Брак по-тиквийски 4. Колдунья [Натали Р.] (fb2) читать онлайн

Натали Р Брак по-тиквийски 4. Колдунья

Эта женщина — колдунья

Ильтену совершенно не хотелось сообщать Терезе новость, которая с гарантией ее разозлит. Маэдо удобно устроился, спрятавшись за его спину: теперь, не в состоянии дотянуться до предавшего любовника, Тереза сольет все свои бушующие эмоции на ни в чем не повинного мужа. Но что делать — не скрывать же, это еще хуже, ведь рано или поздно откроется, и уж тогда виноватым точно будет Ильтен.

К вечеру он решился. Но не успел. Тереза поехала в городское управление службы охраны безопасности по каким-то делам — то ли напомнить об оплате за былые услуги, то ли обсудить участие в очередной операции… Ильтен весьма смутно представлял нюансы взаимоотношений Терезы и легавых, даром что ставил свою подпись на всех ее договорах. И, конечно же, она встретила там Маэдо, только-только намылившегося тихо уехать.

— Не поняла! — Она уперла руки в боки. — Ты почему не предупредил, что приедешь? И не позвонил!

Маэдо послал судьбе короткое проклятье. И на миг даже пожалел о предстоящей женитьбе, до которой он может и не дожить, если сейчас будет неосторожен.

— Тереза, времени не было совершенно, клянусь! Одно за другим, нон-стоп. Четыре параллельных операции, причем развязка одной из них на подходе, а тут я еще попал в зону внимания Центра, и от того, как пройдет ближайший год, зависит, пригласят ли меня на Т1…

Тереза фыркнула.

— Новая веха карьеры?

— Я о таком и мечтать боялся, но шанса своего не упущу! И для тебя это к лучшему: я получу доступ к той самой базе, где Терезы с Коринтии еще нет, и поправлю все, что надо. Если только ничего не сорвется.

— А что может сорваться?

Он резко вздохнул.

— Да всё! Любая неприятность может оказаться роковой: неудача в операции, кляуза подчиненных, несовершенство морального облика… В последнем у меня очень шаткая позиция, сама понимаешь. Поможешь мне?

— Как? — скривилась Тереза.

Дурак бы не понял, что Маэдо клонит к разрыву. Это ей не нравилось. Она привыкла считать его своим. С другой стороны, если его повышение зарубят из-за связи с чужой женой, будет не просто обидно. Исчезнет так кстати подвернувшийся шанс избавиться от несоответствий местной и центральной баз данных, раз и навсегда покончить с подвешенным положением. А главное, сам Маэдо не простит такого облома. Разрыв все равно случится, да к тому же куда более болезненный: со взаимными претензиями, со скандалом, с оскорбленными чувствами и жаждой мести.

— Как я могу помочь? — По всему выходило, что единственная помощь, которую она может оказать — это уйти. Скрыться с горизонта.

— Просто не убивай меня, — проникновенно сказал Маэдо. — Мне нашли невесту. Я должен жениться и стать примерным семьянином. Я знаю, тебе это поперек горла. Ругайся, сколько хочешь. Только не убивай.

— Скотина, — прошипела она. Но ударить не попыталась. Хорошо, что он напомнил о возможности ругаться. Именно этим она была намерена заниматься весь вечер, чтобы задавить такое предсказуемое и мерзкое желание придушить изменника вместе с его невестой. — Вот же циничная скотина, а!

Маэдо был к этому готов. И даже практически смирился с тем, что ему придется выслушать. Но внезапно его осенило. Этот поток отрицательной энергии надо перенаправить в другом направлении. И подходящее направление есть. Даже странно, что он сразу не подумал привлечь к этому делу Терезу.

— Ты можешь помочь еще кое в чем, — мягко перебил он. — Мы сейчас ищем женщину…

— Ищи ее без меня! — огрызнулась Тереза. — Гнусный предатель…

— Несомненно, — согласился он. — Служба охраны безопасности ее, конечно, найдет. Но потом ее необходимо убить.

— Что?! — Тереза распахнула глаза. Убить женщину для тиквийца — табу, какой бы ужасной преступницей она ни была.

Он кивнул.

— Никто из сотрудников не сможет этого сделать, Тереза. И никто из добровольных помощников — мужчин. Только ты.

Тот посетитель столичного управления производил впечатление сумасшедшего. Горящие глаза на бледном худом лице, дергающаяся в нервном тике бровь. Сейчас будет доказывать, что сосед напускает на него через стену синие лучи зла, а шапочка из фольги почему-то не помогает…

— Что у вас? — нехотя спросил Маэдо.

— Моя жена — колдунья, — заявил бледный господин.

— О? — лениво откликнулся верховный командир. — Поздравляю. Но, думаю, вы не по адресу. Вам лучше порадовать этой новостью своего психотерапевта.

— Вы не понимаете! — Мольба в очах. — Я серьезно! Эта женщина — колдунья. Она забирает у меня жизненную силу.

— То есть после секса вы чувствуете усталость и не желаете вставать с постели? — уточнил Маэдо. — Ну, это нормально, господин… как вас? Джанек. Особенно, если вы не привыкли к сексу с женщинами. Если подобный дискомфорт для вас неприемлем, обратитесь к доктору, он пропишет вам какие-нибудь витамины и минералы.

— Да нет же! Вы правы, все происходит после секса. Но это не просто усталость, нет! У меня темнеет в глазах, холодеют конечности. Я восемнадцать килограммов потерял! — Ага, вот почему костюм висит на посетителе, как на вешалке. — Волосы стали выпадать, ногти ломаются. А Райзен улыбается, как ни в чем не бывало! И пальцами какие-то фигуры крутит.

Маэдо тяжело вздохнул. Мнительный тип. Ему бы радоваться, что похудел. Явно раньше был одышливым толстяком, непривычным к физическим нагрузкам. Нужно укреплять организм, а не сваливать на женщину несуществующую вину. Судя по всему, жена довольна мужем, с энтузиазмом выматывает его в постели. А что пальчиками крутит, может, у нее на родине так молиться принято, выражать небесам благодарность.

Он бросил взгляд на тяжелый рюкзак господина Джанека.

— Вы приехали издалека?

— Да, господин Маэдо, — закивал тот. — Я из Таантеха. Это долина Сарагет, если вы не знаете. У нас делают вино…

Он отмахнулся.

— Почему вы не обратились в службу охраны безопасности по месту жительства?

Джанек всплеснул руками, из глаза выползла слеза:

— Они не верят! Мне никто не верит, господин Маэдо.

Правильно делают, подумал Маэдо. А вслух сказал:

— Ступайте к врачам, господин Джанек. Они вам помогут. Обязательно.

Досадный посетитель ушел, следующего не было, и у Маэдо образовалось немного свободного времени. Если бы не эта неожиданная передышка в текучке, верховный командир вряд ли стал бы искать в базе информацию о любящей жене Райзен Джанек. А от нечего делать — почему бы нет? Джанеку тупо повезло.

Начав же копать, Маэдо заинтересовался. Госпожа Джанек была четырежды вдовой. Причем — за год с небольшим. При этом в мужеубийстве ее никто не подозревал, причины смертей были вполне естественными: инсульт, инфаркт, тромб, острая гипотония. Так уж сложилась судьба у бедняжки, теряющей одного мужа за другим. Смерть здоровых мужчин, получивших у медкомиссии добро на женитьбу, а после скончавшихся за несколько декад, никого почему-то не удивила. Да, подобные хвори часто подкрадываются внезапно, без предупреждения. Но четыре смерти подряд мужей одной и той же женщины — повод задуматься.

Суеверно изобразив знак от сглаза, Маэдо отправил запрос в центральную базу данных. Ничего страшного не случилось, Райзен в базе фигурировала, и в обстоятельствах, сопровождавших ее появление в Тикви и смену мужей, не сквозило ничего подозрительного. Привезли ее Бролинь и Невин откуда-то с Увендуары. Это название встретилось Маэдо впервые, а вот фамилия Бролиня была ему знакома: ее поминали Тереза, щедро сдабривая упоминания бранью, и Ильтен, клеймя ее носителя дебилом. Именно Бролинь и его прошлый напарник — не Невин — притащили в Тикви Терезу. За что им, конечно, большое спасибо, но лишь с эгоистической позиции Маэдо. Из разъяснений Ильтена он понял, что это было грубой ошибкой команды Бролиня, причем не единственной. Может ли быть, что и с Райзен они допустили ошибку?

В базе данных — лишь сухая информация. Акт передачи женщины диспетчеру от поставщиков, акт передачи жениху от диспетчера, однообразные акты возврата женщины диспетчеру в связи со смертью мужа с подписями сопровождающих… Маэдо скопировал документы и поставил задачу подчиненным: разыскать фигурантов и допросить. Возможно, вся эта суета бессмысленна, но на чем-то молодым сотрудникам надо тренироваться.

Господин Альву, диспетчер Брачной Компании, охарактеризовал нынешнюю госпожу Джанек исключительно с хорошей стороны. Женщина красивая, любящая секс — настолько, что потом полдня валяешься в кровати, пока в себя придешь. Когда поставщики впервые привели ее, господин Альву усомнился в ее здоровье: женщина выглядела бледной, истощенной и немного заторможенной, но на удивление быстро поправилась. У Бролиня всегда так, вспомнил Маэдо отзыв Ильтена, вечно он притаскивает замученных женщин. С тех пор господину Альву довелось дважды повидать Райзен в роли вдовы. В меру грустна, как подобает, отметил он, совершенно здорова и морально готова к следующему замужеству. Еще два раза Райзен не привозили: она обитала уже на Т5, а не на Т1, ничего нового о ней господин Альву сказать не мог, дал консультацию ответственным за нее безопасникам по пси-связи и подобрал местных женихов с Т5.

Сотрудники службы охраны безопасности, забиравшие Райзен из домов покойных мужей и сопровождавшие ее к диспетчеру или к новому супругу, давали весьма похожие показания: красивая баба, на своем горе не зацикленная, охотно откликавшаяся на предложения заняться любовью и офигенно горячая в осуществлении процесса, так что потом мушки в глазах и ноги какое-то время заплетаются. Формально секс сотрудников со вдовами не одобряется, но все понимают, что такой шанс, как встреча с женщиной, не являющейся ничьей женой, упускать грешно, и если она не возражает, на нарушение смотрят сквозь пальцы. А уж тем более, если она явно за. Никто из допрошенных не попытался скрыть контакт, четко осознавая, что их не накажут.

И опять вроде бы ничего подозрительного. Но воспроизводящиеся симптомы — темнота в глазах, полдня не встать — насторожили Маэдо. Уж больно они совпадали с тем, что говорил господин Джанек. А ведь безопасники — не изнеженные рохли, они регулярно тренируются и поддерживают себя в неплохой физической форме. И диспетчер рядом не стоял с каким-нибудь обалдевшим обывателем, которого впервые в жизни осчастливили настоящим сексом, он прекрасно умеет обходиться с женщинами, не падая при этом в обморок от переживаний. Однако картина та же.

И вот тогда по спине Маэдо пробежал холодок. А вдруг эти четверо умерли, потому что не выдержали? Если у безопасников такие впечатления от однократной встречи, и у восхищенного диспетчера Райзен вряд ли провела долгое время, то ее несчастные мужья, наверняка ежедневно практикующие близость, могли попросту загнать свой организм.

Зохен! Маэдо принялся звонить в Таантех. Пока в тамошнем городском управлении осознали, кто им звонит, пока навели справки… Дома господина Джанека не оказалось, он нашелся в больнице. Что-то аутоиммунное, как объяснили врачи. И, несмотря на интенсивную терапию, до сих пор регулярно показывавшую высокую эффективность, состояние лишь ухудшается. Навещает ли больного жена? Да, чудесная женщина. Приходит каждый день, воркует над немощным супругом, ласкает…

Маэдо выругался. И отдал приказ: больного — изолировать, жену — задержать. До выздоровления или смерти пациента, но не подпускать к нему ни в коем случае. На том конце провода несказанно удивились: мол, как можно? Он жестко повторил приказ.

Вылететь в Таантех он смог только спустя несколько дней. И обнаружил, что без заботливой супруги дела господина Джанека пошли на лад. Одну из капельниц отменили.

— Вы мне верите? — прошептал Джанек, судорожно сжимая край простыни, которой был накрыт. — Вы приехали, потому что поверили! Да? А они не верят! Они смеялись надо мной. Говорили, что я просто слабак. — Он всхлипнул. — И счастья своего не ценю.

Явившись в городское управление Таантеха, Маэдо потребовал вызвать начальника. На что секретарь, отводя глаза, промямлил:

— Видите ли, верховный командир, господин Селиар нехорошо себя чувствует. Переутомился, понимаете…

Маэдо прищурился.

— Да уж понимаю! Сколько времени он провел с задержанной?

— Ну… он посещал ее восемь раз.

Восемь раз? Это дважды в день, получается? Маэдо заколебался: возможно, мужик и впрямь устал.

— Кто-то еще был с ней? — резко спросил он.

— Да, верховный командир. Начальник караула.

— Давайте его сюда.

— Он… У него вчера язва открылась.

— Зохеновы дебилы! — в сердцах бросил Маэдо. — В вашем беспечном городе один умный человек на всех — господин Джанек.

У секретаря вытянулось лицо.

— Вы хотите сказать…

Он хотел бы сказать, что зохенова баба жрет жизненную силу своих любовников, а служба охраны безопасности только и может, что глупо хихикать и безропотно кормить ее. Но вместо этого велел:

— Приведите ко мне госпожу Джанек.

Секретарь заулыбался. Кретин, мысленно оценил его Маэдо.

Райзен Джанек в самом деле была хороша. Не просто хороша — она оглушала, как удар по голове. Один взгляд на волну длинных черных волос и яркие фиолетовые глаза, и в мозгу начинало мутиться. А низкий грудной голос с глубокими обертонами лишал воли и вызывал слабость в коленях.

— Верховный командир, я вижу, до вас дошли слухи. — Обволакивающие интонации завораживали. — Поверьте, я не разочарую вас. Или проверьте. — Улыбаясь, она коснулась заколыхавшихся волос, и Маэдо сглотнул.

Конвоиры не сводили с нее глаз, секретарь тоже пялился, как мальчишка. Маэдо с трудом преодолел ее молчаливый зов. Диспетчер ничего подобного не описывал: привлекательная сексапильная женщина, и только. Правда, добавил, что в последующие встречи она производила более сильное впечатление, но отнес это на счет того, что дама в замужнем статусе приобрела уверенность, приоделась по моде и научилась пользоваться косметикой. Еще один болван! Не в косметике тут дело. Маэдо уже был знаком с одной дамой, которая без всякой косметики и модных тряпок с легкостью укладывала на лопатки. Она могла улыбаться и до поры до времени позволять гладить себя против шерсти, но под тонкой оболочкой красивой женщины дремал зохен, в любой момент готовый скогтить. Это пугало до колик и одновременно безумно возбуждало. Женщина по имени Райзен — едва ее увидев, Маэдо перестал думать о ней как о госпоже Джанек, ясно как звездная ночь, что Джанеку она не принадлежит, скорее уж он ей, подобно тому как птица, предназначенная на убой и съедение, принадлежит хозяину… Эта женщина была чем-то похожа на ту. Не внешне и не сутью, но внутри нее тоже таился монстр. Совсем иной монстр — не стремительный агрессивный зохен, а холодная, гипнотизирующая добычу взглядом змея.

Вызывая Райзен, Маэдо предполагал допросить ее. Но теперь ему стало предельно ясно: допрос не имеет смысла. Что он мог спросить? Почему умерли ее мужья, один за другим? Почему те, кто касался ее, лишаются сил и здоровья? Она лишь улыбнется и поведет черной бровью, и молвит своим вибрирующим грудным голосом: увы, слабоват нынче пошел мужик, но разве ее в том вина? Дурная наследственность, неправильное питание, пренебрежение физическим развитием… Он сам легко накидал бы пяток причин.

Он все же не удержался от вопроса:

— Зачем ты это делаешь?

Кажется, ему удалось на миг вывести ее из состояния абсолютной уверенности. Она чуть дернулась, в глазах мелькнуло недоумение и тут же пропало. Она снисходительно проговорила:

— Я замужняя дама, верховный командир. Ко мне следует обращаться на «вы», разве нет?

— Нет. — Он покачал головой. — Медкомиссия, безусловно, отзовет у господина Джанека допуск на брак. К счастью, он не успел умереть.

— О… — Четко дозированная печаль. — А что же будет со мной? Когда я увижу своего нового мужа?

Маэдо остро взглянул на нее, стараясь смотреть не в затягивающие черные проемы зрачков, обрамленные таинственно-фиолетовым, а на переносицу.

— Никогда.

— Но ведь так нельзя. — Обертоны заставляли сердце колотиться сильнее, дыхание сбивалось. Маэдо с усилием отвернулся, но не слушать было невозможно. — На вашей планете женщине непременно нужен муж. И мне это нравится. — Чудная, обворожительная улыбка, жаль, что змеиная.

— Отведите ее обратно в камеру, — приказал он. — Никого к ней не пускать и самим не входить, еду передавать через окошко.

— А… — попытался что-то вякнуть один из конвоиров.

— И не вздумайте лепетать, что вы плохо расслышали или неправильно поняли приказ! — Маэдо умел скалиться не хуже зохена.

Конвоир икнул, стукнул себя кулаком в грудь, и они вывели Райзен. На пороге она обернулась и одарила Маэдо последним взглядом. Ледяным и ненавидящим, совсем не похожим на предыдущие. В горле встал ком, рубашка на спине мгновенно промокла от холодного пота… Но тут за Райзен закрылась дверь, и отпустило. Выдохнув, Маэдо привалился к спинке кресла.

Колдунья. Смешно звучит, но столкнуться с этим лоб в лоб вовсе не забавно. А самое ужасное, Маэдо не понимал, что теперь делать. Любая женщина должна быть замужем — это аксиома. Но позволить ей вновь выйти замуж — все равно что своими руками и руками диспетчера найти ей еще одну жертву, а потом новую, и так до бесконечности. Ее необходимо изолировать, чтобы она больше никому не причинила вреда. Маэдо совершил в этом направлении, что мог, однако оставлять ее в Таантехе — городе слюнявых дебилов — рискованно. Она заморочит головы охраняющим ее безопасникам, и кто-то войдет к ней, чтобы вкусить наслаждение, а затем снова, и пополнит ряды хронических больных, да как бы не скоропостижно скончавшихся. Зохен, что делать?

Он написал рапорт и отправил начальству. Беда только в том, что начальства над Маэдо осталось совсем немного, и те в большинстве своем — функционеры, а кто и проложил себе путь наверх из оперов много лет назад, давно забыли, как решать проблемы на местах.

Сообщение от Брачной Компании отвлекло Маэдо, настроило на иной лад. Он занялся обустройством личной жизни, поговорил с Ильтеном в надежде, что дипломированный психолог донесет до Терезы весть о расставании так, чтобы у нее не возникло желания кого-нибудь убить, продал дачу, перевел диспетчеру оплату за жену. И едва собрался уехать из Ноккэма обратно в столицу, как его припечатало известие, пришедшее по закрытому каналу службы охраны безопасности: Райзен Джанек скрылась, оставив в камере двоих вяло шевелящихся охранников, а на территории управления — три трупа. Да не вымотанных приятными излишествами, а безжалостно пристреленных из табельного пистолета — прямо в сердце.

Она колдунья, сказал Маэдо, но Тереза не поверила. Сильная, непримиримая женщина — это понятно. Опасная убийца — да. Такая тварь, что от нее предпочтительно избавиться, ибо нет надежды на то, что кто-нибудь обретет с этой женщиной счастье или она родит новых тиквийских граждан. Совсем наоборот: Союз Тикви теряет своих граждан, соприкоснувшихся с нею, одного за другим, и эту лавину не остановить. Неудивительно, что менты в тупике: в рамках закона на нее нет управы, а выходить за рамки, отринув мораль, внушенную с детства, делаться изгоем — никому в здравом уме не хочется. Эрвину следовало прибить ее по-тихому и сказать, что так и было, но он такой же нерешительный мужчина, как и все они, не смеющий поднять руку, чтобы казнить женщину.

В итоге он ее спугнул. Теперь она в курсе, что за ней идет охота, что ее планируют изолировать и держать взаперти — про грозящую ей смерть вряд ли думает, менталитет тиквийцев уже изучила. Маэдо утверждал, ее несложно выследить. И вынужден был уточнить: по трупам, обессиленным и истощенным. Должно быть, она ненавидит Тикви. Когда-то и Тереза ненавидела. Готова была убивать всех подряд. Но потом оказалось, что среди тиквийцев есть и неплохие люди — Ильтен, например. Желание уничтожать ушло, она даже полюбила — не всех дурацких тиквийцев, разумеется, но кое-кого; не всю страну целиком, но некоторые ее места, близкие сердцу. Однако она могла понять ненависть сильной женщины. Ликвидировав ее, Тереза будет жалеть. Плохо, что по-другому нельзя. На тиквийское государство как таковое Терезе все еще было плевать, но не на жизни мирных людей, виноватых лишь в том, что оказались на пути Райзен.

— Она в Лимантле, — сказал Маэдо.

Глухая провинция. Поля, граничащие с бесхозными лугами и болотами. Зачем она туда направилась? Населения почти нет, соблазнять и убивать некого. Затеряться в болотах? Хороший шанс в них утонуть. Тереза подумала было, что безопасники нарочно загоняют Райзен в безлюдные места, но нет — они лишь следили. Устраивать облаву — это снабжать стерву новыми жертвами.

Почему она просто не сбежит? Если бы я могла, как она, я бы давно сбежала, подумала Тереза. В первые же месяцы. Тряхнуть локонами — и все мужчины у твоих ног. Попользоваться и убить. Она сморщилась. Нет, она не стала бы так делать, даже если бы могла. Гнусно и противно. И для того, чтобы улететь из Тикви, умения убивать явно недостаточно, иначе от Терезы здесь и следов не осталось бы. Кто-то, как минимум, должен управлять кораблем — их не зарежешь. А чертовы тиквийцы скорее позволят женщине зарезать себя, чем эмигрировать.

В Лимантле Тереза почувствовала себя снова попавшей на другую планету. Всего лишь иное полушарие, иная климатическая зона — а уже не то. Рассвет приходит не с той стороны — даже не выразиться, что солнце не там встает, солнца вообще не видно за белесыми испарениями, просто горизонт светлеет, и мало-помалу тусклый свет распространяется на все небо. Пейзаж бесцветен — серое, светло-серое, темно-серое, земля серо-коричневая. Вышки линии электропередачи тонут в тумане. Влажная почва, налипающая на сапоги, слегка топорщится серо-зелеными ростками. Это еще край цивилизации, поля. Впрочем, вокруг никого — ни людей, ни машин. Посевная прошла, как и обработка от сорняков, а до снятия урожая далеко. Единственный смотритель вчера не вышел на связь, а утром было обнаружено тело. Терезе разрешили на него взглянуть: высохший дистрофик с залитыми кровью глазами, на губах застыла противоестественная улыбка. Ну, хотя бы помер в хорошем настроении.

Через поле шел след. Примятые ростки, мелкие лужицы цепочкой вдоль траектории — там, где нога ступала на почву, остались углубления, совсем небольшие, но в них немедленно выступила вода. Тереза поправила амуницию и зашагала по лужам, расплескивая воду сапогами.

Идти на дело в гражданском платье — том, что в Тикви считается приличным для дам, — Тереза наотрез отказалась. Надела свой охотничий костюм, а кому это не по душе, может отвернуться. Хотела и ружье взять, но Маэдо рассмеялся и велел выдать ей пистолет. Жаль, только один. Она предусмотрительно запаслась ножами, но второй пистолет был бы лучше. Зато Тереза разжилась прибором ночного видения, и не зря: время к вечеру, сумерки в Лимантле опускаются быстро. На холодном фоне болот и мокрых полей человек будет выделяться ярко.

И не только человек. Проклятье! Быстрый силуэт зверя, почуявшего поживу, Тереза заметила издалека. К счастью. Хороша бы она была без инфракрасного прибора! Одни косточки нашли бы.

Первую пулю она, выходит, потратила бездарно. Не на убийцу, а на тупое зубастое животное. Оно, конечно, умело убивать не хуже пресловутой Райзен, но это было его естественным свойством. В конце концов, ни одна эффективная экосистема не обходится без хищников. Тереза мимолетно пожалела завалившегося набок бездыханного монстра — не повезло тебе, санитар полей.

Когда уже совсем смерклось, Тереза порадовалась: след слабо и ровно светился в ИК-диапазоне. Поля кончились, сменившись пустошью, поросшей невнятной травой и подозрительно хлюпающей под ногами. Возможно, имело бы смысл остановиться и не рисковать провалиться в какую-нибудь яму, но след манил за собой. А вскоре впереди показался человек. Двуногое прямоходящее теплое пятно.

Тереза вскинула пистолет. Уже выпуская пулю, поняла: прицел взят неверно. Бросилась вперед зигзагами, чтобы и противник наверняка не попал.

Испуганный вопль огласил окрестности. Человек рухнул. Какого черта? Пуля же ушла мимо. Подскочив, Тереза пнула тело, вжавшееся в мокрую траву.

— Не надо! — промычало оно. — Не стреляйте, добрый господин! Возьмите все, что хотите. Могу клад показать, а?

А голос-то мужской, даром что интонации истерические.

— Ты кто? — разочарованно спросила Тереза.

— Лесник!

— Какой, на хрен, лесник? Засохни! Здесь вообще леса нет.

— Ну, так уж профессия называется, не взыщите, — жалобно проблеял мужик. — В быту, понимаете. По документам я инспектор отдельной экологической зоны.

— И что ты тут ночью под ногами болтаешься? — неодобрительно проворчала Тереза.

— Дык с обхода возвращаюсь. Припоздал, виноват. Может, отпустите меня, а? Денег с собой нет, секретов никаких не знаю. Только старый клад у самого болота, да вы его и без меня найдете, там валун приметный. А?

То есть это — еще не болото, хмыкнула Тереза. Значит, дальше будет хуже. Она бросила взгляд на убегающий вдаль след, и вдруг в голову пришло страшное:

— Так это твои следы, что ли?

Неужели она все это время преследовала не ту цель?

— Какие следы, добрый господин? — Лесник все еще не понимал, что с ним говорит женщина. — Темень же, ни следов, ни тропок вообще не видно!

И правда, у него-то прибора ночного видения не имелось. Тереза подозрительно прищурилась:

— Если не видишь ничего, то как шел через эту хлябь?

— Ну, я ж тут каждую травинку знаю, — торопливо пробормотал «инспектор отдельной экологической зоны», — каждый камешек, всякую тварюшку местную… Здесь знаете, какие виды есть, а? Редкие, охраняемые законом! И все их представители у меня наперечет.

Тереза кашлянула. Не хватало еще, чтобы убиенный хищник оказался персонажем тиквийской Красной Книги. Она сменила тему:

— Ну, а кого-нибудь из людей ты видел по дороге?

— А как же, добрый господин! Вас вот видел. Или не видел? Как пожелаете, так и стану говорить. Коли вы от кого скрываетесь, мне до этого дела нет. Мои заботы иные — за природой следить и ухаживать. Дичи не стреляйте больше, чем на прокорм, не мусорите, и я вообще забуду, что с вами встречался.

— Увянь! — оборвала она суетливого лесника. — Не тараторь. Был в окрестностях кто-нибудь, кроме меня? Например, красивая черноволосая женщина.

Он то ли фыркнул, то ли охнул.

— Помилуйте, что в этих краях делать красивой женщине? — Тереза заскрипела зубами. Значит, она некрасивая? Вовремя вспомнилось, что этот придурок не различает ее лица. — Женщине комфорт нужен, уют. Цивилизация, понимаете. По нашим болотам одни неприхотливые мужчины шарятся, да и те не каждую декаду.

Терезу так и подмывало ошарашить лесника известием, что в его угодья забрели аж две красивых женщины, причем одна из них собирается убить другую, а та убивает всех встречных. А вот какого рожна ту, другую, понесло в эту задницу мира — действительно вопрос. Но Тереза сдержалась. Ни к чему это. Ясно, что он не врет: если бы та женщина оказалась на его пути, его, скорее всего, уже бы на свете не было.

— Ну так что? — вновь подал голос лесник. — Может, я пойду, а? Мне бы домой, погреться. Промок я в этой зохеновой луже, да еще, извините, обоссался, когда вы пулять начали.

— Ладно, вали… инспектор, — снисходительно кинула Тереза.

— А клад, он вон там зарыт. — Обрадованный лесник махнул рукой. — Через пол-лонга проявится тропка в обход болота, так вам направо. Будете глядеть внимательно — валун ни за что не пропустите. Только под ним копать не надо, нет там ничего. Надо в дупле старого пня смотреть, что в десяти локтях от того валуна.

— Да иди уже! — прикрикнула Тереза и буркнула тише: — Не до кладов сейчас.

У болота пришлось свернуть налево — следы вели именно туда. А потом вдруг обрывались. То ли идущий оступился и ушел в трясину, то ли взлетел. Тереза поводила головой туда-сюда… и чуть не ослепла от внезапной вспышки, зашкалившей за пределы чувствительности прибора ночного видения. Она поспешно сняла прибор. На фоне темно-серого предрассветного сумрака невооруженным глазом был виден костер. Откуда здесь костер-то? Неужели в этом царстве сырости что-то способно гореть?

Тереза двинулась по направлению к огню, но тут же провалилась по колено. Вот черт! Она зашарила предусмотрительно прихваченной с собой палкой, нащупывая твердь. Вот оно, настоящее болото, где ни туда, ни сюда…

Из ничего вдруг соткалась женщина. Черты плохо различимы из-за недостатка света, но еще до того, как увидеть тонкий силуэт и длинные черные волосы, Тереза ощутила за спиной подавляющее присутствие невероятно могучего существа. Она резко обернулась и удивилась, что внешне женщина вовсе не выглядит сильной: тонкая, хрупкая, не понять, как голова не гнется под тяжелым водопадом волос.

— Тебя-то я и ждала. — Обволакивающий голос неслышно вибрировал, вызывая неясное томление в груди, словно в него вплетался инфразвук. — Ты нужен мне. — Волна волос колыхнулась, гипнотизируя. — Иди же ко мне, милый. Тебе будет хорошо… очень хорошо, обещаю…

Тереза скорее почувствовала, чем разглядела улыбку. Предвкушающую улыбку змеи. Она стряхнула с себя гипнотические чары без особого труда: Райзен пыталась заворожить мужчину, не распознав в Терезе женщину. Высокие болотные сапоги, брезентовые брюки, кожаная куртка; волосы скрыты бахромчатым платком, завязанным по-пиратски, чтобы не мешали. А лица толком не рассмотреть. Противница ошиблась. Да и как она могла предположить, что встретит здесь женщину? Лесник тоже не ожидал.

Оправившись от первоначального шока и проигнорировав сексуальные ноты, призванные разбить сопротивление любого мужчины, Тереза выхватила пистолет. Она выстрелила почти в упор, но Райзен мгновенно оказалась за спиной.

— Ох, какой ты горячий! — Странные обертоны в голосе усилились, стремясь лишить воли. — Не сердись, милый. Оставь эти глупости и просто иди сюда.

Новый выстрел, и опять неуловимое перемещение. Райзен бросила что-то неразборчивое, похоже, выругалась на родном языке. Тереза вновь взвела курок… Осечка! Черт возьми, она же потратила две пули не на тех! Может быть, как раз те две, которых ей не хватит.

Зарычав, Тереза потащила из-за пояса нож. Это движение стоило ей вертикальной позиции. Райзен сбила ее с ног — повезло, что не в самую топь, — впилась в губы поцелуем и принялась расстегивать куртку.

— Теперь-то ты точно мой, — промурлыкала она.

— Выкуси, — прошипела Тереза и всадила нож в такую близкую грудь.

И не попала! Лезвие скользнуло по массивному украшению, ушло вбок, в землю. В тот самый момент, когда горячие руки забрались под куртку, свитер и рубашку.

— Пламя темных кузнецов! — Райзен оторопела. — Сиськи?!

Тереза, пользуясь замешательством противницы, перекатилась, оказавшись сверху, выкрутила ей руки.

— Ты кто? — В фиолетовых глазах отразился страх, и Тереза поняла, что уже достаточно светло.

— Твоя погибель! — Она сплюнула. Вкус поцелуя был мятно-вишневым, но все равно тошно. — Тьфу! Проклятая нимфоманка.

Она потянулась за ножом. Райзен рванулась в натуральной панике — видать, не могла переместиться, пока ее удерживают в болевом захвате.

— Не убивай! — закричала она, выгибаясь от боли. — Ты что, женщина? О пламя темных кузнецов, не надо! Что я тебе сделала? Жениха увела?

Тереза приставила нож к горлу Райзен. И впрямь, лично ей она ничего не сделала. Поцеловала только, и то по ошибке. Но…

— Ты убивала невинных людей.

— Я дарила им райское наслаждение за это… Послушай, мне больно! Отпусти, пожалуйста!

— Чтобы ты продолжила убивать?

Тереза слегка надавила на нож. Зачем медлить? Нужно просто воткнуть его резко и глубоко. Но ей хотелось, чтобы казнимая видела в ней не убийцу, а представителя закона. Сотрудника службы охраны безопасности, будь она неладна. Пусть и внештатного.

— Ты уже наворотила на вагон смертных казней и маленькую тележку. По моему счету, не по местному. Здесь тебя отправили бы на астероиды добывать руду, пока сама не сдохнешь. Или отдали бы ученым на опыты, вычеркнув из списка граждан — поверь, это куда хуже, чем быстрая смерть. Если бы ты была мужчиной. Но для женщины нет даже такой альтернативы. Зачем надо было убивать? Не хватило ума запугать мужа и вертеть им в свое удовольствие, чтобы жить, как королева? Значит, в Тикви тебе нет места.

— Я и хочу отсюда убраться, — придушенно проговорила Райзен, оставив борьбу. Физически она была слаба, как обычная женщина. — Я собиралась уйти этой ночью, вон портал горит. — Она чуть повела головой в сторону костра.

Тереза проследила за ее взглядом. Странный такой костер на самом-то деле. Скорее пылающая арка.

— Не надо убивать, — просяще повторила Райзен. — Зачем тебе моя жизнь? Ты все равно не сможешь взять мою силу. Я просто уйду. Избавлю эту землю от своего присутствия. Ты же этого хотела на самом деле? Пожалуйста!

— Ты намерена с помощью вон той хрени вернуться на родину? — недоверчиво спросила Тереза, косясь на арку. — Это что, волшебство?

Она колдунья, сказал Маэдо. А Тереза думала, колдуньи бывают только в сказках.

— Да. — Райзен чуть поморщилась. — Хочешь, научу? Если отпустишь меня.

Тереза ослабила захват и застегнула куртку, заинтересованно поглядев на арку.

— А этому можно научиться?

— Всему можно научиться, — промолвила Райзен, потирая исцарапанное горло.

Они сидели, греясь у пламени арки и доедая Терезин паек. Со всех сторон жадно пялилось болото, но на небольшом пятачке было сухо. Райзен перенесла туда их обеих, и они пролили по капле крови в чистый огонь, чтобы скрепить клятву:

— Я, Тереза Ильтен, клянусь, что позволю тебе покинуть Тикви через этот портал в обмен на обучение одному заклинанию.

— Я, Шерирайзен Агельфае Деторн, клянусь, что обучу тебя одному заклинанию в обмен на возможность беспрепятственно уйти через портал.

— Шерирайзен? — переспросила тогда Тереза. — То есть тебя все звали неполным именем?

— Еще чего недоставало — сообщать кому ни попадя свое истинное имя. — Райзен презрительно дернула плечом. — Так и сглазить могут.

— А ничего, что я теперь его знаю?

— Это другое. Мы связаны клятвой, и наши имена скрепили ее.

Может, надо было представиться Терезой Ковалевской? Или вообще Медзинской, по отцу? Райзен ведь не назвала себя госпожой Джанек. Но поздно сомневаться, клятва прозвучала. Да и, в конце концов, Тереза приняла фамилию Ильтен вместе со своим новым мужем. А Райзен наверняка не приняла, мужья были для нее всего лишь средством.

— Чтобы ходить через портал, надо скопить силу. Перенестись на пару дюжин локтей, как здесь — проще простого: хватит твоей собственной силы или толики чужой крови. Но преодолеть световые годы невозможно без значительных затрат.

