Средневековые битвы [Владислав Добрый] (fb2) читать онлайн

Средневековые битвы

Битва при Фолкерке 22 июля (апреля) 1298 г. Англичане начинают и выигрывают

Год выдался для Англии влажный и кровавый, как первая портянка призывника. Все вы видели эту битву в исполнении светоча нашего, Мэла Гибсона, в фильме «Храброе Сердце», про мужиков в юбках. Итак, я решительной рукой сорву плед со всего стыдливо прикрытого сразу и беспощадно — килтов не было.

Вот вообще. Я не понимаю, как так могло произойти, но в конце 13-го века все шотландцы, как и все нормальные люди, ходили в штанах. Разбираться не стал — ведь ты, читатель, тут не затем, чтобы историю одежды узнавать, не правда ли?

Битва при Фолкерке будет мной сегодня пересказана в струе того, что это был очередной «тревожный звоночек» о начале заката рыцарской конницы. И это еще за пять лет до знаменитой «Битвы золотых шпор».

Все началось с того, что шотландцы подняли бунт. Ну как подняли. Начали по традиции резать кого ни попадя, особенно отличился один небезызвестный вам Уильям из клана Уоллесов. Мелкоземельный рыцарь, он собрал собутыльников, то есть копье, и начал потрошить помаленьку местных ментов и других шерифов. Надо сказать, что клан Уоллесов имеет нормандские корни и, грабя неласковых к местным заезжих варягов, он совершал аморальщину по отношению к лицам близким ему по гаплогруппам. Это красноречиво свидетельствует — английские феодалы уже щедро нафеодальничать успели, что никто не ушел обиженным. Или наоборот, кто не убежал, был обижен. Шотландцы начинание Уоллеса поддержали, как говорится, широкими народными массами.

Если коротко — английская знать последовательно проводила политику колонизации в отношении ирландцев и шотландцев. И, в назидание некоторым псевдонационалистам из бывших советских, это приводило не к построению винодельной или хлопковой отраслям, а к вытеснению автохтонов в леса, болота и прочие трудно осваиваемые земли. Ну там еще всякие мероприятия были: убил ирландца — семь грехов списал. В общем, население шотландцев как таковых сокращалось и постепенно замещалось англосаксонским. А шотландцы, почему-то, это спокойно принять не могли, и нервничали. Отсюда и конфликт.

Как реально выглядели стороны, правда лет на 100 позже. Англия (слева) и Шотландия (справа)

Конфликт надо решать и сначала это попытались сделать при Стерлинговом мосту. Группа писмейкеров от короля Эдуарда I там встретилась с несколькими недружелюбными шотландцами с дубьем и вот тут-то и пораскинула мозгами. На самом деле, шотландцы так знатно набили там фрагов, что Эдуарду пришлось все бросить и приехать разбираться лично. Бросил он, кстати, не что-то там, а кампанию во Франции. И надо понимать, что не будь шотландцев, столетняя война имела бы все шансы называться стопятидесятилетней. А так, пришлось потратить почти сорок лет на шотландцев, и только Эдуард III (они в этот период удобно нумеровались, последовательно) смог, наконец, вернуться во Францию.

Итак, Эдуард I возвращается с благодатных берегов Франции, настроение ни к черту, погода как лето в Астане, сын дебил, шотландцы гады — всё одно к одному. Но королевская воля у Эдуарда была. В прошлом он нагнул под себя свободолюбивых баронов в доспехах и оттого нагнуть под себя шотландцев без бронезащиты многих нежных частей тела представлялось ему не только возможным, но и где-то даже приятным.

Первое дело — он созвал ограниченный контингент рыцарского ополчения. И против обыкновения в этот раз они согласились служить до конца кампании, а не две недели. С одной стороны их манила возможность хапнуть феод, с другой — поддерживал в правильной позе длинный и толстый топор палача.

Сейчас считается, что их (тяжёлых всадников) было порядка 1500, то есть собственно рыцарей от 60 до 300 рыл.

Были еще легкие конники (обычно ирландцы) с дротиками, несколько сотен.

И 25 тысяч пехотинцев. Приходно-расходный кассовый чек сохранился и попал в загребущие ручонки историков. В чеке пехотинцы расписаны поштучно и кому сколько уплочено. Датирована зарплатная ведомость днём перед битвой. Историки, памятуя о том, что люди не меняются, считают эту цифру верхним потолком армии Эдуарда (приписки, карусель, мертвые души не сегодня придуманы). И это прямо очень много, по средневековым меркам. Армия вторжения Вильгельма Завоевателя была в 3–4 раза меньше, а хватило на всю Англию.

Любопытен состав армии. Прямо скажем, с солдатами всегда было туго, и такую орду Эдуард насобирать не смог даже после напряжения всех административных ресурсов. На самом деле, в этом походе во всей Англии набралось не больше трети людей от общего количества английской армии, готовых сражаться за короля. Половина «англичан» были из Уэльса (в быту валлийцы), остальные вообще всякий сброд, в том числе и с материка.

И не надо смеяться, Уэльс не Англия, не верите — поезжайте и спросите на месте.

Тем не менее Эдуард превозмог, собрал армию и двинулся в глубь Шотландии. По дороге активно карая мелких бунтарей, крупных невиновных и особенно жестоко расправляясь с непричастными. Двинулся он вглубь Шотландии с целью в решающем сражении разбить армию бунтовщиков, самому короноваться королем Шотландии, назначить губернатора и вернуться во Францию из этого гадюшника. Это потом все начали хотеть жить в Лондоне, тогда этот городок был, откровенно говоря, на любителя.

Уильям Уоллес тоже не сидел сложа руки: используя тактику выжженной земли, он лишил наступавших англичан продовольствия, уводя их вглубь малонаселённых и враждебных земель.

Когда армия Эдуарда добралась до центра Шотландии, «английские» солдаты были на грани физического истощения. Английская армия стала лагерем поблизости от Эдинбурга, и там валлийцы, чей боевой дух был крайне низок, учинили пьяный бунт, подавленный конницей. 80 валлийцев было убито.

Это одна из развилок истории. Армия англичан распадалась, голод, холод дождь и самое ужасное, дефицит чая, выбивал из их рядов одного за другим.

Эдуард был близок к позорному отступлению.

И вот буквально незадолго до, можно сказать за минуту, перед тем как уже все пропало пришло нежданное спасение — по крайней мере именно так нагоняют драматизм некоторые хроники. Впрочем, перекрестные источники подтверждают — Эдуард уже был готов отдать приказ об отступлении, но до него вдруг дошли сведения, что Уоллес расположился с армией близ Фолкерка в 30 милях от английского лагеря, готовый в любой момент напасть на отступающих англичан.

– Опаньки! — по-королевски величественно воскликнул Эдуард и вскочил на коня.

И погнал он своих ребятушек быстрым шагом. И нагнал шотландцев. Уильям Уоллес решил дать бой — попытка уйти лесами и мелкими группами не вариант — у англичан сильная конница, и тяжелая, и легкая. Это грозило катастрофой. План был такой — удерживать англичан на расстоянии копья до темноты, а после наступления сумерек грозно и храбро сбежать, пользуясь знанием местности и близостью лесополосы.

Разумеется, вслух Уильям всем рассказал о скрепах, шотландском характере, ну и о том, что англичане тупые, естественно.

Армия шотландцев, состоящая в основном из пехоты, вооружённой копьями, как и в битве на Стерлингском мосту, выстроилась в четыре крупных отряда, известных как «schiltrons (шилтрон)». Что в точности из себя представляли эти schiltrons — неизвестно. Вероятно, это было построение пехоты, вооружённой длинными копьями и укреплённое вбитыми кольями. Промежутки внутри строя были заполнены стрелками, вооружёнными тяжелыми луками. Ощетинившиеся копьями шилтроны, как попозже в деталях выяснят англичане, были непроницаемы для кавалерии противника. В арьергарде располагался отряд тяжеловооружённых всадников из числа шотландской знати, в частности, клана Комина. Это его предводителю потом от Мела Гибсона гирькой в висок прилетело, за подставу.

Во вторник 22 июля английская конница, двигавшаяся четырьмя отрядами, настигла противника. Теперь вы уже понимаете рисунок боя. А то понапишут иногда всякое, и у людей создается впечатления, что армии собираются чисто ради хохмы повонзаться. Нет, во все времена маневр имел значение. Мотайте на ус, если вдруг окажитесь попаданцем в мире меча и с рыцарями. Самое сложное в средневековой армии, помимо того, чтобы ее собственно собрать, это её прокормить. А построить — вообще фантастика, именно поэтому шотландцы и изобрели свой шилторн — простой в освоении строй. Ну и построились загодя. И подготовили позиции к приему дорогих гостей. Все что могли сделать — сделали.

Интересно проследить за Эдуардом. Эдик принял на себя командование центром английской армии — это скорее традиция. Увидев противника, английская конница немедленно бросилась в атаку, однако из-за небольшого болота, располагавшегося перед шотландским построением, она вынуждена была сделать крюк, обойдя болото с западной стороны и только затем врезалась в позиции правого фланга шотландцев. Славный своей кротостью и ударом слева Епископ Даремский, командовавший правым флангом англичан, пытался сдержать своих воинов от преждевременного вступления в бой, чтобы дать возможность королю построить войска перед битвой, однако «под давлением нетерпеливых и спесивых рыцарей он вынужден был начать атаку». Обратите на это внимание — точно такую же несдержанность при виде врага и нечувствительность к приказам рыцари будут демонстрировать постоянно.

Несмотря на то, что выглядят эти яростные напрыги рыцарей на все, что они в поле увидят, довольно нелепо — это все же объяснимо. Для их социальной иерархии было крайне важно отличиться на поле боя. Это, как если бы сейчас ты не просто сын губернатора и оттого внезапно мер Заречинска к 20-ти годам. Нет, для продвижения по службе ты просто обязан ещё пару уголовников в ножи взять, как минимум. А, по-хорошему, еще и в Сирии пару десятков отморозков в землю забомбить.

Просто предполагалась игра в одни ворота, ты такой красивый на коне, по бокам и за спиной опытные ветераны и хорошие друзья, ты сносишь конем тупых плохих людей и рубишь их мечом, весь героический и в крови. Чужой, естественно. Единственная сложность — убивать нужно больше чем другие, и хорошо бы пару шотландских рыцарюг в плен взять. Тут нужно суметь успеть, пока не разобрали.

Но шотландцы — как выяснилось опытным путем — вероломные подонки, и не стали умирать по правилам. Рыцари попробовали по-разному — и таранили массу пехоты, врубаясь в нее с разбега, и пытались отсечь куски от общего строя, и пытались выбить крайних по периметру — ничего не вышло.

И не вышло благодаря, в первую очередь, самим шотландцам. Если интересно, я в комментариях могу дать полные цитаты, сейчас вкратце перескажу. Люди, непосредственно командовавшие на поле боя, примерно во времена Наполеоновских войн, в один голос утверждали, что атаку конной лавы выдержит только в высшей степени стойкая пехота. Они расценивали внезапную конную атаку как опасность более высокую, чем, например, долгий артиллерийский обстрел. И, в первую очередь, в силу психологических причин. Конечно, мы сейчас можем снисходительно хмыкнуть, что мол мы вон танки видели — но не стоит. Против танков стояли не мы. А в порядке эксперимента, сходите на ипподром. И попробуйте постоять рядом со смирными лошадками, которые шагом катают детей. Странное дело, на дороге у них очень трудно находиться. Мне по крайней мере. А я, например, грузовики всякие видел и, даже и такое случалось, в автобусах ездил. Но животный страх перед большой скотиной во мне, по крайней мере, видимо остался.

В общем, атакующая вас конница — одно из самых страшных переживаний, по признанию ветеранов 19–20 веков. Ничего страшнее чем атакующая тяжёлая рыцарская конница, на войне в 13-м веке просто не было. Есть мнение, среди военных историков, что львиная часть успеха тяжелой конницы лежит именно в плоскости психологии.

На счастье тяжелой конницы, большая масса пехоты, редко оказывалась достаточно организованной. И если даже не убегала — слонялись по полю толпами туда сюда. Ну вон, на субботнике можно посмотреть, как это выглядело. Короче, толпа с вкраплениями сыгранных команд. Сложно ждать, что она окажется стойкой. Но тут — оказалась. И сильно стойкой. И агрессивной. И умело сражалась. Не в последнею очередь благодаря грамотному командованию. Неизвестно сам Уильям до всего додумался, или ему подсказал кто, но результат превзошел все ожидания. Короче, шотландцы схватили благородных шевалье прямо за их длинное и толстое данное богом превосходство над пешими воинами и многим поотрывали с корнем. Настолько зло они это сделали, что оставшиеся в живых тяжелые всадники бойко засобирались по домам. Но тут подоспел король, который оказался даже злее шотландцев. Как мудрый правитель, Эдичка стремительно раздал ободряющих лещей, привел в чувство паникеров и подтянул пехоту.

Теперь засобирались в путь уже шотландские рыцари. Ну собственно действовали по плану. Пока англичане будут грызть шотландскую пехоту, доблестная шотландская знать могла сбежать и сохранить тем самым себя для борьбы.

Но злые языки, конечно, говорят мол, просто с высоты коней феодалы Шотландии разглядели, что оказывается 6 000 шотландцев против 25 000 англичан — это не тот расклад, какой они планировали.

Так или иначе, конная знать шотландцев скрылась в лесу, оставив пехтуру расхлёбывать то, что во многом сама и заварила.

Пешие «англичане» с разбегу воткнулись в шотландцев, но, внезапно, там стало больно. Нестерпимо больно. Битва была очень кровавой, при чем, в первую очередь для англичан. Вернее для того сброда из которой состояла армия Эдуарда. Короче, победа была не очевидна.

И вот тут, надо сказать, шотландцам просто не фартануло.

Не смотря на то, что шотландцы первые смогли снять, а вернее сбить тяжелыми ударами секир, венец непобедимости с тяжело вооруженного феодального ополчения, им попросту не повезло в том, что против них было много валлийцев. Шотландцы не смогли как следует окрепнуть и развить свою тактику — хотя были на пути к этому. Обрасти доспехами, развиться в баталии — как очень похожие на них швейцарцы. Но увы, у валлийцев было много луков.

Большие луки, пускающие тяжёлые стрелы, показали удручающую эффективность против плотных масс пехоты. Раньше в исторических статьях (обычно английских) было принято показывать Эдуарда этаким коварным типом, у которого был хитрый план. Но мне кажется, эта его предусмотрительность удивила не только всех вокруг, но и его самого. Я там продирался через свидетельства очевидцев, так там больше расписывалось как храбрые англичане камнями закидали шотландцев.

Конец был прост и ужасен:

«Под натиском превосходящих сил шотландские стрелки тотчас рассеялись, а всадники отступили, не пытаясь вступить в бой. Тогда рыцари обрушились на колонны копейщиков, но не могли проникнуть через густой лес выставленных против них копий. Эдуард отвел рыцарей назад и приказал своим стрелкам открыть стрельбу по сомкнутым колоннам шотландцев; их поддерживали копейщики, которые подбирали полевые камни и метали их в беспомощную массу. Вскоре рыцари прорвали их отряды, ослабевшие настолько, что не в состоянии были оказывать никакого сопротивления, после чего началась повальная резня.»

И все же многим шотландцам удалось уйти — лес был рядом. В числе прочих и Уильяму Уоллесу. Но это, несомненно, был сокрушительный разгром. Шотландия потеряла армию, а новую взять было не откуда, на долгое время сопротивление Шотландии было сломлено.

Потери по битве сильно разнятся, в английской версии википедии толерантно указывается в 2 тысячи человек с каждой стороны, но большинство склоняются что шотландцы потеряли 4 тысячи. Это, кстати, укладывается в мои выкладки о том, что, просто по определению, проигравшая армия теряет, как минимум, в два раза больше людей. И все же, потеряв две третьих своей армии, шотландцы дали англичанам бой, и бой очень кровавый. А главное, они вынесли из этой битвы осознание того, что даже находясь в меньшинстве они могут бить англичан. Ну а чуть позже (после пары кружек) все сошлись на том, что вообще проиграли они, только потому, что их предала конная знать (многие из баронов и рыцарей сражались в пешем строю). И кланы, которые были верхом и скрылись в разгар битвы, за это серьезно поплатились.

После битвы последует несколько лет страшного геноцида против шотландцев, в процессе поймают Уильяма Уоллеса. Затейники англичане его повесят, выпотрошат, четвертуют, оскопят — при этом он оставался жив до самого конца процедуры. Действительно, заплечных дел мастера, не поспоришь.

Шотландцы извлекут из этой битвы уроки, и следующее большое сражение, где их врагом будет уже Эдуард II, окажется масштабной резней английской армии.

Потому что фридом, факен бритишь!

Расстрел около Креси. 26 августа 1346 г

Сегодня расскажу о битве при Креси. Как всегда, растекусь мыслью по клавиатуре, и мысью по древу, разжую вкусное, открою сокрытое и покажу не показанное, ну и, пожалуй, помогу вам сформировать мнение. Читайте с удовольствием будет интересно.

Знаменательно это сражение тем, что именно оно часто ставилось раньше как пример начала заката рыцарской конницы. Сейчас взгляды историков сильно изменились, благодаря многим интересным фактам вскрывшимся в последнее время благодаря многочисленным реконструкциям.

Стороны:

То, что известно о самой битве можно прочитать и на википедии, в пятистрочной выжимке, но вы тут не за этим. Поэтому давайте я все же немного расскажу чуть подробнее, с ретроспективой, с характерами и декорациями.

О действующих лицах.

Франция

С одной стороны, у нас армия Франции. Она почти эталон для армий средневековья, таких какими мы привыкли их видеть. Это рыцарские конные ополчения, контингенты ополчения городов и наемники. Скорее всего легкая конница с балкан — фуражиры и разведчики. Их не много. И много дорогущих наемных арбалетчиков из Италии. Формально всей пестрой кодлой руководит Филипп VI, на деле — сборище наиболее влиятельных (читай тех кто мог собрать больше воинов) магнатов. там вообще уже сложился круг людей, которые могли навязывать королю свои решения.

Но думать, что Филипп был этакой декорацией, будет не правильно. Это был сильный спортсмен (неоднократные достижения в художественной рубке и колке с коня на точность), ловкий интриган (пролез на трон приняв хитрый закон, и обойдя тем самым Эдуарда III, короля Англии), и бывалый полководец (разбил фламандское ополчение в битве при Касселе). Но ему приходилось всерьез считаться со своими вассалами. Собственно, тот же Эдуард III, формально был вассалом французского короля.

В бой они выходили одетыми примерно так:

Но в основном Филип известен благодаря своему шуту. Вот, пожалуй самое знаменитое из «деяний» короля:

Французский король Филипп VI собрал своих придворных и спросил, почему доходов от налогов поступает в казну все меньше и меньше. Придворные молчали. Тогда придворный шут взял кусочек льда, дал его одному из присутствующих и попросил пустить по кругу. Когда ледышка дошла до короля, в его руке почти ничего не осталось. Вот и вся причина! — заметил шут.

Вся армия выстроена вокруг рыцарских конных отрядов, которые являются основным видом оружие. Все остальные — второстепенны и подчинены.

Англия

С другой стороны, был Эдуард III, король Англии. И, положа руку на сердце, во врагах его иметь удовольствие из сомнительных. К тому времени когда короли встретились при Креси, Эдик пожил такую жизнь, что хватило бы на три сезона «Игры Престолов». Если пробежаться по верхам — унаследовал власть после свержения своего батяни. Батя — это тот который Эдуард II, и как многие помнят из фильма Мэла Гибсона, тот еще гомосексуалист.

Забавно, что маленький Эдик долго и умело прикидывался овцой — двуличный тип, на самом деле.

Он заставил отца отречься в его пользу, таким образом полностью узаконив себя. Восставшие бароны дали ему корону, рассчитывая на короля-вывеску, и первое время Эдик и правда прятался за юбкой мамы. После продолжительной подковерной возни, они постепенно удушили все конкурирующие силы на острове. А потом мамина корзиночка убрал сильные дома, которые его поддерживали, отстранил от власти мать и стал вполне себе грозным тираном.

Человек он был разносторонним, много думал, много делал. Создал армию, но об этом ниже, построил баронов, многих крупных феодалов сделал преданными сторонниками. Отпинал шотландцев, наказал ирландцев. Последнее впрочем так себе достижение, англичане их постоянно наказывали.

Так что, собственно он имел за спиной хороший тыл. И терки с Францией были этому дерзкому пацану даже кстати. Ну как кстати — да он к ним пять лет готовился.

Конфликт случился — если официально — на почве наследства. Мама Эдика приходилась сестрой предыдущему королю Франции, и когда король Франции умер, у него осталась беременная жена. На которой тут же женился уже знакомый вам Филлип VI. Жена почившего короля родила дочку, которая приходилась Эдику племянницей, и по идее наследовала трон. Но тут протаскивают «салический закон», которым запрещает наследование по женской линии. Вообще там сложнее чуток, салический закон провел Филипп №5, а не №6, а между ними был еще один король Карл №4, но от этого суть не меняется — обычные аристократические деликатные делишки.

Поэтому с одной стороны Эдик как старший в семье, должен был взять на себя заботу о племяшке и всячески помогать ей с Францией, но законы изменились. С другой стороны его племяшку вообще обидели, фактически лишив наследства, что тоже не могло не задеть сердце любящего дядюшки Эдика.

Или, как утверждают злые языки, он сам претендовал на трон Франции как прямой по матери внук Филиппа Красивого ( кстати, внешне был почти копией деда. но я в это не верю — он просто беспокоился о простых людях.

Отсюда и конфликт.

Ну и главное — Англия тогда был островок так себе. Откровенно на любителя. А у Английских королей было владение на континенте, Аквитания. Так вот эта Аквитания, иногда приносила английской короне доход в 8 раз больший чем вся остальная Англия. А во франции таких вкусных провинций было еще много. Что конечно крайне несправедливо.

Несмотря на то что в Англии сильно идеализируют Эдуарда III, (он, например, заставлял знать говорить на английском, хотя бы в суде и парламенте) я думаю что если бы он победил в той войне, Англия была бы придатком континентальной Франции, со смешным суржиком.

Сами феодалы с той и с другой стороны были похожи на своих королей. Обычно говорили на французском, часто были в родстве.

А вот пехотинцы резко отличались. Одни, которые за англичан, большей частью были валлийцы, и говорили на гэльском. А те которые французы — в большинстве наемники — итальянцы с арбалетами, и фламандцы.

Плюс, и с той, и с другой стороны — гарнизоны городов. Куда, в длительный поход, разумеется вытолкнули тех кого не жалко.

Вот такой пестрый сброд, сошелся у лесополосы во Франции, чтобы разрулить все по понятиям.

Как я говорил, к войне в Англии готовились. Очень по феодальному, конечно. В 1344 году к военной службе привлекли всех свободных граждан с доходом от 5 до 1 000 фунтов. 5-фунтовое поместье должно было выставить стрелка, 25-фунтовое — солдата.

Новые правила едва не вызвали бунт, от которого спасла лишь громкая победа при Креси.

Предыстория битвы.

Немного утомительной логистики, но это поможет вам лучше понимать состояние людей перед той дракой.

Первое что вам надо знать, если вы хотите понимать за войну. Воюют люди обычно совсем не за то, за что призывают воевать в наше время. Есть сильные мотиваторы, первый из них конечно патриотизм (в реалиях средневековья это если вас, и всех кто похож на вас, собираются уничтожить физически и культурно), но второе место, до сегодняшнего дня, прочно удерживает личная выгода.

Поэтому после того как Эдуард формально ввязался в войну против Франции, он просто её старательно грабил, пользуясь слабостью французского флота.

Удивительный факт — первые десять лет Столетней войны не было ни одного крупного сухопутного сражения. Мелкие стычки между передовыми отрядами можно было назвать разведкой боем, а долговременные осады городов больше изматывали и деморализовывали солдат.

В 1346 году Эдуард III начал готовиться к новой крупномасштабной компании во Франции. 24 июня отряд англичан высадился во Фландрии, для того чтобы отвлечь туда часть французских сил.

28 июня 1346 года английская эскадра в составе около 750 судов отплыла из Портсмута. На кораблях было около 10 тыс. человек, во основном английские лучники.

Местом высадки Эдуард III выбрал Нормандию и 12 июля 1346 г. английский флот встал на якорь у французского берега к югу от городка Сен-Ваас-ла-Уг.

Через пять дней, выгрузив весь провиант и лошадей, армия во главе с королём двинулась на восток, к Руану и придерживаясь берегов Сены выйти к Парижу. Двести самых крупных кораблей сопровождали армию вдоль берега.

Пока англичане медленно продвигались в глубь страны, грабя и сжигая на своем пути города и замки, французское правительство спешно стягивала свои войска в Нормандию.

Трудно сказать, что планировал Эдуард на самом деле, но все склоняются к тому, что он планировал дальний грабительский рейд.

Итак, англичане начали вторжение во Францию с севера. После чего, одновременно, активизировали военные действия на юга-западе. Это совершенно сбило с толку французского короля, который ни как не мог выбрать место сбора армии. Назначив местом сбора Руан, он 31 июля прибыл в город и на следующий день перешел Сену, готовясь к сражению с англичанами. Но через несколько дней французская армия вернулась в Руан и было принято решение защищать рубежи Сены.

Мост у Руана был сломан, а остальные четыре моста через Сену укреплены. Филипп VI стал концентрировать все силы на Сене, отзывая войска с севера и с юга.

Англичане не сумев захватить мосты двинулись дальше и 12 августа были уже в 30 км от Парижа. Не рискнув принять битву на южном берегу Сены, Филипп решил ждать англичан в Париже. Тем временем англичане навели переправу и стали переправлять свои войска на северный берег. Посланный атаковать переправу отряд ополченцев был уничтожен англичанами и на этом, план по защите Сены провалился.

Французский король направил Эдуарду III вызов на битву и 15 августа французские войска стали переводиться через Париж на юг и строиться для боя.

Ну вы же понимаете — рыцарство, благородство, дамы сердца.

Однако вместо того, чтобы двинуться к назначенному месту битвы, англичане 16 августа сломали за собой мост и двинулись на север. Как я понимаю, тяжело груженые барахлом. Филипп стремительно двинулся вслед за англичанами, делая по 40 км в сутки и рассчитывая настигнуть их, и соединится с другой французской армией стоящей на реке Сомме.

Когда 21 августа Эдуард III подошел к Сомме, она оказалась всюду непроходимой, все мосты были сломаны или сильно укреплены, все броды через реку были заняты французскими войсками.

Англичане все же попытались форсировать Сомму в брод, но понесли большие потери и были отброшены. 23 августа французская армия вышла из Амьена для решающей битвы, но Эдуард снова предпочел уклониться, двинувшись на запад к морю. Французы стали его преследовать и «зажали» армию в угол между морем и Сенной.

Однако в последний момент английская армия ускользнула из ловушки, перейдя реку в брод и отбросив не ожидающий атаки французский отряд.

За полтора часа вся английская армия с обозом перебралась через Сомму. Начавшийся затем прилив помешал основной французской армии, шедшей вслед за англичанами, пересечь Сомму тем же путем.

Если в двух словах — Эдуард оказался почти в ситуации Уильяма Уоллеса перед битвой при Фолкерке. Jн убегал от превосходящей его армии с многочисленной тяжелой конницей, таща с собой повозки с награбленным и возы со стрелами. Французы точно знали где он, и уверенно нагоняли.

Несмотря на все усилия, Эдуард III оказался вынужден принять бой.

Диспозиция сторон.

Вечером 25 августа англичане пройдя через лес Креси заняли удобную позицию на пологом холме близ римской дороги из Амьена в Кале и стали готовились к битве. Они заняли позицию на продолговатой высоте, которая имела пологий скат в сторону противника. Крутой обрыв и густой лес надежно обеспечивали их правый фланг. Для обхода левого фланга французской армии потребовалось бы осуществить утомительный фланговый марш.

26 августа англичане после утренней мессы не спеша построились и стали ждать французов.

Эдуард III занял наблюдательный пост на мельнице на вершине холма, рядом в круг были поставлены повозки с запасами стрел. Ниже по центру шел горный кряж с тремя террасами. Всем рыцарям Эдуард приказал спешится и вместе с копейщиками и занять оба фланга ниже по склону. Правым флангом командовал принц Уэльский (сынку, титул традиционно дается наследнику), а левым графы Арундел и Нортгемптон.

На флангах тяжелой пехоты выстроились в три клина отряды лучников, а в центре еще один отряд лучников соединил оба фланга. Сзади и ближе к центру стоял резерв под командованием Эдуарда. Тактика англичан изначально предусматривала глубокую оборону, ядром которой были лучники, а рыцари могли поддержать лучников в случае, если враги смогут добраться до них по склону горы.

Точная численность англичан не известна, по разным источникам она составляло от 8500 до 13000 человек. Кроме этого англичане имели в своем распоряжении несколько пушек, которые были больше экспериментальным оружием. Перед фронтом фланга принца Уэльского были вырыты волчьи ямы. Слева англичан защищал лес Водикур, а справа — лес Креси. Названия красивые, как из сказки.

В девять утра Эдуард объехал ряды своих войск, подбадривая воинов.

Интересно бы узнать, как именно. Понятно, что о свободе и равенстве королю орать как-то не к лицу. Скорее всего сулил повышение и годовые бонусы по окончанию проекта. После этого англичане позавтракали (хочется дописать «попили чай», но я сдержался), а затем легли на землю, чтобы быть более свежими к моменту битвы.

Армия Филиппа VI после рассвета выступила из Абвиля, намереваясь отрезать англичанам дорогу на север.

После полудня король получил первые сведения о расположении англичан и выдвинул к Креси разведку, которая составила подробную картину по противнику.

Когда передовые французские отряды были уже в пяти километрах от противника, король отдал приказ остановить войска и строить полевой лагерь. Передние ряды остановились, но задние не получив ясных указаний продолжили движение.

И вот тут то и начинается разница между армиями. Строго говоря у англичан не было особенных отличий в дисциплине, пожалуй у них было больше опыта в крупных компаниях, и оттого устоялись некоторые скорее традиции, чем полевой устав. Управлять толпой англичан было не в пример легче, чем толпой французов. Особенно если это дерзкие и четкие рыцари, которые так и норовят продемонстрировать свое родство, показать какой он вообще красавчик, и прочие красные мокасины. Короче двигались они очень бестолково, кто как хотел, по дороге устраивали разборки, и слушались только очень родовитых представителей знати. Да и то, пока те могли проконтролировать свои приказы. Когда же потребовалось совершить какой никакой маневр, а именно встать лагерем — французская армия провалилась в хтонический хаос.

Последние исследования оценивают численность французской армии при Креси в 20–25 тысяч, включая 12 тысяч тяжелой конницы. Совсем недавно называлось число в 6000 наемных генуэзских арбалетчиков — но сейчас уже 2 000 арбалетчиков, благодаря дотошным исследованиям одного печально известного Соколова. Думаю и конницу можно на три поделить, но пока доказательств нет. Конечно, вышеприведенные цифры относятся только к боевому составу армии.

Армия Филипа явно была посвежее, к тому же обладала высоким боевым духом. План Филипа был прост и потому красив:

Вынудить англичан покинуть удобное для обороны место, после чего либо рассеять её в преследовании, либо стоптать массой тяжелой кавалерии в поле.

Битва:

У французов был неоценимый опыт масштабных лещей от тяжелой пехоты на укрепленных позициях — во Фландрии. Но ко времени Кресси они, как им казалось, нашли противоядие. Генуэзцы, с павизами и арбалетами. Павиза — тяжелый щит, который можно воткнуть в земю и спрятаться за ним. Как вариант, можно было нести на спине (Так вот откуда дверь в окопах УС2 Михалкова. И вправду изучал источники, тока даты слегка перепутал), и позволяла просто отворачиваться и перезаряжать арбалет даже под огнем противника.

Генуэзцы показали себя хорошо, с помощью них уже были разбиты фландрийцы.

Вот кому-то пришла светлая идея, что пока все палатки ставят, генуэзцы могут и пострелять.

Параллельно, крупные французские феодалы организовались в отряды, и начали готовить атаку на англичан. К ним присоединялись другие всякие горячие головы. Филип не отдавал такие приказы, да и вообще похоже слабо влиял на поведение своих войск.

Даю выкопировку описания битвы — на данный момент это общепринятая картина той битвы. В скобках — мои комментарии.

'Флилипп, видя что сражение неизбежно, кое как перегруппировал войска и приказал генуэзским арбалетчикам выдвинуться вперед и атаковать передовые порядки англичан. (Генуэзцы были без павез, уставшие, голодные и мокрые. Павезы были в повозках тянущихся в конце обоза. Но их заставили выдвинутся к англичанам угрозами. То есть буквально погнали их под английские стрелы. Подгоняли остриями копий. Генуэзцы, напомню, без защиты.)

Арбалетчики устали от почти тридцатикилометрового марша по жаре, к тому же заходящее солнце светило им прямо в глаза. В это время разразился сильнейший ливень и из-за намокания тетивы дальнобойность арбалетов резко снизилась. В данных условиях дальность стрельбы луков, которыми были вооружены англичане достигала 250 м, в то время как арбалетов — только 150 м. (спорное утверждение, но это не так важно)

И поэтому, как только генуэзцы приблизились на расстояние досягаемости английских луков, англичане стали их осыпать градом стрел. Не имея защитных щитов и доспехов, генуэзцы растерялись и в их рядах возникла сумятица. Когда же выстрелили английские пушки — ими овладел ужас, и они обратились в бегство. Но они столкнулись с рыцарями, которые пошли в атаку, сминая генуэзцев. (Арбалетчики отступили похоже не в первый раз, толпой ломясь к королю, за справедливостью. Один из источников утверждает, что они пытались прорваться к шатру Филипа, крича «Мы хотим говорить с королем!». Но кто их будет слушать, пехотную мразь? А ведь по нашим меркам, эти генуэзцы были довольно богатыми людьми.)

А английские лучники продолжали уже обстреливать тяжеловооруженных всадников. Сражение продолжалось непрерывными атаками французских всадников, которые бросались вверх по склону, где их ждали спешившееся английские рыцари.

Каждую атаку французов, англичане встречали градом стрел, который вносил замешательство в ряды нападающих. Многие рыцари теряли лошадей, и были вынуждены оступать, мешая передвижению вновь наступавшим. Неспособных подняться, в промежутках между атаками добивали валлийские копейщики. Те же кто достигал английских порядков — погибали от рук более свежих и многочисленных воинов. (Я уже упоминал этот момент — неоднородное войско атакует врага частями. Даже строй длинной в пару десятков метров не сталкивается одновременно по всему фронту. Кто-то отстал, а кто-то не стал. Дерутся из сотен людей, зачастую всего пара десятков психов, остальные ждут возможности сбежать. В феодальных армиях рыцари и были такими психами, поэтому и были непобедимы, а пехота не играла роли. Но англичане смогли создать условия, когда в битву вносит вклад каждый. Так, например, атакуя разрозненными отрядами, а не одновременно все вместе, французы попадали под обстрел сразу пары тысяч английских лучников. И делали это по очереди.)

Предполагается, что в сражении при Креси английские лучники выпустили примерно 500 тыс. стрел. На протяжении всей битвы англичане не пытались перейти в контрнаступление, оставаясь неподвижно на своей позиции. До темноты французы совершили 15 или 16 атак. Основной удар французов пришелся по правому флангу англичан, на помощь пришли солдаты графа Нортгемптона и французы были отброшены. Эдуарду даже не пришлось вводить в бой свой расположенный в центре резерв. Король Филипп VI также пытался участвовать в атаке, но два коня были убиты под ним стрелами и сам он ранен в лицо.

Картинки изображают битву, конечно, иначе. Ну это английская традиция. Тонкая коричневая линия, все дела.

Около полуночи французские рыцари окончательно прекратили уже бессмысленные атаки и покинули поле боя. Англичане не стали их преследовать и при свете костров и факелов стали праздновать победу. На следующий день, в воскресенье 27 августа, Эдуард III послал 500 всадников и 2000 лучников искать остатки армии французов. Эти поисковики натолкнулись на только что подошедшую городскую милицию Руана и Бове, еще не знающую о поражении предыдущего дня. Городские ополчения были легко разгромлены англичанами, устроившими преследование и резню по всей округе.

К полудню все боевые действия завершились и английский король послал герольдов пересчитывать убитых французов.

Среди англичан потери составил 40 латников. Точные потери лучников и копейщиков неизвестны, но судя по всему они были невелики.

Возле английских позиций были найдены тела 1542 французских латников и сквайров, из них 11 французских графов и герцогов — пленных англичане не брали.

Сколько погибло простых пехотинцев, неизвестно, но вероятно около 2000 человек. Французы свалили всю вину поражения на генуэзских арбалетчиков. Филипп VI после прибытия в Амьен отдал приказ устроить резню генуэзским «предателям». Многие из них были убиты прежде чем гнев короля остыл.

Последствия.

Несмотря на то, что французы потеряли в этой битве всего около 10% состава своей тяжелой кавалерии, а это меньше потерь англичан за всю кампанию, тем не менее это оказался очень болезненный разгром.

Все эти выделенные отдельной строкой графы и прочие именитые личности не случайны. В современных реалиях, это как если бы в конфликте на Украине, в течении короткого времени было убито треть министров, половина олигархов и депутатов, и множество крупных чиновников вроде меров и генералов. А сам Порошенко ранен. (А вы про какой конфликт подумали? Статья писалась в 2010-х )

Политические последствия были очень серьезны. Если это и не бросило Францию на колени, то только потому что Эдуард III не смог удачно воспользоваться плодами победы.

Анализ битвы.

Можно заметить, что современные историки очень скромно оценивают роль лучников в сражении. Это конечно если вы читали очерки еще хотя бы десятилетней давности. На протяжении добрых сотни лет, практически всего 20-го века, длинный лук представал в образе этакого убер оружия, прошивающего рыцаря на вылет.

Вообще да. Лук это страшное оружие. В интернетах этих ваших полно видео от охотников с луками. Блочный лук — прошивает медведя насквозь.

Но лук был знаком и французам, да и всему остальному миру, хоть японцу, хоть полинезийцу, хоть негру из глубины Африки. Но другое дело, что он обычно играл в крупных войнах больше вспомогательную роль. Просто англичане его применили массово и умело.

Французы были тоже не дураки и подготовились к встрече. Их рецепт против английских луков — масса кавалерии и генуэзские арбалетчики. Генуэзские арбалетчики были профессионалами и их найм обошелся французской короне в разы дороже, чем лучники уэльса англичанам. Даже при том что Эдуард во многом еще и снарядил своих лучников за свой счет.

В быту были чемпионы по стрельбе из лука или арбалета. Телль во Франции (и Швейцарии), Гуд в Англии — но массовые армии лучников явление для которого нужны предпосылки.

Во-первых — сами люди. Для того чтобы овладеть луком нужны ежедневные тренировки и хорошее питание. Что предполагает наличие у лучника земли, слуг (арендаторов, крепостных) и свободного времени. Это автоматически делает лучника членом привилегированного сословия, а значит он скорее всего будет всадником, и соответственно упражняться будет с другим, более престижным, оружием.

Но англичане захватили Уэльс, где расслоение общества еще не зашло так далеко и поэтому был своеобразный средний класс, которым на коня и броню денег не хватало, но время на тренировки было. И были традиции стрельбы из лука.

Во-вторых — производство.В реалиях средневековья, все делается долго. Многие люди слышали о знаменитых составных японских луках, чей цикл производства составлял пять лет. Так вот, обычный тисовый английский лук делался порядка трех лет. Это не считая того, что тис из которого его делали, обычно привозился из Испании.

Примитивные технологии компенсировались тщательностью обработки, и хитрыми ухищрениями вроде осторожного высушивания, сложными последовательными, почти обрядовыми ступенями подготовки и заготовки. То есть, при всем желании, вы не можете «наклепать» новых юнитов. Да что там, даже распространеннейшая броня — что-то вроде стеганой душегрейки с покроем как у халата — и то оказалась неподъемной сложностью для английской короны. Эдуард и заказывал их крупными партиями, и скупал безотказно, и довольно дорого. Купил около четырех тысяч. Больше просто не смогли наделать. Хенд мейд, каждая телогрейка — дизайнерский товар. Любопытно, что она похоже, защищала лучше чем кожаный доспех.

Во время и после Столетней войны французские короли все же смогли создать себе корпус «Королевских Егерей» — среднюю и тяжелую пехоту, вооруженную сильными боевыми луками и в доспехах. Но так и не смогли её использовать с заметным результатом.

С другой стороны, кольчуга с поддоспешником всегда была хорошим аргументом против лука. Да еще и после Креси запустился виток «гонки вооружений» — очень быстро появились пластинчатые доспехи, забрала и прочие кунцкугели и бригантины, что сделало и без того достаточно трудное в использовании массовое метательное оружие, почти бесполезным.

Сам французский король, являясь по совместительству одной из наиболее хорошо вооруженных боевых единиц, три раза ходил в атаку на англичан. Два раза под ним ранили лошадь, и ему пришлось вернуться. В третий раз он подъехал достаточно близко, что бы ему сумели засандалить стрелой прямо в величественную рожицу. Это его успокоило, и он засобирался домой.

Характер ранений показывает, что наиболее уязвимое место рыцаря, помимо гигантского самомнения, это его лошадь.

Гнусные англичане не стеснялись стрелять по дорогущим лошадям, реагировали на команды, и потому могли сосредоточить тысячи стрелков на атакующих в разнобой группах рыцарей. Ну, и наконец, прямо по заветам Уильяма Уоллеса, не хотели как честные люди умирать под копытами коней, а трусливо прятались за волчьими ямами и часто вбитыми кольями.

Помимо проблем командования у французов, второй основной причиной английской победы современные историки считают превосходство лучников над арбалетчиками в полевом бою. Следует подчеркнуть, что ранее таких массовых дуэлей лучников и арбалетчиков не было, к тому же в столь благоприятных для лучников условиях (их положение на холме и спиной к солнцу; отсутствие у арбалетчиков щитов-павез; ливень, ослабивший тетивы арбалетов, которые было невозможно заменить в полевых условиях). Прежде имели место только скромные столкновения в периферийных регионах (Морле, Оберош), не привлекавшие к себе особого внимание на фоне более ярких последующих событий. Филипп VI не мог знать заранее, что арбалетчики окажутся столь бессильны, тем более этого не могли знать остальные рыцари и командиры, чей кругозор не выходил за пределы северной Франции. Филипп VI вербовал арбалетчиков в беспрецедентных прежде масштабах среди наиболее умелых профессионалов того времени, тратил на них большие деньги. Выдвижение их вперед в битве при Креси представлялось вполне разумным делом: именно такой обстрел вынудил вражескую пехоту перейти в наступление в битвах при Мон-ан-Певеле (1304 г.) и Касселе (1328 г.), покинув сильные оборонительные позиции и подставив свои фланги под удары тяжелой французской конницы. Однако при Креси этот номер не прошел: как пишет флорентийский хронист Виллани, пока арбалетчик один раз перезаряжал свой арбалет, английский лучник успевал выпустить три стрелы. Обычно пишут, что скорострельность арбалета — 4 выстр./мин против 10–12 для лука; следует иметь в виду, что темп 4 выстр./мин может развить только маломощный арбалет, перезаряжаемый при помощи крюка и стремени и уступающий по дальнобойности длинному луку, мощный арбалет с воротом имеет скорострельность не более 2 выстр./мин. К этому надо добавить в 2–3 раза большую плотность построения лучников за счет вертикального положения лука при стрельбе.

Приходится сделать вывод, что поражение французской армии при Креси было предопределено, несмотря на ее численное превосходство и высокий боевой дух. Разумнее всего для французов было бы не вступать в сражение 26 августа, а отсечь англичан от границы с Фландрией и брать их измором, одновременно посредством маневрирования принуждая к бою на открытой местности и во встречном бою, не давая им времени и возможности выстроиться оптимальным образом. Однако такая тактика требовала большой выдержки и твердой власти командующего, в конкретной психологической обстановке 26 августа она оказалась невозможной. Глубинные причины французского поражения следует искать в рыхлости и неуклюжести французской военной организации того времени: хотя отдельно взятые рыцарские отряды могли обладать высокой боеспособностью, сбор и развертывание всего ополчения занимали непозволительно много времени, что приводило к полной потере инициативы и позволяло противнику диктовать свои тактические условия.

Насколько же потеснило полупрофессиональное пешее английское войско рыцарскую конницу с полей сражений?

Ответ — незначительно.

Французы доказали это на примерах. Мне больше других нравится битва при Пате. Она произошла в 1429, через 83 года.

Вроде бы времени для оттачивания новой успешной тактики предостаточно.

Английская армия под командованиям столпа Английской военщины — Джона Тальбота (воевал к тому времени 12 лет, командующий всеми англичанами на материке, и вообще очень заслуженный человечище). Как полководец — без страха и упрека. Как человек — редкая сволочь, с проблесками странного.

Под его командованием не меньше 5000 человек, большая часть лучники.

Французская Армия — очередной сводный отряд, среди кучи знаменитых (читай знатных и богатых) людей присутствует Жанна Дарк, но влияния на командование не оказывает. Выполняет функции знамени и боевой пафосной музыки.

1500 кавалеристов.

Французы обнаружили англичан, и бросив пехоты и обозы, попытались напасть на англичан с ходу. Подкрались лесом, и атаковали по полю, застав англичан на древней римской дороге. К тому времени англичане воевали десятки лет, и их выучка, похоже, не уступала выучке римских легионеров.

Несмотря на всю внезапность, англичане успели развернуть авангард с лучниками, и укрепить его кольями. Под его прикрытием Тальбот сбил английскую армию в огромный «шилторн», с тяжёлой пехотой, спешенными рыцарями на краях, и стрелками в центре.

Французы обошли авангард, ударили с разных сторон. Рассыпались на связанные вассальными обязательствами группы, и как стая волков растерзали англичан. Некоторые проносились вдоль строя, убивая отбившихся, другие с разгона таранили плотный строй пехоты. И все это под дождем из стрел. Бой был крайне напряженный.

Результат — французы потеряли сотню всадников и около пяти сотен лошадей.

Английская армия разгромлена. Около 2500 убитыми, раненными и пленными.

Что подтверждает суровую математику средневековых военных аналитиков. Против одного конного воина, на поле надо иметь не менее пяти пеших.

Столетняя война не только не принизила боевые достоинства рыцарской конницы, но напротив, заставила закостеневших в своем явном превосходстве рыцарей совершенствовать себя, выводить лучших коней, требовать новых решений в технологии доспеха и вооружения. 1400-е период стремительного расцвета и развития армии феодальной знати. Но одновременно с этим, на арене войны, пока довольно робко, появляются профессиональные пехотинцы. Пока они не могут победить в поле тренированного убийцу верхом на боевом коне. Исключения — только когда удалось навязать бой в крайне выгодных условиях. Да и то, если армировать их рыхлую массу все теми же, пусть и спешенными, рыцарями.

Но, как скажут потом, все уже предвещало скорые изменения.

Битва при Баннокберне 1314

История, как сказал мой хороший друг, есть сборник боянов. Поэтому не буду пытаться делать интригу, признаюсь сразу и во всем.

В битве при Баннокберне, в 1314 г., король шотландцев Роберт Брюс и шилтроны шотландских пикинеров разгромили английских рыцарей Эдуарда №2 в ходе войн за независимость Шотландии.

Битва эта — логичное продолжение битвы при Фолкерке 22 июля (апреля) 1298 г. Столь же неприкрытое повествования про Фолкерк и Мэла Гибсона можно узреть тут же, в самой первой главе.

Сразу хочу оговорить, что информация по битве очень противоречивая, но сама битва важна для понимания истории военного искусства.

Противоречия касаются численности сил и потерь. Есть источники по военной истории, приписывающие англичанам чуть ли не стотысячную армию. Противоречия по расстановке перед сражением и по ходу битвы доходят до того, то ли англичане на второй день сражения уже перешли через ручей Баннокберн, то ли только еще переходили. То ли одна конница оказалась за ручьем, то ли там была (пришла?) пехота. В одном случае английские лучники делают обход с одного фланга, в другом случае с противоположного. Так что описание будет носить компилятивный характер на основании тех данных, которые кажутся более достоверными. Да ладно, что уж там, — кажутся данными. Кажутся мне.

Итак, король Англии Эдуард I, разбив Уоллеса в битве при Фалкирке, заимел себе ачивку «молот шотландцев» и «утихомирил на века» огнем и геноцидом Шотландию. Вековая стабильность не продлилась и десяти лет, и вот уже избранный королем Шотландии Роберт Брюс, несмотря на все свои заверения в лояльности, потихоньку подленько освобождал свою страну от англичан.

В Англии к власти пришел просвещенный (темной стороной) новый король Англии Эдуард II. Таланты его лежали в плоскости мебельной. То есть был он любитель определенного выбора среди двух стульев, однако и другой вариант все же попробовал. Но потом. С фатальными для себя, как вы понимаете, последствиями.

Если честно, претензий к нему, как к человеку, особо нет — ну, брал от жизни все, осыпая красивых юношей из своей свиты подарками, титулами и землями. Да и вообще был веселый положительный и щедрый пьянчужка. Плохо то, что нудные обязанности короля в виде управления государством и умения вести войну — старательно игнорировал.

Но в 1314 году он был вынужден выступить в поход для снятия наглой блокады в конец охамевших шотландцев с замка Стерлинг. Гнусненький Роберт Брюс вышел навстречу англичанам.

Как видят себя шотландские горцы в этой битве:

Как они выглядели по мнению историков:

(На картинке изображен галлоглас — шотландский наемник на службе у ирландских королей.)

СИЛЫ ШОТЛАНДЦЕВ

Показания очевидца. Некий Фруассар оставил после себя внушительный талмуд, отрывок из которого я приведу, поскольку там Фруассар компилирует рыцарскую мудрость о шотландцах:

«Шотландцы — народ храбрый и привычный к войне. Когда они делают свои набеги в Англию, то проходят без остановки от 20 до 22 лиг, как днем, так и ночью, ведь кроме пеших обозников, все они передвигаются на лошадях. Рыцари и оруженосцы едут на хорошо снаряженных крупных конях, простые воины — на маленьких лошадках. Из-за наличия гор, которые им надо пройти, чтобы вторгнуться в Нортумберленд, багажа они с собой не возят. Не возят также никакой провизии — ни хлеба, ни вина, поскольку, во время войны, они придерживаются трезвости и могут долгое время есть полусырое мясо без хлеба и пить речную воду без вина. Поэтому у них нет надобности в котелках и сковородках, так как, поймав скотину, они обертывают ее мясо в шкуры, и будучи уверены, что достанут достаточно скота в той стороне, куда они вторгаются, они и вовсе ничего с собой не носят. Под боковинами своего седла, каждый из них везет широкую металлическую пластину, за седлом — небольшую сумку с овсянкой. Когда они едят столько много сырого мяса, и их желудок кажется им слабым и пустым, они устанавливают эту пластину над огнем, замешивают воду с овсянкой, и когда пластина разогреется, кладут не нее немного теста, и пекут тонкие хлебцы, наподобие крекера или бисквита, которые и едят, чтобы согреть свои желудки. Поэтому неудивительно, что они совершают дневные переходы более длинные, нежели другие воины.»

В общем, это типичный нарративный источник. Во первых, есть острое желание подумать, что передвигаются шотландцы «без котелков и прочих удобств» не в силу врожденного стоицизма, или впитанного с молоком матери острого чувства скромности, а по причине банального отсутствия сих полезных девайсов в меню выбора экипировки. Нет, ну серьезно, насколько может затруднить передвижение всадника взятая с собой сковородка, если ты и так таскаешь железяки? Тем более что, судя по существованию «обозников», шотландцы даже телеги с собой возили. Впрочем, последнее, как мне подсказали в комментариях, не факт. Возможно «обозники» должны были обзавестись телегами в процессе забега по английским землям.

Да и называть клановую знать рыцарями и оруженосцами я бы, например, постеснялся. Лично мне кажется что парни просто долгое время воевали с англичанами в стиле «бей и беги», причем бежать надо было с ворованными овцами под мышками, от того и выработали определенный стиль передвижения. Но где я, и где благородный сер. Поэтому оставляю на ваше собственное усмотрение то, как должен выглядеть средневековый шотландский стартап по быстрому обогащению за счет англичан, и насколько полезна для желудка диета из сырого мяса и воды из лужи.

А вот по армии у нас есть не только нарративные, но и кое-какие более серьезные источники, вроде численности гарнизонов, платы и т. п. С высокой вероятностью, шотландцы располагают примерно 8-ю тысячами пикинеров, с двенадцатифутовыми пиками, в легких доспехах, с небольшими щитами.

Пикинеры строились в глубокие построения — шилтроны, удобные для отражения конных атак, но, как узнал Уоллес, слабо защищенные против лучников. Шилтроны, набранные из лоулендеров, были хорошо обучены и достаточно маневренны. Лоулендеры — типичное средневековое ополчение. Несмотря на отчаянные попытки современных авторов выставить это неким «крестьянским» ополчением, мы с вами должны понимать, что каждый такой пикинер, в пересчете на наши деньги — богатый человек, с хорошим доходом. Железо, которое он несет на себе, стоит не меньше чем сейчас броневичок, если в пересчете на овец. У каждого лоулендера — свой бизнес, который дает работу минимум десятку людей. Есть свидетельства что батраки тоже могут впрягаться в эти разборки, но и в таком случае заработать на шлем или копье им светит только лет через пять. Это если не влезая в ипотеку. Поэтому, если среди лоулендеров и есть «простые крестьяне», то это профинансированные спортсмены.

Среди шотландцев были и хайлендеры — горцы и островитяне Ога МакДоналда. Эти ребята как раз в стиле Дункана Маклауда, и отважного сердца. Дикие, необузданные и с большими. Дрынами, я имею в виду — высоколендцы любили всякие, жутковатые на вид, двуручные человекорубки. Возможно компенсировали — холодно же там.

Источники приводят разное количество шилтронов. То ли три, то ли четыре шилтрона, возглавляемые сэром Томасом Рэндольфом, Эдуардом Брюсом — братом короля и сэром Джеймсом Дугласом. Сам король, по-видимому, возглавил четвертый отряд пехоты горцев. Заманчиво предположить, что всего отрядов пехоты было четыре, но только три из них шилтроны пикинеров. А четвертый отряд горцев и островитян был вооружен по-другому. Были у шотландцев и свои лучники, в небольшом количестве.

