Вопросы и ответы. Сборник стихов [Станислав Пилипенко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Станислав Пилипенко Вопросы и ответы. Сборник стихов

Колыбельная


Спи малышка, спи мой птенчик, спи красавица моя.

И пускай зимою лютой тебе снятся тополя,

что растут в селе далеком, там где бабушка и дед.

Там, где жизни беззаботной я оставил яркий след.

Запоет в лесу кукушка, заскрипит ли старый пень,

ты закрой свои глазенки, позабудь прошедший день.

Пусть твой ангел, там, на небе, тебе песенку споет.

И пускай тебя от горя, лести-грязи сбережет.

Сон твой солнцем засияет назло всем коварствам тьмы.

Теплым, добрым синим морем, белых средь лесов зимы.

Спи малышка, пока спится, спи пока нет и забот.

Спи, пока твоей судьбою предназначен «мелкий брод».

Некогда и я, вот также, беззаботный и простой,

наслаждался полной чашей своей жизни холостой.

И забравшись в дебри леса не спешил я их ломать.

Не спешил я зерна счастья под ногами подымать.

Не взрастали мои всходы, не тужился я и рос,

укрываясь пухом счастья на кровати сладких грез…

В свете звезд искрится снег, тихо падают снежинки.

Непонятною гурьбой у окна застыли льдинки.

Город спит, лишь мне не спится, я мечтаю в тишине.

Новая в судьбе страница улыбается во сне…


Депресняк


В окне моем не тухнет свет.

А это значит — я гуляю!

Те деньги, что копил «сто лет»,

за день безбожно пропиваю.

Депрессий странная пора –

зимы крещенские морозы.

Тоска моя, как свет стара,

в ней женских губ шипы и розы.

****

Темнеет быстро, ночки отсыпные

в своих туманах прячут фонари.

Почти растаяли снега седые,

скрывают воду у себя внутри.

На речке лед разъеденный туманом.

С рыбалкой и не стоит рисковать.

Мир прячется в каком-то свете странном,

вдали предметы трудно узнавать.

И здесь, у нас, на выселках несчастья,

завязнув где-то по уши в грязи,

где ни закона, ни суда, ни власти,

наш разум наше счастье тормозит.

В его глазах столбом висят туманы,

в его ушах шумит все время дождь.

Не прояснить ему того обмана,

врагам который может лишь помочь.


Все не так уж плохо


Забудь все то, что было,

открой свои глаза.

Всю жизнь остановила

упавшая слеза.

Пока в пустых сомненьях

ты проводил часы,

проблем столпотворенье

намерили весы.

Живи, брат, как живется!

Но коли пришла беда,

то лишь в труде найдется

счастливая звезда.

Не дам я панацеи

от всевозможных бед.

Но, все ж, будут целее

сердца твоих побед.


26 января, Зимний, 1904 год


20-й век еще вначале,

Январь к концу листает дни.

Царь Николай, в огромном зале,

средь бала дивной толкотни,

в простом полковничьем мундире -

и не хозяин, и не гость.

Его повинность в этом пире

ему нужна, как в горле кость.

Ни «да» ни «нет», царь — дервиш ветра,

чей бурю вызовет дагват*,

последний бал играет щедро.

Но этой бури аромат,

с востока ветер уж навеял

(ведь утром вспыхнет Порт-Артур).

Японец уж войну затеял.

Но бала красочный гламур

пока еще пьянит раздолье,

всей спящей сладостно Руси.

Все офицерское застолье,

что у буфета** и вблизи,

вновь соберется здесь (на утро).

Одни и год не проживут,

других с царем сметут попутно,

каких же «заграницы» ждут…

* дагват — призыв, странствующие дервиши (нищие) сохраняя верность своему братству, скитались по миру и занимались среди населения дагватом (призывом).

** на царских балах, в одном из залов устраивали буфет, там можно было выпить шампанское, клюквенный морс, угостится фруктами, уникальными печеньями и конфетами от кондитеров Царского Села. Чаще всего у буфета собирались не танцующие офицеры.


О козлиной слепоте


О «Слепоте куриной» -

написаны тома.

Над «Слепотой козлиной» -

лишь непоняток тьма.

Болезни проявленье

распознается в том,

что даже с освещеньем

(достаточным притом),

больной не видит правды

и блеет странный бред.

Всех доводов глиссады,

не оставляют след,

в потоке рассуждений,

немыслимых его.

Средь лжи нагромождений

он видит естество.

Вот схемы — все понятно,

и ясно что да как.

Все расшифровки внятны.

Однако ж, есть чудак

(и не тупой же вроде),

но смысла он неймет.

В немыслимой природе,

совсем наоборот

всю суть он понимает.

Хоть носом его ткни,

он все перевирает.

Ему враги одни

мерещатся повсюду.

В мир без полутонов,

в проект с надеждой чуда,

поверить он готов.

****

Под толстым слоем пыли,

скрыт мрак прошедших дней.

Все то, что мы забыли,

покоится под ней.

Через века, ученный,

найдет наш зыбкий след.

Он, думой окрыленный,

поймет дней наших бред.

И мы сейчас копаем,

пытаясь разобрать,

ту уйму страшных таин,

что богу лишь под стать.

Ведь тьма цивилизаций

нашла в земле приют.

И нам ли разобраться,

куда «пути ведут»?


В ночное


Бросим мыслей вереницу,

уж потух зари костер

и на дальнюю станицу,

ночь накинула шатер.

Прибегут друзья, со смехом,

будем МЫ костер палить.

И со «страшным божьим грехом»

Будем девок мы любить.

Поцелуй растопит душу,

алых губ зажжёт огонь.

Я не стану ее слушать,

как в старинку, под гармонь,

нас закружит в ритме вальса

звезд полночных канитель.

Будет страстью наслаждаться

разнотравная постель.


О отдельных


Прикрывши флёром благородства

мозгов пропитейший бардак.

Внезапно обнаружив сходство

с великими (в своих чертах).

Эксперд нам "истину" вещает!

Узнав десяток умных фраз,

бред предсказаний сообщает,

прозреньями сражая в раз…

****

Так только брата ненавидят.

О друг мой бывший, как же так?

Обидно, что конец невиден,

когда немыслимый бардак,

истины бриз в башке развеет.

Сойдешь ли ты с аллеи тьмы,

над коей флаг фашизма реет?

Ума, хоть не возьмешь взаймы,

но оторвись от лжи потока,

узри ты правду, суть пойми.

Пусть не тяну я на пророка,

но ты ж, как пьяный из корчмы

торя пути не видишь света.

Не понимаешь действа суть.

Речь твоя злобой перегрета,

а в мыслях только мести суть.

****

Жизнь, как река — есть и исток, и устье,

свои глубины и своя длина.

Скорей всего быстринное верховье,

к низовью же глубока и полна.

Одна петляет, меж камней да горок,

другая же все сносит напролом.

Одна прозрачна, а в другой же морок.

И с виду тихо, а внутри — Содом.

Одна бежит, петляя где подале,

какая же течет в краю родном.

Одна буйна в неистовом запале,

но вдруг стает спокойна целиком.

Куда бежит твоей реки водица?

Какая почва у нее на дне?

Быть может в ней безумия частица,

качает волны с дурью наравне?


Просто ливень, просто гром…


Нет, не канонада,

то раскаты грома.

В степь идет прохлада.

Но жары истома

снова к нам вернется,

паром обдавая.

Буря ж пронесется,

земли поливая.

Странно, непривычно,

ты не бойся звука.

Это гром обычный,

молнии потуга.

Это не снаряды,

не ракет разрывы.

Радоваться надо…

Будут люди живы.

****

Как мы гуляли, боже ж мой,

какие песни мы орали!

Шашлык, пузырь, казан с шурпой

среди идиллий пасторали.

Вдруг это все покрылось тьмой,

как в «Тихом Доне», даже хуже.

Друзья с ума сошли гурьбой,

в открытую фашисту служат.

На память плюнув, на дедов,

что уж давно лежат в могилах.

Война идет среди садов.

И ведь сейчас никто не в силах

обратно пленку прокрутить,

и вразумить их невозможно.

Чужому мозг не одолжить.

И докричатся к ним так сложно…


О Эвропе


Европа скажете… Европа!

Не та ль, что женщин на костры

тащила, превращая в копоть

Христа великие труды?


Та ль, что колонии имела,

страшнейших дел там натворив?

А прибыль выкачав умело,

те земли кровью окропив.


Та ль, что не мылась и воняла,

духами скрывши «аромат»?

В одеждах хитрых щеголяла,

среди кичливых буфонад.


Та ль, где евреи и цыгане

уничтожались в лагерях?

Сейчас в гонениях славяне.

Не все, лишь те, кто не в друзьях.


Там коммунизм и не рождался,

фашизм есть сущность этих стран.

Теперь в другом он воссоздался,

Родится ль новый там тиран?


И нет, мы тоже не святые,

отнюдь не нимб над головой.

Свое у нас (ведь мы живые).

Но мы не лезем в этот рой.


Психиатрическая сказка


Марафон психиатрии,

средь инфляции мозгов,

подлых СМИ шизофрении,

уничтожить нас готов.


Кто-то Мордором назначен,

кто адептом дураков.

Управляется и скачет,

ради смерти продавцов.


Продавцы ж безумны сами.

На кормах своих коров

экономить слишком стали,

натворив в хлевах делов…


Буря


Злые ветры над степью беснуются,

вспышки молний мерцают вдали.

Буре ряд тополей повинуется,

изгибаясь пророй до земли.

Кто вне дома, кто степью скитается,

тот мольбы всем богам уж вознес.

На судьбину всерьез возмущается,

духам злым уж устроил разнос.

Буря ж мчит уповаясь просторами,

Днепр взбивая высокой волной.

Гонит тучи потоками спорыми,

свет размывши дождя пеленой.

Но не вечны ведь бурь наваждения.

Да, порой и наделают бед.

Там, за тучами, ждет пробуждения

развеселого солнца банкет…


О не выросших.


Младенец мир впервые распознал.

Он труд чужой еще не понимает.

Кто-то пеленки утром поменял,

Где все берется, кто же его знает?

Ведь суматоха, вся вокруг него,

И главные — его только желанья.

Так, год за годом двигаясь легко,

Отдельные и мрут без пониманья…

…Гламур гадливый выветрил мозги.

Шарм расслабухи, мир без напряженья.

Шприц вместо соски, виски, порошки,

Такие, междуклубные сраженья.

В чем ты не зверь, все в чем ты человек,

Все в чем ты от животных откатился,

То силы воли требует вовек.

Но мозг отдельных в лени растворился.


Было ж, было время!


Меня уж здесь забыли,

чужой стал, вот же ж черт.

Года промельтешили.

Мой юности концерт,

здесь прошумел, в тенечке

у клуба, средь полей…

Стихов любовных строчки…

Гулянок апогей…

Эх! Было ж, было время!

Неистовый кутёж,

дискуссий и полемик

подвыпивший галдеж.

С гитарой ночь у речки,

под водку с шашлыком.

Иль баня с жаркой печкой.

Всех праздников дурдом,

такой любимый всеми.

Но вдруг… затихло все.

Переженилось племя.

В покое и труде

вдруг потекли недели.

Но так случилось уж,

желанья мне напели

дороги выбрать гуж.

Знакомства, расставанья,

все новые друзья.

И новых вех познанья

нелегкая стезя.

И вот, я снова дома.

Только не весел дом.

Лишь «новая солома»

для красоты кругом.

Те, с кем гулял как ветер,

уж непонятны мне.

У них авторитете

тот, кто еще бледней.

Не лучше и не хуже,

все просто не мои.

Любой в свое погружен.

Прошедшего слои

все слишком изменили.

Нет линии бесед.

По разному пожили,

тем общих вовсе нет…


О граде на холме


Согласна ль антилопа

с харчистым счастьем льва

(когда, после галопа,

она полумертва,

под ним уж еле дышит)?

Ну ясно — вовсе нет!

Но лев мольбы не слышит,

она — его обед.

Ну где тут справедливость?

Не видно… хоть убей!

Тут лишь необходимость,

потребы апогей,

все привела в движенье.

Никто не виноват.

Нет правды в этой сцене.

Льву нужен мяса шмат!

А эта, иль другая,

добыча бы была.

На слезы невзирая

судьба свое взяла.

Но лев не вечен в силе,

однажды сдаст и он.

Пред тем, как с гнить в могиле,

разбит, изнеможён,

один, уже без прайда,

он будет умирать.

Часы… минуты ада

с трудом переживать…


Шлях


Ночь на звезды не скупилась,

коль луны на небе нет.

Степь во мгле преобразилась,

всюду таинства секрет.

В тьме запуталась дорога.

Там, на стороне Плеяд,

светом звездного чертога

тополей очерчен ряд.

Значится туда сбегает

этот пыльный, древний шлях.

Он, округу оставляя,

где-то там, в других краях,

замирает, вдруг, у моря.

Ведь когда-то бурлаки,

на волах, и с ленью споря,

соль возили на торги

(в древне) этою дорогой.

И на небе млечный путь,

был всегда указкой строгой.

Трудно в сторону свернуть.

Пот веков земля впитала,

пыльный шлях не зарастёт.

Сколько гроз прогрохотало?

Сколько же дождей пройдет,

прежде чем взрастет травинка,

посреди сего пути?

Даже ночью нет заминки,

одному хоть, но пройти,

хоть по краюшку дороги.

Чьи-то ж, вон, следы лежат?

Только шлях свидетель строгий.

Пылью ветры прошуршат -

нет следов, А был ли кто-то?

Был ли — не был, шлях то есть!

Средь годов круговорота

Он лишь стал константой здесь.

Скифы, турки и казаки,

по нему в делах прошли.

Мир был, били воин драки:

он остался, все сошли…


В преддверии


Туча серою овчиной,

небосвод заволокла.

Темень над землей целинной

март несет взамен тепла.

Буря рвется над округой!

Вон, степи уж словно нет.

Тут же, мир словно напуган,

тихо, мирно, солнца свет.

Но еще чуть-чуть и грянет,

донесутся облака.

Ветер сильный забуянит,

вспенится волной река…

Вот и жизнь у нас, как в буре,

черти стелются ковром.

Революция «в гламуре»,

принесла стране погром.

Люди ж что… их жизнь ветвится.

Кто спокоен, кто-то нет,

кто уехать норовится,

не оставив здесь и след.

Кто-то переждать в надежде,

у кого ж предел надежд.

Знают все: что было прежде,

все уже в краю легенд.

Но легенды переврали.

Памятников старых тьма

заменяется в аврале.

Только в смыслах кутерьма,

ложью дикой прорастает.

Всплыл нацизма старый хлам.

Всех сожрать толпа желает.

Дурь шагает по умам!


Старый блюзист


Он перерос работу на полях,

пришел блюзист на улицы Чикаго.

Простой парнишка, в вытертых туфлях,

он раб, а не какой-нибудь деляга.


И кто бы знал, что через сотню лет,

будет звучать тот голос и гитара.

С обложки диска смотрит старый дед,

на тех кто водку пьет у стойки бара…

****

Порой актер, сто раз сыгравший роли,

блиставший на подмостках и в кино,

не дюжий ум свой показать изволит.

Явит всем то, что им сочинено.

И пусть он бог в ярчайшем лицедействе,

его, в ролях, народ боготворит,

чужих речей неведомый гроссмейстер,

гурман, самовлюбленный сибарит -

такой к актерству часто лишь способен.

В другом же он не стоит ничего.

Но публика, в неистовом захлебе,

кумира превозносит своего.

И вот, паяц, слепив дерьма творенье,

весь мир каким изволит поразить.

Но, часто, труд не стоит обсуждений,

и только лишь безумием разит.


Мысль


«И ад и рай, святая душа, внутри нас. Да. Да. В самом человеке. В его паршивой мысли».

А.Т. Черкасов, «Хмель».


Мысль обвиняет, объясняет,

возвысить может, очернить.

Мысль и злодейство оправдает,

коль совесть в думах обделить.


Мысль создает богов величье

и преисподней царство тьмы,

приводит к лени безразльчью

и опускает до сУмы.


Порой и ад — всего лишь мысли,

лишь заблуждений страшных мгла.

Реальность только лишь осмысли,

поймешь, что жизнь не замерла.


Она идет, но думы в старом

найти пытаются оплот.

Ты все живешь былым кошмаром,

тебе ж судьба «тузы сдаёт»…


Пили, ели…


Пили, ели, похвалялись,

здравицы толкали всласть.

Все в чужое наряжались,

и чужому поклонясь,

на свое и не смотрели -

серо, буднично оно.

Бриллианты ж проглядели,

словно вместо глаз бельмо.

Ведь свое отнюдь не дурно,

ну не хуже, видит Бог.

Вроде с виду не гламурно,

только в этом то и «сок».

Часто то, что с виду дивно,

Пустотой внутри разит,

вредностью своей противно

и забвенью подлежит…


И свет…


И свет не сразу пробивает тьму,

смотри восход как землю освещает:

на небе рассветило туч кайму,

а лес еще в потёмках пребывает.

Вот так и ты, борясь с кромешной мглой,

точи ее — и камень станет пылью.

Коль воля есть, то даже со «скалой»

расправится тебе вполне посильно.

Но не всегда охота воевать,

порою мы уходим от атаки.

Не каждый может «в полный рост восстать»,

в костре борьбы готов сгореть не всякий…


О некоторых


Тенеты разума невежеством полны,

в химере помыслов лишь тяга к благодати.

Причем чтоб даром, чтобы вовсе без цены,

чтоб без труда жить как у бога на зарплате…


Ветер гневается в море…


Ветер гневается в море,

гонит тучи к берегам,

катит волны вдоль простора,

угрожает кораблям.

Рядом, в маленьком проливе,

ботик вьется между скал.

Неумелый, несчастливый,

он с судьбой не совладал.

Стал он поперек к приливу

и о камни, дном своим,

бьет, когда поток бурливый,

силой страшною маним,

в море мчит, бросая пену,

щепки в море унося.

С каждым разом, непременно,

что-то с палубы снеся.

И с водой метались бочки,

вёсла и обломки мачт.

Страшный треск стоит от всклочки.

А на палубе — раздрач:

Матросня, в мешковых робах,

кто за что схватясь дрожит.

Капитан уж слишком робок,

слишком жизнью дорожит…

Потому и минимален,

шанс спастись у моряков.

Все в ловушке оказались,

у своих же берегов.


Чума


Если господь даровал некоторым большую силу, чем другим, то для того ли, чтобы они похвалялись собственной выносливостью…

Д. Дефо «Дневник чумного года»


1

Чума идет… вновь город в запустеньи,

кто мог, хотел, давно уж убежал.

Священники иные, тоже ж бренны,

тот кто боялся, кто не экстремал,

давно ушли, оставив свою паству.

И самозванцы правят в тех церквях.

А люди поддаются их лукавству,

не чуя дури в сладостных речах.

Шуты свои закрыли балаганы,

театр пуст, пивнушка заперта.

Все знахари, шептухи-шарлатаны,

открыли свои лавки неспроста.

Страх подавил людскую адекватность,

загнал в потемки мозга здравый смысл.

Подонками все время правит жадность,

и многие идут на страшный риск.

Микстуры, травки, чудо-обереги:

«Недорого, поможет, покупай!»

Стекались к крохоборам денег реки:

«Давай, спеши, карманы подставляй!».

Астрологи, гадали не внакладе,

к ним тоже повалил благой народ.

Что на роду, где я в таком раскладе,

что день грядущий нам преподнесёт?

Вопросов много, мало лишь ответов,

но каждый обмануться сказке рад.

Запутался народ во тьме советов,

и к истине влачиться наугад…


2

И вот пришло… то там, то тут больные,

могильщики привыкли уж к смертям.

Встречаются дома уже пустые,

чьих жители отправились к богам.

Труд очень многих стал уже не нужен,

дороги улиц поросли травой.

Их трафик лишь повозками загружен,

в которых трупы возят на покой.

Дома же зараженных закрывали,

к ним стражников приставив на часах.

Но часто в них закрытые сбегали,

округу заражая впопыхах.

И бесполезны травки, амулеты,

всех кто их делал тоже мор прибрал.

Иные, страхом смерти подогреты,

кто раньше лишь на бога уповал,

побольше заготовив провианта,

вдруг сами запирались от других.

Повсюду правит смерти доминанта.

Священники забыли про больных, -

одни врачи старались делать что-то.

Но не было лекарства от чумы.

Болезни непонятная природа,

вогнала в ступор лучшие умы.


3

Убили кошек и собак убили,

вот крысам больше нет уже преград,

они свободно хворь распространили,

от коей умирал и стар, и млад.

Богатый или бедный, повсеместно,

для всех единый был тогда обряд,

всех хоронили вместе и безвестно,

в чем были, в яме, разом всех подряд.

Могильщиков полнощный колокольчик,

стал будничным в черствении души,

ведь смерть жила в среде житейских хроник.

Хоть страшно, но случались грабежи.

Как странно, но опасность зараженья,

отдельных алчных вовсе бы неймет.

И трупов раздевали, без сомненья,

миазмов не боясь, таков народ.

Торговли нет, и труд людей не ценен.

Кто беден был, работал — где найдет,

со смелостью, звериной отвагой:

в чумной барак, к уходу за больным,

в командах похоронных, ради блага -

не околеть бы с голоду самим!

Порою, боль в не лопнувших бубонах,

совсем сводила страждущих с ума.

Срывались люди, прямо в панталонах,

бежали прочь, округу изумя,

пока не падали в изнеможеньи.

А умирали после, через час,

когда от боли били уж в сознаньи,

без криков, коль источник сил погас.


4

Тревога о себе все вытесняла,

в тот час никто не думал о других.

Толпа на то надежду потеряла,

что кто-то, но останется в живых.

Родителей больных бросали дети,

бросали и родители детей.

Одну опасность мнил сосед в соседе.

Младенцы, от кормящих матерей

чумою при кормленьи заражались,

пролито реки слез у алтарей.

За пару дней дома опустошались.

Погасла и надежда на врачей…


5

В домах пустых распахнутые двери,

качает рамы легкий ветерок.

Кто их прикрыть бы мог, уж вне материй.

И кажется, что еще один виток,

и мир людской совсем сорвется в бездну.

Но нет, только настали холода,

Они то и загнали в угол скверну.

