Кочующий Мрак (СИ) [Яна Саковская] (fb2) читать онлайн

Яна Саковская Кочующий Мрак

Историческая справка

Сакамото Рёма и Нарасаки Рё познакомились около 1864 года в Киото, когда Рё работала на постоялом дворе, предоставлявшем комнаты самураям и бывшим самураям, которым были близки противоречащие текущей политике правительства идеалы «сонно дзёи» («почитание императора, изгнание варваров»). Значительная часть этих самураев находилась в розыске, вне закона за совершённый даппан – самовольное оставление княжества, которому служил самурай, или неповиновение приказу возвратиться в княжество. Обычно у такие самураи и бывшие самураи чувствовали в сердце более высокую цель, чем просто служить князю.

Сакамото Рёма тогда работал над воплощением большой мечты: создание военно-морского флота в Японии ‒ и был старостой Военно-морской академии в Кобе. Кобе находится недалеко от Киото (тогдашней столицы), и Рёма по делам часто бывал в Киото и всегда останавливался на постоялом дворе, где работала понравившаяся ему девушка. Когда они познакомились, выяснилось, что у них в именах есть один и тот же иероглиф: «рё» ‒ «дракон».

В 1865 году Военно-морская академия в Кобе закрылась, и Рёма с группой товарищей из академии переехал в Нагасаки. Если посмотреть на карте, Нагасаки ‒ это один из максимально удалённых от столицы городов, однако тогда Нагасаки был центром торговли с иностранцами (в основном, с англичанами), где вращались огромные деньги и принимались судьбоносные для истории страны решения. В Нагасаки Рёма основал компанию «Камэяма сятю», которая предлагала морские грузоперевозки.

Рёма и О-Рё могли бы больше никогда не увидеться, однако Рёма стал заниматься организацией союза двух княжеств, Сацума и Тёсю, которые на протяжении 60-х годов были в очень непростых отношениях, поскольку Тёсю время от времени совершали нападения на иностранные корабли, и правительство отправляло войска княжества Сацума, свою главную военную машину, в карательные походы на Тёсю. Однако к 1865 году в княжестве Сацума стали ощущать, что положение княжества становится всё более уязвимым, и идея союза с Тёсю казалась дикой и трудно воплотимой, однако при успехе она могла разом решить несколько больших проблем княжеств. А для реализации трудно воплотимых идей был Сакамото Рёма.

Рёма выступил свидетелем заключения союза двух княжеств, а его компания – посредником при заключении торговой сделки по покупке оружия и кораблей, скрепившей этот союз. Союз был заключён в Киото, поздним вечером 22 января 1866 года. К Рёме уже некоторое время был приставлен телохранитель, и он перемещался по городу с большой осторожностью. Однако слухи о совершившейся сделке дошли до магистрата Киото. 23 января Рёма и телохранитель ночевали на постоялом дворе Тэрадая, где работала О-Рё, и уже готовились ко сну, когда во двор постоялого двора вошла группа из примерно 20 стражников магистрата. О-Рё тогда была на первом этаже и принимала ванну о-фуро. Она услышала шаги, накинула лёгкий халат, встретила стражников, чтобы понять их число и цель визита, сумела отвлечь их внимание и побежала на второй этаж к Рёме, чтобы предупредить его о готовящемся нападении. Рёма и телохранитель успели приготовить оружие (револьвер и катана у Рёмы, пика у его телохранителя), и Рёма отправил О-Рё за подкреплением в представительство княжества Сацума. О-Рё побежала в одном халате, ночью зимой.

Силы были неравны. Рёма был сильно ранен в левую ладонь, несильно в правую, и они приняли решение отступать. Они смогли выбраться из постоялого двора, но Рёма терял много крови. В итоге договорились, что Рёма прячется, а телохранитель также бежит в представительство княжества Сацума и ведёт подкрепление к месту, где спрятался Рёма. Так и произошло. Подкрепление нашло Рёму без сознания, потерявшего много крови, однако живого. Его доставили в представительство княжества Сацума и укрыли там вместе с О-Рё, которая затем помогала в перевязке ран.

В марте Рёму и О-Рё, уже мужа и жену, тайно вывезли из Киото в княжество Сацума, чтобы Рёма мог продолжить лечение на горячих источниках, которыми знаменито княжество Сацума. Это было первое в истории Японии свадебное путешествие.

После этого, в июне 1866 года, Рёма оставил О-Рё в Нагасаки в доме у доверенного лица. О-Рё помогала по хозяйству и в том числе училась стрелять из пистолета. В феврале 1867 года состоялось краткое путешествие Рёмы и О-Рё в княжество Тёсю, город Симоносэки. Это было счастливое время вместе. Сохранилось одно письмо, которое Рёма написал О-Рё в мае того же года, в котором он подробно рассказывал об инциденте кораблекрушения, о расследовании справедливом судебном разбирательстве которого он тогда хлопотал (успешно: отсудил огромные деньги). В июне 1867 года Рёма во время плавания на корабле «Вечерний лик» из Нагасаки в Осаку при помощи своего секретаря Нагаока Кэнкити написал «8 корабельных тезисов» – план дальнешего устройства государства. Последний раз Рёма и О-Рё виделись в Симоносэки в сентябре 1867 года.

9 ноября 1867 года исполнилась одна из больших мечт Рёмы и многих других, первый из восьми корабельных тезисов: возвращение власти от сёгуна (главы правительства) государю. Как писали свидетели, получив эту новость, Рёма плакал от счастья. Ночью 15 ноября 1867 года на Рёму было совершено второе покушение. Он получил 43 ранения мечом, но умер не сразу, а позже ночью. Это был его 32-й день рождения.

После его смерти О-Рё приехала в его родное княжество и три месяца прожила с его семьёй в качестве вдовы. Однако отношения не сложились, и она уехала. В 1875 году она повторно вышла замуж и сменила имя и фамилию. К концу XIX века история Рёмы стала получать известность, и к О-Рё обращались, чтобы она поделилась воспоминаниями.

В поздние годы она страдала алкоголизмом и, выпив, говорила своему мужу, что она жена Сакамото Рёмы. Муж сблизился с младшей сестрой О-Рё, которая тогда жила с ними, и они стали жить вместе, отдельно от О-Рё. В 1904 году накануне русско-японской войны императрица Харуко увидела во сне Рёму, и его история вновь привлекла внимание общественности ‒ в том числе к О-Рё. В январе 1906 года, когда О-Рё слегла, управляющий делами императрица прислал телеграмму, справляясь о её самочувствии, а высокопоставленный выходец из Сацума маршал-адмирал Иноуэ собирал деньги для финансовой помощи О-Рё, которая тогда жила в бедности.

О-Рё умерла 15 января 1906 года, в возрасте 66 лет.

Пролог. Анрита

Рэй

«У нас гости, Кан, ‒ вслушиваясь в недалёкое будущее, вдруг говорит Амрис. ‒ Анрита. Собственной персоной».

«Собственной персоной? Вот это да…»

Смотрю на Амриса – в его глазах то же самое недоумение, которым, наверное, полон мой взгляд.

С Анритой я встречаюсь в первый раз: до этого от неё приходили только сообщения – нечто среднее между письменным текстом и телепатическим архивом-пакетом, ‒ с непременным воздушным поцелуем для Амриса. Обстоятельств их знакомства я не знаю, но думаю, что у этих воздушных поцелуев есть своя дорогая обоим история.

«Приодеться, что ли?» ‒ Амрис продолжает озадаченно смотреть на меня.

«Ты ещё скажи “прибраться”…»

Амрис внимательно оглядывает наше пространство со столиком и креслами, полными любопытных вещиц шкафами и окном почти во всю стену, выходящим на иллюзорные горы, и, похоже, остаётся доволен. Кстати, за окном сегодня почему-то серый мелкий дождь. Был бы реальным – точно был бы холодным. Не я выставлял погоду. Неужели Амрис захотел такой дождь? Или он предчувствовал визит Анриты с невесёлыми новостями ‒ вряд ли же она явится, чтобы вручить нам какую-нибудь премию?

Приодеться – интересная мысль. Не очень понимаю, зачем: Анрита прекрасно знает, на что способен каждый из нас по отдельности и мы вместе, и то, как мы выглядим при этом, не имеет особого значения. Но мне приходит в голову облик тела, в котором я был в прошлой истории, с грибами и артефактами, ‒ изящное и тонкое мужское тело, с длинными светлыми волосами, почти андрогинное по внешности, ‒ и я чувствую его подходящим случаю. И надеваю. А, я понял. Предстать перед Анритой в определённом облике – это показать, на что я сейчас готов, к чему я сейчас склонен, про что я сейчас. Судя по мне, я готов к приключениям. И к большому и плодотворному взаимодействию с моим любимым другом. Впрочем, к этому я всегда готов.

Амрис смотрит на меня и многозначительно хмыкает. Похоже, не может выбрать. Вначале неожиданно подтягивает облик, и знакомый, и не знакомый мне: так он выглядел в том воплощении, когда мы первый раз встретились под деревом коорхи, но много позже нашей единственной в той жизни встречи. Готов к судьбоносным встречам и поворотам судьбы? Нет, похоже, не то: он меняет облик на характерный облик из нашего земного воплощения: парадный костюм Японии XIX века, револьвер, ботинки, мечтательный и сосредоточенный взгляд. Готов собирать много мечт в одну и приглашать новую эпоху? Но нет, тоже не то. В итоге он останавливается на дредастом облике из той же истории, о которой и я подумал. Даже револьвер не стал брать.

«А вот и она», ‒ Амрис направляется к двери. Наша база укрыта от непрошенных гостей поставленной Амрисом мудрёной охранной системой, и самый простой способ попасть в неё снаружи, когда мы на месте, ‒ это чтобы Амрис изнутри открыл дверь. Что он и делает.

На пороге постепенно уплотняется фигура. Всё же не могу сказать, что Анрита пришла к нам собственной персоной. Ядро Анриты как существа продолжает находиться в структурах Ведомства Порядка Мироздания, а на нашей базе уплотняется что-то типа модуля присутствия. Интересно, выбирала ли Анрита облик для визита к нам в гости?

Она предстаёт в женской светлокожей гуманоидной форме, роста примерно такого же, как мы с Амрисом. Густое полотно волос поднято в высокую тяжёлую причёску на голове. Нечеловечески длинные уши с толстыми мочками опускаются до уровня подбородка. Между бровей ‒ третий глаз, двигающийся независимо от двух других. Но самое завораживающее – при малейшем движении её руки множатся, как будто их не две, а… тысяча.

Когда догрузка модуля присутствия заканчивается, Анрита моргает и делает шаг вперёд. Амрис закрывает за ней дверь и проходит в середину зала.

«Амрит-Саир, Кан-Гиор», ‒ Анрита переводит взгляд с него на меня и через пару мгновений растягивает губы в улыбке.

«Анрита», ‒ отзываемся мы одновременно, и я думаю, что вряд ли это её настоящее имя, но это единственное имя, которое мы знаем. По крайней мере ‒ которое я знаю. Впрочем, Амрис сейчас тоже назвал нашу гостью Анритой.

«Добро пожаловать», ‒ Амрис галантно целует множащуюся под взглядом руку нашей гостьи.

«Хочешь что-нибудь выпить?» ‒ неожиданно для себя спрашиваю я. Анрита и Амрис удивлённо смотрят на меня.

«Весьма интересное и свежее предложение с твоей стороны, благодарю. Я не думала о том, чтобы что-то пить-воспринимать уже довольно продолжительное время», ‒ голос её звучит несколько искусственно, с паузами после каждого слова, как будто звучит программа по воспроизведению речи.

Повисает пауза. Я уже готов спросить что-то в духе «так и?», но Анрита опережает меня.

«Да, пожалуйста, предложи мне то, что ты хочешь предложить. Я вижу, что это будет приятно и многозначительно на вкус».

Её третий глаз смотрит куда-то поверх меня – в мои намерения, что ли? Ой, Амрису очень пошёл бы такой третий глаз. Надо будет предложить ему добавить в какой-нибудь из обликов.

Однако что я хочу предложить Анрите? Я выпалил вопрос, но не успел разработать меню.

А.

Конечно.

Театрально провожу рукой – и на столике перед креслом, которое мы с Амрисом определили как гостевое, появляется небольшая чашка.

«Прошу».

Анрита изящными шагами пересекает пространство и садится с прямой спиной на краешек кресла. С интересом подносит чашку к лицу ‒ руки мельтешат так, что на пару мгновений чашка пропадает из виду, ‒ и вдыхает аромат, не наклоняя при этом головы.

«Что это?»

«Тхали, ‒ отвечаю я. Ого, похоже, я смущаюсь. ‒ Когда мы с Амрисом только познакомились, мы договорились встретиться вечером того же дня. На эту встречу я взял термос с отваром листьев тхали. Амрис тогда не пришёл, и я сильно обиделся ‒ так, что выстроил намерение больше в том воплощении никогда с ним не пересекаться. Так и произошло¹. Ты пьёшь отвар листьев тхали – того вкуса, когда я, влюблённый, ещё только шёл на встречу с Амрисом.

Мой друг смотрит на меня сияющими влажными глазами, и я живу сквозь его облик того мальчика-карриота, встреча с которым изменила мою жизнь.

«Я тоже хочу».

Я улыбаюсь, и в воздухе перед ним появляется крышка-чашка от термоса, наполненная тем же напитком. Амрис принимает её чуть ли не благоговейно. Раз мы так уютно сидим, себе я, пожалуй, тоже налью.

«Спасибо, Кан-Гиор. Действительно приятно и многозначительно на вкус», ‒ говорит Анрита, сделав пару глотков. Амрис, одним большим глотком ополовинив чашку, привстаёт со своего кресла, делает шаг ко мне, пылко целует в губы и садится обратно. Жмурится, глубоко вдыхает аромат и посылает сияющие взгляды в мою сторону.

«Чем обязаны твоему визиту, Анрита?» ‒ задаю я центральный вопрос нашего тхалипития.

Анрита плавным движением опускает руки с чашкой отвара тхали на колени. Рассеянно смотрит в заоконный пейзаж. Количество тхали в чашке продолжает постепенно уменьшаться.

Анрита вздыхает.

«Есть один мир, которому грозит опасность. Он называется Мерра, – начинает она. Над нашим столом появляется образ планеты. В одном полушарии день, в другом – ночь. Мир как мир, на первый взгляд. Но меня охватывает неприятное предчувствие. Впрочем, по поводу историй, которые нам приносят, у меня довольно часто бывает плохое предчувствие, а несмотря на это они заканчиваются благополучно. ‒ Я оставлю архив, чтобы вы могли получить всю необходимую информацию о мире, загрузить архивы с его языками и обычаями и обсудить стратегию действий. Но есть то про этот мир, что необходимо рассказать вслух, чтобы избежать неправильного понимания, и я сейчас сделаю это».

Анрита переводит взгляд с пейзажа на чашку тхали в её руках, мгновение рассматривает её, склонив голову, будто в удивлении ‒ что это такое оказалось у меня в руках? ‒ а потом её третий глаз вдруг пристально смотрит на меня, в самую сердцевину меня, и это такое чувство, как будто меня растянули тонкой мембраной по галактике, чтобы все местные звёзды проникли сквозь меня своим светом и теплом, а я их в себя принял.

Ух.

Если это ‒ её взгляд, то как же ощущается её воздушный поцелуй и как Амрис его каждый раз выдерживает?

Я думаю, что он ответил бы, что с удовольствием.

«Самое важное, что есть на Мерре, – я думаю, Кан-Гиор, тебе понравится, – это Мрак», – произносит Анрита и замолкает. Мы ждём. Анрита уже отвела от меня взгляд, смотрит в окно и медленно водит третьим глазом вверх-вниз. На третий проход Амрис не выдерживает:

«Мрак?..»

Анрита моргает обычными глазами ‒ третий глаз всё так же двигается вверх-вниз ‒ и продолжает.

«На два месяца в году, зимой, на человеческие поселения на Мерре опускается Мрак. Небо покрывается тёмными облаками, и из них льётся дождь, иногда видимый, а иногда – невидимый, под которым не выживают напитанные надеждой намерения. Любое начинание под Мраком обречено на гибель».

«Какова природа Мрака?» – спрашиваю я озадаченно.

«Планета возвращает своим обитателям количество и качество задуманного ими зла. Того, что они намеревались сделать с намерением причинить вред. При этом ответственность коллективная. Собираются все намерения за год, и Мрак опускается над населённым пунктом. Кого-то, кто вёл праведный образ жизни, может затронуть не сильно, но затронет всё равно. У кого-то, кто замышлял и совершал много зла, под Мраком не будет получаться ничего, даже благополучно позавтракать. Хотя на бытовые процедуры для поддержания жизнедеятельности действие Мрака обычно не распространяется».

«То есть, что-то типа годичного подведения итогов кармы? – щурится Амрис. – Только без положительного баланса? Находятся же любители воплощаться в таком месте…»

«Так нравится планете, – бесстрастно отвечает Анрита. – Ей нравится строгость. На ней часто воплощаются те, кто хочет воспитать в себе безупречность».

Несколько мгновений мы перевариваем эту информацию. Амрис встряхивает головой.

«Ладно. О вкусах не спорят. Вопрос такой: в чём проблема? Система, при всей её причудливости, на первый взгляд весьма стабильна».

«Для этого мне нужно больше рассказать об устройстве планеты. Как видите, планета гориста и представляет собой, как бы вы сказали, лоскутное одеяло из изолированных долин, в которых располагаются небольшие местные государства. Мрак у каждого свой. Мрак – это психоклиматическое явление, и, как и обычные дождевые или снежные облака, он не может перебраться через горы. Он опускается на то место, над которым родился».

Психоклиматическое явление! Пожалуй, я действительно не настолько хочу воспитать в себе безупречность, чтобы родиться на этой планете, но мне будет очень любопытно на ней побывать. Я так понимаю, что к этому всё идёт.

«Кроме одного места на планете», ‒ добавляет Анрита, разворачивает глобус и приближает проекцию так, чтобы мы могли лучше разглядеть.

Местность выглядит как овальная долина, которую посередине поперёк пересекает разветвлённая на множество рукавов река. А от реки и до гор в обоих краях долины виднеются плотные постройки городского типа. Уровень развития технологии отсюда различить сложно, но похоже, что он не очень высок. Поселения чем-то неуловимо отличаются друг от друга, но так навскидку я не могу понять, чем.

«Слева с вашей стороны вы видите бывшее королевство Ксесс, а справа – королевство Альдагор. Эта местность – большой эксперимент планеты, поскольку над долиной единая климатическая система», ‒ Анрита делает паузу.

«У них, получается, общий Мрак?» ‒ спрашивает Амрис.

«Нет. Мрак опускается то над одним государством, то над другим ‒ в зависимости от того, где в прошедшем году задумывалось и происходило больше зла. При этом Мрак опускается не сразу. Он формируется над одним из государств и две-три недели перемещается из одного края долины в другой, подчиняясь климатическим законам. Но в конце концов он опускается над тем из государств, где было задумано и произошло больше зла. Это явление называется “Кочующий мрак”».

Кочующий мрак…

Я хочу туда. В чём бы именно ни заключалась наша миссия, я хочу подышать воздухом этого мира.

«Хорошо, ‒ деловым тоном продолжает Амрис. ‒ С ним-то какая проблема? Эта система выглядит не менее причудливо, но и не менее стабильно, чем в других местах на планете».

«Посмотри», ‒ Анрита сквозь полупрозрачное изображение планеты впивается в него взглядом третьего глаза. Амрис вздрагивает, замирает на секунду ‒ и с новым интересом принимается разглядывать долину двух государств. Наконец ставит опустевшую чашку на стол, откидывается на диване и скрещивает руки на груди.

Посылаю ему вопросительный взгляд.

«Насколько я вижу, с вероятностью семьдесят процентов то, что сейчас происходит в этих двух государствах, приведёт к нарушению стабильности климатической системы и климатической катастрофе. Мрак как будто сойдёт с ума, а вслед за ним ‒ всё остальное. Тридцать процентов ‒ что не приведёт», ‒ задумчиво отвечает Амрис.

Анрита кивает.

«От имени Ведомства Порядка Мироздания я приглашаю вас на Мерру для того, чтобы помочь событиям развиваться так, чтобы избежать климатической катастрофы».

Амрис щурится и вглядывается в изображение долины.

«Анрита, у меня есть вопрос, ‒ подаю голос я. ‒ Почему вы вообще вмешиваетесь? Ну, идёт один мир с вероятностью в семьдесят процентов к климатической катастрофе ‒ что ж, таково закономерное следствие поступков его обитателей. Тем более, что планета любит строгость и безупречность. Почему Ведомство Порядка Мироздания решает, что мир нужно спасать?»

«Кстати, хороший вопрос. Спасибо, Кан, ‒ кивает Амрис. ‒ В спасение я играть тоже не хочу. Не наше амплуа – быть героями-спасителями».

«Во-первых, Ведомство Порядка Мироздания определяет происходящее на Мерре как непорядок, ‒ неотрывно смотря в образ планеты, степенно отвечает Анрита. ‒ Во-вторых, планета сама сменила свой статус на «опасность и просьба о помощи», поэтому мы начали исследовать возможности помощи ей и увидели вариант с высокой вероятностью благоприятного исхода, в котором мы отправляем на Мерру вас».

«Высокая вероятность благоприятного исхода ‒ это сколько?» ‒ уточняет Амрис.

«Семьдесят процентов. То, что уравновешивает шансы планеты на благополучный исход».

Амрис поднимает брови, размышляет немного и наконец хлопает себя по коленям.

«Мне точно понадобится полная память и сохранение способности считать исходы. Тридцать процентов ‒ высокий риск. Также нам с Кан-Гиором нужно будет время, чтобы ознакомиться с архивом и составить план действий. Кроме того, возможно, мне нужно будет пронести на планету пару мелких артефактов».

«Дозволено, ‒ немедленно отвечает Анрита. ‒ Ты согласен. Я хочу узнать, что думает Кан-Гиор».

Глаза Анриты разъезжаются. Одним глазом она смотрит на меня, другим – на Амриса, а третьим глазом – в пустоту за окном, и я с новым чувством осознаю, что её гуманоидный облик – это интерфейс специально для визита к нам. Она не человек настолько же, насколько я – не муравей.

«Меня завораживает этот кочующий мрак, ‒ наконец отвечаю я. ‒ Меня завораживает такое устройство миропорядка. Пока этот порядок не рухнул, я хочу почувствовать его кожей и попробовать в нём пожить. И по мере сил способствовать тому, чтобы он продолжался. Поэтому я согласен».

Анрита кивает.

«Как и в каком качестве мы туда попадём? ‒ спрашивает Амрис. ‒ Не рождаться же…»

«Выбирайте», ‒ Анрита неожиданно как будто собирается или концентрируется. Её взгляд вновь сфокусирован и переходит с меня на Амриса и обратно, а третий глаз – смотрит куда-то в середину пространства перед Анритой.

Амрис смотрит на меня, я – на него.

«Нам надо подумать», ‒ наконец говорит он. Я киваю.

«Мы посмотрим на мир и на текущую ситуацию и дадим ответ позже».

«Ваш ответ принят», ‒ церемонно отвечает Анрита и складывает ладони в молитвенном жесте посередине груди.

«Анрита! ‒ восклицает Амрис, заворожённо глядя на марево, которым в очередной раз стал контур туловища нашей гостьи от движения её рук. ‒ Я и так согласен участвовать, но я буду совершенно счастлив, если в случае успеха я смогу получить от тебя небольшое вознаграждение».

Анрита медленно поворачивает к нему голову, и её третий глаз смотрит Амрису куда-то в пупок.

«Желанное тобой вознаграждение – то, о чём ты сейчас думаешь?»

А о чём он думает?

Но я опоздал. Амрис предвидел мой интерес и сделал такое движение в телепатическом поле, как будто ладонью прикрыл что-то, что показывал Анрите.

«Извини, Кан, – смущённо говорит он. – Я не могу тебе это показать. Я слишком стесняюсь».

Вот это новости. Что он такое может хотеть в качестве вознаграждения от Анриты, что стесняется мне показать?

«Но ты непременно увидишь это, если Анрита согласится», – он с надеждой смотрит на нашу гостью.

Анрита смеётся. Её третий глаз скошен к носу, вместо рук вокруг тела ‒ мерцающее, танцующее марево, и от её смеха дрожит и трепещет вся наша контора.

«Я согласна, Амрис. Верните Мерре порядок, и ты получишь свою награду. Кан-Гиор, хочешь ли ты вознаграждение?»

Хм. Не думал об этом.

«Анрита, для меня знакомство с этим миром – само по себе подарок. Но у меня есть предчувствие, что вскоре к нам обратится частный клиент и для решения его проблемы нам потребуется помощь от Ведомства. В чём-то вроде наведения справок. Я хочу быть уверен, что я её тогда получу».

Амрис смотрит на меня с любопытством: у меня не часто бывают предчувствия. Анрита моргает обычными глазами, а третий глаз заворачивается внутрь.

«Ведомство всегда открыто для предоставления справок, поэтому я не вполне понимаю природу твоего запроса, но я могу заверить тебя, что помощь от Ведомства в той развёртке будущего, которую ты предчувствуешь, ты получишь в полном объёме».

«Спасибо», ‒ так удивительно: ещё ничего не произошло, я даже не знаю, о чём идёт речь, но я уже чувствую облегчение. Как живёт Амрис, постоянно имея в виду несколько вариантов будущего, я вообще не представляю.

«Я буду ждать вашего решения. Благодарю за гостеприимство», ‒ говорит Анрита. Поднимает руки над головой, бесшумно хлопает в ладоши ‒ всеми своими ладонями ‒ и исчезает.

Мы остаёмся одни с большим архивом по миру под названием Мерра.

Амрис проводит руками по дредам и смотрит на меня озадаченно. Я пожимаю плечами.

«Ещё тхали?»

Глава 1. Грегор Теллери

Грегор Теллери, сиятельный лорд-регент Ксесса, сидит за инкрустированным кусочками цветного стекла деревянным столом в своём кабинете в Западной башне дворца Ксесса и точит нож. Лорд Теллери – пожилой господин с обвислым лицом, накрученными на концах седыми волосами до плеч длиной, холодными серыми глазами и ухоженными ногтями.

– Я пригласил вас в свой кабинет, ваше высочество, чтобы в преддверии вашего совершеннолетия и вступления на престол преподнести вам урок, который никогда не проведёт для вас уважаемая мадам Альвара, при всех её многочисленных достоинствах.

Наследный принц Ксесса Лерек, названный так, словом «свет», потому что родился в первый день после отступления Мрака, тонкий светловолосый юноша почти двадцати лет, делает головой небольшое движение в мою сторону, но молчит и продолжает слушать, что говорит его дедушка по маминой линии.

Мадам Альвара, Гина Альвара – это я. Точнее, это имя женщины, придворной менторши нашего высочества, в теле которой я временно присутствую. Впрочем, какого «нашего» – высочества королевства Ксесс. Это я слишком сильно в роль вошёл.

А точнее – вошла.

– Вы видите этого петуха, ваше высочество? – продолжает тем временем лорд Теллери.

Принц косится на стоящую посреди комнаты клетку. В ней вертится, пытаясь то расправить крылья, то выпрямить шею – и то, и другое безуспешно, клетка слишком тесная, – коричневый петух.

Принц Лерек молчит и вновь поднимает взгляд на лорда Теллери.

– Вы, должно быть, задаётесь вопросом, ваше высочество: для чего в моём кабинете этот петух?

Принц принимает позу, знакомую мне по другим его беседам с регентом: он опускает плечи и вытягивается макушкой вверх. Во всех таких беседах я стою позади него, слева, как мне полагается по рангу, и я не вижу лица принца. Я только вижу, как в какой-то момент беседы он начинает тянуться вверх, как будто сейчас оторвётся от земли.

Кроме принца, регента и меня в кабинете находятся сын регента ‒ секретарь Регентского совета, ‒ Левый министр и начальник дворцовой гвардии. Они стоят позади меня, у дверей. Не издают ни звука.

‒ Я надеюсь, вы расскажете мне об этом, лорд-регент.

Голос принца звучит устало ‒ и одновременно светло. Насколько я понимаю, это свойство всех детей, родившихся в первые часы после отступления Мрака: в их присутствии становится светлее.

‒ Непременно.

Лорд-регент заканчивает точить нож и убирает точильный камень в ящик стола. Встаёт и вплотную подходит к принцу. Они одного роста, но кажется, что лорд-регент над принцем возвышается.

‒ Этого петуха, ваше высочество, ‒ шепчет лорд Теллери, приблизившись к уху принца. ‒ Я приобрёл у одного торговца тканями, который на досуге увлекается петушиными боями и разведением петухов для них. Так вышло, что на чемпионате этого года победил он. Я купил его всего за восемьдесят тысяч. Лавка того торговца получает такую выручку за месяц. И знаете, что интересно, ваше высочество? Торговец и глазом не моргнул, получая деньги за птицу, о которой он заботился. Если, конечно, можно назвать заботой подготовку петуха к боям.

Лорд Теллери отстраняется и внимательно смотрит на принца. Я не вижу выражения его лица, но регент, видимо, не удовлетворён.

– Я хочу показать вам, ваше высочество, – голос регента звучит вкрадчиво. – Что происходит с теми, кто считает, что забрался на вершину и победил. Особенно с теми, кто считает, что забрался выше меня, ‒ если вы понимаете, о чём я.

Регент наклоняется к клетке и открывает защёлку. Крышка откидывается наверх, и петух вскидывает голову.

Не сводя взгляда с лица принца, регент хватает петуха за горло. Медленно поднимает на уровень глаз принца. Петух яростно хлопает крыльями и извивается в руке регента, однако регент не обращает внимания на его отчаянные усилия. Точно так же, не сводя глаз с принца, свободной рукой регент берёт со стола из-за спины нож, медлит секунду и перерезает петуху горло.

Фонтан крови заливает светлое одеяние принца. Лерек вздрагивает.

Безголовый петух падает обратно в клетку. Вертит обрубком шеи, хлопает крыльями, подпрыгивает, подлетает над клеткой и врезается в принца. Лерек резко втягивает воздух и отступает на полшага. Петух падает на спину, пытается вновь встать, но больше не может. Цепляется за воздух лапами, дёргает крыльями – и постепенно затихает.

На полу под клеткой расползается лужа крови. Лерек мелко дрожит – и не сводит взгляда с регента. Тот подносит голову петуха с высунутым языком, с капающей из обрубка кровью к самому лицу принца, держит её так несколько мгновений и отпускает. Голова падает на бело-золотистые туфли принца.

Начальник дворцовой стражи издаёт глухой звук. Я не оборачиваюсь, но слышу стук двери. Его торопливые шаги вскоре стихают, и на комнату опускается тишина. До меня добирается кислый запах крови. Приоткрываю губы и начинаю дышать ртом.

– Я думаю, что мне предстоит научиться ещё воистину многому, лорд-регент, ибо смысл вашего урока ускользает от меня. Однако это не помешает мне уже совсем скоро стать правителем Ксесса ‒ законным правителем Ксесса ‒ и продолжить своё образование уже в новом качестве. Когда мне потребуются новые уроки от вас, я вас извещу.

Регент не меняется в лице – лишь опускает руку, которой держал голову петуха.

– Пойдёмте, мадам Альвара, – продолжает принц. – Я нахожу, что я соскучился по вашим более традиционным методам преподавания различных наук.

Он поворачивается – от пояса вниз всё его одеяние в петушиной крови – и двигается к выходу. Я выдыхаю и делаю было шаг, чтобы последовать за ним, но нас останавливает холодный голос Грегора Теллери.

– Мой принц, этот урок не обязательно понимать, – его нужно просто запомнить и учитывать при планировании своих действий.

Принц не оборачивается и не удостаивает регента ответом. Выходит из кабинета, и я спешу за ним.

Надо отдать должное вышколенности дворцовых слуг: пока принц идёт к своим покоям, никто не бросается выяснять, почему одежда принца в крови. Мало ли в каком виде изволит ходить по дворцу его высочество.

С другой стороны, думаю я, это может быть очень печальная жизнь: никто без приказа не спросит, что у тебя случилось и не помочь ли тебе с чем-нибудь, даже если вся одежда в крови.

С третьей стороны, слуг нанимает на работу не принц, а лорд Теллери, и даёт инструкции им он же.

Стоящий у дверей покоев принца камердинер Лерос Винценти, благообразный седой старик, служивший ещё дедушке нынешнего принца, не меняясь в лице, выступает навстречу при приближении принца. Отдаёт поклон, открывает двери. Кидает на меня быстрый вопросительный взгляд. Пальцы правой руки я складываю в фигуру, напоминающую изогнутую букву «Г» местного алфавита, – сигнал, которым обмениваются дворцовые служащие, когда не хотят вслух произносить имя канцлера. Старик Лерос едва заметно кивает и закрывает за нами дверь. Запоздало я думаю о том, что надо было попросить его позвать других слуг, но уже поздно.

Едва закрывается дверь – принц опускается на пол там, где стоял, и закрывает глаза. Приседаю рядом с ним и тянусь вниманием, чтобы почувствовать, что с ним. Принц практически не дышит. Он замирает на выдохе и сидит, как в ступоре.

– Дышите, ваше высочество. Всё самое худшее позади.

Принц вздрагивает и невесело усмехается.

– Если я правильно понял, что хотел сказать мне любезный дедуля, всё самое худшее меня только ждёт.

Прекрасно: на сарказм его хватает. Да и дышать стал получше.

– Чем я могу помочь вам, ваше высочество?

Принц поднимает голову и останавливает рассеянный взгляд на моём лице. Открывает рот, но не успевает ничего сказать.

Дверь нешироко открывается, и в комнату ловко протискивается мадам Реншини Кенти, некогда кормилица принца, полная и заботливая пожилая дама.

– Свет мой, солнышко, ваше высочество, – я так и не поняла, как она отодвинула меня с моей позиции, но вот она уже сидит на корточках там, где только что была я, и осматривает принца. – Вы не ранены, свет мой?

Принц рассеянно качает головой.

– Это не его кровь, – негромко говорю я. – Лорд Теллери изволил устроить красочное представление.

Мадам Реншини поднимает взгляд на меня и меняется в лице.

– Гина, голубушка, да у вас же тоже платье в крови! Так не пойдёт. Нужно убрать всю эту одежду. Лерос!

Последнее имя она произносит громко, чтобы стоящий за дверьми камердинер услышал, но больше не добавляет ни слова. Похоже, у них уже есть договорённость, что нужно делать.

А я опускаю глаза на своё платье – и действительно, на подоле по диагонали – красная дорожка из капель. Даже до меня долетело, а я не заметила.

У меня кружится голова. Я отступаю на несколько шагов и присаживаюсь на краешек стоящего неподалёку изящного стула.

– Гина, голубушка, я скоро займусь вами, не волнуйтесь. Сначала нам нужно позаботиться о нашем высочестве.

Мадам Реншини прижимает принца к себе, нашёптывает ему что-то успокоительное и укачивает. Взгляд принца рассеян, а руки безвольно висят.

– Дышите, ваше высочество, – напоминаю я.

Принц фокусирует взгляд на мне. Вдыхает – и его вдох превращается во всхлип. Поднимает руки, обнимает свою кормилицу, прячет лицо у неё на груди и беззвучно плачет. Ну и хорошо.

Дверь в покои принца вновь открывается. Лерос придерживает её снаружи, и заходит вереница слуг-мужчин, каждый из которых держит в руке по вёдру с горячей водой. Аккуратно и проворно обходя сидящего на проходе принца, они направляются в ванную комнату в глубине покоев принца. Наполнять ванну, вестимо. Чья бы это ни была идея – это хорошая идея. Пусть принц отмокнет и придёт в себя.

Удивительно только, откуда столько готовой горячей воды в вёдрах. Мы находимся здесь меньше времени, чем нужно, чтобы из крана наполнить даже одно ведро. А тут столько готовых вёдер сразу. Либо где-то рядом с покоями принца находится чан с постоянно горячей водой, чтобы оттуда можно было зачерпывать воду, что вероятно, но мало верится, – либо кто-то заранее знал, что принцу понадобится много готовой горячей воды.

Кто кому служит в этом дворце?

Кому я служу в этом дворце?

Я служу порядку. Даже Порядку. Мы с Амрисом здесь действуем как агенты Ведомства Порядка Мироздания, которое классифицировало происходящее на Мерре как опасный для планеты непорядок. Я нахожусь в Ксессе, Амрис – в Альдагоре. Наша задача – способствовать восстановлению порядка. Вопрос только – как отличить порядок от непорядка, а настоящую глобальную опасность ‒ от локальной и мнимой?

Очевидно, что жизнь принца Ксесса в опасности. Однако нужно ли предотвращать покушение, или есть более серьёзные проблемы? Ну, убьют принца, и регент получит полноту власти. В связи с пресечением королевской династии может быть некоторое волнение, но мало ли, что бывает в разных государствах. Вмешиваться или нет?

Было бы здорово узнать, что у Амриса происходит.

Опускаю взгляд на невидимое кольцо на безымянном пальце левой руки.

Перед тем, как мы приступили к миссии, Амрис сваял два кольца для связи между нами. Кольца действуют как передатчики коротких сообщений и включаются для передачи, когда один из нас хочет увидеть другого. «Женское тело, женский контур», – сказал Амрис, внушительно глядя на меня, и надел на мой палец кольцо. Я очень стараюсь не думать, вкладывал ли он в это какой-то особенный смысл.

Я выбрала тело менторши принца и пришла в женском контуре.

Сообщений от Амриса не было уже три дня.

Перебирать варианты того, что с ним такое происходит, что ему нечего сказать мне и он не хочет меня видеть, я уже устала, поэтому я просто отправлю ему сообщение о сегодняшнем эпизоде у регента до востребования.

Но я сделаю это из дома. Сегодня, думаю, больше во дворце мне делать нечего.

Встаю с кресла, подхожу к принцу и его няньке, присаживаюсь на уровень глаз принца.

– Ваше высочество, – осторожно зову я. Принц не меняет позы, но я уверена, что он меня слышит. – Я думаю, что сегодня вам нужно хорошо отдохнуть. Мадам Реншини позаботится о вас, а я вернусь завтра для утреннего урока.

Принц кивает. Мы с мадам Реншини обмениваемся печальными и озабоченными взглядами, она также кивает, и я выхожу из покоев принца.

Слуги продолжают нести воду для ванны принца.

Мне пора идти.

В раздевалке для слуг на первом этаже я накидываю на плечи длинный сезонный плащ и, пройдя через парадный парк перед дворцом, выхожу в город.

Небо над Ксессом – прозрачно-серое по случаю наступающего Мрака. Насколько я могла понять устройство местного климата, так бывает только в паре Ксесс-Альдагор. Когда на одну из стран опускается Мрак, в другой небо становится из симпатичного мне голубого – прозрачно-серым. Но несмотря на то, что Мрак в этот раз, похоже, опустится на Альдагор, все ксессцы на улице одеты в глухие чёрные плащи, как если бы Мрак пришёл в Ксесс, ‒ из солидарности с жителями соседнего Альдагора. И из напоминания себе о том, что в следующий раз Мрак может прийти в Ксесс.

Мне достаточно того, что длинный плащ скрывает капли крови на моём платье и я смогу быстрым шагом дойти до дома, не привлекая лишнего внимания.

Когда-то, во времена старой династии, столица Ксесса была очень красивым городом. Старая династия была настоящей магической династией, как сейчас в Альдагоре, и могла в числе прочего уберегать постройки от Мрака. Можно было строить долго и красиво, в уверенности, что здание выстоит зиму под Мраком, что роспись не покроется плесенью, что мозаика не осыплется, ‒ что с наступлением весны можно будет расконсервировать и продолжить строительные работы.

Когда старая династия была вырезана прадедом нынешнего принца, магия Мрака была утеряна. В том числе и та, что уберегает постройки от Мрака. С тех пор строится только то, что можно построить за десять месяцев с весны до поздней осени, когда приходит Мрак. Или не приходит, в зависимости от того, в какой стране он остаётся: в Ксессе или в Альдагоре. Но так как это заранее неизвестно, во всех планах строительство заканчивается поздней осенью.

Наверное, это будет тем впечатлением от Ксесса, которое я унесу отсюда: без излишеств, лишь бы стояли, грубо и отчаянно сложенные то кирпичные, то деревянные дома, а за ними на втором плане, ‒ осыпающиеся, теряющие точность контуров когда-то изящные скульптуры.

И вездесущие котельные, котлы и трубы, конечно. Ксесс утратил королевскую магию, но нашёл утешение в горячей воде. В каждом доме есть либо готовая горячая вода, идущая от ближайшей котельной, либо свой котёл. И как обитатели других миров для расслабления и уюта, например, пьют горячие напитки, жители Ксесса устраивают ванночки для рук или ног ‒ или принимают ванну целиком.

Я чувствую эту потребность телом, в котором сейчас нахожусь. Принц вроде бы в порядке и приходит в себя ‒ но после пережитого стресса я спешу домой с единственной мыслью: ванна.

Дом Гины Альвары не подключён к ближайшей котельной, поэтому мне придётся вначале топить печь, чтобы нагреть котёл, но я готова и на это ‒ лишь бы скорее залезть в горячую воду и расслабиться.

В одноэтажном деревянном доме менторши принца три комнаты: одна – маленькая спальня в глубине дома, вторая – всё остальное жилое пространство с печью и обеденным столом, а третья – собственно, ванная комната. Размерами она превосходит спальню и лишь немногим уступает общей комнате.

В доме темно и прохладно: дом успел остыть после того, как я топила печь вчера на ночь. Раздвигаю занавески, растапливаю печь.

Захожу в ванную и проверяю, что все краны находятся в нужных положениях. Мельком вижу своё отражение в зеркале и подхожу поближе. На меня смотрит Гина Альвара: добрые уставшие глаза, строго поджатые губы, лицо без единой морщины, несмотря на зрелый возраст, волосы с обильной проседью, заплетённые в высокую косу, застёгнутое на все пуговицы чёрное платье с высоким воротником.

Как мне в этом теле? Мне не хватает тепла.

И я не знаю, относится ли это к общей атмосфере при дворе или к тому, что Гина знала мало счастья в своей жизни, или к тому, что Амрис не отвечает, ‒ или просто к тому, что зима близко и скоро на долину Ксесса и Альдагора опустится Мрак.

Последнее, что я делаю перед тем, как залезть в ванну, благословить всех, благодаря кому в Ксессе есть в лёгком доступе горячая вода, и начать записывать сообщение для Амриса, ‒ я запихиваю в печь платье с пятнами петушиной крови.

Глава 2. Королевская магия

‒ Гина, как вы думаете: есть ли для меня способ стать королём Ксесса? ‒ спрашивает меня принц Лерек, как только на следующий день я захожу в класс для утреннего урока и за мной закрывается дверь.

Насколько я смогла понять женщину, в чьём теле я нахожусь, если она и удивляется, то не подаёт виду. Вот и я не буду. Лишь прохожу за кафедру, за которой обычно стою во время уроков, и поправляю лежащие на ней тетради.

‒ Ваше высочество, я не уверена, что вполне поняла ваш вопрос. Вы ‒ наследный принц Ксесса. Ваш способ стать королём ‒ дождаться вашего дня рождения в первый день Света и пройти коронацию.

Сидящий за учебным столом принц закусывает кончик карандаша и размышляет. Ноги его опущены в таз с горячей водой и прикрыты пледом. Выглядит он получше, чем вчера, конечно, но всё ещё бледен, и голос его звучит слабо.

Хотя нет, не так. Когда я смотрю нанего ‒ не как Гина Альвара, которая, что бы ни происходило вокруг, просто делает свою работу по обучению принца разным наукам, не как Карна, которая смотрит на невидимое кольцо на левой руке и готова вопить от мучительного непонимания, почему четвёртый, четвёртый, четвёртый! день от Амриса нет вестей, ‒ когда я смотрю на принца Лерека глазами Кан-Гиора, который кое-что понимает в том, как устроена жизнь души во времени, я вижу, что душевное потрясение принца началось задолго до вчерашнего эпизода у регента. Первым ударом было то, что мать принца ‒ дочь Грегора Теллери ‒ умерла вскоре после родов, хотя она смогла выносить ребёнка всё время Мрака и родила его, когда Мрак уже отступил. На глубоком и бессознательном уровне принц помнит эту потерю и винит себя за неё. А вторым ударом была организованная Грегором Теллери смерть его отца, когда принцу было три года. Тогда лорд Теллери и стал регентом. Глубоко внутри принца ‒ боль, страх и одиночество. И одновременно с ними – свет. Беременность под Мраком протекает на Мерре очень тяжело и в большинстве случае заканчивается смертью матери и ребёнка, и то, что принц Лерек и его мать пережили Мрак, а Лерек ещё и выжил при родах ‒ это, по меркам Мерры, светлое знамение и настоящее чудо.

Большим чудом будет разве что то, что принц доживёт до своей коронации и станет королём .

‒ Я имею в виду ‒ настоящим королём, ‒ наконец отвечает принц. ‒ Таким, как в Альдагоре.

‒ В Альдагоре нет королей, ваше высочество. В Альдагоре ‒ три королевы, ‒ машинально поправляю я.

Принц вздыхает.

‒ Да знаю я. Таким королём, как был король Греон до того, как мой прадед его убил и занял престол.

Мы молчим немного. Принц поджимает губы, откладывает карандаш. Перекрещивает пальцы и опускает на них подбородок.

‒ Гина, расскажите мне правду о королевах и королевской магии Альдагора. Я знаю, что есть правда, которую мне не говорят. Возможно, ждут коронации. Возможно потому, что это очень стыдная и печальная правда, и регент не хочет, чтобы о ней знали. Однако после вчерашнего… урока у регента я не уверен, что до коронации я доживу. И когда я думаю об этом… ‒ голос принца дрожит, и он молчит немного. ‒ Я хочу хотя бы понять, что значит быть королём. И что значит быть хорошим королём.

‒ Я думаю, ваше высочество, что, раз вы задаётесь вопросом, что значит быть хорошим королём, из вас получится хороший король.

Я чуть не сказала «получился бы».

Принц невесело улыбается.

‒ Тогда расскажите мне о королевской магии, Гина. Вы же из Альдагора, вы всё знаете про него.

Я усмехаюсь.

‒ Ваше высочество, я ведь никогда не была в Альдагоре. Ни моя мать никогда не была в Альдагоре, ни её мать. И только моя прабабка родилась в Альдагоре, но оказалась в Ксессе в неудачное время самого конца старой династии в качестве почётной пленницы, с которой было непонятно, что делать, ‒ и так и осталась придворной менторшей. Я родилась в Ксессе, и вся моя жизнь связана с Ксессом.

‒ Но кому вы служите, Гина? Лорду Теллери, который нанял вас на работу? Мне, наследнику престола и будущему королю? Или королевам Альдагора, потому что я не помню, чтобы женщины рода Альвара присягали на верность Ксессу?

Ровно тот вопрос, который я задавала себе вчера. Но не могу же я начать рассказывать принцу про Ведомство Порядка Мироздания и тысячу рук одной из его служительниц?

‒ Я служу своему сердцу, ваше высочество.

‒ Достойный ответ, мадам Альвара, ‒ слабо, полупрозрачно улыбается принц. Но мне приятна его похвала: так уж он устроен. ‒ Что же подсказывает вам ваше сердце?

На самом деле, я пытаюсь сообразить, как лучше поступить. Конечно, я могу рассказать принцу то, что я знаю про королевскую магию. Про неё, кстати, я знаю побольше самой мадам Альвары: спасибо архиву, который предоставила Анрита. Проблема в том, что я покину тело Гины Альвары и уйду, а ей жить с последствиями моих поступков. Стала бы Гина рассказывать о королевской магии Альдагора?

Я думаю, да. Её работа ‒ обучать принца. Раз принц хочет что-то знать, дать ему необходимую информацию ‒ её работа и способ выражения своего тёплого чувства к нему.

‒ Я расскажу вам, ваше высочество. Но вначале расскажите вы: что вы помните об устройстве Альдагора?

‒ Три королевы. В других королевствах бывают и короли, и королевы, но в Ксессе только королевы. Дневная королева, которая правит днём, Ночная королева, которая правит ночью, и королева Мрака, которая правит во время Мрака, а Дневная и Ночная королевы на время Мрака освобождаются от своих обязанностей. И ещё я знаю, что во время Мрака проводится Королевская Лотерея.

‒ Знаете ли вы, в чём суть этой лотереи?

‒ Гина, ‒ мягко смотрит на меня принц. ‒ Суть лотереи я как раз хочу узнать от вас. Что я знаю о лотерее – что те, кто хотят спастись от воздействия Мрака, опускают в специальный сосуд листочки со своими именами. А потом королева Мрака вытаскивает из этого сосуда сколько-то листочков, и люди, чьи имена на них написаны, спасаются из-под Мрака. Это правда, кстати? Королевская лотерея действительно работает?

‒ Да, ваше высочество. Если смотреть снаружи, то всё выглядит ровно так, как вы сказали. Дневная королева правит днём, Ночная королева правит ночью, королева Мрака правит во время Мрака и с помощью Королевской Лотереи может помочь скольким-то людям спастись из-под Мрака.

‒ А что там происходит на самом деле? ‒ глаза принца сверкают, а на щеках появился румянец. Гина Альвара может гордиться тем, что её ученик проявил на уроке такой сильный интерес. Однако на вопрос принца не ответишь в двух словах, и я даже не знаю, с какого конца начать на него отвечать. Ладно, главное ‒ начать.

‒ Для ответа на этот вопрос мне нужно спросить вас, ваше высочество: как вы формулируете для себя, для чего вы нужны как король?

Принц откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди.

‒ Я перебираю в голове разные ответы, Гина, но ни один из них не кажется мне достаточно убедительным, ‒ медленно говорит он. ‒ Как будто я могу и не быть королём. Как будто это просто слово, лишённое своего настоящего содержания. Как будто на том месте, которое оно обозначает, зияет непоправимая пустота. Как будто я прихожу на место, где было что-то прекрасное, а там ‒ лишь выжженная трава и её горький запах.

А ведь из него правда мог бы поучиться хороший король, раз он так остро это чувствует. Лерек Первый, дитя Вернувшегося Света ‒ он мог бы быть хорошим королём для Ксесса. Беда в том, что дела обстоят в точности так, как говорит принц. На месте чего-то прекрасного ‒ выжженная трава и её горький запах.

‒ Если вы зададите этот вопрос королевам Альдагора, то вы никогда не услышите ответ «как будто я могу и не быть королевой». Дневная королева ответит вам, что она королева для того, чтобы солнце всходило, чтобы посевы росли, чтобы рождались дети, животные и растения, чтобы рыба играла в реке, а река текла в море. И это она обеспечивает своим бытием. Ночная королева ответит вам, что она для того, чтобы луна всходила ночью, чтобы были приливы и отливы, чтобы у женщин были месячные циклы, чтобы времена года вовремя сменяли друг друга, чтобы то, чему пришло время уйти, – уходило и уступало дорогу новому. И это она обеспечивает своим бытием. А королева Мрака ответит вам, что она для того, чтобы вершился суд, и каждому доставалось по деяниям и умыслам его, и чтобы совершалась милость и у каждого был шанс избежать кары. И это она обеспечивает своим бытием.

Я делаю паузу. Принц смотрит на меня во все глаза. Жестом он приглашает меня продолжать.

‒ Королевская династия в Альдагоре ‒ символ связи и союза между землёй и населяющими её людьми. То звено в цепи явлений, где всё обретает смысл. Если где-то происходит, скажем, падёж скота, идут к Дневной королеве, и она объясняет цепочку решений, поступков и событий, приведших к такому исходу. И она даёт указания: что делать, чтобы восстановить истинный порядок. Если не прекращается дождь или давно не было дождя, идут к Ночной королеве. Чтобы спастись из-под Мрака, идут к королеве Мрака. Королева ‒ голос земли для людей и голос людей для земли.

‒ Старая королевская династия, ‒ щурится принц. А он соображает.

‒ Да. Старая династия тоже была настоящей королевской династией, которая хранила землю и людей, живущих на ней. К сожалению, она пресеклась, когда ваш прадед убил короля Греона. С тех пор в Ксессе утеряна связь между землёй и людьми.

Мы молчим.

‒ Мне стыдно быть, ‒ медленно говорит принц. И добавляет после паузы. ‒ Мне стыдно быть потомком того, кто совершил непоправимое.

Мы ещё молчим.

‒ Как Ксесс вообще живёт? ‒ спрашивает принц. ‒ Без волшебной связи между землёй и людьми.

‒ Я не знаю, заметно ли вам из ваших покоев во дворце, но на самом деле ‒ не очень хорошо. В Альдагоре сила королевы Мрака хранит постройки от Мрака. Под Мраком проводить строительные работы, конечно, никто не будет, но если осенью заложить фундамент и оставить его под Мраком, то весной он будет сохранен и можно будет продолжить строительство. Уже имеющиеся постройки также неуязвимы для действия Мрака. А когда Мрак приходит в Ксесс, он действует на старые постройки так, как будто для них проходит не восемь недель, а восемьдесят лет. Ксесс пытается жить. Ксесс пытается познать окружающий мир, поэтому здесь есть по каждому вопросу есть консультативный совет, но даже объединённая мудрость ведущих специалистов в своём деле уступает непосредственному познанию действительности во всей её полноте, которое было у старой королевской династии. На самом деле, Ксесс в отчаянии, в тихом, не очень осознаваемом отчаянии, потому что люди видят, как тщетны их усилия перед действием Мрака, но никто не помнит, что при старой династии было иначе. Все пытаются убедить себя, что в этом и есть порядок вещей, и находят утешение в горячих ванночках. Потому что иначе действительность невыносима.

Принц опускает взгляд на свои ноги. Вынимает ноги из воды и неловким движением вытирает пледом. Надевает стоящие рядом туфли и отодвигает таз с водой от своего стола.

‒ Что мне делать? ‒ тихо спрашивает принц Лерек. Я усмехаюсь.

‒ Один мой друг в ответ на такой вопрос обычно переспрашивает «что делать, чтобы что?». Я осмелюсь предложить этот вопрос и вам, ваше высочество.

‒ Чтобы настоящим королём.

‒ Я не знаю, ваше высочество. Я не уверена, что такая постановка вопроса вообще уместна. Королём можно быть по праву крови, но я не знаю, как им стать.

Принц постукивает кончиками пальцев по столу.

‒ Тогда ‒ как проходит коронация королев в Альдагоре? Может быть, есть какой-то обряд? Не сразу же принцесса является королевой! Она ведь становится королевой!

‒ Здесь тоже не всё так просто, ваше высочество. Я предлагаю вам думать о королевах Альдагора не совсем как о людях. Это промежуточное звено между природой и человеком, и их жизнь устроена по иным законам, чем обычная человеческая. Например, принцесса становится королевой ровно в день своего совершеннолетия, когда ей исполняется двадцать лет. Прежняя королева в этот день умирает, непременно умирает ‒ от старости или от случайности. Как только рождается новая королева ‒ днём, ночью или под Мраком, ‒ это знак для одной из ныне живущих королев, что жить ей осталось ровно двадцать лет. И так как королевы понимают, что они являются воплощением установленного между природой и людьми порядка, они принимают это и продолжают править всё время, которое им отвела земля. И увы, мой принц, я не знаю деталей того, как происходит коронация. Я думаю, что этого никто не знает, кроме самих королев и придворных жрецов. Кстати, ваше высочество, помните ли вы, сколько сейчас принцесс в Альдагоре и каких королев они сменят?

‒ Одна принцесса, которая сменит старую королеву Мрака, ‒ немедленно отвечает принц.

‒ Верно. Причём совсем скоро. Мрак наступает через четыре дня, а она родилась в первый день Мрака, как вы, ваше высочество, в первый день Света, и через четыре дня старая королева умрёт, и новая воцарится и будет воплощать суд и милость.

Принц молчит.

‒ Так что такое на самом деле Королевская Лотерея? ‒ наконец спрашивает он. ‒ Мы начали с этого вопроса, но вы так и не ответили на него.

‒ Здесь, к сожалению, у меня нет исчерпывающего знания, но я отвечу, как знаю. В течение года королева Мрака ткёт гобелен. Гобелен является моделью королевства со всеми его обитателями. Пока королева ткёт его, каждым переплетением нитей она устанавливает связь с каждым из обитателей королевства. Население Альдагора ‒ всего около десяти тысяч человек, это не так много. Когда все жители, желающие получить спасение из-под Мрака, положили свои листочки со своими именами в чашу, начинается сама лотерея. Вешают гобелен, и королева начинает доставать листочки из сосуда. Как только листочек вытащен, на гобелене рвутся нити. Дело в том, что Мрак также устанавливает связь с каждым из жителей Альдагора. Королева своей магией снимает её с человека и отводит на гобелен, потому что что-то всё равно должно разрушиться под действием Мрака. И пусть это будет гобелен. Королевская лотерея заканчивается, когда изорванный гобелен сам падает на землю.

‒ Настоящая магия, ‒ впечатлённый, говорит принц.

‒ Да, ваше высочество, настоящая королевская магия.

‒ По сравнению с королевами Альдагора, я обычный человек, только почему-то называющий себя принцем.

‒ Да, ваше высочество, ‒ только и могу ответить я.

Принц поднимает на меня светлые и печальные глаза, и я не отвожу взгляд.

‒ Спасибо, Гина. Я думаю, что это был самый важный из всех уроков, которые вы мне когда-то дали. Я надеюсь, что это не последний урок, и у нас ещё будет возможность поговорить. А сейчас вы можете идти.

У меня щемит в груди от того, как легко этот молодой человек говорит о своей возможной скорой смерти и каким хорошим королём он мог бы быть для Ксесса, ‒ если бы это только было возможно. Вслух я говорю только:

‒ К вашим услугам, ваше высочество.

Откланиваюсь и ухожу.

Ухожу, однако, я недалеко.

За дверями классной комнаты меня ждёт секретарь Регентского совета, сын лорда Теллери. Его зовут Ангир. Получается, родной дядя принца. Однако если лорд Теллери-старший – пожилой безжалостный интриган, а принц Лерек ‒ светлый юноша с большой печалью внутри, Ангир Теллери не похож ни на одного из них. На вид он чуть помладше меня, высокий, с короткими светлыми волосами, весь квадратный, и меня ‒ как бывшего хорошего секретаря в одном из воплощений ‒ коробит при мысли, что этот человек работает секретарём. Мне гораздо легче представить его в роли вышибалы в ночном клубе.

‒ Мадам Альвара, ‒ кивает он мне, прерывая работу моего воображения.

‒ Лорд Теллери, ‒ лёгким поклоном, уместным при нашей разнице в рангах, приветствую его я. ‒ Чем обязана столь редкому удовольствию встречи с вами?

Я надеюсь, он уловил мою интонацию: чем реже происходят наши встречи, тем больше удовольствия я в них нахожу, ‒ однако я не уверена, что вышибалы в ночных клубах способны улавливать интонацию. Виду он, по крайней мере, не подал.

‒ Сиятельный лорд-регент приглашает вас в свой кабинет для краткого разговора.

‒ Скажите сразу, приготовил ли он петухов или другую живность для выразительных представлений, подобных вчерашнему?

Возможно, мне всё же следует придержать язык. Всё-таки сын регента, дядя принца. Однако Ангир мотает головой с неожиданным жаром.

‒ Ой, и не говорите: это было ужасно. Я чуть не… ну да ладно.

Невольно смеюсь. Насколько я видела в архиве памяти Гины Альвары, она редко пересекалась с Ангиром, поэтому я мало представляю, что он за человек. В такие моменты, как сейчас, он кажется чуть ли не безобидным.

