, а потом растянуться, объяв необъятное и все почувствовав. Некоторые тут, между прочим, так не могут. Точнее, все не могут, кроме двух-трех сенсоров у ликвидаторов и самого Радина, который, как оказалось, теперь может чувствовать вибрации.

Мы продолжали сидеть на том же перекрестке, где нас чуть удачно не гопнули китайцы и Коробок. Последнего уже третий час подряд вовсю трясли Радин с Колдуном, пока остальные маялись дурью. Ну не совсем на перекрестке, мы банально вломились в чужую квартиру, но… кому-то же надо стоять в дозоре? И, одновременно, делать приятное лицо радиоактивной Веронике? То-то же. Правда, насчет рожи ничего не могу сказать, не работало оно у меня, и всё тут. Девушка явно была расстроена своей высокой миссией. Ну да, контактная она у меня, как там по-умному? Ах да, кинестетик.

Вот, стоит, скучает. И злится.

Мужик, положивший китайцев, мне сразу не понравился. Был он диковат со своей этой бороденкой сельского записного гуляки, но сообразил в той ситуации настолько быстро, что я едва от зависти сам себя за жопу не укусил. Просто мухой. А затем, без тени сомнения, херак лучиком! …и три трупа. Беда невеликая, девушки и пара «когтей» уже отправились за живыми китайцами, но вот сам этот Коробок… что-то мне подсказывало, что кончать его не будем. Даже кошмарить не будем.

Это плохо. Это непредвиденный фактор.

Бум! Содрогание почвы выбило последнюю у сидящего на кортанах меня из-под ног.

— Что ты, молодец, не весел? — сказала мне причина моего внезапного падения на жопу, — Что ты голову повесил?

— Товарищ майор! — тут же сделал вид, что обрадовался я, — Разрешите пожать вашу руку в знак встречи!

— Пошёл в жопу! — тут же резко психанула Окалина, — Дежурррный, хер ажурный! Так-то за местностью следишь?! Я едва ли не вальсом сюда припрыгала!

— Нет, я Кладышеву развлекаю, — тут же отбоярился я, — Дура, Коза и Трактор на стреме стоят.

— Так это ты меня развлекал так?! — неприятно изумилась наша носительница живительного атома, — Изотов…

— Отставить! — тут же прошипела майор, — Не разводить бардак. Где ваш язык?

Получив объяснения, блондинка рванула в дом, бросив через плечо фразу, которая меня сильно напрягла:

— Кладышева! Скидывай эту дрянь. Она больше не понадобится.

Дела, оказывается, шли хуже некуда. Перестав получать на спутник новые маркеры с нашего похода, китайские товарищи набрали Кремль. Там им честно ответили, что связи с опергруппой нет, потому что «Стигма» и режим очень большой секретности. Смуглые и прищуренные коммунисты в ответ очень серьезным голосом спросили, понимают ли там у нас, что Дыра — это большая и очень большая проблема, от которой слишком серьезно пахнет? А если отряд их лучших встал…, то не пора ли нам пора?

И… наши сломались. В смысле уломались. То есть решили.

— Так, товарищи, объясняю диспозицию. Сейчас лучшие из простого отделения КСИ заняты демонтажом четырех ограничителей, имеющих отношение к Четвертому и Пятому районам, — обвела собравшихся (кроме радиоактивной Вероники) нас Окалина, — С помощью этих новых… «устройств» любая необходимость в метках отпадает, районы зачистят совместно и очень быстро. Я должна была просто узнать, что у вас тут за дела, а потом вывезти, но благодаря Коробку, мы теперь знаем приблизительный размер подземного укрытия, в котором его держали. Он соответствует типовому бомбоубежищу, располагающемуся под не менее типовыми театрами юного зрителя. Итак, что мы можем…

Восемь часов, четыре театра. Районы, закрытые засадами из неизвестного подразделения то ли террористов, то ли агентов «Стигмы», то ли черт знает кого. Необходимо прийти, найти, разведать, добраться до ближайшего телефона, набрать код, сообщить по связи точку, где находятся заложники. А они — точно есть, теперь, даже не имея подтверждения от того же Коробка, мы в этом уверены. Иначе смысла у происходящего нет.

Причины происходящего я не понимал. Единственной зацепкой была оговорка, что сквозь Дыру к нам сюда что-то или кого-то протащили, поэтому все стоят на ушах. Поэтому Кремль готов сделать тот же ход, что и китайцы. Жуткий ход, на самом деле. После такой зачистки очень многим неогенам станет страшно жить. Но на это готовы пойти, как пошли на покатушки для «сдавшихся» мимо ограничителя.

— В эти мы успеем, в этот — нет, — ткнул Колдун толстым пальцем в карту, — Даже не так. У нас три летучих девчонки, но толку от них будет мало, просто потому что там наверняка есть охрана, если они приволокли столько народа на засады. Коза с подругами не справится, это не одиночная акция. Так что нам надо будет наваливаться на два, в край…

— С третьим помогу Козе я, — оборвала подчиненного Окалина.

— Ржа, — вытаращился тот в ответ, — А…

— Не парься, — блондинка вынула из-под плаща руку, демонстрируя, что там уже наросло до середины локтя, — На адаптантов хватит.

— Там не только адаптанты, — набычился в ответ Спицын, — Там…

— Наши там могут быть, олень! — рыкнула майор, преображаясь на глазах в фурию, — А мы здесь, все с жопами в говне, потому что просрали все это дело! Так что берем и делаем, точка. Мин Чжао…

— Я ухожу, — тут же отчеканил серьезный китаец, — Назад, по меткам. Там засад быть не должно.

— Заберешь с собой гражданских, Радина и Коробка. Нет, — тут же мотнула головой блондинка, — Я иду с вами, вывожу на проспект Солидарности, дальше п*здуете по прямой, а я к девчонкам. Попробуем успеть хоть что-то… Изотов, ты со мной.

— Пойду на четвертую точку, — проговорил я, тут же уточняя, — Полечу. Быстро. Один.

Уважаемая публика, мозговые тараканы, охреневшие лица слушателей… да! Витя герой! Витя — просто неистребимая машина смерти, работающая на коммунизме и любви к Партии. Он умеет летать, он силен, он не заблудится в фиолетовом дыму, он сверхсильный и суперклассный, а еще альтруист каких поискать и не найти. Потому что он — Витя!

П*здеж и провокация, разумеется, но её съедают дружно. Не могут не съесть. Окалина, конечно, хмурится, рассматривая моё честное и заслуживающее всякого доверия щавло. Она прекрасно, лучше всех, за исключением одинокой радиоактивной Вероники снаружи, понимает, что братство, равенство и гласность для меня пустой звук. Что мне чхать с большой и крутой горы на тех идиотов, которые пытались спрятаться у себя дома, в гребаном Стакомске, от государства. Ржа великолепно помнит момент, когда я и ухом не дёрнул, услышав о «поездах смерти». Но… ей сейчас не до этого.

Поэтому Симулянта спускают с поводка.

— Возьми мои часы, — пытается посадить меня на новый поводок блондинка, которая вовсе не блондинка, подсовывая мне под нос мускулистое бедро, — Здесь, в кармане.

— Товарищ майор, — брешу я как никогда, глядя честными глазами в её голубые и не прощающие, — Я не в тугой форме пойду, а в вялой, на ощупь, раскорякой. Иначе никак.

Её взгляд мне говорит: «Что-то ты, сучонок, затеял», тут же сомневаясь в том, что я вообще мог затеять и как. Удрать? Так вроде ни разу ниоткуда не драпал, даже когда она меня своей дурью в спортзале закрыла и метелила. Сачковать? Ну не тот у меня характер, чтобы просто промудохаться где-то, да к тому же если выйдет, что всё шоу как раз в «моем» театре — мне просто придёт большая небритая вагина. Поверить, что я прямо рвусь в бой? Категорически нет! Вот такая вот загогулина, товарищи.

На меня машут куском руки. Мол, эй, люди, дайте кто-нибудь этому хитровывернутому говнюку карту, пусть валит.

Обнять друга (одновременно снимая с него рюкзак и внезапно обнаруживая двух микроузбечек у придурка за пазухой), поцеловать радиоактивную жену (офигевшую до опупения от такого кордебалета), отдать с барского плеча шубу медвежью издающему беспокойные звуки Радину, кратко поворчать на всеми забытую и очень тихую бабульку (слава убедительному гэбисту!), пожать руку Шахбазяну, выкурить сигарету, стоя над открытым рюкзаком, а затем… взлететь в небо, быстро «всасывая» внутрь себя ленту программатора, пачку сигарет, коробку спичек и карту.

Кто не спрятался — я не виноват.

Ржа прекрасно знала, что если я пойду в команде, то многого от меня ожидать не стоит. Есть её обязанности, наш долг, а есть наше с ней общее дело. В рамках этого дела она знает, что я могу чуть больше, чем демонстрирую на публике, но не буду этого делать при свидетелях, которых надо оставить в живых. Подозревать она может что угодно, но сейчас ей не до этого, а когда я сделаю то, что задумал — никто уже меня к этому не привяжет.

Лететь в форме «одеяла» тяжело и легко одновременно. Тяжело потому, что не тренировался специально, а буквально делаю это сейчас на пердячем паре, одновременно удерживая материальные вещи внутри себя, а легко потому, что одновременно могу перемещаться на ощупь и прекрасно ВИЖУ, где я нахожусь, потому что внутри меня — карта!

Один маленький, буквально ничтожный минус — мой летящий объём, как показывает практика, вытесняет долбанный фиолетовый дым, оставляя позади моей туманной жопы серьезные такие завихрения и смущения. Сидящие в засаде китайцы успевают заметить только их, но тут есть нюанс — люди умеют орать. А еще стрелять и пыхать мне в жопу суперспособностями!

До того, как до меня долетел первый комок метко засаженной в тыл дряни, я внезапно вспомнил, что имею в себе кусок хай-тек технологий, который, в отличие от всего меня, повреждений не переживет. Покрывшись ментально холодным потом, я нырнул в микрорайон, переходя в форму гигантского белого глиста, истерично тыкающегося «носом» в дом. Нащупав окно, я его моментально вышиб и, запихиваясь дальше, выпихнулся в коридор, мысленно благодаря ту добрую душу, что промародерила квартиру, оставив открытой входную дверь. Добрая душа, в этот момент на самом деле просто выкидывавшая мусор, успела лишь истошно заорать, когда её сшибло моей туманной тушей и слегка контузив о соседскую дверь, оставила в покое, вышибая подъездное стекло.

Приключение, как это обычно бывает, добавило мне соображалки, потому что дальше я начал играть в кальмара. Превратив часть себя в привычного «глиста», я аккуратно зажал получившейся головой все несомые с собой предметы, а вот оставшуюся часть туманной туши распустил на щупальца, предназначенные для ощупывания пути. Так что мы теперь сначала щупаем, а потом рвём вперед со всей положенной дурости, искренне надеясь, что каким бы метким не был бы этот китайский спецотряд, в «нос» они мне не попадут.

После прорыва сквозь здание, да прибавят зарплату и сердечного здоровья тому выносителю мусора, я избавился от пристального внимания к себе с помощью хитрой уловки — начал ползать по крышам, ощупывая всё вокруг себя щупальцами, а потом резко перепрыгивая в нужном направлении основной массой. Это меня слегка замедляло, зато избавило от чужого внимания.

Проблемой, как всегда в нашей жизни, было буквально всё. Никто, даже после помощи этого сомнительного Коробка, не понимал, что происходит, и какие силы кому противостоят. И зачем. Мне так и не рассказали, что именно протащили к нам сюда через Дыру. Нормальное дело. То-то аналитики у Окалины такие радостные были, что хоть угадали основную цель провокации. С большими, чем обычно, шансами.

Думаете, уважаемая публика, это бред? Хрен там плавал и нырял. Я теперь вижу изнанку Стакомска и понимаю, что буквально все тут держится на честном слове и, как ни странно, коммунизме. Но в своей сути, в своей глубине, каждый неосапиант отличается от других, являясь уникальным. Способности могут быть задействованы, могут нет, но они формируют характер. Меняют его вместе с образом мыслей, добавляют нам возможностей и методов решения проблем. Взять, к примеру меня. Обычный человек никогда не был гигантским туманным кальмаром, летающим по воздуху и выделяющим слизь. То есть, это для меня, Вити Изотова, это норма. А еще я понимаю, что просто не существует в мире ни одной достаточно тугой крышки для банки, которую я не мог бы открыть.

Идем дальше. Мне девятнадцать лет и меня ведет дорога приключений. Куда она меня ведет? Буквально в подземный бункер, который, вполне возможно, будетнабит опасными вооруженными неосапиантами. Но до того, как я в него попаду, я собираюсь провернуть авантюру, за которую в Уголовном Кодексе просто срок не составят, потому как жуткая государственная измена. Напоминаю: несмотря на то, что я помню прошлую жизнь, боевого опыта любого толка у меня раз-два и обчелся.

Зато есть способности. То есть я живу, думаю, принимаю решения и оцениваю риски вот прямо сейчас как гигантский сверхсильный летающий кальмар. Из тумана. Да, я рад бы быть только Витей без этого вот всего, но тем не менее…

…и таких во всем мире — сотни тысяч. Это совершенно разные образы мыслей, подходы к ситуации, видение путей решений. Нас, могущественных дилетантов, чрезвычайно сложно просчитать. А вы что думали, мы с Кладышевой только остервенело трахаемся и вот вообще не разговариваем ни на какие темы? Ууу, нее… Веронике всегда есть что сказать по поводу своей работы и вообще, а поговорить она любит.

Так что я еще и очень даже подкованный в некоторых областях кальмар.

На площадь Белозерцева я вылетел, испытывая очень здоровую опаску встретить тут расчет интервентов, решивших позагорать на открытом месте. Пронесло, сама площадь была пустой от жизни и внимания окружающих, лишь вдалеке выла собака. Посочувствовав животине, я на ощупь нашёл здание подстанции, скромно притулившееся в одном из уголков не такой уж и большой площади, а затем, вскрыв замки и проникнув внутрь, приступил к спуску под землю.

Вот с этим всё оказалось куда грустнее, чем я себе представлял. К нужному банально не вело никаких путей, лишь отдушины и общие коммуникации у разнопрофильных подземных кабелей. Если бы не свежеполученный опыт буквально составлять у себя в голове трехмерную карту пространства, которое я ощущаю, то поиски нужного прохода затянулись бы на многие часы. А тут еще приходилось и тащить вниз «ядро» с куревом и программатором!

Тоже, кстати, тот еще момент. Что высоты ужасно ссал в прошлой жизни, что самым лютым кошмаром было застрять в темном месте без возможностей выбраться… да и трипофобия в наличии имелась. Ничего особенного, но, сами подумайте, высота, теснота и дырки в чем-то живом? В смысле плохие дырки, больные дырки…? Бррр… Фуу…

Надеюсь, меня в этой жизни не занесет к дыркам. Сомневаюсь, что туманная форма справится.

Кстати, еще одна проблема? Долбанное «поле мертвеца»!!!

Когда меня скрутило от знакомых ощущений, я едва не просрался от ужаса в туманном обличии, отдёргивая всё, что коснулось невидимой смерти. Паникующий многокубометровый туман, растянувшийся по подземным коммуникациям сквозь щели, через которые может протиснуться разве что кошка? Это я. Матерящийся про себя? Это тоже я. Чего стоило собраться с духом, а не собраться телом, чтобы выкурить пять-шесть сигарет за раз — неведомо никому, даже мне, потому что в один момент ищущий место для нервного перекура я просто решил двигаться дальше.

Да. Двигаться дальше. Волшебная новая жизнь.

Нервная песня, изыди из моей головы, я занят!

Проход к терминалу стакомовского суперкомпьютера нашёлся аж на пятнадцать, плюс-минус тапок, метров выше «поля мертвеца». Узкий и тесный, он смачно дул в меня тугим мощным потоком горячего воздуха, обещая предстоящее превозмогание зашкаливающего уровня. Мне деваться было некуда, так что вызов был принят.

Этот проход на жалкие три метра стал самым серьезным испытанием в моей непростой жизни. Не имея никакой возможности превратиться в человека (да тот бы и не пролез!) я тыкался туманом в жесткий поток воздуха раз за разом. Шипел про себя, ругался, экспериментировал… торопился.

Времени было мало, совсем. Будь его больше, то можно было бы поискать в местных подземельях какую-нибудь плоскую железку, под защитой которой я бы смог банально продавить себя внутрь, но увы, такой роскоши у меня не было, поэтому пришлось идти на крайние меры.

Сверхуплотняться, сверхзакручиваясь в сверхкомпактный вариант «белого глиста».

Помните старую карикатуру, в которой лысый и бородатый учитель химии делает что-то с пробирками, а рядом стоят два пионера. Один из них с почти уверенным видом сообщает: «Е*анет!», на что увлеченный преподаватель напряженно бурчит «Не должно»…

Вот также и тут. Мы, неосапианты и те, кто считает себя экспертом по нам, типа Нины Валерьевны, очень аккуратно подходим к ощупыванию собственных границ в силах. Мне это вообще рекомендовано из уст моего куратора грубыми матерщинными словами, потому что Витя — Симулянт. Терра инкогнита. Странный и страшный тип не совсем правильной неогенной ориентации. А еще у него есть какая-то пятая особенность, которую искали, но так и не нашли. Я, вообще-то, всегда думал, что пятая особенность — это моя душа, начавшая новую жизнь, но…

О чем только не будешь думать, пока остервенело кидаешься в дырку, из которой тебя выдувает…

«Ветер в харю, я фигарю» …

Черт побери, как в автомобиле без лобового стекла. Почувствуй себя многоразовым пуком…

Я даже не очень-то и помнил момент, когда полностью оказался внутри жутко длинной трубы, в которой шла труба поменьше. Даже не помнил, как вновь собрался в человека. Так, мелькали обрывки памяти, в которых трясущиеся руки тщательно и бережно проверяют белую ленту программатора, которую я пронес, буквально создав внутри себя длинную безопасную зону, вокруг которой крутился сверхуплотненный туман, помню те же руки, пытающиеся открыть пачку сигарет, восемь испорченных спичек…

Гулко бьющееся в груди сердце, от ударов которого подёргиваются пальцы рук…

Такое уже один раз было. Когда-то в детстве, в своем первом детстве, я, будучи ребенком, склонным к излишествам, сожрал почти два килограмма слегка незрелой хурмы, поймав при этом величайший запор всех времен и народов. Где-то на неделю, по окончанию которой организм мне сказал, что так жить нельзя — балласт надо бы скинуть. Причем, это было не предложение, а ультиматум! Вот тогда да, я принял муки за все человечество и пару соседних, едва не сломал руки о стены туалета, чуть не порвал рожу в гримасах, а жопу в стараниях. Сколько это длилось — я не помнил, но вот ощущение тотального опустошения всех резервов, ресурсов и, что важнее всего, кишечника… оно присутствовало в полной мере. Эдакое, знаете ли, затмение, о котором ты мало что помнишь, но очень боишься повторения.

Вот сейчас тоже самое.

