Записки президента 2 [Павел Охотин] (fb2) читать онлайн

Павел Охотин Записки президента 2

Все персонажи и события вымышлены, любые совпадения случайны

1

Потолки, вроде, натяжные. Интересно, их моют или нет? Тут всё стерильное, наверное. Бок болит, но терпимо, дышать, правда, трудно. Что они там говорили про шансы? Блин, болит всё-таки. И шевелиться нет никакого желания. И трубки ещё какие-то из меня торчат. Интересно, говорить я с таким дыханием могу? Ой, ё! Вам когда-нибудь рёбра ломали? Ну вот, представьте, что сразу после этого толкнули в бок. Иттить! И это я всего лишь вдохнул чуть глубже. Почему-то представил сейчас ноутбук на груди. Он же ж меня раздавит нафиг. Не. С такими сумасшедшими нагрузками лучше повременить.

Когда, наконец, удалось зафиксировать глаза в положении «открыты», я поинтересовался у пространства: «То есть, мне по-прежнему нельзя ковырять в носу на людях?» Не могу сказать, что произнёс это бодрым голосом, но точно — вслух.

— Твою ж мать! — ответила дремавшая в кресле у изголовья моей кровати Ирина, одетая в светло-зелёный врачебный костюм с маской на лице, — тебе, гаду, вообще всё можно, кроме сейчас разговаривать, хотя кто ж тебе запретит-то. Э-эй! Кто-нибудь! Выборы отменяются, у этой страны всё ещё есть президент!

В палате мгновенно стало людно. Первым, отодвинув медсестру, вбежал заспанный Остапин, сразу за ним ещё человек пять в белых халатах.

— Максим Евгеньевич! — премьер-министр выглядел одновременно довольным и ошарашенным, — как Вам это удалось?!!! Нет! Молчите! Мы потом когда-нибудь об этом узнаем.

— Глинский уже гроб присмотрел, красивый такой. Натуральный полированный дуб, морё-оный… и бронзовые ручки, — добавила любимая женщина, я не помню у неё таких кругов под глазами, — чтоб ты понимал, тебя с полсуток две бригады резали. Человек десять, в общей сложности, а потом сюда привезли. Хорошо, что у тебя врачи знакомые есть, смогли в реанимации отдельную палату организовать. Твоя тушка тут уже пятый день прохлаждается, я хотела попросить температуру воздуха снизить, чтоб ты, гад, лучше сохранился, а теперь опять вот все эти котлеты и борщи. Молчи, сволочь! Про мои лучшие годы потом поговорим.

Вбежал запыхавшийся Егорыч:

— Максим Евгеньевич, чтоб Вы нам всем были здоровы! В стране порядок, о Вашем состоянии пока никому, кроме кому надо, неизвестно. Не напрягайтесь, всё под контролем. Уверен, спустим ситуацию на тормозах. По крайней мере, взгляд у Вас не умирающего. Так что от светлого настоящего нам не отвертеться. Фуххх… Чтоб Вас! Мне убивать президентов приходилось, а похороны организовывать — не моё. Не надо. Не сейчас, по крайней мере, и не Ваши.

— А теперь капельницу с глюкозой и баиньки. Сестра, прошу Вас, — распорядился Остапин, — кормить по-царски рано ещё, Ирина Викторовна, с борщами пока повременим.

— Ой, да какие там борщи! Он же ж теперь у Аслана с руки ест, на шпроты мои даже смотреть не хочет.

Подошла медсестра со шприцом, воткнула его в одну из трубок, и картинка пропала.

Как мне сказали, отсыпался я ещё два дня, после чего меня перевезли в палату с окном и влили в рот первую ложку какой-то жижи. Дышать было трудно, как после резкой стометровки, и ещё эта постоянная испарина на лбу, которую не отходившая от меня Ирина промакивала салфетками, всё время вспоминая мою маму. Родителей, кстати, удалось успокоить, предъявив им живое чадо. Приставленная Глинским к маме новая подружка-компаньонка, по совместительству — доктор медицинских наук, профессор и терапевт высшей категории, оправдывала размер своей персональной пенсии — мои старики выглядели гораздо лучше меня. А после того, как моё Счастье пообещало им внуков ещё в этом столетии, вообще угомонились.

Как только премьер-министр перестал затыкать рот президенту, я сразу сказал ему, что, наверное, как глава державы, должен гордиться тем, что меня спасли именно славские врачи, а не какие-нибудь заграничные.

— Во-первых, могли не довезти, во-вторых, после того, как стало ясно, что всё, что навертели наши предшественники с медреформой, отменено, в страну вернулись несколько настоящих, ещё старой школы, светил, не побоюсь этого слова, отечественной медицины. Кстати, один из них — Гольдман — руководил операцией. Кажется, люди в нас поверили, Максим Евгеньевич.

— Интересно, у Ларисы есть опыт работы с сединой? — ни к кому не обращаясь, осведомилась Ирина, — твоя выходка стоила мне половины причёски, чудо моё. Так вот, о чудесах, Аслан попросил своего нового родственника потревожить Аллаха по поводу твоего выздоровления, а дедушка быстренько связался с коллегами по цеху и в результате все конфессии вот прям за тебя-за тебя.

— Так, вроде ж в секрете это всё держат.

— А секрет никто и не нарушал. Это ты тут — президент, а Там, — она указала пальцем в потолок, — всего лишь раб Божий Максимка или кем ты там Аллаху или Яхве приходишься. Но когда целый муфтий просит митрополита упомянуть в молитвах Максима, ему грех отказать. Поэтому буддисты тоже впряглись. Митрополит патриарха побеспокоил, и как-то это всё так интересно совпало с твоим желанием ковыряться в носу…

— Нужно будет, когда мне ручку держать позволят, благодарственные письма разослать. Даже если Создатель не при делах, им будет приятно. А Матильда пусть продумает, как сделать так, чтобы весь мир узнал об уровне славской медицины. Всё равно не получится скрыть моё временное недомогание. И, поскольку операция была не через прямую кишку, можно из этого сделать достижение.

— Когда тебя отпустят с твоей работы, можешь смело устраиваться в любой университет обучать политиков. У тебя есть, что им передать. Ларису, кстати, звать, один свет, придётся, я так тщательно твою башку не побрею.

Стоило Остапину выйти за дверь, как в неё, отталкивая друг друга, ввалились Аслан с Васей.

— Евгенич! Мы знали, шо всё будет пучком. Вот, рано Вам ещё умирать, мы тут не всем задницу надрали.

— Максым Еугэниуыч! Мы ыспугалыс. А у нас сын должен радытса. Максымом назыуат буду.

— А вы чего, парни, в костюмах таких строгих? Вас Егорыч в похоронную команду определил?

— Та, мы тут это… Шоб сильнее боялись, в общем.

— Короля играет свита, — прокомментировала Ирина, — они тут всю больницу застроили. Причём, на лестницах Юриковы ребята косят под братков, то есть количество случайных посетителей сведено к нулю, а допущенный персонал натыкается уже на твоё величие в лице одетого с иголочки стража. Они же даже своим не разрешают у двери стоять, дежурят по два часа каждый.

— Так Вы ж тут — государственная тайна. Пока легенду не проработали, никто не должен знать, шо Вы заболели. Егорыч так сказал. А пацаны, в натуре, под бандюков оделись, я им даже цепей золотых организовал. Они сами не знают, шо Вас охраняют, но сюда ещё никто лишний не пролез. В курсе только несколько врачей и медсестёр, но они все под подпиской.

— Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. Бардак! — пробасила у входа Матильда.

Мои телохранители переглянулись и расхохотались.

— Пойдём мы, Евгенич, а то, вон, всю службу на радостях завалили. Девки шастают, как по Бродвею. Ой! Больно же! — Юрик отскочил от ущипнувшей его Ларисы и закрыл за собой дверь.

— Это шапито с братвой великолепно. На нижнем этаже какие-то орлы, которые нас в лицо не знают. Я бы, если б не знала, что происходит, дальше них и не сунулась бы. Ларису натурально в угол зажали и всю облапали, пока я Егорычу звонила. Что лицо такое довольное? Обратно опять через них пойдёшь? — рыжая, как всегда, была несравненна, — задачу мне Егорыч разъяснил, нужно как-то сообщить народу, что государь болен, но при этом не напугать общественное мнение.

— Давайте эту задачу слегка подкорректируем. Народ должен говорить не о том, что президент болен, а о том, что его вылечили наши врачи. Можно даже соврать, что я отказался от госпитализации в европейскую клинику, хотя меня никто и не спрашивал.

— О! Лариса, эта лысина должна сиять, потому что фотографии будут на первых полосах всех мировых изданий, мне пара информационных агентств кое-что должна.

— И сфотографируйте меня с доктором Гольдманом, думаю, ему такая реклама не повредит. Не коньяк же ему выставлять.

— Кхм… Так уже. Остапин проставился от твоего имени обеим бригадам, — внесла ясность моя жена.

— Значит, нужно будет ещё и фамилии всех врачей указать. Для их практики полезно будет.

— Хорошо, забьём информацию о состоянии первого лица подробностями уникальной операции и описанием валящихся от усталости хирургов. Заодно объявим, что Вы поправляете здоровье, подорванное борьбой с куриным бешенством и наводнением, в загородной резиденции, но полностью контролируете ситуацию. Пару интервью придётся дать, чтобы народ убедился, что Вы при памяти. Сейчас у нас начало мая, думаю, Егорыч найдёт подходящее место с бассейном, куда Вас можно будет определить на месяц-другой-третий. Сирень, черёмуха, клубника… Красота! И дыхательная гимнастика с Асланом.

Пока Матильда вытаскивала из Ирины подробности, Лариса включила машинку. Когда голове стало окончательно нечем цепляться за подушку, в палату вошёл грузный мужчина в хирургическом костюме с закатанными рукавами.

— Лазарь Аронович, — обратилась к нему Ирина, — этот больной захотел с Вами сфотографироваться, а девчонки интересуются, можно ли его приподнять повыше, чтобы он не лежал, а хотя бы сидел.

— А давайте попробуем, заодно и узнаем, — ответил, как я понял, доктор Гольдман и велел медсестре понажимать на кнопки. Кровать зажужжала и стала шезлонгом, прям дежавю какое-то.

— Доктор, встаньте, пожалуйста рядом с ним и возьмите его за руку, — попросила Матильда, — руководство решило вместо ордена наградить Вас фотографией с президентом. Но ценность этой фоточки не столько в том, что вы сможете сделать из неё фотообои в своём кабинете, сколько в том, что уже завтра за неё будут драться крупнейшие газеты всего мира. Вы проснётесь не просто знаменитым, а самым известным врачом планеты. Я уже договорилась.

Пока она излагала, у меня пропали темные пятна перед глазами и я добавил, что Минздрав в срочном порядке оборудует клинику на берегу Идлани, специально заточенную под уникальные операции, а ему придётся её возглавить.

— Пациент, с Вами таки приятно иметь дело, но не хотелось бы опять по специальности.

2

Сместив акцент с моего полутрупа на достижения кабинета Остапина в деле восстановления медицины, мы получили бонусом развитие медицинского туризма и, как следствие — улучшение материальной базы лечебных учреждений, помноженное на гордость славцев за отечественное здравоохранение. Хорошо же сознавать, что твой кашель в надёжных руках, а температура у ребёнка — не повод для паники. Нацией, у которой есть, чем гордиться, легче управлять. Люди понимают, что начальство не зря свою икру жрёт.

Егорыч назначил загородной резиденцией дачу одного из олигархов, сочувствующих делу строительства светлого настоящего, который любезно согласился предоставить её вместе с обслуживающим персоналом в распоряжение главы Администрации президента. Я думаю, что, будучи человеком порядочным, он, как минимум, пообещал её в ближайшее время не национализировать. Да — с бассейном и с вертолётной площадкой. Когда я поинтересовался, почему было не использовать объект, принадлежащий государству, Глинский разъяснил, что главе этого государства нужен настоящий отдых, который не получится обеспечить там, куда может вломиться какая-нибудь пресса, а хозяин недвижимости собирался недавно накосячить, но при помощи людей Загорина его удалось удержать от совершения проступка. И вот, движимый благодарностью…

Кроме нас с Ириной, Аслана и Юрика с двумя десятками его нукеров, запах сирени вдыхала Лариса, доктор Гольдман с ассистентом и две медсестры. К нашему приезду в одной из гостиных был оборудован полноценный диагностический центр с кучей приборов. Чисто по-человечески, мне, конечно, было любопытно, откуда всё это взялось и как за два дня тут оказалось, но я уже привык к тому, что на посту главы Администрации у нас джинн. Сам Егорыч большую часть времени находился в Стóлице, периодически наведываясь к нам на вертолёте. Я как-то предложил выкрасить этот вертолёт в голубой цвет, но он не оценил шутку.

Матильда прилетала вместе с ним. Интернет был забит аналитическими статьями о преемственности славской медицинской школы по отношению к советской, фотографиями студентов мединститутов и интервью с молодыми врачами, восхищёнными перспективами развития. Соцсети пестрили прогнозами о превращении Славии в мировой центр долголетия. Всё-таки инфополе — штука самовоспроизводящаяся. В результате народ в считанные дни уверовал в материальную выгоду развития здравоохранения для будущего всей страны. Национал-прагматизм, как он есть. Уже ради этого стоило заболеть.

Моё недомогание проходило на фоне сезонного затишья в политической жизни. Сами посудите, — кто в мае месяце думает о чём-то, кроме шашлыков и поиска мест летнего отдыха. Разве что некоторых землевладельцев волнует ещё и график окучивания картошки. По моему же глубокому убеждению, народ и правительство не должны друг друга тревожить. Если в стране всё в порядке, людям пофигу, как зовут президента. Поэтому наши гениальные управленческие решения должны быть тихими и незаметными. Трубить на весь белый свет стоит лишь о достигнутых успехах, а не о планах по их достижению.

А вот с планами как раз наблюдалось какое-то проседание. Губернии, получив в свои руки реальные возможности, во всю старались их реализовывать, будто бы опасаясь, что центральная власть передумает. Два губернатора успели за это время сменить кресла на нары, причём на довольно длительные сроки. Остальные поняли, что жить пока придётся на зарплату и в свою очередь настучали по рукам подчинённым по нисходящей. Там тоже человек тридцать отправились шить рукавички. Не могу сказать, что мы за несколько месяцев победили коррупцию, но она точно перестала быть такой нахальной. Люди увидели, что чиновники вполне могут не бесить народ, а действительно обеспечивать функционирование государственной машины и заодно — водопровода и канализации.

В общем, всё планирование спустилось на региональный уровень и нам стало нечего делать. Олигархи, кто потолковее, вполне предсказуемо, начали формировать внутри губерний полный цикл производства и профессионального обучения. Мне постоянно докладывали из Кабмина о проектах открытия новых-старых учебных заведений на фоне реконструкции промышленных предприятий. Самым амбициозным стал, наверное, план восстановления автомобилестроения в Сонюшине с использованием ещё советской базы профтехобучения. Сын бывшего директора автозавода испросил аудиенцию у нас с Остапиным и выложил подробный проект создания обновлённой «Идлани» на водородном топливе, включавший привлечение уже давших согласие китайских инвесторов и участие государства, как соучредителя. В процессе же разработки конструкции и воссоздания инфраструктуры мощности завода будут заняты сборкой автомобилей из импортных комплектующих.

Сельскохозяйственные регионы, понимая, что обновлённые заводы могут сманить молодёжь, начали кампанию по информационной и инфраструктурной поддержке экологически чистых поселений. Небольшой посёлок в лесу, вдали от индустриальных центров, но с гарантированной связью, энергоснабжением, медицинским, опять же, обслуживанием и хорошими дорогами способен привлекать людей не меньше, чем театры и широкие проспекты.

Здесь неожиданно вмешался МИД. Очередным вертолётным рейсом вместе с Егорычем прибыл Моисеев и прямо за ужином предложил привлекать в такие посёлки образованные кадры из-за границы — программистов, дизайнеров всяких и прочих специалистов, которые могут работать на удалёнке, с предоставлением вида на жительство. Пусть, дескать, живут у нас, покупают наши товары и услуги, оплачивают продукты, платят какие-то налоги и работают свою работу, а мы им даже домики за счёт местных властей построим, то есть на них ещё и наши строители заработают, а уездные или станичные собрания будут арендную плату получать. Параллельно министр попросил поручить местным властям усилить контроль за иностранными студентами, чтобы обучение не было просто предлогом для въезда. Он решил таким образом повысить престижность получения у нас образования, во-первых и славского вида на жительство, во-вторых. По его данным нас уже в этом году ждал взрывной рост количества желающих учиться на врача в наших институтах, для чего профильному министерству нужно было расширять учебную базу. А, глядя на развитие промышленного строительства, пора готовиться к увеличению числа желающих стать инженерами. И если «Идлань» поедет, учиться у нас захотят не только медики.

— Егорыч, а кто у нас занимается причинно-следственными связями?

— В каком смысле, Максим Евгеньевич?

— В общегосударственном.

— У меня сегодня был длинный день и я могу не вполне адекватно реагировать. Растолкуйте старику, что Вы хотите?

— Я хочу, чтобы у нас было какое-то специальное аналитическое агентство. Хотите — на базе Управления Безопасности, хотите — на базе какого-нибудь НИИ, но нам нужны люди, которые целыми днями будут сопоставлять всё сущее и докладывать нам с Вами о том, чем стране грозит то или иное событие в ближайшей хотя бы перспективе. Вот только что Михаил Яковлевич, не выпуская вилки из рук, обосновал связь между восстановлением автозавода и необходимостью строительства студенческих общежитий для иностранцев. А сколько ещё таких вещей, о которых хотелось бы подумать заранее.

— Я понял. Да. Это будет здорово помогать. И именно через УБ, потому что обычным учёным всё равно придётся допуски присваивать. Вы же понимаете, что у них должен быть доступ ко всей возможной информации. Я завтра же поручу Загорину создать такой отдел и начну подыскивать сотрудников. А почему нам раньше эта мысль не пришла? Я вот прям щас в ужасе от того, что у нас до сих пор нет такой структуры. Серьёзно. Давайте, пока ночь не началась, Званцева сюда доставим. Он учёный, как и Михаил Яковлевич. Мы их сейчас закроем в кабинете и, уверен, что к утру они вспомнят о паре кандидатур на должность руководителя этого агентства.

— Ваши методы всегда отличались поразительной эффективностью, Владимир Егорович. Звоните Званцеву. Думаю, Михаил Яковлевич с удовольствием поболтает со старым другом. Коньяк, господин министр?

— Думаю, Дмитрий Иванович не откажется.

Вертолёт к этому времени был уже в воздухе.

3

Пожилые умники с минуту укоряли друг друга в том, что, находясь в одном городе, никак не могут выбрать время на поболтать, не говоря уже о рыбалке. Когда они остановились перевести дух, Глинский намекнул, что неподалёку есть замечательный заливчик, а дело государственной важности, по которому мы все собрались, извинит их отсутствие дома, минимум, на неделю. Что же касается протокольных и прочих мероприятий, то снасти привезут завтра, а всё остальное подождёт, он берётся это уладить. Кроме того, Матильда будет рада получить несколько снимков президента с удочкой.

— Меня-то за что, Егорыч?!

— Имидж, Максим Евгеньевич. Ваш народ привык к тому, что Вы отъявленный рыбак, а если кто-то фотографируется с карасём, скорее всего, умирать он не собирается. В общем, всё совпало. Государственные деятели будут компенсировать недостаток общения и попутно шевелить мозгами, а Вы — соответствовать ожиданиям электората.

Насколько я понимаю, место для рыбалки входило в комплекс наравне с бассейном, уж больно идеальный вид был у выглядывавших из камышей мостков, свисавших над водой ив и листьев кувшинок на поверхности. Казалось, что даже ласточки и чайки были специально обучены для создания атмосферы, как и две семьи диких уток, маячивших в центре залива. По техническим причинам глава парламента и министр иностранных дел опоздали к утренней зорьке. Они, пошатываясь, показались только к обеду. По лицу Егорыча и так никогда нельзя было определить, ни его мыслей, ни эмоций, а сейчас выражение этого лица было полностью отсутствующим. Каких-либо надежд на плодотворность прошедшей ночи не было ни у кого.

— Может быть, дадим объявление в газету?

— Вариант, Максим Евгеньевич. Уверен, народу набежит столько, что работы для всей Администрации хватит на полгода.

— Вы совершенно напрасно думаете о нас плохо, — промычал Званцев, — Да, мы злоупотребили. А не нужно было подсовывать такой хороший коньяк.

— Но он выпит не зря, — поддержал друга министр иностранных дел, — несколько фамилий мы вспомнили.

— А чтобы не забыть, записали. Миш, куда ты дел тот листик?

— На столе был.

— То есть сейчас где-то на столе лежит список людей, которые в ближайшее время будут допущены к высшему уровню государевой тайны?

— Да не, Егорыч. Я помню, что его забирал. Вот он, кстати, — и Званцев вынул из кармана сложенный вчетверо лист, — здесь четыре фамилии.

— Кто все эти люди?

— Панин — мой студент, историк. Его тема — математические методы в историографии. Как по мне — муть, но у него очень интересно устроены мозги. Неожиданно, я бы сказал. Совершенно нелинейное мышление. Зейлин — сотрудник аппарата парламента, в его обязанности входит нечто подобное тому, что вы тут удумали, но он у нас без ансамбля, готовит лично для меня аналитические записки по интересующим меня вопросам. Вы же будете делиться со мной выводами вашей структуры, если я вам его отдам? Ефремов — чистый алгебраист. Математик по образованию, ищущий во всём возможность построения математической модели. Я знаком с ним ещё по университету. Он когда-то работал на соседней кафедре, потом его сманили куда-то в Европу, он там читал курс лекций по своим иксам и игрекам, но недавно вернулся в Славию и, вроде, преподаёт в Изборском инженерном. А о Пританине вспомнил Михаил Яковлевич.

— Да, этот товарищ преуспел в том, что принято называть конспирологией, но его заключения отличаются стройностью, логичностью и очень часто сбываются. Это — как раз тот случай, когда, если у Вас паранойя, это ещё не означает, что за Вами не следят.

— Если эти люди пройдут проверку, я бы рекомендовал Панина на должность руководителя группы, — подытожил Званцев, — а теперь, я надеюсь, нас наконец покормят.

— А вечером отправят на рыбалку! — воскликнул Егорыч, — я вам сейчас покажу, где снасти, а Лариса как раз настроит аппаратуру, чтобы запечатлеть улов. Я же через полчаса вас оставлю, господа. Мне уже хочется побеседовать с нашими кандидатами.

Водомерки, бегавшие между поплавками, оживляли пейзаж только первые минут десять. Столько же я любовался лучами вечернего солнца, пробивающимися сквозь листву, чтобы отразиться от зеркала воды. Потом начался клёв. Нет, Клёв. Этот заливчик кишел рыбой. Четырёхкилограммовый карп, удочку с которым я удержал с огромным трудом, даже меня примирил с необходимостью следить за поплавком. Добычу поменьше мы просто отпускали. Сделав необходимые снимки, коллектив сжалился надо мной, и меня отвезли в дом. Рыба сразу отправилась на кухню, по крайней мере ужином мы себя обеспечили. Старички же сговорились не пропустить на этот раз утреннюю зорьку.

Глинский вернулся через день. Я даже не хочу представлять, как именно были доставлены к нему на встречу наши будущие аналитики, но он переговорил со всеми четырьмя. Думаю, вертолёт ещё не успел приземлиться в Стóлице, когда сотрудники Загорина уже начали проверку благонадёжности.

— Наши рыбаки заслужили свой отпуск. Люди действительно толковые, без тёмных мест и с пониманием степени ответственности. Помещения для них уже выделены, сейчас они под руководством Панина составляют примерный штат отдела и список аппаратуры. Я им ещё несколько злостных компьютерщиков подобрал, думаю, в течение пары недель мы должны получить первые результаты. Сотрудников нужно будет много, потому что объём обработанной информации должен быть гигантским — от биржевых сводок до прыща на заднице у кого-нибудь из наших олигархов. О! Кстати! Есть у меня на примете один кадр, который сейчас сидит за кое-какие махинации, так вот он — блестящий биржевой аналитик, несмотря на отсутствие рынка акций в Славии. То есть реальный практик в нашем вопросе. Организуем-ка мы ему помилование. Уверен, я смогу его убедить, что два года на воле на моих условиях лучше, чем они же, но в тюрьме с возможностью продления.

— Да хоть шаманов нанимайте с ясновидящими, главное, чтобы мы были готовы к последствиям всякой фигни.

— Не, Максим Евгеньевич, ясновидящие тут не помогут. Иосиф, он ведь не только сон фараону растолковал, он ещё и пути решения предложил, вот и нам нужно будет не только следствия из причин вывести, но и придумать, как с этими семью коровами бороться¹. Я тоже заслужил бокал коньяку. А что Гольдман? Давайте у него для Вас разрешение на пару капель выспросим. Не разрешит мне, я на него Васю натравлю. Дайте-ка мне Ваш брелочек, — и Егорыч нажал на кнопку вызова дежурной медсестры.

Когда эта милая женщина вбежала в столовую, глава Администрации потребовал пригласить врача для секретного разговора государственной важности. Лазарь Аронович пришёл минут через пять и в столовой сразу стало как-то тесно.

— Вызывали?

— А это будет зависеть от того, как пойдёт разговор, доктор. Пока пригласили, — у меня почему-то сразу всплыла в памяти брошюра «Допрос пленных в полевых условиях», — можно ли нашему общему президенту несколько глоточков коньяку?

— Конечно можно. Тем более, что предмет дискуссии можно рассматривать, как лекарство. Хотите, прям щас рецепт выпишу? Tinctura querci in uvae alcoholi² сорокапроцентная. Перорально, мелкими глотками под беседу в хорошей компании.

— А что ж Вы раньше-то молчали? — обескураженно проговорил Егорыч, явно приготовившийся к долгой вдумчивой беседе.

— А никто и не спрашивал.

— А Вы с нами бахнете, доктор?

— А разве можно отказать президенту, тем более в таком вопросе?

Глинский расставил бокалы.

4

Под конец отведённой для рыбалки недели, за ужином в присутствии снова прилетевшего Егорыча, Моисеев рассказал, что ему доложили о заинтересованности одного из саудовских принцев в инвестициях в Славию.

— Дело в том, Максим Евгеньевич, что Ваше отношение к славским мусульманам не осталось незамеченным в исламском мире. В частности, широко обсуждались те самые колодцы. И при выборе страны, в экономику которой можно вкладывать средства, эти колодцы таки сыграли свою роль, хотя вряд ли кто-нибудь тогда об этом думал. Но есть люди, которых они натолкнули на мысль, что с Вами можно будет найти общий язык, поскольку Вам близки их ценности. Я не слишком запутанно излагаю? В общем, люди заработали на нефти и хотят куда-то вложить полученные деньги. У нас тут есть надежда на стабильность и какие-то перспективы развития, поэтому этот принц хотел бы с Вами пообщаться. Как Ви понимаете, я таки не лучший собеседник для представителя арабского мира. Но, раз пошла такая пьянка, мы можем посоветовать ему подкатить к Вам именно через муфтия.

— А с моей стороны не будет нарушением какого-нибудь этикета, если я с ним встречусь, будучи больным?

— Думаю, наоборот. Мы сделаем эту встречу неофициальной, но, если удастся о чём-нибудь договориться, организуем при необходимости утечку информации. А Ваша готовность к общению даже на фоне недомогания должна быть расценена, как проявление уважения к представителю королевской семьи.

— А куда он хочет инвестировать? Что мы можем ему предложить?

— Ну, во-первых, хочет он, поэтому пусть сам предлагает, а во-вторых, у нас есть дешёвый газ. Может быть, пусть удобрения производит?

— А Россия не скажет, что мы охренели?

— А мы предложим ему поговорить с роднёй и построить у нас нефтеперегонный завод. А вот чью нефть он будет перегонять — свою или российскую, будет зависеть от того, скажет или нет. И здесь дело будет не в том, что несколько танкеров в год будут куплены не в России, им оно, как слону дробина, а в том, что в дне пути от их портов кто-то будет покупать нефть у арабов.

— Егорыч, а можно сначала пригласить сюда Иванова? Как-нибудь тоже неофициально, втихаря, но без спецэффектов.

— Да, думаю, можно. Насколько я понимаю, Михаилу Яковлевичу рыбалка понравилась, и он хочет побыть здесь подольше. Видите, как нужно стимулировать у людей мозговую деятельность? Дмитрий Иванович, как там парламент без Вас? Ещё пару дней продержится? А то получится, что мы друга Вашего здесь оставим, а Вас — обратно, в круг семьи и в трудовые будни.

Званцев ответил, что постарается найти в себе силы ещё на два дня и добавил:

— Предлагаю присвоить этому месту рабочее название «Вдали от жён».

— Ну да, это вы все вдали, — начал было я, но был сразу же прерван любимой супругой.

— Господин президент хочет в даль?

— Не-не-не, уже никто никуда не идёт.

— Конечно, я тут вся в трудах, вся семья на мои хрупкие плечи, а он, видите ли хочет в даль. И это на третьем году супружеской жизни! А что будет на четвёртом? Да-да, господа, я вас спрашиваю, вы же уже по двадцать-тридцать лет женаты.

— Я столько не проживу, любимая.

— Я тебе не проживу! — и она чмокнула меня в лысину.

После нашей последней встречи с Ивановым во взаимоотношениях с Россией произошли положительные с дипломатической точки зрения изменения. Мы вернулись на уровень, предполагающий назначение послов. Иванов остался в Славии, но теперь уже на должности советника. С учётом того, что штат посольства Российской Федерации был небольшим, он стал вторым по положению должностным лицом после посла. Мы иногда здоровались на всяких протокольных мероприятиях, но близко уже не общались.

Вертолёт с дипломатом на борту прибыл к обеду следующего дня.

— Господин президент, рад видеть Вас в добром здравии. Ваши врачи отказались от нашей помощи, но я искренне рад, что она не понадобилась.

— А Вы представляете, как я рад, что всё обошлось малой кровью в объёме не больше пары литров? Извините, что мы не в установленном порядке.

— Знаете, предложение Владимира Егоровича «просто поболтать» потенциально гораздо интереснее, чем любая нота от правительства страны пребывания. Тем более, что на официальную встречу нельзя принести то, что хранится у меня в специальном шкапчике. А так хоть посидим по-человечески, если Вы, господин президент, не возражаете.

— Кизлярский?

— Он самый.