Однако в моём положении лучше перебдеть и каждого видеть как потенциального врага ‒ если не моего, то принца, ‒ чем недобдеть. Всё-таки Ангир ‒ сын регента и многого уже успел насмотреться.

‒ Когда я уходил, посторонних предметов в кабинете регента не было, ‒ Ангир улыбается одной половиной рта. ‒ Я не буду вас провожать, мадам Альвара.

Откланивается и уходит куда-то по своим делам.

Для краткого разговора, значит, и без петухов. Ну что же, послушаем, что скажет регент.

В небольшой приёмной перед кабинетом регента никого нет. Естественно: секретарь, который здесь должен быть, ходит где-то по дворцу. Возмутительно ‒ если кого-то интересует моё мнение.

Перед дверью в кабинет Грегора Теллери я останавливаюсь и делаю несколько глубоких вдохов и выходов. Ангир меня повеселил, но сейчас мне нужна ясная и очень холодная голова.

‒ Войдите, ‒ в ответ на мой стук сразу же отзывается регент. Я захожу, притворяю дверь за собой и приветствую регента подходящим случаю поклоном. ‒ Гина, дорогая, к чему эти формальности? Проходите, присаживайтесь. Попробуйте травяной напиток: мой врач говорит, что его особенно полезно пить перед Мраком для очищения организма.

Сегодня у рода Теллери день фамильярностей? Я не замечала раньше, чтобы лорд Теллери называл меня «дорогая». Однако я прохожу к гостевому креслу, устраиваюсь в нём и даже беру в руки высокий стакан с пучком местных трав, залитым какой-то плотной жидкостью типа бульона или сиропа.

Я готова спорить, что пойло не отравлено. Оно и так выглядит достаточно противно.

А регент, кстати, выглядит бордо и энергично. Быстрым росчерком подписывает какой-то документ и откладывает его и письменные принадлежности.

‒ Я должен принести извинения за вчерашний эпизод. Похоже, что ваше платье пострадало и, видимо, было совсем испорчено.

На мой взгляд, психика принца пострадала куда больше, чем моё платье, но вряд ли регент поддержит разговор, если я разверну его таким образом. Пусть он ведёт.

‒ Ваши извинения приняты, милорд. Однако позвольте мне предложить вам перейти сразу к делу: я полагаю, что в последние дни перед наступлением Мрака у вас много дел, и я не смею отрывать вас от них.

Регент откидывается на спинку стула, поворачивает голову и смотрит в окно в сторону реки и лежащего за ней Альдагора.

‒ Консультативный совет Мрака считает, что Мрак в этом году так и останется в Альдагоре, где он и появился… ‒ он вновь поворачивается ко мне. ‒ Однако вы зрите в корень, мадам Альвара. Перед наступлением Мрака у меня есть несколько неотложных дел, и одно из них касается вас.

Стучат в дверь, и входит слуга с небольшой прикрытой полотенцем ванночкой для рук, которую он ставит перед регентом и уходит. Регент откладывает подальше бумаги, двигает ванночку поближе к себе, опускает в неё руки и блаженно улыбается.

‒ Мадам Альвара, ‒ говорит регент сладким голосом, прикрыв глаза. ‒ Сегодня после обеда в Альдагор отправится последний в этом году караван. Если вы хотите когда-нибудь вернуться на родину, я настоятельно рекомендую вам присоединиться к каравану и сделать это сейчас. Потом такой возможности у вас может не быть.

Я не сразу нахожусь с ответом.

‒ Я боюсь, я не могу покинуть свой пост. До совершеннолетия принца ещё два месяца ‒ я не вижу повода досрочно прекращать занятия.

Регент открывает глаза и с интересом смотрит на меня. Расслабленная улыбка не сходит с его лица.

‒ Вы же знаете, мадам Альвара, что под Мраком уроки не проводятся.

‒ У меня есть исключительная договорённость с его высочеством.

Блеф, конечно. Причём я не уверена, что такой блеф идёт на пользу ситуации. Но мне интересно, что регент скажет на это.

‒ Я вам так скажу, мадам Альвара: ваши уроки принцу больше не понадобятся. Если вам дорога ваша жизнь, рекомендую вам уехать в Альдагор сегодня же.

Я нахожу момент подходящим для того, чтобы попробовать травяной напиток. Напиток предсказуемо оказывается гадостью, и я предсказуемо начинаю кашлять, прикрывая рот тыльной стороной левой ладони. Когда приступ кашля проходит, я задерживаю руку у рта лишь на секунду дольше, чем нужно, чтобы коснуться губами прозрачного кольца на безымянном пальце и отправить одно очень ясное сообщение:

«АМРИС, МАТЬ ТВОЮ, ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ?»

‒ Прошу прощения, милорд. Ваш напиток воистину бодрит, ‒ вежливо улыбаюсь я регенту. И замолкаю.

‒ Гина, я считал и пока продолжаю считать вас умной женщиной, ‒ пристально смотрит на меня регент. ‒ Я смею надеяться, что вы поняли, что я хотел вам сказать. Караван отправляется в четыре пополудни. Выбор за вами.

‒ Я благодарю вас за щедрое предложение и угощение, милорд, ‒ я ставлю стакан с травяным напитком обратно на столик перед креслом и встаю. ‒ В четыре пополудни вы узнаете о моём решении.

‒ Я не понимаю, дорогая мадам Альвара, что так сильно держит вас при дворе…

‒ Да, ‒ отвечаю я. И, пока регент, приподняв брови, провожает меня взглядом, спешно выхожу из его кабинета.

Первый мой порыв ‒ предупредить мадам Реншини, предупредить Лероса и всех остальных, кто на стороне принца ‒ или о ком можно это предполагать. Предупредить принца, наконец.

Стоп.

Чего точно не надо ‒ так это резких движений.

Подхожу к лестнице, опираюсь на перила, смотрю на уходящую вниз спираль и глубоко дышу.

Обед.

Закончился мой утренний урок ‒ после него я обычно иду обедать. Не вижу причин отклоняться от графика. Смогу поесть и спокойно поразмыслить.

Конечно, угроза жизни принца и моей собственной может быть достойным поводом отклониться от графика, но правда: я плохо импровизирую. Мне нужно вначале подумать, потом действовать.

Заодно немного успокоить нервы: нечасто мне приходится выслушивать высказывания, начинающиеся со слов «если вам дорога ваша жизнь».

Спускаюсь на кухню. На кухне привычно кипит деятельность по подготовке обеда для принца. Однако утвари и припасов выставлено больше, чем обычно в это время, да и народу раза в полтора больше. А, похоже, сегодня будет праздничный ужин в честь завершения сбора урожая. В последние несколько дней перед наступлением Мрака, прекращаются все важные сельскохозяйственные работы, сколько-нибудь сложные производственные процессы. Слишком возрастает вероятность травм и трагических ошибок. Вот и пир готовят, пока ещё можно.

В котлах еды для слуг сегодня варёное помоли ‒ местное клубневое растение типа картофеля, только чуть более острое на вкус, ‒ обильно посыпанное ароматными травами, мясная подливка к нему, густой мясной суп, салат с богатым в честь праздника урожая составом сезонных овощей и ягодный компот. От мясных блюд я откажусь, а всё остальное мне очень нравится.

Удивительное положение при дворе занимает Гина Альвара: может дерзить регенту, когда тот вызывает её в свой кабинет, а потом спускается на кухню, ест со слугами и уходит в свой скромный одноэтажный дом на окраине дворцового квартала, а не живёт во дворце. Наверное, почётный плен в четвёртом поколении действительно устроен как-то так.

Устроившись за одним из столов в столовой комнате для слуг и приступив к еде, я наконец могу поразмыслить.

В первую очередь, как бы я ни сердилась на Амриса за то, что он не выходит на связь, мне нужно кратко объяснить ему, что происходит. «Амрис, мать твою, где тебя носит?» ‒ эмоционально, но не информативно.

Касаюсь губами кольца и передаю, по возможности, слово в слово то, что сказал мне регент.

«Я волнуюсь за принца и не хочу, чтобы он погибал. Я не знаю, стоит ли мне вмешиваться и стараться предотвратить покушение на принца. В принципе, я могу уехать в Альдагор. В этом мне видится нечто роковое, как будто Гина Альвара ‒ это то, что изнутри связывает Ксесс и Альдагор, а в случае её отъезда эта связь пропадёт. Мне нужно согласовать с тобой действия, Амрис. Пожалуйста, выйди на связь», ‒ заканчиваю послание я.

Вначале мне очень понравилась идея Амриса прийти в разные страны для лучшего обзора и понимания происходящего и держать связь через кольца, которые включаются, когда один хочет увидеть другого, но эта идея оказалась не такой безупречной, как выглядела на первый взгляд.

Ладно. Свою долю договорённостей я выполнила, а думать, что делать, мне, похоже, придётся самой.

Меня занимают два вопроса: почему лорд Теллери считает нужным извещать всех о своих намерениях? И почему именно сейчас?

Ответ на второй вопрос я, кажется, поняла, увидев развёрнутую на кухне бурную деятельность. Похоже, что сегодня ‒ последний в этом году хороший день для исполнения сколько-нибудь сложных планов. Дальше всё будет идти наперекосяк.

С этой точки зрения мне достаточно просто помешать регенту убить принца сегодня вечером или завтра утром ‒ забери меня Мрак, как странно это звучит! ‒ и тогда осуществить покушение с каждым днём будет всё сложнее. Одновременно с этим моё намерение «помешать покушению» будет также подвергаться действию приближающегося Мрака. И тут уже Мрак рассудит, кто в этом году планировал и совершал меньше зла и чьё намерение исполнится.

Я рискну предположить, что моё намерение помешать убийству перекроет намерение регента совершить убийство. Но кто же знает…

А вот первый вопрос ‒ почему лорд Теллери считает нужным извещать всех о своих намерениях? ‒ приводит меня в недоумение.

Нет никаких сомнений, что вчера весь дворец узнал о том, что в кабинете регента произошло что-то такое, отчего принц вышел оттуда в костюме, залитом кровью. Скорее всего, от тех слуг, которые приносили туда клетку с петухом, а затем наводили порядок, в общих чертах известно, что произошло.

Зачем регенту нужно, чтобы весь дворец знал об этом?

Я думаю, что в моём рассуждении будет изрядная доля погрешности: всё-таки слишком в разном положении мы с регентом находимся, ‒ но можно попробовать порассуждать.

Регент стоит перед очень простой проблемой. Он правил семнадцать лет, со времени смерти своего зятя, и теперь, когда принц достигнет совершеннолетия, ему придётся сложить с себя власть и передать её принцу. Перестать быть самым могущественным человеком в королевстве и стать… кем? Кем принц решит? Учитывая, что Лерек знает, что его отец был убит по приказу регента, вряд ли он захочет видеть в своём окружении Грегора Теллери.

Передавать власть полностью нельзя: для регента это вопрос жизни и смерти.

А если оставить за собой значительные властные полномочия и использовать принца как декоративную фигуру? Принц подпишет какой-нибудь указ о назначении Грегора Теллери каким-нибудь верховным министром и будет тихо сидеть на троне? И принимать ванночки для рук и для ног?

А, я поняла. Вчерашний эпизод – это же были краткие переговоры принца и регента: «Ваше высочество, вы будете сидеть тише воды ниже травы?» ‒ «Нет, ваша светлость, не надейтесь».

Принц не оставит шансов, придя к власти, и принц не будет сотрудничать. Значит, принца нужно убрать. Пока это сделать просто, потому что у принца сторонников ‒ раз, два и обчёлся, ‒ а потом, когда принц будет коронован, на его стороне будет закон и на его сторону будут переходить люди. Пусть он и потомок человека, убившего настоящего короля, с момента коронации законным правителем будет он, а не регент.

Нужно действовать сейчас, пока закон на стороне регента.

И регент устраивает представление для всего дворца, чтобы сказать: «Я собираюсь сохранить власть. На моей стороне закон, и я могу позволить себе делать, что хочу. Вы можете выбрать: быть на моей стороне или на стороне принца, который выходит из моего кабинета бледным и в залитой кровью одежде».

Или даже: «Принц скоро умрёт. Имейте в виду».

Я отношу тарелки и приборы на полку для грязной посуды ‒ любовь ксессцев к горячей воде помогла им изобрести не только стиральные, но и посудомоечные машины, поэтому посуда во дворце моется не вручную, ‒ и ухожу из кухни.

Что мне делать? ‒ думаю я, направляясь к большому холлу, куда выходит коридор, ведущий из служебной части дворца и откуда можно как подняться к парадным помещениям дворца, так и выйти из здания.

«Что делать, чтобы что?» ‒ звучит в моей голове голос Амриса. Кидаю взгляд на кольцо ‒ нет, от Амриса нет ответа. А вопрос ‒ хороший.

Моя миссия здесь ‒ способствовать восстановлению порядка. На мой взгляд, порядок – это законное правление. Порядок был нарушен, когда пресеклась старая династия, но то, что планирует регент, ‒ ещё один шаг в сторону от порядка.

Что мне делать, чтобы принц остался жив?

‒ Гиночка! ‒ неожиданно окликают меня.

Да что ж такое сегодня со всеми! Впрочем, ладно: всё равно это не моё имя. Пусть делают с ним, что хотят.

Мадам Реншини спешит ко мне через большой холл. Её глаза красные и опухшие.

‒ Что… ‒ начинаю я. Мадам Реншини качает головой, берёт меня за руку и отводит за одну из колонн большого холла. Там она берёт мою вторую руку и держит мои ладони в своих. Поджимает губы, смотрит вниз, и плечи её подрагивают. Здесь не поговоришь, но самое главное я могу сказать.

‒ Я тоже, мадам Реншини, ‒ говорю я.

Я тоже волнуюсь за принца. Я тоже хочу, чтобы с ним было всё хорошо. Я сделаю, что в моих силах, чтобы с ним было всё хорошо.

Женщина, которая любит принца как своего сына, поднимает на меня взгляд, полный тревоги, страха, надежды и огромного вопроса.

Она знает, что мне предложил регент, ‒ вдруг понимаю я. Она пришла узнать, что я решила.

‒ Увидимся вечером на пиру в честь урожая, мадам Реншини, ‒ как могу, тепло улыбаюсь я ей. ‒ Нам предстоит пережить наступление Мрака, но после Мрака обязательно, обязательно вернётся свет. А пока давайте беречь тот свет, который есть у нас.

Мадам Реншини порывисто прижимает меня к груди и тут же отпускает. Кивает серьёзно, почти торжественно, вытирает глаза и спешит вверх по лестнице.

Что ж. Выбор сделан.

Осталось переодеться к ужину.

Глава 3. Женщина

‒ Мадам Альвара.

У служебного входа во дворец меня окликает охранник. Мне его лицо незнакомо, но ему, очевидно, знакомо моё.

‒ Да?

‒ Мадам Альвара, сожалею, но у меня есть приказ регента не пускать вас во дворец.

Признаться, не ожидала. Неужели я неправильно всё поняла и мне не надо было покидать дворец? Неужели принца попытаются убрать сегодня?

‒ Неужели? ‒ выговариваю я, лишь немного подняв брови, и замолкаю. Может быть, он ещё что-то скажет.

‒ Таков приказ, ‒ отвечает охранник кратко и отворачивается от меня, давая понять, что разговор закончен.

Придётся мне спрашивать.

‒ Так долго ограничен мой доступ во дворец?

‒ Этой информации у меня нет, ‒ отвечает охранник.

‒ Если я приду завтра на утренний урок для принца, я смогу пройти во дворец? ‒ переспрашиваю я. Охранник сдвигает брови.

‒ В приказе этого не сказано, ‒ отвечает он после паузы и отворачивается от меня опять.

Приходится мне подбирать парадные юбки ‒ я действительно переоделась к пиру в нарядное платье ‒ и возвращаться домой.

Принц.

Пожалуйста, пусть принц будет жив и здоров. Пусть он не подумает, что я предала его. Регент опередил меня, и я не смогла попасть во дворец.

Ваше высочество, я на вашей стороне. Пусть с вами будет всё хорошо.

Дома, чтобы не думать о том, что сегодня происходит во дворце и что сегодня может поменяться ход истории Ксесса, я занимаю себя делами по хозяйству.

Вначале я топлю печь. Точнее, вначале я вешаю в шкаф парадное платье и переодеваюсь в домашнюю одежду, потом иду во двор за дровами.

Эта необходимость топить печь, каждый день топить печь, если я хочу засыпать в тепле, приводит меня в отчаяние. Был бы я ещё мужчиной ‒ натаскать дров и даже наколоть дров, хотя дрова мне привозят из дворца, как и всем жителям придворцового квартала, не было бы проблемой. Но в этом теле мне так тяжело выходить из холодного дома на холодную улицу и так тяжело носить охапки дров обратно в дом! А после ‒ с помощью тяжёлого ножного пневматического насоса накачивать воду в бак, который будет нагреваться от печи, чтобы позже вечером я могла залезть в горячую ванну и немного расслабиться.

Было бы так здорово, если бы можно было попросить кого-то сходить за дровами и растопить печь. Но увы.

Зато можно заняться простыми физическими делами, а не о принце думать.

К моменту, когда в доме стало тепло, бак с водой наполнился и нагрелся достаточно, чтобы я могла наполнить ванну, стемнело. Последний штрих к тому, чтобы объявить вечер хоть сколько-нибудь приятным, насколько это возможно в текущих обстоятельствах, ‒ небольшой котелок жаркого из помоли с сезонными овощами. Во дворце праздник урожая ‒ и у меня тоже.

Как ничто не рассеивает мучительную тревогу лучше домашних дел, так ничто не вырывает из этих домашних дел лучше, чем стук в дверь ‒ особенно, когда я никого не жду.

Бесшумно кладу на блюдце лопаточку, которой я помешивала жаркое, и, затаив дыхание, подхожу сбоку к двери.

– Это я, – негромко говорит незнакомый голос.

Наверное, в любых других обстоятельствах открывать дверь на это было бы весьма сомнительным с точки зрения здравого смысла решением, но сейчас это может значить только одно.

Амрис.

Настоящий, любимый, родной – за этой дверью.

Хорошо, что изнутри замок открывается поворотом ручки – а то в спешке я бы не сразу попала ключом в замочную скважину.

Вот он.

Ого.

Амрис выбрал для временного воплощения человека любопытной наружности. И во внешности, и в движениях ‒ хочется сказать «повадках» ‒ много звериного. Глаза под острыми сдвинутыми бровями ‒ цепкие, как у хищной птицы. Бульдожья челюсть. Тело при этом ‒ небольшое, немного ниже меня ростом, подтянутое и юркое. Как у змеи.

Походная одежда, вся мятая. Штаны в грязи по пояс, как если бы он шёл по болоту и периодически проваливался в топь то одной ногой, то другой. Куртка по локоть в тех же пятнах.

Лицо, чёрное от усталости.

Взгляд, который останавливается, но не фокусируется на мне.

– Привет, – хрипло шепчет он и вваливается в комнату. Его шатает, он хватается за стол и удерживает равновесие. С плеча соскальзывает плотно набитый чем-то рюкзак.

– Ты в порядке? – только и могу отозваться я, тоже шёпотом. На ощупь закрываю дверь.

Амрис выпрямляется, оборачивается и тянется ко мне голодными губами.

Я невольно отстраняюсь.

Он склоняет голову на бок. Из-под усталости в его взгляде проглядывает недоумение.

– От тебя воняет, – развожу руками я. Амрис блекло усмехается и смеривает меня взглядом.

– И правда женщина. Я до последнего не верил, что ты пойдёшь в женское тело.

Пожимаю плечами. Амрис продолжает разглядывать меня. Наконец вздыхает.

– Спать. Я не спал четыре дня.

Он в моей постели?

Кажется, я не готова так сразу.

– Либо ты сначала моешься, либо ты спишь на полу.

Амрис тихо и удивлённо смеётся и покачивает головой. Чем дольше мы с ним, тем отчётливее я чувствую его под кожей тела, которое мне, честно говоря, не очень симпатично.

– Я согрела воды, раздевайся.

– Ого, ты даже в женском роде говоришь, – Амрис всё не сводит с меня глаз, и его немного покачивает.

– Амрис, сядь.

Отодвигаю стул и сажаю его. Он едва на ногах стоит.

– Снимай сапоги, снимай одежду. Сейчас я проверю воду и вернусь.

Быстро прохожу в ванную комнату, прикрываю за собой дверь и опираюсь на неё спиной.

Почему я нервничаю?

Это же просто Амрис.

За дверью шуршание и шаги.

Окей, это не просто Амрис – это первый раз за очень долгое время, когда мы в разнополых телах одного биологического вида.

Когда мы оба – мужчины, всё очень просто. Когда я – женщина, это совсем другая и очень непростая химия.

Я нормально выгляжу?

То есть, если быть честной с собой, – вдруг я ему не понравлюсь?

Над этим потом можно будет изрядно поржать.

Вода. Я сказала, что я пошла проверить воду.

Вода нагрелась. Как раз, чтобы он мог помыться. Если он там не заснул стоя.

Нет, стоя он не заснул. Пока меня не было, он стянул и бросил на пол куртку, сел на стул и стянул свои грязные сапоги. Под ними оказались не менее грязные носки. Теперь сидит, тяжело опираясь локтями на колени и покачиваясь, как будто тяжело пьяный человек, забывший, что он делал и что делать дальше.

– Амрис.

Он поднимает мутный взгляд на меня.

– А, да. Мыться, иначе я буду спать на полу, – произносит он, вспомнив. И вздыхает, собираясь с силами, чтобы раздеться. Усмехается. – Я уже склоняюсь к тому, что пол меня устроит.

– Не говори глупостей.

Подхожу к нему и начинаю расстёгивать его рубашку. Амрис не помогает мне. Я не знаю, как он дошёл, но сейчас, когда он, видимо, добрался до своей цели, остатки сил стремительно покидают его.

Когда я добираюсь до нижней пуговицы его рубашки, наши лица – близко-близко. Касаюсь своей щекой – его щеки, холодной, грязной и колючей от щетины. Амрис тяжело подаётся навстречу.

Тихонько касаюсь губами уголка его губ. Когда я не шуршу тканью его рубашки, в этом доме не слышно других звуков. Только дыхание ‒ и жар на кончиках моих пальцев.

– От меня же воняет, – полувопросительно говорит он и искоса смотрит на меня.

– Да, – подтверждаю я.

– Вот и понимай этих женщин… – усмехается он.

– Держись за меня и вставай. Нет, подожди.

Отодвигаю его сапоги, чтобы он не споткнулся, стягиваю носки. А, ещё нужно полотенце подготовить. Быстро дохожу до спальни, достаю из бельевого шкафа полотенце и вешаю себе на плечо. И грелка. Я хотела грелку в постель. Где она? Амрис, правда, пришёл, но я всё равно хочу грелку. А, вот. Захватываю грелку и возвращаюсь к нему.

– Вот теперь пойдём. Держись за меня.

– Я так и не понял, почему ты так хочешь, чтобы я помылся, – с трудом говорит он.

Я не отвечаю. Поддерживая за плечи, веду в ванную.

В глубине комнаты ‒ душевая зона, и Амрис опирается на дальнюю стену, пока я помогаю ему избавиться от остатков одежды. Его начинает бить дрожь.

Открываю воду. Слишком горячая. Для грелки, кстати, сойдёт. Наполняю грелку и выбегаю из ванной, чтобы закинуть её в кровать. Когда возвращаюсь, Амрис крутит ручки, настраивая температуру воды.

‒ Дай я.

Он уступает мне место и присаживается на край ванны, ёжась. Вот, вот такая вода пойдёт.

‒ Опирайся руками на угол.

Амрис встаёт, как я ему говорю, и я снимаю головку душа с держателя и направляю широкую струю горячей воды на него.

Он расслабляется на глазах. Тело, в котором он присутствует, имеет свой привычный рисунок напряжений ‒ в спине, в плечах и руках, в ногах и в лице, ‒ но сейчас, когда в теле не его привычный обитатель, отражением душевных напряжений которого являются его телесные напряжения, а Амрис, Амрис приглашает тело расправиться, и оно с удовольствием отзывается на приглашение. Мне всё больше нравится то, что получается у них вместе.

Возможно, в Альдагоре он, что называется, держал лицо ‒ привычный рисунок напряжений, чтобы его узнавали, ‒ но здесь он может наконец расслабиться. Четыре дня без сна…

Оборачивается вдруг.

‒ Ты же себе эту воду делала…

Я поджимаю губы и разворачиваю его обратно.

И так уже вся мокрая.

Вешаю шланг обратно на держатель и тянусь за мылом и мочалкой.

Я подумаю обо всём после. Сейчас мне лучше сосредоточиться на простых задачах и простых действиях: намылить, растереть, смыть. Не думать о мыльной пене на моих руках и его горячем обнажённом, всё более желанном теле и том, что первый раз за долгое время…

Не думать.

‒ У тебя есть, может, зубной порошок какой? ‒ спрашивает он.

‒ Держи, ‒ зачерпываю своей щёткой немного зубного порошка из коробки и даю ему. Он медленно чистит зубы, опираясь одной рукой на стену.

Присаживаюсь на край ванной. Вода уже, наверное, скоро закончится. Амрис кладёт щётку на крышку ванной, намыливает руки и промывает свои короткие волосы. Беру в руки полотенце и жду.

Шум воды обрывается через несколько секунд после того, как Амрис смыл мыло с волос. Остаются падающие капли, мерцающий в свете лампы пар и густые тени в углах комнаты.

Амрис вновь тяжело опирается на стену. Может, и не надо было заставлять его мыться? Ладно, уже проехали.

Встаю и подхожу к нему с полотенцем.

Сильное и тяжёлое движение Амриса ‒ и я оказываюсь спиной к самому углу ванной, лицом к нему. Руки его тела, привыкшие получать то, что ему приглянулось, и не привыкшие отдавать то, с чего он не хочет расставаться, ‒ как будто прутья клетки, врастающие в стену около моих плеч.

‒ Теперь я достаточно чист, чтобы тебя поцеловать? ‒ спрашивает он, глядя мне в глаза. У него очень светлые серые глаза, почти прозрачные.

Шумно втягиваю воздух и замираю, вжавшись, как могу, в угол. Руки с полотенцем подтягиваю к груди в непроизвольной и, наверное, несколько наивной попытке защититься. Платье тут же намокает.

Амрис хмурится и склоняет голову набок. Убирает руки и отступает на полшага. Я опускаю руки и снова могу дышать.

Амрис берёт полотенце у меня из рук и медленно вытирается.

‒ Извини… Я чего-то не понимаю, но сейчас я всё равно слишком плохо соображаю. Объясни мне потом…

Механически киваю.

‒ Я могу идти спать? ‒ улыбается он, и его взгляд ласков.

Могу только опять кивнуть. Амрис подаётся навстречу мне в намерении, может быть, коснуться меня, ‒ но передумывает в середине движения.

‒ Пойду, ‒ устало улыбается он мне и уходит нетвёрдыми шагами, просушивая полотенцем волосы.

Как только он уходит, я сползаю вниз по стене и начинаю плакать. Что это?

Я боюсь его? Я хочу его? Я боюсь, что он будет смеяться, когда узнает, что происходит у меня внутри?

Естественно, он будет смеяться. В мужском контуре я бы тоже смеялся. Это воистину смешно – особенно если смеяться постфактум.

Я боюсь его. Я хочу его. Я трепещу перед этим сочетанием: тёплый и родной Амрис в этом хищном теле. Я хочу испытать его своим телом. Я боюсь не выдержать. Я боюсь сделать что-то не то, отчего он будет смеяться. Я боюсь, что я не пойму чего-то, что он имеет в виду, и что-то сломается между нами.

А, я поняла.

Я просто боюсь, что он уйдёт.

Краем сознания я замечаю, что это очень смешно, но сейчас мне важно дать себе выплакаться и выпустить напряжение, рождающееся между стремлением к нему и страхом, что он уйдёт оттого, что я стремлюсь к нему.

Это очень смешно. «Кан-Гиор, я пришёл, а не ушёл».

Меня пробирает дрожь. Ванная остывает, а платье промокло насквозь, и мне холодно и неприятно в мокрой и тяжёлой ткани. А нужно ещё кучу всего сделать.

Пора двигаться.

Прежде всего – снять и повесить сушиться платье. К утру высохнет. Наверное.

Нопока я буду стирать одежду, другое платье тоже, наверное, намокнет.

Тогда лучше потерпеть.

О, я могу немного погреться у печки. И заодно поглядеть на него.

Выхожу из ванной, мимо кухонного стола с раскиданной вокруг одеждой и обувью Амриса, к торцу печки рядом с входом в спальню. Печка прогрелась мягко и пока не слишком горячо, и я могу прислониться к ней, чтобы хоть немного просохла одежда.

Амрис лежит в глубине кровати, лицом к стене, укрывшись одеялом почти с головой. Тянусь к нему на тонком уровне – он едва чувствуется. Видимо, дух где-то далеко, а тело получает заслуженный отдых.

Аминь.

У меня, конечно, может быть туча разных переживаний на теме взаимодействия с Амрисом из женского контура, но он пришёл, и он спит в моей кровати, аминь.

Меня тем временем ждут дела. Которые начинаются с того, чтобы собраться с духом и выйти ещё раз – а, точнее, несколько раз – за дровами.

Мой взгляд останавливается на лежащей на полу его куртке. Она выглядит маняще тёплой и кроме того – она выглядит так, что в ней не жалко таскать дрова.

Натягиваю куртку, застёгиваю её и вдыхаю его запах. Вот это – Амрис. Расслабляюсь и позволяю истории последних нескольких дней, эхо которой сохранила куртка, проникнуть в моё сознание.

Запредельное волевое усилие. Нить в пустоте.

Насколько я знаю, Амрис так не любит. К тому, чтобы он, вместо того чтобы объединять людей и действовать в весёлой вдохновенной компании, действовал в одиночку на запредельном усилии, его должны подтолкнуть воистину выдающиеся обстоятельства. Надеюсь, он расскажет, какие.

Но к моей задаче натаскать дров этот отчаянный пафос вполне подходит.

К пятой ходке ‒ я почти согрелась ‒ в мою голову приходит светлая мысль, что внешнюю подсохшую грязь с верхней одежды Амриса можно счистить щёткой, а саму одежду кинуть в местную версию стиральной машины, где барабан крутится от ножного привода. Вручную стирать я её посреди ночи не осилю. Хм. Хорошая идея.

Но вначале опять накачать и поставить греться бак воды. Мою ванну никто не отменял.

Уже сидя в ванной после того, как я почистила сапоги Амриса, постирала и развесила всю одежду и привела в порядок жилище Гины Альвары, я позволяю себе осторожно подумать об этом.

По крайней мере, одной загадкой меньше. Кольцо молчало, потому что Амрис был занят непосредственно дорогой ко мне, а не желанием увидеть меня.

Он пришёл. Как он, кстати, понял, где меня искать? Надо будет спросить.

Он недвусмысленно хотел поцеловать меня. Дважды.

Вряд ли, впрочем, он пришёл ко мне. Наверняка он пришёл по каким-то своим делам. А мой дом – удобная база для его действий. Если это так, то это весьма обидно, но похоже на правду.

Стоп.

Поднимаю руки из воды, обеими ладонями прикрываю лицо. Сосредотачиваюсь на ощущении горячей кожи, на звуке падающих с рук капель. Фокус внимания на ощущениях тепла способствует ясности мышления, а мне, похоже, в обозримом будущем понадобится вся ясность мышления, которая мне доступна.

Кан-Гиор, ну ты даёшь.

Вы вроде не первый день знакомы, и у вас есть линия плана на миссию, а ты сидишь в ванной через стену от него и гадаешь, как он к тебе относится. Ещё ромашку возьми: любит-не любит.

Женский контур – это нечто.

Кстати, из далёкого прошлого воплощения, где я была женщиной, а он – мужчиной, и после которого мы, правда, на некоторое время вообще разошлись, кроме множества испробованных неудачных вариантов взаимодействия, я помню одну рабочую схему.

Он приходит в мой дом спать. Быть в наполненном моим присутствием пространстве ‒ лучший для него способ восстановить силы. Был когда-то.

Но, похоже, с тех пор всё не сильно изменилось.

Тогда я хотела быть… его партнёром, что ли? Тем, с кем он что-то делает вместе, когда он не спит. «Но понимаешь ‒ я отовсюду возвращаюсь к тебе. Я не хочу работать вместе с тобой ‒ я хочу возвращаться в дом, где есть ты». Тогда я на это кричала и плакала. Мы разошлись. Он стал возвращаться в дом к женщине, которую устраивало такое положение дел, и это был первый из нескольких их счастливых и остросюжетных браков. А я продолжил взаимодействовать с ним в мужском контуре. Чтобы делать что-то вместе.

Сейчас я, может быть, немного начинаю понимать. По крайней мере, я чувствую глубоко правильным то, что он пришёл ко мне домой и спит.

Эта красивая земная идея про инь и ян… Амрис очень деятельный и очень янский. Его знают таким те, с кем он работает. Мужчины, в основном. Но есть и иньский Амрис, которого видит, возможно, только один человек: женщина, в дом которой он приходит спать.

Захочет ли он телесной близости со мной?

О боги.

Я думаю, что из архива моих рассуждений в женском контуре мы на досуге составим сборник анекдотов.

Решительно выбираюсь из ванной и вытаскиваю пробку. Тихонько шумят трубы. Шуршит полотенце, которым я вытираюсь.

Мне лечь в постель в пижаме или без одежды? Вдруг, если я лягу в одежде, он подумает, что я не хочу близости с ним?

Сборник анекдотов, чувствую, будет внушительной толщины.

«Как ты сама хочешь?» ‒ вот правильный вопрос, который бы Амрис мне непременно задал из-под фэйспалма, услышав мои вопросы.

Я хочу исполнить тот план на вечер, который у меня был. Я хотела принять ванну и лечь в пижаме в согретую грелкой постель. Исполнение этого плана потребовало несколько больше времени, чем я думала, но я близка к воплощению последнего пункта.

Так что пижама.

Амрис не просыпается и, похоже, вообще никак не замечает, что я забираюсь в постель рядом с ним. О это блаженство тёплой постели… в которой к тому же есть Амрис.

Аминь.

Уже засыпая, я лениво задаюсь вопросом: как бы я встретил его, если бы я был мужчиной?

Я бы погнал его мыться?

Нет, конечно.

Я бы взял плед, расстелил его на кровати, Амрис бы лёг на одну половину пледа, а второй я бы его укрыл, и он бы спал. Да хоть в куртке.

Что там он сказал первой фразой после приветствия?

«И впрямь женщина».

Глава 4. Дрова для леди

За почти бессонную от волнения и перевозбуждения ночь я успеваю обдумать несколько насущных вопросов.

Пустят ли меня во дворец?

Что мне ‒ или нам, раз Амрис здесь, ‒ делать, если принца убили?

Что здесь делает Амрис?

Перебрав их и придя к выводу, что у меня нет удовлетворительного ответа ни на один из них, поздний предзимний рассвет я встречаю в размышлениях над тем вопросом, который, будем честны, занимает меня больше всего.

Как он ко мне относится? В каких мы отношениях? В качестве кого мы взаимодействуем?

Женский контур – это нечто.

Ладно. Мне нужно дойти до дворца и попробовать узнать, что там происходит.

Амрис за ночь не пошевелился, всё так же лежит лицом к стене, и дух его по-прежнему далеко от измождённого долгой и трудной дорогой тела. Тихонько касаюсь губами его плеча и встаю.

Звук приближающихся к двери шагов я слышу, когда я уже привела себя в порядок и заканчивала писать Амрису записку о том, где в доме найти еду и когда я собираюсь вернуться.

Разбудить Амриса, потому что если хотят убить меня, то, скорее всего, убьют и его, и наша миссия здесь будет провалена?

Неизвестный гость замирает на пороге.

Если он будет пытаться самостоятельно открыть дверь, бужу Амриса. Ему воистину не привыкать отбиваться, едва проснувшись. Только вот чем отбиваться?..

‒ Мадам Альвара, ‒ негромкий и спокойный голос из-за двери. ‒ Я знаю, что вы дома. Прошу открыть дверь.

Мне знаком этот голос. Лерос Винценти.

Если принц жив, то это может быть хорошая новость. Если принц мёртв, а Лерос был вынужден или выбрал перейти на службу к регенту, за дверью меня может ждать смерть.

Жив ли принц?

‒ Его высочество вызывает вас во дворец. Он просил передать, что не может гарантировать вашу безопасность в ближайшие дни, но честность своих намерений он обеспечивает своим бытием.

По моей коже проходит волна мурашек.

Стараясь не производить лишних звуков, я приоткрываю дверь. За ней действительно стоит Лерос, один, в сезонном чёрном плаще, из-под которого его лицо едва видно. Он выглядит уставшим.

Мы встречаемся взглядами. Я киваю.

‒ Одну минутку, я возьму плащ.

Окидываю взглядом внутреннее пространство дома, надеваю плащ и туфли и выхожу.

Мы идём в молчании. Ответ на вопрос, жив ли принц, как я поняла, положительный, а прочие вопросы подождут.

К моему удивлению, не доходя до ворот дворцовой ограды, мы заходим в лавку, торгующую хозяйственными и садовыми принадлежностями. Хозяин лавки поклоном приветствует Лероса и пропускает его и меня во внутреннее помещение лавки.

Лерос, очевидно хорошо ориентируясь внутри, подходит к большому хозяйственному шкафу и открывает дверцу. За ней в полу открыт люк.

Я вспоминаю, что Гина Альвара, даже если удивляется, не подаёт виду. Лерос зажигает стоящую рядом с люком масляную лампу и начинает спускаться.

‒ Подождите немного, я посвечу снизу, ‒ говорит он с середины лестницы. И окликает меня через полминуты. ‒ Мадам Альвара, можно спускаться. Будьте любезны закрыть за собой люк.

Лерос спустился неглубоко: подняв руку, он мог бы коснуться края люка.

Спуститься по незнакомой приставной лестнице и не запутаться в юбках и плаще ‒ внезапная задачка на ловкость, но я справляюсь. Лерос двигается вглубь тоннеля, и я спешу за ним.

В других мирах и других королевствах подземный ход был бы, вероятно, холодным и влажным местом, но только не в Ксессе. В подземном ходе, ведущем в ксесский королевский дворец, под потолком идёт труба с горячей водой, от которой тепло и воздух очень сухой.

Довольно скоро ход сужается, и большую часть пути мы идём, согнувшись. Я даже могу отвлечься от занимающих меня вопросов о принце, о событиях во дворце, даже от мыслей об Амрисе и просто сосредоточиться на свете лампы и фигуре Лероса впереди и моей задаче двигаться вперёд в не очень подходящей для прогулок по низкому подземному ходу одежде.

Ход заканчивается тупиком. Лерос останавливается, и я хватаюсь за стену, чтобы не наткнуться на него и не сбить с ног.

‒ Будьте любезны подержать, мадам Альвара, ‒ он протягивает мне лампу и поднимает часть потолка. Встаёт во весь рост, опирается о край люка и вылезает в какое-то тёмное пространство. ‒ Теперь давайте я подержу.

Я передаю ему лампу и повторяю его манёвр. Лерос закрывает люк.

Мы находимся в тесном пространстве, похожем на шкаф. Когда мой спутник открывает дверцу и мы выходим, я убеждаюсь в своей правоте. Действительно, это большой хозяйственный шкаф, и я даже знаю, где мы: служебная часть дворца, и мы находимся в одной из каморок с различными хозяйственными принадлежностями, куда я ни разу не заходила ‒ только знаю, что она есть.

Лерос гасит лампу, ставит её в неприметное место и направляется к дверям.

‒ Лерос, ‒ останавливаю я его шёпотом. ‒ А если меня увидят и скажут об этом регенту?

Лерос вздыхает.

‒ Тогда регент узнает, что вам удалось проникнуть во дворец минуя охрану. Или договорившись с охраной. Расследование того, что произошло на самом деле, займёт его на некоторое время. Однако сегодня же день после пира, не забывайте. Часть слуг разослали по домам, а часть занимается консервацией дворца. Работает только кухня.

А и действительно. После пира в честь урожая дворец закрывается на зиму. У нас есть шанс никого не встретить.

‒ Пойдёмте, Гина. Смелее.

По дороге к спальне принца мы не встречаем никого. И по моим ощущениям ‒ я раскинула в стороны тонкие «щупы», которые могут засечь живое существо, ‒ вокруг нас никого. Несколько человек чувствуются в других частях дворца, но в парадных залах ‒ ни души.

‒ Я оставлю вас здесь, ‒ объявляет Лерос перед дверью спальни принца.

‒ Благодарю вас, Лерос, ‒ многое я хочу сказать ему про его смелость и верность, но не нахожу подходящих слов. Только смотрю выразительно. Лерос улыбается уголками губ и уходит.

Почему спальня принца, а не классная комната?

А, логично. Меня выслали из дворца ‒ принцу больше нечего делать в классной комнате. Скорее всего, её сейчас тоже консервируют.

‒ Войдите, ‒ отзывается голос принца на мой стук, и я вхожу.

Приветствуя принца поклоном, успеваю окинуть взглядом обстановку. Принц в постели, рядом мадам Реншини, по всей комнате тазы и вёдра с горячей водой, от пара которых воздух тёплый и очень влажный. Что вчера случилось?

‒ Что вчера случилось? ‒ без церемоний спрашиваю я, глядя на принца. Он лежит на подушках бледный, но спокойный. От его улыбки мне тоже становится спокойнее.

‒ Прошу прощения, Гина. Вам, должно быть, пришлось поволноваться. Я не мог вчера дать знать.

Мадам Реншини закатывает глаза. Ей, видимо, тоже вчера пришлось поволноваться.

‒ Я упал с лестницы, ‒ продолжает принц. Выглядит при этом почему-то очень довольным собой.

‒ Упали… с лестницы, ваше высочество? ‒ повторяю я, чтобы проверить, не ослышалась ли.

Принц улыбается. Отдёргивает одеяло и демонстрирует мне перебинтованную в лодыжке ногу.

‒ Вам случайно не помогли упасть, ваше высочество? ‒ говорю я первое, что приходит мне в голову.

Принц смеётся.

‒ Гина, я специально упал. Я упал с лестницы на пути на пир. Я подумал, что… ‒ принц сжимает видной мне рукой край одеяла. ‒ Что наверняка регент что-то задумал. Не вчера, так сегодня. Не сегодня, так в ближайшие дни. Не в ближайшие дни, так под Мраком ‒ где бы он ни был, в Ксессе или Альдагоре. Мне не дожить до дня рождения. Но я подумал, что я могу выиграть немного времени, если окажусь, скажем, больным. Регент не увидит в больном мне опасности и просто отложит свои планы. А у меня появится несколько дополнительных дней. Несколько дней в моём положении – потрясающая роскошь.

У меня сердце сжимается от того, как он говорит о своей скорой смерти. Мадам Реншини кусает губы, отвернув лицо ‒ чтобы принц не видел.

‒ Ваше высочество, я думаю, что вы можете больше, чем просто прожить ещё несколько дней, ‒ делаю паузу. Принц смотрит на меня серьёзными глазами. У мадам Реншини в глазах ‒ слёзы и надежда. ‒ Вопрос – чего вы хотите?

‒ Я хочу стать королём. Я хочу стать настоящим королём для Ксесса, ‒ отвечает принц. Он выпрямляется на подушках, и голос его звучит звонко и уверенно. ‒ Я думал об этом после нашего вчерашнего урока, Гина. Я хочу восстановить естественный ход вещей. Мой предок вырезал из устройства мира важную часть, после чего многое пошло не так. Вы говорили, Гина, что королева ‒ или король в Ксессе ‒ это звено между землёй и людьми. Когда его нет, то и люди страдают, и, возможно, земля страдает. И я подумал: если я выступлю добровольцем для того, чтобы стать этим звеном, вдруг земля и люди примут меня как короля?

Мадам Реншини удивлённо смотрит на принца, затем переводит взгляд на меня. Похоже, она впервые слышит это рассуждение.

‒ Я не знаю, ваше высочество. Если и есть какой-то, например, ритуал, с помощью которого можно сообщить земле и людям о том, что между ними вновь появилось утраченное звено, то мне этот ритуал неизвестен. Возможно, он есть, ‒ но я действительно не знаю о нём. Может быть, жрецы Альдагора знают.

‒ Я подумал и о другом, Гина. Если нет для меня способа стать королём в альдагорском смысле, то я могу стать и другим королём. Таким, которого любят люди, потому то он выстраивает свою связь с ними, заботясь о них. Например, слушая их беды и стараясь по мере сил их облегчить. Например, вы, Гина. Что вас беспокоит? Чем я могу вам помочь?

Моя очередь удивлённо смотреть на принца Лерека. С одной стороны, подход хорош. Амрис бы, наверное, одобрил. Узнавать потребности аудитории, чтобы затем исполнять их. И чувствовать себя любимым своей аудиторией, если принц не очень заинтересован в деньгах как вознаграждении за свои усилия. С другой стороны, мне кажется, что под наплывом рассказов о бедах граждан Ксесса и соответствующих прошений принц долго не протянет.

А ещё с одной стороны, в Ксессе ведь всего десять-пятнадцать тысяч человек. Может быть, он и выдержит.

Однако принц спрашивал, что меня беспокоит и чем он может мне помочь.

Ох. Сложно найти менее удачную кандидатуру для ответа на этот вопрос, чем я… Честный ответ ‒ меня беспокоят цель визита спящего в моём доме человека и статус наших с ним отношений. Но этот ответ я, естественно, не могу озвучить. Что-нибудь из того, что беспокоит Гину Альвару? Формально Гина Альвара даже не является гражданкой Ксесса…

Кстати, мысль.

‒ Ваше высочество, к моему сожалению, вы выбрали не самого подходящего человека, чтобы задать этот вопрос. Я даже не являюсь гражданкой Ксесса…

‒ Но должно же быть что-то, что вас беспокоит? ‒ настаивает принц. Я вздыхаю и окидываю внутренним взором события последних нескольких дней, чтобы найти какую-то проблему, которой я могу поделиться с принцем.

‒ Мне очень тяжело таскать дрова со двора в дом, ваше высочество. Мне тяжело даётся физическая нагрузка. Но, боюсь, что с этим вы не сможете мне помочь, ‒ наконец отвечаю я.

‒ Спасибо, Гина, ‒ серьёзно кивает принц. ‒ Вы стали первым человеком, который рассказал мне о своей проблеме. Я подумаю над тем, смогу ли я помочь вам в её решении. А один из наших следующих уроков я хочу посвятить обсуждению вопроса: как отличить проблемы, которые люди могут решить сами, от тех, в решении которых им нужна королевская помощь.

Я думаю, что, когда закончится эта миссия и я буду писать Анрите отчёт, я непременно расскажу в этом отчёте о принце Лереке и о том, как удивительно сочетаются в нём интуитивная правительская мудрость и потрясающая наивность.

Наверное, мне будет немного жаль, если к тому времени, когда состоится этот урок, я уже покину тело Гины Альвары.

‒ Я буду готовиться к этому уроку, ваше высочество, ‒ отвечаю я. Принц кивает с довольным видом.

‒ Скажите, Гина, а вы хотели бы вернуться в Альдагор? ‒ вдруг меняет тему принц.

Я усмехаюсь.

‒ Ваше высочество, вы же не хуже меня знаете, что я никогда не была в Альдагоре. Уже три поколения женщины моего рода живут в Ксессе. Мой дом здесь. Мне некуда возвращаться ‒ кроме моего дома на окраине дворцового квартала.

‒ Где вам приходится таскать со двора тяжёлые дрова, ‒ вставляет принц.

‒ Да, ‒ улыбаюсь я. ‒ Но из этого дома я могу приходить во дворец и смотреть, как вы становитесь достойным королём для Ксесса.

‒ Я буду очень стараться, Гина.

‒ Я верю в вас, мой принц.

Вот я и сказала это: мой принц. Как будто это на самом деле мой принц.

‒ Не загадывайте под Мраком.

Я вздрагиваю от слов мадам Реншини. Она переводит испуганный взгляд с меня на принца и обратно.

‒ Вы правы, мадам Реншини, ‒ тепло улыбается ей принц. ‒ Не стоит загадывать под Мраком. Но после Мрака наступает Свет. И я, принц Лерек, дитя Вернувшегося Света, обеспечиваю это своим бытием.

Большую часть дня я провожу в библиотеке, подбирая по просьбе принца книги, в которых можно почитать про старую королевскую династию и как проходило общение королей с людьми и землёй. Обедаем мы вместе с мадам Реншини в гостиной перед спальней принца, и она говорит о том, как боится за принца, а я выслушиваю её.

Ближе к вечеру я приношу из библиотеки очередную пачку книг для принца ‒ хоть книги и тяжёлые, носить их приятнее, чем дрова, ‒ и мне сообщают, что после обеда заходил регент осведомиться о состоянии принца. Принц прикинулся слабым и больным. Регент обещал зайти позже.

‒ Вы найдёте путь назад? ‒ спрашивает меня мадам Реншини, когда я уже собираюсь уходить. Я киваю.

‒ Мне приходить завтра? ‒ уточняю я, накидывая плащ.

Мадам Реншини поджимает губы.

‒ Я не знаю, Гиночка. Его высочество настроен бодро, но я предлагаю… не загадывать под Мраком.

‒ Как поступим тогда?

‒ Приходите завтра, ‒ вздыхает мадам Реншини. ‒ Если что-то случится… я найду способ вас известить.

Она берёт меня за руки, я пожимаю её руки и ухожу.

По дороге домой я возвращаюсь мыслями к теме, которая занимает меня сейчас более всего.

Амрис.

Дома меня ждёт Амрис.

Во дворце я смогла погрузиться в старые хроники и отвлечься, но мне всё равно предстоит вернуться домой и встретиться с ним. И с собой в его присутствии.

Окна дома Гины Альвары темны, а из печной трубы не идёт дым. Наверное, Амрис сидит без света, чтобы не выдавать, что в доме кто-то есть. Может быть, мне стоило, наоборот, договориться с Амрисом о том, чтобы он создавал иллюзию того, что в доме кто-то есть, ‒ на случай, если регент захочет узнать, где я.

В любом случае, уже поздно.

На пороге я медлю. Амрис должен был услышать мои приближающиеся шаги. Он за этой дверью.

Карна, смелее, заходи уже. Это твой дом.

Как ни странно, меня никто не встречает. Дом тёмен, остыл и кажется пустым. Не раздеваясь, делаю несколько шагов в сторону спальни ‒ он там. Лежит в той же позе, что и вчера, и утром. Тянусь к нему вниманием ‒ жив. Крепко спит.

Вздыхаю ‒ и с досадой, и с облегчением. Снимаю уличную одежду, записку на столе комкаю и засовываю в печь. Всё равно растапливать.

Амрис не просыпается, пока я зажигаю лампы, топлю печь, разогреваю вчерашнее жаркое и ужинаю. Не просыпается, когда складываю его высохшую одежду, нагреваю воду и опять принимаю ванну. Не просыпается он, и когда я ложусь рядом с ним и кладу в ноги грелку.

Я бы хотела, чтобы он меня обнял. Вместо этого я скольжу взглядом контуру его тела, надеясь, что он проснётся хотя бы завтра, и закрываю глаза.

Я просыпаюсь от его взгляда. Как тогда.

Середина ночи. Ещё не светает. Со стороны, на которую выходят окна спальни, нет уличного освещения, и в комнате едва угадываются очертания предметов.

Мы проснулись в какой-то совершенно мёртвый час, когда молчат петухи и собаки. Из звуков – его дыхание, моё дыхание, биение моего сердца, которое отдаётся в животе, в запястьях и щиколотках, и тело начинает разогреваться в волнении.

Я чувствителен к тонкому и в мужском контуре, но в женском контуре, замечаю я, моя чувствительность более чувственная и образная. Из мужского контура я бы вряд ли когда-нибудь сказал…

…что в темноте и тишине его взгляд ‒ это свет и звук.

О Амрис, я хотела бы, чтобы такая ночь была в нашей истории до того, как мы поняли, что взаимодействие в разнополых контурах – это плохая идея.

Поворачиваюсь к нему. Я не вижу черт его лица – угадывается только его силуэт, он подпирает поставленной на локоть рукой голову. И его взгляд.

Прикосновение. На ощупь он проводит пальцами по моей щеке и пряди волос. Едва касается.

Я не знаю, чего я хочу больше: чтобы он продолжал и никогда не останавливался – или прекратил и стёр это из моей памяти.

Амрис убирает руку.

Возможно, он чувствует что-то. Не удивлюсь, если в этой тишине мои мысли звучат так громко, как если бы я говорила вслух.

Амрис прочищает горло.

– Где здесь найти воды? – спрашивает он шёпотом.

– Если холодной, то в кувшине на тумбочке у изголовья, если горячей, то в баке. Правда, она уже чуть тёплая, наверное.

Я рада говорить о простых вещах. Не думать о нас.

А, кстати.

– Ты голоден?

Он перебирается через меня и слезает с кровати.

– Угу. До тебя.

Ну зачем он это делает. Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы ответить как ни в чём не бывало.

– Там на столе есть тарелка с печеньем с семечками. Его можно пожевать. За остальным нужно будет лезть в погреб.

– Игнорируешь? – спрашивает через плечо Амрис.

– Не верю.

Амрис останавливается на полпути к кухне и несколько мгновений стоит молча. Я сжимаюсь внутренне, боясь, что я опять всё испортила.

Лучше бы он не приходил.

Нет, конечно же. Лучше, что он пришёл.

Что мне досталось его присутствия.

Амрис вновь приходит в движение. Открывает-закрывает дверь ванной, шуршит на кухне, хрустит печеньем.

Возвращается.

Садится на край кровати, рядом со мной. Я выпрямляюсь, лёжа на спине, пытаюсь успокоить волнующееся в его близости тело, закрываю глаза и слушаю его рядом. Вот он нащупывает кувшин и стакан, наливает, залпом выпивает. Наливает второй стакан, ставит обратно.

И смотрит на меня.

Не смотри. Лучше уходи. Лучше, чтобы меня не было в твоей жизни. Я не вынесу, если ты опять уйдёшь.

И так далее. Мне знаком этот монолог-к-Амрису из женского контура. Единственный известный мне способ прервать нарастающую с каждым порочным кругом его невыносимость и безысходность ‒ мужской контур.

– Так вот, – негромко говорит Амрис, и я возвращаюсь из мучительных размышлений в темноту, наполненную звуком, теплом и запахом его присутствия.

Амрис приподнимает мой край одеяла – и вот он на мне. Ладони и предплечья он просовывает поверх моих рук под мою спину, его колени и стопы крепко держат снаружи мои. Его ладони и стопы холодные оттого, что он босиком ходил по полу и держал стакан с водой, но через пижаму я чувствую жар его тела.

Его лицо близко-близко.

Я не могу пошевелиться.

Что это?

Он так обычно ведёт себя с женщинами? Не спорю, возбуждает. В моём случае в этом-то вся и проблема.

Это привычки этого тела? Удерживать в подчинении, задавать жёсткие рамки, держать своим?

Или Амрис делает так сейчас специально для меня?

Он набирает воздуха для того, чтобы что-то сказать, и я чувствую, как моё тело невольно двигается в ритме его дыхания.

‒ Карна, я хочу прояснить один момент. То ли ты невольно накинула на меня телепатическое поле, то ли кольца вблизи так работают, то ли я в этом мире неожиданно хороший телепат, то ли это тело хорошо настроено на телепатию ‒ так или иначе, я услышал во сне фрагмент твоего внутреннего рассуждения и понял из него, что по непостижимой для меня причине из женского контура ты сомневаешься и не знаешь, как я к тебе отношусь. Этот фрагмент я предлагаю занести в золотые анналы того, над чем мы будем ржать до Второго пришествия и, дай бог, после него, но сейчас я хочу сэкономить время и сделать этот момент очень-очень ясным.

Амрис выдерживает паузу.

‒ Ты для меня – желанна. Запиши это, пожалуйста, куда-нибудь себе на подкорку, чтобы у тебя в архивах памяти был факт, что Амрис сказал, что ты для него желанна. Ты была желанна тогда, ты желанна сейчас, и, насколько мне хватает моей способности видеть, что будет происходить в будущем, ты будешь для меня желанна впредь.

Он умолкает и даёт мне место что-то сказать.

Я могу сказать только одно.

‒ Тогда почему ты ушёл тогда ‒ к ней?

Несколько мгновений Амрис молчит.

‒ Я ушёл не потому, что я не хотел быть с тобой. Мы просто не смогли тогда построить нормально работающую систему. Мы пробовали это первый раз, и получилось глупо и больно. Я вышел из взаимодействия, чтобы… на тот момент прекратить увеличивать количество глупостей и боли, поисследовать что-то про себя и мир и потом, наверное, уже в другом воплощении, пробовать изменить подход.

‒ Ты ушёл к Рэй-Йи.

Амрис вдыхает и выдыхает.

‒ Да.

‒ У вас с ней получилось.

‒ Да.

Я хочу отвернуться от него, прижать колени к груди и поплакать, но Амрис предчувствует это, крепче сжимает своё объятие, и я ничего не могу поделать, кроме того, чтобы отвернуть голову.

‒ Не убегай от меня, пожалуйста, ‒ шепчет он мне на ухо.

Делаю медленный вдох и медленный выдох и поворачиваюсь к нему.

‒ Мы потом вообще разошлись на долгое время, и я на некоторое время перестал быть личностью.

‒ Почему это стало для тебя такой большой раной? ‒ едва слышно спрашивает он.

На этот раз преуспеваю в том, чтобы высвободиться из его хватки, и отодвинуться в угол кровати ‒ туда, где спал он, ‒ так, чтобы мы не касались друг друга, чтобы я могла передохнуть от интенсивности взаимодействия с ним. Говоришь, поднаторел в телепатии? У меня нет сил говорить. Если хочешь – посмотри.

Я давно не слышал, чтобы Амрис ругался ‒ особенно, когда он разглядывает что-то в моих архивах памяти. Тем не менее, это тот случай.

‒ Карна, я правильно понимаю, что на моменте моего ухода ты решила, что мне плохо с тобой, если ты женщина, поэтому вслед за этим ты решила больше не быть женщиной рядом со мной, раз выходит такая катастрофа, а быть мужчиной?

Это звучит так стройно и неожиданно… что похоже на правду. Я разворачиваюсь к нему ‒ изумлённо.

Амрис беззвучно хохочет, закрыв лицо ладонями.

Робко присоединяюсь к нему. Его слова подействовали на охвативший меня морок старых переживаний ‒ как горячий душ на остатки сна.

Чем бы ни закончилась наша миссия, личный урожай я, чувствую, собрала. Мы – собрали.

Амрис собирается что-то сказать, но его накрывает очередным приступом смеха, и он перекатывается на спину, и комната наполняется облаком его смеха.

‒ Ну, хоть не решила… что Бог тебя оставил… ‒ с трудом выговаривает он и хохочет в голос.

Я смеюсь, и волна смеха уносит остатки напряжения, сковывавшего моё тело.

‒ Короче, ‒ говорит наконец он, и я не вижу, но слышу его мягкую улыбку. Он берёт мою левую ладонь и подносит к губам её тыльную сторону.

И впервые за долгое-долгое время я вспыхиваю нежностью к нему ‒ и это чувство свободно от боли.

‒ Я предлагаю обнулить нашу разнополую историю и начать с того, что то, что мы сейчас в разнополых телах, открывает перед нами ряд приятных возможностей. Я предлагаю просто насладиться моментом.

И он опять смеётся.

‒ Не, ну это ж надо…

Отпускает мою руку, садится на кровати спиной ко мне и тянется к кувшину. Наполняет стакан, пьёт и посмеивается.

И вот здесь появляется лёгкость. Я сажусь, легко и быстро расстёгиваю и снимаю пижаму и подвигаюсь вплотную к нему, моя грудь ‒ к его спине.

