Кружево [Ирэн Блейк] (fb2) читать онлайн

Ирэн Блейк Кружево

Я не помню места, где родилась, помню только лицо матери и ручей вода, в котором была ледяной.

Помню деревянную прялку и белую пряжу, которую сосредоточенно ткала мать, на продажу нахмурив своё волевое лицо.

Помню, как жужжало колесо, как двигались её руки, мотая клубок.

Помню, как сама впервые взяла в руки прялку и первые трудовые мозоли, исколотые пальцы.

Помню первый вышитый цветок, на носовом платке – это был голубой подснежник. Как корпела над ним, не единожды исколов пальцы.

Помню поцелуй матери, её нежную улыбку и гордость во взгляде, когда она пришла домой с рынка, выгодно распродав все, что принесла с собой.

Сколько лет мне тогда было?

Не помню, не помню, не помню. Ничего больше не помню кроме своего имени Эмбер. Наверное, так назвала меня моя мать из-за цвета глаз.

И снова просыпаюсь со слезами на глазах. Торопливо одеваюсь, расчёсываю волосы и умываюсь в серебристом тазу ледяной водой, который каждое утро дожидается моего пробуждения.

В узкой комнатушке с маленьким окошком стоит только кровать, прялка, сундук для вещей, на тяжёлой крышке которого лежат нехитрые вещи: гребень, округлое зеркальце, несколько лент и пояс для платья вот и всё.

Я одета в тёплое белое платье, волосы заплетены в косы, которые чтобы не мешали, уложены вокруг головы.

За окном вершины гор покрытые ледяной коркой снега. Тонкий серп месяца сверкает серебром. Черное небо сияет мириадами звёзд. До рассвета ещё далеко.

Я привычно встала так рано, потому что помогаю на кухне трудолюбивой Гертруде справиться с завтраком. Я люблю замешивать тесто и печь булки, слушая истории женщины из деревни.

В коридоре холодно и на стенах блестит лёд точно драгоценные камни. Шерстяное платье согревает, но всё равно пока иду, изо рта вырывается пар. Коридор длинный и множества дверей, комнатушек таких же, как мои покои заперты.

Такие же как и я ученицы Мистрис ещё видят сладкие сны. Хотя, едва ли кто из них ещё помнит о лете, о тепле.

Мы же постоянно проводим дни и ночи в царстве вечной зимы, где незаметно из памяти прошлая жизнь исчезает.

Мистрис лишь ругает, да изредка хвалит, когда довольна качеством нашей пряжи. Тогда она лучезарно улыбается, её ярко-голубые и такие же холодные, как зимнее небо глаза, сверкают.

Пребывая в хорошем расположении духа, она снисходит до общения с нами. Тогда мы узнаём ответы, и находится время для волшебства.

Мистрис оживляет ледяные фигуры застывшие навечно в бальном зале и в перерыве между занятиями они танцуют для нас, выполняя замысловатые и изящные па.

–Скоро,– говорит она, скоро на небосклоне взойдёт полярная звезда и тогда в замке будет бал. Старайтесь, усердней,– с поощрением произносит Мистрис и подходит к каждой ученице. При этом, не упуская из виду ни единой ошибки, ни единой торчащей нитки, ни единого растянутого шва.

Мы не обсуждаем это, но все прекрасно знают, каким образом Мистрис намечает в свои любимицы.

Только самые усердные, самые старательные девушки могут попасть в её свиту. Каждый год проходит отбор, каждый год в один и тот же день назначается бал. На который все девушки не зависимо от возраста в тайне мечтают попасть.

Сегодня Гертруда хмурая, и усталая, поэтому и утренняя овсяная каша подгорела.

Я проверяю как там булочки с корицей и изюмом, а также помешиваю закипающее в чане какао.

Она рассказывает, что её дети заболели.

Гертруда всю ночь не отходила от их постелей, прикладывала ко лбу холодные компрессы.

Бедняжка, совсем измучилась. И не кому помочь бедной женщине кроме подслеповатой матери её покойного мужа.

Вот она и работает у Мистрис, лишние вопросы не задает. А со мной порой забывается и доверительно болтает.

Вот я из этих разговоров и узнаю, как живут другие люди за ледяной стеной. Да тайком вздыхаю.

За завтраком Мистрис объявляет нам задания на день.

Сегодня по графику намечен зачётный день и каждой ученице впервые будет дана в руки шерсть хрустальных ягнят, пасущихся в предгорье, там, где в снегу растут удивительные цветы, тающие в тепле. Шерсть ягнят переливается на свету всеми цветами радуги, точно чудное полярное сияние. Она ужасно холодная и чтобы не отморозить пальцы все ученицы в обязательном порядке надевают перчатки.

Завтрак Гертруде удалось спасти и никто из учениц не почувствовал в каше горечи от подгоревших овсяных зёрен.

Мистрис же всегда трапезничает в своих покоях. И по секрету от Гертруды, я знаю, что она предпочитает мороженное и вынутые из ледника фрукты.

Как и остальные ученицы, после завтрака я накидываю на плечи тёплую шаль, белоснежно-белую, как и моё платье.

Вместе мы спускаемся вниз по лестнице с прозрачными ступенями, сквозь которые зияет холодная пустота. Спускаться вниз, всегда чуток меня пугает.

Дальше мы идём по чёрно-белому точно шахматной доске полу и сворачиваем в арку, за которой следует узкий коридор с огромными витражными окнами со вставками из цветного стекла с узорами диковинных северных животных.

Когда в редкий погожий день сюда заглядывает солнце, то стекло будто бы оживает, сияя яркими красками от проходящих сквозь него солнечных лучей.

Длинный коридор ведёт в другое крыло – северо-восточное. В нём проходят наши занятия. Здесь почти круглые сутки кипит работа.

Выпускницы академии усердно ткут белоснежное кружево, кроят и шьют бесподобные наряды для Мистрис.

В тёплых сапожках покрытый снегом пол и ледяные лестницы не страшны для наших чувствительных к холоду ножек.

Мы, не сговариваясь, кутаемся в шали и стараемся быстрее зайти в комнату для занятий. Судя по воодушевлению на лицах, девушкам не терпится приступить к работе.

Мы взяли перчатки в шкатулках, стоящих на высокой полке, рядом с всякими мелочами и иголками. Затем надели перчатки на руки, приготовившись к работе.

. Перчатки тонкие и почти прозрачные, они защищают от ледяной пряжи.

И вот уже все ученицы на своих местах. Быстро вертится веретено и ткётся пряжа. Никто из девушек не разговаривает, и я молчу, слежу за потрескивающим точно от электричества белоснежным клубком ниток, лежащих у меня на коленях.

За единственным окном в комнате вся та же бесконечная снежная белизна. Серое небо и белые пики гор, которые заостряются когда медленно, но неукротимо подступают сумерки.

Руки и ноги так давно привыкли к работе в быстром темпе, что я умудряюсь изредка бросать взгляды то за окошко, то на других девушек и их клубки лежащие на их коленях.

Пять клубков ниток были у меня готовы, как зазвенел колокольчик – и с потоком холодного воздуха к нам зашла Мистрис, чтобы оценить работу каждой ученицы.

За окном почти стемнело, и наш урок был окончен.

После был простой, но вкусный ужин. В столовой звенел девичий смех, обсуждали завтрашний выходной. Я съела кусочек рыбного пирога и запила сладким чаем. Разговоры мгновенно смолкли, когда в столовую зашла, шурша своим серебристым платьем Мистрис.

–Завтра я уезжаю в Графство. Джессика Милдред и Эмбер зайдите ко мне, когда закончите ужинать,– объявила она свои распоряжения и так же покинула столовую, как и вошла с высокоподнятой головой и идеальной осанкой

Услышав своё имя в объявленном списке, я удивилась.

Никогда не думала, что Мистрис выделит меня среди прочих. Тем более что Джессику и Милдред она хвалила не раз.

Мне же изредка доставались её скупые улыбки, хотя другие девушки уверяли в обратном, мол, такая у Мистрис избирательная тактика.

Мистрис всегда принимала в зале, где проходили балы. С серебристыми распущенными волосами, с нежной прозрачной кожей и яркими голубыми глазами в которых навечно застыла холодная голубизна зимних небес, она казалась пределом совершенства.

Мистрис сидела на хрустальном троне искрящимся в свете зачарованных сталактитов. Порода проступала в её утончённых чертах лица, в её позе, во взгляде и жестах. Истинную породу, как говорила Гертруда, на рынке не купишь. Ее нельзя воспитать, её нельзя внушить. Порода живёт в самой сути, в самой кости. С породой нужно родиться.

На фоне холодной красоты Мистрис меркла тёплая прелесть Милдред, блекла жизнерадостная румяная Джессика.

Черноволосая и бледная я казалась в тронном зале Мистрис и вовсе неуместной. В зеркальных стенах я ловила своё отражение, встречалась со своими янтарными глазами. В полный рост, я казалась себе очень стройной и ужасающе юной.

–Вы мои выпускницы, – торжественно сказала она и наделила нас надменным всезнающим взглядом.

– Девушки за упорство и мастерство вам выпала великая честь побывать на зимнем балу. Сам Граф Фрост лично оценит ваши умения и у вас будет шанс показать ему все, на что вы способны. Знайте, красавицы,– холодно улыбнулась Мистрис, он берёт к себе в услужения только лучших из лучших.

От взгляда Мистрис мне хотелось поёжиться. Таким холодным и проникновенным он был. Джессика и Милдред отвели глаза в пол и смутились.

–Идите, дорогие мои и объявите остальным ученицам, что завтра я разрешаю вам всем провести целый день в деревне.

Я не смогла скрыть улыбку. Мистрис действительно расщедрилась. Всего единственный раз мне довелось побывать за пределами замка. Побывать вдали от холодных стен, вечнозеленых лесов припорошенных снегом и извечного холода, который казалось навсегда оставался с тобой, как бы тепло не согревала шаль и одеяла.

Какое счастье снова побывать среди людей. Я вздохнула.

Мистрис поймала мой взгляд и когда мы остановились возле массивных резных ледяных дверей, жестом поманила меня к себе. Увлеченные собственными планами девушки даже не заметили, что я осталась.

Я снова подошла к торну, чувствуя, что бледнею под пристальным взглядом Мистрис.

– В тебе есть потенциал Эмбер, хотя ты ещё очень юна. Я почувствовала это в тебе еще, когда ты была совсем крохой, когда увидела твою первую работу с подснежником. Ты ведь не знала, что это именно я купила её у твоей матери?– а потом и тебя,– прочитала я в искрящихся глазах, но поражённая её словами молчала.

– Ты способна взаимодействовать с магией и полностью развить свои таланты.

Мистрис коснулась своей рукой в перчатке моего подбородка. Холод её пальцев ощущался сквозь кружевную ткань и буквально замораживал мою кожу. Я не могла отвернуться, не могла отступить, тело остывало. От страха и холода меня стало знобить.

Глаза Мистрис сияли, голубым огнём, подавляя мою волю.

Как же трудно было смотреть ей в глаза, точно заглядывать в ледяную бездну, замерев на самом краю в шаге от прыжка.

– Не бойся, Эмбер, если ты понравишься Графу Фросту, а я уверенна, что ты ему очень понравишься, тогда тебя ждёт перспективное будущее. Пока я вернусь, хорошенько подумай над моими словами девочка, подумай над своим будущим. – Её голос подобрел, а взгляд прекратил морозить меня изнутри.

–Ты же достойна всего самого лучшего Эмбер. Ты же достойна, войти в придворную свиту. Не так ли? Только тебе решать, девочка,– ласково прошептала она и отпустила мой подбородок.

У меня слезились глаза. Ресницы заиндевели. Сердце в груди колотилось как у птички тук-тук. Тук-тук. Ноги и руки точно одеревенели не в силах пошевелиться. Я вздрогнула, ощущая как в тело покалывающими искорками тока крови, возвращается утраченное тепло.

–Иди Эмбер, отдыхай,– Нагретым пушистым одеялом, пробрался в мою голову её мысленный приказ, а я уставилась в пол, из последних сил сдерживаясь, чтобы растереть замлевшие ноги.

Я отступила на шаг от трона. Второй шаг был не таким болезненным. И только в дверях мне полегчало.

Ее прощальная усмешка жгла меня прямо в центре лопаток. Я вышла за дверь и закрыла её за собой. Вздохнула. Зубы выбивали дробь. Меня колотило, а лицо напротив пылало.

Я пошла сразу в свою комнату, обойдя стороной зал, где перед выходным собирались девушки, чтобы обсудить предстоящий выход в деревню. Мне было не до них. Хотелось только поскорее забраться в постель и согревшись заснуть.

До деревни нам предстоял пеший путь в десяток километров. В прошлые разы мы бы вышли задолго до рассвета, как, обычно взяв все свои сбережения и вышивку, которую могли бы продать или обменять в деревенских лавках, но в этот раз нас ожидал сюрприз. Конюший вывел белоснежных коней с блестящей на свету серебристой гривой. Молчаливые слуги запрягли нам несколько повозок – и поэтому в деревню мы попали все как одна, удобно устроившись в повозках и наслаждаясь открытым просторов, холодным бодрящим воздухом и сменой обстановки.

По календарю завтра был бал и Сочельник. Гертруда завтра после обеда была свободна на целых три дня. Она то и рассказала о деревенских мероприятиях, также дала несколько дельных советов, где лучше сбыть свои рукоделия и у кого продаются самые вкусные печеные яблоки и карамельные леденцы.

Нас доставили до границы владений Мистрис, оканчивающихся широким замерзшим озером. Высадили, и строго настрого наказали прибыть сюда же когда солнце сядет за горизонт.

Мы шли гурьбой, державшись за ручки по обледенелой тропе посыпанной песком и солью, добрались до моста. За ним уже виднелись покатые крыши одноэтажных домов. Из печных труд в небо уходил сизый дым. Пусть ещё отдалённо до нас доносились голоса, шум и заливистый детский смех. На засыпанных снегом яблонях ворковали снегири, поглядывая на нас. Чем ближе мы подходили к деревне, тем сильнее поднималось моё настроение. От людских голосов, птичьего щебета, непривычных, но знакомых запахов сердце в моей груди пело.

Многие в деревне посматривали на нас косо. Некоторые, наоборот, в основном торговцы улыбались, видно по одежде зная, кто мы такие и что пришли сюда не с пустыми руками. Почти все девчонки разделились и то и дело бегали по лавкам в поисках кружев, бисера, пуговиц и бус, а также всяких дамских штучек в виде помады и румян для бала. Мне же захотелось сладких леденцов на палочке и горячих булочек, и поменяв кое-что из вышитого на деньги я первым делом направилась в сторону запахов.

Рынок был квадратным, окружённым лавочками и магазинчиками, двери которых были украшены еловыми венками с красными бантиками и колокольчиками. На сцене выступал кукольный театр. И подле неё копошилась уйма детей. Мне тоже было интересно – и я остановилась. Деревянная куколка в пышном платье точно живая танцевала на сцене и то и дело прихорашивалась не в силах выбрать наряды из огромного ассортимента на длинной вешалке. Другая куколка с чепчиком и в строгой одежде женским писклявым голосом выдавала ей цветастые комплименты и всё пыталась припудрить первой куколке носик. Наверное, это была какая-то сказка, про дочку казначея и её богатых ухажёров, которым чтобы понравиться нужно строить глазки и томно вздыхать. А куколка девушка- красотка в платье, судя по всему, мечтала о любви и прекрасных принцах.

Задержавшись ещё на минутку, я пошла в булочную. Здесь кроме пирожных, булочек и всевозможной выпечки подавали горячий сидр, какао и чай. Это было так здорово. Сесть за столик, и есть пирожное, запивая горячим какао. Слушать смех и капризы детишек, разговоры их мам кумушек-сплетниц. Не раз по улице проезжала двуколка. И седой кучер то и дело подгонял лошадь, махая кнутом. Я согрелась, наелась, но всё же отчего-то мне стало грустно. Детишки, которых я видела за окном через дорогу , носились по полю и лупили друг дружку снежками. Я вздохнула. Денег от продажи моих вышивок и салфеток с лебедями оставалось ещё чтобы зайти в последний магазин. Я заслушалась песней и остановилась возле сцены. Детишки ушли. Возле сцены оставались лишь взрослые люди с корзинками продуктов. Толстая бабка в платке толкалась среди них и продавала пирожки. Румяные чернявые девки в ярких платьев кружились по сцене и под гармошку смуглого мужичка в меховом тулупе горланили песни о жарких кострах вечерами и скачках в степи. Я поспешила уйти, на лице выступили слезы. В ушах застыли слова песни. Затем их сменил глубокий голос мамы, который баюкал меня колыбельной, когда я просыпалась в ночи от детских кошмаров. «Я никому не отдам тебя милая, никому не позволю обидеть тебя, мой сахарный зайчик». Я сглотнула комок в горле. Отчётливо вспомнилось лицо мамы. Её глаза были таки ми же, как у меня самой – янтарными, яркими, ласковыми. Как же она тогда отдала меня Мистрис. Она же любила меня, точно помню, что любила меня. сюда. Возле двери магазинчика я остановилась, чтобы передохнуть и придти в себя. И подняла голову, чтобы увидеть высокого широкоплечего юношу в отделанном мехом кафтане с резким профилем и тёмными глазами на плече, которого висела связка упитанных кроликов. Рядом с ним шагал чёрный как смоль, крупный и лохматый пес. На мгновение мы встретились взглядами. Он задержал свой взгляд на моём лице, посмотрел на меня как-то странно, будто что-то вспомнив, будто бы хотел что-то сказать, но не решался, а я отвернулась, быстро открыла дверь магазинчика и вошла внутрь. Высокого статного паренька я уж точно не знала – и откуда бы он мог меня знать.

За прилавком книжного магазина ютился низенький мужчина с длинным носом и очками массивной оправе. Он походил на гнома из сказок. Только бороды не хватало. Вокруг всё было уставлено книгами. Книги лежали на полу, на табуретке, на высоком подоконнике, заслоняя собой свет. Вот отчего здесь было так сумрачно.

–Чем могу вам помочь,– голос мужчины был довольно приятным, хотя тон отнюдь не напоминал дружеский. Он окинул меня оценивающим взглядом, пробежался взглядом по платью, матерчатой сумочке, а потом взглянул в моё лицо. Наверное, ученицы Мистрис редко сюда заглядывают.

–Добрый день, – улыбнулась я. У вас есть детские сказки,– внезапно выпалила я. С картинками. Хотя шла сюда в поисках чего-то другого. Он хмыкнул и жестом показал на дальнюю полку.

Я долго стояла и листала книги. Солнечный день за окном угасал. Я листала книжки, выбирая те, что были с картинками. Отчего-то это было для меня важно. Он кашлянул. Кажется, собирался закрываться. Что я искала? Не знаю, никак не могла вспомнить. Продавец кашлянул, я услышала, что он вышел из-за стола и направляется ко мне. Пальцы зацепились за тонкую книжку в красочной обложке, я взяла её и повернулась к мужчине, спросив:

–Сколько это стоит? Он назвал цену, и я заплатила, потом покинула магазин, спрятала книжку в сумочку. Не хотелось, чтобы её кто-нибудь видел. В замке Мистрис никто не читал книг. Солнце стало багрово-красным. Нужно было спешить. Иначе как я потом попаду в замок. Деревенские жители уже разошлись. Сцена пустовала. Только на поле возле пруда потрескивал костер. Там во всю резвилась местная молодежь. Сердце сдавило. Мне вдруг сильно захотелось пойти к ним. Тоже прыгать через костёр. Водить хороводы. Но я не могла. Не могла пересилить себя. Не могла подвезти мать, ведь она, наверное, хотела для меня лучшей жизни, поэтому и отдала Мистрис. Не так ли?

Я не видела ни души. Магазинчики и лачки были закрыты. Я бежала, потому что боялась опоздать.

–Эй,– кто-то окликнул меня. Я оглянулась и увидела того самого паренька стоящего возле берёзы. Только с ним не было пса, как и связки кроликов на плечах.

–Не бойся, я не кусаюсь – сказал он. – Я просто хотел кое-что у тебя спросить..

Я нахмурилась. Мне стало любопытно. Что бы такого могла знать я, не покидающая стен замка. Я уже сделала шаг в его сторону, как услышала, как меня зовут по имени:

–Эмбер! Эмбер! Уезжаем! За озером стояли повозки. Ржали лошади. Только на мгновение я посмотрела в его сторону, губы прошептали:

–Прости, мне надо бежать. – Я побежала к тропе обходящей замёрзшее озеро. Бежала, из последних сил. Лёгкие горели огнём в груди. Я задыхалась. Глаза молочно-белых лошадей горели чёрным огнем, в котором проскакивали как угольки красные искорки. Я успела в последний миг заскочить в отправляющуюся повозку. Девушки и кучер ругали меня и стыдили, что у меня загорелись уши. Все мои оправдания выглядели жалкими и несущественными. Я чувствовала себя очень глупой.