Скорее всего (https://vk.com/public18231566?w=wall-18231566_9951), на тот момент шотландцы не использовали длинные луки. Уделять внимание лучникам шотландцы стали позже. Конница шотландцев составляла 400–500 человек, под командованием маршала Шотландии Роберта Кейта. Есть мнение, что это была легкая конница на пони. И это мнение дергает меня за седалищный нерв, но об этом позже.

Будем историчными, снова растормошим Фруассара. Он описывает немаленький, но приграничный поход, поэтому численность шотландцев и до 50 000 не дошла — на деле их видимо было примерно в 10–50 раз меньше. Помните эту особенность средневекового воиноисчесления:

«Их армия состояла из 4000 латников — хорошо вооруженных рыцарей и оруженосцев, кроме того там было еще 20 тысяч человек, храбрых и мужественных, вооруженных по обычаям своей страны и ездящих верхом на маленьких лошадках, которых они никогда не привязывают и не укрывают, но спешившись с них по окончании дневного перехода сразу пускают их пастись на вересковых пустошах или в полях».

Всем историкам очевидно, что шотландские рыцари и латники были вооружены беднее англичан, но все же достаточно хорошо.

Теперь вернемся к пони. Возможность пони нести на себе в бою латников вызывает сомнение. На пони действительно сражались, например хобилары или позже, так называемая пограничная конница. Но все они были скорее исключениями из правил, потому и особо отмечаются. Пони любили использовать для передвижения, чтобы поберечь боевых коней.

Скорее всего на пони у шотландцев ехала пехота. Да, рубануть бегущего можно и с пони, но когда дело доходило до горячего, они спешивались. Я так думаю.

Примечание от читателя: Что шетландские, что шотландские пони — это сраные тяжеловозы на минималках. Этакий Сузуки Джимни среди коней. Шетлендский может тащить 2–4 своих веса. Но он довольно мелкий, и бойцы на нём вызывали ты гомерический хохот у противника.

А вот шотландский пони довольно крупная тварюка. Хоть и менее грузоподъемная. Может нести всего лишь массу, равную собственной. Но рост 130–145 сейчас, а по останкам их находили до 156 см (могу поискать источник, если интересно). В общем, тяговитая весёлая кобылка. Если учитывать, что шотландские, да и шетландские пони имеют добрый покладистый нрав, но одновременно известны тем, что на фермах порой заменяли сторожевых собак (забивали копытами волков и супостатов) — их использование в качестве боевых лошадок уже не кажется таким идиотизмом.

Итак, подытожим:

Конница (таки тяжелая, таки рыцарская) — 500 голов

Пикинеры — 8000

Хайлендеры с дрынами, вся рожа в краске (но это не точно) — от 2 000 до 4000.

Помните, это высшая граница численности — приписки, мертвые души, включение в боевой состав вспомогательного персонала вплоть до случайно случившихся поблизости левых людей на момент получения жалования — ситуация на которую часто жаловались в источниках и до, и после.

А вот именно тут, в самом конце, на сладенькое — кроме этих войск в шотландской армии присутствовало неизвестное количество крестьян ополченцев. Функции они выполняли, по всей видимости, обозные. Так же как за гоплитом шли два раба, которые несли его оружие и доспехи, а во время битвы бегали рядом кидаясь во врагов господина дротиками (или просто подобранными тут же камнями, по утверждению Аристотеля), так я думаю вели себя и шотландские батраки, что сопровождали своих работодателей. С поправкой на шотландский характер, конечно. Они часто кидались говном. Нет, я не шучу.

И что совершенно точно — армия Брюса имела высокий боевой дух и крепкую сплоченность.

Слева шотландские лоулендеры с пиками, справа английский рыцарь с недоумением на лице, ждет когда они уже побегут прочь в ужасе.

СИЛЫ АНГЛИЧАН

Рыцарская конница и латники 2000–3000 человек, значительную часть которых англичане потеряли в первый день сражения. Такой разброс, в треть, объясняется характером рыцарского ополчения — табор цыган против него образец организации. Пехота составляла 15000–17000 человек. В отличие от армий англичан Столетней войны, лучники не составляли в ней большинство. Также, в отличии от прошлого раза, против злых шотландцев на поле было только несколько тысяч лучников и копейщиков из Уэльса. Уэльсцы, которые могли поспорить говнистостью и злобностью с парнями Брюса, слишком дорого брали. Поэтому ушлые бароны согнали в армию дешевый сброд, часто действительно обычных крестьян, очень много, но за ту же цену. Можно утверждать уверенно: большую часть английской армии составляли английские ополченцы из северных графств.

При Эдуарде №2 в армии был разброд и шатание. Своим противоестественным поведением Эдик не мог смутить многое повидавших в долгих походах рыцарей, но вот власть он держал в лапках недостаточно цепко. Поэтому вместе с королем армию возглавляли граф Херефорд, граф Глостер и граф Пемброк. Которые, в общем, имели влияние различной степени тяжести на каждого отдельно взятого рыцаря.

Как результат — гордые парни, под которыми все, над которыми только Бог, очень быстро начали выяснять кто здесь папка, со всеми сопутствующими — шлялись где ни попадя, дрались с кем не надо.

Шотландцы расположили армию на небольшой возвышенности. Перед их фронтом протекал ручей Баннокберн, заболоченные берега которого шотландцы заботливо усугубили волчьими ямами и шипами против конницы. Правый фланг шотландцев был прикрыт лесом. Мимо левого фланга проходила дорога к замку Стерлинг.

Авангард англичан под командованием Херефорда перешел через реку. На хера — не ясно, видимо, чтобы покрасоваться перед своими. Или, что тоже не так уж редко бывало, чтобы защититься от нападений со стороны «братьев по оружию». В этот момент Роберт Брюс выехал вперед, чтобы лучше рассмотреть противника. Тут то английский рыцарь Хэмфри Бохэн, сын Херефорда, не упустил шанса остаться в истории. Увидев короля, Хэмфри стремительно атаковал его с копьем наперевес, по всему рыцарскому канону. Брюс к тому времени был уже мужик тертый, многое повидавший — он уклонился от копья и разрубил топором голову англичанину. Боевой топорик у него, кстати был не большой, а шлем и голова Хэмфри, несомненно, крепкими. Поэтому Брюс тут же, как мне кажется заслуженно, удостоился приза зрительских симпатий еще до начала сражения.

Ясное дело, остальные английские рыцари решили развить достижение покойного Хемфри и пошли в атаку. Сделали это по-феодальному. Раздроблено. Все то же самое можно будет увидеть потом, при Кресси.

Шилтроны, выставив пики, отбросили беспорядочную атаку английской конницы.

С левого фланга шотландцев, по дороге к Стерлингу, выдвинулся другой отряд конницы англичан под командованием Клиффорда. На его отражение Брюс направил шилтрон Рэндольфа.

Надо понимать, что ситуация была очень опасная. Шилтрон хорош на подготовленной позиции, а тут Рэндольфу пришлось её менять.

Кроме того, атака рыцарской конницы сама по себе — страшная угроза для армии. Когда в Лангедоке правили неправильных христиан, во время Альбигойского Крестового похода в 1213 случилась Битва при Мюре. В которой христианская армия в 1000 рыцарей, с помощью Господа, опрокинула и рассеяла от 20 до 40 тысяч клятых еретиков. Еретики были почти все пешими.

Но в этот раз бог был не на стороне англичан. Англичане не смогли прорвать лес пик, хотя очень старались. Накал страстей показывает тот факт, что командующий английским отрядом, сам Клиффорд, погиб.

Можно смело утверждать — в первый день сражения английские латники понесли значительные потери. Они не дождались подхода медленно бредущей пехоты и прекратили атаки. Армия англичан осталась ночевать на заболоченной местности, причем, по-видимому, конница расположилась на стороне шотландцев, а пехота с другой стороны ручья.

На картинке шотландцы, опять таки толпой, окучивают английского рыцаря. Картинка по археологическим данным, кстати.

ХОД СРАЖЕНИЯ

На следующее утро, пока англичане не успели построиться, шилтроны шотландцев атаковали англичан. Вряд ли хмурые шотландцы шли ровными рядами — по всей видимости они атаковали подобием плотной толпы, насколько это возможно, но это было существенный шаг вперед. Обычно пехота могла идти в атаку только этакой «пешей лавой». В лучшем случае — с вкраплением сыгранных команд, вроде команды викингского драккара. Тем не менее, англичане оказались не готовы. Конница англичан была дезорганизована, пехота не могла помочь своим, а английские лучники остались в тылу армии и не могли поражать шотландцев, как при Фалкирке. Английские рыцари, как и всякие рыцари, умевшие в противопартизанскую войну, быстро сориентировались (предвижу вопросы от людей нахватавшихся мифов про рыцарей — в группе есть видео, где значительно более поздний доспех надевают за пять минут) и контратаковали шотландцев. Отважно, безрассудно и бестолково.

Как и в предыдущий день, несмотря на все шансы и на то, что пехота не стояла на подготовленных позициях, рыцари вчистую проиграли рубку. Рубка, видимо, была страшная, — рыцари были смяты и отброшены, и шилтроны стали теснить англичан к ручью.

(Только посмотрите на эти одухотворенные лица. А ещё тут четыре лошади спрятаны…)

В этот момент небольшой отряд английских лучников попытался обойти фланг шотландцев со стороны дороги, чтобы начать обстрел крайнего отряда Дугласа. Это было тоже серьезной опасностью. В прошлый раз английские лучники помножили шилтроны на ноль, и Брюс двинул в дело своих рыцарей.

Никаких кольев, палисадов, холмов и волчьих ям перед лучниками не было, поэтому ничто не смогло помешать коннице их рассеять. Тем временем, сам Брюс во главе горцев присоединился к шилтронам, и англичане начали отступать.

Именно в этом месте Эдуард уронил в грязь геройское гейское знамя, что так высоко поднял Священный Отряд из Фив. Он в тупую побежал с еще толком не проигранной битвы первым, чем вызвал презрение всех геев в последующей истории и панику в войске.

Несколько рыцарей сопроводили его к замку Стерлинг, удерживаемому англичанами. В замок, правда, короля не пустили, поскольку, как вежливо объяснил комендант, после проигранного сражения Стерлинг все равно должен был капитулировать. В это же время шотландские крестьяне, ополченцы и обозники показались на виду англичан. Англичане, которые еще все же держали подобие строя, восприняли их, как подошедшую новую шотландскую армию и бросились в бегство.

Шотландцы упорно гнались за англичанами и с особой жестокостью расправлялись с бегущими. Они говорили, что ходили по Баннокберну и не замочили ног, так много мертвых англичан лежало в воде. Разгром англичан был полным. Война продолжалась еще несколько лет, но Шотландия была окончательно освобождена и договором в Нортгемптоне признана независимой от Англии.

Битва при Баннокберне глазами очевидца. Страничка из из Холкхемской библии, 1327—1335 годы

Надо сказать, что шотландскому королю Брюсу, конечно, во многом повезло. Повезло со злыми пехотинцами, повезло с вменяемыми рыцарями (отделу кадров на заметку: видимо, гирька в висок, прилетевшая предыдущему командующему кавалерией за неисполнение приказов, заметно дисциплинирует преемника), и в противники ему достался настоящий пид…с, в обоих смыслах этого слова.

И конечно, Брюсу серьезно повезло, что его не проткнул специально выращенный и обученный для этого Хемфри. Но исходя из своего жизненного опыта, хочу отметить, что везет обычно тому, кто и сам везет. Несмотря на скудность сведений и их неоднозначность, эту битву можно считать типичным примером большого проекта одного человека. Фактически, после двадцати лет напряженной работы, Брюс смог привести к успеху свою военно-семейную корпорацию, невзирая на объективно сложную рыночную ситуацию. Очень жаль, что такие сильные, целеустремленные личности не так часто оказываются на нужном месте в нужное время.

Битва при Моргартене. Огнестрел, кантон Швиц, и все все все

Вступление.

Толчок, данный сражениями при Фолкерке (1298) и Креси (1346), в гораздо большей степени лишил закованного в сталь рыцаря его властного положения, чем это сделало появление огнестрельного оружия. Но все же в 1300-х годах лавры побед венчали головы в первую очередь крепких швейцарских горцев. И именно швейцарцы заставляли врагов трепетать от одного только их имени (и питать к ним отвращение); и именно они серьезно повлияли на тактику и стратегию своего времени.

Со временем, стечение социальных, экономических и военных факторов, привело к системному кризису в Европе. И результатом этого стала буржуазная революция, а позже и абсолютное доминирование Европы в мире.

Конечно экономисты видят причины этого в экономике, социологи в социологии, я как любитель военной истории — в военной истории.

Правда, как всегда, где-то по середине. Но роль швейцарцев в частности, и профессиональных армий вообще, в запуске лавины, сметающей старые порядки и неузнаваемо меняющей политический, экономический и социальный ландшафт мира, в котором жили люди того времени — эту роль трудно переоценить.

Тяжёлая поступь швейцарской баталии, испанской терции или банды ландскнехтов обладала такой мощью, что от неё начал меняться мир.

Приверженцы мощного удара пехоты, швейцарцы, и йомены Англии с луками, специализирующие на расстреле плотных масс этой пехоты — были, если можно так выразиться, ровесниками. Если бы им довелось увидеться сразу после «рождения», то скорее всего швейцарцев постигла бы участь шотландцев. Швейцарцы совсем не сразу отрастили себе жирок. К тому времени когда швейцарцы стали достаточно грозным противником, ради которого стоило заморачиваться наймом дорогих профессионалов, швейцарские кантоны сильно нарастили мобилизационные возможности, покрылись броней, научились ходить в баталиях, да и своих стрелков у них уже было не мало. И такой ультимативный эффект от применения английских лучников против шотландцев, не случился. А ведь случись это — и, очень может быть, эпоха феодального ополчения продлилась… При чем, оглядываясь на примеры замерзших в развитии регионов — могла бы длиться до сих пор.

Это может показаться забавной фантазией, но серьезно, последовательный прогресс — это признак нашего времени, но совсем не правило в истории. В истории периоды развития и расцвета сменяются периодами падения и регресса. Немыми свидетелями этому стоят погребенные в песке шумерские города, пирамиды Египта, античные храмы и Римские акведуки. Все это свидетели падения высокоразвитых цивилизаций. Но гораздо чаще люди до такого попросту не развивались.

Вполне вероятно, что мы бы сейчас жили в некотором аналоге Римской Империи, не случись буржуинской революции, которую в свою очередь толкнули денежные потоки, которые в свою очередь всерьез пришлось развивать королям и не королям, что бы можно было покупать солдат. Сначала — тех самых швейцарцев.

А покупать пришлось, в виду полной неспособности феодалов противостоять наемникам врагов.

Нет, я не хочу сказать, что буржуазная революция личная заслуга Швейцарии. Однако, как мне кажется, серьезные изменения, которые со временем изменили Европу, запустили в том числе и они. А наемные армии вообще — в куда большей степени, чем огнестрел.

Огнестрел

Внимание, срыв покровов — огнестрел, какая неожиданность, совсем не супер оружие.

В самом деле, несмотря на то что многим кажется, что с рыцарями покончило огнестрельное оружие — это чистой воды заблуждение.

Даже в XVI веке отсутствие пороха заметным образом не сказалось бы на тактике. Пули и ядра тогда были причиной лишь нескольких процентов потерь, и даже столь известный мыслитель, как Макиавелли, высказывал сомнения в целесообразности применения огнестрельных орудий. Более того, он настаивал на вооружении городской милиции арбалетами, как хоть и более дорогого (? — вопрос мой) но лучшего по боевым качеством стрелкового оружия.

Я к его мнению несколько снисходителен, подозревая что сравнивал он тяжёлые крепостные арбалеты с первыми аркебузами, и будучи профаном упустил трудности орудования таким арбалетом в строю. Но сам факт показателен. Преимущество огнестрела совсем не очевидно для Макиавелли, в 1500-е годы.

Не появись порох, аркебузы и мушкеты не угрожали бы коннице, но с другой — пушки не валили бы рядами пикинёров. Баланс сохранялся бы, все же, даже с некоторым преимуществом для пехоты.

Развитие огнестрела вообще шло трудно, муторно. И до появления мушкетов, его эффективность против кавалерии была ненамного выше чем у альтернативного метательного оружия. И более того, тренированный и талантливый человек с луком или арбалетом легко и непринужденно мог превзойти огнестрел практически до момента появления нарезного оружия. Даже имея постоянную цель в виде массы пехоты с пиками, которую просто грех было не расстрелять из всего чего можно, в том числе и тяжёлых и неуклюжих первых пушек, ручницы долгое вовремя не оказывали фактически никакого влияния на битвы. Их эволюция заняла многие десятки лет. Огнестрельное оружие, не имея достойной цели, могло оказаться на задворках истории, либо развивалось бы куда медленнее.

Но пары спокойных веков на развитие у европейцев могло и не случиться. В пушкостроении лидировала полная сил и пассионарности Османская Империя. А не они, так блистательные Махараджи Индии, вполне могли удивить мир, выбравшись из своих междоусобиц, и привнеся в военное искусство внезапно очень годные пешие армии. В общем, вполне могло случиться так, что это европейцев бы колонизировали, и я бы писал этот текст уйгурскими буквами. Но Аллах миловал. Или просто Бог в принципе очень любит швейцарцев, а через них и остальных европейцев — это заметно до сих пор, по уровню жизни.

Ладно, на самом деле среди швейцарцев всегда было слишком много атеистов, что бы им помогал вообще хоть кто-то, кроме их самих.

Если бы швейцарцы не научились в чистую побеждать феодальное ополчение в честном сражении, как не смогли это сделать пехотные армии средневекового «среднего» класса в Шотландии или Фландрии, и все осталось в той же, болезненной для низкого сословия, позе… Ничего бы не изменилось в Европе, неограниченно долгое время.

Я думаю, что дальнейшему упадку рыцарства все равно бы ничто не препятствовало. Но сам состав, тактика и организация армий не изменились бы, не считая вооружения стрелков, которым бы все же выдали аркебузы. Собственно, так долгое время и было в реальности.

До битвы при Креси, мы имеем перед глазами пример рыцарского вооружения, почти неизменного на протяжении примерно трех сотен лет. Кто знает насколько на самом деле мог бы продолжаться такой период застоя. Зато мы точно знаем, что при первом же удобном случае общество любит скатываться «к истокам».

Хороший пример из истории — в Японии в какой-то момент развитие огнестрельного оружия немногим уступало европейским образцам, но волевым решением, для удержания скреп и прочего патриотизма на должном уровне, японцам удалось «забыть» его как вид. Спустя многие десятки лет там случались полные сюрреализма картины, когда коварные злодеи отстреливали из буддомерзких револьверов благородных самураев с мечами.

В Китае арбалет изобретали раза три, каждый раз со яркими последствиями. В какой-то момент, за несколько сотен лет до европейцев, китайцы развились до весьма примечательных вещей. «Копье яростного огня» — ракета способная доставить на триста метров зажигательную боеголовку весом в шесть кило. Установка залпового огня, стреляющая легкими дротиками, вполне себе годные мортиры, и конечно огнемет. И все это в 10-м веке, когда в Европе викинги с мадьярами и арабами местных кошмарят. Только вдумайтесь. Уровень века семнадцатого, но в восточном колорите. Однако в реальности именно китайцев колонизировали дикие европейцы.

Так как же так получилось?

На это я ответить не смогу. Я просто расскажу про швейцарцев.

Бедные швейцарцы.

По сути Швейцария так себе местечко, на любителя. Несмотря на большую (сравнительно с государствами тех лет) площадь, по факту долгое время на нее никто всерьез не претендовал. Швейцарцы тусили в горах, осваивая каждый метр земли. Что можно засеивали, а непригодные склоны и высокогорные луга использовали для выпаса скота. Характерный горный менталитет имелся в избытке. Если ты один раз уступишь другому горцу место на узкой горной тропке — пиши пропало. Тебя задавят, отожмут твой луг, твой скот, твой дом, твою жену. Поэтому, что бы не показаться терпилой, горцы хватались за кинджяль по любому поводу. Со временем, что бы все таки упорядочить откровенную резню и прочую кровную месть, были придуманы «кантоны» — некое политическое, довольно размытое, условное образование, полный аналог «тейпа» у чеченцев. Долгое время их скудные земли с трудновоспитуемым населением были никому особо не нужны, но в 13-м веке ситуация стала меняться.

Горцы внезапно обнаружили, что окружены забитыми крестьянами, лишь слегка разбавленными умеющими драться феодалами. Государства феодалов редко могли похвастаться организацией, да и вообще государственностью, оттого все большей популярностью стали пользоваться шопинг туры по равнинам, где основная плата местным, за понравившуюся горцу вещь — удар алебардой.

Это аутентичная алебарда, датируется примерно теми годами. То что можно сделать в горной кузни, из того что можно найти. Не меч, конечно, но зато можно засандалить так засандалить.

Это продолжалось довольно долго, но именно в тринадцатом веке начало назревать.

В Европе кончилась земля. Сброс излишнего демографического напряжения в виде крестовых походов не дал существенного результата, и даже маловкусные швейцарские кантоны стали казаться многим достойным внимания целью.

Ситуация осложнялась тем, что через несколько кантонов проходила старая римская военная дорога. Перевал Сен-Готард — кратчайшая, между прочим дорога через Альпы в Италию. Хорошая, и нужная в хозяйстве вещь, сам Суворов ей однажды не побрезговал. Забавно, что у швейцарцев на эту дорогу были бумаги о праве собственности, времен Римской Империи. Я же говорю, мир после апокалипсиса.

Логично, что такое шоссе надо бы передать в бюджет, например господам Габсбургам, для общей пользы.

Но у грязных мужланов из кантонов Ури, Швиц и Унтервальден были возражения. Которые они, впрочем, держали при себе, честно и по швейцарски точно, отстегивая причитающиеся «налоги» благородным господам, по праву рождения. Налог был ровно такой что позволял кантонам не сильно голодать, но достаточно большой что бы феодалы не думали лезть в горы.

Кантоны заключили некий пакт о взаимопомощи, который грозил остаться такой же рыхлой условностью как они сами, не случись на их голову Габсбургов.

А конкретно — умер император Генрих VII

Швейцарцы и Габсбурги.

Ну умер и умер, одним святым больше. Тем более что его приемник Людвиг IV Баварский был по отношению к горцам настроен со всех сторон положительно. Вольности подтвердил, налог не повысил. Все путем.

Казалось бы, ничего не предвещало беды — но нет, злобный кузен короля точил зубы на вкусный перевал бедных швейцарцев. Кузена звали Фридрих, и больше его имя в вашей жизни вряд ли появится.

Это же средние века, несмотря на то что формально все территории закрашены на карте одним цветом, и являют собой вроде как Священную Римскую Империю, преданную всенародно избранному императору Людвигу VI, на деле везде царила коррупция и патриотизм. По факту не зависимые города, городки, да даже села, грабили друг друга, в свою очередь становясь кормушками герцогов да графов, которые часто вели войны между собой прямо внутри страны. Почти как осетино-ингушская война в России, с той же вереницей поездок на поклон к «Самому», и минимум последствий для виновных.

Конкретно горцы в этой ситуации выигрывали, пользуясь труднодоступностью мест своего проживания. Они вынесли себя за область закона, и даже напротив, заимели кое какие феодальные права. Не конкретный человек, а кантон в целом. Ну на уровне современной ИП-шки — торговать в ограниченном объеме, нанимать только трех солдат, и тому подобное.

Разумеется, грех было такое преимущество не реализовать, и швейцарцы реализовывали как могли.

Цитата:

…Ландман Вернер Штауффахер перешёл все границы дозволенного и 6 января 1314 г. напал на монастырь во главе трёх сотен. Он приказал взломать кладовые и жилые помещения, разрушить алтари, рассеять мощи святых; напившись монастырского вина, воины Швица осквернили храм, разложили и зажгли костры, чтобы сжечь монастырские документы, и взяли в плен девять каноников'.

Не то что бы это было совсем уж в диковинку, я напомню, бедныешвейцарцы, узкие тропки, кинджяль, алебарда… — «Приблизительно за полдюжины лет до битвы при Моргартене жалобный список монастыря включает в себя не менее 46 жалоб на нападения и грабежи, произведённые отдельными сотнями кантона Швиц под предводительством их ландманов».

То есть насрать у алтаря, и что хуже, сжечь кредитные списки, швейцарцы могли не в первый раз, но это случилось в первый раз во время острой политической борьбы между габсбургами. Злобный кузен короля все еще не оставил надежд на престол, или просто желал укрепить свое могущество, а значит пришло время швейцарцам ответить за свои злодейства.

И отдать уже этот сраный перевал в надежные, благородные руки.

Вообще на будущее — не связывайтесь с людьми, разграбившими монастырь. До швейцарцев этим отличились викинги. В 793 году викинги разорили монастырь на английском острове Линдисфарн. Это был первый зафиксированный в хрониках набег скандинавов на европейское побережье. Считается условной точкой отсчета нашествия. И тоже полторы сотен лет тотального доминирования, после чего им все сходит с рук.

В общем швейцарцы переполнили чашу терпения людского и Божьего, и возмездие было неотвратимо.

Стороны.

Со стороны законного императора выступил, сторонник противника Императора, некий Леопольд.

Перечитав это лихое предложение, решил пояснить — Леопольд был ставленником кузена императора, который точил когти на вкусный швейцарский перевал в частности и на трон Империи вообще. Император помешать этому не мог, или не хотел.

Чрезвычайно полномочный Леопольд Австрийский, которому не повезло покровительствовать обгаженной святой обители, в свою очередь был банально торпедирован для поражения нужных целей.

Леопольд собрал огромную армию. Даже по современным оценкам — до 9 000 рыл. Не меньше трети, а скорее половина — та самая конная феодальная знать. Это очень много. Во всей Швейцарии на тот момент было около 500 000 населения, и при 5% мобилизации они могли выставить не больше 20–25 тысяч человек. 5% на мобилизацию — это практически все, кто мог не то что оружие держать в руках, а вообще ходить. Современные государства рассчитывают как максимум возможной мобилизации — 1–2%.

А в феодальном обществе, когда собственно привилегированного сословия процентов пять от общей численности, набрать почти 5 000 человек конной знати — заметное достижение! В минуты самой крайней опасности, в начальной стадии Столетней Войны, пока еще богатая Франция, располагая всеми ресурсами континента, смогла выставить на поле боя (в одном месте, конечно) не больше 30 000 человек. Англия, после девяти лет подготовки к вторжению, единовременно никогда не имела больше 17 000 в действующей армии (не считая гарнизонов, конечно), из которых мужиков-йоменов и прочего мяса было четыре пятых от общего числа. Не удивительно что на Руси «Тумен», 10 000-й монгольский корпус, называли «тьмой». Неисчислимое множество.

Современники согласны в том, что грабить у горцев было не так что бы много. Поэтому лихие рыцарские копья их долгое время не беспокоили. Овчинка, как говорится, выделки не стоила. Нет, периодически феодальные банды на уровне баронов довольно больно кусали швейцарцев, но кантоны со временем начали строить укрепления, завели дозорную службу — в общем у швейцарцев реально был мозг, и воля этот мозг к делу приложить.

Рискну предположить, что в этот раз, Леопольд планировал фактически колонизировать Швейцарию. Частично вырезав, закрепостить местное население, раздать землю голодающим феодалом, настроить замков — в общем принудить к миру.

У швейцарцев все было не так хорошо. Даже, говоря откровенно плохо. Сам кантон после тотальной мобилизации смог поставить под алебарду примерно дюжину сотен. Соседи подкинули около четырех (сотню один, и три сотни другой) — соглашение о взаимопомощи работало пока с великим скрипом.

Теоретически, будь у меня возможность, я бы смело поставил деньги на победу Леопольда. У него были все шансы уничтожить кантоны по одному.

Но швейцарцы, те еще засранцы, сразу перевели войну в плоскость, на которой феодальная знать была традиционно слаба.

В интеллектуальную.

Маневр.

Как я уже говорил, швейцарцы не любили, когда их неожиданно ловят, и совершают над телом разные непотребства. Поэтому горцы огораживались. И делали это основательно, по швейцарски.

Строили они протяженные полевые укрепления, которые назывались «летцины». Состояли «летцины» из камней и земли, представляли собой вал-стену, протянувшуюся на много километров. Умно вписанная в ландшафт, опираясь на полностью не проходимые горные склоны, летцины были серьезной проблемой.

Естественно Леопольд лезть на них не хотел. Потому как недостойно для благородного дона — во-первых, и можно до верха и не долезть — во-вторых. Но в случае необходимости осадные приспособления, пехоту на мясо и решимость имел.

С другой стороны, швейцарцы, внезапно, тоже не хотели, чтобы благородные доны тут по летцинам лазили. С одной стороны — трудности логистики, швейцарцы не могли себе позволить долгое пребывание на одном месте своей армии. Швейцарцы бы первые ослабли от голода.

А второй причиной было то что швейцарцы того времени сильно смахивали на русских. Но на русских с хорошим управлением.

Нет, я не шучу. Часто наталкивался в мемуарах участников недавних войн, иногда в летописях, которые постарше, на суждении о русских на войне как о людях, имеющих склонность к военным действиям в своеобразном «дерзком» стиле. Конечно, раз уж ты пишешь мемуары, то эта «дерзкая» выходка провалилась, а значит в ход идут эпитеты вроде «хамская самоуверенность», «наглость» и прочее, по отношению к русским. Реже, употребляется сомнительного качества словосочетания вроде «безнадежная отвага», «бездумная лихость». По видимому, эта наша черта характера, которую мы сами не сильно замечаем. Авантюризм, готовность к риску в делах, особенно военного толка. Конечно есть народные песни со строчками вроде «я отчаянный родился» или общеизвестный термин «шапкамизакидаем». Но общего осознания себя как народа в бою дерзкого, если не сказать наглого и самоуверенного, нет. А вот у наших врагов, довольно часто такое впечатление о нас — есть.

И вот, похожая черта у швейцарцев образца 14-го века, судя по всему, так же присутствовала.

Перед лицом страшного нашествия, грозящего самому существованию швейцарских кантонов, когда уже казалось бы самое время каяться, молиться, поститься и слушать радио Радонеж, швейцарцы очень по русски собрались вместе, что бы бухнуть и подумать. Подумать, как бы е…ть вражин так, чтобы не один не ушел. И кое-что на придумывали.

В линии летцин была оставлена дыра. Прямо в месте, где очень удобно проходила хорошая дорога, по которой бы могла спокойно передвигаться армия с обозом. Леопольду, с помощью разных способов, заботливо дали знать где эта дыра находится. Леопольд клюнул, и заглотил наживку.

Он втянулся за линию лютцин, но быстро обнаружил, что свернуть с дороги ему особо некуда — в проходимых местах оказались свежие лютцины, с которых недобро смотрели горцы с алебардами. Но Леопольд не особенно беспокоился — он двигался в глубь Швейцарии, и рано или поздно он вырвется на оперативный простор, разошлет фарм отряды, и горцам придется дать бой. В котором он их частью уничтожит, а остальных загонит в горы. Либо они попытаются сразу уйти в горы, что его тоже устраивало — от 5 до 150 лет геноцида и проблема будет решена. Стратегия может и не нова — такая же как у тех же англичан против шотландцев, да и вообще типичная для феодального строя — но доказавшая свою эффективность. У немцев такая манера говорить с пруссами и прочими бодричами, отлично зашла.

Так Леопольд Австрийский дошел до горы Моргартен, где дорога эту самую гору огибала. Дорога тут превратилась в узкую тропку, с одной стороны зажатую крутым склоном горы, а с другой болотистой низменностью с холодным горным озером.

Армия в процессе марша растянулась. В соответствии с традициями, впереди ехали благородные доны с сопровождением, позади плелась пехтура, глотая пыль. Но это не строго, поскольку каждый феодал сам себе голова, то армия двигалась обособленными группами, норовя занять более престижное место впереди, изредка ругаясь, бухая и устраивая поединки. Простоты и порядка добавляло огромное количество телег обоза.

Разведка? Что это?

Боевое охранение? Зачем? Против этих мужиков?

Походный порядок? Вы, сударь не много ли берете на себя, указывать мне, семьтриколена внучатому племяннику самого Карла Великого, любимому сыну двенадцатой племянницы со стороны матери Хранителя Поднятым Сиденья наместника господа нашего Папы Римского⁈ Жак подержи его, я ему рожу топором изрублю.

Короче не удивительно, что, обогнув гору, и увидев плотный строй швейцарцев, перегородивший дорогу, авангард войска Леопольда крайне удивился.

Ход битвы.

Ну, тут рыцари повели себя предсказуемо. Они увидели врага, и следуя врожденным инстинктам зарычали и кинулись в атаку. Я не знаю следствие это искусственной селекции, или их кормили может чем-то особенным — но при виде врага рыцари просто не могли устоять на месте, тут же кидались в атаку.

Мне кажется логичным предположить, что будучи выдрессированы как бойцы спецподразделений быстрого реагирования, ветераны многих стычек, рыцари вели себя оправданно — в конной сшибке, ударивший первым побеждает. Помножить это на то, что пехота тяжелой коннице не соперник, плюс самомнение выше гор — да, немедленная и бездумная атака, с мыслью опередить других и отличиться — пожалуй естественная реакция.

Рыцари бы стоптали швейцарцев, сколько бы горцев не было (а мы знаем что их было не много), в чистом поле, и то что этого не случилось на той дороге, говорит о том что швейцарцы переняли передовой опыт у шотландцев и фландрийцев. Либо додумались сами. Думаю их позиция была укреплена волчьими ямами, или рвом, или заостренными кольями. Либо всем сразу.

Рыцари внезапно сами оказались на месте почти беззащитных пехотинцев — противник имел преимущество. Вместо того что бы сплотиться вокруг командиров, сменить тактику (спешиться например) рыцари не менее стремительно развернулись и понеслись назад. И тут они буквально врезались в основную массу войска, которое спешила на помощь авангарду. Просто что бы им всем не было скучно, швейцарцы начали кидать со склона горы, в самую гущу феодального войска камни, бревна утыканные шипами, и голые трупы.

Трупы — это потому что все же нельзя назвать австрийцев поголовно идиотами, видя слабость командования и уязвимость строя, некоторые рыцари, по собственной инициативе, спешились и попытались обезопасить склон. Но выяснилось, что швейцарцы умело действуют в горах — никто не ушел, чтобы предупредить Леопольда. Отсюда трупы.

Голые — потому что одежду уже украли. Мы часто забываем, что в средневековье любой предмет — это авторский эксклюзив. Что бы просто наткать материала для сносной курточки из шерсти — надо от трех до шести месяцев труда ткачихи. Положим, зарплату для труда человека без специального образования, в 200 $ в месяц. Уже выходит, что себестоимость только материала для одежды выходит от 600$ — эквивалент такой суммы надо будет отдать производителю, это без маржи или наценки. А еще надо это дело пошить, украсить. Это сейчас ботинки за тысячу баксов признак безумного богатства, в то время — это нормальная цена. причем понятие «БУ» не существует. Если не сильно поношены — можно толкнуть за полную цену.

А если удастся раздеть рыцаря, с его прекрасно пошитым хорошим портным костюмом из дорогой ткани — за это можно дом купить, и свадьбу справить. Одежда штука дорогая, товар ходкий, и всем нужный. Поэтому голые люди на полях сражений явление типичное. Говорят в Афганистане так до сих пор.

Я уже молчу про оружие.

Рыцари попытались собраться и утвердиться на относительно ровном участке, но непрекращающийся обстрел с горы все же не располагал к спокойному и стоянию на месте. В едином порыве они кинулись назад по дороге, прямо по своей пехоте, спешащей к ним на помощь.

В каждой боевой лошади — минимум 600 килограмм. Плюс латы (и для человека, и для коня), плюс сам откормленный рыцарь — все вместе под тонну живого веса. Видимо это было страшная по последствиям давка. Как если бы сотни байкеров попытались проехать сквозь плотную толпу.

Часть рыцарей свернула с дороги, после чего утонула или завязла на топкой низменности. Часть вырвалась и начала улепетывать, часть начала спешиваться и вместе с пехотой пытаться организоваться.

Чувствуя, что градус угара падает, швейцарцы испугались что могут опоздать на веселье, и с веселым гиканьем кинулись на вечеринку вниз по склону. Что бы было еще веселее, они захватили с собой алебарды.

Многие феодалы пытались сбить свои омажные формирования в строй — но в структуре феодального войска, совершить маневр в битве почти невозможно. Часть пыталась дать отпор, часть пыталась прорваться к обозу, часть вообще начала драться между собой то ли сводя старые счеты, то ли просто от перепуга. А вот организованные и спаянные многолетними совместными грабежами сотни горцев очень организованно, профессионально и последовательно стали сечь, рубить, колоть.

Швейцарцы быстро сломили сопротивление тех кто пытался его оказать, и приступили к резне тех кто убегал.

Бежать по запруженной обозом, конями и людьми узкой дороге было трудно, и средневековая игра в «пятнашки алебардой», быстро стала исполняться швейцарцами в одни ворота.

Историки исчисляют потери войска Леопольда в 2000 павших. Практически весь цвет рыцарства Габсбургов был уничтожен, сам Леопольд с остатками арьергарда бежал.

Эта победа обеспечила суверенитет кантонов Ури, Швиц и Унтервальден, 9 декабря 1315 г. в деревне Бруннен заключивших уже союзный договор. И одновременно, сделала их мощным политическим актором. С поправкой на средневековье, конечно. Тем более, что катастрофические единовременные потери в несколько сотен человек для высшей знати Австрии, не могли пройти бесследно. Австрию буквально нокаутировали, следующие 10 лет она только терпела от соседей, не способная на серьезный отпор. Что создало некоторые окна возможностей для земель, а особенно городов, прилегающих к первоначальным трем швейцарским кантонам.

Тем самым было заложено основание будущего швейцарского государства.

Швейцария. Рождение легенды. Часть 1

Мы оставили горцев грабить еще теплые трупы на поле битвы у горы Мортен. Это было досадное, неожиданное поражение австрийцев, сильно подкосившее Австрию. Но значимым для истории оно станет гораздо позже. Для современников эта новость хоть и была поразительна, но мало отличалась от других им подобных — Креси, Фландрия… Но о нем еще вспомнят, когда будут появляться удивительные примеры ужаса, который швейцарцы вселяют в своих врагов. Есть задокументированные случаи того как швейцарцы выигрывали сражения буквально одним своим появлением на поле боя.

Но пока их репутация еще не начала работать на них. Поплевав на мозолистые лапки, они взяли на плечо алебарды, и отправились работать на неё.

Швейцарцы все еще оставались относительно бедными горцами. Это скорее применительно к нашему времени, все кто смог поживиться хоть наполовину разграбленной обозной телегой, практически миллионер по тем временам. После того как они отбились от австрийцев, их долго никто не трогал.

Зато трогали они. Развернув самый масштабный грабительский террор окрестных земель за всю историю, они словно сухопутные пираты, делая ставку на скорость своих ног возникали огромной толпой в несколько сотен, грабили, жгли, убивали. А потом так же стремительно скрывались. Для того чтобы собрать рыцарское знамя в сотню всадников, требовалось посадить в седло всех феодалов одного мелкого графства. А это крайне маловероятно, учитывая особенности сословного характера феодалов. А уж сделать это быстро — просто не возможно. Феодалы отсиживались в замках, которые швейцарцы даже не пытались брать, горожане сидели за стенами городов, и даже симпатизировали горцам, а страдали, как обычно, самые бедные.

Дальше стало хуже. Швейцария, словно безобразный лишай на политической карте Европы, начала разрастаться. Смотри на карту.

Хотя лицо Европы и так не выглядело особенно хорошо — веселыми веснушками по ней рассыпались 20 000 лепрозориев, и мягкими тенями залегли пораженные бесконечной войной области в Австрии, Баварии, Франции, Италии… Я устану перечислять раньше, чем дойду до середины.

Лет через 15 резни австрийцев под горой, к союзу первых трех кантонов присоединился город Люцерн, что честно говоря хамство, поскольку городок был честно куплен Габсбургами еще лет сорок назад.

Из-за этого опять назрел конфликт, который так и не разрешился. Люцерняне и остальные горцы не без размаха резали «мятежников» на своей территории, придавая своему «вечному» союзу политическое единообразие. Габсбурги отвечали интригами.

В 1351 году имперский город тоже Цюрих послал своего сюзерена вместе с его налогами. Габсбурги всерьез обиделись, и решили наказать распаявшуюся чернь. Ввиду новых вводных, вроде предстоявшей ему войны с Австрией, Цюрих реактивно вступил в «вечный союз» с тремя первоначальными кантонами, причём выговорил себе сепаратные права.

Война таки случилась. Я не могу ничего утверждать точно, источников мало, и они слишком предвзяты, но результат не вызывает сомнений. Союзники мало того, что отстояли Цюрих, так еще завоевали австрийские владения Гларус и Цуг, но предпочли приобрести их поддержку, приняв их в свой союз на равных началах. Если вам интересно, это 1352.

В 1353 году имперский город Берн присоединился к союзникам. Все плакали и обнимались.

На иллюстрации ниже есть пехотинец из Берна, под флагом своего города, на котором нарисован мишка.

Вообще эти события прекрасно описывают тот Содом и Гоморру, творящуюся в государстве Габсбургов на этот исторический момент. Итак, наконец то переходим к резне.

Первое, относительно хорошо описанное сражение!

Битва при Лаупене. Год 1339

Стороны;

Будьте внимательны, не за путайтесь:

Итак с одной стороны;

Австрийский Имперский Город Берн.

Против него выступил:

Австрийский, но более Имперский город Фрайбург.

Вот это поворот, скажите вы, и будете абсолютно правы.

Что они там не поделили — я, если честно, не углублялся. Но сам факт яростной схватки двух соседних городов, принадлежащих к одному государству — вещь чертовски забавная сама по себе.

Отличались они союзниками. За Берн были отмороженные напрочь горцы из трех первых союзных кантонов, и несколько благородных семейств.

Ну а за Фрайбург вписались город Золотурн, и нескольких графских родов в Бернском Оберланде.

В девяти случаях из десяти в пафосном вступлении к описанию битвы, историки распространяются о том, что вот мол, впервые с римского времени (!) пехота в поле, наконец то наваляла феодальной знати, и т. д. и т. п. Во-первых, то же Креси случилось примерно в это же время. Во-вторых, — и с той, и с другой стороны была феодальная знать. Да и вообще никакого отношения эта битва, к Австрийско — Швейцарским войнам не имеет.

В общем ребята зарубились из-за бабла.

Битва была скоротечна, и яростна. Городская пехтура обеих армий выстроилась «фалангой», причем поделились по местностям.

Коварные враги Берна, реализовали свое преимущество в коннице, и обойдя с фланга, а потом и разбив феодальную знать поддерживающую Бернцев, попыталась воткнуть последним свое длинное рыцарское копье в тыл. У них все получилось. Но Бернцы, с криками «Нас и не таким тыкали», не только не побежали, но и напротив, опрокинули Фрайбургских и Золотурнских.

В процессе всего этого, вызывающие острую неприязнь горцы не стояли без дела, а стояли насмерть. Против них выступили многочисленные пограбленные ранее, наемники и просто желающие славы. Под яростными атаками тяжёлой кавалерии, обстрелом из арбалетов и потоками общественного порицания горцы смогли устоять на флангах, обеспечив тем самым победу Берну. А когда бернцы вернулись на исходные, ребята на конях плюнули и уехали спокойным шагом, что не помешало бернцам объявить себя спасителями своих союзников-горцев.

Я совершенно серьезно, бернцы до сих пор очень гордятся что не бросили в 1339 году своих союзников.

Масштабы битвы похоже сильно раздуты швейцарскими источниками. Уместно говорить о паре тысяч, если считать вообще всех кто был на поле, и нескольких сотнях из собственно изначальных горных кантонов.

Но именно в таких, то ли мелких битвах, то ли крупных стычках, ковался характер швейцарцев.

Благодаря постоянным учениям на местности (пришел, пограбил, убежал) Швейцария располагала многочисленными боевыми группами (сотнями), спаянными и сыгранными. А самое главное — легкими на подъем.

Будучи своеобразной Тортугой в Альпах, Швейцария медленно поглощала земли вокруг себя, при этом действуя с поразительной прозорливостью. Напомню, когда первые три кантона завоевали австрийские владения Гларус и Цуг, то предпочли приобрести их поддержку, приняв их в свой союз на равных началах (1352), с единственной обязанностью — выставлять войска по требованию. Это очень круто, на самом деле. Рим себе так Империю отрастил.

Хуже всего для соседей тихой Швейцарии было то, что туда потянулся весь криминальный элемент со всей Европы. Даже на фоне непрекращающихся междусобойчиков в Империи, огненные вечеринки швейцарцев, помноженные на их не торопливые, но основательные территориальные приобретения, были очень уж неприличны.

Разумеется, долго так продолжаться не могло.

А тут, к тому же, у австрийцев нарисовался Леопольд.

Не тот, который чуть не прикорнул под горой Моргартен, а другой. Человеком он был деятельном, и мог бы дослужиться до почетного звания «Великий», не оборвись трагично его карьера на самом интересном месте. В общем наведя железной рукой порядок в Империи, и даже скруглив границы в свою пользу, герцог Леопольд наконец сподобился на войну со Швейцарией. Австрия, конечно была не та. Армия герцога насчитывала всего около 4000 всадников (рыцарюг, логично думать, раз в пять меньше) и около 2000 пехоты.

Прямо по заветам Цезаря, пытаясь бить внезапно, герцог обрушился на ничего не подозревающих горцев. Так утверждают швейцарские историки. Тем временем ничего не подозревающие горцы успели овладеть несколькими австрийскими городами, в том числе Земпахом (в нынешнем кантоне Люцерн). Сюда то и подоспел герцог Леопольд III; произошла битва при Земпахе.

Швейцария. Рождение легенды. Часть 2

Битва при Земпахе.

Это очень мифологизированная битва. Фактически, швейцарцы строят на ней свою идентичность. По значению она сравнима с Куликовской для нас.

Поэтому я дам осторожную выжимку.

Земпахское было сражением, где обе армии сошлись, не имея времени развернуться. Однако в данном случае инициативу проявил герцог Леопольд. Он шел в обычном походном порядке с отрядом, в котором, возможно, насчитывалось менее полутора тысяч тяжеловооруженных всадников (всего, я напомню в его армии было 3 — 4 тысячи всадников и до 2 тысяч пехотинцев).

Обнаружив швейцарцев, Леопольд спешил часть рыцарей, очевидно исходя из соображений, что применение тактики противника, да еще с превосходящими в мощи закованными в доспехи рыцарями и другими тяжеловооруженными конниками, должно оказаться решающим фактором. Остальные рыцари остались на конях для завершающего удара, когда швейцарцы будут сломлены. В последовавшей схватке рыцари почти одолели люцернцев; имперцы, по всей видимости, были уверены в победе, когда к месту сражения подошла главная баталия швейцарцев. Большая часть рыцарей оказалась между двумя швейцарскими баталиями…

Все попавшие в ловушку всадники (до 2 тысяч), в том числе и Леопольд, были истреблены.

С этого момента швейцарцы становятся широко известны в центральной средневековой Европе. То есть — практически мифическими существами.

Их неотъемлемые качества — безудержная ярость, презрение к смерти, абсолютная жестокость. Да, чуть не забыл — сверхъестественная сила (от дьявола) и поразительная живучесть (не знаю от кого), благодаря которым, собственно они и побеждают.

Что же происходит на самом деле?

Есть два удивительных факта.

Первый, и самый важный — швейцарцы держат удар тяжелой конницы в поле. Благодаря пикам и высокому боевому духу, надо полагать.

Второй, который и обеспечил швейцарцам пугающее преимущество. Сейчас я скажу, приготовьтесь. Вы можете непроизвольно негодующе закричать, но поверьте, я не вру. Дело в том, что швейцарцы… слушались своих командиров!

Немыслимое дело, но по всему видать — это правда.

С другой стороны, часто отмечается, что внимание к тактике признак любителя. Профессионал определяется по мудрому взгляду, упертому в карту.

Нагнемся, чтобы посмотреть и в этом направлении. Действительно, практически всегда именно швейцарцы выбирают место и время битвы. Очень подвижные (как войско) баталии швейцарцев постоянно застают врасплох войска врага. Это объясняется средневековыми источниками отсутствием у швейцарцев доспехов. Есть описание битвы при Земпахе, где сами швейцарцы похваляются этим, типа это их выбор, поэтому такие быстрые. Просто привязали к левой руке деревяшку или вязанку хвороста, вместо щита, и в бой.

Я уже говорил — Земпахское сражение сильно мифологизировано, поэтому относиться к его описанию надо осторожно. Вкратце, посыл швейцарцев, при описании этого сражения:

Можете греметь своими доспехами и бить в щиты, но чистый гулкий звон наших стальных яиц заглушает ваше смешное бряцание и является предвестником вашей смерти.

Да, там половина источников в белых стихах остальные вообще песни.

А если серьезно, преимущество в организации и логистике позволяет швейцарцам быстро и в нужном месте собрать просто огромную толпу народа. И этот народ не из тех, который легко умирает.

Но и за порубанных рыцарюг есть что сказать.

Первое — они все еще на коне, особенно когда без коня.

Я имею в виду что при том же Земпахе, имея нормального и авторитетного командира, феодалы почти победили. Леопольд был выдающимся командиром, имел авторитет, и феодалов держал в кулаке.

Это видно хотя бы по его действиям — несмотря на то что швейцарцы застали его армию врасплох Леопольд успел построиться. Как я уже описывал в историях о англичанах и шотландцах, построиться загодя, перед битвой, и не сходить с места — фактически единственный шанс избежать хаоса в битве. У него видимо были дальние дозоры, потому что за 15–20 минут через которые появившиеся в поле прямой видимости баталия швейцарцев ударит в растянувшееся на марше войско, построить рыцарское ополчение просто не реально. Не важно как, но он смог. Принял удар швейцарцев на спешенную фалангу из рыцарей. И рыцарюги начали медленно, трудно, но перемалывать горцев. Может не прямо уж как мясорубка, но то что перемалывали — точно, это подтверждают и швейцарские источники.

Проблема и беда Леопольда была не в качестве рыцарей как бойцов, а в их классовой принадлежности.

В баталии швейцарцев ты дрался за себя и своих друзей, свой кантон, свой союз. И за нормальную долю в добыче. Вокруг тебя братья, и не только по оружию, но и вполне вероятно по крови. Да и другие родственники.

А если ты рыцарь, то чем ты выше в иерархии, тем больше от тебя проблем. Стоишь ты такой барон Глухой Дыры, с отрядом в пять копий (пять рыцарей с вооруженными слугами), всего человек двадцать. Справа от тебя барон Другой Дыры, который у твоего деда отжал рощу на южном берегу речки Вонючки. Чуть дальше стоит барон Еще Дыры, который в том году увел у тебя стадо. А вон барон Зареченский, который с тобой не граничит, но его племянник убил твоего дядю, когда воевал за англичан против французов. А слева вообще барон Богатой Дыры, аж с десятью копьями за спиной. Эта мразь, пока ты был в крестовом походе, разграбил твой замок и изнасиловал жену и дочь. И ты, вполне ожидаемо, намереваешься воткнуть ему клевец в затылок при первой же возможности.

Трудности житейские, в среде агрессивных психопатов, стремящихся к насилию, очень быстро выливаются в многочисленные кровавые раны присутствующих.

Удержать эту орочью ватагу в некоем подобии армии — задача не тривиальная.

Разумеется, о массовых учениях и речи быть не может. Поэтому появление баталии швейцарцев с неожиданной стороны фактически обрекало феодальную армию, не способную к маневру, на разгром.

Но все это маловато для легенды. Для легенды нужно беспримерный пример мужского мужества и непревзойдённой превзойденности.

(На картине — герой Швейцарии, после того как прыгнул на копья врага, прижимая их вниз своим телом, и тем самым дал возможность комрадам прорубиться в строй австрийцев. Так и победили.)

Тут то и подвезли битву при Нефельсе. Произошла она 9 апреля 1388 года.

Это случилось через полтора года после Земпаха. К 1388 (почти, почти) швейцарцы, а если точнее, безобразно разросшийся союз городов и горцев, выбил местных благородных сеньоров из города Гларус. Откровенно говоря, это было похоже на освобождение от ига. Гларусцы радовались — самоуправление, демократия, все дела. Сначала делали это осторожно, платя дань кому нужно, и сильно не отсвечивая громкими заявлениями. Но уже в следующем году, войска Гларуса уничтожили крепость Виндегг (нем. Windegg). Только после этого, 11 марта 1387 года, городской совет объявил Гларус независимым от контроля Габсбургов.

И опять австрийцы, слегка оправившись после Земпаха, решили все же пояснить за феодализм.

Они опять собрали армию (ну, конечно это уже была не та что прежде), и попытались наказать горожан Гларуса.

Любопытно, что тот достаточно успешно защищался. На стороне швейцарцев были только местный гарнизон Гларуса (ок. 400 человек) и отряды в несколько десятков солдат из немецких районов Ури и Швица. Собственно, тех самых коренных горцев.

Швейцарцы отступили в близлежащие холмы (высоты Раухберг). Дальше цитата — «Скатывая большие камни, они расстроили походные ряды австрийцев. Видя оказываемое сопротивление, австрийские солдаты в большинстве своём принялись грабить и разорять близлежащие деревни и фермы, от чего армия рассредоточилась». То есть тупо разбрелись грабить, насиловать и молиться. Это же средневековье, все поголовно набожные христиане.

К вечеру «начался снегопад и опустился туман. Воспользовавшись погодой, швейцарцы напали на дезорганизованных австрийцев. После короткого боя, разрозненные австрийцы обратились в бегство по направлению к Везену. Неорганизованное отступление привело к обрушению моста через Мааг (англ. Maag или Линс (нем. Linth), от чего немалая часть австрийцев оказались в воде, где многие утонули».

В результате сражения в армии Гларуса и конфедерации насчитывалось около 54 убитых, которые были захоронены в приходской церкви Моллиса. Потери армии Габсбургов не столь хорошо известны, и разнятся от нескольких сотен до 1700 убитых (иногда даже 80 рыцарей и 2200 солдат). При начальном кратном перевесе сил «австрийцев», я напомню.