— Владимир Егорович, а почему мы так редко встречаемся с таким хорошим человеком?

— Дык, это… Протокол, Максим Евгеньевич. Может, господин Моисеев что-то сможет изменить в этой части?

— Предлагаю обычные похищения. Например, раз в месяц, если это таки укрепит двусторонние отношения. Нужно посмотреть, что об этом говорит Венская конвенция.

Так, перешучиваясь, мы расселись в гостиной, где Моисеев изложил представителю государства российского наши пожелания по расширению торговых отношений:

— Мы хотели бы увеличить со следующего года объём закупок газа, из которого собираемся производить удобрения. Это первое. И ещё нам хочется покупать у вас нефть для самостоятельного производства бензина и солярки. Мы нашли инвестора, который готов в этом участвовать.

— Когда Максим Евгеньевич впервые заговорил о цене на газ, мы уже понимали, что этот разговор состоится. Поэтому были к нему готовы. Насчёт заинтересованности в нефти прогнозов не было, но мысль о том, что вы захотите нажить денег на нашей уступчивости, слишком логична, чтобы её не думать. Тогда же было принято решение не портить отношения с вами из-за нескольких лишних кубометров, но что-нибудь выгодное из вас вытянуть. Мы честно долго ломали голову, что именно. Но сегодня вы сами предложили вариант и, думаю, мне удастся его пропихнуть у нас. Итак: Мы соглашаемся на изменение условий газового контракта в сторону увеличения объёмов, но инвестор в нефтеперегонном заводе будет наш.

— Дело в том, что в качестве инвестиционных обязательств мы хотим прописать низкую стоимость дизтоплива для внутреннего рынка. В этом случае мы даже готовы отказаться от обязательного государственного участия в составе учредителей. Но где-то же зарабатывать этому заводу будет нужно, и мы собирались ориентировать его на Украину. А если мы примем в качестве собственника российское предприятие, учитывая ваши с ними отношения, они могут отказаться от сотрудничества.

— Не, ну надо было вот так обломать светлую юношескую мечту о генеральских погонах! Что ж вы за люди-то такие?! «Просто поболтать». Интересно, как с вами болтать, если не просто? Вы же понимаете, что я не могу так вот взять и доложить руководству, что Швец, мол, хочет больше газа по тем же ценам. Как мне отвечать на вопрос: «И что мы будем с этого иметь?» А? А ведь мне его зададут. Вы же не хотите начала переговоров на эту тему с созданием экспертных групп и тому подобного? Тогда как раз к концу Вашей каденции, Максим Евгеньевич, мы сможем уверенно заявить, что не договорились, — Иванов встал и сделал круг по гостиной, — мне нужно встречное предложение.

— Хорошо, мы вообще не будем брать вашу нефть, мы возьмём её у арабов.

Он сразу сел.

— Ладно, пошутили и будет. Если вы будете покупать нефть у арабов, кто я после этого?

— Не мы будем покупать, а арабы будут привозить её для своего НПЗ. В российской нефти для их технологий слишком много тяжёлых фракций и серы.

— Значит, арабы строят здесь НПЗ, обеспечивают его сырьём и продают полученный продукт Украине. Вы получаете рабочие места, налоги, долю в прибыли и дешёвую соляру для внутреннего рынка, а я — по шапке. Отлично! — он закурил, — предлагаю зайти с другой стороны. Я понимаю, чего вы хотите добиться строительством завода удобрений, где, я почему-то убеждён, в инвестобязательствах будет прописана низкая цена для внутреннего рынка. При одновременном получении дешёвого дизеля ваше сельское хозяйство резко станет самым рентабельным в регионе. Хорошо, оставим нефть арабам. А удобрения отдайте нам. Тогда повышение объёмов газа становится логичным.

— А Вы снова сможете подумать о погонах.

— Сейчас мне больше хочется думать, с чем идти к начальству. А как у вас в Сонюшинской губернии с землёй у железной дороги? Если мы недалеко от границы свой НПЗ поставим? Такой, чтобы только на ваш внутренний рынок работал? Хрен с ним, пусть у него тоже будет дешёвая соляра, тогда арабы ваши смогут больше за рубеж продать, а вы на участии в прибыли наживёте.

— Тогда и в заводе удобрений, и в Сонюшинском НПЗ будет сорокапроцентное участие государства.

— А с третьей стороны зайти не хотите? — подал голос Егорыч, — когда наши предшественники договаривались с американцами о строительстве газового терминала, под это дело в России началось возведение комбината по производству аммиака недалеко от нашей границы. Чтобы трубу к нам не выбрасывать, наверное. Сейчас этот проект заморожен, так как труба загружена. Поскольку лишний газ нам нужен только для производства удобрений, оставьте его себе. В смысле — этому комбинату. А вот аммиак давайте нам. Недорого. Так и наш газовый контракт трогать не придётся и предложение от Российской Федерации интересным получается, и планируемое вами увеличение газодобычи под это дело подходит. Этот продукт до сих пор не рассматривался. Вы можете смело подать эту идею, как Вашу собственную. А мы уже тут сами разберёмся, кто будет эти удобрения производить. Опять же, в этом случае нам можно будет работать на украинский рынок.

— Налейте коньяка, будьте людьми. По-моему, мы только что о чём-то интересном «просто поболтали». И теперь, либо выпрут меня со службы государевой, либо действительно можно будет новые погоны заказывать. Хорошо, хоть, что я не могу принимать решения самостоятельно. Вот сейчас ещё немного посидим, вы положите меня, где взяли, и я постараюсь сформулировать руководству суть нашей беседы. Да чтоб на мне черти поехали! Я прошу налить мне коньяк, который сам же и принёс! С газом, кажется, аналогичная ситуация. Докладную записку я составлю сегодня. Думаю, хоть завтра и пятница, после обеда у меня будет какой-то ответ.

Когда вертолёт оторвался от земли, и все вернулись за стол, Егорыч взял в руку бокал:

— Вообще-то такие вещи должны готовиться сильно заранее, в том числе и вот этим нашим аналитическим центром, но уж больно хорошо может получиться. По газу у нас договорённость на шесть лет пока, из которых только пять осталось, а по аммиаку можно сразу надолго рассчитывать, комбинат этот будет, практически, под нас построен. Они, со своей стороны, тоже могут считать, что нас к себе привязывают, что для них гораздо важнее, чем деньги от продажи. Иванов же тут сидит не только для того, чтобы кто-то из российских олигархов лишних денег заработал.

— Да, если у них там есть носители государственного мышления, то он явно их представитель.

— Будем считать, что нам с ним повезло, Максим Евгеньевич. Предлагаю на сегодня с делами державными закончить и сравнить подарок Иванова с тем, чем нас снабжает Остапин.

5

Аслан по целому ряду причин сократил мои нагрузки. Силовые упражнения заменил дыхательной гимнастикой. Вылепленные им за год мускулы несколько сдулись, но зарасти жиром он мне так и не дал. Сейчас, к середине второго месяца после операции я уже походил на нормального человека. С меня не стекал ручьями пот и, лёжа на диване в окружении подушек (Нет в этом слове буквы «Р»!) я даже дышал, как все. А что? Я сам видел людей, которые, взобравшись на третий этаж, задыхались и останавливались отдохнуть. И вообще, я тут самый главный или нет, почему бы не ввести в обиход ношение государя на носилках? Раньше, вон, начальство вообще пешком не ходило и ничего. Каких пирамид понастроили. Или это не там? Не важно. Хорошо, что Званцев с головой дружит и такой законопроект в Народном Собрании даже до обсуждения не допустят.

К вечеру пятницы поступила информация от российского посольства. Вкратце: Мы получаем аммиак, за это выделяем территорию под строительство НПЗ на российском сырье с участием государства Славия, но в символическом объёме в пятнадцать процентов, и на нас никто не обижается за приобретение нефти у арабов. То есть теперь можно смело готовить проекты заводов и формальные переговоры для утверждения всей этой схемы. Я попросил Егорыча пригласить на выходные Остапина.

Вертолёт за эти дни налетал, наверное, больше, чем за полгода. Бодрый и подтянутый премьер-министр, поздоровавшись с нами, извинился и на несколько минут уединился с Гольдманом. Вернулся довольным и сразу у меня поинтересовался, чем именно мы решили испортить ему выходной.

— Во-первых, мы до сих пор не знаем, как Вы относитесь к рыбалке.

— Ну, я не против иногда, если комаров мало.

— Вам нужно, чтобы именно мало? А то их тут вообще нет, но думаю, что ближе к краю залива…

— Уже уговорили.

— Тогда на вечер передаём Вас в руки Званцева и Моисеева. Они тут уже, наверное, каждого карася в руках подержали. А сейчас прошу к столу.

После обеда мы с Егорычем увели Остапина на веранду, где изложили суть договорённостей с Ивановым и перспективы сотрудничества с саудовским принцем.

— Илья Алексеевич, все мы по опыту знаем, что государство — неэффективный менеджер, но очень хочется верить в чудеса. Скажите, сможем мы найти хороших управленцев, чтобы этот завод удобрений был полностью государственным? — поинтересовался я у премьер-министра.

— А смысл? Тогда придётся его строить за державный счёт, а деньги где брать? И аммиакопровод ещё же не забывайте, там отчуждение земли, охранная зона, само строительство.

— А мы его на кредитные средства построим, а кредит возьмём у той же России. Они, конечно, офигеют от такой наглости, а мы за это согласимся на

пятнадцать процентов в НПЗ. И строить будем как можно ближе к границе, чтобы трубу недалеко тянуть. Да и производство там, скорее всего, небезвредное и небезопасное, зачем своей территорией рисковать. В общем, вся нагрузка ложится на государство, а дешёвые удобрения получает народ. По-моему, достаточно национал-прагматично.

— А что арабы?

— А им выделим участок, где Идлань в море впадает. Своими силами мы там ничего не построим, а территория гуляет. Пусть они уговорят Эмираты поделиться технологией строительства островов, заодно прокопают фарватер, чтобы порт нам не загружать, он для удобрений понадобится. Если на карту глянуть, там есть кусок берега, от которого в десяти километрах старая железная дорога.

— Это — где при Советской власти промзона была?

— Точно. И к ней от основной линии вела одноколейка. Её восстановить, если требуется, и продлить до берега.

— А думаете — понадобится? Они же будут свой бензин, в основном, на экспорт гнать, вот пусть весь туда и отправляют, а мы внутренний рынок будем за счёт российского завода насыщать.

— И сделать им экстерриториальность или свободную экономическую зону?

— А репа у них, извините, не треснет, Максим Евгеньевич? Мы-то что с этого будем иметь?

— Сорок процентов прибыли.

— Для этого нужно будет на сорок процентов вложиться в строительство. А деньги откуда? Тоже у России просить?

— Нет. Они всё построят за свои, но при условии, что мы будем иметь сорок процентов. И в прибыли, и в собственности.

— Мммда. Как говорят, нет ничего невозможного для того, кто достаточно охренел. То есть они сами строят остров для завода, сами строят завод, сами привозят туда оборудование, а мы за это берём сорок процентов? Это настолько нагло звучит, что может сработать.

— Я Вам больше скажу — строить этот завод они будут за свои, но из купленных у нас материалов и через наших подрядчиков. И работать на этом заводе будут только граждане Славии, по крайней мере на низовых должностях.

— А напомните, пожалуйста, зачем это арабам? Мне для понимания. Чтобы знать, стоит ли при планировании бюджета рассчитывать на что-то от этого завода или принц сюда просто погостить приедет.

— А Вы никогда не задумывались, куда идут средства от налогообложения предприятий?

— Ну как «Куда?» В бюджет. В нашем случае — в бюджет губернии, а именно Приморской.

— Вот! Вы помните про налогообложение бюджетников? Давайте такую же фишку прокрутим с государственной частью прибыли. То есть предприятие, в котором государству принадлежит какая-то доля, платит налоги только с той части, которая частная. А поскольку налоги заложены в стоимости продукции, она получается дешевле, то есть конкурентнее. И арабам мы скажем,что этот закон принимаем специально под них. Хотя так оно и получается. Мало того, Приморская губерния именно в этом случае обломается. Мы же собираемся строить завод на искусственном острове, поэтому все налоги этот НПЗ будет платить непосредственно в государственный бюджет, минуя территорию.

— Нужно будет им ещё что-нибудь предложить, пока это похоже на грабёж.

— Ни в коей мере. Они получают форпост в этой части глобуса, у них работают вложенные деньги и растёт авторитет, как технологичной державы. Мы же впускаем на свою землю иностранцев и подвергаем территорию риску техногенной аварии. Я хочу начать разговор с пятидесяти процентов.

— А железная дорога им и правда ни к чему. Если они свой порт поставят, можно всё по Идлани возить, — уточнил Егорыч, — и, кстати, у меня к вам, господа, есть предложение: пусть этот завод удобрений будет государственным не на сто процентов, а на девяносто. На державной казне это не отразится, а мы с вами тоже заслуживаем какого-то вознаграждения.

— И как Вы это видите?

— Для строительства завода нужно будет учредить предприятие, которое и будет его создавать и им владеть. Пусть у этого предприятия будет уставной фонд, скажем, в миллион златов. То есть десять процентов на четверых составит по двадцать пять тысяч с носа. Мы же сможем наскрести по карманам такие деньги?

— Ну, предположим.

— Тем более, что по закону их нужно внести в течение года с момента регистрации. А дальше кредит на строительство будет брать предприятие, но с его будущей прибыли нам будут положены некоторые отчисления. Мы просто воспользуемся служебным положением. В конце концов, идея-то принадлежит нам и реализовываем её мы.

— Пока не вижу ничего предосудительного. Но сто разделить на двадцать пять будет четыре. А четвёртый кто?

— А директор, которого найдёт Илья Алексеевич, пусть человеку сразу будет понятно, за что он работает.

— Я ход ваших мыслей понял, — ответил Остапин, — директора завода удобрений начну искать с понедельника. Это должен быть очень крепкий хозяйственник, потому что строить придётся с нуля. То есть нужны старые кадры. Интересная задача. Министру экономического развития будет, чем заняться. Нужно будет, кстати, у кардиологов осведомиться. Это явно их клиентура.

— Тогда предлагаю Вам отдохнуть от государственных трудов и вечером с Вас рыба на ужин, Илья Алексеевич.

6

В понедельник, когда все улетели и наступил, наконец, тот самый покой, ради которого меня сюда поместили, вдруг прибежал Аслан и сообщил, что со мной хочет неофициально пообщаться муфтий. Ну что ж, подыграем дедушке, он же не знает, что нам уже всё известно. А человек почувствует себя причастным к большой политике, ему приятно будет.

— Что-то случилось?

— Нэ гауарыт. Гауарыт — ошен уажна.

— Ну хоть волноваться за него не нужно?

— Нэт, какой-та дэло.

— Ну хорошо, пусть звонит.

— Нэт, там какой-то сэкрэтный дэло.

— Ну хорошо, и как мне уважить особу духовного звания? Прилететь в Стóлицу или его сюда вертолётом?

— Я магу машином съэздыт.

— Хорошо, возьми у Васи двух человек, чтобы деду приятнее было и привези его сюда. Бережно и аккуратно. Мы же с ним теперь не чужие люди, вроде. Сваты. Или как это у вас называется. Только предупреди кухню, что у нас сегодня мусульманский обед на две персоны, чтобы чего-нибудь харамного не подсунули.

Муфтия привезли как раз к столу. Я вышел ему навстречу, стараясь проявить максимальное уважение.

— Искренне рад видеть Вас у себя в гостях. Хотел сказать: «В моём доме», но особенность этой должности в том, что своего дома у меня сейчас нет.

— Глава державы в своей стране везде у себя дома, господин президент.

— Надеюсь, причина, по которой Вы хотели меня видеть, не несёт Вам угрозы и мы можем спокойно поговорить за обедом. Я с удовольствием разделю с Вами стол.

— Это честь для меня, недостойного, господин президент.

— Обижаете, стал бы я сватать родственницу недостойного человека за моего друга. Давайте отбросим все эти церемонии и просто поедим. Мне обещали, что специально для Вас сделают изумительную баранину. Проходите.

Отдав должное мастерству местных поваров и перейдя к чаю со сладостями, старик сообщил, что к нему обратились очень уважаемые в исламском мире люди с просьбой помочь в организации неофициальной встречи со мной для человека из очень хорошей семьи. Желательно, чтобы в подробности было посвящено как можно меньше людей, поэтому человек прилетит в Славию, как частное лицо.

— Не беспокойтесь, господин президент, эта встреча не умалит Вашего достоинства.

— Уверен, что иначе не обратились бы к Вам, уважаемый. Моё согласие у Вас есть, и я не буду набивать себе цену и делать вид, что мне трудно найти время в расписании. В конце концов, я тут и так самый главный. Возможные даты встречи Вам сообщат в самое ближайшее время. Если люди уважаемы в исламском мире, значит это люди достойные. И всё же я попрошу Ваших друзей связаться с Владимиром Егоровичем Глинским для уточнения деталей. Вы сможете это организовать через Аслана.

Тёртый старик. Другого бы разорвало от гордости, а у него такой вид, как будто он ежедневно принцев с президентами сводит. Я проводил его до машины и, когда закрылись ворота, попросил вызвонить мне Моисеева.

— Вы уже успели попасть домой, Михаил Яковлевич? А то у нас тут клюёт. Нет, на этот раз не карп и даже не сом. Я только что расстался с муфтием. И теперь очень Вас попрошу подготовить меня к встрече с принцем и поднатаскать в вопросах этикета. Есть в МИДе такие специалисты?

Встречу назначили на субботу. Арабы прилетели в четверг вечером. Пятницу они посвятили молитве вместе с нашим дедушкой и каким-то вопросам ислама, а субботним утром на двух внедорожниках и микроавтобусе прибыли к нам. Все шестеро были одеты в обычные костюмы. Принц — видный мужчина с тонкими чертами лица и аккуратной чёрной бородкой пожал мне руку и хлопнул в ладони. Двое из свиты подбежали к микроавтобусу, открыли заднюю дверь и выкатили оттуда умопомрачительного вида мотоцикл. Это был белый, сверкающий хромированными деталями чоппер, явно собранный на заказ. Я просто не смог на него не взобраться, не погладить кожу и не похлопать по бензобаку. С сожалением передав его в руки стоявшего рядом Аслана, я пригласил гостей пройти к столу. С их стороны прошли принц и переводчик, с нашей — мы с Егорычем. Свиту проводили на веранду, где также был накрыт стол.

Пока двое парней расставляли закуски, мы обменивались приличествующими случаю взаимными расшаркиваниями. Уважив по чуть-чуть весь набор блюд, гость сказал, что хотел бы сделать значительные инвестиции в нашу экономику, в связи с чем желает узнать непосредственно у нас, насколько это может быть интересно нашему государству, и в какую сферу деятельности мы готовы впустить иностранный капитал. Мы ответили, что открыты для сотрудничества и полагаем, что у них одни из лучших в мире специалистов в нефтепереработке, поэтому было бы разумным начать сотрудничество с того, где стороны наиболее уверены в успехе. Принц согласился с разумностью такого подхода, но предложил использовать не свою нефть, а Бакинского месторождения — и везти недалеко, и качество для наших целей подходящее. На наш вопрос о возможных сложностях из-за региональной политической нестабильности принц, прищурившись, ответил, что от нестабильности никто не застрахован, а если сложности наступят, то до их урегулирования сырьё можно привезти и с Аравийского полуострова. Мы сделали вид, что совещаемся и, дополняя друг друга, постепенно выложили наш план с островом и принципами финансирования. При этом Егорыч откуда-то принёс карту Славии, а я просто сдвинул в сторону всю посуду и, расстелив её на столе, показал место под чудо-остров. Мы все какое-то время простояли, склонившись над картой. Принц провёл пальцем по голубой линии, обозначающей Идлань, положил ладонь на участок, предназначенный под остров, выпрямился и сказал, что проект получается масштабным и действительно достойным внимания, не сделав никаких замечаний по финансовым вопросам. После чего поинтересовался возможностью получения у нас медицинского образования для студентов из Саудовской Аравии. Мы ответили, что это направление становится очень популярным, но, учитывая нашу зарождающуюся дружбу, мы можем выделить сотню мест уже в наступающем учебном году. Нужно только сделать официальный запрос в профильное министерство.

Представитель очень хорошей семьи выглядел удовлетворённым результатами нашей беседы. Он поблагодарил за приём и выразил желание нас покинуть. Тогда в ладони хлопнул я. Из примыкающего помещения вышли двое Васиных ребят с большим подносом в руках. На нём лежал свёрток тёмного бархата. Поднос установили на стол перед Его Высочеством. Принц откинул край ткани и на свет появилась тщательно отреставрированная скифская конская упряжь из серебра с золотыми пластинами. Я не понял, это загорелись глаза нашего гостя или свет отразился от металла, но что-то в комнате точно сверкнуло. Он прижал свёрток к груди и с улыбкой поклонился.

— Позвольте в ближайшие дни направить к вам рабочую делегацию для оформления договора.

— Буду рад вновь видеть Вас во время официального визита для его подписания.

Да, я поинтересовался у Егорыча, какой курган он приказал разграбить.

— Брат из армии привёз, — ответил глава администрации, — или Вы думаете, что мы не видели, как люди принца выгружали из самолёта мотоцикл? Знаете, каких моральных усилий нам стоило не потребовать оплатить за него таможенную пошлину? Как старательно мы зажмуривались, когда его грузили в микроавтобус?

— А чего не предупредили?

— Тогда Вам пришлось бы изображать, насколько он запал в душу, а так всё было естественно.

— Но он же и правда запал.

— А как же! Вы же нормальный, живой человек. А это чудо техники специально создано, чтобы туда западать.

7

Для настоящего руководителя не важно, чем именно он назначен руководить. Я встречал строителей с филологическим образованием и историков-банкиров. Главное — подобрать команду профессионалов-исполнителей и не мешать им делать свою работу. Да возьмём хотя бы меня. Я уже второй год рулю не самой маленькой страной, и она до сих пор не развалилась. Да, основные кадры мне подобрали без моего участия, но некоторых я выбрал сам. И ведь никому из них не мешаю. А дело у нас получается делать общее, мало того, оно им, кажется нравится. Стал бы Званцев главой парламента, если бы я на него в интернете не наткнулся? А Юрий Василенко смог бы возглавить личную гвардию президента страны, если бы не пересёкся когда-то со мной по работе? И Загорин не был бы руководителем Управления Безопасности, если бы в своё время не показался мне относительно порядочным человеком. Да, все они подтянули за собой каких-то друзей и знакомых, но дело-то от этого не страдает. Министром иностранных дел можно гордиться. Человек решительно на своём месте. А Остапин? Он же тоже с моей подачи премьером стал. И всё у него замечательно выходит. Примерно такие мысли бродили в моей голове, когда я просил его подыскать руководителя будущего химкомбината. И он не зря сразу вспомнил о старых кадрах.

Высокий, сухопарый с серебристым ёжиком волос и проницательным взглядом несколько выцветших серых глаз Сергей Степанович Мартынов выглядел именно, как начальник. Невзирая на то, что ему уже было около семидесяти, в его присутствии сразу хотелось куда-то бежать и что-то копать или не копать, или таскать кирпичи, лишь бы он не подумал, что перед ним бездельник. Трость, на которую он опирался, совершенно не вызывала чувства жалости, наоборот, она придавала образу какую-то монументальность.

Премьер решил, что его обязательно нужно представить президенту, чтобы человек проникся важностью поставленной задачи. Не то, чтобы я считал себя пупом земли, но для остальных-то я — нифига себе фигура и встреча со мной для обычного человека — событие. Мартынов, похоже, так не думал. Глядя на него, казалось, что он воспринимал это, как ещё одну досадную задержку перед началом работы. Остапин лично привёз его ко мне всё на том же вертолёте и, глянув на этого человека, я решил не разводить долгих разговоров.

— Здравствуйте, — крепкое рукопожатие сильной сухой ладони, — если премьер-министр считает, что с этой работой лучше всего справитесь именно Вы, я не буду задавать Вам дурацких вопросов. Это не собеседование. Создание завода, который Вас пригласили возглавить, имеет огромное государственное значение. Настолько огромное, что у Вас в телефонной книге будет мой прямой номер, — я только потом понял, что всё это время я держал его руку в своей, — спасибо, что согласились взять на себя такую ответственность.

Он кивнул, так и не сказав ни слова, ещё раз сжал мою ладонь, развернулся и вышел, постукивая тростью. Остапин вышел вслед за ним.

Часа через два зажужжал мой телефон. Набор цифр на экране не был подписан. Я нажал на зелёный кружочек. Ровный, спокойный голос произнёс: «Мартынов. Проверяю, как это работает. Очень постараюсь не беспокоить. И спасибо за доверие». Я хохотнул в трубку: «Удачи. Уверен, сработаемся».

Еще, как только я смог сам держать ложку, мой лечащий врач заявил, что он, конечно, мужчина сильный, но носить меня на руках отказывается, поэтому меня ждёт активная реабилитация и скучать мне не придётся, а он будет ржать вместе со мной. Я напомнил ему, о клинике на берегу Идлани, он же со зловещей улыбкой ответил, что к тому времени, как там закончатся ремонтные работы, я уже смогу пару раз отжаться и вот тогда он с чувством выполненного долга пойдёт исцелять весь остальной мир.

Лето было в разгаре. Мой затянувшийся отпуск не отражался на положении дел, но начал приносить свои плоды. Я вспомнил, как дышать и мог разговаривать даже после трёх минут на велотренажёре. Доводить до пяти Аслан пока не рисковал. Меня и при таких нагрузках сразу с седла тащили в диагностический кабинет. Но Гольдман был настроен оптимистично. Дважды в неделю они о чём-то шептались с прилетающим специально для этого Остапиным и похоже, что результаты опытов на живом президенте всех устраивали.

Ходьба давалась мне относительно легко и скоро я уже смог делать по тысяче неторопливых шагов в день. Это как раз было расстоянием до залива и обратно. Главной прелестью таких прогулок было то, что ни маячившая поодаль дежурная медсестра, ни делавшие вид, что рыбачат, трое Васиных бойцов, не мешали мне общаться при этом с Ириной. Ну как «общаться» … Мы, в основном, молча шли рядом, и я просто держал её руку в своей, но, если вы не понимаете, мне будет трудно объяснить, как прекрасно молчать вместе.

У беседки на берегу были вкопаны качели. Такая, висящая на цепях, большая скамейка со спинкой, заваленная подушками. Мы садились на неё и моё Счастье раскачивало нас, сгибая и разгибая в воздухе свои стройные ножки. В эти минуты мне хотелось болеть подольше. Не знаю, чем бы я тогда занимался, будучи здоровым, но почему-то не представлял режим работы президента, при котором можно часами качаться на качелях с любимой женщиной.

В рощице, отделявшей залив от остальной территории, щебетали какие-то птички. Я никогда не умел различать их по голосу, но нисколько не удивился бы, узнав, что на деревьях развешаны клетки с канарейками или в кустах спрятаны динамики, через которые транслируется концерт сводного хора изборских соловьёв. Хорошо всё же быть ценным для целого государства.

В этом году у нас не получилось поехать на День рыбака в Оливию. Странно, правда? И чего я не попёрся в таком состоянии за триста километров, чтобы меня швырнули в море? Наверное, потому что оливийский морг недостаточно хорошо оборудован для приёма президентского тела. «Ни кистей, ни глазету». Но оставлять людей без внимания было неправильно. Мы пошушукались с Матильдой и решили искупать меня в прямом эфире с трансляцией этого действия на большие экраны, расставленные вдоль оливийской Набережной. Я был не вполне уверен, что у меня получится задержать дыхание, поэтому мы полдня тренировались у бассейна, подбирая такой угол падения воды, чтобы я не захлебнулся на глазах всего интернета. Купать поручили Гольдману, показать которого лишний раз восторженной публике было не менее важно, чем помахать живым главой державы. Вы же понимаете, что вид зачитывающего поздравление президента в брюках и рубашке, на которого огромный хирург внезапно выливает ведро воды, не может не вызвать улыбку. В результате народ убедился, что лучший в мире врач всё ещё с ним, а неплохой, в принципе, царь-батюшка продолжает быть живым и собирается стать здоровым, если уж может пережить такое омовение.

На следующий день к зданию Администрации подъехал небольшой рефрижератор, забитый гостинцами от продавцов центрального рынка Оливии. Фрукты, рыба, тушки молочных поросят, свежая телятина и ягнятина, чтоб я был здоров и мог прокормить такого крупного специалиста, как Гольдман.

8

Пока я наслаждался обществом любимой и плескался, как дитя, был подготовлен договор о строительстве и эксплуатации нефтеперегонного завода. Такие документы по нашим законам со стороны государства подписывает премьер-министр, то есть в моём участии никакой необходимости не было. Поэтому с аппаратом Кабмина была проведена работа на предмет отсутствия на церемонии женщин с непокрытой головой и закидывания ноги на ногу для всех, участвующих в процедуре мужчин. Из церемониального зала вынесли картину «Всеслав Великий одолевает басурман», тщательно выверили меню торжественного обеда и состав напитков.

Одетые в традиционные галабие и куфии гости преподнесли Славии в лице Остапина специальную мусульманскую картину, призванную оберегать дом от всяких напастей, выглядевшую, как надпись арабской вязью из золота на такой характерной фигуре зелёного цвета, окружённой золотым же орнаментом, в массивной раме из какого-то редкого дерева. Наши не сплоховали и после подписания договора вручили принцу копию карты, на которую он тогда возложил свою длань на нашем столе. На этом месте из золота было выполнено изображение будущего острова и остальной квадратный метр поверхности тоже был изукрашен серебром да каменьями.

По окончании церемонии глава делегации в сопровождении премьер-министра отбыл засвидетельствовать мне своё почтение. Зря смеётесь, именно так было написано в официальном отчёте о пребывании принца в Славии.

На этот раз обошлось без роскошных подарков. Обычный, вроде, визит вежливости. Принц отметил прогресс в моём состоянии, пожелал скорейшего выздоровления и поблагодарил за приём, оказанный его делегации чиновниками Славии. Я ответил, что о нашем гостеприимстве пока не слагают легенды, но мы работаем над этим. Он представил мне своего родственника, назначенного руководителем нашего совместного предприятия, и я пожелал ему успехов. «Все успехи и неудачи посылаются нам Аллахом во всеобъемлющей мудрости Его, — ответил родственник, — а мы должны соблюдать законы физики и правильно применять инженерные знания, чтобы не испытывать Его терпение».