Наконец они отстали, видимо достаточно пристыдив. Я оглянулась. Солнце село и в раз нахлынувшей покрывалом темноте я не смогла рассмотреть ни оставшегося позади озера, ни печных труб деревенских домов. Лошади мчали в гору, унося нас обратно в замок Мистрис. Вокруг было белым-бело. Только чернели высокие сосны и ели, вольно раскинувшие свои могучие кроны вокруг.

В замке царила суета, и было полно народу. Натирали полы, чистили серебро, украшали зал и готовились к торжеству. Я увидела чёрную карету и вороных жеребцов. Красивых и статных, которых вели под уздцы к конюшне. На двери кареты красовался герб символ искрящаяся серебром снежинка.

Всех девушек кроме нас троих: меня Джессики и Милдред, отвели каждую в свои покои. Нас же обступили личные служанки Мистрис. Такие же, как и она стройные и будто бы ледяные. Но красивые и похожие одна на одну как картинки. Они практически не разговаривали, просто показывали дорогу. Все оставшиеся девушки не спешили закрываться в своих покоях, наблюдали, как мы уходим, и на их лицах отчётливо проступала зависть. Милдред и Джессика взяли меня за руку. Честно мне было чуток страшно идти в запретное северное крыло. Я крепко сцепила их пальцы. Они сжали мои. Коридор был широк и вполне вмешал в ширину нас троих. В серверном крыле стены блестели точно покрытые россыпью звёздной пыли. Здесь было холоднее. Но от красоты лестниц, полов и всего убранства захватывало дух.

Нас накормили сладостями и шербетом, напоили морсом из незнакомых ягод. Затем вымыли в лоханях, мятным мылом и высушили шёлковой тканью волосы, расчесали, чтобы блестели.

Подушки были тёплые, а перина мягкой, точно набитая лучшим гусиным пухом. Мы спали как убитые, а если и снилось, то это было нечто сладкое и приятное, как прошедший ужин. Утром пришли служанки и долго наряжали нас в одинаковые серебристые платья, то и дело что-то прикалывали и подправляли. А одна с виду самая старшая служанка с суровым всёзнающим взглядом усердно объясняла нам необходимые правила этикета и то, что делать категорически запрещалось. В общем, из всего перечисленного, я уяснила только одно что нужно всегда танцевать, если тебя приглашают, вежливо отвечать на вопросы, но ничего не спрашивать самой и как можно больше улыбаться, точно все гости твои лучшие друзья. Мистрис пришла ближе к обеду и разрешила нам сходить в свои комнаты и принести из сундуков самые лучшие поделки, чтобы было что демонстрировать, если того потребуют гости. Но, она пояснила, что самое-самое мы будем демонстрировать именно Графу, а если ему понравиться, то он устроит вам небольшое испытание,– загадочно оборонила она и вышла за дверь. Главная служанка сопроводила нас к комнатам, чтобы мы, наверное, не заблудились. Затем сопроводила в столовую, где нас накормили плотным завтраком-обедом из пяти блюд. Включая пышный хлеб, из белой муки, что подавался к столу самой Мистрис. Все было очень вкусно, так что пальчики оближешь. До пяти часов оставалось четыре часа. Два, из которых, старшая служанка настойчиво рекомендовала посвятить дневному сну, чтобы набраться сил. Потому что бал будет длиться всю ночь, так прямо и сказала она, прежде чем уйти и отчего-то заперла за собой дверь на ключ.

Милдред и Джессика спали. Румянец плясал на их щёчках точно спелые яблочки. Я не могла сомкнуть глаз. Какой бы сладкой не казалась постель и мягкой перина. Высокое и узкое окно не открывалось. Оно выходило на внутренний двор замка. Туда сюда сновали нагруженные поклажей слуги. Наблюдать за ними развеивало скуку. Яркие платья, всевозможных цветов и расцветок на дамах, меховые муфты и норковые пальтишки. Высокие и элегантные, а также разодетые как франты мужчины. Благородные лорды, бароны и графы. От непривычных красок разбегались глаза. Похоже, Мистрис созвала на бал всю родословную знать графства. Я зевнула и поняла что замерзаю, поэтому решила всё-таки залезть в постель и вздремнуть. Мужчина в серебристом отливающим сталью на свету камзоле, высоких серебристых сапогах, с непокрытой головой, не смотря на мороз, с очень светлыми, белесыми, как пух одуванчиков волосами стремительно шёл в замок. Его осанка была идеальной, движения уверенными, черты лица казались высеченными из гранита, только вот красиво-очерченные капризные губы, портили впечатление. Кривились в циничной ухмылке, точно мужчина затевал недоброе. Точно заметив мой взгляд он поднял голову и посмотрел прямо в моё окно. Резкий, хищный взгляд вызвал страх. Сердце ухнуло вниз. Ладони вспотели, и я задрожала. Я стремительно присела вниз. И всё равно была уверена, что он меня видел. Я улеглась в постель и накрылась одеялом с головой и всё равно не могла согреться. Заснула, как рухнула в тёмную бездонную прорубь. Если мне и снилось что, то не помню.

–Вставай Эмбер.– позвала Джессика и потрясла меня за плечо.

–Мм, – простонала я не в силах выбраться из тёплого дарившего ощущение безопасности одеяла.

–Соня, давай вставай. Сейчас платья принесут,– ласково сказала Милдред. Я открыла глаза и поняла, что солнце зашло, а кристаллы освещают комнату бледно-голубым светом.

У нас троих были одинаковые идеально подогнанные по фигуре платья. Серебристые и мерцающие на свету, расшитые бисером, блёстками и маленькими, точно настоящими снежинками, искрящимися на подоле и нежно вписывающиеся в кружево лифа. В округлом зеркале до пола принесённом служанками мы казались себе настоящими принцессами. Румяная и тонкокожая Милдред с изящным ртом и карими глазами, искрящимися жизнью и добротой и Джессика с её пшеничными кудряшками, красиво обрамляющими личико в форме сердечка, в одночасье изменились так сильно, что никто бы не подумал что эти девушки из простых семей, как и я.

–Ты просто красавица Эмбер,– восхищенно без тени завести произнесла Милдред и помогла мне завязать за спиной пояс в виде изящного банта.

На балу было не продохнуть. Так много со всех сторон обступало народу. Ярких платьев не было. Только холодные пастельные цвета, начиная от белого, и заканчивая холодным голубым. Пришедшие мужчины же были в белых фраках, а все слуги и официанты в чёрных, являя собой странный контраст.

Мистрис вошла в свой тронный зал в сопровождении строгих служанок и нас. Сразу заиграл оркестр, и начались танцы. Нас всех поочерёдно приглашали, и ни минуты не доводилось присесть на мягких стульях с изящными спинками, стоявшими подле стены. Только мистрис сидела на троне, как королева и свысока оглядывала всех нас.

Шампанское искрилось в золотистых бокалах и свет огромной лампы на потолке выточенной из белоснежных кристаллов, падал на платья, играя расшитыми на подоле и лифе блёстками. Мы всё кружились и кружились, то и дело принимали комплименты. Я уже давно потерла из виду Джессику и Милдред. Я запыхалась и с трудом отвечала на вопрос. Хотелось пить. И когда танец окончился, мне в руки всучили бокал с фруктовым напитком. Едва теплым, но удивительно вкусным.

–Спасибо, – сказала я и вдруг замерла, поймав прямой взгляд мужчины. Его яркие губы на фоне белизны лица казались, притягивали взгляд. Я молчала, пытаясь найти подходящие слова, возможно извиниться.

–Потанцуем?– мужчина не спрашивал, а потащил меня в самую гущу танцующих. Я растерялась всего на мгновение, а он умудрялся вести меня в танце и задавать самые неподобающие вопросы.

– Ты слишком юна для дебютантки не так ли?– вглядывался в моё лицо. Шаг в танце. Пытаюсь не сбиться с ритма. Сожалею, что уроки танцев проводились слишком давно. В толпе кружащихся пар, не отвечают. А он не спрашивает, подмечает, констатирует.

– Ты явно талантливая ученица, иначе Мистрис Винтер никогда бы не привела тебя сюда. Он выгнул широкую идеально очерченную бровь. Удивительно его брови и ресницы в отличие от белоснежных волос были черны как уголь.

–У тебя красивые глаза и ты приятно пахнешь юная мисс! – наклонился надо мной, и я видела, как его ноздри раздулись. Его движения были легки и плавны, а в руках ощущалась недюжинная сила. В огромных зеркальных стенах я не раз ловила своё отражение и его. Мы странно смотрелись. Как два противоположных друг-другу контраста. Я в серебристом платье и невысокая с ярко выраженной тонкой талией и широкими бёдрами. Черноволосая со смуглой кожей, ярко-блестевшими янтарными глазами. Он тонкий, высокий, очень изящный, хоть и сильный и весь из себя надменный. Этот наглый самоуверенный взгляд. По настоящему опасный, как бывает острая кромка льда.

–Серебристый цвет платья тебе не идёт. Если мне понравиться твои работы, то я наряжу тебя в красный бархат. – Сказал он и танец кончился. Он галантно поклонился мне и исчез в толпе, точно усмехаясь моей злости, снежинки в его запонках на миг ослепительно вспыхнули. Я наконец-то присела на пустующий стул. Взяла с ледяной горы бокал с шампанским и мгновенно его осушила. Меня колотило. Пусть наши имена оставались друг-другу не названы, он точно видел меня в окошке. Я была в этом уверена, как и в том, что мы ещё пресечемся не раз.

– Ты такая счастливая, удосужилась внимания самого графа. – сказала Милдред, когда мистрис повела своих гостей на выставку поделок. Мы следовали за ними и честно сказать не спешили. Джессика делилась впечатлениями.

– Мне сделали столько выгодной предложений, работать белошвейкой. Я даже не ожидала, что ученицы мистрис имеют такой спрос.

– А мне пришлось танцевать сразу три танца с одним наглецом.

–Ты шутишь?– воскликнули они, удивлённо вытаращив глаза на меня.

–Что?– озадаченно сказала я. Девушки толкнули меня, затем, взяв за руки, потащили к двери, заговорщицки шепча мне на ухо:

Эмбер, какая же ты всё таки глупая. Тебе так повезло! Умудриться потанцевать с самим Графом Фростом, да ещё три танца к ряду.

Я молчала, воды в рот набравши. Внутри зрело нехорошее предчувствие.

Тебе все девчонки обзавидуются как узнают.

–Ну что ты хмуришься. Ну, ка быстренько улыбнись,– сказал Джессика. Милдред тут же скорчила рожицу. Я невольно рассмеялась. Сразу полегчало. Всё-таки девушки такие замечательные. Они то мне ни капельки не завидовали. Жаль, что у нас было так мало свободного времени, чтобы хорошенько узнать друг-друга. А по ночам уставшие мы все как убитые спали. Что-то внутри укололо. И на глазах выступили слёзы. Не зря Гертруда говорила, чтобы учиться у Мистрис нужно платить свою цену. И ценой той был вовсе не дарованный сверху талант. Я сглотнула ком в горле и теперь уже сама стремительно потащила девушек догонять гостей.

Им всё понравилось. Всё что мы сделали: скатерти, салфетки и кружева. Но больше всего гостям Мистрис Винтер понравились клубки нитей из шерсти хрустальных ягнят. Мистрис как раз получала уйму приятных слов и похвал, как её служанки подошли к нам и прошептали, что нам пора спать. Так закончился бал.

Следующий день мы провели с остальными ученицами, а потом нас перевели в другое крыло, где было гораздо холоднее. Работы стало ещё больше. Сама мистрис обучала нас сплетать нити в сложный узор, а потом размачивать пряжу в специальной жидкости и оставлять на ночь в снегу. Так вот получалось кружево. Мы вязали узоры для кружевного полотна. Казалось, работе не будет конца. Мы исхудали и совсем за короткую ночь не отдыхали. Милдред и Джессика часто перешептывались со мною, когда работали на прялке. Они были удручены такой вот выпавшей нам долей, после бала. Было ли ради чего стараться. Но вот однажды когда мы совсем обессилели – и превратили в кружево всю пряжу, пришла Мистрис и сказала что наступает весна. Вы усердно трудились- и каждая из вас получит заслуженную награду. Тогда-то она и сказала:

–Пришло время вам отправиться к графу.

Мы собрали нехитрую поклажу, которую тут же слуги занесли в карету. Белые как молоко кони ждали нас, пофыркивая от нетерпения размять ноги.

Жаль что нам не дали попрощаться с другими девушками. Даже с Гертрудой я не попрощалась. И вообще я так давно её не видела. И почему я только сейчас вспомнила о ней. Во рту осталась сладость мороженного с фруктами. Наш привычный завтрак. Я вспомнила о Гертруде и кухне. Вспомнила запах свежеиспечённых булочек. Даже желудок заурчал. Я же мороженым и фруктами и редким куском белого почти воздушного хлеба никогда не наедалась. Я попыталась спросить что-то у Джессики и Милдред, но слуги протянули нам в дорогу термос с мятным, едва тёплым чаем, который мы постоянно пили по указаниям Мистрис.

Дорога была долгой. Мы почти не разговаривали. Я и девушки постоянно дремали. Лес сменялся белоснежными полями. Мы ехали вдаль по горной обледенелой дороге. Но лошади не боялись. Они неслись почти галопом и изредка ржали, точно птицы, выпущенные на свободу. Поэтому я и решила что белогривые созданы для этих мест.

Если замок Мистрис был огромным и величественным, то замок Графа превосходил его во всём в сотни раз. Ледяные стены. Толстые и неприступные. Острые шпили башен уходящие в небеса и искрящиеся на солнце и флаг на центральной башне с кристальной снежинкой совершенной формы на голубом полотне развевался на ветру. Замок находился на неприступном участке скалы, и часть его сливалась с горной породой воедино. Здесь было так холодно. Воздух казался живым, острым наполненным запахом хвои и стужи, что холодила нутро.

Нас проводили внутрь и разметили в очень красивых комнатах, точно из волшебных снов. Нежные тёплые цвета, высокие окна, кровати с баланхином. Гардеробная и камин, возле которого стояло кресло-качалка. Вот только в камине огонь едва тлел, и в комнате было прохладно.

–нравиться?– спросил Граф, незаметно зашедший в комнату. Я кивнула. Что я могла сказать. Мне действительно нравилось.

–Теперь я лично буду учить вас ровно год. Общаться вам запрещено.Если дружили, то жаль, потому что вы теперь соперницы, не подруги.– Он насмешливо цокнул языком. Ты похудела, янтарноглазая. Но мне так даже больше нравиться. Он вышел за дверь и оставил меня в одиночестве. Мне стало холодно, настроение вмиг пропало. Дверь оказалась заперта и я не смогла зайти к подругам, н просто выйти в коридор. На столе стоял стакан с тем же мятным чаем. Я выпила его, хотя ненавидела вкус мяты, но мистрис говорила, что это очень полезно для здоровья. А она ведь нам никогда не врала. Не так ли?

Мы превратились во врагов. Не знаю почему, но это было так. Мы так долго учились вместе, успели подружиться, но потом когда приехали в замок к графу Фросту, всё изменилось. Мы мельком виделись в коридоре. Они отворачивались от меня. Глядели из подо лба и никогда не отвечали ни на одно моё «доброе утро». Казалось даже с друг другом, они не разговаривали. Вскоре я смирилась, да и честно сказать меня увлекла учёба. Граф разрешал мне читать, пусть это было только мастерство по кройке и шитью в тяжёлых книжках с яркими последовательными рисунками. Мне это нравилось. Нравилось работать с шерстью хрустальных ягнят. Прясть нити. Ткать на ткацком станке всевозможные ткани. Чистое серебро удивительного шёлка. Кружево холодное и искрящееся как хрусталь на свету. Граф всегда вёл урок сам. Я привыкла к его манере вести разговор. К его странным шуткам и подколкам. Хвалил он редко. Тогда улыбался и его взгляд теплел. Порой он странно как-то поглядывал на меня и иногда я не могла понять что отражается в его глазах: то ли откровенное восхищение, то ли голод. Его взгляды пугали. Он это видел и тогда уходил из комнаты прекращая урок. Два месяца я шила, вышивала и выполняла все его задания. Учёба лишала снов. Вкусная пища, тёплая постель и всё равно в голове был туман. Я уже больше не замечала своих бывших подруг. Я не узнавала их. Для меня центром вселенной стал этот замок и учёба. Это было так важно. Как похвала и улыбка графа. Кажется, он был мне неприятен, но то было раньше. Сейчас я восхищалась им. Порой я даже есть не хотела, только пила мятный чай, порой не чувствуя ни вкуса ни запаха. Не осознавая, что вообще не любила его.

–скоро совсем скоро Эмбер, твоя учёба закончиться, говорил он, пристально глядя мне в глаза, при этом на его лице читалось открытое предвкушение. Его настроение его чувства передавались и мне. Я ловила каждое его слово. Запоминала все травы, все слова которые надо было произносить над кружевом, прежде чем положить их в сундук на хранение, чтобы они не потеряли своих свойств. Ночь стала короче. В воздухе, словно дымкой висело ожидание весны. Хотя бывает ли весна в этих местах, где извечно правит свой бал стылый лёд и мороз? Граф выглядел неважно, сказал, что вскоре ему предстоит уехать. Он провёл пару уроков и, сопроводив меня в библиотеку, где привычно напоил, чаем и дал список книг, которые нужно законспектировать и прочитать. А затем провёл в огромную находящуюся в подвале кладовую и сказал проверять кружева, переворачивать их, а которые не испускают сияние выносить на ледник на ночь. А когда луна на небосклоне будет круглая как головка сыра, то открывать маленькие, расположенные у потолка окошки, чтобы лунный свет казался кружев. Наказав мне всё исполнить в точности, как он велел, граф уехал. А я предвкушала предстоящую работу.

В моих покоях убирались такие же красивые , строгие и молчаливые служанки ка у Мистрис. Но когда уехал граф исчезли и они. И в доме я за долгое время, я впервые услышала голоса. Детский смех. Это привлекло меня как свет мотылька. Подруг своих я не видела, да и честно сказать вообще забыла про них. Лишь единожды их увидела, но они глядели на меня мертвыми, такие тусклые были у них взгляды, явно не помнящими меня глазами и всё закутывались в белые шали, точно постоянно мерзли. Они выглядели ужасно. Их вид испугал меня, взволновал, что я заперлась в своих покоях и вышла только под вечер. Чтобы спуститься в подвал и проверить сундуки с кружевом. Как раз было полнолуние, и я открыла окна, наблюдая, как играет лунные свет на кружевах. Как они буквально впитывают его и оживают, выглядят мягче. Тогда то я и познакомилась с мальчиком и его мамой. Служанка убирала в моих покоях и пискнула когда увидела меня, наклонила голову вниз и хотела убежать. но я остановила её, сказав:

–Не бойтесь мисс, – служанка замерла на месте, и из-за её спины выглянул пухлощёкий зеленоглазый мальчик в ветхой рубашке и латаных штанах.

–Как тебя зовут?– спросила я у мальчишки. Он посмотрел на мать, а затем на меня и было видно что ему хочется назвать своё имя.

– А ты любишь сказки?– внезапно спросила Эмбер и полезла в сундук, где под стопкой белья лежала забытая книжка.

–Я люблю сказки!– мальчишка вышел вперёд.

–Можешь взять себе,– протянула книжку мальчишке. Он посмотрел на мать. Она легонько кивнула. Он заграбастал книжку, спрятал за пазуху и выбежал из комнаты Эмбер. Она налила из кувшина стоявший на столике возле зеркала мятный чай.

–Не пейте этот чай мисс. Не пейте,– сказала служанка и забрала грязное постельное белье, положив его в корзину.

–Но почему?– удивлённо спросила Эмбер.

–Он плохой. Злое колдовство. Всё забудешь, всё-всё,– покачала головой служанка и отвела взгляд, затем быстро вышла из комнаты Эмбер. Чай пить расхотелось. Червь сомнения от слов служанки закрался в сердце. А вдруг я действительно все забывала из-за чая. Эмбер стало страшно. Она решила прогуляться на кухню и набрать в кувшин простой воды. Вылив кувшин из окна в снег. Ей сразу полегчало. А на кухне не было ни единой души – и девушка ещё взяла себе кусочек сыра и хлеба. Смотри, как ты вот не выпила чай- и аппетит появился.

В комнате она съела кусок сыра и хлеб, ощутила прилив сил. Поэтому, передумав ложиться в постель. Решила навестить бывших подруг. В комнаты было не достучаться. И сквозь узкую щель под дверью ей не удалось разглядеть света. Значит, девушки крепко спят, так спала бы и я наверное из-за этого проклятого чая, прогоняющего аппетит и вызывающего вечную слабость. В замке графа не было и в последнее время она никого не видела. Настало время поиска ответов. Ведь если ей врали с чаем, значит ли что всё остальное, тоже было ложью? Что им в действительности от неё надо? Эта мысль вдруг стала очень важной. Первым делом Эмбер направилась в библиотеку. Остановилась возле стеллажей книг в толстых обложках, которые раньше как-то уходили сквозь внимание. Итак, она мельком прошлась по названиям. Зелья. Способы взаимодействия с шерстью хрустальных ягнят. Эффекты сохранения и преломления.