Амрис втягивает воздух и замирает ‒ но не так, как я тогда в ванной, прижатая им в угол, ‒ а сильно, расслабленно и свободно, как спорхнувшая с высоты птица, которая хочет насладиться парением, прежде чем начать работать крыльями. Правую руку он заводит за спину и проводит ладонью по моему бедру, левой – протягивает стакан мне. Только я беру стакан, чтобы сделать несколько глотков прохладной воды, как Амрис опускает руку, чтобы симметрично коснуться моего левого бедра.

Я едва успеваю поставить стакан на тумбочку, потому что потом Амрис поворачивается ко мне.

Я просыпаюсь ещё раз от сухого стука внутри дома. Всё ещё темно ‒ значит, я задремала совсем ненадолго. Но что это был за звук?

Смотрю в направлении, откуда пришёл звук, ‒ Амрис сидит на корточках перед печкой, разжигает огонь, и его лицо мерцает в свете огня. Он в штанах и в куртке. Рядом с ним – охапки дров, которые он, очевидно, принёс со двора.

Я не знаю, почему он это сделал. Вряд ли он сделал это специально для меня, вряд ли он услышал эту мою маленькую отчаянную мечту, чтобы кто-нибудь, кроме меня, принёс эти дурацкие дрова и затопил печь.

Но Амрис любит исполнять чужие мечты. Особенно если это такая лёгкая для исполнения мечта, как моя. Практически невозможная ещё сутки назад.

Нахожу среди постельного белья пижаму и надеваю её. Подхожу к Амрису.

‒ Дрова для леди, ‒ улыбается мне он.

Похоже, что он действительно сделал это для меня.

‒ Ты мой герой, Амрис, ‒ выдыхаю я совершенно искренне. ‒ Я даже готова тебя накормить.

‒ Признаюсь, на то был мой расчёт, ‒ смеётся он.

‒ Это не умаляет значительности твоего поступка, ‒ снисходительно улыбаюсь я. ‒ Забери меня Мрак, приятно быть тем самым человеком, для которого ты что-то делаешь.

Амрис щурится, открывает рот, чтобы сказать что-то, но медлит и, похоже, в итоге говорит что-то другое.

‒ Ты выражаешься, прямо как местные. «Забери меня Мрак», ‒ улыбается он.

‒ Да отличное же выражение. Будешь жаркое из помоли?

‒ Конечно, буду.

Гул и треск печи ‒ и так одни из самых уютных домашних звуков, но они обретают особую прелесть, когда кроме них и меня в комнате есть и человек, которому я радуюсь всем сердцем. Амрис ещё раз заглядывает внутрь печи, прикрывает дверцу, отряхивает руки о штаны и встаёт как раз тогда, когда я вернулась из погреба с извлечённым из него котелком и поставила на печь и его, и чайник. Амрис поворачивается ко мне и прижимает меня к себе. Под курткой – его горячий обнажённый торс, который я с удовольствием обнимаю, а Амрис укутывает меня сверху полами куртки и крепко целует.

Это слишком хорошо, чтобы быть реальностью, но похоже, что это реальность.

‒ Печь же не сразу нагреется, правильно? ‒ утоняет он, отстранившись.

‒ Правильно.

И он увлекает меня в постель.

‒ Как тебя зовут? ‒ спрашиваю я, когда позже мы едим жаркое и пьём прит ‒ местный бодрящий напиток из листьев одноимённого дерева.

Амрис кашляет, поперхнувшись.

‒ Что, прости? ‒ изумлённо переспрашивает он.

‒ Я имею в виду ‒ как зовут человека, в теле которого ты сейчас находишься?

‒ А. Я уж испугался. Его зовут Кир Альгес. Мне кажется, я тебе говорил на входе сюда.

‒ У меня вылетело из головы. Что это за человек?

‒ Управляющий дворцовыми закупками, ‒ усмехается Амрис. ‒ Человек, который знает, где, что и почём можно купить. И, соответственно, продать.

‒ Тебя ещё не хватились там ‒ раз ты такая значительная персона?

‒ Хватились, конечно. Но я думаю, что если и ищут, то ищут не там. Вряд ли кто мог подумать, что я рвану в Ксесс.

‒ Что приводит нас к одному из самых интересных вопросов: что ты здесь делаешь?

Амрис не спеша жуёт жаркое.

‒ На этот вопрос не ответишь в двух словах, ‒ наконец отвечает он. ‒ Я думал чуть попозже тебе подробно рассказать.

‒ Почему не сейчас?

Амрис не отвечает.

‒ Ладно. Скажи мне вот, что. Ты мои сообщения получал?

Амрис кивает.

‒ Почему ты не отвечал на них? ‒ спрашиваю я очень ровным голосом. Амрис смеётся.

‒ Ты звучишь так, как будто сейчас оторвёшь мне голову.

‒ Ты правильно меня понял, ‒ улыбаюсь я.

‒ Извини. Я… был занят и в дороге. Зато! ‒ Амрис торжествующе взмахивает ложкой. ‒ Я нашёл способ обмануть Мрак.

‒ Обмануть Мрак?

‒ Я крутил варианты, как мне успешно выбраться из Альдагора. Мрак сейчас сгущается над Альдагором, и, возможно, там и останется, поэтому там заранее ощущается действие Мрака. Как будто из дел уходит удача, с каждым днём приближения Мрака ‒ всё больше. А мне нужна была удача в моём замысле, и я стал перебирать варианты, как её сохранить. И обнаружил, что если я не буду спать, то уровень моей удачи не изменится. Поэтому я добрался сюда с тем же уровнем удачи, который у меня был четыре ‒ уже пять ‒ дней назад. Умудрился не сгинуть в болотах со стороны Альдагора, благополучно ‒ нелегально ‒ пересёк границу, переправился по реке, добрался до города и даже до твоего дома в придворцовом квартале. Мне понадобилось для этого много удачи, и её как раз хватило. А сейчас мой уровень удачи такой же, как у всех в Ксессе. То есть, так себе.

‒ Амрис, выкладывай уже. Что творится в Альдагоре, что тебе понадобилось срочно рвануть в Ксесс?

Амрис облизывает губы. Чем дальше ‒ тем меньше мне нравится, что он избегает ответа. Что он скрывает?

‒ Ладно. Если кратко ‒ в Альдагоре орден жрецов Мрака хочет убрать королеву Мрака и захватить власть.

‒ Подожди. Королеву, которая и так на днях умрёт, потому что рождённая в первый день Мрака принцесса приближается к своему совершеннолетию и коронации?

‒ Именно. Нынешняя королева Мрака ‒ изящная и строгая леди лет шестидесяти ‒ умрёт как раз оттого, что её убьют. Иных вариантов я здесь не вижу, ‒ поясняет Амрис и умолкает.

‒ Так. Но пока я не вижу противоречия. Старую королеву убивают ‒ воцаряется новая. Или нет?

‒ Тридцать процентов ‒ вероятность её благополучного воцарения, ‒ мрачно отвечает Амрис. ‒ Семьдесят процентов ‒ её убивают, и начинается психоклиматическая катастрофа, которую мы как раз призваны предотвратить. Пользуясь своим положением ‒ ну, и деньгами, конечно, ‒ я узнал детали заговора, добыл, скажем так, козырную карту заговорщиков и вывез её подальше. То есть, в Ксесс.

‒ Она у тебя с собой? ‒ переспрашиваю я.

‒ Да.

‒ Скажешь, что это?

‒ Долгая история, ещё успею рассказать, ‒ отмахивается Амрис.

‒ Ладно. Но как ты смог узнать детали заговора?

Амрис улыбается самодовольно и одновременно печально.

‒ Люди слабы, когда им задают вопрос, начинающийся со слов «сколько вы хотите получить денег за то, чтобы…». Некоторое время они могут отпираться, но повторение вопроса с акцентом на том, что это не вопрос «будете ли вы говорить?», а вопрос «сколько вы хотите получить денег за эту информацию?» приводит к нужному эффекту.

‒ Печально это слышать, однако.

‒ Да. Но допускаю, что не всех можно купить. Вероятно, просто в ордене Мрака в Альдагоре такой специфический контингент, что их ‒ можно.

‒ А ты занимаешься закупками при дворце, поэтому свободно распоряжаешься бюджетом, ‒ понимаю я.

‒ Да.

‒ Что это дало по вероятным исходам?

‒ Принцесса выигрывает немного времени, и её шансы на воцарение увеличиваются до пятидесяти процентов, ‒ мрачно отвечает Амрис, смотря в сторону и, похоже, думая о чём-то своём.

Я больше не могу это терпеть.

‒ Амрис. Мы здесь по делу, которое мы делаем вместе и от успеха которого зависит равновесие и процветание целого мира. Я имею право знать, что происходит. Скажи мне, что ты от меня скрываешь.

‒ Даже если после моего ответа ты с вероятностью в сто процентов отрываешь мне голову? ‒ Амрис смотрит на меня сложносочинённым взглядом, в котором есть и досада, и чувство вины, и надежда.

‒ Испытай меня.

‒ Как скажешь. Как ты думаешь, кто там принцесса?

Этот вопрос застаёт меня врасплох.

‒ В смысле?

‒ Ты знаешь, в каком смысле.

И тут до меня доходит.

‒ Да ладно!

Амрис кивает.

‒ Рэй-Йи?!

‒ Рэй-Йи, ‒ подтверждает Амрис мою догадку.

‒ Откуда ты знаешь?

‒ Я видел её. И узнал.

‒ А она?

‒ Я видел её издали, она не видела меня. Ей нельзя меня видеть. С Киром Альгесом она, понятное дело, знакома, но, если она увидит меня в его теле, к ней вернётся полная память, и это воплощение потеряет для неё смысл. Я не могу рисковать.

Амрис опирает лоб на поставленную на локоть руку и закрывает глаза.

И тут у меня в голове складывается полная картина.

‒ Амрис, ‒ медленно начинаю я. ‒ Правильно ли я понимаю, что ты уехал из Альдагора, чтобы, во-первых, с наибольшей вероятностью спасти жизнь принцессы Мрака, то есть, Рэй-Йи, или хотя бы выиграть немного времени, чтобы она сама как-то разобралась, а во-вторых, уберечь её от возвращения памяти, которое может испортить её планы на воплощение?

Амрис кивает. Открывает глаза и встречается со мной взглядом. Но ведь это ещё не всё.

‒ И на сообщения мои ты не отвечал по одной простой причине: за все четыре дня твоего пути из Альдагора в Ксесс ты ни разу не хотел увидеть меня, достаточно, чтобы отправить сообщение, потому что все четыре дня ты думал о ней.

Амрис продолжает смотреть мне в глаза.

Я делаю очень медленный вдох и очень медленный выдох.

Затем встаю, подхожу к двери, открываю её ‒ наполненное радостью быть вместе тепло утекает наружу, и вместо него меня касается приходящий снаружи холод ‒ и указываю Амрису на выход.

‒ Я же говорил, что ты оторвёшь мне голову, ‒ печально улыбается Амрис.

‒ И ты правильно меня понял.

Амрис смотрит на дверь, цокает языком и откидывается на спинку стула. Я не двигаюсь с места.

‒ Карна, я тут на нелегальном положении. Мне некуда идти. Мрак уже слишком близко, и я не смогу пересечь границу, если выйду сейчас.

‒ Это воистину твои проблемы, ‒ холодно отвечаю я.

‒ Ну, если меня поймают, то это будут общие проблемы, потому что это ставит под угрозу успех всей миссии.

Я молчу, продолжая указывать на выход.

Амрис с тихим рыком встаёт, срывает с верёвки и надевает рубашку, подхватывает свою куртку и направляется к двери.

‒ Вот поэтому в том числе так тяжело, когда я мужчина, а ты женщина.

Вот на этом я срываюсь. На следующем шаге к двери Амриса встречает моя пощёчина.

‒ Ау… ‒ выдыхаю я, потряхивая рукой, чтобы успокоить жжение на ладони. Щека Амриса розовеет, но не поднимает руку, чтобы коснуться её.

‒ Я согласен, что я заслужил. Теперь я могу остаться?

Нет, вот драться я с ним точно не буду: он ловчее и сильнее. Хотя побить его, конечно, хочется.

‒ Нет. Ты можешь вернуться, когда ты захочешь увидеть меня. Не использовать меня, чтобы отвлечься от мыслей о ней, ‒ мой голос звенит. ‒ Не использовать мой дом как убежище, потому что тебе больше некуда деться. Ты можешь вернуться, но тогда, когда ты захочешь прийти ко мне. Не «от неё», не «в мой дом», а ко мне, Амрис. Чувствуешь разницу?

Он смотрит на меня, опустив плечи, и молчит.

‒ А до тех пор – чтобы ноги твоей здесь не было. Уходи, Амрис.

Он поджимает губы, вздыхает и начинает зашнуровывать ботинки. Зашнуровав, поднимается и встречается со мной взглядом. Видимо, хочет увидеть в моём взгляде знак, что я могу передумать.

В моём взгляде такого знака нет.

Амрис перешагивает порог и скрывается в темноте.

Не успеваю я закрыть за ним дверь – меня накрывает слабость, как будто из тела вынули все кости. Прислоняюсь спиной к двери и опускаюсь на пол.

Вот тарелка, из которой он только что ел, и чашка, которой он только что касался губами.

И охапки дров, которые он принёс в дом.

Четыре дня подряд он шёл ко мне и думал при этом о другой женщине. Шёл ко мне и ни разу не захотел увидеть меня.

На глаза наворачиваются злые слёзы.

На пробу опускаю кулак на пол. Больновато. Однако в теле поднимается волна ярости, и мне нужно куда-то её направить.

Встаю, закидываю пару поленьев в печь. До того, как мне идти во дворец, ещё часа четыре, успеют прогореть.

Амрис, забери тебя Мрак.

Прохожу в спальню. Опускаюсь на постель ‒ она полна его запахом. Забери его Мрак, она же будет продолжать держать его запах и вечером, когда я вернусь.

И у меня не хватит никаких душевных сил, чтобы постирать постельное бельё.

«Ты голоден?» ‒ «Угу. До тебя».

«Запиши себе на подкорку, что ты для меня желанна».

«Дрова для леди».

Когда я начинаю удар за ударом приземлять кулаки на его подушку, больше всего я злюсь, конечно же, на себя.

Что мне так мало нужно, чтобы почувствовать себя рядом с ним счастливой.

Чтобы он просто принёс мне дров со двора.

А потом ‒ закутал всвою куртку и поцеловал.

Забери тебя Мрак, Амрис. Ты сказал, что я для тебя желанна. На пути ко мне ты думал о Рэй-Йи. Забери тебя Мрак.

Когда ярость исчерпана и накатывает усталость, я опускаюсь лицом в его подушку, закутываюсь в его одеяло и плачу.

«Женское тело, женский контур», ‒ говорил он. «Давай починим», ‒ говорил он.

Зачем чинить, если есть Рэй-Йи?

Зачем вообще я в женском контуре, если есть Рэй-Йи?

Чтобы он приходил в мой дом спать, потому что это единственная форма взаимодействия, которая у нас бесперебойно получается?

А потом уходил к Рэй-Йи?

Забери тебя Мрак, Амрис.

Ты опять ушёл к Рэй-Йи.

Даже если ногами ты через границу двух стран пришёл ко мне, сердцем ты ушёл к Рэй-Йи.

Мои горестные размышления прерывает ощущение, которого я так ждала все эти дни и на которое я сейчас отзываюсь только усталым раздражением: на безымянном пальце левой руки вибрирует кольцо.

Амрис прислал мне сообщение. Нашёл в себе желание меня увидеть, неужели.

Ладно, послушаем, что он имеет сказать.

«Прости меня, пожалуйста».

И всё.

Я переслушиваю сообщение, силясь уловить оттенки интонации, но кольца не передают их.

Кольцо вибрирует ещё раз.

«В следующий раз перед началом миссии надо будет выяснить, нет ли там случайно Рэй-Йи».

Забери тебя Мрак, Амрис.

Мне так мало надо от тебя, чтобы у меня высохли слёзы.

Глава 5. Ценный груз

Лерос выглядит уставшим. Как и требует его должность, он стоит у дверей принца прямо и встречает меня строгим и полным достоинства взглядом, но мне кажется, что он бы не отказался полежать всю оставшуюся часть дня.

Если честно, после событий прошедшей ночи я бы тоже не отказалась. Пару часов под утро я всё-таки поспала, а потом стала собираться. Не получив никакого сообщения из дворца, до него я добиралась вчерашним маршрутом. Хозяин лавки с хозяйственными принадлежностями впустил меня без вопросов

Приветствую Лероса кивком.

‒ Гина, ‒ вполголоса зовёт он меня.

Подхожу ближе.

‒ Сегодня ранним утром, дворцовая гвардия задержала шпиона Альдагора. Я подумал, что вы должны знать.

Я его прибью.

Меня совершенно не удивляет такое развитие событий, но Гина Альвара, наверное, всё-таки может ему удивиться.

‒ Шпиона Альдагора? ‒ и смотрю на Лероса широко раскрытыми глазами и приоткрыв рот. Надеюсь, правдоподобно получилось.

Лерос сводит брови и кивает.

‒ Его задержали около здания Консультативного совета по Мраку.

Забери его Мрак, там-то он что забыл?! Нет чтобы уйти в сторону от центра и переждать где-то Мрак или ‒ будем честны ‒ прислать мне ещё несколько тёплых сообщений и дождаться от меня слова «приходи», ‒ зачем же идти туда, где больше вероятность быть задержанным?

Или у Амриса был какой-то план, который он минимально просчитал?

‒ Что он там делал? И как получилось, что его опознали как шпиона и задержали?

‒ Вы знаете, это произошло случайно. Ночной патруль случайно проходил мимо здания Консультативного совета, когда в четыре часа утра из него вышел незнакомый человек без сезонного плаща. Я бы тоже захотел установить его личность.

‒ Но почему именно Консультативный совет Мрака? Что там ценного для человека из Альдагора?

Лерос пожимает плечами.

‒ Вы требуете от меня ответов, которые я не знаю, мадам Альвара. Однако сам регент выразил желание побеседовать с задержанным.

‒ Неужели?

‒ Очень любопытно то, как этот человек вообще оказался в Ксессе за два дня до наступления Мрака. Если такое путешествие возможно, это может многое изменить…

Лерос заканчивает фразу на задумчивой ноте и открывает дверь в спальню принца.

Его высочество сегодня не в пижаме и в постели, а за небольшим письменным столом, в обычном полуофициальном костюме – похожем на наряд, залитый петушиной кровью пару дней назад. Никаких ванночек для рук или для ног не видно.

‒ Гина! ‒ он вскидывает голову навстречу мне. ‒ Пойдёмте смотреть на пленника!

Вот тут мне приходится приложить некоторое усилие, чтобы не засмеяться.

Есть ли у меня аргументы, чтобы сказать «нет»? Если бы я не знала точно, кого сегодня задержали и чего от него ждать, я бы, может быть, попробовала отговорить принца от визита. Мало ли что. Но это Амрис. Амрис в своём уме, он понимает, что принц ‒ одна из ключевых фигур в нашей миссии, и не причинит ему вреда.

Впрочем, после ночной прогулки Амриса к зданию Консультативного совета по Мраку я уже не так уверена, что он в своём уме.

‒ Пойдёмте, ваше высочество.

Принц смотрит на меня изумлённо.

‒ Гина, я думал, вы будете протестовать!

Я усмехаюсь.

‒ Может быть, я просто хочу увидеть соотечественника.

Принц берёт трость и, опираясь на неё, идёт к выходу. Точно, он же повредил ногу при падении с лестницы. Кажется, что это было уже очень давно. Лерос открывает дверь снаружи. Поразительно. Человек, для которого самый главный звук ‒ звук шагов принца.

Пока мы медленно, с доступной прихрамывающему принцу скоростью идём в дальнюю часть дворца, где находится штаб дворцовой охраны, а заодно и несколько камер заключения для тех задержанных, кто достоин содержаться во дворце, а не в камерах станции городской охраны, я возвращаюсь мыслями к ночной прогулке Амриса.

Зачем ему понадобился консультативный совет по Мраку в четыре утра?

Мне понятно, зачем консультативные советы нужны самому Ксессу. В отсутствие магии и непосредственного понимания происходящего Ксесс стал полагаться на коллективный разум и консультативные советы, организованные по каждой важной теме или сфере деятельности: по строительству, по сельскому хозяйству, по бюджету, по законодательству и так далее, в том числе, естественно, по Мраку.

Но что ценного для Амриса может быть в ксесском консультативном совете? Амрис ведь не только играет роль человека из Альдагора, где сохранена королевская магия Мрака, но и сам понимает суть Мрака в качестве агента Управления Порядка Мироздания.

И тут я соображаю.

Амрис говорил, что вывез что-то из Альдагора. Ценного для Амриса в ксесском консультативном совете по Мраку то, что там находится его целевая аудитория.

У дверей, ведущих в штаб дворцовой гвардии, мы наблюдаем любопытную картину. Два стражника отошли от своих постов, стоят у окна и что-то высматривают снаружи. Они так увлечены, что не расслышали, как мы подошли. На ногах принца мягкие туфли, но мои-то шаги они могли различить?

Принц в замешательстве смотрит на меня.

‒ Его высочество принц Лерек, ‒ нахожусь и объявляю я, обращаясь к гвардейцам. Один из них, помладше, юркий и светловолосый, вздрагивает и отскакивает на своё место с противоположной от окна стороны коридора. Второй, постарше, с собранными в хвост тёмными волосами и яркими голубыми глазами, окидывает взглядом принца и меня и не спеша возвращается на своё место. Выпрямляется в стойке смирно, замирает в ней на секунду, затем разворачивается и открывает дверь для принца.

Принц, однако, не торопится.

‒ На что вы смотрели? ‒ спрашивает он, переводя взгляд с одного стражника на другого.

Светловолосый косится на своего товарища. Тот медлит.

‒ Мрак, ваше высочество, ‒ наконец отвечает он. ‒ Небо темнеет. Возможно, Мрак придёт в Ксесс.

‒ Я распоряжусь, чтобы консультативный совет по Мраку уточнил свой прогноз, ‒ с достоинством говорит принц.

‒ Вы ничем не распоряжаетесь, ваше высочество, ‒ мрачно отвечает темноволосый стражник.

Я не ослышалась?

Судя по тому, что второй стражник изумлённо смотрит на своего товарища, ‒ нет.

Принц едва заметно покачивается на стопах вперёд-назад.

‒ Правильно ли я понимаю, что дворцовая гвардия верна регенту?

Ответа не следует. Охранники неподвижны, словно манекены.

‒ Пойдёмте, Гина.

У входа в зал с несколькими камерами заключения стоит ещё один охранник, пожилой, обрюзгшего вида. Несмотря на то, что он просто стоит перед дверью, на одежде у него пятна пота. Дышит он шумно и мелко. Толстыми пальцами он открывает дверь перед принцем, молча.

Чем зал с камерами заключения отличается от остального помещения дворца, я понимаю сразу, только переступив порог. В отличие от всего остального дворца, в отличие даже от подземного хода ‒ здесь нет батарей. Поэтому единственный заключённый, в ближней ко входу камере, в куртке. Стоит у окна спиной к нам, привалившись плечом к стене, и смотрит в том же направлении, куда смотрели и стражники, пока мы их не прервали. Почему всем происходящее снаружи интереснее, чем визит принца?

‒ Его высочество принц Ксесса Лерек, ‒ повторяю я.

Амрис медленно, как будто нехотя, отстраняется от окна и оборачивается. Скользит по мне быстрым взглядом, скрещивает руки на груди и внимательно смотрит на принца. Зная Амриса, я чувствую, что он смотрит внимательно и спокойно, но нынешняя наружность Амриса добавляет свой эффект: Кир Альгес смотрит на принца так, как если бы повар смотрел на принесённую ему птицу, размышляя, как бы её приготовить.

Принц стоит прямо-прямо, как будто его подвесили за макушку.

‒ Никто никогда не смотрел на меня так, как вы, ‒ говорит принц. ‒ Как вас зовут?

‒ Кир Альгес.

‒ На что вы смотрите, Кир Альгес?

Амрис щурится, взгляд Кира Альгеса – хищный. Нет, не идёт ему эта внешность.

‒ На ваши шансы выжить, ваше высочество.

Принц вздрагивает. Я ‒ нет, но не без усилия. Всё-таки Гина ‒ мастер самообладания. Быть в её теле ‒ редкий и очень интересный опыт.

‒ И каковы они, Кир Альгес? На входе стражник сказал мне, что я здесь ничем не распоряжаюсь.

Голос принца звенит, а сам он ‒ подрагивает. Впрочем, может быть, от холода: принц в лёгком костюме.

Амрис усмехается.

‒ Выжить и распоряжаться ‒ не одно и то же, ваше высочество. Шансы выжить у вас есть. Невелики, но есть. Вопрос – чего вы хотите?

Принц негромко смеётся.

‒ Я бы никогда не подумал, что я буду вести подобный разговор с человеком, которого поймали и заключили под стражу по подозрению в шпионаже. Вы удивляете меня, Кир Альгес.

Меня ‒ тоже.

‒ Вы не ответили на вопрос, ваше высочество, ‒ улыбается Амрис.

Вдруг Амрис, как будто услышав что-то, поворачивает голову в сторону окна. Прислушивается. Хмурится. Наконец едва заметно качает головой и опять поворачивается к нам.

‒ Прошу прощения. Я задал вопрос и сам же отвлёкся. Очень невежливо с моей стороны.

И смотрит на принца ‒ так, будто он взглядом, как челюстями, будет держать принца до тех пор, пока тот ему не ответит.

‒ Я хочу стать настоящим королём для Ксесса. Гина Альвара, ваша соотечественница, ‒ жестом он указывает на меня. ‒ Рассказывала мне о королевской магии Альдагора. Я не знаю, есть ли для меня способ стать звеном между землёй и людьми, каким является король. Может быть, есть. Может быть, нет. Если всё же нет, если установление связи между мной и землёй невозможно, то я хочу… стать таким королём, чтобы люди Ксесса называли меня «наш король». Я хочу знать желания людей и, по возможности, способствовать их исполнению.

Амрис молчит. Всё также скрестив руки, перебирает пальцами одной по плечу другой, как если бы он постукивал пальцами по столу.

Принц делает резкий вдох, будто всхлипывает.

‒ Если бы вы могли дать мне один совет, Кир Альгес, что бы вы мне посоветовали?

Амрис мягко смеётся. И даже в исполнении тела Кира Альгеса смех звучит мягко.

‒ Я вам так скажу, ваше высочество: держитесь за своё желание стать настоящим королём и принимайте решения из него. Не из страха, не из желания выжить ‒ принимайте решения из вашего желания быть королём. Тогда… да, тогда будет хорошо.

Амрис улыбается мягко и мечтательно ‒ и опять что-то за окном привлекает его внимание. Он поворачивает голову к окну и прислушивается.

‒ Почему все смотрят в окно? ‒ спрашивает принц. Амрис разворачивается к окну всем корпусом, опирает руки на подоконник и вглядывается в сторону Альдагора.

‒ В Альдагоре происходят события, из-за которых наше ближайшее будущее стремительно меняется, ‒ говорит Амрис не оборачиваясь. Закрывает глаза и вздыхает. ‒ Забудьте всё, что я только что говорил.

Амрис оборачивается и пристально смотрит на принца.

‒ Вы опять смотрите на мои шансы выжить, Кир Альгес? ‒ усмехается принц.

Амрис кивает несколько раз. Вздыхает.

‒ Ваше высочество, я думаю, что вы не можете ждать отступления Мрака и коронации. Вам нужно начинать быть королём сейчас.

‒ Но как? ‒ удивляется принц, подаётся вперёд.

‒ Просто решите, что, скажем, переступив порог этого зала, вы выйдете из него уже королём.

‒ И всё? И никаких дополнительных ритуалов?

‒ Ну, если вам нужен ритуал, давайте я щёлкну пальцами. Это будет начало вашего обряда интронизации, а закончится он, когда вы переступите порог. Готовы?

Амрис поднимает руку. Собирает три пальца щепотью для щелчка.

Принц втягивает воздух, вытягивается макушкой вверх и молчит. Он стоит спиной ко мне, и я не вижу его лица, но Амрис видит, и, похоже, ему нравится то, что он видит.

‒ Правильно, что так, ‒ улыбается он.

И щёлкает пальцами.

‒ Да здравствует король, ‒ тихо говорит он.

‒ Да здравствует его величество король Лерек Первый, ‒ вторю я и склоняюсь в поклоне.

Краем глаза я замечаю, как Амрис указательным пальцем правой руки постукивает по тыльной стороне запястья левой ‒ там, где у него были бы наручные часы. В Ксессе наручные часы не распространены, поэтому даже если бы новый король увидел этот знак, ему не был бы понятен его смысл.

Но я и так чувствую.

Что-то происходит. И очень быстро.

Новый король покачивается на стопах вперёд-назад.

‒ Прежде, чем я уйду, я хочу спросить. Кто вы, Кир Альгес? И чего вы хотите?

На мой взгляд, Лерек уже второй раз выбрал фантастически неподходящего адресата для вопроса «чего вы хотите».

Ну, или наоборот: он фантастически хорошо чует, кому его задать.

Амрис тем временем смеётся в рукав.

Кстати, исторический момент во всей этой вполне исторической сцене: не так часто Амриса спрашивают, чего он хочет. Обычно всех спрашивает он.

‒ Меня зовут Кир Альгес, ваше величество. Я мечтатель и торговец. А хочу я… ‒ и тут его тон становится серьёзным. ‒ …мира и благополучия в Ксессе и Альдагоре.

‒ Я сделаю всё, что в моих силах, Кир Альгес, чтобы ваша мечта осуществилась, ‒ отвечает новый король торжественно. ‒ Может быть, мне освободить вас здесь и сейчас?

Амрис размышляет пару мгновений.

‒ Благодарю вас, ваше величество, но нет. Пока я буду здесь. И я хочу ещё и с регентом побеседовать.

‒ «Пока»?.. ‒ переспрашивает Лерек.

‒ Да, ‒ отвечает Амрис, улыбается и больше ничего не говорит.

‒ Я понял вас, Кир Альгес. Благодарю вас.

Бывший принц Лерек поворачивается ко мне. Он улыбается спокойно и очень светло.

‒ Гина, скажите, у вас все соотечественники такие? Это королевская магия так действует?

‒ Ваше величество, смею вас заверить: он такой один… ‒ улыбаюсь в ответ я. Из-за спины нового короля Амрис посылает мне воздушный поцелуй.

Лерек смотрит на меня, на Амриса. Кивает. Глубоко вздыхает. Расправляет плечи. Водит головой. Шевелит пальцами рук. Поправляет воротник.

Разворачивается к дверям, и я отхожу на шаг, чтобы освободить ему путь, готовая следовать за ним.

Идёт к дверям, самостоятельно открывает их и переступает порог.

Во время обеда ко мне подсаживается мадам Реншини. Оглядевшись и удостоверившись, что поблизости никого нет, она наклоняется ко мне.

‒ Принц призвал церемониймейстера, и они удалились в библиотеку обсуждать детали коронации. Похоже, что принц хочет внести изменения в церемониал и провести церемонию как-то по-своему, ‒ вполголоса говорит она и выглядит встревоженной.

‒ Ему бы дожить до этой церемонии… ‒ вздыхаю я. Отсюда произошедшее в зале без батарей кажется сном. Возвести на престол щелчком пальцев?.. ‒ Не думаю, что регенту понравится возросшая политическая активность принца.

Впрочем, по ощущениям, Амрис не блефовал и действовал на полном серьёзе.

Может быть, просто принц на момент встречи с ним уже был в таком состоянии, что для того, чтобы начать действовать как король, достаточно было любого повода. Да хотя бы того, чтобы заключённый по подозрению в шпионаже гражданин другого государства щёлкнул пальцами.

‒ Его высочество спросил меня, что меня беспокоит сейчас и чего я хочу, ‒ продолжает мадам Реншини, словно пробуя слова на вкус. ‒ А потом он спросил Лероса. И спрашивал всех, кто был поблизости, пока не пришёл церемониймейстер.

‒ Меня тоже спросил. Хотя я не являюсь гражданкой Ксесса.

‒ А вы бы хотели ей стать? ‒ спрашивает мадам Реншини.

‒ Да, ‒ отвечаю я. Мадам Реншини кладёт свою ладонь поверх моей.

‒ Гина, скажите честно: вы думаете, что принц доживёт до коронации?

Её глаза с мольбой смотрят на меня, и у меня сжимается сердце.

‒ Я думаю, что ему нужно ставить и решать задачу быть хорошим королём для Ксесса, и, как я понимаю, принц это и делает по мере сил. Даже если он не доживёт до коронации, он умрёт не запуганным принцем, а смелым и достойным молодым правителем.

‒ Но тогда ему придётся… убрать регента, потому что я не представляю, как регент согласится отдать власть, которую он так хочет оставить, ‒ разводит руками мадам Реншини и как будто сама боится того, что только что сказала.

А действительно. Это не приходило мне в голову.

Лежит ли путь Лерека к престолу через убийство собственного деда? Или последний сохранит власть ценой жизни своего внука ‒ а он недвусмысленно дал понять, что готов на это?

‒ Я не думаю, что принц пойдёт на это, ‒ медленно говорю я. ‒ Лерек – дитя Вернувшегося Света. Не будет смысла в его воцарении, если ценой воцарения будет жизнь другого человека. Я думаю, что он найдёт способ.

Я сама хочу в это верить.

Я ухожу из дворца рано и оставшуюся часть дня занимаюсь домашними делами: готовлю рассыпчатую фруктовую кашу на вечер и на завтра, продолжаю стирку и глажу вещи, успевшие высохнуть за день. Глажка помогает упокоиться и привести в порядок мысли.

Скорее всего, регент уже знает о том, что я сопровождала принца при визите к заключённому. Значит, он знает, что у меня есть доступ во дворец. Возможно, завтра следует ожидать от него каких-то действий.

Амрис сказал, что пока будет в камере. Я так понимаю, что какая-либо моя помощь ему сейчас не нужна. За решёткой Амрис одновременно и не представляет для регента опасности ‒ хотя интересно, удалось ли им поговорить, ‒ и сам находится в безопасности. Он даже и Мрак мог бы там благополучно пересидеть.

Однако вряд ли у нас есть столько времени.

Звук открывающейся калитки и приближающихся к двери шагов ‒ более, чем одного человека ‒ я слышу, когда уже закончила с домашними делами и принялась готовиться ко сну.

Амрис?

Да вряд ли.

Тогда кто? Ночью?

‒ Пароль: Амрит-Саир, ‒ сообщает незнакомый голос из-за двери. ‒ Он сказал, что вы откроете, если мы назовём это имя.

Чувствую, как мои брови ползут вверх. Тем более, что человек за дверью сказал «мы».

Но я действительно открою. Амрис должен весьма доверять этим людям, если он использует своё имя в качестве пароля.

На пороге стоят четверо. И одного из них я знаю – точнее, Гина Альвара знает, но я её глазами вижу его впервые. Это Иор Винценти ‒ внучатый племянник Лероса. Высокий человек с прямоугольным и плоским лицом, лет сорока. Гина считает, что он всё время ходит со скорбным видом, и я склонна с ней согласиться. Ему бы пошло вести поминальные церемонии. Иногда, впрочем, и ведёт, если его приглашают, но его основная работа – изучение Мрака в качестве сотрудника консультативного совета.

Сопровождают его трое мужчин, мне не знакомых. В руках у одного из них ‒ объёмная сумка.

‒ Добрый вечер, Иор. Чем обязана визиту в столь поздний час? ‒ осторожно спрашиваю я.

Иор коротко оглядывается.

‒ Мы можем зайти? ‒ спрашивает он вполголоса. ‒ Я не хотел бы лишних ушей. Ваш дом стоит довольно уединённо, но мы не знаем, где у регента уши. Тем более, сейчас.

Пожалуй, мне нравится то, что он хочет скрыться от ушей регента. Я пропускаю их в дом и закрываю дверь.

Замечаю, что у меня всего два стула. Предлагаю один из них Иору, на другой сажусь сама. Остальные постоят.

Жестом приглашаю Иора говорить. Он покусывает губы, как будто не зная, как приступить к своему делу. Однако он решается.

‒ Этот человек из Альдагора, Кир Альгес, сказал, что в этом доме он оставил для нас свой груз. Мы пришли за ним и принесли оплату. Вы сможете принять оплату и выдать нам груз?

Он не только приходит ко мне, чтобы перестать думать о другой женщине, но ещё и использует мой дом как место проведения своих сделок.

Я уже говорила, что я его прибью?

‒ Иор, я боюсь, что я понятия не имею, о чём идёт речь.

Иор поджимает губы.

‒ Неловкая ситуация, ‒ бормочет он.

‒ Очень, ‒ соглашаюсь я.

Мы молчим немного. Иор подаётся вперёд.

‒ Может быть, вам нужно свидетельство серьёзности наших намерений? Гленос!

Человек с объёмной сумкой выступает вперёд, ставит её передо мной и расстёгивает.

Деньги. Сумка полна купюр наибольшего ксесского номинала. Одной такой купюры хватит одному человеку при скромном образе жизни на месяц. Полная сумка таких купюр – громадная, астрономическая сумма.

Как там говорил Амрис? «Я мечтатель и торговец». И большие сделки ‒ его конёк.

Изящным, хотя и несколько причудливым жестом, я прикрываю рот тыльной стороной ладони, будто в удивлении и задумчивости, ‒ для того, чтобы коснуться губами невидимого кольца на безымянном пальце.

«Амрис, твою мать».

И опять соображаю, что, наверное, это весьма эмоциональное, но не очень информативное сообщение.

«Ко мне пришли с кучей денег за каким-то твоим товаром. Что происходит и что мне делать? Пожалуйста, ответь немедленно».

Наклоняюсь к сумке для лучшего обзора и чтобы немного потянуть время.

Амрис не отвечает. Судя по тому, как пристально он смотрел утром в сторону Альдагора, не мною заняты его мысли.

‒ Как я могу быть уверена, что вы не заберёте и товар, и свои деньги обратно? ‒ поднимаю брови я.

Иор улыбается половиной рта.

‒ Кир Альгес в красках расписал, что будет лично со мной потом, если я это сделаю. Так что можете быть спокойны.

Иор умолкает и выжидающе смотрит на меня. А я по-прежнему не имею ни малейшего представления, о каком товаре идёт речь.

Хотя постойте.

Амрис пришёл с рюкзаком. А ушёл без него. И не спохватился.

То есть, он просто его здесь оставил.

Хорошо. Но где тогда рюкзак?

‒ Иор, я убедилась в серьёзности ваших намерений. Подождите немного.

В комнате, где мы находимся, рюкзака не видно. В ванной комнате его нет. В погребе тоже не заметила сегодня. Значит, он в моей спальне.

Прохожу в спальню. Открываю платяной шкаф ‒ но там только одежда Гины Альвары.

Со вздохом опускаюсь на колени перед кроватью, заглядываю под неё ‒ и рюкзак действительно там.

Когда я выхожу с объёмным и тяжёлым рюкзаком в комнату, где сидят мои неожиданные гости, их взгляды впиваются в рюкзак.

Иор откашливается и говорит вдруг осипшим голосом.

‒ Разрешите взглянуть?

Забери меня Мрак, да что же там?!

Делаю приглашающий жест рукой.

Иор подаётся вперёд, но сжимает руки в кулаки и откидывается на спинку стула.

А, мне, видимо, нужно открыть рюкзак. Я же тут хозяйка.

Подтягиваю к себе рюкзак и решительно расстёгиваю. Рюкзак доверху, до самых завязок набит брикетами размером с ладонь и толщиной в два пальца, завёрнутыми в бумагу дымчато-синего цвета. Рассеянно беру один из них и разворачиваю неплотно прилегающую бумагу. Под ней плотный брикет серо-болотного цвета.

Четверо моих гостей одновременно делают шумный вдох и замирают.

Да что же это?

Когда мне предлагают так много денег за такое небольшое количество брикетов неизвестной субстанции, у меня есть всего одна гипотеза, что это может быть.

Наркотики?!

В торговле оружием Амрис в своё время успешно участвовал, поэтому особых моральных запретов на торговлю оружием в интересные времена у него нет. Будем честны, у меня тоже: я участвовал в той же истории и вспоминаю её с тёплым ностальгическим чувством.

Но наркотики – это другое дело.

Амрис находит возможным торговать наркотиками? Если так, то нахожу ли я для себя возможным в этом участвовать?

Впрочем, может быть, я делаю слишком поспешные выводы. Лучше спрошу.

‒ Иор, это… какое-то дурманящее средство? ‒ не сводя глаз с брикета в моих руках, тихо спрашиваю я.

Иор усмехается.

‒ Нет, что вы. Это лекарство.

Поднимаю на него взгляд.

‒ Защита от действия Кочующего Мрака.

Похоже, изумление отражается на моём лице, потому что Иор улыбается половиной рта и поясняет:

‒ Как сказал Кир Альгес, это недавняя альдагорская разработка. Тамошний Орден Мрака занимается исследованиями.

Амрис вывез из Альдагора лекарство от Мрака. Вот это да. Но для чего? А, чтобы спасти жизнь Рэй-Йи. Но ведь Мрак сейчас на стороне Альдагора ‒ им как раз могла бы пригодиться защита от его действия!

Или нет? Что о происходящем в Альдагоре не успел рассказать мне Амрис?

Однако сейчас передо мной стоит более срочный вопрос: что делать с Иором? Вообще происходящее выглядит, как план Амриса. Он оставил у меня рюкзак, пошёл в Консультативный совет Ксесса по Мраку, нашёл там в четыре утра людей, которые заинтересовались захваченным образцом, и отправил их ко мне. Сегодня утром он никак не предупредил меня о том, что чего-то не надо делать, и в течение дня и даже сейчас никакого сообщения не прислал.

Наверное, я могу допустить, что всё идёт по его плану и мне просто нужно отдать рюкзак и получить деньги.

И тут у меня появляется идея, как можно с пользой для дела применить эти деньги.

Тот охранник, который сказал принцу Лереку, что принц ничем не распоряжается. Что-то мне подсказывает, что с ним можно будет легко договориться о том, сколько будет стоить то, чтобы никто не заметил, как Амрис вдруг покинет камеру заключения и скроется в неизвестном направлении.

‒ Поняла вас, Иор. Кир Альгес действительно не успел меня как следует проинформировать, но я не вижу причин не отдать вам товар. Прошу вас.

И двигаю рюкзак в его сторону. Тот, кого Иор назвал именем Гленос, выступает вперёд, ловко застёгивает рюкзак и подхватывает его на плечо.

Я подвигаю к себе сумку с деньгами…

…и опять слышу звук открывающейся калитки и спешные приближающиеся шаги. Не дом, а проходной двор какой-то.

Стук в дверь.

‒ Иор! Это Легсит.

Это имя мне тоже знакомо. Легсит Пиренти ‒ главный ответственный за прогноз движения Мрака. Похоже, сегодняшний визит не представляет особенной тайны.

Поднимаюсь и открываю дверь.

‒ Мадам Альвара, простите за беспокойство в поздний час, ‒ бормочет он и проходит мимо меня к Иору. Лицо последнего вытягивается.

‒ Легсит, неужели…? ‒ спрашивает Иор.

Легсит кивает.

‒ Да. Мы наблюдали за странным поведением Мрака весь день. И теперь нет сомнений: Мрак идёт в Ксесс.

‒ Когда он будет здесь?

‒ Завтра днём, до заката.

‒ Мрак идёт в Ксесс, ‒ повторяю я, пробуя эти слова на вкус. Иор переводит взгляд на меня и вздыхает.

‒ Да, мадам Альвара. Но не думаю, что это влияет на нашу сделку.

‒ Подождите. Дайте мне немного подумать.

Если Мрак идёт на Ксесс, он будет портить все планы. И тёмные дела будут твориться под Мраком. А значит, что Амриса нужно вытаскивать как можно скорее.

Прижимаю кольцо к губам.

«Мрак идёт на Ксесс. Я собираюсь вытаскивать тебя из-за решётки. Если у тебя есть другой план, озвучь его немедленно».

Амрис молчит.

Вот зачем надо было ваять кольца, если, когда действительно надо, он молчит?! Или он просто думает о Рэй и поэтому не может ответить мне?

Ладно.

‒ Вы правы, Иор. Приближение Мрака никак не меняет условий нашей сделки.

‒ Ну что же, ‒ Иор скорбным взглядом смотрит на меня. ‒ Я надеюсь, что эта сделка пойдёт на благо обеих стран.

‒ Я тоже, Иор…

Никакой уверенности в моём тоне, будем честны, нет.

Иор склоняет голову и встаёт. Человек из его свиты, без рюкзака, уже открыл дверь и вышел наружу. Гленос выходит предпоследним. Иор замыкает колонну.

В комнате остаются я, сумка, заключающая в себе целое состояние, и гул печи.

Глава 6. Кровь альдагорских младенцев

Поздний рассвет первого дня наступившего Мрака Ксесс встречает протяжным звуком сирены, оповещающим жителей о том, что в этот раз Мрак на стороне Ксесса.

Впрочем, настоящий Мрак ещё не наступил. Небо затянуто плотными, но всё ещё высокими облаками. Низкие тёмные облака виднеются где-то на полпути между Альдагором и Ксессом и ‒ похоже, Легсит будет прав в своём прогнозе ‒ доберутся в Ксесс после полудня.

Я не унесу во дворец всю сумку с деньгами, поэтому вытаскиваю из неё несколько пачек, которые могут послужить авансом для охранников, которых я хочу подкупить, а остальное прячу под кровать. До чего я докатилась, подумать только.

Но оставлять Амриса в заключении на время Мрака нельзя, совсем нельзя.

Когда за секунды до моего выхода из дома я слышу звук открывающейся калитки и шаги по двору, я уже не удивляюсь.

‒ Мадам Альвара, именем регента ‒ откройте!

Именем регента, значит. Больше того, что у меня не получится умело подкупить охранников, я боялась только одного: что регент сделает ход первым, и я вообще не смогу добраться до дворца.

Собираюсь с духом и открываю дверь.

К моему удивлению, на пороге стоит Ангир, секретарь Регентского совета в сопровождении свиты из двух человек. Я даже забываю, что я хотела сказать в качестве приветствия.

‒ Мадам Альвара, мы здесь, чтобы проводить вас во дворец согласно соответствующему распоряжению сиятельного лорда-регента, ‒ объявляет Ангир.

Вот это новость.

‒ Я была уверена, Ангир, что регент больше не желает видеть меня во дворце.

‒ Это не мешало вам появляться во дворце, не так ли? ‒ приподнимает бровь Ангир.

‒ Это весьма мешало мне появляться во дворце, но не останавливало меня, ‒ улыбаюсь я. ‒ Лорд-регент изволил изменить своё решение?

‒ Да. Сиятельный лорд-регент распорядился, чтобы вы немедленно явились во дворец и приступили к занятиям с принцем.

Внезапно.

‒ Занятиям? Но ведь под Мраком не проводятся занятия…

‒ Таково распоряжение сиятельного лорда-регента. Извольте пройти с нами.

Я пожимаю плечами, накидываю плащ, в который я незадолго до визита Ангира успела положить несколько пачек купюр для аванса стражам, и мы идём во дворец.

Воздух чуть кислый на вкус ‒ один из признаков приближающегося Мрака. Кислота будет усиливаться, и люди будут ходить с кислыми лицами, прятаться в помещениях и стараться ничего не делать, чтобы задуманное не попало под ядовитое действие Мрака ‒ сгустившихся в атмосферное явление злых помыслов граждан Ксесса.

А потом придёт Свет.

‒ Кстати, Ангир, а вы знаете, что принц – уже больше не принц, а король Лерек Первый? ‒повинуясь внезапному порыву, спрашиваю я у дверей в покои Лерека, куда приводит меня Ангир. Он смотрит на меня внимательно. Стоящий у дверей Лерос также едва заметно косится на меня.

‒ Что вы имеете в виду, мадам Альвара? ‒ осторожно спрашивает он. Я улыбаюсь, надеюсь, загадочно ‒ насколько мимика Гины Альвары позволяет это сделать.

‒ Со вчерашнего дня, ‒ отвечаю я. ‒ Остальное предлагаю вам узнать самостоятельно.

И захожу в покои нового короля.

Теперь по дворцу распространится слух о том, что принц перешёл в статус короля. Это очень странная идея ‒ что принц стал королём без официальной коронации, ‒ и тем сложнее будет её опровергнуть.

В приёмной комнате меня встречает идиллическая картина: новый король изучает незнакомый мне фолиант, а у окна ‒ стоит Амрис и вглядывается в происходящее снаружи.

‒ Гина! ‒ лучезарно улыбается мне новый король.

‒ Ваше величество, ‒ приветствую его поклоном я и указываю жестом на Амриса. ‒ Какими судьбами?

Амрис вопросительно смотрит на Лерека, и тот кивает.

‒ После нашей вчерашней беседы сиятельный лорд-регент изволил предоставить мне свободу передвижения по дворцу и окрестностям, ‒ поясняет Амрис и выглядит крайне довольным собой.

‒ А я пригласил Кира Альгеса дождаться вас здесь, ‒ подхватывает молодой король Лерек. ‒ И послушал немного его рассказы про Альдагор.

‒ Я бы тоже с удовольствием послушала его рассказы про Альдагор, ‒ я кидаю на Амриса выразительный взгляд. Тот едва заметно щурится и показывает головой в сторону выхода. Однако мне нужно понять, нужна ли я королю Лереку.

‒ Ваше величество, Ангир сказал, что регент распорядился, чтобы я продолжила занятия. Какова ваша воля по этому вопросу?

Взгляд молодого короля печален и светел.

‒ Я думаю, Гина, что на время Мрака нам всё же придётся сделать перерыв в занятиях. Но я буду признателен, если вы будете неподалёку ‒ на случай, если мне нужно будет спросить ваше мнение. Я хочу понять, что я как король могу сделать для защиты Ксесса от Мрака. Или хотя бы для последующего возмещения ущерба. Поэтому я изучаю отчёты казначейства за прошлые годы. Вскоре должен прийти казначей. Вы можете передвигаться по дворцу беспрепятственно. Только пусть Кир Альгес наденет плащ из уважения к нашей судьбе оказаться в этом году под Мраком.

И он углубляется в бумаги. Я так понимаю, что аудиенция закончена. Тонкий и светлый юноша действительно становится королём.

‒ Конечно, ваше величество, ‒ отвечает Амрис, но новый король уже не слышит его.

На выходе из покоев принца Лерос протягивает Амрису плащ.

‒ Оперативно! Спасибо, ‒ улыбается Амрис. Лерос смотрит на него настороженно. На меня – озадаченно.

Что-то мне подсказывает, что слух начал распространяться. Может быть, не самое удачное время, потому что тема дня – это наступление Мрака, но всё равно полезно. Надеюсь.

‒ А я уже собралась выкупать тебя из плена, ‒ негромко говорю я, когда мы отходим от покоев нового короля.

‒ Это был мой план Б на случай, если мы с регентом не договоримся.

‒ Но вы договорились?

‒ Да. Слушай, давай пойдём поедим? Я не ел со вчерашнего вечера. И по дороге я тебе расскажу про регента. А после еды – про всё остальное.

И мы идём в столовую.

Дворец под Мраком – странное место. Если в обычное время все носят соответствующую своей должности одежду, под Мраком никто не снимает плащей даже в помещении, и на первый взгляд непонятно, кто есть кто. «Все равны под Мраком».

‒ Так как прошёл ваш разговор с регентом?

Амрис улыбается.

‒ Я сказал ему, чтобы он не делал резких движений и оставил принца в покое.

‒ И что, он прямо-таки перестал делать резкие движения и оставил принца ‒ нового короля ‒ в покое? ‒ поднимаю бровь я.

‒ Ну, я надеюсь.

Я останавливаюсь в изумлении.

‒ Поясни?

Амрис смеётся, целует меня в щёку и увлекает дальше за собой.

‒ Я скучал по тому, чтобы разговаривать с тобой, ‒ улыбается он, конечно, обворожительно. ‒ Но в общем я действительно просто сказал регенту, чтобы он не делал резких движений и оставил принца в покое. Заодно и нас с тобой.

‒ А что, так можно было? ‒ не удерживаюсь я.

‒ Тут есть неочевидный фокус, которым я воспользовался. На регента произвело впечатление то, что я вообще оказался в Ксессе. И он стал думать, что я ‒ какая-то необычная фигура. При этом он не знает, представителем каких сил я выступаю. Альдагорский Орден Мрака? Агент альдагорского двора? Или такой странный сумасшедший одиночка? Он пробует представить меня на фоне разных сил, и у него не складывается картинка. А я, естественно, не спешу сообщать ему, что выступаю агентом Ведомства порядка Мироздания. Но он чувствует стоящую за мной силу, и то, что он не может её идентифицировать, усиливает его чувство небезопасности и ‒ удивительно, но факт ‒ активирует стремление к познанию. Он жаждет узнать, кто я такой, и начинает давать вопросы. А задавая вопрос, он открывается для ответа ‒ и для воздействия с моей стороны. Поэтому, когда я держусь уверенно и даю инструкции, он начинает их учитывать ‒ просто так, на всякий случай. Что нам и надо.

‒ Хм. Да, это неочевидный фокус.

‒ Зато это очень простая продажа, ‒ он разворачивается и теперь идёт спиной вперёд, лицом ко мне. ‒ Вот скажи мне, Кан-Гиор ‒ или Карна, неважно, ‒ что главное в продажах?

О, да я знаю ответ на этот вопрос!

‒ Знание потребности целевой аудитории! ‒ бодро отвечаю я. Амрис широко улыбается и показывает на меня двумя указательными пальцами.

‒ Зачёт. Какая потребность у регента?

Я вздыхаю.

‒ Амрис, не томи. Просто расскажи, как ты это видишь.

Амрис опять разворачивается лицом по направлению нашего движения.

‒ Самая большая потребность регента – в безопасности. Эти представления с петухами он устраивает не для того, чтобы действительно навредить принцу. Он считает, что, если он будет самым страшным, он будет в наибольшей безопасности, потому что никто к нему не полезет. Понимаешь? Он очень сильно боится. Поэтому я из своей позиции представителя неведомых сил продал ему одну простую мысль: сиди тихо ‒ и будешь в безопасности.

‒ Ух. Я впечатлена, ‒ коротко аплодирую Амрису. ‒ Посмотрим, насколько его хватит.

‒ Я уже посмотрел, ‒ Амрис мрачнеет. ‒ Его хватит на полдня, а потом будет происходить… что-то, врывающееся в планы всех. Я не знаю, что это.

Мы проходим мимо большого окна, и Амрис останавливается на несколько секунд, чтобы посмотреть в сторону Альдагора. Стало заметно темнее, как будто солнце уже село и наступают сумерки. Хотя ещё и полудня нет.

‒ Что-то, связанное с Альдагором, но я не могу понять, что… ‒ бормочет Амрис. ‒ Ну да ладно. Давай поедим, и, может быть, яснее станет.

В столовой пусто. Для обеда ещё рано, поэтому мы довольствуемся оставшейся с завтрака кашей, бутербродами и сезонными фруктами, похожими на земные сливы.

‒ Я смотрю, ты особенно не сердишься на меня? ‒ щурится лукаво Амрис. Отодвигает пустые тарелки и уютно обхватывает кружку прита.

‒ Я ещё раз уточню на всякий случай: возможно, ты получал от меня сообщения?

‒ А! ‒ во все зубы улыбается Амрис. ‒ «Амрис, мать твою»! Прости: твои сообщения, как назло, приходят в моменты, когда я очень занят.

‒ Мыслями о Рэй? ‒ не удерживаюсь я.

‒ Не без этого, ‒ Амрис мрачнеет. ‒ Что-то происходит в Альдагоре, что не даёт мне покоя.

‒ Кстати, об Альдагоре. Расскажи мне, что за груз ты привёз из Альдагора и зачем.

Амрис кивает и размышляет, попивая прит.

‒ Ты знаешь, я бы сам не поверил тому, что я собираюсь тебе рассказать, если бы у меня не было доказательств этой истории.

‒ Испытай меня.

‒ А то, ‒ улыбается он. ‒ В Альдагоре есть заговор. Ну, ты же знаешь, что там есть Королева Мрака, которая является одновременно верховной жрицей Мрака, и орден жрецов Мрака, который называет себя Венец Мрака. У них появились невиданные ранее властные амбиции. Они хотят убить Королеву Мрака и убить принцессу, которая должна стать новой Королевой Мрака. И захватить власть.

‒ В смысле – Рэй-Йи? Они хотят убить Рэй-Йи?

Амрис кивает.

‒ Но подожди… В чём смысл? Королева Мрака – именно что жреческая и волшебная должность, и у неё нет реальных полномочий вне цикла Мрака.

Амрис лукаво смотрит на меня.

‒ Попробуй задать вопрос иначе, и я отвечу на него.

Мне требуется мгновение, чтобы сообразить.

‒ Ладно. Где там деньги?

Амрис смеётся и негромко аплодирует.

‒ Королева проводит Королевскую Лотерею бесплатно. Венец придумал, как делать примерно то же самое, только за деньги. И своими силами, без Королевы.

‒ Это как? Ведь то, что делает Королева Мрака, – это настоящая магия! Они правда разработали аналог? Если да и если это масштабируемый аналог, то это меняет дело.

И тут я вспоминаю.

‒ А, подожди. Тот товар, который ты привёз на продажу, ‒ это он и есть?

Амрис кивает.

‒ Что это такое? Мне сказали, что это лекарство, защита от действия Кочующего Мрака.

‒ Да, так и есть. Это мазь, которой можно покрыть всё тело, и она убережёт человека.

‒ Из чего её делают?

‒ Кровь младенцев, ‒ отвечает Амрис. Пристально смотрит на меня и ждёт моей реакции. Я поднимаю брови и жду пояснений. ‒ Ладно, шучу. Не совсем кровь младенцев. Точнее – не только.

Амрис смотрит куда-то в сторону, прислушивается. Хмурится. Встряхивает головой и продолжает.

‒ Как ты, скорее всего, знаешь, люди, рождённые под Мраком, обладают к нему иммунитетом. Другое дело, что мало кто решается зачинать ребёнка в такое время, чтобы ждать ребёнка примерно на время Мрака, потому что рожающая под Мраком женщина всегда умирает при родах, а у ребёнка есть примерно пятьдесят-на-пятьдесят шанс выжить. Какое-нибудь хитрое предлежание плода, асфиксия оттого, что тело матери умирает, все дела. Ну и так как роды происходят под Мраком, там обычно есть осложнения.

‒ Но ведь Королева Мрака и принцесса Мрака рождаются именно под Мраком?

‒ Да, это так. Более того, королева, рождающая принцессу Мрака, не умирает при родах. И весь Венец тоже состоит из людей, рождённых под Мраком. В Венец нельзя вступить ‒ можно только родиться членом ордена. Представь: целый орден людей, имеющих иммунитет против Мрака. И если вынести за скобки то, что их сторонятся и не любят, потому что они иные по сравнению со всеми остальными, какой здесь просится вопрос?

‒ Целый орден людей, имеющих иммунитет против Мрака? Почему они ещё не богаче всех? Если не принимать в расчёт репутацию, то они могли бы зарабатывать… да любые деньги на том, что они предлагают свои услуги на период Мрака. Если хорошо объяснить техническое задание, то они же могут сделать что угодно.

‒ Именно, Кан-Гиор. В смысле, Карна, ‒ улыбается Амрис. ‒ В женском контуре у тебя мозги прекрасно отвечают на вопрос «где тут могут быть деньги?». Тебе стоит носить его чаще. Это очень сексуально.

