Одержимый (СИ) [Владимир Сергеевич Василенко] (fb2) читать онлайн

Сайберия. Книга 3: Одержимый

Интерлюдия. Грач

В полутьме скрипнула едва видимая в густых зарослях калитка, и со стороны усадьбы Василевских на улицу вышли двое мужчин. На фоне свежевыпавшего снега, тонким слоем устилающего мостовую, их силуэты были видны издалека.

Один — гость, приехавший сюда около часа назад на мощной дорогой машине с эмберитовым двигателем. Внешность весьма приметная — пышные бакенбарды, делающие лицо втрое шире, японские мотивы в одежде, трость, наверняка скрывающая в себе клинок.

Второй — молодой, статный, вызывающий смутное беспокойство. Грачёв невольно замер, прислушиваясь к ощущениям. Он узнал щенка — видел мельком утром, когда сцепился во дворе с Демьяном. Тогда присматриваться было некогда, даже лица толком не запомнил. Но сейчас… Внутренний волк вдруг ощетинился, показывая клыки.

Чутьё подсказывало, что мальчишка опасен. Куда опаснее, чем можно решить на первый взгляд. В Грачёве даже шевельнулось какое-то странное, давным-давно позабытое чувство…

Страх?

Пфф, нелепая мысль! Он разучился бояться. Даже утром, столкнувшись с тем, кого считал уже давно мёртвым, он скорее удивился. И разозлился — не в первый раз за сегодня, и не в последний. Ох, и паршивый выдался денёк!

Он совершил ошибку. Потерял осторожность и контроль, которыми всегда гордился, и в итоге прокололся — грубо и непростительно глупо.

Да, можно найти этому кучу оправданий. Три дня в вонючей железной банке на колёсах здорово его вымотали и сделали излишне раздражительным. Зря он сунулся в усадьбу сразу с вокзала. Нужно было сначала осмотреться, успокоиться. Но время поджимало. Да и он ведь даже предположить не мог, что старик Василевский и его байстрюк могут быть как-то связаны с бывшим вожаком Стаи. Как и то, что Велесов вообще жив.

Да и кто это мог предвидеть?

Впрочем, корил он себя не за это. А за то, что позволил наглой девчонке себя разозлить, выдать свою волчью натуру. И самое главное — за то, что брякнул ей о своей работе на Охранку. И даже назвал своё имя!

С одной стороны, в этом нет ничего непоправимого. В Томске его никто не знает. В списках Демидовской Охранки он тоже не фигурирует. Он всего лишь внештатный филёр, как и все остальные волки, которых привлекает Орлов-младший. Никаких прямых доказательств связи Охранки и лично Феликса со Стаей найти не удастся. Да и кто будет слушать какую-то безродную соплячку?

Но он прекрасно понимал, что если сам Феликс узнает об этом его промахе — то обычной истерикой дело не ограничится. Мальчишка будет в бешенстве и, что самое поганое — вполне обоснованно. Так что наказания не избежать. Не от Феликса, конечно. От Стаи.

Но самое опасное — теперь о связи Орлова-младшего и Стаи знает Велесов. И этот, второй. Предположительно, внебрачный сын Аскольда Василевского. И им-то никакие доказательства не нужны.

Весь вопрос — что они теперь будут делать. Пока что никуда не торопятся, весь день безвылазно сидят в усадьбе. Это Грачёв знал точно — он постоянно следил за домом, отлучившись ненадолго лишь раз — до ближайшего почтамта.

Там первым делом послал короткую телеграмму в Петербург, лично графу Сумарокову, минуя все промежуточные этапы, принятые в Стае.

«Велес жив. Нужна помощь. Грач».

Пока что это всё, что он мог сделать. Тягаться в одиночку со старым вожаком он больше не собирался. Не то чтобы боялся. Он и сам был из древних, первородных волков, заставших ещё времена старой Стаи. К тому же с редким Даром, объединявшим сразу два Аспекта — Зверя и Призрака. Ещё неизвестно, чем закончилась бы эта схватка утром, если бы он сам не решил отступить.

Да уж, кто бы мог подумать, что такое вообще возможно. Неожиданное «воскрешение» Демьяна Седого Волка, прозванного так же Велесом — событие из ряда вон выходящее. Даже по меркам нефилимов этот дед уже древний, как кости мамонтов. По слухам, он застал сам приход Ока Зимы. Однако мало того, что до сих пор жив, так ещё и сохранил изрядную часть своей силы.

Ладно, чего уж там. Что с ним делать дальше — пусть решают вожаки Стаи. Грачёв своё дело сделал — предупредил их. Так что пока это не его проблема.

А вот в случае с Феликсом Орловым одной телеграммой было не обойтись. Пришлось воспользоваться телефоном.

Опыт был неприятный — Грачёв, как и многие старые нефилимы, не очень-то доверял всем этим новомодным изобретениям. Трубку он держал так, будто она в любой момент могла превратиться в ядовитую змею — чуть поодаль, не допуская, чтобы она касалась лица.

— Он здесь. Но не один. И… он знает, что его ищут.

На другом конце провода повисла неприлично долгая пауза.

Грачёв живо представил себе, как ходят желваки на холёном лице Орлова. К счастью, формат беседы позволял довольствоваться обтекаемыми фразами — Феликс, хоть и активно пользовался телефонной связью, телеграфом и прочими техническими новинками, тоже не доверял им до конца. И у него на это были веские причины.

Уж он-то, как представитель Охранки, знает, что любой телефонный разговор может быть прослушан. Занимается этим Единая императорская служба экспертизы — структура крайне закрытая и загадочная. На её эмблеме — двуглавый гербовый орёл, вместо скипетра и державы сжимающий в лапах лупу и линейку. А в штате, помимо медиков и технических экспертов, служит немало нефилимов со специфичными Дарами, помогающими находить и анализировать следы преступлений. В основном путём анализа вещественных доказательств.

Работает Экспертиза не только на Охранку, но и на криминальную полицию, и на контрразведку, и на Священную дружину. Но по сути — напрямую на императора. И одна из негласных её функций — дополнительный контроль за всеми силовыми службами. Например, на предмет взяточничества или фабрикации улик. Потому к «лупоглазым», как называют экспертов честные «легавые», отношение очень настороженное. Впрочем, как и у всех имперских служб друг к другу.

Так ещё со времен Петра повелось. И армия, и полицейские службы в Империи не имеют единой структуры, а разбиты на множество подразделений, зачастую соперничающих между собой. Вдобавок они ещё и жёстко ограничены рамками губерний. А во главе каждой такой службы стоит кто-то из дворян-нефилимов со своей свитой, так что помимо чинов они меряются ещё и личным авторитетом, силой, деньгами.

Вокруг каждого влиятельного дворянина, по сути, собирается этакий клан из родственников, друзей, деловых партнёров и прочих людей, заинтересованных в его покровительстве. Кланы порой имеют собственные маленькие армии, земли, зоны влияния, за которые постоянно грызутся друг с другом. Поэтому слишком заняты, чтобы, например, объединиться и организовать заговор против государя. Наоборот, все заинтересованы в том, чтобы выслужиться перед императором, потому что его благосклонность — это тоже ресурс, дающий преимущество. Да и вообще, единая власть обеспечивает внятные правила игры.

Уральская ветвь Орловых не очень-то влиятельна. Из-за каких-то старых распрей связь с основным родом, закрепившимся в Петербурге, давно потеряна. Аристарх большую часть жизни служил в Сайберии, сколотил довольно приличное состояние, но в целом звёзд с неба не хватал. А гибель старшего сына и вовсе его здорово подкосила.

Феликс же гораздо более честолюбив, чем отец. Несмотря на то, что Дар его оказался жидковат по сравнению с тем, что был у старшего брата. В армию и в изыскатели он не пошёл — либо из-за этого, либо из-за того, что Аристарх не хотел рисковать последним сыном. Но сделал неплохую карьеру в Охранке. Можно даже сказать, головокружительную, учитывая юный возраст.

Но Феликс явно метит гораздо выше. И знает, что одного честолюбия недостаточно. Явно задумал что-то крупное. Причём грязную работу за него должна сделать Стая…

Сумарокова беспокоит, что мальчишка явно утаивает от него часть планов. Как бы он не завёл Стаю в тупик, не усугубил её положение, и так-то довольно шаткое. Поэтому вожак поручил Грачёву завоевать доверие Феликса и разузнать о его целях подробнее. Однако и тут не сложилось. Щенок хоть и частенько использует Грача, явно его побаивается и недолюбливает.

И это ещё один досадный провал. Приходится служить двум вожакам, и оба им недовольны…

Грачёв, погрузившись в эти мрачные размышления, даже на время забыл о телефонной трубке возле уха. Поэтому поморщился, когда из раструба донёсся голос.

— Что ж, главное, что зацепка всё-таки есть, — наконец, ответил Феликс. — Но действуй осторожно. Не упусти его! Лучше пока просто наблюдай, собирай информацию. Потом передашь её мне лично.

— Собираетесь в Томск?

— Да. Через недельку, а может, и раньше, раз такое дело. До этого на связь выходи, только если будет что-то срочное.

Грачёв промолчал, но лицо его на мгновение исказилось гримасой раздражения.

С одной стороны, наружка — работёнка непыльная, и ему она даётся куда легче, чем любому обычному филёру. Так что впереди намечается несколько спокойных дней. Вот только какова цена этого спокойствия? После прошлого прокола Орлов ему, кажется, доверяет ещё меньше. Если бы это касалось их личных отношений — то плевать, конечно. Но недоверие Орлова к нему бросает тень и на всю Стаю. И срывает задание Сумарокова. А Алый Сумрак не любит, когда его разочаровывают…

Это нужно срочно исправлять. Лучший способ — решить вопрос со щенком Василевского раньше, чем Орлов прибудет в Томск. И преподнести князю нужные бумаги на блюде. Может, заодно с головой самого байстрюка…

Тут начальник отвлёк его от размышлений:

— Это ещё не всё. Сейчас в Томске есть и кое-какие дела поважнее. Твоя помощь будет весьма кстати.

— Слушаю.

— Свяжись с Арамисом. У него какие-то недоразумения с местными. Запрашивал подкрепление.

Грач поморщился. Филёр под позывным Арамис тоже был членом Стаи. Настоящая фамилия — Арнаутов. Кажется, даже отпрыск какого-то из столичных дворян. Молодой вампир, из недавно обращённых. Но при этом жуткий выскочка, под стать самому Феликсу. Может, из-за этого двое пижонов и нашли общий язык. По крайней мере, Арамис был у Орлова-младшего на куда более высоком счету, чем Грач. Это сразу чувствовалось.

Пересекались они всего несколько раз. Но с самого начала общение не заладилось. К счастью, работали они в совсем разных сферах. Грача чаще всего привлекают для грязной работы — наружки, вынюхивания следов, незаконных проникновений в дома для поиска улик. Арамис же работает под прикрытием в среде «ненадёжной» молодёжи. Поэтические салоны, притоны морфинистов и курильщиков гашиша, политические кружки, а то и что-то среднее между всем этим, ещё и с изрядной примесью борделя. Грачёв в подобных местах выглядел бы нелепо.

Странно только, что этот сопляк попросил помощи у самого Орлова, а не по каналам Стаи. Впрочем, кто знает, как там было на самом деле…

— Где его найти?

— Начни с ресторана Хаймовича. Где-то на набережной Ушайки. Других ориентиров у меня нет. Но, надеюсь, справишься.

Грачёв не видел собеседника, но по интонации легко представил, как губы Орлова скривились в раздражённо-презрительной усмешке.

— Что-то ещё? — спросил он, снова намеренно опуская обращение «ваше сиятельство». Знал, что это раздражает молодого князя, но напоминать об этикете тот точно не будет, поскольку этим ещё больше себя оскорбит. Мелочь, а приятно.

— Нет. Жду результатов. На этот раз не разочаруй меня!

Грачёв в ответ лишь кисло улыбнулся и с трудом заставил себя положить трубку на рычаг аккуратно, а не хрястнуть её с размаху.

Итак, два задания. Помочь Арнаутову. И добыть архив Василевского, если он ещё цел. Только на этот раз права на ошибку нет. Нужно для начала хорошенько осмотреться, понять, что же за компания здесь собралась.

Например, этот вот тип на авто — весьма подозрителен. Как минимум, при деньгах — подобные машины в Томске редкость…

Откуда он вообще взялся? Не похоже, что это знакомый Велесова. Демьян его даже провожать не вышел, а вот с этим молодым они общаются, как старые знакомые. Но если мальчишка — действительно тот таинственный гость Аскольда, исчезнувший после пожара в Демидове, то когда он успел завести здесь такие связи?

До незнакомцев было далековато, так что даже звериный слух едва позволял расслышать обрывки фраз из их разговора. Но подбираться ближе Грачёв не рискнул. Тот, что постарше — обычное мясо, но молодой — явно нефилим, и кто знает, какие у него возможности.

Хотя… Чем больше Грачёв присматривался к собеседнику молодого, тем больше нарастало беспокойство. Разглядеть его подробнее на таком расстоянии и при таком освещении было сложно, но всё же… Жесты. Фигура. Манера держаться… Всё это было смутно знакомым. Да и лицо… Если бы не эти дурацкие бакенбарды…

Он весь обратился в слух, и всё же разобрал несколько обрывков фраз из разговора. Но главное — узнал, наконец, голоса. Это заставило внутреннего волка ощетиниться. Неосознанно выпустив когти, Грачёв ещё крепче, до скрипа коры, впился пальцами в ствол дерева, на ветке которого засел, будто огромный ворон.

Дружина! Этот, с тростью — знаменитый охотник из столичного отделения Священной Дружины! Но что он здесь это делает⁈

На фоне остальных неудач этого дня это уже выглядело форменным издевательством. И ещё больше взвинчивало ставки.

Велесов и этот странный щенок собирают вокруг себя слишком опасных союзников. Похоже, спокойно дожидаться ответа Сумарокова не получится. Нужно начинать действовать как можно скорее, используя тех членов Стаи, что уже здесь, в Томске.

Что там Стая решит по поводу бывшего вожака — пока неясно. Но мальчишка точно слишком опасен. Как и вся эта маленькая банда.

Глава 1

Несколько дней спустя

Небо похоже на исполинский бурлящий котёл. В нём клокочет чёрно-фиолетовое варево из грозовых туч, подсвечиваемых всполохами странных бесшумных молний. Внизу, будто отражение в кривом зеркале, ему вторят страшные вихри, от которых гнутся и трещат стволы деревьев. Снег, смешанный с хвоей, буреломом и даже мелкими камнями, взвивается вверх на немыслимую высоту. Там, в этой бешеной круговерти, парят в воздухе скалы, время от времени с грохотом сталкиваются и обрушивают вниз град крупных осколков.

Незыблем лишь один из летающих островов, самый крупный. Он порос вековыми деревьями, наполовину скрывающими какое-то мощное древнее сооружение на вершине. Вокруг него — будто бы невидимый, но непроницаемый пузырь, не позволяющий ветру прорваться к священному месту. Тяжелые лапы сосен даже не колышутся.

Око бури.

Часть молний будто бы бьёт прямо оттуда, из причудливых руин. И каждая такая вспышка порождает разряд, хреначащий в землю так, что вывороченные глыбы мёрзлой земли вздымаются фонтанами…

Зрелище это завораживает своим масштабом и мощью так, что трудно даже вздохнуть. Любое живое существо — даже размером с мамонта — перед лицом этой разбушевавшейся стихии будет чувствовать себя ничтожной букашкой. Но ужас, который охватывает при этом, куда сильнее, чем обычный страх перед гибелью. Он какой-то глубинный, инфернальный, охватывающий всё тело от головы до кончиков пальцев. Наваливается, как нечто осязаемое, душит, проникает сквозь поры кожи, медленно сводя с ума.

Даже кричать не получается — горло будто стиснуто невидимыми костлявыми лапами, и воздух прорывается через него едва слышным сипом. От этой беспомощности и ужаса сам разум мутнеет и съёживается, превращаясь в какой-то жалко трепещущий огрызок.

— Богдан! Богда-ан!

Голос Полиньяка вырвал меня из забытья, и я рывком сел на кровати, судорожно глотая воздух. Будто из-под воды вынырнул. Долго не мог отдышаться, кровь пульсировала в висках так, что я буквально её слышал — шум такой, будто мимо перрона шурует поезд, постепенно замедляя ход.

Стук в дверь повторился — уже отчётливо слышный. Потом дверь приоткрылась, и в комнате показалась взъерошенная кудрявая голова.

— Пора вставать, просоня! На занятия опоздаем!

— Засоня, а не просоня, — пробормотал я, машинально поправляя француза. — Сейчас, я быстро…

— Поторопись, мы все уже завтракаем. Рада пыталась тебя разбудить, но не достучалась.

Он скрылся, наконец, за дверью. Я, же, бессильно откинувшись обратно на подушку, выругался сквозь зубы.

Проклятая ведьма!

Албыс мучала меня все эти дни и ночи, превращая каждый мой сон — даже если я вдруг ненароком задремал за партой — в череду жутких видений.

Насылаемые ею кошмары разнообразны, изобретательны и никогда не повторяются. Общее у них лишь одно — реалистичны до одури, а эмоции, вызываемые ими, будто усиливаются многократно. В реальности меня вряд ли может что-то испугать до такой степени, как только что. Вон, весь в холодном поту, руки дрожат, даже сердце покалывает. С кровати с трудом поднялся — ноги еле держат.

А ещё меня не отпускает ощущение, что все эти тревожные, жуткие видения — это не просто плоды изощрённой фантазии ведьмы. Скорее, воспоминания. Может, потому они так реалистичны, и помимо самих образов передают ещё и эмоции. Но если так — то зачем она пичкает меня ими? Пытается свести с ума? Напугать? Предупредить о чём-то?

К счастью, слабость быстро отступила — стоило лишь отдышаться. Но вот голова была по-прежнему тяжелой от недосыпа. Я сосредоточился на тонком теле. Несколько раз вдохнул и выдохнул, усилием мысли прогоняя накопленную эдру по узлам и впитывая её. Это для меня уже привычный ритуал, который я повторяю по несколько раз на дню.

Энергии, к слову, было с избытком — пойманная албыс по-прежнему выделяла её в огромных количествах. Сердечник за эти дни здорово изменился на вид — стал крупнее, плотнее, в нем, кажется, даже начали проклёвываться еще несколько ячеек под Аспекты. Но была и плохая новость — его уже почти целиком оплетали тёмные прожилки, похожие на рисунок вен. Если целенаправленно пускать эдру на их очищение и на укрепление самого Сердечника — то порченные участки становятся бледнее. Но полностью не исчезают.

Иронично. Я пытаюсь переварить албыс, но в то же время она, похоже, занимается ровно тем же. Ну и кто кого?

Особенно тяжелой была первая ночь. Тогда меня разбудил обеспокоенный Демьян, долго отпаивал каким-то отваром и, похоже, потом ещё караулил под дверью, когда я опять пытался заснуть.

Поначалу поглощённая мною сущность, кажется, надеялась взять меня нахрапом — подтачивала изнутри, пыталась освободиться или, может быть, даже захватить контроль над моим телом. Но довольно быстро сдалась. Со вторника я даже начал ходить на занятия в институт, да и в целом чувствовал себя относительно нормально. За счёт дополнительного притока энергии, источаемой албыс, я существенно укрепил тонкое тело, особенно Сердечник и грудной Узел, являющийся вместилищем эдры. Так что вроде бы опасность отступила.

Ага, как же!

Выяснилось, что демоница лишь сменила тактику. Она затаилась и проявляла себя только в те периоды, когда я пытался заснуть. Начала изматывать кошмарами, будто пытаясь свести с ума.

И иногда казалось, что у неё это понемногу получается.

Рядом с кроватью висело ростовое зеркало в богатой резной раме. Я невольно дёрнулся, уловив боковым зрением отражение в нём. Мне то и дело мерещилось, что оно живёт собственной жизнью. Да и вообще, до сих пор так и не привык полностью к чужому телу. Хотя, собственно, старую-то свою внешность тоже не помнил.

Подошёл ближе, почти вплотную, вглядываясь в глаза взъерошенного, небритого русоволосого парня, угрюмо смотревшего на меня в ответ.

— Терпи, Богдан, — прошептал еле слышно. — Прорвёмся!

Собираться в институт и правда пришлось быстро, по-военному.

В крыле особняка, в которое мы перебрались, имеется полноценная ванная комната с медным водопроводом и даже бойлером, снабжённым специальным отсеком для огненного эмберита. Пришлось, правда, всё воскресенье повозиться, проверяя сливные трубы и колодцы. Но зато теперь больше нет нужды бегать во двор, чтобы умываться колодезной водой и посещать дощатый домик «с удобствами». Туалет в крыле для прислуги тоже есть, причем почти привычного мне вида — с фаянсовым унитазом и раковиной.

Я наспех ополоснулся, оделся, прихватил пару пирожков со стола — нормально позавтракать уже не было времени — и выбежал во двор, где меня уже ждали Полиньяк, Варвара и Рада.

Это уже стало превращаться в традицию. Занятия в Марьинской гимназии, в которой учится Рада, начинаются чуть раньше, но ей и идти совсем недалеко. Так что мы выходим из усадьбы все вместе, провожаем Раду, а потом спешим на занятия. Часть пути преодолеваем пешком, часть — на местном общественном транспорте — небольших вагончиках мест на двадцать. Часть из них самодвижущиеся, но по большей части — на конной тяге. Правда, с утра они часто набиты битком, так что иногда проще поймать извозчика. Ну, а если время позволяет — то и вовсе преодолеть весь путь пешком. Ходьбы-то тут минут тридцать.

Пешком я, кстати, любил ходить. Хоть как-то мозги проветривались.

С первых дней, как я оказался в этом мире, жизнь моя, как говорится, била ключом. И преимущественно по башке. Но последние дни и вовсе стали водоразделом, чётко разделившим жизнь на «до» и «после». Причем не только для меня, но и для всех немногочисленных друзей, которыми я успел обзавестись.

Да что там — после истории с албыс весь университет гудел от слухов. Да и весь город.

Остаться в тени у нас не получилось — у той нашей схватки с ведьмой рядом с женским общежитием было слишком много свидетелей. По крайней мере, у её начала. Потом большая часть обитательниц общаги разбежалась, а те, кто остались, боялись и носа высунуть в окно. Так что участие Варвары, слава богу, осталось не замеченным. Кто-то видел, как она в одной ночной рубашке выбегала из здания. Но связать её с появлением зачарованного медведя никто не мог.

А вот на нас с Полиньяком слава обрушилась лавиной. Особенно после того, как в местных газетах один за другим начали выходить статьи на эту тему. На некоторых фотографиях, помимо портрета Путилина и жутковатых кадров с места побоища, красовалась и моя физиономия.

Повлиять на это не смог ни я, ни Путилин, ни руководство университета. От интервью с газетчиками я наотрез отказывался, а нескольких самых назойливый пришлось отшивать довольно грубо. С Полиньяком мы составили серьёзную беседу на эту тему и договорились, что он тоже будет держать язык за зубами, как и Варя.

Впрочем, газетчиков это нисколько не останавливало, и статьи выходили с уймой живописных подробностей, большинство из которых у нас, реальных участников событий, вызывало гомерический хохот. Похоже, журналюги во все времена и во всех мирах одинаковы — если им не хватает реальных данных, они просто подключают фантазию.

Первые пару дней я здорово бесился. Такая публичность мне была совершенно ни к чему и портила все планы. Мало того, могла грозить неприятностями. Я живу-то тут пока на птичьих правах, из документов — только студенческий билет, да и то полученный под личную ответственность Кабанова.

Но потом решил — раз я не могу повлиять на эту ситуацию, то надо постараться найти в ней и положительные стороны. А они были.

Что ни говори, а героем быть приятно. Слухи в университетской среде распространяются с поразительной скоростью, так что в первый же день занятий после карантина мне буквально проходу не давали. В университете меня, кажется, стали узнавать в лицо абсолютно все — от первокурсников до профессоров. Да и на улицах я начал частенько ловить на себе заинтересованные взгляды.

В институте Кудеяров-младший со своей компашкой вместо косых взглядов и подначек начал откровенно подлизываться ко мне и к Полиньяку. И даже его дружки из дворян не то, чтобы приняли за равного, но всё же начали проявлять сдержанный интерес. Шила в мешке ведь не утаишь — после схватки с албыс стало понятно, что я нефилим. И даже сама фамилия Сибирский стала восприниматься по-другому. Одно дело — просто безродный сирота. И другое — сирота, обладающий Даром. К нефилимам всё-таки отношение особое, даже если за ними не стоит могущественный дворянский клан.

Я, правда, пока ни с кем на сближение не шёл, в разговорах предпочитал отмалчиваться или отшучиваться, да и вообще продолжал общаться только с Полиньяком, Варварой и иногда с Трофимовым. Но это, кажется, только добавило моему образу загадочности. По крайней мере, в глазах представительниц слабого пола.

Студенток вся эта история, кажется, особенно впечатлила. Ну как же. В их глазах мы с Полиньяком выглядели, как этакие рыцари, явившиеся спасать прекрасных дам.

Жак, кстати, повышенное внимание к своей персоне переносил с огромным трудом. Краснел, бледнел, не знал, куда девать руки, начинал путаться даже в простейших русских выражениях. Особенно тяжко ему приходилось, когда к нему подкатывали девушки. На Варвару те поначалу вообще не обращали внимания, и жутко удивлялись, когда понимали, что между ними что-то есть. Бедняжка Варя в итоге стала объектом зависти и ревности у доброй половины студенток университета.

А между ними с Жаком, к слову, и правда что-то наклёвывалось — за эти несколько дней, проведенных вместе в нашей усадьбе, это уже стало очевидно. Парочка из них была, мягко говоря, необычная, и неуклюжие ухаживания Полиньяка выглядели забавно и порой нелепо. Но сама Варя, похоже, так не считала. Не знаю уж, что в итоге у них выйдет, но Жак, похоже, и правда втрескался не на шутку, и других девушек вокруг просто не замечал.

Мне же пока, понятное дело, было вообще не до амурных похождений. Внутренняя борьба с недобитой ведьмой отнимала почти всё свободное время и силы. Занятия я старался не пропускать, но усваивал едва ли треть от услышанного. Вся надежда была на помощь Полиньяка.

После лекций я какое-то время проводил в парке, медитируя под Гранитным дубом. Раз от раза получалось всё лучше, и это уже было не просто вытягивание эдры из дерева, а что-то вроде круговорота. Я тянул из дуба силу, но взамен отдавал ему тот энергетический шлак, от которого старался избавиться. И за полчаса такой медитации мне удавалось гораздо сильнее почистить тонкое тело от влияния албыс, чем за весь остальной день. А если задерживался подольше — хотя бы на час — то тёмные прожилки в Сердечнике почти исчезали.

По сути, только благодаря этим сеансам я всё ещё держался. Очищался, набирался сил на вечер. Потом даже поспать удавалось. Правда, недолго, часа два-три, прежде чем албыс снова набиралась сил и начинала лезть в башку со своими кошмарами. Главное, заснуть побыстрее. А в этом помогала работа по дому и вечерние тренировки.

Тренировки стали уже неотъемлемой частью моего распорядка дня, им я старался уделять не меньше двух часов каждый вечер. Встречу с Дымовым я пропустил, но от идеи поучаствовать в подпольных боях нефилимов пока не отказывался. Правда, для начала нужно подтянуть физическую форму. Пока я занимался этим самостоятельно. Расчистив себе подходящий маршрут, я бегал по саду, наматывая десятки кругов, подтягивался, отжимался, тягал самодельные гири, сооруженные из булыжников. За неимением боксёрского мешка молотил каменный столб, защищая кулаки и предплечья Аспектом Укрепления. Тело, и без того молодое и крепкое, наливалось силой буквально с каждым днём. Мне даже рубашки некоторые стали малы — так раздался в плечах.

Думаю, дело тут в том, что тело у меня не совсем человеческое. Такой вот бешеный отклик на нагрузки — это ещё одно из преимуществ нефилимов. Обычному человеку ежедневные тренировки вообще противопоказаны, особенно такие тяжелые. Но я каждый вечер выкладывался на полную, и в итоге к следующей тренировке уже не только восстанавливался, но и здорово прогрессировал.

Все эти истязания, впрочем, шли только на пользу. Измотанный за день, я буквально проваливался в сон, едва голова моя касалась подушки.

Тело моё вполне успевало восстановиться даже за короткий промежуток — думаю, ему хватает и двух-трех часов полноценного сна. Чего не скажешь о рассудке. Морально я каждый раз после пробуждения был так разбит, что готов был рычать даже на друзей.

Что-то с этим надо делать. Может, вообще пораньше приезжать в университет и начинать день с утренней медитации у дуба? Всё равно ведь сон в утренние часы превратился в пытку…

— Эй! Богдан!

Я встрепенулся от тычка локтя и едва не выругался в голос. Такие моменты меня начали уже откровенно бесить. Опять задремал прямо на лекции! И ладно бы ещё на тягомотном бормотании Карандышева. А тут — лекция по эмбериту от Кабанова, которую я внимательно слушал и даже старался подробно конспектировать.

— Прошу прощения, Николай Георгиевич, — пробормотал я, окидывая взглядом свои записи.

Сколько же я пропустил? Вряд ли много — Жак наверняка растолкал меня сразу же, как заметил неладное. Да вроде и не спал я. Скорее просто задумался.

Ректор окинул меня тяжелым укоризненным взглядом. Впрочем, он вообще в последние дни выглядел угрюмым и осунувшимся. Его вся эта история на прошлых выходных тоже здорово потрепала.

К счастью, большая часть внимания прессы и чиновников пришлась на его вышестоящее начальство — главу самого университета, Николая Александровича Гейзехуза. Но всё же прорыв настоящего ледяного демона прямо в академический парк и страшная гибель нескольких студентов — не те события, которые легко смахнуть со счетов. Кабанов за несколько дней будто бы постарел лет на пять, и не расставался с темным плоским флаконом с какой-то микстурой. Хотя злые языки поговаривали, что это просто коньяк.

Я не удержался и, переключившись на Аспект Целителя, пристально оглядел преподавателя магическим зрением. Вроде бы ничего особо тревожного, но сердце и сосуды пульсируют гораздо интенсивнее, чем у здорового человека. Для точного диагноза мне не хватало знаний анатомии, да и в целом мой целительский Дар был пока слабо развит. Точнее, мощи-то в нём хватает — раны мягких тканей могу сращивать буквально за секунды. Но для более тонкой работы не гожусь — ещё учиться и учиться.

— Зайдите-ка ко мне в кабинет после лекции, студент Сибирский, — закончив буравить меня взглядом, произнёс Кабанов. — Есть серьёзный разговор.

Глава 2

Лекция была последняя на сегодня, и закончилась минут через десять. Кабанова я догнал в коридоре, уже перед самой дверью в его кабинет.

— Как самочувствие, Николай Георгиевич? — спросил я, когда мы оказались наедине.

Он лишь сердито отмахнулся.

— Лебедева меня пыталась домой отправить на недельку. Отлежаться. Но как я могу бросить институт, когда тут такое творится⁈ Гейзехуз вообще с допросов не вылезает который день, хотя он-то что мог поделать…

Кабанов смолк — тема эта была щекотливая, явно не для беседы между преподавателем и студентом.

После победы над албыс грандиозный скандал в университете, по сути, только начал разворачиваться. И если после обнаружения тела Бергера он базировался лишь на жутких слухах и домыслах, то сейчас к ним прибавилась ещё целая куча трупов и обвинения в сторону главы университета.

Это и правда бред. Гейзехуз и так, следуя рекомендациям Путилина, предпринял все имеющиеся у него возможности для того, чтобы обезопасить студентов. Но что он мог сделать против сверхъестественного существа, победить которое под силу только подготовленному нефилиму?

Насчёт себя я, кстати, особых иллюзий не строил. Один на один я эту рыжую тварь вряд ли бы завалил. Мне просто повезло. Да и неизвестно ещё, повезло ли вообще.

Вяземский, томский генерал-губернатор, по слухам, после спешного возвращения в город прямо-таки молнии метал от злости. Не знаю уж, метафорически или вполне реально — всё ж таки он нефилим, и что у него за Аспект, я ещё не выяснил.

Думаю, это он из-за дочери так взбеленился. Шутка ли — девица чудом осталась в живых, только благодаря Дару её телохранителя.

— Ты-то сам как? — спросил Кабанов. — Лилия Николаевна говорила, что и тебя в ту ночь изрядно потрепало…

— Пустяки. Пара царапин.

— Но выглядишь бледновато. И профессора жалуются, что спишь на ходу…

Я лишь пожал плечами. Будешь тут бодрячком, когда столько проблем навалилось. Но не пересказывать же их пожилому человеку. Помочь мне он точно ничем не сможет.

— Впрочем, я тебя не для того вызвал, чтобы о здоровье калякать. Вот, держи…

Он протянул мне загодя приготовленный конверт. С первого взгляда видно, что дорогой — из плотной бумаги с золотым тиснением. Незапечатанный. Я покрутил его в руках, нащупал внутри что-то плотное.

— Ну посмотри, посмотри при мне, секрета тут никакого нет.

Внутри оказалось что-то вроде открытки — плотный листок, украшенный вензелями, а внизу — гербовой печатью отдела канцелярии Томского генерал-губернаторства. Но основное содержание написано от руки, твёрдым безупречным почерком.

'Студенту Горного Института Императорского Томского Университета

Сибирскому Богдану Аскольдовичу

ИМЕННОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ

Его сиятельство князь Сергей Александрович Вяземский будет рад видеть вас в эту субботу, 16 сентября, в 20.00, в своей резиденции по адресу Благовещенский переулок, дом 1, на званом ужине, организуемом для высших чинов и ветеранов государственной службы'.

— Что-то я не совсем понимаю. Ветераны всякие, высшие чины… Я-то тут при чём?

— Ну, тебе виднее, — усмехнулся Кабанов. — Но вообще, это традиционный большой приём. Губернатор такие проводит раза три-четыре в год. И там и помимо чиновников много кто будет. Я тоже, к слову, приглашён в этом году. Вот через меня и тебе открытку передали.

— И что думаете, стоит сходить?

Ректор едва не поперхнулся от удивления и возмущения, став в этот момент до смешного похожим на встревоженного старого бульдога.

— Ты ещё спрашиваешь⁈ Приглашение от самого генерал-губернатора! Такими не разбрасываются!

— Да понял, понял, — устало улыбнулся я. — Неудачно пошутил.

— Шутник, ишь ты! — проворчал Кабанов. — А вообще, чего ты ваньку-то валяешь? Слышал, Путилин тебя уже взял в оборот. Уже служишь в его отделе?

— Ну… В некотором роде. Пока внештатно.

— Всё одно, к сыскному делу теперь имеешь непосредственное отношение.

Я лишь покачал головой. Уже и про это слухи пошли. Впрочем, неудивительно — Путилин на своем приметном авто наведывается к нам в усадьбу буквально каждый день. Да и я в конторе обер-полицмейстера, где ему до сих пор отведён лишь крохотный кабинетик, тоже появлялся.

Его предложение о сотрудничестве я с кучей оговорок, но принял, выступая от лица всей своей маленькой команды. Официально в Дружине зарегистрировался, конечно, только я. Точнее, начал этот процесс, потому что это дело небыстрое, особенно когда у тебя из документов — лишь студенческий билет.

Впрочем, с протекцией Путилина я надеялся решить все эти юридические вопросы. А может, и от Вяземского что-нибудь обломится.

— Губернатор явно хочет отметить твои заслуги в спасении города от этой… напасти, — подтвердил мои мысли Кабанов. — И в первую очередь, конечно, вознаградить за спасение дочери. Так что лови момент, студент! Только вот…

Он придирчиво осмотрел меня и вздохнул.

— Идти в таком виде на званый ужин к губернатору… Не совсем комильфо.

— Могу купить костюм. Кое-какие сбережения у меня есть.

— Да как же ты успеешь костюм справить к субботе? Тут осталось-то пара дней. Ни один приличный портной не возьмётся в такие сроки.

Точно, этого я не учёл. Магазины готового платья здесь, конечно, имеются, но по-настоящему хорошие костюмы шьются только под заказ.

— Впрочем, знаешь… — Кабанов по-отечески хлопнул меня по плечу. — Иди прямо так. Студенческий мундир — это хоть и скромно, но достойно, как и любая форма. И вообще, не одежда красит человека, а дела его. Разве что к цирюльнику забеги, приведи в порядок шевелюру. И щетину эту свою сбрей. В твоем возрасте бороду отпускать рановато. Не та мода нынче.

— Спасибо за совет, Николай Георгиевич, — усмехнулся я, пряча приглашение во внутренний карман кителя. — Разрешите идти?

— Ступай. И к Лилии Николавне загляни. Не нравится мне, что ты на лекциях носом клюёшь…

Увы, увы. Лебедева, конечно, тётка хорошая, но здесь она бессильна.

За дверями кабинета я едва не столкнулся с группой студентов. Попытался было их обойти, но быстро стало понятно, что стоят они здесь не просто так, а пытаются преградить путь. Впрочем, достаточно вежливо, без рук.

— Погоди-ка, куда так спешишь? — с лёгким кавказским акцентом обратился ко мне крепкий темноволосый парень с такой густой чёрной бородой, что выглядел лет на тридцать.

Судя по лычкам на студенческом кителе, он с третьего курса. Причем не нашего института. Эмблема — чаша со змеёй. Медицинский. И аура выдаёт в нём дар Целителя. Слабенький, правда.

— Тут кое-кто с тобой поговорить хочет. Может, отойдём чуть в сторонку?

Я окинул взглядом группу, собравшуюся в коридоре. С разных курсов, даже из разных институтов университета. Но объединяет их одно — все Одарённые, в той или иной степени.

— А этот кое-кто сам подойти не может? — огрызнулся я.

Я и так-то не люблю сюрпризов, а нервотрёпка последних дней сделала меня ещё более раздражительным.

— Ну зачем так? — добродушно отозвался бородач. — Мы просто поговорить хотим, познакомиться…

— Хаким прав. Мы пришли с миром.

Голос говорившего был негромким, каким-то даже вкрадчивым, но при первых же звуках его, кажется, все остальные студенты в коридоре притихли. При этом за спинами остальных незнакомца удалось разглядеть не сразу. Стоял он в десятке шагов дальше по коридору, возле арки, ведущей на лестницу, небрежно опираясь спиной о стену и скрестив руки на груди.

Выглядит не очень-то впечатляюще. Невысокого роста, пухлый, со светлыми волосами и бровями, делающими лицо ещё более расплывчатым и невыразительным. Однако на внешность я почти не обратил внимания, потому что в глаза бросалось другое.

Дар. Аура очень необычного вида, делающая его похожим на паука, засевшего в центре огромной паутины, раскинувшейся на всех остальных людей в пределах видимости. Ко мне тоже тянулась тонюсенькая, как струна, призрачная нить, при этом совершенно незаметно, не вызывая никаких ощущений на уровне тонкого тела. Но всё же я оборвал её простым мысленным усилием. Это не составило никакого труда.

Я уже видел этого типа. Ещё в первые дни в институте. В компании парочки других Одарённых и Кудеярова-младшего. Память на лица и детали у меня цепкая — кажется, досталась из прошлой жизни. Скорее даже что-то вроде профессиональной деформации.

— Меня зовут Илья. Илья Ларионов, — сказал белобрысый, протягивая мне руку. — Возможно, слышал обо мне?

— Не доводилось. Чем обязан?

— Да это мы тебе обязаны. Чудесным спасением от ледяного демона, — с лёгкой улыбкой ответил он. — Но при этом о тебе до сих пор толком ничего не известно. Ты же новенький в университете. Да и не местный. Слышали, приехал издалека…

И голос такой мягкий и вкрадчивый, что даже не поймёшь — всерьёз он это или тонко троллит.

— Чего надо-то? — перебил я его, впрочем, тоже немного смягчившись.

— Ну, не в коридоре же об этом болтать? — усмехнулся Ларионов. — Давай встретимся на выходных в каком-нибудь уютном местечке, выпьем по стаканчику. Нам есть, что обсудить.

— Например?

Он шагнул чуть ближе и сказал ещё тише, так, чтобы слышал только я:

— Если ты ещё не заметил, то Одарённые стараются держаться вместе. Дворяне, не дворяне — это уже не так важно. Но сила открывает многие двери…

Я ещё раз пробежался взглядом по спутникам Ларионова. Те поглядывали на меня с интересом, некоторые с опаской, но вроде без агрессии.

— Понимаю. Да, может, как-нибудь и пересечемся.

— В субботу вечером, — с готовностью отозвался Ларионов. — Игорь Аксаков собирает у себя. У него родители как раз в отъезде.

— Нет, как-нибудь в другой раз, — покачал я головой и двинулся было прочь, но стоящий чуть позади меня Хаким удержал меня за плечо. Правда, тут же опустил руку, стоило зыркнуть на него.

— Не торопись, подумай, — мягко улыбнулся Ларионов. — Это не то предложение, от которого стоит так отмахиваться.

— Я не отказываюсь. Но в субботу и правда буду занят. А сейчас извини, мне надо идти.

— Ну, смотри. Если передумаешь — всё ж-таки заглядывай. Мы допоздна там будем.

— Договорились.

Приятели Ларионова неохотно расступились, пропуская меня, и вскоре их группа и вовсе быстро рассеялась. Из кабинета как раз вышел Кабанов. Может, поэтому… Лишь сам белобрысый напоследок окинул меня задумчивым взглядом прежде, чем скрыться на лестнице. От него в мою сторону снова потянулась призрачная паутинка, но я снова её оборвал ещё на подлёте.

Запоздало шевельнулось любопытство. Что у него за Дар, интересно? Надо будет попробовать перехватить Аспект, поэкспериментировать.

Вообще, если бы не званый ужин у губернатора, я бы обязательно заглянул на эту вечеринку у Аксакова. Полезно будет покрутиться среди Одарённых, поизучать их для развития собственного Дара. Впрочем, и у губернатора нефилимов тоже будет полно, и рангом явно повыше, чем на какой-то там студенческой тусовке.

Я направился к выходу, попутно высматривая в толпе Жака и Варвару. Возле аудитории, где проходила лекция Кабанова, их не было — видно, уже отправились по своим делам. Домой мы все эти дни тоже ходим вместе, но не сразу после занятий — сначала я уделяю околочаса медитации у Гранитного дуба. Друзья в это время либо прогуливаются по парку, либо проводят время в столовой, утоляя непомерный аппетит Полиньяка.

На крыльце я их тоже не обнаружил, так что отправился в парк, к дубу. Тем более что необходимость в очередной процедуре очищения назрела, как никогда. За те несколько часов, что я был на лекциях и не мог толком сосредоточиться на манипуляциях с тонким телом. Албыс этим воспользовалась и попробовала прорваться ещё раз. Сердечник пульсировал, весь опутанный фиолетовыми прожилками, сгустки тёмной эдры достигли даже соседних Узлов.

Ментальная атака сидящей внутри меня твари сказывалась даже на физическом самочувствии. В голове шумело, перед глазами то и дело всё расплывалось. Я шёл, будто пьяный. Разве что не шатался.

Мне удалось занять место на скамейке возле самого дуба, за огороженным цепями периметром. Откинувшись назад, я мог даже коснуться затылком твёрдой шершавой коры дерева. Что, собственно, и сделал — так было проще войти с ним в контакт, замкнуть энергетические контуры. Дуб, словно гигантская пиявка, принялся высасывать из меня эдру, и я позволял ему это делать, удерживая запас в грудном Узле и, наоборот, мысленно выдавливая из себя тёмную энергию, источаемую албыс.

Уф, что бы я вообще делал без этого прожорливого истукана? Облегчение, которое охватило меня, особенно в первые несколько минут, было сложно описать словами. Будто после нескольких часов мучительной головной боли вдруг наступает долгожданное просветление. Но вместе с тем я вдруг ясно осознал простую, но жутко неприятную, пугающую вещь.

Ни хрена у меня не получится.

Поглощение эдры, укрепление с её помощью тонкого тела, сеансы энергетического кровопускания у дуба — всё это напрасно. Я лишь борюсь с симптомами, да и то не очень-то эффективно. Если так дело пойдёт и дальше — то сколько я ещё продержусь? Неделю? Две?

Если я не найду за это время способ окончательно добить албыс или выдрать поглощённую сущность из своего тонкого тела — мне конец. Эта тварь сильнее меня. Даже сейчас.

Как ни странно, осознание этого подействовало даже как-то отрезвляюще. Сдаваться-то я точно не собираюсь. Весь вопрос в том, куда направлять усилия.

Приближение Варвары я почуял даже раньше, чем открыл глаза — всё же развитие тонкого тела не прошло даром, и сейчас в Аспекте Пересмешника я гораздо отчётливее чувствовал движения эдры шагах в двадцати-тридцати вокруг себя. А аура у берендеи была весьма заметной, хотя большую часть времени и маскировалась, свернувшись в плотное ядро. Но конкретно сейчас Дар её едва ли не рвался наружу.

— Варя! Ты чего? — окликнул я девушку.

Та выглядела взволнованной и запыхавшейся, как после пробежки. Впрочем, почему «как»? Пряди золотистых волос выбились из-под берета, прилипли ко лбу, грудь тяжело вздымалась. При этом девушка постоянно озиралась, будто надеялась разглядеть кого-то за кустами.

Перемахнув через невысокое ограждение, я подошёл к ней.

— Жака не видел? — нервно спросила она.

— Я думал, он с тобой.

— Нет, после занятий мы с ним… разошлись ненадолго. А потом он как в воду канул!

— Может, просто отлучился куда-нибудь? В столовую? В уборную, в конце концов?

Она помотала головой и коротко рыкнула. Глаза её с изменившимися звериными зрачками зло сверкнули, и она торопливо отвернулась, пряча взгляд. Я осторожно погладил её по плечу.

— Тише, тише… Остынь, не то себя выдашь. Ну, и подумай хорошенько. Куда он мог деться-то? Тут и времени-то после лекции прошло всего ничего. Давай вместе поищем.

Варя, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, прошептала уже спокойнее.

— Нет. Неладно с ним что-то. Я чувствую!

Взгляд её был настолько серьёзен и взволнован, что разом отбивал желание шутить по этому поводу. Впечатлительной истеричкой Варю тоже точно не назовёшь. Если уж она забила тревогу — значит, и правда чутьё сработало.

К тому же все эти дни мы не просто так держимся вместе. С того утреннего визита упыря, представившегося сотрудником Охранки, Стая пока никак не проявляла себя в открытую. Но и я, и Демьян чуяли, что вокруг нас будто бы медленно сжимается невидимое кольцо. Пойманный на улице взгляд странного прохожего, следующего за тобой по пятам несколько кварталов. Донёсшийся до обострённого нюха чужой запах в саду. Странноватые чёрные птицы — не то грачи, не то вороны — постоянно оказывающиеся где-то неподалёку и разглядывающие нас как-то не по-птичьи осознанно.

В ветвях дуба даже сейчас засела похожая тварь. Заметив мой взгляд, вдруг снялась с места, тяжело хлопая чёрными крыльями, и с хриплым граем унеслась прочь. В груди заворочалось тревожное предчувствие.

— Что нам делать, Богдан? — дрогнувшим голосом прошептала Варя.

— Для начала — не паникуй. Сейчас что-нибудь придумаем.

Глава 3

«Что-нибудь придумаем…». Легко сказать!

Впрочем, тревожные новости о Полиньяке меня странным образом взбодрили. Все собственные проблемы отошли на второй план, голова прояснилась. Действовать я начал сразу, не задумываясь, будто по заранее подготовленному плану.

Для начала мы вернулись в здание, проверили все места, где мог быть Жак. Поспрашивали на его счёт других студентов, потом охранников, стоящих на ключевых местах в самом институте и в парке.

В ходе опросов я снова столкнулся с Ларионовым и его компанией. У меня даже мелькнуло подозрение, а не специально ли тот морочил мне голову, чтобы задержать возле кабинета Кабанова. Но версия эта быстро рассеялась.

Я перехватил-таки Аспект у Ильи. Результат оказался несколько неожиданным. Шум в голове, помутнение рассудка, шорох неразборчивых голосов, доносящихся сразу со всех сторон. Поначалу даже показалось, что это снова проделки албыс. Но виноват был именно перехваченный Дар.

Ларионов умел читать мысли и эмоции. И, возможно, внушать свои — тут я пока проверять не стал, и ниточку, упрямо тянущуюся от него ко мне, обрывал сразу же, как замечал.

Дар, конечно, интересный. Учится Илья на юридическом, планирует карьеру чиновника, а там способность читать других людей будет огромным преимуществом. Если он, конечно, сумеет достаточно развить свои способности. Потому что пока они работают через пень-колоду. Я с непривычки вообще мало что улавливал в этой пляске голосов и образов, пока не сообразил, как отсекать лишние сигналы и фокусироваться на конкретном человеке.

Стало легче, хотя всё равно к такому нужно привыкать годами. Это в кино читать мысли легко — просто слушаешь чужой внутренний монолог. Но на практике это всё равно, что пытаться что-то разглядеть на мутной кинопленке, проигрываемой с бешеной скоростью. Или даже на нескольких таких плёнках, пущенных одна поверх другой.

Вот эмоции считывать было куда проще, чем конкретные мысли. Ларионов не врал — это я смог выяснить точно, более-менее приспособившись к его Дару. И против нас вроде ничего дурного не замышлял. К Жаку он испытывал лёгкую неприязнь, ко мне — жгучий интерес пополам с тщательно скрываемым страхом, к Варваре — странную смесь опаски, отвращения и физического влечения. Но об исчезновении Полиньяка он точно ничего не знал.

Помощь мы получили, откуда не ждали. Кочанов, один из приятелей Кудеярова-младшего, рассказал, что видел француза в компании с какой-то незнакомой темноволосой студенткой.

— Шёл за ней, как пыльным мешком ударенный. По сторонам не глядит, глаза выпучил. А она его за руку тащит.

— Куда? — рванулась к нему Варвара так, что мне пришлось её придержать.

— Да на первом этаже я их видел, по лестнице спускались. И к выходу сразу.

— И куда потом направились, не видал?

— Видал, почему нет. Мы ж тоже во двор пошли чуть погодя. Пашке отец мобиль дал покататься. Вот мы на стоянку-то и побежали поглядеть. И француз твой с той чернявой уже там был. В машину сели на заднее сиденье и покатили.

— Что за машина? Номер запомнил?

— Какой ещё номер? — удивился Кочан.

Я лишь досадливо поморщился. Это в моём старом мире машин было так много, что каждой присваивался регистрационный номер, который крепился на видное место спереди и сзади. Но здесь я таких табличек на транспорте не видел.

— А как хоть выглядела машина? Дорогая?

— Да нет, обычная. На жар-камне. Пошарпанная такая, чёрная, с брезентовым верхом. Фары круглые… Таких у нас много ездит. Почтовые, или вон у фараонов. Но те с будкой обычно, а эта с кузовком небольшим.

— В кузове было что-то?

— Вроде не… — подумав, мотнул головой Кочан.

— Водителя не разглядел? И куда они поехали потом?

— Вот ведь дотошный, до кишок докопаешься, — проворчал здоровяк. — Я их чего, разглядывал, что ли? Мы там как раз с Пашкой немного повздорили, потому он меня с собой кататься даже не взял. Иначе стоял бы я разве тут, с тобой разговаривал? Я минут десять на стоянке торчал, думал, ребята передумают и за мной вернутся. Вот потому и увидел француза вашего с кралей. Те в тачку сели и рванули к главным воротам так, что пыль столбом. А дальше я их уже из виду потерял.

— Ничего больше интересного не заметил?

Кочанов для виду почесал затылок, закатывая глаза к небу.

— Да вроде нет… Но девка эта, с французом, ничего такая, — он обрисовал в воздухе женственные изгибы. — Я ещё удивился…

Поймав испепеляющий взгляд Вари, он сконфуженно замолчал.

— Видел её раньше?

— Не-а. Может, из первокурсниц? Хотя… А вообще, знаешь, старовата она для студентки, по-моему. Это странно. Не, она ничего такая, всё при ней. Но на вид… Ну, лет двадцать пять, наверное. Может, и старше.

Я задал с десяток дополнительных вопросов, надеясь выпытать у Кочана ещё хоть крупицу подробностей, но больше ничего существенного не добился. Варвара терпеливо ждала в сторонке, но бросилась ко мне сразу же, как я отпустил одногруппника.

— Вот видишь? Говорю же, его похитили!

Не хотелось это признавать, но похоже, что она права. Вряд ли Жак ушёл с той девицей по своей воле, не предупредив нас. Да и Кочанов говорит, что вёл он себя как-то заторможенно. Скорее всего, у похитительницы какой-то подходящий для таких делишек Дар.

Наверняка это Стая. Несколько дней они просто следили за нами и вот, наконец, сделали первый ход. Выбрав самого уязвимого среди нас. Это плохая новость. А хорошая в том, что вряд ли они собираются убивать Жака. Скорее всего, через него попытаются заманить нас в ловушку.

Но немного времени у нас пока есть.

— Ну что ты стоишь, Богдан? Надо что-то делать!

— Давай-ка возвращаться домой.

— Домой⁈

— Ну, а что ты предлагаешь? — не выдержал я. — Надо удостовериться, что с остальными всё в порядке. И дождаться, пока похитители выйдут на связь. Пока это всё, что мы можем сделать.

— А полиция?

— Ну, попробуем мы подойти к околоточному. И что ему скажем? Что наш друг уехал на машине с какой-то красоткой?

Неприятная, но правда. Полиция вряд ли пошевелится в данной ситуации. Да, и справедливости ради, я бы сам на месте любого городового только пальцем у виска покрутил на подобное обращение.

Значит, будем привлекать другие ресурсы.

Путилин? Ему мы про стычку с Грачёвым пока не рассказывали — Демьян настоял. И, возможно, зря. Может, как раз через него можно будет попробовать подключить к поискам полицейских. Хотя я бы на это особо не рассчитывал, учитывая, что с местным обер-полицмейстером он не нашёл общий язык. Да и вообще, пока не пройдёт хотя бы пару дней с момента исчезновения, никто из властей и не пошевелится.

Кто ещё из моих знакомых хорошо знает город, в том числе его тёмную сторону, и может помочь отыскать машину и двух людей по весьма смутным приметам? Ответ напрашивался сам собой, но тоже был не особо приятным.

Фома.

Обращаться к Кудеярову жутко не хотелось, тем более что статус нашего сотрудничества до сих пор весьма смутный. Да и вообще, не хотелось бы быть обязанным такому человеку. Впрочем, ради спасения товарища можно и потерпеть. Мы с Полиньяком за эти пару недель знакомства через многое прошли и действительно сдружились. Не хотелось бы, чтобы он пострадал из-за меня.

Но сначала всё-таки надо увезти Варвару домой и убедиться, что исчезновение Жака — единственная наша проблема.

Доехали быстро — поймали извозчика, причём на самодвижущейся коляске с эмберитовым двигателем. Проезд на таких стоил вдвое дороже, чем на обычных, но сейчас не время было мелочиться.

Всю дорогу молчали. Варвара нервно поглядывала по сторонам, меня же одолели мрачные мысли. Я, конечно, понимал, что Стая нас не оставит в покое после той стычки с Грачёвым. Но, честно говоря, думал, что у нас будет чуть больше времени. К тому же из-за проблем с албыс я сейчас не совсем в форме…

У Рады тоже уже закончились занятия, и мы встретили её во дворе в сопровождении Велесова — похоже, тот провожал её от самой гимназии. Уф, ну хоть с ней всё в порядке. Это меня здорово обрадовало.

По выражению лица Варвары сразу было понятно, что что-то случилось, так что, зайдя в дом, мы собрались вокруг общего стола. Рассказ, впрочем, вышел коротким, и после него повисла долгая гнетущая пауза. Демьян, всё это время не проронивший ни слова, поднялся из-за стола и мотнул головой, давая мне знак следовать за ним.

— Пойдём-ка, прогуляемся.

Во двор мы, впрочем, не пошли, а наоборот углубились в коридоры особняка. Вышли в другое крыло, в молчании прошагали до приёмного зала. Я здесь не бывал с того самого дня, как Рада впервые мне его показала, так что сейчас снова невольно замер, окидывая взглядом помпезные мраморные колонны и поражающие детальностью барельефы на стенах.

Всё-таки впечатляет. Не терпится, наконец, привести всё здание в порядок. Но сколько на это времени, сил и денег понадобится — не хочется даже думать.

— Ну, так что? — не выдержал я молчания. — Только давай без разговоров в духе «Я же тебя предупреждал». Лучше обсудим, какие у нас сейчас варианты.

Велесов саркастично хмыкнул.

— Поздно уже лясы точить. У меня лично вариантов и раньше-то было немного. Бросить всё и бежать с Радой в тайгу. Или рискнуть и остаться. Я и выбрал. Я с тобой. Но, правда, это не значит, что я готов рисковать дочерью.

— Звучит так, будто ты хочешь… как бы это сказать помягче… И на ёлку влезть, и иголками не уколоться.

— Я просто напомнил, — огрызнулся он. — Остался я только потому, что поверил в тебя. Вот теперь и посмотрим, сдюжишь ли ты.

— В одиночку?

— Я останусь в усадьбе и присмотрю за девочками. Если волки попробуют сунуться сюда силой… Что ж, посмотрим, кто кого.

— Думаешь, до этого дойдёт?

— Напасть на особняк почти в центре города…. Вообще, это не в духе Стаи, — подумав, скептически отозвался Демьян. — Мы всегда старались избегать бойни на глазах у смертных. Да и вообще ни к чему лишний раз даже напоминать о себе. Но то в прежние времена. Сейчас я уже ни в чём не уверен. Но, если что…. У меня тут припрятано немало сюрпризов для незваных гостей. Найду, чем встретить.

— Что ж, хорошо, что тылы у нас будут прикрыты. Ну, а мне-то что предлагаешь делать?

Он повернулся, испытующе взглянув мне в глаза, и ответил, понизив голос:

— То, для чего ты создан. Ты ведь Пересмешник. Убийца нефилимов. Вот и пора выходить на охоту. Или тоже хотел… на ёлку влезть и не уколоться?

Я вздохнул.

Ну, а впрочем, чего я ожидал? С упырями вряд ли получится договориться. И дело не только в том, что у Велесова с ними какие-то старые распри. Пришли-то они по мою душу. И Аскольда тоже убил кто-то из Стаи — у меня до сих пор среди вещей хранится гербовый стилет, который я забрал у убийцы. Так что это наш общий враг, причём такой, против которого полиция и вообще обычные люди бессильны.

Подтянуть Путилина? Охота на вампиров — как раз по его части. Вот только чем он сейчас поможет, с раненой рукой? И других сотрудников в Томской Священной дружине, кроме нас с ним, пока нет. К тому же, Велесов, пожалуй, прав в том, что не хочет пока ставить его в известность о нашем конфликте со Стаей. Попробуем сначала разобраться сами.

— Значит, выходим на охоту… — задумчиво пробормотал я, прислушиваясь к себе.

Особого страха не было, только некоторые сомнения по поводу того, что придётся убивать. Но я вспомнил упыря, которого ухайдокал старой саблей Аскольда в его доме, вспомнил носатого коротышку, обратившегося стаей воронья… И вся лирика быстро схлынула. Эти твари только выглядят, как люди, но по сути — чудовища не лучше той же албыс.

Впрочем, кто бы говорил… Самого-то меня как теперь называть? Особенно сейчас, когда во мне сидит сущность рыжей ледяной ведьмы?

Я мотнул головой, окончательно отгоняя сомнения. Они делу точно не помогут. А вот медленно разгорающуюся злость и охотничий азарт только поприветствовал.

Волки сами начали эту войну. И надо показать им, что есть в этом городе хищники и пострашнее.

— Знаешь, где их искать? — повернулся я к Демьяну.

— Прошло всего несколько дней. Вряд ли Стая успела стянуть сюда много сил. Скорее всего, будут использовать тех волков, что уже живут здесь. А их я наперечёт знаю… Ну, может, и не всех. Но пару адресов я тебе дам прямо сейчас.

— А не может быть так, что они как раз этого и ждут? И хотят нас в ловушку заманить?

— Может, — подумав, неохотно согласился он. — Но и у нас есть кое-какие козыри…

Демьян замолчал, прислушиваясь к чему-то. Потом дал знак следовать за ним. Мы поднялись по изогнутой лестнице на второй этаж, прошли по одному из коридоров по правой стороне и остановились у дальней двери — тяжелой, украшенной резьбой и позолотой, прекрасно сохранившейся даже сейчас. На створках замерли, раскинув руки, близнецы Кадуцеи — такие же, как в саду, представленные в виде крылатых обнаженных женщин, обвитых змеями, вылупившимися из огромного яйца. Похоже, это что-то вроде герба Василевских?

— Сейчас, надо снять кое-какие ловушки. Стой там, поодаль, и ничего не трогай, — предупредил Велесов.

Прежде, чем открыть дверь ключом из увесистой связки, которую он всегда таскал с собой, вампир и правда провозился минут десять, передвигая какие-то незаметные мне рычажки и нажимая потайные пластины. Иногда после этого за стеновыми панелями что-то щёлкало и перекатывалось, один раз мне даже показалось, что целая секция пола подо мной ощутимо вздрогнула.

Наконец, мы оказались внутри.

— Рабочий кабинет. Правда, последним из Василевских, кто им пользовался, был дед Аскольда. Я через главный вход тоже давненько не входил, пользовался вот этим…

Он чуть повернул канделябр на стене, и сдвинул фальш-панель, скрывающую узкий прямоугольный лаз.

— В доме уйма тайных ходов. Что у той лисицы в норе.

— И куда они ведут?

— Один — в подвал кухни. Один — в сад. Один — в спальню в западном крыле. Есть ещё длиннющий заброшенный, заканчивается под мостом. И это только те, о которых я знаю.

— Хм… Удобно, — усмехнулся я. — Может, где-нибудь там внизу и потайная пещера с бэт-мобилем припрятана?

Демьян лишь недоумённо покосился на меня.