Здесь было горячо. Жарко как в бане. А еще этот воздух, всасываемый в отдушину, из которой я вылез, пах отнюдь не розами. Но это уже были сущие мелочи. Аккуратно собрав с помощью слизистого комка пепел и окурки, я пошёл вперед, в поисках нужного терминала. Метров через триста он и случился, гордо демонстрируя мне могучий электронный замок, лишенный даже дисплея. Хмыкнув, при виде этого богатства, я разложил длинную ленту программатора, а затем, превратившись в туман, аккуратно поднял её, занося под основной кабель. Вот тут, на расстоянии вытянутой руки от терминала, и были расположены гнезда соединения, в которые технический специалист подключал свою аппаратуру для анализа и проверки этого сектора кабеля. Находящаяся под магнитным замком клавиатура позволяла ввести код разблокировки этих гнезд, заодно подавая сигнал на центральный пульт, но этого мне было не надо.

Программатор нужно было только подключить.

Я не переходил в форму человека, а банально висел туманчиком, завороженно осматривая мигающие оранжевым цветом индикаторы программатора. Это почти гипнотизировало. Одно дело тащить его в рюкзаке, другое даже спускать сюда сквозь всю эту сырость и плесень, но совсем другое — защитить от лютого воздушного потока. Совсем другое. Это ж, блин, буквально платы, расположенные на плоском кабеле. Голые платы.

Красный индикатор. Три помигивания. Теперь другой — снова три. Работа завершена. Бережно отсоединяю шайтан-устройство и делаю ноги. Я сожму отработавший свое программатор до объёма в треть спичечного коробка, но оставлю его не где-нибудь здесь, а в сырой ржавой трубке, торчащей из потолка одного из переходов. Да еще и щупальцем утрамбую так, что достать останки, не выковыряв трубу из потолка, будет нереально. Всё.

Теперь можно в театр!

Глава 15 Театр одного актера

Субъективность времени — штука, к которой я успел отлично приспособиться. Вообще-то это несложно, если ты живешь с двумя… как бы это выразиться? Страстными и требовательными девушками, да. То есть, скажем, время с 23 вечера до 3–4 утра пролетает совершенно незаметно, а вот потом, иногда даже до утра, растягивается неописуемо, потому что ты — работаешь, иначе и не сказать. Причем настолько плотно и с такой самоотдачей, что спортзал становится излишеством. Пробежки тоже.

В данном случае я не жалуюсь и не хвастаюсь, а объясняю, почему врываюсь в мой театр с шашкой наголо и со всей дури. Понимаете, товарищи, мы, туманы, часов не носим. Это досадное упущение приводит к тому, что, затратив какое-то время на не слишком адекватный прорыв до терминала суперкомпьютерного кабеля, я понятия не имел, сколько его пролюбил. Следовательно, зовём на помощь маму арифметику — при 25-процентном шансе обнаружить неведомое количество злых и гадких врагов народа в своей точке, я вполне могу рискнуть и ворваться. А еще, если вспомнить, на каком отдалении от центра событий находится этот театр, можно легко предположить, что как раз тут никого и нет.

Логично? Более чем.

Вообще, всё, что делаем мы — очень логично. Это не фильм, где заложников обязательно спасают, выводя бедолаг прямо в объятия рыдающих от облегчения родственников. Этот вопрос можете даже не поднимать. Такое бывает только в сказках и плюс-минус с обычными людьми, а не с неогенами, понимаете? Неогенами. Пусть там адаптанты, но посмотрите на то, кем стал Радин с обычной деревяшки. Или тот же Коробок с его ультимативным промораживанием. Так что нет, ни о какой надежде на спасение Окалина не думала, распределяя своих по двум точкам с прицелом добраться до третьей и принимая моё предложение насчет четвертой. Ни она, ни девчонки, ни, тем более, парни, никто из них не будет кидаться грудью на амбразуру, если эту амбразуру отыщет.

Мы не в сказке.

…но рождены, чтобы сделать её былью. То есть — иметь ответ на вопрос «а где были вы, когда это всё случилось?». Нам полагается, понимаете? Ответ должен быть охренительно убедительным.

Поэтому я врывался как к себе домой на запах чебуреков. Как в ту, чья очередь пришла «застревать» в стиралке. Как в бухгалтерию в день зарплаты.

…и первым же делом, моментально понимая, что вытащил «счастливый» билет, я сшибаю с ног троих субчиков, ошивающихся в фойе этого дома детской радости.

Да еще каких!

Укатившегося в угол доходягу я не опознал, а вот за двух старичков-китайцев у меня взгляд зацепился намертво, благо что у одного из них, стекающего сейчас по доске почета, реально руки были замотаны в пакеты. Этого мне вполне хватило, чтобы, сменив форму на человеческую, тут же пробить футбольного пинка стонущему деду без пакетов на руках. На портреты и мутные фотографии детей, обрамляющие стены в этом царстве веселья, брызнули фрагменты китайского пенсионера. Следующим был дед с пакетами, стоящий на карачках и тянущийся куда-то рукой. Снова брызнуло на стены.

Так, теперь доходягу…

Я еле успел отпрыгнуть, но и то — только потому, что перед тем, как в меня зарядили способностью, стрелявший предупредительно издал глухой предупреждающий крик.

Сука…

— Парень… не трогай его, — еле проговорил тяжело дышащий человек, стоящий у вынесенных мной дверей, — Отой…ди…

Вымотанный, грязный и вспотевший, несмотря на снег на улице. Коробок.

— Ты как здесь оказался? — негромко спросил я, прислушиваясь не к дыханию оппонента, не отводящего от меня ладоней, а к окружающей среде, которая, пока, никак не проявляла себя шумом подбегающих по тревоге людей.

— Я же… не спрашиваю… как ты… здесь ока-зался, — выдавил из себя человек, пытающийся справиться с дыхалкой, — Почему так… припозднился?

Вот же сукин кот.

— Пацан, слушай…, — продолжал Коробок, — Мне нужен этот хер. Я его заберу и уйду. У тебя свои… дела, у меня свои. Все ваши… живы. Никого не убил. Так что…

Приятная новость, только увы, ты меня видел. Ну и еще одна штука, почему я не дам этому козлу то, что он хочет. Даже в этих обстоятельствах.

— Ты с самого начала знал, куда бежать…

Одновременно с этими словами я со всей своей дурной силы метну в гада две полные пригоршни максимально густой и липкой слизи. Удар, которым я теперь на расстоянии в десяток метров могу пробить однокирпичную стену.

Мы не в сказке, где существуют благородные разбойники. Если стоящий напротив меня человек соврал, то его нужно валить. Если же он не соврал, то это значит одно — он слишком силен, поэтому смог позволить себе такую роскошь. Тем более нужно валить. А еще он нас обманул. Всех обманул. Подвел под риск.

Оба моих снаряда с оглушительным грохотом разбились о почти невидимую сферу, «включившуюся» вокруг Коробка как раз в момент, когда заканчивал размах. Сама она такой удар выдержала, а вот плитка, в которую эта прекрасная защита частично уходила — нет. Сферу сорвалось с места и нехило брякнуло о стену, сделав крайне похожей на изолирующий шар Цао Сюин, только побольше. Но с говнюком внутри.

— Ах ты, тварён… НЕТ!!!

Даже сквозь пыль мой внезапный противник увидел, что я собираюсь сделать. Там было всё просто — швырнув в Коробка еще один мой «подарок», второй я отправил в лежащее на полу тело, которым этот перебежчик так интересовался. Тут щита не было, так что кучка лохмотьев просто стала чуть менее человекоподобной.

— Сволочь…, — прохрипел Коробок, осторожно поднимаясь на ноги, — Тебе не жить, сука…

Угу, действительно, давайте оставим в живых вражеского телепортатора ради трусливого идиота, толкавшего дерево народу. Не мне, конечно, такое говорить после всего, что я сделал, но сейчас-то надо выбесить мужика, определенно не контролирующего эту свою защитную способность? Надо. А как я это узнал? А отправив щелчком еще одну небольшую «соплю» слизи в этот прекрасный щит. Да и сам Коробок, поднявшись на ноги, лишь сверлил меня взглядом, сжимая кулаки.

И слушая, конечно же.

— Всё, пацан, ты нарвался…, — очень многообещающе проговорил он, продолжая сверлить меня взглядом глаза в глаза.

— Ага, — кивнул я ему, — Боюсь до усрачки. Стою вот прям тут и боюсь.

Вот стоял, а вот не стою, а сматываюсь плотным куском тумана, потому как в нашем доме топают маленькие ножки, оповещая меня своими умилительными звуками о том, где тут прячутся «стигмовцы». Точнее, откуда вылазят. Это, конечно, не точно, но, если подумать — у какой еще организации хватило бы ресурсов скрытно содержать целую свору боевиков в китайской части Стакомска? То-то и оно. Так что несемся по потолку, великодушно отдавая этим милым людям возможность атаковать, а то и убить орущего мне в спину Коробка.

А еще нельзя исключать такой момент, что сюда прется со всех ног кавалерия в виде сборной «когтей» вместе с их начальницей, у которой точно чешутся кулаки. Ой, нет, пока не чешутся.

Вообще план был классный, спешащие на шум люди, ломившиеся вперед плотной толпой, меня не замечали до тех пор, пока я почти наполовину не вполз на лестничные пролеты, ведущие к подземному комплексу, а вот потом что-то пошло не так. Я рассчитывал, что авангард, вооруженный, кстати, китайскими модификациями автомата Калашникова, запросто запрёт Коробка в его сферическом поле, а может даже и прихлопнет какой-нибудь способностью, но, как оказалось, у этого товарища, так жалобно поднимавшего лапки перед «винторезом» Козы, оказались еще козыри в рукаве.

Мне пришлось изобразить натурально физический объект, одновременно «падая» с потолка на солдат (и попутно обмазывая их слизью вместе со ступеньками) и отдёргивая свой «хвост» от широкого конуса лютого холода, который пришёл сзади. Упавшие скользящие китайцы, загомонившие как стукнутые электротоком сороки, мешали расслышать, что там вообще наверху происходит, но я решил, что такому большому телу как мое такое большое охлаждающее излучение не подойдет по фасону. Поэтому рванул вниз со всей дури, создавая позади буквально живые китайские завалы, орущие от неожиданности и невозможности пальнуть чем-нибудь своим, пороховым или неогенным.

Так, в принципе, дальше и пошло. Я спускаюсь вниз, позади кричат (недолго) люди, периодически пыхает морозно-голубым светом, а частички этого излучения (которое Коробок временами отправляет вертикально вниз по шахте) больно кусаются, промораживая хоть и несущественные, но части меня.

…интересно, а как он спускается по слизи? Неужели перемораживает её в порошок?

Гадать сложно и не хочется. Адаптанты слабее криптидов, относительно, конечно, но зато их способности сразу работают на максимум.

С лифтом, мощной закрытой платформой, рассчитанной на три-четыре десятка человек, мне сильно повезло — она отсутствовала. Превратившись на несколько секунд, я взломал закрытые двери шахты, а затем, не слишком думая о последствиях, спрыгнул вниз как был, то есть человеком, превращаясь в туман на ходу. Это было то еще развлечение, так как буквально через секунду пришлось производить обратную эволюцию, попутно разрывая к чертовой бабушке потолок у лифтовой кабины. Очень хотелось грохнуть тросы, чтобы Коробок точно ко мне сюда в гости не зашёл, но не стал — здесь могли быть заложники.

Внизу меня ждали.

С одной стороны, чертовски приятно чувствовать себя пуленепробиваемым, особенно когда в тебя долбят с четырех стволов, с другой стороны понимание, что вся эта прелесть будет ровно до момента, когда ты отпустишь тяжеленные створки суперлифта… она слегка напрягает. Достаточно для того, чтобы, протолкнув себя вперед, кинуться плотным куском тумана в атаку на людей, до которых очень быстро доходит мысль о том, что пора пользоваться способностями.

С автоматчиками я поступил довольно негуманно, заставляя поскользнулся на слизи, а затем «щупальцами» ускоряя полёт их голов к полу так, чтобы черепа точно не пережили этого путешествия. Жестоко, но мне нужно очень быстро двигаться — вспышки из шахты и лютый холод, который я ощущаю, они, знаете ли, не к добру.

— Изотов!! — хриплый голос Коробка, явно еще сидящего наверху, был хорошо различим, — Жди! Я иду за тобой!

Напугал козла полной жопой капусты в огороде. Идет он за мной. Ну иди-иди. Думаешь, что твоя сфера может вынести вообще всё, даже мой удар с ноги? Ню-ню…

Правильно товарищ Молоко говорила: у народа с высокой «невой» крышу переклинивает просто на раз. Внутренняя обезьяна стучит себя ногой в грудь, мол, она сверхъобезьяна, она всех заобезьянит…

Но вообще, я оказался в очень дурацкой ситуации, так как приходилось реально лететь вперед, заворачиваясь плотным облачным «сверлом» вместо того, чтобы продвигаться относительно осторожно и не рискуя. Единственным плюсом было то, что я как туманный слизень, везде оставлял за собой непроходимую для нормальных людей и неосапиантов область, которую, судя по доносящимся до меня хриплым крикам, Коробку, каким-то образом уже очутившемся здесь, все-таки приходилось промораживать, чтобы пройти.

Коридоры, повороты, спуски. Я несся, периодически сбивая в узком коридоре разные узкоглазые лица с ног. Их было немного, пятеро или шестеро. Пара пыталась меня застрелить, один использовал способность, похожую на ломаную зеленую молнию, которая прошла насквозь, не причинив никакого вреда, а остальные даже и не поняли, что их сбило с ног.

Я шел к заложникам. Пленникам. Идиотам. Не знаю, кем их считать.

Но кое-кто определенно считал меня трупом, спеша позади и, судя по всему, испытывая крайне мало удовольствия от ходьбы по коридору с собственноручно вымороженным воздухом.

Это слегка напрягало, поэтому, опасаясь не просто получить луч в спину (такое-то переживу), я просто-напросто согнулся раком и… подпрыгнул изо всех сил, ударив собственным упрочненным телом в потолок со страшной дури. Такого стальное покрытие не выдержало и надорвалось, что позволило мне, вновь слегка подпрыгнув и уцепившись за край, рвануть его вниз, устраивая приятный глазу обвал из раскрошенного моим ударом камня. Небольшой, но сколько там узкому подземному коридору нужно?

— Эй, Коробок! — не выдержал я рвущейся из груди песни, — Свистни в х*й!

А потом превратился в туман, высокомерно не слушая обещаний обманутого в лучших ожиданиях морозильщика. Пусть колупается, мне вовсе не нужно выводить отсюда людей, а уж туманчиком куда-то да просочусь… Мне нужно совершенно другое. А тут, глядишь, и Окалина подоспеет.

— Коробок?!! — неожиданно и громко раздалось спереди от двух потертых и взлохмаченных мужиков, бодро выскакивающих из какой-то подсобки, — Что/Где?!! Кор… блгххх!!

Мне давно не давала покоя мысль, что в туманной форме я довольно беззащитен и максимум могу лишь уклоняться от чужих атак. Что с этим делать я не понимал ровно до момента, пока меня в родной хате чуть не довели до цугундера, затрахав если не насмерть, то до потери желания жить точно. Тогда-то я и обозлился, перейдя в состояние тумана, а затем, укрепив вращательным моментом «щупальца», которыми раньше набивал на клавиатуре код, устроил двум наглым и эгоистичным девчонкам…

В общем, неважно. Главное, что я тогда понял — если можно совать для удовольствия, то можно совать и с другими целями, главное уплотнить свою форму до такой степени, чтобы пытающийся сжать зубы человек не смог этого сделать. А там уже, добравшись до его легких, можно пускать в ход слизь, закупоривая всё дыхательное нафиг.

— Гроб! Круг! — очень приглушенно заорало сзади голосом все понявшего человека, — Парни! Нет!! Нет! Изотов! Сука, отпусти их! Я тебя не трону! Клянусь! Только отпусти!!

Ага, щазз, нервно думал я, удирая от небольшой воющей сферы, бешено вращающейся вокруг своей оси. Эту хрень создал задыхающийся долговязый дылда на полу, из последних сил пытающийся направить её на меня. Не было печали. Лучше бы подумал, придурок отмороженный, почему твои друзяки тут, а ты не тут. Точнее должен быть не тут. Но ты тут. Такая вот загогулина.

Дальше я уже пошёл осторожнее. Слишком уж громко и грубо орал Коробок, так орут те, кто внезапно оказался бессилен. Следовательно, за спину можно не волноваться. Спускаемся, аккуратно проверяя этажи. Меня интересуют самые нижние, именно там большие складские помещения и резервуары, призванные обеспечить спрятавшихся в бомбоубежище людей едой и питьем. Почему не жилые? А потому что я уже в них, по крайней мере, половиной себя. Жилые не подходят, они разнесены и раздроблены так, чтобы народ, набившийся сюда битком, не толпился, не ходил друг у друга по ногам и не беспокоил окружающих. Так вот, эти жилые? Там красиво ничего не заснимешь. Там у нас только тощие рюкзаки, определенно ранее принадлежавшие тем, кто бегает по городу и тем, кого заморозил Коробок.

По всем писаным канонам таких ситуаций должно было случиться следующее: я такой врываюсь, а меня такие ждут. Особо мощные юниты противника, можно даже сказать «специальные боевые пидор*сы», которым батько настрого сказал караулить жертв, дабы те вовремя померли. И потом эпичная битва, в которой я превозмогаю.

Нет, битвы бы не было. Я просто-напросто залез почти весь в вентиляцию, а затем, пользуясь приобретенным опытом, вообще безо всякого риска пошёл разведывать вперед. А кто мне что сделает, когда большая часть аморфного тела там, в перекрытиях? И будет ли? Дышать, знаете ли, всем хочется. А вот драться я был морально не готов. Смысла нет, мне же надо просто камеры сломать, если их обнаружу…

…и только в этот момент до меня дошло, что я сам, по своей воле, залез в глубокую подземную жопу перед зачисткой районов с помощью «ограничителей» …

Сгорел сарай, гори и хата, решил я, двигаясь дальше. Понимаете, в жизни постоянно надо двигаться дальше? Бросили тебя по смс? Ну, сука, обидно, давай сотри ее и двигайся дальше. Уволили? Двигайся! И так во всем. Даже если бабушка умерла. Вытри слезу и двигайся, чем раньше, тем лучше, потому что двигаться все равно придётся! Движение — жизнь!

Вот так, понукая себя полнейшей бредятиной, я и сочился вниз по канали… вентиляции.

И просочился.

Только вот заложников на складе не было. Аналитики снова обосрались. Сука, прямо как метеорологи. Никаких тебе рядов несчастных советских граждан, призванных сдохнуть на камеру, как и самих записывающих устройств. Никто не страдал, воняя собственными выделениями, никаких детских невинных слезинок не лилось. Даже многократно изнасилованных злыми китайскими адаптантами комсомолок не было. Вообще ничего подобного. Пустота, полутьма, отсутствие присутствия.

И… фигулина.

Точнее, это была не совсем фигулина, а если совсем точно, так вообще не одна, а несколько фигулин. Основная изображала из себя нечто вроде огромной дрели с основанием на пятке. Эдакий супертехнологичный излучатель какой-нибудь хрени, придуманный безумным ученым из 60-ых, понимаете? Если вот эту ересь уменьшить раз эдак в 100, то получится тот же футуристический бластер из тех же годов. Ну еще и пульт рядом, но он современный, из подставки, ноутбука и проводов к фигулине.

Вторая фигулина, находящаяся под прицелом первой, представляла из себя натуральный стеклянный колпак двухметровой высоты, под которым, на соразмерном колпаку металлическом диске, стояла высокая подставка, на которой лежала кучка черного металлического говна. Нет, это было не оно само, конечно, а металл, выглядящий в точности как металлическое говно черного цвета, но оно было. Под прицелом.

