Скверная жизнь дракона. Книга вторая [Александр Костенко] (fb2) читать онлайн

Скверная жизнь дракона. Книга вторая

ВАЖНОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Это книгу надо читать второй. Тебе будет интересно, у тебя сложится определённая картина происходящего, но очень многое останется непонятным. Остальные книги цикла прямо следуют по сюжету за первой и, прочитав третью и четвёртую, ты перечитаешь вторую и на некоторые непонятные вопросы найдёшь ответы, а отдельные моменты приобретут новые смыслы. После пятой и шестой ты ещё раз перечитаешь вторую и вновь что-то прояснится, а что-то приобретёт новый смысл. И так далее, пока временные параллели не сойдутся.

Арка четвертая. Дитя Место действия: Северный континент

Глава 1

Обитая железом дверь открылась с глухим скрежетом. В нос ударила густая, приторная смесь запахов подобная той, когда о корзине с яблоками забывают на несколько недель. Это был стандартный запах, витающий в воздухе алхимических мастерских.

— Одну минуту, сейчас подойду, — раздался голос из другой комнаты, стоило входной двери закрыться за мной.

Медленно проходя по помещению, я в который раз убеждался в том, что разница между мастерскими и лабораториями заметна даже во входной комнате.

В алхимической лаборатории может сложиться впечатление, что сейчас проходит экскурсия в доме клептомана-наркомана. Жадно потирая свои пропахшие травами ручонки, он хомяком тащил в дом всё, что попадётся ему на глаза, а притащив — старательно высушивал и подвешивал под потолок, если места на полках и в шкафах заняты другими ингредиентами. И даже не стоит думать об учениках мастерового, коих будет в достатке даже в самой захудалой лаборатории.

Но переступив порог мастерской, может показаться, что ты зашёл на склад торговой компании, которая вот-вот разорится: либо всё помещение завалено ящиками и мешками; либо в нём не будет ничего, кроме стола и пары стульев. Это комната была из последних. Если не обращать внимания на пару ящиков в углу.

— Прошу прощения за ожидания, — в межкомнатном проёме стоял мужчина лет пятидесяти, потирая руки о рабочий фартук. — Меня зовут Раймарт, один из мастеровых магов этого города. Хотите сделать заказ на инструмент?

— Почти. Вы знаете архивариуса Настрайской магической академии по имени Густах? Он рекомендовал обратиться к вам с моей просьбой.

— Кто вы? — в голосе мастерового читался неподдельный интерес, смешанный с осторожностью. Не каждый день к нему заходит Кта’сат и говорит, что знает его друзей.

— Меня зовут Лик’Тулки́с, но можно Ли́кус. Во время обучения в академии Густах был моим наставником. Он передаёт привет и говорит, что без вас шутку с «холодным котлом» делать не будет.

— Да-а, — на лице мужчины заиграла лёгкая улыбка, а голос стал мягче, — было интересно наблюдать, как группа преподавателей неделю выясняла, из-за чего огромный котёл на кухне не нагревается, сколько ни держи над огнём. Слушаю тебя.

— Мне нужен экстрактор скверны, но с изменениями. Ты ведь умеешь их делать?

— Продолжим внутри, проходи, — мастеровой скрылся в помещении, взмахнув рукой в приглашающем жесте.

Стены комнаты полностью покрывали магические узоры и письмена, стабилизирующие потоки маны, что возникают при работе с магическими предметами. Вдоль одной из стен в полу находились три погребных люка. Их дверцы, как и пол во круг них, тоже были расписаны рунами. С противоположной стороны, длиной во всю стену, стоял массивный деревянный стол, уставленный различными мелкими инструментами, книгами и отдельными листками, перьями и чернильницами. Рядом с ним стояло два стула. На одном из них уже сидел Раймарт.

Стоило только сесть напротив мастерового, как меня засыпало ворохом вопросов: что будет использоваться в качестве блокирующего материала, из чего делать поглотитель, каким методом наносить на разделитель магические круги и так далее. Как настоящий знаток своего дела, Раймар старался узнать каждую деталь будущего устройства.

После уточнения всех моментов мы перешли к разговору о том, в какой последовательности и какие материалы будут использоваться в общей конструкции устройства. Но внезапно раздавшийся скрежет входной двери отвлёк нас.

— Хозяин, я принёс вещи от торговца, — проговорил тихий голос.

— Одну минуту, — мастер повернул голову в сторону входа и приказал принести вещи.

В комнату зашёл морально раздавленный человек с отсутствующим огнём жизни в глазах. В руках он держал накрытый куском ткани ящик и, судя по их внешнему виду, в этих обшарпанных досках стремления к жизни было гораздо больше, чем у человека. Но дело в замысловатом узоре, обвившим шею несчастного подобно ошейнику. Своим тусклым мерцанием красного цвета узор давал понять каждому, что перед ним раб. Но не простой раб с обычной рабской печатью — а раб, обречённый на одну из самых страшных кар.

На шее человека мерцало специальное магическое клеймо. В отличие от обычных печатей, такие накладывали с целью вытащить душу из тела и поместить её в кристалл. В этом случае даже после смерти несчастный разумный обречён служить источником энергии в магической устройстве, пока душа его окончательно не рассыпется, растворившись в потоке эфира.

Подойдя к Раймарту, раб опустил свою ношу и слегка приподнял ткань. Быстрым взглядом ремесленник оценил содержимое, кивнул и сказал рабу положить ящик под стол, а самому ждать в другой комнате.

— Есть несколько неприятных для тебя моментов, и они существенно повлияют на время изготовления, — продолжил мастеровой, как только раб ушёл.

Под этими моментами подразумевались две вещи, способные отложить на десятки лет исполнение заказа: шкура лунного зайца и минимум сто, а лучше полторы сотни грамм нейтральных магических камней. Даже если переслать запрос на шкуру поближе к местам обитания зайцев, и даже если в гильдии авантюристов запрос примут в тот же день — нет гарантий, что он исполнится хотя бы в течении года. С камнями дело обстояло чуть проще: за ними никуда не надо ехать, их можно купить и в этом городе на аукционе, что проходит раз в месяц. Но обычно за них идёт настоящая битва, да и выставляются они партиями по двадцать грамм. И, конечно же, потребуются огромные деньги, чтобы за всё это заплатить. Не считая работы мастерового и покупки остальных материалов.

Со словами о том, что всё готово, я достал свёрток со шкурой и протянул мастеру. Узнав, что она была подготовлена сразу после поимки животного, Раймарт удовлетворённо закивал. Затем я передал ему небольшой мешочек. Как и свёрток, он был покрыт рунами, не позволяющими мане проникать внутрь и влиять на содержимое.

— Здесь около ста шестидесяти грамм. Сколько времени займёт изготовление устройства и сколько всё будет стоить? С учётом заказа и доставки остальных компонентов.

Задумавшись, Раймарт поднял взгляд и уткнулся в потолок. Долгую минуту он сидел неподвижно. И решительно произнёс:

— Мне надо проверить шкуру и камни на целостность. И посмотреть, что и откуда будет заказываться. Сам понимаешь, что все материалы должны прийти с интервалом в неделю, не больше. А по поводу оплаты… В чём рассчитывать: в монетах Ганзейской торговой лиги или Арнурского королевства? Местные деньги не возьму — только лишнее время потрачу на обмен.

— В Ганзейских монетах. В городе есть банковское представительство?

— Больше — целый банк. Он на центральной площади, недалеко от торговых лавок. Касательно денег: точную сумму скажу завтра, но не выше тридцати. Возьми в банке расписку на двадцать монет, а десять — золотом. Заодно завтра и по срокам определюсь, но не раньше весны.

Епифань — столица мира! Не слабо за работу просит. Хотя, наверно, он сам удивился узнав, что у меня с собой шкура и камней на сотни четыре золотом. Но всё равно соглашаться надо: Густах его рекомендовал. Только вот что мне эти полгода делать? Зима вот-вот начнётся и теперь надо думать, как и где её провести.

— Согласен.

Мастер достал с полки небольшую деревянную статуэтку в форме человека с весами в одной руке и молотком в другой. На её пьедестале были два небольших углубления.

Взяв в руку маленькое шило, Раймарт уколол указательный палец и, положив его в одно из углублений, приступил к стандартной процедуре принятия заказа. Он поклялся перед богами, что выполнит все условия сделки и не посмеет украсть мои вещи. Я повторил и поклялся, что не имею претензий перед мастером. В тот же момент статуэтка легонько засияла синим цветом.

Внимание, был сформирован контракт, зафиксированный системой

— Подожди немного, я пока уберу твои материалы. Заодно проверю их состояние.

Раймарт взял вещи и направился к люкам. Но, прежде чем один из них был открыт, мастер замер на секунду — именно это время нужно опытному магу, чтобы снять собственноручно установленную магическую защиту.

Минут десять я сидел один и размышлял о превратностях судьбы. В основном думал о носильщике с магическим клеймом. Если бы я не вглядывался в его лицо, то принял бы за избитого жизнью мужика, которому лишь пару лет осталось до седых волос. Но на его лице не было ни единой морщинки, ни единого отёка — думаю, ему не больше тридцати лет. Что надо было совершить, чтобы вот так всё закончить? Ведь это клеймо на всю жизнь, и рабство — до последнего вздоха.

Наконец Раймарт вернулся. Я не стал лезть к нему с расспросами о судьбе парня, а просто сидел и слушал результаты проверки материалов. Судя по удовлетворённому лицу мастера — они более чем прекрасны. Шкура в идеальном состоянии, а из камней получится чуть больше ста грамм эссенции. Всё это означало, что две главных проблемы решены и срок изготовления не превысит полгода в самом худшем случае. Но точная дата будет известна завтра, так что мы договорились увидеться после обеда.

Ветер ударил в бок, стоило мне выйти на улицу. Под одежду проник холод глубокой осени, заставив поёжится. Благо холод отогнал усталость, скопившуюся в теле за последние четыре дня пути.

Я поспешил к главной улице города. Она проходила петлёй с запада на восток, деля город на три неравных части: как и по богатству, так и по размерам. И где-то на условной границе между нижней частью города и средней стояла гостиница — я заприметил её днём, когда с караваном прибыл в город и сразу же направился на поиски мастерской.

Стоило пройтись по грязным боковым улочкам и выйти на главную улицу, как искомая вывеска была моментально замечена. Подышав в замёрзшие ладони и перехватив поудобней посох, я немедленно направился к гостинице, надеясь на свободное место. И с неменьшей надеждой, что моё предположение верно: из-за своего расположения, цены на постой должны быть не такими высокими, как в богатой части города, но и всякого рода проходимцев и неприятных личностей должно быть меньше, чем в бедной.

Волна тепла нагретого помещения поприветствовала нового посетителя, стоило оказаться внутри. Растопленный камин излучал жар, заполнявший помещение, походившее на трапезную. Половина столов была занята: кто был в одиночестве, а кто в компании; кто-то просто сидел и ждал второго пришествия, попутно греясь и отходя от холода улицы, кто пил из кружек пойло и закусывал его хлебом; а кто-то отвлекался от своих дел и с презрением смотрел на меня.

Не обращая внимания на эти взгляды, я подошёл к барной стойке. Стоявший за ней мужчина всем своим видом давал понять, что он здесь главный.

— Вечер. Есть свободные комнаты на одного?

— Есть. На втором этаже за шестьдесят медяков за ночь, и на третьем, за тридцать пять. Завтрак и ужин в стоимости. Дрова для камина на втором этаже тоже. За рабов платить отдельно. Хранение вещей для второго этажа в стоимости, а так пять медных за ночь.

— Рабов нет, — три маленьких серебряных кругляшка и три большие медные монеты звякнули на барной стойке. — Второй этаж на три ночи. Может продлю. Когда будет ужин?

— Через полчаса, — хозяин гостиницы вытащил из-под стойки железный ключ. — По левой стороне вторая дверь. Принести наверх?

— Не надо, я спущусь и передам сумку на хранение.

Поднявшись на этаж, войдя в комнату, закрыв дверь и тихо вздохнув — я позволил себе немного расслабиться. На сознание тут же накатила волна усталости. Постояв немного с закрытыми глазами и набираясь сил, я встряхнул головой и осмотрел комнату.

Маленький камин, даже можно назвать его очагом, был пуст. Стоявшая рядом полная дров поленница приглашала растопить камин после ужина. Кровать, набитая соломой и покрытая серой, изношенной, но чистой тканью. Такая же подушка и несколько сшитых вместе овчинных шкур в качестве одеяла. Окно на противоположной стене от входа, закрытое ставней. Под ним стол и стул. А рядом с ними стояло именно то, что было мне нужно.

Странного вида длинный подсвечник, с широким основанием и глубоким блюдцем на верху. Но лишь неосведомлённый разумный может принять это магическое устройство за подсвечник. Вот только без замыкателя сигнального контура в незнакомых местах спать нельзя — опасно для жизни. А свой доставать из рюкзака не хотелось: я до сих пор помню, как уснуть не мог из-за звона в ушах.

Проверив, что замыкатель цел и магические узоры не повреждены, я принялся за установку сигнализации. Сперва замыкатель надо поставить в центр комнаты и напитать его маной. После, достать из сумки мешочек с магическими камнями и разложить их по местам: крупный зелёный положить в глубокое блюдце сверху замыкателя, а маленькие синие камушки положить в углы комнаты на специальные подставки, как на полу, так и под потолком. И не забыть каждый камень пропитать маной.

Теперь, когда всё готово, я ещё раз подал ману в замыкатель. Каждый из синих камушков засветился показывая, что связь с зелёным была установлена.

Внимание, был установлен сигнальный контур

Заботливо оповестила система, когда замыкатель моргнул три раза. Теперь его можно было убрать в сторону и не бояться, что ночью в моём теле кто-то очень любезный добавит новых дыр. Сейчас между камнями контура протянута магическая сеть, а значит она также протянута по стенам, полу и потолку. Она всё время будет проверять сама себя на целостность и, если её пересечёт что-то без маны или с отличной от моей — замыкатель должен будет запищать. Я надеюсь, что он именно что запищит, а не заорёт на всю округу звуком падающего метеорита.

Убедившись, что на ближайшие дни у меня всё есть, проверив карманы, висевший на боку гримуар и жезл с кинжалом на поясе — я взял сумку и вышел из комнаты.

Стоило спуститься, и хозяин гостиницы сообщил, что ужин будет через пять минут и мне следовало занять один из ещё свободных столиков.

— На хранение. Заберу через день.

Хозяин достал статуэтку с пузатым человеком с весами в одной руке и кружкой в другой. Он быстро проговорил, что берёт на хранение сумку и поднёс статуэтку ко мне. Я легонько коснулся её головы, вслух подтвердив передачу вещей. Статуя тускло загорелась синим цветом, пропавшим через секунду.

Внимание, был заключён контракт

— Присаживайся, а вещи твои я сейчас спрячу.

— Разбавленного тёплого вина, и хлеба перед едой. Сколько?

— Пять медяков. Как постоялец можешь рассчитаться утром.

Вскоре крепкий коренастый парнишка, явно приходившийся родственником хозяину, принёс булочку белого хлеба и кувшинчик вина. Из его горлышка клубясь поднимался едва заметный пар.

Я налил в кружку бледно-красной жидкости и сделал глоток. Сладко-пряное вино тёплым комом ушло в утробу, наградив приятным, согревающим чувством. Не сдерживаясь, я залпом осушил стакан, удовлетворённо выдохнул и с наслаждением прислушался к ощущениям: тепло от напитка медленно расходилось от живота по всему телу. Помимо сигнального контура именно тепло и есть причина столь завышенных трат на комнату. Ведь только на вторых этажах ставят очаги и камины, а вот на третьем этаже такого счастья не сыскать.

Неспеша отрывая от хлеба по кусочку и запивая вином, я ловил себя на мысли, что хотелось напиться этим нектаром до смерти. В отместку самому себе за четыре дня пути, когда я мёрз как последняя собака, материл всё на свете и насылал проклятия на всех и вся, кто только попадался на глаза. Караван едет, колёса у повозки скрипят, а я, как укутанная двумя слоями одеяла тварь дрожащая, сидел в телеге и дрожал от холода. Хуже этого может быть только то, что не смогу в городе пристроится на эти полгода — и тогда уж точно мне будет обеспечен ещё один круиз.

Мотнув головой и стараясь отогнать дурные мысли, я уже хотел отломить ещё хлеба, но заметил приближавшегося парня с подносом в руках. Вскоре на столе оказалась тарелка с горячим рагу, нарезка из вяленого мяса, пара ломтей козьего сыра и ещё один кусок белого хлеба.

Стоило только парню получить медяк чаевыми и отойти от стола, как дверь в гостиницу открылась. Внутрь зашли двое мужчин, одним которых был Мирн. Увидев знакомого ксата, он поднял руку в приветственном жесте. Поприветствовав в ответ, я пригласил их присоединиться.

— Ликус, рад тебя снова видеть! Смотрю ты отогрелся и стал выглядеть добрее! Или это вино так на вашего брата действует? — продолжая засыпать меня словами, вечно позитивный караванщик и по совместительству начальник каравана, в котором я добирался до города, показал на приятеля:

— Знакомься, это мой старый друг Нарик, организатор рабских аукционов в этом городе. Нарик, это Лик… Ликду…

— Лик’Тулкис, но Ликус проще произносить, — я помог выкрутиться караванщику, видя, как он себе чуть язык не прикусил от соблюдения этикета. — Наши имена сложны для остальных разумных.

— Не сложнее, чем орочьи, — парировал Нарик.

— Смотря о каком племени идёт речь.

— Ты был в землях орков?

— Несколько раз, но надолго не задерживался.

— Как интересно. Мне вот доводилось лишь общаться с ними. Племя Багрового Козла знакомо?

Неспешно продолжая разговор, два друга заказали себе ужин и вина. Решив обзавестись полезным знакомством, я попросил записать всё на мой счёт. Поглощая еду и напитки, мы плавно перешли с темы орочьих племён на обсуждение нашего везенья: до того, как я присоединился к каравану, он уже был неделю в пути — и за всё это время на него ни разу не напали. Потом разговор перешёл на тему путешествий и я, как странствующий магос, рассказал парочку интересных историй.

Затем были искренние слова благодарности от Нарика в адрес Всеобщей церкви за то, что позволила использовать троптосов как живой товар. Ещё его отец, сорок лет назад светился от счастья, когда получил дополнительные вещи для продажи любому желающему, а не только строго установленным лицам. По строго фиксированной цене. Строго для убийства.

Нарик посетовал, что аукцион был неделю назад, а новый планируется минимум через три и теперь ему нечего мне предложить. Я в рабах не нуждался, но он всё равно принялся искренне заверять, что с радостью поможет, если мне понадобится живой товар или другие его услуги. За соответствующую плату. Со скидкой, разумеется.

Закончив ужин и попрощавшись, два друга направились к выходу. Я же сначала подошёл к хозяину гостиницы и попросил принести зажжённую свечу, чтобы растопить камин. Стоило войти в комнату, как в дверь постучали — за ней стояла дородная женщина с заказом, который я обменял на медяк чаевых. Активировав сигнальный контур и немного повозившись с камином, я вскоре наблюдал, как языки пламени с жадностью окутывали поленья. Вместе с ними по комнате волнами распространялось убаюкивающее тепло.

Глава 2

Позднее утро разбудило меня моросящим дождём, стучавшим по закрытой ставне. Огонь в камине давно потух и прохладный воздух тягучей смолой наполнял комнату. Не очень-то и хотелось покидать нагретую кровать, и если бы не предстоящие дела — то я бы с превеликим удовольствием растворился в одеяле ещё на сутки. Пришлось силой заставить себя встать и начать готовиться к выходу.

— Доброе утро, — меня буднично поприветствовал парень, разносивший вчера заказы. — Завтрак готов, можем принести в комнату. Что-нибудь ещё желаете?

— Нет, завтракать буду тут. Хочу рассчитаться за вчерашнее.

— С вас тридцать пять медных: пять за вино и хлеб, и по десять за две порции ужина и дополнения к ним.

В зале было почти пусто, а те из немногих, кто завтракал, старались быстрее закончить с едой и уйти по своим делам. Доносившийся с улицы шум доказывал, что город ожил после ночи.

Вскоре принесли завтрак: пшённая каша с сушёными фруктами и отвар из трав с ягодами. Медленно прожёвывая кашу, я старательно обдумывал дальнейшие планы.

Есть три пути: остаться в Инлийске; прибиться к ближайшей деревне за плату; или же отправиться в другой город. Но ещё раз в дорогое мёрзнуть не хотелось, а если зимовать в этом городе, то где?

Жить в гостинице? Так поступит только транжира: ближе к зиме цены на аренду комнаты поднимут минимум в два раза. Да и вдруг кто-то крайне ушлый прознает, что ксат здесь проездом в ожидании заказа и устроит мне сладкую жизнь? Ведь по-любому узнает — номер в гостинице на всю зиму редко кто снимает. Каждый месяц менять гостиницу? Проще повесить на себя табличку с надписью «Я здесь». Нет, гостиница тоже на крайний случай. Податься в район знати в качестве рассказчика интересных историй? Ага, десять раз им нужен ксат. Который ещё и магос, а не бравый воин. Обидно, что в этом городе нет миссии ксатов — иначе бы я ещё вчера зашёл к ним в гости.

Можно попробовать арендовать квартиру в средней части города. Но тогда вопрос: как устроен и из чего сделан сигнальный контур? И опять же, вдруг кто прознает обо мне таком хорошем? Да и постоянно убираться и готовить тоже удовольствие ниже среднего, не говоря про походы на рынок и заказ дров… Всё же стоит дождаться слов Раймарта о сроках. Если он закончит заказ к началу весны — останусь в городе. Но если к лету — то лучше это время провести в другом месте.

Осенняя пора поприветствовала меня во всей своей красе, когда я закончил с завтраком и вышел на улицу. Наполнявшая воздух после дождя сырость густым киселём обволакивала открытые участки кожи. Лужи из густой и липкой грязи болотцами покрыли главную улицу, вымощенную гладким камнем. Меся уличную жижу сапогами и кутаясь в плащи, прохожие спешили по своим делам и рассасывались в проулках города.

Города, такого же, как и многие другие. Непримечательного ничем, кроме проходящей сквозь него дороги. Она связывала между собой два города-оплота, рядом с которыми есть скверные места: лес, равнина, село, бывший постоялый двор или что-то ещё. Разумные с удовольствием рискуют жизнями и суются в порчу в надежде хоть что-то добыть, очистить в церкви от скверны и продать. И кочуют разумные из одного города-оплота в другой, каждый раз проходя через Инлийск и оставляя здесь часть своих денег. Тех самых кровных денег, которые достаются им тяжёлым трудом. Но лёгким для города, и он всеми силами пытался высосать всё до последнего медяка из каждого путника.

Сильнее всего это заметно в центральной части города: в торговой аллее много лавочников, даже в мерзкую осеннюю погоду старавшихся привлечь покупателей к своим товарам. Почти в каждом доме на первом этаже что-то располагалось, будь то магазин или представительство гильдии, или сама гильдия, или даже несколько зданий были отведены под гостиницу, бордель или мастерскую.

Или несколько зданий могли быть банком, на огромной каменной стене которого выложена и украшена утончёнными завитыми узорами надпись «Синяя Гортензия» на языке высших эльфов. Это было названием дома ушастых, что организовал банк здесь, в Инлийске. Но зная все политические игрища внутри эльфийских кланов и между их домами, то вряд ли банк всё ещё подконтролен этому дому.

Внутренняя отделка соответствовала статусу здания — всё красиво, всё блестит. На стенах и потолке яркие светильники, на полу цветастые ковры с узорами, у стен стоят скамейки со спинками, обитыми кожей. За отдельными стойками, отгороженными друг от друга, сидят работники в чистых одеждах.

Но если присмотреться, то окажется, что светильники из дешёвой бронзы, краска в коврах некачественная и быстро выцветает, скамейки сделаны из обычного дерева и лишь покрыты тёмным лаком. Стойки тоже из простого дерева, притом сучковатого и перекошенного. А одежда на сотрудниках хоть и чистая, но изо льна и одним она мала, а другим велика из-за однотипного пошива.

Так высшие эльфы поступают со всем, что принадлежит им, но не находится на их земле — экономия во всём. Хотя, в каждом банке есть отдельный вход для знати, где убранство не хуже, чем во дворцах лордов.

— Добрый день. Добро пожаловать в банк Синяя Гортензия, принадлежащий дому Цветущая Астра, — когда я подошёл к стойке, равнинная эльфийка с немного удлинёнными и заострёнными к кончикам ушами, встала и поклонилась мне. — Хочу донести до вашего знания, что валюту города Мантар мы не принимаем. Чем могу помочь?

— Дайте мне деняк!

— Что, простите?

— Хочу получить деньги со своего счёта.

— Да, конечно. Пожалуйста, подтвердите свою личность.

Эльфийка пододвинула ко мне белёсого цвета кристалл в форме пирамиды, стоявшим на подставке. Я отогнул правый рукав кафтана и прислонил именной браслет к кристаллу — он тут же мягко замерцал зелёным цветом. Работница прислонила к нему ладонь. Я повторил за ней и передал в кристалл окно информации. Лог.

Имя: Лик’Тулкис

Раса: Кта’сат (Осквернён)

Класс: Некромант-Призыватель

Кристалл прекратил мерцать и теперь светился лишь зелёным светом. Сказав, что моя личность подтверждена, девушка подложила под подставку маленькую прямоугольную карточку с красными линиями по краям. Через секунду на ней уже были нанесены мои данные. Стоило эльфийке прочитать написанное, как её зрачки расширились — то ли от удивления, то ли от страха.

— Скажите, вы нуждаетесь в информации по вашему счёту? — спросила девушка едва заметно подрагивающим голосом.

— Нет, я помню остаток.

— Сколько и в каком номинале хотите получить?

— Тридцать монет. Нет, — у меня осталось мало крупных монет, замотанных в пояс и если придётся уехать, то лучше иметь про запас. — Тридцать пять монет Ганзейской торговой лиги золотом, двадцать из них распиской. И три Рудной монеты.

— Расписку на конкретное имя?

— Нет, без имени вообще.

— Подождите, пожалуйста.

Девушка направилась к двери у дальней стены, ведущей во внутренние помещения. Рядом с дверью, за небольшим столом, сидело два других эльфа. Они отличались не только длиной ушей, но и богатыми одеждами и вычурной осанкой. И взглядом.

Работница поклонилась им, протянула мой бланк и что-то сказала. Бросив короткий взгляд на бумагу, лесной эльф медленно встал, глядя прямо в глаза девушки, отчего та будто съёжилась, стараясь казаться меньше.

Нависнув над эльфийкой, длинноухий ей что-то говорил, а она, опустив голову, в ответ лишь изредка вздрагивала плечами.

Мне стало любопытно, и я направил поток маны в область ушей.

Активировано умение «Слух гончей»

Время действия: 3 минуты

Время до повторного использования: 48 часов

—… дурной монкхай, — лесной эльф говорил медленно, размеренно и сухо, без каких-либо эмоций в голосе. — Я ещё раз задаю свой вопрос: из какой он семьи? Что написано в графе? Троптос?

— Нет, господин, — испуганно ответила эльфа.

— Нет. Он лишь порождение причудливой воли богов. Не больше. Но всё же, ты, подошла ко мне?

— Простите, господин. Нам говорили, что, если что-то необычное — то доложить вам.

— И увидев ксата, ты подумала, что это что-то необычное? Он уже третий за этот месяц. Или необычно то, что его душу скверна извратила? Скажи, ты видишь его класс? Такие как он живут в порченых местах, где их душу насилует скверна, как толпа нищих насиловала твою мать. А потом на нашей истерзанной земле родилось подобное тебе существо. Иди и исполни его запрос.

— Да, господин, — девушка поклонилась и вышла за дверь.

Мы пересеклись с эльфом взглядом. Сделав вид, что ничего не слышал, я приподнял левую бровь в немом вопросе. Махнув рукой, что волноваться не стоит, эльф слегка кивнул и сел обратно за стол. Вскоре работница вернулась и пригласила меня в отдельную комнату, где уже ждали деньги. Забрав их и подтвердив, что всё в порядке — я вышел из банка.

За прошедшее время на улице распогодилось. И хоть небо всё также было затянуто тучами, но они уже не нависали свинцовой крышкой над городом, а лишь серой ватой устилали небосвод. Неприятная морось прекратилась, народ вышел из своих жилищ, и улица заметно оживилась. Можно было заметить мелькавших среди толпы детей, которым родители позволили выйти на улицу поиграть. Были и другие дети, что боролись за свою жизнь, пытаясь украсть хоть немного еды или чей кошелёк.

Лавочники приободрились, а рядом с кафе и харчевнями повсюду встречались выносные таблички. Это говорило о том, что время уже обеденное — но идти к мастеровому рано. Я зашёл в первую попавшуюся забегаловку, заказал горячего питья и погрузился в свои мысли. Не хотелось думать о том, где провести зиму: и так понятно, что сперва надо дождаться вердикта Раймарта.

Сегодня, если всё пройдёт гладко, я закончу с первым пунктом своего плана. В лучшем случае останется ещё два. С зельями проблем не будет: я в любом отделении ксатов могу сделать заказ и привезут их куда надо.

Главный вопрос в другом: из чего сделать поглотитель скверны? Можно воспользоваться церковной методикой, но после этого практически не останется магического следа. Воспользоваться услугами тёмных эльфов? Тоже не лучшая идея — скверну-то они откачают, но магический след будет перекручен до неузнаваемости.

Ещё остаётся сделать самому устройство из запчастей от магических зверей. Но от кого именно? Самый лучший вариант — это шкура тигра из нефритового семейства. Ничего другого не понадобиться вообще, только она и зеркальное зелье. Но не факт, что я вообще смогу встретить этих меховых специалистов по пряткам.

Дальше что? Шкуру бородавочника предгорного проварить в жиру годовалого аиста? Нет, там столько условностей надо учесть, что оторопь берёт. Какие ещё варианты? Опять за лунным зайцем гоняться по лесам и степям? Мысль достойная, но только шанс успешно отзеркалить свойства шкуры около десяти процентов. Масло из корневища пустынного тысячелистника? Идиотизм: понадобится литра два этого масла, или даже три. При том что всех моих финансов хватит лишь на пол литра максимум. Да и собираться они будут лет десять.

Городские часы пробили два раза, оторвав меня от размышлений. Расплатившись, я быстрым шагом направился к Раймарту, ловя себя на мысли, что мне не терпится узнать точные сроки исполнения заказа.

Силуэты разумных, очертания домов и улочек мелькали перед глазами подобно калейдоскопу, пока не показалась деревянная дверь мастерской, с железной окантовкой и глухим скрипом при открытии.

— Ликус, приветствую тебя. Проходи, — радостно проговорил мастер, появившийся в межкомнатном проёме. Он широко улыбался, будто встретил старого друга. — Сегодня ты выглядишь лучше. Смог нормально отдохнуть?

— Приветствую, Раймарт. Тихая ночь, тепло и сытный ужин — это всё, что мне было нужно. Четыре дня пути на холоде из любого разумного сделают кровожадного убийцу.

— Не из любого, а конкретно из вашего племени. Вы же холод не переносите, — мастеровой сказал это так, словно учил уму-разуму неграмотного пацанёнка. Моментально сообразив, что ляпнул несусветную глупость, Раймарт продолжил:

— Был в банке?

— Да. Сделал всё, как договорились. Сколько в итоге получается? И что по срокам?

— Двадцать девять монет ровно. А по срокам… — Раймарт замешкался, подбирая слова. — К концу весны закончу, не раньше. С тиковым деревом проблемы. Сейчас как раз жду столяра, у которого заказываю обработку деревянных частей. Он должен быть в курсе.

— М-да, — вырвалось у меня. Ну, хоть понятно, что можно из города уехать. А что дальше? На юг поехать да в деревне какой осесть?

Я поднял взгляд и посмотрел на мастерового: от волнения он прикусил уголок нижней губы. Наверно представил, что сейчас весь план придётся переделать.

— Ну а что делать? — я развёл руками. — Переделывать заказ? На что тогда? Тик мы выбрали как раз потому, что он стабилен. Что ближе к нему? Серебролист? Его ждать ещё дольше: пока найдут распустившееся дерево может пройти месяц, а может и сто лет.

— Спорить не буду. Но всё равно — приношу тебе свои извинения!

— Не извиняйся. Ну не пойду же я к другому мастеру из-за этого. На этом континенте ты, да ещё с десяток, кто умеет работать с этими схемами и магическими печатями. Но Густах посоветовал тебя, а его словам я доверяю. Можно самому сделать, но эта идея из разряда дурости. Даже будь у меня штук двадцать этих заячьих шкур — всё равно не подумал бы. Не мой профиль, я на скверне специализируюсь.

— Спасибо за доверие. Завершим формирование контракта или столяра сначала дождёшься?

— Давай закончим уже: не люблю таскать большие деньги без надобности.

Раймарт достал с полки статуэтку. Получив и пересчитав деньги, он принялся обговаривать контракт, углубляясь во все детали, из-за чего пришлось ждать минут пять. Зато потом достаточно было лишь уколоть палец, приложить его к статуе и подтвердить, что я согласен на заключение контракта.

Внимание, был заключён контракт, зафиксированный Системой

Цель: Создание модифицированного устройства экстрактора скверны

Исполнитель: Нортр Раймарт, Алхимический мастеровой города Инлийск

Оплата: Уплачена полностью

Срок исполнения: Оговаривается отдельно, но не больше года с момента заключение контракта

В случае неисполнения контракта: Пожизненное прекращение действия лицензии мастерового

Вот теперь всё хорошо и можно думать о том, куда отправится на зимовку.

— Ликус, благодарю тебя за эту работу. Ещё раз скажу — мне интересно воплотить твою задумку в жизнь.

— Я сам благодарен тебе, что ты взялся за него, — мы обменялись крепким рукопожатием.

— Столяр должен прийти с минуты на минуту. Вина не хочешь, пока ждёшь?

— Не откажусь, но только разбавленного. И тёплого, если можно.

— Конечно. Сказать по правде, я приготовился заранее. Редко, когда получается изготовить нечто стоящее. Сейчас прикажу при… — скрежет входной двери прервал мастера. Извинившись, он вышел во входную. — Горвил, приветствую тебя. Как раз с заказчиком разговаривали о проблеме с деревом. Известно, из-за чего задержка?

— Привет, Раймарт, — зазвучал басовитый голос. — Известно, чего ж гадать. Вчера твой раб спрашивать-то пришёл, я уж догадывался. А вот теперь знаю точно — то морозные слизни. Заполнили они рощу собой так, что живности теперь плохо живётся, а тут поди отрядом деревья искать. Дело-то плохо. Не раньше первых месяцев весны будет.

— А если заказ авантюристам предложить? На сопровождение.

— Да кто ж возьмётся-то? Особо после случая, что три года назад-то был. Слухи есть, что тот несчастный до сих пор никак сумму не накопит на лечение.

— О каком случае идёт речь? — моё любопытство перекрыло чувство такта, и я вышел во входную.

Напротив мастерового стоял мужчина чуть старше сорока лет. Немного упитанный, с косматой бородой и большими кистями рук. Поношенный, но качественный сюртук, надетый им с целью произвести впечатление на одного из постоянных заказчиков, выглядел изысканным костюмом из гардероба королей рядом с лохмотьями, в которые был одет стоявший рядом другой разумный.

Ссохшееся от голода лицо, из-за чего скулы казались подобны горным пикам. Растрёпанные и засаленные волосы цвета соломы, опущенный взгляд в пол, кожаный ошейник, закрывавший почти всю шею и торчащие из-под одежды углы тела. Всё говорило о том, что это раб. А болезненный вид сигнализировал, что жить ему осталось от силы несколько лет. Если не месяцев. Или даже недель.

— Да что там говорить? — опешив от моего внезапного появления, столяр почти сразу вернул себе самообладание. — Тогда группа авантюристов сопровождала вальщика одного. Так на привале-то один из наёмников сел на снег, а под ним слизень был. Вот и отморозил ему задницу так, что вырезать пришлось. Да так вырезали-то, что вообще ничего не осталось. То говорят в народе, что длинноухие такую цену заломили за отращивание новой, что тот до сих пор так и ходит.

Я представил эту картину и с трудом смог удержать смех: идёт группа авантюристов по лесу и один особо умный решает сесть не на поваленное дерево, не на пень, а на снег. Тем местом, которым думает, а под ним слизень такой: «а-а-а-а-а-а, авантюристская жёпа!».

— Бедняга, — мастеровой с нескрываемой жалостью тихонько протянул. — Остаётся ждать весны?

— Снег как сойдёт и прогреет землю солнце, то слизни сами и помрут. Иль зароются вглубь до следующего раза. Они ж только на холоде опасны, под снегом прячутся, ползают, листву пожирают. Ты уж извини, но быстрее не получится достать.

— А что уже сделаешь? К тому же мы с Ликусом уже всё решили. Скажи лучше: ты когда в банк ходил? Я вот был там недели две назад и всё было нормально у них.

— А что такое?

— Мне сегодня сказали, что монеты города Мантар не принимают, — я объяснил смысл вопроса мастерового.

— Впервые слышу. Я-то, с неделю назад ходил, и то ж ничего не слышал об этом.

— Значит, что-то случилось недавно. Надо будет завтра посмотреть в гильдиях: вдруг мор в окрестностях, а я рядом буду проезжать.

— Ну, тут только на волю богов надеяться, — столяр поднял глаза наверх в мысленной молитве. После короткой паузы продолжил:

— Это, Раймарт. Я-то к тебе с делом ещё пришёл. Вот, — он показал рукой на раба, — ты до этого её проверял на магию, помнишь? Ну, ещё пальцы на ногах ей резал.

— Вспомнил, — всматриваясь в лицо рабы, он воскликнул. — И я не на магию её проверял, а пытался выяснить вид животного, лёгший в её основу. И не резал, а отрубал по фаланге, чтобы зафиксировать изменения. Если память не изменяет, то всего четыре отрубил, — повернувшись ко мне, мастеровой жестом показал на рабу, которую я принял за парня:

— Ликус, представь себе, кости этого существа способны ману накапливать! В малой степени и с огромным смешением с порчей, но способны! А вид животного непонятен.

— Я столько денег-то потратил, чтобы узнать этот вид. А всё из-за церковного эдикта. Десять лет назад, когда купил её, сказали, что надо узнать этот вид и сообщить. И кормил её по-разному, как Раймарт говорил. А толку-то? Вон, уж совсем загибается. Я-то неделю назад новую купил. Ой, и как на сестрёнку-то мою похожа! — причитая затянул столяр. — А глазки-то добрые-добрые. А личико-то милое-милое… Бедная сестра… Чёртов дракон! Я надеюсь, тебя постиг гнев Всебогов!

— Будет тебе, Горвил. Сестру твою не вернуть никак. А мы здесь.

— Да, мы здесь, — здоровяк шмыгнул носом и частенько заморгал. — Так я о чём… — он вновь указал на рабу. — Она же магию впитывает, нужна тебе тогда. Дёшево отдам, за четыре золотых. Магией кости напитаются у неё, вытащишь их, да и сделаешь что.

— И это что-то будет скверну источать? Нет, не нужна она мне. Тем более за столько. В ней же нет ничего ценного.

— А шкура? Ну та, на спине?

— Просто шкура. Волчья стоит дешевле, а по качеству лучше будет.

— Ну то для работы купи! У тебя ж много всяких работ, а лишние руки в плюс будут.

— Какая работа? Да она выглядит так, что стул не поднимет.

— В постель её возьми. Она вон же, как парень выглядит, плоская вся! Как раз в твоём вкусе.

На этих словах мне показалось, что мой зад обняла своими костлявыми руками сама смерть. Нет, я не против чужих увлечений гомогейством, но вот от предложения испить винца теперь повеяло опасностью. Смертельной опасностью для моего тыла.

— Она «как» парень, но не парень. К тому же, у меня все семь мест заняты. Я не смогу больше взять. Прости Горвил, но не куплю, — столяр осунулся. — Не пробовал зайти к торговцам?

— Да заходил я уже и к торговцам, и к аукционеру. Все как один говорят, что услуги труповозки дороже стоят, чем она. Боятся, что купят и она сразу помрёт.

— Так какой у неё вид? — эти двое так жарко спорили, что напрочь забыли о моём существовании. По крайней мере, с десяток секунд в помещении стояла тишина, сквозь которую я слышал о чём говорили люди на улице.

— Записали как один из видов волков и на этом всё, — мастеровой заговорил первым. — Я, когда она впервые зашла, подумал, что в основе лежит нефритовый тигр. Шкура на её спине и боках так же имеет пять слоёв подшёрстка. Но сколько не кормили её козьим молоком, так изменений и не последовало.

— Да я её не только молоком кормил. И сыром, и творогом, и кефиром, и чем ещё не кормил, то всё без толку. Только денег зря потратил. Когда малой была, то выглядела лучше, чем сейчас. С каждым годом слабеет. Может, действительно, вывести за город да прирезать, чтоб на труповозку не тратиться?

Мысли роем пчёл вертелись в моей голове: пять слоёв, с каждым годом слабеет, ману в костях накапливает, козье молоко… Они неправильно её кормили! В основе у неё точно кто-то из нефритового семейства… Они не знают как тигрицы выхаживают молодняк! Это объясняет, почему она выглядит как скелет: хоть её тело и растёт с каждым годом, но основа всё ещё как котёнок… А вдруг это всё правда? Сколько лет я сэкономлю, если куплю её и вылечу? Два года? Три? Пять? Может, даже десять⁈

Так, надо что-то придумать. Чёрт! Как не выдать, что она мне крайне интересна? Думай, думай! Что её отличает от других порождений: мана в костях и шкура? Всё. Нет — ещё хилое состояние тела к…

— Сколько ей лет?

— Двадцать один как с месяц назад исполнилось.

— А купил ты её, когда ей было одиннадцать?

— Десять с половиной. Как десять лет ей стукнуло, торговец получил разрешение на продажу, то и выставил сразу. Но не покупал её никто. Так полгода и просидела у него, пока он совсем цену не скинул до половины золотого. А мне пара мелких рабочих рук ой как нужна была тогда.

— Девичья кровь у неё была?

— Да какая кровь, о чём ты? Она скверная! Кто ж её трахать-то будет? Не было у неё никого, как хозяин говорю.

— Ты серьёзно? — я устало выдохнул. — Хорошо, давай попробуем по-другому: вот каждая девушка раз в месяц кровью течёт. Она тоже?

— А то! Как купил, так года через два и начала одежду марать! — столяр от возбуждения едва не сорвался на крик.

— Ликус, у тебя есть идея? — мастер с интересом смотрел на меня.

— Почти. Последний вопрос: она стала слабеть до того, как начала взрослеть, или после?

— После. То я помню, что примерно тогда она к Раймарту впервые и пришла.

— Я тебе вчера шкуру передал, — я с лёгкой улыбкой посмотрел на мастерового. А про себя я надеялся, мой блеф удастся.

— Лунный заяц?

— Их же нужно добывать только до третьего года жизни, так? Потом у них первый брачный сезон и всё, шкура перестаёт отторгать ману. И кости начинают ману накапливать. Чуть-чуть. Но накапливают. У неё же всё точь-в-точь! Ты ведь её изучал уже после того, как у неё девичья кровь пошла?

— И ведь у зайцев тоже пять слоёв!.. Что же я так не заметил, на тигра подумал? — Раймарт стоял и проклинал прошлого себя за невнимательность. Но, скорее всего, за алчность.

— Так это, может её-то травой кормить?

— Какой? — сказал я с насмешкой в голосе. — Да и зачем? Шкуру её уже не исправить, момент упущен. В детстве надо было содрать, тогда самое оно — а сейчас бесполезно. Кости её нельзя использовать даже как катализатор, раз вместе с маной накапливают и скверну. Прирежь её и не мучайся.

Комнату накрыла атмосфера полнейшего разочарования во всём и вся в этом мире. Один разумный стоял, сокрушаясь о своей алчности. Другой думал о том, что денег теперь не выручит и на зиму нужно достать хоть пару заказов, иначе по миру пойдёт. Третья, как родилась троптосом, так и разочаровалась в жизни сразу. Лишь я стоял, с разорванной на лоскуты скверной душой и старался не лыбиться.

— Один золотой.

— Что? — спросили оба ремесленника одновременно.

— Куплю её за один золотой. Как снег сойдёт — отведу в осквернённое место. Раз в неделю буду рубить ей ногу или руку и смотреть, как быстро кости порчей пропитаются. Это пересекается с моим основным исследованием. Но мне сначала нужно её выходить. Вон, — я показал на рабу, — шатается уже вся. Так что не больше золотого. Хотя, — я вопросительно посмотрел на Раймарта, — какой сейчас обменный курс на монеты Ганзы?

— Если в золоте, то одна чуть больше, чем наши две.

— Готов купить её за одну золотую монету Ганзейской торговой лиги здесь и сейчас. Но с условием.

Стоило заговорить об условиях и довольное лицо столяра помрачнело. Он готовился к тому, что его сейчас сделают должником на услугу.

— Мне может понадобиться деревянная шкатулка и я обращусь к тебе, — я пальцем указал на грудь столяра, от чего тот невольно съёжился. — А ты постараешься сделать её максимально быстро. Она тоже будет из тика, так что имей это в виду. Конечно, я полностью заплачу и за работу, и за материалы, но мне нужно идеальное качество и максимальная скорость работы. Понимаешь? — столяр кивнул. — Это моё последнее предложение: принимай его или режь ей горло!

— Забирай! Забирай! Продана, продана! Раймарт — ты свидетель! — возбуждённо затараторил Горвил.

— Свидетельствую о сделке, — Раймарт поднял правую руку и облегчённо вздохнул.

— Спасибо тебе! — продолжал говорить столяр, едва не пританцовывая на месте от радости. Теперь у него будут деньги и эту зиму он уж точно проживёт. — Как увидел тебя, то подумал, что ты такая же тварь, как и все из вашего племени. А нет, ты хороший разумный. Выручил-то меня. Всё сделаю в лучшем виде! Не волнуйся! Ты это, — Горвил замялся, — того, ну, когда готов сделку-то заключить?

— Монета у меня с собой. Можем хоть сейчас отправиться в гильдию.

— А зачем вам куда-то идти? — в голосе Раймарта слышалось удивление. — У меня всё есть: статуэтка, подставка и лист бумаги. Это бесплатно. Можете заключить здесь, а зарегистрируешь завтра.

— Я-то за!

— Если тебе несложно, то я согласен.

Вскоре на столе появилась статуэтка на такой же подставке, как и в банке. Под неё подложили листок бумаги. Три минуту проговаривания всех моментов сделки, два уколотых пальца — и статуэтка моргнула синим цветом. За ней засияла подставка, нанося детали сделки на бумагу. Секунда, и всё закончилось.

Внимание, сделка о покупке раба успешно завершена

Сделка зафиксирована Системой

Внимание, приобретён раб по имени Лина

Количество свободных ячеек рабов: 2 из 4

Я закрыл оповещение, решив осмотреть лог-файл рабы уже в гостинице. Из кармана я выудил золотую монету и передал её столяру.

С нескрываемым облегчением Горвил взял жёлтый кругляшек. Договорившись, что заказ я передам ему через Раймарта, столяр попрощался и вышел на улицу, напоследок кинув короткий взгляд на уже бывшую рабу. Лина так и стояла неподвижно на одном месте, всё также смотря в пол.

— Я тоже тебе благодарен, что выкупил её, — заговорил Раймарт. — Теперь Горвил точно зиму продержится. Древодел он хороший, да только придумал себе всякого.

— Кстати, а что там за история с сестрой?

— Ты про дракона? Перестань, — мастеровой махнул рукой, словно отгоняя назойливую мушку. — Горвил не местный, он лет двадцать назад поселился здесь. Как раз после большого пожара. Работы много тогда было и многие к нему с заказами ходили. Вот он и стал рассказывать, как ещё в детстве дракон вынырнул из реки и съел его сестру.

— Дракон? Из реки?

— Дослушай, это не всё. Пока дракон ел его сестру, деревня странным образом загорелась, а селяне странным образом погибли. Скорее всего разбойники напали на деревню, а он спрятался в кустах и смотрел, как его сестру насилуют и убивают. Он тронулся рассудком, вот придумал эту историю про дракона.

— Тяжела крестьянская доля, но это жизнь.

— Это жизнь, — вздохнул Раймарт. — Так что насчёт вина? Я его заранее приготовил.

— Спасибо, но откажусь: устал уже. Да и дел, как видишь прибавилось, — я показал на Лину. — Не знаешь, где в городе рабов отмывают. У неё волосы слипшиеся, как бы вшей не было.

— Знаю несколько мест. Но она скверная, так что подойдёт лишь одно. Ты в какой гостинице остановился?

Глава 3

Получив объяснения, где находится баня, в которой отмывают подобных Лине и продают поношенные вещи — мы с Раймартом стали прощаться. Перекинулись парочкой ничего не значащих фраз, вспомнили академию, его друга и моего наставника. И договорились, что отправлю ему письмо, как только обоснуюсь на зимовку,

Я вышел на улицу и направился к бане. Раба покорным зверьком последовала за мной, хотя никаких приказов я не отдавал, а голова её была всё так же опущена. Она смотрела на поверхность улочки, покрытую жидкой грязью и на свои ноги, обмотанные в трухлявую ткань, давно пропитавшеюся грязью по самые колени. От каждого её шага раздавался хлюпающий звук, но не от соприкосновения ступней с улицей, а от давления на ткань: стоило ей сделать шаг, как жижа из обмоток тут же вырывалась наружу и, хлюпая, втягивалась обратно в ткань.

Я шёл медленно, позволяя Лине не напрягать слабое тело, но всё равно у неё появилась тяжёлая одышка. Банщица сильно удивилась, увидев ксата в компании практически мёртвого раба. И если сначала женщина смотрела на меня с презрением, а на Лину с сожалением — то узнав, что раба из скверных, тут же наградила её презрительным взглядом, которым толпа одаривает висельника. С ценой за услуги банщицы произошла не меньшая метаморфоза: изначальные пять серебряных превратились в двадцать. Торгуясь, во всю используя навык «Красноречия», я кое как сбил цену до семнадцати монет.

Оставив Лину мыться, я стремглав помчался к центральной площади. Надо было спешить и как можно быстрее всё сделать. Я лишь надеялся, что не ошибся в расчётах и в основе эльфийки действительно лежит тигр из нефритового семейства — в противном случае, я лишь приближу финал её жизни.

В магазинчике специй купил кружку дорогого свежевыжатого лимонного сока и несколько маленьких мешочков пряностей. В лавке зелий — три флакона не настоянного ложного зелья маны. В магазине сыров была куплена порция свежего творога из козьего молока. При виде еды голод, щекочущий мой живот с самого обеда, моментально усилился. Сглотнув слюну и стараясь не обращать на него внимания, я закончил покупки и поспешил обратно к бане. Оставалось вино, но его можно купить в гостинице.

Нередко за покупками теряется ход времени, даже если торопишься и отсчитываешь про себя каждую минуту. Так случилось и сейчас — городской колокол пробил шесть раз, когда я вернулся за Линой. Я припозднился. Примерно час она покорно стояла во входной, смотрела в пол и дожидалась меня. Чистая, отмытая и в новой одежде, хоть и поношенной, но целой и без заплаток — уж точно лучше, чем старая груда тряпья. На ногах эльфийки были кожаные ботинки, закрывавшие щиколотку и половину голени.

— С возвращением. Ужин готов как пять минут назад. Можем подать в комнату, — меня поприветствовал хозяин гостиницы.

— Вечер. С ужином чуть позже. Сколько нужно за раба доплатить?

— Пятнадцать медных за ночь, но отдельных комнат нет, — хозяин гостиницы ответил не думая. — Либо спит с тобой в комнате, либо в коридоре. Еда в стоимости: овощная похлёбка, кусок серого хлеба и кружка воды. Вечером и утром. Если нужна подстилка, то за три медных будет соломенный матрац.

— Ужинать буду внизу, скоро спущусь. Для раба в комнату пусть принесут сейчас. Две ночи, — я выложил на стойку один большой медный кругляш, а назад получил сдачу в виде одного маленького серебряного и четырёх медяков. Заодно мысленно обматерил трактирщика: он нагрел с меня по пятёрке за ночь, если не по семёрке.

Зайдя в комнату, первым делам приказал Лине сесть на кровать и не мешаться. Стоило обновить заряд сигнального контура, как принесли рабский ужин и скрученный в рулет тоненький матрац.

— Лина, посмотри на меня, — я обратился к рабе, как только привёл всё покупки в порядок, разложив их в углу стола.

Эльфийка не шелохнулась. Даже ошейник не заиграл красками, сигнализируя о сопротивлении. Подозрительно. Лог.

Лог-Лист:…

Личное имущество:…

Рабы:…

Раб Лина (не зарегистрирована):…

Действующие приказы:

Временные приказы: Отсутствуют

Постоянные приказы: «Вниз смотри, когда я рядом», «Не смей открывать свой грязный рот», «Сука, языком работай», «Глотай, сука, глотай», «Иди за мной».

Серьёзно? Нет, серьёзно? Теперь понятно, чего она всё время рассматривает свои ноги. Первые два приказа понятны, последний тоже. А остальные два зачем? Что он с ней де… Вот же ж двуличное животное, а⁈ «Да ты что? Трогать её? Она же скверная, ко-ко-ко». Надо всю эту ересь отменить.

— Лина, посмотри на меня.

Испуганным хорьком эльфийка медленно подняла голову, попутно вжимая её в плечи. Взгляд её остановился на моём животе.

— Посмотри мне в глаза.

Дрожа всем телом, борясь внутри сама с собой, она подняла голову. Передо мной предстало приятное, хоть и обезображенное истощением лицо с впалыми щеками, тонкими, обкусанными губами и глазами тусклого зелёного цвета. И взгляд.

Взгляд, наполненный страхом вперемешку с отчаянием. Страхом, который я давненько не наблюдал в глубине чужих глаз. Так смотрят на что-то настолько превосходящее тебя, что ты начинаешь считать себя песком под ногами этого существа. На то, что уничтожит тебя играючи, как вдоволь наигравшийся ребёнок разрушает свой песочный замок. Так смотрят на того, кто пообещал убить тебя одним из самых страшных способов.

— Слушай мой постоянный приказ: ничего, никому, никогда и никаким образом не сообщай про меня и обо мне! — узоры на её ошейнике моргнули жёлтым цветом.

— Да… хо… зя… ин, — эльфийка отвечала медленно сухим, еле слышимым голосом. Словно бы вспоминала не только слова, но и как их произносить.

— Посмотри на стол, — я показал на её пищу. — Поужинай и сиди здесь, жди меня. Остальное на столе не трогай.

— Да… хо… зяин, — она громко сглотнула слюну, заполнившую рот в одно мгновение.

Оставив рабу, я спустился вниз и успел занять последний свободный стол. Вскоре парнишка принёс ужин: кусок жареного мяса с картошкой, порция тушёных овощей в медовом соусе, половинка свежеиспечённого белого хлеба и кувшинчик с вином.

— Вино подогрето и разбавлено водой. Вы вчера так просили?

— Да, спасибо, — я достал пару медяков и протянул их парню. — Есть какие слухи о городе Мантар? Как давно банк перестал его монеты принимать?

— Про сам город ни чё не знаю. Но слышал, что старый лорд толь слёг, толь помер. Вроде потому банк как третий день монеты и не берёт, — парень отправился дальше обслуживать клиентов. Я спокойно принялся за ужин.

Если он сказал правду, то окрестности города свободны для проезда. Скорее всего, старый лорд нахватал долгов и решил лично поздороваться с праотцами. А дальше, как в сказке: получил царевич по наследству сарай разрушенный, клячу дохлую и долг неподъёмный. Наверно, решил показать гонор, когда к нему заявились ростовщики. Вот длинноухие его и проучили. Ничего, пару недель посидит с урезанной торговлей и сам приползёт к ним договариваться.

Покончив с трапезой и сделав заказ в комнату — я направился наверх. Сначала показалось, что изменений в комнате не произошло: Лина всё также сидела на кровати и смотрела в пол. Но вот чашка с миской были вычищены от каких-либо признаков еды. Казалось, что их собака вылизала, а на столе и под ним не было ни единой крошки. Остальные же вещи были не тронуты.

В освободившуюся миску я выложил творог. Пока методично его разрыхлял, боковым зрением видел, как Лина с интересом хомяка смотрела на меня — неуверенно, боязливо.

В дверь постучали. На столе появился кувшин с вином, булка белого хлеба и зажжённая свеча. Первым же делом я разжёг камин, чтобы комната хоть немного прогрелась. Немного посидел рядом с очагом, погрел руки о зачинавшийся огонь и вернулся к подготовке смеси.

Если моя теория верна, то эффект не заставит ждать. Творог из козьего молока является основой вскармливания тигрят; вино заменит спирт, выделяющийся при брожении; лимонный сок сойдёт за желудочный; а зелье, надеюсь, заменит порцию маны, передаваемой от тигрицы. Тщательно перемешав, я накрыл миску тканью и поставил рядом с камином. Смесь ночью побродит и к утру будет готова.

Ещё раз погрев руки у камина, я резко встал и от неожиданности Лина чуть не упала на пол. Она всё это время осторожно смотрела на меня, а теперь же опять уставилась на свои ноги. Её поведение объяснимо: интерес перед неизведанным присущ даже разумному, что с детства носит рабский ошейник.

Предстояло вдумчиво изучить её лог-файл, но сначала хотелось проверить её реакцию на непривычную еду.

Сидя на напротив эльфийки, я наблюдал наимилейшую картину: Лина медленно, потихонечку, с нескрываемым удовольствием откусывала от булки по кусочку. С ещё большим удовольствием она делала маленькие глотки тёплого разбавленного вина. Лог.

Раб Лина (не зарегистрирована):

Параметры:

Имя: Лина

Раса: Троптос (Равнинный эльф +???)

Класс: отсутствует (не выполнены условия получения)

Возраст: 21

Уровень: 0

Опыт: 17357/1000

Жизнь: 101/280

Мана: 0/0 (заблокировано)

Выносливость: 86/280

Характеристики:…

Навыки:…

Негативные эффекты:

«Порченная кровь», «Истощение», «Недоедание», «Сильный голод»

Достижения:

«Дитя скверны», «???», «???», «???»

Активные задания:

«Служить хозяину»

Действующие приказы:

Временные приказы: Отсутствуют

Постоянные приказы: «Ничего, никому, никогда и никаким образом не сообщай про меня и обо мне»

Рассматривая лог-лист, я всё больше убеждался в том, что столяр морил её голодом. Последние несколько недель уж точно. Но вот насчёт её основы я чёткого подтверждения не видел. Почти нулевое восстановление выносливости и уменьшенное здоровье — это следствие голода. То, что магия заблокирована — вполне вероятно оттого, что эльфийка троптос. Но и нельзя было игнорировать то, что её уровень не повышается: и ставлю свой посох, что это из-за заблокированных достижений.

Поняв, что больше ничего не надумаю и остаётся ждать утра, я закрыл лог. И встретился взглядом с Линой. Пока я ковырялся в данных, она закончила есть и с интересом смотрела на меня. Алкоголь ударил ей в голову, притупил чувство страха: хоть вино и было разбавлено, но вряд ли она даже такое пробовала. Зато теперь, когда мы смотрели друг на друга, её взгляд наполнялся тревогой. Но она не спешила опускать голову — она застыла от страха.

— Тебе больше есть нельзя, иначе плохо станет. Возьми матрац, расстели рядом с кроватью и ложись спать.

— Да… хозя… ин, — произнеся с облегчением в голосе, Лина тут же исполнила приказ. Активировав контур и подкинув дров в камин, я сам расположился на кровати.

Поутру, проснувшись, умывшись и попросив завтрак в комнату — я приступил к сеансу пыток над эльфийкой. Сначала заставил её полностью раздеться. Пока она снимала с себя вещи, на её тонкой шее, обтянутой просвечивающей от истощения кожей — слабо мерцал ошейник.

Всё её тело, если этот почти высохший от голода организм вообще можно так назвать, покрывали ссадины, синяки и кровоподтёки. Каждый сантиметр её кожи хранил следы побоев: на плоской ссохшейся груди, впалом животе, костлявых руках и тонких ногах. Они были везде. И я более чем уверен, что даже под звериной шерстью, сохранившей после бани грязный серый цвет — так же были скрыты следы издевательств.

Запомнив состояние тела эльфийки на начало эксперимента — я разрешил Лине одеться. Примерно секунду она стояла как вкопанная, думая, что ей послышалось. Но оделась мгновенно сообразив, что ничего другого с ней не сделают.

Спустя два часа, как завтрак был съеден и еда в животе эльфийки улеглась — настало время главного блюда.

Стоило по дурости снять с миски тряпку, как в нос тотчас же постучался настолько отвратный запах, что на глазах проступили слёзы, а желудок решил прояснить ситуацию, издав пронзительное урчание. Едва сдерживаясь, я поставил миску на стол и открыл окно — в комнату проник свежий воздух и дышать стало легче. Но даже так Лина, с зелёным лицом и выпученными глазами, сидела на кровати и закрывала рот руками.

Ссыпав почти все вчерашние пряности в смесь, мне всё же удалось добиться, чтобы отвратный запах не так сильно бил по голове. Но вот пробовать на вкус эту бурду лично я не собирался.

— Лина, сядь за стол.

Её затрясло, когда она увидела перед собой миску с ложкой. Глаза увлажнились. Словно понимая, что произойдёт дальше, она умоляюще посмотрела на меня. Я мысленно пожалел беднягу.

— Тебе придётся съесть это.

— Хо… зяин, по…

— Никаких пожалуйста! Ты должна съесть это!

В этот момент мне пришла мысль, что заставлять её через приказы не самый лучший вариант. Если вспомнить, то тигрята подобную бурду ели сами.

— Хорошо, хорошо. Давай для начала познакомимся. Я твой хозяин по имени Лик’Тулкис. Я странствующий магос, в путешествиях изучающий скверну. А ты не просто мой раб, ты — мой подопытный зверёк! Но зверёк, который нужен мне живым. Скажи: ты помнишь, что я вчера обещал с тобой сделать?

— Да, — сухо и безжизненно ответила Лина.

— Это была ложь. Но я сделаю это с тобой, если ты не будешь есть. Или съешь и не удержишь в себе. В этой миске то, что поможет тебе выздороветь. Ты будешь съедать по такой миске раз в две недели. Если ты будешь хорошо себя вести, то я не поведу тебя в порченое место, я не буду убивать, я не буду морить голодом. Я буду давать тебе белый хлеб! — пальцы на руках эльфийки дёрнулись. — Скажи: тебе понравился хлеб, который я вчера тебе дал? — Лина боязливо кивнула. — Во-от. Почти каждый день ты его будешь кушать. И даже иногда вкусное вино буду давать тебе. Тот красный напиток, он тебе понравился, я видел. Выбирай!

Эльфийка уставилась на миску, не понимая, как эта бурда может ей помочь. Потом вновь посмотрела на меня — в её глазах стояли слёзы.

Дрожащей рукой взяв ложку, Лина зачерпнула смесь и с отвращением уставилась на неё. Секунда, другая и вот, полная решимости, она отправила ложку в рот — эльфийку тут же скривило. Запрокинув голову, она с трудом проглотила порцию и схватилась за живот, нее позволяя ей вернуться. Я налил в стакан немного вина — она осушила его одним глотком, глубоко выдохнула и с мольбой посмотрела на меня, заплакав.

— Не плач. Если доешь, то дам ещё вина.

Полчаса потребовалось бедняге, чтобы осилить этот изысканный шедевр высокой кухни. Сидя перед пустой миской с зелёным лицом от отвращения, она с трудом сдерживала рвотные позывы.

— Ты молодец, — я пододвинул к ней кувшин.

В нём вина оставалось чуть больше четверти. Но Лина нисколечко не постеснялась и, как заправский пьяница, выпила всё до последней капли. По счастливому лицу и глубокому выдоху было понятно, что вино облегчило ей страдания. Через полчаса эльфийка наконец прекратила хвататься за живот и полностью успокоилась. Ещё через полчаса её начало пошатывать. Я сказал ей лечь на матрац, где она моментально заснула. Если всё будет хорошо — очнётся завтра утром.

Закрыв окно и подпитав контур, я направился в город, попутно предупредив трактирщика не входить в комнату.

Улица была намного оживлённее, чем в обычное предобеденное время. Складывалось впечатление, что город спал последние несколько дней и вот сейчас, сегодня, решил проснуться. Я пристроился с краю улицы и не торопясь, размеренным шагом направился в сторону гильдии авантюристов и вольных наёмников.

Входные двери гильдии были плотно забиты толпой. В образовавшейся давке сыпались проклятья, разумные отдавливали ноги, клялись, что найдут друг друга и прирежут к писюнам собачьим. Становится частью этой вакханалии — не самая удачная идея. По крайней мере для тех, кто хочет остаться целым, здоровым и при кошельке: в толпе иногда мелькали беспризорные дети. А где они, там и внезапно опустевшие карманы.

Решив не терять время в ожидании, пока вся эта давка закончится — я направился в торговую палату, где заплатил пошлину в десять серебра, что являлось примерно пятью процентами от сделки. Зато получил официальное подтверждение о покупке Лины и система моментально отреагировала, обновив информацию в лог-файле. Но даже потратив примерно час и вернувшись к гильдии, всё равно пришлось ждать: народ подходил и подходил к дверям.

Когда же поток разумных иссяк и из дверей перестали выходить толпы — я осмелился зайти. Пол, покрытый нанесённым с улицы слоем грязи, был похож на настил в свинарнике, а всклоченные представители гильдии походили на фермеров, разогнавших по загонам ораву бешеных свиней.

На двух досках, висевших над регистрационными стойками, были сгруппированы листки с предложениями для вольных наёмников и заданиями для авантюристов. И была ещё одна, третья доска с общей, но важной информацией. Помимо прочих, на ней висели четыре листочка с одинаковым текстом, отличаясь лишь порядком имён и условием контракта.

'На основании закона о родовом наследовании, Я, виконт Алгон Мантийский, являясь родным сыном умершего графа Бражена Мантийского и родным братом скоропостижно погибшего графа Гулмана Мантийского, а также являясь родным братом виконтов Лермена Мантийского, Милона Мантийского и Лирмана Мантийского заявляю свои законные права на город Мантар и земли во круг него.

Заявляю, что вышеуказанные виконты попытаются захватить город Мантар в обход закона о родовом наследовании. Всем славным воинам, наёмниками и авантюристам, кто готов встать под мои знамёна, прошу явиться в мой лагерь, стоящий под городом Мантар до конца последнего дня последнего месяца осени этого года.

Условия службы:…

Виконт Алгон Мантийский.'

— Скажите, а… когда появились эти контракты? — с путающимися мыслями я обратился работнику, сидящем как раз под третьей доской.

— Вы про город Мантар? — в его голосе чувствовалось раздражение.

— Да.

— Сегодня утром принесли из администрации. Там их получили тоже сегодня, по маяку дальней связи.

Поблагодарив за информацию, я стал думать о будущих планах и действиях. Первое: чисто из вежливости вечером помяну окрестные деревни города Мантар. Зуб даю, их разорят ватаги наёмников после битвы за город. А может и вместо неё. Второе: придётся по широкой дуге объехать город от греха подальше. По очень широкой дуге. С недели две я точно потеряю на объезд. Лог…

Ну да, поехать сначала сюда, потом вот так, потом сюда, сюда… Стоп. А Лина? С ней что делать? Две лошади арендовать? Она же не удержится в седле, упадёт и хеппи-энд. Повозка тоже не вариант: одиночная телега — это прекрасная мишень для грабежа. Посмотреть, какие сейчас караваны собираются и к одному из них прибиться? Единственный вариант, но тащиться будем долго. А что, если не на юг? А что… А почему бы и нет!

Окрылённый новой идеей, я поспешил в здание администрации, где сообщил работнику о своём желании получить информацию из города Эльбен. Заплатив за один простой запрос, я направился в отдел дальней связи. Там меня встретил дворф, одетый в расшитую узорами мантию яркого зелёного цвета. Он рутинно выслушал и, повторив всё слово в слово, сказал ждать в коридоре.

— Администрация города Эльбен передаёт, что предложение на зимовку от деревни Вен к ним поступило и размещено в ратуше, — голос вернувшегося через пять минут дворфа от усталости был подобен отточенному механизму. — Охранные контракты от деревни Вен в последние недели не поступали. Имя старосты деревни — Гильм. Ваш запрос на этом закончен. Дополнительный запрос оплачивается отдельно.

Обрадовавшись, что староста тот же, я направился в холл и оплатил новый запрос. Вернувшись к дворфу, я сообщил ему детали и то, что обращение должно быть передано непосредственно старосте деревни. В этот раз пришлось ждать почти полчаса.

— Староста деревни Вен сообщает, что они помнят магоса по имени Лик’Тулкис, который был у них семь лет назад. Он сообщает, что, если магос хочет, деревня с радостью примет его на зимовку. Он добавляет, что, если магос хочет, деревня может предложить ему контракт на охрану. Он сообщает, что, если магос хочет принять предложение, то пусть оставит сообщение в администрации. Ваш запрос на этом закончен. Дополнительный запрос оплачивается отдельно.

Процедура повторилась в третий раз. В этот раз дворф отправил лишь короткое послание, состоящее из моего согласия на контракт и на зимовку, но без точной даты приезда.

Теперь, когда появилась хоть какое-то понимание насчёт своей дальнейшей судьбы, можно было пойти в гильдию свободных торговцев и поспрашивать о караванах.

Торговцы азартны не меньше авантюристов: перевозить на телегах из города в город товары, боясь налететь на разбойников или дикое зверьё; сбиваться в группы надеясь, что количеством смогут отпугнуть бандитов; нанимать в складчину охрану; или потерять милость переменчивой удачи и лишиться всего.

— В город Эльбен никто не регистрировался, — услужливо сказал парень за стойкой в гильдии. — Вон за тем столом сидит мужчина в бордовой куртке. Его группа будет проезжать через Нолгонскую равнину. Это самое ближнее для вас. Его зовут Парт.

Человек, на которого указывал парень, заметил нас и поднял руку в приветственном жесте.

— Добрый день, вы Парт?

— Всё верно, так меня зовут, — мужчина изучающе рассматривал меня. — Чем могу помочь?

— Мне нужно попасть в Эльбен, а ваша группа будет как раз недалеко проезжать. На провоз берёте разумных?

— Конечно, берём! Только учти, что в сам город у нас никто не направляется. Высадишься и придётся ещё дня три идти пешком.

— Три дня не месяц, как-нибудь дойду. Какие расценки? Только говори сразу в Рудных монетах.

Парт изменился в лице при упоминании валюты, которой пользуются королевства дворфов для торговли с внешним миром. Доброжелательность в его взгляде осталась, но вот шутливый вид сменился серьёзным выражением.

— А ты сам скажи, что надо и как ты будешь ехать. Пешком или в телеге место нужно? Что насчёт еды? Сколько рабов с тобой будет?

— Одно место в телеге, но не мне. Еда на вас. Раб будет один и ему нужна увеличенная порция.

— Это что, раб будет ехать в телеге, а хозяин пешком? Может, ему ещё твою порцию отдать? — на этих словах все сидящие за столом засмеялись.

— Если я буду не голоден, то сам это сделаю.

— Твоя воля… — Парт задумался, перебрав пальцами по столу. — Четыре дварфийских монеты.

— Три Рудных монеты и три Ганзы золотом. Но взамен тёплые одеяла и нормальные порции.

— Пять.

— Четыре Ганзы, три рудных и плачу сейчас.

— Сонтьяла, тащи статуэтку!

Молодая, бойко выглядящая девушка с короткими, тёмно-каштановыми волосами, карими глазами и смуглой кожей выскочила из-за стола и стремглав вылетела на улицу. Через две минуты она уже протягивала статуэтку.

— Завтра выезжаем, когда колокол пробьёт семь раз, — сообщил торговец, как только контракт был заключён. — Не опаздывай, или будешь догонять.

Заверив, что меня ждать не придётся — я пошёл готовиться к отъезду. А в мыслях радовался, что теперь останется лишь добраться до деревни да зиму переждать. Если за это время Лина хотя бы не умрёт, а ещё лучше поправится и окрепнет — то у меня появятся все шансы исполнить задуманное меньше, чем за пару лет.

Придя к торговой улице, я ненадолго задумался. Две недели в пути — это срок большой. Думаю эльфийка, как сойдём с каравана, сможет нести рюкзак. Найдя нужный по размерам и приобретя ей личную посуду, передо мной встал вопрос: стоит ли покупать для неё набор зимней одежды и ткани со швейными принадлежностями? Она хоть и умеет шить, но вот навык шитья совсем уж мелкий. Она сможет справиться с льняной тканью, но какой-нибудь паучий шёлк сам справится с ней. Но лучше купить: так можно будет не бояться, что она простынет на холоде, а из ткани исподнее себе сошьёт.

В номер я вернулся поздним вечером в компании заметно похудевшего кошелька. Когда начинаешь готовиться к долгой поездке, то стараешься учесть всё. А сейчас ещё и про Лину нужно было помнить. Но вроде немного накупил, а главное, что всё компактное и точно влезет в два рюкзака.

Поужинав — я забрал свои вещи у трактирщика. Завтрак было решено взять с собой по утру сухомяткой: хлебцами, сухофруктами и кусочком вяленого мяса. А после пришлось потратить целый час, чтобы все сложить в два рюкзака.

И вот, засыпая под мелодичное потрескивание поленьев в камине, я поймал себя на мысли, что если утром Лина всё ещё будет без сознания, то у меня появится много новых хлопот. Как минимум надо будет найти того, кто дотащит на себе эльфийку до торговцев и посадит её в повозку. Ибо мне нельзя к ней прикасаться. По крайней мере до тех пор, пока её животная основа не раскроется.

А вдруг Лина за две недели пути не окрепнет и до деревни придётся тащить её на себе? Надеюсь, удача улыбнётся и убережёт меня от этой скверной участи.

Глава 4

Я не мог пошевелить озябшим телом. Скрюченные пальцы рук застыли в приступе боли, а судороги, сковавшие горло, не позволяли открыть рот. Нарастающий гул в голове давил на мозг с такой силой, что, казалось, череп не выдержит нагрузки и взорвётся. Ноги, не чувствуя под собой опоры, беспомощно болтались в воздухе.

Огромная змея сильнее сжала свои кольца, обившись вокруг моей груди — звуками костяного ксилофона из неё вылетел хруст ломаемых рёбер. Воздух из лёгких, не зная другого пути, ударил о закупоренные судорогой голосовые связки, разорвав в ошмётки столь ничтожную преграду. От боли нервная система взвыла сиреной, а голова запрокинулась так сильно и быстро, что в шее раздался треск. Рот открылся в беззвучной попытке издать хоть один-единственный звук — но вместо этого вылетели лишь брызги алой крови. Глаза горели, словно в них воткнули тысячу раскалённых игл.

В моей окровавленной, разорванной глотке что-то зашевелилось. Каждое движение отдавалось по сознанию ударом плети. Желудок скрутило. Из моего рта нескончаемым потоком хлынули орды чёрных, замазанных кровью пауков и каждый шаг их волосатых лапок отрывал от моей плоти по кусочку.

Змея наклонила голову — в её глазах читался голод. Она смотрела на мои мучения как на ту часть приготовления еды, где её фаршируют. Из открытой пасти несло смрадом, а с каждого зуба, в несколько рядов покрывших обезображенные челюсти, капал яд. Змея раскрыла пасть шире и выдохнула едкое, зелёное облако.

Моя кожа оплавилась и стекла вниз густой, тягучей жижей. Затуманенное от боли сознание получило новую порцию сигналов от нервных окончаний. Остатки не оплавившихся мышц свело судорогой. Глаза змеи заблестели.

Мгновенное напряжения её тела, и моё было сложено как прочитанная книга…

Я вскочил с кровати.

Холодная испарина покрывала лоб, а влажная от пота рубаха прилипла к спине. С каждым вздохом от сбитого дыхания меня то сгибало, то разгибало. Сердце билось в груди подобно мечущейся по тесной клетке бешенной собаке. Взгляд лихорадя скользил по комнате, погружённой в ночной мрак.

Когда сознание прекратило выискивать в тёмной комнате врагов и искать пути к спасению, а разум успокоился — в окна уже пробивались первые лучи восходящего солнца. Ложиться обратно было бессмысленно, да и уснуть всё равно не получится. Я оделся и направился на улицу.

В передней комнате на кровати мирно посапывала эльфийка. Её обнажённая спина выглядывала из-под одеяла, выставляя животную шерсть. Не знаю почему, но она притягивала к себе магнитом: хотелось провести по ней руками, забуриться в неё пальцами и наслаждаться густым мехом. Но я всегда останавливался — это опасно. Пока не раскроется животная основа эльфийки, скверна в моём теле уж точно навредит ей. Лучше вообще к Лине не прикасаться. Или же используя защитные перчатки.

Два месяца назад на её шерсти проступили тонкие, едва различаемые полосы зелёного цвета. А вместе с ними и её здоровье немного улучшилось: теперь она могла пройти от колодца до дома, не шатаясь и не делая пауз, чтобы отдышаться. А вот по первой, когда мы зимой прибыли в деревню, Лина практически не выходила за пределы участка — она тогда ничего тяжелее ложки поднять не могла. Но с каждой съеденной порцией пищи и твороженной бурды ей постепенно становилось лучше. В начале весны она уже не спеша, маленькими шажками и опираясь на трость прогуливалась по деревне, а в конце весны можно было заметить короткие заострённые уши равнинной эльфийки, изредка показывавшиеся над кустами в палисаднике: по моей просьбе она старалась вырастить там цветы. Если вспомнить, то в начале лета она уже могла самостоятельно натаскать дров из поленницы в баню. Но даже так, полосы на её шерсти всё равно слишком медленно проявлялись. Не говоря о раскрытии основы. Оставалось лишь надеется, что её тело готово к увеличенной порции маны — иначе ждать ещё очень и очень долго.

Едва заметно улыбнувшись — я вышел через веранду на крыльцо дома. На улице медленно светало. В конце лета, когда полуденного зноя уже нет, утренний воздух наполняется живительной прохладой. Она успокаивала мой воспалённый разум, приводя его в равновесие после кошмара.

Где-то в деревне загорланил петух, испугавшись восходящего солнца. К нему присоединились другие пернатые, а несколько собак поддержали их лаем. Живность деревни Вен постепенно пробуждалась, а значит и селянам пора встать с нагретых кроватей: их ждала каждодневная борьба за жизнь.

— Хозяин?

Тихий голос вытащил меня из раздумий. Лина удивлённо смотрела на своего хозяина — последнее время я просыпался только к завтраку. И то, если разбудить. Сказывалась давящая на тело и разум усталость, накопившаяся за весну и первые месяцы лета. Только сейчас появилось свободное время.

— Утро. Всё хорошо. Умывайся и делай завтрак.

Покончив с едой, мы сидели на веранде и пили чай. Лине он нравился. Деревенские готовили его из лесных трав и полевых цветов: терпкий, душистый, с приятной горечью.

— Вы сегодня в город, хозяин?

— Как и планировал. Надо заказ забрать. Скоро выйду, но вернусь к вечеру — дорога неблизкая, а добираться пешком.

— У вас специи кончаются, хозяин, — перечисляла эльфийка. Её глаза метались то влево, то вправо, будто скользили по невидимому списку. — Соли почти не осталось. Вино ещё есть, хозяин, но немного. Вяленого мя…

— Господин ящур! Утро доброе! — звонкий голос, раздавшийся рядом с калиткой, принадлежал сыну деревенского старосты. Парнишка лет двадцати, что постоянно бегает по деревне и из деревни в город по поручениям отца, махал рукой и широко улыбался.

— Было бы, если б меня так не называли, — я спустился с крыльца и вышел во двор.

Лунная призма, дай мне сил терпеть этого «ящура».

— А как? Вы ж того, магию понимаете, заклинания там знаете, грамоте разной обучены. Батька говорит, что с домом этим помогли. Кто ж вы тогда, если не господин?

— Хрен с тобой Ренс, проходи. Чай будешь? — сзади меня раздались лёгкие шаги.

— С удовольствием, господин ящур. Спаси… — Ренс запнулся, а кончики его ушей покраснели. — Да мне ж ещё по деревне надо бежать. Там батька спрашивает: вы с нами в город не хотите поехать?

— Вы тоже?

— Мы тоже! Вчера заказ на свинью пришёл. Вот, повезём. Батька говорит, что с вами спокойней будет. Вам, может, того, что купить надо в городе? Так мы и тут поможем. Вы, того… это… Лину берите. Ну… батька в ратушу пойдёт, вы по своим делам, а я, как управлюсь, так её и проведу по магазинам. Куда надо — туда и отведу!

— Через сколько едете?

— Через час. Всё соберём да поедем.

— Передай старосте, что я приду.

— Вот и хорошо! Обязательно приходите… оба… Места в телеге всем хватит! — неумело скрывая радость, рыжеволосый парень стремглав помчался дальше по деревне.

Я развернулся. На крыльце стояла Лина. Поддавшись любопытству, она вышла с веранды и своим видом смутила Ренса. Заметив мой взгляд, эльфийка стыдливо посмотрела вниз. Но сразу же оторвалась от созерцания половиц и побежала собираться услышав, что мы оба едем в город: следовало ещё раз проверить запасы и составить список покупок.

— Хороша погодка! — нарушил тишину староста, когда деревня скрылась за горизонтом. — А если дождя не будет, так воротимся раньше ужина.

— Так быстро?

— Конечно, господин ящур. Дорога сухая, не разбита дождями и колёсами. Да лошадь у меня сильная, крепкая, третьего уровня. Во как прёт, а того считай в телеге мы вчетвером, свинья да товаров на продажу.

— Тогда на обратном пути ей совсем легко будет.

— А вам что, ничего в городе не нужно? — за моей спиной раздался взволнованный голос Ренса.

— А что мне нужно? Овощи, мясо, хлеб и что ещё — всё у вас покупаю. Хотя кое-что купить надо, но там немного…

— Ой! — повозка немного качнулась, и Лина едва не свалилась с борта, успев схватится за него руками.

— Держись крепче.

— Да, хозяин.

— Улыбнулась ей удача с вами, господин ящур, — Гильм одобряюще смотрел на меня. — Редко, когда владелец так за своего раба переживает. Всё ж добрая душа у вас, хоть вы из Кта’сат.

— Добрая?

Я мельком взглянул на старосту и продолжил изучать опушку леса. Хоть весной я зверей побил в лесу немного, а по возвращению из Инлийска с заказом пару групп разбойничьих погонял вместе с другими авантюристами — но осторожность лишней не будет.

— Конечно добрая! Я ж помню, как вы на первых днях зимы к деревне пришли. Мы тогда думали, что вы пропали по дороге. Вдруг зверьё напало на вас, аль бандиты какие. И тут смотрим — подходите со стороны полей да волоку тащите. А в ней Лина сидит и вещи сжимает. А снегу-то навалило тогда!

— Да-да, добрая, добрая! — вторил ему сын. — Я помню, как она выглядела — как скелет! Больная очень. Думали, что зиму не переживёт, а вот… сидит… живая. И выглядит лучше. Тогда ушки у неё были серыми, чуть не закручивались. А сейчас розовые и выглядят красиво. Как у всех равнинных эльфов — острые.

— Вы её, господин ящур, купили перед тем, как к нам отправиться? За один золотой?

— За пару дней до того. Вроде за одну Ганзейскую золотом, если я правильно помню. И прекратите меня нахва…

— А продадите?

— Нет! — я повысил голос и ошалело смотрел на парня: такая наглость мне давно не встречалась.

— Идиот, — еле слышно вырвалось у старосты. — Вы уж простите его, господин ящур — как взбредёт что в голову, так он и выпалит, а потом подумает. А ты, — он повернулся к сыну, — сиди и думай, что нам самим в лавках нужно! Помнишь, что мать сказала купить?

— Да, бать.

— Вот сиди и думай. Про себя.

— Всё хорошо, я не злюсь, — я поспешил успокоить старосту.

Потому что это правда, и я действительно не злился. Я всего лишь сидел в осаженном состоянии от произошедшего. Для начала бы не помешало мозг на место поставить, а уж потом злиться. Они явно планировали мне на уши присесть — но не получилось, терпения парню не хватило. И, что главнее всего, им обоим не хватило красноречия, пунктов по пятнадцать на каждого.

Оставшуюся часть пути мы проехали молча, и лишь изредка тишину нарушал шум ветра да фырканье лошади. Въезжая в город, староста перекинулся парой фраз со стражниками,которые бегло осмотрели содержимое телеги. Сообщив, что всё в порядке, взяли налог на въезд и пустили внутрь.

Город встретил нас яркими красками ухоженных улиц. На некоторых домах висели разноцветные флажки, развиваясь на ветру. По мощёным улицам иногда проносились маленькие тележки, толкаемые рабами. Их можно принять за разнорабочих, если не обращать внимания на кожаные ошейники. Рядом с тавернами и питейными то тут, то там располагались группы богато одетых молодых разумных, явно знатного происхождения. Они что-то живо обсуждали, потягивая прохладный эль, пиво и вино.

Проехав через центр города, мы подъехали к гильдии вольных торговцев.

— Спасибо, что взяли с собой, — я обратился к старосте, когда мы с Линой спустились с повозки. — Обратно захватите нас?

— О чём вы? Конечно захватим, господин ящур! Вы как закончите, то идите на торговую улицу, к конюшням: там буду или я, или сын.

Они поехали дальше и Ренс, робко посмотрев на нас, пересел к отцу. Мы направились в здание. Внутри было мало народу, и половина столов пустовала. Сидящая за одним из них компания трёх мужчин резко оживилась, увидев знакомого ксата.

— Да это же сам великий магос по имени Ликус! Защитник слабых, опора и поддержка рабов и до крайности заботливый разумный, любящий разбрасываться деньгами ради ближнего своего!

— Неужели это лучший из лучших торговцев на северном континенте по имени Парт? Словоблуд, рассказчик небылиц и просто прекраснейший синоптик, способный видеть яркое солнце там, где через час будет метель.

— Да кто же знал, что снег так резко наскочит? — Парт поднял руки, говоря всем, что к ситуации с метелью он не имеет никакого отношения. — Сам же помнишь, как небо в секунду затянуло.

Я обменялся со всеми крепким рукопожатием. Все трое мужчин завсегдатаи одного каравана: три повозки, три лошади и три торговца, с именами Парт, Бром и Лекс, что кочуют из города в город, каждый раз собирая во круг себя новый караван.

— Не вижу здесь вашу ученицу.

— Она к стойлам направилась, лошадей проверить, — сказал Бром с едва скрываемой заботой в голосе. — Приехали вчера под вечер, а сегодня, как с ратуши вернулись, сама туда и пошла. Нравятся ей лошади, что сказать. Ты тут какими судьбами? Решил в путешествие направится?

— Да, но не сегодня. Хочу в Ольск отправиться на пару недель.

— Из-за всплеска скверны?