Тереза кивнула. Пси-связь подчиняется тем же принципам: чем больше расстояние, тем больше энергии требуется и тем крупнее должна быть пентаграмма.

— Силу надо собирать, долго и упорно. Можно резать жертвы, но это неэффективно: большая часть крови пропадает зря. Сколько ты сможешь выпить, прежде чем она испортится? То-то и оно.

Желудок Терезы слегка сжался. Но тон Райзен оставался невозмутимым.

— К тому же, и технически сложно, — добавила она. — Это способ для здоровых мужчин — резать глотки. Для женщины предпочтительнее другой: собирать силу через мужское семя. Никаких потерь.

Тереза хмыкнула.

— Будь так, все мужчины умирали бы на первом же году брака.

— Но ведь обычные женщины и не думают о том, чтобы впитать силу, — снисходительно улыбнулась Райзен. — Разве что случайно выходит зацепить ничтожную долю, и мужчина впадает в блаженную усталость. А сила там огромная: в каждой порции множество потенциальных жизней. Главное — ни на миг не забывать о своей задаче, сосредоточиться на ней. Расслабишься, растворишься в удовольствии — все потеряешь. Нельзя утрачивать контроль. Улыбайся, шепчи слова любви, имитируй оргазм — и непрерывно думай о силе. Тогда она никуда не денется и станет твоей.

— А партнер умрет?

Райзен пожала плечами.

— Рано или поздно. Зависит от его здоровья, от того, насколько четко ты контролируешь процесс, от уровня уже собранной силы. Чем ты сильнее, тем полнее следующий сбор. Когда я только попала в Тикви, оглушенная, почти лишенная своих собственных сил, то могла впитать самую малую долю чужих. В последние дни, напитанная силой, я с легкостью забирала жизнь целиком.

Тереза поежилась.

— Боюсь, что я не смогу освоить заклинание портала. Погубить ни за что столько народу?

— Чтобы вырваться отсюда, — вкрадчиво проговорила Райзен. — Ты непохожа на здешних послушных прелестниц, ты сильная, независимая. Неужто не мечтаешь сбежать?

— Когда-то мечтала, — помолчав, ответила Тереза. — Теперь — не знаю. Слишком многое здесь стало мне дорого и близко. Но даже сохранись мечта, на убийство безвинных я не пошла бы.

— Они тебе родные, что ли? — усмехнулась колдунья.

Тереза покачала головой.

— Они просто люди. В большинстве своем неплохие. Будь я на войне… На войне убивать — нормально. Наверное, я смогла бы резать врагов, чтобы принести их в жертву. Правда, заниматься с ними сексом — это вряд ли. Но убивать в мирной жизни… Или соблазнять десятки мужчин, к которым не питаю никаких чувств… Мерзко. — Она встряхнулась, словно освобождаясь от этой мерзости.

— Когда в тебе уже чувствуется сила, никого и соблазнять не надо. — Райзен махнула рукой. — Сами штабелями укладываются, выбирай любых, не все же мерзкие. Мне достаточно было посмотреть на мужчину и сказать пару ласковых слов… Только с одним не прокатило. Верховный командир из столицы. Страшный человек, непробиваемый. Не понимаю, почему он не поддался.

Тереза ехидно ухмыльнулась:

— Потому что мой.

Райзен уставилась на Терезу, будто пытаясь разглядеть что-то внутри, затем кивнула — скорее сама себе, чем собеседнице.

— Пожалуй, да. Есть в тебе потенциал, чтобы сводить мужчин с ума. Но диву даюсь, что ты так упорно не желаешь этим пользоваться.

— У тебя арка не догорит, пока мы тут болтаем? — Тереза перевела разговор на другую тему. — А то энергия кончится. Снова начнешь ее собирать?

— Сам портал не забирает энергию. — Райзен мотнула головой. — Почти. У тебя бы хватило силы его зажечь. Но пройти — нет. Не с твоей щепетильностью. Давай я тебя другому заклинанию научу. Как насчет голема?

— Что это?

— Мертвое тело. По образу и подобию оригинала.

— Зачем оно мне?

— Пригодится, — философски промолвила Райзен. — Я уйду, а у тебя останется мое мертвое тело. Поди, плохо? Весомое доказательство, что ты меня ликвидировала.

— Н-да? Интересно, — признала Тереза. Но продолжила скептически: — И сколько человек я должна убить, чтобы хватило сил на это заклинание?

Колдунья скривилась.

— Если сцедишь из жертвы и используешь всю кровь, достаточно одной. А мужчину и вовсе не обязательно убивать. Давление упадет, в ушах зашумит, вставать не захочется — вот и вся цена той силы. На это-то ты решишься? Или, если уж совсем с души воротит, отдай часть своих сил. Те же симптомы будут, только у тебя самой. Я бы не рисковала. Тебе ж еще заклинание канализировать. Ну что, хочешь? Какое-то заклинание я ведь должна тебе передать, иначе судьба в дугу скрутит за нарушенную клятву.

— В каком смысле? — не поняла Тереза.

— Да уж в каком-нибудь. Судьба найдет, как наказать. Не думаю, что я бы сюда попала, кабы не клятва, которую мне не удалось выполнить.

— А что за клятву ты давала и почему не исполнила? — полюбопытствовала Тереза.

— Неважно, — отрезала Райзен. — Важно, что меня предали те, от кого я не ожидала, и в тот момент, когда ни за что не подумаешь об опасности. Сцедили весь мой запас сил, избили и продали на рабском рынке, где меня купили поставщики Брачной Компании. Мне пришлось восстанавливаться даже не с нуля, а с отрицательных значений. Я потратила несколько месяцев на то, чтобы прийти в себя и накопить силу для прохода портала. Право, обидно было бы умереть перед самым проходом. — Она покосилась на Терезин нож.

— Если у тебя сейчас столько силы, почему ты просто не свернула меня узлом? — недоумевающе произнесла Тереза.

Райзен горько засмеялась.

— Физическая сила — не мой конек. Тратить энергию? А откуда ее потом добирать для портала? Здесь людей-то нет, которых можно выпить. Вернусь в города — на меня опять начнут охоту. Знать заклинания не значит быть всемогущей. Это лишь еще один инструмент для борьбы за свою жизнь и ее качество. Вот как твой пистолет. Четырехзарядный, да? Я такой же у легавых забрала и очень быстро потратила все заряды. Больше из него не выжмешь, резерв есть резерв.

Она отхлебнула из фляги — той, что с чистой водой. От коньяка, припасенного Терезой, Райзен отказалась — мол, нужна ясная голова.

— Смотри и запоминай, — сказала она. — Или записывай, если хочешь. Да хоть видео снимай, все равно. Можешь его даже в сеть выложить, мне без разницы. Я передам тебе заклинание, как обещала, и уйду.

Она встала, провела ладонями вдоль тела, будто проверяя уровень энергии.

— Тебе понадобится капля крови того, чьего голема ты желаешь создать. — Она протянула руку за ножом, и Тереза, мгновение поколебавшись, вложила требуемое в ее руку. — В нашем случае — моя кровь. — Райзен сделала небольшой разрез на своем предплечье, кровь выступила густой темно-вишневой каплей. — Еще нужна земля. — Она зачерпнула другой ладонью раскисшую почву, аккуратно стряхнула каплю на нее. — Любая, что есть под рукой. Подойдет песок, или камни, или любой грунт… кусок планеты, на которой стоишь. Воздух тоже необходим, в вакууме заклинание не сработает.

— А вода и огонь?

— Воду не добавляй, она есть в крови. Хотя если попадет случайно — не навредит. Огонь ни к чему, эта энергия разрушительна, тебе нужна иная — жизненная сила, которую ты вложишь в этот зародыш.

— И как это сделать?

— Произнести заклинание, конечно. Я буду говорить медленно, повторяй про себя, фиксируй. Я, Шерирайзен Агелфае Деторн, своим именем даю силу голему…

— А имя обязательно надо?

— Обязательно. — Райзен посмотрела на Терезу с укором. — Не отвлекай. — Она повернулась и продолжила: — И произношу формулу власти…

Формула власти показалась Терезе просто набором звуков. Возможно, это был связный текст на неизвестном языке, но запомнить непонятные сочетания было совершенно нереально. Тереза включила диктофон. Наконец, Райзен умолкла иуронила окровавленную горсть земли под ноги.

— И что теперь? — разочарованно спросила Тереза.

— Ничего. Все уже сделано. Слова произнесены, сила отдана. — По колдунье не было заметно, что силы у ней убыло, но она явно накопила огромный запас, а это дело многого не требовало. — Дальше будет работать заклинание. Не мгновенно, разумеется.

Зародыш подернулся туманной дымкой. Горсть земли размылась, потеряла очертания, дымка растеклась в стороны. Следить за тем, что происходит, было сложно, шевеление тумана вызывало физиологическую муть в желудке.

— Отвернись, — посоветовала Райзен. — Ты все равно не сможешь понять процесс, на который уже ничто не влияет, даже заклинатель. Подожди немного, и получишь результат.

Но Терезе было любопытно, и она смотрела, превозмогая невольную тошноту. И, конечно же, не поняла, как из тумана, влажной почвы и капли крови соткался аморфный силуэт, постепенно приобрел контуры, облекся плотью. Несколько минут — и на земле лежала голая копия Райзен. Черные волосы, хрупкое телосложение, родинка за ухом. Как живая.

Райзен принялась раздеваться. Расстегнула истрепавшееся во время бегства платье, стащила. Завела руки за спину, чтобы снять бюстгальтер.

— Тебе что, жарко? — нервно хмыкнула Тереза.

— Тебе нужно ее одеть. — Колдунья указала подбородком на тело. — Приходилось в детстве одевать куколок? Вся разница в том, что эта кукла побольше. Давай, шевелись. Здесь действительно не жарко, и раз уж я вынуждена остаться обнаженной, то хочу как можно скорее уйти, убедившись, что ты сделала все, как следует.

Казалось, что тело принадлежит спящей женщине. Явись Тереза в этот момент, вряд ли с ходу разобралась бы, которая из Райзен настоящая. Но, прикоснувшись к лежащей копии, Тереза ощутила пальцами холод. Передернувшись, она натянула на нее трусы, лифчик, рваное платье, всунула ноги в туфли со стесанными каблуками. Одежда Райзен была легковата для такой погоды и плохо приспособлена для бегства по пересеченной местности. Даже то, что часть пути она явно проделала, перемещаясь, не спасло. Последним штрихом Райзен надела на шею голему золотую цепочку.

— Не жаль? — спросила Тереза.

Райзен скрипнула зубами.

— Это не моя. Один из мужей подарил. Пусть меня по ней и опознают. Убей ее.

— В смысле? — Тереза уставилась на колдунью. — Она же и так мертвая.

— Мертвая, и без единого повреждения? Так не пойдет. Это неминуемо вызовет подозрения. Тебя же послали меня убить, а не дождаться, когда я сама сдохну без причины. Сделай что-нибудь. Воткни в спину нож, к примеру, или перережь горло.

Поглядывая на Райзен, Тереза присела рядом с наряженным телом, лежащим ничком, приподняла ему голову и провела ножом по шее. Хлынула красная кровь. Тереза в испуге отшатнулась.

— Не волнуйся, — поджала губы Райзен. — Заклинание дало голему плоть и кровь, и через некоторое время он разложится или его сожрут звери. Но, как бы эта кукла ни походила на человека, она всего лишь кукла. Глупо переживать. О половине живых людей и то не стоит сожалеть, а уж тем более о големе.

Тереза сглотнула и кивнула.

— Ты все уяснила? Сумеешь воспроизвести заклинание по памяти или по записи?

— Смогу, — уверенно ответила она. Неясно, как быть с силой, но сам ритуал она воспроизведет легко.

— Тогда прощай, Тереза Ильтен.

— И ты прощай, Шерирайзен Агелфае Деторн, — она старательно выговорила имя колдуньи. — От всей души надеюсь, что ты не вернешься.

— Я отправляюсь мстить, — сказала Райзен. — Мстить опасным врагам. И если я куда-нибудь после этого вернусь, то уж точно не сюда. В мире есть более приятные места.

Она отвернулась, шагнула под арку и исчезла. В тот же миг арка погасла. Тереза осталась одна на крохотном островке посреди болота без огня, пищи, с разряженным пистолетом и с мобильником, не видящим никакой сети.

— Охренеть, — пробормотала она.

Цена сокровищ

Следующие сутки с половиной Тереза кляла свою непредусмотрительность и остро жалела, что не захотела выучить заклинание портала. Близкий портал, метров двести, наверняка дался бы ей своими силами, без жертв, и она оказалась бы на тропе. А теперь сиди, кукуй, окруженная топью со всех сторон. Куда ни сунешься — начинает засасывать. И на фига ей голем, спрашивается? Безопасникам можно было бы сказать, что труп утонул в болоте, никто и не усомнился бы. Кстати вполне вероятно, что голема Райзен придется утопить, если Тереза проторчит здесь еще несколько дней, и тело начнет разлагаться.

Вряд ли ей грозит умереть от голода: кое-какая живность в болоте водилась, пару мелких неведомых тварей она добыла с помощью ножа, освежевала и съела их, не готовя — не на чем. Но ужасная сырость действовала на нервы. Пока только на них; потом промозглый холод заберется вглубь, вызывая ревматизм и кашель… Тереза категорически не хотела болеть, больница ей не понравилась. А если заболеть прямо здесь — совсем труба: ослабев, чего доброго, попадешь на зуб к местному хищнику, вроде того монстра из Красной Книги, или в бреду свалишься в болото.

К счастью, Маэдо, даром что такой гад и вздумал жениться на другой бабе, беспокоился за Терезу. Когда прошли разумные сроки, а она все еще не вернулась, он поднял местное отделение на уши и послал на поиски вертолет. Хорошо, что кругом не леса, а луга да болота: в лесу Терезу, не имеющую возможности ни разжечь костер, ни стрелять в воздух, просто не заметили бы с высоты. А здесь — все как на ладони. Терезе пришлось провести в этом месте лишнюю ночь, так как ночью полеты прервали, ничего ведь не видать. А утром ее обнаружили. Она радостно замахала жужжащей винтом машине.

С вертолетом прибыл медик. Пока безопасники фотографировали голема со всех ракурсов, он осведомился у Терезы, как она себя чувствует, и только потом приступил к обследованию покойницы. Это спасло его от участи второго трупа: невнимания Тереза не простила бы, хотя объективно находилась в неплохой форме, не считая насморка.

Наконец, эксперты закончили с работой и радостно засобирались обратно. Но не тут-то было: Тереза вспомнила про клад. Если Ильтен узнает, что она упустила возможность укрепить их материальное положение, не забудет до конца жизни.

— У меня есть еще одно дело, — заявила она пилоту. — Надо пролететь над тропой вдоль болота на небольшой высоте, чтобы найти валун.

— Какой валун? — не понял вертолетчик.

— Приметный! — Лесник не позаботился о том, чтобы описать его подробнее; что есть, то есть.

Начальник экспедиции тоже ничего не понимал. Они свое дело сделали, труп освидетельствовали, женщину спасли, надо везти ее домой. Какой еще валун, к зохенам? И вообще, почему эта баба обращается к пилоту через его, начальника, голову?

— Так, прекращаем глупости и летим на базу, — прервал он дурацкую болтовню.

Ну, если он рассчитывал, что Тереза послушается, то только потому, что совсем ее не знал. Она подбоченилась.

— Вы можете лететь куда угодно, хоть к вашим любимым зохенам. Но перед этим вы доставите меня к валуну, который мне нужен. Что неясно?

Начальник опешил.

— Нам приказано доставить вас на базу. Ни о чем больше речи не было.

— То есть вам не запрещали делать то, что я скажу, верно? Отправляемся к валуну.

— Мы не собираемся… — Начальник набрал в грудь воздух.

— Иначе я вообще никуда не полечу, — пригвоздила его Тереза. — И объясняйтесь там с господином Маэдо, где вы меня потеряли.

Начальник сдулся. Возможный гнев столичного эмиссара страшил его гораздо больше, чем недовольство родного руководства.

И они полетели искать валун. Тереза озадачила всех присутствующих: сидеть у окон, смотреть вниз и кричать, если что. Первым углядел искомое медик:

— Вот он! Здесь, по левому борту. Зохен, пролетели мимо! Надо возвращаться.

Начальник предпочел бы не возвращаться, но противоречить упертой бабе у него поубавилось охоты. Вертолет прокрался назад на тихом ходу и завис над валуном. Действительно, приметный ориентир на фоне болотного ландшафта: большой замшелый камень со скругленным верхом. Пилот спустил лесенку, и Тереза стала карабкаться вниз, заодно оглядываясь по сторонам в поисках пня.

А вот и он, приземистый, трухлявый, но довольно толстый: видать, не все время тут было болото, раз такое основание от дерева осталось. Аккуратно попробовав ногой почву — не провалится ли, — Тереза ступила на нее и, проверяя палкой подозрительные участки, подобралась к самому пню, торчащему на невысоком бугорке. Со стороны тропы дупла не было видно, обходить по хляби она не решилась и, обняв пень, зашарила по нему руками. Как назло, дупло оказалось аккурат на противоположной стороне. Тереза подтянулась, забравшись на пень — это было ужасно неудобно, пень давно перестал быть плоским, потихоньку рассыпаясь, — и запустила руку внутрь дупла.

Содержимое Тереза нащупала сразу. Большой тяжелый сверток, завернутый в полиэтилен. Неужто золото? Она потянула, стараясь не уронить, вытащила, слезла с пня и положила на него добычу. Размотала несколько слоев полиэтилена, не слишком заботясь об их целости — чего уж там, клад найден, упаковка больше не нужна. И вытаращилась на свой приз.

Нет — то, что это не золото, она поняла еще в процессе распаковки: цвет не тот. Но мало ли чем, кроме золота, ценны клады. Древние монеты, антикварная утварь, медные и серебряные украшения… Ага, фиг там. Тереза даже не знала, как назвать-то представшие ее глазам предметы. Железячки? Так они явно не из железа, металл другой, и керамика присутствует. Стекляшки? Опять же — детали, содержащие прозрачные элементы, были выполнены уж точно не из обычного стекла. Больше всего эта кучка хлама походила на запчасти к геологическим приборам, забытые какой-нибудь партией по пьяни. Немудрено, что никто до сих пор не польстился на этот «клад». Будь в нем что-то ценное или хотя бы такое, что можно к хозяйству приспособить, сам лесник уже давно прибрал бы его к рукам. Небось, нарочно продолжает держать это барахло там, где спрятано, чтобы открывать тайну таким же простакам, как Тереза. А те, осознав бесполезность находки, оставляют ее в дупле, чтобы не тащить зазря с собой этакую тяжесть.

Ну уж нет, мстительно подумала Тереза. Нашла, так заберу. Тащить-то недалеко, вертолет — вот он. А ты, инспектор отдельной экологической зоны, изобретай другое разводилово для лохов. Она сгребла «железячки» и «стекляшки» обратно в полиэтилен, замотала, как могла, сунула за пазуху куртки и полезла в вертолет.

Голем сыграл свою роль на ура. Никто, ни медик, ни криминалисты, изучившие фотографии, не усомнился в том, что это тело убитой женщины. Впрочем, в отчетах ни единого слова про убийство или казнь не проскользнуло, Маэдо проследил. «Погибла при попытке к бегству», — и понимай, как хочешь. То ли в болоте сгинула, то ли хищник задрал, то ли оступилась и свернула шею. Главное, что никто не виноват.

Выговор начальнику управления службы безопасности Лимантла все-таки влепили. Где же такое видано, чтобы погибла женщина и никто не был наказан? Сама полезла в болото? Значит, надо было обеспечить безопасность болот на своем участке. Но это официально. Неофициально главному безопаснику этой глуши сообщили, что препятствий для его повышения нет, и у регионального руководства он по-прежнему на хорошем счету.

А Тереза вылечила насморк горячей ванной и ударной дозой коньяка и начала готовиться к отъезду на дачу, благо впереди все лето.

На дачу Ильтены и старик Калле прибыли первыми: не было еще ни Хэнков, ни Генина, ни Вехерайсиса Аннори, ни даже господина Премонсита — впрочем, отсутствие последнего Терезу совершенно не огорчало. В прошедшие со времени их стычки три года он вел себя тихо и осторожно, и вроде уже не было новых поводов враждовать, но первое впечатление — самое верное.

Верочка вовсю лопотала — очень активно, хоть и не все звуки выговаривала. И везде совала свой носик. Энергии у ребенка было — хоть отбавляй, дед Калле, неспособный к подвижным играм, не справлялся. Теперь он все больше отдыхал, а Тереза перехватила эстафету. Она с удовольствием играла с дочкой в мяч, догонялки, учила ее лазать по низким и развесистым — для начала — деревьям, поливать огород, полоть сорняки, красить ограду… Ильтен не одобрял такое воспитание дочки.

— Девочка должна сидеть смирно и играть в куклы. А ты что делаешь? Пытаешься вырастить из нее мальчика?

— По-твоему, я похожа на мальчика? — окрысилась Тереза. Ильтен не посмел согласиться. — А меня растили именно так!

Как ни воспитывай девочку, она остается девочкой. Но пусть лучше Вера станет сильной, храброй и умелой девушкой, чем комнатным цветочком. А если Ильтен не найдет ей жениха, которого это восхищает, то грош цена его профессионализму.

Тереза брала Веру на лодочные прогулки по озеру. У Ильтена аж сердце замирало, когда он вспоминал, как Дени вывалился из лодки. Он настаивал, чтобы дочка сидела неподвижно, не наклонялась над водой; когда она шевелилась, его трясло. В конце концов Тереза не выдержала:

— Рино, ну что ты изводишься и нас нервируешь? Не порть удовольствие. Ничего с Верой не сделается, если она выпадет. Платьице намокнет, и все. Она же умеет плавать!

Учить дочку плавать Тереза начала с рождения, в ванне. А в прошлом году Вера уверенно плескалась в озере. Правда, было это при Маэдо, когда впечатлительный Ильтен уже уехал.

— Вот, смотри. — Тереза сняла с Веры панамку и платье и кинула ее в воду.

Может, не надо было так шокировать мужа. Он ахнул, схватился за грудь… Тереза почувствовала себя виноватой, хотя вроде ничего дурного или опасного не сделала.

— Да смотри же, Рино!

Вера, разумеется, не собиралась тонуть. Она весело плавала вокруг лодки, недоумевая, почему это папа такой серый, и пыталась схватить за хвост ускользающих рыбок.

— Ну вот зачем девочке уметь плавать? — проговорил Ильтен с укором, когда немного отпустило.

— Чтобы не тонуть, дубина ты!

Дабы избавить Ильтена от лишних переживаний, Тереза повадилась ходить с Верой на озеро без него. Это ему тоже не понравилось бы, но она использовала его послеобеденный сон. Пускай Рино спит в блаженном неведении, а они с Верой поплавают вволю. Деда Калле она брала с собой — тот сидел с Верочкой на берегу, когда Тереза в одиночку заплывала далеко.

Вера играла у воды с влажным песком, строя замки, дедушка дремал, сморенный солнцем, Тереза купалась. Она не сразу обратила внимание, что у озера появились два туриста. А если бы и обратила — эка невидаль, два приятеля на летнем отдыхе забрели в живописный уголок, чтобы поплавать и пофотографироваться.

Туристы уставились на Веру:

— Смотрите-ка, девочка!

— Точно. И никого при ней.

— Как никого? А старик?

— Он же дрыхнет. — Один из мужчин, в оранжевой кепке с козырьком, слегка помахал ладонью перед закрытыми веками деда Калле.

— Что делать-то будем? — Второй, в синей панаме, заозирался.

— Что-что. Забираем и тащим!

— Да уж больно она мала…

— Ничего, через дюжину лет подрастет. — Тот, что в оранжевой кепке, был решительнее товарища. — Или вы откажетесь от девчонки?

— Не откажусь! — Уж больно сладок кусок.

Тереза лежала на спине, отдыхая на водной глади. Ее вырвал из блаженного покоя Верочкин крик и топот убегающих ног. От озера бежали два парня, у одного из них в охапке была Вера. Старик Калле растерянно хлопал глазами на берегу.

— Стой! — заорала Тереза. — Убью!

Для этого ей надо было еще достичь берега. Взбаламутив всю воду озера и обрызгав деда Калле, она бросила ему:

— Что, проморгал? — и помчалась вдогонку за похитителями, не тратя время на одевание.

Сказать по правде, если бы дед и бодрствовал, мало что мог бы противопоставить молодым здоровым мужикам. Они бы просто снесли его с дороги. А то и избили, так что, может, к лучшему, что он не мешал. Тереза сильно отставала и жалела о том, что под рукой нет ружья. С другой стороны, стрелять, рискуя попасть в Веру — плохая идея. Но можно было бы стрелять в воздух в надежде напугать мерзавцев.

Билле Хэнк в прекрасном настроении вез свою семью на дачу. Дени гордо восседал на переднем сиденье — плевать, что маловат для стандартного ремня безопасности. На заднем сидела Лика с малышом Реппе на руках, а Тюль спал рядом, прислонив голову к ее боку. Машина свернула на грунтовку, ведущую к поселку, и в этот момент Хэнк помянул дюжину зохенов: двое отморозков выскочили из-за поворота, чуть не угодив под колеса. Погрозив их удаляющимся спинам мощным кулаком, он продолжил путь, чтобы через пару секунд едва не наехать на голую госпожу Ильтен, несущуюся, не разбирая дороги.

— О-ой, — выговорил Дени, глаза его сделали попытку вылезти за отведенные им пределы.

Хэнк растерялся, никакая воинская выучка не помогла. Нога судорожно надавила на тормоз, рука дернулась заслонить Дени глаза, чтобы не смотрел на голую бабу — вот проклятье, не хватало, чтобы мелкий пацан прежде времени задумался об увиденном! Машину занесло на непросохшем грунте, и перед с глухим чавканьем воткнулся в огромный куст. Сверху посыпались сухие ветки.

Туристы не были слабаками, расстояние сокращалось медленно и с трудом. Да и бежать босиком неудобно. Хотя в женских туфлях, даже успей Тереза их надеть, было бы не лучше. Но Тереза была полна решимости и злости. Она не останавливалась. И похитители, поминутно оглядывающиеся, занервничали.

— Бросьте девку, не уйдем! — задыхаясь, выдавил тот, что в синей панаме.

— Еще чего! — заартачился тот, что в оранжевой кепке. — Рано или поздно эта отстанет.

— Не отстанет! Не видите, что ли — она догоняет нас!

— Ну и пусть догоняет, — рассердился оранжевый. — Заодно и ее оприходуем.

— С ума сошли? Это же чья-то жена!

— На ней не написано, чья она жена. Бегает голой по улице, значит, сама напрашивается.

У Терезы было свое мнение о том, кто из них напрашивается и на что. Достигнув дистанции броска, она на бегу сгребла с обочины камень и запустила в голову тому, кто тащил Веру. Ну, а что? Напросился.

Парень в кепке упал, будто споткнувшись. Вера выскользнула из ослабевших рук, припустила к деревьям и проворно полезла на самое тонкое — там не достанут. Товарищ в панаме резко замедлился, вернулся к упавшему, затормошил его.

— Хенет, вставайте же! Она сейчас до нас доберется!

Уже не до девки, целыми бы остаться. Лежащий в грязи и пыли Хенет застонал, держась за окровавленный затылок. Встать не мог, в глазах двоилось. А после того как резко налетевшая Тереза добавила ему ногой в живот, мир и вовсе сжался в серый комок боли.

— Ах ты, падла! Выкуси!

Его приятелю в панаме кулак прилетел в глаз, колено в пах.

— А ты думал, живым уйдешь? Хрен тебе!

— Не убивайте! — взмолился парень, поднимаясь на колени с жесткой земли, перемешавшейся с кровью. Куда только девалась самонадеянность?

— А что с вами еще делать, педофилами паскудными? На астероиды закатать на дюжину лет? Так это элементарно! Ща позвоню легавым, они вам райскую жизнь устроят. Дай сюда телефон, скотина! — Аппарат Терезы остался на берегу вместе с одеждой.

Тот, что в панаме, безнадежно заскулил. Второй турист молчал, пытаясь удержать на месте свои внутренности.

Тереза выхватила у туриста покорно протянутый телефон, но не стала набирать номер. Она вдруг сообразила, что, если вызовет безопасников, те непременно доложат все Ильтену. Руани — не Маэдо, у него в голове не укладывается, как можно скрывать что-то от мужа. Наверное, есть способ договориться с Руани, но, скорее всего, приедет не ноккэмская группа, а тильгримская, а их начальник вообще почти незнаком. И Рино узнает от копов, что она тайком от него ходила на озеро. И что недоглядела за Верочкой. И бегала неодетой по поселку и окрестностям, пугая соседей.

Она скрипнула зубами и процедила:

— Десять тысяч единиц.

Турист в синей панаме торопливо закивал.

По пути с озера пришлось заглянуть к Хэнкам и пригрозить главе семьи: мол, если он опозорит ее перед мужем, рассказав, в каком виде ее встретил, на лодку может не рассчитывать. Деду Калле и грозить не надо: он до слез раскаивался, что уснул, и сделал бы для Терезы все, кроме физически невозможного. Больше всего пришлось повозиться с Верой: девочка не понимала, почему нельзя рассказать папе о таком интересном приключении. Тереза с трудом уговорила ее: мол, ты же любишь тайны, пусть это будет нашей тайной. Поистине, быть матерью девочки — удел не для слабонервных и не для беспечных.

Хвала небесам, приезд Хэнка означал, что бытие разнообразится. Охота, визиты туда и сюда, совместные игры детей… Дени уже посещал школу и был для пухленького четырехлетки Тюля предводителем в шалостях и объектом зависти. Братья Хэнк ладили между собой через раз, но это был уже большой прогресс по сравнению с тем, как обстояли дела три года назад. Третий братец пока вообще не дорос до выстраивания отношений, едва умеющий ходить Реппе интересовал пока только раздавшуюся в бедрах маму.

Тереза, потягивая через соломку коктейль, беседовала с Хэнком в его саду, а дети недалеко от них оживленно спорили, чьи родители лучше.

— Мои! — орал Тюль.

— Нет, мои! — кричала Верочка.

— Моя мама лучше!

— Нет, моя! Моя мама красивее!

— А мой папа толще!

— Ты сам толстый, — захохотала Верочка. — Толстый-жирный!

Тюль обиженно захныкал:

— У! Ты плохой мальчик!

— Я не мальчик, — сказала Вера. — Я девочка.

— Девочка? — удивился Тюль. — Как это?

— Да ты дурак! — вмешался Дени. — Про девочек говорят «она», а про мальчиков — «он».

— А я мальчик?

— Ты — «он». Значит, мальчик.

— А почему ты девочка? — Тюль ткнул пухлым пальчиком в Веру.

— Я — «она», — терпеливо разъяснила Вера. — Значит, девочка. И еще девочки носят красивые платья, а мальчикам нельзя носить платья.

— У-у, — снова захныкал Тюль. — Почему нельзя? Я тоже хочу красивое платье! Хочу быть девочкой! У-у-у!..

— Вот зохен! — вырвалось у Хэнка, расслышавшего плач. — Это все вы, госпожа Ильтен! Я ведь предупреждал, что незачем мальчику знать о девочках. Чем позже он узнает об их существовании, тем лучше для него же самого.

— Кажется, Дени не особо страдал, когда узнал, что Вера — девочка, — огрызнулась Тереза.

— Дени — стойкий парнишка. А Тюль — рохля, — со вздохом признал Хэнк.

Нечего было называть сына так по-дурацки, подумала Тереза про себя. Как вы лодку назовете, так она и поплывет. Но вслух, разумеется, не сказала. Да и сама сознавала: мало ли какие имена кажутся или не кажутся ей подходящими, здесь понятия иные. Так что, по уму, не в имени дело. Виновата Лика, насмотревшаяся на проделки Дени и зарекшаяся отпускать Тюля от своей юбки, чтобы не вырос таким же. Вот он и не вырос. Вроде бы мальчика тянуло вслед за Дени, и брату легко удавалось подбить его на подвиг. Но до реализации подвига доходило редко: Тюль не поспевал за братом, отставал, уставал. Вспоминал, что мама не разрешает, а у папы ремень. Элементарно сил и смелости недоставало, чтобы осуществить задуманное — влезть на тот же забор или прыгнуть через костер. И хочется, и колется.

Надо что-то делать, подумала Тереза. Хэнку, небось, самому не улыбается видеть пацана маменькиным сынком. Только почему-то он повторяет ту же ошибку, что с Дени: не пытается воспитывать маленького сына иначе, чем ремнем.

— Короче, — сказала она, — послезавтра берем Тюля на охоту.

— Лучше Дени взять, — запротестовал Хэнк. — Тюль только мешать будет.

— Раньше вы и про Дени то же самое говорили, не хотели брать его, — напомнила Тереза. — Никто с рождения не умеет охотиться. Ребенка всему надо учить, и нынче очередь Тюля.

Лику, как всегда, никто не спросил. Но она привыкла.

Тюль пребывал в состоянии, среднем между ужасом и эйфорией. Подъем затемно — конечно, ужас. Путешествие в лодке — восторг. Ему дали погрести — круто, — но это было тяжело — жуть. А на середине озера госпожа Ильтен сказала, что до рассвета море времени, и самая пора Тюлю научиться плавать.

Это был кошмар. Она скинула его в холодную воду, а папа только хмыкнул. Тюль даже подумал, что он сговорился с ней, чтобы от него избавиться — такого неуклюжего нытика. У самого не поднимается рука сына уморить, так он к госпоже Ильтен обратился, а ей, судя по рассказам Дени, отправить на тот свет дюжину человек — раз плюнуть. Все эти мысли пронеслись у него в голове за доли секунды, а потом его, отплевывающегося, подхватила надежная рука.

— Шевели конечностями, Тюль. Вот так. Не бойся, не утонешь. Дени же не тонет, а у тебя плавучесть выше, жирок помогает. Давай, двигайся, а то замерзнешь. Отталкивайся ногами от воды.

Он потом не вспомнил, кто это был — папа или госпожа Ильтен. Он стал дергать руками и ногами туда-сюда, а его поправляли: плавнее, синхроннее… Он забыл о том, что вода ледяная, потому что от движения стало жарко. И вдруг понял, что поддерживающей руки больше нет. Он держится на воде сам! Его захлестнул восторг, и он чуть не утонул, забыв, как надо двигаться. Только тогда его выловили. Папа стащил с него мокрую одежду, обтер полотенцем, переодел в сухое. Госпожа Ильтен протянула термос с горячим чаем.

— Ну, что? Будешь теперь хвастаться брату, что научился плавать.

После этакого приключения Тюля разморило, но госпожа Ильтен не позволила расслабиться.

— А ну, не спать! Ты на охоту поехал или на купание? То-то и оно. А охоту мы еще и не начинали.

Они поплыли к заросшему островку, и по дороге папа, расчехлив ружье, пояснял ему шепотом:

— Вот это — ружье. Оно стреляет так…

— А что это за штука? — перебил Тюль.

— Тихо, — шикнула госпожа Ильтен. — Добычу спугнешь. Это курок. Не нажимай на него без дела, пацан.

Она тихонько гребла, представив Хэнку говорить с сыном. Он явно помнил, как она учила Дени, когда они точно так же плыли в лодке в первый день юного охотника. Запомнил и повторял. Так и надо. Потом и Реппе подрастет, и будем надеяться, папаша обойдется без помощи посторонней тетки в воспитании младшенького.

Тюль благоговейно щупал ружье. Раньше ему казалось, папа ни за что не позволит потрогать оружие. Но он разрешил. И даже настаивал, чтобы сын сам сделал выстрел. Когда из зарослей начали взлетать птицы, Тюль нажал на курок. Грохот выстрела испугал его. И, конечно, он промахнулся, потому что не целился, пальнул наобум, думая лишь о том, что папа сказал: можно. Папа не стал ругать его за промах, мальчик очень удивился и обрадовался. А госпожа Ильтен кого-то подбила, и они погребли туда, где плюхнулась на воду птичья тушка. Она велела Тюлю подобрать добычу, и это было одновременно жутко и прекрасно. Жутко от вида мертвой птицы и ползущего по воде кровавого пятна, и прекрасно ощущать себя мужчиной, взявшим дичь.