Возле этой машинерии с умеренно нервным видом маялись дурью два человека преклонных лет. Один из них, на вид вылитый и слегка безумный ученый, был мужиком в возрасте сорока с копейками, а вот второй, женщина, вообще была похожа на товарища Молоко как сестра от другого папы. Рост, возраст, вес, мимика, поведение. Вообще не отличишь.

Это, знаете, думал я, потихоньку таща к обнаруженному все свое тело, как бухгалтерия. То есть, там же тетки довольно похожие друг на друга в статистической величине? Злые, перегидроль, витиеватые прически, социопатия… так-то присмотришься, все разные, а вот если мимолетом глянешь — то, как пингвины, только, сука, не пингвины…

— Здрасти! — поздоровался я с людьми, со всей дури дергая толстенный кабель, связывавший «дрель» с питанием от бункера, — Как дела?

Дебилизм, правда? Вот так, выходить перед совершенно незнакомыми адаптантами… только вот Витя не дурак, Витя много фильмов видел, в которых каждый идиёт, оставляющий работать вражескую машинерию — обязательно некисло так посасывал перед тем, как доблестно всех забороть. То есть, следим за мыслью — вырубить эту хрень надо обязательно, но вырубить так, чтобы никто не заметил, я не умею. А так бы, конечно, выключил, а потом бы коварно подслушивал. Но чего нет, того нет. Извините-простите. Поэтому я даже не выходил, а дернул за углом, высунув для приветствия голову!

Кабель, разумеется, выдернулся со всей моей страшной силой, дрель тут же поскучнела и слегка от моего рывка накренилась, ноутбук нездорово мигнул, а мужчина, ну тот, который в самом закате лет, издал леденящий душу вопль:

— Нееееет!

— Что за день сегодня такой? — спросил я женщину, правда, риторически, — Стоит мне сделать что-нибудь правильное, как это тут же кого-то сильно расстраивает.

Женщина молча смотрела на меня, тряся губой и руками. Мужик продолжал пялиться на «дрель» с таким видом, как будто тут его любимое дитя лопатой убили. Они что, некомбатанты? Совершенно? То-то как на Молоко похожи…

Лаааадно, тогда делаем так.

Высунувшись из-за угла чуть посильнее, я предложил обоим участникам этой мизансцены представиться. А то убью.

Проигнорировали.

Лаааадно.

На щупальца из тумана оба ученых среагировать успели, но без толку. Дернуться, взвизгнуть — это не реакция. Уронив обоих на пол, я поволок их подальше от хреновины по дорожке из самолично оставленной слизи. Пока волок, ощупывал на предмет оружия и прочих интересных штук, но ничего не нащупал. Оттащив так, чтобы они точно не могли ни до чего добраться, вновь превратился в человека, вновь слегка высунулся из-за угла, а затем скромно спросил:

— А чего это вы тут делаете? …делали?

— Маша, пора! — страдающим голосом сказал извивающийся на спине мужик, — Он сломал амплификатор!

— Витя, нет! — испуганно заелозила женщина, смешно суча короткими ручками.

— Маша, надо! — с еще большим надрывом выдал мой тезка, — Давай! Ну! Маша!!

— Я не могу! — тетка мастерски подхватила надрыв, — Не хочу, Витя!

— Вы там не взрываться думаете? — опасливо спросил я из-за угла.

— Маша! — не слышал меня мужик.

— Витя! — не сдавалась Маша.

— Да зае*али! — сдался я.

— Да идите вы на х*й! — интеллигентно, но от души послал меня мужик, чем-то хрустнул, а затем забился в судорогах.

Ну слава яйцам, не бомба.

— Витя!! — скользила по полу, плача, женщина, — Витя!!!

— Я за него, — ответил ей бесчувственный я, — Других Вить тут больше нет.

Действительно, кроме меня и неё здесь больше никого не было. Но недолго.

Глава 16 Нетипичная ангедония

Оказывается, женщин можно понять. Когда в жопе зудит вредность, то так и тянет сделать охренительно глупый поступок. Например — бесить слона, искренне надеясь, что его, слона, чувства к тебе будут сильнее, чем то негодование, на которое ты его разведешь ради своих мелочных проблем и стимулов. Ну и нервной разрядки, конечно же.

Хотя нельзя сказать, что мои были такими уж и мелочными.

— Ну вы хоть пальцем покажите, куда нам заселяться!

— Пошёл вон!

С этим криком, идущим из глубины души, массивное и уже почти развалившееся само по себе кресло с жутким хряском разбилось о стену. Каким образом Окалине удалось пнуть его так, чтобы оно не разлетелось вдребезги чисто от удара её ноги? Черт его знает, какое-то блондинистое шаманство.

— Могли б просто кулаком погрозить…, — уязвленно пробормотал я, выпрыгивая из воняющего старостью и слабостью кабинета под гневный рык начальства.

— Темеев, я его сейчас убью нах*й!

— Товарищ майор, у меня есть пистолет. На вас никто не подумает.

— …еще один дебил! Какой пистолет?! Чем я его возьму? Стреляй сам!

Емоё, кажется, пора линять. Точно пора, окончательно решил я, двигаясь по проселочной местности зигзагами. Темеев, конечно, косил, но пара пуль вжикнула мимо на относительно опасном расстоянии. Вот что за жизнь такая? Почему я свой стресс сам перевариваю, а другие вон, обижаются?

Ладно, будем справляться своими силами…

Как я оказался в этой деревне? Легко и просто, точно также как и весь персонал НИИСУКРС, а также остальные неосапианты города, остававшиеся на время зачистки. Точнее, прямо до неё, потому что сейчас в Четвертом и Пятом районе вообще хрен из наших ночевал. Там сейчас по улицам в «поле мертвеца» бродят волонтеры, убирающие «дырки» фиолетового дыма, которые, внезапно, остались после смерти того старика-китайца.

…не объяснение, да? А вот нету его у меня. У всех, кто поблизости — тоже, от того Окалина и зла как триста тридцать три козла. Мол, Стакомск в движухе, найденное мной устройство и не захотевшая помирать мадам — так вообще вай-вай, нечто отпадное, но при этом всю нашу бригаду, включая все подразделения «когтей», («когтей»!!!) буквально ссылают в Неборадово, деревеньку в 70 кэмэ от Стакомска!

Более того, почему я злой? Не потому, что в деревне и без велосипеда, а потому что мы ждали, ехали сюда и ночевали в поезде. Не простом, а предназначенном для перевозки неосапиантов. Знаете, чем характерны эти поездатые поезда? В них каждое купе закрывается автоматически и дистанционно! А теперь вопрос залу! Что происходит, если в очень тесном пространстве закрыть Витю и двух «чистых», одну из которых только что спешно обеззаразили? Закрыть на сутки почти?! Про нас троих просто забыли!

Понимаете картину? Выползаю я спустя сутки борьбы за живучесть в каком-то Новогадюкино, вокруг говно, трактора, дети и грязь вместо снега, хочется жрать, пить, спать, душ, кофе и медаль, а до меня никому дела нет! Совершенно! Гоняют ссаными тряпками! Да я еле нашел местный дом культуры, куда Нелла свет Аркадьевна угнездилась!

Ладно, наигрываю. Душ не хочется. Сам себе душ. И другим тоже душ. Вот если бы не умел выделять эту прекрасную слизь, вот тогда бы сутки в вагоне прошли бы… куда хуже. Девчонок бы это не смутило, их бы, оставшихся вообще без какого-либо дела, вообще бы ничего не смутило, а у меня бы была еще одна психическая травма. Их и так слишком много.

В общем, история такова: стоит деревня такая немаленькая, посреди щелкает жвалами Изотов, у которого в кармане только полпачки сигарет и, как бы, всё. Ну еще значок есть, да. Хочется кушать… даже жрать. И вообще сиротно и холодно.

Что делать? У меня две голодные женщины (которые не дадут мне покоя). Хотя… стоп. Стоп-стоп…

Цао Сюин же тоже здесь! И Паша! И феечки! Их-то, в отличие от нас, сразу выпустили!

Кстати да, единственное, что мне буркнула тогда Окалина, когда мы с ней еще находились возле того странного «амплификатора», что долбанный Коробок, успевший смыться до того, как майор с «когтями» обрушились на этот театр, действительно никого не убил. Он, как оказалось, поступил в точности как я, даже дважды. Дождавшись, пока Радин отвлечется на упрыгнувшую от них Окалину, Коробок самым банальным образом рванул в ближайший подъезд. Паша, нагруженный моей шубой, ничего сделать не успел, а бабулька так вообще бабулька. В итоге негодяй попросту шарахнул заморозкой по потолку, вызывая его частичное обрушение, а пока матерящийся Радин преодолевал это дело — преступник благополучно ушёл через ближайшую квартиру, выморозив и разбив замок, а затем выпрыгнув в окно. И всё, искать его в фиолетовом дыму никто не стал.

А уж когда выяснилось, что у него осталась карта, на которой он что-то ранее показывал Радину… В общем, просрали. И хорошо, что просрали! Что-то я сомневаюсь, что этот парень не положил бы всю компанию, не увидь он такого шанса на бескровный побег. Максимум бы феечки уцелели, которые за каким-то фигом залезли к Салиновскому за пазуху.

— Эй, парень, ты чего это тут? — сварливо спросили меня сзади, — Чего встал?

— Думаю я, дедушка, — не оборачиваясь, заявил я, — Думаю, где женщину найти.

— О как, — удивился мой собеседник, — И какая ж тебе, милок, нужна-то?

— Ну, ей где-то около ста лет, а еще она китаянка, — без задней мысли заявил я. На самом деле я действительно думал о том, не превратиться ли мне в туман? Неборадово деревня немалая, тут дворов с тысячу, а вокруг как-то не бегают сотрудники НИИСУКРС со свежими надоями. Единственный нормальный способ поиска был превратиться в туман и полетать, но я пока сомневался.

— Совсем молодежь охренела, — оторопело заявил дед, обходя задумчивого меня, а потом добавил, глядя прямо в маску, — Еще и хрень какую-то на морде носит! И волосы эвона как завил!

Кстати, да, не выходя из задумчивости, понял я. Маска. Коробок на меня хорошо так попялился, верно? А если вспомнить Безликую, то можно предугадать, чем это все кончится…

— А кожа-то какая, — не унимался самый обычный деревенский старый пердун из всех обычных старых пердунов, — Ты что, на солнце вообще не вылезал, вурдалак?!

— Дед, мне, конечно, старушка нужна, — пробурчал я, резко теряя приязнь к местному жителю, — Но, возможно, и ты сгодишься. Продолжай в том же духе…

— Да иди ты! — отскочил от меня колхозный патриарх.

— Вот и не мешай думать, куда мне идти, — продолжил я извергать на пейзанина недоизвергнутую на Окалину вредность, — Стою, курю, никому не мешаю.

— Я т-те… я т-те щас участкового приведу! — нашелся дед, стратегически отступая от меня задом. Идея была вполне достойной, но зима же, снег нет, сплошные говны вокруг. Знаете, как нормально груженый трактор своей шиной такую хлябищу разворачивает? Хорошо он разворачивает, да. А та потом подмерзает.

Дед, короче, полетел. Я его поймал за фуфайку, правда, слегка поздно, в смысле не так, как в танго, а так, за грудки. Поставил на землю, аккуратно убедившись, что крестьянин стоит четко и не шатается. Похлопал по плечу, а затем, сделав пару шагов назад, начал раздеваться. Ну заметил, понимаете, что моя трансформация в туман плохо на майки, носки и прочие нежные вещи действует. Уже три резинки в трусах порвал, кстати. А вставить или связать как-нибудь порванную советскую резинку в советских трусах? Пф, не рекомендую. Проклянете всё. И не получится. Такие вот там резинки.

— Малой, ну не надо, а…, — жалобный старческий голос для вновь задумавшегося меня был, наверное, последним, что я готов был услышать.

Обернувшись, я удивленно диагностировал деда на том же месте, где я его заякорил, от чего и спросил:

— Отец, ты чего здесь делаешь-то до сих пор?

— Что-что! — плачуще заскрипел дед, как-то напряженно стоя на одном месте, — Спина, *ля! Ты ж меня как встряхнешь! Ой…

Угадайте, кто теперь первый на деревне стратегический дедоноситель?

Ну не бросать же его…

И вот, несу я аккуратно постанывающего пенсионера, тщательно выбираю дорогу (дорогу, ха!), следую его относительно мудрым, хоть и сдавленным комментариям… как навстречу идет женщина. Высокая такая, уверенной подходкой (от того и спотыкаясь на каждом шагу, говны же). Женщина, конечно, хорошо, но идет она тут у нас с пустым ведром. А навстречу я, с дедом на руках. И, для полноты картины, женщину зовут Цао Сюин, которая, напоминаю, насквозь китайского происхождения. А еще она одета в что-то китайское и довольно яркое.

— Шипоголовый! — первой подала голос предвестница бед и несчастий, — Где тебя носит?!

— Вас ищу! — отрапортовал я, вызывая изумленный дедов взгляд. Нет, ну ведь китаянка же? Высокая? Да. Пусть и выглядит всего на какие-то 65, а не на сто, ну и ладно?

— Я за вами пришла к поезду! — нахмурилась комендантша, — Янлинь сказала, что ты сбежал!

— Любой бы сбежал…, — пробурчал я, вспоминая потное утро. Наверное, всё-таки не стоило мне вламываться в этот сельсовет с нытьем и руганью, возбуждая в занятой Нелле Аркадьевне жажду крови. Ну, кто старое вспомнит…

В общем, дальше пошли вместе. Цао Сюин здраво решила, что задачу с ведром можно поручить позже мне, поэтому для начала нужно избавиться от деда. Старик тревожно молчал, лежа у меня на руках. В принципе правильно, так как добравшись до дедовой хаты и указывая пальцем на дедову кровать, баба Цао ультимативно потребовала у меня положить деда мордой вниз. Тот слабо скрипел возражения и даже пробовал звать на помощь, но недолго. Бабуля, содрав с пенсионера тулуп и рубаху, начала проделывать над ним какой-то особый китайский массаж, от которого ветеран сельского труда урчал, хрюкал и повизгивал, а затем расплылся на скрипучей кровати, умирающе простонав, что лучше бы я его «это самое», чем «вот это вот».

— Слышь, дед, — обидчиво сказал я, выталкиваемый освободившейся китаянкой из помещения, — Я тебя запомнил!

Оказавшись на улице и получив ведро, я резко посерьезнел, принявшись узнавать у явно сведущего человека, что тут у нас вообще творится. Цао Сюин, фыркнув и чуток поделав обиженный вид… призналась, что и сама не понимает. Единственное, что известно точно и железно — в Четвертом и Пятом районах Стакомска сейчас нет ни единого неосапианта. Зачистка шла до сих пор — машины с «ограничителями» ходили по регулярно изменяющимся маршрутам, шло очищение от дымовых дырок, плюс…

— Ничего там непонятно! — угрюмо говорила лишенная родного дома баба Цао, — Тебе скажут, наверное, скоро.

— А где все-то? — удивлялся тащащий полное ведро молока я (дед был удобнее), — Куда вы такую прорву людей подевали?

— А нечего самолично сбегать из поезда, засранец!

— Вы бы знали, что со мной там творили! Знали бы кто! И чем!

— Шипоголовый…, — я был удостоен снисходительного взгляда искоса, — Думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь?

— Ну…, — пришлось делать вид, что смутился. Знаю же, что периодически Цао Сюин внучку подменяет, а камеры у нас везде, но, как говорится: ты можешь любить колбасу, пока не попал в колбасный цех. Поэтому это мы игнорируем.

— Пф! — отреагировала старушка, — Да ваши выкрутасы еле-еле тянут в лучшую десятку того, что я видела!

Я, подавившись, чуть не расплескал молоко. Пока откашливался, эта мегера, иначе и не скажешь, победоносно добавила:

— Так твоим и передам!

— Пощадите! — тут же взвыл я, вспомнив поезд, — Ни нада!!

— А почему шубу грязную принесли? — наконец-то обозначила баба Цао претензию, — Где я тебе её чистить буду?!

— Вы что, то меховое чудище сюда приволокли?! — ужаснулся я.

— Нет, я её сырую гнить оставлю! Имей понимание! — рявкнула в ответ старушка.

Женщины.

Какое-то время шли молча, но это было грустно и тоскливо.

— А молоко кому столько за вредность? Мне?

— Только попробую отхлебнуть! Это детям!

— Каким детям?

— Обычным, шипоголовый! Нормальным.

— Где вы детей взяли?

— Всё! Надоел! Молчи твой рот! Скоро все увидишь!

Чем расстроена баба Цао я понял вскоре после того, как мы с ней доковыляли до овощебазы, притулившейся на краю деревни. Ну такое огороженное хреноблудище с разными зданиями, амбарами, зернохранилищами и прочим сельским инвентарем. Там даже надпись была. «Овощебаза 14/33-2». Пустующая такая территория, пронизанная тленом поздней зимы. Ну, в смысле, без людей. Настолько все было тут грустно, что я даже подумал, что с бабой Цао что-то случилось. Ну мало ли, от переживаний, от всего такого, да? Потерялась, пришла на овощебазу, слегка тут двинулась от всего этого давящего запустения, пошла в люди за молоком… детей каких-то придумала.

Но нет.

— Я как-то даже разочарован, — поделился я своими чувствами с женщиной, спускаясь вместе с ней в огромном лифте вниз из замаскированной под подсобку кабины сверху, — Постоянно нас прячут под землю. Это даже надоедать начинает.

— Во-первых, под землей куда лучше… во время ядерного удара, — сварливо проговорила женщина, — Во-вторых, нас не спрашивали. А в-третьих, шипоголовый, — это все не для нас. Мы тут гости. Понял?

— Где, тут?

Как оказалось, в запасном командном центре спецопераций. В бункере, то есть. А что тогда наш блондинистый майор делала там, в засранном мухами сельцентре? А искала…

— Нелла Аркадьевна, — сняв со стены коридора телефонную трубку и набрав номер, выдала моя комендантша, — Не ждите Некифорова, он не придет. Лежит дома, на Майской 34, да, придется вам к нему идти. Спину у него прихватило,внезапно. Да, сильно, до завтра не встанет. Нет-нет, все нормально. Он просто Симулянта встретил.

Из трубки послышалось нечто определенно злобное. Молоконесущий и общественно-полезный я с большим укором посмотрел на злорадно ухмыльнувшуюся бабку. Та, внезапно, состроила серьезный, спросив, не хочу ли я, чтобы сам дед, который, как оказалось, был ну очень специального назначения, капал Окалине насчет меня?

Я не хотел, поэтому мы продолжили путь, теперь уже по лестницам. А вот там уже, ниже, в пропахшей отсыревшей побелкой затхлости, и стоял пожар во время наводнения в борделе. Люди бегали, суетились, перекрикивались, сдержанно ругались и постоянно кого-то искали по фамилии, вопя их в длинные унылые коридоры. Вентиляция скрипела и кашляла, противно верещали допотопные телефоны, а в воздухе вскоре исчезла затхлость, сменившаяся крепчайшими ароматами убийственно поганого кофе и нормального табака.

Тут шел трудовой процесс, классифицируемый мной как «раздраженный управляемый хаос».

— Идем, идем! — поторопила меня старая китаянка, — Тут часто бегают, а у тебя молоко!