Болезнь вдруг поутихла. Навсегда?


Эпоха Собачьего сердца


Мир без отцов, без матерей,

Где «номерной родитель».

Где нету жен, где нет мужей.

Где дьявол — победитель.

Куда же тянут нас сейчас,

где ж тот предел абсурда?

С какой дурной горы скатясь,

пришел к нам тот паскуда,

который хочет проредить

народ на белом свете?

Людей плодится разучить,

на всей нашей планете.

Вещают тренды рупора,

что было, уж не в счете.

«Сердца собачьего» пора,

где Швонеры в почете,

пришла сейчас, — Не прячься, брат,

не отсидеться с краю!

Ты дышишь — значит виноват!

Вина же возрастает,

коль воспитал своих детей

по дедовским законам.

Прогнать родителей взашей!

Детей в других канонах,

взрастят в красивых лагерях,

введут в постчеловеки.

Они подымут новый флаг.

Похоронив навеки,

все то, что лучшее средь нас

природа породила.

Тот вечный, дедовский заквас,

в чем есть вся наша сила…


Под плоскогорьем лакированных мозгов…


Под плоскогорьем лакированных мозгов,

Налеты прежний поколений затаились.

Сплошная ересь предрассудков всех сортов,

Где боги тотеизма суетились.

Примет и всяких заблуждений кутерьма,

Мрак ведовства, потемки шаманизма.

Науки груз весь этот ералаш подмял,

Чтоб не было и духа мистицизма.

Но корень бога до сих пор в речах лежит,

Он в сути слов водой живой играет.

Суть естества нас непонятностью страшит,

И каждый тут науку поругает.

Порой и знающий, ученный человек,

Кидает мысли в мистики чудесность.

Заходит в тот, замшелый памяти отсек,

Где боги берегут свою помпезность…


За прилавком старый Циппельман…


За прилавком старый Циппельман,

Тортик «Палине» для нас пакует.

Красота, — пойди такой сваргань.

Запахом ванили интригует,

Белый крем, в листочках золотых,

А внутри: все сливки с шоколадом.

Упаковка, видов козырных,

С лентами и всяким маскарадом.

Ананас, бананы и коньяк,

Мясо и горячие лепешки.

Едем другу — он в гульне мастак,

Редкостный, веселый сладкоежка.

Баня, рядом с озером большим,

Лес его стеною окаймляет.

В тишине мы пьянкой прозвучим,

Всех чертей язык хмельной облает.

Старый, дымом схваченный камин,

После будет душу мою нежить.

Я, средь леса степи блудный сын,

Все в лесу меня может потешить…


Время


Несет вперед нас времени поток,

Неумолимо, горы разрушая.

И ты плывешь по нем, как поплавок,

Лишь обплывать стремнины успевая.

И даже если можешь править курс,

Чуть сбавить ход, свернуть куда потише.

Все ж Хроноса немыслимый ресурс,

Не даст уж слишком длинных передышек.

Из ночи, вдруг прорвавшись в этот мир,

Мы вновь, проваливаясь в ночь, уходим.

Напрасно, как транжиры из транжир,

Мы часто время жизни переводим…


Хмель


Бутыль уже пуста наполовину,

Чернит бокалы сладкое вино.

Раздумий хмель нагонит чертовщину,

Мир превращая в странное кино.

Которое никак не остановишь,

В котором ты пока играешь роль.

С бокалом каждым мысль все бестолковей,

И в мире ты лишь шут, а не король.

Вино, завладевая головою,

Твое наружу гонит естество.

Ведь в шутовстве, нет, не вино виною,

Раскрепощая мыслей колдовство,

Хмель открывает дверь твоей натуре.

Она ж свободно льется в мир мирской.

Нет, ты в хмелю не окарикатурен,

Он высветил лишь то, что есть тобой.

И шутовство не самый страшный морок,

Жестокость и коварство — вот беда!

Бывает часто, во хмелю рассорясь,

Не мирятся уж люди никогда.

Виной тому такие откровенья:

Один нечаянно показывает суть

своей души, другой меняет мненье.

Ничем его тогда не развернуть.


Звездные моря


Вдали, в лесу, где темень непроглядна,

Смотрю я ночью в звездные моря.

Вся эта бездна, взору необъятна,

Коей мы видим только лишь края,

И динозаврам также вот светила.

Порой сверхновой вспыхивал цветок,

Порой комета мимо «проходила».

Но все ж, Европа, запад иль восток,

Примерно те же звезды наблюдали.

Древний Шумер, Китай, там, или Рим,

Всё сеяли по звездам, собирали.

Кто отличался знанием таким,

Имел престиж, был у истока власти.

Бывало ж и палили на кострах,

Кто знанием перечил высшей касте,

Кто грезил о неведомых мирах.

Наука дебри знаний осветила,

Прошла пора супремы и костров.

Нам многое фантастика сулила.

Но будни среди звездных городов,

Покамест уж совсем малореальны.

И берег, что Плутон нам очертил,

Маячит вдалеке звездой нахальной,

Добраться до которой нету сил.

****

Не видим мир мы ясными глазами,

Все затуманено — как будто вдалеке.

Ведь знания нам выдают кусками,

Мозг в цельное их собирает в голове!

И если в чем-то знаний не хватает,

Мозг сам достраивает видимое вряд.

Не потому ль тебя не понимают,

НЕ потому ли люди ересь говорят?


Эмигрант увидел мир


Вчера мужик повесился, в Майами,

У моря, там где слышен шум волны.

А прилетел он в Штаты за деньгами,

Даже квартиру продав в полцены.

С ее балкона видно было речку,

Что убегала в даль большой тайги.

Далекое и милое местечко,

С причалом, где сидели рыбаки.

Туда он после армии вернулся,

Крутил баранку, пиво попивал.

Во всем, совсем как уж вертелся,

Не звезды, ну уж розы он срывал.

Но скучно стало, захотелось воли…

Свободно развернуться во всю мощь.

В стране далекой, где и черт дозволен,

У моря с солнцем, в буре толковищ,

Он сможет все, и звезды будут рядом!

А здесь… здесь все как горькое вино.

И люди здесь ему казались стадом,

Все серостью вокруг порождено.

И вот рванул… звезда за океаном,

Баранку ту же вверила ему.

В подвале жил разбитом, грязном, дрянном,

Сколь ни вертел, а вывертел — суму!

Нашло… кругом одни воспоминанья,

Фейсбук, где-то знакомые, друзья,

На фото встречи, праздники, прощанья,

Там, в городке, куда попасть нельзя.

Пути закрыты, нет ни сил ни денег.

А хочется на речку, в старый бор.

И понял вдруг, что он был сказки пленник.

Что он нашел — долги лишь да позор…


Предосеннее


Солнце греет либерально,

Тучки в небе, тут и там.

Кот валяется нахально,

Отдается своим снам.

Скоро осень, скоро слякоть.

Нам последнее тепло,

Август дарит ярким стягом.

Ведь не юг, дождем могло

Лета краешек расквасить.

Облаками, до весны,

Солнце спрятать в серой рясе.

Мы же, солнца лишены,

Пребывали бы в уныньи,

Будь-то вечно не везет.

Среди буднишней рутины

Раздражались бы на все.


Единожды солгавши


Позолоту пальцем стерли,

А под ней простая сталь.

Нам все это время врали,

За алмаз продав хрусталь.


Больше их не будем слушать,

Их глашатай осрамлен.

Плачет черт по ихним душам,

Текст проклятий изречён…

****

Солнце греет либерально,

Тучки в небе, тут и там.

Кот валяется нахально,

Отдается своим снам…


Послебожие


Устроив похорон богов,

Воздвигли трон сверхчеловека.

И вот, приходит груз счетов -

Трясет Европу «дискотека».

В их дом пришла толпа чужих,

и «право быть» для них решает.

Как эхо древностей седых,

Вражда и злоба нарастает…


Зеркало реальности


Мы в звездах видим очертания богов,

Свой лик мы видим в проявлениях природных.

Мир понимая, сквозь таинственность мозгов,

Мы упрощаем вид всех непоняток сложных.

Но свыше меры персонален алгоритм,

Для нас таких необходимых упрощений.

Он порознь взятого в отдельном обдурит,

Введя реальность в междупутье искажений…


Все тоже снова повторилось


Утырки вдруг в героях оказались,

Народ обманут хитрой маской лжи.

Все думали: «Европы мы дождались!»

В итоге — получили грабежи.

Везде, во всем, сплошное ограбленье.

Где только можно, где совсем нельзя.

Власть мнит каких-то странных достижений,

Свою в них тупость ясно отразя!


Не набившему шишки


Разноцветный бисер — на пол!

Ставь большой кувшин на стол!

Все, что на плите состряпал,

В холодильнике нашел,

Все мы за ночь уничтожим

Ради ниточки бесед.

Будь мы чуточку моложе,

Закатили бы банкет,

Где б лилось рекой спиртное.

В две гитары… сущий ад…

И соседям бы покоя,

Не давали б сутки вряд.

А сейчас уж кровь остыла,

И в другом мы видим толк.

Нет уже былого пыла,

Колокол безумства смолк…

Время… время — сокол быстрый,

Что летит в крутом пике.

Все что есть ты на стол выставь,

Вспомним всех, кто вдалеке!

Кто не может с нами выпить,

Но, однако, помнит нас!

В девяностых кто мог выжить,

Всех, кто здравствует сейчас!


Гульба


Разноцветный бисер — на пол!

Ставь большой кувшин на стол!

Все, что на плите состряпал,

В холодильнике нашел,

Все мы за ночь уничтожим

Ради ниточки бесед.

Будь мы чуточку моложе,

Закатили бы банкет,

Где б лилось рекой спиртное.

В две гитары… сущий ад…

И соседям бы покоя,

Не давали б сутки вряд.

А сейчас уж кровь остыла,

И в другом мы видим толк.

Нет уже былого пыла,

Колокол безумства смолк…

Время… время — сокол быстрый,

Что летит в крутом пике.

Все что есть ты на стол выставь,

Вспомним всех, кто вдалеке!

Кто не может с нами выпить,

Но, однако, помнит нас!

В девяностых кто мог выжить,

Всех, кто здравствует сейчас!


Средь множества дорог…


Средь множества дорог,

Мы выбрали одну.

Направил ли нас бог,

Иль слыша сатану

Мы выбрали сей шлях,

Подчас неясно нам

И танцы на углях

Нас ждут то тут, то там…


То что люди не понимают, склонны осуждать


Мы тратим жизнь как хочется, как надо,

Как нам велят, или на зло другим.

Стремимся счастья мы достичь когда-то,

Но в этом слове, что за смысл храним?

У каждого свои ведь рассужденья,

Понятья, точка зренья, разум свой.

И что другому тяжко до мученья,

То первый будет делать день-деньской.

И не вини ты в глупости отдельных,

Мол, — то ни этак, сё у них ни так!

Ведь не понять воззрений параллельных,

Так сложен жизни странный кавардак.

****

На диком поле, средь степей,

Зарывшись в землю люди жили.

Влезали в драки (кто смелей),

Другие ж хитрость подразвили.


Так и живет один народ,

Две ветки душ своих питая.

Уж переживши тьму господ,

Ничем другим не уступая.


Но вот пришел, тот кто хитрей,

Кто разделяя всеми правит.

И вот, раздор среди людей,

На диком поле тризну правит…

****

Навар — с яиц! Кастрюля подгорает,

а мы кричим, что ворог побежден!

Жизнь — на трубе! Торговлю враг питает,

страною ж правит клоун-сюзерен…

****

Что случилось с зимой?

Слякоть, грязи разводы,

Лужи с темной водой

Ждут от неба погоды,

Чтоб не высохнуть вновь,

Вновь дождем напитаться.

Серость злых облаков

Хочет с нами остаться…


Размышление


Саваннами зеленой Серенгети,

Росу сбивая странствуют слоны.

Лишь расписав в восходе силуэты,

Лежат равнины, красками бедны.

Кудряшки туч еще скрывают солнце,

Светя на все ярчайшим кумачом.

На ветках бабуинов стайка жмется,

Пока еще забывшись сладким сном.

Лишь миг, мир снова в красках расплеснется,

Здесь ярко все, и звуки и цвета.

Яркий букет из запахов несется,

Неистова саванны красота…

*****

От начала времен и до этой минуты,

Миром правит жестокий закон перемен.

И пока нет того, кто суть жизни распутал,

Человек чает мысли, что он эпицентр

Всех событий земли и наверно вселенной.

Вызывает улыбку такой постулат.

Не являемся ль мы для природы гангреной?

Ведь продукт нашей жизни, для всех жутковат.

****

Терновый куст у поля расцветает,

Мир, просыпаясь, уж листвой покрыт.

Ручей с цветками в поле убегая,

Сруб огибает. Брошен, позабыт,

Сей сруб в природу бревна возвращает.

Как здесь он оказался, средь лесов?

В земле уже по окна завязает,

Еще немного, и в конце концов,

Природа заберет, что подарила.

Что отобрали, — тоже возвратит.

Мы для нее, как муха-дрозофила,

И смысл весь наш, он ей лишь приоткрыт.


Вторичность сознания


С реальностью столкнуться очень сложно,-

Ее фильтрует ощущений сеть!

Всю правду не узнаешь ты! Возможно,

И тень ее тебе не рассмотреть.


Буря


На дворе день ненастья,

Ветер гнет тополя.

Беспросветные страсти

Будоражат поля.

Море желтой пшеницы

Бьет волной в горизонт.

Нет ни зверя ни птицы.

Туч неистовый фронт

Краской темною злиться

На равнины земли.

Вновь гроза разразиться

Яркой вспышкой вдали…

****

На палубе пиликает музончик,

Но наш корабль начал путь на дно.

И те кто знают то, что путь окончен,

В спущенных шлюпках скрылись уж давно.

Двухцветный флаг закопчен и разорван,

Гимн корабля заезжен, осрамлен.

И крыс не видно, коих было прорва,

А экипаж до бунта доведен.

Сто раз уже меняли капитана,

Но штурман продолжал вести на риф.

В его мозгах дымит марихуана,

И старых карт дурной императив.

****

Тропа кривая, странной стороною,

Ведет страну в неведомую даль.

С двухцветным стягом, с славою дурною,

Таща с собой Мазепину медаль.

Чем дальше путь, тем строй манкуртов гуще,

Дурней манеры и страшнее культ.

А странно ведь — земля ж, как сад цветущий,

Всевышний в нее лучшее плеснул…


Хипочка старая


Она учила песни Дженис Джоплин,

И Джимми Хендрикса включала перед сном.

Спала с любым, кто хочет и способен,

Жила свободой и мечтала стать цветком.

И отрицая рамки временные,

Часы не знала, дни недели и года.

Длиннющий хайер, джинсы вековые,

Лишь автостопами меняла города.

Везде ждал сейшн с классным расколбасом,

Кровать в общине и не хитрая еда…

Прошли года и все исчезло разом,

Она же думала — все это навсегда…


Как пукнуть с яблочным запахом?


— Да! Как?

Скажи мне брат!

— Никак!

Хоть сам бы рад!

****

Да, бесы смертны,

уж Данте подтвердил!

Вы только верьте,

Но надо много сил!


Осторожно — невинный интеллект!


В хлеву, в дерьме и под панами -

Вот, что майдан наш наскакал.

Невинный интеллект (местами),

Мечте надгробным камнем стал…

А я ведь думал — обойдется.

Пускай поскачут, толку с них.

Быть может разум их проснется,

И это все затменья миг.

Но нет, как видно — не проснулся,

В такие дебри нас завел,

Что даже дьявол ужаснулся,

Звезды манкуртов час пришел.


Предночное мриво


Роскошный блюз «качает» Бонамасса,

В такт барабанит дождик за окном.

Еще не ночь, но мир уже без красок.

Вдруг молния просветит, грохнет гром.

И с каждым разом вроде легче станет,

Словно с грозой приходит чистота.

И словно бы, совсем не мзга буянит, -

Мир очищает странная среда…


Поет цыган…


Поет цыган и скрипочка играет,

распевы подхватил аккордеон.

В дали ночной округа исчезает,

вся степь с рекою, лишь костра огонь

в темной воде дорожкою искрится.

Безлунна ночь, лишь звезды — толку с них.

Лишь миг еще и тьма распространится,

звезд будет больше, выжди только миг!

Костер трещит, огонь играет цветом

и песни разгорается мотив.

Цыган поет про грусть на свете этом,

но весел песни сладостный надрыв.

Момент еще — и табор подпевает,

Песнь льется. Дивный, яркий пляс

костер своею краской затмевает.

И табор, в этой пляске разойдясь,

весь мир вокруг совсем не замечает,

лишь у костра сидит седой Баро.

В костер он молча палочки кидает,

весь вид его серьезен и суров.

Когда-то так же табор разгулялся,

в далекий, страшный сорок первый год.

Такой-же ясень над рекой склонялся.

И он, цыган, красивый, без забот,

ждал девушку за ясенем у речки.

Костер пылал и табор весь плясал.

В такую ночь неплохо поразвлечься,

коль вышло так, что черт луну забрал.

Но вдруг из ночи выделились тени,

сверкнул метал и грянул залпов гром…

Семь автоматов… люди как мишени…

Смешался мир в отрезке временном.

И стихло все, лишь звук губной гармошки,

мелодией веселой мир взорвал.

— Getroffen! Aufsteigen!* — слов ледышки.

И дьявол тени снова в ночь вобрал

Прошли года, все раны затянулись.

Один из всех остался он живым.

Сколько ночей над миром развернулись,

но эта ночь до смерти будет с ним.

*Немецкие военные полевые команды: Цель поражена! К машине!


О не вышедшем из роли


Паяц! Забудьте роль,

Снимите свою маску!

Ведь вы уже король,

Хоть трон ваш и затаскан…


Реальность и ее копия


Есть фактичная реальность -

Есть реальность в головах.

Непохожесть уникальна,

Даже в красках и словах…


У нового пути


Стоял на дороге,

Спокойный, печальный.

Пусть нищий в итоге.

Пиши, — оптимальный.

Что было не давит,

Прошло, — слава богу.

Все ж опыт добавит,

Облегчит дорогу…


Романипе


Старик, за желтой занавеской,

Вещает правду всем вокруг.

Не проходи, ты им не брезгуй,

Вокруг ведь тысячи хапуг,

С какими ты дела имеешь.

И ничего, душа чиста.

Оставь пятак, — не похудеешь.

Взамен же тайны красота

Раскроет пред тобой объятья.

И пусть в его словах лишь ложь.

Он нагадает годы счастья,

Любовь, которую найдешь,

Детей, добра полная хата…

И пусть… пусть сказки пять минут

Получишь ты пятак потратя,

Пусть карты сказочку наврут…

****

Печаль и желчь из дыр его сочится,

Обижен он и зол на все вокруг.

Он неспособен жизнью насладится.

Вся суть его похожа на бурдюк,

Где лишь вода, и та давно протухла.

Всегда один, не может он дружить.

Его душа, как черствая краюха,

Лишь только нервы может теребить.


Замкнутый круг


Потомки недоваренного мыла*

возводят мыловарам монумент.

Мозги им мысль дурная вскипятила.

Совсем уж непонятно, дивиденд

какой они при этом заимеют?

А коль колодец плюнет им в ответ?

Их прадеды на небе багровеют,

хоть и они такой кордебалет,

вот так так же всей Европой танцевали,

Ответку ж получили «хоть куда»!

Пред этим точно так же нагнетали.

И снова вот, все та же чехарда!!!


****

Весь кубок юности один раз допивают,

За сим во всем исходы тяжелей.

Хоть нас надежда никогда не покидает,

Она с годами светится тускней…

****

У мира людей, на обочине,

Постой, отдышись… посмотри.

Услышь тишины средоточие,

Средь мыслей пустой мишуры.

И пусть твои взоры спокойные,

Воды созерцают поток.

И мозга Его полномочие,

Покоем надышится впрок…

****

Идеи веры и безверья,

Вновь не дают мозгам покой.

Плетут узоры мыслей звенья,

— А есть ли что-то за чертой?

Не может быть, что нас не будет,

Сознанья свет и мыслей фон,

Все чем мы есть, все чем мы люди,

Затмит успенья рубикон.

Ну просто в голову не входит,

Так и кричит, — Ну как же так?

Зачем нас свет воспроизводит

Открыв сознанья саркофаг?


Перед началом


Сложны процессы разрушенья,

Они скрываются в тени.

Их всех не видно до мгновенья

Средь повседневной беготни.

И замечаешь лишь намеки,

Лишь тени будущих проблем.

Близки они, или далеки,

Но сеть затронутых систем,

Ослабила основу силы

И замутила ясный взор.

Слушки вранье объединили,

За оговором оговор,

Льют в древности ушаты грязи.

И симулякр надежды всплыл.

Но все спокойно в своей массе,

Пока час драмы не пробил.


Под маской


Мы все стоим одной ногой в тени,

Всю жизнь свою пол естества скрывая.

И кто мы есть, средь жизненной возни,

От света прячет маска основная.

Кто знает, сколько сущностей за ней,

Какая вычурность внутри сокрыта?

Сколько кипит внутри тебя страстей

Надежно прячет внешняя защита.


Панщина


Кастрюлей череп заменили,

Поставив мысли на контроль.

Всех неугодных устранили,

Каких умножили на ноль,

Каких на край земли загнали,

А кто и сам пошел в бега.

А после государить стали,

Заливши дурью берега…


Сложность в простоте,

Или ошибки воспринимаемые как хитрость


Внимаешь в речи-симулякры,

Пытаясь в них нащупать смысл.

Скребешь всех знаний темный закром,

Догадки все кладя на лист.

И все равно суть уплывает,

Не ясным кажется порыв.

Когда же правда проступает,

Сквозь явной лжи палиатив.

То все в действительности проще,

Чем ты себенасочинял.

Мозг, подозреньем заполощен,

Все чрезмерно усложнял…


О нас


Жизнь — лишь событий анфилада,

Сквозь тень которой мы идем!

На всех нас маски маскарада,

И все мы очень часто лжём.

Мы мыслей шум и снов затменье,

И тело странное вокруг.

Сквозь восприятий разных стены,

Мы жаждем смысла акведук.

****

Суррогат обвинений

Сублимирует правду.