Когда вся эта официальщина закончилась и гости направились к выходу, принц чуть задержался и переводчик сказал так, чтобы слышал только я: «Его Высочество искренне рад знакомству с Вами и считает Вас приятным исключением в ряду европейских лидеров, он надеется, что между вами может возникнуть настоящая дружба, господин президент». И как, скажите, на такое реагировать? Вот и я ничего умнее не придумал, кроме как ещё раз пожать гостю руку. Ничего так связями обрастаю. Сам-то я в первых лицах временно. Демократия, сами понимаете. А принц — это навсегда. Интересно, сколько у него белых коней?

Мне доложили, что вскоре после отъезда Саудовской делегации, мусульманский мир узнал о наличии у нашего муфтия какого-то древнего издания Корана, чуть ли не лично завизированного Пророком. Ну, может быть здесь я слегка перегнул, но ценности необычайной. А сам старик начал готовиться совершить следующим летом хадж.

Начало работ по возведению НПЗ в Сонюшинской губернии прошло незамеченным для широкой публики. Ни торжественных обедов, ни церемоний, ни почтения, которое нужно свидетельствовать. Зато на подарках сэкономили. Поскольку там острова намывать необходимости не было, сдача в эксплуатацию ожидалась значительно раньше, чем в Приморье. Рабочая группа обещала солярку уже к весенним полевым работам. На первую декаду сентября запланировали и запуск строительства химкомбината. Тоже без огласки и привлечения внимания. Прям режимный объект. Если всё получится, результаты моего царствования можно будет ещё много лет потрогать руками. Ведь будут же, наверное, говорить: «Это ещё при Швеце построено, а смотрите, до сих пор работает».

— Да ты у меня тщеславный, оказывается, — расхохоталась жена президента, когда я поделился с ней этими мыслями.

— Всё бы тебе поржать, Счастье. Скажи лучше, с кем ещё я могу об этом поговорить? Да, я думаю о том, что про меня напишут в «Википедии». Тебе-то просто. Для тебя там уже есть раздел «Супруга», а мне ещё больше трёх лет нужно ишачить, чтобы люди там что-нибудь хорошее потом прочитать могли.

— Ну да, меня-то, в крайнем случае, пожалеют. Дескать, с кем пришлось маяться бедняжке, а тебе нужно заботиться, чтобы кровавый режим Швеца удержался у власти.

— Да ладно! Там так написано?

— Вот только не говори мне теперь, что ты по нескольку раз в день не мониторишь поисковые системы и не знаешь, где и что написано. У тебя, небось, целый отдел честолюбия этим занимается. Ты уже создал специальный институт изучения роли Швеца в развитии человеческой цивилизации?

— Ну перестань по мозолям топтаться. Ой, подожди, а может, и правда зарядить того же Кирилла создавать мне положительный имидж? Были же у Альфреда Великого специальные писцы, чтобы потомки знали, какой он хороший король.

— То есть, у тебя комплекс не Наполеона, а Альфреда. Ясно. Новое слово в психиатрии. Давай лучше сделаем, чтобы эту болезнь назвали твоим именем. «Синдром Швеца». Неплохо звучит. И студенты-медики такие: «А что это за Швец?» «Да был такой в Славии в двадцать первом веке. Прямо при исполнении кукухой и поехал», — она снова захохотала.

— Интересно, а если у главы державы вдруг крыша потечёт? Это же не сразу понятно становится, люди могут несколько месяцев не понимать, что страной сумасшедший рулит. Прикинь? Там уже война началась, войска дивизиями гибнут, а царя-батюшку просто шизануло.

— Не переживай, царь-батюшка. Егорыч все твои указы по долгу службы читает, а не потому, что они такие интересные. Думаю, сумеет определить, что у тебя башню снесло. Поэтому гораздо важнее, чтобы не шизануло его.

— А давай проверим? Я сейчас какую-нибудь фигню напишу и посмотрим, докуда это дойдёт.

— Чтобы на будущее всё, что ты скажешь, сначала бежали проверять, а уже потом исполняли? Или ты уже с ума сошёл? Не пора тебе кефирчик пить и спатки? А я с Остапиным поговорю, чтобы он ещё и пару санитаров таких, покрепче, сюда организовал. Мало ли. Я Вас уже боюсь, господин президент.

Обниматься было ещё больно, но держать её за руку последствия операции не мешали.

9

К началу сентября приехали Егорыч с Остапиным и премьер-министр сообщил, что отечественная медицина, которую он в данный момент представляет, понижает уровень врачебного присутствия у моей постели до дежурных медсестёр. Если у меня нет суицидальных наклонностей, текущий режим питания и постепенное увеличение количества ежедневных шагов, согласно графику, будут способствовать выздоровлению, а Гольдман будет наведываться раз в неделю, чтобы лично потыкать в меня фонендоскопом.

Глинский сказал, что в ближайшее время не предвидится никаких международных саммитов, которые, хотя бы из вежливости требовали бы моего присутствия. Миру пока не до нас и слава Богу. В поездках по стране необходимости сейчас тоже нет. Учебный год начинается с большим количеством иностранных студентов, но подготовиться успели, хотя без строительства общежитий не обойтись. Тут Остапин вспомнил, что он ещё и глава Кабмина и сказал, что уже строятся и вопрос контролируется им лично. Несколько многоэтажных общаг должны быть сданы к началу следующего лета. Изо всего сказанного я понял, что в ближайшее время буду работать здесь. Да и пусть. Сколько там той жизни, а президентский срок ещё меньше.

Аналитический центр подбросил мысль о том, что как только станет известно о сонюшинских стройках, нужно ждать реакции американцев. И неплохо бы заранее подумать, как отвечать на их озабоченность по поводу такого сближения с Россией. У них, конечно, на носу выборы и выражать эту озабоченность, вероятнее всего, будет уже новая администрация, но вопросы возникнут. Должно же их посольство как-то оправдывать своё существование. В качестве решения было предложено пригласить их фермеров воспользоваться на правах аренды нашими землями для птицеводства, например, с прицелом на экспорт в соседние страны. Корма-то будут дешевле, чем во всей округе.

На первом заседании Сената, ещё прошлой осенью, губернские начальники договорились о том, что налог с оборота будет составлять три процента, но, если кто-то захочет эту цифру увеличить, возражений не будет. Уменьшать же можно только с одобрения Сената, то есть, фактически, остальных губерний, и только на оговоренное время. Эта норма была закреплена соответствующим законом и, конечно же, сразу нашлись те, кому показалось мало. Зарецкие решили, что надо бы добавить. В результате и так небогатый регион начали покидать предприниматели. Первыми перебрались торговцы. Губернское начальство сигнал не уловило. Когда засобиралась сфера услуг, губернатор сделал внушение выборным властям и доложил нам о ситуации. Мы приняли к сведению, выразили озабоченность и напомнили о том, что вся ответственность за благосостояние народа на местах лежит на плечах местных органов власти. Когда первое из производственных предприятий приступило к демонтажу оборудования, вмешался губком Партии Нормальных, организовав референдум об отзыве председателя Губернского Собрания. Эта фишка сработала, председателя переизбрали. Причём как-то так получилось, что новый оказался членом партии. Он быстренько провёл через голосование возврат к трём процентам, публично извинился перед бизнесом и попросил уехавших подумать о возвращении. Больше шалить с налоговой нагрузкой никто не решался, кроме, правда, пострадавших весной от наводнения. Они на шесть месяцев добавили полпроцента к поборам, чтобы быстрее справиться с восстановлением. Но тут уж ничего не попишешь, иначе всем миром скинуться не получилось бы.

А в целом работёнка у меня непыльная и организовать профессионалов-исполнителей, вроде, получилось. По сути, система работает сама по себе, пока я тут нежусь в волнах томографа. Но при этом гарант Конституции всё равно я. Двадцать четыре часа в сутки, невзирая на головную боль или расстройство желудка. Меня и с унитаза снимут, если случится что-нибудь такое, за что никто на себя ответственность брать не захочет. То есть либо решение придётся принимать мне, либо назначать того, кто за это ответит. Хорошо, что можно не беспокоиться, как минимум, за внешнюю политику. Моисеев является обладателем уникального набора фильтров для базара. Ещё ни разу ни одно государство не смогло придраться ни к одному из наших заявлений или действий. Когда выступать где-нибудь за границей по должности положено мне, я стараюсь ни на запятую не отклоняться от написанного. Лучше пусть считают президента Славии недалёким тормозом, читающим по бумажке, чем атакуют ракетами. Да, у нас нет забот дальше очерченных на карте границ. У кого-то могут быть интересы внутри нашей страны, как, например, у моего друга-принца, ну так они нашим не противоречат. Сейчас Россия сцепилась с Украиной. А нам в этом конфликте, к счастью, места не нашлось. Да, пытаются давить со всех боков, пытаются склонить нас к поддержке, а то и к участию. А нам это зачем? Они воевать когда-нибудь закончат, но, если мы будем ни за кого, потом сможем спокойно торговать с обеими сторонами, а если кого-то поддержим, хотя бы морально, испортим отношения с другим соседом. Мне уже докладывали о неофициальных секретных переговорах на нашей территории. Мы посовещались и решили делать вид, что ничего не замечаем. Национал-прагматизм в том и состоит, чтобы оградить граждан Славии от проблем других государств, причём в долгосрочной перспективе.

10

К тому времени, как гладь залива украсило отражение красной и жёлтой листвы, я уже мог без коляски преодолевать километра по три в день, совершенно не задыхаясь. Разрешать мне бегать пока не решались, но с велотренажёра сгонять перестали. С минимальной такой нагрузочкой, перед телевизором… Оказывается, можно получать удовольствие и от этого. Хотя, скорее, удовольствие было от того, что я вообще живу, меня ведь, если честно, этой операцией тоже напугали. Ну, как «напугали», вариантов-то всё равно не было, а вот ощущение, что увозят на казнь, было. И на Ирину было больно смотреть и «пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать…» я произнести после укола, кажется, успел до того, как отключился.

Они до сих пор не разобрались, почему я выжил. Решили, что не зря старались. А я, наверное, просто очень не хотел Ирку одну оставлять. Не то, чтобы она была беспомощной, но у меня очень хрупкое Счастье и неправильно было бы её вот так бросить, уж больно мне нравится, когда она улыбается. Нет, она, конечно же сразу сказала, что уже забыла, когда в последний раз улыбалась и не факт, что моя смерть под ножом хирурга не обрадовала бы её больше моего выздоровления, но потом обняла мою башку и поцеловала.

Не подумайте, что я вообще ничем, кроме употребления коньяка с Остапиным, не занимался. Всякой рутины всё равно полно. Подписывать какие-то законы, утверждать назначения, присутствовать на видеоконференциях. Сидя за письменным столом, кивать с экрана во время докладов губернаторов, многозначительно мычать, и делать умное лицо приходилось почти ежедневно. Хорошо хоть цепь надевать никто не заставлял. Мне, кстати, сделали-таки её сильно облегчённую копию, чтобы подбородок к трибуне не прижимала. Во время этих сеансов видеосвязи меня постоянно интересовал вопрос, — догадываются ли все эти уважаемые люди в галстуках, что я под столом в спортивных штанах и в тапочках? Они-то из кабинетов, там не забалýешь. В общем, работал я на благо государства, не покладая, но с приходом октября врачи сказали, что теперь я могу этим заниматься и дома.

Как только мы снова обосновались в Замке, поступил запрос на аудиенцию от американского посольства. Грех не пообщаться с умной женщиной. Мы не стали устраивать спектаклей и после выражения радости от созерцания меня в добром здравии я сразу предложил ей пройти в комнату для переговоров, благо она совершенно свободно говорила по-нашему.

— Господин президент, мы видим, что Россия возобновила строительство аммиачного завода возле вашей границы, мы видим, что с вашей стороны также ведётся стройка. И всё бы ничего, но россияне начали прокладку трубопровода в вашу сторону!

— И что?

— Как это «что»?! Это расширение сотрудничества с Россией, когда весь мир объединился, чтобы поставить её на место!

— Мадам посол, мне знакома официальная позиция американского руководства. Если Вы прибыли для того, чтобы ещё раз её озвучить, нужно было предупредить, мы бы пригласили телевидение и у Вас были бы доказательства того, что Вы не зря едите свой хлеб. А я бы на камеру сказал, что только сегодня разглядывал глобус и обратил внимание, насколько США далеки от наших границ, соответственно, я не понимаю, какое вам дело до наших отношений с соседями, что прибавило бы мне популярности в народе. Если будете настаивать, я могу сейчас распорядиться, через полчаса эфир нам обеспечат. Но Вы же не мой рейтинг поднимать приехали, правда?

— Мы возмущены и примем меры.

— Давайте я возмущу Вас намного сильнее. Россияне строят у нас ещё и нефтеперегонный завод, то есть у нас будет не только аммиак, а значит и дешёвые удобрения, но и дешёвое дизельное топливо. Когда будете писать отчёт об этой встрече, укажите, что это приведёт к увеличению рентабельности сельского хозяйства.

— Как Вы можете так расширять отношения с их режимом?! Вы понимаете, что санкции, которые наложены на Россию, распространятся и на вас? Мы запретим поставки вам семян, гербицидов и племенного молодняка.

— Я всегда подозревал, что основное предназначение американской дипломатии — организация торговых войн. Не нужно утверждать меня в этой мысли, мадам посол. Ваш предшественник предлагал мне взятку, а потом пытался меня убить. Вы угрожаете санкциями. Вы действительно считаете, что такое отношение к стране пребывания в интересах Соединённых Штатов? Да, вы можете оставить нас без своих семян, но в этом случае мы действительно попадём в зависимость от русских, потому что больше нам будет негде всё это покупать. Но мы с Вами для того и уединились, чтобы никто не смог Вас обвинить в том, что Вы толкаете Славию в объятия России. Конструктивные предложения у Вас есть?

— Мы предлагаем возобновить работы по строительству терминала.

— Ма-адам посо-ол… Вы же разумный человек. Зачем нам такие затраты? Чтобы получить газ дороже российского? Мы не сможем это впихнуть в концепцию национал-прагматизма.

— Но мы не можем не отреагировать на ваше сотрудничество с тиранией!

— Перестаньте, ради Бога. Ещё раз говорю — нас никто не слышит. Лучше постарайтесь извлечь выгоду из наличия у нас условий для развития сельского хозяйства. Предложите вашим экспортёрам организовать производство у нас. Во-первых, дешёвое топливо и удобрения, во-вторых, привлекательное налогообложение, в-третьих, меньше затрат на логистику, в-четвёртых, ниже уровень заработной платы. И учтите, сейчас Вы можете преподнести это Вашему руководству, как личную заслугу на основе анализа полученных разведданных. Но в самое ближайшее время мы случайно проболтаемся об этом стечении обстоятельств и, как знать, кто захочет занять эту нишу. Вдруг это будут не европейцы или турки, а Иран? Вас же растерзают.

— Я могу считать информацию о строительстве второго нефтеперегонного завода достоверной?

— Мы же взрослые люди, зачем мне Вас обманывать? И, повторюсь, основное условие этого строительства — дешёвая солярка для внутреннего рынка. Подумайте, кого Вы сможете этим заинтересовать, только не тяните, неожиданная утечка произойдёт через две недели. И-и-и… Платье Вам это очень идёт. Просто, вот, Ваш цвет.

Даже, если бы это было единственным заключением аналитического центра, оно стоило бы хлопот по его созданию, включая всю выловленную рыбу.

11

В последних числах октября у нас совершенно извёлся Аслан. Дома любимая жена на сносях, а тут выздоравливающий президент, которого с ложечки кормить не надо, но вдруг он что не то съест или неправильно выполнит дыхательное упражнение. «Уах!»

Мы с Ириной вдвоём уговаривали его взять отпуск. Егорыч разок даже голос повысил, чего я за ним ещё ни разу не замечал, но он упорно твердил: «Есэлы што случитса, я сэбэ нэ пращу!», при этом не выпуская из руки телефон. После очередного такого разговора моя жена взяла Глинского под руку, отвела в угол и несколько минут что-то ему втолковывала, он вздохнул, сказал: «Я понял, это у вас семейное», кивнул и вышел за дверь. Минут через двадцать вернулся и пригласил нас с ней пройти за ним. Мы свернули за угол, вошли в какую-то дверь, там прошли по небольшому коридору и попали в небольшое, очень светлое помещение с выходящими на Идлань большими окнами.

— Вот здесь, я думаю, будет лучше всего. За стеной есть ещё пара комнат, из них сделают кухню и санузел. В ближайший год они всё равно будут спать вместе с ребёнком, поэтому однокомнатной квартиры им хватит.

Ирина обняла Егорыча и чмокнула в щёку, а пока он стоял с ошалевшим взглядом, подпрыгнула и, захлопав в ладоши, выдала: «Чур, кроватка с меня!» А затем, так же, вприпрыжку, удалилась. Мы с главой Администрации переглянулись.

— Трое суток у вас будет довольно шумно, Максим Евгеньевич. Сосед с перфоратором, знаете ли.

— Мне очень неловко, но я не знаю, где они сейчас живут.

— Квартиру снимают недалеко от Замка. Двушку, но она небольшая, поэтому тесно им здесь не покажется. Побегу я, господин президент, мне, кроме государственных дел, ещё и прорабом на старости лет побыть нужно будет. Обожаю свою работу.

— Хорошо всё-таки быть царицей, — сказала Ирина, оторвавшись от экрана компьютера. Когда я вошёл, на этом экране как раз было несколько детских кроваток, — думаю, чтобы не грузить Егорыча, я сама присмотрю за строителями.

— Ой, не царское это дело…

— If you want a thing done well, do it yourself.³ Между прочим, некоторые эти слова Наполеону приписывают, а он не какой-то там царь, а целый император, хотя да, у тебя же комплекс короля Альфреда.

— Вряд ли он сыпал афоризмами по-английски, но кто я такой, чтобы спорить с царицей. Кстати, говорят, что покупать кроватку заранее — плохая примета. Или это о колясках?

— А никто заранее покупать и не собирается, но я думаю, продавцы не откажут подержать эту красоту в резерве несколько дней.

Перфоратор начал работать уже через два часа. К вечеру в семью вернулась покрытая слоем строительной пыли Ирина. Через полчаса, когда ей удалось под аккомпанемент строительных инструментов смыть с себя следы пребывания на объекте, она принесла несколько листов бумаги, карандаш с линейкой и начала расставлять сантехнику и мебель на плане «квартиры». Примерно через час подскочила и убежала к визжащей болгарке, потом, снова вся в пыли, вернулась, порисовала ещё минут пять и опять умчалась. И так ещё раза три. Я не вмешивался в творческий процесс. Видели бы вы, как у неё глаза горели! Когда под почти непрерывный шум она всё-таки заснула, на любимом лице была счастливая улыбка.

С учётом возможностей Егорыча, помноженных на энергию Ирины, ремонт действительно был сделан за три дня. Потом за один день собрали мебель. Мы подождали, пока Аслан отлучится домой и срочно вызвали его обратно. — Я прям вижу, как он на всём ходу разворачивает машину, не доехав до подъезда, и летит в Замок.

— Злой ты, господин президент.

— Зато со мной не скучно.

— Ага, особенно, когда ты молча дрыхнешь под капельницей.

В кабинет влетел Аслан, хорошо ещё, без пистолета.

— Что случылас?

— Аслан, у нас есть к тебе один вопрос. Пойдём с нами, — мы прошли в жилую часть Замка и Ирина нажала на дверную ручку, — Скажи, что это такое?

— Нэ знаю… Нэкагда тут нэ бил. Пахоже на куартыру.

— А почему тогда наш друг со своей семьёй живёт не здесь?

На лице джигита отразилось что угодно, кроме понимания.

— Какой дыруг?

— Асланчик, — взяла разговор в свои руки Ирина, — у нас не так много друзей, а пока ты думаешь, я уже попросила приготовить машину, чтобы перевезти сюда твою жену. Будет лучше, если она поедет в роддом из Замка. И с сегодняшнего дня во дворе будет дежурить «Скорая», которая отвезёт вас с ней, когда уже понадобится, туда, куда назначил Остапин.

— Мы очень хотим, чтобы ты не переживал. У вас всё получится, а мы поможем.

До него, наконец, дошло.

— Уы эта для мэна сдэлалы?

— Для тебя, Аслан, для твоей жены и для твоего сына. Чтобы ты знал, что с твоей семьёй всё будет в порядке. И не вздумай сопротивляться, не то скажу, что это приказ. А сейчас спускайся во двор и поезжай за женой. Там синий микроавтобус тебя ждёт. В нём, на всякий случай, медсестра. Возьми дома самое необходимое, остальное потом в рабочем порядке перевезёшь.

Когда мы увидели, как бережно он ведёт жену по коридору, посмотрели друг на дружку и одновременно сказали: «Почему мы раньше до этого не додумались?»

«Скорая» простояла без дела недолго. Уже через два дня Аслан, теперь с помощью медсестры, ещё более бережно усадил в неё своё сокровище. А дней через пять кроватка приняла прекрасного черноглазого мужчину, который, по словам Ирины не плакал, а просто на всех орал. Я никогда раньше не видел жену с младенцем на руках. Отчего-то она наполнялась каким-то внутренним светом, как будто это её собственный ребёнок. Не знаю, как это объяснить, но это была совершенно другая женщина, я же Ирку не первый год знаю, это не её выражение лица, я никогда не слышал от неё таких звуков, она даже двигалась при этом по-другому. Если я всё правильно понимаю, она, Бог даст, будет лучшей мамой на свете. Главное не сболтнуть такое при Аслане. Судя по его счастливой физиономии, он уже определился, кто лучшая.

12

Совещания под девизом «Шефа осенило», как их называл Егорыч, случались у нас вне графика. Уже хотя бы потому, что озарения на меня нисходили рандомно. Но вот эта ехидная улыбочка на лице Глинского… «Зато не скучаем», — каждый раз говорил он и озадачивал секретаршу подбором места в распорядке.

Если вопрос был несрочным, мы всегда старались не вызывать людей среди ночи или по выходным. На этот раз я попросил пригласить министра образования и Званцева. Егорыч, вникнув в суть вопроса, добавил Моисеева и Остапина. Матильда присутствовала на таких встречах по умолчанию, потому что именно ей предстояло доносить царские капризы до народа, поэтому лучше получать информацию у источника и наблюдать обсуждение в динамике.

Когда все собрались, я посетовал на то, что выборка присутствующих нерепрезентативна в свете обсуждаемого вопроса. Да, так и сказал. Думаете, я слов таких не знаю? Люди-то пришли образованные, должны понимать длинные слова. И потом, я вообще не обязан задумываться, понимают меня или нет, тут главное — сказать, а подчинённые пусть уже сами разбираются, что имел в виду президент. Да шучу я, шучу, не такой уж я и самодур, но говорить как раз собрался об образовании, к тому же о высшем. А выборка меня не устроила потому, что большинство присутствующих работало по обозначенной в дипломе специальности. Но уже ж собрался, попробую донести.

— Дамы и господа, я давно задумываюсь о необходимости высшего образования. Задумываюсь, исходя из собственного опыта. Оно у меня есть, но свой диплом я за всю жизнь ни разу никому не показывал, и моя работа никогда не была с ним связана. Вы можете, конечно, не разделять мои взгляды, потому что всю жизнь занимаетесь именно тем, чему вас пять-шесть лет учили.

— Чего это? — подала голос Матильда, я по образованию — инженер-электрик. Но дажелампочку последний раз во время практики вкручивала.

— Так вот, я предлагаю пересмотреть концепцию высшего образования в целом. Давайте выберем специальности, которые действительно требуют пяти лет за партой, вернёмся к прежней системе обучения и сделаем это обучение бесплатным. Для граждан Славии, разумеется. Грубо говоря, врачи, учителя, инженеры, офицеры. Но при условии, что, отучившись, выпускник идёт работать по этой специальности. Если нет — он возмещает государству затраты на обучение.

— А как быть с признанием дипломов за рубежом? — спросила министр образования, — наши выпускники опять не смогут работать за границей.

— А зачем нам бесплатно готовить кадры для заграницы? Кроме того, мы оставим частные ВУЗы, которые могут смело сохранять бакалаврат и магистратуру. Давайте просто поболтаем на эту тему, я попросил, чтобы нам принесли чаю с пирожными, устроим такой себе разговор на кухне, пока сотрудники Загорина не слышат. Будем ругать власть и обсуждать, как бы мы тут всё обустроили. Я не раз интересовался у разных людей, что им дало наличие диплома.

Чай, кстати, подали вместе с настоящим самоваром, сияющие бока которого были украшены медалями и парой изречений о пользе чаепития. Пока на столе расставляли чашки, гости шушукались между собой, а когда в столовой снова остались только приглашённые, Моисеев, задумчиво помешивая ложечкой ароматную жидкость, произнёс:

— Образование и диплом — суть не одно и то же. И я неоднократно в этом убеждался. Интеллигентным человек тоже становится не вследствие окончания института.

— А наличие диплома не гарантирует хорошего материального положения, — добавил Званцев, — вопрос «Если вы такие умные, то почему такие бедные?» не на пустом месте родился. Сколько за время моей работы от нас ушло прекрасных преподавателей просто потому, что им не хватало денег на содержание семьи!

— А скажите, Дмитрий Иванович, Ваша кафедра ведь не только историкам преподавала, на других факультетах тоже что-то читали?

— Мы-то нет, а вот соседи доносили до неокрепших умов историю Славии.

— И сильно она отличалась от школьной версии?

— Хех! Версии истории различаются на разных исторических этапах. В один период Белая гвардия — сборище негодяев, а в другой — культура, которую мы потеряли. Но на протяжении периода различных толкований быть не может. Считайте это негласным правилом историографии.

— Значит, студент-биолог в университете тратит время на прослушивание того, что уже пропустил мимо ушей в школе?

— Ну, на то он и университет, чтобы давать максимально всеобъемлющие знания. Хотя я бы определил задачу университетской программы, как «Научить учиться». Есть немало молодых людей, которые тяготеют к так называемой «чистой науке», теоретическим знаниям, не имеющим прикладного применения.

— Да, история Славии — как раз такая чистая наука. Здесь же до вхождения в империю и не жил никто толком, — заметил Егорыч, — ну рыбаки какие-то в летних лагерях на Идлани, морские торговцы на том месте, где сейчас Оливия, там ещё греки, кажется, поселение основали. И всё. Всех остальных кочевники вырезáли сразу, когда друг с другом не дрались. Империя затем нас и прибрала, чтобы тут жить можно было, ну и границу обезопасить, конечно. Так что у нас вся история — либо о скифах, либо об имперских крепостях.

— Полноте, Владимир Егорович, — вступился за коллег Званцев, — а Ми́хал-душегуб, а Великая Усобица? А Всеслав с его походами? Я согласен, конечно, что уровень местечковый, но уже то, что за стенами наших городов мы сохранились для того, чтобы сейчас стать государством, дорогого стоит.

— Значит, университеты трогать не будем, — не стал упираться я, — в конце концов, если родители хотят иметь оправдание, почему их ребёнок лишних несколько лет сидит у них на шее, зачем запрещать тратить деньги на его обучение. То же самое со всей этой системой «бакалавр-магистр». Если цель — найти работу за границей, можно даже для инженеров сохранить такую форму. Но за деньги. И пусть потом работодатели решают, кого брать, если уехать не получилось.

— А иностранных студентов по какой системе учить? — оживился Моисеев.

— По той, которая даёт глубокие, прочные знания, как говорил один из моих преподавателей и им уж точно лекции по истории Славии ни к чему.

— А я бы ещё и вид на жительство им продлевал на основании зачётной книжки. Если балбес не хочет учиться, или мозгов не хватает для постижения программы, незачем ему место в общежитии занимать, — добавил Глинский, — странам, которые к нам свою молодёжь отправляют, специалисты в результате нужны, а не вот это вот всё. Как Вы будете в глаза Вашему другу-принцу смотреть, если такой оболтус ему насморк вылечить не сможет?

— Ну хорошо, выучился он бесплатно на врача и пошёл работать в частную клинику, — дождавшись, пока я прожую, вставила министр образования.

— Конечно, хорошо, Раиса Макаровна. Мало того, поработав в этой клинике, он сможет открыть свою и продолжать лечить сограждан, нанимая на работу других выпускников. Стать обеспеченным человеком и помогать экономике Славии, покупая чёрную себе на закусь и украшения своей жене. В выигрыше должна оказаться именно страна, а не государство. Задача государства — способствовать развитию, создавая для этого условия.

— То есть Вы хотите создать класс, нет, не класс, здесь, скорее, каста, да, касту специалистов для решения прикладных задач? — прояснил Званцев.

— По большому счёту — да. Но им же никто не будет мешать читать книги и культурно развиваться, посещая оперу. Скажите, много Вы помните из «Истории КПСС»?

— Ну… В свете обсуждаемой проблемы, я бы не сказал, что вопрос задан корректно, я всё же историк, — тут он задумался, — хотя, в части, не пересекающейся с темами моих исследований, пожалуй, лишь в общих чертах. Да что там, в общих! Я помню только то, что относится к фоновым знаниям, то есть к тому, для чего не нужно специально изучать какую-либо дисциплину. Вы абсолютно правы, я зря потратил все эти часы и нервы на экзамене.

— Может быть, есть смысл слегка усилить некоторые гуманитарные позиции в курсе средней школы и уже не возвращаться к ним при получении высшего образования? — добавила министр этого самого образования.

— Таким образом, мы вводим высшее специальное образование, как когда-то было среднее специальное? — осведомился Остапин.

— Вы отстали от жизни, дорогой премьер-министр, — вмешался Егорыч, подкладывая себе ещё одно пирожное, — в нескольких промышленных губерниях уже с этого года восстановили техникумы, где обучение проводится за счёт заинтересованных предприятий. ПТУ, кстати, тоже пооткрывались. Не могу сказать, что конкурс десять человек на место, но учащихся на первые курсы набрали.

— Обижаете, Владимир Егорович, я эту программу сам утверждал, просто выражение «среднее специальное» помню, а со словом «техникум» не увязал, они же сейчас колледжами называются.

— Колледжами-то оно конечно, но заводчане решили, что «техникум» и «ПТУ» звучит понятнее, доходчивее, что ли. Поэтому — так.

— Нужно обратить внимание на аспект планирования, — включился, наконец, в беседу премьер, — если мы придём к тому, что такая реформа будет проведена, мы столкнёмся с необходимостью понимания, сколько инженеров нам нужно будет выпустить через пять лет, чтобы они все были обеспечены работой.