Которое, впрочем, у меня отняли через два пролета вниз. Стоя под мигающими лампочками, я поинтересовался у бабы Цао — а почему ведро, а не бидон? Старушка, оценив меня долгим взглядом, заявила, что бидонов тут не нашлось, а если брать бидон у товарищей сверху, то его потом надо будет занести назад. А ей гонять некого, и так забот полный рот, так как весь детский сад на попечении самой Цао, а Салиновский прячется, как и девки его микроскопические.

— Тебе туда, комната номер восемь, — потыкала пальцем отнявшая ведро китаянка, — Этот этаж для семейных.

— Ну какой я семе…

— Иди уже!

Гм, нам втроем что, целую комнату в этом бардаке выделили? Кстати, а как там Фридрих? Неужели его…

Фридрих грустно стоял в конце длиннющего коридора, явно занимая место горшка с геранью или чего-то наподобие. Ничего подобного близко не было, как мне и не виделось ни одной технической возможности доставить огромный резервуар с плавающим внутри телом немца по этим лестницам. Это ж не ведро молока, а хреновина весом под тонну! Ладно, проехали. Не забыть потыкать Кладышеву, всё-таки это её домашний проект, можно сказать халтура. Как она умудрилась заставить неизвестно кого перетащить немца?!

Но сначала сон, еда, душ.

— Я узнал, что у меня есть огромная семья…, — растерянно пробормотал я, вламываясь в комнату номер восемь.

— Ты приёмный! — тут же отреагировали трое… из всех расположившихся в просторной, но забитой комнате «когтей». А они тут были все. Девушки на кроватях, мужики на полу…

— Коза, Колдун, Дягиль, — откапитанствовал я, — Спасибо за теплые слова, знаю, что вы меня любите и цените.

— Дверь закрой, — потребовала Коза, — Дым выпускаешь. А внизу детсад.

Дыма было много. Курили тут беспощадно, зато почти не бухали. И места не было.

— Пожрать-то хоть есть? — уныло опросил я стремительно теряющее интерес к моей персоне общество.

Пожрать было, а вот душа и место — не было. К тому же Колдун, перед тем как заснуть, посоветовал вообще никуда не соваться. Мол, Янлинь и Вероника тут, обе работают по специальности, пытаясь вдохнуть побольше жизни в людей и технику, баба Цао занята, Пашка прячется, так что ложись-ка ты, Изотов, спать. А то ходят слухи от Дягиля, которая у нас сенсор, что товарищ майор у нас на тебя зла безбожно.

Наскоро порубав тушенку прямо из металлических банок вприкуску с щедро наструганным луком и пеклеванным хлебом, я задумчиво осмотрел диспозицию лежащих и отдыхающих тел. Места не было. Точнее, оно было, даже несколько, но явно обещая пинков и спотыкачей тому, через кого будут ходить на выход или в сортир. Нет, нам такого добра не надо…

— *лять…, — задумчиво вскоре произнес Егор, бессменный водитель Окалины, — А это вообще нормально, что над нами в виде тумана висит мать его Симулянт?

— А че тебе не так, Язь? — лениво спросила Коза.

— Ну так он же как бы по нам на поражение лупил недавно…, — вместо Егора пробормотал Дмитрий, носящий позывной «Разгон».

— Слышала, — Хмарь протяжно зевнула, переворачиваясь со спины на живот, — Что было, то прошло. Вы ж за ним сами бегали. А у нас с девками он постоянно в тумане болтался. Из-за Козы. Так что отбой, пехота, не мешайте отдыхать.

Точно приемный, не менее лениво подумал я, запихивая большую часть неприятно уплотненного тела в пустой душ. Впрочем, пофиг. Люди, привыкшие жить по приказу, становятся весьма сомнительными союзниками, так как их мощности обычно зарезервированы государством. Как я всегда себе говорил, что в первой, что во второй жизни — лучшим на свете другом является хозяин элитного борделя.

Ну так, если подумать? Девочки нужны всем, а значит, у такого человека просто прорва связей. Ему все хотят сделать приятное, потому что он и сам может сделать кому-то приятное, отправив модельного качества шлендр по нужному адресу. Тебе тоже. Может даже провинившихся, с большой скидкой, ага. Чем побить такой козырь? Ну, я знаю всего лишь одну альтернативу — директор мясокомбината. Или винно-водочного завода. Ночной клуб тоже хорошо… Колумбийский наркобарон похуже, конечно, но выходы у него тоже имеются. На мясо, бухло и шлендр.

В общем, вариантов дружбы очень много, но лояльные приказу вояки в списках перспективности занимают одну из самых низких позиций. Но не ниже писателей, у тех вообще ничего в жизни не происходит. Они просто пишут истории. Прямо с утра и до вечера. Вы когда-нибудь пробовали спрашивать у писателя, как у него дела? Я пробовал. Он пишет. В смысле постоянно.

Так, вяло размышляя над разной фигней, я и умудрюсь впервые задремать в туманном облике, вися над головами спящих стакомовских ликвидаторов. Нам даже дадут выспаться, перед тем как загрузить тысячей мелочей.

Командный центр окажется не запасным, а совсем уж запасным и законсервированным. Сюда нас притащили потому, что Четвертый и Пятый районы оказались буквально… заражены техникой «Стигмы». Дополнительные коммуникации, жучки, камеры, тайники, компьютерные вирусы, считывающие устройства, да дохрена всего! Весь этот бардак сейчас извлекали и исследовали. Там, где обосрались аналитики с заложниками, внезапно оказалась права Окалина, выведшая нас на операцию без средств связи. Даже стакомовские «часы» работали, передавая всю информацию заговорщикам.

Шухер в спецслужбах поднялся — мама не горюй.

Поэтому мы носили, таскали, вязали, убирали, ставили назад, рычали за то, что ходят по помытому, бегали в деревню за молоком для детей сотрудников, которых, как оказалось, чуть ли не под 30 штук карапузов в возрасте от года до пятнадцати, ругались на старый хлам и одолевали службу снабжения, пока Окалина Нелла Аркадьевна и ее помощник сидели на телефонах, пытаясь понять, что вообще происходит и к чему готовиться.

С этим у нас пока был полный швах.

Глава 17 Хорошо в деревне летом

— Нет.

— Ну чего нет-то? Чего нет?

— Ну нет и всё. Что сложного? — недоумевающе поднял я брови под маской.

— Слышь, малец! — не выдержал такого пренебрежения к собственным годам и лихой небрежности лиловой рубашки под перекошенным пиджаком дед, — А ну… а ну давай сюда кого-нибудь из старших!

— Нет, — равнодушно бросил я, продолжая сидеть, курить и мало-помалу звереть.

— Да почему нет-то?! — возопил тот самый дед, ранее едва не покалечивший себя в приступе гомофобии.

— Да потому что на х*й иди, вот почему! — сплюнул я, вставая, — Катись отсюда колбаской по малой Спасской, хер моржовый! Она на тридцать лет старше тебя и на тридцать лет лучше выглядит! Моего бабке такого дерьма не надо! Вали коровам хвосты крутить!

— Это я-то дерьмо?! — возбухтел дед, но тут же предпринял стратегическое отступление при виде подходящего меня.

Зла на этого козла не хватало. Стоило очень больших усилий сдержаться и не выплюнуть в лицо старому алкоголику и лентяю, что сюда уже едут специальные товарищи, уполномоченные по самые брови, и везут лично Некифорову Евгению Андреевичу большой-большой кактус в жопу, с примотанными к нему синей изолентой ежами. Вставлять они ему его будут с проворотом и до щелчка, причем последний случится где-то на Колыме, куда деда ушлют на лесоповал.

Скотина старая. Смотритель убежища херов. У нас из-за него сейчас, спустя два дня, половина персонала дрищет по полдня, включая и весь детский сад. В резервуарах дрянь какая-то была. А также мы два дня воевали с плесенью, с заржавевшими генераторами, с… да с чем только не воевали. Лишь титанический запас прочности, вкладываемый инженерами Союза буквально во все, позволил нам запустить это центр. И то! Сколько мне пришлось слизи вбухать в зачистку от ржавчины, кто бы знал! Никто не знает, потому что туда кроме меня никто бы и не пролез!

В общем, старый козёл должен был лет десять как каждые 5–6 дней в месяц проводить внутри вверенного ему объекта, следить за всем, писать докладные с каждого техосмотра, совать их в папку и все такое. И, в случае чего, звонить в Стакомск. Однако, роль сыграла вечная безалаберность: деда не проверяли, дед забил, теперь дед сполна удовлетворит свою гомофобию противоестественными методами. А эта обнаглевшая собака пришла при всем параде подбивать клинья к Цао Сюин!

Зла не хватает. Если вы, уважаемая публика, думаете, что «всего двое суток работы — и центр снова в строю», то вы настолько глубоко ошибаетесь, что ваш батискаф скоро расплющит давлением на хер, не иначе! Не «двое суток работы»! А «целых двое суток работы кучи неосапиантов, у половины из которых зашкаливающие физические характеристики»!

Хорошо, что у нас есть криминалистический отдел, который, пребывая в страшном раздражении от зараженной какой-то хламидией воды из резервуаров, выволок на свет каждое сраное (ну к слову пришлось!) нарушение на объекте. Так что грозит Евгению Андреевичу новый картуз, но он, сука, ему рад не будет. К председателю тут тоже будет поднят ряд вопросов насчет «дома отдыха» у лесного озера, к которому народная тропа не была протоптана буквально ни разу с момента завершения строительства…

— Вить? — позади меня послышалось опасливое, — Ты чего злой такой?

— О, Паша! — нехорошо обрадовался я, — Ком цу мир, май либен комераден!

— Эээ…, — задумчиво и боязливо огласил воздух блондин, — Знаешь, давай позже, у меня дела…

— Сюда иди, кому сказал, — помахал я рукой, — Цигель-цигель… говорить будем.

Ну а что? Погода отличная, воздух свежий после наших трудовых будней под землей, ветра нету, ну пейзаж зимней овощебазы… пф. Мы, советские люди, и не такое видали. И не только видали. Например, ходили по опасным в щи улицам Стакомска с двумя феечками за пазухой…

— А теперь, друг мой ситный, чисто между нами, конкретно между пацанами, объясни человеческим голосом — с какой стати ты на операцию взял тайно двух гражданских? — негромким, но очень прокурорским голосом заказал я песню, которую растерянно моргающая «Шахерезада» должна мне спеть.

Недолго мучилась старушка… просто потому, что и так потерявший терпение после визита деда я пригрозил, что либо Салиновский говорит сейчас, либо докладывает Окалине через пять минут. И, возможно, у него в этот момент из жопы уже будет торчать какая-нибудь неприятная и угловатая вещь.

Мы отошли чуть дальше, в один из хоз. цехов, зайдя за давным-давно умерший комбайн, там-то Паша и раскололся. Две девчушки попросту уговорили его взять его на дело.

— За каким хером? — интеллигентно задал вопрос слегка злой я.

— Мы можем его защитить, Витя, — внезапно ответили мне сзади, — Могли, можем и будем.

Сестры Умаровы с решительными мордашками парили у меня за спиной. Паша молчал. Каблук растёт, точно говорю.

— Вы, защитить? — уточнил я, — Всё правильно услышал?

— Смотри, — вздохнула, кажется, Онахон, опускаясь на землю и протягивая руку в сторону сестры. Та с некоторым нежеланием повторила её маневр, тоже встав босыми пятками на утоптанную землю. А вот экскаватор, давным-давно почивший в бозе, решил слегка полетать, издав несколько душераздирающих скрипов. Точнее, его чуток оторвало, только очень легко…

— Синергия, Изотов, — серьезным тоном оповестила меня одна из близняшек, — Знаешь, что это такое? Так вот, это мы только тебе показали.

— Не хотите лавров Афонова? — тут же обо всем догадался я.

— Не хотим. Совсем, — тут же мотнула головой вторая, — Мы, Изотов, мелкие, но обычные бабы. Желаем своего мелкого бабского счастья, только и всего. Пашу мы любим, а он любит нас. Понимаешь? Мы не шпионки, мы просто сестры.

— Мы даже не выглядывали, пока Паше ничего не грозило! — пискнула вторая, — Даже не подслушивали!

Я вздохнул. Запрокинул голову. Потолок был в щи неинтересный, поэтому отвлечься от него было легко и приятно. Вытянув еще одну сигарету из пачки, закурил. Затянувшись, выпустил толстую струю дыма, а затем… присел на корточки перед сестрами, так легко и спокойно сдвинувшими мать его экскаватор.

— Наверное, мне стоит сказать вам спасибо, — спокойным тоном обратился я к нервничающим узбечкам, — Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. Это не моё дело. На этот раз. Надеюсь, что других не будет.

— За что спасибо? — подозрительно прищурилась Онахон (или Охахон).

— Понимаете, я когда-то тоже думал, что меня сильно задолбали всеми этими поручениями, — доверительно сказал я взлетевшим на уровень глаз девушкам, — Сам-то ничего особо не хочу, у меня «нева» почти ноль, а всё напрягают, всё заставляют. Вынуждают, шантажируют, даже обещают, но всё равно приходится что-то делать. И вот сейчас, глядя на вас, двух милашек, которые… способны были бы четверть нашего района за сутки очистить от дырок с дымом, на тех, кто мог спокойно обезвредить сбегающего опасного преступника. Того, кто вскоре меня несколько раз чуть не убил… Так вот, глядя на вас, я понимаю, почему наше государство так относится к неогенам. Мы все искренне уверены в том, что заслуживаем столько же, сколько обычный человек, потому что мы — вроде бы тоже люди…

Они были способны и на большее. Помочь мне с очисткой разной дряни, за несколько минут выдуть из бункера всю пыль, да… хотя бы убираться в гребанной «Жасминной тени»! Минута! Две! Но нет, Умаровы лишь разок приготовили плов. Разумная маскировка? Да. Правильно и эгоистично? Тоже да.

Но не по-товарищески.

— Витя, мы не знали, — покачала головой одна из девиц.

— Если бы знали, то тоже бы ничего не изменилось, — ухмыльнулся я, — И Паша, целящийся мне в спину, тоже не знает, что я уже знаю, какую толщину препятствия его парализующий луч может взять перед тем, как потерять свои свойства. Слизь такой толщины я уже создавать умею. А также вы все трое не знаете, куда попали и во что ввязались, поэтому не понимаете, что выстрел по мне будет означать ваш конец. Полный конец, ребята.

— Хочешь, проверим? — задиристо выдал Паша, явно закинувшийся лаврушкой. Его слова в таком состоянии всерьез воспринимать смысла не имело.

— Зачем? — пожал я плечами, даже не думая оборачиваться, — Это ваша жизнь, ваш выбор. К нему я не имею никакого отношения.

— Значит, мы пришли к… взаимопониманию, — неторопливо кивнула та из сестер, что проявляла больше инициативы.

— Да, никаких проблем, — ухмыльнулся я, продолжая курить, — Пришли.

— Тогда мы полетели. А то пока на Пашу смотреть нам… неудобно.

И они ушли. А мы с Пашей остались. Правда теперь он уже отвел от меня руку, а я вновь смотрел на него. Кажется, парень был слегка смущен.

— Хочу тебе кое-что сказать, перед тем как мы вернемся к своим обязанностям, — проговорил я, облокачиваясь плечом на экскаватор, — Не знаю, насколько хорошо ты сейчас воспринимаешь реальность, но… если честно, то мне плевать. Просто хочу тебе кое-что напомнить. Ты, пользуясь своими способностями, вступал в половой акт со многими девушками, Паша. Если думаешь, что твои подвиги за последнее время как-то этот момент исправили, то я тебя на полном серьезе уверяю — никак. Если бы даже ты был чист как младенец, то на тебя всё равно что-нибудь бы да завели. Это нормальная практика контроля полезных неосапиантов. Чтобы они приносили пользу дальше. Бесполезных отпускают жить среди людей. Вредных — уничтожают. Твоя судьба, Салиновский, быть либо полезным, либо вредным. Намек понял?

— Это мы еще посмотрим…, — набычился блондин.

— Нет, не посмотрим, — равнодушно ответил я, — У тебя был бы шанс меня парализовать, вдарь ты мне в спину. Сейчас, когда я стою с тобой лицом к лицу, ты для меня беззащитнее котенка. Не то чтобы у нас была хоть одна причина подраться, Салиновский, просто уточняю — ты смотришь на соседа, а не на подготовленного бойца из Стакомска. Против специально обученных людей такие как мы — пустое место. Меньше, чем котята. Головастики в пересохшей луже. И всегда такими будем.

— Зачем ты мне это говоришь? — Паше очень не понравилось то, что я сказал.

— Чтобы ты держал такое полезное знание в голове, когда в следующий раз твоим девушкам придут в их головы интересные мысли. Они будут стоить этих самых голов вам всем. Всё, пока.

Глупо? Конечно глупо. Мне надо было бежать с волосиками назад к Окалине и сдавать этих подозрительных типов налево и направо. Особенно после того, как эти две компактные девицы пролюбили Коробка. Но не хотелось. Просто-напросто. Витя дурак? Нет, он просто устал от всего этого.

Салиновский — очень несчастный человек, буквально забитый собственным альтер-эго, постоянно втравливающим его в неприятности. И, пусть даже скажу это не совсем искренне, он мой друг. Относительно, конечно, скорее, я чувствую за него ответственность. И сейчас, после этого глупого разговора, где глупые молодые люди зачем-то готовились к бою со мной, я перекинул эту ответственность на двух молодых баб.

Что могу сказать? Полегчало. Сильно полегчало. Сложно нести ту ответственность, которую не хочешь. Всё-таки я взрослый дядька в молодом теле, но с кучей своих забот и задач, а он — молодой и местами очень дурной парень. Подобное должно тянуться к подобному.

— Витя! Витяяяяя! — призывные вопли Янлинь, определенно зовущей меня, заставили поторопиться.

Тревога оказалась ложной, отчасти. Просто две моих голубушки-душегубушки надыбали нам троим возможность сходить в нормальную такую баню, прямо очень замечательную, но вот, увы, не бесплатно. Точнее бесплатно, но не сейчас, а хотелось сейчас. Чтобы получить возможность попариться, нам нужно было убить корову и принести её сюда, на прокорм гостям этого замечательного бункера. А теперь сектор «вопрос» на барабане: каким образом две хрупкие как статуэтки девочки, которые весят порядка 42–43 кг с утра и не покакамши, будут убивать корову?

— А ловко вы это придумали, — крутил головой я, топая в сопровождении алчущих воды и пара девушек, — Я даже и…

— Витюш, ну хватит тебе…, — урчала похотливой кошкой Вероника, — Тут делов-то на двадцать минут! Все равно бы тебя послали, а так…

— Почему это меня? — подозревал я мир в нехороших гадостях.

— Ну, потому что именно из-за тебя у нас нет нормальной коровы, — увещивала меня Вероника, — То есть кусками. Кому-то ты тут то ли нахамил, то ли еще что…

Дед, сука! Ну, погоди…

— Так, вопрос закрыт, ведите к корове…, — переобулся я на ходу, задумав пакость.

Заинтересованных лиц у загона, где обнаружился мясосодержащий продукт с рогами и копытами, собралось уже немало. Ну не лиц, а прямо скажем, наглых и злорадных морд, но этот момент мы опустим. Человек двадцать точно, включая и наглого злопамятного жениха восьмой свежести, будущего вальщика деревьев, и просто паскудной жопы, Некифорова Евгения Андреевича. Все предвкушали зрелище, переминаясь с ноги на ногу. Детей, к счастью, не было.