Хм, названия взывали к любопытству. Она взяла эти книги с полки и решила взять в свои покои, а остальные книги расставила более свободно, и добавила кое-где книги из серии кройки и шитья, которые тоже были в кожаных обложках и с виду ничем от других книг не отличались. К тому же книги по кройке и шитью ей всегда можно было уносить к себе в комнату. Так что если здесь и кто будет убираться, то ничего в маленькой перестановке не заметит.

Она спрятала книги в сундуке под бельё, перед тем как лечь спать. Утром проснулась со свежей головой и не стала, есть предложенный завтрак, ждущий её на подносе за дверью. Мороженное с ягодами. От чая избавилась сразу же, вылив в окно. А потом прокралась на кухню, где из кладовки вытащила себе большой кусок сыра, вяленой дичи, хлеб и, покачав насос, налила себе в кувшин воды. Работалось сегодня легко. В два раза быстрее. Комнаты подружек всё так же были заперты. Служанку и её сына Эмбер видела мельком. Она драила полы щёткой. Сын вытирал пыль. Эмбер направилась в подвал, чтобы проверить кружево и положить новое в сундуки.

–Привет,– сказал мальчик. Спасибо за сказки, очень интересные- смутившись, он переминался с ноги на ногу.

–Меня зовут Том.– Ещё больше покраснел мальчик и стал напоминать проказливого ангелочка.

–Эмбер,– сказала я.

– Вы избранница графа, как и те другие, тощие девушки, так сказала мне мама. Я хотела задать ему вопрос, но мальчишка уже убежал. Вздохнув, я направилась в подвал. Кружево было таким холодным даже сквозь перчатки. Оно кусало ледяным языком мои пальцы. Интересно, почему я этого не чувствовала раньше. Разложив кружево по сундукам, проверила остальные сундуки и окна. Дневной свет кружевам твердил. Так сказал Граф. Закрывая неплотно прикрытую створку окна, я заметила в углу подвала низкую дверь. Я была уверена, что раньше её не видела. Но раньше я приходила ночью. Дверь выглядела, словно была сделана для карлика. С виду крепкая, серая, как и каменные стены. Время у меня было. Интересно, что там внутри. Я потянула за ручку. Удивительно дверь оказалась не заперта. Изнутри повеяло холодом, точно из холодильника. Вниз уходили ступеньки покрытые инеем. Я закрыла дверь, чихнув. Решив одеться потеплее и посмотреть, что находится за ней в другой раз.

Мне впервые не хотелось идти на работу. Не хотелось ни прясть, ни мотать клубки, ни вышивать одинаковые зимние узоры , да совершенные с острыми гранями снежинки. Я зачиталась книгами. Зелья. Сонные зелья. И так и есть. Мой мятный чай, давался нам не просто так. Он медленно погружал память в завесу теней. Лишал аппетита. Усиливал способность к внушению. Я захлопнула книжку. Забытое чувство ярость вскипела в мой крови. Нужно было выяснить всё. Первым делом, избавившись от обеда,воздушного куска белого хлеба и холодного молочного суфле. Я поела кое-что из запасов. Доела кусок дичи, хлеб и тонкий ломтик сыра, впервые за долгое время, испытав удовлетворение от пищи. Затем решила направиться к своим подругам. В обед они должны были находиться в своих комнатах. Комната Джессики и Милдред находились в самом конце коридора. Дверь Джессики оказалась заперта, а вот Милдред нет и я тихонько постучав, не дождавшись ответа, вошла внутрь. Румяная и всегда жизнерадостная Джессика спала, полностью раскрывшись в тонкой полупрозрачной ночнушки. В комнате было открыто окно настежь. Было дико холодно. На полке лежали её поделки. Куча идеальных вышивок снежинок, зимних узоров на скатертях и салфетках. В камине, судя по перегоревшей зале, давно не разжигался огонь. Девушка была такой тонкой, что казалась почти не живой и только её грудь медленно опадала и снова опускалась, тем самым, говоря, что она ещё дышит.

–Джессика?, – позвала ее, но не дождалась ответа. Я подошла к ней и дотронулась до холодной руки, позвала чуть громче и так и не смогла добудиться её. Как жаль. Я опасалась за неё. Сколько она так ещё в таком состоянии продержится. Я вышла из спальни, очень расстроенной и решила придерживаться своего расписания, чтобы ни у кого из присутствующих в замке, будь то старые либо приходящие слуги не возникло никаких подозрений. Но, судя по пустым коридорам, по холодной кухне и запертой на замок конюшне и воротам, мне можно было ничего из этого не опасаться. Похоже, в замке никого не было. Я проверила свой список заданий и спустилась в комнату с прялкой, где уже без прежнего дикого энтузиазма корпела на нитками из шерсти хрустальных ягнят, то и дело подгоняя себя, чтобы не выбиться из графика. Потому что, судя по работам Джессики, она уже чуток опередила меня. Вот что значит сила внушения. Но я быстро нагнала подруг, потому что слабость не морила меня, и потому что я спешила почить ещё запретных книг. Вечером в подвале было очень холодно, хотя окна были плотно закрыты. Я проверила сундуки, перевернула кружево, кое-что потускневшее я вынесла и расстелила на снег, оставив на ночь на заднем дворе. И всё же, как не пыталась я найти маленькую дверь в каменной стене, ка ни щупала пальцами холодную кладку, так и не отыскала. Затем мне просто пришлось уйти.

Я успела посетить кладовку, как услышала во дворе голоса. Выглянув из окна, я увидела служанок Графа кутающихся в белые кружевные шали. Они выглядели измученными, похудевшими и шли со стороны подвала. Интересно приехал ли сам граф. Я как всегда избавилась от чая и успела сходить на кухню, набрать в кувшин воды. Поесть не удалось. Я услышала в коридоре громкие шаги и цокот каблуков. В последнюю минуту мне удалось спрятаться в кладовке. На кухню зашёл граф. Он выглядел неважно и каким-то помятым. За ним бежали точно собачки его служанки. – Подготовьте одно место сегодня,– злостно рявкнул он и залез в ледник, чтобы достать себе из металлической формы мороженного. Оттуда же он вытащил небольшую обернутую ивовыми прутьями бутыль. Откупорил, и стать пить прямо из горлышка. Служанки ушли. На моих глазах его лицо снова обрело краски, даже появился румянец. Он поставил назад бутылку и взял свою порцию мороженного. Я закрыла рот ладошками, чтобы не издать ни звука. На его губах осталась красная капля, ужасно красная и густая точно кровь. Меня затрясло. С трудом я дождалась пока он уйдет. И проскользнула через чёрный ход, зная короткий путь. Я закрылась в комнате и расстелила постель, решаясь в случае чего туда юркнуть. Сердце колотилось в груди как угорелое. За моей дверью кто-то был. Кто-то. Я чувствовала, что это сам граф. Он чего-то ждал. А я замерла в напряжении, что он постучит. Больше всего на свете мне не хотелось его видеть. Но вот я услышала, как его гулкие шаги стучали, начали отдаляться от моей комнаты. Они замерли в конце коридора. Там была комната Милдред. Я легла на пол у самой двери и прислушалась. Голос графа был звонкий и с какой-то хитринкой. Он спросил:

–Милдред, я знаю, что сейчас уже поздно. Но мне нужно кое-что обсудить с тобой.

–О Граф это вы. Я так рада, что вы вернулись,– тихий, явно сонный голос девушки дрогнул от переполнявших её чувств.

–Сейчас я открою. Я ещё не успела прилечь, (явно лгала) Заходите, конечно.

–Мне неудобно. Но это очень важно Милдред, поэтому я решился нарушить ваш покой,– он говорил точно завзятый льстец, точно пылкий влюблённый. Неужели и я бы не почувствовала этого раньше? Неужели и мне предстоит снова пытка общения с ним. В душе зрела тревога. Сердце подсказывало, что нужно просто сбежать. Но мне хотелось узнать истину. Да и отпустят ли меня они. Я же даже дороги в ближайшую деревню не знала. Разговор прекратился. Я слышала, как тихо скрипнула дверь. Нужно было вмешаться. Нужно было что-то сделать. Но я не могла. Я боялась, что испорчу всё и тем самым сразу себя выдам. Шли долгие минуты, я сидела возле двери, покусывая губы от злости. Комок стоял в горле. Наконец дверь открылась и тут же закрылась. Я не услышала шагов в противоположном направлении. Неужели он пошёл к Джессике. Не знаю. Но я не могла больше терпеть, поэтому вышла из комнаты и прокралась в покои Милдред. Коснулась ручки двери ощутив, какая она холодная. Я вошла внутрь. Было темно, и только свет из окна чуток разгонял сумрак.

–Милдред?– спросила, не узнавая собственного писклявого голоса. Ответа не было.

Я зажмурилась чтобы глаз привыкли к освещению. Затем позвала ещё раз и сделала шаг вперёд и, споткнувшись, чуть не закричала. Милдред лежала на полу. Она была холодна как лёд. Её кожу покрывал иней. Она не дышала. Я не знала что делать. Ноги задрожали, и я села возле её тела и зарыдала, не в силах отпустись её руку. Что же делать? Что же мне делать. Паника душила. Я ещё никогда не была так зла. Собственные слёзы на вкус были горькие и солёные одновременно. Моё сердце болело. Не знаю, сколько я просидела в комнате Милдред. Может быть, всего лишь пару мину. Может быть несколько часов. Я услышала шаги и вовремя шмыгнула под кровать. Радуясь, что достаточно стройная чтобы туда протиснуться и замереть, наблюдая в тонкую щёлочку, потому что покрывало касалось пола.

–Подготовьте её,– сказала самая высокая служанка с важным лицом. И ушла. Две служанки поставили канделябр со свечёй на пол и стали раздевать Милдред, пока не оставили её в одной полупрозрачной сорочке, такой же, как и у меня. Я отчетлива, видела, как проступают рёбра на её животе. Как выпирают локти и ключицы. Затем служанки достали из принесённого с собой ларца, отрез кружева и стали закручивать туда Милдред, пока не скрутили её в рулон, точно девушка была какой то ковровой дорожкой. Что же они делают. Я сжимала пальцы, чувствуя, как болезненно впиваются ногти в ладони. Затем они вынесли её из комнаты, с лёгкостью подняв с пола, точно куль с мукой. Я вышла вслед за ними, прокралась в свою комнату и заперлась изнутри. Нужно было поговорить с Джессикой. Но как. Как я должна была сделать это, чёрт возьми. Я заснула, прислонившись к двери, только стянув с кровати одеяло, наверное, полночи раздумывала, пока сон не сморил меня. Встала с затёкшим телом и шеей. За окном было темно. Всё-таки привычка к раннему подъёму спасла меня. Я забрала кувшин с чаем и завтрак что ожидал меня за дверью. Мороженное. Я уже не мола на него смотреть. Одевшись и собравшись, я покинула комнату и направилась в рабочий кабинет. Но в коридоре столкнулась со служанками. Они сказали мне, что сегодня занятия отменены и что нам позволено целый день провезти в деревне. Служанка снисходительно улыбнулась. Нет, всё это не спроста. Она сказала собрать вещи и ждать внизу, когда кучер подготовит карету. Я обратила внимание, что служанка сегодня ещё бледнее обычного и даже губы её казались серыми, будто всё лицо женщины выцвело. Вопрос вертелся у меня на языке, но я стерпела и не задала его, с трудом сохраняя бесстрастное выражение, сделала вид, что направилась в свои покои, сама же зашла в комнату Милдред и была поражена. Её вещей не было. Ни единой поделки не красовалось на полках, сундук с вещами был пуст. Шкаф с одеждой опустел. Окошко распахнуто, словно холодный воздух должен был выдворить вон даже её запах. Мне стало так грустно и слёзы подкатили к глазам. Я сглотнула. Вспомнила её улыбающееся от предвкушения новой жизни тогда на балу. Я и сама была такой. Такой же радостной и глупой. Наивной. Я была слепа к правде. Правда была страшна. Но я должна была узнать всё. Ты будешь отомщена Милдред, клянусь, зареклась я.

Я собрала свои вещи, избавилась от чая и мороженного в отхожем месте и взяла из сундуков все, что можно продать, все свои любимые поделки и редкости и решила поговорить с жителями деревни. Деньги должны были развязать языки даже самых недружелюбных. Джессика выглядела очень плохо. Серая, без привычного румянца и тонкая как тростинка. Она постоянно зевала. На меня она не обращала внимание, точно не видела. Было видно, что она вообще не понимает что происходит, и ведёт себя очень странно, точно во сне. Она дремала, прижимала к груди сундучок и фляжку, в которой я не удивилась бы что там налит этот проклятый мятный чай. Мы ехали долго – и я как могла, запоминала дорогу, каждый поворот, хотя когда кучер оборачивался, то притворялась что вышиваю, или дремлю. Наконец рассвело . мы спустились с горы и было видно что вокруг оставалось всё меньше снега. Воздух теплел. Пели птицы. Как же я соскучилась по их жизнерадостному щебетанию. Ели и высокие сосны сменялись пятачками полян, хвойные деревья сменились берёзами, кустарником, я увидела небольшой ручей, возле которого стояли олени. Вскоре лес кончился, и потянулась длинная колдобистая колея, вокруг которой были одни холмы и поля. Я вздохнула, очень хотелось, есть и желудок то и дело раскатисто урчал. Джессика не просыпалась.

Мы приехали и по настоянию кучера, Джессика осталась в карете. Она мило улыбнулась. Глаза были тусклыми, как немытые окна в заброшенном доме. Мне хотелось растормошить её, даже ущипнуть, что я незаметно и сделал, но девушка будто и не чувствовала боли. Кучер остановился возле моста, съехал на обочину и, указав мне рукой на деревню, сказал, что будет ожидать меня здесь. Я собиралась уйти, как он вытащил из тёплого кафтана такой же флакон как у Джессики и протянул мне.

–Вот держи. Ты же свою флягу забыла?!– сказал и пристально посмотрел мне в глаза. Я мило улыбнулась и поблагодарила, даже сделал вид, что отпила глоток. Это его успокоило. Наконец то я ушла.

Деревня была маленькая. Всего пять домов. Люди сторонились меня, точно я какая-то чумная. Мне не удалось ни поговорить. Ни продать что-то из своих вещей. Я была в полном отчаянии. Осталась последняя надежда заскорузлая и пригнутая к земле хижина, так называемая харчевня красный петух. Я зашла внутрь, для этого мне пришлось пригнуться. Было почти пусто. Несколько мужичков с бородами цедили с больших кружек местное пойло. За барной стойкой стояла толстуха с длинной косой, достающей ей до поясницы. Она полировала деревянную стойку сальной тряпкой. Я направилась к ней, сразу же приковав к себе внимание бородачей. Кто-то крякнул. Кто-то загоготал, мои уши загорелись, я поняла, что нелестное словцо было брошено в мой адрес. Возле очага стояли двое. Со спины было не видно лиц .Один держал упитанную связку кроликов. Второй что-то бубнил, явно пытаясь снизить цену, при этом помешивая что-то в очаге черпаком. Судя по доносившемуся ко мне запаху гороховую похлёбку. Желудок предательски заурчал и рот наполнился слюной. Я достала из кармана нитку бус, единственное украшение, что у меня было. Розовый жемчуг, красиво переливался в свете свечей и керосиновых ламп. И показала его женщине за стойкой.

–Я хочу, есть, и отдам его вам за еду и кусок хлеба,– отчаянно сказала я, и уже было положила жемчуг на стойку. Глаза женщины блеснули, она явно уже мысленно примеряла жемчуг. Она кивнула.

–Спрячь,– сказал мне парень в кафтане с волчьим мехом. Женщина за стойкой надулась.

–Принеси похлёбки, хлеба и сыра, а также яблочного сидра,– старая кошёлка и положил на стол серебреную монету.– Этого тебе хватит.

– Ты,– сказала я, рассмотрев лицо парня в близи. Он улыбнулся, видимо уже давно узнал меня, да и одежда бы меня выдала.

Он расстегнул камзол и вытащил из под жилетки висящий на ее медальон и протянул мне.

–Узнаёшь?– спросил он, выгибая широкую бровь. Его глаза блестели как чёрные омуты. В них не было лжи, а взгляд был прямой. Я взяла медальон, раскрыла и не сдержала глубокий, тяжёлый вдох:

–Откуда он у тебя?– уставилась я в лицо собственной матери. Её молодое почти забытое мною лицо.

Он вздохнул. И потащил к столику у стены. У очага уже не было второго мужчины, видимо парень продал таки своих кроликов.

Я села за стол и уставилась на его лицо.

–Всё считали, её сумасшедшей. Она бродила по домам, всё спрашивала о своей Эмбер. Говорила что у её дочери глаза такие же янтарные как у неё самой. В деревнях часто похищали детей. Никто не мог ей помочь. Она всё искала и искала и сбилась с ног. Пару лет назад я столкнулся с ней в одной деревеньке. Продал ей своих кроликов и косулю. Она всё ещё красивая, хотя все волосы седы. Такая же как и ты сейчас. Белошвейка, очень нелюдимая, но добрая, помогает бедным, по праздникам печёт хлеб и кормит всех страждущих. Таких как она я никогда не встречал. Не знаю, почему она дала мне свой медальон. Может потому что я охотник, и бываю даже в самых дальних уголках графства. Я быстро ела похлёбку, наслаждаясь её простотой и густотой. А какой вкусный был хлеб. Просто пальчики оближешь. Он пил яблочный сидр. Он смотрел на меня чуток снисходительно, хотя с виду вряд ли был меня старше. Он выглядел сильным.

–Помоги мне, прошу. Я отдам тебе все свои вышивки. Их можно выгодно продать. У тебя будет много золота,– я посмотрела в его глаза с надеждой.

– Моя подруга у них. Граф не выпускает нас никуда из замка. Приезд сюда случайность. Он опаивает нас, и я только чудом не утратила полностью память.

–В замок трудно попасть, а ещё труднее оттуда выбраться. Я могу увезти тебя сейчас. Твоя мать мне заплатит.

Я замотала головой. Я не могла бросить Джессику.

– Прошу тебя помоги. Я не знаю, что они затевают. Но когда приехал граф, то Милдред умерла,– с жаром выпалила я, чувствуя на глазах слёзы.

Я доела похлёбку и тут услышала, как кто-то громко произносит моё имя. Дверь распахнулась, и в таверне стало холодно. Наш кучер зашёл внутрь и он больше не выглядел маленьким. Его тень на стене была в два раза выше го. Замерли разговоры. Женщина за стойкой исчезла. Огонь потух.

–Эмбер, Эмбер, кто знал, что ты будешь так плохо себя вести?– покачал головой и протянул руку. Я помимо воли встала и направилась к нему. Взяла за руку, продолжая буравить взглядом охотника. Он оставил в сторону сидр. Он смотрел на меня и что-то прошептал. Я по движению губ поняла, что он сказал: я найду тебя – и в сердце закралась надежда. Руки кучера были ледяными. Я по его глазам видела как он зол. Мои дела были плохи. Очень плохи. Вот ты себя и выдала Эмбер, вот так и попалась, в такую простую ловушку, девочка. Чтож, пусть так, но я ещё не сдалась.

В повозке Джессика спала. Служанки одарили меня самодовольным взглядом их глаза холодно блестели, точно осколки льда. Одну лошадь из кареты распрягли – и она должна была тащить закрытую повозку, которая, судя по звукам, была заполнена поросятами.

Старшая служанка зашла в карету и наотмашь ударила меня по лицу. От холодной ладони кожу будто обожгло огнём.

–Я всегда подозревала тебя негодница, ты очень импульсивная – жёстко ухмыльнулась она.– Не знаю, что граф в тебе рассмотрел такого, а схватила она мой подбородок и крепко сжала.