Обстановка в кабинете была под стать залу для приёмов. Чувствовалось, что за каждым вещью здесь стоит долгая история. Да и сами предметы выглядели, как экспонаты дорогой антикварной лавки. Мебель, книги, письменные принадлежности, светильники, многочисленные диковинки, живо напомнившие коллекцию Кабанова — всё это так и тянуло рассматривать, потрогать, изучить. Но я одёрнул себя — мы здесь точно не за этим.

На письменном столе, покрытом чуть потёртым зелёным сукном, я заметил вещи, явно принесённые сюда недавно. Среди них — мой портфель с архивом Аскольда.

— Я перенёс всё самое ценное сюда, — пояснил Велесов. — Уж не обессудь. Это, пожалуй, самая защищённая комната в доме. Особенно если снова настроить все ловушки в коридоре.

— Да ладно, я не в обиде, — пожал я плечами, проверяя содержимое портфеля.

Вытащил револьвер Аскольда. Мощная увесистая махина, несмотря на приличные размеры, легла в ладонь, как родная, и изрядно прибавила уверенности. Высвобожденный барабан крутанулся с сухим металлическим стрекотом, мелькая пустыми гнёздами.

— Эх, патронов бы к этому красавцу…

Демьян порылся в ящике стола и молча выставил передо мной несколько чуть помятых коробков из промасленной бумаги.

— Да ладно! — обрадовался я, как ребёнок, вскрывая один за другим.

— Здесь — обычные. Вот эти, у которых головка крест-накрест подпилена — раскрываются при попадании. Пробивная сила меньше, но останавливают лучше, — деловито комментировал Демьян. — Вот эти, с чёрными головками — наоборот, бронебойные, с сердечником из адамантита.

— Адамантит?

— Его ещё называют серым эмберитом. Довольно часто встречается в горной породе, мелкими острыми вкраплениями. Такой твёрдый, что его даже поцарапать попробуешь — замучаешься. Но осколки его много где используются. Из них стеклорезы, например, делают. Или токарные резцы.

— А вот эти?

Я покрутил в руках патрон с ядовито-синей светящейся точкой на конце. Он был заметно легче остальных, будто пуля была полой внутри. Но при этом вызывал странноватые ощущения от прикосновения — кожу начинало ощутимо покалывать, от кончиков пальцев и ниже, будто постепенно заливая невидимой плёнкой.

— С этими поосторожнее. Начинка из синь-камня.

Точно. Эмберит, блокирующий магические способности. Я заметил, что моё тонкое тело реагирует на присутствие даже такой небольшой дозы, герметично запаянной в пуле. Аура будто бы сжалась, отхлынув от правой руки.

Однако я, не особо раздумывая, зарядил синь-камнем полный барабан.

— Думаешь, управишься? Доводилось стрелять-то?

— Потренироваться бы, конечно, — вздохнул я. — Штука на вид убойная. И патроны, кажется, винтовочные.

— Они самые. Мелкий калибр в экспедициях в Сайберию вообще не в чести, — усмехнулся Демьян. — Но Аскольд, к примеру, неплохо с этим револьвером обращался, даром что костоправ. Смотри, не посрами честь отца.

— Постараюсь, — криво усмехнулся я.

Взгляд мой упал на кожаную кобуру и портупеи, судя по конструкции, предназначенные для её скрытного крепежа, под мышкой. Один из ремней к тому же представлял собой патронташ с дюжиной ячеек.

Отлично! Тоже сгодится.

— Так вот о каких козырях ты говорил, Демьян?

— Да нет. Это так, для поддержки штанов. Главный козырь — это ты сам, — серьёзно ответил Велесов. — Меня они знают. И знают, чего от меня можно ожидать. Но ты для них — книга закрытая. Этим надо воспользоваться.

— Ударим на опережение, — понимающе кивнул я. — И туда, где они не ждут.

— Угу. Только есть одна закавыка. Если не будешь использовать всю свою силу — можешь не сдюжить. Среди тех, кого я назову, есть и очень опасные твари. А если используешь — это может вызвать лишние вопросы. А тебе ведь нельзя раскрывать, что ты Пересмешник. Ни перед кем. Хватит уж того, что этот твой приятель из Священной дружины может со временем догадаться.

— Понимаю… — вздохнул я, заканчивая набивать патронташ экспансивными пополам с синь-камнем. Простые я вообще не видел смысла брать. Револьвер пойдет в ход только там, где не справлюсь собственными силами. А в этом случае речь будет идти явно не о тех, кого можно взять обычной пулей.

Примерил портупею, подгоняя ремни так, чтобы кобура приняла удобное положение, и продолжил:

— Но в случае с волками никакой закавыки нет. Я просто не собираюсь оставлять свидетелей… Ну, что ты так смотришь? Или с ними всё-таки можно договориться по-хорошему?

Демьян, подумав, молча покачал головой. И это выглядело, как окончательный приговор.

— Ты одно мне обещай, Богдан… — глухим негромким голосом произнёс он, не сводя с меня взгляд. — Если снова встретишь Грача… Не убивай.

— Почему?

Он скрипнул зубами так, что даже я расслышал.

— Он поднял руку на Раду. Оставь его мне. Порадуй старика.

Я кивнул.

— Хватит и того, что мне придётся торчать здесь, отправляя тебя одного. Но этот дом сейчас — наша крепость. Незамеченными сюда точно никто не проберётся. А к вечеру я ещё ловушек добавлю.

— Смотри не переборщи, — усмехнулся я. — А не то меня самого словишь. Или Путилина.

— А вы не шастайте, где попало!

— Ладно. Давай лучше, выкладывай, где искать твоих бывших собратьев по Стае. Надо ведь ещё подумать, как к ним подобраться. А я и города-то толком не знаю.

Демьян будто только и ждал этого вопроса. Подойдя к стене, он потянул за толстый витой шнур с облупившейся позолотой, и на стену опустилась огромная, метра три по диагонали, карта Томска.

— А я сейчас тебе всё подробно объясню. Карта старая, но ещё вполне сгодится.

— Ух ты ж… А неплохо тут всё оборудовано! — одобрительно покивал я. — Ну, и кого мне стоит навестить первым? Прямо сегодня.

Демьян ненадолго задумался, разглядывая план города. На губах его вдруг заиграла недобрая усмешка.

— Начнём с Барсука. С ним ты легко должен справиться. Главное, через охранников его пройти.

— Тоже вампиры?

— Да. Довольно крепкие, но… ничего особенного. А сам Барсук свой Дар Зверя скрывает так, что волчий дух в нём едва заметен. Но зато из него можно будет многое вытрясти. Без его ведома в этом городе мало что проходит. Вот только убивать его, пожалуй, преждевременно. Хотя… Половина Томска тебе только благодарна будет…

— Не томи, Демьян! Имя!

Он улыбнулся шире, так что из-под верхней губы показались кончики клыков.

— А вот тут ты будешь удивлён. Возможно, тебе уже доводилось его слышать…

Глава 4

Я действительно удивился. Но не сильно. Наоборот, по мере дальнейшего разговора память начала подкидывать новые детали, которые идеально дополняли картину.

Итак, речь шла о томском обер-полицмейстере, Филиппе Александровиче Барсеневе. В Стае он больше известен под прозвищем Барсук. Как вампиру удалось пробраться на государственную службу, да ещё и сделать такую карьеру — вопрос, конечно, интересный. По словам Демьяна, дело не только в хитрости и осторожности, но и в особенностях Дара.

У Барсука мало общего с другими Детьми Зверя. Он не брутален, когтисто-клыкастой боевой формой, да и вообще физическими кондициями похвастаться не может. И даже как кровосос действует очень мягко, вытягивая силу из жертв так, что они чаще всего этого не замечают. Да и доноров выбирает среди тех, кто заведомо не сможет даже пожаловаться. Мало того, Дар его выстраивает между ним и донорами незримую связь. Жертвы становятся зависимы от него и сами неосознанно желают очередной встречи и очередного энергетического кровопускания.

— Что-то похожее между вампиром и человеком происходит в процессе обращения. Но Барсук не доводит дело до конца, не передаёт Дар. А просто держит этих бедолаг на коротком поводке.

— Вы с ним знакомы лично?

Демьян брезгливо скривился.

— Не виделись уже несколько лет. Но, конечно, он знал о том, что я в Томске. Как говорится, должность обязывает.

— Знал, но не докладывал вожакам?

— Мы с ним… договорились.

— Ты его не трогаешь, он тебя не трогает? И что, так можно было? Я думал, в Стае куда более жёсткие порядки…

— Это с какой стороны посмотреть. Я давно отошёл от дел, и сейчас Стая, наверное, сильно изменилась. Но задумывалась она как братство равных. А наш Кодекс гласит, что волки не должны вредить друг другу. А значит — надо разграничивать свои охотничьи угодья. Не убивать смертных почём зря. Не обращать кого попало. Заметать за собой следы…

— Тогда это не стая, а сборище волков-одиночек каких-то.

— Ну… В моё время так и было.

— А вожаки? Кто вообще правит Стаей?

— Вожаки — не правители в человеческом понимании. К ним, конечно, прислушиваются, потому что они сильны и влиятельны. Но их власть в Стае очень ограничена. Даже у Сумарокова.

— И для чего они тогда вообще нужны?

— Чтобы принимать решения, которые касаются всех. И, когда нужно, собирать волков вместе. Например, чтобы наказать тех, кто слишком зарвался.

— И наказание… смерть?

Велесов невесело усмехнулся.

— Да, с отступниками у нас обычно разговор короток. Либо смерть, либо бегство. Я в своё время выбрал второе.

— Но при этом всё же вернулся в город. И жил бок о бок со Стаей… Вот это у меня что-то в голове не укладывается. Всё-таки как тебе удалось договориться с Барсуком? И почему он всё-таки не выдал тебя?

Демьян недовольно поморщился — похоже, эта тема почему-то была ему неприятна. Но я был настойчив, и он всё же объяснил.

— У Барсука передо мной был давний должок. Он и жив-то до сих пор только потому, что я не придавил его ещё щенком, лет тридцать назад. Хотя было за что. Но теперь он вырос, заматерел и стал смотрящим Стаи в Томске. Мне достаточно было заручиться его словом, чтобы жить здесь более-менее спокойно. Главное, что он поклялся не сообщать обо мне на самый верх, Сумарокову. Но… теперь этот уговор не имеет смысла.

— Ты поэтому решил начать именно с него?

— Не только. Если Стая против нас что-то готовит — то он должен быть в курсе. Этот чужак, Грач, точно будет действовать через него. Хотя бы потому, что таков порядок. Любой волк обязан докладывать Смотрящему о своем прибытии в город, а уж тем более если собирается остаться здесь на какое-то время.

Я покивал, переваривая услышанное. Теперь понятно, например, почему в Томске так хреново обстоят дела у Священной дружины. Она, по сути, развалена до основания. А Путилин, командированный из столицы, чтобы возродить её, ещё ворчал, что у него не получается найти с обер-полицмейстером общий язык. За всё время виделись всего пару раз, да и то мельком, и все дела приходится вести через секретаря.

Ещё бы! Раз Барсенев — вампир, хоть и тщательно маскирующийся, Путилина он боится, как чёрт ладана…

— Кстати, а ведь и с Фомой этот твой Барсук тоже какие-то дела ведёт, верно?

Это ещё один штрих к портрету. Я ведь слышал от Дымова, что у них на подпольных боях частенько бывает лично обер-полицмейстер. Да и вообще он, похоже, крышует кудеяровский «Колизеум». Вот только в какой роли? Как полицмейстер или как представитель Стаи?

— Да, слыхал такое, — поморщился Велесов. — Он вообще много тёмных делишек прикрывает. И с Фомой они в последнее время крепко спелись…

Да уж. Вот вроде бы Томск и большой город. А чуть оглядишься — и понимаешь, как тут всё переплетено…

С Фомой, кстати, тоже надо что-то решать. Велесов задолжал ему ещё до нашего знакомства, и долги эти по-прежнему висят над нами дамокловым мечом. Те три сотни, что я выиграл на кулачных боях, погоды не сделали — их хватит только на основные расходы, да и то максимум до зимы. А чтобы рассчитаться с Кудеяровым, нужно полторы тысячи. А если промедлим до конца месяца — то и все две…

Уф, ну почему проблемы мои только множатся? Когда уже свет в конце туннеля?

В путь я двинулся только с наступлением сумерек, перехватив Аспект Зверя у Велесова. Сейчас мне звериный нюх и умение ориентироваться в темноте были как нельзя кстати. Чтобы незаметно покинуть территорию усадьбы, воспользовался тем тайным ходом, ведущим под мост.

Ход оказался сыроватым и местами обвалился, но свою функцию пока выполнял исправно. В конце пути я, правда, чуть не застрял, пытаясь сдвинуть тугую потайную дверь, имитирующую часть кладки. Механизм там не то заржавел, не то изначально был рассчитан на незаурядную физическую силу. Я-то справился — и тренировки не прошли даром, и Дар Зверя прибавил сил. Но надо будет потом проверить эти чёртовы шарниры, а не то откажут в самый неподходящий момент.

Со стороны я выглядел как этакий винтажный бомж — помятый цилиндр, сапоги до колен с парой заметных дыр на голенищах, тёмное шерстяное пальто со стоячим воротником и длиннющими фалдами сзади. Из-под пальто выглядывала рубашка с жабо из посеревшей от старости ткани и узкие штаны в полоску.

Вся эта красота нашлась в сундуках особняка и мало того, что была изрядно побита молью, так ещё и пропахла чем-то едким, типа нафталина. Но выбор у меня был невелик. Мой собственный гардероб был сильно ограничен, и использовать имеющуюся одежду для этой вылазки не хотелось. А так — и маскировка, и выбросить не жалко. Благо, место назначения относительно недалеко, можно добраться пешком, срезая через дворы.

Само место, к слову, было довольно неожиданным. По крайней мере, я бы сроду не подумал искать там обер-полицмейстера. Однако Демьян утверждает, что наводка верная — Барсук проводит там чуть ли не всё свободное время, и для него даже обустроены апартаменты с отдельным входом со двора, которые работают даже ночью.

Добравшись до перекрёстка Спасской и Монастырского переулка, я издалека увидел вывеску на фасаде большого каменного здания.

«Громовские торговые бани».

Меня это название несколько покоробило. Причем здесь вообще торговля? Но Велесов мне объяснял, что так именуются все платные общественные бани. Заведения крайне популярные — помимо собственно помывки, в таких можно подстричься, побриться, попариться, выпить-закусить. Ну, а в некоторых и с дамами нетяжелого поведения отдохнуть, не без этого.

Барсенев, как я понял, не просто «крышевал» это заведение, а был едва ли не совладельцем. Через подставных лиц, скорее всего — вряд ли чиновнику его ранга позволительно было вести подобный бизнес. Тем более официально он не нефилим, а к простым смертным законы строже.

Несмотря на то, что на город уже спускались сумерки, общие залы бани ещё работали — по крайней мере, на первом этаже окна светились, и чуткий звериный слух улавливал доносящиеся через приоткрытые форточки звуки — плеск воды, нетрезвые возгласы, влажные шлепки веников. Когда я, перебежав улицу, оказался у главного входа, массивные двери с грохотом распахнулись, выпуская целую ватагу смеющихся и горланящих что-то мужиков. Не то чтобы пьяных, но изрядно навеселе.

Табличка рядом с крыльцом гласила, что общие залы бани работают до половины одиннадцатого. Меня это расписание не особо заботило — через главный вход я всё равно идти не собирался. Но хорошо, что успел до полного закрытия — пока часть посетителей ещё внутри, больше шансов под шумок остаться незамеченным, даже если пошуметь.

А без «пошуметь» вряд ли обойдётся. Мы с Демьяном долго кумекали, как можно проскользнуть мимо личной охраны Барсука, но так и не придумали. Единственное, в чём Велесов помог — так это обрисовал примерный план апартаментов и подсказал, как подкрасться в них с чёрного хода, предназначенного для прислуги и тайных посетителей. И посетительниц.

Последних к Барсеневу водили регулярно. Предпочитал он совсем молоденьких, на грани фола. Впрочем, как я понял из неохотных объяснений Велесова, привлекали Барсука не столько их тела, сколько свежая, бьющая ключом жизненная сила. Которая после нескольких посещений иссякала так, что цветущая юная красотка превращалась в бледную тень с впалыми щеками и тёмными кругами под глазами. Вампир буквально выпивал их одну за другой, как бутылки вина.

Эти рассказы Велесова о Барсуке окончательно развеяли мои сомнения по поводу сегодняшней вылазки. Они вообще мало кого могли оставить равнодушным, а уж я с моим обострённым чувством справедливости загорелся, как подожжённый фитиль. Активный Аспект Зверя тоже к сантиментам не располагал — хотелось рвать и метать, причем в буквальном смысле. С трудом удавалось сдерживать лезущие из пальцев когти.

К счастью, я всё же старался сохранять благоразумие, так что не попёр в личные нумера обер-полицмейстера напролом. Сделал большой крюк вокруг здания, чтобы подобраться к заднему двору. Там оказался глухой дощатый забор выше человеческого роста. Для меня он, впрочем, препятствия не составлял — там поверху даже пик или колючей проволоки не было. Однако, прежде чем делать это, я отыскал подходящую щель, чтобы сначала рассмотреть, что происходит внутри.

И замер, увидев рядом с чёрным ходом знакомую сутулую фигуру в темном плаще. Будто нарочно, коротышка остановился, настороженно обернувшись, и я отчётливо разглядел его носатый профиль. Захотелось отпрянуть от забора — показалось, что упырь почуял меня и смотрит прямо сквозь доски забора. Но, постояв несколько секунд, Грачёв потянул на себя тяжелую дверь и скрылся внутри здания.

Так почуял или нет? Вряд ли. Вонь здесь такая, что даже с человеческим нюхом переносить её непросто. Похоже, где-то там, левее, за углом располагаются сливные ямы, и чистятся они не очень-то регулярно. Оттуда тянет тухлой застоявшейся водой, канализацией, мылом и чем-то тошнотворно-кислым, типа квашеной капусты. За всем этим амбре распознать более тонкие запахи нереально.

Появление здесь Грачёва меня одновременно насторожило и обрадовало. С одной стороны — это плюс один противник, причем весьма опасный. Но в то же время это я удачно зашёл. Накрою сразу двоих важных упырей разом.

Лишь бы силёнок хватило.

Подождал ещё несколько минут, не двигаясь и прислушиваясь. Вроде тихо. Подпрыгнул и, зацепившись за кромку забора, одним усилием перемахнул на другую сторону. Даже, пожалуй, перестарался — взлетел от рывка вверх, как птица, зашуршав длинными полами плаща. Цилиндр слетел с головы, но я его даже подбирать не стал.

Пока я оставался под Аспектом Зверя, потому что сейчас он казался наиболее полезным — прежде всего за счет обострённого восприятия. Но был готов в любой момент переключиться на Аспект Укрепления — в бою с вампирами я собирался сделать ставку на него. Учитывая, как я в последние дни раскачал своё тонкое тело, удары под Укреплением у меня получались просто пушечные, особенно если влить побольше эдры. Против упыриных когтей и клыков — самое то. Всё равно, что выйти на дуэль, вооружившись гранатомётом вместо пистолета или шпаги.

Пистолет, к слову, я доставать пока не собирался, надеясь обойтись кулаками. Стрельбу, тем более из такого калибра, будет слышно за несколько кварталов. А гильзы и пули у револьвера Аскольда очень приметные. Незачем оставлять лишние улики местным криминалистам. Однако сам по себе ствол в кобуре под мышкой придавал уверенности. Назовём его последним доводом.

Дверь приоткрыл осторожно, ожидая подвоха. Но темный коридор встретил меня тишиной и запахом сырости. Мерцающее пятно света от эмберитовой лампы виднелось только в самом его конце, выхватывая из полумрака незамысловатый рисунок на крупной шестиугольной плитке, которой были выложены стены.

И алое размазанное пятно на ней.

Сладковатый железистый запах крови ударил в ноздри сразу же, как я открыл дверь. Он был такой густой, что его можно было почуять и без звериного нюха. Я невольно замер, обратившись в слух.

По-прежнему тихо. Если за углом кто-то и притаился, то сделал это настолько мастерски, что даже дышать перестал. А вот откуда-то сверху, со второго этажа, доносятся негромкие голоса.

Я двинул дальше по коридору. Толстая ковровая дорожка гасила звуки шагов так, что я даже сам их не слышал.

На первый труп наткнулся сразу же, повернув в конце коридора направо, к лестнице. Это был грузный широкоплечий мужчина, одетый довольно прилично — клетчатый костюм-тройка, лакированные туфли. На месте правой глазницы у него зияла глубокая дыра, ещё не загустевшая кровь заливала всё лицо бугристой влажной плёнкой. Рубашка на груди тоже была залита кровью так, что промокла насквозь — там было еще не меньше десятка колотых ран. Или огнестрел? Нет, всё же, похоже, колотые. Края не обожжены, пороховыми газами в коридоре не воняет. Скорее всего, что-то вроде шпаги или чуть толще…

Обычному человеку хватило бы и пары таких ран. Или даже одной — в глаз. Так что, похоже, упырь. Но эдры в нём не осталось. Грачёв выпил?

Странно… Когда он успел-то? Труп судя, по состоянию крови, совсем свежий. Но я не слышал звуков борьбы. А должен бы! Этот здоровяк точно бился не на жизнь, а на смерть — все стены в кровавых отпечатках, недалеко от трупа валяется короткая дубинка, окованная железными кольцами, и массивный короткоствольный револьвер.

Следующий охранник распластался прямо на ступенях лестницы, лицом вниз. Тоже в клетчатом костюме, но без пиджака, в одной жилетке. Из-под него растеклась обширная лужа крови, не сразу заметная на красном ковре. Правая рука сломана, из раны торчит обломок кости, на спине несколько колотых ран. Похоже, сквозных. Умирал бедолага тоже тяжело.

Я поднялся выше, брезгливо морщась — напитавшийся кровью ковер под сапогами противно хлюпал.

Третий обнаружился пролетом выше. Сидел, прислонившись спиной к стене, и на плитке над ним алело вертикально размазанное пятно крови. Этот, кстати, был обычным человеком — ему хватило одного удара в грудину.

Следующего тоже вырубили одним ударом — что-то длинное и острое, войдя под подбородок, пробило голову насквозь и на выходе вышибло мозги с кусками черепа. Но, что самое жуткое — несмотря на чудовищную рану, тело ещё дергалось и шевелило пальцами, царапая пол длинными чёрными ногтями. Упырь. Даже аура еще сохранилась, хоть уже и не окрашенная Аспектом.

Ну и живучий же!

Я добил его, не прикасаясь — просто вытянул остатки эдры. Труп, наконец, обмяк и затих, напоследок издав отчётливый шипящий звук, выпуская остатки воздуха из лёгких. Поглощенная эдра впиталась в меня почти мгновенно, насытив узлы, и даже в физическом теле вызвала волну распирающей изнутри силы.

Хм, занятно… А та эдра, что вытягиваешь из окружающего мира, переваривается гораздо медленнее, и эффект даёт во много раз слабее. А тут — будто волшебного эликсира хлебнул. Видимо, не все йогурты одинаковы…

Стоп, откуда эта фраза? Почему не одинаковы? И что вообще за йогурты⁈ Слово-токакое дурацкое…

Я отмахнулся от невовремя лезущих в голову флэшбеков из прошлой жизни. Припомнил подсказки Велесова и, поднявшись по лестнице на второй этаж, не пошел дальше по коридору, а свернул направо, в неприметную дверь в подсобные помещения.

Если здесь кто-то и был из прислуги, то уже сбежал, когда в коридоре и на лестнице разразилась бойня. Времени у них было достаточно — убил охранников точно не Грач. Но тоже вампир или другая разновидность нефилимов, умеющих поглощать эдру из трупов. Если не считать того типа с пробитой башкой, остальные все выпиты досуха.

Почему, кстати, убийца оставил последнего? Торопился? Или просто грудной Узел уже наполнил под завязку?

Переходя из одной тесной полутёмной комнатки в другую, я пробрался к чёрному ходу в кабинет Барсука. Чем глубже пробирался, тем чаще приходилось утирать пот со лба — воздух здесь был влажный и жаркий.

Голоса за стеной становились всё ближе и отчётливей, и я начал уже разбирать отдельные фразы. Говорили, кстати, спокойно, без повышенных тонов. Будто в десятке шагов от кабинета не валяется несколько свежих трупов.

— Да, да, вы правы, Филипп Александрович, — вальяжно произнёс некто. — Я зашёл слишком далеко. Я нарушил Кодекс Стаи. И вообще я щенок, выскочка и… как вы там сказали? Сопляк? Сосунок?

— Д-давайте все сейчас успокоимся, — отозвался другой голос — заметно дрожащий. — Питирим, ну а ты-то что молчишь?

Я, затаив дыхание, осторожно ступал по покрытому ковром полу через узкий тёмный коридорчик. Это было что-то вроде незаметного прохода для прислуги — от говоривших меня отделяла лишь тонкая фанерная стенка, оклеенная вздувшимися от влаги обоям. И в нескольких шагах впереди в ней было несколько узких продольных щелей, через которые падал свет.

— Он и правда наглец и выскочка, — хрипло прокаркал третий участник беседы. — Хотя, надо признать, в его словах тоже есть доля правды. Мне с самого начала не нравилась вся эта работа на Орлова…

— Да плевать мне на этого щенка из Охранки! — огрызнулся второй. — И вообще на все эти ваши делишки в Демидове. Зачем вы тащите всё это в мой город? И без того хватает хлопот!

Я, наконец, добрался до смотровых щелей и осторожно заглянул в комнату. Обзор был не ахти, но главное я ухватил сразу.

Номер был шикарно обставлен — кожаная мебель, узорная плитка на стенах, витиеватые бронзовые светильники, круглый резной столик, заставленный закусками в хрустальной посуде. Чуть дальше в углу — выложенная мелкой плиткой купель с журчащей водой, каскадами падающей из сложной скульптурной композиции не очень приличного содержания. Всё смешалось — нимфы, фавны… За купелью, судя по всему, дверь в парилку, причем неплотно закрытая — пар оттуда до сих выходит явно различимыми облачками, и в номере влажно и жарковато.

На коричневом кожаном диване, завернутый в белые простыни, как древнеримский сенатор, сидел жирный усатый мужик лет пятидесяти, в котором я сразу по описанию узнал обер-полицмейстера. Если бы я не умел видеть чужие ауры, то никогда бы не заподозрил в нём Дар Зверя. Разве что по обильной волосатости. Курчавые седоватые волосы покрывали не только его грудь и живот, но и руки до самых плеч, а на ногах и вовсе смотрелись, как меховые унты. Очень контрастируя с обширной лысиной и гладко выбритыми щеками.

Несмотря на то, что Барсенев был хозяином, по поведению это совсем не чувствовалось. Он замер, как кролик перед удавом, не сводя глаз с собеседника, развалившегося в кожаном кресле напротив.

Тот тоже был в простыне, обернутой вокруг бёдер, но телосложением являл собой полную противоположность Барсуку — молодой, тонкий, стройный. Длинные холёные пальцы. Отчетливо выделяющиеся мышцы на руках. Не пресс, а стиральная доска. Длинные чёрные волосы до плеч, такие блестящие и ухоженные, что и девушка позавидует. Лица не видно — сидел он вполоборота от меня

Грачёв стоял рядом с ним и выглядел в этой обстановке крайне нелепо в своём дешёвом тёмном плаще — сутулый, настороженный, с блестящей от пота проплешиной. Впрочем, на фоне Барсука даже он держался молодцом. Несмотря на невзрачную внешность, от него так и веяло опасностью — тёмные близко посаженные глаза под нахмуренными бровями превратились в сплошные чёрные провалы без намёка на белки вокруг радужки. Не глаза, а два пистолетных дула.

— Вы опоздали со своими претензиями, Филипп Александрович, — нарочито вежливо ответил молодой, но за елейным тоном явственно проступал яд. — Я уже здесь, и от планов своих не отступлюсь. Теперь мне нужно понять лишь одно. Вы-то, господа, со мной… или против меня?

— Не громко ли сказано? — нервно огрызнулся Барсук, показав короткие, но острые клыки. — Сомневаюсь, что Сумрак одобрит эти твои планы. Да и я лично не вижу ничего хорошего в том, чтобы лезть на рожон!

— Сумрак… А какое нам дело до него? Он далеко, в Петербурге. Вот и пусть занимается своими столичными делами. Если дело выгорит — ему там скучно не покажется, я вас уверяю.

— Предлагаешь действовать в обход разрешения Стаи? — прищурился обер-полицмейстер. — На это я тем более не подпишусь!

— С каких это пор нам, волкам, требуется разрешение от кого бы то ни было? — спросил молодой скучающим тоном и отвернулся от собеседника, делая вид, что разглядывает собственные ногти. Мне даже удалось увидеть его профиль с тонкими изящными чертами лица. Почти женскими, если не считать горбинки на носу.

— Не тебе рассуждать о том, как заведено в Стае! — неприязненно отозвался Грач. — Молод ещё!

Длинноволосый в ответ лишь рассмеялся.

— Хотел бы я ответить, что это недостаток, который быстро проходит. Но в моём случае это не так, ведь вампиры почти не стареют. Тем удивительно видеть, до чего вы себя довели, Барсенев. Ну что за мерзкая туша?

Барсук оскалился, сжимая кулаки, но с места не сдвинулся, несмотря на явную подначку. Его заплывшие жиром глазки то и дело бегали от молодого к Грачу, будто в ожидании чего-то. Похоже, он до сих пор не может понять, на чьей тот стороне.

— Выбирай выражения, мальчик! — угрожающе прошипел он.

— Иначе что? — уже откровенно потешаясь, спросил молодой, изображая изумление. — Вы мне что, угрожать изволите, Филипп Александрович? Так ведь… Погодите-ка… Вы не знаете? Грачёв, он что, не знает?

Грачёв лишь мрачно зыркнул на него, вытирая платком пот со лба.

— Кстати, вы бы сняли эту вашу хламиду, любезный. Сопреете же сейчас совсем! Да и нафталином от неё несёт, как из старухиного сундука. Или это ваш естественный запах?

— Не заговаривайся, Арамис! — каркнул Грачёв. — Вы с Орловом друг друга стоите. Только он-то всё это затевает, чтобы выслужиться. На самый верх метит, в столицу. А то, что ты предлагаешь… Всю Стаю под плаху подведёшь!

— Как будто что-то изменится! Стая и так вне закона. И неужели Сумароков верит, что Орлов и правда выведет всех вас из тени? Он же просто таскает каштаны из огня вашими лапами. А когда вы станете не нужны — продаст вас с потрохами.

На лице Грачёва отобразилась короткая, но явная внутренняя борьба. Было видно, что слова незнакомца, которого он назвал Арамисом, задели его за живое. Только не понятно, какие именно, и на чьей он стороне. Потому что, кажется, тут все трое друг друга терпеть не могут.

О чём вообще речь? Эх, жаль, я не подоспел к началу разговора. Что там задумал Орлов? Это как-то связано с похищением Полиньяка или нет? Из смутных упоминаний пока не складывается цельной картины…

— Грач прав — не нам об этом судить. Сумароков договаривался с Орловым сам. Нам остаётся только подчиняться воле Стаи…

— Подчиняться⁈

Молодой вампир раздражённо фыркнул и вскочил с места, пройдясь по кабинету из стороны в сторону. Старшие его сородичи невольно подались чуть назад.

Я, наконец, разглядел его получше. Действительно, очень молод — лет двадцать пять, не больше. И не только хорошо сложён, но и на лицо красив почти по-женски. Наверное, тот ещё сердцеед. Прозвище-то соответствующее.

— Когда я вступал в Стаю, мне совсем о другом пели… — искривив в усмешке идеальные четко очерченные губы, произнёс он. — О вольных братьях-волках. О кодексе чести. А, выходит, волки давно превратились в услужливых псов? Тогда в пекло вашу Стаю!

Повисла напряжённая тишина. Барсук, подавшись вперёд, тихо прошипел:

— Всё сказал, щенок? Ты же понимаешь, что это приговор?

Рукой он будто невзначай тянулся куда-то за спину, в щель между подушкой дивана и боковиной. За оружием?

Молодой коротко хихикнул.

— Он всё-таки не знает… Да уж. Ты даже не пёс. Ты действительно жирный зажравшийся барсук. Давно потерявший нюх.

— Да о чём он? — прищурился Берсенев.

Арамис неторопливо, вразвалочку, зашагал прямо к нему, заставив обер-полицмейстера невольно отклониться, откинуться на спинку дивана.

— Ну что вы там всё теребите за спиной, Филипп Александрович? — с лукавой улыбкой поинтересовался молодой. — Потайной шнурок? Скажи ему уже, Грачёв. Ты ведь пришёл позже, уже всё видел.

— Твои люди мертвы, Филипп, — бесцветным голосом произнёс Грач, не двигаясь с места и глядя куда-то в пустоту. Потом резко сфокусировал взгляд на Арамисе. — Похоже, ты и не надеялся, что получится договориться?

— Сказать по правде? — беспечно пожал тот плечами. — Я не очень-то и старался.

Дальше всё произошло так быстро, что я не успел опомниться. Вот Арамис в расслабленной небрежной позе стоит в двух шагах от Барсука — почти обнаженный, прикрытый лишь импровизированной набедренной повязкой из простыни. И вдруг, как распрямившаяся пружина, мгновенно оказывается рядом с полицмейстером.

Ударил молодой длиннющим костяным шипом, мгновенно выросшим из раскрытой ладони. И сразу стало понятно, чем были убиты те охранники в коридоре. Шип вошёл Барсуку точнёхонько в левую глазницу, пробил череп насквозь и вышиб через затылок алое месиво с осколками костей. Барсенев замер, мелко дрожа и выпучив уцелевший глаз на убийцу. Из горла его рвались отрывистые булькающие звуки, будто он что-то пытался сказать.

Арамис замер, спокойно наблюдая за этой агонией, чуть склонив голову набок. Не оборачиваясь, продолжил прежним тоном:

— С этим жирным ублюдком я и не собирался вести никаких дел. Главное, чтобы не мешал. А так будет надёжнее… Нет, ну ты посмотри-ка, какие Дети Зверя всё же живучие. Даже такая вот паршивая овца в стаде.

С мерзким влажным звуком выдернув своё жуткое оружие из глазницы Барсенева, они ударил ещё раз — снова так быстро, что я толком не разглядел самого движения. Но шип его за это время, кажется, успел втянуться в руку и выдвинуться снова — мгновенно, будто выкидное лезвие. На этот раз он пронзил полицмейстеру грудь, очевидно целясь туда, где пульсировал грудной Узел тонкого тела.

— А вот ты мог бы быть мне полезен, Грач. Нам катастрофически не хватает людей. И ещё — времени. Но с этим уже ничего не поделать…

Он, наконец, шагнул назад, позволив обмякшему телу Барсенева свободно распластаться по дивану. Окровавленную костяную рапиру, торчащую из ладони, оставил на виду, откровенно любуясь ею. На ней отчётливо можно было разглядеть неровные, но острые грани с зазубринами.

— Ну так что, Грач? Ты со мной, или…?

Изящно очерченная бровь вопросительно дернулась вверх.

Я за своей ширмой не решался даже пошевелиться, и от долгого бездействия в одной позе начало сводить мышцы. Но дёргаться сейчас точно было нельзя. В воздухе повисло такое напряжение, что казалось, достаточно одной искры, чтобы тут разразился настоящий шторм.

Грачёв окинул труп Барсука безразличным взглядом, и ответил:

— Тоже никогда не любил этого жадного недоумка. Но… сказать честно?

Он взглянул, наконец, молодому прямо в глаза.

— Тебя я тоже терпеть не могу с самого начала, щенок. И, как видно, не зря.

Арамис презрительно фыркнул и вдруг рванул в сторону Грача. Зацепил по пути столик с посудой, и попросту снёс его, как несущийся на всех парах поезд — посуда со звоном и грохотом разлетелась по всей комнате.

Вот только своими костяными шипами, вырвавшимися из ладоней, молодой вампир пронзил лишь воздух. На том месте, где стоял Грач, клочками повисло облако тёмного дыма. Сам Грач вынырнул из воздуха секундой спустя, уже в боевой форме. Рванул Арамиса когтями — размашисто, крест-накрест. Тот увернулся быстрым экономным движением, пропустив когти в сантиметрах от своего тела. Ударил в ответ, и Грач, кажется, с трудом успел снова обратиться в дым.

Они закружились по комнате, круша и переворачивая мебель. Тонкие изящные черты лица Арамиса исказились — надбровные дуги и скулы стали массивнее, изо рта полезли клыки, глаза загорелись жёлтым звериным огнём. Однако на этом метаморфозы и закончились. Дар Зверя проявляется по-разному. И Арамиса сложно было назвать волком. Он был гибок, ловок и стремителен, как мелкий хищник — что-то вроде хорька или мангуста.

Только от этого он не становился менее смертоносным.

— Ты предал Стаю! — прорычал Грач в промежутке между обменом ударами. — И ты ответишь за это, щенок!

Он, то становясь бесплотным, то снова выныривая из воздуха, атаковал Арамиса с неожиданных направлений, вынуждая того крутиться на месте и обороняться. С каждым разом удары его были всё яростнее, а рычание — всё громче. Он не на шутку разъярился, и было из-за чего. Казалось, что его противник едва успевает уворачиваться, однако до сих пор на нём ни царапины. Такое чувство, что он просто дразнит старого упыря.

— Щенок, щенок… — рассмеялся Арамис. — Ты так кичишься тем, что ты из первородных волков, Грач. Сколько тебе лет-то? Сто? Двести?

Крутанувшись на месте в замысловатом пируэте, похожем на нижний брейк-данс, он выскользнул из-под удара Грача и в ответ ужалил его костяной рапирой в бедро. Точнее, попытался — она лишь впустую пронзила воздух, поскольку Грач снова растворился в шлейфах чёрного дыма. Зато на плече молодого, наконец, зарделись первые длинные царапины, тут же начавшие обильно сочиться кровью.

Впрочем, Арамиса это, кажется, нисколько не волновало.

— Знаешь, в чём твоя проблема, старый ты пердун? — рывком вскочив на ноги, рассмеялся он. — И почему тебе со мной не тягаться?

Замер, сгорбившись и расставив чуть в сторону руки с торчащим из ладоней острыми костяными кинжалами. Грач вился вокруг него, не материализуясь, длинными шлейфами густого чёрного дыма, похожего на разводы чернил, вылитых в толщу воды.

— Выглядишь ты, как шматок навоза… — издевательски спокойно продолжил Арамис и дернулся, уворачиваясь от очередного удара, нанесенного откуда-то из-за спины. — И воняешь, как старуха-нищенка… Тебе не хватает смелости перечить вожакам…

Снова уворот, даже без попытки ударить в ответ. Выглядело так, что бить и правда бесполезно — Грач превратился в призрака, атакующего с любой стороны и мгновенно ныряющего куда-то в сумрак. Его не достать, зато сам он рано или поздно измотает молодого вампира, раня его снова и снова. А потом добьёт, застав врасплох.

Но тот почему-то спокоен и даже не пытается бежать. Наоборот, ухмыляется так, будто ему доставляет удовольствие эта смертельная игра в кошки-мышки.

— Тебе не хватает амбиций, чтобы стать кем-то большим, чем пёс на побегушках у Орлова…

Яростный вопль вынырнувшего из дыма Грача, несколько размашистых ударов когтями. Похоже, вот в чём замысел. Разозлить, задеть за живое, заставить броситься в бездумную атаку.

Кажется, получилось. Коротышка на этот раз материализовался секунд на пятнадцать, осыпая дерзкого юнца ударами. Но в ответ тоже получил пару болезненных уколов и снова скрылся в тень.

— Но знаешь, в чём твоя главная беда, Грач? — вытирая кровь с уголка разбитой губы, прежним спокойным тоном продолжил Арамис. — Подсказать? А? Твоя беда в том, что ты…

Он вдруг метнулся назад и вбок, ударяя своими костяными клинками в стену неподалёку от того места, где я прятался. Манёвр показался странным, потому что вампир бил куда-то в пустоту. Но Грач как раз вынырнул из дыма именно в этом месте, и оказался насаженным на клинки, как на шампуры. Они пробили его насквозь — я отчётливо расслышал, как жутковатые острия скрипнули по кирпичу.

—… слишком предсказуем, — с улыбкой закончил фразу Арамис.

Грач захрипел, хватая ртом воздух, изо рта его обильно хлынула кровь. Страшно зарычав, рванулся вперёд, пытаясь дотянуться когтями до тонкой шеи Арамиса. Тот, с хрустом выдернув свои костяные клинки, молниеносно ударил ещё несколько раз, протыкая противника насквозь, а напоследок пинком отшвыривая его от себя. Я едва успел отпрянуть в сторону. Грач, влетев спиной в хрупкую фальш-панель, проломил её насквозь, и тут же будто взорвался, распадаясь на несколько крылатых призраков, похожих на чёрных птиц, прыснувших в разные стороны, в том числе в коридор.

Кажется, всё же использовал свой последний шанс и скрылся.

Закашлявшись от поднятой пыли, я пересёкся взглядом с Арамисом. И на пару мгновений мы замерли, удивлённо уставившись друг на друга.

Глава 5

— А ты ещё кто? — опомнившись, прорычал Арамис — немного невнятно из-за клыков. Шумно втянув ноздрями воздух, добавил: — Так вот от кого старьём воняет! А я-то на Грача грешил…

Он вдруг осёкся, прислушиваясь. Я тоже расслышал доносящиеся снаружи визгливые отголоски сирены. Полиция? Не слишком-то они расторопны. Если кто-то из служащих бани слышал бойню в коридоре, то должны были позвать на помощь ещё полчаса назад…

Арамис вдруг ринулся вперёд через всю комнату, и я скорее предугадал, чем успел увидеть его маневр. Отступать было некуда — обломки фальш-панели перегораживали мне обратный путь. Не наглухо, но пробираясь через них, я точно бы потерял драгоценные секунды. Переключившись на Аспект Укрепления, я едва успел встретить вампира щитом заряженной эдры.

Вовремя. Острия окровавленных костяных рапир, растущих из ладоней противника, мелькнули в сантиметрах от моей груди. Но достать меня он не смог — ударной волной эдры его отшвырнуло спиной вперёд к противоположной стене.

Сам я тоже рванул вперёд, ещё больше расширяя пролом в перегородке. Пока Арамис рычал, поднимаясь на ноги, я хотел пробежать мимо него к выходу из кабинета. Но поскользнулся на мокром полу, да так, что сапоги взлетели выше головы. Всё из-за Барсука и Грача — кровищи из них натекли целые лужи.

К счастью, успел сгруппироваться и прижать подбородок к груди, чтобы не брякнуться со всех дури затылком. Попытавшись подняться, едва не напоролся на костяные клинки Арамиса — вампир, быстро опомнившись после моего удара, снова набросился на меня. Но тоже поскользнулся на крови, так что промахнулся. Я же, поднырнув под его рукой, вскочил наконец и прыгнул вперёд, к выходу. Врубился плечом в дверь, с грохотом распахивая её, вывалился в коридор.

Да, это похоже на бегство. Потому что, собственно, это оно и есть. Ну, чтобы не было так обидно — назовём это тактическим отступлением.

Биться с вампирами под Аспектом Укрепления теоретически казалось неплохой идеей. Только вот, увидев конкретно этого вампира в деле, я сильно засомневался, что смогу с ним тягаться, тем более в тесном помещении. Слишком уж шустрый, даже для своей братии, и слишком уж больно бьёт. Пропущу разок прямой удар — и всё, пиши пропало. Аспект Укрепления ведь не даёт надёжной брони на всё тело, а по скорости реакции я с ним буду не лучше обычного человека. Ну, хорошо, обычного нефилима.

В общем, как ни крути, но Арамис точно уделывает меня по скорости. Вон, Грача даже трюки с бесплотностью не спасли.

С выходом мне не повезло. Двери, в которые я выскочил, вели не к лестнице на задний двор, а куда-то в глубь здания. Я, едва не шоркая плечами по стенам, нёсся по узкому тёмному коридору. Вампир следовал за мной по пятам, так что пришлось петлять, сворачивая в боковые проходы. Благо, они были через каждые несколько метров. Прямо лабиринт какой-то!

Свернув направо, я выругался в голос. Тупик!

Толкнулся в ближайшую дверь. Заперто! Долбанул заряженным эдрой кулаком в область замка. Немного переборщил — во все стороны брызнули деревянные щепки и обломки дверной ручки, а на месте удара образовалась дыра — вместе с частью полотна я вышиб и здоровенный кусок косяка и даже пару кирпичей из стены. В комнату успел влететь за мгновение до того, как Арамис, оскальзываясь босыми ногами по полу, догнал меня.

Уши заложило от грохота и женских криков.

За дверью оказался еще один дорогой номер для отдыха — больше, чем у Барсука, но тоже с диванами, кальянами, заваленными едой столиками. Здесь, похоже, была в разгаре целая оргия. В воздухе, смешанные с банным паром, висели целые облака сладковатого дыма от кальянов, причём явно наркотического. Посетители вповалку возлежали на диванах в небрежно наброшенных простынях, а многие и вовсе без них. При моём появлении часть из них неуклюже заворочалась, как перевёрнутые жуки, а часть были настолько обдолбаны, что лишь глупо таращились.

Голые путаны, оглушительно визжа и сверкая прелестями, в ужасе бестолково заметались по залу, сталкиваясь друг с другом и опрокидывая столики. Только на большом диване напротив входа пышная грудастая блондинка продолжала ритмично обрабатывать клиента в позе наездницы, запрокинув лицо к потолку. Её даже грохот вышибаемой двери не остановил. Вот это стрессоустойчивость! Ну, или в кальянах у них что-то весьма забористое…

Лавируя между препятствиями, я ринулся в дальний конец зала — там виднелся ещё один выход. Как выяснилось, это был проход в большой зал, по высоте занимающий оба этажа здания. Поверху шла галерея, огороженная слева перилами по пояс, справа располагались входы в другие отдельные номера.

Если перемахнуть через перила, можно оказаться на первом этаже. Там основной помывочный зал с рядами каменных скамеек и несколькими большими деревянными купелями. Сейчас он пустой, но из дальнего его конца доносятся какие-то крики, шум, протяжные переливчатые свистки полицейских.

Прыгать вниз? Не вариант. Высоковато, да и каменный пол внизу. Лестница — в дальнем конце галереи, до неё метров двадцать.

Я успел преодолеть две трети этого расстояния прежде, чем Арамис догнал меня. Я почуял опасность каким-то шестым чувством — отшатнулся вправо, прижимаясь спиной к стене, и пропустил вампира мимо. От удара костяным шипом опять спасло Укрепление — я отбил оружие окутанным эдрой предплечьем, уводя в сторону.

Арамис от этого удара потерял равновесие, но не упал, лишь сбился с шага. Его чёрная блестящая грива эффектно разметалась в стороны от резкого поворота головы. Секундная пауза — вампир замер, согнувшись так, что касался пола выросшими из ладоней шипами. Встретился со мной горящим от азарта и жажды крови взглядом. И снова бросился вперёд.

Мы закружились друг напротив друга, обмениваясь ударами. Как я и опасался, двигался Арамис гораздо быстрее меня, и что самое поганое — бить старался сразу наверняка, целясь в голову, в горло, в пах, в грудь. Но это мне было даже на руку — сразу было понятно, что надо прикрывать.

А потом всё же начали вскрываться и его небольшие слабые стороны, так что забрезжила кое-какая надежда.

Например, он совершенно не умел бить ногами, да и вообще не уделял им должного внимания. Поэтому мне пару раз удалось поймать его встречным лоу-киком. Впрочем, ход схватки это не переломило — он просто стал держаться чуть подальше, и отпрыгивал, едва я пытался его пнуть.

Но главная его слабость — это, как часто бывает, обратная сторона его же силы. Он слишком уж полагается на точность и скорость своих ударов. Похоже, схватки он привык начинать и заканчивать именно так — одним смертоносным выпадом, не заботясь о защите или контратаке. Поэтому, сталкиваясь с моими активными щитами из эдры, он то и дело сбивался и едва не пропускал мои ответные удары.

Я щедро вложился в Укрепление, накачивая кулаки изрядными порциями эдры. Вампира спасла только скорость реакции и нечеловеческая гибкость. От хука справа он ушёл, отклонившись назад так, что едва не коснулся волосами пола, потом тут же изогнулся в сторону, уворачиваясь от второго, поднырнул под рукой от третьего. В итоге я лишь бестолково молотил кулаками в пустоту. От каждого моего взмаха воздух гудел так, будто кто-то рядом ударил в огромный гонг, а вокруг кулаков заметно дрожал и размазывался.

Мне почти удалось достать Арамиса прямым в голову, но он снова увернулся в последнюю долю секунды, и кулак мой впечатался в стену. В стороны, будто шрапнель от взрыва, разлетелись осколки кафеля и штукатурки. Заодно зацепил какую-то медную трубу, и из неё вдруг с шипением вырвался сноп не то кипятка, не то пара, ошпарив вампира и на несколько мгновений скрыв его из вида. Я тоже отпрянул и тут же — скорее по наитию, нежели увидев манёвр — прикрыл грудь щитом эдры. Как раз вовремя, потому что вампир, вынырнув из облака пара и подкатившись ко мне, как заправский футболист, на коленях, ударил снизу, едва не распоров мне живот.

Щит эдры с хлопком взорвался, отбросив нас друг от друга. Но ненадолго — Арамис тут же прыгнул на меня снова — прямо с места, без разбега, оттолкнувшись от пола всеми конечностями, как кошка.

А вот отрываться от земли — это большая ошибка. Пока летишь в прыжке — ты уязвим. Законы физики-то никто не отменял.

Я от души вмазал ему, перехватив прямо в полёте — помогло то, что я свои невидимые энергетические кастеты из эдры тоже мог удлинять, выводя их далеко за пределы тела. Вампира отшвырнуло в сторону, как набитое соломой чучело, и он улетел через перила вниз, в общий зал.

— Отдохни пока, красавчик, — тяжело дыша, прохрипел я вслух. — Как-нибудь потом поговорим.

Побежал дальше, но по ступеням спускаться не стал — снизу доносились звуки облавы, так что нужно было срочно искать другой путь. Я вышиб двери в одном из номеров на втором этаже, снова распугав отдыхающих — на этот раз это была вполне приличная компания из нескольких пузатых пожилых дядечек, раскладывающих на круглом полированном столе партию в домино. Прошмыгнул мимо них в коридорчик, ведущий к парилке, через него оказался в подсобных помещениях. Чуть не сшиб голого по пояс банщика со связкой березовых веников под мышкой, перепрыгнул через вёдра с углём, с ноги вышиб очередные двери и…

Уф! Свежий прохладный воздух ударил в лицо осязаемой плотной волной, и я невольно приостановился, втягивая его полной грудью. Лицо было мокрым от банной влаги и от крови — я и не заметил, что Арамис царапнул-таки меня по щеке — неглубоко, но довольно болезненно. Плюс, поскользнувшись на полу в номере Барсука, я изгваздался в чужой крови с головы до ног — вся одежда была в бурых липких пятнах. Со стороны, наверное, жуткое зрелище.

Выскочил я на открытый балкон на втором этаже, выходящий на задний двор здания. Справа разглядел пожарную лестницу. Вот туда-то мне и надо! Скорее, пока полиция здание не оцепила!

К бане тем временем, похоже, съехалось несколько патрулей, в сумерках мелькали лучи фонарей, разносились тревожные оклики. Изнутри здания донеслось даже несколько выстрелов.

По лестнице я съехал вниз за пару секунд, придерживаясь ладонями за боковины. Не содрать кожу в кровь помогло Укрепление. Едва оказался на земле — тут же бросился к знакомому забору рядом с выгребными ямами. И уже перелезал через него, когда сзади раздался грохот и звон разбитого стекла.

Наружу из окна первого этажа вылетело что-то массивное — кажется, кресло, запущенное с такой силой, что высадило напрочь стёкла и разломало раму. Следом показалась знакомая обнаженная фигура с длинными тёмными волосами.

Арамис! Он в ходе бегства даже простыню потерял, так что щеголял абсолютно голым. Его бледный силуэт явственно выделялся в полутьме.

Перемахнув через забор, я тут же метнулся в сторону, укрываясь в арке во дворе соседнего здания. Для верности ещё и присел, прижимаясь к стене и полностью сливаясь с тенью. Рванул из кобуры под мышкой револьвер…

Арамис через забор, кажется, не перелез, а перелетел, едва касаясь его кромки. Длинным прыжком преодолел метров пять, приземлился мягко, как кошка, и тут же выпрямился, выстреливая из ладоней клинки. На несколько секунд замер, насторожённо прислушиваясь. Я задержал дыхание и медленно направил в его сторону ствол револьвера…

Со стороны проулка донёсся визг шин, вспыхнули полосы света — рядом притормозила машина. Арамис, расслабившись, спрятал шипы и побежал через двор к калитке. Отчетливо хлопнула автомобильная дверца, и водитель тут же снова дал по газам.

Выбравшись из своего укрытия, я тоже подбежал к калитке и даже успел разглядеть машину — та сбавила скорость, поворачивая на перекрёстке. Чёрная, с брезентовым верхом и небольшим открытым кузовов сзади.

Бросаться за ними? Пешком всё равно не догоню, да и вообще… Радоваться надо, что цел остался. Да и то преждевременно. Если меня всё же обнаружат, то отбрехаться от полиции будет непросто…

Спрятав оружие, я попытался оттереть кровь с лица, пользуясь носовым платком и зачерпнув ладонью колючий рассыпчатый снег. Царапину на щеке удалось зарастить быстро, переключившись на Аспект Исцеления. Но вот отмыться так просто не получалось.

А облава в здании бани, похоже, шла полным ходом, выкрики становились всё ближе, некоторые прямо за забором.

Оглянувшись, я вдруг наткнулся на свежий кровавый отпечаток на стене, рядом с тем местом, где я до этого прятался. А потом на снегу — еще несколько пятен, хорошо различимых даже в полумраке. Это я так уже умудрился наследить⁈

Нет, это точно не моя кровь. Одежду я, конечно, заляпал основательно, но не до такой степени, чтобы с меня прямо текло.

Грач!

Пригнувшись и стараясь не шуметь, я пошёл по следу. Благо, тянулся он прочь от Громовских бань, заведя меня через пару кварталов в узкий проход между зданиями.

Тупик. Судя по запаху и обилию каких-то железных баков в дальнем конце — используется, как помойка для близлежащих домов. Причём чистится не часто…

Здесь было темно так, что без Аспекта Зверя я видел только смутные очертания предметов. Однако помогло восприятие эдры — с его помощью разглядел характерное мерцание чужой ауры.

Грачёв полулежал на земле, прислонившись к замызганному мусорному баку и зажимая ладонями раны на животе. Дышал хрипло и тяжело, с лающими звуками хватая ртом воздух. От него отчётливо несло кровью, потом и страхом, а структуры тонкого тела подрагивали так, будто готовы были распасться.

Я с трудом удержался от того, чтобы не выхватить револьвер и не всадить ему пулю в лоб. В конце концов, обещал же Демьяну…

Меня он заметил ещё издали, но был слишком слаб, чтобы бежать. Лишь, не отрываясь, смотрел на то, как я подхожу — глаза его заметно светились в темноте, как у кота.

— Где Полиньяк? — спросил я, нависнув над ним. Вытащил всё-таки оружие, навёл ему в лицо.

Дыхание его сбилось, и он закашлялся — мучительно, судорожно, отхаркивая кровью.

— Кх… Кто?

— Мой друг! Высокий, кучерявый, в круглых очках. Его похитили сегодня прямо из университета. Ваших рук дело?

Грач помотал головой, издавая странные звуки — не то кашель, не то смех. Я, наклонившись, упёр револьвер прямо ему в лоб, но это его, кажется, не особо впечатлило.

Тогда я протянул к его ауре щуп, позволяющий вытягивают чужую силу, и обхватил мерцающий в районе солнечного сплетения сгусток эдры.

А вот это его проняло так, что он выгнулся дугой и засучил ногами, будто пытаясь отползти от меня подальше. Но деваться ему было некуда — позади баки, справа и слева — глухие кирпичные стены. Единственный проход на улицу перегораживаю я.

— Отвечай! — прорычал я. — Иначе я из тебя душу выну. И сожру, не поморщившись!

Угроза подействовала, хотя и оказалась полным блефом. Я вдруг осознал, что даже если бы сейчас захотел поглотить у Грача его Аспект — полностью, насовсем, как тогда у Жбана — то у меня бы ничего не получилось. Сердце албыс по-прежнему занимало все свободное место в Сердечнике, и пока оно там, я не смогу поглощать новые Аспекты. Хорошо хоть переключаться между имеющимися пока получается.

Ещё один довод в пользу того, что с албыс нужно что-то срочно решать…

— Я… не знаю, о чем ты говоришь! — тихо, но уже довольно внятно прошипел Грач. — Если кто-то и похитил твоего дружка… То это не Стая!

— А может, всё-таки припомнишь? — оскалился я, вытянув из него немного эдры. Судя по тому, как он дёрнулся и задрожал, это было сейчас для него куда страшнее, чем, например, прострелить колено.

— Женщина, — продолжил я. — Молодая, черноволосая. Скорее всего, Одарённая, умеющая дурить мозги смертным. Увела его к черной машине с эмберитовым двигателем. Похожую я, кстати, видел только что. На ней смылся тот упырь, что тебя продырявил.

— Арнаутов? — отозвался Грач. Глаза его лихорадочно забегали по сторонам, губы зашевелились в невнятном бормотании.

Я пнул его по ноге, поторапливая.

— Да, Арамис… — кивнул он. — Возможно, это его делишки. Но я об этом ничего не знаю! Он… Он мне не подчиняется. И вообще пошёл против Стаи!

— Ваши разборки меня мало интересуют, — отрезал я, снова потянув из него эдру. — Главное — не трогайте меня и моих друзей. Где найти этого Арнаутова?

Я чуть ослабил хватку, потому что вампир от напряжения уже начал странно трястись. Он отдышался, отполз-таки от меня на пару шагов, забившись в узкий проём между баками.

— Где. Его. Найти? — повторил я вопрос, взводя курок револьвера.

Пустой театральный жест — выстрелить можно было и без этого. Но Грач всё же ответил. Отрывисто, глубоко дыша после каждой фразы.

— У Хаймовича… Я сам искал его там… Но он теперь там редко бывает… Мне только передали записку от него. Чтобы я пришёл сегодня сюда.

— Хм…

За моей спиной по улице промчалась машина, и пятна света от её фар, пробежав по стенам, на мгновение выхватили из темноты бледное, как мел, лицо Грача с запавшими поблёскивающими глазами.

А потом оно вдруг взорвалось изнутри чёрным дымом.

Я рефлекторно пальнул из револьвера — один раз, второй, третий. Эмберитовые пули, со звоном ударяясь в мусорные баки, вспыхивали ярко-синими облачками, рассеивая вокруг уже знакомую пыль из синь-камня. Чтобы самому не угодить под действие нейтрализатора, я попятился, продолжая держать оружие в вытянутой руке. В темноте не было видно, попал ли я, или Грач всё же успел превратиться в призрака и прошмыгнуть куда-то в щель за баками или, может, вверх, на крышу соседнего здания. Его ауру я тоже не мог разглядеть — пыль синь-камня экранировала магическое зрение.

Зар-раза! Ладно, надо сваливать, пока на звуки выстрелов не явились полицаи…

Обратный путь к усадьбе Василевских показался мне вдвое длиннее, а времени занял и вовсе втрое больше. Но главное, что мне удалось-таки добраться без приключений. Чтобы войти в дом, воспользовался тем же самым чёрным ходом, тянущимся от набережной.

Велесов ждал меня. Его угрюмую встревоженную физиономию я увидел первым делом, как только ввалился в кабинет князя через потайную дверь.

Косматые брови Демьяна при моём появлении взметнулись вверх. Выглядел я и правда эпично — весь в грязи и засохшей кровище, ещё и злющий, как чёрт. Первым же делом я принялся с остервенением стаскивать с себя всё это барахло, швыряя прямо на пол. Больше всего сейчас хотелось забраться в горячую ванну. Даже обсуждать произошедшее не хотелось.

— Ты ранен?

— Нет.

— И как Барсук?

— Мёртв.

Демьян шумно втянул ноздрями воздух и, как медведь-шатун, зашагал туда-сюда по кабинету.

— А его люди? Там, в Громовских банях, у него обычно три-четыре человека в личной охране…

— Тоже мертвы, — буркнул я, стягивая через голову промокшую от пота и крови рубаху. Застрял в воротнике, старая ткань затрещала, я рванул её, разодрав чуть не пополам. Раздражённо затряс рукой, высвобождаясь из рукава.

— Вот ведь срань… — потрясённо выдохнул Велесов.

— Угу. Такой вот сюрприз на ночь глядя.

— Но хоть тихо сработал?

— Не-а. Там сейчас, кажется, со всего города полицаи съехались. Облава.

— Да твою ж…

— Угу, — угрюмо кивнул я и уселся на стул, чтобы стянуть сапоги. — А ещё на Грача наткнулся.

— И?

— Скорее всего, тоже мёртв. Или, по меньшей мере, тяжело ранен.

Демьян, не выдержав, схватил меня за плечи.

— Да ты чего утворил-то, Богдан⁈ Белены объелся? Мы ведь совсем не так задумывали!

— Давай после поговорим, а? — огрызнулся я, стряхивая его руки. — Настроение и так ни к чёрту. Дай отмыться хотя бы!

Он коротко рыкнул, но, встретившись со мной взглядом, всё же уступил.

— Ну что за молодёжь пошла… Ладно. Умывайся, переодевайся и дуй вниз, в столовую. Там и так тебя все заждались, не ложились до сих пор.

— Зачем? Надеюсь, ты им не говорил, куда я уходил?

— За дурака меня держишь, что ли? Сам придумывай, как отбрехиваться будешь.

Он уже почти скрылся в потайной двери, но задержался ненадолго и проворчал через плечо:

— И это… Ты не удивляйся особо. У нас тут для тебя тоже… сюрприз на ночь глядя.