Я открываю рот, чтобы возразить, но Амрис тянется через стол и ловит своими губами мои, своим языком – мой. Отстраняется и смотрит мне в глаза.

‒ Кстати, среди твоих сообщений или просто душевныхдвижений в мою сторону я, кажется, слышал также что-то в духе «я тебя прибью». Скажи, в силе ли ещё твоё намерение?

‒ Пожалуйста, продолжай, ‒ выдыхаю я и слышу его негромкий смех.

‒ Что именно?

‒ Конечно же, свой рассказ.

Амрис смеётся и опускается обратно на своё место.

‒ Кан, Карна ‒ неважно, ‒ я напомню здесь, что мой личный Кочующий Мрак – это твои обращённые на меня обиды, и, поверь мне, за некоторое время нашего знакомства я успел отрастить к ним вполне рабочий иммунитет, ‒ он делает паузу, чтобы эта мысль успела попасть в глубину меня. Я запомнила и обдумаю её позже. ‒ Однако я продолжу.

Он неспешно и с явным удовольствием скользит по мне взглядом и посылает мне воздушный поцелуй. Забери его Мрак, он ведь по-настоящему возбуждается от разговоров о деньгах. Вот ведь чудо природы.

‒ Короче говоря, до некоторых сообразительных членов ордена дошло, что если им, так сказать, изменить позиционирование ордена, то они могут сказочно разбогатеть на предоставлении различных услуг на период Мрака. Но это только во-первых.

‒ А во-вторых?

‒ Как ты помнишь, Королевская лотерея бесплатна, потому что она – настоящая магия и чудо. Если бы орден Мрака нашёл способ обеспечивать иммунитет от Мрака, они могли бы заменить Королевскую лотерею продажами этого средства. Также, как ты понимаешь, за любые деньги. И Королева была бы им не нужна. И мы возвращаемся к упомянутой крови младенцев.

Амрис мрачнеет, поджимает губы и подбирает слова.

‒ Они хорошо подумали, провели ряд… опытов и выяснили, что плацента женщин, рожающих под Мраком, обладает чудодейственными свойствами, обеспечивающими иммунитет против Мрака. Сила надежды на жизнь, вне зависимости от Мрака, а также готовность пожертвовать своей жизнью ради ребёнка, ‒ великая сила, которая сильнее Мрака. И в крови младенцев, рождённых и выживших под Мраком, заключена та же самая великая сила. Сильнее всего она до захода солнца дня рождения ребёнка, затем слабеет. Орден знает свою магию, и они нашли способ изготавливать чудодейственную мазь на основе плаценты родивших под Мраком живых детей женщин и крови этих детей. Убивать детей не обязательно, достаточно взять немного крови.

‒ Допустим. Этическая сторона вызывает много вопросов, которые вряд ли понравятся авторам проекта, но допустим. Я вижу проблему в том, как наладить производство. Женщины, насколько я представляю, не горят желанием умирать в родах.

‒ И их можно понять! Орден об этом тоже подумал. И решил прибегнуть к старой, как мир, схеме: покупать дочерей у тех, кто испытывает сильную нужду в деньгах. И, скажем так, не оставлять им выбора в том, когда зачинать ребёнка.

Мы молчим.

‒ Орден платит за женщин, но потом он получает гораздо больше денег на продажах мази, а также получает в свои ряды новых людей, которые через 5-7 лет тоже начинают приносить прибыль. Дети ведь тоже могут исполнять несложные поручения. Долгосрочные, но очень надёжные инвестиции.

Мы опять молчим. От рассказа Амриса у меня мерзкое послевкусие.

‒ Жуть, ‒ только и могу сказать я. ‒ Подожди минутку: отнесу посуду.

Подхватываю тарелки и отношу на мойку. Рядом, у входа, находится раковина, и я останавливаюсь на минутку, чтобы помыть руки, умыться и прополоскать рот. Охватившееся меня было чувство омерзения отступает.

‒ Но подожди, ‒ соображаю я, вернувшись. ‒ Это же зло в чистом виде. Торговля людьми, использование крови младенцев, а потом использование детского труда – и всё ради наживы! При таком подходе Мрак всё время будет на стороне Альдагора.

‒ Смотря как настроить пропаганду. Во-первых, родителям этих девушек совершенно не обязательно знать, что девушкам осталось жить до ближайшего или следующего Мрака. Им можно рассказать, что Ордену нужны послушницы, и девушек ждёт монастырский образ жизни. Во-вторых, самим девушкам можно промыть мозги так, что они будут чувствовать себя будущими матерями избранных детей и умирать гордо. В-третьих, и это самое неприятное, если члены ордена сами до конца уверятся, что они делают это во благо, то и Мрак тоже не будет реагировать на это как на зло. Всё дело в позиционировании.

‒ Оу. Это же такая… фундаментальная подмена ценностей! Мрак от неё может сойти с ума.

‒ Сойти с ума? ‒ сдвигает брови Амрис.

‒ Я сама не знаю, о чём я говорю, но у меня есть интуитивное предчувствие, что Мрак начнёт вести себя непредсказуемым и жестоким образом, как будто он сошёл с ума, оттого что такое зло решили объявить благом.

‒ Так или иначе, хороших сценариев по этому направлению дальше я не вижу, ‒ Амрис смотрит куда-то сквозь меня, одновременно оценивая различные варианты развёртки событий. ‒ Если орден начнёт воплощать свою новую бизнес-модель, на Мерре будет климатическая катастрофа. Я думаю, что это и есть настоящая причина, почему, по словам Анриты, планета поставила статус «требуется помощь» и почему мы здесь. Катастрофы нужно избежать.

‒ Рэй-Йи знает? Или она ткёт гобелен? ‒ я очень стараюсь, чтобы моя интонация была ровной, но не могу удержать несколько иронических ноток.

Лицо Амриса проясняется.

‒ Ради справедливости следует отметить, что с гобеленом там всё не так просто. Кроме того, что нужно обладать некоторым мастерством в ткачестве, необходимы также глубокое знание соответствующей магии, недюжинная концентрация, усидчивость и дисциплина. Ткать гобелен в течение года, чтобы потом его порвало на кусочки во время Королевской лотереи, ‒ занятие, будем честны, на любителя. Сказав это, ‒ Амрис улыбается во все зубы. ‒ Скажу также, что ты права, и «Рэй, ткущая гобелен», ‒ это великая хохма. Не только до Второго пришествия, но просто на все времена.

Отсмеявшись, Амрис мрачнеет.

‒ Сегодня первый день Мрака, правильно? Значит, старая Королева Мрака умерла или умирает. Вопрос, который меня тревожит, ‒ своей ли смертью они умирает, или нашлись желающие ей помочь? А Рэй, получается, празднует ‒ если позволяет обстановка ‒ свой двадцатый день рождения и становится новой королевой Мрака. И проводить лотерею будет уже она. Хотя… раз Мрак пришёл в Ксесс, то и лотереи в Альдагоре не будет…

Амрис задумчиво подпирает подбородок сложенной в неплотный кулак ладонью.

‒ Странно: когда я ещё был в Альдагоре, прогноз был, что Мрак останется в Альдагоре. А в Альдагоре ‒ не в обиду Ксессу будет сказано ‒ кое-что понимают в Мраке. Что-то произошло, что резко качнуло баланс добра и зла в пользу Альдагора.

‒ Может быть, то, что ты вывез товар и тем самым расстроил ‒ или отложил ‒ планы Ордена?

Взгляд Амриса останавливается.

‒ Вроде ‒ нет, ‒ медленно отвечает он. ‒ Этот поступок не приводил к переходу Мрака на сторону Ксесса. Что-то произошло ещё в Альдагоре, отчего Мрак спешно пошёл на Ксесс. Мне тебе не передать, как меня раздражает то, что я не знаю, что это.

‒ Ты волнуешься за Рэй?

Амрис пожимает плечами.

‒ И да, и нет. Да, потому что опасность, в которой она находится, не иллюзорна. Нет ‒ потому что… потому что это Рэй-Йи, ‒ он тепло улыбается. ‒ Она наблюдательна, сообразительна и быстро принимает правильные решения. Кроме того, после парочки остросюжетных браков со мной, включающих покушения, стрельбу и очень быстрый бег, она отрастила здоровую паранойю и очень внимательно смотрит по сторонам.

‒ Ты думаешь, она в курсе заговора?

Амрис пожимает плечами.

‒ Если честно, я не знаю. Но уберечь её от сомнительного удовольствия стать жертвой заговора я, конечно, хочу.

‒ Два вопроса. Первый – как ты сам узнал о планах ордена?

Амрис постукивает кончиками пальцев по столу.

‒ Скажем так: связи и деньги. У меня хватило ума выбрать для временного воплощения весьма могущественную фигуру. Знаешь эту присказку, что если проблему можно решить деньгами, то это не проблема, а расходы? Тот самый случай. А второй вопрос?

‒ Думаешь, Рэй будет в большей безопасности, если ты в другой стране, а не где-то рядом?

Амрис вздыхает.

‒ Вопрос в точку, конечно. Когда я принимал это решение, я видел его тактически наилучшим из возможных вариантов. И здесь я подчеркну, что я ставил своей целью не спасение своей бывшей жены, а защиту тонкого устройства страны от потрясений. Так уж вышло, что от доброго здоровья и благополучия моей бывшей жены зависит благополучие всей планеты. Ой, ‒ поднимает на меня взгляд он.

‒ Ой, ‒ соглашаюсь я. ‒ Подожди. Правильно ли я понимаю, что королева Мрака, то есть Рэй, непременно должна выжить? В Ксессе же нет короля, однако климатической катастрофы не происходит.

Амрис щурится и смотрит в пространство поверх моей головы, вглядываясь в разные варианты.

‒ Климатическая катастрофа начинается с подмены понятий «добро» и «зло», которое задумал орден Мрака. Королева является сдерживающим фактором для этого.

‒ Спрошу на всякий случай: может быть, это неизбежное развитие событий, следующий этап развития планеты?

‒ Климатическая катастрофа? ‒ морщится Амрис. ‒ Не думаю. Тем более, что Анрита ясно дала нам понять, что наша миссия – в удержании статуса кво. Никаких резких движений.

‒ А в Альдагоре сейчас как раз произошли какие-то неизвестные нам резкие движения, от которых Мрак пошёл на Ксесс.

Амрис кивает.

‒ Что нам делать?

‒ Что нам делать, чтобы что? ‒ улыбается Амрис.

‒ Чтобы исполнить нашу миссию здесь.

Амрис водит нижней челюстью влево-вправо, размышляя.

‒ Нам нужно прожить ещё несколько часов до настоящего прихода Мрака в Ксесс. Тогда всё станет ясно. Ну, или яснее.

Я киваю и протягиваю через стол руку Амрису.

‒ Здорово, что мы поговорили. Мне не хватало согласованности действий с тобой. Сейчас её больше, впрочем, не стало, но появилось ощущение, что мы хотя бы на одной и той же странице этой истории.

Амрис улыбается и накрывает своей ладонью мою.

‒ Прости, что не отвечал. Кольца я запрограммировал очень, как оказалось, ненадёжным образом, поэтому я предлагаю просто не расходиться оставшееся нам здесь время. Тем более, что мы можем спокойно перемещаться по дворцу.

‒ Чем займёмся? До наступления Мрака несколько часов.

‒ Хм, дай подумать, ‒ и его рука ползёт вверх по моей, и сам он опять тянется ко мне через стол, и я готовлюсь к поцелую, и я, наверное, согласна уединиться где-нибудь или вернуться в дом Гины Альвары и таким образом радикально не расходиться.

Звучит сирена. Та самая, которая утром сообщила всем, что Мрак идёт на Ксесс.

Только она не должна сейчас звучать. Никак не должна.

‒ Это ещё что? ‒ смотрит на меня Амрис, и в моих глазах тот же вопрос.

‒ Давай поднимемся к королю. Кто-нибудь из ближайшего окружения должен знать, что происходит.

Амрис кивает, и я, не отнимая руки, поднимаюсь и увлекаю его за собой.

Глава 7. Королева Мрака

Лерос без дальнейших вопросов пропускает нас в покои нового короля. В приёмной комнате, однако, уже собрались люди.

Регент. А также Ангир, Правый и Левый министры, Иор и Легсит, управляющий дворцовыми службами, начальник гвардии и даже человек, которого я узнаю как шеф-повара. Мгновение я сомневаюсь, на каком основании мы тут находимся ‒ кроме нашего с Амрисом любопытства и озабоченностью успехом миссии, ‒ однако сидящий за своим столом король Лерек ‒ все остальные стоят ‒ поднимает на нас сияющий взгляд.

‒ Гина, Кир, у нас новости!

Регент смотрит на Амриса, щурится и поджимает губы.

‒ Ваше величество, ‒ улыбается Амрис и приветствует поклоном. Я присоединяюсь к нему и выполняю официальный «королевский» поклон.

Присутствующие переглядываются. Причём не в недоумении, а как будто говоря друг другу: «Значит, это правда?»

Челюсть регента напрягается.

Взгляд Лерека светел и спокоен.

‒ Наши новости заключаются в том, что дозорные передали, что со стороны Альдагора к нам движется группа примерно из тридцати всадников. Под знамёнами королевы Мрака. Похоже, новая королева в свой день рождения и первый день правления решила нанести нам визит. И я пригласил всех, кто может иметь отношение к этому событию, чтобы обсудить наши планы. Несмотря на то, что Мрак приходит в Ксесс, я хочу оказать достойный приём нашей высокой гостье.

‒ Не Мрак приходит в Ксесс, а королева Мрака приводит Мрак в Ксесс, ‒ бормочет Иор.

Рэй-Йи. Забери меня Мрак, Рэй-Йи приезжает в Ксесс.

Краем глаза смотрю на Амриса. Он замер и, не мигая, смотрит куда-то поверх головы короля. Видимо, считает варианты. Едва заметно водит челюстью вправо-влево.

‒ Чем мы можем помочь в приготовлениях? ‒ нахожусь я, чтобы поддержать разговор, пока Амрис занят своим провидческим процессом.

‒ Может быть, вы знаете цель её визита? ‒ король Лерек пристально смотрит на Амриса и улыбается. Тот вздрагивает. Вздыхает.

‒ У меня есть предположение, ваше величество, но нет уверенности. Я думаю, что цель визита королевы будет ясна по прибытии её величества. Однако правильно ли я понимаю, что никакой почты из Альдагора не было?

Регент прочищает горло.

‒ Нет, никакой почты из Альдагора не было. Для нас этот визит ‒ полная неожиданность, и мы надеялись, что вы сможете объяснить внезапный визит королевы Альдагора, ‒ он пристально смотрит на Амриса, будто хочет поджечь его взглядом.

‒ Боюсь, не мне судить о принятых королевой Мрака в первый день Мрака решениях, ‒ невозмутимо парирует Амрис. ‒ Однако мадам Альвара права. Я думаю, что мы можем пригодиться в подготовке дворца к визиту делегации. В первый день Мрака во дворце наверняка меньше людей, чем обычно.

‒ Лерос направит вас, ‒ кивает король. Мы раскланиваемся и уходим.

Лерос направляет нас на внутреннюю дворцовую площадь, где идёт изготовление трибуны для торжественной встречи делегации.

По дороге вниз Амрис находит закуток около лестницы и тянет меня туда. Упирается лбом в стену и закрывает глаза.

‒ Рэй едет сюда, ‒ коротко говорит он и закрывает лицо руками.

‒ Да. Это плохо?

Амрис вздыхает.

‒ Это сложно. Регент опять чувствует себя в опасности, потому что непонятно, с чего вдруг Рэй едет в другую страну, не предупредив о своём визите: регент подтвердил, что почты не было, ‒ Амрис энергично трёт лицо руками, разворачивается ко мне и опирается спиной на стену. ‒ И теперь он, вероятно, будет совершать резкие движения. Подумай вместе со мной, пожалуйста: что должно было произойти в Альдагоре, чтобы Рэй его покинула?

Я развожу руками.

‒ Амрис, я думаю, что ты задаёшь этот вопрос очень неподходящему человеку. Я всё время была в Ксессе, а Гина Альвара – и подавно. Ты был в Альдагоре неделю назад и лучше знаешь обстановку там. Однако я думаю, что в твоём вопросе уже содержится часть ответа: в Альдагоре произошло что-то такое, что Рэй стало лучше находиться в чужом государстве, чем в своём. Например, сегодня должна умереть старая королева.

‒ И вряд ли она умерла или умрёт своей смертью, ‒ подхватывает ход моей мысли Амрис и кивает. ‒ Возможно, временно власть в Альдагоре сейчас в руках ордена, а Рэй просто бежала. У ордена нет запасов лекарства, но и Мрак не над Альдагором.

‒ Дневная и ночная королевы живы, думаешь?

Амрис барабанит кончиками пальцев по стене позади себя.

‒ Думаю, да. Орден понимает про королевскую магию и не хочет, чтобы было, как в Ксессе. Младших принцев и принцесс сейчас нет – королевам править и править. Они не мешают планам ордена. Кстати, о принцах. Как ты думаешь, будет ли Рэй предлагать Лереку династический брак?

Ошеломлённо смотрю на Амриса. А затем начинаю думать.

‒ Я не вижу противоречия с традициями Альдагора. Королеве достаточно просто выбрать мужчину, от которого она хочет родить ребёнка. В Альдагоре королевского брака как постоянных отношений, как правило, нет, но я не вижу препятствий для того, чтобы Рэй предложила династический брак, если он поможет укрепить её положение. Я думаю, что это укрепит и положение Лерека. Как ты думаешь, станет ли она в таком случае настоящей королевой Ксесса? Вернётся ли в Ксесс королевская магия?

‒ Честно – понятия не имею. Вариант выглядит рабочим с точки зрения наших целей, но слишком много неизвестных пока, ‒ кусает губы Амрис.

‒ О, Амрис, ‒ вдруг соображаю я. ‒ Она же твоя жена. Сможешь ли ты работать на вариант, в котором Рэй выходит замуж за Лерека, если это решает нашу задачу здесь?

Амрис молчит. Медленно вздыхает.

‒ Возможно. Строго говоря, она не моя жена, а королева Мрака Альдагора. У неё есть замысел на воплощение, она родилась здесь. Она может делать всё, что хочет. Другое дело, что Ксесс ‒ это опасное место из-за тревожного регента, который может начать совершать необдуманные поступки.

И тут я соображаю то, что нам следовало бы сообразить раньше.

‒ Подожди, Амрис. Правильно ли я понимаю, что Рэй ни в коем случае не должна умереть? Посмотри, пожалуйста, развёртку событий.

‒ Да, ‒ отвечает Амрис после паузы. ‒ Рэй должна выжить и жить ещё, минимум, двадцать лет. До следующей королевы Мрака, которой пока и в проекте нет.

Несколько секунд до нас доходит, что Амрис только что сказал.

‒ Двадцать лет? ‒ переспрашиваю я. ‒ Нам нужно обеспечить безопасность Рэй на двадцать лет? Я думала, что это краткая миссия на пару недель. Двадцать лет, Амрис?

‒ В принципе, я могу остаться, ‒ медленно говорит Амрис.

‒ На двадцать лет?! ‒ и тут я чувствую, что начинаю закипать. ‒ Ты пришёл со мной на миссию, и ты останешься с Рэй на двадцать лет?

Амрис закатывает глаза. Он прав: больная тема, и я плохо контролирую себя в ней.

‒ Это не так просто, на самом деле, ‒ говорит он. ‒ Я не могу с ней видеться, чтобы она не узнала меня. Я не знаю, как, будучи главным по закупкам во дворце, я смогу не видеться с королевой двадцать лет. Не говоря уже о том, что у Кира Альгеса тоже вообще-то есть замысел на воплощение и изначальный план заключался в том, чтобы позаимствовать его тело как раз на пару недель. Также я не знаю, как я смогу… оберегать её, если она выйдет замуж за Лерека и останется здесь, а мне придётся заниматься дворцовыми закупками в Альдагоре. Но я могу подумать над этим.

Неожиданная мысль приходит мне в голову.

‒ Слушай, Амрис. А если наоборот вернуть ей память, не увеличит ли это её шансы на выживание? При всём уважении к замыслу Рэй-Йи на воплощение, важнее, чтобы она осталась в живых, чем то, чтобы она воплотила свой замысел. Гораздо важнее.

Амрис смотрит на меня задумчиво.

‒ Хм. А ты можешь быть прав. В смысле, права, ‒ Амрис скрещивает руки на груди и сводит брови. ‒ Так она, может быть, и сама сможет продержаться двадцать лет. Хм.

Мы молчим. Амрис, видимо, считает варианты, а я думаю о его оговорке. «Ты можешь быть прав». Стоит появиться Рэй-Йи ‒ и Амрис перестаёт видеть меня как женщину. Мне просто нет места в его сердце. Там Рэй-Йи. Благополучие Рэй-Йи, замысел Рэй-Йи, жизнь Рэй-Йи.

‒ Ладно, ‒ вздыхает Амрис. ‒ Пойдём поработаем руками. Голова разгрузится, и в ней появятся новые идеи. Тем более, что Рэй-Йи скоро прибудет и что-нибудь нам расскажет.

И мы идём на внутреннюю площадь работать руками. И ждать Рэй-Йи.

Амрис остаётся сооружать трибуну и помогать украшать её флагами Ксесса и Альдагора и драпировками, а меня руководитель стройки, посмотрев на моё платье и руки, не знавшие молотка, направляет в большой зал помогать в сервировке пиршественного стола. Дворец успели законсервировать на период Мрака, и пришлось распаковывать коробки с торжественной утварью, протирать её и расставлять согласно положенному порядку.

С Амрисом мы встречаемся через пару часов, почти случайно, на верхней из двух арочных галерей, выходящих на внутреннюю площадь, в котором пятном сочного синего цвета выделяется готовая трибуна. У Амриса белой тряпкой обмотана левая ладонь, и он баюкает её, держа близко к туловищу. Я поднимаю брови.

‒ Действие Мрака, ‒ пожимает он плечами. ‒ Я сам удивлён. Я отвлёкся на что-то, не успел убрать руку, и напарник попал по ней деревянным молотом. Другой орудовал гвоздодёром, не удержал равновесие, упал с трибуны головой вниз, остался жив, но пошёл домой, чтобы не испытывать дальше судьбу. Третий рукой напоролся на гвоздь и тоже ушёл. Мрак правда действует. Как у вас?

‒ Небольшую часть посуды побили, кто-то порезался, на кухне кто-то ошпарился. Я бы не обратила внимание, если бы ты сейчас не сказал. А ведь действительно: действие Мрака.

Амрис закусывает губу и кивает. Поправляет повязку. Шевелит пальцами ‒ не вполне свободно.

‒ Может быть, тебе льда принести? ‒ предлагаю я.

Амрис оценивающе смотрит на свою руку и кивает. Усмехается.

‒ Видимо, это новая традиция: в историях с Рэй я повреждаю левую руку.

‒ Главное, чтобы в историях с Рэй ты оставался продолжительно жив, а не как в прошлый раз. Стой здесь, ‒ говорю я и спешу отвернуться, чтобы он не видел моего лица. Быстрым шагом направляюсь на кухню. Изначально это не история с Рэй, а история со мной. Заказ, который прислали нам с ним из Ведомства Порядка. И вместе с Анритой мы пили тхали вечера нашего знакомства, и Амрис целовал меня в губы.

А теперь это называется историей с Рэй.

Когда я возвращаюсь из кухни с завёрнутыми в полотенце кубиками льда, Амрис переместился к массивной колонне, поддерживающей внутренний угол арочной галереи. Оттуда открывается неплохой обзор двора, а за колонной можно укрыться от лишних глаз.

‒ Спасибо, ‒ коротко говорит Амрис. Разматывает свою повязку ‒ ладонь успела опухнуть, ‒ и я помогаю ему обложить руку льдом и примотать лёд полотенцем.

Краем глаза замечаю движение внизу. На трибуне успели поставить высокое кресло для короля и два ряда стульев для высших чиновников, и они начинают заполняться людьми. Регента и короля, правда, пока не видно.

Амрис морщится, глубоко дышит, бережно опирает левое предплечье о перила. Смотрит в сторону Альдагора. Я знаю этот взгляд. Так Амрис смотрит на море, когда у него есть корабль, на небо, когда у него есть дирижабль ‒ или другой воздушный корабль. И так он смотрит в сторону, откуда должна явиться Рэй-Йи.

Я накидываю на голову глубокий капюшон, чтобы спрятать лицо, чтобы спрятать лицо даже от себя, и проскальзываю под правую сторону его плаща. Обнимаю его в безнадёжной попытке удержать его здесь, со мной.

Он кладёт здоровую руку на мою спину.

‒ Ты чего? ‒ тихо спрашивает он. Чуть отстраняется, чтобы посмотреть, что со мной происходит, но я утыкаюсь лбом в его плечо и не поднимаю головы.

Что мне ответить тебе, Амрис? Ты целовал и любил меня позавчера, а теперь твоё сердце стремится к Рэй. Впрочем, ты целовал и любил меня, ты прошёл четыре дня без сна из Альдагора до моего дома, чтобы только отвлечься от мыслей о Рэй.

Я хотела бы, чтобы ты был со мной, но ты не со мной, даже когда я обнимаю тебя.

Я качаю головой. Амрис коротко прижимает меня к себе и касается губами моего лба. И вновь смотрит в сторону Альдагора.

На звук открываемых ворот я всё же поднимаю взгляд. На галереях вокруг внутреннего двора стало больше людей: стражники, строители, освободившиеся повара, слуги ‒ все, кого привлекло уникальное событие. Все в чёрных плащах, половина ‒ с накинутыми капюшонами, поэтому не каждого я могу узнать с первого взгляда, и общая картина стекающихся к внутренней площади фигур в чёрных плащах выглядит несколько зловеще. Мы с Амрисом стоим вместе, однако остальные держатся друг от друга подальше.

Стало заметно темнее. Тучи набухли, нацелились на Ксесс. Стал слышен плохо различимый низкий вибрирующий гул. Что это? Не припомню такого признака Мрака.

Белое пятно ‒ молодой король в прорезающем сгустившийся Мрак белом с золотистым шитьём костюме и плаще проходит к приготовленному креслу. Регент и другие высшие чины на месте. Их сложно отличить друг от друга, и я определяю их по стульям: здесь должен сидеть Левый министр, а здесь ‒ Правый, здесь – секретарь, а здесь ‒ начальник охраны.

Рука Амриса дёргается на моей спине, и я понимаю, что это за гул. Это стук копыт приближающегося конного отряда: теперь можно различить.

Через пару минут нарастания топота он становится мягче: всадники замедляются, ‒ и звучит рог. В проёме ворот появляются первые одетые в чёрные плащи всадники ‒ с чёрными знамёнами. На знамёнах белыми и золотыми нитями вышит знак Мрака: положенная набок «восьмёрка», знак бесконечности, ‒ только без левой верхней четверти.

Новые всадники, мужчины и женщины. Двор заполняется ими, и никто пока не спешивается, а они только разъезжаются в стороны и выстраиваются в два крыла, оставляя пространство для своих спутников.

Но где же Рэй?

Я узнаю её сразу. Не по тому, что она без плаща ‒ она в цельном чёрном комбинезоне, расшитом символами Мрака. И не по тому, что она держится иначе, чем все остальные всадники, ‒ она единственная из всех не старается втянуть голову в плечи под Мраком, а наоборот: она тянется к нависшему небу шеей, грудью, сердцем.

Я просто узнаю её с первого взгляда, как Амрис узнал, мельком увидев во дворце Альдагора. Этот страстный, терпкий, ароматный, яростный, нежный, стремительный контур существа невозможно не узнать.

В нынешнем теле она небольшого роста, довольно плотно сбитая, хотя без лишнего веса, с широким лицом, немного близко посаженными глазами ‒ и красивыми чувственными губами. Собранные несколькими кольцами из чёрных лент кудрявые чёрные волосы спускаются до пояса.

Прочная. Я бы описала её в этом воплощении словом «прочная». И одновременно чувственная.

Можно понять, почему Амрис от неё без ума.

Амрис втягивает носом воздух, как будто ему нужно запомнить запах, источник которого сейчас исчезнет, отпускает меня и отступает глубже за колонну, в тень.

Там, где только что был он, я телом чувствую холод.

Король Лерек поднимается со своего кресла и делает несколько шагов к краю трибуны.

Теперь я понимаю, в чём был смысл сооружения трибуны для встречи отряда всадников. Взгляды короля Ксесса и королевы Мрака Альдагора оказываются на одной линии. Если бы не трибуна, Лереку пришлось бы смотреть на Рэй снизу вверх. А так, когда всадники спешатся, на находящихся на трибуне людей снизу вверх смотреть придётся им.

Однако Рэй не торопится спешиваться и останавливает лошадь на уважительной дистанции от трибуны. Пристально, немного исподлобья смотрит на Лерека. Тот принимает знакомую мне позу: стоит ровно и тонко, как будто вытягивается макушкой вверх. Пусть и наречённый королём, это всё тот же симпатичный мне трепетный юноша.

Заминка. Кто-то должен начать разговор, но Лерек и Рэй-Йи молчат и смотрят друг на друга.

Регент встаёт. Решительно шагает к краю трибуны.

‒ С днём рождения! ‒ звенит сквозь набухший Мраком воздух голос Лерека.

Рэй, сидевшая всё это время очень прямо, оседает в седле. Водит взглядом по сторонам, чтобы понять реакцию окружающих. Регент останавливается на полушаге.

Краем глаза замечаю, как Амрис беззвучно смеётся, ударившись лицом в правую ладонь.

Рэй вновь смотрит на Лерека, изумлённо, и начинает смеяться. К ней осторожно присоединяется её свита, а затем и остальные зрители.

Замерший на полпути регент не сводит глаз с Лерека и не смеётся.

‒ Благодарю вас, ‒ с достоинством отвечает Рэй. ‒ Вы ‒ принц Ксесса Лерек.

Возможно, Рэй задумывала произнести эту фразу как вопрос, но, похоже, после приветствия Лерека вопрос уже был снят.

Лерек вытягивается макушкой ещё выше, как будто сейчас оторвётся от земли.

‒ Король Лерек Первый, дитя Вернувшегося Света, ‒ отвечает он, и голос его звучит звонко и твёрдо.

Рэй слегка склоняет голову набок и вглядывается в своего собеседника.

‒ Принц Ксесса Лерек родился в первый день возвращения Света, и королём он станет в свой день рождения, когда отступит Мрак, ‒ медленно и строго говорит она. Слышу шумный выдох Амриса. Мельком смотрю на него ‒ на его лице ужас. Возвращаюсь вниманием к Рэй ‒ она смотрит испытывающим взглядом на Лерека, а затем переводит взгляд на вторую из стоящих на трибуне фигур ‒ фигуру Грегора Теллери. И опять на Лерека. Как и в прошлых эпизодах этой истории, принц стоит спиной ко мне, и я не вижу его лица, однако Рэй видит. Она ещё больше оседает в седле, как будто поняв что-то. ‒ Однако я предполагаю, что Ксесс оказался в центре чрезвычайных обстоятельств, в которых досрочное начало правления в высшей степени оправдано. Рада знакомству, ваше величество.

Амрис сползает по стене, опускаясь на корточки.

‒ Острые ощущения в историях с Рэй… Я чуть не забыл, как это бывает, ‒ бормочет он.

‒ Я надеюсь, вы приходите в Ксесс с миром, ‒ говорит Лерек. Возможно, он имел в виду, что это вопрос, но для меня его слова звучат как просьба. Просьба очень уставшего человека.

Рэй не спешит с ответом. Она ещё раз смеривает взглядом регента, Лерека ‒ и выпрямляется в седле.

‒ Королева Мрака не приходит с миром, ‒ Рэй-Йи трогает лошадь и направляет её по часовой стрелке вокруг внутренней площади. Её голос наливается силой и прорезает сгустившийся Мрак. Амрис встаёт и, укрываясь за колонной, следит за передвижением Рэй. ‒ Королева Мрака воцаряется с приходом Мрака, поэтому вы могли бы сказать, что королева Мрака приносит Мрак.

Рэй приближается к нашему углу, и Амрис отступает глубже за колонну, что она не увидела его. По мне Рэй взглядом скользнула, но, конечно же, не узнала.

‒ Однако не королева приносит Мрак. Мрак приносят обращённые на зло намерения в сердцах людей. Таков закон, по которому живёт эта земля. Таков закон, который воплощаю я своим бытием.

Рэй приближается обратно к трибуне посреди площади, только объезжает её с задней стороны, что заставляет сидящих на трибуне дворцовых чиновников неловко оборачиваться, чтобы наблюдать за ней.

‒ Страшные вещи творились в сердцах людей этой осенью и в Ксессе, и в Альдагоре. Я слышала пение сгущающегося Мрака, и Мрак не знал, где его дом, где его больше ждут.

Рэй завершает объезд площади по дальней от нас стороне и направляет лошадь к точке, откуда она начала движение.

‒ Вы, люди Ксесса, и вы, люди Альдагора, думаете, что Мрак ‒ это кара небес за ваши обращённые на зло намерения. Однако это не так.

Рэй останавливается и переводит взгляд с Лерека на регента.

‒ Любое намерение, обращённое на благо, находит дом в сердце того, на кого это благо было обращено, и стремится к этому дому. Любое намерение, обращённое во зло, находит дом в том же сердце, в котором оно родилось. В этом году Мрак возвращается домой в сердца людей Ксесса. Откройте ваши сердца и примите в них то зло, которое в них родилось. Пусть оно найдёт дом в ваших сердцах. Тогда сможет вернуться Свет. А пока ‒ да будет Мрак.

Рэй-Йи воздевает левую руку к небу и замирает.

Ничего не происходит. Но только на первый взгляд, если глазами смотреть. На тонком плане происходит что-то такое, что на моей коже поднимаются волоски. Амрис впивается взглядом в её фигуру.

Регент дёргается, очнувшись от оцепенения, и делает ещё полшага к краю трибуны. И вот тут становится наконец видно, что происходит.

Мрак в нижней части тучи сгущается до почти чёрного цвета, и туча начинает опускаться нижним краем вниз, как будто у чёрной воронки вытягивается длинный тонкий и плотный носик ‒ стремящийся прямо в руку Рэй. Долгую минуту, пока он опускается, на площади никто не шевелится.

Когда Рэй ухватывает спустившуюся к ней воронку Мрака, её лошадь дёргает головой, испуганно ржёт и встаёт на дыбы, на мгновение скрывая Рэй из виду. Рэй удерживается в седле, ухватившись за него другой рукой. Когда лошадь успокаивается и Рэй вновь становится хорошо видно, она уже не выглядит как прежде.

Её кожа наливается серым цветом и темнеет с каждой секундой. Струящийся с неба Мрак напитывает её тело, а она тянется к нему рукой, головой и сердцем и принимает его.

Это и есть настоящая королевская магия, ‒ вдруг понимаю я. Закон, который Королева Мрака воплощает своим бытием.

Рэй вновь пускает лошадь в движение вокруг площади и, поворачиваясь в седле, даёт собравшимся себя рассмотреть. Когда она приближается к нашему углу, Амрис вновь отступает от перил, а я успеваю разглядеть, что белки глаз Рэй стали чёрными.

К тому моменту, как Рэй, сделав круг по площади, возвращается на исходную точку, её кожа стала чёрной. Только губы на её лице сохранили тёмно-розовый цвет, и это единственное цветовое пятно в её облике.

‒ Охренеть, ‒ выдыхает Амрис. Я могу только молча присоединиться к его изумлению.

Рэй опускает руку. Воронка отрывается от её руки и начинает кружиться, расплёскивая вокруг клочья Мрака, которые тут же становятся невидимыми, однако в воздухе усиливается характерный для периода Мрака кислый привкус.

Я вижу на тонком плане, как эти клочья неравномерно распределяются среди людей и присасываются к их намерениям. Амрис, наверное, тоже видит, как от этого меняется развёртка событий.

‒ Люди Ксесса! ‒ повышает голос Рэй. Её голос, в отличие от внешности, не изменился. ‒ Ваш Мрак возвращается домой. Примите его с миром, и тогда после Мрака наступит Свет.

Никто не отвечает ей. Лошадь Рэй тяжело дышит, дёргает ушами и мотает головой. Рэй кладёт руку ей на шею, и лошадь замирает, подрагивая.

‒ Вы, должно быть, задаётесь вопросом, для чего я здесь, ‒ тем временем продолжает Рэй. ‒ Мой ответ прост. Я воплощаю закон, по которому живёт наша земля. Ксесс и Альдагор – два разных государства, но это наша общая земля. Ксесс уже давно живёт так, как будто нет связи между землёй и людьми, однако она есть. Есть закон, и в ближайшие два месяца вы ощутите его действие на вас. Но кроме закона – есть и милость.

Из-за ворот слышится звук копыт и колёс приближающейся повозки. Во двор въезжает запряжённая одной лошадью повозка, на которой стоит что-то вроде большого чёрного котла. Одновременно двое всадников спешиваются и растягивают притороченное к седлу одного из них длинное полотно, выставляя его на всеобщее обозрение. Полотно представляет собой карту Ксесса, величиной примерно два на три метра. Слышится возбуждённый шёпот зрителей.

‒ Такая возможность появляется только в год смены королевы Мрака. Весь год старая королева ткала гобелен, изображающий Альдагор, а я ткала гобелен, изображающий Ксесс. Сегодня старая королева умерла, а Мрак пришёл в Ксесс, поэтому королевская лотерея будет проведена в Ксессе. Завтра чаша будет установлена в зале, и вы сможете опускать в неё листочки со своими именами и искать милости и укрытия от Мрака. Пока не оборвутся нити гобелена, я буду творить милость и укрывать людей от Мрака. Этот год ‒ первый год моего правления и год особенной силы королевской магии. Я защищу ваши постройки, ваш скот и ваших беременных женщин на период Мрака этого года. Это будет жест моей доброй воли и расположения к Ксессу и его людям. Королева Мрака не приходит с миром, о люди Ксесса. Королева Мрака приходит с вестью о том, что дом Мрака у каждого в сердце…

Амрис набирает в грудь воздух.

‒ …и милостью, которая укроет вас от действия закона, и надеждой на будущий Свет. Поприветствуйте королеву Мрака, люди Ксесса.

‒ Да здравствует королева! ‒ орёт Амрис.

‒ Да здравствует королева! ‒ вторит площадь.

Глава 8. Кольца

‒ Пойдёшь на ужин? ‒ спрашиваю я Амриса, когда королеву и её свиту проводили в отведённые им комнаты для того, чтобы они отдохнули и привели себя в порядок с дороги. Для королевы ‒ естественно ‒ приготовили ванну, а для свиты растопили баню.

Мы же остановились у одной из колонн около большой лестницы, чтобы согласовать наши действия. Примерно здесь же мы говорили с мадам Реншини перед пиром в честь урожая, и я говорила ей, что после Мрака непременно вернётся Свет. После увиденного на площади триумфа Мрака возвращение Света кажется мне далёким и почти невозможным чудом.

Может быть, это оно и есть.

‒ Конечно, пойду, ‒ немедленно отвечает Амрис. Глаза его бегают: он быстро просматривает тактические ходы. ‒ Милейший лорд-регент в своей беспомощности начинает дёргаться и, кажется, вознамерился кого-то отравить. Кого придётся. Среди исходов вижу, что то Лерек умирает, то Рэй. Таких исходов не больше трети, но нужно быть начеку и неподалёку. Тем более, у меня есть предчувствие, что моя королева будет меня искать.

«Моя королева», ‒ сказал он. «Амрис, почему ты ещё со мной, а не с ней?» ‒ хочу спросить его я, но вслух говорю другое:

‒ Если мы придерживаемся курса на возвращение памяти Рэй, будет ли ужин подходящей для этого обстановкой? Что вообще будет с Рэй, когда к ней будет возвращаться расширенная память?

Амрис дёргает плечами.

‒ С ней всё будет в порядке. Несколько секунд посидит в шоке, а потом соберётся и продолжит, что делала. Это же Рэй. Главное – поймать удобный момент. Хотя…

Амрис поджимает губы и передвигает их то вправо, то влево.

‒ Не нравятся мне открывающиеся перспективы, Кан. И я чувствую, что я могу просто сорваться и перестать во всё это играть. И, например, набить морду регенту. Если он только посмеет протянуть к Рэй руки.

‒ Меня зовут Карна, ‒ говорю я, смотря ему в глаза.

«Амрис, прошу тебя, вернись ко мне», ‒ имею в виду я. Мы проходили это в том воплощении, когда Амрис только познакомился с Рэй: он встретил её и ушёл к ней. Во мне не было достаточно привлекательной силы, чтобы он остался со мной.

Амрис говорил мне записать на подкорке, что я для него желанна.

А теперь он думает о Рэй и называет меня мужским именем.

Амрис хмурится и пару секунд в недоумении смотрит на меня, а затем соображает.

‒ А. Да. Прости. Я отвлекаюсь.

‒ Ты сам предложил мне пойти в женском контуре, ‒ я чувствую, что завожусь и могу сорваться. И ‒ что терять мне уже нечего. Практически с самого начала этой истории временного воплощения Амрис не был со мной: как только он увидел Рэй в теле Принцессы Мрака, он был мыслями с ней. ‒ Я мог бы просто прийти Кан-Гиором, в мужское тело ‒ да хоть дворецкого, ‒ и мы бы чудесно сотрудничали. А теперь… я просто не знаю, зачем я здесь.

‒ Здесь очень простой ответ, ‒ спокойно отвечает Амрис. ‒ Мы здесь оба для того, чтобы помочь Мерре избежать климатической катастрофы.

‒ И для того, чтобы починить наше с тобой взаимодействие, когда я в женском контуре.

‒ Что я могу сделать? ‒ мягко спрашивает Амрис. Я упираюсь лбом в его плечо и качаю головой. Амрис кладёт ладони чуть выше моих локтей и держит меня. Не прижимает к себе и не отстраняет. Мне мучительно это, и я отстраняюсь сама.

Амрис вглядывается в меня внимательно и с беспокойством. И тут же – смотрит куда-то поверх моей головы и щурится: опять считает варианты.

‒ Давай сделаем так, ‒ говорит он. ‒ Обеспечим безопасность Рэй хотя бы на этот вечер ‒ он критический, ‒ а потом разберёмся в нашем взаимодействии, контурах и прочем.

И я не знаю, как объяснить ему, что мне больно именно оттого, что забота о Рэй идёт в первую очередь, а забота о том, что намного важнее для меня, ‒ во вторую.

Но ладно. Я могу перестать думать о том, что это Рэй, и сосредоточиться на цели обеспечить безопасность королевы Мрака на этот вечер ‒ и как можно дольше, поскольку королева Мрака должна остаться в живых, чтобы планета избежала катастрофы.

Я киваю.

На ужине мы сидим рядом. Левая сторона центрального длинного стола в большом зале накрыта для делегации Альдагора с местом для Рэй во главе стола. Вместо кресла во главе стола стоит позолоченный куб, привезённый королевой Мрака в числе прочих вещей. В непосредственной близости от него накрытых мест нет. Места для свиты начинаются через два места.

Правая сторона накрыта для правителя Ксесса и его приближенных. Я занимаю соответствующее моему положению при дворе одно из мест в середине стола. Из-за действия Мрака со стороны Ксесса на торжественный ужин дошли не все, кто должен был на нём быть, поэтому даже за главным столом есть несколько свободных мест, и Амрис, спрятав лицо в тени капюшона, усаживается справа от меня. Не один он не открывает лицо: примерно треть собравшихся прячутся в чёрные плащи и капюшоны. Они бы наверняка предпочли тихо сидеть дома, ничего особенного не предпринимать и просто переждать Мрак, но внезапное прибытие Рэй изменило их планы.

Впрочем, я думаю, что им и просто любопытно: не каждый день увидишь настоящую магию.

Рэй появляется в зале ровно в назначенное время, сопровождаемая шестью людьми, которые рассаживаются с альдагорского края стола. Тихие разговоры, звучавшие в зале до её появления, замолкают, и все взгляды прикованы к Рэй.

Её кожа посветлела. Если представить на одном конце спектра обычный человеческий цвет кожи, а на другом ‒ глубокий чёрный цвет, которым налилась кожа Рэй на площади, то чернота вымылась примерно наполовину. Стали видны белые белки глаз, губы стали ещё ярче на густом сером фоне.

Рэй останавливается на пороге и скользит взглядом по залу.

‒ Мир вам, ‒ коротко говорит она и проходит на своё место. В чёрном комбинезоне, идентичном тому, в котором она приехала, только чистом и блестящем, она смотрится хрупко на фоне большого зала, однако одновременно с этим от неё исходит любопытная отталкивающая энергия: я сижу через полстола от Рэй, однако и отсюда мне хочется отодвинуться подальше. Похоже, именно из-за этого эффекта несколько мест рядом с кубом, на котором устроилась Рэй, пусты.

Негромкие разговоры возобновляются.

Амрис разворачивается лицом в сторону от Рэй и от меня и опирается локтём левой руки на стол. Я бы сказала, что так его поза привлекает ещё больше внимания, но на него никто не смотрит. Смотрят на Рэй, украдкой, смотрят на то, что каждому видно из-под своего капюшона, смотрят в себя и в своё тусклое под опустившимся на Ксесс Мраком будущее.

В зал заходят Лерек, регент и другие высшие чиновники. Все встают, включая меня и Амриса, ‒ все, кроме Рэй. Она сидит на мерцающем золотом кубе очень прямо, скрестив ноги. Когда Лерек приветствует её медленным кивком, Рэй в ответном приветствии поднимает правую руку: ладонь развёрнута кверху, параллельно полу.

Как только Лерек и регент занимают свои места, слуги приходят в движение: разносят напитки и ванночки для рук и ног. Лерек и Рэй с противоположных концов стола не сводят друг с друга глаз. Регент поглядывает то на одного, то на другого.

К регенту подходит слуга, держащий поднос с тремя кубками. Регент медленно встаёт и секунду размышляет, глядя на кубки. Снимает один из них и ставитперед Лереком. Тот не сводит глаз с Рэй.

‒ В одном из двух кубков на подносе ‒ яд, ‒ наклонившись ко мне и не отрывая взгляда от происходящего, поясняет Амрис. ‒ Вряд ли он будет показательно травить себя, поэтому кубок с ядом предназначается Рэй. Держи меня, Кан, пока я сам не начал делать резкие движения.

Если бы он хотя бы назвал меня Карной, я бы, может быть, взяла его за руку, если он так хочет перенести ответственность за своё поведение на меня. Но разве я могу удержать его. Когда он рвётся действовать, удержать его не может даже Рэй.

И он опять не со мной.

‒ Поступай, как знаешь.

Амрис кивает.

Регент берёт с подноса два кубка, выходит из-за стола и движется к Рэй. Рэй переводит внимательный взгляд с Лерека на приближающегося регента.

‒ Ваше величество! ‒ начинает Грегор Теллери и останавливается где-то посередине пути, у того места стола, где начинаются места для свиты королевы. ‒ Позвольте предложить тост в честь вашего исторического визита в Ксесс, в честь вашего дня рождения и с надеждой на долгий мир.

Регент продолжает движение. Амрис шумно втягивает воздух носом и встаёт. Я натягиваю капюшон на голову, прячась от взглядов, которые Амрис может привлечь и ко мне в том числе.

Регент не замечает Амриса и идёт к королеве. Амрис тихо рычит. Придерживая капюшон у лица, он поднимается ногами на скамью, где только что сидел, ставит ногу на стол между блюдами, шагает вперёд на скамью напротив, где никто не сидит, и приземляется с той стороны стола.

Рэй чуть сводит брови, переводя взгляд с приближающегося к ней с кубками Грегора Теллери на Амриса за его спиной.

‒ Лорд-регент! ‒ гремит тяжёлый голос Кира Альгеса. Регент останавливается, но не оборачивается. Вот это выдержка. ‒ Я боюсь, что этот напиток не был согласован со мной при подготовке пира.

‒ К вашему сожалению, я не обязан согласовывать с вами напитки, ‒ сквозь зубы отвечает регент.

‒ Кир Альгес? ‒ восклицает Рэй, всматриваясь. ‒ Это вы? И вы в Ксессе?

Гул проходит по местам свиты королевы. Похоже, не одна королева удивлена.

‒ Это так, ваше величество, ‒ отвечает Амрис.

‒ Покажите лицо, чтобы я удостоверилась, что это вы, ‒ приказывает Рэй и сопровождает свои слова жестом, похожим на тот, которым она приветствовала Лерека и высших чиновников Ксесса, только теперь она указывает ладонью на Амриса

Амрис медлит. Ладонь Рэй подрагивает. На месте Амриса я бы не стала медлить.

Амрис с резким выходом опускает плечи и откидывает капюшон. На этот раз гула нет ‒ разлито густое напряжённое молчание. Все смотрят на лицо Кира Альгеса.

И только я смотрю на королеву Мрака. Если бы она стояла, она бы отшатнулась, но Рэй устойчиво сидит, поэтому вздрагивает всем телом. Её рука опускается. Рэй приоткрывает рот и во все глаза смотрит на Амриса.

‒ Лорд-регент, ‒ не спеша продолжает Амрис. ‒ Я вынужден изъять напиток, который вы хотите предложить королеве. Я отвечаю за все поставки к дворцу.

Взгляд Рэй становится рассеянным. От её лица стремительно отливает Мрак. Амрис делает несколько шагов к регенту, обходит его и встаёт лицом к нему между ним и королевой, загораживая её собой от регента.

‒ Двор Альдагора там, где находится царствующая королева. Можете считать, что я просто приехал чуть раньше. Разрешите я заберу кубки.

Амрис протягивает руки к кубкам. Регент не шевелится.

Грегор Теллери, пожалуйста, отдайте ему кубки по-хорошему.

‒ Ваше величество, с вами всё в порядке? ‒ тишину прорезает голос Лерека. Все оборачиваются к королеве. Та сидит бледная, в полностью человеческом виде.

‒ Я думаю, что я всё же слишком устала с дороги, чтобы продолжить принимать участие в ужине, ‒ выговаривает Рэй, не шевелясь. ‒ Я продолжу ужин в своей комнате. Моя свита продолжит ужин здесь. Кир Альгес!

Амрис оборачивается к ней.

‒ Зайдёте ко мне после.

Рэй улыбается краешками губ. Жестом подзывает одну из прислужниц и что-то коротко говорит ей на ухо. Та кивает.

‒ Ваше величество Лерек Первый, ‒ повышает голос королева Мрака. Лерек сидит бледный и взволнованный. ‒ Сожалею, что долее не могу составить вам компанию. Благодарю за спешные приготовления. Надеюсь, завтра у нас будет возможность неспеша поговорить. Однако не будем загадывать под Мраком.

Рэй задерживает взгляд на Амрисе, слезает с куба и удаляется в сопровождении прислужницы.

Регент молча разворачивается и возвращается к своему месту по правую руку от Лерека. Левый кубок ставит обратно на поднос, и слуга уходит. Регент погружает ладони в ванночку с горячей водой.

Амрис обходит стол с альдагорского края и возвращается на место рядом со мной. Я вжимаюсь внутрь плаща.

‒ Уважаемые гости из Альдагора! ‒ Лерек поднимает кубок. ‒ Добро пожаловать в Ксесс.

После тихого и быстро закончившегося ужина ‒ не было ни тостов, ни веселья ‒ Амрис отводит меня в сторону.

‒ Я пойду к Рэй. «После», которое она имела в виду, ‒ это сейчас. Я пойду к ней, и давай с тобой встретимся, скажем, за час до полуночи ‒ там же.

То есть, в галерее над внутренней площадью, откуда мы наблюдали прибытие делегации Альдагора.

‒ Хорошо.

Однако Амрис не уходит. Покусывает нижнюю губу ‒ в жёсткой мимике Кира Альгеса это выглядит весьма причудливо ‒ и, похоже, хочет сказать ещё что-то.

И, кажется, я знаю, что.

‒ Карна, ‒ начинает Амрис осторожно. Неужели? Нет, Амрис, пожалуйста, нет. ‒ Я хочу, чтобы потом у меня была связь с Рэй. Поэтому я прошу у тебя твоё кольцо, чтобы отдать его Рэй.

Он всё же сказал это.

Я смотрю на него, как мне кажется, долго-долго ‒ хотя проходит всего несколько мгновений ‒ и молчу.

Странно, но я как будто надеюсь, что, пока я молчу и не отвечаю, эта реальность, в которой он попросил меня вернуть полученное от него кольцо, чтобы он отдал его другой женщине, ещё не вступила в свои права. Ещё не стала настоящей.

‒ Амрис, ты понимаешь, что ты делаешь? ‒ тихо спрашиваю я, безуспешно стараясь затормозить неотвратимый приход этой реальности.

Амрис медленно набирает в грудь воздух, и его нижняя челюсть напрягается.

‒ Я прошу у тебя кольцо, которое я тебе дал раньше.

‒ Ты понимаешь, что ты делаешь со мной?

Амрис делает ещё один медленный вдох и выдох и прикрывает глаза. Похоже, что сохранение спокойствия даётся ему нелегко. Он-то почему переживает?.. Наконец Амрис смотрит мне в глаза и говорит:

‒ Я знаю, как это выглядит с моей стороны. А именно – я прошу у тебя кольцо, потому что с тобой мы можем легко общаться и так, а с Рэй – нет, а координация действий с ней критически важна для успеха нашей миссии. С моей стороны ‒ так. Я думаю, что с твоей стороны это выглядит иначе. Я предполагаю, как, но не знаю. Расскажи мне?

А, я поняла. Амрису тяжело, потому что ему нужно выдерживать мои эмоции. Меня постепенно уносит, а он делает усилие и продолжает общаться со мной из нейтральной позиции.

Когда он так смело и честно выражает готовность встретиться с последствиями своих поступков, у меня сжимается сердце оттого, как он прекрасен.

Слишком прекрасен для меня.

У него есть Рэй-Йи.

Я снимаю с пальца кольцо и отдаю ему. Амрис зажимает кольцо в кулаке. Разворачиваюсь, чтобы уходить, но он останавливает меня.

‒ Ты не ответила, ‒ он разворачивает меня, держит руками за плечи, вглядывается в глаза. ‒ Ты спросила меня, понимаю ли я, что я делаю с тобой, и я сказал, что нет, и попросил тебя объяснить. Пожалуйста, объясни.

Я хотела бы обнять его и упереться щекой в его плечо, носом коснуться основания его шеи, вдохнуть его запах, закрыть глаза и попытаться ещё раз вернуться в ощущение, что самый прекрасный во вселенной он ‒ мой! ‒ но похоже, что он перестал быть моим давным-давно, когда в ходе неудачного брака со мной встретил Рэй-Йи. Если вообще когда-либо был моим.

‒ Амрис, ты сказал мне: «Женское тело, женский контур», ‒ ты дал мне кольцо. Ты не сказал мне носить его на цепочке, скажем, ‒ нет. Ты сам надел его на безымянный палец моей левой руки. И я поверила, ‒ тут мой голос всё же дрожит. ‒ Что я для тебя значу что-то важное. Что ты хочешь исцелить ту старую историю и восстановить возможность крепкого и прекрасного союза между нами. Но как только появилась Рэй-Йи, ты забираешь у меня кольцо и отдаёшь ей. И я даже не знаю, что тут ещё объяснить.

Амрис долго формулирует ответ.

‒ Кан-Гиор, приём, ‒ наконец говорит он, и что-то внутри меня рвётся. ‒ Это просто передатчики, которые удобно носить. Я выпросил у Анриты разрешение пронести на планету пару артефактов, и это они. Представь, что это была бы рация. Одна у тебя, другая у меня, и я попросил бы твою, чтобы отдать её Рэй.

‒ Тогда и делал бы рации, Амрис. Не делал бы кольца, которые включаются поцелуем. Не ври себе, Амрис: тебе не идёт.

Забери меня Мрак, я устала от этого разговора.

Хм.

А действительно: забери меня, Мрак, если оно действительно так, как я думаю. А оно, похоже, так.

Забери меня, Мрак.

Амрис сжимает мои плечи, хмурится, поджимает губы и пытается сформулировать ответ.

С меня достаточно. Своими руками я отвожу его руки от моих плеч.

‒ Амрис, поверь мне, я знаю, я лучше всех знаю, что Рэй-Йи для тебя – женщина номер один во вселенной, и мне с ней никогда, никогда не сравниться. Нет ни одной номинации, в которой в соревновании с ней я бы в твоих глазах одержала победу. В мужском контуре у меня ещё есть варианты, но в женском ‒ никаких.

Амрис открывает рот, очевидно, чтобы возразить, но я жестом останавливаю его.

‒ Просто не надо меня ещё раз в это носом тыкать.

Амрис молчит. Я делаю глубокий вдох и выдох.

‒ Я правильно запомнила, что мы встречаемся за час до полуночи на галерее?

Он кивает. Он выглядит так, как будто ему есть, что сказать, но я больше не могу слушать.

‒ Увидимся, ‒ бросаю я, разворачиваюсь и ухожу. Мне нужно побыть одной. И, наверное, поплакать.

За час до полуночи я прихожу на галерею.

Ночи под Мраком темны необычайно.

В обычное время внутренняя площадь освещена местной луной и яркими звёздами, которые вместе с развешенными по периметру галереи светильниками и отражающими свет светлыми стенами и серым гравием на площади дают достаточно света, чтобы по площади можно было спокойно идти ночью.

Сейчас же я не вижу ни гравия, ни светлых стен, ни светильников на противоположной стене. Внутренняя площадь ‒ чаша, залитая Мраком.

Бьют часы, отмечая начало нового часа, ‒ Амриса нет.

Я подхожу к парапету и вытягиваю руки во Мрак. Они кажутся неестественно-серыми, как кожа Рэй незадолго до того, как она вернулась к привычному человеческому оттенку.

Забери меня Мрак, как бы в итоге ни завершилась эта история, я рада, что я оказалась здесь и смогла увидеть настоящие чудеса: королевскую магию и Мрак ‒ мрачное, но настоящее чудо.

Забери меня, Мрак.

Заметно похолодало: утром мне было комфортно в плаще, а сейчас я поджимаю руки и, как могу, кутаюсь в плащ. И жду Амриса: мы договорились, что обеспечим безопасность Рэй хотя бы на этот вечер, а потом будем выяснять наши с ним отношения и решать, что делать дальше.

Когда бьёт полночь, а Амрис так и не пришёл, я понимаю, что не удивлена. Частью себя я знала, что он не придёт. Появилась Рэй, тем более Рэй вспомнила себя и его, ‒ и он не придёт.

Нет смысла оставаться здесь дольше.

Или всё-таки подождать ещё хотя бы полчаса? Вдруг у Амриса случились какие-то обстоятельства непреодолимой силы? Что-то, связанное с регентом?

Рэй. У Амриса случилась Рэй, и это то обстоятельство, которое, забери меня Мрак, мне никогда не преодолеть.

Забери меня, Мрак.

Пока я ждала, я ходила туда-сюда по галерее, чтобы не замёрзнуть, но верхнюю часть тела я чувствую скованной. Сейчас хорошо бы принять ванну. Отмокнуть в горячей воде и сначала плакать, а потом не думать ни о чём.

Наверное, мне стоит просто уйти из временного воплощения, потому что я больше не вижу способов применения себя в этой истории. Я рассказала принцу всё, что чувствовала важным рассказать, и теперь у него в гостях ‒ настоящая королева Мрака. Я честно выполнила все договорённости с Амрисом. Я отправляла ему сообщения, я приняла его в свой дом, я продала его груз ‒ кстати, Гина Альвара выходит из этой истории обладательницей астрономической суммы денег, если они не понадобятся на что-то ещё, но похоже, что не понадобятся, ‒ я была готова выкупить его из плена, я смогла настроиться так, чтобы отодвинуть на второй план свои переживания и сосредоточиться на задаче по обеспечению безопасности королевы Мрака на сегодняшний критический вечер. Я пришла на оговоренное место встречи в назначенное время.