Едва возвратившись домой, Тюль прицепился к Дени и вывалил на него все свои путаные впечатления. Старший братец снисходительно ухмылялся. Но не стал поддевать. Наоборот, согласился:

— Да, охота — это вещь!

Мама тихонько плакала, невольно слыша разговор сыновей. Деточку бросили в ледяное озеро! Заставили стрелять в живое существо! Билле — просто грубый тиран, но госпожа Ильтен — реально сумасшедшая.

Вечером у Ильтенов планировался шашлык из добытого. Отоспавшийся днем Тюль с энтузиазмом прыгал по ступенькам крыльца сверху вниз:

— Шаш-лык! Шаш-лык! — Это земное слово очаровывало каждого, кто его слышал.

— Что за галдеж? — Хэнк недовольно выглянул в окно. — Ну-ка замолчи, а то останешься дома.

Будь рядом Тереза, непременно сделала бы ему замечание: нельзя подавлять радость ребенка. Но она отсутствовала, и Тюль боязливо примолк.

Лика старательно запудривала синяк.

— Для господина Ильтена мажешься? — Хэнк раздраженно повернулся к ней, облачаясь в приличную рубашку. — Передо мной синяя ходишь, и ничего.

— Но, Билле, ты же сам… — попыталась оправдаться Лика.

— Поговори еще у меня! Совсем распустилась.

— А вот госпожа Ильтен спорит со своим мужем, — с обидой проговорила Лика, — а он ее не наказывает.

— Ты пока еще госпожа Хэнк! И заткнись.

Хэнка бесило, когда Лика пыталась ссылаться на госпожу Ильтен. Он сам видел, что та не слишком считается с мужем, да и с ним, Хэнком, тоже. Но она, в конце концов, чужая жена, а насколько опасно конфликтовать с чужой женой, он давно убедился. Да и зачем? Ради идеи? Госпожа Ильтен — прекрасная собеседница и отличный компаньон по дачным развлечениям, и зохен с ними, с ее закидонами. Была бы она мужиком, вообще бы проблем не было.

Но Лике он выступать не позволит. И тем более ходить в брюках. Ишь, нашла, с кого пример брать!

Тереза, одеваясь к шашлыку, натянула штаны, блузку.

— Послушай, — сказал Ильтен. — Не шокировала бы ты соседей, надела бы платье. Хэнк на твои брюки спокойно смотреть не может, аж в лице меняется и на Лику исподлобья глядит.

— Пусть меняется, — отрезала Тереза.

Еще не хватало близко к сердцу принимать психологические проблемы Хэнка. Небось, на охоте он на брюки не косится, почему тогда в доме они ему поперек горла?

— И вообще, с чего ты взял, будто он недоволен? — Она воткнула в уши золотые серьги. — Может, ему, наоборот, нравится, вот и пялится.

— Ну да! Ты голая к столу выйди, ему еще больше понравится.

Тереза покраснела. Ильтен так и не узнал о том инциденте, когда Хэнк разбил машину, засмотревшись на голую Терезу.

— Ладно уж, — буркнула она. — Так и быть, надену юбку. Но без всяких кружев!

Гости расселись в беседке, ели шашлык, запивали вином, беседовали о том, о сём, а дети затеяли игру. Играли в то, что называется на Земле «дочки-матери»: Верочка была мамой, Дени папой, а Тюль и Реппе были назначены их детьми. Тюль бунтовал, он не хотел быть ребенком, эта роль ему надоела в жизни. Дени показал ему огромный кулак, и он уже готов был смириться: противостоять брату он пока не научился. Но тут вмешалась Тереза, поняв, что одному из игроков игра не в удовольствие:

— Тюль! Не хочешь играть — иди и тренируйся.

Мальчик шмыгнул носом.

— А как?

Ох, как все запущено. Пацан не умеет тренироваться. С другой стороны, этакому пухлому зайке не предложишь пофехтовать палкой с воображаемым партнером: чего доброго, с непривычки заедет себе в глаз.

— Видишь деревья в саду? Бегай вокруг каждого по пять кругов.

— А если я устану? — заныл Тюль.

— Устанешь — соберешь ведерко лепестков, пока отдыхаешь. А потом снова бегай.

Заняв Тюля, Тереза обратила внимание на других детей. Те уже начали игру, и что-то она Терезе не понравилась.

— Что ты возишься, глупая баба? — Дени изобразил приход папы со службы. — Опять тапки неизвестно где валяются! — и стукнул Веру по голове.

Вера тут же засветила ему в нос и заорала:

— Увянь! Плевать я хотела на твои тапки!

— Ты как разговариваешь? Вот я тебя жизни поучу!

— Отвали, дерево!

Ильтен смутился, уловив в речи Верочки Терезины интонации. Хотя смущаться стоило бы не ему. Тереза перевела взгляд на Хэнка, и тому вдруг кусок не полез в горло. Это был взгляд зохена, примеряющийся к чужой плоти на предмет пожрать. Чего она взъелась-то, не понял Хэнк. Вроде он ничего такого не делал, молча пил вино. Это ее дочь орет, как зохен при атаке.

Проклятье! Повернув голову, он понял, что не все так благостно, как он полагал. В стороне от беседки, где дети только что мирно играли, разгорелась ссора, быстро перетекшая в драку. Дени с расквашенным носом и Вера с выбитым зубом катались по земле, мутузя друг друга и выкрикивая ругательства:

— Зохенка драная!

— Засохни ты досуха!

Казалось бы, подумаешь, детская драка. Дени порой дрался с Тюлем. Ну, как: Тюль пытался драться, но не получалось, и Дени обычно успевал его отлупить, прежде чем кто-то из родителей растаскивал мальчишек. Рядовое явление. Но внезапно до Хэнка дошло: Дени дерется с девочкой. Его аж холодный пот прошиб.

Тереза успела раньше. Два чумазых ребенка, схваченных за шкирки, повисли в ее руках.

— Успокоились, быстро! Не то обоих в озеро брошу, и остывайте там. Что за игры такие безобразные?

— «Дочки-матери», — всхлипнула Вера, трогая место, где был передний зуб.

Хэнк зажмурился, словно надеясь, что побитая щербатая девочка в порванном платьице исчезнет, и все станет хорошо.

— Ой, — сказала Лика. — Ой! Сыночек, у тебя же кровь из носа течет. Тебе больно?

— Надеюсь, что да! — взревел Хэнк. — Сейчас еще я добавлю! Ты что натворил?

— А чего я такого? — угрюмо буркнул Дени, хлюпая носом. — Мы играли, и я ее стукнул, как будто ты — маму. А она в ответ меня бить начала. Ты такое стерпел бы?

— Идиот!

Так и знал, что не к добру эти игры с девочками. При чем тут мама? Лика — его жена, что хочет, то и делает с ней. А Вера — чужая дочь. Зохен с ним, с испорченным платьем, расплатится, но за царапины и выбитый зуб Ильтены могут и легавым заявить. Далеко ходить не надо, госпожа Ильтен с ними на короткой ноге.

— Так, дети, — жестко сказала Тереза. — Живо мыться, унимать кровь и переодеваться. Лика, что сопли жуешь? Бери своего героя, и идем в дом.

Женщины забрали детей и скрылись. Ильтен и Хэнк остались в беседке одни. Дед Калле, невдалеке рассказывающий прибаутки малышу Реппе, не в счет.

— Господин Хэнк, — промолвил Ильтен. — Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Сколько? — обреченно спросил Хэнк, молясь, чтобы этим дело ограничилось.

Ильтен криво улыбнулся.

— Нет. — Он покачал головой. — Ценю ваше предложение, но я хотел бы для начала поговорить о другом.

Хэнк приготовился к худшему.

— Вы отдаете себе отчет в том, почему Дени ударил Верочку? Они ведь не враждуют. Не первый год знакомы, давно играют вместе. С Верой у Дени больше общих забав, чем с Тюлем. И вдруг такое. Понимаете, почему?

Хэнк засопел.

— Потому что они стали играть в семью. Это вас Дени скопировал. Такую уж модель семьи он строил для себя с младенчества. Что видел, то и впитывал. Ему кажется, что так и надо. И боюсь, если он когда-нибудь заведет свою семью, будет вести себя так же.

Ильтен отпил немного вина, но мясо пока не стал трогать. Не до еды. Важнее не прерывать разговор.

— Сейчас вы имели возможность посмотреть на себя со стороны. И как? Понравилось? Хотите, чтобы ваш сын продолжал в том же духе? А за ним — и остальные сыновья?

Хэнк мрачно посмотрел на Ильтена. Ничего хорошего, конечно. Он не хотел, чтобы так вышло. Но со своей семьей он сам разберется.

— Вы лезете в область, вас не касающуюся, — пробурчал он.

— Да? — Ильтен саркастически приподнял бровь. — Однако она меня коснулась, и еще как.

А возразить-то нечего. Хэнк уперся взглядом в пол.

— Хотите избежать проблем, господин Хэнк? Нет ничего проще: подавайте сыновьям правильный пример.

Сначала госпожа Ильтен учит его, как воспитывать его собственных детей, теперь и ее муж туда же. И ничего не скажешь поперек. Вздумаешь возмутиться — тут господин Ильтен и напомнит, на сколько потянет приговор за избиение чужой девочки.

— Я могу надеяться, господин Хэнк, что вы будете активно работать в этом направлении, и нам не придется ограждать наших детей от общения друг с другом?

— Конечно, господин Ильтен, — выдавил Хэнк.

Ильтен поболтал вином в бокале, допил, поставил на стол.

— Платье — пятьдесят четыре единицы. Консультация психолога — сто.

Это Тереза может возиться с чужими детьми и раздавать советы бесплатно. Но что для женщины — хобби, для мужчины — предмет заработка. А кроме того, те советы, за которые уплачено, ценятся больше, и следуют им вернее.

— А зуб, господин Ильтен? — с несвойственной ему робостью напомнил Хэнк.

— Зуб молочный, — махнула рукой вернувшаяся Тереза. — Все равно бы выпал.

Ильтен незаметно поморщился. Подпортила эффект. Все-таки плохо, когда женщина не умеет вовремя промолчать.

Лика могла сколько угодно причитать и жалеть деточку, отрываемого от материнского подола, но если уж Хэнк чего решил, принимать во внимание ее мнение считал абсолютно излишним.

— Прекрати ныть! — рявкнул он и замахнулся. Но передумал: дети же смотрят, а он должен показывать хороший пример. — Тюль, Дени — марш во двор и делайте, что я велел.

Пусть Дени учит Тюля драться, сказала госпожа Ильтен. В самом деле, отцу не с руки этим заниматься: и весовая категория не та, Тюлю другие приемы нужны, и боится он папу, и сравнивать себя с ним мальцу тяжело — ребенок просто не в силах поставить себе цель стать таким же, как это сверхъестественное существо. А на Дени он сможет равняться. И старшему брату польза: разовьет в себе ответственность, научится радоваться успехам мелкого. Младший же станет испытывать к нему уважение и благодарность. А в свою очередь, глядишь, начнет Реппе обучать. Хэнк согласился, что это неплохая мысль.

Дени сперва не понял, зачем ему учить брата. Этак он натренирует его не хуже себя, а после тот будет Дени в драках уделывать? Папа сурово ответил, что братья должны драться не друг с другом, а вместе против кого-то постороннего.

— Против кого? — въедливо уточнил Дени. — Веры?

И огреб оплеуху. Да, дурной пример. Но должен же щенок соображать, прежде чем ляпать подобную хрень!

— И думать забудь! Чужих девок вообще бить нельзя — ни при каких обстоятельствах, понял? Ну, разве что они нападут вооруженной группой. — Военный привык учитывать самые разные варианты, даже чисто гипотетические.

Дени вытаращил глаза. Наверное, представил себе стройные ряды Верочек с автоматами.

Увы, подраться во всем дачном поселке было решительно не с кем. Хэнки да Ильтены — единственные семьи с детьми, и мальчишки только у Хэнков.

— Вернетесь в город, там найдется, с кем пометелиться, — обнадежил папа. — Учитесь покамест.

К концу отпуска Ильтена Тюль немного похудел. Он все равно оставался полным, физические нагрузки здорово стимулировали аппетит, но рыхлость потихоньку уходила. А самое главное — все реже на лице висело плаксивое выражение, и глаза все чаще светились. Тереза следила, чтобы Хэнк брал Тюля с собой, куда бы они ни направлялись: на озеро ли, в лес ли, по каким бы то ни было делам. И Дени, конечно. Через раз хотя бы, чтобы теперь уже старший брат не закапризничал, что ему уделяют меньше внимания. В лес ходили и с тремя детьми сразу — Верочка тоже требовала свое, — но посадить троих или даже двоих в лодку Тереза не рисковала.

Но вот прошли три декады отпуска, и Ильтен заговорил об отъезде.

— Я не могу оставить тебя одну. Маэдо не приедет.

Тереза поджала губы. Ну что за мерзавец? Нашел время жениться. Нет чтобы подождать, когда она сама его выгонит.

— Рино, заканчивай эти песни. Я остаюсь в Риаведи.

— Но…

— Мне что, необходимо завести нового любовника, чтобы он присматривал за мной на даче? — повысила она голос.

Ильтен чуть не подавился чаем.

— Вот и завянь, — резюмировала она.

Наверное, не стоит так безапелляционно его обрывать, внезапно подумалось Терезе. Когда Верочка ругалась с Дени, Терезу покоробило, как это звучит со стороны. Грубо и неприятно. Так можно говорить с врагами или с чужими людьми, если они тебе безразличны. Но разве любимый муж не заслуживает иного?

Она села на диван рядом, обняла.

— Рино, не волнуйся. Не буду я заводить никаких любовников. Вот совсем не хочется, мне нужен только ты.

Ильтен неуверенно улыбнулся.

— Но в город я не поеду, пока осень не наступит. Вере нужно как можно больше времени проводить на природе, и для деда Калле это любимые места. А я должна быть с ними. Логично?

— А кто будет с тобой? Господин Хэнк?

— Видишь, как ты замечательно придумал, — проворковала она.

— Тереза, у господина Хэнка своя семья, и она доставляет ему с каждым новым ребенком все больше хлопот. Он не в состоянии опекать еще и тебя.

— Рино, ну кто меня здесь обидит? А если мне понадобится помощь, Хэнк не откажет. Ха, куда он денется?

Ильтен вздохнул. Да, однажды он уже это признал: вряд ли ее кто-то обидит, она сама обидит кого хочешь. А если и найдется такой, кому по зубам обидеть Терезу и остаться в живых, ему, Ильтену, все равно с ним не справиться. Хэнк, тот мог бы. Не наверняка, но с большей вероятностью.

— Хорошо, — сказал Ильтен. — Видимо, это наилучший выход, который у меня есть.

— Рино, ты прелесть. — Тереза одарила его улыбкой.

Если бы все было так просто! Ильтен, в отличие от Терезы, придавал большое значение формальностям. Перед отъездом он отправился к Хэнку и, поставив на стол в саду коньяк немногим дешевле Верочкиного платья, изложил свою просьбу. Мы, мол, принимали участие в ваших семейных проблемах, брали к себе Дени в сложное для вас время, не соблаговолите ли теперь помочь нам, как добрый сосед.

— А какие у вас проблемы? — не понял Хэнк.

С его точки зрения, у господина Ильтена имелась только одна, зато глобальная проблема: госпожа Ильтен. Все остальные проблемы решала она. Но, судя по всему, муж не числил ее такой уж занозой и был вполне доволен своей странной семейной жизнью. Так в чем же закавыка?

— Мне нужно возвращаться на работу, — пояснил Ильтен. — Я хотел бы, чтобы вы были опекуном моей жены и дочери до окончания лета, пока они живут здесь.

— Не понял, — повторил Хэнк, покрутив головой. — А что с господином Маэдо?

Ильтен чуть скривился.

— Господин Маэдо не сможет приехать, — ответил он нейтрально.

Хэнка эта новость удивила. К Маэдо он уже привык, считал его чуть ли не членом семьи Ильтен. И вот те раз!

— Надеюсь, вы не поссорились? — осторожно спросил он.

— Нет, господин Хэнк. Но у господина Маэдо все больше дел, не оставляющих места и времени для личной жизни, и нынче наступил тот момент, когда этого места и времени совсем не стало.

Хэнк покивал, на самом деле ничего не понимая, но не желая в этом признаваться.

— Так вы готовы выступить опекуном Терезы?

Хэнк вздохнул.

— Боюсь, она не будет меня слушаться.

— Конечно, не будет, — согласился Ильтен. — Ясно, как белый день. Но вам не надо этого бояться, господин Хэнк. Это совсем не страшно.

— Но как я тогда могу за нее отвечать? — возразил Хэнк.

— Просто обеспечьте ей безопасность. Больше я ни о чем не прошу. Вам не нужно с ней спорить, пытаться пресекать ее дикие идеи, ограничивать ее передвижения. Просто будьте рядом на всякий случай. Сопровождайте ее в лес, на озеро, куда там еще… Вы справитесь. Вы ведь и так это делаете.

— Н-ну… да. — Хэнк кивнул без особой уверенности. Он имел несколько иное представление о том, что значит опека, но если господин Ильтен хочет именно этого… то, пожалуй, он не против.

Миновала половина лета, а господин Премонсит так и не прибыл на отдых. В компании, собиравшейся во дворе номер 12, немного поудивлялись, но никто по свину не скучал. А когда лето уже пошло на убыль, вместо господинаПремонсита в дом номер 7 въехал совсем другой человек. Он прибыл на большой машине и сам был большой, высокий и грузный, с сигаретой в углу красивого рта. Этот седовласый джентльмен с внешностью постаревшего поэта производил внушительное впечатление. При нем была девушка, почти девочка — длинные каштановые волосы, заплетенные в косу, свеженькое лицо. Одета очень скромно, обеспеченным замужним дамам такое носить не пристало. Значит, еще не замужем. Девушку автоматически сочли дочкой джентльмена.

Выйдя из машины, он без лишних слов указал девушке на дом, и она молча направилась к крыльцу. Он подошел к забору, сухо раскланялся с высыпавшими поглазеть соседями и запер ворота изнутри.

Прошло четыре дня, а новоприбывшие знакомиться не спешили. Впрочем, вели себя существенно приличнее, чем Премонсит поначалу: мусор аккуратно собирали, скандалить по поводу шалопаев Хэнка, повадившихся обрывать ягоды с дворовых кустов, не пытались. Самым ужасным прегрешением новых жильцов было то, что джентльмен постоянно курил, прерываясь только на сон. Над домом номер 7 повисло облако табачного дыма, заглушив ароматы цветов и трав; этот дом теперь можно было найти вслепую, ориентируясь по запаху. Хвала небесам, табак явно был дорогим, и запах не вызывал отвращения.

На пятый день Тереза не выдержала. Надо же узнать, кто такие, как зовут, откуда явились! Взяла банку овощей, замаринованных в прошлом году — консервация получилась удачной, но уж больно много банок Тереза навертела, до сих пор остались. Добавила несколько ломтей рыбы, пойманной вчера с утра и подкопченной. Присовокупила свежей травяной приправы и отправилась с этой ношей к даче номер 7.

Сетчатый забор почти не скрывал происходящего во дворе, хоть ему и старались помочь росшие по периметру кусты. Вроде формально завеса есть, но какое-то мельтешение все равно заметно. А если обратить на него внимание да хорошенько присмотреться, можно увидеть то, чего точно не хотелось бы — ни гостям, ни хозяевам. Приостановившись у забора, Тереза размышляла, а не стоит ли повернуть назад. Или уж досмотреть?

Действо было поучительное, из серии «как не надо заниматься любовью». Мужчина, не вынимая сигареты изо рта и не говоря ни слова, сгреб в охапку девушку, накрывавшую на стол в саду, задрал ей юбку и пристроился. Девушка восприняла это совершенно равнодушно, без возражений, но и без энтузиазма. Лицо ее не выражало никаких эмоций, только тоскливое ожидание, когда же это кончится. Вот тебе и «дочка».

Удовлетворенный джентльмен ушел в дом, а девушка одернула юбку и как ни в чем не бывало продолжила возиться с сервировкой стола. Ну и ну! Тереза еще минуту посомневалась: уйти или сделать вид, что только что подошла? В конце концов махнула рукой. Не тащить же угощение обратно!

Она толкнула калитку и вошла. На столе под тканевым навесом была расстелена скатерть, на ней стояли какие-то вазочки, мисочки, бутылка вина, играющего на солнце сквозь прозрачное стекло. При Премонсите ни навеса, ни стола во дворе не водилось: свин жрал дома. А этот, по всему видать, эстет. Девушка поставила на стол тарелку, обтерев полотенцем. Одну. И один бокал. И обернулась.

— Светлого солнца, — неловко проговорила Тереза и шлепнула на стол свою банку и миску с рыбой, посыпанной пряностями. — От нашего стола — вашему столу.

— Светлого солнца, — отозвалась девушка. Надо же, она умеет говорить! А Тереза уж предположила, что она немая. Голос девушки был приятный, мягкий, не чересчур тонкий, интонация спокойная и немного удивленная.

— Ты кто? — спросила Тереза без обиняков.

— Эраш, — представилась та. Тереза могла бы принять это за имя, если бы Ильтен в свое время не втолковывал ей, как следует себя называть при знакомстве. Несомненно, это была фамилия.

— А я — госпожа Ильтен.

— Госпожа? — Удивления в голосе прибавилось. — Что-то вы непохожи на даму.

Девушка окинула ее внимательным взглядом. Тереза мысленно выругала себя: конечно, нужно было надеть все лучшее, капрон и парчу, а она, привыкшая к тому, что все вокруг смирились с ее повадками, так и приперлась, как травы собирала: в брюках и блузке. Немудрено, что Эраш трудно увидеть в ней замужнюю женщину, госпожу. С другой стороны, на девочку Тереза при свете дня уже не тянет, а взрослые женщины здесь не бывают незамужними. Ничего, как-нибудь в мозгах уляжется.

— А хозяин кто таков? — поинтересовалась она.

— Господин Кавелиас недавно купил этот дом. — Эраш протерла столовые приборы, аккуратно разложила справа и слева от тарелки. — Он — большой человек в городском управлении образования. У троих моих братьев проблемы в школе. Папа отдал меня господину Кавелиасу на лето, чтобы он о них похлопотал.

У Терезы упала челюсть. Вот так взял и отдал? Родную дочь? И не замуж, а на лето попользоваться?

Она вспомнила, что говорил Ильтен. Отцы здесь отнюдь не пекутся о том, чтобы до замужества девушка хранила невинность. Общий посыл: пусть нагуляется. А если родит ребенка, то приплатит и государство за нового гражданина, и жених за гарантированно плодовитую невесту. Это еще ладно, но иные отцы откровенно эксплуатируют своих дочерей. Стригут долю с того, что им платят мужчины, как папаша Щиены Марис, а то и всё отбирают. Господин Эраш, видно, из таких же.

— Тебе не обидно? — спросила Тереза.

Она имела в виду обиду дочери на отца за то, что тот использует ее как инструмент для решения своих проблем, но Эраш поняла по своему:

— Что вы, господин Кавелиас меня не обижает. Он богат и влиятелен, неоткуда у него взяться такому злу на жизнь, чтобы на мне срывать.

Спорное утверждение. Небось, маньяк был не менее богат и влиятелен. Но раз не обижает, спорить не будем.

Эраш настелила на тарелку кружевную салфеточку, полюбовалась на дело своих рук. И добавила:

— А позапрошлой весной мальчишки одному господину стекло разбили, и папа меня предложил в компенсацию. Так тот господин такой злой был — и за стекло, и вообще за то, что в жизни не везет. С ним я намучилась. Звонила папе, просила забрать. Но он не разрешил возвращаться, пока не отпустят добром. Мол, стекло дорогое.

Тереза стиснула зубы. Удавила бы гада, позволяющего себе так относиться к дочери. Но кое-что она усвоила: закон здесь на стороне отца, и ничего с ним не сделаешь, если не желаешь неприятностей уже себе и своему мужу. Остается только вздохнуть с облегчением, что по крайней мере сейчас Эраш не просится домой. Может, этот Кавелиас ей и не в радость, но горя от него нет.

— Я позову господина Кавелиаса обедать, — сообщила девушка. — А вы не уходите, госпожа Ильтен. Ему будет любопытно, кто принес угощение.

Кавелиас вышел к столу в костюме и шейном платке. Увидев гостью, он глазом не моргнул. Даже огонек сигареты не дрогнул. Отлично владел собой, ничего не скажешь. Странная одежда Терезы его не сбила с толку: раз кольцо на нужном пальце, стало быть, дама замужем, и вести себя с ней надо соответственно.

— Светлого солнца, госпожа… — Он отвесил легкий поклон, на миг вытащив сигарету, и сделал многозначительную паузу.

— Госпожа Ильтен.

— Очень приятно, госпожа Ильтен. Чем обязан вашему визиту?

Он изъяснялся, словно на дипломатическом приеме. Тереза подобный стиль соблюсти не могла. Вежливость — это хорошо, но вычурные бантики к ней — уже перебор. Она ответила просто:

— Я живу на двенадцатой даче, господин Кавелиас. Пришла познакомиться. — Она слегка подтолкнула миску и банку. — Вот, чем богаты, тем и рады. Сама собирала и рыбу ловила.

— Благодарствую. — Кавелиас церемонно кивнул и уселся за стол. — Девочка, подай госпоже Ильтен прибор и бокал.

Эраш метнулась в дом. Тереза вспомнила, как впервые зашла к Хэнкам. Очень похоже: мужчина принимает гостью, а женщина обслуживает, не смея сесть за стол. Идиотская традиция. И ладно Эраш на птичьих правах, сосланная папашей практически в рабство, но ведь Лика — хозяйка. И до сих пор не присядет, пока всю семью не накормит и не получит позволения. Хорошо хоть, до Хэнка наконец стало доходить, что бить жену — не такая уж полезная практика, как ему прежде казалось.

Перед Терезой появилась тарелка, в бокал полилось вино. Отличное вино, оценила она, попробовав.

— Могу ли я познакомиться также с вашим супругом, госпожа Ильтен?

Никаких дурацких вопросов: почему вы одна, без супруга, шляетесь по поселку? Безукоризненная невозмутимость Кавелиаса нравилась Терезе, несмотря на то, что к таким холеным и гладко говорящим мужикам она обычно относилась с подозрением.

— Рино уехал в город, господин Кавелиас. Его отпуск закончился, он ведь работает в Брачной Компании. А я продолжаю отдыхать здесь с дочерью.

Кавелиас явно ждал продолжения. Ничем этого не демонстрировал, но неспроста же не отвечал. Тереза догадалась, что за невысказанный вопрос его волнует.

— Наш опекун — господин Хэнк с дачи номер 4.

— Вот как, — тут же промолвил собеседник; поразительным образом ему удавалось одновременно курить и есть суп. — Что ж, надеюсь, вы представите меня ему.

— С удовольствием. Если вы соблаговолите, — вот черт, манеры этого аристократа все-таки оказались заразны, — посетить его дачу завтрашним вечером. Там соберутся все соседи. Будем есть дичину, которую отстреляем завтра на охоте, жена господина Хэнка потушит ее с фруктами.

— Занятно, — отметил Кавелиас. — Я вижу, у вас принято есть пищу, добытую самостоятельно. Эта рыба очень вкусна. — Он изящно указал на последний кусочек в своей тарелке. — И овощи весьма оригинальны. Думаю, я не откажусь от приглашения. И прошу вас передать господину Хэнку, что захвачу с собой недурное вино.

Кавелиас явился один, без Эраш. С его точки зрения, логично: она не жена, а персонал, комбинация наложницы и служанки. Но Тереза была разочарована. И Лика, заинтригованная ее рассказом, хотела познакомиться с девушкой.

С собой он принес вино, как обещал. Это отчасти сгладило разочарование: то, что он называл «недурным», оказалось дорогущим сортом с Дармского хребта. Под тушеную птичку оно пошло отлично. Вино в сочетании с аристократизмом и велеречивостью Кавелиаса вызвали у всех присутствующих уважение. Как отметила Тереза, чрезмерное. Вряд ли джентльмену удастся влиться в их компанию. Впрочем, он особо не стремился стать своим, держась несколько отстраненно, изучающе. Ну, за знакомство выпили, и то хорошо. В конце концов, Вехерайсис Аннори тоже не проявлял чудеса общительности, участвуя в посиделках лишь дважды в сезон: после приезда и перед отъездом. Отмечался и, как улитка, прятался в свой домик. Терезе с трудом удалось вытащить его ради знакомства с новым соседом. А то ведь и обругать мог, и накричать, если потревожишь его без дела. Кавелиас, похоже, был на подобное органически неспособен, даже слова упрека он произносил ровно и с дипломатичной улыбкой. Немудрено, что ему не доставили особого удовольствия рассказы Хэнка, вдохновенно размахивающего птичьей ножкой, о том, как бьют зохенов на Т2, и резкие реплики Терезы. И гомон детей он, наверное, не одобрял. Но замечаний, разумеется, делать не стал: тут чужая территория, чужое право.

Хэнку тоже было неуютно в присутствии Кавелиаса. Вояка был как никто далек от условностей этикета. После ухода гостя он вздохнул с облегчением:

— Фу ты, наконец можно расслабиться. А то — ни икни, ни пёрни. Сменяли свина на сноба.

Но тем не менее признал, что новый жилец — человек достойный, и вино у него замечательное. И если он будет спокойно жить в доме номер 7, не осложняя своими посещениями соседские вечеринки, то Хэнк ему перед отъездом готов даже копченостей презентовать — сам-то джентльмен, небось, коптить мясо не умеет, не барское это дело.

Терезе Кавелиас скорее понравился, чем нет. Благообразен, вежлив — разве это недостатки? Привержен правилам — тоже не так уж плохо. Девушку не тиранит; мог бы быть к ней добрее и участливее, но это уже придирки, коли сама Эраш считает, что ей с ним повезло. А что человек не компанейский и не их круга — ну, бывает.

Хэнк к своей роли опекуна отнесся серьезно. Через день то зазывал Терезу в гости и расспрашивал, нет ли у нее в чем нужды, то сам приходил посмотреть, как ей живется. Тереза смеялась, что под таким надзором и любовника не завести. Когда она впервые об этом брякнула, Хэнк аж посерел от шока. Вообразил, что, если это случится, Ильтен спросит с него, как с виноватого в недосмотре. Не сразу до бедолаги дошло, что это еще одна шутка в духе Терезы.

В непогоду Тереза сидела дома, варила варенье. Верочка игралась с содержимым клада: загадочные детальки очень ее интересовали, она собирала из них конструкции, но не все предметы можно было соединить между собой. Поначалу Тереза так же долго медитировала над «железячками» и «стекляшками» в надежде понять, что это такое и зачем нужно, потом пыталась приспособить их к чему-нибудь по хозяйству, но, убедившись в тщетности усилий, забросила. Клад сгодился лишь в качестве игрушки для дочки.

На крыльце послышались тяжелые шаги, в дверь постучали. Не дожидаясь отклика, Хэнк вошел — Тереза не запирала дверь до ночи. Скинул мокрый плащ, на пол сразу натекла лужа.

— У вас все в порядке? — заботливо спросил Хэнк.

Терезу это каждый раз смешило, но она старалась не показывать веселья. Ясно же, что он поступает так из лучших побуждений, считая это своим долгом.

— Все хорошо, — отозвалась она. — Будете варенье пробовать?

Он потоптался немного. Тереза отлично представляла, что за чувства и стремления разрывают его мозг пополам. Вроде и ни к чему у чужой жены лишний раз задерживаться, но варенье госпожи Ильтен вне конкуренции, легавые из Тильгрима специально ради него сюда ездят, расходуют казенные батареи, невзирая на дальнюю дорогу. Не будет беды, если он отведает варенья, запьет чайком… В конце концов, госпожа Ильтен под его опекой, а значит, посидеть немного и поговорить с ней не только его право, но и обязанность.

Хэнк сел за уставленный банками стол, найдя место с краю, положил варенье в розетку и обратил внимание на Веру.

— А с чем это девочка играет? Госпожа Ильтен, вы уверены, что ребенку можно давать столь ценные предметы? Вдруг сломает или потеряет?

— Что в них ценного-то? — фыркнула Тереза. — Металлолом какой-то.

Он наклонился и подцепил одну из деталей — по Терезиной классификации, «стекляшку с проводочками».

— Я, конечно, слабо разбираюсь в этих вещах, госпожа Ильтен. Но как-то в патруле космический корабль, где я находился в составе десантной группы, потерпел аварию. И у техников, которые устраняли повреждения, я приметил точно такую же штуковину. С ее помощью что-то настраивали. Насколько я понял, она страшно дорогая.

Тереза присвистнула.

— А больше ничего не узнаёте? Я в жизни никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Хотя знакома с многими инструментами, всякие приборы умею ремонтировать.

— Ну-у, — протянул Хэнк, — космические корабли — это не всякие там приборы. Ходовая часть специфическая, не похожа ни на что. Если, скажем, я знаю, как чинить бронетранспортер, то и автомобиль починю, и трактор. А корабль — нет.

Неужели клад и впрямь оказался кладом? Тереза перевела взгляд на дочь.

— Так, Верочка, раскрашивание этого конструктора гуашью откладывается. Сложи-ка все детали в коробку, да поаккуратнее.

— Вы их сфотографируйте, — посоветовал Хэнк. — И поищите в интернете аналогичные изображения. Наверняка найдете информацию про них. А то, может, и продадите, раз вам ни к чему.

Тереза перешерстила весь интернет. И действительно, кое-какие «железячки» обрели названия. Назначение их, правда, понятнее не стало. Что такое «анафазор»? А «устройство для юстирования торсионных полей»? «Коллиматор» и «хаб фотоводов» на этом фоне казались почти родными, знакомыми словами. И совершенно необъяснимым осталось, зачем кто-то захоронил в трухлявом пне ремкомплект космического корабля и мелкие запчасти.

Зато Терезу порадовала цена этих сокровищ. Клад, по местным понятиям, тянул на стоимость пары красивых женщин. Первой мыслью было — продать и обогатиться. Второй — что с женщиной не заключат столь масштабную сделку. Значит, надо звонить Ильтену, объяснять ему… Нет, такие вещи по телефону не обсуждают. А может, и не продавать? Судя по динамике цен, эти детальки дорожают. Пусть лежат в подвале и ждут часа, когда за них получится выручить максимум. Возможно, тот, кто спрятал их на болоте, рассуждал так же, но в подвале они будут не в пример целее.

Это твой труп

Стояла сухая погода, и Терезу тянуло на озеро. Благо, Хэнк не возражал: обучение Тюля плаванию продвигалось даже с большим прогрессом, чем обучение драке. Толстенький мальчишка хорошо держался на воде и уже вполне сносно перебирал руками и ногами. Правда, быстро выбивался из сил, но это наживное. И худел, так что плавучесть грозила упасть, и Тереза поставила цель — чтобы он наработал необходимые навыки к тому моменту, когда потеряет весь жир.

Дени осваивал новую забаву — лук со стрелами. К нему присоединилась Вера: плескаться с Тюлем ей было неинтересно, плавать она давно умела. Лика беспокоилась, как бы дети не покалечили друг друга, но они были под хорошим присмотром. Кому не повезло, так это садовым птичкам. Тем вкусным птахам, на которых охотились с ружьем, детские луки были что слону дробина, а вот мелкие птички падали: от Вериных стрел — оглушенными, а от выстрелов Дени — замертво. Тереза попробовала извлечь из этой мелочи какую-то пользу, бранясь: больше перьев и костей, чем мяса. Наконец, птички нашли свое предназначение: бульон и холодец.

Кавелиас, в отличие от Вехерайсиса Аннори, домоседом не был. Но и к любимым Терезиным развлечениям страсти не питал. Чинно прогуливался с сигаретой по просохшим поселковым дорожкам и лесным тропинкам в своем неизменном костюме и шейном платочке. При встрече любезно раскланивался. Эраш, как правило, сопровождала его, неся корзинку с напитками и закусками на тот случай, если господин проголодается или почувствует жажду. В корзинке был также плед: желание позаниматься любовью порой настигало Кавелиаса внезапно и в далеких от дома местах.

