Обреченные [Владимир Яковлевич Ленский] (fb2) читать постранично, страница - 2

к нашей даме, которая принимала все это, как должное, с величием маленькой королевы. Она старалась никому из нас не отдавать предпочтения, быть равной к нам обоим, но, как женщина, она уже умела хитрить, притворяться, и я замечал, что она питает к брату более нежные чувства, чем ко мне. Мое самолюбие страдало от этого невыносимо; я испытывал боль настоящей ревности, хотя сам не чувствовал к Ирине ничего, кроме чисто товарищеской привязанности. Меня оскорбляла просто несправедливость, ибо я делал для Ирины то же самое, что Сеня, иногда даже больше -- и не получал тех нежных улыбок, какими она дарила его...

Однажды мы играли в путешественников. Сеня отбился от нас в чаще парка и мы с Ириной долго не могли найти его. Продолжая ту же игру, я сказал девочке:

-- Нашего товарища, вероятно, съели тигры...

Ирина сделала большие глаза, скривила рот и вдруг громко заплакала. В эту минуту из кустов выглянул Сеня. Девочка бросилась к нему на шею, плача и смеясь в порыве настоящей, восторженной радости, целуя его плечи и руки...

Эта сцена произвела на меня сильное впечатление, вызвав неприязненное чувство к Ирине и зависть к брату... Через несколько дней, охотясь за воображаемым тигром, я нарочно спрятался в кусты и терпеливо высидел там два часа, не отзываясь на призывные крики Сени и Ирины. И что же? Они скоро перестали искать и звать меня и спокойно занялись постройкой шалаша, совершенно забыв обо мне, как будто ничего и не случилось... Когда я вылез, наконец, из кустов и подошел к ним -- Ирина не только не бросилась мне на шею, но даже не выразила, хотя бы для одного приличия, ни малейшей радости. Она сказала, недовольно хмуря брови:

-- Я знала, где ты спрятался, только не хотела сказать Сене. Чего ты там так долго сидел?..

Я покраснел до слез и смущенно оправдывался:

-- Вовсе я не прятался... Меня чуть тигры не съели и я... я отбивался...

Она посмотрела на меня, удивленная моей ложью, и, ничего не сказав, пожала своим маленьким, худеньким плечом с настоящим женским презрением.

Тяжелая обида сжала мне сердце. Отчего она поверила, когда я сказал, что Сеню съели тигры, а теперь не хочет верить, что на меня напали звери?.. Слезы брызнули из моих глаз, и я сказал, плача:

-- Я не хочу... больше играть... Я... уйду...

Я повернулся и пошел, надеясь, что Ирина бросится за мной и станет обнимать меня, как Сеню, и упрашивать остаться с ними. Но девочка не двинулась с места, спокойно дала мне уйти, и я весь остаток дня пролежал в детской на диване, уткнувшись лицом в подушку, плача и придумывая план адской мести маленькой, коварной женщине...

На другой день, на предложение брата -- принять участие в их охоте на слонов -- я заявил, что так дальше продолжаться не может; так не бывает, чтобы у одной дамы было сразу два рыцаря; нужно устроить поединок, исход которого и решит, чьей должна быть Ирина...

Девочке понравилась эта мысль, и она охотно приняла на себя роль судьи в этой дуэли братьев. Ее женскому самолюбию, по-видимому, льстило сознание, что мы будем драться из-за нее, как дерутся взрослые мужчины из-за настоящей дамы...

Мы выбрали оружием длинные палки и, поставив условием -- не бить по голове и лицу, принялись усердно тузить друг друга. Ирина стояла в стороне, следила за нашим поединком, и я видел, как менялось ее личико, вспыхивая и бледнея, по мере того, как победа клонилась то в одну, то в другую сторону...

С нас катил пот градом, на теле у нас, казалось, не оставалось уже ни одного живого местечка, но мы оба держались крепко, не уступая один другому, постепенно приходя в ярость и уже не соразмеряя силы удара. Палка Сени случайно задела меня по голове, и это нарушение одного из главных условий нашей дуэли взорвало меня, хотя я отлично видел, что он сделал это ненарочно.

-- А, ты по голове! -- крикнул я, задыхаясь от злости. Так и я тоже!..

И я изо всей силы ударил его палкой в темя...

Ирина вскрикнула и бросилась к Сене, который уронил свою палку и бледный, как бумага, стоял с закрытыми глазами, схватившись за голову. Его пальцы окрасились кровью. Ирина обхватила его за плечи руками и плакала, дрожа и прижимаясь к нему...

Я тоже уронил свою палку. Во мне мучительно боролись стыд раскаянья с гордостью победителя... Я понимал, что победа моя была нечестная, но все-таки это была победа; противник был сражен...

-- Я победил! -- сказал я, героически преодолевая жалость к брату и страх перед кровью, залившей его пальцы. -- Ирина моя!..

Девочка, плача, затопала ножками.

-- Я не хочу быть твоей! -- выкрикивала она с рыданьем. -- Ты гадкий! Злой!.. Я Сенина!.. Ты смошенничал!..

-- Он тоже ударил меня по голове! -- мрачно сказал я. -- Спроси ею...

-- Неправда!.. Ведь, ты не ударил? -- спрашивала она Сеню, тормоша его за рукав. -- Скажи же, что ты не ударил!..

Сеня болезненно улыбнулся и кротко сказал:

-- Ударил...

Девочка надула губы и сердито сказала:

-- Ты тоже говоришь неправду!.. Ты ударил нечаянно! Я видела!.. А он нарочно!..

-- Это все равно... -- сказал Сеня, кривя губы от боли в голове. -- Он победил...

Ирина топнула ножкой, и глаза ее