Осмотрев совершенно неуважаемое мной общество, я хмыкнул и… начал раздеваться. Толпа оживилась, послышались теории, аксиомы, высокое научное мнение, смелые предположения, вдохновленные версии и, даже, парочка теорий заговора.

— Вероника, найди пакет, — попутно отдавал я указания, — Янлинь, ты несешь мою одежду.

— Виктор, а ты когда-нибудь… убивал корову? — несмело спросила Цао-младшая, принимая от меня куртку, свитер, майку…

— Нет, не убивал, — честно, но очень негромко сказал ей уже почти голый я.

— А как же…

— Зато я прекрасно знаю, что делать… с кроликами.

— Чтоо…?

На самом деле, признаюсь вам честно и благородно, я бы понятия не имел, что делать с бедной буренкой, если бы тут не было установленных поддонов, на которые какая-то приличная душа насыпала вдоволь соломы. Ничего наподобие крюка, на котором можно подвесить тушу, тут не наблюдалось. А вот поддоны да, дело совершенно другое, православное.

Перемахнув через изгородь, подхожу к животному спереди, а затем, медленно приподняв руку, резко, но аккуратно и несильно опускаю кулак на голову животному, чтобы просто убить, а не распылить вдребезги. Нужный орган слегка сминается и заваливается набок, тело животного вздрагивает, а я, под оханье зрителей, быстро подхватываю не очень чистое тело сбоку, приподнимая так, чтобы опустить на поддон. Гладко такая операция пройти не может, потому что корова большая, а обхват рук у меня… не настолько большой, но все равно, поддоны выдерживают шлепнувшуюся на них и слегка подрагивающую тушу.

Теперь мы скрючиваем указательный палец, протыкаем им шкуру в районе грудной клетки, а затем ведем понизу, с гулким треском вспарывая всё это дело…

Если у тебя достаточно сил, то разницы между коровой и кроликом — нет. Я вспорол шкуру животины, затем тем же пальцем вскрыл ей брюшную полость, выкинул оттуда всё, кроме легко определимых печени и сердца, ушедших в мешок к лыбящейся как последняя дура Веронике, затем, хозяйственно подумав, я выдрал у коровы легкие и положил их на еще один поддон с чистой соломой. Закончив потрошение, я отвинтил животному голову (вот тут в толпе кто-то проблевался), а затем содрал с него шкуру. Звуки, конечно, были не очень. Наконец, отломив все ноги по колено и оставив ненужное валяться, я поднял готовую тушу над головой так, чтобы видеть куда иду, ну и… пошёл на выход. Правда, пришлось оградку снова перепрыгивать.

Это зрелище доконало еще нескольких советских пейзан, потому как одну стадию забоя скота я пропустил, а именно — спуск крови. Но, вообще-то, если вы отправляете городского мальчика за коровой, неужели вы думаете, что он выполнит все по техзаданию? Пф.

Короче, уделался я кровищей полностью. Ну над головой же несу!

— Изотов! — топающая позади Кладышева просто лучилась от нездорового удовольствия, — Ты гадкий, мерзкий, циничный, злопамятный и саркастичный тип! Обожаю тебя!

— Это было ужасно, — бурчала Янлинь, — Без ножей, чуть ли не на земле, всё неправильно!

— Да ладно тебе! — отвечала ей Вероника, — Зато быстро! Минуты за три!

— Шевелите попами! — прибавлял я шагу, — Мне холодно! Корова остывает!

— В баньке отогреешься!

Спуск туши в недра заслуживал бы отдельного описания, но так как Кладышева взяла на себя роль разгонщика тех, кто могут ужаснуться при виде голого окровавленного меня, проносящего тушу к месту дальнейшей обработки, то в принципе все закончилось мирно. Разве что одна из поварих, догадливо выбежавшая на наши остывающие следы, принялась негромко ругаться, вызывая миньонов на мойку угвазданных кровищей полов и лифта. Но эти мелочи шерифа уже не волновали. Он изволил топать в баню!

Возле бани сжигали на костре человека, но нас это остановило только на позырить, и то недолго. Мне было чисто неудобно стоять голозадым и покрытым кровищей на промозглом ветру (превращаться ради такой мелочи? Пф), девушкам тоже хотелось в тепло, а кого смутить Валерия Кузьмича, со скрежетом обтирающегося ладонями посреди костра, тут и так хватало с избытком. Впрочем, не сказать, что Радин прямо зажимался ладошками, но его металлические глаза с металлического лица поглядывали на развлекающих себя зрелищем колхозников с явной укоризной. Помахав принимающему гигиенические процедуры майору рукой и получив в ответ изумленный взгляд, я отважно прошагал в обещанную купальню.

— Сто лет так не мылся…, — пробурчал я, дергая веревку. Повинуясь ей, раскрывался клапан бака, выдавая мне на голову порцию воды. Затем следовало мылиться, либо смывать намыленное за время, пока вода течет, а потом снова дергать за конец. Технологии будущего, маму его.

— Тебе потом еще нам дергать, — вредно уточнила Янлинь, наблюдающая за происходящим, — Не дотянемся.

— Тогда не стойте просто так, а помогайте, — проявил я ответственность руководящего лица, — Один дергает, остальные моют!

Это понравилось всем. Эротики как таковой было мизер, потому что вода в баке была отнюдь не подогретой, а нормальной такой зимней водой, так что мылись мы энергично и слегка матерясь. Ну а чего еще можно ожидать от заведения, заточенного на помывку трудового народа в момент работы этой самой овощебазы? Тогда солнышка вполне хватает, чтобы вода была терпимой, а не как сейчас.

Зато потом удушливый зной и запах перегретого дерева стали самым настоящим блаженством! Мы валялись на полках, едва не похрюкивая как тюлени, а уж ледяная до этого водичка по рывку веревочки, так вообще стала казаться манной небесной!

Дальше помывки у нас дело не зашло, потому как заведение предназначалось не только для услады трех человек, остальные ждали очереди, но тем не менее, адресок помещения, в котором квартируют мои девушки, я получил. Вместе с ультиматумом, что мне точно устроят грандиозную бяку, если я сегодня не приду проверить свежепостиранные простыни с лежащими на них свежепомытыми телами. А то виданное ли дело, они там томятся вдвоем, пока я вовсю развлекаюсь в казарме с кучей девок и мужиков!

Ну, за два дня у меня дурные воспоминания о потном вагоне слегка подостыли, так что обещал быть непременно, но без цветов и шампанского.

— Изотов, ты чего за фигню несешь? — изумилась валяющаяся на полочке Вероника, — Какие цветы? Какое шампанское? Да нам…

Что именно «нам» я так и не успел услышать, так как самым внезапным образом дверь в баню вышибла напрочь мужская неодетая нога. Поблескивающая металлом.

Глава 18 Подсчет зайцев

— Внимание товарищи, ситуация критическая, реагировать нужно срочно, но летучка короткой не выйдет. Пока я объясняю в чем суть — начинайте подписывать уведомления. Это стандартные «гостайники», ставьте свои закорючки. Изотов, Радин, вы тоже, как и все. Прикройтесь чем-нибудь, отвлекаете. Приступайте, я пока включу проектор.

В комнатке было тесно от «когтей», набившихся полным составом, так еще и окружающие пытались отпихнуться от голозадых нас с Кузьмичом, примчавшихся как на пожар. Впрочем, это им и было.

На желтом от старости полотне, повешенном на стену, появилась довольно гнусная и определенно славянская рожа. Худая и не блещущая интеллектом.

— Жаров Антон Викторович, в прошлом известен как «Одна нога». Преступник, рецидивист, адаптант. Отбыл шестнадцать лет на госслужбе для заключенных. Три неудачных побега. Телепортатор. Ликвидирован Симулянтом, — коротко представила рожу наша блондинистая майор, — Теперь то, что представляет для нас интерес — радиус способности по перемещению у Одной ноги был порядка двенадцати километров. Однако, по словам нашего соучастника-свидетеля, Жаров отправил его на Кубу. Что считалось невозможным. Тишина в зале, товарищи… потом попи*дите. Времени нет. Вникайте. Следующий слайд.

Лицо полной женщины, прекрасно мне знакомое.

— Логинова Мария Кирилловна, пропала без вести возле Дремучего порядка десяти лет назад, считалась мертвой. Одаренная исследователь-энтузиаст, была обнаружена в ходе спасательной операции того же Симулянта. Отказалась покончить жизнь самоубийством, как сделал её коллега, тоже один из пропавших… наших.

А еще он меня на три буквы послал, вспомнил обидчивый я.

— Следующий слайд. Ответ на предыдущие вопросы, товарищи. Устройство, которое вы можете наблюдать, получило название «амплификатор». Вообще он уже секрет из разряда «расстрелять перед выдачей информации», но мы — счастливое исключение, так как именно нам и разгребать всё это дело. Итак, эта несуразная штука усиливает адаптантов…

Вот тут шум поднялся изрядный. Даже опытные вояки не смогли сдержать нахлынувших чувств. Ждать, когда они придут в себя, майор не собиралась, облаяв народ матерно и грубо, а затем продолжила. Амплификатор, разработанный учеными «Стигмы», не был волшебной палочкой-выручалочкой от слова «совсем». Всё, что он делал — это дестабилизировал источник адаптанта, расширяя рамки использования способности. Одной случайной способности. Остальные прекращали работать сразу же.

— Раскрою тему шире, — слово взяла бледная и сосредоточенная Нина Валерьевна, чувствовавшая себя не очень ловко на этом празднике тестостерона и эстрогена, — Амлификатор — название почти шуточное, на самом деле, как мы смогли убедиться, устройство активирует тоже самое, что и «поле мертвеца», только… намного медленнее. Когда неоген попадает в «поле мертвеца» на определенное время, то его источник идёт вразнос, а затем гаснет, сам организм впадает в короткую предсмертную кому. Тут процесс растянут на месяцы, позволяя медленно угасающему физически и психически субъекту использовать одну свою способность за рамками ранее для него возможного. Насколько за рамками, могу объяснить просто: у Жарова «Одной ноги» был фиксированный показатель перемещения в двенадцать километров, однако, он закидывал одного из наших свидетелей на Кубу… то есть, это не просто усиление, а еще и изменение способности.

— Но смерть неизбежна? — в тишине грубый голос Колдуна прозвучал почти выстрелом.

— Абсолютно неизбежна, — твердо ответила ученая, — Вы знакомы с Изотовым, знаете, как действует его экспатия, да? Вот тут вопрос такого же порядка. Только если воздействие Вити мы можем нивелировать уже целым рядом мер, в том числе и с его помощью, то дестабилизированный амплификатором источник уже ничему не поддается. Это как цепная реакция, понимаете? Её нельзя остановить. Мы провели вскрытие тела Жарова, жить ему оставалось считанные дни. Повреждения мозга были…

— Неважно, — хлопнула по столу Окалина, — Суть в том, что наши аналитики не очень и ошиблись. Они просчитали возможный старый план «стигмовцев», призванный скомпрометировать неосапиантов и нашу страну в глазах мирового сообщества. Однако, все события в Стакомске преследовали иной набор целей. Полный список нам сейчас не интересен, интересно другое — порядка пяти сотен наших граждан-адаптантов, переброшенных Жаровым за прошедшие дни, содержится на базе «Стигмы» возле Каледона. Они — наша цель номер два. Первоочередные — доктора Алекса Валлиаччи и Хельмут Блинскитц, разработавшие амплификатор, а также сама база. Мы идем на штурм.

— Товарищ майор, а где этот Каледон? Как будут нас перебрасывать? — взяла слово Мотылеску, задав вопрос, как я понял, чтобы никто больше ничего не ляпнул.

— Самолетом, Зинаида, — поморщилась Ржа, — Каледон возле Кейптауна, Южная Африка. На этом всё, почти. Разойтись всем, кроме глав отделений и… да, Радин, Изотов, тоже останьтесь.

Оставшись, мы узнали еще одну маленькую деталь — по словам «языка», той самой толстушки, доставшейся буквально даром, сама «Стигма» была расколота на два лагеря. Если фундаментальную идеологию даже сама Логинова особо четко интерпретировать не могла, то вот вторая группа как раз и упростила этот момент, решив противопоставить человечество неосапиантам. Они стояли за событиями, из-за которых сейчас Европу бултыхало как пьяную школьницу на уставшем матросе. Между обеими группировками пробежала кошка размером с контейнер, набитый артефактами, и теперь, вполне возможно, мы могли встретиться в африканских джунглях не только и не столько с боевиками «Стигмы», сколько с регулярами из любой европейской страны. Или нескольких.

— Именно в этом деле вы, товарищи Радин и Изотов, можете оказать крайне существенную поддержку, — неторопливо, но очень внушительно произнесла мать моей призрачной подруги, глядя прямо в глаза… собрату-майору. Пристально так.

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — металлически откашлявшись, заявил Кузьмич.

Брехал, собака железная… уж я-то знаю. Радин точно также себя вел смущенной институткой, когда в детстве убалтывал меня посидеть со своей дочкой пару дней, пока он рыбачит. Причем, с тряпочной маской на роже.

Надо бы вернуть должок.

— Мы, Кузьмич, пуленепробиваемые, — даже с некоторым удовольствием пояснил я стоящему рядом человеку, — Мы можем взять на себя всех простых вояк. Даже с танками и прочими приблудами.

— Именно, — кивнула Окалина, не сводя взгляда с коллеги, — Развязать нам руки.

— Нелла Аркадьевна, — смешался Радин, — У меня нет подготовки. Я кабинетчик. И…

— Чрезвычайно прочный и сильный, насколько мне известно, — кивнула женщина, — Валерий Кузьмич, вы же понимаете, что у нас тут не игрушки? Дело государственной важности, к которому я в данный момент могу подключить лишь очень небольшую оперативную группу, чтобы оно не вышло за рамки юрисдикции внутренней безопасности города Стакомска? Понимаете?

— Честно говоря, нет, товарищ майор, — окаменел лицом Радин, — Мне бы позвонить, согласо…

— Объясню проще, товарищ майор, — лязгнула голосом блондинка, — Моё подразделение целиком состоит из неосапиантов! С высокой степенью вероятности в Африке нас будет ждать конфликт с обычными людьми, гражданами европейских стран. Какова обстановка в Европе — вы должны понимать прекрасно. Именно поэтому мы действуем немедленно и крайне небольшим контингентом. Если Союз пошлёт войска в Кейптаун — это может стать прелюдией к мировой войне.

— Кузьмич, там люди, — негромко добавил я, — Скорее всего, их начали ловить до того, как объявили эвакуацию из районов. То есть — невинные люди.

— Да я в человека тридцать лет не стрелял!! — взорвался металлический майор, — Да и вообще… почти не стрелял! А вы предлагаете на передовую?! Что я там смогу?!! Что Виктор сможет?! Он вообще пацан! Против армии?!

— Мы их всех убьем, дядя Валера. Нахер.

Произнести это мне нужно было быстро, перебивая открывшую рот блондинку, желавшую либо оставить Кузьмича в бункере, либо… а вот фиг его знает. Но он был мне нужен там. Не сколько из-за того, что Радин стал металлическим, сколько из-за того, что он мог на себе нести какое-то средство связи, а я — нет. Но предлагать человеку просто постоять в джунглях, играя из себя рацию… тоже нет. Поэтому я воспользовался почти запрещенным приемом, заткнув и Радина и Окалину.

Зрачки, отлитые из металла, уставились на меня. «Когти» молчали, их командир тоже. Нина Валерьевна нервно кусала губы, стоя у проектора.

— Мы попытаемся, Витя, — наконец, выдохнул обычный кабинетный служака, — Это максимум, что я могу обещать.

На этой жизнеутверждающей ноте нас с Радиным выгоняют, чтобы мы не мешали взрослым мальчикам и девочкам смотреть секретные карты и планировать великие дела. Вскоре мы все начнем собираться в дорогу дальнюю. «Когти» будут проверять оружие, таскать боеприпасы в автобус, бурчать друг на друга за толстые жопы, а я, надев свежее белье и штаны, поймаю Окалину-старшую в укромном уголке, где женщина притулится, явно полная надежды побыть в покое хоть пять минут.

— Нелла Аркадьевна, — коварно я подкрадусь сзади, — А про наемников, что за мной бегали, новостей нет?

— Нет, Сс-с-симулянт, — прохрипит подавившаяся дымом женщина, — Никаких.

— Ясно-понятно, — покиваю огорченный я, — Значит, придётся беречься дальше.

— Ага… Стой, Виктор, — остановит она меня, а затем очень тихим голосом скажет, — Насчет Радина и его перевода…

— Внематочно вас слушаю! — навострю уши я и, конечно же, потом крепко задумаюсь.

Интерлюдия

Тимура мутило так давно, что он забыл первоисточник своего плохого состояния. Перелет, незнакомая тошнотворная жратва в полном чернокожих городе, одуряющая жара, которую местный черный хер, лучась белозубой улыбкой, окрестил «прохладно!», совершенно мерзейшая жидкость, выдаваемая тут за воду и не менее убийственный алкоголь, с помощью которого он попытался сократить себе остальной путь… выбор обвинителя был богат, как никогда.

Но Коробок выбрал другое. Четырех невозмутимых людей, бывших при нем неотлучно от самого Стакомска до этой чертовой дыры, где жить в принципе невозможно. Все, что хорошего они сделали, так это вытащили его из самой задницы, закрыв какой-то странной способностью, когда Коробок был в трех шагах от того, чтобы вломиться носом в шикарные сиськи огромной блондинки, ворвавшейся в тот гребаный театр. Там бы ему конец и настал… Про легендарную Ржу он кое-что слышал еще во время службы.

Снова подкатывает комок к горлу. А эти четверо… да и им вообще плевать, похоже. Стоят, смотрят на него, на Коробка, ждут. В той же снаряге, кстати, в которой они из зимы в это пекло прилетели. Не люди, роботы. Или очень-очень бывалые ребята. Опасные.

Проблевавшись на какую-то крупную насекомую тварь, к своей беде или счастью выползшую из травы, Коробок вновь попытался собрать разъезжающиеся в этой удушливой влажной жаре мозги в кучу, чтобы оценить своих спутников. Не четверо. Трое и один. Трое рулят, разговаривают между собой, даже перебрасываются фразами с Коробком, а вот один, в глухой маске с лыжными очками, тот молчит. Приказы выполняет, но молчит. И, почему-то, кажется опаснее прочих. Наверное, за счет того, что постоянно вооружен.

— Всё… поехали, — выдавил из себя бывший разведчик, забрасывая непослушное тело в открытый багажник машины, на которой они продирались сквозь джунгли. Переглянувшиеся люди в черной плотной униформе, как и их молчаливый спутник в очках, тоже полезли на сиденья. Автомобиль вновь тронулся с места, принявшись скакать по ухабам.

Коробок, чувствуя бурчание в многострадальном животе, уже был готов убить кого-нибудь за то, чтобы оказаться в прохладном помещении с сухим воздухом… но надо было терпеть. Он должен был вытерпеть.

Но не смог. Вскоре после остановки на поблевать Коробка скосило окончательно, поэтому на место новой дислокации его доставили бредящего и в бессознательном состоянии. Очнулся он в прохладном помещении с сухим воздухом и диагнозом — воспаление легких.

— Это вы, мистер, где умудрились так себе легкие заморозить? — удивится местный доктор, накачавший Тимура жаропонижающим и вернувшим в этот мир.

— «Хорошо, что не догадался морозить воздух, как прибыл в эту жару», — подумает про себя Тимур и будет совершенно прав, так как смуглый мужчина, явно пробывший под африканским солнцем не один год, уверенно докажет Коробку, что если бы у них здесь не было неогена-целителя, подстегнувшего возможности организма бедолаги, то смысла бы в дальнейшей жизни у него не было бы совершенно.