Для полного комфорта аристократу не хватало лодки. Это он понял, едва увидев плывущих по озеру с охоты Терезу и Хэнка. И подошел к вопросу обстоятельно: первым делом попытался купить лодку у Терезы. Она, разумеется, отказала: такое полезное плавательное средство самой нужно. Хэнк только похмыкал, вспоминая, как в свое время оконфузился с этой лодкой. Затем от Кавелиаса поступило предложение катать его по озеру за плату. Но служить у джентльмена наемными гребцами ни Терезе, ни Хэнку не улыбалось. Хотя, справедливости ради, просить об этаком женщину Кавелиас не решился, предложение было адресовано исключительно Хэнку.

— Можете брать лодку, когда она свободна, и плавать на ней, сколько влезет. — На большее доброй воли у Терезы не было.

Однако грести самому аристократу не хотелось. В сущности, если бы Тереза все-таки продала ему лодку, проблема с гребцом осталась бы. Посадить на весла Эраш? Девушка работящая и безотказная, но надолго ли у нее сил хватит? И тут подсуетился Дени:

— А хотите, я буду вас возить? А вы разрешите за это в вашем дворе лазать.

Дени, несмотря на малый возраст, выглядел вполне способным ворочать весло: крепенький, худощавый, энергичный. Но приподнявшая было голову надежда вновь увяла. Кавелиас не пожалел бы денег для сопляка. Но такой ценой? Позволить архарам буянить в своем дворе? Нет уж, спокойствие дороже. Идея приказала долго жить. Можно заказать в городе лодку с доставкой, но выписывать еще и гребцов — чересчур. Так что джентльмен поглядывал на лодку издалека и завидовал, всячески это скрывая.

Эраш иногда заходила к Терезе — в те редкие минуты, когда была свободна от обязанностей. То соли попросить, то специй. Скорее всего, это был просто предлог. Девочку тянуло пообщаться. Что она в своей жизни видела? Мать ушла рано, мужу оказалось не по силам ее содержать. Отец дочку не баловал, даже на ближайший курорт ни разу не возил. А чуть подросла — и вовсе стал сдавать напрокат. Эраш мечтала выйти замуж. Тереза удивилась: ей казалось, что в этой стране нет ничего проще. Не тут-то было: отец должен дать разрешение на брак, а ему явно не хотелось отдавать в чужие руки такое удобное средство от всех проблем. Он твердо намеревался дотянуть до тех пор, пока дочке не исполнится полторы дюжины весен: в этом возрасте к девочке проявляет интерес служба охраны безопасности и, если отец до сих пор не устроил ее судьбу, отвозит к диспетчеру Брачной Компании. Ждать Эраш оставалось еще долго: ей едва миновало тринадцать.

— А сбежать не пробовала? — спросила Тереза.

Эраш горько вздохнула, в больших глазах была безнадега.

— Как же я сбегу? Папа заявит в службу охраны безопасности, и меня будут искать. Найдут и вернут.

Должен быть способ, упрямо подумала Тереза. Очень уж ей не нравилась ситуация.

Ночью Терезе снился костер. Языки огня рвались ввысь, обнимая подвешенный на рогульках котелок, дым щекотал ноздри. Только запах казался странноватым. Доброе дерево при горении так не пахнет. Скорее уж пластик или резина…

Она проснулась и резко села на кровати. Запах был наяву, щипал ноздри. Что-то горит. Тереза натянула брюки и майку, пробежалась по дому, подняла Веру и Калле. Вроде все в порядке. Но откуда же…

Она вышла во двор. За деревьями поднимался густой дым. Где-то в районе дачи номер 7. Черт! Тереза выругалась, схватила из машины огнетушитель и побежала в том направлении.

Дом 7 пылал. Проклятый пластик, так ненавидимый Терезой! Ну почему нельзя строить дачные домики из чего-то менее горючего? Вот ее дача — из дерева. Что, впрочем, немногим лучше с точки зрения пожарной безопасности…

Тут уже был Вехерайсис Аннори. Все-таки актер не стал рассиживаться за своим забором. Он держал огнетушитель и мужественно поливал флигель — хоть камеру включай, такие кадры со звездой пропадают.

— Надо пожарных вызвать! — выдохнул он, увидев Терезу. — А у меня телефон разрядился.

— И когда они приедут — хоть из Ноккэма, хоть из Тильгрима? — отмахнулась она. — К полднику? Надо самим справляться. Где люди?

— Не выходили. — Аннори вытер со лба пот и сажу.

— Блин! Пропадут же, на хрен!

С безумными глазами из-за поворота вынесся Хэнк, притормозил с заносом. В руках у него был еще один огнетушитель.

— И вы здесь? Зохен, что творится?

— Сами не видите? Дом горит! Черт, надо пойти посмотреть — может, эти еще живы.

— И как мы туда подберемся?

Вот это он правильно ей сказал: мы. Чисто на инстинктах, но не ошибся.

— Окатимся водой, — предложила Тереза.

Генин в халате подбежал с двумя ведрами воды. Тереза сверкнула глазами:

— Давайте сюда! И халат тоже.

Смочив халат в воде и оставив опешившего Генина в одном белье, Тереза обмотала голову. Хэнк окатился из второго ведра.

— Берите огнетушитель. — Она сунула Генину свой. — Знаете, как с ним обращаться? Вы оба, обработайте вход и оконные проемы.

— А вы-то куда? — спохватился Хэнк. — Это опасно! — Нет чтобы продолжать действовать на инстинктах.

— Да ладно? — съязвила она и решительно направилась к дому, не оставляя ему возможности ее задержать. — А я-то думала, там весело!

Хэнк колебался не больше секунды. Потом махнул рукой и двинулся ко входу, обгоняя Терезу. Она не стала ему мешать, зашла со стороны окон. Оконные переплеты плавились и трещали. Терезе послышался сквозь гул пламени слабый стон и кашель.

Струя из огнетушителя врезалась в окно, красные языки опали. Тереза подтянулась на руках, обжигаясь, и вскарабкалась на подоконник. Комната затянута дымом. Чуть размотав халат и прикрыв мокрой полой рот и нос, Тереза позвала:

— Есть тут кто?

В углу опять закашляли, чей-то силуэт зашевелился в огне и дыму. Тереза спрыгнула внутрь, ежась от падающих сверху расплавленных капель пластика. Человек застонал. По тембру она поняла: это Кавелиас.

— Где Эраш? — Она подхватила его, закинув руку себе на плечо. — Она с вами?

Кавелиас не отвечал, только стонал и сипел. Тереза, пригибаясь, поволокла его к окну: подойти к двери было уже невозможно. Едкий дым стлался поверху, но, согнувшись, получалось дышать, хоть воздух и был горяч. Кавелиас оказался ужасно тяжелым. Идти сам не мог, ноги отказали. Тереза с трудом перевалила его через дымящийся подоконник, потащила прочь от пылающего дома, проклиная летящие искры. Генин и Аннори прикрывали отступление, обливая дом пеной, но стало предельно ясно: он не выстоит. Резерв огнетушителей заканчивался, оставалось лишь ждать, пока здание догорит до конца, поливая окружающую траву водой, чтобы огонь не перекинулся на другие дачи.

— А где Хэнк? — встрепенулась Тереза.

Словно в ответ, в свете пламени в дверном проеме появилась мощная фигура. Тереза не сдержала вздох облегчения: на руках у него была девушка. Прошагав к стоящим в безопасном отдалении соседям, он опустил свою ношу на землю и похлопал себя по бокам футболки, гася очаги тления Лицо было в копоти. Я-то сейчас, небось, тоже та еще раскрасавица, подумала Тереза, отдавая Генину подпаленный халат.

Сипевший Кавелиас, скрючившийся на траве, наконец прокашлялся. Генин протянул ему бутылку с вином — лучше бы воды, но хоть так. Руки у джентльмена тряслись, взять бутылку он не смог, пришлось поить его.

— Девочка, — прохрипел он. — Что с девочкой?

— Ее вытащили, — уклончиво ответила Тереза.

Девушкой занимались Хэнк с Аннори. Пытались делать искусственное дыхание и массаж сердца. Со стороны, да в зареве пожара, это выглядело своеобразно, и Тереза отвернулась.

— О светлые небеса, это я виноват. — В кои-то веки речь Кавелиаса звучала рвано, и в ней появились эмоции. И выглядел он совсем не аристократически, в наполовину спаленных домашних штанах, покрытый ожогами и сажей, с запекшейся кровью под носом. — Все из-за сигарет. Зохен, что я наделал! Знал, что курить в постели — дурная привычка, но всегда так делал, и ничего. А тут заснул! Если Эраш погибла, никогда больше не смогу закурить. Где она? Она будет жить?

А девочка-то ему не безразлична. Ни одного слова про догорающий дом, только что купленный, и про имущество, сгинувшее с ним. А за Эраш вон как убивается. Манерность и лоск слетели, и все сразу стало ясно.

— Почему вы не захотели на ней жениться? — спросила Тереза. — Отец жадюга, но у вас наверняка нашлось бы столько денег, что он еще и благодарил бы.

Кавелиас раскашлялся, утер лицо.

— Я не могу жениться. Медкомиссию не пройду. Я умираю. Может, несколько весен еще протяну. Если б не это, я бы все решил. Поверьте, — в голосе сквозила жуткая печаль, — на свете нет нерешаемых проблем, кроме смерти.

— Дышит! — крикнул Хэнк.

Аннори присоединился к Генину, таскающему воду. Хэнк перевернул девчонку на живот, ее начало рвать. Вместо косы на голове остались коротенькие волосы, скрученные от жара. Остатки кружевного пеньюара приплавились к спине — Тереза в очередной раз выругала проклятую синтетику, которая так красиво сидит на женщинах и так непрактична.

— Она жива, да? — Кавелиас с натугой приподнялся. — Госпожа Ильтен… Если вам или господину Хэнку понадобится решить какую-либо проблему, пока я не умер… Я все сделаю, обещаю.

— Врач сюда не приедет. — Хэнк подошел, расстроенно потер прожженную штанину. — Надо везти их в город. Вы или я?

Тереза хмыкнула. Возможность, что пострадавших отвезет Аннори или Генин, он не рассматривал. Как и чуть ранее — возможность, что кто-то из них войдет в горящий дом, чтобы найти людей. Сердцем старший командир прекрасно чуял, на кого можно рассчитывать. Жаль, что мозги, опутанные традициями, давали сбои, когда подключались.

— Мне не нужен врач, — запротестовал Кавелиас. — Я уже в норме.

Хэнк скосил на него глаза.

— Не дурите, это у вас адреналин играет. Гормон уйдет — будет худо. Вы еще свои ожоги не видели. С девушкой и то лучше, у нее только спина.

— Девушку… не надо в больницу, — прерывисто пробормотал Кавелиас. — Ее оттуда украдут…

Может, и к лучшему, подумалось Терезе. Для Эраш главное — избавиться от власти отца. А возьмут ее в жены честно или уведут — дело второстепенное.

Внезапно Терезу озарило. А что, если?..

— Дайте мне сперва поговорить с Эраш наедине, — потребовала она. — Как женщине с женщиной.

После ночного жара на пепелище было зябко. Эраш, перебинтованная и напичканная анальгетиками, куталась в одеяло. Вся ее одежда сгорела. Тереза планировала отдать ей платья покойной Алисанты, но для начала следовало дождаться, пока она сможет надеть их, не рискуя содрать остатки кожи.

— Давай ладонь.

Тереза требовательно протянула руку. Эраш доверчиво вложила в нее свою ладошку и лишь чуть вздрогнула, когда нож Терезы взрезал кожу — боли она почти не ощущала, просто испугалась.

Эраш было боязно от того, что ей предстояло. Одно дело — жаловаться да подчиняться, и совсем другое — решиться порвать родственные связи, взять себе иную, неведомую судьбу. Ночью госпожа Ильтен, делая ей примочки, осведомилась, верно ли, что она хотела бы покинуть отца, и единственное препятствие в том, что ее будут искать. Да, искренне ответила Эраш. И тогда госпожа Ильтен закинула удочку:

— А если не будут?

В душе зажглась надежда. Госпожа Ильтен что-то еще говорила: придется считаться умершей и жить под чужим именем, никогда больше не видеть ни родных, ни подруг… Но Эраш пропустила все мимо ушей и сказала: да. Только робко спросила:

— А господин Кавелиас?

— Господин Кавелиас давеча хвастался, что умеет решать проблемы. — Госпожа Ильтен жестом руки смела воображаемые препятствия. — Вот и решит. Сделает все, как надо.

И Эраш ухватилась за шанс. А теперь боялась. Может, ее собственная судьба была не так и плоха? Когда-нибудь отец выдаст ее замуж — если сам не поторопится, то его вынудят. Она обретет мужа… Но сколько еще терпеть до той поры? Сколько вообще можно терпеть? Нет. Сегодня Онни Эраш умрет.

Терезе самой было страшновато. Но давши слово — держись. Подарив надежду девочке, отступить стало бы подлостью. Сделав разрез и выдавив из ладони Эраш первые капли крови, она положила конец сомнениям. Ритуалу — быть. Правда, силу взять негде — Ильтен в городе, Маэдо вообще далеко, на роль жертвы никто не годится. Что ж, будем рассчитывать на свою.

Тереза зачерпнула из-под ног горсть не остывшей еще земли, смешала с кровью девушки.

— Я, Тереза Ильтен, своим именем даю силу голему и произношу формулу власти. Абенхаст атриору кет крагеверш кет…

Весь остаток ночи она расшифровывала запись заклинания и учила его наизусть. Даже поспать толком не успела, подремала перед рассветом, и все. Совсем не спать было нельзя: еще не хватало клевать носом во время ритуала.

Эраш, сидя на перевернутом ведре, завороженно следила за госпожой Ильтен, возвышающейся на фоне дымящихся руин, посреди почти осязаемой смеси смога и тумана. Она произносила непонятные слова, и мир словно застыл, готовясь повернуться по ее команде.

— …Кет даухари багеору кет! — Напевный речитатив оборвался. Тереза выпустила из рук ком из крови и земли, и он упал ей под ноги.

Эраш глядела на госпожу Ильтен во все глаза, ожидая продолжения. Но та, вдруг зашатавшись, тяжело опустилась на землю, прижала ладони к вискам.

— Вам плохо? — пискнула девушка.

— Оставь. — Голос прозвучал глухо, совсем непохоже на недавние торжественные, будто чеканные интонации. — Мне плохо, но это и хорошо. Это значит, что все работает.

Честно говоря, она не ожидала такого упадка сил. Думала, что почувствует усталость, сонливость — но справится. Заклинание забрало больше. Ее даже ноги не держали. Конечности похолодели, в глазах кружились темные вихри, и слегка подташнивало.

— Чаю сделай, — прошептала она. — Крепкого, с сахаром и травой из третьей банки слева в шкафу.

Эраш не нужно было говорить дважды, она привыкла выполнять приказы. Через пару минут к губам Терезы поднесли чашку, и она разлепила веки. Кажется, она не успела потерять сознание.

— Ой! — Эраш попятилась во внезапном испуге. — Это же я!

На усеянной пеплом проплешине лежала голенькая Эраш. Точный слепок: и обгоревшие волосы, и спина с сошедшей кожей.

— А ты как думала? — Тереза с усилием поднялась и допила чай. — Это твой труп. Где твоя комбинашка, или в чем ты там была? Надень на нее, и устроим ей огненную тризну.

Следственная бригада из Тильгрима прибыла к вечеру. Кавелиас не подвел: едва его привезли в больницу, заявил о пожаре и о гибели девушки. Следаки обшарили руины, нашли обгоревшее тело в остатках красивого пеньюара. С констатацией смерти Онни Эраш никаких вопросов не возникло. Обязанность сообщить отцу сотрудники взяли на себя.

Тереза немного волновалась: а не обвинят ли Кавелиаса в том, что дом загорелся? Но джентльмен был умен, играл на упреждение: подал иск на строительную компанию, использовавшую горючие материалы без надлежащей обработки в конструкции жилого дома. Дескать, он — хозяин, имеет право курить в своем жилище. И, выложив большие деньги за него, ожидал, что с пожарной безопасностью здесь все в порядке. Следственная бригада была в курсе. Гибель девушки списали на несчастный случай. А если суд признает строительную компанию виновной, она и заплатит господину Эрашу компенсацию.

До полуночи эксперты пили чай с вареньем. Эраш пряталась в подвале, не включая свет. Когда они наконец уехали, захватив с собой несколько банок, Тереза разрешила ей выйти и вручила пластиковую карту:

— Теперь ты — Алисанта.

Дед Калле попросту забыл сообщить властям о смерти «душечки». Документы Алисанты остались в доме номер 10. Карточка, на которую государство начисляло скромную пенсию, и бумага с печатью — свидетельство о выходе из брачного возраста. Разумеется, без фотографии.

— Запомни, ты ниаеннка, и тебе сто пятьдесят четыре весны. Нет, уже сто шестьдесят, пожалуй. Не удивляйся и всем говори, чтобы не удивлялись: мол, на самом деле ты глубокая старуха, а выглядишь так благодаря магии. Полгода назад ты встретила женщину по имени Райзен, — Тереза решила свалить несходящиеся концы на колдунью, — и она наколдовала тебе внешность юной девы… скажем, за то, что ты отдала ей часть своих жизненных сил. Поняла?

Эраш похлопала огромными глазами. Вроде бы утвердительно. Не факт, что на самом деле поняла, но запомнит, если ей дорога ее новая судьба. Тереза вздохнула.

— Это официально, для проверок. Что до наших соседей, они ничего не знают. Я позаботилась, чтобы они не видели ритуала и не встретились с ментами. Когда ты останешься здесь, они просто подумают, что Кавелиас договорился с твоим отцом.

— А я останусь? — переспросила Эраш.

— А тебе есть, куда идти?

Девушка смутилась.

— Алисанта жила в доме номер 10. Ты можешь пожить там. Потом Кавелиас отстроит седьмую дачу — я более чем уверена, что она у него застрахована по полной программе. И что он пригласит тебя туда. Пойдешь?

Эраш вскинула изумленные глаза.

— А что, я могу не пойти?

— Конечно, можешь. Ты уже не покорная дочь господина Эраша. Ты пожилая дама Алисанта, освобожденная от брачных уз.

Девушка помолчала. Спустя минуту на губах появилось нечто похожее на улыбку:

— Если господин Кавелиас не побоится жить с пожилой дамой… то я не уйду от него. Знаете, он вообще-то хороший. Может, это не слишком заметно, ведь он не показывает никому своих чувств… Но он лучше, чем все те, с кем мне приходилось быть до сих пор. Останусь с ним ненадолго, пока он не умрет.

— Ты знала, что он смертельно болен? — Вот это странно, вряд ли Кавелиас вообще заговорил бы об этом с кем-нибудь, если бы не шок после пожара.

— Догадывалась. Он лекарства принимает, я ему подаю трижды в день. Нетрудно догадаться.

Тереза кивнула.

— Полагаю, он будет рад. Но мой тебе совет: пока не поздно, постарайся определиться с тем, что дальше. Он, в отличие от тебя, умрет по-настоящему. Дом конфискуют, счет закроют. И ты останешься одна, без крова и средств — никто посреди нигде, несуществующая женщина. Думай.

Девушка сглотнула.

— Я поняла, госпожа Ильтен.

Тереза ободряюще улыбнулась.

— Ну, а теперь пойдем хоронить Онни Эраш. И помянем под рюмочку, она заслужила.

В школу

Не то чтобы в Тикви вообще не было школ для девочек. Раз уж девочки, пусть и в минимальном количестве, рождались, то чему-то и как-то их следовало выучить. Вопрос в том, чему и как. К обучению приступали не с полудюжины весен, как было принято для мальчиков, а с десяти, и длилось оно всего две весны — ровно столько, по мнению чиновников от образования, необходимо, чтобы подготовить девочку к взрослой жизни. Ученицы осваивали чтение, письмо и счет в пределах, достаточных для решения сугубо бытовых задач — сделать заказ в интернете, прочесть или отправить сообщение, посчитать, сколько чаевых дать таксисту или официанту. Львиная доля времени была посвящена курсу под названием «Семейная жизнь». Как объяснил Ильтен, вложить краткое содержание этого курса в мозги невесты в сжатые сроки было одной из главных задач диспетчера.

— На хрен этакое образование! — постановила Тереза.

— Правильно, — согласился Ильтен. — Зачем Верочке ходить в эту дурацкую школу? Это вовсе не обязательно. Я и сам ее научу, как себя вести. А читать она уже умеет.

Это Тереза научила ее читать, когда поняла, что девочка интересуется мелкими загогульками на экране. Вере очень понравился процесс чтения, и она перечитала все книжки, что нашла дома: в основном, справочники по пси-технике и электронике. За компьютер ее без присмотра не пускали, чтобы поберечь зрение. Но, видя, как девочка тянется к текстам, Тереза стала находить для нее познавательные сайты. Должно быть, она уже, чисто ради удовольствия, изучила не меньше, чем несчастные школьницы к моменту своего выпуска. Кроме разве что «семейной жизни».

— Разумеется, ты прав, — сказала Тереза.

За последние пару лет она пересмотрела стиль общения с мужем. Грубость и резкость его расстраивают, а при больном сердце лишние огорчения ни к чему. Тереза старалась меньше браниться и упрекать его в глупости, чтобы не травмировать его самооценку. Но это отнюдь не значило, что она перестала продвигать свои идеи и решения.

— Конечно, Вера не пойдет в эту идиотскую школу для дебилов, раз ты не хочешь. Мы устроим ее в хорошую школу, куда ходят все нормальные дети с шести весен.

Ильтен подскочил.

— Туда ходят только мальчики!

— А Вера к ним присоединится. — Тереза гнула свое. — Дорогой, ты совершенно напрасно сомневаешься. Ты ведь сам говорил, что мальчики, как правило, ничего не знают о девочках в этом возрасте. Вера пострижется и наденет брюки, и никто ее от мальчика не отличит, если она не вздумает справлять нужду при всем честном народе.

— Моя дочь? — возопил Ильтен. — Наденет брюки?

— Рино, ну что в этом ужасного? Я же хожу в брюках.

— Потому что я не могу отговорить тебя!

— Рино, даже Хэнк признаёт, что в определенных обстоятельствах брюки уместны. Школа — то самое обстоятельство. Одноклассники примут стриженую девочку в привычной одежде, как мальчика, и никаких ужасных прозрений, которых ты так боишься, не случится.

— Моя дочь! Стриженая!

— Волосы быстро растут.

— А учителя, Тереза? Они не захотят, чтобы в классе была девочка.

— А кто их спросит? Их дело — учить тех, заявление чьих родителей принял директор.

— Директор не поставит визу на заявлении о приеме девочки!

— Поставит, — уверенно улыбнулась Тереза. — Если ему позвонит куратор из городского управления образования. Надеюсь, ты помнишь, что господин Кавелиас обещал решить любую нашу проблему? Настало время стребовать с него исполнения обещания.

Кавелиас в последнее время сильно сдал. Волнистые седые кудри, придававшие ему сходство с вышедшим в тираж поэтом, повылезли, безжалостно обнажив лысину, через лоб пролегла глубокая складка, на лице то и дело появлялась болезненная гримаса. Вне Риаведи Ильтены с ним не виделись, но телефонами на всякий случай обменялись. Кавелиас проводил на даче почти все лето, да и зимой частенько ездил туда на выходные к Алис — так теперь звалась девушка, отказавшаяся от прежней жизни, но сохранившая одну-единственную привязанность. Самостоятельная жизнь, без гнета отца, сыграла свою роль. Алис за эти две весны повзрослела. Не затюканная девочка, а девушка, исполненная достоинства. Практически хозяйка дома, где хозяин бывает лишь наездами.

А должок с Кавелиаса следует стрясти. С его собственной оговоркой: пока жив. Затягивать не стоит, тем более что Вере уже исполнилось шесть.

Ильтен не хотел звонить Кавелиасу. Но Тереза убедила его, что именно он должен это сделать.

— Ты мужчина? — задала она риторический вопрос. — Вот и действуй. Перетри с Кавелиасом. Устроит Веру в школу — и не будет больше ничего должен, сможет спокойно, без угрызений совести, помирать.

— Ну как я такое скажу? — Ильтен развел руками.

— Как хочешь. — Тереза от щедрот души дала ему свободу действий, но он не оценил. Поджал губы и взялся за трубку с явной неохотой.

Они договорились о встрече в ресторане. Не в привычном Ильтену баре и уж тем более не в интернет-кафе, а в заведении классом выше. До рядового бара Кавелиас не опустился бы. Персональный официант поклонился им у самого порога, провел в отдельный кабинет и весь вечер исполнял любые желания, как волшебник в сказке. Разве что не сплясал — хотя Ильтен подозревал, что и танец можно было заказать. Блюда поражали как названиями — по ним нипочем нельзя было догадаться, из чего сделана еда, — так и ценами. Ильтен заглянул в меню, закрыл его и предоставил выбор Кавелиасу, малодушно понадеявшись, что он сам и заплатит. Осушив для смелости стопку аперитива, Ильтен морально приготовился к разговору. Но начал Кавелиас:

— Хорошо, что у вас появилась просьба, господин Ильтен. Мне, право, неловко было долго ждать, когда я буду иметь возможность что-либо сделать для вас. Я начал опасаться, что умру, не успев выполнить обещанное. Могу я рассчитывать на то, что ваша просьба — не какой-нибудь пустяк? Мне необходимо серьезное основание считать свой долг исполненным.

— Поверьте, это не пустяк. — Ильтен покосился на появившуюся перед ним тарелку с неведомой едой, ни на что не похожей. Подождал, пока официант удалится за дверь кабинета, и перешел к сути: — У меня есть дочь, господин Кавелиас.

Тот кивнул. Веру он видел не раз.

— Ей уже шесть весен. Мальчики в этом возрасте начинают посещать школу. Я хочу, — он кашлянул и, сделав над собой усилие, продолжил: — чтобы Вера тоже пошла в школу.

— Вместе с мальчиками? — переспросил Кавелиас.

— Да, вместе с мальчиками. По основной образовательной программе. Я считаю, что образование, предусмотренное для девочек, неполноценно.

Кавелиас помолчал, ковыряя двузубой вилкой странного вида блюдо. Ильтен замер в ожидании вердикта.

— Вы правы, это не пустяковое дело, — светски заметил Кавелиас. — Кушайте, господин Ильтен, иначе ваше великолепное тасетти остынет, и вкус будет не тот. А я пока буду думать. Не стану, пожалуй, спрашивать, зачем девочке образование по основной программе…

Ильтена это весьма порадовало. На подобный вопрос он вряд ли внятно ответил бы, поскольку и сам отказывался понимать, для чего Вере лишние знания. Это была идея Терезы. Ей бы самой ее изложить и аргументировать, но Тереза спряталась за этикет. В общем-то, правильно: Кавелиас придает этикету большое значение, куда большее, чем Ильтен. Однако получается, что сейчас он вынужден просить о том, чего на самом деле не желает.

— Мне не важны причины, господин Ильтен. Вашей просьбы для меня достаточно Я устрою все так, как вы хотите. Но учеба девочки в основной школе — необычное явление. Я найду согласного на это директора, он проведет предварительную работу с учителями, с данной стороны никаких препон не будет. Можно даже официально оформить обучение девочки как образовательный эксперимент. Однако есть еще родители школьников. Как вы понимаете, никто не хочет, чтобы его сын раньше времени обратил внимание на девочек, задумался, чем они отличаются и зачем нужны. Родители, несомненно, будут роптать.

— И что же делать? — спросил Ильтен. Он вспомнил безумную идею Терезы. — Замаскироваться под мальчика?

Кавелиас отпил из бокала и одобрительно кивнул:

— Хорошая мысль. — Ильтен чуть не застонал: неужели он правда считает, что вырядить девочку мальчиком — хорошая мысль? — Во всяком случае, в младших классах подмену не обнаружат. Дети еще не знают, кто такие девочки и каковы их характерные черты, и ничего не заподозрят. Одноклассники примут вашу дочь за слабенького красивого мальчика. Правда, слабых не очень жалуют. — Кавелиас испытующе посмотрел на Ильтена. — Слабый часто становится мишенью для злых детских шуток. Его могут побить, отобрать карманные деньги или завтрак. Вы действительно хотите пойти на такой риск для своей дочери?

Ильтен вздохнул. Сказать по правде, он опасался иного: что родители мальчиков начнут выставлять ему счета за расквашенные носы и порванные курточки. Вера даже с Дени, который на голову выше и почти на пять весен старше, не тушуется, хоть и проигрывает в большинстве потасовок. Сверстники ей — не угроза. Мамина дочка, зохенова порода.

— Веру нельзя назвать слабой, господин Кавелиас, — деликатно ответил он. — К тому же девочки этого возраста обычно крупнее мальчиков, их развитие идет с опережением. — В период работы диспетчером он насмотрелся на девочек, как урожденных тиквиек, так и инопланетянок. Вплоть до границы зрелости они выглядели старше, чем мальчики, которым столько же весен.

— Хорошо, — невозмутимо заключил Кавелиас. — Полагаю, что в таком случае подмена откроется лишь в подростковую пору, когда отличие девочки от мальчика станет очевидным. Мешковатая одежда скроет фигуру до времени, но рано или поздно тайное станет явным. И я не смогу помочь вам, поскольку буду пребывать в ином мире. Я не решусь сейчас предугадать, как поступит директор в такой ситуации. Слишком много нюансов. Возможно, к этому моменту родители мальчиков свыкнутся с присутствием вашей дочери, полюбят ее как товарища своих детей и не захотят затевать скандал. Можно будет пустить слух, что ваш сын принимает гормоны для подготовки к смене пола — это никому особенно не понравится, поскольку также вызывает вопросы о поле, но отнесутся с пониманием. Однако есть и другая вероятность — что родители потребуют убрать девушку из школы, дабы не смущала неокрепших юношей. Я обязан вас предупредить.

Вера, стриженая под «ежик», стояла в шеренге первоклассников, выстроившихся по росту. За их спинами волновались родители. Тереза еще никогда в Тикви не видела столько женщин в одном месте — мамочки пришли порадоваться за своих «солнышек». Но мамы были не у всех. Часть детей сопровождали только папы. Не редкость, когда мужчина теряет жену из-за материальной несостоятельности или проблем со здоровьем, а ребенку всего несколько весен. Терезу очень занимал вопрос: а кто же следит за такими детьми, если отцы вынуждены работать? И сейчас она получила ответ. Некоторые мальчики были с наемными воспитателями — скромно одетыми парнями, явно не тянущими на статус отца и называющими своих подопечных на «вы». А то и… К изумлению Терезы, двоих привели старушки! Оказывается, пожилые женщины, не утратившие бодрость, могут не только помогать в больницах, но и присматривать за детьми за символическую плату или кров. То есть бабушки в Тикви все-таки встречаются, хоть обычно и не родные.

Вера ничем не выделялась среди пацанов. Светлый «ежик», аккуратные темные брючки, белая рубашка и форменный шейный платочек — бордовый в голубую полоску, цвета школы. Голубой рюкзачок на спине — очень легкий, Терезу даже удивил столь небольшой перечень вещей, который школьник должен иметь с собой: планшет, одну тетрадь на всё про всё, карандаш и ластик. Родителей предупредили, что необходимые учебные материалы дети под руководством учителя закачают в планшет в первый день. Сразу после того, как закончится линейка. Или поверка — Тереза не была уверена в том, как правильно перевести название этого мероприятия. Построение всех учеников школы практиковалось ежеутренне: классы строились отдельными кучками, классный учитель устраивал перекличку, тут же звонил родителям отсутствующих, чтобы узнать, в чем причина. Говорил несколько слов об особенностях предстоящего дня: что будут изучать, есть ли изменения в расписании, планируются ли экскурсии, спортивные игры или соревнования, позволит ли погода погулять между уроками… Только потом дети заходили в здание и шли в свой кабинет.

— Ильтен! — назвал фамилию учитель, сверяясь со списком, и Вера подняла руку и отозвалась:

— Я!

Он кивнул и поставил галочку в своем планшете, переходя к следующему по алфавиту. Особого внимания Вера не удостоилась: подумаешь, один из дюжины мальчиков. Не самый большой, не самый мелкий, с виду не хулиганистый и не чрезмерно робкий, одет не бедно и не демонстративно богато — средненький, в общем. Глазу зацепиться не за что. Господин Арден не знал, что один из его учеников — девочка. На этом настоял директор школы, согласившийся на эксперимент, предложенный городским управлением образования. Ни к чему, сказал господин Бекман. Экспериментировать, так по полной. Даже любопытно, догадается господин Арден или нет. Лучше бы не догадывался: начнет смущаться, выделять девочку из прочих учеников, а то и слюни распустит в ожидании, когда она созреет и можно будет договориться с ее отцом о дополнительных занятиях по особой программе… Терезу последнее обеспокоило, но до этого момента в любом случае было далеко.

— А где наши? — растерялся черноволосый мальчик, приотставший на лестнице.

— Ты из первого класса? — уточнила Вера.

— Да. Я — Вендек. У меня шнурок развязался. Завязал, смотрю — а все куда-то делись.

— Я — Ильтен, — представилась Вера. — Растяпа ты, Вендек. Идем, наши вон по тому коридору пошли.

Из коридора показался учитель, заметивший, что не все дети дошли до класса.

— А, вот вы где! Не отвлекайтесь по дороге. Мы не должны опаздывать с началом занятий. И, Ильтен, в школе мы обращаемся друг к другу на «вы». Вы уже не маленькие дети, а ученики. Привыкайте к тому, как общаются между собой взрослые.

— Да, господин Арден, — дуэтом ответила Вера и Вендек.

— Мне надо звать его «господин Вендек»? — поинтересовалась Вера. — Как взрослого?

Арден улыбнулся.

— Закончите школу — так и будет. Но пока вы еще не настолько взрослые. Однако мы теряем время. А ну, бегом!

Почти все парты были уже заняты, дети подключили планшеты к разъемам на их боковой поверхности. Вера и Вендек заняли самые первые парты, прямо перед учителем. Господин Арден прошел к своему месту и включил проектор, на экране появились планеты.

— Мы с вами живем в Союзе Тикви, — сказал он. — Это большое и сильное государство, в нем целых шесть планет.

Вера вспомнила мамины рассказы о ее родине. В одной только системе Земли восемь больших планет, а сколько маленьких… При этом система Земли — только часть огромного государства. Шесть планет — не такое уж достижение. С другой стороны, это гораздо серьезнее, чем одна-две. Недооценивать тоже нельзя.

— Наша историческая родина, колыбель нашей цивилизации — это Т1, центральная планета Союза. — Одна из планет на экране увеличилась. — На ней находится резиденция верховного координатора, центральные управления государственных структур, многих промышленных и торговых компаний. — Вокруг серо-голубого шара планеты возникло множество фотографий характерной архитектуры Т1 — высокие здания, стекло, бетон, причудливые дорожные развязки, много пафоса. — Кто из вас знает какие-нибудь государственные структуры?

Вера подняла руку:

— Служба охраны безопасности!

Послышались голоса других детей: управление образования, военное министерство, торговая палата… Учитель одобрительно кивнул и продолжил:

— Планета, где мы с вами обитаем — Т5. — На первый план изображения вышел зелено-голубой шарик. — Нам повезло: здесь довольно мягкий климат, богатая природа. На Т5 развито сельское хозяйство, продукцию которого мы экспортируем на другие планеты Тикви. К нам приезжают туристы со всего Союза: Т5 пользуется не меньшей популярностью у отдыхающих, чем Т1.

Поездка в отпуск на другую планету — дорогое удовольствие. Но Вера уже знала, что некоторых богатых людей не останавливает цена. Дачу номер 1 в Риаведи туристическая компания держит как раз под наем для приезжих. А один из маминых знакомых предоставляет услуги экстремального туризма, и среди его клиентов тоже есть приезжие.

— Т3 и Т4 — две планеты одной и той же звезды. Т3 ближе к звезде, и на ней жарко. — Экран заняла почти целиком зелено-фиолетовая планета и промельками оранжевого. — Она покрыта буйными зарослями, и эти растения совсем не похожи на наши. Листва многих из них имеет бордовую и фиолетовую окраску. Животный мир Т3 скуден, в основном там обитают холоднокровные существа. Т3 служит поставщиком биотоплива. Кроме того, на ней громадные залежи нефти, и до сих пор непрерывно идет ее образование.

На фотографиях были видны нефтяные вышки посреди джунглей, перегонные заводы, двуногие ящеры, объедающие с деревьев густые фиолетовые листья. Одна из фотографий изображала человека в респираторе и с бластером, стоящего невдалеке от ящера, рост которого был по меньшей мере втрое больше.