Ложь не ждет подтверждений,

Речь про совесть отставите!

Кто-то скажет, — Был честный,

Оболгали напрасно!

Только времени бездна,

Протекла сонмом казней.

И кричи-возмущайся,

— надо бить в морду сразу!

Надо коль, — защищайся,

нужным делом за фразу!..

****

Призвание — приказ от бога,

Но… кто услышал, а кто нет!

Последних к сожаленью много.

Хоть первые не раритет,

Но кажется расслышать надо,

Не каждый понял все слова.

Порой всю молодость истратя,

Иль даже в старости живя,

Так человек и не находит,

Тот истинный, свой славный путь.

Кого-то это не заботит,

Другого ж в петлю утянуть

Может такая вот не ясность.

Но, не спеши себя карать!

Смени свою однообразность,

Быть может стоит рисковать?

****

Белый снег нам взоры затуманил,

Пух холодный падает с небес.

Ветер вьюгой вечер испоганил,

И народ весь c улицы исчез.

На дорогах ни души, ни зверя,

Всяк, кто жив, тот греется в жилье.

И пока лютует атмосфера,

Мир весь словно канул в забытье.

Словно нету ни земли, ни солнца,

И летит, что видно, в белой мгле.

Будка без собаки у оконца

(Ведь собака греется в тепле),

Часть забора, старая калитка,

Вот и все, что высветил фонарь.

Остальное, далеко иль близко,

Поглотила вьюги белой варь.


В сетях культурного марксизма


Мораль нормальных отношений,

С парадом тащат на погост,

С кучей дебильных обвинений,

С карикатурой в полный рост.

И всякий чувствует давленье,

Тоталитарных малых клик.

Лишь фрикам в этой мизансцене

Для власти выдадут ярлык…

****

Парад вселенских патологий,

Все набирает свой накал.

Плутней рекламных технологий,

Кто пляшет в нем и кто плясал,

Обманут, сам не представляя,

Кто это действо освятил.

В чем его сущность ключевая,

Забыл и тот, кто оплатил…

****

Иссяк талант безумных сценаристов,

Впадает в дурь Туманный Альбион.

И режиссер комедии — неистов,

Но в рамках кадра только мыслит он…

****

Второй уж день весь мир гуляет,

Замкнула эллипс свой земля.

Рюмка за рюмкою мелькает,

И с пьяной удалью шаля

Мир забывает о заботах,

О том, что нервы теребя,

Напоминает о невзгодах,

Над чем мы каждый день корпя,

Все наши будни проживаем.

Эту ж неделю стар и мал,

Блаженной леностью пылаем,

С делами медлить приказал!


Развеснение


Еще стылостью тянет земля,

Ведь весна не раскрыла объятья,

Только дни лишь чуть-чуть растепля

И траву у дорог разлохматя,

Нам надежду на лето дала.

Намекнула весенней капелью, -

Скоро будет година тепла,

С соловьиною дивною трелью..


Страна без правил, без свобод


Страна без правил, без свобод!

Твой убегающий народ,

Пускает корни в чужине*,

Уже не веря той брехне,

Что льется из твоих царьков,

Их прессы в пропасть голосов…

Кто ж из гнезда не улетит,

Кто будет этой ложью сыт,

Тот сам себе будет манкурт,

В потомках вторя сей апсурд!

1991, Днепропетровск.

*чужина — (укр.) чужбина


Флагеллантство


Они шагали следом за чумой,

Кнутом себе увечья причиняя.

Не знал никто, — нет правды никакой,

Лишь веру за пейраму* почитая

Они могли судить о том, что есть,

Всевышним объясняя цепь событий.

И дурость за фактуру предпочесть,

Их разум мог (лишь к дурости отрытый).

* пейрама — (греч.) истина, основанная на опытах.


Из моего молчания и молчания многих


Ведь кто-то промолчал во время линчеванья,

Не стал невинного от шоблы защищать.

А кто-то опосля не выразил желанья,

Всю эту публику к ответу призывать.

Кому-то не хватило мужества и силы,

Злословью дикому глаголом возразить!

Смотрите, внемлите в то, что мы натворили,

Ведь под молчанье многих зла тугая нить,

Свила орнаменты кровавыми узлами,

Готовя вновь Варфоломеевскую ночь.

Я тоже не святой, я был там где-то с вами,

Как жаль, как жаль, но горю видно не помочь!

****

Дух бодр питаясь благодатью,

Дождемся ль завершенья страшных дней?

Стоит ведь бес за нашей знатью,

Костры он разжигает у церквей.

Падут ли в них святые лики?

Бацилла злобы ходит по дворам,

Кто ею поражен, тот в клике,

Что молится придуманным богам…

Написано после получения томоса Православной церковью украинского патриархата


Веревка, мыло и терпилы


Не терпится терпеть терпилам,

Плачет по ним веревка с мылом!


ЕГО месть


Быть может мстил ОН, думать нам мешая,

Не дав понять — где правда, а где ложь!

Огнем пылает степь моя родная,

А кто виновен — суть не разберешь.

Не тех панов мы к власти допустили,

В душе их явно дьявольская суть!

И нас они, все как могли душили,

Не опасаясь палку перегнуть.

И вот, сейчас, бежит родное племя,

Кто понял лжи ядреной естество.

Беснуясь в дури, егозит богема,

Лишь прикрывая ложью воровство…


Раздуплившийся боец


Боец войны "просратой" изначально,

Вникнув в абсурдность выглядит печально…

****

Алгоритм все тот же, — разделяй и властвуй,

Принцип этот старый в силе и теперь.

Вот сидит же где-то хитрый "головастик",

С виду, как разиня, а взаправду — зверь.


И плетя интриги, раздувает войны,

Сталкивает лбами тысячи людей.

Ярлыки развесив назначает цены,

Бросивши на бойню чьих-то сыновей.


Но козлом назначен кто-то посторонний,

На кого удобней враки навести.

Вот и тонет в дряни он (оговоренный),

И не может с правдой к людям он прийти.


Потому, что громче всех кричат кликуши,

Купленных на веки горе-королей.

Весь эфир сплошною ложью перегружен,

И ушат вонючий будет все полней.


Мы в начале изменений


Идет откат, большое разрушенье,

Мир вояжей межзвездных не пришел!

Вновь кризис на нас вешает мишени,

Упадок все, что в будущем оплел.

Идет волна больших переселений,

Ведь с мест родных сорвет людей нужда.

Всех ждет десятилетка изменений,

Где будет горем потчевать вражда…


Регресс


Идет откат, большое разрушенье,

Мир вояжей межзвездных не пришел!

Все ближе к обезьянам поколенья,

И все скудней стремлений ореол…


В обмане


Пять лет прошло, а многие все там же,

Где им глаза замазал симулякр.

Он в их мозги въедается все глубже

Устроив там безумия аншлаг.

Онижедети вызвались в небратья,

Их странный ветер крест перевернул.

И новости звучат словно проклятья,

Грабеж средь бойни, лютой лжи разгул.

Но люди верят, нет, не все, а те же.

С бездумьем взора правды не видать!

По кругу все, как кони на манеже.

Им тяжело ошибки признавать.

***

Все будет быстро, некрасиво -

Упали бомбы, лопнул мир.

А те, кто спрятались ретиво,

Не входят в тот счастливый клир,

Который счастьем наслаждаясь,

Будет под солнышком гулять,

А в своих бункерах кончаясь,

О смерти будут лишь мечтать.

****

Из кухонного эфира*,

Разгорелся разговор,

Где там было, что там было,

Спор явился на простор.

О науке, о вселенной,

Страшных тайнах естества.

О страданьях в жизни бренной

И не ради озорства,

А чтоб разрешить проблемы,

Докопавшись до глубин.

Угадать все теоремы,

Осветивши тьму пучин.

* Е. Грищковец «+1»

****

Коль за столом засели шулера,

А у тебя ни кольта ни дубинки,

Подумай — а твоя ли здесь игра,

Не по тебе ль затеяли поминки?…

***

Звезда немытого несчастья,

Под звон гитары, на дворе,

Орет куплеты сладострастно,

Про жизнь с шаманским да икре.

Да так красиво излагает,

Простыми рифмами верча.

И на рюмашку взгляд бросает,

Свои нервишки щекоча.

А он ведь знал вкус жизни яркой,

Была и слава и икра.

Судьба немыслимым подарком,

Все выдавала на-гора.

Были поездки и концерты,

Но вдруг, — остался лишь стакан.

Зеленым змием подогретый,

Спалил все лени ураган…


Планемо


В тишине сияющих звезд,

Мерит дали жизни погост.

На планете были сады,

Теперь только темные льды.

От системы теплой, родной,

Убегает в бездну долой,

Чей-то кров, жилье и приют,

Даже ветры там не поют…


Керивныкы


Смесь циников, подонков и «нулей»*,

Кто с совестью, а кто с умом в разладе,

С восторгом гонят в пропасть лошадей,

При этом оставаясь не внакладе…

2016, Никополь.

****


О гонке вооружений


Со сталью в голосе мы требуем ответа,-

Куда мы мчимся? Придержите лошадей!

Но кучер пьян, несется к пропасти карета

И с каждым мигом все становится страшней!

****

В сравненьи скотств ответы равнозначны, -

Лишь скотство все, вникать — лишь труд свинячий.


Не только о скачках


Не на тех вы батенька, ставите коней,

Эти кони старые, надо по свежей.

Кучер там пропоище, ненадежен гад,

Лишь рекламы яркие золотом горят…

****

Дождя уж не было полгода,

— Кто виноват во всем? — Шаман!

Он к духам не нашел подхода,

Не так звучит его варган.

Он даром кушал наше мясо,

Напрасно грелся у костра.

И его мерзкая гримаса

Не принесла нам всем добра.

Вон женщины костер раздули

И старики несут котел.

Ножами воины сверкнули,

Новый шаман интригу сплел..


Бабья осень


Бабья осень, Новополоцк, желтая трава,

Отмирает все, что было, чем я жил вчера.

Стоить планы размышляя, всех людей удел,

Большинство из них растают, в том лишь их задел.

Где-то песня Бадди Гая про овцу поет,

К Мери lamb любовь питает, у крылечка ждет.

Но в гитарных соло Бадди слышится кабак,

Там, где пойла дух тлетворный среди шума драк.

Стройный ряд воспоминаний в голове прошел,

Там, где я красивый, стройный юность свою плел.

Было ж время, без заботы, в шуме и гульбе,

Между легких увлечений к страсти ворожбе.

Где друзья? Все разбежались, да и я не там,

Где родился, и где вырос с горем пополам.

Мою родину жестоко ветры теребят,

Так же точно теребили сотню лет назад.

Все по новой повторилось, словно в страшном сне.

Снова в брата брат стреляет, снова степь в огне…

****

Равнины житницы Европы,

зияют полной пустотой.

Пусты нарытые окопы

и лишь сверчки, наперебой,

трещат в траве на Диком поле,

как было сотни лет назад.

Где ж пахари твои: — В неволе?

— Да нет, они в земле лежат!

— Кто ж их низверг, монгол иль турок,

кто их дома опустошил?

— Да нет, их атаман-придурок

брату войною пригрозил.

Его далекий надоумил,

и все на ухо нашептал.

И предводитель обезумел,

народ обманом застращал.

И вот, с мозгами в паранойе,

его народ стал сук пилить.

Ведь сам пилил, не поневоле.

И в предков стал ушаты лить

с дерьмом, так весело, задорно,

с уверенностью в правоте!

Вот и погиб народ, позорно,

без света, в полной нищете.

На холм взойди, в степных просторах

стоят поникшие столбы.

Но проводов нет на опорах.

и хоть давно уж нет пальбы,

Никто здесь ничего не чинит,

«Стоп! Мины!» вывески висят.

Война равнину не покинет,

была хоть сколько лет назад!

Я это в 2018 написал, в Никополе. Нахлынуло…

****

По осени видно — тут север!

Там, где мои степи — жара!

Тут солнце не греет под вечер,

И ночь — лишь прохлады пора.

А там — духота даже ночью,

Нет спасу от страшной жары.

Зимою дожди лишь пророчат,

Все в мокром пустые дворы.

А здесь все же воздух прозрачней,

Нет пыли иссохшей степи.

Здесь спится и дышится смачно,

Лишь печку дровами топи…

****

Пришли запятнанные кровью

Крестить истоки наших душ.

Сгребают грязной пятернею

Святое все в свой грязный куш.

И им плевать на наши думы,

Они решают все за нас.

Тренд их намерений безумен,

Слепая бойня началась…


Давайте представим, что не было нас…


Давайте представим, что не было нас,

Какой-то наш предок не выжил, а сдался.

Ни кто не услышал «с небес божий глас».

Весь мир беспризорный навеки остался.

Спокойно гуляет по Африке слон,

Кабан в своей луже, — кому они надо!

Родник лишь водой, что под ним загрязнен,

Бобровая гребля — ему лишь преграда.

Кому тогда нужен рекордный надой,

Рекордных несушек вонючие туши,

Болото с вонючей и «ржавой» водой

Никто никогда никогда не осушит.

В нем жабы орать будут каждой весной,

А цапля за завтраком будет их кушать,

А Ванька, зашедши в глубокий запой,

Березу у речки вовек не порушит.

Поленья в крестьянской печи не сгорят,

А вновь зацветут они липовым цветом.

Кого тут винить, но кто тут виноват,

Что печку хозяйка топила с рассветом?

Такие ведь мы, никуда нас не деть,

Нам нужно «пожить», а не просто слоняться!

За камнем горы как же не углядеть,

Нам нужен прогресс и нам с ним не расстаться!

****

Не «пилите» бабы мужа

каждый день из мелочей,

Никому такой не нужен

Сгусток нервов и страстей!

Не зачем сердится… право!

В сеть житейских передряг

Нам всегда судьба вплетала

Ссоры мелкой яркий флаг.

Ссоры драки и скандалы,

В жизни их не избежать!

Сколько судеб в них пропало,

Сколько будет пропадать…


Человек из фьорда.

Свободное изложение «Висы радости»


Вперед суровым идем строем,

Щитов нам хватит, мы без кольчуг.

И наши души живут боем,

Врагов за горло берет испуг.


Мой меч в руке, как небо синий,

Им будет в схватке повержен враг!

Лежит мой скарб в ладье драконьей,

Туда добавлю я всяких благ.


Где дуб растет в далеком фьорде,

Моих подарков ждет моя Рут.

Хоть дали миль туда простерты,

Все мои мысли лишь к ней плывут.


И будет Рут в красивых лентах,

Ну а на платье красивый шелк!

Тесьму и брошь продали венды,

Плюс с этой битвы какой-то толк…


Оригинал перевода

(Харальд Суровый. Висы радости. Поэзия Скальдов. Перевод С.В. Петрова)

Идем строгим

Вперед строем

Без кольчуг,

С мечом синим.

Блещут шлемы,

А я — без шлема.

Лежит в ладьях

Вооруженье.

Смело в лязг мы лезем

Льдин кровавой давки

Под щитами.

Так ведь Труд велела ленты.

****

Степи вспаханы плугами,

Пашня сеяна зерном.

Всходы ровными рядами

К солнцу тянутся стеблом.

Вечер к ночи солнце клонит,

После знойного денька

В степь туман густой нагонит

Шаловливая река.

Темень выползет из ямок,

С под пригорков да ярков.

Месяц-вор, красив да ярок,

Сбросит сеть дневных оков…


Эмигрант


Он с белыми драпал из Крыма,

В Париже ж осев, загрустил.

Заныло в душе нестерпимо,

Как понял, что он совершил.

В лесу, у реки, диким полем

Он часто ходил по ночам,

А дни заливал алкоголем,

Пугая собой нежных дам.

Друзья разбежались по миру,

Загрязли в каких-то делах.

Кто беден, кто бесится с жиру,

А кто уже сгинул впотьмах.

А было ведь, строили планы,

Надеясь на помощь извне.

Но ясно теперь — шарлатаны

Столкнули их в этой резне.

И где ты теперь — государство,

Которое было родным?

С царем, что в небесное царство

Вознесся уж духом своим.


И смех и грех


Больше грустно чем смешно,

Мир с ума сошел, ей-богу!

Снова СМИ пробили дно.

Снова кто-то, свою ногу,

Прострелил другим назло,

Дьявол в ужасе смеется.

Крышу у него снесло,

Видя то, как мир «грызется»


Не ищи меня сегодня…


Не ищи меня сегодня

Старый, добрый домовой.

Вновь по милости господней,

Жгучей страстью огневой

Мое сердце загорелось,

Не дает спокойно спать.

Дай мне лучше сил и смелость

Приоткрыть ей чувств печать.

Пусть хоть с маленькой надеждой

Загорят ее глаза.

И улыбкою небрежной

Ее губы скажут «да».

Не ищи меня дружище,

Я не буду ночью спать.

У реки, где воздух чище

Буду ночку коротать.

Там компания мужская

(С рюмкой, водкой и костром).

Нам гитара заиграет,

Мы ей дружно подпоем.

Мой хмельной язык за брешет,

Горы кроя хрусталем.

Ветер волосы расчешет,

Вновь мешая кровь с огнем…


Ума сума и гамадрилы


Люди с тихими умами

Стали нашими панами.

Корчат дум своих потуги,

Гамадрилов ярких други.

****

Спи моя любимая, спи мой цветик ясный.

Пусть приснится сон тебе, добрый и прекрасный.

Тополя над речкою, а над ними небо,

Воздух слаже сахара и вкуснее хлеба.

Луч последний солнышко за гору толкает,

Месяц в небе лодочкой звезды собирает.

День прошел заботами через твои руки,

В сновиденьях сладостных пусть не будет скуки.

Пусть не будет вещим сон, будет доброй сказкой,

Так наивно радостной, яркою раскраской.


Время


Скажите, — что может быть проще,

Чем времени медленный ход?

С весною в березовой роще,

С осенней плеядой забот,

Не думаем мы, что за сила

Царит в этом беге секунд.

Спешим, «закусивши удила»,

В метро, в магазин, на завод.

Тем временем в нашей науке

Глаза режет белая брешь.

Ученый сдыхает от скуки,

А времени быстрый кортеж,

Наносит на лица морщины,

Стрижет нас и красит виски.

Скажите, — какие причины

У старческой нашей тоски?

Виною прошедшие годы

(впустую, как кажется нам).

Да… время в руках у природы,

Не стыдно ль великим умам?


Тютелька к тютельке


Ничего нет постоянней

Постоянства перемен.

Вот был лед, вот но растаял,

Вот вода ему в замен.

Все в динамике, все «дышит»,

Что-то делается с ним.

Кто-то крикнул, кто-то слышит,

Вот огонь горит, вот дым.

Все есть следствием причины,

Все есть фактом перемен.

Дом мой, праздники, крестины,

Мелкий дождь, трава у стен,

Все с чего то начиналось,

Нету вечных и святых.

И коль с кем-то что-то сталось -

Отразится на других!

В такт настроена машина,

Тютя к тютельке идет.

Сей простой закон бессменно

В ногу с временем живет.

Нет замен и исключений,

Нет отгулов, отпусков.

И других нет верных мнений -

Ты не верь в язык лгунов.


N.B.

Самым сложным всем явленьям

Есть простые обьясненья.

Тютя (рус. устар.) — удар топора по дереву


Процесс запоминания


«Нет грубее и распространеннее ошибки, чем идентифицировать реальность предметов (находящихся вне нас) объективным существованием ощущений (которые скрываются в нашей голове)»

Маркиз Де Сад.

«Разум — не что иное, как весы для взвешивания предметов являющихся внешними по отношению к нам»

Никола Фере.

Вокруг нас тысячи предметов.

Мы проявляем чувства к ним.

По сумме чувств разум советы,

Дает сознанием сворим.

Рассудок «подбивая бабки»,

Сдает их в памяти архив,

Там, где на каждый из них папки

Лежат все чувства сохранив.

И если нет рядом чего-то,

Мы «раскрываем нужный лист»,

Тут чувства в образы одеты,

Вот но предмет — реален, чист!

Но ведь не все можно увидеть,

Пощупать, пробовать на вкус,

И тут, чтоб чувства не обидеть,

Воображенье «крутит ус».

Порой мы делаем поправки,

Причем с ошибкою, порой

Так и живем мы с ложной справкой,

Обманывая разум свой.


Ощущение реальности


Весь мир — в тебе,

Паскудный иль прекрасный.

Ты в скорлупе -

Не ври себе напрасно…

****

Человек в огромном мире,

Землю топчет не спроста.

Разных дум сдвигая гири,

Ищет где душа сыта

Будет счастьем, там в покое

Он вершить свой будет труд.

Кто нашел место такое,

Ангелы того блюдут…


О цене


Я смотрю на то, что прожил,

Там ленился, там не смог,

Что-то ж в будущем умножит,

Даль возможных мне дорог.

То ли карма ли виновата,

Рок какой-то или лень,

Что живу я небогато.

Только счастья сюзерен,

Ничего не дарит даром,

Никого не стережет.

Коли наделил товаром,

То в замен что-то возьмет.


Обомжение


Я друга бывшего увидел…

Он рылся в мусорном бачке.

Такой пропитый и прожитый,

Что я прошел невдалеке

И сделал вид, что не заметил.

Но он ведь понял, я видал,

Что взглядом он меня отметил

И стыд улыбкой передал.

А было бы остановиться,

И расспросить, мол что да как.

Мол как могло все так случиться,

Ведь не плохой ты был чудак.

Стихи, гитара, пару девок,

Ведь я завидовал тебе!

Актив веселых посиделок,

Всегда в заботе и гульбе.

Видать не смог остановиться,

И не нашелся рядом тот,

Кто бы помог переключиться

И выйти в нужный поворот…

****

Какая б не была война

И кто бы в ней не победил,

В войне любая сторона

Теряет ужас сколько сил.

Не лучше ль жизнь не усложнять

И просто начать диалог,

Чем нервов грозы нагонять,

Вложивши душу в бранный слог.


В делах


И бой везде,

Мечты лишь о покое.

Как бег в узде,

Где все вокруг чужое…


Прадедовская коврижка


Загадки кроются повсюду.

Прогресс в страницах мудрых книг,

Подкинув нам ответов груды

Фундамент истинны воздвиг.


И чем скорей ложатся стены,

Чем выше мудрости предел,

Тайнам разгаданным на смену

Новых загадок лег пробел.


