Летающая станция [Александр Романович Беляев] (pdf) читать постранично, страница - 3

а эта
женщина вообще убила последнюю веру в человеческую
порядочность.
Говорит одно, а что думает?.. Множество уловок, ужимок... а столько льстивых слов, прекрасных порывов перед
браком было; сколько теперь мелочей, лжи в их отношениях. Он все видит, хотя и доказать не может. Холодом веет.
Ужас... Когда близкий человек врет, то что же говорить о
других, далеких?... И знаменитый защитник Красовский
также врет, когда распинается в красноречивом пафосе и
экстазе за жертву права, напускает туману; и ассистент его,
Ренского, редко скажет то, что думает... Врут все — говорят
16

одно, а на уме другое. Вот какой вывод из этого напрашивался сам собою.
А что, если бы, действительно, покопаться в тайнах человека, чувствительным аппаратом залезть к нему в душу,
отразить на пластинке, вывернуть и показать нутро на
экране?
— Нате, мол, любуйтесь! Вот где настоящий ты!
Сколько пользы принесло бы это человечеству!
И Ренский всерьез решил услужить человечеству, которое он так любил за мощь его
соревнований и побед, и так
ненавидел за ложь, за притворство. Сначала он что-то вычислял, исследовал рефлексы, разбивал их на группы; далее —
чертил, снова высчитывал, и в
конце провел опыт над своим
бульдогом Крузо. Результаты
получил самые обнадеживающие: трансфотор (так назвал он
свой аппарат) получился даже
лучше, чем он ожидал.
Сегодня Ренский будет исследовать свою жену.
Чтобы как-то ускорить время,
он, дождавшись глубокой ночи,
начал демонстрировать пластинки.
Едва слышно, будто тикали
часы, заработал аппарат. Замаячили, замигали на экране непонятные пятнышки, затем из
бледного фосфорического света
начала выплывать картинка, сначала нечетко, затем все яснее и
яснее: волосатый живот с сосками, над ним – собачья голова,
17

плетеная корзинка... Свернувшись в калач, лежит, выставив
живот, рябая старая сука и щенка облизывает, будущего
Крузо.
Это был результат первого опыта над собакой; одно из
первых впечатлений, оставшееся в памяти животного.
А вот вторая пластинка — его первый опыт над человеком. Ровно год назад, в октябре, сразу же после удачного
опыта над собакой, Ренский провел свои опыты на человеке.
И вот он вкладывает вторую пластинку... Большой завод, а
возле него толпа рабочих. Слушают недоверчиво Ренского,
не решается никто стать под аппарат. И хочется увидеть
свое прошлое на экране, — так, будто еще раз переживешь
молодость, и оно не то неловко, не то страшно... Вот молодой шофер хвастается перед толпой и дает согласие на исследование. И тут же, чтобы поощрить других, как-то наивно, по-детски обещает при случае повозить Ренского на автомашине...
Вот замаячило село... убогая хижина... так, думы парня...
затаенное желание перебраться в город... Вот он в последний раз встречался с девушкой... Город... фабрика... Первые
впечатления...
Ренский глянул на часы — четверть второго ... Пора! На
губах — презрительная усмешка. Невольно он начинает
волноваться. Ведь он сейчас узнает обо всем... Нет, не так!
Он и так уже все знает, и он не понимал, отчего же сейчас
волнуется. Он легко разоблачал вранье, находил фальшь и
интригу в ее льстивых словах. И даже гадкое ее поведение с
другом дома Аловым, товарищем его по университету, не
могло укрыться от его проницательного взгляда. Он давно
бы расстался с ней. Но и живет ли Алов теперь с ней?.. Сегодня он в этом убедится. Вот здесь, на экране появятся
разноцветные иероглифы, пройдет живыми образами, движениями, ритмами все то, что его сейчас так волнует.
Тихо ступая по мягким коврам, он прошел к ней в
спальню, стал так, чтобы затылок Нелли была против перископа трансфотора. Нажал кнопку, и брызнула тоненькая
струйка радиоактивного света, испуганно задрожала на зо18

лотых завитках. Тикает четко трансфотор — аппарат высасывает все, что было старательно спрятано в голове от ближайших людей. Нели иногда слегка дергалась, будто ей под
наркозом проводили какую-то сложную операцию.
Ренский кончил, и тихо, осторожно ушел в свой кабинет. Сейчас на экране пройдет все, что так старательно пряталось за десятками замков собственного «я». Профессор
опустил пластинку в раствор и вновь на экран пропустил
струйку света. Далее — пропустил через пластинку гальванический ток, и она вдруг покрылась еле заметными на глаз
капельками. Затем положил ее в ящик, напоминавшую кобуру, а когда чуть позже вынул ее — прозрачная пластинка
была покрыта какой-то мутью.
Готово!.. Снова хлынул свет на экран.
Промелькнули эпизоды, пробежала серия картин его
знакомых, и вдруг замаячили черные пятна интимного,
спрятанного от людей мира...
Ренского распирало чувство отвращения. Он несколько
раз инстинктивно пытался рукой остановить демонстрацию,
поднимал руку вверх, махал ею над головой, словно пытаясь отогнать призрак, и иронично улыбался. Ему лицо дрожало, морщины прятались под волосы, что свисали на лоб,
и он деланно-спокойно