— А аналитический центр мы зачем содержим? Пусть переосмыслят, сколько чая мы сегодня выпили и занимаются.

— Давайте в следующий раз попробуем вместо чая что-нибудь покрепче, — предложил Званцев, снимая крошку с бороды.

— Давайте-давайте, — поддержала его Матильда. — а я пока поручу Кириллу забросить эту тему в соцсети, посмотрим, что нам ещё накидают.

— Но я всё равно не думаю, что нужно лишать специалистов гуманитарной составляющей, — снова вмешалась министр образования, — предлагаю заменить блок общественных наук курсом классической литературы. Причём мировой. Есть много произведений, которые могут вызвать у студентов интерес к историческим событиям, но подача информации в книгах интереснее, чем в учебниках. Нужно будет поработать над аналогиями. Летописи вместо истории средних веков, например.

— Раиса Макаровна, вы меня, как автора учебника, вот сейчас прямо в грязь втоптали, — сделал вид, что обиделся, Званцев, — но не могу не согласиться, особенно на фоне воспоминаний об «Истории КПСС».

— Не обижайтесь, Дмитрий Иванович. Мы за сегодняшний вечер всему моему министерству работу придумали, к тому же срочную, уже весной абитуриентам нужно будет знать, справимся мы с этой задачей или нет.

— То есть по сути возражений нет. Раиса Макаровна систематизирует всё, что мы сегодня тут наговорили и озадачит своих подчинённых, а Матильда поможет Кириллу выяснить, что скажет глас народа. Тогда извините за удлинённый рабочий день, если семьи будут возмущаться, валите всё на меня. Тиран, мол, и деспот, — и я поспешил обсудить этот разговор с Ириной.

13

К концу ноября врачи решили, что мне уже можно без опасений выезжать из Стóлицы без сопровождения бригады скорой помощи и я подумал, что неплохо бы проехаться по стране, напомнить людям, как выгляжу, тем более, что выглядеть я стал гораздо лучше.

Чтобы не кататься без дела, договорились, что буду посещать сессии Губернских Собраний. Помните, как в школу приходила комиссия из РайОНО? Когда на задней парте сидела какая-то незнакомая тётка, а у учительницы вдруг появлялись всевозможные карточки, таблички и плакаты, которых мы не видели ни до, ни после. Вот примерно с такими же картинками меня встретили в Тыняшеве. Кажется, губернское начальство по такому случаю даже прикупило новых галстуков и в течение полутора часов сменяющие друг друга докладчики рассказывали с трибуны об успехах, невзирая на отдельные, имеющие место, трудности. А перед этим мне пришлось пройти сквозь строй собранных на площади горожан и детишек с флажочками. Руки я людям, конечно, пожал, детишкам помахал и в здание вошёл уже закипающим, и тут ещё это перечисление успехов с демонстрацией слайдов. При том, что меня усадили в президиум, то есть спиной к экрану. Так я бы хоть на картинки отвлёкся. И в зале ещё каждый депутат, наверное, считал, что я смотрю именно на него. В общем, когда мне предоставили слово, «вашу мать» вырвалось как-то само. Я им сказал, что до сих пор считал себя нормальным, живым человеком, которому приятно, конечно, внимание, но не до такой же степени. Проявление верноподданнических чувств можно смело заменить обычной работой. Я же на их собрание приехал, а не к себе вызвал, зачем превращать рабочее заседание в отчёт перед президентом. У меня и так есть вся информация, которую они на меня вывалили и даже та, которую думают, что скрыли. Мне без их ведома докладывают обо всём, что происходит в стране, а перед поездкой я ещё и освежил в памяти всё, что связано именно с Тыняшевом. Понимаю, что хотели, как лучше. Но лучше — не так. Лучше, когда мои рабочие поездки не привлекают внимания, а перекрытый проезд через город и свежая дорожная разметка в ноябре — совершенно не то, для чего меня выбирали. Поэтому будем считать, что я оценил масштаб подготовки, но больше так делать не нужно. И ещё попросил самостоятельно связаться с коллегами в других губерниях и рассказать, как не надо, чтобы им не звонили из Администрации с разъяснениями.

Переведя дух, похвалил за стабильность показателей в сельском хозяйстве и за решительные действия по распределению дизтоплива во время уборки урожая, когда Губернское Собрание постановило арестовать часть имеющихся у продавцов запасов, зафиксировало цену и передало фермерам. Сказал, что уже к весне мы планируем решить проблему с дефицитом горючего в масштабах всей страны и надеемся на другие хорошие новости для сельскохозяйственных регионов.

— В общем, молодцы, конечно, хорошо работаете, губерния в надёжных руках, но избавьте меня на будущее от показухи, пожалуйста.

Для этих поездок я отказался от вертолёта, чтобы лично проверить, как наши дорожники поняли то, о чём мы с ними позапрошлой весной разговаривали. И хоть порулить Аслан так и не дал, дороги мне понравились. Мы несколько раз останавливались на тех же базарчиках, где общались с народом во время моего предвыборного чёса. Кажется, люди абсолютно искренне говорили, что не зря за меня проголосовали. Тем более, что остановки эти были незапланированными. Матильда, конечно, не сдерживаясь, выдавала в эфир фотографии «Я и картошка», «Мы с бабушками», «Президент не курит на заправках. Да он вообще не курит», так что пришлось её настойчиво попросить обойтись без котиков на карнизах.

В Приморье заскочили по дороге к туркам, проведать семью, у которой были на свадьбе. Там к этому времени уже бегали по двору прелестные девочки-двойняшки с огромными, в маму, синими глазюками. Глава общины был настолько польщён вниманием, что даже дал себя уговорить не задерживать нас в гостях и не резать барана. А уж как был рад баран!

В самой Оливии заехали на центральный рынок показать продавцам, что их продукты пошли на пользу. Такие встречи с подданными гораздо душевнее, чем принудительная доставка бюджетников.

В Топалове к моему приезду приурочили открытие нового мясокомбината. Пришлось присутствовать на церемонии и говорить речь. Я честно сказал, что в производстве мясных деликатесов ничего не понимаю, поэтому максимум, на что способен — перерезать ленточку, как свадебный генерал, но рад поздравить местных жителей с расширением ассортимента в гастрономах и жду килограмм колбасы к Новому году.

Новогоднее поздравление зачитывал от той же ёлки. Оказывается, в остальные дни возле неё останавливаются туристические автобусы и люди фотографируются на память, а желающим выдаются за деньги резиновые лысины. Памятуя о грядущих изменениях в учебных программах, в мою речь вставили фразу о предках, про деяния которых нужно знать, но гордиться стоит тем, что оставим потомкам. Так, с шутками-прибаутками мы настраивали народ на то, что хорошо жить сегодня означает много работать. Потому что, если у нас есть работа, значит наше настоящее уже не такое тёмное. По крайней мере, государство помогает стране развиваться.

В период новогодних пьянок я позвал к себе Юрика.

— Ты знаешь, кто такой Гарун аль-Рашид?

— Принц, шо ли, который к нам приезжал?

— Принцем он тоже был в своё время, не без того, но известен он, как халиф Багдада. Король тамошний, в общем. И было это давно, в восьмом веке, но любим мы его не за это. Ему нравилось, переодевшись, выходить в город, чтобы посмотреть и послушать, как живут и о чём говорят горожане.

— Втихаря? Шоб никто не узнал и не догадался? Круто! Ой! Не, Евгенич, одного не пущу, если Вы решили стать халифом этим, как его, мать. Вот, увольняйте нафиг, а потом шо хотите делайте, но я ещё и сменщику передам, и Егорычу доложу.

— Вась, если бы я хотел это сделать в одиночку, я бы тебе не рассказывал. Но после того, что было в апреле, я осознал степень своей ответственности. Да и грим с париком найти мне самому трудно будет.

— Асланчика тоже брать придётся, а то он меня и правда зарежет.

— Хорошо, найди мне усы, очки и что-нибудь из одежды, чтобы я был на обычного горожанина похож. Куртку с капюшоном, шапку какую-нибудь вязаную, тогда парик не понадобится. И придумай, как нам незаметно выйти из Замка.

— Евгенич, я в хороших отношениях с начальником Вашей личной гвардии, думаю, шо он нас выпустит.

— Я, блин, президенту местному зубы чищу и то не уверен, что пропетляем.

— Прорвёмся, Евгенич. Завтра вечером — нормуль?

— Да, давай. Думаю, сначала по магазинам прошвырнёмся, а потом в пивняк заглянем. «Синий крокодил» ещё работает?

— Евгенич, я бы не подумал, шо Вы туда ходите. Это ж гэндэлык голимый.

— Молодой ты ещё, Вась. Там в своё время профессура из универа собиралась, он тогда ещё «Пивбар № 8» официально назывался, «Крокодилом» его в народе звали, фиг его знает, почему. Званцева спроси. Он всемирный историк, должен знать. Там столы высокие такие, без стульев. С кружечкой постоять хочу. Соли на ободок бокала насыплешь и большой такой глоток… И пока он по тебе внутри катится, думаешь, что вот зима же на улице, а пиво холодное, но почему хорошо-то так?

— Тогда я Аслана предупрежу, шоб он не в костюме припёрся.

В магазинах меня интересовали, в первую очередь, ценники. Не могу сказать, что за время моего правления товаров стало больше или меньше, особой разницы не заметил. Те же торговые марки, тот же набор продуктов. Что-то новое появилось. Колбаса топаловская, хотя бы. Кстати, они и правда прислали мне на Новый год несколько видов колбас и копчёностей. Водки новой пара наименований, а так всё, как было. Главное — цены. Я своими глазами увидел, что они почти не изменились. Да, не снизились после отмены НДС и изменений в налогообложении, но и сильно не выросли за те года два с половиной, пока я не был в гастрономах. В среднем — в пределах пяти-семи процентов. То есть, если тогда бутылка пива была около двадцати пяти златов, то сейчас — не больше двадцати семи. Нужно почаще заглядывать в супермаркеты, вдруг спросят, сколько стоит буханка хлеба, а я не знаю. Это раньше можно было не обращать на это внимания, а сейчас получается — нельзя, значит — в хлебный.

Освежив в памяти цены на основные продукты, мы перебрались в «Синий крокодил» За это время там сделали ремонт и перестановку, но кусок зала с тремя старыми высокими столиками оставили без изменений. Те же обшарпанные стены, тот же постоянно влажный бетонный пол и те же поллитровые кружки. Колючего вида батарея отопления внизу огромного, во всю стену, окна всё так же привлекала небогато одетых мужиков погреться за кружкой холодного пива. Рассыпанная соль, чешуйки и характерный запах пива, рыбы и сигаретного дыма. Это было так по-домашнему.

Взяв по два бокала, мы втиснулись за столик, я набрал в солонке соли, отхлебнул немного свежей пены и посыпал на влажную поверхность. Белые кристаллы прилипли к стеклу и следующий глоток понёс их по моему организму. Юрик достал из-за пазухи вяленого леща. Мы с Асланом, не сговариваясь, хлопнули его по плечам и расхохотались. Тогда он вынул из кармана газету и расстелил её на столе.

— Вась, а давай, я тебя обратно в звании повышу. Станешь ты опять старшим сержантом. Прикинь? Погоны новые нацепишь, все девки твои будут.

— На шо погоны цеплять? На пиджак? Точно все мои будут, как увидят.

Мужики рядом с нами, похоже, уже по паре литров выпили и как раз пребывали в стадии «А поговорить?» Я повернулся к ним и, отхлёбывая из кружки, заметил:

— Наш-то скоро два года отмечать будет.

— Сын, что ли? — с готовностью поддержал разговор работяга, примерно моих лет, с въевшейся под неровно постриженные ногти чёрной грязью, — поздравляю.

— Да какой, нахрен, сын. Президент. Его ж тогда и подорвали сразу, — прояснил я свою мысль.

— Везучий он, — вмешался второй персонаж с большим носом в синих жилках, — его, говорят, уже восемь раз убить хотели. У кума брат в охране работает, — где-то сбоку поперхнулся Юрик, — а потом что-то в еду подсыпали, что он весной чуть не помер.

— Да слушай ты больше, — перебил его первый, — свистит твой кума брат, не подсыпáли ему ничего, он заразу эту птичью подхватил, когда разруливать туда ездил. Рисковый он, — мужик сделал большой глоток, — но мастёвый.

— Да, мастёвый, точно. И нам на масть как-то, вроде, — ответил второй.

— А вот вообще скажи, есть к чему придраться? — поинтересовался я, снова посыпая кружку солью, — я вот не нахожу. И на масть, опять же.

— Не курит, как ты вот. Подойдёшь к такому на улице, а он и сигаретой не поделится.

— Хоба! Наезд?

— Да не, не бзди, просто курить охота, а все бросают. Я-то знаю, что просто деньги экономят.

— А кто тут бздит? Хочешь, щас вот кружкой втащу? — вяло осведомился я.

— Да охолонь ты! Говорю ж — курить охота, а идти к бару лень. Ща ещё поленюсь и, когда уши опухнут, пойду за куревом. Или его, вон, пошлю. А то, понимаешь, кума брат у меня свистит.

— Да ты отливать пойдёшь раньше, чем у тебя что-нибудь опухнет. Распосылался он, гляди! Кстати, курить в кабаках тоже он разрешил, — вмешался первый.

— Кто?

— Да Макс же ж. Сказал, что пусть курят люди, если хочется. Я в экономике нихрена не волоку, мож, он там чего и делает, но вот за курение большое ему человеческое спасибо, — он повернулся к своему спутнику, — ты за куревом идёшь, чудило? Мне уже тоже захотелось.

Вяло переругиваясь, мужики направились к барной стойке, а мы допили пиво и вышли на улицу.

— На сегодня хватит, парни, но надо будет повторить.

— Евгенич, а можно не здесь? Там же вообще дышать нечем.

— Эххх, молодёжь… Я вон весь порезанный и то не жалуюсь. Ладно, в следующий раз на базар сходим, только нужно будет как-то днём вырваться.

Когда я прокрался в спальню к жене президента, она сморщила носик и сказала, что тоже хочет пива и уже не первый год, а дракон, заточивший её в башне, сам жрёт в три горла и совсем с бедняжкой не делится. «Нужно будет Васю попросить, чтобы принёс. И рыбы тоже. Хорошо, хоть он додумался, что пиво пить идём, а то так бы чужой чешуёй и занюхивали, а лещ-то был прозрачный какой», — думал я, засыпая.

14

В двадцать первом веке играть в багдадского халифа можно, не выходя за дверь. Есть соцсети и масса форумов, причём по всему миру. Заходи, регистрируйся и только успевай записывать. Тебе чё хошь в панамку напихают. Вряд ли, конечно, вчерашние мужики где-то чатятся, кроме «Крокодила», но официальное общественное мнение формируется всё же в интернете, хотя у меня и есть определённые сомнения по поводу умственных способностей его жителей. Зато доподлинно известно, что в редакциях новостных сайтов сидят такие же, поэтому современные летописи фиксируют не то, что происходит, а то, что об этом говорят все эти престарелые мыслители на заслуженном отдыхе, военные пенсионеры и пожизненные домохозяйки. Просто у них, в силу жизненного опыта и обилия свободного времени, лучше получается формулировать свои мысли, чем у всякой школоты, которая общается картинками. Однако разумная молодёжь в Сети тоже бывает, возьмём того же Кирилла. Кстати, где он?

Про особо значимых правителей постоянно говорят, что за них на встречи с избирателями и на всякие концерты ездят двойники. Эксперты проводят собственные расследования, приводят в доказательство фотографии мочек ушей, сравнивают уровень кустистости бровей на разных кадрах, в общем, все при деле. Славия — страна маленькая, народ друг друга знает, двойника без палева найти невозможно. Поэтому моё альтер эго существует только в интернете и зовут его Кирилл. Невзирая на юный возраст, он отлично копирует мою манеру изложения и, что самое главное, ухитряется оперировать теми же цитатами и выдержками из анекдотов, что и я.

До сих пор мне как-то не приходило в голову, что в соцсетях люди, в основном, просто гордятся тем, что числятся у меня в «друзьях» и объективной информации в обратной связи там не получишь. Тысячи пожеланий скорейшего выздоровления создают иллюзию народной любви, но не дают реальной картины жизни в стране.

— Давай-ка Кирюха по разным форумам пошаримся. Подбери для начала два-три сборища пикейных жилетов, посмотрим, как старичьё вроде меня на происходящее реагирует, если правильно вопросы задавать.

— «Данди — голова» — это оттуда? — осведомилось юное дарование.

— Я тобой горжусь! Нужно будет твоим родителям благодарственное письмо отправить. Ищем такие сообщества, где люди тусят уже не по одному десятку лет и постепенно внедряемся. Только учти, там новичков, обычно, не жалуют, поэтому не нужно сразу показывать, что мы хотя бы умные. Достаточно того, что просто не дураки. Наше мнение там никому и в пень не обогнулось, у них давно есть своё, к тому же коллективное.

— А зачем нам это мнение? Я, чтобы понимать, как себя вести, интересуюсь.

— Видишь ли, Кирюха, там, в основном, контингент лет от пятидесяти и выше. Это люди, у которых уже есть огромный жизненный опыт, но в силу исторических событий жизнь сложилась так себе. Сначала, в твоём примерно возрасте, им приходилось лет десять просто выживать, потом совсем немножко жить, а потом всё внимание уделять тому, чтобы не выжили их. Это они были той молодой, сука, и задорной силой, которая с радостью приняла капитализм и это именно их капитализм ткнул носом в то, что вместо рынка нужно идти на базар, понимаешь. Они ж молодые специалисты, у них идей и энергии полно, а жить нормально на те деньги, которые платили в науке, медицине и образовании, невозможно. Да и на заводах зарплату по нескольку месяцев задерживали. А бизнесменами, особенно удачливыми, становятся не все. В этом, видишь ли, суть капиталистического строя. На одного предпринимателя приходится несколько десятков наёмных работников. В общем, в жизни у них остались только мысли, как было бы хорошо, если бы… Мысли эти, конечно, настояны на литрах желчи, но рациональные зерна в них встречаются. А у нас есть это «если бы», то есть не то, чтобы неограниченные, но достаточно масштабные возможности. А вот с идеями туговато, потому что даже я, невзирая на то, что в два с лишним раза тебя старше, не имею такого опыта, как три-четыре десятка этих пожилых мудаков.

Матильда с Жанной обратились к докторам с вопросом, можно ли мне купаться на Крещение. Самое интересное — что я узнал об этом последним. Оказывается, и врачи, которые теперь пристально осматривали меня каждую неделю, согласились, и место в распорядке под это дело выделили, но почему-то не сочли нужным предупредить меня. Я узнал обо всём накануне, когда эти две мерзавки пришли с коньяком, сказали что-то про сочельник и, когда я был уже миролюбиво настроен, объявили, как бы между делом, что назавтра нужно будет окунуться. При этом сразу в один голос предупредили, что обижаться и ругаться в этот вечер нельзя, а то беду накликаю, причём с моей должностью — на всю страну сразу. Я им пообещал поругаться, когда праздник закончится. Но мозгами, даже слегка затуманенными алкоголем, понимал, что показать народу, насколько президент здоров, важнее, чем все неприятные ощущения, связанные с необходимостью лезть в прорубь в январе.

Додумался же кто-то! У евреев в это время, конечно, тоже погоды не пляжные стоят, но что там того Иордана. А здесь-то самые морозы. И с головой. В прорубь! Брррр. Кстати, коньяк я узнал. ХО от Остапина. Все, все против меня. Звери!

Штопали меня после операции косметическим швом. Как мне объяснили, там специальная технология, когда иголка втыкается не через верх, а в края разреза и шрам получается малозаметным. Вот зачем мне эта информация? Можно подумать, мне мало того, что я теперь знаю структуру валового внутреннего продукта. В общем, мы не боялись шокировать подданных безобразными шрамами, а материться я постараюсь не сильно громко, у телевизоров могут быть дети.

Из рек нашей части глобуса Идлань — не самая приспособленная для зимней рыбалки. То есть метрового льда у нас не бывает, но этой зимой его толщина позволяла ходить через реку без опаски, поэтому прорубь сделали, как положено, в форме креста. Митрополит лично приехал её освятить и послушать, что скажет глава державы, степенно входя в воду. Кстати, кто-нибудь видел, чтобы священники купались? Почему, президенты православные, как цветы в проруби, а они только рядом стоят? Нужно будет выступить с законодательной инициативой. Ирина сказала, что, если я такой идиот, что не могу специальным указом запретить макать первое лицо государства куда ни попадя, она тоже пойдёт купаться, тем более, что у неё как раз ненадёванный купальник имеется.

Не случилось ничего. Нам организовали раздевалку в каком-то фургоне с ковровой дорожкой до самой кромки льда. Мы макнулись, на нас набросили халаты и через пять минут уже всунули нам в руки кружки с горячим чаем. Волосы дыбом у меня не стояли по причине отсутствия, а после чая были пельмени, водка, куда ж без неё с пельменями-то. Так что я даже не чихнул ни разу.

Через несколько дней пришёл Кирилл. Он теперь был участником форума при каком-то сайте рыбацких баек. Настоящих рыбаков там числилось человек десять, а все остальные были сочувствующими любителями поболтать и почитать про во-от такую щуку. И вот на этом форуме горячо обсуждался вопрос переименований. А надобно заметить, что одним из побочных эффектов федерализации стал рост местечкового самосознания. Вплоть до распространения анекдотов про тормозов из Подтынья и хитрых оливийцев.

Так вот, после получения некоторой независимости, на местах начали появляться какие-то активисты, считающие, что улице Байрона, например, в Илии не место и нужно срочно переименовать её в бульвар Ми́хала. Это загружало аппараты магистратов, приводило к какому-то противостоянию в обществе, а также требовало средств на сопровождение таких изменений, если сторонники переименований оказывались настойчивыми и пропихивали свои предложения.

И Кирилл на этом форуме наткнулся на появившееся в результате трёхдневного обсуждения предложение кого-то из завсегдатаев усмирять инициативных деньгами. В том смысле, что каждое такое переименование требует определённых затрат на обновление табличек на домах, исправления в картах, переписывание визитных карточек для местных бизнесменов и тому подобного. Хочешь прославиться? Собирай инициативную группу, иди к городским властям и тебе рассчитают сумму, необходимую для реализации такой полезной обществу идеи. А после этого выходи на эту улицу, в интернет, на телевидение и собирай с местных жителей деньги на компенсацию всех затрат. Насобираешь — магистрат рассмотрит и объявит местный референдум, тоже на собранные тобой пожертвования. А там уже — как народ проголосует. И деньги при любом исходе остаются в городской казне, и мнение горожан учтено, и с национал-прагматизмом стыкуется. Поскольку в самостоятельности губерний был, в первую очередь, виноват я, законопроект начали готовить уже на следующий день и где-то через месяц Кирилл рассказал, что на нашем форуме появилась отдельная тема «Нас читают!»

15

В начале февраля Иванов попросил о неофициальной встрече. Чем хорош Замок — при необходимости туда можно привозить кого угодно так, что об этом не будет широко известно. Он расстегнул портфель. Да — с сургучом, да — без этикетки, но содержимое от этого хуже не становится.

— Вынужден повиниться перед Вами, господин президент, мы не успеваем запустить НПЗ до первого марта. Сейчас я буду иллюстрировать свою речь пословицами и поговорками, она от этого станет образной и вообще, это отвлекает.

— Мы довольно пристально следим за ходом строительства, в чём там дело?

— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Из-за санкций задерживается поставка части оборудования.

— Вы хотите предложить закупить эту часть нам? На нас, вроде бы санкции не распространяются, а мы что-то говорили о пятнадцати процентах.

— Если вы сможете это сделать, процесс ускорится.

— Но Вы же понимаете, что одной бутылкой коньяка не отделаетесь?

— Люди, которые строят этот завод, понимают, что дорога ложка к обеду, поэтому на всё время задержки готовы поставлять в Славию дизтопливо с их заводов в России, по ценам, на которые рассчитывает ваша экономика.

— То есть можно не спешить?

— Если вы согласитесь взять на себя поставку недостающих механизмов, я уполномочен предложить пересмотреть распределение долей с увеличением доли Славии до 20 %. Разумеется, средства на приобретение наша сторона компенсирует.

— Условия, достойные внимания. В чём подвох?

— Когда всё заработает, у вас сложатся тепличные условия для развития сельского хозяйства. У нас есть желающие инвестировать в эту отрасль значительные средства.

— Я помню первую встречу с Вами, Вы тогда говорили, что наша страна совершенно вам не интересна, поэтому некоторые наши хозяйства уже договорились с американцами. Но, думаю, что Славия, хоть и маленькая, однако найдёт площади для сотрудничества. Тем более, если люди, строящие НПЗ, гарантируют, что мы не останемся без солярки в случае роста потребления или при каких-то неполадках на этом заводе.

— Они гарантируют.

— Тогда с Вас, господин Советник, ещё одна бутылка.

— А говорят, что повинную голову меч не сечёт.

— Кто здесь говорит о винных? Беседы такого уровня ведутся только под коньяк. Вы же не будете против, если я приглашу Глинского и, надеюсь, составите нам компанию.

— Я слишком хорошо знаком с содержимым этой бутылки, чтобы отказаться, и хорошо, что я такой предусмотрительный, — ответил дипломат и достал из портфеля вторую.

Вот теперь можно было говорить с губернаторами. На следующий же день им всем было велено в срочном порядке прибыть в Стóлицу.

— Я прошу меня извинить, что вызвал вас для того, чтобы сообщить всего одну новость, но она слишком важна для нашего настоящего и вы должны узнать её одновременно. К началу марта Славия будет обеспечена дешёвым дизтопливом и теперь так должно быть всегда. Кроме того, к следующей весне у нас будут собственные азотные удобрения и тоже по очень привлекательным ценам. То есть заниматься сельским хозяйством у нас становится выгоднее, чем у всех соседей. В связи с этим мы ожидаем приток инвестиций. Очень вас попрошу, сделайте всё, чтобы средства инвесторов были максимально защищены. Создайте у себя губернские агентства, которые будут проверять предприятия, получающие эти деньги, чтобы ни у кого даже мысли не возникло о кидалове. Проверяйте каждого фермера, с которым будет заключаться договор о сотрудничестве, а мы поручим минфину поработать на эту тему с банками. О взятках и откатах даже вспоминать не будем. Если не справитесь, инвестиционное агентство будет государственным, то есть централизованным и налоги с совместных предприятий пойдут мимо губерний напрямую в госбюджет. Также настоятельно рекомендую рассмотреть возможность освобождения на первый год от налогообложения сельскохозяйственных предприятий, зарегистрированных в инвестагентствах.

Когда я вернулся к себе в (никак не могу подобрать определение этим помещениям, наверное, правильнее всего будет «апартаменты»), ту часть Замка, где мы живём, в общем, застал на диване в столовой Жанну с Матильдой и с ними какую-то блондинку в крупных очках за чаем с печеньем. Я уже почти прошёл мимо, но услышал голос Ирины:

— Значит, здороваться с женой после работы, рассказывать, как прошёл день, интересоваться, как дела у детей в школе уже не нужно? Чему, в конце концов, нас учат сериалы? Или, если царь, то всё? Закон не писан?

Если бы я писал про кого-то другого, здесь было бы: «Он ошалело уставился на блондинку», но сейчас уставился я.

— Нужно будет как-то протащить через Собрание закон о запрете выедать мозги мужьям после работы, — ответил я, когда ко мне вернулся дар речи, — а я теперь, получается, женат на блондинке?

— Ой, всё! Я знала, что ты любишь меня только за цвет волос! Девочки, а с президентами вообще разводиться можно? Да не переживай ты так, это парик, верну я тебе твою брунэтку.

— Ну ты сильно-то не торопись, давай до утра отложим, вдруг мне понравится.

— Нет, ну вы видели?! Если некуда сходить налево, они готовы изменять с собственной женой. Что вы ржёте? Выдай их уже замуж каким-нибудь указом. Не могу смотреть, как им хорошо на свободе. Я тут, понимаешь, среди кастрюль со шваброй и пипидастром создаю уют целыми днями, пока ты где-то там шляешься со своими сенаторами, а ты, оказывается, только и думаешь, что о блондинках.

— Я подозревал, что Егорыч зря держит всех этих кухарок и горничных, тем более, что они какие-то пожилые. Скажу, пусть отправляет обратно на пенсию, чтобы не мешали первой леди развлекаться со всякими пипидастрами. Я тут на рекламу наткнулся, любимая, там такая мультиварка навороченная, давай тебе купим, чтобы у тебя было больше времени на личностный рост.

— Та-ак… Тебя, значит, рост мой не устраивает?! Тогда туфельки на каблуках покупать нужно, а не мультиварки. Но от тебя же хрен дождёшься, поэтому мы с девчонками сегодня занимались шопингом. А ты уже двенадцать минут смотришь на новую кофточку и ещё ничего мне про неё не сказал. Вот зачем, зачем я согласилась отдать тебе лучшие годы своей жизни, мерзавец?! — она подошла ко мне, обняла и поцеловала, — посмотри мне в глаза, они же, правда, будут лучшими?

Когда мы наконец-то остались одни, она рассказала, что случайно услышала в магазине разговор двух бабулек, которые обсуждали старую систему санаториев и подумала, что они не должны были окончательно разрушиться. То есть в тех местах, где нет конкуренции с приморскими пансионатами, можно попробовать их возродить. Напрячь немного местные власти, профсоюзы. Какие-то предприятия смогут открыть свои для сотрудников. Красивых мест у нас много. С работой в глуши не слишком хорошо и медперсоналу, который мы сейчас растим, как на дрожжах, будет и практика, и трудоустройство.

— Можно и новых понастроить. Окупятся они довольно быстро. Приятно осознавать, что живёшь рядом с умной женщиной.

— Да, это же не гостиницы, бельё каждый день менять не надо, заполняемость гарантированная. Всяких печёночников, сердечников и просто ипохондриков у нас навалом. Реабилитация тоже будет спросом пользоваться. А если правильно тему раскрутить, может и офисный планктон подтянется, поговорим с Матильдой, пусть сделает это модным, она такое любит. Не то, чтобы нацию оздоровим, но покажем, что работаем в этом направлении. И можем привлечь массы к добровольному поддержанию здоровья. Ведь насильно здрав не будешь.

— О! ты только что ещё и слоган для этой движухи придумала. Всё-таки не волосы красят человека, а человек волосы.

— И я очень хотела бы заниматься этим сама, а то скоро уже засохну на твоей кухне.

— А чем тебя спальня не устраивает?