— Там был всплеск? В той деревне? С неё же как года три скверна полностью сошла! Когда это случилось?

— О, как глаза загорелись! — Парт игриво ткнул локтём в сидящего рядом напарника, но почти сразу его лицо приняло серьёзный вид. — Сошла, да обратно вернулась. По весне, говорят, как снег стаял, туда из церкви группа пришла — что-то смотреть, изучать, молится богам. Теперь опять порченное место. Кого-то из той группы уже видели в рядах порождений.

— Не самую хорошую новость ты говоришь.

— Тогда вот тебе точно хорошая: на этой группе можно заработать! У одного из святош скипетр был уж очень добрый, но сгинул вместе с ним. Вот если завалишь его, а удача улыбнётся и оставит после него этот самый скипетр, то… По крайней мере церковь за него платит полсотни монет!

— Пятьдесят церковных серебряников? Это что же там за скипетр такой, если даже за порченый готовы так платить?

— А кто его знает? Но и тут не всё просто: мало того, что в охране были рыцари церкви, так ещё паладин с ними был какой-то сильный… — рассказ торговца перебил звон городского колокола.

— Не всё так гладко. Вы сами не определились, куда поедите?

— Ещё думаем. Но… — Парт призадумался и посмотрел на Брома и Лекса, те в ответ кивнули. — Но поехать в Ольск неплохая идея: там сейчас, не иначе как дефицит с ингредиентами для зелий. Но ещё не решено. Да и отдохнуть надо. Думаю, пару дней мы здесь ещё пробудем.

— Если вдруг надумаете, то обязательно сообщи. Я в деревне Вен временно прописался, старосту зовут Гильм. Воспользуйтесь маяком в ратуше. Будет бесплатно: я старосту предупрежу.

— Договорились. Удачи тебе.

— И вам всем. Передавайте привет Сонтьяле.

Я направился к стойке, за которой сидела работница гильдии. Закончив со всеми формальностями, она пригласила меня пройти в отдельную комнату. Вскоре туда зашёл человек, нёсший три плоских ящика, сложенных пирамидой.

Два из них были покрыты рунами: самый маленький и самый большой. Именно они представляли большую ценность, особенно маленький. Внутри среднего раздалось лёгкое дребезжание стекла, когда пирамида оказалась на столе. Проверив целостность склянок и узнав, что ни в Ольск, ни в его окрестные земли никто из торговцев не собирается — я забрал заказ и направился на рынок.

Долго искать телегу старосты не пришлось: дойдя до торговой улицы, мы прошли чуть дальше, свернули на соседнюю и практически сразу вышли к конюшням. В стойле, закреплённом за несколькими деревнями, нас ожидал ухаживающий за лошадью Ренс.

С радостью на лице от нашего возвращения он тут же подскочил к Лине, которая несла самую маленькую коробочку. И попытался ей помочь. Но из-за своей неуклюжести практически уронил коробку, когда чуть ли не с силой вырвал её из рук эльфийки. Пришлось прикрикнуть на парня, чтобы тот думал, как себя ведёт — окрик успокоил его и он, извинившись, стал не таким суетливым.

Оказалось, что они с отцом недавно вернулись из ратуши, и староста сразу же ушёл договариваться о продаже других товаров. Ренс же уйти не сможет, пока с лошадью не закончит, поэтому попросил нас идти первыми к торговцам. И он клятвенно заверил меня, что с ящиками ничего не случится. Тонко намекнув, что их содержимое может стоить дороже, чем жизнь одного рыжеволосого паренька, и получив ещё одну порцию заверений в их безопасности — мы направились к торговцам.

Улица кипела жизнью. Разумные ходили между прилавками с детским азартом, стараясь подобрать самое лучшее. Одни лавочники вели бойкую торговлю с толпившимися покупателями, другие же громко нахваливали свой товар, стараясь привлечь к нему внимание: вот лавка скобяных изделий, которой управляет бородатый мужчина; вот продают мелкие плетёные коврики; а вот две хорошо одетых женщины рассматривают резные поделки из белого дерева — одной из них приглянулась статуэтка гарцующей лошади. Вот мелкий паренёк под присмотром гончара пытается продать пожилому мужчине глиняный кувшин. А вот и упитанный торговец, продающий специи.

Я подхожу к его лавке, и мы начинаем мериться навыками красноречия:

«За перец сколько просишь? Серебряник за грамм? Получается, что сто грамм золотой стоят? А он свежий? Можно один на зуб? Спасибо! Что-то не чувствую… вообще нечего! Можно ещё одну? Лина, попробуй! Ну? Вот, смотри, даже у неё ноль эмоций! А нет, во, чувствую… ох, ядрёный! Ух, как горит. Лина, вытри слёзы! Ух… Но что-то не сразу действует… Старый небось. Давай девяносто серебряных за сто грамм и я возьму сразу три сотни! Ну как девяносто восемь? Он же не сразу действует! Девяносто две. Не, девяносто три. Девяносто четыре, и я ещё чего куплю! Ай, шельма… давай за девяносто пять, но только самого лучшего! Да, три сотни грамм. Ай, спасибо! Вот золото. Ага. Есть мускатный орех? А, вижу. Даже зира есть⁈ Ай, хорошо! Сколько за грамм?»

Выбираю товар, торгуюсь, покупаю. Продолжаю гулять с Линой, вертящей головой подобно сове: она впервые в подобном месте. Покупаю ей стакан пива, чтобы та промочила горящее от перца горло. Она отпивает половину и робко передаёт обратно, прося меня попить — прохладный напиток дарит наслаждение в этот тёплый день. Покупаю немного ткани, соли мешок, ниток и всего другого, что может пригодиться и везде, где получается, торгуюсь. По моей установке Лина постоянно наблюдает за мной. Вдруг у неё красноречие появится таким образом, ибо красноречие с одним пунктом лучше, чем без него вообще. Да и просто научиться говорить ей не помешает, а то говорит лишь односложными предложениями.

Вот прилавок, что продаёт местную вкусняшку — креп. Тонкая белая булочка, из которой вытащили всю мякоть и заменили на творог, смешанный с орехами и мёдом, а после булочку немного поджаривают в масле и подают горячей. Хозяин обслуживает двух маленьких ребятишек — девчонку и мальчика. В руках у малышки оказывается булочка, она её ломает пополам и протягивает половинку мальчонке. Они оба надкусывают, улыбаются, берутся за руки и идут дальше по улице, провожаемые влажными глазами равнинной эльфийки.

Мы медленно подходим ближе к этой лавке. Сладкий молочный запах, перемешанный с ароматом свежего хлеба, щекочет нос и желудок отзывается лёгким урчанием. Заворожённый мозг требует всенепременнейше взять две булочки. Протянув одну эльфийке, я продолжаю идти по торговой улице, наслаждаясь сладким перекусом, рассматривая прилавки и прикидывая в голове оставшиеся покупки. Сумка за спиной пока что не тяжёлая, но у Лины она уже забита на возможный максимум.

Поворачиваюсь — а Лина всё ещё идёт с булочкой в руках, смотря на неё голодными, блестящими глазами. Не притрагивается. Даже не думает надкусить. Не верит, что это ей. Услышав, что эта булочка только её — она медленно, боясь обжечься, откусывает кусочек и на её лице тут же расцветает маленькая, счастливая улыбка.

Прикинув все покупки, я решаю, что на сегодня веселья хватит и направляюсь к конюшням. Да и заставлять старосту ждать не хочется: вдруг он давно пришёл, а я тут плюшками балуюсь? Но выйдя с торговой улицы я вдруг понимаю, что забыл про вино и чуть не возвращаюсь назад — но меня вовремя посещает одна крайне занятная идея.

Когда мы пришли к конюшням, Гильм уже был на месте и о чём-то разговаривал с сыном.

— Вы вернулись! Как прогулка? — радостно спросил староста.

— Очень даже неплохо, спасибо. Благодаря особому волшебству торговых мест купил чуть больше, чем рассчитывал. Смотрю, в телеге уменьшилось товаров.

— А то! Свинью сразу в ратуше забрали: там опять какой-то высокородный отпрыск будет праздновать успешный поход на скверный луг. А вот с товарами пришлось попотеть. Как вернулся с центра, так чуть не упустил сына: он уже уши навострил бежать на рынок. Вот, только сейчас закончили разносить. Но ещё самим надо закупиться, да вот сил торговаться не осталось, — староста вопросительно посмотрел на сына, в ответ тот показушно постучал себя кулаком в грудь. — А вы, господин ящур, закончили с покупками?

— Осталось вино. Но если честно — я тоже без сил. Можно Ренса попросить за ним сходить? Заодно Лину возьмёт с собой — пусть посмотрит, как другие торгуются. Может, хоть так красноречия наберётся.

— Я только за, господин ящур! Ренс, ты что скажешь?

— Всё в лучшем виде сделаю, лучшую цену выбью! Скажите место, и я всё куплю. И за Лину не волнуйтесь: всё услышит!

Рассказав, где находится магазинчик с вином и сколько надо купить, я передал деньги и сказал Лине, чтобы была рядом с пареньком и слушала как он торгуется так же внимательно, как и до этого слушала меня.

— Хороший выбор вина. Сами частенько покупаем такое на праздники.

— Вино неплохое, согласен. Что там насчёт охранного контракта: откликнется хоть кто-то?

— Не волнуйтесь, откликнутся. Даже больше скажу: в этом году, наверно, сразу три, а то и четыре группы охранять нас будут.

— Много разбойников на дорогах появилось?

— Да после вас их здесь вообще не будет! — староста заискивающим взглядом посмотрел на меня. Но поняв, что лесть опять не сработала, попытался скрыть конфуз кашлем. — В другом дело: многовато благородных отпрысков пожаловало к нам. Им же всем надо опыта набраться, перед наёмничеством, поэтому много групп будет.

— Мне стоит волноваться за Лину, если я её здесь на месяц одну оставлю?

— Да чего вам волноваться-то? Никто её не тронет — она ж ваша собственность! Вы что оставите в доме, то будет защищаться всеми законами как часть деревни. У вас же ещё аренда до следующей зимы, так что не волнуйтесь. А вы решили, куда отправитесь?

— Подумывал в Ольск, но сегодня твёрдо решил туда ехать. Слышал, что произошло?

— О скверне? Так по весне ещё: как случилась напасть эта, так и узнал.

— А чего мне не сообщил? Вдруг этот чёртов луг тоже бы всплеск выдал, и кто его знает, какие твари понеслись на деревню? Я хотя бы присмотрел за этим!

— Да потому-то и не сказал, господин ящур, что страху на наших нагнало бы так, что из домов не вытащишь! У нас ведь посевные, скотиной заниматься, да и других дел полно. А тут вы каждый день ходили бы в сторону этого проклятого места, да и пошли б слухи по деревне. Вы уж простите, но я поступил правильно!

— А если б что случилось?

— Ну так спокойно же всё лето было: чего переживать? А случись что… Там уж бы и придумали.

— Мне всё равно не нравится, как ты поступил, хоть я и понимаю тебя. Ладно, раз всё обошлось, то и нечего обсуждать. Но, пожалуйста, — я пристально посмотрел на старосту, — в следующий раз обязательно расскажи мне.

Помирившись со старостой, мы плавно перешли на обсуждение нашествия благородных этим летом.

Единственная причина, что могла заставить лордов отправить младших сыновей в таком количестве — возможная война за наследство. Точнее, не столько война, сколько её предотвращение. Многих испугало недавнее событие, когда четыре младших сына чуть не сровняли город с землёй. Теперь вот все благородные пытались по-тихому избавиться от наследников и претендентов: дали им денег про запас, чтобы те походили по простым и неопасным местам, набрались опыта, глубоко уверовали в свою исключительность и сгинули не снискав славы.

Лина в сопровождении Ренса вернулась, когда мы уже заскучали. Она выглядела уставшей, а Ренс антиподом ей светился зарядом бодрости. Пара кувшинов с вином и другие покупки добавились к содержимому телеги, и мы направились в деревню.

Вечером, когда все покупки были разложены, а ужин съеден, пришло время наконец заставить работать магический инструмент, заказанный почти год назад — ибо сегодня всё готово.

Сначала я открыл самый маленький из ящиков, который сегодня чуть не уронил пацан. Внутри, завёрнутыми в бумажки с надписями, укутанные в пуховые подушечки и накрытые соломой, в два ряда по две штуки лежали одни из самых дорогих, и одни из самых мерзких зелий, которые только могли придумать разумные.

Отблёскивая кроваво-красным цветом, жидкость внутри склянок манила к себе. Что-то просыпалось во мне и чем больше я вглядывался в эту красную бездну, тем сильнее нарастало это чувство. Словно тревога, перемешанная со страхом, боролась с ненавистью за право взять контроль над моим разумом.

Я до боли в веках зажмурился, отгоняя от себя наваждение.

Немного подождав и успокоившись, аккуратно снял с одной из склянок листок.

Зелье Истинного Лечения

Класс зелья: Легендарный

Партия: И17–517

Количество зелий в партии: 1000

Количество крови изумрудного дракона на данную партию: 3.2 литра

Подтверждённые лечебные свойства:

Полное излечение критических ранений, восполнение 2500 жизненных сил.

(возможно ухудшение свойств при нахождении в осквернённых местах)

Там, где было написано про заверение в подлинности, стояло две магические печати: одна принадлежала магической академии Арнурского королевства, вторая — одному из архимагов этой академии.

— Надеюсь, я ошибся, — от волнения я не заметил, как заговорил вслух. — Надеюсь, что это всё напрасно. Пусть это всё будет напрасно. Я хочу ошибиться. Пожалуйста, пусть это всё будет напрасно. Я поселюсь в пещере и забуду это всё как страшный сон. Пожалуйста…

Я отбросил наваждение, что попыталось сковать мой разум: сейчас надо быть максимально внимательным и сконцентрированным.

Первым делом из шкафа достал прямоугольный свёрток: в нём покоилась деревянная коробочка, покрытая мерцающими защитными рунами. Основой для нанесения этих символов стала энергия души, заточённая в магический кристалл. Чуть не открыв шкатулку, я вовремя остановился — на мне не было защитных перчаток, предотвращающих проникновение магии. Для таких как я, в чей магический сосуд проникла скверна, они необходимы при работе с настолько чувствительными предметами.

Через минуту всё было готово: на моих руках перчатки, на столе мешочек с тальком, который погасит колебания магического поля, а рядом с ним одно из зелий и магическая коробочка. Погрузив руки в тальк, я старательно похлопал в ладоши, убирая лишний порошок. Аккуратно снял с коробочки крышку. Внутри она была полностью покрыта мехом. Каждый сантиметр закрыт обработанной шкурой лунного зайца, что стабилизирует процесс перекачки.

Внутри два отделения: в одном пусто, в другом же стояла маленькая стеклянная бутылочка. Еле заметно в ней раскачивалась жидкость: тягучая, будто кисель, ярко-голубая, как небо в самый светлый день и светящаяся, как далёкая, маленькая звёздочка. Эссенция из магических камней. Жидкая, чистая, первозданная мана без каких-либо примесей и оттенков.

Твёрдой рукой я взял зелье лечения и вставил его в пустое место. Аккуратно закрыв крышку и убедившись, что зазоров нет, завернул коробочку обратно в свёрток. Теперь нужно было всё спрятать и подождать два месяца, чтобы повторить процедуру.

На полу сиротливо лежали два оставшихся ящика. В одном из них лишь пустые стеклянные флаконы для зелий: они будут использованы ближе к зиме, когда волна заболеваний прокатится по деревне. Во втором ящике, самом большом, лежат двенадцать настоянных на травах ложных зелий маны. Можно было бы заказать и обычные, но есть риск, что душу Лины разорвёт в клочья слишком большая доза. Так что оставалось лишь ждать.

Глава 5

Полуденное солнце сушило землю после ночного ливня. Колонной муравьёв караван ехал по дороге, стрелой пронзавший насквозь густой лес.

Хороший темп, взятый в начале поездки, был сбит разбухшей от влаги землёй. Потеряв полдня в попытках выехать из разбитого на ночь лагеря, караванщики хмурились и посылали проклятья в небеса: они рассчитывали уже к завтрашнему обеду прибыть в Ольск или, может быть, чуть позже. Но теперь были все шансы увидеть закрытые на ночь городские ворота.

Все разумные в караване не чувствовали сил после тяжёлой работы — утром каждый помогал вытаскивать телеги из месива, толкая их сзади. Либо они группами сами впрягались в них, заменяя лошадей. Теперь же те, кто купил себе место в повозках — сидели, отдыхали и о чём-то весело переговаривались. А кто просто прибился к каравану для защиты — тяжко передвигал ноги, медленно восполняя силы. Грязь на ботинках и штанах медленно высыхала и с каждым шагом замысловатой мозаикой отваливалась по кусочку.

Я постучал ботинком об борт телеги, пытаясь стряхнуть последние куски засохшей грязи.

— Всё же не надо было вам двоим толкать, — Парт выглядел тревожно, сидя за поводьями головной повозки рядом со мной.

— Надо, иначе кто знает, как долго бы мы их вытаскивали.

— А если что случится? Ты и дворф — вот и вся охрана.

— И охраняем, как договаривались.

— Охрана должна быть готовой драться, а не сгибаться от усталости!

— Ты не сочиняй тут, хорошо? Я, может быть, не орк, но сил у меня хватает. И Оглаф, заметь, не слабак. Так что не сгущай краски, а за лошадью следи. И не забывай, что у нас ещё охранники есть, — позади нас через две повозки раздался громкий смех группы молодых ребят.

— О боги, простите алчного меня! — перенервничав, караванщик чуть не выпустил поводья из рук, захотев сложить их в молитвенном жесте. — Какая, к скверне, охрана из этих благородных? Да они вчера груди мамок изо ртов повытаскивали и уже мнят себя непобедимыми! О боги, о великие боги, простите меня!

— Парт, ты чего?

— Сердце щемит! Чувствую, что накажут нас боги за мою алчность, чувствую случится что-то плохое! Накликал я на нас беду, Ликус, накликал! Все тут сгинем, все здесь помрём.

— За себя говори! — я отогнул воротник куртки, выставляя на показ отметины и пытаясь немного отвлечь караванщика. — Меня даже скверна не смогла убить.

— Что тебя вообще убить может? Да я быстрее голышом своим членом насмерть забью дракона, чем скверна тебя развратит!

— Мне кажется, или ты слишком много с Оглафом общаешься?

— А он здесь при чём?

— Слышать от него, что он без рук, одним только членом забьёт кого-то насмерть — это нормально. Но от тебя такое услышать я не ожидал.

— Тьфу! — караванщик немного повеселел. — Но всё равно неспокойно мне. Надо было подождать пару дней: вдруг ещё бы кто нашёлся?

— Пару дней? Ни один вояка не высунется из города до середины осени. Прекращай уже.

— Стойте! Стойте! — крикнула Сонтьяла, сидя за поводьями ехавшей за нами телеги.

— Что случилось?

— Середина встала!

— Только этого… Парт, смотри по сторонам! — спрыгнув с сиденья, я помчался к центру каравана.

На обочине, рядом с маленьким мальчиком сидела его мать, а отец стоял рядом. Лицо пацанёнка было красными. Его пошатывало. Женщина суетливо отряхивала одежду мальчика от грязи, попутно что-то бормоча себе под нос. Похоже, мальчишке поплохело и он упал, нешуточно напугав своих родителей. Его отец нервничал видя, что вся колонна остановилась посреди леса.

Из конца каравана, встав на край телеги, выглядывал Оглаф и вопросительно смотрел в нашу сторону. Увидев, что я махнул ему рукой, а потом жестами показал смотреть по сторонам, кивнул и вернулся на место. После пришлось прикрикнуть на группы благородных, чтобы тоже не зевали и всматривались в лес.

— Что с ним?

— Ничего, честно, ничего!

— А ну, пусти… Да у него жар! Это с утра?

— Простите нас, мы можем идти! Пожалуйста, простите! Муж случайно остановил повозку, простите его! Вот, мы уже идём, смотрите, — с бледным лицом женщина взяла за руку сына и потащила его вперёд, но он еле волочил ноги и споткнувшись, повис на руке матери.

— Возьми его! — пришлось хорошенько потрясти женщину за плечи, чтобы хоть какие-то проблески сознания замаячили в её глазах. — Возьми на руки пацана и иди сядь на первую повозку. Поняла? Парт! — в начале колонны показалась голова караванщика. — Возьми на моё место!

Немного опешив, женщина сразу направилась к повозке с сыном на руках. Было заметно, как они дрожали от утомления.

— Так, а теперь ты, — я медленно развернулся к крестьянину, благодаря которому мы так удачно встали посреди леса.

— Я не хотел, простите.

— Заткнись! Сейчас тебя никто отчитывать не будет. Вечером да, но сейчас ты сядешь обратно за поводья и поедешь вслед за всеми. За сына не волнуйся, я осмотрю его, — мужик поспешно занял своё место.

Вот что теперь делать с этим дураком? Ну он же помнил условия контракта и знал о возможных последствиях — а всё равно остановился. Одним словом — идиот.

— Послушай совет, — я строго посмотрел на мужика и показал ему две раскрытые ладони. — Вспомни условия, по которым ты вступил в караван, и подумай на досуге о том, какой из пальцев тебе не нужен.

— Ликус! Мы готовы! — раздался голос Парта.

— Задавай темп!

— Караван пошёл! — прогорланил караванщик и тронулся с места. За ним эту фразу прикрикнула Сонтьяла и стартовала на второй повозке. Потом третья, четвёртая. Вот уже замыкающая поравнялась со мной.

— Чего там случилось? — дворф всё ещё сидел с мечом в руках, готовый по первому сигналу ринуться в бой.

— Ребёнку стало плохо, и его отец остановил лошадей. Ситуация для него, конечно, скверная. Но я ему немного намекнул, что девять пальцев и свободная жизнь лучше, чем полный комплект и рабский ошейник.

— О! Ставки будут?

— Так, стоп! — азартная улыбка на лице Оглафа говорила, что подобные моменты для дворфа не впервой. — А хотя, знаешь, давай: одна Ганза золотом на левый безымянный!

— Чего не мизинец?

— Идея есть одна.

— Идея есть у него, ха! Левый мизинец и готовь моё золото.

— Сам готовь!

Я быстро пошёл к первой повозке, попутно вкратце рассказывая караванщикам причину остановки и собирая ставки.

Мальчик дрожал, сидя с красным лицом на коленях матери. Она двумя руками обнимала его и пыталась убаюкать. Её глаза увлажнились, но она контролировала себя и не плакала. Увидев меня, её взгляд забегал, ища укромное место, где она могла спрятаться с ребёнком от неотвратимых последствий проступка её мужа.

Идя рядом, я прислонил ладонь сначала ко лбу мальчика, потом ко рту — его начинало лихорадить. Одно дело — если это простуда, но жди беды, если у него какая сыпь на теле выскочила.

— Верхнюю одежду сними! — я пристально смотрел крестьянке в глаза — в них читалось недоразумение и не понимание. — Чего уставилась? Верх снимай! Мне пацана лечить или нет?

Испугавшись, женщина судорожными движениями, придерживая ребёнка одной рукой, принялась неуклюже вытаскивать рубаху из-под своей юбки.

— Шлюха портовая, да не с себя, с ребёнка!

Залившись пунцовой краской, крестьянка аккуратно стянула кофту с мальчика. Сыпи не было. Мой взгляд зацепился за грязь, маленькими пятнышками присохшей к его ботинкам — внутри они оказались мокрыми, словно в них только что прошлись по глубокой луже. Лицо женщины исказилось. Она корила себя, как и любая мать, допустившая вред своему дитя по оплошности, по глупости: она недосмотрела, недоглядела, и теперь её ребёнок страдал.

— Как мальчик? — с тревогой спросила Сонтьяла, когда я подошёл к её повозке, где лежала моя сумка.

— Жар сильный, его лихорадит. Он весь день прошагал в мокрых ботинках.

— Что же теперь делать? — девушка от волнения едва не выпустила поводья. — У тебя есть что-то готовое? У нас в запасе только сухие травы.

— Микстур и у меня нет. Есть пара зелий лечения, но это не тот случай.

— Может его положить где?

— Где? Сама же знаешь, что все повозки забиты. Лучше следи за лошадью, я попробую что-нибудь придумать.

Я уже хотел достать из сумки пестик со ступой, но остановился — в таких условиях получится максимум плацебо. Нужно сначала подобрать хоть немного действенный рецепт, чтобы мальчик до вечера дотерпел. Лог…

Найдя нужный рецепт, я насыпал в бутылку сушёных трав, имбиря с мятой и залил водой. Теперь осталось просто подогреть. Но где? Свою магическую печь я оставил в деревне: специально для того, чтобы Лина практиковалась в использовании магических устройств. Хоть источником маны для плиты выступал магический кристалл — но даже простое включение и выключение плиты могло пойти на пользу, и ускорить раскрытие животной основы эльфийки.

На помощь пришёл мужчина, сидевший рядом с Сонтьялой. Кто-то из знатных выписал его, и он ехал из далека и намного дальше Ольска — но сейчас мы каждый вечер наслаждались его кулинарными навыками. Достав из сумки семь тонких свечей, связанных в одну большую, он разжёг их и передал с разрешением истратить полностью. Я тепло поблагодарил повара и, держа в одной руке горящие свечи, а в другой бутыль над ними — ждал, когда микстура начнёт парить. И в который раз проклял скверну в своём теле за то, что лишён возможности пользоваться такой простой магией.

Свечи не успели стаять до половины, как я отсчитал пять минут после первых ниточек пара. Уже идя к ребёнку, меня остановила Сонтьяла и дала своё одеяло с просьбой укутать мальчика. Но он уже был завёрнут в другое, а рядом сидевший Парт всем своим видом давал понять, что тоже умеет сочувствовать ближнему своему.

Передав женщине зелье и сказав, чтобы мальчик его выпил полностью — я вернулся к своим обязанностям охранника и пошёл рядом с повозкой.

— Боги, ниспошлите мне откровение! — Парт замер, рассматривая свой лог-файл. — Ликус, где-то через полчаса выедем из леса. Там будет равнина, есть пара хороших оврагов и ручей рядом. Там и встанем лагерем.

— Отлично. Нам всем не помешает хороший отдых.

Караванщик посмотрел на мальчика. Зелье оказало положительный эффект, отогнав лихорадку и уже как два часа он крепко спал на руках матери. Его розоватое лицо багряными тонами освещало вечернее солнце.

То самое солнце, которое уже не могло пробиться сквозь кроны деревьев и лес, медленно погружаясь во тьму, давил незримыми стенами на колонну телег. Обступая со всех сторон, беря в кольцо, стараясь замедлить, остановить. Порождая паранойю и заставляя нервничать. Единственное, что может быть хуже вечернего леса — лес ночной, когда сознание пытается сгладить обступающую тьму через слух и воображение, даря кошмарные видения не во сне, а наяву.

В чащобе мне мерещились тени. Они летели среди деревьев, скрывая свои истинные формы. Плывя медленно, они могли в секунду помчатся со скоростью ветра, двигаясь линией, пытаясь отзеркалить колонну повозок. Тени перелетали от конца линии в начало и замедлялись, позволяя другим себя обогнать. Чтобы повторить вновь. Казалось, тени наблюдают за нами, исполняя свой странный танец. Они копируют и приспосабливаются. Они ожидают.

— Сонтьяла, — спокойное лицо девушки мгновенно стало серьёзным, стоило нам встретиться взглядом. — Передай дальше слово в слово: «Опасность по правую сторону. Всем, кроме охраны, спрятаться за левую сторону».

Передаваемое по цепочке сообщение заставило разумных суетится. Слышались обрывки фраз, перекрикивания, маты и вздохи. Вдали раздался возглас Оглафа, обещавшего врагам горячую драку с его детородным органом.

Вся охрана заняла свои места: я шёл в начале каравана, благородные по двое распределились между повозками, а замыкала двойка из дворфа и ещё одного благородного, между восьмой и девятой. Все сосредоточили своё внимание на чащобе, всматриваясь в неё. Постепенно каждый смог высмотреть эти мелькающие чёрные тени. От которых вскоре не осталось и следа.

На их место, сократив дистанцию, пришёл серый цвет. Каждый из охраны видел серые шкуры и множество пар коричневых глаз. Двенадцать волков следовали напротив нас. Нет, их пятнадцать. Нет, больше двадцати. Нет, двенадцать… Они мельтешили, постоянно перебегая, то отдаляясь, то приближаясь к границе леса.

— Охрана! Передать по колонне: «Стрелять по самым мелким»! — зазвучали голоса благородных, а из конца ветер принёс выкрик дворфа. Оставалось наедяться, что у нашего лучника и арбалетчика нервы не сдадут и они смогут прикончить хоть одного волка.

Раздался протяжный вой и лошади сильно занервничали. Караванщики смогли их успокоить — караван не сбавил хода.

— Волки не дадут нам выехать из леса. Они точно нападут раньше! — нервно проговорил Парт, крепко сжимая поводья.

Чувствуя наше напряжение, волки стали медленно сокращать дистанцию.

— Передать по колонне: «По моему сигналу телеги и разумные бегут вперёд. Охрана остаётся!» — прятавшиеся за повозками разумные охали и готовились к худшему. Караванщики напряжённо прислушивались, готовясь стегануть лошадей поводьями. Раздался крик дворфа. Сообщение дошло до последней повозки.

Волки всё ближе. По центру их линии виден огромный силуэт вожака — он готовится к атаке.

Я инстинктивно поднял голову и осмотрел небо. Пусто.

— Пошли! — крикнул и сразу же, сформировав магическую стрелу, отправил её в сторону вожака.

Позади меня защёлкали поводья, заржали лошади, затопали ноги.

Раздался треск — мой снаряд угодил в дерево.

Вожак громко зарычал, волки линией бросились на нас. Я прошёл им навстречу, отойдя от мчащихся повозок и коснулся правой рукой гримуара, подав в него порцию маны.

Выбрано заклинание «Страх»

Рядом с рукой тут же образовался маленький магический круг. Я кинул его на упреждение в сторону самых дальних волков — туда, рядом с Оглафом.

Выбрано заклинание «Усталость»

Магический круг полетел в центр атакующей линии.

Свистнула стрела. Не издав ни звука самый крайний волк с моей стороны упал с пробитым черепом.

Заклинание «Страх» подействовало на 1 существо

Я схватил посох двумя руками.

Заклинание «Усталость» подействовало на 2-х существ

— Дух гончей, прими мою плату! Разврати труп и служи мне!

Серая дымка стрелой вылетела из посоха и направилась в сторону умершего волка.

Призыв духа успешно выполнен

Жизнь: — 500

Мана: — 500

В глазах потемнело, а в голове раздался гул, подобный тому, когда рядом с тобой ударяют в огромный колокол. Боль пульсировала в районе висков. Рядом послышался чей-то крик. Я замотал головой, отгоняя последствия призыва.

Восстановившееся зрение показало серый силуэт. Он был близко и готовился прыгнуть, целясь мне в лицо. Я едва успел подставить посох. Сильный удар от наскока сбил меня с ног. Мы упали.

Я удерживал посох перед лицом, в который яростно вцепился волк. С его пасти капала слюна, он рычал и давил мне на грудь, пытаясь продавить. Я резко опустил левый конец посоха до земли — раздался стук, появилась опора. Освободившейся рукой выхватил кинжал и воткнул его в грудь волку — он заскулил и ослабил хватку.

— АААААА, СУКА! — стоило только оттолкнуть серое тело от себя как боль пронзила сознание. Волк, другой — он вцепился мне в голень, мотая головой и пытаясь оторвать кусок плоти. Не понимая себя, я размахнулся и ударил посохом по его голове — но он ещё яростней замотал ею. БОЛЬНО! Сквозь агонию я нащупал гримуар.

Выбрано заклинание «Ледяное копьё»

Швырнул магический круг в сторону паскуды. Из-за структуры заклинания, копьё сформировалось и вылетело из круга перед мордой серой твари.

С глухим хлопком оно пронзило голову волка, попутно утягивая половину с собой в полёт. Лишённое головы туловище осталось стоять, послушно исполняя последние команды от несуществующего мозга. Челюсти всё ещё сжимали мою голень, но они были отделены от тела — они как прищепка. Я потряс ногой, пытаясь их скинуть. И пожалел об этом — от сильной боли сознание едва не покинуло меня.

Я стиснул зубы. От их скрежета стало немного легче, и я сразу же осмотрелся — поблизости живых волков не было, а серый с кинжалом в груди лежал недалеко и тихо скулил.

Поодаль от меня ребята удерживали натиск шерстяной оравы: встав широкой линией, отмахиваясь мечами и защищаясь щитами, они прикрывали стрелков, которые теперь тоже были на передовой. Все шестеро — молодцы, справля… Шесть?

Терпя боль я приподнялся, опираясь на посох — седьмого волокли в лес. Его глаза безжизненны, а затылок, смятый и превращённый в месиво, оставлял на траве след из крови и мозгов. Оглаф⁈

Дворф держал правый фланг, сражаясь сразу с тремя волками — но его теснили. Если он падёт, то пацаны следующие.

Выбрано заклинание «Молния»

Прицелился в крайнего. Молния сформировалась на кончике пальца и тонкой, яркой нитью устремилась к волку — электрический разряд попадал в район груди, прошёл сквозь сердце и ушёл через лапы в землю. Хищник напряжённо замер, а его шерсть встала дыбом: казалась, что он вот-вот атакует. Но это были лишь посмертные судороги, сковавшие тело от электрического разряда. Оглаф закричал, давая понять, что заметил смерть одного из противников.

Осквернение трупа завершено

Количество гончих скверны: 1 из 3

Приказывайте созданию

— Убей волков! — я направил существо в сторону центральной группы.

Голова трупа, ставшего пристанищем духа гончей, разорвана на три части. Три огромных длинных челюсти заполнены кривыми зубами и готовы разодрать любого, кого прикажет хозяин.

Существо стрелой пронеслось по опушке и прыгнуло на одного из волков, сжав челюсти вокруг его тела с чудовищной силой. Раздался хруст, чавканье. Волк взвыл предсмертным булькающим хрипом и развалился на две части, а гончая часовым механизмом, не теряя времени, тут же набросилась на второго и сомкнула челюсти на его голове — окружающее пространство наполнил звук лопнувшей переспелой тыквы.

Раздался оглушительный вой: вожак стаи направился в лес. За ним, поджимая хвосты, устремились оставшиеся в живых волки. Всё было кончено.

— Замри! — я остановил гончую и оставил стоять на месте, в качестве пугала. — Охрана ко мне! Отходим по дороге.

Пока все медленно подходили ко мне, постоянно осматриваясь, я отцепил от окровавленной ноги челюсти волка. Боль запульсировала в голени, обжигая нервы. Дрожащей рукой вытащил одну из стеклянных бутылочек из поясной сумки и выпил залпом. Система оповестила, что было восстановлено две сотни жизней, а боль в голове немного притупилась.

Подошедшие ребята наложили мне на ногу повязку и помогли встать. Одной рукой я опёрся на плечо нашего лучника, чья стрела прикончила волка. Другой рукой я опёрся на посох, не раз спасший мне жизнь.

— Уходим на хрен из леса! Вы двое в авангарде, вы двое — арьергард, мы в центре. Расстояние — пять метров. Оглаф, кинжал, пожалуйста, — дворф молча вытащил из туши кинжал, обтёр и передал мне.

Мы пошли по дороге, постоянно осматриваясь и вглядываясь в лес. Но волков не было видно — как стая гиен, пытаясь украсть добычу у группы львов, они напали, урвали кусок и скрылись, понеся потери.

Отойдя от места сражения, я отменил призыв. Вокруг существа образовался серый дымок и тут же исчез утренним туманом. Тело, лишённое подпитки магической энергией, упало на землю бесформенной куклой.

На равнине нас ждала повозка с бледным от волнения караванщиком. Увидев вышедших из леса разумных, он радостно замахал, стараясь не омрачать ситуацию и делая вид, что благородных изначально было шестеро. Вскоре мы уже добрались до места, про которое говорил Парт. Нас встречали с одобрительными возгласами, но была заметна скрытая в лицах печаль.

Когда караван собирается, хоть и ненадолго, но формируется общность разумных — эдакая маленькая семья, где каждый воспринимает друг друга как брата, независимо от происхождения и расы. Потом уже, когда разумные выйдут из состава каравана — тогда они смогут ненавидеть друг дружку хоть до потери пульса. Смогут строить козни и пытаться убить. Но потом.

Сейчас же все обустраивали лагерь: кто-то разбивал палатки, кто-то носил из ручья воду, а кто-то готовил нехитрую похлёбку. И хоть по лагерю проходила незримая черта, разделяя разумных на добывавших себе еду самостоятельно и питавшихся от караванного котла — все с лёгкостью обменивались шутками и рассказывали друг другу забавные истории.

Развалившись около повозки, я постепенно приходил в себя, выпив ещё одно зелье и наложив припарку на истерзанную голень — теперь можно не бояться, что появится заражение, да и мышцы немного восстановятся к утру. А уже в городе можно будет зелье купить или к лекарю зайти — бешенство ещё никто не отменял. От охранного контракта денег должно хватить. Даже немного сверху останется.

Но что эти деньги точно не смогут покрыть — так это ущерб моему гримуару. Высвободив четыре заклинания, в нём должны были остаться четыре пустых страницы для перезаписи. Но, по всем законам подлости, две из них закоротили и покрылись изломанным, угловатым узором. Я аккуратно срезал бесполезные листы и скомкав, бросил их в костёр. Они сгорели моментально, с лёгким шипением и выбросив в воздух небольшой сноп ярких, синих искр.

На другой стороне лагеря расположилась крестьянская семья. После того как мальчик принял новую порцию лекарства, я заверил женщину, что он переживёт ночь и дал дополнительную порцию на утро. Сейчас же мать потихоньку кормила кашей больного сына. К его отцу подошёл дворф и потащил ко мне, попутно созывая всех, кто делал ставки.

— Ну что, начнём? — Парт, удостоверившись, что все собрались, начал отчитывать крестьянина:

— По условиям контракта ты являешься не полноправным членом каравана, а наёмной повозкой, которая предоставила два сидячих места для аренды на провоз других разумных.

— Я…

— Молчи! Я понимаю, что вы с семьёй переезжаете в поисках лучшей доли и решили немного заработать — за это тебя никто не осуждает. Даже больше скажу: как торговец я поощряю твой выбор. Но ты посмел остановить повозку посреди леса без веской на то причины, тем самым подвергнув опасности всех нас! По условиям, если ты так поступишь, то будешь обязан выплатить компенсацию, равную ста граммам золота за каждого разумного в караване. Или идёшь в рабство, если неспособен выплатить.

При словах о рабстве мужик осел на землю. Он не мог отвертеться от этой участи, ведь контракт был заверен перед его богами.

— Но это только в том случае, — Парт продолжал, — если не будет предложено альтернативное наказание. Вот оно: в качестве альтернативного наказания я отрублю тебе палец. Но его ты выберешь сам.

Я был прав: крестьянин занимался резьбой по дереву. Я ещё в Эльбене правильно подметил, что те инструменты в повозке были его, а гончарный круг он вёз на продажу. Резчикам нужен мизинец, чтобы чувствовать дерево, когда они работают со стамесками.

Двадцать три ганзейских монеты золотом ушли Сонтьяле: крестьянин оказался левшой и выбрал правый безымянный палец. Вот холера!

Глава 6

За мной закрылась дверь портняжной мастерской. Я оказался на оживлённой городской улице. Воздух был пропитан ароматами осени, но солнце не собиралось так просто сдаваться: оно изо всех сил пробивалось сквозь тяжёлые облака, стараясь прогреть землю. Оно на секунду выглянуло и провело лучом по моему лицу, я невольно зажмурился и потянулся. За прошедшие дни всё моё нутро словно одеревенело.

Ровно два дня назад караван приехал в Ольск, мне помогли зайти в гостиницу и вызвали лекаря. Содрав с меня половину Ганзы золотом, он выдал необходимые зелья и провёл сеанс лечения магией. И все эти два дня я провёл в комнате, постепенно выздоравливая и отдыхая. Лишь один раз выходил по делам.

Сегодняшний же день обещал быть хорошим: нога зажила, лишь изредка беспокоя лёгким зудом, а новые штаны сидели как влитые. Если ещё и в банке всё гладко пройдёт, то можно будет с чистой совестью сходить в осквернённую деревню.

Предавшись размышлениям о прекрасном будущем и наслаждаясь каждымшагом — я направился к ресторану около городской ратуши. Если верить хозяину гостиницы, то там подают лучшие стейки на всём северном континенте.

— Ликус! — низкий и чётко поставленный голос прозвучал, когда до ресторана было рукой подать.

Низкорослый, даже по меркам своей расы, каменщик смотрелся непривычно без оружия. Его будничная одежда и гладковыбритое лицо сбивали с толку, а сплетённая из густых волос широкая коса завершала образ городского писаря. Каждый разумный, хоть мельком знакомый с культурой этого горного народа, с уверенностью бы сказал, что перед ним кто угодно, но не бравый воин и ветеран одной из внутренних дворфийских войн.

— Оглаф. Рад тебя видеть.

— Я отвечу тебе абсолютной взаимностью!

— Ты какой-то радостный сегодня: что-то случилось?

— Караван поедет только через два дня.

— И поэтому ты ходишь по городу с хитрой улыбкой?

— Потому что завтра «мадам Жозефа» распахнёт для меня свои двери! — дворф жадно сглотнул, его глаза заблестели, а на лице заиграла голодная улыбка.

— Ты про бордель?

— Откуда ты про него знаешь, чертяка? Сдаётся мне, что кто-то не только в номере лежал всё это время!

— На твоём озабоченном лице и так всё написано.

— А чего мне скрывать? Красивая баба да добрая брага — вот истинное счастье в жизни! — он постоял молча пару секунд, предаваясь сладким воспоминаниям. — Ты куда сейчас?

— Туда, — я показал на вывеску ресторана. — Посоветовали зайти и попробовать стейки из баранины с мёдом.

— Сдалось тебе это мясо? Еда надоедает быстро, а выпивка никогда! Пойдём со мной, тут рядом наливают отличную груцевую брагу. Говорят, они прямо здесь, в своём погребе её варят и настаивают.

— Откуда здесь эти грибы, когда горы далеко и тащить их оттуда недели?

— Ничего ты не понимаешь: чем старше груц, тем насыщенней вкус! Пойдём, позволь тебя угостить.

Я принял предложение, решив не обижать Оглафа. Да и не каждый дворф будет нахваливать выпивку, приготовленную на территории равнинных эльфов.

Вернувшись на главный перекрёсток города, мы практически сразу вышли к нужному заведению. Рядом со входом были расставлены столы и стулья. Благодаря тёплой погоде их всё ещё выносили на улицу. В будний день нет проблем найти свободное место, поэтому мы ребячески долго выбирали самый удобный столик. А когда выбрали, то дворф немедленно заказал кувшин браги. Напиток насыщенного рыжего цвета разливался по чаркам и Оглаф одобрительно кивал видя, как брага обильно пенилась и громко шипела.

Взяв в руку чарку, дворф в привычной манере пожелал всем друзьям и соратникам долгих и насыщенных лет жизни. Я присоединился к его словам и особо подчеркнул, чтобы боги наградили конской силой одного похабного дворфа. Оглаф весело засмеялся, и мы выпили. Густой, сладкий, но в то же время пряный напиток шипел во рту и оставлял после себя лёгкое ореховое послевкусие.

— Хозяин! — Оглаф осушил чару залпом и уже был готов подпрыгнуть выше головы от удовольствия. — Отруби мне член, если здесь нет Вырноройского груца!

— Пятая часть! — на лице хозяина заведения, тоже дворфа, заиграла довольная улыбка: не каждый день посетители угадывают состав его выпивки.

— За свои восемьдесят лет я ясно уяснил, что это лучшее соотношение! — Оглаф облизнулся. — Если меньше, то не чувствуется вообще, а если больше, то начнёт горчить.

Оглаф ещё долго обменивался замечаниями с хозяином питейной по поводу грибного сусла, попутно посвящая меня в тонкости приготовления браги. Ему, как и любому дворфу, сложно устоять от разговора о подземных грибах и не только потому, что они неотъемлемая часть культуры горного народа — когда Оглаф жил в родном городе, то частенько помогал троюродной сестре. Она выращивала грибы: одни шли в еду, другие на сусло, третьи на корм животным, четвёртые были лекарственными и так далее.

Даже у королевской семьи есть своя личная грибница, в которой произрастает уникальный, характерный только для конкретной горы сорт грибов. Мало того, что они в других местах не растут, странным образом прикреплённые к одной-единственной пещере, так ещё способны на своеобразное волшебство — если старая королевская семья падёт, а пришедшая им на замену окажется неспособной нести бремя ответственности, то грибы начнут желтеть, чернеть, гнить и просто увядать. Но если придёт сильная и крепкая семья — то грибница, благословляя её на правление, первый год будет давать огромные, поистине фантастические урожаи. Именно поэтому эти грибы назвали Нроггрос, или, если перевести с дворфийского на язык человеческий и равнинных эльфов: «Выбирающий королей».

Продолжая просвещать меня аспектами культуры его народа Оглаф становился всё задорней и задорней. За вторым графином незаметно наступил черёд третьего: брага шла легко и как свежий яблочный сок проскальзывала в живот, и почти не давала в голову. Зато, как и любая другая жидкость, требовала выхода.

— Ну вот скажи мне: как можно спутать Донгросийский и Норагринский груц? — вопрошал Оглаф, когда я вернулся из уборной. Городской колокол пробил три раза, говоря, что времени ещё достаточно. — Ну вот как? Ведь у одного ножка в середине утолщается, а у другого там юбка! У одного шляпка… Эй! Эй, чернобровая красавица!

В городской толпе дворф каким-то чудом смог разглядеть девушку и замахал руками, стараясь привлечь её внимание.

К нашему столику подошла смуглянка прибрежных кровей с тёмно-каштановыми густыми волосами. Настолько густыми, что солнце не способно пробиться сквозь них.

— Ликус, здравствуй. Как твоя нога?

— Привет, Сонтьяла. Почти зажила, спасибо. Оглаф говорил, что караван задерживается: что-то случилось?

— Решили немного изменить маршрут. Поедем на восток, а там южнее возьмём. Спасибо, — Сонтьяла приняла от дворфа наполненную чарку, заблаговременно вынесенную разносчиком. — Как раз в городе собирается большой караван в ту сторону, и мы в него войдём. Вы что-то празднуете?

— Мы? — удивился дворф. — Мы празднуем возвращение долга: мне Ликус жизнь спас! И в ответ я с удовольствием угощаю его лучшей брагой этого города!

— Понятия не имею, о чём он, — я находился в не меньшем недоумении, чем Сонтьяла, смотревшая на меня удивлённым взглядом.

— Ну как не понимаешь? Ты же того волка молнией убил? Убил. Значит — спас меня!

— Только не говори, что три волка — это слишком много для тебя.

— Ты так не говори! Когда повозки встали, из-за мужика того, я инстинктивно много умений использовал, и они не успели восстановиться к моменту битвы. Вот и пришлось сражаться без них. Считай, что голым. Так что ты спас меня, не отнекивайся.

— Будет тебе Оглаф, — я был крайне несогласен с ходом мыслей дворфа. — Сначала бы упал ты, потом благородные. А за ними и я следом.

— Ты был бы жив: твоя гончая защитила бы тебя. А вот я сейчас был бы в первородных чертогах!

— Оглаф, расскажи мне, как всё было, — Сонтьяла попыталась разрядить обстановку словно чувствуя, что весёлая атмосфера потихоньку начинает пропадать.

— Во, точно! Послушай и рассуди нас! Вот когда повозки рванули, я благородного своего отправил прикрыть левую руку, поближе к другим. Удачно, кстати — на нас семеро волков выскочило, и он смог двух оттянуть на себя. А я говорил, что у меня с умениями туго было? Так там ещё один…

«Вот в чём причина смрада! Что здесь забыла мразь подобная тебе?»

Сквозь канал мыслеречи моё сознание пронзил чужой голос. С самого приезда я ощущал присутствие драконов в этом городе, а сейчас отчётливо чувствовал одного из них. В трёх сотнях метров позади меня стояла самка воздушного дракона в облике Кта’сат. Но где земляной?

Чёрт, как же дворф неудобно сидит, далеко тянутся до него — а за душу девчонки явно никого сильного не призвать.

«Осторожней со словами, если не хочешь битвы.»

«Что ты забыл в моём городе?»

«Твоём?»

«Я живу здесь четыре десятка лет.»

«А где другой?»

«Мне он не важен. Важно то, что ты здесь, чудовище! Уезжай!»

«Уеду, когда решу. Но сейчас я здесь не ради тебя, а ради порченого места.»

«Так ты из этих? Больше никогда не смей говорить со мной, отродье скверны, иначе я разорву тебя!»

«Ещё раз пригрозишь, и будешь разрывать демон-принца. Я уеду, когда посчитаю нужным, а до того — не смей связываться со мной. Исчезни.»

«Отродье Кровавой Ли…»

«Пошла прочь!»

—…ну гончая и порвала двух волков, а оставшиеся, поджав хвосты, свалили обратно. А вожак так вообще скулил как щенок! Жалко того парня, но все авантюристы да наёмники знают, что смерть в старости искать не стоит. И он тоже должен был это знать. Так что Ликус спас как минимум ме… Ликус, ты чего такой кислый?

— А? — голос дворфа вернул меня в реальность, но я всё ещё отчётливо ощущал дракониху. — Да, так. Задумался о том парне: я виноват в его смерти.

— Ты это брось! Слышишь⁈ — возмутился Оглаф

— О чём ты говоришь, если тебя самого чуть не разорвали на части? — Сонтьялу обуяло негодование от моих слов. — Это стрелки виноваты, что подпустили к тебе волков. Ведь все должны были действовать по плану!

— Спасибо за поддержку, но я о другом, — дворф с девушкой переглянулись и уставились на меня. — Я в твою сторону «Страхом» запустил, и он задел одного волка, так ведь?

— Так и я сказал, — кивнул Оглаф. — Он прям мордой в землю упал. А потом как вскочит, словно в глотку углей всыпали и понесётся в лес, скуля да ветки ломая!

— Вот. Но было ещё второе заклинание: я «Усталость» пустил в центр. И оно двух существ задело. Я старался выбрать место, где будут только волки, но, думаю, что оно того парня зацепило.

— Ха, думает он, — дворф вскинул руки к небу. — А я думаю, увидев завтра прекрасных фурий у меня член не встанет. И пойдёт по городу слух про Оглафа Немощного! Но я пойду к ним, потому что не думаю о всякой чепухе, и ты также перестанешь думать о подобной ерунде. Вместо этого поднимем чарки за мою спасённую жизнь и за твой первый охранный контракт в качестве начальника охраны!

— И за моё золото, — Сонтьяла игриво посмотрела на дворфа, помня, как он тем вечером поносил крестьянина всеми известными ему бранными словами.

— Да иди ты! — весело отмахнулся дворф. — За нас!

Мы стукнулись чарками и выпили содержимое до дна. Дракониха отдалилась и теперь было сложно сказать, где она точно находилась. Если бы хотела напасть, то атаковала бы ещё в самом начале. А тот второй, земляной, наверно покинул город. Стоило быть внимательным, но, думаю, можно немного расслабиться.

— Решил уже, когда пойдёшь в порченую деревню? — спросил дворф. — Говорят, в гильдии до сих пор ажиотаж и полно народу, что группы собирает.

— Пока не знаю. Сегодня после семи будет видно.

— А там что?

— Очередь в банке такая, что только по записи пускают.

— И там очередь? — удивился дворф. — Я сегодня в ратушу ходил, маяком воспользоваться надо было. Так они сказали завтра приходить. Ещё и время раннее назначили.

— И не удивительно, — Сонтьяла показала на улицу. За последние часы количество разумных практически удвоилось. — Разумных вот сколько. Но нам повезло: в ратуше торговцев пропускают вне очереди, — девушка с довольной улыбкой гордо распрямила плечи и выпятила грудь.

— Вас следует поздравить с удачной сделкой? — дворф, приободрённый хорошими новостями, принялся разливать брагу по чаркам.

Как река, мягко струящаяся по своему руслу, так и наш разговор стал плавно течь по всевозможным темам. С рассказа про новую лошадь Брома, которую девушка ходила регистрировать — тема разговора перешла на объяснение правил выбора тягловых лошадей для повозок. Затем Сонтьяла поделилась знаниями о том, как правильно ухаживать за этими сильными и благородными созданиями. Говорила она в эти моменты как разумный, влюблённый в своё дело, видя в нём смысл жизни и засыпая грезя, как утром вновь приступит к работе. С искрой в глазах и лёгким придыханием такой разумный способен говорить о своём увлечении часами, ничего не замечая вокруг себя.

— Сонтьяла, откуда ты всё это знаешь? — я пристально посмотрел на девушку. — Хотя нет, плохой вопрос. Лучше так: как получилось, что ученица торговца питает любовь к лошадям, а не к удачным сделкам? И как ты вообще с Партом встретилась?

— А я не рассказывала?

— Я не помню, чтобы спрашивал.

Думая, собираясь с силами, борясь с собой, Сонтьяла всё же отважилась нарисовать историю своей жизни. О радостных и грустных моментах в воспоминаниях, что бережно хранило её сердце. О том времени, когда она жила вместе с семьёй на южном континенте.

Она рассказывала про отца, что растил единственного ребёнка в одиночку, когда мать скончалась от болезни на пятом году её жизни. Он работал конюхом на ферме и был увлечён своей работой настолько, что мог пропустить день рождения дочери, если одна из лошадей захворает. Он был человеком, что с малых лет привил дочери любовь к этим созданиям. И он пожертвовал собой ради спасения лошадей, когда в конюшне случился пожар.

Сколько бы владелец фермы ни искал виновных, как бы он отчаянно не пытался скинуть вину на её отца, и тем самым переложив бремя ответственности на Сонтьялу — у него ничего не вышло. Судьи, насколько бы они ни были продажными, не могли закрыть глаза на факт самопожертвования мужчины. Им пришлось защитить пятнадцатилетнюю девушку. Может быть в том пожаре, зная гнусную натуру помещика, отец спасал именно свою дочь? Этот вопрос останется без ответа, но суд обязал владельца фермы выплатить компенсацию сироте.

Недолго думая Сонтьяла, боясь за свою жизнь, оформила себя как взрослого человека, продала дом, собрала все деньги и поплыла сюда, на северный континент. С момента смерти отца её жизнь затянулась серым туманом: дни сливались в один, казалось бессмысленность существования готова раздавить её.

Но в один прекрасный день краски окружающего мира вернулись, она смогла дышать полной грудью и прямо смотреть вдаль. Сонтьяла обрела мечту — иметь свою конюшню и разводить там лошадей. Но, как и любая мечта, она требовала денег на своё исполнение. Огромную сумму. Долго, скрупулёзно вникала девушка во все возможные нюансы своей мечты и сложности путей её достижения — будто бы Сонтьяла была не юной девушкой, а познавшим тяготы жизни старцем.

Она решилась стать торговцем. Но ни в одну из торговых лиг её, безродную оборванку с улицы, даже на место перекладывателя бумаги непросто бы не взяли — ей бы не позволили к крыльцу близко подойти. Единственное, что оставалось — вступить в гильдию свободных торговцев. Что она и сделала, сдав экзамен, заплатив пошлину и получив класс «Ученик торговца».

И два года после этого мыкалась с разными караванами по городам в качестве кухарки и служанки, лишь бы хоть кто-то взял её в обучение. Но всё было тщетно: после нескольких переездов караван распадался, и она вновь оставалась одна, ища новый как голодный и слепой щенок ищет свою маму. Даже уличные торговцы отказывались брать её в ученики и посылали прочь: они не могли себе позволить собственноручно вырастить конкурента, который обречёт их же семьи на голодную смерть.

Но боги берегли её и в город тот приехал новый караван. Парт, заметивший в этой затюканной девчонке потенциал, взял к себе в ученицы. Она не поверила его словам, но караванщик оформил ученичество в тот же день. И взялся её учить. Все три друга взялись за её обучение. Она плакала несколько дней. Даже когда выехала с ними из города, она продолжала плакать и не скрывала своего счастья. Через год она провела первую сделку на покупку товара. А ещё через год состоялась первая сделка по продаже, и она улучшила класс до подмастерья торговца.

Когда до её двадцатилетия оставалось три месяца, караван прибыл в Инлийск. Где она впервые узнала, что существует Кта’сат, который не только уступит своему рабу место в телеге, но и наймёт носильщика, чтобы тот дотащил раба к каравану — а не бросит в переулке с перерезанным горлом. Спустя почти год судьба вновь свела её с этим разумным. И познакомила с дворфом, что сидел рядом и пытался удержать в себе подступающие слёзы.

— Вот я слушал тебя и понял, что теперь у меня на одно желание больше. Хочу я, лет через десять рассказывать всем, что пил с одного кувшина с величайшей торговкой на континенте ещё тогда, когда она была зелёной соплячкой! Да благословят тебя боги и исполнят твою мечту: ты заслужила это, — Оглаф залпом осушил чарку.

— Спасибо. Мне приятны твои слова. Спасибо, — Сонтьяла мило улыбнулась дворфу, но её взгляд говорил о лёгкой грусти.

— Я тоже желаю тебе удачи, — я решил поддержать дворфа своим тостом. — Но выпить я хочу не за тебя, а за твоего отца. Ведь именно он подарил тебе то, чего многие лишены — цель в жизни. Ту самую мечту, к которой ты идёшь. Тот огонь в груди, что согревал тебя и не позволял впасть в отчаяние — это не что иное, как твой отец. За твоего отца и память о нём, что живёт в тебе и пусть боги благословят этот огонь и не позволят ему угаснуть!

Девушка попыталась выдавить из себя улыбку, но смогла лишь низко опустить голову. Её загорелые плечи задрожали, а на штаны, скрывавшие под собой крепкие бёдра, беззвучно падали маленькие капельки прозрачной солёной жидкости. Дворф кивнул и запрокинул голову к небу.

Минут через пять смуглянка прекратила всхлипывать и сильно удивилась, не увидев Оглафа. Пришлось придумать историю про то, что он вспомнил о каких-то делах, оплатил счёт и растворился в толпе. Не хотелось говорить, что этот бахвалящийся воин не смог выдержать женских слёз и оставил меня одного разбираться с рыдающей девушкой. А уходя, он сам часто моргал.

Отпив браги, Сонтьяла успокоилась. Но было видно, что она чувствовала себя не в своей тарелке. Напрягая красноречие, я всё же смог вернуть разговору непринуждённое русло, хоть и пришлось прибегнуть к грязной тактике: к восхищению её знаниям о лошадях и комплиментам её навыкам торговца. Обсуждая различные торговые хитрости, мы не заметили, как на улице начало темнеть.

— Спасибо за вечер, Ликус, — лицо девушки украсила мягкая, даже немного озорная улыбка. — Мне повезло встретить вас двоих: у меня было свободное время, и я действительно не знала, чем заняться.

— И тебе спасибо Сонтьяла, что составила компанию двум одиноким разумным.

— Сола, — коротко проговорила Сонтьяла, кончики её ушей были похожи на лепестки мака.

— Что?

— Друзья называют меня Солой. Мы через многое прошли, поэтому я хочу считать тебя другом.

— Конечно, можешь считать меня своим другом. Спасибо за это. Береги себя, Сола.

— И ты береги себя.

Я кивнул и уже было хотел уйти. Но девушка продолжила:

— Ликус! Если вдруг понадобится со мной связаться… — смуглянка на секунду замялась, подбирая слова. — Вдруг нужна будет помощь торговца, или ещё что: то оставь сообщение в гильдии на имя Отэро Сонтьяла. Я обязательно отвечу!

— Ты будешь первой, кому я всенепременнейше напишу. Но чувствую я, что мы ещё не раз встретимся. Береги себя. И удачи с будущим экзаменом.

— Я буду просить богов об этом. Береги себ… — Сонтьяла прикусила язык и, сильно засмущавшись, быстрым шагом направилась прочь. Но вскоре остановилась и широко улыбаясь, замахала рукой. Я не успел ответить, как толпа скрыла её из виду.

Поблагодарив трактирщика за вкусную брагу — я направился в банк. И зашёл внутрь, когда колокол пробил семь раз. Но даже сообщив одному из работников о назначенном времени и подтвердив свою личность, мне всё равно пришлось ждать приглашения в отдельную комнату.

Помимо стола и стульев, украшенных резными орнаментами, в комнате встречал посетителей ксат. Он был одет в отлично сидящий костюм синего цвета, а красного цвета рубаха, выглядывавшая из-под ворота, только дополняла образ одного из представителей экономической системы этого народа. На его тёмном, морщинистом, покрытом толстой грубой кожей лбу нанесена белая татуировка в виде глаза с вертикальным зрачком и зубастых челюстей, сжимавших его.

Работник поприветствовал меня и предложил присесть за стол. Я молча обвёл пальцем по стенам, намекая на прослушку. Ксат прислонил к тату два пальца и вслух поклялся, что никто не узнает о содержании нашего разговора, кроме него и работника дальней связи, находящего в другой комнате. Тату моргнула красным цветом — он только что поклялся жизнью. И смерть, если он только решится нарушить клятву — будет мгновенной.

— Чем наше отделение в этом городе может помочь? — заговорил ксат, когда мы оба сели за стол.

— Я хотел бы узнать состояние своего счёта. И воспользоваться услугами заказа вещей и их доставки.

— Конечно. Какой процент комиссии вы оплачиваете?

— Пять.

Ксат сильно напрягся. Не дожидаясь от него приглашения, я протянул руку к кристаллу и влил в него информацию из своего лог-файла. Из той части, что была временно закрыта для работы с ней. Всего лишь две строчки. Лог.

Имя: Сиалонус

Раса: Чёрный дракон (Осквернён)

— Древнейший! — на лице ксата отобразился священный трепет. Вскочив со стула, он поклонился так резко, будто его спина состояла не из мышц и костей, а из разжавшейся пружины.

— Но заказ нужно будет сделать и доставить на имя этой оболочки.

— Конечно, древнейший. Подождите, пожалуйста.

Он приоткрыл заднюю дверь и пригласил зайти в комнату другого ксата — так же одетого клерка, с такой же татуировкой. По приказу первого он коснулся кристалла и, побледнев, также резко поклонился. Затем они оба прислонили пальцы к тату и поклялись, что никто лишний никогда не узнает о том, кто сегодня приходил, что говорил и делал. Татуировки моргнули. Мы приступили к работе.

Две минуты потребовалось им, чтобы связаться с островом, запросить информацию и сообщить, что на моём счёте всё ещё сто двадцать три килограмма магических камней.

— Будете работать с двумя цифрами: десять и три килограмма. Эти три кило надо разменять на самые ходовые монеты на этом континенте: один килограмм разменяйте на Ганзейскую торговую лигу, а остальное распределите по другим монетам. Дворфийским рудным отдайте небольшой приоритет — они у меня заканчиваются.

Ксаты повторили всё слово в слово. Я продолжил.

— Дальше. Я хочу сделать заказ на зелья Истинного лечения. Я уже заказывал их раньше, и пришла партия «И17–517». Но мне нужны зелья из ранних партий. И чем старше — тем лучше. Вот эти десять кило и есть верхняя граница цены за четыре флакона. Те обошлись в один килограмм, так что должно хватить. Срок на покупку и доставку — полгода с сегодняшнего дня. Если не получится найти, то берите, что сможете.

Ксаты вновь, один за другим, повторили заказ и заверили, что всё сделается как сказано. Попросив подождать, они вышли в соседнюю комнату и минут десять отсутствовали. Я в это время размышлял: стоит ли соваться в порченую деревню или лучше не рисковать, а дождаться каравана и поехать обратно?

Вернувшись ксаты чётко отрапортовали, что все мои заказы переданы и взяты в работу. Деньги переведут на счёт оболочки в эльфийской банковской системе, а зелья купят и отправят в Эльбен. Приняв работу и согласовав юридические моменты, я попрощался с ними и вышел на улицу с чётким намереньем всё же дойти до того ресторана.

Лучше завтра поутру, первым делом узнаю по поводу каравана, а там и в гильдию авантюристов зайду. Ведь всегда можно уехать обратно, но вот узнать про новый всплеск скверны лишним не будет.

Глава 7

Иногда так хочется получить от судьбы ответ на один единственный вопрос: почему?

Вот почему, когда решаешь пойти в осквернённую деревню — тебе говорят, что она закрыта для посещения? Почему, когда решаешь ехать обратно — днём с огнём не найдёшь каравана? Почему, когда наконец найдёшь подходящий караван — то хлынут такие дожди, что повозки увязнут в грязи на несколько дней? Почему, когда караван будет въезжать в город — именно тебя надо проверить городской страже и бросить на два дня в кутузку? Почему осень должна быть дождливой настолько, что дороги разбухнут и в город не получится даже пройти пешком? Почему, когда всё говорит о тёплой зиме — налетят такие холода, что спастись от них получится лишь вплотную прижавшись к печке? И, конечно, почему на здешние места должна налететь метель, столь странная для первого месяца весны?

Стоя в тёплом помещении гильдии авантюристов и вольных наёмников города Эльбен, я дрожал от холода и слушал завывания ветра за только что закрывшейся входной дверью. Вот почему стоит наполовину дойти до города, как начнётся снегопад, хотя рано утром на небе и облаков то почти не было? А стоит только увидеть городские ворота — обязательно налетит такая буря, будто ты угодил в снегопад с ветром великой силы, достойный самого холодного зимнего дня. Не удивлюсь, если ответом на все мои «почему» будет одно единственное — «потому».

Глубоко вздохнув, я похлопал по одежде, сбивая налипший снег. Коварное тепло нагретого помещения проникло под капюшон и за шиворот — от резкого перепада температуры меня передёрнуло. Где-то сбоку послышались смешки.

Рядом с растопленным камином сидела группа молодых разумных. Трое из них о чём-то оживлённо перешёптывались, а четвёртый меланхолично смотрел в окно. Меховые подкладки воротников и ножны мечей, покрытые теснённой кожей с витиеватыми узорами, говорили о зажиточности их семейств.

Полностью игнорируя парней, я направился к регистрационной стойке.

Конец осени, зима и начало весны — самые переменчивые времена года для гильдии авантюристов. Иногда не успевают вывесить на доску задание, как народ тут же начинает драться за его исполнение. Но бывает, что задание висит на доске не один день и даже не одну неделю — авантюристы, как хитрые и расчётливые разумные не будут лишний раз напрягаться ради дешёвых контрактов, коими так изобилуют эти времена года.

Количество листков на досках намекало на второй сценарий.

— Много, — у меня невольно вырвалось замечание.

— В последний раз брали на прошлой неделе, — работница гильдии смотрела на меня глазами начинающего торговца, что смотрит на клиента с надеждой о возможной покупке.

Заданий действительно было много: одним нужны были ресурсы, другим сопровождение. Были даже запросы от различных гильдий и пара заданий от администрации города. А запросы от простого люда обычно складывали отдельной стопкой в углу стойки и сейчас она была толщиной в палец.

— Ликус, — на лестнице, ведущей на второй этаж, появился мужчина. Его суровый вид и шрамы говорили о его боевом опыте. — Хорошо, что ты здесь. Поднимись ко мне, разговор есть.

— Добрый день, глава. Сейчас закончу и поднимусь.

— Потом закончишь. Поднимайся!

— Иду, иду, — глава кивнул в ответ и ушёл обратно.

Я повернулся к работнице и хотел было попросить, чтобы та нашла в стопке пару заданий на поиск трав. Но передумал: нежно прикусывая нижнюю губу и глубоко дыша, девушка влажными карими глазами смотрела на то место, где секунду назад стоял глава гильдии. Пришлось оставить кареглазую в стране грёз и сразу направиться наверх.

— Заходи, — голос за дверьми раздался сразу, стоило постучать в них.

Казалось, что кабинет главы гильдии застыл во времени. Единственные изменения в нём пришлись на оружейную стойку: теперь там висел широкий меч, а на полке лежала пара прямых кинжалов. Шкафы и стеллажи закрывали одну из стен кабинета, а в углу одиноко стояла тумбочка с чайным набором. Напротив входа под окнами был письменный стол с креслом, а в центре кабинета пара мягких диванчиков и маленький столик.

— Спасибо, что сразу пришёл, — на одном из диванчиков уже сидел глава и пристально смотрел на меня.

Огромный шрам на его гладко выбритой голове был рваной формы, словно в этом месте волосы с мясом вырвали. Полностью скрывавшая подбородок короткая, но густая борода лишь дополняла брутальный образ.

— Бриан, я понимаю, что ты глава гильдии, субординация и всё такое, — закрыв за собой дверь, я кивнул в её сторону намекая на недавний разговор, — но это было грубо.

— Прости меня: я не хотел тебя обидеть. Но, как ты и сказал — субординация.

— Я не в обиде, — сев напротив главы, я мог видеть висевшие за его спиной картины. Они пробуждали давно забытые образы.

— Чай будешь? — басовито и по-деловому коротко спросил Бриан. — Местные травы, чуть мяты и немного туранского коньяка, так ведь?

— Эх, Бриан, — я по-доброму усмехнулся, глядя на этого грозного воина. — Я читаю тебя как открытую книгу. Тебе явно что-то нужно от меня, но ты слишком рано начал подхалимничать.

— Тебя не проведёшь, но давай потом про это. Так что насчёт чая?

— Конечно же я буду. И чем горячее — тем лучше! На улице холодно как в середине зимы.

— Весна пришла, — подытожил Бриан. — Как жизнь твоя?

В последний раз нам получилось встретиться полгода назад, но тогда мы обменялись лишь парочкой коротких фраз. И вот только сейчас, сидя друг напротив друга, нам наконец выпала возможность поговорить по душам: смеясь и подшучивая, мы обменивались новостями из наших жизней и вспоминали былые дни. В такой спокойной обстановке не удивительно, что целый час прошёл незамеченным.

— Так о чём ты хотел поговорить?

Услышав мой вопрос, глава моментально стал серьёзным. На его лице отражалась озабоченность, словно ему что-то душу подтачивало.

— Видел ту компанию молодняка на первом этаже? — я утвердительно кивнул. — Нужно их сопроводить к осквернённому лугу. Но задание сложнее, чем просто наставничество — я не всем могу его выдать.

— Я не очень хорош в этом деле. К Джоссу обратись.

— Джосс и Барат ещё осенью приобрели по паре рабынь, а потом скупили почти всё вино в округе и засели по деревням. До лета они не высунутся.

— Рувила?

— Неделю назад взяла охранный контракт у караванщиков. Если и вернётся, то только через два месяца.

— К Огату.

— У него бзик, что каждый четвёртый год своей взрослой жизни он должен провести на землях предков. А сейчас тот самый год.

— Не удивлён. Орки все помешаны на нумерологии.

— Да хер с ними. Слушай: ты в округе единственный свободный и опытный разумный, который может провести эту группу. И ты из немногих, кому я доверяю.

— При всём моём уважении и дружеской любви к тебе Бриан — эта затея дерьмово пахнет. Я отказываюсь!

— Ликус… Ты мне должен! — он нахмурил брови, пытаясь надавить на меня. Но сразу же отступил. — Я прошу тебя ещё раз, как старого друга: возьмись за это задание.

— И где же тот курчавый парень, что стоял во-от здесь? — я показал на пол рядом с диваном, на котором сейчас сидел Бриан. — Где тот самый паренёк, что с жадностью ловил любое слово и чуть ли не хвостиком бегал за своим наставником? Я помню, как ты тогда слушал главу: рот открыт, глаза горят и дышишь через раз.

— Семь лет уже прошло, — Бриан с грустью посмотрел на пустое кресло, одиноко стоящее за письменным столом. — Первый год было особенно тяжко, когда глава погибла.

— Хорошая была женщина. Она могла бы гордиться, что воспитала такого приемника, — я глубоко вздохнул, вспомнив прошлое. — Ладно уж, долг вернуть надо.

— Спасибо.

— Но есть два условия! У меня в деревне дела есть, так что надолго отлучаться не могу.

— На этот счёт не волнуйся.

— Хорошо. Второе: если в контракте что-то серьёзное, то сам будешь должен.

— Считай, что должен. Но сначала поклянись, что всё останется между нами.

— Во что ты меня втягиваешь?

— Ликус, поклянись, прошу тебя!

— Я до сих пор храню твой секрет, так что можешь не волноваться на мой счёт.

Бросив короткий взгляд на пустое кресло, Бриан стал буравить меня взглядом. Мне ничего не оставалось, как поднять правую руку. Только после этого глава принялся объяснять все детали.

— Если обрисовать всё коротко, то главный персонаж весь такой грустный из себя, а все остальные лишь случайные лица, так?

— Да.

— И мне нужно всех отвести скверному лугу и прирезать как свиней, а назад притащить именные браслеты в качестве доказательства, так? — эти белые пятна в рассказе Бриана меня крайне сильно нервировали.

— Именно.

— Они здесь собрались случайно, и друг друга до этого не знали?

— Да, я проверил. Можешь не волноваться, что за них хватятся — сам ведь всё уже понял. Единственная сложность с Имтаром. И вот тут как раз второй план, — глава поставил на стол маленькую бутылочку с розовой жидкостью внутри.

— Слушай, меня всё это уже напрягает! Давай начистоту, коротко и без утайки: что в бутылке и чем так особен этот пацан?

— Хорошо, — Бриан долго думал, глядя на зелье. — Помнишь, год назад, в соседнем королевстве четыре младших сына чуть город не сровняли с землёй? Отец семейства умер, поперхнувшись завтраком, а старшего сына на охоте с оленем спутали.

— Припоминаю. Но сути не улавливаю.

— Сейчас, сейчас. Дослушай. У всех этих сыновей…

— У них всех были дети, все сдохли, выжил лишь один, которого как шлюху кто-то использует и город контролирует через него, а тут этот объявился… Слушай, Бриан, история стара как мир. Давай к сути: зелье зачем?

— Тёмный эльф, который передал этот флакон, взял с меня клятву. Только с одним разумным я теперь могу поделиться этой информацией.

— И ты решил на плаху привести меня, да? Ну, сука, спасибо!

— Не волнуйся! Какой вариант не выберешь — для тебя последствий не будет.

— Так я ещё и выбрать должен⁈

— Ликус, дослушай, пожалуйста, ты всё поймёшь!

— Удиви! — я бросил со злостью и посмотрел на свой гримуар. Это не осталось не замеченным и Бриан, заверив меня, что всё объяснит, продолжил.

— Гонец от длинноухих пришёл летом и сказал, что если устраним его как надо, то Эльбену выдадут преференции в торговле на территории того города. Хоть до него полторы недели, но это сулит огромный, просто гигантский приток денег в казну! Понимаешь же, что даже боги не в курсе, как себя этот порченый луг поведёт. Вдруг с него скверна полностью сойдёт? Чем же тогда город жить будет, если эти благородные смертники перестанут здесь деньги оставлять?

— В деревню около Ольска скверна вернулась, — я парировал самым очевидным фактом.

— А в этот вернётся? А главное: с чем? Вдруг она кого серьёзного затронет? Тогда это уже не будет тренировочным местом!

— Ладно, с лесными эльфами понятно. Что тёмный сказал?

— Два хорошо обученных мага придут в город на постоянную прописку и закрепятся за гильдией. А если умрут, то пришлют новых. Если дословно: «До скончания времён, или пока школа наша не исчезнет». Два тёмных мага сильно помогут в случае чего, сам знаешь.

— Так спрячь его на время… — Бриан скривил лицо, и я сразу понял, что не всё так просто. — У длинноухих его кровь?

— Да. Мало того что могут понять жив он или нет, так ещё ему тату набили поисковое. Теперь длинноухие всегда знают, где примерно пацана искать.

— Значит это то самое зелье, которое связь с кристаллом рушит? — я показал на склянку.

— Да. Побочных явлений быть не должно.

— Хорошо. Но ведь в любом случае ты меня подставляешь: я же буду заключать контракт на сопровождение и меня прирежут следующим!

— Нет! — резко ответил Бриан. — Контракт будет оформлен на гильдию и из города их выведет мой человек. Он не местный, в соседнем городе живёт и там банде одной задолжал крупную сумму. Его семью держали в заложниках и не верни он деньги, то поставили бы магические печати на жену и детей и продали в рабство. Я выкупил его долг — теперь он сдохнет вместо тебя.

— Браслеты как передать обратно?

— В любом случае план такой: встречаешь их за городом и ведёшь на луг, там кончаешь, прячешь тела и на следующий день идёшь обратно. Возьми пару заданий на травы. Когда будешь их сдавать, передашь браслеты Нурту. Только попроси пройти в заднюю комнату.

— Что с зельем? Что в этом случае?

— Убьёшь троих, но принесёшь тоже четыре браслета. Сказали, что татуировку парню набили где-то в районе паха: то ли на внутренней стороне бедра, то ли между ягодиц. На этот счёт сведения неточные. Найдёшь тату, нальёшь на кусок ткани немного зелья, и приложишь к ней, а остальное дашь выпить пацану и начинай тереть что есть сил!

— А если тату у него на яйцах набита?

— Натрёшь их до блеска.

Мы оба прыснули. И заржали в две глотки, выпуская накопившееся напряжение. Минут пять мы хохотали над всей этой ситуацией, успокаивая нервы.

— Фу-у-ух, — утирая слёзы на глазах мы оба, остывшие и спокойные, расселись по местам. Глава продолжил:

— Как вольёшь ему в глотку и начнёшь тереть — он почти сразу вырубится и будет в отключке около недели. Тату же сойдёт через день-другой. Нужно будет подержать его в секрете пару месяцев и позаботится о нём, а там я его выведу. Сможешь у себя в деревне спрятать?

— Думать надо… Тебе ответ сейчас нужен?

— По твоему выбору или когда пойдёшь? — я замахал рукой, показывая, что и так, и так. — По выбору можно и по факту: когда будешь передавать Нурту, просто скажешь три или четыре тела. Он сразу поймёт. А вот с датой лучше сейчас, — он пододвинул ко мне зелье.

— Не сегодня и не завтра точно: слишком много подозрений будет. Да и погода не стабильна. Послезавтра. Карта есть? — Бриан встал и направился к письменному столу, чтобы сразу вернуться с бумажным свёртком. — Пусть идут по западной дороге. Я встречу их тут, — я постучал пальцем по участку луга, находящемся вдалеке от города и дороги.

— Время?

— Выйду до рассвета, но буду идти в обход… После полудня. Только собери их нормально, словно они собираются вернуться через пару дней.

— За это не волнуйся! Всё, что связано с моей частью, будет выполнено идеально.

— Если поутру небо будет затянуто или дождь будет идти — то переносим на следующий день. Если будет ясно или будет немного облаков — тогда действуем.

— Послезавтра?

— Послезавтра… А ты вырос, Бриан, — я посмотрел ему в глаза и глубоко вздохнул. — Пойду я. Мне ещё заказов набрать надо.

— Ликус, — я уже стоял рядом с дверью, когда глава окликнул меня. Он нервничал. — Я всё ещё имею право называть тебя другом?

— А вот ты ответь: делаешь ли так, чтобы твои друзья в итоге сдохли?

— Нет! Я жизнью пожертвую ради друга!

— Тогда мы друзья, — я кивнул ему, и он, с умиротворённым лицом, ответил тем же.

Зал гильдии был пуст. Лишь Нурт стоял за стойкой, сменив девушку. Осмотрев листки с заданиями, я взял несколько на поиск трав и направился на улицу.

Звук хлюпающей слякоти доносился со всех сторон. Тяжёлые, серые, рваные тучи плотными слоями мишуры закрывали небо, не позволяя солнцу пробиться сквозь них. Витавшие в воздухе отголоски весеннего тепла крайне медленно растапливали налетевший снег и ноги, копыта и колёса превращали его в месиво.

Я взглянул на свою обувь и в сердце зародилось желание снять комнату в гостинице, заказать вина и забыться до завтра: обычные короткие сапоги не спасут мои ноги ни в месиве города, ни в грязных лужах за ним. Настроение, омрачённое недавним разговором, было готово совсем испортиться и пришлось силой заставить себя вступить в хлюпающую жижу. Быстро пробежавшись по торговой улице и купив немного специй и прочей мелочи, я заторопился обратно в деревню, надеясь прийти не сильно затемно.

Идя по дороге, я прокручивал в голове всё сказанное Брианом. План действий постепенно формировался. Хотя эти наброски планом сложно назвать — они ближе к банальным инструкциям во время пожара. Лог… Даже со всех четверых навряд ли соберу нужное количество до следующего уровня.

Я аккуратно похлопал ладонью по бугорку на груди. Лежащая во внутреннем кармане бутылочка с зельем едва выпирала из-под одежды. С одной стороны, городу не помешает приток денег от торговли, но два мага от тёмных эльфов — это серьёзная сила. Даже если они новички, то всё равно каждый из них может призвать по две гончих скверны.

Постепенно я пришёл к выводу, что сохранить пацану жизнь выгодней: можно будет попросить познакомить меня с представителями этой самой школы тёмных эльфов. Но почти два месяца скрывать парня в доме сложно. А если он на Лину накинется? Да-а, тяжёлый мне выбор подкинул кучерявый. Но, думаю, Бриану тоже несладко пришлось: трудно занимать место в гильдейском совете и совмещать с работой в городском.

Предаваясь размышлениям о судьбе старого друга, я поднялся на холм. С него вся деревня была видна как на ладони. Но солнце уже успело опуститься к горизонту, а тучи не пропускали много света — всё утопало в полумраке. Подобно россыпи горящих свечей на праздничном дереве, по всей деревне точками лился свет из окон. И вон там, по левой стороне, немного поодаль от всех остальных домов… Почему-то горел свет. Когда не должен. И система ничего не говорила про охранный контур. Лог… Жива.

Я побежал к деревне, стараясь не упасть грязную жижу дороги. Уже рядом с домом чувствовалось чьё-то магическое присутствие в нём. Но это точно не Лина: у неё магия заблокирована! Лог… Ещё жива.

Везде горел свет. Резко открыв калитку, я бросился к дому. Вот крыльцо и входная дверь, но там могли поставить ловушку! Я дотронулся концом посоха до ручки и дёрнул дверь на себя. Она с лёгким скрипом приоткрылась. Ничего.

Резко открыл её. С глухим еле слышным звуком она ударилась о стенку крыльца. Активировав умения и выставив вперёд руку с посохом, а другую держа на гримуаре, я ворвался внутрь веранды. По центру — пусто. Правая часть — пусто.

Слева раздался скрип открывшейся двери, ведущей в переднюю комнату.

— Не надо! — лицо Лины исказил первобытный страх.

Она упала на пол вслед за кружкой, выпавшей из её рук. Обхватив голову руками и поджимая ноги под себя, она попыталась стать незаметной. Умоляла пощадить её.

Я перепрыгнул через Линуи вбежал в переднюю комнату — внутри горели светильники. И никого. На столе что-то булькало. Из кастрюли поднимался пар. В дальней комнате магического присутствия не ощущалось.

— Лина! — продолжая осматриваться, я попытался достучаться до эльфийки.

— Прошу! Пожалуйста, не надо! — она плакала.

— Лина, кто в доме?

— Хозяин и я!

— Кто ещё в доме? — я чуть не сорвался на крик.

— Только хозяин и я! Пожалу… — она поперхнулась и надрывно закашляла.

Биение моего сердца отдавало стуком в ушах. Сквозь этот адреналиновый барабан был слышен кашель Лины. От него я невольно переключился с поисков врагов и посмотрел на эльфийку: свернувшись калачиком, как новорождённый зверёк, она лежала на холодном полу и сотрясалась от кашля. Я медленно прошёл в дальнюю комнату. Но никого не было, так что я вернулся обратно.

Мой взгляд зацепился за стол: на моей магической плите стояла кастрюля, рядом обмотанный полотенцем кувшин, и приборов разложено на двоих.

— Лина, почему ты не спишь? — обратился я к эльфийке, отменив умения. — Ты же должна проснуться завтра от этой бурды!

— Я недавно проснулась! Простите меня!

— Почему?

— Я не знаю, простите! Пожалуйста! Я только чувствовала себя очень хорошо. Я попросила богов… — она вновь поперхнулась и стала оправдываться сквозь кашель, — показать мне… там магия… Прошу… не бейте меня, я больше не буду без вас. Пожалуйста!

Я стоял как в копаный несколько минут, пытаясь продраться сквозь застилающий разум адреналин и сообразить: о какой магии идёт речь? За это время Лина успела успокоиться и теперь с опаской смотрела на меня. Лишь ещё раз услышав объяснения до меня дошло о какой магии шла речь. Я сразу же полез в её лог-файл.

— Как же ты меня напугала!

Адреналин мгновенно выветрился из крови, по телу пробежала лёгкая слабость. Хотелось радоваться: моя теория оказалась верна. Но из-за этой кутерьмы я был морально истощён, словно душу вынули из тела и отжали как мокрое полотенце от всех эмоций.

— Серьёзно, — я выговаривался, постепенно возвращая себе самообладание, — как же я испугался: сигнальный контур молчит, в доме свет горит, чей-то магический след, а ты ещё должна спать после этой бурды… Лина, вставай, — я мягко посмотрел на эльфийку, — всё хорошо.

— Не могу, хозяин, — она попыталась встать, но от сильного испуга ноги отказались ей подчиняться.

Я уже хотел было помочь ей, но остановился и пошёл за защитными перчатками. Может быть её основа сейчас раскрыта, но не хотелось рисковать напрасно. Лучше сначала удостовериться, и только потом обходиться без перчаток.

— Спасибо, хозяин, — я потянул Лину за руки, и она кое-как встала. Её одежда была испачкана, а на полу красовалась размазанная и наполовину стёртая лужа.

— Что в кружке было?

— Вино, подогретое и разбавленное, — тихим голосом проговорила эльфийка, словно сожалея об утраченном вине. — Я услышала звук калитки, налила в кружку и пошла вас встречать… Я сейчас приберусь. Простите. Пожалуйста.

— Иди умойся сначала и переоденься, а то ты вся грязная. Я сам вытру, — Лина прошла мимо меня, смотря в пол. — Стой. Сильно испугалась?

— Да.

— Всё хорошо, не бойся: я до этого никогда тебя не бил. И сейчас не собираюсь.

Ужинали мы почти молча и лишь в конце немного разговорились.

Сидя с кружкой тёплого вина, я смотрел, как Лина маленькими глотками смаковала свою порцию напитка. В те редкие случаи, когда ей доставалось вино она старалась сделать всё, чтобы прочувствовать каждую каплю этого сладостного нектара. И вот сегодня она заслужила даже немного добавки к основной порции.

Я открыл её лог-файл. И сразу же закрыл: у меня не было сил вникать в изменения, и я решил отложить всё на завтра. Лишь сказал остроухой, чтобы она ничего не трогала в нём. Хотелось побыстрее лечь в кровать и закончить этот злополучный день.

Глава 8

Безоблачная синева простиралась от края до края. Прохладный ветерок старался разнести во все дали новость о том, что весна окончательно взяла свои права. Земля, свободная от снежного покрова, медленно прогревалась солнцем и давала старт новым циклам жизни.