Я недоумённо взглянул на него, но объяснять что-то старый вампир не удосужился — уже скрылся в тайном лазе, слышно было только, как поскрипывают ступеньки под его тяжелыми ногами.

Оставшись в одном исподнем, я сгрёб грязную одежду в тюк и пока оставил в углу. Надо будет её сжечь.

Пробрался в ванную и не меньше четверти часа полоскался под душем, пока не истратил всю горячую воду из бака. Но зато здорово освежился, и даже в голове прояснилось. Так что в столовую вышел довольно бодрым несмотря на то, что на часах уже перевалило за полночь.

И замер на пороге, раскрыв рот от удивления.

— Ты⁈

За столом вместе с остальными, живой и невредимый, восседал Жак Франсуа Арман де Полиньяк, собственной персоной. И, как всегда, что-то жевал. На меня он обернулся с набитым ртом и со смешанными чувствами радости, благодарности и смущения. Кое-как прожевав, кивнул в знак приветствия:

— Эм… Бон суар, Богдан!

Глава 6

— Ещё раз — пардон муа, друзья! — прижимая руку к сердцу, в очередной раз бросился извиняться Полиньяк. — Мне так жаль, что я вызвал столько беспокойства. Я и предположить не мог, что из-за меня разгорится такой сыр… Или как это правильно по-русски?.. Кстати, причем тут вообще сыр?

— Ты зубы-то нам не заговаривай! Ты о чём думал вообще? — угрюмо процедила Варя. — Об этой швабре своей чернявой?

— Да я её впервые видел!

— И чего она тебе такого наплела, что ты за ней попёрся, как телок на привязи?

Жак смутился так, что щёки его налились уже даже не румянцем, а яркими алыми пятнами. Уши у него ещё до моего прихода горели так, будто за них хорошенько оттаскали. Хотя, может, так и было? Судя по тому, как осуждающе поглядывали на него Демьян, Варвара и даже Рада, французу пришлось несладко. Мне даже стало его жаль.

— Я… Варвара… Я же уже говорил — я правда не понимаю, как так получилось! — взволнованно вскочил он. Потом опять сел. Потом опять привстал, пытаясь дотянуться через стол до Вариной ладони. Но девушка демонстративно отклонилась, сложив руки на груди.

— Так что за девица-то была? — спросил я.

— Да не знаю я! — уже едва не плача воскликнул Полиньяк. — Даже как зовут, не знаю… Не помню.

— Так не знаешь или не помнишь?

Он тяжело вздохнул и размеренно, явно повторяя это уже не первый раз, произнёс:

— Всё как в тумане. Время пролетело, как один миг… Мы с ней куда-то сначала шли, потом ехали на авто… Потом где-то сидели… Разговаривали… Я когда опомнился — уже темно было. И я был уже возле дома.

— Угу. Шагает, лыбится, как ни в чём не бывало, — проворчала Варя, не расцепляя рук. — А мы тут полдня с ума сходим, не знаем, где его искать. О нас бы хоть вспомнил!

— Я и сам не пойму, — Полиньяк обхватил руками свою кудрявую голову, ошарашенно глядя перед собой. — Я был совершенно беззаботен. Забыл вообще обо всём. Это какой-то… гипноз! Нет, правда! У меня даже мыслей не возникло, что что-то не так. Только удивился, что на улице уже вечер.

Варя молчала, насупившись. Но всё же немного смягчилась. Может, сама смутилась, что так бурно отреагировала на всю эту историю. И правда ведь перегибает палку. Эту её реакцию сложно объяснить одним лишь беспокойством за друга.

— Что она тебе говорила, тоже не помнишь? — продолжал допытываться я. Уже не раз замечал, что эта дотошность у меня в крови — видимо, сказывается прошлая жизнь сыщика. — И где вы были? Что за место? Может, припомнишь хоть какие-то детали?

— Место… Какая-то комната… Красная. Помню красный цвет. Мягкие кресла… Бархат… А о чём она говорила — ну вот хоть убейте, не помню!

Жак виновато опустил голову. Демьян, допив остатки травяного отвара из стакана с бронзовым подстаканником, мрачно подытожил:

— Да это и не важно. Важнее, что успел выболтать ты.

Француз поднял на него взгляд. Глаза его распахнулись от ужаса, румянец моментально схлынул, голос задрожал ещё больше.

— Я… Дядя Демьян, но я же не хотел! Я… Я не думал об этом, но получается…. Получается, что я вас всех подвёл! Лучше мне уйти…

Он снова вскочил, едва не опрокинув стул.

— Да сиди ты, малахольный! Куда собрался-то? — рявкнул на него Велесов. И, смягчившись, добавил уже спокойнее. — Ладно, чего уж теперь сделаешь. Ты не виноват. Охмурила тебя та девка. Похоже, Одарённая.

— Одарённая… Да, конечно, — покачал головой Жак. — Жаль, я не послушал маман и не взял с собой медальон с ликом Святой Женевьевы! Она уверяла, что этот талисман защищает от сглаза…

— Да хрень собачья! — безапелляционно заявил Демьян, нисколько не заботясь о чувствах верующего. — От такого ничем не защитишься. Разве что кусок синь-камня постоянно в кармане таскать. Но от этого у тебя самого кишки ссохнутся через месяц.

Полиньяка это немного успокоило, но всё же он по-прежнему выглядел таким виноватым, что на него больно было смотреть.

— Ладно, идите-ка вы все спать, — Демьян хлопнул по столу широченной, как поднос, ладонью. — Утро вечера мудренее.

Кажется, все только и ждали этой его команды. Я и оглянуться не успел, как мы остались с вампиром вдвоём — остальные разбежались по своим комнатам.

Демьян, взглянув на меня исподлобья, спросил:

— Ну, а теперь, может, всё-таки расскажешь, что там стряслось? Ты что же, решил всех волков Томска за один вечер положить?

Я покачал головой.

— Да не я. Барсука, его телохранителей и Грача ухайдокал какой-то молодой вампир. Арамисом его называли. Фамилия вроде бы Арнаутов. Слыхал о таком?

Велесов крепко задумался, прочесывая пальцами свою густую бороду.

— Выглядит молодо, примерно как я. Длинные чёрные волосы. Из ладоней шипы костяные выращивать умеет. Длиннющие, где-то вот такие…

Указательными пальцами я отмерил на краю стола сантиметров сорок.

— Не припомню такого, — покачал головой Демьян. — Скорее всего, кто-то из новеньких.

— Да, похоже. Я подслушал часть их разговора. Поначалу они с Барсуком и Грачом о чём-то спорили. Потом не сошлись во мнении, и этот Арнаутов просто начал колоть всех, почём зря. Меня тоже заметил. Я насилу от него сбежал. Там полиция как раз подъехала, так что он и сам свалил. На машине, кстати. Видно, сообщники ждали где-то неподалёку.

— А Грач?

— Был сильно ранен. Я его выследил, успел немного расспросить, но потом он сбежал… Я в него стрелял. Но не уверен, что попал.

Демьян неодобрительно покачал головой.

— Зря. Следы синь-камня долго не развеиваются. Серьёзная улика. А гильзы?

— В барабане. Да я и шмальнул-то всего пару раз.

Велесов молчал, задумчиво крутя пустой стакан из-под отвара. Я невольно зацепился за вещицу взглядом. Явно из старых загашников особняка — старинный витиеватый подстаканник, украшенный рельефным узором, изображающим оленя, загоняемого стаей волков.

Символично.

Хотя, похоже, наши шансы в противостоянии со Стаей даже увеличились. Да, вылазка моя обернулась полным фиаско, да и вообще, учитывая возвращение Полиньяка, была ненужной. Но всё же в ходе неё я выяснил несколько важных вещей.

Смотрящий по Томску мёртв, внутри Стаи — какой-то серьёзный конфликт, в котором за один только этот вечер полегло несколько вампиров. Это нам только на руку. Пусть грызут друг друга, может, от нас пока отстанут.

— Грач, кстати, сказал, что Арнаутов мог стоять за похищением Жака. Правда, зачем это ему? С ним ведь никто из нас раньше не пересекался. Хотя… Они в разговоре снова упоминали Орлова.

— Значит, младший сын Аристарха всё же с ними повязан, — кивнул Велесов. — До последнего не хотелось в это верить…

Мы надолго замолчали, лишь я время от времени шумно прихлебывал обжигающе горячий отвар из кружки.

— Ну и что делать-то будем, Демьян? — спросил я наконец, не очень-то, впрочем, надеясь на внятный ответ.

— Что, что… Спать, — буркнул Велесов. — Я тоже вздремну, наконец. Силы нам ещё понадобятся…

Он первый поднялся и потопал в свою комнату. Я же к его идее отнёсся без особого энтузиазма, хотя у самого от усталости и недосыпа глаза слипались.

Дело было, конечно, в осточертевшей албыс.

Эта вылазка в логово томских вампиров отняла у меня много сил, и не только физических. Пришлось активно использовать сверхспособности, и засевшая во мне сущность воспользовалась истощением моих ресурсов, чтобы снова отвоевать себе приличный кусок тонкого тела. Сердечник был весь оплетён жгутами темной эдры, будто беседка, заросшая плющом. Обычно такое случалось уже только к утру.

Ложась спать в таком состоянии, можно рассчитывать максимум на час нормального сна. Да и то под вопросом.

Впрочем, какие у меня варианты? Ждать, пока с ног не свалюсь?

Я всё же постарался подготовиться. Провел медитацию, как сумел, очистил Сердечник от тёмной эдры. Приняв упор лёжа, отжался несколько десятков раз — до упора, пока мышцы не начали отказывать. И только потом рухнул в кровать. Снова что-то вроде медитации — расслабился, сконцентрировался на замедлении дыхания и сердечного ритма… Такой контраст между физической нагрузкой и полным расслаблением обычно помогает мне быстрее заснуть. Чаще всего вырубаюсь даже раньше, чем дыхание восстановится.

Как и в этот раз.

Грань между сном и навязанным албыс кошмаром обычно так тонка, что её не замечаешь. Но в этот раз я чётко осознал её. Переход был таким резким, что мне даже показалось, что я в некотором смысле проснулся. Полностью осознал себя, но при этом понимал, что сплю и вижу чужой сон.

Место, в котором я оказался, было настолько реалистичным, наполненным сочными звуками, запахами, ощущениями, что сердце снова начало заходиться от накатывающего ужаса. Будто стоишь на самом краю высоченного обрыва, и вдруг чуешь, что земля начинает уходить из-под ног.

Сумеречная тайга, где-то перед самым закатом. Дикая, нехоженная, заваленная буреломом выше человеческого роста. Куда ни взглянешь — всюду такие густые дебри, что непонятно, как тут вообще может пробраться кто-нибудь крупнее кошки. Впрочем, сам я скольжу по зарослям легко, плавно, не тревожа веток. Потому что я бесплотен. Это ощущение даже приятно — изнутри распирает необычная пьянящая лёгкость. Как на качелях, когда замираешь в верхней точке амплитуды.

Движением своим я не управляю, превратившись в пассивного наблюдателя. Но при этом чувствую, что маршрут выбран не случайно. Меня манит что-то, скрывающееся там, глубоко в зарослях. Не просто манит, а будоражит, заставляет что-то внутри томительно сжиматься. Больше всего это походит на вампирский голод, который чуешь под Аспектом Зверя. Только, пожалуй, сильнее, хотя объект вожделения даже пока не видно.

Вдруг приходит понимание, что ту цель, к которой я сейчас лечу, я бы почуял за многие километры. И мысль эта, хоть и высказанная без слов, приходит явно откуда-то извне.

Пролетев сквозь кучу бурелома, я взмываю вверх и на какое-то время замираю. С этой точки хороший обзор. Лес слева редеет, выходя к берегу реки. Там, недалеко от тёмной полосы воды высится башня мельницы. Похоже, заброшенной — сам сруб покосился, обветшавшие лопасти поскрипывают на ветру. Меня швыряет вперёд — так быстро, что дух захватывает, как на американских горках.

Обогнув приметный остов мельницы, снова углубляюсь в тайгу, лавируя между кучами колючего бурелома, кажется, стаскиваемого сюда специально, чтобы было не пройти. Но всё же лазейка есть — такая неприметная и узкая, что похожа на длинный туннель. Он приводит к началу более широкой тропы.

Тут я тоже ненадолго завис, будто специально, чтобы разглядеть и запомнить ориентир — торчащие из земли несколько пар бивней или, может, рёбер. Этакие серые костяные дуги длиной метра по три, похожие на разомкнутую пасть. На них, постукивая на ветру, покачивается множество деревянных и костяных амулетов, сама поверхность костей испещрена уже знакомыми шаманскими рунами.

Через эти своеобразные врата — снова в дебри, продираясь через стены колючих мертвых ветвей. В эту часть леса вряд ли даже животные заглядывают — выглядит он безжизненным и пугающим. Однако меня, несмотря на нарастающее чувство тревоги и сомнений, тянет туда, в чащу, как магнитом. И, наконец, преодолев извилистый лабиринт троп, я выныриваю из зарослей на большую поляну с одиноким деревом посередине.

Дыхание перехватывает от необъяснимого глубинного ужаса.

С первого взгляда понятно, что дерево непростое. Что-то вроде Гранитного дуба из университетского дендрария, но не такое приземистое. Высоченное, метров в сорок, и обладающее куда более мрачной и мощной природой. Вроде бы тополь. Я ощущаю, как тёмная эдра тугими вибрирующими спиралями обвивает его ствол, внутри сгущаясь так, что древо дрожит — его черный изломанный силуэт заметно размывается. Хотя, может, и не из-за этого, а у меня просто в глазах начинает двоиться? По мере приближения к центру поляны меня всё сильнее охватывает чувство тяжести, а на голову и вовсе будто давят сжимающиеся обручи. Перед глазами всё плывёт, но всё же я успеваю разглядеть ужасающие подробности.

То, что я поначалу принял за какие-то бесформенные наросты на стволе — это человеческие тела, будто бы вросшие в дерево. Кто-то по пояс, кто-то по грудь, кое-где из-под коры торчат лишь кисти рук или голова. Но самое жуткое —всё это шевелится! Эти бедняги живы! Если, конечно, подобное существование можно назвать жизнью…

Среди фрагментов человеческих тел я успеваю разглядеть и другие. Оскаленная волчья голова с горящими зелеными глазами, торчащая из толстой ветви высоко над землей жутким трофеем. Наполовину скрывшееся в стволе туловище тощего волосатого существа с приплюснутым рогатым черепом и козлиной бородой. Обнаженное женское тело со странной серой кожей в зеленоватых пятнах и гривой жестких спутанный волос, скрывающих лицо.

Ясно только одно — все эти существа тоже не простые. Одарённые. Ну, или, вспоминая уточнения профессора Коржинской, Измененные, потому что термин Одарённые применяют только к людям. Похоже, они стекались сюда со всей округи — огромное мрачное дерево, являясь мощным местом Силы, притягивало их, как магнит.

Но это ловушка. Причем, судя по выстроенным вокруг дерева ловчим ямам и клеткам из железных прутьев — обустроена эта западня людьми.

В сгущающихся сумерках, рассеиваемых только редкими огнями солнечника, мне удаётся разглядеть странное существо в одной из клеток. Грузное, волосатое, похожее на безголовую гориллу. Присмотревшись, с удивлением понимаю, что глаза, ноздри и пасть у неё расположены прямо на груди. Даже, кажется, две пасти, прямо под мышками. Лапы — волосатые, но формой очень напоминающие человеческие — трясут и сжимают прутья клетки, пытаясь разогнуть их. Мне будто бы передаются его ужас и отчаяние. Наверное, так себя чувствует муха, запутавшаяся в паутине и осознающая неизбежность скорой гибели. Ну, если бы мухи что-то могли чувствовать.

И, несмотря на всё это, меня продолжает тянуть к проклятому дереву. Я всё ближе, и вырваться из его невидимых сетей не получается — ни у меня самого, ни у того, чьи воспоминания мне сейчас транслируются. Я успеваю лишь ненадолго обернуться назад, в сторону маячащих на краю поляны отсветов солнечного эмберита. Там виднеются человеческие силуэты в мешковатых просторных балахонах и грубых венцах, сооруженных из колючих веток.

Но ждать от них помощи не приходится. Судя по всему, это и есть хозяева западни. Оставаясь на безопасном расстоянии от дерева, они лишь завывают, раскачиваясь и вздымая руки к небу.

— Осокорь! Осокорь! Осокорь!

Я невольно и сам начинаю повторять это незнакомое слово с ударением на последний слог. И сам не замечаю, как обретаю плоть, и слово это срывается с дрожащих, занемевших от мороза губ.

— Осокорь… Осокорь…

Вскидываюсь, ошарашенно мотая головой. Снова переключение — такое резкое, что я не заметил момента перехода. Вокруг по-прежнему темно, по-прежнему тайга, но уже зимняя, тихая. Жуткое живое дерево исчезло, ему на смену пришла уже знакомая избушка на сваях. Крохотные затянутые мутной плёнкой оконца светятся изнутри тёплым желтоватым светом.

— Заглянешь на огонёк?

Голос тоже знакомый — глубокий, грудной, чуть насмешливый. Гремучая смесь затаённой опасности и сексуальности.

Я неохотно оглянулся. Ведьма стояла в двух шагах от меня, в прежнем образе — босая, с пышной гривой ярко-рыжих волос, в одной короткой льняной рубашке, едва доходящей до середины бёдер.

— Отцепись ты уже от меня, а? — процедил я.

— Да я бы и рада, — невесело и, как мне показалось, вполне искренне покачала головой албыс. — Но куда ж мы теперь друг от друга денемся, Пересмешник?

— Просто смирись с поражением.

Она расхохоталась — звонко, громко, запрокинув лицо к небу и поблескивая жемчужно-белыми зубами. Взгляд невольно зацепился за изящный изгиб шеи, за женские округлости, легко угадываемые под тонкой тканью. Но почти сразу же, будто пробиваясь двадцать пятым кадром, в мозгу вспыхивал совсем другой образ. Уродливого чудовища с медными когтями и спутанными рыжими патлами.

Ну, нет, ты мне голову не задуришь, ведьма…

— Это не игра, Пересмешник. Тут жизнь на кону. Либо ты, либо я.

— Что ж, честно, — пожал я плечами. — Только на что ты надеешься? Если у тебя не получилось сразу, то уже не получится никогда. Так что просто сдохни.

Она улыбнулась снова, на этот раз хищно, и даже черты лица её, кажется, исказились, поплыли, на мгновение обнажая другую ипостась. Но ответила на удивление спокойно. Обошла меня сзади, продолжая говорить — негромко, почти ласково, приближаясь губами то к одному уху, то к другому.

— Посмотрим, посмотрим… Ты оказался достаточно силён, чтобы сожрать меня. И достаточно упрям, чтобы сопротивляться все эти дни… Но воля смертного слаба… А разум хрупок… Надолго ли тебя хватит?

— А тебя? — огрызнулся я. — Если ты так в себе уверена, то чего выползла-то? И эти твои видения… Значит, тебя поймали какие-то сектанты с дурацкими ветками на башке… Ну, там, возле чёрного тополя. Но зачем ты показала это мне? Разжалобить пытаешься?

Она слушала меня молча, и в глазах её мелькнуло сначала недоумение, а потом испуг. Так-так-так… Кажется, я что-то нащупал!

— Или же… — продолжил я, жёстко усмехаясь. — Ты и не собиралась ничего мне показывать. И это просто твои воспоминания… Вот только почему я их вижу?

— Заткнись! — прошипела она и ударила меня ладонью с растопыренными когтистыми пальцами.

Точнее, попыталась ударить, влепить пощёчину, но я перехватил её руку за запястье и толкнул вперёд, пока она не упёрлась в сваю, поддерживающую избу.

— Я-то думал, что вижу эти кошмары, потому что ты их насылаешь… — продолжил я, схватив её за горло и плотнее прижимая к столбу. — Но может, это и не так? Может, я просто перевариваю тебя, как волк добычу, и твоя память — это уже мой трофей?

Догадка эта пришла ко мне только что по мере того, как я всё это говорил. И помогла в этом именно реакция албыс. Злость и удивление в ней быстро сменились ужасом. И я понял, что прав.

— Заткнись! — уже в голос взвизгнула она, пытаясь вырваться, но не очень-то убедительно — я легко удержал её на месте. А ведь это её реальность, она тут хозяйка. В прошлый раз вон меня в кадку окунала, как котёнка…

Кстати, а ведь я здесь впервые с того раза! Тут тоже всё сходится. Похоже, албыс впервые набралась сил, чтобы затянуть меня сюда. А все предыдущие мои кошмары она не контролировала. Они просто всплывали по мере того, как потусторонняя сущность растворялась в Сердечнике.

Меня это даже воодушевило. С одной стороны — а какая разница, кошмары-то никуда не денутся. Но раньше-то я себя ещё и ощущал марионеткой в лапах ведьмы…

Албыс, видно, почуяв моё настроение, поспешила мне его испортить.

— Рано радуешься, Пересмешник! Если я растворюсь в тебе, то всё равно победа будет за мной. Потому что и ты уже не останешься тем, кем был раньше.

Её влажные алые губы растянулись в хищной улыбке, кончик языка быстро пробежал по ним, и мне почудилось, что он раздвоенный, как у змеи.

— Я стану частью тебя, милый… И мы навсегда будем вместе.

И снова расхохоталась.

Я с отвращением отбросил ведьму в сторону так, что она покатилась по снегу. Она даже не пыталась подняться — продолжала хохотать, развалившись на спине и запрокидывая лицо к небу. Смех этот становился всё громче, ввинчиваясь в мозг ржавой скрежещущей пилой. От него я и проснулся — снова резко вскочив на кровати и хватая ртом воздух, будто после затяжного ныряния.

Вот только пробуждение на этот раз не принесло мне облегчения.

Проклятье!! А что, если албыс права? Если смешать души ледяной ведьмы и смертного — то что выйдет? Кажется, союз не очень-то равноценный. Что, если я, поглощая её сущность, постепенно сольюсь с ней и потеряю себя?

Смешные сомнения. Как можно потерять то, чего не имеешь? Если задуматься — то кто я вообще? Странная, слепленная из лоскутов личность с обрывками воспоминаний двух людей из разных миров. Мало мне этого — давай ещё и замешаем в этот коктейль нечистую силу!

Но что мне делать-то⁈ Выдрать албыс из моего тонкого тела уже вряд ли получится. Остановить процесс нашего слияния… Скорее всего, тоже. Да и перспектива эта сомнительна — зависнуть в нынешнем состоянии полубреда навсегда.

Хотя… Есть ведь ещё один выход.

Албыс я победил с помощью огня. Это единственный Аспект, которого она боялась. Так может, эта уязвимость сохраняется и до сих пор? Что, если просто выжечь эту заразу изнутри?

Я, как был, в одних просторных пижамных штанах, выбрался на кухню. Идея так захватила меня, что не хотелось медлить ни секунды. Так, где там Демьян складывает жар-камень?

Все мои прежние попытки вытянуть Аспект Огня из эмберита и управлять им длились считанные секунды и были довольно болезненными. Хорошо хоть, обладая Аспектом Исцеления, я потом быстро залечивал ожоги. Впрочем, и саму ауру нефилима под воздействием этого Аспекта тоже колбасило — стихия Огня очень своенравна, и тонкие энергетические структуры, составляющие тонкое тело, под её воздействием корёжило и обжигало. Поэтому я обычно сбрасывал Аспект, как только понимал, что контролировать его не получается.

Но, возможно, сейчас это то, что нужно. Постараться продержаться подольше и направить энергию огня прямо в Сердечник, очищая его от албыс. Как я раньше-то не догадался?

Отыскав, наконец, тяжелый чугунный котёл в углу, я открыл крышку и специальным длинным прихватом вытянул изнутри кусочек жар-камня. Как назло, остались довольно крупные, не меньше куриного яйца. И горячие — голой рукой не возьмёшь. Я попробовал было положить его на ладонь, но тут же зашипел, сбрасывая на обитый железными листами пол рядом с печью.

Подув на обожжённую ладонь, зажмурился, пытаясь успокоиться.

Что я творю? Это ведь самоубийственно…

Но, окинув внутренним взором тонкое тело, я содрогнулся. Фиолетовые жгуты тёмной эдры, опутывавшие Сердечник, за то время, что я спал, снова налились силой и перекинулись уже на часть Грудного Узла. Мало того, тянулись дальше, охватываясь всю грудь и пуская ростки в шею, к головному узлу. Очиститься с помощью обычной медитации с протяжкой накопленной энергии по узлам тут точно не получится. Как минимум нужно бежать к Гранитному дубу и пытаться скормить эту пакость ему…

Но это тоже так себе вариант — переться среди ночи через полгорода, чтобы обниматься с дурацким деревом.

От нахлынувшего отчаяния хотелось материться в голос, расшвырять горшки с печи, расколотить посуду, оставшуюся на столе после ужина. Но я сумел сдержаться — не хотелось перебудить весь дом.

Но решаться надо. Здесь и сейчас. Иначе неизвестно, в каком состоянии я проснусь в следующий раз.

Я крепко зажмурился, медленно втягивая ноздрями воздух и пытаясь хоть немного унять бешено колотящееся сердце. Чуть успокоившись, открыл глаза.

Кусок жар-камня лежал на полу, ярко-алый и чуть мерцающий, как раскалённый уголь. Выдохнув, как перед чаркой водки, я вытянул руку в его сторону и поглотил — быстро, так что камень мгновенно посерел, растрескался и почти сразу осыпался горсткой хрупкой золы.

Глава 7

Сегодняшнее пробуждение было не похоже на предыдущие. Никакой панической атаки, никаких кошмаров и резкого выныривания с бешено колотящимся сердцем. Реальность пробивалась в сознание постепенно, но настойчиво. И разбудил меня холод. Я ворочался, пытаясь закутаться поплотнее, но не получалось — одеяло будто бы расползалось под пальцами, а перина подо мной и вовсе превратилась во что-то жесткое и угловатое.

Бр-р-р, да что ж так холодно-то!

Я, наконец, очнулся окончательно и с изумлением обнаружил, что вместо края одеяла сжимаю в ладони горсть какого-то мусора. Да и сам, оказывается, валяюсь в позе эмбриона в куче палой листвы, зарывшись в нее чуть ли не с головой — видимо, в попытке согреться. Правда, это даже летом вряд ли сработало бы, а уж сейчас тем более — ночные заморозки превратили листья в хрупкие покрытые инеем пластинки, хрустящие в пальцах.

Я вскочил, разворошив кучу изнутри, зябко поёжился, растирая ладонями плечи. Неподалёку вдруг громко взвизгнула женщина.

— Ох, батюшки-святы! Сгинь! Сгинь, охальник!

Толстая тётка-дворничиха в шерстяном платке и грязноватом белом фартуке поверх фуфайки замахнулась на меня метлой.

Я с ужасом обнаружил, что абсолютно голый — даже пижамные штаны куда-то делись. Всё тело покрывали пятна не то грязи, не то сажи, мелкие царапины и множество не очень серьёзных, но довольно болезненных ожогов. Прикрывшись, я метнулся в сторону, прячась за толстым стволом дерева.

— Ишь, бесстыжий! — крикнула мне вслед тётка и пронзительно свистнула в свиток.

Этого ещё не хватало! Я опрометью бросился бежать, огибая заросли кустарника и с ходу перепрыгивая через невысокие заборчики. Несмотря на обилие растительности кругом, укрыться, как назло, было толком негде — листва почти полностью опала, и кусты просвечивались насквозь. Я пробежал метров двести, пока не затерялся в небольшом лабиринте. На глаза попалась скамейка с высокой изогнутой спинкой, и я спрятался за ней, присев на корточки.

Ещё на бегу сориентировался, поняв, наконец, где нахожусь. Это было несложно — место было отлично знакомое. Академический парк, центральная часть, недалеко от Гранитного дуба. Собственно, под ним в куче листвы я и умудрился заснуть.

Что за хрень происходит⁈

Попытки вспомнить, что произошло после того, как я вытянул Аспект Огня из жар-камня, привели лишь к вспышке мигрени и череде смутных рваных образов в мозгу. Помню, что меня здорово обожгло — и ожоги давали о себе знать до сих пор. Штаны я, видимо, вообще спалил напрочь. А потом… Похоже, я вырубился. Но каким образом меня сюда-то занесло?

Я представил, как бегу через полгорода среди ночи, сверкая голым задом, и чуть не взвыл от стыда и досады. Что за лунатик-эксгибиционист? Хорошо хоть, до изобретения смартфонов в этом мире далеко, а то бы еще и звездой ютуба проснулся. Но, будем надеяться, что свидетелей этого забега было немного. В конце концов, как-то же я добрался до парка и оставался здесь незамеченным до самого утра.

Вот только какого хрена я здесь вообще делаю? Так соскучился по медитациям у Гранитного дуба?

Окинув внутренним зрением структуры тонкого тела, я немного успокоился. Что бы ни произошло ночью после поглощения Аспекта Огня, но, кажется, это сработало. Участки тёмной эдры вокруг Сердечника почти исчезли, сама аура светилась тёплым желтовато-красным цветом. Похоже, я до сих пор сохранял Аспект. Благодаря этому, кстати, и благополучно переночевал на голой земле при минусовой температуре — огонь подогревал меня изнутри, не давая замёрзнуть.

Правда, не обошлось и без некоторых костылей в использовании этой стихии. Чтобы ослабить влияние Огня на тонкое тело, часть структур вообще оказалась перекрыта и не наполнена эдрой. Остались лишь прозрачные слабо мерцающие контуры. И грудной Узел тоже был почти пуст — эдра, подкрашенная огнём так, что напоминала расплавленную лаву, плескалась на самом донышке.

Похоже, это защитная реакция организма — Аспект-то я удержал, но до конца не приручил, и чтобы он не сжёг меня изнутри, тонкое тело подстроилось таким вот образом.

В мозгу яркими вспышками всплывали воспоминания о том, как огонь обжигает меня изнутри и снаружи, как я падаю на пол, корчась от боли так, что не в силах даже закричать — дыхание перехватывает напрочь, лишь раскрываю рот, как рыба на берегу.

Кажется, тогда я и вырубился от болевого шока. Но как тогда вообще выжил?

Ответ лежит на поверхности. Кто-то захватил контроль над телом. Снизил влияние Аспекта Огня, а меня привёл сюда, к Дубу, чтобы тот, как гигантская пиявка, вытягивал из меня излишки эдры, не давая огненной стихии разгуляться внутри.

Кто-то… Ежу понятно, кто.

Я пригляделся к Сердечнику. Сущность албыс по-прежнему была там — уже накрепко вросшая в мои собственные энергетические структуры, но отчасти сохранившая свой прежний причудливый силуэт, напоминавший не то моллюска, не то насекомое.

Вот, значит, как. Спаслась сама, и спасла нас обоих. Хотя, выбор у неё был невелик — мы с ней уже настолько срослись, что ей оставалось лишь сгореть вместе со мной. Произошло всё, судя по всему, очень быстро, если уж ни Демьян, ни остальные мои соседи по дому даже не всполошились. Иначе бы они давно меня отыскали.

Ладно, с этим вроде бы разобрались. Но сейчас-то чего делать?

По-прежнему укрываясь за лавкой, я прислушивался к доносящимся из-за кустов звукам. Судя по тому, что небо на востоке едва просветлело, сейчас раннее утро, часов шесть, начало седьмого. Прохожих на аллеях пока мало — только дворники да местные сторожи, до сих пор круглые сутки патрулирующие территорию университета по приказу ректора. Но с каждой минутой парк оживает — скоро в учебные корпуса потянутся преподаватели и студенты. Если меня обнаружат в таком виде — прославлюсь второй раз, но уже совсем по другому поводу.

Замёрзнуть я пока не боялся — Аспект Огня, хоть и сильно урезанный, продолжал согревать изнутри. Правда, и ожоги начали давать о себе знать. Находясь в отключке, я ничего не чувствовал, но сейчас боль, будто навёрстывая упущенное, нарастала с каждой минутой. Может, стоит уже переключиться на Аспект Исцеления? Но тогда быстро замёрзну…

Лучше сосредоточиться на более важной задаче. Надо найти одежду. Или спрятаться где-то понадёжнее.

Выглядывая из-за лавки то с одной стороны, то с другой, я худо-бедно сориентировался на местности. Неподалеку, на перекрёстке дорожек, увидел столб с деревянными стрелками-указателями. Даже мелькнула мысль выломать одну из них, чтобы хоть как-то прикрыться, но я её отбросил. Не хватало ещё, чтоб кто-то из охранников или та же дворничиха застукала меня за этим актом вандализма и подняла шумиху.

Голос тётки с метлой, к слову, по-прежнему доносился из-за кустов. По обрывкам фраз я даже понял, что она жалуется кому-то на хулигана. Причём голос приближается — идёт тётка в мою сторону.

Так, всё, хватит рассиживаться!

Пригибаясь и избегая тропинок, я рванул наперерез через кусты в сторону ближайшего здания. Кажется, это один из учебных корпусов, не то медицинского, не то юридического института. Через главный вход ломиться бессмысленно. В такую рань двери либо закрыты, либо за ними окажется какой-нибудь вахтёр. Надо попробовать найти другой путь. Пожарный выход, ход в подвал или в какие-нибудь подсобные помещения. Да что угодно подойдёт…

С левой стороны здания кусты подходили к самым стенам почти вплотную, затеняя окна первого этажа. Так что я пробрался туда, шлепая босыми ногами по забетонированной отмостке вдоль стены и морщась от колючего холодного снега, перемешанного с опавшей листвой. Тут, в теньке, снег даже днём уже не таял, так что где-то накопился уже плотный слой сантиметров пять-десять толщиной. Причем босыми ногами он воспринимался как мелкое накрошенное стекло.

Впереди, у дальнего конца здания, я разглядел среди подступающих к самой стене веток какое-то движение. Замер, пригибаясь ещё сильнее. Будь я в одежде — и на земле бы распластался, но брякаться голым пузом в снег жутко не хотелось.

Какое-то мельтешение, стук оконной рамы… Разглядеть что-то подробнее отсюда не получалось, да я и не пытался. Важнее сейчас было затаиться и не дать себя обнаружить.

Но вообще, что-то странное… Я поначалу подумал, что это кто-то из охранников обходит здание по периметру. На снегу передом мной виднелась цепочка четких свежих следов, ведущих как раз в ту сторону. Вот только следы оказались не от мужских сапог, а маленькие — не то женские, не то вообще детские. А судя по звукам, кто-то приоткрыл одну из фрамуг в дальнем окне и забрался в здание.

Воришка? Но почему именно сейчас, а не ночью? Хотя… Пожалуй, сейчас самое время. У охраны, патрулирующей парк и корпуса университета как раз заканчивается ночная смена. Скорее всего, часть из них вообще покидает свои посты или передаёт их сменщикам. При этом дневная смена ещё не заступила, да и вообще народ начнёт подтягиваться как минимум через полчаса.

Пока эти мысли роились в голове, я уже вовсю продвигался вдоль стены к тому окну, в которое пролез вор.

Ура! Изнутри не заперто, просто прикрыто. Скорее всего, лазутчик собирается вернуться тем же путём. Рванул раму на себя, распахнул её и, едва не оцарапавшись о жестяной подоконный выступ, забрался внутрь.

Окно располагалось в торце длинного тихого коридора, застеленного ковровой дорожкой. Одна из дверей по левую руку, шагах в пятнадцати от меня, тоже оказалась приоткрыта, и я ринулся туда, уже не очень-то скрываясь. Всё заперто, светильники не горят. Похоже, в этой части здания пока никого. Кроме только что забравшегося воришки, но его-то бояться нечего. Даже, пожалуй, наоборот — может, получится разжиться у него хоть каким-то предметом гардероба.

Потревоженная мной дверь скрипнула в тишине и с гулким ударом захлопнулась у меня за спиной.

По обширному заставленному книжными шкафами залу прокатилось эхо. В ноздри с порога подступил приятный запах лакированного дерева, кожи, старой бумаги. Сразу же вспомнилась библиотека в доме Аскольда. Эта, конечно, в несколько раз больше. Такая здоровенная, что возле шкафов, стоящих вдоль дальней стены, выстроено что-то вроде деревянных лесов, помогающих добраться до верхних полок.

Шкафами были заняты все стены, оставляя лишь проёмы для окон по левой стороне. Центральная часть зала тоже была заставлена рядами высоких стеллажей, проходов между которыми едва хватало, чтобы разминуться двоим. Из-за такой тесной постановки и задернутых штор на окнах здесь царила полутьма, в которой сразу же бросился в глаза луч переносного фонаря, маячащий в дальнем от меня углу. И судя по заметавшемуся пятну света, воришка понял, что обнаружен.

— Ай! — неожиданно тонким голосом вскрикнул он.

Грохот в дальнем конце зала — будто обрушилась целая кипа книг, а вместе с ней что-то потяжелее. Луч фонарика, резко метнувшись в сторону, замер, бросая пятно света на уровне ступней. По звукам было понятно, что воришка брякнулся с лестницы, ведущей к верхнему шкафам, и теперь ворочается, пытаясь подняться. Тут-то я и его и настиг, быстро подхватив его же фонарик и высветив лицо.

— А ну, стоять!

Девчонка! Молодая совсем, похоже, студентка. Форма университетская, только шевроны не могу сходу распознать. Через плечо у неё на лямке — простая холщовая сумка. И не пустая — сквозь ткань проглядывает что-то угловатое.

— Пожалуйста, не надо! — всхлипнула девушка, прикрывая глаза от яркого света. Попыталась подняться, но охнула, хватаясь за коленку.

— Сильно ушиблась? — смягчившись, спросил я, уводя луч фонаря чуть в сторону, чтобы не так её слепить.

Похоже, незадачливая лазутчица подвернула ногу. Подняться-то у неё получилось, но при попытке выпрямиться она снова громко ойкнула и схватилась мне за плечо, чтобы не упасть. Я придержал её за талию, невольно отметив, насколько она тонкая — прямо как у балерины. Ещё и местная форма выгодно её подчеркивает.

Вообще, девчонка довольно симпатичная — стройная, миловидная. Немного портят её только несуразно большие круглые очки, да и гладко зачесанные назад волосы ей не очень идут. Но прическу она, возможно, выбрала для этой своей спецоперации.

— Да нет, просто… В лодыжке что-то прям стрельнуло… — пожаловалась она, придерживаясь за меня. И вдруг осеклась, вытаращившись на меня так, что глаза едва не сравнялись с оправой очков.

— Э… вы же… ты же… Ты чего голый⁈

— А ты зато воришка, — спокойно парировал я. — У каждого свои недостатки. Вот сдам тебя сейчас сторожам…

— Я не воришка! — возмутилась девушка. — Я здесь работаю. Помощницей библиотекаря. Вон, у меня ключи есть…

Она полезла куда-то в сумку, но снова потеряла равновесие, и мне опять пришлось придержать её. Переключился-таки на Аспект Исцеления, одним большим вдохом втянул всю доступную эдру, витающую в воздухе в помещении. Её оказалось не очень-то много, но хоть как-то пополнил запасы. Тут же пустил часть на заживление мелких царапин и ожогов — это даже не потребовало особой концентрации.

— Да прикройся ты, наконец! — смущенно проворчала она. — И фонарик отдай!

— Было бы мне чего надеть — думаешь, я щеголял бы в таком виде?

— А как так вышло вообще?

— В карты проигрался, — неуклюже отшутился я. Но, кажется, она даже поверила. На вид вообще простушка — глазами хлопает, рот удивленно приоткрыт. Как она смелости-то набралась сюда без спросу пробраться?

Снаружи, из коридора, донеслись звуки шагов, и незнакомка испуганно охнула, зажимая рот ладонью.

— Прячемся!

Она метнулась в сторону и, сев прямо на пол, оперлась спиной о боковину шкафа. Я расположился рядом, так, чтобы нас обоих не засекли сразу, если зайдет кто. Чувствовал я себя, мягко говоря, по-дурацки. Здоровенный взрослый детина, нефилим, победитель ледяной ведьмы — а от каждого шороха вскидываюсь так же, как эта вот очкастая пигалица рядом. Как всё-таки легко лишить человека уверенности, просто-напросто отобрав у него портки и выбросив в людное место.

Тревога пока оказалась ложной — кто-то прошёл по коридору мимо, скрипнула одна из соседних дверей. Девчонка с облегчением выдохнула, да и я тоже.

— Работаешь здесь, говоришь? — не скрывая сарказма, спросил я шёпотом.

— Да! — так же шёпотом ответила она. — То есть… Ну, уже нет. Но работала, пока не уволили. Мне нужно забрать кое-что, но так, чтобы никто не заметил… А хотя, чего я тебе рассказываю-то! Надо уходить отсюда, пока Крыса Евгеньевна не явилась! Она частенько приходит в самую рань.

— Это кто?

— Крысу Евгеньевну не знаешь? Ну, в смысле, Раису Евгеньевну? — удивилась она. — Это заведующая библиотекой. Начальница моя бывшая. А ты, видно, первокурсник, не сталкивался с ней никогда.

— Ну да, я…

— Погоди-ка… Я тебя узнала! Так ты же этот, как его… Сибирский! Борис… Нет, Богдан!

О, боже ж ты мой… Вот слава и нашла своего героя.

— К вашим услугам, сударыня, — вздохнул я. — А с кем имею честь?

— Катя я… Катерина Скворцова, — чуть помедлив, сконфуженно буркнула она. — С медицинского я.

— Очень приятно. Ну, и что делать-то будем, Катерина Скворцова с медицинского?

— Что, что… Бежать надо отсюда, пока не застукали!

Она снова попыталась вскочить, но зашипела от боли, хватаясь за лодыжку.

— Ага, но не особо-то мы разбежимся. Ты хромоножка, я без штанов.

— Сам ты… хромоножка! Отдай фонарик, сказала же!

— Да погоди ты! У меня предложение. Выбраться мы сможем только вдвоем. Я тебе помогу, ты — мне.

— И как ты мне поможешь?

— Дай-ка ногу глянуть… Да не пищи-ты, я просто потрогаю.

— Тоже мне, врач выискался!

— Я лучше врача. Я Одарённый.

Катерина притихла и позволила мне ощупать её ногу. Хотя, собственно, прикасаться к ней даже было не обязательно — достаточно было того, что она приподняла юбку и показала затянутую в плотный чулок лодыжку. Очаг боли я разглядел сразу. И, судя по данным моего «встроенного рентгена», ничего серьёзного с ногой у неё не было. Не перелом и не вывих точно. Скорее всего, небольшое растяжение. Чтобы снять боль и вылечить её полностью, мне хватило десяти секунд. Девчонка, правда, напряглась, увидев мои заметно засветившиеся в темноте ладони, и замерла, даже дышать перестала.

— Ну как, легче?

— Д-да, вроде бы…

Она поднялась и на этот раз смогла удержаться на ногах без моей помощи.

— Я смогу залечить ногу полностью, но чуть позже, сейчас на это время тратить не будем, — сказал я. — А сейчас — помоги и ты мне.

— Как?

— Одежду какую-нибудь найди. Ты же говоришь, у тебя ключи есть? Только от этого зала, или, может, еще какие-то?

— Только от зала. Если бы вся связка была, я бы в окно сюда не лезла. Я просто вчера его специально оставила незапертым, чтобы сегодня пролезть. Хорошо, что сторожа не заметили…

— Ну, так придумай что-нибудь! Раз работала здесь, то хорошо знаешь здание. Может, гардероб какой-нибудь рядом, или подсобка. Мне хоть что-то накинуть, хоть фуфайку драную.

— Да откуда? Это же библиотека, а не магазин готового платья! Тут книги, в соседнем зале — музей краеведческий, чучела всякие да камни… Хотя… Пойдём. Вон туда фонариком свети. Только осторожно!

Мы пробрались через весь зал к двери — но не той, через которую вошли, а небольшой, в углу, за шкафами. Её не сразу и найдешь, если не знаешь, что она там. Через дверь попали в смежный зал, тоже просторный и полутёмный из-за задёрнутых штор. Это действительно оказался музей с многочисленными экспонатами, разложенными по застеклённым столам и по полкам на стенах. Зайдя в него, мы впотьмах едва не уронили здоровенное чучело медведя, установленное совсем рядом с дверью.

Катя потащила меня куда-то дальше в угол.

— Вот, сюда! Это тебе подойдёт.

— Издеваешься? — скептически оглядел я манекен, выряженный в костюм какого-то не то шамана, не то охотника — кожа, мех, бахрома по швам, украшения из деревянных бусин и перьев.

Впрочем, я не в том положении, чтобы кочевряжиться.

— Подержи-ка фонарик…

Манекен оказался каким-то хрупким — распался на две половины, стоило мне до половины стянуть с него штаны. Просто наклонился, и плохо закрепленное туловище с грохотом повалилось на пол — Катерина, взвизгнув, едва успела отпрыгнуть от покатившейся в её сторону восковой головы с длинными заплетенными в косы волосами.

— Аккуратнее, Богдан! Это же ценный экспонат!

— Ага. Что ж так халтурно сделан? — проворчал я, натягивая штаны. Завязки на них оказались какими-то мудрёными, и в полутьме я в них быстро запутался. Ещё и ткань оказалась такой грубой, что кожа от неё стала чесаться. Но, впрочем, мне сейчас не до капризов.

Катя тем временем стащила с верхней части манекена вторую часть наряда — что-то вроде длинной, до бёдер, рубахи, надеваемой через ворот и обшитой на груди лоскутами кожи.

Меховую обувь, похожую на унты, я примерить не успел. Похоже, шум падения манекена услышали снаружи — по коридору кто-то стремительно приближался, топая каблуками.

— Быстрее, Богдан! — вытаращила глаза Катя и, не дожидаясь меня, бросилась обратно к двери в библиотеку. Я, придерживая руками плохо держащиеся штаны, рванул за ней.

Девчонка умудрилась зацепиться за угол одного из столов с экспонатами. Снова упала, выронила фонарик. Я и сам впотьмах чуть не споткнулся об неё.

В дверях музейного зала со скрежетом начал проворачиваться ключ. Ещё немного — и в раскрытые двери ударил сноп света из коридора. А следом залетели двое сторожей с переносными фонарями.

Я к тому времени помог Кате подняться и сам ринулся вперёд неё к двери за медвежьим чучелом. Но девушка за мной не поспевала, да и вообще двигалась так неуклюже, что того и гляди — опять свалится.

— Да что с тобой? — зашипел я на неё. — Опять ногу подвернула?

— Очки! — всхлипнула она. — Очки уронила! А я без них…

Лучи света от фонарей охранников, беспорядочно шарящие по стенам, едва не мазнули по нам, но мы успели пригнуться, спрятавшись за витриной. До дверей было всего несколько шагов, и я бы уже давно рыбкой нырнул туда, но бросать девчонку тоже не хотелось.

Она вдруг, стащив сумку с плеча, сунула её мне и испуганно, со слезами на глазах шепнула:

— Спрячь! Пожалуйста, это не должны…

— Эй, кто там! А ну, выходи! — нарочитым басом выкрикнул один из сторожей. — А то стрелять будем!

Из чего вы там стрелять собрались, клоуны? Я ж видел, у вас только свистки да дубинки. Но Катю окрик испугал так, что она подскочила и, выбежав в проход между витринами, задрала руки вверх.

— Дяденьки, пожалуйста, не надо! Я тут…

Выругавшись сквозь зубы, я отполз подальше, и как раз вовремя — лучи фонарей обоих сторожей пересеклись на девушке. Я же на четвереньках успел добраться до двери и прошмыгнул в соседний зал.

В библиотеке по-прежнему было темно и пусто. Что ж, это мой шанс. Забросив лямку сумки на плечо (кстати, что это там такое увесистое?), я рванул к выходу. В коридор, потом — к тому же окну, через которое сюда пролез. В дальнем конце коридора успел заметить чьи-то фигуры, но меня, похоже, не увидели. По крайней мере, окрика я не услышал. А там уже — окно настежь и прыжок наружу.

Попетляв между кустов, как заяц, я за пару минут отдалился от медицинского корпуса на приличное расстояние и только тогда позволил себе небольшую передышку, спрятавшись в одной из маленьких заросших плющом беседок чуть в стороне от основных аллей. Снова втянул эдры, на этот раз более щедрую порцию, потому что кругом было полно камнедрев и других измененных растений. Окончательно залечил ожоги — они были хоть и неопасные, но жутко раздражающие, особенно в этой колючей грубой одежде.

Выглядел я, конечно, сейчас, как полный босяк, ещё и с этой дурацкой торбой. Но всё познаётся в сравнении. Даже так, босиком и в пропахшем пылью странном рубище — и то куда лучше, чем бегать по зарослям голышом, цепляясь причиндалами за кусты. Даром мне не надо такого единения с природой.

Но вся эта эскападазакончилась как нельзя вовремя. Уже окончательно рассвело, и на аллеях с каждой минутой было всё больше народу. Занятия начинаются в восемь, но из-за больших размеров академического парка те студенты, что живут не в общежитиях университета, приезжают заранее, чтобы успеть добраться до учебных аудиторий.

Так, что делать-то? В таком виде переться на лекции точно не стоит. Но и идти через весь парк к главному выходу — тоже так себе затея. Особенно если Катерина меня сдаст, и охранники библиотеки устроят облаву.

Впрочем, есть шанс, что не сдаст. Она, по сути, наоборот отвлекла внимание на себя, дав мне возможность сбежать. Кстати, что там в сумке? Из-за чего она решилась на такую вылазку, и почему так всполошилась потом?

Я расстегнул пуговицы на сумке и извлёк содержимое. Книги. Ну, а чем ещё можно поживиться в библиотеке?

Впрочем, книги необычные. С первого взгляда видно, что дорогущие, хоть и немного потрепанные. В кожаных переплётах с тиснением, на уголках обложки — бронзовые накладки, названия золочёными буквами. Сами страницы — плотные, больше похоже на пергамент, чем на бумагу. По иллюстрациям и расположению текста сразу понятно, что не художественная литература, а скорее учебники или научные трактаты.

А вот названия довольно странные.

У той, что потолще и тяжелее, в коричневом переплёте с золотыми вензелями, название было выведено в две строки. «Доблести честное зерцало. Заветы Петра Великого». Полистав его и пробежавшись взглядом по заголовкам и началам некоторых параграфов, я понял, что это что-то вроде сборника законодательных актов и правил, касающихся положения нефилимов. Часть из них — вполне публичная — типа императорских указов. Но дальше идёт и более закрытая информация — например, указания по разрешению конфликтных ситуаций на неких тайных судах.

Вторая книга тоже была довольно увесистая, в красной бархатной обложке, и так и называлась — «Бархатная книга». В ней были сплошные портреты и статьи под ними. В алфавитном порядке. Что-то вроде краткого досье на представителей всех дворянских фамилий Российской империи.

Но больше всего меня поразила третья книга. Названия у неё вообще не было, и сама обложка была чёрная, матовая, лаконичная. Бумага — старая, изрядно пожелтевшая и поеденная на краях. Но вот содержание…

Она тоже про нефилимов! Точнее — для нефилимов. Основы закрепления и развития Дара, нюансы передачи Дара детям и его пробуждения в пубертатном возрасте… Подробные описания посмертных вскрытий нефилимов… Перечень известных Аспектов и особенности их проявления в человеческом организме…

Если первые две книги ещё можно назвать специфическими, но вполне публичными, то эта точно предназначена для использования очень узким кругом лиц. Смущает только год выхода, который я нашёл на титульном листе. 1798-й. Часть информации отсюда могла и устареть за сто с лишним лет. Но всё равно, для меня — это настоящая находка!

Вот только, насколько я понял, обычным смертным такие книги в руки попадать не должны, и наказание за это довольно суровое. Немудрено, что девчонка так напугалась. Но зачем она вообще выкрала их из библиотеки? Продать хочет? Сама она точно не Одарённая, я бы заметил…

Кстати, раз уж мы обживаем особняк Василевских, надо и там поискать подобные фолианты. У предков Аскольда наверняка должна быть богатая библиотека. Да и архивы самого Аскольда я с этой кутерьмой с албыс опять отложил в долгий ящик. А в моем положении информация дороже золота!

Сам не заметил, как зачитался на добрые четверть часа. Но потом, спохватившись, спрятал трофеи в сумку. Их изучением лучше заняться в более спокойной обстановке. К тому же, мои босые ноги уже окончательно задубели — хоть и рассвело, земля была жутко холодная.

Я решил переместиться к аллее, ведущей к учебному корпусу Горного института, и подкараулить там Варвару с Полиньяком. Мы всегда шли одним и тем же коротким маршрутом, и в это время ребята уже как раз должны быть где-то в парке.

Сложнее всего было не разыскать их и даже не привлечь их внимание, аккуратно окликнув из кустов. А угомонить завопившего от радости Полиньяка.

— Oh mon Dieu, Богдан, ты жив! Мы так рады! Мы так волновались…

Я за шиворот затянул его поглубже в кусты, зажимая рот ладонью. Варвара, хоть и тоже выглядела очень взволнованной, всё же вела себя куда тише и просто последовала за нами. Хоть немного укрывшись от лишних глаз, я отпустил француза, и тот продолжил болтать, едва я убрал ладонь от его рта.

— Ты где был вообще⁈ И что на тебе за наряд? О, да ты же босой! Простудишься!

— Потом, Жак, всё расскажу потом. Лучше отсыпь-ка мне мелочи на извозчика.

— Что?

— Деньги гони, говорю! Пару пятаков хватит. И пальто снимай.

Полиньяк, будто загипнотизированный, начал стаскивать пальто, при этом продолжая меня обо всём расспрашивать. Тут даже Варвара вмешалась:

— Да угомонись ты, Жак. Не видишь, не до того Богдану. Ты на него взгляни — на нём лица нет, и взъерошенный весь, как будто в куче мусора спал…

— Почти угадала, — зябко ёжась, кивнул я, натягивая пальто Полиньяка. Оно мне было чуть длинновато, а в плечах изрядно жало. Но я уже успел так намерзнуться в одной рубахе, что был рад любой тёплой одежде.

— Но что случилось-то?

— Не сейчас, Варя. Мне сейчас нужно выбраться на улицу, а там — извозчика словлю и домой. Вечером поговорим!

Я, избегая дальнейших расспросов, ринулся прочь через кусты.

— Богдан, погоди! А если спросят, почему ты сегодня не на лекциях? — выкрикнул вдогонку Полиньяк.

— Ну, соври чего-нибудь.

— Что соврать?

— Господи, Жак, да что угодно! Заболел. Уехал. Спать лёг. Всё, ребят, мне пора!

Перекинув через плечо лямку сумки с украденными книгами и зажимая в кулаке одолженные у француза медяки, я поспешил прочь.

Мне и без лекций сегодня точно будет чем заняться.

Глава 8

Свой запас невезухи я, похоже, с лихвой израсходовал за сегодняшнюю ночь и утро, так что до особняка добрался без происшествий. И даже дома удалось пробраться в свою комнату, не попавшись на глаза Демьяну.

Там я избавился, наконец, от жутко колючего и неудобного костюма, больше похожего на власяницу, которой себя истязали средневековые монахи. Отмылся и погрелся в ванной, переоделся и через тайный ход, ведущий из подвала кухни, поднялся в княжеский кабинет.

Здесь я вообще решил обустраиваться основательно, но держать этот факт в тайне от ребят. Для них остальные части особняка, кроме крыла для прислуги, по-прежнему были закрыты, и даже на сами двери, ведущие туда, Демьян демонстративно навесил здоровенные амбарные замки. После того, что случилось с Полиньяком, подобные меры предосторожности уже не кажутся паранойей. Лучше, чтобы о секретах особняка никто не знал, кроме нас с Велесовым.

Несмотря на хлопотное утро, чувствовал я себя неплохо. Лучше, чем когда-либо за последние дни. И даже не потому, что в кои-то веки мне удалось поспать больше, чем пару часов, не мучаясь при этом бесконечными кошмарами. Скорее воодушевляло то, что в противостоянии с албыс наметился хоть какой-то просвет.

Да, «прижигание» сущности албыс в Сердечнике прошло не совсем гладко, но всё же тварь здорово ослабла. И даже если это временная передышка на пару дней — я был рад и этому.

Второй источник хорошего настроения — это, конечно, попавшие мне в руки книги Кати Скворцовой. По натуре я не столь любознательный, как Полиньяк, но сейчас, усевшись за огромным письменным столом и обложившись книгами и бумагами для записей, я прекрасно понимал француза. Тем более, что информация, сокрытая конкретно в этих фолиантах, была для меня действительно бесценной.

«Бархатной книге» я уделил меньше всего времени. Первое впечатление оказалось верным — это действительно был просто сборник биографий всех дворянских родов Российской империи. Описания Даров каждого их представителя были довольно скупыми, зато подробно описывались мало интересующие меня детали — кто на ком женился, кто какие должности занимал и какими активами владел. Я из интереса прочел разве что статьи, посвященные Василевским и Орловым. Но и тут ничего нового не узнал, тем более что книга была старой редакции, от 1850 года, и например, о детях Аристарха Орлова там вообще ничего не было указано. Как, впрочем, и о детях Аскольда.

С «Зерцалом доблести» я провозился куда дольше. Чтиво было не из простых — хоть само издание и датировалось примерно теми же годами, что и «Бархатная книга», но слог там был явно из 18 века — тяжеловесный, с кучей непривычных оборотов и слов. Скорее всего, был сохранён язык оригинала. Но, поскольку это было уже более современное издание, к нему прилагались обширные комментарии, которые здорово способствовали пониманию.

Так что я постарался хотя бы по диагонали пробежаться по всему тексту, по наиболее важным пунктам делая заметки в блокнот.

Надо сказать, в итоге чтение здорово продвинуло меня в понимании того, как всё устроено в империи. Хотя возникли и некоторые новые вопросы.

С одной стороны, по основным положениям этого трактата неплохо прослеживался изначальный замысел его автора, Петра Великого — о создании в Российской Империи новой аристократии из нефилимов. Но с другой — даже я, находясь в этом мире без году неделя, видел, что реальность сильно расходится с декларируемыми в «Зерцале» принципами.

Я уже знал, что Пётр был первым русским царём-нефилимом, и с него и пошло это новое дворянство. Но в детали всего этого процесса я не вникал, а они оказались довольно занятными. И в книгах по истории, которые я читал, например, в поезде по дороге в Томск, они были даны очень поверхностно. В то время как в комментариях к «Зерцалу» — весьма толково и доходчиво.

Итак, к тому моменту, когда Пётр снарядил свою знаменитую экспедицию в Сайберию в 1710-х годах, Око зимы существовало уже больше сотни лет, со всеми вытекающими последствиями. Количество Одарённых, особенно к востоку от Урала, росло, попадались среди них и весьма сильные — те, кого сейчас называют нефилимами. Однако отношение к ним было… мягко говоря, настороженное. Да чего уж там — враждебное. Оно и немудрено. С точки зрения обывателей тех лет Одарённые — это не иначе как нечистая сила.

Собственно, Священная дружина, учреждённая впоследствии Петром для охоты за вампирами и прочими нежелательными нефами, была создана не на пустом месте — целые отряды истребителей Одарённых появились задолго до этого, и действовали они в основном под эгидой церкви.

Особенно непримиримы в отношении Одарённых оказались старообрядцы и различные радикальные секты. Одна из них — Белые голуби — судя по комментариям к «Зерцалу», продолжает свою деятельность до сих пор. Ну, по крайней мере, пятьдесят лет назад, во времена выхода этого переиздания, секта точно ещё существовала, хоть и была вне закона.

Отмороженные ребята, если верить описаниям. Их ещё называют Скопцами, потому что во имя веры и стремления к духовной чистоте они прибегают к добровольной кастрации. И это в дополнение к полному отказу от спиртного, курения и прочих земных соблазнов.

Помимо борьбы с нечистой силой Белые голуби славятся тем, что члены их общины исключительно работящи, не склонны к стяжательству, а честное слово их крепче любых нотариально заверенных контрактов. Всё заработанное они сдают на нужды общины, и ходят слухи, что обороты у скопцов многомиллионные, благодаря чему секта даже после официального запрета на деятельность остаётся очень влиятельной. Особенно за Уралом, где влияние канонической церкви слабее, чем в европейской части России.

Впрочем, и каноническая русская церковь до Петра, да и в первые годы его правления тоже истребляла Одарённых так, что никакой испанской инквизиции и не снилось. Тем более что на Руси в те годы Одарённых появлялось куда больше, чем в других странах — это сейчас эдра рассеялась уже по всей планете.

Но после той экспедиции Петра отношение к нефам изменилось — из-за того, что сверхспособности получил сам император и несколько его приближённых. Автор комментариев к «Зерцалу» указывает, что есть версия, по которой именно обретение силы и было главной целью похода.

Вернувшись, император продолжил реформы, в том числе в отношении церкви, и одним из нововведений стало как раз изменение статуса нефилимов. Мало того, что их перестали притеснять, как изгоев. Пётр решил поставить Одарённых на службу новой Империи и опираться на них, сделав самыми верными соратниками.

Церковь, да и в целом народ не очень-то обрадовался этому решению, но Пётр действовал в своём духе — решительно и порой жёстко. Пришлось подавить несколько довольно крупных восстаний, церковь прижать ещё сильнее, чем планировалось изначально. Да и в целом после того, как Пётр стал нефилимом, процесс передела власти и собственности в стране ускорился и ужесточился, и многие историки считают этот период даже более кровавым, чем времена правления Ивана Грозного.

Комментатор приводит мнение, что причина может быть в самом Даре, который достался Петру и его потомкам. Аспект Камня делает человека твёрже и решительнее, но при этом напрочь лишает сострадания. У Петра и без того был непростой характер, а уж Дар и вовсе превратил его в безжалостного деспота, одержимого только достижением своих целей.

Так что, с одной стороны — как и в моём мире, Пётр превратил Россию в мощную империю. Даже куда более мощную, учитывая его новые возможности, да и в целом то, что прожил он на десятки лет дольше. Обратной же стороной этих достижений стали нескончаемые захватнические войны с соседями и жестокие репрессии внутри страны. Большинство старых боярских родов вообще было изведено под корень, а новое дворянство завоёвывало своё положение тяжелой службой — в ходе военных кампаний и в экспедициях в Сайберию.