— О-ой, да я уже забыла, где она, ты ж — то больной, то подстреленный, то по стране катаешься.

— Тогда позволь мне провести эту ночь с блондинкой. Всего одну.

— Всё в Вашей власти, мой повелитель.

16

Наутро я попросил пригласить Остапина с Глинским и озвучил им идею о возрождении санаторного лечения под патронатом первой леди. Егорычу особенно понравилась мысль Ирину к делу пристроить. Массовое оздоровление — вполне достойное занятие для жены президента. Народу должно зайти. А премьер пообещал, не откладывая, озадачить соответствующие министерства.

Весна в этом году проходила без осложнений — ни эпидемий, ни потопов, ни президента при смерти. Народ порадовался дешёвому топливу, а в крупных городах почему-то сразу начали открываться представительства производителей всякой сельхозтехники, каких-то больших грузовиков, экскаваторов и бульдозеров. В начале мая россияне, наконец, пригласили меня резать ленточку на входе в НПЗ. Посол сказал речь, выразил радость с надеждой на дальнейшее сотрудничество, и в конце мероприятия симпатичные девчонки залили до краёв наши машины горючим на собственной автозаправке завода.

А Иванов вскоре получил ранг чрезвычайного и полномочного посланника второго класса. Если я правильно понял, таким образом ему легализовали погоны генерала-майора по основному месту работы. Много вы видели шпионов-генералов? С дипломатической же службой чуть проще. Приезжал, кстати, проставляться.

Внезапно я начал за собой замечать осознание себя во власти. В той самой, которая развращает. Ведь у меня в руках действительно судьбы людей. И любому из них я могу очень сильно осложнить жизнь. Начиная от приказа расстрелять всех велосипедистов, как в древнем анекдоте, и заканчивая возможностью в любой момент отправить под арест того же Егорыча, например, дай Бог ему здоровья. Если раньше я смотрел на всех этих министров и губернаторов, как на профессиональных управленцев с опытом и знанием государственной кухни, то теперь понимаю, что могу любого из них снять, переставить и он ещё рад будет, что легко отделался. То есть система привыкла к тому, что я могу отдавать приказы. А я? А я тоже привык и никак не рефлексирую по этому поводу. И, кажется, если окажусь перед весами, где на одной чаше будут государственные интересы, а на другой — слезинка ребёнка, единственным вопросом, который у меня возникнет станет: «Что здесь делает ребёнок?!»

Но при этом Ирина всё же права — у меня действительно комплекс короля Альфреда. Я слишком занят мыслью: «Что обо мне скажут потомки?», хотя отлично понимаю, насколько мне тогда будет пофигу, а им всё равно, о чём говорить. И всё же для меня это сильный сдерживающий фактор. Кроме того, я проверяю все свои гениальные управленческие идеи на жене и Егорыче, причём именно в таком порядке. Мне даже не обязательно им о них рассказывать. Я сочиняю про себя какой-нибудь указ и представляю выражение лица моего Счастья, а потом — что об этом скажет Глинский и вот мы уже не копаем новое море и не разводим всей страной кроликов.

Можно, конечно, нацаревать гору денег, но здесь опять откуда-то из тьмы веков улыбается старина Альфред и рядом с ним стоит Ирина. Да и сам я не понимаю разницы между ста миллионами и миллиардом. Самое интересное, что для бюджета понимаю, а для себя лично — нет. Я просто не смогу потратить за всю жизнь такую сумму, даже ежедневно принимая ванну из шампанского.

Сейчас я на полном гособеспечении, но при этом начисляется довольно неплохая зарплата, которую мне просто негде тратить. Если меня не свергнут, по закону, бывшему президенту положено пожизненное содержание, охрана и ещё куча плюшек. Не уверен, что мне доверят рекламировать на пенсии пиццу, но какие-то лекции читать всё равно придётся. В меня до самой смерти будут тыкать палочкой, задавать вопросы и просить совета. Несколько крупных предприятий, где я, пользуясь служебным положением, оказался в числе акционеров, тоже принесут дополнительную ложечку икры на завтрак. Моя фирма под Серёгиным руководством почему-то процветает и также приносит нехилый доход. Даже и не знаю, как ему удалось получить все эти подряды. Короче, я могу быть уверен, что покину Замок довольно обеспеченным человеком. Да если я просто продам своего белого арабского скакуна, то смогу прожить целый год, ничего не делая. Таким образом, торговать страной для меня нет никакого смысла, по крайней мере, в моём понимании слова «смысл».

А Альфред этот, кстати, мог быть редким мудаком, но додумался же нанять тогдашних блогеров, которые ему светлый образ в памяти поколений обеспечили. И ещё Великим обозвали. Наверное, дорого стоило. Хотя, если человека, приковав к письменному столу, какое-товремя не кормить… Видите, у меня тоже есть государственное мышление. «Макс Великий» звучит, конечно. Правда, здесь мне Всеслав немного подпортил. Сколько может быть нас, великих, в одной стране? Есть соответствующие инструкции? Да и на басурман я не пойду, мы всё же нейтральное государство.

В мае же появилась возможность потратить хоть какую-то часть моей зарплаты. К 18 числу заказал несколько охапок ирисов, которые заполнили всю гостиную в апартаментах (мы, вроде, так договорились называть занимаемые нами жилые помещения Замка). Злоупотребление властью выражалось в том, что мне обеспечили доставку очень ранним утром, чтобы Ирина в них заблудилась, выйдя утром за своим кофе. Сами по себе всякие даты ничего не значат, значение имеет — помнишь ты о них или нет. Это — признак внимания к человеку. Небольшую премию секретарше ко дню рождения внучки можно, конечно, и не выписывать, но каждому человеку нужно объяснять себе, почему он относится к другим, а в данном случае — ко мне, именно так. И если этот человек иногда уходит с работы заполночь из-за моей привычки работать до упора, он заслуживает, как минимум, внимания. Ну и того, чтобы его довезли до дома на машине. А если речь о самом дорогом человеке, то забыть дату свадьбы — это, как забыть круги под её глазами, когда я вышел из комы.

Вылазки «в народ» мы с Юриком и Асланом проводили ежемесячно. С марта пришлось, конечно, озаботиться париками, которые я из хулиганских побуждений каждый раз менял, из-за чего становился то седовласым байкером, то рыжим престарелым хиппи, то короткостриженным бывшим братком. Ну и таскались мы по людным местам — базарам и торговым центрам, разным шоу и театральным постановкам. Иногда брали с собой жён, особенно, на массовые мероприятия. Представляете, сколько условностей нужно преодолеть, чтобы организовать визит президента на рок-концерт? И публика, и устроители, и артисты будут постоянно в атмосфере повышенной безопасности и «как бы чего не вышло», а тут можно размахивать курткой над головой, держать Ирину верхом у себя на шее, орать, хлопать, свистеть и всё это — совершенно не нарушая протокола. Видели вы когда-нибудь свистящих президентов? А мои телохранители видели.

В начале лета Аслан сообщил, что наш муфтий через несколько дней убывает в главное путешествие своей жизни — в Мекку. Я спросил, не хочет ли он присоединиться к старику, на что наш джигит ответил: «Нэдастоын». Тогда я попросил его лично отвезти дедушку жены в аэропорт и пожелать от меня доброй дороги. Тут возражений не последовало.

В июле мне вдруг захотелось навестить наш химкомбинат. Я попросил остальных акционеров составить мне компанию, они почему-то не отказались, и мы поехали посещать стройку, которая должна была уже через полгода начать делать Славию привлекательной для всего окрестного крестьянства. Визит был неофициальным, без освещения в прессе, как и сама стройка, к которой мы по-прежнему не привлекали излишнего внимания. Мы и Мартынова-то заранее предупреждать не стали, поэтому пришлось убеждать охрану на въезде, что мне туда можно, предъявив меня и лежащий специально для подобных случаев в машине предвыборный плакат, чтобы человек поверил, что и правда говорит с президентом. Директора завода мы, вполне ожидаемо для меня, застали на стройплощадке. Поскольку стены и крыша уже были возведены, он с сигаретой в зубах расхаживал, по будущему цеху, постукивая тростью по гладкому бетонному полу, остановился, указал ею на что-то, невидимое нам, и помощник умчался в том направлении.

— Добрый день, Сергей Степанович, извините, что без приглашения, но, надеюсь, не прогоните.

— Здравствуйте, не знаю, простите, как мне правильно к Вам обращаться — «Ваше Превосходительство» или «Ваше Величество»? — он совершенно не был обескуражен приездом такой представительной делегации и воспринял ситуацию, как один из рабочих моментов: кран, там, поломался, работяги на смену с похмела вышли, президент припёрся.

— Меня зовут Максим Евгеньевич, думаю, этого достаточно.

— И чему обязан радостью Вас видеть?

— В химическом производстве я нифига не понимаю, а в стройке немножко шарю, захотел глянуть на Ваши успехи.

— Да какие тут успехи? Всё по плану. В том числе и по календарному пока. Щас, минуту. Володя! — окрикнул он пробегавшего мимо рабочего, — скажи этим дебилам, что лазер отклонение даёт, а шнур — нет. Если потом труба не войдёт, переделывать за свои деньги будут. Извините, — он снова повернулся к нам, — мы тут работу работаем.

— А прорабов Вы разогнали?

— Пусть на улице контролируют, там сейчас самое важное, а я в такую жару туда только по утрам и вечерам выхожу. Оборудование хочу начать монтировать в начале сентября, с наладкой и подсоединением к Новому году должны управиться. Если смежники с трубой не подведут, думаю, в середине января пришлю Вам первый мешок селитры.

— Владимир Егорович, обеспечьте, пожалуйста, нашего директора прямой связью с руководством аммиачного завода. Им друг с другом общаться важнее, чем с нами.

— Вот за это спасибо, — Мартынов даже улыбнулся, — у меня до них руки пока не доходили, но скоро придётся разговаривать.

— Вот видите, не зря приезжали. Сауну с девками и пьянку организовывать не нужно, я, что хотел, увидел. Мне понравилось.

— Рады стараться! — прокричал старик и вытянулся во фрунт.

— Перестаньте, сами понимаете, насколько Ваш комбинат важен. И мы не из простого любопытства Вас от дела отвлекаем.

— Да вы не сильно и отвлекаете, за что отдельное спасибо. Не волнуйтесь, справляемся.

— Ну и хорошо. Провожать нас не нужно, занимайтесь. Жду мешок селитры.

17

В этом году решили сделать присутствие президента на Дне рыбака зримым и ощутимым. К месту проведения меня привезли заранее, чтобы не создавать лишней толчеи там, где и так будет не протолкнуться. По одной рыбке нам с женой поймать удалось, поэтому от купания к огромному сожалению главы магистрата мы были избавлены и, когда все хохотали над бедолагами, которых сталкивали в воду, Ирина вдруг тихонько взвизгнула и подскочила. Через секунду рядом с нами стоял Вася, держа в охапке мальчонку лет четырёх с пустым ведёрком. Маленькому засранцу удалось как-то пролезть под временную трибуну, на которой мы находились, и окатить спину первой леди водой. Он верещал и колотил начальника личной гвардии ножонками, а у того был совершенно глупый вид, потому что, с одной стороны он прохлопал угрозу, а с другой — ему было некого не то, что пристрелить на месте, а даже сдать Загорину. Вот с этим видом его и сфотографировали дежурившие возле трибуны репортёры. Самый удачный снимок уже через пару минут появился на тех самых экранах вдоль Набережной и разлетелся по интернету. Вторым кадром дня была фотография хохочущей Ирины.

— Обратно в сержанты я тебя разжаловать не буду, — объявил я Юрику уже в вертолёте по окончании мероприятия, — но теперь ищи себе накладную бороду и подлиннее. Иначе мы перестанем брать тебя с собой в город. Твоя морда теперь гораздо известнее моей, нас спалят в первом же кабаке.

— Евгенич, я до сих пор в шоке, как он пролез. А вдруг террорист? А если бы ему поручили бомбу какую пронести? У меня сегодня такая раздача люлей на вечер намечается, шо вы меня, наверное, до завтра не увидите.

Нас отвезли в один из новых, построенных турками, пансионатов на берегу. Интересно, когда готовился проект, кому пришло в голову обустроить неподалёку вертолётную площадку? Тому же, кому и президентский номер? Егорыч уверяет, что мы тут в подарок, за счёт заведения. Но я точно знаю, что этот номер ещё ни разу не был занят президентом. А теперь хозяева смогут объяснить, почему он так называется и столько стоит. То есть работать в рекламе я уже начал, а люди пусть зарабатывают. За такую светлую мысль я могу им даже гвоздём на полировке автограф оставить: «Здесь был Макс». Номер и правда был шикарным, с собственной террасой и бассейном на балконе. И всё это — на двадцать третьем этаже здания с прозрачной крышей. Лежишь в кровати или отмокаешь в бассейне, а над тобой — звёздное небо. Я глянул вниз, там при свете фонарей на дорожке вдоль моря стояла в упоре лёжа моя личная гвардия, а между парнями ходил Вася, периодически навешивая с ноги то одному, то другому. Сзади неслышно подошла Ирина, обвила мою шею руками и, проследив за направлением моего взгляда, поинтересовалась:

— Вечерняя прогулка?

— Скорее, комплекс упражнений, но что вечерний — точно.

— А пойдём к морю? Бассейн тут классный, но я могу и в Стóлице в бассейне поплавать, а на море мы уже почти два года не были.

— Конечно, пойдём. Заодно Вася отдохнёт немного от истязаний. У него же тут аквалангистов нет, придётся всю эту банду на берегу строить, чтобы они за нами присматривали.

— Ты уверен, что нет? Я бы не удивилась.

— Ну да, он же за две недели знал, что мы сюда приедем. Ну бери халаты, пойдём, посмотрим, как он будет выкручиваться.

Пока мы шли пять шагов к персональному лифту, охранник у двери уже шептал в переговорное устройство: «Один и Два вышли из номера, повторяю, Один и Два вышли из номера». Лифт и правда был отдельным. Специально для этого этажа. Он мог остановиться где угодно, но попасть в него могли только постояльцы нашего номера. Внизу он доходил до подвального помещения, откуда были выходы в паркинг и по собственной подземной галерее — к морю.

Я даже знать не хочу, как этот берег превратили в песчаный пляж. Мы как-то пытались устроить тут пьянку ещё лет двадцать назад. Здесь, куда хватало взгляда, тянулся глинистый обрыв высотой с пятиэтажку, а узкая полоска у моря была завалена какими-то покрытыми гниющими водорослями булыжниками. И мне хватило одного пикника на бережке, чтобы решить больше здесь не появляться. Теперь с наружной стороны подъездную дорогу отделяла от степи густая роща, территорию покрывал мягкий зелёный газон, по которому можно было ходить босиком, и пальмы с кипарисами росли с таким видом, как будто тут и родились.

Вот из-под таких пальм мы и вышли на пляж. Берег был абсолютно безлюдным и, если бы я не знал, что за нами сейчас наблюдает, минимум, двадцать пять пар глаз, предложил бы Ирине искупаться нагишом. Шорох прибоя почти сливался с тихим звуком мотора невидимой в темноте лодки, а луна была абсолютна безразлична к проблемам личной гвардии какого-то там президента.

— Они здесь? — прошептала Ирина.

— Причём все сразу. Мы же им зарядку прервали, — так же шёпотом ответил я, — поэтому целоваться будем максимально целомудренно.

— Ммммм… Но только, если догонишь, — ответила любимая жена главы державы и скользнула в полосу прибоя.

У меня получился настоящий выходной с возможностью не вылезать из постели до десяти утра, завтраком на террасе у бассейна и прыжком с разбега в море, пока остальные отдыхающие не поняли, кто тут решил окунуться. Рядом внезапно вынырнул Юрик, помахал Ирине рукой со сбитыми костяшками и попросил не заплывать за буйки. Вот, вроде же, заехали, чёрт знает куда, а вокруг одни знакомые лица, причём некоторые из них со свежими кровоподтёками.

Отдохнуть удалось целую неделю, Егорыч как-то выкроил её в распорядке. Всё это время мы старались, чтобы нас не узнали соседи по пляжу. Шапочки для плавания, тёмные очки и, самое главное — отсутствие у людей ожидания встретить под пальмой президента, помогли нам избежать лишнего внимания, благодаря чему влюблённая в море Ирина могла часами сливаться с объектом своей страсти.

— Интересно, а ракушки отсюда можно считать настоящими сувенирами? Мы же знаем, что они тут непонятно как появились. Господин президент, я с тобой разговариваю!

— Что? — на этот раз я задремал у бассейна, а Ирка сбежала на пляж.

— Ракушки, говорю, отсюда на память есть смысл везти? Их же самих сюда привезли откуда-то.

— Это вопрос философский. Ты же здесь их нашла, то есть, для тебя они — часть местной природы. Как пальмы. А то, что два года назад здесь не то, что пальм — травы нормальной не было, никто же не знает. Сюда нормальные люди не заезжали. «Птицы не поют, деревья не растут» явно с этих мест писали.

— Птицы, кстати, какие-то поют.

— Да что птицы, я тут белок видел. На пальме. Офигеть. А ракушки-то тебе зачем? Хочешь Матильде привезти? Подразниться?

— Ага и сразу её с Лариской и Жанкой сюда загнать в отпуск. Ты же уговоришь Егорыча их отпустить?

— Только вместе с ноутбуком и при условии, что они отвезут ракушки обратно.

— Думаю, они согласятся.

— Тогда попрошу у Егорыча ещё и вертолёт, чтобы их сюда доставить.

18

На начало августа был запланирован очередной съезд Партии Нормальных. В этот раз он проходил в Центральном Дворце Культуры. Нас со Званцевым пригласили в качестве почётных гостей, и я просто не мог туда не пойти. Тем более, что среди делегатов было много знакомых лиц. Одна только счастливая физиономия Виктора Борисовича стоила того, чтобы там появиться.

Хотя мероприятие было чисто протокольным, мне, как ни странно, понравились отчёты губкомов. Они действительно что-то делали и люди уже привыкли к тому, что так должно быть. В партийные комитеты приходили с жалобами на работодателей, на коммунальщиков, на чиновников, там обсуждались вопросы, которые потом рассматривались местными Собраниями, они участвовали в управлении жизнью своих общин от организации, не поверите, субботников до предложений по изменениям в налогообложении. И теперь любая, объявившая себя политической партией, группа лиц по предварительному сговору просто обречена работать с народом и для народа.

Когда меня попросили сказать пару слов, я впервые за долгое время поднялся на трибуну с удовольствием.

— Я абсолютно искренне рад вас всех видеть. Если бы не вы, нам, вместо настоящего, сейчас строили бы будущее какие-то другие люди. И несмотря на то, что я не могу сейчас быть членом партии, я всё равно один из вас, правильнее даже будет сказать — один из нас с вами, потому что я такой же гражданин Славии, как и все вы. Ну ладно, не совсем такой. Меня, скорее всего не накажут, если я проеду на красный, но мне трудно это проверить — личная гвардия за руль не пускает. Я хочу сказать, что не все славцы — члены партии, но все члены партии — славцы. И нам нужно постоянно об этом помнить. О том, что мы живём у себя дома и никто нам тут хорошо не сделает. Перестал гадить в подъезде — перестань мусорить на улице. Научился доносить окурок до урны — побрейся, — тут я провёл рукой по лысине, в зале захихикали, — и надень чистую рубашку. Глядишь, так постепенно и понравится жить по-человечески. Да, сначала трудно, как в детстве — чистить зубы, а потом организм привыкает к хорошему, и ты уже смотришь на мир в чистые окна. И сосед твой, и сосед соседа. И не когда-то завтра, а вот прям щас. А вы тем и отличаетесь от остальных соотечественников, что не только сами ходите в чистых рубашках, но можете и другим объяснить, в чём лучше стирать и как правильно гладить. А государство поможет, чем может, защитит и поддержит. Спасибо, что вы есть у Славии и это — не высокие слова для газеты, а настоящая, от души, благодарность за ваше участие в жизни страны.

Да, я задержался на банкет и постарался чокнуться, если не с каждым, то со многими. Это именно те люди, на которых держится моя власть. Не жандармерия, не национальная гвардия и даже не Управление Безопасности. А люди, которым не всё равно. И я знаю, что они есть и беззастенчиво этим пользуюсь. Уже половину срока, кстати.

Ноябрь — не самый ласковый месяц в Приморской губернии, но именно в ноябре был готов к открытию наш с принцем НПЗ. По замыслу проектировщиков огромный рукотворный остров должен был выглядеть, как оазис в пустыне. Сейчас его покрывала несколько пожухлая из-за времени года трава, но растительность здорово напоминала внутренний двор пансионата, в котором мы были летом. Принц с директором встречали нас у въезда на мост, соединяющий новую территорию Славии с материком. Собственно, это было вполне логично, поскольку самолётик, на котором мы туда прилетели, приземлился на перекрытой по такому случаю дороге, выходящей на трассу в Оливию и построенной как раз с учетом возможности использовать её как взлётно-посадочную полосу. С рулёжными дорожками и даже капонирами для пяти самолётов. То есть они там аэродром настоящий замутили. Я спросил у приморского губернатора, как они решили вопрос с землёй, а он ответил, что земля здесь всё равно пустовала. Тем более, что для строительства острова арабы забрали все вывезенные турками с побережья булыжники и горы глины, которые чуть не стали частью ландшафта в одном из пустынных районов Приморья. Так отчего же было не помочь хорошим людям. Да и кордонная стража с таможней должна где-то находиться. То, что они в порт-из порта возят, нас, вроде, не касается, а если что на берег провезти захотят, здесь досмотреть удобнее.

После того, как мы с принцем перерезали ленточку, директор завода вызвался провести для нас небольшую экскурсию. Для меня трудно будет повторить хотя бы половину из услышанного, невзирая на то, что про крекинговые колонны и степень очистки используемой воды я слышал ещё в мае от россиян, но этот проект был значительно масштабнее и просто красивее, а собственный порт делал его независимым от связи с землёй. Поэтому мост и дорога были нужнее Приморью, чем острову, так можно было хоть что-то оставлять в губернии, а не просто смотреть вслед уходящим танкерам. Кроме того, остров потенциально был мощным потребителем всякой всячины от продуктов до электроэнергии. Местные власти подсуетились, нашли международных угольных торговцев и привлекли в качестве инвестора, чтобы забабашить на соседнем островке теплоэлектростанцию. И теперь продают пар и направленное движение электронов предприятию, которое наполовину государственное. Хорошо хоть цена приемлемая.

Я заметил среди гостей нашего муфтия и спросил у Аслана, как его теперь правильно называть.

— Хаджи-Ыбрагым.

— А ты не знаешь, что он тут делает?

— Нэ успэл с ным гаварыт. А вот он сам ыдот.

К нам действительно приближалась зелёная чалма Асланового родственника.

— Ас-саляму алейкум, Хаджи-Ибрагим.

— Ва алейкум ассалям, господин президент.

— Что привело Вас в такое мирское место?

— Меня пригласили на открытие мечети, господин президент, её построили вместе с заводом. Среди рабочих много правоверных. В Приморской губернии вообще много мусульман.

Пока мы беседовали, подошёл принц.

— Не скучаете, господин президент? — перевёл муфтий, в совершенстве владевший родным языком. Пророка

— С Вами не соскучишься, друг мой. Вы можете гордиться тем, что создали. Это воистину одно из чудес света.

— Лишь Аллах всемогущий волен создавать, мы — только инструмент в Его руках.

— Он не ошибся с выбором инструмента, дорогой принц.

— Похвала из Ваших уст много для нас значит, господин президент. Надеюсь, у нас найдутся и другие возможности для сотрудничества.

— Вам известно о российском заводе, который обеспечивает топливом внутренний рынок Славии. А в январе мы планируем запустить завод удобрений. Уже в следующем году у нас появится дешёвое продовольствие, возможно оно заинтересует подданных вашего короля. Имея здесь собственный порт, ваша страна, может стать крупнейшим покупателем.

— А мы сможем договориться о том, чтобы самим выращивать на ваших землях крупный рогатый скот?

— Я в этом просто уверен, но чтобы не строить ещё один остров, выберите сами территорию с подходящими природными условиями и мы с Вами съездим в гости к губернатору.

19

Лучше всего жить в стране, где ничего не происходит — ни войн, ни природных катаклизмов, ни-че-го. Сидишь перед телевизором, а все цунами и извержения вулканов — где-то далеко, и ты понимаешь, как тебе жаль пострадавших от урагана. И желательно, чтобы годы такой скукотищи сбивались в столетия. Это — те самые тучные видом бурёнки из сна фараона. А мне, вроде бы, даже семи не нужно, президентский срок у нас пять лет. Но река времени непредсказуема и достаточно будет одной тощей коровы, чтобы стало ясно — не додумался Швец предусмотреть на чёрный день чего-нибудь. Вполне возможно, что какая-то фигня случится уже у следующего президента. Найдутся, конечно, те, кто скажет, при Швеце, мол, такого не было. Но сам-то я тоже в этом жить буду, поэтому лозунг про потоп после нас считаю неконструктивным. Об этом, конечно, в новогоднем обращении не скажешь, пришлось развлекать народ, выстрелив пробкой от шампанского в фонарь и разлив шипучее вино по бокалам. Ирине, себе и съёмочной группе. А вы правда предпочитаете, чтобы вам перед тем, как часы бить начнут, об успехах минувшего года с постной рожей бубнили? Вот и мы подумали, что семейный праздник, он и у президента — семейный, а оператор разве свой глоток не заслужил к четвёртому дублю? Почему бы ему и осветителям тоже в кадр не попасть?

Первый мешок селитры я получил к Рождеству. Не знаю, как она там удобрять будет, но в воде я горсть её развёл, газету вымочил, высушил, в фольгу завернул… Работает! Кстати, личная гвардия и другие службы — тоже. Клубы дыма с президентского балкона не каждый день валят.

Утром следующего дня, расставив тарелки, Аслан как-то нерешительно спросил:

— Максым Еугэниуыч, можна просба задат?

— Конечно, можно и заранее разрешаю.

— Я сэръозна. Мой родствэнык разрэшэный хочыт авэц развадыт.

— Он надёжный человек?

— Я бы нэ папрасыл.

— Ну, смотри — ты же наш друг и мы с тобой прошли гораздо больше, чем с какими-то американцами, которые тут фермы строят. Конечно, я разрешаю, только я сам такими вопросами не занимаюсь, подойди к Егорычу, скажи, что я разрешил, а он направит, куда надо.

Когда мы с Ириной остались одни, она, хихикнув, поинтересовалась:

— Не такие ли вещи, господин президент, называют кумовством? Так и до коррупции скоро докатитесь. И вообще, это точно царское дело — чужих баранов считать?

— Ты же понимаешь, что он нам верой и правдой уже почти четыре года служит, и ничего никогда не попросил. А для своей родни он — особа, приближённая к императору. Его кодекс воина и понятия о чести можно смело в школьную программу включать. Если обратился, значит, действительно нужно.

— Какой-то Вы сегодня серьёзный, царь-батюшка, неужели ты думаешь, что я на самом деле…

— На самом деле — я. Понимаешь, нам очень повезло с людьми, которые нас окружают. Тот же Аслан, Юрик, Жанна, Лариса, Матильда, секретарша моя Тамара Викентьевна. Я хотел бы, чтобы они думали, что им тоже повезло с нами. Не знаю, как объяснить.

— Не напрягайся, я отлично понимаю, о чём ты, но тоже не могу представить, чем их можно отблагодарить, кроме каких-то подарков и премий. И ведь не спросишь же.

— Я потому и обрадовался, что Аслан наконец-то воспользовался служебным положением. Так он и среди своих авторитет повысит, и мне на душе спокойнее будет. И вообще, это я от тебя заразился, меня люди никогда не интересовали.

— Не свисти. Тебе даже Егорыч уже говорил, что ты к своим внимательно относишься.

— Ну он же со мной знаком меньше, чем я с тобой. Он меня уже зараженным получил. Попробуй, пожалуйста, как-нибудь потихонечку девчонок расспросить, может быть, они одна про другую и наябедничают. Мало ли, что у кого может быть. Родители больные, с жильём проблемы, на новый фотоаппарат не хватает. У Васи детей двое, может быть там как-то со школой и садиком помочь. И с Егорычем переговори, он поймёт, о чём речь и сам ещё подскажет. Нужно было, конечно, перед праздниками озаботиться, но уже прохлопали, пусть будет, как бы невзначай.

— У Лариски дочке шесть лет, она её с мамой, в основном, оставляет. Там тоже можно со школой помочь.

На следующий день все информационные каналы трубили про завод удобрений. С учётом праздничного затишья и отсутствия новостей, это было заметно. Конечно, какому-нибудь горожанину, уже привыкшему к стабильно дешёвому горючему и не связанному с подкормкой растений, интереснее было, как же всё доесть и не поправиться ещё на три килограмма. Но те, кто понимает, прикинули хрен к носу, выяснили, что достаёт и начали готовиться к посевной. Птичники и животноводческие комплексы учуяли запах обилия кормов и некоторые увеличили площади, тем более, что Остапин ещё осенью провёл через парламент ограничения на вывоз зерновых. Весь экспорт — только после насыщения закромов родины. Также было настоятельно рекомендовано изыскать резервы и перерабатывать зерно на месте, как минимум, в муку и комбикорм. Грубо говоря, продавать повидло выгоднее, чем яблоки, потому что на этом зарабатывает ещё и переработка с упаковкой. Чтобы не стать сырьевой базой, нужно развивать пищевую промышленность, а это — опять инвестиции. Так житница будет двигать кузницу, чтобы вместе заработать на здравницу.

Кабинет министров постановил, что рынок не порешает и, по словам премьера, в нашем аналитическом центре с лета дымились компьютеры, потому что нужно было рассчитать объёмы выпуска удобрений, размеры кредитования, необходимый резерв топлива, спрогнозировать расширение спроса и понять, куда девать излишки предложения. Всё-таки был, был смысл в плановой экономике. Вернуться к ней сейчас нереально, но рассчитать, где подстелить соломки, попробовать можно.

Кроме всего этого, Ирина за прошедший год провела работу с минздравом и министерством социальной защиты и выяснилось, что средства на санаторное лечение граждан в стране есть, просто раньше их не так называли и немного не туда использовали. Эти наивные люди думали, что она будет разрезать ленточки и фотографироваться с симпатичными старушками-сердечницами. Откуда им было знать, что она финансист, и к тому же очень хороший. Причём не только по образованию, но ещё и по образу мышления. А какой восторг эта информация вызвала у прокуратуры! А сколько после этого в стране было сшито новых рукавичек! В общем, всю зиму Матильда готовила общественное мнение к тому, что минеральная вода заходит в организм не хуже портвейна, а специалист проводит физиопроцедуры лучше, чем жена, встречающая сковородкой, и с началом весны обновлённые санатории приняли первых пациентов.