–Чтож ты поплатишься, узнаешь еще, что значит быть в немилости у графа. Джессика что-то промычала, и проснулась, захлопала ресницами. Служанка отпустила мой подбородок и приторно сладко ей улыбнулась, другие служанки захлопотали над ней точно курицы наседки. Одна из них открыла дорожную флягу и с заботливым видом вручила ей и дождалась, пока она сделает глоток мятного чая. Моя фляга была пуста. Обнаружив это служанки точно коршуны уставились на меня и поджали свои бесцветные губы, что-то прошептали. Джессика достала своё рукоделие и не обращала внимание на меня ни на них принялась вышивать. Кони мчали в гору. Светила полная луна и воздух с каждой пройденной милей всё больше холодал. Я сидела как на иголках всю дорогу. Я злилась на них, злилась на себя. то и дело сжимала в пальцах складку белого шерстяного платья. Не смотрела им в глаза, отворачивалась в окно. Стекло кареты заиндевело, а когда мы почти подъехали к замку, то его покрывал затейливый морозный узор. Во дворе стояла карета мистрис Винтер. Серебристая и блестящая как и её волосы. Белые лошади поглядывали на нас красными глазами, переминаясь с ноги на ногу, точно в нетерпении перед дорогой. Меня буквально выдворили из кареты. Джессика заснула с рукоделием в руках. Её бережно вынес кучер. Я поймала взгляд мистрис выходящей из замка в сопровождении парадно одетого графа. Старшая служанка подошла к немцу и что-то прошептала на ухо. Выражение его лица точно окаменело на глазах, он посмотрел на меня с высока как на букашку. Губы были поджаты в тонкую линию. Он поймал мой взгляд и почти заморозил своими глазами, излучающими смесь откровенной злобы и недовольства. Мистрис собственнически взяла его за руку и повела к карете. Он кивнул служанке и что-то сказал, точно выплюнул. Две служанки окружили меня и взяли под ручки и потащили прочь от парадного входа, к задворкам, сторону кухни и подвала. Их хватка была стальная. Холод от их пальцев кусал мою кожу. Мне было больно и очень страшно, когда меня оправили как куль с мукой в подвал и захлопнули за собой дверь. Темно и страшно и что делать дальше я не знала. Как скоро со мной разберётся граф, или он просто решил меня здесь заморозить. Я стучала в дверь. Я пыталась позвать на помощь, но мой голос тонул в каменных стенах. Здесь было тихо как в склепе. Я всхлипнула сев в угол – и сжавшись в комочек, обхватив руками колени, чтобы согреться. И тут я услышала шорох, как будто бы кто-то скребётся со всем рядом. Оглянулась и ничего не нашла. А потом вспомнила про маленькую дверь в каменной стене, которую можно было увидеть в ночное время при свете луны. Сегодня как раз было полнолуние. Потрудившись, я открыла ставни в подвале и покрытого инеем пола, коснулся лунные свет, заискрил тысячей блесток, ласково осветил стену. Дверь была близко. В двух шагах. Я с лёгкостью открыла ее, как и в прошлый раз. Лаз был круглый как нора крота только раз сто больше. Внутри белым, бело. Снег необычайно мягкий и хрусткий. Я поползла в надежде отыскать выход. Лаз казался бесконечным и несколько раз петлял, а потом и вовсе оборвался, выбросив меня, не сумевшую крепко уцепиться за снег вниз.

То куда я попало напоминало пещеру, только если бы её вырубили во льду. Только снег был какой-то неправильный, рассыпался в руках и едва ли таял. Здесь было светло. Свет сочился от стен, светился и сам снег. Пещера была округлой и приплюснутой сверху. С виду здесь было пусто. И зачем я пришла сюда? Глупость. Я обследовала её всю и хотела уже выбираться оттуда, как за что-то зацепилась ногой и упала. Руки зарылись в снег и я ощутила под ладонями что-то волокнистое, что-то твёрдое. Я начала копать. Снег рассыпался в моих руках. Вскоре я зацепилась за волокна и потянула их, откинув в сторону. То, что было снегом в моих руках обратилось в отрез ткани, точно такой же какой был в сундуках. там же глубже под моими ногами находились лица, женские лица, бледные оттенком синевы. Меня затрясло. Я стала собирать снег, цеплять волокна и снимать в сторону платы ткани. Внизу одно к одному впритык находились тела. Их было так много. Так пугающе много. Я вздохнула и замерла, натолкнувшись на лицо Милдред.

–Милдред, что же с тобой сделали,– со всхлипом прошептала. Я мельком бросила взгляд на полотна шерсти. Нижний отрез уже снова превратился в рассыпчатый снег. Нужно было срочно уходить отсюда. И собрав всю волю в кулак, я накрыла шерстью погребённые здесь лица, через пару секунд все в этой пещере было как прежде. Подтянувшись я снова забралась в белоснежную трубу и поползла к выходу. И как раз вовремя отряхнула снег с подола. Дверь открылась и ко не зашёл сам граф.

–Очаролвашка Эмбер, ты так сильно разочаровала меня. На его скулах красовался лёгкий румянец. Граф выглядел превосходно в своём синем костюме, прекрасно оттеняющего его глаза и высоких белых сапогах выше колена. Такой красивый как принц из сказки. Я молчала и разглядывала его. Что мне было сказать. А вот он за словами никогда в карман не лез.

–Ах, Эмбер тебе оставалось совсем немного. Ну почему ты перестала пить чай, как другие. Почему ты оказалась такой любопытной. Может, кто надоумил тебя, а?– задал он вопрос и присел на корточки, чтобы оказаться вровень со мной.

– О, я слышу, как урчит твой живот, а ведь так быть не должно. Ты снова поправилась. Значит, пока меня не было, ты ела, что-то кроме положенного? Я молчала. Фига два я тебе, что скажу высокомерный ты ублюдок.

–Молчишь, но я всё равно всё узнаю, моя красавица. А знаешь, я ведь привёз тебе красное платье, как и обещал. Завтра здесь будет бал. И ты будешь снова танцевать со мной. А потом,– загадочно оборонил он и снова посмотрел мне в глаза. От его взгляда мне было не по себе. Так смотрит голодный кот на кувшин сметаны. Он коснулся моей щеки и резко встал.

–Обещай, что будешь себя хорошо вести. Снова будешь пить чай, и я так и быть прощу тебя, и позволю отдохнуть в мягкой постельке.

Я покачала головой. Его присутствие лишало сил. Слабость накатывала волнами.

–Соглашайся Эмбер, зачем противиться?! Я снова покачала головой. И с трудом решительно выдавила из себя, чёткое однозначное:

–Нет, – и прямо посмотрела на него.

Он топнул ногой, как капризный мальчишка, что я чуть не пырскнула от смеха.

– Ты пожалеешь об этом Эмбер, сильно пожалеешь,– сказал он и пулей вылетел из подвала.

Я улыбнулась. Всё-таки это была победа. Закуталась поплотнее в шаль и сидя на полу, попыталась заснуть. Дверь за спиной исчезла, как только растворился в небесах полный диск луны. Утром пришли служанки и молча вывели меня из подвала, сопроводили в комнату с ванной. Я притворялась очень слабой и еле переставляла ноги, хотя голова у меня действительно кружилась от голода и жажды. Я решила бежать при первой возможности. Только вот бы Джессику увести за собой. Но как бы это мне осуществить?

На столике возле ванны стоял кувшин с чаем. Мне помогли раздеться и залезть в анну. Чуть тёплая вода сулила те ещё удовольствия. Я зевнула и сделала вид, что совсем засыпаю. Они налили мне чаю, я отпила глоток, а когда они отвернулись, то выплюнула всё в воду, туда же вылила весь чай из чашки. Сама взяла в руки губку и стала усердно её намыливать, чтобы пузырьками пены скрыть позеленевшую воду. Вошла главная служанка. Её губы сегодня были как никогда красны, точно она наелась клубники. Она наградила меня презрительным взглядом, что-то шепнула служанкам, перевела взгляд на пустую чашку, затем на меня. Подошла ближе ко мне.

–Вижу, что ты снова ведёшь себя хорошо. Граф умеет убеждать. – Она хлопнула в ладоши и дала указания служанкам.

– У нас полно работы, поэтому так и быть мойся самостоятельно, – она скупо улыбнулась.– Затем высушишь волосы у камина и получишь свою порцию мороженного. Её длинные юбки зашуршали по полу. Она увела за собой обеих служанок. Щёлкнул замок. Я вздохнула. И отбросила в сторону губку. Вытерлась и быстро оделась. Окно открылось легко. Холодный воздух дохнул в лицо , роем снежинок. Недолго думая я залезла на подоконник и, придерживаясь за раму выбралась на тонкий в ширину ступни парапет. Стараясь не смотреть вниз я стала медленно продвигаться к арке, чтобы там спуститься и выбраться в южное крыло. Голова кружилась. Несколько раз я думала, что уже упаду, но, закусив губу, мысленно приободряя себя, я снова обретала равновесие и уверенность. Вскоре вздохнув свободно, я спустилась на балюстраду и оказалась в коридоре арки. Удача была на моей стороне и, придерживаясь тёмных углов, закоулков и лестниц, которыми часто пользовались слуги, я оказалась на кухне. Там кипела работа. Повара взбивали сливки, готовили смеси для тортов и мороженного. Они были так заняты, что не обратили на меня внимание, поэтому мне удалось наполнить желудок. Отрывая горбушку хлеба, отламывая сыр, копчёной дичи, налила себе молока и затаилась в кладовке. Моя кружка чуть не разбилась, когда в кладовку заглянула женщина, но она улыбнулась и я узнала бывшую кухарку. За её спиной снова маячил кучерявый мальчик.

–Что ты здесь делаешь Эмбер?– удивилась она.

–Помоги мне,– прошептала я. Она взволновалась.

–Мне нужна простая одежда. Для меня и подруги.– Я вспомнила про Джессику.

–Ох, ёлки,– сказала она. – Глупая это затея, девочка. Она побледнела.

–Ведь если поймают, то верная смерть.

– Я отдам тебе всю свою вышивку, все свои поделки. В городе продашь, разбогатеешь и сможешь уйти отсюда. -Я умоляюще посмотрела на неё. Она нахмурилась и было видно, что она раздумывает. «Грета, куда ты запропастилась»! Том дёрнул её за подол коричневой юбки. Оглянувшись на дверь кладовой, она посмотрела на меня и тихо сказала:

– Жди меня в полночь, я постараюсь что-нибудь придумать. Она ушла. Я подождала пару секунд и тоже вышла из кладовой. Прокралась по коридору в комнату Джессики. Она была наряжена как кукла и сидела на стуле. Меня она точно и не заметила. Я хотела подойти к ней поближе и попытаться достучаться до неё. Хотела сказать, чтобы она бросила своё проклятое вышивание. Дверь открылась без стука и всё что я могла сделать это юркнуть за штору и затаиться.

–Моя прелестница ты всё трудишься,– в комнату зашёл граф и обворожительно улыбнулся. По щёчкам Джессики разлился лёгкий румянец. Она склонила голову, сильно смутившись. Он выхватил её рукоделие и отложил в сторону. Затем поцеловал её ручку и неожиданно прикоснулся к её лицу и сказал:

–Мой цветочек ты разрешишь мне поцеловать тебя. Я так скучал.– его голос сочился лестью, патокой и притворством. Фу, Джессика, неужели ты не видишь, не понимаешь. Он же… Я замерла. Она глупышка кивнула. Он поцеловал её в губы, лёгким мимолётным поцелуем Джессика сразу обмякла. Румянец на её щёчках поблек и словно переместился на его ужасно бледную кожу, окрасив её красками жизни. Озноб прокатился по моему позвоночнику. Волоски на голове зашевелились. Я закрыла себе рот рукой, а слёзы подступили к глазам. Чудовище в облике графа Фроста убивало ее. О нет. Бессилие разрывало меня на части, душило. Сердце в груди стучало как бешеное. Я не могла этого видеть. Я продолжала смотреть. Он оторвался от её губ, бережно усадил её на стул, чтобы не упала.

–Ещё чуть-чуть и ты погрузишься в сон, затем переродишься и станешь одной из нас, милая. Он прикрыл её веки ладонью и вышел. Чудовище. Чудовище. Неужели и меня ожидает подобная участь.

Я теряла уже вторую подругу и ничего не могла поделать. Я должна убить его. Я должна была спасти Джессику. Как, задавалась себе вопросом, и потрогала пульс у Джессики. Она была еле теплая. Пульс слабый. Жива, пока ещё жива. Но в таком состоянии я не смогла бы её вытащить даже при всём желании. Нужен был план. Грета. На неё вся надежда. Я расскажу ей все. Все и положусь на Бога.

Я снова рисковала, и выбралась из комнаты через окно. Затем прокралась к арке и вскарабкалась по парапету в комнату в серверном крыле. Вода была холодная. Я успела сделать вид, что сушу волосы, предварительно распустив их и взяв в руки полотенце. Наверное, удача любит смелых и отважных. Никогда раньше не была я такой, что же на меня нашло сейчас. Я стала другой, решительной и эта перемена мне в себе нравилась.

Но всё равно в душе была сумятица и только чудо, настоящего чудо мне не хватало. Служанки пришли внезапно, тихие точно мышки и принесли мне порцию мороженного и ещё один кувшин чая. Внимательно посмотрели на меня, точно проверяли. Благо, что я удосужилась вылить чай в ванну и смылить пол мыла, что вода помутнела, и ничего не было заметно. Третья служанка мне не знакомая принесла в матерчатом чехле платье. Еще она притащила зеркало. Я мило улыбнулась им и потупила глазки, точно снова кроткая школьница. Кажется, сработала. Они поднесли мне мороженное. Я съела пару ложечек. Налили чай, который я пить не стала, просто сделала вид, что касаюсь губами чашки. Они раскрыли чехол и развернули платье. Оно было алым как рдеющие цветы мака. Я вздрогнула, вспомнив, что граф обещал нарядить меня в красное.

Они помогли мне переодеться, заплели и уложили мои волосы, нарумянили меня и накрасили губы. Надели мне туфельки и красивое нижнее бельё. Тонкое и кружевное. Даже чулки были тонкие точно паутинка. А когда зашнуровали корсет, то подвели меня к зеркалу. Я выдохнула, не узнавая этой точёной красавице себя.

–Граф будет доволен,– сказала старшая служанка, появившаяся из-за спины. Как она вошла я не слышала. Я потупила взгляд, не хотела, чтобы она что-то заподозрила. Из всей этой троицы, она казалась мне самой внимательной. Она открыла шкатулку и на дела мне на шею колье, прозрачные камушки которого складывались в диковинный узор из цветов и листьев. Колье было тяжёлым, холодным и роскошным. В свете свечи прозрачнее камни переливались и искрились точно маленькие радуги.

–Не подведи сегодня графа милая,– прошептала она мне над ухом, заставив моё сердце учащённо забиться. – Исполняй все его желания и тогда сможешь стать его избранницей. Он ведь уже давно положил на тебя глаз. – Она отошла в сторону, точно любуясь мной в этом платье, своим творением. Затем две служанки подхватили меня под ручки, точно экспорт и повели к двери. Мои туфли цокали по каменному полу. Коридор освещали ледяные кристаллы. Все оконные стёкла покрывал морозный узор. Багрянец садящегося солнца окрашивал стекло в тона моего платья. Мы вышли на главную лестницу и свернули в коридор, куда не было доступа рядовым слугам. Я слышала смех, шум голосов. Кристаллы в специальных нишах в стене освещали все тёмные углы. Я видела леди в пышных платьях обвешанных драгоценностями с ног до головы. Леди с непристойными вырезами, обнажающими их прелести. Вышколенные лакеи в чёрных фраках разносили блюда и трехступенчатые подносы с бокалами с искрящимся шампанским с миллионами лопающихся пузырьков. Мужчин было очень мало, и все они были точно белоснежные статуи, бледные и тонкие, чем-то напоминающие графа, но не настолько красивые, как дальние родственник, точно на предстоящем балу проходил конкурс красоты.

Бальная зала была полной и в толпе напудренных и вызывающе ярко накрашенных лиц я не видела Джессику и никого из знакомых. Лакеи подносили подносы с напитками Играл вальс. Но никто ещё не танцевал. Все болтали, смеялись и обсуждали последние новости в графстве. Пол был как шахматная доска чёрно-белым, сияющим, а зеркала на огромной стене отражали свет свечей и кристаллов. Пахло морозной свежестью мятой и лавандой. Трон на котором с надменным видом восседал граф выглядел массивным резным и холодно каменным. Граф был в белом и его голову украшал тонкий обруч, в руках он держал прозрачный скипетр, оканчивающийся снежинкой с острыми краями. Меня подвели к нему – и под его пристальным взглядом я ощутила себя ягнёнком на закланье. Я сделала реверанс, как подсказали служанки и они отошли в сторону. Граф встал со своего трона и заиграли приветственные фанфары Он протянул мне руку и я вложила свою ладонь в его пальцы. Перчатки на его руках были тонкими. И даже через ткань я ощущала холод его пальцев. Он закружил меня в вальсе и в зеркалах я видела красивую незнакомку в алом платье. Её партнёром был принц из волшебной сказки. Но отражения лучшие в мире лжецы.

–Выше нос, улыбайся,– шепнул он мне одними губами. Ну же, – в простых словах было столько угрозы и столько намёков на предстоящую боль, что мне стало жутко. Я вздохнула и для всех вокруг притворилась счастливой. Я улыбалась и кокетливо хлопала ресницами, ловила каждое его слово. Но как же это было сложно. Как невыносимо. Как болезненно и при этом страшно. Первый танец был наш. Танец графа и его избранницы открывал начало бала. Во втором танце к нам присоединилось большинство гостей, среди которых партнёрами светских, зрелых красавиц были оживлённые ледяные фигуры. Фигуры что раньше в застывших позах охраняли замок. Я видела их на балконах, в широкой гостиной, на зубчатых башнях. Сейчас они были здесь. Их губы били бескровны. В глазах без зрачков точно искрил бенгальский огонь. Они были ещё страшнее, чем в замке мистрис. В них жила тёмная сила ночной зимы с её промерзшими полями и лютыми морозами. Я ощутила, как пересохли от страха губы и чуть не сбилась с ритма, когда один из них встретился со мной взглядом. В его глазах было предвкушение. Он точно зверь смотрел на меня в любой момент готовый по приказу разорвать на части. О, этот взгляд, эта холодная беззвёздная тьма, предвкушающая и грезящая о тёплой крови и теле, трепещущем в мучительной агонии. Вальс продолжался и продолжался. Мои ноги гудели, улыбка оставалась точно приклеенная. Он всё говорил и говорил мне, и голос графа был ласковый как у змия из райских кущей. О я зная моя Эмбер о твоих шалостях. Зная все твои секреты. Я вздохнула. Он ухмыльнулся. В зеркалах я увидела, как моё лицо бледнеет. Неужели ты думала Эмбер, что если меня нет в замке, то за тобой никто не присматривает. Глупышка. Мышка. Его голубые глаза метали молнии. Губы были поджаты. Во время паузы он наклонился близко-близко, и я слышала запах мяты из его дыхания.

–Малышка Эмбер,– сказал он и почти поцеловал меня, я от страха зажмурила глаза и тщетно пыталась отвернуться. В последний момент он передумал, и мы продолжили танец. Его взгляд сказал, что он просто со мной играет. Наверное, шёл уже энный танец. Мои ноги гудели. Граф напротив не выглядел усталым. Как ему это удаётся. Чудовище оно и есть чудовище решила я. Наконец он отпустил меня и вступил в дискуссию с фигуристой леди и её плотным спутником, разряженным как павлин.

–Отведите её в мою спальню,– приказал он появившимся из толпы вездесущим служанкам.

–Сегодня ты станешь моей Эмбер, как ни в чём не бывало граф прошептал мне на ушко. -Хочешь ли ты того или нет, но лучше бы тебе это сделать добровольно,– в его тоне появилась нотка угрозы. Я опешила. Никогда не думала, что интересую его в этом плане. Как женщина. Кровь прилила к щекам. Ужас ковал меня по рукам и ногам. Служанки схватили меня под ручки бульдожьей хваткой и потащили сквозь веселящуюся хохочущую толпу к выходу.

Спальня графа была огромной, а кровать, застеленная белоснежным спадающим до пола покрывалом просто неприличной. В комнате не было ни камина, ни библиотеки. В стену уходила гардеробная упирающаяся до потолка. Внутри висели ряды костюмов всевозможных цветов и расцветок. Там было отведения для белья и перчаток, множество пар Сапогов и туфель. Витражные стекла, покрытые инеем вели на балкончик, но дверь туда была заперта и как я не пыталась не смогла туда попасть. Стекло мне тоже не удалось разбить. Как же я попаду к себе в комнату и встречусь с Гретой. Тяжёлая дверь в его покои тоже была заперта. Со стен на меня смотрели бесчисленные портреты графа и искусно расшитые гобелены. Его возраст везде был неизменен. Но чтобы вышить крупный гобелен требовался год. Так сколько же ему лет. Казалось, граф застыл в промежутке от тридцати до сорока лет, как заколдованный. Рассмотрев его лицо и оценив качество гобелена, я снова прониклась мыслью, что он вообще не человек. За гардеробной была ещё одна дверь, там, в комнате без окон стоял шкаф и тусклый свет кристалла, который загорелся, едва я зашла внутрь, осветил шкаф, наплоенный склянками, бутылочками и запечатанными кувшинами. Из всех, что мне удалось рассмотреть внутри, было налито что-то вязкое красное подозрительно напоминающее кровь. Возможно, так и было. Находится в покоях графа становилось всё страшней. Безысходность душила. Я не могла выбраться. У меня не было оружия. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Я боялась его. Ненавидела, презирала и всё-таки больше боялась. Как же мне справиться с ним. Я мерила комнату шагами. Всё прикидывала в голове всевозможные варианты, и не видела подходящего для себя. Выхода не было. Я отчаялась и села на краешек кровати. Ведь больше не куда было садиться. По-видимому, табуретками стульями и креслами граф не пользовался. Это показалось забавным. Я всхлипнула, рассматривая лежащую на кровати ночную рубашку. Почти прозрачную с кружевным лифом. Я ни за что не надену её. Стук шагов за дверью заставил меня приготовиться. Я сбегу любой ценой сбегу решила я. И всё таки. Дверь открылась, вошёл граф, я кошкой метнулась к нему и бросилась к открытой двери и была перехвачена им на лету, переброшена через плечо. Дверь захлопнулась. Он кинул меня на кровать. Зашипел что-то непонятное злобное точно змея. Его глаза блеснули красным как угольки.