Как видите, швейцаренуберзольдатен на лицо. То, что фактически это одни австрийцы, а конкретно горожане Гларуса, вырезали других австрийцев, в основном наемников, попутно зарубив кучку рыцарей — уже никого не волновало.

Легенда о непобедимых швейцарцах, разгоняющих орды рыцарей ударами могучих алебард, начала жить.

Но самые яркие страницы истории швейцарской пехоты все еще впереди.

Арбедо 30 июня 1422 года. Швицы начинают и… проигрывают

Конечно, непобедимых армий не бывает, и «непобедимые» швицы тоже терпели поражения. Но как они это делали — заслуживает отдельного разговора.

В 1419 году кантоны Ури и Унтервальден скинулись и прикупили себе крепость. Хорошая крепость, в живописном месте, с видом на городок. И, разумеется, важную дорогу. Крепость Беллинцону была куплена у баронов Сакко, но внезапно выяснилось, что с ней надо заниматься. В общем, обороноспособность хромала, гарнизонить в ней никто не хотел и прочее.

В связи с этим Миланское герцогство предложило кантонам выкупить у них этот укреплённый городок, на что кантоны ответили отказом в 1422 году и нецензурной форме.

Но это же средневековье. Короче, некоторые благородные семейства сочли все это достаточным основанием для рейдерского захвата во имя Милана и Господа. Прикупив себе войска, товарищество с ограниченной ответственностью известное как дом Висконти, решило приватизировать себе крепость. Наемники под предводительством кондотьера Франческо Буссоне да Карманьолы выгнали швейцарский гарнизон и заняли крепость. Чтобы вернуть город швейцарцы собрали крупную армию в 2500 солдат и двинулись через перевал Сен-Готард к Беллинцоне, где после неудачной атаки сходу, остановились и разбили лагерь к северу от города.

Надо думать, что потертый разными жизненными ситуациями капитан наемников (Карманьола воевал с двенадцати лет) был в курсе тактического эксперимента Леопольда Австрийского, со спешенными рыцарями. И, помня о том, что Леопольд после этого эксперимента помер, на поле боя в Арбедо 30 июня 1422 года он все же начал с проверенного способа умножения на ноль легкой, «неокопавшейся» пехоты. Карманьола — все-таки надо сделать скидку на то, что тогда он впервые встретился с конфедератами — начал бой именно конной атакой. Видя, что атака терпит неудачу, опытный кондотьер тут же сменил тактику. Он спешил все свои 6 тысяч тяжеловооруженных всадников и бросил их одной колонной на швейцарскую баталию (кстати у миланцев, как уверяют источники, было еще около 10 тыс. пехоты. Видимо в основном стрелки, или даже капитан просто не верил в их боеспособность). Против миланцев стояло всего 4 тысячи воинов из кантонов Ури, Унтервальден, Цуг и Люцерн, вооружены были в основном алебардами. Копейщики и арбалетчики составляли только треть всех швейцарцев.

С грохотом и страшным криком две людские волны столкнулись. Это был почти чистый поединок между копьями и мечами с одной стороны, и пиками и алебардами — с другой. Опытные и страшные наемники миланцев сошлись с неожиданно достойным противником. Битва была крайне кровопролитной, люди резали и рубили друг друга с остервенением, пугающем даже на фоне той эпохи. Как и при Земпахе, сказалась лучшая физическая и техническая подготовка рыцарей — «миланцы» стали одолевать. Конфедератов теснили с такой силой, что Schultheiss (староста) кантона даже подумал сдаться и в знак этого бросил алебарду на землю. Такого не было вообще никогда, ни до, ни после. Однако разгоряченный боем Карманьола крикнул, что «не дававшие пощады ее и не получат», и продолжал наступление. Я напомню — швицы резали всех напропалую, и очень трудно было им сдаться и остаться в живых.

В общем, кризисменеджер дома Висконти был в шаге от победы, когда в тылу неожиданно появились свежие швейцарские силы. Подумав, что это контингент Цюриха, Швица, Гларуса и Аппенцелля, которые, как он знал, были неподалеку, Карманьола отвел свои войска и начал переформирование. А в действительности подошел всего лишь отряд из 600 конников; они не атаковали, но главные швейцарские силы, воспользовавшись передышкой, отступили в полном порядке. Согласно их собственному признанию, потери составили 400 человек; по полученным от итальянцев сведениям — значительно больше. Правда, очень похоже что потери Карманьолы были численно больше. Но все источники сходятся на том, что понесены они были, главным образом, в ходе неудавшейся кавалерийской атаки в начале сражения.

Обратите на это внимание — воспитанные на компьютерных стратегиях, мы привыкли видеть как нарисованные человечки дерутся до последнего, умножая себя на ноль. Однако, по факту, даже для особо отмороженных горцев, в самом что ни наесть суровом средневековье, потери примерно в 10% от общего числа оказались критическими. Но основные потери армии несли именно во время преследования. А его то и не было. Карманьола не рискнул.

По итогам зарубы — экспансия Конфедерации в области озера Лаго-Маджоре была остановлена.

Но главное — по результатам встречи с миланскими копьями, швейцарцы пересмотрели свое вооружение. Теперь у них появилось множество длинных пик. Собственно, с этого момента швейцарская баталия и приобрела «каноничный» вид.

Сражение при Санкт-Якобе на Бирсе (другое название Сен-Жакоб-эн-Бирс). И в этом сражении будет реально много крови

Эта битва была одним из сражений Старой Цюрихской войны (1440—1446 гг.). Которая разразилась между кантоном Цюрих и 7 другими кантонами Старой Швейцарской конфедерации за обладание графством Тоггенбург.

В 1436 году один граф, с непритязательным именем Фридрих VII Тоггенбургский, отчалил в чертоги Мандоса. В рай попасть ему не светило, поскольку основную феодальную функцию, подлец, не выполнил — не оставил наследников. Тут то все и покатилось по наклонной.

Кантон Цюрих под управлением бургомистра Рудольфа Стусси, заявил о своих правах на земли Тоггенбургов. Кантоны Швиц и Гларус также заявили о своих правах, поддерживаемые остальными кантонами. В 1438 году Цюрих оккупировал эти земли и перерезал поставки зерна в Швиц и Гларус. В 1440 году, другие кантоны исключили Цюрих из конфедерации и объявили ему войну. Цюрих отомстил, заключив союз с императором Священной Римской Империи Фридрихом III из династии Габсбургов.

Такой, типичный междусобойчик. Объединиться с любимым врагом против ненавистного соседа? Почему бы и нет. Повод то хороший. Склока была вялотекущей, и развалиться бы швейцарской конфедерации, как и всем остальным средневековым образованиям, но тут к ним нагрянули живодеры.

Сначала, в 1443 году семь кантонов Старой Швейцарской Конфедерации отправили свои войска в Цюрихский кантон и осадили город. Цюрих запросил помощи у союзника — императора Фридриха III. Ну император, пошел самым простым путем — обратился к французскому королю Карлу VII, занятому в Столетней войне, с просьбой отправить войска и снять осаду.

Вы следите за моей мыслью? То есть немецкий император заключил союз со швейцарским городом (до недавнего времени открытым врагом), и поэтому просит помощи у французского короля (политического соперника и будущего открытого врага).

Это сложно укладывается в моей современной голове, но оно и не должно — не забывайте, в то время не было никакой Швейцарии, Франции и Германии. Были некоторым образом немцы, итальянцы и испанцы — но только как обозначение людей, живущих в одной местности. Это еще не нации, пока не они сложились.

Карл, который по идее должен был бы побоялся вести войну на двух фронтах, тем не менее живо откликнулся на просьбу не самого дружественного соседа, и отправил своего сына, дофина Людовика (будущего короля Людовика XI) с войском численностью в 20 тысяч человек в Швейцарию (средневековые источники называют цифру 40 000, современные историки все же считают, что не больше 20 000, и это верхняя граница). Большинство из этих солдат были наёмниками со всей Европы. Но костяк были те, которых даже в уже повидавшией всякое, Европе, называли «Живодёрами». В современной исторической литературе их называют «Вольницей Арманьяков» по имени их командира графа Бернара д’Арманьяк, или просто «арманьяки»). Как только французы вступили на территорию Базельского кантона, швейцарские полководцы, располагавшиеся в Фарнсбурге, решили отправить против французов небольшой отряд в 1200 бернцев и 300 базельцев. (Исходя из обычного соотношения для швейцарцев того времени, можно предположить, что 55–60% были с алебардами, 20–25% с пиками 5–5,5 м длины, до 20% с арбалетами и аркебузами).

Тут отступление буквально на пару абзацев. Проблема Дофина Людовика, помимо гейского имени, была в том, что он прослыл тряпкой. Поэтому Карл, с одной стороны, попытался таким образом сыночка заставить повзрослеть.

С другой стороны, в войне с Англией возникла пауза, и надо было занять целую армию наемников. Наемники столетней войны — нечто трудно описуемое, но я постараюсь. Эти люди были войной. Они на ней выросли, возмужали, они жили смертью и кровью, и они совсем ничего не знали о дембеле.

Собственно, распустить наемные банды было реально проблематично — когда война оканчивалась, деклассированныйнаемник, если он не был рыцарем-помещиком, не находил себе места. С приобретенными на войне навыками крестьянин уже не годился быть крепостным; в городе на демобилизованного смотрели с опаской. И не без причины.

Главный рынок наемничества представляла Фландрия (особенно Брабант, откуда брабансоны), так как в этом углу Европы было удобно вербовать и Германии, и Франции, и Англии. Уже в 1171 г. между Фридрихом Барбаросса и французским королем Людовиком VII было заключено взаимное обязательство — не терпеть в своих государствах «бесславных людей, брабансонами или которелями называемых». Ни один их вассал не должен был допускать, чтобы такой человек (т. е. бывший наемник) женился на их земле или поступил на постоянную службу. За предоставление работы и угла демобилизованному епископ отлучал от церкви (!), а соседи силой принуждали выгнать демобилизованного. Через 8 лет Латеранский собор грозил сильнейшими карами против наемников всех категорий и национальностей, а в 1215 г. Великая Хартия Вольности вовсе запрещала наемничество.

В этих условиях вызываемые к существованию каждой войной наемники поневоле, как люди, которых демобилизация ставила вне закона, складывались в тесно сплоченные товарищества, в компании. В особенно трудном положении оказывалась Франция в перерывы Столетней войны. Но чтобы дать отпор английским наемным войскам, французы были вынуждены завести и у себя многочисленные наемные части.

Когда война затихала, на территории Франции оказывались поставленные вне закона, но крепко сплоченные, английские и французские компании. Это были, на наши деньги, очень похоже на акционерные общества. Предводимая протопопом Арно-де-Серволь банда так и звалась — «Общество для достижения прибыли». В общем рыночек решал — «компании» делили между собой страну и грабили каждая свой участок. В 1362 году, когда против них было мобилизовано феодальное ополчение, компании собрались близ Лиона в числе до 15 тыс. бойцов и в сражении при Бринье наголову разбили графа Танервиля с ополчением Бургундии, Шалона и Лиона. Королевские силы были окружены, потеснены, и бой решил удар во фланг. Цитата из источника: «банды лезли тесно сплоченными рядами, как щетка», то есть мы имеем по видимому косплей шотландцев. Но не тех которые из «Храброго Сердца», с деревянными палками, а реальных, с минимум 4-х метровыми пиками, с длинными стальными наконечниками.

Франция, которая тогда как раз таки вступила в начало абсолютизма, имела у себя на территории армию, которая в любой момент могла от безделья начать грабить, насиловать и убивать (причем не обязательно в таком порядке) всех вокруг. Французские Помазанники Божьи проявляли чудеса вертлявости, что бы лихим парням было чем заняться.

Из особо примечательных выкрутасов — однажды наемников удалось заманить в крестовый поход против турок. В другой раз — в Испанию, поддерживать претендента на престол.

А в этот раз, знаменитая извращенной жестокостью огромная компания, прозванная «Живодерами», вместе с нелюбимым сыном была отправлена в мерзкую глушь — бедную, неприветливую Швейцарию.

Место глухое, все вокруг чужое, грабь — не хочу. И овцы, и волки, и пастух при деле. Все, казалось бы, удалось и устроилось как нельзя лучше.

Но тут опять влезли швейцарцы и все испортили.

Погоняло «Живодеры», кстати, это перевод французского слова экорше, которое можно перевести точнее как «обдиратели». Это то, что они бы сделали с любым, кто попадется к ним в руки. Хохма в том, что в виду дороговизны одежды, тебя обдирали оставляя голым, а потом, если господам французам было скучно, то сдирали кожу, как кору с липового дерева. И происходило это достаточно часто. Но и остальные развлечения тоже были у них своеобразные.

Короче, Живодеры лишь слегка углубились на территорию кантонов, и даже еще толком ничего не успели сделать, но то что они успели, уже поразило маловпечатлительных швейцарцев яркими эмоциями прямо в сердечко. Именно поэтому командиры кантонов не выдержали, и отправили пятнадцать сотен против фуражиров «французов», чтобы хоть как-то сдерживать их террор. Предполагалось, что эти пятнадцать сотен будут отпугивать мелкие шайки живодеров, пока собирается большая баталия. Но самим парням, которые составляли эти пятнадцать сотен, видимо об этом сказать забыли.

26 августа Швейцарцы легко отбросили в 2 стычках отряды латников арманьяков и вышли к реке Бир(Byrs). Тут командиры швицев приказали начать отход.

А вот рядовые солдаты отказались повиноваться такому приказу. Гримасы демократии. Я так подозреваю, что они уже успели насмотреться на то, что осталось от мирного населения, до которого уже успели добраться предки либерального большинства европейской цивилизации.

Швейцарцы немного поспорили (перед наблюдателями врага, ага), но пить и драться не стали. Кончилось тем, что швейцарский военачальник (гауптлейте) отдал приказ перейти реку и двинуться дальше. Там они сразу же столкнулись с главными силами арманьяков (пусть будет около 12 000 человек).

Тут опять мои домыслы — французы видимо не были построены в боевой порядок, они, так сказать, играли мышцами. Ну да, они видели мелкий авангард швейцарцев, ну сбил он боевое охранение, молодец. А теперь брысь. Ну что ты сделаешь, ну посмотри на нас. Да нас больше в 10 раз. Кыш, мелкий, а то ща почешемся, и затопчем.

Просто они никогда не сталкивались со швейцарцами.

1500 швейцарцев построились в 3 традиционных баталии (назывались форхут, гевальтшауфен и нахут, если вдруг будете кроссворд разгадывать). А потом с криками ярости побежали на французкое войско!

Последнее предложение есть в описанни гидов, но это дикий бред. Во первых бегать в баталии так же легко как заниматься синхронным плаванием с грифом от штанги. А во вторых, за крик в баталии полагалась смерть. Швицы вообще люди простые были, за все смерть. Добрые друзья могли сунуть кинжал под ребра если ты вышел из строя за оброненным кошельком, если ты не рубанул алебардой сдающегося герцога, если ты закричал от крика. Но все это имело не только сакральный, но и практический смысл. Относительную тишину следовало сохранять, чтобы слышать команды подаваемые батальными альпенгорнами. Примерно такими:

Некоторые были особенно большие, именные. Но даже их было не слышно, вздумай все орать.

Так что правильнее было бы написать «Швейцарские баталии приблизились быстрым шагом, в тишине нарушаемой лишь короткими сигналами боевых горнов».

Но это все лирика, суть в том, что швицы атаковали, и завязался редкий по ожесточённости бой.

Самое смешное, что будь против швейцарцев обычное феодальное войско, к которому они привыкли, они могли бы даже победить. Рыхлое феодальное ополчение, хоть и мастерски владеющее оружием, но не умеющее маневрировать и перестраиваться в больших битвах, огромная толпа почти бесполезной и трусливой пехоты — вот типичная картина для средневековья. Швейцарцы намеривались вогнать алебарду в бок самодовольного и надменного феодального льва, и погнать раненого зверя прочь.

Вместо этого они с размаху воткнули острие в задницу чудовища, выползшего из самого ада бесконечной войны, чья покрытая шрамами и броней шкура скрывала стальные мышцы и золотые нервы.

Сокрушительного удара не вышло. Швейцарцев стремительно атаковали тяжелые всадники. Не менее тяжелая и полностью отмороженная пехота Живодеров смогла остановить баталии, заставила завязнуть в ней.

Несколько раз тяжелая конница арманьяков пыталась прорвать строй швейцарских баталий, и это были не те славные речами феодалы, что попадались на алебарды горцев до этого. Ожесточенные, закованные в броню воины рубили древки, врубались в строй, прыгали в задние ряды горцев со спин только что убитых, но не успевших упасть лошадей. Они кололи, давили, рубили.

В эту игру мы тоже умеем играть — подумали швицы, и ответили яростью на опыт, отвагой на холодную жестокость, и презрением на смерть. Швицы каждый раз отражали атаки ветеранов вечной войны. Однако, в перерывах между атаками, швейцарский строй постоянно подвергался обстрелу лучников Уэльса, арбалетчиков из Италии и аркебузиров со всей Европы. И каждый из этих стрелков был профессиональным убийцей.

Погода так се, народец вокруг собрался мутный, и вообще скоро ужин — решили швейцарцы, и засобирались домой.

Но не тут-то было. За долгие годы, Живодеры превратились в слаженный механизм войны, чувствуя друг друга, командиры рот маневрировали на поле не хуже, чем если бы ими управляли из штаба по рации. Швейцарцы были отрезаны от брода, и окружены.

Около 4 часов швейцарцы вели бой в полном окружении. К ним на помощь в это время попыталась прорваться подмога из Базеля, но арманьяки сдержали и отбросили этот небольшой отряд (порядка 800 человек).

На 5-ом часу сражения даже швейцарцы начали уставать. Ну это я сарказмирую, по факту, к тому времени они стояли на грани гибели. Израненные, пытаемые голодом и жаждой, скорее всего не больше половины от первоначальных полутора тысяч.

Неожиданным рывком они попытались прорваться в близлежащий госпиталь монастыря Св. Якова. Не для того что бы перебинтоваться, разумеется. Госпиталь был окружён стеной. Там, за стеной, укрывшись от изнуряющего обстрела, они видимо планировали дождаться темноты, и таки уйти.

Что самое удивительное им это удалось.

Прорваться за стену, я имею в виду.

Но арманьяки, каравеллу им в бухту, были ребятами тертыми и запасливыми. Немного подумав, они решили, что штурм даже такой относительно слабой крепости, им обойдется слишком дорого. Они крепенько окопались вокруг госпиталя, и подтянули артиллерию и стрелков.

После продолжительного обстрела стена была разбита и снесена до основания. Источники акцентируют на этом внимание — на протяженных участках от стены остались обломки, не выше колена. Живодеры попробовали швейцарцев на зуб, и теперь относились к ним с уважением. Швейцарцы понесли тяжёлые потери от обстрела, лишилась прикрытия, и наконец, пехота арманьяков ринулась на штурм, и прорвалась через огромные проломы внутрь укрепления.

Навстречу им встали израненные, засыпанные пылью люди, сжимавшие в руках покрытое кровью оружие.

— Сдавайся! Сдайся и сохрани жизнь! — кричали наемники. С таким же успехом они могли бы кричать это холодному швейцарскому небу. Ополченцы города Берн и Базель, те из них, кто все еще был жив, в последний раз подняли свои изорванные стяги.

Никто из солдат Швейцарского Союза не принял предложение о капитуляции. Последние швейцарцы, после получасового ожесточенного боя, пали в саду госпиталя.

Как вы понимаете, это резко изменило рыночную ситуацию — живодеры пересмотрели условия контракта и отступили, с сохранением лица, конечно. Людовик, подтвердил свою репутацию тряпки, заявив что «никогда не будет воевать со швейцарцами» — люди всегда ценили показную отвагу, а не разумные выводы. А швицы осознали, что мир вокруг большой и страшный, а их внутренние дрязги не так уж и неразрешимы.

Правильная феодальная битва при Монлери 1465

Расскажу я вам сегодня историю о короле, графе и герцоге.

Жили были Филипп Добрый, герцог, со своей герцогиней. И все бы у них было хорошо, но сын у них родился Карлом.Надо сказать честно, в истории редко можно встретить хорошего человека, а уж правителя — так таких вообще по пальцам пересчитать можно. Так вот, Филипп Добрый, герцог Бургундии, был действительно хорошим правителем. При нем люди жили хорошо. Нет, ну он может и гадил по мелочи, Жанну Дарк, например, англичанам продал — но конкретно своих подданных старался беречь.

А его сын, Карл, пошел в матушку, принцессу Изабеллу, француженку. В 19 лет Карл проявил выдающуюся смелость (или тупоголовое упрямство, как начали подозревать позже) в местечковой заварушке, от чего тут же получил авторитетное погоняло «Смелый».

Вообще Карла одно время сильно идеализировали. Его до сих пор в исторических очерках часто называют последним рыцарем Европы. Какой он был? Ну он очень любил движняк. Пиры, охота, война — он всегда в такое вписывался. Пока его отец, герцог Филлип, был жив, Карл кормился с графства Шароле (которое, строго говоря, было частью Франции. Феодализм, он такой), являясь таким образом, носителем титула графа Шароле.

Герцоги графы — пустые слова, которые вызывают у вас лишь смутные ассоциации. Типо граф по нашему — губернатор, герцог это президент национальной республики.

Очень близко, но нет.

Что бы вы могли хотя бы примерно представить себе жизнь крупного феодала, я приведу его «походный» двор — то есть свиту с которой он ездил по гостям, охотам и повоевать по мелочи.

Двор дома Карла Смелого описан как в «Мемуарах» Оливье де Ла Марша, так и в «Хрониках» Жана Молине. Последуем за вторым, менее многословным автором, который пишет: «По обычаю при доме и семье герцога Бургундского всегда имеется 40 рыцарей и 40 кавалеристов под началом четырех знатных рыцарей, не считая прочих рыцарей в большом количестве, согласно обычным старинным условиям, и 20 камер-юнкеров. Имеется также 50 хлебодаров, 50 виночерпиев, 50 стольников, режущих мясо, 50 конюших (Все это тоже далеко не крестьяне, не по чину сволапым вокруг графа виться), и при каждом свой кутилье (оруженосец); над ними начальствуют четыре эскадронных командира. Кроме того, есть 50 лучников личной охраны и 2 рыцаря, начальники над ними. С другой стороны… его гвардия насчитывает 130 кавалеристов и столько же вооруженных кутилье, а равно 130 лучников, и над ними всеми купно начальствует один рыцарь, весьма доблестный и испытанный в боях, и четыре оруженосца как эскадронные командиры».

Все эти люди не столько получали жалованье за «работу» на герцога, сколько являлись его частью. Их кров, еда и само физическое существование были напрямую связанны с благополучием их хозяина. Ну и был шанс улучшить качество жизни и для себя лично, пользуясь приближенностью к священной тушке. Кормить эту ораву приходилось вассалам герцога, к которым он приезжал «погостить». Одновременно, по факту это была армия — случалось, не маленькие города куда меньшим количеством людей брали.

И одновременно они были ядром феодального войска, хребтом, на котором все держалось. Центром силы. Точкой отсчета. Те, кто решают битвы. Жнецы врагов своего короля. Ниже я буду описывать битву, и упомяну их вскользь всего пару раз. Ну, потому, что на большее они не навоевали.

Я хочу акцентировать еще раз — Карл Смелый был чистым эталоном для феодального правителя. Его можно рядом с килограммом и метром в Палату Мер и Весов ставить.

Основные занятия его и его двора — участие в лихих джигитовках на конях и поножовщине, охота, гонки на лошадях, веселые проделки (в основном над теми кто ниже по социальному статусу), слушание и пение баллад и все прочее то, чем обычно занимаются безработные на дорогих средствах передвижения.

Грабеж, убийства и рэкет включены. И одновременно с этим — преследование особо борзых бандитов и крестьян.

Все шло у Карла хорошо, особенно после до того как его папа, Филип Красивый, помер. Но тут на престол Франции взошёл Людовик, и испоганил своим видом всю пастораль… Людовику назначили порядковый номер 11, и судьбу неудачника. А все потому, что среди четких пацанов Людовик имел плохую репутацию. Он слыл слабаком. Как физически, так и морально. Нам, современным людям, кстати сказать, может показаться что это репутация не заслуженна.

Типичный пример — Людовик, еще будучи наследником, участвовал в походе на швейцарцев, и лично присутствовал, когда полторы тысячи упертых швицов дрались с «Живодерами» французов до последнего человека.

Бродя по полю боя, после победы, Людовик показал себя не бесчувственным, как камни древнего замка, ну то есть настоящим рыцарем, а расклеился как баба… Вокруг были просто горы изрубленных трупов, и швейцарские были отнюдь не в большинстве. И можно понять, почему король был расстроен. Его армия вторжения была серьезно потрёпана еще до встречи с основными силами швейцарцев, наемники начали бузить и требовать еще бабла. А швейцарцы мало того что кидались на минимум пятикратно превосходящие силы, еще и трудно, даже мучительно трудно, умирали. И совсем не сдавались. Тут то Людовик неосторожно высказался в том ключе, что в рот ему ноги, если он еще раз с этими отбитыми наголову психами будет воевать. Еще непонятно кого именно он имел в виду — швейцарцев, или таки своих наемников. Но эту фразу услышали, и стали пересказывать. Ну как же, король (вернее тогда дофин, наследник короля) признался в том, что испугался.

А надо понимать, что в рыцарской среде подобные заявления были несколько опрометчивы. В одной битве, (не на много позже описываемых событий), рыцарская конница подверглась болезненному обстрелу артиллерии. И военачальник прислал приказ — отойти на двести шагов. Чтобы выйти из-под обстрела. Что сделали рыцари? Правильно — возмутились хамством и пошли в атаку. Их разумеется опрокинули и разогнали, но перед этим они успели сломать бедняге военачальнику всю задумку битвы.

В общем, не по понятиям было проявить даже некоторый намек на то, что ты хоть чуть-чуть не так крут как крутой Уокер. Правда эта демонстрация крутости никак не мешала феодальному ополчению разбегаться с поля боя как зайцы, при первых же осложнениях.

Имея военную знать, с такой яростью почитавшую понты, Людовик, который любил порядок и что бы все было по делу, был неприятен всем приличным людям.

Строго говоря Людовик даже сделать ничего не успел, только как Евдокимов, сказал — «Может воровать хватит?» — как его полная гнусности сущность стала тут же всем очевидна.

Начались проблемы административного характера — Людовик искал людей, которые хоть и воруют, но хотя бы работают. Тут надо отдать должное благородным шевалье Франции — подленькую автокатастрофу (в то время «несчастный случай на охоте») они устраивать не стали. Может они и были ворюгами и упырями, но все же они не были ничтожествами.

Не удивительно что крупные феодалы Франции подняли справедливое восстание против такого мерзкого короля. Разумеется, просто мятеж им не подходил, не хватало понтов. Выход был найден — они объявили себя «Лигой Народного Блага». Народ содрогнулся в ужасе. К несчастью, Лига добавила себе легитимности, поскольку их возглавил не кто-нибудь, а герцог Карл Беррийский, младший брат короля. Командовал же движухой по факту Карл Смелый.

Как и зачем он туда влез — отдельный разговор. Так то Карл Смелый был давним корешем Людовика. Они вместе росли, были даже не сильно дальними родственниками — в общем братухи. Казалось бы, брат за брата, как по рыцарским понятиям взято! Тем более, что, являясь графом Шароле, Карл автоматически становился вассалом французского короля, в конкретном лице Людовика номер 11.

Если со стороны посмотреть — воевать против Людовика это прямое нарушение вассальной клятвы, вроде бы не по понятиям. Но Карл имел аргумент — Людовик, жалкий барыга, предлагал купить графство Шароле у Карла. Чем, разумеется, правильного рыцаря Карла оскорбил. Обида на бывшего почти брата, а теперь неправильно сюзерена, засела в Карле так глубоко, что её почувствовал даже его конь. В буквальном смысле — Карл, как только узнал о смуте, собрал феодальное ополчение Бургундии и отправился на помощь угнетенным братьям феодалам. Вскачь.

Самая хохма тут в том, что Людовик уже купил графство Шероле, еще у отца Карла, Филиппа Доброго, и даже деньги сдуру отдал.

Людовик в ответ на благородный порыв подданных проявил в полной мере свою подлость — объявил сбор армии, и таки её собрал, несмотря на массовый саботаж от крупных магнатов. Опираясь в основном на наемные отряды, ополчения городов, и некоторые экспериментальные войска, вроде лучников в тяжёлой броне (в основном шотладцы, мелкие дворяне, считай те же рыцари).

В общем показательной порки неправильного короля не получилось. И две, вполне себе правильные феодальные армии, сошлись в битве при Монлери.

Карл рассчитывал разбить королевские войска с помощью войск герцога Беррийского и герцога Бретонского, которые шли из Бретани под предлогом покончить с распрями в столице. Людовик же надеялся на победу над бургундцами с помощью верного ему парижского гарнизона. Кстати «всеми презираемый» французский король был не так уж и одинок, ему достаточно преданно служили маршалы Жоакен Руо и Карл де Мелен. И они показали себя достаточно опытными военачальниками, отбиваясь от воинов Карла на протяжении почти двух недель. Войска Карла были очень мобильны. Их основу образовывали почти полторы тысячи всадников, которых поддерживали орудия на телегах. При войске шло до 500 наемников из Англии, метких стрелков из английского лука.

Итак, уверенность в победе была у обоих военачальников, и поэтому битва началась.

Войско Карла дважды перестраивалось, всадники то спешивались, то садились на коней, благородные доны спорили о том как им правильно бить Людовика, и кто должен быть впереди. В процессе они шуганули королевский авангард, потеряв убитым довольно именитого и богатого «собрата» по лиге, и наконец построились. Несколько часов после этого, армии обменивались пушечными выстрелами, без заметного эффекта. Что много говорит об эффективности артиллерии того времени — снаряжение выстрела могло занять несколько часов, а попасть в цель чуть меньшую размерами, или чуть более подвижную, чем замок, тогдашним современным пушками было трудно.

На правом фланге бургундской армии Карл де Шароле повел в бой тяжелых всадников, ядро которых составляла его свита, и опрокинул мощным ударом роялистов. Во главе с принцем Карлом Анжуйским третья часть армии французского короля бежала с поля боя. Пришлось Людовику XI лично исправлять положение. К 13 часам он собрал конницу своих дворян (личных королевских вассалов, неплохо экипированных) и бросился под пушки бургундцев. Пал боевой конь Людовика. Сам французский король тоже вполне мог закончить жизнь под градом ядер и стрел, но его вытащили из-под коня верные шотландцы. Однако к этому моменту возле короля почти никого из его свиты не осталось. Солдаты короля массово покидали поле боя, толпы бежали к замку, надеясь укрыться за его стенами. Король скакал за беглецами, сняв шлем, чтобы все видели его лицо, и не переживали.

Карл тоже хапнул приключений, но об этом ниже.

Бой завершался вечером, в силу наступившей темноты. Но еще до этого, он свелся к перестрелке лучников и пушкарей. Ночью войска короля ушли к Корбею, возвращаясь к Парижу. И вот тут Людовик сделал интересное — он сразу же разослал герольдов, трубивших о победе короля. Всем говорили, что бургундцы потеряли втрое больше солдат, чем войско его величества.

Армия Карла и его союзников простояла у замка Монлери еще два дня, собирая убитых. Было взято 7 неприятельских орудий. В лагере бургундцев все были убеждены в том, что сражение ими выиграно, что логично — король позорно бежал, уступив им поле боя. Все шумно, весело и под вино лизали седалище наследника бургундского престола, в числе прочего на общей сходке короновав его почетным погонялом «Смелый». С которым и вошел Карл де Шароле в мировую военную историю.

Смотря на мутный результат битвы, король увидел что война это не его, и надо мутить в другую сторону. «Французский король помирился с Карлом в Конфлане осенью 1465 года. Бургундцы получили земли на Сомме, остальные участники Лиги тоже не остались внакладе, получив от короля новые угодья и города.» Что бы вы понимали — получить от короля даже маленький городок, это как сейчас получить от папы большую нефтевышку.

Для современников битва при Монлери показательна массированным применением тяжелой кавалерии и мощного артиллерийского огня. Стало очевидно — конница вновь после Столетней войны стала восстанавливать свои позиции в сражении, а огнестрел, не смотря на развитие, остался в нише осадных приспособлений, мало пригодных для полевого боя.

Так выглядела битва, можно если посмотреть на красивую схемку, и излагать четко и по делу. Но как же она выглядела на самом деле?

У нас есть прекрасные мемуары Филиппа Контамина, который на тот конкретный момент, был бесконечно преданным вассалом графа Шероле (он же Карл Смелый, он же будущий герцог Бургундский). Мемуары его ценны тем, что он яростно пытался казаться умным, и поэтому там есть много заимствований. То есть он постоянно вставляет чужие мысли, приписывая их, разумеется, себе. И через это мы можем взглянуть на образ мысли благородного человека того времени. Вот, например:

«Лучники графа шли первыми, в полном беспорядке. По моему мнению, в бою лучники являются решающей силой, когда их очень много, когда же их мало, они ничего не стоят. Но им нельзя давать хорошего снаряжения, дабы они не боялись потерять своих лошадей или что иное. Для этой службы люди, ничего не видевшие в жизни, более ценны, чем многоопытные. Такого же мнения придерживаются и англичане — цвет лучников мира.»

Кстати, Контамин — член свиты Карла. Он богат, на хорошем коне, окружен вооруженными и умелыми слугами, но все же на доспехи его очевидно проспонсировал граф, от того он и трется рядом с ним. Как юнит он чувствует себя элитарно — он подчеркивает что многие, даже весьма богатые магнаты феодального ополчения снаряжены плохо, часто у них нет кирас, иногда шлемов. Это важная деталь — рыцарство деградирует. Хорошо вооружены только «коронные» рыцари, которые скорее всего спонсируются сюзеренами. Всадники Карла испытывают трудности с оружием, конями, выучкой. Например у них постоянные проблемы с копьями — оруженосцы и слуги постоянно отстают, или просто убегают.

Мемуары контамина дарят редкую возможность увидеть битву от лица тяжёлого всадника. Если вкратце — битва удалась. Карл всласть накомандовался. Приведу цитату от Контамина:

'Предполагалось устроить в пути два привала для отдыха пехотинцев, ибо дорога была долгой и тяжелой из-за высоко поднявшихся хлебов. Однако все было сделано наперекор задуманному, как будто люди сознательно стремились к поражению. Этим Бог показал, что руководит сражениями он и что именно Его воля предопределяет их исход…

…Возвращаясь к теме рассказа, следует заметить, что граф совершил переход одним махом, не дав отдохнуть своим лучникам и пехотинцам. Кавалерия короля тем временем перешла в двух местах ров, и, когда она приблизилась настолько, что ее можно было атаковать с копьями наперевес, бургундские кавалеристы прорвали ряды собственных лучников — цвет и надежду армии, не дав им возможности ни разу выстрелить, и ринулись вперед.'

Сам Контамин, стараясь не отставать от Карла, вряд ли много успел рассмотреть, или поучаствовать в бою — иначе он бы не обошел это своим пристальным вниманием. Далее он описывает как его обожаемый Карл, он же граф Шероле, со стойкостью тренированного атлета долго носится по полю, рубя пехоту и отставших. Один гнусный пехотинец, кстати, совершил мерзкое — ткнул сиятельного графа Шероле в брюхо пикой, заплатив за это жизнью. Но броня выдержала, и Карл продолжил вечеринку. Пока не наткнулся на французский конный отряд. Карл, памятуя о своем графском достоинстве и смелости, кинулся на французов. Но те оказались какими-то тертыми ребятами, да и герб Карла их не впечатлил. Они оттеснили свиту, и отлупили Карла так, что у него отлетела пластина брони, прикрывавшая шею. Собственно, на этом история Карла могла бы закончиться, но его спас один мужик. В прямом смысле, вот как об этом отзывается Филлипп Контамин:

«Часть его (Карла) отряда отстала, и за ним погналось 15 или 16 королевских кавалеристов. Его стольник Филипп д’Уаньи, несший штандарт, был убит сразу же, а сам граф оказался на краю гибели. Ему нанесли несколько ударов, причем один из них мечом в горло, плохо защищенное шейной пластиной, которая еще с утра была плохо закреплена, и я сам видел, как она отскочила. Метка от этого удара осталась у него на всю жизнь. Нападавший, подняв руку, закричал: „Монсеньор, сдавайтесь! Я вас узнал, не вынуждайте меня вас убивать!“. Граф, однако, продолжал защищаться, и в разгар схватки между ними вклинился служивший у графа сын одного парижского врача по имени Жан Каде, толстый мужиковатый здоровяк на лошади соответствующей стати, который и разъединил их.»

Кстати, за спасение сиятельной задницы, мужлану ничего не обломилось. Ни похвалы, ни наград. Что даже к лучшему — в силу своей подлой мужицкой сущности, этот низкий человек в следующий раз будет за короля. Бесхребетный Людовик за подобные выходки был склонен давать мужланам дворянство и денег.

В общем, вырвавшись из схватки, Карл, помня о том, что он еще нужен Бургундии, смело задал стрекача, не поленившись сменить своего коня, на коня пажа.

Когда он слегка отбежал, выяснилось, что вокруг валяются неопознанные трупы, кое где носятся французы (решительно не ясно какие за правое дело, а какие за левое), Бургундцев, кроме герцога, вообще не видно. День перестал быть радостным, война почему-то перестала приносить удовольствие.

Не далеко обнаружился Людовик, засевший в укреплении (собственно сам замок Монлери давший название сражению), с небольшим отрядом.

В конце концов, утвердившись на исходных, оба противника начали обрастать войсками — со всего поля боя под их знамена стягивались живые и рассеянные. Вряд ли эта толпа была похожа на армию, добавлю я от себя. Неожиданно, из недалеко расположенного леса, вышел союзник Карла, сбежавший со всем своим отрядом в начале битвы. Это резко качнуло чашу весов в пользу герцога. Снова дадим слову Контамину, благо что этот источник имеет и вполне литературные достоинства:

'В течение получаса, как я заметил, все помышляли только о бегстве, и, появись тогда хотя бы сотня врагов, мы бы разбежались. Мало-помалу к нам стали стекаться люди. По 10, по 20 человек, кто пешим, кто на коне. Пехотинцы были изнурены и изранены из-за действий как нашей собственной конницы во время утренней атаки, так и неприятеля. Поле, на котором мы стояли, еще полчаса назад покрытое высокими хлебами, было голым и страшно пыльным. Повсюду валялись трупы людей и лошадей, но ни одного мертвого из-за пыли опознать было невозможно.

Вдруг мы увидели, что из леса вышел отряд в 40 всадников со знаменем графа Сен-Поля и направился к нам, обрастая примыкавшими к нему людьми. Нам казалось, что он движется слишком медленно; к графу два или три раза посылали гонцов с просьбой поторопиться, но он не спешил и продвигался шагом, заставляя своих людей подбирать валяющиеся на земле копья. Двигались они в боевом порядке, и это ободряло нас. Когда они с присоединившимися к ним людьми подошли к нам, то у нас оказалось 800 кавалеристов. Пехотинцев же почти не было, что и помешало графу Шароле одержать полную победу, так как войско противника находилось под защитой рва и высокого вала.'

Так, в течении одного абзаца, Карл Смелый изменил результаты битвы от «пора рвать когти» до «тупая пехтура опять не дала нам победить полностью».

Хуже того, от Людовика начали откалываться крупные омажные отряды магнатов (В закат умчало 800 всадников, как уверяет Контамин). Ну дескать, эта битва не такая, как я ожидал. Я ухожу.

Король Франции, Людовик 11 проиграл свою первую битву. Почему-то я постоянно вижу, что пишут «Карл Смелый одержал убедительную победу при Монлери», но вы со мной согласитесь, из источников эта победа не выглядит такой уж убедительной.

Можно добавить, что во время хаоса битвы, французы успели разграбить часть бургундского обоза. А сам Людовик возглавив атаку своих личных вассалов в центре, ведь мог бы переломить ход сражения. Но ему просто не повезло — под ним убили коня. А потом, внезапно, все эти вассалы с тысячей лет преданного служения, обязанные ему всем младшие сыновья при дворе и прочие военные профессионалы, оказались достаточно профессиональны для того что бы мастерски отступить, бросив короля. И его почти чудом спасла пешая шотландская (!) гвардия. Кстати, тоже лучники. На тот момент их было 100 человек, после — Людовик сильно расширил штат. Людовик сделает оргвыводы.

Тем не менее прямо сейчас Людовик проиграл по очкам, и пошел на многочисленные уступки.

Король отдал графу Шароле города и земли на Сомме, я напомню, совсем недавно выкупленные им за 400 тыс. золотых экю у герцога бургундского Филиппа III Доброго. Своему младшему брату, герцогу Карлу Беррийскому, Луи отдал Нормандию и уступил свои сюзеренные права на Бретань, герцогство Алансонское и графство Э. Значительные пожалования землями, правами и прибыльными должностями получили и другие участники Лиги.

В целом, битва при Монлери — пример типичного феодального, хаотичного боя. Люди на очень дорогих конях и в хороших доспехах, достаточно мобильны чтобы избегать тяжёлого боя с сильным противником. Поэтому сплоченные шотландцы и смогли уволочь своего нанимателя прямо из под носа мятежников — никто не стал с ними связываться. Да и вообще всадники, пользуясь преимуществом мобильности, в основном стараются пограбить. И то и другое неплохо им удается. При этом они демонстрируют отвагу (именно что демонстрируют) но не в состоянии слушаться приказов, и совсем плохо придерживаются плана.

Но все же разрозненные пехотинцы становятся их легкой добычей. Метательное оружие, похоже, не оказывает заметного воздействия на конницу, большинство коней которой вовсе не прикрыто броней. Только массированный и сосредоточенный обстрел из лука может остановить достаточно организованный конный отряд, да и то, в основном из-за уязвимости огромных рыцарских коней.

Пехота себя проявила почти никак — несмотря на то, что многие пехотинцы и с той, и с другой стороны уже хорошо одоспешены, и крайне опытны. Тут можно зайти на территорию предположений, и допустить что если твоя работа убивать, то умирать не входит в твои должностные обязанности, и вполне естественно стараться этого избегать.

Контамин высказал, по-видимому, основополагающее мнение того времени относительно таких крупных битв, где сходятся больше десяти тысяч человек с обоих сторон:

«…Мое мнение таково, что ни один человек по своему разумению не способен устанавливать и поддерживать порядок, когда имеет дело с массой людей — ведь на поле боя события разворачиваются иначе, чем они планируются заранее, и если человек, от природы наделенный разумом, возомнит, будто он способен это сделать, то он согрешит против Бога…»

Однако выводы Людовика и Карла были иные. Они оба пришли к выводу, что назрела военная реформа. И начали реформирование своих армий. Однако действовали они при этом, по разным направлениям.

Но об этом, в следующий раз.

Бургундские Войны. Как оно завертелось

В прошлый раз мы остановились на битве при Монлери, в которой не было места дисциплине и преданности. Свидетель битвы (да-да, опять Филипп де Коммин) глубокомысленно отметил:

«…Мое мнение таково, что ни один человек по своему разумению не способен устанавливать и поддерживать порядок, когда имеет дело с массой людей — ведь на поле боя события разворачиваются иначе, чем они планируются заранее, и если человек, от природы наделенный разумом, возомнит, будто он способен это сделать, то он согрешит против Бога…»

Но главные действующие лица, в лице короля Франции Людовика XI (с неавторитетной погремухой «Благоразумный») и сын герцога Бургундии Карл (с четким погонялом «Смелый») были решительно не готовы к смирению с божьей волей.

Через некоторое время умер старый Филипп aka Добрый — старый герцог Бургундии, и да здравствует герцог! Карл стал полноправным герцогом.

Бургундия, доставшаяся в наследство молодому и дерзкому герцогу, была богата, знаменита турнирами поэтов и менестрелей, и много десятилетий не видела войны на своих землях.

Карл решил, что его герцогству сама судьба, само небо, и даже сама Дева Мария сулит величие. И ведь мы все знаем — величие можно получить только одним путем. И это дело понятное не торговля и экономическая и культурная экспансия. И Карл это понимал не хуже — он буквально превратил страну в казарму. Что, разумеется, вылилось в некоторые дополнительные траты.

Короче, за несколько лет интенсивной подготовки к войне, Карл собрал налогов с Бургундии больше, чем его отец за 45 лет.

Некоторое недовольство населения герцога не заботило.

Карл Смелый, Герцог Бургундский заботился не о Бургундии а о своей армии, и постоянно ее реорганизовывал, финансировал, издавал многочисленные ордонансы. Ордонансы — указы, прообраз современных уставов. Вообще, начиная готовить посты по Бургундским Войнам, первое время Карл мне казался неким «попаданцем», он явно опередил свое время. Вот, например, организация его пехоты:

На 10 пикинеров приходилось 5 арбалетчиков и 3 куливренера (аркебузира). В полевом сражении пикинеры развертывались в густую линию, опускались на колено и выставляли в сторону неприятеля свои пики, стрелки должны были вести огонь поверх их голов. В первом приближении это чуть ли не испанская терция. Ну ладно, нет конечно. Но основные тенденции армий нового образца на месте — вспомогательная роль копейщиков, половина пехоты вообще стрелки. Конечно кулеврины пока не совершенны, но тяжелые арбалеты некоторым образом нивелируют отсутствие мушкетов. То же самое с уставом — единообразие в обмундировании, единые цвета, организация рыцарей в эскадроны.

Но дьявол прячется в деталях. Например, Карл пытался повысить боеспособность своей армии, набирая из каждой воевавшей европейской страны те рода войск, которыми та была знаменита. В его коллекции были лучники Англии, аркебузиры Германии, легкие конники Италии и копейщики Фландрии. Как собрать их в единый организм? Проводились ли совместные учения? Похоже этим герцог если и озадачивался, то превозмочь трудности общения с дикой вольницей не смог — ничего о совместных масштабных учениях пехоты мы не знаем.

Впрочем пехоту герцог особо и не любил. Он любил артиллерию — она и правда была у него лучшей в Европе. И главное — он любил, конечно, конницу. Он и сам был тяжелой конной боевой единицей.

Однако при ближайшем рассмотрении все его прорывные нововведения оказываются заимствованы. Так, например, ордонансные роты он нагло скопировал у Франции.

И вот тут начинается разница в видении армии будущего у Карла, и его вероятных противников.

Тут такое дело — феодальные владения постоянно укрупнялись. Это, с одной стороны. С другой стороны, ситуация осложнялась тем что долгие годы мира дало благородным рыцарям время немного освоиться в меняющихся условиях прогрессивного 15 века. Короче, стало выгодно развивать свой феод и стричь шерсть на месте. А ходить на войну, в надежде раздеть там менее удачливого оппонента — стало не выгодно. А если человек благородного происхождения был достаточно беден, чтобы заинтересоваться возможностью военной добычи, то оказывалось что он недостаточно богат, чтобы содержать дорогое вооружение и коня. Даже средне вооруженных всадников феодального ополчения становилось все меньше.

При этом шло несколько крупных военных конфликтов, длинной в поколения. Я не шучу, можно назвать столетнюю войну, но вообще их было много — до столетней войны в той же Франции была Война Жанн, про всякие там испании, балканы и италии вообще молчу. В результате появилось множество людей чья работа была, как и у рыцарей, война, но при этом они были сильно деклассированны. Например бывшему наемнику запрещалось мирно селиться уходя на покой, под угрозой отречения от церкви тех сеньоров (это могли быть и города, и сельские общины — коллективные феодалы) которые дали им прибежище. Очень серьезно, на самом деле. Одновременно с этим наемники, после многих десятилетий войн, оказались весьма многочисленны, и внезапно, чаще лучше одоспешенны и вооружены чем традиционное средневековое феодальное ополчение. Не говоря уже о богатом боевом опыте. Но если с наемной пехотой еще можно было хоть как-то смириться, то наёмник-всадник (риттер, шевалье — буквально синоним благородного человека в Европе) одним своим существованием рушил миропорядок.

А эффективность наемных банд вообще, и тяжёлой конницы особенно, к 15-му веку стала очевидно выше феодального ополчения. Просто на голову. В перерывах между войнами банды делили Францию на куски, и грабили каждый свой, нередко давая бой и разбивая местных феодалов даже в крупных сражениях.

Французы решили это элегантно. Они взяли несколько конных банд наемников, и приняли их на регулярную службу. Главари стали «Королевскими капитанами», наемники — дворяне сели на жалование. Необходимый минимум защитного вооружения предоставлялся королем. Карл же пошел другим путем — он, копируя «ордонансы» Франции, изменил сам принцип комплектования. Теперь каждому дворянину, изъявившему желание влиться в благородный дом Карла, выдавали подъемные, коня и оружие.

Фактически Карл строил феодальную армию, но с помощью новых инструментов — мощных (сравнительно) экономикии производства.

Про ордонансные роты Карла я уделю один абзац, но прочтите его внимательно. Этот род войск останется на полях сражений еще долго, и проявит себя в лучшем свете. Назывались эти рыцари «жандармами». Основная ударная сила — тяжелая конница жандармов в сопровождение средней конницы — кутилье. Легкая конница могла быть представлена конными арбалетчиками. Конные лучники воевали спешенными.

Теперь, что нужно было иметь приличному жандарму, что бы не стыдно было показаться на поле боя — прописывается в военном «уставе» Карла Смелого за 1473 г.:

«Кавалерист ордонансного копья, жандарм. Он должен иметь полный доспех, включая салад с подбородником или барбют, латный воротник, длинный, негнущийся и легкий колющий меч, нож-кинжал, прикрепленный к седлу слева, и булаву, подвешиваемую справа, коня с налобником и в доспехе, чтобы он мог скакать и о его доспех ломалось копье; что касается кутилье, то ему положены легкая кольчуга или корсет на немецкий манер, салад, латный воротник, наручи и поножи, короткая пика с перекладиной — достаточно жесткая и легкая, чтобы ее можно было держать горизонтально, как маленькое копье наперевес, а также добрый меч и длинный обоюдоострый кинжал».

Ну, там еще несколько важных деталей — перья наполовину белого, наполовину синего цвета… Но уставом весь этот сборник пожеланий можно назвать с большим трудом. Зато забавно читать пассажи о том, что герцог Бургундский «пожелал» своим рыцарям, что бы они тренировались движению в строю. Когда не заняты. После обеда. И не пьяны. Хотя бы раз в неделю. И я не шучу, это реальные положения ордонанса. Слегка ломает привычные нам представления об армии, не так ли?

Особенности менталитета. Герцог намеренно оставлял благородным рыцарям запасную калитку, на случай если они не хотят тренироваться. Можно бухнуть, например, и тем обосновать свое неподчинение «пожеланию». В противном же случае видимо могли возникнуть проблемы с подчиненными у самого герцога. Сложные отношения внутри феодальной знати — это просто прекрасный сюжет, для которого нужны яркие краски и талант истинного художника. Но пока он еще ждет своего гения, а я так, ну разве что на Малевича потяну.

Кроме ордонансных частей Карл Смелый имел личную гвардию и двор — отель, а также некоторое количество вассальных войск.

Если помните, я упоминал что Карла называют «последним рыцарем Европы». Это в том числе и из-за того, что в его указах есть слова о том, что его армии запрещается грабить мирное население. Идеализация именно этого исторического деятеля мне мало понятна. Ну да, запрещал. Но только в исконных землях Бургундии. Но тут показательна сама ситуация с теми же жандармами — их содержание позволяло просто сводить концы с концами. А предоставление им коня и доспехов — почти то же самое что сейчас дать гаишнику переносной знак «ограничение скорости 20 км/ч». А о наемниках уже и говорить не приходиться.

Ближе к делу. Карл был готов к войне. Задача стояла простая — получить королевскую корону из рук германского императора и объединить свои владения во Фландрии и в Бургундии. Мостиком между этими провинциями служит Лотарингия. Карл завоевывает Лотарингию и изгоняет местного герцога Рене Лотарингского. Можно посмотреть на карте.

А это еще одно горящее поленце на трон Людовику порядковый номер 11. Впрочем Людовик тоже не сидит без дела. Но, помаявшись в грязи под убитым конем при Монлери, он как взрослый и самокритичный человек, решил, что воеводствовать ему не к лицу. Хотя решил он это довольно давно, еще в битве со швейцарцами… Тут то Людовика и осенило — швейцарцы!

И тогда Людовик один-один формирует против Карла союз, к которому присоединяются швейцарцы.

За этой короткой строчкой многолетние интриги, яд, кинжалы, кинжалы с ядом и золото. Много золота. Сейчас мы знаем некоторые закулисные подробности — кантоны согласились помогать Людовику за ежегодную мзду в размере 20 000 тысяч золотых (при годовом бюджете Франции в 700 000) в мирное время, и дополнительную плату каждому бойцу во время войны. Впрочем, и сам Карл, со своими жесткими мерами по сбору податей и спесивой надменностью тоже Людовику не мало помог.

Так, неожиданно для себя, Карл поссорившийся с Людовиком, оказывается в состоянии фактической войны (у него бунтуют города и пытаются вступить в Швейцарский Союз) со швейцарцами.

Карл ведет себя, как и подобает альфачу, уверенно. Вот его цитата:

«Они [швейцарцы], не знают, что такое настоящая война. Мы им ее покажем». Сами швейцарцы, кстати, не испытывали восторга в связи с перспективой драки с Бургундией.

Вставлю цитатку от осточертевшего всем Филиппа де Коммина:

«…Герцог, покинув со своей армией Лотарингию, вступил в Бургундию, где к нему вновь явились послы этой старой германской лиги, называемой Швейцарией, и сделали предложения более выгодные, чем раньше: помимо возвращения земель, они предлагали выйти из всех союзов, которые ему неугодны, в особенности из союза с королем (Людовиком), и стать его союзниками, и поставлять ему для борьбы с королем шесть тысяч человек за довольно умеренную плату всякий раз, когда он только потребует. Но герцог и слышать ни о чем не хотел…»

В общем Карл решил начать наказывать. И начать наказывать с замка Грансон. В начале 1476 швейцарцы захватили савойский замок Грансон, но армия Карла Смелого подоспела практически тут же. Защитники Грансона капитулировали перед превосходящими силами. И были вероломно убиты бургундцами. Почти 500 бернцев. То есть «Последний Рыцарь» был конечно со всех сторон благороден, и если ему угодно вырезать людей «низкого» происхождения, это его никоим образом не умалит в глазах таких же «благородных». При этом надо понимать, что те кого он убил — богатые люди. На современные российские деньги сотники Швейцарцев это люди занимающие должности меров и директора заводов, с хорошими доходами. Что Карл творил с «простыми» людьми — вообще жесть.