Семена, осенью спрятанные в земле, чувствуя тепло пробуждались и тянули зелёные ростки навстречу яркой звезде. Травы и кустарники с жадностью старались впитать как можно больше тепла зная, что рано или поздно проснуться древесные исполины и закроют солнце распустившейся зелёной кроной — значит, им стоит приниматься за работу и насыщаться энергией небесного светила даже сейчас, когда оно робко выглянуло из-за горизонта.

Не только растения радовались весне, но и любое живое существо знало, что весна — это маленький праздник. Так, старательно скрываясь зимой от хищников и раскапывая снег в поисках еды, зайцы и мыши знали, что с каждым днём будет легче. Птицам стало проще ловить насекомых. Лисицы и мелкие хищники знали: добыча оживилась с приходом весны и теперь станет легче прокормить себя и своих детёнышей. Олени, лоси, волки… Все знали, что значит весна.

Колесо жизни проворачивалось на новый виток после белого сна. Всё было готово к новой жизни.

Стоя на крыльце с горячей чашкой чая и вдыхая аромат сырой земли, приносимый ветерком с оттаявших полей, я пытался вообразить картину пробуждения жизни. Все эти сложные взаимосвязи между живыми существами сплетались в замысловатый узор в воображении, поглощая моё «я» в непрерывном танце жизни. Не оставляя мест для тягостных чувств, что приносят ночные кошмары.

— Завтрак готов, хозяин, — взгляд Лины был мягким и добрым. Казалось, она забыла, как вчера тряслась от страха.

Завтракали мы долго, старательно прожёвывая кашу из зёрен пшеницы. Сушёные ягоды и ложка мёда добавляли вкуса крестьянской каше и теперь её можно было не только есть, но даже наслаждаться. Я всенепременнейше готов возненавидеть того, кто посмеет предложить мне подобную кашу без добавок — потому что еловая кора и то вкуснее, чем каша из пшеницы на воде.

— Хозяин, можно вас спросить? — робко протянула эльфийка и посмотрела на меня как хомячок на удава.

— Лина! Месяц назад я был крайне рад, когда ты наконец перестала так обращаться ко мне. И вот опять? Прекращай.

— Простите, хо… Простите.

— Что ты хотела?

— Вы… вы тоже были рабом?

— Что? — как хорошо, что ложка была в тарелке. Иначе бы я её выронил от удивления.

— Вы едите туже простую пищу, как и я, но у вас ведь достаточно денег чтобы есть в разы лучше.

— И откуда, позволь узнать, — я удивлённо приподнял брови и опёрся на локоть, — такая осведомлённость в моих финансах?

— Эм…

Остроухая сложила руки на груди и поглаживала большой палец левой руки правым. Этот своеобразный способ набраться храбрости у неё проявился несколько месяцев назад. Она тогда долго решилась попросить рассказать ей про мою поездку в Ольск.

Можно только порадоваться, что у Лины проявились зачатки своего собственного «я», хотя буквально пару месяцев назад… Да. Если бы в те дни мне пришлось поставить на кон посох и решить, у кого больше индивидуальности: у Лины, у этого стола, за которым мы сейчас завтракаем, или у моей прикроватной тумбочки — то я бы до сих пор выбирал между столом и тумбочкой.

— Неделю назад я ходила за продуктами домой к старосте, — наконец набравшись смелости, остроухая посмотрела на меня глазками цвета старого болота. — Я спросила про стоимость зелий маны…

— Стоп! — от моего окрика Лина едва не вдавила голову в плечи по самую макушку. — То есть ты, вот так пошла, не пойми к кому, и на голубом глазу сказала, что у меня в доме лежат зелья и заодно спросила их стоимость?

— Нет-нет-нет! — она замахала руками, пытаясь всеми силами отогнать столь страшные для неё слова. — Я сказала, что вы маг и можете меня послать за ними в город. А я не знаю цену. Вдруг меня обманут? Я честно хотела быть полезной!

Мне следовало ожидать нечто подобное. Особенно после того случая, когда Лина едва не проела плешь старосте с подробными расспросами про еду и различные блюда, присущие кухне ксатов.

— С кем ты разговаривала об этом?

— С парнем, у которого рыжие волосы.

— С Ренсом? Который сын старосты?

— Да. Просто вы вчера завтракали и сказали, что надо думать о переходе на более мощные зелья.

— Хм. Продолжай-продолжай, мне действительно интересно, — приведённые Линой доводы удивляли. Неужели она умнее, чем я предполагал?

— Вы вчера говорили про зелье, а Ренс говорил про такое тоже. Вот я и подумала, что у вас достаточно денег на вкусную еду, раз вы столько тратите на меня.

— Феноменально!

Мне хотелось встать и поаплодировать зачаткам дедуктивных способностей эльфийки, хоть и приведших её к ложному заключению.

— То есть ты решила определить меня как бывшего раба лишь потому, что я ем простую пищу, когда у меня есть деньги на нечто большее?

— Но ведь вы просили готовить простую пищу. Почти рабскую! Вы даже сказали масло не добавлять в каши на завтрак, а его в погребе целый свёрток. И раньше, когда мы сюда приехали, когда я была слабой и больной: вы тоже готовили простую пищу. Вот я и подумала, что вы привыкли к такой еде за годы рабства.

— Ты неправильно поняла мою сдержанность, — Лина хотела что-то возразить, но я жестом остановил её. — Сколько времени отведено человеку? Лет сто. А равнинному эльфу? На пять десятков больше. Сколько дано подобным тебе никто не знает. Может быть тридцать лет, а может и все триста.

— А вы?

— Мой род исчисляет жизнь в веках и поверь: если по глупости своей в первую же сотню лет испробовать все наслаждения, что есть в этом мире — то жизнь твоя потеряет краски. Обычный день должен быть наполнен пресной едой лишь для того, чтобы яркий день был насыщен вкусами. Понимаешь, о чём я? Так что ты ошиблась насчёт еды.

— Не только еда.

— Что ещё?

— Боги даруют рабу право узнать немного о хозяине: имя, раса, возраст. И они говорят, что вы осквернены! Вы тоже, как и я, с детства были в рабстве, но смогли освободиться! Ведь так⁈ — Лина в пылу рассказа не заметила, как привстала, опёрлась руками на стол и посмотрела на меня сверкающими глазами, словно она только что познала сокровенную тайну мироздания.

— И как можно освободиться из такого рабства, как твоё?

— Я… — задор Лины иссяк, огонь в глазах потух, она медленно села обратно. — Я не знаю.

— И я не знаю. Потому что троптос никем иным не может быть, кроме как рабом. Или мертвецом.

— Но ведь вы такой же, как я!

— А это вторая твоя ошибка. Ты — дитя скверны, а я — её жертва. Но я не сержусь на тебя за это сравнение, ведь ты только недавно стала узнавать про окружающий мир.

— Простите меня.

— Всё хорошо. Мы вечером продолжим — по твоим глазам видно, что ты ещё хочешь что-то спросить. Сейчас у нас есть другие дела.

Я быстро доел свою порцию и направился в заднюю комнату, что служила мне одновременно и спальней, и мастерской. Из шкафа достал маленькую склянку, больше похожую на флакончик духов. Ножик и пинцет расположились рядом с ней на столе, а защитные перчатки заблаговременно были надеты на руки. Теперь можно вдумчиво всё изучить. Лог.

Раб Лина:

Имя: Лина

Раса: Троптос (Равнинный эльф + Изумрудный тигр)

Класс: отсутствует (не выполнены условия получения)

Возраст: 22

Уровень: 5

Опыт: 4940/6000

Жизнь: 300/300

Мана: 100/100

Выносливость: 300/300

Характеристики:…

Навыки:…

Негативные эффекты:

«Порченая кровь»

Достижения:

«Дитя скверны», «Основа Изумрудного тигра», «Эмпат», «???»

Допустим, что я знаю смысл про кровь и дитя, а про оставшиеся два узнаю в городе, когда с Линой зайду оценщику. Но вот что под закрытым достижением? Бонус от животной основы — «Эмпат», чем бы это ни было и двойной получить невозможно. Хорошо, с этим разберусь тоже у оценщика. Уровни ей ещё вчера просчитало, а очков характеристик и навыков дали стандартно — это полностью подтверждает, что не раскрытая животная основа блокирует увеличение уровней. Сотня маны при нулевой магии тоже от её основы. Хм. Есть идея одна, но это вечером.

Но уже сейчас хотелось прыгать от радости, что мой план сработал. Да ещё так рано. Я уже рассчитывал года два кормить Лину этой твороженной бурдой, а тут такой шикарный подарок! Сейчас Лина придёт и проверю её шерсть. На самом деле, я и так знаю, что всё в порядке — но я хочу быть полностью, даже абсолютно уверенным. Ну, где она там? Я уже не могу терпеть!

Зайдя в комнату, эльфийка увидела то, что всю оставшуюся жизнь будет сниться ей в кошмарах. Я стоял посреди комнаты с поднятыми руками с защитными перчатками на них, безумным взглядом смотрел на остроухую, злобно ухмыльнулся и властным голосом произнёс:

— Раздевайся!

— Я…

— Никаких «я»! Мне надо проверить шерсть на твоей спине, так что разденься и повернись.

Лицо Лины было красным от стыда, когда она робко снимала с себя одежду. Но не было похоже, что она сопротивлялась — мои слова были не приказом, но лишь просьбой и раздевалась остроухая по своей воле.

Я заворожённо смотрел на шерстяной покров её спины — настолько белый, насколько вообще способен быть белым и чистым снег, падающий с неба в самые сильные зимние морозы. Изумрудного цвета полосы разрезали его, как золото режет собой простую каменную породу, заставляя каждого разумного желать этот самородок, порождая безумное стремление бросить всё и посвятить себя прекрасному…

— Хозяин? — голос Лины вывел меня из прострации. Я мотнул головой, приводя мысли в порядок.

— Всё хорошо. Пока стоишь, вложи по пять очков в силу, ловкость и выносливость. Остальное не трогай. Очки навыков тоже не вкладывай: у тебя ничего существенного нет, поэтому лучше их сохранить. Поняла?

— Да, — Лина тихонько зашептала молитву богам.

Чёрт, это не шерсть, а какое-то наваждение: тянет к себе и тянет! Настолько завораживает, что даже причины этого загадочны. Да и сами эти приступы помешательства крайне странные: не помню, чтобы раньше такое было. Это только с Линой меня перекручивает. Ладно, надо сконцентрироваться.

Твёрдой рукой я взял клок белой шерсти и аккуратно отрезал его, стараясь не повредить подшёрсток. И тем более кожу. Кое-как сняв перчатку, я медленно, боязливо потрогал пальцем клок.

— Смотри! — я подошёл к Лине, прикрывшей руками свою маленькую грудь, и показал, что эффекта нет. Но Лина ничего не поняла.

Из моей головы совсем вылетело, что год назад она была в отключке, когда я так делал. Просвещая её в детали прошлого опыта, я открыл склянку, капнул на шерсть несколько бледно-зелёных капель и вернулся обратно. И быстро коснулся этого клочка белой шерсти.

Лина вскрикнула и попятилась назад. Как пожар в сухую летнюю пору, за секунды поглощая целый лес, чёрный цвет, отблескивая смолью, полностью заменил белый.

— Что… что произошло?

— Не пугайся. Давно, когда твоя основа была закрыта, шерсть при контакте со скверной просто превращалась в труху и рассыпалась в пыль. Сейчас же, вот когда я тебе показал в первый раз, ничего не случилось. Ведь так?

— Да.

— Это потому, что шкуры изумрудного, лазурного и других тигров из нефритового семейства отторгают скверну. Если проще, то эти тигры, и несколько других видов животных, могут жить в порченых местах и не подвергаться осквернению.

Глаза Лины расширились от удивления, ибо немногие учёные мужи знали о таких подробностях.

— Но она почернела!

— Я покрыл её особым реагентом: алхимической смесью из глазной жидкости циклопа и сока сребролиста. Она способна инвертировать… — Лина захлопала глазками, услышав непонятное слово. — Эм… переворачивать свойства некоторых предметов. Твоя шерсть, как пример, стала впитывать в себя скверну, что гнездится в моём теле.

Лина выглядела как разумный, у которого в голове есть список вопросов и каждую секунду в него добавляется десяток новых. Но она стоит и не может выбрать хотя бы один из них.

— А дальше? — наконец спросила эльфийка. С придыханием, словно собираясь запомнить каждое словно и высечь в камне, как первозданную истину. С приоткрытым ртом, подрагивавшим от возбуждения. И с широко раскрытыми глазами, будто пытаясь поглотить меня тёмно-зелёным омутом.

— А дальше ты приготовишь мне чай, — я показал пальцем на её живот. — Но сперва оденешься.

Отскочив, Лина больше не прикрывала свою наготу, и за это время я вполне убедился, что её тело оправилось и окрепло. Хотя, из-за стольких лет недоедания и закрытой основы — оно больше похоже на тело парня, чем девушки. Но, если увеличить ей съедаемые порции и дать физических упражнений и нагрузок на бёдра… Думаю, что-то вполне симпатичное из неё могло бы получится.

Лина моментально покрылась краской, стоило ей познать всю глубину своего позора. Пискнув как маленькая мышка и пытаясь прикрыться одной рукой, она другой подняла одежду и стремглав выскочила в соседнюю комнату.

— Лина! Чай!

— Да.

По передней комнате, быстро перебирая ножками, пробежала девушка лишь в одних исподних шортах да наполовину надетой рубахе. И скрылась за дверью. Спустя секунду со стороны веранды донеслось повизгивание. Влетев обратно и чуть не упав, эльфийка схватила оставшуюся одежду и умчалась, прикрывая своё красное от стыда лицо.

Наблюдая за этими перебежками, я засмеялся, приложив кончик мизинца к уголку рта. Откуда у меня появилась привычка делать так в особые периоды собственной гнусности я не знал, но чёрт возьми — мне это нравилось!

Чай мы пили долго, и молча. Не потому, что Лина с румяными щеками дулась и смотрела только в свою чашку — я всё не прекращал ехидно посмеиваться над эльфийкой. Успокоился я только посмотрев в окно. Солнце было высоко. Близилось обеденное время. Я быстро выпил остывший чай и стал готовиться к выходу.

— Вы куда? — робко спросила эльфийка.

— В деревне женщина одна должна родить со дня на день, если уже не родила. Хочу зайти и спросить про здоровье. Просто акт вежливости, не больше, но надо поддерживать с деревенскими хорошие отношения — это выгодно. Как минимум — ничего лишнего спрашивать не будут, в случае чего. Хочешь пойти со мной?

Идя по улице и вдыхая ещё влажный воздух, я наслаждался видом деревни, постепенно оправляющейся от последствий зимы: разумные чинили плетёные изгороди, латали черепичные, но в основном деревянные крыши, белили стены домов и старательно чистили дымоходы. Ожив после зимы, крестьяне хотели успеть как можно больше до начала полевых работ.

— Ой, господин лекарь, здравствуйте! А подождите немного! — на крыльце одного из домов появилась и сразу же исчезла женщина. Она неделю назад прибежала вся в слезах, а теперь чуть ли не летела на встречу с мешочком в руках и благодарным взглядом. — Спасибо вам большое, господин лекарь! Сыночек мой на поправку-то пошёл, а всё благодаря зельям вашим, ага! Вот, возьмите от нас, пожалуйста!

В мешочке лежали пустые флаконы из-под зелий, которые я сделал для её ребёнка. В отдельном свёртке лежал кусок домашнего сыра. Немного солёный и только что вынутый из-под пресса.

— Вкусный. Спасибо.

— А вы куда идёте-то? К старосте? — женщина заискивающе стрельнула глазками в надежде получить новую тему для очередных деревенских слухов и сплетен.

— Нет, к роженице. Про здоровье узнать. Ничего не слышно про неё?

— А как не слышно-то? Слышно уж как пару часов. Как пошла толкать, так и орёт на всю деревню матюгами. Я уж не знаю как своим уши затыкать! Она-то привычная, шестого уж толкает, да глотка у неё широкая, так что всё у неё… — по деревне прокатилась волна отборного мата. — О, как орёт! Жива значит.

— Жива. Но я всё равно пойду и проверю. Спасибо за сыр. Если что случится, то обязательно приходите.

— Ой, что ж мы без вас делали-то, господин лекарь? Конечно придём! Спасибо вам большое от всех моих!

Я поспешил дальше. Единственная деревенская дорога пролегала рядом с домом главы деревни. По традициям этих земель он всегда стоял в центре деревни и если староста менялся, то и семьи менялись домами. Рядом с ним была длинная смотровая башня, построенная прошлым летом. Хотя правильней сказать: восстановленная после обрушения. Из-за обильных дождей её неправильно установленные опоры сгнили, и она рухнула.

Поодаль от дома старосты виднелось сборище крестьян, пришедших на крики. Стоя рядом с калиткой, они то отправляли молитвы богам, то обсуждали что-то, то замирали, стоило раздаться новой порции бранных слов.

— Господин лекарь, здравствуйте! — загорланили люди, стоило подойти к ним. — Решили спроведаться?

— На всякий случай.

Молодая крестьянка только начала что-то говорить, как двери дома распахнулись. Из них вылетел всклоченный мужчина и помчался к калитке. Весь люд, не переговариваясь, отошёл и расступился: все понимали, что муж роженицы так просто бегать не будет.

— Позовите ксата! Быстре… — не добежав до калитки он увидел меня и сильно удивившись, споткнулся на ровном месте. — Господин лекарь, хвала богам, вы здесь! Быстрей, прошу вас!

— Что случилось? — уже стоя в доме, я направил вопрос старой бабке-повитухе. Она принимала роды у женщины, лежавшей на большом столе. Её бледное лицо покрывали тяжёлые капли пота.

— Дитя́ нейдёт да крови пошли, — ссохшимся голосом произнесла старуха.

— Может ногами вперёд идёт?

— Да нормально сидит, я проверила, — она подняла перемазанную в крови и слизи руку. — Головка как надо, на восток смотрит, где солнце встаёт.

— А чем я помогу?

— Может зелье какое у вас есть?

— На такой случай точно нет.

— Ну магией! — голос мужика дрожал, а взгляд метался подобно крысе в клетке. — Вы же маг!

— Добить, чтоб не мучалась? Я боевой маг.

— Пожалу… — раздавшийся крик не позволил ему договорить. Вновь подступившие схватки напрягли живот женщины, заставив тужиться. Но ребёнок не торопился выходить из материнской утробы. Вместо него на стол тонкой струйкой потекла кровь.

— Лина, сюда.

Мы вышли на крыльцо, где никого не было, а весь народ так и стоял за калиткой. Увидев нас, они оживились, загалдели, что-то спрашивали, но я их не слушал.

— Положи свёрток. Сейчас бежишь к нам в дом: в моей комнате шкаф, на нижней, самой нижней полке ящичек маленький такой лежит, рунами покрытый. Не на верхней, а на нижней. Поняла, о каком я говорю?

— Шкаф, самая нижняя полка. Руны.

— Умница. В нём четыре склянки с зельями — достань две и бегом сюда. Только будь аккуратна. Поняла? — Лина убежала лишь быстро кивнув и что-то глухо промычав.

Думая о том, что распределённые очки остоухой составят добрую службу — я вернулся обратно в дом. Эльфийка прибежит в худшем случае минут через десять, а сейчас же надо было что-то сделать с роженицей: взгляд у неё какой-то бесноватый.

— Держи и заставь её выпить полностью, — я передал бабке-повитухе зелье из небольшой поясной сумки.

— Это чтоб дитя́тко вышло? — она с надеждой посмотрела на склянку.

— Нет, это зелье лечения. Должно немного помочь, пока Лина не вернётся.

Пока я говорил мужику, что с него один золотой, старуха кое-как влила зелье в роженицу. Ей полегчало: в глазах прояснилось и дыхание выровнялось. Оставалось дождаться Лину.

— Что у вас? — в дом зашёл староста деревни. — Господин ящур! Как хорошо, что вы здесь. Я видел, как Лина бежала куда-то!

— Скоро вернётся.

И вот уже пятеро разумных ожидали возвещения эльфийки. Чтобы как-то разрядить обстановку, Гильм расспрашивал у мужика всякую чепуху, стараясь отвлечь его. И нам ещё повезло, что детей не было в доме, иначе бы здесь творился сущий хаос. Благо утром старшая дочь собрала всю малышню и увела к реке до вечера.

— Хозя… прине… вот, — взъерошенная и запыхавшаяся эльфа показалась в дверном проёме. Но её силы иссякли, она медленно сползла на пол, лишь вытянула вперёд руки.

— Молодец! Гильм, зелья. Ты, — я указал на мужика, — помоги ей сеть и дай воды.

Секунда, и в моих руках появились две склянки с розоватой жидкостью.

— Видишь это? — я обратился к измученной роженице, на что она слабо кивнула. — Это тоже зелье лечения, но необычное. Если честно, то я не знаю, как оно подействует на тебя. И подействует ли вообще. Так что решать тебе.

— Совсем, не знаете?

— Совсем. Но оно бесплатное. Лишь скажешь потом что боги нашепчут.

— Вы ж вылечили, мою старшенькую… кровиночку. Что ж мне… не доверять? Я вы… — новые схватки не позволили ей договорить. Она взвыла от боли.

Дождавшись, когда женщина прекратит кричать, я влил содержимое одной склянки в её распахнутый рот. Она чуть не поперхнулась, но смогла проглотить всё без остатка.

Не знаю, что произошло с роженицей в этот момент — она взревела и напряглась всем телом. Бабка тут же заорала, что ребёнок наконец-то полез, что видна макушка. Но крови слишком много.

— Святые Боги, что это? — старуха в страхе прижалась к стене, неотрывно смотря на промежность роженицы.

Маленькое тельце полностью вышло и бездвижно лежало на поверхности стола. Я немедленно влил в рот женщины вторую склянку. Из последних сил проглотив жидкость, её передёрнуло: глаза неуверенно фокусировались, в их глубине заблестел огонёк жизни.

— Боги… Что это? — раздался голос старосты.

— Скверна! Скверна! — причитала испуганная бабка.

— Не-е-ет! — заорал мужик. — Только не мой ребёнок! Не мой ребёнок! — он развернулся, достал из-за печки топор и бросился к столу. — Отродье скверны!

— Куда? — когда он оказался рядом, я схватил его за руку, развернул на себя и ударил в живот. Его согнуло и он стал задыхаться. Я выхватил топор и откинул его в сторону, а мужика оттолкнул назад.

— Гильм! Гильм, сука, старое мудафилище, на меня смотри! — староста, находясь в прострации, испуганными глазами уставился на меня. — Держи этого утырка! Если он встанет, я тебе голову отрублю!

— Уберите его! Уберите его от меня! — женщина яростно болтала ногами, пытаясь скинуть на пол своего ребёнка.

— Успокойся! — что есть сил я ударил кулаком по столу рядом с её ухом. От сильного удара боль разошлась по руке. Но это сработало — женщина замерла.

Осталась причитающая бабка, сползшая по стене на пол. Я отвесил ей пощёчину, отчего она сразу же замолкла. Лина стояла рядом с печкой и смотрела на меня глазами, в которых перемешался страх с желанием помочь во что бы то ни стало.

Комнату обволокла густая как смоль тишина. Был слышен ветерок, шелестящий соломой на крыше дома. Ребёнок не дышал.

— Согласно эдикту Всеобщей Церкви о детях скверны, каждый такой ребёнок должен быть доставлен живым для освидетельствования! Я повторяю тебе, сука, — я ткнул пальцем в мужика, — живым! Ты, — я повернулся к бабке. — Заставь его дышать! Оживи его!

— Нет! Я не трону это отродье!

— Слушать меня! — я повысил голос, привлекая к себе внимание. — Я, магос Настрайской магической академии по имени Лик’Тулкис, являясь подтверждённым исследователем скверны от самой Всеобщей Церкви, клянусь: я заверю твой отказ соблюдать святые писания и да отлучат вас всех от света богов и да падёт проклятье на вас и весь ваш род!

— Не надо! — бабка взмолилась и поползла ко мне на коленях.

— Заставь его дышать, карга!

С трясущимися от страха ногами, с отвращением подняв бездыханное тельце, она стала шлёпать его по попе. Наконец я понял почему его окрестили отродьем скверны. Плечи, спину и грудь покрывал коричневый пушок, слипшийся в продолговатые лини, а там, где должны были быть человеческие уши — торчали два маленьких полукруглых блюдца от животного семейства с таким же слипшимся пушком.

Я медленно обвёл взглядом собравшихся в доме разумных. Мои слова про отлучение от церкви заставили всех дышать через раз. Даже Лина, которой церковная благодать вообще не грозила — и та испугалась.

— Гильм. Гильм! — мой окрик привёл старосту в чувства. — Отпусти мужика, иначе ты ему плечи раздавишь. Смотри на меня! Быстро беги к себе. Попробуй связаться с церковью и расскажи про этот случай. Спроси у них, когда они смогут принять его… мальчик или девочка? — я строго посмотрел на бабку.

— Всё отродье скверны, — процедила та сквозь зубы.

— На вопрос отвечай!

— Мальчик.

— Хватит бить его, а то одно месиво от задницы оставишь. Пробуй что другое. Не криви свою рожу. Делай! — я повернулся обратно к старосте. — Ты понял, что это мальчик?

— Да.

— Молодец. Расскажешь и спросишь, когда они смогут прийти и засвидетельствовать ребёнка. Ну или когда к ним нужно его притащить. Ты же староста, знаешь процедуру.

— А я…

— Время не теряй! Сейчас лучше всё узнать, а там дополним. Иди, я здесь буду.

Гильм сильно сомневался, но всё же вышел из дома и направился к себе. У него в доме был небольшой маяк для связи с администрацией города.

Бабка откачивала ребёнка и хоть опыт в таком деле у меня практически отсутствовал, но интуиция подсказывала, что он изначально родился мёртвым.

— Что боги тебе сказали? — я обратился к роженице. Она всё ещё не могла собраться с мыслями и начать мыслить адекватно. — Что тебе сказали боги, когда ты выпила зелье? Сколько жизни тебе восстановило?

— Жизни? Жизненных сил, да?

— Да, жизненных сил, — я сам перенервничал и забыл, что вижу характеристики иначе. — Сколько восстановилось?

— Нисколько.

— Тогда что они сказали?

— Точно не помню. Б ыло больно. Я почти ничего не поняла. Они говорили что-то по всесильное восстановление.

— Это всё? Узнай: твои жизненные силы сейчас уменьшаются?

— Нет, — сообщила она, прочитав молитву богам. — Пожалуйста, господин лекарь: не губите нас!

— Ты про отлучение? Не буду. Главное — его не убивайте. Если он, конечно, дышать начнёт.

Но всё обошлось. Мальчик закричал практически сразу, стоило только успокоить роженицу. Все, кто был в комнате, облегчённо выдохнули. Бабка, женщина и её муж были уверенны, что их теперь не покарают в церкви. Но даже выбрось они ребёнка в лес — им бы всё равно ничего не было.

У меня тоже был повод для радости: к этой чёртовой змее в кошмарах не присоединится разрубленный младенец. Я ко многому отношусь спокойно, но такое вынести не был способен. Нет уж, увольте! Да Лина как-то странно смотрит на ребёнка.

Пока я заставлял женщину покормить его грудью, отчего та всячески отнекивалась — в дом вбежал запыхавшийся Ренс. Ловя воздух ртом подобно загнанной лошади, он сообщил, что церковники приедут только через две недели: они сейчас заняты и надо младенца где-то подержать. Напомнив женщине, что она жива только благодаря моим зельям и всё же заставив её покормить ребёнка, я повернулся к парню.

Никто в деревне не возьмёт это дитя к себе — оно и так понятно. Обычно старосты заботятся о детях скверны. Ренс тут же крикнул, что младенца разрешили зарубить. Ещё раз успокоив бабку и мужика, я грозно посмотрел на рыжеволосого дурня. Он всё портил своим присутствием. Пришлось подтвердить его слова. Да, так можно было поступить — но только если его животная основа была известна. Если же она закрыта, то это пойдёт поперёк всем догмам.

Женщина тут же взмолилась. Её боги не знали, какую форму приняла скверна в теле ребёнка. Женщина тут же стала просить богов отцепить от неё это отродье. Через минуту она облегчённо сообщила, что боги сжалились над ней и теперь это не её ребёнок. Мужик повторил следом.

В доме воцарился сущий хаос. Где-то в стороне громко причитала бабка: со скорченным от отвращения лицом, она заворачивала ребёнка в пелёнки и твёрдо заявляла, что эти пелёнки теперь только сжечь. Да и то, извинившись перед огнём. Женщина же всей своей натруженной глоткой громогласно клялась, что быстрее отрежет себе грудь, чем позволит этому отродью вновь прикоснуться к себе. Мужик же просто стоял, молчал и недобро щурился, поглядывая то на меня, то на осквернённое дитя.

Мы с Ренсом в этот момент обсуждали судьбу ребёнка. Как заведённый, он всё твердил, что его семье противна сама мысль быть в одном доме с порождением скверны. Я же доказывал, что это их обязанность как главных в деревне.

— Может быть вы и привычны в обращении с этими отродьями, господин ящур, но батька строго настрого наказал, что этого, — Ренс показал на младенца, — в доме нашем не будет.

— Будет, и ты это знаешь.

— Нет. Никто его даже в руки не возьмёт, поймите вы это!

— Что, в лес его отнесёшь?

— Отнесу. Только сначала ведро найду.

— Хозяин, — голос Лины хрипел, а из глаз текли слёзы. — Пожалуйста, молю — сохраните ему жизнь! Я позабочусь о нём! — она опустилась на колени. — Ничего и никогда я не попрошу у вас! Я буду самой верной, самой преданной! Только сохраните ему жизнь — это всё, чего я желаю!

— Не… — я проглотил окончание, старательно делая вид, что сильно удивлён. Хотя и это тоже правда. Ещё чуть-чуть и я сказал бы «нет» — это не только двулично, но и дало бы отличный повод Ренсу свести все мои доводы на это самое «нет». — Неужели у прикроватной тумбочки могут быть желания?

— Хозяин, пожа…

— И как ты себе это представляешь? Ты умеешь выхаживать детей? Растить? Кормить?

— Хозя…

— Молчи.

В комнате стало так тихо, что было слышно, как мальчик причмокивал губами. Все смотрели на меня, а я сердито смотрел на эльфийку и мысленно ругал её.

— Лина, встань. Ты ответственна за жизнь этого дитя.

— Спасибо хозяин! Спаси…

— Молчи, — Лина послушна закрыла свой аккуратный ротик. — Ты, — я обратился к мужику, — за тот золотой я покупаю у тебя всё, что требуется для содержания ребёнка: повязки, пелёнки, кроватку и что ещё там надо. Всё вот это принесёшь ко мне до вечера.

— Всё принесу, господин лекарь, не волнуйтесь. Спасибо вам! — в глазах мужика читалась благодарность, ведь я не только спас его жену, но и избавил их от долга.

Сказав бабке, чтобы передала Лине ребёнка и объяснила, как ухаживать и что вообще с ним делать — я подобрал свёрток с сыром и пустыми склянками, добавил туда освободившиеся и принялся ждать эльфийку.

— Стойте! — закричал Ренс, когда мы отошли от дома.

— Что такое? Мы уже всё обсудили, — я остановился и устало посмотрел на парня.

Оставалось лишь зайти к старосте и поставить его в известность, и я не понимал, почему Ренс, стоял посреди толпы селян и сжимал кулаки до белых костяшек.

— Вы… Вы приказали Лине заняться этим отродьем! Вам просто хочется его изучить! Это из-за вас она рыдала! Вы отдали ей приказ!

После этих слов в моей голове осталась ровно одна мысль: «Этот рыжий идиот вообще способен думать прежде, чем говорить?».

— Ты хоть сам понимаешь, что ты несёшь?

— А вы понимаете, что делаете? Слушайте все! — Ренс загорланил на всю округу. — Я клянусь выкупить Лину у вас! Я освобожу её из рабства и женюсь на ней! — последнюю фразу он проорал так, что его и в городе могли услышать.

Вся толпа загалдела, подбадривая парня. Были слышны возгласы, что я лишь притворяюсь добрым, а на самом деле являюсь лишь обычным ксатом — алчный, жестокий и презирающий все остальные расы. И вообще мне не место в этой деревне. В общем, крестьяне делали всё присущее высшим разумным: повелись на громкие слова и забыли всё то добро, что я им сделал.

Вон стоит дед, по прошлой зиме ногу сломавший. Если бы не мои припарки и уход — сдох бы через пару недель от гангрены. Вот девка, что прошлой весной ходила с водой в лёгких. Если бы не мои зелья — она бы осенью не вышла замуж, а слегла бы в течение месяца. А вот целое семейство засранцев, что летом не слезали с вёдер. Если бы я не напрягся и не подобрал каждой из этих пятерых мразей необходимый состав микстуры — то так бы они и сдохли, высрав собственные кишки. Вот парень стоит, вот ещё одна девка, вот семья. Всем я помогал. Единственное, что просил взамен — вернуть потраченные ингредиенты. Всё. Даже ломаного медяка с них не взял. И это мне отплата?

— И сколько ты думаешь она стоит?

— Мы пойдём в город и сколько оценщик скажет, столько я и заплачу! — гордо выкрикнул Ренс под одобрительное поддакивание толпы.

— Я её оценщик, пацан! Ищи десять тысяч золотых, иначе цена твоей клятвы ниже слова длинноухих.

— Но я…

— Разговор окончен! — он хотел возразить очередной глупостью, но я его прервал. — Ещё слово, и за каждое моё лекарство придётся платить.

— Хозяин, прошу, не надо, — Лина умоляюще смотрела на меня, держа в руках ребёнка.

— Хватит хозяйкать. Достала. Эта ситуация из-за тебя… Хотя, чего врать — тут только я один виноват со своим эгоизмом.

Вечером у передней комнаты, служившей нам и как столовая, и как спальня Лины, добавилось ещё одно применение — детская. Посреди комнаты на уровне пояса висела колыбель, закреплённая верёвками к потолку, а на скамьях грудами лежали простыни и пелёнки. Складывалось впечатление, что я всерьёз собирался растить этого ребёнка вместе с Линой.

Я представил картину этой любящей семьи: дракон в облике ксата в роли отца, которому душу скверна перекрутила так, что и врагу не пожелаешь; за мать будет раба, у которой своё «я» появилось лишь несколько месяцев назад, а до этого никаких интересов и стремлений у неё не было, как и у любой другой живой тумбочки с функцией кухарки; и ребёнок скверны с нераскрытой основой, из-за чего он может в любой момент помереть. И орал уже минут десять, а эльфа его всё не могла успокоить да носилась вокруг как умалишённая. Может, она действительно головой тронулась? Может, дело в том закрытом бонусе?

Как же всё-таки легко было с Соей. Кстати, как там она? Лог… Вроде жива. В следующий раз, когда буду в отделении ксатов, обязательно свяжусь с ней. Да-а, Соя хоть тоже из троптосов, но всё же не так сильно была замучена жизнью.

С улицы послышались знакомые голоса. У калитки стоял староста и всё его семейство: жена, два сына и две дочери. Я ещё днём просил его зайти с супругой, чтобы она объяснила Лине как ухаживать за детьми. Но что здесь делали его отпрыски, не говоря о старшем сыне?

Они все хором, перебивая друг дружку, упрашивали меня не сердится на Ренса — мол, он в семье один такой дурачок, взял и полюбил чужую рабу, что хочет жениться, что сердцу не прикажешь. Даже заставили его на колени упасть и просить прощения за свои слова. Староста пообещали с деревенскими разобраться: они нас не побеспокоят.

Лину я продавать не планировал. Но всё же немного сдался и пообещал Ренсу, что позволю ему погулять с эльфой наедине и устроить маленькое свидание. Как раз недели через две будет праздник в городе, если верить старосте. Но только при условии, что его мать должна будет позаботиться о ребёнке, если его не заберут к этому дню. Женщина, немного подумав, всё же согласилась. Поменяй местами солнце в самый яркий день и светящееся от счастья лицо Ренса — и никто бы не заметил разницы.

Почти стемнело, когда Гильм и его супруга наконец-то ушли — женщина всё объясняла и объясняла Лине премудрости ухода за ребёнком. Хорошо хоть их отпрыски убежали ещё днём, когда я принял извинения от рыжеволосого парня. Сейчас же младенец спал и Лина с уставшим, но счастливым лицом готовила на веранде ужин.

Я стоял в задней комнате напротив открытого шкафа, смотря поочерёдно то на свёртки с заготовками жезлов, то осматривал кольца на моих пальцах.

— Скверно это всё, что сказать, — я глянул в окно. На улице практически стемнело. До кровати этой ночью я вряд ли доберусь.

«„----“„----“„----“»

Конец четвёртой арки

Арка пятая. Семья Место действия: Северный континент

Глава 1

Фигуру, одиноко сидящую на опушке леса, с лёгкостью можно принять за уставшего путника: подходила к концу первая половина дня, а до Эльбена идти ещё часа три. Неудивительно, что разумный устроился на привал и решил перекусить скромным обедом.

Благодаря невзрачному плащу серо-зелёного света, этот разумный не привлекал к себе излишнего внимания. Возможно, накинутый на голову капюшон и мог заставить прохожих нервничать от мысли, что это сидел какой-то бандит, но лежащий рядом посох и толстая походная сумка успокаивали путешественников и торговцев. Мало-ли какой путник шёл в город, притомился и решил отдохнуть?

На что-то подобное я и рассчитывал, когда наконец добрался до нужного поворота дороги. Она шла на запад от Эльбена, но встречать парней именно здесь не стоило: слишком много глаз. Надо посидеть здесь хотя бы пол часа, подождать, пока народ пройдёт, и можно будет спокойно выйти на дорогу и отправиться дальше. Заодно подкреплюсь, а то завтрак был настолько давно, что в животе болит.

Одно хорошо: с меня уже давно снята обязанность стоять у плиты. Лина ещё в прошлом году научилась сносно готовить, так что сейчас мне оставалось лишь покупать нужные продукты у старосты. Например те, из которых изготовлен этот нехитрый бутерброд: хлеб, вяленое мясо и сыр. Хотя, с сыром я погорячился — его мне позавчера крестьянка отдала, вместе с флаконами от зелий. Если так подумать, то тот день много интересного привнёс в мою жизнь. Как минимум новорождённый ребёнок скверны — это уж точно необычное приобретение. К тому же интуиция подсказывала, что проблем с ним не оберёшься… Ладно, до праздника главное дожить, а там его заберут.

С трудом проглотив комок пищи, нещадно сушивший горло — я потянулся за бурдюком. До краёв наполненный разбавленным бримдерским отваром, мягкая кожаная фляжка приятно раскачивалась в руке в такт колышущейся жидкости. Горьковатая, с привкусом черемши и еловой хвои, она освежала и бодрила. Не зря я вчера потратил время, чтобы как следует проварить отвар. Хоть он разбавлен и действует как обычный тоник, но именно это и нужно: последние дни подобно ненасытной мошкаре сожрали все мои силы. Но и фляжка неразбавленного отвара с собой тоже имелась. Она лежала в сумкеи понадобиться на финальном аккорде, когда пойду обратно в деревню — всё же, идти придётся ночью.

Отложив бурдюк, я невольно потёр на указательном пальце то место, где раньше было кольцо. Непривычно без него. Особенно учитывая, что это моё единственное спас-кольцо с заклинанием на огненный атрибут. Надеюсь, что оно мне не понадобиться. И, тем более, не понадобиться Лине. Но я всё равно поступил правильно, сделав из него временное навершие боевого жезла.

Наверно, именно поэтому вчерашней ночью небо сжалилось надо мной и пошёл дождь. Если бы я веровал во всю эту религиозную ересь — тотчас же выбежал на улицу голышом и вознёс бы хвалы богам из это треклятой Всеобщей Церкви. Но так как впадение в религиозный бред в списке моих желаний не указано — я воспользовался отсрочкой в один день.

Прежде всего закончил вырезать узоры на жезле, навершием которого стало моё кольцо. А уже утром пропитал его кровью Лины и стал учить эльфийку им пользоваться. В начале надо было обучить её основам магии и это была настоящая пытка меня любимого: даже после того, как она обучилась «Чувству магии», всё равно не могла прочувствовать свой магический сосуд. Только вчера под самый конец дня у неё получилось воспользоваться жезлом и выпустить маленький огненный шар. Теперь она могла защититься от взбешённых селян, если тем приспичит убить скверного младенца: Лина ведь бросится его защищать, а они и её за компанию разорвут.

Ну ладно, уже ничего не изменить и остаётся надеяться на лучшее. Хотя и это глупо. А сейчас доем, чуток отдохну и пойду дальше. Заодно придумаю как по лесу пройти. Всё же трав по заданиям набрать надо, да и собственные запасы восполнить не лишним будет.

Уже давно шла вторая половина дня, когда пять силуэтов наконец-то вышли из-за пригорка. Как и тогда в гильдии, трое из них обильно жестикулировали и веселились, а четвёртый был спокоен и размеренно шёл рядом. Пятый разумный, которого я посчитал за проводника, шёл немного впереди. Завидев меня, он неуверенно помахал рукой.

— Ликд…

— Лик’Тулкис, можно Ликус.

Поправил я замученного вида мужчину, когда вся компания приблизилась. Заодно разрешил парням также обращаться ко мне.

Все четверо ребят молчали, с интересом разглядывая их будущего наставника. Хоть они и видели меня в гильдии, но, такое ощущение, что я вообще первый встреченный ими ксат. Парней можно понять: представителей этой расы редко когда можно увидеть вне городов и деревень. Так что, даже если они и видели ксатов раньше, то лишь издалека и буквально на секунду.

Я повернулся обратно к проводнику:

— Чего так долго?

— Да собирались…

— Не важно, — не дав мужику оправдаться, я показательно посмотрел на солнце, стремительно опускавшееся к горизонту. — Всё равно за сегодня уже ничего не успеем. Направимся сейчас к землянке одной, а уже завтра с утра на луг пойдём.

— Тогда вы дальше сами? Я, просто, до заката должен вернуться, — мужик выглядел потерянным и крайне взволнованным.

— Тебя Нурт встречать будет? Вот держи, от меня за помощь, — в его руке отказались пять золотых монет, от вида которых он опешил. — Передашь Нурту и скажешь, что я прошу организовать тебе пару приятных вечеров.

— Да, конечно, спасибо. Я пойду. Удачи вам, — он стал спешно уходить, крепко сжимая монеты в прижатом к груди кулаке.

Для меня не важна причина, по которой он оказался в ситуации, предопределившей его судьбу. Важно лишь то, что это правильно: подарить несчастному возможность провести оставшиеся дни в разврате. Учитывая, что с семьёй он вряд ли увидится. В этой жизни уж точно.

— Так, — я немного повысил голос, переключая внимание ребят с уходящего страдальца на себя. Когда они повернули головы я опять демонстративно посмотрел в сторону солнца: — Как меня зовут вы уже знаете. Надеюсь, объяснять не надо, почему такая чехарда с наставничеством?

— Потому что у вас уже есть охранный контракт? — ответил парень с длинной чёлкой. В мочках его ушей проблёскивали маленькие серёжки-гвоздики, с едва различимыми узорами на серебре и крошечным красным камушком.

Я более чем уверен, что это спас-серьги. Такой же магический инструмент, как и мои кольца. Стоит только подать в них порцию маны и записанное на них заклинание тут же высвободится. И если обычно кольца делают с атакующими заклинаниями, как например моё кольцо с заклинанием «Огненного шара», то насчёт записанного в серьгах я мог лишь догадываться. Хотя вряд ли что-то боевое: одно дело целится пальцем, но совсем другое раскрытой ладонью, ибо с серьгами иначе нельзя.

— Глава всё объяснил? — все четверо закивали. — Отлично. Он мне про вас почти ничего не рассказал, так что мы познакомимся по дороге. Пойдёмте, нам ещё часа два идти.

Идя по полю к его северной границе, туда, где оно переходит в лес, я молчал и ждал, когда парни первыми начнут разговор. Они тоже молчали, не зная о чём спрашивать. Или просто не решались первыми начать беседу.

— Эм, Ликус? — тишину нарушил самый высокий из группы.

— Да?

— А, мы куда идём?

— Как я и сказал: к одной из землянок, что во-он в том лесу, — мы как раз забрались на холмик, с которого открывался чудесный вид и окрестные земли далеко просматривались. — Вон он, идёт с запада на восток и уходит далеко на север. Вот в него и идём. Как зовут?

— Э, меня? — парень казался немного туповатым.

— Нет, не тебя, а короля третьего дворфийского царства горы Доргтогрос.

— А… Я не знаю.

Вся компания весело засмеял. Я сам усмехнулся и похлопал его по плечу:

— Ну конечно тебя. Кого-же ещё?

— А! Забрим. Забрим Грундарский, к вашим услугам! — парень отвесил поклон с небольшим реверансом. Это означало что человек дворянского рода признаёт меня не только равным себе, но и ставит чуть выше по статусу. В этот раз остальные ребята лишь тихонько хмыкнули понимая, что им самим придётся так же поступить.

— Ликус, — я кивнул в ответ и показал за спину здоровяка. — В дали, примерно на юго-западе, виднеется Эльбен. Видите? Хорошо, — я вытянул другу руку, образовав между руками прямой угол. — Вон там, на юго-востоке, деревня откуда я пришёл. А во-он там, на северо-востоке, как раз за лесом и находится скверный луг, куда мы завтра и отправимся.

— Сегодня уже поздно? — задал вопрос парень с чёлкой, закрывавшей левый глаз. На мой вопросительный взгляд парень смахнул волосы таким образом, чтобы каждый смог увидеть его короткие острые уши с маленькими серёжками, и поклонился. — Лудик Ковильяни. К вашим услугам!

— На пару часов нам раньше встретиться, и тогда бы успели зайти. Сейчас же времени хватит только воды натаскать — стемнеет быстро.

— Просто у кого-то сильно чесалось с утра, да? — он ткнул локтем рядом стоящего парня.

— Не заставляй же говорить,

Подобно колоколу вас взбодрить,

Что кто-то только пробудился,

И тут-же он стремглав сбежал

Куда-то что-то узнавать.

И даже слова не сказал,

Когда ты возвратишься,

Оставив нас втроём скучать!

Покорнейше прошу простить меня — Ридалий Мэдэмблик, и к вашим я услугам!

Парень с игривым взглядом и голосом изысканного менестреля, пытавшийся неуклюже подражать певчему слогу, поклонился и вернулся к разговору:

— Я лишь воспользовался временем свободным и с пользой для здоровья своего его провёл ни капли не жалея…

— Ты каждую свободную секунду только и думаешь, как поправить своё здоровье, — отмахнулся остроухий.

— Ты постоянно что-то пытаешься узнать! — воскликнул поэт. — Что могло понадобиться в такую рань, ты не расскажешь?

— Тише! Ну а ты что делал утром? — я обратился к высокому парню, пытаясь отвести в сторону разгорающийся конфликт.

— Я? В гильдии сидел. Ну, Лудик ушёл рано, а Ридалий сказал, что б его ждали в гильдии. Вот я и сидел там. Ну, мы сидели, — он перевёл взгляд на четвертного парня, смотревшего на всё так, будто это лишь дурные грёзы послеобеденного сна.

— Да. Я тоже сидел… там, — парень был ниже всех на голову и его рост сильно контрастировал с хрипящим голосом, у которого ещё и тембр скакал то вверх, то вниз. — Имтар Кассель. К вашим услугам.

— Вот и познакомились. Теперь слушайте внимательно. У вас заключён контракт с гильдией, вы все состоите в одной группе — это значит, что любые конфликты должны быть исчерпаны. Вернётесь в город, вот тогда и ссорьтесь сколько угодно.

— Но ведь не ссорились, о нет! — с придыханием возразил поэт. — Ибо же давно знакомы мы вдвоём, что б знать причуды душ друг друга и злобы не таить.

— Не давно, а всего лишь месяц, — остроухий поправил Ридалия.

— Я могу сделать вывод, что конфликт исчерпан? — парни в ответ дружно закивали. — Хорошо, тогда пойдём. А чтобы нам не скучно было, вы вдвоём расскажите, чем занимались. Начнём с тебя, раз ты первым ушёл.

— С меня? — удивился Лудик, и тут же принялся отнекиваться да различными предлогами уйти от разговоров о его личных делах. Остальные парни наоборот: горели желанием услышать его историю и ни на секунду не останавливались в попытках уговорить равнинного эльфа.

— Ну хорошо! — Лудик долго сопротивлялся, но всё же сдался. — Я скажу, я скажу… Я в церковь ходил.

— Ты? В церковь?

— Да, Ридалий, в церковь… Почти в церковь. Вчера мне нашептали, по секрету… Ликус, вас тоже это касается, — я на ходу поднял правую руку в клятвенном жесте, и эльф продолжил: — Только не удивляйтесь — в одной из окрестных деревень какая-то баба родила осквернённого ребёнка.

Я чуть было не запутался в собственных ногах от неожиданности. Проявив хладнокровие и не подав вида, я продолжил вести за собой благородных, но чувствовал — что это всё не к добру. И даже больше — к одному большому и крайне скверному переполоху.

— А, чего необычного?

— Да нечего, если не знать, что его в живых оставили! — парни настолько оказались удивлены этим фактом, что встали на месте. Они смогли вернуться к движению только после намёка, что обсуждать скверну лучше на привале у костра, чем стоя в чистом поле.

Идя дальше, благородные продолжали гадать и пытаться понять причины, из-за которых ребёнку сохранили жизнь, а не убили сразу.

— В какой деревне это случилось? — я решил вклинится в разговор, идеально отыгрывая заинтересованность.

— Мне не сказали названия, — сразу же ответил Лудик. — Но сказали, что кто-то из местных взял его на сохранение.

Этот парень полностью соответствовал своему описанию. Надо попробовать вытащить побольше информации из него. Такие люди как он на лесть не ведутся, но вот признание заслуг — для них как амброзия для наркомана.

— В деревне, где я живу, недавно у одной крестьянки роды были. В тот день было тихо, и жители вели себя спокойно, но проверить надо будет. Спасибо за информацию. Она может пригодиться.

— Да не, вы что, я ничего…

— Ты что-то ещё знаешь?

— Только то, что трихтих Хубар должен будет поехать туда через две недели, но… — он замолчал, не желая дальше говорить и хоть как-то раскрывать свои планы.

— Сказал одно, но не сказал другое,

Гнуснейшей подлостью окрасившись при том.

Уж лучше продолжай, задев нас за живое,

Иначе прослывёшь отвратнейшим плутом!

— Хорошо, скажу, — сдался Лудик. Его самомнение явно подросло за прошедшие пять минут, и он решил быть более откровенным. — Я договорился, чтобы никто в деревню не ехал, а наоборот — этот придурок, что взял ребёнка на сохранение, сам притащил его в церковь. Как раз в день праздника. Там уже всё назначили и должны сегодня передать старосте деревни.

Во второй раз я чуть было не споткнулся. Но сейчас хотелось развернуться и воткнуть эльфу кинжал в горло! Я ведь рассчитывал, что ребёнка у Лины заберут перед, ну или после праздника — а теперь выясняется, что придётся самому его в город тащить⁈ Надеюсь, Гильм прикроет меня от этой участи… Ага, прикроет, как же: ему церковник слово скажет, так тот сразу и обделается. И не важно, что это слова благодарности.

— А, тебе это зачем? — Забрим удивлённо уставился на эльфа.

— Ну ты что, здоровяк, не в курсе? Поговаривают, что если такие отродья выживут, то будут обладать прекрасными боевыми навыками. А у этого, если верить словам трихтиха, как раз уши полукруглые, как у медведя. Я сделаю его рабом, он вырастет и станет прекрасный цепным псом. Надо только выкормить его, чтоб не сдох.

— Ты может быть в себе представишь,

Что грудь ему свою подставишь,

И станешь сладострастно причитать,

Чтоб принял он мужскую благодать?

— Ты не прав, лично я не собираюсь его выкармливать, нет, но… — Лудик на секунду задумался, а потом резко махнул рукой. — Так и быть: как вернёмся, я сразу же пойду к трихтиху и выкуплю невольную одну у церкви. Она блудница местная.

— Может быть и я познал её, не скажешь? — Ридалий хитро подмигнул остроухому.

— Нет, Ридалий. Она где-то в переулках сношается, там и залетела от псины, а на лекарства денег у неё нет. Так и сношалась с животом огромным, а как приспичило рожать, то сразу к церкви полетела и давай кудахтать. А разве святые люди не помогут нуждающемуся?

— А, теперь она церковный раб? — Забрим сделал несколько странный вывод, о чём ему тут же поспешил сообщить Лудик.

— Дубина ты. Как, по-твоему, у церкви могут быть рабы? Только невольники: отработают потраченные на них деньги и будут свободны. А вы сами знаете, что она только одну вещь умеет делать.

— Не одну, но несколько.

Остроумная шутка Ридалия понравилась ребятам. Настолько, что где-то на опушке леса птицы соскочили со насиженных мест и постарались улететь куда-нибудь подальше: их напугала волна хохота, больше похожего на ржание трёх лошадей. Имтар, в отличие от друзей, в своей привычной меланхоличной манере лишь легонько улыбнулся и продолжил отрешённо смотреть в сторону леса, к которому мы постепенно приближались.

— Скоро добавится ещё одна, — продолжал Лудик, — кормить грудью начнёт после родов. Вот тут-то я её и выкуплю, притом легко: такой сброд с удовольствием ведётся на обещания теплой постели и сытой жратвы. Она ещё будет просить поставить и ей и своему ребёнку полную рабскую печать. И это отродье скверны куплю, а она его вырастит как родного. Главное, чтоб Хубар не подвёл.

— А, он что?

— Какого-то младенца подкинули к церковному порогу. Совсем недавно. Как раз из-за него и взяли эту беременную, что б кормила его. А тут это отродье, которое никто точно кормить не будет. Трихтих обещал, что на днях младенца… Его случайно оставят на ночь под открытым окном, чтобы грудь освободить у этой шкуры, а то не получится её выкупить.

— И ты получишь сразу трёх рабов? Потаскуху, её младенца и отродье? — Ридалий хитро смотрел на остроухого.

— Отродье подрастёт и от тех двоих избавлюсь. А лет через пятнадцать эта тварь станет прекрасным боевым зверем.

— О! Это ты здорово придумал, ага! — просто, но с жаром в голосе Забрим похвалил своего приятеля и все трое парней так и продолжили обсуждать детей скверны, фантазировать и представлять какие именно будут способности у этого ребёнка.

К опушке леса мы подошли, когда солнце во всю освещало верхушки деревьев насыщенными оранжевыми тонами. Пройдя немного, я быстро вышел на вытоптанную за многие годы тропинку и повёл ребят вглубь леса. Тропа проходила по возвышенным местам и можно было рассматривать лес, не борясь провалится в лужу или грязное месиво. До землянки идти было ещё примерно час, но благородные уже не горланили во все глотки — они шли за мной молчаливой цепью, на их лицах отражалась усталость.

Я же, привычный к долгим переходам, с удовольствием вдыхал запах сырого леса. Усеянная ковром опавшей листвы земля местами напоминала болото: в низинах озерцами стояла талая вода, бликуя гладью вечерним солнцем. Прошлогодняя листва буро-жёлтым океаном окружала островки зелёного цвета взошедших трав. Едва распустившиеся почки на одиноких кустах и редких зарослях своими маленькими листочками отражали оранжевый солнечный свет, создавая иллюзию, словно куст горел россыпью рыжих огоньков.

— Уже цветут? Замечательно, — у меня случайно вырвалось, когда вдали показались несколько кустов с маленькими фиолетовыми цветами.

— Что? — переспросил шедший позади Имтар.

— Вон там, вдалеке, — не останавливаясь, я показал рукой в сторону кустов, — цветёт волчье лыко. Мне как раз нужно запасы пополнить.

— Ликус, как наш наставник, вы же нас не только отведёте на луг, но и обучите травы различать, ведь так?

— Конечно, Лудик. Наставничество — это не что иное, как передача опыта и знаний новым авантюристам. И не только скверне и её порождениях, но также о низших разумных, о торговле, травах, охоте, готовке, выживании и другом.

— То есть мы завтра не пойдём к порче? — возмущённо уточнил эльф.

— Каждое утро будем туда ходить, а после обеда будем заниматься травами. Пока что это весь распорядок на ближайшие дни. У тебя есть другие предложения?

— Да. Я предлагаю весь завтрашний день провести на порченом месте. Забрим, ты ж думаешь также?

— А? Да, я тоже хочу охотиться на тварей.

— Жрать вам кто готовить будет? — не останавливаясь, я чуть повернул голову и повысил голос. — Я, что ли?

Все благородные замолчали и уставились взглядом под ноги. К ним постепенно приходило осознание, что жизнь искателя приключений наполнена не только приключениями, но и обыденной рутиной. Простейшая логическая цепочка зарождалась в их пустых головах, протягиваясь от необходимости самостоятельно готовить пищу до вопроса о нахождении ингредиентов для готовки этой самой пищи.

— Сообразили, что к чему? — спросил я через минуту, позволив благородным обдумать мои слова. — Вы только начинаете свой путь в качестве авантюристов, так что не торопите события. К тому же, за эти несколько дней я дам вам лишь общую картину. В глубину по каждому пункту мы пойдём через пару недель — у меня как раз договор на охрану деревни закончится, и мы сразу заключим прямой, без посредничества гильдии.

— Но ведь можно было рабов взять с собой? — Лудик всё не унимался, стараясь вывести дополнительные варианты и идеи.

— А они у вас есть? — парни замотали головами. — Вот и я о том же.

— Мы могли купить их!

— Во-первых: где, у кого и за сколько? Почти все торговцы рабами не местные и приезжают с товаром ближе к лету, а у Амадеуса, скорее всего, сейчас только женщины.

— Приятно мне вести рукой,

По плавной талии девичьей.

Но думать о мужской — уж нет,

В них несколько отличий! 

— на высказывание Ридалия Забрим громко рассмеялся, заодно похвалив красивый слог.

— Амадеус? — заинтересованно отозвался Лудик.

— Местный торговец — он продаёт простых рабов. В основном это долговые крестьяне, или разбойники. И те и те по поздней весне отправляются в рабство.

— А, ну купили бы баб, чего такого?

— Кто больше на своём горбу утащит: женщина или мужик? Вот и думайте теперь, но не членом, а головой. И, даже если бы у вас были рабы, всё равно бы оставили в городе.

— А, почему?

— Вторая причина — это место для ночлега. В землянке места хватит только на шестерых, а если бы взяли рабов, то им пришлось бы спасть на улице. Я не буду говорить, что сейчас ночью холодно и им пришлось бы нести с собой тенты и хоть какие-то одеяла…

— Это, на земле пусть спят! — Ридалий и Лудик были солидарны с замечанием Забрима.

— И к утру сдохнут от холода. А костёр жечь всю ночь дров не хватит. Их ещё найти надо. Да и как-то не хочется, чтобы спящие на улице тела привлекли к нам волков или кого похуже. Так что самостоятельность — теперь ваш девиз по жизни. Кстати, вон тот холмик видите? Нам туда.

Обычная землянка в два метра высотой, полтора из которых были вкопаны в землю. Воздух внутри был сырым и затхлым, словно тут никого не было несколько лет. Стоявшая рядом с дверью маленькая печь была вся в копоти и саже, а рядом с ней лежала растопка и немного дровишек. Из мебели только три двухъярусных кровати, поставленные боком друг к другу. И полное отсутствие следов пребывания разумного существа.

На самом деле этой землянкой часто пользовались, особенно в тёплое время. Но зимой сюда мало кто приходил и поэтому сейчас всё такое унылое. Казалось, что брёвна, из которых построены стены и крыша, так и просили нас растопить печь, просушить воздух и лечь спать, позволив им вновь вспомнить для чего они были срублены и сложены здесь вместе.

— Кто знает умение «Огонёк»? — спросил я.

Парни, разбросав сумки по нарам, стояли и разминали затёкшие плечи и спины. И все как один ответили утвердительно.

— Имтар, растопи печь, а я посмотрю на твои навыки.

Имтар умел разводить огонь, при том мастерски. Проверив как выходит дым из трубы, а то вдруг она забита сажей и ночью мы просто задохнёмся, и увидев прямой столбик без завихрений, я раздал парням поручения: натаскать сухих дров и подмести в землянке лежащим в ней веником.

Мы же с Забримом, и в компании вытащенных из-под нар четырёх вёдер — пошли в сторону ручья. Питавшийся от нескольких родников, он не замерзал зимой и в нём всегда была вода, а его близость к землянке делала её излюбленным местом для ночлега. В сезон, когда наезжали толпы благородных, использование этой и других землянок распределялось по дням, но сейчас мы одни во всём лесу: за последнее время ни один авантюрист не брал задания и, следственно, не собирался идти в эти места. Охотников и собирателей из ближайших деревень тоже опасаться не стоило: собирать-то пока нечего, а разрешения на охоту выдавали только после праздника.

Когда мы дошли до ручья, парень подбежал к нему, присел, пошатнулся и чуть не плюхнулся головой вниз, пытаясь испить холодной водицы. И тут же весело засмеялся. Пожурив Забрима за ребячество, я повёл его дальше, к рукотворному водосбору.

Если мне приходилось пользоваться землянкой, неважно этой или другой, я всегда мысленно благодарил тех, кто отвечал за город и его окрестности. Ведь у этого города лишь два источника бюджета — скверный луг и благородные, что приезжают ради скверного луга. И чтобы они чувствовали себя как можно в большем комфорте и тратили как можно больше денег, город сам тратился на лесничих и на поддержание землянок в хорошем состоянии.

Те же лесники выкопали и выложили камнем да цементом водосбор, к которому мы пришли. И рядом воткнули табличку, на наречии равнинных эльфов и людском грозящей божьей карой и штрафом всякому, кто посмеет опустить в водосбор что-то помимо вёдер. Наполнив их свежей водой и дождавшись, пока парень вдоволь напьётся, мы двинулись обратно. А пока шли, Забрим истрепал себе все нервы в предвкушении скорого ужина и отдыха.

Пока мы ходили, ребята слегка перестарались в сборе хвороста с валежником: его теперь хватит на весь вечер и даже на утро останется в достатке. Похвалив их за труды, я принялся показывать, как из простой крупы, нескольких овощей, сыра и вяленого мяса в походных условиях приготовить вполне съедобное и вкусное кашло. Благо, что несколько котелков всегда лежали в землянке под нарами и тащить их с собой нет смысла.

После был чай: насыщенный, терпкий, горячий. Забрим вынес бутылку хаарского бренди. Прекрасный напиток готовят на южном континенте. Он пахнет спелой земляникой, только сорванной с куста, с лёгким вкусом ржаного хлеба и приятным послевкусием, смешавшим в себе нотки горелого дерева и что-то травяное. Всю свою историю хаарское бренди не было напитком знати, но пользовалось большим спросом среди охранников и солдат за успокаивающий эффект. Самое то, после долгой смены и опасного патрулирования сесть у костра, смешать бренди с чем-нибудь горячим и немного расслабиться перед очередным тяжёлым днём.

Сняв пробу и убедившись, что выпивка прекрасно подойдёт под этот спокойный вечер — я конфисковал её.

Ребята, естественно, возмутились, но я был непреклонен. Наотрез отказавшись их спаивать, я объяснял это тем, что они завтра будут с похмельем и на лугу ошибок наделают. Парни всё продолжали убеждать, что такого не случится, что они не подведут, но моё самое последнее и веское «нет» стало ударом ножа в сердце — они замолчали, накуксились и страшно обиделись.

Вдоволь насмеявшись над их надутыми лицами, я попросил протянуть кружки. Парни сами засмеялись поняв, что их разыграли. Но им пришлось принять правило, что алкоголь только вечером и немного, иначе могут забыть о пути авантюриста.

Вскоре огонь костра оранжевым светом освещал в вечерней темноте четыре усталых, но умиротворённых лица. Скинув обувь и пододвинув ступни поближе к костру, парни грелись от его жара и поочерёдно зевали. Но никто не хотел идти спать — каждый из них, укутавшись в одеяло и греясь от огня, сжимал в руках кружку приятным напитком и тайно желал, чтобы этот приятный момент продлился как можно дольше.

— Землянка готова. Всё ребят, на нары и спать, и так уже долго сидите. Вам вставать рано и завтрак готовить, — скомандовал я, вернувшись обратно после очередной проверки землянки.

— Может… — Ридалий громко зевнул, —… без завтрака?

— Поздравляю, ты лично будешь готовить утром. Не смотри так, Ридалий, сам напросился. А теперь пошли спать!

В землянке весь вечер горела печь. Помещение немного подсохло и сырость уже не так сильно давила на грудь. Заодно стены прогрелись и теперь можно было спокойно спать, не боясь околеть до утра.

— Рядом с печкой самое тёплое место! — возмутился Лудик узнав о великой несправедливости: место на нижнем ярусе нар рядом с печкой досталось не ему.

— Оно моё. Возражения есть? Располагайтесь быстрей, пока свеча горит, и спите. Я лягу позже.

— Почему? — раздался хриплый голос Имтара, который первее всех забрался на своё место.

— Перепил бримдерского отвара и теперь уснуть не смогу. Посижу пока что и подумаю о завтрашнем походе.

— Это то… что вы пили… весь день из бурдюка?

— Да. Ночью засиделся за зельями, вот и не выспался, а отвар сильно бодрит. Расположились? — я окинул взглядом парней, устроившихся по своим места. — Хорошо. Я скоро сам лягу, так что спите.

Вернувшись обратно к костру, я пил чай, рассматривал в лог-файле вкладку с картой и раздумывал о пути, с которого лучше будет зайти на луг. Единственное, что важно — это прийти к его северной стороне.

Ещё раз мысленно построив маршрут, я закрыл лог и устало посмотрел на огонь. Языки пламени под аккомпанемент треска горящих веток вылетали из догорающего костра и стремились подняться как можно выше.

Я наблюдал за ними, а моя память вытаскивала из своих глубин картины недавнего прошлого, тоже стараясь поднять их как можно выше.

«„----“»

— А теперь, Бриан, раз ты меня на такое дело подбил — рассказывай про парней. И подробно: какая семья, когда приехал, какой характер и всё остальное.

— Давай начну с самого необычного и интересного.

— Уж изволь. И можно ещё чаю?

— Конечно. Для начала расскажу про равнинного эльфа из этой компании по имени Лудик Ковильяни. Он первым в город приехал, чуть больше месяца назад. И сразу начал ошиваться то у меня в гильдии, то в ратуше, то в церкви, то ещё где. Вынюхивал про всех и вся да знакомствами обрастал. Даже на кого-то из церковников успел выйти.

— Грамотный парень. Его б к какому-нибудь монарху в секретную службу.

— Ты близок. Его семья земельных наделов не имеет, но у неё есть несколько ремесленных мастерских с лавками, торгующих луками и арбалетами. А ещё имеется два профессиональных стрельбища. Там проходят практику не только подразделения лучников с ближайших городов, но и пара наёмничьих отрядов частенько наведывается молодняк подтянуть.

— Эта семья имеет некоторое вхождение при дворе императора?

— Короля. Они находятся практически на самой нижней ступени дворцовой иерархии. Но даже при этом положении, хочешь не хочешь, а придётся участвовать в политических интригах. Собственно интриганство и сыграло с ним злую шутку.

— Его кто-то подставил?

— Он сам.

— Не понял.

— Выросший достаточно неглупым разумным, притом родившись вторым сыном и нахватавшись зачатков начинающего интригана в семье, которая всю свою историю борется за существование…

— Дай угадаю: он понял, что ему не видать наследства и решил подставить старшего сына?

— Именно.

— На чём раскрылся?

— Не знаю. Знаю только, что его замысел раскусил его же отец. Но вместо того, чтобы повесить, отправил сына на вольные хлеба. Как это обычно бывает у благородных — дал достаточно денег, чтобы его семейство не прослыло бедняками, снарядил и сказал, чтобы забыл дорогу назад.

— Как обычно, одним словом. А что он пытался сделать?

— Каким-то образом умудрился назначить тренировку в одном стрельбище в одно и тоже день сразу и для отряда лучников одного барона, так и для какого-то отряда наёмников. Всё бы нечего, только наёмники не так давно бушевали на землях барона и сильно побили этих лучников.

— А этот барон…

— Имеет тесные связи с дворцовой канцелярией.

— А это стрельбище…

— Находится под старшим сыном, назначенным туда в качестве главного управляющего. Специально, чтобы опыта набирался. Представь себе бойню, которая могла бы там произойти. И вообрази масштабы скандала, который потом случился бы во дворце.

— Тогда его отцу пришлось бы притащить на блюде голову старшего сына и молиться, чтобы его собственную рядом не положили.

— Это в лучшем случае, Ликус.

— Какой прекрасный разумный, с которым мне всё ясно. Давай про следующего.

Глава 2

Предрассветная тишина изредка нарушалась пением птиц. Разожжённый костёр, пять минут назад бывший лишь ветками, небольшим радиусом освещал землю во круг себя и не мог справиться с утренним холодом.

Поёжившись и убедившись, что огонь не потухнет — я направился в землянку. В ней было тепло, хотя печка давно погасла и крохотное оконце под самым потолком всю ночь было открыто. Горящая свеча, стоявшая на печке, тусклым светом освещала беззаботно спящих на нарах разумных. Складывалось впечатление, что от усталости каждый из парней даже не поменял позы, в которой уснул.

Мне нужен был спящий на нижнем ярусе центральных нар. Тот, видел сны о захватывающих приключениях и дальних странствиях, о коварных врагах и прекрасных соратницах, о великих подвигах и грандиозных победах.

— Ридалий, вставай! — я насильно вытащил благородного из-под одеяла. Его сонный несфокусированный взгляд как бы говорил, что владелец тела ещё не в нашем мире. — Спасайся, дикие шибуршунчики нашли нас! Надень боевой котелок, возьми веник, эту дохлую крысу и срочно беги к костру, там тебя не найдут! Только спаси крыску!

Я вытолкнул парня из землянки и прислушался: тихие, неуверенные шаги постепенно отдалялись от входа. Со вторых ярусов Имтар и Лудик вглядывались в полумрак недоумевающими и сонными глазами. Забрим же, спавший в дальней части, так и не проснулся и лишь тихонько сопел. Сказав ребятам, что у них есть ещё время на сон, я сам вышел на улицу.

Свет от костра освещал силуэт человека, слегка раскачивающегося туда-сюда. Взгляд Ридалия медленно плыл от предмета к предмету.

Вот он смотрит на сжимаемый в правой руке облезлый веник, которым вчера подметали пол в землянке и пытается понять: как им можно защититься от неизвестного и грозного врага? Теперь он недоумевающе смотрит на труп жирнющей крысы, что почти всю зиму провела в землянке, сожрала все спрятанные там припасы и когда её заметили — не смогла улизнуть из-за своих габаритов. В голове парня лишь два вопроса: зачем её защищать и что в ней такого ценного? А вот теперь он принюхивается и не осознаёт, почему оставленный в родительском доме боевой шлем пахнет вчерашним ужином.

— С добрым утром, — я подошёл к парню и сняв котелок с его головы.

Он наконец проснулся, и удивлённо посмотрел на меня. И с не меньшим изумлением принялся озираться, пытаясь понять: почему он на улице в каком-то лесу, а не в удобной гостиничной кровати?

— Отдай крысу, она дорога мне как память.

Ридалий вновь посмотрел на меня с немым вопросом. Проследив за моим взглядом, он уставился на свои руки. И с писком дикого хомячка тут же выкинул тушку несчастного животного куда-то во тьму. Он уже хотел следом отправить и веник, но остановился, когда я заставил его пойти умыться водой из ведра. Оставленное на улице, специально для утренних процедур, за ночь вода в нём сильно остыла и бодрила сонный разум. Судя по оханью и лёгкой ругани — не только мне она помогла окончательно проснуться.

Через полчаса, когда солнце наконец выглянуло из-за горизонта, вся наша компания уже сидела вокруг костра. Когда разумный прожёвывает пищу, его мозг обязательно просыпается и начинает контролировать этот процесс — а то и язык можно откусить ненароком. Но парни, хоть уже и покончили с кашей, всё также зевали. И сонными глазами смотрели, как в маленьком котелке варился травяной чай.

Меня не прельщала возможность ждать, когда они раскачаются и наконец проснуться, поэтому я решил немного подтолкнуть их организмы. Я вынес из землянки один из своих бурдюков — тот, в котором всё ещё оставалось немного отвара.

— Давай кружки, — каждому из парней была налита по паре глотков и бурдюк окончательно опустел. Ребята принюхивались к жидкости и с брезгливостью воротили носы. — Она горчит, так что выпейте залпом. А кто не выпьет — не получит к чаю сладкие хлебцы.

Всё ещё оставаясь детьми в душе, они резко оживились при упоминании сладкого, вкус которого не чувствовали со вчерашнего дня, и не раздумывая выпили содержимое. И вполне ожидаемо скривили лица да принялись отплёвываться от неприятного послевкусия. Лишь почувствовав сладость хлебцев, они прекратили сотрясать попусту воздух, а на их лица заиграли довольные улыбки.

Хотя, это были не пшеничные хлебцы, а больше галеты: ведь кроме муки, соли и воды в них ничего не было. Но при замешивании теста в эти галеты добавлен мёд. Именно из-за него так оживлённо хрустели лакомством благородные молодые разумные в мятых одеждах, сидя посреди леса вокруг костра. Это из-за мёда пшеничные квадратики блестели при свете костра и дарили мимолётное наслаждение тем, кто привык к сладкой жизни.

— Ну что, немного проснулись? — ребята утвердительно закивали головами, не пытаясь заговорить с набитым ртом. — Сейчас пока рано идти на порченый луг, поэтому сначала отправимся за травами.

— Но ведь… — Имтар первым попытался возразить.

— Я помню, что вчера сказал. Но ночью было слишком холодно, воду в вёдрах подморозило. Надо дать верхнему слою земли прогреться, иначе на порченом лугу мы увидим только себя.

— Тогда зачем мы так рано проснулись? — раздался голос недовольного Лудика.

— Люблю смотреть, как другие страдают.

— Я ног и так не чувствую, а вы меня ещё и первым разбудили!

— Ничего, Ридалий, скоро почувствуешь. Правда, ещё темно, чтобы выдвигаться, поэтому пока что мы подготовимся к вечеру: обедать всё равно будем рядом с лугом. Сейчас сварим новую порцию чая, подождём пока остынет, разольём по бурдюкам, возьмём сухомятку и пойдём.

— А, чего бы не просто воду?

— Можно и воду, но всё равно её кипятить придётся. Тогда уж лучше чай — он полезней.

— Зачем нам наблюдать какие-то горенья,

Ведь можно взять магическое средство,

Исполнить смысл его предназначенья,

И уйти к тому, что сердце завлекло.

— Ридалий прав, — остроухий махнул рукой в сторону начинающего поэта так быстро, что едва не пролил чай из кружки. — Можно же магическим очистителем воспользоваться.

— Замечательное предложение. Он у тебя есть?

Лудик замотал головой. Я персонально спросил у каждого парня и каждый ответил, что у него нет подобного устройства. Но они с недоумением глядели на меня.

— Вы правильно смотрите и правильно догадываетесь: у меня он есть и сейчас лежит в сумке. Вот только если можно сэкономить заряд, значит — нужно сэкономить заряд. Это одно из базовых правил использования магических инструментов. Так что будем кипятить воду и варить чай, а что б не скучно было — наш начинающий менестрель развлечёт нас.

— Я что ли? — Ридалий своими выпученными глазами мог бы сойти за жабу: уж очень сильно его впечатлило моё предложение.

— Да, ты. Вчера вы так увлеклись рассказом Лудика, что тебе не дали и слова сказать. Где ты провёл вчерашнее утро?

— Все друзья мои хотят хоть раз,

Услышать о бравых похожденьях.

И коль мне нечего утаивать от вас,

Я…

— Ридалий, — у меня заболела голова от этих тупых стихов, — ты лучше навыки поэта прибереги до подходящего момента… — я осёкся осознав, что сам окончательно одурел от происходящего и заговорил в рифму. — Давай ты поупражняешься в стихоплётстве потом, как на луг выйдем. Сейчас как простой разумный разговаривай.

— Я осознал, что требуется от меня,

Хоть сложно в дикой форме изъясняться,

Я… — парень запнулся увидев, как я пальцами стал массировать виски.

— Да что тут говорить? У шлюх он был, — лаконично вывел Лудик.

— В борделе? Обычно, когда говорят фразу «поправить здоровье», то подразумевают поход в питейную.

— А, да! Крестьяне у нас тоже так выражаются.

— Да потому что я спину прямо держать не могу, пока не почувствую горячее лоно! — оправдывался Ридалий. — Иначе мой приятель весь день будет натирать штаны

— Ты всё утро провёл в борделе?

— И будь моя воля, то остался б там на весь день. Как и оставался до этого! — он гордо задрал подбородок. — Со дня моего приезда каждый день хожу!

Воцарившуюся перед землянкой тишину нарушало редкое дуновение ветерка да треск костра. Все молчали не зная, как реагировать: то ли порадоваться за отменное здоровье Ридалия, то ли покривится от его озабоченности, то ли просто пожалеть. Имтар же вообще отодвинулся и старался не смотреть на менестреля.

— И зачем так часто? — спросил Лудик, решив отомстить своему приятелю. Ридалий вчера вывел его на откровенность и теперь остроухий желал того же.

— А чего тут непонятного? Сейчас же в городе почти нет благородных, не считая нас четверых. И тех, кто в городе живёт. Сейчас же самые дорогие мамзели скучают!

— Ты помогаешь им не скучать?

— И это тоже! Но ведь подумай сам, мой добрый друг: у них сейчас нет посетителей, и они с удовольствием скидывают цену. Кто на десятую, а кто и на пятую часть! Ты же сам сказал, что в этом богами проклятом на скуку городе летом протолкнуться невозможно от чистых кровью господ.

— Говорил, — остроухий эльф кивал в ответ, но пока что не угадывал логики.

— А значит летом они опять поднимут цены и нужно наслаждаться каждой минутой и часом, пока не пришла злосчастная пора. Каждой! Ведь именно сейчас, — голос Ридалия стал немного сдавленным, словно тот грезил о садах Семирамиды, — те женщины, что не входят в особые круги статных дам, готовы за серебряную монету сделать что угодно. Особенно эта, с уродливой родинкой, — он похлопал себя по правой стороне груди. — Я советовал вам зайти к ней. Будь моя воля, так я б и вырвал эту мерзость.

— Ты говоришь про Гурану? — вчера, пока мы шли, этот озабоченный полностью подтвердил данное Брианом описание. А вот теперь, похоже, решил добавить в свой портрет пару новых штрихов.

— Я не знаю её имени — подобные ей на одно лицо и род. Но с какой жадностью, вы б видели, друзья, она меня встречает, готовая исполнить любую прихоть лишь стоит вложить ей в руку звонкую монету. Ох, и на что только готовы пойти эти животные…

— Потом договоришь. Вода закипела, начинай варить чай.

Я прервал этот омерзительный поток мыслей, который невозможно вынести ни мне, ни Имтару. Парень сидел с перекрученным от отвращения лицом, а вот остальные были не против дослушать до конца.

Солнце уже достаточно поднялось и теперь, когда лес уже не так страшен своей темнотой, я принялся раздавать поручения. Вскоре ребята разбежались: один пошёл убирать в землянке, двое других направились за водой, а четвёртый, с самого утра назначен поваром, от костра не отходил ни на шаг.

Когда Лудик и Забрим вернулись с вёдрами, Имтар подмёл в землянке и окончательно добил служивший нам верой и правдой веник, а Ридалий закончил проваривать чай — они все четверо были брошены на поиски нового топлива для костра. Сидя на поваленном бревне, я с удовольствием наблюдал за хаотичным движением мелькавших силуэтов. Словно соревнуясь кто больше принесёт, благородные резво бегали по лесу. И постоянно возвращаясь к землянке с охапками хвороста лишь для того, чтобы бросить его в кучу и убежать обратно.

Уже через полчаса я подводил итоги: четыре ведра, стоящие сейчас в землянке, позволят не волноваться о воде сегодня вечером; дров было натаскано столько, что хватит на несколько дней вперёд; и гора принесённой из города снеди, которой даже мне одному хватило бы на неделю. Можно было выдвигаться.

С собой каждый из парней взял оружие да почти пустой мешок на спину. В них был собран не самый хитрый набор: бурдюк с чаем, еда на обед и у кого моток толстой верёвки, тряпичные мешки или пропитанные воском куски ткани. Вечером всё равно возвращаться, так что спину лучше не нагружать.

Тропинка, по которой мы добирались к землянке, шла через весь лес к порченому лугу. Как и вчера, я осматривался, ища нужные травы. Но больше любовался обликом земли, на которой редкими волосинками виднелись проклёвывающиеся зелёные стебельки, где по одному, а где и целыми изумрудными островками. Настоящее удовольствие выполнять задания на ранневесенние растения, искать их уж очень легко — почти все они растут на опушке леса или на маленьких полянках внутри него. Кроме волчьего лыка,кусты которого можно найти прямо в лесу посреди чащобы.

Свернув с тропинки, я повёл группу как раз к одной из таких полянок.

К пятой по счёту полянке мы пришли, когда солнце заняло свою центральную позицию на небе и всё отчётливей слышалось урчание молодых животов. Стоило найти удачное место и рассесться на двух упавших деревьях, как парни тут же вытащили еду из сумок. Зверски проголодавшись за поиском и сбором трав, благородные жадно вгрызались в вяленое мясо и громко хрустели сухими лепёшками.

— Мне осталось собрать хохлатку по заданиям, но она растёт рядом с ручьями, — отпив чая, я принялся рассказывать парням о наших дальнейших действиях. — Вечером покажу вам её, когда будем возвращаться. На этом с травами закончим.

— На что она вообще похожа? — поинтересовался Лудик, прожевав кусок хлеба.

— Тёмно-синие цветы… Лучше один раз увидеть, так что дождись вечера. Там и покажу, как подготавливать собранные растения.

— Их ещё и подготавливать надо? — Ридалий чуть не выронил бурдюк от осознания, что ещё и вечером предстоит возиться травами.

— Не всегда требуется, но лучше подготовить. Так растения дольше будут в хорошем состоянии. Восковая ткань как раз для этого — она не позволяет влаге из них испарятся. А вообще, когда придём в город, то вы выучите наизусть базовый справочник по растениям.

— А, я не хочу это всё учить! Ну, этикет учи, правила учи, как за столом сидеть учи, всё учи! И ещё и растения учи?

— Вам не только растения нужно знать, но ещё животных, птиц и рыб. И не будем забывать о порождениях скверны.

— Волчьим криком бы завыть,

Желая всё это забыть!

Хочу с врагом клинки скрестить,

Чем всяких птиц ловить!

Я, как представится возможность, с гордостью вольюсь в ряды отважной братии, что клинки свои сдаёт в наём.

— Вступи в наёмники, раз так хочешь — твоё право. Но даже они выполняют различные контракты. И на травы тоже. Если посмотреть на весь северный континент, то между войнами и всякими военными кампаниями могут быть промежутки и в полгода. И вот что ты будешь делать, когда деньги кончатся?

Ридалий молча посмотрел на меня. Впрочем, как и остальные.

— Правильно, — я продолжил поучать парней, — пойдёшь траву в ближайший лес собирать и, как ты выразился, птиц ловить. Так что справочники нужно будет изучить полностью.

— Это те, которые можно попросить в гильдии?

— Да. И не забывайте, что у вас есть наставник. Разумные неблагородного рождения мечтают, чтобы их вот так за ручку поводили по лесу и всё объяснили. В отличие от вас, многие даже читать не умеют. Бывает просят других и даже платят за то, чтобы им прочитали с книги. Поэтому, если я говорю, что надо учить, значит — надо учить. А теперь не отвлекайтесь и ешьте — скоро дальше пойдём.

Я медленно прожёвывал хлеб, запивал чаем и слушал рассказ Ридалия, прерванный утром — он во всех красках описывал свои похождения по борделям. И раздавал ценнейшие советы Лудику и Забриму о том, куда и к кому стоит зайти в городе. Имтар же отсел подальше, пытаясь спасти свой разум от таких подробностей.

Мой же разум, наоборот, вспоминал детали недавнего разговора.

«„----“»

— Ридалий Мэдэмблик — тоже второй сын. У его семьи есть небольшие земельные наделы, но больших связей во дворце не имеет.

— Так, Бриан. Я надеюсь, он ничего такого не совершал и просто приехал сюда, потому что уже взрослый?

— Да, ты абсолютно прав — он уже взрослый. Настолько взрослый, что перетрахал почти всех служанок его семьи. А про личную рабу я умолчу — их за последний год несколько сменилось.

— Растущий организм требует выхода энергии. Его родители должны быть рады такому крепкому здоровью сына.

— Если говорить только о физическом здоровье. Как он выразился, когда я спросил про частые смерти рабынь: «Ломаются игрушки слишком быстро». Понимаешь о чём я?

— Из-за пары «сломанных» рабов он впал в немилость?

— Он впал в немилость, когда решил, что его родная сестра хороша собой.

— А это уже серьёзно.

— Это очень серьёзно, Ликус. Сам посуди: у его семьи земель немного, но там есть хороший источник глины. Из неё делают керамику, которая впитывает в себя магию. Немного, правда, но для хранения лекарств и вин вполне сойдёт. Там только зола особая нужна, и вот тут…

— Ты про золу Ваунтоса?

— Что?

— Название золы. Её получают при сжигании в специальных печах коры красной ели вместе хитином Шос’таонского древоточца скверны. Ты про неё говоришь?

— Вполне может быть. Её делают на землях дворянского рода далеко на севере, там ещё растёт какой-то редкий вид дерева.

— Это точно зола Ваунтоса. Я понял, про какие места ты говоришь. Но какая связь между этой золой, глиной и девчонкой?

— Эти две семьи — соседи. И обе на одной ступени дворянской иерархии, но из-за некоторых событий в прошлом они постоянно цапаются. Не так давно главы семей решили породниться и положить конец бессмысленной вражде. Как раз у другой семьи старшему сыну шесть лет исполнилось, а значит — он готов к помолвке.

— И тут на сцену вышел Ридалий с выпирающим из штанов либидо?

— Почти сразу, как провели церемонию. Семьи даже планы строили, где и у кого что размещать. В выигрыше там стали бы все, особенно простой люд.

— Земли северные и там мало работы, а тут что-то новое. Хоть какое-то развитие, да?

— Именно. Сам посуди: кроме этой глины, леса и скверны там делать толком нечего. А тут Ридалий объявился… В случае чего, высшим эльфам нетрудно было бы вылечить здоровье восьмилетней девочки, по прихоти брата ставшей женщиной. Но кто ей разум восстановит?

— М-да. Есть что ещё?

— Нет, с ним я закончил. Давай про… А, нет, вспомнил одну вещь. Но она не про Ридалия, а про тех детишек. Говорят, они друг друга впервые увидели как раз на церемонии, а когда она закончилась — то весь день провели вместе и всё время держались за руки. Ну вот скажи: разве их чистая детская любовь не провидение богов?

