Рассказы в ночи: младенческие годы [Артём Гангренович] (fb2) читать постранично

Артём Гангренович Рассказы в ночи: младенческие годы

Окно

В момент рассеивания теней, когда солнце вновь стало подавать первые лучи нового дня и прохладный, разреженный воздух отпрянул от земли, я поднялся с серой постели и, не уложив волосы, вновь увидел потолок. Проблески лучей умиротворенно падали на пол и стены, и последние больше не сжимались. Маленькое постукивание сверху оживляло комнату, а машины шуршали за окном 16 этажа, заставляя сердце биться чаще. Я подошел к обнадеживающему окну и сел на стул. Солнце освещало мои руки и грудь, словно те существовали лишь сейчас. Птицы, как и ранее, торопятся в глубоком голубом небе и, присаживаясь на желтые деревья октября, тут же улетали. На миг я сравнил это с человеческой судьбой. Люди спешили, ведь каждое утро обещает что-то иное. Что-то иное в отличие от прошлых дней, где было что-то уже другое иное. Ветер снаружи чуть прибавил, заставляя мои мысли медленно, со скоростью потока воздуха, слетать вниз. Инстинктивно я стал прикрываться от него руками, однако ничего не изменялось: действие росло и ускорялось с каждой моей попыткой защитить себя. Одна машина внезапно прогудела, возмущаясь ситуацией на дороге. Стук сверху прекратился и оставил меня в полном одиночестве с окном.

Я чувствовал маленький холодок снаружи, что все же начал пробирать меня, хоть и оставался невидимым. Небо чуть посинело, а улицы будто подвинулись на миллиметр, искажая свои истинные формы. Эти изменения окончательно уронили первую мысль и воспоминание. В сознании показался вечерний ноябрь, где еще не успел упасть затягивающий и бесконечный затемненный снег. Горели фонари, вокруг не было никого. Один я шёл по лабиринту из зданий, которые ложились друг на друга и истомно, страшно молчали. Сверху было сплошное полотно унылой, пожирающей серости. В потоке бесчисленных голых деревьев я потерялся и рухнул. В эту же минуту воспоминания, оранжевый лист ударил в окно, пробудив меня. Я снова обнаружил себя у этого же окна. Я сидел абсолютно безмолвно и без единого звука. Машины перестали шуршать, начав издавать нагромождающийся и тяжелый звук. Сознание сконфузилось и выкинуло на меня очередное воспоминание-сон, где полумертвый я еще более убиваю себя. Мигом это сменилось девичьей рукой, которую я уверенно держу с полной грудью теплого, нежного воздуха. В ее глазах я вновь увидел самого себя, если «он» до сих пор был «я». По неизвестной причине, стук снова начал и усилился. Небо стало полностью синим, и листья падали всё больше. Снаружи сломалась ветка, и этот звук отразился в моей потухшей, пустой груди. Эхо расшатало тело и что-то маленькое покатилось вниз. Легкий дождь начал, и сразу все окрасилось в цвет промокшего асфальта. Ветер поддал. Сидеть стало холодно, и я встал, приблизившись к окну в надежде на солнце. Но было тщетно.

В меня врезалось какое-то отдаленное имя, которое своим незаметным ударом возбудило погоду снаружи и эхо внутри. И тут я осознал: нельзя вспоминать. Нельзя помнить. Нельзя видеть себя тогда. Однако внутренний голос лишь распространил очередное пагубное эхо, в разы сильнее. Имена со скоростью птиц разбивались об меня, события выпрыгивали и потухали, закрывавшись, словно течение Стикса. Воспоминания сменялись то черной улицей, то любвеобильной пульсирующей рукой. Вдруг эти нейронные фотографии стали соединяться в одну, превращая сознание в ужасную фантасмагорию. За окном образовалась белая пелена, размытая огромными каплями дождя, которые сносил обезумевший ветер. Рассудок источал из своих бездн самое сокровенное и в надежде давно забытое. Холод бил в тело и рассекался. Я одержимо вспоминал начала и концы, победы и поражения, рождения и самоубийства. Лица, имена, названия, места хаотически возникали и обещающе взрывались с последующим гробовым затишьем. И неожиданно я увидел себя и людей, что были мной, посреди окружающего действа. С обжигающим страхом я рассмотрел их всех: счастливые, убитые, похотливые, любящие, любимые, вверху и внизу. Я собрал их воедино и напугался: неужели это всё я? Неужели я сам построил эту судьбу? Ужас охватил меня, и оцепенение вонзилось своими ледяными когтями в мою шею. Дождь со зверской силой бил в окно, ломая мою голову; ветер визжал, подкидывая и избивая почерневшие листья. Где-то вдали прогремело, и мир сжался. Я вцепился в подоконник в попытке поймать равновесие. Пол точно раздвигался и возвышался. Неужели это всё я? Неужели я привел себя к такому концу? Всё, что приходило, отчаянно уходило или убегало. Люди сменялись, лица терялись, имена перемешивались, и никого не оставалось. Чем больше я вспоминал, тем больше становилась та рука. Тем больше она разрасталась в необыкновенной и злобной нежности, до боли сжимав мою руку. Очередная ошибка, очередной путь, очередные люди — все оставалось тем же. Дождь размывал мои мысли, оставляя липкую грязь. И дождь заставил эту руку утратить нежность, заменив ее всепоглощающей ненавистью. От боли сломанной кисти