Сердце [Эмми Кор] (fb2) читать постранично

Эмми Кор Сердце

Улыбка двенадцатилетнего Боба сияла на его лице так же ярко, как свежий синяк под глазом. Солнце, чистое небо и почти безлюдная улица окраины города — тишина и спокойствие, разве есть причины хмурится? Многоэтажки медленно, но верно растаяли до низеньких частных домиков с самыми разнообразными, но отнюдь не оригинальными заборчиками. Впрочем, один из них явно выделялся.

Каждый раз, подходя к нему, Боб начинал чувствовать притягательное тепло родного дома, сама его душа радостно подпрыгивала. Особенно грела надпись, которую друзья Боба начертали красной краской года два назад: «Осторожно, злая мачеха!». От неё веяло безопасностью.

Калитка, уложенные плиткой двор, цветы в автомобильных шинах, входная дверь. Боб на миг замялся: мачеха дома? Она будет злиться. Мальчик вошёл в дом.

Боб шагнул в светлую прихожую, ожидая, как обычно, сразу же встретить мачеху, но в доме было тихо. Только тиканье часов напоминало, что время здесь всё ещё не остановилось. Впрочем, два алых и потрёпанных жизнью кеда уверяли, что Бьянка всё-таки дома. К ним тут же встали аккуратные жёлтые ботиночки, гораздо ухоженнее и свежее соседей, будто недавно куплены — и только чек, хранимый с сотней собратьев в ящике тумбы, однозначно утверждал, что кеды и ботиночки появились в этой семье в один день.

— Привет, мам! — Боб коснулся фотографии в чёрной рамке, стоящей на комоде. С фотографии солнечно улыбалась молодая блондинка с большими небесными глазами, о которой мальчик не забывал никогда, вот уже два года подряд желая ей доброго утра и спокойной ночи. Он ужасно скучал, но она бы не хотела видеть его расстроенным — и потому он старался искренне радоваться каждому дню, не поддаваясь тоске.

Рядом с рамкой валялась бумажка, папин подчерк лаконично сообщал: «Райс на два месяца. Не скучайте!». Что ж, когда папа моряк такие записки совсем не удивляют: он и так почти всегда в море, но зато с Бобом остаётся мачеха Бьянка. А где она, кстати?

Мальчик заглянул на кухню, следуя за пробуждающим аппетит кисловатым запахом — на плите нашлась кастрюля, но мачехи не было. О, а что в кастрюле? Рассольник! Живот жалобно заурчал, выпрашивая хотя бы тарелочку.

Вдруг взгляд упал на знакомый помятый листочек с таблицей, окружённый коробочками лекарств. Он из любопытства посмотрел в него — боже! Всякая радость моментально спала с его лица. Почему Бьянка не отметила, что выпила таблетки в полдень? Холодок пробежал по телу: а что, если что-то случилось?

На ватных ногах он поторопился наверх, на второй этаж, в комнату мачехи. Дрожащей, вспотевшей ладошкой коснулся ручки её двери и резко, забыв про всякие манеры, распахнул её. Выдохнул.

Она укладывала лаком свои вечно взъерошенные ярко-красные волосы, но тут же отложила всё, как только увидела своего пасынка. При взгляде на его лицо она нахмурилась:

— Тебя снова били, Боб? — строго спросила Бьянка. Он пару секунд смотрел на неё, прежде чем привычно разулыбаться:

— Нет, мы просто играли с Гарри.

С ней всё хорошо, какое облегчение.

— С тем Гарри, который на прошлой неделе залил твой рюкзак острым соусом? — Боб заметил, как зрачки её на миг скосились на висящий на стене топорик с будто бы окровавленным лезвием — это реквизит из Дома Страха в парке аттракционов, где она работает.

— Это была просто шутка! Я совсем не злюсь на него, — Боб слышал в её голосе нарастающий гнев, так что по-детски прильнул к ней, обнимая, — всё хорошо.

Прижавшись к её груди, он закрыл глаза. Она была очень тёплой, он слышал её дыхание, но любимым его звуком было биение сердца. Сердце, которое всегда любило и заботилось о нём… нет, обо всех, кого знало. Полное любви и участия, оно поддерживало умирающих и тяжело больных, давало им надежду и радость, утешение и спокойствие. Это было сердце его мамы, и теперь оно билось в груди её лучшей подруги, которая всей душой хотела защитить то, что было дорого маме — Боба.

Мамино сердце помогло Бьянке выжить, но не излечило. Даже один пропуск таблеток может снова положить женщину на кровать, под капельницы — и тогда Боб снова останется один, как в те проклятые вечера, когда отец был в море, а мама — в больнице, борясь за жизнь других людей.

— Нет, Боб, я хочу видеть родителей этого… — она проглотила ругательство, но её раздражённый тон красноречиво его передавал, — этого Гарри. Я никому не позволю так обращаться с моим ребёнком! Я обещала твоему отцу!

«Злая мачеха», то прозвище с забора, действительно очень подходило Бьянке. Она была вспыльчива и зла — но только когда кто-то делал плохо Бобу. Для него же она была лучшей мачехой из всех.