Забери тебя Мрак, Амрис, я ведь всё сделала ‒ почему ты не пришёл?

Почему ты не со мной?

Наконец до меня доходит горькая мудрость местной присказки, повторенной и Рэй за ужином: не загадывай под Мраком.

Почти на ощупь нахожу дверь и двигаюсь в основную часть дворца. Прислушиваюсь к звукам: вдруг Амрис идёт? Слишком темно, силуэт можно не заметить.

Но нет. Никого.

Дойдя до главной лестницы, колеблюсь, куда направиться дальше. Мы не договорились с Амрисом о дальнейшей тактике, поэтому следующий мой шаг ‒ всё равно найти Амриса, как бы унизительно это ни было.

Королеву Мрака Альдагора поселили в одной из угловых башен двора, и я направляюсь туда. Со стороны дворца идти бесполезно: ночью меня не подпустят к комнатам, отведённым для королевы, ‒ Амриса наверняка пропустили по личному распоряжению её величества, ‒ поэтому я выхожу из бокового входа и иду вдоль периметра дворца.

И что, я буду стоять у королевы под окнами и кричать: «Ам-рис»?

Нет, наверное, не стоит. Моего личного достоинства в этой истории уже нет: его последние капли утекли, когда я отдала Амрису кольцо, ‒ но есть достоинство Гины Альвары. И его я, по возможности, хочу сохранить ‒ хотя бы его остатки, если учесть необычные поступки, которые Гина Альвара совершала последнее время.

Женский контур был плохой идеей. Со всех сторон плохой идеей.

Как женщине мне просто нет места рядом с Амрисом. Не будет Рэй-Йи ‒ будет Перита. Не будет Периты ‒ будет ещё кто-нибудь. Судя по тому, как Амрис легко заинтересовался Перитой, ‒ любая сколько-нибудь интересная женщина будет лучше меня.

Любая женщина будет лучше меня.

И быть рядом с ним мужчиной теперь тоже будет мучительно. Каждый раз, когда он будет называть меня «Кан», это будет напоминанием для меня, что я мужчина – не по личному выбору, а от беспомощности и безысходности. У меня просто не получается быть женщиной рядом с ним.

Забери меня Мрак, зачем мы это придумали.

Забери меня, Мрак.

У угловой башни, где подготовили комнаты для королевы Мрака, оказывается, есть балкон. Под Мраком его очертания едва видны. Плохо видно, но похоже, что окна комнаты темны.

Я чувствую себя бесконечно глупо.

Ещё минутку постоять на случай, если Амрис вдруг почувствует моё присутствие и выйдет, ‒ да о чём это я! Амрис – почувствует? Будучи вместе с Рэй ‒ почувствует меня? Ой, да ладно. Не будет такого.

Однако я стою и буравлю взглядом тёмные окна за парапетом балкона.

Что-то привлекает моё внимание сверху. Поднимаю голову ‒ и вижу, во всём его великолепии, Мрак.

Невооружённым взглядом, конечно, немногое видно. Просто нависающая клубящаяся тьма. Однако если остановить на ней взгляд и дать себе времени приглядеться, коснуться её вниманием ‒ как будто эта тьма варится, ворочается, расправляется, запутывается, устраивается поудобнее над Ксессом, пьёт его дыхание, слушает его помыслы и выдыхает суд.

После того незабываемого воплощения, когда я первый раз была в женском контуре, а Амрис встретил Рэй-Йи, мы развелись, и он ушёл к Рэй, я пошёл работать в Большой Архив ‒ то отделение в Ведомстве Порядка Мироздания, которое отвечает за хранение историй жизни всех душ. Я приходил к душам, которые находятся на грани того, чтобы перестать быть. Огонь жизни в них практически угас, осталась единственная искорка, и душа стоит на пороге решения о прекращении своего существования. Я был ‒ да и продолжаю быть ‒ той силой, которая говорит: пока есть хоть одна искра, всё можно восстановить, ‒ и делает это возможным. Или же, если душа принимала решение закончить своё бытие, я свидетельствовал её решение, принимал на руки её память, отмечал на слепке памяти моменты судьбообразующих решений и относил его в Большой Архив. И шёл к следующей душе.

Я не помню, сколько времени я так провёл. Достаточно, чтобы стать просто функцией, своеобразным Ангелом Смерти, и многое понять про то, как формируются судьбы, и как их исцелять. И достаточно, чтобы отвлечься от мыслей об Амрисе и Рэй и забыться.

А потом я услышал его зов. Завершил работу в Большом Архиве и устремился навстречу.

Я думаю, я мог бы остаться местным духом на Мерре. Я многое знаю про решения и помыслы людей. Я умею безжалостность, милость и справедливость. Я думаю, что я легко мог бы встроиться в местную тонкую экосистему. Даже, получается, в таком смысле сотрудничать с Рэй. Я – лишняя, если мы обе ‒ женщины, но я могу приносить ценность, если я ‒ дух.

Что думаешь, Мерра?

Я не вижу, но слышу, как открывается дверь из комнаты на балкон. К парапету балкона подходит Рэй, обнажённая, в чёрной коже, такой, как когда она только пригласила в своё тело Мрак. Рэй смотрит на меня нечеловеческим взглядом, глазами Мрака.

‒ Амрис! ‒ зовёт она.

Дверь открывается ещё раз, и на балкон выходит Амрис в теле Кира Альгеса, взъерошенный, сонный, обнажённый. Рэй не глядя протягивает ему руку, и он берёт её обеими руками. Она что-то тихо говорит ему.

Так всё просто! Он пошёл к Рэй, они занимались любовью, он заснул и не пришёл на встречу со мной.

Знаешь что, Амрис?

С меня хватит. Совсем, совсем хватит этой истории.

Забери Мрак эту историю, в которой я настолько для тебя ничего не значу. Забери и меня, Мрак.

Забери меня, Мрак.

Глава 9. Амрис

Около покоев королевы Альдагора нет охраны. Все на ужине? Рэй всех отослала, чтобы я мог беспрепятственно пройти к ней?

В любом случае – непорядок. Но опасности в ближайшее время нет, пусть пока так будет. Теперь, когда к Рэй вернулась память, наши с ней разговоры – не для чужих ушей.

Осторожно стучу в дверь.

‒ Заходите.

Таким тоном, наверное, королева, пришедшая в театр, говорит, что можно начинать представление.

Ну что же. Раз моя королева приглашает меня в свою ложу, я не могу не повиноваться.

Рэй сидит спиной к зеркалу, на мягком стуле, поджав одну ногу, а на колено другой ноги опирается ладонями и подбородком и задумчиво смотрит на стоящую перед стулом глубокую чашу с горячей водой. Позади неё на туалетном столике стоит ванночка для рук.

В её внешности – ни следа Мрака. У выхода на балкон справа от неё стоит глубокая чёрная чаша, такая же, как чаша для Королевской Лотереи, только меньше.

Рэй улыбается. Поднимает взгляд на меня. Улыбается шире. Молчит.

‒ Рэй-Йи, ‒ осторожно говорю я. Она кивает.

‒ Амрит-Саир, ‒ и тут её улыбка замирает на лице. ‒ Когда мы прощались в прошлый раз, ты сказал, что вернёшься, а потом пришёл этот человек и сказал мне, что тебя убили.

Рэй замолкает и пристально смотрит на меня. На дне её взгляда прячется боль. Лицом она продолжает улыбаться.

‒ Меня предупреждали тогда: женщина не сможет быть счастлива, полюбив тебя. Я не верила. Я полюбила тебя, пошла за тобой, когда ты позвал, и думала, что это счастье. Что из всех-всех женщин, которых ты встретил, ты выбрал меня, и это ‒ подарок судьбы. А оказалось ‒ что это горе.

Я не знаю, что сказать. Точнее, я могу многое сказать, и объяснить, и попросить прощения, и утешить, и… и сказать, как я люблю её и как бесконечно хорошо встретить здесь её, мою королеву, ‒ но я не продумывал эту речь, и я не знаю, с чего начать и как это всё сказать. Я стою и молчу.

Рэй всматривается в меня, щурясь. Для Кан-Гиора это вообще привычный способ слушания ‒ слушать сказанное вслух и параллельно эмпатически и телепатически воспринимать, что происходит внутри человека, ‒ а для Рэй это что-то новое.

‒ Ну да ладно, ‒ медленно говорит она, не дождавшись моего ответа и не сводя с меня глаз. ‒ Дела давно минувших дней. Ты живой, и это всё, что имеет значение.

Мне не нравится, как это звучит. Я хочу поговорить с ней об этом. Может быть, позже, если будет возможность. Сейчас нам нужно обсудить происходящее в Ксессе и Альдагоре, разработать план действий и договориться о способе связи.

‒ Как ты? В связи с тем, что к тебе вернулась память?

Рэй размышляет.

‒ Занятно, ‒ наконец отвечает она, опуская взгляд на чашу на полу. ‒ Те вещи, которые казались самыми естественными на свете, как, например, ксесские ванночки с горячей водой, теперь выглядят совершенно… неочевидными. Если не сказать «странными».

‒ Для меня в истории с ванночками больше всего странно, что никто, насколько мне известно, не делает бизнес на продаже каких-нибудь солей для ванн, ‒ усмехаюсь я. ‒ Ну, или резиновых уточек.

‒ Представляешь – сиятельный лорд-регент Грегор Теллери на пиру, и у него в ванночке плавает ма-аленькая резиновая уточка, ‒ мечтательно улыбается Рэй. ‒ Милый, сделай бизнес про уточек? Ксессу не хватает королевской магии ‒ и уточек.

‒ Ты будешь королевой Мрака, а я буду королём резиновых уточек, ‒ подхватываю я. Она смеётся, а я качаю головой. ‒ Я боюсь, что не успею, Рэй. Я здесь ненадолго.

Рэй чуть сводит брови и внимательно смотрит на меня. Не спрашивает. Похоже, это новая королевская привычка – просто ждать пояснений. Особенно если вопрос очевиден.

‒ Я временно пребываю в теле Кира Альгеса, поскольку мы с Кан-Гиором находимся здесь по заданию от Ведомства Порядка.

‒ Кан-Гиор тоже здесь? ‒ вскидывает брови Рэй. ‒ Впрочем, неважно. В чём заключается ваше задание ‒ вот, что важно. Ты присядь: я так понимаю, что это не на две минуты рассказ.

Я опускаюсь в одно из кресел и выкладываю ей все данные, которые у нас с Кан-Гиором были на входе, и всё, что мы успели узнать и сделать за время пребывания здесь.

Рэй слушает, не перебивая и не задавая вопросов. После окончания моего рассказа она долго молчит. Смотрит в сторону от меня рассеянным взглядом и покусывает губы.

‒ Двадцать лет, Амрис? ‒ наконец говорит она. ‒ Мне нужно продолжать быть живой ещё, как минимум, двадцать лет, до рождения новой королевы, которой ещё даже в проекте нет? Учитывая, что не факт, что родится именно королева Мрака? Иначе климатическая катастрофа?

Она погружается в задумчивость.

‒ Не могу не отметить, что от молодой женщины, которой только что исполнилось двадцать лет, ‒ кстати, с днём рождения, Рэй! ‒ формулировка «мне нужно продолжать быть живой ещё двадцать лет?» звучит в высшей степени странно… ‒ помолчав, откликаюсь я.

Рэй поднимает на меня насмешливый взгляд.

‒ Милый, давай вспомним то воплощение, в котором мы расстались в прошлый раз. Представь, что тебе после двух покушений на тебя предложили бы продолжать быть живым ещё двадцать лет.

Хороший аргумент. Моя очередь задуматься. И мне, кстати, есть, что сказать.

‒ Моё рассуждение будет не вполне точным, потому что после моей смерти меня больше не было в этой истории, и со мной она складывалась бы как-то по-другому. Однако ход этой истории можно видеть так, что было несколько кризисных периодов, в которые, скажем так, вероятность смерти существенно повышалась, и были спокойные периоды. Я попал в один из кризисных периодов, а те, кто остался живым в каждый из них, жили долго. Да сама знаешь: ты долго жила.

‒ Да, милый, я знаю, ‒ одними губами улыбается Рэй. ‒ После твоей смерти я прожила ещё тридцать девять лет.

Я прочищаю горло и делаю над собой усилие, чтобы продолжить.

‒ Для Мерры сейчас совершенно точно кризисный период. Если ты остаёшься в живых сейчас… задавливаешь Орден и заодно сажаешь регента на короткую цепь, следующие несколько лет будут более-менее спокойными.

Рэй смотрит на меня большими глазами.

‒ Ты так точно это видишь!

‒ Не могу сказать, что точно, потому что это слишком далёкий горизонт планирования, и ситуация может измениться. Но общий курс я вижу в целом благополучным ‒ если ты разруливаешь текущий кризис.

‒ Как ты стал это делать? Я не помню у тебя такой способности…

‒ На самом деле, я думаю, что помнишь, ‒ только она была на начальном этапе своего развития. Я писал проекты нового устройства государства ‒ и я же не на пустом месте их писал! Я видел и чувствовал большие силы, которые формируют настоящее и будущее, и описывал, как они будут выглядеть, если будут развиваться в том же духе. Что я не умел и не находил особенно важным делать ‒ так это считать тактические риски, особенно применительно к своей судьбе. За что и поплатился.

Рэй выглядит весьма впечатлённой.

‒ Мне не понравилось, как я умер, ‒ признаюсь я. ‒ Я хотел жить там дольше. Я хотел вернуться к тебе и сделать ещё много всего. Я стал тренировать способность считать исходы. Сейчас уже наловчился.

‒ Весьма полезная в хозяйстве способность… ‒ улыбается Рэй.

‒ Пока я здесь ‒ пользуйся, ‒ серьёзно говорю я.

Рэй постукивает по подбородку кончиком указательного пальца левой руки.

‒ Ну что же. Сам предложил, ‒ улыбается она. ‒ Слева от тебя стоит поднос, который мне прислали с ужина. Что со мной будет, если я съем предложенное угощение?

На подносе – остывающие суп и жаркое в глубоких тарелках и в невысоком стакане – что-то вроде ягодного пудинга, насколько я могу судить. И два кувшина со стаканами.

Посмотрим…

Ого.

‒ Суп и жаркое можешь есть спокойно: будешь сыта и довольна. Если съешь десерт, мучительно умрёшь.

Рэй улыбается, глядя на меня.

‒ Пережить кризис, и дальше будет поспокойнее, говоришь? ‒ Рэй перешагивает ванночку, стоящую у её стула, доходит до столика, берёт тарелку с жарким и ложку. ‒ Я хоть поем. В предыдущий раз мы ели сегодня днём на подходе к Ксессу.

И принимается жадно есть.

‒ В кувшине ‒ слегка алкогольный компот. Тоже можешь пить спокойно, ‒ добавляю я. ‒ В другом кувшине простая вода. Впрочем, воду можно пить и из-под крана. Здесь хорошая вода. Ксесс всё-таки.

‒ Десерт я думаю отправить обратно лорду Теллери с запиской «я высоко оценила Ваше гостеприимство». Может быть, он подумает, что у меня есть секретный и безошибочный способ распознавания ядов, и перестанет пытаться меня отравить, ‒ говорит Рэй. ‒ Я ведь правильно поняла, что на ужине он хотел предложить мне кубок с ядом?

Я киваю и смотрю варианты.

‒ Не могу поддержать идею отправки десерта обратно регенту. Он нервный, он будет совершать резкие движения и пытаться скорее убить тебя другими способами. От такого решения становится гораздо меньше узких горлышек, в которые тебе нужно успеть проскользнуть, чтобы остаться в живых.

Рука Рэй с ложкой замирает на пути к тарелке на секунду, а затем возобновляет своё движение.

‒ Очень жаль, что ты уходишь, Амрис, ‒ ровным голосом говорит она.

‒ Я готов остаться, ‒ отвечаю я.

Рэй склоняет набок голову, присаживается на край столика с подносом и внимательно смотрит на меня. До этого она сидела на другом конце комнаты, королева Мрака, а сейчас мне достаточно протянуть руку, чтобы коснуться её.

‒ Я бы хотела. Я бы хотела, любовь моя, но я не думаю, что так правильно.

Я поднимаюсь, делаю шаг к ней. Вынимаю тарелку из неё руки, ставлю на поднос. Обхватываю её за бедра, приподнимаю ‒ в сильном теле Кира Альгеса я едва замечаю её вес ‒ и крепко прижимаю к своим.

Рэй перекрещивает стопы позади меня и удобно устраивается в моих объятиях. Кладёт предплечья на мои плечи и поглаживает кончиками пальцев мой затылок и заднюю сторону шеи.

‒ Насколько я вижу, сегодня ночью тебе совсем ничего не грозит. Я не знаю, сколько было в твоей жизни ночей, когда ты можешь спать спокойно, но это одна из них. В нынешней конфигурации я мало, что могу дать тебе, Рэй, но я могу дать тебе ночь, когда ты можешь спать спокойно.

Рэй прикрывает глаза, делает медленный и спокойный вдох и выдох, открывает глаза и выглядит немного расслабившейся. Улыбается мне и наклоняется, чтобы поцеловать. Я по-прежнему практически не чувствую её веса. Я могу держать так её долго-долго.

‒ Неужели ты думаешь, что раз сегодня такая ночь и ты держишь меня в своих объятиях, я захочу спать? ‒ Рэй водит кончиками пальцев по чертам моего лица.

‒ Это не помешает твоим планам по поводу Лерека? Я ведь правильно понял, что ты хочешь предложить ему династический брак?

Рэй задумчиво смотрит поверх моей головы.

‒ Нет, это не помешает моим планам. Это позволит моему телу прожить много нежности. Умелой и родной для меня нежности.

В голосе Рэй звучит печаль, которую я не знаю, с чем соотнести, и не знаю, как помочь этой печали рассеяться, поэтому только крепче прижимаю Рэй к себе и тянусь поцеловать ‒ так нежно, как умею.

‒ Так удивительно… ‒ говорит Рэй после поцелуя, завораживающими чёрными глазами глядя в мои глаза. ‒ Мы столько раз общались с Киром Альгесом, а потом он исчез из дворца, и я приезжаю в Ксесс, вижу его ‒ и понимаю, что это ты. И сейчас: меня обнимает тело того, кто занимается дворцовыми закупками, и, честно сказать, это не самый приятный для меня человек, но я чувствую внутри его тела тебя. Когда я закрываю глаза, я чувствую тебя.

‒ Я беспокоюсь о том, каково тебе будет общаться с Киром Альгесом, когда я покину его тело, ‒ осторожно говорю я.

‒ Что его вид будет напоминать о тебе и о том, что ты ушёл? ‒ Рэй легко смеётся. ‒ Я думаю, что я, скорее, буду внутренне хихикать при каждой встрече, а он будет недоумевать, почему я так странно на него смотрю. Опусти меня пока, Амрис: я хочу ещё поесть.

Я бережно ставлю её на пол. Рэй берёт с подноса тарелку и ложку, и я увлекаю её в кресло, чтобы она могла сесть у меня на коленях. Рэй улыбается и принимает приглашение.

‒ Будешь компот? ‒ спрашиваю я и, дождавшись кивка, наполняю стакан из нужного кувшина.

‒ На самом деле, ‒ Рэй берёт стакан, но не подносит к губам, а опирает его на краешек тарелки. ‒ То, что ко мне вернулась память, пожалуй, облегчает мою задачу продолжать быть живой ещё двадцать лет. Я могу относиться к происходящему как к спектаклю, в котором у меня есть роль, и внимательно играть её.

‒ А ты помнишь свой замысел на это воплощение? ‒ обдумав её слова, спрашиваю я. ‒ Мне любопытно узнать, из каких соображений ты выбрала воплощение в теле королевы Мрака, ‒ если ты можешь поделиться.

Рэй пьёт компот, не сводя с меня улыбающихся глаз. А затем переводит взгляд на клубящийся Мрак за окном, и улыбка скрывается куда-то внутрь неё.

‒ После нашей предыдущей истории, Амрис, когда во время первого покушения на тебя я смогла то ли тебя увести от смерти, то ли смерть увести от тебя, запутать твои следы, а во время второго покушения на тебя я была слишком, непоправимо далеко и не могла сделать ничего, совсем ничего, чтобы уберечь тебя от смерти, хотя, если бы я была рядом, если бы ты не захотел, чтобы я была далеко, а я бы не согласилась с твоей волей, то, может быть, может быть, Амрис, я бы уберегла тебя от смерти, и сделала бы это ещё столько раз, сколько она приходила бы за тобой, и ты бы жил да жил, и я бы жила, рядом с тобой, следуя за тобой, и я смогла бы показать женщине, которая сказала мне, что не будет счастлива та, что полюбит тебя: смотри, вот оно, моё счастье, ‒ так вот, после нашей предыдущей истории я решила, что я хочу уметь одно: видеть смерть на подступах, обманывать её и путать следы, ‒ чтобы у неё никогда не получалось преждевременно забирать тех, кого я люблю. Я родилась здесь, Амрис, чтобы научиться обыгрывать смерть.

Рэй умолкает и делает ещё глоток компота. Её руки дрожат. Я беру её свободную руку в свои и подношу пальцы к губам.

‒ Ты знаешь, Кан-Гиор тогда тоже очень тяжело пережил мою смерть. Принял решение «я без него не могу», вскоре умер и остался ещё на один круг на Земле, чтобы отменить своё решение и восстановить наслаждение жизнью и свою полную силу. Он, кстати, достиг заметных высот в исцелении следов тех событий ‒ не только для себя, но и для других.

‒ Ты предлагаешь мне обратиться за психотерапией к Кан-Гиору? ‒ брови Рэй взлетают, а тон таков, будто она не верит своим ушам.

‒ Может быть. Может быть, когда-нибудь, поговорить с ним о том, как я тогда умер. Я думаю, что Кан-Гиор поймёт, как мало кто другой. И одиночество, в котором ты оказалась, закончилось бы, потому что ты бы узнала, что есть ещё кто-то, кто знает вкус того же горя.

Рэй смотрит на меня долгим взглядом.

‒ Может быть. Если ты так уверен в этом, Амрис, ‒ может быть, когда-нибудь.

Кстати, о Кан-Гиоре. Была какая-то цель, связанная с ним, из-за которой я пришёл к Рэй.

А, вспомнил.

Договориться с Рэй, отдать ей кольцо для связи, и на галерее меня будет ждать Кан-Гиор.

‒ Рэй, возвращаясь к здешним делам ‒ нам нужно договориться о дальнейших действиях и о том, как мы будем поддерживать связь, пока я ещё здесь. Не думаю, что часто будет выпадать возможность вот так встречаться.

Рэй дотягивается и ставит на поднос тарелку и стакан, встаёт с моих колен. Идёт к балкону. Опирается руками на бортик чаши и смотрит в тьму снаружи.

‒ Первый день Мрака, Амрис. Уж не знаю, о чём ты предлагаешь договариваться. Я могу сказать одно: не загадывай под Мраком.

‒ Звучит зловеще, ‒ улыбаюсь я, но Рэй будто не слышит меня.

‒ И ты знаешь, Амрис? С точки зрения моего замысла я ведь очень хорошо выбрала, где и как родиться. И даже – когда родиться. Если я хочу научиться обманывать смерть, обыгрывать смерть, родиться принцессой Мрака, чтобы здесь и сейчас быть в тех обстоятельствах, в которых мы есть, ‒ очень красивый выбор. Я молодец.

Рэй сжимает бортик чаши, и руки её подрагивают.

‒ Но как ты можешь обманывать смерть, Рэй? Это же… смерть.

Рэй поворачивает голову, так, чтобы я в профиль видел, что она улыбается, прикрыв глаза.

‒ Во-первых, есть королевская магия. С помощью неё десяток человек я спасу от смерти, пару десятков – от тяжких телесных повреждений, а ещё сотни полторы – просто вытащу из-под Мрака. И они доживут до весны, посеют зерно, встретят пару, родят детей. Быть королевой Мрака, Амрис, ‒ это и свидетельствовать суд и смерть, и выводить из-под смерти. А во-вторых…

Рэй поворачивается ко мне, и в её глазах клубится Мрак. Однако на лице – улыбка.

‒ …что ты думаешь о том, чтобы натравить нашего милейшего регента на Орден Мрака? Направить его неуёмную энергию на уничтожение дестабилизирующих систему элементов ‒ а не на опоры, на которых она держится. М?

‒ Кстати, об Ордене Мрака. Что с ним сейчас? Что сейчас происходит в Альдагоре?

Лицо Рэй медленно заволакивает тонкой пеленой Мрака.

‒ Мы чувствовали со старой королевой Мрака, что готовится попытка свержения королевской власти. Стали готовиться за год. Она соткала альдагорский гобелен, я – ксесский. Так как то, что в день своего двадцатилетия я становлюсь королевой Мрака, а старая королева умирает, ‒ это закон, мы стали думать, как лучше использовать эту дату. Во дворце осталась девушка-мой двойник, копия чаши для лотереи и альдагорский гобелен, настоящий. Но без чаши он не действует. Позавчера ночью я тайно выехала из Альдагора. Вчера ночью жрецы ордена захватили дворец. Сегодня, в первый день Мрака, когда должно было начаться царствование королевы Мрака, старую королеву убили. Девушку, скорее всего, тоже убили, поняв, что это не я. Мне некуда возвращаться, Амрис. Я королева без королевства. Мрак – моё королевство.

Рэй замолкает. Новая волна Мрака течёт к её лицу. Рэй сжимает зубы, напрягает шею, зажмуривается, делает внутреннее усилие ‒ и Мрак отступает от её лица.

‒ Однако, как я поняла, у Ордена больше нет его главного ресурса ‒ того своеобразного противоядия от Мрака, которое они изобрели, ‒ Рэй фокусирует взгляд на мне, тяжело опирается руками на чашу и говорит с трудом. ‒ Ты вывез его?

‒ Да, ‒ меня беспокоит то, что с ней происходит, но я не знаю, как мне реагировать. И стоит ли. Может быть, это в порядке вещей. Королева Мрака, всё-таки. Настоящая магия.

‒ Как ты это сделал? ‒ Рэй тяжело дышит, но цвет её кожи возвращается к человеческому.

‒ Скажем так: деньги и связи. Я не только временно пребываю в теле главного по дворцовым закупкам ‒ я ещё и кое-что понимаю в торговле. В том числе на чёрном рынке.

‒ Амрит-я-знаю-что-почём-Саир, ‒ бледно улыбается Рэй. Покачивается.

‒ Я приму это как комплимент, ‒ улыбаюсь я и внимательно наблюдаю за ней. Мне не по себе от того, что с телом Рэй происходит что-то нечеловеческое, а мы ведём разговор как ни в чём не бывало.

‒ Так скажи мне тогда, о торговец-прорицатель, ‒ с трудом говорит Рэй. ‒ Что будет, если я предложу регенту направить свою неуёмную энергию на более полезное для планеты дело, чем то, чем он сейчас занимается?

Я просматриваю возможные исходы.

‒ Ты знаешь, насколько я вижу, это решит большинство наших проблем, ‒ развожу руками я, сам едва веря тому, что вижу внутренним взором. ‒ Если умело склонить регента на свою сторону ‒ например, нанести ему визит завтра с утра и сказать, что ты на самом деле приехала к нему, чтобы заручиться его поддержкой в деле государственной важности, ‒ то он перестанет беспокоиться, что все вдруг хотят лишить его власти, и отстанет и от тебя, и от Лерека. И займётся делом.

‒ Так и быть, не буду отправлять ему десерт.

Рэй смеётся, и её смех звучит неровно. Её руки крупно дрожат, и дрожь переходит на всё тело. Рэй отпускает чашу и опускается на колени, опираясь руками на пол.

‒ Рэй?

Рэй хватает ртом воздух и её смех переходит во всхлипы. Я в несколько шагов пересекаю разделяющее нас расстояние и опускаюсь перед ней.

‒ Рэй? Что с тобой и как тебе помочь?

‒ Держи меня, ‒ выдыхает Рэй. И я прижимаю её к себе и держу. Рэй бьёт дрожь, её тело выгибается судорогой и наконец обмякает.

‒ Рэй? ‒ осторожно спрашиваю я, когда судороги и дрожь прекращаются и её тело лишь колышется от глубокого дыхания.

‒ Мне нужно полежать, ‒ с трудом говорит Рэй. Я подхватываю её и отношу на кровать. ‒ Дай мне воды?

Когда я протягиваю ей стакан с водой, в глазах Рэй больше нет Мрака, и взгляд спокоен. Рэй пьёт, возвращает мне стакан и натягивает на себя край покрывала на кровати. Я ставлю стакан, укутываю её покрывалом и ложусь рядом с ней, заключив в объятие. Рэй утыкается носом куда-то между моей шеей и ключицей и дышит ровно.

‒ Ты в порядке? ‒ спрашиваю я.

Рэй кивает.

‒ Я стала думать о смерти и о Мраке и невольно начала впускать в себя Мрак. А потом решила этого не делать, но, если пустить процесс вспять, Мрак отступает со спецэффектами. Сейчас я ещё полежу ‒ и приду в себя, ‒ слабым голосом говорит Рэй и замолкает.

Я целую её в лоб и крепко прижимаю к себе.

В принципе, что делать ‒ понятно. Завтра королева Мрака идёт к регенту, они договариваются, и Мерра меняет курс с климатической катастрофы на благополучную стабильность.

На этом можно отдавать Рэй кольцо для связи ‒ может весьма пригодиться завтра ‒ и идти к Кан-Гиору. То есть, к Карне ‒ одёргиваю я себя. Пока Рэй будет налаживать отношения с лордом-регентом Ксесса, мне предстоит налаживать отношения с моим дорогим другом в женском контуре.

Ну что же. Я обещал и, более того, я хочу это сделать. Да и давно пора.

По привычке тянусь посмотреть, какой тактики будет лучше придерживаться, ‒ и вдруг понимаю, что в моём будущем этого разговора нет.

Смотрю ещё раз. Однако какие бы варианты я ни представлял, во всех случаях меня убивают по дороге на галерею. Безопасный путь открывается для меня только позже ночью. Но там этого разговора уже нет.

‒ Рэй? Мне кажется, я в ближайшее время никуда не иду. Такое чувство, что регент объявил за мной охоту. За порогом твоей комнаты меня ждёт смерть.

Кан-Гиор меня прибьёт.

После чего Карна меня испепелит.

Но перед этим меня изобретательно зарежут люди регента, поэтому мне будет уже всё равно.

Впрочем, это не помешает Кан-Гиору-Карне найти меня после смерти и прибить ещё раз.

Рэй поднимает голову, смотрит на меня искоса и улыбается.

‒ И вот я опять спасаю тебе жизнь, Амрис. Что бы ты без меня делал.

‒ Пропал бы, моя королева, ‒ улыбаюсь я в ответ.

‒ В нынешней конфигурации я мало, что могу дать тебе, милый, но я могу дать тебе ночь, когда ты можешь спать спокойно, ‒ Рэй смотрит на меня завораживающими глазами.

‒ Неужели ты думаешь, что раз сегодня такая ночь и я держу тебя в своих объятиях, я захочу спать?

И Рэй целует меня.

‒…рис! Амрис!

А? Что?

Рэй вцепилась в мою руку, и её тело полно Мраком. Мгновение мне даже не по себе: это не то мягкое женское тело, которое я только что целовал, ‒ а фигура из уплотнённого Мрака, без единого светлого пятнышка.

Что случилось?

Рэй спрыгивает с кровати и бежит к балкону. Пока я путаюсь в простынях, она уже открыла двери и вышла на балкон.

На балконе ‒ густой Мрак. Кусает кончики пальцев моей вытянутой руки, пока я на ощупь иду к Рэй. Она чернее и плотнее залившего всё Мрака, и я иду туда, где ощущаю её присутствие.

‒ Амрис!

Одной рукой она держится за перила балкона, а другую протягивает за спину, мне, не глядя. Я беру её за руку, и до меня доносится то, что ощущает она.

Над Ксессом – тишина середины ночи, но громады Мрака в небе – ревут, как стадо из тысячи львов. Величественно и горестно.

И только Королева Мрака слышит этот рёв.

‒ Это нормально, ‒ выдыхает Рэй. ‒ Так всё время бывает в ночь, когда опускается Мрак…

Рэй не сводит глаз с чего-то внизу. Я подхожу к перилам и прослеживаю её взгляд. Пока я держу её за руку, я лучше вижу через Мрак, и я могу хорошо разглядеть, что происходит на площадке внизу под балконом.

Там стоит Гина Альвара. Переводит бесцветный взгляд с меня на Рэй, опять на меня и так и останавливает его на мне.

Под этим взглядом я хочу взмолиться: «Я всё исправлю!» ‒ и одновременно я понимаю, что произошло что-то, что я исправить уже не смогу.

Рэй впивается пальцами в мою ладонь.

Гина Альвара опускает взгляд. Опускает плечи и голову, обмякает. Закрывает глаза.

И вдруг ‒ поднимает ясное лицо кМраку. На нас уже не смотрит, словно мы перестали для неё существовать. Закрывает глаза.

Её тело дёргается ‒ и как будто выпускает что-то из себя. Выпустило. Пошатывается и восстанавливает равновесие. И внезапно ‒ неестественным образом напряжённо вытягивается макушкой кверху, вытягивает шею, встаёт на цыпочки ‒ и обмякает вновь. На этот раз тело не удерживает равновесие и мягко падает на левый бок.

С минуту Гина Альвара, настоящая Гина Альвара покачивается вперёд-назад, смотря куда-то вперёд себя. А затем поднимает правую ладонь перед собой, смотрит на обе её стороны, отодвигает дальше и, вероятно, наблюдает, как кончики пальцев пропадают в Мраке. Опускает руку и поднимает голову к небу. Замирает.

И медленно ложится, спиной на камень площадки перед балконом, открываясь разворачивающемуся в небесах невиданному для Мерры зрелищу: на клубистом фоне Мрака трепещет и колышется северное сияние.

‒ Амрис, что это? ‒ строго спрашивает Рэй, всматриваясь в северное сияние.

‒ Ты говоришь с такой интонацией, будто я притащил домой бездомного котёнка, мимо которого не смог пройти, а у тебя нет намерения заводить кошку, ‒ усмехаюсь я.

‒ Ты правильно меня понял, ‒ холодно улыбается Рэй. Я вздыхаю. Насколько я понял в общении с Карной, эта фраза не предвещает ничего хорошего.

‒ Это Кан-Гиор. Или Карна, если в женском контуре. Внизу тело женщины, в котором он временно пребывал. Гина Альвара, придворная менторша принца Лерека. А северное сияние – это одна из форм, которые ему нравятся.

‒ И ты знаешь, что он делает? ‒ возмущается Рэй, всё так же вглядываясь в происходящее на небе. Я чувствую что-то через контакт с её телом, но не разбираю деталей, поэтому качаю головой. ‒ Он предлагает себя этому миру в качестве местного духа. Он понимает кое-что про суд и милость и готов встроиться в местную экосистему и участвовать в её регуляции. И самое интересное, что Мерра ‒ не против.

Смотрю этот вариант. Это, что называется, свежая мысль: становится намного больше вариантов развития событий, степеней свободы действий, а вероятность катастрофического исхода снижается на порядок. С этим можно жить. Присутствие Кан-Гиора в экосистеме Мерры её обезопасит и обогатит ‒ в том числе, как я понимаю, северными сияниями. Которые, правда, не будут здесь северными, потому что будут происходить по другим законам, чем на Земле, но это уже детали.

‒ В принципе, можно и так. С точки зрения эволюции планеты ‒ довольно благополучный вариант.

Рэй поворачивается ко мне. Её глаза целиком заполнены Мраком, поэтому я плохо понимаю их выражение, но Рэй молча, неотрывно смотрит на меня.

‒ Сейчас я закончу, и мы поговорим, ‒ сухо говорит она и вновь отворачивается к колышущемуся сиянию. Отпускает мою руку. Рёв Мрака в моих ушах обрывается. На улице по-прежнему тишина середины ночи. Тело Рэй ещё уплотняется чернотой, хотя кажется, что это невозможно. ‒ Держи меня, Амрис.

Держать?

И тут я понимаю, что она имеет в виду. Рэй хватается за перила, подтягивается, и я едва успеваю помочь ей сохранить равновесие, пока она выпрямляется, стоя на широких перилах балкона. Неодолимо притягательная своей силой. Отталкивающая заключённым в её теле концентрированным Мраком. Мне хочется отвести глаза.

Но я крепко держу Рэй за колени и бёдра и не отвожу глаз.

Рэй окидывает взглядом раскинувшееся в небе сияние ‒ от края до края. Делает медленный-медленный вдох, и как будто весь Мрак, весь окутанный Мраком мир набирает воздух для того, чтобы сказать одно-единственное слово:

‒ НЕТ, ‒ выдыхает королева Мрака, выдыхает Мрак, выдыхает планета.

Сияние замирает. Текут тягучие секунды, но ничего не происходит. Рэй стоит неподвижно, обратившись к Мраку. Замечаю, что я задержал дыхание, и напоминаю себе дышать.

И вдруг что-то меняется в сиянии. Как будто его оставляет жизнь. Как если бы пульсирующий центр, задающий узор световых волн, вынули из ткани сияния, и сияние из одушевлённого единого целого рассыпалось на миллион сиротливо мерцающих огоньков.

Кан?

Я больше не чувствую его здесь.

Мой первый порыв ‒ потянуться к нему, чтобы спросить, что произошло и где он теперь, ‒ но я вспоминаю, что оба кольца у меня.

Кан?

Более того ‒ будто пропал сигнал от него. Тот сигнал, благодаря которому я мог услышать его через вселенную, откуда угодно. Сигнал, который я ни с чем не перепутаю, потому что нитью цвета северного сияния прошита моя судьба.

Кан-Гиор?

Рэй коротко осматривает рассыпавшееся сияние, опускает голову и делает движение, чтобы спускаться. Я ловлю её и бережно ставлю на пол. Рэй перегибается через перила.

‒ Мадам Альвара! ‒ негромко окликает она лежащую внизу женщину. Та нетвёрдо и не сразу приподнимается на локтях. Рэй больше не держит меня за руку, и детали плохо мне видны. ‒ Я ‒ царствующая королева Мрака Альдагора. На рассвете зайдите ко мне. Не говорите ни с кем до этого. Сейчас идите к себе домой, примите ванну, перекусите, приведите себя в порядок, а затем – приходите ко мне. Вам понятно?

Гига Альвара, видимо, кивает.

‒ Пойдём, Амрис, ‒ говорит Рэй, почему-то… сердито? ‒ и направляется в комнату. Я смотрю на рассыпавшееся сияние, на Гину Альвару, неуклюже и неустойчиво поднимающуюся на ноги.

‒ Рэй… ‒ пытаюсь удержать её я.

‒ Амрис, пойдём, ‒ не оглядываясь, Рэй заходит внутрь.

Меня передёргивает от внезапного холода, и я иду за ней.

В комнате Рэй методично зажигает лампы. Её движения точны и сухи. Не смотрит на меня.

Что происходит?

Я открываю рот, чтобы задать этот вопрос вслух, но Рэй опережает меня. Оборачивается ко мне, и в её глазах мрачный огонь.

‒ Сядь.

Сажусь в кресло.

‒ А сейчас, Амрис, ты расскажешь мне, что такое произошло между вами, что в ответ на мой отказ принять его предложение Кан-Гиор покончил с собой.

Не сводя с меня глаз, она откладывает зажигательный прибор, заворачивается в халат. Бросает второй халат мне. Мрак стремительно покидает её тело.

‒ Я не приняла его предложение, потому что оно меняло условия задачи. У всех, родившихся здесь, есть некоторая задача, решать которую лучше всего в условиях этого мира. У меня тоже. Предложение Кан-Гиора было щедрым, и, как ты отметил, открывало благополучный вариант для эволюции планеты, но лишало смысла пребывание многих людей здесь. Поэтому я не приняла его, ‒ поясняет Рэй. ‒ Как ты верно заметил, у меня нет намерения заводить кошку.

Рэй пристально смотрит на меня. Я не понимаю, почему, но, похоже, она, скорее, довольна тем, что она видит на моём лице. Её взгляд смягчается, и она позволяет себе тонкую улыбку.

‒ Ладно, если быть точной ‒ он не покончил с собой. Он отрезал и оставил здесь основную часть своей памяти. Весь архив, в котором присутствуешь ты. А так как ваша встреча произошла довольно рано в его личной истории, это почти вся его память. Как я это понимаю? Я королева Мрака, Амрис. В поле Мрака плавает облако пришедшей в него информации. Прочитать, что происходит в поле Мрака, я уж как-нибудь смогу.

‒ То есть, он жив? ‒ на всякий случай уточняю я.

‒ Приятно, что тебя это волнует, ‒ сверлит меня взглядом Рэй. ‒ Этот мир он покинул живым. Другое дело, что он оставил здесь практически всё, что называется «Кан-Гиор», поэтому кто жив ‒ вот это вопрос.

Рэй стоит, скрестив руки, и постукивает пальцами одной руки по нижней части плеча другой.

‒ Знаешь, на что я сержусь, Амрис? Когда я сказала, что Кан-Гиор предлагает себя в качестве местного духа, единственное, что ты сказал, ‒ что это благополучный вариант.

‒ А что я должен был сказать? ‒ искренне недоумеваю я. ‒ Я посмотрел этот вариант и сообщил, что я там вижу.

‒ А то, что Кан-Гиор остаётся здесь если не навсегда, то на довольно продолжительное время, утратив человеческий контур, и непонятно, когда вы с им увидитесь в следующий раз, ‒ это тоже благополучный вариант?

Оу. Точно.

‒ Я не подумал об этом, ‒ признаюсь я.

‒ Вот именно, Амрис. Ты не подумал.

В глазах Рэй ‒ суд королевы Мрака. И, может быть, это именно то, что мне нужно сейчас.

‒ Я успела услышать из разбросанной по моему небу памяти Кан-Гиора, что ты влюбился, Амрис, ‒ продолжает Рэй. ‒ Это так?

Это тут причём? Я вздыхаю и спешно соображаю, что из истории с Перитой нужно сейчас рассказать.

‒ Скажем так: есть одна особа, которая привлекла моё внимание и взбудоражила воображение. Мне интересно встретиться с ней в будущем, если будут складываться подходящие обстоятельства. Наверное, это можно назвать и влюблённостью, но пока эта история ‒ сплошной потенциал. Но причём здесь это?

‒ Если очень грубо описывать историю отношений между тобой, мной и Кан-Гиором, то можно сказать, что ты ушёл от него ‒ от неё в женском контуре ‒ ко мне. Так?

Если вы взгляд Рэй мог прожигать дыры, я бы был на полпути к превращению в сито. Я опять вздыхаю.

‒ В таком описании нет многих важных подробностей, почему так произошло, но в общем ‒ да, так.

Рэй выглядит довольной.

‒ Ты стал прямо отвечать на простые вопросы! ‒ кивает она.

‒ Влияние Кан-Гиора, ‒ пожимая плечами я. ‒ Однако продолжай.

‒ Я сейчас являюсь женщиной номер один в твоей жизни, ‒ продолжает Рэй своё рассуждение. ‒ И в таких ситуациях, как эта, я могу видеть, как ты ведёшь себя по отношению к тем, кто стал для тебя номером два. И понимать, что меня может ждать в будущем. Например, когда актуализируется ваша история с этой новой особой.

‒ Рэй, я никогда…

Рэй взглядом заставляет меня замолчать.

‒ Ты даже не подумал, что, если Кан-Гиор остаётся здесь, непонятно, когда и как вы ещё увидитесь. Важность этого контакта для тебя такова, что тебе это просто не пришло в голову.

‒ Рэй, я…

Королева Мрака останавливает меня жестом.

‒ Далее. И сейчас ты ответишь мне честно, как есть, потому что, будучи твоей любимой женщиной сейчас, я имею право знать, что меня ждёт. Может быть, та женщина была права, и любить тебя ‒ это горе.

‒ Рэй…

‒ Вопрос такой, Амрис: что стало финальным поводом к тому, что Кан-Гиор решил самоустраниться? Он не мог это сделать на ровном месте. Он любит тебя, и для того, чтобы он выбрал отрезать память о тебе ‒ и о себе, ‒ должно было произойти что-то из ряда вон выходящее. Что?

Ладно. Пусть будет суд.

‒ Мы договорились, что в этой миссии он берёт женский контур, и мы чиним наше разнополое взаимодействие, которое сломалось незадолго до того, как мы познакомились с тобой. Кан-Гиор согласился и пришёл в женском контуре. Её зовут Карна. И тут ‒ ты. Я просчитываю более-менее благополучную схему, добываю нужный товар и бегу из Альдагора, пока я не встретился с тобой лично и к тебе не вернулась память, потому что это может нарушить твои планы на воплощение, а этого я хочу избежать. Я пересекаю границу и прихожу к Карне, чтобы… чтобы отвлечься от мыслей о тебе и сосредоточиться на миссии, но она чувствует, что что-то не так, начинает выспрашивать, и я рассказываю о том, что принцесса Мрака ‒ это ты. Карна выгоняет меня из дома, потом, правда, мы совершаем тактически удачные поступки и более-менее миримся. Приезжаешь ты, и Карна ревнует. Но финальным поводом стало то, что мы договорились, что я схожу к тебе, мы с тобой согласуем план действий, договоримся, как будем держать связь, и я вернусь. Мы договорились встретиться на галерее над внутренней площадью, куда прибыла ты. Однако я не мог сегодня никуда уйти, поэтому Карна меня не дождалась. Пришла сюда, увидела нас вдвоём и, по-видимому, решила, что будет лучше, если она самоустранится из этой истории. Я так понимаю.

Рэй не спеша обдумывает мои слова. Поворачивается к окну и всматривается в огни на небе.

‒ Нет, Амрис, не сходится. Расскажи мне про кольца. Мрак воет про кольца.

‒ Зачем мне рассказывать, если ты сама можешь посмотреть всё в поле Мрака? ‒ восклицаю я. Рэй поворачивается ко мне и молчит, на фоне Мрака и сияния. Я вздыхаю.

‒ На входе сюда я сделал два передатчика в форме колец. Одно ‒ себе, другое ‒ Карне.

‒ Почему в форме колец? ‒ перебивает Рэй.

‒ Потому что я искренне верил в то, что мы сможем построить союз, в котором нам обоим будет хорошо. Пусть даже короткий, в рамках миссии. Передатчики передавали короткие сообщения на желании увидеть другого, на стремлении к другому. Включались поцелуем. И в самом начале мы пользовались ими, а потом я увидел тебя и перестал иметь возможность пользоваться передатчиком, потому что хотел увидеть тебя, а не её. Карна присылала мне информацию о том, что происходит в Ксессе, и вариации на тему «Амрис, мать твою», потому что я не отвечал. А я не мог ответить, потому что кольца работали на искреннем стремлении к другому. Когда я рассказал, что принцесса Мрака ‒ это ты, Карна сообразила, почему я не отвечал.

‒ На этом Карна выгнала тебя из дома и правильно сделала, ‒ сверкает глазами Рэй. ‒ И что же было дальше?

‒ Дальше ты прибыла в Ксесс, и я понял, что возвращение тебе памяти повышает наши шансы на успех. Но нам нужно будет договариваться о том, как мы действуем. Я рассчитывал, что ты пригласишь меня для личной встречи, а потом нам может быть трудно встречаться, так как ты всё-таки королева, поэтому я попросил у Карны кольцо, чтобы передать его тебе для связи. И… и она его отдала. И я пообещал, что передам тебе кольцо, вернусь к ней, и мы выясним и починим наши отношения.

‒ После чего ты не пришёл. Карна прождала тебя, пошла тебя искать, увидела нас вместе и вот на этом решила самоустраниться, ‒ завершает Рэй.

Отходит от окна и тяжело опускается на стул, на котором сидела раньше вечером.

‒ И кольца у тебя с тобой?

‒ Да, ‒ отвечаю я.

‒ И ты думаешь, что я теперь приму кольцо, которое было добыто такой ценой? ‒ поднимает на меня взгляд Рэй.

‒ Мне, право, неловко говорить об этом, но объективно ‒ есть варианты, ‒ посмотрев возможные исходы, отвечаю я. ‒ У меня есть несколько шансов убедить тебя, сославшись на необходимость поддерживать связь в текущих обстоятельствах.

Рэй долго молчит.

‒ Я одного не понимаю: почему Кан-Гиор тебя не послал, когда ты предложил вернуть кольцо? Не сказал что-нибудь в духе: «Тебе нужна связь с Рэй-Йи – ты и придумывай, как её устроить».

Ответ на этот вопрос я как раз знаю.

‒ Кан-Гиор бы, конечно, послал, ‒ усмехаюсь я. ‒ Но Карна – нет.

Рэй печально кивает. И вдруг выпрямляется.

‒ Слушай, Амрис. Правильно ли я понимаю, что вы договорились об очень важной встрече, Кан-Гиор пришёл на место встречи, прождал тебя, ты под действием непреодолимых обстоятельств не пришёл, и Кан-Гиор психанул?

Я киваю.

‒ Ребят, вы вообще эволюционируете? ‒ спрашивает Рэй, смотря на меня как на чудо природы. В её глазах весёлые искорки, и я позволяю себе улыбку. ‒ Казалось бы, с времени вашей первой встречи уже прошло некоторое время.

Мне остаётся только руками развести. Рэй поднимает брови и качает головой. И опять погружается в задумчивость.

Я открываю рот, чтобы задать вопрос со своей стороны, но Рэй останавливает меня жестом, и я молчу и перевожу взгляд с Рэй-Йи на сияние за окном и обратно.

‒ Значит так, Амрис, ‒ наконец говорит Рэй, и по её тону я понимаю, что решение принято и не обсуждается. ‒ Следующей нашей встречи не будет, пока ты не найдёшь Кан-Гиора и не сделаешь то, что нужно сделать, чтобы твой друг в обоих контурах вновь захотел на тебя смотреть.

Рэй встаёт со стула и отходит к окну. Стоит спиной ко мне и смотрит на сияние.

‒ Почему? ‒ всё же спрашиваю я.

Рэй поворачивается ко мне, и её глаза смотрят одновременно мягко и безжалостно.

‒ Потому что со мной так нельзя.

Я не вполне понимаю, что она имеет в виду, и жестом приглашаю её продолжить.

‒ Амрис, ты показал мне сейчас, как ты ведёшь себя в ситуации, когда ты любишь одну женщину больше, чем другую. В отношении этой другой женщины ты позволяешь себе очень жестокие вещи. У меня нет гарантий, что в скором времени я не окажусь на месте другой женщины, а первое место в твоём сердце займёт кто-то другой, например, та девушка, которая сплошной потенциал. И это нормально! Мы развиваемся. Ты можешь влюбиться в кого-то, я могу влюбиться в кого-то. Неизвестно, как дальше будет складываться путь каждого из нас. Но одно я могу сказать тебе уже сейчас: со мной так поступать, как ты поступил с Карной, нельзя, и я не желаю видеть тебя до тех пор, пока так ты ведёшь себя с людьми, которые тебе дороги ‒ просто менее дороги, чем другие. Ты понял меня?

‒ Да, моя королева, ‒ только и могу ответить я.

Рэй-Йи смотрит на меня, и взгляд её постепенно смягчается. Наконец на её лице проявляется тонкая улыбка.

‒ Любить тебя ‒ это счастье или горе, Амрит-Саир?

Повинуясь порыву, поднимаюсь с кресла и подхожу к ней. Беру обе её руки в свои, подношу к губам и прижимаюсь к ним лбом. Закрываю глаза.

‒ Амрис, а давай ты заберёшь эту… абстрактную иллюминацию с моего неба и вернёшь её по адресу?

Поднимаю голову в недоумении. Рэй лукаво улыбается.

‒ Дай кольцо ‒ которое её.

Снимаю со среднего пальца правой руки и кладу кольцо на её протянутую правую ладонь. Рэй вглядывается в невидимый артефакт, покачивает ладонью. Прислушивается.

‒ Справедливости ради нужно сказать, что в кольцо действительно вложены любовь, нежность и надежда, ‒ удивлённо говорит Рэй.

«Я о чём и говорю!» ‒ изображаю я в воздухе руками, но Рэй продолжает слушать кольцо.

‒ Вот, как звучит твоя любовь к нему или к ней…

Рэй прикрывает глаза, и её лицо светлеет.

А Рэй выросла со времени нашей прошлой встречи. Тогда она ревновала ‒ в основном, к делу, которое я выбрал своим, ‒ а теперь она со светлым и нежным лицом слушает, как звучит моя любовь к другому существу.

Рэй открывает глаза и лукаво смотрит на меня.

‒ Не безнадёжен, ‒ оглашает вердикт она, приподнимается на носках, целует меня в щёку, и, пока я догоняю изменения в её настроении, она уже у выхода на балкон, у чаши из чёрного металла. ‒ Это та часть королевской магии, которая мало известна. В эту чашу собирается Мрак, который я отвожу от людей в ходе Королевской Лотереи. Он не может сразу вернуться на небо. Он собирается в этой чаше, я вдыхаю его и возвращаю на небо. Но эта чаша может использоваться и для других целей. Например.

Рэй опускает в чашу кольцо и дважды постукивает по внутренней стенке чаши. Замирает: одна рука ладонью на внутренней стенке, другая – на бортике.

В течение минуты примерно ничего не происходит, и я начинаю недоумевать, работает ли искомая магия, но вдруг я чувствую: что-то происходит.

‒ Иди сюда, ‒ зовёт меня Рэй. ‒ Коснись меня и смотри.

Я подхожу к ней и кладу свою ладонь поверх её ладони на бортике. И вижу.

Рассыпавшееся по Мраку северное сияние, будто пряжа, тонкой нитью опускается и наматывается на парящее в центре чаши кольцо.

‒ Красота, ‒ удовлетворённо говорит Рэй. ‒ Немного подождать ‒ и никаких инородных тел в моём небе.

‒ Ты так говоришь, «в моём небе», но ты же не единственная королева Мрака на Мерре, ‒ отмечаю я. ‒ Это просто у Ксесса и Альдагора один Мрак на две страны, но в других местах есть свои короли и королевы, своя магия и своё небо.

Рэй снисходительно улыбается.

‒ Милый, не выпендривайся. Я знаю, о чём говорю. Королевства на Мерре расположены так, что взгляд одной королевы заканчивается там, где начинается взгляд другой королевы. Или короля. Так что это моё небо ‒ когда я правлю. В другое время это небо Дневной и Ночной королев.

‒ Надо будет Кан-Гиору рассказать. Ему понравится, ‒ и тут до меня по-настоящему доходит. ‒ В смысле, сначала найти его, помириться с ним ‒ с ней, ‒ а потом уже рассказать.

Рэй улыбается краешками губ.

‒ Ты уже уходишь, да? ‒ тихо спрашивает она, не отводя взгляд от кольца в чаше. Свободной рукой я прижимаю её в себе и целую в висок. ‒ Одна-единственная ночь с тобой на целую жизнь здесь, Амрис… Это лучший во вселенной подарок на день рождения, с которого начинается моё царствование, но… Если бы не было настолько неправильно, чтобы ты остался…

Она обрывает свою мысль и смотрит на наматывающуюся на кольцо нить из северного сияния. Я могу только крепче обнять её.

Точнее ‒ не только. Но не сейчас.

Сияние в небе редеет на глазах.

‒ Ты знаешь, где искать его? ‒ спрашивает Рэй.

‒ Без понятия, ‒ качаю головой я. ‒ Правда, не могу сказать, что я сильно удивлён таким развитием событий. В то же истории, где я познакомился с девушкой-потенциалом, мы имели контакт с… одной большой силой. И когда мы вернулись на нашу базу, нас ждало послание ‒ что-то про место, куда приходят те, кто потерял память. Я его с трудом помню ‒ нужно будет поднимать архив, ‒ а Кан-Гиор сразу понял, что это про него. И взял с меня клятву, что, когда он там окажется, я за ним приду. Так что я за ним приду.

Рэй кивает.

‒ Хорошо, что так. И мне нравится, как ты говоришь ваше «мы». Держись за него.

‒ Если Кан-Гиор отрезал память до встречи со мной включительно, то оно не очень поможет мне найти его, ‒ невесело усмехаюсь я. ‒ В его воспоминаниях не осталось «мы». Оно и появилось-то не сразу! Но я придумаю, как найти его. Надо сказать, что то, что вероятность этого исхода ‒ сто процентов, очень воодушевляет.

‒ А вон его воспоминание о вашей встрече, смотри! ‒ и Рэй показывает на спускающуюся на кольцо по нити искру ‒ последнюю из больших. За ней тянется тонкий сияющий шлейф, как волшебная пыльца, ‒ и всё. И я отпускаю руку Рэй и протягиваю руку, чтобы коснуться искры ‒ пока она не опустилась к кольцу.

Я и сам не понимаю, зачем я это сделал. Это наше общее воспоминание, которое мы смотрели с обеих сторон, с которым мы работали, чтобы исцелить его и себя в нём, ‒ я знаю его наизусть. Листья дерева коорхи в последний день лета, два мальчика, которые увидели друг друга и поняли: ты, ‒ а потом один мальчик под тем же самым деревом, с разбитым сердцем, потому что второй не пришёл. Две судьбы, которые изменились и сплелись от этой встречи.

Я знаю эту историю наизусть ‒ что я хочу в ней увидеть?

А. Если Кан-Гиор решил отрезать память на этом месте, я хочу увидеть отголоски того, каким был Кан-Гиор до того, как встретиться со мной. Может быть, так я смогу его найти.

Другое дело, что чтение тонких образов из прошлого никогда не было моей сильной стороной. С прошлым легко работает Кан-Гиор, а мне последнее время куда интереснее исходы считать. Почувствовать что-то из такого далёкого прошлого ‒ я не уверен, что у меня получится.

На помощь мне приходит Рэй-Йи. Подхватывает искру воспоминания на ладонь и разворачивает ко мне тонким шлейфом отзвука того, что было до. Она так легко обращается с тем, что находится в поле Мрака, что я понимаю с новой силой: да, это её Мрак и это её небо.

До встречи со мной…

До встречи со мной Кан-Гиор был заворожён музыкой небесных сфер. Точнее, Сфер. Некоего Сопряжения Сфер. Более того, он почувствовал импульс начать быть как отдельная душа, Искра, когда до него донеслась музыка Сфер ‒ что бы это ни было. Она заворожила его настолько, что он начал быть отдельным существом и отправился навстречу ей: слушать её, познавать её, быть её передатчиком. Первое время своего бытия он ‒ бесплотный юный дух ‒ свободно приходил во влекущие его Сферы, напитывался их звучанием и находил в них своё место в качестве элемента, украшающего созвучие. Однако по мере того, как он больше взаимодействовал с миром и временем, он становился тяжелее и Сферы перестали выдерживать его.

Тогда он стал воплощаться в теле. Физически жил телом в мире, а душой сохранял связь со звучащими Сферами, мог к ним приближаться и звучать в резонансе с ними, и взгляд его был всегда направлен в сторону этих Сфер. Он уже тогда пробовал жить в мирах, где жили другие воплощённые существа, но ему не нужно было ничего, кроме музыки Сфер, достигать которой по мере накопления опыта Кан-Гиору было всё труднее и труднее.

В дальнейших воплощениях он сохранял взгляд поднятым к Сферам и пробовал приближаться к ним другими методами: изучал астрономию, физику, музыку, философию, богословие ‒ в тех мирах, где оно было, ‒ и другие тонкие мостики, которые могли бы вознести его к ускользающим Сферам. Но он и сам понимал: чем больше опыта взаимодействия с миром, тем дальше он оказывается от возлюбленных Сфер. Был момент ‒ или период? сложно понять… ‒ отчаяния, а потом Кан-Гиор смирился. Обрёл то смирение, которое «с-миром». Кан-Гиор принял, что пришла пора опустить взгляд из Сфер и посмотреть, что находится вокруг него.