— А на Т4 довольно холодно. — Почти белый шар. — Вода там падает с неба в твердом виде, это называется «снег». Растения исключительно хвойные. Но не растения — главное богатство Т4. На планете много полезных ископаемых, цветных металлов.

Снова изображения заводов, дома, утопающие в снегу, ледяные реки, с берегов которых катятся санки с детьми. Несмотря на холод, людям более комфортно на Т4, чем на Т3, где не выйдешь без респиратора в насыщенную испарениями духоту из помещения с кондиционером.

— Т6 — планета с резким наклоном оси вращения и множеством климатических зон. — На экране она выглядела полосатой. — На полюсах Т6 очень холодно и ничего не растет, на экваторе весьма жарко и тоже ничего не растет. А между ними — разнообразные ландшафты с плодородной землей и оригинальным животным миром. На Т6 производят редкие деликатесы, для появления которых нет условий на других планетах Союза.

На одном из фото было вино, явно с северных отрогов Дармского хребта. В том, чтобы демонстрировать детям вино, тиквийцы не видели ничего предосудительного. Вот изображения женщин — табу.

— И, наконец, Т2.

Учитель не случайно перечислял планеты не по порядку. Сначала центральная, потом родная, затем имеющие хозяйственное значение. Т2 же… непонятно, считать ли ее входящей в Союз. Шар с отвратительными проплешинами выжженной земли. Разрушенные здания, наполовину поглощенные зелено-коричневой растительностью, серые блиндажи, заградительные «ежи», сваренные из ненужных металлоконструкций.

— Т2 была второй по счету планетой, на которую ступила нога наших предков, — проговорил господин Арден с непритворной грустью. — Там нет океанов, но множество рек и больших озер, леса и степи. Когда-то Т2 процветала. Города и фермы, карьеры и фабрики. Нынче ничего этого нет. С тех пор, как на Т2 вторглись инопланетные захватчики.

— Зохены, — встряла Вера, наслушавшаяся рассказов господина Хэнка.

Послышались смешки. Детям слово «зохен» было знакомо в основном по брани взрослых.

— Да, зохены, — подтвердил учитель. — Мерзкие твари, чье название стало ругательством. На Т2 идет непрерывная война с ними.

— А что им от нас надо? — задал вопрос рыжий крепыш с парты у окна.

— Они нас едят, Фарн. Им нравится человеческое мясо.

По классу прокатился гул.

— Почему мы тогда оттуда не уйдем? — возмутился низенький вертлявый пацанчик — шило в попе.

— Потому что, Толлер, это наша территория. С какой стати уступать ее чужим? До сих пор там не остановлена добыча палладия — его тоже бросить, единственное месторождение в Тикви? — Учитель вздохнул. — А кроме того, Толлер, если мы уйдем, они последуют за нами. Зохенам не нужен палладий, не нужны леса и озера. Им нужны мы.

С минуту стояла тишина. Наконец господин Арден откашлялся.

— Сами видите, ребята: у нас большая страна, и перед ней стоит много задач. Какие из них вы хотели бы решать? Кем вы хотите стать?

— Я хочу работать в банке! — подал голос долговязый паренек с последней парты.

— Хорошо. Для этого вам, Экели, понадобится знать математику и экономику.

— А я буду пилотом космического корабля, — объявил Толлер.

— И вам без математики не обойтись. Математика нужна всем. Что можно делать, не умея считать?

— Можно драться с зохенами, — предположил рыжий Фарн. — Для этого надо просто быть сильным и ловким. Как я.

— Ошибаетесь, Фарн. — Арден покачал головой. — Не умея считать, вы очень быстро погибнете. Не хотите стать пищей для инопланетного монстра? Тогда учитывайте скорость, с которой он движется, рассчитывайте упреждение, оценивайте траекторию снаряда… Но вы правы: физическое развитие военному также необходимо. Мы будем заниматься и физкультурой, и математикой, и географией. Чем еще?

— Биологией, — вякнул Вендек. — Я хочу быть агрономом, а для этого нужна ботаника, так ведь?

Половина класса захмыкала. Изучать травки мало кому казалось престижным. Но учитель согласился с Вендеком:

— Верно. Знать ботанику очень важно. Эффективность работы агрономов влияет на то, каковы будут ресурсы продовольствия в стране, сколько будут стоить зерно и мясо. Человек может прожить без банков и космических кораблей, а без еды — нет.

— А мне интересно знать, почему и как работают приборы, — сказала Вера. — И почему происходят всякие природные явления. И как вообще все устроено.

Арден улыбнулся.

— Вам обязательно пригодится физика, Ильтен.

— Я буду программистом, — сообщил худой мальчик в очках.

— Программирование будем изучать в рамках информатики, Жезхит.

Все ребята рассказали о том, как они представляют свою будущую профессию, а учитель говорил, какие из школьных предметов для нее полезны.

— Знаете, что меня удивляет? — подвел итог Арден. — Никто не вспомнил о таких умениях, как читать и писать. А ведь именно этому вы должны научиться в первую очередь.

— Почему? — спросила Вера. Она как раз умела читать и писать, но ей было любопытно, отчего учитель поставил эти умения на первое место.

Учитель хитро прищурился.

— Фарн!

— Я! — отозвался крепыш.

— Что вы узнали сегодня о Т3?

— Ну… — Фарн задумался, почесал рыжий затылок. — Это… Т3 — третья планета Тикви. И на ней жарко. И… — он замолчал, не в состоянии больше ничего добавить.

— А ведь я говорил о Т3 несколько дольше, — напомнил учитель. — И если бы вы записали мои слова, а потом прочли, то запомнили бы их гораздо лучше.

Фарн засопел.

— Сейчас во все ваши планшеты скопированы учебные материалы. Как вы собираетесь изучать их, если не умеете читать?

— А там разве нет видеолекций? — удивился Экели.

— Есть. Но только для самых ранних этапов обучения. Текст с иллюстрациями, как правило, более информативен, чем видеолекция, и именно тексты вам предстоит читать в дальнейшем. А ваша профессия, Экели? Работая в банке, вы ежедневно будете читать документы и составлять новые. Это сложная работа, она не исчерпывается складыванием циферок.

Экели озадаченно потупился.

— Итак, начнем сегодня с чтения и письма. Кто знает, как пишется его фамилия, наберите ее на планшете, а остальные попробуют прочесть. Не волнуйтесь, я помогу.

Вере в школе понравилось. Уроки оказались интересными и полезными — как обязательные, этакая программа-минимум, так и занятия по выбору, темы которых учитель подбирал сообразно наклонностям ученика и направлял к специальному наставнику, если сам не мог провести такое занятие. Понравилось и Терезе. Разумный подход: дети-то все разные, одному интересны звери, другому — механизмы, третий хочет учиться музыке, четвертый — готовить еду… Коли уж их немного, можно обеспечить каждому желаемое развитие. Вера попала в группу разновозрастных ребят, изучающих физику. Старшие делали какие-то выкладки, маленькие ставили простые эксперименты. Вера поразила всех умением паять, и малявку зауважали даже старшеклассники, не все из которых держали паяльник в руках.

Кроме учебы, в школе уделяли много внимания физкультуре. Между уроками дети разминались или, надев спортивную обувь, бегали круги вокруг здания. А дважды в декаду после уроков переодевались в тренировочные костюмы и играли в командные игры в школьном дворе либо занимались гимнастикой. Все это вел отдельный тренер. Необходимость переодеваться беспокоила Терезу: вдруг кто-то заметит, что Вера не такая, как все? Но, как выяснилось, раздеваться на людях считается неприличным даже в однополой среде, и детей приучают к соблюдению правил с самых первых дней. Для того, чтобы переодеться, существовали кабинки типа пляжных. Тереза вздохнула с облегчением: в ином случае риск был бы довольно велик, и как бы не пришлось лишить дочку спортивных занятий. Один из детей, Вендек, в них не участвовал, ограничиваясь разминкой и ходьбой вместо бега: здоровье не позволяло. У него была справка, и Тереза могла бы через доктора Нихеса сделать такую же, но это означало бы не просто оставить Веру без любимых ею подвижных игр и физической активности, но и обречь ее на репутацию болезненного слабака. А в кругу мальчишек это — повод стать изгоем. Над Вендеком, например, насмехались. Учитель пресекал злые поддевки, но он же не всегда слышит. Впрочем, даже самые рьяные насмешники — Фарн, Толлер и Экели — ограничивались шуточками, а бить «ботаника» считали ниже своего достоинства. Зато Жезхиту, не имевшему освобождения и формально здоровому, но хилому, доставалось от Экели: тот все время срывал с него очки и прятал. А нечего задирать нос тому, кто подтянуться не может.

Вера подтянуться могла, причем не единожды. Однако вызвала у заводил антипатию. Чисто из зависти: оттого, что учеба давалась ей легко и учитель хвалил. Особенно от такой несправедливости страдал Фарн, крепкий телом тугодум, без размышлений избравший в качестве занятий по выбору дополнительную физкультуру.

Если бы учитель только рассказывал что-нибудь на уроках! Но он еще и спрашивает. Спрашивает то, о чем рассказывал ранее, то, что задавал изучить по планшету. Спрашивает задачи и упражнения, которые надо было сделать дома. А хуже всего — спрашивает о том, чего они не учили. Требует думать и самостоятельно находить ответ. Ну, и как с этим быть?

— Каким же образом, ребята, узнать, что наша планета шарообразная?

— Вот это спросил, — пробурчал Фарн себе под нос. Для него вообще не было очевидно, что планета шарообразна. Скорее даже наоборот: если она шар, то почему люди с нее не скатываются?

— Экели?

— Не знаю, господин Арден. — В глазах долговязого пацана — мировая печаль. — Я сегодня не готов.

— Фарн? — Как назло.

— Меня в прошлый раз не было, господин Арден, — бурчит Фарн.

— Оно и видно, — отмечает учитель. — Мы не обсуждали это в прошлый раз, Фарн. Это вопрос на сообразительность.

— А я знаю! — вскочил живчик Толлер — будущий космический пилот. — Нужно слетать в космос и оттуда посмотреть. Если похожа на шар — значит, шар, вот и всё.

— А если у вас нет космического корабля? — Издевается учитель, что ли? — Ведь древние люди никуда не летали, а о шарообразности планеты догадались. Жезхит?

— Ну, круг — это же идеальная фигура, — мямлит очкарик. — Вот так и догадались.

— Жезхит, раз уж вы хотите стать программистом, логика у вас должна работать лучше. Вендек, вы что-то хотите сказать?

— Если посмотреть на тень от планеты при затмении спутника, — неуверенно произнес Вендек, — то она кривая.

Учитель вздохнул.

— Какого спутника, Вендек? Ни у одной планеты Союза Тикви нет спутников.

— Мне мама говорила. — Вендек уставился в пол, уши запылали.

Фарн издал смешок. Мама говорила! Мамочкин сынок. Послышались и другие смешки.

— Вашей маме, Вендек, вероятно, повезло родиться там, где такие спутники есть. Так что способ хороший, но не для нас. У тех, кто жил в Тикви, не было возможности наблюдать затмения.

Арден укоризненно качает головой.

— Мне кажется, ваши отцы зря тратят деньги на ваше образование.

— Так оно ж обязательное, — бурчит Фарн. — Я бы и не тратил.

— Ильтен?

— Я думаю, — рассудительно говорит Вера, — что надо обратить внимание на те штуки, которые показываются из-за горизонта. Сначала мы видим верхушки от них, а потом уже целиком. Это потому, что поверхность планеты потихоньку закругляется, и чем дальше, тем заметнее. А если бы планета была плоской, мы видели бы, как из туманной мешанины выступают все эти штуки, просто увеличиваясь в размерах.

— Вот. — Учитель поднимает палец. — Вот пример того, как нужно думать.

— Умник непуганый, — тихо-тихо бурчит Фарн.

— Вот так всегда, — раздраженно проговорил Экели, сидя в окружении однокашников на подоконнике туалета. — Строит из себя всезнайку.

— Выскочка, — пробурчал Фарн, корябая на зеркале иголкой свою фамилию.

— Он не лезет вперед, — робко возразил Вендек. — Просто отвечает, когда спрашивают.

— А вы не встревайте, когда не спрашивают, — огрызнулся Толлер. — Надоело! Что ни спроси, Ильтен все знает. Надо поставить ему ультиматум: пусть чего-то не выучит и получит хотя бы один нолик!

— Это не ультиматум, — поправил Вендек. — Это требование. Чтобы был ультиматум, нужно обозначить альтернативу.

— Чё? — Фарн вытаращил глаза. — Да вы сами зохенов умник! Ща как дам!

Вендек боязливо отступил на пару шагов и пояснил:

— Это значит, после требования надо сказать: а то…

— А то как дам!

— Да, — согласился Экели. — А то отлупим, чтобы не выпендривался. После занятий.

Кончился последний урок — информатика. Первоклашки с воплями и визгом помчались вниз по лестнице, гурьбой высыпали на улицу, ослабляя шейные платочки и натягивая куртки: зимняя погода не радовала теплом, там и сям после затяжного дождя стояли лужи, отражая серое небо.

— Зайдем за угол, — предложил Экели.

На крыльце школы появилась Вера, приладила рюкзачок на незастегнутую куртку.

— Не высовывайтесь, — шикнул Толлер на Фарна.

— Хочу и высовываюсь, — пробурчал Фарн.

Огибая лужи, Вера легким шагом направилась к задней калитке. Это ребята давно подметили: Ильтен живет недалеко, а потому не идет со всей толпой к остановке омнибуса, а выходит через заднюю калитку, и там — пешком. Они затаили дыхание. Вот фигурка в синей куртке поравнялась с ними.

— А ну-ка, стойте! — Толлер схватил Веру за рукав. — Дело есть.

Она вырвала руку и недовольно уставилась на них. Рыжий Фарн, долговязый Экели, коротышка Толлер. И ботаник Вендек при этой компании, с немного виноватым видом.

— Что еще за дело?

— От коллектива отрываетесь, вот что, — предъявил Экели. — Так нельзя! Мы все ноликов наполучали, и вам надо.

— Мне не надо, — не согласилась Вера.

— Надо, — пробурчал Фарн. — А то как…

— Короче, — перебил Толлер, — завтра на уроке скажете господину Ардену, что не готовы. И он вам поставит нолик. А то несправедливо!

— Еще чего, — фыркнула Вера. — Не буду я врать. Я всегда готовлюсь.

— А завтра не подготовьтесь!

— Это вы, Толлер, можете взять и не подготовиться, — насмешливо произнесла Вера. — Потому что дурак. А я — нет.

— Я — дурак? — возмутился Толлер. — Это я — дурак? А ты… вы… Держите его, я бить буду!

Экели и Фарн вцепились в плечи Веры. Толлер размахнулся… и, охнув от боли, схватился за живот. Фарн зарычал, когда его рука противоестественно вывернулась, а затем, пропустив удар, отлетел к стене. У Экели потемнело в глазах; он приложил руку к лицу, и она окрасилась кровью. Вендек уже улепетывал, забыв о том, что бегать ему не рекомендуется.

Вера поправила рюкзачок. Достала салфетку, вытерла кулак от крови хлюпающего носом Экели и проследовала своим путем.

Обхватив руками голову, Фарн сидел над планшетом, но, как ни старался понять, от чего меняются времена года, дело не двигалось. Почему ему ничего не дается, а Ильтен учится с легкостью? Он мучительно завидовал этому пацану. Никогда Фарн не уважал чересчур умных, считал выскочками. Сам Фарн умом не отличался, зато обладал изрядной физической силой, а умники, как правило, такие хиляки… Но не Ильтен. Их ведь было трое, Фарн и не думал, что может что-то не заладиться. А Ильтен взял и всем накостылял. Рука до сих пор болела в суставе. Тех, кто умеет драться, он уважал. И что теперь делать? Уважать Ильтена за то, что дерется, или не уважать за то, что умник? Беда.

А вот и он. Тоже приперся раньше времени. Фарн тихо заворчал под нос. Ему совсем не хотелось, чтобы Ильтен продолжил выяснение отношений.

— Что это вы, Фарн, так рано пришли в школу? — раздался звонкий голос. — На вас непохоже.

Что, что… Просто Фарн постарался улизнуть до того, как проснется отец. А то увидел бы синяк на предплечье да докопался: кто, почему… Фарну было неловко оттого, что не он поставил кому-то синяк, а ему поставили. Отец, того гляди, назвал бы его слабаком. Неприятно! Но рассказывать об этом побившему его улыбчивому блондинчику никак нельзя.

— А вы-то чё явились? — огрызнулся он.

Ильтен хмыкнул.

— Я всегда прихожу до построения. Классы открыты, можно бросить рюкзак, чтобы с собой не таскать.

Вот зохен, а Фарн и не догадался, что так можно. Рюкзак, конечно, не тяжелый, но мешается.

— Я гляжу, вы вращение планет изучаете? Мне казалось, это вам не слишком интересно.

— Интересно, не интересно, — пробурчал Фарн. — Учитель же не слезет, пока я ему про времена года не расскажу. И срать он хотел, интересно ли мне. То есть я имел в виду…

— Да понятно. — Ильтен издал смешок. — И что, не ответили ему до сих пор?

Фарн засопел.

— Это же просто. — Такие слова Фарн ненавидел. Приготовился к новой драке, но Ильтен продолжил: — Вы в волейбол играете? Представьте, что планета — это волейбольный мяч. И запустили его крученым броском, так что он завертелся вокруг оси.

Фарн кивнул. Эта тема была ему близка. Он умел и любил подавать крученые мячи. Ему нравилось, что их с пути не своротить.

— А теперь представьте, что такой мяч летит вокруг костра. — Ильтен изобразил руками. — Какая сторона сильнее нагреется?

— Так это смотря как он закручен, — задумчиво пробормотал Фарн.

— И какие варианты?

— Ну, если вот так, то… Зохен! Пошли в спортивный зал, мяч возьмем.

— Только костер разводить не будем, — предусмотрительно сказал Ильтен. — Лампой обойдемся.

Фарн ощущал небывалый подъем настроения. Шутка ли — он наконец сдал учителю тему про смену времен года, а заодно и про смену дня и ночи. С волейбольным мячом и лампочкой это оказалось совсем не сложно. Фарн получил за внятный и толковый ответ первую десятку в своей жизни. От этого он чувствовал себя несколько неуверенно: будто стал тем самым умником, которых обычно недолюбливал. Но, наверное, быть умником не так уж плохо. Вон, Ильтен умник и при этом нормальный пацан. И в волейболе знает толк.

— Может, это? — предложил он после уроков. — Ну, того. В волейбол с нами вечером сыграете? Наш район против соседнего.

Вере идея понравилась, но она не могла не заметить:

— Я же не из вашего района.

— Да кто проверять будет? — Фарн энергично махнул рукой.

Папу известие о том, что Верочка собирается вечером на игру, обеспокоило.

— Лучше бы ты вечером сидела дома! Рано еще шляться с мальчишками.

Мама воззрилась на него возмущенно:

— Ты чего там себе думаешь, дерево? Вера идет заниматься спортом!

— На что девочке спорт? Гори он синим пламенем, лучше бы книжки почитала, как строить семью.

— Выкуси!

Ильтен расстроенно нахмурился, и Тереза вновь мысленно выругала себя за резкость. Он же не самодурствует, просто переживает за дочку, потому что смотрит на ситуацию со своей колокольни. Не заслужил.

— Рино, умные книжки полезны, кто же спорит? — Тереза сменила тон. — Но до семьи Вере еще расти и расти. А чтобы хорошо росла, нельзя пренебрегать физическим развитием. Пусть покидает мячик.

— Эта пацанская компания…

— Можно подумать, в вашей сумасшедшей стране реально найти девчачью компанию! — всплеснула руками Тереза. — Кто есть, с теми и водится. И не волнуйся, они ее тоже считают пацаном. Причем крутым, она недавно троим наваляла.

Эх, зря она об этом сказала. Похвасталась дочкиным успехом, ничего себе. Лицо Ильтена сделалось совсем несчастным.

— Вера, — прошептал он, — ты дралась?

И зачем ляпнула? Нетрудно было предугадать, что за этим последует лекция о том, какой надлежит быть девочке, прочитанная страдальческим тоном. Мужчин отталкивает женская агрессивность. Они ищут в женщинах нежность, заботу, покорность… Тереза фыркала и закатывала глаза, но Вере пришлось слушать. Хотя бы для того, чтобы папино сердце успокоилось, и он нехотя согласился отпустить дочь на игру.

— Чего ты разохался, Рино? — спросила Тереза, когда Вера, переодевшись в спортивный костюм, убежала. — Можно подумать, она впервые берет мяч в руки. В школе регулярно идут занятия физкультурой, тебя же это не смущает.

— Смущает, — упрямо возразил Ильтен.

Тереза сунула ему чашку с чаем. Этак заботливо. Ильтен подул на горячий чай и вздохнул. Ну не выходит из Веры классическая тиквийская девочка, будущая чаровница. Что-то вроде Терезы растет. А с другой стороны взглянуть — может, не столь это и страшно? Вот ему, Ильтену, Тереза так в душу запала, что никого больше не надо. Нежность и покорность удобны, конечно, но женщина, не лезущая в карман ни за словом, ни за делом, способна восхищать не меньше.

Нельзя сказать, чтобы эта мысль была для Ильтена нова. Как-никак, он с Терезой уже много лет, и то и дело что-то подобное приходило на ум. Но от стереотипов не так легко отказаться.

Подобные мысли одолевали как минимум еще одного человека, находящегося в сотнях лонгов. Вот только для Ильтена они являлись в какой-то мере утешением, а для него — поводом к меланхолии.

Последний день в школе перед летом был коротким. Руководство пригласило родителей и нянь полюбоваться на успехи детей. Ильтен пойти не смог: пункт приема заявлений должен быть по будням открыт. Впрочем, Тереза не чувствовала себя одиноко: за учебный год она свела знакомство с парой мамочек, няней-пенсионеркой и профессиональным гувернером. Необходимость говорить о дочери, как о сыне, слегка напрягала, но не смогла служить препятствием к общению.

Дети декламировали стихи, играли сценку, показывали свои поделки, участвовали в викторине. А под конец — демонстрировали спортивные достижения, где наконец удалось блеснуть Фарну. Учитель мудро организовал мероприятие, предоставив каждому снискать аплодисменты. Фарна Тереза хорошо знала: Вера за прошедший год крепко сдружилась с этим обалдуем. Его няня говорила, что только благодаря этой дружбе Фарн смог успешно закончить класс и не остаться на второй год. Вере удивительным образом удавалось объяснить недалекому мальчишке школьные науки. Еще Тереза приметила Вендека: невысокий субтильный малыш прославился тем, что засадил целую оранжерею всякими диковинными растениями. У него там росли даже кусты, из плодов которых в долине Сарагет делают вино. Но в викторине победила Вера. Некоторых пацанят это разочаровало, но большинство радостно хлопали.

Домой возвращались в приподнятом настроении. Погода радовала: солнце пробивалось через свежую листву, щекотало нос и щеки. Самое время собираться на дачу. Занятия закончились, больше ничто в городе не держит. Разве только работа Рино, будь она неладна. Но, удастся ему взять отпуск прямо сейчас или нет, а Тереза с дочерью уедет на природу. Хватит уже делать вид, что без опекуна они не проживут. Однако надо бы привести мужа к этой мысли как-нибудь помягче, без скандалов…

На середине дороги раздался телефонный звонок. Посмотрев на экран, Тереза поморщилась: звонил высший командир Руани.

— Госпожа Ильтен, не могли бы вы подъехать в управление? — Голос вроде твердый, как и положено матерому безопаснику, а заискивающие нотки все-таки проскальзывают.

Тереза вздохнула, не пытаясь скрыть неохоту. Наверняка новое дело, из-за которого придется отложить отъезд на дачу. Нет, если Тереза откажется, настаивать Руани не будет. Не имеется у него на то прав и оснований. И если бы причина для отказа была серьезной, Тереза послала бы начальника городского управления службы охраны безопасности по давно известному ему маршруту без малейших сомнений. Однако, положа руку на сердце, желания поскорее уехать за город недостаточно, чтобы отказать службе в помощи.

— Хорошо, я скоро буду. — Тереза повернулась к дочери, прислушивающейся к разговору. — Вера, дальше без меня, дорогу домой ты прекрасно знаешь. Я — к ментам.

Драконы

В кабинете Руани сидел Маэдо. Давно они не виделись, с самого розыска колдуньи. Верховный командир за прошедшее время слегка поправился, а черный «ежик» обсыпало первыми брызгами проседи, но в глазах при виде Терезы зажегся прежний веселый огонек.

— Подите, Руани. — Он небрежно простер длань к дверям. — Займитесь работой с персоналом на местах, потом отчитаетесь.

Высший командир беспрекословно стукнул себя кулаком в грудь и удалился.

— Так это ты просил Руани меня вызвать? — Тереза была рада видеть мерзавца, несмотря на его предательство, но не преминула высказать недовольство. — Чего сам не позвонил?

Маэдо скорчил гримасу.

— Жена залезет в телефон, увидит, кому я звонил, начнутся обиды, нелепые подозрения… Впрочем, не такие уж нелепые.

— Только не говори мне, будто приехал, потому что соскучился.

— И поэтому тоже. — Он встал, подошел, и уже не оставалось иных вариантов, кроме как обняться. — Я ужасно скучал, правда. Мне тебя очень не хватало.

— Как внештатного помощника? — съязвила Тереза. Небось, в Синиэле не нашлось женщины, готовой рисковать собой при ловле преступников. Но ехидство ехидством, а пальцы развязывали форменный шейный платок и расстегивали пуговицы.

— Во всех отношениях, — промурлыкал Маэдо в ухо и потянул кружевное, надетое на дочкин праздник платье с ее плеч. — Ты самая… поразительная. Восхитительная. Ты кружишь голову почище вина с Дармского хребта. А то, что ты можешь ее откусить, будоражит еще сильнее.

— На месте твоей жены я бы тебя убила, — пробормотала Тереза. Но не попыталась прекратить безобразие, творящееся в главном кабинете оплота законности и порядка города Ноккэма. Наоборот: привлекла Маэдо к себе, упоенно впиваясь ногтями в спину.

— Я даже сопротивляться не стал бы, — заверил он и чуть печально добавил: — Но она не потянет. Жаль, что на ее месте не ты.

— На самом деле я приехал попрощаться, — промолвил Маэдо, дуя на чай.

Он был одет, и шейный платок удачно прикрывал небольшой синячок, и Тереза, закинув ногу на ногу, устроилась с чашкой в кресле для посетителей, и через открытые жалюзи лился солнечный свет. Словно и не было момента безумия.

— Я наконец получил приглашение на Т1.

— Мечта сбылась? — усмехнулась Тереза.

Он кивнул.

— Другие масштабы, другие деньги. Но прилететь сюда с Т1 не так просто, как из Синиэла. Скорее всего, мы больше не увидимся.

— Поздравь с этим свою жену, когда она обнаружит твой синяк, — лениво поддела его Тереза.

Ильтен рассказывал, что, попав в Тикви, многие ревнивые женщины излечиваются от ревности. Изменять жене здесь практически не с кем. С мужчинами? Те, кто к такому по-настоящему склонен, не тратят напрасно деньги на женитьбу. Маэдо — уникальный случай. А жена ему, судя по всему, досталась озабоченная. Если она проверяет, кому он звонит, то следы бурной встречи точно не пропустит. Но Терезе совершенно не было ее жалко. Это она забрала чужого мужика, вот пусть теперь покусает локти.

— Как только я получу доступ к центральным базам, сразу подчищу, что обещал. Но сообщить об этом не смогу. Телефон исключен по понятным причинам. Межпланетная пси-связь контролируется. Передавать письменную весточку — значит полагаться на того, кто ее везет, а настолько доверенных лиц у меня нет. Так что писем не будет. Просто знай, что я это сделаю. — Он слабо улыбнулся. — Поэтому не грусти о моем отъезде, все к лучшему.

— Делать больше нечего — грустить о тебе, обормоте, — проворчала Тереза. Не слишком искренне.

— Скажи Ильтену, что я буду ждать его вечером. В нашем баре, на обычном месте. Хочу с ним тоже попрощаться.

— Опять напьетесь, — предрекла Тереза.

Маэдо утвердительно наклонил голову:

— Всенепременно.

В этом самом баре в Маэдо стреляли. Но на негативные ассоциации обоим было плевать, и местом встреч он являться не перестал. Только любимый столик сменили на другой — такой, чтобы было неудобно целиться и от окна, и от двери.

— Господин Ильтен, ваш коктейль. — Официант поставил бокал. — Господин Маэдо.

Ильтен закинул в рот ягодку с края бокала.

— Вас можно поздравить? Тереза сказала, что…

— С переводом — да, — улыбнулся Маэдо. — Собственно, потому и приехал. Межпланетные перелеты — дорогое удовольствие, в гости не накатаешься. Не думаю, что появлюсь на Т5 иначе как в составе высокой комиссии по какому-нибудь чрезвычайному поводу. А вы вряд ли захотите посетить Т1, раз уж сделали все, чтобы покинуть ту планету и оборвать все связи. Так что мы прощаемся.

Они чокнулись и выпили.

— Мне нравилось на Т1, — сказал Ильтен. — Но обстоятельства сложились таким образом, что чем дальше от Центра, тем лучше.

— Вы правильно поступили, — кивнул Маэдо. — Умно. Кстати, вам будет интересно: ваш преемник на должности диспетчера Ахим Альву уволен и объявлен в розыск. А вместе с ним — женщина. Высокая блондинка, возраст около двух с половиной дюжин весен. Ориентировка с приметами разослана по всем планетам Союза, так как известно, что с Т1 им удалось улететь.

— Вот как, — промолвил Ильтен. — А Терезе в свое время не удалось.

Чего-то подобного следовало ожидать рано или поздно. Это не выносилось на обсуждение в прессе и даже на производственные совещания, но слухи в компании курсировали. Любой диспетчер в конце концов совершал ошибку. Или не он, а тупые поставщики — но отвечать приходилось ему. Почти каждая карьера заканчивалась именно так. Почти. Чуть ли не век назад жил диспетчер, официально женившийся и проработавший до пенсии, и нынче Ильтен подозревал, что эта женитьба была результатом хитрой и аккуратной махинации. Потому что вторым сотрудником — за дюжину дюжин весен! — которого не выперли из диспетчеров с треском и не отправили на каторгу, являлся сам Ильтен. И он хорошо знал, почему. Вовсе не по причине кристальной честности и моральной устойчивости. Горько признавать, но себе-то можно сказать правду.

— Вы не удивлены, — констатировал Маэдо.

Ильтен пожал плечами.

— Мне ли удивляться, Маэдо? Такая это работа. Каждый наступает на грабли в свой срок, вопрос лишь в том, ударят ли они с размаху или дадут шанс уклониться.

— Удачи вам и в дальнейшем, — Маэдо поднял бокал. — Вам и Терезе.

— Спасибо, — Ильтен отпил. — За все. И пусть у вас все сложится так, как вы хотите. — Он внезапно приметил скептическую гримаску на лице собеседника. — Почему нет? Оно, в общем-то, уже сложилось. Интересная, хорошо оплачиваемая работа, высокий чин, престиж и уважение. Здоровье у вас в порядке, семейное счастье налицо…

— Счастье, — задумчиво произнес Маэдо. — Что вообще такое счастье, Ильтен?

— Вас интересует дефиниция с точки зрения психологической науки? — Ильтен поднял бровь. — Или мое личное, эмоциональное восприятие этого понятия? Или, — он внимательно посмотрел на Маэдо, — вы хотите сказать, что несчастливы?

— В этом я и пытаюсь разобраться, — буркнул тот и осушил бокал до конца.

— Но как такое может быть?

Ни один тиквиец не жаловался на неудачную семейную жизнь. Раз досталась персональная жена — это само по себе великое счастье. Тем более — тщательно подобранная по заявке жениха. Да, женщины не идеальны. Бывают некрасивые, даже увечные — но если для жениха это неважно, его и такая сделает счастливым. А уж женщины, которым на родной планете не светило выйти замуж из-за физических недостатков, так радуются судьбе, что окружают мужей любовью и заботой, доступной не всякому везунчику, женившемуся на красавице.

— Что-то не так с вашей женой, Маэдо? Но ведь ее подбирали по вашим собственным требованиям.

— Верно, — вздохнул Маэдо и щелкнул пальцами, чтобы заказать еще выпивку. — С ней всё так, Ильтен. Абсолютно всё. Что я написал в заявке, то мне и дали. Сладкая, послушная, милая. Следит, чтоб я зимой носил шарф, а летом — панаму. Чай делает ровно с тремя ложечками сахара, и хоть бы раз чашкой в меня кинула. Придраться, зохен, не к чему! И поругаться не на что, зохенов хвост. С ней все прекрасно, это со мной не так. Да, первые месяцы я думал, что попал в рай. Но чем дальше, тем больше меня от этихсю-сю трясет. Что я, молодой идиот, понимал в жизни и самом себе, когда писал эту зохенову заявку? Кто из нас вообще заранее знает, что ему надо?

Он повесил голову.

— Но ведь в какой-то момент вы поняли, что вам надо? — осторожно предположил Ильтен. — Когда вы познакомились с Терезой, вы наверняка заметили, что она совсем не соответствует этому образу. Почему вы не внесли изменения в заявку?

Маэдо фыркнул.

— Где Тереза и где заявка? Можете не верить, но я не осознавал. Мало ли что подсунет судьба, четкие планы на счастье — вернее и надежнее. Я же каждый раз, как мы виделись, говорил себе: это сумасшествие, не должна моя женщина быть такой, Тереза зохенка по натуре. В каждой ситуации балансировал на лезвии: врежет или обругает? или рассмеется? Сочувствовал вам порой. И думал, что, будь у меня выбор, выбрал бы тихую и скромную. Наивный! Нет у нас никакого выбора. Судьба всегда права, и не нужно с ней спорить, пытаться доказывать, что должно быть так, как ты хочешь. Мы вечно хотим ненужного, и по-настоящему счастливы лишь те, чьи планы не сбываются. Только они этого не понимают. — Он невесело засмеялся.

— По-моему, вы выпили лишнего, — тихо проговорил Ильтен.

— Разумеется! И выпью еще. От этого мои слова не станут бредом, мне просто будет легче их сказать. Я жил мечтами и роптал: мол, мечты сбываются не так, как я хотел. А ведь судьба была мудрее. Она давала мне то, что делало мою жизнь яркой. Но я же упорный тип! Целеустремленный и успешный, как назло. Ну вот, мои хотелки реализовались. Теперь моя личная жизнь сладкая, как сказка, аж до приторности… и вязкая, как болота Лимантла.

Он осушил еще один бокал.

— Вот вы, Ильтен, счастливы. Это не вопрос, я же вижу. Наверняка вы живете не так, как мечтали в юности. Небось, думали о карьере диспетчера, о сотнях разнообразных женщин. Готовы были держаться за свое место до последнего. Так же, как этот болван Альву. — Он криво усмехнулся. — Но судьба сбила вас с намеченного пути, и вы не стали спорить. Не принялись сетовать, что это не ваш выбор, не пытались вернуть все назад, не отказались от подарка судьбы. Не упорствовали в заблуждении, что лучше знаете, как надо жить. Приняли. Теперь ваша жизнь не слишком легка, зато интересна. Вот в чем истинное счастье, Ильтен. И я вам завидую, а не сочувствую.

Ильтен аккуратно убрал пустой бокал на другой конец стола, чтобы Маэдо его не опрокинул.

— Послушайте, Маэдо. Все решаемо. Вы себе хозяин. Не нравится жена — верните ее Брачной Компании, кто-то другой заочно скажет вам спасибо.

— Что значит — не нравится? — пьяно ухмыльнулся Маэдо. — Очень даже нравится. Скучно, вязко — это да. Но, согласитесь, не повод… И потом, не находите ли вы, что выгнать жену — довольно экстравагантный поступок для человека, претендующего на серьезный пост? Чего доброго, могут пересмотреть мое дело и отказать в переводе.

— А нужен вам этот пост? Если честно? Оставайтесь на Т5, прилетайте в гости.

Маэдо издал неопределенный стон и, подперев рукой голову, отрицательно поводил указательным пальцем из стороны в сторону.