Именно служба императору и стране в «Зерцале доблести» называлась главным способом возвыситься по карьерной лестнице. При этом возможность стать нефилимом преподносилась как награда на этом пути, и в то же время — как дополнительная ответственность. Ибо «с простого смертного и спрос невелик, но тот, кто Даром озарён — к превеликим свершениям предназначен».

При этом Пётр много раз в тексте подчёркивает взаимосвязь Одарённости и дворянских титулов. Дворяне-нефилимы, по его замыслу, должны были стать отдельной закрытой кастой, находящейся на привилегированном положении. Даже обычные законы на нефов не распространялись, а для суда над ними был учреждён отдельный орган — Императорский Трибунал. А обучаться дети нефилимов должны были в отдельных закрытых учреждениях, главной задачей которых было именно развитие их неординарных способностей. Особенно, конечно, ценились Дары, которые можно было применять на поле боя.

Но даже судя по тому, что успел увидеть я, к началу двадцатого века от этой концепции мало что осталось. К примеру, в Томском университете я видел Одарённых, обучающихся в общем потоке с обычными людьми. Да и дворяне сейчас это не обязательно нефилимы. Тот же Аксаков, с которым я пересекался ещё в первые дни, после потасовки в столовой, кичился своим происхождением, но при этом был простым смертным.

Да и Велесов рассказывал, что после смерти Петра всё постепенно начало переворачиваться с ног на голову. Нефилимы давно не служат государству — они стали его хозяевами. По сути, из дворян они превратились обратно в бояр. Высокие посты-то они за собой оставили, но обязательной государственной или военной службы, связанной с риском для жизни, чаще всего не несут. При этом нажитое имущество и земли у них за это не забирают. То, что однажды получено, остаётся за ними навсегда. И свои сверхспособности нефы используют прежде всего для того, чтобы накапливать и удерживать личную власть, имущество, влияние.

В этом плане даже сами Романовы — это просто самый могущественный клан нефов, который, как фундамент, скрепляет империю. Даже не фундамент, а скорее краеугольный камень. Символично, учитывая, что у Александра Павловича, прозванного Нерушимым, до сих пор нет одарённого наследника. Да и вообще никакого.

Но самое главное — новые-то Одарённые появляются постоянно. Но им никто не торопится выдавать титулы и вообще допускать до власти. Истреблять — не истребляют, и на том спасибо. Но сама концепция «нефилимы равно дворяне», заложенная Петром, давно размылась. Мало кто из новых нефов становятся дворянами. Одновременно с этим далеко не все потомки дворянских родов остаются нефами. Дар передаётся генетически, но только в первые пару поколений. Особенно если жить вдалеке от богатых эдрой районов.

В послесловии к «Зерцалу» автор комментариев тоже говорит о подобных тенденциях, однако на момент выхода книги они были ещё не так выражены. Но прогнозы были достаточно точны, да и причины такого положения дел назывались вполне понятные. По крайней мере, я тоже уже думал об этом.

Замысел Петра провалился по двум простым причинам. Становясь нефилимом, человек получает не только сверхспособности, но и некоторые побочные эффекты.

Во-первых, это общее укрепление организма, благодаря которому все нефы обладают отменным здоровьем, а продолжительность их жизни крепко переваливает за сотню лет. Да чего уж там — по-моему, некоторые вообще потенциально бессмертны. Те же вампиры, которые могут подпитываться чужой жизненной энергией.

И вот, когда ты понимаешь, что потенциально можешь прожить лет сто пятьдесят, а не в три-четыре раза меньше, как большинство твоих подданных, жизнь свою начинаешь ценить и беречь. Так что желающих геройствовать среди нефилимов становилось всё меньше.

Второе, что подкосило красивую идею о многочисленной касте богатырей-правителей — это то, что нефилимы практически бесплодны, и даже за такую долгую жизнь едва успевают обзавестись двумя-тремя отпрысками. Неудивительно, что им не хочется отправлять своего сыночку-корзиночку в военную академию, а потом и на передовую. Тут было бы кому передать «нажитое непосильным трудом».

И закрытой эта каста тоже не получилась — потому что, за очень редким исключением, у Одарённых, тем более нефилимов, куда больше шансов заделать ребёнка с обычными смертными, чем с другими Одарёнными. А если ещё и учесть, что у потомков Дар может вообще не проявиться, или проявиться только через поколение…

Нет, естественным путём пополнять ряды нефов сложно. Нужно добывать Дары, сражаясь с чудовищами Сайберии. А тех, как назло, становилось всё меньше. К середине 19 века они и вовсе ушли так далеко в тайгу, что встретить более-менее мощную тварь стало настоящим событием.

Я вернулся к «Бархатной книге», потом обратно к комментариям к «Зерцалу», и добавил в свои заметки ещё пару важных тезисов.

Попробовал прикинуть количество настоящих нефилимских родов — самых могущественных, берущих начало ещё со времен правления Петра и возглавляемых сильными нефами. Оно оказалось довольно невелико. Едва ли пара десятков фамилий наскребётся. Но в руках у этих родов (правильнее даже сказать — кланов) сосредоточена сейчас вся власть Империи.

При этом сами по себе Одарённые по-прежнему являются важной силой. Но уже в качестве рядовых бойцов этих кланов. Кровное родство тут уже не важно, а вот сила самих Даров — очень даже.

И специализированные академии для Одарённых сохранились. Мало того — помимо той, что была основана Петром, появились и небольшие закрытые заведения, курируемые конкретными нефилимскими кланами. Но готовят там уже не наследников рода, а скорее их телохранителей и костяк личных армий.

Такая вот картина вырисовывалась после прочтения книги. Но нужно всё-таки расспросить и кого-нибудь, кто сведущ в текущей политической ситуации. Всё-таки книжка старая, и многое могло измениться. Демьяна ещё попытаю. Хотя на роль политолога он не особо подходит — последние годы он живёт крайне замкнуто и новостями не интересуется.

Возможно, на приёме у Вяземского будет возможность прояснить для себя некоторые моменты. В связи со всем прочитанным, кстати, приглашение на этот званый ужин заиграло для меня совершенно новыми красками.

Вяземский-то как раз фигура очень крупная. Глава клана, как и большинство генерал-губернаторов, управляющих регионами Империи. И, похоже, заинтересовал я его не только тем, что спас его дочь, но и тем, как я это сделал. То, что я нефилим, уже для всех очевидно. Спалился, что поделать. Теперь главное — чтобы никто не разглядел основную часть айсберга.

И в этом смысле предстоящая завтра встреча тоже крайне важна. Очень многое будет зависеть от того, какое впечатление я произведу. И до чего удастся договориться с Вяземским.

Назревал и другой вывод, не столь обнадёживающий. Он касался перспектив в полной мере вступить в наследство и сохранить за собой княжеский титул Василевских. Надо смотреть правде в глаза — у меня ведь за душой ни хрена нет, кроме собственного Дара, так что вряд ли император одобрит мои притязания. Зачем ему сохранять ещё один княжеский род, если можно просто сбросить его с баланса?

И даже единственное моё ценное имущество — этот особняк — у меня могут легко отжать, если захотят. Тот же Вяземский. Да и любой более-менее влиятельный, даже по масштабам Томска, человек.

Но надо попробовать выцарапать хотя бы дом. Например, попросить его в качестве награды. В конце концов, неужели Вяземский ценит жизнь своей дочери меньше какого-то старого особняка?

За всеми этими книжными делами я и не заметил, как пролетело несколько часов. Здорово проголодался, так что спустился на кухню. Рада уже вернулась из гимназии, Демьян тоже был дома. Мы вместе пообедали (хотя, по времени это был скорее уж ранний ужин), и я снова вернулся в кабинет, прихватив с собой бутыль кваса и несколько пирожков, чтобы в следующий раз перекусить сразу там.

Чёрную книгу без названия на обложке я оставил на сладкое. Как я и подозревал, это было учебное пособие, предназначенное для одной из закрытых академий для нефилимов. Судя по году издания и гербам на начальных страницах — речь о знаменитой императорской академии, заложенной ещё Петром. Издание было старое, причём выглядело так, будто даже отпечатано каким-то кустарным способом, а разделы в нём шли без какой-то логической структуры, словно книга была сшита из более мелких методичек.

Как она оказалась в университетской библиотеке? Похоже, именно в качестве музейного или архивного экспоната. Хотя, возможно, часть информации из неё используется при обучении медиков.

Тут я читал взахлеб, внимательно разглядывая иллюстрации и некоторые в общих чертах перенося к себе в блокнот.

До многого я, конечно, допёр и сам, и статьи учебника лишь подтверждали мои догадки. Кое-что, известное мне, и вовсе в книге не упоминалось — например, то, что аура Одарённого состоит из энергетических структур, по форме очень схожих с шаманскими рунами.

Но нашлось здесь и кое-что новенькое для меня, что помогло дополнить и систематизировать мои знания о природе Одарённых.

Очень познавателен оказался раздел, посвященный анатомии. Энергетические структуры, которые я привык называть тонким телом или аурой, по мере своего развития начинают напрямую воздействовать и на организм нефилима. Даже если Дар не связан с изменением собственного тела — как, например, у нефов с Аспектом Зверя. Под влияем эдры в организме в определённых точках начинают формироваться новые органы. В книге они называются то опухолями, то железами, но конкретная их структура неизвестна — с микроскопами у исследователей, похоже, было туго. Известно было лишь то, что опухоли эти постепенно уплотняются, а потом и вовсе твердеют. У самых сильных и долго живущих нефилимов при посмертном вскрытии на месте этих опухолей обнаруживали карбункулы, по структуре своей очень схожие с эмберитом.

Правда, как указывается в книге, достоверно известно только о нескольких таких вскрытиях. Проводились они в основном над телами иностранных нефилимов, погибших в результате боевых действий и попавших в руки российских исследователей. Кроме того, я с удивлением прочитал, что предок Богдана, Всеволод Василевский, завещал своё тело для подобных экспериментов.

Впрочем, большого количества вскрытий и не потребовалось — даже этого оказалось достаточно, чтобы определить, что в этом смысле эдра действует на Одарённых людей точно так же, как на Изменённых зверей. Да и у чудовищ Сайберии, настолько чуждых, что уже сложно отследить их связь с обычной земной фауной, принцип прослеживается примерно тот же — формирование так называемого «сердца» — крупного кристалла, являющегося сосредоточием Дара, и нескольких вспомогательных.

Правда, отмечается, что подобные «сердца» встречаются далеко не у всех чудовищ, и их наличие не всегда связано с силой самого чудовища.

К слову, авторы учебника указывают, что до сих пор нет единой точки зрения по поводу происхождения чудовищ Сайберии. Кто-то считает, что это мутанты, порожденные исключительно влиянием эдры на обычных земных животных. Другие же настаивают, что есть среди них и потусторонние существа, являющиеся из другого мира, в книге именуемого Навью. В пользу этой теории говорит тот факт, что многие из подобных чудовищ описывались в мифологии разных сибирских племён задолго до катаклизма. И не только сибирских. Возможно, этот фольклор — это свидетельства подобных прорывов в наш мир, но происходивших гораздо раньше и в гораздо меньших масштабах.

Для себя я отметил расположение основных опухолей, характерных как для нефилимов, так и для чудовищ. В книге отмечалось, что эти места являются наиболее уязвимыми для этих существ. При ранении в эти части тела они теряют значительную часть своих сверхъестественных способностей.

У людей таких точек выделяют девять штук — две в голове (над переносицей и глубже, ближе к темени), третья в основании шеи, в ямке между ключицами, четвертая — в районе солнечного сплетения, пятая — в животе, в районе пупка, и последние четыре — в коленях и локтях. Собственно, их я и называл Узлами — именно вокруг них и сосредотачиваются все основные энергетические структуры. А ещё, как бы я ни изменял своё тонкое тело во время перехватывания разных Аспектов, основной контур тоже оставался единым, соединяющим эти точки так, что получается что-то вроде схематичного изображения человека.

Тут же вспомнилось, как Арамис обезвредил Грача, пробив ему грудь как раз в районе солнечного сплетения. Совпадение? Или знал про эти особенности анатомии и прицельно бил в грудной узел? Странно, как носатый вообще умудрился сохранить силы…

А ведь я могу управлять структурой тонкого тела. Что, если попробовать немного сдвинуть эти узловые точки? Может помочь в бою с другими нефилимами…

В целом, этот раздел про анатомию нужно будет изучить более пристально. Всем этим ключевым узлам здесь даны названия, подробные описания и объяснение их функций. Уж не знаю, насколько они соответствуют действительности — слишком уж часто в тексте используются выражения «предположительно» или «по разумению такого-то или такого-то исследователя».

Вот заодно и проверим.

Значительная часть книги была посвящена Аспектам — их известным разновидностям, особенностям развития, формам проявления.

Раньше я думал, что Дар любого нефилима базируется на каком-то одном Аспекте. По крайней мере, у всех Одарённых, кого я встречал, вроде бы было так. Однако в учебнике указывалось, что известны нефилимы, способные сочетать в себе два и даже три Аспекта и использовать их либо в связке, либо переключаясь с одного на другой. Однако чаще всего это создаёт больше проблем, чем преимуществ.

'Сила Одарённого определяется не столь самим Аспектом, сколь способами, коими он воздействует на материю. Но для воздействия нужна сила, называемая эдрой. Куда важнее напитать свой Дар, а для того нужно накапливать эдру в грудинном средоточии. Задача сия непроста. Нужно работать ежедневно и еженощно, опустошая средоточие и снова наполняя его эдрой, как лёгкие воздухом.

Труднее всего при том найти нужный источник. И если Аспект Одарённого редок, или их сразу два, задача сия осложняется кратно'.

Дальше авторы пространно описывают разные способы пополнения запаса эдры, уточняя при этом, что для каждого Аспекта способы разнятся. Более-менее универсальных методов всего два.

Первый способ — специальные тотемы и амулеты из эмберита, по Аспекту схожего с Даром носителя. Амулеты предписывается носить постоянно, рядом с тотемами же надлежит проводить ежедневно хотя бы около часа, совмещая это, например, с молитвой. Занятно, что тотемы, судя по иллюстрациям, зачастую делают в виде обычных православных крестов или икон, но богато украшенных эмберитом. Всё-таки церковь постепенно приняла нефилимов и даже, кажется, вписала их в религиозные догмы. Видимо, из нечисти они уже превратились в одарённых божьей благодатью.

Что ж, до того, что можно тянуть эдру из эмберита, я и сам интуитивно дошёл. Вот только, если верить книге, у обычных нефилимов этот процесс построен куда сложнее, и они им вообще не могут управлять осознанно. И в этом моё преимущество.

Ещё одно моё преимущество, как Пересмешника — в плане эдры я совершенно всеяден. Я могу поглощать её в любом виде, а затем перекрашивать под любой Аспект. Другие же нефилимы в первую очередь усваивают эдру именно своего Аспекта, а остальные виды медленно перерабатывают, изменяя её свойства.

Вспомнилось, как Кабанов рассказывал, что нефы с Аспектом Огня неосознанно высасывают энергию из всего жар-камня, находящегося рядом. А ещё подумалось — все эти сложности с усвоением эдры лишний раз объясняют, почему нефы так ненавидят вампиров. Мало того, что те могут передавать свой Дар, и за счёт этого не испытывают проблем с размножением себе подобных. Так они ещё и поглощают чужую жизненную энергию, а это куда проще, чем искать какой-нибудь редкий вид эмберита для тотемов или часами медитировать над иконами. В общем, Аспект Зверя очень уж удобен по сравнению с остальными. Если бы вампиров не притесняли — именно они постепенно захватили бы власть в империи.

Второй универсальный способ пополнения эдры и развития Дара — это те самые карбункулы или хотя бы незатвердевшие их версии-опухоли, добываемые из чудовищ Сайберии. По заверениям авторов учебника, это — самый мощный источник эдры, причем уже идеально готовой для поглощения нефилимом. С их помощью можно не просто пополнить «грудинное средоточие», а получить резкий скачок в развитии и даже получить новые способности.

Для старых нефилимов именно с поглощения «сердца» чудовища и начинался их путь к возвышению. Таких нефов, к слову, называют первородными, или истинными нефилимами. В противовес к урождённым — тем, кто унаследовал Дар от кого-то из родителей или же сам спонтанно пробудил его, подвергаясь фоновому воздействию эдры.

Первородные, как правило, в разы сильнее урождённых, однако и стать таким сложнее. Мало добыть сердечный карбункул монстра — нужно поглотить его ещё тёплым, пока тварь находится на последнем издыхании. Причем для обычного человека эта процедура смертельна процентах в семидесяти случаев. Особенно если монстр достаточно силён.

Собственно, я это и испытал на своей шкуре после схватки с албыс. Никакого карбункула у неё не было, поскольку она и сама бесплотна. Но сердце, которое я поглотил, даже для меня, нефилима с редким даром Пересмешника — как кость в горле. Впрочем, любой другой на моём месте, наверное, и вовсе помер бы.

Сама по себе информация о том, что можно усиливать себя, убивая других нефов и таёжных чудовищ, для меня большим откровением не стала, но учебник дал необходимое подтверждение моим догадкам, плюс кучу вполне прикладных советов. Например, на его страницах подробно, с иллюстрациями, расписывались тактики боя с наиболее распространёнными монстрами Сайберии, а также с нефилимами различных Аспектов.

Особенно объемными оказались разделы, связанные с охотой на вампиров и на других нефилимов, обладающих «запретными» Аспектами. К моему удивлению, помимо Детей Зверя, вне закона было еще довольно много разновидностей Одарённых. К примеру, под запретом был некий Аспект Крови, Аспект Мора, Аспект Смерти и различные разновидности Аспекта Контроля — Дары, которые позволяют в той или иной форме захватывать контроль над человеком или манипулировать им.

Что ж, вполне объяснимо… Но насколько жёсткие эти запреты? Я вспомнил Илью Ларионова с его телепатией. Да и та же моя попутчица из поезда, Истомина. Они ведь ходят по очень тонкому льду. Их счастье, что определить Дар со стороны не так просто, если сам нефилим его не афиширует. В учебнике этому, кстати, посвящена отдельная глава — как по косвенным признакам выявлять Одарённых, как предварительно оценивать их силу и Аспект.

Уже начало темнеть, и я зажег большую настольную лампу с тряпичным абажуром. Занятной конструкции — с обычной лампочкой накаливания, но работает без проводов. Похоже, в качестве элемента питания — кусок электрического эмберита, скрытый в массивной подставке. Чтобы свет не заметили с улицы, задёрнул шторы.

Однако спокойно дочитать фолиант мне всё равно не удалось — из сада под самыми окнами донёсся какой-то шум и крики. Я осторожно выглянул в щель между шторами, но в сумерках не удалось ничего рассмотреть, кроме смутных силуэтов.

Я поспешил вниз. Это заняло всего пару минут — я уже приноровился быстро и почти на ощупь передвигаться по тесному тайному проходу. Но всё же, пока доберёшься до погреба, пока вылезешь через него на кухню, пока минуешь все промежуточные двери… В общем, до места переполоха я добрался последним. Даже Рада была тут со своим верным дробовиком.

— Что у вас тут за шум, а драки нету? — запыхавшись, спросил я.

— Да вот, дядя Демьян какую добычу поймал, — хмуро ответила Варя, кивая на двух болтающихся вниз головой бедолаг.

Похоже, Велесов не шутил по поводу расставленных по всему саду ловушек.

Двое. Парень и девушка. Причём больше всего шуму как раз от девчонки — визжит так звонко, что уши закладывает. И непонятно, со страху или от возмущения тем, что юбка у неё в этом положении сползла вниз, открывая на всеобщее обозрение темные чулки и тёплые короткие панталоны в трогательный горошек. Руки у бедняжки были свободны, и она пыталась поднять юбку обратно, чтобы прикрыться. Но бессердечная гравитация мешала ей это сделать. Из-за своих манипуляций горе-лазутчица только раскачивалась на верёвке, из-за чего пару раз уже стукнулась то о ствол дерева, то о напарника.

— И что с ними делать? — недоумевал Жак. — Сдать в полицию, как воришек?

— Не надо полицию! Пожалуйста! — в ужасе всхлипнула девчонка.

— Не надо полицию, — вздохнув, подтвердил я. — Это ко мне.

— К тебе? — неодобрительно нахмурился Демьян. — Что-то у нас уже проходной двор какой-то…

— Ну, прости. Меня они тоже не предупредили о визите. Давай уже, спускай их вниз, чего издеваться-то над людьми. Что тут надо, верёвку перерезать?

— Не надо ничего резать! Сейчас…

Вампир скрылся в кустах, и через мгновение девчонка первой свалилась в листву. Тут же вскочила, поправляя юбку, растрепанную причёску и едва не слетевшие с носа очки.

— Что ж, знакомьтесь, — улыбнулся я. — Екатерина Скворцова, если мне не изменяет память. Ну, а это…

Я пригляделся к сопровождавшему её парню и удивлённо хмыкнул:

— А ты-то что тут делаешь, приятель?

Глава 9

Коротко стриженный скуластый парень со следами уже почти зажившего фингала под глазом зыркнул на Катю, будто ожидая, что она скажет. Но та тоже сконфуженно молчала, опустив голову и с опаской поглядывая на моих спутников, особенно на вновь показавшегося из кустов Демьяна.

— Я… просто попросила Васю помочь, — пролепетала она. — Одной было страшно сюда соваться.

Вася — тот самый новичок из боксерского клуба Дымова, с которым мы познакомились ещё в первые дни моего пребывания в Томске. Молодой совсем, лет, наверное, восемнадцать. Одет бедновато, но не совсем уж оборванец. Скорее всего, работает где-то на одном из заводов неподалёку от того места, где проводились последние кулачные бои. Руки его выдают занятие тяжёлым физическим трудом — кожа на пальцах тёмная от въевшегося мазута или чего-то подобного, ногти все сбитые и поцарапанные.

— Жандармов только не вызывайте, — буркнул парень. — Мы сейчас сами уйдем.

— Нет! — вдруг возразила Катя. — Нам надо поговорить с Богданом!

Я вздохнул, оглянувшись на остальных.

— Извините, ребят, нам и правда нужно решить кое-какой вопрос. Наедине. Возвращайтесь в дом.

Друзья нехотя отправились прочь. Последним, оглянувшись на меня через плечо, отошёл Велесов. Я кивнул ему, добавив:

— Мы ненадолго. И я сам провожу их до калитки.

Мы остались втроем, и в сгущающихся сумерках я уже с трудом различал лица собеседников. Но фонарей зажигать не стали. Да и сама Катерина, похоже, не была настроена на длинную беседу.

— Отдай сумку! — едва дождавшись, пока мои соседи скроются из виду, выпалила она. — Надеюсь, ты в ней не рылся?

— Зря надеешься, — фыркнул я. — Кстати, спасибо за интересное чтиво. Я придержу пока эти книги у себя. Очень уж увлекательные…

— Издеваешься? — прошипела Катя, подскакивая ко мне вплотную и устрашающе вытаращила глаза. Правда, даже прикоснуться не решилась, а так и замерла, будто упёршись в невидимую стену. Ещё и на цыпочки привстала, чтобы хоть как-то компенсировать разницу в росте. — А ну, отдавай!

— С какой стати?

— С той, что чужое брать нехорошо, — глядя на меня исподлобья, вмешался Вася.

— Кто бы говорил, — усмехнулся я. — Она ведь и сама украла их из библиотеки. Подозреваю, что даже специально предварительно устроилась туда подрабатывать.

— Не украла! — возразила Катерина. — А… взяла на время.

— Зачем?

— Это не твоё дело!

— Да нет, теперь уже и моё. Я вроде как соучастник.

— Не говори ерунды! Тебя никто в библиотеке не видел, я специально на себя удар взяла. Между прочим, меня и отчислить могут за тот сломанный экспонат. Крыса Ивановна ещё и грозится штраф мне выкатить за пропавший костюм. Он древний, между прочим, шестнадцатого века!

— Вот его-то я с радостью верну. А насчёт книг давай поговорим отдельно. Я и правда придержу их на какое-то время. Мне они очень нужны. Если сможешь достать ещё что-то подобное — я тебе заплачу.

— Исключено! — возмутилась девушка. — Мне надо вернуть их, пока библиотекарша не хватилась.

— Ну, ты же их только сегодня вытащила. Несколько дней потерпит?

— Не потерпит! Завтра я их должна отдать, чтобы их скопировали. И потом вернуть. На всё, про всё — дня три-четыре. А лучше даже быстрее.

— Катя… — предостерегающе шепнул Василий. — Ну зачем ты ему всё выбалтываешь?

— Всё правильно она делает, — подбодрил я девушку. — Рассказывай подробнее. Так значит, ты выкрала эти книги не для себя, а на заказ? И кому же они понадобились?

Скворцова, сдвинув к переносице сползшие очки с трещинкой на левой линзе, сконфуженно замолчала. Василий же, наоборот, выдвинулся вперёд, заслоняя её.

— Кончай уже издеваться! — насупился он. — Отдавай книги, а то…

— А то что? Не нарывайся, Вась. Ты ж видел меня в драке. Ты, кстати, вообще откуда эту пигалицу знаешь?

— Она моя сестра! — вспыхнул он, сжимая кулаки.

— Ах, вот оно что… Мир тесен.

Василий, побуравив меня взглядом, развернулся и схватил Катю за руку.

— Всё, пойдём отсюда! — буркнул он и потащил её по тропинке прочь.

— Но как же… — запротестовала та шёпотом. — Я должна принести им эти книги! Иначе провалю испытание, и они меня никогда не примут!

— Хватит уже, а? — зло огрызнулся парень. — Зачем ты связалась вообще с этими типами? Тебе за форму-то комендантша вон какую выволочку устроила. Мало им — теперь ещё и книги запрещённые… Вылететь хочешь из института?

— Типун тебе на язык!

— О матери подумай! А если она узнает, с кем ты путаешься?

— Эй, Скворцовы! — окликнул их я, проследовав немного за ними по тропе.

— Чего тебе? — обернулся Вася, окинув меня угрюмым взглядом.

— Во-первых, вы не туда свернули. Калитка — вон там. Или вы опять хотите в ловушку попасться? Хорошо, если в петлю, а то тут могут и капканы быть. Демьян — дядька суровый.

Катерина испуганно замерла, поджав одну ногу.

— Во-вторых, я же обещал вернуть тот костюм с манекена. Или уже не интересует?

— Верни, — проворчала девушка. — Но не мне же. Где взял — туда и отнеси! Может, подбросишь как-то незаметно. Я кое-как отбрехалась от библиотекарши и сторожей. Целую историю сочинила со страху. Что увидела, как какой-то вор забрался через окно в библиотеку. И я за ним сама полезла, остановить пыталась.

— В общем, свалила всё на меня? Грамотно. И как, поверили?

— Вроде да. Повезло, что при мне ничего не нашли, даже фонарик я обронила. Но я и правда по краю хожу! Ещё одна малейшая провинность — и могут отчислить.

Я вздохнул. Отдать ей уже, что ли, эти несчастные книги? Самое важное я, кажется, из них уже почерпнул. Хотя, чёрную я бы еще у себя придержал. Не дочитал ещё, да и некоторые страницы и правда лучше переписать…

Но кроме этих мыслей, в голове настойчиво зудела ещё одна. Какая-то мелкая, поначалу показавшаяся незначительной деталь. Фраза, проскользнувшая в разговоре…

— Погоди-ка, Катя… А что там за история с формой? Про которую Вася упомянул?

Скворцовы переглянулись, и Катя явно хотела увильнуть от ответа, но я настойчиво притянул её к себе, так что Василий опять взвился и едва не набросилсяна меня с кулаками.

— Давай так — ты мне всё рассказываешь, а я тебе помогу загладить твои проблемы с библиотекаршей. И книги верну пораньше, и тряпьё это несчастное.

Девушка задумчиво засопела.

— Ну, чего ты теряешь-то?

— Если проболтаешься кому ещё — у меня могут быть неприятности.

— И это мягко говоря! — фыркнул Вася.

— Не проболтаюсь. Давай, выкладывай по порядку. Что за история с формой?

— Это тоже… Проверка. Испытание на вступление в ячейку. Мне поручили добыть комплект студенческой формы. Женской. Я хотела сначала свою запасную отдать, но по размеру не подошла. Так что я… выкрала в комендантской. А потом это вскрылось.

— Комплект женской формы? Для кого?… Ну, не томи уже, Кать! Начала рассказывать — рассказывай всё.

— Для «Молота Свободы».

— Это что?

— Ячейка такая… Тайная.

— Анархисты, что ли, или вроде того?

— Сам ты анархист! — почему-то обиделась Катя. — Они за правду и за свободу борются! И избавление народа от гнёта нефов!

— Революционеры, то есть? И зачем им студенческая форма понадобилась?

— Да я откуда знаю? Я сначала просто подумала, что они меня проверяют на верность. И что неважно, какой комплект будет. Но потом оказалось, что форма нужна была для самой Бэллы. Чтобы она могла на территории университета находиться, не привлекая внимания.

Вон оно что… Не зря у меня интуиция взыграла. Вот и зацепка!

— А Бэлла эта твоя… Лет двадцать пять, красивая, черноволосая…

— Ты откуда знаешь? — потрясённо прошептала Катя.

Так-так-так… Вроде бы и новая подсказка, но что-то ни хрена понятнее не стало. Я-то был уверен, что за похищением Полиньяка стоит кто-то из Стаи. Но местные заговорщики-то тут причём? Ох, надо это гнездо поворошить хорошенько, посмотреть, кто из него полезет…

— Как найти эту Бэллу — знаешь? — спросил я.

Катя покачала головой.

— Ну, а вообще, что это за особа? Что можешь про неё рассказать?

— Да ничего. Я её видела-то пару раз. И вообще… неприятная она. Мне от неё как-то не по себе, даже просто рядом находиться страшновато. Хотя и странно это — на вид она… Красивая очень. И со всеми так мила… Про тебя, кстати, расспрашивала.

— Про меня⁈

— Ну да. А чего удивляешься? Про тебя и друга твоего последние дни весь университет судачит. Я и сама ведь вас видела той ночью возле общежития. И то… чудовище рыжее. У меня, правда, комната на первом этаже, и я успела быстро сбежать. Не застала, чем дело закончилось. Теперь вот жалею…

Её болтовню я слушал уже вполуха — мысли в голове продолжали ускорять темп, будто набирающий обороты маховик. Всё пока очень смутно, но интуиция подсказывала, что я на правильном пути, и нужно раскручивать эту зацепку дальше.

— А когда и кому ты должна передать книги?

— Завтра… То есть, послезавтра… В общем, в полночь с субботы на воскресенье. У «Молота» собрание в это время начнётся.

— В полночь, надо же, — усмехнулся я. — Не на кладбище собираются, надеюсь?

— Нет, — удивились Катя. — В ресторане «У Хаймовича». Там на чердаке отдельное помещение есть, обычных посетителей туда не пускают…

И про заведение это я уже тоже где-то слышал… Совпадение? Много ли вообще кабаков в Томске? Эх, а ведь вечером в субботу я должен быть на приёме у губернатора. Впрочем, начинается он в восемь, сбор гостей — еще раньше. К полуночи, думаю, уже все закончится. А если нет — ускользну потихоньку.

— Вот что, Катерина…. Вместе пойдём. И книги отдашь, и я посмотрю, что там у вас за ячейка такая. Может, тоже присоединиться захочу.

Скворцову это предложение и обрадовало, и испугало одновременно.

— Но… А вдруг им не понравится, что ты вот так, без приглашения? Это всё-таки тайное собрание. Да и мне может влететь за то, что я тебе рассказала…

— Ничего, разберёмся. А то, что именно ты меня туда привела, можно и не афишировать. Да и вообще, кстати, неужели ты одна собиралась туда идти? В такое-то время?

— Со мной, — вмешался Вася, наблюдавший за нашим разговором с недовольной миной. — И я в любом случае тоже туда пойду.

— Да ради бога, — пожал я плечами. — Тогда встретимся рядом с самим рестораном, ближе к полуночи.

— Где именно?

— Просто будьте там, неподалёку. Я вас сам найду.

Скворцовы красноречиво переглянулись, но спорить не стали — похоже, поняли, что это бесполезно. Я проводил их до калитки и благополучно отправил восвояси.

Было уже часов девять вечера. Возвращаться в кабинет не хотелось — и так от долгого чтения старых фолиантов глаза болели. Мышцы же, уже начавшие привыкать к ежевечерним тренировкам, требовали хорошей нагрузки перед сном. Чувствовал я себя ещё вполне бодро, так что решил хорошенько размяться.

Старый гараж, который я постепенно превращал в полноценный тренировочный зал, озарился изнутри пятнами света от эмберитовых фонарей, которые я натаскал сюда из особняка. Их богатые бронзовые корпуса с витиеватыми плафонами здесь смотрелись немного неуместно, к тому же большинство из них были предназначены для небольших комнат, и в большом гулком пространстве гаража попросту терялись.

Имелась в гараже и «родная» система освещения, электрическая, но давно пришла в негодность. Нужно проверить целостность проводки, а чтобы запитать её, закупить электрического эмберита или специальный генератор. В особняке, кстати, схожие проблемы, только большего масштаба, так что тоже пока приходится довольствоваться портативными светильниками на солнечнике, а для отопления — печами и каминами на жар-камне. Что по нынешним временам — уже давно устаревший подход. Современные технологии позволяют, используя всё тот же эмберит, обеспечить всё поместье автономной энергосистемой, дающей и свет, и тепло, и горячую воду. Вот только встанет такой проект в копеечку. А денег у меня всё ещё нет и не предвидится.

Врубив Аспект Укрепления и мутузя руками и ногами кирпичный столб так, что от него отлетало мелкое крошево, я волей-неволей опять вернулся к мыслям о подпольных кудеяровских боях. Пока что только они выглядели более-менее реальным способом сорвать серьёзный куш, который позволил бы расквитаться с долгами и заняться более масштабными проектами. Альтернатива — разве что участие в небольшой экспедиции в Сайберию. Но это не раньше, чем через три месяца, на каникулах между семестрами. Да и результаты будут очень зависеть от везения.

Есть ещё, правда, сотрудничество со Священной дружиной. Но пока в денежном выражении от неё толку никакого. Хотя, может, сейчас, когда Барсук мёртв, некому станет вставлять Путилину палки в колёса, и он развернётся на полную. Может, и хорошее финансирование выбьет у генерал-губернатора…

Завершив длиннющую серию ударов быстрым и чётким джебом, впечатавшим кулак в столб так, что поднялось облачко пыли и кирпичной крошки, я шумно выдохнул и сбросил Укрепление. Медленно вдохнул, втягивая эдру, а заодно окидывая внутренним взором тонкое тело.

Увы, албыс снова начала давать о себе знать — по грудинному Узлу ползла паутинка тёмной эдры. Но положение было куда лучше, чем все предыдущие дни. Может, попробовать «прижигание» снова и добить тварь, пока она слаба?

Заманчиво, конечно. Но очередная попытка тоже может закончиться непредсказуемо. Нет уж, хватит экспериментов. Нужно действовать наверняка. Изучу до конца тот учебник, что добыл у Скворцовой. Поищу что-то подобное в княжеской библиотеке. А ещё — надо отыскать Одарённого с Аспектом огня. Кажется, я даже видел такого мельком в университете. Перенять у него Дар, присмотреться к его конфигурации. Наверняка у нефов, управляющих Огнём, есть какие-то секреты, позволяющие им приручить стихию.

И вот уже тогда, будучи во всеоружии, дать албыс последний бой.

Двери гаража скрипнули старыми железными петлями, и в образовавшемся проёме показалась грузная фигура Велесова.

— Гости к тебе, Богдан. Вот уж правда, проходной двор…

Следом за ним в ангар вошёл Путилин. Как обычно, обманчиво неторопливый в движениях и прямой, как струна, разве что всё ещё бледноватый после ранения. Одет он был в изрядно потёртый кожаный плащ со стоячим воротником и шляпу, больше похожую на ковбойскую. Похоже, рабочая одежда, а не выходная. Под плащом угадывались кобура для скрытого ношения и портупеи с какими-то подсумками. Опирался он на знакомую трость с клинком внутри. Правая рука уже была не на перевязи, но, похоже, плотно перебинтована, а локтевой сустав как-то зафиксирован.

Демьян молча скрылся снаружи, и статский советник проводил его взглядом.

— Похоже, твой стольник не очень-то любит гостей?

— Прошу извинить его. Он… немного одичал за последние годы. Привык, что в этот дом никто не осмеливается соваться. А в последнее время тут стало и правда… оживлённее.

Я наскоро вытерся полотенцем и накинул просторную шерстяную рубаху — что-то старомодное, в крестьянском стиле. Таких в гардеробе Велесова полно. К слову, меня уже здорово раздражало, что всю дорогу, пока я в этом мире, мне приходится носить какое-то старьё, к тому же чужое. Разве что студенческая форма новая. Надо бы потратить часть денег на гардероб, но пока тупо времени не хватает — слишком много всего навалилось.

Путилин прошёлся по гаражу, постукивая по бетонному полу прорезиненным концом трости и с интересом поглядывая на интерьер.

— Вы, кстати, и сами зачастили к нам, Аркадий Францевич, — продолжил я с усмешкой. — Мне кажется, чаще у нас бываете, чем в своей конторе у полицмейстера. Может, вам кабинет выделить? Места в особняке много…

— А ты знаешь, я бы с удовольствием, — неожиданно подыграл мне сыщик. — Ты же видел, какую конуру выделил мне Барсенев? И квартироваться приходится там же. Всё никак не найду апартаменты с подходящим гаражом рядом. Томск всё же — глухая провинция по сравнению с Петербургом. Здесь до сих пор полно лошадей, а автомобили в диковинку.

— А в столице?

— Не доводилось бывать?

— Пока нет.

— У, брат… Обязательно съезди. Красиво. Невский проспект ночью сияет от эмберитовых фонарей, как бриллиантовое колье. Да и вообще, будто на полсотни лет вперёд переместишься. Как на машине времени из романа того британца… как бишь его… Герберт Уоллес?

Я пожал плечами, продолжая наблюдать за ним и гадая, куда он клонит. Зачем он явился-то на ночь глядя? Вряд ли для того, чтобы болтать о пустяках. Но, тем не менее, этим и занимается. Будто тянет время, не решаясь коснуться главной темы. Или готовит почву, для начала пытаясь усыпить мою бдительность?

Как пить дать, это как-то связано с убийством Барсука. Уже почти сутки прошли, расследование наверняка идёт полным ходом. И Путилин, естественно, в курсе, а то и активно участвует в нём. И, получается, что-то привело его ко мне? Но где я наследил?

— А здорово у тебя тут всё устроено… — обходя по кругу накрытые плотными брезентовым чехлами машины, прежним тоном продолжил Путилин. — И места полно. А вон те ворота куда ведут?

— Тут сразу в переулок можно выехать. Правда, не пробовал их открывать — их для начала освободить надо от всякого хлама. Да и петли, по-моему, заржавели напрочь. В другую сторону, к главным воротам особняка, тоже не проедешь — дорожка вся бурьяном заросла. Тоже расчищать надо.

— Да уж, грустно… Позволишь взглянуть?

Он приподнял край чехла на одной из машин.

— Валяйте. Кстати, буду признателен за экспертную оценку. Вы ведь вроде разбираетесь…

— Да, кой-чего смыслю, — усмехнулся сыщик, приглаживая бакенбарды.

На первую машину он взглянул мельком и тут же снова прикрыл чехлом. А вот увидев фары второй, вдруг замер, вытаращив глаза. Бросив на меня удивлённый взгляд, потянул за полотнище уже сильнее, стаскивая его с длинного покатого корпуса. Поморщился от облака поднятой пыли, но глаза горели искренним восхищением.

— Ни-че-го себе! Да это же «Ирбис» восемьсот сорок второго года! Из экспериментальной партии завода Фрезе. Таких, наверное, едва ли десяток во всей империи остался.

— И что, дорогая штука? — оживился я.

— Для коллекционеров — бесценная. Состояние, правда, плачевное…

Путилин, морщась, будто от зубной боли, осмотрел машину внимательнее, поглаживая по корпусу. Заглянул в салон, прикрытый жёсткой складной крышей. Попробовал открыть капот, но одной рукой у него это не вышло. Я помог, с усилием рванув увесистую крышку, и та взвизгнула ржавыми шарнирами. Внутри вместо привычного двигателя внутреннего сгорания громоздился какой-то причудливый агрегат, сплошь затянутый паутиной и комками какой-то не то шерсти, не то войлока. В стороны порскнул целый выводок мышей, прячась где-то ещё глубже под капотом.

— Уф, сердце кровью обливается… — тяжко вздохнул Путилин. — Но, по крайней мере, двигатель тоже на месте. И корпус на удивление неплохо сохранился. Возможно, даже родной слой краски можно будет оставить… Откуда эта машина вообще здесь взялась?

— От деда осталось, отца Аскольда. Он был тот ещё… любитель красивой жизни. Кстати, сколько может стоить такой аппарат?

— Сложно сказать с ходу. Прицениться надо. Я бы попробовал выкупить, но, боюсь, я сейчас и сам ограничен в средствах. Тем более, чтобы вернуть этого малыша к жизни, понадобится еще… рублей, наверное, семьсот. А то и больше. И это ещё если здесь, в Томске, найдутся достойные умельцы, в чём я что-то сомневаюсь.

— Эх… Ну ладно. Пусть и дальше стоит. До лучших времён.

Мы вдвоём снова натянули брезент на машину. Путилин же, окинув меня внимательным взглядом, наконец, пошёл в атаку.

— Тренируешься, значит? — кивнул он в сторону изрядно побитого кирпичного столба. — Занятный у тебя боксёрский мешок. Снаружи звуки такие, будто кто-то кувалдой в стену долбит.

— Да так… Просто снимаю напряжение. Чтобы спалось лучше.

— М-м-м, — понимающе кивнул сыщик, не сводя с меня взгляда. — А вчера тебе как спалось?

Ну, наконец-то. Вот, значит, зачем вы пожаловали, господин статский советник…

— Дрых без задних ног. Даже на пары проспал.

— Я в курсе. Заезжал после занятий в университет, хотел с тобой переговорить. Но, оказывается, ты вообще там не появлялся.

Я пожал плечами, спокойно встретив его взгляд.

Даже та неловкость и смутное беспокойство, что зудели во мне с момента его появления, куда-то улетучились, уступив место какому-то непрошибаемому фатализму.

Ну что ж, значит, я где-то всё-таки засветился. В конце концов, свидетелей в той бане было полно, и они могли дать примерное описание. Надо было какую-то маску на морду нацепить, что ли. Хотя бы платок повязать…

А, к чёрту. Вся эта эскапада сейчас казалась глупой и ненужной, особенно после того, как Полиньяк нашёлся в тот же вечер. Я поддался эмоциям и злости, да и многодневный недосып и проблемы с албыс не способствовали здравомыслию. Однако сейчас, впервые за последние дни, голова у меня была ясная и холодная. А глядя на Путилина, я вдруг понял важную вещь. Он вызывает у меня уважение и некоторую симпатию. Но я его совсем не боюсь.

В конце концов, он всего лишь человек. По сравнению со всеми остальными грозовыми тучами, что сгущаются вокруг меня, те проблемы, что он мне может создать — так, маленькое облачко. Да и что он может мне сделать? Даже сейчас он явился сюда один, без всякой поддержки. Потому что никого за ним нет. Он в Томске чужак, как и я. И, как и я, пыжится доказать, что и один в поле воин.

— Ну так что? — Путилин первым не выдержал в этой игре в гляделки. — Ты меня знаешь — терпеть не могу ходить вокруг да около. Ты там был? В «Громовских банях»?

— Заскочил ненадолго.

Сыщик вдруг яростно стукнул тростью в пол, будто припечатывая что-то.

— Не паясничай, Богдан! Всё очень серьёзно. Убит обер-полицмейстер города. Да и помимо него там ещё полдюжины трупов. А в вечерних выпусках газет писаки уже вовсю упражняются, как получше обыграть выражение «кровавая баня».

— Что конкретно вы от меня хотите услышать?

— И ты так спокойно об этом спрашиваешь? — процедил он. — Я хочу знать всё! Какого чёрта ты там делал? Что ты видел? И самое главное…

Он замолчал, стиснув зубы.

— Я никого не убивал, если вы об этом беспокоитесь.

— И ты предлагаешь поверить тебе на слово? — он нервно прошёлся из стороны в сторону. — Свидетели утверждают, что там разразилась драка между двумя нефами. Началось всё в приватных кабинетах, а потом перенеслось и в общий зал. На счастье, бани уже закрывались, и посетителей было немного… Ну, чего молчишь? Рассказывай всё по порядку! Или хочешь продолжить допрос в камере?

Я устало вздохнул и присел на прикрытый чехлом капот машины.

— Давайте для начала успокоимся, Аркадий Францевич. Не люблю, когда меня отчитывают, как мальчишку. И не забывайте, в конце концов, кто перед вами. Я нефилим. В прежние времена, как я слышал, неф запросто мог на месте прикончить простолюдина, позволившего говорить с ним в таком тоне.

Путилин жёстко усмехнулся, но действительно взял себя в руки и заговорил спокойнее. Правда, в голосе всё равно звенели нотки стали и яда.

— Сейчас… не прежние времена, Богдан. А ты, хоть и неф, но статус твой крайне шаткий. Ни официального титула, ни сильного клана за спиной. Да, думаю, ты можешь убить меня на месте. Но не думай, что это так просто сойдёт тебе с рук. Как и бойня в «Громовских банях».

— Я уже сказал — я никого там не убивал. Это меня пытались убить.

— Кто?

— Стая. У меня с ней… некоторые проблемы. Я уже рассказывал, что Аскольда Василевского убил упырь. И меня они тоже преследуют. Даже здесь, в Томске, уже отыскали. Кстати, обер-полицмейстер ваш — тоже упырь. Вы не знали?

Спросил я с явным сарказмом, но Путилин, к моему удивлению, ответил совершенно спокойно.

— Были такие подозрения. И, собственно, это одна из причин, по которой я командирован сюда. Плачевное состояние Священной дружины в Томской губернии вызывает серьёзные вопросы. Тут явно не обошлось без саботажа со стороны местных властей. Весь вопрос в том, кто конкретно замешан, и какие у них мотивы.

— И что вы намерены делать дальше?

— Тела Барсенева и его телохранителей уже отправлены в отделение императорской службы экспертизы. Когда придёт подтверждение, что они были вампирами — я подготовлю соответствующий рапорт наверх. Но это подтверждение — простая формальность. Мне хватило и беглого изучения тел. Сейчас меня больше интересует, кто их убил.

— Другой упырь.

Я коротко пересказал всё, что знал об Арамисе.

— Арнаутов… Арнаутов… — задумчиво пробормотал Путилин. — Нет, не припомню такого. Что-то ещё?

— Ещё был некий Питирим Грачёв. Этот заявлялся прямо сюда, но Демьяну удалось его прогнать. Невысокий такой, плешивый, и шнобель у него такой, что при сильном ветре, наверное, набок сносит…

— Грач⁈ — перебил меня сыщик. — Эта тварь всё ещё жива?

Он снова ненадолго потерял самообладание и, стиснув обеими руками трость, нервно прошёлся по гаражу.

— Доводилось уже сталкиваться с ним?

— Десять лет назад. В Петербурге. Но я был уверен, что убил его! Дважды.

Я невольно рассмеялся.

— Да уж. Присоединяюсь к вашему клубу, Аркадий Францевич. Я тоже попытался, но он, кажется, опять успел улизнуть.

— Так это ты стрелял в переулке, возле мусорных баков? Я нашёл там следы синь-камня.

— Ну, я.

— Откуда у тебя такие боеприпасы? Синь-камень — на строгом государственном учёте! Даже я каждый кристалл берегу, как зеницу…

Я лишь пожал плечами, давая понять, что на этот вопрос отвечать не собираюсь. Путилин раздражённо рыкнул.

— Почему ты раньше мне обо всём этом не рассказывал⁈ Я думал, мы доверяем друг другу.

— Я и так вам рассказал куда больше, чем кому-либо. И уж точно больше, чем собирался. Не хотел втягивать вас в свои разборки. Тем более что вы-то на службе. И в некоторых вопросах у вас… руки связаны, так скажем.

— В данный момент я следователь по особым поручениям при генерал-губернаторе. Поверь мне, полномочия мои весьма широки и… гибки. А раз мы работаем вместе, то и ты можешь рассчитывать на определённые преференции. Но при одном условии, Богдан…

Он подошёл ближе, наклонился так, что наши лица оказались напротив. Взгляд его цепких внимательных глаз обжигал почти физически. А он точно не Одарённый?

Нет. Просто фанатик. Для него эта работа, похоже, единственный смысл жизни.

— Я должен быть уверен, что мы на одной стороне. Что ты тоже готов очищать эту землю от нечисти.

— И снова скажу — не забывайте, кто перед вами, — усмехнулся я. — Я и сам, как и мои друзья, тоже в некотором роде… нечисть.

— Мне казалось, мы этот вопрос давно закрыли, — он нетерпеливо мотнул головой. — Я же не какой-то там Белый голубь, и не пытаюсь истребить всех, кто хоть чем-то отличается от обычных людей. Я борюсь лишь с теми, кто несёт людям зло.

— Тут можете быть спокойны. Зла я точно никому не желаю.

Он сжал моё плечо здоровой рукой и коротко кивнул.

— Верю. Я с самого начала верю в тебя, Богдан. Хотя сегодня, признаюсь, ты заставил меня понервничать… Кто-то ещё знает, что ты был в банях?

— Демьян. Но ему я доверяю, как себе.

— Хорошо. Пусть так и останется. Я-то тебе верю, и твои показания здорово помогли. Но в официальные рапорты я их включать не буду. По крайней мере, пока. К тебе возникнет слишком много вопросов. А ты мне ещё пригодишься.

— Вот, значит, как? — саркастически отозвался я. — У вас по поводу меня корыстные интересы?

— Да, ты мне нужен, — не стал отпираться Путилин. — Собственно, и сейчас-то я к тебе пришёл не просто, чтобы поболтать. Хотя и за этим тоже…

Он достал карманные часы, щелкнул крышкой, проверяя время.

— Нужно скоротать еще с полчасика. Дождёмся, когда окончательно стемнеет. А потом мне понадобится твоя помощь. И твоё умение видеть следы эдры. Нужно кое-что проверить.

— Что конкретно?

— Как я сказал чуть раньше, полномочия у меня весьма широкие. Но по некоторым вопросам всё же сначала приходится заручиться разрешением генерал-губернатора. Я запросил у него ордер на обыск особняка Барсенева. Но получить его не успел. Лично пробиться к Вяземскому тоже не получилось. Канцелярия тянула до позднего вечера, ссылаясь на то, что все слишком заняты подготовкой к завтрашнему приёму…

— И?

— Может, это моя паранойя, но сдаётся мне, и тут что-то нечисто. И дожидаться завтрашнего дня, а тем более понедельника я не хочу. Нужно проверить резиденцию Барсенева прямо сегодня. Это большой старый особняк на окраине города. Вроде твоего, только придомовая территория еще больше. С парком, прудом, кучей хозпостроек…

— И что вы там надеетесь найти? Тем более ночью? Может, наоборот, поедем завтра с утра?

— Вокруг дома выставили полицейское оцепление, прислугу и домочадцев выселили. Каганцев распорядился, секретарь Барсенева. Он пока исполняет его обязанности. Но я заслал туда своего филёра, и тот передаёт, что возле особняка какая-то подозрительная возня. Будто бы что-то вывозят.

— А Каганцев этот — что за тип вообще? Ему-то стоит доверять?

— Вот это я и хочу проверить. Но сделать эту нужно тихо и незаметно. В конце концов, ордера у меня пока нет. И зря злить Вяземского точно не стоит.

— М-м-м, — усмехнулся я. — Незаконное проникновение? Всё как я люблю.

Глава 10

Выехали мы на машине Путилина, и большую часть пути до особняка Барсенева одолели быстро, с ветерком. Однако потом пришлось изрядно пройтись пешком — авто было слишком приметным и шумным, особенно ночью, так что мы оставили его в укромном переулке за несколько кварталов от цели.

Территория усадьбы оказалась огромной. Я-то думал, что это у Василевских большой сад. Но у покойного обер-полицмейстера дом стоял, по сути, посреди огороженного участка леса, прилегающего к довольно обширному пруду, в свете луны поблескивающему, как огромное тёмное зеркало. По ту сторону водоёма тоже сплошной стеной высились деревья.

Мы зашли как раз со стороны берега, подальше от главного въезда. Здесь, у самой кромки воды, сгрудилось несколько бревенчатых одноэтажных строений. Чуть особняком, рядом с мостками, ведущими в воду, стояла большая баня — её можно было узнать по выставленным на крыльце деревянным шайкам и ведрам. Остальные же здания пока оставались для меня загадкой. Похоже, какие-то хранилища. Окна — горизонтальные, узкие, высотой в одно-два выпиленных бревна, и вдобавок забранные железными решётками. Двери тоже толстенные, обитые железными полосами, со здоровенными амбарными замками.

Продвигались мы аккуратно, стараясь не шуметь, но при этом довольно быстро. Я едва поспевал за Путилиным, который двигался в ночи стремительно и бесшумно, как тень. В лунном свете поблёскивали выпуклые линзы его мудрёных очков, слегка светящиеся по краям. Похоже, что-то вроде прибора ночного видения.

Мне самому здорово не хватало зрения и нюха хищника — перед выездом я не стал перенимать Аспект Зверя у Демьяна. Несмотря на то, что Путилин всячески показывал, что доверяет мне и вообще мы в одной команде, я всё же старался не расслабляться. Завербовать в Священную дружину нескольких неучтённых нефов — это одно дело. Думаю, коллегами Путилина это широко практикуется. Но если он догадается, что я Пересмешник — это может плохо кончиться. Так что решил не светить перед сыщиком никакими талантами, кроме тех, которые он уже видел. Аспект Исцеления, Аспект Укрепления. Ну, и умение видеть эдру. И так весьма впечатляющий набор для молодого нефилима.

Зигзагом, от здания к зданию, мы быстро продвигались вперед, не встречая никакого сопротивления. И где обещанная полицейская охрана? Похоже, вся сосредоточена возле главного въезда, а то и вовсе вокруг самого особняка. Что ж, резонно. Чтобы надёжно оцепить всю территорию, понадобилось бы несколько десятков человек.

Но что-то слишком тихо. И темно. Сам особняк — огромный, помпезный — возвышается в просвете между деревьями, как монолитная скала. Ни единого пятнышка света в окнах, никакого движения рядом. Горят лишь эмберитовые фонари во дворе — кристаллы солнечника, накопившие энергию за день, теперь вовсю отдают её, образуя цепочки островков света, тянущиеся в разные стороны от главного здания. Не очень яркие, хватает их ровно на то, чтобы не сбиться с пути, передвигаясь от одного к другому.

Единственный источник яркого света во дворе — а как раз к нему мы и направляемся — тоже неподвижен и находится где-то на полпути между самим особняком и какими-то большими строениями справа от него. Больше всего они походили на гаражи или конюшни — глухие кирпичные стены, широченные ворота высотой метра по два с половиной.

Свет исходит от круглых фар, установленных на грузовике с массивной железной будкой вместо кузова. Мотор работает на холостых — его утробное тарахтение, изредка прерываемое шипением сбрасываемого пара, в ночной тиши разносится на десятки метров. Как и поскрипывание на ветру тяжелых гаражных ворот.

Между нами и машиной — метров пятьдесят практически открытого пространства, если не считать фонарных столбов и невысоких клумб, обложенных диким камнем. Прежде, чем пересекать его, мы с Путилиным остановились, осторожно выглядывая из-за дерева.

— Ваш человек ещё здесь? — шепнул я.

— Нет. Я отпустил его сразу, как он телефонировал. Больше часа уже прошло.

— Странно. За это время уже давно можно было увезти отсюда всё, что можно…

— Угу. Но филёр был перепуган до полусмерти. Говорит, рычание какое-то слышал, и крики. У страха, конечно, глаза велики, но всё же…

Он вытащил массивный крупнокалиберный револьвер, похожий на мой. После короткой заминки переложил его в левую руку.

Сам я оружия не брал вовсе, понадеявшись на Укрепление. За последние дни я здорово продвинулся во владении этим Аспектом — ежевечерние тренировки не прошли даром. Но всё же конкретно сейчас я бы предпочел стать Зверем. Не для боя, а чтобы лучше сориентироваться. Потому что где-то на самой границе человеческого восприятия тревожно зудели слабые сигналы. На границе между светом и тенью мерещились какие-то мелькающие силуэты. Отовсюду доносились едва слышные звуки, заглушаемые шелестом ветра, поскрипыванием веток, урчанием мотора грузовика и прочим белым шумом.

Кажется, и Путилин чувствовал нечто подобное. Он весь подобрался, замер, будто почуявший кошку пёс.

— Видишь что-нибудь? — шепнул он. — Не глазами, я имею в виду…

Я медленно втянул носом воздух, сосредоточился. Темнота вокруг раскрасилась призрачными светящимися полосами — будто незримый художник набрасывал картину широкими небрежными мазками. Ярче высветились кристаллы солнечника в фонарях — теперь я видел их как тугие сгустки светлой эдры. Стволы деревьев тоже осветились чётче, став похожими на бьющие из-под земли столбы слабого зеленоватого света. Нейтральная свободная эдра парила в воздухе длинными размазанными лоскутами, струящимися по земле и постепенно рассеивающимися кверху, как утренний туман.

Картина более-менее привычная, я такую наблюдаю каждый раз во время моих медитаций перед тем, как втягивать эдру в себя. Но я давно уже заметил, что этот энергетический ландшафт тоже изменчив, и его можно читать, выискивая мелкие, едва заметные признаки того, что его кто-то потревожил. Как опытный следопыт, способный определить направление, по которому ушёл зверь, по примятой траве или обломанным веткам.

Таких явных следов, каких оставляла за собой албыс, я не видел. Но всё же рисунок эдры вокруг брошенного грузовика был заметно нарушен. Полупрозрачные серые полосы нейтральной энергии кое-где пестрел красноватыми пятнами, окрашенными другим Аспектом. Такие следы оставляют за собой Одарённые в местах применения своих способностей. Это я уже знаю точно. Увы, это пока всё. Чтобы вытягивать из этих следов больше информации, пока не хватает опыта. Хотя, теоретически, можно примерно вычислить и конкретный Аспект, и силу Одарённого, и примерное время, когда он применил способность…

Следы вели от машины в сторону амбара с приоткрытой створкой ворот, и ещё несколько ярко выраженных островков виднелись по сторонам, над едва заметными в темноте холмиками в снегу.

— Трупы, — тихо сказал я. — Двое справа от машины, один слева.

— Уверен? Не могу разглядеть… — Путилин покрутил какое-то колёсико на правом виске, и окуляры его засветились чуть ярче, так что сквозь зеленоватые стёкла даже видны стали его прищуренные глаза.

— Скажем так — по косвенным признакам… А еще — вон там, справа. Рядом с собачьей конурой.

Сыщик выругался сквозь зубы и, вскинув револьвер стволом вверх, двинулся вперёд. Я мягко, но настойчиво придержал его за плечо.

— Давайте-ка я вперёд пойду, Аркадий Францевич. Без обид, но вы не в форме. Лучше прикройте меня. Стреляете с левой, надеюсь, недурно?

— Не хуже, чем с правой, — немного сконфуженно буркнул сыщик. Но всё же согласился.

Я, чуть пригибаясь, двинулся вперёд, он следовал за мной в нескольких шагах. Под ногами хрустела подмёрзшая листва вперемешку со снегом, потрескивали в своих заиндевелых плафонах кристаллы солнечника. Со всех сторон доносились какие-то невнятные звуки, на которые невольно хотелось обернуться. Несмотря на внешнее спокойствие, атмосфера была гнетущая, так что чувство тревоги крепло с каждой секундой.

Добрался до первого подозрительного островка активности эдры. Ближайшим оказался тот, что возле собачьей конуры, справа от здания. Растерзанный цепной пёс распластался на земле бесформенной кляксой.

Второе тело, шагах в десяти от него, было уже человеческое. Плотная тёмная шинель с латунными пуговицами, характерная фуражка и портупея. Жандарм. Видимо, один из тех, кого поставили следить за домом. Пистолет он сжимал в правой руке, но успел ли хоть раз выстрелить — непонятно. Судя по огромной ране на шее, почти отделившей голову от тела, умер он мгновенно.

Раны, к слову, выглядели необычно — длинные, рваные, будто тело пробороздили чем-то вроде гибкой пилы.

Я неосознанно сжал кулаки, и воздух вокруг них дрогнул тугой волной от окутавшего руки Укрепления. Сам вид мёртвого тела не особо впечатлил — я ещё толком не отошёл после той мясорубки в Громовских банях. Но чувство опасности стало почти осязаемым.

Здесь, судя по всему, тоже поработал упырь. Или же дикий зверь — крупный и чудовищно сильный. Огромная вмятина на боку железной будки, под ней — ещё один труп, изорванный так, что больше похож на бесформенную кучу окровавленной тряпья.

Медленно, озираясь по сторонам, я обошёл грузовик спереди. В кабине никого, дверь со стороны водителя чуть приоткрыта. По другую сторону от машины — ещё два трупа. Нет, даже три. Один в полицейской форме, второй — в потёртой кожаной тужурке, третий — в драном ватнике.

Вспыхнул луч фонаря — Путилин, держа его так, чтобы поворачивать вместе с револьвером, выхватывал из темноты каждое тело, акцентируя внимание на лицах и руках.

— Подождите-ка… — задержал я его, когда он остановился рядом с бедолагой в кожанке.

Подошёл ближе, вглядываясь в лицо убитого.

— Что-то заметил?

— Да нет, ничего особенного… Показалось.

Путилин коротко кивнул и отвернулся, продолжая обшаривать лучом фонаря машину и окрестности.