Когда он опустил взгляд, под этим взглядом оказался я.

‒ Амрис, что такое «Сферы»? ‒ почему-то шёпотом спрашивает Рэй.

‒ Не представляю, ‒ улыбаюсь и так же шёпотом отвечаю я. Рэй ещё раз осматривает шлейф воспоминаний Кан-Гиора и позволяет ему стечь в кольцо. Северное сияние ушло с неба, и за окном Мрак.

‒ Кан-Гиор, конечно, большой оригинал, ‒ Рэй выглядит весьма впечатлённой. Достаёт и протягивает мне кольцо. Оно стало видимым: тонкий почти прозрачный ободок цвета северного сияния.

‒ И не говори… ‒ я надеваю кольцо на средний палец правой руки. ‒ Спасибо, Рэй. Понятнее не стало ‒ но я найду его.

Рэй поднимает на меня сверкающие глаза.

‒ Я не знаю, как прощаться с тобой, Амрис. Поэтому – просто уходи, ‒ на последнем слоге её голос дрожит. ‒ Пока я могу проводить тебя с улыбкой.

Вот сейчас.

‒ Рэй, я был бы не я, если бы позволил нашей встрече закончиться вот так.

Рэй сдвигает брови в недоумении. Я улыбаюсь.

‒ Когда ты будила меня, я на самом деле не спал. Я был в трансе и занимался перепрограммированием своего кольца. Я хочу оставить его тебе.

‒ Что оно теперь делает? ‒ осторожно спрашивает Рэй.

‒ А это я покажу тебе, если ты примешь его, ‒ улыбаюсь я.

‒ Амрис, ‒ в глазах Рэй нежные смеющиеся искорки. Кажется, она понимает, к чему я клоню. ‒ Неужели ты хочешь меня окольцевать?

‒ О да, ‒ с удовольствием подтверждаю я.

‒ Мне так интересно, что теперь делает кольцо, что я согласна, ‒ улыбается Рэй.

Я смеюсь, снимаю с левой руки своё кольцо и надеваю на безымянный палец её левой руки. Рэй поднимает руку на уровень глаз и рассматривает. Ничего не видно: кольцо абсолютно прозрачно. Рэй поворачивается ко мне и спрашивает строго:

‒ А невесту целовать ты будешь?

‒ А то.

И я целую её. Что бы она ни говорила, по её поцелую я чувствую: она довольна.

О Рэй. Только тебе решать: любить меня – это счастье или горе. А я пока сделаю то, что в моих силах сделать для тебя.

‒ Шесть. Наш шестой брак, Амрис, ‒ выдыхает Рэй, когда наш поцелуй завершается.

‒ Ты удивишься, но он окажется подолговечнее прочих.

‒ Наверняка удивлюсь. Рассказывай, что делает и как работает кольцо.

Кан-Гиор обычно встречает мои эксперименты с артефактами довольно прохладным интересом, поэтому обрести в лице Рэй благодарную аудиторию ‒ очень приятно.

– Я запрограммировал его довольно грубо считать вероятные исходы того или иного выбора. На уровне жизнь-смерть, ‒ глаза Рэй расширяются, но пусть она прибережёт свой восторг до демонстрации. ‒ Чтобы активировать кольцо, коснись его вниманием и представь, как я просыпаюсь.

– В каком теле? – озадаченно спрашивает Рэй. Об этом я не подумал. Но, по-моему, неважно.

– Просто представь, что я просыпаюсь рядом с тобой. Я имел в виду присутствие бодрого и бдительного духа, а какое тело – неважно.

– Представила.

– Теперь попробуй последовательно представить несколько разных образов действия. Например, вон стоит кувшин с водой. Представь, что ты наливаешь в чашку и пьёшь её.

Рэй сдвигает брови.

– Представила. Ничего не происходит.

– Правильно. Потому что нет опасности. Теперь попробуй представить, что ты ешь присланный лордом Теллери десерт.

– А! – восклицает Рэй и прислушивается к ощущениям.

– Что чувствуешь? Я не знаю, как это для тебя работает: для каждого индивидуально.

– Как будто мой палец сжал холодный обруч.

– Значит, так ты предчувствуешь смертельный исход. Чтобы деактивировать кольцо, представь, что я засыпаю.

Рэй задумчиво разглядывает руку.

– Сколько в нём заряда?

– Не очень много, – вздыхаю я. – Однократного применения хватает на пять просчётов разных исходов, после чего кольцу нужно подзарядиться около часа. Ничего делать не нужно – кольцо просто отдохнёт и восстановит функциональность. У меня хватило времени запрограммировать его на двадцать восемь применений. Теперь осталось двадцать семь полных применений и три исхода.

Рэй ахает.

– Амрис…

– К сожалению, я не могу остаться с тобой в этом мире, но… но в самые опасные моменты твоей жизни я буду с тобой.

– Амрис… – выдыхает Рэй и восхищённо смотрит на меня. Есть. Вот теперь можно идти. Пока я не заслужил такой взгляд, встреча с Рэй как будто была не исполнена. – Ради этого стоило выходить за тебя замуж.

Я смеюсь. Я заслужил восхищённый взгляд, но, похоже, не поразил её достаточно. И я не буду смотреть исходы, чтобы сообразить, что мне нужно сказать.

Я и так знаю.

‒ Рэй-Йи, ‒ она чувствует перемену в моей интонации и становится прямо и торжественно. ‒ Прости, что в прошлый раз я так рано и так далеко от тебя умер. Я обещал тебе быть вместе и нарушил своё обещание. И тебе пришлось прожить ещё тридцать девять лет ‒ без меня, воспоминаниями о том коротком времени, что мы были вместе.

Глаза Рэй влажно блестят.

– В этот раз я не умру. Я не могу остаться, потому что я здесь временно по заданию, но сердцем я буду с тобой.

Рэй молчит.

А потом обнимает меня крепко-крепко. Краем глаза я вижу, что она сияет.

‒ Только ‒ Амрис! ‒ восклицает она, отстранившись. ‒ Тебе нужно налаживать отношения с Кан-Гиором, а не быть сердцем со мной.

‒ Дорогая Рэй, во-первых, у меня большое сердце. А во-вторых ‒ моё семейное положение уже давно описывается словами «всё сложно» ‒ в смысле сложноустроенной системы, ‒ и я разберусь. И сделаю хорошо.

Рэй смотрит на меня пристально ‒ и, похоже, ей нравится то, что она видит внутри меня.

‒ Спасибо, Амрис, ‒ говорит она мягко и торжественно. ‒ Твои слова… закрыли дыру внутри меня, которая образовалась, когда ты тогда умер. Может быть, я обойдусь и без психотерапии у Кан-Гиора.

Она улыбается. Вот теперь хорошо.

‒ Кстати, о Кан-Гиоре. А функция связи у кольца сохранилась?

– Да. Оно по-прежнему настроено на кольцо Кан-Гиора. Тебе придётся захотеть его увидеть, чтобы передать ему короткое сообщение.

Рэй высоко изгибает левую бровь, очевидно, сомневаясь в высокой вероятности такого развития событий.

– Впрочем, я допускаю, что мне предстоит такая жизнь, что общение с Кан-Гиором станет для меня драгоценной отдушиной. Тем более, что таким образом я смогу передать привет тебе. А Кан-Гиор тоже сможет передавать мне сообщения?

– Если искренне захочет увидеть тебя, – пожимаю плечами я. Глядя, как поднимается правая бровь Рэй, когда она пытается это представить, добавляю. – Клянусь, на момент создания этих колец замысел казался мне безупречным.

– Не сомневаюсь, – качает головой Рэй. Делает паузу ‒ и обнимает меня, крепко, долго, и я понимаю, что это прощальное объятие.

‒ Я пойду, ‒ шепчу я ей на ухо. У Рэй перехватывает дыхание, и я чувствую, как она беззвучно плачет. ‒ Я с тобой. Я пойду. Я с тобой. Я пойду. Я с тобой. Я с тобой…

Рэй отстраняется. В её глазах слёзы, но она улыбается.

‒ Амрис, давай сделаем так. Я не хочу сейчас закрывать за тобой дверь и оставаться одной в пустой комнате, где только что был ты и где только что… ну, сам понимаешь. Давай мы выйдем в коридор, и ты покинешь тело Кира Альгеса там. Кир же не будет помнить того времени, которое ты был в его теле?

‒ Нет. Ну, я надеюсь, ‒ ухмыляюсь я.

Рэй смотрит на меня с шутливой укоризной и смеётся.

‒ Так что мне придётся спешно вводить его в курс дела: почему он в Ксессе, почему я в Ксессе, почему люди регента, возможно, будут стремиться его убить, и что мы делаем дальше. А потом мы пойдём к регенту. А потом придёт Гина Альвара. И ещё нужно будет заняться Лереком, который так хочет стать настоящим королём. Короче говоря, я смогу заняться делом, и мне так будет легче.

Киваю.

Рэй берёт меня за руку, и мы идём к двери. Рэй останавливается на секунду у двери, но решительно открывает её и выходит. Я иду за ней, прохожу чуть дальше и встаю напротив неё. Коридор залит Мраком, и он разлучает нас раньше, чем мой выход из тела.

‒ Люблю тебя, ‒ слышу я шёпот Рэй, тёплый в холодном Мраке вокруг. И также отвечаю шёпотом:

‒ Я с тобой.

Глава 11. Рэй-Йи

Тело Кира сводит судорогой, голова запрокидывается назад, он теряет равновесие и неловко падает. В тишине и темноте звук его падения оглушителен. Тяжело дышит.

‒ Кир? ‒ громким шёпотом окликаю его я.

Он замирает на мгновение ‒ и изнутри него прорывается глухой рык.

Клянусь Мраком, этот рык слышен во всём дворце. Сейчас сюда сбегутся все, и будет очень некрасиво.

Впрочем… пока ‒ тишина. Я не слышу ни шагов, ни голосов. Я слышу только плотную пелену Мрака вокруг. Кто решится пойти на крик, звучащий в ночь наступившего Мрака?

Вот и молодцы.

‒ Кир! ‒ хватаю его за плечо я. ‒ Кир, вы слышите меня?

Кир Альгес дёргается, замирает и приподнимается. Одной рукой хватает меня за плечо, как будто добычу.

‒ Кто это? ‒ хрипло спрашивает он.

А, точно. Ничего же не видно. Не только ночь, но и Мрак. И Кир дезориентирован.

Я пытаюсь вывернуться из его хватки, но он держит крепко.

‒ Пустите меня.

‒ Кто это? ‒ повторяет он требовательно.

‒ Королева Мрака. Пустите меня.

Рука исчезает с моего плеча.

‒ Королева Мрака? ‒ тускло звучит его голос.

‒ Вы можете встать? Пойдёмте. Нельзя здесь оставаться.

Мне самой не нравилась идея приводить Кира Альгеса в мою спальню, но идея с коридором оказалась не так хороша, как я думала.

Хватаю Кира за рукав и увлекаю за собой. Он едва удерживается на ногах, заходя за мной в мою спальню. Щурится от света ламп. Тяжело опускается на пол рядом с дверью.

‒ Вы можете использовать кресло, ‒ раздражённо отвечаю я. Кир тяжело сидит спиной к двери, закрыв глаза и приоткрыв рот. Качает головой.

Что это за раздражение в моём голосе? Человек просто приходит в себя.

Ну конечно.

Конечно, я бы хотела, чтобы внутри этого тела был Амрис и чтобы он касался меня нежно, а не хватал, как глава дворцовых закупок – желанный товар на аукционе. Но Амрис ушёл насовсем, и мне лучше не думать об этом.

И раздражение своё не показывать.

‒ Воды? ‒ предлагаю я.

Кир Альгес открывает глаза и фокусирует взгляд на мне. Обводит взглядом комнату. Опять останавливает его на мне.

‒ Королева Мрака не прислуживает тем, кто служит ей, ‒ хрипло отвечает он.

‒ Королева Мрака воистину может делать всё, что ей угодно, ‒ отмахиваюсь я. Наливаю ему стакан воды и ставлю рядом с ним. Сажусь на пол рядом с кроватью, касаясь её изножья левым плечом, лицом к двери. Сесть на кровать я сейчас не в силах. Кир жадно пьёт.

Когда он ставит стакан на пол и вновь смотрит на меня, его взгляд выглядит удовлетворительно осмысленно. Он открывает рот, чтобы, очевидно, начать задавать вопросы, но я останавливаю его жестом.

‒ Мы в Ксессе. Сегодня первый день Мрака, Мрак пришёл в Ксесс. Скажите, что последнее вы помните?

Кир моргает и хмурится. Давайте же, Кир, мне сейчас очень будет нужен ваш быстрый ум.

‒ Регата, ‒ отвечает наконец Кир. ‒ Выиграла синяя команда.

‒ Две недели назад… Понятно.

Я даже не знаю, с чего начать. Это были очень бурные две недели.

‒ Почему мы в Ксессе? ‒ выручает меня Кир вопросом. Пока я соображаю, он моргает ещё несколько раз и спрашивает, с силой. ‒ Почему вы в Ксессе? Что происходит в Альдагоре?

Он приходит в себя. Прекрасно.

‒ Что вам известно о планах ордена Мрака?

‒ Кое-что, ‒ отвечает Кир, щурясь. Я так понимаю, он не собирается распространяться. Интересная манера разговаривать с королевой. Пожалуй, этот человек становится мне чуточку более симпатичным. Особенно если вспомнить…

Не думать об этом.

‒ Орден Мрака попытался провести переворот. Старая королева убита, я бежала с небольшой свитой. У меня с собой Ксесский гобелен. В этом году мы соткали два гобелена. Лотерея будет в Ксессе. Что вам известно о разработках ордена?

‒ Кое-что, ‒ Кир дёргает половиной рта. Вероятно, это обозначает улыбку.

‒ Вы вывезли всю партию из Альдагора. Вы обнаружили способ добраться из Альдагора в Ксесс накануне Мрака: не спать четыре дня, которые требуются на дорогу, и тем самым сохранить запас удачи.

‒ То-то я обнаруживаю, что спать хочу… ‒ поднимает одну бровь Кир.

Не совсем поэтому, но не думать об этом.

‒ Это было уже некоторое время назад. С тех пор вы успели продать лекарство от Мрака ксесскому консультативному совету по Мраку, угодить за решётку, поссориться с регентом Ксесса, выторговать собственное освобождение, объявить ксесского принца королём, ещё раз поссориться с регентом Ксесса, спасти меня от отравления, дважды, и избежать покушения, организованного на вас регентом.

Кир поднимает вторую бровь и постукивает суставом указательного пальца по губам.

‒ Раз я продал всё лекарство консультативному совету, я должен быть баснословно богатым человеком ‒ правильно я понимаю?

Забери меня Мрак. Мальчишки и их большие деньги.

‒ Насколько мне известно, лекарство продали вы, однако деньги за него получила Гина Альвара.

Мне нравится наблюдать изумление на его лице.

‒ Кто? ‒ он встряхивает головой. ‒ Неважно, кто. Почему?

‒ Это мне неведомо, ‒ краешками губ улыбаюсь я. ‒ Но я вас с удовольствием познакомлю, чтобы вы могли выяснить.

Кир Альгес прижимает пальцы обеих рук к вискам и несколько секунд молчит. Впивается взглядом в меня.

‒ Ваше величество, прошу меня простить. Я плохо соображаю и задаю глупые вопросы. Прежде всего…

Из-за двери слышатся осторожные и торопливые приближающиеся шаги. Я поднимаю ладонь, и Кир обрывает свой вопрос. Вглядывается в моё выражение лица. Бесшумно встаёт, оглядывается. Делает широкий шаг к подносу с грязной посудой, берёт нож и неслышно возвращается к двери. Берёт нож наизготовку.

Соображает, однако.

Шаги приближаются и останавливаются у двери.

‒ Ваше величество! ‒ негромкий девичий голос за дверью. ‒ Ваше величество!

‒ Мика! ‒ с облегчением выдыхаю я. Кир Альгес щурится и коротко качает головой.

А ведь он прав. Рано расслабляться. Это моя служанка, однако… однако мы в Ксессе, и здесь есть влиятельные фигуры, которые мне не рады.

Кир машет рукой, давая мне знак встать так, чтобы между мной и дверью был он. Хорошая идея, и я следую ей. Кир кивает.

‒ Мика, заходи, ‒ ровным голосом приглашаю я.

Дверь открывается. Кир делает выпад вперёд, нож касается горла Мики ‒ и тут же Кир отступает, убирая нож.

Мика запоздало ахает. Её длинные рыжеватые волосы небрежно собраны в хвост, на ней ночной халат. Девушка выглядит сонной и взволнованной.

‒ Ваше величество, что случилось? Мы слышали ужасный крик.

‒ Почему около покоев королевы нет охраны? ‒ спрашивает Кир Альгес, вновь становясь между девушкой и мной.

‒ Но, ваше величество, ‒ девушка выглядывает из-за плеча Кира, пытаясь встретиться со мной взглядом. ‒ Вы же сами приказали убрать охрану и слуг поблизости на время визита Кира Альгеса к вам.

Кир Альгес стоит очень недвижно. В эту секунду я рада, что не вижу его выражения лица.

‒ Визит Кира Альгеса закончен. Произошли события, и нам нужно было поговорить о них без лишних ушей.

‒ Но крик! ‒ возвращается Мика к своему вопросу. ‒ Мы слышали крик. Всё ли в порядке?

‒ Да. Кир Альгес счастливо избежал покушения. Под Мраком плетутся страшные намерения, однако слишком сильно действие Мрака, чтобы они успешно воплотились. Не нужно загадывать под Мраком даже убийств. Тем более, в непосредственной близости от меня.

В последней фразе есть доля блефа, однако выражение лица Мики смягчается: почему-то на людей мои рассуждения о Мраке обладают успокаивающей силой. А доля блефа и легенды в текущих обстоятельствах не помешает.

Я кладу ладонь на плечо Кира Альгеса.

‒ Благодарю вас, Кир. Мика на нашей стороне.

Кир Альгес делает шаг в сторону. Нож опускает, но никуда не убирает.

‒ Мика, у меня будет к тебе несколько поручений. Первое – верни охрану к моим дверям. Второе – найди Гину Альвару, пусть она придёт сюда как можно скорее. Гина Альвара – это менторша принца. В смысле, короля Лерека. Она может быть где-то во дворце или неподалёку от него. Её нужно срочно найти и прислать ко мне. Третье. Нужно передать послание регенту Ксесса: что я запрашиваю срочный чрезвычайный совет с участием регента, короля, Гины Альвары, председателя консультативного совета Мрака со стороны Ксесса и меня и Кира Альгеса со стороны Альдагора. Чем раньше, чем лучше. Желательно до завтрака. Есть вопросы, ответы на которые не могут ждать. Пусть пришлёт мне письменное подтверждение, если он согласен. Всё понятно?

Мика кивает, но взгляд у неё испуганный. Хорошо.

‒ Бегом. Только осторожно под Мраком.

Мика коротко кланяется, выходит за двери и бежит. Я выдыхаю и поворачиваюсь к Киру Альгесу. Его лицо непроницаемо. В правой руке он продолжает расслабленно держать нож.

‒ Ваше величество, с моей стороны в высшей степени неучтиво задавать столько вопросов королеве, однако я должен знать. Что со мной произошло, что я ничего не помню после регаты, однако оказался в самом центре событий государственной важности?

Я выдерживаю его пронзительный взгляд. Я предчувствовала этот вопрос и успела подумать над правдоподобным ответом на него.

‒ В этом году особенный Мрак, Кир. Правление старой королевы закончилось, правление новой королевы начинается. В воздухе разлито много магии Мрака. Такое бывает редко и такого не было уже давно, поэтому мало тех, кто знает о такой магии, и ещё меньше тех, кто помнит, как что-то подобное происходило, однако иногда, очень редко, в особенные годы, такие, как этот, бывает такое, что часть магии Мрака овладевает людьми и заставляет ихсовершать удивительные вещи, о которых они потом не помнят. В этом году такая магия Мрака коснулась вас в Альдагоре и Гину Альвару в Ксессе. Однако наступил Мрак, и действие этой особой магии закончилось.

К моему удивлению, на этом моменте моего объяснения Кир зевает. Во даёт.

‒ Недопустимая неучтивость с моей стороны. Прошу меня простить, ваше величество, ‒ торопливо говорит он и зевает ещё раз.

Я смеюсь, и Кир тоже усмехается.

Такой формат временного присутствия, как Амрис и Кан-Гиор в этот раз проделали, ‒ это очень безответственно, как по мне. Я понимаю, что они бережны и хорошо продумывают, в чьё тело вселяться, чтобы не помешать своими действиями замыслу человека на эту жизнь, однако… не было бы здесь меня ‒ с вернувшейся памятью и полным пониманием ситуации, ‒ забери меня Мрак, какой же получился бы бардак. И мне нужно будет ещё потрудиться, чтобы его избежать.

‒ Магия Мрака, значит, пала на меня ‒ и эту женщину из Ксесса, которая получила деньги за самый дорогой в двух королевствах товар, ‒ медленно говорит Кир Альгес, как будто пробуя слова на вкус.

‒ Верно.

‒ Сделал ли я ещё что-то, о чём я не помню, но о чём мне стоило бы знать? ‒ ровным голосом спрашивает Кир.

‒ Дайте подумать… ‒ вроде бы я перечислила всё основное, что узнала от Амриса о его подвигах, но я могла что-то упустить.

‒ Даже не так, ‒ впивается в меня взглядом Кир, и я вдруг осознаю, что он продолжает держать нож, хотя он не делает ни единого движения, которое намекало бы на угрозу. ‒ Вы сказали Мике, что пригласили меня для обсуждения недавних событий без лишних ушей, и я не помню этого разговора. Сейчас мы вновь обсуждаем недавние события, только теперь я осознаю себя. Прошу прощения за дерзкий вопрос, однако для чего вам нужно было проводить два разговора со мной ‒ со мной без памяти и со мной с памятью? В чём разница между ними? Моя жизнь может зависеть от этого.

Я улыбаюсь.

‒ Можете считать, Кир, что до того, как вы пришли в себя, я общалась не с вами, а с овладевшей вами магией Мрака. А теперь я разговариваю с вами. Если я вспомню что-то важное, что имеет отношение к делу, я непременно вам скажу.

Кир Альгес вглядывается в моё лицо, но мне спокойно: то, что я сказала, очень близко к правде. Наконец Кир коротко кланяется.

‒ Как скажете, ваше величество.

Снаружи к двери приближаются стук и лязг железа и шаги. Кир втягивает носом воздух.

‒ Четверо, ‒ шепчет он. ‒ Либо это ваша гвардия, Ваше величество, либо вам потребуется применить какую-нибудь древнюю магию Мрака, чтобы вы остались в живых.

‒ Чтобы мы остались в живых, ‒ поправляю я.

‒ Поверьте, вы переживёте, если меня убьют, но мир не переживёт, если погибнет королева Мрака, ‒ мрачно усмехается Кир. Думать об этом неприятно, но он прав. Моя жизнь – самая драгоценная жизнь в двух королевствах. Может быть, вообще на планете.

Мне нравится, как это звучит.

Мне, правда, интересно, откуда он взял эту идею, что мир не переживёт, если погибнет королева Мрака. Эту идею принёс и озвучил Амрис, разве нет? Может ли быть такое, что у Кира всё же остались воспоминания из того времени, когда в его теле был Амрис?

Шаги приближаются.

‒ Рэй, ‒ вполголоса говорит Кир Альгес. Я невольно вздрагиваю. Он не сводит с меня глаз и удобнее перехватывает нож.

‒ Кто идёт? ‒ королевским голосом спрашиваю я.

‒ Королевская гвардия! ‒ слышу я знакомый голос её главы, Ормунда Альдероса. Под его защитой я бежала из дворца Альдагора, и он же тайно организовал лошадей и немного припасов в дорогу.

Могу ли я ему довериться?

Открываю дверь и выглядываю. Лица стражников мне знакомы, Ормунд выглядит раздражённо и взволнованно.

‒ Ваше величество, ‒ говорит он громким шёпотом. Оглядывает меня. ‒ Вы в порядке.

‒ Я в порядке, ‒ подтверждаю я. Я могу понять, почему я захотела выслать охрану, но всё-таки это было очень глупое решение. ‒ Здесь Кир Альгес, я ему доверяю. Вскоре придёт менторша короля Лерека, Гина Альвара. Пропустите её, когда она придёт.

Ормунд кивает. Я закрываю дверь изнутри. Мгновение собираюсь с мыслями.

‒ Знаете ли вы, что значит это слово, Кир?

Кир опускает нож и кладёт его на поднос. Качает головой.

‒ Я не знаю, ваше величество. Я даже не знаю, почему я его произнёс. Но как будто моему рту очень нравится его произносить., ‒ половиной рта усмехается он. ‒ Это очень странно звучит?

‒ Нет, это не странно звучит.

Не знаю, что ещё сказать.

‒ Однако, когда я задумываюсь о том, что значит это слово, мне кажется, что оно значит «защищать».

Смотрит на меня, вроде своим обычным пронзительным взглядом, но на дне его ‒ уязвимая, трепетная беспомощность, которой я никогда в глазах Кира Альгеса не видела. Я много раз видела профессиональное, компетентное незнание, когда он говорил в ответ на какой-то вопрос: «Ваше высочество, я не знаю ответа на этот вопрос, но дайте мне время до вечера, и я выясню», ‒ и делал пометки в блокноте. Но сейчас ‒ как будто я заглядываю в окна в хищном и деловом фасаде Кира, и смотрю на то, что за ними, а за ними ‒ его душа, вернувшаяся в свои владения после долгого отсутствия и вопрошающая: что это было? как мне жить теперь после того, что было?

И я тоже смотрю на него сквозь королевский фасад – глазами своей души.

‒ Кир, я очень боюсь сейчас. Мы в стране, где нам не рады, где регент готов убить своего внука, чтобы сохранить власть у себя. А в стране, откуда мы родом, произошёл государственный переворот, и целый орден хочет убить меня, чтобы, как кажется его адептам, получить власть над Мраком. Однако они не смогут получить власть над Мраком. Если они убьют меня и воплотят свой замысел, этот мир сойдёт с ума. Мне нельзя, ни в коем случае нельзя умирать – до того момента, как появится следующая королева Мрака. То есть, ещё не менее двадцати лет.

Вздыхаю.

‒ Мне очень нужны люди, которым я могу полностью доверять. Которые на моей стороне. Которые любят то, как устроен этот мир, и хотят, чтобы этот порядок вещей продолжался. Которые не хотят моей смерти, а хотят, чтобы королева Мрака продолжала своим бытием обеспечивать порядок вещей: справедливость и милость Мрака. Скажите, Кир, я могу вам доверять? Любите ли вы порядок вещей, присущий этому миру? Готовы ли вы служить его сохранению?

Кир усмехается.

‒ Скажу честно, ваше величество: я не любитель Мрака. Я думаю, что, чтобы любить Мрак, нужно быть королевой Мрака. Или, может быть, Ночной или Дневной королевой, которые тоже хорошо разбираются в порядке вещей, присущему этому миру. Это природное явление воистину на любителя.

Улыбаюсь и я. Кир сводит брови, прислушиваясь к чему-то внутри. Продолжает, медленно подбирая слова:

‒ Как вы знаете, ваше величество, я довольно прагматичный человек. Мне нравится, когда речь идёт о том, что можно посчитать, взвесить, измерить, оценить стоимость. Заплатить за это деньги или ‒ лучше ‒ получить за это деньги. По крайней мере, до недавнего времени я был таким человеком. Но сейчас я прислушиваюсь к ощущениям после этой странной магии Мрака, которая, как вы сказали, меня охватила, и мне кажется, что внутри меня…

Он вздыхает и опускает взгляд.

‒ …что внутри меня ‒ пустота, которая говорит: «”Рэй” ‒ это “защищать”», ‒ которая говорит: «Я тебя люблю».

Он поднимает глаза, и я с трудом выдерживаю его взгляд, полный растерянности, и тоски, и нежности.

‒ Но боюсь, что даже это не заставит меня возлюбить Мрак.

Мы обмениваемся улыбками. Я делаю шаг ему навстречу и касаюсь кончиками пальцев его груди.

‒ Спасибо вам, Кир. Боюсь, что вашей воли в произошедшем с вами не было, и ‒ спасибо, что вы позволили этому произойти.

Его улыбка стекает с лица.

‒ Хорошо, что эта магия такая редкая. Это очень жестокая магия, ‒ говорит он.

Моя рука падает.

Да, это очень жестокая магия. Если я захочу когда-нибудь разговаривать с Кан-Гиором, надо будет рассказать ему о последствиях их с Амрисом временного воплощения.

К двери приближаются шаги, и стражники одновременно стучат по полу древками… что за оружие у них было? копья? алебарды? ‒ я не обратила внимания, а, может быть, зря.

‒ Менторша принца Лерека Гина Альвара, ‒ объявляет Ормунд.

‒ Пусть войдёт, ‒ отвечаю я. Кир отступает в сторону.

Гина Альвара совсем не в том растерянном состоянии, в каком она была под балконом. Гина успела переодеться и надеть под сезонный плащ платье в альдагорском стиле с фамильными цветами: серый, сиреневый, ‒ и брошь в виде символа Мрака. Гина накрасила губы фамильным сиреневым цветом и уложила волосы в причёску, которая была популярна лет двадцать назад и сейчас выглядит чрезвычайно старомодной. Как, впрочем, и платье. Да и губы в фамильные цвета уже давно никто не красит.

Чувствую смущение: она специально наряжалась к визиту ко мне, но выглядит… почти нелепо.

Но её взгляд!

Гина смотрит на меня нежными, влюблёнными глазами, так, будто я ‒ её воплощённая мечта, долгожданное чудо. Её плечи колышутся, она восстанавливает дыхание после быстрого шага и не сводит с меня сияющих глаз.

И вдруг вздрагивает, выпрямляется и по всем правилам выполняет альдагорский большой королевский поклон. В её исполнении он выглядит как нежный танец с летящими рукавами.

Я никогда не видела, чтобы кто-то был мне настолько рад.

‒ Гина Альвара, ‒ обращаюсь я к ней, когда поклон закончен и она замерла, опустив взгляд. ‒ Вновь приветствую. Можете поднять голову и держаться свободно. Рада, что вы пришли.

‒ Ваше величество, ‒ Гина поднимает лучистый взгляд. ‒ Я мечтала когда-нибудь увидеть вас, но осознавала, что, скорее всего, это невозможно. Но вот вы в Ксессе, и моя сама заветная мечта исполняется. Пожалуйста, распоряжайтесь моими способностями и моей жизнью так, как это послужит на благо Альдагору.

Хм. Амрис совсем немного говорил о Гине Альваре, но у меня сложилось впечатление, что Гина Альвара лояльна принцу, а не королеве страны, в которой её род уже несколько поколений не жил. Впрочем, последние две недели в теле Гины Альвары действовал Кан-Гиор.

‒ Красотуля, а вы, собственно, на чьей стороне? ‒ спрашивает Кир Альгес. О, узнаю старого Кира. Ещё в Альдагоре он часто ловил висящий в воздухе вопрос и задавал его сам. Правда, в своей специфической манере.

Гина Альвара вздрагивает. Поджимает пальцы в неплотно сжатые кулаки, задерживает дыхание и как будто сжимается внутрь тела. Обводит взглядом комнату и останавливает его на зеркале. Однако с того места, где она стоит, она в зеркале не отражается. Гина тихо выдыхает, и взгляд её тухнет.

Забери меня Мрак, неужели из всего вопроса она обратила внимание на «красотулю» и теперь переживает, достаточно ли она хорошо выглядит?

‒ Это Кир Альгес, Гина. Управляющий дворцовыми закупками в Альдагоре.

‒ Я знаю, ‒ тихо отвечает она, сжимаясь под его взглядом. Спохватывается и добавляет. ‒ Ваше величество.

Кир сверлит её взглядом. Ах да, это же та женщина, у которой лежат деньги, которые он выручил за продажу лекарства от Мрака.

‒ Ну и? ‒ нетерпеливо спрашивает он.

Я вздыхаю.

‒ Гина, прошу простить Кира за неучтивость. У нас мало времени. Скоро начнётся чрезвычайный совет у короля, и я собиралась пригласить вас на него. Я думала, что вы будете представлять Ксесс, но вы сейчас пришли в альдагорских цветах, и я хочу знать, каковы ваши намерения. Но прежде есть некоторые вещи, которые вам нужно знать.

И я пересказываю то, что сообщила и Киру. Краем глаза вижу, что он слушает очень внимательно. А Гина к концу моего рассказа, кажется, и забывает, что была смущена вниманием Кира к её внешнему виду. Кончиком среднего пальца поглаживает подбородок, и смотрит рассеянно в пространство. И вдруг концентрирует взгляд на мне.

‒ Кир Альгес продал лекарство от Мрака Консультативному совету Ксесса, а деньги получила я?

Переводит взгляд на Кира, и тот всплёскивает руками.

‒ О цветок моего сердца, это воистину центральный вопрос! Неужели в двух королевствах всё же есть умная женщина, задающая правильные вопросы в правильном порядке? Не считая вас, Ваше величество, ‒ добавляет он с лёгким поклоном и улыбкой в полрта. ‒ Хотя вы не совсем женщина. Вы – Королева. Королева Мрака.

А теперь ‒ «цветок моего сердца»? Да что с ним?

Хотя подождите. Когда в этих телах были Амрис и Кан-Гиор, они спали вместе?

Ну наверняка.

Может ли быть такое, что тела Кира и Гины помнят этот опыт и нравятся друг другу?

Щёки Гины розовеют, и она робко улыбается в сторону Кира Альгеса.

Неужели женщина, которая могла бы подойти Киру Альгесу в пару, всё это время жила в другой стране?

Так, подождите, Гина задала мне вопрос. И у меня тоже есть к ней вопрос, ответ на который я хочу получить, прежде чем мы отправимся к регенту.

‒ Верно, Гина. Деньги должны быть у вас.

‒ Но почему? Мы даже не были знакомы.

‒ У меня тот же вопрос, не скрою, ‒ усмехается Кир Альгес.

Развожу руками и отвечаю с максимальным авторитетным достоинством, на которое способна.

‒ Такова была воля коснувшейся вас магии Мрака.

Кир Альгес кисло дёргает половиной рта. Гина поднимает брови.

‒ Я готова ответить на ваш вопрос, ваше величество: на чьей я стороне, ‒ медленно, но решительно говорит она. ‒ Всю жизнь я думала, что моя жизнь навсегда связана с Ксессом. Что моя судьба – быть менторшей для принца. Помогать ему становиться хорошим человеком и настоящим королём. Я никогда не ставила этот путь под сомнение. Я привыкла к тому, что я – дочь альдагорского рода, который когда-то остался в Ксессе в заложниках. И, как ни странно, представители этого рода могут заниматься таким важным делом, как обучение принца. Невероятно, если подумать. Но вот я здесь, альдагорская менторша ксесского принца. Я никогда не выбирала этого. А теперь, когда меня первый раз в жизни спрашивают, что я выбираю, я выбираю Альдагор.

Глаза Гины смотрят твёрдо и ясно. И вдруг из её облика пропадает для меня нелепость, и я любуюсь её альдагорским платьем, причёской и сиреневой помадой. Тем не менее, нужно уточнить.

‒ Что это значит, Гина? Власть в Альдагоре сейчас захвачена адептами ордена Мрака.

Гина отвечает не раздумывая.

‒ Орден Мрака – это не Альдагор. Орден Мрака ‒ это преступники, не понимающие тонкого устройства нашего мира. А Альдагор – это королевская магия, хранящая наш мир. Говоря, что я выбираю Альдагор, я имею в виду, что я выбираю служить альдагорским королевам – дневной, ночной и вам. Пожалуйста, распоряжайтесь моей жизнью на благо Альдагора.

Кир Альгес хмыкает.

‒ Только я подумал, что вы хорошо сказали про выбор, ‒ и вы опять вверяете свою судьбу кому-то.

Гина вспыхивает.

‒ Вы хотите сказать, что ваша жизнь принадлежит вам?

Кир усмехается.

‒ Дорогуша, я плохо умею вести высокопарные рассуждения о выборе. Я – торговец. Я знаю, что очень многое можно купить. Даже больше, чем мне было бы приятно думать. Я считаю, что жизнь человека имеет цену. Конечно, если человек умрёт, то нет такого продавца, которому можно было бы заплатить эту цену, чтобы вернуть его к жизни, хотя жаль, что так. Но когда я работаю на альдагорский двор, я не делаю это из благотворительского порыва. Я просто дорого продаю по частям самое драгоценное, что у меня есть, ‒ время моей жизни. И если вы хотите перестать быть ксесской заложницей, а хотите занять достойное место в жизни, вам следует больше ценить свою жизнь.

Гина улыбается краешками губ.

‒ Господин Альгес. Когда я говорю, что выбираю служить альдагорским королевам, я предлагаю им то, что нельзя купить ни за какие деньги. А у вас внутри такое есть?

Кир замирает с приоткрытым ртом. Пора прервать этот философский диспут.

‒ Гина Альвара, я принимаю ваш дар. Да поможет мне Мрак направить его на благо для Альдагора.

По лицу Гины Альвары разливается покой, а по лицу Кира Альгеса – досада. Что ж. Каждый из них хорош в своём, и что подходит одному – не подходит другому.

Снаружи вновь приближаются шаги.

‒ Ваше величество! ‒ слышится голос Мики. ‒ Регент просил передать, что ждёт вас. У меня с собой письменное подтверждение от него.

‒ Я приму, ‒ отзывается Кир, выглядывает за дверь и передаёт мне небольшой лист из плотной бумаги, сложенный вдвое.

«Извольте явиться в мой кабинет, как только вас достигнет эта записка.

Г.Т.».

Узнаю неповторимую манеру регента. Ну что же, не будем злоупотреблять терпением и гостеприимством уважаемого «Г.Т.».

‒ Пойдёмте. Нас ожидают на совет.

‒ Можете ли вы поделиться нашей переговорной позицией? ‒ поднимает брови Кир Альгес.

‒ Конечно. Я собираюсь остаться в Ксессе на время Мрака, а регента отправить в Альдагор, чтобы он зачистил его от адептов ордена Мрака.

Глава 12. Совет у регента

Я никогда не была в Ксессе и никогда не думала, что когда-нибудь здесь окажусь.

Но сейчас я здесь, и мне любопытно, как живёт эта земля, когда в ней больше нет королевской крови и власти. О осиротевшее королевство Ксесс, покажи мне, как ты живёшь.

Я иду маленькими шагами по третьему этажу королевского дворца Ксесса, окутанному Мраком, и мои спутники идут на ощупь, осторожно, а я прекрасно вижу сквозь Мрак, поэтому могу не сдерживать шаг, но иду медленно, потому что позвоночником тянусь к ядру планеты Мерра. Я ‒ одна из королев планеты, мой позвоночник – одна из её осей. Всего осей у планеты Мерры ‒ тридцать шесть. Двенадцать королевств, по шесть в полушарии, по три короля или королевы в каждом. Каждый и каждая – ось мира.

Когда на планете Мерра день, она подключается к шести дневным правителям в одном полушарии, и шесть золотых лучей тянутся из центра планеты через их позвоночники, и к шести ночным правителям в другом полушарии, и через их позвоночники тянутся шесть синих лучей. Когда дневные правители вдыхают свет мира, ночные правители выдыхают плодородную силу в земли, воды и чрева живых существ. А когда день сменяется ночью, планета Мерра отключает лучи от одних своих осей-правителей и подключается к другим. Так планета Мерра дышит. Больше всего она любит вот так дышать.

Два месяца в году планета Мерра даёт отдохнуть и очиститься своим дневным и ночным осям и подключается к алым осям королев Мрака. Не бывает королей Мрака – только королевы. Мрак подводит счёт добру и злу и обнуляет их баланс. Планета Мерра приходит в совершенное равновесие. При этом планета Мерра любит своих детей, поэтому, кроме совершенной справедливости Мрака, есть ещё и чудесная милость, которую несут королевы Мрака, уберегая от Мрака тех, кому выпал счастливый жребий.

Я вдыхаю влажный ночной воздух и пропускаю его через позвоночник к центру планеты. Я не отдельное человеческое тело, совсем недавно бывшее в слиянии с другим человеческим телом. Я ‒ часть тела планеты Мерра, я ‒ её любимая ось. Идеальным узором выстроены сквозь тело планеты ещё одиннадцать её любимых осей. Мы ощущаем друг друга, как пальцы на двух шестипалых руках, нам нет нужды встречаться лично. Мы встречаемся взглядами через горизонт, где заканчиваются владения одной королевы и начинаются владения другой. Улыбаемся друг другу. И вот сейчас улыбаемся все вместе, одновременно. Первая ночь Мрака, мы ‒ любимые оси планеты.

Однако я думаю о двенадцати королевствах и тридцати шести королях и королевах по привычке. На самом деле ‒ королевств одиннадцать, и королев и королей ‒ тридцать три. В Ксессе были обрезаны оси тела планеты, планета не может там дышать, и земля Ксесса остаётся без дыхания. Это пока не представляет серьёзной опасности, потому что совсем близко находится королевство Альдагор, в котором планета легко дышит, однако это вызывает у Мерры досаду и печаль. Планета вытягивает лучи-оси к земле Ксесса, но на поверхности планеты нет королевских тел, которые могли бы своим позвоночником эти оси поймать.

Но, может быть, есть другие подходящие тела?

Десять королев Мрака, моих сестёр-осей втягивают ноздрями Мрак, они готовы посмотреть. Планета готова рассмотреть такую возможность.

Мне нужен более глубокий уровень транса.

‒ Кир Альгес, ‒ окликаю я. Через мгновение он рядом со мной. ‒ Мне нужно сотворить заклинание, пока мы идём. Я возьму вас под руку. Держите меня крепко. Останавливаться не будем.

Я тянусь к его локтю, но Кир быстрее: он равняется со мной, левой рукой берёт меня под левый локоть, а правую протягивает вдоль спины и подхватывает ею мой правый локоть.

У меня перехватывает дыхание. Он слишком близко. Когда я ощущаю рамку, которую он создал своим движением, мне кажется, что я могу опереться на неё всей собой. Каким счастьем было бы сделать это, если бы внутри тела Кира был мой любимый муж. Как мучительно ощущать, что меня держит не он. Я жалею, что попросила об этом Кира.

Один способ прервать мучение ‒ втянуть ноздрями Мрак и нырнуть к ядру планеты и её бездомным осям.

Я наблюдаю очень странную картину. На период Мрака дневные и ночные оси обычно неактивны и возвращаются в ядро планеты. А пульсируют и держат тело планеты – оси королев Мрака. Однако в Ксессе сейчас всё не так. Вместо того, чтобы нежиться в ядре планеты, золотая ось дневного дыхания и синяя ось ночного дыхания стучатся в подножие ксесского дворца, но не могут выйти наружу. А алая ось Мрака ‒ наоборот, свёрнута в ядре планеты и сладко спит. Впрочем, я могу это понять: сейчас в Ксессе активная моя алая ось, во второй необходимости нет.

Может ли быть такое, что в Ксессе есть люди, которые могут выдержать ось мира?

Я целую золотую сестру-ось и прошу её показать, к чему она стремится.

И вижу, и все другие десять сестёр Мрака видят, а двадцать два дневных и ночных правителя слышат, что золотая ось стремится к тонкому юноше в кабинете регента, который страшно боится внутри, но вслух распоряжается, чтобы рядом со столом регента был поставлен трон для него. А его предусмотрительный дворецкий уже распорядился о том, чтобы подготовили подходящее кресло, поэтому со стороны выглядит так, что распоряжение юноши Лерека исполняется мгновенно.

Лерек. Всё-таки Лерек.

Но как это может быть возможно? Чтобы быть осью мира, нужно принадлежать к королевскому роду. А род Лерека – род тех, кто уничтожил ксесскую королевскую династию.

Я оглядываю Ксесс глазами планеты, тянущейся к человеку, который может стать любимой осью планеты. Нет, Ксесс пуст. Только во дворце пульсируют две фигуры, привлекающие интерес планеты. Юноша Лерек и… и я вдруг понимаю, кто второй человек, способный принять ночную ось дыхания планеты.

Единственный человек, в котором течёт та же кровь, что и в юноше Лереке.

Сиятельный лорд-регент Грегор Теллери.

К нему стремится синяя, как упоительная ночь середины лета, ось дыхания планеты.

Подождите. Неужели всё же возможно, чтобы сменялась королевская династия, чтобы, забери меня Мрак, мужчины, свергнувшие и уничтожившие совершенных правителей, возлюбленных осей планеты, становились королями?

Моё изумление катится эхом по взглядам сестёр, по всей поверхности планеты. И планета вздрагивает и показывает, как и какой ценой этой возможно. Что ждёт юношу Лерека, если он станет королём. Что ждёт старика Грегора Теллери, если он станет королём.

Перед тем, как потерять сознание, я успеваю подумать, что Мерра правда знает толк в справедливости и милости.

Когда я открываю глаза, я лежу, и на меня обеспокоенно смотрит Кир Альгес.

‒ Рэй? ‒ едва заметно слышно спрашивает он.

‒ Не надо называть меня так, Кир, ‒ негромко отвечаю я и пробую подняться. К моему удивлению, у меня не получается это сделать: оказывается, Кир Альгес держит меня на руках. ‒ О, Кир, пустите меня.

Кир Альгес очень бережно ставит меня на ноги и, как и раньше, придерживает меня за локти. Я стою на ногах довольно устойчиво, но замечаю, что моя кожа совсем чёрная. Являться ли в таком виде к регенту?

Кстати, где мы?

Я незнакома с большей частью ксесского дворца, но похоже, что мы пришли: мы находимся напротив резных дверей, а Ормунд Альдерос, глава моей гвардии, уже подготовил и разложил золотой куб – мой трон.

‒ Спасибо, Кир, ‒ говорю я и пожимаю его предплечье. Он отпускает меня, и я направляюсь к кубу. Краем глаза замечаю, что Кир покрылся испариной и, отпустив меня, едва заметно водит плечами и руками, расправляет тело. Как долго я была без сознания? Как долго он держал меня на руках?

Усевшись на кубе, я перевожу дыхание и вспоминаю увиденное в трансе. Да, похоже, это меняет нашу переговорную позицию. Надеюсь, что в лучшую сторону.

Я подношу чёрную ладонь к лицу и прижимаю к губам подаренное мне кольцо.

О возлюбленный муж мой Амрит-Саир, как бы ты провёл эти переговоры?

Вдруг он слышит меня?

Однако, наверное, кольца не работают через границу между мирами, и ответа нет. Немного лучше могу понять чувства Кан-Гиора, который множество раз безуспешно пытался связаться с Амрисом, пока тот думал обо мне.

А теперь я пытаюсь связаться с Амрисом, пока тот думает о Кан-Гиоре.

Ладно.

Забыть на время разговора, что я – Рэй-Йи. Сосредоточиться на том, что я ‒ королева Мрака Альдагора. Я ‒ любимая ось планеты Мерра.

‒ Доложите его величеству королю Лереку и сиятельному лорду-регенту о моём прибытии, ‒ распоряжаюсь я. Когда моя кожа чёрная, я произвожу особенное впечатление. Этим стоит пользоваться.

Двери открываются. Два стражника из моей гвардии заходят вперёд, оглядываются, возвращаются и, привычным движением подхватив куб, на котором я сижу, заносят его внутрь.

В кабинете Грегора Теллери тесно. Должно быть, когда в кабинете находится только регент, он, сидящий за своим массивным столом, производит внушительное впечатление на посетителя. Однако сейчас половину свободного пространства занимает бело-золотой ковёр, на котором стоит изящное кресло. На краешке кресла сидит юноша Лерек. Одетый в тот же бело-золотой костюм, в котором он встречал меня на площади. Интересно, спал ли он этой ночью. Что-то мне подсказывает, что вряд ли. Свет с трудом пробивается в кабинет на утро прихода Мрака. Ни светильников, ни ванночек: Мрак принято встречать, а не избегать его.

Несколько людей в чёрных плащах ютятся в углу сбоку от стола регента. Я так понимаю, что это представители Консультативного совета Мрака. Жадно и почтительно разглядывают меня. Сам регент выглядит устало, а под его взглядом могло бы скиснуть молоко.

Стражники ставят мой куб в оставшемся свободном пространстве, и полминуты все неловко передвигаются, теснясь и располагаясь в свободных углах.

Я встречаюсь взглядом с регентом и не отвожу глаз. Я не скисну, я не молоко. Я ‒ королева Мрака королевства Альдагор, я ‒ любимая ось планеты Мерра.

Регент едва заметно приподнимает брови и затем щурится, вглядываясь в меня. Смотрит на меня по-новому. Как будто он понимает: это не блажь, я действительно пришла поговорить по важному, центрально важному делу. И со мной можно иметь дело.

‒ Гина, вы… ‒ вдруг говорит юноша Лерек. На его глазах блестят слёзы. ‒ Вы хотите уехать в Альдагор? Но вы же говорили, что собираетесь остаться в Ксессе.

Мгновение я даже не понимаю, о чём он. И вижу, как регент дважды моргает, тоже как будто не понимая, что это за слова. А потом поднимает брови, едва заметно, и дёргает ртом.

И я вдруг вижу его насквозь.

Грегор Теллери на самом деле ‒ неплохой правитель. Даже ‒ правитель от природы: не зря к нему тянутся оси планеты. Самое большое его отчаяние ‒ что его земля, которой он пытается править, рассыпается в его руках. Что бы он ни делал, сила распада в земле, лишённой дыхания планеты, проглатывает его действия. Но он может хотя бы минимально отсрочивать катастрофу и продолжать обеспечивать худую и бедную, но продолжающуюся жизнь в Ксессе. Он жесток от отчаяния. Когда он смотрит на юношу Лерека, он думает, что инерции государственной системы хватит на пару месяцев после восшествия Лерека на престол ‒ ладно, в лучшем случае, до первого Мрака, ‒ а потом наступит катастрофа. Когда он смотрит на меня, он видит угрозу тому, что он успел выстроить, что хоть как-то работает в стране. Он хочет защитить то немногое, что есть.

Он никогда не признается в этом никому, но за время своего правления он лучше всех понял, как это чудовищно ‒ вырезать королевскую династию.

Больше всего его сердце болит оттого, что он ничего не может сделать, чтобы исправить это. И вынужден безуспешно пытаться справиться с последствиями чудовищного преступления.

«Он бы хотел чуда, чтобы всё стало хорошо, и чтобы он был прощён. И, любовь моя, у тебя за пазухой, кажется, как раз есть подходящее чудо».

«Амрис?!»

«Я говорил тебе, что я с тобой. Ты справишься. Ты лучше всех в мире. Но мне любопытно, поэтому я послушаю через кольцо».

Кажется, регент заметил, что с моей стороны что-то произошло, и он опять щурится, вглядываясь в меня. Интересно, что он видит. Однако в этот момент подаёт голос Гина Альвара, и я пользуюсь случаем, чтобы перевести внимание в её сторону. Мне нужно пару секунд паузы, чтобы передохнуть.

‒ Ваше величество, двадцать лет я служила вам. И вы стали таким человеком, от которого даже посреди Мрака пробивается свет. Бесспорно: вы ‒ дитя Вернувшегося Света по крови, однако я надеюсь, что мне удалось сделать что-то, чтобы помочь вашему свету раскрыться. Теперь я хочу сделать что-то для моей королевы.

Лерек смотрит на неё сквозь слёзы и пронзительно улыбается.

‒ Вы возвращаетесь в Альдагор? ‒ спрашивает регент, буравя меня взглядом.

Ну вот, началось.

‒ Нет, лорд Теллери. Пока – нет, потому что власть в Альдагоре захвачена орденом Мрака. Если я вернусь, меня убьют, и на планете начнётся климатическая катастрофа.

‒ Чего вы хотите в Ксессе? ‒ прямо и мрачно спрашивает меня регент.

И прямо и мрачно я ему и отвечу.

‒ Первое. Я ищу в Ксессе убежища. Взамен я дарую Ксессу лотерею и защиту построек от Мрака в этом сезоне.

‒ Есть и второе, ‒ с утвердительной интонацией говорит регент.

‒ Есть и второе, ‒ подтверждаю я и представляю, как Амрис держит меня крепко-крепко. ‒ Я хочу, чтобы вы отправились в Альдагор и, применив свой великий, я не шучу, великий политический талант, уничтожили Орден Мрака, сохранив жизнь альдагорских королев.

По комнате прокатывается общий вздох. Я делаю паузу. Регент смотрит на меня внимательно, но не ошеломлённо. Неужели он предполагал что-то подобное ‒ или просто хорошо держит себя в руках?

‒ Забери меня Мрак, я даже не представляю, что вы можете предложить мне, чтобы я согласился сделать это для вас, ‒ задумчиво говорит Грегор Теллери. ‒ Милая, если вы просто просите меня это сделать, то мой ответ – «нет». Вы получите убежище и будете почётным гостем в Ксессе на период Мрака и сохраните наши постройки, но потом вы отправитесь в Альдагор и встретите там свою судьбу.

‒ Грегор, ну что вы, ‒ такими темпами мы скоро перейдём на «ты». ‒ У меня и в мыслях не было просить вас сделать что-то для меня. У меня есть, что вам предложить, чтобы вы рассмотрели возможность сделать это для себя. Вознаграждением за то, что вы освободите Альдагор от присутствия ордена Мрака, будет то, что вы получите королевскую власть. Вы станете настоящим королём Ксесса.

Никто не издаёт ни звука. Краем глаза я вижу, как вытянулся и болезненно напрягся Лерек. Да, мои слова сейчас должны его довольно сильно уязвлять. Прости, трогательный юноша, у тебя светлое сердце, но ты не поможешь мне уничтожить орден Мрака. Тут нужен кто-то, для кого привычны другие методы.

Регент не спеша протягивает руку к стоящему рядом кубку, подносит его к губам и делает глоток. Не сводит с меня глаз.

‒ Настоящий король Ксесса ‒ король Лерек Первый, дитя Вернувшегося Света, ‒ отчётливо и звонко говорит Гина Альвара. У Лерека стоят слёзы в глазах и дрожат уголки губ.

‒ Благодарю вас, Гина, ‒ шёпотом отвечает он.

‒ Одно другому не мешает, ‒ пожимаю плечами я. ‒ Грегор, в какое время суток вы родились?

‒ Покойная матушка говорила мне, что я родился в полночь, ‒ отвечает регент, помедлив.

В комнате повисает задумчивая пауза. Похоже, присутствующие силятся представить Грегора Теллери младенцем. Занятное упражнение для воображения. Однако сила их воображения нужна мне для другого.

‒ «Дитя Вернувшегося Света» должно значить, что Лерек родился в первый день Света, после отступления Мрака. В королевстве должны быть три королевские фигуры: дневная, ночная, Мрака. Вы, регент, станете ночным королём, Лерек станет дневным королём. Вам больше не нужно будет бороться за власть. Вам больше не нужна будет власть, потому что в ваших руках будет королевская магия, и вы своим бытием будете воплощать закон, по которому живёт эта земля.

‒ Разрешите спросить, ваше величество, ‒ обращается ко мне один из людей в чёрных плащах. Я так понимаю, что это кто-то из местного Консультативного совета по Мраку. О созданной регентом системе советов я думаю, что это хорошая попытка, но, забери меня Мрак, за что платят зарплату членам совета по Мраку? Те астрономические деньги, которые, кстати, лежат у Гины Альвары?

Я киваю.

‒ А как же королева Мрака? В Ксессе нет королевы Мрака.

‒ Королева Мрака родится от моего союза с королём Лереком, ‒ коротко отвечаю я. Упомянутый король смотрит на меня во все глаза и заливается краской. Забери меня Мрак, неужели ему не приходило это в голову?

Пальцы регента отбивают короткую дробь по столу, и взгляды устремляются к нему.

‒ Я всю жизнь думал, что королевская магия не может возникнуть в человеке просто так. И что никто, кроме королев, королей и их потомков, не может обладать этой магией. Вы хотите сказать, что я всю жизнь ошибался?

‒ Вы не поверите, Грегор, но я тоже так думала до недавних пор. Да все так думали! Но похоже, что это было заблуждение. Дело в том, что нигде на планете давно не прерывалась королевская династия. Нигде не происходило таких печальных экспериментов, как было в Ксессе. И казалось, что то, что прервалась линия крови, непоправимо. Однако нет. Похоже, что достаточно стремиться хорошо править землёй. Вы же именно это делаете, лорд Теллери: так хорошо, как можете, стараетесь править этой землёй, лишённой благословения королевской магии. И королевская магия планеты тянется к тем, кто стремится хорошо ей править. Она готова войти в ваше тело и тело короля Лерека.

‒ Мне всего лишь нужно уничтожить орден Мрака в Альдагоре ‒ и королевская магия будет моей, ‒ приподнимает бровь регент. Мне не нравится, как это звучит. Нельзя обладать королевской магией – можно только быть любимой осью планеты. Но это неважно: как только в его тело войдёт королевская магия, он всё поймёт.

‒ Вы поняли меня верно.

Регент откидывается в кресле, скрещивает руки на груди и прикрывает глаза. Лерек сидит очень прямо и смотрит на меня во все глаза. Моё же внимание – на регенте. Впрочем – я могу позволить себе подарить одну улыбку юноше. Оборачиваюсь в его сторону и улыбаюсь. Лерек вытягивается ещё прямее и вспыхивает до кончиков ушей.

Забери меня Мрак.

‒ Знаете, что, королева? ‒ регент открывает глаза и вновь наклоняется навстречу мне. ‒ Я вам не верю. Двадцатилетняя пигалица является в моё королевство, предлагает мне ехать в её королевство освобождать его от власти узурпаторов и обещает в случае успеха неслыханные, воистину неслыханные вещи. Никогда в истории не было такого, и вдруг вы обещаете мне это. Я вам не верю.

Он вновь откидывается в кресле и скрещивает руки на груди.

Похоже, беседа идёт по плохому сценарию. Я допускала, что так может быть, но надеялась…

«Рэй, спокойно. Он не сказал “я не буду этого делать”. Он сказал “я вам не верю”. Это разные вещи. Вы перешли к этапу работы с возражениями. Подумай, как закрыть его возражения, и регент твой. Можешь немного потянуть время, не страшно, однако соображай быстро».

‒ Ваше возражение понятно, ‒ от слов Амриса мне становится жарко, и я вдруг знаю, что нужно сказать. ‒ Однако знаете, что, регент? Я тоже вам не верю. Вы говорите, что предоставите мне убежище, но вчера вы прислали мне отравленный десерт.

Распахнув глаза, юноша Лерек ахает громче всех. Регент не шелохнулся. Я продолжаю:

‒ Сразу скажу, Грегор: можете не тратить яды из вашей копилки. Поставьте передо мной сто блюд, из которых половина отравлены, и я распознаю их все. Вы хотите убрать меня, регент, потому что считаете, что я угрожаю вашей власти. Если я останусь в Ксессе на два месяца Мрака, у вас будет огромное количество возможностей меня убить. Но знаете, что, регент? Я вас не боюсь.

Я делаю паузу, чтобы мои слова успели налиться весом.

‒ Вы мне неприятны, вы мне даже противны, и ваш вчерашний поступок вызывает у меня отвращение. Но я вас не боюсь. Я вообще-то чувствую к вам большое уважение, потому что вы стремитесь хорошо править лишённой королевской магии землёй, а королевская магия ‒ единственное, что меня интересует. Это парадоксально: вы противны мне как человек, но я считаю, что вы в высшей степени достойны быть королём Ксесса, настоящим королём.