–Не хочешь по-хорошему. Так будет по-плохому. Раздевайся милая, я хочу видеть то, что скрывается под платьем – приказывал он и стал расстегивать пуговицы своего камзола.

– Ни за что!– крикнула я и быстро перебралась на другую сторону кровати. Подальше от него, выгадывая время, бросая отчаянные взгляды по стенам, полу, в поисках хоть чего-то полезного.

– А ты та ещё штучка. Но ничего, моя красавица, я быстро собью с тебя спесь. Он снял камзол и закатал рукава. Быстрым шагом, направляясь ко мне. Мне некуда было отступать. Я прижалась к стене, рукой зацепилась за гобелен и со всей силы стянула его вниз. Ткань треснула. Граф оказался рядом. Его ноздри хищно раздувались как у обозлённой гончей. Неким чудом я бросила гобелен ему в лицо, накрыв ему полотном голову – и бросилась к всё ещё открытой двери. Он издал звук, словно топор вонзался в лёд. Взмахнул рукой, избавляясь от гобелена. Я почти достигла выхода, не оборачиваясь, свобода была так близко. Шурх. Мои ноги запутались в подоле проклятого макового платья. Я упала, проехавшись по полу, голова замерла в миллиметре от порога. Ещё чуть-чуть и я бы въехала в порог лбом. Не успев перевести дыхание, я была схвачена им за шкирку, точно непослушный котёнок и кулем спроважена на кровать. В его руках был скипетр. Снежинка с острыми гранями испускала сияние, таким же голубым огнём светились его глаза. Его лицо напряглось. Он явно хотел ударить меня и с трудом сдерживался. Но он всего лишь направил посох в мою сторону, что-то прошептал. Тотчас незримая сила распластало моё тело, развела руки и ноги в сторону, и связало их тонкими но прочными нитями при малейшем движении обжигающими мою кожу холодом.

–Теперь ты не будешь брыкаться девочка,– сказал и гаденько улыбнулся, одним изящным жестом снимая рубашку. Его грудь была тощей и белой как снег, под ней едва виднелись редкая синева жилок и вен. Его грудь, спина и руки имели лёгкий мускулистый рельеф. Он был неплохо сложён. Весь такой жилистый и крепкий, хотя и узкий в кости. Он улыбнулся и с новым чувством посмотрел на меня. Взобрался на кровать и пополз по покрывалу ко мне. Скрипнуло покрывало, на его длинных пальцах в одночасье появились острые ногти.

Я пыталась сопротивляться и не давала ему себя поцеловать, уворачивалась как могла. За что получила несколько болезненных щипков и лёгких оплеух.

–Смотри мне в глаза,– приказывал он, разрезая лиф моего платья, обнажая моё тело. Мне было стыдно. Я ненавидела его.

–Ты чудовище,– плюнула ему в лицо, когда он оставил меня в одном нижнем белье и трогал своими холодными руками мои груди, гладил живот. Он стёр плевок и захватив руками мою голову, почти поцеловал меня. Я почти ощутила холод его багряных губ. Я боялась его поцелуя больше чем чего-либо. Больше чем насильственной близости, потому что нутром знала: стоит ему поцеловать меня, и я потеряю себя. Мощный удар выбил дверь с петель. Знакомый властный голос сказал:

–Руки прочь от беспомощной девушки, гнусное порождение тьмы. Я вызываю тебя,– провозгласил пришедший. Граф слез с кровати так быстро как если бы его тело было водой.

–Глупец. Ты осмелился ворваться сюда и оскорбить меня, за это ты поплатишься сполна. Граф встал во весь рост, крепко сжал свой посох, который на глазах трансформировался в прозрачный клинок. Наконец я рассмотрела пришедшего. Это был тот самый широкоплечий парень, имени которого я не знала. Ох, я так рада была его видеть, что сердце моё затрепетало наполненное надеждой. В его руках был арбалет. Он выпустил заряд болтов в графа, которые тот с ловкостью отбил своим мечом. Паренёк отложил арбалет в сторону и стремительно достал из ножен клинок, одним движением рассёк путы на моих ногах. Граф взревел и, замахнувшись клинком, ринулся в бой.

Клинок моего защитника высекал искры из прозрачного меча Графа. Они сцеплялись и расцеплялись. То и дело наносили и парировали удары. Шаг, дугой, оточенное движение тела и вновь звенела песня клинков.

–Тебе не победить меня, мальчишка,– взревел граф и нанёс мощный удар. Хрясь клинок парнишки сломался. Я обомлела. Граф оскалился и занёс удар мечом. За дверью я слышала топот ног и возню. Детский голос звал маму. Томас? Граф торжествующе посмотрел на меня. Этой секунд хватило парнишке, чтобы утратить его ногой в колено. Граф потерял равновесие. Парнишка вытащил из небольшого мешочка за спиной, какую то склянку кинул в сторону графа. С брызгам во всем стороны мелких осколков склянка разбилась, и вокруг графа вспыхнуло пламя. Он взревел, завыл диким голосом. Парнишка подобрал арбалет перезарядил, затем достал из голенища сапога нож , рассёк путы у меня на руках. Я задрожала. Тело так замлело, что я не могла спустить ни шагу. Я упала. Ему пришлось перебросить меня через плечо. Граф отчаянно пытался сбить объявшее его пламя. С криком он ворвался в чулан. Что-то загрохотало. Но мы уже покинули его спальню и оказались в коридоре. Он спустил меня на замелю. Я увидела Тильду и её сына закутанную в тёплую зимнюю одежду. В руке она держала плащ с меховой отсрочкой, который протянула мне, чтобы я укрывалась.

Я уже думала, что никогда вас не увижу,– обратилась я к Тильде.– А ты как нашёл меня.

–Она мне помогла, сообразительная,– тепло улыбнулся парнишка кухарке.

– Я должна заплатить тебе, нужно только пробраться в мою комнату.

–Некогда,– сказал парнишка. – Нам нужно покинуть замок пока сытые гости спят. Затаившись между сводов, я накинула на себя плащ и старые башмаки которые были мне велики. Их принёс для меня Томас.

–А как же Джессика,– спросила я, – нужно взять её с собой.

Тильда взяла меня за руку и по её взгляду я поняла, что дела плохи.

–О нет, сказала я, чувствуя, как на глазах набухают слёзы. О нет, я опоздала.

–Ещё не всё потеряно,– сказала она и крепко сжала мои пальцы. Джек говорит, чтобы спасти девушек нужно разбудить весну. Хм, Джек, так его зовут Джек.

–Как?–спросила я, но она вовремя прижала палец к губам. За поротом прямо в коридоре спали гости. Рядом стояли кувшины и пустые бокалы, на дне которых плескалось что-то красное. На подносах были косточки и свиные ушки. Увиденное повергло меня в шок, вызывая тошноту. Так вот что сделали со свинками. Их съели заживо. Бедненькие. Гости спали без покрывал и одеял прямо на голом полу, покрытом инеем. Некоторые лежали на снегу точно, на пуховой перине. А в коридоре гулял ветер. Было темно, но кристаллы в нишах давали достаточно света, чтобы не ошибиться с правильным направлением. мы остановились так резко, что я чуть не впечаталась в Тильду. Джек вытащил арбалет, зарядил его и дал нам знак оставаться на месте. Коридор сворачивал в арку и возле стен стояли ледяные фигуры. Прозрачные, будто из настоящего льда. От них так и веяло холодом и казалось, стоит приблизиться к ним и мгновенно ледышки оживут, откроют глаза и нападут. Джек с напряжённым лицом взвёл арбалет и крадучись направился мимо них к арке. Было видно как он нервничал. Парень сосредоточился, нахмурил брови и то и дело поджимал губы. Мы стояли и смотрели и было так тихо, что казалось можно слышать биение наших сердец и собственное дыхание. Наконец Джек дошёл до арки и поманил нас пальцем. Мы крадучись направились за ним. Ледяные фигуры стражников стояли очень близко, и проходить между ними было пыткой. Я первой вышла в арку и только успела выдохнуть, как взвизгнул Томас. Он зацепил одного из стражников своим капюшоном отсроченным мехом. Тихо пискнул от страха и с резким дзинь рука стражника ухватила его за капюшон и стала притягивать к себе. Раз и глаза стражника открылись. Оттуда зияла белая искрящаяся пустота.

–Бегите,– одними губами прошептал Джек. Он выглядел взволнованным. Тильда жестом давала понять Тому, чтобы он избавился от куртки. Он тихо всхлипывал, но вытаращив глаза и прикусив нижнюю губу он начал расстегивать куртку, затем быстро выскользнул из рукавов и побежал к нам. Молниеносно Джек выстрелил в стражника. С лязгом он разлетелся на тысячи осколков. Поочерёдно проснулись другие. Он махнул нам рукой. Тильда обняла тома и взяла его за руку.

–Как же ты?– спросила я одними губами. Он махнул нам и грустно улыбнулся. Тильда рявкнула на меня, и мы побежали.

–Он догонит нас,– уверенно сказала она. Мы пробирались тропами для слуг, узкими коридорчиками и подворотнями. Здесь было темно. Часто я спотыкалась и едва на падала на деревянных ступеньках, но Тильда вовремя меня подхватывала. Наконец мы выбрались из замка и оказались на заднем дворе. Медленно падал снег. Полная луна то и дело пряталась за наплывающими с запада тучами. Было очень тихо. Она повела меня между железной изгородью, минуя снежную фигуру белого медведя, пингвина и миниатюрную снежную крепость, составленную из идеальных ледяных кирпичиков. Там где с изгороди спадали ледяные побеги цветов, которые раз в год цвели, точно маленькие радуги и переливались на свету брильянтовой россыпью, там среди них виднелась небольшая оббитая железом дверь. Тильда сказала мне, что через чёрный ход сюда приходят жители деревни и слуги с провизией. Дверь оказалась не заперта. На снегу лежал разбитый замок и множество ледяных осколков в частях, которых ещё можно было распознать остатки стражников.

–Смотри не порежься, лепестки цветов острые как лезвия,– предупредила меня Тильда. Они с Томасом вышли первыми. Я всё оглядывалась, в надежде увидеть Джека. Я волновалась. Почему он задерживается?

Снег за пределами замка был мягкий, чуток подтаявший. Здесь было заметно теплее, но всё равно не достаточно. Я зябко куталась в пальто, мечтая о костре и горячей еде. Мои туфли при быстрой ходьбе угрожающе шлёпали, намереваясь свалиться с ноги. Мы шли около замершего в вечном безмолвии покрытого снегом хвойного леса. Здесь было очень темно и слава богу что Тильда знала дорогу. Я бы здесь заблудилась. Сугробы были больше и Томас и я часто проваливались. Но Тильда нам помогала и всё поторапливала, часто озираясь по сторонам, словно чего-то боялась. Все в вокруг замерло, вечном сне и ни слышно было ничего кроме хруста по снегу наших шагов, пара дыхания и сопения Тома. Мы вышли из леса, когда уже почти рассвело. Джека не было. Дальше на равнине, стояли привязанные к берёзе две пегих лошади. Их спины были прикрыты попонами.

–Мы же подождём Джека, правда Тильда?– задала я наболевший вопрос.

–Только до рассвета, он сам так сказал,– грустно сказала она и погладила по голове Томаса. Он дрожал, хоть и был укутан её платком. Вот и рассвет, окрасил багрянцем белоснежные холмы, расцвёл цветком в голубеющих небесах. Снег прекратился и тучи ушли. Сегодня будет ясно. Я вздохнула. Тильда отвязала лошадей, сняла попону и на пятнистую кобылу посадила Тома. Из седельной сумки на чёрном жеребце, с умными глазами, она достала флягу и отвинтив крышку, первым заставила сделать глоток Тома, затем меня и последней выпила сама,

–Ром,– согреет. сказала она и ухватившись за седло, поставила ногу в стремена, вскочила на лошадь. Я в смятении сообщила ей, что никогда не ездила верхом.

–Залазь скорее, Эмбер, просто держись за гриву, ты видела, как сделал это я. Всё очень просто. Мы обе повернулись, когда услышали хруст снега в лесу, и топот, словно к нам из чащи ломился медведь. Наконец из леса выбрался Джек и замахал нам руками. Слава Богу, моё сердце от радости поскакало галопом. Я улыбалась во весь рот, и пока он бежал к нам, не сводила с него глаз, а потом бросилась к нему и обняла. Прижалась крепко- крепко к широкой груди, вдыхая его запах. Он неловко обнял меня в ответ, затем прижал крепче. А я разрыдалась точно дитя. И пару минут он меня утешал, пока я всхлипывала и шмыгала носом, гладил меня по голове. Затем помог забраться на лошадь, позади сел сам и, взяв поводья в руки, отдал приказ коню скакать во весь опор. Так и мчали, оставляя позади владения Графа. Из под копыт лошадей в воздух взвихрялся снег и с каждой пройденной милей моё сердце пело. Неужели впереди ожидает свобода. Неужели впереди совсем другая жизнь?

Часть 2. Путешествие.

Мы ехали долго, едва останавливаясь, чтобы передохнуть. В лесах и деревнях Джек разыскивал свои тайники с провизией. В деревнях мы прятались, и Джек в одиночестве обменивал свой товар и пойманных кроликов на несколько тёплых вещей. Он шёл на риск, ведь за нами уже могла ехать погоня. Как сказал Джек, их волшебные кони могут ехать очень быстро без продыху. Так он выменял мне простое платье, чулки и сапоги, и куртку для Тома. Мы очень устали. Я дремала на лошади. Просыпаясь от кошмаров, в которых граф и мистрис настигают меня и злобно скалятся, точно голодные волки.

–Сколько нам ещё ехать?– спросила я у Джека. Он развёл костёр и поджаривал единственного кролика, что удалось раздобыть. Он сверился с картой и компасом, глянул на небо и ответил что ещё один день. Мы быстро поели, накормили лошадей, и попили травяного чая, растопив снег. Ночь была долгой. Выли голодные волки и лошади вели себя беспокойно. Наконец мы пересекли замерзшею реки и съехали с предгорья. Мы увидели на небе стайку летящих птиц и Джек впервые мне по-настоящему тепло улыбнулся. Мы больше не торопились. Смело останавливались в деревнях и мне впервые удалось вымыться в лохани. Как это было здорово, почувствовать горячую воду обволакивающую кожу. Как это было здорово согреться изнутри. Воспоминания накрыли волной. Я вспомнила, как называлась родная деревня. Вспомнила, как собирала саду возле дома яблоки. Вспомнила свою мать. Я вспомнила её имя. Лидия. Вспомнила её смех. Я заплакала. В комнату, постучав, зашёл Джек, он принёс ужин. Тушеное мясо с овощами и подогретое вино со специями. Я смутилась, попыталась спрятать лицо, чтобы он не видел моих слёз.

–Не плачь,– сказал он и поставил поднос на табуретку. Он взял полотенце и точно старший брат закутал меня и вытащил из лохани.

–Я отвезу тебя к матери. Она дано тебя ждёт. – Я кивнула, в его объятиях было так уютно. Внезапно навалился сон. Он положил меня на узкую постель и накрыл одеялом и то ли во сне, то ли наяву я услышала:

– Ты больше не одна Эмбер.

Тогда мы все впервые хорошо выспались. За окном щебетали птицы, и природа оживал ан глазах. На цветочных клумбах проклюнулась трава, набухли почки на кустах. Как оказалось, Тильде с Томом с нами было по пути, она ехала к своему отцу, которого не видела около десяти лет. «Из графства, тому, кто туда попал ой как нелегко выбраться». Покачивая головой, говорила Тильда. Она то и дело благодарила Джека. Кто знает, сколько средств и труда он вложил в предприятие по моему спасению. И хотя он говорил, что моя мать ему заплатит с Тильды с её сыном, он не требовал ничего. Мы ехали, я посвежела, с сердца спала тоска. Мы углублялись на юг и вскоре поснимали свои тёплые вещи. Солнце грело всё жарче. Вокруг уже наступила весна. Я задавала вопросы о своей матери, о мире и многое узнавала. Джек был со мной терпелив и его не смешили мои глупости и наивные чудачества. Наверное, он понимал моё состояние, раз говорил, что из замка графа никто ещё из девушек не возвращался. Мельком я замечала, что он задумчиво смотрит на меня, и ловила на себе нежные тёплые взгляды, от которых моё сердце трепетало. Вот уже не думала, что он так быстро понравиться мне, и что я понравлюсь ему. Но, как не довлел сомнениями разум, я всё инстинктивно понимала.

Мы ехали вместе ещё неделю, потом на развилке Тильда с сыном свернули на восток, а мы поехали на запад. Моя деревенька располагалась за холмом и называлась Скрэдгласс. Я не могла успокоиться, не могла ни есть, ни пить, всё волновалась и часто показывала Джеку пальцем на всякие ориентиры, когда вспоминала кривое дерево, заболоченный луг, где постоянно квакали лягушки. Он кивал головой и ни капельки с меня не смеялся. Также за время пути я многое узнала о нём. И теперь мне казалось, что я знаю его всю жизнь. Самые бедные домики в деревне покрывали крыши из соломы. Те кто был побогаче – расписной черепицей. С печных труб вился лёгкий дымок. Возле харчевни были привязаны несколько лошадей. Дорога была размыта, грязна и вокруг стояли лужи. мы проехали парочку лавочек, разросшийся рынок, много новых построек, которые я не могла припомнить. Лица прохожих смотрели на нас удивленно, кто с интересом, но я не узнавала никого. Мой сердце затрепетало, мы подъехали к краю деревни, за которым лежали поля и лиственный лес. У меня на глазах выступили слёзы. Мой домик. Маленький деревянный домик почти не изменился. В палисаднике так же росли розы, разрослись кусты орешника под окном и плющ окутал западную стену живым зелёным ковром. Мне было одновременно страшно и радостно. Я не смогла сдержаться и всхлипнула, отвернулась, чтобы Джек не видел, что я плачу. Я не хотела казаться ему размазнёй и плаксой, но, судя по всему, именно такой ему и представлялась. А он, просто притворился, что не заметил моих слёз.

Мы спешились, и я подошла к крыльцу. И не нужно было стучать, дверь раскрылась сама и за порог вышла стройная женщина в простом платье. Её поседевшие волосы были заплетены в косу, бледное лицо покрывала сетка морщин и всё равно она была красивой. Её янтарные глаза встретились с моими. Она открыла рот в удивление, искра узнавания пронзила нас обоих. Не нужно было слов. Мы просто бросились друг-друг в объятия, я плакала и прятала своё лицо у неё на груди.

В доме всё было по-другому. Добротная новая мебель. Фарфоровая посуда. Ковры на стенах. Пуховые перины, красивые скатерти на подоконниках и столе. Трюмо с зеркалом и новая прялка из красного дерева. Она ничего не спрашивала, только поблагодарила Джека и пригласила его в дом. Сама же завозилась на кухоньке, поставила на огонь чайник.

–Тебя так долго не было милая моя Эмбер, но я никогда не теряла надежду.– разлила она травяной чай и нарезала пышный каравай, открыла варенье и наполнила маленькую пиалу цветочным мёдом. Всё было вкусно. Я не могла наглядеться на её лицо и прожевав кусочку каравая спросила:

– Мама, скажи, сколько лет меня не было. Я так мало помню и даже не знаю сколько мне лет сейчас.

–Тебе было пять лет, когда злодейка Мистрис похитила тебя. О, как глупа я была, что не заметила подвоха. Не нужно было впускать её в дом, хоть с виду она была немощной и усталой старухой. – Она отпила глоток чаю,– тебе сейчас восемнадцать Эмбер. Она взяла в руки салфетку из вазы и вытерла глаза.

Джек допил чай и с самым серьёзным видом сказал:

– Когда вы обратились ко мне за помощью, вы обещали мне мешок с золотом. Я не могу взять эти деньги, потому что всё ещё не закончилось. Он прямо глядел в лицо моей матери и продолжал говорить:

– На востоке в пещере на седьмом холме живёт отшельница. Она слегка не в себе, но обладает властью говорить со стихиями и животными. Так вот отшельница знает, как положить конец правлению мистрис и может разбудить весну в северных краях. – Моя мать, нервно сжала подол юбки, точно чувствуя, что он ей скажет.

–Эмбер многому научилась у Мистрис. Она знает секрет пряжи хрустальных ягнят. Только с помощью вашей дочери, мы можем покончить с тиранией в графстве и всех прилегающих к нему северных землях. Мадам,– повысил он голос. Люди напуганы. Похищения девочек происходят всё чаще. Лидия молчала.– Я знаю как это тяжело мадам. Но, другого способа нет. Эмбер единственная кто не была превращена, кто сумел сбежать и вернуться домой. Джек замолчал, тяжело дыша от волнения – и жаркий гнев пламенел в его тёмных глазах.