Но мне не показалось. Уж что-то, а память на лица и в целом на детали у меня отменная. Этого парня в кожанке я уже видел. Среди бойцов Дымова. Вот только он-то тут каким боком⁈

Впрочем… Дымов — человек Фомы. А у того с покойным обер-полицмейстером точно были какие-то совместные делишки. И, возможно, не банальное «крышевание», а что-то более серьёзное…

— Богдан! — шёпотом окликнул меня Путилин.

Он осторожно обошёл фургон сбоку и остановился, держа под прицелом приоткрытую заднюю дверь. Та была хоть и цельнометаллической, но изрядно помятой, будто выгнутой изнутри. Я понимающе кивнул и, подкравшись с другого бока, рванул створку на себя.

— Чисто, — быстро пробежавшись лучом фонаря по внутренностям фургона, кивнул Путилин. Чуть задержался, подсвечивая царапины на железной стенке и обрывки цепей, концами приваренных к потолку, стенкам, полу. Большая часть пространства была отгорожена толстой решёткой, отстоящей от дверей на пару шагов.

Обойдя машину, сыщик заглушил, наконец, двигатель, но оставил включёнными фары. Из-за наступившей тишины даже стало как-то не себе.

— Итак, кое-что вырисовывается. Машина явно оборудована под перевозку опасных зверей. И одну такую тварь они пытались загрузить сюда, но что-то пошло не так.

— Почему именно загрузить, а не выгрузить?

Он задумался, медленно поводил фонарём, высвечивая следы на земле. Их было много — машины тут ездили часто, и несколько свежих колей пересекали друг друга совсем рядом с брошенным грузовиком.

— Честно говоря, пока оба варианта мне кажутся одинаково бредовыми. Зачем это кому-то понадобилось? К тому же, судя по всему, полицейские, которые тут были, не препятствовали гостям. Даже, похоже, помогали… И свежих следов много. Тут сегодня явно проехала не одна машина. Или же эта успела сделать несколько ходок…

— А может, это не зверь был, а нефилим?

Путилин присел на корточки перед ближайшим к нему трупом, осмотрел его ближе.

— Этого тоже нельзя исключать. Но всё же характер ран указывает скорее на чудовище. Это даже не когти, а какие-то плети. Скорее всего, одна из разновидностей юйоров, как их называют глубинные сибирские племена.

— А по-нашему?

— По-нашему… Да кто во что горазд. Трупоеды. Вурдалаки. По ту сторону Урала их вообще чаще русалками кличут. Большинство таких тварей — не устойчивые формы Изменённых, а мутанты. То есть двух одинаковых не сыщешь. Остаётся только классифицировать их, объединяя в большие группы по общим признакам.

— Насколько они опасны?

— Ну, албыс, которую мы искоренили в тот раз в парке — гораздо страшнее. Но и русалки — твари очень неприятные. Впрочем, конкретно эта, похоже, уже далеко. Вон, кровь ещё свежая, но сами трупы не тронуты. То есть жрать их она не стала. Сбежала. Либо её спугнули, либо она ранена…

— Либо… — продолжил я, чувствуя неприятный холодок, пробежавший по шее. — Она всё ещё здесь.

Почуять эту атаку мне помогло какое-то шестое чувство. Разглядеть что-то в темноте было сложно, фонарь Путилина и фары грузовика только слепили, ещё больше сгущая тьму за пределами их световых пятен. Из-за этого я невольно сосредотачивался на магическом зрении, поэтому и успел заметить, как рисунок эдры неуловимо дёрнулся, изменился. Это было едва ощутимо — будто под водой рядом с тобой проплывает что-то крупное, не задевая, но создавая вокруг себя заметную волну. Но я был на взводе, а потому сразу вскинулся, снова вливая эдру в Укрепление, хотя всё ещё не видел нападавшего.

Набросилась тварь с той стороны, куда свет не доставал вовсе. Сверху. Сиганула прямо с крыши гаража, с пятиметровой высоты, заверещав в полёте — страшно, пронзительно, противно, будто ржавыми гвоздями по жестяному листу. В воздухе она распласталась звездой, длиннющая грива трепетала, как разорванный флаг. Подробнее разглядеть её я не успел — едва развернувшись, ударил навстречу зарядами сырой эдры, в самый последний момент отбрасывая чудовище от себя.

Оно отлетело на несколько метров, с грохотом врубившись спиной в стенку фургона, но на землю уже приземлилось на все четыре лапы. И, пока не бросилась на меня снова, я успел её разглядеть хотя бы в общих чертах.

Человекообразная. Похожа на тощую девушку с длинными спутанными волосами, с торчащими сквозь серую пятнистую кожу позвонками и рёбрами. Но стоило ей поднять голову и показать морду, вся эта схожесть мгновенно улетучилась.

Это не человек. И даже не животное, а именно что чудовище — омерзительное, сотворённое не природой, а какими-то тёмными потусторонними силами. Меня передёрнуло от ужаса и омерзения. Я уже немало повидал за то короткое время, что живу в этом мире. Но всё ещё не мог привыкнуть к подобному.

Она прыгнула снова, и я снова послал навстречу силовой сгусток размером с голову. Невидимый обычному глазу, он был вполне осязаем, и ударил ей в грудь, как гиря. Как раз в тот момент, когда тварь, взвившись на задние лапы, попыталась ударить меня передними. Правда, почему-то с расстояния в пару метров.

Ах, вот почему. Руки её вытянулись так, что стали напоминать толстые утыканные крючковатыми плоскими когтями плети — такие длинные, что волочились по земле. Из-за моего удара атака её получилась смазанной — одна из жутковатых конечностей промелькнула в воздухе над самой моей головой, вторая и вовсе хлестнула куда-то в сторону, разделяясь на несколько более тонких, как плётка-семихвостка.

Впрочем, заминка была секундная — русалка оправилась очень быстро. А двигалась ещё быстрее. Ударила снова — наотмашь сверху вниз, обеими лапами. Я едва успел прикрыться скрещенными перед собой руками, напитав их эдрой и создав силовой барьер, прикрывающий меня спереди почти полностью. От столкновения он с гулом разбился, расталкивая нас в разные стороны. Образовавшаяся ударная волна взвила в воздух палую листву, хлопнула незапертой дверцей фургона, и даже Путилина заставила отшатнуться, хотя он находился в нескольких метрах от меня. От хлопка заложило уши, будто я ушёл под воду. Поэтому выстрелы прозвучали приглушённо, как сквозь слой ваты.

Стрелял Путилин быстро, навскидку, будто торопился опустошить барабан. Косматая нечисть закрутилась вокруг своей оси, нырнула в сторону, подбирая на ходу свои руки-плети — они сжимались на глазах, будто втягивались куда-то внутрь, превращаясь в длинные, почти до земли, но уже более-менее привычные конечности.

Кажется, напарник мой пару раз попал — страшилище заметно дёрнулось, но на его прыти это нисколько не сказалось. Путилин лишь выиграл нам несколько секунд. Тварь, взвизгнув от боли, вихрем закрутилась из стороны в сторону, сбивая стрелка с толку. Из-за шлейфа разветвляющихся рук-плетей и длинных волос, взвивающихся вокруг неё в воздух, она была похожа на жутковатого дервиша.

— Прячьтесь! — рявкнул я и ринулся на русалку сам, оттесняя её от Путилина. Тот сейчас был куда более уязвимой мишенью, чем я — ему и одного удара хватит. К тому же после ранения он ещё не совсем в форме.

Я восстановил Укрепление на руках, превратив его в остроконечные силовые кастеты сантиметров по тридцать длиной, чтобы держать противницу хоть на какой-то дистанции.

Та метнулась в сторону — поначалу даже показалась, что бросилась наутёк. Но нет — просто закружила, обходя меня по широкой дуге и держась за пределами освещённой площадки. Двигалась как-то странно — рывками, сильно горбясь, а то и вовсе склоняясь к самой земле. Будто знала, что в неё снова будут стрелять, и пыталась сбить с толку.

Сквозь спутанные патлы изредка проглядывала уродливая клыкастая морда с выпученными, как у жабы, светящимися глазами. Задние лапы, к слову, тоже напоминали жабьи, намекая на водное происхождение твари.

Видно, и правда русалка. Хотя и называть её так непривычно. Я слышал, конечно, что в славянской мифологии это вовсе не прекрасные девы с ангельскими голосами и с рыбьими хвостами, а жуткая нечисть, рождающаяся из утопленниц или проклятых. Но в прошлом мире всё-таки больше привык к первому варианту.

— Ну не стесняйся, красавица! — подначил я её и поманил рукой. — Цып-цып-цып… Или как тебя там? Кыс-кыс-кыс?

Двигался боком, старался не упускать из виду Путилина, чтобы не загораживать ему линию стрельбы. Напарник укрылся под грузовиком и, судя по всему, уже готовил что-то из своего арсенала.

— Осторожнее, Богдан! Она может быть ядовита! И не смотри ей в глаза. У многих разновидностей естьчто-то вроде гипноза…

— Зашибись! — нервно усмехнулся я.

Глаза у твари и правда светились очень странно — пульсировали так, что очертания морды расплывались, двоились. На миг мне даже показалось, что сквозь жуткую маску просвечивается милое девичье личико с испуганно распахнутыми глазами.

Я мотнул головой, отводя взгляд в сторону. Морок вроде развеялся, но и тварь бросилась вперёд. Не бездумно — рванула было, но тут же, не добежав пары шагов, свернула в сторону — так резко, что из-под когтистых лап полетели комья вывороченной земли. Видно, ожидала, что я снова ударю сгустком эдры на расстоянии.

Ещё и не тупая. Совсем замечательно. Ну и что мне с тобой делать?

Я сгорбился, выставляя перед собой руки, готовый в любой момент развернуть силовой щит из эдры. Увы, держится он недолго, буквально пару мгновений, так что нужно чётко угадать с моментом атаки.

В висках стучало, перед глазами плыли круги. Зар-раза, всё-таки зацепила! И продолжает давить — вон, зенки как выпучила. Горят, как два фонаря…

— Осторожнее, Богдан! — снова донёсся голос Путилина, но будто издалека и какой-то искаженный.

А потом — снова выстрелы. Слегка запоздалые — тварь уже в движении, разворачивает свои страшные руки-плети и несётся на меня, обездвиживая гипнотизирующим взглядом.

Я перенял её Дар — всего на несколько мгновений, но этого хватило, чтобы сбросить с себя оцепенение, отпрыгнуть в сторону и даже отзеркалить гипнотическую способность — не особо разбираясь в структуре, просто перенаправив входящий поток эдры и подпитав её из собственного грудного узла.

Результат превзошёл мои ожидания — тварь споткнулась на ровном месте и завизжала от страха надтреснутым хриплым голосом, закрывая морду нелепыми, не до конца трансформировавшимися лапами. Ненадолго, но мне хватило, чтобы переключиться обратно на Укрепление и от души врезать ей в бок заряженным кулаком, целясь в то место, где у неё должен быть грудинный узел.

От удара её подбросило в воздух, и протяжный визг сменился коротким лающим вскриком — будто из лёгких разом вышибло весь воздух.

Второй раз я её успел припечатать, по-моему, даже раньше, чем она успела коснуться земли. Она отлетела и снова ударилась в стену железного фургона. Третьим ударом я думал и вовсе размазать её по этой стенке, но русалка каким-то чудом увернулась — рухнула на землю, попыталась отползти. Из-под днища грузовика громыхнуло ещё два выстрела, и она дёрнулась, уткнулась в землю мордой.

Но снова ненадолго! Внутри у неё будто что-то взорвалось, и она с новыми силами рванулась вперёд. Правда, вскочить на ноги не сумела, но быстро поползла, отталкиваясь лапами так, что куски дёрна и опавшей листвы отлетали на несколько шагов.

— Не стрелять! — рявкнул я. Догнал и попросту запрыгнул сверху, прижимая к земле.

Переключился на Аспект Пересмешника, быстро окидывая взглядом структуру её ауры и отыскивая средоточие Дара. И тут же впился в него поглощающим щупом, вытягивая запас эдры и перекачивая себе.

Меня, пожалуй, не Пересмешником надо называть, а Пожирателем. Тот ещё проглот. Если уж я албыс умудрился сожрать, то эту пигалицу — и подавно.

Сердце вместе с Аспектами полностью втянуть не могу — албыс мешает. Это всё равно, что пытаться что-то съесть, когда желудок уже наполнен. Но зато саму энергию я впитывал за милую душу. Грудной Узел мгновенно переполнился, но это не страшно — эта живая, клокочущая эдра совсем не похожа на ту нейтральную, что приходится тянуть из воздуха и деревьев и медленно переваривать. Эта впитывается мгновенно, каждой клеточкой тонкого тела, вызывая головокружение и пьянящее чувство эйфории.

Что-то похожее я чувствовал в своё время, вытягивая Дар из Жбана или подбирая эдру с убитых вампиров. Но всё же это не сравнится с поглощением энергии из сильного, ещё живого монстра.

Русалка верещала и царапала когтями землю, но это всё, что она могла сделать. Я за несколько секунд вытянул свободную эдру из её средоточия, лишив возможности применять магию. А без магии она мало что могла, даже трансформироваться. Так что превратилась просто в уродливую тощую мутантку весом килограмм в пятьдесят, не больше. Я легко удерживал её на месте, прижимая к земле. Кажется, под коленом даже начали хрустеть её тонкие хрупкие рёбра.

Как она умудрилась всё же вывернуться и зыркнуть на меня своими светящимися глазищами — так и не понял. Возможно, задействовала какие-то скрытые резервы. А может, я и сам поплыл, не контролируя себя во время поглощения энергии. Но русалка таки влепила мне мощную ментальную оплеуху, от которой я ненадолго потерял сознание.

Если быть точным, я не вырубился полностью. Почувствовал, как заваливаюсь назад, перед глазами всё поплыло, но как я коснулся земли — уже не заметил, потому что в мозг ворвались мелькающие, как узоры в калейдоскопе, картинки обрывочных видений. Или скорее даже воспоминаний.

Сырой тёмный подвал. Решётки, цепи. Грязное корыто с какими-то потрохами. Перед этим — лес, драка. Какие-то люди, тычущие в меня не то вилами, не то острогами. Затянутое тучами небо в просвете между деревьями. Взгляд направлен вверх, и картинка перед ним плывёт, будто меня тащат сквозь лес на какой-то телеге. А ещё…

Дерево! Его я уже видел раньше. Жуткий чёрный монстр с голыми кривыми ветвями и вросшими прямо в ствол зверями и людьми — ещё живыми, шевелящимися, разевающими рты в беззвучных криках, тянущимися куда-то скрюченными когтистыми лапами.

И монотонный многоголосый речитатив, уносящийся в небо.

— Осокорь… Осокорь… Осокорь!

Выстрел!

Встрепенувшись, я приподнялся на локтях и с трудом сфокусировал взгляд на фигуре, возвышающейся надо мной.

Путилин, щурясь, присмотрелся к поверженной русалке и после секундного раздумья всадил ей ещё одну пулю в голову. Впрочем, судя по её стремительно ужимающейся и бледнеющей ауре, это было уже лишним.

— Да сдохла она уже, — прохрипел я, поднимаясь и отряхивая колени. Голова всё еще кружилась, и я едва устоял на ногах.

— Ты сам как, в порядке? — обеспокоенно взглянув на меня, спросил Путилин.

— Да, в полном. Ни царапины.

Я действительно легко отделался. Схватка оказалась очень нервной и динамичной, но короткой.

Мало того — пока русалка была жива, я так успел напитался её эдрой, что энергия буквально переполняла меня, распирала изнутри, как раздувшийся пузырь. Обидно было, что я успел поглотить явно не всё. И момент уже упущен. Сразу после смерти чудовища содержавшаяся в нём эдра превратилась в нейтральную серую, засевшую плотным облачком в глубине туловища. Её тоже можно втянуть, но эффект уже гораздо слабее.

Впрочем…

Приглядевшись, я заметил внутри этого облачка красноватый отблеск — будто сквозь толщу ваты просвечивает небольшая лампочка. К моему удивлению, и Путилин будто бы это видел. Перевернув тело русалки на спину, он достал острый чуть изогнутый нож и ловко вскрыл ей грудную клетку, быстро добравшись до грудного узла.

— Грудной карбункул, — пояснил он, поковырявшись в потрохах и подцепив кончиком ножа небольшой слабо светящийся кристалл, напоминающий эмберит. — Мелковат, правда. Видно, совсем молодая особь. Но нам же лучше. Будь она посильнее, могли бы и не сдюжить.

Он спрятал камешек в специальную металлическую капсулу с завинчивающейся пробкой — на вид увесистую, будто отлитую из свинца.

— Ну, надо признать — ей почти удалось застать нас врасплох.

— Моя ошибка, — вздохнул он. — Я привык охотиться на кровососов в столице. С дикими монстрами уже много лет не сталкивался, успел позабыть, каково это… К тому же, обычно русалки очень пугливы и нападают только на одиночек. Да и тех сначала пытаются зачаровать гипнозом. Но эта… Похоже, она здорово обозлилась на людей.

— Что ж, есть из-за чего…

— Что ты имеешь в виду?

— Да так… — отмахнулся я, оглядывая окрестности. — Знаете, у меня чувство, что это ещё не всё…

— Чуешь ещё кого-то? — встрепенулся охотник, вскидывая револьвер.

— Пока нет, но… Давайте проверим вон тот склад.

— Проверим. Я и сам собирался. Только давай я перегоню грузовик так, чтобы получше посветить внутри.

Он уселся за руль и подогнал машину ближе — так, чтобы фары били прямо в приоткрытые ворота. После мы вдвоем открыли нараспашку тяжелые створки и вошли внутрь.

На первый взгляд, склад оказался забытым всяким старым хламом. Причём в прямом смысле — помимо штабелей каких-то ящиков и тюков посреди него валялись кучи какого-то мусора. На самом видном месте, перегораживая дорогу, стояла наискосок сломанная телега со снятыми передними колёсами. Среди всего этого даже не сразу бросились в глаза ещё два трупа. Судя по одежде, один — из людей Кудеярова, второй — полицейский.

Обойдя телегу с разных сторон, мы вскоре нашли, что искали. Весь этот бардак был для отвода глаз. В глубине склада скрывался ход, ведущий под землю и обычно прикрываемый здоровенной плитой, сейчас наполовину сдвинутой.

— Что ж, ты был прав, Богдан. Это ещё не всё…

Путилин снова зажег переносной фонарь, и мы начали спускать по ступеням. Я шёл впереди, напитав руки эдрой и держа их перед собой, готовый в любой момент создать щит. Путилин же светил мне из-за плеча, держа фонарик под кулаком, в котором сжимал рукоять револьвера.

Но стрелять и драться не пришлось. Мы спустились в подвальный этаж и, оглядевшись, одновременно присвистнули, оценив размеры помещения. В обе стороны от нас вдаль уходил туннель, конца которому не было видно. Только светились через каждые несколько метров небольшие маячки эмберитовых фонарей на солнечнике. Судя по тому, какие они тусклые — выносили их наверх нерегулярно, и они не успевали толком зарядиться светом.

Мы пошли в ту сторону, где фонари были чуть ярче, и обнаружили примыкающие к основному туннелю коридоры, перегороженные толстыми ржавыми решетками.

В целом, подземелье было выстроено очень добротно — бетонированный пол, выложенные камнем стены, накрепко вмурованные металлические конструкции. По планировке и оборудованию больше всего напоминало тюрьму — куча разного размера глухих каменных мешков, перегороженных решётками, проходы между ними, небольшие подсобные помещения.

Камер мы насчитали около двух десятков, и все были пусты. Кроме одной, в самом дальнем ответвлении.

Когда свет фонаря высветил замызганные влажные стены камеры и существо за решёткой, я невольно отшатнулся, содрогнувшись от увиденного. Меня и после схватки с русалкой всё ещё слегка потряхивало, но тут…

Огромная гора мяса и шерсти. Поначалу я решил, что это медведь, но очень крупный — раза в два больше обычного косолапого. Однако силуэт был скорее ближе к человеческому — широкий бочкообразный торс, длинные, как у гориллы, лапищи, покрытые густой шерстью. Только вот головы не было — мощные покатые плечи сверху сходились в массивный горб без всяких признаков глаз или рта.

Глаза обнаружились гораздо ниже — прямо на груди. Круглые, выпуклые, как чайные блюдца, наполовину прикрытые тяжелыми веками. На левом ещё и гноилась какая-то белёсая плёнка — что-то вроде бельма. Между глазами, чуть ниже — небольшое дыхательное отверстие с мясистым, подрагивающим от дыхания наростом. Пасть я ожидал увидеть ещё ниже, но и тут прогадал — она обнаружилась сбоку, где-то под рукой, почти в подмышечной впадине.

Существо выглядело нелепо, как на картине абстракциониста, и оттого ещё более чуждо и пугающе. Но больше всего меня поразил взгляд. Вполне осознанный, исполненный страха и страдания. От него становилось не по себе. Несмотря на свои внушительные размеры и жутковатую внешность, чудовище при виде нас сжалось, забившись в угол тесной камеры. Прикрывая четырехпалой лапой глаза от бьющего в морду света, оно сощурилось, насторожённо глядя на нас.

И конечно же, я вспомнил его. Я его уже видел. В воспоминаниях албыс. И тоже в клетке.

— Господь всемогущий… — прошептал Путилин. Его, похоже, тоже проняло.

— Что… это… за тварь? — отдышавшись и справившись с приступом тошноты, спросил я. Воняло рядом с камерой зверски — и не только нечистотами, но и густым звериным духом, от которого на слезу прошибало.

— Юкагиры и нганасаны — племена, обитающие в глубинных районах Сайберии — зовут их Нгойбуо-ачу. Или иногда Лахарэнга-нготу. Или миравдэ. Или Элуньей гэдэ… Впрочем, от всех этих названий только язык сломаешь, а суть в переводе на русский примерно одна. «Человек без головы». В справочниках Священной дружины прижился термин «безглавец». Правда, последние упоминания о встречах с ними датируются где-то шестидесятыми годами.

— Исчезающий вид?

— Сложно сказать. Безглавцы в целом избегают людей, так что постепенно уходили всё глубже в тайгу. По рассказам очевидцев, они почти разумны. И не очень агрессивны. По крайней мере, на людей редко нападают первыми.

Путилин переложил револьвер в правую руку, чтобы убрать его в кобуру. Заметив оружие, существо в камере дёрнулось и рыкнуло, ещё сильнее забиваясь в угол. Охотник успокаивающе выставил перед собой ладонь, зашикав на гиганта, как на младенца, и попятился.

— Тс-с… не буянь, дружище. Мы тебя не тронем… Пойдём, Богдан.

Мы отошли от камеры и вернулись в общий коридор. Здесь хоть можно было вздохнуть свободнее.

— Обыщем остальные камеры? — спросил я.

— Да нет, давай-ка уже наверх. Пора вызывать подкрепление. И обыскать остальную территорию наверху, вдруг кто-то всё же выжил.

Я с готовностью согласился. Подземелье, хоть и практически пустое, действовало на меня гнетуще. Здесь каждый метр был буквально пропитан запахами смерти, страха, страданий, ярости. И витающая в воздухе эдра здесь была каких-то странных оттенков — темная, зеленоватая, ядовито-жёлтая. Её даже впитывать не хотелось.

— Чем дальше, тем больше вопросов, — задумчиво бормотал по дороге Путилин. — С одной стороны, теперь ясно, что тут произошло. Думаю, эти люди вывозили чудовищ из усадьбы. Заметали следы перед предстоящим обыском. Похоже, их кто-то предупредил, что я заказал ордер. Но непонятно главное — зачем Барсенев вообще устроил здесь этот жуткий зверинец. И где брал чудовищ. Тем более такие редкие экземпляры…

— Это… не совсем зверинец.

Путилин остановился так резко, что я едва не врезался в него. Схватив меня за плечо, подтянул к себе, требовательно заглядывая в глаза.

— Ты что-то знаешь? Есть какие-то соображения? В этот раз не тяни — рассказывай всё, как есть. Мы ведь, кажется, договорились, что будем доверять друг другу.

Кое-какие соображения у меня действительно были. Собственно, они появились сразу, как только я увидел труп одного из людей Кудеярова. А дальше — всё равно, что сложить дважды два.

Барсенев не просто закрывал глаза на делишки Фомы. Они были повязаны куда плотнее. Эта темница для монстров явно выстроена для нужд «Колизеума». Место идеальное — усадьба огромная, на окраине, примыкающей к лесу. Так что можно скрытно привозить и увозить что угодно, в том числе из-за города. И самое главное — никто ведь не сунется в владения обер-полицмейстера.

Да и по поводу того, как сюда поставлялись эти монстры, тоже уже начали вырисовываться подозрения. Все эти видения о чудовищном древе, служащем маяком для чудовищ — это ведь не фантазии, а обрывки реальных воспоминаний.

— Вы знаете, что такое осокорь? — ответил я вопросом на вопрос.

Путилин нахмурился.

— Осокорь? Вообще, это дерево такое. Чёрный тополь. А почему спрашиваешь?

— Просто дерево?

— Не юли, Богдан! Выкладывай уже всё, что есть!

По дороге к машине я пересказал ему свою версию. Даже о своём участии в кулачных боях пришлось поведать — Путилин со свойственной ему дотошностью забрасывал меня уточняющими вопросами. Не рассказал я ему только об источнике информации о дереве. Врать не хотелось, поэтому просто предупредил, что эта тема закрыта. Впрочем, для общей картины это всё равно не имело значения.

— Осокорь, осокорь… — припоминая что-то, Путилин даже остановился, устремив взгляд куда-то в одну точку. — Вспомнил! О чёрном тополе упоминали свидетели в Самуси. Ну, помнишь, я рассказывал, что несколько дней назад ездил в одну деревню к северу от Томска? Там обнаружилась одна из самых первых жертв албыс.

— Глава какой-то местной секты?

— Да. Народ там, правда, диковатый, да и время у меня поджимало. Мало что удалось тогда из них вытянуть, особенно про саму секту. Но называют их осокорцами. Поклоняются какому-то духу леса. Типично для местных язычников.

— Угу. Только это дерево, похоже, приманивает чудовищ со всей округи. Оно, как маяк. И не факт, что с гибелью главы секты это прекратится. Скорее всего, наоборот. Ситуация вышла из-под контроля. А древо становится только сильнее.

Путилин, очнувшись от своих раздумий, впился в меня взглядом.

— Ты уверен во всём этом, Богдан? Откуда у тебя эти сведения?

— Аркадий Францевич, вы просили рассказать — я рассказал, — раздражённо огрызнулся я. — А уж что с этим делать, решайте сами. В конце концов, это как раз работа Священной дружины, я ведь правильно понимаю?

Он невесело усмехнулся.

— Правильно. Только вот всей Дружины — ты, да я, да мы с тобой. А обе эти проблемы — и с язычниками, и с этими твоими подпольными боями — не из тех, которые можно решить нахрапом. С «Колизеумом» вообще история очень скверная. Боюсь, тут не только обер-полицмейстер в курсе, но и сам губернатор. Прожекты такого масштаба скрыть от властей сложно.

— И что же, нельзя найти на них управу?

— Для начала самим бы твёрже на ноги встать. Ну, и будем решать проблемы по мере их важности. Зачистить Самусь от нечисти сейчас, пожалуй, важнее. Да и попроще, пожалуй. Единственное, что понадобится — это собрать подкрепление. Как думаешь, на твоих друзей можно рассчитывать?

— Скорее всего, только на Демьяна. Да и того придётся уговаривать. Поймите правильно — у нас и самих проблем выше крыши. С той же Стаей.

— Ах, да, ещё и упыри под ногами путаются… — в сердцах выругался Путилин. — Да уж, разгребать всё это будет сложно. Поэтому главное — не торопиться, чтобы не наломать ещё больше дров.

— И что тогда делать?

— Сосредоточимся пока на подготовке. И на поиске доказательств. Очень кстати, что в город скоро наведается император. Если удастся прорваться к нему с подробным аргументированным докладом — то можно будет решить кучу проблем разом. Ту же аномалию в Самуси он может прихлопнуть и сам.

— Да? Думал, не царское это дело, как говорится. Да и вообще, подвергать жизнь императора риску…

— Да какой уж тут риск? — усмехнулся Путилин. — Ты, видно, в своей жизни не встречал пока по-настоящему сильных нефов. А Романов — это такая глыбища… Он один стоит целой армии. Хотя злые языки и не преминут напомнить, что он — лишь тень по сравнению с дедом.

Он дружески хлопнул меня по плечу.

— В общем, не унывай, Богдан! Пробьёмся. Обязательно пробьёмся. Смотри на это с иной стороны. Все эти сложности — это, в то же время, возможность проявить себя. Шанс возвыситься. Многие годами ждут чего-то подобного.

— Вы тоже?

— Мне сорок два, Богдан. И я уже действительный статский советник. Правда, в местных реалиях это не так важно, как в столице. Но всё же — карьера для меня мало значит, как и деньги. А вот у тебя жизнь только начинается. И я уверен, у тебя блестящее будущее.

— Угу. Если жив останусь.

— Уж постарайся, — без тени улыбки ответил он. — Я перед тобой в большом долгу, и сегодня он только увеличился. А долги я привык возвращать.

Он открыл пассажирскую дверцу машины и жестом пригласил меня внутрь.

— Давай поторопимся. Надо добраться до телефона, чтобы вызвать подмогу. У меня ещё куча работы. Ночка будет хлопотная.

— А я?

— А тебя заброшу домой. На сегодня твой дозор окончен.

Прежде, чем мы тронулись, он вдруг спохватился и, пошарив по карманам, вытащил какую-то небольшую поблескивающую вещицу.

— Чуть не забыл. Возьми, пригодится. Постоянно носить его не нужно — может вызвать лишние вопросы. Но, например, на завтрашний приём у губернатора стоит надеть. Добавит некоторой… весомости.

Небольшой, размером с монету, значок в виде двуглавого орла, держащего перед собой в лапах геральдический щит. На щите поверх белой эмали — перекрещенные золотые секиры. На обратной стороне — изящный вензель «СД» и какие-то цифры.

— Знак Священной дружины?

— Он самый. Не потеряй. Это не просто украшение. Иногда этот знак способен открывать двери, закрытые для остальных. Или развязывать некоторые языки. Позже рассказу подробнее.

Я повертел дорогую безделушку в пальцах и приколол её к жилетке, чтобы точно не потерять.

— Это значит, что я уже точно в команде? Или будут ещё какие-то проверки?

Путилин усмехнулся и запустил двигатель.

— Думаю, проверок было уже более чем достаточно. Добро пожаловать в Дружину, Богдан!

Глава 11

— Ух, ну прям жених! — выдала вердикт Варвара и смахнула с моего плеча несуществующую пылинку. — И хорошо, что к цирюльнику сходил, наконец. Другой человек сразу!

Я повернулся к зеркалу, скептически взглянул на своё отражение.

За несколько недель, что я провёл в этом мире, я худо-бедно свыкся со своей новой внешностью. Да и грех жаловаться — новое тело мне досталось хоть куда, даже не учитывая уникального магического дара. С виду Богдан — вылитый былинный витязь. Статный, русый, голубоглазый, с короткой, но густой бородой, из-за которой выглядел на несколько лет старше.

Но цирюльник уверил меня, что сейчас, особенно у аристократической молодёжи, модно ходить чисто выбритым, да и стрижки в ходу более короткие, с пробором слева. Я скрепя сердце согласился и теперь всё не мог привыкнуть к новому образу. Без бороды лицо стало казаться слишком молодым, почти детским. А уж причёска… Хорошо хоть не дал переборщить с бриолином. Но всё равно я стал похож на какого-то гламурного хлыща.

Хотя, в моём положении перемены во внешности даже кстати. Вон в «Громовских банях» засветился. Да и после истории с албыс до сих пор репортеры донимают. А так я и сам себя с трудом узнаю. Даже студенческий китель, кажется, иначе сидеть стал. Рада его к тому же вычистила, нагладила, пришила новенький белоснежный подворотничок. И сапоги я, по совету того же цирюльника, заменил на купленные сегодня же остроносые лакированные полуботинки — весьма элегантные, хоть и щёлкающие каблуками по полу, как копыта.

На груди слева, цепляя взгляд, поблёскивал золочеными секирами знак Священной дружины. Маленькая, но важная деталь.

— Уже без пяти семь, Богдан, — обеспокоенно поглядывая на часы, предупредил Жак. — Ты не опоздаешь?

— Официальное начало в восемь. С семи только сбор гостей.

Хлопнула входная дверь, и на пороге появился Демьян.

— Извозчик у калитки, — предупредил он. — И какой-то военный в возке сидит. Вроде как за тобой?

— А ты разве не с Путилиным поедешь? — удивилась Варя.

— Нет. Мы с Николаем Георгиевичем договорились. Виделись сегодня днём в городе.

Взглянув ещё раз в зеркало, я вздохнул.

— Ну, ладно, ребят. Пожелайте удачи. И не ждите меня, вернусь поздно.

Друзья проводили меня, невпопад хлопая по спине и высказывая напутственные пожелания. Лишь Велесов молча кивнул, встретившись со мной взглядом. Старый вампир, как всегда, был мрачен и насторожен. Впрочем, было из-за чего. Это молодёжь мне слегка завидовала — ну, как же, на губернаторский приём иду. Но Демьян-то знал, что ближе к полуночи я планирую ускользнуть с приёма (а может, он и закончится к тому времени). Вампир будет ждать меня в условленном месте с запасной одеждой и оружием. А потом — к Хаймовичу.

Ох, чую, насыщенный будет вечер. Но очень важный. Сегодня я надеюсь решить целый ряд вопросов. Или хотя бы продвинуться в этом.

Я набросил шинель, шарф и, не застёгиваясь, вышел на улицу. Погода сегодня выдалась отличная — хоть и прохладно, но ясно, и небо пронзительно-голубое, без облачка. Будто лето всё ещё пытается вырвать лишний денёк, борясь с ледяным дыханием Ока зимы.

Кабанов в военном мундире выглядел немного непривычно, но с другой стороны — гораздо органичнее, чем в обычной одежде. Надо признать, форма ему очень идёт, даже будто помолодел на десяток лет.

— Не рановато мы, Николай Георгиевич?

— Садись, садись, покатимся потихоньку. Наоборот, будет время осмотреться. Пообвыкнешь немного в губернаторских хоромах, чтобы не оробеть, когда на аудиенцию вызовут.

— Стало быть, будет даже личная аудиенция?

— Секретарь меня предупредил. Неофициально, конечно. После десяти вечера, ближе к концу мероприятия, генерал-губернатор обещал выделить немного времени тебе лично.

— А до того чем заниматься? Штаны за столом просиживать?

— Поверь, найдётся чем. Это ведь только называется «званый ужин». Столы там, конечно, будут. Но никто не будет сидеть за ними безвылазно. Это что-то вроде бала. Есть официальные части — когда всякие чины из канцелярии выступают с докладами на злобу дня. Награждают кого-нибудь, например, или объявляют о новых назначениях. Но в перерывах между этим гости развлекаются, кто во что горазд. В рамках приличий, разумеется. Даже танцы будут. Так что ты, если что, не упускай момент! Барышни там будут — самый цвет!

Ректор заговорщически усмехнулся, приглаживая пышные, переходящие в бакенбарды усы. Я кисло улыбнулся в ответ. Ну да, только барышень мне сейчас и не хватало. А тем более танцев. В том, что танцор из меня, как из мамонта конькобежец, я был уверен. Ни в своём прошлом, ни в прошлом Богдана я не чувствовал ни единого намёка на наличие этого навыка. Это вам не кулаками махать.

— Да ты не тушуйся, — верно разгадав моё настроение, улыбнулся Кабанов. — Будем держаться рядом. Я тоже не любитель всякого такого. Но разок-другой в год приходится потерпеть… Будешь?

Он протянул мне плоскую металлическую фляжку с гербом. Я решил уважить старика и сделал небольшой глоток. Чудом удержался, чтобы не закашляться — судя по ощущениям, во фляжке был даже не коньяк, а чистейший спирт. Прогрело до самого желудка, а потом пошло вверх медленной горячей волной — словно вздымающийся гриб ядерного взрыва.

Ох, не зря в институте шутки ходят про сизый нос Кабанова…

Главную резиденцию Вяземского я до этого видел много раз — огромное трёхэтажное здание в центральной части Томска, недалеко от Академического парка. Но внутри оно оказалось даже богаче и помпезнее, чем снаружи. Правда, чтобы убедиться в этом, пришлось пробиться через десяток заслонов — от гвардейских постов оцепления до гардеробщиков и распорядителей, каждый из которых не забывал проверять пригласительные бумаги. Прямо какое-то массовое обострение синдрома вахтёра.

Но когда мы оказались, наконец, в зале для приёмов, я обомлел. Похожие чувства я, пожалуй, испытывал только в том самом зале в усадьбе Василевских, к созданию которого приложил руку лично Пётр Великий. Здесь, к слову, знакомые аквамариновые прожилки петрова камня тоже встречались, но лишь небольшими фрагментами. Впрочем, и без этого главный зал поражал и размерами, и богатством убранства. Порой даже с перебором — одного сусального золота здесь было столько, что в глазах рябило.

Честно говоря, я думал, что подобная роскошь встречается разве что в императорских дворцах, а Томск по привычке воспринимал провинциальным городом. Забавно, но некоторые стереотипы очень живучи даже несмотря на то, что я по-прежнему мало что помню. Прежние знания просачиваются постепенно, неосознанно, и лишь иногда в виде конкретных сцен из прошлой жизни.

Сама конструкция зала была сложной — двухуровневая, с двумя рядами массивных колонн, с высоченными потолками в два этажа по центру и с широким балконом-галереей, опоясывающим зал на уровне второго этажа. На этом балконе тоже были установлены столы. Внизу в дальней части зала оборудовано большое возвышение, напоминающее сцену с расписными ширмами по бокам, играющими роль закулисья. Рядом даже что-то вроде оркестровой ямы имелось, только не такой глубокой — музыкантов было видно примерно по пояс. Играли что-то лёгкое, ненавязчивое и смутно знакомое.

Одним из самых заметных элементов интерьера, сразу бросавшимся в глаза, были два огромных герба, украшавших стену над подиумом. Слева — знакомый двуглавый орёл, золотой на чёрном фоне, а справа — голова мамонта с огромными бивнями на тёмно-зелёном фоне. Как с некоторым недоумением во взгляде пояснил Кабанов — родовой герб Вяземских, который заодно, с небольшими дополнениями, служит и гербом Томской губернии. Что неудивительно — клан Вяземских управляет этими землями уже лет двести, и укоренился так, что влияние его во многих аспектах куда сильнее, чем у центральной власти.

Из-за всех этих заминок с пропусками мы с Кабановым оказались в зале буквально за несколько минут до начала официальной части, да и места нам достались, можно сказать, на галёрке. Впрочем, места были выделены заранее — официант провел нас к столу с именными табличками. Соседями нашими оказались какие-то старпёры, в основном в военной форме. Похоже, ветераны — заслуженные, но невысокого происхождения, как и сам Кабанов.

Но это даже к лучшему — не так был заметен контраст с остальными гостями. Я-то привык к своему студенческому кителю, да и в целом к одежде относился довольно равнодушно. Но здесь, кажется, даже официанты были одеты дороже и элегантнее меня. И это невольно напрягало. Впрочем, прислуга была вышколена как надо, и со всеми гостями была предельно вежлива и обходительна, невзирая на чины и платья. Да и случайных людей среди гостей не было. Действительно, здесь собрался весь цвет города.

Правда, меня сбивала с толку фраза в пригласительном билете про то, что приём устраивается для высших чинов и ветеранов государственной и военной службы. До тех пор, пока Кабанов не завёл речь о танцах и барышнях, я вообще ожидал, что весь приём будет скучным и помпезным мероприятием, ориентированным на чиновников. Но пока что впечатление было вполне приятным — атмосфера, правда, немного нервозная, но это из-за всеобщего волнения и предвкушения, особенно у дам.

— У нас, чай, не столица, редко такие большие балы устраивают, — пояснил мне Кабанов. — Да и Вяземский не любитель всей этой мишуры. Он вообще человек такой… тяжёлый.

— А что у него за Дар?

Ректор взглянул на меня искоса, но после некоторой паузы ответил, склонившись ближе и понизив голос.

— О таких вещах в лоб не спрашивают, Богдан. Но… по крайней мере, один Аспект у него известен. По действию похож на тот, что у парящего эмберита.

— То есть зависать в воздухе умеет?

— Не совсем. Он… как бы попроще сказать… может управлять весом предметов. И перемещать их, не касаясь. То есть, действительно, может заставить парить в воздухе целую глыбу камня. Но чаще… наоборот. Давит. Всмятку. Ты поосторожнее с ним. Он не любит, когда ему перечат.

— Кто ж любит-то, — усмехнулся я.

Ректор в ответ тоже улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Ладно, ты только не накручивай себя раньше времени. У его сиятельства сейчас и без тебя забот хватает. Но тебе время уделит, а это дорогого стоит. Просто не упусти возможность. Помнишь наш разговор в начале учебного года? Про оплату за обучение, про документы? Ты только скажи — Сергей Александрович это вмиг решит.

Он, подняв запотевший хрустальный бокал со впаянным в донышко кусочком ледяного эмберита, заговорщически подмигнул. Я тоже осушил бокал шампанского. Опьянеть не опасался — организм у нефилимов покрепче человеческого и в этом смысле. К тому же, я уже проверял — Аспект Исцеления быстро борется с симптомами любого отравления, в том числе алкогольного.

— Оплата, обучение… Не мелковато ли берёте, Николай Георгиевич? Я ведь всё-таки дочку его спас.

Ректор неодобрительно покачал головой.

— Знаешь, как у нас в армии говаривали? Излагай кратко. Проси мало. Уходи быстро. Самая верная тактика. Не стоит пытаться получить всё и сразу. С нефами это не работает. Ты хоть и сам неф, но… Разные у вас весовые категории с Вяземским. Ох, разные…

На сцену тем временем вышел какой-то напыщенный тип во фраке, музыка стала потише, да и люди в зале притихли, слушая объявление. Но уже через пару минут стало понятно, что ничего важного он не скажет — обычная приветственная белиберда, обращённая к гостям. Так что я отвернулся, сосредоточившись на содержимом своей тарелки.

А оно того стоило, кстати. Официанты, действуя ловко и незаметно, уже успели накидать мне целую гору всяческих закусок и обновить бокал с вином. Я отправил в рот крохотный, на пару укусов, расстегайчик с красной рыбой и зеленью и даже замер, чувствуя, как тот буквально тает на языке. Следом отправился небольшой бутербродик с красной икрой, следом — кусочек слабосолёной белой рыбы, потом я умял какую-то затейливую фиговинку с сыром и орехами… Остановиться в этом гурманском марафоне было сложно.

Понемногу разговорились с соседями. Те, хоть и сидели поначалу, как истуканы, быстро оттаяли. Особенно когда один из них попросил официанта не лить ему этой «кислятины бабской», а принести водочки и грибочков маринованных. Запотевший графин с водкой разошёлся в два приёма, и ветераны, зарозовев и довольно покрякивая, развалились на стульях комфортнее и начали разговоры «за жизнь». И я снова порадовался, что оказался за столом именно с этими старыми солдафонами. С ними было проще — не нужно было париться по поводу этикета.

Да и байки они травили интересные, особенно генерал в отставке, сидящий прямо напротив нас с Кабановым. Этот седой, как лунь, но ещё вполне крепкий старикан с необъятным животом и зычным, как из трубы, голосом, накатил без закуски три рюмки подряд и принялся рассказывать об одном из своих походов. Чуть подальше, через два человека от него, я только сейчас заметил Кабанова-младшего, преподавателя по основам выживания — того самого, что студенты прозвали Боцманом. В парадном кителе его было не узнать — тоже помолодел, стал ещё твёрже и внушительнее. Прямо боевой офицер, хоть сейчас в сражение. Да и наград вон сколько — вся грудь в крестах. Видно, слухи о его героическом прошлом вполне правдивы.

На контрасте с нашим сугубо мужским столиком соседний был раза в три больше и выглядел при этом настоящим цветником. Преобладали там дамы преимущественно бальзаковского возраста, но немало было и совсем юных барышень. Увидев, что я время от времени бросаю туда взгляды, Кабанов пояснил:

— Это вдовы и дочери высших офицеров, погибших при исполнении. В основном тут, недалеко. Тайга в последние годы поспокойнее стала, но всё равно время от времени лезет оттуда что-нибудь эдакое. Да и военные потери есть. Вон, например, вдова Григорьева — у той муж три года назад в байкальском походе сгинул.

— А Байкал разве не российский?

— Формально — серая зона. Хотя мы там закрепиться пытаемся уже больше ста лет. И на юго-западном берегу даже пару крепостей выстроили. Но приходится бодаться с соседями.

— С китайцами? Даже не слышал, что мы с ними воюем. В газетах больше про османов пишут, да про какую-то назревающую заваруху в Европе…

— Да нет, и на востоке тоже неспокойно. Японцы-то проблем не доставляют — сидят себе за морем, да со своего края Сайберию осваивают. Мы почти не пересекаемся — они больше через северо-восток вылазки делают, нам туда всё равно не добраться. А вот корейцы да китайцы — те ближе к нам. И мы… не то, чтобы воюем, но грызня идёт постоянная.

— Потому как давно на Манчжурию идти надо! — расслышав наш разговор, рявкнул отставной генерал. — Отрезать узкоглазых от тайги нашей, и к морю выходить. И железную дорогу туда дотянуть. Тогда разговор совсем по-другому пойдёт.

— Железку? Через всю Сайберию? — фыркнул в ответ кто-то с другого конца стола.

— Транссиб — это утопия, — поддакнули ему.

Генерал взвился, хрястнув по столу так, что посуда задребезжала, и ринулся в спор, как в бой — сломя голову, с шашкой наперевес. Я, хоть и был невольным зачинщиком, помалкивал, поскольку в вопросе, мягко говоря, не разбирался. Ещё немного поел, но и то только потому, сложно было удержаться от дегустации очередного блюда. Голод-то давно утолил, и напитки уже тоже не лезли.

Уф, а ведь едва полчаса прошло. Как дальше-то коротать этот вечер, пока Вяземский не вызовет?

— Пойду-ка я прогуляюсь, Николай Георгиевич.

— Иди, конечно. Дело молодое.

Выбравшись из-за стола, я побрёл по залу — без особой цели, просто глазея по сторонам и ловя обрывки светских бесед. Редко что удавалось понять из контекста, но в целом картинка складывалась пёстрая и интересная. Мужчины часто говорили о политике. Много слухов было по поводу предстоящего визита императора в Томск. Конечно, обсуждали и недавнюю гибель обер-полицмейстера. Впрочем, без особых сантиментов — похоже, Барсенев был у местного бомонда не на лучшем счету. Дамы ожидаемо сплетничали обо всём подряд — от моды, дорогих машин и путешествий до революционных настроений среди молодёжи.

К своему удивлению, несколько раз я даже услышал упоминание своей фамилии. И, судя по тому, что говорили о битве с чудовищем в Академическом парке, обсуждали именно меня, а не какого-то другого Сибирского.

Не обошлось и без неприятных моментов. Прислуга-то на мой внешний вид не обращала внимания, а вот гости нет-нет, да бросали на меня недоуменные, а то и презрительные взгляды, так и говорившие «А этого кто сюда пустил?». Барышни на выданье, придирчиво оглядывающие всех более-менее подходящих кавалеров, на меня реагировали особенно бурно. Кто-то начинал шептаться с подружками, кто-то демонстративно фыркал. Одна фифа в бирюзовом платье с неприлично глубоким декольте, в которое, впрочем, всё равно нечего было выставить, вообще перепутала меня с официантом и попыталась всучить мне пустой бокал из-под шампанского.

Я старался относиться ко всему этому философски и всем назло вышагивал с прямой спиной, развернув плечи и не опуская взгляд. Некоторых это задевало, и пару раз я даже расслышал что-то про «дерзкого юнца». Но меня это лишь веселило.

Народу собралось уже человек триста, и похоже, новые гости продолжали прибывать. И это я ещё не учитывал тех, что находились на втором этаже зала — их количество снизу было оценить сложно.

На сцену время от времени выходили люди из губернского правления, но в их объявлениях и докладах по-прежнему не было ничего интересного для меня. Да и для большинства гостей, похоже, тоже — реально слушала весь этот официоз едва ли треть зала. Остальные уже давно разбрелись, формируя компании по интересам, или же, как я, курсировали по залу.

Несмотря на одиночество и не особо приветливое отношение со стороны других гостей вечера, я не скучал. Наоборот, глаза разбегались, столько здесь было всего интересного. И дело, конечно, совсем не в дамах в изысканных нарядах. И не в бряцающих орденами чиновниках. И не в помпезных интерьерах, где шагу ступить нельзя было, не наткнувшись на какой-нибудь шедевр — картину, скульптуру, предмет мебели или затейливый трофей, привезенный из глубин Сайберии. И уж точно не в ломящихся от еды и изысканных напитков столах. Ко всему этому я был довольно равнодушен. Но было здесь и нечто иное, вызывающее у меня первостепенный интерес.

Нефилимы.

Их среди гостей было много, разных возрастов и разной степени одарённости. И я невольно вспомнил слова Путилина о том, что мне, по большому счету, не доводилось ещё встречать по-настоящему сильных нефов. Сейчас же мне казалось, что сам воздух в зале идёт рябью от мощных источников эдры, а местами и искрит, когда сталкиваются мощные ауры.

В основном вся эта свистопляска сосредоточена на втором уровне зала, на балконе, где установлены небольшие столики. Людей там сильно меньше, и свободного доступа тоже нет. Я сунулся было на лестницу, ведущую наверх, но меня вежливо оттеснили два амбала в темных костюмах. Но и в общем зале внизу нефы тоже попадались, и я их выискивал и изучал с безопасного расстояния.

Путилин оказался и прав, и неправ одновременно. Действительно, за свою короткую жизнь в этом мире я повидал не так уж много нефов, и большинство из них были с Аспектом Зверя, который сам по себе очень специфичный, и не позволяет сходу определить, насколько силён его носитель. Да и проявляется он очень по-разному — от чистого энергетического вампиризма до оборотничества. И это только из того, что я видел.

В зале же я наблюдал нефов с очень разными Аспектами, и визуально их ауры отличались так разительно, что я на каждого смотрел, как на невиданную диковинку. Общий контур из семи базовых Узлов присутствовал у всех, но это было, пожалуй, единственной объединяющей чертой. Сами ауры вели себя очень по-разному.

Особенно впечатлил меня один внешне не примечательный сутулый старик в зелёном кителе с кучей орденов на впалой груди. Он сидел за дальним концом стола, попивая чай, и никому не было до него дела. Но когда я взглянул на него магическим зрением, то едва не отшатнулся.

Эдра — насыщенно-алая с фиолетовыми прожилками — клокотала вокруг него, закручиваясь в тугие спирали, будто набирающее обороты торнадо, хлеща во все стороны тонкими, но яркими плетьми. Эта аура заполняла пространство вокруг него в радиусе метров трёх и пульсировала, с каждым тактом немного искажая пространство. Возможно, окружающие подспудно чувствовали всё это, потому и держались на почтительном расстоянии. Но старика это, кажется, не особо волновало.

Неправ Путилин был в другом. Несмотря на всё многообразие и мощь собравшихся на приёме нефилимов, никто из них покане мог сравниться по скрытой внутри мощи с одной моей знакомой. Хрупкой ясноглазой девчушкой с нежным мелодичным голоском. Правда, у той Дар — будто могучий древний зверь, ворочающийся в тесной клетке и так и норовящий вырваться, чтобы сожрать свою хозяйку.

Самого статского советника, к слову, не было видно. Странно, он вроде бы тоже приглашен. Да и вечером у Хаймовича обещал подстраховать. В этот раз я решил предупредить его о новой своей ночной вылазке заблаговременно.

Я остановился возле одной из колонн и, отдав очередной пустой бокал проходящему мимо официанту, прислонился спиной к прохладному полированному столпу. На больших часах на противоположной стене едва перевалило четверть десятого. Уф, как же долго тянется время!

Слева, откуда-то из-за колонны, до меня долетел обрывок разговора.

— А этого сюда как вообще пустили? — брезгливо воскликнула дама постарше. — Вы только поглядите на него!

— Какой позор… — вторила ей вторая, с низким грудным голосом. — До чего мы докатились. А на жёнушку-то его взгляните! Что это за вульгарщина с перьями?

— Говорят, в Петербурге сейчас так модно…

— Ну, не знаю. В наше время так только девки из публичных домой выряжались. Вы поглядите, как обтянулась-то вся! Всё напоказ…

— Вот-вот. Профурсетка!

На первых фразах я поначалу решил, что речь обо мне. Всё-таки комплекс самозванца у меня тут разыгрался не на шутку. Но потом стало ясно, что кости перемывают кому-то другому, и я, поддавшись любопытству, проследил, кого обсуждают стоящие неподалёку от меня матроны.

Кудеяров! Вот уж и правда кого я не ожидал здесь увидеть. Да и вообще, если честно, предпочел бы не видеть ещё очень долго.

Фома был одет с иголочки — в угольного цвета костюм-тройку с серой жилеткой и кроваво-алым галстуком. Позолоченный монокль в глазу поблескивал на свету, словно крошечное зеркальце. Истомина, шедшая с ним под ручку, белозубо улыбалась, поглядывая по сторонам и, кажется, так и светилась от счастья и гордости. Наряд у неё и правда был довольно смелый — облегающее шёлковое платье цвета красного вина с открытыми плечами, поверх — пышное боа из черных перьев. В глубоком декольте поблескивает двойная нитка жемчуга, высокая витиеватая прическа приоткрывает шею, делая акцент на крупных висячих серьгах.

Похорошела. И будто бы даже помолодела лет на пять.

Фома приостановился, учтиво здороваясь за руку с каким-то молодым нефом в мундире. Истомина поначалу тоже уделила внимание собеседнику мужа, но потом отвернулась, оглядывая зал. И мы встретились с ней взглядом.

Улыбка моментально сползла с её лица, а в глазах на мгновение промелькнул ужас. Впрочем, Ольга быстро взяла себя в руки и тут же отвернулась, прильнув к мужу. Я тоже отвернулся и даже перешёл чуть дальше, скрываясь за колонной. Пересекаться с Кудеяровым мне сейчас точно не хотелось бы. Лучше вернусь-ка за свой стол.

Чтобы сделать это, не попадаясь лишний раз на глаза, я решил обойти зал по периметру — там, где между колоннами и стеной оставалось небольшое пространство в пару метров шириной. Что-то вроде коридора, пользовались которым в основном ребята из обслуживающего персонала — мне навстречу то и дело попадались спешащие официанты с подносами.

На стенах длинной вереницей висели портреты. Этакая доска почёта. Или скорее галерея славы. Я даже невольно увлёкся, читая короткие описания к ним.

«Граф Георгий Александрович Колесников. Глава Казённой палаты Томской губернии 1830–1862, кавалер ордена Святого апостола Андрея Первозванного „За веру и верность“ 2 степени — за многолетнюю службу на благо Отечества и за особые заслуги в деле развития железнодорожного сообщения в Сибири».

«Граф Алексей Филиппович Черкасов. Глава Второго Томского экспедиционного корпуса 1818–1834, участник более чем двадцати крупных военно-разведывательных походов в глубинные районы Сайберии. Основатель Саргатского, Боготолского, Балахтинского острогов, первооткрыватель Тегульдетского месторождения электрического эмберита — крупнейшего из найденных в первой половине 19-го века. Награжден орденом Святого Георгия „За службу и храбрость“ 1-й степени, посмертно».

Что ни портрет — то яркая, неординарная личность, даже внешне. И за каждой такой короткой справкой — насыщенная, полная героических свершений жизнь. Особенно это чувствуется на более старых портретах, ближе к эпохе Петра.

Вспомнились цитаты из «Зерцала доблести», говорящие о том, что нефилимы — больше, чем люди, а потому и груз, который они на себя взваливают, должен быть неизмеримо больше. Они и должны совершать подвиги, защищать людей, да и вообще, раздвигать границы возможного. При этом им безразлично богатство, власть и прочие обычные земные слабости — потому, что у них уже есть нечто куда более ценное. Дар. Могущество, недоступное обычным смертным.

Красивая концепция. Но до чего же наивная. Нужно быть законченным идеалистом, чтобы поверить, что это сработает. Да, сверхспособности меняют людей, в том числе ментально. Но далеко не всегда в лучшую сторону. Не превратились нефы в этаких ангелов-хранителей или былинных богатырей, охраняющих простых смертных. Потому что ничто человеческое им не чуждо, и жажда славы и богатства — в первую очередь.

Впрочем, судя по тому, что пишут о поздних годах правления Петра, он и сам разочаровался в своих идеях, озлобился, всюду ему мерещились заговоры против него. А потому император стал чёрствым, жестоким и скорым на расправу. Хотя, частично это можно списать и на влияние Аспекта Камня…

Меня вдруг схватили сзади за локоть и рывком развернули. Ковровые дорожки в этой части зала толстые, гасящие звуки шагов. Да и я что-то замечтался.

— Что ты здесь делаешь⁈ — прошипела Истомина. — Ты меня преследуешь?

— Спокойнее, Ольга Николаевна, — аккуратно взяв её за запястья, я отстранил её от себя. — Я тоже рад вас видеть.

Сказал я это вполне искренне. Волей-неволей при виде Истоминой вспомнилось наше совместное путешествие в вагоне класса люкс, большую часть которого мы провели в постели. Романтических чувств я к столичной светской львице, решившей остепениться и осесть в Томске, не испытывал — для меня это была не больше, чем мимолётная интрижка. Но нельзя было не признать, что замужество пошло Истоминой даже на пользу — ещё больше расцвела, а эффектное платье и драгоценности служили хорошей оправой этому бриллианту.

В общем, как женщина она меня по-прежнему весьма привлекала. Ещё и гормоны молодого тела, уже которую неделю обходящегося без женской ласки, тоже давали себе знать — на физическом уровне я отреагировал на Ольгу весьма бурно.

Дар Истоминой, правда, кажется, поблёк. Ауру-то я разглядел сразу, и более чётко, чем в первый раз. Но вот нити её способностей, протянувшиеся ко мне, оказались совсем уж слабенькими. Уберегаясь от её чар, я перехватил её Дар и отзеркалил его. Вот только не учёл одной детали. С нашей поездки в поезде я многократно окреп. Даже в прошлый раз, копируя её Дар, я получал усиленную его версию — просто потому, что, в отличие от неё, был полноценным нефилимом с довольно мощным средоточием силы. Но сейчас эффект оказался ещё мощнее. И несколько неожиданным.

— Ты… подлец! Негодяй! — вспыхнув, яростно прошептала Истомина и набросилась на меня с кулаками. — Убирайся отсюда немедленно!

Я, подхватив её в охапку, торопливо оттащил чуть сторону, за колонну. Она попыталась вырваться, но я легко удержал её, довольно грубовато прижав к стене. Пришлось даже за шею ухватить, слегка придушив. Истомина замерла на вдохе и закусила губу, застонав едва не в голос. Вцепилась в меня так, что ногти впились в кожу даже сквозь плотную ткань кителя. Сама Ольга напряглась всем телом, вздрагивая, будто по ней прошёлся электрический разряд. Я даже решил было, что ей плохо. Но потом сообразил, что всё как раз наоборот.

— Извини… — буркнул я, отстраняясь и торопливо обрывая активные щупальца Дара и оставляя только сам Аспект — чтобы сохранять к нему иммунитет.

Она раскраснелась, как после бега, грудь её тяжело вздымалась, в широко раскрытых глаза плескалась такая гамма чувств, что разобрать их по составляющим вряд ли смогла даже она сама.

— Если Фома Ильич узнает о нас… — прошептала она. — Я погибла!

— Тогда незачем было подходить ко мне, — резонно ответил я. — И тем более устраивать эту дурацкую сцену. Что с тобой вообще?

Она, отдышавшись немного и закутавшись в своё боа, будто замёрзла, порылась в сумочке и достала длинный мундштук и сигарету. Долго щелкала маленькой серебристой зажигалкой, пытаясь прикурить, пока я не забрал у неё эту штуку и не помог. Затянувшись, наконец, и бросив косой взгляд на проходившего мимо официанта, она заговорила.

— Ты не представляешь себе, как я испугалась, когда увидела тебя там, в «Славянском базаре», за столом с Фомой. Я была уверена, что ты по мою душу.

— С какой стати? — усмехнулся я.

— Ну… не знаю, — нервно пожала она плечами. — Я и так была на взводе с этой свадьбой. И то, что произошло в поезде… Ты ведь говорил, что не собираешься в Томск! И сошёл раньше. Я не думала, что мы когда-нибудь встретимся!

— Честно говоря, я тоже был удивлен.

— А я едва в обморок не хлопнулась! Я потом потихоньку разузнала о тебе. Что ты никакой не князь. Что живёшь в каком-то заброшенном доме, поступил в Горный… С Фомой начал вести какие-то дела. И я… Я испугалась.

— Понимаю. Но ты зря драматизируешь. Я тебя не выдам. К тому же, если Фома узнает — то мне-то тоже мало не покажется.

— О, да! Ты не представляешь, что это за человек…

— Если ты сама не проколешься — я-то точно буду держать язык за зубами. Так что просто забудь обо всём. Ничего не было.

Она торопливо закивала, соглашаясь со мной.

— Да-да, всё верно. Ничего не было… Ничего. Не было.

Сделала паузу, подождав, пока мимо пройдёт прогуливающаяся парочка. Я шагнул чуть в сторону, загораживая её.

— А ты… вспоминал обо мне? — вдруг спросила она, на мгновение подняв на меня взгляд и тут же отведя его в сторону.

— Конечно.

Я тот ещё дуболом, ещё и потерявший память. Но когда женщина задаёт подобный вопрос, правильный ответ только один. И надо быть полным идиотом, чтобы не понимать этого.

— Я тоже, — стискивая пальцами мою руку, чуть слышно шепнула она. — И… прости меня, Богдан!

— За что?