— Каким ты был сентиментальным, Бриан, таким и остался.

— Ну, я хотя бы не так сильно изменился. В отличие от тебя.

— Такова жизнь. Кто третий?

«„----“»

— Мы закончили собираться и готовы идти, — голос эльфа с чёлкой вытащил меня из воспоминаний.

Ребята действительно были готовы: еда съедена, личное оружие ещё раз проверено.

— Хорошо. Нам до скверного луга идти немного и…

Внимание, входящий сеанс мыслеречи от маяка дальней связи из города Эльбен

Желаете принять?

От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Не понимая происходящего, но с нотками тревоги на душе, я попросил парней подождать и принял сеанс.

«Лик’Тулкис, вы в безопасности? Способны поддержать разговор?»

«Нурт? Какого лешего?»

«Скажите, вы в безопасности?»

«Да, я могу говорить. Слушаю тебя.»

«Я связываюсь с вами с помощью маяка дальней связи, стоящего в администрации города, через способности мыслеречи мавдара, завязанного на этот маяк. Я связываюсь с вами по поводу контрактов на сбор трав, что были взяты вами несколькими днями ранее.»

«Что с ними?»

«Вы закончили сбор трав или вы ещё в процессе?»

«Уже давно. Хочу сдать послезавтра: не закончил подготовку некоторой части.»

«В этом нет необходимости. Недавно в гильдию приходил держатель одного из ваших контрактов и попросил ускорить его исполнение. Готовы ли вы исполнить контракт и принести травы завтра?»

«Готов. Я завтра сдам всё.»

«От лица гильдии и держателя контракта благодарю вас за понимание. Пока сеанс не окончен, я хотел бы донести до вашего сведения, что в ближайшее время на осквернённое место придёт отряд исследователей из Всеобщей Церкви. Вследствие чего они просят ограничить походы разумных в его сторону, дабы позволить нечестивому месту приять свой первозданный облик.»

«Благодарю за информацию. Хочу спросить: причины похода церковного отряда известны и общедоступны?»

«Да, вы можете с ними ознакомится завтра по пришествию в гильдию.»

«Хорошо. Я завтра буду до обеда. Заканчивай сеанс.»

Внимание, сеанс мыслеречи окончен

Глава 3

Я стоял, смотря исподлобья в чащу леса. Но мой взгляд был пуст, я просто смотрел в никуда. Лишь в глубине глаз мелькал холодный огонёк, рождавшийся от нескончаемого потока мыслей, предположений, догадок.

Внезапное сообщение от Нурта разрушило грамотно выстроенный план действий на ближайшие дни, отчего негодование тяжёлой маской отражалось на лице. Парни напряглись, видя помрачневший облик наставника — они не могли принять тот факт, что выражавшее лишь спокойствие и доброту лицо способно к другим эмоциям.

— Лудик, ты вчера говорил, что у тебя есть знакомые в церкви. Это правда? — холодным, практически металлическим и бездушным голосом я обратился к эльфу.

— Ну, да. А…

— Помолчи и постарайся вспомнить всё, о чём ты с ними говорил. Со мной только что связались из гильдии, — на этих словах парни занервничали. — Забрим, Имтар, Ридалий — посматривайте в лес. Я чуть позже всё объясню, а сейчас мне надо подумать.

И подумать было о чём: как минимум три темы срочно требовали разложить их по полочкам.

Первое: мои планы уничтожены, разорваны на мелкие кусочки и пущены по ветру. Я хотел сегодня поводить парней по северному краю луга, а завтра отвести их в густую часть леса. Но не судьба — теперь придётся импровизировать.

Второе: что-то происходит в городе. Нурт не просто так подчеркнул, что использует маяк администрации — как-то иначе он не смог бы связаться.

Третье: происходящее связано с церковью. Но церковники так просто отряды в скверные места не посылают. Случилось что-то серьёз… Совсем забыл про процедуру опознания скверны! Весна же пришла, стаял снег, земля потихоньку прогревается и луг вновь начинает жить своей жизнью, значит — отряд исследователей из церкви должен подтвердить, что порченное место не изменилось за зиму и им можно пользоваться дальше. Как раз через две недели праздник, а там и до открытия сезона недалеко. Всё сходится. И ещё этот отчётливый намёк сдать задания именно завтра — тому подтверждение. Теперь нужно кое-что уточнить.

— Всё вспомнил? — от внезапно заданного вопроса Лудик не на шутку перепугался.

— Что именно?

— Всё, — я продолжал изображать негодование, хотя внутренне я был полностью спокоен.

— Да, помню. Что случилось?

— Скажу прямо — мы завтра уходим в город.

Поток возмущений, брани, нецензурных выражений и проклятий в адрес всех и вся, казалось, не имел конца: Лудик вспоминал церковников, Забрим проклинал гильдейских работников, Ридалий обещал кары небесные работницам борделей. Почти всегда флегматичный Имтар и тот сокрушался о таком повороте событий. И все частенько поглядывали на меня.

— Успокоились? — я продолжил, когда благородные прекратили сотрясать воздух. — Объясняю: церковная группа в ближайшие дни придёт на скверный луг для его изучения. Для нас это значит, что он должен быть без следов нашего пребывания.

— А, как же охота?

— К этой теме мы ещё вернёмся, не перебивай. Лудик, ты про поход что-нибудь слышал в церкви?

— Нет… — он на секунду задумался. — Нет, я точно помню, что ни про какие походы ни трихтих Хубар, ни кто бы то ещё не говорил.

— Значит, это всё из-за того ребёнка. Похоже, церковники испугались и решили на всякий случай проверить луг на признак грядущего всплеска.

— То есть, мы теперь туда не пойдём?

— По-хорошему да, — я на секунду замолчал, изображая глубокие раздумья. — В скверну церковников. Отправляемся на луг, я по пути всё объясню.

Лица парней моментально посветлели: они всё-таки опробуют себя в роли истребителей скверны. Они уже были готовы помчатся ветром сквозь лес, и лишь мой неторопливый шаг сдерживал их.

— Буду честным, у нас не так много времени. Сегодняшний день, и всё. Завтра утром надо идти в город. Но, — не останавливаясь, я пальцем показал на Забрима, — у тебя завтра с утра заболит живот и нам придётся задержаться.

— А, чего я?

— Да нет же, — Лудик понял мою идею, — ты просто скажешь, что с утра у тебя болел живот и нам пришлось задержаться.

— Именно. Тогда мы проведём первую половину дня на лугу, а в город пойдём после обеда.

— А, хорошо. Так я скажу.

— Молодец. Сегодня потренируетесь на лугу, потом… — я задумался о дальнейших действиях. — Да, час потренируетесь на лугу, а потом сходим вглубь леса.

— А там… что? — прохрипел Имтар.

— Там одно животное обитает, которое нравится любителям охоты.

— О, так я люблю охоту! Я часто охотился в родных лесах на всякого зверя! Что это за животное? К какому виду оно относится? Какие повадки? У него сейчас период спокойствия или он хищник и сейчас активен? — Забрим сильно оживился, чем удивил парней.

— Слишком много вопросов, которые я оставлю без ответа. Скажу одно: я его только покажу, потому что сезон охоты откроется ближе к осени. Понял? — Забрим закивал головой, но его так и переполняло желание поскорее узнать о ком шла речь.

Я продолжил рассказывать о наших дальнейших действиях: после экскурсии к животному мы вернёмся к порче, там ещё немного поупражняемся, уйдём на ночлег, утром встанем рано и до обеда пробудем на лугу. А уже потом немедленно отправимся в город. Мужик должен будет ждать нас на том же месте к обеду, но подождёт до вечера — всё же ему следует отработать те золотые. Парни тут же согласились с моим предложением и даже не стали препираться. Они понимали, что я и так сильно рискую, пренебрегая просьбой церковников.

Дальше мы шли молча, стараясь не останавливаться и лишь дважды нам пришлось вставать посреди леса. В первый раз, когда Лудик угадил ногой по щиколотку в грязное месиво и разразился гневной тирадой. Вытащив насквозь промокшую конечность и отряхнув обувь от прилипшей грязи, он ещё долго ругался, поправляя чёлку после каждого бранного слова. Во второй раз ситуация повторилась, но по лесу прокатилась возмущение из хриплой глотки.

На осквернённый луг мы вышли внезапно, как это и бывает с порченым местом. Лес как отвесная стена просто кончился, обрубил сам себя, не желая соприкасаться с чем-то мерзким. Позади нас хор мелодий весеннего леса сливался в один поток — а впереди лишь ветра колыхал пожухлую траву.

— Вот и скверна, познакомьтесь, — я показал на открытое место. Парни всё ещё стояли рядом с деревьями и не понимали, где начиналась порченая зона. — Не бойтесь, подходите: мы ещё не на территории скверны. До неё метров сто.

— То есть… сто метров? — хриплый голос нарушил стоявшую несколько секунд тишину.

— Я не буду вдаваться в глубокие подробности, которые вам сейчас вообще ни к чему, а попробую объяснить проще. Вот у каждого порченого места есть своя, назовём это — силой искажения. И есть, собственно, мощь искажения. Сила и мощь для скверны — это разные вещи. Есть ещё энергия порченого места, но это немного другое.

— А, где сами монстры? Я не вижу их! — от возбуждения Забрим взглядом то и дело перебегал от одного края луга к другому.

— Видимая погань появится ближе к лету, когда теплее станет. Сейчас здесь только одно из подземных порождений. И то, придётся сначала поискать проснувшиеся участки.

— А что за сила у скверны? — поинтересовался Лудик.

— Скажем так — это способности скверны искажать природу, животных, разумных и вообще всё, что в неё попадает. Одни места способны породить совершенно новых причудливых тварей, а другие лишь исказят уже существующие.

— То есть, совершенно новые?

— Представь себе рысь с шестью лапами, у которой рот находится не на морде, а на спине. И эта кошка ловит жертву с помощью щупальца в пятьдесят метров длиной, которым выстреливает изо лба, обвивает добычу и отправляет в рот. Мне кажется, или в природе подобных существ не встретить?

— Мы тут таких не увидим? — эльф выглядел не на шутку перепуганным.

— Нет, это слабое по силе место.

— Мощь тогда… это что?

— Время, которое требуется порченому месту для того, чтобы восстановиться до первоначального состояния. Этот луг довольно немощен, поэтому восстанавливается за две недели.

Осквернённый луг представлял собой некое подобие трилистника, и на верхнюю часть правого листочка мы наконец-то пришли. И я сразу отправил парней в лес, найти себе по толстой и длинной палке, примерно с мой посох. Благородные не понимали зачем, но убежали сразу узнав, что она потребуется при добыче порождений.

Когда всё было готово, я подвёл парней поближе к порченой зоне и одолжил у Забрима меч.

— Примерно метров через десять начнётся скверное место. Стойте и смотрите, что я буду делать. Объяснения потом.

Я медленно направился к едва различимой границе порченого луга. Он был относительно слабым местом и неподготовленный разумный мог подумать, что здесь нет никакой скверны. Просто луг с пожелтевшей, прошлогодней травой и зелёными ростками новой. Только летом жуткой формы кусты, местами голые проплешины земли и странного вида листья высокой травы могли привести к опасным доводам.

Но скверна была здесь. Её отметины на моём теле отозвались лёгким жаром, стоило переступить незримую черту и войти во владения порчи — но я привык к такой реакции и не обращал внимания. Тем более сейчас, присматриваясь к земле и выискивая вспученные бугорки.

Примерно в двадцати метрах от границы один из них был замечен. Других не было рядом — это позволяло действовать во всю силу, не опасаясь удара в спину. Ребята всё это время прикидывались статуями, не моргали и дышали тихо-тихо, словно боясь спугнуть невидимого зверя.

— Успокойтесь, всё хорошо будет, — я говорил размеренным голосом, успокаивая благородных. — Смотрите внимательно. Очень внимательно.

Я быстро топнул по бугорку, отступил на шаг назад и стал считать секунды. На цифру три из земли молнией выскочило нечто склизкое и сразу заколыхалось, как ива на ветру. Не дожидаясь перехода в следующую фазу, я стукнул посохом в бок порождение — оно туже загнулось в сторону, откуда пришёлся удар, пытаясь обвиться вокруг врага. Как только существо изогнулось достаточно, я дёрнул посохом, вытаскивая тварь из-под земли.

Упав на землю, порождение стало неистово извиваться. Ровно через пять секунд оно замерло. Рядом других существ не было, раз из-под земли никто не выскочил, потревоженный ударами. Теперь есть десять секунд, чтобы спокойно подойти, наколоть существо на меч и направиться к ребятам.

Стоило проткнуть порождение, как из раны брызнул утробный сок. Запахло гнилым мясом, пролежавшим неделю рядом с болотной трясиной, а позади меня послышались надрывные гортанные звуки: ветер донёс отголоски тошнотворного запаха до ребят и Ридалию поплохело. Но стоило приблизиться к парням с извивающейся на мече тварью, и компанию менестрелю составили Лудик с Имтаром. Лишь Забрим стоял, широко улыбаясь и хитро щурясь, предвкушая скорую охоту.

Я скинул тварь на землю. Ударившись об твёрдую почву, порождение скверны лишь сильнее стало сгибаться и ворочаться. Можно отрубить ей концы, и оно прекратит шевелиться — но тогда не получится показать момент разделки трём всё ещё скорченным ребятам. Поэтому я принялся вновь и вновь вонзать остриё меча в чёрное тело до тех пор, пока оно не замерло.

От моих действий наружу вытекло ещё больше вонючего ихора, и даже спокойное лицо Забрима позеленело. Не говоря о парнях. Только очистив живот от недавнего обеда и подумав, что всё позади, они вновь принялись натужно стонать и отплёвываться.

— Ну что, привыкли к запаху? В первый раз видите вблизи порождение скверны? — спросил я парней, когда они встали напротив твари. Их взгляды были прикованы к телу чуть больше метра длинной.

По скрюченным от отвращения лицам было видно, что они справляются с неприятным запахом. На второй вопрос юноши дружно закивали.

— Что ж, тогда знакомитесь: Ровинский кольцевой червь скверны. Притом, довольно молодая особь.

— То есть… молодая особь? Они разве… не одинаковы?

— Нет. Есть совсем юная поросль, толщиной в палец, которую так и называют в этих местах — поросль. Такие, как этот, — я мечом показал на дохлую тварь, — с толщиной в полторы фаланги пальца считаются молодыми. Выросшая до трёх фаланг уже считается взрослой, а всё что крупнее — старой, самой ценной и самой опасной в плане добычи. Вот видите у этой…

— Нет, я… я о другом. Вы же… сказали, что скверна… восстанавливается!

— Именно! — Лудик особо пафосным способом поправил чёлку левой рукой так, чтобы всем был виден его именной браслет, — если скверна восстанавливается, то как порождения могут расти? Или они растут очень быстро?

Не люблю, когда меня перебивают, но сделаю вид, что этого не произошло. Надену на лицо самую дружелюбную маску и продолжу.

— Давайте остановимся на том, что они растут очень быстро, иначе я три дня буду объяснять только основы. Лучше смотрите на тварь и запоминайте, что я сейчас буду делать и что говорить — вам это пригодиться.

Тварь была похожа на дождевого червя: такое же сегментированное кольцами тело цвета густой смолы. Только верхняя и нижняя часть, в пятнадцать сантиметров каждая, отличались серым цветом. Они заканчивались острой четырёхгранной костяной пирамидкой, отражавшей солнце с неестественным металлическим отблеском.

Эти навершия были не чем иным, как ртом. Существо всегда находится в земле вертикально и та пирамидка, которая смотрит вверх — будет ртом. А смотрящий вниз конец будет выполнять противоположную функцию. Но стоит твари повернуться, как задачи пирамидок изменятся вслед.

После этих слов мне пришлось ждать, пока парни отойдут от отвращения.

Пирамидки позволяют твари вонзаться в землю как таран, помогая себе сильными жилами и мышцами. Но когда приходит время трапезы — пирамидка расходится на четыре части, сползая вниз по серому участку тела и открывая зёв, заполненный острейшими треугольными зубами. Ударяясь этой губительной глоткой в тело живого существа или другого порождения скверны, червь одновременно упирался в землю другим концом и использую его как своеобразный рычаг, впиваясь в плоть жертвы с огромным усилием.

Как часовой механизм, скрещённый с мясорубкой, его зёв перемалывает всё на своём пути: кожа, плоть, сухожилья, кости. Старая особь, длина которой нередко достигает четырёх метров, способна за считаные секунды прогрызть тело лошади. Даже латный доспех не будет особой преградой для такого порождения. Что уж говорить о кожаной обуви зазевавшегося разумного, оставшегося стоять на таком бугорке — её даже поросль пробьёт насквозь.

Почувствовав вибрацию червь дождётся приближения жертвы и, сгруппировавшись в течение трёх секунд, на огромной скорости вылетит из-под земли. Если же над бугорком никого не оказалось, то он метнётся туда, где была ближайшая точка вибрации. Но если на бугорке стоял разумный — он явно упадёт на землю с пробитой насквозь ногой. А упав, станет ворочаться. Чем привлечёт к себе других червей с ближайших мест, словно прося пробурить в нём как можно больше новых дыр.

Если же поблизости никого не было, то червь просто закопается в другое место, и рядом появится ещё один бугорок. Как говорят авантюристы: «Если видишь бугор, значит червь там. Если бугорка нет, но видна ямка — значит червя поймали. Если видишь рядом две ямки — раскрой глаза и ищи бугорок внимательней!».

Единственный способ поймать червя — откинуть его в сторону. Если ударить ему чем-нибудь в бок, то он как змея попробует обвиться вокруг неизвестного врага, а обившись — прогрызёт насквозь. Были случаи, когда в секунду червь обматывался вокруг собаки, бывшей верным другом авантюриста в долгих странствиях. Червь сдавливал её до хруста рёбер и прогрызал несчастное животное, а следом на кровавый пир откликались и другие.

Откинутый же в сторону червь будет пять секунд ворочаться, не понимая происходящего. Затем он замрёт на десять секунд. И лишь потом странными, но чётко слаженными движениями уйдёт вглубь земли, постоянно сжимая и разжимая тело.

— А теперь о том, что вас больше всего волнует: как же на этой твари можно заработать? Забрим, достань мешок, — здоровяк быстро выудил его из своего рюкзака и передал мне. — Отвернитесь, если опять станет плохо.

Двумя резкими взмахами меча я отрезал от твари серые части. Новая волна смрада постучалась в наши носы. Мне этот запах был привычен, а вот каждого из благородных затрясло. Но они смогли удержаться. Лишь смотрели слезящимися глазами, как из порубленного тела вместе с непонятными внутренностями вытекала густая жидкость едко-коричневого цвета.

— С поросли и молодых следует собирать только эти серые концы с пирамидками. Всё остальное не надо, — я закинул две отрубленных части в мешок, а чёрный обрубок откинул в сторону. — Через пару часов они испарятся и, возможно, оставят после себя вот те самые костяные верхушки и зубы. Возможно, оставят и серую кожу, но это маловероятно.

— Сколько… они стоят? — хриплый голос за всех парней огласил самый главный вопрос, которым задаётся каждый уважающий себя авантюрист.

— Опять же, всё зависит от особи. Например, поросль самая дешёвая: десять верхушек или пятьдесят грамм зубов оценивают в медяк. Серая шкура подороже, конечно, но с поросли и молодых её не собирают — слишком тонкая. Ну, в лучшем случае, с одной поросли можно получить полтора медяка.

— Сколько? — удивился Лудик. — Мне комната в гостинице обходится в пять серебра!

— Да тут же можно весь день провести и не заработать! — удивлённый не меньше Ридалий поддакивал своему другу.

— Так и случится, если добывать только поросль. Не забывайте: чем старше червь, тем выгодней его ловить. Он же растёт, а значит с ним растут и пирамиды с зубами. За полдня работы можно полностью оплатить ночь в гостинице. Не такой дорогой, как ваша, но кровать и крыша точно будут.

— Зачем их… добывать?

— Спрашиваешь, где используются эти части? — Имтар закивал головой. — Глубоко погружаться в процесс не буду, но из зубов и пирамидок изготавливают смазку для колёс телег. Хорошая вещь, ей все пользуются.

— Эта такая паста белая?

— Именно она. Держится в колесе долго, минимум месяц.

— А, с больших что? — спросил Забрим

— Со взрослых? — здоровяк закивал. — С них жилы можно получить, но их ещё нужно будет подготовить. Но ты на них не рассчитывай — в такую погоду они не развиваются.

— А…

— Хватит вопросов. Сейчас я с каждым из вас пройду к бугорку, под моим присмотрим добудете по червю, а потом уже и самостоятельно поохотитесь.

— Я! Я первый! — глаза здоровяка горели азартом.

— Ты последний! И не надо обижаться. По тебе видно, что у тебя полно опыта в охоте, ведь так? — Забрим едва заметно кивнул. — Вот, а у остальных, как я понял, его нет! Да и мне пока что твой меч нужен. Запомните одно: если по неосторожности вас продырявит червь — вы умрёте! «Вторую броню» же никто из вас делать не умеет?

Парни переглянулись и замотали головами. Навык формирования физического щита, или как его называют «Вторая броня», а с ним и соответствующее умение открывается на двадцать пятом уровне. И парни ещё не достигли его.

— Тогда тем более вам надо быть предельно осторожными. Лудик, ты первый.

Проведя отдельные уроки, я позволил парням охотиться самостоятельно. Каждый из них носил с собой по мешку, куда складывал отрубленные части. Нельзя сказать, что вначале всё шло гладко, но постепенно ребята приноровились и их движения больше не были такими скованными и неуверенными. Лишь Забрим в охотничьем кураже носился по лугу от бугорка к бугорку, показывая чудеса сноровки.

Пока парень азартно бегал по полю, мои мысли азартно бегали по закоулкам памяти.

«„----“»

— Забрим Грундарский. Он собственно…

— Стоп. Ещё раз, как?

— Забрим Грундарский.

— «-ский»? Первый сын? Или наследник?

— Считай всё сразу: и первый, и наследник, и единственный ребёнок в семье

— Серьёзно? И он здесь один без сопровождения? Даже без личного слуги?

— Да. Но, всё не совсем так — он был наследником. Просто ещё не знает об этом.

— Слушай, Бриан… Те двое, и этот. Он ведь такой же? Давай ты мне просто скажешь про его отличительную черту. В два слова, и всё.

— Любит охоту. Страсть как любит охоту. Жить без охоты не может.

— Судя по твоему взгляду, он явно не на белочек охотился. Рабы?

— Ты близко, Ликус. Крестьяне с земель его семьи и даже пара разумных с ближайшего города.

— Я даже знать не хочу, как он это делал: мне хватило историй и тех двух.

— Совсем?

— Совсем. Слишком мерзкие истории у этих парней. И этот ещё. Но даже так, он всё равно первый сын, хоть и лишённый наследства.

— Он уже не первый сын, а просто безродный разумный с некоторыми финансами. Вот сопроводительное письмо от его отца.

— Коротко можешь рассказать?

— Его вдовствующий отец пишет, что он ни капли не расстроится, если разумный с именем Забрим Грундар, легко поддающийся на уговоры других и разоряющий собственные земли лишь по прихоти своей, вдруг предстанет пред богами. Всё наследство он уже переписал на побочную ветвь и отказался от сына.

— М-да.

— Как я понял, его подсадили на такое странное увлечение его приятели, тоже благородного происхождения. Но пониже, чем у него.

— Первый чуть не убил брата с отцом. Второй чуть не изнасиловал малолетнюю сестру, едва не начав новый виток вражды между двумя семьями. Третий вообще свою семью разорял. Какой же мразью должен быть четвёртый, раз ты его напоследок оставил?

«„----“»

Глава 4

— Заканчивай! — ветер разнёс мою команду по округе.

За час охоты усталость успела сковать движения благородных по рождению парней: иногда казалось, что ещё чуть-чуть и кого-то точно продырявят насквозь. Поэтому они шли назад аккуратно, всё время смотря под ноги и боясь запнуться о ямку, оставшуюся после червя. Им не хотелось споткнуться и остаток дня провести с вывихом. Но вот кто точно не торопился — так это Забрим.

Вместо того, чтобы идти по прямой, он специально изогнул маршрут и вышел на места с ещё не пойманными червями. Его неуёмной тяге к охоте и азарту мог бы позавидовать заядлый посетитель игорных мест, но сейчас такое поведение мешало.

— Забрим. Забрим! — на второй раз здоровяк наконец обратил на меня внимание. Он и в первый раз прекрасно слышал оклик, но явно проигнорировал его. — Ты всех задерживаешь! У тебя две минуты чтобы вернуться, иначе мы пойдём смотреть зверя без тебя.

Даже сквозь расстояние было видно проступившее волнение на лице парня. Ему хотелось продолжить охотиться на червей, но интерес к необычному животному щекотал душу, так что он поспешил к нам.

Одежда всех парней была заляпана коричневыми пятнами от неумелого обрубания серых частей отродий. И мерзко пахла. Но не настолько, чтобы привыкшие к запаху благородные носы хоть как-то на него реагировали. Сначала умыв лица водой из бурдюка, специально взятого для водных процедур, и смыв с одежды брызги застывшего ихора, ребята ещё минут пять ухаживали за своим оружием.

Наконец мы были готовы отправиться в путь: мечи и одежды благородных очищены и протёрты, а жажда утолена. Мешки, в которые ребята собирали отрубленные части, набиты до краёв. Их было решено оставить у опушки леса: процесс испарения начнётся минимум через час, а таскать лишние тяжести по лесу никому не хотелось. Да и бояться, что мешки украдут, не стоило — всё равно в округе никого нет.

— Три… — хриплым голосом заговорил Имтар, смотря на Забрима, — мы втроём собрали по мешку, а ты… почти два. Ты раньше охотился… на них?

— А, я? Не, ни разу. Но ведь там просто — наступил, отодвинул, дождался, откинул, порубал. А если там другие вылезут, так вообще хорошо: ждать же не надо!

— Я должен преклониться пред тобой —

Дитя богов, великое творенье.

Тела твои пышут силою большой —

в том их благое провиденье.

— Так, ребят, тишина, — хоть парни и выглядели уставшими физически, но вот языком болтать как флюгером были способны ещё очень долго. — Сейчас пойдём к ещё одной землянке…

— А можно мне…

— Лудик молчи, когда я говорю! Так, о чём я? А, землянка. Надо проверить её состояние и после мы сразу же пойдём к зверю.

— Сейчас можно сказать?

— Я недоговорил! Правило простое: пока идём до землянки можете горланить сколько душе угодна. Но как только пойдём к зверю — чтобы не звука. Иначе я просто развернусь и пойду обратно.

— Ликус, я…

— Лудик, сожри тебя скверна, ты уже достал! Я. Ещё. Не. Закончил!

— Я не могу больше терпеть! — парень резво пританцовывал на месте. — Ссать хочу!

— А чего молчал? Иди давай в лес. Вы все тоже сходите.

Эльф стрелой помчался за ближайшие деревья. За ним направились двое парней, весело смеясь над незадачливым другом. Рядом со мной остался Имтар, неумело скрывавший насмешливую улыбку.

— Тоже сходи.

— Нет, я… я не хочу. Я уже ходил… когда мы обедали.

— Потом опасно будет и придётся терпеть.

— Я честно… не хочу. Я мало пью. И мало хожу… по нужде.

— Это как-то связано с твоим голосом?

— Да. Мне иногда… больно пить. И говорить.

— Что-то серьёзное?

— Застудил… в детстве. Когда был… младенцем. Так мама… говорит.

— А к лесным эльфам обратиться, чтобы вылечили?

— Они отказались. Сказали… что результат непредсказуем. Слишком сложно. Момент упущен.

— Чтобы лесные сказали, что сложно и отказались? Слушай, у меня есть знакомый лекарь один, тоже из лесных. Он знаток своего дела, пусть тебя посмотрит.

— Спасибо… как-нибудь. Наверно… всё же…

— Ещё немного, и я бы опозорил честное имя своей семьи! — послышался голос остроухого.

Возвращавшиеся из леса трое парней громко засмеялись надо шуткой Лудика. Они выглядели посвежевшими, даже несколько отдохнувшими.

— Потом вернёмся к этому разговору, — я обратился к Имтару и не дожидаясь его ответа крикнул парням: — Быстрей давайте!

Мы направились в лес. Ребята на ходу живо обсуждали самые волнительные моменты недавней охоты. Подобно бывалым авантюристам они обменивались наблюдениями и советами, направленными на более грамотное убийство порождений. И по-ребячески бахвалилась, как умело уворачивались от червей и как точно подгадывали момент того или иного действия.

И постоянно спрашивали меня про время: им не терпелось увидеть существо, про которое я так часто упоминал. Хотя интонации их голосов намекали, что благородным не терпелось вернуться к порождениям. Но план был оговорён, и мы шли по одной из лесных троп. Правда сейчас я самым бесчувственным образом обманывал ребят — я вёл их немного западней, чем надо было.

В той части леса начинался маленький ручей, давно заброшенный из-за того, что в летнюю пору он частенько пересыхает. Да и близкое расположение к месту обитания свирепых животных тоже причина, вынудившая лесников забросить его. Но сейчас весна, он полон талой воды и по краям его обязательно должна расти последняя трава из списка заданий.

Добравшись до нужного места и мастерски исполнив постановку «я не думал, что уйду так далеко, простите», я повёл ребят вдоль ручья. По пути мы останавливались, если находили пучки весенней травы с тёмно-синими цветами.

Вскоре мы наконец добрались до землянки, а я вслух отметил увеличившуюся тяжесть моего рюкзака: все травы, цветы и клубни были собраны. Их количества хватит и задания закрыть, и собственные запасы пополнить.

Благородных не интересовало содержимое моего рюкзака. Их сознания будоражил вид старого, практически осыпавшегося строения: просевшая с одного края крыша касалась земли, выступавшие над землёй три бревна почернели от сырости, маленькую входную дверцу перекосило, дымоход обрушился. А лесной сор и отсутствие кострища лишь подтверждали, что всякий разумный забыл сюда дорогу.

Оставив ребят позади и подойдя к дверце, я ударил по ней ногой и прислушался — внутри шла возня. С трудом открыв дверцу, я приготовился отразить атаку перепуганных существ, но никто не выбежал наружу, а наоборот — затаился в тёмных углах. Из рюкзака я вытащил небольшой мешочек, а из него несколько покрытых воском шариков пшеницы. Размашисто, прикладывая силу, я закинул их внутрь землянки: восковая оболочка должна непременно разбиться от удара, иначе эффекта не будет. Ещё лучше, если шарики разлетятся на части.

Закончив, я вновь прислушался — тишина. Казалось, что укрывшееся в землянке зверьё боялось хоть как-то выдать себя. Но это неважно: они всё равно повыскакивают наружу.

Теперь можно сказать одно — всё готово.

— Что вы кидали? — спросил Лудик, до этого с интересом наблюдавший за мной. Впрочем, как и другие ребята.

— Шарики пшеницы, проваренной в особой жидкости. Они источают настолько отвратный запах, что животные будут обходить это место за сотню метров. Мы, кстати, вообще ничего не почувствуем: у нас и у животных разные носы.

— А, зачем?

— Что зачем?

— Ну, зачем вы их закидывали туда?

— Лесничие оставили запрос в гильдии. По заданию надо проверить её состояние и очистить от зверья. Эти шарики как раз самый простой и быстрый способ.

— А, зачем им понадобилась эта рухлядь?

— И я хочу об этом знать,

Ведь если присмотреться,

То можно быстро осознать:

Недолго ей осталось разрушаться.

— Вы думаете, я знаю? — я посмотрел на парней строгим, командирским взглядом. — Заказчик не обязан указывает причины, по которым подаёт запрос. И это тот случай.

— Но вдруг… что-то серьёзное?

— Имтар прав! — Лудик вновь перехватил инициативу разговора. — Или, может быть, это ловушка?

— Какая ловушка? — я с недоверием посмотрел на эльфа.

— Ну, не знаю. Вдруг вас кто-то решил подставить и устроил здесь западню.

— Запрос подан непосредственно от администрации города.

— А если бы здесь зверь был?

— А это важно? Есть запрос и есть авантюрист, который решает: брать задание с такими условиями, задачами и вознаграждением, или нет. И неважно, что он встретит — если авантюрист взял запрос, то он обязан его выполнить. Иначе можно попрощаться со своей репутацией и спуститься на пару рангов ниже. Исключение лишь одно: смерть. Неважно чья. Опытный авантюрист всегда готов не вернуться с задания. Или вместо него вернётся лишь браслет или то, что он использует для опознания.

— Но, всё же, зачем? — Лудик всё не унимался, пытаясь выискать причину, по которой кому-то могла понадобиться эта рухлядь.

— Это что, так важно? Может быть, они хотят её восстановить, может быть, окончательно разрушить.

— Но…

— Лудик, — я повысил голос. — Тебя, как авантюриста, должно заботить лишь одно: выгоден ли контракт, что ты берёшь, или нет. Если выгоден: рвёшь себе жилы, но выполняешь. И тогда у тебя будет что жрать, пить и где спать. А если невыгоден: забываешь о нём и ищешь выгодный. А найдя — выполняешь. Молча.

Парни осуждающе посмотрели на равнинного эльфа. Тот немного помялся и извинился за то, что задавал много ненужных вопросов.

— Вот и славно, — я постарался сделать свой голос как можно добрее. Это подействовало и с лиц парней сошла тревога. — А теперь за мной, мы идём к зверю. И помните: молчите, пока я не разрешу.

Мы направились на север по весеннему лесу, на деревьях которого едва успели набухнуть почки и лишь изредка встречались маленькие зелёные капли молодых листочков. Я ожидал момента, когда наша компания перейдёт незримую черту. Ту черту, за которой начинался кусок леса, куда не ходят ни лесничие, ни охотники. И мы прошли её.

Трель птиц стала громче. Всюду виднелись поваленные старые деревья, сиротливо доживавшие свой век в виде корма для жуков, грибов и паразитов. Никто их здесь не искал, чтобы порубить на части и приволочь к землянкам, где благородные по рождению разумные сожгли бы их под аккомпанемент историй из жизни наставника.

Эти места редко посещали разумные в обычное время — слишком опасно для жизни заходить настолько глубоко в чащу. Особенно когда здесь хозяйничало существо, способное одним ударом когтистой лапы разметать на части разумного, по глупости забредшего на его территорию. Именно поэтому землянка, оставшаяся за нашими спинами, давно уже не использовалась и никогда и никем использоваться не будет: зачем тревожить понапрасну силу, с которой тебе не совладать?

Лишь раз в год, на короткий миг — всё меняется.

Если вспомнить, то контрабандистам Южного Мыса, как и подобным им азартным разумным, плевать на сезон года. Им также неинтересно время суток и что они будут грабить — прибрежная ли деревушка иль глубокий рейд. Им плевать на всё, кроме азарта. Именно кипящий в крови азарт подталкивает узнать ответ на главный вопрос в их кровавой, наполненной смертью, адреналином и выпивкой жизнью: сколько мы ещё успеем ограбить, убить и увести в рабство, прежде чем смерть поведёт наши души к богам? Так и авантюристам, на короткое время становиться плевать на всё. И больше всего — на свою бесценную жизнь. Ведь приз, хоть и не окупит её, но вполне способен окрасить будние дни яркими запахами, вкусами и заполнить наслаждением ближайшие полгода.

Мы прошли сквозь небольшую лесную поляну, метров семьдесят в диаметре, и углубились в чащу вновь. Это была последняя поляна перед логовом зверя — оставалось пройти полкилометра. Я ещё раз сказал ребятам помалкивать. Они нервничали, это отражалось на их лицах и бегающем взгляде, которым парни окидывали ближайшую округу. Но нервничали они не из-за долгой прогулки по первозданному, хищному лесу или близости к таинственному существу –солнце клонилось к вечеру, благородные боялись не успеть ко второй части охоты на порождения.

Вскоре показаласьпрактически неприступная стена из сваленного в кучу бурелома. Любой не знающий истории здешних мест решил бы, что забрёл в гости к безумному отшельнику, лесной травнице, колдунье или к кому-то подобному. Ведь как иначе объяснить, что деревянные исполины с огромными пышными ветвями вырваны с корнями из земли и уложены друг на друга штабелями, образуя некое подобие прочной стены. Такой стены, что по кругу опоясывала поляну, вручную очищенную от любых признаков высокой растительности, будь то маленький кустик или только что проклюнувшийся зелёный росточек деревца. Наверно, это тот самый отшельник, используя различные препараты, умения да не дюжую силу вырвал деревья из земли и сложил эту стену. А заодно выкопал огромных размеров пещеру, вход в которую расположен в высоком и крутом земляном холме, прямо в центре поляны. Эта пещера могла уходить вглубь на десятки метров и, наверно, вырытая земля и была причиной появления рукотворного холма.

Но ни один разумный не участвовал при создании этого безумного нагромождения деревьев и земли. Ни высший, ни низший.

— Внутрь не пойдём. Отсюда и так всё увидите.

Я остановил нашу группу рядом с одним из трёх широких проходов, оставленных в древесной стене. Сквозь него просматривалась не только вся поляна, но и практически был виден вход в пещеру.

Что-то дёрнуло меня за рукав куртки. Это был Имтар, шедший за мной вместе с Ридалием. Он смотрел взглядом, в котором читалось желание задать пару вопросов.

— Неопасно… так близко подходить? — по моей просьбе он говорил едва слышимым шёпотом, который мог с лёгкостью заглушить порыв ветра.

— Сейчас у зверя особый период. Он не выйдет за стену, если его не провоцировать.

— Период?

— Детёныши рождаются в первых днях весны и пока им не исполнится три месяца — родители от них не отойду. А вот когда…

— Я что-то увидел там, — еле звучно проговорил Лудик, вместе с Забримом расположившись на другой стороне прохода.

Из тени пещеры медленно вышло мохнатое, косолапое существо. Вечернее солнце осветило его бурую шерсть и огромные когти на мощных лапах, блеснуло в чёрных зрачках и оранжевой радужке глаз, прошлось мягким светом по серому, загнутому клюву и отразилось нежно-бордовым цветом на ярко-коричневых перьях головы и шеи. У входа в пещеру встало существо с телом медведя и головой совы.

— Познакомитесь с истинным хозяином здешних лесов — медвесыч. Или, как его ещё называют, совиный медведь. Или орлиный, вороной и как-нибудь ещё: всё от головы зависит.

Я позволил ребятам ещё немного посмотреть на существо, пристально смотрящее в нашу сторону, и скомандовал медленно отходить. Я отошёл от прохода последним, бросив короткий взгляд на медвесыча.

Как и многие другие существа, появившиеся из-за катаклизма двухтысячелетней давности, этот вид обладал зачатками интеллекта даже на нулевом грейде. Именно этот интеллект позволил зверю понять, что мы не представляем опасности ни для него, ни для его потомства. Видя, как мы медленно отходим, существо подалось назад показывая, что не собирается преследовать.

— Забрим.

Я позвал здоровяка, когда наша колонна уже прошла метров сто от древесной изгороди. Так получилось, что мы развернулись, и теперь впереди шёл Забрим, за ним Лудик, Имтар и Ридалий. Я замыкал колонну, постоянно посматривая в лесную чащу и иногда, на всякий случай — за спину. Мы шли плотно и между мной и Забримом было чуть больше пяти метров.

— А? — своим басистым голосом Забрим распугал птиц с ближайших деревьев и они, крича, поспешили упорхнуть подальше.

— Чего кричишь? Я и так хорошо тебя слышу.

— Ну, я, вот. Простите.

— Прощаю. А теперь к делу. Я видел, как ты схватился за меч и стал его вытаскивать из ножен, когда существо вылезло. За это я лишаю тебя порции бренди сегодня за ужином! Тебе понятно, как разумному с опытом охоты, почему я так поступаю?

— Я, ну, мог спровоцировать зверя. Но ведь я…

— А это пункт номер два. Я хвалю тебя за то, что ты вовремя остановился. Приятно осознавать, что у меня в учениках разумные, которые способны адекватно мыслить. В качестве поощрения выдам тебе половину от порции алкоголя. Но чтобы подобное было в первый и последний раз!

— А, да, понял. Спасибо, — голос Забрима был пропитан благодарностью. И немного смущением: он осознал, что могло случиться непоправимое, если бы он не остановился и вытащил меч.

— А теперь вы все четверо: разрешаю задать мне по одному вопросу об этом звере. Я на них отвечу и до порченого луга мы пойдём молча.

— А, может, перестроимся. Вы вперёд встанете.

— На поляне перестроимся, а сейчас не стоит — иди по прямой и выведешь нас. А раз начал говорить, то и задавай вопрос. Если есть.

— Ну, на это существо сейчас охотиться нельзя?

— Нет. Я же говорил, что сезон охоты объявят ближе к осени. И то, это не столько охота, а сколько исполнение заданий от гильдии. И сколько заданий будет выдано, столько и можно будет убить: всё же довольно ценный зверь.

— Чем оно ценно?

— Правильный вопрос, Лудик. По авантюристки правильный, — от моей похвалы эльф чуть приподнял подбородок, гордясь собой таким умным и сообразительным. — По-хорошему лишь местом, где соединяется медвежья и птичья части. То есть шея, притом всё на ней: начиная с перьев и заканчивая мясом, позвонками и органами. Об их использовании я рассажу уже вечером. Но обычно разделывают и используют всю тушу целиком.

— Оно… сильное?

— По сравнению с чем? Если с порождениями осквернённого Тамливийского сада высших эльфов, то нет, несильное. А если более предметно: одной лапой оно способно вырвать с корнем сосну.

— Нет. Я спрашивал… про размер группы.

— А, ты об этом. Если это детёныш, которому и года нет, то достаточно будет и трёх человек — двух магов поддержки и одного воина переднего ряда с щитом. С очень крепким щитом. А если это взрослая особь, то… — я ненадолго задумался и секунды три прикидывал в голове состав группы. Но плюнул на это дело: слишком много факторов надо было учесть. — Смотря какой вид, сезон года, какая местность… Одним словом: не меньше десяти человек. И все пишут завещания.

— Зачем?

— Дерьмо случается, — коротко ответив, я похлопал начинающего менестреля по плечу. — Ридалий, твой вопрос последний.

— Не надо лишнего мне знать,

От знаний голова начнёт трещать.

От всей души хочу я пожелать,

Быстрее в городок нам всем вертать!

Там я зайду в публичный дом,

К собранию прекрасных гурий,

Воткнусь в одну я целиком,

Познав границы наслаждений.

Того и вам желаю я, друзья.

Засим, не трогайте меня,

Я в мире грёз, фантазий и ведений,

И не стерплю внезапных пробуждений!

В этот раз Ридалий превзошёл сам себя. У его настолько удачно вышло, что ребята тихонько аплодировали.

— Неплохо, молодец.

— Вам тоже понравилось? — Ридалий не ожидал моей похвалы и чуть не остановился от удивления.

— Да, но тебе ещё есть куда расти.

Дальше мы шли молча, лишь поглядывая по сторонам.

Солнце неумолимо клонилось к закату и теперь ко всем цветам, соткавшим лес, примешался рыжий оттенок. Парни чуть ли не бежали, торопясь выбраться к осквернённому лугу. Их подгоняло осознание, что настолько сильные и опасные создания как медвесыч встречаются не только в легендах и трактирных байках, но и в живом виде. Не удивительно, что очертания недавней лесной полянки уж очень быстро прорисовывались между деревьями.

— Стойте! — я скомандовал, когда мы вышли на открытое место.

— Э, чего?

— Надо обувь поправить. Ридалий, подержи, — передав посох, я присел на одно колено, развязал и снял сапог, и стал медленно поправлять носок.

— Давайте быстрей! — взмолился Лудик. — Мы ведь действительно можем не успеть дотемна!

— Ага, не успеть мы точно можем! А мне совсем немного до семнадцатого уровня.

— Вот-вот! Мне самому тоже немного до четырнадцатого.

— Ребят, — я прекратил поправлять обувь и посмотрел на парней, обступивших меня полукругом, — я понимаю, что вам хочется быстрее уровни новые взять. Но не забывайте, что у вас ещё и завтра будет такая возможность. Да и всё равно придётся меня ждать: как вы выйдете к лугу, если у вас нет навыка картографии?

— А, то есть у меня!

— Что?

— Ну, навык карты. Он у меня есть. Сейчас. Великие боги, одарите меня своим провидением… Даже на карту весь путь занесён. Нам ведь туда?

Забрим показал рукой ровно в ту сторону, где находился скверный луг. Притом напрямик, а не через окольный путь по ручью. Нет сомнений: у него действительно был навык карты. Что не удивительно, исходя из его пристрастий к охоте.

— А посох кто мой подержит?

— Так пусть Ридалий и держит, а мы пойдём, — встрял в разговор Лудик. — Палки заодно подготовим. И за мешками сходим.

— А…

— Во, — Забрим перебил менестреля, так и не дав ему возразить, — как раз по пути четыре палки сделаем, чтобы там не терять время!

— Хрен с вами, идите. Только под ноги смотрите!

— Конечно!

Развернувшись, трое парней стали быстро отдаляться. Ридалий сильно возмущался и в привычной манере кричал им вслед, что они не смогут даже сравниться с ним в мастерстве уничтожения этих скверных червей.

Парни отошли на десять метров, а я уже быстро надел сапог. Между нами двадцать метров, и я почти закончил со шнуровкой. Тридцать метров разделяют нас, и я готов встать. Сорок метров.

— Ридалий, помоги.

Не дожидаясь ответа — я протянулся к парню и одной рукой схватился за кулак, сжимавший мой посох. Другой рукой я напитывал маной кинжал, висевший на поясе рядом с гримуаром и жезлом. Подёргав благородного за руку, привлекая внимание, я резко встал и приготовился действовать.

— Воткнуться?

— Что? — мой странный вопрос полностью сбил Ридалия с толку.

Не давая опомниться, я дёрнул благородного на себя. От неожиданности он послушно повернулся и приблизился…

В уголках глаз, широко раскрытых от ужаса и боли, скапливались слёзы. Открытый рот подрагивал, пытаясь издать хоть малейший звук — но шок сковал разум парня. Это состояние продлится недолго — надо действовать.

Я вырвал посох и покрепче сжал рукоять кинжала. Через неё чувствовалось биение пронзённого сердца. Направив ману в руку, я глубоко вздохнул, набирая в лёгкие как можно больше воздуха.

— Иди ко мне, мой зов — маяк. За службу мне — я награжу. Дарю тебе я это тело, а вместе с ним и жизнь его. Приди же…

— Что он делает? — где-то в стороне прозвучал хриплый голос.

—…духом неспокойным. Приди и повинуйся мне!

Начат призыв низшего демона

Мана: — 500

Я потерял способность контролировать руку. Она, вместе с кинжалом, стала проводником между мной и телом парня. Его лицо исказилось в кривой гримасе, глаза закатились.

— Что?

— Ридалий⁈

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 500

Слабый удар магией лёгким током прошёлся по руке. Но я не двинулся и продолжил контролировать циркулирующие потоки маны.

— Что происходит?

— Зачем?

— Убийца!

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 500

Повторный удар.

Чего это тварь потусторонняя сопротивляется? Решила, что сильнее меня? Слишком наивно.

— Надо бежать! — тембр голоса Имтара стал высоким от испуга

— На, тварь! — крикнул Лудик.

В меня полетел огненный шар. Теперь понятно, какое именно заклинание записано на спас-серёжках эльфа. Но это уже неважно, сейчас надо просто не отвлекаться — щит справится.

Было рассеяно заклинание

Прочность магического щита: 2440/2500

Словно ударившись о невидимую стену, заклинание развеялось с лёгким хлопком.

— Нет!

В это же мгновение порция озноба и слабости прокатилась по моему телу. Демон колыхнул магическую связь, словно почувствовав происходящее и уверовав, что у него появилась возможность завладеть двумя телами срезу.

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 2000

— Гх, — магическая волна сдавила грудь, я невольно выдохнул. Немного осталось.

— У него щит!

— Ага, неважно. Я его…

Внимание, призываемый демон сопротивляется вашему контролю

Мана: — 1000

Ещё чуть-чуть.

— Забрим, стой. Надо бежать!

— Что?

— Надо бежать в город, пока он не двигается!

— Предупредить гильдию!

Внимание, установлен контроль над призванным демоном

Мана: — 1500

— Вот тварь! Давненько я такого не испытывал.

Я вытащил кинжал из тела. Оно тряслось. Демон постепенно брал его под управление, меняя под свою натуру. Я быстро сорвал именной браслет, пока была такая возможность.

— Бежим! — закричал Лудик.

Я выронил кинжал вместе с браслетом и дотронулся до гримуара. У этих трёх благородных тушек тоже есть щиты. Хоть и маленькие, но есть. Должны быть. Для начала неплохо бы их сбить.

Выбрав «Усталость», я бросил магический круг на упреждение вслед трём убегающим спинам. На моё счастье, они бежали рядом друг с другом. Я приложил руку к гримуару и приготовился. Заклинание ушло вперёд парней, круг расширился.

Заклинание «Усталость» не возымело эффекта

— Разбегайтесь! — на ходу заорал Забрим поняв, что я применил массовое заклинание. Впрочем, это поняли и все остальные.

Выбрано заклинание «Оцепенение»

С детский кулак шарик бледно-розового цвета сформировался в руке. Прицелившись, я кинул его вслед Имтару. Концентрированная мана, в нити которой вплетено заклинание, со скоростью стрелы полетела в благородную спину.

Заклинание «Оцепенение» подействовало

Время действия: 5 минут

Имтар как замороженный застыл в бегущей позе и по инерции упал лицом в землю. Настала очередь Лудика и я вновь выбрал «Оцепенение».

Заклинание «Оцепенение» не возымело эффекта

Что? Ментальный блок, не иначе. А так?

Выбрано заклинание «Паутина»

Таких же размеров молочного света шарик направился в спину равнинного эльфа.

Заклинание «Паутина» подействовало

Время действия: 3 минуты

Появившиеся из ниоткуда серебряные нити, отблескивая рыжим цветом от вечернего солнца, оплели ноги благородного и прочно прикрепили их к земле. Едва я успел порадоваться, что сработало, как Лудик заорал подобно резаной свинье:

— Не-ет! Не надо, пожалуйста! Забрим! Забрим, помоги! Забрим, сто-ой!

Здоровяк послушно остановился и развернулся. Он бегал быстрее всех, и секунду назад видел конец злосчастной поляны и первые деревья в двух метрах от него. Теперь же он видел Имтара, бездвижно лежащего на земле; Лудика, что кричал, моля о помощи и тянул к нему руки; Ридалия, тело которого дёргалось под ударами незримого существа, натягивавшего его как платье. От увиденного Забрим замер от ужаса.

Его замешательство было мне на руку.

Заклинание «Оцепенение» было рассеяно

Опять? А если так?

Заклинание «Паутина» было рассеяно

На мгновение мне привиделась усмешка во взгляде Забрима.

Выбрано заклинание «Ледяное копьё»

На огромной скорости копьё полетело в сторону Забрима. И как все прочие заклинания растворилось от столкновения с невидимой стеной.

Парень яростно ударил себя кулаком в грудь:

— Кожаный нагрудник с магическим щитом, тварь! Слышишь? Пять тысяч единиц! Ещё три тысячи есть, понял?

— Забрим, помоги мне! — продолжал вопить Лудик. Он стоял на четвереньках, постоянно дёргался и вытягивал себя с помощью рук.

— Ты не догонишь меня! — здоровяк никак не реагировал на мольбы своего друга. — Я расскажу всем в городе о тебе, понял! Тебя найдут и повесят, тварь! Я наследник и первый сын благородного рода — тебя повесят!

Не желая слушать истерику, я сформировал магическую стрелу — она предсказуемо разбилась о щит. Забрим тут же заткнулся, развернулся и не оглядываясь побежал прочь. Он мельтешил среди деревьев, постепенно скрываясь из виду под аккомпанементы криков остроухого.

— Богатая благородная мразь, — невольно вырвалось у меня.

Я предполагал, что у них будут магические предметы с щитами, но даже не думал, что кто-то способен раскошелиться на столь дорогой предмет. Хотя если подумать, то лучше бы Забрим сам себя прирезал. Но, нет, он предопределил свою судьбу.

Позади меня сотрясалось тело Ридалия: демон всё ещё не закончил брать его под контроль. Имтар ещё полежит минуты три, а вот с любителем интриг надо было срочно заканчивать. Быстро найдя окровавленный кинжал, перепачканный лесной землёй и подняв браслет, я спешно направился к остроухому.

Время действия заклинание «Паутина» окончено

Заботливо оповестила система, когда до Лудика оставалось несколько метров. Серебряные нити паутины исчезли так же внезапно, как и появились. Ноги эльфа освободились от пут, он упал лицом в грязь и пополз в сторону леса, размазывая сопли и слёзы по сырой земле. Я приблизился к нему, ожидая от остроухого некой подставы.

Лудик резко перевернулся и выставил вперёд раскрытую правую ладонь. Его лицо озаряла улыбка: он праздновал победу.

— На, выкуси!

Одна серёжка — одно заклинание. А у него их две. Я помнил про второй огненный шар, но не мог и предположить, что остроухий решится на подобную глупость — от ладони до меня было меньше полуметра. Лудик сформировал заклинание.

Было рассеяно заклинание

Прочность магического щита: 1840/2500

Внимание, был получен ущерб

Жизнь: — 100

Около руки эльфа вспыхнула ослепительно яркая звёздочка. Глаза заслезились от сильной рези и боли. Раздался громких хлопок и в ушах поднялся звон, перекрывший не то, что звуки — даже собственные мысли перестали быть слышны. И вместе с этим меня оттолкнула взрывная волна: не сделай я пару шагов назад и точно бы упал.

Только через несколько секунд я кое-как продрал глаза, хоть и пришлось сильно щуриться от боли. И сразу стало понятно, что звон в ушах перекрывал не только звуки леса, но и оглушительные крики.

Лудик катался по земле, прижимая окровавленную руку к телу. Пальцев, как и ладони и части предплечья не было — лишь окровавленные лохмотья мяса, вперемешку с сухожилиями и костями. Но пострадала не только рука эльфа: серёжки вступили в резонанс с магическим щитом и взорвались. Теперь у этого кричащего тела уже не было ушей, и сквозь кровавое месиво прогладывалась местами почерневшая от взрыва, а местами довольно чистая кость черепа. Если эльфа не лишило слуха, то это уже маленькое чудо. Хоть и бессмысленное.

Наверно Лудик рассчитывал, что у меня щит на пять сотен единиц и он сможет пробить его, вплотную сотворив заклинание. И у него бы действительно получилось поджарить мне лицо, окажись его предположение верным. Даже не поджарить, а просто-напросто снести, ведь если очков щита меньше, чем очков повреждения, то вся магия направилась бы в мою сторону. Так что Лудик грамотно рассчитал расстояние и выбрал правильный момент для атаки: этой запредельной энергией мне бы голову растёрло в пыль. Но всё пошло не по плану. Хотя, если так подумать, Бриан должен был рассказать благородным кто я такой и чем занимаюсь — а значит эльф должен был предполагать, что так просто меня не убить.

Я быстро глянул на Имтара. Убедившись, что тот ещё лежит, я открыл рот и стал напрягать и расслаблять мышцы нижней челюсти. От таких нехитрых манипуляций звон в ушах пропал и крики, переходившие в негромкое завывание, наконец-то были услышаны. Но лучше бы их не слышать: в них нет ничего приятного.

Внимание, призыв демона завершён

Расход маны на поддержание демонической сущности:

1500 маны в 15 минут

— Слушай мой приказ! — я проорал сразу, как система оповестила меня. И не зря.

Как любой демон, взявший контроль над чужим телом и оставшийся без приказа, он поспешил исполнить своё главное желание — насытиться чужими жизнями. И ближайшее живое существо лежало недалеко от меня, уткнувшись носом в землю и выискивая что-нибудь, чем можно таким вкусненьким заморить червячка.

Преобразованное тело, в лице которого ещё угадывались черты менестреля, в секунду преодолело три десятка метров от начала поляны и оказалось рядом с Имтаром. Мгновение и почерневшие руки, на кончиках пальцев которых отрасли длинные кривые когти, вонзились бы ему в спину и разорвали сердце на части. Теперь хриплый парень обязан мне: я уже второй раз спас его от смерти. Или сейчас не считается? Неважно.

— Только что в ту сторону убежал разумный, — я провёл пальцем по сектору леса, куда убежал здоровяк. — Найди его. Поймай его. Сломай ему руки. Сломай ему ноги. Притащи сюда живым. Исполняй.

— Кхря-я! –издав сдавленный крик, существо в охотничьем кураже помчалось за добычей.

Лудик сквозь слёзы и боль покачивался на боку, убаюкивая окровавленную культю. Кровь уже не так сильно вытекала из раны. Это плохо: он нужен мне живым. По крайней мере, пока демон не вернётся с Забримом, и я не разберусь в этом сумбурном хаосе…

Время действия заклинание «Оцепенение» окончено

— Имтар, скверну тебе в жёны, не вставай! Мы оба прекрасно знаем, что я знаю, что с тебя сошло заклинание, так что давай договоримся. Ты не встаёшь и продолжаешь разглядывать эту прекрасную лесную землю и тогда я подарю тебе шанс прожить подольше, чем остальные. Хорошо? Можешь пока что червячка доесть.

— П-почему? — протяжный голос уже не был хриплым, его тембр остановился на высоком уровне. Наверно из-за сильного испуга что-то случилось в голосовых связках парня.

Сняв рюкзак, я вытащил пару мотков крепкой бечёвки и заодно проверил завёрнутую в несколько слоёв ткани бутылочку с розовой жидкостью. Убедившись, что она цела, я стал накладывать жгут на руку интриганта, попутно ведя разговор с Имтаром. Всяко веселее, чем в тишине Лудика верёвками обматывать.

— Что почему? Лудик, сука, не дёргайся!

— Почему вы нас убиваете?

— Меня попросили. Да отцепись ты от этого обрубка!

— Кто?

— Добрые люди.

— Д-добрые?

— Да, для меня. Для вас они, скорее всего, не очень добрые.

Имтар замолк, пытаясь смириться со своей предрешённой судьбой. Но ненадолго и вскоре, придумав новую порцию вопросов, продолжил. Едва сдерживая крик, он говорил сквозь подступающие слёзы.

— Зачем вы нас так долго водили с собой? Могли убить раньше! Пока мы спали!

— Мне нужна была помощь с травами. В одиночку на них, знаешь ли, целый день потратить можно.

— А… А все эти рассказы и это отношение к нам⁈

— То есть отношение?

— Так по-доброму, как настоящий наставник. Словно отец!

— Что-то последние дни меня преследует это слово.

— Что?

— Вот представь себе ситуацию: ты крестьянин и купил поросёнка, чтобы вырастить его и заколоть. Так вот, вопрос. Что ты будешь делать с ним каждый день: бить или гладить? Конечно же, гладить. Ты будешь каждый день приходить к нему, кормить, давать вкусняшки, чесать ему спинку и тогда, в назначенный день, он ничего не заподозрит. Теперь понимаешь почему я «так по-доброму» относился к вам?

Имтар ничего не ответил.

Я закончил накладывать жгут на культю Лудика и пощёлкал пальцами рядом с теми местами, где раньше были уши. Реакции не последовало. Но её и не следовало ожидать, учитывая практические бессознательный вид эльфа: всепоглощающая боль подчистую вынесла сознание бедолаги, оставив после себя лишь агонию.

Обтерев и убрав в ножны кинжал, я взял меч эльфа. Имтар, всё это время смотревший за мной, принялся о чём-то бессвязно умолять. Попросив его заткнуться, я стал срезать с Лудика одежду. Вскоре он уже лежал абсолютно голым. Заодно обшарил его полупустой рюкзак. Хоть травы и лежали в моей сумке, но мародёрство есть мародёрство.

У Лудика ничего не было интересного, если не считать неплохую медную фляжку в кожаном чехле. Хорошая вещь, способная держать в себе магию. Значит, способна сохранять полезные свойства напитка и не давать ему скиснуть. Я бы с удовольствием забрал её и отдал Лине: дополнительная практика с магическими предметами ей лишней не будет. Но флажка явно именная, привязана к владельцу через систему, так что забрать подобную улику будет крайне фатальной ошибкой.

— Так, Имтар, давай без глупостей, — закончив запихивать одежду эльфа в его же рюкзак и забрав именной браслет, я направился к Имтару.

— Н-не надо!

Парень чуть было не упал в обморок, видя приближающегося к нему ксата, с посохом в одной руке и мечом да мотком верёвки в другой. Имтар попытался скрыться прочь, но ватные ноги отказались подчиняться: встав на четвереньки, он тут же упал обратно лицом в землю и зарыдал. Как раненый и слабый зверь со стрелой в сердце, цепляющийся за ускользающую надежду и бегущий прочь от охотника, парень руками хватался за землю и пытался отползти от меня.

— Имта-а-ар!

— Нет!

— Хватит орать, я же обещал, что…

— Не-ет! — продолжал рыдать обезумевший от страха парень.

Я подскочил к нему и придавил ногой к земле в надежде, что он скоро успокоится. Его пространные всхлипывания и завывания я не собирался слушать и лишь смотрел по сторонам. И всё ждал, когда наконец-то пройдёт пятнадцатиминутный порог, чтобы следующая порция маны на поддержание призыва также шла из посоха — не стоит рисковать и понапрасну опустошать внутренние резервы.

Дождавшись уведомления — я отложил посох в сторону. Как раз к тому моменту Имтар вдоволь наплакался. У него уже не осталось моральных сил сопротивляться и теперь он лишь смиренно лежал придавленный к земле, чувствуя спиной моё колено. Связать ему руки не составило труда и третий браслет был отправлен в карман. Теперь оставалось дождаться возвращения демона. И, на всякий случай, иногда проверять состояние Лудика.

Минут через пять послышались шорканья и завывания. Вслед за ними показалась изменённая тварь, ещё час назад бывшая Ридалиейм. Можно игнорировать почерневшие руки с огромными когтями, местами светящуюся кожу, перекошенное лицо и чёткий, отмерянный метрономом шаг. Но вот меч, вонзённый в живот по самую рукоять и торчащий из-за спины — игнорировать не получится. Уж слишком эта незначительная деталь выбивалась из образа невинного грибника, который тащил за ногу другого разумного — руки, ноги и спина его были вывернуты под неестественными углами, глаза закрыты, а изо рта вырывалось сбивчивое дыхание. Но он был жив. Пока что. Я указал твари на эльфа:

— Он награда твоя. Прими её и стой, ожидая моего приказа.

Переполненный радостью демон тут же подскочил к эльфу и, одной рукой пробив ему череп, стал вычерпывать мозговую кашу. Другой рукой он разорвал спину и, вытащив ещё бьющееся, живое сердце, принялся набивать свою утробу с дикой яростью. Меня передёрнуло от отвращения, а Имтар, кажется, и вовсе отключился.

Как оказалось, Забрим не только был жив, но находился в сознании и всё видел. Но судя по замутнённому взгляду — боль мешала ему нормально соображать. Он был способен лишь смотреть, как я отправил его именной браслет в карман, а потом принялся методично срезать с него одежду. Вскоре все лохмотья были отправлены в его наплечный мешок. Потом я повторил эти же процедуры с демоном, к тому времени закончившим трапезу и неподвижно стоящим.

Очухавшийся Имтар в добровольно-принудительном порядке исполнил роль грузового мула: на его шею были навешаны не только рюкзаки с лохмотьями, но ещё и оружие. Приказав демону взять Забрима и тело эльфа за ноги, я повёл эту странную колонну по лесу.

Дойдя до логова совиного медведя, мы с Имтаром остались стоять рядом со стеной деревьев, а демон с телами был отправлен дальше. Стоило ему пройти половину пути, и призыв был отменён. Тело менестреля сильно затрясло, но спустя секунду всё прекратилось, и оно куклой упало рядом с другими. Дождавшись, когда хозяин леса выйдет и увидит сначала тела, а потом нас двоих — я стал медленно отходить, утягивая за собой Имтара. Как и в прошлый раз зверь понял, что мы не опасны — но теперь медвесыч не ушёл, а стал методично утаскивать тела в пещеру.

— Осталось избавиться от ваших шмоток, оружия и в землянке порядок навести. Ну что: пойдём по списку? — я обратился к Имтару. Парень стоял с бледным лицом: не каждый день видишь, как тела ещё недавно живых товарищей утаскивало на съеденье страшное и свирепое существо.

Имтар не ответил на вопрос, но лишь посмотрел на меня уставшим от постоянного страха взглядом.

— Ну, значит, по списку. Пошли к брошенной землянке.

— А я? — наконец опомнился парень, вяло перебирая ватными ногами.

— Что ты?

— Вы меня, — он сглотнул, кинув взгляд в сторону логова, — убьёте потом?

— Ты дурак? Ты меня чем слушал? Я же тебе говорил, что ты мне живым нужен.

— Из-за моего статуса?

— Чего?

— Из-за моего отца, который…

— Так, давай договоримся, что вопросы про себя ты задавать не будешь. Хорошо?

— М-можно другие?

— Можно, а то я за эти дни привык, что рядом кто-то говорит. Теперь как-то непривычно.

— Кто тебя нанял?

— Во-первых, на «вы». Ты мне, может, и нужен живым, но вот количество пальцев на твоих руках не обговаривалось. Во-вторых: следующий вопрос.

— Ч-что со мной будет?

— Следующий вопрос.

— Зачем вы это делаете?

— Следующий вопрос.

— Какие вопросы задавать, если вы на них не отвечаете?

— Ты совсем идиот или так, немного дурачок? Не останавливайся, иди давай. Нормальные вопросы задавай, а не про себя или меня. Понятное дело, что я на них не отвечу.

— Зачем вы сняли одежду, если и так… — он запнулся, пытаясь удержать в себе слёзы.

— Если их и так сожрут?

— Да.

— Не сожрут.

— Но ведь…

— Вот именно, что «но». Я же говорил, что у этого существа сейчас период, когда он выхаживает потомство, так? Так вот: он слаб, так как все силы тратит на детёнышей. В обычное время его желудок и сталь переварит, но сейчас к телам, на которых есть хоть кусочек одежды, он не притронется. Понимаешь?

— Поэтому вы привели нас к нему?

— Да, это одна из причин. Ну ты же неглупый, сам подумай: ну не тащить же ваши тела через весь лес? А рискнуть и бросить трупы посреди леса в надежде, что кто другой их сожрёт — самонадеянно и глупо.

— Вы с самого начала это планировали? — он остановился и ошарашенными глазами уставился на меня.

— Да. Только думал завтра всё сделать, но… решил воспользоваться удачным моментом. Правда, всё получилось как-то кривовато, но и так сойдёт. Иди давай, — я толкнул парня в плечо, — уже вечереет, а у нас не так много времени.

Дальше Имтар шёл молча. Он никак не мог смириться с тем фактом, что его судьба была решена задолго, как они всей компанией отправились смотреть на хозяина леса. Заговорил благородный, только когда упёрся в стену брошенной землянки.

— Вы меня убьёте здесь, да?

— Нет, — я заглянул внутрь и убедился, что всё зверьё убежало.

— Это неважно, — его голос звучал крайне тихо. — Могу я вас попросить…

— Подожди, дай подумать. Потом попросишь.

Имтар замолчал и опустил голову, а я, наоборот, поднял к небу. Солнце уже клонилось к закату, времени было в обрез. В таких случаях мог помочь только чётко спланированный план без всяких импровизаций.

Один пункт известен заранее: как только закончу здесь, то побегу в лагерь за одеялами. Ночи всё ещё холодные, а парню тут валятся ещё как минимум день — не хватало, чтобы он отправился к богам на аудиенцию. Главный вопрос в другом: как действовать не на микро, а на макроуровне. Лог…

Я открыл карту и быстро приценился к возможному маршруту, стал строить этот самый чёткий план. Слишком много мороки — подчищать улики за самим собой. Но лучше так, чем доверить работу кому-то другому. Ведь у этого кого-то есть глаза, уши, и, что важно — рот. А если есть рот, то он может говорить, и обязательно этим самым ртом сболтнёт лишнего. Нет уж, лучше сам: тише едешь — дальше будешь. Или как-то так, но не важно. Есть идея одна.

Взять рюкзаки с одеждой и дойти до осквернённого луга, найти мешки с частями червей и высыпать их содержимое на порченую землю. Тащить их в деревню не стоит: лишний груз. Лучше пусть их скверна за ночь поглотит. А уже как высыплю, так сразу и побегу за одеялами.

Потом, когда окончательно вернусь в лагерь, то надо будет убраться, скрыть следы нашего пребывания, сжечь одежду… Или попробовать дойти до того маленького болотца и просто сбросить всё туда? Прекрасная идея для того, кто решился сгинуть в этом самом болоте. Но эта история не про меня, а значит — одежда сжигается. Только надо будет развернуть плащи благородных вокруг костра. Вряд ли кто-то ещё есть в лесу, но на всякий случай скрою его свет по направлению к городу. И финальный аккорд: выпить отвар и направиться в деревню.

Остаётся надеяться, что приду домой как можно раньше. Меня всего перекручивает от мысли, что придётся весь день провести на ногах и даже поспать хоть немного — и то не успею. Можно было бы воспользоваться проверенным средством, но на то оно и проверенное средство, чтобы всегда оставаться на крайний случай. Да и зёрен осталось буквально на три раза. Ну ладно, там видно будет.

Как там Лина? Лог… Жива — ну и славно. Значит, никто не пытался вломиться в дом. Или пытался, но она их прогнала. Главное, чтобы меня никто не спрашивал. В случае чего Лина скажет, что её хозяин крайне занят изготовлением ну уж очень сложного зелья и не выйдет из комнаты, и в дом велел не впускать, и вообще просил не мешать — но лишние подозрения привлекать как-то не хочется.

— Ну что, заходи, — обратился я к парню и показал внутрь землянки.

Тот покорно зашёл и стал смотреть, как я спрятал под лежанку мечи, а потом вытащил из кармана тряпичный свёрток. Освободив руки парня от верёвок, я приказал ему лечь на лежанку. Смирившись, он даже не пытался сопротивляться. Лишь смотрел грустными глазами:

— Пожалуйста, услышите моё последнее желание! Умоляю вас!

— Я не собираюсь тебя убивать.

— Это неважно. Пожалуйста!

— Достал уже. Говори.

— Я… Я… Я не знаю мужчин! Вы… будьте первым. Пожалуйста, сдела… — не дав ему продолжить, я ударил его в живот. Имтар замолк и закашлял. И заплакал что есть сил.

Только что открылась совершенно новая сторона его личности. Такая, что стало гадко на душе: ещё на лугу я проникся некой симпатией к этому несчастному парню, павшему жертвой политических интриг.

Распрямив ноги благородного, я нащупал и развязал ремень на его штанах. Я уже хотел было снять их, найти эту чёртову татуировку и избавится от зелья, но решил сначала поставить парня в известность. Всё лучше, если он не будет брыкаться.

— Имтар! Я знаю, что у тебя там поисковая татуировка. Сейчас я сделаю то, что должен, — я поднял правую руку, держа склянку и кусок материи, — а ты, без сопротивления, выпьешь это зелье. Хорошо?

Парень приподнял голову. Посмотрел на склянку. Потом на мою руку, сжимавшую край его штанов. Улыбнулся и тихо, сквозь слёзы, произнёс:

— Да… Спасибо.

Не знаю, что он там напридумывал, но потакать его извращённым прихотям в мои планы уж точно не входило.

Я мельком бросил взгляд в сторону. Сквозь открытую дверь землянки было отчётливо видно, как с заходящим солнцем мир покидали яркие краски. А вместе с ними уходил столь дорогой и невосполнимый ресурс — время. Пора приступить к работе.

Ещё одни день, и всё будет кончено.

«„----“»

— Имтар Кассель? Он бастард. Наверно, поэтому всегда ходит с грустным лицом.

— И?

— Сын лорда, владеющего городом и землёй вокруг, и простой служанки, работавшей в особняке. Лорд из людей, а служанка из равнинных эльфов. Жил как обычный парень, в этом же городе. Вырос практически отдельно от матери, лишь редко виделся с ней по праздникам и выходным. Вроде жил с кем-то из её друзей или родственников.

— И?

— И всё.

— То есть: и всё?

— Вот так и есть — он бастард. Это его единственная причина предстать перед богами.

— Хоть чья-то жизнь адекватна. Как и смерть. Но сюда-то зачем его потащили, если можно просто отравить? Ну, или «случайные» разбойники окажутся на дороге?

— В его семье умерли все. Отец, дед, все дядья, братья и даже несколько старших сестёр незамужних. Там уже и так всё перепробовали — будет слишком много подозрений, если он умрёт как-то по-другому. Но его можно и не убивать.

— Что?

— С ним ситуация посложнее, чем с другими. Я объясню попозже. Тебе понятно, что они представляют из себя?

— Примерно. Дай подумать немного.

— Конечно.

Глава 5

В начале весны свободный город Эльбен встречал своих гостей видом странной суеты, присущей любому хоть немного зажиточному городу.

Чистые каменные стены с яркой бежевой штукатуркой у одних зданий и натёртые восковой пропиткой деревянные стены у других неестественно смотрелись на фоне кипящих жизнью улиц. Складывалось впечатление, что внезапно начался праздник и он шёл уже вторые сутки, но властям города некогда заниматься украшением улиц — у них заканчивались абонементы в увеселительных заведениях. Поэтому простой люд пытался украсить город кто во что горазд. Но не было сейчас праздника. По крайней мере, пока что.

Я шёл по оживлённой улице в сторону гильдии и разглядывал здания, разумных и то, чем они были заняты. Это отвлекало от тягостных мыслей, и помогало сдерживать зевоту. Вот кто-то заканчивал штукатурить стену, вот кто-то обновлял маленькие клумбы рядом с домами, а недалеко на стену развешивали гирлянду из небольших треугольных флажков всевозможных расцветок. Владельцы питейных и трактиров отдавали распоряжения ученикам по закупкам на праздник, или сами шли в сторону разномастных гильдий, магазинов и мастерских.

Весь город готовился к самому значимому празднику в жизни разумных, ведь главная весенняя примета явила себя. Когда неделю стоит тёплая погода, а потом внезапно налетает скоротечная метель — это верный признак того, что весна полностью взяла свои права. А с весной приходит и новый цикл жизни, будь то засеянные крестьянами поля или грандиозные планы трактирщиков на всенепременнейше подступающее лето.

Входные двери в гильдию авантюристов и вольных наёмников оказались передо мной слишком внезапно. Городская суета зачаровывала непосредственностью и ребяческим азартом — я засмотрелся, на сердце стало легко и приятно. Но глядя на дверь гильдии, в глубине души медленно поднимался злобный рокот.

Я мотнул головой, опустошая её от лишних мыслей и дал себе установку, что с Брианом не виделся и не общался. Нацепив на лицо самую бесстрастную маску, я зашёл внутрь.

Большой зал, по совместительству и единственное помещение, где могли находиться авантюристы, был заставлен деревянными прямоугольными столами и скамьями. Меньше недели назад здесь никого не было — теперь же добрая половина постоянных авантюристов города оккупировала столы и распивала дешёвую, почти безалкогольную брагу. Если бы не каменные колонны, поддерживавшие высокий потолок и разделяя зал на зоны, то от галдежа с лёгкостью бы заложило уши.

Зал ограничивали с двух сторон стены, у третей был камин и лестница на второй этаж. Противоположную от входа сторону обрубал ряд стоек для приёма и сдачи заданий. А уже за ними шла четвёртая стена с дверьми в подсобные помещения. Это если знать как тут всё расположено. Но из-за толпы, оккупировавшей одну из стоек, добрая половина четвёртой стены была скрыта от любопытных глаз.

— Ей, страшный маг, что посетил нас — айда к нам! — крикнул весёлый голос.

Посреди зала, около одного из столов стоял разумный. И не понять никому, хоть обдумай десять тысяч раз, кто это: просто удачливый авантюрист или одна из любимых игрушек богов? Огромный шрам, проходящий по всей левой части лица ото лба до нижней челюсти, и не пойми каким образом сохранивший зрение глаз — ясности к этому вопросу не добавляли.

— Подожди, Джосс. Сначала задания сдам.

— Опять охотился за травами?

— А в чём проблема трав?

— Великий потомок рода ксатов, — вещал в церемониальной манере другой разумный, вставший из-за стола, — чей род прославился презрением ко всем, охотился за травкой?

— Он зол на всё живое, Барат!

— Насколько ж надо быть злым, чтобы трогать безобидные растения?

— Мне поохотится на вас? — я устало крикнул им в ответ.

— Страшный маг! — проорав одновременно и исполнив гримасу ужаса на своих лицах, два друга показали на меня пальцами.

— Шуты гороховые! Задания сдам и подойду.

— Выпьем же за ксата, что всегда держит слово!

— Крепко держит?

— Я не видел, чтобы он что-то уронил.

— А вдруг оно упало где-то не здесь?

— Потом встало и его догнало?

— Тц, — Барат цокнул языком. — Оно не может самостоятельно.

— Помянем ксата, что в бой ступить не сможет больше.

— Рыдайте девушки и дамы — его вам не увидеть никогда.

— Клоуны вы оба, — я бросил им и направился к стойкам. Два друга отчеканили воинское приветствие и залились смехом.

Оккупировавшая одну из стоек толпа разумных, казалось, не замечала сидящего за соседним местом работника гильдии. Оно и правильно: зачем обращать внимание на парня, когда можно испытать счастье перед красивой девушкой? Но я поторопился с выводами, потому что толпе мило улыбалась женщина, бывшая уже несколько лет замужем за одним из авантюристов города.

— Лик’Тулкис, гильдия авантюристов рада приветствовать вас.

Парень смешанных кровей встал со стула. Каждому говорившему с ним могло показаться, что спокойное выражение лица и размеренный голос родились намного раньше юноши. А пока дожидались, успели где-то украсть бочку концентрированной вежливости и услужливости. И выпить до дна.

— Привет, Нурт. Я задания пришёл сдать, принимай.

— Конечно. Подтвердите, пожалуйста, свою личность.

На стойку был вытащенмагический кристалл. После несложных манипуляций с прикладыванием ладоней, парень перечислил взятые мной задания на растения.

— Желаете всё сдать?

— Да. Но я заданий много взял, и трав принёс много. Здесь, — я легонько постучал по поверхности стола, — места мало будет. Комната для приёма свободна?

— Желаете воспользоваться?

— Да.

— Одну минуту, пожалуйста.

Ровным шагом он проследовал сначала к одной из дверей, проверил помещение за ней, вернулся и что-то спросил у женщины. Получив ответ, направился к другой двери, что-то сказал вглубь помещения и вернулся к стойке.

Через несколько секунд вышла девушка с карими глазами и направилась к нам.

— Нурт! Я же говорила, что мой рабочий день закончился! Сейчас я на обеде и потом, если кто-то забыл, я пойду помогать главе!

— Ты всё равно неспособна растопить его ледяное сердце, — крайний мужчина, стоявший в толпе, выдал не лишённый смысла комментарий и полностью переключил своё внимание на девушку.

— Пожалуйста, подмени меня, — с присущей вежливостью в голосе попросил Нурт. — Пришёл авантюрист, недавно взявший задания на травы. Они давно у нас и чем быстрее мы передадим их заказчикам, тем лучше.

Девушка посмотрела пристально на Нурта и глубоко вздохнула:

— Хорошо. Но тогда завтра у меня выходной.

— Спасибо. Лик’Тулкис, пожалуйста, следуйте за мной

В комнате, что Нурт проверял первой, находилось помещение, где авантюристы сдавали вещи по заданиям. Иногда они притаскивали тушу кабана, оленя или кого покрупнее — подобное тащить через парадный вход не самая удачная идея. Для этого и существовала эта комната с широкой дверью, ведущей во внутренний двор. Здесь находилась ещё одна дверца, или даже небольшой лючок — но если не знать о его существовании, то никогда и не найдёшь. А так это была лишь обычная внутренняя комната для передачи материалов: столы и стулья, шкафы и полки, всевозможные весы и гири различных размеров, ножи для разделки туш и инструмент, от алхимического до геологического.

Как только дверь закрылась за нами разумный с именем Нурт наконец показал свой истинный облик.

Бывший ещё три года назад бесправным рабом, он в ту пору уже приготовился сменить хозяина. Прошлый хозяин выставил его на аукцион, где Нурт был замечен каким-то торговцем. Он тогда прямо сказал, что обязательно выкупит юношу с таким крепким телом. И с пятком других рабов подарит своему возможному клиенту, владельцу Лигольского рудника.

Лишь провидение богов, если верить словам Бриана, завело его на аукцион. Глава был проездом по гильдейским делам в том городе и зачем-то решил посмотреть на товары, что так сильно расхваливали зазывалы. Именно тогда он и увидел стоящего на подиуме разумного, получившего от отца человеческое тело, а от матери — не дюжую силу орков.

Было ли необходимо торговаться за него до последнего? Стоила ли его покупка четырёх годовых жалований такого человека, как Бриан? Оправдан ли риск, когда тот освободил Нурта из рабства, подкорректировал его документы и принял в состав работников гильдии? На все эти риторические вопросы глава лишь ответил: «Монархи платят гораздо больше за абсолютную преданность.»

И вот, этот всецело преданный своему спасителю разумный преобразился, стоило ему скрыться от посторонних глаз. Спокойствие и размеренность исчезли, а на их место пришли суетливые движения. Не теряя ни единой секунды, он вихрем пронёсся по помещению и на одном из столов появилось всё необходимое для проверки трав и записи результатов.

— Не будем терять время. Процедура вам знакома?

— Знаю я всё, не волнуйся, — я достал из сумки маленький мешочек с четырьмя именными браслетами и пустую склянку, в которой некогда хранилось зелье: нечего такую серьёзную улику у себя держать. — Три, медвесыч номер семь, четыре в землянке рядом.

— Три. Номер семь. Землянка рядом. Это всё?

— Нужно с Брианом поговорить. Пусть придумает способ.

Кивнув в ответ и взяв предметы, Нурт направился к одному из шкафов. Нащупав за его стенкой специальное углубление, он подал туда немного маны и под его ногами раскрылся небольшой люк. Юноша нырнул в него, и крышка тут же захлопнулась.

Предстояло в одиночестве заняться принесёнными травами: взвесить и записать на маленький листочек, чтобы потом Нурт лишь переписал цифры на карточки и закрыл задания. Чтобы хоть как-то себя развлечь за этим скучным делом — я невольно вспомнил про Лигольский рудник. Или рудник Лигола, или Лиголов зёв. Мёртвая шахта, Живое кладбище, Живой могильник.

Разумные горазды давать мрачные названия страшным местам. Особенно, если это касалось шахт по добыче редких и ценных вещей. А огненный антрацит, несомненно, таким и является. Чем же ещё быть углю, что впитал в себя магию огня?

Непонятно чья причудливая воля расположила в тех горах источник магии огня, но это факт случившийся. Такой же факт и тот, что вокруг гор расположены и орочьи земли, и скверное место, и огромный лес с несчётным количеством дикого зверья. Но прекрасная картина была бы неполной без рыжих драконов, изредка использующих эти горы как одно из мест вывода потомства.

Несчастный разумный, что попал на рудник, первым делом будет награждён поисковой татуировкой. И всё. Рабство не будут ставить, даже снимут его, если было. Зачем там рабы, когда бежать некуда? Ну, а если бежать, то удачи смельчаку: остаётся молиться, чтобы его нашла охрана форта, стоящего поодаль от шахты. А так у несчастного выбор велик: жертвенный алтарь орков, стать обедом зверью или быть поглощённым скверной.

Или в один прекрасный день прилетит около двух десятков огненных драконов и количество живых разумных в тех шахтах сократится до нуля. А сама шахта перестанет работать на один век как минимум. Однако потом, когда драконы выведут потомство и улетят — она не будет работать ещё лет десять. Потому что все окружные королевства и империи, вольные города и баронства сцепятся не на жизнь, а на смерть своих подданных, солдат и наёмников. Каждый будет стараться захватить и присвоить себе столь лакомый кусочек. Ведь там будет не только уголь, но и призрачный шанс на то, что драконы оставили полинялую шкуру, пару отвалившихся когтей, клыков или роговых отростков. А про оставленные магические камни, проступившие на стенах и столь нужные всем и вся, даже никто и не упоминает. Одним словом — жизнь там кипела насыщенно и каждодневно.

Даже если предположить, что провидение подарило шанс и разумный сбежал, смог улизнуть от смерти и вышел к цивилизации, всё равно остаётся поисковая татуировка. Вот если б её набивали на пах, или задницу, то было бы проще. С благородными так частенько поступают, когда их берут под марионеточное управление — прекрасный способ унизить разумного высокого происхождения и сделать его податливой куклой. При желании татуировку можно свести, и остаток жизни провести с недержанием как побочным эффектом. Жизнь, несомненно, будет грустной — но всё же будет. Но в шахтах тату бьют на шею или грудь. Тут уже выбора нет: или отказ сердца, или дышать перестанешь, или паралич всего, что ниже шеи. Избежать побочных эффектов можно — есть зелья специальные. Но вот чтобы получить хотя бы одно такое, разумному придётся продаться в рабство. Как минимум раз десять.

Остаётся несчастным уповать, что переменчивая судьба улыбнётся и они добудут ровно десять тонн серого угля с ярко-рыжими прожилками. И под фанфары и завистливые взгляды оставшихся каторжан будут отправлены с пересменкой охраны обратно в цивилизацию. Даже денег на первое время немного дадут.

Только сначала нужно не сдохнуть, добыв примерно девять тонн твёрдого топлива для магических печей. После первой тонны на коже проступит сыпь. Третья подарит проблемы с дыханием, а пройденный рубеж в половину одарит лёгкими психическими расстройствами и галлюцинациями. На шестой тонне сыпь превратится в язвы, седьмая даст незабываемые проблемы с кишечником, восьмая ударит по остальным органам. Рядом с девятой тонной у несчастного просто остановится сердце.

Никто самостоятельно не способен добыть заветные десять тонн в ужасных условиях, где не только жарко, пыльно и токсично — в тех шахтах присутствует пертуберенция магической энергии, что попросту выкручивает организмы разумных. Поэтому обычно берут кого-то более или менее живого из каторжан и говорят ему, что он справился, что он молодец. И отпускают на волю. Оставшиеся посмотрят на это и уверуют, что тоже могут добыть заветную тонну. А как тут не уверовать, когда вот такие освободившиеся нередко вступают в охранный гарнизон? Даже если как повар или разносчик, но всё же живое напоминание.

Напоминание, что каждый в этой проклятой богами шахте может достичь того, что он желает больше всего — свободы. Это мотивирует. Мотивирует быстрее и эффективней добывать уголь, с каждым вдохом поглощая всё больше и больше пыли, приближаясь к заветной цифре в десять тонн. Не зная про цифру девять.

От этой судьбы парня, что вылез из потаённого люка, и спас Бриан. Именно поэтому в голове у Нурта только одна модель поведения и отношения к главе гильдии — бесконечная преданность.