Лидия поджала губы и встала, затем посмотрела на меня. Я чувствовала, как холодеют руки. Мне было страшно. Я ждала, что же скажет моя мать. Она тяжело вздохнула:

–Молодой человек, я пятнадцать лет не видела свою дочь. Я уже почти уверилась, что она мертва. Что я не дождусь её больше. Уж лучше бы вы взяли свою награду и убрались восвояси. Но, я не бессердечна, моё сердце горит огнём боли за всех тех дочерей, что потеряли другие матери. Их всех отняла Мистрис. Поэтому я скажу только одно: это важное решение должна принять сама Эмбер. Я не в праве заставлять её. Я вздохнула. Противоречивые эмоции разрывали меня на части. Я боялась. Я не хотела покидать мать. Я не хотела переживать все ужасы и холод снова. Я потупила глаза, уставившись себе на колени. Приторно-сладкой мыслью было просто остаться, и жить нормальной жизнью, которую, я обрела – снова. Эта мысль вызывала негу и мучительную тоску. Другая мысль вызвала тревогу до дрожит в коленях. Я подняла взгляд и уставилась на Джека. В его глазах была боль, боль того, кто тоже потерял. Лица Милдред и Джессики предстали перед моим взором как наяву. Я вздохнула, понимая, что если выберу простой путь, то никогда себе этого не прощу.

– Я согласна,– тихо, но твердо сказала я.

– Ох,– сказала моя мать и закрыла лицо руками. Затем словно собралась с решимостью, подошла ко мне и обняла меня, крепко прижимая к груди.

–Когда?– только и спросила она у Джека.

–Утром, ответил он.

Он ушёл искать лошадей, корм и всё что ему нужно было в дорогу. Лидия открыла сундук и с улыбкой показывала мне вещи, которые сшила или купила для меня. Затем достала несколько мешочков с деньгами, протянув их мне для дороги. Я уселась на табуретку, подле её кресла качалки и приготовилась слушать и задавать свои вопросы. Она была белошвейкой, работа так и спорилась в её руках. Своими руками и усердием, она заработала мне деньги на приданное, на новый дом, на моё обучение. Она так ждала меня. Что стало с кисточкой, нашей старой собакой?– спрашивала я. С каждой минутой проведённой в доме всё больше вспоминая. Она отвечала, что кисточка сбежала зимой искать меня, и так и не вернулась. Она так много хотела рассказать мне. Я так много хотела спросить. Казалось, время для нас замерло на одном месте и, сжалившись не спешило отмерять часы. Я успела проголодаться. Я так много вспомнила и снова чувствовала себя собой, только сейчас понимая насколько без своих воспоминаний, я была не полноценной. За окном стемнело. Мы услышали ржание лошадей во дворе. Часы пробили девять вечера. Заскрипела дверь, и в дом вошёл Джек. Парень нёс в руках две набитые битком торбы, и за его спиной висела в сумке поклажа.  Моя мать сложила мои вещи в мешок, туда же положила деньги, а маленькую торбу заполнила продуктами. Джек принёс двух переполов нам на ужин. Мать суетилась у плиты, я ей помогала и последующий ужин, был очень вкусным, точно королевский. Она перестелила постель для меня, и настояла, чтобы я спала именно в постели, а Джеку застала лавку у печи. Джек уже улегся, а мы всё ещё сидели в палисаднике, делились воспоминаниями и всё никак не могли наговориться. Совсем стемнело. Небо зажглось россыпью серебристых звёзд. Я зевнула, мама тоже клевала носом и вскоре мы обе легли спать. Мне снились чудесные сны, и я проснулась как раз на рассвете. Джек уже встал. Моя мать хлопотала у печи, на скорую руку собирая нам завтрак. Крепкий чай с шиповником, хлеб с маслом и сыром, кусок ветчины. На прощанье не было времени. Всё случилось так быстро. Встреча и вот уже расставание. Следовало уезжать. И пока коней запрягал и кормил Джек, прикрепляя к седлам сумки и наш многочисленный багаж. Мать благословляла меня, гладила по голове и говорила тёплые слова в дорогу. Она любила меня. Как, как же сильно мне недоставало её. Я поцеловала её в щёку, поблагодарила за всё и сказала, что очень сильно её люблю. Она улыбнулась как майское солнышко- и мне на сердце стало тепло-тепло. Она благословила также и Джека. Он помог мне взобраться на пятнистую с виду резвую кобылу. Он оседлал своего чёрного коня с мощным корпусом. Я обернулась на прощание и по губам моей матери поняла, что она прошептала, что будет молиться за нас. Вскоре деревня осталась позади. Мы ехали на восток. И на широкой дороге обогнали обоз, везущий хворост. Я уже привыкла верховой езде, мне даже нравилась быстрая скачка. Порой дух захватывало. Так я погружалась в свои мысли, то любовалась просторами, зеленью, стайками птиц в небе и этим тёплым небом. Как же я могла раньше жить без этого. Мы ехали целыми днями. Торопились, но останавливались на закате на ночлег, где попадёт. Джек разводил костёр, охотился, если повезёт и мы варили похлёбку, жарили куропаток, кроликов, а иногда просто жевали хлеб с сыром и пили воду. Мы редко заезжали в деревни, редко видели людей. Но я так уставала за дни полные пыли и верховой езды, что мечтала разве что вымыться, да хорошенько выспаться. Мы ехали на восток. И с каждым днём световой день уменьшался – и ближе к вечерам заметно холодало. Рассвет приходил поздно. Солнце вставало в одно мгновение, освещая всё вокруг. Вскоре нас ждали степные поля, сухая дорога, по которой катилось, перекати поле, и росли сорняки. Вдалеке мерцали голубым и чёрным покрытые сизой дымкой холмы и острые пики гор. Мы ехали в гору. Поля были точно яркие ковры от покрывавших их вереска. Здесь было так красиво.

–Следующим вечером мы попадём в долину. Там и переоденемся в тёплое,– сказал Джек, передавая мне горячий травяной чай.

–Хорошо, – кивнула я, жадно впиваясь в сухарик хлеба. Желудок протестующе заурчал. Ему было мало такой скромной пищи.

–Потерпи Эмбер. Если нам повезёт, завтра я наловлю нам в дорогу на поле куропаток. Я кивнула и зевнула. Он расстелил спальное одеяло для меня. Под голову я положила тюк поклажи и быстро заснула. Джек, задумавшись, тихо сидел, ворошил уголки в костре, да оберегал мой сон. С ним мне было так спокойно. Иногда при мысли о нём я улыбалась про себя. Мне нравились его суровые черты лица, нравились широкие брови, нравился чувственный рот, нижнюю губу которого он часто поджимал. Он был совершенно не похож на прекрасного графа Фроста. Ни внешностью, ни манерами, ни характером, ни голосом. Он состоял из резких углов и контрастов. От Джека шло внутреннее тепло, как от полыхающего костра. Он был прям, напорист и упрям, и не держал за пазухой ничего. Он никогда мне не врал. Я это ценила. Он не был идеален, как граф, но был приятен взору. И эта непохожесть нравилась мне в нём больше всего. Размышляя о Джеке, я быстро погрузилась в сон.

Следующий день мы провели в седле. Под вечер Джек остановился, чтобы поймать куропаток. Он рыскал в зарослях пока не нашёл их гнёзда и из каждого он забрал по яйцу. Затем словил двух куропаток. Совсем стемнело, и мы переоделись в тёплую одежду. Затем спешились и под уздцы повели коней к тропе. Я спросила, почему мы не остаёмся на ночлег, на что получила многозначительное, увидишь. Дорога местами была покрыта льдом и вскоре сузилась до тропы. Я вела лошадь, которая шла уверенно, судя по всему, видела в сумерках гораздо лучше, чем я. Наконец на небе взошёл ясный месяц и в его свете, я увидела идущую чуть выше нашей тропу. Её покрывал иней и она блестела. Я буквально чувствовала на своём лице его усмешку. Да и было ему с чего смеяться, мой подбородок, наверное, от удивления отвис, точно к нему прикрепили гирю.

–Вот по ней мы как раз дойдём до ущелья, за которым возле водопоя оставим наших лошадей, а сами будем карабкаться в гору. Наконец то он поделился планами. Не могу сказать, что ожидала подобного, но ведь жилище отшельницы находится в горах. Миновав тропу, мы как предупреждал Джек, оставили лошадей у водопоя, накрыли их спины попонами, а сами, взяв самое, необходимое отправились в путь. Карабкаться не пришлось, Джек обмотал меня веревкой и просто тащил за собой. Ноги в сапогах часто скользили, но вскоре мы оказались на вершине. Там у огромных валунов, защищающих от северного ветра и диких кустов лесных ягод находилась небольшая деревянная хижина. Из-за кустов и валунов её снизу было не видно. Но хижина выглядела добротной и крепко. На каменном плато гулял сквозной ветер. Вид с высока кружил голову и захватывал дух. Джек собирался постучать в тяжёлую дверь на массивных петлях. Дверь открылась сама и к нам вышла величественная женщина неопределенного волоса с тёмными волосами без единой пряди седины, вот только её лицо полностью испещрили, как каналы рек рисуют карту в песках морщины. Её лицо было суровым, нос казался, возможно, из-за возраста излишне длинным и заостренным на конце. А вот глаза её были удивительно тёплыми и светло-голубыми, как небо на рассвете весеннего денька.

–А я вас ждала. Птицы мне сообщили о гостях, – сказала она, и в доме послышалось курлыканье. Сизые голуби сидели на стропилах и поглядывали на нас своими красными глазками. Женщина улыбнулась.

–Меня зовут Изольда. Джека я знаю. А ты, похоже, та девушка которую ему удалось спасти. Я кивнула.

– Без вашей помощи я бы не справился,– сказал Джек и наклонил голову.

– Прошу,– сказала она, жестом приглашая нас в свой дом.

Мы зашли и тут же согрелись. В камине горело пламя. Пахло травами и печеными яблоками.

–Раздевайтесь, у меня в доме всегда тепло. Сейчас я вас накормлю, а потом и дела обсудим,– сказала она и захлопотала у очага. Снимая с верстака кастрюльки, горшки и сковородки. От нашей помощи она отказалась и мы с Джеком раздевшись меховые тулупы и вязаные шапки, сели у камина на деревянные табуретки и сняли сапоги. Курлыкали голубы, то и дело, щелкая клювом и поднимая крыло. Я увидела небольшую лесенку, ведущую на второй этаж. В стене была ещё одна дверь. Кухня разделялась от гостиной с камином только полками, на которых лежало всевозможное нечто в бутылках, плошках, горшках и склянках. Порошки, перья, пучки трав, ракушки, странные амулеты и чучело белки и совы с вытаращенными глазами. Несколько шкафов с книгами у стены, письменный потрескавшийся от старости стол, на котором лежали толстые книги в кожаных обложках, письменный прибор и золотистое перо неизвестной мне птицы с тонким заостренным концом. Возле окошка стояло несколько больших горшков, в котором явно круглый год росли травы, и зелень. Там же у окошка я увидела нечто прицепленное к потолку, точно смятый тюфяк на верёвке.

–Что это?– тихонько спросила я Джека.

– Это гамак,– пояснил он. Такая кровать,– он улыбнулся и добавил, что на таких подвесных постелях спят корабельные матросы.

–Гамак очень практичен,– вставила своё пояснение Изольда, услышавшая мой вопрос. Мой домик очень мал, так экономиться полезная площадь, сказала она и с улыбкой пригласила нас к столу.

Стол был круглый с линялой скатертью. В тарелках лежал вареный картофель, парёная репа, солёные огурцы, да мочёные яблоки. В металлическом чайнике был заварен компот из сушеных плодов и ягод. Ржаной хлеб, сыр, черничное варенье и блины были на десерт. Джек достал кусочек сушеного мяса, решив её угостить. Изольда покачала головой и сказала, что она мясо не ест. Он спрятал мясо в торбу, решив не обижать гостеприимную хозяйку. Мы ели за двоих и почти смели всё угощение со стола. Изольда ела мало, тщательно пережёвывала пищу и ничего не спрашивала. Только когда мы насытились и вдоволь напились компота с блинами, она убрала посуду в мойку и начала задавать вопросы. Нельзя сказать, что она спрашивала. Джек просто рассказывал всё что знал, и как всё было. Иногда она переводила взгляд на меня и тогда я уточняла некоторые моменты. Она выглядела очень задумчивой, но не высказывала собственных мыслей, рассуждала в уме, что-то прикидывала и, то и дело хмыкала.

–Хорошо,– наконец сказала она, а затем добавила.

–Идите, ка лучше хорошенько выспитесь. Рукой она указала Джеку на лестницу на втором этаже.

– А тебе,– обратилась она ко мне, придётся спать здесь,– сказала Изольда и направилась к своему гамаку, который расправила, и он стал отчасти напоминать верхнюю часть постели. Только потом я узнала, что верхний этаж предназначен исключительно для гостей, а те, кто остаются у неё дольше, чем редкие гости, спят в гамаках. Я долго ворочалась с боку на бок, всё пытаясь устроиться поудобнее, то и дело, бросая взгляд за окно. Она же тихо посапывала в своём гамаке – и честно сказать я завидовала её умению и спокойствию. И всё же когда почти рассвело я, наконец, с мыслями чтобы лечь на голом полу всё же заснула, а когда проснулась, то Джек ушёл.

–Как ушёл, а я?– возмущённо задала я вопрос Изольде.

–Ты девочка моя, пока Джек будет выполнять моё поручение, останешься со мной. Я проверю все твои умения и решу, стоит ли брать тебя на охоту за хрустальным ягнёнком. Я сглотнула ком в горле. Вот как получается. Джек просто взял и бросил меня с ней и ничего не сказал. Почему он не разбудил меня. Как он мог поступить так несправедливо со мной?

Мы не завтракали, а пошли по горной тропе начинающейся за её домом к роднику с двумя большими вёдрами. По пути она сказала, что теперь моей обязанностью будет носить каждое утро воду. Затем она показала мне далёкий горный холм, на котором можно было рассмотреть, как паслись хрустальные ягнята. Там лежал снег и при солнечном свете их шкуры сверкали точно брильянты.

–Как поешь девочка, то я дам тебе специальные рукавицы и щётку и расскажу что делать. А пока что , -Изольда с лёгкостью взяла у меня тяжёлые глубокие вёдра обитые деревом и металлическими заклёпками на бортах. –Видишь эта тропа уходит вниз, ты должна спуститься туда и нарвать ледяных цветов и смотри, нарвёшь и не выпускай их из рук, во что бы они не превращались и чем бы не страшили или пугали тебя. Поспеши девочка, если скроется солнце, то ещё не скоро у тебя появиться очередная возможность. Я сглотнула, и скрепя сердце поспешила спуститься по тропе. Снег сверкал. Блестел на солнце иней. Мои сапоги то и дело скользили, но вот я очутилась на проталине возле ущелья, на котором в снегу произрастали белые цветы с чёрной бусинкой вместо сердцевины. Их листья были мягкими, стебли с виду скользкими и холодными как сосульки. Они качались сами по себе без ветра, точно танцевали. Мне было страшно подходить к ним. Страшно брать их в руки. Стоило мне приблизиться как их покачивание прекратилось. Чёрные пуговицы в сердцевинах цветков, точно уставились на меня. Они ожидали. Я не хотела прикасаться к ним. Но выбора не было. Я сорвала три цветка, как солнце скрылось, и все остальные цветы мигом скрылись под снег. Я испугалась, прижала цветы к груди и вдруг чуть не выпустила их, потому что с виду они были точно гремучие змеи, извивающиеся в моих руках. Они шипели, раскрыв пасти я вздохнула, хотя сердце в груди билось точно бешеное, и двинулась к тропе. Серые тучи, заслонившие солнце обещали снег. Змеи превратились в омерзительных жаб, которых я только крепче прижимала к груди. Я прошла половину пути, как цветы превратились в раскалённые иголки, которые обжигали пальцы.

–Ай,– вскрикнула я и едва не выронила их все, одна иголка выскользнула из моих обожженных пальцев и ушла в снег насовсем. Нахлынул ветер – и снова показалось солнце. Боль из ладоней ушла. Не было ни ожогов, ни волдырей. Цветы снова вернули свой облик и больше не меняли его оставшуюся часть пути.

– Я чувствовала, что ты справишься, девочка. Изольда улыбалась, встречая меня у крыльца. Она забрала у меня цветы и поставила их в банку наполненную песком вперемешку со снегом.

–Теперь ты сможешь поесть и отдохнуть, а после обеда, если всё-таки снег не пойдёт, она с сомнением посмотрела на тёмные облака, рассеянно устилающие небо. Мы вместе пойдём чесать ягнят и вместе будет прясть пряжу. С неба ей на плечо спикировал голубь и что-то закурлыкал на ухо

–Ага,– сказала Изольда, – а вот и новости от Джека. Он уже сделал, что я велела и теперь скачет к нам. Так что у нас на всё про всё два дня, девочка,– поджала губы Изольда и открыла дверь в дом. Стоило войти, как я сразу согрелась. Голуби снова курлыкали на стропилах. Шипела кастрюлька с кипятком в очаге. И так вкусно пахло щами и свежим хлебом, что мой рот сразу наполнился слюной.

Она налила нам щей, наложила вареного просо, отрезала хлеба. Я набросилась на еду, точно день не ела. Она напротив ела медленно вдумчиво – и отчего-то ласково поглядывая на меня. Меня разморило от тепла, вкусной еды и ежевичного киселя на десерт. Небо хмурилось, птицы дремали на балках, спрятав головы под крылом. И наш поход за хрустальным ягнёнком был перенесён на завтра. Со второго раза спать в гамаке было проще. Изольда же сидела в плетеном кресле у камина и дремала, накрывшись пятнистым лоскутным одеялом. Вечер мы перебирали корешки. За окном ревел ветер и сыпал снег. Скрипел пол на втором этаже. Чуть слышно дребезжала дверь под напором ветра. Она подбрасывала поленья в камин, что-то шептала огню и рассказывала мне о себе. Изольда не знала своих родителей. Её воспитала старуха, жившая при церкви. Она хотела отдать меня в приходской монастырь на обучение, но не вышло. Злой люд есть везде он и замолвил за меня словцо священнику. Я ведь уже тогда могла разговаривать с птицами, мышами, жабами. Больные звери приходили ко мне сами. Я знала, как вправлять им крылья, знала какие травы, съедобны и какие из них лечат. Как сказала она умирая, в крови твоей живёт ведьмовство. У неё не было за душой ничего, кроме нескольких пени. Я любила её и не хотела покидать крохотную каморку, где она коротала свой век. Всё же перед смертью она меня благословила и наказала уйти, искать свой путь. Так я и жила. Бродила, попрошайничала, лечила, пристраивалась к цирковым балаганам. Но нигде не приживалась, благо только читать и писать научилась. Затем и вовсе пришлось сбежать, потому что хозяин поменялся. Он был из тех похотливых козлов, которым всегда подавай новое и молодое. Ах,– вздохнула она. Тяжелая жизнь у меня была. Но, по-видимому, вмешалась судьба. Птицы мне помогли. Они привели меня сюда, в этом доме раньше ютился старик. Вот он меня и научил всему. А также свой дар передал. Я незаметно заснула под её бормотание- и что мне снилось потом, не помню. На рассвете снег утих. Я открыла глаза гамак рядом со мной был собран. В печи потрескивали угольки. Изольда стояла возле раскрытого сундука и, наклонившись, копошилась внутри.

–Вставай соня,– собирайся. Да сходи за водой. Потом мы пойдём за хрустальным ягненком. Я зевнула, свернула гамак. И стала собираться. На улице было тихо. Лежал ровным слоем снег, полностью покрывая крышу дома и камни. Рассвет обещал погожий день. Я видела, как со всех концов слетаются к дому птицы. Ждут обещанный прикорм. Так она отплачивала им свою благодарность, ежедневно круглый год рассыпала для них мешок с зерном. Узкая тропа из-за снега не была такой сколькой. Лёгкий морозец бодрил. Я с лёгкостью по ней спустилась и принесла воду. За это время Изольда уже покормила птиц, и сотни следов на снегу сказали мне, что её пернатые гости уже улетели. Мы плотно позавтракали, взяли с собой хлеб и сыр. Она вынула цветы из банки и закрутила их в смоченную снегом ткань, напоминающую то кружево что я ткала. Затем, одевшись и закутавшись как следует, мы покинули дом и отправились в путь. Два голубя, что постоянно сидели на балках в доме теперь восседали на плечах Изольды. Судя по всему, они были нашими проводниками. Небо было ясным и ветра не было. Лёгкое облачко пара вырывалось из моего рта и носа при дыхании. Мы шли и шли. Вокруг куда ни посмотри, были холмы. Казалось они окружают нас по всюду. Мы поднимались, чтобы снова спуститься и снова начинали подъём. Вокруг было белым-бело. Мы прошли обитель снежных цветов, шли пологой равниной и, наконец, поднялись на холм, где остановились, чтобы перекусить и накормить голубей. Посовещавшись на только им одним понятном языке Изольда поджала губы и посмотрела на север. Затем она достала из сумки маленькую подзорную трубу, покрутила её, настроила и долго вглядывалась в даль на пики гор, затем улыбнулась и предала трубу мне.

–Смотри вон туда, видишь их?– радостно спросила она. Я кивнула. Возле самой скалы на равнине бегали и резвились в снегу хрустальные ягнята.