Вновь повторяется картина -

Загадки надо объяснять.

Ум, с нашей милости, едино

Стал все к астралу причислять.


Вместо чертей летят тарелки,

Мучит дома шумящий дух.

А вездесущие гадалки

С компьютерами толк ведут.


На старый стол, давно прогнивший,

Ложиться скатерть, краше нет.

Узор, пока не надоевший,

Вновь украшает наш обед.


И все тут кажется на месте,

Нашей фантазии виток,

По современному рецепту

Испек прадедовский пирог.

****

Жизнь вселенной многогранна.

Среди единых величин,

Все процессы в ней спонтанно,

Выходят из своих причин…


***

С того начала всех историй,

Там, где прикрылась нагота,

Сонм разной сложности теорий,

Явила мозга простота.

Вся жизнь из праха породилась

И в этот прах она уйдет.

Зерно в нас разума вселилось,

Но привилегий не дает.


Кто-же?


Я не уверен, что творец,

Всех следствий первая причина,

Какой бы ни был молодец,

Создал бы так умно и чинно,

Всю гамму красок и тонов

Мира трудов противоречий,

Где каждый каждого готов

В силу нужды сожрать беспечно.

****

Стучится в двери рождество.

Хоть не сверкает снег огнями,

И не морозно, а тепло,

Дождь плачет мелкими слезами.

Ничто не может помешать

Нам в эту ночь повеселиться.

Лишь только вечер подождать

И первой звездочке случиться!


Опять?


Будет ли страх сильнее

злой жажды подчинять,

Иль гад, что всех гнуснее,

Начнет войну опять?

****

Жемчуг, вино и человек,

И сотни лет не проживают.

А жаль, лишь только «взял разбег»,

А уж года к земле склоняют…


Не только о собаках


Ущербной шавки лай позорный

Жестоко надо пресекать.

И в будущем свой вид притворный

Она не будет представлять…

****

О кто же вы, потомки Перуна

И гордые ревнители Сварога?

Страна досталась вам (и не одна),

Вы не едины, мнений меж вас много.

Сойдутся ль вновь дороги ваших душ,

Совьется ль сноп славянский воедино?

Иль навсегда (наслушавшись кликуш),

Будем мы драться вечно… беспричинно…


О старой части света


Какой была когда-то.

Тебя давно уж нет.

Свободной и богатой,

Закон да этикет…

Ведь иноверцев орды

Меняют твою суть.

Их варварской когорте

Легко тебя согнуть…

Им чужд твоих традиций,

Былой авторитет.

Народ твой бледнолицый

«Расслабил свой хребет»…


В процессе оболванивания


В серых пятнах лиц

Дурман толпу малюет.

Бодр и краснолиц,

Трибун ее беснует.

Тряпочки флажков,

Плакаты в ярких красках.

В пустоту голов

Обман вбивает сказку…


Цепь событий


Звено к звену — цепочка,

Событий ряд растет.

Как нитка из клубочка

Узоры создает, -

Так эти эпизоды

Историю плетут.

Как карты из колоды,

В расклад они идут…

Вдруг так перемешает,

Что в книгах не прочтешь.

И днесь никто не знает,

Фортуна где нас ждет.

ДНЕСЬ — нареч. устар. ныне, теперь, сегодня.


В тумане и безветрии


Лег на пашню весенний туман,

Валунами застыл, недвижимый!

Все детали он смыл, интриган,

Все размазал ни чем не гонимый.

Где-то там, у далеких застав,

Браконьерский улов оценяют

Два соседа, на сетку поймав,

Рыбы столь, что мешки не вмещают.

Будет славный сегодня базар!

От жены тайно деньги припрятав,

В кабачок, иль какой-то пивбар,

Заглянуть не забудут ребята.

Рюмка — к рюмке, легчает душа,

Вяжет узел мужская беседа.

Как на мед, друганы-кореша

Разгулялись на деньги соседа.

Не кричать им с высоких трибун,

Не бояться внезапных ревизий,

В проходную «ввалить» как табун.

«Тормозок» из не хитрых провизий

«Раздавить» за обедом втроем,

«Сделать план» к окончанию смены.

И «Восьмерка»! Гори все огнем!

За нас власти решают проблемы!

Они там, им видней, а мы здесь,

Мы так, с краю, из боку-припеку.

Ни к чему нам в их промыслы лезть.

КАЖДЫЙ САМ СВОЮ ЗНАЕТ РОБОТУ


О цене побед некоторых личностей


Новых вершин пробивши дно,

Понюхай, чем смердит оно!


Время выбора


Вот мой рубеж, моя граница,

Моё здесь время выбирать.

Протяжным эхом отразится,

И ляжет над судьбой печать

Моих сегодняшних решений,

Оценок, трезвых и хмельных.

И не поможет проведенье,

Пророков лики и святых.

Лишь от меня сейчас зависят,

Два лаконичных «Да» и «Нет»,

Как разум факты все осмыслит,

Так из советов даст ответ.


Все также, как и было


Ржавеет сталь наших орал,

На мир смотрим мы сквозь щель забрал.

Воинский клич душу скребет,

Снова по миру бойня идет…


Хроники летнего неба


Разжигаемый ветрами,

Бой идет меж облаками!

Они кучатся, клубятся,

Черной тучею ложатся,

Над испуганной землею

Каждый миг ломают строи.


Навеянное дзеном


«Играй, божественная, забавляйся!

вселенная — пустая скорлупа,

Где разум твой резвится беспредельно»

Вигьяна Бхайрава Тантра.

Играй божественная, забавляйся,

Весь мир у ног твоих не значит ничего!

И ты такой на веки оставайся, -

Судьей безмерного безумья моего!

Забудь леса, поля, горы и реки,

Забудь свой дом, свои заботы и дела!

Стань же судьбой и счастьем человека,

Пусть те, кого любила, знала и ждала,

Простят тебе отчаянной беспечность,

Покой и ясность, просветление в судьбе!

И пусть мгновенье будет нам как вечность,

Вечность любви безмерной в счастья ворожбе!!!


Почти тост


Встречи друзей, поездки и свиданья,

как правило не стоит отменять.

Настанет час… пойдут воспоминанья

и будет что потомкам рассказать!

Подымем же бокалы, что бы чаще

судьба дарила повод нам такой!

А мы ей подыграем надлежаще,

еще нам рано братцы на покой!


О слепоте глухоте и безумии


О Земля, Блудный сын заблудился!

Постигая науки азы

жить с природою он разучился,

Не увидит грядущей грозы.

Он в узде не удержит те силы,

что сумел у тебя отобрать.

Всех бесспорно в конце ждет могила.

но зачем нам ее приближать?

****

Что-то медлит с весною погода!

Уже март свой закончил разбег.

Хоть до пасхи осталось не много,

дикий ветер с дождем, мокрый снег,

снова в зимнее нас одевают,

снова хмурый волнуется Днепр.

Волны камни в песок разбивают,

Днепр сегодня жесток и свиреп…

****

Мрак заснеженной ночи

в морок спрятал окрестность.

И во тьме червоточин

мир ушел в безызвестность.

За окном — только вьюга,

злого холода царство.

Стонет ветра потуга,

средь сугробов коварства…

****

Нас разделяют сотни стен,

воздвигнутых из многих мнений.

Как кровь, течет по сетке вен

невыносимый груз сомнений.

Нам трудно трезво осмыслять,

что вытворяет провиденье.

Ведь проще «в облаках летать»,

бросая розовые тени,

на все неровности судьбы,

на серых будней монотонность.

Мы убегаем от борьбы

в густой туман иллюзий сонных.


ЖИВИ И РАДУЙСЯ еВРОПА!


Живи и радуйся Европа!

Тебя не видел Чингиз Хан,

чья злая власть страшней потопа

прошлась над спинами славян.

Великий Гений коммунизма

тобою «ветры не гонял».

Неоднозначность сталинизма

народ твой «горестный» не знал.

Над чем еще так издевались,

как над славянскою душей?

Чья кровь победу окропляла

большой последнею войной?

Бесспорно и твоей судьбою

не ангел счастья управлял,

но видит бог, мое сословье

он очень редко навещал.

****

Погрязшие в убогом шовинизме,

на гребне марширующей толпы,

с упрямостью, в моральном нигилизме

ведут дела «немеряные лбы».

И эти «лбы» любовь к себе питают,

превыше прочих очень важных чувств.

Они лишь в море хамства обитают,

и хамство все, что льется с ихних уст…

****

Зима ослабит ледяную хватку

и потекут веселые ручьи.

Весна разбудит вновь цветную грядку,

в лесу вновь защебечут соловьи.

Ну а пока, с последним дуновеньем

февраль забрался в мартовские дни.

И все вокруг морозит с наслажденьем

с подснежником пока повремени…

****

Человек с улыбкой

Повстречался мне.

Средь погоды зыбкой

Он как луч во тьме…

****

Пускай перевернётся все не свете,

Пускай на землю небо упадёт

И все равно, для глаза неприметный,

Средь хаоса найдется тайный ход

К спокойствию, гармонии, удаче.

Ведь всякий узел можно разрубить.

Лишь надо верно выставить задачу

Какую постараться разрешить.

****

Бог не лик, что смотрит с доски,

Что написана рукой

Старца, что носил обноски,

Да молился день-деньской.

Что о боге может знать он

Все прочел из старых книг.

Их язык нам непонятен,

Но старик их слог постиг.

И всю жизнь чужие мысли,

Он с восторгом излагал.

Ничего он не осмыслил,

Ничего не развивал.

Посмотри — кремень науки,

Непонятное скребет.

И как приз за мыслей муки,

Крохи истин выдает.

Развиваясь, постепенно

В пыль неведенье метёт.

А религий миф нетленный

В старых берегах плывет…

****

Бездумно старый флибустьер

В попойках ночи коротает.

Видавший виды бультерьер,

Он не о чем уж не мечтает.

То, что он выжил — повезло,

Лишь ноют старые раненья.

Все что могло — произошло,

Ведь жил он так себе, без рвенья.

Были походы, был дележ,

Были болезни, неудачи.

Но сколько раз сабля и нож,

Пирата делали богаче.

И вот сейчас, на склоне лет,

Все что осталось пропивает.

В колоде проклятой валет,

Одну тоску он навивает…

****

Проснувшись завтра я весну увижу,

Под ярким солнцем будет таять грязный снег.

Весь город превратив в большую лужу

Она начнет неутомимый свой разбег.

У ям дорог, по грязи тротуаров,

Толпы запляшет разноликий разноцвет,

Обрадуется зелени базаров,

И не заметит, как весны кордебалет,

Жизнь оживит на всех ступенях кармы.

А первая весенняя гроза,

Подмоченные зимние плацдармы

С слезою поднесет под образа.

***

Дожигают траву у дорог

Дни последние бабьего лета.

Одноцветен пейзаж и убог,

Степь невзрачного желтого цвета

***

Раскромсав земные недра,

Нечистоты в реки слив,

Человек о счастье бредит,

Тонны жрачки проглотив.


***

Где под вечными снегами,

Спят верхушки древних гор,

Высоко, за облаками,

Белоснежный лег простор.


Незаметный денек.


Когда-нибудь, за пылью вековою,

Земля забудет наш безумный век.

И этот день, с рыбалкой и ухою,

Уж не один не вспомнит человек.

Ведь он прошел так тихо, незаметно,

Он тот из дней, что между ярких дат,

Нашли своё невидимое место,

Средь прочих, что забвенью подлежат.

Труды его (нам кажется) ничтожны,

Что значит капля в море бытия?

Но и ее на миллион помножив,

Водой наполнишь целые моря.

Такими же вот тихими деньками,

По крохе изменяется наш мир

И по чуть-чуть стареет вместе с нами.

Потом, когда душа твоя в эфир

Уйдет, земле оставив свое тело,

Мир так-же будет жить и без тебя.

Кто-то другой продолжит твое дело

И будет жить вот так-же жизнь любя.

А этот день, он среди всех подобных,

Свой малый пай в историю внесет.

Не будь его, быть может в судьбах многих,

Чего-нибудь да не произойдет.

****

Кошачья жизнь…

Твою же мать,

Попробуй шапку

полизать!

****

К осени хлеба налились,

Колос клонится к земле.

К жатве степь озолотилась,

Паром дышит, как в котле.

С ревом двигают комбайны,

Неуклюжие тела.

Зерен желтые курганы,

Уплывают в закрома.


Мысли средь старых руин


Когда-то здесь, в садах тенистых,

Народ злой зной пережидал.

Прибой шумел водой лучистой.

Кто рядом бы не проплывал,

Спешил на здешние базары

На перекрестке древних трасс.

Народу было тут не мало,

Цвел город-порт среди террас,

На коих гроздья винограда

Дарили амфорам вино.

Где оно всё? Искать не надо,

Вино уж высохло давно.

Но почему, ведь год из года,

Здесь, жизнь кипевшая котлом,

Укоренялась понемногу,

Садился сад, строился дом.

Надежды чьи-то возлагались

На счастья радужную нить…

Одни развалины остались,

У пустоши сейчас отбить,

Совсем наверно невозможно

Хоть маленький кочек земли.

Подумать только, Мы — ничтожны!

Как в бурном море корабли.

Перед неистовым потоком

Природы дикой кутерьмы

Мы ничего не можем толком!

Лишь только искорки средь тьмы,

Все спектры нашего познанья

О продвиженьи этих масс,

Какие крутят мирозданье,

Все изменяя каждый час.

****

Что ждет тебя дома?

Каков он твой дом?

Средь будней дурдома,

Лишь отдых ждет в нем?…

Иль сна и покоя

В нем маловато

И в нем «нервы строит»

Та же палата?

****

Догадал нам господь

В эти жить времена*

И чтоб рок побороть,

Сила воли нужна!

Есть ли что-то ли там,

Где не будет уж нас,

Непонятно умам,

Скуден мысли каркас.

Так что всуе возясь,

Помни — жизнь только миг!

Он как время струясь,

Все что было воздвиг.

Только прошлого нет,

Оно в негах уже.

И твоей жизни свет

На другом рубеже.

* «Догадал нам господь в эти жить времена» — А.Н. Толстой «Хождение по мукам»


Обнищали, одичали…


Обнищали, одичали

И привыкли, ах, как жаль.

На балах ведь танцевали,

Жизнь разбилась, как хрусталь.

В шуме странных революций,

Разбежались, кто куда.

Кто погиб от экзекуций,

А кого нашла звезда.

Кто упал, а кто поднялся,

Так, что страшно посмотреть.

Кто предать не постеснялся

И сто раз предаст и впредь.

Была дама вся в вуалях,

На каретах… не без слуг…

А сейчас, ей сотку дали,

Чтоб опять «пустить на круг».

Странно доля развернула

Свои адовы круги.

Чудно родину встряхнула,

Что попробуй сопряги.

«Обнищали, одичали и привыкли» — А.Н. Толстой, «Хождение по мукам»


Между странными мирами

1

Ведогоны* бдят незримо,

Спит в безлуние народ.

Звезд орда неисчислима,

Освещает небосвод.

Ветра нет, камыш не слышен,

Небо смотрит в озерцо.

Водный глянец неподвижен,

Светит дивным изразцом.

Где-то скрипнула калитка,

Пьяный песню заорал.

Кто-то выругался шибко,

Подгулявший песнь прервал.

Крикнувши в ответ что надо,

Молча к озеру побрел.

Плюнув с берега, с досады,

Он там сон себе нашел.

Пьяный паренек — Егорка,

Нынче праздник у него.

За межу была разборка,

Он добился своего.

Дав уряднику подноску**

Лишний пай земли пригреб.

Пусть сосед «роняет слезку»,

Двор Егорушкин окреп.

Ведогон Егора — Дрёма,

Тоже сильно опьянел.

Подремав у водоема,

Сам как мерин захрапел.

* Ведогоны — Духи сопутствующие человека всю его жизнь. Во время сна они исходят из него охраняя всё добро от неприятелей и других (злых) духов.

** Подноска — взятка, хабар.


2

Среди дна, на вечной тине,

Просыпался Ватракос*.

На утопленной корзине,

Карп еду ему поднес.

Вместе с Бродницей** Ичетик***,

Выплыли из-за корчей.

Запахов людских букетик,

Различался всё ясней.

Кто-то злой и очень пьяный,

Воду грязно осквернил.

Бродница ругалась рьяно

И Ичетик был не мил:

«Ватракос, желтая жаба!

Вечно жрать тебе да спать…

Эх, кого-то ждет расплата,

Надо Дивьих**** подымать!

Чуешь… смрад, прям в душу лезет,

Всё мое нутро кипит!

Кто со скверной куролесит

Портя рыбе аппетит?

В воду наплевал, как в душу,

И лежит себе, храпит…

Не могу такое слушать,-

Трястя***** пусть его сразит!

Надо срочно разобраться,

Нечестивца наказать.

Как-то на берег пробраться,

И с собой его забрать.»

*Ватракос — нерадивый монах (или поп), ведший большой блуд с ведьмою, которая, в свою очередь блудила с чертом.:) Душа такого человека переселяется в ближайшую жабу. Жаба при этом желтеет и приобретает черты, и размер средние между нею и человеком. Ватракос навечно, до высыхания водоема, поселяется в нем. Водяной или Езерним (тоже, что Водяной, только в озере, встречается далее в тексте) принимает его в свою приближенную свиту, так как у Ватракоса сохраняется навыки к письму. Ватракос особенно опасен для пьяных рыбаков (именно рыбаков, для не ловивших рыбы и раков он не страшен). Ватракос, не помнит свое прошлого, однако может оборачиваться в образ попа или монаха, ходить по суше у воды, при этом он не отличим от человека (даже духом). Может склонить к карточной игре или к другим неподобствам.

**Бродницы — духи, охранители бродов, миловидные девушки с длинными волосами.

***Ичетик — злой дух из рода водяных но менее могуч свойствами. Зеленый дядька, весь в пиявках. Любит играть в карты но если пакостит, то понемногу, но не прочь утянуть в воду пьяницу или малого ребенка.

**** Дивьи — имеются в виду дивные, странные существа (так их исстари называли).

*****Трястя — злой дух (в виде старой плешивой старухи с редкой бородой и бородавками на лице). Нападая на человека она заставляет трястись все его члены. Особенно любит запах перегара, но не не выносит резкого повышения содержания спирта в крови.

3

Тройка дивьих к Езерниму,

К центру озера плывет.

Пусть он что-нибудь предпримет,

Пусть всех нужных вовлечет…

Там совет они держали,

Езерним же был не зол.

Люди дань ему отдали

Только-только лед сошел.

(Три старухи приносили,

двух зажаренных гусей*.

Масла два ковша налили,

И черпак хороших щей.)

За зиму, во снах подледных,

Езерним наш похудал.

Средь весенних дней голодных,

Сей подарок в радость стал.

Как бы там не шли делишки, -

Надо делать карамболь.

Наказать, но уж не слишком,

Тут уж думать соизволь:

«Разузнайте что за некто,

В моё озеро плюёт?

Изучить сего субъекта

Кто он, где он, чем живёт!

По срочнее… ну…Лобасты**!

Вам то к суше не впервой!

Распрямляйте свои ласты

И быстрее… с глаз долой!»

*Гуси — любимая птица Езернима (или Водяного). Весной, для ублажения этих дивьих существ, гусей и масло (подсолнечное) приносят им в подарок. Не лишним, также, будет оставить не берегу полную тарелку наваристых кислых щей.

** Лобасты — русалки, живущие в камышах. По повериям, это дети, умершие некрещенными или девушки-утопленницы. Подвижные, резвые, грациозные, они проводят в играх и шалостях все время. На русальную неделю могут увести с собой девушку, увлечь в хороводе и сделать ее своей подругой лобастой.

4

Шур-Прибрежник* безбородый,

Тот, что сутками не спал,

Проверяя край угодий

Там Лобасту повстречал:

«Шурчик, дитятко святое,

Помоги-ка, будь дружок,

Есть тут дельце небольшое,

Ну буквально на часок.

Разузнай-ка, что за чудо

Пьяное вот-там лежит.

Он всех нас обидел люто,

Что отмщенью подлежит.

Подойди-ка к сельским духам,

Разузнай-ка, что да как.

Да не верь ведьмам-старухам,

Знаешь сам, ведь не простак,

Ведьма и за деньги сбрешет,

Коль увидит пользу в том.

Даже словом не утешит,

Ведь живет одним лишь злом.

Знаешь, там, на огородах,

У дороги, край села.

Межевик** в своих заботах,

Бродит с ночи до бела.

Этот уж наверно знает,

Чем кто дышит на селе.

Кто чью межу занимает,

Кто в добре, а кто во зле.»

*Шур-Прибрежник (можно просто Прибрежник или Шурчик) — дух в виде молодого парня или даже мальчика в длинной чистой рубахе. Этот дух, из разряда пограничных духов, охраняет пологие или не очень крутые берега. Живет у самой кромки воды. В отличие от других речных духов, он зимой не спит. Катаясь по льду любит развлекаться, давая подножки не уверенно стоящим на льду (или пьяным). Зимой он не очень добрый и норовит проломить таким образом лёд. Шур-прибрежник может отходить от воды на приличное расстояние. В степи (или в лесу) он может вывести путника к источнику воды (если его чем-то сладким задобрить). Речные духи используют его как посыльного к степным, лесным или домовым духам.

**Межевик — брат луговика, такой же маленький, в одежде из трав, но не зеленый, а черный. Бегает по меже, охраняет ее. Наказывает тех, кто нарушает межу; устанавливает или поправляет вешки. Если найдет спящего на меже человека, то навалится на него, шею травой заплетет и душит.

5

В темноте лежит окрестность

А над нею звезд ампир,

Лишь подсвечивая местность,

Проявляет дивный мир.

Жизнь в ночи плетется скрытно,

Суть лишь можно угадать.

В звуках странных,любопытных,

Любит темень утро ждать.

Средь полей, по тайным вешкам,

Мерил грани Межевик.

Основательно, без спешки,

Он выносит свой вердикт-

Чья земля, каков хозяин,

Кто до этого владел,

Не обманом ли отняли,

Потом политый надел.

Если так — еще икнется

Негодяю (и не раз).

Пусть по той земле пройдется,

Межевик ему задаст.