Мало того, что он был спасён и освобождён от рабства, так Бриан ещё разыскал его родителей и перевёз их в город. Наверно, парню было приятно увидеть семью. Он об этом и мечтать не смел после того, как по юношеской дурости вступил в ватагу наёмников назначившей себе целью грабежа то, что лучше обходить стороной. Как раз тогда, после проигранного сражения, он и попал в рабство к своему первому хозяину.

— Вы закончили?

— Да, держи. Всё взвесил, расписал и разложил.

— Глава передаёт, — Нурт говорил со мной и одновременно разбирался с травами, карточками заданий и магическим кристаллом, — что сможет с вами увидится на празднике.

— Сойдёт.

— Насчёт сегодня: постарайтесь не уходить из города в ближайшие четыре часа, лучше пять.

— Пять? Нурт, ты серьёзно? Я ночь не спал, сюда пешком пёрся, в деревне дел ещё навалом, а ты мне про пять часов говоришь⁈ Да, я ещё хотел кой-куда зайти, но там дел часа на два максимум, — я глубоко вздохнул с досады. — Представление случится сегодня?

— Да. Есть экторское вино. Хотите бокал?

— Чтобы моё сердце мне сказало последнее «прости»? Из меня ещё бримдерский отвар не вышел, лучше их не смешивать. Ты скоро?

— Уже. Держите, — он передал заполненные карточки. — Деньги вам выдадут на стойке. Дальше разберётесь сами?

— Да.

Нурт кивнул и с охапкой свёртков с травами направился к двери, ведущей во внутренний двор. Там его уже ждали пара ребятишек, подрабатывающих в гильдии на подручной работе. Как раз вот такие и разносят небольшие заказы по городу, получают в карточку подпись о завершении и несут её в гильдию, а за это награждаются звонкой монеткой. Ребятня разбежалась и Нурт, ещё раз кивнув мне, закрыл дверь и умчался. Наверно, как и в прошлый раз, выведет несчастного за город, а там… а там уже заботы Бриана.

— Где Нурт? — раздражённым голосом спросила девушка, стоило мне выйти обратно в зал.

Уставшая от внимания толпы она мечтала о том прекрасном моменте, когда наконец-таки отправится к главе. У неё вновь выдалась прекрасная возможность пробить невидимую стену и показать неприступному красавцу весь свой шарм. Ведь не зря она так долго готовилась во время обеда: подкрашивалась, проглаживала форму, пудрила тонкий носик. Но девушке только предстояло узнать, что сегодня не её день.

— Побежал заказы разносить.

— Вот же… услужливый… Ну, держись: как увижу, так я… — взяв себя в руки и потушив ненависть, девушка обиженно посмотрела на меня. — Прошу прощения. Бланки с заданиями у вас? Заполнены?

Передав ей карточки, я забрал честно заработанные деньги и направился к выходу — но изменил маршрут.

Двое разумных хитрим прищуром смотрели на меня и зубоскалили, чувствуя, как опять начнут шутки шутить. Впрочем, эти два клоуна над всеми прикалываются. Почти над всеми — у каждого разумного существа есть как слабые места, а также и сильные, даже смертельные противники. И ни я, ни глава гильдии не из их числа.

— О, страшный маг, проклятьем обречённый!

— Кровавой жатвой привлечённый!

— Пришёл, что б всех нас покарать!

— Сердца из наших тел достать!

— Ну всё, — каждый мускул на моём лице напрягся от ещё одной порции раздражающих стихоплётств. Я потянул руку к гримуару: — Вы меня достали. Сейчас я вам покажу страшного мага!

— Страшный ма…

— Услышь меня — зову тебя…

— Ликус, ты чего?

— … мой зов вращается во мгле…

— Э, ты чего?

— … тебе, рождённое в огне…

— Ликус?

— … пожертвую всего себя…

— Ликус, мать твою!

— … покуда нас не замело…

— Бегите!

— … найди тех двух и покарай… — я показ пальцем в сторону двух клоунов.

Тишина поглотила зал. Все собравшиеся уставились на нашу компанию. Но вскоре вернулись к своим делам.

—… немножечко.

— Не, Ликус, — Джосс махнул рукой и сел обратно, — тебе до нашего чувства юмора ещё очень далеко.

— Ага, — вторил ему Барат, вернувшись на своё место и наливая в кружку дешёвое, практически безалкогольное пойло, так любимое авантюристами. Как они говорят: «Пить и не пьянеть, лишь время убивать». — Даже слепец бы понял, что ты блефуешь. Но так и быть, засчитаю твою попытку.

Этот равнинный эльф, что пододвинул ко мне кружку с напитком, притягивал к себе своей непосредственностью и видом простого парня. Не сказать, что он душа компании, но попавший к нему в наставничество молодняк произносил его имя с неподкупным уважением, благодарностью и желанием не злить лишний раз.

— Мне остаётся надеяться, — я сел напротив, — что в день, когда я решусь уподобить свой юмор вашему, на мою голову упадёт камень и лишит меня жизни.

— Какой ты всё-таки страшный, Ликус.

— Ага. Джосс прав: ты действительно страшный маг.

— Вы только что журили моё чувство юмора, а сами уже в десятый раз повторяете одну и ту же шутку.

— Да какая ж там шутка? Ты себя-то вспомни две зимы назад!

— Вот-вот. Вспомни тот день, когда ты пришёл в гильдию зарегистрировать своё прибытие.

— И что со мной было не так?

— Да у тебя глаза были не разумного и не зверя, а порождения самой скверны!

— Вид у тебя был, Ликус, будто ты хотел убить всё живое на белом свете. А потом воскресить, надругаться и снова убить.

— И ещё раз надругаться, — в ответ на добавленную Джоссом деталь Барат утвердительно кивнул.

— Я бы посмотрел, как вы будете тащить волокушу с едва живым разумным четыре дня подряд по самому лютому морозу.

— Подумаешь: четыре дня по лютому морозу! Я сам, прошлым летом, тащил на себе Джосса. От кабака до гостиницы. Как видишь, жив, цел и даже не в обиде на весь белый свет!

— Эгоистичный и ужасный ты разумный, Ликус!

— Настоящий ксат.

— Страшный маг? — Джосс повернулся к другу.

— Страшный маг, — эльф кивнул и они оба уставились на меня самым честным взглядом.

— Это со мной ты такой смелый, Барат. Может быть, пойдёшь и вновь пошутишь над Рувилой?

— Ну чего ты сразу начинаешь-то?

— Постой, постой: ты же до сих пор должен прятаться в какой-то деревне⁈ Откуда такая смелость, появляться в городе средь бела дня?

— Уехала наша магесса. Теперь его жизни ничто не угрожает, — Джосс сразу же поддел своего друга.

— Уехала?

— Уже как неделю, или даже две. Вроде контракт взяла охранный у караванщиков. Так что вернётся нескоро.

— Барат, только не говори мне, что ты грустишь из-за того, что не можешь пошутить над ней? Не волнуйся, у тебя ещё будет возможность вновь сравнить её грудь с плоской поверхностью регистрационной стойки, — эльф удивлённо уставился на меня. — Полчаса назад, у восточных ворот, я видел нашу прекрасную подругу. Она как раз собирался сюда.

— Чего ты молчал! — Барат подпрыгнул от страха. — Так, Джосс, меня здесь не было, ясно? Ликус… и вообще все: вас это тоже касается. Поняли?

От вида не на шутку перепугавшегося эльфа я не смог удержать в себе смех. Пока мой хохот разносился по залу, на лице Барата за несколько секунд сменилось порядка десяти выражений: страх, удивление, осознание, гнев, отрицание, печаль, снова гнев… Последним стало облегчение, и он тоже залился смехом. Правда, немного нервным.

— Вы двое прекрасный пример того, что разумный не меняется с годами. Особенно ты, Барат. Что тогда, что сейчас: всё время пытаешься поддеть Рувилу.

— А вот ты то самое исключение из правил, Ликус, — эльф тут же парировал. К нему присоединился Джосс:

— Что с тобой случилось за эти годы странствий? Ты словно стал добрее и обрёл жизненную цель, но в то же время стал куда более жестоким. И где те двое? Что с ними случилось?

— С ними всё в порядке. Как и со мной. Просто… Сойдёмся на том, что носить в себе кусок скверны не самая приятная учесть. Но давай забудем на минуту обо мне. Что нового слышно в городе?

— Ничего. Есть пара слухов, но мы только вчера перебрались из деревень, так что в них мы не уверенны.

— Ага. Вчера в полдень встретились, продали обратно рабынь, — Джосс одновременно рассказывал и обновлял содержимое кружек, — а потом закатили такую пьянку, которую город ещё долго будет помнить. Лично у меня только недавно голова гудеть прекратила. Мы, вроде, и тебе послали приглашение. А ты не пришёл!

— Даже глава был с нами.

Как хорошо, что Лина обо всём сообщила поутру и я успел подготовить алиби и отговорки:

— Мне раба сообщила об этом только утром, — парни хотели что-то возразить, но не успели. — Вы на неё не ругайтесь: это я попросил, чтобы меня ничего не отвлекало. Сами понимаете — приказ.

— А ты чем был таким занят? Зелья готовил?

— Да… Я могу быть с вами честным?

— Конечно! — в одни голос ответили два друга.

— Не, я не про это. Я могу надеяться, что разговор останется между нами? — они оба слегка, так что только я мог это заметить, приподняли правые руки в клятвенном жесте. — Слышали про ребёнка, что родился недавно с семенем скверны?

— Во! Это как раз тот слух, про который мы не стали говорить. Вроде его кто-то оставил на попечение… — Джосс прищурил левый глаз. — Только не говори мне…

— Он сейчас находится в моём доме, и его кроватка висит в соседней комнате.

— Ты взял его на попечение? — Джосс выглядел как-то потерянно. Стоило мне утвердительно кивнуть в ответ, как на его лице отразилось ещё большее смятение.

— Гони золотой! — Барат подскочил и легонько ударил кулаком в плечо друга.

— Ну, Ликус — ты нехороший разумный.

— Чего заладил: Ликус, Ликус, — эльф сел обратно, тембр его голоса изменился и в пародийной форме теперь был похож на голос Джосса. — Изменился он, да-да. Стал злее, ну-ну. Ну и что, что та же деревня, ля-ля. Он уже так не сделает, ага. Может быть, наш старый друг и изменился, но если дело касается скверны, то он готов свой член достать и наяривать, пока тот в труху не изотрётся.

— Не напоминай. Итак кошмары снятся.

— Ты чего? — я с ухмылкой обратился к Джоссу. — Всё никак не забыть тот злосчастный вечер, когда на чистом небе светили звёзды, а на бренной земле в центре круга палаток горел костёр. И светом огня Он ОСВЕТИЛ…

— Заткнись, морщинистая морда, заткнись! Задери тебя скверна, молчи, не напоминай! — его передёрнуло, и он кружку залпом осушил.

Мы с Баратом залились таким оглушительным смехом, что даже кто-то из толпы у стойки расслышал нас и обратил внимание. Правда, ненадолго — для мужчины нет смылся выбирать между иллюзорным вниманием двух красивых дам и видом трёх непонятных разумных.

— Иди нахер Ликус, понял! Вот прям на свой и иди!

— Да ладно Джосс, будет тебе.

— Что собрался делать с ребёнком?

Одна из черт характера Барата: сменить тему разговора ровно в тот момент, когда это нужно и самым подходящим образом. И сейчас, когда мы уже отсмеялись, был тот самый момент.

— Ничего, просто передержка. К празднику его должны освидетельствовать и забрать.

— В церковь отдашь?

— Да, — от моего ответа оба друга изменились в лицах. Что-то вроде лёгкой горечи отражалось на них.

— А ты его вообще где нашёл?

— На родах присутствовал.

— Караулил, что ли?

— Ага. А до этого бегал по деревне, под юбки бабам заглядывал да спрашивал так громко: «А кто тут у нас в теремочке живёт?»

— Ха. Я серьёзно.

— Я тоже, Барат. Так совпало. Думал, что женщина уже родила и просто решил проверить её здоровье. И на тебе: добро пожаловать на первый ряд представления «Разруби младенца ржавым топором».

— М-да, — Джосс скривил лицо. — Плохо как-то это.

— Слушай, Ликус, — Барат вернул себе лидерство в разговоре, — ты точно решил его в церковь передать?

— А чего с ним ещё делать?

— Ну, позаботься о нём, что ли. Ты ж со скверной на «ты».

— А с детьми на «вы», — парировал я.

— Я бы так не сказал про тебя, Ликус.

— А я говорю. Если такой сердобольный, то можешь сам о нём позаботиться!

— Я? — Барат как-то сразу стушевался и глаза его забегали. — Да я, ну, не могу. Причины у меня есть, понимаешь?

— И у меня тоже причины есть. Как минимум, я обратно в путешествия отправлюсь и маленькое дитя — последнее, что мне нужно.

— Трихтиху отдашь, значит, да?

— Значит, отдам. Я знаю, Джосс, что он вряд ли переживёт церковников. И не смотри на меня так.

— Всё равно считаю, что это неправильно!

— Поддерживаю, — Барат одобряюще похлопал по плечу друга. — Может быть, к ним отношение было соответствующее, когда такие дети только рождались на свет. Чего скрывать: лет триста назад они были в диковинку и всех пугали. А сейчас чего? Да они такие же разумные.

— Именно, — Джосс поддержал разговор, — Никто же не топит своего ребёнка лишь потому, что он какой-то некрасивый уродился? Двулично это всё, Ликус, понимаешь? Да и эти ежемесячные проповеди…

— Этот трихтих так нелепо выглядит, — Барат чуть ли не плевался от отвращения, — когда затирает про всякое отречение от скверных мыслей и деяний, а у самого всё нутро чёрное как смоль.

— Мы прекрасно знаем, что инквизитор и рутифактор скрывается под личиной всеми нами любимого и обожаемого трихтиха Хубара, — у меня наконец-то получилась вставить слово.

— Да подавится он вином во время трапезы.

— Да насрёт голубь ему в тарелку.

— Кутуу́н! — они оба подняли руки в орочьем молитвенном жесте.

— Аа́рс Кутуу́н, — я подыграл им.

Мы замолчали. Я вполне уверен, что два друга вспомнили образ немногословного орка и события давно минувших дней. Судя по лёгким улыбкам — эти воспоминания им приятны.

— Вы так и не рассказали о причинах попойки.

— Ну, — Барат задумался, подбирая нужные слова, попутно раскачивая кружку с пойлом. Но плюнул на это дело и решительно выпалил: — Уезжаю я Ликус. Насовсем.

Слишком много мыслей роилось в голове. Я не мог понять, почему он решил куда-то уехать после стольких лет жизни в Эльбене и, казалось бы, более чем успешной доли одного из главных авантюристов города? Не говоря про его закадычного друга, что сидел рядом и смотрел на эльфа с такой доброй, братской грустью.

— Куда?

— В родной город.

— Ты же рассказывал, что тебе туда дорога закрыта, нет?

— Да, но это когда было? Ситуация изменилась, нужно ехать.

— Сколько до него пути?

— Три недели — в самом лучшем случае.

— Долго. Как же тогда Рувила?

— Не трогай то, чего не надо, — Барат не выглядел раздражённо, но голос его слишком отчётливо наполняла печаль.

— Я за тебя переживаю, а не трогаю. Неужели так всё и оставишь?

— Пойми, мы с ней рыбы из разных вод. Я из обмелевшего и заросшего озера, а она из океана. Не надо предаваться лишним фантазиям: на душе лишь противней будет.

Я покосился Джосса. Он легонько замотал головой, а в его взгляде читалась просьба не продолжать этот разговор. Наверно, эльф давно всё решил. Не стоило бередить его раны.

— Чем заниматься будешь?

— Посмотрим, как пойдёт с делами, но гильдию не брошу — привык я к этому делу. Правда, там наставничества толком нет, да и дел тоже: так, мелкая охота, травы какие да иногда гоблины логова устроят. Но я посмотрю.

— Пусть тебе сопутствует удача, Барат.

— Спасибо. Если будешь путешествовать — заезжай в гости. Я, как обоснуюсь, Джоссу отправлю точный адрес.

— Обязательно.

Повисла пауза и каждый думал о своём.

Когда я уже подумывал попрощаться и уйти, Джосс заговорили и показал на входную дверь:

— Смотрите-ка. Доставщик из ратуши.

В зал гильдии действительно зашёл статный парень с выхоленной внешностью и выражением собственной важности на лице. На коротком плаще был вышит герб города. Такой же герб был вытиснен на качественной коже почтовой сумки, перекинутой через плечо. Только доставщики ходят с подобными атрибутами на одежде.

Парень уверенным шагом прошёл к стойке и не раздумывая, бесцеремонно протиснулся сквозь толпу. Если присмотреться, то количество авантюристов уменьшилось. Но недостаточно, чтобы в ней чувствовать себя комфортно. Через пару минут толпа выплюнула доставщика, и он спешно направился к выходу.

До наших ушей донеслись отголоски крика, и толпа у стойки расступилась. Скорее всего, кто-то из регистраторш звал доставщика. Только это могло объяснить, почему он развернулся и пошёл обратно. А вот дальше произошло то, чего я никак не ожидал.

Толпа ещё сильнее расступилась, и можно было видеть практически всю стойку. По крайней мере, я видел девушку с карими глазами, что трясла скрученной в трубку бумагой, скреплённой сургучовой печатью. Работница показывала на меня. В полнейшем недоумении я поднял руку. Она утвердительно взмахнула и передала бумагу доставщику.

Парень быстрым шагом направился в мою сторону. Его лицо было полностью бесстрастно и не выражало никаких эмоций, кроме всепоглощающей важности к собственной персоне. Но вот уголки глаз и, даже в какой-то степени сам взгляд словно кричал о его внутреннем негодовании.

— Ликсу… — он попытался произнести столь необычное имя с особенным пренебрежением. Но не рассчитал свои силы, запнулся и вызвал лишь лёгкие смешки авантюристов.

— Лик’Тулкис, — я поправил парня, кое-как скрывая злорадную ухмылку.

— Благодарю. Вы Лик’Тулкис, магос Настрайской магической академии?

— Наверно, да. По крайней мере, с утра себя им осознаю.

— Вам сообщение.

С этими словами он протянул мне скрученный листок. С нехорошими мыслями и вопящей интуицией я принял его, снял печать и растянул на столе.

'Здравствуй, Ликус.

Я молю всех богов о том, что ты получишь это сообщение раньше, чем случится непоправимое. Мы…'

— Не могли бы оплатить доставку сообщения прежде, чем читать его? — парень говорил странные вещи.

— Какая оплата?

— Сообщение отправлено по форме номер семь, а значит отправку и доставку оплачивает получатель. С вас семьдесят восемь серебряных монет.

— Держи, — с нескрываемым раздражением и злостью, я передал доставщику деньги. Он уже было хотел сразу сорваться и умчатся, но я успел его затормозить:

— Подойди к стойке и сообщи, что я оплатил. Вот не надо этих гримас: мы оба прекрасно знаем, что и сколько стоит. Иди давай, выполни все процедуры и отработай чаевые.

Его лицо покоробило от осознания, что его план раскусили и никак не отвертеться от потери столь драгоценных для него минут. Доставщик уныло поплёлся к стойке под насмешливый гогот всех, кто застал это маленькое представление. Я же вернулся к чтению письма.

'Здравствуй, Ликус.

Я молю всех богов о том, что ты получишь это сообщение раньше, чем случится непоправимое. Мы сейчас в Рурате — это город в неделе езды от Эльбена. Планируем приехать за день до праздника.

Ты умрёшь сразу после нашего приезда.

Ты не переживёшь встречи с нашей ученицей.

Она каждый день вспоминает тебя и чем ближе мы подбираемся к Эльбену, тем чаще слышно твоё имя. Я не знаю, что ты с ней сделал, и знать не хочу, но это твоя ошибка — пообещать ей написать, и не написать. Неважно, что тебе ничего не надо из вещей. Надо было просто написать.

К счастью, у тебя есть шанс сохранить свою жизнь.

Здесь, в Рурате, полно хороших кузнечных мастерских. Есть пара неплохих кожевен, но лучше остановись на кузнецах. Подумай — вдруг тебе что-то надо из металла. Выбери хоть что-то и отправь ей сообщение. Она ещё не может принимать личные заказы, но, так как мы тебя знаем, сделаем небольшое исключение и проведём сделку через гильдию. Твоя просьба станет для Сонтьялы бесценным опытом и тренировкой. Но знай, что на рассвете второго дня мы покинем город. И твоя судьба будет предрешена.

Молю богов за тебя.

Парт.

* * *

Дополнение.

Хорошим подарком станет бутылка вкусного напитка, который будет согревать нас в долгих путешествиях.

* * *

Дополнительное дополнение.

Ты ведь понимаешь, что не следует обижаться на то, что придётся оплатить за сообщение?'

— У-у-у, — легонько протянул Джосс. Хоть он и сидел напротив меня, но смог всё прочитать. С задумчивым выражением он посмотрел на Барата. — Грозит Ликусу опасность таких масштабов, что магия Рувилы тебе, мой друг, покажется укусом комара.

— Помянем?

— Помянем!

Они оба, с таким правдивым трагизмом на лицах, чокнулись кружками и тут же заржали от собственной шутки.

Под этот смех как-то легче думалось о свой дальнейшей судьбе. Но, если принять во внимание слова Парта — ничего лёгкого и смешного в ней не было. Караванщик может быть и весельчак, как и любой другой свободный торговец, но вряд ли станет шутить подобным образом. Можно сказать одно: Сонтьяла всерьёз решила мне объяснить, что игнорировать девушку — не самый правильный жизненный выбор.

Хотя, если подумать — это очень удачное совпадение. Теперь не нужно самому выбирать инструмент. Просто отправлю сообщение с описанием и буду ждать, когда его привезут. С бутылкой тоже проблем не будет: в магазине, где я вино беру, всегда в наличии пара бутылок с крепким алкоголем. Да и добрые отношения с девчонкой не испорчу. Обязательно надо будет купить чего-нибудь дорогого. И не только торговцам, но и смуглянке.

— Что, Ликус, — Барат хитро щурился и злорадно улыбался, — у кого-то крупные неприятности? Кто-то спрячется в деревне? Сравнить никто ничто не хочет?

— Выбери проклятие: импотенция или ненависть к алкоголю.

— Просто убей меня! — с улыбкой прокричал эльф, оценив шутку.

— Не надейся. Но это потом. Сейчас я хочу заняться спасением своей жизни.

— Обязательно спаси её, Ликус. И передай этой ученице от меня привет.

— Мечтай, Джосс. Кстати: вы на празднике что делаете? Я хотел бы присоединиться на пару кружек.

— Ты думаешь, у тебя будет время? — они оба смотрели на меня как на неразумного ребёнка, только что сказавшего несусветную чушь.

— Вечером — нет. Но днём всё же час-другой будет.

— Если так… Ищи нас в наших обычных местах.

— У дворфа или эльфа, да?

— Где-то у них мы и будем.

— Так сложно выбрать: эти восхитительные пироги и сладкое вино, или же наваристое рагу и неимоверно вкусную грибную брагу.

К регистрационной стойке я направился сразу, как только попрощался с двумя закадычными друзьями. Толпа практически рассеялась и дамы скучали. Но не по вниманию мужчин, а по внятной работе. Наверно поэтому все бюрократические моменты, связанные с доставленным сообщением, были решены за мгновения.

Я вышел из здания гильдии и мысленно поставил галочку в воображаемом списке напротив одного из пунктов.

Глава 6

Двенадцать звонких ударов колокола подавили гам уличной суеты. Все жители города, хоть и ненадолго, но разбились на два лагеря. Одни отложили заботы на потом и подыскивали себе компанию на обед. Другие же решили воспользоваться ситуацией, когда улицы города малолюдны — это прекрасная возможность избежать толп и быстро решить все назначенные дела.

Последние удары раздались как раз тогда, когда я вышел из гильдии и воочию видел все спектры эмоций, отразившиеся на лицах разумных, обдумывающих свои дальнейшие действия и планы. Минут через двадцать на улицах города действительно станет посвободней, но сейчас звон колокола подогрел городской ажиотаж и заставил прохожих ускорить шаг. Лишь быстрым недоверчивым взглядом они окидывали ксата, стоящего рядом с гильдией авантюристов — и без него у них достаточно забот.

Мне же суетится не к чему. В гильдии было нещадно убито чуть больше часа, оставалось ждать ещё часа четыре. От этой цифры усталость вновь накатила на сознание. Всё же трудно даются бессонные ночи после практически спокойной зимы. Даже если я и покидал деревню, уходя на дежурный осмотр местности, то всё равно по ночам спал в специально оборудованных схронах. И всегда мысленно осыпал благодарностями того, кто решил их сделать: всё лучше спать хоть как-то, чем не спать вообще.

Пристроившись с краю главной городской улицы, я посильнее надвинул капюшон на голову и направился к ратуше. Заодно обдумывал сообщения для Сонтьялы. Будь это простое письмо, то ограничился бы парой банальных фраз, поинтересовавшись о здоровье, успехах в учёбе или ещё что-нибудь такое. Потом пару строк о себе, и на этом письмо закончено. Но, по факту, теперь это уже не обычное письмо, а практически официальный запрос. Хотя, излишний формализм тоже будет не к месту.

Начну с «Дорогая Сонтьяла»… Дорогая, где мой ужин, мы женаты две недели. Нет, так не пойдёт. «Глубокоуважаемая Сонтьяла»… Спорить не буду — она девушка симпатичная, но не помню, чтобы наши отношения переросли в ночное глубокое уважение. Да и не перерастут они, в любом случае. «Уважаемая Сонтьяла»… Я пытаюсь ей духи продать?

— Посторонись! Е-ей, дорогу!

По улице, едва не сбивая прохожих, неслась ручная телега. Толкавший её парень широко улыбался, а глаза его так и вовсе светились от радости. Словно окрылённый, он разогнал телегу до такой скорости, что едва поспевал перебирать ногами и окрикивать прохожих. Разумные смотрели с негодованием на парня, который подпрыгивал не то от слишком большой скорости повозки, не то от возбуждения. Причудливого вида кулон, напоминавший дерево странной формы, выскочил из-под рубахи и болтался из стороны в сторону на толстой бечёвке. По всей её длине провязаны узелки с вплетёнными в них разноцветными лентами. Каждый, кто видел этого несущегося парня, неодобрительно качал головой и возвращался к своим делам.

Ладно, не буду заморачиваться и просто остановлюсь на обычном: «Здравствуй, Сонтьяла». Да, этого будет достаточно. Затем что написать? Если верить словам Парта, то смуглянка явно на меня обижена. Как сменить её гнев на милость? А что, если так: «Хоть слова мои прозвучат банально и глупо, но я сознаюсь. Сегодня мне понадобился набор инструментов, а в лавках города все они плохого качества. Стоило только подумать о его заказе, как весь мой разум заполнили воспоминания о тебе». Да, примерно что-то такое и можно вставить. Потом узнать о её делах, спросить про путешествия, здоровье и не забыть про обучение: вроде бы, один из экзаменов у неё как раз должен был быть зимой. Затем немного расскажу про свои новости и спрошу про доставку. Надо будет только расписать набор в подробностях. Главное — не забыть сказать, что я буду рад её видеть так скоро, как только получится, даже если она приедет без заказа. Думаю, так можно будет сохранить отношения с моим будущим личным торговцем.

И, всё-таки, сложно составлять тест письма, когда толком и не знаешь, что писать. Одно радует: для его отправки многого не понадобиться. Достаточно лишь зайти в ратушу, заплатить в регистратуре пошлину да продиктовать текст специально обученному магу, и можно быть уверенным — сообщение точно дойдёт куда надо. Но не сегодня.

Сегодня разумные всего города решили взять ратушу приступом, оккупировать коридоры, забаррикадировать двери и замучить насмерть бедных работников администрации города. По крайней мере, собравшаяся напротив здания толпа наводила только на эту мысль. Хотя, стоило отдать должное: даже в таком хаосе разумные старались группироваться вокруг табличек с названиями городов. Эдакий не лишённый своих трудностей, но простой способ сэкономить парочку монет. Что может быть дешевле, чем послать одно сообщение одним разумным другому разумному? Только посланное сообщение группой не на чьё-то конкретное имя, а просто с указанием тех, кому дозволено просматривать это самое сообщение. Будет ждать такое послание, пока в ратушу города не зайдут все указанные лица и не прочтут свою часть письма. Ну, или через три месяца его просто уничтожат за ненадобностью.

Но протиснуться через всё это столпотворение было не единственной проблемой. В самом здании разумных было слишком много для этого прекрасного, тёплого, весеннего денька, а гам стоял такой силы, что у меня невольно закружилась голова. Разумные перекрикивались между собой, что-то друг дружке рассказывали, делились новостями и планами на праздник. А работники администрации хоть и выглядели уставшими, но смотрели на всех по-доброму, с пониманием.

Отстояв в очереди час, отправив сообщение и выйдя на улицу — я хотел было облегчённо вздохнуть, но предстояло вновь пройти сквозь толпу перед ратушей. Казалось, разумных в ней лишь прибавилось.

Пока я пробирался сквозь это нагромождение тел, в голове у меня крутился лишь один вопрос: сколько же здесь было народу, когда объявили точную дату праздника? К счастью, что в тот день моё бренное тело было далеко в лесу. По словам Лины, волна предпраздничной суеты была на столько сильной, что прокатилась и по деревне тоже.

Но, к несчастью, сейчас я в городе, а не в тихом и спокойном месте. Благо второй пункт из списка дел выполнен и теперь мне прямая дорога к зданию Всеобщей Церкви.

Готов поставить на кон свой посох: во время праздника церковники непременно будут читать свои проповеди. Невозможно представить, чтобы они пропустили столь значимое событие. Хотя они и сейчас должны быть заняты — обеденную службу ведь никто не отменял. Её обычно посещает не так много народа, как утреннюю, а о давке по вечерам вообще вспоминать не хочется. Но и в обед служители богов отрабатывают пожертвования прихожан не ленясь.

Идя в сторону церкви я вдруг резко остановился, пытаясь вспомнить сегодняшнее число. Хорошо, что шёл с краю улицы, иначе быть мне сбитым прохожими: обед закончился и улицы вновь походили на кишащие крысами водостоки. Точная дата, если уж быть совсем честным с самим собой, не так уж и важна: сбор подношений в прошлом году у ксатов проходил за несколько дней до праздника. Наверно, так будет и в этом. Вопрос в другом: они соберут денег столько же, сколько и в прошлом?

Эльбен хоть и оживлённый город, но его нельзя назвать сильно зажиточным или, уж тем более, богатым. Простой город, в котором живёт тысяч тридцать народу. Или тридцать пять, но это с рабами и невольниками. Ну, или пятьдесят — вместе с окрестными деревнями. И то, это крайне оптимистичная цифирь.

И вот из этих многих тысяч в городе проживает лишь двенадцать ксатов. Пятнадцать, если посчитать с мормитом и его помощниками. Ну, или шестнадцать, если прибавить мою скромную персону единственного «ксата», что живёт в деревне. Слишком мало тех, кто приносит пожертвования. Если и в этом году ксаты соберут крохи, то будет грустно.

К церкви я подошёл с улицы, ведущей к банку. Расписка на крупную сумму хоть и лежала во внутреннем кармане, но тянул его вниз распухший от монет кошелёк. Это была приятная тяжесть, что восстанавливает и укрепляет чувство уверенности в завтрашнем дне. Но это чувство постепенно таяло в такт мыслям. Я прикидывал места, куда ещё предстояло зайти. И в каждом месте надо платить. Под конец размышлений я стал ловить себя на мысли, что денег было снято недостаточно. Чувство уверенности задрожало тонким деревцем на шквальном ветру. Но, скорее всего, это вид религиозного здания так давил на меня.

Прямоугольное, в метров десять высотой и с выпуклой амбарной крышей. Вот только кровля этого амбара выстлана качественной черепицей и ещё есть четыре маленьких башенки, словно игрушечные, по одной на каждый угол крыши. Слишком уж странное здание, чтобы быть амбаром. К тому же каждая его стена усеяна длинными витражами. Они начинались у земли и стремились дотянуться до крыши запечатлев на стёклышках то или иное божество.

В самом здании нет ничего необычного. Просто меня, до клокота в душе бесит сама эта Всеоб…

— Дорогу! Расступись! — прозвучал вымуштрованный голос. Толпа на площади покорно расступилась, освобождая путь.

Форменная одежда тёмно-зелёного цвета, расшитая серебряными нитями. Нагрудники из крепкого зачарованного метала с нарисованным гербом города. Интересного вида головной убор, чем-то напоминавший толстую зимнюю шапку. Всё это — отличительные признаки стражи, приписанной нести службу не на городских стенах и в ближних разъездах, а в самом городе.

Два стражника шли впереди и кричали, освобождая проход колонне, окружённой десятком такими же стражников. Внутри оцепления шли как женщины, так и мужчины: кто-то радостно и довольно улыбался, а кто-то нервно озирался по сторонам взглядом загнанной в угол крысы. В самом начале колонны, сразу за двумя стражниками, шёл писарь. Однозначно: они все держат путь из здания суда.

В прошлом году, как раз из-за наплыва благородных, обычную процедуру правосудия изменили на это извращение. Те благородные, кто попадал в зал суда, жаловались на необходимость касаться того же кристалла, что и простая чернь. Вот ради их удовлетворения и пошли на столь странное решение: теперь судебные разборки между простым народом хоть и проводили в суде, но часть с дознанием — у церковного кристалла. Представляю, как весело и интересносудьям дожидаться, пока вся эта процессия сходит до церкви и вернётся обратно.

Колонна быстрым шагом скрылась за широкими, массивными дверьми и народ, постепенно заполнив свободное пространство, принялся обсуждать только что увиденное.

Зашедшая толпа в церковь — несомненно полезна. По крайней мере, теперь точно ничто не прервёт будущий разговор с церковником. Надо будет только дождаться очереди. Вот что-то, а очереди в церкви движутся достаточно быстро. Особенно под аккомпанемент светового представления.

— Мама, пошли посмотрим, — писклявый юный голос звучал совсем недалеко от меня.

— Куол, стой.

— Ой.

— Куол!

— Прости…

Только я решил направиться вслед за колонной, как в меня что-то врезалось. Правая нога почувствовала лёгкий толчок, а за ним прозвучал глухой удар о каменную поверхность улицы. Это оказался маленький мальчик, поддавшийся любопытству. Надо отдать должное его родителям: они хорошо воспитали своего сына, раз он сразу же решил извиниться.

Но стоило повернуть голову, и мальчик тут же смолк. Раскаивающееся выражение лица моментально стёрлось гримасой животного страха, а глаза наполнились слезами. Он заплакал и стал громко звать маму.

Женщина тут же подбежала и опешила, увидев меня. Коротко извинившись, она подхватила сына на руки и ушла прочь, на ходу успокаивала ребёнка. Мальчик же так и продолжал громко плакать, а сквозь слёзы он кричал, что не хочет быть украденным и съеденным.

Надрывистые крики привлекли ко мне внимание толпы, а вместе с ним пришли и презрительные взгляды. Мне ничего не оставалось, как поторопиться и зайти в церковь.

Колоссальных размеров зал освещала несчётное количество свечей. Они были везде: на высоких колоннах и на стенах, горя в витиеватых подсвечниках. Гладкий каменный пол, ковровые дорожки: всё во внутреннем убранстве церкви было прекрасно. И чисто. Конечно, если внимательно присмотреться, то можно заметить свежую, буквально двухдневную копоть от пламени свечей. Но очернять стены она недолго будет, ведь церковь — вместилище богов, а значит должна быть идеальна. И финансы на достижение идеала у церковников есть, учитывая, что все операции с порчеными предметами проходят только через церковь.

Под каждым витражом стоял небольшой помост и тумба. Рядом с ней был служитель того или иного бога из причудливого пантеона. Ряды длинных скамеек занимали почти две трети зала, а в конце, в самой дальней части от входа, было каменное возвышение. Там стояла кафедра, которую обычно занимал священник каждый раз, когда читал проповедь. Но сейчас она отодвинута к стене.

На возвышении стоял массивный, широкий и длинный стол, а на нём — постамент с кристаллом белёсого цвета высотою в метр. Рядом со столом стоял разумный в робе священника и взмахом скипетра приглашал подойти к кристаллу. Перед возвышением толпилась та самая колонна со стражниками. Писарь проговаривал имя, названный выходил из толпы и шёл к кристаллу, или стражники вели его под руки. Священник произносил молитву, писарь оглашал вопросы и разумный отвечал на них.

Звучала правда и ничего не происходило. Если же ответом была ложь, то кристалл светился одним из трёх цветов. Зелёный, если была ложь во спасение — когда кто-то врёт, беря вину на себя, пытаясь спасти кого-то, или если его заставили. Горел синий, если было что-то скрыто, недосказано. И красный цвет, которым слишком часто светился кристалл — реакция на самую откровенная ложь. Когда вместо «да» сказали «нет», а вместо «нет» произнесли «да».

В самой церкви прихожан было немного, моё появление осталось незамеченным. Я прошёл чуть в сторону и сел на одну из крайних скамеек. Так или иначе, мне тоже придётся пройти через процедуру дознания, но сначала надо дождаться очереди.

Время шло, кристалл постоянно светился красным и лишь изредка другим цветом. Количество не допрошенных медленно, но уверенно сокращалось.

—… я так и не поняла: что тебе надо будет сделать?

Ко мне приближались три работницы церкви. Они шли рядом со стеной, и я не мог их видеть. Но чем ближе они подходили, тем отчётливей их было слышно.

— Стать кормилицей, как молоко пойдёт.

— И ты согласилась?

— А что ещё…

— Думай, что говоришь Агна.

— Прости, я не хотела. Я просто зла на его родителей: как они вообще могли так поступить?

— Вот так и посту…

— Тише, тише.

Работницы остановились недалеко от меня. Чуть повернув голову, я боковым зрением смог разглядеть их.

Девушка с длинными волосами, собранными в пучок, утешала и нежно гладила по плечу другую, стоявшую рядом и держащуюся обеими руками за большой округлый живот, выпиравший сквозь широкую мантию. Третья же, с короткими волосами, смотрела на беременную взглядом, полными сочувствия и раскаянья.

— Успокойся, подумай о ребёнке, тебе нельзя волноваться. Позволь мне.

— Ничего страшного, я в порядке.

— Послушай, Агна, — длинноволосая обратилась к коротковолосой, — Такое может быть, что его родители готовили другую судьбу своему сыну. Напомнишь мне, кто они?

— Ремесленники, детали для телег делают.

— Вот видишь. Может быть, они планировали его посватать с такой же по статусу, но Мила лишь простая крестьянка.

— Была до того, как мою деревню разграбили, пока я была в городе. Теперь я нищая.

— Тихо, тихо. Ну какая же ты нищая?

— Вот именно: как можно быть нищей с таким женихом-то?

— Разумный, отказавшийся от семьи ради любимой — вот истинное богатство. Он ведь работает развозчиком, деньги для тебя и ребёнка собирает. Ну как ты можешь так себя называть?

— А когда ребёночек родится, так ты вообще будешь самой-самой счастливой мамой. Я уверенна, что это будет самая красивая девочка на свете!

— Спасибо вам, — девушка с животом легонько шмыгнула носом.

— Ты же с ним тут, в церкви впервые увиделась?

— Да, во время обеденной службы. Я тогда официанткой работала недалеко. Я вот тут сидела, где сейчас…

— Вы трое, как вам не стыдно? — девушек прервал ещё один женский голос, но уже более зрелый.

— Ой, а мы…

— Агна, не мычи. Прекращайте отлынивать от работы. Вечером ещё успеете обсудить всё что удумаете.

— Мы уже идём.

— Мила, подожди.

— Настоятельница?

— Не волнуйся, я хочу поздравить тебя. Ты уже повязала амулет ему на шею?

— Да, ещё перед обеденной службой. Все узлы по несколько раз пересчитала.

— Ленты в узлы вплела?

— С-синяя, жёлтая, з-зелёная, повторить.

— Прекрати волноваться: теперь с вами двумя… тремя будет всё хорошо. Ступай работать.

— Да, настоятельница. Спасибо.

Судя по звуку шагов, те двое ждали подругу чуть поодаль и, как только встретили, быстро направились куда-то прочь. Звук шагов, принадлежащих настоятельнице, наоборот, стал усиливаться. Пока не прекратился где-то рядом со мной.

— Вы ждёте службу?

— Нет.

Я повернулся и посмотрел женщине в глаза. Мою голову скрывал капюшон и только сейчас она увидела моё лицо. И удивилась. По крайней мере расширившиеся зрачки и чуть приоткрытый рот явственно намекали на это. Если судить по её лицу с морщинками в уголках глаз — она уже многое повидала в своей жизни. Но ей в диковинку видеть ксата, добровольно зашедшего в церковь. Хотя я и до этого заходил сюда, и она должна была меня запомнить, или принять тот факт, что ксат может зайти в эту церковь.

— Вы, наверно, ошиблись — здание ваших сородичей в другом месте.

— Я не ошибся.

— Вам предстоит пройти дознание… Вы ведь в курсе, да?

— Я знаю о прохождении процедуры практически всё. Благодарю.

Женщина легонько кивнула в знак прощания и направилась дальше. Хоть я сидел к ней спиной и не видел, как она уходит, но уверен на все сто из ста: она жестами привлекает внимание всех служителей, кто сейчас есть в храме. Не иначе как стреляет глазами в каждого. А вот теперь она обратила на себя внимание нескольких стражей — это может объяснить, почему они так уставились в ту сторону, куда пошла настоятельница.

Сейчас же она поднесла свои растопыренные пальцы к макушке и пытается изобразить ими роговые отростки. Это грубо с её стороны: маленькие роговые отростки, иногда растущие на головах ксатов, больше редкость, чем правило. Хотя, насчёт меня она была права. Вся стража и все клирики оживились и сильно занервничали, глядя на меня. Зуб даю на то, что женщина пальцами постучала себе по лбу, имитируя священный жест ксатов. А после показала на меня.

Стража начала перешёптываться и каждый из них изменился в лице. Клирики как один прощупывали своё магическое оружие, проверяя на месте ли оно. Каждый более или менее осведомлённый разумный готовился дать отпор чему-то ужасному, непостижимому и до мозга костей неприемлемому. Одним словом: они ожидали то, к чему ненависть впитали с материнским молоком и колыбельными песнями.

В принципе: всё как обычно.

Вскоре все из колонны прошли процедуру и строем направились на выход. Но остановились и своими телами закрыли двери, перекрывая путь к отходу любому. Особенно струсившему ксату, решившемуся покинуть церковь так и не пройдя дознание. Десятки пар глаз смотрели на меня. В их в глубине горел огонь ненависти на топливе из чистейшего адреналина. Они смотрели и ждали моих действий.

Я медленно встал, наигранно упираясь на посох, и направился к возвышению со столом, кристаллом и священником.

Одетый в белоснежную робу с тёмно-зелёным подолом и красной накидкой, беловолосый служитель церкви устало смотрел в зал. На толпу, забаррикадировавшую своими телами двери главного входа. На других служителей, стоявших под витражами, готовыми накинуться и разорвать ксата как голодные псы. Он смотрел и на меня, медленно идущего к неизбежному.

Я всё это время смотрел лишь на одно — на идеальный пробор его причёски. Настолько идеальный, что делил ровно напополам его густую шевелюру. Блондинистые волосы, двумя идентичными друг другу водопадами спадали по бокам и заканчивались, едва касаясь ушей. Лишь два вопроса роились в моей голове в эти тяжёлые для всех минуты: сколько он тратит времени, каждое утро делая причёску, и сколько лет жизни ему пришлось потратить, пока он нашёл эту чёткую линию разграничения. Хотя, этими вопросами я задавался не в первый раз.

— От лица Всеобщей Церкви, вместилища света богов и их благодати я, трихтих Хубар, приветствую вас, — произнёс священник, когда я поднялся на пьедестал.

— И сойдут слова благоденствия и да познаем мы наш путь.

Я ответил стандартной фразой, которую произносят служители церкви, решив исповедаться. Это не осталось без внимания и все ещё больше занервничали.

— Приложите ладонь к кристаллу и приготовьтесь ответить на мои слова пред взором богов.

Я сделал так, как было сказано и моя рука прилипла к магическому устройству. Руны, украшавшие его постамент, засветились бледным белым цветом. Процесс начался.

— Назови себя! — трихтих крикнул на весь зал так, что витражи задрожали.

— Кта’сат по имени Лик’Тулкис, магос Настрайской магической академии, исследователь скверны! — проорал я в ответ, чтобы все точно слышали меня.

Цвет кристалл остался неизменным.

— С какой целью ты пришёл в обитель богов?

— Лично доложить о рождении ребёнка скверны в деревне, где я проживаю и узнать точную дату, когда его нужно будет привезти на освидетельствование!

Кристалл подтвердил мои слова, не поменяв цвет.

— Ты приспешник драконов?

— Нет!

— Ты дракон? — проорал что есть сил Хубар.

— Нет! — проорал я в ответ.

Время застыло. Воздух застыл. Всё и вся застыло. Хоть я и стоял лицом к кристаллу и спиной к залу, но всё равно чувствовал, даже отчётливо слышал биение десятков сердец — страх сковал незримыми цепями сознание каждого в церкви.

— Вы сами всё видели.

Уже нормальным голосом говорил трихтих, показывая рукой на кристалл, так и оставшийся без изменений. Процедура трёх ответов была завершена, руны на постаменте погасли, и я смог оторвать ладонь от кристалла.

— Это разумный, что посвятил себя изучению скверны и многое принёс он в жертву, чтобы постичь её тайны, принеся мир и покой в наши дома. Пожалуйста, продемонстрируйте им.

Я с негодованием посмотрел на Хубара, но всё же послушался: окончательно успокоить всех этих разумных было и в моих интересах. Оттянув воротник кафтана, я выставил напоказ отметены, оставленные скверной на моём теле. Каждый увидевший их — ужаснулся.

— Узрите же и запомните, что не враг он, но тот, кто идёт с нами рука об руку. Не бойтесь, возвращайтесь к своим делам и да пребудет с вами божьи слова.

Трихтих пригласил меня проследовать за ним. Под всеобщие вздохи облегчения мы ушли из зала. Сначала спустились по прямой лестнице в подвал, где находилось множество помещений, начиная от складов и кухонь до столовых и спален. Пройдя сквозь ветвящиеся коридоры и спустившись на уровень ниже, мы наконец оказались в настоящем сердце церкви — тот кристалл, как и основной зал, лишь центр притяжения для простого народа.

Небольшой коридор, с одной стороны которого была лестница, уходившая очень глубоко под землю. Выложенные из камня и скреплённые между собой цементом её стены усилены магией и шли прямо, нигде не извиваясь — они были проложены так, чтобы не касаться участков канализации. Там, если спустится глубоко вниз по лестнице, творят свои таинства церковники, очищая порченые предметы от скверны. Как они это делают мне до сих пор не известно. Но когда-нибудь я смогу приоткрыть завесу этой тайны.

С противоположной стороны были две двери и ещё одна в конце коридора. За ней и находился личный кабинет и мастерская рутифактора. Странное помещение, не поддающееся простому описанию. Как будто в одном месте совместили старинную библиотеку, канцелярский зал и мастерскую безумного, но гениального учёного, что пытается создать франкенштейна из частей человеческих тел и запчастей деревянных манекенов.

Хубар, в своей привычной манере, расставил два стула рядом с рабочим столом. Стоило сесть напротив трихтиха, как он тут же скинул с себя фальшивую усталость и принялся за любимую игру в гляделки. Только здесь была непросто детская шалостью, но холодный расчёт. Цель его до безобразия проста: поставить оппонента морально ниже себя.

Зная про эту привычку, я даже не собирался бодаться с трихтихом. Поудобней расположившись на стуле, я расслабился и мягко посмотрел в серьёзные глаза Хубара. Он мог пыжиться сколько душе угодно — у него всё равно ничего не получится.

Внимание, было заблокировано ментальное воздействие

Вот и одна из причин, по которой я ненавижу любого, кто облачён некой властью и должностью. Этот любой сделает всё, чтобы поставить тебя ниже себя. Особенно, если у него есть умение, способное оказывать давление на волю.

Редко встречаются разумные, что изначально говорят на равных. Вот тот же Бриан из последних. Правда, он немножко изменился за эти годы, но это всего лишь отголоски его должности. Как и давно, так и сейчас для него все равны: первый авантюрист города, только вступивший в гильдию новичок, или тот же Нурт. Но сидящий напротив меня человек никак не похож на Бриана и таким понятием, как любовь к ближнему своему — он явно не отягощён.

Так мы и сидели, пока Хубар не сдался. Но он из тех разумных, что никогда не признает поражения.

— Прошло полтора года с момента нашей последней встречи, ведь так? — задумчиво спросил трихтих.

— Будь моя воля, то прошло бы ещё столько же.

— Будет тебе, Ликус. Надо уметь прощать ближнего своего.

— Их то я прощаю без лишних сожалений.

— Неужели в твоём сердце не…

— Отложим прошлое в сторону и поговорим о настоящем, — я грубо прервал Хубара и в глубине его глаз вспыхнул еле заметный хищный огонёк. Который был сразу потушен.

— Давай поступим так. Всё же сейчас я не послушник при академической церкви, а ты не учащийся этой академии.

Я в подробностях описал момент рождения ребёнка с полукруглыми ушами и добавил, что сейчас Лина за ним ухаживает. Лишь немного изменил несколько моментов и сказал, что тогда дал роженице простые зелья лечения. Незачем ему знать о моём эксперименте.

— Про эту Лину, — на секунду задумался Хубар, — твою рабу из троптосов, я помню. У неё была закрытая основа, верно?

— Да.

— Она до сих пор жива?

— А что ей должно угрожать?

— Твои слова полуторагодичной давности: «Я не знаю, почему она жива, при закрытой основе и возрасте в двадцать лет.» У тебя получилось раскрыть основу у этого существа?

— Нет, но получилось стабилизировать её состояние, — последнее, что я сделаю в своей жизни: начну всё рассказывать этому человеку.

— Стабилизировать? — трихтих удивился.

Коротко и сухо я рассказал ему выдуманную историю про специальный фарш. Я якобы делал его из мяса трёх разных животных и, смешивая с зельем маны, давал раз в месяц Лине.

Хубар замер и над чем-то сильно задумался. Но, можно предположить о чём именно, ведь звание трихтиха всего лишь ширма. Это для других он разумный, что способен взаимодействовать с кристаллом дознания и тот, кто раз в месяц читает проповедь о том, как скверна попадает в тела через дурные деяния. Сейчас передо мной сидит рутифактор — тот, кто изучает осквернённые предметы и детей скверны. И я более чем уверен, что он сейчас думает, как применить информацию об этом фарше к ребёнку.

— Скажу честно, — Хубар пристально посмотрел на меня, — если бы не одно обстоятельство, то я бы выписал на твоё имя приказ.

— Какое обстоятельство? Какой приказ? О чём ты говоришь?

— Приказ простой: ты должен был бы заняться этим ребёнком. Раскрыть его основу и вырастить до совершеннолетнего возраста. Всё же мы с тобой схожими вещами занимаемся, а у меня в этом году времени мало будет.

Хубар прав: магоса и рутифактора можно сравнить. Только надо отбросить огромное количество условностей и не упоминать о ряде ключевых пунктов. В одном из которых говорится, что магос — часть магической академии, а рутифактор — часть церкви.

Подобные мне изучают осквернённые места и их обитателей: от повадок, поведения и всего остального, вплоть до вскрытия и определения свойств частей, которые они оставляют после испарения. Изучение влияния скверны на живых существ тоже под нашей ответственностью. Всё оставшееся лишь как дополнение. Одним словом — мы натуралисты. Рискующие своей жизнью в таких местах, что простой разумный отрежет себе ноги только от одной мысли о посещении их.

Рутифакторы же изучают порченые предметы. Они смотрят на то, как исказились изначальные свойства под воздействием порчи, как их очистить и так далее. И, конечно, всеобъемлющие изучение детей скверны. Одна из тех двух дверей должна вести в темницу, где содержатся до восьми или до десяти лет троптосы, чтобы быть проданными в рабство. При условии, что ребёнок выживет и на нём не будут ставить те или иные опыты и эксперименты.

Но главное — магос отчитывается о своих исследованиях и перед академией, и перед церковниками. В Эльбене Хубар именно тот, перед кем мне нужно отчитываться. И я, скорее всего, не отвертелся бы от такого приказа.

— Зачем? — смысл словно про ребёнка ускользнул от меня.

— Что «зачем»? — Хубар наигранно передёрнул мои слова.

— В чём смысл его растить до совершеннолетия?

— Чтобы прояснить несколько моментов.

— Это связано с фаршем, которым я кормил Лину?

— Да, это одна из двух вещей. Ты же предполагаешь, что основа у него так или иначе завязана на хищнике?

— Более чем уверен, что эти полукруглые уши от медведей, либо барсуков.

— Вот и проверилась бы эта смесь.

— Что второе?

Хубар достал из маленького шкафчика бумажные листы и протянул их мне.

— Они пришли из собора Кафдории. Магосы входят в круг лиц, которым дозволено ознакомится с результатами экспериментов. Эти три из самых свежих.

Я не сразу смог определить, что всё-таки изображено на рисунках, пришедших из центрального здания Всеобщей Церкви на северном материке. Хоть они и нарисованы без помарок и клякс, но их явно рисовала нетвёрдая рука.

Гротескные фигуры сливались в единые куски неопределённого вида. Странные сочленения конечностей, голов и тел все возможных живых существ вызывали у меня непонятные ассоциации с летающими осьминогами. Но я точно помню, что у тех существ было какое-то рациональное объяснение. Но в этих рисунках ничего не было видно, кроме хаоса. Только после нескольких минут внимательного изучения я наконец-то различил отдельные детали… Лучше бы я этого не делал.

На первом рисунке было изображено существо, тело которого отдалённо похоже на тело маленького ребёнка. Но пять ног разных размеров, торчащее из груди крыло, три левых руки и не одной правой — отрицали все мои догадки. Голова же вообще была как бы сплюснута, сдавлена от макушки до подбородка практически в три раза.

Второй листок изображал ещё более причудливое существо, которое можно было спутать с пауком и комаром одновременно. Странный длинный отросток на голове, раздутое тело и огромное количество рук — всё это наводило именно на эту мысль.

Последний рисунок я так и не смог разобрать и Хубару пришлось показывать, что и где на нём изображено. Делал он это с чувством неподдельного интереса и энтузиазма. Но недолго. Я прервал его, как только он показал на центральную часть существа и сказал, что это вроде как голова, а один из ртов находится между козьей ногой и птичьим крылом на правой стороне этого объекта.

— Что это за существа?

— Дети скверны, — Хубар взял обратно листки, — точнее, дети детей скверны.

— Дети детей? Что это озна… Стой, то есть это…

— Первый рисунок. Отец — человек, раб. Мать троптос, равнинный эльф и основа от птиц — у неё перья покрывали весь живот и почти все ноги. Основа была закрыта и в свои пятнадцать лет она уже практически не двигалась. Им отдали приказ, и они сношались в течение месяца, пока у троптоса не появились признаки беременности. Она кое-как дожила до родов, но умерла практически сразу. Это, — Хубар потряс в воздухе первым листком, — умерло через три дня после своей матери. На втором рисунке результат похожий, но там отец — троптос, дворф с закрытой основой, а мать — раба из людей.

— На последнем рисунке кто?

— Дитя детей. В прямом смысле этого слова: и мать, и отец — троптосы с закрытой основой.

Обдумывая всё услышанное и увиденное, я раз за разом приходил к одному и тому же выводу: передо мной сидит наглухо поехавший человек. Я, конечно, понимаю, что изучать детей скверны надо: но не подобным же образом⁈ С каждым прожитым годом, с каждым пережитым случаем, я всё больше и больше убеждаюсь, что всех рутифакторов беды с головами. Зуб даю на то, что они нашли бы общий язык с любителями печей и брёвен из моего старого мира.

— Это очень интересные эксперименты над живыми разумными, Хубар, — я даже не старался скрыть сарказм в голосе. — Но где связь между этим всем и другим твоим пунктом.

— Всё просто. Тебе всего лишь надо было бы вырастить это существо и скрестить его и твою эту самую Лину.

Я моментально подавил накатившую ярость и внешне остался таким же спокойным. Лишь мысленно поклялся, что оторву голову этому утырку, если он только осмелится подобный фокус провернуть. Одно радовало — если под обстоятельством подразумевался тот благородный, тело которого наверняка успели сожрать и переварить, то Хубар уже ничего не сможет сделать. Надеюсь, что не сможет: Бриан завершит свою часть плана и вечером многое что изменится.

— Но есть какое-то обстоятельство, которое уберегло меня от этой участи, так?

— Да. На это существо уже нашёлся тот, кто возьмёт на себя хлопоты по его выхаживанию. Настоящий смельчак, ведь нет гарантий, что основа раскроется. Тем более нет гарантий, что это существо вообще выживет.

— Наверно, смельчак не в курсе, с чем ему придётся иметь дело.

— Этот недостаток с лихвой компенсируется энтузиазмом и неподкупной ненавистью ко всякому проявлению скверны, — Хубар на секунду замолк и тихим, задумчивым голосом произнёс: — Всё же было недопонимание у нас.

— Какое недопонимание у нас было?

— Я не про тебя, не подумай. Я про смельчака.

— Что с ним не так?

— Всё в порядке. Просто он не внимательно слушал, когда я объяснял, что ребёнка будет выкармливать наша невольница — чтобы шансов на выживание у этого существа было как можно больше. Не подумал бы он, что я собираюсь продать её в рабство.

— И это всё недопонимание? Пошли за ним кого-нибудь и ещё раз всё обсуди.

— Он сам придёт, когда вернётся с осквернённого луга.

— Один из авантюристов?

— Нет, только ступает на этот путь. Но хватит о нём. Или же ты наконец собрался сам занятья этим ребёнком?

— Не думаю, что решусь на подобное.

— А ты подумай. Если проблема в количестве разрешённых рабов, то я смогу помочь. Не бесплатно, но за пятьдесят золотых продам документ на владение дополнительным рабом.

— Заманчивое предложение, но не подумаю. К тому же не забывай — я не сижу на месте, в отличие от тебя.

— Последние полтора года уж точно.

— Хубар?

— Ты был занят этой своей Линой, я понимаю.

— Давай заканчивать наш разговор. У меня ещё есть дела, да и ты человек занятой. Когда заберут ребёнка?

— Тебе придётся самому его принести сюда.

— И почему я не удивлён?

— Потому, что это было ожидаемо.

— Даже спорить не хочу. В день праздника передам его, до обеда.

— Остановимся на этом. Только постарайся как можно раньше его привезти. Лучше будет, если успеешь до десяти часов.

Наконец завершив этот разговор, мы направились наверх. Проходя по извилистому коридору подвала, к Хубару подошла девушка из той троицы, с короткими волосами. Она сообщила, что указание исполнено. Когда она отошла, трихтих произнёс:

— Было ещё одно обстоятельство, которое могло помешать. Но оно только что решилось.

— Что за обстоятельство?

— Ты сегодня заходил к своим?

— Планировал сейчас пойти. А что?

— Непременно иди. Лучше сразу, а то многое пропустишь, — сказал он и хитро улыбнулся.

Оставшийся путь мы проделали молча. Поднявшись в главный зал, Хубар нацепил обратно маску усталости и на церковный манер попрощался со мной. Я ответил ему тем же и направился на выход под пристальным взором всех, кто был в зале.

Глава 7

Разговор с Хубаром морально добил меня. Что слова про Лину, что про эксперименты — они отвратны! И это намёк: к чему он? Неужели Хубар, если слова Лудика правдивы, действительно избавился от подкинутого в церковь ребёнка и отдал его ксатам? Но ведь он должен быть в курсе, что всё это лишь байки для простого народа. Или он уже сам уверовать в чушь, произнесённую сто раз? Ладно, хрен с этим фанатиком — надо убраться подальше от церкви.

Поспешив уйти в сторону от главных улиц и покинув центральную часть города — я наконец-то смог немного расслабиться. Улочки здесь были уже, но и народу в разы меньше. Придерживаясь строго плана, три пункта из которых были выполнены, я быстрым шагом двигался по этим боковым улочкам к намеченной цели. И остановился, оказавшись рядом с длинными и высокими каменными стенами.

Небольшая крепость внутри города. Именно так можно описать скрытый от посторонних глаз комплекс зданий миссии ксатов. Стены больше трёх метров высотой и толщиной в полметра: этого было достаточно, чтобы обезопасить обитающих внутри разумны. Маленькую входную дверь с небольшой смотровой прорезью открыл остроухий эльф с ошейником. У него приказ открывать каждому ксату без лишних вопросов.

Внутри суетились разумные всех рас: дворфы, люди, эльфы. И на всех были рабские ошейники. Кто-то работал в клумбах и на газоне, выдёргивая едва проклюнувшиеся от весеннего тепла сорняки, кто-то чистил окна, а другие штукатурили и белили стены. В дальней части двора, мощёной камнем, вытаскивали из дома и расставляли различную мебель, кровати да матрасы. Такое ощущение, что ксаты вдруг решили провести весеннюю уборку в одном из жилых зданий. Или во всех сразу, но я вижу только малую часть. Интересно посмотреть, как пережила зиму оранжерея.

Ксат, ходивший по двору и проверявший рабов увидел меня, мягко улыбнулся и широко развёл руки:

— Приветствую тебя, родич! Последний раз ты заходил зимой. Всё ли хорошо у тебя?

— Приветствую. Будь моя воля, то зимой бы я и не пришёл.

— Прекрасно тебя понимаю. Мы сами практически всю зиму не отходили от печей. Всё ли хорошо у тебя?

— Всё прекрасно. За этими стенами на душе всегда становиться легче.

— Конечно, станет легче, когда вернёшься к семье. Не смущайся, — ксат обвёл рукой двор, — готовимся к празднику и решили заодно внутри прибраться. Гостевую часть не тронули, можешь располагаться на ночлег.

— Спасибо, но мне надо вернуться в деревню.

— Всё равно проходи. Ты найдёшь всех в главном зале.

Поблагодарив за наводку, я зашёл и удивился практически пустой входной комнате. Настолько пустой, что были видны отметины на стенах, где раньше стояла мебель. Проходя через комнаты к главному залу, я несколько раз отступал вплотную к стене и давал проход рабам, тащивших мебель на улицу. Они благодарили и не смущаясь смотрели мне в глаза: привыкли, что с ними хорошо обращаются.

В пустом зале, на собранных полукругом вокруг стола стульях и диванах, сидели все ксаты города. За исключением двоих — один сейчас на улице, а другая, как обычно, в детской. Собравшиеся о чём-то горячо спорили, по-доброму передразнивая друг друга и постоянно смеясь.

— Хвала Первобогам, мы все пережили эту зиму! Приветствуем тебя, родич!

Стоило зайти в зал, как на меня обрушился поток радостных возгласов. Поприветствовав всех в ответ, я положил посох на специальную полку, напоминавшую доску с торчащими из неё крючками. Теперь там, вместе с моим, было ровно шестнадцать посохов.

Одна из традиций этого островного народа гласит, что на столе всегда должно стоять блюдо с сыром, хлебом или сушёными фруктами. А также всё, что потребуется для немедленного чаепития. И по этой же традиции мне, прежде чем присоединится ко всем, надо сначала что-то взять с общего стола. Я не без удовольствия налил себе горячего чая. Стоило только сесть на диван, как на меня накатилась приятная слабость. Всё же последние полтора дня об отдыхе оставалось лишь мечтать.

Подобно дружной семье Ксаты спрашивали о моём самочувствии, ведь я живу далеко от города и давно у них не появлялся. Отвечая, я сам интересовался их судьбами и предлагал помощь лекаря и зельевара. Потому что был один разумный, которому помощь не помешает: прижатая к телу левая рука сломана, а на грубой, морщинистой коже лица виднелись кровоподтёки недельной давности.

Этот пострадавший был мормитом миссии — ксатом, что обязан следить за другими живущими в городе ксатами. Оберегать их, защищать, помогать.

Многое входило в его обязанности. Включая и общение с драконами: он был единственным, кто имел на лбу священное тату с глазом, сжимаемым зубастыми челюстями. Но до сих пор ни он, ни кто-либо другой не знал о моей истинной природе. Это несказанно радовало: ни одно существо не захотело бы вновь стать причиной кровавого безумия. И ещё больше радовало, что этот город редко когда посещают другие драконы — а значит и шансов встретиться у нас не так уж и много.

— Что случилось, Моглус? — спросил я у несчастного.

— Не обращай внимания. Пройдёт пара недель, и всё заживёт.

— Конечно, если ты будешь пить зелья. Случилось то что?

— Аукнулась мне старая привычка, но не волнуйся. Лучше скажи: как ты поживаешь? И расскажи, как поживает спасённая тобой несчастная? Всё же троптосам век недолгий отведён.

Я покачал головой видя, как этот хитрый ксат старательно уходит от темы. Но разговорить мне его не удастся: он из тех, на кого даже супруга с дочерью повлиять неспособны.

Решив, что лучше узнаю о случившемся у стоящего на улице ксата, я вкратце рассказал выдуманную байку про стабильное состояние Лины. Про осквернённого ребёнка тоже пришлось рассказать. Было бы странно, если пронёсшиеся ветром по округе слухи не достигли б этого места.

История про ребёнка оживила всех собравшихся. Обмениваясь мнениями о случившемся, о всеобщей несправедливости мира и необходимости чтить заветы Первобогов — все собравшиеся настолько увлеклись, что и едва не заметили зашедшего в зал ксата.

Его шаги слышались за моей спиной и были слишком мягкими, чтобы принадлежать работающему на улице. К тому же, коридор за моей спиной вёл в сторону детской.

— Что это вы так громко обсуждали без меня? — иногда казалось, что в этот голос с рождения вшита доброта и нежность.

— Новости из далёких деревень, — Моглус шутливо потряс пальцем, словно этих новостей ещё никто не слышал. — Ребёнок успокоился?

— Да. У меня раскалывается голова от его крика.

— Благодари Спасительницу, что у нас сейчас их только трое.

— Не напоминай. Как же я в прошлом году намаялась с ними: двадцать три малыша, ужас просто! — девушка встала за мной и даже не поздоровалась.

Из всех ксатов города только у меня, и у того на улице, есть роговые отростки на голове. Но их внешний вид индивидуален для каждого ксата настолько же, как индивидуальны родинки на теле человека. Наверно девушка сильно устала, раз не обратила на эту разницу внимания. Но и я тоже хорош, раз замер, стараясь не выдать своего присутствия. Да и остальные с трудом сдерживали улыбки и сохраняли серьёзное выражение лиц. Даже главный, и тот едва заметно мне подмигнул.

— Только первый месяц и принесли третьего. Если так дальше продолжится, то прошлое ты будешь вспоминать в мечтах.

— Надеюсь, что хоть в этом году произойдёт чудо и нескончаемый поток несчастных иссякнет, — девушка едва заметно вздохнула.

— Мы должны…

— Я жизнь отдам ради воли Спасительницы. Но как в них, — она махнула рукой, показывая в сторону города, — помещается столько ненависти? И ладно к нам, мы для них сродни проказе. Но к собственным детям? Сердце готово разорваться от вида очередного брошенного ребёнка.

— Жалобы тебе не к лицу. Лучше возьми со стола и присядь к нам.

— Да и на затылке у меня глаз нет. Привет, Тамиса.

— Ликус⁈

От удивления девушка вскрикнула, подалась назад и залилась лёгким румянцем, проступившим на морщинистых щеках. Все собравшиеся тут же разразились хохотом — от этого краска на её лице стала ещё заметней, а морщинки сгладились.

Поборов смущение, Тамиса быстрым шагом направилась к столу. Она что-то взяла с тарелки, закинула в рот и встала передо мной, скрестив руки на груди. В её добрых глазах читалось намерение высказать много лестных и приятных слов о бесстыжей персоне ехидно улыбавшегося ксата.

— Ты должен стыдиться, Ликус!

— Ты ничего не докажешь. Я прекрасен и горжусь этим.

На мой шуточный ответ все собравшиеся едва удержали смех, но Тамиса это всё проигнорировала. Она неспособна злиться по-настоящему, но может отчитывать других, как строгая мать, не слыша оправданий.

— Ты должен подумать над своим поведением!

— Я добрый разумный, любящий ближнего своего! Недавно помог старушке донести покупки от рынка до её лачуги.

— Нельзя вот так выскакивать из неоткуда и появляться, словно тебя и не было!

— Я был рождён в глубокой пещере и спустился в этот бренный мир задолго до того, как был создан этот мягкий, обшитый тканью удобный диванчик.

— Раз ты раскаиваешься, то сделай что-нибудь с моим отцом!

— Ну-ну, Тамиса, будет… — Моглус попытался мягко успокоить дочь, но она не собиралась останавливаться на полпути.

— Ты рассказал, откуда эти побои?

— Тамиса, дочь моя…

— Ну хоть ты сделай что-нибудь с ним, Ликус! Вразуми, объясни, укажи ему, что нельзя выходить в город без сопровождения. Даже без посоха!

— Что можно сделать с разумным, — я показал в сторону мормита, — кто из двух веков своей жизни половину одного провёл в городе.

— Половину и семь лет, — поправил Моглус.

— Невелика разница. Всё равно не первый день здесь и даже не первый день на посту мормита. Думаешь, твой отец не в курсе, что вам, — я осёкся, поняв, что ляпнул немного не то слово и быстро исправился, — и мне, и тебе, и всем нам, и тут и там нельзя без оружия ходить? Тем более без сопровождения, когда на лбу священное тату.

Причины гнева Тамисы понятны. Мормит нарушил одно из важных правил для ксата, решившегося покинуть остров и жить на свободных от скверны континентах: всегда носить при себе оружие. В большинстве случаев это был посох. Обычно этого достаточно, чтобы в чужих глазах казаться не просто ксатом, но потенциально перевоплотившимся драконом. Ну или хотя бы магом, ибо даже такой образ способен предотвратить нападение. Конечно, редко когда ксата убивают, но иногда случаются вещи пострашнее смерти.

— Ну сколько это может продолжаться? — взмолилась девушка. — Каждый год одно и то же: в прошлом ногу сломали, в этом руку. Дальше что? Спина? Шея? Голову камнем проломят?

— Иногда хочется почувствовать себя хоть немного живым, а не запертым в каменной клетке.

— Оте…

— Ничего не случится, — продолжил свою мысль мормит. — Они в курсе, что смерть одного из нас дорого им всем обойдётся.

— Может быть, и не убьют, но быть избитым малоприятного, — вставил своё слово ксат, сидевший рядом со мной. — Особенно когда они считают, что мы здесь лишь ради обращения их в свою веру и похищения детей.

Вот чем никто из собравшихся не занимается — так это публичными проповедями или чем-то подобным. Лишь иногда, в молельной части дома, Моглус читал вслух заветы Первобогов: двух единственных богов, которых почитали ксаты. Но только в кругу других ксатов и никак не на широкую публику. Иногда доходило до того, что рабов не впускали на молитву, хоть те и сильно просились.

А уж эта небылица про похищение и поедание младенцев не что иное, как страшная история, которой пугают непослушных детей. Но в ней есть горькая доля правды: младенцев, которых получила миссия, в городе больше никто не увидит.

— Это, — Моглус легонько потряс сломанной рукой на слова про избиения, — малая цена и я готов платить её хоть сто раз.

— А если с тобой случится то же, что… — голос девушки сломался от подступившего комка, глаза увлажнились, а вертикальные зрачки хищно сузились.

Ей опять вспомнилась история, грызущая сердца всех собравшихся. В тот злополучный год ксат, занятый сейчас на улице, был похищен неизвестными разумными. Тщетные поиски, шедшие неделю, могли продолжаться и до сегодняшнего дня, если бы не пара древнейших. Лишь чудом совпало так, что эти два перевоплощённых дракона были проездом в городе и согласились помочь Моглусу. У одного из них был хорошо развит поисковый навык, так что похищенного нашли быстро. Что происходило в том подвале, мне так никто не рассказал, но ничего хорошего уж точно: с тех пор прошло уже четыре года, а несчастный ксат лишь недавно вновь смог спать в помещении. А уж спуститься в один из погребов дома — это за гранью его сил.

В комнате повисла давящая тишина, заменив собой добрую, радостную атмосферу. В головах каждого из сидящих роились не самые приятные мысли. Стало немного обидно за утерянный праздничный настрой и, хлопнув по колену, я привлёк к себе внимание.

— Он жив, — я показал рукой в сторону улицы, а затем перевёл на мормита, — и он тоже жив. Хоть и глуп, но жив, — все прыснули, понимая, что эта шутка не оторвана от реальности. — И ты жива, и я жив, и мы живы, и зима кончилась, и весна пришла, и всё будет хорошо! А теперь я встану, подойду к столу, налью чаю, сяду обратно и буду его пить. А вы делайте что хотите, мне всё равно — чай больно вкусный. Откуда он у вас?

Моя речь развеселила всех, и ксаты принялись журить меня. Заходи я почаще и интересуйся их жизнью — то знал бы, что чай уже несколько лет заказывается в местных лавках.

— Хоть ты и сам у себя на уме, — Моглус потирал левую руку и смотрел на меня так, что я сразу понял о чём именно он будет говорить, — но в тебе есть великая способность понять ближнего и поддержать его. Это великая благодать, поэтому прошу вновь: возьми мою дочь в супруги!

— Отец, прекрати!

Как я и думал. Каждый раз он пытается уговорить меня жениться на его дочери. Каждый раз Тамиса отчитывает отца, все смеются, а мне опять отказывать и спорить — от этого смех станет ещё громче, а морщины на лице девушки практически разгладятся от смущения. Благодаря этой своеобразной реакции всегда можно понять, что чувствует ксат: сильно радуется или смущён до крайней степени.

По меркам людей эта особа, разменявшая седьмой десяток, должна считаться старухой, но для ксатов она всё ещё дитя, едва прошедшее обряд взросления. Не сказать, что она мне противна — внешность у неё очень даже приятная, особенно учитывая, что она из ксатов, но характер… Конечно, мне близки разумные, что готовы помочь ближнему своему — но не когда этот самый разумный продаст себя демонам из преисподней, лишь бы накормить случайно встреченного голодного котёнка. Такая сильная тяга к самопожертвованию пугает.

— Что ж вы за отец, — начал я с наигранным уважением, так как среди ксатов на «вы» редко кто обращается, — если желаете своей дочери не лучшего, а худшего? А, знаете, давайте. Проведём обряд, станем семьёй, а потом я умру в скверном месте, и она станет безутешной вдовой. Вы этого хотите?

— Ну о чём ты говоришь? Ведь можешь просто не ходить туда.

— А деньги мне как зарабатывать?

— Мы что-нибудь придумаем, не волнуйся.

— Лучше волнуйся о том, что твоя дочь станет женой в столь юном возрасте.

— Да кто бы о юном возрасте говорил, — мормит воскликнул с удивлением. — Напомни-ка: во сколько лет ты в академию попал?

— Это другое, понимать надо.

— Другое, — Моглус развёл руками. —Неужели тебе так неприятна моя дочь? Посмотри на неё: ну разве не красавица?

Тамиса, до этого постоянно смотревшая то на меня, то на отца, теперь застенчиво опустила голову, а плечи возбуждённо вздрагивали каждый раз при её упоминании.

Вот смотря на эту смущённую девушку, я хочу выяснить ответ на единственный вопрос: кто из нас троих больше всего несчастен? Со мной всё понятно и так — надо мной жизнь надругалась по определению. Может быть — это Моглус, постоянно подыскивающий партию для своей единственной дочери. Всё же она последняя из местных ксатов, кто до сих пор так и не обзавёлся семьёй. А если учитывать, что ей ещё лет сорок придётся в городе прожить, то для её судьбы вырисовывается не самая приятная картина. Или же несчастна Тамиса, понимающая, что станет будущему мужу больше матерью, чем женой — но ничего не способная поделать со своим характером, и всё так же мечтающая о собственной семье.

— Она прекрасна как первозданное, чистейшее небо. Но сначала прими это, — я достал из внутреннего кармана листок, так и не найдя ответа на вопрос.

— Неужели это выкуп за мою дочь⁈ Ты наконец решился! — Моглус подскочил от возбуждения, стоило увидеть банковскую печать.

— Это пожертвование! — промедли я хоть секунду и не успей возразить, как комната тут же бы превратилась в филиал безумия. Но все замолкли, притаились, стараясь дышать как можно тише и постоянно переводили взгляд с мормита на меня, и обратно.

— Поже… Выкуп!

— Ежегодное пожертвование.

— В-вык-куп?

— Пожертвование.

— Выкуп, выкуп! — он затряс листком, показывая на свою дочь.

Тамиса так заворожённо смотрела на этот листок расширенными до предела зрачками, что её голова то и дело двигалась в такт раскачивающейся расписке. Стоило Моглусу дёрнуть рукой, как девушка тут же пришла в сознание и с надеждой посмотрела на меня:

— Выкуп?

— Нет, — я был твёрд и не приклонен, — пожертвование.

Огонёк надежды в глазах девушки погас так же стремительно, как и разгорелся. Поникшая и разочарованная, она села рядом с отцом, что рассеянно смотрел на свою несчастную дочь.

— А, ну, всё же, пожалуйста, может, выку… — он с надеждой посмотрел мне в глаза, предприняв последнюю попытку.

— Пожертвование.

Это окончательно добило его. Мормит сгорбился от обиды на самого себя за то, что очередная попытка выдать дочь замуж и обеспечить ей счастье провалилась. В этот момент он так был похож на побитого жизнью старика, брошенного детьми и внуками. Такие обычно сидят на краю улицы и протягивают мозолистые ладони не попрошайничества ради, но хоть ненадолго почувствовать толику тепла и заботы от другого разумного.

Но я никогда не соглашусь на подобное предложение. Возможно семья, жена, какой-то домик где-то там на родине ксатов и всё остальное — не такая уже и плохая перспектива. Но нет. У меня ещё слишком много дел и планов, чтобы позволить себе подобную роскошь. Да и какая к чёрту семья между ксатом и драконом? Нет, вроде бы такие случаи бывают, да даже нередки случаи создания семьи между ксатом и другим разумным. Но своего участия, что в тех, что в тех, я не допущу. По крайней мере, в ближайшее время уж точно.

— Давай поступим по-другому, — глубоко вздохнув, я всё же решился немного облегчить ношу мормита. Заодно и настроение всем подниму, а то сидят как на похоронах. — Через год, если ничего не изменится, вернёмся к этому разговору. Хорошо?

— Через год? Хорошо, вот так и поступим. Всё же у нас всех есть много дел. Ведь так, дочь моя?

— Да, отец. Конечно, да. Мне ещё с детьми надо разобраться, а то ноктан уже приезжал. Нужно дождаться его в следующем году.

Сделаю вид, что я ничего не заметил. Ни того, что Моглус в момент повеселел, словно ничего не случилось. Ни того, что Тамиса подозрительно заулыбалась и пару раз стрельнула глазками. Да и остальные ксаты ехидно давили смешки и улыбки.

Всё это чётко спланированное представление было не чем иным, как фальшью. Эти двое только и ждали самой малой уступки и теперь они ликовали предчувствуя, как вцепятся в меня железной хваткой. Вот только не догадывались они, что после осени мы больше не увидимся. И ради спасения своей бесценной шкуры я эту информацию приберегу до дня отъезда.

— Когда ноктан приезжал?

— Чуть больше месяца назад. Ты хотел с ним встретится?

«Ещё чего!» — я едва не воскликнул на весь зал. Каждый ноктан, приезжающий раз в год и забирающий с собой детей, всегда выбирается из перевоплощённых драконов — это нерушимое правило. Хорошо, что я живу далеко и не встречался с ним.

— Нет, просто поинтересовался. Ты будешь принимать пожертвование?

— Да, сейчас.

Моглус встал, прочистил горло и исполнил одну из обязанностей мормита:

— Славный последователь Первобогов и заветов Спасительницы, Лик’Тулкис, от лица всех собравшихся я, Мортаг’Нортуглос, мормит миссии в городе людей Эльбен, благодарю тебя за вклад в дело исполнения заветов в размере… двух сотен золотых монет… — пребывая в лёгком шоке, Моглус посмотрел на меня. — Ликус, ты с ума сошёл? Нулём не ошибся?

Не только Моглус, но и все ксаты не верили услышанному. Простой работник миссии обычно жертвовал пять золотых. Это не жёсткое правило, но со временем все пришли к выводу, что потеря пяти монет не сильно ударит по кошельку, а для миссии и такая сумма пригодиться. Мормит обычно вносил двадцать, но никто не делал такие крупные пожертвования. Двести золотых — это действительно много. Настолько, что позволит всей миссии прожить один год. Если тратить с умом, конечно. Прошедший год был для них хлопотным и сложным — пусть хоть в этом они вздохнут с облегчением.

— В прошлый раз я поиздержался и те десять золотых были скромным подношением. Сойдёмся на том, что это в качестве извинения.

— Ты серьёзно?

— Да.

— Быть магосом опасно, но прибыльно? — подколол меня сидящий рядом ксат.

— Будь моя воля, то я б никогда и не выбрал такую судьбу.

С улицы донёсся звон городского колокола. Четыре удара. Странно, но я не слышал его в прошлый раз. Неважно, теперь можно без опаски ехать в деревню. Только сначала зайду к лавочникам.

Стоило засобираться к выходу, как Моглус вновь завёл привычную шарманку про заветы Спасительницы и необходимость их чтить — но был резко остановлен. У меня нет лишнего часа для нескончаемого потока наставлений. Лучше вот так, бесцеремонно попрощаться со всем, ещё раз не заметить стреляющую глазами Тамису, забрать посох и наконец выйти за высокий забор.

Улицы города пульсировали жизнью. За прошедшие часы дневная суета даже и не подумала хоть немного поубавиться, и главная улица всё так же похожа на встревоженный муравейник. Благо что до торговой улицы от миссии ксатов можно было дойти по обычным улочкам, чем пользовался каждый разумный, кому психическое здоровье дороже потраченного времени.

Хозяин первой посещённой лавки, равнинный эльф, торговец винами и прочим алкоголем, радостно улыбнулся увидев своего постоянного клиента. После поездки в Ольск я взял себе привычку раз в две недели ездить в город за новостями — чтобы не пропустить ничего важного. Даже зимой я старался не нарушал распорядок. И поход в эту лавку был дополнительным и приятным стимулом для поездки: только здесь продавали моё любимое пряное вино. И я бы с удовольствием взял пару кувшинов, но не сегодня.

Сегодня мне нужна лишь одна бутылка странного алкоголя. Пока шёл к лавке всё думал, что лучше будет подарить караванщикам, ибо «Что-то согревающее» — это слишком пространное определение. Но вот «что-то успокаивающее» звучит намного конкретней. Услышав название необычной выпивки, эльф хитро подмигнул и лично вынес из погреба бутыль с широким горлышком. Сквозь толстое стекло было видно, как едва колышется тягучая тёмно-зелёная жидкость. Обсудив тонкости распития столь необычного алкоголя и отдав за него десять золотых, я направился к мастеру магических книг.

Тот едва не свалился с сердечным приступом, увидев количество вырванных страниц в моём гримуаре: я не заменял их с момента прошлогодней поездки в Ольск. Когда с деревенскими охотниками куда ходил, когда задания гильдии выполнял, или ещё где пользовался гримуаром — частенько приходилось избавляться от закоротивших страниц. Да и после недавней стычки с благородными пришлось избавиться от шести сразу. Используй я другой материал для обложки, то мог бы без особых проблем заменять их буквально сразу. Но за всё в этой жизни приходиться платить, в моём случае цена заключалась в сложности замены страниц: нужно, чтобы отсутствовало не меньше пятой части. Переплёт-то расплести не проблема, а вот заплести обратно уже будет невозможно. Узнав, что это количество было вырвано буквально за один год, раздосадованный мастер и вовсе махнул рукой. Лишь добавил, что боги прокляли на невезение стоящего перед ним ксата.

К портному, посещение которого значилось последним из длинного списка дел, я зашёл с заметно похудевшим кошельком и ценники на ассортименте ателье меня пугали. Особенно учитывая, что книжнику было уплачено шесть крупных золотых монет, номиналом в десять обычных. Нет, специальные магические страницы, чернила и нитки — всё это по определению должно дорого стоить. Но иногда кусок атласной ткани стоит в разы дороже золотого слитка.

— Добрый день! Я рад приветствовать вас в своей лавке!

Из подсобки вышел дворф с собранными в пучок волосами и выбритым лицом. Он так делал, чтобы каждый, а особенно другой дворф, мог увидеть его татуировки. Такие специально наносились на лоб, когда дворф терял свой клан или становился изгоем, а на подбородок же наносились, когда обретался новый дом. В его случае — это был Эльбен, администрация которого с радостью взяла под защиту портного с ловкими руками, хорошо прокачанными навыками и умениями.

— День добрый.

— Я вас припоминаю, если сказать начистоту. Не вы ли, зиму назад, брали у меня женскую одежду: сарафан, юбку, рубахи, исподнее, да пару платьев и зимний плащ?

— Именно я.

— Я надеюсь, покупки были вам в радость?

— Да, благодарю. Они хорошо смотрятся.

— Как любит мыльную воду гефская ткань, позволяя шить из себя шедевры, так и мастеру хочется творить, когда он слышит столь добрые слова! Скажите: подшивать не пришлось?

— Со временем они стали впору.

— Я вас не понимаю.

— Девушка болела, и одежда была ей велика. Потом подошла, как только та выздоровела. Хотя немного подшить пришлось, но там совсем мелочи. А так всё хорошо смотрится. Особенно рубаха с длинным воротом.

— Мыльный раствор моей души! Благодарю вас за тёплые слова. Вы за покупками? Для себя? Или для девушки? Или же решили просто осмотреться? Прошу заметить — скоро праздник. Если вы хотите сделать подарок, то я могу предложить огромный выбор самых изысканных платьев. Прошу, подождите, сейчас всё принесём. Простите, вы сказали, что пришлось подшить: где именно?

Самые изысканные были не к чему, о чём дворф был сразу предупреждён. И вот теперь, смотря на четыре абсолютно разных платья — я не знал, какое выбрать. Хотелось уже плюнуть на всё и пойти в деревню: дел ещё навалом, да и усталость частенько проявляла себя зевотой. Но надо определиться, ибо на этот праздник Лина пойдёт с Ренсом — для неё это прекрасный шанс начать действовать самостоятельно. С ребёнком она, конечно, проявила самостоятельность, но вот в бытовых делах она всё ещё недалеко отошла от тумбочки. Чего только стоят её постоянные вопросы о том, что приготовить, что сделать, то ещё что-то спросит.

Окончательно устав выбирать, я решил упростить задачу и попросил унести комплект с красным платьем. Потом убрали другое, оранжевого цвета. Осталось самое простое: подбросить монетку и начать торговаться за комплект, на который укажет случай.

— Передайте мои лучшие пожелания и заверения о том, что платье долго будет радовать. Всё же гефская ткань — мой конёк! — попрощался дворф, когда всё было закончено.

