Алхимики [Рудольф Баумбах] (fb2) читать постранично

POLARIS

ПУТЕШЕСТВИЯ ^. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ^. ФАНТАСТИКА

CDIX

Рудольф Баумбах АЛХИМИКИ

Глава I ЧТО ПРОИЗОШЛО В ЛЕСУ

Летом 165* года некая девушка шепнула во время танцев своему кавалеру: «Сегодня очень жарко», на что тот, заикаясь и краснея, ответил: «Совершенно верно, добродетельная и уважаемая дама, вы правы, — сегодня весьма жарко». И среди окружающих не нашлось бы никого, кто стал бы противоречить этой парочке, потому что жара, действительно, стояла необычайная. К тому же, происходило это не в разгар лета, когда альманашниками разрешено солнцу палить и жечь, а, как сообщает хроника, в конце мая.

Горячими лучами были почти сожжены хлеба и покосы; травы и злаки жаждали влаги; но ни одна тучка не проливалась, чтобы напоить изнемогающие от засухи поля.

Было душно и страдно. Если бы волшебница Холле добросовестно перетрясла зимой свою снеговую перину, хлеба к весне могли бы достаточно насытиться влагой талого снега и долее обойтись без спасительного дождя. Зима же была почти бесснежной, а недаром сказано в крестьянской поговорке:

Итак, стоял именно такой душный майский день. Гнетущая жара царила на полях, среди которых, как белая змея, извивалась пыльная дорога. Раскаленное солнце пылало в безоблачном небе, и даже близкие, поросшие лесом горы не навевали прохлады. Лес бережливо таил в себе свежесть.

Нивы пребывали в уединении.

Деловитая полевая мышь лениво лежала в подземном жилище и боялась справиться об участи своей пшеницы.

В глубоких подвалах обитал крот, но и его донимала жара. Съедаемые в больших количествах дождевые черви и прочие прохладительные яства помогали мало. Крот очень страдал и проклинал свою шубку, которой обычно весьма гордился.

Только один старый скряга-хомяк радовался такой вредной для плодов погоде. Он сидел начеку в просторном амбаре, сторожа, как дракон, свои сокровища и отсчитывая на когтях прибыль, могущую остаться от продажи прошлогоднего зерна во время ожидаемого неурожая.

Из знатных обитателей нивы вокруг не было видно никого, зато много слонялось всякого сброда. Разбойник-скарабей подстерегал и душил на большой дороге ни в чем не повинных божьих коровок и беспечных червячков. Муравьиный пролетариат созидал и рылся, а саранча в зеленой душегрейке со всей родней кузнечиков и сверчков щелкала, пиликала и играла. У них что ни день — то праздник!

Все птицы улетели в горный буковый лес. Там было прохладней. Из порфирной скалы бил ключом и пенился резвый родник, бежал извилистым ручейком, ища путь к долине и нередко задерживаясь у камней.

Над сочными прибрежными цветами и травами носились голубые стрекозы, пестрые мотыльки. В пахучих зарослях бузины роились, жужжа, золотисто-зеленоватые жуки, а с вершины высокого бука разливалась песнь благородного зяблика. Ему не пришлось долго петь одному. Утолив жажду у ручья, остальные птицы подхватили мелодию, и вскоре многоголосый хор могуче воспевал вечную красоту леса. Вряд ли ангельские напевы могли бы так дивно звучать в небесных покоях, так чудесно и звонко рассыпаться серебристыми колокольчиками.

Внезапно смолкли певцы и попрятались в тень. В чем дело? Дикая кошка или куница показалась невдалеке? Подкралась голодная лиса или коршун стал плавно кружить над лесом? Нет! Просто в лес вошел путник — молодой, стройный парень. Он тяжело опирался на палку. Украшенная перьями шляпа была густо покрыта пылью, придавлена и помята. На кожаной перевязи висела рапира. По ее эфесу прыгали веселые солнечные зайчики, проникавшие там и сям сквозь листву. На спине путника покоился ранец, по-видимому, не слишком обремененный вещами.

Юноша снял шляпу и откинул черные локоны с разгоряченного лица. Свежий лесной ветерок играл волосами и приятно охлаждал пылающие виски.

— Здесь я отдохну и пообедаю, — сказал юноша, — источник — хозяин, а я — его гость.

С этими словами он скинул портупею, отбросил шпагу и ранец в мох, вытащил из мешка кусок хлеба и бутылку в соломенной плетенке. Затем, став у источника на колени, он наполнил флягу водой и глубокими глотками принялся пить холодную горную влагу.

— Клянусь честью! Гиппократ и Гален были правы в своей оценке воды. Я и не думал, что она так чудесна, когда очень хочется пить! Конечно, неплохо было бы побаловаться и глотком вина, если б таковое имелось.

Сказав это, он отпил снова из фляги и растянулся на берегу ручья. Хлеб был черен и сильно подсушен солнцем. Парень, недолго думая, хватил его несколько раз храбро