Слишком серьезно парень наглотался промороженного воздуха, когда шел по следам того… чудовища.

Пацан, это Изотов, сразу дёрнул Коробка, но как именно, тот догадался лишь потом, несясь со всей дури в дыму Стакомска, к своим приятелям. Высокому бледному парню с нехорошим давящим взглядом и смешной прической было совершенно, полностью плевать, что буквально на его глазах морозящий луч Тимура забрал жизни троих китайцев. Он видел это, не мог не видеть. Стоял в зоне поражения, не зная, где находится та баба с оружием. Но ему было плевать…

То, что он напоролся на чистильщиков, Коробок понял после, когда пёрся за страшной бабой и металлическим мужиком. Пацан был одним из них.

А затем гребаный театр. Гребаный пацан. Тупой Тимур, зачем-то попробовавший договориться, несмотря на то что уже понял, что это за фраер. Чистильщики — это не разведка, они вообще не вояки, у них, дебил, нет линии поведения в неясной ситуации. Они, эти суки, любую неясную ситуацию делают ясной как день. А он, дебил, договариваться… Ну что, идиота кусок, хорошо договорился?!

Сам себя буквально прикончил, не добившись ни-че-го. Круга и Гроба, невесть как оказавшихся на базе, сматывающийся от него пацан, так и не проявивший ни грамма страха, кончил просто походя. А какие у пацанов были способности…! Черт-черт-черт! Им всем троим несказанно повезло заграбастать себе…

Ай, да что там говорить.

Теперь вот лежишь на койке в гребаной Африке, уже должный местным по самую маковку. Что противнее всего — билет «Кейптаун-Гавана» вон он, прямо на тумбочке. Молчаливый занес. Вместе с паспортом, написанным на непонятном Коробку языке, но с его рожей. Мол, расслабься боец, ты тут не на приколе, а вообще весь красивый, с авансом и в заботе.

Вашу мать!

Подстава. Всё это подстава. Прохладная палата, улыбчивый доктор, прищуренная девчонка, приходящая раз в день, чтобы помацать Коробку сиськи своими светящимися руками. Бывший разведчик сохранял каменную морду лица, но внутри выл волком, попавшим в западню. Таких как он не оставляют отлеживаться просто так! К ним приходят, с ними говорят, уточняют, черт побери, хотя бы проверяют, на месте ли крыша! Но не один скупой разговор в Стакомске и всё!

Дураком Коробок не был. Он также не был хитровывернутым глистом, как покойный Гроб, способным влезть в жопу без мыла кому угодно, не имел наивного вида Круга, который всегда был готов к движухе, даже пьяным и на бабе, но он был командиром с реальным опытом. И знал, что так как сейчас — быть не должно.

А затем к нему пришли. Пришёл. Тот самый молчаливый мужик в очках. Сел на стоящую рядом пустую кровать, помолчал с полминуты, а затем… снял маску и очки, оказавшись невыразительным рыжеволосым типом со свернутым набок носом.

— Мой позывной — Каскадер, — негромко произнес тип, — Тебя зовут Тимур. Врач с ассистентом будут спать около часа. Нам надо поговорить.

— О чем? — хмуро поинтересовался уже более-менее нормально чувствующий себя Коробок, понятия не имеющий, сколько он тут валяется.

— У нас одна цель — Симулянт, — так же тихо и ровно продолжил загадочный тип, — Мы его желаем уничтожить по разным причинам. Этот момент не обсуждается, ради него здесь с тобой и занимаются. Я пришел поговорить о том, что будет после.

— То есть, вот это — лажа? — кивок Тимура на столик был однозначен.

— Нет, это действительный билет, — слегка недоуменно ответил ему рыжий Каскадер, а затем занудно уточнил, — Тебе не дадут им воспользоваться. Я объясню.

Объяснение выдалось коротким. Одна организация, две партии, находящиеся сейчас почти в состояние прямого противодействия. Каскадер — наемник со стороны, заключивший контракт на одного особого неогена. Тем не менее,его взгляды и принципы слишком близки противникам тех, кому принадлежит эта уютная исследовательская база, а с тех пор, как отношения внутри «Стигмы» вступили в стадию активного конфликта, рыжеволосого в мире живых удерживает только его безукоризненная репутация и… шанс, что цель может появиться. О самом Коробке можно сказать почти тоже самое.

— То есть, местные в осадном положении, ждут атаки как от стакомовцев, так и от своих, ничего им не ясно, но при этом готовы угробить нас обоих? — кривая усмешка дернула губы Тимура, — Это…

— Это факт, — ровно и хладнокровно оборвал его собеседник, — Поразмысли. Я не предлагаю тебе вообще ничего, что шло бы вразрез хоть с чем-то из ранее принятых обязательств. Всего лишь объединить силы после нейтрализации цели. Объединить для побега. Я знаю, куда нам идти, знаю как, владею одним из местных наречий, а также английским языком. Мы расстанемся в Кейптауне, каждый отправится на свой рейс, но до этого момента нужно выжить. Вот и всё.

Он говорил очень разумные вещи, только вот Коробку всё это не нравилось. Не потому, что было нелогично или пахло засадой, наоборот, для наёмника со стороны прийти вот так вот к единственному, кто подпишется на бегство, было разумно. Но оставалась одна маленькая деталь. Способности Тимура. Он продемонстрировал всего две из пяти, да и то его щит видел лишь этот проклятый Симулянт, но что мешает предположить существование способности, позволяющей узнавать другие способности? Если же такая или хоть её подобие существуют, то…

…предложение Каскадера попахивает весьма мутно.

Только вот Коробок его примет.

Всем надо, чтобы тот пацан с шипастой прической сдох. Этим, тем, рыжему, самому Тимуру. Всем без исключения. Ему это тоже надо. В первую очередь. Вовсе не потому, что пацан ухлопал Круга и Гроба, хотя тогда, конечно, псих тогда получилось схлопотать зверский. Нет, совсем нет. Вообще ни капли.

Просто Тимур не сможет дальше спокойно жить, зная, что где-то есть тот, кто повел его за собой, как козла на веревочке, вынудил ухлопать огромное количество народа, а затем, походя убив его товарищей, еще пожелал ему свистнуть в х*й. Ах да, не только. Совсем не только. Коробок чуть не убил себя, бегая за тем, кто вообще его всерьез не воспринял. Как козёл на веревочке. Как… он сам водил легших под него гражданских.

Убью, суку, твердо решил Коробок. А потом будь что будет. Терять ему нечего, максимум клад на сраной Кубе, только вот какие шансы на огромном острове дойти до той местности, ориентиры которой он помнит? Невеликие них*я шансы, вот оно что. Как и добраться в одну рожу до Кейптауна. Дареному коню в зубы не смотрят, даже если он рыжий и мутный.

Он глубоко вздохнул с закрытыми глазами, посидел так секунды три, а потом вновь уставился на наемника.

— Я с тобой.

— Хорошо, — с едва заметным облегчением кивнул ему будущий… напарник, — Тогда слушай. У меня нет точных данных, только предположения, но если что-то начнется, то меня сразу поставят в известность, сообщив максимум деталей. Итак, вот что мы должны предпринять…

Глава 19 Жаркий день

Когда нормальный человек слышит «Мы летим в Африку», то он представляет себе пассажирский самолёт типа «Боинга» там или чего-то такого, потом аэродром, жара, негры, душный отель, пыль, песок, говно, слоны. Может быть даже сафари, то есть езда по прериям и стрельба по невинным животным прямо из тачки. А че бы нет, Африка же. Ладно, мы не нормальные, мы по делу и не за животными, но хотя бы аэропорт и негров можно?!

Хер там плавал и нырял.

Ну ладно, не туристами мы прилетели, совсем не туристами, по делу… ладно!

Но парашют могли бы мне выдать, маму вашу!!

И ладно я, могу стать тучкой и как бы пофиг, так есть еще и Радин, который, как оказалось, весит даже больше меня, поэтому пошёл вниз, в джунглевое зеленое море, прямо-таки со свистом! Не просто так, конечно же, вместе с двумя надувными плотами, которые его обвязали для смягчения падения и прочей амортизации, но всё равно быстрее!

Знаете, пока я лечу в эти самые хреновы африканские джунгли, у меня есть немного времени, чтобы поделиться с вами, уважаемая и несуществующая публика, некоторыми своими другими разочарованиями. Не про саму эту жизнь, всё-таки, кое-что у меня с ней получается, виден свет в конце жопы и всё такое, а, скорее, про то, что я раньше думал о спецслужбах, разведке и вообще порядке в стране. Как оказалось, всё это вещи довольно относительные, очень часто ремонтирующиеся (затыкаемые) чьей-то оказавшейся поблизости жопой, а также молотком и такой-то матерью.

Нет, в далекой перспективе, при системном подходе, по выработанному и утвержденному плану, при наличие опытных исполнителей и координаторов — всё куда интереснее и профессиональнее. А вот когда ты — сидящая посреди деревенских говн блондинка, только что врезавшая жареной картохи с говядиной и имеющая выбор — сделать что-то или не сделать ничего, планы внезапно приобретают весьма вольную составляющую, становясь похожими на предложение «пацаны, валим в Африку, дадим там всем п*здюлей и, возможно, освободим наших». Зачем? Надо! Понятное дело, что «надо», но меня, летящего сейчас вниз, крайне расстраивает отсутствие многих важных штук! Например, докладов военной разведки, снимков со спутника, оперативной информации, связи, поддержки с воздуха, артиллерии… парашюта, мать вашу!!

Не то чтобы мне нужен был хренов парашют, не то, чтобы я его хотя бы раскрыл бы, но выдать можно было?!!

Оказавшись в знаменитых джунглях знаменитой Южной Африки, я едва удержал себя от того, чтобы не взлететь нафиг немедленно, взяв курс на матушку Россию, то есть СССР. Ну просто потому, что моя туманная форма, занявшая положенные ей кубы пространства, тут же ошалела от количества сигналов жизни, ползающей, бегающей, трахающейся и живущей в этом аду. Причем это всё во мне! Все эти жуки, пауки, змеи, птицы, промежуточная срань, а самое поганое — три обезьяны, неистово орущие от недостатка видимости!

Ненавижу обезьян. Почти как енотов. В смысле не всех подряд, те же шимпанзе или орангутаны — отличные ребята, братаны, можно сказать. А вот макака-резус или сволочь поменьше — дрянь!

Кое-как совладав с бушующим вокруг кишмишем, я принялся облетать местность в поисках Радина. Поиски долго не продлились, не зря же я сверху еще прицеливался рухнуть в том место, куда ухнула металлическая туша, вращающаяся вместе с двумя плотами. Как раз удалось сконденсироваться рядом с уже выбравшимся из собственноручно проделанной ямы человеком.

— Витя, проблемы, — на вытянутой ладони хмурый майор протягивал мне… сломанное переговорное устройство, сопровождая комментарием, — Не выдержало.

Вот оно как…

— Паршиво, — реагирую я вслух, корча соответствующее выражение лица, — Значит, мы сами по себе.

— Выходит, так…, — виноват пожимает плечами мой старый знакомый.

Молчим пару секунд. Есть о чем. Это у нас ничего нет, а у Окалины — есть. В том числе и спутниковая связь, координация и разведка. А у нас был только передатчик на Радине. Более того, Кузьмич в основном и нужен был как прикрытие и носитель передатчика. А тот взял и сломался. Такие дела.

— Ничего, Вить, я их слышу…, — металлически стучит майор по своему черепу, — Вибрация моторов, стук железа. «Чистота» выдвигается на позиции, разведка не ошиблась.

— Отлично!

Казалось бы, зачем группе кинжального удара разделять свои невеликие силы на две цели, если их задание — спасение гражданских? Ну, это с первого взгляда. А так есть окалинские «когти» и есть мы, которые, вроде бы, ого-го, но не совсем спаянная команда. Особенно я, действующий, обычно, по площади. Гораздо разумнее отправить непрофильных бойцов на зачистку тылов, так как группа кинжального удара, обороняющая зачищенную базу против регуляров — это весьма странный и оригинальный способ самоубийства.

— Идем! Они еще далеко! — бодро выдал ЦУ майор, принимаясь энергично шагать по местным дебрям. Ну, то есть пару шагов сделал, а потом с негромким матом увяз… по колено. Ну откуда тут твердая почва, сплошной перегной, пропитанный влагой?

— Засада, — цыкнул зубом я, пытаясь вытащить майора. Это было слегка неудобно. Я голый мужик и он голый мужик. А еще, вместо того чтобы вытащить его, я сам провалился в почву по колено!

— Витя, брось меня, иди сам, вон туда, — быстро сориентировался Кузьмич, — Ну… в смысле лети или как ты там привык. Я ползком догоню, по-пластунски. Это медленно, конечно, будет, но на мне всё-таки бронетехника, а на тебе…

— А на мне люди, — досадливо дёрнул губой стоящий по колено в почве я, — Хватит уже, Кузьмич. Ты прямо как первый год замужем. Люди и неогены.

— Чего злишься-то? Пожить так нормально и не дали? — грустно и слегка виновато посмотрел на меня человек, единственный из тех, кто общался со мной все годы до активации.

— Да нет, Валерий Кузьмич, дали. Еще как дали, — похрустел шеей я, — У меня так-то всё хорошо в жизни стало. Спасибо, кстати, что спросил.

— Ну…, — тут же смутился майор, — Спрашивать тебя, понимаешь… наслышан я о твоих подвигах. Вот и подумал, что…

— Я с нарезки слетел? — ухмылка на лицо вылезла сама собой, — Нет, наоборот. Но это потом…

— Нет, подожди, противник на марше, они еще далеко, — внезапно выдал майор, — Ты же не будешь по веренице кунгов прыгать, тебе маневр нужен? Ну хотя бы для того, чтобы неогенов выделить?

Что да, то да. Несмотря на предполагаемое разделение в «Стигме» между приверженцами неогенов и их противниками, рассчитывать на то, что войска «Чистоты» будут сплошь из представителей обычных хомо сапиенс — точно не стоит. А чтобы эффективно ликвидировать неосапианта, не получив, скажем, 30-метровую струю пламени в большой туманный бок, мне сначала нужно определить такого кадра как цель. Для этого нужен маневр. Однако…

— Может и так, дядь Валер, но поговорим потом, — сбил я щелчком какую-то крупную насекомую заразу, уже пытающуюся на меня забраться, — Мне голым в джунглях стоять не нра…

Удар был не просто хорош, а великолепен. Его нанесли резко, внезапно, из совершенно непредсказуемого положения. Кулак должен был мне воткнуться чуть ниже подмышки, превратив ребра в труху, а левое легкое — в сплющенный блин. Хотя, кого мы будем обманывать? Удар должен был пробить меня насквозь, разорвав сердце и сломав позвоночник как спичку…

— Сюрприз! — оскалился ушедший по пояс в землю я, удерживая кулак Радина раскрытой ладонью. Самого майора такой неудобный блок вообще воткнул чуть ли не по грудь во влажную землю. То есть, он сам себя воткнул, конечно же.

— Ч…то? К-как…? — прохрипел гэбист, глядя, как я превращаюсь в туман, а затем собираюсь вновь в человека, правда, уже свободно стоящего на земле в трех шагах от его дырки, отлично справлявшейся с ролью ограничителя движения.

— Жопой об чердак, дядь Валер, — фыркнул я, — Что, соображалка вообще отказала? От этого вашего амплификатора? Ты кого обмануть-то хотел? Стакомовских? Тех, кто ежедневно варится в котле с неогенами? Серьезно?

Майор, погруженный в землю по грудную клетку, лишь стоял и смотрел на меня, разинув очи и слегка рот. Видимо, какой-то личностный кризис.

— Тебя просто слили, Кузьмич, — почти с жалостью поведал я ему, — Ну куда тебе, кабинетчику и шпиону, к боевикам соваться? Тем более ко мне, который тебя как облупленного знает?

Ну а как иначе? Старый знакомый, внезапно получающий чрезвычайно мощные способности (точнее, одну способность) и от того, вместо пенсии, направленный к нам? Бьется, безусловно бьется. Старый учитель Симулянта, еще один рычаг воздействия, заодно и ниша для условно полезного элемента. Но! Без всякой боевой подготовки? На голубом глазу к «когтям»? Да Окалина свет Аркадьевна тут же по всем своим ниточкам дёргать начала, пытаясь понять, что это за странный выверт сверху. Надёргать она еще ничего не надёргала, но вот сломанное средство связи… этого вполне хватило.

Мне.

— Убьешь? — кривая ухмылка внезапно исказила стальные губы человека, который когда-то был мне ближе всех в этой жизни, — Справишься?

— Убью? — удивился я, сбрасывая щелбаном еще какую-то дрянь, которая умудрилась зацепиться даже за обильно смазанную скользкой слизью кожу, — Зачем? Дядь Валер, перед нами стоит боевая задача. И ты свою роль выполнишь «от» и «до». А если не умрешь, то получишь еще шанс меня грохнуть. Наверное.

— Витя, скажи, ты дурак?! — повысил голос предатель, — Ты всерьез думаешь…

— У тебя есть дочь, — оборвал я застрявшего в земле человека, — А я способен превратить жизнь любого человека в бесконечный кошмар, от которого нет спасения. Сложишь два и два, дядь Валер? Стигмовцы бы с ней возиться не стали, а я стану. Еще как стану…

Вот это его проняло. Взвыв как проклятый, Радин начал остервенело пытаться выбраться из ямы, которую сам себе и углубил, но у него ничего не получалось. Рыхлая, напитанная гнилью и влагой земля расползалась под его чересчур сильными руками как мелкий песок. А еще он смотрел на меня, не отрывая взгляд ни на секунду. Последнее было поступком крайне неумным.

Подождав, когда голова застрявшего майора начнет судорожно поддёргиваться таким знакомым мне образом, а он сам сбавит обороты, я поморщился, добавив:

— Ты уже трижды труп, Кузьмич. Мог бы просто сойти с ума от того, что все пять чувств у тебя так сильно изменились. Если, конечно, не сп*здел насчет машин противника. Плюс гарантированно сдохнешь от амплификатора. Теперь еще моё воздействие… Хватит уже. Прекрати маяться дурью, бери себя в руки.

— Нелюдь…, — прохрипел железный человек, — Ты… вы… вы губите мир! Вы не понимаете…

— Ты не просто дурак, дядь Валер, — устало вздохнул я, — А цельнометаллический. Дурак дураком. Чтобы спасти гребаный мир от неосапиантов — достаточно лишь уничтожить Зоны. Это реально. И это требует куда меньше усилий, чем те, которые ё*аная «Стигма» потратила на всё это говно, понимаешь? За все эти годы? Нет, ты ни хера не понимаешь, потому что давным-давно разучился пользоваться мозгами. Разучился задавать вопросы. Искать ответы. Заскорузлый ты баран, поэтому я с тобой обращаюсь как с бараном. Иди и убивай. Иначе…

И я превратился в туман, тут же устремляясь на поиски целей моего текущего задания.

Разумеется, я не стал бы кошмарить ни в чем не повинную девчонку. Никто бы меня на её поиски не отпустил и зачем? Какой смысл? Ну да, мне неплохо бы иметь здесь малоуязвимого напарника, но не более того. Радин? К нему у меня пощады никакой нет и быть не может — я помню, какие он рожи корчил, когда меня забирали на эксперименты к Лещенко. Какие он строил, глядя как в мое четвертованное тело вонзаются иглы с наркотиками от того же автора. Точь-в-точь честный служака, связанный своим долгом по рукам и ногам. Всё во имя Родины! Слава СССР!