Как такое возможно, что привезённая с другого континента бутылка алкоголя стоит десять золотых, а какое-то платье, сшитое непосредственно в городе, стоит восемь монет? Да, поторговался я знатно и смог немного скинуть цену, но всё же она слишком высокая. Не иначе, как всё дело в празднике, в предвкушении которого торговцы наглым образом поднимают цену на свой товар. Может быть, ещё и в том, что дворфу нужно кормить и себя и своих подмастерьев, которые чуть ли не толпились вокруг мастера и с жадностью ловили каждое его слово.

Размышляя о том, что все лавочники поголовно жадные редиски, я дошёл практически до центра города и внимательно прислушался к тому, о чём судачили прохожие. В начале ничего не было, но как только гильдия авантюристов оказалась в прямой видимости, проскочило кое-что интересное.

—…браслеты всех четырёх…

—…если вчера, то зверьё их обглодало…

—…так и убил? Прям в кабинете…

—…как же перед праздником-то…

—…жену благородный обесчестил.…

—…в западе от клятого места…

Хоть слухи слишком обрывочны и полной картины не сложить, но информации достаточно — план Бриана свершился. Следовало поторопиться и побыстрее уйти в деревню от греха подальше.

Стоило пройти пару километров от городских ворот, как сзади послышался чей-то взволнованный голос. Меня догонял староста на повозке, притом крайне удачно догонял: задержись я в городе ещё минут на десять, то следующие шесть часов идти мне на своих двоих. А так, спустя три долгих и утомительных часа, наполненных десятками длинных монологов старосты о празднике, делах семейных, погоде, скотине, урожае, о заказе каких-то магических семян и о чём-то ещё — я уже заходил в дом.

Лина, прибежавшая на скрип входной двери и готовая засыпать меня по макушку ворохом своих обычных вопросов, была сразу же остановлена и отправлена работать: благодаря старосте получилось выкроить время, которое хотелось потратить с максимальной пользой. Всё же в лесу меня дожидалось бессознательное тело, которое придётся ночью тащить на себе. Сюда, в деревню. А это далеко. Оставалось надеется, что поисковая татуировка растворилась. Вроде бы Бриан говорил о сроке в день, максимум два, так что эта надежда не беспочвенна.

Проходя через переднюю комнату, я зацепился взглядом за детскую кроватку. Едва покачиваясь, подвешенная к потолку четырьмя толстыми верёвками, она висела на уровне пояса. Родившись с вплетённым в тело проклятьем скверны, маленький ребёнок тихонько спал в своей обители. Он даже не догадывался ни об уготованной ему судьбе, предопределённой с самого рождения, ни о той суете, в которую он погрузил город.

Может быть, не он один виноват в этом. Я и Лина — мы спасли его жизнь, а значит и дали толчок той лавине событий, что перекрутила все мои планы. Одно радует: благодаря ребёнку Лина проявила себя. Да и скоро всё кончится.

Зайдя в свою комнату — я сразу принялся за дело. Магические запчасти для гримуара были убраны в шкаф. Мне хотелось привести книгу в порядок, но сейчас это не критично: оставшихся заклинаний хватит надолго. «Ледяных копий» ещё штук десять, а «Усталости» и «Оцепенения» по пятнадцать каждой. Единственная проблема с «Паутиной»: когда прошлый раз обновлял заклинания, то практически её не вписывал. Осталось пять зарядов, но уж как-нибудь справлюсь. Да и «Немота» ещё есть, пара огненных заклинаний и прочие. Сейчас важно выяснить другое.

С защитными перчатками на руках и стараясь сильно не раскачивать, я аккуратно достал из шкафа магическое устройство: маленькую коробочку, заказанную полтора года назад у алхимического мастерового, специалиста по начертательной магии и магическим устройствам. Примерно девять месяцев назад её доставили через гильдию свободных торговцев. А спустя три месяца пришла партия зелий лечения и мой план начал исполняться.

Три дня назад, перед уходом в лес, я так же проверил содержимое: процесс был незакончен, хотя примерные сроки уже подходили. А вот сейчас пора начать новый круг поглощения.

Прежде всего я аккуратно вытащил флакончик с жидкостью, что раньше было зельем Истинного лечения — мерзкой придумкой разумных, смешавших кровь изумрудного дракона с выжимками из магических трав. Это зелье должно быть кроваво-красного цвета, но после поглощения оно распалось на две равных фракции. Сверху болталась красноватая, практически прозрачная жидкость, а вторая чем-то была похожа на молоко.

Стоило только сильно встряхнуть флакон, как обе жидкости моментально смешалась, приняв однородный бледно-розовый цвет. Теперь это зелье, если верить словам крестьянки, выпившей два таких во время родов, не восстанавливает здоровье, но лишь вызывает «всесильное восстановление». Чем бы оно ни было. Или «всесильное выздоровление»? Непонятно, конечно, но испытывать эту ересь на себе я не собираюсь. Сейчас это зелье для меня бесполезно, так что я убрал его в отдельный ящик.

Другой ящик, что был вытащен с верхней полки, я открыть сразу не решился. Не то чтобы страх, но какая-то неприязнь сковала тело. Стараясь отвлечься от тяжёлых мыслей, я вернулся к шкатулке и достал из второго отделения баночку с эссенцией из магических камней. Если раньше жидкость была похожа на прекрасное безоблачное небо, то сейчас на нём проявлялись грозовые тучи: голубой цвет испачкался, смешался с чем-то серым, а внутри самой жидкости то образовывались, то растворялись чёрные прожилки.

Смотря на эту концентрированную скверну ни о каком внутреннем спокойствии и речи быть не могло. Из груди что-то рвалось наружу, взгляд туманился от злобы, а оставленные порчей на моём теле отметины отдавали жаром.

Вернув на место склянку — я прервался и стал постепенно приходить в себя.

Как хорошо, что именно в этот момент в комнату постучала Лина. Она закончила с поручениями и приглашала на ужин. Ужинать я не планировал: для полного счастья только и не хватало, чтобы сытый желудок сморил меня в сон. Но всё же я вышел и передал эльфийке свёрток с платьем. Брошенный по приезде на кровать и успешно забытый, он так там и пролежал всё это время. Лина впала в ступор, услышав о содержимом. Подарок настолько её шокировал, что она даже не шелохнулась, пока я рассказывал как долго выбирал это платье.

Благодаря забавной реакции эльфийки я немного успокоился. Вернувшись обратно, твёрдой рукой вытащил из ящика одно из зелий. До этого использовались зелья из «И17–517», а сейчас в моих руках флакон из партии «И17–383». Но главная разница в количестве крови, используемой в них: почти три литра на тысячу зелий в поздней и восемь на полторы тысячи в ранней партии. С этим процесс определённо будет закончен к осени.

Установив зелье в первое отделение — я убрал всё на свои места, мельком глянул на деревянную заготовку другого устройства и стал собираться к выходу. В лесу меня ждало бессознательное тело, а путь не близкий. В оба конца. Значит, поспать получится только завтра. И это скверно.

Глава 8

— А-а-а!

—…

— Помогите-е-е! Спасите-е!

—…

— На помощь!

—…

— А-а-а!

—…

— Помоги… кхе-кхе!

— На, попей водички.

— Нет, я-кха… Не надо! Не убивайте меня! Не надо!

— В лесу не убил и сейчас не убью. Пей! И успокойся. Тебя всё равно не услышат: дом в стороне от других стоит. Так что глотку не надрывай. Бесполезно это.

— Что ты… вы со мной сделали? Где я?

— Я тебя спас. И мы сейчас в деревне.

— В какой деревне?

— В деревенской деревне.

— Я не по…

— Помолчи. Знаешь историю про равнинную эльфийку, у которой были слишком большие уши?

— Я не… О чём ты… вы вообще говорите?

— Жила на свете эльфийка, и была она рабой у одного очень злого ксата. Он был настолько злой, что взглядом проклятья насылал и детей на завтрак ел. Так вот эта самая эльфийка частенько любила подслушивать и подглядывать за своим хозяином через щель в дверном косяке. Однажды она настолько увлеклась, что переступила некую черту и хозяину пришлось оторвать ей острые уши и выпороть её тощий зад. Намёк ясен, Лина, нет?

— Ой!

— Немедленно отошла от двери и занялась работой по дому. Иначе я выйду и зайду обратно, только когда оттаскаю тебя за уши по первое число!

— Простите меня!

— Прощаю. Так, вернёмся к тому, на чём закончили. Мы говорили о деревне…

Я медленно отошла от двери, стараясь не шуметь.

Хозяин знал, что я подсматривала? Как? Он маг, поэтому, наверно. Он чувствовал меня, да. Да, точно чувствовал: на прошлой неделе, когда ворвался в дом, он говорил что-то про ощущение магии. Хозяин был таким страшным тогда, готовым убивать. Я чувствовала сердцем его ярость, я чувствовала кожей его ненависть. Я сильно испугалась. Но как я могла испугаться его? Ведь он вылечил меня, давал вкусную еду! Хозяин ест со мной за одним столом! Как? Почему? Я не могу понять этого, не могу. Разве ему не противно, разве его не должно тошнить от моего вида? Ведь он говорил, что как-то связан с церковью, что-то про исследователя скверны, а значит — он должен знать кто я такая. Ну конечно знает, ведь он вылечил меня с помощью той противной смеси. Никто не знал, как мне помочь, а он помог, значит — хозяин связан с церковью.

Именно там рассказали кто я: дрянь и мерзость. Во мне сидит скверна, потому что я плохая, очень плохая. Боги видели мою судьбу, видели мою жизнь и видели, как много зла я сделаю. Они позволили скверне проникнуть в моё тело, чтобы не дать мне уничтожить мир. Я должна платить за всё зло, что могла сделать. Но хозяин сказал… как же он сказал? Так красиво, так мягко и так грубо, только он так может говорить. Вот, вспомнила: «Не проклятье то богов, но лишь болезнь, без прав на излечение». Я верю хозяину, верю. Но ведь церковь несёт свет богов и их слова. Они не могут врать. Я родилась в подвале церкви и там мой дом. Первые десять лет я жила там и помню, как меня научили слышать слова богов. Научили правильно читать молитву, чтобы услышать их откровение. Я троптос. Сами боги говорят, что я дитя скверны и она моя мама и папа.

В церкви таких как я было много. Нам постоянно говорили, что мы ниже животного. Но боги сжалились над нами и позволяют есть руками. Мы всегда благодарили богов, когда сквозь натянутые от пола до потолка толстые, прочные верёвки нам высыпали еду. Нам показывали, как едят свиньи, но мы могли брать еду руками. Разве это не любовь богов? Даже мой первый хозяин говорил, что я должна смотреть только в землю. Там моё место. Я слушалась его, как учили в церкви. Если не слушаться хозяина, то не искупить вину перед богами. Я делала всё, что он приказывал мне. Даже не плакала, когда было больно от голода, когда не кушала неделями, когда меня били, когда он приказывал встать на колени и открыть рот. Нет, ведь я должна искупить свою вину перед богами…

Стой, Лина, не думай о прошлом, думай о сегодняшнем дне. И думай о новом хозяине и его богах — теперь это и мои боги тоже.

Когда хозяин купил меня, я стала его вещью, а значит теперь его боги смотрят за мной. Он сам это объяснял, когда я отказывалась есть вместе с ним за одним столом… забыла, опять. Нет, помню, не забыла! Я хорошая, не забыла слова хозяина: «Если тебе хочется так думать, то считай это луной и солнцем. Твои старые боги как луна: едва светят и неспособны согреть даже себя. Луна зашла, ночь кончилась. Теперь настал день и на твоём небе светит солнце — это боги моей расы, что светят ярко и стараются согреть каждого, кто под их защитой. В том числе и тебя». Теперь я должна быть достойна этого света и своего хозяина.

— Лина!

Голос хозяина. Он зовёт меня.

— Да, — я подошла к двери в его комнату, но не открою: хозяин просил не открывать.

— Если не знаешь, чем заняться, то можешь сделать чай, две чашки. Как сделаешь — скажи и поставь их на скамейку рядом с дверью. Хорошо?

— Да, сейчас.

Он всегда просит меня, всегда только просит и никогда не приказывает. Почему он так делает? Он не умеет по-другому? Ему запрещают боги приказывать другим? Что если…

Так, вот магическая плита хозяина, он научил меня пользоваться ей. На ней чайник, он вскипел недавно. Кружки, две кружки, вот одна — это хозяина. Вторая моя. Нет. Хозяин не говорил, что это для меня. Значит — для того разумного. Кружки для гостей я ставила здесь.

Как странно: я раб, дитя скверны, у которого есть своя кружка. Хозяин подарил её, позволил самой выбрать. Он ездил… на О… в Ольск ездил. Вернулся и мы опять поехали в город, на рынок, во второй раз он повёз меня туда. В первый раз он позволил попробовать что-то из хлеба, со вкусом молока и такое сладкое. Так было вкусно — я до сих пор помню. Мы поехали во второй раз, на рынке была лавка и там мальчик стоял. Хозяин сказал, что это ученик мастера по глине и разрешил выбрать кружку. Сказал, что кружка — это начало индюшитильности… индювидальнасти… сложное слово, хозяин их всегда говорит. Индивидности, нет. Индивидуальности! Да, вот это слово. Хозяин тогда сказал, что кружка — это начало моей индивидуальности. Но у меня есть не только кружка, но и хорошая одежда. Хозяин принёс её в первые дни, как мы здесь оказались. Оставил меня в доме, в тепле, а сам пошёл на мороз, в город, ради одежды. А теперь у меня есть ещё и красивое платье — его хозяин сам выбрал. Долго выбирал самое лучшее и теперь оно моё. С красивыми узорами на нём, на ткани и коже, так красиво! Хочу на него посмотреть, опять хочу смотреть на платье и на узоры очень красивые. Раб с платьем — это невозможно, но это правда я и оно моё, самое красивое платье в мире моё!

— Чай готов.

Я поставила две чашки на скамейку. Дверь открылась и оттуда вышел хозяин. Морщины на коже его щёк и скул стали крупнее, как будто налились водой. Такое всегда случается, когда он нервничает или злится.

Хозяин посмотрел на кружки и удивился: он всегда немного прищуривает правый глаз, когда удивлён. А вот теперь закивал головой, чуть-чуть, но я видела — он доволен.

— Молодец.

Хозяин всегда хвалит, когда я выполняю его поручения. А когда я справляюсь с трудными он даже говорит: «спасибо»! Никто не благодарит таких, как я. Но хозяин другой, он может так делать.

— Вот, держи, — хозяин взял гостевую кружку и передал её тому странному разумному, который сидел на его кровати. — Да возьми ты эту чёртову кружку, пожри тебя скверна! Чай это, чай. Вкусный, из местных трав, мне он нравится. Чего смотришь так на неё? Думаешь, травить тебя буду? Как же сложно с тобой, а. Дай сюда… Ну, видишь, вроде я живой, так что пей. Ток осторожней: он всё же горячий.

— Ай, яфык! Больно.

— И кому я говорил про осторожность?

Хозяин ещё раз выглянул, забрал свою кружку и закрыл дверь.

Что происходит у хозяина? Может, ему нужна помощь? Как сказать ему, что я готова прийти ему на помощь днём и ночью? Это из-за этого разумного хозяин тогда надолго ушёл! Он потом вернулся через два дня почти под утро, даже не поспал и сразу ушёл в город. Даже когда вернулся почти не отдыхал, что-то делал у себя в комнате. Потом покушал, взял еду в дорогу и ушёл ночью, когда уже было темно. Я только успела сказать, что староста приходил и просил передать, что люди из гильдии приняли его запрос. А потом вернулся с этим разумным, пока ещё солнце не встало, тащил его на себе. Как страшно было, когда хозяин не отвечал!

Помню, очень сильно помню. Он зашёл тогда, положил этого разумного на свою кровать и сказал, что оторвёт какой-то кучерявой падле голову. Потом попросил не входить в комнату, поставил стул напротив кровати, сел на него, опёрся на посох. И замер. Оставил дверь открытой и не двигался целых два дня! Он может, хозяин может, всегда так делает, особенно зимой: просто садится и не двигается, и так целый день. Иногда он встанет, походит немного, или чай выпьет, или в уборную пойдёт, а потом опять сядет обратно и снова не будет двигаться. Но он всегда отвлекался, когда я что-то спрашивала. Но два дня, целых два дня он не двигался, не отвечал — как мне было страшно. Я молила богов, постоянно молила и спрашивала и они отвечали, показывали, что я всё ещё раба хозяина, значит, что он был жив. Но он не отвечал! Как я была счастлива, когда он наконец очнулся, посмотрел на меня и сказал сделать чай.

Но он всё это время не отходил этого странного парня. Сидел на стуле и смотрел, не двигался, как обычно он и делает. Только сегодня, он вдруг резко встал, когда разумный зашевелился и закрыл плотно дверь. Парень кричал, но почему у парня такой высокий голос? Он болен чем-то? Если да, то хозяин сможет его вылечить, ведь хозяин много знает и много…

— Ува-а.

Ребёночек проснулся. Я аккуратно взяла его на руки — он такой маленький.

Что ты хочешь? Что случилось? Ты голоден или надо поменять пелёнки? Сейчас я всё сделаю, всё сейчас проверю.

Маленькое дитя, ты такой же, как и я. Боги узнали о твоей судьбе и позволили скверне пробраться в твоё маленькое тело? Не волнуйся, всё позади. Ты не умрёшь — хозяин спас тебя. Он пытался спасти тебя, я чувствовала это. Я выздоровела и теперь могу чувствовать, что хочет хозяин. А он хотел тебя спасти.

Он не позволил тебя убить, а я помогла ему. Он тогда говорил плохие слова, но я знаю, что это была неправда. Там было много других, он должен был так говорить. Он спас тебя и передал мне. Вот сейчас ты самый счастливый малыш из всех — тебя спас наш хозяин. Я позабочусь о тебе, не волнуйся. Я могу защитить тебя, если хоть кто-то попробует обидеть: у меня есть оружие!

Видишь, какой у нас хороший хозяин. У его раба есть личная кружка, одежда, и даже оружие. Его мне хозяин дал. Он его сам сделал, из своего кольца. Снял кольцо с пальца и надел на палочку — теперь она может огнём стрелять. Хозяин взял мою кровь, помазал ей палочку и стал меня учить. Да-да, учить раба магии.

У хозяина было мало времени, и он учил меня быстро, но я не смогла сразу стрелять огнём. Но ты знаешь, хоть хозяин и ругался сильно, но он учил меня весь день, пока я не смогла выстрелить. Ты знаешь, узоры на палочке «блум» красным цветом, а потом кольцо засветилось и шарик огня «вжух» и полетел вверх. Я так обрадовалась, что у меня получилось. И хозяин меня похвалил, сказал, что я молодец. Но хозяин ещё много чего говорил всякого про смерть от старости, про личную пытку, про какие-то котлы. Хозяин всегда такое говорит, когда очень сильно злится или радуется. А он радовался тогда. Если бы злился, то не похвалил бы.

Я аккуратно положила маленького в кроватку и стала медленно раскачивать её. В тот день, когда малыш родился, жена старосты рассказала, что надо делать. Сказала, что кроватку надо чуть-чуть качать — ребёнок, если не плачет и сам уснёт. Побуду с ним немного и буду готовить обед.

— Господин ящур, Лина. Есть кто дома?

Голос на улице, это староста деревни. Малыш уже уснул. Не будет плакать, если я уйду.

— Привет, Лина. Господин ящур всё так же занят? Уж почти неделю как из дома не выходит.

— Здравствуйте, староста. Хозяин всё ещё занят зельями. Говорит, осталось немного.

— Ну раз зельями, то ладно. Всё ж эт от них тебе лучше стало, так что дело правильное. Ты того, спроси господина ящура: сможет ли он зайти ко мне? А то ж праздник скоро, Ренс на нервах весь, а господин так и вовсе закрылся у себя. Да и ты сама-то как: к празднику готовишься?

— Мне хозяин платье купил. Я сейчас спрошу его.

— Платье эт здорово. Всё ж добрая душа у него. Ну ты иди, спроси, негоже ещё сильней тебя отвлекать.

Староста остался стоять около калитки, а я вернулась в дом.

Праздник. Он будет в городе, и мы на него пойдём с хозяином. Он специально купил мне платье, чтобы я смогла пойти на праздник. Я сначала буду с хозяином, но у него дела и он передаст меня сыну старосты — рыжий такой, Ренс его имя. Он будет со мной, пока хозяин не освободится и не заберёт меня обратно. Хозяин сказал, что праздник — это когда много разумных в одном месте много пьют и едят, и разговаривают. Он сказал, что я тоже могу много есть и пить. Я так и не смогла спросить про вино. Хозяин редко даёт его. Оно такое сладкое, даже когда с водой и всегда тёплое — согревает и от него так приятно и легко, и спать хочется потом. Как спросить у хозяина про вино? Я смогу его пить? А тот хлеб с молоком: его можно будет кушать? Можно будет с собой малыша взять? Нет, хозяин его точно возьмёт — он говорил, что надо зайти в церковь и показать. Но всё будет хорошо, ведь хозяин защитит его.

Я остановилась перед дверью в комнату хозяина и постучала в неё.

— Там у…

— Староста?

— Да.

— Чего ему?

— Спрашивает: сможете ли вы зайти к нему. О празднике и сыне хочет говорить.

— Скажи, что я сейчас выйду. Пусть на улице постоит, а ты вернись сразу.

Я сделала, как сказал хозяин. Староста обрадовался и сказал, что я его выручила и спасла. Наверно, он сильно хотел увидеть хозяина. Я вернулась, а хозяин уже стоял в передней комнате, где я сплю с малышом и где мы обычно едим. Рядом с ним стоял тот парень и осматривал всё.

— Так, знакомитесь. Лина, это… — хозяин глубоко вздохнул. — Хер с этой конспирацией. Лина, это Мильтара.

— Здравствуйте, меня зовут Лина.

— Молодец. Мильтара, это Лина.

— Добрый день. Можешь звать меня Мира.

Хозяин посмотрел на парня с женским именем.

— Повторю ещё раз. В комнату не заходить — на ней отдельный сигнальный контур. Второе: Лину и ребёнка не трогать. Соблюдаешь два простых правила и это время пролетит для тебя как в сказке. Даже сможешь выходить на улицу, когда солнце зайдёт. Спать будешь тут, на этих лавках. Мы их вечером составим вместе, а одеяла запасные у меня есть. Если что понадобится, спрашивай Лину, она тебе поможет. Вопросы?

— Ребёнок ваш?

— Нет. Я его не трогаю и тебе не советую. Ещё вопросы?

Хозяин никогда не трогал малыша. И меня он тоже никогда не трогал и даже не бил. Нет, он касался меня, но только в перчатках. Да, хозяин же показывал, что он осквернён и если бы тронул, то мне стало бы плохо. Наверно, малыша тоже не трогает, потому что боится за него. Но ведь он говорил, что со мной теперь всё хорошо, и мне теперь не надо бояться⁈

— Помыться хочется. И кушать хочется.

Парень закончил говорить, и его живот зарычал. Он согнулся и схватился за него руками: ему было больно. Я знаю, как это больно, когда живот рычит от голода.

Хозяин повернулся ко мне.

— Сделай обед, но учти, что он должен быть простым. Возьми немного овощей, чуть крупы и свари жидкую похлёбку. Не надо ей сейчас налегать на тяжёлую пищу, а то кишки свернуться и полетит она на небо объясняться перед бо…

— Да я понимаю, — разумный распрямился и странно посмотрел на хозяина.

Это не парень? Это она? Девушка? Как, ведь хозяин говорил, что это парень. Тогда, когда притащил его. Он ошибся? Нет, не мог хозяин ошибиться. Так не бывает. Он просто не хотел говорить. Да, так надо было, а теперь он сказал.

— Хорошо, что понимаешь. Только всё равно плохо не понимать, что перебивать других грешно.

— Простите.

— Прощаю. Лина, ты поняла про обед.

— Да. А вы?

— У старосты поем, похоже. Когда я уйду — покажешь ей, что тут и где. А на счёт помыться — это будет вечером. Мне бы тоже не мешало, так что истоплю баню.

— Тут есть баня? — девушка сильно удивилась.

— На участке много чего построено. Он специально делался так, чтобы сдавать его в аренду благородным. Но сейчас тут живу я. Ещё вопросы?

— А…

— Оставь их на вечер: время кончилось. Лина — ты за главную.

Хозяин, когда идёт куда-то, всегда берёт с собой свою книгу, жезл, кинжал и посох. Он говорит, что так безопасней, но зачем ему сейчас рюкзак? И как я могу быть главной, ведь главный он⁈

Хозяин молча вышел на улицу. Я прошла за ним, остановилась на веранде и стала слушать.

— Добрый день, господин ящур!

— Здравствуй, Гильм. Извини, что пришлось долго ждать.

— Да вы уж успокойтесь, господин ящур. Вы ж полезным делом занимаетесь: зелья готовите да припарки там всякие. Вон сколько наших спасли за всё время. А вам рюкзак-то к чему? Неужто по травы собрались и за зелья опять приметесь?

— Хватит с меня зелий, отдыхать надо. Праздник скоро. Я хотел зайти и за аренду оплатить на полгода вперёд, заодно еды купить.

— Так не проблема же, господин ящур. Пойдёмте, пойдёмте. А что эт вы за зелья-то готовили, что аж на неделю спрятались…

Хозяин ушёл. Я развернулась и сильно испугалась — за мной стояла она. Тоже слушала, как хозяин уходил.

— За покупками, значит. Странный у тебя хозяин… Лина, ведь так?

— Он добрый!

— Тихо, тихо. Недалеко же Ликус ушёл, вдруг услышит.

— Ой.

— Вот-вот. Да, добрый. Но и странный: он говорил, что ему нравятся девушки с другой фигурой, но почему-то он купил тебя. Странно это. А ещё он мне объяснил кто ты и кто ребёнок — я вас не трону, обещаю. Ликус всё рассказал, так что…

Живот её зарычал, она схватилась за него. Ей было больно. Я видела это по её лицу. Она посмотрела на меня — её щёки горели.

— Есть сильно хочется. И в уборную тоже.

Я показала, где стоит ведро и пошла обратно. Надо приготовить кушать, и ей, и мне. А на ужин я сделаю рагу, как хозяин делал до этого — ему оно нравится.

«„----“„----“„----“»

Конец пятой арки

Арка шестая. Ка́ттия Место действия: Северный континент

Глава 1

Собираясь толпой в одном месте и обсуждая одну-единственную тему, деревенские жители обычно превращаются в неприятную массу тел и заполняют пространство во круг себя запредельным уровнем шума. Одно дело, когда говорят о посевных, скоте, разбойниках или других сельских хлопотах. Совсем другое дело, когда обсуждают недавнее убийство наставником своих четырёх подопечных.

Страшный случай всколыхнул город и окрестные деревни, напрочь выбив из разговоров хоть какое-либо упоминание о ребёнке скверны. Все только и судачили да выдвигали гипотезы, почему убийца благородных не скрылся в лесах, а зачем-то вернулся в город. И не просто вернулся, так ещё и пошёл в гильдию, ворвался в кабинет главы, бросил на стол четыре именных браслета и что-то закричал про скверный луг, про свою жену, семью. А потом набросился на главу. Никто даже и не думал осуждать такого правильного человека, как Бриан: защищаясь, он одним движением меча отсёк голову этому сумасшедшему.

Целых десять дней этот случай был главной темой для разговоров. Сколько же предположений было построено воспалёнными сознаниями — одно краше другого. Самый интересный слух про то, что Бриан, оказывается, перебежал в стан светло-синих с голубой раскраской и этот сумасшедший был его любовником.

Но слух на то и слух, чтобы исчезнуть сразу, как появится новая история. А если это история о скромной и чистой любви главы гильдии к одной кареглазой работнице; о желаниях, которые он прятал, чтобы не нарушать рабочую этику; о невероятном совпадении взаимных чувств, о слезах радости и криках согласия работницы — всё это сразу сбросило с главы любые подозрения и переключило внимание народа на другие, более интересные темы.

Так они и сменяли одна другую под каждодневным ворохом предпраздничных забот. Пока не наступил день сегодняшний и не похоронил все заботы под толстым слоем дёрна. Сегодня то самое, другое дело. Потому что у всех лишь одно на уме — предстоящий праздник. И та порция веселья, которой каждый насладится сполна.

В собравшейся в центре деревни толпе взрослые обсуждают места, куда надо успеть зайти и предлагают то, что обязательно надо посмотреть. Парочки молодых крестьян, не обременённые детьми, жмутся друг к дружке, мечтая побыстрее оказаться на празднике. Детвора что повзрослей бахвалится, как на конкурсах займёт первые места. А те дети, что поменьше и которых с собой не берут — без остановки плачут и кричат. Даже те крестьяне, кто останется в деревне, принимают живое участие в обсуждении, то и дело норовя вставить своё крайне нужное замечание.

Чуть в стороне от всех стоял староста с семьёй, обсуждая охрану деревни с группой авантюристов. Их я знаю — они старая, слаженная команда. Три бойца переднего края, два мага и два бойца дальнего края. Хорошая связка, когда приходится работать в деревнях. Особенно когда многие деревенские на празднике, а оставшиеся толком ничем не помогут. Когда группа вчера пришла, я подробно рассказал про сильные и слабые места деревни, с точки зрения защиты — так что, наверно, они уже заканчивают обсуждать.

Словно в подтверждение моих мыслей, группа авантюристов стала расходиться на свои посты, а в мою сторону побежал рыжеволосый сын старосты.

— Господин ящур, мы всё.

— Спасибо Ренс, я заметил.

— Да я про то, что вот сейчас поедем, только подождите.

— Конечно, подожду.

Парень что-то пробормотал о «совсем немного» и убежал обратно. Сегодня он явно решил переплюнуть самого себя по застенчивому поведению: пока мы говорили, Ренс украдкой смотрел на Лину. Его можно понять, ибо сейчас на эльфийке новое платье. Тёмно-зелёного цвета с яркими узорами на рукавах и подоле, а сверху бордовый жилет из кожи с таким же теснённым узором, как и на платье. Края жилета прошиты лентами чёрного и белого цвета. Плетёный пояс тёмно-оранжевого цвета вместе с чёрно-белыми полосками создавал оптическую иллюзию. Полосы как бы зрительно увеличивали маленькую грудь эльфийки, а пояс подчёркивал отсутствующую талию — казалось, что у Лины от рождения идеальная фигура. А если добавить к этому ещё и спящего младенца на руках остроухой, то образ красивой, честной, доброй и любящей супруги вполне мог сложиться в одной рыжей голове.

К нам подошло почти всё семейство старосты. Я специально стоял подальше от центральной толпы и её шума, чтобы ребёнок не проснулся. Вчера он орал практически весь день и у меня до сих пор иногда пульсирует в висках. Крик у него странный какой-то: Лина пугается постоянно, хотя у меня только голова болит. Сейчас же, пока мы дожидались телег, жена старосты и вместе с детьми принялась нахваливать платье. Они все делали это нарочито громко, словнокомплименты предназначались вовсе не Лине.

Стоило только открыть рот, чтобы попросить их говорить как можно тише, как со стороны города в деревню въехала вереница телег. Всевозможные торговцы были наняты старостой, дабы отвести всех деревенских до города. Рядом с торговцами сидело по авантюристу. Их услуги оплатил городской совет, кровно заинтересованный в том, чтобы как можно больше селян оставило как можно больше денег на празднике.

Если не вдумываться, то может показаться, что это сплошное расточительство как для деревенской, так и для городской казны. Но на самом деле всё гораздо прозаичней — все участники получают выгоду и пользу. Да, из деревенской казны, за которую головой отвечал Гильм, были оплачены услуги торговцев. Но староста отделался уж больно смехотворной суммой, а торговцам даже десяток серебряных пойдёт впрок. Особенно когда лошади будут накормлены и напоены за счёт города.

Авантюристы получили примерно столько же. Или даже меньше, но я уверен: в гильдии была настоящая драка за право принять эти запросы. Ну а с чего не быть драке, когда прибыльных контрактов по весне практически нет и всё, что остаётся — сидеть, протирать штаны, скучать да просаживать последние монеты на дешёвое пойло. А так они тоже будут сидеть на одном месте, но зато денег хоть немного заработают.

Конечно, если кто нападёт, то они без промедления ринуться в бой и поставят на кон свои жизни, а после получат утроенную сумму. Но в такое время редко когда появляются шайки разбойников. Вот через пару месяцев, когда многие крестьянские семьи разорятся и, не желая становится невольниками, уйдут в лес да пополнят разбойничьи ватаги — вот тогда авантюристы начнут вспоминать эти скучные дни с лёгкой завистью.

Оставалась городская казна, поиздержавшаяся не только на подготовку к празднику, но и на оплату транспортных караванов как минимум в десяток таких же далёких от города деревень. Возможно, где-то и сидят дураки, неспособные считать деньги, то точно не в этом городе. На праздник приехали торговцы, привезли товары — они должны быть проданы и чем больше простого люда купит товаров, тем больше налогов пойдёт в казну. Конечно, я не торговец и не знаю всех нюансов ремесла звонкой монеты, но уверен, что администрация города поступает мудро. Особенно учитывая, что назад деревенские будут развозиться такими же колоннами телег. А это уже холодный расчёт на повышение авторитета и любви к власть имущим. Местное ополчение будет формироваться и из этих крестьян тоже — и чем больше они будут любить город, тем больше их возьмётся за оружие.

Вскоре деревенские расселись по телегам и караван двинулся к городу. Мы вместе с семейством Гильма заняли лучшую телегу, кроме старосты: он ехал на своей и вёз что-то на продажу. Оставшиеся в деревне селяне кричали вслед, желая нам всем как следует повеселиться. На что сидящие в телегах отвечали пожеланиями безопасного дня.

Сидевший за поводьями караванщик сказал, что выехали они из города часа в четыре утра. Три часа добирались сюда. А как добрались, то дали лошадям час отдохнуть. Значит, сейчас восемь часов и прибудем мы в город к одиннадцати. На час позже, чем просил трихтих — но я разрешаю ему зализать кристалл дознания до дыр его же грязным языком.

— Господин лекарь, а можно спросить?

Мы успели проехать треть пути, я уже ни о чём не думал и просто смотрел на кромку леса, как прозвучал юный голос. Старшая дочь старосты, огненному цвету волос которой позавидует само жерло вулкана, сидела рядом со мной и донимала вопросами Лину — но утомилась слушать простые односложные ответы. Похоже, девушка решила, что мой мозг повкуснее будет. Мне даже на секунду показалось, что в её карих глазах блеснула какая-то странная мысль, словно она собиралась вычерпать мой мозг маленькой ложечкой, с особым цинизмом.

— Сатия, не отвлекай господина.

— Ну мам!

— Я кому сказала!

— Всё хорошо, пусть спросит, — я успокоил женщину и посмотрел на девушку: — Слушаю тебя.

— Ам… Это правда, что вы учили Лину магии?

— Да, это правда.

— Я вчера видела, как у вашего дома шарик светящийся в небо улетел. Это Лина сделала?

— Конечно, ведь я обучил её магии.

Я вчера специально сказал Лине пустить один огненный шар из жезла — чтобы кое-кто понял, что я не шутки шутил, рассказывая про магические способности эльфийки. Благо теперь этот кое-кто ходит по струнке, и даже не смеет вякнуть лишний раз.

— Настоящей? Которой словами надо говорить? — девушка не могла поверить услышанному.

— И такой тоже.

Думаю, можно назвать применением вербальной магии выкрики Лины по типу: «Взываю к вам, о духи огня». На использовании жезла это никак не скажется, но ей так проще сконцентрироваться. Всё же буквально недавно она была рабом на грани голодной смерти — а вот те раз, и стреляй магией.

— А вы…

— Сатия, не смей!

— Мама, я всё равно узнаю.

— Я сказала молчать! Сейчас выпорю и отправлю домой!

— Вы можете меня магии научить? — в этот момент спорящие и пытающиеся перекричать друг друга два голоса смешались в один поток.

— Вы не слушайте её, господин лекарь…

— У меня провидение есть…

—…как взбредёт ей что в голову…

—…мою душу боги поцеловали…

—…вся в отца, как и брат её…

—…я смогу делать магию проще…

—…как были зимой в церкви…

—…вы можете меня научи…

—…так после освещения еле держали, — женщина наклонилась и сильно ударила дочь по руке. Та замолкла и наконец увидела разъярённое лицо матери: — чтобы не бросилась с расспросами. Да не удержали. Забудьте о том, что она говорила.

— Ну он же обучил Лину. Чем я её хуже?

— Лина его раб, а ты нет.

— Значит стану!

— Да как ты можешь…

— Заткнулись обе! — мои грубые слова подействовали как нельзя лучше. — Чего вы орёте как свиньи резаные? Про ребёнка забыли?

Они обе посмотрели на ребёнка, потом на Лину, что испуганно прижимала его к себе, и стали неуверенно извиняться. Я снова прервал их:

— Во-первых, — я указал на женщину, — лучше, чтобы этот разговор состоялся, иначе такие скандалы будут происходить постоянно. Пусть говорит.

— Господин лекарь, при всём уважении к вашим трудам…

— Разговор не значит обучение, — я посмотрел на Сатию. — Что за провидение?

— Ам, сейчас, — она сложила руки в молитвенном жесте. — Великие боги, молю вас смиренно, раскройте мой путь… Боги говорят, что провидение называется «Короткое слово магии». Зимой на совершеннолетие ездили в церковь, и служитель полностью оценил моё откровение…

— Ты можешь сокращать заклинания и тратить на это меньше маны или, по-вашему, духовной энергии. Так?

— Вы знаете об этом?

Хорошую и довольно редкую способность подкинул ей случай. Навык, схожий с этим достижением существует, но их можно будет сравнивать только на пятидесятом уровне. Это достижение, что ни говори, хорошее подспорье любому магу и без разницы, какой стихией он пользуется.

А что, если её действительно взять в ученики и обучить какой-нибудь стихийной магии? Вода или земля, или что-то комбинированное и сделать её передним краем? Девчонка же тогда будет уделывать всех и вся подчистую. А если дать ей в руки нормальный посох с серьёзным объёмом маны на накопление? Тогда её можно будет с чистой душой называть «боевой единицей». Притом слово единица означает, что она сражается одна без поддержки и проблем от этого не испытывает. Странно, что церковники ей не заинтересовались. Скорее всего им было не до того. Может, действительно взять…

Стоп, о чём я только думаю? Какая ученица? Какое обучение? Какая единица? Наверно, за последние недели я сильно устал, раз всерьёз решил думать о каком-то ученике. Не, эти мысли надо отбросить в сторону раз и навсегда: никакого ученика у меня не будет, как минимум ближайшие две, а лучше пять сотен лет. Надо эту девчонку схватить за курносый нос или за пухлые щёчки да оттаскать как следует. Заодно — грамотно успокоить, чтобы впредь не смела эту тему поднимать.

— Знаю, конечно. Это полезное свойство для мага, но оно не редкое. Даже я им владею: оно у меня в качестве навыка, и ему каждый может обучиться.

— Но мне не надо ему учится: значит могу сразу учить магию!

— Сатия! — вскрикнула женщина.

— Спокойно. Я предлагаю посмотреть на всё с самой банальной стороны. Давайте все успокоимся и представим, — я посмотрел на женщину, — представим, что я всё же взялся тебя обучать. Представила?

— Да! — чуть ли не в захлёб проговорила девчонка.

— Хорошо. Давай сюда пять сотен золотых за каждый год обучения. Их пять, если что. Так что две с половиной тысячи монет золотом.

— А… Сколько? — настолько огромная сумма ошарашила девушку как удар палкой по затылку. — У меня нет… Но я могу стирать… готовить, ещё как помогать вам.

— То есть Лине ножом по горлу и забыли, да?

— Да вы что…

— Я не с тобой говорю, Ренс. Сядь и успокойся.

— Ну, нет, не надо Лину так, — Сатия выглядела потерянной.

— Хорошо, можно попробовать и без денег, но путь долгий. Пятнадцать лет в учениках.

— Я согласна!

— Ты хоть знаешь, о чём речь идёт?

— Об обучении?

— Да. А ещё о подчинении. Давай я тебе скажу примером. Если учитель решит, что для раскрытия магического потенциала ученику нужно раздеться догола, сесть на муравейник и просидеть там три дня — ученик будет там сидеть, улыбаться и благодарить за предоставленную возможность постичь магическое ремесло. Поняла?

— Ведь всё равно я потом стану магом!

— Нет. После ты получишь рекомендательное письмо в академию.

— И мена там будут учить?

— И там тебя допустят до вступительного экзамена. А потом, если пройдёшь, тебе надо будет ещё и заплатить за обучение. Всё зависит от академии, но обычно не меньше тысячи за год и не меньше четырёх лет.

— Вы тоже так учились?

— Нет. Я шёл по третьему пути.

— Что для него надо? — девушка смотрела на меня с надеждой.

— С самого рождения иметь огромнейшее провидение богов. Ну, или заслужить его в детстве. Например… Невербальное чтение. Это когда ты сразу можешь читать заклинания про себя и не надо их проговаривать вслух. Или быть архонтом той или иной магии. Например, архонт магии земли тратит на заклинания этой стихии в десять раз меньше духовной энергии, да и читает заклинания в два раза быстрее. Примеров много, но если у тебя есть великое провидение, то в академию тебя возьмут учиться бесплатно и без экзаменов. У тебя оно обычное.

— А у вас тогда какое? — голос девушки дрожал от накатывавших эмоций.

— Сатия, как тебе не стыдно? — женщина поняла мои намерения отговорить её неразумную дочь. Теперь она просто возмущалась нахальством её уже взрослой девушки, придумавшей себе всяких небылиц.

— Спокойно, я не закончил. Это правильный вопрос, и я должен на него ответить. У меня оно тоже «как бы» есть. Но лучше, если бы его никогда не существовало.

— О чём вы?

— У меня защита от скверны, но я заплатил за это слишком высокую цену.

Девушка поникла, услышав ответ. Но такие разумные, как она — мне хорошо известны. Они не отступят, пока их окончательно не сломать. Главное — это сразу же дать спасительную соломинку и направить хоть куда-то. Иначе её жизнь будет разрушена.

— Ну, хорошо. Давай предположим… не, не буду даже упоминать, что я работаю в местах, где обычный разумный уже через неделю будет живьём сожран скверной. Сразу представим, что ты прошла обучение в пятнадцать лет, смогла накопить на своё обучение в магической академии и даже смогла поступить. Вот закончила обучение, и ты теперь настоящий боевой маг. У тебя как с выносливостью? Бегаешь быстро?

— Причём тут это?

Авантюрист, сидевший рядом с торговцем, повернулся и точно всё объяснил:

— Боевой маг сначала хороший бегун, потом хороший боец и только потом хороший маг.

— Именно, — подтвердил я. — У мага может закончиться энергия во время боя. И он умрёт, если не убежит. Ему могут не дать убежать и тогда придётся драться. Меч, посох, копьё или что угодно, но он должен уметь постоять за себя. И только когда маг может спастись, только тогда он имеет право использовать магию. Понимаешь о чём я?

— Да.

— Твоя мама это всё знала и не хотела тебя расстраивать. Но и вы, — я посмотрел на женщину, — тоже поступили грубо, раз не поговорили с дочерью и не объяснили ей всё. Приди вы ко мне сразу, и тогда скандала бы не случилось.

Дальше ничего говорить не пришлось и они обе стали просить прощения друг у друга. Как это принято в любящих семьях: искренне, со слезами раскаянья и беззвучно плача. Когда же они обе успокоились, я смог наконец посмотреть Сатии в глаза. Её мечта разрушена, девушка сломлена и теперь смотрела на мир затуманенным взором. Настало время дать соломинку.

— Ближе к лету сможешь приходить и смотреть как Лина упражняется в магии. Или, если захочешь, я смогу дать тебе пару уроков зельеварения и травничества. Только если Лина разрешит.

Женщина хотела что-то возразить, но остановилась, приняв это как наилучший выход из ситуации. А Сатия щенячьими глазками уставилась на эльфийку.

— Что мне делать? — взгляд эльфийки бегал из стороны в сторону от сильного волнения.

— Решить. От тебя зависит, сможет ли она приходить к нам. Ты против?

Вот теперь я действительно рад, что поучаствовал в этой ссоре. В фундамент индивидуальности Лины только что заложен ещё один маленький камушек. Сейчас она сделает выбор, потом ещё и ещё. Надо только грамотно направлять её развитие в нужном русле.

— Я не против, — едва различимо проговорила Лина. От чего Сатия чуть не взорвалась от радостного визга на всю округу.

— Господин ящур, а можно и мне спросить? — заговорил рыжеволосый парень, когда его сестрёнка успокоилась и прекратила нескончаемым потоком выплёскивать слова благодарности на ошарашенную эльфийку. Сейчас же Сатия лишь изредка хитрым лисьим взглядом посматривает на меня.

— Ренс, думай сначала! — женщина немедленно одёрнула сына.

— Я совсем про другое, честно.

— Слушаю тебя.

— Вы в каких местах были? Скверных. Ну, в скверных местах.

— Во многих. И на северном, и на южном континенте.

— Даже на южном? Там страшнее, чем на нашем лугу?

— Намного, Ренс.

— Расскажите, пожалуйста.

— О чём? О луге?

— Нет. О самом страшном месте, где вы были.

— Месте? Скверное, которое?

— Да-да, — парень закивал и все, хоть и напуганные упоминанием скверны, стали внимательно слушать.

Я перебрал в мыслях все места, в которых успел побывать и вспомнил одно. От нахлынувших воспоминаний на моём лице невольно проступила горькая улыбка. Мотнув головой, отгоняя мысли прочь и проглотив подступивший к горлу ком, я сказал:

— Великий Кантальский лес скверны. Из моего убежища он был хорошо виден.

— Это тот, который… — сидевший спереди авантюрист повернулся и озабоченно посмотрел на меня.

— Который входит в пятёрку самых скверных мест. Сразу перед осквернённым Тамливийским садом высших эльфов и Таритскими Жемчужными побережьями скверны.

— Нет, я о другом. Это не тот лес, где каньон длинный проходит рядом с линией гор? Там ещё далеко должна быть высокая гора с дворфами.

— Это тот самый лес, — я слегка кивнул, подтверждая слова авантюриста.

— Не видел пещеру драконов?

— Драконы? — все с ужасом начали озираться и оглядываться, то смотря в небо, то на меня, то на авантюриста.

— В самом лесу я драконов не видел.

— Да в каком лесу? В горах!

— Когда я исследовал скверну, то в те горы не ходил. Там были драконы?

— Та-то да! Там только пару лет назад наконец закончили магические камни добывать. У меня там брат двоюродный работал, так он рассказывал, что камней там ужас как много было. Какая-то просто огромная стая этих тварей жила там.

— Я надеюсь их всех убили? — заговорила женщина. Это же сколько надо иметь отваги, чтобы такое произнести перед ксатом. Ну, или страх перед драконами затуманил ей разум.

— Да куда там? Брат говорил, что они давно улетели куда-то, а пещеру оставили. А там исследователь какой-то нашёл её. Вот и подумал, что это ты.

— Нет, совсем мимо: пещеры я не изучаю. Могу о порождениях скверны рассказать.

— Да я о порождениях скверны сам могу рассказать. А могу и про ту пещеру.

— Про пещеру расскажи! Пожалуйста, — взмолился Ренс.

Авантюрист, сочиняя всяческие небылицы, принялся рассказывать про ту пещеру, горы и о страшных, летающих созданиях, насылающих проклятье на несчастную землю одним только взглядом. Все слушали его с неподдельным интересом и лишь изредка вздрагивали от страха.

Торговец оказался прав: мы прибыли в город чуть раньше одиннадцати часов. Основная часть праздника начнётся ещё нескоро, и музыка доносилась обрывками странных звуков, пока мы разгружались с телег около восточных ворот. Рядом с ними ничего праздничного не было, и сердце каждого крестьянина переполняло желание быстрей попасть в самый центр города. Поближе к площадям у ратуши и церкви.

Как только Лина обновила пелёнки у малыша и по совету жены Гильма повязала дополнительную ткань ему на голову, староста с сыном сразу направились продавать товары. Мы условились, что Ренс будет искать нас около церкви. А если не найдёт, то пусть ждёт у гильдии свободных торговцев. Не находя себе места, парень взволнованно пообещал даже не мне, но Лине найти её, забрать и показать самые лучшие места на празднике.

Мы же с семьёй старосты направились к центру города. Но этот путь был не из самых лёгких. То тут, то там на пути попадалось что-то манящее и дети вместе с эльфийкой постоянно норовили встать посреди улицы, удивившись странным одеждам клоунов и скоморохов, уличных циркачей и выдыхавших в воздух огонь факиров. Торговые лавки с различными украшениями; вагончики, продающие напитки всех возможных вкусов; кукольные и актёрские спектакли — всё это так и манило разумных, всю жизнь безвылазно проводящих в одной и той же деревне и редко выбиравшихся в город. Иные же вообще впервые видели подобное. Например, как шедшая рядом равнинная эльфийка, с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом.

Дойдя до ратуши, я уже хотел попрощаться с семьёй старосты, но решил сперва кое-что сделать. Конфликт с учёбой Сатии мог ещё аукнуться, так что лучше его немного сгладить. Отстояв очередь в одной из лавок, я наконец-то смог пробраться обратно и каждому из компании вручил по небольшому бумажному свёртку со сладким угощением внутри.

Пять половинок ядер грецких орехов, провязанные тонкой верёвочкой, каждый из которых окунули в сладкий сироп и подсушили на воздухе. Первая половинка отблёскивала жёлтым от мёда. Потом был розоватый цвет от сиропа из томвитии — ягоды, по вкусу чем-то напоминающей грушу. Слова лавочника про третий, синий цвет я так и не расслышал, но четвёртый, белый сироп, был однозначно из хруаста — тоже ягоды, со странным, манговым вкусом. Ну а пятую половинку традиционно покрывала фиолетовая оболочка из виноградного сиропа.

Дети с радостью приняли мои подарки и тут же стали ими лакомиться, даже не скрывая счастливых улыбок. В отличие от мёда и винограда те три вкуса довольно редки в этих краях — и попробовать их ребятня вряд ли когда-нибудь сможет. Женщина отказалась от угощения сославшись на больной зуб и попросила свою порцию отдать Лине. Не став спорить, я убрал оставшиеся в рюкзак и пообещал отдать их эльфийке, когда она освободит руки от младенца.

Попрощавшись, мы с остроухой направились к церкви. Площадь перед ней была плотно забита толпой. Засоленная рыба в бочке и то свободней себя чувствует, чем разумные, забившие своими телами всё свободное пространство перед церковью. Но причина происходящего довольно ясна: перед главным входом церкви стоял высокий подиум, с которого в обед будет читаться проповедь. Возможно, если бы я оказался в городе раньше, то избежал бы толпы и смог зайти в церковь. Но с другой стороны — этого чисто физически нельзя достичь, иначе пришлось бы выйти часа в четыре ночи и добираться пешком. С Линой. И ребёнком.

Вдруг из-за подиума выглянула девушка с короткой причёской, и грозным взглядом окинула собравшуюся толпу. Заметив меня, она махнула рукой и скрылась из виду.

Чуть погодя кто-то дёрнул меня за рукав. Это была та самая девушка из церковной троицы. Она пригласила следовать за ней, но перед этим попросила посильнее скрыть капюшоном лицо. Пока мы обходили прихожан я всё время думал: почему эта послушница сейчас одета как простой горожанин? И когда мы наконец обошли церковь, то стало ясно почему.

Сзади здание хоть и заканчивалось стеной с витражами, но его боковые стены продолжались высоким каменным забором. За ними располагался небольшой двор, огороженный стеной церкви и тремя заборами с отдельной дверью в одном из них. Внутри двор был пуст, если не считать птиц, рассевшихся на голых кустах и камнях причудливой формы.

Сказав ждать, девушка пробежала через двор и скрылась в церкви. Через пару минут к нам вышел разъярённый трихтих в праздничном одеянии, расшитым золотом и серебром. Девушка сопровождала его как верный телохранитель, но к её одежде добавился широкий пояс и меч в ножнах.

— Ты опоздал! — чуть ли не заорал Хубар, не дойдя до меня и пяти метров.

— Куда опоздал? — я радовался от вида его перекошенного злобой лица, но снаружи оставался спокойным.

— Я говорил тебе приехать в десять часов!

— Я говорил, что до обеда приеду.

— Что, раньше не мог?

— Мог, но тогда бы пришлось идти ночью.

— Значит, надо было идти, а не рассиживать задницу по телегам и баб мять!

— Хуб…

— Ты был обязан!

— Ты забываешься!

— Забери его отсюда, погань!

Хубар достал из-за пазухи два скрученных в трубки листа и бросил их с такой силой, что они долетели до меня, ударились о грудь и упали на землю. Не думая, я пнул эти свёртки обратно. Один из них отлетел, попав в ногу трихтиха.

До этого смотревшая на меня как гончая на кролика девушка дёрнулась, встала в стойку и схватила рукоять меча. Не отводя взгляда от Хубара, я направил конец посоха ей в лицо, намекая на расстояние между нами. Сзади раздалось сдавленное «Ой».

Внимание, было заблокировано ментальное воздействие

Я не подал виду и остался неподвижным. Лицо Хубара на мгновение искривилось от злобы настолько, что перестало походить на человеческое. Немного успокоившись, он остановил свою охранницу — она убрала руку с меча. Я отвёл посох.

— Прошу прощения. Ветер сегодня сильный, вырвал бумаги из рук, — вежливость в голосе трихтиха сквозила сарказмом и ненавистью.

— Да, ветер сегодня не только сильный, но и переменчивый, — от моего голоса веяло могильным холодом.

— От лица Всеобщей Церкви я благодарю вас за проделанную работу. Так же хотел бы, от лица Всеобщей Церкви, разумеется, попросить вас позаботится об этом ребёнке.

— Нет.

— Я, трихтих Всеобщей Церкви Хубар, смиренно прошу вас взять этого ребёнка и подготовленные для него бумаги и…

— Нет.

— Ликус, прошу, забери его!

— Нет! Осади свою шавку!

— Агна, стой. Он провоцирует тебя, — трихтих успел остановить девушку до того, как та схватилась за меч, и продолжил: — Ликус, прошу, молю тебя…

— С просьбой идёшь нахер, с молитвами — дальше.

— Ликус… драконова шлюха, что мне для тебя сделать, а?

— Чтобы что?

— Чтобы ты забрал это отродье, и я больше никогда о нём не слышал!

Чуть больше секунды мне потребовалось, чтобы осмыслить приходящее и предположить причины поведения церковника. И ещё одна секунда, чтобы мысленно построить множество путей дальнейших действий и спрогнозировать их возможные результаты.

Я наклонил голову и посмотрел на землю в то место, где примерно находилась святая комната. Та, в которой церковники очищают предметы от скверны.

— Не-е-ет! — протянул Хубар поняв, куда я посмотрел.

— Я хочу знать, как вы очищаете порченые вещи.

— Нет, Ликус. Я лучше сердце себе вырву! Не проси об этом, и ты сам знаешь почему!

— Расскажи о принципах работы стабилизирующих печатей из той комнаты.

— Не проси меня сделать невозможное!

— У тебя третья и последняя попытка, Хубар. Я хочу знать как вы, клятые фанатики, концентрируете скверну, сохраняете её, перекачиваете в предметы, стабилизируете и высвобождаете! Понял⁈

— Ликус! — Хубар процедил сквозь сжатые от злобы зубы.

Это спустило девчонку с поводка: она выхватила меч и встала в стойку, на ходу применяя сразу несколько умений. Лезвие меча засветилось, по его центру пробежали полосы, защитная гарда моргнула красным, а её ботинки утопились в усыпанную каменной крошкой землю на пару миллиметров.

Я действовал быстрее. Левую руку с посохом выставил вперёд и подал в него порцию маны: первое, шестое, седьмое и двенадцатое кольца на его древке засветились. Правую руку плотно прижал к боку так, чтобы ладонью быстро дотронуться до гримуара и вновь выставить вперёд.

Был активирован физический щит

Прочность физического щита: 5000/5000

Выбрано заклинание «Молния»

Мы практически одновременно встали в стойки и приготовились к битве.

Девчонка готовилась сорваться с места и покромсать в фарш зазнавшегося ксата. Я был готов прожарить нутро этой твари.

Она смотрела мне в глаза. Я не отрывал взгляд от Хубара и следил за ней лишь боковым зрением.

Трихтих сам напрягся, приготовившись к битве. Но вовремя махнул рукой перед лицом девчонки. Это было чертовски верное решение. И это был первый мудрый поступок Хубара за всю его наитупейшую жизнь.

Девушка шагнула назад, прервала действие умений и убрала меч в ножны. Я сам встал в обычную позу, деактивировал щит и развеял заклинание. Главное, чтобы в гримуаре страница не закоротила, иначе я прорвусь в церковь, найду эту тварь с короткими волосами, надругаюсь, выпотрошу как рыбу и повешу сушиться на ближайшей потолочной балке. Я только вчера вечером страницы обновил!

— Ты спрашиваешь, как мы удерживаем скверну в ка́ттиях? — зло спросил трихтих.

— Я не знаю, что такое это твоя «ка́ттия», но я хочу знать о ней всё. Как вы засовываете в неё скверну, и как удерживаете там, и как высвобождаете! Всё!

Хубар изменился в лице, его злость немного отступила. Размышляя целую минуту, он постоянно смотрел сквозь землю в сторону своего кабинета.

— У меня есть несколько книг, пара трактатов и свитков. Их полностью хватит, чтобы описать весь процесс от начала и до конца.

— Изготовление, зака…

— Там описано всё. Как и из чего делать ка́ттию, описана процедура наполнения её скверной, процесс уравновешивание и стабилизации.

— Высвобождение и все возможные инструкции!

— И процесс высвобождение, и все инструкции я тоже предоставлю. Там есть всё!

— Как передашь?

— Ты должен знать Бриана, главу гильдии авантюристов.

— Я знаю главу.

— Через неделю зайди к нему и всё заберёшь.

Вполне приемлемый расклад. Осталось себя обезопасить.

— Я согласен, но я не вижу твою правую руку, Хубар.

Хубар облегчённо вздохнул, поднял руку и поклялся одним из богов многочисленного пантеона по имени Армахтон, что был хранителем его рода. Он быстро проговаривал все условия, но по нему было видно, что он не в восторге от случившегося.

Ничего. Будет ему наукой. С другими лучше дружить и просить помощи, чем враждовать и пытаться приказывать.

Внимание, Вам была принесена клятва, зафиксированная системой

Желаете принять?

— Принимаю твою клятву, Хубар, — я подтвердил принятие.

Хубар не стал себя утруждать такой мелочью, как проговаривание штрафа за неисполнение клятвы и просто сказал: «смерть». Что ж, это тоже неплохой исход, хоть и чрезмерно дорогой. Но если вникнуть и подумать, от какого человека я избавлю мир, то надо с благодарностью принять эту мизерную плату.

— Подожди здесь. Агна сейчас принесёт сургуч.

— Минуту, Хубар.

— Чего тебе ещё надо? — священник уже хотел развернуться и уйти обратно в церковь

— Мы уже вопрос решили с ребёнком, но может расскажешь, почему нельзя было всё нормально обговорить с самого начала.

— Ты издеваешься?

— Нет. Тот разумный куда-то пропал?

— Тебе-то чего?

— Это как-то связано с той убитой группой?

— Откуда ты…

— Приехали с утра на похороны! — я развёл руками. — Слухи уже как дней десять ходят по округе.

Хубар тяжело вздохнул, потёр переносицу и грустно посмотрел на здание церкви.

— Тот разумный был в группе, но не в этом дело.

— А в чём? Неужели с той беременной кормилицей что-то случилось? Или случится так, что её свадьба не состоится? Ну, с тем пареньком, у которого ещё амулет на шее в виде дерева.

— Отку…

— Неужели ты думал, что у ксатов нет своих информаторов? Хубар, очнись — ты идиот. Надо будет и я узнаю, чем ты в нужнике подтираешься!

— Ничего с ней не будет! — трихтих махнул рукой, то ли купившись на мой блеф, то ли действительно говоря правду. — Да, я пообещал ей, что церковь берёт их всех под защиту. Мы проведём свадьбу под благословением всех богов и потом проведём обряд выбора покровителя семьи, а она выкормит это существо. Теперь не выкормит. Но это не отменяет моих слов. Так же отработает два года, а потом пойдёт своей дорогой с мужем и ребёнком. Не смотри на меня так, Ликус: не знаю, что ты там себе удумал, но я не конченая мразь. В отличие от тебя.

— Мне до твоего уровня опускаться очень долго. В чём причина?

— Ликус, ну…

— Да уже поздно на попятную идти, Хубар. Ребёнка же ты мог ксатам передать.

— Ты прекрасно знаешь о том, другом ребёнке.

— Ну тогда в чём проблема закинуть его в подвал и выписать к нему служку? — при упоминании подвала Хубар едва заметно сузил глаза. — Проблема в подвале, да?

— В тебе проблема, Ликус.

— Чего?

— Три дня назад я просматривал бумаги и вот какую деталь наконец-то заметил: за последние десять лет в городе были зафиксированы только три случая появления подобных существ. И что в первый раз, что во второй: ты их притаскивал сюда, — Хубар махнул рукой за мою спину. — В третий раз ребёнок родился сам, но кто там был рядом?

— Ты сейчас серьёзно?

— Абсолютно. И поверь мне: и я, и мои исследования будем благодарны, если эти отродья будут держаться подальше от святого места.

— Всё-таки ты во что-то превратил подвал.

— Да. И когда я закончу, то вас всех закапают с этими вашими монополиями. Это же надо, — от досады Хубар широко развёл руками, — я разговариваю сразу и с ксатом, и с магом.

— Искусственные камни духовной энергии?

— Да.

— Ты переходишь дорогу магиче…

— Не через поглощение напрямую с тела, а из энергии молитв и святых слов.

— Интере… А, я понял, понял. Найди книгу мастерового Ландау из Настрайской магической академии о структуре магических кристаллов. Во втором томе там бы…

— Не работает.

— Уже проверил? — Хубар быстро кивнул, на что я лишь цокнул языком. — Обидно.

— Это всё? Или может ещё что рассказать?

— Документы на ребёнка где?

— Вот, — он показал на валяющиеся на земле два скрученных трубочкой листка. — Право передачи и право на владение с дополнительным местом. Впишешь имя и регистрируй. Все печати там есть. Только регистрируй ребёнка у своих.

— В следующий раз будь любезен и передавай всё в руки.

— Ликус…

— Я не гордый, подниму. Удачи на проповеди, — я махнул рукой показывая, что разговор окончен.

— И тебе, — процедил сквозь зубы Хубар. — Агна принесёт сургуч, жди здесь.

Священник с подручной поспешили скрыться за дверью.

Подняв оба листа, я развернул их и убедился, что трихтих действительно планировал сбагрить мне ребёнка ещё с утра. На каждом из листков красивым почерком, скрупулёзно, не пропустив ни одной детали, было прописано моё имя, а также кто я и чем занимаюсь.

На втором листе, длинном и наполненном юридическими формальностями, моё имя упоминалось целых четыре раза и каждый раз было прописано полностью. Упоминался в нём и Хубар, как лицо от церкви. Ещё было несколько пустых мест, куда потом впишется имя ребёнка. Теперь проблема придумать его, но об этом потом. Сейчас же надо было вчитаться в ту часть документа, которая описывала процедуру отчётности перед церковью.

Я облегчённо выдохнул, ибо почерком Хубара было написано «Не требуется». Поверх стояла его личная печать. Ну хоть и на этом спасибо тебе, человек с идеальным пробором — можно вообще не показываться в церкви. Буду действовать с ребёнком, как и с Линой: по приезде в город лишь поставлю церковников в известность, и всё.

В то время, пока я изучал документы, эльфийка сидела на земле. Она упала от испуга, и лишь чудом ребёнок не проснулся. Хотя должен был бы, ведь сейчас Лина практически вцепилась в него дрожащими руками, а её остекленевшие от страха глаза смотрела куда-то вдаль на тысячу миль.

Пощёлкав пальцами перед её лицом, я смог добиться хоть какой-то осознанной реакции. Пару раз моргнув, Лина уставилась на меня не понимая, где сейчас находится. Но быстро сориентировалась. Одной рукой держа ребёнка, она другой оттолкнулась от земли и встала, слегка покачиваясь на ватных ногах.

Вскоре вернулась помощница трихтиха и протянула металлическую тарелку. На ней лежала маленькая таблетка сургуча. Кто-то специально отмерил и отрезал её так, чтобы хватило поставить ровно одну печать. Я взял тарелку и подал в неё немного маны, отчего она засветилась и свечение волнами шло от краёв до центра. Затем металл под сургучом моргнул и всё закончилось — он пропитался моей маной. Теперь только я смогу вскрыть запечатанный им свёрток.

Проводив нас до выхода в стене, девушка помедлила, не сразу открыв дверь.

— Какие у меня были шансы?

— Какие шансы? — её вопрос сбил меня с толку.

— Шансы победить тебя.

— Если бы сразились?

— Да.

— Ты какого уровня и кто по классу?

— Неприлично у де… — она попыталась сказать какую-то фигню, но остановилась. — Класс не скажу, уровень сорок третий.

Так я и поверил. Тридцатый, максимум тридцать пятый и класс около бойца меча или что-то похожее. Но возможно, что она приуменьшила свой уровень, а тем мечом отвлекала от настоящего класса. Может быть, кулачный боец или тоже боевой маг, но чисто вербальный, или через спас-вещи. Но я их не вижу. Неважно, всё равно ей правду не услышать.

— Сложно сказать. У всех равные шансы, пока бой не начнётся.

— Мог бы и открыться мне.

— Приходи ночью, откроюсь.

— Мечтай, — её лицо скривилось от отвращения. — Видела я одного ксата голым. Не только лицо, но и всё тело… — её передёрнуло.

— А если я не весь такой?

Она ничего не сказала, лишь открыла дверь и презрительным взглядом попросила на выход.

Глава 2

За высокими стенами миссии ксатов праздничная атмосфера ничуть не уступала городской. Всё было вычищено и выбелено, а стены домов украшали разноцветные флажки, деревянные шарики и ленточки. Там, куда десять дней назад выносили мебель — сейчас воздвигнута каменная жаровня с вертелом. Ксаты явно планировали провести вечер с пользой, устроив добрую пирушку с жареным кабанчиком.

Нещадно подавив желание остаться здесь до завтра — я повёл Лину внутрь. Она уже должна была устать, ведь за последние часы в её жизни столько всего произошло: и прогулка по праздничному городу, и ситуация в церкви. Но в её хрупком теле куда больше энергии, чем можно себе представить: эльфийка с неподкупным интересом вращала головой из стороны в сторону как сова, пытаясь рассмотреть каждую мелочь в непривычном ей месте.

Здания миссии ксатов преобразились не только снаружи, но и внутри. Особенно главный зал. В центре стоял стол намного большего размера, чем раньше, да и диванчиков прибавилось. В помещения вернулись серванты, забитые до отказа посудой и всяческими бутылками, а стены вновь украшали гобелены и ковры. Единственное, что осталось неизменным, так это состав миссии. Все пятнадцать ксатов сейчас сидели на диванах и что-то живо обсуждали.

— Ликус! — мормит встретил меня с распростёртыми объятьями. — Как я рад, что ты решился посетить нас. Проходи, скоро обедать будем. А это кто такая? И с ребёнком? — за мной в зал зашла Лина и все замолчали. А одна девушка ксат невольно встала от удивления.

— Я не предупредил, что принесу с собой проблемы. Прости, Моглус, но помощь мне нужна.

— Что случилось?

Все ксаты тут же подскочили, готовые сорваться и защитить одного из своих родичей. Я тут же принялся их убеждать, что ничего страшного не произошло и мне ничего не угрожает. Они сели обратно, но продолжили молча наблюдать.

— Так всё же какая помощь тебе нужна?

— Надо решить вопрос с ребёнком.

— Нееет! — как обезумевшая закричала Лина, с белым как мел лицом. — Не надо! Съешьте меня, хозяин, молю, не его!

— Молчать!

Приказ был исполнен — её рот закрылся. Но вместо него говорил взгляд, запалённый животным страхом. Лина стала пятиться назад, пытаясь спастись, и мне пришлось приказать ей остановиться. Вот теперь, как на зло, дал о себе знать ребёнок. Он спал весь день и просыпался лишь раз, когда мы ехали в телегах. Но, ощутив горячие слёзы на своём маленьком личике, проснулся и стал громко орать.

— Тамиса, пожалуйста, можешь заняться ребёнком?

Девушка взволнованно посмотрела на отца, на что он кивнул.

Тамиса попыталась взять дитя, но Лина прижала его к себе стальной хваткой. Я отдал приказ, чтобы она передала ребёнка Тамисе и её ошейник, до этого лишь блёкло светившийся красным, тут же засиял насыщенным цветом. Сопротивление приказу было настолько сильным, что причиняло эльфийке неимоверную боль — это было видно по глазам, налившимся кровью от лопнувших сосудов. Пришлось подойти и прокричать, что она тупая как пробка и что ксаты не едят детей. Только после этого она перестала сопротивляться. Хоть и не сразу.

Тамиса, не на шутку перепуганная, наконец смогла вырвать малыша из ослабевших рук и побежала успокаивать его в другую комнату. Я лишь успел крикнуть вдогонку, что это тот самый ребёнок скверны. Но она отмахнулась:

— Ребёнок есть ребёнок.

— На этом всё, — стоило Тамисе скрыться за дверью, как я отменил недавние приказы.

Силы тут же покинули тело эльфийки. Её ноги подкосились, она упала на колени и зарыдала, полностью потеряв себя.

— Ты бы утешил её, Ликус, — Моглус показал на неё. — Всё же твоя раба. Чти заветы Спасительницы.

— Утешил бы, — я пальцем показал на свою шею, — но нельзя.

— Она та самая больная? Прости, не знал. Крастос, Шакшил, помогите ей.

Ксаты взяли Лину на руки и понесли ко всем. Её сознание немного прояснилось, стоило ей оказаться в чужих руках — она потянулась в мою сторону, постоянно плача и пытаясь что-то сказать. Даже когда её наконец посадили на диван к другим ксатам, она чуть не упала, пытаясь пробраться сквозь них и дотянуться до меня — но я всё время отстранялся, опасаясь за её здоровье. Вскоре Лина поникла, осознав, что я не собираюсь до неё дотрагиваться. Прижав руки к груди, она поджала колени и беззвучно зарыдала.

— Какое красивое платье пачкается, — Моглус покачал головой. — Моей дочери нравятся такие. Без лишних вычурных деталей, но с красивыми узорами. Ну, ну, будет, не плачь, — он подошёл к Лине и дотронулся до её головы, на что она вздрогнула и ещё сильнее сжалась. — Бедное дитя. О чём ты хотел попросить, Ликус?

— Ребёнка надо зарегистрировать как моего раба. Документ от церкви есть, осталось лишь внедрить печать да имя придумать, но, — я показал на рыдающую Лину, — сейчас это трудно будет сделать. И ещё хотел попросить присмотреть за ним где-то с неделю.

— Ты только что с церкви?

Я вкратце рассказал о стычке с Хубаром, которая едва не переросла в кровавую бойню. Правда, умолчал о многих деталях, включая эксперименты трихтиха — но намекнул, что подобных детей в церкви сейчас держать не могут. Под конец моего разговора Лина перестала рыдать и лишь сидела, отрешённо смотря в одну точку.

— История ясна. Даже идея есть, почему его гнилое нутро вылезло наружу, — Моглус на секунду задумался, словно вспоминая нужное слово. — Надо будет потом спросить наших невольных и узнать: кто сегодня читал обеденную проповедь.

— Хубар должен её читать. Никто не упустит шанса выступить на такую толпу.

— Вот тебе моя идея. Кто-то из его главных приехал, увидел заваленный хламом подвал, устроил ему взбучку и забрал право выступления.

— Это не лишено смысла. Ну так что, ты можешь помочь с ребёнком?

— Молчи, Ликус. Мы обязательно поможем. Это то малое, чем мы можем отплатить тебе, родич. В прошлом году у нас не было праздника, а в этом, — мормит показал в ту сторону, где соорудили жаровню, — он случится лишь благодаря тебе. Присядь пока что, надо подождать Тамису.

Взяв с тарелки кусочек сыра, я встал позади Лины. На удивлённые взгляды рассказал, что не могу притрагиваться к ней, но лучше быть как можно ближе. Особенно в тот момент, когда она придёт в себя.

С улицы донеслись удары колокола. Его звук отвлёк всех от случившегося и ксаты, немного расслабившись, возвратились к непринуждённым разговорам.

— Х-х-хозя-яин?

Такой тихий, сдавленный голос вообще не мог быть услышан даже в полной тишине. Но он был услышан. Каждый из ксатов прочувствовал всеми нитями души ту горечь, наполнявшую голос эльфийки. А прочувствовав — замолк. В зале стало непривычно тихо.

— Что?

Заплаканные красные глаза, один из которых полностью налит кровью, трясущиеся руки, подрагивающие губы, побелевшая кожа и сбивчивое дыхание. Всё это словно кричало о моральном истощении. Лина просто смотрела на меня, пыталась что-то сказать — но лишь беззвучно открывала рот.

— Тебе должно быть стыдно! Чего удивилась? Не понимаешь, что за истерику устроила…

— Ликус, ты…

— Прошу тебя, Моглус, не перебивай, — я повернулся обратно к Лине:

— Ты должна стыдиться того, что не поверила своему хозяину. Стыдиться настолько, что твоё неблагодарное сердце должно гореть от стыда всю оставшуюся жизнь. Как ты могла подумать, что я спас его лишь для того, чтобы потом сожрать? Неужели то добро, что я сделал, обернулось непослушанием? Знаешь, что я хочу тебе сказать? На меня посмотри!

Лина, до этого опустившая голову, вновь подняла её и уставилась на меня безжизненными глазами сломанной куклы.

— Ты молодец!

Непонимание. Вот мой ответ на возможную просьбу описать одним словом все те эмоции, которые отразились на её лице. Один бегающий взгляд чего только стоил.

— Ты молодец, — повторил я. — Ты старалась защитить ребёнка ценой собственной жизни, и ты поступила правильно. Даже невзирая на то, что я твой хозяин. Слишком сложно объяснять тебе все заветы рода ксатов, да и не нужно оно тебе. Но скажу так: только что ты поступила, как завещала Спасительница. Ты молодец, и я горжусь тобой!

Стоило мне закончить, как глаза эльфийки наполнились слезами. Она попыталась что-то произнести, но это было больше похоже на мычание коровы, чем на разумную речь. Лина подалась в мою сторону настолько, что ещё чуть-чуть и упала бы с дивана. На её спасение раздался голос. Лина сразу же повернулась и потянула в ту сторону руки.

— Прекрасные слова, Ликус, — в дверном проёме стояла Тамиса. — Чего ты ко мне руки тянешь больная? Ты в своём уме: какое съесть?

— Мал-лышь, — Лина всё продолжала тянуть руки к Тамисе.

— Спит маленький, успокоился и спит. Ты его чуть не раздавила, понимаешь? Ликус, сделай что-нибудь — она же сейчас на пол свалится!

— Лина, посмотри на меня! Ребёнок спит, ему ничто не угрожает. Поняла? Или ты не веришь мне?

— В-верю. Верю, н-но…

— Никаких «но». Лучше посиди здесь и отдохни, ребёнка ты ещё увидишь. Ты же интересовалась культурой и обычаями моего народа, ведь так? К старосте ходила, что-то спрашивала.

— Д-да.

— Так вот послушай об одной традиции.

Стоило мне начать рассказывать про обычай всегда держать угощение на столе и сидеть дружной компанией, как инициативу перехватил один из ксатов. У него получалось в разы интересней объяснять все нюансы и тонкости: какие у традиции истоки, что лучше ставить на стол, какой порядок гостей стоит соблюдать.

Вскоре Лина успокоилась и принялась внимательно слушать и запоминать каждую деталь. Не знаю на её счёт, но мне всегда нравилась та часть традиции, где по праздникам готовили вкусный и редкий десерт.

Но вот ксат закончил рассказ, и все присутствующие посмотрели на Лину с немым вопросом. Она до жути испугалась, когда осмотрелась и поняла, что стала центром всеобщего внимания без какой-либо причины. Стараясь выглядеть как можно незаметней, она едва слышно попыталась спросить у меня о случившемся. Посоветовав подумать над услышанном и посмотреть, где и на чём она сидит, я стал ждать её действий.

Больше минуты потребовалось Лине, чтобы осмыслить ситуацию. Зашуганной мышью девушка медленно подошла к тарелкам, взяла маленький кусочек хлеба и боязливо осмотрелась. Никто даже не шелохнулся. О чём-то поразмыслив, она так же медленно вернулась. И осмотрелась вновь. В этот раз так же никто не пытался её наказать, поэтому она отправила хлеб в рот.

Аплодисменты в честь смелости и сообразительности эльфийки полетели со всех сторон — та чуть не подавилась. Каждый ксат, видя её небольшой успех, старался показать своё одобрение. Но Лина не знала как на подобное реагировать и лишь потерянно мотала головой. Ей также аплодировали и рабы миссии, что недавно зашли в зал.

— Обед готов, господин Моглус, — проговорил один из них. — Накрыть стол сейчас или позже?

— Будем обедать сейчас.

— Как прикажете.

Рабы тут же разбежались: одни пошли за посудой, другие за скатертями, третьи расставляли мебель в зале. Каждый ксат встал и пришёл им на помощь. Лина, не понимая причин происходящего, тоже хотела встать — но вздрогнула, когда Моглус положил руку ей на плечо.

— Ликус. Я надеюсь, вы оба присоединитесь к нам?

С удовольствием бы принял его приглашение: на праздничном столе ксатов всегда появляется наивкуснейшее фруктовое желе. Особенно оно прекрасно, когда подают его с терпким медовым ликёром, но, к сожалению, оставалось ещё много дел. Как минимум — надо добраться до гильдии торговцев и узнать о караване Парта. Вчера специально ради них ходил в город, но от них не было и весточки.

— Хотелось бы, но надо бежать к торговцам. Времени мало осталось, а чья-то истерика и так его много сожрала. Но и вас всех обидеть не хочется. За меня вам компанию составит Лина.

— Неужели торговцы важнее, чем обед с семьёй?

— Семья важна, ты прав.

— Ну зна…

— Но мне ещё товарища проводить надо. Старый знакомый, авантюрист, что уезжает навсегда из города. Надо попрощаться как следует.

— Когда?

— Уезжает? — мормит кивнул. — Сразу после праздника, так что думаю завтра или послезавтра поутру.

— Дело важное. Но Лина останется у нас?

— Я был бы рад, если бы ты позволил.

— Ни слова больше. Дочь моя, подойди сюда.

— Да?

— Ликус покинет нас, но гость в этот день всё же будет за нашим столом, — мормит похлопал Лину по плечу, отчего та аж подпрыгнула. — Возьми её под свою опеку, пока Ликус не… Ты когда вернёшься?

— У Лины планы на вечер, да и про ребёнка забывать не стоит. Постараюсь вернуться как можно раньше.

На заплаканное, опухшее лицо эльфийки было больно смотреть. Озадаченная поиском подходящего имени для ребёнка, Лина была переда в заботливые руки Тамисы.

Выйдя в город, я направился в сторону гильдии торговцев. И задумался, на ходу уворачиваясь от снующих прохожих. И всё-таки, появление этого ребёнка изрядно подпортило мои планы. Теперь нужно всё опять продумать заново, но уже учитывая не двух рабов, а четырёх… Нет, трёх, притом третий может лишь орать да сраться под себя. Ничего не сказать — полезное приобретение.

— Куда спешишь ты, страшный маг?

Сбоку раздался насмешливый окрик, когда до здания гильдии свободных торговцев было рукой подать. Уже различались выражение лиц разумных, нескончаемым потоком открывавших входные двери.

Стоя за круглым столиком на краю улицы, забитой другими такими же столиками, два закадычных приятеля медленно потягивали выпивку из небольших кружек. И ехидно лыбились.

— Ты посмотри на него, — Джосс махнул в мою сторону, — идёт такой весь важный из себя, посох в руке, котомка за спиной и друзей не замечает.

— А разве мы ему друзья?

— Ты прав. Его род не терпит никого.

— Ну раз друзей у меня нет, — я развёл руками, — то и смысла мне тут стоять тоже нет. Пойду я дальше.

— Э, господин маг, вы куда это?

— Не соизволите ли откинуть гордость мага и присоединится к простым разумным, что на жизнь свою лишь мечом способны заработать?

— Сначала гильдия.

— Ждём. Чего тебе взять?

В здании оказалось столько народу и было так душно, что свечу зажечь не получится — весь кислород из воздуха высосан без остатка. У меня отсутствовало желание находиться в настолько забитых местах без лишней необходимости — поэтому был применён не самый приятный, но один из самых действенных методов. Подойдя к крайнему в очереди, я сильно постучал посохом об пол, привлекая внимание; стоило разумному обернуться и перед его лицом оказывался ксат, что грозно смотрел и настойчиво просил пропустить вперёд.

Хорошая новость в том, что этот метод работает всегда. Даже сейчас, выйдя через пять минут из набитой народом гильдии, я вновь убедился в его безотказности. Но есть и плохая новость: и сегодня караван Парта не объявился в городе. Возможно, что-то по дороге случилось. Так-то без разницы, но неопределённость давила на душу.

Два друга, успевших за короткое время заставить небольшую поверхность стола закусками и кувшинами, хитро смотрели на шедшего в их сторону ксата. Это был именно тот хитрый взгляд, когда в уме прикидывают: сколько потребуется влить пойла в разумного прежде, чем он свалится без сознания.

Пошутив, что в этой жизни двум клоунам не увидеть пьяного ксата и услышав пару едких замечаний о моём отношении к ближнему своему — мы приступили к обсуждению городских слухов.

Когда колокол пробил один раз, мы как раз подходили к той истории, где Бриан раскрыл своё сердце перед работницей гильдии. Не то, чтобы два закадычных друга не были рады за главу, но они оказались солидарны со мной –союз главы и работницы не продержится дольше трёх месяцев. Рано или поздно история с благородными окончательно выветрятся из памяти народной, и вот именно тогда кто-то в ком-то обязательно разочаруется. Всё же мы слишком хорошо знали Бриана, чтобы верить в его любовь к той кареглазой девушке.

— Что насчёт подарка?

Столик удачно стоял на краю улицы. Было достаточно немного отодвинуться в сторону и вход в гильдию торговцев оказывался в прямой видимости. Рядом с ним суетливо расхаживал разумный, чьи глаза не находили себе места, а ноги так и вовсе не подконтрольны рыжеволосой голове.

— Чё? — одновременно спросили авантюристы.

— Я спрашиваю: кто хочет поиздеваться над парнем с юным и невинным сознанием?

— Где?

Барат чуть не выронил кружку, а Джосс едва не лишился пальца вместе с куском вяленого мяса. Теперь же они крутили головами и пытались найти этот желанный объект для издевательств. Я направился к Ренсу, попросив их быть нежными и галантными. И намекнув, что парню пить необязательно.

— Господин ящур, где Лина? Она не с вами?

— Успокойся. Вначале надо здороваться, а только потом вопросы задавать. Пошли, со взрослыми немного поговоришь.

— Простите. Здравствуйте.

— Здравствуй, Ренс. С Линой всё хорошо, она сейчас отдыхает у моих. Скоро ты её увидишь, не волнуйся, я свои слова держу. Вот, познакомься с Баратом и Джоссом: авантюристами, о подвигах которых слагают легенды.

— Ну не надо нас перехваливать, Ликус. Никаких легенд о нас не ходит, парень. Тебя как звать-то? — Барат излучал желание поскорее начать издеваться над парнем и кое-как прикрывался дружелюбием.

— Ренс.

— Очень приятно, Ренс, — Джосс хлопнул его по плечу и чуть не сбил с ног. — Ты этого ксата не слушай, он правду говорить не способен. Всё, что ты дождёшься от него, будет самой простой и гнусной лестью.

— Вот-вот! Не слагает о нас никто никаких легенд. Понимаешь? Может быть, барды где-то и поют песни о нас. Но почувствуй разницу между какими-то песнями и легендами, воспетыми в веках на страницах пыльных книг, лежащих на полках давно забытых библиотек.

— Вот ответь мне, как взрослый разумный: что такое какие-то песни, исполняемыми какими-то бардами, во всех каких-то питейных, во всех каких-то городах на каком-то всём нашем северном материке?

— Разве к такой всеобщей славе стремится авантюрист?

Эти двое окончательно взяли в оборот парня, что слушал их с открытым ртом. Я бы непременно рассмеялся, если бы не занимавшие мой рот закуски и разбавленное вино.

Оба друга, на самом деле, были просто обязаны найти общий язык. Страшно представить мир без дуэта этих клоунов, пойди тогда события по другому пути. Но всё пошло так, как есть и сейчас можно наслаждаться непринуждённой, самой честной и неподкупной актёрской игрой — когда два разумных, не сговариваясь и находясь на одной волне, с самыми серьёзными лицами несут отборнейшую ахинею и бред. Да и Ренс тоже хорош собой: стоит, молчит и глазами хлопает. Если бы сейчас проходили конкурсы на лучших развешивателей лапши на уши и лучшего держателя этой самой лапши на этих самых ушах — они втроём точно бы заняли первые места.

Сложно сказать, сколько бы ещё продолжалось бесплатное представление, в котором главным актёром теперь был Ренс, пытавшийся отвечать на тупые вопросы — но перед гильдией наконец-то появилась нужная мне группа разумных. Первым шёл Парт, за ним Сонтьяла… Чего с ними забыл дворф? И где два других караванщика?

Сказав Ренсу и приятелям подождать меня — я быстрым шагом направился к гильдии.

—…прошу тебя!

— Ты ничего не сделаешь, Сонтьяла.

— Да как так можно, Парт? Мы же все вместе были в одном караване!

— Были, но городские ворота мы пересекли и всё, нет больше каравана, — Оглаф, как и остальные, говорил на повышенных тонах.

— Оглаф, ну как же…

— Вот так. Это устои моего народа, и мы с честью исполним их. Даже если придётся стать врагами для всех в этом городе!

— Даже для меня?

— Даже для всех вас.

— Что случилось? Где Бром и Лекс? И что ты тут забыл, Оглаф?

— Ликус, чертяка эдакая, ты вовремя!

— Ликус! Сделай хоть что-нибудь с ним!

— Сонтьяла, успокойся, — Парт прикрикнул на свою ученицу. — Бром с остальными около западных ворот, Лекс в ратушу пошёл. Как думаешь, у нас есть хоть какие-то шансы успокоить их?

— Спокойней буду только в могиле. Ликус, — дворф смотрел пристально, — для круга десяти не хватает четырёх воинов. В тебе я уверен. Станешь седьмым?

— Какой круг десяти? Вы вообще о чём?

— Ты же говорил, что знаешь наши традиции.

— Ну да, но не все же.