Последний штрих к портрету герцога Бургундского — во всех хрониках и летописях захваченной Карлом Лотаргинии и земель по которым он проходил со своим войском, его называют не иначе как Карл Ужасный.

Итак, у относительно свободных, и неплохо живущих средневековых европейцев, чьи отношения с их феодалами наконец-то обрели некие рамки, случились разногласия с могучим сюзереном Бургундии. Разногласия земельного характера — Карл хотел их втоптать в землю, а они Карла в неё же закопать.

Отсюда и конфликт. Первое время Карл успешно проводил желаемое в действительное.

А потом навстречу Карлу Ужасному выступила армия швейцарского союза.

Битва при Грансоне 2 марта 1476 года

У бургундцев имелся хорошо укрепленный лагерь. Теперь то задним числом, всем ясно что именно там герцогу и следовало встретить швейцарцев. Впрочем, то же самое говорили Карлу и его советники прямо перед битвой.

Войско Карла насчитывало приблизительно 14 000 человек: 2 000− 3 000 тяжелой конницы, 7 000–8 000 стрелков, остальные — пешие пикинеры.

Хотя швейцарцы, насчитывавшие до 19 000 человек, имели перевес всего в несколько тысяч. И Карл сомневался, нападут ли они на его лагерь. Ну не воевал человек никогда со швицами, ну хватит ржать. Мучимый сомнениями, Карл все же решил выступить им навстречу.

Утром 2 марта оба войска выдвинулись: швейцарцы — по направлению к северному выходу из ущелья, на Вомаркюс, бургундцы — к южному выходу. Часть швейцарцев, — преимущественно швицы, бернцы и фрейбургцы, — вступила в бой с бургундским постом, расположенным на дороге через хребет. Разгоревшийся бой привлекает на эту дорогу один отряд за другим, а когда «швицы», преследуя противника, переходят на другой склон хребта, то замечают перед собой в долине все войско герцога. Авангард уже прибыл и приступил к разбивке лагеря; главные же силы еще были на походе.

Герцог сам прибывает с авангардом и принимает бой с выходящими из ущелья швейцарцами, выдвигая против них, в первую голову, своих стрелков.

Дорога, по которой наступали швейцарцы, представляла собой не непосредственный переход из лесистых гор в долину, а отлогий спуск по усаженным виноградом холмам. В такой местности Карл почти совсем не мог пустить в ход ни одного из тех двух родов войск, на которые он по преимуществу возлагал надежды, — рыцарство и артиллерию. Поэтому Карл принял решение — развернуть свое войско в долине и там встретить атаку швейцарцев.

Теперь внимание, не пропустите момент разгрома армии герцога — дальше события развиваются стремительно!

Бургундские стрелки, явно довлеющие над швейцарскими численно, вероятно, создавали большие затруднения для формировавшейся на холмах четырехугольной баталии швейцарцев. Там было приблизительно 8 000 человек «швейцарцев» — меньше половины от всех сил. Баталия, неся потери от дистанционного оружия, вынуждена была перейти в наступление, не дождавшись подхода остальных частей.

Ее сопровождала немногочисленная конница и несколько орудий, подвезенных бернцами.

Фактически, все работало на Карла — зверь сам лез в капкан. Да ещё и заботливо разрезав себя на куски, более удобные для переваривания.

Кстати, перед битвой швейцарцы опускались на колени, что бы помолиться. Увидев это, герцог якобы воскликнул:

«Клянусь Святым Георгием, они просят прощения! Канониры, дайте огня этим злодеям!».

План был прост, и потому красив. Швейцарцы для отражения кавалерийских атак были вынуждены останавливаться, формируя нечто вроде «ежа». И, выйдя на равнину, они предоставляли себя в качестве прекрасной мишени для артиллерии и стрелков Карла. Ему же оставалось просто периодически атаковать баталию конницей, чтобы она не могла двигаться. И расстреливать, расстреливать, расстреливать…

Битва началась с залпа бургундской артиллерии по швейцарцам, который «сбил с ног разом десять человек». После чего в атаку пошли бургундские жандармы: швейцарская пехота была вынуждена остановиться и выставить пики для отражения атаки. Швейцарцы легко отразили первую атаку жандармов. Во вторую пошел сам Карл Смелый, видимо стараясь соответствовать прозвищу. Швицы ранили под ним коня, но самого герцога не задели. В этот самый момент другой крупный отряд уже не бургундских жандармов, а конкретно феодального ополчения, под командованием заслуженного ветерана Луи де Шалона попытался обойти швейцарскую «баталию» и ударить ей в тыл. Но выяснилось, что Шалон то ли более смелый, то ли менее удачливый. Эта атака стоила бургундцам много крови, сам Шалон погиб. Но не надо думать что швейцарцам это далось легко.

Дибольд Шиллинг, участник сражения, писал, что швейцарцы «своими длинными пиками кололи лошадей в нос, и те разворачивались и бежали».Тем не менее, некоему благородному рыцарю, Шатогийону (там потом вино будут делать) удалось прорваться внутрь баталии и завязать схватку со знаменной группой Швица. То есть попытался захватить знамя. В безжалостной рубке храбрый бургундский рыцарь был убит Гансом фон дер Грубеном, членом Большого совета Берна. Вслед за Шатогийоном рухнул его штандарт, захваченный люцернцем Генрихом Элснером. Потеряв нескольких лидеров, дворянская кавалерия прервала атаку и отступила.

Карл отвел кавалерию, ожидая следующего залпа. Повернул голову в поисках стрелков, и обнаружил что битва проиграна. Пока герцог развлекался, его дорогие пехотинцы разбежались.

Видимо возможность испытать последствия герцогского гнева, в тот конкретный момент, была не такая пугающая, как вероятность оказаться на расстоянии удара алебарды от гневного швица. Пехота умело выбрала нужный момент, когда вокруг не было начальников. И совершила тактически грамотный маневр.

Репутация начала работать на швейцарцев.

Под командованием Карла Смелого остались только жандармы и артиллерия, после чего герцог был вынужден оставить поле боя.

Потери победителей были вполне сопоставимы с уроном, понесенным проигравшими. Сохранился список раненных конфедератов по городам:

Цюрих — 7; Швиц — 70; Фрибург — 22; Ури — 8; Цуг — 12; Золотурн — 13; Гларус — 7;

Санкт-Галлен — 2; Обвальден и Нидвальден — 5; Люцерн — 52; ИТОГО — 198 человек.

С учетом потерь бернцев, вынесших на себе основную тяжесть боя, можно согласиться с оценкой урона лигистов при Грансоне (без учета гибели гарнизона), которую привел немецкий историк Ганс Дельбрюк — около 100 убитых и 700 раненных.

Швейцарцы собрали в брошенном бургундском лагере богатейшие трофеи, т. н. «бургундскую добычу» (нем. Burgunderbeute): по разным данным от 100 до 400 артиллерийских орудий, 800 аркебуз, 300 бочонков с порохом, 8 000 стрел, множество доспехов, 400 шатров и павильонов, 600 знамен и штандартов, 3 000 мешков овса, 2 000 повозок с солониной, 1 500 «девушек для любовных услад», ювелирные изделия из золота, жемчуга и драгоценных камней, включая два больших бриллианта, получивших впоследствии имена «Флорентиец» и «Санси», «золотую шляпу» Карла Смелого, а также его трон, серебряную посуду, церковную утварь, богатую одежду, мебель, гобелены и прочие предметы роскоши. Базельский гауптман Петер Рот завладел печатью Великого бастарда Антуана и в шутку запечатывал ею свои письма, адресованные городскому совету Базеля.

Швицы три дня простояли в Грансоне, собирая трофеи и хороня казненных солдат гарнизона. Около 30 бургундцев, захваченных в Грансоне, были повешены на тех же веревках, что и казненные ранее бернцы. Сохранили жизнь лишь одному бургундскому дворянину, которого позже обменяли на Брандольфа фон Штейна.

Несмотря на то что это поражение трудно назвать сокрушительным, последствия оно имело схожие. Карл был отброшен, его армия рассеяна, сам он потерял престиж. Но не сдался.

Свою не сгибаемую волю он продемонстрирует в битве при Муртене. в том же году.

Муртен, 22 июня 1476 г

Утро субботы, Близ городка Муртен, 22 июня 1476 г. выдалось холодным и сырым как вчерашняя шаверма в Санкт-Петербурге. Примерно 19 тысяч контрактников месье Карла изволили осадить этот городок, дабы вырезать его жителей, как бройлеров на потерявшей контракт с армией птицеферме. Почему? Во имя справедливости, разумеется.

Одновременно, около 33 тысяч членов запрещенной в Бургундии организации «Швейцарская Конфедерация» собрались недалеко от Муртена, с целями во многом схожими, а именно — вырезать во имя справедливости наемников Карла.

Отсюда и конфликт.

В войске Карла в основном были те же самые люди, которые задорно драпали от швицов во время битвы при Грансоне и ему можно посочувствовать — продолжать проект со столь «преданными» сотрудниками было, надо полагать, весьма ссыкотно.

Но выбора у Карла не было. В прямом смысле, он не мог сказать еще недавно ловко убегающему наемнику, фразу в стиле российских руководителей «ты уволен, вон за забором очередь из желающих на твое место». Забор был, очереди не было. Карл и так нанял всех кого смог, начиная от английских лучников, и заканчивая итальянской тяжелой кавалерией. Приходилось работать с теми, кто есть.

Профессионал складывается годами, а в реалиях средневековья им, по хорошему, еще и родиться надо. Сын крестьянина будет крестьянином, сын кузнеца — кузнецом, и так далее. Нечто вменяемое, хоть отдаленно напоминавшее современную муштру, или скорее античное обучение легионов, смогут сымитировать только во время буржуазной революции в Нидерландах, в 16-м веке. То есть вообще образование, которое для нас очевидная и понятная вещь — сравнительно недавнее изобретение. Учебники, вот это все — ничего похожего не было. То, что могло сойти за учебники, самое близкое — диалоги Платона. А что бы представить себе как людей учили — книгу Макиавелли можете прочитать, об устройстве государства, или более краткую её версию, «Государь». Это которую на цитатки растащили. Вот тебе и учебник образца 1513-го. По сути, единственная форма обучения — смотреть как делают другие и пробовать самому. Нельзя сказать что это так уж не эффективно — на самом деле это работает. Наймите себе индивидуального учителя французского, проводите с ним часов по шесть в день, и уже через год будете не хуже носителя парлевукать. Но если вам надо обучить французскому десять тысяч человек сразу — то без школ, учебников и учителей умеющих учить, то есть без системы — невозможная задача. Да и с системой — качество подготовки будет заметно хромать по сравнению с индивидуальным способом обучения. Ну вот ты читатель, сколько лет в школе, например, английский учил? В оригинале Гарри Потера бы после школы осилил? Я, например, нет. Суровая средневековая реальность проста — если у тебя нет швейцарцев, которые прям с алебардами рождаются, или уэльсцев, которым лук даешь и они как давай шмалять, или викингов, или монголов — короче, если у тебя нет уже готовых воинов, то всеобщая мобилизация тебе никак не поможет. Хотя, надо сказать, ребята пытались. Макиавелли носился со своим ополчением — толку ноль. Во Франции создавали легионы из граждан по римскому образу и подобию — получилось сборище мародеров и бандитов, с абсолютно нулевой боевой эффективностью. Так что, Карл сделал, что было сделать возможно, и даже еще немного, и собрал просто немыслимую орду. Такими силами в Китай можно вторгаться, а уж раннесредневековые королевства захватывать — только в путь. Теоретически, графства и города на которые Карл был нацелен, именно такими уязвимыми, рыхлыми и маленькими образованиями и были.

Но швейцарский союз, после Грансона, внезапно быстро оброс примкнувшими людьми, которые в свое время Карлом были обижены. Кроме того, уже сложились прочные торговые связи и некая мирсистема, в которой у многих крупных игроков были свои интересы, и с интересами которых Карл не посчитал нужным считаться. И эти счетоводы посчитали, что Карлу можно выставить счет сразу и наперед. Короче, швейцарцы набрали орду еще больше чем Карл. Часто это были крупные феодалы со своими частными армиями. Еще чаще коллективные феодалы вроде общин и городов, которые поставляли в баталии пусть и плохенькую, но злобную как орки, пехоту. Поэтому на момент битвы при Муртене у «швейцарцев» оказалось довольно много не только хорошо мотивированной пехоты, но и достаточно агрессивной кавалерии.

Диспозиция была проста — Карл, наученный горьким опытом, был намерен принять швейцарские баталии на полевые укрепления, расстрелять их своей спешно восстановленной артиллерией и толпой стрелков, а потом добить жандармами. Дабы швицы в его коварный план вписались, он закосплеил Цезаря — то есть осадил важный торговый узел, и немедля построил контрвалационные укрепления. Очевидно готовясь не столько к штурму (хотя Муртен на зубок он разок все же попробовать успел) сколько к обороне. Я же говорю, образованный был человек, классику знал.

Сидение в укреплениях весьма благотворно сказывалось на боевом духе пехотинцев, и после Грансона важность этого момента становится понятна даже мне. Объективно, я избалованный компьютерными стратегиями, где нарисованные человечки сражаются до последнего хитпоинта и не помышляя о бегстве (исключение разве что серия Total War), да еще и с установками современного человека о армии, приказах и тому подобными социальными конструктами, просто не ожидаю повального бегства своей армии прямо перед лицом противника. И совершенно напрасно. Мало того, что в средневековье дезертирство перед намечающимся крупным сражением было явлением реально массовым, (случалось что армии «худели» в два раза!), так еще и непосредственно на поле боя, одна из сторон могла попросту разбежаться еще до начала битвы.

Это серьезная проблема. И способы её решения, кстати, проясняют многие детали древних битв. Например, ставить закаленных ветеранов позади строя, а новичков с плохо разработанной психикой, впереди. Действительно, как только враг бежит, победителей охватывает азарт погони, они кидаются в ножи, дабы славно кромсать вражьи спины. И делают это с удивительным энтузиазмом, ломают строй и, главное, оказываются абсолютно не готовы к мощному контрудару, который просто обрушает моральный дух людей, которые уже чувствуют себя победителями. А если учесть невероятно трудное управление в бою, в такой ситуации отойти и перестроится могли очень немногие армии в истории. Но и притворное отступление грозило превратиться во вполне себе реальное бегство. И хрен ты их остановишь. Карл не смог остановить свою бегущую пехоту при Грансоне, которая даже толком не увидела противника, несмотря на то что с ним была вся его гигантская свита. А представьте если подобное произошло после кровопролитной схватки? И если вы главнокомандующий, вам остается только драпать, как все. Вас не услышат за грохотом и воплями битвы, близкие вам люди разбегутся, или погибнут по одному в окружении. Вы сами вполне можете попасть под удар, став легкой добычей преследователей, вас вполне могут убить, или пленить. Поэтому маневры на средневековом поле боя — удел для избранных довакинов. Если верить античным источникам, такое практиковали на постоянной основе безотносительно конкретного командующего, только легионы Древнего Рима и, немного позже, воины степных империй. И те, и другие были профессионалами, проведшими всю жизнь в походах и битвах. У Карла таких было слишком мало, и он смирился с тем, что его, прямо скажем, не очень то и хитрые маневры, феодальное войско выполнить не в состоянии. Может быть позже, прокачавшись, он бы смог юзать этот скилл, но сейчас ему пришлось действовать как все. А именно — строиться загодя, пехтуру особо не трогать, по возможности прятать её за укреплениями, и налегать на стрелков и кавалерию.

А вот швейцарцы, серьезно поднатаскавшись в постоянных мелких междусобойчиках, смогли выставить при Муртене неожиданно хорошо управляемые и стойкие пехотные части. При этом, физические и другие объективные ограничения, накладывались и на них. Они не выделывались, и даже не пытались делить своих бойцов на отряды с однородным вооружением (которые так хорошо управляются в Total War) как Карл, не пытались комбинировать рода войск и так далее. Они просто делали то, что получалось у них хорошо. А хорошо у них получалось три вещи. Сами они, впрочем, называли только две вещи — быстрота и натиск.

Быстрота — и это внезапно не перк типа «+15 к скорости передвижения» на поле битвы. Как раз нет. Швейцарская баталия, двигалась медленно, очень неспешным шагом. Слегка разгоняясь только перед атакой. Даже хохма такая была «Почему швейцарцы так отчаянно дерутся? Они не умеют бегать!». Но вот сбиться в баталию, по сути довольно примитивный строй, они могли очень быстро. А еще, они обычно передвигались без больших обозов — либо у них не было в телегах слишком уж больших ценностей, и потому не очень боялись от них оторваться. Не важно. Важно то, что даже пешком швейцарские сотни шустрили по карте не хуже монгольских всадников, реально неожиданно для врагов сливаясь в огромную толпу в нужном им месте.

А вот с натиском — сложнее. Швицы не смогли бы стать легендой, если бы они оставались просто толпой крестьян или городской бедноты. Очевидно, что они, как минимум, были армированы военными профессионалами — теми же рыцарями, только обедневшими. Или даже не особенно обедневшими, а просто привлеченными на службу городами. Сцена в битве при Грансоне, где гауптман швицев зарубал именитого рыцаря — наглядное тому подтверждение. Это хорошо видно особенно на фоне многочисленных историй о том, как представители феодального семейного бизнеса по фигурной рубке людей, действительно сталкиваются с людьми, у которых ранг по этому кровавому спорту был «любитель». Рыцарюги всяких там горожан, крестьян, диких балтов или цивилизованных греков просто пачками режут. Рыцарь, который такой, посконный, не за бумажками сидит, а лет с восьми, по несколько часов в день то охотится, то на палках дерется, то с соседями зарубы устраивает — это же форменный профессиональный спортсмен в наши дни. Еще и периодически получая ценные указания от старших товарищей — прямо как с личным тренером над собой работает. Короче, к такому — даже если ему лет 16 — на поле битвы подойти, это как в мясорубку прыгнуть. Одна надежда на доспехи. Но об этом мы еще поговорим отдельно, в предпоследней главе «Копаемся в трупах».

Так или иначе, баталии швицев были почти так же страшны в рубке, как спешенные рыцари. Но швейцарцев было больше. Намного больше. И они были менее чувствительны к потерями. Очень сильно менее чувствительны к потерям. Еще более менее чувствительны к потерям только нежить в играх. Спасибо если оценили мою все более и более грубую, и менее и менее изысканную словесную эквилибристику. Идем дальше.

Ну а третья сильная сторона швейцарцев, которую подчеркну лично я — устойчивость против кавалерии. Если до этого пехота могла остановить удар кавалерией только в специально оборудованных для этого местах, как я уже описывал в первых главах, то вот именно швейцарская баталия сама по себе была таким местом.

Нам плохо понятны детали того далекого времени, а нарративные источники обычно откровенно лгут. Например швицы даже в личных письмах утверждали что войско Карла при Муртене было численностью не менее 140 000 человек. Может им и в самом деле так казалось. Но у нас есть платежные ведомости, причем, конкретно того самого дня — 19 000 человек сидели на жаловании Карла. И это, как вы понимаете, потолок численности, по факту там может быть половина уже дезертировала. Возможно были еще союзные контингенты, но они точно были весьма скромные по количеству. То есть в том, что мы знаем, расхождения примерно в семь раз. А когда начинаются свидетельства очевидцев о битвах — это такая, весьма витиеватая вязь впечатлений, страха и предрассудков людей того времени. Но, к счастью, коняшками пользовались и в более поздние периоды, когда эпистолярный жанр был, с одной стороны более развит, а с другой — в силу большого охвата, врать как Мюнхаузен, уже было чревато репутационными потерями. Речь идет о Наполеоновских войнах.

Короче, цитирую по книге Джека Коггинса, «Эволюция вооружения в Европе».

"…Лишь в одном-единственном случае в ходе войны на Пиренейском полуострове должным образом сформированный строй пехоты, доселе не раз отражавший атаки конницы, был ею прорван. На следующее утро после сражения при Саламанке два французских батальона были построены в каре на хорошей позиции в открытом поле, на склоне с легким уклоном. Здесь они были атакованы тяжеловооруженными драгунами из Королевского германского легиона, которых французский генерал Фой называл лучшими из кавалеристов, которых ему приходилось когда-либо видеть. Залп французов нанес изрядный урон атакующим, и атака, вероятно, была бы отбита, но одна смертельно раненная лошадь, неся на себе уже мертвого драгуна, последним усилием перепрыгнула через припавших на одно колено для выстрела пехотинцев первой шеренги. Упав на землю, она принялась биться и лягаться в смертельной агонии и сбила на землю полдюжины человек, проделав в строю брешь, через которую тут же прорвался конный офицер, ведя за собой клин конных драгун. Строй был разрушен, каре дрогнуло, большинство солдат просто побросали оружие на землю.

Солдаты во втором каре, потрясенные зрелищем уничтожения своих друзей из первого батальона, изготовились к стрельбе. Огонь, которым они встретили атакующих их строй драгун, был неистов, но все же первая шеренга каре была смята, а спустя несколько минут и со вторым батальоном все было покончено.

Свидетельством тому, что до того, как произошел инцидент с лошадью, первый батальон упорно оборонялся, стали пятьдесят четыре погибших драгуна из числа нападавших и шестьдесят два раненых из общего числа в семьсот человек."

Офицер драгунской бригады Томкинсон, бывший свидетелем этого инцидента с лошадью, написал о полке британской пехоты следующее:

«Они были атакованы внезапно, и им пришлось выстроиться в каре, не теряя времени, прямо в пшеничном поле. Враг отважно атаковал их, но они встретили его столь хладнокровно и в таком образцовом строю, что было невозможно прорвать его, лишь только главными силами (что было вещью неслыханной; пехота либо ломала строй еще до того, как кавалерия приближалась, либо конников отбрасывал огонь пехотинцев). Для пехотинцев всегда представляется ужасным зрелищем вид несущейся на них на полном галопе кавалерии: солдаты в строю часто начинают пытаться укрыться за спинами своих товарищей, и этим начинается паника. Она же не дает им встретить кавалерию залповым огнем. Кавалеристы же видят все это, и начинающаяся паника побуждает их пришпоривать своих коней, а это повышает вероятность того, что им удастся прорвать строй и прорубиться внутрь каре, тогда уже все заканчивается за несколько минут. Если строй пехоты прорван, тогда у нее уже не остаётся никаких шансов на спасение. Но если она будет держать строй, то кавалерии почти невероятно добиться успеха против пехоты; и все же я всегда был настороже, командуя пехотинцами, которых атаковывала кавалерия, поскольку мне уже приходилось видеть, как самые лучшие части боялись кавалерии куда больше, чем всего прочего».

Я приведу только один пример, потому как не хочу вас грузить, а остальные источники обычно повторяют показания Томкинсона. Самые тертые, побывавшие в огненном шквале ветераны, из раза в раз, в своих воспоминаниях отмечают что нет «ничего страшнее» чем оказаться перед кавалерийской атакой. Многие даже подчеркивают, при выборе позиции, шанс попасть под артиллерийский обстрел предпочтительнее, чем дать врагу возможность внезапной кавалерийской атаки!

Как по мне, так зрелище ядра, убивающего в соседней шеренге семерых человек, первому отрывая голову, а последнему ноги — наверно достаточно жуткое, что бы не боятся после такого бегающую конину. Но нет. Люди у которых было сомнительное удовольствие сравнивать, однозначно срались от зрелища приближающихся коняшек больше, чем от человеческого фарша в который внезапно превращались соседи по строю.

Странно, но ладно.

Но это только с одной стороны. Многие историки сейчас соглашаются, что львиная доля успеха средневековой кавалерии лежит в плоскости психологии.

А с другой, чисто физической, стороны — те коники на которых ездили суровые кирасиры наполеоновских войн, вовсе не были похожи на тех рыцарских дестрие, что были в ходу у средневековых отморозков.

То есть вот эта сцена, где уже убитая лошадь разломала строй — вообще норма для средневековых сражений. По источникам, эти милые средневековые коняшки, (которых мы часто, в отличии от людей, знаем по именам — например конь Карла звался Марсо), вели себя несколько иначе, чем мы привыкли. Убить на охоте пару охотничьих собак? Да постоянно. Загрызть конюха? Бывает. Реально обыденная ситуация, господа графы постоянно жалуются в письмах к друзьям или родне, что их боевые лошадки убили либо конюха, либо пажа, либо любимую собаку. Кому не повезло, в общем. Не кони, а абсолютно отмороженные твари, вообще мало похожие на травоядных. Ну и да, эти лошадки похоже реально с разбегу вламывались в строй солдат, ломая копья. Поэтому утверждение «лошадь никогда не пойдет на строй злых мужиков с острыми железяками» — абсолютно верно для тех лошадок, которых мы знаем. А вот боевые кони — вполне себе шли. И даже вламывались. При этом активно кусаясь и лягаясь. Добавим коникам доспехи, помножим на злобного мужика сверху коника, и чуть менее злобных в авангарде, но тоже на кониках — короче, смешная хохмочка с деревянными кольями, которую сыграл Мелл Гибсон с англичанами в «Храбром Сердце» — в реальности не сработала бы никак. Поломали бы они его древесину, и порубали бы всех.

Есть нарративные источники (то есть правдивость под сомнением) что рыцари в ударе проламывали не то, что пеший строй, но даже деревянные частоколы, опрокидывали боевые телеги гуситов, и прочее плохо вкопанное. В общем, если хочешь остановить такое зверство, надлежит вооружиться не просто деревяшкой. Швицы вложились в научный шпионаж, и разработали длинную пику — привет македонцам.

Штуковина эта была очень длинная, очень тяжелая, и абсолютно неэффективна, если подумать. То есть, если ты пикинер — ты просто тихонько идешь по полю, неся своё орудие перпендикулярно земле. Оно тяжелое, капец, как минимум килограмма 3,5. Но скорее всего у швицев были в разы тяжелее. По сути, это как с грифом от штанги ходить. Ну час, ну два, а если целый день? Руки наверно просто отваливались. По сигналу ты втыкаешь нижний конец пики в землю, по возможности поглубже, а верхний, с массивным наконечником, опускаешь под углом в 30–35 градусов, в сторону противника. Так как строй плотный, то твой противник очевидно с той стороны, где нет злобных братских рож. Придавливаешь ногой нижний конец, что бы он из земли не выскочил, и стоишь так в раскорячку, пока все не кончится. Ткнуть не дружественного юнита, или еще чего отчудить — не реально. Пика слишком тяжелая, максимум что ты можешь — удерживать её обеими руками, изредка угрожающе поводя из стороны в сторону. Примерно как членом, когда на стену писаешь.

При этом, разумеется все пули и стрелы твои. Поэтому, что бы ты хоть немного дольше стоял с этой пикой по краям баталии (других то таких дураков еще поискать придется) города довольно быстро стали заказывать комплекты дешевых доспехов. И баталии швицев стремительно покрылись железом.

И все эти изыски с пиками разной длинны, сложным строем с вкраплением мечников и алебардщиков, кстати — тоже можете оставить для влажных фантазий людей без практического опыта. Или для тех кто уже лет десять воюет. Ну просто нереально обучить хитрым перестроениям средневековых парней, чье основное занятие девок тискать да брюкву полоть. Да и в запасе, как правило, не было полугода на курс молодого бойца. Да и курсы такие только предстояло выдумать.

Короче — еж из пик был туп, примитивен, и потому эффективен. И это реально сломало боевую систему, отлично работавшую примерно с 8-го века нашей эры. И как только это случилось, буквально в ту же секунду люди начали искать противоядие.

Ирония истории состоит в том, что в конце концов, перебрав все варианты, выяснилось что бить швейцарцев надо именно так, как и предполагал Карл при Грансоне. Но для этого пришлось сильно деформировать общество, что стало одним из многих факторов, которые в конце концов привели нас к тому, что я печатаю этот текст, а вы читаете его. А ведь могли бы жить на природе и питаться экологически чистыми продуктами без ГМО, и без всяких компуктеров богопротивных. Хотя я бы уже умер, мне 37 на момент написания, возраст то солидный. А учитывая сколько раз я простудой болел — точняк бы уже отчалил в рай давно.

Вернемся к нашему Муртену. Битва развивалась примерно так — швицы выскочили на укреплённый аванпост бургундцев. С аванпоста послали гонца что швицы идут. Карл его не принял. Первая баталия швицев попала под плотный огонь нескольких пушек и нескольких сотен стрелков, и спешно отошла. Бургундцы послали еще одного гонца к Карлу с вестями о том что ведут бой. Карл гонцу не поверил. Швейцарцы выслали своих стрелков под аванпост, в ответ авангард бургундцев натравил на них свою небольшую кавалерию, и опять выслали гонца Карлу. Потом бургундская кавалерия которая успела порубать немало швейцарских стрелков, столкнулась с такими же рыцарями, но на этот раз уже со швейцарской стороны, и отошла за укрепления. Ну и послала пару гонцов Карлу, чисто по традиции.

Между тем, большая часть швицев обошла укрепления, внезапно выскочила на лагерь бургундцев, и взяла их тепленькими. Вошли швейцарские баталии в бургундцев, как пальцы проктолога в анус — жестко и профессионально. И тут Карл, который как раз посылал на хер последнего гонца, такой «Ой, да это же швейцарцы! Всех в ружье!». Но было уже поздно, некоторые отряды попытались построиться, но их разметала в этот раз многочисленная рыцарская конница швейцарцев, а остальные не стали и пытаться. Сам Карл, как человек умный, не стал даже пытаться остановить бегущих, а быстренько продемонстрировал преимущество своего коня перед более дешевыми аналогами. Бежал долго и упорно, километров 60. Вот, и картина про этот подвиг есть.

Вот и вся битва. Поэтому пришлось в этой главе немного порассуждать а то совсем коротко получилось.

В этой истории Карл выглядит редким идиотом, но я все же встану на его защиту, хоть мне он и не нравится. Я перелопатил гору литературы — разумеется обработанной ранее маститыми учеными, не сам в архивах сидел, дело понятное — и у меня есть правдоподобное объяснение.

Во-первых, в тот момент лагерь бургундцев был окружен непролазной грязью. Карл ездил на разведку предыдущим днем, и мог убедиться в этом лично. Кроме того, прямо перед атакой шел дождь. Вопреки распространенному мнению, дождь это плохо не только для огнестрела, это во первых плохо для тяжелой конницы, которая вязнет в мокрой земле, и плохо для арбалетов, которые просто выходят из строя. Мокрая тетива требует перенатяжения, а это возможно только на специальном устройстве — в полевых условиях проделать такое с тысячами арбалетов вроде как не возможно. Но швейцарцы это превозмогли. Бургундцы, впрочем, тоже.

И второй важный момент — вообще ввязываться в такую жесткую мясорубку с десятками тысяч людей с каждой стороны, да еще на окопавшегося противника — затея идиотская. И швицы, в общем, опять этим своим поступком, Карла удивили. Я уже упоминал в главе про Грансон — даже при оптимальных условиях управление войсками стремилось к нулю, и если на поле боя было хотя бы пара тысяч человек с каждой стороны, то результат битвы — все равно что кости кинуть. Абсолютно случаен. Нам даже сравнивать не с чем. Сейчас даже в играх такого нет, потому как полностью игровой баланс ломает. Поэтому швицы делали так — соберутся тысячи полторы, собьются в баталию, и нападут на лагерь ничего не подозревающего врага. И пока враг бегает и паникует — успевают убить пару видных людей, что наносит непоправимый урон для армии. Это же средневековье, все завязано на личных обязательствах. Мы часто сравниваем это с тем, как если бы у нас командира убили — но на самом деле нет. Смерть самого знатного в феодальной армии, это как если бы у нас внезапно убили всех юристов в стране, взорвали все сервера с банковскими данными и бумажные деньги сожгли. Реорганизация феодального войска возможна, но крайне сомнительна. В 99 процентов случаев люди едут домой воевать с соседями, участвуя в новом переделе собственности. Буквально каждая смерть высшего сюзерена — хоть короля, хоть папы римского — это как наступление девяностых, но в десять раз хуже.

Есть источник, довольно трудный для прочтения, поэтому перескажу вкратце, и своими словами. Выскакивают однажды из леса полтысячи угрюмых мужиков с алебардами. Кидаются на ничего не подозревающих, мирно спящих людей в военном лагере одного герцога. Людей у герцога, кстати, было раза в три больше. Баталия сбивает боевое охранение, рубит всех подряд включая «дев для услад», но немного замедляет ход, потому как вокруг проснувшихся особ благородной крови стихийно возникают опорные точки сопротивления. Герцог успевает унести ноги, но паре его близких вассалов и родственников везет меньше. Швейцарцы видят, что утро перестает быть томным, и пятятся обратно в лес. На полдороге их нагоняет наскоро собранный отряд тяжелой кавалерии, который несколько раз тыкается в «ежа», теряет пару бойцов убитыми и пару десятков лошадей ранеными. А потом швейцарцы их вообще прогоняют арбалетными болтами которые никуда не попали, и страшными ругательствами, бьющими прямо в сердце. Надо понимать, что вообще все, что мы знаем по тому времени, написано по сути рыцарями о рыцарях. Ну не мог ты потратить жизнь на изучение латыни и написание книг на ней, если ты изначально не родился в семье, у которой есть проблемы с деньгами. Поэтому эта история в изложении автора выглядела такая грустненькая и полная обиды. Пришло мужичье, наваляло нам доблестным и благородным, еще и обзывалось обидно. Но я поржал.

Этот эпизод был сильно позже Бургундских войн. И, как учит нас история и физика — ничего не берется из ничего. Попытки поиграть в веселую для швейцарцев игру «воткни алебарду в главнюка, пока он не то что не в строю, а еще даже не в доспехах» начались еще сильно до Бургундских войн. Но получалось плохо. Так, например недели за три до битвы под Муртеном, точно так же из лесу выпрыгнула швейцарская баталия в полторы тысячи голов, и помчалась на лагерь бургундцев. По дороге они наткнулись на прачек, и по обыкновению своему, началиих убивать. Они вообще то ребята лютые были, поэтому если вдруг снимут фильм о том, как они защищают демократию — не верьте. Все эти гуманизьмы еще не придуманы, это средневековье, все по хардкору и дэтметалу. Короче, убили они всех кроме одной — последняя с перепугу умудрилась выпрыгнуть метров за пять в грязь. Не знаю как они там стирали, но факт был — выпрыгнула в грязь, и швицы её некоторое время достать не могли. Сами вязли, не подобраться. Тогда они её и арбалетами постреляли, и пиками потыкали — но прежде чем кровью истечь, тетка так истошно орала, что даже швицы засмущались и ушли. Подумали, что после таких воплей бургундцы наверно уже построились и к битве готовы. Бургундцы вопли слышали, но все думали, что это просто коллеги освежевывают местную селянку. Бывает, привыкли. А когда выяснили, что это швицы приходили, да еще так близко подобрались — реально перепугались. И после этого довольно долго, почти каждый день, поднимали ложную тревогу. Ну как ложную — швицы вокруг и в самом деле так и сновали.

Так что у Карла было три исходных.

Первое — он не ожидал, что швицы так быстро соберутся в достаточном количестве.

Второе — он сам видел, что грязь в Швейцарии хуже чем в России, танки вязнут.

И в третье — у него был богатый опыт общения с паникерами. Поэтому привык, что у паники причин нет. Но, как выяснилось, не всегда.

Хуже того, бургундцы начали сдавать. Видимо есть два вида моральной устойчивости. Первая, это когда надо снять с человека кожу и посыпать его солью, что бы он рассказал все, что знает о деньгах. В смысле — где, или у кого, они могут быть спрятаны. И вторая, никак с первой не пересекающаяся — когда по лесу снуют односельчане и родственники этого человека, с острыми предметами, и почему-то недобро на тебя из кустов смотрят. В общем у многих из персонала в компании имени Карла Смелого по приобретении королевства, стали возникать сомнения в целях кампании, методах, и даже самом Карле. Или просто важные дела вспомнили, типо забытого на печи горшка. Короче, стали «бургундцы», а особенно итальянцы, тихонько отчаливать домой.

Карл провел ряд мероприятий на укрепление корпоративной культуры. Совместные пикники и тимбилдинги дело конечно хорошее — подумал Карл — но ничего не радует людей так, как зарплата. И надо же было ему назначить выдачу жалования именно на этот день. Впрочем, вполне может быть, что Швейцарский Союз нарочно так подгадал с днем битвы. А мероприятие с выдачей нескольких золотых монет каждому из 19000 человек — занятие, требующее времени и сил. Ну серьезно, это около 70 килограмм золота раздать. В общем, если быть объективным, то Карла можно понять — его ошибки были скорее вынужденные. А то понапишут иногда гадость всякую, не разобравшись. Так что, если придется вам войска в бой вести — не повторяйте ошибок Карла. Если сможете.

По результатам — швицы заявили о 20 000 фрагов из 140 000 возможных, Карл записал себе 3000 швейцарских ушей.

Ну вот вам цитата, мы же тут историки, не пальцем деланные:

Подводя итоги сражения, секретарь Муртена Энгельхард Шёни оставил в учетной книге следующую запись:

«На праздник десяти тысяч мучеников, 22 июня года 1476, герцог Бургундии в сопровождении великих вельмож, а также специально [прибывшего] графа де Ромона с большой компанией латников в количестве 140 тысяч, которые осаждали вышеуказанный Муртен около 12 дней, до истечения поименованного дня был изгнан немцами и конфедератами. Герцог Бургундии, их командир, бежал, [потеряв] убитыми и раненными из оных бургундцев около 20 тысяч человек».

Свои потери стороны оценили так, опять же цитата, по Куркину А. В.:

"8–12 июля в Салене Карл Смелый собрал правительства Двух Бургундий, которым зачитал свой доклад, в частности касавшийся потерь при Муртене. По словам герцога, из 1 600 копий, которые были у него перед битвой, уцелела 1 000. Так же избежали гибели 200 жандармов его придворных войск.

Из ордонансовых рот наиболее тяжелые потери понесли итальянские контингенты. Во время переклички 8 июля выяснилось, что из 400 копий (4 роты, входившие в состав II корпуса) братьев Россано и Леньяно в строю отсутствуют ⅔, т. е. из, примерно, 1 200 комбатантов (без учета кутилье) 800 погибли или дезертировали.

Из 248 комбатантов гвардейской роты Оливье де Ла Марша в период с марта по август 1476 г. выбыло 9 жандармов, 7 кутилье, 51 лучник и 1 трубач. Несомненно, что львиная доля потерь роты пришлась на 22 июня.

Особенно тяжелыми оказались потери пехоты — это отметили все участники боя. Таким образом, можно сделать вывод, что внезапное нападение армии Констанцской лиги на неподготовленное к бою бургундское войско стоило последнему до 50% личного состава".

По «швейцарцам»:

«Основные потери пришлись на прорыв „зеленой изгороди“ (бой авангарда бургундцев) — по разным оценкам от 400 до 800 погибших. Панигарола, пользуясь ненадежными свидетельствами пленных конфедератов, повысил это число до 1 500. Учитывая характер сражения и кратковременность сопротивления бургундских войск, потери союзников можно оценить в 800−1 000 комбатантов, т. е. в 3%».

Победители, отдавая дань рыцарским традициям, провели на поле боя три дня. Рене Лотарингский разбил бивак для своего контингента на Буа-Доминго, а сам проживал в деревянном павильоне Карла Смелого. В отличие от Грансона никаких драгоценностей швицы не захватили. Добыча выражалась в грудах оружия, скромном артиллерийском парке и тоннах продовольствия.

Надо сказать, что после Муртена Карл почти не потерял в авторитете и союзниках. Коалиции интересов уже сложились, и были готовы преследовать их до конца. То есть это была почти обычная средневековая битва. Жестокая, отчаянно упорная, крайне кровавая и абсолютно не изменившая политический расклад.

Нанси 5 января 1477

Хенслину Хильтпранду в жизни было дано все — трое мальчиков, три жены красавицы которые умирали родами не успев состарится и оставляя ему приданное, удача в делах, мастерство в плотничьем деле и большой дом в Мюнхене от тетушки, которая при жизни в Хенслине души не чаяла. Хенслин был человеком мудрым, и умел довольствоваться тем что Бог ему давал, тем более что и Бог полагал Хенслина человеком достойным, которому можно дать куда больше чем многим и многим другим. Оттого Хенслин был в жизни веселым, а в общении легким. И только три вещи могли испортить ему его всегдашнее хорошее настроение.

Первая вещь, которая его удивительно раздражала, это холод. Особенно холодный ветер, обжигающий кожу между брэ и толстыми зимними чулками. Мерзкую поземку, леденящую руки и секущую льдинками лицо. И сейчас Хенслин брел по снегу, в метели такой сильной, что знамена ополчений в центре баталии, которые были от него всего в полусотне шагов, то и дело скрывались в мутной пелене. Хенслин мерз и раздражался.

Вторая вещь, которая его расстраивала одним своим существованием, были бургундцы. Особенно английские лучники и итальянские жандармы. И чем ближе были бургундцы, тем паршивее становилось на душе Хенслину. И сейчас он, вместе с остальными, пробирался скользким обледенелым берегом ручья, по колено в снегу, да еще и в метель, прямо к огромной куче бургундцев. И это делало его несчастным.

Третья вещь, которая приводила его в бешенство, заставляя шипеть как масло на сковороде — постоянное нытьё Хосанга. И сейчас Хосанг был рядом, и не затыкался не на миг, жалуясь на ветер, снег, Карла Ужасного, свою пику, Хенслина, пику Хенслина, и весь мир в целом.

Длиннющую пику Хенслин удерживал двумя руками с превеликим трудом — ветер так и норовил вырвать её из рук Хенслина, и уронить в снег. Пару раз это почти произошло. Хенслин скрипел зубами, и только холодный ветер мешал ему ругаться в голос. В том что им дали пики была целиком и полностью вина Хосанга. Хосанг решил, что обычно молчаливый Хенслин, который в отличии от других горожан, терпит его общество, ему друг. И хрен бы с ним, Хенслин и не думал его разубеждать. Но этот идиот, при сборе ополчения мало того что назанимал себе латную броню для рук, кирасу и даже набородник к ней, у всех кого смог, так еще и уговорил вдову Хюбера дать Хенслину кирасу. И теперь, вместо того чтобы, как обычно, идти в своем хауберге и шапели в середине строя, Хенслин торчал как дурак с краю. Как дурак с пикой. Хенслин решил — в следующий раз он спилит у пики как минимум три фута, и пусть его за это выпорют перед строем, если поймают, но оно того стоит — руки от усталости уже горели огнем.

Внезапно, сквозь метель раздался громкий рык боевого горна. Звук был похож на «Быка Ури», но в их баталии следовало слушаться сигналов «Коровы Унтервальдена». Хенслин взглянул на знамена — наклоненные в направлении движения во время марша, сейчас они стояли ровно. Видимо, метель исказила голос знаменитого боевого горна.

— В ежа! В ежа! Я сказал в ежа, ляжки Богоматери, тупые ублюдки! — заорал Флорентиец, что отвечал за их сотню.

Флорентийцу платили из казны города, и в любом другом разе Хенслин и Хосанг не упустили бы случая поставить чужака на место, и проследить за тем, чтобы это место было из не самых приятных. Но сейчас они молча подчинились. Хенслин оглянулся вокруг, и понял что люди вокруг него сплотились, отступив к самым знаменам. Он последовал их примеру, попятился назад, подперев спиной товарищей, и только после этого, привычно, с хеканьем, с силой воткнул нижний конец пики в мерзлый грунт. После чего начал опускать острие в сторону метели, и сереющих сквозь неё кустов. И увидел что Хосанг опустил пику ровно там где его застигла команда, и сейчас стоял шагах в пяти впереди строя. Хосанг напряженно всматривался в метель, и по своему обыкновению, что-то говорил. Хенслин окликнул его, но за шипением ветра и шумом строящейся в «ежа» баталии Хосанг ничего не услышал. А потом Хенслин почуял ногами как колеблется земля. Он стоял первым в строю, и поэтому опустился на колено, и направил копьё примерно так, чтобы пронзить шею или грудь боевого коня. И тут он понял что баталия перед боем не успела встать на колени и помолиться.

— Плохо! Очень плохо! — забормотал Хенслин, и хотел помолиться сам, но слова латыни вылетели из головы.

А из белесой занавеси ветра и снега уже слышались железный лязг доспехов, глухие крики и топот копыт. Сотен копыт.

(Бургундская жандармерия во всем своем великолепии)

Хенслин опустил голову как в поклоне, закрывая полями шапели лицо и плечи, не дожидаясь сухих щелчков арбалетов. А потом пелена метели разорвалась, и в них врезались бургундские жандармы. Пика Хенслин нашла свою цель. Хенслин не видел куда она угодила, но его мотнуло, как мокрую тряпку на швабре, повозило по мерзлой земле, и он выпустил из рук древко. Стоя на четвереньках, он осмотрелся вокруг, ища спасительный строй, к которому можно прижаться, и увидел лежащего рядом кутилье в саладе, но без закрывающего шею и подбородок бивора. Кутилье явно знатно приложился при падении, но уже пришел в себя, и пытался встать, опираясь на меч, который так и не выпустил из руки. Хенслин выдернул кинжал из ножен на животе, и схватившись левой рукой за назатыльник салада, резко дернул всадника на себя. Тот рухнул вперед, пропахав снег рожей, и задергался, пытаясь выбраться из под навалившегося на него Хенслина, но Хенслин уже втыкал в ублюдка свой кинжал. Прямо в шею. Раз, и еще, и еще. Теплая кровь приятно грела руки, но Хенслин знал, что скоро она превратиться в липкую корку. Он вытер руки о белосинее сюрко все еще хрипящего бургундуца, и встал на одно колено. Выпрямился, на секунду забыв о битве. Прямо перед ним, в десяти шагах, проезжавший мимо арбалетчик разрядил свой арбалет. Прямо в грудь Хенслина. Хенслина мотнуло, как тогда когда его лягнул осел Лиенхарда. Хенслин упал на спину. Его тут же схватили за плечи сильные руки и втащили в строй. Хенслин посмотрел на свою грудь. В кирасе прочно засел арбалетный болт. Болт вошел на три пальца, явно пробив кольчужное плетение хауберга, но застряв в гамбезоне. Рядом кто-то страшно хрипел. Хенслин повернул голову и увидел старика Бапстина, лучшего колесного мастера Нидвальдена. Обитая шелком бригантина его не спасла. Прямо из Бапстина, как оглобля из стога сена, торчал обломок кавалерийского копья. Бапстин пытался что-то сказать Хенслину, и даже схватился руками за его плечо. Но из горла Бапстина шли только неприятные булькающие звуки и кровь. Прямо как у того хряка, которого Хенслин и Хосанг резали вдове Хюбера, но хряк вырвался и еще два часа истекал кровью из недорезанной до конца шеи. Кстати, где Хосанг⁈ Хенслин с кряхтением поднялся. Арбалетный болт промял кирасу, но все же, не так сильно чтобы мешать дышать и двигаться. Прямо перед лицом Хенслина появилась мерзкая рожа Флорентийца.

— Ранен? — сухо каркнул он Хенслину.

Хенслин ухватился за арбалетный болт, и подергал его в стороны. Кираса сидела слишком свободно, и ездила по телу, как горшок на заборном столбе. Тут надо бы подтянуть ремни. Но боли Хевлин не чувствовал. Он посмотрел на Флорентийца и отрицательно помотал головой. Флорентией кивнул, поднял алебарду старика Бапстина, сунул её в руки Хенслина, и так же молча показал куда надо встать.

Они стояли крепко. Как и всегда. Жандармы пытались прорваться, грызли их строй как крысы бочку с медом, но каждый раз откатывались, оставляя на снегу лошадиные и людские трупы. Легкие всадники бургундцев вертелись вокруг строя постреливая из арбалетов, но и баталия не осталась в долгу, огрызаясь пальбой из кулеврин. Наконец благородные всадники выдохлись. Поорали угрозы и скрылись в снежной кутерьме. Тут закричали с другой стороны строя — видать туда ударила другая рота жандармов.

Хенслин протолкался вперед. Не сразу, но он нашел то место, где начал бой. Походил вокруг, осматривая трупы, и настороженно поглядывая в сторону, куда скрылись жандармы, и старался не терять из виду баталию. Сначала он нашел красивый охотничий арбалет на седле мертвой лошади. Это решало проблему с подарком старшей дочери. Потом он нашел расколотый пулей шлем с золотой насечкой. Шлем отправился в заплечный мешок. И только потом нашелся Хосанг.

Хосанг привалился спиной к трупу лошади, и отбивался от бегающего вокруг него молоденького бургундского оруженосца. Хосанг, против обыкновения молча, принимал удары на правую латную руку, а левой неуклюже тыкал в бургундца обломком своей пики.

Алебарда слегка скользила в ладонях из-за крови, поэтому Хенслин не стал колоть, а перехватив за самый конец обмотанного кожей древка, широко размахнулся в косом, секущем ударе. Бургундец увидел Хенслина слишком поздно, чтобы отскочить, и принял стойку, пытаясь закрыться мечом, удерживая для надежности его двумя руками. Хенслин довернул удар, и рубанул по ногам. Лезвие с хрустом врезалось в ногу бургундца, срубив её чуть ниже колена. Алебарда была хорошей стали, и разрезала плоть и кости легко, как кухонный нож кровяную колбаску. Хенслина повело за алебардой. Он попытался удержаться, но подскользнулся и упал, прямо рядом с бургундцем. Хенслин обнаружил, что он опять выпустил древко из рук, и лихорадочно потянулся к кинжалу, но руки нащупали только пустые ножны. Между тем бургундец, которому на вид было лет пятнадцать, внимательно посмотрел на свою отрубленную ногу оказавшуюся у него прямо перед лицом, потом на кровоточащую культю, потом завизжал как девка при виде мыши, бросил меч и на удивление быстро побежал на трех конечностях в метель, оставляя на истоптанном снегу дорожку из крови.

— Ты постоянно валяешься! Как не приду к тебе домой, ты лежишь! Приду в цех, вы лежите всем цехом, пошел с тобой сражаться, и что ты делаешь на поле битвы? Лежишь! Имей же понимание о месте и времени для того, чтобы лежать! — заворчал Хосанг — Встань и помоги мне, у меня нога сломана! Эти ублюдки скакали по мне полдня! Нет, ты посмотри, мне даже бивор погнули! А этот мелкий говнюк умудрился отсечь мне два пальца, пока ты неизвестно где шатался! И между прочим, это указательный и безымянный пальцы правой руки! — продолжал ругаться Хосанг, пока Хевлин тащил его к баталии, опираясь на алебарду. — Невелика потеря, думаешь ты, но я тебе отвечу так — только не для моей жены! Для неё это мои любимые пальцы, и тебе придется трудно, объясняя как так вышло, что бургундцы отрубили мне именно их.

— Да заткнись уже! — не выдержал Хевлинг. — Ненавижу когда ты ноешь! Был бы повод! Если бы тебе срубили башку, я бы насрал в мешок, пришил на место к твоей шее и никто бы не заметил разницы! Разве что, ты бы стал умнее! Какого хрена ты оказался вне строя?

— О, началось, — хмыкнул Хосанг и заткнулся. Но Хенслин уже разошелся не на шутку. Его гневная отповедь прервалась лишь на то время, пока гулкий звук «Коровы Унтервальдена» командовал баталии поднять пики и продолжить движение. Они ковыляли за баталией и дальше, но так и не догнали её, до самого лагеря бургундцев. Зато они нашли себе новые кинжалы — вместо потерянного Хевлингом, и изрубленного у Хосанга. А главное, они нашли прекрасный, тонкой работы котел, на трупе лошади одного из жандармов. Не иначе тот побоялся оставлять такое ценное добро в обозе. Они решили продать котелок, и поделить деньги поровну, чтобы не поссориться. Но все равно поссорились, потому что прямо перед продажей каждый решил подарить свою долю другому. Но это уже другая история…

Если говорить о битве при Нанси кратко и по существу, то и сказать то о ней особо нечего. Сошлись повтыкаться люди по той простой причине, что Карл много хамил, и мало делился. В данном конкретном случае — городам и сеньорам Лотаргинии и Эльзаса. Лотаргиния восстала, во главе восставших назначили лотарингского герцога Рене II. Одновременно даровав ему титул правильного патриота. Карл к этому времени уже, если смотреть на факты, отступился от войны со швейцарией, но Лотаргинию и Эльзас отдавать было сильно больно. Эльзас, кстати, поступил молодцом — они вписались за Рене II деньгами.

Серьезно, парни, терять деньги больно, но терять жизнь может и не так больно, но заметно печальней. К тому же, в конце концов деньги можно и новые заработать.

В общем Эльзас скинулся деньгами, а Рене «нанял» 8400 швейцарцев, которые и создали костяк его армии.

После чего они подошли к армии бургундцев, которые осаждали такой милый туристический городок Нанси, и сказали «Ая-яй, масса Карл, нехорошо. Сейчас кому-то а-та-та-та будем делать!». Карл, будучи полководцем решительным и грамотным, прознал о выдвижении деблокирующей армии, и оставив под Нанси 4 000 человек для продолжения осады, рванул навстречу «лотаргинцам», умудрившись занять выгодное место. С одного фланга его прикрывал густо заросший лесом склон холма, с другой тоже лес, еще и изрезанный мелкими ручьями и сухими балками. При том же Кресси, или Азенкуре, такая позиция была залогом победы.

(Где-то там внизу, в полосатом квадратике, воюет наш добрый Хенслин)

Но швейцарцы просто оставили перед фронтом Карла одну баталию, чтобы он не заподозрил неладное. А еще по одной отправили в трудные и долгие обходы. Обе баталии дошли до места только в полдень, отбросили контратаку жандармов, и сломали бургундскую армию с двух сторон, как голодный ломает орех клещями.