И ему, и его детям,

И собаке, и жене.

Всем его отмщенье светит,

А уж теще — той в двойне…

Вдруг у рва, что край дороги,

Он свеченье увидал.

Это Шурчик к диалогу,

Его тайным знаком звал…


6

…Шур к Лобасте возвратился,

Та в корчах его ждала,

(Он по весям всем промчался

И разведал все дела).

Межевик и Полудница*

Вердма**, Шиш*** и Полевой****

Все спешили поделится,

Кто Егорка есть такой.

Непростой был наш парнишка,

Верткий, хитрый, с фальшью взгляд,

Завидущий, жадный с лишком,

Мысли беса удивят.

И отец, и дед и прадед,

Все такие — на подбор.

Не обманет — так ограбит,

Черт таким в делах партнер.

Они словно ищут свары,

Склоки — черви ихних душ.

Их не мучают кошмары,

(Только был бы малый куш.)

Нет вокруг с кем бы за что-то,

Не поссорились хоть раз.

Злости мерзкая порода

В ихних душах завелась.

Многие «вздохнут свободно»

Коль «сотрется тварь с земли».

Хоть и думать так негодно,

Мысли сами снизошли…

*Полудница — женщина в белом, которая является работающим в поле. Любимое ее время — полдень: тех, кто не делает перерыв на обед и отдых, может наказать солнечным ударом.

**Вердма — вечерний дух в образе древнего старика, любящего поболтать с заплутавшими путниками. От того, как путник выслушает Вердму, как посочувствует ему и зависит дальнейшая судьба заплутавшего. Направит ли его Вердма на верный путь, заведет ли в трясину или гиблое место.

***Шиш — нечистая сила, голова у него с кулачок, нос длинный и вертлявый — словом, похож на кукиш. «Хмельные шиши» мучают пьяниц, допившихся до белой горячки.

****Полевой— дух, охраняющий хлебные поля. Тело у него черное, как земля, глаза разноцветные, волосы травяные, шапки и одежд нет.

7

… Езерним Лобасту слушал,

Хмурил брови, ус крутил.

Мастер хитрости ловушек

Он такое порешил:

«Ватракос — хитрая морда,

Без тебя тут нам ни как

Хоть Егорка дрыхнет мертво,

Только Дрёма* не простак.

Ведогон — на суше сила,

А в воде — лишь пшик пустой.

Чтоб фортуна нам служила,

Надо как-то, хитрецой,

Заманить Егора в воду,

А уж там то мы в момент,

Выполним свою работу…

Вот такой ангажемент!

Ну а вам, русалье стадо,

Там, у берега, в корчАх**,

Поджидать момента надо,

«Не отсвечивать» впотьмах.

До поры и до минуты,

До самой секунды той,

Когда хитростью опутан,

Парень будет под водой.

Иль хотя б ступнет ногами,

В берег, что полит волной.

В миг хватать его руками

И топите всей гурьбой!»

* кто забыл, так зовут Егоркиного Ведогона:)

** корчИ (корч, ед. число) — обтесанные водой, заиленные и обросшие водорослями крупные ветки, или даже спиленные целиком деревья (в слове ударение ставится на последний слог).

8

Тяжело Егор проснулся…

В голове гудит набат…

Глаз открыл и чертыхнулся,

Совсем рядом, акурат

Возле линии прибоя,

Кто-то страшный тьмой сокрыт:

— Вот же черт… ты что такое…

Кто там у воды стоит?

Будь ты дух, иль душегубец,

Сгинь, уйди, не трожь меня!

Я отнюдь не миролюбец,

Встану и, «порву» тебя!

— Что-то злой ты человече,

Путник я к святым местам.

Смирный я, как та овечка,

Заплутал, не знаю сам

Где я, что за деревенька,

Что за дивный водоем?

Мне б лишь отдохнуть маленько,

Там уж сами путь найдем.

И покушать, выпить чаю,

И поспать в какой избе.

Тоже мне не помешает,

Но вопрос вот только: «Где?»

Приютишь ли, хоть до света,

А уж после, помолясь,

Вновь дорога ждут аскета,

С суетой мирской простясь.


9

Встал Егор и осмотрелся,

Темнота, хоть выйми глаз:

«И куда б ты путник делся,

Не до милости сейчас.

Сам краюху доедаю,

Да с водою пополам.

Дом столь мал, что и не знаю…

Как в нём размещаюсь сам?

Так, что милый мой дружище,

Не могу тебе помочь…

Ну… однако… темнотище…

Что за звезды… что за ночь?»

Путник подошел к Егору,

И взглянув в глаза сказал:

«Грязный ты «до перебору»,

Будто год «воды не знал».

Весь твой лик мне неприятен,

Запах твой гнильцой разит.

В мире нет столь гадких гадин,

Что с тобой себя сравнит.»

Лик Егора исказился,

Злобой жгучей полыхнул:

— Думаешь я разозлился?..

Дурень правдой козырнул!

Я сейчас вот искупаюсь,

Буду чистым, ну а ты,

И покинешь мир скитаясь,

Чужды мне твои труды.

Донага Егор разделся

И с разбега в пруд нырнул.

И куда парнишка делся?

Лишь прибой камыш качнул…

****

Горячей, желтою равниной,

Где рос барханами песок,

Полз человек. С мыслью единой,-

«Сейчас воды бы мне глоток!»

Он продолжал свое движенье,

Навстречу ветра, наугад.

И вот, в какое-то мгновенье,

Вместо песка он видел сад.

Свисали гроздья винограда,

Била фонтанами вода,

Плющом обвитая ограда,-

«Я здесь останусь навсегда!»

Отдав рывку все свои силы,

Он ткнулся грудью о бархан.

Пески останки поглотили.

Не верьте в миражей обман!


Обычные ребята


Им темнота помехой не служила,

Разведка шла чужою стороной.

Следы их снегопадом завалило,

Лишь тишина своею остротой,

Могла их выдать псам врагов, пришедших

Всех нас совсем с лица земли стереть.

Чтоб победить сих «тварей сумасшедших»,

Приказано в разведке преуспеть.

В любой момент они готовы к бою,

Без паники… коль надо умереть,

Чтоб справится с задачей боевою

И к времени все выполнить успеть.

А с виду ведь обычные ребята,

Таких с пол сотни ты присмотришь лиц.

Но ими наша родина богата!

Они в дали от мраморных столиц

Спокойно свое дело продвигают,

По капле горы бравые верша.

Таких ручьи наш океан питают,

Огромные проблемы разреша.


В метель


Вчерашняя морозная погода,

Неделю будет с нами коротать.

И день за днем метельная невзгода

Округу будет снегом заметать.

И в день такой нет лучшего местечка,

Чем кресло у камина (иль печи).

Трещат дрова в камине (или печке),

Лишь только слушай, думай и молчи…


В глухомань


В легкой дымке тают горы,

Между ними, как змея,

Режет зимние просторы

Старых дровней колея.

Здесь, в таежной глухомани,

Среди сосен вековых,

У избушки на поляне,

Отпущу коней своих!

Бросив все зайду поглубже

В эти дикие леса,

Буду душу леса слушать,

Ночи зимней голоса.

Что, скажи мне, потеряю,

Коль оставлю шумный мир

Тех, кто хламом обрастая

Средь чумы свой пляшут пир?

Мы, как будто прилетели

Из других, чужих планет

И прижиться не успели.

Не нашел свободных мест,

Лег не ровно на картину

Наш единственный мазок.

И своей железной тиной,

Урезаем мы свой срок.

****

Где грохочут ливней грозы,

Развернулась жизни проза.

Странные ее движенья,

Всем нам портят настроенье.

То бегут они под гору,

Из равнины да простора.

То с небес бросает в тину

Случай «бога-господина».


О любви


Иссохло дерево вконец,

Не долго жить ему осталось,

(То дерево людских сердец,

На коем ветвь любви скрывалась):

— Так говорят уж сотни лет,

Но вновь и вновь весна приходит

И человека человека

Среди толпы людей находит.

****

В города… с деревень… мы ушли да там и сгинули,

И стоят без окон те дома, что мы покинули.

Заросли бурьяном все дороги и тропиночки,

И в домах у икон не зажгутся вновь лампадочки.

На току нет зерна и поля не обработаны,

Для своих тайных дел они вновь природе отданы

Пробежит сотня лет наши все следы развеются,

Кто-то пришлый, чужой, у полей этих поселится.

****

Есть люди — детонаторы,

Пришел… и понеслось…

Всех действий провокаторы,

Что в лени расползлось,

То в пулю собирается,

Под взглядом их одним.

Все споры — разрешаются…

Но думать трудно им!


Две силы


Две силы правят всем на свете:

— Все остальное мишура!

Есть Эрос — созиданья ветер,

И есть Тонароса игра!

Все, что дает нам жизни силы,

Что обновляет этот мир,

"Пасется из чужой могилы»,

Черпая жизни эликсир…

Проживши все мы умираем,

И переходим в мир иной,

(И разлагаясь удобряем,

Своею плотью шар земной)

Питаясь тем, что было нами,

Нечто умножит бывших нас.

Умрет, состарившись с годами,

Так миллионы тысяч раз

Нас крутит странный шквал событий,

Что называется судьбой.

Но смысл его от нас сокрытый

И сколько раз придумав свой,

Мы видим только лишь нелепость

Своих же собственных идей.

И все равно мы ищем слепо

Нить истинны среди страстей!

****

Свобода лгать — удел великих,

Тех, кто поднялся над толпой!

Как просто обещать безликим,

Тем, кто простерся под тобой…


Вера, как процесс


Там, на заре людских цивилизаций,

Надежды в свои позывы вложив,

Привыкли люди к духам обращаться,

Их, в мыслях, тайной силой наделив.

Так, медленно, песчинка за песчинкой,

Религии возникло колдовство,

Пугая сверх таинственной «начинкой»,

Безумное людское естество.

Грудою надуманных запретов,

Богатством и величием церквей,

Мечем и плетью, нового завета

Плелася сеть среди простых людей.

Скольких сожгли и предали забвенью?

Кому служил твой «неподкупный суд»?

Лишь тех людей он выражает мненье,

Какие «выше среднего живут!»

****

Мы уж хлебнули зла без меры,

Нас обманули и не раз!

В душе уж не осталось веры.

Ведь осквернен иконостас

Безмерной склокою поповской.

Под сенью красочных знамен,

Кровь потекла землей отцовской,

Лукавством разум в раж введен…


Корабль Ее Величества вновь лег на старый курс…


На мостике «Уайтхолл» меняют курс движенья,

Из рундуков забытых достали свитки карт.

Утерянные планы вновь жаждут исполненья,

И капитан в раздумьях взглянул на надпись «Старт».

«Все в мыле» кочегары, бросают уголь в печи,

И бравые матросы вновь чистят «главный ствол».

Приказы в исполненьи и нечего перечить,

Пришла пора разлуки, вновь час войны пришел…


Взгляд из старой иконы


В красивой рамке старый «Образ»,

С забытым именем «святой».

Как из веков прошедших возглас,

Дошел к нам «крашеной доской».

Черты лица чуть различимы,

А текст никто уж не прочтет.

И все же трепетно храним мы

Святого взора жгучий лед.

Свидетель страшных инквизиций,

Святых страданий и смертей,

Огромной силою, сокрытой,

Он вызывал страх у людей.

Кто рисовал тебя, чье имя,

Скрывает выцветший портрет?

Чьи же глаза неотразимо,

Глядят с доски три сотни лет?


Ночь у озера


Ровным зеркалом, водица,

Срисовала звездный мир.

Там, на небе тьма храниться,

Только тусклый звездный цирк,

Пятна ночи освещает

Не давая суть понять.

Что впотьмах тебя встречает

Любит страхи нагонять.

Освети же непонятки,

И куда тот страх уйдёт.

Коли знаний в недостатке

Мозг химеру выдает.

Что не видно — дорисует,

Что не складно — не поймет.

Он от правды протестует,

Коль она в разрез идет,

С тем, что в голове сложилось,

В знаний ровные круги.

То, что в мозге «поселилось»,

То попробуй изгони.

Лучше сразу, с малолетства,

Верно чадо воспитать.

И с самых истоков детства,

В верных знаньях мир подать…


Ночные страхи


Тлеет вечер над болотом,

Разжигает звезды ночь.

Жабы, бесноватым хором

Растрещались на всю мощь.

Где-то тусклое свеченье,

В чаще многолетних трав,

Будет чертово веселье,

Засыпающих дубрав.

Все, что скрыто темнотою,

Порождает те шумы,

Что пугают нас с тобою,

Но открыв завесу тьмы,

Мы увидим то, что раньше,

Днем, так радовало нас.

А теперь, все в той же чаще,

Нас пугает каждый глас.

****

Восходящее светило,

Небо краскою залило.

И стучит сквозь ночи тень

В наши окна новый день.


Вспоним 1996


Успокойте безумные орды,

Кто им право дает воровать?

Чтоб нажрать себе сальные морды,

И народ как быков погонять.

Где ж ты делось как факт, государство?

Где ж Фемиды «святые весы»?

Лишь плодить нищету и мытарство,

Рождены эти мерзкие псы.


О чем?


Ни дешевле, ни дороже,

У нее одна цена:

— Стоимость того что прожил,

Плюс о чем мечтал вина.

Для кого она спасенье,

Избавление от мук.

У кого ж другое мненье,

Не спешит «рубать свой сук».

Ее миг тому начало,

Чем кончается конец,

Что всю жизнь она скрывала,

Знает вечности кузнец.

****

Ночь на дворе, в тиши подзвёздной

Все лентяи… дебоширы… уж спят…

Мгла за окном чернью морозной,

На речке жудковато льды скрипят…

****

Наших чувств с тобой тропинки,

Поросли густой травой

И заигранной пластинкой,

Слов любезных шум пустой

Грусть одну в душе волнует.

Нет утехи, лишь тоска,

День какой уж «маринует»,

Жизнь идет «без огонька»…


Митинг


Разноцветные плакаты,

Изрыгают постулаты,

Все спешат «как голый в баню»,

Крикнуть в этом балагане!

****

Побегут за ветром тучи

И утащат дождь с грозой.

Еще долго сад цветущий,

Будет вымочен росой.

Предзакатной тишиною,

Ярким полымем костра,

Время, солнце за собою

Тащит, прошлое творя.

Мы развеиваем силы,

Эта ж желтая звезда,

Светит нам как и светила,

Век назад, или вчера.

И как будто бесконечным,

Будет его света власть.

Жаль, но и она не вечна,

Как не вечны боль и страсть…

****

На твоих щеках румянец

Дед мороз нарисовал.

Братец ветер вьюжным танцем

Твои волосы трепал.

Вся в снегу, промокли ноги,

Ты не хочешь в тёплый дом.

Тебя дальние дороги

Манят сказочным огнем.

Пред тобою мир бескрайний!

Твои детские глаза,

В нем находит много таин,

Без которых жить нельзя!

Они будят твою душу,

Нервов струны теребят,

Самых лучших сказок лучше,

Их чудесный маскарад…

***

Чередою серых будней

Обмелеет та река,

Что тревожит голос юный

«Не дозревшего цветка».

****

Нет той страны, где были мы все вместе,

Ее покоя, что дороже мне всего.

Не от врагов невиданных нашестья,

От нас ее знамена пали так легко.

И вот теперь второе поколенье,

Стремится супостат в не братьях воспитать.

Преуспевая в каинском ученьи,

Себе мы в бездну пропуск можем подписать…


Вьюжный путь


Под овчинным тулупом я укрылся от вьюги,

Все же злые снежинки больно режут лицо.

Я не вор не разбойник, не какой то пьянчуга,

Не живу я в халупе, не ленюсь средь дворцов.

Просто так получилось, что нечаянный случай,

От нагретого места в поле выгнал меня.

И сквозь эту погоду, я, ругаясь как сущий,

Торю путь свой нелегкий, мысли прочь отстраня.

Мне б смотреть сквозь окошко, с теплой кружкою чая,

В это буйство природы, как в нелепый каприз.

Слушать ветра порывы, на постели скучая,

Но случился дороги неприятный сюрприз…


А теплых дней все меньше стало..


Ветерок прохладненький,

Небо серых туч.

Желтая, нескладная

Осень солнца луч

Прячет за туманами

Утренних дождей.

Редкие, нежданные

Вспышки теплых дней

Реже все встречаются.

Скоро уж зима.

Вьюги разыграются,

Заметут дома…


Япония


Я не видал как сакура цветет,

Не пил саке из кружек деревянных,

Я не смотрел на пагод переплет,

Лиши понял смысл твоих стихов хрустальных…

****

Жизнь, как вода — найдет свою щель,

В узде не удержишь (другая тут цель)

Бесполезно за ней в след кричать,

Держи ее ритм, чтоб на век не отстать


***

Знаком нам почерк неудач,

Наскоро сделанных задач.

В любой шедевр, как не крутить,

Огромный труд надо вложить!


***

Не всегда «Не в деньгах счастье»!

Посмотри мой друг вокруг,

Ночью, днем, в жару, в ненастье,

Сколько нестерпимых мук,

Выпадает тем на долю,

Кому в деньгах не везет.

Деньги есть — имеешь волю,

Денег нет — лишь рабский гнет!


***

Каждое мгновенье убегая,

Уж не придет к нам больше погостить.

И никто вам точно не узнает,

А что за ним, там, дальше может быть.


Жизнь лишь миг — секунда на распутье,

Всё то, что было, этого уж нет.

Также с тем, что только еще будет,

Есть лишь сейчас — все остальное «бред»!


***

Мир безумием объят,

Смена лишь условных дат,

Будоражит ум людской,

Унося к чертям покой.


Дождётесь


«Сразимся! Некуда нам деться!»-

уж басурманы не таясь,

Наших дедов делят наследство

и в наши храмы тащат грязь!

Так дай нам бог ума и силы,

Ведь злость глаза уж залила.

Сведем мы всех врагов в могилы,

Коль с ними нас судьба свела!

«Сразимся! Некуда нам уже деться!» — слова князя Святослав Ярославовича перед битвой с половцами на реке Снов.

2018


Вешние воды


Ручей пригорок огибая,

в степь воды талые несет.

А там, в степи, река большая,

степенно эти капли пьет.

Наполнясь малыми ручьями,

вешнюю повень плавни ждут.

Поля, ушедшими снегами снегами,

вновь зелень к жизни подтолкнут…


В отрыв


Сытый, пьяный и в тепле,

Только не было б похмелья.

Отразится на судьбе,

Все прошедшее веселье.

Сколько дней подряд гулять,

Позабывши все работы.

Словно божья благодать,

С неба льется беззаботно.

Словно будет так всегда,

Словно не во вред здоровью,

Словно прикуп угадал…

Не умыться только б кровью…

****

300 раз перемениться ветер,

300 раз полнолунье взойдет,

Отцветется весна разноцветьем,

Будет Спас, Покрова, Новый год.

Будет новая боль и печали,

Будут радости, как же без них.

Только чаще о чем мы мечтали,

Остается лишь в грезах одних…


Охота на ведьм


И вновь горят костры супремы*,

на ведьм охота началась.

В чести забытые тотемы,

а их адептов ипостась,

себя во многом проявляет,

многих процессов знает суть.

Под суд законы подгоняет,

чтобы Фемиду обмануть.

Да что там, — и судов не надо,

их заменяет мненье масс,

Ну а по массам, как торнадо,

вовремя «пресса пронеслась».

Супрема * — Центральный инквизиционный совет (Consejo de la suprema, исп.)

****

Пустив огонь в копну чужого сена,

Смотря на жар, что дышит в небеса,

Чудак и вправду верит откровенно,

Что сей огонь потухнет в пол часа.

Что обойдет его родные веси,

И не затронет жизнь его никак.

Он, прибывая в жутком мракобесьи,

Не понимает в разуме бардак…


С чего дерёмся?


Спроси сейчас, — С чего дерёмся?

— С чего всё это началось?

Ведь миг еще и надорвёмся,

И как до этого жилось?..

Что ж мы с тобой не поделили,

И не припомнить уж сейчас!

А было ведь, в друзьях ходили,

И праздник ни один без нас

Не проходил в гулянках ярких.

И что ж на нас теперь нашло?

Не надо нам вся эта сварка,

Давай, «пока не понесло»,

Мы остановимся, «подышим»,

Осмыслим минусы, плюсы.

«Остаток вычеркнем и спишем»,

И выйдем «с этой полосы»…

****

За что шутов прощают непременно,

то прочим будет стоить головы.

Но не смотри на клоуна презренно,

порою его шутки роковы!

Другой всерьез стремится к столкновенью.

Меж тем же, только шуткою одной,

возможно скинуть, растоптать презренно,

Порой и нет возможности другой…

****

Осень — рыжая девица,

Веет сырости хандрой.

Злых дождей императрица,

Грязью, высохшей травой,

Нас в квартиры загоняет,

Так, что и в окно смотреть,

Вдохновения лишает.

Остается лишь терпеть.

Ждать снегов лежалых скрипы,

Солнца отблеска на льдах.

Дней коротких «пересыпы»,

Что рождают лень в делах.

****

Возможность жизни виделась в одном,-

Противника быстрее уничтожить.

Чтоб в будущем отрезке временном,

Еще одной победой приумножить,


Всех славных предков бравые дела,

Что нам с тобой отчизну сберегали.

Чтобы земля покой вновь обрела

Чтоб наши внуки внукам передали:


«Улыбке басурмана ты не верь!

Коль даже в ножны меч его низложен,

Он хитростью желает, без потерь,

Всех нас до корня мысли уничтожить».


Марь


Ночь. В огнях туман клубится,

Нет просвета в небеса.

И на звуки мир скупится,

Тихо — просто чудеса.

Хоть на шаг вперед невидно,

Словно ничего и нет.

Обаяньем самобытным,

Марь рождает чувств букет…

****


Моя хата с краю


Ликуйте мрази! Больше ада!

Плачет кунсткамера без вас!

Всех ваших действий анфилада*,

Благоразумия каркас,

Сожрала напрочь ржою* дури.

И пусть понятно станет всем,

Как нас, к такой карикатуре,

Привел апатии тотем.

*Анфилада (фр. Enfilade от enfiler— буквально: «нанизывать на нитку»):

— Анфилада— ряд последовательно примыкающих друг к другу пространственных элементов, расположенных на одной прямой;

— Анфилада— продольное обстреливание неприятеля, когда выстрелы направлены вдоль его фронта.