–А теперь слушай меня внимательно Эмбер и запоминай всё в точности, что скажу. Потому что если ты напутаешь вдруг чего или испугаешь ягнят, то вся наша затея провалиться. Ягнята убегут в горы, где мы не сможем словить их.

Крадучись, стараясь при движении избегать лишнего шума, они добрались до плато, где, затаившись возле камня, Изольда заставила её вывернуть одежду и надеть лицевой стороной на себя. Изнаночная сторона тулупов и шапок была белой, почти как снег. Затем женщина достала спрятанные цветы и развернула их, отложив в сторону сумку. Из кармана она выложила две щётки и две пары рукавиц, почти идентичные тем с которыми работала Эмбер, ещё в услужении Мистрис. Шепотом Изольда провозгласила порядок действий и выбрала овец. Затем она вручила пару цветков Эмбер, себе же оставила один и сказала несколько непонятных слов, которые нужно было прошептать. Они были готовы начать. Снег хрустел под нашими ногами как мы не подкрадывались. Ягнята были пугливы и почти все разбежались, но мы, переглянувшись одновременно бросились к тем ягнятам, которых прежде выбрали и схватили их рукавицами, прикоснувшись к нежно-розовым носикам лепестками цветов. После этого Ягнята замерли в наших руках, а цветок после сказанных мною и Изольдой рядом слов вросли в снег и стали плавно покачиваться, издавая тихий тонкий звук. Мы тщательно с аккуратностью вычёсывали их шерсть и складывали её в специальный мешок, который был почти прозрачный. Затем наполнив его потрескивающим на свету серебром, то и дело, озираясь на солнце мы бережно оставили ягнят и начали удаляться от плато по собственным следам. Лишь мельком я увидела, как на скалах жалобно блеют ягнята. Мы собрали вещи оставленные за камням, переоделись, спрятали щётки и рукавицы и поспешили вернуться. Быстро темнело. И пока я не увидела знакомые ориентиры хижины Изольды, я буквально не ощущала усталости. Только после, раздевшись в доме, я осознала, насколько сильно устала. Я была потной грязной, исхудавшей. Такой же выглядела Изольда. Она растопила очаг. Поставила чайник, наполнив его водой из старых запасов, хранимых в бочке. Глаза слипались. Она заварила нм обеим чая, после которого чуток полегчало – и хотя бы перестала кружиться голова. Она приказала принести лохань со второго этажа и поставить греть воду, сама же отправилась в родник за водой. С трудом я притащила лохань, поставила большой котел с водой на котёл. Пришла Изольда и сказала, что ворон возле родника сказал ей что Джек и другие люди завтра прибудут сюда.

–Мы задержались милая,– ласково сказала Изольда и наполнив лохань горячей водой разбавила её холодной.

–Залазь, велела она мне тебе нужно смыть пот. Я разделась и погрузилась в горячую воду, блаженно ощущая на своей коже мурашки бегущие от жара прочь. В воде было хорошо и очень спокойно. Сонливость на удивление отступила прочь. Изольда задумчиво смотрела на меня, помогая ополоснуть мне волосы. Она вела себя точно моя бабушка, которую я ни когда не видела, потому что она умерла ещё до моего рождения. Когда я вытиралась, Изольда выливала чан в вёдра чтобы наполнить его для себя. Я надела тонкое платье и тёплые носки, в которых спала.

–Вам помочь Изольда?– вежливо спросила я. Мне было неудобно и тем более что после ванны я ощущала прилив сил.

–Если желаешь, то можешь через чёрный ход вынести вёдра и вылить их.

Я кивнула, а когда пришла она уже находилась в лохани и точно спала.

–Подожди, – сказала она и продолжила упрев руки в деревянные бортики. На её плечах виднелись старые шрамы, и я сглотнула, чувствуя стыд от любопытства. Да меня били, точно говорил её выразительный взгляд.

– Я хотела бы тебе кое-что рассказать Эмбер,– тихо с какой-то обреченностью сказала она и снова поймала мой взгляд. Я вздохнула не в силах уклониться от её просьбы, хотя чувствовала, что чтобы она не сказала это не будет приятным. Изольда вздохнула, отпустила мой взгляд и стала намыливать губку.

–Ох, вы пришли ко мне за помощью так поздно. Я стара, очень стара, девочка. Силы мои на исходе. Я знаю, если выдержу ритуал, который предстоит мне совершить чтобы найти в мире спящих духов весну и разбудить её доконает меня. А ещё нужно спрясть пружу и тут,– она внимательно посмотрела на меня. В глазах Изольды была боль и тоска. Тут мне без помощницы не обойтись, понимаешь? – Я кивнула, ощущая неприятную сухость во рту, и обречённо ждала, что она скажет дальше.

– У всего в этом мире девочка есть цена,– со вздохом сказала Изольда. Мои природные способности это ещё не сила. А вот сила, что я имею сейчас это дар, который подарил мне старик перед смертью. Я не могу не передать его иначе он навсегда уйдёт в землю, проклятье нависнет на моей душе тяжёлой цепью и как говорят, не будет мне покоя ни в мире теней, ни на этой земле. Если я выживу, после ритуала, то мне нужен кто-то кому я смогу передать свою силу и если смогу, то знание что всё ещё живёт в моей крови.

–Что вы хотите?– прямо сказала я, чувствуя на глазах предательские слёзы.

–Мне очень жаль Эмбер, я не могу тебя принуждать. Просто скажу, что ты подходишь мне ведь у тебя есть природный дар, ты можешь обращаться с зимней магией. Думаю именно из-за твоего дара, граф выделил тебя среди прочих девушек. Ведь пряжа буквально сама ткется в твоих руках. Воспоминания закружились в моей голове, точно калейдоскоп и каждое её слово находило подтверждение, точно цель. Я верила ей.

–Как долго продлиться обучение, если я соглашусь?– спросила разглядывая её усталое, но волевое лицо, на котором впервые за время нашего разговора тревогу сменила мимолётная улыбка.

–После ритуала, я вряд ли смогу протянуть больше года. И после того как ты получишь мою силу, дальше тебе придётся обучаться самой, по книгам, по моим записям.

–Подумай Эмбер, я не могу заставить тебя, могу лишь попросить,– жалко сказала она и намылила губку травяным мылом, отведя в сторону взгляд.

– Я скажу вам о своём решении утром,– сказала я и сразу почувствовала облечение.

–Тогда дорогая помоги, как мне вымыть волосы?– попросила Изольда. И я наполнила кувшин горячей водой из котла.

Мы легли поздно, я спала урывками, то и дело, обдумывая слова Изольды. Я разрывалась на части. Потому что скучала по матери. Потому что она ждала меня. Потому что мы и так слишком много потеряли. Но вместе с тем мне было любопытно, предложение Изольды интриговало меня. Я честно не раз спрашивала себя, действительно ли я хочу всю жизнь возиться с пряжей и ткать, да шить? И честно дикий восторг наполнял меня, когда я вспоминала, как читала волшебные книги, как делала искусные поделки, которые буквально сами выходили из моих рук. И только приняв решение, я заснула под утро. Что удивительно но, проснувшись, когда Изольда разбудила меня, я чувствовала себя отдохнувшей, словно всю ночь сладко проспала. Я зевнула и, потягиваясь, встала. Изольда уже хлопотала у очага, заваривала нам чай, а овсянка уже стояла в горшочке прямиком на столе. Желудок заурчал я поспешила одеться умыться и выйти во двор. Во время завтрака Изольда сказала, что нам нужно быстро спуститься на плато. Джек и те, кого он сумел привезти, будут ждать нас там. Я стала надевать сапоги, куртку и шапку. Она принесла маленький сундучок с чердака и успела одеться даже быстрее меня. Возможно, она уже знала какое решение, я приняла, но терпеливо ждала пока я сама не скажу ей.

– Я согласна,– сказала я, чувствуя, что поступаю правильно.

–Хорошо,– сказала она и ободряюще взяла меня за руку. Затем закрыла дверь и рассыпала зерно для птиц во дворе. Окончательно рассвело. Мы направились на плато.

Плато всё было занято привязанными лошадьми и разбитыми палатками. Там были даже женщины, старики и мужчины. Детей не было. Изольда заходила в каждую палатку и разговаривала с каждым прибывшим, не пропуская никого. Пока Джек рассказывал меня о своей поездке, делился впечатлениями и спрашивал как дела у меня, я замечала, как Изольда часто качала головой и выходила из палаток и только в некоторых из них она задерживалась со своим сундуком. Из тех палаток, которые она покинула, я слышала хриплые стоны и рыдания. Джек говорил, как скучал обо мне и угощал разными вкусностями, в том числе вяленом мясом. Я улыбалась ему, и он знал, что я тоже скучала по нему.

–Если хочешь Эмбер, то можешь остаться с нами в лагере, пока Изольда сделает все дела в хижине. Я окинула взглядом лагерь. Разговоры, шум, тресканье костра и вкусные запахи. Видимо отряд был дружным. Мне хотелось остаться, и я почти согласилась, но Изольда, покинувшая последнюю палатку, захлопнула свой сундук и направилась прямо ко мне.

–Не забывай Эмбер, что у нас есть ещё дела. Я сглотнула и так хотела что-то объяснить Джеку, который удивлённо смотрел нам меня. У нас же не было друг от друга секретов. Неужели теперь будут? Нет, решила я. Возможно Изольда понегодует, но переживёт. Я не хотела терять доверие Джека. И я подошла к нему и напомнила, что в предстоящих делах есть и моя роль.

–Я должна помочь ей, поэтому буду в хижине. Он взял меня за руку – и по глазам я поняла, что Джек понял меня.

Изольда сказала всем, что нужно подождать два дня. Все покинули свои палатки и смотрели на неё. Кто-то был зол, растерян и заплакан, но многие лица светились изнутри, как могли светиться только от надежды. Интересно, что она пообещала им.

Мы вернулись в хижину, и так начался мой первый урок. Онапринесла вторую прялку, почти такую же, как у мистрис, дала мне инструкции, перчатки и сказала, чтобы я сделала нити, а птицы что сидели на стропилах будут мне поочерёдно помогать. Изольда же пошла, варить специальное зелье, которое должно было повергнуть её в транс. А мне она сказала не спать, даже если глаза будут слипаться, ни в коем случае не спать.

Булькало зелье в котле. От его пряного запаха першело в носу. Мне не хотелось ни есть, ни спать. Станок под моими руками буквально пел, а нити получались длинными и тонкими. Я ещё не забыла своё ремесло. Птицы помогали и поочерёдно клювами мотали клубки. Изольда только раз подошла ко мне, затем начертила на полу с помощью восковых разноцветных мелков загадочнее символы в кругу и улеглась внутрь. И сделав глубокий вдох, она закрыла глаза и сразу заснула. Мне было некогда за ней наблюдать, я пряла и пряла, пока на полу не образовалось ровно пять клубков. Голуби уселись на балки. Угольки в камине едва тлели. Стало прохладно. Я чувствовала себя такой усталой. за окном темно. Почти все свечи сгорели дотла. Я зевнула и, сняв перчатки, направилась к Изольде. Даже издали она была бледна и очень хрупка. Все волосы на её голове поседели, а под глазами залегли глубокие тени. Я не знала, что мне делать. Она не просила разбудить её. Не просила, и ткать кружево без её возвращения. Я пошла к очагу, чтобы подбросить дров и напиться, когда услышала долгий стон. Я оглянулась. Изольда пришла в себя. Я набрала в кружку воды из бочки и принесла ей. Она сделала глоток и с моей помощью встала. Одежда висела на ней. Морщин прибавилось. Изольда выглядела донельзя постаревшей и измождённой.

–Маленький сундук!– прошептала она, и я принесла ей сундук, который она брала с собой на плато.. Она открыла его и достала склянку с мутной жидкостью и кусок древесного гриба. Затем выпила из склянки, то и дело, морщась, пару глотков и откусила небольшой кусочек гриба, стала его медленно прожёвывать и только после того как всё прожёванное проглотила, посмотрела на меня. Её взгляд прояснился. С лица медленно точно не хотя исчезли тени.

–Сколько клубков?– спросила она.

–Пять,– ответила я.

–Хорошо,– сказала Изольда и добавила.– А теперь помоги мне. Я покажу тебе как нужно прясть. С моей помощью она покинула круг и с каждым шагом она шла всё легче. Подойдя с сундуком к клубкам, она цокнула языком, затем, сказала, чтобы я шла к ткацкому станку и начала ткать большое кружевное полотно. Растягивай нити, чем тоньше оно будет, тем лучше, а я пока пойду, брошу в котёл то, что отдали мне пришедшие родственники. Так я узнала, что она будет варить пробуждающее зелье. Я принялась за работу, хотя едва чувствовала свои руки. Пальцы ныли, сон снова пытался сморить меня. Я заставляла себя, вспоминала Мистрис, вспоминала графа и своих покойных подруг, смерть которых я поклялась, отомстить. Кружево выходило тонким красивым и очень холодным. Вскоре Изольда разлила зелье по склянкам и пришла меня сменить. Оно было белым как молоко и странно густым. Она разложила гамак и сказала, чтобы я поспала. Всё остальное сделает она сама. А я лишь спросила, сумела ли она пробудить весну.

–Да, торжественно сказала она и принялась ткать. Я улеглась в гамак и тут же заснула.

Мне снилась весна. Она что-то пела и шла по снегу точно летела на крыльях. От неё пахло жасмином, сиренью и чем-то душистым и пряным. Мысок её туфлей украшали пушистые розы, и где она проходила, снег таял, земля наполнялась жизнью, пуская в рост зелёные травянистые побеги. Во сне я кружилась с ней в танце и смеялась. Голос Джека вернул, мня из мира сновидений в реальность.

–Вставай соня,– сказал он мне и нежно коснулся моего лица. Я открыла глаза. Он смотрел на меня со странной теплотой, которая отозвалась внутри меня жаром. Я смутилась, и вылезал из гамака. Изольда сидела за столом и туго скручивала кружевной рулон. Она выглядела очень довольной.

–Ну, вот и полдела сделано. Мы успели благодаря тебе Эмбер. – улыбнулась она.

–Поешьте хорошенько, а я за это время расскажу вам все, что нужно сделать, чтобы правлению графа и мистрис пришёл конец.

Мы собрались и взяли с собой всё то, что сделала Изольда для нас. Отряд на плато стал меньше. Ушли старики и женщины. Горстка решительно настроенных мужчин собрали палатки, затушили костры и ждали нас. Конь Джека и коричневая кобыла для меня были привязаны рядом. Путь предстоял долгий. Оказывается – я скучала по верховой езде.

Мы остановились снизу, чтобы снять тёплую одежду, но в этот раз мы ехали совсем по другой дороге, объехав вересковые поля, направились к болотам и песчаникам которые нужно было пересечь, чтобы попасть на север. Все эти люди с нами были чьи-то младшие братья, отцы и просто родственники, у которых забрали детей. Мы ехали молча, разговаривали только когда спешивались на ночлег. Тогда при свете костра мы сближались и начинались разговоры. Кто-то вспоминал прошлое, шутил, но многие равно или поздно спрашивали меня. Называли имена, описывали внешность, показывали миниатюрные портреты, спрятанные на груди. Я украдкой вздыхала и чаще всего отвечала что не помню лиц, а может по-настоящему и не помнила. Чтож, проехав пустыню, изнывая от жара и постоянной жажды мы, наконец, перебрались через невысокой горный хребет, где Джек снова обсудил со всеми предстоящий план. А я всё никак не могла подобрать подходящий момент, чтобы сказать ему что согласилась быть ученицей Изольды. Вскоре пошли дожди. Ветер рвал наши вещи, бил острыми и холодными каплями воды в лицо. Мы вымокали как собаки проплывшие озеро и всё чаще останавливались сушить одежду у костров. Ещё пара дней пути и стало по-настоящему холодно. И даже в тёплой одежде мы чувствовали, как холод кусает пальцы, щиплет щёки и нос, а серое небо над головой раскинулось куполом во все стороны, обещая нам в любой момент обрушить на наши головы снег, тем засыпать с концами непрошенных гостей. Здесь не было птиц. Лишь изредка мы видели воронов, которые прятались на верхушках елей и протяжным карканьем, будто бы дразнили нас. Затем они улетали вверх и ни одному лучнику не удалось пристрелить ни единую досаждающую птицу. Нам не хотелось обсуждать это в слух, но каждый в глубине души был уверен, что там наверху в замке мистрис Винтер знают о нас. Чтож, такой исход не был благоприятным. Но внутренне мы были готовы ко всему, лишь бы только выполнить свою миссию. В начале пути я не боялась, но как только увидела серые покрытые льдом стены замка, высокие шпили, окна в башнях, то задрожала. Я чувствовала ненависть замка, ненависть этих мест и холод с каждой последующей милей буквально лютовал, грозя нам обморожением. Грозя нам снизить боевой дух. А потом пошёл снег. Нам пришлось прятаться в укрытие, потому что лошади, как и мы в сплошной белой пелене оказались слепы. Отсыревший хворост несчадно дымил и порой затухал. Мы терпели в своей пещере вырытой в снегу и закрытой еловыми лапками. Пытались бодриться, но чаще просто молились про себя. Наконец снег утих. Мы выбрались из укрытия. И вздрогнули даже самые храбрые, потому что вокруг нас восседали вороны и злобно пялились своими глазками бусинками. Наши кони заржали и чуть не сорвались с привязи. Вздыбился снег – и мы увидели ледяных воинов, затаившихся до нашего прихода. В их глазах горел белый огонь. Мужчины вытянули арбалеты. Джек дал мне короткий меч и приказал стоять за его спиной. Наш от ряд сплотился и с первой атакой ледяных войнов обнаживших свои точно хрустальные мечи выпустили болты. Почти все из них попали в цель, но не пробили брони. Отскочили, жутко усмехнулись наши враги. Наш отряд обнажил мечи. Я запалила факел, расшевелив и подув на угольки в костре. Выступила вперёд и замахала им перед ледяными, заставив их отступить на пару шагов. С рёвом мужчины вступили в бой, целясь мечами в незащищённые бронёй участки кожи. Некоторые перезарядили арбалеты, и выстрели ледяным в шею. Со звоном рассыпались на осколки ледяные войны. Наш отряд не дал сбежать никому из ледяных стражников. Первая победа подняла, угасший было боевой дух. Некоторые из наших получили лёгкие раны. Перевязав, их мы двинулись дальше. Нельзя было терять времени. Подъезжая к стенам замка, мы с Джеком переглянулись без слов понимая друг-друга. Пусть ледяные стражники укрепились бронёй, но и мы пришли не с пустыми руками. Есть и у нас козырь в рукаве.

Удивительно на башнях не было лучников. Неужели они были уверены, что наш отряд так легко схватят ледяная стража. Ворота были подняты, но мы и не шли напрямик. Мы крались под мостом, вдоль замёрзшей реки, к задним стенам. Там Джек достал несколько склянок с переливающейся зелёным жидкостью, приказал нам всем отойти подальше и залечь в снег, что мы и сделали. Сам же Джек положил две склянки рядом, насыпал из мешка пороха, в который положил отрез веревки, который и подпалил. И быстро побежал к нам. Затем грохнуло так сильно, что у меня заложило в ушах. Взрыв пробил дыру в ледяной стене, через которую мы и пробрались внутрь. Мужчины разожгли факелы, каждому было вручено по несколько таких склянок и мы вынуждены были разделиться, чтобы отвлечь внимание. Джек сопровождал меня. Я знала, куда нужно было идти и уверенно шла в сторону подвала. Изольда кое-что мне объяснила. Отрез шёлка я держала при себе, хоть он частенько холодил моё тело даже сквозь плотную ткань сумки.

–Давай Эмбер,– приказал мне Джек, вставая в стойку и приготавливаясь к бою. Он собирался прикрыть меня, чтобы я совершила задуманное.

– Я стиснула губы и направилась в сторону подвала. Вытащила нож и стала ковыряться в замке на дверях. Удивительно он поддался с лёгкостью. Я спокойно спустилась. Потёрла кристалл на стене, и он осветил подвал. Изольда сказал, что произнести, чтобы попасть в потайную комнату и как только я произнесла заветные слова, то увидела дверь не различимую до темноты. Я открыла её и протиснулась внутрь. Снега было много. Он был хрусткий , часто проваливался под моими ногами, наконец я оказалась внутри точно такой же пещеры как и в замке графа. Я собралась достать кружево, но импульсивно стала разгребать снег, потому что из-за снега была не уверена и пока не начала копать не убедилась, что в этой снежной пещере- никаких девушек не было. Я вздохнула. Злость и разочарование душило. Возможно мы пришли слишком поздно. Так, скорее всего и было. Пару минут я стояла, злилась и то жалела себя. Затем вздохнула несколько раз сжала и разжала кулаки. Я не собиралась проиграть. Да то что предстояло теперь стало ещё сложней. Но я не собиралась сдаваться без боя. Поэтому я вылезла из пещеры, покинула комнату и вышла из подвала. Дневной свет медленно угасал. В серверных краях день был таким коротким, и я об этом успела позабыть. Джека не было. Только лежали крупные осколки, по которым с лёгкостью можно было опоздать побеждённых ледяных стражников. Джек бы не ушёл. Он бы не бросил меня в одиночестве без причины. Несколько капель крови я увидела за поворотом ведущему к аркам между крылами замка. Чтож, тревога сжала сердце я поняла, что с Джеком что-то случилось. Я прокралась обратно и обошла задний двор между лазейками из скамеечек и кустов и цветов вырезанных из ледяных глыб. Я не слышала ни лязганья мечей, ни криков. Стояла зловещая тишина. О Джек, только бы ты был жив, я разыщу тебя,– твердила я, себе, понимая как сильно он стал мне дорог. Я зашла в пристройку для слуг, которая в это время года пустовала. Держа нож в одной руке, во второй держала одну из склянок, направилась по лестнице ведущей на второй этаж, где, когда-то давно я гуляла. Ничего не изменилось с тех пор. Только вот с каждым шагом , с каждым пройденным поворотом меня не покидало ощущение неминуемой западни. Но, даже зная это, я всё же испытаю свою удачу. Я не пришла сюда, чтобы отступать. Я пришла отомстить за себя и за других. Я пришла сюда, чтобы воззвать к справедливости и положить конец царствованию и беспределу, учинённому Мистрис в графстве. Поэтому я побежала вперёд, ведь когда бежишь, так говорят из ног уходит страх. Бальный зал был пуст и холоден. Трон же находился на возвышении, куда я и поспешила. Положив нож в карман, я достала ещё одну склянку, потому что не была уверена, хватит ли одной, чтобы разнести этот постамент зла.