Вам знакомы промозглые мартовские вечера, когда, вроде, понимаешь, что весна, что природа расцветает, но, зараза, как-то медленно и неактивно, и ты ходишь, поёживаясь, и думаешь не о покрытых белой кипенью садах, а о камине? Так вот, камин в Замке был, по крайней мере у нас в гостиной.

Мы с Глинским как раз грелись изнутри и снаружи, любуясь горящими поленьями.

— Владимир Егорович, а что Вы думаете об авиации?

Он отложил кочергу, которой как раз разворачивал небольшое брёвнышко в недрах топки.

— Что летать нужно самолётами. Или Вы о бомбардировочной авиации? Так её у нас нету.

— Вы — слишком приземлённая натура.

— Если бы я был натурой возвышенной, кто бы тогда реализовывал Ваши прожекты, господин президент? Говорите уже, что именно я должен думать об авиации.

— Там есть самолёты. И они летают.

— Да ладно! — он слегка склонил голову набок, — честно говоря, я рассчитывал ещё на пару бокалов, но раз Вам на сегодня уже хватит…

— Они не просто летают, а далеко. Вы видели карты?

— Если речь о географических, некоторые даже рисовал.

— А Вы замечали, что самая короткая дорога в облёт России проходит над нами? Над Украиной сейчас летать небезопасно, над Россией — предосудительно, а у нас тут целых два НПЗ, то есть, мы можем заправить самолёт. Мало того, можем заправить выгодно. Своя авиация у нас почти не развита, мы же, в основном, на чужих самолётах летаем, вот пусть они у нас все свои стыковки с пересадками и делают.

— Знаете, Максим Евгеньевич, — он полюбовался отблесками пламени на стекле бокала, — иногда, услышав очередную Вашу идею, хочется сразу же умчаться её выполнять. Прямо, как в мультиках, помните? Когда какой-нибудь кот — вот он был и тут — «вжжухх» и нету. Но не в этот раз. Во-первых, — он снова посмотрел на бокал, — с Вами, оказывается, не так всё печально и ещё минимум пару нам можно, а во-вторых, я не такой бессердечный чурбан, как некоторые, я не могу вот так запросто около полуночи делиться гениальными идеями с людьми, которые, может быть, уже давно бы спали. Нет, могу, конечно, но мне потом как-то неудобно, что ли. Только давайте сразу договоримся, что новый аэродром будет где-нибудь подальше от Стóлицы, а то мне эти туда-сюда самолёты будут спать мешать на пенсии.

— Да можно вообще где-нибудь в Приморье построить.

— Там один уже построили. Маленький, правда. А Вы хотите огромный аэропорт с гостиницами, ресторанами, шлюхами и блэк-джеком, чтобы нам платили за все эти безобразия, за транзит и керосин?

— Кстати, можно и правда там игорную зону устроить. Пусть пассажиры, пока пересадки ждут, развлекаются.

— Ага, или специально летят со всей округи. Чем мы хуже Вегаса? У Вас второго принца нет на примете? Я пока не могу придумать, у кого найти такие деньги. Керосина, в общем, нужно будет много.

20

Остапин предложил устроить конкурс между губерниями, кто именно получит аэропорт.

— Точно! — оживился Егорыч, — с призовым фондом. Щас! Мы, когда под НПЗ арабам место выделяли, отдали небольшой кусочек, где ничего не было. Просто участок водной глади в устье Идлани. А на другом берегу есть несколько скалистых таких островков. Основное русло впадает, где сейчас завод уже стоит, и на островах этих ничего, кроме комаров, не летает.

— Там же заповедник какой-то, вроде.

— Заказник, — поправил меня Глинский, — и устроили его когда-то с единственной целью — чтобы народ в эту глушь поменьше таскался. Там спасательные операции проводить — никаких денег не напасёшься, а та пара розовых чаек, из-за которой это всё узаконили, туда только на фотосессию прилетала, их каким-то ветром занесло, а потом они исчезли, но доступ ограничить получилось. Теперь там будка егерей и пункт кордонной стражи. Эта грядка островов километров на пятнадцать, в общей сложности, по устью тянется и в море уходит, а в ширину километра три-четыре.

— Илья Алексеевич, мы опять оставили губернию без сладкого. У нас в стране после арабов булыжники ещё найдутся? Давайте, наверное, засылайте туда спецов из института геологии, пусть выясняют, выдержат эти острова аэропорт или нет. Берег там рядом пустынный, можно попробовать ветряков понаставить или солнечных батарей, чтобы электричеством обеспечить, а воды пресной — целая Идлань.

— Губерния нормально на электроэнергии наживёт, — вмешался Егорыч, — у их электростанции резко сбыт вырастет, не нужно там никаких ветряков, да и непостоянные они, баловство сплошное.

— Кстати, о сбыте. НПЗ с державой в пополаме, а аэропорт — пока непонятно чей, давайте сразу с губернским начальством договоримся, что мы им рядом ещё один остров построим, а они нам стоимость электричества снизят, — уточнил я, толковый у них президент всё-таки.

— А если ещё и там порт получится сделать, можно из Оливии людей по морю возить и со всей страны — по Идлани, — добавил Остапин, — а если железнодорожную ветку замастрячить и скоростные поезда оттуда пустить ко всем губернским центрам…

— То вся страна улетит на самолётах за границу, — подытожил Глинский.

Через два дня Егорыч устроил нам с премьер-министром вертолётную прогулку над устьем Идлани.

— Эти островки, они из сплошного камня. Рифы — не рифы, пороги — не пороги, но корабли тут пачками гибли, — объяснял он, глядя вместе с нами в иллюминатор, — а ещё к этим камням река веками что попало несла, поэтому отмелей много. Ни к чему не пригодное место. Только аэропорты строить.

Поскольку о нашем появлении в этих краях никто не знал, а дело было перед выходными, я связался с Виктором Борисовичем и спросил, будет ли он рад внезапно свалившимся с неба гостям. К нашему приезду угли мангала уже ждали безвременно ушедшего барашка, на столе в окружённом высоким забором дворике стояли кувшины с вином и исходили паром свежайшие лепёшки.

Пока светящийся от удовольствия хозяин колдовал над шашлыками, я осведомился у Егорыча, как поживает наш руководитель Управления Безопасности.

— Мы, когда его начальником сделали, он же, вроде, по экономике работал?

— Угу, а что это Вы начальника Конторы к ночи поминаете?

— А он у нас полковник до сих пор?

— Ну да.

— А должность-то генеральская?

— Можно и так сказать, — он разлил вино по стаканам.

— У нас планируются крупные инфраструктурные, пока я ещё в состоянии выговорить это слово, проекты и, во-первых, понадобится много денег, а во-вторых, появится много возможностей эти деньги украсть. Поэтому я хочу, чтобы все боялись заранее. Пусть он по старой памяти устроит вместе с Фискальным Агентством аудит по всем губерниям. От стоимости часов у губернаторов, до цен закупки карандашей в управлениях делами губернских собраний. Пусть берёт в помощь студентов-экономистов, мобилизует частных аудиторов, но чтобы этот налёт был великим и ужасным. Причём во всех губерниях одновременно. А по итогам проверки можно будет и о лампасах подумать. И ещё я так понимаю, что мы будем очень много тут строить, то есть, наверное, есть смысл где-нибудь неподалёку от наших островов поставить цементный заводик и растворный узел? А присматривать назначим Виктора Борисовича и можем прямо сейчас провести собрание акционеров.

За время моего царствования нам удалось возродить государственный проектный институт, занимавшийся проверкой и сопровождением крупных строительных проектов, которые рисовались по всей Славии. С определённого уровня сложности нельзя было начинать стройку, не получив экспертную оценку с печатью этого института. Скажете, кормушка, мол, приют коррупционеров? Там это… подпись на проекте, в случае чего, тянет на несколько лет отсидки, поэтому очень хорошие специалисты за очень хорошую зарплату контролировали соответствие будущих зданий всему, чему они должны соответствовать — от таблиц по сопромату до требований пожарной безопасности и лично мотались по утверждённым ими стройкам, подписывая акты и замеряя допустимые отклонения.

Этот институт проектировал завод удобрений, ему же заказали проект аэропорта со всей прилегающей инфраструктурой, включая цементный заводик, чтобы не оказалось, что из-под Избора привезли несколько самосвалов грунта, который можно было взять из котлована под электростанцию.

Основными инвесторами стали китайцы, у которых хорошо развиты технологии быстрого строительства. Их очень заинтересовал такой крупный перевалочный пункт на пути в Европу. Хотя мне почему-то до сих пор кажется, что ключевым было слово «казино». Ну так мы его для того туда и придумали. Наши проектанты несколько месяцев провели с постоянной китайской делегацией, которая доносила своё видение по всем вопросам, от длины взлётно-посадочных полос до расстановки игровых автоматов.

Для отсыпки острова планировалось намыть земснарядами морского песка, заодно расчистить устье и прорыть канал для прохода судов, но исследования показали, что столько песка, сколько нужно, там не наберётся. Мне объяснили, что это как-то связано с глубинами и расстояниями. Решили свозить со всей страны строительный мусор, чтобы заполнять пустоты в не слишком ответственных местах. Масштабный проект и заметный. Даже в мировом масштабе, потому что авиаперевозчики пристально следили за ходом работ. Управление будущим аэропортом тоже взяли на себя китайцы, взявшие остров в аренду у Славии на пятьдесят лет, при условии, что основной персонал будет местным. Электростанция, между прочим, тоже в комплект не вошла, за свет им придётся всё это время платить по счётчику.

21

В один из чýдных весенних дней принесший очередную порцию волшебного напитка Остапин поинтересовался, знаком ли я с действующими Правилами дорожного движения.

— Постольку-поскольку, Илья Алексеевич. Я за рулём уже года три не был.

— Та же фигня, Максим Евгеньевич, та же фигня. Но я точно помню, что в случае ДТП с велосипедом виноват водитель.

— Да, это обычная практика.

— Даже, если велосипедист ночью в дождь рулит по трассе без фонарей и катафотов.

— Насколько я помню — да.

— А если пешеход, одетый во всё чёрное, выскакивает вдали от перехода на проезжую часть и попадает под машину, виноват опять же водитель.

— Автомобиль — источник повышенной опасности, господин премьер-министр.

— То есть из-за того, что пешеход — идиот, страдает нормальный человек, который его просто не увидел?

— Получается, так.

— А почему?

— Такова судебная практика.

— А давайте тут что-то изменим. Если Правила Дорожного Движения нарушил пешеход, значит он и виноват.

— Будем вводить пешеходные удостоверения? И жандармерия будет их проверять?

— Нет, объявим, что в течение целого года все могут забесплатно изучить ПДД при отделениях жандармерии, во всех дворцах культуры и в интернете. С нового учебного года введём их отдельной дисциплиной в школьную программу, причём с первого класса, на уровне «красный свет — прохода нет» и организуем экзамен для выпускников так, чтобы каждый, кто сдаст на «отлично» мог сразу получить права, сдав в жандармерии только вождение. То есть через год, вне зависимости от того, изучали люди Правила или забили, мы будем считать, что каждый, кто выходит за дверь своего дома эти Правила знает по умолчанию. И в каждом ДТП будем разбираться и искать реально виноватого. Потому что, если пешеход бежит через дорогу в неустановленном месте, почему виноват водитель?

— И страхование гражданской ответственности для пешеходов введём. Пока добровольное. А то водителю кровищу с бампера отмывать и капот рихтовать тоже за какие-то средства надо.

— Совершенно верно, Максим Евгеньевич, только давайте сразу обязательное и пусть распространяется не только на дорожное движение, а вообще на всё. — Ну да, затопил соседа, окурок не там бросил и пожар случился, мало ли. Только нужно будет формулировки выверить, а то окажется, что пешехода наказывать можно, а про лыжников, например, забыли. И иностранцам нужно будет при оформлении въездных документов разъяснять, что у нас закон для всех.

— Тогда все эти велосипедисты на самокатах смогут на законных основаниях нести ответственность за материальный ущерб, а для таких, кто нарушает правила, имея водительские права, в аду должна быть приготовлена отдельная сковородка.

— А отметьте, Илья Алексеевич, чтобы тех, у кого при переходе на красный будет обнаружено водительское удостоверение, наказывали по удвоенной ставке, а в случае ДТП, где они — виноватые пешеходы, права изымали на год.

— Суровы Вы, Ваше Величество, но справедливы.

— Так а чё они?

Лето началось со стрельбы в школе. Первого июня, когда кто-то сдавал учебники, кто-то оформлял документы, а учителя заносили хвосты за год, восьмиклассник пришёл в учительскую с отцовским пистолетом, застрелил двух училок, ранил завуча, убил заглянувшего на звуки стрельбы выпускника и покончил с собой.

У меня возник только один вопрос: «На кой пистолет его отцу?» Мне сразу доложили, что там было официально оформленное разрешение, сейф и все прочие соблюдения условий.

— Да хоть официальный ружпарк с дневальным! Я спрашиваю, на кой ему дома пистолет?!

Министр внутренних дел на этот вопрос ответить не мог. Соцсети, где мы с Кириллом поинтересовались тем же самым, начали срач на сотни комментариев вокруг права на самозащиту. Таким образом, vox populi ничего умного не сказал. Я же всегда считал, что ношение оружия может быть позволено только представителям государственной власти для защиты этой самой власти или граждан. Мы довольно много сделали для того, чтобы у обычных людей не было необходимости защищаться самостоятельно. Чем закончилось владение пистолетом для этого мужика? Потерей сына. Я понимаю, что ещё три трупа его не волнуют, но сын-то был родной. Как ствол в доме помог его семье? А сколько ещё таких стволов? Я очень попросил Матильду сделать всё, чтобы этого папашу вся страна считала идиотом. С публикациями интервью светил психиатрии и подгонкой общественного мнения. С картинками дивных вечеров на берегу Идлани, где нет хулиганов и бандитов, от которых нужно спасаться при помощи пистолета.

В срочном порядке был принят соответствующий закон и Министерству внутренних дел было поручено начать кампанию по изъятию у населения разрешённого оружия. Все столбы были заклеены объявлениями о необходимости добровольной сдачи короткоствола и передачи охотничьих ружей на хранение в отделения жандармерии, где для этого срочно оборудовались охраняемые помещения. И всё это на фоне слов Чехова о стене в первом акте пьесы.

Давление получилось настолько сильным, а фон из поминутных упоминаний о погибших — настолько мрачным, что разоружение граждан прошло быстро и организованно. Обычные пистолеты выкупались органами внутренних дел. Дорогие экземпляры засверливались и возвращались владельцам. У тех, кто не сдал в течение недели, изымались безвозмездно. Также конфисковывались несданные на хранение охотничьи ружья.

Матильда заполнила информационное пространство текстами о том, что само по себе наличие зарегистрированного оружия не спасает от возможной опасности, а человек, который в нужный момент сможет его достать, взвести и применить, в нём, по большому счёту, и не нуждается, от него и так все разбегутся. Основная же масса пользователей является не более, чем хранителями или носителями пистолетов для преступников, потому что отберут и на документы не посмотрят.

Понятно, что для жизни государства открытие нового завода весомее, чем смерть нескольких человек в перестрелке, но общественная реакция на завод никогда не будет настолько сильной, как на стрельбу в мирное время, уже хотя бы потому, что оказаться на месте жертвы может каждый, а новое производство вызывает в массах меньший интерес, чем очередная революция где-нибудь в Африке. Поэтому разруливание этой ситуации, невзирая на её незначительность в историческом масштабе, гораздо важнее для власти, то есть для меня лично. Вот пишу и понимаю, что звучит цинично, но от этого никуда не деться. Внешние проявления в глазах подданных ценятся значительно больше глубинных смыслов.

22

А в середине июня я вдруг узнал, что стану папой. Да, президенты тоже трахаются и можно было бы добавить разных шуток, но у нас с Ириной это достаточно больной вопрос. Я бы сказал, что особенно у меня, но это — как раз тот случай, когда боль не делится. Дело в том, что несколько лет назад, когда мы ещё не были женаты, мы отказались отбеременности а потом я осознал, что это ошибка, которую, во-первых, невозможно исправить, а во-вторых, её тяжесть увеличивается с годами. То есть ты видишь чьё-то дитя в коляске и понимаешь, что твоё сейчас могло бы катиться впереди тебя, чей-то ребёнок вопит в магазине, а ты думаешь, что своему уж точно не позволил бы. У девочки по руке стекает мороженое, а ты думаешь, как вытирал бы его сейчас своей дочери. Я считал, что виноват в этом в первую очередь я, потому что вообще допустил такую мысль и поэтому так тяжело переносил её тягу к чужим детям. Мы никогда это не обсуждали, наверное, чтобы не делать друг другу больно, поэтому я могу только догадываться о чувствах Ирины, но когда она мне сказала, что беременна, я почему-то сразу крикнул: «Не вздумай!» и вцепился руками в её плечи.

— Что именно мне не вздумать?

— Ир, я… я просто подумал… Прости, я не так, наверное, должен был отреагировать, но я… я счастлив, — и подхватил её на руки.

— Поставь, дебил! Тебе же нельзя ещё, наверное! Ты хочешь, чтобы я в такой день овдовела?

— Зато умру счастливым! — я сел на диван, не выпуская любимую женщину.

— А я думаю, не слишком ли я стара для такого. Ребёнок вырастет и сразу получит престарелых родителей.

— Перестань, пожалуйста, я надеюсь, что лет по двадцать мы ещё протянем, а в этом возрасте детям как раз хочется самостоятельности, поэтому все будут довольны, — говорил я, покрывая её поцелуями, — и давай лучше спросим об этом у самого ребёнка, когда он вырастет.

— А чё это сразу «он»? Вдруг это будет девочка?

— Счастье моё, ты только что сказала самое главное: «Будет»! — и я сжал её в объятиях.

Мы решили месяц-другой никому не говорить. Почему? Не знаю, подумали, что так будет правильно. В конце концов, кто тут может оспорить решение правящей четы? И пока мы не говорили, Егорыч уведомил нас, что традиционная летняя поездка в Оливию в этом году снова может перерасти в отдых в президентском номере, если мы не будем возражать. Владельцы пансионата передали в Администрацию для нас с Ириной пожизненное приглашение посещать их ежегодно в заранее согласованные даты за счёт заведения. Мы посовещались и решили не возражать.

Вероятно, Вася проникся тем, что, если нам с Ириной удаётся на празднике что-то поймать, это здорово облегчает задачу его службе. Иначе объяснить, почему мы с ней вытащили по пиленгасу там, где все ловят в лучшем случае бычков, я не могу. Хорошо хоть рыба была не мороженой. А нет, ещё кто-то поймал нечто подобное. Наверное, его аквалангисты взяли рыбы про запас и, чтобы не выбрасывать, развешивали оставшуюся на свободные крючки.

По окончании мероприятия я сказал в микрофон, что мы честно хотели заехать на центральный рынок, но нас проклянут за перекрытый в праздник город, поэтому заглянем как-нибудь в будний день и без предупреждения. Горожанам и отдыхающим наши планы, конечно же пофигу, но так они видят, что царь-батюшка о народе печётся и могут делать вид, что верят. А я просто очень хотел поскорее увидеть Ирину в её любимом море.

— Я думаю, через год нам же ничто не помешает приехать сюда снова? — спросила беременная от меня жена президента.

Иногда это новое состояние вызывало у неё приступы страха. Мне, конечно, нельзя было показывать ей, что я тоже боюсь и как бы не больше, чем она, поэтому в ответ на такие слова я просто посильнее её обнимал.

— Ну что ты, Счастье. Этот номер наш на целую неделю в году совершенно бесплатно. Разве я смогу упустить такую возможность? Этот номер не пройдёт.

— Ты отлично понимаешь, о чём я.

— Нет, девочка моя, не понимаю и не хочу понимать. А ты креветок хочешь? — Не дразнись. У этого пансионата единственный недостаток — невозможность есть нормальную пищу, здесь всё какое-то президентское по их представлениям. Нет, вкусно, конечно, но слишком изысканно. Картошки жареной хочу с солёным огурчиком и креветок, конечно же. Но тут креветки даже царям неподвластны.

— То ж царям, а я у тебя — президент, — сказал я, доставая из холодильника пакетик отваренных с укропом розовых черноморских креветок.

Интересно, её визг был слышен на пляже? Зря что ли сын Виктора Борисовича гнал мотоцикл с ведром, забитым такими пакетиками.

— А я уже подумала, что с ума схожу! Я же знаю, что им тут взяться неоткуда, а запах с утра чувствую. Ты — самый лучший!

— Другой бы спорил.

— А давай ещё Лариску с дочкой и мамой на море отправим.

— Вместе с тобой я люблю весь мир. Давай. Только сама Егорычу об этом скажи, тебя он в таких вопросах легче воспринимает.

Интересно, как быстро Вася уговорит шеф-повара здешнего ресторана пожарить картошечки и оправить гонца за бочковыми огурцами? И это, а не маршруты самолётов — лучшие заботы на свете. Я уже представляю восторг на её лице, когда официант снимет блестящую полукруглую крышку с блюда с картошкой. Такие мгновения — то, ради чего стоит жить. А скоро в моей жизни появится ещё одна пара глаз, которые нужно будет заставлять светиться. Точнее, заставлять себя делать так, чтобы они светились, то есть не заставлять, а… Да ладно, вы уже поняли, насколько я сейчас счастлив.

В середине августа мы пригласили к себе Егорыча, Жанну и Матильду и я сказал, что с недавних пор меня интересует не только светлое настоящее, но и будущее Славии. Сразу понял только Глинский.

— Какой месяц?

— Четвёртый.

Рыжая поперхнулась пирожным.

— В смысле?!

— В прямом, Мать, — ответила Ирина, — на днях собираемся выяснить, какого цвета будет конверт.

Теперь дошло и до Жанны.

— То есть у нас планируется принц? И прямо во время каденции? Шикарно!

Я попытался направить разговор в деловое русло:

— Мы именно потому и захотели встретиться именно в этом составе, что ситуация несколько нестандартная.

— Ну да, нестандартнее только беременный президент, — протянула Матильда, — хорошо, что у нас на этом посту мужчина. У вас же не закончился коньяк? Мне нужно немного выпить.

Пока она открывала сервант, Жанна собрала мысли в кучу:

— Да, к такому меня жизнь не готовила. А почему? Потому что сама дура, нужно было подумать, к чему приводят свадьбы, даже если мы женим будущего президента. Хорошо. Итак, у нас есть два пути: сделать из этого информационный повод и никому не говорить. Поскольку у нас не монархия, радовать подданных появлением наследника необязательно. Это можно не то, чтобы хранить в тайне, но просто не трепаться на каждом углу. У нас как-то так сложилось, что первая леди не настолько публичная фигура, чтобы её отсутствие на экранах сразу бросилось в глаза, тем более, что можно при необходимости размещать фотографии выше уровня груди. Я бы приберегла эту радость до лучших времён.

— Ну да, — вернулась к нам Матильда с подносом и продолжила, раздав бокалы, — народ через полгода вдруг увидит Ирину с младенцем. Оно, конечно, не его дело, но обязательно найдутся люди, которые обидятся, что им не сообщили. Я согласна, что делать официальное заявление для прессы не стоит, но ближе к Новому году нужно будет организовать каких-нибудь папарацци, чтобы информация просочилась, как бы без нашего ведома. Это идеальное время, чтобы сказать то, что не должно стать событием. Получится что-то, вроде: «Клав, а ты слышала, что у президента жена беременная? — Да? Нифига себе, а ты где Новый год встречаешь?» А когда все доедят салаты и протрезвеют, это будет не самой свежей новостью, и мы сможем вернуться к ней уже с текстом «Мама и ребёнок чувствуют себя хорошо».

— Матильда права, — согласился Егорыч, — это — не та тема, на которой нужно акцентировать внимание толпы. Ирину Викторовну замучают всякие сайты яжематерей и продавцов пелёнок. Будем считать, что решение об уровне освещения принято, завтра узнаем у Остапина, нет ли у него знакомых акушеров-гинекологов.

— А теперь можно я скажу, как я за вас рада? Да я в восторге просто!!! — закричала Жанна и выпила залпом всё, что было в бокале, — я бы об вас обоих сейчас бутылку шампанского разбила, но потом же от Васи не отмахаюсь, — и обняла Ирину.

Осталось сказать родителям.

23

Чтобы не привлекать к моим старикам внимания соседей, мы сами к ним не ездили. Для повидаться, их доставляли в Замок. Нельзя сказать, что это было часто, но два-три раза в месяц мы встречались. Мама всегда привозила какую-нибудь шарлотку или баночку варенья, отец рассказывал об успехах на рыбалке или о приключениях с засорившимся жиклёром. Все мои попытки пересадить его с престарелой «Идлани» на современную машину с водителем упирались в нежелание ездить на автомобиле, который он не может, в случае чего, починить своими руками. Доводы о том, что чинить просто не придётся, не принимались. «Это железо, — говорил он, — хрен его знает, что с ним может случиться». Мама вздыхала, говорила: «Ну, такой вот он у нас» и подкладывала Ирине в блюдечко варенье. Мне удалось максимально модернизировать батин тарантас, поставив туда сиденья от иномарки, стеклоподъёмники и заграничную коробку передач, но ему было необходимо минимум раз в неделю разбирать карбюратор и самому спускаться в смотровую яму.

О том, что отцу скоро придётся стать дедом мы сказали уже к концу ужина. Мать всплеснула руками: «Неужели дождёмся?»

— И не сомневайся, мам. Тебе ещё придётся иногда понянчить. Мы же ездим часто, вдруг будет не с кем оставить.

— Ой, а я же в этих памперсах и не разбираюсь! Тебя-то я в пелёнках и в марле вырастила. Как же сейчас-то? Вдруг не справлюсь.

— Не переживайте, бабушка, будем вместе учиться, попыталась успокоить её Ирина.

— Да как же? Это ж наука целая, наверное. А может, по старинке? У меня где-то марля ещё осталась, я ж всё надеялась дожить, хранила, вот. Пелёнки его, погремушки какие-то. Нужно будет на антресолях глянуть. Дед! Ты стремянку починил? Я ж туда со стула не достану уже.

Дед крепился изо всех сил, стараясь не выдать эмоций, но его с потрохами выдали выступившие в уголках глаз слёзы. В общем, счастье — оно заразно. В этот вечер в мире стало на двух счастливых людей больше.

Премьер-министр пообещал не допустить, чтобы президент переживал по поводу течения беременности и сразу сказал, что создать условия для сохранения в Замке проще, чем ставить оцепление в клинике, поэтому уже через неделю у нас на этаже был оборудован филиал роддома. Для меня самым важным было то, что я мог в любую свободную минуту прикоснуться к Ирине, даже если это происходило в присутствии врача и медсестёр. Здесь же нам сказали, что у нас будет дочь.

Родители приезжали чуть ли не через день «Покормить девочек домашним», — как говорила мама. Врач, назначенный Остапиным, очень долго и деликатно согласовывал с ней меню, но достичь консенсуса удалось. На стариков было приятно смотреть. Они просто светились изнутри от появившегося в жизни смысла. Вот, хрен с ней, с этой властью, когда видишь, как близким людям хорошо.

Собранный в этом году урожай не был больше обычного, аграрии пока приспосабливались к новым ценам и возможностям, но себестоимость, как мне доложили, была заметно ниже. Настолько заметно, что под озимые кое-где начали распахивать заброшенные после развала Союза земли разорившихся совхозов. Самым трудным было убедить людей, что дешёвое топливо и удобрения надолго. Кабмину пришлось для этого разрабатывать и утверждать «Программу развития сельского хозяйства Славии» — чисто демагогический документ, который, тем не менее, пробудил у недоверчивых фермеров какую-то уверенность в завтрашнем дне. А тут ещё все эти предприятия с иностранными инвестициями наперебой кинулись вносить предоплату за будущий урожай. Процесс, короче говоря, пошёл.

Государство, выполняя свою часть обязательств, начало отсыпать остров под аэропорт и прокладывать к нему железнодорожную ветку. К нам потянулись гастарбайтеры, хотя подрядным организациям было указано принимать на работу только граждан Славии. Понятно, что проконтролировать все стройплощадки невозможно, но мы по крайней мере здорово усложнили жизнь нарушителям. Набеги спецподразделений жандармерии, большие штрафы для работодателей и немедленная депортация для незаконно работающих сильно снизили рентабельность таких нарушений. Да, я понимаю, что бедолаге нечем кормить свою семью, а я поощряю его высылку на родину, где у него всё плохо. Так я для того и поощряю, чтобы не было плохо у нас. Зря я что ли национал-прагматизм придумал? Иногда «хорошо» для славцев оборачивается каким-нибудь «плохо» для иностранцев. Но наше «хорошо» мне важнее.

В середине ноября к нам пришли Жанна с Егорычем. Это не было чем-то экстраординарным, девчонки часто навещали Ирину, а Егорыч заглядывал ко мне по разным неформальным вопросам, поэтому нестандартным в этом визите было только то, что они пришли вдвоём. Самовар, пирожные, мы с Глинским — по бокалу волшебного зелья и под конец выпечки на блюде Жанна вдруг поворачивается ко мне и говорит:

— У меня к Вам, Максим Евгеньевич, абсолютно меркантильный и в высшей степени эгоистичный вопрос: Вы на второй срок идти планируете? Поймите меня правильно, охрана Вам по закону положена по гроб жизни, то есть Вася с Асланом без работы не останутся, а нам с девчонками нужно будет резюме составлять и рассказывать всяким там эйчарам, какие мы нацеленные на результат.

Я понимал, что этот вопрос когда-то должен был возникнуть, но не делал из него проблемы. Это же когда-то, тогда и поговорим. Оказалось, что говорить уже пора.

— То есть Вы считаете, что я достоин?

— Вы не поверите, насколько мне пофигу, достойны Вы или нет, тем более, что это никогда не было определяющей характеристикой для кандидата в президенты. Мне нужно знать, хотите Вы или нет.

— Ну я, прям и не знаю, мне бы с женой посоветоваться. Счастье, ты согласна пожить здесь ещё пять лет?

— Только, если ты переклеишь обои в спальне и повесишь, наконец, полочку.

— Родная, с обоями мы решим, а полочку-то какую?