*Ржа — устар., рег. (польск. укр.) то же, что ржавчина.

****

Крушат, не разбирая –

Я видел и не раз,

Когда толпа, впадая

В неистовый экстаз,

Топтала, истребляя

Всех знавших наперед,

Куда судьба лихая,

Толпу эту ведет.

****

Прокатилась стороною этим вечером гроза.

Где — то громы отгремели. И вдали на образа

После грохота крестились, “Бог помилуй” говоря.

И по тем полям разлились пресноводные моря,

Оросивши, напоивши все зеленое кругом.

Где — то там дыханьем свежим жизни красочный излом

Вновь потянет ветви к солнцу, чтоб потом продолжить род.

Где — то там все это будет, где— то там… а мы — не в счет!


Все вожди, ни одного индейца


Ярая злобность этой системы

Забьет и задавит любой нестандарт.

Слепою толпой побежали люмпены,

В бездумных глазищах один лишь азарт!

Возможно, что каждый поодиночке

И сможет понять и сможет простить.

Но в серой их, общей на всех оболочке

Собственных мыслей может не быть!

Командует ими окрик с трибуны

Халифов минутных, на час королей,

Расписан их вздох наперед и продуман

В бешеном ритме злых скоростей.

Это пестрое шоу плохого театра

Зомбирует людям остатки мозгов,

Размыт и запутан смысл темных дебатов

Подкупленных Зверем ничтожных лгунов.


Прошедшее


Мы думаем часто, про то, чего нет,

Про то, что прошло и чего уж не стало.

И воспоминаний «сплошной винегрет»,

Выводит в сознанье порой что-попало.

Такое внезапно вдруг вспомнишь порой,

Чего же хотелось, вовек не припомнить.

Оно вдруг уходит с секундой второй,

Навек укрываясь материей темной…


Его основана функция — всплыть


Наступила эпоха мурла,

С отвратительной, мерзкою рожей.

Где в мозгах, в коих мысль умерла,

Весь процесс лишь инстинктом стреножен,

Где в речах только лозунгов брань,

Где скудны всех трибунов сужденья,

Там везде «расцветёт глухомань»

И народ станет «жертвой растленья»!

****

В крови калилась нация-ранчеро,

сочатся кровью все ее следы.

На всех путях ее миссионеры,

сокрыты мраком и вершат суды.

Они лишь знают, кто сейчас в изгоях,

решают, кто диктатор, кто и нет.

Они лишь судьи «в мелких мордобоях»

только у них "газеты из газет"…


Виновны?


В Освенцимском альбоме исчезнувшие лица,

Нас молча озирают в музее Яд ва-Шем.

Альбом сей изготовил эсэсовский убийца,

С каким предназначеньем, неведомо уже…

Шел год сорок четвертый, весна в самом разгаре,

И в городе Берлине черемуха цвела.

Знали ль простые немцы о том сплошном кошмаре,

Что их «пресупер раса» всем «низшим» принесла?


Имеем веру


«Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется.»

Второе Послание к Коринфянам Апостола Павла

Мы имеем уверенность в Боге,

Потому, что мы зла не хотим.

Ветер с запада веет тревогой,

Но Мы веру свою отстоим!

Ведь способности наши — от бога,

Ну а имя его — лишь слова.

Он один — их не может быть много,

Не имеет всевышний родства.

Нет приближенных к богу народов,

Исключительных, высших людей.

Нет единственных к вере подходов,

Нет икон, что сильней и светлей!


Гонка


Всё как будто бы было вчера,

А уже сколько лет пробежало…

Встала на ноги та детвора,

Что недавно в колясках кричала.

Убегают деньки, как песок,

Ускоряясь с течением жизни.

Среди жизненных мелочных склок,

И улыбок фортуны капризных…


Ода тишине


Мы сложим оду тишине вечерней!

В густом лесу, подальше от людей,

Когда тускнеет солнца луч последний,

И ночь во власть вступает все сильней,

Здесь, на границе двух противоречий,

И между двух возвышенных миров,

Такой покой, что даже жажда речи,

Не расплеснёт и малой каплей слов!

Блуждают мысли сонными рядами,

И у костра, с травинкою в зубах,

Ты понимаешь сам, что вместе с нами,

Весь этот мир не превратится в прах.

Такой же кто-то будет так валяясь,

Всё те же чувства вечные питать.

И той же тишиною наслаждаясь,

Примерно то же самое писать.

Проходит всё, она лишь постоянна,

Цветок ночей — владыка тишина!

Но присмотрись… в ней пустота обманна,

В ней тоже жизни вечная война!


Два мира


Хрустит валежник под ногами,

Еще не выпал первый снег.

И здесь, меж вечными горами,

Судьба готовит мне ночлег.

Легко дыхание свободы!

Под шум деревьев, пенье птиц

Тут Леший водит хороводы

Вдали от мрамора столиц.

И что б на звёздных перекрёстках

Ни поджидало шар земной,

Куда б ни шла судьбы повозка,

Сей миг останется со мной!

В его покое дышит вечность,

Нет злой и нервной суеты,

И затерялась бесконечность,

Осенней тихой красоты.

А там, вдали, шуршат машины,

Там бег, и шум, и крик, и гам.

И homo — тварей всех вершина,

Как Богу, молится деньгам.

Не дело у него — делишки -

По подчинению всего,

На целый свет развел интрижку

Лишь для профита своего.

И джунглей каменных блокада

Сожрала зелени простор,

Под свет индустриальных пагод,

И живности вселенский мор.


Не нулевая вероятность


Там, где — то между звездных траекторий,

Воруя свет какой-нибудь звезды,

Назло прогнозам, выводам теорий,

Цветут весной такие же сады!


Прохориада

1

В ночь над лысыми горами,

Далеко за облаками

Ведьмы в карты с сатаною

Честной тешились игрою.

— Ты силён, наш славный царь,

В грязь лицом ты не ударь,

А то сёстры засмеют…

— Полно, черти раздают!

Карты в руки карты полетели -

И пошли гулять метели,

Бубны, трефы, черви, пики,

Разукрашенные лики.

Как нечистый ни силён,

Что для ведьмы стоит он?

С шумной свитою своей

Кроет матом царь чертей.

Под “ги-ги” и “улюлю”

Он открыл казну свою.

— Нет уж, батюшка ты наш,

Больно тяжек скарб нам ваш.

Дай-ка лучше на сто дней,

Нам кого-то из чертей.

— Ладно, пусть идет любой!

Нет… тот, рыжий, с бородой.

Только надобно вам знать:

Черт не может воровать,

А еще — чертей не бьют

И к другим чертям не шлют.


2

Ночь за час перевалила,

Расходилась злая сила.

Ведьмы пляшут и гуляют

Да все черта донимают.

— Эй, чертяка ты, козлина!

Видишь, там вон мужичина

На базар везёт вино,

Верно, вкусное оно.

Ну-ка, быстро, в сей же час

Раздобудь его для нас!

Рыжий голову склонил

И кометой в небо взмыл.

На пустом степном пути

Кляча, с виду не ахти,

За собой тяжелый воз

Еле тащит вкривь и вкось.

Для корчмы везёт кагор

Прошка — попик-крохобор.

Шельма в службе не силён,

Но торговлю знает он,

Всех лукавых дел мастак,

Балагур и весельчак.

Да… однако, ночь темна!

Прошке явно не до сна.

Чуть где шорох или тень -

В руки поп берёт кистень.

Хоть наш поп и не герой,

Но пустился в путь такой.


3

Горку воз перевалил

И к подножью подкатил.

Встала вдруг пред ним, безуха,

Безобразная старуха.

— Дай мне, батюшка, испить,

Горло старой промочить,

Я церковное вино

Не пила уже давно.

— Тьфу ты! Господи ты мой!

Шла б ты, бабушка, домой.

Чтобы черт меня побрал,

Нет вина — я всё раздал!

Тотчас старая карга,

Деревянная нога,

Разлетелась роем мух,

Вызвав у попа испуг.

Неожиданный исход -

На дороге вырос черт:

“Ну… отец мой пресвятой,

Воз был твой, а нынче мой.

Брось ты, дурень, причитать

И под нос мне крест совать!

Ты не нужен мне сто лет,

На кой ляд мне старый дед?

Как ты столько лет подряд

Совершал святой обряд

С черною такой душой?

Шел бы к бесам* на покой!

*Бес- дух человека жившего обманом, не по совести.

4

В темноте, в далеких далях,

Черный ворон ветер чалит.

Держит путь он к лысой горке,

Он у ведьм на длинной сворке*:

Дует лишь, куда пошлют

Да откуда позовут.

На горе ж гульба гудит,

До небес костёр горит.

Ведьмы пляшут, шалопутят

И любовь с чертями крутят.

Черт, что с рыжей бородой,

Подъезжал уж к горке той.

Он не ровня тем чертам,

Что на горке, тут и там,

Между ведьмами снуют

Да им кубки подают.

Те от дел отлучены,

Ведьмам в слуги отданы.

И в аду им места нет.

Все они нейтралитет

Держат меж Добром и Злом,

И нехитрым колдовством

Нам особого вреда

Не приносят никогда.

Рыжий черт — другое дело,

Он за все берется смело.

Очень много может он,

Ведь от тьмы не отлучен.

*Сворка — поводок.

5

Бричка к месту подъезжала,

Среди бочек в ней лежала

Девушка полунагая.

Рыжий, лошадь подгоняя,

На красотку жадный взгляд

Все кидал — добыче рад.

Возле горки Берендей*

Встал на страже от людей.

Под уздцы коня он взял,

На вершину воз поднял.

Крикнул сквозь ведьмовский хор:

“Вот ваш рыжий ухажер!”

Но кипит гульба лихая,

Ничего не замечая.

Только старый Степовик**,

Полупьяный Луговик***

Да бесёночек Анчутка****

Пригляделись к возу чутко.

Черт противиться не стал,

Дивьих***** к бричке подозвал.

Рассказал, как на мосту

Эту девку-красоту,

Снявши с каменных перил,

В сон глубокий погрузил.

Дeвица теперь очнулась,

В изумленье оглянулась.

Черт ей дал вина испить.

Девка стала говорить.

*Берендей — превращенный в бурого медведя грешник.

**Степовик — злой степной дух, охраняющий непаханые земли.

***Луговик — Добрый дух, живущий на лугах и опушках (маленькое зеленое существо. живущее на лугах и лесных опушках).

****Анчутка — одно из русских названий чертенят, он связан с водой и вместе с тем летает; иногда его называют водяным, болотным; обычные его эпитеты — беспятый или беспалый.

*****Дивьи — имеются в виду дивные, странные существа.

6

“Я росла одна, сироткой.

Дед мой, братья, дядька, тётка -

Все работой загружали

Да краюшкой попрекали.

Почитай, как год назад

Повстречался мне солдат.

Бедной голову вскружил,

Ласкою обворожил.

Я ж — одна, мне друга нет,

И на весь огромный свет

Душу некому открыть,

Мысли злые обсудить.

Речи сладкие его –

Для сердечка колдовство.

Всё любовь мне обещал…

Видно, парень этот знал,

Кто доверчивее всех,

И подвел меня под грех.

Как я отдалась ему?

Как слепая… не пойму!

А потом одной шельмe

Он похвастался в корчме,

Как простушку обманул…

Тут кричи хоть «Караул!»

Все село пошло брехать,

Небылицы сочинять.

И от этой лжи, девица,

Я пошла на мост топиться…»


7

Рыжий, подошедши к возу,

Утирать стал девке слёзы:

“Ах, ты, бедное созданье!

Позабудь свои страданья,

Отгони кручину прочь,

Проведи ты с нами ночь!

А когда придёт рассвет,

Станешь ведьмой — краше нет.

Вижу: есть в тебе зерно

И, пожалуй, не одно!

Парню ж надо отомстить -

Чудь* лихую напустить.

Пусть к нему она придёт,

В лес паршивца заведёт.

Там уж куманек Бабай,

Старый хитрый негодяй,

Выманит из тела дух,

И рабом у ведьм-старух

Будет парень пропасть лет,

Пока светит солнца свет.

А теперь, красавица,

Времечко расслабиться!

Стань до утра в ведьмин круг,

Будет каждый черт твой друг.

Будет слышать Дух Земли

Мысли и слова твои.

Души сможешь ты читать,

Как открытую тетрадь».

Чудь* — имеется в виду женское существо таинственного народа, именуемого Чудь белоглазая; чудь живет в ямах в лесу, прячет там свои сокровища (клады), которые невозможно добыть, так как они закляты; она по ночам околдовывает молодых парней, уводя их в чащу. Что потом Чудь с ними делает, не известно, но парни пропадают бесследно.


8

Между тем наш бедный Прошка,

Оклемавшийся немножко,

Брел сквозь чащу наугад,

Бормоча все невпопад.

Весь охвачен тишиной -

Да недоброй — лес ночной.

Трусит бедолага поп -

Сердце бросилось в галоп.

За попом же, баламут,

Плёлся хитрый Переплут*.

Поп его не замечал,

Потому-то и плутал.

Долго ль, коротко ли шел -

На поляну он набрел.

Где у дуба, невысок,

Примостился старичок.

Повезло попу немножко -

К Еднарю** приплёлся Прошка.

Увидавши лик живой,

Закричал он, сам не свой:

“Будь ты дух аль человек,

Брёл я, видно, целый век!

Чую, скоро мне конец!

И куда теперь, отец,

Чтобы путь сыскать домой?!

Здесь я тронусь головой!

Что творится… просто жуть!

Ну, скажи ж… хоть что-нибудь…”

* Переплут — дух, подстерегающий человека на дороге. Он морочит путников, заводя их в лесную чащу или в поля. Часто он это делает вместе с Грецем, духом, имеющим почти такие же свойства, но более искусным в запутывании восприятия окружающего мира.

* Еднарь — добрый дух, охраняющий поляну. Как правило, он выбирает поляну, у края которой растёт дуб. Еднарь живет в пустом дубовом дупле, где никто из зверья и птиц не селится.

9

Глаз скосив, Еднарь привстал

И такую речь сказал:

«Переплут тебя морочит,

Заведет, куда захочет -

Черт того не знает сам,

Даже с горем пополам.

Чтоб нечистый отвязался,

На пути не попадался,

Дунь на правое плечо

И на левое еще.

После этого присядь,

Встань и повтори раз пять

Этот, братец, ритуал,

Чтобы Переплут пропал.

И шагай отсель туда,

Где горит вон та звезда».

Тут Еднарь в дупло убрался,

Поп же вновь один остался.

Стал он дуть и приседать

Да чертяку заклинать.

Переплут конца не ждал,

Бросил все и убежал…

Лишь под утро старый поп

К попадье своей подгрёб.

Ждал беднягу крепкий сон -

Не проснулся больше он.


Ретушь


Опять историю малюют,

Кривым цветным карандашом.

Всё то, что надо затушуют,

И на витке очередном,

Ложь будет правдою казаться.

Так уже было (и не раз).

Злодеи могут назначаться,

Коль поступил такой заказ.


О сверхдоброте


Васек был добрый человек,

Ведь он убил котёнка стазу.

Чтобы в наш злой собачий век,

Всю жизнь не мучился зараза.

****

Свое проявленье великого Бога –

В Будде ль, в Иисусе Христе…

Пророк ли, мессия — имен было много,

А Бог, он один в высоте.

Как столпотворенье времён Вавилона,

Где все говорят об одном:

Арабы и персы, индийцы, догоны,

Но каждый — своим языком.

И даже наука, что сватает в братья

Нам стаю смешных шимпанзе -

И та не сужает святые понятья

В немыслимом Бога эссе!

****

Наши нынешние князи

Вышли прямиком из грязи,

И хотя б он был и князь,

В голове — все та же грязь!


***

Подобралось лето к осени,

Трав усохших грустной проседью.

Те ветра, что следом мчались,

С суховеем побратались.

И дожди про нас забыли.

Задохнётся степь от пыли…


***

Окрасил вечер сторону заката

Огнем горячим буйного костра

И бытность дня, что звуками богата,

Как в тень уходит в ночку до утра.


***

Без имени, без прошлого, без знаний,

Намотана клубком тугая нить.

Напиток Зла мой разум одурманил,

Огонь и лед стремятся в сердце жить.

***

Де сховались наші мрії,

Квітка там цвіте надії.

Що ни робить вихор Долі –

Не зламає її волі.

****

Возьми себе за правило:

— В минуты лихие молчать!

Когда в виски ударило,

И хочется мир разорвать.

Не стоит речью дурною,

Свою слабину выявлять.

Побойся с фразой одною,

Все то, что достиг потерять.


Пивбар «Цепи»


Средь тёмной забегаловки, похожей на подвал,

Игрою на гармошечке старик всех развлекал.

Чуть пьян от пива с водкою, с улыбкой в пол лица.

И легкою походкою (наследство от отца).

Рука давила клавиши, хрипел пропитый бас.

И все лучились радостью морщинки возле глаз.

Копейка за копеечкой, хоть не богат улов,

Но и от этой малости старик плясать готов.

Как странно получается: он счастлив — погляди!

Лишь водкой успокоивши огонь в своей груди.

Днепропетровск. 1991


После ссоры


Просто уходи,

Жестких сцен не надо.

Гнев пересиди,

С слезами досада,

Выйдет из тебя,

Успокоив душу.

Злобу ослепя,

Чтобы мысли слушать.


Сингулярные люди


Прикрываясь борьбой за права человека,

Сингулярные люди забыли про честь.

Барабаны войны им поют гулким эхом,

И ровняет мозги мыслей жесткая взвесь.


Они с детства впитали — их ум выше средних,

Их страна на большом и высоком холме.

И плевать им на мнение всех прочих последних,

Не дадут они милость ни мне ни тебе.


Их история только из местных рассказов,

(Ты не лучше не хуже, ты просто другой).

Коль приходят, они забирают все сразу,

По любому (плевать им на путь правовой).


Подмена понятий


В слепом порожденьи тупого упорства,

Навязчиво ищут невесть какой смысл.

Под радужный стяг — апогей крючкотворства,

Безнравственность с верой нашли компромисс.


Мысль-голем назойливо в мозг протолкнули,

Из бездны Тартара* явилась она.

И все психопаты к сим стягам примкнули,

Ведь всякая истина к ней сведена!

* Тартар — глубочайшая бездна, находящаяся под царством Аида, куда Зевс низвергнул Кроноса (с ним — титанов и циклопов).


О деяниях нравственных деградантов


Алгоритмы Добра и просты и понятны:

Что во благо — возьми и его преумножь;

Что во зло — уничтожь, устрани безвозвратно.

Лишь умей разобраться, где правда, где ложь.


Только, вижу я, кризис наметился, братцы,

Кое — кто неспособен добро различить,

Он не может, не хочет ни в чем разобраться,

В обезьяну позволив себя превратить.


Эти люди и вправду не слышат, не видят,

Уши заткнуты прочно, «замылился» глаз,

Не умеют понять, но зато ненавидят

И не делают выводов, раз ошибясь.


Нет о будущем четких у них представлений,

Нет понятья, что множить, а что сокращать.

Потому — то не терпят они возражений,

Невозможно таким верный путь подсказать..


Следуя Экзюпери


Экзюпери просил у Бога

Искусства маленьких шагов.

И мне б его хотя б немного…

Но тот вопрос совсем не нов.

Над ним монахи размышляли,

Вперяя в небо жадный взор,

И хоть столетья пробежали,

Неразрешен остался спор.

Ведь, кажется, совсем несложно:

Есть правила — последуй им,

И мир тогда ты непреложно

Шедевром одаришь своим.

Иль будешь жить хотя б в покое…

Простой, казалось бы, вопрос.

Но это дело дорогое,

А наша жизнь — сплошной курьез.


Вина


Терпеть вину — большое испытанье.

Как зверя, что из клетки рвётся в бой,

В себе ты держишь жесткое признанье.

Порою, не осилившись с борьбой,

Кому-то доверяешь эту тайну,

А дальше — злой фортуны передел,

Все будет так, как выведет случайность,

Как перст судьбы тебе запечатлел…

Не лучше ль уж забыть всё постараться?

Но невозможно мозгу приказать,

Забвенья мыслей можно лишь дождаться,

В сё это надо четко понимать..


Нужная порода людей


Они легко подвержены влиянью,

Внушаемы, как дети без мозгов.

Их головы забиты всякой дрянью,

Из них послушных делая рабов.


Они постигнуть в силах лишь простое,

Обрывки фактов вкривь соединить.

И верят, как в Писание Святое,

Тому, кто смог их разум подчинить.


В чужих руках — они большая сила,

Отца и мать, коль нужно продадут.

Здесь свой закон, мышление дебила,

Где пряник лишний — все решает кнут.


N.B


Нарушен код ущербного сознанья,

Не одиночек, а огромных масс,

Чтоб брата брат валил без состраданья,

Громил и жег, в безумный впав экстаз?


Кривых зеркал им навязав реальность,

Толпой как долго можно управлять?

Потомки ж их, простите за банальность,

Едва ли смогут норму воспринять.


Чума, в преддверии

"Абы уязвлен будяше невидимо от бесов язвою, и с того умираху"

(Летописи Полоцкие 1092 г.)


Европа в мусоре погрязла,

Четырнадцатый плелся век.

Все было грязно, очень грязно,

Почти не мылся человек.


Вдоль узких улиц, полных вони,

Беглец из Кафы* мерил путь,

Смотрел он взглядом истомленным,

Ища ночлег хоть где — нибудь.


Не замечал народ тот вассер**,

Что прямо светится над ним.

Оттенок кожи перекрасив,

Болячка с запахом дурным


Явила черные бубоны,

А вместе с ними смерть сама,

Ломая дерзко все кордоны,

Пришла Владычица Чума!


Что думал этот итальянец?

Он знал, что жизнь уже прошла,

Хотел издохнуть среди пьяниц

Иль к церкви мысль его вела?


И верил ли он в медицину,

Что только мучила людей?

Куда идти христианину,

Крушенье видя всех идей?