— Поздно, Ильтен. От такого повышения никто сам не отказывается. А если меня завернут сверху — это, считайте, поражение. В Синиэле на меня посмотрят, как на неудачника, и былого авторитета уже не снискать. Может, и надо, как вы. Но моей воли не хватит, чтобы все бросить. К тому же я должен получить доступ к базам Центра, помните? Я обещал. Так что пойду той дорогой, которую себе замостил. А вам — всего наилучшего. Прощайте, Ильтен, и простите, если я напоследок надоел вам своим нытьем. Да, и Терезе — привет.

На дачу все-таки выехали не рано: Ильтену занедужилось. Причем, что самое обидное, аккурат в начале отпуска. Хотя брать больничный он в любом случае не решился бы, опасаясь медкомиссии. Светить проблемы с сердцем он отказывался наотрез. Пришлось отлеживаться и отпаиваться травами. Оставить его в таком состоянии Тереза не могла, вот и отложила отъезд.

Так что, когда прибыли, все жители Риаведи были уже на месте. И даже сверх того.

Весть принесла Алис, привезя господина Кавелиаса с официальным визитом в инвалидной коляске. Несмотря на теплый день, он был закутан в плед. Но бокал с вином держал недрожащей рукой и манерности своей не изменил.

— В доме номер 10 кто-то поселился, — сообщила девушка.

— Как это? — возмутилась Тереза. — Дед Калле не продавал дом и никому из знакомых въезжать не разрешал. А если какой-то драный чиновник решил, что хозяин уже умер, и выставил дом на торги, я ему мозги вправлю так, что позвоночник в трусы осыплется! Что там еще за захватчики? Безобразничают?

— Нет, совсем нет. — Алис поспешила ее успокоить. — Они очень тихие. Не шумят, не мусорят. Даже по гостям не ходят, вообще стараются никому не показываться на глаза. Свет ночью и то не включают.

— Тихарятся, значит, — отметила Тереза. — Стало быть, боятся чего-то. Небось, от правосудия скрываются!

— Может быть. — Алис пожала плечами. Она и сама в некотором роде скрывалась, и подобные причины ее не смущали. — Но неудобств от них нет. Я не пожаловаться хотела, просто предупредить: это ведь дом господина Калле, и вы взялись за ним приглядывать. А так… Мы и не узнали бы, что в доме кто-то есть, но господин Аннори приметил, что окна то открыты, то закрыты, и еще разное… то ягоды с кустов за ночь пропадут, то трава срезана… А он же мнительный. Сначала держал в себе, только за домом стал наблюдать на всякий случай в бинокль. И увидел однажды тени за занавеской.

— Та-ак, — протянула Тереза. — Рино, пойдем-ка посмотрим, что там за крысы завелись.

Ильтен вздохнул. Ему не слишком хотелось идти в чужой дом знакомиться с людьми, которые явно не в ладах с законом. Это сейчас они тише воды, ниже травы, пока их никто не трогает. А как поведут себя, если их раскроют? Да еще со скандалом — он не сомневался, что Тереза, едва переступив порог, жестко наедет на нарушивших неприкосновенность жилища, за которое она чувствует себя в ответе. Если это преступники, то как бы отстреливаться не начали.

С другой стороны, а кого еще Тереза может с собой позвать? Господин Калле, конечно, хозяин дома, но от него поддержки никакой — полуслепой старик, раньше он за Верочкой приглядывал, а теперь все больше она за ним. Господин Кавелиас болен и слаб — тоже не лучше. Ильтен вздохнул еще раз и поднялся с кресла.

— Пойдем, дорогая.

Когда они поднялись на крыльцо дачки номер 10, Ильтен запоздало подумал: надо было зайти за Хэнком. Или хоть за Аннори — актер умеет выглядеть угрожающе; правда, вовсе не факт, что он захотел бы составить им компанию. Но было поздно: Тереза уже решительно взялась за дверную ручку и дернула ее на себя.

Ручка оторвалась. Дом был заперт изнутри.

Тереза грохнула в дверь кулаком.

— Открывайте, мошенники!

Где-то в глубине дома раздался тихий писк, и все вновь смолкло. Ни шагов, ни голосов.

— Ах, так? — рассердилась она. — Карауль дверь, Рино. Я влезу в окно.

— Окна тоже закрыты. — Ильтен указал на запертые рамы.

— Стекло отлично бьется, дорогой. — Она не видела особых препятствий. — Дед Калле как-нибудь простит нам этот урон. Тем более что мы его возместим.

Ильтен вздохнул снова. Маэдо был дюжину раз прав: жизнь у него интересная. И непростая, одно без другого никак.

— Держи ружье. — Тереза заботливо повесила ремень ему на шею.

— Но я не умею стрелять из ружья…

Отвертеться не удалось.

— Рино, это совсем не сложно. Даже дети знают, что делать с ружьем. Если что, направь дуло на противника и нажми курок. Он вот здесь.

Еще интереснее, н-да. А простоты все меньше.

Стекло со звоном разлетелось от броска увесистого камня. Одним движением преодолев высокий подоконник, Тереза исчезла внутри. Ильтену стало тревожно, но по-настоящему занервничать он не успел — входная дверь открылась, и Тереза сказала:

— Заходи. Давай ружье обратно, а то еще споткнешься и ногу себе случайно прострелишь.

Он вошел и, неуверенно оглянувшись, прошептал:

— А где они?

— Попрятались, гады. — Она повела вокруг оценивающим взором. — Ничего, сейчас найдем.

В прихожей был порядок. Да и в соседней комнате, куда Тереза вломилась, чистоту нарушали лишь осколки выбитого стекла. Это ей понравилось. Пожалуй, таких аккуратных преступников она с ходу убивать не станет.

— Эй, вы! — гаркнула она. — Выходите, не то будет хуже! У меня ружье.

Шорох в другой комнате, звон. Тереза, выбив дверь ногой, ворвалась туда и чуть не схлопотала по голове табуреткой, которой размахнулась женщина в брюках, с короткими золотистыми кудрями. Изогнувшись, Тереза ушла из-под удара; перехватив табуретку, которую женщина не успела выпустить, отшвырнула нападающую с дороги, потому что впереди была еще одна цель. Рослый мужчина колотил в окно кулаком, пытаясь выбить стекла, но достиг успеха лишь частично, пробив дыру с острыми краями, о которые порезался. Тереза выстрелила — не в мужика, а в стекло, чисто чтобы доказать серьезность своих намерений. Все равно стекло менять, чего уж жаться.

Она ожидала, что мужик будет прорываться. Упадет на пол, чтобы уйти с траектории выстрела, подкатится в ноги, попробует выбить ружье… Но нет. Вздрогнул, отшатнулся. Задрал руки вверх, испуганно тараща глаза. Не боец.

Прорваться попыталась женщина. Подкралась сзади с той же табуреткой. Ударить не успела: ее скрутил Ильтен. Женщина тоже не была бойцом, хоть и носила брюки — ни силы, ни умения. Ну, по крайней мере решимость есть, отдала Тереза должное.

— И как это понимать? — холодно спросила она, глядя на затравленных пленников. — По какому праву вы забрались в чужой дом и хозяйничаете тут? Да еще гостей с табуреткой встречаете! А? Я сейчас позвоню безопасникам, сожри зохен вашу мать!

— Н-не надо! — Мужчина поднял отчаянные глаза. — Не нужно вмешивать безопасников. Я заплачу… отработаю…

— Да это же господин Альву!

Ильтен наконец узнал бывшего коллегу. Когда они виделись в первый и последний раз, он передавал господину Альву имущество и документацию. Тогда новый диспетчер выглядел несколько по-иному. Румяный, упитанный, самодовольный красавчик, вытянувший счастливый билет, дорвавшийся до должности своей мечты… Нынешний Альву сильно исхудал, и выражение глаз совсем другое.

— Господин Ильтен? — нерешительно произнес он, делая шаг вперед.

— Стой, где стоишь! — Окрик Терезы заставил его сжаться. — Не то пристрелю, на хрен!

Она тоже припомнила диспетчера, пришедшего Ильтену на смену. С трудом: от воспоминаний с Т1 она стремилась избавиться. Альву резко не понравился ей тогда. И теперь нравился не больше.

— Мы не делали ничего плохого, — дрожащим голосом проговорил он. — Никому не мешали. Пожалуйста, не стреляйте!

— Сели на кровать, быстро, — распорядилась Тереза. — Оба! Держим руки на виду и рассказываем, какого рожна сюда приперлись.

— Кажется, я догадываюсь. — Ильтен, подошедший сзади, задумчиво постучал пальцем по губам. — Маэдо говорил, что они объявлены в розыск. А где найти лучшее место, чтобы отсидеться, чем Риаведи? Разве что болота, где тебя носило в тот раз.

— Пожалуй, — согласно кивнула Тереза. — В болотах легче было бы затеряться, но там нет ни еды, ни крова. Словом, таким слабакам не выжить.

— Мы не слабаки, — подала голос женщина. Высокий, звучный.

— О-о? — Тереза оглянулась на нее. — Ты вообще кто?

— Йорра, — представилась та и вызывающе вскинула голову. — Йорра Альву.

— Ах, вон оно что…

Ясное дело, она такая же Альву, как Тереза — Ильтен. Женщина, не пожелавшая выйти замуж по выбору глючной компьютерной программы. И мужчина, не сумевший преодолеть ее нежелание и не вынесший искушения. Эта ситуация была близка Терезе. Рука с ружьем опустилась.

— Рассказывайте. — Фраза прозвучала мягче — самую толику, но пленники ощутили изменение интонации и чуть приободрились. — Сделай чаю, Рино: что-то мне подсказывает, что в горле у них еще не раз пересохнет.

Йорру привезли Бролинь и его напарник Невин — как Ильтен и предполагал. Эти два неудачника чинили свою летающую помойку в космопорту Ррахадана, что-то у них разладилось, как всегда бывает, если эксплуатируешь латаный драндулет, покинувший верфь дюжину дюжин весен назад. Встали в док, вызвали инженера. Инженером была Йорра.

Тут идиотов бес и попутал. Вместо того чтобы расплатиться за наладку двигателя и цивилизованно распрощаться с гостеприимной планетой, они вырубили Йорру гаечным ключом по голове, задраили люки и стартовали, пока начальник доков не хватился инженера.

Нет, избить похитителей Йорре не удалось. Судьба ее к такому не готовила. Единоборствами не занималась, мышцы не качала, на войне не бывала. Но Альву пришлось выслушать массу претензий. Как это с ней, ценным высокооплачиваемым специалистом, смеют столь варварски обращаться? И какое, к демонам, замужество? Затыкать инженером-двигателистом шестнадцатого разряда пустое место в постели какого-то богатенького везунчика — все равно что забивать гвозди анафазором.

Слово было знакомо Терезе. Этакая железячка со стекляшками внутри. Как-то Тереза посмотрела в интернете, сколько она стоит. Даже если бы корпус состоял из чистого золота, а стекляшки были бриллиантами, означенная сумма не набралась бы.

— Вы были правы, господин Ильтен, — признал Альву. — Профессия диспетчера действительно оказалась для меня чересчур трудной. Тогда, при нашей встрече, я пребывал в эйфории, не видел подводных камней, не внял вашему предупреждению. Ну и вот…

Альву сдался не сразу. Только когда на ближнем горизонте замаячил годовой отчет, где пришлось бы указать, что женщина, за которую еще в начале года Брачная Компания заплатила поставщикам двадцать три тысячи единиц, до сих пор не замужем. Надеяться на то, что проверяющие это пропустят, мог бы только полный дебил, а дебилы в диспетчеры не попадают. Нагрянет инспекция, и в Компании появится новый диспетчер. А старого оштрафуют и пинком под зад — это в лучшем случае, если не найдут отягчающих обстоятельств и не отправят на астероиды. Альтернатива была — бежать вместе с украденной женщиной.

Беглецы оказались впереди буквально на шаг. Руководство вспомнило о диспетчере, когда недосчиталось отчета в установленный срок. Попыталось связаться с сотрудником, и он не ответил ни сразу, ни спустя сутки. Господин Альву пропал. Стали выяснять, а не пропало ли еще что-нибудь — и обнаружили, что не хватает женщины. Обоих объявили в розыск. Их лица мелькнули на камерах в космопорту и исчезли. Но билетов они не покупали, и куда именно отправились беглецы, осталось неизвестным. Вряд ли за пределы Союза Тикви: досмотр международных рейсов драконовский, и подойти к этим кораблям, не имея ни билета, ни удостоверения члена экипажа, нереально. Терезе и то не удалось преодолеть систему безопасности.

С местными рейсами проще. Как инженер, Йорра многое знала о кораблях и космопортах. На площадку для местных они с Альву проникли, переодевшись в униформу ремонтников, висевшую в подсобке. Капюшоны и респираторы пришлись весьма кстати — в противном случае явно женское лицо не могло бы не привлечь внимания. У служебного входа охраны не было, запертую дверь с кодовым замком Йорра вскрыла — как именно, не пожелала объяснить. Один из кораблей как раз обслуживался перед полетом, и появление еще двух рабочих никого не удивило. Йорра уверенно взяла инструменты, принялась обследовать борта с помощью одного из них, а остальные вручила Альву — типа он ей ассистирует. Так добрались, не вызывая подозрений, до одного из грузовых отсеков, где и спрятались. При старте пришлось тяжело без противоперегрузочных кресел, но что значат разорванные капилляры и боль по сравнению со свободой?

Корабль выбранный случайно, привез их на Т5. Они ничего здесь не знали. Но и их никто не знал, пока не пришла ориентировка — это плюс. И у них были деньги: пусть счет Альву заблокировали сразу после обращения руководства Компании в службу охраны безопасности, он успел снять наличные заранее, еще на Т1. Они заплатили за сеанс в интернет-кафе, и по запросу «тихое уютное место вдали от городов и властей» поисковик выдал рекламу дачного поселка Риаведи с подробным маршрутом.

К сожалению, даже с деньгами купить дом было невозможно: для этого нужны документы. Но Альву рассудил, что летом они и в палатке перекантуются, кося под туристов, а до зимы что-нибудь придумают. Действительность же преподнесла приятный сюрприз: в поселке оказались заброшенные домики, один из которых беглецы тихонько заняли. Старались не показываться на людях, выходили только по ночам, питались тем, что росло в саду и бегало по окрестностям — несомненная заслуга Йорры, тиквийцы плохо понимают, откуда берется еда.

— Мы ничего тут не испортили, — оправдываясь, сказала Йорра. — Даже прибрались, а то пыльно было.

— От нас никакого вреда, — поддакнул Альву. — Пожалуйста, не прогоняйте нас! Мы ведь можем вам пригодиться, а? За порядком присмотреть, по хозяйству помочь. Или деньгами?

Суровый взгляд Ильтена сделался заинтересованным. Но Тереза его обломала. Менять гнев на милость, так радикально.

— Ладно, можете тут жить, — благосклонно кивнула она. — Соседям представитесь родственниками господина Калле по матери, он подтвердит. А перед безопасниками лучше не мелькайте, ныкайтесь сразу и всё отключайте.

— Да откуда в этой глуши легавые? — удивился Альву. — Мы еще ни одного не видели. Что из Тильгрима, что из Ноккэма им почти день ехать.

Тереза ухмыльнулась.

— Ну, это с разрешенной скоростью — почти день. А с сиреной и мигалкой — вдвое меньше, проверено экспериментально. А во-вторых, вы не представляете, на какие подвиги способны безопасники ради моего варенья.

За окном завопила сирена.

— Вот и они, кстати, — промолвил Ильтен. — Наверняка патруль с трассы передал в Тильгрим, что мы едем на дачу.

Альву побледнел и покрылся холодным потом. Йорра сжала губы.

— Не волнуйтесь, — бросила Тереза, направляясь к выходу. — Попьют чаю с вареньем, заберут с собой пару банок да уедут. Не вы им здесь нужны. Приберите пока осколки и готовьте деньги на новые стекла.

— Может, сдать их легавым? — неуверенно спросил Ильтен, пока они шли к дому, возле ворот которого радостно мигал всеми лампочками джип службы охраны безопасности.

— С ума съехал? — встопорщилась Тереза. — Они же, как мы. Ты забыл, что мы — не такие уж правильные граждане?

— Я боюсь, что об этом и господин Альву догадался, — сквозь зубы произнес Ильтен. — Трудно не провести параллель. Надо же, какое совпадение: беспутный диспетчер и сильная женщина, будто нарочно, оказываются на Т5 и отсиживаются в тихом углу! Лучше сдать Альву, пока он не сдал нас.

— Нет никакой параллели, — резко возразила Тереза, задавив на корню желание нагрубить. — Ты не беспутный, а уважаемый сотрудник. И мы тут не отсиживаемся, а официально купили дом для отдыха. И все документы у нас в порядке, если Эрвин не соврал — а он врет, только когда говорит комплименты. Мы по эту сторону закона, а не по ту. Нам нечего бояться. Чертов Бролинь еще на Т1 обломался со своим доносом — а ведь тогда у нас было куда более шаткое положение. И любой, кто попытается донести на нас теперь, обломится однозначно. А думать про себя может все, что хочет.

Ильтен нахмурился.

— А если узнают, что мы покрываем беглецов?

— Мы могли не знать, кто они. Приятные люди, сказавшиеся родней деда Калле — с чего нам что-то подозревать?

— Они признаются, что все нам рассказали.

— И кому поверят — нам, внештатным помощникам копов, или им?

— Жить не можешь без риска, — проворчал Ильтен.

— А те, кто нам помогал, не рисковали? Твой доктор Энсет, — напомнила она, — не говоря уж об Эрвине. Пора платить по счетам судьбы, Рино.

Она внезапно остановилась.

— Или тебе этот Альву чем-то конкретным не нравится?

Ильтен вздохнул. Разумеется, Альву ему не нравился. Но это была не та неприязнь, которая основана на объективных причинах. Просто Альву занял его место, когда он вынужден был перевестись на менее престижную и хуже оплачиваемую работу. И вроде бы понимаешь иррациональность этих ощущений и мыслей — Альву его не подсиживал, не подставлял… Но как же сложно от них избавиться!

— Нет. — Ильтен покачал головой. — Он… ну, мужик как мужик. Это я… все еще не могу привыкнуть, что мне не нужно бояться. Ни за тебя, ни за себя.

— Эй, хозяева! — замахал рукой господин Ортнер.

Никак следственная группа на сладенькое прикатила? Точно, вон и эксперт Гьюл маячит.

— Не завалялось ли в подвале прошлогоднее варенье? — крикнул Гьюл. — Молю вас, не выбрасывайте его! Мы поможем найти ему достойное применение.

Начальник следаков Ортнер кивнул Ильтену, поклонился Терезе.

— Как дела в окрестностях? Без происшествий? Маньяки не орудуют, чудовища не кусаются, аферисты не мошенничают?

Ильтен слегка улыбнулся — больше Терезе, чем ему.

— Все спокойно, ничего интересного, старший командир.

— Даже скучно, — пожаловалась Тереза.

Ох, припомнил ей Ильтен эту фразу…

Тереза с Хэнком собрались на охоту. Дети уже не малыши, рассудила Тереза, стало быть, можно не ограничиваться ближайшими точками, а сходить подальше, с ночевкой — туда, где поинтереснее. Хэнк, едва приехав, пообщался с какими-то охотниками, и те рассказали, что в лесу, за развилкой ручья, видели логово драконов.

— Да ладно! — не поверила Тереза. — Настоящих драконов? — Она раскинула руки как можно шире в стороны и помахала ими, изображая дракона.

— Конечно, настоящих, — уверил ее Хэнк. — Только они чуть меньше, чем вы показываете. — Он свел ее руки на ширину плеч.

— И они дышат огнем?

Хэнк воззрился на нее. На секунду ему показалось, что перед ним глупая наивная Лика.

— Госпожа Ильтен, с чего бы… Ну, они дышат воздухом, естественно. Как и все.

— Это понятно, — нетерпеливо махнула Тереза. — Я имею в виду, они могут выдыхать огонь?

— Само собой, нет! Как животное может выдыхать огонь? Оно ведь глотку себе обожжет. И спалит все вокруг, к зохенам.

— Почему они тогда драконы? — разочарованно спросила Тереза.

Хэнк беспомощно развел ладонями. Почему да почему! Назвали их так, вот и драконы.

Тем не менее Тереза была заинтригована. Что за драконы такие? Она собрала в дорогу припасы и Веру. Собственного ружья у дочки не было: дурацкий закон запрещал дееспособным лицам иметь более чем одну единицу огнестрела; и все бы ничего, но к этим лицам относились только совершеннолетние мужчины. Так что одно ружье у Хэнка, одно у Терезы — а официально у Ильтена. И всё. Вере, Дени и Тюлю разрешали пострелять из родительских ружей, но основным их оружием были луки. А маленький Реппе, третий сын Хэнков, не дорос до серьезной пешей охоты, его брали с собой только в лодку. На сей раз он остался дома.

Вышли на рассвете, едва солнце высунуло край горбушки в зябкий туман. Тюль, как всегда, зевал. Бывший толстый плакса стараниями Терезы и отца превратился в крепко сбитого пацаненка, ширококостного, как папаша, и на фоне поджарого Дени казавшегося чуть ли не богатырем, но поспать допоздна и хорошо покушать все так же любил. И в драках между братьями все так же проигрывал Дени, более умелому и подвижному. Впрочем, дрались они теперь редко, чаще боролись в тренировочных целях. Тюль пытался тренировать Реппе, но большеглазый малыш, похожий на маму, плохо понимал, чего от него хотят, ленился и плакал.

Вера и Дени не зевали. Топали впереди и напевали какую-то песенку — из сериала про контрабандистов, просветил Терезу Хэнк. Из того, где снимался Вехерайсис Аннори. Ага, припомнила Тереза. Тиквийские сериалы она не смотрела, но Аннори порой насвистывал что-то похожее.

— Мясо у драконов — не очень, — говорил Хэнк. — У них шкура ценится. Драконья кожа красива, прочна и дорого стоит. Поэтому желательно, когда будем бить, шкуру не попортить.

— В голову? — понимающе откликнулась Тереза.

— Да. — Он помедлил. — Беда, что в дракона сложно попасть. Особенно в голову.

Сложно попасть? В устах Хэнка это звучало странно. Он отлично стрелял. Возможно, даже лучше Терезы — она признавала это с неохотой.

— У них что, очень маленькая голова? — предположила Тереза.

— Нормальная у них голова. И тело тоже. Но… хрен попадешь. Извините.

Терезу забавляло, когда Хэнк вспоминал, что говорит с чужой женщиной, и начинал извиняться за невежливые выражения или резкие действия. Выглядело это противоестественно. Лучше бы был самим собой и не парился.

— А почему я никогда не встречала драконов до сих пор? Они очень редки? Надеюсь, они не относятся к охраняемым видам, и нам не впаяют браконьерство?

— Ну, не так уж они редки. Просто живут в чаще леса, скрытно, от логова не удаляются. Короче, хрен заметишь… э-э, извините. Охота на них не запрещена, но мало кто пытается их выследить и тем более застрелить, трезво оценивая шансы. Скорее всего, те охотники, что дали мне наводку, наткнулись на логово случайно. И ни одного дракона они не добыли, а то обязательно расхвастались бы.

— Даже так? — Терезе не понравилось, что есть вероятность вернуться без добычи. Это ж дети засмеют! — А у нас какие шансы?

— Неплохие, — с достоинством ответил Хэнк. — Если будем действовать слаженно.

В середине дня дошли до ручья. Сделали привал, пожарили нескольких мелких пташек, подстреленных детьми по дороге, заварили чай из трав. Тюль прикорнул, но его безжалостно разбудили: пора идти дальше, не то до темноты не добраться, а ночью в незнакомом лесу переломать ноги в корнях и ямах — как нечего делать. Ночью надо быть уже на позициях, сказал Хэнк.

До развилки дотопали к вечеру. Оставили детей разводить костер и готовить ужин, а сами, пока окончательно не стемнело, отправились на разведку. Хэнк двигался тихо — Тереза уже не раз удивлялась, как ловко он передвигается по лесу для своей комплекции, но сегодня он был особенно осторожен. То и дело поднимал ладонь в знаке «замри», показывал обходной путь.

— Спугнем — пропала охота, — шепнул он почти беззвучно. — Не вылетят.

Логово обнаружили не сразу, и это было заслугой Хэнка, хоть Тереза и считала себя более глазастой. Но она, пребывая во власти земных стереотипов, ожидала, что драконы обитают в пещере, а пресловутое логово оказалось дуплом. Большое дупло в очень большом дереве, таких на весь лес несколько штук. Был бы здесь лесник, подсказал бы точнее. Терезе столь внушительные деревья до сей поры не попадались — ни на Т5, ни на Земле, ни на Ирру.

Хэнк наметил несколько позиций для стрелков. По дороге обратно обсудили, кто какую займет. Подкрепились, потом велели детям гасить огонь и выдвигаться к логову. Шли очень аккуратно. Соблюсти тишину — полдела, в темени не менее важно не сбиться с направления и не убиться обо что-нибудь. Светящиеся симбионты предпочитали садовые деревья, в лесной глуши их было совсем мало, да и свет они давали неверный, мерцающий.

Следовало дожидаться, когда драконы вылетят из логова. Обычно это происходит глубокой ночью, говорил Хэнк. Насколько глубокой? Тюль уже клевал носом, сидя в засаде вместе с братом — только и надеяться, что Дени вовремя его разбудит. Верочка не отрывала глаз от дупла, сжимая лук и стрелу. Тереза пыталась сканировать взглядом окрестности, в итоге плюнула — все равно ничего не видать. Как они драконов-то разглядят?

Вопреки ожиданиям, это оказалось легче легкого. Из дупла стремительно вынесся сгусток яркого золотистого света, и дети восторженно заахали. За ним — еще один, розовый, потом — белый, голубой, снова золотистый… Свет с непривычки резал глаза, не давая рассмотреть детали. Грянул выстрел Хэнка — похоже, впустую. Тереза, щурясь, прицелилась, беря упреждение, выстрелила… Светящийся розовый силуэт точно должен был пересечься с пулей, но внезапно мигнул, исчез и появился в паре локтей левее. Мигнул и переместился белый дракон, уклоняясь от выстрела Хэнка.

— Э, так нечестно! — не удержалась Тереза. — Они телепортируются!

Теперь стало понятно, почему в дракона так сложно попасть. Что же, черт побери, делать? Целиться, судя по всему, бессмысленно. Надо менять тактику. И действовать слаженно, Хэнк ведь говорил. Он стрелял непрерывно, один выстрел за другим, и Тереза поддержала, создавая плотность огня в той же зоне. Дети пускали стрелы в белый свет, как в копеечку — никуда, естественно, не попадая, но радуясь самому процессу, этакому драйву. Патроны кончались, и Тереза подумала было, что удача не на их стороне, но тут голубой дракончик дернулся от одной пули, напоролся на другую и рухнул вниз, закувыркавшись.

— Есть! — Хэнк изобразил победный жест, вылезая из укрытия.

Остальные драконы разлетелись. Кто-то свалил подальше, кто-то спрятался обратно в дупло. Тереза подошла к тушке, свечение которой слегка померкло, и принялась с любопытством рассматривать. В воздухе драконы двигались слишком быстро, не позволяя разглядеть детали. Вблизи мертвый дракончик походил на варана с крыльями. Довольно компактное тело, гибкий хвост, четыре лапки и еще две конечности, разросшиеся в перепончатые крылья. Странная пасть со сплющенными зубами, совсем не характерными для хищника.

— Они травоядные, — подтвердил Хэнк Терезину догадку. — Объедают листву с верхушек деревьев.

Она хмыкнула. Ну и ну! Драконы-вегетарианцы.

— Это я его убила, — заявила она.

— Как бы не так! — не согласился Хэнк. — Это моя добыча.

— Да увяньте! — возмутилась Тереза. — Моя пуля вошла прямо в морду.

— Та пуля — моя! Ваша вон, в хвосте. Только хвост попортили.

И впрямь, в дракона попали целых две пули.

— А вот выкусите! Это ваша в хвосте!

— Может, экспертизу проведем? — разозлился Хэнк. — Перестаньте спорить!

— А и проведем!

Тереза схватила тушу — довольно тяжелую, между прочим, — не намереваясь отдавать свое.

— Вызовем следаков из Тильгрима, и пусть разберутся, где чья пуля!

— Да их и вызывать не надо, — в сердцах отреагировал Хэнк. — Сами припрутся шашлык пожрать, дармоеды.

— Зато точно выяснят, что пуля в морде — моя!

— Уж скорее они докажут, что она моя, — пробурчал Хэнк. — Ладно, давайте тушку сюда.

— Чего это? — ощетинилась Тереза.

— Тяжелая же, — хмуро пояснил Хэнк.

Тюль, переглянувшись с Верой и Дени, разочарованно вздохнул:

— Эх, жаль, так и не подрались.

Дени отвесил брату подзатыльник.

— Дурак! Это хорошо, что не подрались.

— Почему? — Тюль обиженно потер голову. — Папа победил бы.

— Вот это и плохо!

— Оба вы дураки, — объявила Вера. — Это мама бы победила.

— Неправда, папа сильнее!

— Зато мама ловчее!

— Заткнулись! — рявкнул Хэнк. Тема завязавшейся дискуссии его раздражала — главным образом тем, что он и сам не был уверен, кто вышел бы из гипотетической драки победителем. — Ишь, разгалделись, мелкота. Кто вякнет еще слово, будет тащить добычу до стоянки.

Тихое место

— Все плохо, кэп. — Доклад техника не порадовал. — Транссветовой переход не пройдем. Стабилизатор потока поврежден, фотонный отражатель треснул, часть фотоводов оборвана…

— А починить? — грозно осведомился Келлин Стэм.

— На ходу никак не выйдет, кэп. Надо садиться на планету. Да и там… Инструментов-то нет, кэп. — Вахлак поежился: признаваться в этаком было нелегко. — Раптор на Кассандре пропил ремкомплект.

Стэм хрустнул кулаком. С кем приходится работать! Пьянчуги, игроманы, садисты… Отребье, одним словом. Это сколько надо было выпить, чтобы промотать ремкомплект! Впрочем, вернее всего, тупица Раптор не знал истинной цены инструментов, и его развели, как лоха.

— Сесть сможем? — Он требовательно уставился на техника.

— Сможем, кэп, — закивал Вахлак, обнажив в заискивающей улыбке белые зубы. — Только вы скажите, куда. В официальные-то космопорты нам нельзя.

Стэм изнеможенно прикрыл глаза.

— Позови Шамана.

С пиратами Келлин Стэм связался, когда вынужден был покинуть родную планету, где ему грозила каторга строгого режима. Незаурядные организационные способности и холодная безжалостность быстро принесли Стэму признание в этих кругах, он собрал банду, приобрел корабль — так себе лоханку, но в операциях она проводила все же больше времени, чем на ремонте. Можно сказать, что ему сопутствовал успех. Но безалаберность и беспринципность подчиненных до сих пор его бесила. И ведь не переделаешь дебилов: те, у кого чуть больше мозгов и самоконтроля, находят себе занятия получше, а если уж подвизаются за гранью закона — то главарями банд. Вот как Стэм.

Он накапал себе водки на дно стакана, выпил, поминая свою прежнюю команду. Тоже не светочи интеллекта были, но дисциплинированные, адекватные ребята. Он искренне жалел об их потере. Но за каждого не выпьешь — в употреблении алкоголя Стэм был весьма сдержан. Потому и не понимал, кем надо быть, чтобы пропить ремкомплект.

Когда-то Стэм работал на Т5. На той самой планете, в окрестностях которой сутки назад его банда подловила торговца, надеясь на хороший куш. Зохен! То оказался торговец оружием. Его экипаж выкосил половину людей Стэма и обстрелял его тарелку так, что едва ушли. Но шанс выпутаться из передряги пока оставался. В давние времена, когда удача еще не повернулась к Стэму задом, его ребята получили задание выкрасть для такого же пирата, застрявшего на Т5 без половины двигателя, но щедро сыпавшего драгоценностями, комплект инструментов и запчастей. Заказчика накрыли до доставки похищенного. Стэм не стал перепродавать добычу, опасаясь, что по всплывшим деталям его отследят. Передал одному человечку, имевшему перед ним должок, и велел спрятать до лучших времен. Или до худших, как сейчас. Вот только пропал тот человечек, смылся куда-то в глухомань, контакты потерялись. Но это поправимо, если знать, что искать.

— Звал? — лениво бросил Шаман через губу, не потрудившись закрыть за собой дверь.

Этот зохенов наркоман, разряженный, как клоун, и татуированный от макушки до кончиков пальцев ног, бесил Стэма, пожалуй, больше всех. Не внешним видом, разумеется: фриков среди пиратской вольницы хватало. А тем, что не признавал ни авторитетов, ни субординации. Он присваивал желаемую долю добычи, плюя на то, что думают об этом остальные, стоять вахты считал ниже своего достоинства, и словно делал милость капитану, что находится на его корабле. А выгнать его с треском — не вариант. Потому что…

— Куда нам сесть? — спросил Стэм. — Так, чтобы было реально отремонтироваться, а не попасть в лапы легавым. Нам нужно тихое место, понял? Но не совсем дикое. И при этом недалеко от запасного ремкомплекта, который я здесь оставил на черный день.

Шаман щелкнул пальцами, выкрашенными кроваво-красным лаком.

— Давай допинг.

Поджав губы, Стэм открыл сейф. Шаман подошел вразвалочку, по-хозяйски взял с полки два заряженных шприца.

— Куда тебе два-то? — не сдержался главарь. — Знаешь, сколько стоит твоя дурь?

— А ты задачи ставь попроще, — отмахнулся Шаман, — если хочешь одним обойтись. Ну, что? Выбери один вопрос. Тихое место? Не совсем дикое место? Место подальше от легавых? Место поближе к ремкомплекту?

Стэм сморщился.

— Ладно, валяй.

Не любил он наркоманов. Но Шаман работал исключительно под допингом, и с этим приходилось мириться. Только так проклятый урод мог открыть двери в тонкие миры и сплести паутину поиска, как он это называл. Шаман обстоятельно уселся в капитанском кресле, пока Стэм закрывал сейф, ловко нащупал вену и хорошо отработанным движением воткнул иглу. Потом — вторую.

— Не пялься на меня, Стэм, — криво улыбнулся Шаман, согнув руку в локте и откинувшись на спинку кресла. — Налей вон себе водки и жди.

И закрыл глаза. Ушел в астрал. В тонкие миры свои, сожри его зохен. Пить Стэм не стал. Услышит ответ, отдаст необходимые распоряжения — тогда можно будет позволить себе.

Шаман пошевелился спустя полчаса. Сощурил залитые красным глаза, сфокусировал взгляд на капитане.

— Карту открыл?

Стэм сунул ему ноутбук.

— Вот. — Палец, слегка подрагивающий, ткнул в точку посреди лесов, куда вела тонкая ниточка дороги. — Тишь да глушь, как хотел. Притом поселок, не пустое болото. И где-то в нем находится твой ремкомплект.

Стэм увеличил масштаб и хмыкнул. Он узнал это место. Здесь он сдавал свой последний заказ, обернувшийся крахом карьеры специалиста по деликатным делам.

— И маленький бонус, — добавил Шаман. — Женщина. То ли одна, то ли вообще две, я не понял. Она связана с этим ремкомплектом. Может, он у нее. А может, она умеет с ним как следует работать. От Вахлака, сам знаешь, толку мало, накосячит обязательно. Одно точно: если мы ее не захватим, удачи не будет.

Стэм молча кивнул.

Йорра и Альву спали чутко, вполглаза, хорошо понимая, что они не в безопасности. Поэтому Йорра проснулась раньше всех в поселке, едва почувствовав дрожание пространства, еще не ставшее звуком. Соскользнула с кровати, осторожно подошла к окну, за которым постепенно нарастал рев и разгоралось сияние.

— Что это? — вздрогнул Альву.

Рев перешел в грохот. Окрестности залило багровым светом, казалось — все объято пламенем. От вибрации дребезжали стекла в рамах, наполняя уши постепенно утихающим нервным звоном. Йорра уловила знакомые пульсации интенсивности режуще-фиолетового свечения, какие бывают при неисправном стабилизаторе потока в фотонном двигателе.

— Война, что ли? — тревожно спросил Альву, уже одетый.