— Не знаю. Другие мужья постоянно вешают жёнам полочки, я в журналах читала. Вот и я хочу хотя бы поржать, как ты это делаешь.

— Не получится. Поржать, в смысле. Я в совершенстве владею перфоратором.

— В общем, я поняла. Искать работу пока рано. От участия в президентской гонке нас отделяет только полочка. Я завтра же привезу Вам перфоратор и даже дюбеля, — пообещала Жанна и, забавно подпрыгивая, удалилась.

— И обои. Обои привези! — крикнула ей вслед Ирина.

Егорыч выглядел несколько обескураженным.

— Вот же ж, бабы! Она сегодня пришла ко мне в кабинет, попросила сходить к вам вместе с ней, я тут пирожные эти, а она выстрелила и убежала. На кой меня тащила-то?

— Насколько я понимаю, Владимир Егорович, она только что накинула Вам развлечений на ближайший год, усмехнулась моя жена.

— Да уж, в одном она права — пора начинать привыкать к мысли о втором сроке и готовить к этому избирателей.

— А вы тоже считаете, что я достоин?

— Мне очень понравилось, как прошли эти годы и нам действительно удалось сделать что-то настоящее. Не могу сказать, насколько оно светлое, но что жить в стране не стало хуже, я знаю точно. Поэтому не напрашивайтесь на комплимент. Главное — чтобы гроб Ваш в ближайшее время не пригодился.

— А вы его не выбросили?

— Да щас! Вы знаете, во сколько он казне обошёлся? А как его списать без похорон?

24

Папарацци должен был поймать удачу на съёмках новогоднего обращения. Не привыкшая пускать такие вещи на самотёк Матильда назначила удачливым одного стримера, которому всего лишь «проговорилась» о точной дате и времени съёмки, когда тот угощал её ужином в самом шикарном кабаке Стóлицы. Точно зная, что он не пропустит живот первой леди, рыжая, тем не менее, поручила Ларисе подстраховать ситуацию, поэтому Ирина не напрасно вышла подышать свежим воздухом. В тот же вечер кадры беременной жены президента разлетелись по сети, но, во-первых, вечер был уже поздний, во-вторых, людей в это время года больше интересует, добавлять ли в салат тёртое яблочко, в общем, сенсация вышла так себе, как рыжая и планировала.

Само же обращение снято не было, мы решили, всё немного изменить. Меня одели в роскошный костюм Деда Мороза, закрепили на шапке видеокамеру и 31 декабря за 15 минут до полуночи я останавливал на проезжей части случайные машины и вручал в прямом эфире водителям и пассажирам конфеты и мандарины из мешка. Ближе к бою часов пожелал всем праздничного настроения и, опираясь на посох, удалился, сказав, что мне ещё подарки детишкам раздавать. Часы на башне Замка нам всем пришлось слушать на улице, но телевизионщики надеюсь, не расстроились, мы — не самая плохая компания в праздник.

Правильнее всего, наверное, будет написать, что, не взирая на скорое прибавление семейства, президент круглосуточно работал на благо нации, но я же не платный блогер короля, я сам пишу и точно знаю, что государственные интересы меня в эти дни интересовали мало. Нет, я, конечно, не избегал протокольных мероприятий, читал и подписывал, что стоило подписать, накладывал на что-то вето, но мысли были с моими девочками и всё свободное время я проводил с Ириной, благо внутренний двор Замка позволял ходить пешком. Она явно боялась, как всё пройдёт, и я старался как можно больше держать её за руки. Сам-то я боялся куда сильнее. Да. Я, оказывается, тоже могу бояться, причём не за себя, а за какую-то ещё незнакомую мне девчонку и за мать её.

Синяки. Они проявились на следующий день, может быть, конечно, и раньше, но я их не видел, я был счастливым отцом непонятного вопящего комочка и счастливым мужем женщины, у которой всё почти без проблем получилось. Я просто не заметил в процессе, как сильно Ирина сжимала мою руку, меня очень сильно отвлекало то, насколько изощрённо она материлась. Да, когда врач в фильме говорил, что женщина кричит «Мама!», он немного не договаривал, по крайней мере моё Счастье маму всё время вспоминало мою. Я даже порадовался тому, что решил быть вместе с ней во время родов, чтобы ей было на кого наорать. Иначе, наверное, выгребал бы медперсонал.

Про новорожденных принято говорить, что они красивые и на кого-то похожи, но мне непонятно, на кого может быть похоже это сморщенное личико с редкими мокрыми волосиками. Когда всё закончилось и меня выгнали из приспособленного под родзал помещения, я пришёл в гостиную, где уже сидели Егорыч, Остапин, Аслан и Вася. Почти пустая бутылка говорила о том, что переживать за нас с Ириной они начали заблаговременно. Увидев меня, они подскочили, одновременно начали выяснять: «Ну как? В порядке?» Опытный в вопросе Юрик одной рукой хлопал меня по плечу, а другой протягивал бокал. Со всех сторон слышалось:

— Как называть будете, придумали уже?

— Вес потом скажут?

— Ирина Викторовна как?

— Сына суатат буду, калым балшой?

— Да оставьте вы человека в покое!

— Так налили уже.

— Ну давайте за новорожденную!

— А теперь за маму сразу!

Вот наутро я синяки и заметил.

В «палату» меня впускали, одетого, правда, в полный набор врача-инфекциониста в чумном бараке, но я мог потрогать сосущий Ирину свёрток и её саму. Чтобы почувствовать себя, обычным человеком, я хлобыснул стакан, вышел во двор Замка и начал кричать «Ира! Ира!». А что? Я в детстве мимо роддома в школу ходил, там все так делали. И она подошла к окну, помахала мне рукой и показала дочь. Хотя, скорее всего, это она меня дочери показывала, приговаривая: «Смотри, какой наш папка дебил».

Через несколько дней мои женщины наконец перебрались в апартаменты, куда сразу же примчались Жанна, Матильда и Лариса, каждой из которых нужно было обязательно подержать ребёнка на руках и посюсюкать.

Аслан с женой решили, что кроватка теперь нужнее нам, тем более, что их сынишка из неё уже вырос. Наш джигит с очень серьёзным сыном собрали у нас в спальне новый для нас предмет мебели, чем тронули Ирину до глубины души. Она сказала мне, что, когда выбирала её в интернете, думала о том, как хочет, чтобы нам когда-нибудь пригодилась именно такая. А когда в ней, моргая мамиными всё-таки глазами и пытаясь понять, как правильно двигать ручками, появилось наше дитя, Максимка притопал в гости, понаблюдал несколько минут, изрёк: «Надо зассиссять» и с достоинством удалился.

Дочь назвали Аней. Ирина сказала, что когда она впервые закричала, это явно звучало, как «Ня-а! Ня-а!», поэтому будем считать, что дочь, войдя в этот мир, представилась. И снова, — кто я такой, чтобы спорить с царицей?

Родители с опаской передавали Анечку друг другу, боясь уронить или слишком сильно сжать, но нужно было видеть их счастливые лица. Причём, если я правильно понимаю, они не столько радовались тому, что дожили до этого момента, сколько тому, что дожили вместе, то есть не пришлось жалеть, что кто-то из двоих внучку не увидел. Егорыч, глядя на них, сказал, что нужно будет оборудовать дополнительную спальню, потому что они и правда иногда будут оставаться с Аней, а в их доме это исключено, охрана с ума сойдёт.

Через пару недель, когда мы уже начали привыкать к статусу родителей, Матильда сказала, что нужно порадовать подданных рождением царевны. Теперь, мол, они с мамой достаточно хорошо выглядят для предъявления их народу. Фотографии счастливых родителей и спелёнутого младенца выложили в соцсети, несколько особенно удачных кадров были сразу же растащены СМИ по всему миру. Я выступил на сессии парламента, где сказал, что наши дети будут строить своё будущее, но, чтобы увидеть, каким оно получится, нам нужно обеспечить для нас достойное настоящее. Потому что не будут хорошо жить наследники нищих родителей. Эту фразу мы с Жанной и Матильдой обдумывали довольно долго. Звучит она, конечно, хорошо, но не поймут ли её, как «Не жили богато — нефиг начинать» или, как издевательство власть имущих над малообеспеченными слоями населения. Но потом решили, что президента этой страны олигархом назвать нельзя, жена его в мехах и бриллиантах не щеголяет, то есть он имеет полное право отождествлять себя с народом, для процветания которого, вкалывает, аки пчела, денно и нощно, не покладая рук. Никто не придрался. А может быть, я просто переоцениваю степень внимания электората к царским речам. Бубнит там что-то по телевизору и фиг с ним. Кстати, приближалась пора, когда народ будет не просто населением, а электоратом, поэтому нужно быть особенно внимательным в речах.

25

В странах, образовавшихся на просторах бывшего СССР законодательство отличается поразительной лабильностью, особенно выборное. Каждая, пришедшая к власти группа людей, старается изменить его под себя, чтобы, если не объявить себя пожизненным руководством, то хотя бы увеличить собственные шансы остаться у руля. Грубо говоря: «Президентом может быть любой гражданин Славии, имеющий высшее образование, проживающий в течение последних пяти лет перед выборами на территории Замка и носящий фамилию Швец». Нас существующие требования устраивали, вводить имущественный ценз, то есть назначать залог для кандидатов мы сочли неправильным, а вот процедуру голосования решили осовременить, чтобы каждый, кто не ходит на выборы исключительно потому, что ему лень в воскресный день в мерзкую погоду тащиться за два квартала ставить галочку, мог отдать за меня свой голос, не отрывая взгляда от смартфона. Конечно, за меня, он же знает, кто ему такую возможность обеспечил. Короче, электронное голосование мы ввести решили. Решили давно, но на обсуждение парламента нельзя выносить непродуманный проект, поэтому окончательно готов он был как раз к той сессии, где я говорил про детей. Основной смысл заключался в регистрации на сайте Избирательного Агентства через присвоенный каждому налоговый номер. А для тех, кто этот номер отказался получать или кому возраст мешает постичь компьютерную грамотность или тех, кто просто хочет посмотреть, работает ли буфет на участке, будут, как всегда, открыты пункты голосования по привычным адресам. Главной же задачей разработчиков была организация защиты данных, чтобы никто не смог взломать систему и назначить себя президентом. Вот именно эта проблема и была наконец-то решена. Мне пытались разъяснить, как это круто и что-то про серверы на территории Славии, и про какие-то протоколы, однако я честно признался, что ничего в этом не понимаю, но точно знаю, что, если не сработает, все, кто был задействован в обеспечении безопасности, сядут на сроки от десяти до пятнадцати с конфискацией. Этот стимул вызвал у собравшихся желание ещё раз пересмотреть уровни защиты, и мы получили очень хороший, по словам экспертов, программный продукт.

Закон был принят и даже утверждён Сенатом. Посмотрим осенью, что нам это даст. А буфеты всё равно нужно будет организовать.

Когда мы заводились с аэропортом, Матильда по совету аналитического центра разбросала информацию о наших планах по всему глобусу и старалась поддерживать её в динамике. И вовсе не для того, чтобы похвастаться. Привлечение инвесторов, работы по отсыпке острова, строительство электростанции, все эти действия убеждали тех, кто понимает, что проект серьёзный, не на один день и с хорошими деньгами. А понимают не только эксперты и аналитики. Понимают и простые работяги, которые разъезжаются на заработки по всей окружающей загранице. Мы просто захотели вернуть их к семьям. Не то, чтобы нас волновало, что дети не видят отцов, всё гораздо прозаичнее — если они будут зарабатывать деньги здесь, государству это будет выгоднее. Поэтому сначала в сообщениях о стройке века говорилось, какая она масштабная, потом — какие средства планируется освоить, затем — что в первую очередь строятся общежития для сотрудников, с фотографиями двухместных номеров и душевых кабинок, а с конца февраля под этими текстами стали появляться объявления о найме. И это сработало. «В массовых казнях главное — системность», — как говорил наш старшина. Хорошо спланированное информационное давление дало желаемый эффект. По сообщениям кордонной стражи, люди потянулись на родину.

В одну из пятниц марта к нам на чай снова пришли Егорыч с Жанной. Пока женщины раскладывали пирожные, он плеснул в бокалы коньяку и проговорил:

— Люди мы взрослые и не то, чтобы мне нужно было спрашивать разрешения, но не хотелось бы, чтобы вы узнали об этом последними. Поэтому будете первыми, кому я это скажу: Мы с Жанной решили пожениться.

— Оп-паньки! — послышалось со стороны Ирины, — и давно вы прилагаете к этому усилия?

— Скажем, не первый год, а поскольку нас связывают, можно сказать, производственные отношения, об этом никто не знает, но тихариться ещё один президентский срок я смысла не вижу.

— Да-а-а… Егорыч. Учили Вас хорошо. Я бы сказал, что Вам шпионом можно работать, но такая практика у Вас уже была, — я повернулся к Жанне, — Вас, девушка, надеюсь не в той же школе готовили?

— Нет, но Володя хороший учитель.

— На всякий случай, ребята, роддом этот походный ещё не до конца разобрали. Если чё, обращайтесь, мы будем рады. Кроватка есть, опять же, — улыбнулась Ирина.

Егорыч перехватил взгляд своей невесты.

— Мысль хорошая, но, насколько мне известно, время у нас ещё есть, а когда будет нужно, я постараюсь, чтобы для этого были все условия.

Жанна подошла к нему, обвила двумя руками, прижалась и перед нами сразу же возникла пара необычайно близких людей, если вы меня понимаете. Когда видишь, что им действительно хорошо вместе и это очень трудно скрывать. Ирина тоже меня обняла, взяла из моих рук бокал, сказала: «За молодых» и смочила губы в коньяке.

— А сколько Егорычу лет, — спросила мать моей дочери, когда мы остались одни.

— Он меня лет на пять старше. Наверное. Не удивлюсь, если его и зовут-то на самом деле не так, как в паспорте написано, а возраст изменить — вообще, как два пальца.

— Но согласись, они отлично смотрятся вместе.

— Оно-то да, но как им подарок на свадьбу искать? Если бы женился, например, Остапин, я бы попросил Егорыча что-нибудь достойное подобрать, а теперь же самим придётся. Мы как раз в воскресенье собирались с парнями в город, будем как-то изворачиваться.

— Я тоже хочу с парнями в город.

— А Аню с бабушкой оставим?

— Да ты что! Она же с ума сойдёт от ответственности, давай подождём, пока хотя бы ходить научится.

— Угу. В школу.

— Подожди, у нас же соседка — готовая опытная нянька. Жанна не зря говорила, что Аслан с нами надолго. Давай будем привыкать к тому, что он не просто друг, а ещё и сосед. За солью, там, ходить можно, друг другу за детьми присматривать.

— За солью? Звучит романтично… Скажи честно — ты часто видишься с этой свободной женщиной Востока?

— Честно? Последний раз — в ноябре, когда у Максимки день рождения был.

— А почему? Мы же даже в город несколько раз вместе выходили и живём на одном этаже.

— Не знаю, Аслан её не то, чтобы скрывает, но я вообще не представляю, чем она целыми днями занимается. Не удивлюсь, если суры из Корана вышивает. А меня врачи, в основном, с медсёстрами в последнее время окружали.

— А она же, в общем-то светская женщина. Учительница. И, насколько я помню, нескучная. Давай, наверное, будем с ними дружить домами, чтобы не получилось, что мы её просто припахиваем. А сейчас как раз будет повод разговор завязать.

Мы обошли несколько торговых центров, не понимая, что именно мы ищем. Парни были не в курсе, для чего мы тут бродим, поэтому просто таскались за нами.

— Мы так весь вечер убьём и ничего не купим, — ныл я, заходя в очередной отдел, — а у меня под этой бородой уже чешется всё, нафиг. Ты хотя бы примерно представляешь, что мы будем дарить?

— Холодильник «Розенлев», блин! Ты знаешь, насколько я ненавижу ходить по магазинам.

— Ну так а что мы тогда тут делаем? Давай забьём в поиск «подарок на свадьбу для главы Администрации» и закажем через тырнет.

— Не знаю, но какие-то мысли должны же прийти. Стоп! — на её крик обернулось несколько человек, хорошо, что в этой блондинке никто царицу не признал, — мы с тобой два идиота, особенно ты.

— Даже спорить не буду. Мысль о том, что я в этот раз не одинок, согревает.

— Зачем Егорычу вещи? Повторяю: Егорычу. Он же джинн. Всё, что ему надо и не надо, он себе и так наколдует. У джинна какая главная проблема?

— И-и-и?

— Он — раб лампы! Поехали домой.

26

Вернувшись, мы наткнулись на Лейлу, ходящую по гостиной со спящей Анечкой. Да, жену Аслана зовут Лейла⁴ и это тоже мы выяснили только сегодня, а поскольку нам было ужасно стыдно оттого, что мы этого до сих пор не знали, пришлось выяснять через Егорыча. Она до сих пор была для нас сначала внучкой муфтия, затем — женой Аслана, мы так её между собой и называли, и нам не приходило в голову уточнить, как её по документам. Это имя очень подходило к водопаду чёрных волос и таким же чёрным бездонным глазам.

— Она быстро уснула, я побоялась класть её в кроватку и, если честно, очень хотелось подержать её на руках, она такая маленькая, — прошептала наша соседка.

— Спасибо тебе огромное, давай её сюда, — так же шёпотом ответила Ирина, — чего Максимке мультики не включили? Пусть парень порадуется, а мы сейчас будем чай пить. Максим, ты самовар видел?

Сидевший на диване с машинкой в руках черноглазый малыш, поняв, что говорят о нём, вопросительно посмотрел на мать.

— Мы пойдём, поздно уже, — она говорила по-нашему почти без акцента, — Максиму спать пора.

— Господин президент, мы их отпустим?

— Только, если пообещают прийти завтра пить чай. Мне же не с кем мультфильмы смотреть, вот мы с тёзкой и оттянемся.

— Мы придём.

— Тогда, спокойной ночи, — сказала Ирина и потрепала Максимку по щеке.

Когда мы остались одни (спящая дочь не в счёт, надеюсь, что неспящая тоже ещё пару лет не в счёт), можно было, наконец, обсудить дела государства.

— Последнее, что я помню, Счастье, это — «поехали домой», но перед этим ты, кажется, сказала, что он — раб лампы.

— Да, он никуда не может из неё деваться. Поэтому дарить ему нужно не вещи, а впечатления. Ощущения подарит Жанна.

— Родная, я немного туплю. Я тут пока царь, мне можно. Лампа, впечатления, ощущения, ты о чём вообще?

— Ты тупишь не немного. Ты тупишь вообще. Совсем. В целом. Он уже сколько лет никуда не может отлучиться. Я не хочу говорить, что с Жанной они сошлись именно из-за этого, но им нужно хотя бы на несколько дней сменить обстановку. Давай им какое-нибудь путешествие подарим.

— Блин, и правда туплю. Только куда? У них же не спросишь?

— Ну точно — не в Оливию. Это не то, чтобы банально, это слишком просто. — Дай мне, пожалуйста, мой телефон.

— Турагентства сейчас уже не работают.

— Я — Моисееву.

— Ты с ума сошёл? Люди спать уже могут.

— Я — самодур, тиран и деспот. Давай телефон, говорю.

Трубку взяли после восьмого гудка.

— Слушаю Вас, Максим Евгеньевич.

— Добрый вечер, Михаил Яковлевич, скажите, у Вас есть знакомые дипломаты?

— Думаю, что за пару человек могу ручаться, — ответил министр иностранных дел, — а что у нас случилось таки именно сегодня?

— Слушайте внимательно…

В специально заказанном самолёте, кроме жениха с невестой, были мы с Ириной, Матильда, Лариса и Аслан, без него никак. Жанна в коротком белом платье выглядела лет на двадцать, неимоверно элегантный Глинский в тёмной тройке оттенял, дополнял, в общем был воплощением всех талантов Матильды. У неё получилась идеально гармоничная пара.

Самолётик был небольшим, но быстрым. Мы решили, что цель полёта — какое-нибудь живописное место, где можно провести регистрацию и спокойно убивали время в полёте, болтая обо всякой ерунде, пока внизу под нами не показалось море. Самолёт пошёл на снижение и через несколько минут мы, нет не приземлились, мы летели над самой поверхностью, казалось, задевая крыльями волны. Из кабины пилотов появилась женщина в красивом платье, подсела за столик молодожёнов и осведомилась, не хотят ли они стать мужем и женой. Жанна почему-то прослезилась и быстро закивала головой, Егорыч улыбнулся, Аслан достал из кармана коробочку с кольцами, в руках одной из стюардесс откуда-то появилась скрипка и салон заполнила мелодия марша Мендельсона. А вторая в это время раздавала фужеры с шампанским.

Я понял, почему послушать скрипку не пригласили ни Званцева ни Остапина — если бы этот самолёт гробанулся с таким набором пассажиров на борту, в Славии было бы некому заменить даже тех, кто должен, если что заменить президента. А вот, когда мы приземлились, лимузин отвёз нас в ту самую кафешку, где отмечали нашу свадьбу мы с Ириной. Я подумал, что Егорыч всё же мастер соблюдения приличий — кабак не должен быть выше президентского уровня. Но оказалось, что я зря размахивал скипетром. Ко мне это не имело никакого отношения. Ну, почти никакого. Просто именно из этого кафе Егорыч впервые проводил Жанну домой. Прилегающая к заведению территория была оцеплена случайными прохожими со знакомыми лицами, а внутри нас ждали и Остапин, и Званцев с Моисеевым, и даже Иванов. Без жены изо всей компании был только русский резидент. Галантно придвинув стулья Матильде и Ларисе, он расположился между ними и весь вечер подкладывал дамам лучшие кусочки и развлекал какими-то историями. Егорыч даже погрозил ему пальцем, мол, вербовка этих женщин с рук не сойдёт.

Вернувшись в зал после безумного, во всё небо, фейерверка мы отвели новобрачных в сторону и известили о том, что, с завтрашнего дня президентским указом они отстранены от занимаемых должностей на месяц, в течение которого просто обязаны хотя бы на неделю попасть в Новый Орлеан и под руководством опытного гида послушать джаз на тамошних улицах. Явки, шифры и пароли для связи с гидом передаст Моисеев, а его министерство обеспечит доставку и проживание. Кроме того, за ними забронирована вилла на маленьком, и очень уединённом острове в Индийском океане, где они, если захотят, могут провести остальные дни этого месяца.

27

Нам удалось прожить месяц без Егорыча. Он сначала пытался звонить, узнавать, как дела, но я пригрозил не брать трубку, если он сам не может переключиться с государственных интересов на любимую женщину. Настроенная им машина управления справилась с его отсутствием, а я приложил массу усилий к тому, чтобы меня в это время не осеняло.

После их возвращения, уже в конце мая мы составили маршрут, охватывающий всю страну, и в течение месяца катались с Жанной по всем уездам, останавливаясь купить черешни на обочине или выпить пива в маленьких придорожных заведениях. Это было сродни тайным вылазкам в город, только вместо того, чтобы менять внешность, мы меняли машины и направления. Президент внезапно появлялся в самых неожиданных местах, с удовольствием фотографировался со всеми желающими и куда-то уезжал. Целью этого путешествия было посетить перед выборами как можно больше местных партийных ячеек, не привлекая внимания губернских властей и не отвлекаясь на ковровые дорожки и хлеб с солью. Это была реальная обратная связь с народом, и получение из первых рук сведений об «отдельных, имеющих место недостатках». Встречи под большим секретом организовывались и охранялись местечковыми подразделениями Управления Безопасности. Так что по интернету ходили подкреплённые фотографиями с черешней слухи о встречах президента с поддаными, но никакой официальной информации не было. Ночевали тоже в случайно выбранных местах. Если в гостиницу не приезжают спецы с кучей оборудования для осмотра номера, а потом территория не заполняется толпой охранников при снайперах на всех крышах и висящем в воздухе вертолёте, понять, что в номера, снятые на имя Жанны Глинской или Юрия Василенко, заселяется президент с сопровождающими лицами, довольно трудно. А народ в ночлежках вдоль трассы работает нелюбопытный.

Эта поездка окончательно утвердила нас в мысли о втором сроке. Оказалось, что многие даже не задумываются о возможности избрания другого президента: «Как это будем поддерживать или не будем? А кого же ещё поддерживать?»

Так что посещение центрального рынка Оливии накануне Дня рыбака можно было считать неофициальным стартом избирательной кампании. Матильда организовала от лица продавцов и покупателей вопросы: «А Вы у нас и дальше президентом будете?», «А можно в следующем году прислать Вам в Замок помидорок?» на которые пришлось давать положительные ответы. Какая-то женщина заявила, что берёт Аню на прокорм и будет присылать ей молоко, творог и сметану каждую неделю, потому что лучше, чем у неё товару всё равно нигде нет. Ирине пришлось сфотографироваться с кормилицей и дать подержать дочку на руках. Провожали нас под «Макс — один из нас!» Я думаю, уже на следующий день в молочных рядах появилась табличка «У президента дома пьют наше молоко».

Рыбу мы опять поймали и уже вечером радовались тому, что президентский номер на отдельном этаже и никто не слышит, как ночью хнычет Анечка, которой нужно поменять подгузник.

А на следующий день, любуясь с террасы закатом, мы услышали звук подлетающего вертолёта. Я было подумал, что такой способ доставки отдыхающих удобнее, чем автотранспортом, но через несколько минут зазвонил мой телефон и разрешения войти попросил Загорин. За годы моего правления наши с ним встречи можно было пересчитать по пальцам одной руки и всегда это были какие-то официальные мероприятия. Нельзя же было вручить ему генеральские погоны и при этом не увидеться. И меня такое положение дел более чем устраивало. Когда о работе спецслужб государства никто не слышит, это явный признак того, что в стране всё в порядке. Поэтому такой визит и не просто визит, а к находящемуся на отдыхе с семьёй мне выглядел, мягко говоря, тревожно. Ирина сразу вспомнила, что ей пора кормить дочь и мы остались на террасе вдвоём.

— Нам стало известно, что на начало сентября, когда все иностранные студенты приступят к занятиям, запланированы провокации со стороны мусульманской молодёжи с целью организации массовых беспорядков и дестабилизации обстановки.

— Фигассе! И что их не устраивает?

— Самое интересное в этом — что не их. Вы же понимаете, что организованный Вами нейтралитет нравится не всем, и эти выступления нужны для того, чтобы вызвать в обществе ответную реакцию с погромами в мусульманских общинах и избиением всех, кто попадётся под руку. Цитирую дословно: «Макс распустил мусульман, они нам скоро на шею сядут». Если всё получится, беспорядки затянутся до самых выборов и в этом случае Ваш второй срок под угрозой. Кроме того, изо всей этой истории точат уши, минимум, трёх посольств.

— Кто ещё знает о том, что мы об этом знаем?

— Два моих агента, я и теперь Вы.

Я взял в руки телефонную трубку. Первый звонок — Глинскому: «Владимир Егорович, муфтия ко мне, прям щас, бегом и тихо. Желательно, не помятым и одетым, и самолёт куда-нибудь сюда, чтобы мы могли на нём улететь». Второй — моему другу принцу. Мой уровень английского позволяет, когда надо, объяснить, что я хочу от людей: «Друг мой, извините за поздний звонок, но мне очень нужно Вас увидеть завтра утром. Дайте, пожалуйста, координаты аэродрома, на котором мы с Вами сможем поговорить. Переводчик со мной будет».

— Благодарю, генерал. Пока продолжайте вести наблюдение. По итогам этой завтрашней встречи проведём совещание и решим, как именно поступим.

Когда Загорин ушёл, Ирина спокойно поинтересовалась:

— Мне нужно волноваться?

— Не думаю, родная, но несколько дней мне придётся поработать тираном.

Часа через два в номер вошли муфтий и Глинский.

— Ас-саляму алейкум, уважаемый. Сейчас нам предстоит дальнее путешествие, по окончании которого мы с Вами поговорим. Пока ситуация не прояснится, мне сказать нечего, поэтому давайте оба подождём.

— Ва алейкум ассалям, господин президент, на всё воля Аллаха, а я лишь смиренный слуга Его, — ответил старик и склонил голову в зелёной чалме.

28

Мы приземлились где-то в пустыне. Там была взлётно-посадочная полоса, со стоящим на ней маленьким самолётиком, вышка диспетчера и уходящая в барханы дорога. Вокруг, куда хватало глаз, лежал песок, по крайней мере, больше я ничего в иллюминатор не увидел.

Замотанный в куфию принц поднялся к нам на борт. Поздоровавшись со всеми и слегка приобняв меня, он спросил:

— Что привело Вас, мой друг в наши пески? Я всегда рад Вас видеть, но вы, европейцы, иногда бываете слишком резкими в ваших действиях.

Дождавшись, пока муфтий переведёт, я в двух словах обрисовал ситуацию. Старик на какое-то время завис, посмотрел на меня, на Глинского, до последней секунды надеясь, что неверные шутят, и, осознав, наконец, что его не просто так вынули с вечерней молитвы, донёс наши слова до принца.

Тот несколько мгновений помолчал ипоинтересовался, чем он может помочь в этой ситуации. Я ответил, что нам нужна не помощь, а содействие, потому что проще всего арестовать всех, вовлечённых в предстоящие безобразия, но здесь речь идёт о чьём-то желании сильно осложнить жизнь правоверных Славии и, поскольку в это вовлечена мусульманская молодёжь, зачинщики как-то связаны с исламскими организациями, то есть клин в наши дружеские и деловые отношения хотят вбить и какие-то мусульмане тоже, к тому же — из-за границы. А зная, насколько семья принца уважаема в исламском мире, я полагаю, что они либо не подумали о возможных последствиях для его бизнеса в Славии, либо настолько обнаглели, что не обращают на это внимания.

Наш собеседник снова ненадолго задумался, потом кивнул, сказал, что свяжется с нами в ближайшие дни, попрощался, запахнул край куфии и вышел в пустыню.

Уже в воздухе я спросил муфтия, не обижен ли он нашими действиями за последние сутки и понимает ли, что лично против него у нас ничего нет, но именно он главный сотрудник офиса Аллаха в Славии, а государство в моём лице обязано защищать своих граждан, независимо от их вероисповедания. И не лучше ли мне несколько злоупотребить властью сейчас, чем тушить его мечеть через месяц. Когда дед сказал, что вот вообще без претензий, я попросил его срочно вспомнить какой-нибудь мусульманский праздник или найти любой другой повод свести в одном месте как можно больше приверженцев ислама, чтобы я мог сказать им пару слов.