*При осаде татарами Кафы (Феодосия,1348 г.) среди татар в войске Джанибека началась чума. Джанибек приказал забрасывать трупами город. В городе началась паника, и итальянцы, бросив его, бежали к себе на родину. По дороге среди беженцев разразилась ужасная эпидемия: из 1000 человек в живых осталось только 10. Так, по одной из версий, в Европу была завезена «Черная смерть».

**Вассер — сигнал опасности, призыв к вниманию.


В моментах жизнь от нас уходит…


Любой момент неповторим,

Такого не было, не будет!

Лишь время властвует над ним,

Чуть только новый миг наступит.

Не повторить всю яркость чувств,

Душа черствеет к ним навеки.

Как речи, что ушли из уст,

Не затолкаешь в человека.

Они всем тем принадлежат,

Кто их услышать был доволен.

Все те судьбу их предрешат,

Им речь сказавший подневолен.

Моменты трудно разделить,

Они ложатся ровной тенью.

Их невозможно прекратить,

Лишь наблюдать их измененье,

Пока способен человек,

Сложна по времени загадка.

Уж слишком мал сознанья век

Тонка всех сведений тетрадка.


Есть такая страна


Нациям скольким и скольким народам

Саваном смертным британский стал флаг!

Чтобы река не иссякла доходов,

Снова солдаты печатают шаг.


Был истреблен весь народ тасманийцев*,

Кромвель ирландцев без счету казнил**,

Тысячи выкосил голод индийцев***,

Опиум когти в китайцев вонзил****.


Индейцев тесня за Скалистые горы*****,

Британский мундир всех на гибель обрек,

И деревом черным по бурному морю

Из Африки хлынул в Европу поток******.


Я вижу в аду корабельного трюма

Безжалостно согнанных, будто бы скот –

Кричат и рыдают, и смотрят угрюмо.

И летопись эта к отмщенью зовет.

* тасманицев полностью уничтожили;

** после вторжения войск Кромвеля в Ирландию в 1649 году из 1,5 миллиона человек в 1652 году

осталось лишь 850 тысяч;

*** в Индии от голода умерло:

в 1800–1825 г.г. — 1 миллион человек;

в 1825–1850 г.г. — 400 тысяч человек;

в 1850–1875 г.г. — 5 миллионов человек;

в 1875–1900 г.г. — 26 миллионов человек;

*** в XIX веке Англия наладила массовую поставку опиума на территорию Китая, итог — из 416 миллионов человек в 1842 г. (при 2 миллионах наркоманов) в 1881 г. осталось чуть более 369 миллионов (при 120 миллионах наркоманов);

***** об индейцах все наслышаны;

****** в английские колонии привезено около 13 миллионов рабов из Африки (25 % погибло при перевозке).

Далее: Кения — после Второй Мировой войны из-за убийства 32 белых колонистов было вырезано около 300 тысяч и 1,5 миллиона отправлено в лагеря.

Первые в мире концлагеря были созданы лордом Китченером для бурских семей (1899–1902 г.г.). Процесс огораживания в самой Англии и пр.


Наваждение


Пески…пески…и ты вся в белом.

Освободи меня, Господь,

От этих снов, что дышат хмелем,

Способных сердце расколоть

Шипом мечты неутоленной.

Зачем мне грезы наяву?

Я с этой мукой утонченной

Живу и словно не живу.

Мой мозг не может разорваться,

А думать надо о своем,

В реальность как — то возвращаться,

Ведь все дела «горят огнем».

****

Уже нельзя навечно спрятать правду.

Уж век не тот и жизнь совсем не та.

Сейчас не просто выполнить команду,

Стереть воспоминанья дочиста.

Уж слишком в многом делаем пометки,

Кто то увидел, тут же это снял.

И хоть обманы и сейчас нередки,

Всё больше тех, кто правду отстоял!

****

Ложь льется с экрана потоком –

Ах, Оруэлл, как ты был прав! –

Сознанье корежа жестоко

И правду в асфальт закатав,

Внедряется новая сказка,

И «рыцарей» свежих ряды,

Меняя на стягах окраску,

Покрепче сжимают бразды.

Сейчас создается реальность

При помощи «правильных» СМИ.

Столкнувши весь мир в зазеркальность,

Постправдой торгуют они.


Смотря на звёздные узоры…


Смотря на звёздные узоры,

На их движенье вдалеке,

Мы видим некие повторы,

В этом огромнейшем вьюнке,

В котором крутится планета,

(Пылинка в море пустоты).

Она лишь Солнцем обогрета,

Взрастила разума цветы.

И исходя из интересов,

Лелеет думы каждый ум.

Один толчет зерно прогресса,

Тот полон похотливых дум.

Кому то надо надо докопаться,

До сути всех природных тайн.

Кому то надо лишь подраться,

А кто то рад когда он пьян.

Такие средь людей повторы,

Порой не сложно различить.

Однако скрытого актёра,

Порою очень сложно вскрыть.

Игра на сцене лишь прекрасна,

Там где всё честно, виден лоск.

Ведь не своя душа — чужбина!

Её постичь большой вопрос.


Тысячелетняя пытка каплями


Звериным нюхом чуя нашу слабость,

Бесчинствует весь дьявольский бомонд.

Бардак всемирный не проявит жалость,

Любой он перемелет генофонд.


Кто сдать готов свои без боя земли,

Агрессор оставляет без земель.

Жесток, хитер, он их мольбам не внемлет,

Про свой при этом не забыв кошель.


Границы перекраивают войны.

Вот снова туча с запада идет.

Пока здесь веет лишь сквозняк холодный…

Что будет, если туча подрастёт?

2017, Никополь


О методах и принципах


Под знаком большого вранья,

Свой век коротают тираны.

За всех, "кто ушел, наплюя",

Делишки ведут шарлатаны.


Коль методом выбран террор,

То в принципах ложь и фальшивка.

И с этим всегда перебор,

Всё брешут да брешут, как сивка.


Доносчики — как же без них?

Так проще достать неугодных.

Коль нет достижений других,

Как сказка для дурней голодных…

2017, Никополь


Полк полковника Карягина


Как много забытых имён

Скрывает истории тина!

Ведь тех, кто под ней погребён,

Затмила незнанья патина.


Вот слава спартанских парней,

Как солнце, сияет над миром.

Они у Горячих Камней*

Стояли насмерть с Леонидом.


А кто — то — забыт на века

Под грудою разных событий.

Их слава была коротка,

И подвиг безвестно сокрыт их.


17-ый егерский полк –

Немое тому подтвержденье.

Он подвиг Трёхсот превзошел.

Сейчас почему он в забвенье?..


В 1805-ом году полковник Карягин командовал 17-ым егерским полком…

500 русских против 40000 персов (493 российских солдата, 2 орудия и обоз выступили против 20-тысячной армии персов).

* — Фермопилы по-гречески означает «Горячие Камни».

****

Убегают года нам намеренной вечности,

В мире многое есть, только нет бесконечности.

Всё, что будет, что есть, что сейчас начинается,

Хорошим, плохим ли, но чем то кончается!


Рыбачка


Оставив свои снасти,

Забывши в бухте челн,

Рыбак отдался страсти,

Любви амурных волн.

И сердце молодое,

Глазам затмивши мир,

Средь запаха левкоя,

Свой пировало пир.

Как факт любви — венчание,

Не приказало ждать,

Детей венец создания,

Успела нарожать.

И ждет теперь рыбачка,

Средь жизненной возни.

Штиль на море иль качка,

Горят в окне огни.

****

Плевать на этот старый чемодан*,

На эту дуру без ума и с рожей!

Вся доброта — большой самообман,

****


И снова о потеплении


Не ко времени снег и простуда,

По весне уже рвём календарь,

Хоть природы капризной причуда -

Среди марта бушует январь.

И над миром знак вечности светит,

(Как там кролик Алисе сказал?*)

Не согнёмся под натиском этим

И судьбе свой покажем оскал.


* из анекдота:

А мы в прошлом или в будущем? — спросила Алиса.

Мы в заднице, — ответил кролик.

А «задница» — это настоящее? — спросила Алиса.

А «задница» — это у нас символ вечности.


Наш рецепт


Сея смерть и разоренье,

Орды гнал монгол в степях.

И полмира на колени,

Пало перед ним во прах.

Сабля острая кривая,

Конь да лук, да стрел колчан

Мчались вихрем, все сметая

От Китая до славян.

Триста лет гуляло племя

Нашей горестной землёй.

Хоть сейчас другое время,

Их уж нет… Однако, стой!

Те ордынские порядки

Впились цепко, словно вши,

В углубления и складки

Нашей нынешней души.


Невидимое мерило


Воспитанный во тьме тысячелетий,

Критерий и мерило всех искусств,

Инстинкт — он постоянно метит,

«В яблочко» сплетений наших чувств!


Место твоей Палестины


В огромном мире все непросто,

Здесь нет «прекрасных Палестин».

И счастья получивший вдосталь,

Чьей жизни бурной серпантин,

Привел к заветному порогу,

Где лад и сытость, и покой, -

Он потом поливал дорогу,

И, споря со своей судьбой,

Не раз с колен он поднимался,

Не раз всё снова начинал.

С нуля за дело принимался,

И на судьбу он не роптал.


Опять двадцать пять!


Ясность в том, что есть полный туман,

И что он не развеется лихо.*

Миром правит слепой басурман,

На манкуртах стоит его иго!

И ему подчиняются все.

На восток! — воют «белые люди».

И война в своей страшной красе,

Сеет смерть. Разрываются судьбы.

Что в итоге и где тот итог,

Нас куда заведут их усилья?

Как тут быть — подскажи ты нам, Бог,

Задолбала уже камарилья!

* Здесь — быстро, сразу

Никополь, 2017

****

Монологи… диалоги…

Сплетня… разговор… рассказ…

Свои радости, тревоги

Выставляем напоказ!

Изливаем свою душу,

Несуразной рифмой слов.

Кто-то любит это слушать -

Ну, а кто послать готов!

****

Жизнь нас в юности мёдом балyет,

Полон сказок обманчивый мир.

Кровь горячая в жилах бунтует,

Радость любит гуляк и транжир!

Но со временем будней болото

Липкой тиной укроет сердца.

Быт, семья и работа до пота,

А проблемам не видно конца.

Ни к чему станут лунные ночи,

Не тревожит в тиши соловей,

И душа на свободу не хочет

Ей в плену и теплей и сытней.

Все ж, порою, весны дуновенье

Разгоняет рутины туман,

И мечты, возродясь из забвенья,

Льют нам сладкий, пьянящий дурман…

Возвращают нам сладкий обман…

****

Зайцем по полю мысли мечутся,

И за скоростью их за безумною,

От моей любви перебежчица,

Позабыла ты песню лунную.

Между нами всё веет холодом,

Не любовь, а так… отношения.

Мои чувства ты моришь голодом,

И вовек тебе нет прощения.


Пожелания


Хочу я всем вам пожелать,

Чтобы под злую старость,

Вам было бы кого позвать,

Коль сломит вас усталость!

Кому-то были б вы нужны,

Как хлеб, вода и воздух,

Не только радужные сны,

Любви дарили звезды!

И если спросит кто потом

Про жизнь — как, мол, она?

Чтоб не вставал вопрос ребром,

Что слишком уж длинна.


Стихия


А пурга не унималась,

она выла как дитя,

на просторы вырывалась,

с дымом из избы шутя.

Мир совсем пропал, похоже

всё живет пургой одной.

Затаились твари божьи,

где-то каждый сам с собой.


Бифуркации


В чем вечность? — ты спросишь.

Она в измененьях!

И ты где-то вносишь

Свой штрих в разветвленья

Возможных событий.

Уж точно не зная,

Где точка нас встретит,

А где запятая.


Борьба с желаниями к чужой


Границы делят океаны,

Воды ж теченью невдомёк,

То, что она в другие страны

Сейчас направит свой поток.

Так и желаньям безразлично,

Они не видят паспортов.

В них нет стыда — им всё прилично,

Без сложных мыслей, лишних слов.

Любви природа — наслажденье,

А цель — желанья утолить.

Но вновь и вновь из тьмы забвенья,

Душа способна их родить


Любовь разрушающая


Не гони меня,

Моя бестия!

Боль любимая,

С тобой вместе я,

Хоть в огонь пойду,

Нету разницы.

Без тебя ж — в аду,

Черти дразнятся!

Согреши ж со мной,

Волю чувствам дай!

Нежный ангел мой,

Мой пречистый рай!


Короткое размышление о смыслах


Кто суть постиг той кутерьмы,

Что жизнью называем мы?

Она — подмостки старой сцены,

А мы на ней — лишь манекены!

****

Над рекой, как дым — тополиный пух,

Режет злой рассвет тишиной мой слух,

Даже шелест трав, даже плеск волны

В этот ранний час стали неслышны.

Только слышу я, как под слезы верб

Кто-то шепчет мне: «Ты один, как перст…»

Может, это всё вовсе не беда?

Я теперь один… вольный… НАВСЕГДА!


Время идет


О что ты делаешь Европа,

Ну где твои мозги?

Ты тонешь в море агитпропа

Безумной мелюзги.

О, нынче время идиотов,

И их числом не счесть.

В эру диких патриотов,

Палаты номер шесть.

Синдром великого незнанья,

Перекроил весь мир.

И ждёт нас век кровохарканья,

Несчастий страшных пир.


Про деда


Мой дед в Бреслау, в сорок пятом,

Чуть не погиб, спасая мир.

И не был он простым солдатом -

Хоть небольшой да командир.

Всего лишь рота боевая,

Но так он ею управлял,

Что все приказы исполняя,

Никто из них не погибал!

Да, были тяжкие раненья,

Жесток войны оскал крутой,

Но каждый раз после леченья,

Дед возвращался снова в строй.

«Ты, Николай, заговоренный?» -

Всё деда спрашивал народ.

А он, улыбкой окрылённый,

Шутил про свой казацкий род.

Цыганка деду наказала

У мертвых ничего не брать.

Мол, встретишь трудностей немало,

Но если станешь соблюдать,

Такое правило простое,

Не только будешь сам живой,

Но все, кто рядом, будут в строе,

Придут здоровыми домой.

Не знаю, было ль что-то в этом

Незлом цыганском колдовстве,

Но что живу сейчас на свете -

Спасибо, дедушка, тебе!

Ты зной терпел, шагая версты

В одном названии сапог,

В окопах стыл… но не замерз ты -

Все победил, все превозмог!


Время идет


О что ты делаешь Европа,

Ну где твои мозги?

Ты тонешь в море агитпропа

Безумной мелюзги.

О, нынче время идиотов,

И их числом не счесть.

В эру диких патриотов,

Палаты номер шесть.

Синдром великого незнанья,

Перекроил весь мир.

И ждёт нас век кровохарканья,

Несчастий страшных пир.


На распутье

(Днепропетровск, 1995)


Где ты, братец, месяц ясный,

За какой такой горой

Коротаешь ночь, напрасно

Свет рассеивая свой?

Здесь у нас темно и сыро,

В грязь дорога залегла.

Грузнет в ней вся наша сила,

Вот такие вот дела.

Поглядеть бы, осмотреться,

А не мчаться напролом.

Ну, куда ж ты, месяц, делся,

Сгинул со своим огнём?

Наш забрали рулевые,

Да, видать, у них глаз нет,

А коль есть — они слепые.

Что им темень, что им свет -

О своём они пекутся,

Чтоб не выпасть из седла

Да чтоб в грязь не бултыхнуться,

Вот такие вот дела


Большой обман

(Днепропетровск, 1996)


Нас сталкивают лбами,

разводят, как котят

и делают рабами

искусственных преград.

Нас верить заставляют

В большой оксюморон.

И симулякром чают

скрыть ложь со всех сторон,

шуты вождей безумных,

нелепых скакунов.

Голов тяжелодумных

и радостных лгунов.

И нет нигде просвета,

стал убегать народ.

Но ждет его полсвета

заносчивых господ.

Свои ж князьки-иуды

пришедшим лижут зад.

Фальшиво и занудно

бравады их звучат.


Всемирное потепление?


Весна сошла с ума,

Снег, ветер и морозы,

«Мух белых кутерьма»,

Садов расцветших лозы,

«Спалила», «обожгла»,

Осыпались цветочки.

Под снег зелень слегла,

Мертвы её росточки.


2017


Закон


Каждый свой привносит вектор

В этой жизни пёстрый спектр.

Росчерк этой траектории

Изменяет ход истории.

И чем больше весит мнение -

Тем сильнее изменение.


Глядя в вечность


Когда под вечер с дрёмой воюет крепкий чай,

Свою раскроет бездну небесный каравай.

Смотри, какие дали теряют в ней предел!

То там, то тут горстями, раскидан звёздный мел.

Сейчас горит, мерцая, далёкая звезда.

А, может, в это время случилась с ней беда?

Но мы узнаем это спустя мильоны лет,

Ведь там теряет скорость и самый быстрый — свет.

Для Разума загадка — нет темени конца,

Ну, как не обозлиться на нашего Творца?

Ну почему не дал он такие нам мозги,

Чтоб всё “схватить” сумели, не упустив ни зги!

Стоять перед завесой уж очень невтерпёж,

Чтоб успокоить нервы, мы верим даже в ложь.


Последний залп?


Последний залп, последний выстрел,

Меч в ножны — кончена война!

Того, который всё замыслил,

Сожгла отставшая волна.


Лежит в руинах вся Европа,

Торчат кресты с немых могил.

Мир вроде как после потопа,

Земля мертва и нет в ней сил.


Как после ливня муравейник,

С надеждой трудится народ

Где на руинах рос репейник,

Будет шуметь большой завод.


Еще свежи воспоминания,

Наивно верит стар и мал,

Что пережитого страданья.

Не возродится новый шквал.


Леший


Где растут дубравы старые,

Где гуляют ветры бравые,

Где от века и до века,

Зверь не видел человека,

Живёт старый и облезший,

Царь лесной — бродяга леший.

В мишкой брошенной берлоге

Греет в стужу свои ноги,

Летом на лесной поляне

Песни жуткие он тянет.

В песнях ужас, скрип и вой,

Чтобы люд знал нелесной,

В лес раз лишний не ходил

И покой его он чтил.


Коричневый вопрос

(Написано в 1996-м, в Днепропетровске, после драки с парнями из "Идеи нации". Драка была на пляже Комсомольского острова.)


Красные повязки,

Черные кресты.

Хворь шагает миром.

Заболел ли ты?

Поиграем в прятки –

Мол, проблемы нет.

А, глядишь, “ребятки”

Подомнут весь свет.


Summum bonum*


На краю земли, у моря,

Там, где чаек слышен крик,

Со своей природой споря,

Жил затворником старик.

И, наслушавшись пророков,

Во Христе свой видя путь,

Он решил достичь истоков,

Истины постигнуть суть.

И, отдавшийся теченью

Всеобъемлющих идей,

Убивал в себе влеченье

Суетных мирских страстей.

Жизнь неслась — текли молитвы,

Погружался разум в сон…

День пришел — и вот, разбитый,

Увидал девчонку он.

Юная совсем — святою

Показалась та ему.

Он привык уже к покою,

Тут же мыслей кутерьму,

Дряхлое его сознанье,

Умудрилось возродить,

Первая любовь, свиданье…

Как он это мог забыть?

Здесь ему предстало диво,

И в душе покоя нет.

Он поморщился брюзгливо,

Помянув молитв завет.

На святые глянул книги,

Посмотрел на образа –

И угодникам две фиги

Богохульно ткнул в глаза.

— Что же вспомнить мне осталось?

Для чего себя берёг?

То, что жизнью называлось,

Все сожрал заумный слог.


* Высшее благо.


Неистребимая


Пусть всё — от альфы до омеги,

От гор, что, высясь вдалеке,

Свои вершины прячут в снеге,

В ином, заоблачном мирке,

И до равнин, где жадно люди

На небо устремляют взор,

Все предано сожженью будет –

Не бойтесь, средь равнин и гор

Себе опять пробьет дорогу

Назло всему живой росток –

Несмелый, хрупкий, понемногу

Он жизни новой даст исток,

Заполнит мёртвую пустыню

Многообразием своим –

И будет снова небо синим,

А солнце ласковым над ним.


Стойка века


Ржавеет старая дорога.

Дряхлеют деревяшки шпал.

Столба раскосая тренога

Забыла поезда оскал.

Сквозь проводов обвисших струны

Давно не тёк рекою ток.

Платформ разбитые трибуны

Не помнят стук людских сапог.

Когда — то стройкой молодёжной

Здесь комсомол “рекорд толкал”,

Презрев покой, туман таёжный,

Он в самой чаще леса спал.

Врывался в тихие деревни

Бригадный люд, как татарва.

Ну, а потом, как штрих последний,

На свет рождалась детвора.

И каждый думал, что навеки

История запечатлит

Имен их звонких картотеку,

И труд их, лаврами увит,

Послужит даже внукам внуков,

А не вот так — стоять, ржаветь,

Как сердце, что своё отстукав,

Уж не вернётся к жизни впредь.


Безответная любовь


Ох, не волнуй, аккордеон,

Моей души озябшей море…

Ведь я от счастья отлучен,

Как еретик, что с верой спорит.

Супрема* вынесла вердикт –

Надеть печали санбенито**.

Я лишь молюсь на милой лик,

Дорога к ней на век закрыта.

Мне жизни острая игла

Цветами вышила желанья…

Но безответная игра

Оставила шипы страданья.


*Супрема — Верховный инквизиционный трибунал

**Санбенито — одеяние осужденных инквизицией, из желтого полотна


****

Меж древних гор, заросших лесом,

Как старый воин бородой,

Я верю, есть такое место,

Где не бывал сородич мой.

Но, может, в это вот мгновенье,

Переваливши за хребет,

Мы не заметим (без сомненья) –

Нет больше места, где нас нет!

Обжита бедная старушка!

Над покорённою землёй

Идет вселенская пирушка,

В нее мы влезли с головой!

****

Забудь свои заботы,

Оставь свои дела.

Пусть с плеч твоих работа,

Падёт, как не была.

Пусть отдыхают руки,

От ежедневных пут.

И пусть хоть час без скуки,

Часы тебе пробьют.

****

Ничего же архиплохого*,

Просто ливень, ветер и вечер.

Вдоль течет заулка глухого,

Поток холодный, как глетчер**.

Не все же солнце да краски,

Не всегда в пути будет ровно,

Не смотри на мир без опаски,

Но судьбу принимай хладнокровно.