— Может, и война, — почти неслышно прошептала Йорра, кутаясь в халат. — А может, просто аварийная посадка. Но…

Но пуганая ворона куста боится. У нелегальной пары быстро выработался условный рефлекс: чуть что — бежать. Йорра завернулась в плащ, Альву схватил рюкзак, всегда находившийся под рукой: деньги, запасная одежда, зажигалка, нож… На другое плечо повесил тюк с палаткой. Вибрация стихла, однако багровый отсвет все еще висел над округой. Альву и Йорра тихо-тихо выбрались в окно с противоположной стороны и крадучись двинулись к спасительному лесу.

— Ой, — сказала Алис, когда над поселком встало зарево. С тех пор как она еле спаслась из огня, жутко боялась пожаров. Только бы не…

— Что там? — Господин Кавелиас повернулся к окну. У него тоже сердце было не на месте, ведь и он пострадал при пожаре и повторения отнюдь не хотел. — У кого горит?

— Не видно, господин Кавелиас, — отозвалась Алис. — Мне пойти посмотреть?

— Нет, не уходи. — Он страшился остаться один. Ноги почти не держат, случись что — он окажется беспомощен. — Вывези меня, сам посмотрю.

Алис помогла ему перебраться в инвалидное кресло на колесах, прикрыла пледом. Похоже, зря: вместо прохлады ночь дышала жаром — раскаленным металлом, щиплющей нос гарью. Она скатила кресло по пандусу с крыльца, повезла к калитке.

За забором почудилось движение, и калитку вынесло внутрь двора вместе с петлями. С улицы шагнули в проем три фигуры, увешанных оружием с головы до ног, откровенно разбойничьего вида. Алис прижала ладонь к губам и попятилась.

— Вы кто такие? — осведомился Кавелиас.

Вторгшиеся смерили его оценивающими взглядами и отвернулись, занеся в категорию «инвалид» и потеряв интерес. Ответить на вопрос не потрудились.

— Ага! — Один из них шагнул к Алис и сцапал ее за плечо. — Вот и баба! Где ремкомплект?

— Что? — ошарашенно пискнула та.

— Инструменты! Запчасти! Где они? Ты знаешь?

— Я н-не понимаю, о чем вы говорите, — заикаясь, пролепетала Алис, пытаясь отстраниться.

— Дура или запирается? — мрачно вмешался другой. — Может, ей пятки поджарить?

— У нас нет никаких инструментов. — Из глаз потекли слезы, пуще всего Алис страшилась ожогов. — Даже молотка нет, правда! Если надо что-то починить, господин Кавелиас просто нанимает рабочих…

Бандиты расхохотались.

— Ты умеешь ремонтировать фотонные двигатели? — Первый все еще надеялся.

Алис замотала головой, роняя слезы.

— Лучше бы тебе уметь, девка! — проскрипел второй. — Починишь лоханку, и мы тебя отпустим. Даже не убьем. А если от тебя никакого толку, кроме сисек да дырочки, их и употребим всей командой.

— Ну? — Первый встряхнул девушку, стоящую ни жива, ни мертва.

Кавелиас слегка шевельнулся под пледом. На него не обратили внимания. Что он может? Он и сам-то себя в расчет не брал. Одной ногой в могиле. Он всерьез готовился к смерти, которая подступила уже так близко, что он ощущал ее дыхание. Он привык к ее незримому присутствию и не боялся. Боялся лишь боли, которая в конце концов перестанет подавляться препаратами. Вот на такой случай у него и был припасен пистолет. Крошечный, почти игрушечный, из него и с дюжины шагов в мишень не попадешь. С одной пулей, для себя.

Бандит, выкручивающий руку Алис, стоял гораздо ближе дюжины шагов. Шага два, не более. И Кавелиас выстрелил. Не целясь, в упор, прямо через плед. Промахнуться было невозможно.

Пират стал падать, цепляясь за девушку в агонии, но сила стремительно покидала скрюченные пальцы, и Алис вырвалась. Отчаянно посмотрела на Кавелиаса, явно намереваясь броситься к нему, их глаза встретились.

— Беги! — приказал он холодно, тем тоном, которым разговаривал с прислужницей в самом начале, когда ее привел господин Эраш в качестве взятки. Еще не хватало, чтобы она пыталась сейчас его жалеть, спасать, проявлять неуместную нежность… — Беги прочь, девочка!

И Алис побежала. Она всегда была послушна, даже в последние годы, когда обрела независимость. Изрыгая проклятия, оба оставшихся бандита принялись стрелять ей вслед, но никто не попал. Один из них, темнокожий, загородил собой проем калитки — напрасно: девушка, мобилизовав все свои силы, подтянулась, перемахнула забор и исчезла в сумраке.

— Тварь! — Мрачный пират пнул ногой кресло, и оно завалилось набок.

Следующий удар пришелся Кавелиасу в живот, новый — в лицо. Вот она, боль, от которой уже не уйти. Дальше будет хуже. Эти мерзавцы наслаждаются чужой болью.

— Нет времени, Раптор! — окликнул товарища черный, что стоял у калитки. — Надо искать дальше. Кэп из нас котлету сделает, если не достанем ему бабу с ремкомплектом.

Мрачный витиевато выругался, отвесил Кавелиасу последний пинок и выстрелил в голову. Смерть все-таки оказалась легкой. И не бессмысленной: пока этот ублюдок его избивал, Алис должна была убежать далеко. Он надеялся, что девочка не пропадет.

Ильтен тоже проснулся. Какой тут сон, когда вокруг тарарам с фейерверками? В первый момент после пробуждения в голову полезли дурацкие мысли: может, это Тереза, вернувшись, устроила салют по поводу удачной охоты на дракона? Но почти сразу осознал, что это глупость. Тереза, конечно, любит экстравагантные выходки, но она не стала быбезумствовать среди ночи, пугая соседей. Она бы созвала их заранее и приправила световое шоу вином и драконьим жарким.

Во дворе выругались, послышались выстрелы, металлический лязг. Похоже, пули рикошетили от стального красноглазого монстра. Честно говоря, Ильтен понимал такую реакцию на это произведение искусства и даже отчасти разделял. Но если незваные гости повредили лампочки в глазах Пушка или датчик движения, Тереза будет очень недовольна.

В дверь заколотили. Ильтен помянул зохена и поспешил вниз. На середине лестницы услышал, как входная дверь затрещала, выносимая из косяка.

— Вы что творите? — закричал дед Калле, поднимаясь с тахты. — Ах вы, зохеновы какашки! — Он ухватил костлявой рукой табурет, замахнулся в сторону входа.

Вошедший шагнул внутрь, наступив на упавшую дверь, и небрежно выстрелил в старика. Дед Калле охнул, выронил загрохотавший табурет и осел на пол рядом с ним.

— Ишь, расквакались инвалиды, — брезгливо произнес разбойник. Ствол пистолета переместился и теперь смотрел аккурат на Ильтена, замершего на последней ступени лестницы. — Ты! Тоже квакать будешь? Или в состоянии нормально отвечать на вопросы?

Ильтен сглотнул. Тело деда Калле, сложенное, будто сломанное, притягивало взгляд. Сердце предательски заныло. Больше всего хотелось убежать обратно наверх, в спальню, а еще лучше — вообще оттуда не выходить. Но этим он ничего не решит, только покажет свой страх, даст повод надавить на себя сильнее.

Он сошел с лестницы и спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

— Чего вы, собственно, хотели?

Бандит покрутил пистолет и опустил.

— Ремкомплект есть?

— Смотря для чего, — аккуратно уточнил Ильтен. У Терезы были всякие инструменты.

— Не для холодильника же, провались ты! Для ремонта фотонных двигателей. Или, может, запчасти имеются? Стабилизатор потока в сборе? Отражатель?

Ильтен натянуто улыбнулся.

— Послушайте, здесь ведь не станция техобслуживания космических кораблей. Откуда такие вещи в обычном доме? Есть паяльник, тестер, дрель…

— В жопу ее себе засунь, — сердито буркнул пират.

— Не о том спрашиваешь, — отодвинул его второй, хищно сверкнув белыми зубами. — Баба есть?

Сердце защемило на пределе. Хвала небесам, Тереза далеко. Или наоборот, не хвала? Была бы здесь, наваляла бы этим скотам, а то и вовсе пристрелила. Или не справилась бы? Дурные мысли, несвоевременные.

— Вы, добрые люди, не на ту планету сели. — Не рассказывать же им, что хозяйка скоро придет. — Женщины у нас — редкость. Впрочем, коли не верите — ищите. — Он повел головой в сторону лестницы. — Если найдете в этом доме женщину, не забудьте меня порадовать.

— Да пошел ты, придурок! — разочарованно сплюнул мрачный.

Покрутил опять пистолетом, будто раздумывая, не зачистить ли территорию. Придя к выводу, засунул пистолет за пояс и, пнув лежащую дверь, прошагал на выход. Видно, счел неопасным оставлять Ильтена за спиной. Темнокожий, окинув помещение взглядом, стянул со стола бутылку коньяка и последовал за товарищем.

Едва их шаги стихли, слабость в ногах дала о себе знать. К счастью, тахта была рядом. Опершись о стену, Ильтен осторожно опустился на подушки, прижимая другой рукой грудь, болевшую все сильнее.

Вахлак несколько раз стукнул кулаком в железные ворота. Никакого ответа.

— Настроили заграждений, — мрачно процедил Раптор. — Стучи еще, Вахлак! Не может быть, чтобы там никого не было. Вон, газон подстрижен.

Тот забарабанил, время от времени потирая кулак. Он-то не железный.

— Убирайтесь вон! — ожил динамик рядом с камерой, висящей на воротах. — Милостыню не подаю, автографы не раздаю, гостей не жду.

— Ты с кем разговариваешь, фраер? — возмутился Раптор. — А ну заткнулся и открыл!

Камера повертелась немного и уставилась прямо на него.

— Это ты — дешевенький фраер. — Голос был очень, очень неприветлив. — А я — известный в узких кругах мафиозо. Посмотри-ка выше и чуть левее.

Оба невольно подняли глаза. Там, в окне, виднелся человек. Коротко стриженый, в темных очках, несмотря на тающие утренние сумерки. В руках у него был тяжелый пистолет, и оружие он держал умело, а палец с большим блестящим перстнем — на курке.

— Проваливайте, если не хотите остаться здесь навсегда! Я вас даже хоронить не стану, делать больше нечего. Пусть зверье пожрет.

Вахлак передернулся. Но Раптора было не так легко испугать.

— Борзый, да? Слышь, мафиозо, один вопрос: у тебя баба есть?

— Чего? — Нервный смешок. — Будь у меня баба, я бы, может, не таким злым был. А вы, значит, сексуальных приключений тут ищете? Ты, оборванец, катись к зохенам, мне такие маргиналы неинтересны. А вот ты, черненький, — камера зажужжала и повернулась к Вахлаку, — ничего из себя, с изюминкой. Клади оружие у порога и заходи, глядишь, и поладим.

Раптор икнул от неожиданности и заржал. У Вахлака глаза полезли на лоб. Он невольно отпрянул.

— Пошли отсюда, Раптор!

Тот хмыкнул.

— Зайди да посмотри, что там у него. Тебя же пригласили, — и снова заржал.

— Убью! — зашипел Вахлак, снимая пушку с предохранителя.

— Правильно, — посоветовал голос из динамика. — Убей этого урода и иди сюда.

Вахлак отошел еще на несколько шагов, косясь то на камеру, то на мафиозо в окне.

— Пропади ты пропадом, проклятый гомик! Раптор, идем! Еще раз улыбнешься, падла — я тебе яйца отстрелю, понял?

Он быстро зашагал прочь, то и дело оглядываясь. Раптор помедлил, бросил на хозяина дома хмурый взгляд и почел за лучшее поступить так же. Задержится — тогда уже Вахлак начнет над ним зубоскалить: мол, что за любовные беседы с извращенцем вел, никак расстаться не мог?

Проснувшись от грохота в ночи, Реппе так и не уснул до утра. То и дело принимался плакать, звал маму. А чем мама могла его утешить? У нее самой душа была не на месте. Лика не понимала, что происходит, но в одном была уверена точно: случилось нечто страшное, нехорошее. И, как назло, нет рядом Билле. Он, конечно, наорал бы на мнительную дуру, велел вытереть сопли и заткнуть ребенка, но разобрался бы с любой внешней угрозой. А сейчас его нет, и нет чувства защищенности, и в щели души вползает ужас, подавляющий волю и разум… Она даже не сообразила запереть дверь. Впрочем, если бы и заперла, хилый замок на пластиковой конструкции — любому злоумышленнику на один удар ноги.

— Эй, вот она! — Чернокожий долговязый бандит перешагнул порог комнаты с торжествующим возгласом. — Женщина!

За ним следом вошел здоровенный мрачный амбал, увешанный оружием не меньше, а пожалуй, что и больше. Лика испуганно прижала к себе хнычущего малыша.

— Вы кто? Что вам надо?

— Не ты здесь вопросы задаешь. — Амбал залепил ей оплеуху, от которой ее мотнуло через полкомнаты. Реппе разревелся. — Уйми сопляка и отвечай: сможешь починить двигатель?

Голова гудела, словно медный колокол, мысли не слушались. Прежде только Билле поднимал руку на жену, но последний раз это было годы назад. Лика отвыкла. Она прикоснулась дрожащей рукой к левой половине лица и тут же получила удар по правой.

— Ты что, тупая? Отвечай, когда спрашивают!

— Я не… не… — всхлипнула Лика.

— Да она дура, — плюнул черный. — Эта и мясорубку не починит, какой уж там двигатель!

Амбал схватил ее за горло железными пальцами, тряхнул:

— Сосредоточься, идиотка! И вспоминай, где ты спрятала ремкомплект. Анафазор, юстировщик торсионных полей, коллиматоры, фотоводы… Ну?

О чем он вообще? Лика и слов-то таких не знала. Слезы брызнули из глаз, она тихонько поскуливала. Реппе подвывал, вцепившись в ее подол.

— Раз от бабы никакого проку в деле, давай хоть повеселимся. — Черный рванул платье, затрещавшее по швам. — Отцепи от нее крысенка, Раптор.

Амбал, ухватив рыдающего Реппе за шкирку, отшвырнул его к стене. Мальчик ударился головой и затих.

— Сынок! — закричала Лика, тщетно пытаясь вырваться, броситься к своей кровиночке. — Сыночек! Что вы с ним сделали? Мой муж вас всех убьет!

Раптор мрачно засмеялся.

— Ну-ну. Ты еще гневом небес пригрози, чтоб страшнее было. Лучше будь поласковее, не то Шаману отдадим.

День перевалил за середину. Шкура дракона утратила первоначальное сияние, но яркий голубой цвет не потеряла.

— Вот за это они и ценятся, — объяснил Хэнк. — Как продам, еще одну лодку куплю — детям.

Тереза фыркнула. «Еще одну»! Вообще-то лодка, на которой они плавали по озеру, принадлежала ей, а не Хэнку. И дракон со своей шкурой — тоже, что бы там себе ни воображал этот дуболом.

Воздух на подходе к поселку пах странно. Словно что-то горело недавно. Тереза насторожилась. Пожар? Нет, запах пожара другой, она знала это из опыта — запах дегтя, расплавленного пластика, паленой шерсти. Сейчас пахло окалиной и чем-то химическим, смутно знакомым. Так порой пахнет в доках космопортов, вспомнила Тереза. Что за наваждение? Где космопорт и где Риаведи?

Хэнк тоже почуял опасность. На полуслове оборвал вялую перебранку, поднял ладонь, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь. И в этот момент из кустов высунулась Йорра. На голове — что-то вроде венка из травы и листьев.

— Госпожа Ильтен, в поселке чужие!

Йорра раздвинула кусты, давая им пройти. Под сенью деревьев, замаскированная зарослями со всех сторон, стояла маленькая палатка камуфляжной расцветки, рядом Альву резал фрукты. Хорошо спрятались, не сразу и заметишь.

— Кто таковы? — спросила Тереза о чужаках.

— Мы не знаем, госпожа Ильтен. На краю поселка сел неисправный корабль. Небольшая тарелка, — произнесла Йорра так, будто это могло успокоить. — С барахлящим стабилизатором потока, чуть лес не запалили. Может, они починятся да улетят, но мы испугались, сами понимаете.

— Нормальный корабль сел бы для ремонта в космопорту, — озвучил Хэнк то, что пришло в голову Терезе. — Либо контрабандисты, либо пираты. Надо соблюдать осторожность.

Тереза кивнула.

— Давайте оставим детей тут. Помогите им освежевать добычу.

— Я не умею сдирать шкуры с животных, — пробурчал Альву.

— Я умею, — сказала Йорра. — Мы будем вас ждать.

Дома за деревьями казались нетронутыми. Хорошо, коли так, но что-то верится с трудом. У околицы маячил край летающей тарелки. Хэнк внимательно осмотрел ее в оптический прицел — вроде движения вокруг не видно.

К поселку подходили, как к расположению врага. У края разделились: Хэнк мелкими перебежками, укрываясь за кустами и развесистыми деревьями, направился к дому номер 4, а Тереза, нырнув в густые заросли — в противоположную сторону, к даче номер 12.

Уже во дворе она отметила непорядок. Чудовище приветственно замигало всего лишь одним глазом, на стальных пластинах виднелись следы от пуль. Оглядевшись и убедившись, что за домом не наблюдают, она потянула на себя дверную ручку и едва успела отскочить, чтобы дверь не упала прямо на нее.

— Что еще за хренота?

— Ох, — донесся изнутри облегченный возглас. — Госпожа Ильтен, это вы!

Изнутри на нее таращилась Алис. Босая, завернутая в плащ поверх легкомысленного кружевного халатика, с растрепавшейся косой. Бледная, как смерть. Ильтен лежал здесь же, на первом этаже, на тахте старика Калле, прикрытый одеялом. Краски на лице — еще меньше, холодный пот на лбу. Впору подумать, что здесь происходило не вовремя прерванное свидание, если бы не одна деталь. Распростертое в углу тело деда Калле, мертвее мертвого, с кровавой дырой в виске.

— Чужаки? — мгновенно поняла Тереза.

— Пираты, — посиневшими губами выговорил Ильтен. — Они искали женщину с ремкомплектом для фотонного двигателя. Должно быть, тебя. Только я им ничего не сказал. А потом мне стало плохо.

— Я заварила чай господину Ильтену из той банки, третьей слева в шкафу, — шмыгнула носом Алис. — Ему уже немного лучше. Но господин Калле… и господин Кавелиас… — Она внезапно залилась слезами.

Тереза, положив ружье, схватила чайник, налила полную кружку, сунула девушке. Та глотнула, закашлялась. Тихо застонала и принялась рассказывать.

— Я сперва хотела бежать в лес. Но было темно, а я еще и туфли потеряла, пока через забор лезла. И в лес никак, и в поселке страшно: по улицам туда-сюда бандиты ходят, стреляют во все, что шевелится, а у корабля двигатель светится — только к утру остыл. Я спряталась в ливневой канализации у четвертого дома. И так получилось, что все слышала. Ребенок плакал, потом перестал, госпожа Хэнк кричала и тоже перестала. Только я хотела вылезти, гляжу — двое из дома выходят, у одного на плече госпожа Хэнк висит — не то без сознания, не то вовсе неживая, у другого ящик с бутылками. Я скорее обратно! Прошли мимо меня, чуть ли не по голове, переговаривались меж собой — мол, нужного не нашли, так хоть порадовать кэпа бабой и выпивкой, даст судьба, не слишком будет лютовать. После я еще долго сидела, тряслась от холода и страха. А когда все стихло, добралась сюда. — В глазах опять заблестели слезы. — Думала, вы поможете… А тут — господин Ильтен, синий весь, руку от груди оторвать не может. И господин Калле, уже холодный.

— Ты молодец, Алис, — одобрила Тереза, — что не растерялась. И сама сумела спастись, и за моим мужем поухаживала. Но почему вы ментов не вызвали?

— Телефон не работает, — хлюпнула носом девушка. — Эти, когда садились, вышку ретранслятора зацепили. Теперь сигнала нет. А вы как-нибудь по пси-связи не сумеете?..

Тереза вздохнула. Она могла бы собрать передатчик, но с собой нет пластин, их надо заказывать в Тильгриме. Если уж так, то за безопасниками проще было бы съездить. Однако время дорого.

— Ничего, — сказала она, успокаивая сама себя. — Разберемся как-нибудь без ментов… Что?! — Она резко повернулась к окну.

Во двор входил Хэнк. Хлопнул калиткой, совершенно не скрываясь. В руках ружье, за поясом два тесака, и выражение застывшего лица, как у берсерка: «всех убью, один останусь».

Литр чая Хэнк выдул, не останавливаясь. Кадык ходил ходуном в горле. Все смотрели на него выжидающе. И вроде, когда он поставил чашку на стол в очередной раз, в мозгах прояснилось. Вот господин Ильтен, измученно откинувшийся на диванную подушку, вот госпожа Кавелиас — так ее теперь называли все соседи — почему-то босиком, вот госпожа Ильтен… Сфокусировав на ней взгляд, он вспомнил. Именно к ней он шел. Это было его последней осознанной мыслью перед тем, как в глазах разлился кровавый туман.

— Вы со мной? — хрипло спросил он.

И она поняла с полуслова.

— Разумеется. Но не раньше, чем вы придете в себя.

Он пер, как танк, держа в уме лишь направление, вцепившись в ружье закаменевшими пальцами. Миновал дверной проем, не заметив, что вывернутая дверь валяется на полу, и был остановлен жестким окриком госпожи Ильтен:

— А ну стоять! Ружье — в пол. Куда это вы собрались?

Он не смог ответить внятно. Был насильно усажен за стол и напоен чаем. И сейчас — отпустило. На самую капельку, всего настолько, чтобы начать узнавать людей и в голове появились какие-то мысли.

— Они убили моего сына, — проговорил он глухо. — Убили Реппе. У него шея сломана. И Лики нигде нет. — Он скривился и заплакал — неумело, как плачут только зачерствевшие вояки, когда что-то разбивает их прежде неуязвимую броню.

— Лику забрали на корабль, — тихо сказала Тереза. — Мы пойдем за ней. И всех убьем, обязательно. Только сперва составим план.

Хэнк вытер лицо пятерней.

— У нас всего два ружья. И нас двое. Какой план?

— Разумный, — терпеливо уточнила Тереза. — Чтобы это мероприятие не превратилось в героическое самоубийство. Вы старший командир или эмоциональный юнец? Думайте. Есть ножи, грабли и лопаты, есть детские луки…

— Не впутывайте в это детей! — воспротивился Ильтен. — Вера не будет участвовать в вашей авантюре.

— Вера — нет, — согласилась Тереза. — А Дени — вполне. Возможно, кто-нибудь еще присоединится. Нет, Рино, я не тебя имею в виду, я все понимаю.

Хэнк закрыл руками лицо, оперся локтями о стол и попытался думать. Выходило хреново.

Тереза расстелила на столе тряпку и принялась разбирать ружье, чистить и перезаряжать. Что бы ни придумал Хэнк, без этого не обойтись.

Капитан Стэм мог орать и костерить своих подчиненных сколько угодно, но среди них дураков нет, чтобы променять веселую попойку и халявную женщину на какую-то скучную вахту. От кого тут охранять лоханку, кому она нужна? Побитая к тому же, ладно бы исправная. Авось никто не угонит колымагу, неспособную покинуть систему.

Веселье хлестало через край. Даже когда Шаман уволок бабу для своих темных ритуалов, спиртное еще оставалось, и для грусти не было причин. Ни у кого, кроме Келлина Стэма, который смотрел вперед и осознавал, что времени у них не столь уж много, а с ремонтом все по-прежнему — то есть никак.

Шум драки насторожил его, но лишь слегка. Дня не проходило без того, чтобы кто-нибудь из этих недолюдей не подрался меж собой. Но тут зазвучали выстрелы, и Стэм вскинулся. Сгреб со стола револьвер и выскочил в коридор.

По кают-компании, где собралась пьяная команда, словно смерч катился. Рослый мужик, настоящий здоровяк из тех, кого Стэм предпочел бы видеть среди своих бойцов, и гибкое стремительное существо с головой, затянутой зеленым бахромчатым платком, передвигаясь спина к спине, косили из ружей не успевших опомниться пиратов. Вслед за ними шли два свирепых пацана, один повыше, другой потолще, и добивали из луков тех, кто пытался сопротивляться. А последними ступали мужчина гражданского вида и коротко стриженая женщина и вязали руки всем, кто после этого остался в живых.

Стэм поднял револьвер, но не успел. Существо, двигающееся лишь чуть медленнее настоящего зохена, мигом возникло перед ним и выбило оружие из рук прикладом.

— Ты! — В зеленых глазах зажглась ненависть. Щелкнул курок… осечка! Стэм перевел дух.

Он ее узнал. Та самая женщина, что убила одного из его соратников и заказчика. Та, из-за которой двое его людей отправились на каторгу без возврата, а он сам бежал с Т5. Руки потянулись свернуть шею этой зохенке, коли уж у нее так вовремя кончились патроны. Но движение осталось незаконченным. Зохенка воткнула в него нож, прямо в печень. И провернула дважды.

Раптор, поднимая руки, вжался в спинку кресла, не успев встать. Мощный кулак громилы выбил весь воздух из легких, а вторая лапища приподняла его за подбородок, так что ноги, потеряв опору, беспомощно болтались.

— Где моя жена, подонок? — прорычал громила. — Где женщина, которую вы утащили? Говори, насекомое, не то сердце вырежу и тебе же скормлю!

Раптор икнул. Вся его обычная бравада куда-то улетучилась. Без оружия, в чужих руках… Не обоссаться бы. Он вдруг вспомнил, что ему обещала та баба. «Мой муж вернется и всех убьет». Наверное, и впрямь не стоило ее трогать, будить зверя…

— Ее Шаман забрал, — выдавил Раптор, слегка заикаясь. — Не убивайте!

Громила отбросил его под ноги стриженой блондинке, и та ловко скрутила ему руки за спиной.

Женщина больше не кричала. Трудно кричать с перерезанным горлом. Но кровь еще не перестала течь, и Шаман подставил руку под вскрытую артерию, отпил с ладони, прикрыв глаза от наслаждения. Кровь, насыщенная гормонами… Она несет не только вкус, но и силу. Он сладострастно приник к разрезу, глотая еще и еще.

Удовольствие прервал кинжал, который кто-то вонзил ему в спину. Шаман недоуменно обернулся. Разъяренный мужик с двух Шаманов размером вытащил кинжал и явно намеревался воткнуть его снова. Наивный дебил! Что такое кинжал для тела, наполненного силой? Укус пиявки, не существенней. Шаман соскользнул на пол, проведя левой рукой вдоль татуировки на правом предплечье особым образом, и ногти на руке удлинились и заострились. Он взмахнул рукой и впился когтями изумленному мужику в бок, стремясь вырвать побольше плоти. Тот взревел и принялся наносить удары кинжалом. Что же он так долго не слабеет? Шаман запустил когти поглубже. Борющиеся покатились по полу.

— Ах ты ж, дерьмо! — В отсеке появилось еще одно действующее лицо, и нож вонзился Шаману с другой стороны, в основание шеи.

Проклятие, это было по-настоящему больно! Там же куча нервов! Он вывернулся, чтобы увидеть нового врага, и встретился взглядом с женщиной, яростной, как огонь. Сколько же в ней силы, и не только своей! Надо быстрее заканчивать с тупым воякой и заняться бабой. Нет ничего слаще, чем выпить силу будущего ребенка. Шаман вытащил окровавленные когти, резанул еще раз, чуть выше; громила взвыл, но не выпустил его, продолжая бессмысленно пырять кинжалом, не видя куда.

— Получи, скотина!

Пока Шаман предвкушал, что он сделает с бабой, как только сдохнет мужик, та, подобравшись, засадила ему нож прямо в глаз. Такой хладнокровной и целеустремленной жестокости он от женщины не ждал. Голова взорвалась адской болью: клинок дошел до мозга, и контролировать эту боль было нереально. Шаман заорал. Ужасная баба вытащила клинок и с размаху воткнула ему в ухо, снова в мозг. Да что ж такое! С этим было невозможно бороться. Сила стремительно вытекала без всякой пользы. Он устал орать. Другой бы на его месте давно умер и избавился от этого кошмара, но Шаман, напитанный силой, продолжал жить и вопить от нестерпимой боли, пока не охрип.

Тереза стянула с головы платок, чтобы вытереть лицо, но только размазала по нему кровь. Ну и ладно. Ильтен дома, Вера и Алис прячутся в подвале. А остальных шокировать не грех, переживут. Она вернулась в кают-компанию, откуда дети таскали трупы к выходу, а Альву присматривал за живыми, чтоб никто даже не думал ослабить веревки. Следом появилась Йорра.

— Я посмотрела двигатель, — сказала она. — Как и предполагала, поврежден стабилизатор потока. И на фотонном отражателе трещина. Увы, голыми руками это не исправить. Нужны специальные инструменты, датчики, которые просто так в магазине не купишь. Анафазор, юстировщик торсионных полей, запасные фотоводы…

Тереза издала короткий смешок.

— Не поверишь: все это добро у меня в подвале валяется.

Вахлак, крепко избитый и связанный, заскрипел зубами. А он уж полагал, что Шаман облажался, словил глюк вместо провидения. Нет: вот они, эти женщины, у одной ремкомплект, другая готова им воспользоваться. Только радости от этого мало.

— Хочешь улететь на их тарелке? — спросила Тереза без обиняков.

Йорра кивнула.

— Не думаю, что у нас с Ахимом появится другой шанс.

— Вас все равно будут преследовать. — Тереза знала, насколько Союз Тикви не любит терять женщин, которых считает своими. — Будут искать по всей Галактике, покуда достанет сил и ресурсов. Тебя — чтобы вернуть, его — чтоб наказать. Если только не получат убедительных доказательств, что вы мертвы.

Йорра согласно опустила голову и сменила тему:

— Вы нашли госпожу Хэнк? Дети извелись, хотят поскорее увидеть маму.

Тереза отвела глаза.

— Лика умерла. И мне кажется, детям не стоит на нее смотреть. Очень уж нелегко она умирала.

Всякое случалось у них с Ликой. И ревность, и несогласие в методах воспитания детей, и ругань… Но порой душа болела за Лику. Ничего-то у нее в жизни хорошего не было. Непутевые родители, нелюбимый муж, непослушные дети. Подруга и та досталась не сахар: то бранится, то учит жить наперекор всем правилам и здравому смыслу. В последние годы стало налаживаться: дети начали помаленьку радовать своими успехами, муж помягчел… Тут-то все и закончилось. Да еще так скверно. Лучше б ее машина задавила — полгода назад рассеянная Лика чуть не угодила под грузовик, но обошлось. Надо было тогда…

— Хэнк ранен, ему нужна помощь, — сказала Тереза. — Зови Альву, в дом понесем.

Над Риаведи разгоралась заря. Глаза слипались после бессонной ночи и боя на грани возможностей, накопившаяся усталость призывала отдохнуть. Присяду на минутку, подумала Тереза, да так на пороге шлюза и уснула.

Поспать ей, конечно, не дали. Слишком много было дел, которые никак не отложить и не перепоручить кому-нибудь другому.

— Госпожа Ильтен! А, госпожа Ильтен? — Дени тряс ее за руку, с другой стороны теребил Тюль. — Что нам с папой делать? Он лежит и ничего не говорит.

Тереза застонала, но заставила себя подняться. Она-то не ранена, нечего себя жалеть. Потом отоспимся.

— Где он?

Хэнка отнесли домой. Должно быть, Альву и Йорра позаботились. А что делать дальше, не знают. Они даже не сообразили, что следовало бы положить его на кровать, оставили прямо на полу. С другой стороны, может, и задумывались об этом, но не решились пачкать дорогое покрывало: вся одежда Хэнка пропиталась кровью. Неудобно получилось, но теперь уж лучше лишний раз не кантовать. Тереза присела рядом, разрезала ножом рубашку на Хэнке, стащила липкие от крови брюки. Будь тут Лика, непременно разверещалась бы: мол, что это вы раздеваете моего мужа? Тереза дорого бы дала, чтобы успеть вовремя. Пусть бы Лика истерила, мешалась под руками, говорила глупости, но была бы жива. А теперь — всё.

— Принесите воды, — распорядилась Тереза.

Тюль притащил таз с теплой водой. Дени по щелчку пальцев метнулся за аптечкой. Тереза развела антисептик, промыла страшно выглядящие раны, наложила повязки, параллельно инструктируя детей. Наконец, влив в рот впавшему в забытье Хэнку суспензию жаропонижающего, попыталась встать и поняла, что приклеилась вымазанным в крови коленом к полу. Одежда задубела от чужой крови — пожалуй, на выброс, вряд ли отстирается.

Дени проводил ее, отчаянно зевающую, в душ. Кажется, она умудрилась заснуть, не прерывая процесс, потому что, вновь ощутив себя в полном сознании, она обнаружила, что полулежит на кухне в кресле, в махровом халате с чужого плеча, с мокрыми растрепанными волосами, а перед ней стоит чашка дымящегося чая. И заискивающие глаза Дени: все ли правильно сделали?

А с другой стороны — умоляющие глаза Тюля:

— Госпожа Ильтен, ну когда ж нам к маме-то можно?

— Надеюсь, что нескоро, — выдавила она, сглотнув комок в горле, и прижала мальчишку к груди, гладя по вихрастой шевелюре.

Дени понял все без лишних слов. Судорожно вздохнул и сдержал слезы. Подтащил табурет, сел рядом с отцом, поставил у ног таз с водой. Правильно, надо заботиться о том, кто пока еще жив.

Скрипнула дверь, вошла Вера. Подергала Терезу за халат:

— Мам, а мам! Что с папой делать?

Вроде бы совсем недавно она это слышала. И вот опять.

— Бегу, дочка.

Кровь Шамана

По-хорошему, надо было ехать в Тильгрим за безопасниками. Но это если бы Альву и Йорра не засветились. Теперь же вызывать их было никак нельзя, по крайней мере до тех пор, пока эта парочка не покинет планету.

С Хэнком еще хуже. Опять же, по-хорошему, ему надо в больницу. Но с такими ранами можно и не довезти. А сюда нормальный врач не поедет. Работал бы телефон, Тереза вызвонила бы доктора Нихеса. А смысл? Допустим, он согласился бы прибыть к пациенту, да что проку от гинеколога? Разве только кардиограмму снял бы, которую не в состоянии расшифровать, и сделал УЗИ, где не смог бы ничего различить. Остается одно: обрабатывать раны, менять повязки, кормить больного анальгетиками и антибиотиками, небогатый запас которых стремительно тает, да поить целебными травами по рецептам Алисанты.

Эта обязанность была возложена на детей. Да, мальчишкам и так тяжело. Мама умерла, умер брат. Дени, стиснув зубы и часто моргая, держался, а Тюль периодически плакал. Вспоминал, как отмахивался от приставучего братца, как тот вечно хотел играть в какую-то ерунду вместо того, чтобы тренироваться, как бесило его хныканье по ночам… Почему это раздражало? Фигня же. А теперь его совсем нет. Тюль плакал, потом вытирал слезы и говорил себе, что уж папе-то они не дадут умереть. У Терезы сердце разрывалось. Хэнка она не слишком жалела, Хэнк — боец, ему ли переживать из-за ран. Лику жалеть поздно, земля ей пухом. А детей было очень жалко. Тяжко придавила их судьба, да еще в столь юном возрасте. Но им придется это пережить. И взвалить на свои плечи заботу об отце, потому что больше некому.

Ильтена тоже отпаивали травами. В основном — Вера. Йорра возилась с кораблем, Алис была у нее на подхвате: принеси, подай. А Тереза с Альву копали могилы. Маленькую для Реппе, побольше для Лики, для деда Калле, для господина Кавелиаса. И общую яму для убитых пиратов: не оставлять же их гнить у поселка, осквернять пейзаж. Четверых захваченных бандитов охранял Вехерайсис Аннори. Актер пришел сам, спросил, не надо ли чем помочь. Тереза аж удивиться забыла. Вручила ему ключ от подвала и доверила ружье: мол, если что не так — стреляйте в колено, а коли с первого раза не дойдет — то в пах. Аннори играл роль на отлично, запугал негодяев до послабления сфинктеров. Одно колено он уже прострелил — Шаману. Татуированный урод все никак не желал сдохнуть, стонал, хрипел и сыпал проклятиями, но не помирал.