— Есть за что… — ещё больше смутилась она. Отстранилась, сделала глубокую затяжку. — Впрочем, всё ведь обошлось. Ты жив, здоров и… судя по тому, что оказался здесь, дела у тебя идут в гору. Я читала о тебе в газете, кстати.

— Я тоже, — усмехнулся я. — Большая часть этих статеек — полное враньё.

— Ну, что-то ведь наверняка правда? — несмело улыбнулась она в ответ. И вдруг в ужасе замерла, глядя мне куда-то за спину.

Я бросил взгляд в ту сторону, не оборачиваясь полностью. Ну точно. Фома. Идёт прямо в нашу сторону. К счастью, не один, и на ходу обсуждает что-то с собеседником. Но технично смыться, не попавшись ему на глаза, уже не получится. Хотя…

— Дружище, позволь-ка…

Подхватив у как раз проходившего мимо официанта поднос с пустыми бокалами, я неторопливо зашагал дальше по коридору, спиной к Кудеярову. Поднос держал под низ пальцами правой руки, лавируя между гостями так, чтобы ненароком не задеть кого-нибудь. Сзади мой простецкий китель вполне мог сойти за униформу местного персонала, и если Фома не будет приглядываться…

Вроде пронесло. Окриков в спину я не получил, да и вообще всё было спокойно. Разве что официант, молоденький совсем мальчишка, растерялся и семенил за мной следом, пытаясь обогнать. Но шума не поднимал, лишь что-то протестующе бормотал, время от времени робко пытаясь забрать у меня поднос. Пройдя несколько метров, я нырнул в сторону, за колонну, там вернул бедолаге его реквизит и тут же направился ближе к центру зала, чтобы затеряться в толпе.

— Господин Сибирский?

Голос был молодой женский, но в толпе я не сразу разглядел, кто меня окликнул. К тому же оркестр как раз заиграл какой-то вальс, и вокруг закружилились танцующие пары. Я остановился, окидывая взглядом зал.

— Господин Сибирский, мы тут!

Слева от меня, возле лестницы, ведущей на второй этаж зала, стояла группка молодых барышень. Одна из них махала мне рукой со сложенным веером.

Блондинка, весьма эффектная. В светло-бежевом платье с роскошной вышивкой в нижней части, с тугим корсетом, подчёркивающим и без того узкую талию, и с затейливыми цветочными украшениями по лифу. Шею украшает искрящееся колье, блеск бриллиантов в котором видно даже отсюда. Спутницы её тоже одеты дорого, но всё же выглядят на её фоне немного блекло. Впрочем, не только из-за нарядов.

Блондинка — Одаренная. И весьма сильная. Цвет и строение ауры незнакомый, сходу определить не получается.

Я учтиво кивнул, показывая, что услышал, и направился к ней, на ходу пытаясь сообразить, кто это вообще. Лицо было смутно знакомо. Возможно, видел где-то в университете…

К счастью, незнакомка сама облегчила мне задачу.

— Дамы, а вот и мой чудесный спаситель, о котором вы наверняка и так уже наслышаны. Спешу представить — Богдан Сибирский.

— Елизавета Сергеевна, — учтиво поклонился я и брякнул следом первое, что показалось уместным. — Рад видеть вас в добром здравии.

Вяземская рассмеялась, кокетливо обмахиваясь веером.

— Ну зачем же так официально, Богдан? Может, лучше пригласите меня на танец?

Уф, ну вот чего-то подобного я и опасался. Но чего уж теперь…

Я снова поклонился и протянул ей руку. Вяземская, одним большим глотком допив шампанское, вручила пустой бокал и веер дежурившему неподалёку официанту и с улыбкой шагнула ко мне вплотную. Даже, пожалуй, слишком близко — так, что я почувствовал её дыхание на лице.

Дочка губернатора была уже изрядно навеселе. В рамках приличия, конечно, да и на нефилимов алкоголь действует слабее. Но глаза её искрились, на щеках теплился румянец, дыхание было учащённым, а кожа — такой горячей, что я почувствовал это даже сквозь ткань платья, едва обнял её за талию.

— Должен признаться, танцор из меня никудышный, — предупредил я. — И на подобном приеме я впервые.

— Ничего страшного, я поведу, — улыбнулась она, крепче сжимая мою ладонь и, кажется, придвигаясь ещё ближе, так что лица наши оказались совсем рядом. — И вообще, это даже интересно. В газетах пишут, что вы выросли в суровых краях, и с детства охотились на чудовищ…

В ответ я лишь усмехнулся с загадочным видом. Сейчас был не тот случай, когда нужно переубеждать собеседницу. Да и к тому же я был слишком сосредоточен на том, чтобы не наступить ей на ноги. К счастью, темп музыки был не очень быстрый, да и сама Вяземская, несколько раз покружив нас по залу, замедлилась. Наш, с позволения сказать, танец в итоге быстро свёлся к неспешному топтанию на месте. Меня, впрочем, это вполне устраивало.

Удалось, наконец, как следует разглядеть Елизавету. Тогда, в парке, когда я вытащил её из злополучного кокона, у меня и возможности такой не было. Она была вся перепачкана в грязи, я же вырубился почти сразу от полученных ран.

Ну, что сказать… Красивая, зараза. И, что опаснее всего в таких женщинах — прекрасно знает об этом. А в сочетании с высоким положением и с одарённостью эта красота и вовсе должна превратить её в самовлюблённую стерву, привыкшую, что мужики штабелями падают к её ногам. К слову, украдкой осматриваясь вокруг во время танца, я то и дело ловил на себе взгляды, исполненные такой ревности и возмущения, что становилось смешно.

Со мной, впрочем, Елизавета вела себя вовсе не высокомерно, а скорее кокетливо. Даже чересчур. Обходилось, конечно, без банального хихиканья, закусывания губ и стреляния глазками, но я почти физически ощущал исходящую от неё сексуальную энергию. В самом её взгляде, в голосе, в том, как она смело прижималась ко мне в танце, как сжимала мою ладонь своими тонкими хрупкими пальчиками… От всех этих недвусмысленных сигналов и от аромата её духов у меня уже и самого голова кругом шла.

— Ты такой загадочный… — по-своему поняв моё поведение, промурлыкала Елизавета, едва не касаясь губами моего уха, и вызвав тем самым массовую миграцию мурашек от шеи вниз по спине. — Расскажи о себе подробнее. Ты нефилим, но почему-то носишь сиротскую фамилию. Скрываешь своё истинное происхождение, или…?

— Увы, пока приходится скрывать, — выдал я более романтичную, и в то же время более правдивую версию. — У моего рода влиятельные враги. Но это печальная история. Давай лучше о тебе. Как ты вообще, оправилась после той истории?

— Надеюсь, что да. Сегодня я впервые выбралась на люди. А до этого все дни торчала в своей комнате под присмотром целителя и гувернанток. Но возвращаться в университет пока совсем не тянет. Боюсь, мне всё там будет напоминать о том кошмаре.

— Понимаю.

— Хотя… Была причина, по которой я всё-таки хотела вернуться. Было интересно увидеть тебя. Я ведь даже не поблагодарила тебя. Да и вообще очень смутно помню тот момент, когда ты меня вытащил. Даже лицо твоё не разглядела толком, узнавала уже позже, по портретам в газетах. Помню только, что у тебя очень сильные руки…

Говорила она по-прежнему мне на ухо, хотя в этом не было особой необходимости — музыка была не столь уж громкой. Пальцы её на моем плече неосознанно сжимались и разжимались, поглаживая жесткую ткань кителя. Да она не просто кокетничает, она прямо-таки изнывает от желания! Не будь тут столько народа, уже бы запрыгнула на меня с ногами.

Тьфу! Болван. Я же до сих пор с Аспектом, перехваченным у Истоминой. Активные щупальца-то я прибрал, но они неосознанно поползли сами, уже вовсю опутывая фигуру Вяземской. Да и без них эффект был бы неслабый, учитывая базовую мощь моей ауры.

Я втянул свои шаловливые тентакли. Хотел сначала вообще сбросить Аспект, но решил действовать более плавно. Для начала постарался просто ослабить до минимума влияние Дара. Вяземская не должна понять, что то, что с ней происходит — это магические манипуляции. Иначе за такие игры её папаша меня раздавит в буквально смысле.

Вальс закончился, и Елизавета с явным сожалением покинула мои объятья, протянув руку для поцелуя. От прикосновения губ заметно вздрогнула, затаив дыхание.

Да что ж такое-то… Я всё-таки сбросил Аспект Обольщения, как я мысленно назвал дар Истоминой. Но в поведении Вяземской ничего особо не изменилось. Видимо, эффект уже накопился приличный. А может, и изначально она ко мне испытывала неподдельный интерес, и аура обольщения лишь сыграла роль допинга.

А уж темперамент у Елизаветы и без всякой магии бурный — это видно невооруженным взглядом. В университете в связи с этим про неё много сплетен ходит. В том числе про то, что её погибший телохранитель был её любовником. И сейчас, познакомившись с дочкой губернатора чуть ближе, я уже был склонен поверить слухам.

Впрочем, я тоже хорош. Сам же раздраконил девчонку. Надо теперь как-то загнать этого джинна обратно в бутылку.

— Хочешь шампанского? — предложила она и, не дожидаясь согласия, взяла меня под руку и потащила за собой.

Официант — видно, её личный, потому что появился по первому же её знаку — вынырнул будто из-под земли, предлагая нам по бокалу игристого. Свой Вяземская осушила почти залпом.

— Вернёмся к твоим подругам?

— Да ну их! — беспечно махнула она рукой. — Давай лучше прогуляемся вдвоём?

— Снаружи? — спросил я, невольно оглядываясь на часы. До десяти ещё было время. Впрочем, время встречи с губернатором я знал через третьи руки, и вряд ли в моём отношении Вяземский будет особо пунктуален…

— Нет, конечно, на улице холодно, — рассмеялась Елизавета. — Но я могу показать тебе резиденцию. Здесь красиво, и много очень интересных мест.

— Да я… с удовольствием.

— Может, поднимемся наверх?

— Было бы интересно. Меня, правда, местные церберы туда не пустили.

— Ну, теперь-то ты со мной, — подмигнула она, убирая упавшую прядку волос с лица.

Мы поднялись на балкон, опоясывающий зал на уровне второго этажа, и задержались у перил. Тут атмосфера резко отличалась от общего зала. Народу было гораздо меньше, все сидели за небольшими столиками, рассчитанными на троих-четверых человек. Ни танцев, ни музыки — только, судя по всему, деловые разговоры.

Молодёжи здесь практически не было — в основном люди крепко за сорок, и высоких чинов. За столиком неподалёку от нас я увидел Кудеярова. Он показывал какие-то документы в раскрытой кожаной папке пожилому нефилиму с орлиным профилем и белоснежными седыми прядками в рыжих волосах. Он меня тоже увидел и смерил коротким, внешне безразличным взглядом.

Но меня больше заинтересовал его сосед. Аура рыжего была под цвет его волосам — оранжевой, яркой и беспокойной, будто языки пламени. В нём интуитивно угадывался Аспект Огня. Перехватывать его я не решился — предыдущие эксперименты с огненной стихией отучили меня бездумно соваться в неё. Но я пригляделся внимательнее к самой структуре тонкого тела, пытаясь отыскать в ней какие-то специфические отличия.

И они нашлись почти сразу. Сложнее было изучать их незаметно, поглядывая на рыжего искоса и не задерживая взгляд. Ещё и Вяземская, прижимаясь ко мне боком, что-то болтала, и я слушал её вполуха, поддакивая невпопад.

Грудной узел. Совсем не такой, как у меня, а больше похожий на песочные часы. Основной запас — в одной стороне колбы, причем, судя по цвету, эдра здесь нейтральна. Вторая почти пуста, но ярко светится оранжевым.

Так-так-так… Видимо, это способ дозированно перекачивать эдру в Аспект Огня, чтобы она не пёрла по меридианам, соединяющим остальные узлы, и не сжигала самого носителя изнутри. Можно попробовать повторить что-то подобное и самому — благо, аура у меня очень пластична…

— Что с тобой? Ты меня не слушаешь?

Очнувшись от своих раздумий, я повернулся к Вяземской.

— Всё в порядке. Просто… задумался. Меня предупредили, что твой отец хочет сегодня со мной переговорить. Часов после десяти. Вот, не знаю даже, как себя с ним вести.

— Главное, не лебези, — подумав, ответила она. — Он терпеть не может, когда ему пытаются льстить. Чего улыбаешься?

— Да так. Кое-кто мне советовал, наоборот, вести себя скромнее и не дерзить ему. Якобы он не любит, когда ему перечат.

— А, ну и это тоже верно, — вздохнула она. — Если честно… Я даже сама не знаю. Меня-то он любит и прощает мне очень многое. А вот с остальными… Тяжело с ним.

— Могу представить.

— Ну так что, пойдём дальше? Что бы ты хотел посмотреть?

— Не знаю. Ты же здесь хозяйка. Ну, например… библиотеку?

— Библиотеку? Вот уж удивлена. Ты совсем не похож на книжного червя.

Я пожал плечами.

— Не похож. Но, на самом деле, просто хочется побыть в более тихом спокойном месте. Устал уже немного от всей этой суеты.

Она восприняла это предложение с неожиданным энтузиазмом, даже румянец на щеках заиграл ярче.

— Что ж, давай! — шепнула она заговорщически. — Пойдем, это туда. Только быстрее, и не оглядывайся. Надо прошмыгнуть в ту дверь, пока Прокопович занят гостями.

Она взяла меня под руку и потащила за собой.

— А Прокопович это кто?

— Один из секретарей отца, он сегодня заправляет приёмом. Да вон он, старикан такой с усищами. Жуткий зануда.

Мы добрались до закрытой деревянной двери, и Елизавета, повернув ручку, быстро шмыгнула дальше. Я последовал за ней.

Узкий пустой коридор с резными деревянными панелями на стенах, залитый мягким зеленоватым светом от светильников с тканевыми абажурами.

— В это крыло гостей редко пускают, — шепотом пояснила девушка. — Тут библиотека, архивы, небольшой рабочий кабинет. Отец тут обычно уединяется, когда нужно подумать. А кабинет для приёмов у него на первом этаже, ближе к выходу.

Мы прошли почти до самого конца коридора, повернули направо и, наконец, оказались в библиотеке. Она напомнила мне ту, институтскую, в которой мы познакомились со Скворцовой. Тоже обширная, так что до верхних полок даже выстроены специальные лесенки. Только сами стеллажи и в целом мебель здесь куда более дорогая — массивная, лакированная, полки закрыты стеклом.

— Всё, как ты хотел, ­— лукаво улыбнулась Вяземская. — Тихое, спокойное местечко… Это ты хорошо придумал. Тут нам никто не помешает.

Не успел я опомниться, как она развернулась ко мне и, обвив руками за шею, впилась мне в губы жадным влажным поцелуем.

Глава 12

Самым благоразумным и безопасным в этой ситуации было бы мягко прервать поцелуй. Ну, или хотя бы не дать ему перерасти в дальнейшие активные действия. Правда, тогда я столкнулся бы с другой, не менее опасной проблемой — что делать с отвергнутой девушкой. Которая, к тому же, ещё и нефилим с боевым Аспектом, унаследованным от отца.

Впрочем, о чём это я? Я даже и не пытался. Давно уже понятно, что благоразумие и безопасность — это вообще не про меня. А совладать с мгновенно охватившей нас страстью было так же реально, как остановить голым задом мчащийся на всех парах поезд.

В общем, едва наши губы соприкоснулись, я просто ухнул в этот омут бомбочкой, аж дыхание перехватило.

Мы закружились, натыкаясь на мебель, настолько поглощённые друг другом, что не замечали ничего вокруг. Наконец, я нашёл-таки точку опоры, прижав Вяземскую спиной к торцу одного из шкафов. Она обхватила меня за шею так крепко, будто пыталась задушить, а потом и ногу на меня закинула. Не отрываясь от её губ, я нащупал край её подола, нетерпеливо задрал ткань, ладонь заскользила вверх по упругому бедру…

Пышное платье Вяземской казалось досадной преградой, мешающей добраться до горячего, изнывающего от желания тела. Сама княжна так и норовила выпрыгнуть из него. Грудь уже оголила сама, и сама, ухватив меня за волосы, потянула вниз. Зарывшись лицом в её округлости, я вжался в них так плотно, что на какое-то время перестал дышать. Она же, наоборот, зашлась в протяжном, едва сдерживаемом стоне.

Кстати, хорошо, что побрился. Помню, Истомина в поезде отбрыкивалась от таких маневров, жалуясь, что борода колючая.

Внезапность ситуации, а также то, что у нас не было возможности запереть за собой двери, лишь добавляли адреналина. Да и в целом многократно усиливали все эмоции. Я-то ещё более-менее контролировал себя, а вот княжна, кажется, потеряла голову окончательно.

— Сюда! — выдохнула Елизавета, потянув меня куда-то в сторону, за шкафы. Там, в небольшом слепом закутке этого книжного лабиринта, обнаружилось что-то вроде кабинета с большим письменным столом и несколькими массивными резными креслами с цветными расшитыми подушками в турецком стиле. Стенами здесь служили сами книжные стеллажи — высоченные, выше человеческого роста.

Стол, забранный зеленым сукном, похожим на бильярдное, был почти чист, если не считать небольшой стопки книг с краю. Но и ту Вяземская смела в сторону, сама устраиваясь на столешнице. Тут сражение с пышным подолом и прочими деталями её наряда продолжилось, но на этот раз куда более успешно. Ещё немного, и в руке у меня оказалась последняя преграда — шёлковая, кружевная, цвета слоновой кости, с кучей трогательных рюшечек и бантиков.

Я сунул трофей в карман брюк, и как раз в этот момент раздались звуки, которые мы сейчас хотели бы услышать меньше всего.

Скрип распахиваемой двери, следом — чьи-то голоса и шаги. В тиши библиотеки даже наши-то стоны и шуршание одежды казались слишком шумными, а уж появление посторонних было словно гром среди ясного неба.

Хотя, положа руку на сердце — а на что Вяземская вообще рассчитывала-то? Пусть эта часть здания обычно и пустует во время приёмов, но всё же риск, что нас застукают, был совсем не иллюзорным. Или как раз этот риск её и привлекает? Вот ведь экстремальщица чёртова…

Впрочем, судя по выражению лица Лизаветы и по изощрённой матерной тираде, что она выдала шёпотом, острые ощущения её вовсе не обрадовали.

— Отец! — в ужасе выдохнула она, тщетно пытаясь подтянуть лиф платья и прикрыться. Но затея изначально была обречена на провал. Вся наша вспышка страсти длилась едва ли пару минут, но теперь для того, чтобы привести девушку в благопристойный вид, понадобится четверть часа, не меньше. И желательно помощь парикмахера.

А шаги тем временем приближались — складывалось ощущение, что незваные гости направляются прямиком в наш закоулок библиотеки. Благо идут неторопливо, что-то обсуждая на ходу. Кажется, их трое. Может, больше.

Вяземская впала в ступор, даже перестала пытаться заправить свои перси обратно в декольте. Так и замерла, сжав кулачки и с выражением безграничного ужаса глядя в сторону проёма между шкафами, откуда должны были появиться визитёры.

Я метнулся к ней, зажал ладонью рот, чтобы не пискнула невзначай.

— Под стол! Быстро!

Собственно, вариант у нас был один — прятаться здесь больше негде. К счастью, стол здоровенный, с боков и спереди пространство под ним закрыто глухими резными панелями. Если бы не две тумбы с выдвижными ящиками, там и вчетвером можно было бы разместиться. Но мы едва втиснулись вдвоём — и я парень довольно крупный, и платье у княжны пышное.

Так мы и замерли. Я ухватил Лизавету сзади в охапку, по-прежнему прикрывая ей рот ладонью. Она от страха даже не пыталась пошевелиться.

— Ну и где он? — раздалось, кажется, буквально над моей головой.

Мощный дядька. Это чувствуется даже по голосу — густому вибрирующему басу, заставляющему невольно напрячься. Если бы я сейчас стоял — то наверняка подобрался бы и вытянулся в струнку, как на плацу. Но главное — это не голос, а нечто незримое. Появление гостя вызвало мощные искажения в поле эдры. Он, будто ледокол, раздвигал вокруг себя тонкое пространство, заставляя его изгибаться волнами, а потом медленно иссыхать. Похоже, нефилим неосознанно втягивает всю свободную эдру в довольно большом радиусе.

Что, действительно сам Вяземский? Ну, тогда я здорово влип… Да и от самого вопроса сердце ёкнуло и пропустило пару ударов. Хоть я и постарался убедить себя, что речь не может идти обо мне.

И не ошибся.

— Именное приглашение я вручил ему лично, — ответил другой голос, принадлежащий, судя по всему, кому-то более пожилому и неодарённому. — И на словах передал, что у вас к нему будет серьёзный разговор. Но это было еще в среду. За эти дни многое изменилось. Может, он просто избегает вас в связи с тем ночным инцидентом? Он ведь провёл обыск усадьбы Барсенева без вашего ордера…

— И что? Думаешь, этот упрямый фанатик боится моей немилости? Ты его плохо знаешь, Прокопович. Да и вообще — он из Священной дружины. Мне тебе надо объяснять, что это значит?

— Прошу прощения, ваше сиятельство, — проблеял старик. — Я просто… предположил. Вероятно, мои соображения не совсем уместны, но я…

— Ладно, ладно, ступай уже. Доложишь, когда он появится.

— Слушаюсь, ваше сиятельство!

Послышались удаляющиеся шаги. Возле стола осталось двое.

— Ну, садись, Фома Ильич, — устало вздохнув, после небольшой паузы продолжил Вяземский.

Одно из кресел, стоящих перед столом, скрипнуло. Я затаил дыхание, и следующие несколько секунд были похожи на мгновения, когда вагонетка на американских горках замирает в высшей точке траектории, вот-вот готовая ухнуть вниз. Сейчас всё зависело от того, куда приземлится сам губернатор — в кресло напротив или в то, что за столом.

Уф… Первый вариант. Повезло.

— У тебя две минуты на объяснения, — продолжил нефилим.

— Оправдываться мне не в чем, Сергей Александрович, — неожиданно спокойно, с достоинством ответил Кудеяров.

В том, что собеседником губернатора был именно он, я уже понял — узнал голос ещё с порога. Когда он успел-то? Я ведь, кажется, буквально только что видел его на балконе с каким-то рыжим нефом. Впрочем, в компании пышногрудой княжны время летит незаметно…

Похоже, вся эта встреча проходит спонтанно и втайне, потому и место выбрано соответствующее. Велесов, конечно, рассказывал, что Фома высоко поднялся, но сомневаюсь, что он официально вхож к самому генерал-губернатору. Хотя, то, что он вообще здесь, на приёме, тоже уже о многом говорит.

— Ну, это уж мне решать. Говори, как было.

— Всё шло по плану. Как стемнело, мы вывезли из усадьбы почти весь зверинец. Осталась пара тварей, и с одной из них возникла проблема. Она перебила почти всех моих людей и часть легавых… Простите, полицейских. Полицейские вроде как за подмогой двинули. Мои тоже. Но когда мои вернулись, было уже поздно. На месте был этот столичный хмырь и… мальчишка этот с ним.

— Сибирский?

— Угу. Пацан русалку и уработал. Довольно легко, кстати. Силён, чертяка. Я и сразу увидел в нём хорошие задатки, но, похоже, даже недооценил.

— Не отвлекайся.

— Да дальше особо и не о чем рассказывать. Они отыскали вход в зверинец. Пробыли там несколько минут и уехали. Мои люди больше не стали соваться в зверинец. Только забрали тела наших. И то едва успели — скоро там уже половина томской полиции была.

— Ну, хотя бы так, — проворчал губернатор. — Чем меньше улик, тем лучше. А машина, которую использовали для перевозки?

— Утопили от греха подальше.

— А сами чудовища?

— В зверинце под монастырём. Места там маловато, но как-нибудь справимся. До Яшмы меньше месяца, и часть мелких гадов сольём уже там. Тем более далеко ходить не надо — арену как раз готовим там же.

— Об этом, кстати, я и хотел поговорить. Притормози-ка ты со своим «Колизеумом». Особенно по Кровавику. Романов едет.

— Ну и что? Он через неделю только будет, а то и позже…

На меня вдруг будто обрушилась невидимая бетонная плита, придавив к полу так, что я с трудом удержался в прежней позе. Заодно почудилось, что вместо Елизаветы я держу перед собой мешок, набитый камнями — она тоже вдруг отяжелела раза в два, и судорожно вцепилась в мою руку в поисках помощи.

Впрочем, нас-то зацепило лишь вскользь — судя по сдавленному хрипу, издаваемому Кудеяровым, того губернатор придавил посильнее — аж кресло заскрипело. Правда, довольно быстро он ослабил хватку.

— Прошу… прощения… ваше с-сиятельство, — прохрипел Фома. — Я лишь хотел сказать, что…

Вяземский прервал его прежним спокойным тоном, однако каждая его фраза звучала веско и не вызывала ни малейшего желания перечить. Не говорит, а будто могильными плитами каждую мысль припечатывает.

— Я не спрашивал твоего мнения. Сказано — всё свернуть до моего особого распоряжения. Минимум на две недели, пока император не уедет. Все хвосты подчистить. И к тем, кто будет интересоваться «Колизеумом», приглядывайся внимательнее. А то что-то ты слишком разошёлся.

— Будет… сделано, ваше сиятельство, — всё ещё с заметной натугой ответил Кудеяров. — А что… со столичным?

Вяземский задумался, и невидимое давление, наконец, окончательно спало.

— С ним надо что-то решать. Но позже. Сначала хочу посмотреть, что он накопает по убийству Барсенева.

— Но…

В повисшей тишине даже я из-под стола расслышал, как Фома нервно сглотнул, прежде чем продолжить. Но, похоже, то, что он хотел сказать, было так важно, что он не побоялся снова разозлить князя.

— Сергей Александрович, я ведь вам обещал. У меня всё схвачено. Я найду убийц быстрее, чем этот столичный. Или тем более быстрее, чем болваны барсеневские.

— Ну вот и посмотрим, — невозмутимо ответил Вяземский. — Чего тебе тогда волноваться? Или… Есть из-за чего?

Дар свой он не применял, но судя по тому, какая тяжелая повисла пауза, Кудеярову и без магического воздействия приходилось несладко. Я не знал всех нюансов их взаимоотношений. Но, кажется, за вполне безобидным вопросом скрывалось что-то очень важное. Особенно вкупе с вкрадчиво-насмешливым тоном, которым он был задан.

— Да, мы с обер-полицмейстером иногда цапались. Но вы же не думаете… Я бы никогда… Да и не держал я зуб на него! Это так, старые распри. Всё уже давно на мази. Мы же вроде как общее дело делали. Полицмейстер за порядком следит. И я… вроде как тоже. Со своей стороны. Сами посудите — куда меньше всякой шушеры в городе стало после того, как я стал смотрящим.

— Зуба, говоришь, не держал… — хмыкнул Вяземский. — А вот он на тебя ещё как держал. Говорил, что очень уж рьяно ты под себя город подминаешь. Порядку и правда стало больше. И некоторые… задачи с твоей помощью решать куда сподручнее, чем через полицейских. Собственно, потому я тебя и держу. Но Барсенев жаловался, что аппетиты твои растут день ото дня. И что ты на его место метишь.

— Этого жирного борова и правда давно бы пора подвинуть. Но это только вам решать, ваше сиятельство. И… уж поверьте мне, если бы я его захотел убрать — то обошёлся бы без такой грязной бойни. Он просто исчез бы, и поминай, как звали.

— Ну да, как тот купец. Как там его… Кухтерин?

Фома не ответил. Губернатор же, судя по звукам, встал с кресла и прошелся из стороны в сторону по кабинету.

— Ну а какие у тебя вообще соображения по этому делу? Есть уже что-то?

— Странное что-то творится, Сергей Александрович, — ответил Кудеяров после приличной паузы — осторожно и, как мне показалось, неохотно. — Это точно не кто-то из наших. И точно не обычный человек. Скорее… Стая.

— Упыри? С чего ты решил?

— За последние дни их в город съехалось столько, сколько отродясь не бывало. И продолжают подтягиваться. А сам Барсук… ну, вы же знаете.

— То есть он в чём-то провинился перед своими… — задумчиво пробормотал Вяземский, продолжая мерять шагами комнату. Остановился прямо рядом с нами и побарабанил пальцами по столешнице. — Только этого мне не хватало перед самым приездом императора… Ну, надеюсь, с телом самого Барсенева ты надёжно разобрался? Сюрпризов не будет?

— Надёжнее некуда. Уже порублено и в литейном цеху сожжено. А до лупоглазых из Экспертизы ящик с камнями доехал.

— Хорошо. Но грубо. Грубо сработано, — мрачно отозвался губернатор.

— Времени не было придумать что-то поизящнее. Если бы не перехватили тело в пути, и оно попало бы к лупоглазым — уже поздно было что-то делать.

— Да знаю я… Ладно, с этим уже ничего не поделать. А вот с Путилиным… Продолжай приглядывать за ним и за мальчишкой. Но просто наблюдать. Не вздумай и пальцем тронуть! Особенного Сибирского.

Последние фразы Вяземский подкрепил коротким, но ощутимым давлением — скорее всего, неосознанным.

— П-понял, — ответил Кудеяров. — Но… позвольте всё же спросить? Для пользы дела…

— Хм… Ну, спрашивай.

— Насчёт парня всё ясно. Он может быть полезен. И вообще, дочку вон вашу спас. Но этот Путилин… Что-то я не пойму, чего с ним так цацкаться-то? За ним же никого нет. И, кстати, разве он не в вашем подчинении?

Вяземский вздохнул и снова раздражённо побарабанил пальцами по столешнице.

— Это, может, не совсем моего ума дело… — осторожно продолжил Кудеяров. — Но я ведь уже не раз доказывал, что мне можно доверять. И, раз уж вы мне поручили…

— Да полно тебе, — прервал его губернатор. — Ладно, раз уж спросил… Да и действительно, будет лучше, если ты будешь понимать некоторые тонкости. А не то ещё наломаешь дров.

Он снова прошёлся из стороны в сторону, собираясь с мыслями, и продолжил.

— Да, формально Путилин — следователь по особым поручениям при генерал-губернаторе и, стало быть, подчиняется мне. Да и все расходы по содержанию Священной дружины сброшены на генерал-губернаторства. По факту же Дружина, как и служба Экспертизы, служит напрямую императору. И её функции гораздо шире, чем просто борьба с нечистью. Охота — это вообще не главное.

— А что тогда?

— Выявление и контроль Одарённых. Устранение опасных нефов с запретными Аспектами — упырей, например. Но не только. С помощью Дружины император постоянно собирает сведения обо всех нефилимах. О каждой семье. Кто на кого работает, кто с кем заключает союзы, у кого какое пополнение в клане. Если какой-то клан начинает резко усиливать свои позиции — Романов об этом узнаёт первым. И… порой принимает меры.

Фома усмехнулся.

— Вон оно как? Выходит, император под личиной Дружины к каждому губернатору крыс подсаживает, которые ему стучат постоянно? И что же, ничего сделать нельзя?

— Это давняя игра. И все это знают и понимают. Приходится искать баланс. Содействовать работе Дружины — моя обязанность. И один из признаков моей лояльности. С Юдашевым, прежним главой томской Дружины, мы были знакомы много лет, и во многих вопросах достигли компромисса. Жаль, век смертного недолог.

— Ясно. И теперь, выходит, надо налаживать отношения с этим Путилиным?

— Выходит, что так, — вздохнул Вяземский. — А он… совсем другой человек. Упёртый, фанатичный. Подкупать его бесполезно, запугивать — тем более. Одно хорошо — он выслужился из рядовых Охотников, и его больше интересует именно борьба с нечистью, а не внутренние дела кланов. И, по слухам, в столице он не на самом хорошем счету. Но недооценивать его всё же не стоит. Ты говоришь — за ним никого нет. Большая ошибка. За ним — Романов! Да и в целом Дружину нельзя списывать со счетов. У неё множество тайных агентов, которые вообще никак не оформлены в канцелярии генерал-губернаторства. Про некоторых мы знаем, но это наверняка только верхушка айсберга.

— А ещё — они скорешились с Сибирским…

— Да, и вот это меня беспокоит больше всего. Особенно в свете того, что Сибирского, скорее всего, ждёт аудиенция Романова, когда тот приедет. Но посмотрим, что из всего этого выйдет. Я сегодня сам хочу потолковать с парнем, понять, что у него на уме. Может, получится сделать его своим человеком у Путилина.

— А если нет?

— Тогда… Увы, придётсяизбавиться. Скорее всего, от обоих. Мальчишка уже знает про «Колизеум», и если Путилин начнёт копать…

— Ну, пацан-то знает только про обычные кулачные бои. И то насчёт моего предложения, похоже, передумал. Кстати, если всё же заявится, что делать?

— Не пускай! Сказал же — никаких лишних телодвижений до тех пор, пока Романов не уедет.

— Понял. Просто следим.

— И то очень аккуратно, не вмешиваясь. Обо всём мало-мальски важном тут же передавай сведения Прокоповичу.

— Понял, ваше сиятельство.

— Всё, ступай. И так потратил на тебя уйму времени.

Скрипнуло кресло — Кудеяров после слов губернатора тут же поднялся и после короткой паузы удалился — в тишине библиотеки его удаляющиеся шаги были отчетливо слышны, особенно на тех участках, где пол был паркетный, а не прикрыт ковровой дорожкой.

Сам Вяземский ненадолго задержался. Я расслышал, как он озадаченно хмыкнул. Увидел, как одна из книг, которые Лизавета смахнула со стола, сама собой взмыла в воздух, подхваченная телекинезом. Зашуршали бумажные страницы — видимо, губернатор полистал её. Потом, подойдя к столу, выдвинул верхний ящик стола и убрал книгу туда. Мы с Лизаветой замерли и даже дышать перестали — сейчас малейший шорох мог нас выдать. Или если Вяземский вдруг решит взглянуть чуть ниже под стол…

Фух! Пронесло.

Губернатор вышел вслед за Кудеяровым, но мы продолжали сидеть неподвижно, пока не услышали, как хлопнула закрывающаяся дверь. И только тогда Лизавета тяжело выдохнула и обмякла, откинувшись на меня.

— Уф, чуть не обмочилась со страху! — пожаловалась она, выбираясь, наконец, из-под стола и торопливо приводя себя в порядок. Сейчас, когда она более-менее успокоилась, это у неё получалось гораздо лучше.

— Да ладно, — усмехнулся я. — Тебе-то чего бояться? Что батюшка ремня даст?

— Да не скажи. Он может и под домашний арест отправить на целый месяц. А то и на полгода. Но ты прав, конечно. Тебя-то он бы просто прибил на месте.

Сказала она это спокойным будничным тоном, и у меня закралось подозрение, что подобные прецеденты уже бывали. Но уточнять я не стал. Были вопросы и поважнее.

— А насчёт самого разговора что скажешь? — осторожно поинтересовался я, помогая Лизавете поправить завязки корсета.

— Да я и не вслушивалась особо, мне было не до этого, — легкомысленно ответила та. — Обычные папенькины дела. Скукотища. Хотя… Они же вроде и о тебе говорили, да?

— Ну… да. Отец твой даже сказал, что меня ждёт аудиенция у императора, когда тот приедет. С чего бы это?

— Как с чего? — Лизавета так удивилась, что повернулась ко мне, и тесёмки корсета выскользнули из моих пальцев. — Ты же убил таёжную ведьму.

— И что с того? — тут уже пришёл мой черёд удивляться.

— Настоящую ведьму! — шёпотом, раскрыв глаза в почти детском восхищении, повторила она. — Сильную, не то, что всякая мелкая нечисть, которая обычно лезет из тайги. Победил её в прямом бою. И наверняка забрал её силу. Совсем как в старину.

— Неужели это так важно?

— Ещё бы. Получается, ты — первородный нефилим. Таким в прежние времена император титул сразу жаловал, и на службу государеву брал.

— А в нынешние?

— Ну… не знаю. Сейчас вообще такие случаи редки. За сильными демонами очень глубоко в тайгу надо забираться, мало кто рискует. Да и титулы новые государь редко даёт. Но всё равно, твой случай — это прямо событие. На всю губернию прославился! Да и не только на губернию…

Вот оно что… А я ещё удивлялся, чего это целая дочка губернатора так запала на обычного студента с сиротской фамилией. Таким ведь обычно более статусных кавалеров подавай. А, выходит, я-то и правда теперь местная знаменитость. А я ещё не совсем всерьёз воспринимал всю эту шумиху в местных газетах…

Но насчёт того, что я могу заинтересовать самого Романова, Путилин мне ничего не говорил. Впрочем, судя по тому, что я подслушал только что, Путилин вообще не так прост, и очень многое мне не договаривает. Да и меня он завербовал, скорее всего, чтобы держать под присмотром…

В общем, новых подробностей за несколько минут вскрылось столько, что голова кругом шла. И переваривать это сейчас не было времени. Быстро приведя себя в более-менее пристойный вид, Лизавета потащила меня прочь из библиотеки. Правда, вышли мы через другую дверь, в противоположном конце зала, и оказались в ещё более тихом коридоре, в котором отчётливо пахло пылью.

— Сейчас обойдём кругом, и выйдем на другой стороне крыла, — объяснила Лизавета.

— Заметаем следы? — улыбнулся я.

— Ага, — отозвалась она, хитро стрельнув глазками. И вдруг, остановившись, снова обвила меня руками за шею. — Жаль, что нас прервали. Хотя это и к лучшему, наверное. Я что-то совсем сегодня не в себе, чуть голову не потеряла.

— И я.

Угу. Причём я-то — в прямом смысле. Давай, отшей уже её как-нибудь, болван! Иначе проблем не оберёмся.

— Но впредь нам нужно быть… благоразумнее, — добавил я, мягко уклоняясь от её поцелуя. — Иначе, боюсь, я не смогу с собой совладать.

— Ммм… Да, пожалуй, ты прав, — вздохнула Лизавета и, как ни в чём не бывало, зашагала дальше по коридору, взяв меня под руку. — Как всё-таки приятно, что не перевелись ещё порядочные мужчины. Ты настоящий джентльмен, Богдан!

— Да, я такой, — кивнул я, скрывая вздох облегчения.

За поворотом мы едва не столкнулись лбами с пожилым усатым дядькой в дорогом костюме. Я с некоторым запозданием узнал в нём помощника Вяземского.

— Елизавета Сергеевна! — воскликнул он. — А я вас везде ищу. Это ведь невежливо — покидать гостей в самый разгар приёма.

— Ой, да я вас умоляю, Викентий Павлович! — отмахнулась Лизавета. — Просто решила немного отдохнуть от шума. Заодно вот показываю своему спасителю резиденцию. Знакомьтесь, Богдан, это — Викентий Павлович Прокопович, самый доверенный секретарь моего отца. А это — Богдан Сибирский.

— Очень приятно, молодой человек. Кстати, и вас я тоже разыскиваю. Его сиятельство Сергей Александрович просил проводить вас в его кабинет. Так что, позвольте, Елизавета Сергеевна, я пока украду вашего кавалера.

Лизавета театрально вздохнула, и мы, чинно раскланявшись, расстались. Прокопович повёл меня дальше по коридору. Я, на ходу приглаживая волосы, попытался собраться с мыслями, но, увы, дорога до кабинета Вяземского оказалась недолгой — мы вскоре оказались у лестницы, спустились на первый этаж и, миновав небольшую приёмную, оказались перед богато украшенными дверями с золотыми вензелями и гербом с головой мамонта.

Прокопович, деликатно постучавшись, на мгновение скрылся за дверями, но тут же вернулся и широким жестом пригласил меня внутрь.

— Ваше сиятельство, а вот и Богдан Сибирский.

— А, ну-ну. Давно ждал встречи с тобой, Сибирский. Или… правильнее сказать Василевский? Ну же, не тушуйся, проходи!

Губернатор, восседавший за огромным письменном столом, поднялся и вышел мне навстречу, приветливо протягивая руку.

Одернув китель и поправив значок Священной дружины, я шагнул ему навстречу, но немного замешкался, в последний момент заметив слегка выглядывающие из кармана брюк кружева. Торопливо засунул их поглубже и, сконфуженно кашлянув, тоже протянул руку губернатору.

— Рад приветствовать, ваше сиятельство!

Рука его оказалась твердой и крепкой — ладонь моя будто очутилась в стальных тисках.

— Ну что ты, Богдан. Для тебя — просто Сергей Александрович.

Глава 13

Вблизи томский генерал-губернатор производил довольно приятное впечатление. Солидный, статный мужчина, на вид лет под шестьдесят, но фактически наверняка гораздо старше. При этом седина на висках и морщинки вокруг глаз лишь придавали ему весомости, но не давали даже намёка на начинающуюся старость. Впечатляющая мускулатура князя угадывалась даже сквозь дорогой мундир с позолоченными эполетами. Похоже, он вполне мог бы потягаться с Дымовым, завязывая в узел железные прутья и разгибая подковы. Но если Дымов со своими подкрученными вверх усиками выглядел как этакий цирковой силач, то Вяземский был стопроцентным аристократом — от ухоженной бороды с широкой прядкой седых волос и до безупречно начищенных туфель.

Я, пожалуй, впервые поймал себя на мысли, что передо мной больше, чем человек. Особенно потому, что видел не только его физический облик, но и ауру. А она тоже впечатляла. Чем-то походила на ауру того старика, которого я видел в общем зале — тоже захлестывала собой добрые полкабинета и, похоже, могла распространяться гораздо дальше.

Интересно, на каком расстоянии Вяземский может управлять гравитацией? Десять метров? Сто? Километр? Законы физики в отношении Дара тоже в некоторой степени применимы, и сила его наверняка обратно пропорциональна расстоянию. Но, учитывая, как ярко горит в его груди средоточие эдры — с мощностью у него точно проблем нет. Эдра в грудном узле не просто светится — она будто спрессована во что-то осязаемое. Видно, князь настолько стар и могущественен, что у него на месте средоточия уже сформировался твёрдый карбункул.

Силён, силён. И сам Аспект его очень опасен в бою. Но не для Пересмешника. Мне достаточно просто перехватить его Дар, чтобы получить иммунитет, а там уже открывается масса вариантов. Вплоть до того, чтобы задавить его его же оружием.

Забавно. Если бы губернатор узнал, кто я, то это наверняка заставило бы его понервничать. Всё-таки Велесов прав. Пересмешник для любого нефилима — как кость в горле. Как плевок в лицо. Как насмешка над его силой.

— Присаживайся, Богдан! — Вяземский указал на одно из кресел чуть в стороне от письменного стола — рядом с небольшим круглым столиком, на котором стояли шахматы, графин с чайного цвета напитком и пара стаканов.

Вёл себя губернатор предельно учтиво и приветливо. Разве что улыбался одними губами — взгляд его оставался холодным и внимательным. Из-за этого, как он ни старался создать непринуждённую обстановку, в воздухе висело тревожное напряжение.

Впрочем, скорее всего, это просто я себя накручиваю. После того, что я подслушал в библиотеке, сложно воспринимать Вяземского как этакого благодетеля, пригласившего меня, чтобы наградить за спасение дочери. Он вовсе не добрый дядюшка. Если решит, что я стою у него на пути — сожрёт, не поморщившись.

А я уже в некотором смысле стою у него на пути. По крайней мере, за знак Священной дружины взгляд губернатора точно зацепился. Ненадолго, и на лице ни один мускул не дрогнул. Зато аура отреагировала, будто дёрнувшаяся медуза, и на плечи мне ненадолго опустилась ощутимая тяжесть.

Ох, не зря говорят, что тяжело общаться с губернатором. В прямом смысле тяжело.

Я не подал виду и спокойно опустился в кресло. Вяземский тоже быстро взял себя в руки и сел напротив, устроив свои крепкие, но холёные ладони на резных подлокотниках. На среднем пальце левой руки блеснул алой каплей перстень с огромным рубином. На правой я разглядел почти такой же, только с гербовым мамонтом.

Сам Вяземский разглядывал меня так же цепко и внимательно, но заняло это у него буквально несколько секунд. Губы его вдруг тронула сентиментальная усмешка.

— Ты очень похож на отца.

— Мне об этом часто говорят. К сожалению, я его почти не знал. А вы были знакомы?

— Конечно, и довольно неплохо. И с Аскольдом, и с его отцом, и с его дедом. Василевские — старинный нефилимский род, довольно уважаемый в своё время, и даже связанный с императорской семьёй. Печально, что он пришёл к такому финалу. В основном это, конечно, вина Виталия. Но и Аскольд на старости лет тоже… начудил.

Графин с одним из стаканов вдруг, взмыв со столика, плавно подлетели к Вяземскому, прямо ему в ладони. Сам он при этом и бровью не повёл — никаких пассов руками, даже пристального взгляда на управляемые предметы. Похоже, телекинезом он пользуется на автомате, не особо задумываясь.

— Выпьешь со мной? — спросил он, щедро плеснув в стакан.

— А что, кто-то бы отказался на моём месте?

Он усмехнулся шире и на этот раз, кажется, даже искренне.

— Верно рассуждаешь. Думаю, мы найдём общий язык.

Стакан отправился по воздуху ко мне, сам же нефилим подхватил второй и тоже наполнил его.

Крепкая штука — вроде той, что меня угостил Кабанов из фляжки. И очень похожа на травяную настойку Велесова, которую я про себя окрестил сибирским виски. Только гораздо более выдержанная, с более тонким букетом, и пьётся, несмотря на обжигающую крепость, гораздо мягче. Подозреваю, что и стоит в десятки раз дороже.

— Я в курсе насчёт того недоразумения с демидовской Охранкой. И в целом насчёт твоей ситуации, — без предисловий продолжил губернатор.

— Кабанов рассказал?

— Ты его не вини. Он для твоего же блага старается. С первых дней твоего прибытия в Томск пороги моей канцелярии оббивал, пытался добиться моей аудиенции.

— Вот как?

— Он многим обязан твоему отцу. Ты не знал?

— Так… В общих чертах.

— Аскольд вообще многих с того света вытащил. Всё-таки целитель был от бога, особенно когда был помоложе, в полной силе. Меня, кстати, тоже однажды врачевал, во время одной из экспедиций к Байкалу. А врачевание нефилимов, сам понимаешь — штука небезопасная.

— Разве?

— Ах, да, я и забыл. Ты же не в курсе. О подобных тонкостях нефилимам обычно рассказывают в ходе домашнего обучения. Как и вообще обо всём, что касается семейного Дара…

Я едва заметно усмехнулся. Ничего ты не забыл, Сергей Александрович. Просто напоминаешь, что я незаконнорожденный, появившийся неизвестно откуда. А может, проверяешь мою реакцию. Буду ли переспрашивать, или сделаю вид, что всё понимаю…

— Целительство — вообще довольно распространенный Аспект среди Одарённых. Но лечить нефилимов могут далеко не все. А ещё меньше — соглашаются это делать. Потому что исцеление нефилима, особенно после тяжелого ранения, может навсегда забрать часть силы у самого целителя. По сути, он постепенно сжигает себя, раздаёт свою силу другим. Аскольд, кстати, в этом смысле не жалел себя, потому так рано ушёл. Он ведь ещё совсем не стар был. Даже моложе меня…

Я кивнул. Невольно вспомнился наш последний разговор с Аскольдом. Он действительно выглядел неважно. И, сдаётся мне, больше всего подорвал его силы именно последний ритуал, в ходе которого он воскресил Богдана. А заодно и вызвал из небытия меня, пусть и не специально.

В ушах словно снова зазвучал его голос.

'Я не знаю, сколько в этом теле осталось от моего настоящего сына. Да и, откровенно говоря, сейчас это уже неважно. Я всё равно не знал его. Но это моя плоть и кровь!

Если ты винишь меня в том, что я выдернул тебя из привычного мира, лишил чего-то — то зря. Раз уж твой дух был захвачен ритуалом, то ты на тот момент тоже был уже мёртв. А я тебя воскресил. Дал новую жизнь. Так что, в каком-то смысле, ты всё же мой сын…'.

На душе заскреблись кошки, пальцы свободной руки невольно сжались в кулак.

— Но умер-то он не своей смертью, — напомнил я. — Его убили.

— Да, я знаю. Вампир? И ты, наверное, хочешь отомстить Стае? Поэтому решил вступить в Священную дружину?

Логичный вывод. Его и будем придерживаться.

— Вы правы, Сергей Александрович. Но я хочу не просто отомстить. Я вообще хочу искоренить всю нечисть с лица империи!

Получилось, пожалуй, слегка пафосно. Но вроде не переигрываю, да и вообще — можно списать на юношеский максимализм.

С момента, как я получил приглашение на приём к Вяземскому, я подспудно обдумывал, какую линию поведения выбрать. Прикидываться совсем уж деревенским простачком нельзя — так свои интересы не отстоять. Но и жесткую линию выдержать не получится — я не в том положении. Да и вообще, поведение должно вписываться в мою «легенду». Молодой байстрюк, выросший где-то в сибирском захолустье, узнаёт о своём происхождении, знакомится с отцом, начинает осваиваться в высшем обществе. Конечно, он будет плавать в вопросах этикета, да и вообще во многих вещах. Но вот искренность и прямолинейность многим импонирует.

Вяземскому, кажется, тоже. После моих слов он несколько потеплел. А может, просто успокоился.

— Похвально, похвально. Мало того — уже успел продвинуться в этом направлении. Албыс — очень хитрая и опасная тварь. Если бы не ты, было бы не избежать ещё многих жертв. И среди них могла оказаться и моя Елизавета.

— Ну, строго говоря, Елизавету спас её телохранитель, ценой собственной жизни. Я лишь помог ей вовремя выбраться из того кокона…

— Ещё и скромен. Редкое качество по нашим временам.

— Просто стараюсь быть честным. Чужого мне не надо, а мои заслуги в спасении вашей дочери немного… преувеличены.

— А вот она так не считает, — усмехнулся Вяземский. — Все уши мне прожужжала, как хочет познакомиться со своим героем. Ей ведь это удалось, кстати?

— Да, мы… виделись в общем зале.

— Ну, а если серьёзно — то зря скромничаешь, — сделав глоток из стакана, продолжил губернатор. — Лиза без тебя бы не выбралась, и ещё неизвестно — не задохнулась бы там вовсе. Да и албыс ты завалил, тут-то сомнений нет. Говоришь, что чужого тебе не надо. Но своё ты получишь по праву. Чего ты хочешь?

— Я думаю, вы и сами догадываетесь. Получить то, что осталось мне от отца.

Вяземский понимающе покивал головой.

— Намекаешь на усадьбу Василевских?

Я тоже медленно кивнул.

— Что ж, лакомый кусочек. Многие в городе хотели бы выкупить этот дом, но у него особый статус, ещё по старому императорскому указу. Это ведь личный подарок от Романовых. И принадлежать он может только Василевским, иначе вернётся дарителю.

— Да, я знаю.

— И одно тянет за собой другое. Ты сможешь официально владеть этим домом, только если тебя признают сыном Аскольда. А стало быть, ты просишь не только о доме. Но и о фамилии. И о титуле. А это уже, сам понимаешь, совсем другой вопрос. Ты, смотрю, не так-то прост, каким хочешь показаться.

— Я лишь прошу помочь мне вернуть то, что моё по праву.

— Хм… — губернатор отправил опустевший стакан обратно на стол и усмехнулся. — Тоже понятное желание. Только вот что ты потом будешь делать со всем этим?

— В каком смысле?

— Взять тот же дом. Он столько лет пустовал, что, насколько я знаю, сейчас мало пригоден для жизни. Чтобы отремонтировать его, понадобятся немалые деньги. Да и вообще, интерес в нём представляет, прежде всего, петровский зал. Собственно, это — главная ценность, а не само здание.

— Отремонтирую потихоньку. Продавать фамильное наследие я точно не хочу.

— Ну допустим. Хотя, где ты собираешься брать деньги — большой вопрос. Ведь официальное вступление в наследство и даже признание княжеского титула для тебя ничего не изменит. На данный момент фамилия Василевский — пустой звук. За ней ни денег, ни связей, ни власти. Мало того, объявятся старые враги и кредиторы. Виталий, отец Аскольда, их много нажил за свой недолгий век. Аскольд от них отбивался всю жизнь, и в другой губернии укрылся не от хорошей жизни. А теперь это ляжет на твои плечи.

С каждой его фразой я хмурился всё больше. Частично потому, что продолжал отыгрывать роль бесхитростного юноши. Но во многом Вяземский был прав. Просто я раньше не хотел особо задумываться об этом. И самое главное — не хотел отказываться от своих планов. Частично из упрямства, частично действительно чувствовал себя обязанным перед Аскольдом и его семьёй. Да и просто из шкурных соображений — имея усадьбу, я по крайней мере жильём обеспечен.

— Я не хочу отказываться от наследия моего отца! — проговорил я вслух.

— Понимаю, — мягко улыбнулся Вяземский. — Но то, что человек хочет и то, что ему на самом деле нужно — порой совсем не одно и то же, Богдан.

— И что же мне, по-вашему, действительно нужно?

— Опора. Люди, на которых ты можешь положиться. Семья. Только для нефилима это слово имеет несколько иное значение, чем для простых смертных.

— И в чём отличия?

— Нефилимы ведь почти бесплодны. Так что глава семьи не может опираться на поддержку многочисленных братьев, сыновей, племянников и прочих кровных родственников. У нас их просто нет. Но, может, это и к лучшему. Потому что в семью мы принимаем единомышленников. Людей, которым по-настоящему можем доверять.

Это я уже и сам понемногу понял, постепенно узнавая всё больше об устройстве местных аристократических семей. Это, по сути, действительно не столько семьи, сколько что-то вроде мафиозных кланов, стержень которых составляют потомственные нефилимы, носители дворянского титула. При этом они сконцентрировали в своих руках столько имущества и власти, что даже для управления всем этим добром им требуется немалый штат. Не говоря уже о защите. И потому кланы собирают в своих рядах других Одарённых. В основном молодую кровь — тех, у которых Дар проявился спонтанно, за счет мутации, вызванной воздействием эдры. Ну, а также бастардов вроде меня, или потомков распавшихся или разорившихся кланов.

Нетрудно было понять, куда клонит Вяземский. Конечно, я с его точки зрения перспективный кадр, таких упускать нельзя.

— И вы готовы предложить мне работу? — напрямик спросил я.

— Я… рассматриваю эту возможность, — пряча усмешку, ответил губернатор, видимо, снова оценив мою деревенскую непосредственность. — К примеру, с гибелью Каменева остро встал вопрос о новом телохранителе для Лизы…

Вот это поворот! Работёнка-то не особо хлопотная — вряд ли на Лизавету часто покушаются (хотя, кто знает, кто знает…). Но это ведь придётся круглыми суткам торчать рядом с ней, и прощай все остальные планы.

Зараза… И как же теперь технично отбрехаться?

Вяземский воспринял моё замешательство по-своему и откровенно рассмеялся.

— Не прямо сейчас, конечно! При всём уважении, Богдан, но я не могу доверить безопасность своей единственной дочери… скажем так, непроверенному человеку. Нужен человек надёжный, многократно доказавший свою верность. Каменева вообще трудно будет заменить. И не только потому, что у него был очень сильный защитный Дар. Главное — он был предан, как пёс, и любил Лизу, как собственную дочь. Она буквально росла на его глазах — ей было девять, когда я его к ней приставил. И он ни разу не подвёл меня. Хотя случаи бывали… всякие.

— Неужели вам, с вашим положением, кто-то угрожает?

— Времена сейчас неспокойные. Да и вообще, у нефилимов врагов хватает. Анархисты. Упыри. Белые голуби. В конце концов, другие кланы, которым ты когда-то перешёл дорогу. У долголетия есть и некоторые недостатки. Некоторые старые распри могут длиться десятилетиями.

— Понимаю.

— Тогда должен понимать и другое. Раз уж ты решил обосноваться в Томске, то… честно говоря, выбор у тебя не так уж велик. Карьеру можно сделать либо работая на генерал-губернатора, либо… — он скользнул взглядом по знаку Священной дружины на моей груди. — На императорской службе.

— В любом случае, это ведь работа на благо империи.

— Да-да, безусловно, — серьёзно ответил он, однако от меня не укрылась нотка сарказма в его голосе. — Но всё же… Столица далеко. И, несмотря на все достижения современной техники, расстояние это всё ещё играет огромную роль.

— Да, наверное. Но я пока не задумывался над этим выбором. Честно говоря, я думал, что можно как-то… совмещать.

Вяземский добрые полминуты буравил меня холодным изучающим взглядом. Даже перестал изображать приветливую улыбку. Наконец, продолжил — медленно, будто взвешивая каждое слово:

— Это было бы для тебя наилучшим выходом. И для меня свой человек в Священной дружине был бы очень полезен. Ты ведь… мой человек, Богдан?

— С утра был ничейный, — пожал я плечами.

Он снова рассмеялся — на этот раз точно искренне. И поднялся с кресла.

— Ну, раз уж у нас такой доверительный разговор, Богдан… Что расскажешь насчёт твоего Дара? Это тоже важно для твоего дальнейшего будущего. Насколько мне известно, тебе передался целительский Аспект от Аскольда. Но после того, как ты завалил албыс, у тебя должно было появиться ещё что-то… А может, что-то было и до того. Какой-то боевой Аспект, не так ли?

Я замешкался. Наслышан был, как нефы не любят раскрывать друг перед другом карты. Но сейчас-то случай особый. И если я хочу и правда заинтересовать губернатора, то, наверное, надо постараться его чем-то впечатлить. Но не слишком.

— Эм… Это сложно объяснить на словах, Сергей Александрович…

— Зачем же на словах? — пожал он плечами, и вдруг книжные шкафы, занимающие всю стену слева, пришли в движение.

Сначала даже можно было решить, что это губернатор двигает их телекинезом, но нет — это были скользящие платформы в полу. Шкафы разошлись, как огромные створки дверей, открывая взору скрытую до этого половину кабинета, больше похожую на тренировочный зал. Три железных манекена, вмонтированные в пол и схематично изображающие человека — точнее, его торс и голову. Обитая матами дальняя стена, полки с какими-то приспособлениями в углу.

— Как говорится, лучше один раз увидеть…

— Ничего себе. Я думал, у вас тут кабинет чисто для бумажной работы.

— Нефилим должен всегда быть в форме. Запомни это, Богдан. А потому должен оттачивать свой Дар ежедневно. Даже если годами не использует его в реальном бою. Ну, смелее! Покажи, что можешь. Бей тот, что по центру, он самый крепкий.

Я, чуть помедлив, поднялся и направился в сторону манекенов, на ходу придумывая, с чего начать. В итоге, не доходя шагов пять, переключился на Аспект Укрепления и послал в грудь среднему спрессованное ядро эдры размером с яблоко.

Железный болванчик загудел, как колокол, покачнувшись назад на подпружиненной станине. Двери в кабинет приоткрылись, и показалось обеспокоенное лицо секретаря. Губернатор прогнал его нетерпеливым жестом, и заинтересованно обернулся ко мне.

— Хм… Кинетические удары. И какое максимальное расстояние?

— Не знаю. Пока бил только на несколько метров. В основном применял вблизи. Так мощнее получается.

— Покажи.

Сдержав вздох, я приблизился к манекенам вплотную. Воздух вокруг кулаков задрожал, окутываясь силовыми кастетами. Влив в них хорошую порцию эдры, чтобы смотрелось поэффектнее, я провел серию ударов по среднему манекену, потом под конец вмазал в голову тому, что левее. Тот оказался похлипче, и от удара отклонился градусов на сорок пять, так что мне пришлось отпрыгивать, чтобы не схлопотать ответку. На полированной железной башке осталась заметная вмятина.

— Уже лучше, — одобрительно кивнул губернатор. — А что насчёт защиты? С помощью этого Аспекта наверняка можно и отбивать снаряды.

Не успел я ответить, как он подхватил телекинезом несколько металлических шаров, лежащих в углу — разного размера и, судя по всему, веса. Подлетев к нему, эти гири парили в воздухе, вращаясь вокруг него, как спутники вокруг планеты. Сам же губернатор стоял, скрестив руки на груди и наблюдая с заметным азартом в глазах. Похоже, не так уж часто он разминается в этом зале. И тем более с напарником.

— Готов? Лови!

Первый шар — небольшой, размером с крупное яблоко — он швырнул с относительно небольшой скоростью, и я легко отбил его кастетом в сторону. Несмотря на прорезиненный пол, загремел снаряд на весь кабинет, ещё и ударившись в нижний ряд книг в одном из шкафов. Я отвлекся на его полёт и чуть не пропустил следующий. Увернулся, пропустив шар мимо левого плеча, и тот впечатался в дальнюю стену. Маневр мой, кажется, разозлил Вяземского, потому что оставшиеся два шара он метал с нарастающей силой. Последний я вообще толком не разглядел — тот летел, как пушечное ядро, и я едва успел выставить на его пути щит из эдры, скрестив руки перед собой. Щит взорвался, и меня ударной волной всё же отшвырнуло назад, на спину. Хорошо хоть сгруппироваться успел и прижать подбородок к груди.

— Извини, перестарался, — покачал головой Вяземский и протянул вперед руку, помогая мне подняться.

Впрочем, сделал он это, не доходя до меня нескольких шагов — просто легко поднял в воздух телекинезом и подтянул ближе. Ощущение было не из приятных — будто цепкая невидимая рука ухватила меня, как котёнка.

— Не ушибся?

— Нет. Я закрылся, просто…

— Да уж вижу, что закрылся. Иначе бы не обошлось без сломанных рёбер… Что ж, неплохо. Ничего особо выдающегося. Но Дар полезный, и при должном развитии имеет некоторые перспективы.

— Кхм… Надеюсь, — буркнул я, одергивая китель.

— Что ж, ладно, пойдём. У меня мало времени, а я так и не сделал то, ради чего тебя, собственно, и позвал…

Вяземский прошёл к письменном столу и, открыв явно заранее подготовленную папку, достал из неё конверт.