То есть, все довольно банально — швейцарцы выскочили откуда не ждали, совершили маневр на который не смогло адекватно среагировать войско бургундцев, и смяли его. Можно добавить еще метель — швейцарцы воспользовались погодными условиями чтобы скрыть маневр. Сражение, сильно напоминающее Муртен.

Кажется все довольно просто, что бы так всем не побеждать, не так ли?

Как и в любом деле, только со стороны кажется что сделать все легко. Чего уж проще — разработать хорошую игру, нарисовать великолепную картину или положить ровно плитку в ванной. И только начиная делать нечто из этого, можно внезапно выяснить, что твоя анатомия сильно отличается от стандартной, потому как ничем другим объяснить то, что у тебя выходит, нельзя. Спешу утешить — аномальное расположение плечевого пояса в районе тазобедренного сустава присуще всем, но лечится упорным трудом и временем. Однако, у каждого человека все же есть некий предел, за который он может перешагнуть только с помощью особых препаратов. Но об медицине и наркотиках в другой раз.

В случае со сборищем толпы злых мужиков, все куда сложнее чем с разработкой игр. Нюансов тысячи. Не буду грузить вас сильно — разверну подробно только один.

В общем, если бы игроделы, вопреки здравому смыслу, решили сделать в компьютерной стратегии хоть немного реализма, то мы бы попросту не смогли управлять армиями. Не то что каждый отряд, но каждый отдельный солдатик, с острым желанием выжить и собственными соображениями на тему как именно это сделать, превратили бы любой геймплей в лютый, невозможный хаос. И самая основная тенденция для подавляющего большинства юнитов была бы проста — избежать боя. Отправив десятку орков через полкарты в нападение, мы бы с удивлением обнаружили, что шесть из них отстали по дороге, спрятавшись в лесу или случайных постройках, а оставшиеся, обнаружив себя в дали от основных сил, и немного почесав зеленые бошки — разграбили бы вашу базу, и отчалили за край карты пропивать нежданный бонус.

В реальности все было еще хуже. Грансон — хороший пример, но он далеко не единственный. О великой проблеме мотивации у пехоты говорят многочисленные факты. Взять хотя бы знаменитый строй «свинья» у тевтонских рыцарей. Они вынуждены были опираться на наемную и зависимую пехоту, и в отличии от того что показывают в фильмах, этот строй представлял собой просто-напросто конвой. Впереди были самые именитые рыцари, потому как западло быть не первым, внутри была пехота, а вокруг, как пастухи вокруг стада, остальные всадники. Это был единственный способ довести свою пехоту до войска противника в сколько-нибудь собранном виде.

И Карл, вполне справедливо полагал, что многочасовой марш по пересеченной местности, разметает оставленную без присмотра пехотную грязь по окрестным лесам. Большая часть отстанет или «заблудится», оставшиеся слишком «устанут» для боя, и так далее.

Были и другие, не менее очевидные вещи, которые делали его поражение при Нанси невозможным.

И то, что оно все же случилось, нам, глядящим с высоты столетий, со всей очевидностью показывает устаревание феодальных армий, их неспособность ответить на вызов более современной военной науки. Как чиряк на лбу южнокорейского айдола, виднелась большая и кровавая, назревшая необходимость изменения подхода к формированию армии, комплектации, перестройки экономики.

Современникам же битва при Нанси со всей очевидностью показала только одну вещь — швейцарцы рулят.

Хочешь победить — купи швицев, они всех нагнут. И 1477 год стал для швейцарского союза открытием нового, почти безразмерного и очень вкусного рынка наемников. Немедленно другие государи Европы попытались организовать у себя нечто подобное. Кое-где даже преуспели — в Германии появились ландскнехты, еще позже мир сотрясли непобедимые терции испанской пехоты — но чем больше опускался порог вхождения в мир войны и золота, тем сильнее менялось общество. Задумайтесь — до самого недавнего времени, люди жили в качестве слуг, почти рабов, у господ. Работая, а иногда и рискуя собой, за еду и кров над головой. Изредка, с высоты своего статуса, состоятельные люди могли подкинуть слуге одежду прям как домашнему эльфу, только это его не освобождало. Фирменную ливрею например, да еще, как жест неслыханной щедрости, с рукавами. И в ней человек мог проходить пол жизни, совершенно искренне считая что жизнь удалась. Питаться остатками с барского стола — это буквально, именно так слуги и столовались, отдельно им как правило не готовили. Спать в случайных местах, в лучшем случае имея «свой» угол — и это тоже не иносказание. Угол в конюшне, тут и живи. Хозяин добрый, разрешил попоной укрываться.

И при этом люди умудрялись переживать за дела «их» семьи, испытывая к хозяевам чувство, очень похожее на современный патриотизм к стране. И при случае поймать грудью стрелу, которую выпустили в хозяина — вообще ожидаемый поступок. Это до сих пор существует во многих странах, как пример можно посмотреть южнокорейский фильм «Паразиты» — там собственно очень похожая ситуация, но которая вступает в конфликт с современностью.

И это было нормой в средневековье. Так же, как и жуткая жестокость, беспощадность к чужакам и собственным детям, дремучее невежество и так далее.

Швицы были такие же, но сумели создать некое подобие боевого братства, общность ради которой имело смысл не только сражаться, но и умирать. Очень страшны люди, готовые ради своих целей на смерть. Это немедленно попытались закосплеить, и со временем доиграются до великой французской революции с её невозможными в реальности конструктами вроде равенства всех людей, национализма и идее наций, а потом и того хуже, женщин читать начнут учить. Все покатилось по наклонной, именно тогда, когда безумные швейцарцы начинают пропихивать такую немыслимую дичь, как обязательную оплату труда, да еще и в срок. Кончилось в общем все плохо, интернетами и гомосеками. Поплачем о Европе которую мы потеряли и пойдем дальше.

Помимо открытия швейцарцев как бренда, современников после Нанси чудовищно потряс стремительный коллапс Бургундии. Она схлопнулась, как карточный домик после выстрела в упор из дробовика. Ненормальная, дикая ситуация. Все привыкли к кровавым сварам, длящимся поколениями. Можно вспомнить ту же Столетнюю войну, или Войну Трех Жанн. Кровавые сражения, регулярные смерти сюзеренов — и очень медленные изменения на карте. Англия за 60 лет регулярных побед прожевала хорошо, если половину Франции, учитывая что её третьей частью уже и так английские короли владели. Но Бургундию, словно волки разорвали. В Европе уже случились состоявшиеся, хорошо структурированные силы, преследующие свои интересы. Путь на централизацию власти был открыт, и теперь выпасть из общего порочного круга, значило не свободу, а статус добычи. С этого момента можно ставить условную точку начала заката итальянских республик, обособленных феодальных владений и прочих анахронизмов раннего средневековья.

Опять же, это понимаем мы, типа очень умные. Ну а современники битвы, просто решили, что королей надобно беречь, и мода на то чтобы главнокомандующий скакал на острие атаки, быстро стала сходить на нет.

Это я все к тому, что Карл Смелый отчалил в чертоги Мандоса именно во время битвы при Нанси. Как именно — не вполне понятно. Есть свидетельства одного благородного рыцаря, который утверждал что ранил Карла в копчик, а потом полоснул его по лицу мечом, в процессе с ним (Карлом то есть, не мечом) активно переговариваясь, и вообще взаимодействуя. Но не узнал. Что странно — Карл был как болид формулы один, просто увешан фирменными знаками своего бренда, не считая всяких корон на шлеме.

(Картина «Поиски Карла Смелого после битвы при Нанси» кисти Огюста Фейен-Перрена)

Есть другие источники — в них описывается, как ободранного вплоть до трусов включительно (трусы поди шелковые, даже завидно счастливцу сподобившемуся их стырить) Карла нашла его жена, и смогла его опознать только по неким особым отклонениям вроде шести пальцев на ноге. Это часто встречалось. Ну серьезно, представьте себе, какая низкая репродуктивная выборка у представителей аристократических фамилий. Хочешь не хочешь, а всякие там, скажем так, семейные особенности, начнут проявляться.

И лицо Карла, по показаниям очевидцев, однозначно было изуродовано алебардой. Некая штука, то есть заточенная как колун, тяжелая как молот, раздробила все лицевые кости так, что не узнать — действительно больше всего похоже на алебарду. И еще одна рана, на внутренней стороне бедра, тоже типична для пешего боя. Картинка вырисовывается простая — сначала швицы отсекли герцога от свиты, потом убили под Карлом его дорогущего коня. Поскольку доспехи Карла были фактически неуязвимы для холодного оружия, они долго били его всяким, пока он не пришел в изумление, после чего начали колоть в труднодоступные, и оттого плохо бронированные места. А когда Карл начал млеть, и уже не так споро отбивался, наконец прижали его толпой к земле, сняли или срезали шлем, и отоварили со всей дури алебардой.

Но такая версия не нашла отклик в сердцах благородного общества и поэтому наспех был придуман вариант с благородной гибелью в лихой кавалерийской сшибке. Но это мое личное подозрение, никому не навязываю.

Так погиб Карл Смелый, последний рыцарь Европы. А хмурые и абсолютно безжалостные альпийские пастухи начали зачищать пространство для медленно зреющего в подвалах банкирских домов капитализма. Скажем парням спасибо, если бы не они, не жить бы нам в век проклятущего потребления. Спасибо что вы были такие жуткие и смертоносные.

«Пехотная грязь» — кто они такие?

Мы как вид мало изменились за последние 100 000 лет. Культура у людей прослеживается археологами по меньшей мере на 50 000 лет назад. Логично предположить, что каких-то 500 лет назад люди вообще от нас мало отличались, не считая умения пользоваться гуглом.

И тем не менее, часто их поступки и мотивы удивляют. И в первую очередь, пожалуй, это истории о жестокости и алчности.

Ради чего можно рискнуть жизнью добровольно? Разумеется, только ради денег, противоположного пола и статуса. Это единственные достойные причины. На протяжении многих тысячелетий эти причины вели человечество по пути прогресса к вершинам цивилизации. Если это заявление кажется вам излишне громким — вы конечно правы. И все же, до не давнего времени, единственный нормальный стартап заключался именно в изымании у одних, и перераспределение в свою пользу. Конечно подобная деятельность накладывала отпечаток на команды стартапов прошлого.

Многие могут подумать что сейчас все по другому в силу нашей цивилизованности, или может, христианской морали.

Что я могу сказать этим наивным человекофилам? Только одно слово. Отнюдь.

Давайте окунемся в мокрую от крови, и слегка пованивающую разложением темную утробу средневековья, из которого выросли современные европейские ценности и капиталистическая культура.

Без чего не обходится не одно событие? Что, словно божественное внимание, присутствует во всех делах людских, перекочевывая в хроники и мемуары? Он такой соблазнительный и притягательный. Это из-за него начинаются войны и вдруг начинают движение целые народы. Я имею в виду грабеж. Вечный спутник любой истории о малых и великих людях, о городах и странах.

Большинство людей, как и я раньше, могут относиться к бандюганам прошлого с некоторой долей снисходительности. Примеряя на себя всякие набеги викингов, может показаться что это сродни тому, как если бы я сейчас, после трудного морского или пешего перехода, вместе с другими такими же отморозками, напали на соседний город, поубивали там людей, и сперли по микроволновке и стиральной машине. Ну или холодильник и утюг. А после вернулся такой довольный домой.

Действительно, дикость какая-то.

Для понимания того невероятного движущего потенциала, который обнаруживает в людях возможность пограбить, не надо быть историком или психологом. Выдающихся примеров полно вокруг нас и сейчас. Но вставание на путь разбоя целых государств и народов, при любом удобном случае — кажется неким атрибутом средневековья, невозможным в наши дни.

Так я вам скажу — дайте людям достойную цель, и мы, люди, вас неприятно удивим.

На картинке — самая обычная средневековая лопата.

Посконная деревянная лопата без единого гвоздя. Наверняка жутко неудобная в деле.

Я попробую рассказать в лицах.

Представьте себе себя, только провалившегося век этак в 14-й, с железным ломом в руках. Допустим вы обжились, сумев не умереть в процессе. Теперь вы можете пустить лом в дело. Например обменять его на большой участок хорошей земли, дом с хозпостройками, пару десятков мелкого рогатого скота, пару коров и еще останется на топор и нож. Жена заведется сама — с таким-то капиталом, да за нас драться будут. Обрастем батраками, домочадцами-слугами, и сможем жить как человек.

Посмотрим на себя. Мы крепкий хозяйственник, уважаемый в обществе за продвинутые ветеринарные и агрономные познания.

У нас все хорошо, но остро не хватает вкуса домашнего борща со сметаной. Ну вот приспичило еще хоть раз отведать борщ. Острая ностальгия накатывает каждый вечер.

Но те глиняные крынки, в которых под нашим чутким руководством пытается сварить борщ старательная аборигенка — не подходят. Глина не та, привкус неприятный — в общем поверьте, нужен котелок.

Вы идете к кузнецу. Кузнец знает что такое котелок, и называет цену. Вы слегка худеете в лице. Да за такую цену мы половину лома выкупить обратно можем.

Ну вот, полюбопытсвуйте, как бесчинствует на народном горбу знать королевства Франков.

У них даже отдельных тарелок нет, не говоря уже о блюдах. А ведь это 12-й век.

Но тут уж ничего не поделаешь:

Любой металл — это в первую очередь топливо (уголь или кокс для его выплавки), а во вторую очередь — сырьё для его производства.

Здесь я сразу должен расставить акценты. Почему топливо — это первоочередное условие, а сама железная руда так смело отодвинута мной на второй план? Всё дело в логистике процессов перевозки руды и топлива, необходимых для производства железа в средние века.

Ведь основным, причём наиболее качественным топливом для выплавки средневекового, кричного железа, служил древесный уголь.

Даже сейчас, в современный просвещённый век, задача получения качественного древесного угля является отнюдь не такой простой, как это кажется на первый взгляд.

Наиболее качественный древесный уголь получается только из очень ограниченного количества пород дерева — из всех достаточно редких и медленно растущих твёрдолиственных пород (дуб, граб, бук) и из архетипической русской берёзы.

Уже из хвойных — сосны или ели — древесный уголь получается гораздо более хрупким и с большим выходом мелочи и угольной пыли, а пытаться получить хороший древесный уголь из мягколиственных осины или ольхи практически нереально — выход годного падает по сравнению с дубом почти в два раза.

В случае же, если достаточного количества лесов на территории, где водились месторождения железа, не было, или же леса в данной местности были уничтожены предыдущими поколениями металлургов, приходилось выдумывать различные эрзац-заменители.

Например, в Средней Азии, несмотря на качественные рудные месторождения железа, с лесом было туго, в силу чего вместо древесного угля приходилось использовать кизяк.

Только в 1735 году заводчик Абрагам Дерби после многолетних опытов нашёл способ выплавлять чугун, используя коксующийся каменный уголь. Это была победа. Но до этой победы вам еще надо прожить пять сотен лет.

Итак, возить дрова (или даже готовый древесный уголь) к железу не получается просто из-за логистики процесса — топлива надо по массе в 4–5 раз больше массы руды, а по объёму и того больше — раз в десять минимум. Легче привести железо к топливу.

Если нас угораздило явить себя и лом миру на среднерусской равнине — нам повезло.

Качественной железной руды на Русской равнине нет.

Уже вижу серию гневных комментов в стиле:

«Как, а Курская магнитная аномалия? Самые качественные магнитные железняки в мире!».

Да, одни из самых качественных в мире. Открыты в 1931 году. Глубина залегания — от 200 до 600 метров. Задача явно не для технологий, бывших в распоряжении древних славян в IX веке нашей эры, и даже Петра 1 в 17-м. Это сейчас всё выглядит красиво, а для того времени картинка современного железнорудного карьера — это как для современного человечества путешествия к Альфе Центавра. В теории можно, а вот на практике — нет.

В общем и в остальном мире мало кому повезло.

Остаётся бурый железняк (лимонит). Сырьё, мягко говоря, хреновое — достаточно посмотреть на концентрации железа в нём. Речь, конечно же, о торфяных болотах и о лимоните, который ещё часто называют болотным железом.

Кроме болотного железа похожий генезис имеют луговое и озёрное железо. Однако, как вы увидите дальше, копать такое железо выгоднее всего было на болоте.

Для понимания широты распространённости фактической добычи этого местного ресурса на Руси, как пример, достаточно, как и в случае с «металлургическими фамилиями» просто открыть любую географическую карту и посмотреть на названия русских, украинских, белорусских или литовских деревень.

И сразу же вам в глаза бросится громадное количество топонимов со словами Гута, Буда, Руда. Вот их значения:

Гута: стеклоплавильный завод

Руда: добыча болотного железа

Буда: добыча поташа из растительной золы.

Вы найдёте такие деревни повсюду — широким поясом в Полесских болотах — от Бреста до Сум. Источников «болотной руды» на Руси было полно. «Болотное железо» образуется вообще практически везде, где происходит переход от кислородосодержащих почв к бескислородному слою (в аккурат на стыке этих двух слоёв).

В болотах просто эта граница расположена, в отличии от других типов местности, очень близко к поверхности, поэтому там конкреции железа можно копать буквально лопатой, лишь снимая тонкий слой болотной растительности.

Болотное железо добывалось тремя основными способами.

Первый — летом с плотов вычерпывался придонный ил на болотных озерах и на реках, вытекающих из болот. Плот удерживался на одном месте шестом (один человек) и еще один человек черпаком доставал ил со дна. Достоинства данного способа — простота, и малые физические нагрузки на работников.

Недостатки — большое количество бесполезного труда, так как мало того что с болотным железом черпалась пустая порода, но кроме того, приходилось ещё и поднимать наверх большие количества воды вместе с илом. Кроме того, черпаком сложно выбирать грунт на большую глубину.

Второй способ. Зимой в местах где протоки промерзали до дна сначала вырубался лед, а затем так же вырубалось донное отложение, содержащее болотное железо. Достоинства данного способа: возможность выбрать большой слой,содержащий болотное железо. Недостатки: физически трудно долбить лед и мерзлую землю. Добыча возможна только на глубину промерзания.

Третий способ был наиболее распространён. На берегу у проток или болотных озер собирался сруб, как для колодца, только больших размеров, например, 4 на 4 метра. Затем внутри сруба начинали выкапывать сначала накрывающий слой пустой породы, постепенно заглубляя сруб. Затем так же выбиралась порода, содержащая болотное железо. Накаты бревен добавлялись по мере заглубления сруба.

Постоянно поступающая вода периодически вычерпывалась. Можно, безусловно, было и просто копать без укрепления стен бревнами, но в случае очень вероятного осыпания подмываемого грунта, и засыпания работников в яме — спасти вряд ли кого бы получалось — люди быстро захлебывались и тонули. Достоинства данного способа: возможность выбрать весь слой, содержащий болотное железо, и меньшие трудозатраты, по сравнению со вторым способом. Кроме того, возможно было ещё до начала добычи приблизительно определить качество добываемого сырья («тамошнии жители судят также о доброте руды по роду дерев, на оной растущих; таким образом отыскиваемую под березником и осинником почитают лучшею, потому, что из оной железо бывает мягче, а в таких местах, где растет ельник, жестче и крепче»).

Недостатки: приходится всё время работать в воде.

Вот так непритязательно выглядит болотное железо (bog iron)

Операция обогащения была очень важным технологическим условием для производства железа в сыродутных печах.

Позднейшие исследования, путём анализа исторических памятников, выявили следующие приемы обогащения руд:

1) просушка (выветривание, в течении месяца);

2) обжиг;

3) размельчение;

4) промывка;

5) просеивание.

Получение высококонцентрироваиной руды не могло ограничиться только одной или двумя операциями, а требовало планомерной обработки всеми указанными приемами. Археологически известной операцией является обжиг руды.

Как понимаете, обжиг тоже требовал качественного топлива (древесного угля) причём тоже в немалых количествах.

Потом из нее готовили шихту…

Ладно, в общем еще на десять страниц процедур, все еще сложнее чем с добычей и углем. И только в конце долго производственного ада, наконец эрзац железо, забитое шлаками и чужерожными вкраплениями, оказывалось в кузнице. И тут его проковывали. Проковывали до одурения, пока руки молот держат. Раз за разом нагревая, и долбя, долбя по заготовке.

Многие слышали о широко распиареных японских мечах, катанах, с сотнями проковок. Так вот, суровая и унылая правда в том, что даже чтобы сделать пруток хреновенького железа на лопату, вам придется проковать его десяток раз.

Зато у вас будет козырная, не побоюсь этого слова,королевская лопата!

Это лопата 16-го века, времен примерно Бургундских Войн. Сохранилась поскольку была сделана особо пафосной для неких церемониальных нужд. И даже тут, как не трудно заметить, железо малость зажопили. Или в принципе не представляли себе цельнометаллической лопаты.

А вот теперь, после понимая всех трудозатрат для получения железа, и почему ваш лом так дорого стоит, можно вернуться к котелку.

Во первых, для котелка нужно железо получше. Для созидания сложных форм, путем проковки. И оно есть! Да вот беда, везут его ажно со швеций всяких. И идет оно соответственно благородным людям на шлемы и латы. Ну может батоны еще из него делают, под настроение.

Короче, не вариант с котелком.

Но если ностальгия глубоко запустила когти в наше сердце (или просто невозможно уже печеную брюкву есть) и мы решительно настроились добыть котелок любой ценой — путь один. Война.

Есть много путей на войну, самый простой в средневековье — ничего не делать и она придет к вам сама. Но мы с вами люди удачливые, мы сами можем выбрать время.

Предположим у нас есть вариант устроиться в наемники. Ну вот так случилось, идет набор в солдаты.

Я напомню, мы зажиточный и уважаемый человек. У нас есть возможность взять с собой слуг, или даже семью, на повозке с двумя волами. Какие у нас есть варианты?

Он только один — простой пехотинец, взятый в поход рыцарем -землевладельцем.

У нас есть одежда. Она сшита из сукна, которое было соткано вручную. Над ней (одеждой) трудились от трех до двенадцати человек, скорее всего родственники. И для того что бы одеть нас в шерстяную куртку, шерстяные чулки и исподнее они (родственники) провозились несколько месяцев. Как вариант, мы купили эту одежду, отдав за нее, например любовно выращенную корову, которая тратила наше время и заботу несколько лет.

Еще у нас есть котомка с самыми необходимыми вещами из дерева и грубой кожи.

И копье, выданное нам господином, или сюзереном, или перешедшее по наследству от славного предка. Как максимум, мы сами можем позволить себе дубину, обитую плохим железом, с шипом на конце. И стеганку, как доспех. Щит, кстати тоже штука не простая, и оттого дорогая.

Понимаете, накал страстей? Мы с вами — человек с копьем и щитом, этакий «голодранец» средневековья, которому не хватило денег на вооружение, и чья роль на войне — тупое пушечное мясо. Но по современным меркам мы вполне себе приличный средний класс, с потугами на зажиточность!

Поэтому в следующий раз когда натолкнетесь на исторические или художественные очерки о «бедных крестьянах» с топорами, щитами и в шлемах — знайте, это чушь.

Суровый викинг в шлеме, с щитом и топором, да еще и в броне — это не рядовой воин, это знать. Он богат как племянник губернатора. У него есть земля, недвижимость, скот. На него работают не менее сотни людей. Ну, или как вариант, он учит владению мечом сыновей конунга, и это все ему подарили.

Теоретически, каждого из этих парней в фуфайках и в дорогущих шлемах, в обозе должно быть только слуг штук несколько.

Итак, мы приходим на войну. Там кто-то кого-то режет, нам не сюда. Мы направляем свои стопы к обозу. Быки, котелки, одежда и еда. Да, нам сюда.

Я постоянно рассказываю о том, что целые битвы меняют свой ход, в силу того что основная масса людей вместо битвы как таковой, при первом же удобном случае несется грабить обоз.

По сути, ворвавшись в телегу к рыцарю, вы можете обзавестись богатством, которое трудно выразить в деньгах. Даже такая уникальная вещь как котелок меркнет перед художественно исполненной вилкой, а за расшитую попону можно купить себе еще один дом.

Я не шучу, я наталкивался на перевод документа XV-го века, где дом (вроде неплохой каменный дом — местного «юриста») с придомным участком, хозяин продал за кровать и два отреза полотна. Ну и там пояснялось что полотно, дескать хорошее.

В нашу эпоху массового производства, где единственной ценностью стали деньги, трудно понять ту затопляющую разум алчность, которая двигала в том числе и нашими предками. Люди были готовы убить или умереть за вещь. На наш современный взгляд, часто довольно пустяковую. Ну что это за золотое шитье на камзоле, или красивый камень в перстне? Кажется это сравнимо с тем, как если бы сейчас миллионер расшил себе пиджак пачками баксов и вставил в кольцо огромный алмаз. Да, его конечно подрежут и разденут на улице, но резать друг друга за красивый камень, или браслет, на протяжении поколений?

А просто напросто, даже если у тебя украли вилку, ты просто не сможешь сделать другую. А если даже возможность сделать была (мастера, навыки, материалы) то она будет не такая. Все делалось в единственном экземпляре. Хенд мейд. Хотя это не совсем точное определение, не отражающее степень удовольствия от обладания любым предметом. В наше время есть высокотехнологичные объекты, повторить которые затруднительно. Например международная космическая станция, или тоннель под Ла-Маншем. Если можете, то представьте каково это, владеть чем-то подобным. Таким же неповторимым, полезным и важным.

Теперь надеюсь, вас не будут удивлять истории о гибели десятков людей в кровавой вражде за красивое ожерелье.

Поэтому, если у людей появлялась возможность выгодно и интересно грабить — это встречало широкую поддержку у друзей, чиновников, родных и близких. Скандинавы, монголы, швейцарцы — все кто находил способ регулярно грабить с умеренной долей риска, мгновенно организовывали целые государства, с основной «отымательной» отраслью в экономике. И это действительно пошло на спад (в Европе) только в XVI-м веке, когда появилась возможность заработать и купить себе если не все, то многое.

Но тут все не так просто. Прямо перед этим Европа пережила просто сплошной поток неприятностей:

– «Черная смерть» середины 1300-х годов становится ударом, от которого Европа не могла оправиться столетие. Смертность в разных регионах — от 30% (при большой удаче) до 90% — так в Авиньоне в январе 1348 года чуму обнаружили только после того, как все монахи одного монастыря (около 700 человек) умерли в одну ночь. Хронисту вполне можно верить — легочная форма чумы исключительно скоротечна и очень заразна. Сын византийского кесаря Иоанна Контакузина Андроник умер в течении трех часов после появления первых симптомов.

Даже при сравнительно небольшой плотности населения (город в 10000 человек — уже мегаполис) распространяется чума молниеносно. Началось все в 1346 в Константинополе, на Сицилии и на Адриатическом побережье Италии. В 1347 — всё побережье Средиземноморья и острова. 1348 — самый пик эпидемии, — вся Европа от Валенсии на западе, до норвежского Бергена на севере.

В целом вся первая половина XIV века — эпоха сплошных неприятностей, однозначно предрекающих Судный день:

— Невероятное распространение крайне злокачественной формы проказы (20 тысяч лепрозориев, если верить Матвею Парижскому и его «Chronica majora», а он наверняка знал, о чем писал).

— Великий голод 1315—1317 из-за очень холодной весны 1315. Неурожай по всей Европе. Потери — несколько миллионов.

— Малое похолодание — т. н. «малый ледниковый период».

— Сильное землетрясение 25 января 1348 года, имевшее всеевропейский характер, повторилось 2 февраля. Трясло даже в Скандинавии, хотя очаг был на Средиземном море. Особенно пострадали Ломбардия, Каринтия, Истрия, Швабия, Бавария, Моравия, Рим, Парма. С меньшей силой землетрясения повторились в 1349 г. в Польше, Англии и Северной Европе (подземные толчки на европейском континенте прекратились не ранее 1360 г.).

— В 1342 г. — обилие снега зимой и сильные дожди летом — поля Франции опустошены сильным наводнением, в Германии затоплено много городов.

— С 1345 г. по всей Европе период «особенной сырости», продолжавшийся еще несколько лет, постоянные неурожаи, нашествия саранчи аж до Голштинии и Дании.

— 1349 год — эпидемия ящура в Британии, сокращение численности домашнего скота впятеро.

— Основная эпидемия Черной смерти 1348−51 годов — заболело больше трети населения (25–35 миллионов), выживших практически нет.

Чума шла несколькими последовательными волнами:

— 1361 г. Заболевших до половины, есть выздоравливающие.

— 1371 г. Заболевших около одной десятой. Многие выздоравливают.

— 1382 г. Заболевших около одной двадцатой, Выздоравливает большинство.

И что вы думаете, получилось в итоге? В конце XIV и начале XV веков происходит невероятный демографический взрыв, фактически восстанавливающий численность населения — да так, что можно было вести Столетнюю войну еще семьдесят лет. Испанский историк Морешон указывает: «Множество вновь создаваемых семей оказались необычайно плодовиты — в таких браках очень часто рождались двойни».

В целом, вся эта история попахивает мистикой — столько несчастий одновременно, за несколько десятилетий, обычно не происходит. Заметим, что в будущем эпидемий масштаба «Черной смерти» никогда не случалось — в Лондон 1665 года завезли бубонную чуму, и это была последняя вспышка не распространившаяся дальше и со сравнительно небольшой смертностью.

Случись нечто подобное в Европе сейчас, из 830 миллионов умерло бы миллионов триста или больше.

И именно острая нехватка рабочих рук, подстегнула множество процессов — от прогресса в производстве, до системы обязательной платы. Эти почти не заметные современникам изменения окажутся судьбоносными для континента. Это абсолютно уникальный для истории случай, когда для нудной и однообразной работы легче было приспособить мельницу, а не нанять десять бедняков.

Но это уже отдельная тема.

Подведу черту — «простой» пехотинец раннего средневековья, по современным меркам, вполне себе зажиточный средний класс. Любой предмет быта является авторским изделием, и в зависимости от материала изготовления и искусства мастера может иметь разную степень бесценности.

Понятие «цена» в 13-м веке, это скорее некая абстрактная величина, за которую вы бы согласились отдать нужное.

Конечно, если вам такую цену дадут.

Что бы вы хотели получить за свою роговицу? А сколько вы готовы отдать за новую почку?

Именно на таких острых, задевающих за живое экономических отношениях и строилось общество.

Коротенечько, о таком милом явлении как рыцарь. И его конь

Рыцарь сука страшный. Есть более или менее правдоподобные хроники, когда одного рыцаря не могли вальнуть толпой в несколько десятков рыл.

Ну собственно никого не удивит, если мастер спорта по боксу, в пьяной драке просто раздаст несколько сокрушающих ударов в челюсть, отправив на пол хоть и агрессивных, но плохо приспособленных к ведению кулачного боя оппонентов.

С оружием все страшней в разы. Хорошо поставленный удар, применительно к человеку со специальными инструментами — это если не мгновенная смерть, то тяжелая рана. Удачный удар хорошего меча разрубит человека без доспехов пополам, не очень удачный, или этакий «отмах», чтобы не открывать защиту — разрубит лицевые кости, отсечет конечность, выпустит кишки. Сам рыцарь практически неуязвим для средневековой пехоты.

А пеший сержант средних веков, это года тренировок, начиная лет с 15–18, несколько компаний за плечами. Примерно уровень современных профессионалов из ВДВ или морской пехоты США.

Рыцаря, мало того, что до него хрен дотянешься, еще и защищает годная броня, надежно охраняющая от случайных тычков в спину, и удачных ударов всякой быдлоты. Клим Жуков (вы его наверно не знаете, но это известный историк) нашел источник на Англию 12-го века. Там описывается как один рыцарь, верхом, в сопровождении пехоты, ворвался в город. Не то что бы он в одиночку пытался захватить город, а пытался не дать закрыть ворота, до подхода основных сил. В общем лихо влететь за ворота у него вышло, но его пехота отстала, а сам он знатно брякнулся с коня. И пока перезагружал статус, охрана ворот, и вообще горожане, охаживали его почти всем что у них под рукой случилось, начиная с секир, и заканчивая бревнышками из поленниц. Это продолжалось некоторое время, а потом рыцарь встал. Характерная деталь — как только он встал, в разные стороны разбежались не только горожане, но и пехота рыцаря. Агрессивные они были, господа благородные всадники. Выглядел он тогда примерно вот так:

Добавьте сюда обучение искусству убивать в традиционном обществе когда обучение военному делу вне семейной военной корпорации напоминает попытки освоить карате по рассказам людей, видевших фильмы с Джеки Чаном — в общем все плохо.

Но была и еще одна деталь — разница в, скажем так, экстерьере знати и простолюдинов в сословном обществе. В XIV-XV веках средний рост простолюдинов в европах и околоевропах ~155 см, опытных наемных солдат из числа зажиточных крестьян или провинциальных дворян (по останкам с поля битвы при Таутоне) — до 170 см, в то время как средний рост представителей родовой аристократии не отличался от современного.

Вот например доспех Ульриха фон Матчского IX, графа фон Кирхберг. Датировка: 1445 — 1450. Из собрания замка Хурбург (Австрия, Южный Тироль). Рост у мужика был 2 метра, 10 сантиметров.

Милан, мастерская Пьер Иннокентий Фаерно, Антонио Мисалья, Джованни Негрони. Там низких нет. Все эти истории о 140 сантиметровых рыцарях — просто либо наглая ложь, либо лютая глупость.

Итак, рыцарь, помимо того, что это человек начавший упражнения с оружием примерно лет в пять, по сути нечто вроде КМС по фехтованию в доспехах, ну и всего остального — это еще и всадник. Всадник у которого было лучшее оружие, что только могла предложить на тот момент промышленность.

Русское рыцарь, это от немецкого риттер. Шевалье во Франции, кабальеро в Испании — все это переводится как «всадник».

У гетайров македонского лошадки были примерно 350 кг весом, и метра полтора в холке как максимум. И это оказалось достаточно, чтобы совершать решительные удары кавалерией по очевидно сильному противнику и завоевать чудовищную территорию.

Античные источники, которым вроде не зачем врать, в общем с ужасом описывают последствия таранного удара 350 килограммового, бешеного куска мяса, в плотный строй воинов. Вроде как четыре ряда сносило начисто. Спасало только то, что лошадки создания умные, и бежать, например, на копья, решительно отказывались. Приходилось изощряться.

Но к 15 веку, рыцари Европы ездили на лошадях, которые отличались от античных так же, как мастифф от чихуахуа. Кардинально.

Назывались они «Дестриэ». Это не порода в нашем понимании, не надо натягивать на средневековье современные понятия. Скорее некоторый набор необходимых признаков.

Сохранилось много описаний — так как это был предмет гордости.

Короче, эта сказочная тварь в холке была от 1.7 до 2 метров. В холке! И это норма, особо крупные экземпляры были выше. Подтвержденный рекордсмен (археологи накопали) 2.2 метра. Вес взрослого боевого коня, если верить источникам, начинался от полутонны. Но похоже был в основном в пределах 400–650 килограмм. И, как уверяют источники, всякие графья да герцоги, выходили в бой на зверюгах весом под тонну, а то и больше. Может это и не слон, но это например больше чем любой серийный мотоцикл (самые тяжелые едва переваливают за 400 кг). Прямо перед атакой эти лошадки уверенно разгонялись до 40 километров в час, но и 60 км/ч, видимо, не были рекордом.

Шайр — вроде как прямые потомки дестрие.

Хуже того, у этих тварей был закрепленный селекцией бойцовский характер. Буцефал Македонского, грызущий конюхов и шарахающийся от собственной тени в припадке ужаса — образец умиротворения на фоне рыцарского боевого коня.

Люди добились удивительного. Кони, в природе довольно спокойные создания, всё-таки травоядные, после направленной селекции превратились в жаждущих крови маньяков, очень любящих укусить, ударить, затоптать любое живое существо что им попалось.

Хроники пестрят подобными историями — страдают в основном конюхи, но случается, что и пьяный дворянин, зашедший в конюшню оказывается покалечен, а то и убит.

Я лично в североказахстанской области видел человека, которого цапнула лошадка. Лошадка ни разу не бойцовская, а вполне себе на мясо. Так вот, у человека просто не было половины лица. Он смахивал на надкушенное яблоко. Видимо лицевые кости были повреждены.

Ах, да, у рыцарских коней были еще боевые подковы, которым они стучали по головам, если пеший оказался в шлеме. Их этому специально обучали.

Прекрасная демонстрация силы этой твари — знаменитый Бой Тридцати.

Это случилось в начале Столетней войны, англичане (ну там собственно с острова вообще вроде рыцарюг не было. Бургундцы, испанцы вроде, даже французы) против французов. Все как в песне про благородных рыцарей — вызов, оговоренные правила, место поединка. Решили биться пешими, чтобы померяться мастерством, а не силой коней. Первый акт ожесточённого боя был за английской стороной. В бою погибло двое англичан, причем вместе с предводителем, но пятеро французов были убиты или пленены, а их главнюк был тяжело ранен. После передышки исход схватки решила подлость французского оруженосца Гийома де Монтобана: видя, что французская сторона терпит поражение, он неблагородно ускользнул с поля боя и сев на лошадь, обогнул ряды сражающихся и врезался в группу англичан, опрокинув восьмерых. Воспользовавшись этим, бретонцы (французы то есть) из последних сил набросились на англичан и с большим трудом всё-таки одолели сбитых с ног и оглушенных противников. Семеро сторонников английской партии погибло, остальные, будучи тяжело ранеными, попали в плен, однако вскоре были отпущены за символическое вознаграждение.

О бое очень много написано, и тогда, и сейчас. Гийом, похоже сел на одоспешенную лошадку, и буквально утюжил своих оппонентов, сбивая их с ног раз за разом, пока его собутыльники добивали их на земле.

А ведь все они — тяжело вооруженные рыцари, в латах, да и вообще не пальцем деланы. Если бы их доспехи были похуже, он бы их в одиночку в землю втоптал.

Неудивительно что в мелких локальных феодальных конфликтах пеший воин просто перестал считаться за реальную силу.

В наставлениях по тактике утверждалось, что один дестриэ, при таранном ударе, гарантированно роняет на землю десять человек, стоящих друг за другом в строю. Даже если все они подпирают щитом переднего.

Как видите, рыцарь это вам не индюк чихнул. Спасало одно — их было мало.

Именно поэтому, это медленное возвращение на поле боя пехоты так интересно. Да, конечно, длинные упертые в землю пики, палисады, замаскированные ямы и рвы, использование болотистой местности, (похоже еще очень эффективен был «чеснок»). Но мы с вами уже можем честно признать, что типичные поражения рыцарской кавалерии в первую очередь связаны с ошибками управления — мощное оружие еще надо уметь эффективно применять.

На фоточке — тот самый противокавалерийский чеснок. Если рыцарюги вас поймают с такими штуковинами в мешке — умрете мучительной смертью, будьте осторожны.

Сколько же нам нужно золота, милорды?

К 1466 году король Людовик Икс Ай (XI) слыл самым большим терпилой на всем Европейскоми побережье. И, помимо неосторожных высказываний юности (помните, про то что он никогда не будет воевать с этими отморозками — швейцарцами?) эта репутация держалась еще и на весьма больших уступках, сделанных Людовиком своим мятежным магнатам в лице лиги Общественного Блага после битвы при Монлери, в 1465. В той битве, он кстати показал себя довольно достойно, возглавив «решающую» атаку. Но лошадь под ним убили, и его самого из свалки буквально чудом вытащили шотландцы-лучники-гвардейцы. Так что впечатлений он нахватался. И основное впечатление у него сложилось такое, что управлять сражением, и хоть как-то влиять на поведение армии в целом и многочисленных фактически независимых феодалов — малореальное занятие. И тогда он решил пойти другим путем. А именно, изменить саму систему.

Он начал проводить последовательную, глубокую поддержку малого и среднего бизнеса, федерализацию земель, с постепенным угнетением феодальных прав и свобод, с конечной целью создать сильное, централизованное государство. Этакий Иван Грозный французского разлива.

Прошло десять лет правления Людовика XI, и теперь незримая рука Парижа держала за самое нежное многих и многих.

Строго говоря, слухи о французских хакерах были сильно преувеличены. Людовик тщательно вел бухгалтерию, к тому же сохранилась дипломатическая переписка. Исходя от нее, этот пожилой мужик (вступил на престол в 38 лет) не выглядит таким уж зловещим интриганом, каким его рисуют современники. Скорее он нервный и задерганный человек, окруженный идиотами. Ну вот, пара цитат из переписки с послами:

«Господа, вы дураки, если думаете, что подобные дела надо решать на большом собрании… Там, где много народа, всегда держатся очень заносчиво и много запрашивают, да к тому же перед таким стечением народа было бы стыдно признаться, что нуждаются в чем-нибудь».

«Вы же видите, кровавые собаки, что ему нельзя доверять, верьте только тому, что вы сами увидите».

Или вот в ответ на жалобу посланцев что их обманули:

«Они вам лгут. Ладно! Лгите им больше»

Лгите им больше! — это стало своеобразным клише, описывающем действия Людовика.

Там есть еще множество очевидных вещей — для выведывания планов нужных людей Людовик советовал подкуп слуг (какая низость!) и тому подобное.

Магнаты, вроде бы урвавшие себе от Франции по куску, и выбившие из Людовика фактическую независимость, немедленно стали рвать друг другу глотки. И, разумеется, в этом нелегком деле решили заручиться поддержкой короля. Они слали ему верноподданнические письма, с призывом поддержать их в справедливой грызне с соседом. Людовик всегда был на стороне своих «верных и раскаявшихся» подданных, гарантируя им молчаливую поддержку, и невмешательство на стороне врага. Обычно он обещал это обеим сторонам стразу. И, надо сказать, слово свое держал.

Не удивительно, что со временем дипломатия Людовика начала приносить плоды. Опираясь на города, которым он давал феодальные права — важный элемент, город становился сеньором, и имел совершенно другой вес на юридическом поле. Русский вариант такого феодального города — Господин Великий Новгород, разве что Людовику удалось оставить города включенными в систему своего государства. Город мог претендовать на земли, издавать законы, и идти войной на феодалов, на законных основаниях. Это, согласитесь, не мало. И в острой конкурентной борьбе, массовые ополчения городов, имея деньги для найма наемников, ресурсы для экономической экспансии, стали выдавливать даже крупных феодальных владетелей с близлежащих к городским стенам земель, с вкусных и важных торговых узлов, мостов, переправ. Феодалы внезапно обнаружили что их отодвигают, а тех кто не двигается — страшно пиз…т. На деле, понятно, все сложнее, кого-то с довольствия снимут, кому-то жрачку перекроют, кто-то вообще от диких бандюганов огребет. Но суть была проста — графы, герцоги, бароны стремительно теряли в политическом и военном весе. И именно тогда из гадкого слабака король Франции превратился в ядовитую, злокозненную, подлую тварь без чести и совести.

К несчастью для современников, Людовик оставил богатый архив своих «подлостей». Хороший пример — Франция тогда находилась с Англией в отношениях близких. Достаточно близких, чтобы воткнуть нож в спину, как только другой зазевается. В Англии постоянные затевались заговоры с целью убийства Людовика и проведения на престол своего ставленника, попытки заручиться поддержкой магнатов для высадки на континент — в общем Альбион, как всегда, был мудр в делах житейских. Похоже, с тех пор мало что поменялось.

Что делает Людовик? Он посылает милых обходительных людей к суровым и мудрым людям в «тайном совете английского короля» — сейчас, пожалуй, их функции бы назвали министерскими. Итак, к министрам Англии пришли люди Людовика, и предложили этим, совсем не бедным господам, пенсию от Франции, если те, при случае, похлопочут за сиротинушку Людовика.

Разумеется, среди первых людей острова были и честные люди. Вернее, честным оказался только один, все остальные согласились. Откуда мы знаем? Людовик брал с них расписки за получение взяток. Обошлись они ему, кстати, не сказать, чтобы сильно дорого. Все кроме одного.

У главного камергера Англии, лорда Гастингса, обнаружилось редкое среди государственных мужей качество. Он был честный человек. И от предложения Людовика решительно отказывался на протяжении долгого времени.

В конце концов, гнусным шпионам коварного Людовика удалось обнаружить истоки такой честности. Их было два. Первое — Гастингса оскорбляло то недоверие, которое проявлял к нему король Франции, заставляя ставить росписи о получении «пенсии».

— Представьте, что скажут люди — говорил Гастингс в кругу семьи — если увидят мои расписки у этого упыря!

Ну, и, во вторых — делу мешало то, что Гастингс уже был на содержании у Карла Смелого. Благородный Карл, очевидно отдавая дань принципиальности камергера, платил ему 1000 монет в год. Людовик всерьез удивился. Раньше подобные обстоятельства — получение денег от противной стороны — никому не мешали.

Я прямо вижу, как чахлый Людовик в подвале своего мрачного замка пускает скупую и мутную от яда слезу умиления, и говорит крысоподобному клерку фразу вроде:

— Только посмотри какой высокой чести человек! Этому человеку можно верить на слово!

Гастингсу предложили 2 000, и не стали настаивать на расписках. На том и сошлись. О смене своего нанимателя Гастингс Карлу не сообщил. Королю Англии, естественно, тоже. Видимо забыл.

Так что, на фоне кристальной честности современников, Людовик, строго говоря, особой мутностью не выделялся. Ненавидели его за то, что ему многое удавалось. А самое не простительное, на фоне «благородства» Карла Смелого, который при случае не отказывал себе в удовольствии вырезать городок или прирезать пленных — Людовик выглядит вполне приличным человеком и государем.

Надо сказать, что англичане все же люди слова. Войны с Англией при Людовике не было.

Со швейцарцами было сложнее — всё-таки найти и купить пару подлых и ключевых людей в такой большой и запутанной системе у Людовика не вышло. Пришлось покупать сразу всех. Союз кантонов стряс с Людовика 40 000 экю в год, с оговоркой, что в случае войны он будет платить еще 2.5 экю в месяц каждому солдату кантонов.

Это много. Общий годовой бюджет Франции к тому времени ненамного превышал 200 000.

И все это — не официальные траты, а тайные платежи.

А ведь еще Людовик платил вполне официальную «субсидию» лично королю Англии. Король Англии называл это «данью», причем на людях. Это очень не политкорректно, но Людовик лишь отмахивался от таких доносов, утверждая, что «Все равно это дешевле чем война».

Ну что я могу сказать. Он был прав.

17 июля 1453 года — дата битвы при Кастийоне, последней битвы Столетней войны. Эту битву долгое время считали очередным «последним сражением средневековья», но сейчас, многие склонны отодвигать эту, довольно размытую дату, все же на конец Тридцатилетней Войны.

Такие спорные определения сами по себе, нужны для некоторых точек отчета, но нам не следует воспринимать их как действительные отметки, как на циферблате часов. Эта некая условность, введенная для удобства.

В битве при Кастийоне действительно многое изменилось. Французы разили англичан из сотен «пушек» — конечно это были не те пушки, которые будут нести смерть в ближайшее время, это в большинстве своем еще некие не стандартизированные «пищали», как на первой картинке. Но построения французских пикинеров, прикрытые тяжёлыми жандармами, стрелками и артиллерией, давали мало шансов англичанам с их знаменитыми длиннолуками.

Но лично я вынесу отдельно такой факт:

В битве при Кастийоне участвовал Джон Тальбот. Он, собственно, и командовал «англичанами». Этому заслуженному человеку было семьдесят лет, и по полководческому таланту и опыту с ним могли сравнится во всей Англии от силы двое человек. После разгрома он лежал, придавленный конем. Сняв шлем, и разметав по грязи седые волосы, он терпеливо ждал своих врагов, французов. Он сражался с французами больше полувека, он помнил времена Азенкура, и сам приложил усилия к многочисленным земельным захватам англичан. И теперь он снял шлем, чтобы быть узнанным. Ибо военное счастье не всегда улыбается рыцарю на поле боя, и потому Тальбот не раз попадал в плен. Благородный плен, торг, выкуп — такова была война всегда. Галантное отношение, условленные встречи, поединки и божий суд. Конечно, не обходилось без грязных пятен на репутации, но рыцарский идеал, воплощенный в слепом Иоанне I, короле Богемии, (который был убит при Кресси), казалось навсегда закрепился в умах рыцарей.

Наконец, старый рыцарь услышал шаги. По усеянному телами полю шел пехотинец. Низкорослый, худой, грязный и голодный простолюдин с обычным, не боевым топором, хоть и насаженным на длинную ручку.

- Я Джон Тальбот — преодолевая брезгливость, сказал бывший главнокомандующий, а теперь ценный пленник. Он ожидал, что как это бывало ранее, пехотинец немедленно побежит к своему командиру-рыцарю, который и получит честь пленить его, Джона Тальбота.

- Я тебя узнал, — кивнул француз. И профессиональным, ловким ударом разрубил Тальботу лицо.

Времена изменились.

Я, возможно повторюсь, но все же я хочу акцентироваться на личности Карла.

Начиная собирать данные о Карле Смелом, я был под некоторым впечатлением об этом человеке, сложившимся под влияния не столько исторической, сколько около исторической, фактически художественной, литературы.

В ней его называли «Последним Рыцарем», и постоянно подчеркивали его доброту, отвагу и другие «многие рыцарские качества». От себя я могу добавить, что Карл был умным, образованным человеком, с правильными идеями и аналитическим складом ума. Но, для понимания его действий, приходится признать, что он был эгоцентричным человеком, который с детства воспитывался в среде слуг и подхалимов. Что скрывается за этим эмоционально нейтральным определением? Как пример, если бы он жил сейчас, то сбив своим Феррари на пешеходном переходе беременную женщину, он бы вышел из машины только за тем, чтобы посмотреть, не поцарапан ли лак на капоте. К несчастью, таких смелых Карлов, много и сейчас. К счастью, они не становятся герцогами.

Бургундия, которую мы потеряли, описывается как весьма благодатный, богатый край. Многочисленные крупные торговые и ремесленные города, множество не бедствующего дворянства. Просто рай на земле. По крайней мере при отце Карла, Филипе Добром.

При ближайшем рассмотрении, впрочем, Филип может показаться не таким добрым — с одной стороны он не плохо приторговывал с англичанами, сбыв, в числе прочего, им Жанну Дарк, несмотря на то что изначально был ярым и бескорыстным сторонником Франции. В конце войны, он добился сохранения за Англией нескольких анклавов на континенте — по сути готовых плацдармов, вроде Кале. Но это конечно, только по тому, что герцог, по доброте душевной, всегда помогал проигравшей стороне. Если конечно дело не шло о мятежниках на его территории. Но и тогда, добрый герцог, зная за собой прискорбную мягкосердечность, посылал усмирять мятежи своего сына. Это впрочем, можно назвать школой жизни. Людовик 11 ровно за тем же ходил с живодерами Арманьяка в Швейцарию, сам Филип в молодости повесил вдоль оживленной дороги несколько сотен крестьян, из бунтовавшей области.

Ну да, косплей восстания Спартака. Герцоги бургундские были образованными людьми.

Если честно, начинаешь разбираться, и выясняется, что прозвища монархов, довольно часто, содержат большую долю иронии.

Но Карл получил свое, скорее всего из подхалимства ближнего окружения.

Начало царствования Карла как полноправного герцога Бургундии, было не плохое. Как я уже рассказывал, битва при Монлери дала ему многочисленные приобретения, в том числе и политические.

«Fortes fortuna adiuvat»(Удача любит храбрых) — наверняка говорили герцогу все вокруг, да и обстановка вокруг способствовала некоторой уверенности в продолжении банкета. Теоретически, герцог мог восстановить древнее королевство Бургундов, и короноваться, выйдя на политическую арену в одной линии с королями Франции, Англии и Императором Священной Римской Империи. Благо что у тех были сложности, и им было не до войны. А Людовик 11, король Франции, за счет которого Карл планировал округлить свои границы, уже показал себя слабаком. Он смолчал на все насмешки Карла, когда тот заставлял Людовика идти на унизительные уступки после Монлери.

Пришло время для решительных действий.

«Победа любит осторожность» — Латинская пословица которую наверняка повторяли ему советники отца. И к ним он тоже прислушался.

По сути, за несколько лет своего правления Карл превратил Бургундию буквально в казарму. Мало того, что он повысил налоги, он еще и обязал крупные города содержать по отряду наемников, не отменяя обязательный набор милиции. Он строил армию, строил артиллерию — в чем добился несомненного успеха. И он буквально заново ковал кавалерию, создавая из разнузданного рыцарского сословия эффективную военную силу.

Он выпускал постановления, приказы, ордонансы.

Теоретически он был достаточно богат для войны. Но на практике оказалось, что это не так. Армия оказалась просто безразмерной ямой, поглощающей практически любые суммы.

Думаю, когда он выступил, он еще не был окончательно готов, но вперед его гнала нужда, помноженная на самоуверенность и амбиции.

Но за стенами замков верных вассалов, и задницами низкосклонившихся льстивых придворных, скрывался хмурый мир, который имел свое мнение по поводу желаний великого герцога.

Вообще план был прост и потому красив. Как я уже говорил, Бургундия стояла на пике своего могущества. К территории герцогства относилась не только нынешняя историческая часть восточной Франции (Бургундия), но и часть северной Франции (Пиккардия, Артуа, Франш-Конте), Фландрия, Брабант, Льеж, Люксембург, Геннегау, Лимбург, Голландия и Зеландия (практически вся территория современных государств Бельгия, Голландия и Люксембург). Планируемое вторжение в Эльзас и Лотарингию должно было не только соединить владения Бургундского Дома, но ощутимо пополнить казну. Причем с Эльзасом вышло очень удачно, и эрцгерцог Австрийский Сигизмунд, владеющей этой территорией был вынужден заложить Эльзас Карлу.

А вот дальше то и начала виднеться «Невидимая Рука Парижа».

Карл оказался втянут в Бургундские войны, с внезапно образовавшемся против него альянсом, основную ударную силу в котором составляли швейцарские кантоны.

Короче, все пошло не по плану.

Позорнейшее поражение при Грансоне — явно в план не входило. Отдельной строкой, помимо удара по престижу, следует вынести и то что швейцарским баталиям достался обоз герцога, который они, разумеется, разграбили.

Есть историческая байка, что разграбив повозки Карла, швицы попросту не подумали, что массивная посуда сделана не из олова и бронзы, а из золота и серебра, и продали её за бесценок маркитантам, которые следовали за войском.