Это — норма. Такое я теперь могу понять, даже частично простить. Как минимум сохранить с человеком, выполнявшим свой неприятный и грязный, но высокий долг, ровные отношения. Но со «стигмовцем»?

…если он выживет, то я деформирую ему ноги и руки, а затем утоплю на десяток метров в почву, чтобы он провел всё свое время до конца, размышляя о своей грешной жизни. Но дочку не трону, конечно. Правда, Радину об этом знать не обязательно, вон как орёт позади. Правильная мотивация — залог успешного успеха, сучонок!

Условный противник шел не на штурм, это более чем бессмысленно, если собираешься драться с неосапиантами. Наоборот, тактика «Чистоты» ничем, в принципе, не отличалась от той, которую собирался применить я — организовать в опасной близости от чужой базы блокаду, выманить вражеских неогенов на окопавшихся солдат, а затем нанести удар своими «особыми силами». Практично и куда менее рискованно, чем посылать на лучших спецов мира по неогенике, да еще и владеющих амплификатором, людей. Правда, это вовсе не значит, что они не смогли бы перейти в наступление, узнав, что кто-то другой решил поворошить взятую в осаду базу.

Поэтому тут был я и вскоре должен был быть Радин.

Машины только начали выгружать людей с лопатами у подножия небольшой, пологой и заросшей растительностью горы, как я уже был на ней, разумно хоронясь от выше расположившихся снайперов под небольшим уютным козырьком из камня. Отсюда вполне удобно было наблюдать, как народ роет себе окопы, суетится и бегает, нервно оглядываясь по сторонам. Дополнительное удобство достигалось за счет козырька, который не только скрывал меня от наблюдателей сверху, но также давал нужную сейчас защиту от плана «Б» этих самых вояк. Он, как мне удалось подслушать краем сильно вытянутого «щупальца» на подходе, был прост как репа — на всё это место было наведена целая куча легкой артиллерии и ракетных установок.

Я был бы не против еще поглазеть на происходящее, а также поискать себе приоритетные цели, но тут к воякам на полной скорости вылетел из леса орущий что-то невнятное и злое Кузьмич, научившийся-таки перемещаться по такой мягкой почве. Или же, просто набравший разгон по дуге, потому как выскакивал он вовсе не с той стороны, где я его оставил.

Металлический человек поначалу даже не понял, что добежал до нужного места, но ему помогли сами солдаты, тут же открывшие огонь по агрессору. Дядя Валера от такой оказии тут же резко затормозил, организовав себе очередное падение с переворотами, но, даже полетев кувырком, уже нанес ущерб противнику, размазав какого-то неудачника о поверхность. Дальше начался сплошной хаос.

Из той жизни я запомнил пьяные откровения одного вояки — нет худшего кошмара для человека, умеющего целенаправленно применять регулируемое насилие, чем совершенный дилетант в этой области. Особенно бесстрашный, особенно доведенный до ручки, особенно — когда он, ревя дурниной, мечется среди твоих людей. Причем, далеко не всегда твердо стоя на ногах. Это как обезьяна с гранатой, только еще хуже.

— Так вот как ты выкрутился, дядь Валер, — задумчиво и почти про себя пробурчу наблюдающий я, — Прыгал лягушкой…

Радин ни хрена не знал о ближнем бое, понятия не имел о возможностях своего тела, используемого явно впервые в жизни на всю катушку, вряд ли что-то нормально мог разглядеть через поднимаемую им пыль и комья почвы, но это металлическому человеку особо не мешало. Бывший гэбист и настоящий предатель вовсю демонстрировал, что слабое зрение носорога — это отнюдь не его проблемы.

Люди кричали, стреляли, пытались уклоняться, но периодически падающий миниатюрный титан просто разносил всё вокруг себя, хаотически перемещаясь по местности. Первой целью майора стали хорошо различимые им кунги, из которых он очень быстро организовал груды металлолома. От обнаженного тела кроющего меня свирепым матом Кузьмича непрерывно летели искры от попаданий, только вот, судя по тому, что я видел, у него пока не было даже царапин. Тяжелые же пулеметы на него просто не успевали навести.

…так я думал, пока над головой что-то басовито не заухало. Первые две плюхи по Кузьмичу не попали, а вот третья влепила ему прямо в спину, отправляя в очередной полёт. Не успел стальной человек встать, как земля вокруг него буквально вскипела. Над моей головой рявкало несколько единиц тяжеляка, молотом вбивающих Радина назад в мать сыру землю, выжившие солдаты один за другим присовокупляли огонь своих автоматов, попутно закидывая майора гранатами, а тот знай себе возился, пытаясь выбраться из рытвины.

Смотрим, ждём, оцениваем… Что-то делать до того, как проявят себя вражеские неосапы или пока майор такой весь неповрежденный, мне как-то не хочется. Может я и заставил его драться шантажом, но Кузьмич же не дурак, понимает, что опасность его дочери исходит, преимущественно, только от меня… На самом деле. Все заинтересованные стороны уже в курсе, что он свою скрипку отыграл.

Майора уже пытались убить всем составом. Море раскаленного свинца с нескольких десятков стволов буквально вдалбливало рычащего железного человека в рыхлую землю, разрывы гранат и мин поднимали целую кучу пыли и кусков земли в воздух, но что-то мне подсказывало, что майору, чтобы исправить положение, нужна лишь точка опоры…

Так и случилось. Видимо, под ногу майору таки попала твердая каменистая поверхность, от чего он тут же взвился в воздух, выпрыгивая из огневой западни на зависть низколетящим бегемотам. А потом он взялся за людей всерьез.

Первым делом Кузьмич наладился ко мне в гости. Положив свой металлический хер на обычных автоматчиков, он залетел на географическую возвышенность гордым соколом, после чего начал играть в царя горы, судя по разорванным останкам тех снайперов, что долбили в него из слоновьего калибра, заодно он откопал там где-то легкие противовоздушные пушки, которыми начал довольно метко швыряться вниз со страшной силой по выжившим. Устроив хаос и разор, но определенно не желая покидать удобную для проведения боевых действий область, дядя Валера перешёл на сбор и использование камней, демонстрируя, что не только я могу из кирпича организовать пушечный снаряд.

Веселился мой оловянный солдатик от всей своей потерявшей тормоза души, но недолго, потому как гора представляет себя отличный ориентир, по которому артиллерия может отработать на удивление быстро. Она и отработала, сгоняя испуганно матерящегося гэбиста вниз, к подножию. Только вот там, удачно спрятавшись от обстрела и по-прежнему находясь на твердой почве, Радин и устроил дальнейший обстрел камнями начавших поспешно отступать человеков. Много он не убил, всего… десятка три, наверное? …но этого хватило.

Пришли взрослые дяди.

В Радина, которого я даже мог частично видеть со своего насеста, полетел хлам, собираемый невидимым пока что телекинетиком со всего бывшего поля боя. Машины, автоматы, куски тел и целые трупы, целы кубы земли, всё это буквально швырялось в металлического человека, оперативно хороня под своей массой. Телекинетик был откровенно мощным, но с предметами работал последовательно. Благо их у него было много…

Только вот майор его, в отличие от меня, как-то увидел. Из кучи хлама вынеслось в длинном мощном прыжке тело и… зависло приблизительно посередине устроенного им безобразия. Совсем зависло, став совершенно беспомощным. Плохо.

Рассмотрев своего невольного «союзника», я смог увидеть, что майору всё-таки досталось. На его теле были неглубокие вмятины, демонстрирующие места, куда умудрились попасть снайпера, глубокие царапины не пойми от чего, а еще он лишился большей части своих металлических волос. Тем не менее, сказать, что Кузьмич выглядит жалко, язык бы не повернулся. Наоборот, раздухарившийся гэбист производил впечатление бодрое и злое. Правда, громко завопив, когда некая посторонняя сила начала выкручивать ему руку.

Технически, на этом моменте моя работа была всё. Большей частью. Боевая позиция скомпрометирована, большая часть транспорта, весьма редкой в Южной Америке штуки, уничтожена, артиллерия вскрыла свои позиции… но, нет. Слишком слабые потери даже для регуляров. Нужно перебить неогенов, вот тогда у Ржи все будет хорошо.

Эти самые неогены вовсе не собирались вылезать из джунглей и водить хороводы вокруг корчащегося в воздухе Радина, который вполне себе успешно боролся за целостность организма, но и просто так стоять они не захотели. В металлического майора ударил тонкий луч яркого белого цвета. Нагревающийся Кузьмич, видимо, поняв, что ему приходит жопа, начал громко и отчаянно орать. Причем не просто так, а моё имя.

Гад.

…но, с другой стороны, он же мне еще пригодится?

Глава 20 Искусство войны

Сначала всё пошло так, как я распланировал. Освободить Радина было плевым делом, контроль телекинеза предполагает отсутствие весомых посторонних факторов, влияющих на удерживаемую и нагреваемую лучом цель, а я запустил в майора булыжник кило под двадцать весом. Каменюга вроде даже что-то помяла Кузьмичу, выбивая его из захвата в джунгли как пушечное ядро…

Дальше всё должно было быть достаточно просто. Вырываюсь из своего укрытия большим туманным одеялом, рассредоточиваюсь по местности, оперативно убивая телекинетика, а потом мы с дядей Валерой быстро и решительно делаем всем сикись-накись… Импровизируя, конечно. Потом я отрываю ему всё лишнее, погружаю в землю головой вниз метра на три, и ухожу в закат, не оборачиваясь на взрывы.

План? План.

И всё шло довольно хорошо, во всяком случае, до телекинетика и его собрата-лучевика я добрался как лавина с горы — быстро, решительно и беспощадно, не обращая внимания на лучи и летящий в меня мусор, что я пропускал сквозь себя. Оба неогена, грамотно расположившиеся в высокой траве, не успели даже вякнуть, получая в нос и уши мой туман, тут же принявшийся производить слизь в их дыхалке. Оставив позади двух мужиков, содрогающихся в конвульсиях, я кинулся обшаривать лес в поисках возможных выживших и неогенов, но…

Впрочем, как всегда. Пока я разглядывал несколько некрасиво выглядящих трупов, обнаруженных всего в трех десятках метров от задыхающихся неосапов, на меня напал выскочивший из-за дерева… Коробок. Опешив от удивления, я разорвал с ним дистанцию одним своим концом, а другим, сзади, внезапно накрыл этого внезапного гада, одновременно вымазывая с ног до головы в слизи, а затем попытавшись воткнуться ему в ноздри. Тот, впрочем, потерявшись лишь на секунду, резко развернулся, отпиливая своим морозным лучом небольшую часть меня, чем и спас свою жизнь. Я, не будь дурак, уже вовсю разрывал дистанцию, матерясь от болевых ощущений.

Начался довольно странный бой. Внезапно оказавшийся в джунглях гад плевался, вертелся на месте, палил по мне своим лучом смерти и ругался как проклятый. Я кружил на расстоянии, организуя в своем туманном теле дырки для пропуска луча насквозь, и вполне законно опасался приближаться, как знал, что этот исходящий на говно гад может пустить свою способность конусом, от чего мне станет очень больно. Как минимум. А еще, справедливо полагая, что просто так на пердячей тяге два ровных пацана посреди южноафриканских джунглей не встретятся, я пас по сторонам, в поисках его группы поддержки. Нет, ну на самом-то деле — зачем мне атаковать хоть опасный, но всё-таки труп?

Сам Коробок, не ведая про своё печальное будущее, вовсю крутился на одном месте, боясь, что я снова подкрадусь сзади, и всё лупил и лупил своим узким лучом, становясь всё злее и отчаяннее с каждым новым залпом. Спустя некоторое время он начал крупно дрожать и надрывом кашлять, от чего я с большим недоумением понял, что мужик банально переохладил покрывающую его мою слизь, от чего ему всё хуже и хуже.

Ну так это просто праздник какой-то!

Правда, приближаться я всё равно не приближался, ожидая, что на кашель и мат Коробка из кустов вылезет Радин, а пока они будут друг друга восхищать, я что-нибудь придумаю. Вместо этого, мой враг осунулся, сгорбился, захрипел… и упал мордой в джунглевую растительность, тут же скорчиваясь в позу эмбриона. Покупаться я на это не стал (а зачем?), вместо этого пристально рассматривая окрестности.

И заметил крохотную мерцающую звездочку, неспешно и незаметно удаляющуюся от тела неподвижного Коробка. На расстоянии метров в пятьдесят эта кроха рванула чудовищным тепловым взрывом, от ударной волны которого меня отнесло всей массой на несколько десятков метров. Когда я вернулся, этот притворщик, оттеревший рожу и грудь от слизи, уже стоял на ногах и выцеливал меня среди деревьев. Правда, ничего он не выцелил, так как спустя секунду после того, как мы друг друга заметили, сквозь раздолбанные взрывом джунгли прошла прозрачная волна синеватого оттенка, после которой что меня, что Коробка скрутили лютые спазмы.

Меня очень быстро, болезненными рывками, скукожило в человека, а потом я свалился на землю, не чувствуя, как в тело впиваются обломанные от взрыва ветки. Это было больно, очень. Ощущения, при полной неспособности себя контролировать, напоминали те, что возникают в «поле мертвеца», но были куда сильнее, правда, быстро изойдя на нет.

…и оставив парализованных нас валяться.

Я не мог вообще ничего. Ни пошевелиться физически, ни обратиться к способностям. Просто лежать и смотреть одним глазом. Думать тоже было практически нечем, потому что в потрохах и голове творилась какая-то лютая ересь, как с большого бодуна. Нас чем-то шарахнули как мухобойкой…

А вот потом, буквально через несколько секунд, я увидел деловито бегущего ко мне человека, чье лицо было закрыто черной маской, а на глазах были большие радужно отблескивающие очки. В руках человек держал пистолет-пулемет, уже начиная разворачивать оружие стволом ко мне.

Вот кого я искал. Вот кто искал меня. Это было очевидно. Мы, я и этот вполне себе бодро скачущий мужик, были кошками, пустившими вперед каждый свою мышку. Только у него получилось лучше просто за счет того, что он был простым человеком, а я — нет. Это Каскадер, тот самый принципиальный ненавистник неогенов…

Когда он на бегу открыл огонь, я почему-то ничего не мог испытать, кроме восхищения профессионализмом охотника, шедшего по моему следу. Рисковый, умелый, терпеливый, он тщательно выжидал всё это время в Стакомске, как-то сумел проследовать сюда, как-то просчитал даже то, что я буду искать прикрытие Коробка. Даже больше. Можно было отдать левое яйцо на отсечение, что вот эта волна, превратившая нас, двоих неогенов, в беспомощных лягушек, вовсе не его рук дело, просто молниеносно сориентировавшийся наемник делает то, ради чего его наняли.

Тело дёргается от попаданий. Спина, бедро, бок, снова спина, плечо. Кажется, еще в пятку попал. Молодец, настоящий профессионал. Даже помирать от такого не стыдно ни грамма, наоборот, гордость берет, глядя, как он останавливается, перебирая ногами, попутно прицеливаясь мне в голову. Контрольный, наверное. Пистолеты-пулеметы, они, товарищи, обычно девятимиллиметровые, так что… Витя отпрыгался.

Всем пока.

Вид, как человека буквально распыляет в клочья прыгнувшая на него откуда-то сверху фигура, объятая розовым пламенем, был… душераздирающим. Меня даже кольнула иррациональная обида — вот он жил, вот он уверенно шёл к победе, не совершив ни единой ошибки и все делая правильно, но это его не спасло. Рухнувшая с неба Ржа, то ли попавшая прямо на Каскадёра, то ли успевшая его ударить, она попросту смахнула его из мира живых с потрясающей небрежностью. Был и нет. А ведь незаурядный парень был этот ваш Каскадёр… Или это не он? Мой-то в шлеме был, а этот в шапочке.

— Витя! — рванула ко мне майор, тут же грязно выругавшись. Зато хоть перевернула на спину. Правда, я тут же начал захлебываться кровью. Снова перевернули. Вот нашла себе забаву…

— Витя! Ты меня видишь?! — вставшая на одно колено Ржа от меня определенно что-то хотела, но получила слегка ненужный результат — я немедленно залип взглядом не в её орлиные очи, а чуть ниже, там, где розоватое пламя красиво обрамляло… ну теперь точно не жалко дуба дать. Всё равно ведь развидеть не получится то место, откуда Юлька выпрыгнула.

Меня немилосердно встряхнули.

— Изотов! Твою мать! Соберись! Шок сейчас отпустит! Слышишь?! Отпустит! Ты должен будешь немедленно превратиться! Понял?! Моргни, если понял!

Что? Опять жить? Ну, Нелла Аркадьевна, ну на хера мне столько счастья? Не, давайте как-нибудь сами. Мне и так хорошо. Только Радина добейте. И Коробка, суку такую, найдите, он тут… недалеко…

Говорить я, правда, не мог, несмотря на всё желание сделать напоследок еще чуть-чуть добра. Булькал, хрипел, плевался кровью. Этой бабе вообще всё было по барабану, она лишь трясла меня и орала, чтобы я превращался в туман. Твою мать, я тут серьезные вещи говорю, а ты, блондинка огненная…

И тут меня вставило так, что в туман превратился, даже не поняв, почему! А когда понял, что всё это время хренова майор буквально сжигала мне плечи своими лапами!

УУУ!!! — закрутился я на одном месте всем своим туманным телом. Очень хотелось что-нибудь сделать этой голой варварше, только ничего было нельзя — она же в огне!

— Слава КэПээСэС, очухался, — дёрнула щекой вставшая на ноги женщина, — Кончай придуриваться, Изотов. Давай за мной, в темпе. Всё уже кончилось.

Там Коробок должен быть, хотел сказать я, но было нечем, да и тратить на меня время Окалина больше не хотела. Пришлось в темпе вальса лететь за ней, на захваченную нашими орлами, орлицами и одной обнаженной птицей счастья базу «Стигмы». Правда, мне нужно было что-то сделать с огромной, просто невыносимой благодарностью горящей блондинке за то, что она спасла мне жизнь, вынудив превратиться, но этот момент можно было отложить на потом. Или потерять по дороге.

Иногда даже самая неожиданная и трудная ситуация может предстать вопиющим идиотизмом. Никакого штурма базы не было. Вообще. Как только «когти» начали вламываться в здания, тут же заработали громкоговорители, оповещающие, что весь персонал готов сдаться без всяких условий. Заодно было озвучены места и состояния каждого из защитников комплекса, по которым как раз шарахнули тем же самым, что и по нам, но куда жестче.

Затем, когда силы Окалины поставили под контроль как сам комплекс, так и лиц, принимающих решения, они воспользовались предложением этих лиц, запустив экспериментальное, но уже отлаженное оборудование, выдавшее нехилый импульс вовне, дестабилизирующий источники неосапиантов. Последнее было необходимо за тем, чтобы нивелировать угрозу со стороны «Чистоты», так как боевых неосапов у готовящихся к штурму оказалось неприятно много. Мы с Радиным, как оказалось, успели сделать неприятно мало просто потому, что ничего-то и не знали.

Причина происходящего? Раскол в самой «Стигме». Научные руководители комплекса «Азимут», ученый Алекс Валиаччи и доктор Хельмут Блинскитц, оказались перед сложным выбором — либо выпустить ситуацию из-под своего контроля, не зная, сколько из защитников остаются верными их фракции, либо вытащить из рукава тот же козырь, что помог организации уцелеть в прошлом. То есть — сдаться… Очень рабочий ход, кстати.