— Здесь готовые документы на имя Богдана Аскольдовича Василевского. Заполнены по данным, предоставленным из института, негативы для фотографии взяты оттуда же. Кроме того, здесь же — документы о переводе тебя на обучения за счет генерал-губернаторства, со стипендией в пятьдесят рублей в месяц. Ну, а учитывая, какие у тебя будут расходы, если ты всё же решишь реставрировать поместье… Вот. Должно хватить на первое время.

Он присовокупил к конверту еще одну бумагу, отпечатанную на прямоугольном бланке с вензелями, и отдал мне — не телекинезом, а просто протянув руку.

Я, поклонившись, принял бумаги. Пробежался взглядом по верхнему бланку. Банковский чек на десять тысяч рублей. Неслабо.

— Значит, поместье всё же остаётся за мной? — уточнил я.

— По крайней мере, я не собираюсь в этом препятствовать, — пожал плечами Вяземский. — Остаётся только одна формальность — это признание титула. Но это уже за пределами моих полномочий. Возможно, удастся решить этот вопрос в ходе визита императора. Но не обещаю.

— Я… Не знаю даже, как благодарить вас, Сергей Александрович, — ещё поклонился я. — Я не рассчитывал и на половину из этого…

— А я воспринимаю всё это лишь как инвестиции. И, надеюсь, заполучить в твоём лице верного соратника. Подумай об этом, Богдан. Я понимаю, почему тебя привлекла Священная дружина. Борьба с нечистью, защита людей… Всё это очень романтично. Однако можешь поинтересоваться даже у своего Путилина. Редко кто из его подопечных доживает даже до его возраста. Ты нефилим, у тебя шансов больше. Однако риск есть риск.

— Я не боюсь.

— Конечно, — снисходительно улыбнулся губернатор. — Эх, молодо, зелено… В целом, я тебя не отговариваю. Воспринимай это лишь как дружеский совет. Дружина — не то место, службе в котором стоит посвящать свою жизнь. Это довольно… неблагодарное дело. Хотя, повторюсь — свой человек в этой структуре мне не помешает. Надеюсь, мы верно друг друга поняли?

Я, чуть помедлив, кивнул. Что ж, предложение сделано недвусмысленно, и дурак поймёт. Чего-то более конкретного губернатор пока не требует. Но наверняка потребует в будущем, причём постепенно, когда я окончательно проглочу наживку. Впрочем, наживка-то жирная, грех жаловаться. За один только чек в десять тысяч многие из местных мать родную продали бы. Да и какой у меня выбор? Отказываться? Чего ради?

Ладно, посмотрим, куда меня это выведет. В любом случае, с губернатором я бы предпочёл не ссориться.

Вяземский ответил одобрительным кивком и ненадолго отвлекся, взглянув куда-то за мою спину. Это секретарь снова заглянул в кабинет.

— Что ж, на этом попрощаемся, Богдан, — губернатор крепко пожал мне руку. — У меня на сегодня запланирована ещё пара встреч. И, в конце концов, для приличия надо появиться и в общем зале.

Откланявшись, я направился к выходу. Прокопович, заглянув из приёмной, уже открыл передо мной двери. Позади него я разглядел и следующего визитёра. Молодой, стройный блондин в дорогом костюме с верхом, напоминающим мундир. Не то военный, не то чиновничий. Впрочем, насколько я заметил, мундир в Империи — вообще самый популярный фасон.

Гость явно нефилим — я издалека засёк ауру эдры — полупрозрачной, голубоватой, окутывающей его фигуру замысловатыми вихрями и, кажется, будто приподнимающую его над землей. Когда я вышел, щёголь мимолётно скользнул по мне безразличным взглядом — похоже, с его точки зрения какой-то там студентишка никакого интереса не представлял — и уверенным шагом пересёк порог кабинета.

А вот я невольно вздрогнул, когда расслышал напоследок голос Прокоповича.

— Ваше сиятельство, к вам князь Феликс Аристархович Орлов, из Демидова.

Глава 14

— Ну, как всё прошло? — окинув меня тревожным взглядом, спросил Велесов и протянул узел со сменной одеждой.

— Да на самом деле… неплохо. Не без сюрпризов, но гораздо лучше, чем я ожидал.

Это было чистейшей правдой. Редкий случай, когда идёшь куда-то с определёнными целями, и в результате получаешь именно то, что и планировал. С губернатором вроде бы удалось договориться. Своё положение я легализовал, за обучение теперь платить не надо, мало того — и стипендия положена. Но самое главное — это огромная премия. Куда больше, чем я рассчитывал. Десять тысяч рублей по меркам обычного томского работяги — это целое состояние, которое не скопишь и за всю жизнь.

Но без ложки дёгтя всё равно не обошлось. Эта сказочная щедрость Вяземского наводила на подозрения. Что это? Попытка подкупить на корню? А может, приманка для тех самых кредиторов моей семьи, о которых он упомянул? Или просто проверка? Кстати, хороший способ изучить, что я за человек — посмотреть, куда начну тратить эти деньги.

Нет, конечно, может быть и так, что Вяземский действительно благодарен мне за Лизу, а десять кусков для него — столь незначительная сумма, что просто тьфу и растереть. Может, настоящий Богдан в это и поверил бы. Но мне вот за этим бесплатным сыром всё равно упорно мерещилась здоровенная мышеловка.

Пожалуй, лучшим выходом будет пока не обналичивать чек полностью, а открыть счёт в местном банке. И деньги брать постепенно, на текущие расходы. Хотя, например, от Фомы можно было бы откупиться одним махом. Но, впрочем, это ведь долги Демьяна, а не мои. И, уверен, если я предложу помочь ему в этом вопросе, то ещё и уговаривать придётся.

Ладно, запас карман не тянет. Уж найду, куда пристроить эти деньжищи. К тому же, сдаётся мне, это только сейчас они мне кажутся огромными.

— Как вообще обстановка? — я выглянул через щели в заборе на противоположную сторону улицы.

Там, на пару кварталов ниже, горели огни огромного двухэтажного кабака с мансардой. Точнее, как я понял, «У Хаймовича» —не просто ресторан. Здесь и комнату можно снять ненадолго, и девиц нетяжелого поведения отыскать, и поглазеть на что-то вроде местного варьете. Очень популярное заведение, притом с довольно демократичными ценами.

— Да вроде как обычно. Шумно, народу много.

— Деньги захватил?

Демьян молча сунул мне тощую пачку купюр и пригоршню монет — в основном четвертаков.

— Девчонка та с парнем уже полчаса как неподалёку ошиваются, — предупредил он. — На той стороне улицы, справа, возле будки городового.

— Ясно…

— Только поаккуратнее там, Богдан! Место людное, там внутри и своих вышибал полно, и жандармы всегда неподалёку дежурят. Не наломай дров.

Я промолчал, лишь одарил стольника красноречивым взглядом. Всё я и так понимал. Но если уж стараться минимизировать риски, то тогда вообще лучше сидеть дома и не высовываться. А это не наш метод. Надо выяснить, что ж это за «Молот Свободы» такой, зачем они пудрили мозги Полиньяку и зачем интересовались мной. И что там за загадочная Бэлла, способная так загипнотизировать человека, что он полдня ходит за ней, как на верёвочке, а потом напрочь забывает, что произошло.

У меня пока не было для этого прямых улик, но чутьё подсказывало, что эта революционная ячейка — хоть и совершенно новый элемент мозаики, но складывающийся в единую картину с остальными. Прежде всего — со Стаей. Велесов в этом был со мной согласен. По его словам, Аспект Морока, позволяющий очаровывать людей, управлять их сознанием, нередко сочетается с Аспектом Зверя. И в Стае всегда были Одарённые с подобными способностями. Так может, Бэлла — это мостик между революционерами и Стаей?

Правда, это не вяжется с тем, что Стая — по крайней мере, Грач — работают на Орлова, а значит, на Охранку. Хотя, может, в этом как раз и суть конфликта, свидетелем которого я невольно стал в Громовских банях?

Что ж, попробуем это выяснить.

Поверх светлой рубахи с жилеткой я надел плотный шерстяной пиджак в серо-синюю клетку и кожаную куртку с заплатами на локтях. Всё это добро я прикупил сегодня днём. Одной студенческой формы мне было маловато, да и за пределами института в ней появляться нежелательно. А для других случаев мне до этого приходилось рыться в закромах усадьбы в поисках подходящей старой одежды. И это мне уже изрядно надоело. Что ж за княжич такой, что в обносках постоянно гоняет?

Повёл плечами, присел, помолотил кулаками по воздуху, проверяя обновки — не жмёт ли где, не стесняет ли движений. Эх, жаль, револьвер с собой не возьмёшь — на входе наверняка обыскивают. Впрочем, с моими способностями я и сам ходячее оружие. В прошлый раз, столкнувшись с вампиром в Громовских банях, вообще забыл про огнестрел, дрался голыми руками.

Велесов тем временем аккуратно собрал мою студенческую форму, а конверт с документами убрал к себе во внутренний карман.

— Ну, как договорились? — спросил он. — Вещи отнесу домой, потом возвращаюсь сюда, буду присматривать.

— Угу. Но внутрь не суйся. В случае чего я постараюсь из здания выбраться, а там уже подстрахуешь. Тебе-то светиться здесь лишний раз не стоит.

Сжимая в руке перетянутые бечевкой книги, которые обещал вернуть Скворцовой, я перемахнул через забор, и через несколько мгновений уже шагал по тротуару. Я позаимствовал Аспект у Велесова — сначала просто для того, чтобы удобнее было шастать в потёмках. Но решил пока оставить его и дальше — звериное зрение и слух были мне как нельзя кстати. Улица хоть и была освещена эмберитовыми фонарями, но очень неравномерно.

Скворцовых, впрочем, удалось отыскать без особого труда. Мало того, что они толком не прятались — их силуэты отчётливо маячили позади полосатой полицейской будки, сейчас пустующей — так ещё и о чём-то ругались чуть ли не в голос.

— О чём спорим? — спросил я, выныривая из темноты.

Катерина испуганно ойкнула, Вася встрепенулся, принимая боксёрскую стойку, но потом расслабился, узнав меня.

— Явился наконец-то… — проворчал он.

— Ты чего так долго? Мы уже опоздали к началу! — накинулась на меня Скворцова.

— Ну, тогда поторопимся.

— Книги у тебя? Ох… Ты чего же их, бечёвкой обычной стянул? Обложки же попортишь!

Катерина выхватила у меня из рук фолианты, обеспокоенно разглядывая их.

— Да ладно тебе, Кать. Они и так старые… — проворчал её брат, но она зыркнула на него с таким видом, что он замолчал.

— Ладно. Пойдём! ­ — решительно сдув со лба непокорную чёлку и поправив очки, выдала Скворцова и взяла меня под руку.

— Я вас тут подожду, — предупредил Вася. — И это… Осторожнее там!

На входе в ресторан бурлил настоящий людской водоворот — несмотря на поздний час, продолжали прибывать новые посетители, кто-то, наоборот, выходил проветриться. Большая вращающаяся дверь, стеклянная в верхей части, почти не останавливалась и напомнила мне лопасти огромной мясорубки. При этом входящие задерживались на дополнительном фильтре — несколько одинаково одетых молодчиков в полосатых костюмах аккуратно, но быстро обыскивали посетителей на предмет колюще-режущих предметов или выпивки.

— Со своим нельзя! —буркнул один из них, выуживая у кого-то из внутреннего кармана припрятанную бутылку.

— Да она ж початая, там осталось-то на полстакана! Не выбрасывать же?

— Со своим нельзя! ­—угрюмо повторил второй вышибала.

— Ага, а внутри обычная красноголовка на полтину дороже!

— Ресторанная наценка-с. И правила такие.

— Ай да пошли вы! Рвачи!

Мужик, отойдя на пару шагов, демонстративно высадил оставшуюся выпивку прямо из горла и швырнул бутылку в сторону урны.

Нас с Катериной в это время обыскал другой вышибала — быстро, профессионально и с совершенно безразличным видом. Разве что на стопку книжек в руках у Скворцовой взглянул скептично.

— С библиотекой нас перепутали, барышня? —хмыкнул он. — Так вряд ли вам там почитать удастся. Сегодня вообще народу битком.

Внутри действительно было не протолкнуться. Шумно, пёстро и немного бестолково — поначалу даже складывалось впечатление, что в зале какой-то переполох. Но, похоже, это было обычное его состояние в разгар вечера.

Было на удивление просторно. Главный зал ресторана, полукольцом окружающий ярко освещённую сцену с багрово-алым задником, был двухуровневым, и по размерам почти не уступал залу губернаторских приёмов. А уж народу тут было точно больше раза в два. Столики стояли тесно, почти впритык друг к другу, официанты шустро сновали по проходам с подносами, да и сами посетители то и дело покидали свои места, так что вся эта людская масса постоянно бурлила, будто варево в котле.

На сцене несколько девиц в перьях, ярких многослойных юбках и чулках в сеточку лихо отплясывали канкан, взмахивая ножками выше головы. С синхронностью у них были явные проблемы, но изрядно подвыпивших зрителей это, похоже, не смущало. Из первых рядов к танцовщицам тянулись руки, а очередной детина в тёмном котелке и костюме в полоску — униформа местных вышибал— оттеснял от сцены самых назойливых.

Музыкальное сопровождение обеспечивалось откровенно дрянным оркестриком, наполовину скрытым ширмой сбоку от сцены. Не могу похвастаться идеальным музыкальным слухом, но даже мне было заметно, что фальшивили и не попадалив такт там абсолютно все, включая даже тощего паренька с ударными тарелками. Но тому было простительно —он, похоже, был пьян в стельку, и после каждого своего удара с трудом удерживал равновесие.

Но зато, надо признать, здесь было гораздо веселее, чем на губернаторском приёме. Да, публика попрощё, интерьер и посуда, естественно, дешевле. Но зато без всей этой чопорности и скучного официоза. Выпивка льётся рекой, разговоры, прерываемые взрывами хохота, не утихают, порой даже заглушая звуки оркестра. При этом, несмотря на кажущуюся неразбериху, персонал ресторана умудряется делать своё дело быстро и без запинок. Мы со Скворцовой лишь пару минут потоптались у выхода, потихоньку пробираясь глубже в зал, как к нам подскочил усатый тип в накрахмаленной рубашке и с небольшим белым полотенцем, которое держал на сгибе локтя.

— Доброй ночи, господа. Свободных столиков, увы, предложить не могу. Но кое-какие варианты попробую присмотреть. Вас что более интересует— ужин или представление?

— Да нам бы местечко потише…

— О, тут, увы, тоже пока накладка-с, — с лёгкой усмешкой ответил он.— Все нумера заняты и, боюсь, будут заняты до утра.

— Да мы не в том смысле!— вспыхнула Скворцова и, поправив очки, возмущённо зыркнула на меня. — Мой товарищ имеет в виду…

Она привстала на носочки, говоря что-то усатому на ухо. Я-то, впрочем, всё равно расслышал почти всё. В том числе странноватую фразу про поминки бабушки —видимо, какой-то пароль. Усатый чуть сменился в лице, но понимающе кивнул и повёл нас за собой.

Шли мы замысловатым маршрутом —сначала поднялись на второй ярус зала, потом спустились с другой стороны, обошли декоративную ширму, скрывающую двери в подсобные помещения, снова поднялись наверх и в итоге оказались во втором зале ресторана, но не в гостевой его части, а той, что для персонала.

Тут нас снова обыскали —на этот раз гораздо тщательнее. Усатый что-то шепнул одному из вышибал и тот, с подозрением оглядев нас, буркнул:

— Там сядьте, в том углу.

— Но нам надо на собрание,— возразила Катерина. — Которое наверху. Мы уже опаздываем. И вообще, я…Я к Бэлле!

Услышав это имя, оба вышибыли странно поморщились и заозирались.

— Сударыня, прошу, подождите там, —терпеливо ответил усатый, с трудом пряча раздражение.—Вас позовут.

Спорить с ним явно было бесполезно, и я потянул Скворцову к указанному нам столику.

Малый зал «Хаймовича» разительно отличался от главного. Сюда, конечно,доносились звуки веселья с первого этажа, но здешняя публика, похоже, предпочитала отдыхать по-другому — без лишнего шума и суеты. И без лишних свидетелей. Сама планировка зала к этому располагала —он был разбит на несколько почти закрытых секций, разделённых между собой декоративными перегородками.

По дороге я успел заметить компанию, играющую в покер за круглым зеленым столом под лампой с огромным абажуром.В следующем закутке тоже резались в карты, уже без фишек и сдающего, зато ведя какой-то счёт ­в замусоленной тетрадке. В тёмном закоулке за колонной о чём-то толковали серьёзного вида мужики в надвинутых до самых бровей кепках и котелках и с синими от наколок пальцами.

Откровенной шпаны, впрочем, видно не было —ресторан, судя по всему, повыше уровнем, чем, например «Старый ушкуйник», в котором я впервые повстречался с Велесовым. Но и до «Славянского базара» не дотягивает. Интересно, кстати, а это заведение тоже Фома крышует? Тогда наверняка он узнает о моем сегодняшнем визите.

Да и хрен с ним. Мир тесен, Томск и вовсе город не такой уж большой, и пытаться укрыться в нём от людей, которые всем здесь заправляют —занятие неблагодарное. К тому же от Вяземского Фома получил чёткое указание меня не трогать, так что уж его-то мне точно можно не опасаться.

Столик, за который мы с Катериной уселись, был самым маленьким, самым отдалённым и, похоже, предназначался для уединения с девицами лёгкоко поведения. На это намекал окружающий его полукольцом кожаный диван с алой бархатной обивкой, такого же цвета портьеры и фривольного содержания картинки на стенах, изображающие не то нимф, не то русалок —западного образца, с рыбьими хвостами, волнистыми волосами и пышными бюстами. Даже абажур над столом был из красной ткани с кистями, свет от него придавал коже розоватый оттенок, смягчая черты лица и добавляя обстановке интимности.

Катя, кажется, тоже просекла, в чём дело, и здорово смутилась. Присела на самый краешек дивана, уложив стопку книг на колени. Огляделась, нервно поправляя то причёску, то очки и старалась не встречаться со мной взглядом. Я даже хотел было отпустить по этому поводу шутку, но сдержался. К тому же задумался о своём.

В мозгу щёлкнуло воспоминание — Полиньяк ведь тоже говорил о какой-то красной комнате. То немногое, что он вспомнил из того своего «потерянного» дня. Может, конечно, совпадение. А может, отвозили его именно сюда. А значит, сегодняшее собрание ячейки «Молота» здесь — не разовая акция. Возможно, здесь у них более-менее постоянное логово.

Несколько минут пролетели в неловком и томительном ожидании. Скворцова сильно неврничала, оборачиваясь на каждый громкий звук, доносящийся с соседних столов или с первого этажа. Мы с ней перекинулись лишь парой фраз, и я понял, что проще пока оставить её в покое. Использовал эту передышку для того, чтобы обратить взор внутрь себя, проверяя состояние тонкого тела.

А дела обстояли неважно. Да чего уж там —откровенно хреново. За прошедший день все мои скромные успехи по борьбе с влиянием албыс пошли прахом. Такое впечатление, что после неудавшегося «прижигания» ведьма атаковала меня изнутри с удвоенными силами. А может, просто разозлилась. Но сейчас я, кажется, уже физически начал ощущать её присутствие.

Лёгкое, едва различимое касание холодных пальцев на коже. Неразборчивый шёпот, лезущий в уши, стоит лишь перестать фокусироваться на окружающей обстановке. Ощущение недоброго взгляда, преследующего тебя, буравящего в спину… С Аспектом Зверя все эти симптомы стали даже ярче —так и представлялось, как внутренний волк настороженно скалится, поджимает уши, горбит спину с вздыбившейся шерстью.

Сам сердечник снова был полностью опутан пульсирующими метастазами тёмной эдры, и часть из них уже перекинулась дальше, достигая грудного узла. И даже ещё выше, к шее. Что будет, когда они захватят все узлы полностью?

Что-то даже узнавать не хочется. Времени у меня почти не осталось. По возвращению домой нужно выжигать эту заразу как можно быстрее. В идеале бы, конечно, скопировать Дар у кого-нибудь из нефилимов с Аспектом Огня. Но, надеюсь, хватит и того, что я подсмотрел на губернаторском приёме.

К нашему столику подошли, и пришлось прервать свой сеанс самосозерцания. Тем более что визитёры были из таких, что заставляют внутренне подобраться.

Трое. Один лишь чуть постарше меня, остальные — врослые мужики лет под сорок. Одеты прилично, но на лицах узнаваемый отпечаток людей бывалых. Обветренная потемневшая кожа, шрамы, мозолистые пальцы со сбитыми неровными ногтями, расплывчатые грубые татуировки, скорее всего, криминального значения. Похоже, из бывших каторжан. Главный — хмурый брюнет с рваным шрамом под глазом и наколкой в виде восьмиконечной звезды на тыльной стороне ладони. Правую руку он держит в кармане куртки, и тот подозрительно топорщится, выдавая очертания пистолетного ствола.

— Ты, что ли, Бэллу спрашивал? Зачем? — хрипло поинтересовался брюнет, окидывая меня оценивающим взглядом. На Скворцову он глянул лишь вскользь, и на лице его мелькнуло лишь лёгкое недоумение.

— С кем имею честь?

Говорил я подчёркнуто спокойно, положив руки на стол.

— Ты отвечай, когда спрашивают, — неприязненно огрызнулся главарь. — Откуда узнал про собрание?

— Это я! — вмешалась Катерина.— Я к Бэлле. Она сама меня пригласила. Я ей книги принесла… Вот.

Она показала перевязанную бечёвской стопку.

— А этот?

— Со мной. Страшно одной идти. Время позднее…

Брюнет, кажется, чуть расслабился. Но продолжал сверлить нас подозрительным взглядом.

— У нас тут не танцульки, дамочка. Понимать надо! И тащить сюда первого встречного…

— Я не первый встречный, ­— перебил его я. — И сам вызвался сопроводить. Заодно посмотреть, что у вас тут закружок по интересам.

— А смотрелки не запотеют? — выдвинулся из-за плеча брюнета тот, что помоложе —невысокий скуластый парень с явной примесью азиатской крови.

В моем старом мире я бы предположил в нём якутские или бурятские корни, но не уверен, что здесь эти народы сохранились в том же виде, как там — слишком уж места их поселений близко к эпицентру Ока зимы.

— Что-то имеешь против?

— Имею! Двигай давай отсюда, пока цел. Барышню проводил — и свободен. Гуляй!

— Не-а, — покачал я головой, откровенно потешаясь. — Погуляю я потом. А сейчас… с красоткой вашей черноглазой познакомиться хочу.

Я улыбнулся, глядя ему в глаза, хотя сдерживать внутреннего волка было сложновато. Под Аспектом Зверя я становлюсь более вспыльчивым. Да и вообще, после всего пережитого за последние недели я уж точно не собирался терпеть хамство от какой-то шпаны. Он даже не Одарённый. И не понимает, на кого вякает. Один удар заряженным эдрой кулаком — и у него ведь черепушка лопнет, как арбуз.

Поймав себя на этих мыслях, я невольно поморщился. А ведь такое отношение к обычным смертным, наверное, типично для нефов. И в сочетании с дворянским положением тем более превращает их в жутко высокомерных засранцев.

Неужели и я становлюсь таким? Или это неизбежно?

— Ты чё нарываешься?— вспыхнул «якут». — Ты кто такой вообще?

— Сибирский. Богдан Сибирский. Слыхал, может, про такого?

— А должен?

— Ну, если читать умеешь,— пожал я плечами и ободряюще подмигнул Скворцовой, которая сидела напротив, прижимая книжки к груди и от страха, кажется, дышать перестала. Глаза — что две плошки, уже скоро больше оправы очков будут.

— Остынь, Батыр, — осадил младшего главарь, потому что тот уже, кажется, готов был на меня кинуться. — Шума не надо. Тем более сейчас.

— Да какой шум? — буркнул молодой.— Он один и без оружия. Скрутить и выпнуть его через заднюю дверь, никто и не заметит.

— Как бы крутилка не отвалилась от натуги, — усмехнулся я. — Давайте уже заканчивайте этот цирк и проводите нас наверх. Мы немного опоздали к началу. Но, может, что-то интересное ещё застанем.

Брюнет, набычившись, шагнул ближе к столу, и продолговатый предмет в его кармане недвусмысленно навёлся в мою сторону.

— А я тебе говорю — убирайся отсюда по-тихому, — процедил он.

— Иначе что?

Повисла напряжённая пауза, в тишине лишь отчётливее стали доноситься звуки из соседних закутков и с первого этажа. А ещё я отчётливо расслышал сухой металлический щелчок из кармана брюнета.

Внешне я выглядел расслабленным, но внутренне подобрался, готовый рвануть в сторону, а потом вперёд. Рефлексы у нефилима гораздо лучше человеческих, а уж под Аспектом Зверя тем более. Но хватит ли их, чтобы увернуться от выстрела, если этот тип шмальнёт вот так, в упор? Впрочем, даже если нет — одна-две пули меня не остановят. Наверное.

Проверять, если честно, не очень хотелось.

— Остыньте, мальчики, ­— раздался за моей спиной спокойный женский голос, а на плечи мне опустились изящные ладони с ярко-красным лаком на ногтях. — Козырь, убери пушку.

Прикосновение было мягким и даже приятным — незнакомка, погладив меня по плечам, легкими массирующими движениям прошлась по шее. Но в то же время меня бросило в жар от ужаса.

Не нужно быть гением, чтобы понять, кто за моей спиной. И подобралась она совершенно бесшумно. Ко мне. К Пересмешнику под Аспектом Зверя.

Внутренний волк не просто оскалился — он зарычал, поджимая хвост и выгибая спину дугой, как испуганный кот. На несколько мгновений обрушилась тишина — полнейшая, не стало слышно никаких звуков извне. А вот изнутри прорвался знакомый шёпот, на этот раз вполне разборчивый.

«Беги… Беги-и-и-и!».

Впрочем, бегство сейчас выглядело бы максимально нелепо. Тем более что именно этой встречи я и добивался. И даже имел на неё некоторый план.

И первая часть плана — как можно быстрее перехватить у этой Бэллы её Дар, чтобы получить иммунитет к Аспекту Морока. Вот только странно — я не чувствовал её ауры. Вообще. Будто бы она была простой смертной. Да ну, бред какой-то. Просто нужен прямой визуальный контакт…

Я взглянул на её руки. Красивые, ухоженные, с витиеватыми золотыми колечками на средних и безымянных пальцах. Особенно выделялось одно — широкое, в виде змейки, в несколько витков опоясывающей фалангу. Но по-прежнему не разглядел ни следа нефилимской ауры.

— Так значит, Богдан Сибирский собственной персоной? — продолжила незнакомка и, шурша юбками, обошла меня справа, продолжая касаться одной рукой. — Ну-ка, ну-ка, дай на тебя взглянуть…

Я сам искоса оглядел её. Взгляд выхватил сначала пышную атласную юбку в чёрно-красных тонах, скользнул выше по фигуре, не смог не зацепиться за весьма выразительное декольте… Пытаясь рассмотреть её ауру, я даже сбросил Аспект Зверя и влил чуть больше эдры в восприятие…

Что-то нащупал! Но не полноценная аура нефилима, а просто какой-то очень размытый, призрачный силуэт. Эдра вокруг Бэллы была больше похожа на колышущийся, сильно нагретый воздух, искажающий её очертания. При этом я не мог ухватить никаких подробностей, и сам Аспект перехватить — тоже.

Что за чертовщина⁈ Она как-то маскирует свою ауру, скрывает Дар? Что-то похожее я видел у Кудеярова-старшего, но у этой стервы защита гораздо сильнее. Не могу пробиться! Вместо этого взгляд, как назло, цепляется за детали её физического образа.

Действительно хороша собой, чертовка. Невысокая, с точёной фигуркой, не лишённой приятных округлостей. Блестящие локоны угольно-чёрных волос обрамляют смуглое лицо с полноватым яркими губами… Что-то в ней чувствуется южное. Не то цыганское, не то кавказское, не то греческое…

«Беги… Беги, или будет поздно», — шелестел в ушах чужой голос.

— Вот так конфуз! — улыбнулась Бэлла, блеснув идеально ровными жемчужными зубами, и шагнула ближе. — Наш юный убийца чудовищ, кажется, оробел?

И тут я совершил непростительную ошибку. Взглянул ей прямо в глаза.

Глава 15

Мансарда ресторана Хаймовича представляла собой огромный неутеплённый чердак, частично переоборудованный под кладовки и прочие служебные помещения. Сверху торчал ничем не прикрытый деревянный скелет из стропил и балок, поддерживающих кровлю. Служивший утеплителем толстый слой шлака на полу тоже был не везде укрыт, и поверх него были прокинуты дорожки из дощатых щитов, похожих на сходни. Но на обжитых участках имелся уже вполне приличный пол, а между вертикальными балками сооружены деревянные перегородки, похожие на переборки в трюме парусника.

Собрание «Молота свободы» проходило на одном из таких облагороженных островков, прямо напротив витражного слухового окна — здоровенного, выше человеческого роста, и из-за круглой формы похожего на огромный циферблат.

Здесь было просторно — скат крыши был сделан так, что потолок хоть и был скошен к одному краю, но не сильно, и это не сразу бросалось в глаза. А лунного света из окна было достаточно, чтобы, не зажигая ламп, видеть лица собеседников. Впрочем, небольшой эмберитовый фонарь здесь всё же был, но его из соображений конспирации снабдили непрозрачным конусовидным абажуром, направляющим пучок света на импровизированный стол, сооружённый из деревянных ящиков. На столе были разложены какие-то газеты и карты, и собравшиеся окружили его плотным кольцом.

Мне это здорово напомнило посиделки вокруг костра в детском лагере, когда кто-то из старших рассказывает страшилки. Только здесь публика была вполне взрослая. Было несколько юнцов — судя по виду, студентов или даже гимназистов-старшеклассников. Но в основном — взрослые мужики, многие весьма сурового вида, явно из бывших каторжан — вроде того же Козыря. Правда, они держались чуть поодаль и в обсуждении почти не участвовали. Похоже, обеспечивали охрану.

Те трое, с которыми мы поцапались в малом зале, сопровождали нас и сюда, но уже без всяких нервов и спешки. Может, тоже оказались под чарами Бэллы, а может, просто успокоились, увидев, что она взяла меня в оборот.

А она взяла.

Внешне это выглядело совсем не страшно. Поначалу на меня просто вдруг навалилась тяжелейшая апатия. Даже показалось, что я вырубился ненадолго. А потом… Мир будто стал чёрно-белым, расплывчатым, и единственное, что вызывало эмоции и непреодолимую тягу — это сама Бэлла. Ей даже не надо было ничего говорить — достаточно было лишь взгляда этих огромных чёрных глаз в обрамлении поразительно длинных и густых ресниц. Я готов был идти за ней куда угодно, не думая ни о чём, не оглядываясь, никого не замечая вокруг. Как мотылёк, летящий на свет.

К моменту, когда мы поднялись на чердак, эффект значительно ослаб, но я по-прежнему не мог разорвать этот незримый поводок. Хотя, почему же незримый… Я его прекрасно видел. Что-то вроде побегов призрачного вьюна, опутывающих меня и сосредоточившихся в основном в области головы и плеч. Забавно растягивающихся и истончающихся, как жвачка, если расстояние между нами увеличивалось хотя бы на шаг. Такие ниточки тянулись от неё ко всем соседям, но для остальных хватало и одной-двух, а вот на мне она сосредоточила целую дюжину.

Это наводило на очевидные выводы — способности Бэллы могут распределяться одновременно на нескольких человек, однако радиус их действия, похоже, невелик. Можно даже попытаться оборвать эти нити, тянущиеся ко мне. Однако есть одна загвоздка.

Я… не хочу.

Воздействие Дара оказалось не совсем таким, как я себе представлял. Бэлла не подавляла волю, не превратила меня в марионетку, не владеющую своим телом. Хотя, может, и могла бы. Но она действовала гораздо тоньше, внушая мне нужные эмоции и мысли. По сути, я следовал за ней по собственному желанию. Но всё же контроль её оказался не полным — раз уж часть меня осознавала, что происходит.

Возможно, дело в том, что я нефилим, и у неё не хватает силёнок подчинить меня полностью? Нет, вряд ли. Она ведёт себя слишком спокойно и уверенно, будто убеждена, что я никуда не денусь. И при этом она ведь знает, что я не обычный смертный — раз уж слышала обо мне.

Значит, дело в чём-то другом. Скорее всего, в том, что мой разум сам по себе не цельный. Во мне сидят остатки воспоминаний настоящего Богдана, а может, и какая-то часть его личности. Из-за амнезии я всё равно толком не могу понять, что во мне нынешнем — от Богдана, что — от Игоря из другого мира. А что и вовсе от поглощённой мной ведьмы.

Албыс после того, как я попал под чары Бэллы, стала проявлять себя ещё ярче — будто бы я погрузился в сон или потерял сознание, и она тут же поспешила занять освободившееся место. Но перехватывать контроль над телом пока не спешила. Или всё же не могла? Всё-таки я хоть и под гипнозом, но бодрствую. А вот если вырублюсь полностью…

Наша группа присоединилась к собранию. Скворцову Бэлла спровадила ещё в малом зале. Книги у неё забрала, но не проявила к ним особого интереса — просто передала кому-то из подручных Козыря. Сама Катя поначалу попыталась возразить, но потом, видимо, под влиянием внушения, спокойно кивнула и ушла медленной деревянной походкой. Но этому я был даже рад. Впутывать в эту заваруху ещё и девчонку очень не хотелось. Да и брат её наверняка начнёт нервничать, если её долго не будет. Ещё, чего доброго, полезет спасать.

Остальные члены «Молота» почти не отреагировали на наше появление — были слишком заняты обсуждением.

Бэлла указала мне на ящик чуть в стороне от освещенного круга. Усадила на него, встала позади, положив руки мне на плечи. Пальцы её снова скользнули по моим волосам, по шее, помассировали чуть ниже. По спине пробежали горячая приятная волна.

«Ты попал в капкан, Пересмешник. Глупо… Так глупо», — прошелестел в мозгу голос албыс.

Странно, но в тоне её я не почувствовал злорадства. Скорее раздражение и злость. Да и перед тем, как я попался, она пыталась меня предупредить. С чего бы это ведьма озаботилась о моей судьбе? Или просто ревнует?

Я попробовал мысленно задать этот вопрос, но ответа не получил. Всё же во время бодрствования связь с сидевшей внутри меня сущностью оставляла желать лучшего. Да и окружающая обстановка отвлекала — я невольно прислушался к обсуждениям.

— Но делать-то что-то нужно! — горячился полноватый тип с залысинами, одетый в кожаную тужурку с поднятым воротником. — В кассе — шаром покати. По партийным сборам недоимка третий месяц. И уже второй квартальный взнос в кассу ЦК мы пропустили.

— И ещё пропустим, — мрачно поддакнул здоровяк, сидевший ко мне спиной. — Даже к ноябрю вряд ли соберём.

— Да это-то ладно, — отмахнулся другой — носатый, жилистый, в несоразмерно маленьких круглых очках. — Думаю, товарищи в ЦК поймут. После убийства Кухтерина нам про крупные взносы вообще можно забыть.

— Да тут уже не до общей кассы — самим бы выжить! — зло мотнув головой, продолжил толстяк в кожанке. — И, если мы до зимы не привезём оборудование из Демидова — так и останемся без типографии! А Фролов цену за транспортировку опять задрал выше, чем договаривались. И поторапливает ещё! Нужно успеть до того, как холода грянут.

— Аркаш, а может, всё-таки по железке как-то?

— Ага! Чтобы Охранка перехватила, как в прошлый раз? Почти год накоплений — псу под хвост!

— А сколько не хватает-то?

— Фролов за перевоз уже триста ломит. Но нам ещё и само оборудование выкупить надо, мы же только задаток внесли. И если не оплатим полную сумму до ноября — этот жидяра другого покупателя найдёт.

— Но задаток-то вернёт?

— Ага, держи карман шире!

Собравшиеся возмущённо загалдели, но черноволосый со шрамом на щеке — тот, что подходил ко мне внизу — шикнул на них, заставляя утихнуть.

— Хаймович предупреждал — без шума, — проворчал он.

— А ты сам-то чего молчишь? — огрызнулся на него тип в кожанке. — Что делать будем? По твоей части вопрос-то.

— Это ещё почему?

— Потому что экс нужен! И крупный.

Все притихли и переглянулись.

— Ну, а чего хвосты-то прижали все? Или у кого-то другие предложения есть? На собственных взносах мы долго не протянем. И лавочников по мелочи щипать, как сейчас Козырь делает — это тоже недостойно. Мы, в конце концов, за их же права и боремся. А ведём себя как обычные бандиты!

Козырь слушал Аркадия с насмешливым прищуром, жуя зубочистку. Но говорившему начали поддакивать — сначала несмело, потом всё активнее.

— Да! Надо банк ломануть. Или сейф у кого-нибудь из нефов.

— Да нет, на такое у нас точно силёнок не хватит. А вот инкассаторов если подкараулить…

— Кстати, да. В полиции сейчас из-за убийства Барсенева бардак. Можно попытаться…

— А если поезд почтовый? Там тоже, бывает, крупные суммы возят.

— Вестернов начитался? Тоже мне! В таких вагонах знаешь охрана какая? Там и Одарённые могут быть…

— А про заброшенный особняк Василевского слыхали? Там, говорят, полно всякого добра…

— Ага. Ту историю про Фильку Колокольцева не слыхал?

— Что за Филька?

— Домушник. Пытался туда залезть как-то с бандой. Нашли их потом на фонарях, висели там без порток, голосили на всю округу. Там в том доме сторож — тот ещё зверюга. Раньше у Василевского стольником служил. Говорят, тоже Одарённый.

— А я слышал, не заброшенный уже дом-то. Живёт там кто-то…

— А может, всё-таки спонсоров поискать? А насчёт газеты — с местной типографией договориться. На взятку уж, поди, проще накопить, чем на свой станок печатный…

— Не проще! Потому что одной взяткой дело не ограничится, придётся платить постоянно. Но главное — все официальные типографии у Охранки под колпаком! В Демидове так целую ячейку накрыли. На живца взяли.

Мы по-прежнему сидели в стороне, Бэлла не вступала в обсуждения. Да и боевики во главе с Козырем помалкивали, лишь изредка переглядываясь со скептичными усмешками. Похоже, не горят желанием ввязываться во что-то серьёзное, в отличие от самых идейных. А больше всего в споре участвовали как раз те, кто с виду не годился для рискованных операций.

— Ну, а ты что скажешь, Арамис? — вдруг спросила Бэлла, и я невольно вздрогнул от упоминания этого прозвища.

Собравшиеся притихли, недоуменно оглядываясь. И вдруг откуда-то сверху — похоже, с горизонтальной балки, соединяющей стропила — спрыгнул высокий длинноволосый парень в плаще. Приземлился мягко, как кошка, чуть поодаль от освещенного круга. На фоне круглого окна его силуэт выделялся чётко, будто вырезанный из чёрного картона. Лицо высветилось, только когда он шагнул ближе. Но узнал я его ещё раньше — по фигуре, по ауре.

Да твою ж мать… Тот самый упырь, что завалил Барсенева!

Дар Бэллы по-прежнему действовал, и я не двинулся с места. Эмоции были приглушёнными, будто я наблюдал за происходящим спросонья или в стельку пьяный — даже перед взглядом всё немного плыло при повороте головы.

Под расстёгнутым плащом у Арамиса был щёгольский чёрный костюм-тройка с белой рубашкой и ярко-красным галстуком, на остроносых туфлях поблескивали крупные металлические бляхи. Длинные гладкие волосы свободно спадали на плечи, глаза в полутьме поблескивали, как у кошки.

Кажется, его появление и для многих членов ячейки оказалось неожиданностью. Я расслышал, как кто-то спросил шёпотом соседа: «И давно он тут сидит?».

— Что скажу… — скучающим тоном ответил вампир. — Скучно. Слушаю я вас и не пойму, куда я попал. Это ячейка «Молота Свободы» или сборище какого-то мелкого жулья? Только и разговоров, что про какие-то деньги.

— Без финансирования мы далеко не уедем, — возразил ему тип в круглых очках. — Мы вон до сих пор печать листовок не можем наладить!

— Листовок? — брезгливо переспросил Арамис. — Вы собрались воевать с нефами с помощью бумажек?

— Но… Нужно ведь как-то объединить людей! — удивлённо отозвался толстяк в кожанке. — Встряхнуть их! Показать, что есть другой путь. И главное — чтобы они поняли: чтобы добиться изменений, нужно объединяться. И бороться! Отстаивать свои интересы!

— Уж меня-то избавь от этих речей, Аркаша, — поморщился вампир. — Я этого и в Петербурге наслушался. Вот только, чтобы встряхнуть людей, не бумажки нужны. А взрывы. Нужно пустить кровь.

Собравшиеся затихли, не сводя глаз с вампира. Вряд ли они подозревали, кто перед ними на самом деле. Но выглядел он сейчас и без всяких проявлений Дара завораживающе — тёмный силуэт напротив круглого, как часы, окна, с лицом, наполовину утопающим в глубоких тенях, с поблескивающими в полутьме белками глаз.

— Людям нужно просто напомнить, что нефы не всесильны, — продолжил Арамис. — А главное — что они смертны. И они сами. И их близкие. И те, кто им служит…

— Я же рассказывал! У прошлой ячейки «Молота» всё для этого было. И лаборатория своя, и спец по взрывчатке. Даже два. Но всех повязали два года назад, мы вынуждены были начинать всё с нуля…

Арамис покачал головой.

— Довольно. О взрывах я сказал образно. Скажем, для Барсенева никакой бомбы не понадобилось.

— Но… Причём здесь…

По рядам заговорщиков прокатилась волна взволнованных возгласов, перешедших в шёпот между собой. Арамис же, скрестив руки на груди, наблюдал за собранием с лёгкой усмешкой.

— В прошлый раз я уже говорил об этом. Если действительно хотите чего-то добиться — нужно действовать решительнее. Прогреметь на всю Империю! И тогда вам не надо будет трястись над этими копеечными взносами, газетки печатать и заниматься прочей мышиной вознёй. Да Центральный комитет вам самим финансирование обеспечит, если покажете результат! Настоящий результат.

— Легко сказать… — пробормотал кто-то. — Ты тут недавно, и всей нашей ситуации на знаешь.

— А кто-то думает, что будет легко? — фыркнул Арамис. — Свобода не даётся просто так. За неё бороться надо — тут Аркадий прав. И не просто бороться — а зубами её выгрызать. Просто так нефы свою власть не отдадут. Нужно их заставить. А сделать это можно только силой. Силой и страхом.

— Террор — это всё-таки не единственный путь… — кашлянув, возразил носатый в очках. — Важнее постепенно продавливать нужные изменения. С отменой крепостного права ведь получилось. А сейчас мы на пороге создания полноценного парламента…

— Да, да, тоже наслышан, — презрительно отозвался Арамис. — Мол, революция — это катастрофа, которая приведет к распаду страны. А потому не нужно потрясений, нужны эволюционные изменения… Ну, если готовы подождать ещё лет сто — то пожалуйста. Печатайте дальше ваши газетки. Мешать не буду. А вот с теми, кто думает иначе — я готов пообщаться.

— И что конкретно ты предлагаешь? — насупившись, спросил толстяк в кожанке.

— Ну, перед всеми я это обсуждать не буду. Для начала предлагаю всем определиться, кто со мной. Ну, а кто ручки боится замарать — пусть идёт своей дорогой.

Он обвёл помещение медленным внимательным взглядом.

Пока я слушал этот небольшой спор, в голове успел пронестись целый вихрь мыслей и гипотез. Итак, этот тип действительно связан с «Молотом свободы». И скорее всего, заговорщики понятия не имеют, что он вампир. Но зачем ему это понадобилось?

Я с трудом припоминал обрывки подслушанного в Громовских банях разговора. И там, судя по всему, Барсенев и Грачёв тоже пытались отговорить Арамиса от каких-то рискованных действий. Но в чём суть конфликта? В том, что Грач действительно работает на Охранку? А может, Арамис тоже? Может, он вообще двойной агент, и в эту ячейку внедрён специально, чтобы спровоцировать их на крупное дело, а потом сдать? Но тогда что же такого они не поделили, что сцепились насмерть?

Впрочем, главное, что меня волновало — я-то во всем этом раскладе зачем? Что этой долбанной черноглазке от меня было нужно?

Взгляд Арамиса задержался на Бэлле, и нельзя было не заметить, как выражение его лица чуть изменилось. Это было не просто влечение. Так смотрят друг на друга пылкие любовники. Он так был захвачен ею, что на меня обратил внимание лишь несколько секунд спустя. Глаза его сузились, крылья носа затрепетали, будто он насторожённо принюхивается, как волк. Впрочем, почему «как»…

Сбритая борода, смена одежды и стрижки меня не спасли. Узнал, зараза. Причём, кажется, больше всего его разозлило даже не моё присутствие, а то, как Бэлла держит руки на моих плечах.

— Ну, что скажете? — нетерпеливо встряхнувшись, спросил он. — Отделим, так сказать, зёрна от плевел. Для чистоплюев собрание предлагаю считать закрытым. Ну, и молодёжь, пожалуй, тоже можно отпустить. Тебе вон, приятель, наверное, на уроки завтра нужно?

— Завтра воскресенье, — проворчал один из самых младших на вид участников ячейки — хмурый светловолосый парень с едва пробивающимся пушком над верхней губой. — И вообще, я остаться хочу.

— Похвально. Остальные?

Забурлили приглушённые разговоры — члены ячейки переглядывались, перешёптывались друг с другом, между кем-то возникали нешуточные споры. Арамис тем временем, вальяжно вышагивая, обогнул центральную часть помещения, где вокруг стола собралась основная масса людей, и подошёл к нам с Бэллой.

— Это кто? — холодно спросил он, нервно пошевелив пальцами правой руки.

На мгновение мне показалось, что из ладони у него сейчас вырвется костяной шип, устремляясь мне прямо в грудь, а то и в глаз. И самое страшное, что я не мог при этом пошевелиться — при приближении Арамиса Бэлла теснее окутала меня своими чарами, и я сидел, замерев, будто замороженный. Даже голову не мог повернуть, а всё, что было дальше пары шагов от меня, вдруг погрузилось в какую-то мутную мглу, из которой даже звуки доносились приглушённо и искажённо.

«Выпусти меня!» — прохрипел в мозгу встревоженный голос албыс. — «Я смогу отбиться!».

Ага, щас! В прошлый раз, когда ведьма захватила контроль над телом, я очнулся, в чём мать родила, в куче мусора. А сейчас она к тому же во много раз сильнее, и её влияние охватывает чуть ли не половину моего тонкого тела. Прыгать из одной западни в другую, возможно, ещё более опасную — так себе затея.

— Я тебе о нём рассказывала. Тот самый, что убил ведьму в университете. Он может быть нам крайне полезен.

— Ах, да… — чуть смягчился вампир, но осматривал меня по-прежнему неприязненно. — Правда, есть небольшая проблемка. Он сунул нос, куда не следует…

Он протянул руку и приподнял мой подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза. Я с трудом, но всё же дёрнулся, отстраняясь.

— Ишь, зыркает как! — усмехнулся Арамис. — Но ты же говорила, что пока рано его брать, нужно хорошенько изучить для начала. Когда успела-то?

— Он сам заявился, — усмехнулась Бэлла.

— Хм. Говорю же, пронырливый тип. Лезет, куда не надо. Может…

Я расслышал жутковатый влажный звук, с которым плоть на его ладони разошлась, обнажая самый кончик шипа. Но в это время как раз кто-то из заговорщиков «Молота» выкрикнул что-то в споре, и вампир, поморщившись, спрятал своё оружие. Похоже, только присутствие лишних свидетелей мешало ему расправиться со мной прямо здесь. И авторитет Бэллы. К её словам он всё же прислушивался, хотя я не заметил, чтобы к нему тянулись щупальца её Дара.

— Я с ним ещё пока не работала. И ты прав, для этого сейчас не время. Да и не место.

— Ну и зачем тогда притащила?

— Не беспокойся, он ничего не запомнит. Вольём в него бутылку водки, очнётся завтра с похмелья, будет думать, что перебрал. Я ему даже воспоминания обеспечу…

Говоря это, она игриво провела кончиками пальцев по моей щеке, дразня Арамиса.

— Ну, а потом, когда выберем время — поработаю с ним, как с его приятелем. Не спеша, вдумчиво. Скорее всего, понадобится несколько сеансов.

— Думаешь, сможешь вложить в него готовый порядок действий? — с сомнением скривился вампир. — Он неф. И, поверь, довольно сильный. Он меня чуть не угробил в тех банях.

— Нет, с ним надо действовать тоньше. Гораздо тоньше. Но я постараюсь. План с шипом идеален. Но без этого юноши реализовать его вряд ли получится.

— Ладно, — неохотно сдался Арамис. — Только поторопись. Времени мало.

Говорили они небрежно, будто меня вообще здесь не было. И это здорово бесило. Я и правда сидел, как истукан, не двигаясь и уставившись в одну точку. Хотя внутри меня бушевала настоящая буря — я пытался перебороть влияние Бэллы, обрывая тянущиеся ко мне связи, но они, будто головы гидры, мгновенно вырастали снова, опутывая меня всё плотнее. И внешне выдавали эту борьбу лишь вздувшие желваки на скулах и испарина, выступившая на лбу. Я даже глазами-то шевелил с трудом.

Перехватить сам Дар у Бэллы тоже не получалось — она, будто чуя что-то, всегда держалась чуть позади меня, так что я даже разглядеть её толком не мог, а уж пробить защиту её ауры — тем более. А тут и вовсе встала вплотную за спиной, вцепившись мне в плечи. Возможно, ей борьба тоже давалась с трудом, но она старалась не подавать вида.

Больше всего меня выводило из себя то, что если всё же Дар этой проклятой цыганки сработает на все сто, то я и правда забуду обо всём, что сейчас происходит. Как и Полиньяк. И эта беспомощность перед контролирующим разум колдовством вызывала бессильную ярость.

Впрочем, почему же бессильную. Кажется, только благодаря ей я всё ещё держусь. Ярость пробивалась даже сквозь слой апатии, насылаемой Бэллой, и я ухватился за неё, как за спасительную ниточку. Ещё немного и…

Есть! Мне удалось перехватил Дар у стоявшего передо мной Арамиса. У него оказалась весьма своеобразная конфигурация. Зверь вообще, пожалуй, самый многогранный из известных Аспектов, однако ядром во всех его проявлениях остаётся дикая, агрессивная сущность, которую нужно контролировать. И как раз сейчас подавлять её я не собирался. Наоборот, постарался отпустить её, позволить ещё больше распалить свою ярость. И она придала мне сил — постепенно меня будто распирало изнутри.

В то же время меня вдруг охватило странное чувство тревоги. Появилось чёткое ощущение, что вырваться надо прямо сейчас, иначе мне грозит смертельная опасность. Хотя, исходя из того, что я услышал, убивать меня ни Бэлла, ни Арамис не собираются — я им понадоблюсь для чего-то в будущем.

Откуда же тогда это предчувствие, набатом бьющее в стенки черепа?

И похоже, оно не только у меня. Арамис вдруг настороженно оглянулся, принюхиваясь. Взгляд его забегал по сторонам, потом метнулся куда-то вверх. Я тоже прислушался, и обострившийся звериный слух донёс до меня подозрительные шорохи снаружи, с крыши. Будто кто-то осторожно крадётся по кровле.

Близко, совсем рядом. И не один. Не меньше дюжины незваных гостей, стекающихся в одну точку, словно муравьи на кусок сахара.

Бэлла вцепилась в меня уже изо всех сил — я почувствовал её ногти даже сквозь куртку и пиджак. Она явно заподозрила неладное и попыталась усмирить меня, сконцентрировав всю мощь своего Дара. Перед глазами у меня всё поплыло, мышцы задеревенели так, что я не мог пошевелить даже пальцем. Не паралич, а столбняк какой-то. Несколько мгновений отчаянной внутренней борьбы сменилось вспышкой осознания того, что я не справляюсь. Звериной ярости, клокочущей внутри, недостаточно.

И я выпустил её наружу.

Глава 16

Отращивать костяные рапиры из ладоней, подражая Арамису, не было смысла — руками я опирался на ящик, на котором сидел. Да и в целом точного прицеливания не получилось — сознание уже плыло, ещё немного — и эта стерва меня бы вырубила полностью. Но она стояла сзади, уже не просто опираясь на мои плечи, а наваливаясь на меня всем телом. И я представил, как из плеч и спины у меня выстреливают длинные, как у дикобраза, шипы, и пронзают её насквозь.

Получилось, конечно, не так эффектно — шипы оказались не такие уж длинные, и было их не так много. Но задачу свою они выполнили. Я почувствовал, как они, вырываясь у меня откуда-то из хребта и плеч, с хрустом пробили пиджак и куртку, часть из них точно вонзилась в ладони Бэллы. Та вскрикнула от испуга и боли, отшатнулась. Давление её Дара тоже ослабло — настолько, что с меня спало оцепенение, и я смог рвануться вперёд, разрывая дистанцию. Попутно отпихнул ящик, на котором сидел, назад, под ноги гипнотизерше. Кажется, она упала. Я уже не разглядел, потому что почти в ту же секунду на чердаке разразился настоящий ад.

Круглое витражное окно вдруг разлетелось вдребезги, будто от взрыва, и находящихся рядом с ним людей окатила шрапнель из осколков стекла и рамы. Внутрь влетело несколько тёмных силуэтов, почти сразу же раздались выстрелы.

Стрелял Козырь и кто-то ещё из его подручных. Большая часть революционеров были безоружны, а после столь стремительного вторжения ещё и здорово дезориентированы, так что превратились в беспорядочно разбегающуюся толпу. Некоторые, к тому же, были серьёзно ранены осколками стекла — я мельком разглядел залитое кровью лицо молодого парня в студенческой форме.

Ворвавшиеся же действовали быстро и безжалостно, как звери. Которыми, собственно, и являлись — несмотря на полутьму и жуткую неразбериху, я быстро разглядел знакомые багровые отсветы вампирских аур.

Морок, наведённый на меня Бэллой, окончательно развеялся, и я чувствовал себя так, будто вынырнул из-под воды после долго удушья. До этого все ощущения и эмоции были притуплены, словно я был обколот лошадиной дозой седативного. Но сейчас реальность мгновенно ворвалась в сознание — яркая, обжигающая, режущая острыми гранями, будто осколками стекла.

Мимо промелькнул призрачный силуэт, больше похожий на клубящееся, размазывающееся в полёте облако дыма. Ударился об пол, обернувшись знакомой коренастой фигурой с ощерившейся в яростном оскале мордой.

Грач! Всё-таки выжил. И вернулся отомстить обидчику, прихватив серьёзное подкрепление.

Сейчас, в боевой форме, исполненный мстительной яростью, Грач не выглядел жалким носатым коротышкой. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — перед тобой опасный зверь. И он вышел на охоту.

— Выходы перекрыть! — рявкнул он, блеснув в полутьме отросшими клыками. — Свидетелей не оставлять!

— Ах ты, старый выродок! — звенящим от гнева голосом выкрикнул Арамис, срывая с себя плащ, чтобы не стеснял движений. — Один на один не справился, так подмогу привёл?

— Ты пошёл против Стаи, щенок! Неужели не понимал, чем всё закончится?

Грач рванул вперёд, снова размазавшись в воздухе пятном тёмного дыма. Арамис хлестнул ему навстречу плащом, сбивая с толку и кувырком ушёл в сторону. Правда, навстречу ему выскочило ещё двое вампиров — один лысый, в серой кофте крупной вязки, второй — худющий, как жердь и с такими торчащими от трансформации скулами, что лицо напоминало жуткую клоунскую маску.

Наблюдать дальше за схваткой я не мог. Да и, откровенно говоря, плевать мне было на все эти внутренние разборки упырей. Однако фраза Грача про то, что свидетелей не нужно оставлять, оказалась прямым приказом. А народу на собрании было прилично — человек двадцать, а то и больше. И отдавать их всех на съедение вампирам я категорически не хотел. Не говоря уже о том, что и я автоматически попадал в разряд нежелательных свидетелей.

Но на мне-то многие из подручных Грача и начали ломать зубы. В прямом смысле.

Я переключился обратно на Аспект Укрепления. Во многом из-за того, что не знал, как убрать торчащие из спины шипы — выстрелил-то я ими по наитию, а вот как втянуть их обратно, нужно было ещё разобраться, а на это не быловремени. Да и ярость в себе я распалил такую, что контролировать себя под Аспектом Зверя вряд ли получилось бы.

Один из подручных Грача, откусив здоровенный кусок шеи у бедняги из «Молота», отшвырнул того, как тряпичную куклу, и подскочил ко мне. Я как раз поднимался с пола, и вампир, похоже, намеревался повалить меня снова — походя, одним ударом. Но в ответ получил такой апперкот заряженным эдрой кулаком, что челюсть его клацнула на весь чердак, словно захлопнувшаяся крышка сундука. Его подбросило вверх, и второй джеб я ему впечатал уже по рёбрам, прямо в воздухе, отшвыривая далеко в сторону.

Едва успел разглядеть боковым зрением другого вампира, стремительно нырнувшего мне за спину. Крутанулся волчком, не дав ему запрыгнуть на меня сзади. Ударил по голени, потом сразу же, воспользовавшись секундным замешательством — прямо в клыкастое рыло. Несколько выбитых зубов вылетели разом, заскакали по дощатому полу, будто причудливые игральные кости.

Пинком сбросил третьего вампира, который, усевшись сверху, душил одного из лидеров ячейки — того, худого, в круглых очках. Самого очкарика ухватил за шиворот и рывком поднял на ноги. Возиться с ним, впрочем, было некогда — просто толкнул в сторону, подальше от драки.

Выстрелы, грянувшие в самом начале драки, довольно быстро сошли на нет. Один из людей Козыря в упор высадил барабан «нагана» в упыря, но тот от попаданий лишь дёргался, продолжая переть напролом, и одним движением свернул бедняге шею.

Сам Козырь оказался умнее — не стоял на месте и, стреляя на ходу, отступал к выходу, заодно уведя с собой несколько человек. Со второго этажа на шум уже подтянулось несколько громил в одинаковых полосатых жилетках — вышибалы ресторана.

Гулкое пространство чердака заполнилось звуками массовой драки. Вернее сказать, бойни, потому что обычные люди, даже вооружённые, мало что могли противопоставить разъярённым упырям. Мне удалось выдернуть из этой свалки ещё троих, но большая часть ячейки «Молота» полегла уже в первую минуту, а теперь упыри стремительно окружали Арамиса, Бэллу и меня. Объяснять, что я к этой сладкой парочке не имею отношения, было бессмысленно.

На меня навалился здоровенный упырь, в боевой форме отрастивший не только внушительные клыки и когти, но обросший шерстью не хуже медведя — башка казалась непропорционально большой из-за косматой гривы. Я вытянул и заострил свои силовые кастеты, как во время битвы с русалкой, и, предварительно задержав противника сгустком сжатой эдры в грудь, ударил по ногам. Коленный сустав вампира хрустнул, как подломившееся деревце, сам он взревел, разевая клыкастую пасть.

Я ударил в голову, но упырь отшатнулся, и кулак мой угодил в вертикальную деревянную балку за ним. Та в месте удара разломилась, брызнув в стороны щепками размером с лучину, и часть конструкции над нашими головами немного покосилась, лишившись опоры. Сверху, застилая глаза, посыпалась какая-то труха и пыль.

Вампир ринулся на меня, хватая за плечи и сшибая своим весом. Падая на спину, я успел подтянуть одну ногу к груди и оттолкнуть косматого, перебросить через себя. От следующих атак пришлось отбиваться прямо так, с пола, потому что подняться мне не дали — насели сразу втроём. Как это у меня получалось — сам плохо понимал. Какие-то ухватки и приёмы мозг вспоминал из прошлого опыта, но по больше части это была отчаянная импровизация. Сам себе я напоминал дворового кота, загнанного в угол стаей псов, но продолжавшего отчаянно царапаться.

Средоточие в груди стремительно истощалось — эдру я тратил щедро, подпитывая ей каждый свой удар и отшвыривая от себя упырей не хуже, чем телекинезом. Кое-как извернувшись, поднялся-таки на ноги. Раскидал двоих нападающих, удачным прямым в голову наглухо вырубил третьего — череп его раскололся, как орех, разбрызгивая шматки содержимого. Упыри, конечно, гораздо крепче людей, но от такого, думаю, оправиться трудно.

На несколько мгновений сосредоточившись на поверженном противнике, я запустил в него жадные щупальца Дара, вытягивая из него эдру. Подзарядившись таким образом, едва успел укрыться от очередного удара. К моему изумлению, один из упырей выдернул из-под полы плаща короткую массивную пушку — не то обрез, не то просто короткоствольный дробовик — и жахнул в меня в упор.

Я выставил перед собой щит из эдры, но тот разлетелся в дребезги. Меня отшвырнуло на пару шагов, а в руки и живот будто одновременно ужалило две дюжины пчёл.

Впрочем, защита всё же сработала, поглотив львиную долю энергии выстрела — дробь хоть и впилась в плоть, но не глубоко, едва пробив куртку. Если бы я запоздал со щитом — мне бы этой картечью наверняка разворотило всё пузо.

Ах, так⁈ Неспортивно, товарищ вампир. Ну, теперь не обессудь…

Стрелок рванул какой-то рычажок на пушке, в сторону отлетели гильзы. Но перезарядиться ему я не дал — швырнул файерболл из сжатой в тугое ядро эдры. Целился в само оружие, но угодил в итоге ниже пояса, и вампир взревел, падая на колени и хватаясь за промежность. Подлетев к нему, я ударил обеими руками — сверху вниз, будто дрова колол. Напитанные эдрой кулаки обрушились на его голову, как кувалда, размозжив череп так, что он разлетелся в стороны ошмётками, как разбившийся арбуз.