Бриллиант Санси, размером с перепелиное яйцо, доставшийся алебардщику, долгое время использовался как кресало. Потом красивую безделушку подарили капитану роты, который продал его маркитанту за два экю. Тот, в свою очередь продал блестяшку какому-то купцу, за пять монет. Думаю, сделкой остались довольны все, особенно купец, потому что позже Санси всплыл уже стоя от 40 000 монет (около 120 килограмм золота).

Швицы были люди прагматичные, и со временем, узнав о том, что они не верно оценили потенциальную прибыль, стали более внимательны к финансовому образованию своих граждан. Особенно тех, что с алебардами.

Карл резко победнел, и остался без столь лелеемой им армии и артиллерии. На родине тоже все было не так уж гладко. После Столетней Войны Европу наводнили оставшиеся без работы наемники. Бывшие мастеровые и крестьяне, они, внезапно, не жаждали вернуться к родным хижинам. Более того, упорно продолжали пытаться заработать с помощью оружия. Что многое говорит о трудностях войны, по сравнению с обычной «спокойной» жизнью средневековья. Бургундия, как и Франция, была наводнена независимыми наемными солдатами. Их называли «экорше» (фр. écorché — «ободранный» от фр. écorce — «кора, корка») — ставшее синонином слова «бандиты», потому что они хватали и раздевали всех, кого могли поймать, и сдирали с них кожу, если считали, что взяли недостаточно.

Степень их опасности можно судить например вот по такому документу:

Муниципалитет бургундского города Макон, оценив степень опасности со стороны наводнивших округу бандитов-экорше (1439 г.), издал следующие распоряжения:

- двое из четырех городских ворот окружить баррикадами, оставшиеся —

Временно замуровать, а хранение ключей поручить самым уважаемым гражданам;

- провести инвентаризацию городской артиллерии и установить дополнительные орудия на стенах и башнях;

- довести численность ночного караула до 40 человек, проследить за тем, чтобы все они были хорошо вооружены;

- каждую ночь высылать за пределы города 6 лазутчиков;

- установить на колокольне собора Св. Петра круглосуточный наблюдательный пост;

- составить роспись людей, отвечающих за доставку камней на стены;

- собрать в округе все плавсредства и сосредоточить их возле городского моста;

- городским оружейникам разрешить продавать оружие только гражданам Макона.

Карл нанимал этих милых экорше — парней к себе в армию и управлял ими один, запрещая таким образом создание частных армий. Он следил, чтобы новой регулярной армии платили из правительственных фондов, таким образом препятствуя привычке солдат содержать себя за счет сельской местности. Но при его отсутствии, начался новый виток эскалации насилия.

На месте Карла, я бы после Грансона приуныл. Запил и ушел в депрессию. Но Карл, наверняка припомнив мудрость Горация — «Несчастья показывают талант полководца; удача скрывает его» — немедленно приступил к сбору разбежавшихся войск. Уж не знаю кому и какие слова он говорил, но войско свое он собрал. И сделал это быстро. Вроде бы сумело дезертировать не более 1.5 тысяч.

Битва у Грансона произошла 2 марта 1476 года, а уже в июне герцог Бургундии Карл Смелый вернулся в Швейцарию. Он направился к Берну, но прежде решил осадить небольшую крепость Муртен (Морат во французской традиции) в 25 км от Берна. Карл боялся оставлять в тылу вражеский гарнизон. Крепость охраняли 1580 бойцов. Да, да, опять платежные ведомости. Средневековые хронисты оценивают армию Карла Смелого в 35000. Это те, которые за Карла. Противники герцога утверждают, что бургундцев было не меньше 150 000. Исходя из предыдущего опыта общения с хронистами, берем наименьшее число, и смело делим на два, и получим верхний предел численности.

На секунду отвлечемся на приятные на ощупь монетки, и трогающие душу цифры.

Итак, из официальных источников:

В январе 1476 г. на бургундскую службу прибыли 400 пикинеров из Льежа (sic!), в июле того же года «тридцать воинов, храбрых и сильных парней» из Малена, поступившие в полное распоряжение Карла Смелого, стали залогом освобождения граждан своего города от пошлин в Голландии и Зеландии. Отчет военного казначейства за период с 1 января 1476 по 31 августа 1477 гг. содержит данные об оплате воинских контингентов из Лувена (158 пикинеров), Брюсселя (231 пикинер), Тирлемона(105 пикинеров), вновь Малина (43 пикинера), «римских» подданных Брабанта (151пикинер) и прочих, всего 5407 человек.

Однако расходы на англичан и «жандармов» идут отдельной строкой, и на них данных за этот конкретный период нет. Еще в армии присутствует феодальное ополчение, совершенно неясной численности (они все ходют туда сюда, и не строем, и попыткам их посчитать противятся).

Вообще в этой бухгалтерии сам черт ногу сломит. Во-первых — еще не было нормально отлаженной системы учета, из которой бы было виден приход — расход солдатиков, хотя бы по годам. Никто не удосуживался вести учет убыли. Зачастую сделать это невозможно, так как нанимаются «роты» совершенного мутного состава (теоретически в них не меньше 900 человек, на практике, кто их там по головам считает, а если и считают, то в задних рядах стоят прачки, «спутницы», мальчишки-оруженосцы, слуги, просто приблудившиеся) Вдобавок, зачастую не ясно, гарнизон ли это нанят в самой Бургундии, или оплата идет отряду в действующей армии, или может еще герцог знает где. Сами счетоводы вроде как в этом ориентировались, историки пока нет — контекста очень не хватает.

А во-вторых, счета намеренно запутывали — воруют не только в СНГ, знаете ли.

Пожалуй, имеет смысл использовать справочник Потолкова, который рекомендует принять некоторую высшую точку платных солдат в армии герцога и на территории Бургундии, которых он содержит сам, примернов 40 000. Из которых около половины — пикинеры, еще 10 000 лучники и арбалетчики, остальное конница. Весьма недешевые бомбарды, порох к ним и зарплату бомбардирам держим в уме.

Почем нынче кровь за отчизну? Такие данные есть:

И причем точные данные, относительно численности и состава милиции фламандского города, содержит сохранившийся призывной список ополченцев из Оденарде:

1 городской капитан (зарплата 4 ливра в день);

10 жандармов, включая 2 эшевенов (зарплата 40 су в день);

пехотинцы («добрые люди») из 5 городских корпораций (гильдий):

-корпорация ткачей,

-корпорация мясников, пекарей и пивоваров,

-корпорация кожевников и сапожников,

-корпорация плотников и кузнецов,

-корпорация стригалей;

12 арбалетчиков из братства Св. Георгия во главе с деканом (зарплата декана 40 су,зарплата арбелетчиков 16 су в день);

1 оружейник (зарплата 16 су в день);

7 вооруженных компаньонов, охраняющих повозки (зарплата 4 су в день);

5 вооруженных компаньонов, управляющих артиллерийскими орудиями наспециальных тележках — рибодекинами (зарплата 4 су в день);

4 слуги (зарплата 4 су в день);

1 священник (зарплата 4 су в день);

1 хирург (зарплата 4 су в день);

1 трубач (зарплата 4 су в день);

8 извозчиков (зарплата 4 су в день).В состав артиллерии и обоза ополченцев из Оденарде входили:

5 рибодекинов; 1 краподо весом 138 ливров;

20 кулеврин весом 31 ливр; 1 большая кулеврина весом 44 ливра;

11 повозок с упряжками в 4 лошади каждая (1 повозка для капитана, 1 для декана, 4для жандармов и 5 для корпораций)

А теперь разобьем армию по отрядам, прикинем количество священников, найдем ордонанс по «копью» рыцарей, переведем су в ливры, ливры в экю…

Ладно, я конечно шучу. Я же инженер, а значит просто воспользуюсь справочной литературой. Уважаемый М. К. Чиняков пишет в своей работе, что Карл Смелый собрал с подданных налогов на туже сумму, что и его отец. Только его отец делал это на протяжении 45 лет. Конкретно в 1475, перед военной компанией, он потребовал со своих земель уплаты 1 000 000 (одного миллиона) в экю.

Людовику 11 Осторожному, я напомню, эта война обошлась чуть более 40 000 экю в год.

1 000 000 против 40 000, Людовик Осторожный опять проигрывает с разгромным счетом, похлопаем Карлу Смелому.

В следующий раз я не буду утомлять вас золотом, а перейду сразу к резне.

Потери средневековых армий

Мерилом войны правильно считать достижение целей, которые эти войны преследовали. Но в подавляющем большинстве случаев, для широкого круга людей, таким мерилом становятся жертвы рассматриваемой войны. Ну действительно, мне вот не очень интересно, какие стратегические замыслы преследовал Мамай в своём походе — ясно только что хорошим бы это для моих предков вряд ли кончилось. Так же, я не склонен особо углубляться в политическую муть, и хитросплетения стратегических интересов государств, которых нет на политической карте уже сотни лет. Для представления о накале борьбы мне достаточно знать о численности сил в конкретной битве, и количестве потерь.

И поэтому тут, как водится, начинаются спекуляции. Все врут. Врут источники, врут современники, врут потомки и специально нанятые люди. Врут не только из идейных соображений или за зарплату — до самого недавнего времени врали совершенно искренне заблуждаясь. Прямо сейчас происходит слом традиций — источники подвергаются сомнениям, к свидетельствам применяется здравый смысл, ну и главное — мы сильно продвинулись в изучении древности, нас уже сложнее обмануть.

Объективные сложности в деле определения потерь — источники. Как правило источники средневековья — даже участники битвы — не профессиональные военные, а гораздо чаще духовные лица. Да и редко они достаточно высокопоставленны. А если и высокопоставленны, сложно их заподозрить в непредвзятости (малоизвестный факт — о великих победах великого Цезаря в Галлии, мы имеем информацию в основном из «Записок о Галльской войне» за авторством того же самого Цезаря) и уж тем более в объективности.

Зачастую оценки потерь отражают не столько действительное число, сколько впечатление автора. Отсюда и очень круглые цифры — 10 000, 20 000, ну и когда очень страшно, то даже наверно 100 000 трупов, прям вот на этой полянке навалено.

Честно сказать, что в общем и целом резня была в эпоху стали без пороха, довольно впечатляющая. Спасало только то, что армии были не большие.

Вот немного цифр, с поправкой на правдоподобие.

Столетняя война — «жалкие» 5% убитых у французов в битве при Креси (1346 г.) объясняются только пассивно-оборонительной тактикой англичан и наступившей ночью, позволившей спастись большинству раненых; зато в битвах при Пуатье (1356) и Азенкуре (1415 г.), происходивших днем и закончившихся успешной контратакой англичан, было убито до 40% французских рыцарей; с другой стороны, в конце войны получившие тактическое преимущество французы убили до половины английских воинов в сражениях при Пате (1429 г.), Форминьи (1450 г.) и Кастильоне (1453 г.);

Немного крови от горячих испанцев — на Иберийском полуострове — в наиболее крупных сражениях при сладком для русского уха городе Нахере (1367 г.) и Алжубарроте (1385 г.) английские лучники устроили точно такой же завал из трупов кастильских и французских рыцарей, как при Пуатье и Азенкуре;

Памятные многим по «Отважному Сердцу» с Мелом Гибсоном англо-шотландские войны — больше 5 тысяч убитых шотландцев (вероятно, около 40%) в битве при Фолкерке (1298 г.), убито 55% шотландской кавалерии при Халидон-Хилле (1333 г.), погибло более половины (возможно, ⅔, включая пленных) шотландцев, участвовавших в битве при Невиллс-Кроссе (1346 г.); с другой стороны, минимум 25% английской армии (против примерно 10% у шотландцев) убито в битве при Баннокберне (1314 г.), более 2 тысяч убитых англичан (20–25%) в битве при Оттерберне (1388 г.);

Нежно любимые автором франко-фламандские войны — 40% французских рыцарей и конных сержантов убиты в битве при Куртре (1302 г.), 6 тыс. убитых фламандцев (т. е. 40%, по французским, возможно, завышенным данным) и 1500 убитых французов в битве при Мон-ан-Певеле (1304 г.), более половины фламандской армии истреблено в сражениях при Касселе (1328 г.) и Розебеке (1382 г.);

Ну и конечно войны с участием швейцарцев — более половины австрийских рыцарей убито в битвах при Моргартене (1315 г.) и Земпахе (1386 г.), в битве при Сен-Жакоб-ан-Бирс до последнего человека уничтожен бернско-базельский отряд в 1500 чел., погибло и неизвестное число пытавшихся спасти его базельцев, у французских наёмников якобы убито 4 тыс. человек, в битве при Муртене (1476 г.) убито более половины бургундской армии, 12 тыс. чел.;

Просто для статистики, поближе к нам — войны на Севере — при Висбю (1361 г.) убито более 1500 чел., датчане полностью уничтожили защищавший город шведский отряд, при Хеммингштедте (1500 г.) крестьяне Дитмаршена, потеряв 300 убитых, уничтожили 3600 солдат датского короля Иоганна I (30% всей армии);

Отдельно вынесем за скобки статистического учёта сражения Гуситских войн 1419–1434 гг. и войн Тевтонского ордена с поляками и литовцами, включая Грюнвальд (1410 г.) — также известны беспощадным истреблением проигравшей стороны.

Проницательный читатель уже отметил, что данные по потерям принадлежат в основном проигравшим сражения армиям.

Это очень интересный, и важный момент, заслуживающего отдельного разговора. И мы рассмотрим его на примере битвы при Нейсби.

Это битва довольно позднего времени, а конкретно 1645 года, но как пример мы выберём её за два неоспоримых преимущества:

Во-первых, одной из сторон была армия «Нового Образца» с Кромвелем во главе, которая была строго подотчётна парламенту. А эти скупердяи дотошно считали каждую монетку! И документы, в общем и целом, сохранились. По всей этой бухгалтерии можно быть уверенными в том что цифры близки к реальным, на сколько это возможно (поскольку есть сметы и на захоронения своих и чужих и на содержание пленных, голые деньги, которые любят счёт).

Во-вторых, все источники сходятся на том, что стороны успели сделать лишь по одному залпу из огнестрела, а в остальном дело решила отчаянная рукопашная схватка.

Силы сторон:

Армия Нового Образца — они же круглоголовые, они же парламентарии — кучка бюргеров с пиками и мушкетами, спаянная общей любовью к Богу и Англии, и страхом перед господином Кромвелем. За всё веселье платит парламент.

6 000 конницы

7 000 пеших с пиками

Королевская армия — точнее роялисты, они же кавалеры, они же белая кость и последние патриоты. Дворяне всякого разного пошиба, много иностранцев и наёмников. Любят Бога, Короля и Англию, не любят Кромвеля, считают что парламент платит не достаточно для того, что бы нормально повеселиться.

4 100 конницы

3 300 пехоты

Ниже — чудом дошедшая до нас фотография, на которой можно посмотреть как выглядели люди, убивавшие и умиравшие за короля или парламент.

Ход битвы освещать подробно смысла нет, но интересующиеся могут посмотреть английские документальные фильмы по этой теме. Там, в надрывных, почти Шекспировских выражениях рассказывается о подвиге парламентариев решивших умереть, но не дать королю перевешать парламент. Действительно, сначала у Кромвеля всё слегка не задалось — ему опрокинули левое крыло, да так лихо, что некоторые парламентарии добежали аж до городка, что в 24 километрах от места битвы. Сталина на этих паникеров не было. Хотя, с другой стороны, кавалерия короля их весело и с огоньком преследовала, да так, что увлекшись, забыла про всё остальное. Ну и обоз ещё пограбила, ну почему бы и не пограбить благородным донам.

Потом парламентские полки в центре были разбиты, но к счастью для них, они имели сильную вторую линию. Ход битвы изменился когда парламентарии, используя Кромвеля как главного комиссара, смогли перетерпеть кавалерию короля на своём правом фланге. Но не кинулись её преследовать, а стали равномерно стучаться в спины королевской пехоте по центру. В конце концов, королевская рать не выдержала, и начала разбегаться, проявляя, разумеется, чудеса героизма. Один полк, «Синие Камзолы» отвешивал всей парламентской армии таких лихих пенделей, что король решил уже было вернуться и победить всё сражение. Но тут «Синие Камзолы» неожиданно кончились. Король после этого чуть не попал в плен, но его спас пудель. Но об английском юморе мы поговорим в другой раз.

Итак, на лицо довольно яростная, безжалостная битва, где чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. А теперь внимание голые цифры:

Потери сторон:

Парламентская Армия Нового Образца — 400 рыл не только убитыми, но вообще все, кто смог себе выбить компенсацию за раны на службе отечества. Есть ломаные руки, вывихнутые ноги, и несколько человек с больными зубами.

Королевская Армия — 2000 только убитых. Я акцентирую ваше внимание, король отправил в рай войсковой эшелон своих самых верных подданных в течении нескольких часов. Но и это не всё, есть ещё куча раненых, и чуток поменьше 5 000 пленных.

Армия короля перестала существовать, новую он собрать не сумел, и Англия стала парламентской.

Причины такого разрыва по очкам довольно очевидны — дерясь против агрессивного человека, который вооружён и хоть как то обучен, вы сможете его возможно ранить, но убить — уже большая удача. Если конечно вы не мастер спорта по фехтованию, начавший карьеру в 12 лет, а открывший счет личным фрагам лет с 15. Но в массе же своей, противостоящие армии всё же не могут истребить друг друга в ноль (за редким исключением), всегда есть те, кто побежит первым. А вот тыкать острым железом в спину убегающего — занятие отменно полезное для психики и удивительно увлекательное. А если вы на коне — то это превращается в изысканное, аристократичное удовольствие.

Именно поэтому воинская традиция античности, а потом и средневековья, с отголосками до самого Нового Времени, так пропитана призывом к стойкости на поле боя.

В античной Греции не так уж редки были случаи, когда при сближении двух фаланг, одна из них обращалась в бегство ещё до самой схватки. Именно на этом был построен принцип непобедимости Спартанцев — умирая, но не сдаваясь, они буквально вынуждали отступить не выдерживаюших такое эмоциональное напряжение врагов.

А когда армия ломает строй, и становится легкой добычей, то сохранить её крайне сложно. Ганнибал набивал на очень плохо подходящих для подобных упражнений римлянах, рекорды по фрагам, почти непревзойдённые до самой первой мировой войны, имея в арсенале хорошую легкую конницу, а также умение и стремление к организации упорного преследования. Именно поэтому римляне терпели такую адскую головную боль с ежедневным (!) строительством укреплённого лагеря — ибо в случае, если всё пошло не по плану, иметь укреплённое место где можно укрыться — действительно бесценно.

Подводя итоги — армия проигравшая сражение, и обратившаяся в бегство, может потерять от 15 до 20% своего состава, если противник не смог организовать преследование. Если же победитель имеет желание, и возможность (наличие легкой конницы и пехоты) для продолжения знакомства проигравшего со своими доводами по спорному кругу вопросов, то проигравшая армия легко теряет от 30% своего состава, и даже может быть практически полностью уничтожена.

Победившая же сторона, как правило, практически не теряет боеспособности. Ну то есть процент раненых и убитых англичан (со стороны победителей) в неплохо задокументированной битве при Нейсби — не больше 3%.

А битва, я напомню, считается одной из самых ожесточенных.

Хуже того, до самого недавнего времени проигравшая сторона вполне могла пополнить собой армию победителей. Если бы не болезни и логистика, побеждающие средневековые армии вообще бы росли как снежный ком.

Итак, вывод — армия это именно та вещь, которую трудно набрать, легко потерять и невозможно вернуть, если она убегает. Это абсолютно верно для средних веков. Но при этом победоносные битвы на вашей армии сказываются только в лучшую сторону — обескровить или измотать её в серии сражений практически невозможно.

Люди все равно побегут задолго до того как общее количество потерь одной из сторон превысит 10%, так что «Пиррова победа» — случай уникальный, и до Нового времени никем не повторенный.

Впрочем Пирра можно понять. Он потерял 3–5% солдат, что укладывается в наши расчеты, для армии победительницы в тяжелом сражении. Но ведь он потерял первые ряды фаланги — несколько сотен самых опытных, самых умелых и одоспешенных солдат. И это много. Это половина мужского населения крупного города. И новые из земли не вырастут — это действительно тяжелый удар, ставящий под вопрос возможность продолжения кампании.

Но в условиях европейского средневековья, если ты разбил хоть мадьяр, хоть викингов — ты просто предлагаешь взятым в плен воинам присоединиться к тебе на некоторых оговоренных условиях. Тем более это хорошо работает во времена перед Бургундскими Войнами — когда армии состоят из одинаковых, по сути, рыцарей, часто родственников. Или деклассированных наемников, которым плевать на цвет знамени нанимателя.

И только швицы, со своим зверским правилом не брать пленных, ломали всю систему.

Наука побеждать. Или «Ваша армия разбежалась, милорд»

На картине — Наполеон, отдающий честь трупам французских солдат. Очень патриотичная картина, можно прослезиться, даже если ты мужик — общество одобрит.

Возможно, вы заметили, что в своих рассказах, я стараюсь персонализировать людей. У меня мало подробных разборов маневров, подсчета количества пушек или «копий». Нет сравнительного анализа преимуществ «люцернского молота» перед фальшионом, и так далее. Это не только потому что это скучно, это еще и потому что побеждает не количество. Не качество железа. И даже не организация (ну не всегда, то есть). Побеждают люди.

Я рассказываю про людей. И делаю это как могу, как умею, как понимаю. Но я, конечно, могу во многом и ошибаться. Все же люди штука сложная. Особенно, люди перед лицом опасности.

В опусе про Грансон, я оставил герцога бургундского Карла, и вас, читатель в некотором недоумении рассматривать тучи пыли, поднятые убегающей пехотой, которая даже не вступила в ближний бой.

Как ни странно, но это странная картина, не такая уж и редкая. Люди постоянно убегали с поля боя. И дело даже не в складе характера, недостаточной мотивации, или здравом смысле. Дело, видимо в базовых инстинктах. Ну, не нравится людям находиться в месте страшном с виду, и опасном по ощущениям.

Даже железобетонные красные командиры Великой Отечественной, в мемуарах, часто подчеркивают что бежавший раз, еще не паникер. Вспоминают и себя, описывая часто свой первый бой, или попадание под артиллерийский обстрел. В общем, когда ты испуган, ты не то что бежишь, летишь ног не чувствуя. Еще часто люди утверждают, что умом понимают, что надо остановиться, даже не то что вернуться, а элементарно залечь, так как бегут по открытой, простреливаемой местности. Но не могут. Это, так то, психологический факт, поддавшиеся панике люди не контролируют себя.

А поддаться панике в том мясорубном цеху, который из себя представляли античные или средневековые сражения, было не труднее чем сейчас. Бежали часто, помногу, все и всегда.

Античные историки утверждали, (это было правда до Пелопонесской войны, во время этой войны накал ожесточения достиг уровня игнорирующего даже здравый смысл) что в половине случаев битвы между полисами, даже не доходили до рукопашной схватки.

Ну то есть все собрались, построились. Все приличные люди, биться надо, сами так проголосовали, за общей интерес. Но тут вдруг начинают в голову лесть мысли нехорошие — ой вэй, а вдруг враги сильней. И эта неопределенность дурацкая заставляет искать альтернативные пути. Вспоминают о такой хорошей вещи, как диалог. Консенсусы там всякие.

Но это еще нормально. Одно дело нежелание драться, и совсем другое — внезапное повальное бегство. А ведь часто бывало и так, что час назад суровые войны, спаянные крепкой дисциплиной, дружно требующие крови врага, вдруг увидели врага. И уже, не менее дружно, бегут прочь, бросая копья, которыми даже ни разу не ударили в щит противника.

Примеров тысячи. Любопытно, что византийцы, даже имели примету — чем отряд яростнее кричит о желании схватки, тем скорее он побежит во время этой самой схватки.

Бежали все. И даже русские. Просто о таких, весьма коротких и скучных битвах редко упоминают историки. А сам факт повального бегства профессиональная область скорее психологии и социологии.

Для наглядного примера, можно посмотреть на битву при Чашниках 26 января 1564 года. Там была еще битва в 1567, не путать.

Диспозиция — идет Ливонская война. Вообще Ливонская война — это даже не котел, а целое озеро крови и прочих неприятных людских субстратов, её вот так не расхлебаешь. Все сложно. Пока просто достаточно принять, что на момент битвы при Чашниках, Ливонская Война, в общем, складывается для Москвы достаточно удачно. На престоле — царь Иван Грозный, он уже взял Казань, отжал у ливонцев множество крепостей и имеет хорошие аргументы в виде продвинутой артиллерии, надежных стрельцов и боевитых бояр. Если бы не повальная коррупция и сепаратистские устремления, то вообще бы было хорошо. Но когда коррупция — все всегда плохо. Одна у царя надежда — Петр Шуйский.

Петр был мужик тертый. Начал службу еще с казанских походов, служил отчизне яростно. И именно Петр должен был провести войско под Оршу, что бы там усилиться подкреплениями, и ополченцами из Смоленска, оружие для которых он вез с собой. После этого возглавить объединенные силы и добить ливонцев. Именно, что добить. Навстречу Петру Шуйскому и его войску выскочил, судя по всему, просто крупный конный отряд, с задачей помешать продвижению русской армии.

Еще раз — война идет хорошо, корпус Шуйского опытные ветераны, усилены крупными и хорошо вооруженными подкреплениями. Двигаются против врага, войска которого уже не раз терпели поражения от русских. Полководец опытен и победоносен. Ничего не предвещало беды.

А потом на них внезапно выскакивают литовцы. Далее версии разнятся. По русской версии, авангард Шуйского, не приняв боя, отступает к основным силам. Войско, растянувшееся на марше, охватывает паника, которую командиры не сумели пресечь. Сначала отдельные отряды, а потом и все войско бежит.

Разгром страшный. Потерян огромный обоз с оружием, драгоценная артиллерия, восстановить которую так и не удастся до конца войны. Жертвы среди людей оцениваются русскими летописями в несколько сотен человек. Петр Шуйский, наиболее видный полководец Ивана Грозного погиб.

Для объективности, версия Великого Княжества Литовского сильно отличается. Например, они утверждают, что бой все-таки был. И, конечно режут правду матку о русских потерях — 9000 русских было зарублено. Самих литовцев, кстати, по этой версии было около 6000 тысяч, но источники позволяют говорить не более чем о 500 конных литовцев которые могли оказаться вообще в той области. Что еще позорнее, конечно.

В любом случае, это поражение Москвы трудно переоценить. Оно буквально переломило ход Ливонской Войны, результатом которой стали очень серьезные территориальные, людские и политические потери для Ивана Грозного.

Но, как не трудно догадаться, сражение это не очень известно. Зато битва при Молодях, где русские полки напротив, проявили удивительную стойкость, сейчас достаточно часто встречается. По крайней мере мне.

Но в том то и дело, что стойкость это удивительна, и вообще-то, обычным, здравомыслящим, людям не свойственна.

На протяжении веков сильные мира сего думали. Думали о разном, но много и часто, о том, как бы заставить других людей убивать и умирать за свои интересы.

Сейчас у нас есть серьезная социальная мотивация. И я остановлюсь на этой фразе.

Но если взять средневекового человека, чей мир кончался окрестностями его селения, и попытаться его мотивировать для похода в дальние края, с серьезными шансами там умереть… То я даже не знаю, как это сделать.

Я могу понять застарелую вражду между соседями. Жажду наживы как двигатель мобилизации — со скрипом, но тоже достойный фактор. Но лезть буквально в мясорубку, против кучи странных и страшных людей? А если злых чужаков, вдобавок, больше на вид и они лучше вооружены? И тем не менее это не просто возможно, но история пестрит подобными примерами. Просто удивительно, как мог удерживать от поголовного дезертирства отряды своего разноплеменного войска Ганнибал. В высшей степени загадочно, чем выманил с благодатной (и таки уже завоеванной) Эллады своих македонцев Александр. И этот список можно продолжать бесконечно.

И тут в полный рост встает личность. Значение личности в истории весьма заметно, несмотря на советское отрицание этого. Даже у закостенелых прагматиков, вроде средневекового Дельбрука, или сравнительно недавнего Клаузевица, есть оговорки на тему важности харизмы полководца. Причем не в современном понимании харизмы как умения расположить к себе собеседника, или +1 к убеждению в компьютерных играх. Нет, термин харизма, изначально, означал некую «мистическую власть над людьми». И она не могла быть больше или меньше, она либо была, либо нет. Даже далекий от всего этого Толстой, тоже прозорливо подмечал нечто мистическое на войне в личности командующего. Впрочем, на то Толстой и великий писатель, для унылых военных термины «этакое некое» не уместны. До тех пор, пока харизму нельзя подсчитать и измерить, она для военного планирования бесполезна. Зато есть множество способов как её «развить». Самый простой — просто приучить солдат бездумно выполнять приказы вышестоящего офицера. Это хорошо работает только с момента появления массовых армий, но это работает! И работает хорошо!

Тяжкий труд, должная мотивация, ясное понимание цели — вот залог победоносной армии. Как это выглядело в средневековье? Да хрен его знает. А вот в новом времени, примеры есть. Наполеон склоняется над картой и говорит, что ему нужен брод. Вот этот — тыкает в карту пальцем. Тут же отряжается отряд французов, который идет в это место на карте, встречает там австрийский корпус и, по идее, французы теперь должны отойти и запросить подкреплений, или другого приказа. Но это невозможно.

- Это приказ самого Императора! — кричит французский офицер своим солдатам — Да здравствует Франция!

И французы атакуют. Атакуют в меньшинстве, наскоро привлекая к себе на помощь случайную случившуюся батарею поблизости. В результате неожиданного, но решительного натиска, численно превосходящие их австрийцы смяты и отброшены. Французы изранены, утомлены. И тут выясняется, что брода там нет.

- Приказ Императора! Ради Франции! — хрипит простреленный в трех местах офицер и умирает.

Солдаты разбирают дома стоящего рядом селения и начинают строить мост. Бревна на лафетах, кирпичные груды в мундирах — все сволакивается, трамбуется, связывается и скидывается в реку. Разумеется, мост за час не построишь, да и без инструментов работа движется медленно. Конечно какая-то насыпь получилась, но в самом глубоком месте вода по-прежнему выше подбородка. И вдруг, через пару часов появляется конница, с конной артиллерией. Её задача — пройти брод и ударить во фланг вражеским войскам. Приказ Императора. Во имя Франции.

И тогда, французские солдаты, лезут в воду, упирают в дно бревна, и буквально держат на себе настил из крыш и заборов, по которому скачут кони, и едут пушки. Люди скользят по топкому дну, падают, некоторым ломает кости, несколько — утонули.

Но они держат на руках коней, орудия, телеги с боеприпасами. Они выдержали, и выполнили приказ Императора, потому что не выполнить его, было нельзя. Vive la France!

Со стороны это будет выглядеть как пример императорской предусмотрительности (надо же, как он умно захапал этот брод, о котором австрийцы даже не знали) и вообще военного гения Наполеона. На деле, армия великого полководца, творящая чудеса, творит их не только на поле боя, но постоянно. Это тысячи, и даже сотни тысяч самоотверженных подвигов солдат, верящих в своего полководца. И наоборот, малейшая слабина в армии, которая не верит своим командирам, грозит увлечь армию в пропасть.

Однако, на каждое войско не напасешься великого полководца. И тут варианты тоже есть. Ну вот история про Тевтонский Орден. Орден был вынужден иметь дело с союзной пехотой. Эта пехота, набранная из захваченных и онемеченных, испытывала острые чувства к Тевтонскому Ордену. Чувства эти были ярки и красочны, но совсем не располагали к самоотверженности. За это рыцари ордена делали из своей пехоты свинью.

Я, к стыду своему признаться, до недавнего времени думал, что свинья — строй рыцарей. А вот нет. Если в двух словах — кони не люди, толкать переднего в спину не будут. Поэтому боевое значение всадника во втором ряду атакующей кавалерии стремится к нулю. Если это не оруженосец, подающий инструменты, или не арбалетчик. Тогда почему рыцари строились в свинью? Они и не строились. Они старались атаковать линией. У них это редко получалось, пока не появились регулярные жандармы во Франции и Бургундии, но они честно старались. А вот регулярная конница Наполеоновских Войн — атаковала строгими линиями. Знаменитая атака легкой бригады в Крымскую Войну — типичный пример правильного построения конницы во время атаки. Конная лава — признак слабой выучки кавалеристов.

Орден не образовывал таран для пробития вражеского войска. Они выстраивались в свинью таким образом, чтобы заключить внутри себя свою пехоту. Что гарантировало последнюю от внезапных случайностей вроде тепловых ударов, вывихов, потерь амуниции, религиозных видений и прочих важных причин, которые бы требовали немедленно покинуть поле боя. Пехота доводилась до противника в полном составе, и тут уже, хочешь не хочешь, а надо было отбиваться. Фактически они конвоировали своих пеших до места боестолкновения.

Но все эти мероприятия по принуждению к войне утомительны и, если честно сказать, малоэффективны.

Самый лучший способ заиметь себе надежных воинов, готовых за тебя, если придется, и умереть — вырастить их самому. Все эти ваши дружины — по сути узкий круг доверенных лиц, именно что друзей, которых ты знаешь с детства. Которые обязаны тебе всем — они не просто едят с твоего стола, одеваются с твоего плеча, но даже их имя, статус — напрямую соответствует твоему. Твои интересы вполне им понятны и принимаются близко к сердцу. Но в условиях крупных военных конфликтов, не соседних даже областей, а больших территорий, когда тебе надо вывести в поле тысячи людей, это тема начинает пробуксовывать. Монархи востока пытались логически развить подобные институты — мамлюки Египта и янычары Турции. Но их, все-таки, недостаточно много. К тому же, человек ресурс трудно восполняемый. Двадцать лет его кормить, растить, обучать. А потом два часа неудачного сражения и остается только закопать. С точки зрения экономики, держать на содержании людей можно только если это профессионалы, и армия мала, и ведет постоянные, но мелкие и малокровные для армии, «колониальные» войны.

Остается самый распространенный вариант, найм. И тут свои сложности. Нанимать нужно людей с таким складом характера, который бы хоть как-то гарантировал, что они хотя бы попытаются ударить твоих врагов, перед тем как убежать. Тем не менее, такие люди встречаются. Особенно удобно, что уже в сформированных, готовых отрядах. Это эффективный и потому наиболее распространенный вариант в мировой истории — каракалпаки Руси, брабанты Франции, уэльсцы Англии и прочие хевсуры. Но опять-таки, твои политические цели их очень мало беспокоят. И, как наглядно показала Карлу Смелому практика, пехота с богатым боевым опытом может быстро определить, что битва предстоит долгая и кровопролитная, и немедленно пересмотреть условия контракта. В одностороннем порядке. Нет, ну серьезно, посмотрите на этих парней с алебардами! Тут же за день не управится, а это уже сверхурочные и надбавка за вредность! Контрактом не предусмотрено.

Если без шуток — Карл не смог добиться заметного авторитета у своих «псов войны». Однажды они в него даже стреляли из лука, когда он пытался навести порядок в лагере, ему пришлось спасаться бегством. Хуже того, он не смог сделать из своей армии единую силу. В среднем из-за «междусобойчиков», выбывало два десятка солдат в месяц, но были и крупные столкновения между различными подразделениями. Особенно ненавидели друг друга английские лучники и итальянские жандармы. Англичане буквально устраивали засады, и убивали итальянцев вокруг лагеря. Однажды убили дальнего родственника самого Карла — приняли за итальянца.

Поэтому мне трудно читать книги, обычно про попаданцев, где ГГ, вдруг, ВНЕЗАПНО и НЕХОТЯ ведет за собой армию людей или нелюдей, которые прямо вот готовы за него умереть все как один. При этом — еще за пять минут до этого они ГГ не знали. Или знали, но ненавидели. Сомнительно чота. Вообще крайне сомнительно, что люди полезут в опасную для жизни драку, если будет шанс её избежать.

И в тоже время — история пестрит примерами абсолютной храбрости, невероятной стойкости и прочих не сочетающихся со здравым смыслом явлений. Множество людей, на протяжении веков, сталкивались с такими явлениями. И каждый раз это было не менее удивительно, чем сейчас. Конечно, наверно это интересный опыт — смотреть в лицо изрубленному человеку, который все еще сжимает в руках оружие, и хохочет тебе в лицо, на твое предложение сдаться. Хорошая история для ужина.

«Ты рано говоришь о мире. Некоторые из нас все еще живы!» — слова которые произносились в истории куда чаще, чем можно бы было подумать. И это удивительно. И необъяснимо. И поэтому — притягательно.

Смысл этой главы в том, чтобы признаться — многое в Истории нам не понятно. Многое строится на догадках. Многие догадки основаны на находках и подтверждены исследованиями. Но история как наука, возможно, больше чем большинство других наук, в конечном итоге исследует человека. Нас самих.

А мы зверки загадочные, ясных ответов ждать не стоит. Самая сложная вещь в мире — человек. И это приятно.

Висбю 1361. Или что будет, если закосплеить гномий хирд против рыцарей, в реальном средневековье

Битва при Висбю.

Это сражение между силами короля Дании и готландскими йоменами на острове Готланд у города Висбю в 1361 году. Без этой битвы нам было бы заметно труднее копаться в трупах — потому как именно Висбю дало нам много предметов для исследования.

Другими словами, это очень известное сражение, которое дало массу археологического материала, но об этом в самом конце.

Предыстория:

После смерти короля Кристофера II в Дании как-то все не заладилось. Ну, помните в «Гамлете» об этом говорили. Да что там, если говорить прямо, как королевство и единое политическое образование, она практически перестала существовать. Но, тут, внезапно, аж через восемь лет, из Германии прибыл и официально взошел на престол сын почившего монарха, Вальдемар IV Аттердаг.

Сынок все это время не сидел сложа руки. Прекрасно понимая, что в Датском королевстве что-то не ладно, трон занять не спешил, а отирался у тронов сильных мира сего (благо что многие были еще и родственниками) заручаясь поддержкой, баблом, и сколачивая преданный отряд.

В конце концов, удачный момент подвернулся, и он не просто вошел в Данию как белый богач в несовершеннолетнюю африканку, но и прижал к ногтю многочисленных «регентов».

Вальдемар мог бы стать прекрасным прототипом сразу для пары персонажей Игры Престолов. Помимо ловкого отрубания конечностей в бою, проницательного политики в быту, он еще и выставил себя умным торговцем и юристом. После коронования и периодических бунтов, он, с помощью хитрых манипуляций с куплей и продажей земли, смог не только оправдать авансы поддерживающих его семейств, но и даже скруглить владения.

Как только его успехи стали заметны, он немедленно показал и свои амбиции.

Дело было на Балтике, а Балтика всегда была делом прибыльным. Сказочное богатство Руси и Новгорода, весьма показательны. Сидеть на торговом маршруте такого размаха было не просто круто, а очень круто. А кроме того, по старой русской традиции, еще в то время, с территории современной России в огромных объемах вывозилось сырье (мех в то время вообще был стратегический ресурс, лучше нефти). Разумеется, свой кусок хотели отломить все.

Но Вальдемару особенно приглянулся Висбю. Крупный торговый город, на территории Готланда, одними только налогами мог увеличить доход казны процентов на двадцать.

Конкретно Готланд, на тот момент, формально принадлежал Швеции.

Но это же средневековье, поэтому при ближайшем рассмотрении, Готланд был пиратской вольницей, основное занятие местных бондов, помимо земледелия — грабеж купцов. По сути — осколок средневековой Скандинавии с викингами. Бродя по Готланду можно было неожиданно наткнуться на повешенных в честь Одина в священных рощах и прочий национальный колорит.

Шведский король Магнус, в тот конкретный момент, терпел это безболезненно, поскольку сама Швеция пребывала в смуте, и королю было не до Готланда — он пытался сохранить жизнь.

Думаете все? Нет. Город Висбю был типичным райцентром средневековья. А это значит — не подчинялся королю, и не имел отношения к Готланду. Ну, почти никакого, кроме территориального.

Это типичный случай для средневековья. Даже город, который вроде бы давал название местности, зачастую был не то что не любим местными, но воспринимался ими как чуждый. Часто жители города составляли другую этническую группу (города саксов на Балканах самый архитипичный пример) имели другие интересы, и прочее. В общем готландцы с Висбю воевали. Долго и упорно, но никто не смог взять верх, и оттого заключили перемирие.

Сам Висбю считал себя частью «наднациональной» корпорации Ганзейский Союз, и ему вообще эти короли были постольку поскольку. И город был богат и влиятелен. Вот его стены, датированы примерно временем битвы:

Итак, высадка Вольдемара на западном берегу Готланда, с группой сочувствующих, не у кого не встретила понимания. Но его величество Вольдемар Аттердаг невозмутимо принялся наводить порядок. Причем ему, собственно нужен был именно город, дабы обложить его налогом. На готландцев ему было, по большому счету, плевать.

А вот местное население, справедливо полагало что Висбю станет плацдармом королевской власти. Охнуть не успеешь, как ты уже бесправный крестьянин, и копошишься в тени замка рыцаря, которому принадлежит вся земля. Короче, к такому насаждению государственности дикое и нецивилизованное готландское сообщество оказалось не готово.

Отсюдова то и конфликт.

Готландцы были раритетом раннесредневекового типа общества. Ярлы и бонды, прекрасно сохранившиеся с времен викингов, не только почувствовали угрозу своему образу жизни, благосостоянию и здоровью. Но и начали активно сопротивляться датской экспансии.

Тут то и выяснилось, что Вальдемар и его рыцарское ополчение с наемной пехтурой, было именно той силой, которое положило конец таким людям как готландцы, почти на всей остальной части Европы.

Короче, опыт готландцев показал, что рыцарское войско в антипартизанскую войну умеет, любит, практикует.

Потомкам бравых викингов удалось слегка задержать движение Вальдемара к Висби, но успехи были весьма сомнительны.

Наконец, 27 июля, когда датские войска подошли к Висби, их вышло встречать олдскульное скандинавское ополчение.

Думаю самому Вальдемару это было в каком то смысле удивительно. Парадоксальным образом готландцы оказались вынуждены защищать своего старого врага (городских) от новых пришлых.

Сражение происходило прямо рядом с городом. Интересно, как распределились симпатии среди горожан на стенах Висбю.

На картинке реконструкция сторон, слева датчане, справа готландцы в битве при Висбю. Обратите внимание на готланца с огромным топором — видимо такие были костяком готландского ополчения. Одоспешен так, что не каждый французский барон может себе позволить. Правда все готландцы не доедали в детстве — видимо лет до 6 даже твое происхождение не было достаточным основанием для вкладывания в тебя еды на перспективу. Поэтому они были примерно 160 сантиметров — ниже большинства рыцарей на голову. У всяких там перумовых и толкиенов готланцы реально бы сошли за гномов, и по броне и по вооружению. Ну и по упорству в бою. Если объективно — почти эталонная тяжелая пехота. Но в отличии от швицев, что-то у них пошло не так.

Сражение:

Вот тут вынужден вас разочаровать.

Про сам ход сражения известно довольно мало. Однако не надо считать, что с наемниками-профессионалами и гвардией Вальдемара сражались «голопузые» крестьяне. Ничего подобного, многие из этих самых ополченцев были весьма состоятельными людьми, к тому же большинство имело, хоть и весьма специфический, но все же какой-никакой боевой опыт. Тем не менее, ополченцы погибли практически все.

И, я напоминаю, в это самое время в городе оставался целый гарнизон отлично снаряженных солдат. Они просто наблюдали за побоищем и ничего не предпринимали.

В общем и целом, тактика, опыт и вооружение войска Вольдемара превосходили древние мотивы викингов. Ополченцев готланда не то что опрокинули, их практически вырезали.

После уничтожения готландского ополчения датчане взялись за осаду Висби. Она примечательна тем, что продолжалась ровно 1 день (!), и завершилась после недолгих переговоров. Горожане открыли городские ворота и датский король Вальдемар Аттердаг вошел в Висби. Вальдемар недолго пробыл на покоренном острове. Дань, которую он взял с города, была богатой, но он не забрал у жителей всего, что они имели. Более того. Он издал грамоту о привилегиях жителей Висбю, по которой они пользовались всеми своими правами и свободами. Не было смысла убивать курицу, несущую золотые яйца…

В итоге датчане непосредственно сам город взяли без боя, а так же получили неплохой откат от местного населения, попутно (они же тоже потомки викингов) разграбив пару-тройку церквей и монастырей.

Вот картина которая так и называется «Вальдемар Аттердаг собирает дань с жителей Висбю».

Последствия:

Бойня, устроенная под стенами Висбю, стратегически не принесла Вальдемару ничего, кроме морального удовлетворения, по целому ряду причин. Во-первых, в силу отдаленности, Готланд все же не мог полноценно контролироваться Данией. Во-вторых, Ганза не заставила долго ждать своей реакции на то, что у них отобрали один из ключевых северных пунктов. В-третьих, спустя некоторое время, Готланд начал подвергаться террору Виталийских Братьев, которым, впрочем, впоследствии власть над островом отдали вполне официально.

В общем, в 1361 году датчанам удалось сорвать большой куш в виде Висби и его богатств, однако долгосрочного обогащения Готланд им не принес. Потом была война с Ганзой, расцвет балтийского пиратства, Стральзундский мир и многое другое, но — это уже совсем другая история.

Постойте, но что же стало причиной известности этогосражения?

Все очень просто — пока датчане веселились в городе, трупы ополченцев оставались лежать не закопанными, и успели основательно испортиться. В силу этого, их пришлось закапывать в чрезвычайной спешке. Об опасности эпидемий люди того времени знали не понаслышке. И закапывали, зачастую, даже толком не ограбленные трупы — прямо в доспехах. После обнаружения братской могилы готландских ополченцев, археологи получили не просто богатый, а гигантский материал по доспехам того времени. Собственно, находки в Висби, до сих пор составляют 40% от всех примеров доспехов на этот период. Поэтому об этом сражении знает не только человек, изучающий 14–15 века, но и многие люди, даже не особенно интересующиеся.

А самое главное — у нас братская могила воинов погибших конкретно в сражении. И помимо доспехов, мы можем многое о них узнать по скелетам, в том числе и о том как именно их убили.

Но об этом в следующий раз.

Копаемся в трупах

Это глава сильно перевранная статья вот этого автора (https://vk.com/id580252652)

И сама статья тут: https://pikabu.ru/story/iznanka_voynyi_srednevekovyie_i_ne_tolko_raneniya_7056664?utm_source=ioslinkshare&utm_medium=sharing

Висби.

О самой битве все известное я уже рассказал, теперь давайте посмотрим на то, что же сделало её столь примечательной для историков.

В начале XX в. археологи случайно нашли под Висбю несколько братских могил, где были погребены после сражения павшие в бою воины.

В общем-то, как и всегда, какую то окончательную картину, стало возможно собрать только после десятков лет скрупулёзного труда. Но, несомненно срыв покровов начался практически сразу:

«Среди скелетов можно видеть остатки костей, принадлежавших людям всех возрастов, есть кости детей и калек. Даже женщины участвовали в этом беспощадном бою. Всего там оказалось 1186 скелетов с разного рода травмами, повлекшими смерть.»

Собственно для вас, уважаемый читатель это уже не новость, если вы читаете мои посты в группе VK. Но для историков прошлого века, которые еще не могли преодолеть инерцию мышления, и распространяли современный им культурный конструкт на людей средневековья, было действительно странно увидеть детей и женщин в братской могиле с воинами.

Сейчас мы понимаем, что армия средневековья это военизированный табор, где сражаются все, но профессиональных воинов меньшинство. Женщины мало отличаются в этом плане от мужчин, разве что они априори чаще болеют и слабее физически. А дети в средневековье воспринимаются, по факту, как взрослые. Только маленькие, слабые и тупые.

Я подчеркну — у женских скелетов, достаточно часто, ранения такие же как и у мужских. То есть, многих из них не тупо зарезали, а женщины участвовали в бою, и это археологически достоверный факт.

Ранения.

Схема типичных повреждений скелетов воинов захороненных в братских могилах у Висбю:

Возможно не столь очевидное, но самое важное, что останки воинов сохранили свидетельства о нанесенных ранениях, что позволило во многом восстановить технику рукопашного боя конца 14 века. Была проведена судебно-медицинская экспертиза скелетов и тщательно описаны все повреждения. Из 1186 павших у 1000 имеются серьезные травмы конечностей. Больше того 70% воинов имеют ранения в нижнюю часть ног, а около 12% ранены только в бедра. Одному же ополченцу нанесены действительно чудовищные повреждения — одним ударом обрублены обе ноги. Были найдены защищенные шлемами черепа разрубленные сильнейшими поперечными ударами. У многих воинов полностью отрублены части тела (головы, руки, ноги).

Рубящих ударов по рукам обнаружено сравнительно мало, и то как правило это не слишком сильные, одиночные удары. А вот с нижними конечностями ситуация совсем иная. Так, 75% ударов в левую голень сделаны с внешней стороны (то есть воины их получившие находились в левосторонней стойке), а 70% ударов в правую голень, наоборот, нанесены с внутренней стороны (вот эти удары были получены при передвижении проходящим шагом с правой ноги).

Более 90% именно этих скелетов имею и повреждения в правое бедро с внутренней стороны. Во время боя это означало получение раны при проходящем шаге вперед правой ногой при атаке, либо отступлении проходящим шагом с контратакой. Но основной причиной смерти большинства воинов являлись удары в голову, причем они были нанесены с максимальной силой, а у 30% скелетов таковое повреждение не одно, что говорит о нанесении ударов серией. Но у 70% воинов имеющих серьезные повреждения головы также серьезно повреждены ноги. Причем 65% из этих повреждений пришлись в левую ногу в район голени. Таким образом, воины сначала получали ранения ног (а большинство ударов пришлось как раз на левую ногу противника), что заставляло их либо упасть, либо потерять равновесие, после чего они открывались для летального поражения (чаще всего в голову). Некоторые скелеты воинов не имеют повреждений костей, что говорит о том, что они умерли от повреждения мягких тканей, или ран в туловище нанесенных стрелами, копьями, дротиками, порезами и уколами клинкового оружия. Несколько воинов умерли от ран, полученных сзади, скорее всего они были убиты либо во время отступления, либо их окружили.

Подытожим:

Во первых в однотипных повреждениях костей, объективно видна система вооруженного рукопашного боя. И её реконструкция, основанная на детальном изучении повреждений воинов убитых в сражении при Висбю, коренным образом отличается от стереотипов навязанных нам массовой культурой. В основу европейского боевого фехтования была положена крайняя прагматичность (что в общем-то неудивительно) и большая часть атак была направлена на конечности противника, особенно ноги, после повреждения которых воина просто тупо добивали.

Эти очевидные (после того как они уже сделаны), умозаключения, без преувелечения стали сенсационными. И заставили пересмотреть все, что мы знали, или думали что знали, о средневековых сражениях до этого.

Мы обычно смотрим на древние сражения сверху — правый фланг атакует левый, в центре король возглавляет строй… Красивые прямоугольники на картинке, которые по факту мало что объясняют. С таким же успехом мы можем объяснить движение автомобиля тем, что в него заливают вот тут бензин, а потом надо нажать на эту педаль, и все поедет. Но внутренний механизм, куча сложных физических и механических процессов остается вне рамок этого, по сути верного, описания.

Но ведь самое интересное это внутренняя механика войны — что происходила на уровне отдельных солдат, именно там, в гуще боя!

Тема эта мало популярная в отечественной историографии, как, в общем-то, и другие вопросы, рассматривающие «лицо войны». С другой стороны, на Западе накоплен неплохой объем работ, в которых анализируются костные останки древних воинов. Современные методы криминалистической экспертизы позволяют понять по зарубкам на костях, как был нанесен удар, с какой стороны, можно восстановить даже очередность атак, поняв картину боя. Ну что же, давайте попробуем.

Итак, вот как у нас распределились удары, по зарубкам на костях:

Это все еще по данным с костей готландцев под Висбю — имейте в виду, она характерна не всегда. Итак, большинство ударов пришлось в левую ногу, чтобы понять, как это выглядело в живую нужно посмотреть на боевую стойку воина вооруженного мечом и щитом:

Его левая нога несколько вынесена вперед под щитом, вот так:

Это иллюстрации из Medieval Swordsmanship: Illustrated Methods and Techniques By John Clements, если вам внезапно захочется узнать больше.

Джон Клементс в своем многостраничном труде, вполне академично изучает вопрос, и с опорой на серьезные аргументы делает вывод — защита ноги, представляет собой крайне сложную задачу.

Современные реконструкторы узнают это на первых тренировках. Короче, несколько быстрых ударов в голову заставляют вас поднять щит и оружие для защиты. После этого — стремительный удар в ногу, который трудно не то что блокировать, но даже заметить. Единственный вариант — разрыв дистанции, что невозможно если ты в строю. Конечно противостоять этой, достаточно примитивной, уловке можно — но нужна либо хорошая подготовка, либо опыт. В условиях средневековья, для человека не из крайне специализированного военного сословия, был только один вариант — опыт.

Я напомню — Готландская армия состояла из ополченцев. Видимо призыв был мало похож на современный. По крайней мере среди костных останков найдены даже инвалиды — логично что многим явно недоставало умения.

На втором месте по уязвимости, как ни странно, находится правая нога — Ингельмарк связывает это с тем, что противник мог продолжить удар рубанув по левой голени. Кроме того, часть травм приходится на внешнюю сторону, что позволяет говорить о том, что некоторые воины были на коне — всадник старается наоборот подъехать справа, чтобы рубануть мечом и в это время открыт для контратаки. Следующая часть тела, которая в наибольшей степени пострадала — это собственно голова, причем как можно видеть, наибольшее количество ударов приходится с правой стороны. Как отмечает некий Бойлстон, это обусловлено тем, что большинство воинов были правшами, соответственно удар наносился справа налево. В наименьшей степени затронуты руки, а торс и вовсе невредим — обратите на это внимание.

Ну в общем, тру бой выглядит так:

Вы стоите со щитом, и кричите. К вам подоходит угрюмый тип с мечом и делает один или несколько обманных ударов в голову, и резкий и неожиданный в левую ногу, ниже колена. Если попал — вы меняете тональность крика и падаете — стоять с такими травмами очень трудно. После чего вас добивают ударом в голову. Клим Жуков (широко известен в узких кругах как историк реконструктор) уверен что этим (добиванием) занимались все те ребята которые тусили с рыцарем в отряде. Либо просто хуже одоспешенные парни с древковым оружием из второго ряда.