Регент по-прежнему сидит, откинувшись, со скрещенными на груди руками. Интересно, что мне сказать, чтобы он перестал закрываться от моих слов?

«Убедительно сказать, что ты не угрожаешь его власти».

‒ Я не угрожаю вашей власти, регент. У меня есть моя. Я ‒ не политическая фигура. Я ‒ королева Мрака. Нет на этой земле власти больше королевской. Только королевская власть – это не распоряжение королевской казной по своему усмотрению и возможность уничтожить любого человека, который мне не нравится. Королевская власть, королевская магия ‒ это воплощение закона, по которому живёт наша земля. У меня нет ничего, кроме неё, но её невозможно у меня отнять. Как и добавить к ней власти ‒ тоже невозможно. Мне не нужна ваша власть, регент. Мне не нужно ничего, что есть в Ксессе. У меня всё есть.

‒ Ну, кроме королевства, ‒ регент расцепляет руки и наклоняется вперёд. Кажется, получилось. ‒ Вы бежали из собственного королевства, потому что власть там захвачена предприимчивыми фанатиками.

‒ Да. И это ‒ единственное, чего я боюсь. Они нарушают закон и творят преступление. Если орден достигнет успеха в своей преступной схеме, если им удастся убить меня, Мрак сойдёт с ума. Он не уйдёт, он будет метаться по территории двух королевств, а потом и по всей земле, и вся земля будет окутана Мраком, и жизни под ним придёт конец. Нельзя этого допустить. Нельзя допустить катастрофы, которая погубит наш мир. И умирать мне нельзя, но, пока я жива, есть надежда, что этого не произойдёт.

Регент вздыхает. Усмехается и качает головой.

‒ А вы могли сразу это сказать? Я теперь понимаю, почему вы сказали, что вы ‒ не политическая фигура. Вы не умеете разговаривать.

Регент и его неповторимая манера выражаться, забери её Мрак. Дыши, Рэй. Регент тем временем продолжает.

‒ Повторю, что я не верю вашим словам про то, что я могу стать королём. Мне лестно, что вы считаете меня достойным для этого человеком, но я вам не верю. Однако тому, что вы говорите про Мрак, я верю. Вы – королева Мрака, вы разбираетесь в Мраке получше, чем весь наш консультативный совет, вместе взятый. Кроме того, мне самому противно то, чем занимается орден Мрака в Альдагоре, хотя это не моё королевство и не моё дело.

‒ Это и ваше дело в том числе, потому что у Альдагора и Ксесса общий Мрак, ‒ возражаю я. Регент раздумывает мгновение и кивает.

‒ Вы правы, соглашусь. Я не могу этого объяснить, но я легко могу представить, что успех ордена приведёт к чудовищным последствиям. Они действительно занимаются тем, что нарушает закон, по которому живёт эта земля.

Послушайте-ка, какими словами заговорил регент.

‒ Однако скажите, королева, ‒ регент вбуривается в меня взглядом. ‒ Что вы имеете в виду, когда говорите об уничтожении ордена Мрака? Вы имеете в виду физическое уничтожение его членов? Среди них много детей-послушников ‒ вы хотите, чтобы они тоже были убиты? Ведь они могут вырасти и возродить орден. А рецептура препарата? Наверняка она где-то сохранится. Орден Мрака теперь ‒ как упорный сорняк: вряд ли вы сможете когда-то его выполоть. Эта опасность теперь всегда будет с вами. Какой результат сейчас вас устроит?

‒ Ну что вы. Дети Мрака всегда были и всегда будут, это часть закона этой земли. Они не пользуются большой любовью, однако могут заработать себе на жизнь своими способностями, спрос на которые будет всегда, пока на эту землю опускается Мрак. Меня больше интересует верхушка ордена. Они должны предстать перед судом. Но если не получится взять их живыми ‒ что ж. Но важно, чтобы хоть кто-то из верхушки ордена предстал перед судом. Люди должны увидеть, что такие поступки не остаются без последствий.

‒ Мне интересно, королева: это для вас милость или справедливость? ‒ задумчиво спрашивает регент. Я отвечаю мгновенно.

‒ Если сравнить с тем, что бы я лично сделала с верховными жрецами ордена за то, что они подвергают миропорядок настоящей угрозе, ‒ конечно, милость. Но я королева потому, что закон, по которому живёт эта земля, выше моих собственных представлений или желаний. Поэтому руководители ордена встретят смерть или справедливый суд. А что касается препарата ‒ сейчас основной его запас находится в Консультативном совете по Мраку. Я бы хотела применить его для защиты от действия Мрака тех, кто отправится в Альдагор. Это будет не только справедливо, но и красиво.

Регент долго молчит.

Кладёт ладони на стол и разглядывает их. Ещё молчит.

И наконец поднимает взгляд на меня.

Коротко смеётся. Качает головой.

‒ Я не понимаю, королева. Я готов согласиться принять самое странное в моей жизни решение: отправиться в другую страну наводить там порядок. Потому что я чувствую, что происходящий там беспорядок угрожает нам всем, и в моих силах это поправить. Я не получаю с этого ничего. Я просто согласен это сделать. Вы околдовали меня, королева?

‒ Вы не правы, лорд Теллери. Вы можете не верить в то, что вы станете королём, но правда в том, что вы получите королевскую магию и королевство. И где-то в глубине себя вы знаете это, поэтому так легко соглашаетесь отправиться в Альдагор. Этот поступок будет вашей платой за королевство.

Ощущаю, как поджимаю пальцы ног в туфлях. Я не говорю здесь всей правды. Если правда то, что я увидела в своём видении, но будет не вся цена, которую заплатит регент. Но ему не обязательно знать об этом сейчас.

‒ А я, ваше величество? ‒ пронзительно печальным голосомспрашивает юноша Лерек. Я жду, когда он продолжит вопрос, но у него, забери меня Мрак, дрожат губы. Юноша, если ты хочешь стать королём, изволь хотя бы внятно сформулировать вопрос.

Поэтому я жду. И все взгляды ‒ на юноше, который борется со слезами. Наконец он овладел собой.

‒ Какова будет моя плата за королевство? ‒ звенящим голосом спрашивает юноша. Я проверяю, что я владею своим телом и лицом: прости, юноша, я не могу сказать тебе всей правды о цене, которую ты заплатишь. Но ты потом поймёшь.

‒ Вы уже заплатили свою цену за королевство, когда вашим самым большим и искренним желанием было быть хорошим королём. И когда вы смело противостояли лорду Теллери и брали власть себе. Планета слышит вас, любуется вами и готова дышать через вас.

‒ Я бы один не смог, ‒ тихо говорит Лерек. ‒ Мне очень помог господин Альгес из вашей свиты. И Гина, и господин Винценти, и мадам Реншини, и все-все-все.

‒ Опора короля ‒ в тех людях, которые за него, ‒ соглашаюсь я. ‒ Однако, когда в ваших жилах будет течь королевская магия, вы поймёте, что вы и один способны на главные в жизни планеты вещи.

Регент вновь отбивает пальцами дробь по столу.

‒ Давайте от лирических вопросов перейдём к организационным, ‒ криво улыбается он. ‒ Как сейчас попасть в Альдагор ‒ учитывая разрушительное воздействие Мрака на сколько-нибудь серьёзные и крупные намерения? Оглядываясь на прошедший год, должен сказать, что в иных обстоятельствах я бы сидел в своей библиотеке, читал исторические романы и не высовывался.

‒ Ну что вы, регент. Я вас поцелую, и всё пройдёт.

Признаюсь: конечно, я сказала это исключительно для того, чтобы пронаблюдать изумление на лице регента. Не смогла удержаться от шалости.

‒ Шучу, лорд Теллери. И, простите, получилась плохая шутка, ‒ любезно улыбаюсь я. ‒ Кир Альгес?

Кир прочищает горло. Кажется, ему тоже нужно мгновение, чтобы прийти в себя от моих слов.

‒ Слушаю, ваше величество.

‒ Что вы знаете о контрабандных перевозках людей, товаров и оружия под Мраком?

‒ Кое-что, ‒ коротко отзывается Кир.

‒ Возможно ли организовать появление во дворце Альдагора вооружённой группы людей?

‒ Не вопрос.

‒ Что? ‒ моя очередь изумиться. ‒ Альдагорский дворец – настолько уязвимое место?

‒ Всё зависит от того, у кого ключи доступа во дворец, ‒ невозмутимо отвечает Кир. ‒ Как вы говорили только что, опора королевы ‒ в людях, которые за неё.

‒ Однако, ‒ щурится регент. ‒ Если ключи доступа во дворец ‒ у вас, как вы, сударь, говорите, ‒ как же так произошло, что орден Мрака смог попасть во дворец? Только не говорите мне, что вы не знали о его планах.

Что? Кир Альгес? Мороз проходит по моей коже, и с неё слезает слой Мрака. Кир Альгес?!

Мог ли орден Мрака купить Кира Альгеса?

Мог ли Кир Альгес совершить предательство?

Повторяя вопрос Гины Альвары, есть ли внутри Кира Альгеса то, что нельзя купить ни за какие деньги?

Кир Альгес улыбается безмятежно.

‒ Мы действительно поддерживали связь с орденом Мрака, лорд Теллери. Без этого я бы не смог вывезти лекарство из Альдагора. Я знал об их планах. Они не осуществлялись, пока я был в Альдагоре, потому что ключи от дворца у меня. Однако потом, как говорит её величество королева Мрака, на меня нашло… помрачение, и я предпринял рывок в направлении Ксесса, вывозя лекарство из Альдагора. Я перестал контролировать происходящее во дворце, и произошла трагедия. Впрочем, я склонен считать, что произошедшее было неизбежно. Новой королеве Мрака должно было исполниться двадцать лет, и королевы предвидели, что старая королева погибнет. Так или иначе. Таков закон. Поэтому я вывез лекарство и, смею надеяться, ослабил орден, новая королева Мрака со свитой тоже бежала, и погибла только старая королева и несколько человек из её свиты. Это печально, однако мы отделались малой кровью. Я чувствую раздражение, когда думаю о том, что я не владел собой, пока мной владело помрачение, однако я нахожу бросок с лекарством в Ксесс остроумным решением. Хоть и имеющим определённые риски.

Кир Альгес достаёт из внутреннего кармана куртки связку ключей.

‒ Вот ключи от дворца Альдагора, дамы и господа. Эти ключи открывают подземный ход, о котором знаю только я. Строителей этого хода больше нет в живых.

‒ Неплохо, ‒ поднимает брови регент. Кир не обращает внимания и продолжает.

‒ Пройти границу между Ксессом и Альдагором не составит труда: я знаю контрабандные тропы, ‒ и не забывайте, что в Альдагоре сейчас нет Мрака. Мы можем действовать свободно. Далее мы придём к началу подземного хода, а, пройдя по нему ‒ окажемся внутри королевской башни дворца.

‒ Кир, я не вполне поняла: тот ли это путь, по которому во дворец попали адепты ордена Мрака?

‒ Да, ваше величество, вы не вполне поняли. Повторяю: этот путь – мой личный. Орден проник во дворец одним из других путей. Будем честны, ваше величество, ‒ кривится Кир Альгес. ‒ Альдагорский дворец – не самое укреплённое место. Альдагор полон магии, и ни одному человеку в своём уме не придёт в голову нападать на дворец. Охрана дворца поэтому довольно символическая, и её хватает на то, чтобы обезвреживать хулиганов и одиночных сумасшедших. Когда сумасшедших становится вооружённый отряд, охрана не может его остановить.

‒ И вы знали об этом и не доложили мне? ‒ вырывается у меня. И внутренне вздыхаю: отчитывать подчинённого при чужих – со всех сторон так себе идея. Ну да ладно. Кроме того, мне интересно, что ответит Кир.

Кир приподнимает брови.

‒ Дражайшая королева, ‒ медовым голосом отвечает он. ‒ Своё жалование я получаю за выполнение других обязанностей. Все вопросы по поводу охраны дворца ‒ к начальнику королевской гвардии.

Кир растягивает губы, повернувшись в сторону Ормунда Альдероса, который отвечает ему хмурым взглядом.

‒ …я занимаюсь дворцовыми закупками, ‒ продолжает Кир. ‒ Впрочем, в последнее время я счёл, что у дворца появилась потребность в закупке дополнительных охранных услуг, поэтому штат гвардии был увеличен на треть. По архивным данным я понял, что такая мера является обычной для года смены королевской власти, поэтому здесь нет моей особенной самодеятельности. Тем более, что господин Альдерос, естественно, в курсе. Набранные гвардейцы патрулировали город в штатском и собирали сведения о действиях ордена. Предупреждая ваш вопрос «почему я ничего об этом не знаю?», скажу, что сведения об этом содержатся в моём годовом отчёте о дворцовых закупках, который я должен был предоставить дневной королеве до наступления Мрака, однако, по всей видимости, на меня нашло помрачение и я этого не сделал. А вскоре и вовсе покинул Альдагор.

‒ Разрешите сказать? ‒ внезапно подаёт голос один из представителей Консультативного совета по Мраку. Я киваю, регент коротко взмахивает рукой. ‒ В рюкзаке с лекарством мы обнаружили папку, содержимое которой очень похоже на описанный документ. Я пошлю за ним после окончания совета.

‒ О, даже в дни помрачения я не забываю об отчёте. Вы не зря мне платите, ваше величество, ‒ усмехается Кир Альгес. Внутренним слухом слышу, как звонко смеётся Амрис.

‒ В Ксессе очень пригодились бы такие люди, как вы, ‒ говорит регент. Невероятно: он в открытую, в моём присутствии предлагает Киру Альгесу совершить измену.

‒ В Ксессе есть всего одна должность, которая меня интересует, ‒ немедленно отвечает Кир и исподлобья смотрит Грегору Теллери в глаза. ‒ Это должность регента. Я так понимаю, что она как раз в скором времени будет свободна.

Участники совета ахают и переминаются. Грегор Теллери обращает взгляд на меня. Но я ничего не могу прочитать в его глазах, кроме глубокой задумчивости и усталости. Но, похоже, он увидел в моих глазах то, на что надеялся: удивление.

‒ Впрочем, ровно в тот момент, когда она освободится, она станет и упразднена, поскольку регент – этот тот, кто правит в отсутствие королевской власти. Раз будет восстановлена королевская власть, регент будет не нужен. А вот человек, который наведёт порядок в хозяйстве после того, как единственному толковому управленцу перестанет быть интересно хозяйство, ‒ очень даже. Присылайте ваши предложения.

‒ Кир, вы соображаете, что говорите? ‒ спрашиваю я.

‒ Если я правильно понял, ваше величество, вы планируете оставаться в Ксессе. Я готов управлять любым дворцом, где есть вы.

«Это он хорошо сказал, ‒ слышу улыбку Амриса. ‒ Мне на этом нужно идти, любовь моя. Я с тобой». И он исчезает.

‒ Вы говорите, что мне в скором времени перестанет быть интересно дворцовое хозяйство. В таком случае, я рад, что успел увидеть, как её величество королева замирает с открытым ртом, ‒ улыбается регент.

Я закрываю рот и глубоко дышу. Однако регент больше не улыбается.

‒ С чего мы начнём?

Знаете, что? Мне не нравится, какие интонации они позволяют себе в мой адрес. Поэтому мы начнём с того, что я напомню всем, кто здесь главный.

Не потомки узурпатора королевского трона Ксесса, не управляющий закупками альдагорского двора, и уж тем более не все остальные присутствующие.

Главный здесь ‒ Мрак, и я – его королева.

‒ Мы начнём с того, что я защищу постройки Ксесса. Это один из первых обрядов, который проводится с наступлением Мрака.

Грегор Теллери смотрит на меня с любопытством.

‒ Требуется ли от нас какая-то помощь в этом обряде? ‒ спрашивает он.

‒ Благодарю, но помощь не требуется. Но если хотите, то я могу приоткрыть этот обряд для всех желающих.

По взглядам собравшихся я понимаю, что желающих у нас целая комната. И правильно: не каждый день увидишь настоящую королевскую магию.

Мне нужен кто-то, кто будет передатчиком на остальных. Основной выбор, конечно, между Киром Альгесом и Гиной Альварой. Их тела несколько недель носили существ из другого мира, они обладают хорошей проточностью сейчас. Если бы для роли медиума я выбирала между Амрисом и Кан-Гиором, я бы не задумываясь выбрала Кан-Гиора. Он – идеальный медиум, идеальное поле, на котором могут развернуться чужие процессы. Но я смотрю на Гину Алвару и понимаю, что она не в форме. Похоже, что встреча с новой реальностью тяжело прошла для неё.

‒ Кир Альгес, ‒ говорю я. Что я точно знаю об этом теле ‒ что оно может выдерживать мою магию.

Он едва-едва меняется в теле: его ноги чуть смягчаются в коленях. Будь у него меч, я бы сказала, что он приходит в лёгкую готовность для обороны. Или атаки.

‒ Я прошу вас помочь мне передавать образы того, что будет со мной происходить, на всех остальных. Они будут держать вас за руку, а за другую руку буду держать вас я.

Кир секунду молчит.

‒ Готовиться ли мне к тому, что это будет больно? ‒ ровным голосом спрашивает он.

Я качаю головой.

‒ Если честно, я никогда не разделяла этот ритуал с большим количеством людей, но я не думаю, что это будет больно.

‒ Ну, то есть, точно вы не знаете. Что же. Давайте попробуем.

Я помогаю всем выстроиться: к ладони вытянутой руки Кира прислоняет свою ладонь регент, к тыльной стороне ладони ‒ юноша Лерек. Остальные присутствующие хватаются за разные части предплечья и плеча. Гина Альвара своей ладонь поддерживает локоть. Кир, приподняв брови, наблюдает за живой скульптурой, в центре которой он оказался.

Я слезаю со своего куба и сдвигаю его так, чтобы всем было видно, что происходит. В королевской магии есть некоторая театральность, но я только за: в ней есть прекрасный поучительный эффект.

Я якорю вниманием руку Кира и крепко запоминаю, что мне нужно будет её взять: транс начинает овладевать мной, и мне уже трудно сохранять ясность мыслей и сосредоточенность.

Я – часть тела планеты Мерра, я ‒ её любимая ось. Да, и две другие бездомные оси танцуют совсем рядом со мной, ощущая людей, которых они жаждут пронзить. Но оси сейчас – не главное.

Я устремляюсь к ядру планеты Мерра. Если честно, даже расширенным сознанием я не знаю точно, какое ядро у Мерры: огненное? холодное? железное? алмазное? Знаю только, что, когда смотрю в трансе своим королевским взором, оно выглядит для меня ослепительно белым. Ослепительный белый шар, от которого к поверхности тянутся бесчисленные нити, несущие жизненную силу к горам, морям, рекам и полям планеты.

Рука Кира Альгеса! ‒ мелькает мысль, и я хватаюсь за Кира. Делаю волевое усилие, чтобы распространить происходящий мой процесс на других участников.

К моему удивлению, мне становится легче держать транс. Обычно он требует от меня усилия, как будто мне необходимо удерживаться под водой и не всплывать, а сейчас я ощущаю себя как будто в просторной комнате, и легко дышится. И оси танцуют, и ядро планеты пылает у моих ног.

Я приветствую ядро планеты бессловесным гимном, от которого поёт всё моё существо: «О здравствуй, отче!» ‒ и ядро вспыхивает мне навстречу. На мгновение в нём появляется цвет: по нему молнией проходит цветовая волна, оно вспыхивает всеми цветами одновременно.

Я улыбаюсь и зачерпываю из ядра свободной ладонью.

Наяву это, скорее всего, выглядит так, что я погрузила свободную руку внутрь куба, на котором сидела, и моя ладонь прошла сквозь его верхнюю поверхность. А в моём трансе я зачерпываю ладонь ослепительно белой силы из ядра Мерры и поднимаю её к поверхности.

Когда я стала такой большой? Я не заметила этого. Однако королевства Мерры для меня сейчас такие маленькие, что каждое из них я могу взять на ладонь. Я приближаюсь вниманием к Ксессу и Альдагору. В Альдагоре всё хорошо: ослепительная сила ядра пронизывает не только природные объекты, но и людские постройки. Любовь моя, вотчина моя, колыбель моя, Альдагор. Люблю тебя.

Ксесс выглядит иначе. Над Ксессом ‒ тяжёлое облако Мрака. И в Ксессе ослепительная сила, как и везде, питает природные объекты, но не постройки. Все постройки выглядят тусклыми. И видно, очевидно, как они не выдерживают разрушительного действия Мрака и дряхлеют и рассыпаются.

Моё сердце сжимается, и я подставляю под Ксесс свою ладонь, полную зачерпнутой в ядре силы планеты. Королевство вздрагивает, а через мгновение ‒ жадно пускает корни в эту силу, жадно пьёт её из моей ладони, и с каждым глотком сила вливается в каждую человеческую постройку, как будто в каждой постройке отрастает ослепительно белый хребет.

Я не знаю, сколько времени проходит, пока королевство Ксесс напитывается силой ядра планеты. Знаю, что оно очень тосковало по ней. Горсть силы с моей ладони оно выбирает до последней капли, и по нему пробегает такая же цветная рябь, как по ядру планеты. Всё. Теперь постройки Ксесса защищены, Мрак им не грозит.

«Ты мой хороший, ‒ шепчу я и поглаживаю, почёсываю, щекочу Ксесс по брюшку, как кота. ‒ Так ты истосковался. Но уже всё хорошо, теперь у тебя есть я. Я тебя не оставлю».

«Рэй», ‒ слышу я откуда-то, совсем рядом от моего тела. Чьё-то присутствие рядом со мной дрожит и прекращается. Хм, что это было?

Моя вторая рука вдруг свободна, и я приглаживаю королевство сверху. Причёсываю накрывший его Мрак ‒ первый честный Мрак за много лет. Честный, потому что в этот раз в Ксессе есть королева, которая хранит королевство, пока Мрак делает свою торжественную работу. Королевство трепещет в моих ладонях и вдруг на мгновение выгибается высокой дугой. И тут же возвращается обратно. Я знаю, что это значит. Так королевство Ксесс вспомнило, что кроме справедливости Мрака и милости королевской магии, в нём может происходить ещё и чудо – королевская лотерея.

Королевство Ксесс жаждет чуда, и я ликую, потому что вместе с этой землёй мы можем его сотворить.

«Подожди немножко, малыш, ‒ шепчу я. ‒ Скоро-скоро».

Мне следует как можно скорее приступить к подготовке лотереи.

Я постепенно вновь ощущаю своё тело. Вспоминаю, где я.

Открываю глаза.

Кир Альгес лежит на полу, головой на коленях у Гины Альвары. Похоже, что без сознания. Гина невидящим взглядом смотрит в пространство и поглаживает Кира по плечу.

Члены консультативного совета по Мраку и другие участник совета сидят вдоль стен, тяжело на них опершись, с таким же невидящим взглядом.

Регент сидит за столом, закрыв ладонями глаза и повесив голову.

Лерек сидит на своём кресле, поджав ноги, острыми коленками к груди, отвернувшись, сжавшись.

Все молчат.

‒ Как только кто-нибудь будет готов выслушать мои указания о подготовке королевской лотереи, приходите. Только назначьте какую-то комнату моей гостиной. Я не готова, чтобы все приходили в мою спальню. Впрочем… ‒ неожиданная и сладкая мысль приходит мне в голову. ‒ Приходите в тронный зал. Я буду ждать там.

Никто не шелохнулся.

Глава 13. Королевская лотерея

Лотерею устроили на третий день Мрака. Я хотела, чтобы она состоялась раньше, но согласилась с тем, что говорили регент и Кир: нужно дать людям время принести листочки со своими именами к чану, который установили в большом зале ксесского дворца.

Люди шли неохотно. Ксесс привык к отсутствию магии и к безнадёжности Мрака. Приходили в основном старики, которые, конечно же, не застали магическую королевскую династию, но в детстве слышали рассказы о ней и о королевских чудесах. Старики приводили свои семейства и хотели видеть королеву. Когда мне сообщили об этом, я решила пять часов в день проводить в зале с чаном, чтобы меня могли видеть.

Меня глубоко тронули эти старики. Они кидали в чан горсть листочков, за всё семейство, и смотрели мне в глаза острым испытующим взглядом. Удивительно: они прожили долгую жизнь, они родили и воспитали детей и внуков, но сейчас они вдруг решили довериться сказке, которую они слышали в детстве. Как сильна оказалась внутри них эта сказка!

«Ну, покажи, на что ты способна», «Мне нечего терять, а семью свою я хочу защитить», «Я так устал от жизни в Ксессе под Мраком, что, если это может защитить от разрушения, я готов попробовать», «А вдруг ты – действительно чудо?» – говорили их взгляды.

Я выдерживала их все. Я способна на большее, чем вы можете представить. Я могу защитить вас от Мрака. Я – действительно чудо.

Немногочисленные люди помоложе шли из любопытства, посмотреть на меня. Останавливались у дверей, не подходя к чану, и смотрели на меня. Я сидела неподвижно, как статуя, давая себя рассмотреть. Они тихо уходили, но после, когда меня не было в зале, приходили вновь, в этот раз с листочками.

В последний день желающих участвовать в лотерее пришло больше всего, однако чан был заполнен не более, чем на четверть. В Альдагоре он обычно бывает полон, хотя население двух королевств сравнимо. Мне кажется, в Альдагоре даже чуть меньше людей. Ну что же. Никто не говорил, что в Ксессе меня сразу будут обожать.

Для этого потребуется время.

Собираясь на лотерею, я чувствую, как по моим жилам хлещет магия: для лотереи её нужно максимальное количество. И я чувствую, как мало её потом останется. Максимальное количество магии у королевы – в первые дни Мрака, включая лотерею, а потом – остаётся лишь базовый уровень, чтобы можно было держать защиту от Мрака, а на большие чудеса сил уже нет. Я слышала это из рассказов старой королевы, а теперь чувствую так ясно, как если бы я бежала и знала, что вот ещё сто шагов смогу пробежать, а потом выдохнусь.

Но пока я бегу, и пока все чудеса – в моих руках.

Со времени совета у регента я не видела ни регента, ни Кира Альгеса, ни членов совета по Мраку. Насколько я понимаю, они были заняты обсуждением поездки в Альдагор. И, скорее всего, хотели бы поскорее уехать от меня подальше.

Однажды пришёл Лерек. Зал был пуст, и он приблизился ко мне в странной манере: он шёл, ступая ровно по одной из линий паркета, не поднимая глаз. Замер напротив меня – я расположила свой куб посередине одной из длинных сторон зала – не смотря мне в лицо. Стоял так некоторое время.

– Ваше величество король Лерек, – тихо обратилась к нему я.

Он вздрогнул, покраснел и поднял на меня радостный взгляд.

Забери меня Мрак, какое же это светлое дитя.

Забери меня Мрак, мне так жаль, что ему придётся пережить то, что я увидела в его судьбе.

– Ваше величество королева Мрака, – лучисто улыбнулся он. – Я пришёл ровно по этому поводу. Я хотел узнать, как вас зовут.

– Хм, – взяла паузу я, промаргивая изумление. – У меня было девичье имя, но после вступления на престол королева обычно меняет имя.

– Вы уже выбрали, каким будет ваше королевское имя? – с искренним интересом спросил он.

И да, и нет. Действительно, со старой королевой мы выбирали имя, но оно испарилось из моей памяти, когда я вспомнила, что моё настоящее имя – Рэй-Йи. Я колебалась, стоит ли мне использовать своё настоящее имя в воплощении, потому что я могу сделаться лёгкой мишенью, если кто-то – скажем, Орден Мрака – будет использовать моё имя в заклинаниях против меня. Однако я спросила у кольца Амриса, и кольцо молчало.

– Я буду называться именем… Рэй. Королева Рэй.

– Королева Рэй, – улыбнулся Лерек. Переступил с ноги на ногу. Помял ладони перед собой. Опомнился и спрятал руки в карманы. Вытащил из карманов и завёл за спину.

– Вы хотите поговорить о чём-то ещё? – попыталась помочь ему я.

Юноша зарделся.

– Я хотел спросить… для того, чтобы я стал королём, нам нужно будет… заключить брачный союз? – для меня не было загадкой, какой намёк он пытается сделать своим отчаянным взглядом.

– Да, ваше величество, – спокойным голосом ответила я. И тут же не удержалась. – Вы хотите продолжить обсуждение деталей здесь, в общем зале?

Юноша Лерек стал пунцовым до кончиков ушей, вытащил руки из-за спины и вытянулся стрункой.

– Нет, – выдавил он. Прокашлялся. – Но я хотел бы…

Он несколько раз сжал и разжал кулаки. Сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

– Я хотел бы, чтобы в нашем союзе была любовь. Я узнать вас, королева Рэй, и узнать, что я могу сделать, чтобы вы были счастливы в союзе со мной. Я… я хочу сделать вам подарок. Какой подарок порадует вас? Пожалуйста, подскажите.

Я слышала однажды – забери меня Мрак, кажется, давным-давно Кан-Гиор рассказал это Амрису, а Амрис рассказал мне, – что в каждом керамическом сосуде есть особенная точка: стоит легко и точно ткнуть по ней иглой или тонкой палочкой, когда сосуд наполнен водой, и сосуд рассыплется. Я не знаю, правда ли это, или байка. Но от слов Лерека мне казалось, что моё сердце сплошь состоит из таких точек.

– Гребень, – наконец ответила я. – У меня густые и кудрявые волосы, и мне нравятся прочные гребни с большим расстоянием между зубцами. Такой гребень меня порадует.

Лерек тепло улыбнулся.

– Спасибо, королева Рэй. Я найду для вас самый красивый и прочный гребень.

И ушёл.

Приходила совершенно растерянная, раскрасневшаяся Гина Альвара.

Как и молодой король, она дошла до середины зала, примерно до моего уровня, и замерла, как будто забыв, зачем пришла.

– Гина Альвара, не ко мне ли вы пришли по какому-то вопросу? – окликнула я её, улыбаясь краешками губ.

Гина вздрогнула и оглянулась. Увидела меня и отступила на пару шагов.

– Ой, ваше величество! – она сумбурно поклонилась. – Простите, пожалуйста, что помешала. Я не знаю, почему меня сюда ноги привели.

– Вы ничему не помешали, Гина, – развела я руками, указывая на пустой зал. – Как видите, никого, и я сижу и скучаю. Расскажите, что у вас случилось. Может быть, я смогу помочь.

Вы же ко мне шли, – мысленно добавила я. Гина вздохнула.

– Кир Альгес, – сказала она, уронив плечи.

Кто бы сомневался.

– Что он натворил? – сдерживая в голосе улыбку, спросила я. Гина опять вздохнула. Замялась. Но всё же сказала:

– Он сказал: «Ваша одежда никуда не годится, если вы хотите остаться при королеве. Возьмите из тех денег, которые находятся у вас, сколько надо, и закажите у приличного портного приличное альдагорское платье. Лучше два. Или пять», – Гина помолчала. – Я действительно так отвратительно выгляжу, ваше величество? Вы можете честно мне сказать?

Она подняла на меня глаза, полные боли и подступающих слёз.

– Ну что вы, Гина, – тут же улыбнулась я. – Вы не выглядите отвратительно, о нет. Мой честный ответ – действительно, ваше платье, причёска и макияж соответствуют моде, которая была в Альдагоре около двадцати лет назад, в последние годы моей предшественницы, поэтому можно сказать, что вы одеты несколько старомодно. Однако вы ведёте себя так учтиво и демонстрируете такое глубокое знание церемоний, что я искренне любуюсь вами и забываю, во что вы одеты.

– Ах, вот, в чём дело, – с видимым облегчением вздохнула Гина Альвара и улыбнулась. – Я подозревала о чём-то подобном, но мне не с кем было посоветоваться. И, честно говоря, я не очень слежу за модой…

Какая же она хорошая.

– Я думаю, Гина, что вы можете посоветоваться с моей служанкой Микой и другими девушками. Я думаю, что у них найдутся свободные платья, которые они смогут вам предложить.

– Благодарю вас, ваше величество, – Гина исполнила благодарственный поклон. Как же приятно видеть человека, чтящего полный ритуал! Полный ритуал также уже вышел из моды, а зря, зря! Может быть, стоит ввести на него моду обратно.

– Однако… – я пустила в свой тон заговорщицкую нотку, не удержалась. – Задумывались ли вы над смыслом его слов, столь вас смутивших?

Гина выпрямилась и подняла брови.

– Боюсь, что нет, ваше величество, – задумчиво сказала она. – Действительно, если подумать – так странно, что не одна из ваших девушек по вашему указанию пришла ко мне с деликатным разговором, а Кир Альгес, глава дворцовых закупок, вдруг говорит в лицо по поводу платьев! Так странно!

– А вы помните, как он обратился к вам, когда вы только встретились в моей комнате? – улыбнулась я. Гина покачала головой.

– Простите, ваше величество, я была тогда ещё немного не в себе и не помню деталей.

– Первым словом, которое он сказал в ваш адрес, было слово «красотуля», – у Гины расширились глаза. – Я думаю, что вы нравитесь ему, Гина. Я так понимаю, что он считает те деньги, которые лежат у вас, своими, и, видя, что вы хотите красиво одеться, хочет поухаживать за вами. Например, купить для вас красивую одежду. А вслух он выражает это в своей неповторимой манере.

Гина в изумлении прикрыла ладонями рот. Потом опустила руки. Потом хихикнула – забери меня Мрак, Гина Альвара умеет хихикать! – и опять прикрыла ладонями рот. Дотронулась до причёски. Опять опустила руки и сжала ладони в кулаки. Я наблюдала за ней, широко улыбаясь.

– О, – её взгляд опять стал озабоченным. – Но как же мне поступить?

Я улыбнулась.

– Ну, здесь легко. Если вы хотите принять ухаживания от Кира Альгеса – забери меня Мрак, ухаживания от Кира Альгеса! – я думаю, что вам стоит взять деньги и купить несколько платьев, украшений и туфель, в которых вы будете чувствовать себя очень красивой. И с удовольствием их носить. И намекнуть Киру, что вы приняли его подарок и ваш наряд куплен на его деньги. Ну, или деньги, которые он считает своими, хотя тут можно дискутировать, чьи это деньги. Мне больше всего нравится версия, в которой они – ваши. Я думаю, что вы сможете ими хорошо распорядиться. Если же вы не хотите принимать ухаживания от Кира, я думаю, что вы можете сказать ему что-то в духе «простите, Кир, я не могу тратить деньги, которые не принадлежат мне». Он поймёт намёк. Может быть, расстроится и как-нибудь язвительно ответит, но не рассыплется. Так что будьте честны с собой и действуйте так, как подсказывает вам сердце.

– Благодарю вас, ваше величество, – Гина совершила ещё один элегантный благодарственный поклон. Настоящее сокровище двора – Гина Альвара. – Я хорошо подумаю над вашими словами и послушаю своё сердце.

Совершив ещё один поклон, подходящий завершению беседы, она ушла.

А я видела ещё некоторое время в тишине зала и размышляла: если бы Амрис не вошёл в тело Кира, а Кан-Гиор – в тело Гины Альвары, обратили бы эти двое внимание друг на друга? Насколько настоящим можно назвать то, что между ними сейчас происходит? Ведь, чует моё сердце, Гина примет ухаживания Кира: она держала его голову на коленях, когда он потерял сознание во время общего транса, он ей нравится.

Как прав был Кир, говоря, что это жестокая магия – то, что делают Амрис и Кан-Гиор с этими временными воплощениями! Она меняет жизни людей в такую сторону, как они сами не могли бы представить. Кир, который раньше заботился в основном о том, чтобы выбить хорошую цену, теперь носит на руках королеву Мрака и ухаживает за Гиной Альварой. Гина Альвара, менторша принца, которая, наверное, уже распрощалась с надеждами на вступление в брак, хихикает, встречая знаки внимания от мужчины из другого королевства.

И королева Рэй, которая запомнила, что первым словом, которое Кир сказал Гине, было слово «красотуля», и очень старается не подать виду, почему.

Приготовления почти закончены. Утром, выглянув из зала, где накрыли завтрак, я увидела, что на площади перед дворцом привели в порядок трибуну, на которой меня встречали Лерек и регент, и вынесли чан с листочками и гобелен, растянутый на раме на колёсиках. Поставили точно, как в Альдагоре, мои люди молодцы.

А сейчас на площади уже собрались люди. И ждут меня.

Последнее приготовление с моей стороны – перчатки.

Я открываю старинный ларец, который я привезла с собой, и достаю из него две белые перчатки длиной по локоть. Белые перчатки на одетой в чёрное королеве Мрака, сверкающей чёрной кожей, – символ милости королевской магии и спасения от Мрака. Правая перчатка изношена гораздо сильнее, чем левая. Перчатки древние: я не знаю, сколько поколений королев ими пользовались.

Теперь настала моя очередь.

Я надеваю перчатки на полные магии руки и бросаю взгляд на своё отражение в зеркале. Я никогда не видела себя такой красивой. Я думаю, что это магия – чтобы все взгляды на площади были прикованы ко мне, чтобы никто не мог отвести взгляд.

Жалко, что Амрис не видит.

Ладно. Меня ждёт моя первая королевская лотерея.

Когда я выхожу на площадку перед дворцом, гул разговоров постепенно смолкает.

В углу трибуны виднеется тонкая фигура Лерека в изящном кресле, в противоположном углу – чан и гобелен. У трибуны на земле – дворцовая охрана и ксесские придворные, в числе них и Гина Альвара. А где регент? Окидываю взглядом площадь.

А, вон он. Ближе к воротам виднеются люди и кони. Регент, Кир, знакомые лица моих гвардейцев, незнакомые лица ксессцев, присоединившихся к отряду. Никого верхом – правильно: неучтиво сидеть верхом при королеве без её дозволения.

Оглядываю ключевые точки, где я ожидаю увидеть своих гвардейцев, – к счастью, они на местах. Начальник гвардии тоже на месте. Сейчас я чувствую Ксесс гораздо менее опасным для меня местом, чем до совета в кабинете регента, но я бы не хотела остаться здесь без охраны. Даже с кольцом Амриса.

Мне нельзя умирать.

Площадь выглядит полной людьми, но людей немного – человек триста, не считая придворных. Над площадью густится Мрак. Я ясно вижу сквозь Мрак, однако остальные – с трудом. Я поднимаю руки в белоснежных, ярких сквозь Мрак перчатках над головой и поднимаюсь на трибуну. Дожидаюсь, когда установится полная тишина, и начинаю.

– Я приветствую вас, люди Ксесса! Я – королева Мрака Альдагора, моё имя – Рэй. Мрак пришёл в Ксесс, и справедливость Мрака требует, чтобы каждый ответил за то зло, которое творил в прошедшем году. Однако я тоже прибыла в Ксесс и принесла с собой королевскую магию, а королевская магия приносит милость и освобождает от действия Мрака. Сегодня королевская магия будет работать для вас: я проведу для вас королевскую лотерею.

Делаю глубокий вдох и чувствую огромное удовлетворение: все взгляды на моих перчатках, на мне, и мои слова вводят слушателей в транс. Всё, как положено. Можно продолжать.

– В Ксессе давно не было королевской лотереи, и сейчас я расскажу, как она проходит. На протяжении года королева ткёт гобелен, изображающий королевство. В прошедшем году мы чувствовали большую тревогу, и старая королева соткала гобелен с изображением Альдагора, а я – с изображением Ксесса. Вот этот гобелен, – одной рукой я указываю гобелен и с удовольствием вижу, как все головы поворачиваются в его сторону, как если бы я водила кусочком колбасы перед стайкой котят. – Я буду случайным образом вытягивать листочки с вашими именами из чана и называть их. От произнесённого имени будет рваться нить на гобелене, а вы будете спасены из-под действия Мрака. Когда гобелен разорвётся, лотерея закончится.

Вспомнила: у нас в Альдагоре в этот момент барабанщик начинает отбивать барабанную дробь. Во время бегства я не взяла барабанщика с собой, и тишина звучит непривычно. Впрочем, я делаю несколько шагов к чану, и каблуки моих туфель звонко стучат. И умолкают.

Я снимаю левую перчатку и аккуратно вешаю её на край чана. Под перчаткой обнаруживается совершенно чёрная рука – только лунки и кончики ногтей белеют.

Большим пальцем левой руки я прижимаю безымянный и мизинец, а оставшиеся два пальца вытягиваю. Поднимаю руку вверх, к клубящемуся Мраку – и ощущаю, как будто я вставила в дверь ключ. Мрак приходит в движение: начинает медленно кружиться посолонь, спускаясь к моей руке, образуя гулкую воронку. И в этой воронке есть звук, дыхание. Два тона: верхний «уууу» на четыре счёта и нижний «ду» на один счёт, дальше три счёта паузы. Уууу-ду. Уууу-ду.

В чане передо мной закружились бумажки, и я знаю, что в чаше в моей комнате тоже кружится воздух. Пока в ней ничего нет, но там будут собираться струйки Мрака, отведённые от людей, которых выбрала королевская лотерея.

Вроде всё в порядке. Магия работает именно так, как мне рассказывала старая королева и как я знаю изнутри, своей королевской кровью. Можно начинать.

Я провожу перед собой правой рукой, всё ещё одетой в белую перчатку, привлекая внимание. Останавливаю её над чаном, ладонью вниз – так, чтобы всем было хорошо видно, что я не опускаю руку в чан и не выбираю бумажки сама. Ну же!

С звонким шелестом в мою ладонь влетает листочек. Есть! Всё работает. Кто же ты, первый спасённый от Мрака?

– Нифор Мисенди! – громко объявляю я.

Мне не знакомо это имя. Краем уха я слышу – громче всего я слышу, конечно, дыхание Мрака, уууу-ду, уууу-ду – чей-то возглас в толпе и другие голоса. Я не слышу, но ощущаю, как в гобелене порвалась нить. На мгновение через мою правую руку проходит нитка боли, я невольно ахаю – и я знаю, что нитка Мрака заклубилась в чаше в моей комнате.

Чтобы увести человека из-под действия Мрака, королеве нужно не только принести в жертву нитки гобелена – нужно ещё и заплатить своей болью. Но эту боль можно терпеть. Следующий! Новая бумажка в моей руке.

– Сорха Мисенди! Нифора Мисенди!

Я называю ещё несколько людей с фамилией Мисенди. Похоже, это большая семья. Возможно, семья кого-то из тех стариков, кто привёл своё семейство посмотреть на королеву Мрака. Поздравляю: ваша вера спасла вас.

– Грегор Теллери! – дыхание Мрака становится громче в моих ушах, поле зрения сужается, и я почти ничего не вижу и не слышу, кроме Мрака, который я держу кончиками пальцев, и чана с вращающимися листочками, но, кажется, что то, что сам регент решил участвовать в лотерее, вызывало некоторое оживление на площади.

Я вытаскиваю новые листочки и читаю с них имена, знакомые – Кир Альгес, мои гвардейцы, Гина Альвара, Лерек Светлый – и гораздо больше незнакомых. Гобелен мало-помалу рвётся, чаша в моей комнате наполняется нитями Мрака, Мрак дышит в моих ушах, уууу-ду, я терплю стреляющую боль и думаю о том, что потом смогу отлежаться в горячей ксесской ванне. Королевская магия работает.

В чане остаётся совсем мало листочков, когда мою левую руку, всю мою левую сторону тела простреливает холодом и сводит так, что я всхлипываю, невольно роняю руку и падаю на правое колено.

Воронка Мрака взвывает, отрывается от моих пальцев и поднимается к небу. Площадь ахает.

Забери меня Мрак, что происходит?

Это не королевская магия. Это…

Это кольцо Амриса.

И если оно обжигает меня холодом так сильно, кажется, я на грани смерти.

Но почему? С магией всё в порядке. Мне трудно и больно, но, насколько я понимаю, всё так и должно быть. Что не так?

Всю левую сторону тела сводит ещё раз, я вскрикиваю и пытаюсь удержать равновесие уже стоя на коленях и опираясь на правую ладонь и правое колено.

– Королева Рэй! – слышу рядом взволнованный голос Лерека. Его тонкая ладонь касается меня, но мне ужасно больно её сейчас ощущать. Я дёргаю плечом и сбрасываю её.

Кажется, у меня есть секунды. Я делаю усилие, чтобы сосредоточиться на своей правой ладони, упирающейся в трибуну, тянущейся к центру планеты.

О родная планета, Мерра, пожалуйста, помоги мне.

И – как будто я вдруг увидела площадь перед дворцом с высоты. Вот моя чёрная фигура с белой перчаткой, вот рядом светлая фигура Лерека, чан, рассыпанные вокруг листочки, растерянные ксессцы на площади, придворные и гвардейцы, напряжённо озирающиеся, глава моей гвардии, бледный от ужаса и напряжённый от усилия за мгновения понять, что ему делать, не сводящий с меня глаз нахмурившийся регент, сжавший зубы Кир Альгес, рыскающий взглядом по верхнему ярусу: балконы, галереи, башни…

И я вижу его – взглядом с высоты птичьего полёта.

В окне одной из башен – человек с арбалетом. Как только я вижу его, левую сторону моего тела отпускает. Я возвращаюсь в тело, всхлипываю и встаю на обе ноги.

Амрис, любовь моя, Мерра, любовь моя, спасибо вам.

Я обращаюсь лицом к башне, где находится стрелок. Краем глаза вижу, что к ней уже бегут мои гвардейцы. Глава гвардии всё-таки быстро соображает.

Они не успеют добежать. Мне нечем укрыться: поблизости нет ничего, что смогло бы сработать как щит.

Я вижу, как из окна показывается кончик стрелы.

Мне нельзя умирать. Я не хочу умирать!

Если стрелок умелый, вряд ли я смогу увернуться.

О Мерра, о родная планета, пожалуйста, помоги мне.

Я вдруг понимаю, что у меня осталось совсем мало магии. Лотерея почти закончена. Гобелен ещё висит, но листочков в этот раз совсем мало, и гобелен не успел порваться.

Кстати, гобелен.

О Мерра, о родная планета, примешь ли ты сотканный мной гобелен? Пожалуйста, помоги мне. Мне нельзя сейчас умирать.

Время замедляется. Все звуки стихают, и остаётся один: пение спущенной пружины.

В меня летит арбалетный болт.

Так как я вижу его движение в замедленном времени, я уворачиваюсь. Болт попадает в чан, чан гудит, как колокол. Болт отскакивает и попадает в гобелен.

Гобелен рассыпается в пыль.

Площадь ахает.

А Мрак над площадью начинает дышать не только у меня в голове, а для всех.

Уууу-ду.

Уууу-ду.

Уууу-ду.

Лотерея не закончена. Мрак хмурится и гневается, что его отпустили. Мне нужно вытянуть руку, успокоить его и закончить лотерею, иначе Мрак выйдет из-под контроля и начнёт разрушать всё подряд. Я не знаю, смогу ли я остановить его. Смогут ли другие королевы Мрака остановить его. Никогда в истории Мерры такого не было.

На меня смотрит вторая стрела.

Мне нельзя умирать.

Пока я жива, есть шанс утихомирить Мрак. Если я умру, шансов нет.

О Мерра, пожалуйста, помоги мне выжить.

Планета отвечает: мои руки пустеют. В них больше нет магии.

Я падаю на колени: из меня как будто вынули большую часть жизненных сил.

Но время опять замедляется, и стрела проходит там, где была бы моя голова, если бы я стояла. Болт отскакивает от чана и падает где-то перед трибуной.

Мрак ревёт. Люди пригибаются и бегут с площади. Кир Альгес запрыгивает на лошадь и направляется было к трибуне, но регент окрикивает его, показывает в сторону Альдагора, и Кир на одно тяжёлое мгновение низко опускает голову и, развернувшись, направляет лошадь к воротам. Вслед за ним участники направляющейся в Альдагор партии забираются на волнующихся коней и покидают площадь.

Лорд Теллери, это верное решение. Гневный Мрак вряд ли последует за вами. Уводите из-под него людей и постарайтесь достичь вашей цели и освободить Альдагор от ордена Мрака.

В ревущем Мраке над площадью тем временем вырастает воронка. Такая же, за которую я держала его во время лотереи. Мрак шарит воронкой по площади, и когда он касается ей стёкол, они вылетают. Когда он касается флагштоков со знамёнами Ксесса и Альдагора, они ломаются.

Мрак обижен, но он протягивает руку и ищет руку, способную на пожатие.

Однако я не могу. У меня нет сил. Я уже не могу удержаться на коленях и ложусь на трибуну. Ещё немного, и потеряю сознание.

Я лежу лицом с сторону башни, откуда в меня стреляли, и вижу, как оттуда выглядывает один из моих гвардейцев и кивает в сторону начальника гвардии. Похоже, что стрелок больше не представляет опасности.

Мрак воронкой задевает и разбивает подоконник, и гвардеец отпрыгивает. Мрак тянется воронкой к стоящей на площади повозке, и она рассыпается в щепки. Лошади испуганно ржут и пускаются в бегство. За ними тащится сбруя.

Я не знаю, как остановить нарастающее разрушение. У меня нет сил даже встать.

Мрак обиженно ревёт и ищет руку, которая будет способна пожать его.

Передо мной появляется светлое и взволнованное лицо юноши Лерека.

– Королева Рэй, что мне делать? – мягко спрашивает он.

«Я не знаю», – хочу ответить я, но голос не слушается меня.

Лерек улыбается, склоняет голову и закрывает глаза. Касается обеими руками трибуны и замирает так на несколько секунд. Когда он открывает глаза, его взгляд чужой. Как будто он смотрит во что-то, что видно только ему. Он смотрит на меня и улыбается мягко.

– Я попробую.

Лерек тонкой светлой фигурой встаёт в полный рост и вытягивает левую руку вверх. Большим пальцем он прижал к ладони указательный. Этот жест я видела в исполнении Дневной королевы Альдагора – откуда Лереку знать его?

– Пожалуйста, – одними губами говорит Лерек.

Мрак ревущей тёмной воронкой сносит створку ворот и не замечает поднятой к нему светлой руки.

– Пожалуйста! – восклицает Лерек и вытягивает руку выше, жмурится.

Но ничего не происходит.

Под воронку Мрака попадает бродячая собака, истошно взвывает и падает бездыханной.

Дело плохо. Ещё немного, и Мрак может приняться за людей.

– Пожалуйста, – Лерек обращает на меня взгляд, полный слёз.

Если бы я знала, как помочь! В своём видении по пути к регенту на совет несколько дней назад я видела, что Лерек получит королевскую инициацию во время нашейбрачной ночи. Я не предвидела, что во время королевской лотереи на меня будет совершено покушение.

Думай, Рэй.

Думай быстро.

Вот Лерек. Он откуда-то достал жест, которым пользуются Дневные. Как будто он уже совсем готов стать королём. Возможно, его золотая ось бьётся совсем под трибуной и хочет соединиться с ним.

Нужно просто немного магии.

– Мерра, пожалуйста, – выдыхаю я.

Очевидцы рассказывали потом, что тело короля Лерека пронзила золотая молния, выстрелившая из-под земли. Из его ладони вверх устремился поток света. Над площадью показалась полынья голубого неба, и разрушительная воронка Мрака втянулась в тёмное облако.

Король Лерек Светлый, не опуская левой руки, подошёл к чану, протянул над ним руку, как это делала королева Рэй, улыбнулся, и в его ладонь прилетел листочек бумаги. Король прочитал написанное на нём имя, однако его голоса никто не слышал. Его губы шевелились, но с них не слетало ни звука. Однако король вновь протянул руку над чаном, в неё влетел новый листочек, и король безмолвно прочёл написанное на нём имя. Он повторял это до тех пор, пока чан не опустел.

В эту королевскую лотерею из-под Мрака были спасены все, кто верил в королевскую магию.

Когда лотерея закончилась, король опустил руку. Окошко голубого неба ту же затянулось Мраком, но Мрак был спокойным и чуть светлее, чем на начало лотереи.

Король Лерек устало, но лучезарно улыбнулся и опустился на колени перед королевой Рэй. Погладил её по волосам, безмолвно зовя её по имени. Королева не отзывалась и не открывала глаз, но едва заметно дышала.

Король Лерек взял с края чана белую перчатку, подхватил королеву Рэй на руки и отнёс в её комнату.

Никто не знал, что сделать, чтобы королева пришла в себя.

Глава 14. Короли и королевы

Я обнаруживаю себя в междумирье – в том пустом и одновременно бесконечно гибком, полном потенциала для творения пространстве, где у Амриса и Кан-Гиора контора.

«Амрис! Амрит-Саир, любовь моя, где ты?» – зову я во весь голос, во все стороны. И прислушиваюсь.

Вон он! Так далеко! Но в этом пространстве расстояния не имеют большого значения, и я устремляюсь к нему, и вот я на месте.

Это странное место. Я нахожусь перед тихо светящимся огромным белым и непрозрачным объектом – таким грандиозно большим, что я не могу охватить его взглядом. Я вспоминаю, что я уже встречала этот объект в ранних воспоминаниях Кан-Гиора – похоже, это то, что называется «Сферы».

И да, я тут же чувствую, что за объектом, который я вижу и размеры которого не могу охватить вниманием, находятся ещё несколько подобных.

Мы трудно находиться рядом с ними: я как будто неудержимо падаю, стекаю, как будто в этом месте, где не должно быть гравитации, потому что это тонкий мир, – гравитация вдвое или втрое сильнее, чем я когда-либо испытывала.

«Рэй!»

А вот и Амрис. Без особенного облика – только знакомое и любимое алое мерцание. Он похож на тонкую стену алого дождя, и мне кажется, что ему тоже трудно здесь находиться.

«Рэй, ты жива?» – взволнованно спрашивает он. Голос прерывается: похоже, что это какое-то свойство пространства, что нам так трудно здесь быть.

«Рэй!!» – повышает голос он, и я наконец могу сосредоточиться на его вопросе.

Но нет. Не могу. Плыву и стекаю.

Амрис рычит, хватает меня в охапку – и мы оказываемся… где-то ещё.

О, здесь можно находиться без усилий! Хорошее место.

Вокруг Амриса – его тело стало лучше различимым, хотя особенных деталей у этого антропоморфного облика нет – разные приспособления неизвестного мне назначения, и стоим мы оба рядом с непрозрачным белёсым куполом также гигантских размеров, однако здесь – обычная междумирная среда, без гравитационных эффектов.

«Рэй-Йи, – мой любимый подходит вплотную ко мне и берёт моё лицо в свои ладони. – Скажи мне, что с тобой? Почему ты здесь? Ты жива?»

«О чём ты…» – начинаю я…

…и вспоминаю.

Лерек на площади, протягивающий руку к Мраку, и я, молящая планету о том, чтобы свершилось то, чего он хочет.

«Покажи мне, – просит Амрис, и я делюсь с ним воспоминаниями о лотерее. Амрис бегло просматривает их, вглядывается в моё самое последнее и спрашивает встревоженно. – Рэй, ты жива?»

«Хмммм, – я пытаюсь ощутить связь со своим телом на Мерре. – Мне кажется, что я в глубокой коме. Связь с телом совсем тонкая, и я могу быть далеко от него, например, здесь, с тобой, но тело живо, и теоретически я могу в него вернуться»,

Амрис выдыхает с облегчением. Обнимает меня крепко-крепко. Целует в нос.

«Когда ты позвала меня, я думал, что меня сейчас хватит сердечный приступ – хотя технически это невозможно, потому что у меня сейчас нет тела. Тебе нельзя умирать, Рэй. Не только потому что ты – королева Мрака на Мерре, но и потому, что я хочу, чтобы ты жила счастливо, любовь моя».

Это напомнило мне.

«Кстати, милый, твоё кольцо работало не совсем так, как ты анонсировал».

Амрис широко улыбается.

«Ну, надо же мне было тебя удивить. И, я так понимаю, оно вовремя сработало. Как ты думаешь, кем был этот стрелок?»

«Я думаю, что это кто-то из ордена Мрака под Мраком добрался до Ксесса и решил подловить меня в тот момент, когда я очень занята и очень уязвима. Я не думаю, что это регент. Кажется, он проникся идеей, что мне нельзя умирать, иначе будет климатическая катастрофа. Спасибо тебе, Амрис. Твоё кольцо спасло мне жизнь. Как минимум, моё тело не умерло. Это важно».

«Это важно, – он покрывает поцелуями моё лицо. – Это важно».

«Где мы, Амрис? – спрашиваю я через некоторое время. – И что это было за место, где я тебя нашла? Те самые Сферы»

«Да. Это были те самые Сферы. Если помнишь, в воспоминаниях Кан-Гиора было такое, что он стал слишком тяжёл, чтобы приходить к Сферам. Мы сейчас смогли испытать, как это. Я, правда, думаю, что сейчас Кан-Гиор сможет без труда находиться рядом со Сферами или внутри них, потому что без груза памяти он намного легче. Я думаю, что он рано или поздно направится к Сферам, поэтому я периодически наведываюсь туда и пытаюсь понять, как я могу там комфортно быть. А сейчас Кан-Гиор здесь, – Амрис указал на непрозрачный купол. – И я его жду, уже некоторое время».

«Так тебе и надо», – усмехаюсь я.

«Так мне и надо», – с мягкой улыбкой подтверждает он.

«Что ты собираешься делать – кроме того, что изобретаешь способ быть рядом со Сферами? Кан-Гиор ведь, возможно, не помнит тебя?»

«Я хочу поймать его на выходе. Я не очень понимаю, что это за мир, – он кивает в сторону купола. – Но я ощущаю, что в этом мире не проводят много времени. В него заходят, проводят там короткое время и уходят преображёнными. Он как будто промежуточный. Кан-Гиор уже провёл там больше времени, чем другие существа. Он может появиться в любой момент. Я буду пробовать говорить с ним».

И от его слов я понимаю, что мне нужно возвращаться. Меня зовёт моё тело, меня зовёт Мерра. Я – её любимая ось.

Амрис чувствует перемену в моём состоянии и улыбается.

«Я так рад, что ты пришла», – шепчет он и целует меня множество раз – лицо, шею, руки. Я не знаю, что ждёт меня на Мерре, поэтому я с наслаждением впитываю его поцелуи. А потом ловлю губы Амриса своими.

В тонком мире не хватает телесной сочности, но поцелуй есть поцелуй. А поцелуй с Амрисом – самый сладкий во всех мирах.

Наконец мы отстраняемся друг от друга.

Амрис открывает рот, чтобы что-то сказать, но я не слышу его: неодолимая сила утягивает меня сквозь зыбкое пространство в мир, где меня ждёт планета Мерра.

Впрочем, я и так знаю, что хотел сказать Амрис:

«Я с тобой».

Я обнаруживаю своё бледное ослабшее тело в комнате в башне ксесского дворца. Я вижу, как тело медленно-медленно делает свою волшебную работу: вдыхает нити Мрака из чаши и выдыхает их обратно во Мрак. Я думаю, что в обычном состоянии мне было хватило на это пары ночей, и я бы сквозь сон даже и не заметила эту работу, но тут это единственное, на что у моего тела хватает сил.

Оно даже не может принять меня.

Только делает волшебную королевскую работу – как может.

Сколько времени прошло?

Что произошло за время моего отсутствия?

Где, например, Лерек? Мерра, пожалуйста, покажи мне, где он.

Король Лерек обнаружился в зале, похожем на учебную комнату.

Юноша-король сидит в кресле и внимательно смотрит на незнакомого мне человека, стоящего у доски. Поодаль по двое сидят с десяток придворных, в числе которых Гина Альвара. У женщин красные опухшие глаза, у мужчин – мрачный вид.

Мне кажется, что Лерек очень старается выглядеть таким же лучезарным юношей, как всегда. Мягко улыбается, и взгляд его ласков. Но что-то очень серьёзно изменилось в нём.