Секундная задержка, чтобы снова вытянуть эдру. Увы, из-за сущности албыс, сидящей в Сердечнике, я всё ещё не мог поглощать тонкие тела противников полностью, так что приходилось обходиться только «лёгкой фракцией» — свободной эдрой, которую можно было тут же, мгновенно, усвоить и направить на укрепление собственных узлов. Но это тоже здорово помогало — лишённые энергии, упыри не могли в полной мере применять свой Аспект. И самое главное — быстро регенерировать.

Среди тел погибших членов «Молота» валялось уже полдюжины вампиров. Трое на моём счету, ещё троих укокошил Арамис. Он всё это время тоже не чаи гонял — отчаянно дрался с Грачом, которому помогало сразу несколько упырей. На стороне Арамиса была Бэлла, но увы, она была скорее обузой — прячась за его спиной, она лишь испуганно вскрикивала, предупреждая об опасности.

При этом я у неё даже клыков не заметил, и других косвенных признаков Аспекта Зверя. Выходит, она не из Стаи, а Аспект у неё более специфический, заточенный именно на манипулирование сознанием. Но, похоже, хреново работающий против Детей Зверя. По крайней мере, в прямой схватке.

Самому Арамису уже изрядно досталось — он был изгваздан в крови с головы до ног. Разорванный рукав обнажал плечо с рваной раной на нем, на бедре тоже зияла прореха, один глаз заплыл так, что в кровавом месиве поблескивала лишь узкая щель. Впрочем, раны выглядели поверхностными, а большая часть крови, скорее всего, не его. Когда я, отбившись от своих противников, бросил на него взгляд, он как раз, рванув вперед в изящном и стремительном выпаде, пронзил очередного противника костяным шипом — снизу вверх, под подбородок, пробивая голову насквозь. На мгновение замер, хищно оскалившись и любясь своей работой.

Пижон сраный.

Грач, воспользовавшись заминкой Арамиса, вынырнул позади, материализовавшись из воздуха, и запрыгнул ему на спину, обхватив руками и ногами. Раскрыв непропорционально огромную пасть, впился ему в плечо и шею. Под отчаянный визг Бэллы вампиры рухнули на пол, покатились, сцепившись в клубок, как дерущиеся коты.

Добрая половина стаи, приведённой Грачом, была ещё на ногах и, видя, что главарь вполне справляется с основной целью, остальные ринулись на меня.

И тут со стороны лестницы, ведущей вниз, на второй этаж ресторана, снова грянули выстрелы. Подозрительно дружные, будто стреляли сразу несколько человек, а кто-то и с двух рук. Обернувшись, я разглядел знакомую фигуру Путилина.

— Богдан, в сторону! — скомандовал на бегу статский советник.

С пояса он сорвал уже виденное мной во время схватки с албыс ожерелье, состоящее из небольших светящихся гранат.

Синь-камень.

Я отпрыгнул почти одновременно с его броском. Граната, пролетев по пологой дуге, ударилась в одну из вертикальных балок прямо рядом с катающимися по полу Грачом и Арамисом. Со звуком разбившейся бутылки лопнула, разлетевшись облаком искрящегося голубого дыма, от которого остальные вампиры отшатнулись, как от огня. Вскочив, я успел поставить подножку одному из убегающих.

Тот рухнул на пузо, но мгновенно подобрался, развернулся, полоснув меня неожиданно длиннющими когтями. Я не успел прикрыться эдровым щитом, только инстинктивно поднял левую руку. Предплечье обожгло будто огнём — острые, как скальпели, когти оставили четыре глубоких параллельных пореза.

Яростно взревев, я саданул противника так, как ещё никогда не бил — разом влив в Укрепление чуть ли не половину запаса эдры. Вампир, уже успевший приподняться, распластался на полу, как раздавленная лягушка, а во все стороны от места удара взметнулась кольцеобразная волна щепок, шлака и прочего сора.

Запрыгнув на упыря сверху, я добил его выверенным ударом в голову и несколькими крупными «глотками» вытянул из него всю эдру, снова восполняя её запас. Переключился на Аспект Исцеления, затягивая раны от порезов на предплечье.

С дробью, засевшей в руках и груди, было сложнее — прежде чем закрыть раны, нужно было её удалить. И это было довольно болезненно. Я рычал, сцепив зубы, и чувствуя, как кусочки свинца сами собой выползают из ран, будто выдавливаемые изнутри. Зато потом залечить оставшиеся ранки не составило труда.

Весь это сеанс самоисцеления не занял и минуты, а тем временем вокруг продолжала кипеть бойня. Путилин с двумя какими-то незнакомыми мне подручными в штатском, забросав упырей гранатами с синь-камнем, теснили их в глубь чердака. Попутно вытащили поближе ко входу немногочисленных выживших из «Молота» — из тех раненых, что валялись на полу, притворяясь мёртвыми.

Но основное внимание Путилина, похоже, занимали Грач с Арамисом. Они уже расцепились и перед лицом общего врага забыли о драке. Арамис, похоже, вдохнул изрядную долю дыма с синь-камнем, и натужно кашлял, брызгая каплями крови изо рта. Кто-то из напарников Путилина к тому же всадил в него несколько пуль. Но сдаваться вампир не собирался — отпрыгивая и перекатываясь по полу, он стремился вырваться из губительного для него голубого тумана.

Грач, похоже, тоже пытался использовать свой Дар и превратиться в призрака, но синь-камень блокировал его способности. Со стороны это выглядело занятно — коротышка двигался рывками, и силуэт его будто бы мигал, то исчезая, то снова вываливаясь в реальность, да ещё и частями. Грач тоже кашлял, прикрывая рот рукавом, пригибался, прятался за балками и ящиками, пытаясь укрыться от пуль.

— Слева, слева заходи, Игнатов! Тимофей, молодого не упусти! — перезаряжая револьвер, командовал Путилин. Обеспокоенно оглянулся на меня. — Ты в порядке, Богдан?

— Уже да, — я вытряхнул из рукава целую пригоршню дроби. — Вовремя вы подоспели.

— Я же обещал, что прикрою. Правда, такой баталии не ожидал. Помогай, без тебя не справимся!

Он, вогнав последний патрон в барабан, вскинул револьвер и ринулся вперёд. Свободной рукой выхватил откуда-то из внутренних карманов плаща увесистую штуковину, напоминающую кандалы.

— Игнатов, сюда! Да чёрт с ними, с теми упырями! Главное — этих двоих повязать!

Весь чердак заволокло клубами пыли и дыма, так что разглядеть что-то было проблематично. Да и людей Путилин привёл маловато. Наверх сунулись было ещё и вышибалы ресторана, но, увидев, какая тут бойня, благоразумно отступили. Тем более что ловить им тут было нечего — из оружия у них были только дубинки. Но они помогали выбираться раненым и, судя по донёсшимся до меня фразам, заблокировали второй выход на чердак. И жандармов уже вызвали.

Оставшиеся вампиры рванули врассыпную. Им было где развернуться — чердак был обширный. Чтобы не дать им быстро выскочить обратно на крышу, Путилин кинул ещё одну гранату с синь-камнем рядом с разбитым окном. Это отпугнуло упырей, но явно ненадолго.

Охотник был прав — имеющимися силами всех оставшихся упырей мы не переловим. Но шанс захватить Арамиса и Грача есть. И его надо не упустить.

Напитывая кулаки тяжелыми вибрирующими зарядами эдры, я бросился вперёд, закрывая брешь в окружении. Светящийся туман от гранат с синь-камнем накрыл участок на полсотни квадратных метров и продолжал расползаться всё дальше. Но вместе с тем терял концентрацию, так что времени у нас было мало.

В сам туман я не совался — испарения синь-камня и у меня вызывали крайней неприятные ощущения. Не только в тонком теле — вместе с аурой мгновенно начинала неметь кожа, а в мышцы впились тысячи вибрирующих иголок. Не смертельно, но очень болезненно — будто сильно отлежал во сне руку и восстанавливаешь в ней кровоснабжение.

Справа от меня прогремели выстрелы, прервавшиеся воплем боли. Из тумана, зажимая правое плечо, вывалился один из подручных Путилина. Попытался вскинуть револьвер, чтобы выстрелить, но оружие выпало — похоже, плечо было пробито насквозь, и рука плохо слушалась. В клубах пыли я разглядел стремительно метнувшегося в глубь чердака Арамиса. Вампир с ходу снёс хлипкую дощатую перегородку, буквально пробив её собственным телом. Разве что пролом в виде собственного силуэта не оставил, как в мультике.

Путилин на бегу высадил ему вслед весь барабан, но, похоже, безуспешно.

— Игнатов, за мной! Отрезай его от окна! Богдан, задержи второго!

Почти одновременно с последним выкриком на меня как раз выскочил Грач — с перекошенной мордой, залитой брызгами крови на подбородке, и с совершенно безумными вытаращенными глазищами, похожими на совиные. Я едва успел отшатнуться от его размашистого яростного удара — длиннющие, как у росомахи, когти мелькнули в сантиметре от моего лица.

Ударил в ответ, но заряженный эдрой кулак угодил в пустоту. Частицы синь-камня, рассеянные взрывами гранат, постепенно теряли свою силу — не то оседали, не то просто растворялись в воздухе. Так или иначе, светящийся голубоватый туман уже не полностью блокировал магию.

Грач стал бесплотным — ненадолго, буквально на мгновение, но этого как раз хватило ему, чтобы увернуться. Заряд эдры, что я вложил в удар, вызвал ударную волну, очень заметную в клубящейся пыли. Я будто выстрелил из кулака мощным зарядом сжатого воздуха, рассеяв перед собой туман и клубы пыли.

Вампир тут же вынырнул из воздуха, безошибочно находя уязвимое место. Бил я правой, и невольно открылся во время удара, так что Грач ужалил меня коротким тычком в бок, целясь в печень. Когти, как кинжалы, легко пробили одежду, впиваясь в плоть. Боль была такая, будто шарахнуло током.

Отбился я на чистых рефлексах — одновременно поворотом корпуса и созданием в месте удара области Укрепления, оттолкнувшей вампира. Но ударить в ответ не смог от пронзившего меня болевого спазма. Согнулся, уходя в оборонительную стойку, закрутился на месте, ожидая атаки с другой стороны. И не зря — Грач ужалил снова, на этот раз слева и ниже, рванув когтями по бедру.

Ярость, охватившая меня в начале боя, постепенно схлынула, и я постарался подавить её полностью. В этой схватке эмоции будут только мешать. Здесь нужен холодный расчёт, как в шахматной партии.

Несмотря на всю свою простоту, Укрепление — отличный боевой Аспект. Но в защите он слишком требователен к скорости реакции, а тягаться в этом с вампиром — затея провальная. И прикрыть меня некому — Путилин с напарником погнались за Арамисом.

Но и перехватывать Аспект Зверя у Грача я смысла не видел. Атакует он не магией, а когтями, так что иммунитета я не получу. Разница в базовой мощности Дара тоже, пожалуй, не в мою пользу. Так что, скопировав у Грача его Дар, я просто превращусь в его бледную копию, ещё и с непривычными способностями, так что он переиграет меня даже за счёт одного опыта.

Придётся выкручиваться с тем, что есть.

Я чувствовал себя тореадором, стоящим на пути разъярённого быка и беззащитным перед его рогами. Только ещё и вся арена тонет в полутьме и клубах пыли, а вместо быка — существо куда более быстрое и смертоносное.

Честно говоря, было страшновато. Особенно когда после нескольких стремительных, едва заметных глазу атак вампир добавил мне ещё несколько ран, а я едва успевал реагировать. Уворачиваться полностью не получалось — только минимизировать ущерб, не давая твари полоснуть меня слишком глубоко.

Кровь крупными каплями падала на пол из многочисленных порезов, а упырь, кажется, специально медлил, наслаждаясь процессом. Играет, как кошка с мышкой.

Но я держался — кажется, на одном упрямстве, из последних сил контролирую снова накатывающую слепую ярость. Ну, попадись ты мне хоть разок, зубастый ублюдок! Дай ударить хоть раз. Больше и не надо.

Грач сгорбился, раскинув когтистые лапы и сверля меня взглядом совиных глаз. Его расплывчатая, то и дело размазывающаяся в воздухе фигура была похожа на барахлящую голограмму — полностью перейти в форму призрака у него всё ещё не получалось, но за счёт такого вот мерцания удавалось сбивать меня с толку. По крайней мере, оба заряда эдры, которые я попытался швырнуть в него с расстояния, прошли сквозь него, не задев.

— Ну же, псина сутулая! — прорычал я. — Дерись, как мужчина!

В ответ вампир яростно взревел, показывая длиннющие и острые, как спицы, зубы, не похожие не только на человеческие, но и на звериные. Пасть его распахнулась неестественно широко, так что кожа на щеках растянулась, как резина, едва не лопаясь.

И он снова ударил. На этот раз, похоже, стремясь завершить драку — длинной серией атак, целя когтями то в лицо, то в бок, то по ногам, то пытаясь запрыгнуть за спину.

Я завертелся волчком, щедро выплескивая эдру из средоточия в контрудары и пытаясь прикрыться со всех сторон. Щиты, создаваемые с помощью укрепления, увы, были невелики, площадью в две-три ладони, и нужно было чётко выбирать, какую часть тела прикрыть.

Но у меня получилось. Несколько неглубоких, но очень болезненных порезов от когтей я всё же схлопотал, но обычный человек на моём месте сейчас уже повалился бы на пол, похожий на изрубленную мясником тушу. Я же, наконец, ударил — вслепую, интуитивно почуяв, где противник окажется в следующий момент. Сверху вниз, будто кувалдой — как раз в тот момент, когда Грач, стелясь по самому полу, нырнул вниз, пытаясь подрезать мне сухожилия под коленом.

— Арамис был прав, — мстительно прохрипел я. — Ты предсказуем.

Грача эта фраза окончательно привела в бешенство — ответное рычание уже больше походило на бессвязный истеричный вопль. Он рванул было вперёд, но, похоже, я перебил ему хребет — ноги его странно волочились, не сгибаясь в суставах. Так что я успел запрыгнуть сверху и от души врезать ещё несколько раз — наотмашь, не целясь.

Вампир каким-то чудом извернулся подо мной, попытался отбиваться когтями. Но из такого положения у него не получалось толком замахнуться. Я же молотил его, не давая опомниться. Параллельно запустил в него энергетические щупы, вытягивая свободную эдру. Энергия мне была нужна — я вливал её в каждый удар, не скупясь, и уже снова был близок к тому, чтобы истощить грудной узел. Но другого выхода у меня не было — голыми руками эту тварь не прошибёшь.

Доски пола под нами не просто проломились — они разлетелись в щепки. Взметнулся разъедающей глаза пылью слой шлака под ними, но я продолжал колотить вампира уже почти вслепую.

Войдя в раж, я даже толком не почувствовал короткого полёта. Пробив пол, мы с грохотом рухнули вниз в облаке обломков досок и штукатурки. Приземлились на широкий карточный стол, накрытый зелёным сукном. Ножки его подломились с одной стороны, и мы покатились кубарем в сторону.

Грач клацнул изуродованной, залитой кровью пастью над самым моим ухом, но не дотянулся. Вцепиться в меня руками у него тоже толком не получалось — тут отросшие длинные когти сыграли медвежью услугу. Прокатившись по полу, мы разъединились. Я ударился головой, но чудом не потерял сознание.

Отыскал взглядом Грача и отчаянно рванулся к нему. Главное — не дать ему снова обратиться стаей призрачных птиц. Эдру я из него вытянул почти досуха, но, если ему хватит на этот последний финт — всё пропало.

Упырь уже, похоже, раздумал драться и пытался улепётывать от меня прямо на карачках, волоча перебитые ноги по полу и оставляя за собой кровавый след. Я догнал его одним прыжком и, обхватив сзади за шею, принялся душить, одновременно сосредоточившись на вытягивании из него эдры.

Примерно так же было со Жбаном. Я попросту пожирал его тонкое тело. Что мог, поглощал, но в первую очередь старался разодрать, разрушить связи между Узлами, опустошить Средоточие. Этот хищнический инстинкт так захватил меня, что я не замечал ничего — ни собственных кровоточащих ран, ни поднявшегося вокруг переполоха. Грач же, в свою очередь, кажется, был сфокусирован только на одном — попытке вырваться.

Мгновения этой отчаянной борьбы растянулись в целую вечность, будто в замедленной съёмке. Но всё же чаша весов постепенно склонилась в мою сторону. И только тогда я расслышал голос Путилина.

— Богдан! Перевернись!.. Руки, руки ему выверни!

Охотник когда-то уже успел спуститься на второй этаж. Возможно, сиганул вслед за мной прямо в пролом на потолке. И сейчас в руках его светилась пронзительно-голубыми отблесками конструкция, состоящая из соединённых цепью браслетов.

— Не убивай! — добавил Путилин, увидев, что я наконец повернул на него голову. — Он нужен живым!

Мне стоило большого труда успокоиться и перестать рвать тонкое тело противника. Развернулся так, чтобы прижать Грача надёжнее к полу. Заломил ему одну руку за спину, и Путилин тут же подоспел, защёлкнув на его запястье браслет.

— Теперь вторую… Осторожнее, синь-камень!

Предупреждение было излишним — от артефакта так и разило антимагией. Когда Путилин, наконец, заключил Грача в кандалы, тот разом обмяк, растёкся по полу, словно выброшенный на берег осьминог. Кандалы полностью заблокировали его способности — я разглядел, как аура, и так-то здорово потрёпанная моими атаками, съёжилась, свернулась в тугой комок, пытаясь закрыться от губительного влияния синь-камня.

Физически упырь тоже был в ужасающем состоянии и походил на отбивную, над которой хорошенько поработали ребристым стальным молотком. На голове и вовсе живого места не было — в сплошном кровавом месиве едва проглядывали горящие ненавистью щёлки глаз и обломки клыков.

Впрочем, и я-то сейчас выглядел немногим лучше. Я только сейчас осознал и прочувствовал, как сильно меня успел порвать упырь. Раны относительно неглубокие, но их столько, что немудрено и кровью истечь. Носатый-то, похоже, любитель «тактики тысячи порезов»…

— Уф, всё… — выдохнул Путилин, в изнеможении опираясь на стену. — Теперь никуда не денется. Если жив останется, конечно. Регенерация у него сейчас не та.

Я тоже распластался на полу звездой — сил, чтобы подняться, не было. Да это и ни к чему — я переключился на Исцеление и, жадно поглощая из окружения всю эдру, до которой мог дотянуться, сосредоточился на заращивании ран. В зале вдруг начало темнеть — большая часть светильников здесь эмберитовые, и я высасывал эдру и из них, словно мучимый жаждой путник, вытряхивающий капли влаги из любого попавшегося сосуда. Кристаллы солнечника тускнели, некоторые лопались, превращаясь в серые осколки. Зеваки, которых в зале было полно, испуганно озирались и перешёптывались.

— Богдан… Богдан, ты слышишь меня? Врача! Игнатов, за врачом дуй, быстро!

Надо мной, будто вынырнув из тумана, выплыло обеспокоенное лицо Путилина. Проморгавшись, я покачал головой.

— Н-не надо… врача… Я сам. Просто… надо немного времени…

Я поднял руку, наблюдая сквозь прорехи в рукаве, как края кожи на глубоком порезе сами собой сходятся, слипаются, оставляя после себя багровый выпуклый шов. Шов этот стремительно бледнел, разглаживался — и вот уже в пятнах крови с трудом можно разглядеть, где он находился. Выглядит впечатляюще, и ощущения скорее приятные. Вот только энергии жрёт немеряно. За раз точно полностью не восстановлюсь. Впрочем, главное сейчас — это затворить самые крупные раны и остановить кровь.

Путилин, похоже, тоже наблюдал за моим исцелением — со странным выражением лица, в котором мне почудилась горечь. А уж столпившиеся вокруг зеваки и вовсе галдели так, что мне пришлось повысить голос, чтобы сыщик меня услышал.

— Второго… поймали?

— Ушёл, паскуда. Слишком шустрый. Вышиб стекло и в окно выскочил. Ещё и филёра моего ранил. Но ничего, жить будет.

— А… цыганку вытащили?

— Цыганку?

— Ну, может, и не цыганка, это я так… Женщина. Молодая, черноволосая такая… Одарённая. Бэлла зовут. Была с тем молодым упырём.

Путилин озадаченно покачал головой.

— Не видел никого похожего. Но сейчас обыщем здание.

Разгоняя зевак, ко мне вдруг пробился Велесов. Помог подняться. Точнее сказать, просто поднял, как ребёнка, протащил чуть в сторону и усадил на диван — кажется, в том самом красном закутке, где я впервые увидел Бэллу.

Процесс исцеления шёл полным ходом, и мне уже не нужно было концентрироваться на нём. Боль постепенно отступала, но взамен накатили слабость и головокружение. Немудрено — крови я потерял изрядно.

В зал тем временем протолкались несколько жандармов, и Путилин отвлёкся, раздавая им указания. В первую очередь на импровизированные носилки, сооружённые из сломанного стола, водрузили Грача, закованного в кандалы из синь-камня.

Я же, пытаясь удержаться в сознании, оглядел себя магическим зрением. И стиснул зубы, едва сдерживаясь от длинной матерной тирады. Метастазы тёмной эдры просочились уже почти в каждый узел и уже вовсю тянулись вверх по шее, к головному.

Что ж, из этой заварухи с вампирами и «Молотом свободы» я чудом вышел живым и относительно целым. Но, кажется, эта битва — не последняя на сегодня. И далеко не самая важная. И времени у меня почти не осталось.

Собравшись с силами, я окликнул Путилина.

— Аркадий Францевич!

Что-то в моём голосе заставило его бросить все дела и подскочить ко мне, тревожно заглядывая в глаза.

— Ты точно справишься сам? Ты выглядишь как-то… странно… Вены вон на шее все чёрные, прямо сквозь кожу видно…

Я неосознанно поднял руку, касаясь шеи. Демьян тоже смотрел на меня с плохо скрываемым беспокойством.

— Мне… нужно домой, — с трудом узнавая звук своего голоса, пробормотал я. — Срочно!

Глава 17

— Крепче! — подёргавшись из стороны в сторону, выдохнул я. — Над локтями ещё ремнями прихвати.

Демьян, неодобрительно покачав головой, всё же не стал перечить. Хоть он и не понимал толком, что со мной происходит, но чувствовал, что времени на препирательства нет. Отошёл к полкам и быстро вернулся с новыми путами.

Поначалу я хотел расположиться в кабинете или в какой-нибудь другой необжитой комнате в особняке. Но потом передумал из-за риска устроить пожар. Здесь, в гараже, этот риск тоже никуда не делся, но спалить весь дом будет всё-таки гораздо обиднее. К тому же Демьян принял некоторые меры предосторожности — натаскал несколько вёдер воды и песка, убрал подальше всё легковоспламеняющееся. И даже пол вокруг стены, к которой меня привязывал, пролил водой.

Связать меня я попросил, чтобы нейтрализовать вторую опасность. Если что-то пойдёт не так, и албыс захватит контроль над моим телом — я предпочту оставаться на месте. Не хотелось бы снова очнуться голышом неизвестно где.

Впрочем, скорее всего, если я не сумею сейчас выжечь эту тварь, то уже перестану быть хозяином этого тела.

Привязал меня Демьян к вертикальной балке в дальнем углу гаража, предварительно приколотив к ней поперечину, так что сейчас я напоминал распятого Христа с раскинутыми в стороны руками. Сходство усиливалось тем, что большую часть одежды я снял — если не совладаю с Аспектом Огня, она может воспламениться. Обычные-то ожоги залечивать тяжко, а уж выковыривать из кожи расплавившиеся пуговицы и обгоревшие фрагменты ткани — тем более удовольствие сомнительное.

Подготовку я начал загодя, ещё когда Путилин мчал нас с Велесовым сюда. Вспоминая, что успел подглядеть на балу у Вяземского, потихоньку трансформировал тонкое тело, превращая грудной узел в подобие ассиметричных песочных часов. К счастью, несмотря на метастазы чёрной эдры, опутывающие всю мою ауру, контроля над ней я пока не потерял.

Основную идею контроля над Аспектом Огня я вроде бы ухватил. Нельзя давать стихии охватить сразу всё тонкое тело. И даже в Средоточие её пускать напрямую нельзя. Для этого и нужно соорудить этакий вырост на грудном узле, в котором эдра и будет «перекрашиваться» в Огонь — в небольшом объеме.

У меня эта схема вызывала ассоциации с устройством двигателя внутреннего сгорания. Сам грудной узел с запасом эдры — это топливный бак. Аспект — это свеча зажигания. Ну, а смежный с грудным узлом небольшой отсек — это цилиндр с поршнем, в котором и происходит взаимодействие. Основная моя ошибка, из-за которой я в прошлые разы так обжигался при использовании стихии Огня — это то, что я пускал её напрямую в Средоточие. А это всё равно, что швырять спичку в бензобак.

Сложнее всего было по прибытии домой спровадить Путилина. Он был здорово обеспокоен моим состоянием, да и профессиональный интерес наверняка взыграл. Но всё же после короткого спора он уступил. Думаю, из-за Грача. Статскому советнику не терпелось вернуться и допросить единственного пленённого вампира, тем более что тот мог и не выжить.

Впрочем, мне все эти минуты промедления тоже были нужны — всё это время я набирался сил, жадно поглощая эдру из окружающего мира и пуская её на исцеление. Большая часть ран, полученных в драке, затянулась, и в целом я чувствовал себя уже гораздо бодрее. Но до полного восстановления, конечно, было ещё далеко. Тут уже одной магией не обойдёшься — нужна хотя бы пара дней отдыха. Покой, сон, сытная еда, чтобы восстановить потери крови.

Увы, сейчас это для меня недостижимая роскошь.

— Я чем-то ещё могу помочь? — спросил Демьян, заглядывая мне в глаза.

Я покачал головой.

— Просто будь неподалёку и смотри, как бы я всё тут не спалил. Ну, а если… Если после всего, что произойдёт, ты поймёшь, что я — это не я… Делай, что должно.

Он покачал головой, не сводя с меня взгляда.

— Эта тварь всё ещё сидит в тебе, так?

— Да. Всё это время. Я пытаюсь бороться, но она постоянно возвращается. Но сейчас… Была не была! Я или выжгу её из себя, или сожгу вместе с собой. Других вариантов нет.

— Уверен?

— Ну, из разговоров с ней понятно, что добром наш союз не кончится.

— Разговоров? — Демьян удивлённо встрепенулся. — Ты что же… говорил с ней⁈ Уже после того, как убил?

— И не раз. Да и вообще, я её не совсем убил. Скорее… проглотил живьём. И теперь она бьётся изнутри.

— Немудрено, — задумчиво пробормотал вампир. — Жить-то все хотят…

— А почему ты так удивился?

Он чуть помедлил с ответом, задумчиво осматривая меня.

— Я подозревал, что с тобой что-то не так. Случается, что часть демона зимы навсегда остаётся с человеком, поглотившим его сердце. И даже начинает влиять на него. Таких называют Одержимыми. И… можно сказать, я и сам такой.

— То есть все эти твои рассуждения о внутреннем звере, и о том, что его надо держать в узде… Это не просто поучительные метафоры?

Он покачал головой.

— Дар Зверя часто так действует. Внутри тебя будто дерутся две сущности. И всё зависит от того, кто возьмёт верх. Сумеешь обуздать своего волка — сможешь жить среди людей. Не сумеешь… Многие из наших не справились, и потому ушли в тайгу, став её частью. Но я никогда не слышал, чтобы Одержимый не просто чувствовал сущность, засевшую внутри, но и мог говорить с ней.

— Да уж, я везунчик, — криво усмехнулся я.

— Может и так, — отозвался Демьян вполне серьёзно.

— И в чём везение?

Он пожал плечами.

— Ну… Если с кем-то можно говорить… То может, с ним и договориться получится?

Я не ответил, но слова эти определённо запали мне в душу. Потому что вилка, в которой я нахожусь, весьма неприятная. К какому бы варианту я не пришёл — результат будет так себе.

Либо я выжгу албыс, и таким образом освобожусь от неё. Но тогда вместе с ней уничтожу и её силу. А получить её Аспекты было бы весьма неплохо — это настоящий джек-пот. Мало того, эксперименты с огнём могут и для моей собственной ауры закончиться плачевно. Спички детям не игрушка, как говорится.

Другие варианты ещё хуже. Если у меня всё же получится постепенно переварить албыс, впустив в себя тёмную эдру — то и моя личность сольётся с её. Я уже и так во сне вижу её воспоминания, а теперь вот и наяву голос начал мерещиться. Этот путь ведёт к потере собственного «я», и это немногим лучше, чем совсем умереть, отдав это тело в распоряжение ведьмы.

Но что, если и правда найти какой-то компромисс? Правда, для этого нужно желание обеих сторон…

Демьян уже ушёл — погружённый в свои мысли, я и не заметил этого. Сознание плыло, перед глазами временами двоилось, до слуха то и дело доносились какие-то шорохи, похожие на невнятный шёпот. Я с трудом сфокусировал взгляд на стоящей в двух шагах от моих ног глиняной плошке с кусочком жар-камня. Самый маленький, который удалось найти — чуть меньше куриного яйца, но вытянутой веретенообразной формы.

Вид этого невзрачного, по сути, кусочка эмберита, похожего на обычный раскалённый уголёк, почему-то вызывал тревогу, перерастающую в настоящий ужас. И я не сразу понял, что это не мои эмоции. Албыс всё явственнее просачивалась из моего подсознания, и всё больше влияла на меня. Яркой вспышкой мелькнула догадка — а ведь и та безжалостная ярость, что обуяла меня во время бойни в ресторане Хаймовича — это ведь тоже не моё. Я не такой.

Правда, если бы не эта ярость — я, скорее всего, был бы уже мёртв. Даже из паралича, наложенного Бэллой, не успел бы вырваться…

Я мотнул головой, отбрасывая неуместные сомнения, и втянул Аспект из жар-камня.

В грудь будто вонзили раскалённое шило. Огонь вспыхнул в подготовленном для него узелке рядом со Средоточием, и мне с трудом удалось удержать его там. Ещё труднее — перенаправить дальше так, чтобы процесс этот был медленным и контролируемым, без резких всплесков. Но главная проблема заключалась в том, что готового сценария действий у меня не было. Приходилось делать всё по наитию, надеясь, что способность управлять своим тонким телом не подведёт в самый неподходящий момент.

Я представил, как огонь из грудного средоточия, постепенно подпитываясь и усиливаясь, узким направленным потоком течёт к Сердечнику, попутно растворяя, выжигая сгустки фиолетовой тёмной эдры. Упирается в то, что осталось от албыс — шевелящий короткими щупальцами сгусток, похожий не то на насекомое, не то на крошечного осьминога. И начинает жечь её, с каждой секундой наращивая мощь.

Сработало. Даже проще, чем я ожидал. Единственное, чего я не мог предвидеть — что это окажется так больно.

Поначалу показалось, что это что-то вроде самовнушения — ведь весь этот огненный поток я видел только внутренним взором. Он существовал на уровне тонкого тела, где-то на другом слое реальности, и по идее, не должен был ощущаться физически. Но не тут-то было. Жжение усиливалось, расширялось, и уже через пару минут я не просто рычал — я орал в голос, напрягаясь так, что удерживающие меня ремни впивались в кожу.

Сил придавало то, что я видел — албыс тоже доставалось, и куда сильнее, чем мне. Призрачный паразит, вросший в мой Сердечник, извивался и дёргался, объятый языками пламени.

Всё равно, что проводить хирургическую операцию на себе самом. Без анестезии. Газовой горелкой вместо скальпеля.

Боль продолжала нарастать, и гораздо быстрее, чем появлялись видимые результаты. Несколько минут спустя я уже проклял всё на свете, и в первую очередь себя и свою дурацкую идею. Это безумие! С чего я взял, что я выдержу? Что это вообще возможно⁈

Или эти сомнения мне навязывает албыс?

Но настоящий ужас я испытал ещё чуть позже. Боль к этому моменту стала совершенно нестерпимой. Мало того — взглянув вниз, я увидел, что на груди и животе у меня вздуваются целые грозди волдырей от ожогов. Огонь всё-таки вырывался из-под контроля, кое-как возведенные препятствия на его пути оказались смехотворными.

Возможно, я чего-то не учёл. А может, обращение с этой стихией требует постепенных тренировок. Как бы то ни было — Аспект не желал удерживаться в тех рамках, которые я ему отвёл. Огонь, как раскалённая лава по каменному склону, растекался всё дальше по меридианам, соединяющим узлы тонкого тела. С одной стороны, это было даже к лучшему — он выжигал метастазы чёрной эдры. Но вместе с тем захлёстывал меня всё большими приступами физической боли.

А ещё я осознал, что уже не контролирую этот процесс. Попытался было сбросить Аспект, переключиться на Исцеление, но не вышло. Боль застилала разум, сковывала волю. Ещё немного — и я уже вообще не понимал, кто я, где нахожусь, что происходит. Перед глазами всё заволокла красно-чёрная пелена, слух, кажется, вовсе отключился — я чувствовал, как першит надорванная от криков глотка, но самих криков уже не слышал, как не ощущал и стягивающих руки и ноги ремней, едва удерживающих меня на месте.

А потом…

Наверное, я потерял сознание. Очнулся уже где-то в другой реальности — не то во сне, не то в бреду.

Ночь. Тайга. Толстые колонны сосен по сторонам, заросли колючих кустов между ними. И всё это объято пламенем — багровым, гудящим, чадящим чёрными клубами дыма. Горящая древесина трещит, выстреливая искрами, огромные стволы, объятые языками пламени, то и дело с грохотом валятся, поднимая целые тучи обломков и пепла.

Я несусь прямо сквозь этот ад, судорожно вдыхая горький раскалённый воздух. Бегу, не разбирая дороги, и каждый шаг обжигает босые ступни так, будто я напарываюсь на битое стекло. Но я всё равно бегу, лавируя между горящими деревьями. Просто потому, что оставаться на месте — ещё страшнее и больнее. Наверное, именно так во время лесного пожара несутся вперёд обезумевшие звери.

Спотыкаюсь, падаю, меня ненадолго охватывает тьма, но боль и жар снова выдёргивают меня из забытья, заставляют подниматься и бежать.

И я бегу.

И падаю.

И поднимаюсь снова.

Сколько всё это продолжается? Есть ли вообще границы у этого объятого пожаром леса? Постоянно кажется, что где-то рядом маячит просвет. Может, выход к реке или озеру. Или просто к большой поляне. Да хоть к обрыву в пропасть — чтобы спастись от этого огня, я готов сейчас сигануть с любой высоты. Но каждый раз впереди — лишь жар, дым и пепел. Растрескавшиеся губы хватают обжигающий воздух, лёгкие уже саднят на каждом вздохе, будто я нахватался мелкой стеклянной крошки, и она режет их изнутри.

Разве что боль, кажется, чуть отступила. Или, может, просто я к ней привык. А в затуманенный мозг то и дело врываются обрывки воспоминаний — смутные, рваные, искажённые…

— Ну не плачь, Насть… Всё же хорошо.

— Хорошо? Хорошо⁈

Округлые плечи с едва заметной россыпью веснушек перестают вздрагивать, и передо мной вдруг вспыхивают расширившиеся, влажные от слёз карие глаза.

— Я просто уже устала, Игорь! Устала бояться. За тебя, за себя… А я ведь ещё рожать от тебя собиралась. Дура…

— Не смей так говорить, слышишь? И всё у нас ещё будет. И дом свой, и дети. Всё, как обещал. Контракт этот закончится — и весной переедем…

— Да грош цена твоим обещаниям! Ты говорил — уйдешь со службы, и будет спокойнее. Устроишься на нормальную работу. Но сейчас же ещё хуже! С кем ты вообще связался?

— Давай не начинай, а? Деньги ведь надо как-то зарабатывать. Потерпи немного. Осталось меньше года.

— Да терплю. Терплю… Шесть лет уже терплю. Но знаешь, что? Дело же не в контрактах. Не в работе. Я… Я просто поняла, что ты… не изменишься. Всё дело в тебе.

— Ну что опять не так, Насть? Я же это всё ради тебя! Ради нас.

Она протестующе мотает головой.

— Нет. Я это только недавно поняла… Когда ты в пятницу на тех парней возле бара напал.

— Я? Напал⁈ Ты же сама всё видела!

В мозгу мелькают совсем уж смутные, смазанные кадры воспоминаний. Сценка, банальная до тошноты. Поздний вечер, полупустые улицы. Молодой парень, видимо, провожающий девушку после ресторана. И компания подвыпивших типов весьма характерной наружности, преградившая им путь.

— Вот зачем ты вообще полез, а? — шепчет она с неожиданной злостью.

— В смысле⁈ А что — стоять, смотреть на них? Таким пока в рыло не дашь — не отстанут.

— Тебе-то какое дело? Пусть полицию бы кто-нибудь вызвал. Там народу кругом полно было.

— Угу. Вот только что-то никто не спешил помочь-то.

— Вот именно, Игорь! Вот именно! Это тебе вечно больше всех надо! Это ты вечно лезешь кого-то спасать, за кого-то заступаться!

— Это, по-твоему, плохо?

— Тебя ведь там чуть ножом не пырнули!

— Чуть-чуть — не считается.

— Да брось ты шуточки свои! Я серьёзно. Ты обо мне-то вообще думал в тот момент? О том, что у тебя семья? О детях будущих?

— То есть ты хотела бы, чтобы я просто мимо прошёл?

— Да, представь себе! Потому что все нормальные люди так и сделают. Зачем тебе это геройствование? Кому ты хочешь что-то доказать?

— Да никому я ничего не доказываю! Просто… Ну не мог я пройти мимо, ты понимаешь это или нет? Не мог! Сам себе бы не простил потом.

— Вот именно… И ты не изменишься.

— Ну, и что теперь?

— А ничего. Я просто не хочу в какой-то момент остаться одна. И уж тем более ребёнку своемуя не хотела бы такой участи.

Она порывисто вскакивает с кровати, распахивает шкаф, начинает судорожно срывать вещи с вешалок.

— Насть, не дури! Ну что за глупости… Настя!!

После сумрака полутёмной комнаты вдруг бьёт в глаза солнечный свет — такой яркий, что заставляет щуриться. Когда глаза чуть привыкают — становится видна искрящаяся на солнце гладь большого озера, с одной стороны поросшего камышом. С холма от окруженных плетеной изгородью изб к воде спускается тропинка.

На траве на полпути к деревне сидит русоволосая девчонка с толстенными косами и с дрожащими от обиды губами осматривает опрокинутые вёдра с водой. Потирая ушибленный копчик, поднимается, ищет взглядом упавшее в траву коромысло.

Мальчишки, ватагой обступившие её со всех сторон, не торопятся помочь. Наоборот, гогочут, тычут пальцами.

— Колыванова-то и правда косолапая!

— Так немудрено — говорят, папаша её с медведицей спит.

— А что, правда что ли, Варька? Где мамаша-то твоя? К спячке готовится?

Девчонка, сдувая непослушную прядку со лба, зло зыркает на обидчиков.

— Кто бечёвку натянул? Ты, Карась? Подлая твоя душонка.

— Ишь ты, по человечьи разговаривает!

— Ну чего гогочете? Вот батюшке пожалуюсь, как с леса вернётся — он вам всем чубы надерёт!

— Ага, как же!

Мальчишки бегают вокруг объекта насмешек кругами, держась на расстоянии пары шагов. Самые младшие даже кидаются издали еловыми шишками.

— Отстаньте от неё!

— А это кто ещё вылупился?

— Да это ж ведьмин сынок!

— Иди-ка отсюда, Богдашка! — презрительно скривившись, сплевывает под ноги самый крупный из пацанов — с непослушной копной рыжеватых волос и широкой щербинкой между верхними зубами. — А то как в прошлый раз накостыляю.

Вместо ответа ему прямо в нос летит кулак — плотно сжатый, исцарапанный, со сбитыми напрочь костяшками.

— Ах ты, мелкий…

Мгновением позже поляна превращается в настоящее поле битвы. Деревенская шпана накидывается всей толпой, в куче-мале, катающейся по траве, уже едва можно разглядеть, где чья рука или нога. Удары кулаков сыплются со всех сторон, но даже под их градом я как-то выкарабкиваюсь на четвереньках. В траве под руку попадается увесистая деревянная дуга, и пальцы смыкаются на ней, как на дубине…

— Ну что ты опять натворил? — сокрушённо качает головой темноволосая женщина, и костяные украшения на её лбу едва слышно постукивают. — Так, сиди тихо…

Аккуратные прикосновения влажной тряпицы к щеке вокруг заплывшего глаза вызывают жгучую пульсирующую боль, но я, стиснув кулаки и зубы, стараюсь не двигаться.

— Терпи, терпи. Раз любишь подраться — привыкай и к синякам…

— Да не люблю я драться, мама! Просто… Опять эти олухи Варю обижали.

Женщина вздыхает и гладит меня по волосам.

— Прикипел ты, я вижу, к соседке? Уж давно ведь съехали из дома Колывановых. Не обязательно теперь её опекать.

— И что теперь — мимо проходить?

— Ты ей ничего не должен, Богдан. Да и вообще… Помнишь, что я тебе говорила, когда мы сюда приехали?

— Ни к кому не привязываться, — тихо проворчал я.

— Верно. Мы тут ненадолго. Не заводи здесь друзей, и тем более врагов. И не лезь в драку почём зря!

Наклонившись, она заглядывает прямо в глаза, и от её взгляда невозможно уклониться.

— Ты должен беречь себя, Богдан! Тебе особая судьба уготована. Не растрать себя по пустякам.

— Варя — это не пустяки! — упрямо склонив голову, засопел я.

— Ох, горюшко ты моё… — улыбается мама и треплет меня по макушке.

Осколки воспоминаний мелькают перед внутренним взором всё быстрее, становясь всё более бессвязными. Я уже порой не понимаю, кто там, в этих воспоминаниях — Игорь или Богдан. Тем более что зачастую ситуации очень схожи — вплоть до совпадающих слово в слово фраз, жестов, интонаций. Будто это один и тот же человек, просто в разных мирах, разных ипостасях.

Размышлять об этом нет времени и сил, поскольку паузы между вспышками воспоминаний заполняет всё тот же бушующий океан огня и боли, через который я пробиваюсь, будто крошечная лодка, пытающаяся удержаться на плаву в шторм.

К картинкам из прошлых жизней всё чаще начинают примешиваться другие. Чуждые, пугающие. В них дремучая, непролазная тайга — то заваленная снегом и искрящаяся кристалликами инея на каждой ветке, то летняя, погружённая в зеленоватый сумрак. Парящие скалы. Жуткие чудовища, выныривающие из мрака. Украшенные вязью рун каменные истуканы с грозными ликами.

Я вдруг выскочил на обширное открытое пространство. Наконец-то!

Вокруг, насколько хватало глаз, по-прежнему пылающим частоколом стоит тайга — чёрно-алая, объятая пламенем. Но я нахожусь на выжженной плоской поляне шириной в добрую сотню шагов. Ровной, как арена, покрытой толстым слоем чёрно-серых остывающих углей, хрустящих под ногами.

Короткая передышка, впрочем, быстро обернулась новой вспышкой ужаса. Кольцо огня вокруг поляны сжимается. Казалось бы, гореть тут уже нечему, однако стена пламени — неестественно ровная и яркая — неумолимо приближается, отрезая пути к отступлению.

И в этой западне я не одинок.

Албыс выскочила неожиданно, будто из-под земли. В том образе, что я видел тогда, во время битвы в Академическом саду. Непропорциональное сгорбленное тело с серой кожей, вздувшимся брюхом и обвисшими грудями, с серповидными медными когтями до самой земли, со спутанной гривой ярко-рыжих волос, наполовину скрывающей лицо. При этом ей, похоже, тоже здорово досталось от огня — по всему телу расползаются уродливые пятна и волдыри.

После всей этой бесконечной пытки огнём и болью остаткам моего рассудка всё же хватило сил удивиться. Откуда ожоги? Мы ведь не в реальности. Всё это мне лишь мерещится. Это кошмар, бред, навеянный измученным болью мозгом…

Тварь налетела, как вихрь. Металлические когти ярко полыхнули в воздухе, оставляя после себя заметные росчерки, рыжие патлы разметались в сторону, окутывая фигуру причудливым шлейфом…

И отлетела назад, столкнувшись с выставленным щитом из эдры. От её удара он взорвался, отбросив её на несколько шагов. Однако албыс набросилась снова — с неистовой яростью, будто пыталась разорвать меня на мелкие клочки. В этот раз я не защищался, а ударил навстречу — щедро приправив удар порцией сжатой эдры. Ведьму снова отшвырнуло, но она, закувыркавшись в воздухе, приземлилась на все четыре лапы, как кошка.

И опять отчаянно бросилась на меня.

Воздух вокруг нас уже гудел от приближающегося огня так, что я не слышал собственного тяжелого дыхания. Да и дышать становилось всё труднее. Но мы продолжали эту безумную, самоубийственную схватку, выжигая последние силы.

— Сдохни! Сдохни! — верещала албыс, оборачиваясь то рыжеволосой женщиной в домотканной рубахе на голое тело, то уродливой старухой, то оскалившейся лисицей с длиннющим хвостом.

— Да сдохни уже сама! — не выдержав, рявкнул я.

— Тебе меня не убить, Пересмешник!

— Да ты уже мертва! Я убил тебя! Поглотил! Ты лишь призрак!

Выкрикнув это, я словно и сам впервые осознал это в полной мере.

Я ведь давно победил её — ещё там, в парке. Все эти кошмары, весь этот горящий лес, вся эта схватка — это лишь насылаемый ей морок. Она не может причинить мне реального вреда, но пытается свести с ума. Это всё — не по правде. Это сон. Наваждение. И если я отрину его — оно, наконец, рассеется.

Наверное.

Нет! Нет, нужно отбросить все сомнения. Сомнения подтачивают разум, как черви. Они порождают хаос и ведут к гибели.

Я выпрямился и опустил кулаки, оглядываясь вокруг так, будто оказался на этой пылающей арене только что. Боль и жар постепенно отступили. Огонь по-прежнему бушевал вокруг, свободная площадка уже сократилась до двадцати шагов в поперечнике, но я уже наблюдал за этим зрелищем отстранённо, будто на огромном экране.

Албыс, кажется, что-то почуяла. Насторожилась, сгорбилась, касаясь руками земли. А потом прыгнула на меня, вытянув когти.

Я видел её совершенно отчётливо, во всех подробностях, будто в сильно замедленном повторе. В прыжке она приняла облик молодой рыжеволосой ведьмы, в котором являлась мне во снах, но кисти рук были тёмными, морщинистыми, с длиннющими серпами медных когтей, а лицо перекошено гримасой отчаянной ярости. В этом затянувшемся, замедлившемся прыжке она будто бы плыла по воздуху, длинные рыжие волосы и рваные полы рубахи трепетали, как флаги.

Она ударила мне в грудь, но я остался стоять на месте — даже не шелохнулся. Будто на моём месте выросла статуя из петрова камня. Медные когти разбились, разлетевшись на осколки, будто были сделаны из тонкого прозрачного льда. Я же, вытянув руку, ухватил ведьму за глотку, так что она повисла в воздухе, не касаясь ступнями земли.

Всего-то и нужно было — осознать и поверить. И эта реальность окончательно мне подчинилась — я это увидел по ужасу в глазах ведьмы. Она вдруг обмякла, повисла на моей вытянутой руке, как тряпка — я даже не чувствовал её веса, хотя под пальцами ощущал вполне осязаемую плоть.

Огонь тоже подчинился моему мысленному приказу — стих, съежился, оставив после себя лишь чёрные обгоревшие остовы деревьев. А я впервые за долгое время вдохнул воздух полной грудью. Пусть это тоже иллюзия, сон, но как же это приятно!

Ведьма рухнула на покрытую золой землю и вскинула на меня взгляд широко расширившихся глаз. Почти человеческих, разве что слишком уж блестящих и зелёных, как у кошки. И вдруг неожиданно взмолилась:

— Пощади!

Я усмехнулся. Прищурился, давая мысленную команду, и за спиной албыс снова начала подниматься стена пламени. Она это почувствовала — вздрогнула всем телом, сжалась. Но не двинулась с места, и взгляда с меня не сводила.

— Пощади, Пересмешник!

— Зачем?

— Я… Я хочу жить! Я… буду… служить тебе. Больше не буду перечить. Ты победил! Ты сильнее меня.

Она склонилась, упираясь лбом в покрытую пеплом землю.

Ну-ну… Ишь, как запела-то. Я чувствовал себя этаким Иваном-царевичем из старинной сказки. «Отпусти меня, царевич, я тебе ещё пригожусь…».

Впрочем… Сказка — ложь, да в ней намёк?

Я постарался сосредоточиться на внутренних ощущениях. Перед взором, наконец, снова проявился рисунок тонкого тела — светящийся, пульсирующий алым светом, будто весь состоящий из раскалённых углей. На меридианах, соединяющих узлы, не осталась и намёка на сгустки тёмной эдры. И даже Сердечник очистился, а вросшая в него сущность албыс почти распалась, тлея, как сгоревшие поленья. Жизнь теплилась в едва заметной кляксе тёмной эдры, растянувшей тоненькие щупальца в попытке удержать распадающееся естество. Но скоро и эта последняя капля сгинет в огне.

Правда, как я и опасался — вместе с сердцем самой албыс я сейчас уничтожу и её Аспекты. Основу её могущества. Обидно…

Впрочем… Возможно, что-то и удалось бы уберечь, если бы сама албыс так отчаянно не цеплялась за эти остатки, а отдала их добровольно.

— Пощади! — снова взмолилась ведьма, уже почти шёпотом. В глазах её замерли подрагивающие озерца слёз, лицо застыло в испуганной гримасе.

— Зачем, я тебя спрашиваю? — жестко отозвался я. — Я же вижу, что от тебя осталась лишь тень тебя прежней. Чем ты можешь быть полезна?

— Я буду служить тебе! — уже без всякой запинки, искренне взмолилась она. — Тень? Мне довольно и этого. Буду следовать за тобой, помогать во всём. Только не губи!

— И чем ты поможешь? Твоя сила почти обернулась пеплом. То, что уцелело, я заберу сам. И что у тебя остаётся? Что ты можешь мне дать в обмен на жизнь?

Взгляд её затуманился, будто она только сейчас осознала до конца своё положение. Плечи бессильно опустились, голова поникла. Но через несколько мгновений ведьма вдруг снова встрепенулась.

— Знания! Неведомые смертным. Об эдре, о лесе, об источниках настоящей силы. О той, другой стороне…

В глазах её плескался глубинный, непередаваемый ужас и мольба, которая кого угодно бы разжалобила. Но могу ли я доверять ей? Может, всё это — искусный спектакль?

— Чем докажешь свою верность?

— Проси, чего хочешь, Пересмешник! Только не губи! — она согнулась, поклонившись так, что буквально расстелилась на земле, потянувшись пальцами к моим ступням.

Она окончательно приняла человеческий облик, и не зря — так она вызывает куда больше сочувствия. Немудрено и забыть, что она — нечистая сила.

Впрочем… Как там говорит Демьян. Все мы, нефилимы, по сути, чудовища. Весь вопрос в том, как мы используем данную нам силу.

Выдержав паузу, я решился.

— Отдай свою силу. Сама! Всю, без остатка. А потом уж я решу, оставлять ли тебе жизнь.

Она вскинула голову, снова заглядывая мне в глаза. Проблески надежды в её взгляде тонули в водовороте страха и сомнений. Тем временем огонь за её спиной подбирался всё ближе, уже почти касаясь её ног. Ведьма испуганно обернулась, оглядываясь на пламя.

— Пощади… — снова прошептала она — одними губами, еле слышно.

Я молчал, тоже глядя на приближающееся пламя. Оно снова набирало силу, обдавая меня уже вполне осязаемым жаром. Времени на разговоры уже явно не осталось.

— Поторопись! — рявкнул я, перекрикивая гул огня.

Албыс испуганно вздрогнула, снова оборачиваясь ко мне. И снова склонилась к самой земле.

— Да, хозяин…

И почти в тот же миг нас обоих накрыло лавиной огня.

Интерлюдия. Путилин

Туннель, освещенный тускло мерцающими эмберитовыми светильниками, казался бесконечным. С влажных кирпичных сводов то и дело срывались капли воды, звуки шагов, отражаясь от стен, разносились гулким эхом. Путилин шёл быстро, так что сопровождающий его филёр еле поспевал за ним.

— Всё, как вы велели, шеф. Сначала увезли в участок на Воскресенской, а уже оттуда тайно переправили сюда. Слежки вроде не было. Но поручиться не могу. Людей мало. Если бы вы позволили привлечь кого-то из жандармов…

— Исключено. Бывшим людям Барсенева доверять нельзя, пока не проведем подробную проверку. Наверняка многие из них были в курсе связей обер-полицмейстера со Стаей, и до сих пор могут сотрудничать с упырями.

— Да как пить дать… — вздохнул филёр. — Как они ловко с телом самого Барсенева провернули! Как в землю провалился! Думаете, упыри?

— Скорее всего. Стая всегда умела мастерски заметать следы. Передал, чтобы на Воскресенской усиленную охрану выставили?

— Угу. Но сомневаюсь, что упыри сунутся прямо туда прямо так, напролом…

— Кто знает, кто знает. После того, что они устроили в Громовских банях и у Хаймовича, я уже ни в чём не уверен.

— Это да. Обнаглели? Из-за того, что Дружина томская в упадке, страх потеряли?

— Да нет, тут, похоже, что-то посерьёзнее. Какая-то междоусобная война… Как там Тимофей?

— К университетской целительнице отвезли, как вы велели. Она его подлатала. Жить будет, рука тоже двигается. Но, правда, теперь он нам не помощник. Докторша говорит — недели на три, самое малое.

Путилин вздохнул, покачав головой. Людей и так катастрофически не хватало, и потеря каждого бойца, даже временная, воспринималась крайне болезненно. Но самое главное — вряд ли ситуация серьёзно изменится в будущем. Дела в губернии обстоят даже хуже, чем он предполагал. Бывший глава местного отделения Дружины, усыпляя бдительность вышестоящего начальства, годами слал в столицу бодрые доклады, в то время как на деле тут творится чёрт знает что.

С охотой на чудовищ ситуация ещё более-менее контролируемая. Правда, сами охотники, до этого действовавшие под эгидой Дружины, за последние годы разбежались, и большая их часть стала вольными наёмниками. Впрочем, этих он надеялся со временем вернуть.

Но вот во всём, что касается других функций Дружины — особенно в части контроля за местными нефилимами — местное отделение провалилось по всем фронтам. И выглядит это целенаправленной политикой со стороны губернатора и последнего главы отделения, старика Юдашева. Цепочка мелких диверсий, постепенно приведших к полному моральному и физическому разложению мощной дисциплинированной структуры.

И даже то, что разгребать всё это послали именно его, Путилина, выглядело крайне странно. Он Охотник, его дело — выслеживать и уничтожать потусторонних тварей. А все эти подковёрные интриги нефов, организаторская работа, поиски заговорщиков и предателей — точно не про него. И начальство, посылающее его сюда, не могло об этом не знать. Тогда что это? Месть за прошлые конфликты? Попытка окончательно его закопать?

Остановившись перед обитой листовым железом дверью, он протяжно выдохнул, отбрасывая лишние мысли и эмоции. Снял со стены допотопный светильник, похожий на песочные часы с рукояткой для ношения сверху. Кристалл солнечника внутри изрядно потускнел — похоже, его давненько не выносили на свет для подзарядки.

— Когда проверяли его в прошлый раз? — обернулся он к Игнатову.

— Где-то час назад. Живой ещё был.

Дверь отворилась с протяжным, пробирающим до костей скрежетом. Находящийся в камере пленник, оказавшись в пятне света от фонаря, медленно поднял голову. На лице Путилина не дрогнул ни один мускул, но сопровождающий его филёр невольно отшатнулся, скрылся за спиной начальника, тайком перекрестился.

Пленник сидел на полу, прислонённый к кирпичной стене, и прикованный к ней широкими железными браслетами с синь-камнем. Будто распят. Кажется, всё его тело являло собой сплошную едва зарубцевавшуюся рану, одежда покрыта бурыми пятнами засохшей крови. Не лицо, а отбивная. Его будто бы привязали к заднему бамперу машины и протащили по булыжной мостовой добрую версту. Даже то, что это существо всё еще может сидеть прямо и двигаться, уже пугает. Как оживший мертвец.

— Как самочувствие, Грачёв? — с лёгкой усмешкой спросил Путилин, заложив руки за спину.

Шагнул ближе к пленнику, и сопровождающий обеспокоенно заметил:

— Осторожнее, шеф. Кто знает, чего он может выкинуть.

— Брось, — холодно усмехнулся Охотник. — Эта псина уже не опасна. Верно, Грачёв?

Он сделал ещё один шаг вперёд, и вампир вдруг вскинулся, рванувшись к нему. Цепи, удерживающие его, со звоном натянулись, сам упырь выгнулся дугой, клацнув пастью в считанных сантиметрах от статского советника.

Путилин стоял, не шелохнувшись, спокойно наблюдая за этой вспышкой ярости. Грач зарычал, бессильно скрежеща обломками клыков, и подался назад. Хрипло дыша, рухнул на пол, снова опираясь спиной о стену. Похоже, этот секундный рывок стоил ему огромных усилий.

— Тяжко? — саркастично усмехнулся Путилин, пройдясь из стороны в сторону. — А неплохо мальчишка тебя отделал. Я уж боялся, что ты копыта отбросишь.

Вампир молчал, исподлобья следя за охотником. Несмотря на совершенно жалкий вид, он всё равно пугал — одним своим взглядом. Глаза его горят на фоне окровавленного лица, как два фонаря, обжигают ледяной волной презрения и ненависти.

— Впрочем, для тебя это был бы самый предпочтительный вариант, — продолжил Путилин. — Я же знаю, синь-камень мучает тебя. А без хвалёной упыриной регенерации ты ещё долго будешь гнить заживо. Может, и сдохнешь. Но делать это будешь долго, мучительно. Не самая достойная смерть для волка, верно?

Пленник ещё ярче полыхнул глазищами, и спутник Путилина схватился за кобуру. Но нового броска не последовало — вампир совладал с собой. А может, просто сил не было.

— Однако я мог бы несколько облегчить твою участь, Грачёв. Всё зависит от тебя, — остановившись и буравя собеседника взглядом сверху вниз, подытожил Путилин.

— Зря теряешь время, — прохрипел вампир.

— Да, да. Пресловутая круговая порука. Стая никогда не сдаёт своих. Вот только…

Путилин присел на корточки, чтобы глаза его оказались на одном уровне с глазами пленника.

— Этот молодой, с которым ты дрался. Арнаутов, если не ошибаюсь. Он ведь… не свой, верно? Так может, на него ваш кодекс не распространяется?

Грачёв помедлил, отведя взгляд в сторону. Но потом снова взглянул на сыщика, и в глазах его по-прежнему плескалась холодная ненависть.

— Он в любом случае один из нас. Хоть и свернул с верного пути.

— Связавшись с «Молотом свободы»?

Вампир не ответил.

— Видишь ли, в чём дело, Грачёв… — продолжил Путилин. — Сумарокову удалось достигнуть некоторых договорённостей на самых верхах. В нашей многолетней войне наметилось… нет, не перемирие. Но некий баланс, благодаря которому потери обеих сторон свелись к минимуму. Стая присматривает за порядком в своих рядах, борется с неконтролируемым распространением Дара Зверя. А Дружина в ответ закрывает глаза на… многое.

Он выпрямился и снова прошёлся из стороны в сторону.

— Меня, как и многих Охотников, работающих на земле, такое положение дел не очень-то устраивает, если хочешь знать. Я считаю, что вас, упырей, нужно изводить под корень. Как плесень. Но, увы, решать тут не мне. Однако вся эта история с «Молотом»…

Он сделал паузу, обернувшись на Грачёва, и с удовлетворением отметил, как глаза того сузились, а во взгляде промелькнула догадка.

— Если Стая связалась с заговорщиками — это переносит вопрос совсем в другую плоскость. Революционерами занимается Охранка. Но в данном случае сам бог велел объединить силы. И подать соответствующий рапорт императору…

— Стая тут не причём! — прорычал Грач. — Арнаутов заигрался. И уже получил чёрную метку. Я бы устранил его сам, если бы ты и тот молокосос не помешали…

— М-да… Досадно, наверное. А ещё досаднее, если Арнаутов успеет набедокурить так, что это уже нельзя будет скрыть. Подумай об этом.

Путилин, развернувшись, подал знак филёру, и тот вышел из камеры первым. Сам же статский советник, уже шагнув было за порог, обернулся, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— А ещё, я тут подумал… — негромко произнёс он. — Все эти кровавые разборки прямо на виду… Это ведь совсем не в духе Стаи. Выходит, у тебя совсем не было времени на подготовку, и пришлось действовать столь топорно. Но к чему так торопиться, а?

Он с прищуром оглянулся через плечо.

— Да нет, я не ожидаю, что ты ответишь. Но и так понятно, что раз уж ты так запаниковал, то дело серьёзное. Так что Арнаутов затеял-то вместе с этой революционной шушерой? Намекни хотя бы.

Вампир лишь презрительно усмехнулся, и усмешка эта застыла на его изуродованном лице, будто мимические мысли отказались слушаться. Смотрел он по-прежнему зло, исподлобья, но уже без прежней ярости. Кажется, Путилину удалось-таки в ходе этого короткого допроса посеять в нём зёрна сомнения.

— Ну так что? — спросил сыщик. — Крупное ограбление? Или как там они это называют… Экспроприацию в пользу угнетённого класса?

Ухмылка вампира стала чуть шире.

— Согласен, мелковато. Значит, как я и опасался — всё куда серьёзнее. Теракт или даже покушение на какого-нибудь высокопоставленного чиновника. Вот только на кого? Неужто на самого генерал-губернатора? Или…

Путилин вдруг замер, пронзённый неожиданной догадкой. Бросил ошеломлённый взгляд на Грачёва.

Вампир по-прежнему молчал, но губы его растянулись ещё шире, обнажая обломки клыков.

© Владимир Василенко

Новосибирск, июнь-сентябрь 2023

Оглавление

Интерлюдия. Грач

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Интерлюдия. Путилин