Подобная картинка боя довольно распространена.

Посмотрите на этого парня из могилы под Цистерианским Аббатством Cara Insula на Ютланде:

Помер парнишка в широком диапазоне от 1250 до 1350 лет. Ему самому было на тот момент от 25 до 30 годиков. Его средневековый рост составлял 162,7 см (+/- 4,31 см) — и он был несколько ниже, чем например готландские ополченцы, средний рост которых колебался около 168 см. Вот собственно места повреждений конечностей нашего героя:

Сильнее всего его рубанули по ногам, на руках почти порезы. Уже после того, как подрубили ноги, его добили несколькими сильными ударами в голову:

А вот так это выглядит «вживую»:

А вот и чудом сохранившиеся фотографии с места событий:

Так что не Висбю единым двигается военная история. Есть еще замечательная Битва при Таутоне.

Это разборки Алой и Белой Розы в 1461 г. Нашли небольшое захоронение на поле битвы.

Всё похоже на Висбю, но есть и различия. Все также страдает голова и руки/ноги, в то время как торс вообще не затронут. Из общего количества травм 72 % приходится на голову и 28 % распределены по конечностям. Из 28 найденных черепов (вообще 29, но один был слишком сильно поврежден) 96 % (!) имеют травмы. Знаете, сколько ударов пришлось на эти 27 черепов? Сто тринадцать, примерно по 4 удара на каждого погибшего, причем треть приходится на левую сторону черепа, треть на лицо и только треть на затылок. Это весьма показательно и свидетельствует о том, что бой был ожесточенным и шел лицом к лицу. Кроме того, треть черепов имеют следы прошлых и заживших боевых травм. По всей видимости, мы имеем дело преимущественно с профессиональными воинами, которые вели ожесточенный бой. Это в принципе подтверждается нашими сведениями о сражении при Таутоне, которые позволяют говорить, что он шел почти весь день (не думаю, что они рубились 10–12 часов, скорее сражение перемежалось паузами).

Важный момент — чем били.

Преимущественно рубящее оружие (мечи, возможно, топоры) — 65 %, еще 25 % нанесены тупым оружием (булавы, молоты и пр.), 10 % приходится на колющее оружие (здесь не только стрелы, но и например шипы на боевых молотах).

Распределение травм черепа по типам оружия:

Если говорить про повреждения остальной части тела, то они приходятся традиционно преимущественно на руки и ноги, но есть определенная разница с битве при Висбю. Есть много травм затрагивающих запястье и предплечье правой руки.

Это говорит о том, что воинов ловили на контратаке, нанося удар по его правой руки, в которой был сжат меч.

Повышенное внимание исследователь, Шеннон Новак уделила скелету за номером 25 — это мужчина в возрасте 26–35 лет, который уже ранее был травмирован в бою, на черепе есть след зажившей раны. Скорее всего, он был опытным воином, о чем свидетельствует как старая рана, так и реакция врагов на него. Он получил 5 (!) ударов в голову, которые не были смертельными, причем возможно, что те (или тот), кто нанес три из них, смерть своего обидчика могли и не увидеть. Прикрыть спину, этому воину, видимо, уже некому было, и он получил смертельный удар в затылок, что привело к летальному повреждению мозга. Шеннон отмечает, что после этого воина, скорее всего, перевернули на спину (от удара он должен был упасть вперед лицом), причем переворачивали с помощью меча, от чего осталась еще одна зарубка. И наконец, последний удар раскроил голову воину практически пополам — от левого глаза, до правого резца, чтобы восстановить всю картину боя исследователям пришлось собирать череп буквально по частям.

И есть еще очень показательное сражение в Страстную Пятницу и захоронение возле города Упсала

Это захоронение близ замка Упсала исследователи соотносят с битвой в Страстную пятницу 6 апреля 1520 года. Сражение состоялось между шведским войсками, состоящими преимущественно из крестьянского ополчения и датскими наемниками, явно более опытными в части военного искусства. Ополчение ничего не смогло противопоставить профессионалам и шведские крестьяне были перебиты. Всего в братской могиле было обнаружено не менее 60 человек, в возрасте от 24 до 35 лет, кстати, довольно высоких — средний рост составляет 174,5 см. Абсолютное большинство (89 %) травм приходится приходится на голову, причем распределение их довольно любопытно.

Сражение при Упсале как раз демонстрирует то, что оказывает сильнейшее влияние на ход битвы. То, что мы не видим в фильмах, о чем редко пишут. Страх. Далеко не всегда битва представляла собой лихую рубку лицом к лицу, нередко целые отряды обращались в бегство просто увидев врага. Большая часть ранений в битве при Упсале была нанесена сзади по голове, возможно во время преследования. Но что интересно, тело воина все также оставалось невредимым — основной целью как и в других битвах, была голова. Вообще тема психологии войны одна из самых сложных, летописи скудны на описания эмоций воинов, но даже отрывочные данные могут пролить свет на этот вопрос, например, часть ударов при Висбю были нанесены дрожавшей рукой.

И есть еще Битва при Алджубарроте

Это сражение произошло в 1385 году между кастильскими и португальскими войсками. Найдено массовое захоронение, которое отнесено к этой битве. Всего найдено не менее 400 трупов, средний рост которых составлял около 166 см, чуть меньше, чем при Висбю, Таутоне и Упсале, но в целом это средний рост для средневековья.

В принципе, по характеру повреждений эта битва ближе всего к Висбю — больше 60 % пришлось на ноги и около 18 % являются травмами черепа. Есть впрочем, и различия — при Алджубарроте били преимущественно в бедра, причем тупым оружием — в ход шли молоты, чеканы и палицы. Вероятно, в этом бою противники старались сломать врагу бедро, а потом добить ударом в голову.

Подводя итоги

Есть любопытная тенденция для всех захоронений — абсолютное большинство травм приходится на голову, исключение составляет разве что скелеты с кладбища Fishergate, которые имеют большой процент травм на ребрах и грудной клетке Исследователи объясняют это меньшей распространенностью защитного вооружения среди погребённых там. Но есть еще один неразрешенный вопрос, возможно, уже обратили на него внимание — если ран на теле нет, потому что оно было надежно защищено доспехами, то почему столько пробитых черепов, неужели они не использовали шлемы? На самом деле, хорошего ответа здесь нет — исследователи выдвигали разные гипотезы, но все они уязвимы для критики:

Низкое качество шлемов. В чем преимущество этой теории — она объясняет одинаковые ранения в совершенно различных битвах, разнесенных в пространстве и времени. Недостаток тоже очевиден — доспехи 14–15 веков были уже относительно высокого качества, дошедшие до нас образцы демонстрируют крайне низкий процент включений шлака. Ну и в целом, для того, чтобы пробить шлем требуется недюжинная сила.

Шлем был потерян в бою или сознательно снят. Преимущества теории в том, что она объясняет достаточно тяжелые травмы черепа. Недостатки теории тоже видны — во-первых картина боя идентична для множества захоронений в разные периоды времени и такая версия скорее объясняла бы единичные примеры. Кроме того, у множества солдат уже встречались зажившие травмы черепа, поэтому как важна защита головы они должны были понимать как никто другой.

Мне сложно сказать, что ближе к истине — сам я больше склоняюсь к первой версии, поскольку все же есть примеры пробития самых дорогих и мощных шлемов, например, Карлу Смелому при Нанси (1477) прорубили голову до нижней челюсти алебардой. Но все же не факт, что через шлем. Кроме тогомассовых захоронениях, хотя и были профессионалы, но все же не самая богатая часть (павших вельмож увозили с собой), а значит и денег у них было не так много, поэтому качество шлемов действительно могло быть посредственным. Отсутствие травм непосредственно на скелете объясняется, видимо, использованием щитов, которые в сочетании с доспехами (или даже без них) делали корпус невыгодной целью.

Захоронения XVII века, например, могила воинов погибших при Лютцене (1632) уже демонстрируют [6] многочисленные травмы на корпусе, что можно связать с постепенным отказом от доспехов в силу развития огнестрела. Но захоронения Тридцатилетней войны уже не так интересны — по ним уже видно, что первую скрипку играет огнестрельное оружие, чуть ли не половина скелетов прострелена.

Кроме того, отчасти мы имеем дело с ошибкой выжившего (в нашем случае умершего) — травмы в мягких тканях мы не увидим, только те, что оставили следы на костях, поэтому возможно часть воинов имели раны живота. Но опять-таки даже те захоронения, которые мы явно не можем сопоставить с какой-либо битвой имеют все тот же перевес в сторону ударов в голову и, видимо, нанесенных преимущественно в пешем бою.

Выводы

Основной целью в средневековых битвах было отнюдь не сердце, а голова.

А второе по травматичности — это левая нога. Рукопашные схватки были мало похожи на красивые бои в фильмах, это были короткие поединки, которые могли закончиться одним-двумя ударами, не считая зверского добивания.

В них мало что было от современных реконструкций, да и приемов дуэлянтов из фехтбуков XIV-XVI веков мы там не видим. Только практичные схватки направленные на максимально быстрое убийство противника — подрубили ноги, добили ударом в голову. Исследователи также отмечают, что травмы головы очень схожи, что говорит о хорошо поставленном ударе и примерно одной военной школе, которую прошли солдаты.

Вот такие трупы оставляли после себя средневековые битвы.

Имеешь доспех — имеешь успех. (В конце будет фоточка котика, долистывайте)

Броня носимая, нательная индивидуальная — возможно одно из самых недооцененных достижений человека. Эта полезная и нужная в хозяйстве вещь! И сейчас я расскажу почему иметь её должен каждый, в идеале прямо с рождения.

Ну ладно, может не каждый. Но про недооцененность, я все же прав.

Нет в людях того трепета, что должны вызывать листы брони, нет этого острого желания завернуться в кольчугу, и чувствовать себя защищенным. И очень зря, кстати. Конечно, ныне модно во всем обвинять бутафорский голивуд, в котором главгерои то и дело вскрывают различными странного вида ковырялками линолеумные доспехи злодеев — но я прикинусь умным и приведу пример из Лермонтова:

Отделкой золотой блистает мой кинжал;

Клинок надежный, без порока;

Булат его хранит таинственный закал —

Наследье бранного востока.

Наезднику в горах служил он много лет,

Не зная платы за услугу;

Не по одной груди провел он страшный след

И не одну порвал кольчугу.

Зачем тебе таскать тяжелую кольчугу, ежели каждый встречный так и норовит тебе её порвать кинжалом? Этот очень важный в нашей жизни вопрос мы и рассмотрим, попутно пробежимся по истории развития доспехов в свете развития военного искусства и экономики, а потом рассмотрим тенденции и актуальность доспехов в наше время, и в будущем.

Сами по себе доспехи такая штука, которую люди начали делать даже раньше чем колеса. Ну и, чего греха таить, применяли они их пожалуй даже чаще чем может показаться нам, их цивилизованным потомкам. Просто подавляющее число доспехов до нас не дошли, поскольку были сделаны из материалов, не вполне подходящих, для долгого хранения. Например из шкур и дерева, как эти, сибирские, 3500 лет назад:

В нашу, современную культуру доспехи проникли в основном металлические, начиная с бронзовых. Плюс все знают что в древности были некоторые люди вроде разрисованных голубым кельтов, которые вообще от доспехов отказывались. Как впрочем и от остальной одежды. Это нашло свое отражение в попкультуре, где люди носят каску только если он космонавт — если он рыцарь, то опасность получить прямым клинком в голову от злых вражин в битве, в половине случаев не считается достаточным основанием для того что бы хотя бы шлем надеть. И оно понятно почему — если надеть на главного героя правдоподобный глухой шлем, он не сможет светить рожицей в экран. А именно в этом основной смысл существования актера, как ни как. И тогда ситуацию может спасти лишь выразительная грудь, так что полный доспех тоже крайне противопоказан.

По факту же, любой кто сталкивался с суровой действительностью отчаянной борьбы с природой (ну например, эмоционально яркая и полная опасностей охота. За грибами.) знает, что появление в лесу без прочной и плотной одежды по всему телу — поступок, откровенно говоря, опрометчивый.

Примерно так выглядели бы Гектор и Ахилес без своих дерзких колесниц, если бы фильм про Трою снимали историки. Да и вообще война тогда выглядела как нечто похожее на Безумного Макса, с конвоями, снующими между укрепленными городками, и яростными схватками выдающихся личностей на своих красных колесницах. Может на кикстаре сбросимся?

Все эти полуголые берсерки с нецензируемыми мужскими сосками навыпуск, заняли яркоосвещенную нишу в рассказах их современников потому, что их было исчезающе мало. А все нормальные люди старались свою тушку прикрыть исходя из возможностей. В скандинавских сагах герои довольно часто перед боем кутаются в медвежьи шкуры за неимением доспехов. А если и шкур под рукой не завалялось — есть описание как герой, проявляя выдающуюся северную смекалку, использует два больших плоских камня, приматывая их на грудь и спину с помощью длинной веревки. Не помню чем там дело кончилось, кажись его таки убили. Хотите красоты неописуемой в оформлении вещей всяких увидеть? Только два слова — Вендельская культура. Это в Скандинавии, но еще до викингов — и если смотреть по находкам, все выглядят как приличные люди, но без доспехов. Скорее всего потому, что брони были кожаными и сгнили, миновав загребущие ручонки археологов.

Кожаные и деревянные брони, по понятным причинам, до нас дошли весьма фрагментарно, и впечатления не вызывают. Возможно поэтому, пользующийся популярностью в культурном эгрегоре символ ранних доспехов — это конечно бронза.

Именно так выглядели парни, сделавшие Рим Вели… А, не, просто сделавшие Рим.

И тут надо понимать, что культивируемая в фильмах и комиксах эпоха — это закат бронзовых доспехов, и ранний железный век. Внимание, срыв покровов, историки скрывали, и только я нашел и перепрятал — Меч-рапира типа CI. Кудония, Крит. Длина 83 см. Бронза. Такой вполне можно фехтовать аки королевский мушкетер. Во времена Древней Греции таких уже не делают.

Все эти мускульные кирасы и поножи — остатки былого величия, отголосок века героев, когда на поле боя сходились люди и боги. И боги, кстати, вовсе не брезговали снять доспехи с убитого врага — потому что стоили они по настоящему дорого. Но мечи уже не те, и вообще люди переходят на копья и дубины — потому что не нужны такие сложные мечи против всяких голозадых бомжей.

Но после того, как люди открыли для себя железо, все покатилось по наклонной. То есть, быстро пошагало навстречу прогрессу. Не с первого раза конечно, но постепенно люди научились ковать железо пока горячо. Это на самом деле очень недооцененный технологический прорыв. Но все же до пластинчатой брони путь был не близок.

Если сравнивать с той же Римской Империей, со всей её экономической мощью, и такими невиданными технологиями как бетон и обработка порфира — легионы все равно очень долго одевались в кольчугу и литые бронзовые шлемы.

Распространенный образ римского легионера в lorica segmentata, что чуть выше — даже по меркам истории самой империи — не такой уж и долгий промежуток времени. Буквально двести лет — и римский легион снова одевается в кольчугу.

Оборона цитадели, резьба по дереву, Египет, V в. Римские воины на рельефе носят кольчуги с длинным подолом и рукавами до локтя, шлемы с волосяным султаном и круглые щиты. Изображения на щитах напоминают миниатюры из Notitia Dignitatum. Нападающими являются всадники в доспехах, возможно, персы:

И вот тут внимание, про перо Лермонтова. В смысле кинжал с золотым оформлением из его стиха. Кольчуга — штука хорошая, и весьма разнообразна по манере исполнения. У кольчуг сильно разнятся материалы, разные способы плетения, сами кольца бывают сильно разные. Кольчуги объединяет две основные особенности:

1 — Кольчуги невероятно хорошо держат рубящий и режущий удар. Хоть умопомрачительно крутой катаной их руби.

(https://youtu.be/Pw6cbGcqUdw)

2- Кольчуги очень плохо держат колющий удар. Стрелы, кинжалы и хуже всего копья — рвут кольчугу. Но, разумеется, только в умелых руках. (https://youtu.be/89ODpZeoKOg)

Зная это, ушлые люди еще и напридумывали всяких гнустостей специально против кольчуг.

Тем не менее, как доспех, кольчуга долгое время была вне конкуренции, в основном благодаря тому, что с ней в комплекте всегда шел поддоспешник, которые в значительной степени нивелировал недостатки кольчуги. Вот например такой — приталеный, пастельный, с миленькими зверьками — мужественнее только если на каблуках.

И вот, во времена столетней войны, начался новый виток вооружений, а технологии того времени уже были достаточно развиты, что бы иметь возможность предложить нечто новое.

Блин, зря показал эту картинку, всю интригу разломал, теперь все стало понятно как у Дарвина, дальше читать то и не зачем… Кроме котика! Помните о котике!

Я предвижу что сейчас многие начнут вспоминать про убер оружие вроде арбалетного болта и английского длинного лука — но я подробненько об этом уже рассказывал в своем посте «Расстрел при Кресси» — почти единственной уязвимой частью рыцаря был его конь.

Вот вам еще отрывочек из показаний очевидца.

Beha ed-Din. Anecdotes et beaux traits de la vie de Sultan Youssof // Recueil des Historiens des Croisades. Historiens orientaux. T. III. Paris, 1884. P. 251. — Баха ад-Дин б. Шаддад (1145–1234), придворный Саладина, составил его жизнеописание.

«Пехота, выстроенная перед конницей, держалась прочно, как стена, и каждый пехотинец носил кафтан из очень плотного войлока и кольчугу столь широкую и прочную, что наши стрелы не причиняли им вреда. Они стреляли в нас из крепких арбалетов, поражая лошадей мусульман и их всадников. Я видел (этих франкских пехотинцев), у которых было от одной до десяти стрел, воткнутых в спину, и которые продолжали путь как обычно, не ломая строй. Их пехота была поделена на два отряда, из которых один шел впереди всадников, а другой, не обязанный сражаться, отдыхал, следуя берегом моря. Когда сражавшийся отряд уставал или был покрыт ранами, он отправлялся на отдых, будучи замененным другим (отрядом). Конница находилась посреди пехоты и выходила лишь тогда, когда должна была атаковать».

Французские сержанты и их батяня — сеньор. В прямом смысле — в сержанты часто брали бастардов. Экстерьер, возможно, благоприятствовал.

Но ведь всегда хочется лучшего за свои деньги, и прогресс доспехов с 12 по 16 век — умопромачительно поразительный. Его можно сравнить разве что с прогрессом современных гаджетов, буквально каждые 30 лет защитное снаряжение полностью обновлялось.

Конечно, никто не запрещал тебе выходить воевать в дедушкином. У Эрика Кровавая Секира, викинга который хотел Англию повоевать, вообще была античная мускульная кираса, облагороженная в соответствии со вкусом владельца. Но это было опасно для репутации и здоровья. Эрика например, вообще убили.

Не будем останавливаться на этом прогрессе слишком подробно. Отметим только, что в конце 15 века доспехи достигли абсолютного идеала. Вот они, так называемые «Белые Латы».

Надо сказать, что подобные картинки, которыми и я немного грешу, все же далеки от идеала. То есть вот такой гарнитур:

Действительно имел место быть. Но — видимо в крайне ограниченном количестве, и только для особ отмеченных Божьей милостью прям с рождения. А вот в таком ходили драться «простые» графы:

Это дорогой доспех — обратите внимание на золотую отделку. Минимум втрое дороже обычного. Считается что он неполные — латные пальцы граф Ульрих IV Матш дескать потерял или пропил. Или не он, но судя по ехидному забралу шлема — мог и он. Кстати, шлемяра весит 5,7 кг с камэлькой — это не типично. Обычно он весит в пределах трех. Видимо эти доспехи, произведенные в Милане в период 1370–1390 гг., делались с учетом пожеланий заказчика.

Если вам захочется при случае блесныть знаниями, можете запомнить следующую фразу:

Это характерный для всей Западной Европы второй половины XIV в. шлем типа басинэ или бацинет (bacinet) с высокой сферо-конической тульей, забралом визьер (visiere) и кольчатой завесью камэль (camail).

По совместительству это типичный доспех жандарма, и далеко не самого бедного — но кольчуги, как вы видите, тут хватает. По сути, полные белые латы первое время носили даже далеко не все короли. Но спрос был, и это невероятно стимулировало производство.

Человека в хороших, дорогих латах невозможно было убить холодным оружием. Были конечно всякие там дыхальца, куда можно было просунуть шило — но ведь и человек в доспехах тоже на месте не стоял. В процессе он мог тебе и шило сломать, и голову отрубить.

Тяжелая рыцарская конница была убер оружием, сносящим все на своем пути, пока не получила в своё распоряжение абсолютную защиту. А получив её — немедленно стала деградировать.

Тут надо немного пояснить, но немного — это на пять страниц очень душевного рассказа. Но можно коротко в три слова. Эти три слова — деньги, деньги, и еще раз деньги.

Ладно, придется подлиннее.

Из дошедших до нас письменных источников известно, что рыцарский доспех 14 века (1374 года) стоил 16 фунтов и 8 шиллингов, и на тот момент, по информации британского экономического ресурса Measuringworth, сумма была эквивалентна 11 тысячам современных долларов.

И тут же добавлю — по мнению все того же ресурса ежемесячный доход барона составлял сумму, эквивалентную 28 тысячам долларов, а рыцаря регулярной армии — около 1300 долларов. Также стоит отметить, что речь идет о стандартной экипировке — индивидуальные заказы у известных кузнецов обходились гораздо дороже. Так, к примеру, доспехи герцога Глочестера стоили 103 фунта (около 70 тысяч долларов).

Вы будете удивлены, но разрыв в доходах в средневековье не так уж велик, если сравнивать с современностью.

Вообще, конечно, к Measuringworth остаются вопросы, но да хрен с ними — суть в том, что плохенький доспех в 14-м веке мог купить даже рядовой рыцарь, и это было заметно дешевле, чем однушка в новостройке.

Но в конце 16-го века все изменилось. Латы и оружие стоили уже не так дорого, зато цены на коней заметно выросли. Последние остатки рыцарей — польские гусары — столкнулись с этим лицом к лицу.

Например гусарский конь стоил от 200 до 1500 дукатов, что равнялось 8,9–66,8 кг серебра. За 1500 дукатов, на минуточку, можно было приобрести 1 031 мушкет или 22 легкие пушки.

Так и хочется сказать «Курва!» и переплавить гусар в пехотные полки.

Гусар ежеквартально получал плату в размере 0,2− 0,4 кг серебра.

И сэкономить не получится — гусар, как и рыцарь, по прежнему снаряжал свиту, пусть и не такую большую как раньше. А естественные для средневековья статьи дохода — разграбить чужой лагерь, захватить и продать знатного пленника — становились все менее и менее возможными, и уже не приносили того удовольствия.

Эти люди, в латах и на конях, с удельной ценой для бюджета государства как современный крейсер, как правило приобретали все это сами. И, как я предполагаю, покупали они это не для того чтобы умереть за вечную славу отечества. Хотелось бы чего нибудь более ощутимого.

Польский анахронизм в виде крылатых гусар дал огня и меча еще и шведам, с армией фактически идентичной Наполеоновской — но в силу своей малочисленности (по факту 300 гусар, уже огромная сила) и чувствительности к потерям, потихоньку сошел на нет.

А в загнивающей Европе, копьеносная конница по факту исчезла уже к началу тридцатилетней войны (1618–1648).

Нет, довольно долгое время короли отчаянно пытались сохранить латную конницу, покупая коней и латы всем достойным, и не очень. Те самые жандармы.

Но как-то не срослось. Естественный отбор сделал выбор в пользу больших батальонов из пикинеров и аркебузиров.

Поэтому если вы думали что рыцари исчезли со сцены истории из-за огнестрела — то нет. Увы, рыцари перестали драться по той простой причине, что они оказались для этого слишком богаты. Не все конечно — но те кто был слишком беден что бы просто богатеть, по прежнему мог найти занятие достойное аристократа. Но теперь ему светил не рыцарский боевой конь, а лошадка попроще и мушкет, который стоил заметно больше лошади.

Шарль Ожье́ де Бац де Кастельмо́р, граф д’Артанья́н, известный вам по художественному произведению «Три мушкетера» — был как раз из таких.

И именно мушкетеры доспехов как раз не носили. Потому что в них очень трудно управляться с мушкетом. Сам по себе мушкет — это то еще монструозное чудовище с калибром в 20–22 мм, и массе пули до 55 грамм, и весом как современный станковый пулемет. Вот он, мушкетер, компенсирует.

Не путайте — основное и наиболее распространенное оружие того времени, аркебуза, была поменьше и стреляла пулями в 18–22 грамма.

Однако аркебуза не справлялась. Все таки порох был не тот, да и даже нищая пехота массово обряжалась в казенные латы. Примерно в такие как на картинке ниже.

Это полудоспех швейцарского пехотинца 1580 года. Специалисты утверждают, что именно пикинера. Сделан в 1580 году в Нюрнберге, для Арсенала города Золотурн. Доспех состоит из шлема, горжета, кирасы из двух частей, наплечников и набедренников. Кожа реставрирована в 19 веке. Общий вес комплекта — 19 300 грамм. Он очень толстый, и при этом сильно упрощенный. Я не специалист, и не буду вдаваться в детали — но его в общем не закаляли. Против пули более мягкая сталь местами даже предпочтительней. Но это, по сравнению с произведениями искусства еще на полвека ранее — не то что форменный ширпотреб, а жуткая деградация.

Впрочем и мушкет не всегда спасал. Доспехи подороже были не только покрасивее, но и попрочнее. По факту делились доспехи на четыре типа прочности. В них стреляли в упор. Те что держали мушкет — были самые дорогие, те что аркебузу — подешевле, те что пистолет — совсем дешево, и те которые не проверяли — закупали массово, на солдатское счастье.

На картинке — трехчетвертной доспех черного рейтара из Эрмитажа. Германия, Нюрнберг, 1610 −1620 гг. Мастер Иеронимус Ринглер. Вес — 43 000 грамм. Вот именно в таком — действительно трудно подняться если упадешь. Да и ходить тоже тяжело, только ездить в седле. В боку — след от проверочной мушкетной пули, как знак качества.

Несмотря на максимальное облегчение — отказ от поножей и даже иногда наручей — все равно эти доспехи в разы тяжелее полных латных рыцарских доспехов. Но уже не давали полной защиты. Одновременно с этим, аристократы постепенно превращались в офицеров высшего командного состава — офицеры среднего звена, что находились в гуще битвы становились все менее родовитыми, и заметно менее богатыми.

Дальше случилось обыденное — случился очередной упадок. Мы привыкли к некоему линейному развитию, но на самом деле это не исторический закон. Несмотря на полный чудес 17-й век, в котором даже (это часто просто ошеломляет людей знакомых с историей) были даже вот такие прекрасные вещи:

Сразу же обращаю ваше внимание, что это не единичный экспериментальный экземпляр — до нашего времени сохранилось как минимум два с таким затвором.

На фотографии представлен 35 мм фальконет со стволом длиной 2.26 м, общий вес около 150 кг. 1619 года выпуска.

Собственно, этим и объясняется, почему их особо не применяли в полевых сражениях — в поле удобнее и эффективнее жахнуть из двухфунтовой короткой пушки примерно равного веса.

Инструкция по применению: Вращая рукоять, опустите затвор в крайнее нижнее положение.

возьмите патрон, вставьте его с казенной части в ствол до утыкания пули в нарезы.

Вращая рукоять затвора поднимите его в крайнее верхнее положение.

Протравником проколите патрон через затравочное отверстие (одновременно прочищая его)

Возьмите пороховницу и насыпьте порох в затравочное отверстие, немного пороха должно остаться на полке.

Закройте полку, наведите фальконет на цель и ждите команды на выстрел, либо открывайте огонь по мере необходимости.

Помните, что дьявол, сидящий в нарезах ствола, поможет вам попасть в цель на дистанции недосягаемой для обладателей ручного гладкоствола.

Берегитесь контрснайперской стрельбы из крупнокалиберной артиллерии. Оружие предназначено для стрельбы по мусульманам, католикам/протестантам, ортодоксам, атеистам, еретикам, язычникам и просто сукиным детям. Если вы не уверены в ком то, сделайте пробный выстрел. Если попали — это был один из них, однозначно.

А я еще раз подчеркну — это была далеко не единственная казнозарядная система, как для тяжелого, таки для ручного оружия. С казнозарядными аркебузами экспериментировали еще с конца 15 века. Поэтому если вам вдруг скажут что Крымская война была первой войной современного типа с нарезными ружьями и казнозарядной артиллерией — имеете право демонстративно закатить глаза, и почувствовать себе несоизмеримо выше этих узколобых неучей.

Почему же не пошло в массы сразу? Как всегда — дорого. Дело в том, что такие ухищрения не давали решающего преимущества в войнах, где армии действительно, а не только со слов хронистов, исчислялись десятками тысяч. И даже изредка перевали за полсотни тысяч. Все решало то, сколько солдат ты мог выставить, и как быстро рекрутировать новых, когда эти передохнут. Общий курс, самой силой вещей, был взят на удешевление — и внезапно, к концу 17-го века, в Европе появились огромные армии, где абсолютное большинство людей, теперь уже не воинов, но солдат, обычно насильно рекрутированных — не имели доспехов. Да и их оружие заметно упростилось. Были девайсы индивидуального изготовления — но они не оказывали заметного влияния.

Короче, к моменту начала наполеоновских войн, в битвах сошлись колоссального размера армии, просто немыслимой до того численности. 20 000 янычар Блистательной Порты, которые держали в страхе густонаселенный ближний восток и Священную Римскую Империю? Ха, теперь это была численность одного корпуса. 90 000 тысяч монгольских воинов в бесконечной империи Чингисхана? Теперь это общее число солдат на второстепенном направлении.

Линейная тактика 19-го века, на мой взгляд, одно из самых страшных изобретений человечества.

Несмотря на логистическую и финансовую революцию — вооружение стремительно деградирует. Боевые породы лошадей — исчезают. И особенно печальная участь постигает доспехи — теперь они непозволительно дороги для тех кому бы и в самом деле могли пригодиться. Даже куцыми кирасами теперь снабжают в лучшем случае элитную кавалерию. Да и те зачастую…. кожаные!

К началу первой мировой войны ситуация усугубилась — количество наконец перешло в качество, и оружие стало уверенно убивать человека на огромном расстоянии, да еще и в промышленных масштабах. Так уже никаких солдат не напасешься.

Начались отчаянные попытки исправить ситуацию.

Испытание музейных образцов показали неожиданно неплохие результаты — многие доспехи держали мягкую без оболочную свинцовую пулю, даже из винтовки, хоть и не в упор. Однако воспроизвести средневековые технологии в промышленных масштабах, оказалась не так то просто.

По информации ряда источников, Россией у французов, в ходе Русско-японской войны была заказана партия противопульных кирас– 100 тысяч штук, однако кирасы оказались… бракованными. После этого можно бы было сделать выводы по поводу военных заказов у французского военпрома, но история ничему не учит.

Много веселого было напридумано с противопульными щитами. Японцы под Порт-Артуром и французы использовали индивидуальные щиты на колесах. В России перепробовали многое, от металлической стальной палатки «Черепаха», до крохотных локтевых щитов, для абордажных окопных схваток. Наиболее технологичным выглядит австрийский противопульный щит, который простым движением превращается в нагрудник.

Ничего не зашло. В подавляющем большинстве случаев, мобильность была предпочтительней сомнительного носимого убежища. Единственно что оправдало хоть какие то ожидания — броня штурмовых отрядов Германии, и итальянских Ардити.

Но и то — успех не впечатлял. Эти эрзац доспехи были слишком тяжелые, слишком неудобные, слишком дорогие. И главное — недостаточно надежные. Стало ясно — сталь не подходящий материал для таких целей.

В какой то момент выход нашли — и броню стали возить. Но боевая техника, хотя и изменила лицо войны, не сняла острый и насущный вопрос индивидуальной защиты бойца. Который уже не был тем же бессловестным быдлом что в первую мировую. Его приходилось не только кормить и лечить, но и терпеть от него всякие выходки. Вот Путиловские рабочие попросили к себе отношения не как к рабам и без оскорблений — и их, с молчаливого одобрения прогрессивной общественности расстреляли нахер. Но после 1917 ситуация заметно изменилась. Однако с мертвой точки она сдвинулась только во время вьетнамской войны.

Выяснилось что основные потери американцы несут не от пуль, как таковых, а от всевозможных осколков. А учитывая острую социальную реакцию на потери — ребята расстарались, и выпустили некий хитрый эрзац индивидуальной защиты.

Дело ясное, что в СССР это без внимание оставить не могли — и в период холодной войны, бронежилет довольно быстро эволюционировал. Эксперименты с новыми материалами иногда давали неплохие результаты.

Сейчас бронежилеты в зависимости от комплектации, даже дают защиту от пуль. Проект «Забрало» пришёл на смену серии «Улей» в 90-х годах и насчитывает десятки базовых и специальных модификаций. 6Б43 серии «Забрало» был принят на вооружение в 2010 году и стал своеобразным ответом американским разработчикам бронежилетов, которые устроили разнообразие на американском «рынке» брони.

Вес современных бронежилетов колеблется от 7,5 до 18 килограмм, что довольно много. Дело в том что современный боец навьючен даже больше чем пресловутый легионер Великого Рима, и в отличии от последнего, ему еще надо бегать и прятаться. При этом, российский бронекостюм «Воин», защищающий от современного стрелкового вооружения, весит 62 кг, что согласитесь делает его штукой весьма специализированной. Вот он (если долго смотреть на этот плохой снимок, можно услышать звуки советской агрессии):

На первый взгляд, современная броня вроде бы уперлась в потолок технологических возможностей промышленности, и в потолок возможностей солдата. Но это не вполне так.

Прямо сейчас мы наблюдаем своеобразный ренесанс нательной брони. Вызван он тем, что армия все больше становится профессиональной, а всякие ЧВК вообще вполне себе смахивают на «Компании по добычи прибыли» из хмурого средневековья. А если принесение вреда за деньги является профессией, вполне естественно желание минимизировать риски. И тут внезапно выясняется, что современные материалы могут дать удивительные результаты. И их широкому распространению мешает лишь цена. Но, то что слишком дорого для массовых армий, вполне может оказаться по карману высокооплачиваемым профессионалам.

Это например кираса из нано трубок. Чистой воды рекламный ход для привлечения внимания.

Огромное количество кампаний за последние 15 лет заявляло о том что они готовы вот-вот создать «броню 21-го века». Разнообразию материалов, с помощью которых это будет достигнуто, может позавидовать самый обеспеченный веществами фантаст — начиная от каменеющих от прикосновения пули наночастиц, до нанотрубок с наножидкостью. Но есть и вполне успешные компании, которые, без особого шума, просто заменяют элементы стандартной брони на улучшенные и более дорогие. Например пластины для бронежилета, точно такие же как американском военторге, но из титана. Однако никакого серьезного прорыва, пока не видно. Если не считать прорывом графическую часть их презентаций, естественно.

Тем не менее, есть две заметных тенденции, которые претворяются в жизнь прямо на наших глазах, и которые могут заметно изменить вид солдат на полях битв уже довольно скоро.

Первая — попытка разгрузить солдат придав им мобильное средство на которое можно сбросить большую часть средств причинения добра и демократии. Что, теоритически, позволить повысить пулеустойчивость самих солдат. Помня про бронекостюм в 62 килограмма — думается этого мало.

И очевидный второй путь — пресловутые экзоскелеты. Тут, конечно, впереди планеты всей успешное инновационное африканское государство Гана (+6% роста экономики в год, между прочим).

Ваканда решила открыться миру. Кстати, там в БТРе — салон из белой кожи. Просто вау!

Это может показаться нелепостью — но на самом деле ганийцы не просто гонят, а чутко чувствуют веяния моды. По всеми миру, просто таки круглосуточно, люди постоянно работают над всевозможными экзоскелетами. Это просто повальная эпидемия — ганийцам просто захотелось быть как все.

Но по факту, все эти девайсы без очень мощного, и компактного источника энергии — не более чем игрушки. то что стоит в электрокарах — не подходит, ну вот вообще никак. Нужно что-то мощнее на порядок, и при этом еще и легче, да примерно так же, раз в десять. И вроде как, ничего похожего нет даже на горизонте.

Или мы не все знаем — и тут начинается лютейшая конспирология. Тем не менее, если в ближайшее время люди смогут создать нечто, что сможет не только помогать бойцу с плоскостопием бегать с пулеметом, но и реально даст возможность навесить на него столько брони, сколько было бы достаточно для защиты его от большинства носимого стрелкового оружия — это способно самым серьезным образом изменить лицо войны.

https://youtu.be/CMGRa4_UjE4

Мы живем в интересное время, прямо сердце замирает, так умирать не хочется.

Ну, о тактике пуленепробиваемых десантников мы поговорим в другой раз, а сейчас — вот вам обещанный котик.

Спасибо за прочтение! Надеюсь, еще увидимся)

Замок феодала и как его взять

Сегодня поговорим о европейских замках.

Кратенько примеры развития, несколько кровавых подробностей про штурмы, с рачлененкой и сырокопчением, и красивые картинки.

Укрепления люди строили с тех пор как вообще стали людьми. Обычно эти укрепления были продуктом какой-никакой, а государственности. Древние племена строили укреплённые поселения на холмах, иногда насыпая их (холмы) вручную. Города обносили себя стенами. Башни на Кавказе, как правило были общей собственностью клана или селения. Именно этим замок феодала и отличается от них всех — это собственность одного, конкретного человека.

Мне на глаза попали картинки, иллюстрирующие эволюцию конкретного замка, и я просто не смог ими не воспользоваться. Все началось веке в восьмом. Я уже разбирал это подробно, сейчас повторюсь — возникновения феодалов как таковых, явилось следствием окончательного распада сильного государства.

В условиях войны всех против всех, вооруженные отряды, начали окапываться на местах прокорма — рядом с деревнями, перекрестками, мостами, просто дорогами — в наскоро сооружаемых блок постах.

Землянки на холме. Одаль Скандинавии, или боярская усадьба под Новгородом — и то по приличней будут. В «Храбром Сердце», Мэл Гибсон наказывает своего первого англичанина как раз в таком.

При этом были примеры вполне себе приличных крепостей. Короли Англии теснили скандинавов с помощью сети форпостов, аналогичные «линии Мажино» возводили против них же франки. С попеременным успехом.

Но пока суть да дело, потихоньку шла децентрализация власти. Закономерный результат децентрализации силы, делегирования права на насилие и демократизации производства. Личное могущество мелких феодалов росло, а короли наоборот, низводились к крупным, а то и мелким, феодалам.

Это немедленно отразилось на замках. Начали появляться каменные постройки:

Конечно подобное описание развития замков — довольно условно.

Прекрасный пример — замок Каэтани. Вот он:

Сам замок 14-го века, а вот крупная круглая башня — античная гробница. Для любителей загуглить — гробница Цецилии Метелла. Построена, видимо, еще до нашей эры. Первыми её оседлали римские выживальщики во время падения Империи — очень уж она удобна для обороны. После многовековых перипетий, в ней наконец утвердились Каэтани, по мере сил укрепившись. Рядом с гробницей проходит Аппиева дорога, еще римских времен, по которой постоянно идет грузовой и людской поток. В какой-то момент он стал довольно плотным — большой трафик паломников в Рим. И вот, совсем рядом со Святым Римом, их принимали Каэтани, и просили предъявить документики.

Ну, объективно, они вели себя как гаишник на межгородской трассе. Я сам попадал в такую ситуацию — плати или стой на запасной стоянке до выяснения, три дня. Это вызывало бурю возмущения, и их постоянно пытались убить (Каэтани, не гаишнеков), но спасала гробница, переделанная в замок. Сковырнуть их так и не смогли, до позднего средневековья. В 14-м веке они отстроили замок так, что полностью перекрыли дорогу, став по сути, еще одними воротами в Рим, правда без самого Рима. Там куча приключений и сложностей с Папой Римским в частности, церковью вообще и всякими королями, а главное с остальными римскими семействами. Яркие взлеты к могуществу и темные падения, когда под контролем семьи оставалось только то, что они видели с башни — но нам важен сам сферический пример, как замок мог оказаться просто надстройкой на уже существующем объекте, и успешно использоваться.

Отдельно отмечу — на фотографиях видно грубость мелкой средневековой кладки, против прекрасных и изысканных античных блоков, хоть и побитых временем. Неудивительно подобострастное отношение в европейской культуре, ко всему древнему. Вы могли сталкиваться с этим в компьютерных играх. По крайней мере в раннем средневековье, да наверно и в позднем, часты примеры, когда мастерство древних поражало воображение современников. Огромные пролеты виадуков, колоссальные размеры амфитеатров, мощенные камнем дороги — все это смогли повторить лишь сравнительно не давно. Средневековая Европа — мир после апокалипсиса. Все, лиричное отступление кончил, возвращаюсь к теме.

Теперь следующий интересный вопрос. Насколько замок эффективен именно в бою.

Расчехлим источники.

Пример раз:

Осада в 1215 году Рочестерского замка королем Иоанном, боровшимся с мятежными баронами, дает нам редкий пример того, как главная башня замка была разрушена и взята штурмом. Пробившись через внешние оборонительные сооружения во двор замка, осаждавшие остановились перед неприступной четырехугольной башней. Но минерам короля удалось подвести туннель под один из ее углов и вырыть под ним большую минную камеру. Потолок ее укрепили опорами и, как обычно, наполнили хворостом. До наших дней сохранилось письмо Иоанна к королевскому юстициару Губерту де Бургу: «Мы велим тебе со всей возможной поспешностью, будь то днем или ночью, послать нам сорок беконных свиней, самых жирных и наименее всего пригодных в пищу, чтобы разжечь огонь под башней…» Спрашивается, зачем королю понадобились свиньи? После доставки в замок свиньи были забиты и разделаны, и из них извлекли сало и жир. Этим жиром густо смазали бревна опор мины, а нутряным салом залили хворост. Можно себе представить, как полыхало все это в камере мины. Угол главного здания вместе с угловой турелью обвалился, и солдаты короля хлынули в замок, но там они натолкнулись на поперечную стену, укрывшись за которой осажденные продержались еще несколько дней.

Пример дваз:

Наилучшим примером захвата замка служит взятие Бедфордского замка в 1224 году. Его обороняли, бросив вызов молодому королю Генриху III, люди старого капитана наемников короля Иоанна — Фокса де Брота. Сам Фокс отсутствовал, но за него замок обороняли его брат и жена. Для начала весь гарнизон замка отлучили от церкви; потом к стенам подтащили осадные машины. Мы читаем в старинных документах, что с восточной стороны были установлены требюше и две катапульты, две катапульты с западной, одна катапульта с северной, а одна с южной, чтобы со всех сторон обстреливать главную башню. Для наблюдения за происходящим в замке и для обстрелов были сооружены две передвижные осадные башни. На башне непрерывно находились арбалетчики, держа под прицелом защитников и не давая им ни снять хотя бы часть доспехов, ни поднять головы. Обороняющимся не давали покоя ни днем, ни ночью, беспрестанно обстреливая замок стрелами и тяжелыми камнями. Защитники не имели ни малейшего намерения сдаваться, думая, что если они выдержат осаду, то их лорд Фокс де Брот успеет прийти на выручку. Они яростно защищались, убили лорда Ричарда де Арджентана, шестерых рыцарей и более двухсот латников, а также множество солдат, обслуживавших осадные машины. Король понял, что осада будет долгой; по этому поводу он весьма сильно расстроился и поклялся повесить весь гарнизон, если возьмет замок.

После четырех штурмов замок был действительно взят. Первым пал барбакан. Потом, потеряв нескольких человек, осаждавшие взяли двор замка, захватив богатые трофеи в складских помещениях — пшеницу, свиней, крупный рогатый скот, а также лошадей, упряжь, множество доспехов и военного снаряжения и большое количество арбалетов. Теперь они оказались около основной твердыни — цитадели — перед башнями и стенами на холме и главным зданием. К работе приступили минеры. Они подрыли большую стену, которая по всей длине окружала (словно скорлупа) вершину холма. Теперь атакующие оказались внутри двора донжона, он оставался единственной крепостью, которую предстояло взять. Была предпринята попытка штурма, в результате которой король потерял нескольких человек убитыми, а десятерых пленными — этих последних захватили осажденные и увели в замок. Тогда за дело снова принялись минеры, и «в канун дня Успения, ближе к вечерне» — то есть около четырех часов пополудни 14 августа, мина была подожжена. Дым проник во внутренние помещения замка, не давая дышать голодающим, изможденным защитникам замка, башня обвалилась, а по стене пошли глубокие трещины. Дальнейшее сопротивление стало абсолютно бессмысленным, и уцелевшие защитники подняли королевское знамя, дав этим знак, что сдаются. На следующий день их привели к королю; они были разрешены от отлучения; но шестерых предводителей мятежа вместе с Вильямом, братом Фокса, король приказал повесить.

Так что если у вас замок вроде того что на картинке ниже, вы объективно можете королю в морду харкнуть. Ему легче будет умыться, чем потратить на осаду денег и времени, за которые можно два замка построить.

И последний животрепещущий вопрос — а каковы силы которыми обычно удерживался замок. Из той же книги:

Есть очень большое искушение представить себе, что гарнизоны замков XIII века были весьма многочисленными; все думают, что стены, окружавшие двор замка, были битком набиты солдатами по всему периметру, но в действительности это было не так. В мирное время гарнизоны большинства замков, даже таких больших королевских замков, как Корфи, Дувр или Оксфорд, состояли из полудюжины рыцарей и, вероятно, пары десятков других воинов, четырнадцати арбалетчиков, капеллана и различных слуг — поваров, плотников и т. д. В небольших замках гарнизоны были и того меньше — один рыцарь, четыре воина, три арбалетчика. Даже во время военных действий гарнизоны были невероятно малочисленны. В свитке за 1174 год упоминается только о двадцати рыцарях в Оксфорде и о десяти рыцарях и сорока воинах в Уарке; это было в тот год, когда Генрих II воевал в Англии со своими мятежными сыновьями. Когда Иоанн поднял мятеж против своего брата Ричарда I — в то время, когда этот мужественный монарх томился в германском плену (1193 год), — свиток рассказывает нам, что всего в Норвиче — очень крупном замке — и в Кентербери общая численность их гарнизонов составляла семьдесят пять человек. В 1215 году, когда Иоанн осаждал Рочестерский замок, ему противостояли всего сто рыцарей, немного арбалетчиков и слуги; годом позже более значительные силы удерживали замок Дувра, осажденный французским принцем Людовиком. Роджер Вендуврский утверждает, что в замке находилось сто сорок рыцарей, множество латников и других воинов. Но в то время Дувр был исключительно важным в стратегическом отношении и очень большим замком. Тот факт, что замки можно было в течение долгого времени малыми силами удерживать под натиском превосходящих сил противника, говорит об эффективности замковых оборонительных систем. В 1216 году замок Одигем в Гемпшире держался две недели, защищаемый тремя рыцарями и десятью латниками. Несколько столетий спустя замок Корфи выдержал куда более долгую осаду парламентской армии, оснащенной мощными пушками; замок защищала пожилая женщина (леди Мэри Бэнкс), несколько старых ветеранов и служанки. Парламентские войска взяли замок только потому, что у одной из служанок не выдержали нервы и она открыла ворота.

Все же, надо признать, основная функция укреплений — выиграть время до прихода помощи.

И потеснить надежность этого телохранилища с театра военных действий смогли очень не скоро, и только с помощью артиллерии. Да и то, с многочисленными оговорками. Замки тоже развивались.

Прошу заметить, что фортификации позднего средневековья сохраняют некоторую военную ценность даже сейчас. Хотя, конечно, далеко не в той степени эффективности. На фото ниже — Цитадель в Алеппо, годами удерживаемая несколькими десятками человек против тысяч боевиков: «С 2012 года боевики пытаются прорваться, несколько раз они хотели взорвать крепостные стены, но не смогли близко подобраться. Мы выдержали обстрелы из крупнокалиберных пулеметов и артиллерии. Цитадель — это символ сопротивления Алеппо и всей Сирии», — старший лейтенант сирийской армии Дахир Косвара.

И как дельно дополнил этот пост один хороший человек (https://author.today/u/york1313):

Тут надо еще про одну функцию крепостей/замков, с точки зрения их охраны территории, а не отдельной тушки владельца.

Замки вынуждают вторженца делать выбор: а) терять темп и брать замок, давая время собрать и привезти помощь замку/защитников местности. б) наплевать на замок и продолжить движение к тучным пастбищам, грудастым крестьянкам и вообще куда они там шли, что чревато тем, что гарнизон пожмет плечами и радостно вылезет как раз к обозам, против которых так приятно и прибыльно воевать. в) оставлять заслон, не давая гарнизону вылезти и грабить корованы, а основные силы вести к цели, что чревато дроблением сил и вот этим всем.

Замок может при этом быть отличным «замком феодала», но очень фиговым «защитником территории» и наоборот.

Замок Орлиное Гнездо, например, в Мартиновской «Песне» был великолепным «замком феодала», но как «укреплением территории» был полным говном.

Спасибо за прочтение. Не поленитесь добавить книгу в библиотеку — похоже я её буду изредка дополнять, а вам тогда будут приходить сообщения об обновлении.

Битва под Никополем (25 сентября 1396 г.)

Битва под Никополем не самая известная, но очень значимая для средневекового мироощущения.

В качестве основного источника у нас сегодня выступит герр Ганс Дельбрюк, и его монументальный труд:

История военного искусства с древнейших времен.

К стыду своему признаться, целиком его не осилил, но имейте в виду, это тот самый титан, на плечи которого не стыдно влезть. Даже несмотря на то, что этот историк жил и творил еще в 19-м веке, он по прежнему достаточно актуален.

Итак, коротко про стороны и их силы:

Со стороны света добра и справедливости Сигизмунд.

Это человек, который родился в Праге, во франкоговорящей среде. Семья была хорошая, и поэтому Сигизмунд просто не мог быть плохим, и ему немедленно нашли достойное местечко — он стал королем Венгрии. Это на момент описываемых событий. Чуть позже Сигизмунд станет еще королем Германии Чехии, Ломбардии, курфюрстом Бранденбурга… Вроде бы ничего не забыл. Ах да, в конце он станет Императором Священной Римской Империи, которая Германской Нации.

Вот что значит хорошая наследственность.

Тем не менее венгры с королем не прогадали. Находясь под постоянным давлением турок, они долгое время оставались со своей бедой один на один, но вместе с Сигизмундом к ним повернулась лицом и знать всей Европы. Под это дело был оперативно организован крестовый поход.

В этот раз особой массовости не было, поход был вроде лыжного спорта в куршевеле. Как-то самой собой получилось, что не для всех, а для самых спортивных. И у которых есть деньги на билет.

Всего таких набралось, если верить хроникам:

50000–62000 венгров (из них 26000 наемников), 10000 валахов (во главе с Мирчей Старым), 16000 пехотинцев-трансильванцев, якобы 10–14000 французов и бургундцев, 6000 немцев, 1000 англичан и 12–13000 наемников из Штирии, Польши, Чехии и Италии.

Всего 110 000 (60000 у Фруассара, 100000 у биографа Бусико, 150000 у Филиппа де Мезьера).

Ганс Дельбрюк куда скромнее в своих оценках:

'…папа Бонифаций IX, признанный в Германии, Италии и Англии, обратился с призывом ко всем христианам и приказал проповедывать крестовый поход.

Успех был таким, каким никогда еще не был в эпоху крестовых походов. Во главе блестящего войска французских рыцарей стал юный граф де Невер, сын герцога Филиппа Бургундского. Венеция обещала корабли. Под команду венгерского короля встали германцы, англичане, поляки, итальянцы; среди германских князей находились пфальцграф Рупрехт и бурграф Нюренберга Иоганн; вместе с ними — городские рыцари из Страсбурга. Гросмейстер иоаннитов, местопребывание которых тогда было на о. Родосе, прибыл с рыцарями, а князь валахов Мирцей послал подкрепление. Одни французы собрали 1 000 рыцарей и пажей, а с вспомогательными комбаттантами, пожалуй, 2 500 человек; вся армия христиан насчитывала от 9 000 до 10 000 конных, из числа которых, за вычетом потерь во время похода и оставленных в гарнизонах, в сражении активно участвовало, примерно, 7 500 воинов, т. е. такое могучее воинство, что становятся понятными надменность и самонадеянность с которыми рыцари совершили этот невероятный поход и шли в бой. О пехоте ничего не известно.'

Еще у нас есть показания очевидца. Его звали Шильтбергер, и он говорит о 16000 воинов. Помните, я приводил цитаты из писем участников Бургундских войн, где они завышали численность своих войск в 5–10 раз, а врагов в 40? Так что я с некоторой настороженностью отношусь к показаниям очевидца. Но запомните этого Шильтбергера, мы к нему еще вернемся.

Злобные враги христиан и всего доброго и светлого, турки-османы и султан Баязид лично.

Я плохо владею материалами по туркам вообще, и по Баязиду в частности.

Можно сказать две вещи — правитель он был хороший. Получил кличку Молниеносный не за особенности поведения в гареме, а за стремительность передвижения войск. Сильно раздвинул границы империи, и вполне мог бы развернуть серьезную экспансию в Европу. Но поссорился с Тимуром, и даже забил Железному Хромцу стрелку при Анкаре. От чего обрел многие печали, и умер в плену.

Очень похоже, что армия Молниеносного была, внезапно, скорее пешей. Я не ожидал. И очень похоже, примерно равна по численности войскам крестоносцев, если не уступала им.

Я напоминаю, в средневековых расчетах, против одного конного надо выставлять пять пеших, если хочешь добиться равенства сил.

Вот именно поэтому я и выбрал эту битву, как один из показательных матчей из серии «что будет, если рыцарь сразится со спартанцем», но в отличии от телевизионного шоу, тут у нас реальность, и армии соревнуются не в зрелищности своего оружия, а в организации, структуре… Короче говоря, соревнуются технологии уничтожения врага.

Армия Баязида сильно отличается от европейских рыцарей.