* фраза В.В. Жириновского, сказанная на ток-шоу В.Р. Соловьева:)

** ледник


В разбитом баре …


В разбитом баре «Чарли-Барракуда»

Качает блюз, похожий на шансон.

Здесь под шашлык на век видавших блюдах

Пьют пиво, водку, хлещут самогон…


Здесь работягам, отпахавшим смену,

Зеленый змий «зальёт свинцом» мозги.

И их глаза, смотря на ойкумену,

Лишь тусклых красок видят очаги.


И депресняк однообразных будней

Не так уж скучен кажется потом.

Но с каждым разом хмель все беспробудней,

«Все туже гайка крутится с винтом».


Когда так жить, то срывы неизбежны,

Но тяжело сойти с сего пути.

Проблемы нарастают комом снежным,

Который может со света свести.


И снова день зарозовелся в окнах,

И так же вьётся нитка бытия.

Идут на смену люди в робах потных.

И есть меж ними Люди Пития…


Лоза


Травой поросшие руины

Давно забыли смех детей.

Не гнут натруженные спины

Их жители среди полей.

Стоят покинутые горы,

На темных выступах террас,

Скрывая змей глухие норы,

Как Прошлого иконостас.

Раскинув гроздья винограда,

Забытая лоза растет

Среди заброшенного сада,

Лишь осам отдавая мед.

Янтарных ягод полудиких

Игристым вкусом насладясь,

Ты вспомни тех, кто утром тихим

Лозу окучивал, трудясь.

Кто, день за днем здесь пот роняя,

Довел работу до конца,

В то, что во рту твоем растает,

Вложив и души, и сердца.

****

Нас войной не победить,

Шквалом грозным не разрушить.

Нас способна погубить,

Только собственная глупость.

1989 г.


Навеянное книгой


Как ярки искорки у малыша в глазах!

В них все наивно — даже боль и страх.

Не знает он, что этот мир чудес

Не для него из пустоты воскрес.

А вот подросток — тот успел узнать,

Не всем дается мир и благодать.

Но все ж наивно восклицает он:

«Со мной не так, ведь я уже учен!»


Путь


Пыль подняла разбитая дорога,

Восточный ветер смел ее в поля.

Ну, подожди, идти уже немного.

Видать, к дождю распарилась земля.

Таких, как мы, страдальцев — миллионы,

Они бредут под солнцем и в пыли.

Все против них — и власти, и законы.

Восточный ветер! Сыновья твои,

Устали ждать, уже мертва надежда,

На то, что пыль уляжется у ног,

И станет мир уютен, как и прежде,

Не будет ночью слышен стук сапог.

1993


Детские стихи


Котик

Котик греется на печке.

Нынче он гулял у речки.

Рыбку лапкою ловил,

Да обрызган только был,

Рыбка быстро и легко

Ускользает далеко.


***

Кто прибил на небо звезды?

Как там держатся они?

Как до них добраться можно –

Все узнаешь ты из книг!


Кто же, спросишь ты, научит

Этим цифрам и значкам?

Здесь, чем школа, нету лучше,

Скоро все увидишь сам!!


**

Не пугайся, детка, грома,

Стены крепкие у дома,

Наша крыша не течет,

Спи спокойно, без забот.

На крылечке пёсик Тишка

Стережет тебя, малышка.

Люли — люли, баю-бай,

Ну — ка, глазки закрывай!


Математика


Весь мир — лишь цифры, цифры, цифры,

Природу счетом заменив

Жизнь — колебанье функций быстрых

И человек в них, как Сизиф,

На гору камень воздвигает.

И где конец его труда

И та вершина — он не знает,

Откуда рухнет навсегда!


Поиски чуда


Убрав великую идею,

С которой в прошлом жить привык,

Народ избрал себе затею,

Найти другой священный лик.

И вязнут в сектах, как в болоте,

Дырявые их корабли

Под стон о праведной заботе

И свете, что сокрыт вдали.

1995


Кандидат


Не села ли твоя кандида*,

Случайно выбранный герой?

Иль затупила меч Фемида,

А на шкале весов лишь “ноль”?

Таких, как ты, плодит отчизна,

На свалку выброшен народ.

По совести уж “справил тризну”

Отмытый, вышколенный сброд.

Тупые жернова системы

Забьют, задавят “нестандарт”.

Слепой толпой бегут люмпены,

В глазах пустых один азарт.

Возможно, каждый, в одиночку,

Понять способен и простить.

Но здесь — в их общей оболочке

Не может здравой мысли быть.

Их заменяет ложь с трибуны

Сиюминутных королей,

Чей каждый вздох сто раз продуман.

И в ритме наших скоростей

Все показушество театра,

Толпе зомбирует мозги.

Размыт и спутан смысл дебатов

Нанятой Зверем мелюзги.

1995 г.


* Снежно-белая накидка олицетворяющая чистоту помыслов (греч.)


Лето в Таврии


Палит небо злобным взглядом,

Пересохшую траву.

Ну кому такое надо,

Лето все терпеть жару.

Ходят «вареные лица»,

Льется в рот вода рекой,

Можно только примериться,

С этой злобною жарой.


Туман


Фонарей не мало,

Но мутно зерцало.

Злой туман молочный

Побратался с ночкой,

Затаился вечер -

Тишь на белом свете.


Степное чудо


Хроникер седых столетий,

Созерцатель новых дней,

Баловень судьбы отпетый –

Дуб растет среди степей.

Основанье в три обхвата

Кроной к тучам поднялось,

А листвы осенней злато,

На полмили разнеслось.

Здесь под небом, средь простора,

Он — как чудо из чудес.

Выше кажется, чем горы,

Больше чем огромный лес.


А жаль…


Один лишь миг, всего одно мгновенье,

Но и его нам не предугадать.

Ни колдовством, пророчеством, прозреньем,

Не сорвана на Будущем печать.

Лишь совпаденья, случай и догадки,

Нам веру в Непонятное дают.

Но ложь, пускай, не манит сказкой сладкой,

Все гороскопы и гаданья лгут.

****

Здесь белым сном окутана округа,

Прадедов помнят вечные снега.

Здесь День и Ночь полгода ждут друг друга,

Неделями здесь царствует пурга.

Здесь царь — медведь не отличим от снега,

И о тепле здесь не ведется речь.

Такой мороз, что даже время бегом

Своим обычным здесь не может течь.

Но, посмотри — и тут прижились люди,

Кому-то мил и этот белый сон.

Кому-то нужен день полгода — чудо

И ночь полгода — вьюги колкой стон…

****

Века ль прошли, секунды ль пробежали –

Бег времени кругом все изменил.

Одних возвысил, прочих оскандалил,

Вот здесь нагрел, а там вот остудил.

Нет для него границ и измерений,

И бесконечность для него не даль.

Мир не стоит, “вновь растекаясь в лени”,

Не вечны формой ни вода, ни сталь.

Спеши, мой друг, коль случай подвернулся,

Пусть малое, но в чем-то изменить.

Плевать на все — ты “встал”, а не “прогнулся”!

Без риска счастьем путь не осветить.

****

Вась день жара, хоть солнце на закате,

И к вечеру спасенья не видать.

Асфальт нагретый всю прохладу тратит,

Нам ночь не может облегченья дать.


Горят край неба алые озера

Дождя не проливших на землю облаков.

Они, как вдовы, выплачутся скоро,

Вдали родных своих приморских городов.

****

Среди толпы он трудно различимый,

И на него не сразу бросишь взгляд.

За этой серой, тихою личиной

Таится нелюдь — изверг, тварь и гад.

Мешает что — то жить ему, “как люди”,

Слепым желаньем мозг его грызет.

И лишь поутру солнце мир разбудит,

На “шабаш” он, заведенный, идет.

И с каждым разом все страшнее зверства.

Как только носит ирода земля!

Не виновата будущая жертва,

Что адом дышит злая плоть твоя.


Нелюдь


Среди толпы он трудно различимый,

И на него не сразу бросишь взгляд.

За этой серой, тихою личиной

Таится нелюдь — изверг, тварь и гад.

Мешает что — то жить ему, “как люди”,

Слепым желаньем мозг его грызет.

И лишь поутру солнце мир разбудит,

На “шабаш” он, заведенный, идет.

И с каждым разом все страшнее зверства.

Как только носит ирода земля!

Не виновата будущая жертва,

Что адом дышит злая плоть твоя.

****

Прокатилась стороною этим вечером гроза.

Отгремели где то громы, где то там на образа,

После грохота крестились, «бог помилуй» говоря.

И по тем полям разлились пресноводные моря,

Оросивши напоивши все зеленое кругом.

Где то там свежим дыханьем жизни красочный разлом,

Вновь потянет ветви к солнцу, чтоб потом продолжить род.

Где то там все это будет, где то там, а мы не в счет!


Кабацкое


Бессмысленными пьяными речами,

Кабак свой тухлый воздух колыхал.

Эй! Посмотрите кем же мы все стали,

Кто школы храм с надеждой покидал?

Мир обманул те вечные надежды,

Что так реальны стали и легки.

Уплыло все, как детский замок снежный,

Весной, лишь зажурчали ручейки.

Жизнь под копирку тихо дни нам множит,

Скудна однако краска бытия.

И то, что постоянно нас тревожит,

Порой не стоит срубленного пня!

****

Все течет — за мгновеньем мгновенье,

Мы стареем, сменяя других.

Вечность целая, как откровенье,

Перед нами восстанет в тот миг,

За которым и нас уже сменят.

Жизнь продолжится — только без нас.

Лишь немногих потомки оценят,

Но не вечен их иконостас….


Экстремум функции


Пустым сомненьем замутило очи.

Что мне слова, я уж не слышу их!

Я — как Приап, что может, но не хочет,

Внять тьме бессчетных доводов твоих!

Оставь меня! Зачем такие муки?

Не то я в жизни чувствовать хотел!

Желаний нет, вновь опустились руки….

Настал уж нашей функции предел!

****

Сліпа пітьма сковала очі,

Куди іти і де брести?

Сховались стежки серед ночі,

Й нема вогню щоб їх знайти!


О 90-х


Грязные стены, окна без лиц!

Вот вид самой грязной из грязных столиц!

Ветер гоняет обрывки газет,

Под каждым забором открытый клазет!

У лавок базарных мухи столбом,

Ну где не посмотришь полный разгром!


Нирвана


У бара пляшет пьяная бомжиха,

Где кровь, где грязь на роже…. не поймешь!

Её подруга у столба приникла,

Ну не доли! Что с нее возьмешь!

У них одна надежда и тревога,

Одни порывы, мысль всего одна!

Для их нирваны надо лишь немного!

Бутылка спирта, пол ведра вина!

****

Не видно старую дорогу,

Украли сумерки цвета.

И непонятную тревогу,

Наводит ночи темнота.

***

Расцвела Америка,

На костях два берега.

Жирная и сытая,

Никогда не битая.

***

Ничего не получается,

Такой у нас расклад.

Мы все на свете делаем,

Сквозь то на чем сидят.

***

Не рай! Сдают наши нервишки,

Жизнь пахнет жареным дерьмом.

Рвемся вперед — но не одышка,

Нас оставляет на своем.


Миллениум


Приготовила нам ночка белую постель,

Воет ветер, стонет вьюга, холодно теперь.

Спят бомжи по теплотрассам, греет душу хмель.

Разбрелась страна. Распутье. Век сплошных потерь.

Через полчаса отходит в прошлое Вчера,

Только вряд ли что изменит зимняя пора

Новогодних перезвонов, елок да столов,

Разукрашенных рекламой серых городов.

****

В стране воров, в придатке ада,

До власти быдло дорвалось.

И целый век эта громада,

Конями правит вкривь и вкось.

Самая умная идея,

И самый мощный интеллект,

Завязнет в ней на век, ржавея,

Станет тупым сверх умный текст

Днепропетровск, 1996


Человек с одной мыслью


В заплеванной засратой подворотне,

Вновь ищет вену «высохший» дурак.

Что ему завтра, он живет сегодня,

Когда нашел на ширево пятак.

Душа спокойна в предвкушенье дозы,

Сгоревший мозг, полугнилое тело,

Всегда желают все одно и тоже.

И он готов за это на любое дело.

(извините за грубые фразы)


Буря в пустыне


Идет война, срезая горы,

И землю трупами набив,

Чужой солдат решает споры,

Своей все важностью затмив.

Жандарм вселенский “ставит пробы”

И судьбами вершит людей

Лишь ради собственной утробы,

Не разбирая суть вещей.

Грозя всемирною Супремой*,

Свой интерес он стережет.

Превыше всех твои проблемы,

Индейцем проклятый народ.


* Супрема — суд инквизиции.

(Я это стихотворение написал в 1990 году, в городе Торгау, служа в ЗГВ. В день, когда началась "Буря в пустыне").

****

В тишине безветренной, в эвенкийском кладбище,

На деревьях ленточки да цветные ниточки.

Ох не плачьте матушка у своей калиточки,

От хмельного нехристя не спасли товарищи,

Твое чадо малое, твой цветок взлелеянный.

И на старость некого у окошка ждать тебе,

На жаре пожарище, на вечернем зареве.

До его ж могилочки долгий путь немереный…….


Нелады


Мы успели продать уже наших детей,

Место им уготовано в грязных притонах,

И страна наркоманов, спидозных страстей

Аутсайдером стала в больших марафонах.

Землю вывезем мы, а все деньги “просрем”,

Утекут в унитаз полноводные реки!

Ну а тех, кто был против, мы просто убьем,

И бетоном зальем — и на дно их навеки!

1991


***

В стране воров, придатке ада

До власти быдло дорвалось.

Уж сколько лет сия (эта) «громада»

Упряжкой правит вкривь и вкось!

Здесь гениальная идея

И самый мощный интеллект

Увязнут в тине, чтоб, хирея,

Свой коротать недолгий век.

1991 год


О псине и свинине


Я думал что это свинина,

Сверхмясо, черт меня дёрни,

А это все та же псина,

Только с другой живодерни!:)

****

НАДГРОБНЫЙ ПАМЯТНИК ВСЕМ ДУРАКАМ!!!

Кто там подумал, что он не нам?

****

Земля остыла после ливня,

И тихий вечер полон звезд.

Садов душистых берегиня

Закрыла засухи погост.

Я знал, что так, а не иначе,

Судьба пожалует всех нас.

Пусть “передернул прикуп” сдатчик,

Еще не глохнет тарантас,

И вьётся вдаль судьбы дорога.

Ну вот… сейчас… еще чуть-чуть,

И в гору нам совсем немного,

А дальше будет ровный путь!


Стены сознания


Закрыв сознанье дверью догмы, мы созерцаем мир большой.

И мозг наш, от безделья сонный, творит химеру за стеной.

Однообразной рябизною бегут картинки наших дней,

А время тем «трубит отбои», кто за предел судьбы своей

Переступил, но, озираясь, все строит планы наперед,

И что от жизни миг остался, он только через миг поймет.

Насколько было все реально, узнает там, а, может, нет.

Не радостно и не печально, будь жизни сказка полный бред.

Ведь это лишь его проблемы, он исчерпал природы срок,

И функции свои в системе исполнил, как хотел и смог…

****

Утро. Горные вершины

Только тронул первый луч.

Тонет в сумраке долина,

Но уже кудряшки туч

Выше в небе различимы,

И для путника отрада -

Светом утренним гонима,

Убегает в ночь прохлада.

****

Ключи я выбросил и верю,

Что не вернусь (и бог с тобой!)

И домик твой с закрытой дверью,

Растаяв в дымке голубой,

Забудется теперь навеки.

Ведь мир не рухнет, если мы

Судьбе назло — не для потехи,

Расстанемся среди зимы.

Снега, как дюны-исполины,

Поглотят все мои следы.

А счастья нашего руины,

Укроют по весне сады.

Мир, изменяясь непрерывно,

Сотрет все весточки о нас.

Я чувствую интуитивно,

Мы не нужны ему сейчас,

Вот так вот, вместе, без трагедий.

И не взорвется шар земной,

Коль будем жить мы, как соседи -

Лишь порознь. Каждый сам с собой.

****

Где-то там Христа распинали,

Кто-то пил спокойно вино.

Ну и что, они ведь не знали,

В какой день им жить суждено.


Смотря на святых оборванцев,

Кричащих о новом мессии.

Каждый думал, — этих засранцев,

Могут слушать только глухие!

****

Март к концу деньки считает,

Первою уже грозой

Дух тепла с небес вещает,

Что покончено с зимой.


Боже! — крестится старуха, -

Посреди зимы — гроза!

Ждет неурожай, разруха…

Подзатянем пояса.


К черту старые заботы!

Жизнь идёт своим путем.

Вон, весенние хлопоты,

Захлестнули все кругом


Скоро яблони проснутся,

Отбелив цветами сад.

Утки к озеру вернутся,

Нет теплу теперь преград!


Круговорот


Вот звезда, мигом вспыхнув сверхновой,

Расплескалась на "облако грёз"…

И оно все же будет основой,

Для других, меньше греющих звёзд.


Вопросик!!!


Ох как жаль, что понятие вечность,

Не относится к жизни людской,

Неужель уходя в безызвестность,

Мы становимся только землёй?

****

Что проку от замкОв,

Коль двери не закрыты?

Что стоят короли,

Без армии и свиты?

****

Дикий город, край забитый,

Пьяная страна.

Все дороги перекрыты,

Что ни дом — тюрьма!

Там гримасы — не улыбки,

Лица — черепа!

Весь народ худой и “липкий”,

Злобная толпа.

1991.

****

Вася был "добрый" человек,

Ведь он убил котёнка стазу.

Чтоб в наш злой собачий век,

Всю жизнь не мучился зараза.


Экклезиасту


Живой — надеется и плачет,

Смеется, бодрствует и спит.

Но там, где смерть свой срок назначит,

Лишь пустота и всe молчит.

Всему и всем одно и то же.

Бездумный случай правит всем.

И даже праведник не может

Прожить свой век, не знав проблем.

Открыты вечные просторы,

Жизнь — как река без берегов.

Границ же четкие узоры -

Они в извилинах мозгов.

****

Ночь бескрайнее пространство

Расстелила надо мной.

Светит звёздное убранство,

Вьётся млечный водопой.

Край луны земля сожрала,

В мутных пятнах лунный лик.

От ущербной толку мало.

Пол вселенной дуб-старик

Мощной кроной закрывает

От моих пытливых глаз.

У крылечка пёс зевает,

Время спать ему сейчас.

Всё, что бодрствует… земное

Скоро сменит мир иной.

Жизнь кипит без перебоя:

Тот ушел — придет другой.

Место пусто не бывает.

Даже времени спираль,

И она законы знает,

Подчиняя эту даль.

Нераскрытых тайн вселенских

Нам рассудком не понять.

Блеск прозрений полудетских –

Ну, а дальше — мрак опять…

****

Борщом запахло. Вже смачна вечеря

До хат зібрала з вулиць дітвору.

До ночі мирно світиться оселя,

І темінь водить тишу по селу.


Десь там струмки збираються у річку,

І крізь степи біжить вона сюди…

Сховала відьма місяць-серпик в пічку.

І тільки зорі вийшли до води.


Когось там водять Грець із Переплутом

Між тих, що біля річки, бур'янів,

Співають жаби їм бісівським гуртом,

Милують душу злих Степовиків.


Хоч гречкосії спать ще не лягали,

А вже стучить за грубой Домовик.

Кипить робота… навіть дня замало,

Хапає його крихти робітник.


Наводить “фарбой” личко молодиця,

Гука на неї з двору парубок.

Ранковий півень — то єдина птиця,

Що розімкне їх лагідний клубок.


Не ляже знов до півночі гадалка.

Шепоче також старий ворожбит.

Не вийдуть старі клопоти в відставку,

Хоч зовсім з глузду зійде білий світ.

****

Шел человек, планету заселяя,

медведей «выселяя» из пещер.

Сутра на флейтах костяных играя.

Ему и горы даже не барьер!

Свободны табуны на ойкумене,

нет там ни городов, а ни дорог.

Но все ж, есть человек на этой сцене,

всему теперь он станет поперек.

Он будет бить лососей гарпунами,

охотится на диких лошадей.

Сквозь джунгли пробираться, плыть морями,

загаживать планету все быстрей.

И вот теперь, вверху, на пьедестале,

он до сих пор войну со всем ведет.

Нет, жить как звери мы не перестали.

Религий, даже, дивный оборот,

и тот нас ставит выше всей природы.

И очень часто «Право потреблять»,

стремленье к власти, алчность, сверхдоходы,

мешают ну хоть что-то поменять.


Шуточный стишок


В бурленьи говн — он со зловоньем бульба

Даже «дерьмом» его не называй!

Лишь с гадостью — его любая просьба.

Тут о нормальном даже не мечтай.

***

Разговоры, споры и сюжетики.

Клик за кликом — времени уж нет.

Время скоростей и энергетики,

где так много значит интернет.

Он великий поглотитель времени.

Часто, мы сидим и сеем лень.

Что взрастет из этой лени семени?

Лень не выдаст даже бюллетень…

***

Не путай всплытие со взлетом,

а невозможность потонуть — с полетом!


N.B. Не путайте всплытие со взлетом, а полет — с невозможностью потонуть. Очень часто, плавающий в своих мысленных испражнениях человек-дерьмо, так высоко себя несет, что у него создается ощущение полета над всеми окружающими его людьми. Он в этом не виноват. У него строение мозга такое. Нет у него определенных его отделов, которые используются для нормального понимания действительности. Это ни хорошо, ни плохо. И бесполезно бить такого по морде — не поймет!

Если есть возможность, просто не работайте с таким, или по максимуму нивелируйте контакты с этой личностью. И все должно быть «по уставу».

Сложно, но все дела с ним надо делать именно так. Ни в право — ни влево.


****

Они пришли в который раз.

И вновь «костры горят из нас».

Все, что построили они -

концлагеря везде одни.

Сейчас у них — матрасом флаг,

в Эвропах — свастики аншлаг.

И значит нам в бой выступать,

нам снова мир от них спасать.

И немахнешь: «Пускай живут!»

Они же к внукам приползут.

***

Наш мир похож на Колизей,

в страстях, где, гладиаторы дерутся.

Где в скачках загоняют лошадей,

с трибун над этим пьяные стебутся…

***