Бывший клуб коммунальщиков, переоборудованный под культурный центр, был забит людьми, пожелавшими усладить слух звучанием избранных сур из того самого древнего издания Корана, увидеть по возможности саму Книгу, ну и послушать, что скажет президент, шедший в нагрузку. Кому не хватило места в зале, стояли в коридорах и вестибюле.

— Ас-саляму алейкум, правоверные. Мы — люди Писания, Ахль аль-Китаб, по-вашему. И как Ислам предписывает оказывать гостеприимство и защиту людям Книги, так и наши законы требуют соблюдения прав всех религий и защиты граждан Славии любого вероисповедания. Но не только поэтому мы рады видеть вас на нашей земле. Истинные мусульмане — мирные, трудолюбивые и порядочные люди. Иметь таких соседей — Божье благословение. Ваша культура, ваши традиции отличаются от наших, но мы не заставляем каждого, кто хочет жить среди нас, отречься от своей веры. Мы лишь просим не забывать, что Славия — светское государство, построенное христианами и у нас есть право жить так, как мы привыкли, не подстраиваясь под приезжих. Поэтому, если кто-то хочет видеть вокруг себя то, от чего он уехал из своей страны, не лучше ли просто вернуться, — по залу прокатился ропот, — подумайте сами, поговорите между собой и дома с родными, действительно ли вам хочется жить в этой стране. А если решите, что да, я даю вам слово, защищать вас и ваши семьи наравне с остальными гражданами. Но и закон в Славии — один для всех, то есть, оставшись здесь, вы тем самым подтверждаете, что будете его соблюдать. Грядёт время больших искушений. Враг рода человеческого хочет поссорить людей разной веры и залить кровью наши улицы. Пусть каждый прислушается к своему сердцу и тому, что нам заповедано нашими пророками, убережётся сам и убережёт ближних. Ма Ассаляма.

На следующий день позвонил принц и попросил о встрече, договорились, что его самолёт прилетит на тот аэродром, который получился возле нашего общего НПЗ. Он также сказал, что переводчика обеспечит и попросил привезти на эту встречу Иванова, что требовало соблюдения совсем уже запредельного уровня секретности. Но мы как-то справились. Российский шпион был на перекладных доставлен на маленькое частное лётное поле, откуда мы вылетели к какому-то старому аэродрому сельхозавиации, где нас подхватил вертолёт, приземлившийся километрах в десяти от места встречи, куда мы доехали уже на машине с Асланом за рулём.

В салоне самолёта, кроме принца и оказавшегося каким-то его доверенным родственником переводчика, находился ещё один высокий араб лет шестидесяти. Увидев его, Иванов с Егорычем переглянулись, после чего все пожали друг другу руки.

— В мире есть много исламских организаций, — начал принц, — но некоторые из них созданы западными разведками специально для устройства провокаций. Люди, которые в них входят, движимы искренней верой и не знают, что на самом деле вредят доброму имени Пророка, но зачастую им просто некому об этом сказать. Шейх Салах, — он указал движением головы на своего спутника, — иногда помогает нашей семье направлять таких заблудших на путь истинный.

Тот, кого назвали шейхом, на секунду склонил голову и продолжил:

— Мы знаем, какие именно страны решили использовать веру наших братьев для устройства беспорядков в Славии. Мы воспринимаем такой подход, как оскорбление Ислама. Кроме того, именно страны Запада нарушили стабильность на Ближнем Востоке и в северной Африке. За это они получили большое количество беженцев.

— А они бегут не в страны Залива, а в Европу, потому что вы их туда направляете? — с невинным лицом поинтересовался Иванов.

— Что Вы, конечно нет, — ответил принц, — правильнее будет сказать, что мы не осуждаем это направление. Человек должен быть свободен в своём выборе. Люди, вроде уважаемого шейха, помогают беженцам этот выбор сделать, разъясняют, где лучше устроена система соцобеспечения, снабжают лодками. Мы же помогаем нашим братьям, потерявшим кров, продуктами, одеждой, финансируем строительство мечетей в Европе, чтобы они могли восславить Аллаха за помощь в преодолении морской стихии. Давайте дадим нашему гостю возможность завершить свою мысль.

— Благодарю, Ваше Высочество. Итак, нами давно планировались акции протеста против вмешательства европейцев во внутренние дела мусульманских государств. Узнав от принца о гнусных планах западных спецслужб в отношении вашей страны, мы решили приурочить их к концу каникул и сезона отпусков. Студенты будут рады возможности отложить начало учебного года. Тридцатого августа по всей Европе начнутся митинги и демонстрации. Полиция, по обыкновению, устроит жёсткий разгон того, что они называют уличными беспорядками, но это только привлечёт внимание общественности и дополнительных участников. У вас в таких случаях говорят: «Наших бьют». Это отвлечёт от Славии внимание слуг Иблиса. Мы же хотели бы попросить вас депортировать людей, имена которых находятся на первой странице этого списка, — шейх передал Егорычу тонкую кожаную папку, — с остальными делайте, что угодно, это ваши граждане. Господин Иванов, Вас мы пригласили для того, чтобы предупредить, что вашей страны протесты пока не коснутся, можете не беспокоиться. Это наше, внутриевропейское дело.

Когда мы отъехали, над нами пролетел знакомый самолёт, покачался в воздухе, заложил вираж и ушёл в сторону моря. Перебравшись в вертолёт, мы высадили Иванова на сельхозаэродроме, а сами долетели до нашего пансионата.

29

— Егорыч, а что это за шейх был с принцем? — спросил я Глинского, когда мы переоделись и устроились на террасе.

— Лучше считайте, что с ним никого не было и сами Вы с ним не встречались. Этот человек находится в международном розыске по инициативе, как минимум, полутора десятков государств. Когда где-то случается что-нибудь из ряда вон, чего местные службы не могут объяснить, принято обвинять в этом Салаха.

— А мы купались в море! — раздалось от порога, — смотри, там папа. Видишь, папа вернулся, живой и здоровый. И если бы не телевизор, мы бы папу этого и не видели с тобой. Давай помашем ему ручкой. Скажи: «Агу-у» или «Ой, всё!» Точно! Давай научимся говорить «Ой, всё!» Это в жизни нужнее, чем «Агу» это дурацкое, кто его придумал вообще.

— Говорите, что угодно, только говорите это мне. Дайте я вас обниму, девочки мои.

— После моря нужно идти в душ, и только потом обниматься. Девочки должны это впитывать с молоком матери, поэтому после душа у нас молоко, а потом мы будем укладываться спать. Но поцеловать ты нас быстренько можешь. А вот Вас, Егорыч, я видеть рада, потому что, когда Вы где-то рядом, местный президент находится под присмотром, решения принимает взвешенные и генералы к нему не прибегают среди ночи.

Проводив девчонок взглядом, мы вернулись к вопросу религиозного противостояния и договорились, что завтра рассказывать Загорину.

Хорошо всё-таки быть президентом. Нужен тебе генерал, ты говоришь кому-нибудь: «А пригласите-ка мне генерала» и можешь быть уверен — он примчится, а то вдруг ты его опять в полковники произведёшь. При этом даже не важно, на кого именно ты возложишь приглашение. Этот генерал узнает, что ты хочешь его видеть, даже у неодушевлённого предмета. Работа у него такая.

Начальник Управления Безопасности прилетел к обеду, что придало встрече дополнительную неформальность. Мы рассказали ему, что движимый стремлением защитить свои инвестиции принц предоставил нам списки экстремистской организации, действующей в Славии при поддержке некоторых европейских посольств. Поскольку у него есть ряд собственных претензий к руководству этой банды, он попросил взамен выдать ему несколько человек, остальных мы можем растерзать сами.

— Это — что касается приезжих. А теперь мне интересно, из наших-то кто, по чьему наущению и за какие деньги собирался мне выборы сорвать. А главное — зачем? Им нужно ресурсы беречь для местных. Там же больше двадцати человек своих надо поставить.

— Если сменить Вас, это уже сменить губернаторов, а к местным выборам, глядишь, и элитка какая подтянется, — а генерал-то тоже в коньяке понимает, оказывается, — может быть, получится настроения поменять. Если Вы на второй срок пройдёте, нас будут играть вдолгую. Это — ответ на второй вопрос. А поскольку я — лицо в вашем втором сроке заинтересованное, на первый мы ответим со всей пролетарской ненавистью, и насколько я понимаю — в течение недели, примерно.

— Отлично, только давайте пока придержим ненависть, — предложил Егорыч, — я думаю, числа до двадцатого-двадцать пятого августа. То есть мы всё про них узнаем, а брать будем поближе к началу безобразий в Европе. Тогда мы будем молодцы, что у себя такое предотвратили, а все, кто хотел этим воспользоваться, уже выдвинут своих кандидатов на выборы. Они же не из любви к искусству именно щас решили тут бойню устроить. И за это время протолкнём через парламент один хитрый закончик, он у меня давно готов, я просто надеялся, что не понадобится.

Жанна сказала, что хоть я теперь человек в стране и известный, самовыдвиженцем мне идти неправильно. Мы же зачем-то партию создавали, вот пусть она меня и выдвигает, тем более, что партия, кажется, совсем и не против. Для этого собрали внеочередной съезд в том же пансионате, что и пять лет назад. Когда отзвучал государственный гимн, секретарь произнёс все протокольные фразы и предоставил мне слово, я вышел на трибуну и попросил меня извинить за то, что не приготовил речь с отчётом и презентацией и вообще ничего не приготовил, так что пусть они сами, если захотят, расскажут, стоит ли меня куда-то выдвигать и почему. В конце концов, это именно они на этом самом месте когда-то направили меня в президенты и им теперь решать, не напрасно ли они это сделали, после чего взял стул, поставил его с краю сцены и уселся в ожидании.

С минуту продолжался гул голосов, затем к трибуне вышел сухонький старичок.

— Я из Подтынья, Кулагин моя фамилия, Димитринский уезд. Скажу сразу — я на том съезде, где Вас выдвигали, не был, я согласился вступить в партию уже после Вашего избрания, но должен сказать, что именно благодаря Вам. Меня впечатлило то, что Вы в течение первых же дней сделали то, что обещали. Во-первых, мир, а во-вторых, разогнали этих хулиганов. И я просто захотел на старости лет в этом участвовать. Хочу сказать, что отлично провёл эти годы. Не скучно. Если бы не Вы, у меня бы такой возможности не было. Не знаю, доживу или нет до конца Вашего второго срока, но пока рад, что дожил до конца первого. Продолжайте, Максим Евгеньевич.

После него к микрофону поднялся невысокий крепыш средних лет со знакомым лицом. Ну, конечно, мне почти все лица в зале знакомы, я же целый месяц провёл, чтобы с ними познакомиться или повидаться с теми, кого уже знал.

— Топаловская губерния, Сторонский уезд, Михайлов. Я сейчас, наверное, немного неправильную вещь скажу, но это действительно так. Мы в Вашей партии, вроде как, в начальство выбились. А там столько дерьмища! И с одной стороны ты, вроде как людей направляешь, тебя уважают, прислушиваются, а с другой — столько всего разгребать приходится, что и не думал, что такое вообще бывает. И я подумал — а Вам как? Это же какую лопату надо! Но смотрю, что гребёте и получается у Вас. Пусть и дальше получается, а мы поддержим.

— Зарецк, Третий департамент, Костюхин, — представился солидный бородатый мужчина, — я давно задумываюсь, как понять, что мы стали жить лучше. Ясно, что с годами как-то по работе продвижение идёт, зарплата увеличивается, что-то в дом покупаешь. А вот про страну — неясно. Стал разбираться, насколько у нас светлое настоящее получается. Ну, во-первых, как-то и правда светлее стало, спокойнее. Нет, понимаете ли, мыслей о том, что вокруг опасно. Кто девяностые пережил, знает это чувство, и оно как-то не покидало всю жизнь, а в последние годы куда-то делось. Во-вторых, у людей пропала боязнь остаться без работы. Она действительно есть, не всегда в офисе, часто с лопатой, но, если хочешь работать, найдёшь. И не за еду, а с нормальной оплатой. В-третьих, мы перестали считать деньги в долларах и евро. В ходу златы и за последние годы они не обвалились, инфляция в десять процентов за четыре года — небывалое для Славии явление. В-четвёртых, мы забыли, как это — завтра может не быть бензина. В-пятых, мои внуки каждое лето купаются в море, — он поднял перед собой руку с пятью растопыренными пальцами. Это — наше настоящее, оно сегодня вокруг нас и его можно потрогать. И я хочу, чтобы оно не стало прошлым. Поэтому, прошу Вас, Максим Евгеньевич, не останавливайтесь.

Следующим взял слово сидевший в первом ряду, куда ж без него, Званцев:

— Максим Евгеньевич, хоть власть имущим такое и не говорят, имейте совесть. Вот просто не мучайте людей. Думаете, кто-нибудь из них хочет на Ваше место? А всем нам нужно, чтобы там кто-то был. Кстати, больше всех не хочу на Ваше место я. Занесите, пожалуйста, это в протокол. Да, так и запишите: «Званцев знает, что, в случае неспособности и так далее, исполнять обязанности придётся ему и очень не хочет, чтобы ему представилась такая возможность». Так вот, Вы там — на своём месте и мы хотим, чтобы Вы на этом месте и оставались. А я по старой памяти попрошу секретаря поставить на голосование вопрос о выдвижении Швеца Максима Евгеньевича кандидатом в президенты Славии от Партии Нормальных и давайте уже отметим это дело.

Единогласно. Я снова подошёл к микрофону, поблагодарил за доверие и напомнил, что теперь они имеют право на отзыв меня с поста президента, если я это доверие не оправдаю. В зале послышалось «Макс! Макс! Макс! Макс!» Почти две сотни глоток и, похоже, искренне. Поскольку снимала Лариса, в эфир пошло выступление зарецкого партийца, кадры с голосованием, моё ответное слово и эти крики. Получилась вполне приемлемая выборная агитка. Потом весь вечер мне желали удачи, трясли руку, кто-то даже обнимал, а я ходил по залу с бокалом и делал вид, что каждый раз из него отпиваю. Да я б свалился там, хорошо, что для меня была отдельная бутылка с чаем.

Жаль, что в этот раз нельзя на тот же остров в Эгейском море. Вот бы Ирина обрадовалась.

30

Кроме меня, кандидатами в президенты зарегистрировались два председателя губернских собраний, ну ясно же, кто их финансирует, один сенатор, с этим тоже ясно, один губернатор, нужно будет его потом заменить, и один олигарх.

Аресты мусульманских типа экстремистов прошли быстро. В течение одной ночи. Они не ожидали упреждающего удара и повязали их довольно легко. Тех, которые заинтересовали шейха, вдумчиво опросили и отгрузили ему на том же аэродроме сельхозавиации, который недавно использовали для пересадки. Там для этого сел специально присланный им самолёт. Несколько десятков юных балбесов, оказавшихся иностранными студентами, депортировали по домам без возмещения внесённых за обучение денег. Пусть с ними родители или родные правительства разбираются, а те, кто оказался гражданами Славии, подпали под действие хитрого закончика от Егорыча. Его суть была в том, что суд при вынесении приговора в подобных случаях будет иметь выбор между длительным тюремным заключением и лишением гражданства для самого фигуранта и всех его родственников первой линии с высылкой на историческую родину. Вот именно этот аспект и был освещён в прессе двадцать девятого августа, а тридцатого полыхнула Европа. Причём вся сразу и в буквальном смысле. Утром полиция какого-то маленького городка жёстко задержала двух подростков, писавших баллоном краски что-то невнятное на стене мэрии, и уже к вечеру от Пшемысля до Лиссабона горели автомобили и полицейские участки. На следующий день пожар перекинулся на Британские острова.

Матильда позаботилась, чтобы новость о действиях правоохранителей Славии по предотвращению беспорядков не потонула на фоне этих пожаров, что добавило действующему президенту популярности в народе. Но арестами несостоявшихся экстремистов дело не ограничилось. Тем, кто должен был «ответить на провокации мусульманской молодёжи», уже заплатили. Поэтому что-то делать им было нужно, и они решили обидеться на освещённые прессой намерения. Вот тут-то все и попались. Им дали возможность увязнуть, не мешая приступить к погромам, но сразу после этого отключили связь и начали паковать, совершенно не сдерживаясь в средствах.

По всей стране было арестовано больше тысячи человек. Идейных вдохновителей и координаторов на местах сначала швыряли в общую камеру с исполнителями, затем уводили, а после допросов всех бойцов, во время которых оказывалось, что контора знала вообще всё, возвращали обратно. Сложив два и два, рядовой состав приходил к выводу о том, что их сдали организаторы и некоторые из них до утра не дожили, остальным же было очень больно.

Но интереснее всего складывались судьбы верхнего звена. Материалы следствия позволили задержать атташе двух европейских посольств, которые вопили о дипломатической неприкосновенности до тех пор, пока среди ночи им не организовали встречу с их послами, которым эти материалы и были предъявлены. Долгая ночная беседа послов с представителями Славии в лице Загорина, Моисеева и Глинского закончилась признанием несовместимости поступка сотрудников посольств, действовавших, разумеется, по собственной инициативе, с высоким званием дипломата и заверениями в том, что подобные демарши не должны повториться, поскольку вредят взаимоотношениям между нашими странами.

Наше согласие не обнародовать результаты расследования в части, касающейся сотрудников посольств, обошлось послам, кроме обязательства пересмотра квот на некоторые группы товаров, ещё и в возврат некоторых, дорогих сердцам славцев, культурных ценностей, случайно оказавшихся в музеях этих стран в результате войн с Российской империей.

Крайним был назначен кандидат, под которого всё это и было устроено, оказавшийся одним из губернских председателей. Чтобы нельзя было обвинить власть в преследовании политических противников, мы не стали арестовывать фигуранта и даже не отозвали его удостоверение кандидата в президенты. А просто обнародовали всю схему планировавшейся им провокации, чтобы избиратели сами решили, голосовать за него или за кого другого. Из-за чего-то через несколько дней он был обнаружен лежащим на тротуаре под окнами своей, расположенной на двадцать первом этаже, квартиры. Записка с объяснением, почему было не воспользоваться лифтом, находилась у него в кармане. Конечно же мы согласились с версией об остром приступе мук совести и не стали беспокоить послов дурацкими вопросами.

31

В отличие от других кандидатов, идущему на второй срок президенту не доступны такие простые радости жизни, как предвыборный тур по стране и призывы голосовать за него на каждом публичном выступлении. Зато, если он конечно все эти пять лет не сильно раздражал своих подданных, ему для победы на выборах, обычно, достаточно просто в эти дни не косячить, пока все остальные будут рассказывать, чем они лучше. Однако от изображений моей лысины на всех углах это страну не избавило, грех же не воспользоваться тем, что все билборды наши. Фраза: «Я сейчас говорю с вами не как кандидат в президенты, а как действующий глава исполнительной власти» звучит лицемерно, но периодически повторять её всё равно приходилось. И участившиеся рабочие поездки по регионам конечно же имели основной целью агитацию под видом приобретения овощей на придорожных базарчиках. Но поскольку я покупал их и раньше, придраться у оппонентов было не к чему. Не назовёшь же килограмм помидоров использованием админресурса.

Так мы и дожили до ноября. Служебное положение позволяло мне получать информацию о настроениях избирателей не только из официальных опросов и всяких интернет-ресурсов, но и от Управления Безопасности, руководителю которого только на днях была прикручена вторая звезда на генеральские погоны за решительные действия по предотвращению. Всё говорило о том, что теперь за исход выборов можно не волноваться.

Волноваться нужно было о другом. Пятого числа, когда мы собирались целый день посвятить поздравлениям Максимки, я проснулся от того, что тумбочка у кровати с довольно мерзким звуком приплясывает. Это продолжалось всего насколько секунд, но уже через три минуты зажужжал телефон.

— Господин президент, Максим Евгеньевич, — голос министра внутренних дел был совершенно нехарактерно для него взволнованным, — беда у нас, землетрясение в Корчаве.

— С хрена ли? Мы же не Япония.

— Кто виноват, мы разберёмся, а сейчас там разрушения и жертвы.

— Жандармерию по всей стране — в ружьё, а сами — в Замок, мухой. Жду.

Из гостиной раздался голос Аслана: «Уы ув порадкэ? Ирина побежала к заплакавшей дочери. Теперь звонил уже я: «Егорыч, на сегодня выспались, вертолёт к Замку, срочно!»

По причине раннего времени, где приземлиться было. Пилот дежурного экипажа выполнял поставленную задачу, а не думал о последней листве, срываемой с окружавших площадь деревьев струями воздуха от винтов. Министр примчался минут на пять раньше вертолёта и, не отрывая от уха телефон, докладывал обстановку:

— Полностью разрушен спальный район, повреждено много административных зданий, погибших и пострадавших, возможно, тысячи. Толчки продолжаются, людей выводят на улицы. Четыре полка нацгвардии подняты по тревоге. Через полчаса начнётся их переброска в Корчаву для обеспечения порядка и разбора завалов. Палатки, печки, воду и продукты подвезут сегодня к обеду.

— Дрова?

— Да, дровами тоже занимаются. Решили, чтобы быстро, изъять у производителей мешки эти, для шашлыков которые используют. Там уголь, брикеты, жидкость эту для разжигания. Потом возместим.

Глинский успел появиться до отлёта.

— Егорыч, оставайтесь здесь, и обеспечьте мне к прилёту состав чрезвычайного штаба. Губер, там, жандар… блин, ментовское начальство, пожарные, врачи, чтобы были конкретные люди и уже ждали. Зашлите туда караван бензовозов. Хватайте все, военные, гражданские, чтобы там был бензин и соляра. Найдите, не знаю где, генераторы. Много. От маленьких до промышленных. Операторам мобильных сетей скажите, что разорю, если там не будет связи. Матильду — к станку, пусть до обеда обеспечит всенародную поддержку. Соцсети должны собирать пауэрбанки, памперсы, не знаю, салфетки влажные, одеяла, одежду, транспорт для доставки туда всей этой лабуды. Пусть изо всех утюгов сообщают, что мародёрам — от пятнадцати до пожизненного. Я полетел.

Оказалось, что тряхнуло нас с Кавказа. У них, конечно, сильнее, но там архитектура предусматривает такую возможность, а в наших краях землетрясений не было лет двести и всё, что построено, строилось, как везде. Злополучный спальный район — шедевр крупнопанельного домостроения семидесятых-восьмидесятых годов. Даже придраться не к кому. Все, кто проекты подписывал, повымерли уже. О! Проекты. Нужно срочно проектному институту нашему пересмотреть, где и что ещё может развалиться и почему.

Часа через два мы уже кружили над Корчавой, наступивший рассвет осветил масштаб разрушений. Да, впечатляюще. На земле нас встретил губернатор с докладом о готовности штаба и о том, что успели сделать за это время. Мы прошли в какой-то уцелевший металлический ангар, служивший складом или магазином стройматериалов. Пока добирались, там сгребли в сторону всё, что попадало со стеллажей и получилось помещение, позволяющее десятку человек сгрудиться вокруг стола с картой города и тихо материться. Мы только успели со всеми поздороваться, когда стол подпрыгнул и через мгновение я уже лежал под ним, а на мне уютно расположились Юрик с Асланом. Эта серия толчков была недолгой и не такой разрушительной. Обвалилось несколько повреждённых ранее конструкций, люди же уже были отведены от домов. В двух местах привалило пожарных, разгребавших завалы. Выбравшись из-под моих телохранителей, я попросил их валяться не на мне, а на чём-нибудь другом, потому что здесь на меня сверху, кроме них, ничего не упадёт.

Егорыч отправил к нам не только бензовозы, но и десятки карет «Скорой помощи» из соседних губерний, а также все, зарегистрированные в Славии вертолёты. Больницы Корчавы, некоторые из которых также пострадали, были не в состоянии принять и хотя бы осмотреть всех пострадавших, поэтому для оказания первой помощи уже к полудню были развёрнуты полевые госпитали. Понятно, что палатки, но для перевязок и наложения каких-то шин и швов они подходят больше, чем разрушенный подъезд.

На помощь военным и спасателям подтянулись мужики из других частей города, все искали уцелевших под завалами людей, замирая каждые пятнадцать минут, чтобы всем вместе прислушаться, нет ли откуда криков о помощи. К вечеру удалось обнаружить несколько сотен тел и вытащить довольно много заживо погребённых под остатками квартир горожан. Большинство были с ранениями разной степени тяжести. В свете мощных прожекторов и автомобильных фар работы продолжались всю ночь. Не спал никто, ни члены штаба, постоянно контролирующие свои участки работ, ни люди, разгребающие то, что осталось от разрушенных зданий. Я, соответственно, тоже. Заснёшь тут.

Каждый час в компании министра и Юрика с Асланом я выходил к работающим людям. Кому-то наливал чай из термоса, кому-то Вася просто всовывал в рот подожжённую сигарету. В одном месте мы все вчетвером придержали висящую на честном слове балку, пока мужики доставали из какого-то проёма застрявшую там бабульку. Жандармерия разделилась на смены — два часа разгребаем, два часа смотрим за порядком, два часа вповалку дрыхнем в палатках. Женщины и дети со всей округи приносили горячую еду, их пришлось отдельно организовывать, чтобы не прекращались работы и не пропадали продукты.

Я свалился к исходу вторых суток, под утро. Меня довели до какой-то машины, где я заснул, только коснувшись сидения. Парни, наверное, спали где-то рядом по очереди. Когда я часа через четыре проснулся, вид у курившего рядом с машиной Васи был, мягко говоря, измученный.

— Ложись спать, меня не украдут.

— Не мешайте работать, Евгенич, я ж Вам не мешаю.

Все дворы, пустыри, и спортплощадки были заставлены палатками, между которыми ходили пожарные и проверяли, как установлены «буржуйки». Толчки не повторялись. Губернатор занимался расселением потерявших жильё людей. Все гостиницы, дома отдыха, детские сады, лагеря и санатории принимали постояльцев, а их места в палатках занимали военные, спасатели, командировочные и добровольцы. Меня хотели поселить в здании губернского собрания, но я сказал, что, пока всё не образуется, поживу, как турист, пусть их совесть мучает, что президент на раскладушке в спальном мешке ночи коротает. Чиновники намёк поняли и оборудовали для всех членов штаба палаточный городок на школьном стадионе.

Понятно, что таскать бревно, даже надувное, мне не позволяли, да и неумно отвлекать работающих на износ забесплатно людей видом президента, фотографирующегося с лопатой. Поэтому я просто был рядом, появляясь периодически в разных местах, пожимая руки и благодаря за участие, то есть применял полученный во время наводнения опыт не мешать.

В один из дней, выйдя из палатки, я наткнулся на слушавшую заливавшего ей что-то Юрика Жанну.

— Евгенич, — отвлёкся Вася, — к Вам дама. Но я, если шо, могила. Ни Егорычу, ни Ирине Викторовне ничего не скажу.

— Как Вы терпите этого придурка? — поинтересовалась дама, отвешивая ему подзатыльник, — я приехала Вас предупредить, чтобы в субботу Вы поменьше общались с народом, потому что агитация в этот день запрещена законом.

— Ух, ё! а сегодня у нас что?

— Среда, господин президент и в воскресенье у нас выборы. И все эти люди в палатках и в подвалах тоже должны проголосовать. Я понимаю, что три сотни молодых людей с ноутбуками будут смотреться на развалинах не так органично, как с лопатами, но Избирательное Агентство их уже мобилизовало. С завтрашнего дня начинаем регистрацию желающих голосовать через интернет и организовываем полевые избирательные участки для тех, кто предпочитает хардкор.

— А как голосовать тем, кто остался вообще без документов?

— К сожалению, никак. Это нас огорчит, но не остановит. Поэтому продолжайте разгребать завалы, а я постараюсь разгрести выборы.

В воскресенье утром мне тоже принесли ноутбук и после нехитрых манипуляций я уже смотрел репортаж о том, как Ирина с Анечкой на руках входит в кабинку для голосования. А минут через пять в моей палатке появилась Матильда и с ней какая-то миниатюрная брюнетка в сопровождении рыжебородого парня с камерой.

— Доброе утро, Максим Евгеньевич, это журналисты губернского телеканала и сейчас они будут снимать процесс Вашего волеизъявления. Будете показывать всем, как голосовать. Ребята хорошие, за такой материал их похвалят, а я посмотрю, что у них получится и, может быть, потом к себе заберу.

— Господин президент, на этом ноуте есть функция «запись экрана», сейчас Валера её Вам настроит, а потом мы перепишем эти кадры себе и приаттачим к видеоматериалу. Через полчаса всё уже будет в эфире.

— Как Вас зовут, дитя моё?

— Любава.

— Хм, Любавушка, это мой первый опыт голосования по телевизору, Вы будете нежны со мной?

— Уверена, Вам понравится.

— Ну давайте покажем всей стране, как заниматься электронным голосованием.

— Повторите, пожалуйста, эти слова на камеру, они должны зайти Вашим избирателям.

— Матильда, уже за эту фразу можете начинать забирать к себе Любаву.

— Посмотрим, — пробасила рыжая, — пока они только время теряют.

Минут через пять всё было кончено. Валера при нас размыл на экране фамилию кандидата, за которого целый президент отдал свой голос и через полчаса по всем каналам демонстрировали пошаговую инструкцию к электронному голосованию в моём исполнении, но мы в это время уже разливали чай из термоса и раздавали сигареты, и эта деятельность своей очевидной полезностью как-то вытеснила собой всю выборную активность. В голове совершенно не помещалось, что нужно переживать за что-то ещё, кроме организации питания и обогрева для пострадавших. Да, я не таскал кирпичи, но неспящий где-то рядом президент — отличный стимул для всего начальства работать по двадцать часов в сутки на благо народа, поэтому моё присутствие само по себе обеспечивало трудовое рвение штаба и поддерживало энтузиазм спасателей и добровольцев.

Утро среды началось с визита явно невыспавшейся Жанны.

— Максим Евгеньевич, сразу хочу предупредить, что присягу приносить придётся. Да, текст тот же самый, да, с тех пор ничего не изменилось, но пока Вы не закончите её читать, Вас не смогут посадить на цепь. Такой порядок.

— То есть я смело могу обещать всем этим людям на улице помахать им рукой с экрана в новогоднюю ночь?

— Надеюсь, что не меньше пяти лет подряд, господин президент.

Примечания

1

Бытие гл. 41

(обратно)

2

Настойка дуба спиртовая (лат.)

(обратно)

3

Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам. (англ.)

(обратно)

4

Ночь (араб.)

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

*** Примечания ***