Все это время было как-то не до дракона. А когда Тереза про него вспомнила, то поморщилась: по всему, тушка должна была давно испортиться, и место ей — в яме с дохлыми пиратами. Но ничего подобного: подстреленный дракон спокойно лежал в сарае у Хэнка и ни капельки не протух. Разве что шкура, аккуратно развешанная рядом на козлах, окончательно потеряла блеск.

Хлопоты хлопотами, решила Тереза, а добру пропадать негоже. Разделала дракона и часть замариновала, чтобы потом запечь, часть потушила, а из части сварила бульон. Мясо было жестким, и варить его пришлось полдня, а вымачивать в маринаде полдекады. Впрочем, немудрено, если оно протухать не желает. В итоге получилось съедобно. Может, и не шедевр, но все ели и хвалили. Больным достался бульон, а пиратам — объедки.

— Все работает. — Йорра похлопала по опоре тарелки. — Мы ведь можем улететь, правда?

Выглядело это так, словно она просит у Терезы разрешения. А может, так и должно быть?

— Летите, конечно. — Тереза пожала плечами и усмехнулась. — Весен десять назад я бы и сама с вами полетела. Но это между нами. Мы нашли другой выход.

Йорра улыбнулась.

— Я почему-то так и подумала.

— Вам нужно с собой что-нибудь? Берите, что хотите, из дома, где жили. Все равно у деда Калле нет наследников. — Тереза вздохнула. — Или, может, вам пригодятся помощники? Заберете кого-нибудь из пленных?

— Пираты, — скривилась Йорра. — Нет. Отмыть бы от них тарелку, но сил на уборку не осталось. Как-нибудь потом.

— Вы точно справитесь вдвоем?

— Если бы вы с нами полетели, было бы неплохо. Вы умеете решать проблемы.

— Скорее уж их создавать, — хмыкнула Тереза. — Мой муж сказал бы именно так. Вот господин Кавелиас действительно умел. И последнюю проблему решил.

— Значит, вы остаетесь, — понимающе кивнула блондинка. — Что ж, я справлюсь. Такие корабли очень просты в управлении. Не посплю пару ночей, подумаешь. А что вы говорили насчет доказательств нашей смерти? Это можно устроить?

Холодок в животе. Можно? А ведь, пожалуй, можно.

— Подобные проблемы я и впрямь умею решать, — медленно проговорила Тереза. — Но не бесплатно.

— Что вы хотите? — подобралась Йорра.

— Возьмите с собой Алис и позаботьтесь о ней. Ее здесь больше ничто не держит. И теперь, без господина Кавелиаса, ей даже опасно здесь оставаться.

Йорра выдохнула.

— О свет, да я и так хотела предложить Алис отправиться с нами. Если уж говорить о помощниках, она — то, что надо. Понятливая, исполнительная. Будет со мной, тогда я ее всяким инженерным премудростям обучу, а это верный кусок мяса с овощами, в будущем не пропадет. Давайте мы по-другому заплатим. У нас много денег, и что нам делать с тиквийской наличкой, раз мы постараемся улететь как можно дальше от Тикви? Забирайте. А нам хватит золота и побрякушек, что у пиратов в сейфе.

— Ладно, пусть будет так, — не стала возражать Тереза. Рино порадуется, он любит деньги.

К созданию големов Тереза подошла серьезно. Падать без сил, тратя собственную энергию, больше не хотелось. Тем более она начала подозревать, что такие риски ей противопоказаны. Может, конечно, стресс повлиял на биоритмы, но в войну, когда над головой свистели снаряды и тонули в болоте в полутора десятках метров от того места, где она монтировала установку, что-то никакие стрессы биоритмам не мешали.

Ильтен к этому моменту совсем поправился. Щеки уже не отливали белизной, и рука не шарила непроизвольно в области сердца. И постель перестала быть местом, где всего лишь отдыхают после дневных трудов. Так что Тереза, памятуя о наставлениях колдуньи Райзен, решила совместить приятное с полезным. Слегка огорчало, что, судя по описанию техники, приятного ей достанется немного, но наверстать можно в другой раз, а нынче полезное важнее.

Предупреждать мужа она не стала. Разволнуется, а то еще и обидится. Хотя на что тут, по совести, обижаться? Она ведь силу добывает с ним, а не с кем-нибудь другим. Если честно, будь под рукой Маэдо, для ритуала она бы выбрала его и не стала бы скрывать своей цели. Просто он не склонен волноваться по пустякам. Но Маэдо — отрезанный ломоть, счастья негодяю во всем, и пора забыть.

Все прошло, как по прописи. Оба остались довольны результатом, только Ильтен сразу отрубился, чего с ним обычно не происходило, а Тереза еще половину ночи шебуршала на кухне в приподнятом настроении, ощущая прилив энергии. Потом не выдержала, отправилась к дому номер 10, вытащила во двор сонного ежащегося Альву и сотворила ему голема. Лишь после этого она успокоилась достаточно, чтобы по возвращении домой заснуть, благодарно ткнувшись носом в спину мужа.

А утром эйфория рассеялась. Ильтен спал чуть ли не до полудня — вообще-то он никогда не был любителем вставать с рассветом и начинать день с тренировки, как Тереза, но к завтраку все-таки просыпался. Сегодня же с трудом разлепил глаза и не смог подняться. Губы посинели, словно и не выздоравливал. Тереза перепугалась. Райзен говорила, вреда не будет. Почему тогда?.. Неужели она зачерпнула чересчур много? Или нельзя было тянуть силу с человека, едва оправившегося от недуга? И что теперь делать с големом Йорры? Точнее, как его делать? Она носилась с Ильтеном целый день, поила крепким сладким чаем с травами и к вечеру наконец поставила на ноги. Еще раз заставить его через это пройти? Ну уж нет, мужем она больше ни за что не рискнет.

И как тогда получить необходимую силу? Никого из присутствующих мужчин Тереза не желала использовать. Как минимум, чтобы не ставить Ильтена в неловкое положение. Да и вообще, не очень-то хотелось. Проворочавшись ночь, она пришла к печальному, но закономерному выводу: придется зарезать жертву. Или даже две жертвы — по словам Райзен, этот путь обретения силы менее эффективен. Что ж, в кои-то веки Тереза не испытывала ненужных сомнений и мук, свойственных цивилизованному человеку, планирующему убить себе подобного. Кандидаты в жертвы имелись в избытке, туда скотам и дорога.

— Этот. — Тереза ткнула пальцем в худощавого негра с бегающими глазками, и Аннори, кивнув, отстегнул его от цепи, протянутой вдоль стены подвала.

— Куда вы меня? — заныл Вахлак. — Вы меня отпустите?

— Заткнись, падаль. — Аннори приставил к его затылку пистолет, и тот моментально осекся, словно выключили. Пираты боялись актера до колик, принимая его за настоящего мафиозо. Никто не догадывался, что ствол у пистолета заварен.

Тереза выбрала негра исключительно потому, что из всех четверых он был наименее противен. Она помнила, что ей предстоит пить кровь жертв. Это само по себе гадко, и усугублять отвращение из-за неподходящей жертвы — последнее, чего бы Тереза желала. Но когда она задумалась о втором кандидате, взгляд ее упал на Шамана. Татуированный бандит весь был покрыт ранами, наполовину заросшими, простреленная коленная чашечка и то не кровила. Его регенерацию хорошему человеку бы! Лишь две дыры никак не затягивались: в глазу и в ухе. Судя по всему, они причиняли ему жуткую боль, но урод смотрел дерзко и ненавидяще. Что же ты за чудовище? Хэнк говорил, что Шаман вскрыл Лике горло и пил ее кровь, и сейчас, глядя в глаза нелюдя, Тереза уже не была уверена, что это лихорадочный бред.

— И вот этот, — мстительно приговорила она.

Аннори потащил к выходу хромающего Шамана вслед за Вахлаком, покорно семенящим под дулом пистолета. Терезе не слишком нравилось, что пришлось освободить пиратов от надежной цепи, но вести ритуал нужно было на земле, бетонный пол подвала не подходил. Ну, во всяком случае, у обоих крепко связаны руки, и ноги спутаны так, что они способны лишь на короткие шажки.

Йорра ждала наверху с глубокой миской. Утро было чудесное: солнечное, теплое, безоблачное. Лучи пробивались сквозь листву деревьев и розовые цветы, роняя на землю кружевные тени. Чернокожий пират заулыбался, жмурясь, но улыбка тотчас пропала, когда Тереза пригнула его голову к подставленной Йоррой миске. Нож чиркнул по горлу, в миску ударила красная струя. Глаза Вахлака закатились.

Тереза зачерпнула густую жидкость кружкой, пригубила. Гадость с железистым вкусом и острым запахом. Главное — не растягивать сомнительное удовольствие. Она махнула кружку залпом, зачерпнула еще.

Шаман, удерживаемый Аннори, уставился на нее уцелевшим глазом.

— Ты колдунья, да? — Сорванный голос был хрипл. — Послушай, мы можем найти общий язык. Отпусти меня, а я поделюсь с тобой заклинанием. Ставлю глаз, что ты такое еще не знаешь. Моя собственная разработка.

Тереза пила вторую кружку, отвернувшись от пирата. Общий язык с этим? Ни за какие коврижки! Райзен тоже была не лапочка, но и вполовину не такая мразь. Йорра все еще цедила кровь из черного. Тереза подставила ей пустую кружку, чтобы налила.

— Слышишь меня? — Шаман подался вперед, привлекая внимание. — Я сам придумал это заклинание. Паутина поиска. Его даже не надо произносить вслух, достаточно сформулировать внутри…

— Мне это неинтересно, — отрезала Тереза. Никаких сделок! Она допила кружку и шагнула к нему.

— Нет, — просипел он. — Подожди! Ты не знаешь, что я могу предложить…

Блондинка решительно нагнула его голову к миске, в которой еще расплывалась неглубокая лужица чужой крови. Шаман слизнул бы ее, но не дотянуться. Он дернулся, пытаясь отстраниться от ножа.

— Не делай этого!

Так не должно быть! Это его право — пить кровь низших существ, приносящую силу. Он не должен стать жертвой. Подобная мысль была невыносима. Только не это!

— Пожалуйста, — прошептал он. — Нет… Не-е-ет! — Он захлебнулся собственной кровью, льющейся в щербатую миску вместо того, чтобы питать мозг.

— Что, не нравится? — проговорила женщина с издевкой. — А ты почувствуй себя на их месте. — Она отхлебнула его кровь из кружки. — Боже, ну и дрянь! Кровь у тебя, как дерьмо. Слить бы ее… Но ты сдохнешь с пользой, чертов ублюдок.

Он до сих пор жил, хотя не мог пошевелить ни одним членом тела, из которого стремительно утекала сила. Он видел, как пьет ее проклятая ведьма, презрительно морщась. Как такое могло с ним произойти? Почему? Все должно быть наоборот! Ноги подогнулись. Блондинка наклоняла его ниже и ниже, сцеживая капли. Нет! Ну нет же! Картинка расплылась, звуки доносились все глуше.

— …Кет даухари багеору кет!

Чеканные слова чужого заклинания были последним, что он услышал. Остатки силы покинули его, повинуясь иной воле, ложась в энергетическую конструкцию, ему не принадлежащую. Шаман наконец перестал быть.

Тарелка была окутана мягким свечением поля, еле заметного в вечерних сумерках. Йорра проводила последние тесты.

— Спасибо вам, — пробормотал Альву. — Даже не знаю, как благодарить. Мы ведь ничего хорошего уже от людей не ждали. Тяжко быть вне закона, понимаете.

— Понимаю, — кивнул Ильтен.

Ему ли не понять! Он чувствовал себя несколько неловко, ведь сперва он всерьез думал о том, чтобы сдать Альву, не рисковать своим статусом законопослушного гражданина ради посторонних людей. Это Терезу стоило благодарить, не его. Тереза напомнила ему о тех, кто все-таки рискнул, несмотря ни на что, и им помог. Но Альву был мужчиной и говорил с мужчиной. Может, и видел истинный расклад и Терезу в его центре, но по инерции считал неудобным обращаться к чужой женщине.

— Деньги возьмите, не отказывайтесь. Нам они теперь без надобности.

Тереза, посмотрев на Ильтена, улыбнулась. Еще бы он отказался от денег!

Алис подошла попрощаться, поставив собранные сумки у ног.

— Не страшно? — спросила Тереза.

— Страшно, — призналась девушка. — Неизвестность же. Но я не могу здесь оставаться. Вы меня еще тогда предупреждали, что надо искать решение. Ну, вот он, подходящий вариант. Спасибо, что дали мне такую возможность.

Тереза обняла ее.

— Удачи тебе. И счастья, если получится.

— Готовность — дюжина минут. — Йорра, выглянув из люка, махнула рукой. — Пассажиры, на борт! Остальные, при старте отойдите подальше, мало ли.

— Всё, иди. — Тереза подтолкнула Алис и помахала Йорре. — Валите уже! Долгие проводы — лишние слезы.

Вспышка была слабо-сиреневой — основное излучение ушло в ультрафиолет. Совсем не похоже на яркий, режущий глаза свет от аварийного двигателя. И никакой шумной вибрации. Только чуть-чуть дрогнула земля под ногами, и сиреневая точка исчезла где-то в вышине, затерявшись на фоне заката и розово-фиолетовых облаков. Остался круг остекленевшей, деструктурированной почвы там, где стояла тарелка, да острый запах озона.

— Почему ты не улетела с ними? — спросил Ильтен.

Тереза изумленно приподняла бровь.

— Я тебе надоела?

— Конечно, нет! — Он посмотрел на нее, как на не понимающую простых вещей. — Но ты же так хотела улететь домой. На космодром пробиралась, я ведь помню. Ты больше не скучаешь по дому?

— Скучаю, — помедлив, ответила она.

Сказать по правде, острой тоски по Земле Тереза давно не ощущала. Хорошо было бы оказаться на родине, повидать родителей… а потом вернуться обратно, к своей семье, к своей жизни.

— Тогда почему ты не воспользовалась случаем?

— Да потому что я люблю тебя, деревяха ты стоеросовая. — Она смахнула с глаз капельки. — И у меня будет еще один ребенок. Куда я от тебя улечу-то?

Они долго не уходили. Сидели на рухнувшей опоре ретранслятора и целовались, глядя на догорающий закат, а потом — на высыпавшие звезды.

Патрульный джип всполошил весь поселок своей сиреной и затормозил у ворот.

— Открывайте, гости прибыли! Госпожа Ильтен, а что это вы на телефон не отвечаете? Мы звоним, звоним…

— А вы упавшую вышку на въезде не видели? — сварливо огрызнулась Тереза, уперев руки в боки.

То-то и оно. На сей раз явилась не следственная бригада — те сразу подметили бы необычное, — а парни из группы захвата, не блистающие ни интеллектом, ни наблюдательностью. У них, конечно, были другие достоинства… Эх, как же их тут не хватало декаду назад!

— О-о, в Пушка кто-то стрелял, да? — Командир обратил внимание на пострадавшую инсталляцию. —У вас всё в порядке?

— Разумеется, у нас не всё в порядке, — огрызнулась Тереза. — У нас всё не в порядке — не видно, что ли? Связывайтесь с базой, зовите сюда следаков. И медиков заодно, с машиной для раненого.

Пока ждали следственную бригаду, Тереза накормила безопасников, рассказала им сильно урезанную версию произошедшего и показала яму с трупами пиратов. С памятной ночи тел там прибавилось: две жертвы, два оставшихся пирата, которых Тереза поначалу хотела отдать Хэнку для расправы, но когда стало ясно, что он поднимется нескоро, просто пристрелила за ненадобностью. И два голема, вполне узнаваемых, несмотря на тронувшее их тление.

— Госпожа Ильтен, это вы их всех убили? — Командир, молодой офицер, с восторгом воззрился на нее. Госпожа Ильтен была для тильгримских ментов живой легендой.

— Я, господин Хэнк и его сыновья, — уточнила Тереза.

— Дети? — удивился командир. — А… э… им психолог не нужен?

— Мой муж — психолог. Обойдемся как-нибудь.

К вечеру старший командир Ортнер привез экспертов, и закрутилось. Альву и его женщину опознали по ориентировке, поставили галочку. То, что нарушившие закон примкнули к пиратам и убиты вместе с ними, сочли логичным. Посетовали, что уцелевшим бандитам удалось улететь на тарелке — так это выглядело в интерпретации Терезы. Мертвых пересчитали, подивились, выразили Ильтену благодарность за неизменное содействие его жены в искоренении преступности и охранении спокойствия. Хэнка к тому времени уже увезли медики на своей машине. Он несколько дней как пришел в сознание, но пока не мог ни вставать, ни есть.

И чаю, конечно, попили, а как же. И с вареньем, и со свежими фруктами. На следующий день приехали ремонтники восстанавливать связь. А еще день спустя явился местный инспектор отдельной экологической зоны. Походил вокруг остекленевшего пятна, сокрушенно поцокал языком, явно не зная, что с этим делать. Попытался кого-нибудь оштрафовать за ущерб окружающей среде, но понимания не нашел. Купил у Терезы драконью шкуру и уехал. Деньги Тереза решила отдать Хэнку. Глупо спорить, чей трофей, а ему сейчас материальная помощь нужнее.

Дени и Тюль, в принципе, могли бы провести остаток лета у себя на даче, не совсем уж беспомощные щенята, старший так и вовсе самостоятельный. Но им стало неуютно в пустом доме после того, как отца забрали. Пускай кровь отмыли, пускай навели порядок, стены все равно помнят недавнюю смерть. И дети пришли туда, где всегда находили угощение и хороший совет.

— Госпожа Ильтен, а можно мы к вам?

— Помните мои правила? — на всякий случай спросила она. — Встаем рано, тренируемся дважды в день, не бездельничаем. Едим, что дают.

Они с надеждой закивали. И Вера закивала вместе с ними:

— Мам, возьми их! Комната есть.

Ну неужели она бы отказала?

На драконов они больше не ходили. Терезе и хотелось бы снова посмотреть на этих диковинных существ и добыть еще одну шкуру, но она никак не могла отделаться от навязчивой мысли, что стоит уйти далеко, как здесь что-нибудь случится. Никаких ночевок. Ходили за раками, плавали за птичками, собирали травы и плоды. Мальчишки поначалу были пришиблены и тихи, но к концу сезона ожили. Немалую роль в том сыграла Вера, в которой с появлением товарищей обнаружилась ранее не проявлявшаяся тяга к организации разных шалостей. То ночью удерут на озеро купаться, то раскрасят забор гуашью в феерические цвета — хвала небесам, до первого дождя, — то заберутся в сад к Вехерайсису Аннори и объедят фрукты с деревьев… Ильтен переживал, но Тереза снисходительно улыбалась — пусть уж дети ведут себя, как дети, это лучше, чем как скорбные родственники.

Впрочем, в середине лета, как обычно, Ильтен вынужден был вернуться в город. Предложить Терезе ехать с ним не решился, несмотря на катастрофическое отсутствие кандидатов в опекуны. Все равно она настоит на своем и останется на даче, так к чему обострять отношения?

Лето почти подходило к печальному, но закономерному финалу. Зачастили дожди — пока еще теплые, и дети с удовольствием бегали босиком по лужам, — но Тереза знала, что это предвестник наступления осени. Осталась какая-то декада до нового года — Тереза никак не могла привыкнуть, что новый год на Т5 отсчитывают не с середины зимы, а с начала осени, когда люди массово выходят из отпусков, а школьники и студенты приступают к учебе.

Почва пока не промокла по-зимнему, и серый автомобиль легко проехал по грунтовке к дому номер 12, расплескивая неглубокие лужи. Интересно, кого на сей раз принесло, отстраненно подумала Тереза, лепя с детьми пельмени из недавно добытой дичи. На ментов непохоже: тех бывало слышно аж от околицы, с их вечной сиреной, которую они включали, даже направляясь в гости. Тереза отерла правую руку от муки и потянулась к ружью, висевшему на стене — коллизии прошедшего лета заставили пересмотреть понятие о безопасности, и ружье перекочевало из подвала в дом.

— Это папа! — воскликнул Тюль, выглянув в окно.

Хэнк, захлопнув дверцу машины, заковылял к крыльцу. Походка тяжелая, лицо осунувшееся, зеленоватое. Небось, выписался, не долечившись. Куда торопился?

Тереза повесила ружье обратно и пододвинула стул вошедшему соседу — а то еще рухнет, из последних сил преодолев крыльцо.

— А где господин Ильтен? — спросил он, обведя глазами помещение.

— В городе, конечно, — снисходительно улыбнулась Тереза. — Его отпуск кончился несколько декад назад.

— Верно, — вспомнил Хэнк и повесил голову. — А я, вместо того чтобы выполнять обязанности вашего опекуна…

— Прекратите. Вы были в больнице, и врачи боролись за вашу жизнь и здоровье. Почему они выписали вас в таком состоянии? Вам еще лечиться и лечиться.

— Я потребовал, чтобы мне разрешили уйти, — признался Хэнк. — На ноги поставили, буду теперь дома долечиваться. Сколько можно разлёживаться в больнице? У меня дети, надо везти их в город, Дени должен пойти в седьмой класс…

Тереза покивала. Разумеется, она позаботилась бы об этом и без него, чего уж. С другой стороны, хорошо, что он думает о живых детях. Мог бы замкнуться в своем горе, но нет.

— А медкомиссия что сказала? Оставили вас годным к семейной жизни?

Она тут же пожалела о своем вопросе. Ну зачем ляпнула? Хэнк сгорбился.

— Вы в самом деле думаете, что для меня это еще актуально? — желчно произнес он. — Моя семейная жизнь кончена, второго шанса не будет.

Квадратный подбородок задрожал. Хэнк, конечно — закаленный вояка, привыкший терять боевых товарищей, но одно дело товарищи, а другое — жена и сын. Тереза чертыхнулась, быстро накапала в рюмку травяной настойки. Он выпил одним глотком, даже не спросив, что это.

— Я потерял ее, — глухо проговорил он. — Как я без нее теперь? Она всегда была рядом, она занималась детьми, тащила на себе дом, пока я в рейдах. А я не ценил. Считал, что так и надо. Раздражался из-за ее рассеянности, медлительности, из-за ее глупых страхов и нытья. Зохенов идиот! Она была добрая, мягкая, заботливая, терпеливая… Не то, что я. Почему она должна была умереть, чтобы я понял, как… — Он замялся.

— Как вы ее любили? — предположила Тереза.

Он хрустнул кулаком, глядя в сторону.

— Как мне ее не хватает.

«Я старый солдат, донна Роза, и не знаю слов любви». Тереза грустно хмыкнула.

— Я все еще годен для брака, комиссия подтвердила. Никаких важных органов не потерял, хроническими хворями не обзавелся, лечение эффективно, почка восстановит свою функцию, через несколько декад буду как новенький. А смысл? Лики больше нет.

Тереза, почувствовав близость срыва, подсунула ему еще одну рюмку. Только бы не спился!

— Я хотел извиниться перед господином Ильтеном, — сказал Хэнк, осушив рюмку. — Н-ну, и перед вами тоже. Я был в состоянии аффекта, плохо соображал, что делаю и говорю. Мне не следовало впутывать женщину в свои разборки. Сам не знаю, почему я обратился к вам, попросил идти со мной. Затмение нашло.

Хоть смейся, хоть плачь.

— Бросьте, Хэнк. — Тереза накрыла его руку своей. Получилось не очень: его ладонь была вдвое шире. — Вы тогда пришли по адресу. Безошибочно сделали то единственное, что было разумно.

— Боюсь, это очень неразумно. — Он покачал головой. — И боюсь, что господин Ильтен на меня в обиде. Я позвал вас с собой на опасное дело, да еще через его голову.

— Рино переживет. — В этом Тереза не сомневалась. Ее долгое сотрудничество с безопасниками приучило Ильтена смиряться с грозящей ей опасностью. — Он отлично понимает, что у вас не было другого выхода. Кого из мужчин вы могли бы попросить о помощи? Господина Генина, запершегося с перепугу в подвале? Аннори, который умеет только роли играть? Альву, для которого разбить оконное стекло — и то проблема? Или моего мужа, слегшего с сердечным приступом? Не надо думать и говорить лишнего. В Риаведи только двое знают, что такое война — вы и я.

— Я мог бы пойти один.

— И погибли бы.

— Да. — Он тяжело вздохнул. Неловко сознавать это, но да. — Даже если бы я успел перестрелять упившуюся орду, с тем татуированным уродом не справился бы. В сущности, еще немного, и он бы меня убил.

— Почему вы сразу не засадили ему кинжал в мозг? — поинтересовалась Тереза.

Не самая подходящая тема для обсуждения с дамой. С другой стороны, госпожа Ильтен права: она знает, что такое война. Он пожал плечами.

— Мне казалось, что и в спину — достаточно. Как я мог предугадать, что этот сморчок нечувствителен к ранам, которые любого здоровяка валят с ног? А потом было поздно. И хотел бы ударить поглубже, но он вцепился в меня когтями, и я не сумел бы так извернуться, чтобы достать его с гарантией. А вас он не видел. Либо видел, но не счел опасной. Женщина же. — Хэнк издал горький смешок. — Вы его убили?

— Хотела вам оставить, в подарок к выздоровлению, — честно ответила Тереза. — Но не удержалась. Надеюсь, вас утешит, что подыхал он страшно.

Хэнк молча кивнул. Ни слова не сказал об отнятой мести. Возможно, ему и не хотелось бы снова встречаться с Шаманом.

— И вот еще. — Тереза выложила перед Хэнком несколько крупных денежных купюр. — Это от лесника. Он купил вашу драконью шкуру. Мясо мы, уж простите, без вас съели.

— Вы же утверждали, что дракон ваш? — недоверчиво посмотрел на нее Хэнк.

— Мало ли что я говорила. Это вы ему в башку попали. Эксперт подтвердил, — соврала она. — Так что деньги ваши, пользуйтесь.

Он поколебался.

— Может, возьмете себе? За содержание детей.

— Их содержание мне ничего не стоит. Еду они добывают сами: то зверька подстрелят, то плоды соберут.

Это тоже было не совсем правдой: ели и консервы, и запасенные крупы, опять же муку покупали в городе. Стирка белья и одежды, ликвидация последствий шалостей… Но не мелочиться же.

— И Вере с ними нескучно, — добавила Тереза.

Уж на следующий-то год я добуду себе шкуру дракона, подумала Тереза, вешая замок на новую, крепкую дверь дома номер 12. И сделаю себе… А что вообще можно из нее сделать? Перчатки? Не так уж холодно на Т5 даже глубокой зимой, чтобы беспокоиться о перчатках. Сапоги? В городе они не нужны, в дождливое время достаточно закрытых туфель, а таскаться в такой нарядной обуви по лесам и всякой грязи — жалко. Плащ? Разве что на малого ребенка, а на взрослого одной шкуры не хватит, нужны две, к тому же одинаковые, чтобы не выглядеть в двухцветной одежке клоуном. Лесник развеял опасения Терезы: никаких ограничений на отстрел драконов не существовало. Но подстрелить их — чересчур сложная задача, а выцелить определенного дракона требуемой масти — вовсе нерешаемая.

Конечно, шкуру всегда можно продать. Но в данный момент Ильтены в деньгах не нуждались. После сумки Альву и Йорры сумма, вырученная у лесника за шкуру, не слишком впечатляла. И Тереза охладела к охоте за драконами. Фиг с ними, пусть летают пока.

В Нокккэм ехали маленькой автоколонной: серая машина Хэнка, а за ней — синий автомобиль Терезы. Тереза не хотела оставлять больного соседа с двумя детьми одного на трассе. Мало ли — пульс скакнет, в глазах помутится… Но она хорошо понимала: откажется. Гордость не позволит принять заботу о себе. Он сам в ответе за свою семью, за все, что от нее осталось, и уступить эту ответственность для него очень болезненно. Тереза схитрила. Сказала, что он, как мужчина, обязан сопроводить ее до города. Прокатило: съел и не подавился. Тереза проследила, чтобы ехали с остановками — мол, детям надо отдохнуть, размять ноги и перекусить. К счастью, вопрос, почему в прошлые поездки им это было не нужно, не возник. Видимо, Хэнк объективно нуждался в отдыхе и был рад, что спутнице пришла в голову эта идея.

— Госпожа Ильтен, — высший командир Тегер Руани был расстроен, — ну почему вы слили эту историю с пиратами тильгримскому отделению? Нам бы очень пригодилось участие в таком резонансном расследовании.

Служба охраны безопасности Тильгрима действительно неплохо пропиарилась. Тильгримцам и раньше перепадала слава от инцидентов в Риаведи с участием госпожи Ильтен, и вот новое происшествие: настоящие пираты с аварийным кораблем, беглый диспетчер с женщиной, море трупов, загрязнение окружающей среды… И все это мимо Ноккэма, как же так?

— Хочу вам напомнить, господин Руани, что Риаведи — территория, относящаяся к тильгримскому отделению, — сказала Тереза. — Найдите хоть одно основание скрыть это происшествие от тамошних безопасников.

— Нет, ну зачем же скрывать? Просто вы могли бы позвонить сначала нам. Чтобы проинформировать, понимаете?

— Не могла, — отрезала Тереза. — Вышка мобильной связи упала. Или вы считаете, что я, бросив все, срочно должна была строить пентаграмму пси-связи?

Высший командир вздохнул.

— Но в следующий раз вы позвоните нам? Если вышка не пострадает, — добавил он.

— В следующий раз? — возмутилась Тереза. — То есть вы предполагаете, что в Риаведи регулярно должны случаться жуткие истории? Да еще похоже, надеетесь на это? Вы — служба охраны безопасности, господин Руани! Вам следует людям безопасность обеспечивать, а не создавать себе пиар на их несчастьях!

И чего она сорвалась? Прекрасно ведь знала, что за человек Руани. Не дурной, отнюдь: дело свое делал, преступность в меру сил искоренял, с подчиненными ладил. Старался брать пример со своего прежнего командира Маэдо. И в этом слегка перебирал. Надо быть собой, а не обезьянничать. И не завидовать. Руани хотелось так же хорошо выглядеть перед начальством и общественностью, ловить удачу, делать карьеру. Ну как ему объяснить, что вершины своей карьеры он уже достиг, чтоб не обидеть? Он неплохой начальник городского управления, но в столице таких, как он, на бутерброд намазывают и съедают.

Не надо было на него орать. Объяснять бесполезно, но могла бы проигнорировать. Просто Тереза тяжело переживала события этого лета, в которых Руани видел только упущенную славу. Люди погибли, дети осиротели, а он о плюшках от руководства! Вот и не выдержала. Да, она не плакала ни по Лике, ни по ее сыну, ни по деду Калле… Еще с войны она научилась в ответ на удары судьбы не лить слезы, а действовать. Но это не значит, что у нее каменное сердце. Что можно вот так…

Ну, и беременность, конечно, не добавила психике стабильности. Так что пусть Руани скажет спасибо, что Тереза его стулом не окучила, всего лишь рявкнула. Неудачное начало для новой жизни, что ни говори: ведь все эти страсти на ребенке сказываются. Да еще и колдовской ритуал с питьем чужой крови. Не повредило ли это плоду? Поди угадай. А если и повредило, все равно ничего не исправить: аборты запрещены. Вот так родишь не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку, и что с ней делать потом?

Аннет родилась на исходе зимы. Третья девочка — настоящее чудо, повод для гордости и праздника, основание для безумной по масштабам выплаты от государства. Так не бывает, сказал Руани, ошарашенный этой новостью, когда не вовремя позвонил с намерением привлечь Терезу к очередной операции и получил от доктора Нихеса резкую отповедь.

Так действительно не бывает, молча согласилась с ним Тереза. Статистика здесь не работает. Элеонора была перерождением умершей девочки. А Вера и Аннет — не полные сестры. Рождение у отдельно взятого мужчины одной девочки — редкость, но такое все же случается. Вот и случилось. Темноволосая черноглазая малышка с сангвиническим темпераментом походила вовсе не на Ильтена. И это было очевидно не только Терезе, но и всем, кто знал альтернативного кандидата в отцы: на генетику тут традиционно обращают внимание. Терезе даже стало немного неловко перед Ильтеном, и пару декад она вела себя, практически как примерная жена. Потом вернулась к своему обычному стилю жизни, конечно. В конце концов, что здесь странного? Удивляться стоило тому, что кто-то вроде Аннет не родился раньше.

Ильтен, в отличие от Терезы, никакой неловкости не ощущал. В этом сильно помогло пособие в двадцать тысяч единиц, которое он не уступил бы стороннему кандидату, даже если бы он все еще находился на Т5 и недвусмысленно претендовал на вознаграждение. Это его, Ильтена, жена родила девочку. Значит, дочка — его, по закону. И пособие — его.

Наверное, чисто по-человечески следовало сообщить виновнику торжества о том, что его генетическая линия обрела продолжение. Но как? Пси-связь не гарантирует тайны переписки, скорее наоборот. Стоит ли передавать информацию, утечка которой может повредить карьере или личной жизни? Дюжину раз подумаешь. И нужна ли ему вообще эта информация? Он женат; возможно, у него уже есть свои дети. Пусть себе живет без внезапных сюрпризов и связанных с ними потрясений.

Назвали девочку в честь матери Терезы. Так показалось справедливым, раз Вера названа по матери Ильтена. Вера восприняла появление сестренки с восторгом: будет с кем играть. Комплексов, свойственных мальчишкам Хэнк, она была начисто лишена.

— А когда можно будет на вас рассчитывать? — почти жалобно спросил Руани.

Да хоть послезавтра, хотела ответить Тереза. Но доктор Нихес состроил суровое лицо, и она вздохнула:

— Через три-четыре декады.

Доктор неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. Переубеждать в чем-либо эту пациентку — занятие неблагодарное и, что еще хуже, небезопасное. Хорошо уже то, что она прямо сейчас не сорвалась задерживать каких-нибудь зохеновых преступников. Пусть побегают еще немного на воле, здоровье важнее.

Хэнк приехал с бутылкой вина:

— Ваше любимое.

Тереза подняла бровь.

— Я вообще-то кормлю грудью.

Он смутился. Нашел чем поздравить с рождением дочери!

— А… ну да.

— Выпейте с Рино. Можете Дени на донышко накапать.

Хэнк привез с собой обоих сыновей. Побоялся оставить дома? Вроде бы пацаны давно не играли в квартире в мяч и не фехтовали деревяшками, грозя расколотить все окна. Вера утащила их с собой показывать сестренку.

— Поздравляю вас, господин Ильтен. — Хэнк переставил бутылку поближе к хозяину. — Э-э…

Он снова покраснел. От него не укрылись характерные черты девочки, ясно говорящие о том, что Ильтен тут в лучшем случае свечку держал.

— Спасибо. — Ильтен милосердно проигнорировал замешательство гостя и разлил вино по двум бокалам.

Хэнк повернулся к Терезе.

— Госпожа Ильтен, у меня к вам просьба.

Странно, что свою просьбу он собрался изложить непосредственно Терезе, а не ее мужу. Что-то подвинулось в мировоззрении?

— Я выхожу на службу, врачи разрешили. Это регулярные рейды, по две-три декады. А дети теперь одни…

Тереза нахмурилась.

— Господин Хэнк, я бы рада помочь, но мы здесь живем не так вольготно, как в Риаведи. В этой квартире ваших детей просто негде разместить. Только на коврике в коридоре — но даже если это покажется им романтичным, вас наверняка не устроит.

— Нет, нет! — Он для убедительности замотал головой. — Я не об этом хотел… Пусть они живут у меня. Мальчики самостоятельные, справлялись же как-то, пока я едва ходил. Дени, если что, Тюлю шалить не позволит, да тот не особо и шебутной. Но если бы вы заезжали время от времени… Проверяли, убрано ли, сделаны ли уроки и всякое такое. И если в школе что-нибудь… У Дени выпуск в этом году.

Лишняя морока, конечно — мотаться на другой конец города. При том, что еще свои дети малые. Но как откажешь?

— Нет, если вам сложно… — Он неверно интерпретировал ее молчание. — Я, само собой, могу найти им гувернера. Но они так просили, чтобы именно вы за ними присматривали…

Ну, чье тут сердце не растает?

Оглавление

Эта женщина — колдунья

Цена сокровищ

Это твой труп

В школу

Драконы

Тихое место

Кровь Шамана