Самое ироничное на взгляд туманного облака, которое вот буквально всем окружающим никуда не всралось, было то, что сдаваться Валиаччи собирался уже давно, с тех пор как «Чистота» начала набирать силу.

— Нас подвела белая полоса, товарисч Окалина, — живо болтал худой как палка и невысокий итальянец, разгуливающий взад-вперед в халате синего цвета, — Подвела возникшая в организации меритократия! Если у вас тайная организация, си? …то вы так или иначе пестуете руководителей, отвечающих за то или иное направление! И они работают, долго! Сейчас, секунду, я вспомню слово! Да, это оно! Текучука… текучка на русском! У нас нет текучки, есть только смерть, си? Следовательно, социальные лифты отсутствуют. Большая организация, невероятно важен момент личной инициативы, си? И вот в чем проблема…

В неосапиантах.

Чхать на способности, не в них суть. Дело в здоровье и тонусе, которые приобретают пользователи артефактов и криптиды. Способности, если они полезные, шли лишь бонусом, на который руководители почти не обращали внимания. Из-за этого рождался конфликт основной идеологии «Стигмы» с тем, что наблюдали ее члены. Он и послужил причиной раскола, так как истинные цели организации были известны лишь очень немногим её членам. Но об этом чуть позже, товарисч! А что это за странный дым вокруг нас? О, сам Симулянт?! Как чудесно. Мне бы очень хотелось… нет-нет, это как вы решите. Тогда извольте, я продолжу.

«Стигма» разрослась. Ей требовались ресурсы, влияние, контроль, координация сил. Многое. Очень и очень многое. Постепенно, созданная для прикрытия идеология о уничтожении неосапиантов стала абсолютно доминирующей, среди руководителей, вынужденных вести свои дела в «поле мертвеца», защищающем столицы мировых стран, назрел заговор о смене власти. Обыденно и прозаично.

— Разумеется, мы были к такому готовы! — вещал Валиаччи, тут же самокритично добавляя, — Но крайне частично! Крайне! Кристаллизация исполнителей, их повальный перевод в адаптантов, буквально связали нам руки, чем и воспользовались противники! Их целью стало получение полного контроля над основным руководством организации…

Что, конечно же, не получилось. Тайная она на то и тайная, «Стигма» надежно была защищена от подобного произвола строго дозированной по функционерам информацией. В итоге всё шло к открытому конфликту, на который «фундаменталисты» готовы не были. Они выложили последний козырь — амплификатор. «Чистота» собиралась создать себе целую армию подчиненных адаптантов с помощью груза артефактов из южно-американской зоны, а он был перехвачен наемником фундаменталистов, решивших, что куда выгоднее будет провернуть сырую и недоработанную операцию в Стакомске, одновременно попытавшись «выключить» Союз с КНР из списка насущных угроз (временно) и… заполучить себе некоторое количество боеспособных адаптантов, которых можно было бы обработать амплификатором.

Отличный способ убить одним тапком сразу нескольких зайцев. Правда, Окалине пришлось отгонять от перепуганного итальянца меня, захотевшего проверить падле легкие и гланды, от чего блондинка сильно расстроилась (ей же пришлось загореться), а я успокоился, записав этого Фибоначчи в трупы. Может быть и зря, но… не суть. Убедив доброго доктора в моей относительной адекватности, майор убедила его петь дальше.

— О чем? — удивился глава местного всего, — Я вам практически всё рассказал!

— Ваши люди похитили исходный элемент у КНР, Алекс, — процедила моя начальница, — Что вы собирались с ним делать?

— Тоже самое, что безуспешно пытались сделать китайцы! — всплеснул руками ученый, — Изучать! Вы же совершенно ничего не добились со времен появления Зон!

Они про это… металлическое черное говно?

Оказалось — да. Остатки того самого вещества, ради которого в Сибири и отгрохали огромный реактор, который затем рванул, порождая Дремучий. Только вот, по словам Неллы Аркадьевны (которая внезапно задает такие вопросы), следовало, что само исходное вещество так сильно трансформировалось от неизвестных энергий, что уже полсотни лет ученые не могут даже на полшага приблизиться к пониманию, что это за говно у них лежит. Слишком.

На этот момент худенький итальянец лишь пренебрежительно махнул рукой, сказав, что навыки работы «Стигмы» с уникальными образцами на два порядка опережают возможности современной науки. Взять хотя бы присутствующего здесь Симулянта, о котором ему, Алексу Валиаччи, известно куда больше, чем тому же многострадальному Лещенко, который, несмотря на всю свою инициативность, профан профаном…

На этом месте я не выдержал и превратился, но лишь для того, чтобы упасть на одно колено и начать кашлять кровью. Попытка закрыть дырки от пуль слизью не дала ничего, девятимиллиметровые натворили знатных дел у меня в потрохах, так что пришлось превращаться обратно. Но мой взгляд напрягшаяся майор поняла прекрасно…

Валиаччи рассказал, испуганно посматривая на вновь прижавшегося к стенам комнаты туманного меня.

Оказалось, я тоже был черным металлическим говном. В каком-то роде. Мой дядя самых честных правил, будучи шестеркой «Стигмы», сунул моим родителям не просто радужные артефакты, а обработанные излучением, вроде того, что с одобрения Окалины повырубало всех неосапиантов вокруг базы. Их, кстати, то есть враждебных неосапов «Чистоты», положили наши «когти», выдвинувшиеся тут же, как прошёл импульс. И их, и простых людей, и артиллерию. Всех. На всякий случай. Так вот, на сейчас это уже было готовое, пусть и очень недолгоиграющее оружие, а тогда, девятнадцать лет назад…

— Мы игрались с частотами «поля мертвеца», — продолжал жестикулировать тощий Алекс, — Мы экспериментировали! Человеческих ресурсов всегда не хватало, тем более что применять артефакты на людях, не имеющих достаточного образования и воображения крайне неэффективно, поэтому для таких, случайных, можно сказать, проб, мы использовали «метод Изотовых». Не часто, образцов высокого качества было крайне мало, но вот такую супружескую пару мы просто не могли упустить! Итогом стало появление Симулянта — в высшей степени уникального криптида!

Здоровые, социально-активные, образованные, с развитым мозгом. Белые, что тоже может иметь значение. Да, такие «образцы» похищать… неумно. Но зачем, если можно воткнуть и наблюдать?

— Чем он уникален, Валиаччи? — тут же заинтересовалась Окалина.

— Даже сейчас я не могу утверждать точно, не проведя некоторых дополнительных проверок, но уже выведенные тезисы и результаты анализов позволяют мне делать весьма смелые предположения! — тут же начал тыкать в мою сторону рукой этот гад в голубом халате, — Этот юноша, как криптид, обладает слишком широким и не укладывающимся в рамки статистики потенциалом развития! Кроме того, хочу напомнить вам…

И он рассказал о нескольких инцидентах, о некоторых из которых не должен был знать даже как «стигмовец». О моем приступе сразу после активации, из-за чего треть «когтей» едва не начала под себя сраться, а ограничитель перегорел, о пьяном загуле в общежитии, когда я там с кем-то и как-то общался голосом (чего не смог повторить, несмотря на все попытки), о крайне подозрительном свойстве нивелировать любые ранения, при переходе из одного состояния в другое, о…

— Понимаете, товарисч, каждая способность строго ограничена. Не силой, но гибкостью, вы… должны это понимать, си? Телекинетик не способен удержать пар, силач развить силу выше прочностных пределов тела, защита… вы понимаете! Вы же понимаете? Границы есть у всего! Рамки, си?

Мы понимали. Каждая способность имела свои границы, условия, особенности. Взять ту же Сидорову с её управлением огнём. Не с простым, а в виде четырех языков пламени, выходящих у девушки из спины. Существует великое множество пирокинетиков, но у каждого из них свои особенности и правила. У каждой способности. У меня же… у меня они были весьма… условными.

— Именно поэтому я дал распоряжение присвоить проекту и подопытному позывной «Симулянт»! До активации! Мне хватило наблюдений за его врожденными изменениями! Его психической активности! — продолжал тараторить гордый итальянец, — ВиктОр симулирует неосапиантов, криптидов, адаптантов! Всех! Он лишь похож, он…

— Достаточно. Остальное потом, — сухо оборвала его Окалина, а затем внезапно сказала, — Егор?

Ученого как выключили. Он просто-напросто повалился в руку явно ожидавшей подобного майора. А вот появления её водителя, точнее, проявление его на пустом месте, я не ожидал. Здоровенный парень, бессменный водитель Окалины, как оказалось, присутствовал в зале. Ничего себе…

Опаски не было, как не было и удивления. Мне даже,по сути, было плевать, что вот этот вот болтливый итальянец, не чувствующий ни грана страха, так всё свободно рассказывает обычному, по сути, штурмовику. Наверное, еще не отпустило дыхание смертной тени от одной интересной долины, или… а, в принципе неважно. Зато я увидел своего крестного папашу. Мать его.

Все сразу как-то стало сложнее.

— Идем наверх, Вить, я курить хочу, — позвала меня Окалина, принимая из рук Егора пакет с еще одним комплектом формы. Хм, подготовились.

Наверное, со стороны это смотрелось бы очень странно. Южная Африка, вокруг комплекса зданий лютые джунгли, жутко жарит солнце, а стоящая отдельно от суетящихся людей высокая блондинка буквально окружена огромным облаком тумана. Оглушенного, озадаченного и… слегка настороженного. Просто потому, что в мои псевдоматериальные мозги сейчас стучалась чертова прорва догадок.

— Поговорить по нормальному у нас пока не получится, ты не научился общаться в такой форме, — скажет размеренно блондинка, выдувая из себя струю дыма, — Поэтому пройдусь по тем темам, которые тебе могут быть сейчас интересны. Первая… Радин. Мы его нашли. Он, Витя, мертв. Его нагрели до высокой температуры, а затем кто-то смял его сильным ударом…

Угу, это я. Не подумал, что нагретый металл становится мягче.

— Умер он, кстати, — продолжала майор, — вовсе не из-за этого. Остыл бы, полежал в коме, постепенно восстановился бы, да. Если бы ты до него не добрался. А ты бы добрался, я бы это легко позволила. Из него сделали одноразового «быка», да и то — не пойми зачем. Не знаю кто. Плевать. Но вот шок от «прерывателя» Радина доконал моментально. Тоже мог бы выжить, если бы цел был, но… увы. Чистое совпадение.

Я лишь покивал отрощенным туманным концом. Мол понял-принял. Майор, с подозрением покосившись на болтающуюся возле неё часть меня, продолжила:

— Насчет остального, Вить… «Стигма» выживет. Обязательно. Уже сейчас у меня есть приказ делать так, чтобы тут муха не пёрнула. Сюда летят спецвойска, в особые изолированные центры везут телепортаторов, чтобы переправлять весь местный хлам к нам, в городки. Всё, включая этого итальянца, будет перевезено на новое место, поставлено под контроль, и запущено. Заново. У Валиаччи даже вкус кофе, который он пьет по утрам, не изменится. Разочарован?

Я отрицательно покачал щупалом. Совсем нет, это логично. Потому что…

— Да, ты скорее всего уже догадался сам. Или Безликая сообщила. Или еще кто-нибудь, кого я прошляпила. Не суть. Зоны, способности, артефакты… это всё создал чуждый разум. Создал и прислал сюда, нам. Понимаешь теперь, чего хочет «Стигма»? Чего хотят… другие? Из тех, кто задумывались об этом глобально?

Конечно понимаю. Узнать зачем. Как минимум.

— Мы обязаны узнать, Витя. Никому не нравится мысль о том, что всё человечество лишь эксперимент для какой-то дряни. Совершенно никому. Те, кто сейчас управляют «Чистотой», те, кто хотят уничтожить Зоны и неогенов, они просто хотят закрыть глаза. Хлопнуть дверью в надежде, что то, что наблюдает за нами оттуда — просто развернется и уйдет. Навсегда. Понимаешь, они это всё творят просто… в надежде.

Киваю. Еще как понимаю. Трусливые говноеды, иначе таких людей не назовёшь. Рисковать всем в надежде на предположение. Всем — это статусом-кво. Просто так. Хлопнуть и забыть. Тьфу.

— У нас есть три зацепки, Изотов. Всего три, — проговорила Окалина Нелла Аркадьевна, так и не собираясь уточнять у кого это именно, — Первичный элемент, та самая дрянь, из которой товарищ Сталин велел добыть энергии на всю Сибирь. Затем есть ты, Симулянт, нарушающий те правила и алгоритмы, по которым работают все без исключения способности. А еще, Вить…

Если вы когда-нибудь задумаетесь, как триста кубических метров тумана могут перед двухметровой женщиной изобразить высшую степень заинтересованности, то не рекомендую прибегать к веществам. Наркотики — это очень плохо, товарищи. Просто сдайтесь. Надо быть мной, чтобы так сделать.

— А еще у нас есть Предиктор, — слабо улыбнулась женщина, глядя на меня, — Гляди вверх, наши летят.

В небе действительно были точки опускающихся к нам парашютов. Их было много, сотни. Это было крайне увлекательное зрелище, но я всё равно был слишком сильно для него контужен.

Такой поворот событий я предсказать точно не мог. Окалина Нелла Аркадьевна, говоря о Предикторе, совершенно точно, абсолютно ясно, неимоверно однозначно дала понять всей своей мимикой, интонацией, жестикуляцией и положением левой сиськи к Юпитеру, что он — не я.

— Вы кое-что забыли, товарищ майор…, — как-то смог пробормотать я, по-прежнему являясь здоровенным куском тумана.

— О, заговорил! — слегка удивилась блондинка, достающая следующую сигарету из пачки, — Как я тебя… то есть, о чем я забыла?

— О нашем проекте, — с огромным удивлением, ни грамма не понимая, каким местом вообще я это делаю, проговорил я, — вы же не думаете, что мы всё это время хером груши околачивали?

— Говно отдельно, мухи отдельно, Изотов, — отмахнулась от меня блондинка, продолжающая смотреть вверх, — У нас тут слишком важные дела пока творятся.

О как? Ну лаааадно.

Интересно, а если я попрошу сигарету…?

Эпилог

Так уж заведено, что историю всегда пишет победитель. Конечно, эта сентенция часто не выдерживает критики, потому что победителем в схватке двух тигров может быть обезьяна-ревун, сидящая на дереве с видеокамерой, а значит и возможностью донести свое видение ситуации до общественного мнения. Сам тигр, израненный, уставший, но превозмогший собрата, может обнаружить себя безжалостным убийцей, предательски напавшим на невинного. Следовательно, что? Историю пишет тот, кто может её писать, а победителем будет считаться тот, кто успеет себя правильно поставить.

И громко.

В данном случае победитель был исключительно правильный, так как он был не просто тигром, а как раз невинной жертвой, на которую накинулись из кустов. Когтистой жертвой, что и говорить.

Этим мартовским вечером граждане на всей территории Союза смотрели по телевидению и слушали специальный репортаж о событиях, происходящих в знаменитом Стакомске. Ахали, прижимая руки ко рту, когда специальный корреспондент, молодцеватый суровый мужчина с военной выправкой, докладывал о масштабах террористической операции, осуществленной идеологами и координаторами движения «Чистота», набирающем силу на европейской части континента.

Терроризм, биотерроризм, похищение граждан, насильственное внедрение артефактов, эксперименты, массовое убийство, наемничество — впервые за очень долгое время уполномоченные лица, вещающие с экранов для многих миллионов жителей СССР и КНР, не стеснялись в выражениях. Они четко и рублено перечисляли факты на фоне видеозаписей, демонстрирующих последствия боестолкновений в районах Стакомска, называли количество жертв, найденных после того, как фиолетовый дым, прикрывающий злодеяния террористов, рассеялся. Им вторили китайские коллеги, имеющие куда большую аудиторию охвата.

Никто не собирался смягчать ситуацию, либо как-то намекать на возможное политическое урегулирование, путем подачи обвинения со сглаженными углами. Наоборот, из уст ответственных партийных работников, вставших перед камерами, неслись жесткие и бескомпромиссные слова. Терроризм, работорговля, эксперименты на живых, похищения. Неоправданный ничем враждебный акт невиданных масштабов против двух независимых государств. Но они, эти ответственные партийные работники, понимают, что не могут возложить полную ответственность за произошедшее на государства Европы, поглощенные внутренним конфликтом как раз с этой самой «Чистотой».

Поэтому ответные действия будут тщательно продуманы и рассчитаны, как была продумана операция в Южной Африке, благодаря которой все пятьсот шестьдесят два жителя Стакомска, похищенные из собственных постелей, сумели вернуться домой. А пока…

— «Мы не собираемся мириться с этим произволом», — говорили с голубого телеэкрана гражданам двух огромных стран, — «Наш ответ на эту вакханалию бессмысленного насилия — неизбежен и неотвратим. Но пока, пока Верховным Советом Союза Советских Социалистических Республик было принято решение о закрытии границ и немедленной заморозке всего товарообмена со странами, в публичные органы которых входит хотя бы один открытый представитель террористического движения „Чистота“! Распоряжение, уважаемые граждане, вступило в силу несколько часов назад! Пограничные войска приведены в полную боевую готовность! Комитеты Помощи Хозяйству и Социальной Интеграции готовы оказать всемерную помощь как хозяйствам, так и государству в деле защиты нашей Родины!»

Звучало еще много красивых слов. Переориентация производств и товаропотоков, импортозамещение, справедливость и обещание во всем разобраться. Советские граждане, слыша эти гневные, но утешительные слова, стискивали кулаки и прочие части своих тел, преисполняясь справедливого гнева. Некоторые даже собирались на следующее утро пойти в военкоматы.

Хотя, на самом деле, удар уже был нанесен. Слепой в своей сокрушительной мощи, беспощадный, страшный. А как иначе? Ведь далеко не каждая страна на этой планете может похвастаться почти полным спектром производства, наличием достаточного количества сырья… да, черт побери! Далеко не каждая страна может себя прокормить!

А здесь и сейчас две крупнейшие экономики мира решили поднять частичный «железный занавес». Резко, неотвратимо, чудовищно больно. Без оглядки на то, кто виноват и что невиновным делать. Почему бы и нет, если у тебя достаточно неосапиантов, чтобы кратно и кратно смягчать такие последствия?

Далеко не все сознательные граждане обоих стран догадались о том, что месть за Стакомск примет настолько чудовищную и масштабную форму. Западную и Восточную Европу, и так находящуюся в шторме захлестнувших её событий, поставили перед задачей уничтожить «Чистоту».

Поставили раком.

Оглавление

Пролог

Глава 1 Очень странные дела

Глава 2 Новый рассвет

Глава 3 Социальная ответственность

Глава 4 Эскалация

Глава 5 Презумпция виновности

Глава 6 Красота — страшная сила

Глава 7 Линия терминатора

Глава 8 Симулянт-Разбойник

Глава 9 Золотой мальчик

Глава 10 Ёжики в тумане

Глава 11 Разговор по душам

Глава 12 Узаконенная травля

Глава 13 Взгляд в воду

Глава 14 Бороться и искать

Глава 15 Театр одного актера

Глава 16 Нетипичная ангедония

Глава 17 Хорошо в деревне летом

Глава 18 Подсчет зайцев

Глава 19 Жаркий день

Глава 20 Искусство войны

Эпилог