–Постой!– звонко как ветер голос Мистрис разнёсся по залу и её музыкальный смех разлился вокруг точно колокольчик. Я не хотя обернулась. До трона оставалось пара шагов. Она стояла внизу в своём серебристом платье и крепко держала Джека за плечи, к его горлу было приставлено остриё ножа.

–Брось свою затею Эмбер, иначе он умрёт.– спокойно сказала она. В её ярких глазах отражалась судьба Джека. Я вздохнула. Невыносимо было смотреть на него побледневшего, с побитым лицом и уставшим взглядом, человека которому пришлось очень туго.

–Не смей Эмбер,– прошептал он одними губами. Но я уже отступала назад. Джек был мне дороже всего. Вот так я это признала. Она снова рассмеялась, я почти спустилась.

–Нет,– гневно прошипел Джек, за что получил пощёчину от мистрис по лицу. Холодные руки коснулись моих плеч. Я ощутила, как холод вымораживает мою кожу сквозь тёплую одежду. Я знала, кто схватил меня. И никогда ещё страх не был таким сильным в моей жизни. Когда он сказал:

–Ну, вот ты и попалась Эмбер. Неужели ты думала, что так просто избавишься от меня.

Я нашла в себе силы наступить ему на ногу. Он зашипел и чуть ослабил хватку. Я извернулась ужом и вырвалась, чтобы бросить склянку в сторону трона. Он заревел.

–Что ты наделала?– ледяная ярость в его голосе лишала воли, сил и буквально вмораживала ноги в пол. Грохот, звон тысяч ледяных осколков. Я упала на пол, было чувство, что из моих лёгких исчез весь воздух. Я услышала, как стонет от гнева злости мистрис. Я слышала стон боли. О нет, Джек. Джек! Я не смогла встать, и кто поднял меня с пола. Неожиданно я увидела Изольду. Это сон. Откуда она здесь.

–Давай девочка, ты должна закончить начатое. Я чувствую, что девушки здесь. Взрывом кроме трона в дребезги разнесло кристаллы. Теперь было темно, и только белый снег под ногами и иней отсвечивали сами по себе. Лишь капелька света просачивалась сквозь затянутые морозной патиной окна. Ох, я оглядывалась, не видя ни графа, ни Джека. Потом мелькнуло что-то серебристое. Её платье в синих пятнах. Она зажимала на груди страшную рану, сочившуюся синим. Джек стоял за ней – и с его клинка в руках стекало синяя кровь мистрис на снег. Он улыбался мне. Он еле стоял на ногах. О нет.

–Давай же, скорее,– толкнула меня в бок Изольда. Она была такой худой, такой старой, что трудно было представить, как она держится на ногах. Она первой стала рыть снег. Я достала кружево и расстелила его на снегу, накладывая на проступающие под толстой коркой льда девичьи лица. Затем мы вместе пели имена всех девушек, чьи родственники пожертвовали свои волосы, кровь чтобы спасти их. Тех, кто верил и всё и всё ещё любил их. Раз и кружево стало мягким, лёд треснул, и вдруг превратился в воду. Находившихся внизу девушек вытолкнуло тысячами пузырьков воздуха. Некоторые сразу открыли глаза, и краски жизни проявились на их лицах. А некоторые расплылись, превратившись в талую воду. Замок затрясся до основания. С хлопками разбились окна. Вдруг потеплело и я была готова поклясться, что услышала запах цветов. Я поймала взгляд Джека направлявшего к нам, чтобы помочь. Я закричала, когда холодный ветер спеленал меня точно кокон и потащил к проёму. Голос графа в моих ушах торжествовал.

–Это ещё не конец дорогая,– вкрадчиво сказал он. От холода моё сердце замедлилось, я задрожала, мои глаза против воли закрылись, затягивая меня в водоворот тёмных наполненных безжизненным холодом снов. Честно я боролось до последнего, но силы таяли. Чудовище по имени граф Фрост всё-таки сцапало меня.

Я пришла в себя обнажённой лежащей в стеклянном ящике связанная по рукам и ногам ледяными цепями. От ужаса я закричала, задёргалась, но тело не подчинялось. Я едва его ощущала. Новый крик замер в горле. Я сглотнула, понимая, что могу двигать только головой. Вдох и выдох. Холодный воздух проник в легкие, я уловила запах мяты. Ненавистный мне запах мяты. Скрипнула дверь -и сразу посветлело. Тысячи кристаллов в форме диковинных цветов росших прямо в каменных стенах этого хранилища разом засветились мягким светом. Я увидела ещё один стеклянный ящик рядом со мной в нём лежала обнажённая мистрис. Ее глаза остекленели, глубокая рана на груди была присыпана снегом. Она была мертва. Ко мне приближался граф. Подошвы его сапог гулко стучали по каменному полу. Никогда я не видела его таким злым и одновременно торжествующим, а ещё он впервые с нашей встречи оделся во всё чёрное.

–Теперь будет по плохому Эмбер, он подошёл ко мне, жадно оглядывая моё тело. Я озиралась по сторонам, всё ещё пытаясь заставить своё одеревенелое тело двигаться. Он подошёл ко второму гробу с мистрис, погладил её по волосам.

–жаль, ведь ты могла, была стать моей фавориткой, но теперь тело винтер не пригодно. Поэтому зло добавил он. Твоё юное и красивое тело послужит вместилищем её духа.

–Нет, не надо,– пискнула я. Я не хотела этого. Ни за что. Я была готова обещать ему всё что угодно, лишь бы не это. Уж лучше быть фавориткой, по-крайней мере живой фавориткой.

–Поздно,– широко улыбнувшись, сказал граф. Затем взял в руки нож и вырезал сердце мистрис и направился ко мне, чтобы положить синее, как и кровь из её ран сердце мне на грудь. Оно было холодным, прожигало кожу. И с каждым ударом моего сердца будто бы тоже начинало шевелиться. Это шевеление привело меня в ужас. Я поняла что произойдёт. Граф начал ласково перебирать мои волосы, касался пальцами лица, точно нежный возлюбленный. Несколько раз смотрел мне в глаза и мне казалось, что он вот-вот поцелует меня. Я тогда зажмуривалась, и он хмыкал и отступал. Его поцелуя я боялась ещё больше чем лежащего на моей груди сердца, которое с каждой минутой трепетало всё больше и больше. Ему нравилось за мной наблюдать. Он вытащил, откуда-то белоснежный стул, возможно слепленный изо льда и снега, и присел рядом с ящиком и стал наблюдать за сердцем. Сердце начало биться в унисон с моим. Меня потянуло во тьму и сон. Я не хотела падать туда, не хотела закрывать глаза и отчаянно боролась, но силы были не равны. Я слышала смех графа, его ледяные губы коснулись моих, а потом яркий свет озарил комнату. Вспышкой, грохотом реянием снега. Загудел каменный пол. Граф отошел от ящика, что-то закричал, прикрыл глаза от света. В комнате оказались Джек и Изольда. Они держали в руках склянки и факелы. С их приходом стало заметно теплей. Снова запахло сиренью и на периферии зрения я видела ещё одну фигуру в открытом платье с нежным румяным лицом с сиреневыми глазами. Надежда в моём сердце дала мне сил не ускользнуть, а сказать:

– Я здесь! Помогите. Пожалуйста, помогите!

Джек в одно мгновение был рядом, он сбросил сердце мистрис с моей груди на пол и поджёг его факелом. Он вспыхнуло и тут же растеклось вязкой лужей. Тело мистрис посерело, затем стало прозрачным и рассыпалось на куски.

–Нет!– закричал граф и взмахнул мечом, обрушил его на Изольду стоявшую ближе к нему. Джек отбил удар, но его меч сразу сломался и другой удар графа пришёлся ему в плечо. Джек охнул. Граф захохотал.

–Вам не победить меня, глупцы! Изольда ткнула факелом в графа. Он дунул и затушил его. Сразу погас и второй факел.

– Я же сказал. Глупцы, в этот раз вы не застанете меня врасплох.

–Подавись этим, ублюдок,– Джек вытащил склянку и бросил графу под ноги. Взвилось пламя и тут же угасло. Затрещал иней, поползший по полу и волшебный огонь погас. Вдруг стало темно. Изольда, кряхтя, пилила ножом цепи, сковавшие моё тело и всё повторяла:

– Девочка потерпи я сейчас. – Мне хотелось плакать. Сил враз не осталось Я слышала, как Граф снова превращается в ветер и отбрасывает Джека к стене. Я слышала его стоны. Затем не стало и их. Граф снова был во плоти. Его руки коснулись плеч Изольды. Она плюнула ему в лицо и вскользь ударила ножом, но разрезала лишь ткань, а не кожу.

–Старуха, ты, что серьёзно решила, что справишься со мной? Он ударил её наотмашь, и Изольда упала на пол. – Я напряглась всем телом, впервые ощутив его, сквозь покалывание и дикий холод. Одна цепь, сковавшая ногу лопнула. Я стала извиваться, но повторить трюк не удавалось. Цепи были прочными и не поддавались.

–Глупышка, всё ещё сопротивляешься. Не надоело? Лучше побереги силы для церемонии. Твоё тело всё ещё может стать сосудом.

–Чудовище,– сказала я, а он наклонился, чтобы по-настоящему поцеловать меня. Внутри меня оборвалась от отчаяния и полетела внизу душа. Обломок меча впился ему в спину. Джек ударил его, оттащив от стеклянного ящика.

–Ты,– проскрежетал Граф, ты борзый щенок ещё не сдох. Так сдохнешь. Завыл ветер. Колючий снег ярился в воздухе, больно жаля кожу. Я дрожала. Граф вытащил нож из тела. Нанёс удар ногой Джеку, от которого тот уклонился. Кровь капала из его рукава на пол. Джек выглядел очень плохо. Джек изловчился и ударил графа в лицо, но тому было хоть бы что.

–Надоело. Хватит резвиться. Из воздуха соткался хрустальный меч графа. Он светился, синим, и звенел в воздухе точно зарождающаяся буря. Джек отступал , взглядом выискивая хоть какое-то оружие. Жаль что закончились склянки. Жаль что у нас ничего подходящего не было чтобы дать отпор. Он вздохнул, видимо собравшись с силами и решил сражаться до конца. Я взмолилась всем богам и богиням, всем кто мог услышать и помочь.

–Я сожру твоё сердце, смертный, затем выпью душу, чтобы стать сильнее. Твоя девчонка все ещё невинна, всё ещё привлекает меня поэтому,– он ухмыльнулся, она будет моей вечно и мы будем вместе править графством, а вскоре и всем остальным миром, на который я обрушу снег и холод. Джек отступал . Граф шёл за ним. И вскоре Джеку не куда было бежать. Стена за спиной. Граф замахнулся мечом и вдруг потеплело. Яркий свет будто солнечной лаской осветил всё вокруг. Запах весенних цветов наполнил всё помещение. Я увидела тот призрачный силуэт что теперь обрёл плоть. От удивительно красивой и юной девушки с венком в волосах исходил свет. Она взмахнула рукой и воздух точно загустел. Граф не смог повернуться, не смог нанести своим мечом удар, но он смог сказать:

–Веста, ты не в праве вмешиваться в дела смертных.

–Ты прав Фрост. Но, я и не вмешиваюсь,– певчий голос был удивительно приятен на слух.– Я уравниваю шансы. Она подняла руку, в которой словно по мгновению волшебной палочки появился меч с блестящим лезвием и украшенной резьбой рукояткой.

Граф зарычал. Веста протянула меч Джеку и сказала:

–Сражайся на равных смертных, и пусть победит сильнейший из вас. Джек сомкнул кисть на рукояти меча, и прежде чем исчезнуть девушка коснулась лежащей на полу Изольды, та застонала и пришла в себя.

–Ты подлая тварь Веста. Кто разбудил тебя?– надрывно завопил граф. Девушка уже исчезла. Изольда медленно встала с пола.

– Это была я,– сказала она.

Точно меч и вправду был волшебный, но в Джека будто бы влились новые силы. Он ударил ногой графа оттолкнул его и освободил себе пространство для манёвра.

–Хорошо щенок,– сказал граф, размахивая мечом. Сразимся. Я получу твою голову и ещё один источник силы.

– Ты получишь свою смерть,– сказал Джек. Началась битва. Мечи скрещаясь, высекали искры. Изольда снова начала пилить обломанным мечом мои цепи. Мужчины парировали удары, и никто не хотел уступать. Самодовольный граф язвил. Джек игнорировал все его уколы и сконцентрировавшись искал слабые места. Чем злил графа. Джек не был слабым. Он был ловким, но граф был стар и его военное искусство отшлифовали века. Наконец Изольда избавила меня от цепей, помогла вылезти из ящика. завернула в плащ. Снова скрестились мечи. Джек уставал я видела. Я хотела помочь. Где арбалет, где нож, у тебя есть оружие Изольда?– шёпотом спросила я. Она покачала головой и сказала, что мы не вправе вмешиваться, иначе будет только хуже, просто ничего не подействует, и наше вмешательство ослабит его, потому что это только их битва. Битва за будущее всего мира. Что я могла сделать. Ничего только подбадривать его своими взглядами, шептать, что я верю в него. Снова молиться. Верить. Мы сидели возле запертой двери и наблюдали. Не знаю, сколько прошло времени. Оба мужчины были ранены. Оба были в крови. Но вот Джек он едва стоял на ногах. Я поймала его взгляд и сказала, открывая сердце:

–Я люблю тебя,– чувствуя на глазах слёзы. Он улыбнулся и удвоил усилия. Подножка и граф упал на пол, извернулся и встал, Джек парировал удар снизу. Нанёс мощный удар. Клинки снова скорежились.

– Глупец, хочешь убить меня и знаешь, что будет, вы все навеки сгинете здесь. Только я могу открыть дверь. Так что лучше просто сдайся, мальчишка.– самодовольно сказал граф. Сомнение впервые проступило на лице Джека. Он замешкался, и клинок пронзил его левую руку, припечатывая к стене.

– Не верь ему,– крикнула я. Граф выбил меч из рук Джека. Ударил под дых, заставив Джека согнуться. Лишь чудо и рефлексы паренька спасли его от прямого удара мечом в шею. Острие врезалось в камень. Джек уклонился, бросился на пол, схватил меч. Граф заносил удар. Скрестились мечи. На шеях мужчин от усилий вздулись жилы. Джек изловчился и ударил графа в колено. Граф качнулся в сторону и раскрылся. Джек прыжком встал на ноги и, замахнувшись мечом, пронзил графу грудь. Граф скривил губы в оскале и вонзил меч в живот Джеку.

–Вот и всё мальчишка, ты тоже умрешь,– сказал он, рассыпаясь осколками льда на глазах. Джек рывком вытащил меч из живота и покачнулся. Я бросилась к нему.

–Нет, только не умирай, Джек, прошу.

–Выйдешь за меня,– сказал он, прислоняясь к стене. Я кивнула и заплакала у него на груди. Изольда раскрыла свою торбу и достала зелье. Джек побледнел и обмяк.

–Не хныч, давай помоги лучше, а не то он истечет кровью. Я стала промывать его раны специальным обеззараживающим настоем. Изольда зашивала на скорую руку и обматывала бинтами. Джек стонал, но так и не пришёл в себя. Даже когда раскрылась дверь и снова появилась девушка, по имени Веста. Изольда приклонила голову, шикнула на меня, но девушка улыбнулась.

–Не бойтесь смертные, я выведу вас из замка.

–Забери меч девушка, пусть он будет моим подарком твоему храброму рыцарю. Меч поразит любое зло. Пусть он передаётся в вашей семье из поколения в поколение. Я Веста, которую вы в простонародье зовёте весною, благословляю ваш союз и вашу жизнь. Она поцеловала меня в лоб, поцеловала в лоб Джека, поцеловала Изольду.

– А ты, старая – сказала она Изольде. Ещё поживёшь годков пять, обучишь свою преемницу. Теплый ветер, наполненный лепестками роз, жасмина и ландыша поднял нас в воздух и вынес за пределы замка.

Эпилог.

Замок графа Фроста и мистрис Винтер просто исчез на глазах, растаял. Девушки, которых мы спасли, поехали вместе с нами. Многие ничего не помнили о прошлом, возможно, это было к лучшему. Изольда отпустила нас с Джеком к моей маме. Она сказала, что сразу после свадьбы я должна приехать к ней она обучение. Нельзя сказать, что Джека сильно обрадовало её предложение.

Мы поженились в начале мая. В небольшой церквушке. Мое платье было сшито лучшими белошвейками и моей матерью за пару дней. Наш медовый месяц длился всего пару дней, которые мы провели подальше ото всех, в старом доме дедушки Джека доставшегося ему по наследству. Он заранее нанял слуг, чтобы дом приготовили к нашему приезду и закупили продукты. Меня это устроило, потому что всё это время мы почти не вылазили из постели, разве что перекусывали и плавали вечерами в прозрачном озере. Вот так в счастье вовремя летит незаметно. Я поехала к Изольде. Джек остался жить с матерью, обещая присматривать за ней и раз в месяц навещать меня, хотя Изольда была категорически против, она сказала, что у нас и так мало времени, разрешила лишь обмениваться письмами. Что сказать я поняла причины её торопливости и негодования. К ней я приехала уже в положении. Поэтому учёба была очень напряжённой. А кое-что отложено на будущее, так как вскоре пришло время рожать. Так у нас, с Джеком появилась двойня. Мальчик и девочка. Джек разрывался от желания быть с нами и присматривать за моей матерью, которая сильно сдала. Изольда кряхтела, но вскоре сдалась и через месяц разрешила мне вернуться домой, навестить мать. Так и ездила я с детьми то туда, то обратно домой. Через полтора года Изольде надоели мои мучения, она дала мне ворох книг и заданий и отпустила меня насовсем, взяв обещание вернуться к ней, когда Изольда будет при смерти. Мы продали наш маленький домик и отправились жить в дедушкин домик Джека, который он успел расширить. Надстроив второй этаж, с балкончиками и пристроил веранду. Здесь вдали ото всех я училась и вместе с матерью много ткала, вязала и рукодельничала, так же брала заказы в городе. Дочку я назвала Тильдой в честь служанки, что помогла мне сбежать, а Джек настоял, чтобы сына назвали в честь деда Георгом. Изольда протянула шесть лет, затем передала мне силу и свой домик, в который я приезжала раз в год на пару месяцев, чтобы поддерживать порядок и продолжать обучение. Вскоре Джек стал разводить скаковых лошадей, и это дело помимо охоты приносило ему неплохой доход, а моя мать перестала ткать из-за ухудшающегося зрения. Она завела подруг таких же старых кумушек, как и сама, и часто ходила к ним в гости в близлежащую деревню. Еще через год у нас родилась девочка. С её рождением я уже поняла, что именно она унаследует мой дар, как и талант к рукоделию. Еще через пять лет, появились близнецы мальчишки. А затем в сочельник во сне в девяносто трехлетнем возврате мать отдала богу душу во сне. Я посадила на её могилке кусты роз, в её память. И каждый год в зимнюю пору в семейном кругу, когда в камине трещит пламя, я сижу подле Джека на медвежьей шкуре, а дети усаживаются рядом. За окном рвёт и мечет ветер и сыплет снег на стекло. В нашем доме тепло, светло и очень уютно. И прежде чем лечь спать кто-то из ребятни обязательно попросит меня рассказать сказку. Я вздыхаю, обвожу всех внимательным взглядом, пока все блестящие глазки не уставятся на меня. Я жду, а потом начинаю рассказывать нашу семейную историю. Воцаряется тишина. Все точно в первый раз слушают, затаив дыхание. Я переглядываюсь с Джеком, переплетаю с ним пальцы. И продолжаю рассказывать, потому что знаю точно, что у нашей сказки действительно счастливый конец.