— Оглаф, одумайся!

— Помолчи, Сонтьяла, — в голосе Парта отчётливо звучал прямой приказ, отчего грустное лицо девушки ещё сильнее помрачнело. — Оглаф уже всё решил. Лучше пойдём, заполним бумаги. Ты уж прости Ликус, но потом поговорим, — Парт обратился к дворфу, уводя Сонтьялу с собой: — Ищи нас внутри, когда закончишь.

Караванщики скрылись за дверьми гильдии караванщиков и дворф тут же обратился ко мне:

— Ну так что? Поможешь?

— Круг десяти? Я помню только одну вашу традицию, связанную с кругом. И то, там что-то было связано с войной сильных.

— Гдо братар была давно. Эти, — он кивнул в сторону западных ворот, — недобитые слабаки. Но я отгрызу себе член, если не признаю в них хоть каплю чести!

— Подожди, слишком много всего. Ты говоришь о гдо братаре за Доргтогрос?

— Именно из той самой горы эти и пришли сюда.

— Я понял, о каком круге ты говоришь.

— Значит, станешь седьмым? Помоги нам!

— Там же было какое-то исключение и можно бы…

— Можно, если бы они не набили узоры отречения себе на лбы. А подбородки у них, угадай-ка, что? Правильно: чистые. Но это и делает им честь!

— Но ведь праздник?

— Как раз по этому поводу Лекс и побежал в ратушу. Традиции должны быть исполнены. Если не получим разрешения, то придётся отъехать от города на день пути. Но он договорится, я уверен.

— Какие же сложные у вас традиции, дворф.

— У твоего племени они не проще, ксат.

Я невольно усмехнулся. В его словах была доля правды, так что не мне с ним спорить о традициях.

— У меня есть ещё два воина, — вдалеке, не сводя с нас глаз, Джосс, Барат и Ренс о чём-то говорили. — В них я сам уверен. Давно, конечно, но состояли в одной группе и сражались рядом.

— Приведи их и я напою вас так, что боги позавидуют!

— Они по этой части мастаки, гарантирую.

— Я благодарю тебя! Выйди за западные ворота. От них сразу налево.

Дворф забежал в гильдию, а я направился к столу.

— За стенами города скоро начнётся представление, нас приглашают в нём поучаствовать. Надо будет немного постоять рядом, а потом подтвердить, что всё было честно.

— Слишком мутно звучит, — отмахнулся Барат.

— Согласен. Но слишком долго подро… А, забыл: если дворф выиграет, то накачает вас алкоголем до потери сознания.

— Вот твоя главная проблема: ты всегда оставляешь самое важное на потом! Веди.

Ренс попытался что-то сказать про Лину, но хлопок по спине и вежливый голос Джосса намекнули ему, что парню следует больше проводить время в мужской компании.

С трудом проходя по переполненным улицам и кое-где срезав через проулки, мы всё же добрались до западных ворот. Стражники были крайне заняты проверкой телег и разумных, что нескончаемым потоком прибывали в город и выходили за его пределы.

В такой ситуации можно было простоять в очереди и до вечера, если бы Джосс не проявил солдатскую смекалку. Оставив нас позади, он стал пробиваться сквозь толпу, на ходу матеря окружающих самыми отборными словами, которые только способен знать бывший служака. Через пару минут Джосс вернулся. Он раньше был солдатом и знал как устроена охранная служба, так что мы вышли за пределы города, не потеряв в очереди часы бесценного времени.

Я знал, куда вела дорожка налево от западных ворот. К специальной площадке для тех, кому неймётся почесать кулаки, но только с тем условием, что здесь можно их чесать об противника пока тот не отправится к своим богам. Ну, или затеять спор, используя самые увесистые и убедительные аргументы, наподобие булав или молотов. Посыпанный песком подиум из мощёного камня возвышался над поверхностью земли на пару сантиметров. В той части, что была ближе к городским воротам, находилась небольшая деревянная вышка.

Рядом с ней стояло две группы разумных. Каждая из них как бы сбилась недалеко от дворфов. Притом по правой стороне было трое, а по левой стоял лишь один житель горных царств. Если бы не лысый мужчина с густыми бакенбардами, то я так и встал бы, не зная в какую из групп податься.

— Бром, приветствую тебя.

— Ликус, рад видеть тебя в добром здравии. С тобой? — караванщик показал на троицу за моей спиной.

— Да, мы от Оглафа. Я так понял, — я указал на отряды, собравшиеся недалеко от дворфов, — эти тут не просто так?

— Именно. Идите сюда, — он показал на группу по правую руку и прикрикнул: — Торкл, тут к тебе от Оглафа.

— Кем будете? — прозвучало из уст одиноко стоящего дворфа.

— Группой поддержки коренастого населения, — съязвил Барат, видя сурового воина.

— Смешно. Меня Торклом звать.

— Ликус, Барат, Джосс. Пришли по просьбе Оглафа поучаствовать в кругу десяти. Это Ренс, но он так, рядом постоит.

— Что вообще происходит, господин ящур? — при упоминании своего имени парень оживился. У него наконец появилась возможность сказать хоть словно с того самого момента, когда ещё около столиков Барат всучил ему в руки кувшин с вином.

— Сюрприз Ренс, — Джосс опять хлопнул его по плечу, отчего парень чуть не выронил кувшин. — Ты скоро много чего интересного увидишь.

— Ликус? — Торкл вопросительно посмотрел на меня. — Не ты ли тот ксат, что спас моего племяша от волков? И тот, за кого он молился последние дни?

— Кто твой племянник и при чём здесь молитвы?

— Оглаф, кто ж ещё.

— А молитвы?

— Сонтьялу знаешь?

— Ученица Парта, знаю такую.

— Она тебе голову оторвёт. Что-то передаст в руки, а потом оторвёт. И их, и голову. Вообще всё оторвёт и скормит шакальему племени, — Торкл повернулся в сторону троицы дворфов и громко сплюнул.

— Помянем, — два друга синхронно проговорили и по очереди отхлебнули из кувшина.

— Значит, я тот ксат. Но я не спасал Оглафа, а лишь помог в бою товарищу.

— Помог — значит спас. Рад приветствовать тебя и твоих друзей. С вами будет девять, проходите к остальным. Скоро племянник десятого приведёт

— А если не приведёт? — задал вопрос Барат.

— Ради этих шакалов приведёт.

Мы отошли в сторону, присоединились к остальным и, пуская кувшин вина по кругу, осматривали собравшихся дворфов. Торкл от вина не отказывался, но сейчас пить не с руки — он попросил оставить немного ему и племяннику на потом.

Я видел много представителей этого горного народа. Вид дворфа с двумя кинжалами мне не в диковинку, но всё равно странно наблюдать Торкла в лёгком кожаном доспехе и всего лишь с двумя кинжалами, когда против него стоят хорошо вооружённые войны.

К Торклу присоединится Оглаф. Хоть у него доспех получше, и щит с мечом есть, но против них не только два щита с мечом и топором, так ещё и лучник есть. Именно что лучник, а не арбалетчик: хоть луки дворфов и маленькие, но с арбалетом их спутать сложно. Может быть, они и уступают всем остальным лукам по дальности стрельбы, но скорострельность у них одна из самых высоких. В узких пространствах улочек горных городов, во время войны нельзя найти что-то лучше десятка дворфийских застрельщиков: хорошо обученных, вымуштрованных и прокачанных до уровня пятидесятого. Пока обычный лучник только закладывает стрелу на тетиву, дворф успевает выпустить три стрелы в противника и идёт пьянствовать в ближайший кабак.

Шансы на победу не равны. Крайне сильно не равны. Не стать бы нам свидетелями обычного избиения, которое закончится смертью похабного дворфа. Но только в том случае, если это два обычных кинжала, а не то, о чём я сейчас ду…

— Слышь, — Барат шёпотом обратился к Джоссу.

— Чего?

— Напомни, как зовут дворфов, которые магией пользуются по-особому? Через кинжалы.

— Я знаю, — Джосс улыбнулся, радуясь своей прекрасной памяти. — Дакгтаг камгоктар.

— Даготар, — я поправил его. — Ты сказал правильно, но лучше это выражение не использовать. Оно слишком длинное и двояко читается. Да и ошибиться в интонации не проблема. А вот даготар произнести легко.

— О чём вы? — Ренс выглядел так, словно только проснулся и пытался сообразить, где он находится. — Как это понять?

— Даготар? Очень просто: «да» означает магия, «го» — мысль, а «тар» — лезвие.

— Магия, мысль, лезвие?

— Это значит, — Барат наклонился поближе к парню, — что Торкл, возможно, такой же как Ликус. Только Ликус пользуется книгой, а дворф заклинания хранит в кинжалах.

— Хоть в мой гримуар и больше влезет, но вот в мощности они точно уступят. Если он действительно маг, то… Максимум по пять камней на каждую сторону рукояти, десять на кинжал и в итоге двадцать. Не знаю какие они там, но они точно мощные.

— Насколько? — заинтересовался Джосс. — На примере «Шара огня» давай.

— Сложно сказать, — я призадумался, пытаясь прикинуть в уме, сколько может нанести урона подобное заклинание. — Я думаю, что не менее пятисот урона на обычный магический щит.

— Не слабо, — присвистнул Джосс.

— Но всегда есть «но»? — уточнил Барат.

— Да. В отличие от подобных мне, такие как Торкл расплачиваются за мощь не только количеством заклинаний, но и тем, что приходится ещё на ходу в уме строить магическую печать, формировать такую же из маны в ладони и чётко пускать в нужный камень.

— Опасно.

— Чем? — подал голос рыжеволосый парень.

— А тем Ренс, глупая твоя рыжая голова, — Джосс решил лаконично ответить, — что руку может оторвать, если ошибиться хоть на миллиметр. Ликус, они там скоро? Вино в кувшине не вечное.

Стоило ему только закончить фразу, как со стороны ворот вышел Оглаф. Он шёл вместе с Партом и ещё одним разумным, ставшим десятым в нашем кругу. Дворф направился к дяде, а караванщик к нам.

Как оказалось всё разумные, что сейчас стояли здесь, ехали в одном караване и Оглаф был назначен начальником охраны. Что произошло между двумя враждующими группами дворфов Парт так и не сказал. Лишь добавил, что это уже случившаяся часть мироздания. Сонтьяла отказалась идти сюда, сославшись на необходимость ухаживать за лошадьми. Но, подозреваю, ей отвратна сама мысль участия в подобном.

— Всё уже случилось, Ликус, — продолжал отнекиваться Парт, — Ты лучше сам скажи: зачем тебе этот набор? Решил профессию сменить?

— Для исследования.

— Для какого? Или это сек…

— А знаешь, что я до сих пор понять не могу?

— Ликус, хватит! Мне Сонтьялы хватило.

— Это их разборки и плевать, что они делать будут. Я другое понять не могу: если Оглаф был начальником, то как вы вообще проморгали этих троих?

— Там всё сложно, Ликус.

— Не сомневаюсь. Кто из вас троих дурак?

— Это моя вина. Закончим на этом.

— Вина моя, но я — не я. Ты себя сейчас слышал? — Парт презрительно посмотрел на меня. — Вот не надо этого взгляда, по тебе…

— Ликус, ты…

— Ксата презрением не удивить! Как эти трое оказались в караване? Давай без херни, рассказывай уже.

Парт грозно посмотрел на меня, потом зачем-то глянул в сторону ворот:

— У тебя какие планы на вечер?

— Сяду где-нибудь и дождусь отъезда в деревню.

— То есть свободен, — подытожил Парт.

— Да.

— Нет. Проведёшь вечером с Сонтьялой столько времени, сколько она попросит и сделаешь всё, чтобы она улыбнулась. Это моё условие или я буду молчать.

Странная просьба, но что-то подсказывало не медлить и соглашаться.

— Вечером мне обратно в деревню ехать, но до того момента я попробую её развеселить.

— Спасибо, — Парт сильно выдохнул, словно его душа избавилась от тяжёлого груза. — Не можем мы больше смотреть на неё, когда она сидит и чуть не плачет. За всю неделю ни разу не улыбнулась, Ликус! Впервые с того дня, как взяли её в ученики она такая. Понимаешь?

— Я услышал тебя, Парт, успокойся. Если не откажется от моей компании, то постараюсь сделать всё возможное.

Парт принялся рассказывать, и я сразу понял: в случившемся виновата смуглянка. И отчасти я: не поступи заказ, и девчонка не получила бы некоторую вольность в действиях.

Полгода назад Оглаф остался в караване вместо того, чтобы поехать дальше на север в город, куда он изначально направлялся работать каменщиком. Где-то в пути они наткнулись на Торкла и в караване стало на одного дворфа-охранника больше. И каждый раз, когда караван приезжал в новый город и собирался вновь, дворфы оказывались самыми опытными бойцами. Вскоре им надоело постоянно выяснять кто будет начальником охраны, поэтому было решено просто чередовать должность.

Так получилось, что все сильно забегались, когда приехали в Рурат и отправили мне письмо. Настолько сильно, что караван собрать-то собрали, но оставили должность начальника охраны пустой. Вроде как шёл черёд Оглафа, но у них был какой-то разговор по этому поводу. Самих же дворфов, ушедших куда-то опустошать городские запасы браги, так и не нашли в тот день — так что решили оставить всё как есть до следующего дня.

А тут как раз моё письмо. Сонтьяла настолько сильно ему обрадовалась, что своим счастливым видом уговорила караванщиков подать документы на допуск к обычно недоступным для неё процедурам. Притом не дожидаясь следующего дня, а сразу же, буквально за пару минут до закрытия одного из отделов гильдии торговцев. Без этих послаблений контракт на неё не оформить.

На следующий день, купив с утра набор, она осталась сторожить в гильдии возможных попутчиков, а Парт с друзьями направился на поиски дворфов. Вот тогда-то, благодаря тем самым послаблениям, в караван добавились ещё трое разумных с татуировками на лбах. Эта троица ехала в Эльбен целенаправленно и дальше маршрута у них не было.

Моя вина в этой ситуации однозначно есть: проигнорируй я сообщение от Парта, и Сонтьяла не забила бы себе голову первым в жизни заказом. А значит — не допустила бы столь глупой ошибки.

— Ещё раз обещаю, что постараюсь помочь твоей ученице, — я вновь заверил караванщика и тут же непроизвольно поёжился.

Мы стояли здесь как дураки почти час, Лекс всё не возвращался из ратуши, а я уже потихоньку начинал подмерзать. Да, на улице стояла очень тёплая погода и светило солнышко, потихоньку прогревая открытые участки кожи, на мне были тёплые вещи и на ногах, помимо сапог и обычных носков ещё и шерстяные надеты… но как же холодно!

Наверно этой троице тепло в их одеждах. Чего только стоил стёганый камзол на самом мелком. Он явно при деньгах, раз смог позволить себе столь качественную вещь, края которой украшены золотыми узорами. Необычные, они чем-то завораживали, привлекали взгляд. И похожи на те, что вышиты на платье Лины. Очень похожи. И не только у него, но и у всех из троицы.

— Ликус, ты куда? — Оглаф удивился, стоило мне выйти из толпы.

— Хотел кое-что узнать.

— Без обид, но только у нас. Ты в нашем круге!

— Я тебя понял. Бром может узнать?

— Может, он как судья, — Торкл и Оглаф переглянулись. — Но только говори рядом с нами.

— Чего случилось? — спросил караванщик.

— Подойди к тем троим и спроси… Всё, не помню точно. Спроси у них вот это: «Похвала — это мыло для ше…». Нет, вот так: «Мыльная вода для шерсти, как похвала сродни бальзаму для души?»

— Чего? — все трое не верили своим ушам. — Ликус, ты в порядке?

— Более чем. Спроси, пожалуйста!

Бром посмотрел на дворфов, а они посмотрели на Брома. Потом они все посмотрели на меня, пытаясь убедится: не отморозил ли себе мозги стоящий перед ними ксат.

Покачав головой, Торкл сообщил, что это можно узнать. Не знаю, дословно ли караванщик повторил мою фразу, но вся троица замотала головами, смотря то на меня, то на Брома. Самый высокий что-то пробормотал и глаза Брома расширились от удивления. Он так и пошёл к нам, с широко раскрытыми глазами и лишь изредка моргая.

— Тот высокий переспрашивает: «Мыльная вода для гефской ткани?»

— Спроси следующее: «Гефская ткань любит мыльную воду, как душа любит мыльный раствор?»

— Ликус, что за херню ты несёшь? — возмутился Оглаф.

— Пожалуйста!

Брому второй раз разрешили сходить и спросить. Но этот раз был последним — на что-то большее у Торкла терпения не найдётся. Караванщик подошёл к троице. Услышав фразу, они уставились на свои камзолы. Что-то быстро протараторили Брому, потом одёрнули его и сказали что-то ещё. Опять одёрнули и опять сказали. В этот раз Бром смог вернуться.

— Они говорят: «Всегда».

— Понятно.

— Может, объяснишься? — Оглаф выглядел крайне растерянным.

— Обязательно, но только когда всё закончится. Иначе нарушу ваши традиции.

Вернувшись обратно к Парту и остальным, я рассказал о своих догадках, изложил план действий и попросил помочь.

— Да я с удовольствием, — ответил Джосс, — но уже так просто не пройти в воротах. Деньги нужны, раз такое дело, а я не высший эльф с бездонным кошельком.

Мысленно ругаясь на внутренний карман, который всегда становится меньше в самые неподходящие моменты и ловит в капкан руку с кошельком, я всё же смог его вытащить и передал Джоссу.

— Пользуйся всем, — все четверо переглянулись и тут же сорвались с места.

Мне оставалось лишь надеяться. Надеяться, что Джосс сможет быстро пройти через ворота; что Ренс, бегущий с ним, включит голову и будет во всём его слушаться; что Барат с Партом вовремя увидят и смогут задержать группу, идущую с ратуши. А если не получится — то вместе со мной попробуют выиграть время здесь, у площадки. Одно радует: Оглаф, ещё когда караван приехал в город, признал право Парта стать одним из круга. Тот повременил со вступлением, оставив свою персону на крайний случай. И этот самый случай произойдёт, если Джосс не успеет вовремя.

Каждый, кто был около площадки и видел убежавших, не понимал происходящего. В особом шоке находился Оглаф вместе с дядей. Мне даже пришлось поднять правую руку в клятвенном жесте и пообещать, что ничего не произойдёт и круг не будет нарушен.

Время тянулось медленно. Так медленно, что, казалось, успели возродиться из пепла небытия целые королевства, разрастись, пережить ренессанс, схлестнуться в кровопролитных битвах, погрязнуть в дворцовых интригах и, пожираемые изнутри графьями, князьями и другими не знающими меру благородными — развалится, предавшись забвению.

Моё внимание привлёк окрик Брома в сторону ворот. Сердце готово было выскочить из груди от волнения. И практически замерло, стоило показаться колонне разумных.

Шедший впереди Лекс задумчиво смотрел под ноги, а Парт и Барат лишь грустно мотали головами. За ними шла группа клерков из администрации города — важные и с охраной, они были готовы к любому развитию событий. Особенно отличался своим гордым видом дворф, с густой бородой и распущенными волосами, приглашённый для проведения обряда — в нём нужен был именно дворф.

Караванщики собрались вместе с клерками и пятью дворфами и стали что-то обсуждать.

— Ещё дольше задержать не смогли бы: он уже был готов лопнуть от злости, — Барат показывал на главного дворфа.

Я постарался всех успокоить. Более чем уверен, что они использовали все возможные уловки и хитрости. Особенно Барат: он вообще способен поддержать высокопарную беседу даже с самым зазнавшимся от своей голубой крови благородным.

Как назло, зазвучал колокол. Были закончены все приготовления, и администратор направился к центру площадки. Он шёл медленно, и с каждым его шагом у меня внутри всё холодело. Дойдя, он прочистил горло и приступил к исполнению своих обязанностей. Как долго он проговаривал формальности и особенности этой кровавой традиции сказать трудно — но я был готов заплатить ему по золотому за каждую дополнительную минуту. Лишь бы тот не замолкал. Но дворф замолк.

Начался обряд круга десяти, цель которого была в подтверждении наших личностей. Мы лишь простые свидетели, кто потом скажет, что всё прошло честно.

—…разрешено всё, и магия, и оружие, — администратор закончил озвучивать условия.

Мы отошли в сторону так, чтобы нам ничто не угрожало. Но сама площадка была недалеко. На противоположной стороне от нас стоял администратор с другими работниками. Оглаф и Торкл стояли по правую руку, троица по левую. Каждый из них был на взводе от адреналина. Они пристально смотрели на своих врагов, готовые бросится друг на друга хоть с голыми руками, только дай отмашку.

Сейчас последняя возможность.

— Пусть будет испол…

— Воин из круга хочет говорить!

— Воин может говорить.

Я подошёл поближе к площадке и начал тянуть время:

— Как вы знаете, сегодня тот самый день, когда мы познаем… — я должен тянуть время, —…потому что каждый из дворфов… — каждая секунда может стать решающей, —…кровь течёт в наших жилах… — Оглаф с Торклом смотрят на меня с негодованием, —…ведь можно представить гнев богов… — только не останавливаться, —…смотря в глаза предкам невозможно… — уже и администратор злится, —…предвидеть невозможное возможно… — хотя бы ещё одну минутку, —…свет далёких звёзд… — тебя скверна пожрала, что ли, Джосс, где ты? —…славные деяния каждого… — всё, больше нельзя, администратор уже красный от гнева и что-то уже говорит своим помощникам. — Воин из круга закончил.

— Неужели, — все шесть дворфов одновременно сплюнули и приготовились к битве.

Идя обратно, я пересёкся взглядом с Партом и он едва заметно кивнул.

— Пусть будет…

— Воин из круга хочет говорить!

— Воин может говорить.

Под неодобрительные взгляды собравшихся моё место занял караванщик и стал нести схожую ахинею. Но лишь с той разницей, что рассказывал он про тяжёлую долю разумных, оторванных от родного дома.

После Парта должен будет пойти Барат, если к тому моменту Джосс так и не объявится. Я специально вышел первым, чтобы не терять возможность выступить: пойди я последним и мне бы просто запретили говорить. А так я смог выиграть время, притом много: всё же немного боязно остальным разумным перечить ксатам.

— Воин из круга закончил.

Дворфы покачали головами и вновь приготовились к битве.

— Пусть…

— Воин из круга хочет говорить!

Оглаф едва не бросил щит на землю от негодования, а в Барата чуть не полетел топор из той троицы.

— Воин может говорить, — с нескрываемым раздражением проговорил администратор.

Неважно, что эта троица недовольна моими действиями — я не ради них стараюсь. И не ради Оглафа или кого ещё всё это было затеяно. Да пусть начнут убивать друг друга хоть сейчас — это их право. И не ради Сонтьялы, которую явно сломает эта вся история. Если уже не сломала.

— Воин из круга закончил.

Барат пошёл обратно — он сделал всё что мог. Администратор, как и другие дворфы, смотрели на нас с недоверием, но делали они это зря: больше никто не выйдет.

— Пусть, — администратор замолчал и ещё раз посмотрел на всех собравшихся. И удовлетворённо кивнул.

Со стороны ворот, из-за изгиба городской стены ветер доносил лишь шелест ветвей. Надежды больше нет. Хотя, это уже неважно. Всё это было только ради меня — кто бы из собравшихся что не думал.

Я со своим заказом виновен в произошедшем. Да, я не знал, что вот так всё случится, даже представить не мог — но теперь моя совесть чиста. Потому что мною было сделано всё возможное, чтобы чужая кровь не пролилась понапрасну. Я могу лишить жизни другого разумного, не считаясь ни с чем и после буду спать спокойно, потому что я лично сделал это своими руками, а значит — это мой выбор и моя ответственность. Но сложно жить дальше зная, что своими непродуманными действиями я убил других, и ничего не сделал для предотвращения трагедии. Хватит с меня ошибок прошлого. Теперь же остаётся лишь расслабиться и насладиться битвой: редко когда можно увидеть сражающегося даготара.

Из собравшихся никто не хотел взять слово. Администратор, кивнув воинам, поднял руку:

— Пусть…

—…рю…

Из города доносятся странные выкрики. Похоже, закончилось какое-то представление.

—… будет исполнен…

—…рю!

—…священный обычай…

—…дарю!

Кто там так сильно кого благодарит и за что? Вроде бы главное представление ещё нескоро. Да и от западных ворот далеко до центральной площади.

—…и кровь решит…

—…овь дарю!

—…кто достоин…

— Кровь дарю!

Администратор изменился в лице и посмотрел в сторону ворот. А раздавшийся новый крик заставил его опустить руку и замереть в ожидании. Крики продолжались, усиливались и вдруг из-за изгиба стены выбежала странная разумная многоножка: одна пара ног тащила на спине вторую, а третья, упёршись руками в бока второй, подталкивала первую.

Всё это время кричал дворф, сидя на спине Джосса. Но силы покинули авантюриста в самый последний момент — он споткнулся и едва не упал вместе со своей ношей. Если бы не Ренс, вовремя потянувший на себя дворфа: тот соскочил, приземлился на ноги и побежал в нашу сторону, оставив позади валяющегося на земле Джосса и рыжеволосого парня, осевшего рядом. Авантюрист хватал ртом воздух, как загнанная лошадь и махал рукой в мою сторону намекая, что с меня нечто большее, чем кувшин простого пойла. Я обязательно рассчитаюсь, даже если кошелёк опустел — в моём поясе всегда замотан десяток золотых монет.

Дворф с татуированным лбом и подбородком вбежал в центр площадки. Развернув бумажный лист, он назвал своё имя и огласил, что в соответствии с традициями эта троица находится под защитой города — так как они были приглашены на постоянное проживание. Закончив, он передал документ администратору.

Спустя одну долгую, тягучую минуту кропотливого изучения содержимого тот сообщил, что традиции не нарушены и каждый из собравшихся с гордостью всё исполнил и не посрамил свои семьи.

Поединок крови, через который проходит каждый дворф, пока не найдёт защиту, был закончен по всем правилам. Так и не начавшись.

— Отец! — прокричала вся троица и бросилась в объятья портного. Вид у него был такой, будто вот-вот лишится рассудок.

Торкл хоть и выглядел раздосадованным, но он принял случившееся. Даже облегчённо выдохнул. Как и Оглаф.

— Так, Ликус, иди сюда! — прокричал похабный дворф, когда всё было закончено.

Торкл, его племянник и портной с сыновьями успели поговорить с администратором. Тот ушёл, о чём-то договорившись и уведя с собой остальных клерков и охранников. Ушли и участники круга десяти, получив от дворфов по золотой монете. Кроме нашей компании, с которой уговор был на совсем других условиях.

Когда Оглаф крикнул, я стоял рядом с авантюристами, Ренсом и караванщиками, и брал со всех слово, что Сонтьяла не узнает о том, что я поспособствовал разрешению конфликта. Хотя бы в течение сегодняшнего дня. Мне для полного счастья ещё не хватало её благодарностей, или чего похуже — пусть лучше думает, что её опять боги сберегли.

— Чего тебе? — спросил я коротышку, когда приблизился к нему и ехидно улыбнулся.

— Ну-ка, давай объясняйся, чертяка эдакая, от начала и до конца.

— Слушай внимательно. Вначале были лишь Первобоги, и звали их Изустария и Нефаус. Но пришли они в этот мир не одни, а…

— Я готов слушать эти чудесные истории хоть всю жизнь, но давай поближе к сегодняшнему дню.

— Хорошо. Сегодня поутру, когда я был в уборной…

— Ликус, морщинистая твоя морда — не издевайся над дворфом.

К нам приблизились остальные и на площадке образовалась толпа из радостных разумных, будто недавно никто и не собирался пускать ближнего своего на мелко рубленный фарш.

— Откуда вы знаете нашего отца?

— Гордо быть одной расы с такими добрыми воинами.

— Господин ящур, ещё бы чуть-чуть и всё!

— Ликус, прости, но твой кошель — того. Я оставил его на воротах, когда сюда бежали.

— Оглаф, Торкл! Ликус просил ничего не говорить Сонтьяле. Я потом вам сам всё объясню.

— Я три дня себе места не находил. Думал уж всё, не увижу своих мальчиков!

— Так, всё это очень даже хорошо, но время поджимает. Мне надо идти к своим.

— Всем молчать! — твёрдым командирским голосом Торкл перекрыл разговоры и на площадке наконец-то воцарилась тишина. — Есть кто старше ста сорока семи лет? Нет? Значит, я старший и по праву могу говорить за всех. Первое: я хочу бабу! Второе: я хочу брагу! Третье: я хочу доброй попойки, где не раз подниму чарку за этих трёх добрых воинов. Четвёртое: ты, ксат, нам всё объяснишь. Кто знает, где в городе всё это можно исполнить?

— У меня! — подал голос портной. — Я накупил столько браги в честь приезда сыновей, что хватит на две жизни вперёд.

— Значит, сначала к бабам. Куда?

— Есть одно местечко, — стоило Джоссу заговорить, как Барат тут же хитро посмотрел на своего друга. — Хорошее и не сильно бьёт по карману. Но попрошу к одной даме руки не тянуть. И ты, рыжая голова, будешь с нами. Понял?

— А я же…

— Мы потом к вам присоединимся, надо только в гильдию зайти и Сонтьялу успокоить. Да и бумаги ещё кой-какие остались пустыми. Ликус, — Парт задумчивопосмотрел на меня, — ты бы тоже подошёл сегодня. Понимаешь, о чём я?

— Я иду к своим, а там посмотрим. Есть план. Озвучить?

Глава 3

— Скромное ателье скромного портного будет ждать вас! — с радостью проговорил дворф.

Мы стояли рядом со зданием, где на первом этаже располагалось ателье, на втором жил портной, а на третьем его ученики. Городские власти явно впечатлились мастерством дворфа, раз не только взяли под защиту и сдали в аренду целое здание, но ещё и пригласили в город его детей. Тем самым и их взяв под защиту.

— Отрубите мне член, если я пропущу эту попойку!

— Обязательно, — говорил Джосс, успевший подружится со всеми. Особенно с Оглафом, как бывший вояка с бывшим воякой. — Эту пьянку нельзя пропускать. Особенно, когда кто-то заикнулся о десяти бочках браги.

— Будет ли магос с нами, вот к нему вопрос.

— Это бесполезно, Торкл, — Барат не отставал от друга, но больше тяготел к компании мага. Старый опытный маг и благородный по рождению равнинный эльф без труда найдут общий язык в литературе и других утончённых вещах. — Пойми ход его мыслей, и боги одарят тебя посильными благами.

— Прошу вас, Ликус, — портной жалобно посмотрел на меня, — будьте сегодня. Я вам за жизни сыновей обязан! Последние, кто остался из клана.

— Сильно сомневаюсь, что смогу.

Вот чего, а желания напиваться у меня точно нет. А это придётся сделать, если дурость пересилит здравый смысл, и я решусь зайти в ателье на огонёк. Сейчас надо убедиться, что Лина в порядке, передать её Ренсу и идти к торговцам. Или сначала найти Бриана? Нет, лучше к торговцам: хоть рюкзак станет легче без бутылки, которую я уже целый день таскаю.

— Господин, пожалуйста! — почти хором взмолились трое сыновей, старшему из которых даже не исполнилось шестидесяти лет. А младший так и вовсе лишь недавно сорок лет взял.

Вот, конечно, жестокая судьба у него. Только он стал взрослым, отметив тридцатилетие, и началась война сильных именно в той горе, откуда происходил его клан. Война закончилась проигрышем и это означало лишь одно — слабые должны быть уничтожены, даже если они на другом континенте.

Несладко этой троице пришлось: десять лет они скитались по миру и не знали покоя. Ведь каждый видел татуировки на их лбах, означавших не только потерю клана, но и отказ от привычного имени. Бывало, их замечал кто-то из выигравших кланов — и каждый раз они сражались за свою жизнь. Вновь и вновь. Рано или поздно всё бы закончилось смертью, если бы они не встретили человека в куртке с такими же узорами, как и на их одеждах. Слово за слово и в тот же день с торговцами начал своё длинное путешествие до Эльбена листок бумаги, с нарисованным на нём узором и указанием, где они сейчас находятся.

Можно только представить, как сильно эта троица обиделась на весь белый свет, когда до спокойной жизни оставалось совсем немного по меркам тех десяти лет скитаний и битв; когда они уже ощущали объятия отца; когда они вступили в последний караван на пути в Эльбен. В котором оказались два дворфа из клана, выигравшего войну. Притом один из воинов был намного, намного сильнее их всех вместе взятых.

— У господина сегодня не праздник, а сплошная нервотрёпка. Так что нет, — от моего отказа дворфы погрустнели.

— Никаких нет, чертяка, только да! Всё, он сам сказал, вы слышали!

— Хватит, Оглаф. Пойдёмте, время уходит.

— Господин Ликус, — портной не хотел меня так просто отпускать. — Даже если сегодня не сможете, то приходите завтра: мы будем вам рады. И даже не завтра, всегда приходите и мы вас встретим как самого дорого гостя. Только один вопрос: откуда вы, Кта’сат, знали, что они не могли самостоятельно сообщить о защите?

— Я точно не знал. Лишь предположил, что правила похожи между собой.

— О каких правилах ты речь ведёшь? — Торкл до сих пор находился в шоке от моих познаний.

— Я был проездом в одной из гор, а там как раз была… Не помню точно как на вашем языке, но на людской переводится как: малая война чистоты.

— Готв норбатар?

— Да. Вот тогда-то мне и рассказали о ваших традициях. И про это правило тоже.

Мы пошли дальше, попрощавшись с портным и приняв заверения, что свой товар для нас он будет продавать с огромной скидкой.

По моему плану, который все единогласно приняли и тут же переделали под свои желания, мы сейчас направлялись к миссии ксатов. Вначале всё шло как надо и караванщики, стоило нам зайти в город, умчались в гильдию заниматься бумагами.

С ними должен был отправиться и Ренс, но Джосс с силой потащил его за собой: парень успел вырасти в глазах авантюриста, пока они искали портного. Настолько, что тот заявил о желании взять паренька в наставничество. А всё потому, что ателье оказалось закрытым.

Надо пересмотреть отношение к парню. Ведь вспомнить слова, сказанные мимоходом портным примерно год назад — значит, обладать хорошей памятью и умом. Это же представить невозможно: успехом мы обязаны тому, что Ренс в прошлом году приехал с семьёй в город за покупками! В поиске платья для сестры, в котором она совершит обряд совершеннолетия, они бродили по мастерским и зашли к этому портному. Долго они тогда выбирали платья. Хоть его сёстрам и матери всё понравилось, но ничего не купили из-за высоких цен. Когда они уже уходили, дворф сказал, что если передумают, то всегда смогут найти его или в ателье, или в ратуше в зале заседания мастеровых города. Другие места он не посещает из принципа.

Но была ещё и вторая причина, по которой Ренс пошёл с нами. Отделение миссии ксатов стоит в той же части города, что и здание портного — а вот упомянутой Джоссом бордель был недалеко от гильдии торговцев. Вот именно поэтому все решили сделать крюк, дойти до ателье и направиться к миссии.

К тому же, каждый из собравшихся хотел наконец-то узнать, кто такая девушка по имени Лина, от упоминания которой парень менялся в лице: его взгляд начинал судорожно бегать, дыхание учащалось, уши краснели, и он бредил даже больше обычного.

— Оглаф, — я обратился к дворфу, — ты же тогда, после Ольска, должен был проехать ещё немного и осесть в каком-то городе и работать каменщиком. Чего с Партом остался?

— Так клан наш выиграл в марга норбатар.

— Может быть, я и понимаю в чём речь, но остальные навряд ли.

— Десять лет назад третье дворфийское царство горы Доргтогрос пало. Слабаки проиграли в войне сильных. Помните?

Джосс и Барат помнили, так что Оглаф продолжил:

— Потом была война сильнейших, где определились три самых достойных царства. В каждом из них провели малую войну и наш клан доказал свою силу. Только в прошлом году старейшины трёх кланов наконец договорились, кто станет первым царём нового, четвёртого царства горы Доргтогрос. Наши кланы заселят гору, они распадутся и простые семьи образуют собственные кланы. Каких-то двести лет и наши потомки сами примут участие в войне сильных и докажут своё право на жизнь!

— Или падут, как слабаки из шакальего племени, — продолжил мысль Торкл.

— Суровые у вашего народа нравы, — задумчиво произнёс Барат.

— У людей и равнинных эльфов сложней они в разы. Чего только стоят эти ваши дворянские титулы и пляски вокруг рождения.

— Спорить не буду. Но разве у вас нет подобного, когда ребёнку пахаря запрещают селиться в городе?

— У нас нет пахарей, но сын или дочь грибника неспособны познать магию.

— Значит, нравы наших народов похожи. Ликус, слушай, мы уже пришли, да?

Барат был прав. Стоило нам завернуть за угол, как показалась высокая стена миссию ксатов. Дойдя до входной двери, вся компания принялась убеждать меня позволить им на минутку зайти и посмотреть, как живёт этот островной народ. Мне было всё равно — но их не впустил бы стоящий рядом с дверью раб. Миссию ксатов всегда охраняет группа рабов с огромным боевым опытом, множеством умений и настолько высоким уровнем, что многие благородные позеленеют от зависти, сравнив с одним таким рабом всю свою личную охрану.

И сейчас, как бы собравшиеся не уговаривали меня, я ссылался на главного ксата в миссии: только он решает впускать других, или нет. Смирившись, компания осталась дожидаться на улице.

— Да здравствует Ликус! — величаво проговорил Моглус, стоило мне войти в главный зал. Остальные ксаты зачем-то встали и, казалось, едва удерживали в себе смех. — Величайший из нашего рода, чтец имён Первобогов и смиренный исполнитель заветов Спасительницы! Настоящий, отец!

Последнее слово мормит проговорил с церемониальной интонацией и поднял руки к небу, отчего все собравшиеся взорвались дружным хохотом. Даже Тамиса не сдержалась и ухватилась за Лину в приступе истеричного смеха. Эльфийка, почему-то одетая в другое платье, стыдливо смотрела на меня и не знала, что ей делать.

— О чём ты вообще говоришь, Моглус? Какой отец?

— Сейчас, секунду. Дай нам отдышаться. Папа.

Ксаты вновь заржали как кони, а у меня родились самые нехорошие предположения о причинах столь обширного коллективного помешательства.

Вскоре все успокоились и Моглус рассказал о событиях дня.

После того как Тамиса отвела Лину умываться и подлечила ей глаз магией, заодно показав спящего малыша для окончательного успокоения — все сели за стол. И за время обеда эльфийка трижды переворачивала на себя еду: сказывалась слабость рук из-за морального истощения. То красивое платье пришлось отправить в стирку, а ей выдали простую одежду. В момент переодевания вид у Лины был, как у преступника перед виселицей: полное принятие того, что жизнь кончена.

Только через полчаса её смогли разговорить и хоть как-то поднять настроение. Всего лишь надо было завести разговор обо мне и её тут же прорвало от желания узнать абсолютно каждое блюдо из кухни ксатов. И вот так, обсуждая приготовление еды, она окончательно успокоилась. Перейдя от еды к её прошлому, а потом и к будущему, разговор постепенно пришёл к самой главной теме.

— Отгадай, как Лина решила назвать ребёнка.

— Не знаю, Моглус. Не знаю.

— Ну же, Ликус. Одна попытка, проще простого.

— Не знаю, — что-то у меня нехорошее предчувствие.

— Ну же!

— Не трави душу. Говори, что она сказала.

— У Ликуса есть Лина, ведь так? — Моглус посмотрел на собравшихся, и они ему ответили яростными кивками. — А у Лины есть свой Ликус! Поздравляю, ты стал папой!

Я перевёл взгляд с мормита на Лину. Её лицо не было красным, будто ей не стыдно. Но это если не обращать внимания на острые уши, чуть ли не скрутившиеся в трубочку — верный признак того, что равнинный эльф испытал великое потрясение. В её случае это мог быть только великий стыд. Ведь изначально расчёт был на имя одного из сидящих здесь ксатов. Ну, или имя старосты, или Ренса на крайний случай.

— Я надеюсь, мормит миссии не впал в маразм и не вписал это имя в документ?

— Не волнуйся, мы тебя ждали. Не нравится? — Моглус продолжал издеваться надо мной.

— Абсолютно и категорично нет!

— Зря ты так, Ликус. Красивое же имя.

— Тогда дай ребёнку моё полное. Да, вот что точно подойдёт ему.

— Ты слишком жесток к несчастному дитя!

— Я не всерьёз. Но если честно, то времени у меня сейчас нет. Вернёмся к вопросу через неделю, — я в нескольких предложениях рассказал мормиту и остальным о случившемся за воротами

— Хозяин… — раздался голос Лины.

— Лина, о чём мы с тобой говорили? Хватит хозяйкать!

— Ты не прав, Ликус. Как же ей к тебе ещё обращаться? Господин? Мастер? — с Моглусом были согласны остальные кстаты.

— И так не надо. Пусть по имени, как нормальный разумный.

— Она может делать так только на земле миссии, а там, — Моглус показал в сторону города, — только это случится и вас изобьют до смерти. Даже не посмотрят, что ты посох из рук не выпускаешь. Пусть обращается как ей удобней. Если я не ошибаюсь, то та малышка звала тебя хозяином и ты не был против. Помнишь же, у неё ещё…

— Ты про Сою?

— Именно о ней. Ты же позволял Сое так обращаться к себе.

— Она исключение из правил.

— Так пусть Лина тоже станет исключением. Будь добрее к слабому. Чти заветы.

Как же противно, когда меня так называют. Ну ладно ещё Соя, сплошное наказание моей и без того скверной жизни — она хотя бы говорила по-нормальному, даже с каким-то весельем. Но Лина, стоит ей открыть рот и мне сразу хочется повеситься от голоса, заполненного до краёв трагизмом и чувством вины. И этот ещё совет, Моглус явно надо мной издевается. Ладно, пойду на уступку: пусть думает, что я слушаюсь его.

— Лина, разрешаю хозяйкать.

— Х-хозяин?

— Можно, — её глаза заблестели, словно она была готова скинуть давящий непосильный груз. Но это последнее, что мне сейчас нужно: — Стой. Если ты хочешь что-то сказать о платье, ребёнке или дневной истерике, или просто извиниться — жди вечера. Что-то другое хочешь сказать?

— Н-нет.

— Значит, пошли. Ты хорошая раба, будь уверена, — я посмотрел на мормита и добавил: — Как бы за стеной обезумевшие глотки выть не начали от ожидания.

— Я оказался прав, — мы подошли к двери, как Моглус решил вставить последнее слово.

— Ты о чём?

— Трое из наших невольников были на обеденной проповеди. Хубар простоял на подиуме и слова не сказал.

— У него забрали право?

— Только на один день. Приехало его начальство, кто-то из высших сановников. Не хочешь знать, о чём он говорил?

— Мы все умрём, покайтесь во грехе, не делайте плохого, скверна — зло, дети скверны — зло, ксаты — вынужденное зло. Что он ещё мог говорить?

— Ты не прав, Ликус. Я спросил не про Хубара.

— Тогда откуда я могу знать, что они там говорили?

— Сейчас, — Моглус прокашлялся, — «Увидя гниль да сотри её. Увидя грязь да сожги её. Увидя погань да уничтожь её. Увидя сеятеля скверны да покарай его.» Сеятели скверны — это мы с тобой.

— Лаотлетий? — чует моё сердце, что в ближайшие пару недель покой городу будет только сниться.

— Что?

— Слова знакомые. Подумал, что это был Лаотлетий. Высший эльф, один из верховных сановников.

— Ты знаешь его?

— А разве можно не знать такую тварь, как он?

За дверьми миссии нас с Линой ждала пустая улица. И это странно, ведь прошло от силы минут двадцать с момента, как я зашёл внутрь. Стоило только задуматься о поиске этой злосчастной компании, утащившей с собой Ренса — как вдалеке показалась искомая группа разумных. Они вальяжно вышли из-за угла, потягивая что-то с длинных кружек.

— Ликус, чертяка ты эдакая, — Оглаф, как и все остальные, чуть не растаял от вида эльфийки. — Сонтьяла рассказывала, что у тебя была раба и ты заботился о ней. Но в её рассказах и намёка не было на её красоту! Госпожа, позвольте, — Оглаф взял Лину за руку и хотел вложить её маленькую ладошку в свои мозолистые от меча ладони, но она испугалась и вырвалась.

— Она не привыкла к такому, не обижайся.

— Не балуешь ты её, морщинистая морда.

— Не поверишь, но даже слишком балую.

— Что с её платьем? — по глазам Ренса было видно, что тот хотел бы смотреть на эльфийку каждый из отведённых ему дней. Но так обижаться из-за какого-то платья слишком необычно даже для него.

Ну да, сейчас на Лине совсем другой наряд. Да, узоров и каких-то красивых деталей там почти нет. Подумаешь, великовато в плечах и немного длинное — так даже интересней смотрятся. А с длинной Тамиса перед нашим уходом решила вопрос, подвязав платье по талии ярким поясом. Единственно, что смущало — слишком широкий ворот.

— Теперь это её платье. На всё есть причины.

Услышав последнюю фразу, авантюристы и дворфы лишь переглянулись и пожали плечами. Они сразу поняли, что она не просто так переоделась. А вот Ренс, явно придумав какую-то глупость, не успокоился и буравил меня полным ненависти взглядом.

Отмахнувшись от странного поведения парня — мы направились в сторону главной улицы. Вначале все шутили над Ренсом и его бессвязным рассказом про каких-то церковников и что-то про проповедь. Но скоро переключились на более интересные темы.

Джосс и Барат рассказывали дворфам как они, два совершенно разных разумных, смогли найти общий язык. Дворфы смеялись и постоянно вставляли едкие замечания. Я шёл позади и через плечо посматривал на Ренса с Линой: они шли сразу за мной и молчали, не зная о чём говорить. Если для эльфийки такое поведение нормально, но вот Ренс явно терял время. Или же он просто выжидал подходящего момента.

— Минуту, — мой окрик заставил всех остановится, когда до главной улицы оставалось пройти несколько десятков метров.

— Что случилось?

— Ничего. Закрыто из-за праздника, — я показал на двери мастерской оценщика. — Потом зайду.

— Вот и хорошо, что закрыто. Иначе бы мы тебя силой потащили с нами.

— Тогда я бы расценил это как нападение, побежал к своим, пожаловался, и вы бы объяснились перед кем-то пострашнее, чем я.

— Мы бы и его потащили на праздник, не переживай!

Главная улица утопала в праздничном веселье. То, что было здесь до обеда, казалось лишь унылой репетицией. Народ заполнил улицу от края до края и, казалось, что на праздник пришёл каждый разумный из ближайшей округи. А придя, забыл кто он такой и с жадностью истощённого путника впитывал в себя веселье и не насыщался им. За расставленными повсюду столиками наслаждались едой и выпивкой и влюблённые парочки, и разношёрстные компании, и целые семьи. То тут, то там лавочники закрывали прилавки лишь для того, чтобы поднести новые продукты и открыться вновь. Или, продав всё подчистую, уступали место другим торговцам, с нетерпеньем ждущих своей очереди. А уж количество различных клоунов, актёров и других мастеров сцены и подиума невозможно было сосчитать.

— Лик’Тулкис, рад приветствовать вас, — к нам подошёл появившийся из ниоткуда самый спокойный человек в городе.

— Привет, Нурт. Отдыхаешь на празднике?

— Никак нет — работа. Разрешите на одну минуту вас отвлечь.

— Господин ящур, ну может мы…

— Минуту Ренс. Скоро пойдёшь.

Я уже хотел извиниться перед компанией, но они лишь молча закивали головами. Похоже, кто-то из авантюристов рассказал дворфам про Нурта.

— Что случилось? — мы отошли на пять шагов в сторону, и наш разговор мог быть услышан.

— Прошу прощения, что отвлекаю вас в столь радостный для всех нас день. Хотел бы передать, что вас настойчиво желает видеть глава гильдии авантюристов и вольных наёмников города Эльбен.

— Настойчиво?

— Совершенно верно. Видите ли, я не могу знать, о чём именно хочет говорить глава. Могу лишь предположить, что это как-то связано с отбытием из города одного из опытных авантюристов.

— Не совсем понимаю, но если глава хочет увидиться во время праздника, значит — дело точно срочное. Мне в гильдию идти?

— Не утруждайте себя, не надо. Глава просил передать, что будет вас ждать в районе главной площади. Знаете лавку, где торгуют магической бронёй, в основном из металла? Недалеко ещё расположен гончарный магазин.

— Знаю.

— Рядом с ним возведена терраса. Сможете найти главу там. Он приглашает вас провести вечер в его компании.

— Спасибо, Нурт. Передай главе, что я буду.

Нурт в вежливой манере попрощался со мной и извинившись перед всеми, растворился в толпе так же внезапно, как и появился до этого.

— Чего Нурт хотел? — Барат выглядел немного раздосадованным.

— Глава меня зачем-то ищет. Что-то про отбытие какого-то авантюриста.

— Это из-за меня. Он говорил, что будет тебя упрашивать занять моё место.

— Господин ящур, пожалуйста! — казалось, ещё немного и нервы не смогут удерживать на месте рыжеволосое тело, так и переполняемое желанием увести возлюбленную развлекаться на празднике.

— Да, Ренс. Я помню про тебя. Лина, протяни руку.

В маленькую ладошку были аккуратно скинуты монеты. Если бы не шерсть на её спине, то я просто спокойно вложил бы их. Хотя и без этого она сильно удивилась трём блестящим жёлтым кругляшкам.

— Ты же знаешь, как пользоваться деньгами?

— Хозяин, я…

— Мы с тобой ходили на рынок и там ты видела, как деньгами пользоваться, так?

— Да.

— Я тебе объяснял, как пользоваться деньгами?

— Да.

— Ты сама сможешь сделать покупки? Или мне попросить Ренса?

— Господин ящур, вы не волнуйтесь, я всё…

— Ренс, помолчи, — я посмотрел на Лину. И не только я: и дворфы, и авантюристы с любопытством наблюдали за эльфийкой. Она крепко сжала в кулачках монетки и приложила их к груди.

— Я… — Лина хотела что-то сказать, но сбилась, словно боролась сама с собой. — Я… Я могу… купить хлеб?

— Какой хлеб? — слишком странный вопрос, ведь дома она могла этим хлебом объедаться каждый день.

— Сладкий. Хлеб.

— Сладкий хлеб?

— Да, сладкий, с молоком. Вкусный, очень.

На этом она хотела закончить свои крайне информативное объяснение. Но всё же рассказала про какую-то булочку с молоком, которую когда-то где-то как-то попробовала на рынке.

— Можешь, только про сдачу не забывай, — я хоть разрешил ей. Но так и не понял, что именно я разрешил.

— А… вино. Можно?

— Только разбавленное и только две кружки.

Лина обрадовалась и чуть-чуть улыбнулась впервые с того момента, когда я забрал её от ксатов. Она хотела что-то ещё спросить, но замолчала узнав, что у неё было право потратить все деньги до последнего медяка. Ренс, закончив выслушивать мои наставления, наконец получил возможность провести вечер наедине с эльфийкой и тотчас же повёл её смотреть на выступления циркачей. Вслед за ними и наша компания шагнула в уличный поток.

Мы остановились, когда прошли почти через весь город и до гильдии свободных торговцев оставалось совсем немного. Но куда ближе был узенький переулок. Настолько узкий, что трое разумных едва бы протиснулись в нём. И то, вжимая плечи. На стене одного из зданий покачивалась вывеска из старого, почерневшего дерева, с надписью гласящей, что мужчина здесь отыщет утешение на вечер.

Хоть о моих дальнейших планах было известно, но всё равно авантюристы попытались уговорить меня отправиться в бордель. Я отказался и завязался непринуждённый спор, со взаимными шутками и подколами.

— Ой, здравствуйте. А вы к нам?

К нам подошла женщина, ведущая за руки мальчика и девочку одинакового роста и похожих друг на друга. У каждого ребёнка в свободной руке была булочка — креп, местное изобретение, когда внутрь булки засовывают творог, смешанный с мёдом и орехами.

— Здравствуй, Гурана, — заговорил Джосс. — Мы к вам. Проводишь нас?

— Да, конечно. Спасибо вам, что решили посетить нас. Одну минуту, прошу. С детьми только попрощаюсь.

Джосс тяжело вздохнул наблюдая, как вдова села на колени перед двумя своими самыми драгоценными сокровищами и стала объяснять детям, чтобы они прямо сейчас пошли домой, ибо маме надо работать.

Я попросил стоящего рядом Торкла подержать посох, снял сумку и принялся искать в ней кое-что важное для Джосса. Если верить его рассказам, то Гурана переехала в Эльбен полтора года назад лишь за несколько дней до моего приезда. И работа в борделе была единственной для неё возможностью прокормить детей. Другого ей просто не оставила судьба: выйдя замуж ещё в девичестве за городского стражника и родив ему двух прекрасных близнецов, она стала настоящей хранительницей очага. Она только и умела, что творить домашний уют на всегда стабильное жалование мужа. Ровно до случая, когда во время патрулирования спящего ночью города он с другим стражником не наткнулся на группу пьянчуг, не знавших меры в алкоголе. Они не захотели отправляться по домам, а вместо этого отправили двух стражников к богам. Несмотря на честно исполняемые обязанности на протяжении многих лет, их семьям отказали в компенсации, сославшись на то, что они не должны были подходить к пьяным. И вообще, они сами виноваты, что погибли. Не зная себя от горя, от обиды и разочарования, Гурана взяла детей, собрала пожитки и переехала сюда.

Наконец найдя нужные вещи — я ткнул Джосса в спину. Он повернулся и увидел протянутые два маленьких свёртка и мой взгляд, намекающего на детей. Кивнув в благодарность, он присел и протянул детям по свёртку со сладким ореховым угощением. Сегодня у этих маленьких созданий настоящий праздник: они наконец погуляли с мамой, вечно занятой на работе; каждый из них получил по целой вкусной булочке, чего раньше никогда не случалось; и даже добрый дядя угостил их чем-то вкусненьким.

Я смотрел на детей, видел их взгляд, которым они пожирали Джосса и знал, о чём думали эти два маленьких человечка и что так боялись спросить: станет ли этот авантюрист, так часто приходящий к маме, их новым папой. И если с Баратом и Рувилой всё понятно и пытаться делать что-то бесполезно, то хотелось как-то помочь Джоссу — жизнь его гораздо короче моей и, скорее всего, осенью наши дороги разойдутся окончательно. Мало того что он теряет друга в лице Барата, так ещё и никак не решится преодолеть барьер и сделать шаг вперёд. Но сейчас, смотря на два невинных и таких счастливых маленьких личика — пусть у него в голове станет на один пункт к мотивации больше.

Но вот Гурана закончила говорить с детьми, а они так и не решились задать свой вопрос. Поблагодарив за угощение, дети пошли в ту сторону, откуда пришла наша компании. Попрощавшись со всеми и пообещав по возможности зайти к портному, я навсегда попрощался с Баратом и компания направилась за Гураной.

— Барат, стой. Забыл!

— Ты не хочешь, чтобы я уезжал? Спасибо, но ты не в моём вкусе.

— Это было обидно. Подожди, забыл передать.

Услышав историю зелья и его свойства, Барат был в полном праве выкинуть его — но вместо этого остроухий горячо поблагодарил за такой подарок. В самом лучшем случае ему три недели ехать до родных мест и на пути всякое могло произойти, так что даже такое зелье может жизнь спасти. Пообещав написать Джоссу, если придётся воспользоваться зельем, Барат вернулся к остальным. Я к гильдии свободных торговцев с мыслью, что осталось: забрать заказ, благо деньги на его оплату лежали в сумке; найти Бриана; дождаться Лину. И наконец-то поехать в деревню.

В практически пустом зале гильдии трудно не заметить одиноко сидящего разумного, с лысой головой и густыми бакенбардами.

— Ещё раз здравствуй, Бром.

— Здравствуй, Ликус, — торговец громко шмыгнул носом.

— Что случилось? На тебе лица нет.

— Ты, Ликус, присядь, — он говорил голосом мертвеца, а не живого человека.

— Что случилось? Где все остальные? Бром, посмотри на меня. Бром!

— Ты только спокойно послушай меня, хорошо?

— Бром, дери тебя коромыслом, что случилось?

— Сонтьяла… — он запнулся, пытаясь проглотить подступивший ком к горлу, а на его глазах навернулись слёзы.

Нет, пожалуйста, вот только не это. Сегодня хоть и не самый удачный день, но только подобной херни мне не хватало для полного счастья. Хотя, на самом деле, день очень удачный: много получилось сделать и хотелось бы закончить его на хорошей ноте. Но сидящий передо мной и плачущий от горя мужик не попадает под понятие «хорошая нота».

— Когда мы пришли обратно и… — он опять запнулся.

— Что случилось?

— Там, в комнате, в гостевой, наверху… Сонтьяла… — его голос сломался, и он едва удержался, чтобы не зарыдать.

— Бром.

— Бедная… наша девочка.

— Бром!

— Ну как же так?

— Бром, мать тво…

— Мы нашли… её… в петле.

Глава 4

— Девочка наша… бедненькая, маленькая. Как же ты могла так? — Бром уже не сдерживался и плакал на взрыв. — Три старых дурака не уследили за единственной ученицей! Как же ты так, девочка наша?

— Хватит Бром, успокойся, — я похлопал его по плечу.

— Ликус, ну как так? Она же так хотела сюда добраться! Получила твоё письмо, светилась от счастья, понимаешь? Весь день мечтала о празднике… И вот он, праздник! Если бы тогда не ушли, не бросили её одну… Ну как так могло, как?

— Успокойся, Бром, хватит истерить.

— Ну как, Ликус, объясни мне, как?

— Бром, посмотри на меня! Где все остальные? В комнате наверху? Оно там же?

— Кто оно? — караванщик посмотрел на меня безумными глазами.

— Тело.

— Какое тело?

Всё, этот готов окончательно: крышу сдуло попутным ветром и чердак протёк вслед за ней.

— Твоей. Ученицы. Сонтьялы. Повесившейся. Мёртвой. Тело.

— Какой мёртвой? — он резко вскочил с места.

— Она жива?

— Да, жива! Успели в последний моме…

Я не позволил договорить и крепко вмазал караванщику по лицу надеясь, что это хоть немного приведёт его в чувства. Удар вышел настолько сильным и внезапным, что мужик тут же упал на пол. И сразу же попытался встать. Но я не позволил это сделать и придавил его посохом.

— Ну а чего ты истерику завёл, если она жива?

— Она хотела повеситься, как ты не понимаешь⁈

— Понимаю! Но ещё я понимаю, что с живым человеком говорить можно, а с мертвецом — нет. Вы можете поговорить с ней и всё расставить на свои места. Так что хватит истерить тут как девчонка.

Я убрал посох и протянул руку. Бром с негодованием посмотрел на меня, но всё же принял помощь.

— Возможно, ты и прав, но в моё сердце словно нож воткнули! Она же для нас все…

— Она для вас всех троих как дочь, я знаю. Но истерика не то, чем ты должен заниматься. Лучше подумай, как будешь говорить с ней о произошедшем. Она жива, а это главное. Ведь так?

— Да… Прости, не сдержался.

— Не волнуйся, в жизни всякое случается. Где она сейчас?

— В гостинице, недалеко отсюда. С ней остальные.

Стоило нам переступить порог, как хозяин гостиницы сообщил, что лекарь недавно ушёл. Парт, как и Лекс, были наверху вместе с Сонтьялой.

Поднимаясь по лестнице, я надеялся услышать хоть какие-то отголоски ругани или чего-нибудь похожего. Но на втором этаже было тихо. Очень тихо. Бром постучал в одну из дверей. Безжизненный голос, в котором едва узнавался Парт, произнёс:

— Кто?

— Это мы, — почти таким же голосом ответил Бром.

В самой дорогой комнате гостиницы повисла настолько гнетущая атмосфера, что на душе кошки заскребли. Парт стоял рядом с дверью и сам был похож на это деревянное изделие: такое же безжизненное, старое, выцветшее и держащееся лишь благодаря неведомым силам и внутреннему стержню. Лекс, этот бочкообразный весельчак, частенько травивший забавные истории у костра, сейчас сидел рядом с кроватью. Казалось, он напрочь позабыл как говорить и лишь изредка моргал.

На кровати сидела Сонтьяла. Поджав ноги так, что колени оказались на уровень глаз, она уткнулась в них лицом, втянула шею и обхватила голову руками — она полностью отгородилась от всего мира и всех, кто был с ней рядом. Обычная поза, когда разумный даже не подумает слушать тебя.

— Ну что, где мой заказ? — подмигнув караванщикам и помня про обещание, данное Парту, я прошёл в центр комнаты. — Скажу честно: я весь извёлся в ожидании вашего приезда.

— Ликус, ты понимаешь…

— Конечно, понимаю, Парт. Моя просьба была неожиданной, и ты даже представить себе не можешь как я рад, что вы взялись её исполнить.

— Ты что, не понял, что случилось?

— А, ты про это? — похоже, они не поняли моего намёка. — Ну да, поскубались дворфы мало-мало, но с кем не бывает? Я вон сам Брому лицо поправил и ничего: жив, здоров и даже ходит. Всё же хорошо и всё просто замечательно.

— Чего хорошего? Я их чуть не убила! — со стороны кровати раздался сухой и хрипящий голос.

Волосы всклочены, глаза красные, лицо опухшее. Но больше всего привлекал внимания огромный кровоподтёк, оставленный на шее верёвкой. Завтра он превратится в настолько яркий синяк, что даже смуглый цвет кожи его не сможет скрыть. И как немое напоминание душевной слабости он будет с ней ещё долго. Если она, конечно, не решится потратить крупную сумму на восстанавливающие зелья.

— О, Сонтьяла, привет. Я тебя не заметил, — сейчас я сделаю то, что должен, и заставлю её улыбнуться. — Зашёл и думаю: что это за существо у них такое на кровати сидит? А это ты. Неожиданно. Ты чего такая красива? На праздник решила пойти? Правильное решение, там сегодня весело. Даже могу о парочке интересных мест рассказать. Ты так решила пойти? Или тебе подготовится надо? Думаю, время у тебя есть, пока мы будем с заказом разбираться. Кстати, а где он?

— Ты издеваешься?

— Нет. Почему я должен издеваться?

— Ты не понимаешь, что я натворила?

— Ты про дворфов?

— Да! Я их…

— Спасла.

— Что? — она опешила. Хоть я и стоял к ней лицом и не видел караванщиков, но уверен, что они сами чуть не попадали от шока.

— Это ведь ты приняла их заявки на проезд?

— Я-я, — Сонтьяла уже перестала понимать происходящее.

— А теперь представь, что тогда в гильдии сидела не ты, а кто-то из них, — я показал на трёх мужчин, — или сидел кто-то из дворфов. Чтобы тогда случилось?

По выражению лица и тупому взгляду девчонки было понятно, что она не понимала меня.

— Не прими ты их в состав каравана и в Рурате состоялась бы бойня. И можешь мне поверить: у тех троих не было и шанса против Торкла. Только благодаря тебе их жизни оказались в безопасности. А уже здесь их ждал отец и долгожданная защита от города. Неужели спасение трёх бесценных жизней для тебя лишь повод лично передать привет своему несчастному отцу?

Дрожащие руки Сонтьялы потянулись к шее, а уголки покрасневших глаз вновь заблестели от слёз. Теперь остался последний, самый важный этап в обработке её сознания. После него можно будет с уверенностью сказать, что своё обещание я выполнил и заставил её улыбнуться.

— Ты можешь думать про себя что угодно, но и для всех нас, — я специально перечисли имена всех, кто был в комнате, — ты герой. Ты спасла тех троих. Ты и только ты. Так что не смей уходить на тот свет — расстроишь не только всех нас, но и своего отца тоже. Кстати, об отце — надо будет познакомить тебя с отцом той троицы: он тебе безмерно благодарен.

Сонтьяла затряслась и уже была готова вновь зарыдать, но ещё одна истерика мне сейчас не нужна. Я стукнул посохом о деревянный пол. Раздался звук, словно кто-то рубил дрова огромным молотком, но это сработало: испуг перебил желание лить слёзы.

— Но знаешь, я всё же пойду. Время не ждёт. Да и у тебя дел навалом: чего только стоит желание поплакаться в подушку. Мы сейчас с заказом разберёмся, и я уйду, — я демонстративно повернулся к ошарашенному Лексу:

— Там на главной площади, где-то через час, будет спектакль. Говорят, что в одной из сцен будут наездники на лошадях участвовать. Можешь себе представить лошадей на площади в центре города? Я хочу посмотреть на это! Да и место у меня будет хорошее, кстати.

— Лошади? — буквально за микросекунду Лекс изменился в лице, уголок его рта дёрнулся. — В городе? Вот это здорово! Такое пропускать нельзя, ты прав.

— И не собираюсь. Только сначала разберёмся с заказом. Где он?

— В гильдии, всё в гильдии. С оплатой как?

— Приготовил полностью.

— Пойдём, сейчас быстро всё оформим.

Караванщики засуетились и стали нарочито поспешно выходить из комнаты. Последним вышел Парт.

— Ты лучше оставайся и отдохни. Не переживай, что праздник пропустишь — завтра поспрашиваешь про этих лошадей. За заказ тоже не волнуйся, мы всё сделаем без тебя, — сказал он девушке и закрыл дверь.

Мы четверо шли по коридору и гаденько улыбались. Может быть, караванщики не совсем поняли, что я делал с Сонтьялой вначале и каким образом менял её отношение к ситуации, но вот идею про лошадей они поняли прекрасно.

Когда мы уже практически подошли к лестнице, сзади раздался дверной скрип. Хриплый, но уже наполненный жизнью голос произнёс:

— Подождите!

Мы втроём отправились в гильдию подготавливать всё необходимое, оставив Лекса дожидаться девчонку — а то она и умыться захочет, и ещё чего ей понадобится.

Стоило выйти на улицу, как Парта и Брома едва не прорвал поток благодарностей за то, что их ненаглядная и обожаемая ученица была вытащена из омута самобичевания. Но я их остановил и сказал, что обещание было исполнено. Теперь я хотел лишь одного — забрать заказ.

Зайдя в гильдию, караванщики усадили меня за стол и тут же разбежались всё подготавливать. Свёрток с заказанным набором расположился по центру стола. Гильдейский кристалл на золотой подставке, статуэтка одного из богов, маленькое шило, чернильница, пара перьев, листки бумаги — всё это должно вскоре понадобиться. Но вот кувшин с тёплым разбавленным вином понадобился ровно в тот момент, когда был принесён.

Осушив залпом кружку, я сразу понял, что чертовски устал за весь этот скверный день. Мало того, что нормально не ел с самого утра, а перехваченных днём трёх кусочков мяса за еду считать нельзя — так ещё и практически не пил. На самом деле напиваться я и не собирался, но хоть вот так, чтобы согреться — и тех две кружки. И то, кажется, из-за дворфов вторую я не допил и половины.

— Ликус, у меня вопрос есть, — Парт подлил мне вина.

— Говори.

— Ты точно уверен, что там будут лошади?

— Где лошади? — от тёплого напитка я разомлел и не сразу понял суть вопроса.

— В представлении. Ты же сам говорил, что в центре города будут лошади.

— Да, будут. Я не просто уверен — я знаю. Может быть, летом, осенью или зимой тут на праздниках пытаются делать что-то новое, но весной всегда одно и то же. Лошади всегда есть: что прошлой весной, что сегодня, что тогда давно.

— Тогда давно? Когда мы только познакомились ты как-то сказал, что в Эльбен едешь не в первый раз.

— Да. Давно это было… Хотите расскажу историю, что случилась на одном из таких праздников?

— А с виду вроде красивый, богатый город, а на самом деле такой же, как и все, — Бром покачал головой, когда я закончил в красках описывать случай давно минувших дней.

— Какая мерзость, Ликус, — Парт продолжил мысль своего друга. — Надеюсь, в этом году такого не будет, а то нашу девочку опять удар хватит.

— Нет. В прошлом году всё было на высшем уровне. Также будет и сегодня.

— Что будет сегодня?

Раздавшийся позади голос меня напугал. Пришлось проявить чудеса самообладания, чтобы эмоции никак не отразились на лице. Только глаза дёрнулись, да рука посильнее сжала кружку с вином.

Я специально сидел лицом к входу чтобы видеть, как зайдёт Сонтьяла с Лексом. Но они обвели меня вокруг хвоста и зашли с другого входа — со стороны склада и конюшен, где в телеге лежали вещи смуглянки.

Смотря на девушку, умытую и причёсанную, можно сказать, что поступили они так не зря — к её обычной одежде добавился маленький и крайне необходимый аксессуар. Широкий шарф из лёгкой ткани полностью закрывал шею и скрывал то, что напоминало о трагедии. Если не вглядываться в лицо Сонтьялы, то и не сразу поймёшь, что недавно она была одной ногой в могиле. Правда, хрипящий голос выдавал её с потрохами, но со временем он пройдёт.

— Сегодня будет день завершения твоего первого контракта.

— Нет, Ликус. Я про лошадей спрашивала.

— И лошади сегодня как раз будут. Вот закончим со всем, и я объясню, как дойти до главной площади. Даже места могу посоветовать, откуда вид лучше будет.

— Ты не идёшь? — раздался хор четырёх возмущённых голосов.

— Пойду, но у меня ещё дела есть. Но вы ведь и так собирались сходить?

— Да, хотели, — Парт замахал рукой, — но мне, знаешь, ещё надо будет поработать с бумагами.

— А нам двоим, — Бром показал на Лекса, — надо будет разгрузить повозки да найти распределителя на вечер.

— Ага, — Лекс поддакивал своему другу, — есть надежда, что не все места разобрали и можно будет заработать пару монет за развоз крестьян.

— Какие дела у тебя, говоришь? — Парт чуть наклонился через стол.

Чую, что меня взяли в оборот и решили уговорить провести вечер в компании их ненаглядной ученицы.

— Начнём с того, что мне надо встретится с главой гильдии авантюристов и у нас будет долгий разговор.

— Да неужели? Где?

— На главной площади. Недалеко от сцены, там меня будут ждать.

— Про это хорошее место ты говорил?

— Да. Глава не последний человек в городе. Если он хочет видеть меня на празднике, значит — так надо.

— Это что же ему могло от тебя понадобится? — все с недоверием смотрели на меня.

— Одни из опытных авантюристов уезжает из города навсегда. Барат, равнинный эльф. Ты его должен помнить.

— Понял. И?

— Скорее всего глава попросит занять его место, но я откажусь. Сами понимаете: разговор будет не из приятных, и Сонтьяла, как бы она не была мне симпатична — будет только мешать.

— А вот тут ты не прав, — скривился Бром, сидевший напротив меня вместе с Партом.

— Именно, — ему вторил Лекс, сидя рядом со мной. За ним была Сонтьяла, полностью скрываясь за большим телом караванщика. — Вот стоило нам подумать, что ты добр ко всем и ты тут же показал своё истинное нутро настоящего ксата. Ну как она способна помешать?

— Ты, Ликус, — Парт потряс пальцем в мою сторону, — подумай лучше вот как: если глава, как ты говоришь, не последний человек в городе, то непременно будет на тебя давить. А Сонтьяла, если будет рядом, не позволит ему это сделать. А значит у тебя будет больше шансов отказаться и обойтись без конфликта. Понимаешь, о чём мы?

Я подставился, решив сразу зайти с козырей и рассказав про Бриана. Хотя других вариантов, если подумать, у меня и не было: Лину с Ренсом встречать уже после представления, а к дворфам на попойку я заходить не собирался, да и к ксатам смысла идти тоже нет. Они, конечно, всегда примут и меня, и Лину. И даже слова не скажут. Но что-то не хочется оставлять дом без присмотра на целую ночь, учитывая временного постояльца. Да и нельзя сказать караванщикам, что разговор с Брианом всего лишь ширма — кучерявый и так в курсе, что я никогда не войду в состав главных авантюристов города.

Нужно срочно придумать, как отвязаться от их предложения. Такое же просто невозможно представить: ксати какая-то девчонка будут у всех на виду общаться с главой. Нет, представить-то можно — в прошлый раз я тоже там сидел вместе с бывшей главой. Да и тот же Моглус постоянно с кем-то общается. Но кто такая Сонтьяла и что там забыла…

Хм, а если подумать, то всё не так уж и плохо. Раз Нурт у всех на виду пригласил меня, а значит — это будет официальный разговор. И если так, то где-то будет кристалл для записи личности. Значит, приход девчонки нас всех сильно обезопасит. Особенно Бриана, на которого всё ещё посматривают с недоверием.

— Ты чего задумался, Ликус? Понял о чём мы тебе говорили?

— Да. Я готов провести время с Сонтьялой, но есть условие.

Условие было простым: в случае чего подтвердить, что мы сейчас обсуждали мои эксперименты. Сонтьяла должна будет сказать, что я действительно обсуждал с караванщиками возможность личных заказов. Неважно чего, главное — оно мне нужно, так как я ушёл с головой в изучение скверны.

— Ликус, ты о чём? — удивлённо спросил Бром, показав на свёрток. — Мы же вот, привезли, а сейчас и обсуждать будем.

Все согласились с этим крайне правдивым замечанием. Мы приступили к завершению сделки и стоически перенёс замысловатые процедуры, которыми так изобилует торговое ремесло. Только пару раз непроизвольно зевнул от накатившей усталости, когда Парт зачитывал все детали.

Если бы заказывал у караванщиков напрямую, то хватило бы нескольких минут, двух уколотых пальцев и подписи. Но в сделке сама гильдия свободных торговцев значилась как исполнитель, а это тащило за собой гурьбу бюрократических нюансов.

Одно хорошо для Сонтьялы: она значилась в документе как допущенный к исполнению торговец. То есть, могла самостоятельно купить заказанную вещь. Конечно, только под присмотром Парта. Если бы случилось так, что девчонка ошиблась и вместо моих инструментов привезла вазу или какую тряпку — Парт тут же бы вылетел из гильдии без права на восстановление. Но я даже не подумал проверить содержимое: в заказе лишь три пункта, и только откровенный дурак в них запутается.

Наконец всё завершилось, и Сонтьяла была поздравлена с завершением её первого, практически личного контракта.

— А это, — я потянул руку к сумке, — вам в благодарность от меня. Только купите серебряное черпало, а то загубите выпивку.

На стол была поставлена тяжёлая бутылка алкоголя. Сквозь толстое стекло едва просматривалась колышущаяся жидкость цвета густой кроны столетнего дуба. Она была подобна киселю: вязкая и тягучая.

— Это то, о чём я думаю? — Бром оживился при упоминании серебра. — Заонбакская настойка из пещерных слизней?

— Именно она.

Столь странный алкоголь готовят на южном континенте не менее странным способом из не менее странных ингредиентов. Только одно требование использовать живых слизней чего стоит. Благо те, кто варит и настаивает эту выпивку до сих пор так и не рассказали о своём рецепте — иначе бы просто не нашлось покупателей. Даже её восстанавливающее свойство не помогло бы.

Среди низшей знати, что постоянно борется за своё существование и не знает и минуты покоя, этот алкоголь пользуется особым спросом. Маленькую порцию необходимо смешать с горячим чаем или другим отваром. Именно горячим, иначе густая жидкость растворится не полностью и будет сильно горчить. Но если всё сделано правильно, и настойка полностью растворилась, то вместе с алкогольным градусом напитку добавится едва различимый привкус спелой дыни. Ну а если выпить такой чай и сразу лечь спать, то наутро полностью отдохнувший и всыпавшийся разумный будет готов к новым свершениям. Даже если он лёг спать впервые за последние четыре дня. Единственный минус у настойки в том, что употреблять её можно только раз в неделю — иначе почки отвалятся.

— Ликус, это лучшее, что ты мог нам подарить! У меня в повозке лежит черпало, не волнуйся.

— Это та самая выпивка, о которой ты рассказывал? — Парт смотрел на бутылку взглядом, горящим от желания поскорее испробовать столь необычный алкоголь.

— Да. Сто лет её не видел, — ответил Бром. — Ликус, она же жутко дорогая!

— Не дороже одного платья.

— Какого платья? — наконец-то подала голос смуглянка.

Я коротко рассказал про платье, а также кому оно было куплено и где сейчас Лина.

Все жутко обрадовались, что эльфийка смогла выжить. В последний раз они видели её, когда она была похожа на жертву многолетних пыток. К сегодняшнему дню она окрепла, поправилась и выглядела если не на все сто, то хотя бы на баллов семьдесят. Но что тогда, что сейчас я не собирался говорить главного — не надо им знать, что она троптос. Меньше вопросов будет.

Пока караванщики обсуждали, что некоторые рабы живут лучше свободных крестьян, я всё же раскрыл свёрток. Большой кожаный пенал, скрученный в трубочку, развернулся и первое, что я увидел — бумажный листок с надписями и печатью.

На одной стороне листка перечислялось всё входящее в набор, а с другой — написано подтверждение, что при изготовлении каждой из вещей магия не применялась. Именно это было основным пунктом, указанным в заказе. Второй и третий лишь пожеланиями: какие именно нужны инструменты и какой материал, из которого они должны быть изготовлены.

— Зачем тебе всё это? — уточнил Парт.

— Верёвка нужна, чтобы шкуру к сушильной рамке прицепить. Инструменты — чтобы шкуру почистить и подготовить.

— Мы знаем, зачем кожевенникам их инструменты нужны. Тебе они зачем?

— Хочу изучить шкуру одного создания, но она чувствительна к магии. Нужны правильные инструменты. Даже если проводишь исследование в чистом поле, всё равно надо сделать всё возможное, чтобы ничего не помешало.

— Что за исследование?

— Не скажу, так как результатов ещё нет. Но если к следующей нашей встречи оно будет законченно, то я обязательно расскажу о нём. Так что…

Донёсшийся с улицы удар колокола заставил нас замолчать и прислушаться. Шестой удар был последним. До главного представления остался час. Нужно было уходить, но вставать и куда-то идти не хотелось: ноги словно прилипли к полу, а вино в крови так и говорило, что спать за столом не так уж и зазорно. Подумаешь, уснул: с кем не бывает? Ну ладно встать — это полбеды. Ну ладно идти — это вторая половина. Но ведь есть ещё несколько так и не решённых проблем, одна из которых сейчас увяжется за мной. Я нехотя встал, попрощался с караванщиками и вышел из гильдии вместе с Сонтьялой. И хоть у меня на затылке глаз нет, но именно им я чувствовал одобрительные и подбадривающие взгляды караванщиков.

Сегодня была прекрасная погода, за весь день не образовалось ни единого облачка и ничто не мешало солнцу прогревать землю и воздух. Даже сейчас, в вечернее время, когда к ярким цветам праздничных украшений примешивались серые предзакатные тона — было так же тепло, как и днём. Хотя, скорее всего, меня просто согрело вино. Я бы не отказался о него и сейчас. И перекусил бы. Сонтьяла оказалась со мной солидарна: она сама за весь день так ничего и не съела.

Идя по улице, нельзя было не отметить одну деталь: народу стало сильно меньше. Но он и понятно, ведь многим крестьянам надо ехать обратно домой. И если жители деревни Вен могли себе позволить посмотреть главное представление, и отправиться домой часов в девять вечера — то другим такая роскошь не по карману.

По местным меркам — Вен достаточно зажиточная деревушка. В ней живёт много семей, и несколько из них занимается не обработкой полей, а только выращивает коров и свиней на продажу. Ещё есть добротный дом с облагороженным участком, садиком, баней и парочкой подсобных сарайчиков. Обычно его сдавали благородным на зиму, и это пользовалось хорошим спросом. Но пришёл ксат, у которого есть право снять этот дом без очереди и со скидкой. Но даже так — он всё равно приносил доход в деревенскую казну. Часть казны уйдёт налогами, часть уйдёт землевладельцу и останется достаточно денег, чтобы деревенские смогли себе позволить маленький подарок. Это другим крестьянам надо выезжать домой пораньше, чтобы за развоз платить поменьше, а жителям деревни Вен повезло. Как и мне, раз могу чуть дольше побыть в городе и наконец насладиться праздником.

Вот только одного его недостаточно, чтобы между мной и Сонтьялой завязался разговор. Мне было как-то всё равно, я молча высматривал ларьки с едой. Ларьки-то были, но не такие, как надо: я хотел самого лучшего! Сегодня же праздник, можно позволить насыщенную вкусами пищу. Сонтьяла же молчала, просто не зная о чём можно говорить после всего случившегося.

Внезапно справа от нас всё осветилось синим цветом, раздался звук огненного всполоха. Вскрикнув, перепуганная не на шутку смуглянка тут же отскочила в сторону.

Подходя к стенду факира, на подиуме которого никого не было, я уж думал, что он закончил представление. Но он решил проверить проходящих мимо на трусость, внезапно выскочил из-за ширмы и выдохнул большой шар синего пламени. Надо отдать ему должное, потому что задуманное у него получилось. Как минимум я, и некоторые другие прохожие, остановились и одарили его презрительным взглядом. А как максимум — Сонтьяла и многие другие отскочили в сторону со сдавленными криками.

Хоть факиру и не видать наград из-за подобного отношения к публике, но он заслужил благодарность — у нас с девушкой наконец завязался разговор.

Сонтьяла сперва обозвала факира длинным списком разнообразных описательных слов, я даже парочку постарался запомнить. Потом она ойкнула, покраснела, извинилась и сказала, что просто испугалась и это всё было лишь от нервов. После, когда опять наступило молчание, она предположила, что пламя было синего цвета из-за состава горючей смеси.

— Знаешь, Сонтьяла, возможно, ты и права. Но, скорее всего, дело…

— Как?

— Что как?

— Как ты меня назвал? — девушка хищно прищурилась.

— Сонтьяла.

— Ликус, я же просила называть меня по-другому! — она остановилась и упёрлась руками в бока.

Я воздержусь от этого. Может быть, я тогда и согласился, но лишь за тем, чтобы девчонку успокоить. Притом был уверен, что мы больше не встретимся. Но нет. Мало того что встретились, так ещё и водить её надо чуть ли не за ручку.

Хотя Сонтьяла, даже несмотря на её простоватую внешность, сейчас выглядит очень мило и внешне похожа на маленького ручного бурундучка, жадно выпрашивающего вкусняшку: надутое от обиды смуглое личико, немного взлохмаченные от ветра волосы, хищный взгляд карих глаз и слегка сжатые пухленькие губки. Прям напрашивается, чтобы её взяли и повели под венец. Всё-таки девушка она симпатичная, этого у неё не отнять. Особенно эти крепкие и немного широкие бёдра, ловящие на себе немало похотливых взглядов.

Но даже так — нет.

— Да, я помню, но я уже привык к твоему полному имени. Без обид.

— Тогда без обид, если я тоже буду к тебе обращаться полным именем.

— Лик’Тулкис, мадам. К вашим услугам. Так вот, Сонтьяла, я считаю, что дело… — поклонившись, я только развернулся и хотел было пойти дальше, как меня вновь перебили.

— Ликус!

— Что?

— Хорошо, раз ты так хочешь. Ты не Ликус. Ты Ликду… — она запнулась и, для начала, попыталась мысленно проговорить моё имя, приподняв голову и раскачивая ей в такт слогам.

Наконец-то началось моё любимое представление: «Проговори полное имя ксата без ошибок».

— Лих… Ликс…Ликух…

— Лик’Тулкис. Попробуй ещё раз, у тебя обязательно получится.

— Ликус, пожалуйста! — последнее слово она протянула совсем жалобно.

Вот давай без щенячьего взгляда. Прошу, только не это! Единственная слабость, к которой у меня до сих пор не выработался иммунитет. Чем одно мелкое наказание моей скверной жизни пользовалось с завидным постоянством и с огромным успехом. И эта туда же? Нет. Ну нет. Никогда. И это «пожалуйста» тебе не поможет. Нет… Ай, хрен с тобой.

— Хорошо, хорошо. Так вот, Сола, я считаю, что…

— Вот так и надо было сразу, — насмешливо проговорила она и широко улыбнулась.

Можешь радоваться, сколько тебе угодно. Всё равно после сегодняшнего вечера нам двоим уже никогда не увидеться. Я приложу к этому все усилия. Может быть, мною прожита не такая уж и долгая жизнь, но подобный тип девушек мне знаком. Такие, как она — хорошие, действительно прекрасные сознания, что заслуживают самого светлого и прекрасного счастья на их жизненном пути. И будет правильно, если меня в нём будет как можно меньше. Максимум — буду слать письма с поздравлениями и когда-нибудь заказ сделаю на доставку. Но вот так, лицом к лицу мы больше никогда не увидимся.

— В следующий раз так и сделаю. Так вот, я считаю…

— Так вот, Сола, я считаю! — она спародировала с нотками полной победы в голосе и продолжила довольно улыбаться.

— Так вот, Сола! — я слегка повысил голос. — Я считаю, что моё мнение тебе не интересно и я могу его засунуть в скверну.

— Нет, Ликус, я…

— Так вот, Сола! Я считаю, что нужно поздравить тебя с тем, что теперь не я буду развлекать тебя на празднике, а ты меня. Ясно? Будешь знать, что разумные обижаются, если их постоянно перебивать. Пойдём, нам ещё поесть надо да к площади выйти.

— Ликус, прости. Я честно… — смуглянка чуть сгорбилась, весёлая улыбка пропала. Она практически вернулась к состоянию, в котором находилась сидя на гостиничной кровати.

— Я пошутил. Не обижусь я на тебя, не волнуйся.

Если тот факир удостоился бранной ругани в свой адрес, то мне в лицо полетели слова хоть и не бранные, но не менее лестные. Больше всего понравилось сравнение меня и дракона, захватившего замок и не позволявшего никому даже близко подойти.

Вдоволь наругавшись и отсмеявшись, девушка улыбнулась и радость вновь стала единственной эмоцией, так нагло и бесцеремонно оккупировавшей её мысли.

Идя дальше, мы наткнулись на лавочника, которого я встретил ещё днём. С облегчением выдохнув и поблагодарив его, что он ещё не закрылся, я уже хотел купить три ореховых угощения. Но передумал и купил четыре. Три свёртка отправились в сумку с объяснением, что два я обещал отдать Лине и один будет съеден с чаем. Четвёртый же был торжественно вручён Сонтьяле. Правда, третий свёрток я собирался отдать Мильтаре: она весь день провела взаперти и могла лишь предаваться грёзам о праздничных забавах. Но ведь угощение будет съедено с чаем, а что не я его съем — так это не суть важно.

Пока смуглянка едва удерживалась, чтобы не набросится от голода на сладкое, мы подошли к углу, от которого улица вела к главной площади.

Народу там было так, словно гнилую картошку бесплатно раздавали, и горожане сбежались на протухший запах этого прекрасного словосочетания: «Так отдаю, забирай». Но плохих запахов не было, наоборот — два голодных живота заурчали в унисон, стоило сделать шаг в сторону площади. В воздухе витал запах тех самых пирогов равнинного эльфа, так часто нахваливаемы Джоссом и Баратом.

Мы направились к лавке остроухого пекаря не сговариваясь. Заказали по доброму куску горячего пирога и по кружке вина, сели за ближайший свободный стол и полностью насладились вкусом еды.