– «Подготовить» на языке жестов будет вот так, – говорит стоявший у доски человек и делает жест: расположив ладони друг напротив друга, перпендикулярно полу, чертит ими в воздухе два небольших круга. – Пожалуйста, попробуйте.

Собравшиеся повторяют жест. Лерек щурится, улыбается и рисует пальцем в воздухе круг.

– Вот так, ваше величество, – повторяет жест преподаватель, развернувшись в его сторону. Лерек кивает и пробует. Преподаватель кивает. – Отлично. Теперь давайте возьмём слова, которые мы разобрали раньше, и потренируемся составлять предложения. Пожалуйста, в парах дайте друг другу разные поручения: подготовить зал для церемонии, подготовить комнаты для гостей, подготовить ванну и так далее. Ваше величество, я к вашим услугам, чтобы вы могли потренироваться.

Вот как.

Я видела это в своём видении – что Лерек лишится дара речи, и это будет его настоящей платой за королевскую инициацию, – и так и произошло.

Похоже, то, что я видела про регента, исполнится тоже.

Вглядываюсь в короля Лерека – но не вижу в нём гнева. Вижу смирение и мудрость.

Теперь Лерек стал настоящим королём, хранителем природно-человеческого порядка, любимой осью планеты, и он сам очень хорошо понимает, как работает королевская магия.

И теперь, когда в его власти больше нет слов, кажется, что в его улыбке стало ещё больше света.

Регент! Что с регентом, Киром и всей отбывшей в Альдагор партией?

Они во дворце, в разных его частях. Похоже, что недавно закончился штурм дворца, и Грегор Теллери и Кир направляются к королевам. Получается, меня не было… дня три-четыре? Два дня верхом до Альдагора и ещё день-два на подготовку проникновения во дворец? Похоже на то.

Кого я бы хотела увидеть сначала, регента или Кира?

О, сначала я хотела бы увидеть моих драгоценных подруг и сестёр – королев Альдагора.

Дневную королеву Альдагора зовут Селеста.

Королеве Селесте двадцать три года, но пусть вас не смущает её юный возраст.

У королевы Селесты лицо сердечком, губы бантиком, непослушные кудряшки и круглые очки в жемчужной оправе, но пусть вас не вводит в заблуждение её внешность.

Больше всего на свете королева Селеста любит точные цифры. Она точно знает, сколько в Альдагоре живёт людей, сколько сегодня умерло от старости собак, сколько народилось козлят – её уникальный дар в том, что она чувствует каждое-каждое живое существо в королевстве.

Королева Селеста совершенно разбирается в законах, в измерении земель, в налогах, в банковском деле и таможенных тарифах. Королева Селеста является председателем королевского суда – высшей инстанции суда в Альдагоре.

Можно сказать, что всё королевское хозяйство Альдагора держится на королеве Селесте.

И это будет правдой.

Когда Кир Альгес входит в кабинет королевы Селесты и проходит между уставленными огромными конторскими книгами стеллажами на колёсиках, передвигающимися с помощью крутящегося рычага, королева Селеста сидит за своим столом, тяжело оперев голову на кулак. Действительно: дело движется к ночи. В это время королева Селеста обычно готовится ко сну или уже спит. Дневной королеве по её природе тяжело бодрствовать после заката. Стоит Киру Альгесу приблизиться к столу, она нетерпеливо и требовательно вытягивает навстречу Киру свободную руку.

Кир усмехается, исполняет короткий поклон и достаёт из-за пазухи помятый многостраничный документ. Вручает королеве.

Королева Селеста улыбается и поправляет на носу жемчужные очки.

– Я ждала ваш отчёт, Кир Альгес. Без вашего отчёта я не могу закрыть финансовый год. Понимаете? Год закончился! Мрак начался! Мрак продолжается уже шесть дней и полтора часа после заката. А отчёта по дворцу нет и вас тоже нет. И вот как мне закрывать финансовый год?

– Моя вина, ваше величество. В своё оправдание могу лишь сказать, что, похоже, благодаря моему контрабандному броску в Ксесс мы смогли отделаться малой кровью. Я рад видеть вас в добром здравии. Я посмотрел, как обстоят дела в Ксессе, и это, конечно, печальное зрелище. Хорошо, что есть вы. И королева ночи, и королева Мрака.

– Но скажите, Кир. Как вам могло прийти в голову забрать отчёт с собой, чтобы сдать его королеве Рэй? Почему вы не оставили его здесь? Где королева Рэй – и где цифры?

Кир Альгес сдвигает брови, и его лицо приобретает обеспокоенное выражение.

– Вы знаете что-нибудь о королеве Рэй? Мы уезжали в момент большой суматохи. В порядке ли она?

Королева Селеста отмахивается от его вопроса.

– Королева Рэй без сознания, но жива. Я думаю, что она очнётся как раз к концу Мрака. Это своеобразный порядок, но можно сказать, что она в порядке. Отчёт, Кир Альгес! С отчётом не было никакого порядка – по вашей вине.

Королева Селеста указывает на него пальцем и строго смотрит поверх очков. Кир усмехается с видимым облегчением.

– Королева Рэй говорит, что на меня нашло… помрачение.

Кир вкладывает в это слово всё, что он, похоже, думает о том, что с ним произошло, и королева Селеста звонко смеётся, и Кир присоединяется к ней.

– Вы прощены, Кир Альгес, – встряхивает королева Селеста кудряшками и целует отчёт. – Я займусь этим завтра. Добро пожаловать домой.

Королева Селеста бережно кладёт отчёт перед собой, любовно разглаживает, складывает на нём руки, опускает на них голову и закрывает глаза. Через несколько мгновений Кир изумлённо понимает, что королева Селеста спит.

Тогда Кир Альгес тихонько выходит из кабинета, сообщает стоящему у дверей распорядителю о том, что королева заснула, и уходит искать других управляющих делами дворца придворных, чтобы приводить дворец в порядок.

Я посылаю воздушный поцелуй королеве Селесте и незримым присутствием устремляюсь в башню, где обитает ночная королева Альдагора.

Королеву ночи Альдагора зовут Мерил.

У королевы Мерил серебристые волосы, длиной в полтора её роста, а она ‒ на голову выше среднего жителя Альдагора. Кожа королевы Мерил покрыта сетью тончайших морщинок, как будто древесина. Королеве Мерил тридцать семь лет, однако морщинки эти не от возраста. Королева Мерил такой родилась.

Когда регент Ксесса Грегор Теллери поднимается в кабинет королевы Мерил, она стоит лицом к своему креслу, спиной к входу, и серебристая занавесь её волос озаряет комнату.

Общеизвестный и любимый всеми факт о королеве Мерил ‒ что она обожает готовить. Большинство рецептов королевской кухни Альдагора – её или усовершенствованы ею. Книга рецептов королевы Мерил – одна из самых популярных в королевстве. После отступления Мрака королева собирается приступить к подготовке текста для нового издания ‒ книги десертов королевы Мерил. Коронное – в прямом смысле этого слова ‒ блюдо королевы Мерил – грушевые пирожки. Каждый год, в пору, когда созревают груши, в Альдагоре проходит ночной праздник урожая груш, и королева Мерил присылает к нему десять тысяч грушевых пирожков, которые бесплатно раздают гостям праздника. Кроме пирожков к празднику готовят все возможные виды блюд и напитков из груш: соусы, пастилу, варенье, компот, сидр и самые разные настойки.

Кстати, о настойках. Менее известное хобби королевы Мерил ‒ приготовление настоек. Она обладает самой большой в Альдагоре коллекцией настоек и рецептов к ним и неутомимым энтузиазмом к поиску и обнаружению новых животворящих сочетаний. Главными их ценителями являются стражники королевской гвардии. В промозглые ночи перед наступлением Мрака или в период Мрака, если Мрак ушёл в Ксесс, королева Мерил берёт с собой бутылочку чего-нибудь свеженького, небольшую рюмку, которую она называет напёрстком, и обходит гвардейцев на посту, предлагая им «по напёрсточку настоечки ‒ исключительно, чтобы согреться».

Но самое тайное хобби королевы Мерил – коллекционирование непристойных анекдотов. Напёрсточек своего нового произведения она наливает, когда стражник расскажет ей новый анекдот. Однако, если у стражника в этот день нет нового анекдота, то свежий анекдот рассказывает она. В итоге смеются и согреты все.

По моему скромному мнению, королева Мерил прекраснее всех на свете.

По мнению регента, который видит её первый раз в жизни и ещё даже не увидел её лица, но уже знает, что бесповоротно и навсегда влюблён, тоже.

Королева Мерил поворачивается, устремляет к регенту прозрачный взгляд светлейших голубых глаз, от которых разбегаются древесные морщинки, и улыбается. Подходит к многоярусному круглому столу-стеллажу, уставленному бутылками, графинами, бочечками и флягами всех мастей, вращает его, аккуратно вытаскивает с одного из верхних ярусов небольшую бутылку синего стекла, откупоривает её и наполняет маленький бокал – тот самый напёрсток – её содержимым.

Королева Мерил подходит к регенту и вручает ему бокал. Регент рассеянно берёт его. Королева Мерил склоняет голову, приближает лицо к правому уху регента и шепчет:

– Признайтесь, сиятельный лорд Грегор Теллери: вы знаете хоть один непристойный анекдот?

Грегор Теллери не успевает ответить.

Со стороны лестницы слышатся шаги.

Я обращаю туда внимание – забери меня Мрак! – в башню поднимается около дюжины вооружённых адептов ордена Мрака. Откуда они взялись? По моим ощущениям, дворец был уже зачищен моими гвардейцами и дворцовой охраной. Неужели скрывались в каком-то тайном укрытии рядом с башней? Нужно будет тщательно, очень тщательно проверить дворец.

Грегор и королева Мерил смотрят друг другу в глаза. У бывшего регента Ксесса из оружия – только кинжал, и мечник из него, прямо скажем, неважный. Однако чем дольше он смотрит в завораживающие глаза королевы Мерил, тем больше он понимает, что королеве Мерил нельзя умирать. Ни в коем случае нельзя умирать. И с обжигающим чувством стыда регент глубоко проникается пониманием, каким чудовищным преступлением, нарушающим законы, по которым живёт эта земля, было убийство королевской династии Ксесса.

На глазах бывшего регента выступают слёзы. Королева Мерил поочерёдно прикасается губами к его глазам, смотрит в сторону двери и легонько сжимает руки Грегора. Грегор смотрит на них, замечает, что сжимает напёрсток, и осушает его одним глотком. Кашляет, хватает ртом воздух, смех королевы Мерил звенит, как полночные колокольчики, и Грегор Теллери клянётся про себя, что будет делать что угодно, лишь бы слышать этот смех снова и снова.

Отдышавшись, Грегор Теллери возвращает королеве Мерил маленький бокал, оборачивается к двери и проверяет, что королева за его спиной. Шаги приближаются.

Королева Мерил отводит взгляд от двери и смотрит на меня. Неужели она может ощущать моё присутствие? Королева Мерил улыбается краешками губ, и я понимаю: конечно. Она смотрит на меня не то чтобы вопросительно – в её взгляде нет вопроса, – не то чтобы нерешительно – решение уже принято, – она смотрит на меня торжественно и печально.

Я киваю. Королева Мерил кивает и кладёт тонкую древесную ладонь между лопаток бывшего регента Ксесса Грегора Теллери.

Грегор Теллери падает на колени и упирается ладонями в пол.

– Пожалуйста, дай мне силу защитить её, – шепчет он.

Блестящая синяя молния пробивает снизу вверх тело Грегора Теллери. Его приподнимает над полом, он не может удержаться на ногах и падает. Силится встать.

Дверь кабинета открывается, и заходят люди с замотанными шарфами лицами.

– Королева Мерил, вы пройдёте с нами, – объявляет первый из них. А, похоже, они не убивать её собрались, а взять в заложники, чтобы… чтобы что? Чтобы выбраться из дворца и получить выкуп?

– Нет, – коротко и властно говорит Грегор Теллери, стоя на коленях между королевой Мерил и вошедшими. Он хлопает рукой по полу и закрывает глаза.

Время замедляется, и я вижу мир глазами то ли ночной королевы – то ли только что появившегося ночного короля. Я ощущаю луну – в этот день расцветает растущая луна, через пару дней полнолуние – и её связь с водами планеты Мерра, с женскими лунными циклами. Я слышу, как растут семена, как удлиняются корни, как растут плоды во чревах, как в недрах планеты укрепляются камни, как наливаются соком плоды, я слышу сны людей и животных, я знаю все тайны, потому что тайные процессы – моё королевство.

Грегор Теллери – похоже, что это его взгляд – не открывая глаз, просит шёпотом:

– О планета, пожалуйста, покажи мне сердца тех адептов ордена Мрака, кто желал смерти королевам Альдагора.

Я чувствую их, эти пылающие багровым сердца. Таковы сердца всех вошедших – кроме одного. Ещё с десяток в разных частях дворца. Ещё несколько – верхом удаляются из дворца. Среди верховых, если я правильно узнаю его, глава ордена.

Грегор Теллери печально вздыхает и сжимает кулак.

Огонь во всех этих сердцах тухнет.

Люди в комнате падают замертво, и то же делают другие люди, которых внутренним взором увидел бывший регент Ксесса.

Оставшийся в живых один человек на лестнице с воплем бежит вниз. Я смотрю в его будущее, и мне становится ясно, что он сходит с ума.

Регента сотрясает крупной дрожью. Он больше не может даже стоять на коленях и ложится на бок. Он обхватывает себя руками, пытаясь унять дрожь, но дрожь становится только сильнее. Регент закрывает ладонями глаза и поджимает ноги к груди.

Королева Мерил отводит взгляд от трупов в своём кабинете, делает пару нетвёрдых шагов к Грегору Теллери и опускается рядом с ним. Кладёт голову регента на свои колени. Гладит его по плечу.

– Грегор, Грегор, всё, успокойтесь. Вы спасли меня. Теперь вам нужно остановиться. Вернитесь ко мне, Грегор. Пожалуйста.

Когда дрожь утихает и Грегор Теллери наконец слышит голос королевы Мерил и открывает глаза, его глаза больше не видят ничего.

Так исполнилось то, что я видела в своём видении: принц Лерек стал королём ценой потери дара речи, а бывший регент Ксесса стал королём ценой потери зрения – по крайней мере, дневного человеческого зрения.

Грегор Теллери делает тяжёлый вдох, но на его лице я не вижу удивления. А вижу смирение и мудрость. Грегор Теллери тоже стал королём, хранителем природно-человеческого порядка, любимой осью планеты, и он очень хорошо понимает, как работает королевская магия.

Королева Мерил приглаживает волосы вокруг лица Грегора Теллери и целует его глаза. Грегор Теллери протягивает руки к лицу королевы и кончиками пальцев ласкает и запоминает его.

– Знаете что, Грегор? – улыбается королева Мерил, и её голос звучит лукаво. – У меня точно найдётся, что по этому поводу выпить.

Я открываю глаза на рассвете в первый день Света.

Мрак закончился, моё тело закончило волшебную работу по завершению лотереи, набралось сил и стало готово принять меня.

Я поднимаюсь с постели и нетвёрдыми шагами подхожу к зеркалу. Я похудела, но глаза глядят ясно.

На столике перед зеркалом я замечаю предмет.

Это простой деревянный гребень с большим расстоянием между зубцами. Под ним – письмо.

«Дорогая королева Рэй,

Я обещал найти для вас самый красивый гребень, но не нашёл достаточно прекрасного, чтобы он был достоин вас. Тогда я захотел сделать его сам. Я никогда раньше не работал с плотницким инструментом, и, хоть у меня и был терпеливый наставник, гребень получился совсем простым. Однако я надеюсь, что вы сможете принять этот подарок в честь вашего пробуждения и в знак моего самого тёплого расположения к вам.

Я думаю, что вы уже знаете, что я больше не могу разговаривать. Я учусь языку жестов, но пока не могу на нём передать всё, что я хотел бы вам сказать, а вы не знаете его, поэтому, должно быть, не поймёте. Поэтому я прибег к письму.

Сегодня начинается моё королевское правление, и, хоть я уже и понял что-то про королевскую магию, я буду счастлив, если смогу обратиться к вам за советом.

Я мечтаю узнать вас, королева Рэй: что вас радует, когда в небесах не Мрак, а Свет? – и я мечтаю, что многие из этих радостей мы сможем разделить вместе.

До скорой встречи, дорогая королева.

Л.»

Я тщательно расчёсываю волосы гребнем. Всё не так плохо, как ожидала: похоже, за моими волосами кто-то ухаживал, пока я два месяца Мрака была без сознания.

Лерек в своём письме задал очень интересный вопрос: что меня радует вне времени Мрака?

Я пока не знаю. Припоминаю, что до моего вступления на престол я любила музыку, сады, пикники, верховые прогулки, но с тех пор прошла как будто вечность, а ко мне ещё и вернулась полная память.

Кто я теперь? Что я люблю как Рэй-Йи в теле королевы Мрака?

Мне предстоит это выяснить.

Я улыбаюсь своему отражению в зеркале и оранжевому рассвету за окном.

Замечаю кувшин, таз с водой, принадлежности для умывания и привожу себя в порядок.

Начинается новая жизнь, не такая, которую я представляла раньше, но я предчувствую, что в ней будет много радости.

Я натягиваю халат, надеваю туфли и выхожу из комнаты. Голова ещё кружится, а тело не вполне хорошо подчиняется, но меня переполняет чувство будущей радости.

– Ваше величество! – ахают стражники.

– Поздравляю с наступлением Света! – улыбаюсь я. – Где я могу найти короля Лерека?

Я спешу к нему, по пути здороваясь со всеми, поздравляя с наступлением Света и уточняя дорогу, и прихожу к дверям его спальни. Стражники удивляются мне, и мы обмениваемся приветствиями.

Я стучу в двери спальни короля Лерека.

И тут же смеюсь: он же не сможет ответить «войдите», – поэтому я вхожу сама. Королева Селеста просыпается на рассвете, поэтому Лерек, став дневным королём, скорее всего, поступает так же.

И действительно! Он стоит у окна, одетый в светлый костюм, и улыбается мне.

Под его взглядом я чувствую себя очень красивой. Я перекидываю свои пышные волосы со спины вперёд, на правую сторону и говорю:

– Спасибо за гребень, ваше величество. Это самый чудесный подарок, который я могла встретить, открыв глаза.

Лерек улыбается, и слёзы выступают на его глазах.

Я набираюсь смелости, в несколько шагов пересекаю пространство между нами, обнимаю его и целую в щёку.

Глаза Лерека изумлённо сияют, и я улыбаюсь широко-широко.

– С днём рождения.

Глава 15. Где Кан-Гиор?

В первый раз это получилось у меня случайно.

Ну, не то чтобы совсем случайно. Я просто не ожидал такого эффекта. До последнего не знал, получится ли. Всем своим существом старался и молился, чтобы получилось.

Я смотрел на этого бледного и рыжего человека в белых одеждах, который сидел на траве и кидал камушки. Собирал небольшие камни поблизости, а потом усаживался, скрестив ноги, поднимал их по одному над одной и той же точкой на земле и отпускал. Из них постепенно формировалась горочка. Когда у него заканчивались камни, он шёл искать новые.

Небо здесь подвижное и перламутровое, а трава и камни ‒ одного и того же цвета: светло-бежевые. К этому цвету всё приходит один раз в сутки: на рассвете, когда встаёт маленькое сияющее молочно-белым светом солнце. Контуры предметов плывут и врастают друг в друга, и всё становится одним, однородным, а потом ‒ вновь распадается на множество.

На мой взгляд, этот человек выглядел очень не на своём месте.

И ещё он выглядел так, как будто его действие по киданию камушков – эхо какого-то другого действия, более могущественного, которое было почему-то недоступно.

Я наблюдал за ним пять дней. Я никуда не тороплюсь, и зрелище захватило меня своим ритмом.

Если так подумать, раньше я мало обращал внимания на окружающих. Мне гораздо более было интересно слушать музыку Сфер.

Однако… ну да ладно.

А тут я увидел человека, занятого загадочной для меня деятельностью. И стал наблюдать.

Почему мне настолько нечем заняться, что я пять дней наблюдаю, как человек кидает камушки?

Хороший вопрос. Я не знаю на него ответа, но я знаю, что я нахожу зрелище передо мной захватывающим.

На шестой день я стал ему подыгрывать. В его действиях был ритм: часть времени он шагал по траве и собирал камни, а часть времени – отпускал их, чтобы они сформировали горку. Я стал играть в ритм его шагов ту мелодию, которая получилась у него от стука камня о камень. Если шагов было больше, чем мелодии, я просто начинал сначала.

Я не помню, на чём я играл. Я не уверен, что человек, невольно ставший объектом моего интереса, заметил моё присутствие.

Когда я сыграл примерно треть того, что он успел выложить, я сообразил.

Это координаты.

Координаты какого-то места… какого? Где он был, когда с ним произошло то, что с ним произошло? Или ‒ нового места назначения?

Может быть, он собирает портал?!

Удивительное ощущение: я не знаю, что со мной произошло, что я оказался в этом странном месте, где раз в сутки всё становится бежевым и однородным, но я чувствую себя… старше своей памяти.

До того, как я оказался здесь, я ничего не знал о порталах. А сейчас – я ничего не помню о порталах, но я очень многое знаю о порталах.

Что ещё я не помню, но знаю?

После того, как я присоединился к ритму человека, собиравшего камни и выкладывавшего из них горочки, он стал садиться в центр составленной из горочек фигуры ‒ ровно за минуту до наступления бежевого времени ‒ и как будто чего-то ждать. Но бежевый час миновал, и ничего не происходило. Даже когда я играл – ничего не происходило.

Человек поднимался и вновь шёл собирать камни.

Можно было запросить информацию у Сфер. Правда, у меня оставалось всего несколько возможностей обратиться к ним, пока канал связи не истаял, и я берёг эти возможности для каких-то по-настоящему важных дел.

И ещё можно было посмотреть прошлое этого человека. Я понятия не имел, как. Это казалось мне самым естественным в мире действием.

Что со мной произошло?

В установившемся ритме мы с этим человеком пробыли неделю. Не происходило ничего ‒ не происходило ничего нового и не происходило чуда. И тогда я решился.

Похоже, что моя жизнь сейчас устроена так, что разворачивающийся на моих глазах процесс – самое в ней важное. А использовать одну из оставшихся возможностей для самого важного в жизни я, пожалуй, могу.

И мне интересно посмотреть, что такое произошло с ним, что с ним стало так. Может быть, я пойму, что произошло со мной.

Никакой это не человек.

Он просто выглядит как человек. Но вообще-то – одна из диких, титанических природных сил.

Насколько я смог увидеть, мой новый знакомый захотел начать быть, движимый желанием познания: смотреть, как всё устроено. И своим методом познания он выбрал анализ: раскладывать на части ‒ смотреть, как всё устроено.

Ого, здесь его воспоминания и заканчиваются. Но это же самое начало истории его бытия! И его путь длиннее, чем его воспоминания. Что с ним произошло?

На этом я решился потянуться к Сферам и запросить музыку его пути.

Пока слушал и играл, что слышу, заметил, на чём я играю. Я соорудил очень простой музыкальный инструмент, состоящий из маленького полусферического корпуса, длинного грифа с одной струной и смычка. Когда я успел его сделать? Из чего? Не помню…

Конечно, чтобы сыграть песнь пути рыжеволосого «человека», инструмента с одной струной категорически мало. Здесь нужен симфонический оркестр. И симфония – торжества познания и затем горечи падения.

В своём желании познавать мир в какой-то момент рыжеволосый добрался до устройства атома. Он был так заворожён распадом атома на составляющие и так хотел вновь и вновь созерцать этот процесс, что стал предлагать себя в качестве силы, хотевшей, чтобы происходили ядерные взрывы. Благословлявшей и творившей их. Если и была какая-то сила, которой молились те, кто хотел совершить ядерный взрыв, то это был этот рыжеволосый парень в белых одеждах, который влюблённо смотрел на высвобождающиеся при распаде атома силы ‒ и только на них. Тысячу раз, десять тысяч раз, сто тысяч раз он смотрел только на них. А на миллионный раз, когда салют стал ‒ нет, ни в коем случае не наскучившим! ‒ просто чуточку привычным, достаточно привычным, чтобы на секунду отвести от него взгляд, дух-любитель ядерных взрывов заметил кое-что ещё. Свет великой силы отбрасывал тень. Чем мощнее был свет, тем больше рядом с ним гасло искр жизни ‒ больших и малых.

Увидев сопровождающую его любимое зрелище во вселенной великую смерть, рыжеволосый дух больше не мог отвести от неё взгляд. И следующий миллион взрывов он работал ангелом смерти. Принимал в свои объятия умирающих и относил их домой ‒ или туда, куда они хотели дальше.

К концу миллиона он почувствовал, что близок к тому, чтобы сойти с ума. Слишком много света и смерти, слишком много. Он знал, что не может позволить себе сойти с ума, потому что тогда он будет неконтролируемо творить свет и смерть, смерть и свет, потому что он больше ничего не знает в своей жизни, и он сотворит слишком много смерти, прежде чем найдётся кто-то, кто сможет его остановить.

Миллионный взрыв был так ужасен, как он не видел никогда. На исчезающе короткое мгновение он даже залюбовался тем, как он был прекрасен ‒ как будто над миром родилось новое солнце. А потом напомнил себе, что сколь велик рождённый свет, столь велика и отброшенная тень, и пошёл собирать души. Услышал стон земли в великом грохоте и великой тишине ‒ и понял, что не осилит. Что сойдёт с ума прежде, чем донесёт души до нового места, и они сгорят в его ладонях.

Заплакал.

Взмолился.

Не знал, кому молится, но взмолился о помощи. Первый раз в жизни. Всей силой, которая была ему доступна.

Оставил свою память как магнит и защитный купол: притягивать души и держать их в едином поле, чтобы они не потерялись, чтобы в лавине происходящего вокруг ядерного взрыва они были в безопасности. Пока не придёт помощь.

Едва он успел замкнуть купол памяти, как он переместился в этот мир, где покой и перламутровое небо, светло-бежевые камни и светло-бежевая трава.

Он так и не узнал, пришла ли помощь.

Через неделю координаты были готовы. Я посмотрел, куда они ведут: в ту часть вселенной, где прямо сейчас из пыли и глыб собираются планеты.

Рыжеволосый сел в центр поля координат, скрестив ноги, и более не сходил с места. Я доиграл мелодию последней выставленной им координаты. Не сводил с него глаз и ждал часа однородности – волшебного часа, когда из ставшей однородной материи как будто можно слепить всё, что угодно. Как будто может произойти всё, что угодно.

За минуту до наступления этого мига я отложил свой инструмент и сосредоточил всё внимание на фигуре в центре поля координат. Всей душой хотел, чтобы у него получилось пройти. Тихонько молился – сам не знаю, кому.

Ничего не произошло. Миг однородности миновал, а рыжеволосый так и остался сидеть в центре поля координат. Не шелохнулся.

Что-то пошло не так.

Портал должен был сработать. Все координаты на месте, их музыка сыграна, автор портала на правильном месте. Но портал не сработал.

Почему?

Я размышлял над этим почти сутки, до следующего часа однородности. И когда у травы и камней стали плыть и врастать друг в друга контуры, что нельзя было различить, где одно, а где – другое, я сообразил.

Портал работает, когда через него делают шаг. Парень же неподвижно сидел в центре поля координат.

Я взял в руки свой инструмент и стал играть мелодию рождающихся планет, которая доносилась из места, куда хотел попасть парень. Он вздрогнул. Обернулся в мою сторону. Его глаза были закрыты, но я почувствовал прикосновение горячего и страшного взгляда к тому месту на моём теле, где в человеческой форме смыкались бы ключицы.

Открой он глаза – в его взгляде было бы слишком много света, чтобы его могло выдержать большинство живых существ. Я бы – мгновенно сгорел.

Рыжеволосый опять повернулся прочь от меня и замер.

Миг однородности прошёл, и ничего не произошло.

Я лёг в бежевую траву, на краю поля координат, под изменчивым перламутровым небом и думал ещё сутки. Периодически поднимал голову – фигура посреди поля была неподвижной.

Чего он ждёт? Он же точно чего-то ждёт. Он больше не совершает никаких действий.

Точнее, нет. Неправильный вопрос.

Правильный вопрос такой: почему, когда условия для его перехода сошлись, идеальны, он не делает шаг?

Я пробовал общаться с ним телепатически – ещё одно из тех действий, которые я откуда-то знаю, как делать, но совершенно не помню, откуда, – но его мысли так же горячи, как его взгляд: я не могу подобраться к нему достаточно близко и соприкоснуться с ним. Только короткое эхо его прошлого доступно мне ‒ то, что он решил оставить в качестве своих воспоминаний.

И музыка его пути, записанная в Сферах. И её я прослушал.

Постойте.

Идея сверкнула в моём сознании, и я сел. Взял свой инструмент и стал играть.

Удивительно: до того, как я оказался здесь, я бы не смог сделать то, что я задумал. За то время, которое я не помню, ‒ о Сферы, колыбель, принявшая меня, да что же там было, что же я не помню?! ‒ я стал потрясающим медиумом.

До моего появления здесь я никогда не смог бы сыграть семьдесят шесть тысяч шестьсот тринадцать мелодий, рассказывающих истории о том, как каждая из душ, сохранённых в куполе памяти рыжеволосого духа, отправлялась в дальнейший путь в сопровождении существа-хранителя, вызвавшегося принять её.

А тут взял – и стал играть.

Я сбился со счёта, сколько времени прошло. И я, и он бесплотны, и нам не требуются сон, еда и отдых. Раз в сутки наступал миг однородности, рыжеволосый дух не двигался, я продолжал играть. И не было ничего важнее того, чтобы доступным мне способом сообщить ему одну простую мысль: помощь пришла, с ними всё в порядке, ты можешь идти дальше.

В какой-то момент, через бесконечность после начала, я почувствовал неодолимое желание закрыть глаза. Я удивился: какие глаза? У меня нет тела, у меня нет глаз. Прислушался к звучащей музыке Сфер и понял: осталось всего несколько мелодий.

Тем предрассветным утром перламутровое небо было так близко к земле, как я никогда не видел. Я доигрывал мелодию души, которая покидала купол памяти хранившего её духа, чтобы стать космическим ветром, и думал о том, как я всю мою долгую жизнь, которую я не помню, не помню, не помню, ошибался, думая, что небо ‒ это где-то высоко. Но нет же: небо начинается от земли.

Последнюю мелодию ‒ мелодию души, которая устала от человеческих страданий и захотела побыть белой пушистой собакой, чтобы побыть в любви, ‒ я доигрывал, волевым усилием удерживая глаза открытыми. Какие глаза? Тем не менее.

Как мир приходит к однородности, я почувствовал всем своим существом. И почувствовал: вот оно, оно свершается.

Доигрывая последний такт, поднял взгляд на рыжеволосого. Он стоял, статный и горячий, готовый сделать шаг.

В самый миг однородности, когда закончилась мелодия, я не выдержал. Закрыл глаза.

А когда открыл, я был один. Не было ни рыжеволосого парня, ни горочек с координатами. И местное мелкое сияющее молочно-белым светом солнце не взошло.

В этот день сияло само небо.

Доброго пути тебе, дружище.

Время собирать камни.

У меня появилась теория.

Я хорошо помню, как Сферы перестали пускать меня, потому что я стал слишком тяжёл для них из-за накопленного опыта. Однако тогда я не был таким хорошим телепатом. Я могу не подходить к сферам близко ‒ я всё равно слышу их музыку.

Я нравлюсь себе в качестве хорошего телепата.

Что со мной такое произошло, что я захотел забыть то, благодаря чему я стал таким существом, что я нравлюсь себе?

Я думаю, что в Сферах записана мелодия моего пути. Я даже не думаю ‒ я знаю.

«Возможно ли мне будет услышать её?» ‒ спросил я.

«Возможно. Ты изменил состояние. Сферы смогут принять тебя один последний раз», ‒ был мне ответ.

После ухода рыжеволосого я начал смотреть по сторонам. Важный навык ‒ смотреть по сторонам. Я приобрёл его не сразу. Для меня намного более привычно так, как с рыжеволосым: мой взгляд падает на что-то, и оно становится для меня самым важным во вселенной.

Я так ясно знаю это о себе! Может быть, мой взгляд упал на что-то, что принесло мне великое горе, и поэтому я решил забыть всё целиком? Я узнаю, придя в Сферы в последний раз. Не сейчас.

Среди бежевой травы и бежевых камней мне встречались звери. И знакомых форм ‒ даже если я не помнил, откуда я знаю эти формы, ‒ и совершенно причудливых. И как рыжеволосый парень был в белых одеждах, так и звери все были белыми.

Они лизали мне руки, если у них были языки, ласково касались меня, если не было, и я гладил их благословениями на путь и слушал эхо их историй. Все они испытали много горя по вине людей или им подобных существ в разных мирах, и под перламутровым небом они восстанавливали свою чистоту, целостность и надежду.

Убрать отчаяние и восстановить надежду было бы хорошо, ‒ вдруг подумал я.

Я рассматривал эту мысль некоторое время, но так и не понял, к чему она относилась.

Я встретил её через некоторое время после того, как ушёл рыжеволосый.

Я сидел за гончарным кругом и вымешивал глину ‒ привычным мне движением, которое на моей памяти я совершал первый раз.

Больше всего я, конечно, удивлялся тому, как идеально выходит. Не потому, что я обладаю каким-то выдающимся навыком, ‒ нет: просто здесь не действуют законы физики. Здесь нет материи, поэтому получается идеально.

Я попробовал поразмышлять над вопросом, что это за глина и что это за круг, если здесь нет материи, но быстро сдался. Просто получал удовольствие от того, как глина собирается в те формы, которые я приглашаю её принять. Идеально. Я мог бы заниматься этим… очень долго, и я вымешивал глину достаточно долго, чтобы, когда пришла она, я уже успел потерять счёт времени.

Она шла прямо на меня,в белом платье, с длинными густыми и спутанными волосами, на меня и гончарный круг, как будто не замечая препятствия. Я окликнул её, встал из-за круга и помахал руками ‒ она не заметила. Она наткнулась бы на круг, сбила бы его и упала сама ‒ и у меня нет никаких сомнений, что это было бы так, хотя в этом мире нет материи, ‒ но за миг её столкновения с кругом я столкнул её с курса и направил в сторону.

Её походка рассыпалась. Она упала, не успев сделать шаг.

Она во все глаза смотрела на меня. Радужка её глаз была бежевой, как камни и трава. Её возраст было сложно определить на глаз, но, по ощущениям, она не была юной, не была она и старой.

Она опёрла голову о моё плечо, волосы завесили её лицо, и она заплакала.

Я гладил её по голове и присушивался к эху её памяти.

К моему удивлению, у неё не было памяти.

Если моё состояние можно представить как библиотеку, из которой почему-то вынесли почти все книги и оставили только полки с названиями секций, «здесь была керамика», то у женщины внутри совсем не было пространства, в котором можно было бы разместить библиотеку.

На моей памяти я видел такое впервые. Впрочем, на моей памяти я вообще мало, что видел. Я больше слушал музыку Сфер, а на окружающее обращал очень мало внимания.

Но и на моей расширенной памяти, кажется, я видел такое впервые.

Конечно, я потянулся к Сферам, чтобы узнать, что с ней произошло.

«На твой запрос будет дан ответ, но следующий твой запрос будет последним. Приходи сам», ‒ было сказано мне.

Но на мой запрос действительно был дан ответ. Так я узнал историю Шаманки.

Память её островного народа, сохранённую в мифах, сказках и обрядах, хранил шаман, её возлюбленный муж. А она была старшей женщиной, заботящейся о земле, на которой жил её народ, она же была знахаркой и повитухой.

Однажды на их острова пришли чужие люди и сообщили, что на дальнем острове они построят буровую установку для добычи масла земли, красного, как кровь. Ни один из обрядов, которые проводил её возлюбленный муж, не смог навсегда прогнать чужих людей с их островов. Они болели, получали травмы, умирали, но на их место всегда приходили новые.

Когда в глубину их земли погрузились буровые установки и насосы, у её возлюбленного мужа стало развиваться дегенеративное заболевание мозга. Те отделы мозга, которые были физическим субстратом памяти народа, стали отмирать.

Поначалу это не было заметно ‒ и не было бы заметно для окружающих ещё долгое время. Шаман сам почувствовал начало болезни, и супруги стали советоваться, как сохранить память народа.

Она предложила ему свою здоровую память, чтобы сделать из неё хранилище там, где обитают боги-хранители островов, и чтобы он поместил туда память народа и научил их старшего сына, как обращаться к этому хранилищу и получать оттуда сведения и добавлять новые.

Шаман был против. Нельзя было утратить один из двух больших столпов, на которых держалась мирная жизнь народа. И он не хотел терять её.

Она возражала: один из столпов и так уже начал гнить, и когда он упадёт ‒ лишь вопрос времени. Она была готова подарить свою память ‒ лишь бы его миссия могла быть продолжена. Он смотрел на буровую установку и хмурился. Она собирала женщин и передавала свои знания. Он пил таблетки, содержащие полезные для работы мозга вещества.

Через несколько месяцев уговоров, когда пошли слухи о второй буровой установке, он согласился.

Они поцеловали друг друга в последний раз и погрузились в магический сон. Она объяснила устройство и настройки своих архивов памяти, с болью в сердце увидела во сне, как отмирают архивы памяти её супруга, поцеловала его, оставила архивы памяти и ушла. Попала в мир с перламутровым небом.

Меры, предпринятые ею и её возлюбленным мужем, не помогли. На одной из установок, которых через четыре года стало уже семь, произошёл взрыв. Химикаты, с помощью которых перерабатывали красное масло, вытекли в землю и воду, и погибло восемьдесят процентов уникальной фауны островов, и лишь чудом удалось остановить ядовитое пятно от распространения дальше по океану. Вокруг островов перемерла рыба, морские растения и животные. Людей смогли эвакуировать. Почти всех.

Ни шаман, ни его супруга эвакуации не пережили.

Ей нечем было помнить, но чем-то внутри себя она слышала боль отравленной земли и оплакивала её погибших детей.

Я пробовал спрашивать её, чего она хочет и как я могу ей помочь. Она только беззвучно плакала и не отвечала мне. Тогда я стал перечислять варианты, которые приходили мне в голову.

Родиться будущим революционером, который отстоит независимость её народа и откроет новую эпоху его процветания, ‒ я успел мельком задаться вопросом, что же я всё-таки успел прожить, что этот вариант я навскидку выдал первым. Родиться учёным, который изобретёт и распространит альтернативную технологию, которая сделает буровые установки избыточно дорогими, и их можно будет отключить и дать экосистеме восстановиться ‒ хоть сколько-нибудь, потому что потери биоразнообразия всё равно непоправимы. Стать духом-хранителем какой-то земли, достаточно могущественным, чтобы уберечь её от буровых установок.

Она продолжала плакать.

«Хочешь, я открою портал туда, где сейчас он?» ‒ спросил я в какой-то момент. Она замолчала. Подняла взгляд на меня, вцепилась в воротник моей куртки ‒ и я заметил, что, оказывается, одет в куртку.

Почувствовал на своих губах улыбку. Подумал, что давно не улыбался.

Потянулся к Сферам, чтобы послушать, где сейчас её возлюбленный. Оказалось, что где-то на тонкой орбите того же самого мира, советуется с местными силами о том, что делать дальше.

Поставил координаты, открыл портал. Ещё раз улыбнулся ей и показал взглядом на открывшийся проход, висящую над травой серебристую занавеску. Она проследовала взглядом за моим, вздрогнула, обернулась ко мне ‒ и глаза её были уже не бежевыми, а сияющими чёрными, ‒ поднялась и нетвёрдыми быстрыми шагами направилась к порталу. Шагнула за серебристую занавеску и исчезла.

Небо вспыхнуло, и пошёл дождь из золотистых искорок.

Я оглянулся ‒ гончарный круг куда-то делся ‒ и лёг в бежевую траву, подставил лицо и всего себя дождю.

Я кое-что знаю про порталы. Я знаю, что для того, чтобы открыть портал в таких ситуациях, как у покинувшего этот мир рыжеволосого, нужно, чтобы сложилось множество условий: чтобы координаты были выложены горочками камней, чтобы час был правильный, чтобы ничего не держало и чтобы путешественник сам сделал шаг.

И я знаю, что, если один больше всего на свете, больше всего на свете хочет попасть туда, где сейчас другой, никаких дополнительных условий не нужно. Нужно просто стать этим чувством и сделать шаг.

Именно так я когда-то открыл свой первый портал.

Обернулся на вибрацию справа от моей головы ‒ ко мне подошёл белый пушистый зверёк с подвижным носом и аккуратными удлинёнными ушами. Он проворно жевал бежевую травинку и принюхивался к моим раскинувшимся по траве волосам ‒ длинным, светлым-светлым. Почему такие? Мне так нравится в той точке моей истории, из которой я попал в этот мир?

Как выглядит моё лицо?

Как выглядит моя история?

Поглаживая зверька между ушами, я поднял взгляд к перламутровому небу и закрыл глаза.

«Я готов».

Уже стоя на ступеньках, ведущим к входу в Сферы, я сообразил, почему они предложили мне прийти самому, хотя до того, как я попал в мир с бежевой травой и перламутровым небом, я был уверен, что из-за массы моего опыта проход для меня в Сферы теперь закрыт.

У меня изменилась форма. В предыдущем варианте, который я помню, я был концентрированным и плотным. Как свеча, например. А сейчас я ‒ как воздушный змей. По массе такой же или даже тяжелее, но я могу парить. И Сферы могут меня выдерживать.

«Чего ты хочешь?»

Ответ на этот вопрос у меня готов.

«В моей жизни были большая любовь и большое горе, которые я выбрал забыть. Я хочу узнать, что я забыл».

«Заходи».

До того, как в моей жизни началось то, что я выбрал забыть, Сферы были… всем для меня. Место, в котором звучит музыка всего Мироздания. Я бы не ушёл отсюда, если бы мог продолжать в них оставаться.

Они каждый раз выглядят для меня по-разному. Есть, правда, неизменная часть ‒ это всегда гигантских размеров Сферы, уходящие так далеко вверх, вниз и в стороны, что я не вижу стен, но точно знаю, что где-то там они есть, ‒ но их содержимое при каждом моём визите выглядит иначе. Однажды они встретили меня картиной висящих в воздухе бесчисленных ракушек разнообразнейших форм, цветов и размеров, и нужно было приблизить ухо к любой из них, чтобы услышать музыку, которую она в себе заключала.

А сейчас в пространстве плавают палочки, цилиндры, трубки и стержни, всевозможных форм и размеров, и я знаю, что, чтобы послушать музыку любой из них, мне нужно ударить по ней молоточком. Молоточек тут же оказывается у меня в руке.

Меня интересует всего одна мелодия. Её источник – вон там, высоко и довольно далеко от меня, но я вижу его и не могу отвести глаз.

По внутреннему пространству Сфер можно перемещаться, используя силу намерения, а сейчас мне ещё легче это делать, потому что я могу парить, и я быстро оказываюсь возле стержня, переливающегося бирюзовым, жёлтым, зелёным, синим цветом.

Это я.

Ударяю молоточком.

Ну, что я могу сказать.

Я могу понять, почему я так поступил. Особенно в женском контуре. Слишком невыносимо было.

Из мужского контура, как сейчас, я бы, конечно, отнёсся к произошедшему более философски. Не надо было стирать память. Слишком много любви в этой истории. Без неё я пуст.

Есть и ещё одно, что я могу сказать.

Амрис не пришёл не только на Мерре, когда обстоятельства непреодолимой силы в виде Рэй удержали его на, вероятно, всю ночь.

Он не пришёл и сейчас.

Он дал клятву, что, когда я окажусь в месте, куда попадают те, кто потерял память, он придёт за мной.

Я пробыл там прорву времени. Достаточно, чтобы сыграть семьдесят шесть тысяч с лишним мелодий. Он так и не пришёл.

Это бесконечно печально, но всё равно не повод отказываться от памяти о нём. И о нас. В нашей истории слишком много любви.

Я погорячился. Точнее ‒ погорячилась.

Интересно, Амрис ещё на Мерре? Остался ради Рэй? Или они договорились о каком-то плане действий, и Амрис покинул Мерру? Если так, то он вернулся на базу? Или пошёл меня искать? Или пошёл по другим своим делам?

Пожалуй, я могу добраться до входа на Мерру и посмотреть, есть ли там его след. И найти его по следу. И уже будем разговаривать.

Да, так и сделаю.

Есть только ещё одно, что я хочу услышать. И здесь я могу расслышать это без помех.

Я хочу услышать, как звучит мой женский контур ‒ без долгой истории отчаяния.

Я хочу услышать его в чистоте.

Ударяю молоточком.

«Ты не можешь унести свою память из Сопряжения Сфер», ‒ настигает меня голос, и я обмираю.

«Нет? Но почему?» ‒ всё же спрашиваю я.

«Ты выбрал отказаться от воспоминаний, и музыке, которую ты слышишь здесь, не к чему прикрепиться. Ты перешагнёшь порог, музыка останется здесь».

«Получается, как только я покину Сферы, я останусь без памяти?»

«Нам очень жаль, Кан-Гиор».

«И я не смогу вернуться, потому что Сферы больше не могут выдерживать меня? Но смотрите: я летуч, я могу свободно перемещаться по Сферам. Может быть, я смогу прийти ещё?»

«Ты действительно изменил форму, поэтому сейчас Сферы могут выдерживать тебя, хотя твой предыдущий подобный визит был достаточно давно. В последующие разы ты мог слушать музыку Сфер лишь со ступеней. Однако Сферам тяжело тебя держать. Сферы держат музыку, но не тела, её издающие. В новой форме тела ты сможешь слушать музыку Сфер ещё и снаружи, паря рядом со Сферами. Но ты не сможешь унести услышанную музыку с собой. Нам очень жаль, Кан-Гиор».

«Но…»

«Время твоего визита скоро заканчивается. Если ты хочешь послушать ещё какую-то музыку, поторопись, Кан-Гиор».

Время моего визита заканчивается. Я покину Сферы, и у меня не будет ни памяти о моей большой любви, ни доступа к Сферам. Я потеряю всё.

Не заметил, как оказался рядом со стержнем, выглядящим как весёлое алое пламя, только в металле, звучащим музыкой Амриса. Я думаю, что это тот самый случай: когда стремление оказаться с кем-то так сильно, что портал открывается под ногами. Или, в моём случае, под крыльями.

Я никогда так не плакал.

«Ты можешь побыть у входа ещё немного. Однако твоё время истекает. Нам очень жаль, Кан-Гиор. Однако знай, что твоя музыка звучит и всегда будет звучать в сердце Сопряжения Сфер».

Меня утягивает к входу. Если бы это не происходило само, я бы не знал, как уйти. Как попрощаться с Амрисом навсегда. Даже если это всего лишь стержень, звучащий его музыкой.

Я такой идиот…

Когда я опускаюсь на площадку перед входом – выходом для меня, Сферы были мягки ко мне, называя его входом, – я не сразу могу сообразить, где я. Я только что слышал музыку пути Амриса, и я переместился, но я продолжаю её слышать.

И тут до меня доходит.

Я слышу музыку Амриса, потому что он стоит за тонкой мембраной, отделяющей пространство Сфер от остального мира. Сам. Стоит.

Он пришёл.

«Амрис», – одними губами говорю я и не могу удержаться от слёз.

«Кан-Гиор, – отзывается он. – Я ожидаю, что потом ты будешь восторгаться моей технической и логистической смекалкой, которая позволяет мне сейчас стоять здесь, разговаривать с тобой и ещё кое-что, но сейчас скажи мне одно: ты будешь со мной разговаривать? Или хотя бы выслушаешь меня?»

Его голос дрожит. И сам он дрожит. Что-то странное есть в том, как он стоит на пороге, но я не могу разобрать, что.

Всё время памяти, которое у меня осталось, я смогу смотреть на него. И слушать его. Амрис, продолжай.

Я киваю.

Амрис улыбается, вспыхивает тёплым огнём.

«Я не пришёл на Мерре, потому что регент объявил на меня охоту. Если бы я вышел от Рэй тем вечером, меня бы убили с вероятностью сто процентов. Я решил не выходить – в том числе, чтобы сохранить Киру Альгесу его тело. Пожалуйста, прости меня. Это были обстоятельства неопределимой силы. Я не понимаю, как это работает, но иногда между мной и тобой встаёт неодолимая сила. И я не знаю, как мне…»

Он обрывает свою речь и вздыхает. Я чувствую его состояние – похоже, он давно переживает на эту тему. Очень давно.

Сколько же меня не было?

Произошедшее на Мерре кажется делами давно минувших дней.

«Похоже, мы можем только повторить мудрость тех мест: не загадывай под Мраком, – устало улыбаюсь я. – И, Амрис, из мужского контура я вполне осознаю, что моя реакция была неадекватной. Очень жалею».

От подступивших слёз я не могу больше произнести ни слова. Амрис вглядывается в меня, но, очевидно, не понимает, что я имею в виду.

«И, Кан, я пришёл к миру, куда попадают те, кто потерял память. Я дал тебе клятву тогда, и я пришёл. Но, ‒ он смеётся. ‒ Я не мог туда попасть. Чтобы попасть внутрь, мне нужно было потерять память, а я не мог себе этого позволить. Я ждал тебя у одного из входов, у того, через который ты вошёл, а у других поставил детекторы, настроенные на тебя, чтобы не пропустить тебя, когда ты будешь покидать этот мир. Но ты ушёл другим путём. В какой-то момент я понял, что тебя больше в этом мире ‒ нет».

Он замолкает и кусает губы.

«Понимаешь, Кан-Гиор, у этой истории про “он пообещал прийти и не пришёл” есть и другая сторона: моя. Когда я даю тебе обещание прийти и по стечению обстоятельств не могу его исполнить ‒ это мой личный ад. Это касается не только тебя. В прошлый раз я обещал Рэй, что я вернусь».

Ого. Я не думал раньше об этом. А ведь действительно. Он же не бесчувственный. Может быть, Амрис в мужском контуре не отличается особенной тонкостью чувствования, но он умный и страстный. И понимает, какое действие оказывают на окружающих его поступки. Ну, чаще всего.

Амрис вздыхает.

«Мы с Рэй успели посмотреть эхо того, что было в твоей жизни до встречи со мной, и мы уловили что-то про некие Сферы, но я не знал, что это и где это. А когда ты покинул мир, куда попал без памяти, там не было следа. Ты просто перестал быть в одном месте и начал быть в другом месте. Как будто между этими двумя точками нет пространства».

Голос Амриса звучит монотонно. Как будто он уже много раз внутри себя проговорил свою речь, прежде чем произнести её вслух. Как будто он очень устал.

«Вычислить координаты другого места ‒ не вопрос. Я кое-что понимаю в логистике. Другое дело, что я не мог туда попасть. Словно это место обладает другими свойствами, в которых я не могу удержаться. Тогда я вспомнил про Сферы: среди твоих воспоминаний был мотив, что ты стал слишком плотным для того, чтобы находиться в них. Но я видел, что ты точно переместился к ним. Поэтому стал думать».

«Но подожди, Амрис, ты же сейчас находишься здесь, значит, ты тоже смог прийти сюда».

Амрис гордо улыбается.

«Вот теперь готовься восторгаться моей технической смекалкой. Я не здесь. Я до сих пор сижу у входа в мир, куда попадают те, кто теряет память. Ты видишь сейчас что-то вроде моей проекции. В ней мало информации, поэтому я лёгкий и это место может меня выдерживать. Кстати. Просвети меня, пожалуйста, что такое Сферы? Это что-то вроде Большого Архива в Управлении Порядка Мироздания? Или часть его?»

Его предположение вызывает у меня улыбку.

«Насколько я понимаю, это что-то отдельное от Управления Порядка. Сам послушай, как звучит. “Сопряжение Сфер, хранящих музыку мира”, ‒ и ”Большой Архив при Управлении Порядка Мироздания”. Мне кажется, Сферы были раньше, до того, как появилось Управление Порядка. Может быть, до того, как появился Порядок. Сферы хранят музыку мира. Вообще словами трудно рассказать ‒ лучше посмотри потом мой архив памяти и сможешь лучше понять».

Я осекаюсь. Чувствую, что опять заплачу. Сжимаю кулаки.

«Что такое?» ‒ осторожно спрашивает Амрис, вглядываясь в меня.

«Амрис, я потерял память насовсем. Пока я здесь, я помню себя и тебя, потому что я послушал музыку своего пути и твоего пути. Как только я покину Сопряжение ‒ а оно скоро вытолкнет меня, потому что не может удерживать меня долго, ‒ я опять окажусь без памяти. И ты говоришь мне восторгаться твоей технической смекалкой, но я помню тебя последний раз, Амрис, и я так хотел бы коснуться тебя, хотя бы ещё раз, но ты ‒ проекция».

И я не могу сдержать рыданий. Опускаюсь на корточки со своей стороны входа, без сил. Не могу больше смотреть на него. И не могу наглядеться. Никогда не смогу наглядеться.

Однако и сам чувствую: моё время истекает. Несколько десятков мгновений, последняя мелодия нашей встречи.

«Так вот, ‒ звучит невозмутимый голос Амриса. ‒ Техническая смекалка нужна была мне не для того, чтобы устроить так, чтобы я разговаривал с тобой в одном месте, а ты слышал меня при этом в другом месте, ‒ нет. Это называется “телефон”, и его уже изобрели. Техническая смекалка нужна была мне для того, чтобы сообразить, как мне устроить так, чтобы я мог ждать тебя на выходе из Сфер, имея с собой на почти материальном носителе твою память».

Амрис делает паузу, и я поднимаю взгляд. Амрис серьёзен. Я поднимаюсь и переспрашиваю.

«Мою память на почти материальном носителе?»

Амрис кивает, видимо, весьма довольный собой. И достаёт из кармана бирюзовое кольцо.

«На твоё кольцо Рэй собрала твою память и выпроводила меня с Мерры, чтобы я тебе его вернул. Вместе с памятью».

Я коротко обдумываю это.

«Нам очень повезло с твоей женой, Амрис», ‒ усмехаюсь я.

«Я рад, что ты так думаешь, потому что своё кольцо я оставил ей, с дополнительными настройками, которые успел накрутить», ‒ усмехается в ответ он. Я размышляю над сказанным секунду.

«Давай я подумаю над тем, что это значит, в более спокойной остановке, ‒ смеюсь я. ‒ Моё время здесь истекает. Что мне делать, Амрис?»

«Одновременно делай шаг и надевай кольцо. Это, кстати, не совсем кольцо. Это что-то вроде трубы, которая переместит тебя туда, где сейчас я. А от прохождения через трубу твоя память вновь прикрепится к тебе. Скажи, здорово придумал?»

«Если сработает, будет очень здорово», ‒ развожу руками я и тут же чувствую мягкий толчок в спину, которому не могу сопротивляться. Я падаю вперёд, подставляю ногу, падаю на плотную мембрану, Амрис успевает подставить кольцо под мою руку, оно скользит на указательный палец левой руки, и я падаю, падаю, падаю.

…и чувствую его объятие ‒ самое плотное, что возможно в тонком мире, в котором мы находимся, ‒ и тёплый смех над ухом.

У меня подгибаются ноги, кружится голова, я не могу устоять, и Амрис подхватывает меня и бережно опускает рядом с собой. Мельком успеваю разглядеть, что он находится в центре сложной фигуры, уставленной незнакомыми мне артефактами.

«Официально заявляю, что я восторгаюсь твоей технической смекалкой», ‒ говорю я, и сознание плывёт, но у меня нет тела, я не могу потерять сознание ‒ могу только позволять происходить процессам установки и рекалибровки памяти ‒ и нежиться в объятиях любимого друга.

«А раз так, то я, пожалуй, скажу фразу, которую я приготовил специально на случай, если затею удастся провернуть. Она в твоём стиле, должна тебе понравиться».

«Вариант, что затея не удастся, ты тоже рассматривал?» ‒ слабо улыбаюсь я.

«Конечно, рассматривал. Его вероятность была равна нулю», ‒ довольно отвечает Амрис.

«Давай, говори свою фразу».

Амрис медлит немного. Неужели стесняется? Но нет. Он чуть отстраняется и смотрит мне в глаза.

«Между нами, Кан-Гиор, есть всего одна неодолимая сила, ‒ говорит он торжественно и нежно. ‒ Негасимый свет».

Эпилог. Награда Амриса

«Сообщение от Рэй и письмо от Анриты ‒ что первым открыть? Пришли одновременно», ‒ спрашиваю я Амриса. Мы на нашей базе. Пока продолжалась установка моей памяти и я был вовсю занят этим процессом, Амрис собственноручно написал и отправил Анрите отчёт, а теперь точит новый артефакт: зловещего вида спицу.

Амрис улыбается такой улыбкой, с которой ребёнок, проснувшись, вспоминает, что сегодня ‒ его день рождения, и его ждёт совершенно восхитительный день, с подарками, парком аттракционов и тортом. Впрочем, он часто ходит с такой улыбкой, и эту привычку может быть здорово у него перенять.

«Конечно, сообщение от Рэй», ‒ отвечает он.

«”И всё равно мы все друг друга любим”, ‒ сообщает Рэй», ‒ говорю я, прослушав сообщение из кольца.

«Глубоко. Ещё немного, и Рэй просветлеет, ‒ фыркает Амрис. ‒ Ну ладно. Давай письмо от Анриты!»

Его глаза сверкают, и я соображаю, почему.

«А! Ты же попросил у неё какую-то награду в случае успеха и скрыл свою просьбу от меня».

«О да!»

Амрис осторожно откладывает спицу, подскакивает и в два прыжка оказывается рядом со мной.

«А что ты попросил?» ‒ оттягиваю момент я.

«Я представил, что она делает одну штуку своими бесчисленными руками, и не смог это развидеть. Ну же, ну же, ну же, ну же», ‒ переминается и подпрыгивает передо мной Амрис. Прыгающий по комнате Амрис ‒ это что-то новенькое, и я помещу этот образ на почётное место в новообретённых архивах памяти и буду пересматривать в минуты хандры. А пока просто открою послание от Анриты.

Перед нами разворачивается подвижное голографическое изображение. Анрита сидит с закрытыми глазами, в позе лотоса, её многочисленные руки свободно опущены. Раз в несколько мгновений под одну из её ладоней приходит послание в виде конверта-пакета с данными. Анрита на секунду открывает глаза и вновь закрывает. Её третий глаз медленно и равномерно вращается вокруг своей оси.

И вот под одной из ладоней Анриты оказывается конверт, который я узнаю как отчёт Амриса. Анрита распахивает глаза. Третий глаз останавливается и поворачивается к пакету. Анрита замирает на секунду, улыбается и переводит взгляд всех трёх глаз на Амриса. Ладонь с письмом она кладёт на скрещённые лодыжки, а все остальные ладони ‒ сколько их там? девятьсот девяносто девять? миллион? бесконечность? ‒ устремляются к её лицу в грандиозном, глубочайшем фэйспалме.

Восторг Амриса не знает границ.

Примечания

1

Подробнее об этой истории – см. рассказ «Листья дерева коорхи» в книге «Рука об руку».

(обратно)

Оглавление

Историческая справка

Пролог. Анрита

Глава 1. Грегор Теллери

Глава 2. Королевская магия

Глава 3. Женщина

Глава 4. Дрова для леди

Глава 5. Ценный груз

Глава 6. Кровь альдагорских младенцев

Глава 7. Королева Мрака

Глава 8. Кольца

Глава 9. Амрис

Глава 11. Рэй-Йи

Глава 12. Совет у регента

Глава 13. Королевская лотерея

Глава 14. Короли и королевы

Глава 15. Где Кан-Гиор?

Эпилог. Награда Амриса

*** Примечания ***