Каждый раз я всё больше и больше убеждался, что решение вести сдержанный образ жизнь было крайне правильным. Даже взрывающийся во рту миллионом вкусов кусочек пирога стоил того, чтобы питаться как последний бедняк. Бедняк, который может себе в кашу и мёда с сушёными ягодами добавить, и мяса в суп покрошить, и много чего ещё может. Но делает это сдержанно. Без изысков.

— Лик’Тулкис, рад вас вновь видеть. Глава ждёт вас. Мадам, позвольте высказать комплимент вашей красоте: вы прекрасны, — не успели мы съесть и половину заказанного, как к нашему столику подошёл Нурт. Сказав комплимент, он заодно поклонился Сонтьяле, отчего та чуть не подавилась от смущения.

— Привет, Нурт. Время есть, или срочно? — я показал на недоеденное.

— Конечно, не торопитесь. Просто подошёл уточнить, так как ещё есть возможность составить меню под ваше предпочтение: вы будете что-нибудь пить во время представления?

— Будут что-то подавать?

— Напитки и закуски.

— Был бы не против вина. Жела…

— Тёплое и разбавленное водой. В конце чай?

— Да, вместе с какой-нибудь сладостью. Вопрос есть: я хотел, чтобы дама…

— Прошу меня простить, но можете не волноваться. Глава гильдии авантюристов и вольных наёмников города Эльбен будет предельно рад и сильно обязан, если вы, — Нурт мягко посмотрел на Сонтьялу, — составите компанию.

— Д-да. Я с-с удовольствием, но моя одеж…

— Прошу прощения, но это не имеет значения. Что вы предпочитаете?

Нурт ушёл, выслушав скомканные пожелания Сонтьялы. Даже когда мы остались вдвоём, она не могла успокоиться. Хоть смуглянка и торговец, но всё же ещё и девушка, которая осознала, что будет присутствовать в кругу высокопоставленных лиц в обычной, практически рабочей одежде. Минут десять она крутилась как юла на одном месте, проверяя свою одежду, поправляя шарфик и постоянно спрашивая: как она выглядит и точно ли ей можно присутствовать. Благо, что до начала представления ещё было предостаточно времени, и чтобы Сонтьяла полностью успокоилась, и чтобы мы успели доесть и не спеша направились к площади.

Огороженная площадка одним краем прилегала к сцене, а та — к высокому зданию таким образом, что между зданием и сценой было достаточно пространства для размещения всего необходимого для спектакля. На задней части сцены висела огромное серое полотно — оно станет основой для постоянно сменяющих друг друга фонов.

Огромное количество народа. Разумные всех рас со всего города мелкими горными речушками стекались в одно большое озеро. В нём смешивались голоса и возгласы доносились со всех сторон. Каждый, будь то дворфийская травница или кузнец из равнинных эльфов, бюрократ из орочьего племени или алхимик из людей — каждый жаждал, чтобы представление началось сейчас же, а закончилось как можно позже. Но не только на земле столпился народ, едва не переваливаясь на площадку сквозь ограждения: он полностью захватил все окрестные крыши и окна зданий, с которых открывался прекрасный вид на площадь.

С противоположной стороны от сцены, у стены другого здания была построена терраса с деревянной крышей и большим тряпичным полотном, взявшим на себя роль трёх стен. За расставленными столиками восседали не последние разумные в городе. Градоначальники и лорды сидят за столами где-то в помещениях и в такую толпу они обычно не выходят. Представители же гильдий как торговых, так и ремесленных, наоборот — с удовольствием займут места на этой террасе.

За одним из столов сидел Бриан и задумчиво смотрел в сторону сцены. Терраса возвышалась над землёй почти на метр и даже сидя было видно всё происходящее не только на сцене, но и на площадке.

Стоило нам подойти к террасе и стоявшая рядом со ступеньками стража недвусмысленно намекнула, что ксату здесь не рады. А оборванке с улицы тем более. Сонтьялу это высказывание не сильно обидело — она прекрасно понимала, во что она была одета.

Без скандалов и криков, без ругани и ссор я спокойным голосом сказал, что приглашённый гость к главе гильдии авантюристов прибыл. И добавил, что этому гостью будет приятно, если его спутницу не посмеют хоть как-то оскорблять. Конечно, стражник может продолжить тренировать свой длинный язык и упражняться в сквернословии — обычно это помогает новый отращивать. Но если стоящая перед ксатом падла и дальше хочет тратить своё ничтожное жалование на дешёвую выпивку и шлюх, а не отдавать всё до последнего гроша целителям — то ему следует заткнуться и пойти сообщить о прибытии гостя.

Стражник что-то пробубнил себе под нос и направился к главе. Бриан не изменился в лице и что-то объяснил стражнику. Тот назад пришёл шёлковым и даже извинился за свои слова.

Мы прикоснулись к кристаллу, подтвердили свои личности и наконец смогли пройти к столику. Благо никто не пытался забрать мой посох, гримуар или кинжал с жезлом — иначе бы всё кончилось скандалом. Скорее всего, Бриан поручился за меня.

За столиком стояло три добротных широких стула со спинками и подлокотниками. На одном сидел глава, с правой стороны стола. Ещё по одному с левой и по центру. Бриан поступил умно. Прям в духе своего учителя: специально расставили стулья таким образом, чтобы мы сидели порознь и между нами был тот, кто сможет поручиться за наш разговор. И сегодня этот кто-то — Сонтьяла.

— Глава, добрый вечер. Благодарю за приглашение, — подойдя я чуть поклонился так, чтобы другие это заметили.

Если бы мы встретились на улице, то Бриан так и был бы главой, а я был бы магосом и говорили бы мы на равных. Но сейчас я авантюрист подконтрольной ему гильдии, так что надо говорить подобающе. Учитывая, что вокруг нас за другими столиками сидят не менее важные для города разумные. И особенно учитывая, что с моим появлением на террасе все заметно оживились.

— Здравствуй, Ликус. Нурт сказал, что с тобой будет дама.

— Позвольте представить, — я показал на Сонтьялу, — Отэро Сонтьяла, ученица торговца, которому я подаю личные запросы. Сонтьяла, познакомься — Бриан Роктаравичь Актас, глава гильдии авантюристов и вольных наёмников города Эльбен, а также один из членов гильдейского собрания.

— Я рада нашей встрече, — Сонтьяла так же вежливо поклонилась. Но не сильно, так как была девушкой и по этикету имела некоторую вольность.

— Я рад, что вы решили составить нам компанию. Присаживайтесь, — так и не встав со стула, Бриан лишь легонько махнул рукой.

Сонтьялу я усадил за центральный стул, а сам сел на крайний. Теперь всё готово.

Бриан что-то спросил у Сонтьялы. Она ему ответила и между ними завязался разговор о хитростях торгового ремесла. Вскоре Нурт принёс вино с закусками. Здесь не было привычных разносчиков и на каждый столик пищу приносил лично проверенный человек.

Волна сдавленного шороха и возгласов пробежала по толпе на площади. На сцену поднялся один из глашатаев городской администрации и поприветствовал всех собравшихся. А после произнёс красивую речь о том, что весна — это новая жизнь. Говорил, что нам всем стоит упорно трудиться, что боги смотрят, что их благословение приведёт к успеху и всё в таком духе. Но речь была не только красивой, но ещё и долгой. И если разумные, собравшееся в толпе слушали глашатая с замиранием сердца, то сидящие на террасе лишь делали вид, что им интересно. Иногда можно было уловить, как кто-то ёрзал на стуле от скуки.

Наконец речь закончилась и народ взвыл благодарственными словами и чуть не оглушил сам себя волной громких аплодисментов. Но ликование продлилось недолго — глашатай поднял руку, вся толпа постепенно затихла.

Один за другим на сцену стали подниматься актёры всех рас, представленных в мире. И от каждой расы было по паре — мужчина и женщина, или парень и девушка. На одном из пары был надет традиционный костюм народа, на другом обычная, но красивая одежда.

С обычной одеждой всё было понятно — этот образ показывал, что раса живёт со всеми в городах и сёлах. Но традиционные костюмы были образом на многие вещи. Главная из них та, что у народа есть своя история и свой быт, почерпнутый из их родных мест.

Глашатай представил актёров и объяснил, кого они будут играть и кого олицетворять.

Два высших эльфа. Прекрасные словно цветы лотоса, освещённые серебряным цветом полной луны. Расчётливые, не позволяющие никому их одурачить. Один из которых станет образом эльфа, живущего в садах.

Два дворфа. Истинные дети своего народа, гордые и честные. Эти коренастые весельчаки готовы отдать жизнь за свою честь и свой род. Один из которых станет образом дворфа, живущего в горах.

Два орка, девушка и взрослый, уже преобразившийся мужчина. Могучие как сошедшее с легенд нефилимы. Неподкупные как нерушимая на ветру скала. Один из которых станет образом орка, живущего в родных степях.

Два тёмных эльфа. Умные настолько, что всем мудрецам целого мира и на йоту не приблизиться к ним. Хитрые, словно не раз испытывали предательство. Один из которых станет образом эльфа, живущего в уединённых школах-городках.

Два равнинных эльфа. Простые и бесхитростные настолько, что к ним тянуться все разумные. Трудолюбивые, в их руках даст урожай даже мёртвая земля. Один из которых станет образом эльфа, живущего в деревнях посреди бескрайних лугов.

Два человека. Азартные, готовые в любой момент поставить на кон всё что у них есть. И прекрасные полководцы, не раз захватывавшие целый континент. Один из которых станет образом человека, живущего в лесных посёлках.

Все артисты были представлены. И уходили они со сцены под бурные аплодисменты. Все, кроме двух тёмных фигур в чёрных балахонах, которые так и стояли по двум сторонам сцены. Глашатай призвал всех успокоится и быть сдержанными, чтобы не мешать артистам. И замер.

Зашевелился он, лишь когда городской колокол стал отбивать семь ударов. С последним ударом глашатай радостно объявил о начале представления.

Глава 5

Первыми на сцену поднялись высшие эльфы. Двигаясь от одного края сцены к другому, они в стихах рассказали о том, чем горд их народ — они прекрасные целители и банкиры. Позади них развернулось полотно с изображением садов эльфов: первозданные леса настолько высоких деревьев, что кажется именно они подпирают кроной небосвод. Эльфы хвалились, что они самые лучшие в мире и никого не будет им ровней — ибо все остальные расы неспособны тягаться с ними целительстве.

Потом на сцену вышли дворфы. Позади них развернули новое полотно с величественными горами и, казалось, на каждой горной верхушке находилось по яркой, сияющей звёздочке. Как и все, дворфы говорили в стихах и рассказывали о своих достижениях — о магии и ювелирном деле. Именно их раса самая лучшая в мире, ибо нет тех, кто способен сравнится с ними в магическом ремесле.

Стоило выйти оркам на сцену и фон тут же сменился. Зрители увидели степь широкую, способную вместить всех разумных целого мира и даже так не занять её и сотой доли. Орки рассказывали, что именно они, войны и пастухи, лучшие в мире — ведь победить орка один на один не способен даже титан. Значит, нет на свете и тех, кто способен стать им равным.

Равнинные эльфы показались на фоне пшеничных полей и с гордостью нарекли себя главными в мире. Ведь сравниться с их умением возделывать землю и печь хлеб, способный накормить ненасытного, а уж тем более ковать прекрасное оружие и броню неспособен ни один другой разумный — а значит и никто не станет с ними вровень.

Тёмные эльфы, фон сзади которых напоминал больше мозаику из образов и инструкций о тренировках тела и духа, и как учится мыслить и постигать — гордились, что они самые лучшие в деле познания мудрости мира и преодоления пределов тела. Это значило лишь одно — они лучшие в мире и нет им ровни среди остальных.

Следующий фон выглядел сплошным лесным ковром с разбросанными фортами, замками, и острогами. Хвалясь своими прекрасными нарядами, чья красота затмевает солнца свет, люди принесли весть о знании, как с помощью грамотного плана покорить весь континент. А значит никто не смеет даже пытаться встать с ними на одни и тот же уровень.

Наконец знакомство закончилось и все расы оказались на сцене. Воцарился хаос. Все ходили строго своими парами и постоянно отталкивали других от себя. Каждый кричал на других и доказывал, что только они самые лучшие, а значит все остальные должны склонить головы перед ними. Они бросали друг в друга красные тряпки, и всё громче и громче кричали, пока в один момент не отстранились и по очерёдности убежали за кулисы.

На сцену поднялся глашатай и объявил двухминутный перерыв для подготовки следующей сцены.

— Кстати, о равнинных эльфах, — как и положено по этикету Бриан заговорил первым, — ты слышал что-нибудь про Барата, одного из лучших авантюристов города?

— Я сегодня виделся с ним. Он говорил, что уезжает, но причину не назвал. Неприятно, что авантюрист такого уровня уедет: иногда я пользовался его услугами.

— Ты подавал ему прямые заказы?

Мы обменивались ничего незначащими фразами, медленно подводя разговор к главному. Бриан знал, что я ни за что не соглашусь на его предложение, но он не успел его озвучить. Глашатай вернулся и сообщил о продолжении спектакля.

На сцену вновь выходили одиночные пары, но они уже не пели о своих достижениях и не восхваляли сами себя. Теперь они горевали, что у них нет того, что есть у других и что не могут это дать своим детям: высшие эльфы желали одежды людей; люди мечтали о скоте орков; орки грезили заполучить украшения дворфов; дворфам хотелось каждый день есть хлеб равнинных эльфов; равнинные эльфы фантазировали о знаниях тёмных эльфов; а те видели сны, в которых обладают всеми богатствами высших эльфов.

Опять собрались все расы на сцене и вновь ходили по своим парам, но уже не ругались — а лишь присматривались к окружающим. Подбегали, вглядывались, обегали по кругу и возвращались обратно. И вдруг они все показали друг на друга и закричали одновременно: «У вас другие боги! У вас лжебоги!» А после этого каждая пара стала говорить, что заберёт всё что есть у других, и станет она идеальной, самой лучшей расой в мире. «Война!» — крикнули все хором и убежали за кулисы.

На сцену вновь стало выходить по одной паре — но в этот раз они лишь спорили и обсуждали, как проще захватить и поработить других. Строили планы и размышляли над стратегией. И каждый раз каждая из пар приходила к одному и тому же выводу: хоть мы все такие разные, но у других сильно то, что слабо у нас и мы не сможем выиграть. И каждая пара после этих слов падала на колени и сокрушалась, что не сможет достичь величия, что их дети будут несчастны и что боги отвернулись от них.

В этой части представления наконец зашевелились две тёмные фигуры. Они забегали на сцену и говорили каждой паре, что есть средство и оно позволит одержать победу над всеми сразу. Что цена не так высока, но результат так велик. Что не заметят они потерь, но приобретут все блага. Что нет плохого в том поступке, с помощью которого они вновь будут благословлены богами.

Каждая пара страстно желала этот дар, ползала вокруг тёмных фигур на коленях и умоляла об этом средстве, просила позволить им свершить предначертанное. Они клялись, что отплатят в сто раз больше. Фигуры соглашались и протягивали паре синий шар говоря, что это магический камень. Запечатанная в кристалл маны первозданная магия, с её помощью они усилят свои лучшие достижения и качества.

Пара подскакивала и начинала радостно кружиться с этим шаром по сцене, и вместе с ними кружилась одна тёмная фигура. А в это время другая спускалась, быстро забегала за сцену и возвращалась с белым свёртком, так похожим на новорождённого ребёнка. Фигура подбегала к паре, показывала им свёрток, но те даже и не замечали его — всё кружились с шаром в руках и кружились. Не видя их реакции, фигура подпрыгивала от радости, бежала к другому краю и резко швыряла свёрток за сцену. И каждый раз на фоне начинался театр теней — вспыхивал огонь и тысячи руку разрывали на части свёрток. И так шесть раз, пока каждая из пар не получила по синему шару.

На сцену вновь взошёл глашатай и объявил десятиминутный перерыв.

— Кстати, раз мы говорили о Барате, — настал мой черёд начать разговор, но по этикету я мог выбрать одну из озвученных до этого тем. — Когда я в последний раз видел его, он рассказал мне очень интересную и крайне поучительную историю. Я хотел бы рассказать её, если, конечно, дама позволит. Всё же там не самый пристойный слог.

Сонтьяла своим обомлевшим видом больше напоминала поднявшееся податливое тесто, чем девушку: замыленный взгляд, чуть приоткрытый рот и далёкие от мирских забот мысли. Она с восхищением наблюдала за происходящим на сцене и успела впасть в транс. Что не удивительно: она впервые видела подобное представление. Иногда караван заезжал в город во время праздника, но слишком поздно и все места были заняты. Ей оставалось лишь довольствоваться слухами и погружаться в омут фантазий представляя, как всё было на самом деле.

— Да, конечно, разрешаю, — наконец Сонтьяла вышла из транса. И хоть ответ вышел немного сумбурным, но этого было достаточно.

— Благодарю. Так вот, Барат рассказывал, что…

В настолько далёком городе, что даже название его стёрлось с памяти путешественников, произошёл ужасный случай. Настолько ужасный, что долетел до нас через весь континент и осел на языке лишь у одного-единственного странника.

Он рассказывал, что в тот город как-то заехала труппа бродячих артистов. Вполне обычные, если закрыть глаза на то, что все артисты были девушками. Мало того, что они путешествовали вчетвером без охраны, так ещё у них не было своего мастера — именно того разумного, кто бы занимался всеми документами и прочей бумажной волокитой.

Да что там говорить: они и собрались-то буквально за месяц до приезда в тот давно забытый всеми город. Настолько забытый, что названия его никто не ведал, но все знали имена тех юных и прекрасных дарований: Зара, о чьём спортивном и подтянутом теле грезил каждый мужчина города; Рида, чьи сладкие речи оплели любовными цепями ни одну тысячу сердец; Лука, чей хитрый и обольстительный взгляд пленил сознание; и Ирма, чей скромный и кроткий вид пробуждал желание защитить её ценой всего.

Наудачу, стоило только этим удивительным созданиям приехать в город, как к ним подошёл настолько галантный разумный, что история забыла всё о нём. Кроме изысканных манер и длинных каштановых волос похожих на волны во время дикого шторма, когда они перекатываются друг через друга, вздымаются, кружатся и завихряются. Этот человек предложил девушкам стать им мастером, пока те в городе. И приняли артистки его предложение и стали готовится к своему первому выступлению.

И вот пришёл тот самый день, и там была толпа. Всю площадь перед вагончиком и сценой заполнил народ. Шум, гам и настойчивые крики царили там. Весь город пришёл смотреть на прекрасных нимф, но этого не случилось бы, не приложи усилия один галантный человек: пока девушки репетировали, он бегал по городу и каждого разумного приглашал прийти и посмотреть. И вот, в назначенный день девушки вышли на сцену и показали всему городу прекрасный танец. Настолько прекрасный, что сами боги смотрели с небес и завидовали отточенным и плавным движениям — но что-то пошло не по плану.

Увлёкшись репетициями, девушки даже не проверили качества своих костюмов и во время исполнения одного из движений их платья рассыпались в труху. Всё бы нечего, ведь даже если четыре красивых девушки буквально на секунды покажут свои прелести — все будут только рады. Но самая кроткая из них, тот невинный цветок по имени Ирма, чьё ангельское личико так и манило к себе как огонь свечи манит мотыльков — она оказалась парнем. И вместо девичьих прелестей толпа увидела его мужские причиндалы.

Не было конца и краю гневу народному. И бушевал весь город три дня и три ночи, пока на столбах не стали раскачиваться три потерявших всю красоту тела. Поговаривают, что стоило их вздёрнуть, как красота их испарилась и все увидели кто прятался под прекрасным ликом — три грязных, старых, усохших старухи, чья молодость давно прошла. Четвёртый столб так и остался без петли — никто не смог найти девушку, что оказалась парнем.

Злые языки шепчут, что толпа разорвала на клочки её в туже секунду, как узнала о её истинной природе. Другие говорят, что рядом проходила злобная тёмная фигура в балахоне и спрятала этого парня.

— Вот так и влюбляйся в прекрасных дам, которые могут и вовсе такими не быть.

Я закончил рассказ и посмотрел на Бриана. Он всё это время внимательно слушал, но даже бровью не повёл, когда Ирма оказалась парнем. Но я отчётливо видел, как шевельнулся большой палец на его руке с бокалом вина.

— А что стало с тем галантным человеком? — Сонтьяла слушала меня с таким же интересом, с которым до этого смотрела представление.

— К сожалению, я прослушал этот момент. Кажется, на что-то отвлёкся тогда. Помню, что он узнал о случившемся, но вот что сделал дальше — не помню.

— Те трое обманывали других и их повесили за дело, — Бриан наконец-то заговорил, — но судьба парня необычна. Что могло заставить его надеть платье и примкнуть к старухам?

— Нам остаётся только гадать, глава. Я что-то слышал, что в тех краях спорили…

Поднявшийся на сцену глашатай привлёк наше внимание и объявил о начале третьей части спектакля.

На сцену вышли все пары и у каждой было по шару. И началась война: каждая пара подбегала к другой и толкала её, но та не падала, а оставалась стоять на месте. Терпя неудачу за неудачей, действующая пара наконец возвращалась на своё место и замирала, давай возможность выступить следующей. На протяжении нескольких минут они толкались так на сцене, а между ними бегала чёрная фигура и говорила каждой паре, что их раса лучше всех и они обязательно выиграют, им надо постараться — ведь только лучший достоин всех благ. Другая же тёмная фигура всё утаскивала и утаскивала свёртки.

Вдруг площадь оглушил звук горна. Настолько громкий и тяжёлый, что кто-то из зрителей в толпе потерял сознание от испуга. Но это была часть спектакля — пришло новое действующее лицо.

Скверна. Она опустилась тёмной вуалью на задний фон сцены, погружая весь мир во мрак. Из-за части сцены, за которую тёмная фигура всё время выкидывала свёртки, выбежало десять актёров в костюмах низших разумных и монстров, чаще всего встречаемых на континентах: гоблин, крысолюд, орук, минотавр, циклоп, гнолл, гарпия, древень, фея и арахнид. Они сбежались к стоящей на площади тёмной фигуре, оббежали во круг неё несколько раз и сели на одно колено в ожидании приказа. Но не только монстров привела с собою скверна.

Выбежали помощники в чёрных одеждах, держа в руках длинные палки высотой не меньше шести метров. Действующими лицами были не они, но макеты на концах палок с развивающимися тряпичными крыльями. Каждый макет имел свою раскраску: два побольше были зелёного и чёрного цвета, остальные были красного, белого, синего и коричневого цвета. Олицетворение шести рас драконов летало в воздухе где-то с краю и не вмешивалось в происходящее.

Стоящая в окружении созданий фигура дёрнула рукой и вновь всё завертелось. Монстры, повинуясь новым хозяевам, бросились выкрадывать белые свёртки. Пары потянули руки к монстрам пытаясь их остановить и защитить своих детей — но вторая тёмная фигура постоянно отвлекала их и показывала на другие расы, намекая на покорение мира. У неё это получилось и все вернулись к войне.

Вновь прозвучал горн. Скверна нанесла новый удар упустив все расы на колени. Нижняя тёмная фигура отошла в угол вместе с монстрами, драконы улетели за сцену, фигура наверху отошла в сторону, позволяя выступить так и сидящим на коленях парам.

Каждая пара сокрушалась, что не справляется с бедствием, что сил больше хватает, что готова примирится с другими и дать отпор этой напасти. Но как же это сделать, когда все они поклоняются лжебогам? Как примирится с тем, кто так чуждо тебе? Ах, если бы иметь то, что есть у других: высшие эльфы желали воевать так же искусно как люди; люди мечтали быть такими же великими воинами как орки; орки грезили, как научатся магическому ремеслу дворфов; дворфам хотелось иметь прекрасное оружие и броню равнинных эльфов; равнинные эльфы фантазировали, как укрепят своих воинов на основе знаний тёмных эльфов; а те видели сны, в которых излечивают своих воинов не хуже высших эльфов.

Их опять пришла подбадривать тёмная фигура и говорила она всем сладкие речи, предлагая камень маны. В этот раз получалось плохо, пары сопротивлялись. Но всё же она смогла убедить всех вернуться к войне. И хоть у каждой расы теперь было по два камня маны, они не спешили толкать друг друга. Теперь пары разделились и встречались с другими поодиночке, легонько трогали за плечи и убегали вспять. Одни перемещались по сцене быстро, другие медленно, но никто уже не пытался толкаться.

Тёмные фигуры разозлились и тут же принялись бегать и кричать, что расы не смеют дружить, они должны воевать. Фигуры постоянно отталкивали разумных друг от друга, даже когда те тянули руки: вот девушка орк тянет руку к дворфу, вот высший эльф тянется к девушке человеку, вот равнинная эльфийка пытается дотянуться до тёмного эльфа, орк тянется к высшей эльфийке, человеческий парень тянется к тёмной эльфийке, дворфийка к равнинному эльфу. И стоило им только приблизиться, как фигура расталкивала их. А внизу всё бегали монстры и утаскивали белые свёртки.

Внезапно все расы резко замерли и стали отталкивать подстрекателей, сгоняя их к центру сцены. И как только согнали, так и прокричали хором: «Нет!». Они показали пальцами на фигуры и обвинили их в том, что это они виновны в пришествии скверны и в том, что до сих пор не воцарился мир. «Война! Всеобщая война!» — прокричали пары и ушли за кулисы. Сцена опустела.

Кроме двух тёмных фигур. Они бегали и кричали, что они погибли, что не справятся они со всеми сразу, что вновь надо попытаться их всех поссорить. Нет им спасенья, ведь их родной остров беден, они голодают и умирают от болезней и им тоже нужно то, чем обладают остальные. Фигуры упали на колени, подняли руки и взмолились, чтобы хоть кто-то пришёл им на помощь.

Их зов был услышан. Раздался звук горна и вылетели драконы и кружились над площадкой, пока не остановились рядом со сценой. Хор драконьих голосов произнёс: «Подарим своё благословенье, в обмен на вечное служенье».

Преклонили две фигуры свои головы, принимая дар драконов. Два актёра в костюмах монстров выскочили из-за сцены с кружками в руках. Фигуры без промедления выпили, раздался звук горна, они закорчились в припадках. И вскоре упали навзничь, и замерли.

На сцену поднялся глашатай и объявил пятиминутный перерыв. Толпана площади загудела, за соседними столами разумные оживились.

— Эта «история», которую ты рассказал, очень интересна. Но вернёмся к Барату, — Бриан задал тему разговора. Он всё понял, раз выделил интонацией слово «история».

— Что с ним?

— Он уезжает. Я предлагаю тебе занять его место.

— При всём уважении — вынужден отказаться.

— Напрасно. Подумай ещё раз: постоянное жалование, личные заказы. И ты получишь доступ к гильдейской библиотеке, к её главной части.

— Звучит привлекательно, но я бы хотел в ближайшие пару месяцев заниматься своими делами. Да, пара месяцев — это то, что мне нужно, чтобы заняться первичной подготовкой к исследованию.

— Эти месяцы важны для тебя — понимаю. Но я всё равно предлагаю занять свободное место именно тебе. Вот как поступим: закончишь подготовку к исследованию и займёшь место Барата.

— Глава, при всём уважении я должен напомнить…

— Ты магос, и для тебя это на первом месте. Но и ты займёшь место Барата не полностью, но временно. От тебя много не потребуется. Даже наставничество не поручим. Нужно будет лишь твоё редкое присутствие в гильдии, — в этот момент Бриан посмотрел на меня так, словно умолял согласиться.

— Временно?

— Только временно.

— И только через…

— Придёшь в гильдию, как всё закончишь.

Хоть всё это мне и не нравилось, но я согласился: нельзя заставлять Бриана уговаривать меня. Подозреваю, что это всё связано с Мильтарой. Остаётся надеяться, что за эти два месяца он узнает, какого лешего все думали, что она парень. Ну ладно я и Бриан, но про парня говорил и тёмный эльф, притащивший зелье для выведения татуировки.

Глава скупо поблагодарил за согласие и сразу же переключился на Сонтьялу. Спросив что-то про этот спектакль, тема разговора практически сразу перешла на обсуждение лошадей: они должны были скоро появиться.

Вскоре новая шумная волна прокатилась по площади вместе с объявлением о начале четвёртой части спектакля.

Тишина. Пустая сцена. Пустая площадка перед ней. Ничего. Стоило народу начать возмущается и роптать, как раздался звук горна, а на площадку выбежали артисты в костюмах монстров. Их вела за собой тёмная фигура в балахоне, но уже с открытой головой.

Все видели разукрашенное лицо, чем-то напоминающее человеческое с огромным количеством морщин и тремя рядами гипертрофированных шипов на голове — ото лба до затылка по центру и ближе к вискам. Стоило ксату появиться и народ тут же стал рычать, выть и как ещё показывать своё возмущение.

Актёр в костюме ксата вышел на середину площадки. Огляделся. Дёрнул рукой и указал монстрам на зрителей. Монстры послушались, разбежались в разные стороны и принялись хватать зрителей за руки, за головы и пытаться всячески вытащить их. И каждый раз они возвращались, стоило ксату махнуть рукой и приказать вернуться.

Так продолжалось несколько раз, пока не раздался звук горна. Но уже другой. Первый горн был загробным, ухающим, пробирающим страхом до костей — а этот был новым, радостным как боевой клич, от которого душа жаждет петь и мчатся побеждать.

На площадку гарцующим шагом вышло шесть красивых коней. На них ехали по представителю от каждой расы. Если монстры выбегали с левой стороны сцены, то лошади выходили с правой. И выходили они под оглушительные аплодисменты зрителей. И не только тех, кто был на площади перед сценой.

— Какие хорошенькие! Ликус, смотри, действительно лошади! И даже кони есть! Какие гривы, ты посмотри, как их провязали в косы! И ленты яркие, и попоны. А какие ноги, ты смотри ноги, ноги какие, Ликус! Да такой конь стоит не меньше двух сотен золотых Ганзы! Вот этот чёрный, ой какой красивый, какой статный! А какая кобылка, какой круп…

— Сонтьяла?

Я повернулся к ней и мельком показал на соседние столики. Все сидящие на террасе с некоторой долей иронии смотрели на нас. Девушке понадобилось ровно секунда, чтобы осознать произошедшее. И лишь одно мгновение, чтобы залиться краской.

— Простите, — едва слышимо проговорила она, попутно вжимая голову в плечи и стараясь стать как можно более незаметной.

Мы с Брианом сначала посмотрели на левую часть террасы и слегка поклонились, принося таким образом свои извинения. Потом также с правой частью. Ещё раз глянув на смуглянку, которая поглядывала под стол и подумывала там спрятаться — я вернулся к просмотру этого не самого интересного спектакля.

Вновь прозвучал боевой горн, и всадники на конях пошли на монстров — но стоило им дойти до середины площадки и монстры пошли навстречу. Всадникам пришлось отступить. Они не могли победить монстров, у них не было магических камней. А вот в руке ксата такой камень был и каждый раз, когда монстры шли в атаку, он поднимал камень вверх.

Монстры подошли к ксату и встали в победные позы. Всадники же спешились и вышли в центр площади — поникшие и грустные. Дворф вспоминал свою ненаглядную избранницу, девушку орка, что сейчас далеко от него. Тёмная эльфийка вспоминала свою любовь, человеческого паренька. Всё вспомнили дорогих их сердцу разумных и просили у них прощения — им не хватило сил противостоять скверне на родных землях. Каждый молил своих богов, чтобы они благословили и подарили победу тем, кто сейчас так далеко. Всадники вдруг стали спорить между собой выясняя, чей же бог главнее. Они шумели, а в этот момент их незаметно окружили монстры. И всадники сдались, подняв руки.

Раздался короткий и ритмичный бой барабанов, на сцену поднялись другие представители рас разумных. Фон за ними был синим с белыми волнами. Он изображал морскую воду, а на левой четверти фона изображался белый морской песок с берегов родного острова ксатов.

С левой стороны на сцену поднялся второй ксат с синим камнем в руках, а с правой были шесть представителей рас. И как оставшиеся на материке, плывущие на кораблях в сторону сосредоточения зла вспоминали возлюбленных, и просили своих богов благословить их победу. И также спорили: чей же бог заслуживает большего почёта.

Ксат засмеялся, поднял руку с камнем маны и каждый на сцене пошатнулся. Отбросив споры, они пошли вперёд. Тот опять поднял камень, и все опять пошатнулись — но не бросили попыток и шли дальше. Ксат всё поднимал камень, но никак не мог остановить их.

Когда разумные были близко и готовились броситься на ксата — прозвучал страшный горн. Вылетели драконы и кружили они повсюду. Помощники наклоняли палки и казалось, что дракон пикирует в толпу — зрители от этого сильно пугались. И каждый раз звучал горн, когда дракон поднимался обратно в воздух. Представители расы на кораблях тоже были атакован драконами — им пришлось отступить.

Все разумные на сцене и на площадке, кроме ксатов, склонили головы и признали поражение. Наступила тишина. Лошади мирно стояли в углу площадки. Похоже, в этот раз всё обойдётся без происшествий. Хотя восемь лет назад обезумевшие лошади чуть не испортили весь праздник.

Раздался новый звук — зазвучал церковный хор. Под его аккомпанемент на сцену и на площадку выходили разумные в белых одеждах и с закрытыми капюшонами лицами. У одних церковников в руках было по факелу, другие же несли круглые чёрные шарики. Хор затих и два церковника сказали, что выход есть: надо отбросить гордыню, но оставить гордость. Ведь боги одинаковы для всех и каждый бог светит каждому из нас одинаково, не разделяя на расы. Люди в белом всё говорили и говорили праведные речи, а представители рас медленно вставали и шли к ним. Даже те, кто был окружён монстрами — вырывались из оцепления и подошли к сцене.

Подойдя, они присели на одно колено, и церковники хором объявили, что теперь все едины под защитой Всебогов — богов, собранных в одном великом доме за одним столом и не делящих разумных на расы, ибо все разумные для богов их дети и нет нужды спорить о них. Ведь ребёнок одного бога — дитя всех богов. Разумные поднимали руки к небу и с гордостью вставали, приняв благословение от церковников. Кто был внизу на площадке, взяли по факелу — он как свет разгонит тьму. Кто был на сцене, взяли по чёрному шарику — он как оружие богов сокрушит зло.

Разумные, что были на площадке вновь седлали коней и вновь началась битва с монстрами. Монстры медленно шли к всадникам, но те не боялись их, ведь с ними был свет богов. Они поднимали коней на дыбы, и монстры отступали. Потом вновь пытались нападать, но опять отступали. Вскоре монстров оттеснили настолько, что те были вынуждены убежать за сцену.

В это время разумные на сцене бросали чёрные шарики в драконов. Те тряслись, опускались, поднимались, пытались сопротивляться. Но это было тщетно — они сдались и улетели. Ксаты остались одни. И тоже убежали, следуя примеру своих подручных и покровителей. Всадники спешились и поднялись на сцену. К освободившимся лошадям подбежали конюхи и увели с площадки.

Всё было готово к финальной части представления.

Представители рас сгруппировались как в самом начале: дворф к дворфу, орк к орку. Но потом они робко, неуверенно стали подходить к своим возлюбленным и спрашивали: смогут ли быть они всегда вместе? Они сами себе отвечали — могут, ведь нет теперь преград! Понимая, что больше не надо разлучаться, они бросались в объятья и кружились в радостном вихре. Церковники стали медленно покидать сцену говоря, что их миссия исполнена — но их остановили.

Все говорили, что без церковников не бывать счастья: ведь именно они принесли свет богов. А раз так, то пусть впредь освещают общий путь. Церковники вернулись и обступили разумных кругом. Пение хора возобновилось и постепенно нарастало. Он замолк, когда на площадку внезапно выбежали монстры.

Но церковники не могли прогнаьб их, сколько бы ни махали факелами. Монстры так и остались стоять перед сценой. Хор опять набрал силу и снова затих, медленно, постепенно. А вместе с этим на сцену поднялись два ксата, с камнями маны в руках. Только разумные хотели броситься на них, как вылетели драконы. Разумные встали обратно в круг церковников, и драконы улетели. Атака повторилась, как и повторился прилёт драконов.

Когда все встали обратно, и драконы вновь улетели — на сцену поднялись помощники в серых одеждах с закрытыми лицами. Всего их было двенадцать.

Шесть из них держали в руках по белому свёртку, сильно похожему на новорождённого ребёнка. Другие шесть несли в руках маленькую корзинку с тем или иным продуктом: бутылка вина, хлеб, платье, меч, лечебные травы и инструменты. Положив всё в центре сцены, они ушли. Ксаты тоже положили шесть камней маны к этим вещам — но не ушли, а отошли в сторону и дождались, когда им передадут по посоху. Двум главным церковникам помощники вынесли по скипетру.

Ксаты и церковники направили оружие в центр сцены и хором потребовали, чтобы разумные выбрали то, что им дорого — и то, чем они готовы торговать в обмен на силу. Каждая пара подходила и делала выбор, забирая с собой камень маны. И белый свёрток.

Возвращаясь в круг, пара отдавала церковникам камень и те вновь взмахивали факелами, пытались отогнать монстров. С первым камнем монстры почти не пошевелились. Со вторым чуть отступили. С четвёртым они уже пригнулись. Когда церковники получили все шесть камней и взмахнули факелами — монстры завизжали и стремглав умчались за сцену.

Мир получил возможность сражаться с порождениями скверны и началась торжественная процессия. Все спустились на площадку и выстроились в колонну. Впереди шли два церковника со скипетрами, по краям освещали путь церковники с факелами, в конце шли два ксата с посохами. В центре колонны, разбившись на пары, шли разумные и показывали в толпу белые свёртки.

Пройдя круг, все поднялись на сцену и разошлись по местам: факелоносцы встали позади, представители рас встали с одного края сцены, ксаты с другого, а два церковника по центру. Ксаты подошли к церковникам, и они вчетвером о чём-то заговорили. Потом они прочертили посохами и скипетрами линию между ними, повернулись к зрителям и в четыре рта заговорили:

Мы будем рядом жить,

Но и семьёй не станем мы.

Друг без друга нам не жить,

Но и дружить не станем мы.

Не жди союза и помощи не жди,

А лишь торгуй и бед не приноси.

Покажет же добро на зло,

И зло укажет на добро.

— Вы, — церковники указали на ксатов, — необходимое для жизни зло.

— Вы, — ксаты показали на церковников, — нужное добро.

Церковники и ксаты отошли назад и на передний план вышли все шесть пар разумных. Они уже не были едины по расе, но были едины как семья. Они заговорили хором:

Мы будем жить семьёй,

И церковь мы возьмём с собой.

Ксаты пусть стоят недалеко,

Без них нам будет тяжело.

Без зла мы не поймём добро,

А без добра в глазах темно.

Весна не только лишь тепло —

Оно благую весть нам принесло:

Мы все — семья, мы будем вместе,

Забудем старые обиды.

И как семья, сплотимся вместе,

Построив мир…

Они подняли руки к небу показывая белые свёртки, и последние слова прокричали все, кто был на сцене:

Для новой жизни!

Воздух взорвался аплодисментами и восторженными криками. Даже сидящие на террасе разумные и те встали и принялись аплодировать. Но больше всех выражала свои эмоции Сонтьяла. Она не кричал, помня, где находится — но по её громким, сильным и быстрым хлопкам было понятно, что она в экстазе от увиденного.

Лучше всего уйти сейчас, пока толпа не заполонила улицу. Я поблагодарил Бриана и мы с Сонтьялой ушли, хотя она была не против ещё минут пять неистово хлопать артистам.

Насчёт времени я не волновался: до отъезда ещё час, а Лину Ренс приведёт непосредственно к воротам. Поэтому довести смуглянку до гостиницы более чем правильно. Может она девушка бойкая, а город спокойный — но под вечер любого праздника на улицах много чего может произойти.

Пока мы шли, Сонтьяла без умолку обсуждала уведённое. Правда, она всё же спросила: как я отношусь к тому, что ксаты были показаны такими плохими?

Это крайне хороший вопрос, на который нет правильного ответа. Каждая из сторон одновременно и добрая, и плохая. Что ксаты пытаются выжить и торгуют кристаллами маны, что остальные расы, пытавшиеся уничтожить других — все похожи друг на друга.

Но Сонтьяла спрашивала не про это. Вопрос был про то, что островной народ изображался как какие-то приспешники скверны. Словно скверна призвала монстров и драконов в этот мир и передала их под управление ксатов. Тут я уже ничего не мог ответить внятного. Лишь проговорил:

— Вы в своём праве.

Сонтьяла приняла мой ответ, хоть и немного изменилась в лице. Решив, что весёлую атмосферу портить не стоит, она продолжила делиться впечатлениями от увиденного. Я слушал её внимательно, даже участвовал в обсуждении, изредка поддакивая и вставляя замечания — но думал я совсем о другом.

С одной стороны — это обычный животный страх перед тем, что одновременно и похоже на тебя, и сильно отличается. С другой — банальный эгоизм. Зачем разумным признавать ошибки прошлого, если можно назначить виновного во всех бедах. Этими виновными и стали ксаты. Но следует учитывать и то, что этот спектакль правдив настолько, насколько вообще может быть чистой от копоти ни разу не чищеная печная труба спустя сто лет каждодневного использования. Чего только стоит заявление о том, что церковь появилась, когда расы пошли войной на ксатов. Нет, если верить прочитанному мною — это произошло ещё задолго до катаклизма давностью в две тысячи лет.

Да и драконов изобразили какими-то летающими птицами. Даже не показали, как стираются в пыль целые города. Но оно и понятно — всё же стоит учитывать, что северный континент не так сильно подвергался разрушениям за последние двадцать веков. Вот на южным всем весело пришлось — мало того, что три из пяти самых страшных скверных мест находится на южном континенте, так ещё почти все государства там сметались подчистую сияющим зелёным вихрем. Там тоже весной проводят подобные праздники и показывают похожие спектакли. Ксаты так же показаны как вынужденное зло, но вот драконы… Драконы показаны не как слуги скверны, но как сама по себе скверна. Или они как раз и призвали скверну, чтобы поработить все народы? Не помню.

Одно могу сказать: хоть северный континент и спокойней, даже миролюбив, но мне привычней на южном. Да и неважно, чем закончится эксперимент с теми зельями — всё равно все дороги приведут меня на южный. Рано или поздно я вернусь туда и…

Порыв ветра пронёсся по улице, сбив мысли и заставив поёжиться. Как и Сонтьялу, шмыгнувшую носом. Гостиница была близко, мы видели её двери. Недалеко от нас находилась питейная, а рядом с ней расставлены высокие столики без стульев. За такими только стоять, но это даже хорошо: не получится засидеться и пропустить отбытие в деревню.

— Тепло, — с наслаждением выдохнула Сонтьяла, обхватив двумя руками кружку с горячим вином.

Хоть у меня в кармане оставаясь не так много монет, но на пару кружек уж точно нашлось. Да и переживать за отсутствие денег не стоило: на еду в деревне тратится не надо, ибо перед праздником специально у Гильма закупился и оплатил заказов на две недели вперёд. Так что и мясо, и овощи, и крупы с хлебом и маслом будут на столе. Дров для печи тоже в достатке. А если что случится непредвиденное, то всегда есть заначка. Так что тоскливо позвякивающих во внутреннем кармане монет с лихвой хватит на сегодняшний вечер.

— Сильно разбавили, — я немного отпить из кружки.

— Зато тепло, и согревает, — Сонтьяла грустно улыбнулась, смотря на красноватую жидкость.

— Что случилось? — смуглянка удивлённо посмотрела на меня. — Ты только что, с самым трагичным видом, хотела утопиться в кружке с вином.

— Ничего не случилось. Честно!

— Ты слишком правильная и честная девушка. Такие, как ты, врать не умеют.

Она опустила глаза. Вот, похоже, решилась что-то сказать и посмотрела на меня. И вновь опустила глаза. Вновь подняла и опять опустила. И так несколько раз, словно у неё не получалось сформулировать мысль. Или же она просто боялась.

— Можно спросить? — сказала она робко и неуверенно. Получив положительный ответ, продолжила: — Как ты так живёшь?

— Как я что? — на этот слишком странный вопрос я не понял, как реагировать.

— Ксатов же ненавидят. Вот, посмотри, — она махнула рукой на улицу, показывая на прохожих, что с завидным постоянством смотрели на меня как на плесень в бутылке любимого вина. — Как ты так спокойно ходишь по улицам?

— Я, по-твоему, должен забиться в пещеру?

— Нет, я про другое. Как ты можешь терпеть эту ненависть?

— А я в силах её изменить?

— Да! Да, если все узнают, что ты хороший!

— Два вопроса: зачем и как, — мне крайне не нравится, куда идёт разговор.

— Ну. Хотя бы рассказать: как ты смог спасти тех дворфов.

— Мы уже обсуждали, что это ты их…

— Парт с Бромом всё рассказали. Как ты узнал эти узоры, как отдал все деньги для стражи, как время тянул. Всё рассказали!

Проблема. Серьёзная проблема. Ну просил же этих старых дураков не говорить ни слова, и вот те раз… Как же сложно доверять другим.

— Когда они успели?

— Когда… — она запнулась, вспомнив о недавнем инциденте. — Когда пришёл целитель и я очнулась. Тогда и рассказали всё.

— Давай ещё раз скажу и больше мы к этому не вернёмся: это ты их спасла.

— Ликус…

— Думай что хочешь, а я буду думать то, что я хочу. И я хочу думать, что это ты их спасла. И впредь так буду думать.

— Но ведь…

— Их. Спасла. Ты. Точка. Не прими ты их в караван, и они бы точно сдохли.

— Вот именно! Если бы я знала об этой гадкой традиции, то сразу бы им всё рассказала.

— И дальше что?

— Я не знаю. Но я бы придумала что-нибудь, если бы знала.

— Слишком много «если бы».

— Но я торговец! — она ударила кулаком по столу. — Хороший торговец обязан знать всё!

— Так вот в чём дело.

Теперь понятно, откуда у неё вся эта неуверенность. Даже не столько неуверенность, сколько какая-то замкнутость. Тут у неё всё сплелось в единый клубок: и принятые в караван дворфы с нарушением правил; и их эта традиция с кровавыми битвами; и то факт, что стоило ей продвинуться в обучении, как она тут же допустила серьёзную ошибку.

— Да, — произнесла Сонтьяла, словно подтверждая мою мысль.

— Тогда позволь спросить: кем ты хочешь быть?

— Не поняла?

— Ты мечтаешь иметь свою конюшню, так?

— Да. Но сначала…

— Но сначала тебе надо накопить денег. Поэтому ты стала торговцем. Но сейчас мне показалось, что ты хочешь стать каким-то мудрецом.

— Нет, я хочу быть торговцем! Мне нравится это! На дорогах опасно, но каждый раз приезжать в новое место или видеть, как изменилось старое — мне нравится! Но…

— Но ты не знаешь многого и поэтому считаешь себя плохой?

— Да! — Сонтьяла разгорячилась, повысив голос.

— А окружающие тебе на что? — Сонтьяла посмотрела на меня явно не понимая, о чём именно я спросил. — Ты в караване одна?

— Нет, я ещё не могу самостоятельно торговать. Со мной всегда Парт, Бром, Лекс. Оглаф с Торклом последние полгода тоже.

— Ну ведь здорово, что во круг тебя столько разумных, к котором ты можешь подойти с вопросом. И, поверь мне: они с радостью тебе на него ответят.

— При чём тут это?

— Да при том, что знать всё на свете невозможно. Понимаешь? Просто невозможно узнать всё за одну жизнь, какой бы длинной она ни была. Это одна из слабостей разумных — мы не способны знать всё. Именно поэтому мы всегда стараемся сбиваться в группы, дополняя друг друга. Ты же только что смотрела постановку, где у каждой расы было то, чего не было у других и пока они не объединились — не стали жить счастливо. Они дополнили друг друга, тем самым устранив слабости. И не только чужие, но и свои. С тобой то же самое: ты не сможешь всё узнать. Никогда.

— Но… — Сонтьяла попыталась возразить, но я ещё не закончил вправлять ей мозги.

— Но это не значит, что тебе нельзя полагаться на других. Подойди как-нибудь к Парту и спроси: что он не знает. Ты сильно удивишься его ответу и длинному списку тех вещей. А потом спроси у Брома и Лекса: знают ли они то, что не знает Парт. И ты вновь удивишься — они будут знать что-то из того списка. Понимаешь? Они помогают друг другу. И тебе тоже.

— Они всегда помогают, — Сонтьяла с теплотой в голосе вспомнила про учителей.

— Ты понимаешь, что я хочу сказать. Поодиночке каждый разумный слаб. Настолько слаб, что его сдует первым же лёгким ветерком. Но стоит ему вступить в группу таких же слабых, как он, и многое изменится. Настолько, что они все вместе смогут противиться даже смерчу. Не надо бояться того, что ты чего-то не знаешь — бойся того, что ты не захочешь что-то узнать.

— Я могу узнать про эти традиции? — спросила смуглянка спустя минуту раздумий.

— Ты про то, что было сегодня? — девчонка в ответ кивнула. — У Оглафа спросить хочешь? — она опять кивнула. — Ну так иди и спроси. Я не знаю, ответит ли он тебе или нет. Но по крайней мере ты будешь честна сама с собой и попробуешь узнать что-то новое.

Сонтьяла сказала, что попробует, и опять с грустным лицом уставилась в кружку. Вино в ней давно остыло и уже не согревало её рук. В принципе, как и моё. Я поморщился и выпил залпом.

— Что тебя волнует?

— Правило, — еле слышно проговорила она.

— Какое правило?

— Я нарушила правило, взяв в караван без обсуждения с начальником охраны.

А вот это уже серьёзно. Если её проблемы «незнайки» решаются быстро, то вот это уже действительно серьёзная проблема, с которой даже я не знаю, что делать. Правда, есть одно решение: туповатое, но ничего другого я придумать не могу.

— Да, это серьёзно. Правила нарушать — это плохо. Можешь постараться и ответить честно: ты хочешь быть торговцем?

— Да, — она посмотрела на меня, словно ища спасения.

— Ты обещаешь мне, что будешь внимательно относиться к своим обязанностям и не нарушишь больше правила?

— Да!

— Значит, я могу быть уверенным, что ты станешь хорошим торговцем. Просто сделаем вид, что это был урок, который ты запомнишь на всю жизнь и больше никогда не оплошаешь. Я верю в тебя.

Сонтьяла что-то сконфуженно прошептала и опустила голову. На какой-то момент я даже заметил, что она улыбнулась даже не столько радостно, сколько облегчённо. Я же посмотрел в опустевшую кружку и понял — пора заканчивать этот день. Слишком много всего произошло незапланированного, хочется уже забрать Лину и просто поехать обратно домой. И сразу лечь спать. Ещё больше хочется проснуться через неделю — жалко, что это невозможно устроить и придётся действовать по старинке.

Сонтьяла уже минуту стояла с опущенной головой, размышляя над моими словами. Расходящийся по домам народ проходил мимо и всё так же одаривал меня презрительным взглядом. Вначале это жутко раздражало, когда я впервые показался на континенте — но со временем я привык настолько, что чувствую себя странно, если не ловлю презрительные взгляды. В такие моменты возникает ощущение, что кто-то украл один из кирпичиков мира у меня из-под ног.

Одно хорошо: народ почти весь разошёлся по домам да кабакам и питейным, и улица практически опустела. До такой степени, что я мог увидеть стену дома с противоположной стороны улицы и стоящий рядом закрытый прилавок, вместе с пустыми столиками и табуретками. Целых пять секунд я мог смотреть на него и не замечать прохожих.

Внезапно, на противоположной стороне проявилась Лина. Она быстрым шагом шла по направлению к восточным воротам. За ней шёл Ренс и что-то говорил ей. Вдруг она резко развернулась и стала отвечать. Она так быстро говорила, что я даже подумал, что обознался. Но когда Ренс что-то сказал, она сложила кулаки на груди и принялась поглаживать большой палец левой руки правым.

— Ликус, я хочу при… Это что, Лина? Какая хорошенькая стала!

Только я хотел активировать умение «Слух гончей» и подслушать их разговор, как Сонтьяла вставила свой восторженный комментарий.

— Да, это она, — посмотрев ей в глаза, я повернул голову обратно, желая закончить начатое.

Не успел.

За прошедшие пару секунд Ренс успел взять эльфийку за обе руки и постарался подтянуть к себе. Та дёрнула руками, вырвалась и собралась убежать прочь — парень протянулся к ней, пытаясь остановить. Он хотел схватить её за плечо. Но вместо этого ухватился за ворот платья и резко дёрнул на себя.

Ренс был намного сильнее Лины, и сильнее платья из дешёвого материала, в которое Лина оделась у ксатов. Звук рвущейся ткани был отчётливо слышен, не говоря уже о сдавленном крике, когда эльфийка падала назад. Стоило Лине упасть, как она тут же скрутилась в калачик, подогнула под себя ноги, закрыла голову руками и согнула спину — по привычке готовясь к избиению.

Ренс всё это время держался за ворот её платья. Когда эльфийка согнулась и платье ещё больше отошло от её тела — он смог увидеть белый мех с изумрудными полосками.

Он закричал, словно его руку обдали кипящим маслом и отпрыгнул назад, всё так же мёртвой хваткой держась за ворот платья. Лину потянуло за ним, она растерялась, пытаясь понять происходящее: упала и ударилась лицом об каменное покрытие улицы. Только тогда Ренс отпустил её и закричал, что она проклята. Пятясь назад, он всё размахивал руками по сторонам, как вдруг ухватился за что-то. Уличный табурет. Не раздумывая Ренс бросился к эльфийке, желая избавить мир от порожденья скверны.

— Не позволю! — я прорычал, бросаясь к ним и коснувшись гримуара.

Заклинание «Паутина» подействовало

Время действия — 3 минуты

Ноги оплелись серебряными нитями, остановились и приросли к земле. Сам парень прокричал что-то невнятное и по инерции стал падать вперёд. Выпустив табурет из рук.

Он полетел в голову Лине. И хоть она прикрывала её руками, удар пришёлся острым краем сиденья. В кисть. Раздался хруст, и Лина взвыла от боли. Поджав руки под себя, она ещё сильней скрутилась, рыдая и моля не бить её.

И только в этот момент я оказался рядом. И сразу же дал в морду рыжему утырку. Ренс свалился, но как только попытался встать на колени — тут же почувствовал конец посоха на виске.

— Она моя вещь! — я крикнул на всю улицу, чтобы каждый из собравшихся зевак понял, что эта свернувшаяся калачиком и кричащая от боли девушка — мой раб. И никто не смеет ей вредить.

— Она…

— Ты заплатишь за то, что навредил ей!

— Она…

— Закрой пасть, сучонок!

— Она пога…

Он не успел договорить. Я опустил конец посоха до земли и резко поднял вверх. Удар пришёлся в подбородок. Щёлкнули зубы и Ренс, зажав руками рот, сам скорчился от боли. Хотя бы заткнулся — уже хорошо.

Я снял с себя плащ и накрыл им Лину. Толпа зевак уже полностью окружила нас троих широким кольцом. Они обсуждали увиденное, но ещё не пришли к единому мнению. Где-то среди них показалось шокированное лицо Сонтьялы.

— Она моя вещь! — крикнул я в толпу. Надо действовать быстро, а то меня вместе с Линой на кусочки разорвут. — Он навредил ей! Он напал первым! Вопросы?

Все замолчали. Повисла тишина. Это верный знак того, что не накинуться. Если бы хотели, то заорали бы ещё сильнее.

— Ликус… — из толпы неуверенно раздался голос Сонтьялы.

— Иди в гостиницу!

— Я…

— В гостиницу! — я даже не смотрел на девчонку. Ей лишние проблемы ни к чему.

Я присел рядом со скрючившейся эльфийкой:

— Лина, вставай. Лина! — она не отвечала, впав шоковое состояние от боли.

Вот как не вовремя! Что теперь с ней делать? На руках нести? Без защитных перчаток? Ну, тварь рыжая, только дай повод — я тебя на части разорву.

Я аккуратно поднял Лину на руки. Она оказалась легче, чем я думал. Толпа сразу расступилась, стоило мне направится в сторону ворот. Они смотрели на меня со страхом и злостью, но не решались напасть. Но меня больше волновали не они, а Лина. Даже не столько её переломанные пальцы, а сколько состояние шерсти. Будет крайне обидно, если труды полутора лет окажутся напрасными.

Интересно, а как нас сейчас видят прохожие? Ксат несёт на руках девушку — крайне странное явление. Единственное, что может сравниться с этим — если девушка будет носить на руках ксата.

В скверну их всех. Если хотят, то могут смотреть: у них сегодня праздник.

— Х-хозяин? — голос Лины прозвучал тихо. Она смотрела на меня, не веря в происходящее.

В её зелёных глазах едва ли могло быть моё отражение. Нет. Сейчас они были наполнены священным трепетом. Или даже неосознанностью: словно ты смотришь на то, чего желал всю жизнь и не мог получить, и в день исполнения мечты ты не поверил в происходящее.

— Как рука?

— Б-больно.

— Терпи.

Когда до ворот оставалось буквально пять минут ходьбы, я заприметил вывеску целителя. Сначала эльфийке повезло: целитель всё ещё работал. Но стоило ей оказаться на кушетке, и удача помахала нам рукой. Оставшихся у меня денег едва хватило, чтобы лекарь шиной зафиксировал сломанные пальцы и провел самый незначительный сеанс лечения магией. Настолько незначительный, что не лечил перелом, а лишь восстановил ткани: чтобы гангрена или что ещё не возникло. Даже на зелье не хватило денег. Не только у меня.

— На что ты деньги потратила? — мы вышли от целителя, и я наконец смог спросить.

— Булочка. С молоком. И вино, две кружки. Как вы и сказали.

— И это стоило трёх золотых?

Это всё ей обошлось в десятую часть золотого. Оставшееся же было потрачено Ренсом. Он, конечно, молодец: взял инициативу на себя, добавил к деньгам Лины свои семьдесят серебряников и попытался купить место в здании, чтобы посмотреть представление, но смог только пробраться на крышу. Оттуда Лина видела и представление, и меня.

А потом выяснилось, что Ренс прикарманил себе золотой. Он случайно выпал из кармана, а Лина вовремя это заметила. Парень сразу стал оправдываться, что-то объяснять про любовь, что хотел на эти деньги ей что-то купить. Лина лишь развернулась и пошла в сторону ворот. На её счастье, рядом был я, когда парень в очередной раз попытался оправдаться.

Около ворот было оживлённо. Хоть и не все крестьяне ещё вернулись, шум стоял сродни рынку в самый оживлённый час. Там уже был Гильм с семьёй. И Ренс там тоже был. Увидев меня, они сначала испугались, потом попытались закричать. Но не стали.

Дождавшись, когда я подойду — они тут же обвинили меня в сокрытии сущности Лины. Им было противно и тошно, что их ненаглядный сынок чуть не замарался об это мерзкое существо. Я лишь намекнул им, что не обязан хоть что-то говорить о ней. А потом показал на забинтованные пальцы эльфийки. Семья старосты, в свою очередь, показала на Ренса — у того были сломаны пять передних зубов.

Мы условились на том, что инцидент исчерпан. Про Лину они ничего не расскажут остальным деревенским, а я должен буду снять с Ренса обещание женится на Лине. Я уже хотел было прям сейчас это сделать, но меня попросили подождать хотя бы месяц, когда будет общий деревенский сбор. Я согласился и всякое общение между нами прекратилось.

И хоть мы ехали обратно таким же составом в той же телеге, но никто не проронил и слова. Лишь мелкая мечтательница о магии изредка украдкой поглядывала то на меня, то на Лину.

Глава 6

…если использовать в качестве нагнетателя пятую форму цикличной печати, разместив её на костяной пластине — тогда на стабилизацию магического поля потребуется как минимум десять слоёв этого самого стабилизирующего контура. Это как минимум десять слоёв стен, и столько же слоёв пола и потолка. Нет, это сделать не получится. В одиночку такую конструкцию не осилить, а нанимать помощников себе дороже…

— Лина, ну скоро ты там? — стараясь перекричать детский плач, в передней комнате громко зазвучал наполненный жизнью высокий голос.

— Не готово! — с веранды ему отвечал другой голос, более простой, но чем-то по-своему нежный.

Меня этот филиал безумия начинал бесить. Если днём ещё можно сосредоточится, то к вечеру это становиться непосильной задачей. Стоит только ребёнку проснуться, как он тут же начинает кричать, и не то, что читать — думать нормально не получится.

Я убрал в сторону длинный свиток и придвинул книгу. Хоть Хубар выполнил обещание и передал даже больше, чем я рассчитывал — но за этот месяц я всё изучил. Притом несколько раз. Все четыре книги и стопка в девять свитков, всё это было изучено, осмысленно и законспектировано в двух книгах, но уже моих. Хубар мне это всё не подарил, а одолжил и скоро подойдёт срок возвращать. А так у меня всегда будет копия, хоть и сокращённая.

В книге сказано, что в качестве первичного поглотителя скверны должен выступать материал с пористой структурой. Значит, что-то типа пробкового дерева, или что-то типа кости. Но это полный бред! Если следовать инструкции, то при перекачке скверны из первичного поглотителя используется контур из шестиугольных и десятиугольных печатей. И вот в них как раз то и дело: они не применяются при работе с твёрдыми материалами! Только с жидкостью. Конечно, можно попробовать изменить начертание и внутренние руны печатей — но я не горю желанием подорвать самого себя. Хорошо, можно пойти…

— Лина, молю, быстрее! Я уже не могу терпеть!

— Ещё немного.

Я устало выдохнул и помассировал переносицу. Ещё немного и мои нервы окончательно сдадут. Наверно, тогда я поступил не самым логичным образом. Хоть и вначале всё сделал правильно: когда поехал за книгами и ребёнком, то взял с собой Лину, чтобы она его несла. Ошибку я допустил в другом: надо было Лину с ребёнком у ксатов оставить. Но тогда пришлось бы либо самому готовить, либо Мильтару… Уж лучше я потерплю крики, чем ещё раз доверю этой криворукой столь важную задачу. Ладно, на чём я остановился? О материале думал, точно.

Можно пойти от обратного и ответить на вопрос: что в природе существует жидкое, но с пористой структурой? Такое ощущение, что это вопрос из разряда наиглупейших. Хотя есть две идеи: «почти» лёд и «почти» паутина. Но и там и там есть проблемы. Лёд используется с этими печатями, но без магии невозможно сделать его пористым — а если использовать магию, то для меня он сразу станет бесполезен. Да и с паутиной я погорячился — даже если это жидкая пряжа, то всё равно пористой структуры не добиться. Хотя, идеи-то не плохие и…

— Лина, он обсикался!

— Сейчас. Сначала поменяем. Сейчас. Сюда клади.

Я отодвинулся от книги. С силой подавив накатившее раздражение, я глубоко вдохнул и выдохнул. Сейчас уже поздно что-либо делать: сам подписался. Придётся терпеть.

Огоньки свечей качнулись, свет в комнате едва заметно моргнул. Хоть на столе сейчас и стояло два деревянных подсвечника на две свечи каждый, но их света бы точно не хватило: час работы при таком освещении и глаза просто вытекут. Благо я додумался купить пару магических светильников. Свечение у них тоже не самое приятное, но если они будут в паре с обычными свечами — тогда этого более чем хватит для нормальной работы.

Потушив свечи и выключив светильники — я направился в переднюю комнату. На сегодня хватит думать: и так уже нет новых идей. Даже к этим размышлениям о пористом материале я приходил не в первый раз.

— Это что такое? — я задал самый правильный вопрос, стоило открыть дверь и войти в переднюю комнату.

На обеденном столе лежал полностью голый ребёнок. Рядом с ним суетились две девушки, пытаясь его одновременно и успокоить, и переодеть в чистое. Почему всё это происходит мне было понятно. Но почему именно на моей половине стола? Именно там, где я всегда сижу и обедаю.

— Ой, хозяин. Вы всё на сегодня?

— Мы скоро закончим, Ликус, не переживай. Сейчас переоденем, накормим и он сразу же успокоится.

— Почему он лежит на моей половине?

— Да мы вытрем, не переживай, — отмахнулась Мильтара и вновь принялась скакать вокруг кричащего ребёнка вместе с эльфийкой.

— Сделать чай. Вынести на крыльцо, — этот крик настолько давил на голову, что я поспешил покинуть дом. И правильно сделал.

Сейчас, когда прошла добрая половина весны, в поздние часы на улице уже не так холодно. Можно сесть на самую нижнюю ступеньку крыльца, откинуться и любоваться небом. Сегодня это особенно актуально: почти нет облаков и звёзды прекрасно видны. Особенно эти величественные скопления созвездий, расчерчивающих небо непропорциональным крестом из двух млечных путей. Да и тихо здесь, даже несмотря на шум в доме. И в самой деревне тихо, что ни может не радовать.

Хорошо, что тогда договорился с Гильмом и ситуацию с Линой и Ренсом решили в тот же день. Правда, теперь всё их семейство словно позабыло дорогу к моему дому. Если не считать Ренса, иногда прибегающего по поручению отца: прибежит, передаст что-то и убежит. Даже в глаза не посмотрит, а про Лину он и вовсе забыл. В какой-то степени его можно понять: сложно ожидать другую реакцию от разумного, которому всё жизнь вдалбливали, что троптос — это плохо и вообще зло во плоти.

Ярко подмигнув, в небе на секунду вспыхнула падающая звезда. Или же это пролетел дракон и решил запустить магией в никуда? Интересно, а церковники уже успели приготовить каттию для него? А для меня? Скорее всего, у них уже готовы снаряды для всех живых драконов. По паре десятков на каждого. Что же может быть приятней, чем запустить в дракона шариком, наполненным скверной? Только запустить в него сотней тысяч этих шариков. Могу сказать точно: если в этом мире и существует олицетворение двуличия, то это Всео…

— Хозяин, вы тут? — дверь в дом приоткрылась и показалась голова эльфийки.

— Ребёнок успокоился?

— Да. Держите.

Протягиваемая Линой чашка горячего чая была как нельзя кстати. Но раз ребёнок больше не кричал, то чаёк лучше выпить в доме.

— Господин лекарь, это вы? — донеслось из-за калитки, стоило мне встать с крыльца.

— Кто там?

— Это Сатия, старшая дочь старосты.

Этого только не хватало. Ей ведь родители должны были запретить приближаться ко мне, но она всё равно здесь. И я почему-то догадывался, зачем именно она пришла.

— Что случилось?

— Ам… Я хотела узнать про учёбу.

— Не будет учёбы. Или ты забыла, что случилось на празднике?

— Я хочу учиться, пожалуйста! — она едва не закричала на всю деревню. Но даже так её громкости хватило, чтобы на соседней улице залаяла собака. Практически сразу ей стали аккомпанировать другие.

— Ты чего орёшь? Сдурела совсем? Разговор окончен, иди домой.

— Пожалуйста!

— Разговор окончен.

— Хозяин, можно сказать?

За последний месяц Лина стала слишком говорливой. И немного наглой. Настолько, что теперь ей хватало этой самой наглости пытаться вставить своё такое важное и крайне нужное мнение. Завтра обязательно проведу с ней разъяснительную беседу — сегодня уже нет ни сил, ни желания.

— Говори.

— Я не против.

— Что?

— Я не против. Она хорошая. Я чувствую это.

Чувствует она, значит. Я не совсем понимаю как, но это явно работа её достижения «Эмпат». Оно действительно позволяет ей чувствовать эмоции других, если верить описанию от оценщика. Ещё там было что-то про возможное проявление умения «Эмпатия», но это уже за гранью — мне и её «Эмпата» хватило с головой.

— Без обид, Сатия. Если тебя здесь увидят, то проблемы будут у всех.

— Тогда я всем расскажу, что вы прячете у себя в доме другого разумного.

— Что?

— Последний месяц вы покупали у нас больше еды, чем обычно.

— Ты забыла, что Лина троптос. Такие, как она, едят гораздо больше других.

— Это неправда. Лина ест даже меньше меня!

— Можешь не верить, но ты придумала какую-то ересь.

— Ничего не придумала! Я видела тут другого разумного. Он ночью вышел из дома и гулял по двору, а потом зашёл обратно. Долго гулял.

Мильтара действительно выходила из домана прогулку только поздно ночью, когда вся деревня давно уже спит. Специально так делала, чтобы на глаза не попасться. Если же запереть её в доме, только хуже будет: она вообще может попытаться улизнуть посреди дня в лес или куда ещё от скуки, а так хоть под присмотром всё время находится. Но вот что ночью эта девчонка делала рядом с домом? Неважно, она всё равно в пролёте.

— Тебе показалось. Иди домой.

— Никуда я не пойду! Научите меня магии!

— Разговор окончен.

— Кто такая Сонтьяла?

— Что?

— Вам какая-то Сонтьяла отправила сообщение. Прямо сюда, в деревню, на папин кристалл.

— Когда?

— На следующий день после праздника.

А какого лешего мне никто об этом не сказал? Эта старая тварь по имени Гильм решила мне подлянки строить исподтишка?.. Вот и кончились спокойные деревенские дни, а я так надеялся прожить здесь мирно до осени.

— Что ещё не передали?

— Я знаю только про это.

— Понятно. Спасибо, я приму к сведению. А теперь иди домой.

— Вы разве не хотите узнать, что в нём?

— Узнаю завтра, когда приду к вам.

— Не надо ждать завтра, оно у меня с собой. Кристалл всё заносит на бумагу, а папа это всё должен же хранить. Вот, — за полутораметровым забором в воздух поднялась рука с едва различимым листом в этом ночном мраке. — Пожалуйста, ну хоть одним глазком на магию дайте посмотреть. Пожалуйста.

Вот это я понимаю добиться желаемого любой ценой. Раз шантаж и угрозы не подействовали, значит — надо попробовать подкуп. А если подкуп не сработает, что тогда она выкинет? Хотя её можно для кое-чего использовать. Всё-таки она молодая девушка — это как раз то, что мне нужно.

— Спасибо, что рассказала. Но я и так узнаю про содержимое, когда приду к вам.

— Пожалуйста! — она проговорила едва не плача.

— Этим своим подкупом ты ничего не добьёшься. А враньём тем более. Попробуй что-то другое.

— Ну, пожалуйста! Научите меня магии. Я сделаю что угодно!

— Что угодно, говоришь?

— Я… нет, ну я… — она затихла и практически скрылась за забором.

— Значит, не так ты сильно и хочешь учиться магии. Разговор око…

— Хочу! Хочу и сделаю что угодно для этого! — она вновь чуть не заорала на всю деревню.

— Ещё один крик и я забуду, что ты существуешь.

— Простите.

— Подойди, — Сатия с радостью влетела на участок. — Помнишь, что я сделал с твоим братом? — она энергично закивала. — Я могу обойтись с тобой в десятки раз хуже, если ты не будешь держать язык за зубами и расскажешь всем, что была здесь и что видела. Поднимай руку и приноси клятву перед богами. Говори следующее…

— Ликус, кто это? — удивлённо спросила Мильтара, стоило Сатии зайти в дом.

— Всё нормально, она принесла клятву.

— Да, но зачем она здесь.

— Сейчас узнаешь. Лина, — я строго посмотрел на крутившуюся перед столом эльфийку, — раздевайся, но стой ко мне лицом.

— Что? — зазвучал слаженный хор двух таких разных девушек. Только Лина ничего не ответила

— Во-первых, стой там с ребёнком и молчи. Во-вторых, — этот пункт уже касался Сатии. — Не ты ли недавно заявила, что сделаешь что угодно?

— Д-да.

— Вот и замечательно. А теперь глаза в пол. И поднимешь, когда я скажу.

Вскоре Лина стояла перед нами практически голая лишь в одном исподнем белье и, краснея, прикрывала руками маленькую грудь. Настолько маленькую, что иногда она полностью скрывалась под одеждой.

Эльфийка стояла к Мильтаре спиной. Но та никак не впадала в транс, смотря на шерсть. Что тогда, что сейчас.

— Подними глаза, — попросил я Сатию, когда Лина повернулась к нам спиной.

— Это то, о чём рассказывал брат? — она опешила, увидев белую шерсть с изумрудными полосками.

— Да. Что скажешь? Что ты чувствуешь, глядя на неё?

Она вообще ничего не чувствовала. Как и Мильтара, она спокойно смотрела на шерсть. Но вот только стоило мне оторвать взгляд от пола и самому, буквально на мгновение посмотреть — тут же почувствовал, что засасываюсь в какой-то омут. Кристально чистая, белая, с прекрасными изумрудными полосами…

Я отвёл взгляд. Сказав Лине одеваться, взять жезл и выйти на улицу — я сам вышел из дома вместе с рыжеволосой девчонкой.

Вот если задача по созданию каттий мне кажется решаемой, просто не хватает какого-то кусочка информации, то понять принцип работы этой шерсти я никогда не смогу. Сначала я думал, что она действует на всех без разбору. Но Ренс не впал в ступор, когда увидел её на празднике. Потом я проверил на Мильтаре, и тоже ничего. Теперь и Сатия. Я понимаю, что всё дело в том закрытом достижении. У меня тоже есть такие с самого рождения, и я сам не знаю об их предназначении. Даже уже бросил попытки их раскрыть из-за отсутствия хоть каких-то подсказок. Но вот с эльфийкой-то подсказка есть! Притом такая, что на эту подсказку смотреть невозможно.

По крайней мере, на празднике кое-что получилось узнать о самой шерсти. Когда нёс на руках Лину — боялся, что она поглотит скверну из моего тела. Но этого не произошло и это крайне хороший знак: эльфийка защищена от воздействия скверны. Скорее всего, она может так же спокойно жить в порченых местах, как и тигры нефритового семейства. И теперь я могу дотрагиваться до неё, не боясь навредить. Но всё равно, оба этих факта никак не помогают в решении загадки странного влечения к ней.

Вскоре Лина вышла из дома в сопровождении новой подруги. За прошедший месяц они успели подружиться. Наверно, только благодаря общению с Мильтарой эльфийка стала расти как личность чуть быстрее, чем ожидалось. Но всё равно надо будет объяснить ей, что иногда своё мнение стоить держать при себе.

Воззвав к духам, Лина выпустила из жезла маленький шарик огня. Едва слышно гудя пламенем, он взмыл в чёрное ночное небо под восторженное оханье рыжеволосой девушки. Я позволил Лине ещё раз воспользоваться жезлом. Вслед за очередным шариком в воздух устремилась новая порция восхищений и белой зависти.

— Когда вы начнёте меня учить? — спросила Сатия, стоило Лине и Мильтаре скрыться в доме.

— Пять очков навыков есть?

— Нет, только два.

— Вот когда будет, вот тогда и начну. Без чувства магии ничего у тебя не получится, а для его развития надо иметь пять очков.

— Почему? — от огорчения глаза девчушки помутнели как глаза мёртвой рыбы.

— Что почему?

— Почему всегда так? — голос её стал сдавленным. — Я что, много прошу? Почему я не могу сделать так, как считаю нужным?

— Ты сейчас о чём?

— О том, что хотела стать ткачихой — но мама не разрешила. До этого пыталась стать кожевницей, портной… Да кем мне только не запрещали быть! То мама, то папа одно и то же твердят постоянно! Я отучусь и уеду из деревни. А если я не хочу уезжать, а? А вот если я, наоборот, хочу в нашей деревне жить? Мне она нравится вообще-то! Очень! И речка, и луг, и Микуш, — это имя девчонка произнесла чуть ли не шёпотом.

— Не тот ли это парень, что прошлым летом себе руку сломал?

— Ага, он самый. Дурак. Хотел перед всеми покрасоваться и кувырок сделать.

— Его кандидатуру в женихи твои родители не одобрили?

— Да даже слушать не стали! Сказали, что с таким, как он, счастья не будет. А откуда им знать с кем будет?

— И ты в отместку родителям решила научиться магии? Интересный, просто потрясающий ход.

— Да ни в какую отместку я ничего не делаю! Я… — она замерла, словно статуя, но потом продолжила. — Я помочь хочу.

— Кому? Микушу?

— Да при чём здесь он? Деревне! Всем нам. Мы ведь всей деревней жили почти без денег, пока вы не приехали. А так хоть семена наконец смогли заказать магические. Знаете, такие, которые землю восстанавливают и удобряют.

— Знаю. Присядь рядом и ответь, пожалуйста, на пару вопросов.

Уж очень качественно Гильм мне на уши присел за эти полтора года — это старое чертило наврало мне с три короба. Как минимум про то, что дом этот с участком постоянно сдавался благородным — но всё оказалось иначе. Да, в деревню приезжали благородные посмотреть на условия проживания, но стоило им зайти в дом, и они тут же сбегали. Так он и простоял, пока я в деревню не явился и не стал платить за аренду. А ведь все те годы как за сам дом, так и за этот участок надо было платить налоги.

Теперь ясны причины спешки, с которой была восстановлена смотровая вышка — получили деревенские деньги за полгода вперёд, так и понеслись быт в деревне налаживать. Кстати, а я ведь давал советы Гильму о том, как правильно построить: и старую вышку, и этот дом. Его надо было по-другому строить, и расположение комнат поменять, и материалы другие нужны для стен. Но нет, старосте виднее со своей колокольни. Ладно, это сугубо его личные проблемы. Вот только одно меня смущает: почему сообщение от Сонтьялы не передали, если деревня с меня выгоду имеет?

— То есть ты решилась изучить хоть что-то, чтобы потом работать в деревне и приносить всем пользу?

— Да. Даже Ренс, и тот в городе отучился и сейчас помогает. Я чем хуже?

— То, что Ренс учился, я помню. Но ты ведь понимаешь, что тебе захочется остаться в городе? Ведь если ты выучишься магии, то ни о какой деревенской жизни и мечтать не придётся. Тебе сразу путь как минимум в авантюристы, если будешь пользоваться только магическими предметами. А если парочку заклинаний будешь знать, то тут уже и перспективы другие. Ответь-ка мне, где ты сможешь заработать больше денег: в деревне или в городе?

— Я в деревне хотела остаться. На скверный луг ходить, добывать тварей и продавать их.

— А простым мечом попробовать?

— Тяжело. И точно не разрешат, — она подпёрла голову руками и уставилась куда-то вдаль.

В курсе ли Гильм чем обернулось его упрямство? Точнее не только его, но и остальных жителей деревни. Вот результат их упрямства: сидит на крылечке, глаза на мокром месте и не знает, куда податься и что делать. Да и не только её так сильно покоробило. Даже Ренс, каким бы он ни был идиотом, всё равно прервал обучение в городе и вернулся в деревню помогать отцу.

— Иди домой, Сатия. Уже поздно. Тебя заждались.

— Хорошо, — она встала и протянула листок, который принесла из дома. — Вот сообщение.

— Подожди. Вернёшь обратно, чтобы не влетело.

Если выбросить строки о том, что Сонтьяла полностью на моей стороне и я правильно сделал, что спас Лину, хотя она троптос — останется чистейшая ересь, на которую отвечать не стоит. Сделаю вид, что этого сообщения я не видел. Моя персона — это не то, что смуглянка заслужила в награду за все пережитые страдания.

— Спасибо, что показала.

Поблагодарив за то, что её выслушали и позволили посмотреть на боевую магию вблизи, это несчастное дитя замученной походкой направилась к калитке.

— Сатия, — обратился я к ней, когда она почти вышла за забор. — Обязательно накопи пять очков навыков. Сам я тебя обучать не буду, но есть один разумный, который, возможно, возьмёт тебя к себе. И то, только на один год и лишь обучит как пользоваться магическим оружием и инструментом. Поняла?

Глазами девчонки можно было освещать самые тёмные углы самых тёмных комнат в самых тёмных замках самой тёмной ночью, ибо этот радостный блеск был виден даже с расстояния в пятнадцать метров.

Поток благодарностей, которым она бодро обмазывала мою персону, был прерван — девчонке стоило поспешить домой. Я лишь добавил, что разрешаю приходить раз в неделю: буду потихоньку рассказать про магическое ремесло. Одновременно и ей, и Лине.

Распрощавшись и убедившись, что Сатия наконец ушла, я направился в дом с твёрдым желанием допить чай и лечь спать.

Внимание, нарушение внешнего сигнального контура

Меня разбудило одновременно и оповещение системы, и противный низкий писк одного из замыкателей. А в дальней стороне участка чувствовался слабый, едва заметный магический след.

Активировано умение «Обнаружение жизни»

Время действия: 1 минута

Время до повторного использования: 72 часа

В передней комнате чувствуется три источника жизни. Это свои. На улице только одно существо. Либо оно действительно одно, либо я не чувствую его дружков. Ни умением, ни чувством магии.

Подскочив с кровати, я подал в замыкатель порцию маны, отключив звук и перезарядив одновременно. Может это Сатия? Нет, она точно не дура, чтобы решиться на подобное. Да и прошло с момента нашей встречи лишь несколько часов.

Схватив гримуар с посохом, я кинулся через весь дом на веранду. К ней приближалось это неведомое существо. Внутренние ставни во всех комнатах закрыты — за безопасность тылов можно было не волноваться. По крайней мере, услышу, если кто-то начнёт ломиться в дом.

Я встал рядом с входной дверью. Сжал покрепче посох, готовый в любой момент активировать «Физический щит». Рука рядом с гримуаром.

Существо недалеко. Метров пять, не больше. Я готов дать отпор. Если оно в одиночку, то надо вытолкнуть его и навязать бой на улице. В доме я посохом могу лишь защищаться: мало места и удар не нанести.

Три метра. Слишком быстро подошло, словно бежит. Давай, падла, подходи. Не знаю кто ты, но я не люблю, когда меня будят среди ночи.

Один метр. Оно уже рядом с крыльцом. Надо действовать на опережение.

Отпираю засов двери.

Выбрано заклинание «Оцепенение»

— Лик’Тулкис, прошу, не нападайте. Это я, — за дверью раздался спокойный и размеренный голос.

— Нурт? Какого хера ты делаешь?

— Я прошу прощения, но у меня срочно послание от главы.

— Что за послание.

— Оно касается инцидента с труппой бродячих артисток.

— Ты один?

— Да. У меня есть оружие, но оно за спиной.

— Дверь на себя.

Дверь открылась и на крыльце действительно оказался Нурт, облачённый в чёрные одежды. Я чуть подался вперёд и заглянул по сторонам. Нурт тут же поднял правую руку:

— Я один, клянусь.

— Верю, проходи, — я развеял заклинание и пропустил парня на веранду.

— У меня мало времени, — он протянул лист бумаги.

«Ликус. Буду краток: мы угодили в передрягу…»

— Да ладно, гений кучерявый⁈

— Прошу прощения?

— Вырвалось. Это я про главу.

— Ничего страшного, я понимаю.

'Ликус. Буду краток: мы угодили в передрягу.

Я смог связаться с тёмными. Длинноухие нас всех подставили. Сильно. Мы с тобой мелкие пешки, нам ничего не угрожает, но со школой тёмных случится беда. Коротко — они могут попасть под прямое руководство высших эльфов. А это плохо.

Нурт должен будет передать тебе книгу – она твоя. Подарок, как подтверждение нашей дружбы. Я проследил, откуда принесли тот свёрток и вышел на Хубара. Он сказал, что зазнавшийся ксат сделает что угодно за эту книгу. Не знаю, что у вас с Хубаром произошло. Я полистал её и ничего не понял, но потом увидел последнюю страницу.

Нужно будет привезти эту девчонку в целости и сохранности в Мантар, город, который чуть не разрушили год назад. В нём есть школа тёмных эльфов, вот туда и надо доставить девчонку.

Прошу, помоги. Если согласишься, то я всё подробно объясню при встрече. Передай Нурту свой ответ. Я помогу с чем захочешь. Единственная просьба: прийти завтра.'

— Что за книга?

Я уже не знал, что думать. Одно понятно: Хубар закрысил одну из книг. Но клятва не была нарушена, значит — она не касалась процесса изготовления каттий.

— Вот.

Нурт протянул книгу. Я быстро пролистнул страницы. Практически сплошной текст с различными рисунками непонятно чего, на ходу сразу и не разобраться. Разве что оглавление порадовало: две главы были посвящены пористым материалам. Как раз в одной из них расписывалось, как можно сделать жидкий пористый материал из слизевого гриба. Одна строка названия, две страницы описания свойств. И двадцать четыре страницы процесса выращивания. Не мой вариант, однозначно.

— Передай Бриану, что я согласен.

Сказал я, стоило только увидеть последнюю страницу. «Написано пером Шомн’уна Мо’лгота, школа Кн’апто, город людей Мантар». А дата так вообще заставила сердце биться чаще: книга была написана всего лишь пятнадцать лет назад. Возможно, этот самый Шомн’ун ещё жив, я смогу договориться с ним и, возможно, всё же сделаю хоть одну каттию.

— Тогда ждём вас к двум часам дня на временное принятие в группу главных авантюристов, — выпалив как скороговорку, Нурт вышел на улицу и помчался обратно в город. Проследив за ним и убедившись, что он пересёк границу участка, я сам вернулся в дом.

Своим писком замыкатель разбудил не только меня, но ребёнок уснул до того, как Нурт убежал и Лина просто стояла рядом с кроваткой. Мильтара так же стояла рядом и сжимала в руках самое грозное оружие, которое только смогла найти.

Попросив её поставить табуретку обратно, я разогнал всех спать. Хоть мне и хотелось ещё раз допросить девчонку, но лучше подождать до утра. Но даже если сейчас хорошенько подумать, то намечается несколько проблем. Точнее, сначала будет одна, а потом уже подтянутся другие. Лог…

Да-а, до Мантара путь неблизкий. Даже если предположить, что в пути ничего не задержит, то всё равно недели две добираться с караваном. Можно на лошадях, но так будет выиграно два, максимум три дня. И кто его знает, сколько я проведу ещё в той школе. Даже если месяц — всё равно это слишком много. Раньше можно было не боясь оставить Лину в деревне — но в нынешней обстановке это станет крайне глупым поступком. Мало мне было ребёнка, так теперь и про Лину известно старосте. И всему его семейству. Да и ещё история с этим спрятанным сообщением — как бы кто не ворвался в дом, пока я в разъездах.

Вот и первая проблема: надо съезжать отсюда. А после этого сразу появится ворох других проблем. Что делать с охранным контрактом деревни, который я принял ещё в начале весны? Что сделать с зельями лечения? Ведь процесс перекачки завершится ещё недели через две, а я буду в отъезде. Ладно хоть думать о месте переезда не стоит: к ксатам направлюсь. Они не будут против.

Скверно всё это, если подвести итоги. Одно радует: задуманное мной постепенно воплощается в жизнь.

«„----“„----“„----“»

Конец шестой арки.

Третья книга: https://author.today/work/154054

Третья книга вернёт повествование в конец первой книги.

Пора узнать, через какие трудности прошёл Сиал.

И постепенно получать ответы на многие вопросы.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/126164

Оглавление

ВАЖНОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Арка четвертая. Дитя Место действия: Северный континент

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Арка пятая. Семья Место действия: Северный континент

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Арка шестая. Ка́ттия Место действия: Северный континент

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6