В первую очередь, это конечно знаменитые янычары. И на тот момент, они совсем не похожи на знаменитых янычар. Похоже это был аналог конной гвардии при правителе, набранный из детей аристократов, в покоренных странах. Есть некоторые основания считать что на тот момент янычары рабы только технически — они не теряют связь со своими семьями. Это, скорее заложники, которые еще и дерутся за своего похитителя. Турки, разумеется, делали из отданных в заложники христианских юношей тех еще кровопийц, и часто возвращали обратно, наместниками (см. Влад Цепеш, он же Дракула). В любом случае их сравнительно мало.

Во вторую очередь, но не по важности, это сипахи. Это костяк войска, и в первом приближении — полный аналог европейского рыцаря, или кованого латника Руси. Но при ближайшем рассмотрении всплывает много различий чисто социального свойства. Если феодал европы это судья, следственный комитет, армия и полиция в одном флаконе, то тимарид (это я придумал от их владения, сипахи тоже получали доход с земельного участка с крестьянами, торговых рядов, мельниц или ещё какого-либо предприятия — тимара ) больше похож на сплав муниципального депутата и омона. Да, феодализм, он оказывается действительно возникал во многих местах, но очень по разному.

И наконец пехота. Акынджи́.

И это, вроде как иррегулярная пехота. Ополчение. Акынджи были основной боевой единицей. Отталкиваясь от своего эмпирического опыта, я бы не воспринимал их как серьезную и устойчивую боевую силу. Но в битве они показали себя неожиданно не плохо.

Ход битвы.

Дадим слово Дельбруку (в скобках мои комментарии):

Крестоносцы по пути занимали болгарские города в уверенности, что этим привлекут султана Баязета с армией и смогут дать ему желанный решительный бой. Только Никополь упорно защищался, и даже 16 дней спустя крестоносцы еще не овладели им, когда получено было сообщение о приближении войска в помощь осажденному городу.

Баязет стоял под Константинополем, когда узнал о приближении крестоносцев. Вечером 24 сентября он разбил свой лагерь всего в 5 или 6 км от армии христиан. Последние стояли внизу в долине Дуная перед городом, турки же стояли на волнистой местности, возвышавшейся к юго-востоку над речной долиной, ограниченной справа и слева крутыми откосами.

(Обратите внимание, все это мы увидим потом в Бургундских Войнах. Пешая армия совершает неожиданные, «молниеносные» переходы, заставляя феодальные войска принимать бой в невыгодных условиях)

Неожиданное появление турок сразу же поставило армию христиан в очень плохое положение. Если бы в их распоряжении был хотя бы один день, то они двинулись бы навстречу туркам в открытую равнину; теперь же пришлось на виду неприятеля подниматься из долины, откуда ложбина вела на плоскогорье. Правда, осаду города сняли в этот же день, так как поступило несколько сообщений о приближении армии на помощь осажденному городу, но все же не предполагали ее настолько близко, чтобы немедленно начать наступление. Лишь ночью Сигизмунд отправился к французам, чтобы сговориться с ними о наступлении и о плане сражения. Во время этих переговоров, по-видимому, больше всего спорили о том, кому предоставить честь завязки боя; возможно, за этим спором об этикете скрывался вопрос о тактике. Если Сигизмунд желал, чтобы во главе наступавших стояли его венгры, то при этом он имел в виду не столько вопросы чести, сколько вооружения. Венгры издавна были конными лучниками, т. е. больше всего годились для начала сражения. Французы, однако, настаивали и добились того, чтобы первыми завязать бой.

(И вот опять феодальная вольница. Казалось бы, Сигизмунд оказался достаточно хорош для короля, и не один раз. Но для того, чтобы банально отдать приказ, у него недостаточно авторитета)

Одни за другими поднимались через ложбину на плоскогорье различные контингенты и национальности крестоносцев. Янычары ожидали их на позиции, защищенной и укрепленной легким палисадом, — точное подобие позиции английских стрелков при Азенкуре. Не исключена возможность того, что англичане прямо подражали янычарам; английские рыцари также принимали участие в этом сражении и были свидетелями успеха турок.

(Тут Дельбрюк упоминает янычар, но сейчас историки несколько наработали материал, и все больше склоняются к тому, что рыцарей остановили именно акынджи)

В остальном же это сражение имеет больше сходства с Кресси, чем с Азенкуром. Турецкие лучники занимали выгодную оборонительную позицию, а христиане дали себя спровоцировать на атаку этой позиции не сомкнутой массой, а разрозненными отрядами. Вдобавок Баязет приказал всадникам рассыпаться впереди янычар, а сам во главе сипаев спрятался за холмом. Когда французы достигли плоскогорья и увидали немногочисленную турецкую конницу, а за нею пехоту, их нельзя было уже сдержать, и они бросились на противника; может быть, они думали, что вообще этим исчерпывается армия турок, а может быть полагали, что застигли противника на марше. Тщетно Сигизмунд приказывал им обождать прибытия всей армии.

(И действительно, сходство с Кресси поразительное)

Французские рыцари с легкостью погнали турецкую конницу; последняя завлекала их на расстояние досягаемости выстрелов янычар, а после того как всадники и лошади понесли урон от стрел на холме, появился падишах во главе сипаев и обрушился на заносчивых французских рыцарей. Нужно полагать, что справа и слева от янычар было оставлено пространство, где сипаи могли бы атаковать, не топча в то же время своих собственных лучников. Они имели большое численное превосходство над французами, напали на них одновременно со всех сторон и вскоре совсем окружили. Когда явился Сигизмунд с венграми, германцами и другими войсками, то с французами было уже покончено, а еще через некоторое время победа турок над крестоносцами была окончательно завершена.

Спасибо Дельбрюку. От себя добавлю — для христианской европы это поражение оказалось настолько серьезным, что с тех пор против турок не случилось ни одного крестового похода. Зато против христиан — великое множество. На самом деле Европе реально повезло, что Баязида отвлекли дела с Тимуром, думаю под впечатлением турецкой мощи, у османов были не иллюзорные шансы превратить большую часть Западной Европы в свои провинции. И все говорили бы сейчас на тюркском, как казахи и азербайджанцы.

Европейцы конечно напридумывали себе страшных пеших янычар, которых воспитывают как спартанцев, только злее, и оттого они такие непробиваемые. Но по факту, просто на востоке обнаружились весьма годные пешие армии, способные держать удар рыцарей. И именно это и ужаснуло феодалов Европы.

А теперь я хочу вспомнить человека, про которого вы наверняка забыли.

Его звали Иоганн Шильтбергер (Не путать с Шикльгрубером). Это баварский оруженосец которому было 16 лет. Он сопровождал своего сеньора, рыцаря Леонгарда фон Рихардингера, и вместе с ним и под командой бургундского наследника Жана де Невера и короля Венгрии Сигизмунда Люксембургского принял участие в битве под Никополем (25 сентября 1396 г.)

Так вот, Иоганн оставил после себя мемуары, что для неграмотного в своей массе рыцарства уже достижение. Но что еще лучше, они до нас дошли в отоносительно хорошей сохранности.

Так давайте же дадим слово (далее цитирую Куркина А. В. https://vk.com/club21105920):

«Король тогда хотел привести войско в боевой порядок и поэтому согласился на предложение герцога валахского [т. е. Мирчи Старого– А. К.], чтобы он мог первым напасть на неприятеля. Однако герцог Бургундский [имеется в виду Жан де Невер — А. К.], услышав это, не пожелал уступить эту честь ему или кому-либо другому и потребовал, чтобы ему было позволено напасть первому ради того, что он прибыл с шестью тысячами воинов из столь отдаленного края и издержал так много денег во время своего перехода».

Как мы знаем, переломным моментом сражения при Никополе стал разгром франко-бургундского отряда перед позициями султана Баязида.

Пока часть турецкого войска добивала последних франко-бургундских бойцов, восстановившая боевой порядок пехота янычар и отряды акынджей сошлись в жарком бою с баталией Сигизмунда и немецких графов. Вот как описал этот момент сражения Иоганн Шильтбергер:

«Король же, узнав о нападении герцога [т. е. Жана Неверского — А. К.], собрав оставшееся войско, в свою очередь напал на противостоявший ему 12-тысячный корпус [турецкой] пехоты, которая вся была растоптана и уничтожена. В этой стычке господин мой Леонгард Рихардингер был сброшен со своей лошади выстрелом. Увидев это, я, Иоганн Шильтбергер, подъезжал к нему и помог ему сесть на мою лошадь, а сам сел на другую, принадлежавшую турку, и поехал обратно к другим всадникам».

Исход боя в венгерско-немецком секторе решила атака сербского корпуса господаря (впоследствии он получил титул «деспот») Стефана Лазаревича, сына погибшего на Косовом поле короля Лазаря.

«Деспот напал на короля (венгров), низложил его знамя и вынудил самого искать спасения в бегстве, — вспоминал Шильтбергер. — Некто фон Цилли и бургграф Нюрнбергский Иоганн, взяв с собою короля, вывели его с поля битвы и привели на галеру, на которой он отправился к Константинополю. Рыцари и прочие воины, видя, что король бежал, тоже повернули назад и многие из них бежали к Дунаю, где часть добралась до кораблей. Их пример оказался заразителен и для других, но так как корабли уже были переполнены людьми, то тем, кто еще пытался взобраться на них, отрубали руки, и все они утонули. Другие же во время бегства к Дунаю пропали в горах».

После битвы уцелевшие крестоносцы, захваченные в плен, подверглись экзекуции. Пленных выводили из общего строя, ставили на колени и отсекали голову. Шестнадцатилетний Иоганн Шильтбергер, благодаря юному возрасту, сумел избегнуть экзекуции и стал свидетелем гибели своего сеньора Леонгарда фон Рихардингера. Еще один баварский рыцарь Гансен фон Грейф, идя на казнь, не смог сдержать слез, однако, переборов страх, громким голосом призвал товарищей по несчастью достойно встретить свою судьбу:

«В этот день наша кровь проливается за христианскую веру, поэтому волей Божьей мы все вознесемся на небо!»

Вид израненных христианских воинов, с молитвой принимающих смерть, судя по всему, произвел глубокое впечатление на султана. Окинув взором груды обезглавленных трупов — страшное свидетельство триумфа «истинно верующих», — Баязет приказал прекратить экзекуцию.

Иоганн Шильтбергер, храбрый баварский оруженосец, получивший при Никополе три раны, пережил массу приключений во время своих более, чем тридцатилетних скитаний по Востоку. Сначала он в качестве пленника и раба, а потом и верного слуги 6 лет сопровождал Баязида в его походах, «дослужившись до того, что мне разрешили ездить верхом в свите короля». В 1402 г., после разгрома и пленения Баязида в битве при Анкаре, наш герой попал в плен к Тамерлану, при котором «служил» (Шильтбергер ошибочно указал на 6-летний срок службы) до его смерти в 1405 г. Затем он попал в свиту третьего сына Тамерлана Миран-шаха и участвовал в его победоносных походах в Тебриз, Курдистан и Малую Армению. После гибели Миран-шаха в 1408 г., Иоганн четыре года служил у его сына Абу-Бакра, который прославился не столько своим политическим чутьем, сколько физической силой. Однажды он, по словам Шильтбергера, пронзил стрелой из лука железный сошник плуга, в другой раз, испытывая подаренный меч «весом в 12 фунтов и стоимостью до тысячи золотых гульденов», надвое разрубил трехгодовалого бычка.

Сопровождая золотоордынского принца Чакра, наш баварец отправился в «Великую Татарию», т. е. Золотую Орду, где познакомился с мурзой Едигеем. Далее, Шильтбергер принял участие в походе Едигея в Сибирь и Волжскую Булгарию, где на него произвели впечатление «разные породы животных, которые совсем не встречаются в Германии, и которых я не могу даже назвать». Запомнилась Иоганну и «татарская дама Садур-мелик», ловко ездящая верхом и метко стреляющая из лука. Оная «амазонка», мстя за погибшего мужа, лично казнила убийцу:

«она приказала ему стать на колени, обнажила меч и одним ударом отсекла ему голову, говоря: „Теперь я отомстила!“. Это случилось в моем присутствии, и я говорю об этом здесь, как очевидец».

В процессе своих многолетних скитаний, меняя хозяев, которым он служил, Шильтбергер побывал в Турции, Египте, Палестине, Иордании, Иране, на Северном Кавказе и в Крыму, посетил крупнейшие города мира — Сарай-Бату, Багдад, Дамаск, Александрию и Иерусалим. Свою малограмотность и прямолинейность мышления баварец компенсировал острой памятью и богатой фантазией.

В 1427 г. Иоганнвместе с четырьмя христианскими пленниками сумел бежать в столицу Мингрелии Батум, где бывших рабов подобрало генуэзское судно и доставило в Константинополь. Оттуда неутомимый путешественник, тосковавший по родной земле, направился в Валахию и далее во Львов-Лемберг.

«Это — главный город в меньшей Белой России. Там я пролежал больной три месяца, а затем приехал в Краков, главный город в Польше, а оттуда — в Мейсен в Саксонии, и в Бреслав [т. е. Вроцлав — А. К.], главный город в Силезии. Наконец, через Эгер, Регенсбург и Ландсхут, я, с помощью Божьей, возвратился домой и в общество христиан, за что благодарю Бога и всех, кто оказывал мне помощь».

Остаток жизни баварский «Марко Поло» служил при дворе герцога Альбрехта Благочестивого, писал свои мемуары и не уставал удивляться благосклонности, которую проявил к нему милосердный Господь, выделив его из тысяч Никопольских пленников и сохранив ему жизнь.

«Проведя тридцать два года среди язычников, я уже не смел надеяться, что мне удастся когда-либо возвратиться к христианам. Однако Бог, внимая, моим искренним желаниям возвратиться, чтобы иметь счастье молиться ему с христианами, пекся обо мне, чтобы тело и душа моя не пропали. Поэтому-то, я прошу всех читателей этой книги, чтобы они молились за меня, чтобы Бог берег и их, как здесь, так и в вечности. Аминь!».

Эти прекрасные мемуары, человека яркой судьбы, помимо пропаганды феминизма, дают нам представление о том, как относились к человеческому ресурсу в то непростое время. Если человеческий ресурс имел востребованные навыки, конечно. Это я не к тому, что надо учиться убивать. Хотя…

История одной компании. Битва при Апросе 1305

Самое начало 1300-х. Пышные рыцарские балы и турниры. Дамы, кавалеры, миннезингеры. Обычная жизнь привилегированного сословия в средневековье. Разве что антураж необычен — вокруг белоснежный мрамор, колонны и древние скульптуры. Но этому не надо удивляться, дело то происходит в Греции.

Герцогство Афинское, это одно из государств, оставшихся от Латинской Империи, которую основали крестоносцы IV крестового похода (того самого, который закончился взятием Константинополя).

Вот его герб:

Это богатое и многолюдное герцогство — в нем примерно 700 рыцарей. Пройдет всего несколько лет, и почти всех мужчин этого герцогства убьют.

Но давайте начнем сначала. Все началось с того, в 1275 один немецкий мальчик, по имени Рожер де Флор (Цветочек), приблудился на корабль тамплиеров.

Бедный сиротка — отца Рожера, служившего сокольничим у Фридриха II, убили всего через год после рождения сына, в битве при Тальякоццо.

Они с матерью переехали в прибрежный город Бриндизи.

Пацан влюбился в галеры. Он часто приходил в порт и любил поговорить о море с капитанами. Если они подходили ему по статусу, разумеется. Однажды в порту этого смышленого мальчугана и заприметил брат Ордена Тамплиеров. И предложил юному Рожеру поплавать на его кораблике.

Рожеру было восемь лет и казалось бы что это не тот возраст, когда принимают самостоятельные решения, но матушка Рожера не стала вставать на пути сыновней мечты. Мальчуган уплыл в закат. Что было с его матерью дальше я не знаю, а вот Рожер уже в двадцать лет стал братом — рыцарем Храма, и получил под командование корабль «Сокол».

Такая стремительная карьера объясняется хронистами удивительными способностями Рожера в навигации (ловко плавал на корабликах братьев-рыцарей), но я думаю, что дело не обошлось без острого кадрового голода.

Тем не менее Рожер оправдал доверие. Следующие несколько лет он прославился как искусный пират… То есть, я хотел сказать, воин господа, конечно. Борьба за веру принесла ему душевное спокойствие и хороший капитал. Но в 1291 Рожера поперли из Ордена. Оказалось что он обобрал христиан, бежавших из Акры, пользуясь их сложным положением.

Надо отдать Рожеру должное, в его пользу есть свидетельства, что он вовсе не поступил так подло, как ему приписывают. Он честно поделился награбленным с магистром Ордена. Но, видимо тут была замешана политика…

К счастью, он смог покинуть орден пусть и не понятым, зато живым. Прибыв в Геную, он приобрел себе новый корабль. И стал работать на себя.

Примерно в это время случилась «Сицилийская Вечерня». Просто вдруг люди на Сицилии неожиданно забыли слово «Сiciri», означающее местный горох. Поэтому они ходили по острову, с пучками этого растения в руках и спрашивали у всех «Что это⁈».

Тех кто отвечал не правильно или с французским акцентом — убивали. Так на Сицилии не стало французов и картавых. Но остров то хороший, нельзя его на произвол судьбы бросать. Поэтому знамя борьбы за звонкое «р» сицилийцам помогал нести Арагонский королевский дом, которому остро потребовался толковый пират… Я хотел сказать благородный рыцарь, конечно.

Всего за несколько лет Рожер Цветок стал вице-адмиралом.

Источники особенно отмечают, что он с немецкой точностью платил жалованье своим морякам, да еще и вперед. Как мы выясним позже, это вовсе не было распространенной добродетелью среди благородных донов.

Если Рожер что и не любил в войне, так это то, что она иногда кончается.

Арагон и Анжу замирились, и штат кризисных менеджеров стали сокращать. Попал под сокращение и трудяга Рожер — выскочка без семейных связей. Но профессионалы его уровня, конечно же, легко найдут себе новую вакансию.

Рожер отправил резюме в Константинополь и немедленно (ну от силы месяца четыре) получил ответ: «Вы приняты!».

Что мне в Рожере нравится, так это его умение себя продать. Трудовой договор он подписал отнюдь не типовой. И одними бесплатными печеньками и свободным доступом к кофемашине его новый наниматель не отделался. За невероятное счастье видеть у себя Рожера, византийский император Андроник II делал его Великим Герцогом (или мегадукой, если по византийски) и своим зятем. Еще был ряд условий об оплате — например платить следовало вперед.

Вот что значит востребованная профессия.

С другой стороны, Рожер продался не один. Он пришел с компанией. Хорошей такой компанией.

Опираясь на сведения участника этой самой компании, Мунтанера, исследователи традиционно оценивают численность наёмников Рожера де Флора в 4000 альмогаваров, 1000 других пехотинцев и 1500 всадников, для переправы которых в Византию потребовалось 36 кораблей. Однако другой современник тех событий, византийский историк Никифор Григора, сообщал всего о 2000 ратников, прибывших с де Флором. Впрочем, не исключено, что остальные явились позже. Многих солдат сопровождали жёны и дети.

Если со всадниками понятно, что ничего не понятно, то кто такие альмогавары следует слегка прояснить. Свое имя альмогавары получили от арабов, которые формировали для пограничной службы отряды al-Mugavari — «наводящих ужас». Главная роль таких отрядов, которые формировались из местных горцев, была шпионаж, диверсии, разведка в тылу врага. Арагон увидел эффективность данного вида войск и начал набирать на службу собственных альмогаваров.

Основным оружием альмогавара были обычное охотничье копье и большой нож, также широко использовались дротики и арбалеты. Из доспехов они признавали кожаные сапоги и поножи, легкие щиты, изредка шлемы.

Источники утверждают, что обычным боевым кличем альмогаваров было Desperta Ferro! («Проснись, железо!»).

При этом они высекали искры, с помощью кремня, из своих копий и ножей. Да так, что по свидетельству французских рыцарей, столкнувшихся с ними в бою на Сицилии, осветили поле битвы «как днем». Учитывая что согласно этому же источнику все французские рыцари чуть позже умерли, поскольку «рыцарская честь не позволила им бежать», все же я думаю это некоторое преувеличение. Но все же зрелище огромной толпы мужиков, высекающих своим оружием фонтаны искр, должно быть впечатляет.

Впечатлять они могли и другим. Есть свидетельство, что однажды своим боевым ножом альмогавар отсек ногу рыцарю. Причем рыцарь в этот момент атаковал верхом.

Но мне кажется, не менее страшным оружием альмогаваров были тяжелые дротики. Нужно очень много трудиться, чтобы уметь метать тяжелый дрот, но если вы умеете — это может оказаться серьезным доводом.

Рыцарь в 12–13 веках защищен в первую очередь кольчугой. Если она у него есть, конечно. Как и рыцарский конь. И залп тяжелых копий может нанести действительно «внушающее ужас» опустошение даже среди тяжелой конницы. Это периодически упоминается в описаниях сражений в Испании и Сицилии.

Привыкнув действовать в составе арагонских войск, альмогавары использовали и боевой клич королевства: «Арагон! Арагон!».

Еще, пожалуй, надо добавить, что заметная часть наемников были из Каталонии. Да, это та самая, которая недавно хотела отсоединиться от Испании. Поэтому в истории и название «Каталонская компания» для этого наемного отряда.

Компания Рожера были людьми предприимчивыми и поэтому кампанию по извлечению прибыли начали не доезжая до места работы. Разграбили случайный прибрежный городок и небольшой остров.

По прибытию в Константинополь Рожер и его наемники, получили аванс за два месяца, а Рожер конкретно — надпись «мегадука» на лобовой пластине боевого коня и пятнадцатилетнюю Марию, племянницу Императора.

Да, лукавые византийцы все же подсунули ему старую принцессу не первой линии. Но это только первая из договоренностей, которую они нарушат.

Рожер де Флор являет себя Константинополю:

В тот момент Византия во многом контролировалась дерзким и четким этническим меньшинством. А именно, генуэзцами. И генуэзцы решили прояснить для каталонцев некоторые правила поведения. Источники говорят, что в процессе от стараний померло 3000 генуэзцев, но каталонцев, похоже, это не проняло.

Император остро ощутил что антикризисный менеджер тот еще ураган, и лучше бы его в городе все не держать, а направить его бурную энергию в немирное русло. Благо русл таких было хоть отбавляй. С одной стороны всякие болгары и прочие славяне, с другой венецианцы, которые вели войну с генуэзцами на истребление, причем старались это делать на территории Византии, Вся Греция и несколько других территорий удерживалась потомками крестоносцев разграбивших Константинополь. Но главное, это тюрки. Вот уж кто давал бедолагам «грекам» огня. Греками называли византийцев европейцы, сами себя византийцы называли, ясное дело, «римлянами».

Тюрки, современные турки, это был пестрый винегрет из всякого сброда, с основным хребтом из племен современного Казахстана. Они основали «бейлики» — полный аналог «марки» в Европе — и успешно завоевывали восточную часть Византии.

Справится с ними было решительно нельзя, и именно против них то и отправил Император Каталонскую Компанию. Имея в виду, что те со временем кончатся, и платить им будет не надо.

Вы будете смеяться, но каталонцы справились. Причем с впечатляющим размахом, нанеся врагам Империи несколько сокрушительных поражений подряд.

Отогнав будущих турок от границ империи, Каталонская компания встала на зимние квартиры. Надо сказать, что в этот, первый год, они вели себя вполне прилично. Местных грабили только когда были перебои со снабжением.

В процессе, другие наемники, аланы (современные осетины), опять таки решили прояснить каталонцам границы дозволенного. Аланы легендарные воины, непобедимая тяжелая конница и испытанные в бесконечных боях рубаки, поэтому отделались тремя сотнями трупов. Среди которых был сын военачальника. Аланы в то время выглядели примерно так, как на картинке ниже:

Впрочем, как говорят, это от того их так мало полегло, что они попрятались в домах «греков», и Рожер остановил своих каталонцев, опасаясь что те поубивают всех кто в домах находится, а это вызовет недовольство императора.

После зимовки выяснилось что зарплату задерживают, а деньги кончаются. Тем не менее каталонцы продолжили работать.

После крупной битвы, в которой Рожер разбил будущих османов, снова случился неприятный инцидент с наемниками. Теперь болгарами. Эти отделались всего дюжиной повешенных и ранением их предводителя, Хранислава. Последнего Рожер рубанул лично.

Вообще хронист Каталонской Кампании постоянно подчеркивает, что византийские и другие наемные войска, действующие с Компанией, так себе воюют. И поэтому то и не получают нормальную добычу. Дескать, кто убил, тот и съел.

Но если честно, я бы не стал ему в этом сильно верить. По крайней мере в цифрах он точно не особенно силен. Во всех битвах каталонцы одолевают десятки тысяч врагов, тысячи из них истребляя. Кроме женщин и детей, разумеется, ведь они, каталонцы, добрые христиане. Женщин и детей переправляют на невольничьи рынки. А вот свои потери каталонский хронист оценивает в десятках, реже в сотнях. И почти всегда всадников каталонцы теряют ровно в два раза меньше, чем пехотинцев. Это кажется мне подозрительным, но может я просто предвзят.

Примерно через год Рожер де Флор был призван к Императору Михаилу, сыну и соправителю Императора Андроника II, где в его честь устраивается невероятный пир, на котором этого замечательного во всех отношениях человека и убивают аланы по прямому приказу императора. В это же время в городе начинается резня тех каталонцев, кто прибыл с покойным. Считается, что было убито около ста рыцарей и тысяча пехотинцев.

В легенде есть несколько красивых моментов. Например, все вокруг и даже беременная Мария, которая племянница императора, отговаривает Рожера ехать к коварному «греку», но благородный де Флор просто не может отказать сюзерену. А во время резни три рыцаря пробиваются к колокольне и держатся там как спартанцы против персов, наваливая трупы врагов до второго этажа, пока наконец император не обещает им беспрепятственный выход из города. И они единственные кто спаслись. Современный рисунок на по этому сюжету прилагаю:

В трупы врагов до второго этажа мне поверить очень трудно, но я бы согласился считать это небольшим преувеличением. А вот в то, что византийский император сдержал слово, мне решительно не верится.

Но, с романтическим флером или без, в сухом остатке мы получаем несколько тысяч действительно злых наемников (перед процедурой с кровопусканием, император попил Компании кровь захватывая её базы с награбленным и гоняя из одного конца карты в другой), прямо посередине Византии.

Это был хороший ход. В средневековье обезглавить отряд, означало обречь его на период смуты, или даже уничтожить. Фактически войско, удерживаемое вместе лишь личными договоренностями, рассыпается как коррупционная группа, стоит лишь нарушить её связи.

Поэтому, не теряя времени, Михаил собрал войска, и кинулся добивать Каталонскую компания.

Ну что сказать. Он просчитался.

Альмогавры и в самом деле оказались в отчаянном положении, в окружении врагов, потерявшие своего любимого предводителя. И каждая из этих бед только делала их все более и более опасными.

Каталонская Компания не стала убегать. Они приняли бой.

Битва при Апросе, 1305-й год

Силы сторон:

Каталонская компания

206 кавалеристов;

1156 пехотинцев

Византийская армия:

17 и 100 соответственно. Тысяч, разумеется.

Если серьезно, то историки склонны считать численность каталонцев, приводимую их хронистом, правдивой. Другое дело, что как и из его собственных записей, так и из пересекающихся источников, нам известно что каталонцы довольно легко принимали в дело всяких приблудившихся. В предыдущей главе я подробно рассказал карьеру рыцаря, взятого в плен под Никополем, и который верно отслужил различным мусульманским и не очень правителям десятки лет.

Для средневековья совсем не удивительно принять в состав своей армии воинов врага. Особенно, если враг проиграл сражение. Это норма, я не иронизирую.

Так что наличие в Каталонской Кампании «местных» меня бы не удивило. Другое дело византийцы. У них, судя по всему, очень припекало от того, что среди «каталонцев» было много мусульман. В источниках упоминается даже точное количество — якобы каталонцы приняли в свой строй 3000 мусульман.

Но для альмогаваров это не было бы странным. Еще во время реконкисты они практиковали подобное. Больше того, европейцы отмечают, что в подразделениях альмогаваров мусульмане даже «не скрываясь отправляют свои обряды».

Что мне, например, удивительно — все же альмогавары изначально летучий отряд для террора вражеской территории, с задачей максимум сжечь/убить/захватить в рабство, с задачей минимум сжечь/убить людей на сопредельной территории. Как можно переметнутся на сторону таких⁈

Но, видимо, у средневекового человека такого разлома в голове не было.

Численность набранных на месте «каталонцев» скорее всего навсегда останется загадкой.

А вот численность армии Михаила историки со скрипом оценивают всего в три тысячи человек. Правда, есть вероятность что это только «римские всадники», то есть сами византийцы. И сюда не вошли наемники — туркополы и аланы. Но даже если так, их было явно меньше чем самих византийцев.

Ход боя

Каталонцы выстроились четырьмя отрядами, укрепившись на холмах, и армировав свой строй спешенными рыцарями.

Есть несколько косвенных намеков что каталонцы стояли в плотном строю.

Поэтому Михаил послал аланов и туркополов расстрелять их.

Но тут что-то пошло не так. И вот уже византийская армия драпает прочь.

Византийские источники обвиняют во всем алан и туркополов, которые дескать оказались «ненадежны». Ну не знаю, на алан никто кроме византийцев не жаловался, вообще почти непобедимые ребята, у Тимура спросите.

Скорее всего тяжелая конница пошла в атаку без сигнала, сломала рисунок боя, рассеяла своих легких стрелков, потом столкнулась лицом к лицу с альмогаварами. И получила свою порцию ужаса.

После чего бросилась бежать. Есть свидетельство, что Михаил пытался остановить бегство, и под ним даже убили коня. Но один из его гвардейцев отдал императору своего, заплатив за такую верность жизнью. Конница Михаила, которая «римская», рискну предположить была неким местным византийским ополчением из уважаемых людей. Которые плохо умели драться, и совсем не готовились к тому, что могут умереть. И поэтому попросту побежали при первых признаках опасности.

Но говорить плохо об уважаемых людях у нас, в Византии, не принято. Поэтому виноватых сделали из наемников.

На фото тяжелая византийская конница, смотрит на нас как на варваров.

Потери византийцев неизвестны, потери каталонцев 11 кавалеристов и 27 пехотинцев.

Каталонский хронист утверждает, что компания не преследовала убегавших (что тоже косвенно указывает на плотный строй), и ожидала продолжения битвы на следующий день.

Так что я сомневаюсь в сокрушительном разгроме. Скорее всего, как и при Кресси, погибли самые дерзкие и четкие из приехавших, а остальные и не планировали для себя особых приключений. Вряд ли потери византийцев превысили несколько сотен, и то, только при крайне неблагоприятном для них сценарии.

Последствия:

Каталонцы, не иначе как прониклись древним духом Эллады, и организовали себе консулат — 2 консула от пехоты, и два от всадников.

И после этого Каталонская Кампания несколько лет грабила Византию, базируясь в нескольких захваченных укреплениях. Страдала в основном древняя Македония и Фессалия.

К счастью, базилевсы византии были людьми просвещенными и переиграли тупых каталонцев стратегически.

Что делать, если единственный враг, против которого ты хорошо воюешь, это твои собственные крестьяне?

Воевать с ними! Короче император устроил тотальную аннигиляцию собственной империи вокруг укреплений каталонцев, лишив тех кормовой базы. К счастью для Каталонской Компании, сравнительно недалеко, Герцог Афинский как раз нуждался в хорошей компании для одной прибыльной кампании…

История одной, ужасненькой такой, компании. Битва при Кефиссе, 1311 г

Каталонская компания после битвы при Аписе медленно кочевала на юг, в Грецию. С помощью сложных интриг, тактики выжженной земли и подпирания крепостями, византийцам удалось сплавить наемников со своих земель.

И пяти лет не прошло, а каталонцы под жизнерадостное весеннее пение птиц, в 1309 году, вторглись в Фессалию и в течение года медленно двигались на юг по Фессалийской равнине.

Тем временем, Герцогство Афинское, которое было уже буквально пососедству, переживало очередной сложный период.

Впрочем, окруженное врагами, начиная от мусульман на горизонте, продолжая греческими ортодоксальными тиранами отломившими себе куски Византии, и заканчивая вполне приличными католиками, резня с которыми была особенно жестокой, герцогство Афинское не сказать, чтобы так уж часто чувствовало себя легко.

Карта на 1278 год.

Герцогство было богатым. Земли в Беотии приносили богатый урожай, к тому же Фивы в то время были, пожалуй, главным центром производства шелковых тканей и дорогой одежды. Однажды герцог Гийом де ла Рош заказал в Фивах для папы римского Бонифация VIII двадцать бархатных одежд. Нас сейчас такой подарок может и не впечатлит так, как подарок в десять снаряжённых боевых кораблей с командой, но стоило это примерно столько же.

Основная статья доходов Герцогства Афинского — морская торговля. Возможно, больше ста кораблей выходили из портов Герцога Афинского и продавали его хорошее отношение всем встречным. Если в цене не сходились, то встречные захватывались вместе с кораблями и отвозились в Афины, где разговор продолжался более предметно.

Таким способом в гостях у Герцога Афинского побывал Патриарх Александрии. По легенде, он был отпущен без выкупа, поскольку подсказал герцогу лечение от старой раны, полученной на турнире.

Я выскажу осторожные сомнения — во-первых, все же Герцог Афинский от этой раны таки умер, а во-вторых, смысл быть пиратом, если ты не берешь выкуп?

По старой феодальной поговорке — герцог умер, да здравствует герцог!

Нового герцога, который то нам и нужен, звали Готье V де Бриенн. Это был человек, тертый походным седлом и дворцовыми интригами. Несмотря на то, что владения его семьи находились во Франции, он успел побывать и в плену на Сицилии, и вообще повидать жизнь, познакомиться со многими интересными людьми, и убить многих из них.

Именно его успехи в последнем и позволили ему обрести поддержку рыцарей в Афинах и стать герцогом. То, что его мать приходилась теткой Герцогу Афинскому, делу, конечно, поспособствовало.

Ситуация в Греции и в самом деле была сложная. Бесконечная война для рыцарей привычна и понятна. Но было бы неплохо в ней побеждать. А вот с этим возникли проблемы.

За тридцать лет до описываемых событий, Герцог Афинский собрал общий сход дворян. И оказалось, что на конкретный момент в герцогстве почти нет благородных рыцарей. Из семисот феодалов подавляющее большинство были вдовы, или жены сидящих в плену рыцарей и баронов. Причем подавляющее большинство. Источники не уточняют, похоже речь идет о наличии всего примерно 120 человек, которые могли немедленно выехать в поле на коне и при оружии.

К счастью, поток желающих попытать счастья из Европы не иссякал и кризис был преодолен.

Тем не менее, уроки были извлечены. Теперь изнурительные приграничные войны Герцогство старалось вести контингентами наемников.

Новости о приближении каталонцев застала герцога в его Кадмейском замке. Он отложил решение вопроса с Компанией — он был слишком занят. Устраивал пир. Кадмейский замок, один из сильнейших феодальных замков Греции расположенный на акрополе древних Фив, принимал гостей.

1 апреля 1309 года город Фивы, столица древней Беотии, вспыхнул серебром рыцарских доспехов, заполыхал разноцветьем ярких плюмажей и знамен с вычурными гербами. Лучшие люди Франкской Романии, потомки героев Четвертого крестового похода, суровых завоевателей из Франции, Фландрии, Бургундии, Ломбардии и других мест Европы, собрались в Фивах, чтобы отметить помолвку 16-летней красавицы Матильды де Эно и неаполитанского принца Карла Тарентского.

На огонек, под стены Кадмейского замка — резиденции герцогов Афинских, — собрался весь цвет. Здесь были Альберто Паллавичини, маркграф Бодоницы и Негропонта, Георг Гизи, сиятельный владетель Тиноса и Миконоса, Томас де Стромонкур, маршал Ахайи и владетель Салоны, эвбейские бароны Жан де Мэзи и Бонифаций Веронский, Николо Санудо, сын герцога Наксоса, Рейнальд де ла Рош, барон Велигости, Антонио де Фламан, господин неприступной Лабадеи, архиепископ Афинский Генрих…

Не было сущей мелочи — жениха. Карл Тарентский, внук короля Неаполя Карла II Анжуйского, задержался на родине, в Италии. На церемонии его представлял байльи Ахайского княжества.

Впрочем, праздник это не испортило, может быть, даже наоборот — раскрепостило благородных рыцарей. После традиционных богослужений начались турниры.

Но, сгустим зловеще тучи — Матильда де Эно так никогда и не увидит своего жениха. В 1315 году, через шесть лет после своей помолвки, Карл Тарентский поучаствует в сражении гвельфов и гибеллинов под Монтекатино и помрет в процессе.

Все же, при феодализме было честнее. Когда сейчас говорят, что «предприниматель получает больше, потому что принимает на себя больше риска», я вспоминаю этих изрубленных к 25-ти годам отмороженных адренолинофилов из средневековья. Редко доживающие и до 35 лет, любители поэзии и прекрасных дам, они имели много денег, золота, лошадей — и шли на этих лошадях в бой впереди своих солдат. И я, тихонько сопая свою грядку, мог бы проводить их взглядом, и одобрительно кивнуть — вот он, наш барон какой красаучег. И у меня бы не возникло и тени непонимания, почему он там на коне, а я тут в грязи.

Да и с рисками, тоже было честно — практически все благородные всадники, присутствовавшие на празднике, помрут в течении пары-тройки лет.

И тут мы как раз возвращаемся к каталонцам.

С каталонцами герцог дело уже имел. Еще во время первой зимовки компании в Византии и наметившимися трениями с византийцами, часть каталонцев, до тысячи человек, решила ехать домой. По пути их перехватил Герцог Афинский, и сделал им предложение, от которого трудно отказаться.

Он посулил им землю, разумеется. Которую они сами отвоюют. Каталонцы с этим неплохо справились, заметно облегчив герцогству жизнь.

Готье V де Бриенн решил повторить успешный бизнес проект, но мультиплицировать успех — нанять всех оставшихся каталонцев.

К тому времени каталонцы назывались не иначе как Великая Компания Востока, и сильно распухли в размерах.

Не вполне ясно, насколько много там было именно каталонцев. То, что подкрепления из Испании прибывали, совершенно точно. Так же, как убывали в Испанию достаточно разбогатевшие. Совершенно точно, что в компании было несколько сотен туркополов (родственники прямых предков современных казахов) — в отношении легкой конницы каталонцы полностью полагались на мусульман. Хотя, иногда туркополы принимали христианство, поступая на службу в Компанию. Впрочем, как и европейцы становились мусульманами, вступая в войска тюрских бейликов. Так что я бы не стал относится к религиозности наемников очень уж серьезно.

Еще я подозреваю, что в Компании были и местные балканцы или греки. Но это только мои подозрения.

Считается что герцог нанял 6500 «каталонцев». Но скорее всего это просто число людей, за которое он заплатил. Вполне возможно их было меньше. Или больше. Из источников у нас в основном один только «Канцлер» Великой Каталонской Компании, Рамон Мунтанер.

Его выдвинул ещё Рожер де Флор, которому тот служил на должности генерального прокуратора и показал себя дельным администратором. После убийства де Флора и пленения д’Энтенцы Мунтанер стал вторым по значению человеком в компании после де Рокафора. Пока наёмники находились в Галлиполи, он был капитаном города и отвечал за его оборону. Впоследствии Мунтанер стал канцлером, хранителем печати и казначеем компании. Информированность о численности отрядов, состоянии дел, транспортах и снабжении делала его просто незаменимым. Помимо прочего, он отвечал за правильное распределение добычи. Сам Мунтанер сообщал, что получал пятую часть добытого на суше либо на море. Вероятно, это была казна, расходовавшаяся на общие нужды.

В административных делах Мунтанеру помогали писарь и казначей. Его постоянно охранял отряд из семи всадников. Столь высокого положения Рамон достиг благодаря своим способностям. Он пользовался уважением солдат и командиров, о чём свидетельствует, в частности, письмо от 31 августа 1307 года, где он назван «отцом и управляющим» компании со времени её приезда в Романию. Вернувшись в Арагон, Мунтанер в конце жизни составил «Хронику» — основной источник по истории Каталонской компании.

Верить ему, я бы поостерегся. Но особого выбора у нас и нет.

Итак, Герцог Афинский выходит на встречу медленно ползущей на его земли армии тьмы, в лице Великой Каталонской Компании. И покупает её сразу всю, оптом. То, что Каталонская Компания добилась успехов на службе Герцога и сполна отработала свою цену — несомненно. Получив сразу плату за два месяца вперед, весной 1310 года каталонцы с удовольствием принялись за дело. В течение лета они в составе армии афинского герцога захватили в Фессалии и соседней Фтиотиде не меньше 30 замков и всего за полгода решили исход войны в свою пользу — фессалийские греки вбросили белый флаг.

Кстати, думаю вам будут любопытны расценки за этот, весьма тяжкий труд. Я не иронизирую, осада замка в средние века — занятие на сильного любителя.

«Каждый тяжеловооруженный всадник получал в месяц четыре унции золота, каждый легкий всадник — две унции и каждый пехотинец — одну унцию. Если считать численность отряда каталонцев всего в 7000 человек, то ежемесячные издержки Готье де Бриенна равнялись 12 000 унциям», — сообщает нам коммерческую тайну немецкий историк Фердинанд Грегоровиус.

Если принять унцию равной 30 граммам (могло быть чуть меньше. Или чуть больше) то это в районе 360 килограмм золота. Или около двух тонн серебра.

Итак, аванс проеден, проект выполнен, что делать дальше?

И тут герцог сделал вещь, худшую чем подлость. Он допустил ошибку.

Мунтанер утверждает, что герцог отказался платить компании за выполненную работу. При этом, он отобрал из компании около 200 всадников и 300 альмогаваров, и расселил их в новом приграничье.

Я бы сказал, что это больше похоже на окончание контракта, который герцог решил не продлевать. Впрочем, бывалым фрилансерам-каталонцам к такому было не привыкать — они укрепились и начали грабить все вокруг. Герцог, со своей стороны, собрал простую и надежную феодальную армию, дабы покарать озверевших наемников.

Так и случился конфликт. Стороны сошлись в битве при Кефиссе.

Битва при Кефиссе 15 марта 1311

Силы сторон:

Каталонская Компания, опять таки по Мунтанеру:

2000 всадников (в основном туркополы) и 4000 пехотинцев.

Благородные шевалье (правящая аристократия Афин говорила по французски, поскольку были в основном французами и бургундцами) выступили с силами скромными:

700 рыцарей (именно рыцарей, обратите внимание, не абстрактных всадников) и жалкими 24 000 пехоты из греков. И это тоже по Мунтанеру.

Пока никаких особенно новых данных по раскладу привести нельзя. Историки которые занимались вопросом постоянно отрезали от этих цифр лишнее, но драматически свести всю битву к схватке сотен человек они не рискнули.

Однако даже нам сейчас ясно, что 700 рыцарей в армии Герцогства Афинского — калька с предполагаемого призывного пула. Как мы знаем от самих Афинян, при общем сборе этих самых рыцарей, а не их вдов, в наличии обнаруживается редко когда больше двух сотен. Если вычеркнуть тех, кто продинамил призыв герцога явиться на войну — это же не пир — то я бы не сильно удивился, если бы обнаружил на поле боя меньше сотни рыцарских копий. Что, впрочем, дает примерно пять-семь сотен всадников, так что формально Мунтанер может и прав.

Ну и о герцогской пехоте мне сказать абсолютно нечего. По сути, кроме того что она якобы была, о ней ничего не говорят и источники.

Ход боя:

Еще в Храбром Сердце сценаристы решили придумать хитрую уловку, с помощью которой можно бы было коварно разбить тупых рыцарей. И ничего не смогли выродить, кроме как поджечь загодя разлитую нефть, в пламени которой гибнут супостаты. Еще в детстве мне казалось, что это нелепая херня. Тогда я подозревал, что такую ловушку легко определить по запаху. Сейчас я знаю, что сырая нефть горит куда хуже бензина, и вообще будет удивительно, если она загорится после того как полдня впитывалась в землю, а потом по ней потоптались сотни ног.

Но прямая атака тяжелой кавалерии по прежнему большая проблема. Так как же её решали в средние века?

Источники утверждают единодушно — нужна вода, а не огонь.

Каталонцы якобы нашли удобное ровное поле. Прорыли по нему канавы, подтопив его и превратив в болото. Тупые рыцари, придя на поле битвы, увидели пехоту, кинулись в атаку, завязли в грязи и были перебиты поголовно.

Это до сих пор основная версия сражения.

Не трудно заметить сходные мотивы в битве «Золотых Шпор», битве при Азенкуре, и многих других, менее известных. Даже отдаленные отголоски в битве у Чудского озера присутствуют.

Все хотели утопить рыцарей. Но рыцарь испытанный профессионал с индивидуальной подготовкой. Практически всегда рыцари с разгромным счетом обыгрывали ополчение, особенно пешее. История буквально заполнена примерами того, как рыцари буквально вырезают ополчения и даже профессиональную пехоту. А если добавить к этому тот факт, что практически все источники, что у нас на руках, написаны если не самими рыцарями, то выходцами из того же сословия, то становится похоже на то, что все эти пресловутые «топкая грязь» и «невидимый со стороны ручей» — попытка оправдать обидные поражения.

Начнем с того, что каталонцы уже не раз сталкивались с тяжелой рыцарской кавалерией, даже на той же Сицилии. Помните, я упоминал о французских рыцарях, которые не смогли преодолеть рыцарскую честь, и все погибли сражаясь? В этой битве они также сошлись с альмогаварами, которые предпочли встретить их в поле, хотя имели возможность укрыться в замке.

Так же и в битве при Апросе каталонцы опять таки встречают удар кавалерии стоя на поле. Но в тот раз против них были византийцы, поэтому выдумывать волшебное невидимое болото не пришлось.

Согласно легенде, афинские рыцари легли все, кроме всего двух спасшихся. Греческая пехота проявила незаурядную стойкость, и шла на пулеметы пока альмогавары не убили 20 000 человек.

Иначе чем наличием у каталонцев пулеметов, я такую цифру оправдать не могу.

Если серьезно, то у нас есть косвенные данные — с поля битвы при Апросе точно спаслись по меньшей мере пара высокопоставленных феодалов. Один бежал сразу, один всплыл в хрониках чуть позже, возможно был в плену и его отпустили за выкуп. Поэтому прямо таки уж тотальное истребление рыцарей не произошло.

Я сомневаюсь, что пехота армии Герцогства Афинского приняла заметное участие в сражении. Как я для себя вижу — классический рисунок боя рыцарского ополчения, это некая «собачья свалка», как у истребителей Второй Мировой. А пехота выполняла функции живых укреплений, в которых рыцари могли отдохнуть, сменить лошадей, взять новые копья.

Если против тяжелой конницы была пехота, то пользуясь богатым арсеналом, отряды всадников, то есть рыцарские копья, её буквально уничтожала.

Однако ситуация резко менялась, если пехоты было больше пары сотен. Теперь стоптать такой отряд, напав с неожиданной стороны, и обратить его в бегство, для сравнительно маленьких тактических единиц вроде рыцарского копья, уже было затруднительно. А если пехота оказывалась прикрыта кавалерией, пусть даже легкой, которая ограничивала маневр рыцарским отрядам, то ситуация для последних ухудшалась еще сильнее.

А теперь добавим на поле несколько замаскированных рвов (вряд ли они были такие уж глубокие) которые сбивают темп атаки и мешают передвижению, опасных стрелков нивелирующих преимущество в подвижности конницы за счет своего мощного удельного залпа. Пешие ведь поплотнее стоят. Тактика застрельщиков для рыцарей — ты проносясь мимо выстрелил в толпу мужиков из арбалета, отъехал, перезарядился, повторил. Вас таких в отряде штук пять. Отрядов несколько. В конце концов мужики начнут стрематься, гнуться, отбегать. И тут то и можно резко выхватить у оруженосца копье и ударить в отбившихся. Или даже в главнюка, который бегает и порядок наводит. А если каждый раз, когда ты скачешь к вражескому строю, тебе на встречу летит куча стрел или дротиков, то план надо менять. В случае с феодальным ополчением, изменение плана внешне выглядит как повальное бегство.

Исходя из лучше описанных сражений, рискну предположить что все протекало примерно так:

Первая атака, или даже две, прошли не самым лучшим образом. Дело даже не в грязи и замаскированных ямах-ловушках — такие неприятности для человека, буквально выросшего в седле боевого коня, были преодолимы. Ловушки по большей части будут вскрыты, грязь преодолена. Что действительно могло стать неожиданностью для афинских шевалье, так это столкновение с намаханной, агрессивной, хорошо вооруженной и устойчивой пехотой. Что еще хуже, пехота видимо стояла на инженерноподготовленных полевых позициях. В случае средневековья, это земляной вал с острыми кольями. Если вспомнить Фолкерк, в котором шотландская пехота имела все аналогичные признаки, хоть и проигрывала Каталонской Компании во всем этом качественно — даже тогда шилтроны шотландцев оказались тяжелой кавалерии не по зубам.

Полагаю, тут произошло нечто очень похожее. Попробовав на копье плотные построение наемников, скорее всего не раз и не два, рыцари убедились, что выбрали не правильное место и время для атаки. Оказавшись на пересеченной местности, и столкнувшись с устойчивой пехотой, тяжелая кавалерия Афинского Герцогства потеряла свое тактическое преимущество — сокрушающий таранный удар.

Это разумеется именно мои измышления. Все эти волчьи ямы, грязь, защищённые кольями и земляными валами шилторны — конечно хорошо. Но если бы это было так уж непреодолимо — рыцари бы просто убежали еще до битвы. Но все это было преодолимо, что нельзя сказать о самой Каталонской Компании. Добравшись до пехтуры с намерением втоптать её в грязь, господа всадники обнаружили, что все может случиться очень даже наоборот.

Спустя почти двести лет, из-за постоянных войн, в Европе оформится класс профессиональной пехоты и Филипп де Коммин, с искренней обидой за своих, хоть и врагов, но тоже благородных шевалье, будет описывать последствия столкновения тяжелой итальянской кавалерии с агрессивно настроенной пехотой, в неудачных для всадников обстоятельствах:

«Нас сопровождало множество слуг и лакеев, и они, окружив итальянских кавалеристов, перебили многих из них — ведь они все были с топорами в руках, которыми рубили деревья для устройства лагеря, и ими они разбивали забрала шлемов и сильными ударами в голову убивали их, ибо иначе убить кавалериста было очень трудно, настолько шлемы были прочными, и я не видел, чтобы кого-либо из них убили иначе, как только втроем или вчетвером.»

Рискну сказать, что примерно это и случилось благородными шевалье Афинского Герцогства, и как благородные люди, не в силах более терпеть подобные выходки черни, они решили покинуть поле, как не отвечающее их представлениям о достойном.

С одной стороны мы знаем что в Каталонской Компании было много легковооруженных пехотинцев. На сравнительно короткой дистанции такие пехотинцы, похоже, могли преследовать кавалеристов. А если уж те провалились в огромный арык — то и настигнуть.

Но кроме этого, у каталонцев были еще и туркополы.

Оказавшись на пересеченной местности с множеством подвижных врагов, тяжелая кавалерия потеряла стратегическое преимущество — возможность отступить.

И вот тут уже, скорее всего, действительно сыграли свою роль глубокие арыки, вырытые вокруг поля. Рыцари банально не смогли убежать.

Готье де Бриенн попал в ловушку стереотипов. По традиции, ему следовало просто найти пехотный сброд, преодолеть их жалкие хитрости, и втоптать их в грязь, где им и место. Именно это он и попытался исполнить. Он не принял во внимание тот факт, что имеет дело не просто с пехотой, которую никто не считает, а с опытными рубаками, спаянной и жестокой бандой с костяком из людей, которые не боятся ничего. Даже атаки тяжелой рыцарской кавалерии. Готье де Бриенну следовало нарушить традиции и придумать что-нибудь еще. Но, это бы наверняка не поняли, и не приняли его рыцари и бароны.

От верности традициям Готье потерял голову. Которую, спустя много лет, его сын выкупил и похоронил в Лечче, Италия.

Последствия:

Мунтанер утверждает, что каталонцы поделили герцогство между собой, взяв себе в жены вдов и дочерей истребленных рыцарей. При этом некоторым в мужья достались «те, кто недостоин был и воду подносить им дляумывания».

Герцогство Афинское, впрочем, заметно после такого укрепилось. Не прошло и года, как предводители каталонцев пригласили к себе в герцоги принца из Арагонской правящей династии и полностью легитимизировали свой захват.

Туркополы же ушли, забрав свою часть добычи и вооружение убитых рыцарей. Расстались они с каталонцами «словно братья, и многие не могли сдержать слез». В одиночку туркополы не продержались и года — византийцы их разбили, предводителей казнили, а взятых в плен продали на галеры.

Еще через семьдесят лет потомки каталонцев проиграли войну другим наемникам, «Наваррской Компании», которая захватила герцогство. Но уже не надолго. Совсем скоро после этого турки возьмут Афины, частично разрушив парфенон невиданным оружием — пушками.

А в греческом языке эпитет «каталонский» навсегда останется как синоним хаоса, разрушения и жестокости.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/48200

Искренне благодарю )

Оглавление

Битва при Фолкерке 22 июля (апреля) 1298 г. Англичане начинают и выигрывают

Расстрел около Креси. 26 августа 1346 г

Битва при Баннокберне 1314

Битва при Моргартене. Огнестрел, кантон Швиц, и все все все

Швейцария. Рождение легенды. Часть 1

Швейцария. Рождение легенды. Часть 2

Арбедо 30 июня 1422 года. Швицы начинают и… проигрывают

Сражение при Санкт-Якобе на Бирсе (другое название Сен-Жакоб-эн-Бирс). И в этом сражении будет реально много крови

Правильная феодальная битва при Монлери 1465

Бургундские Войны. Как оно завертелось

Битва при Грансоне 2 марта 1476 года

Муртен, 22 июня 1476 г

Нанси 5 января 1477

«Пехотная грязь» — кто они такие?

Коротенечько, о таком милом явлении как рыцарь. И его конь

Сколько же нам нужно золота, милорды?

Потери средневековых армий

Наука побеждать. Или «Ваша армия разбежалась, милорд»

Висбю 1361. Или что будет, если закосплеить гномий хирд против рыцарей, в реальном средневековье

Копаемся в трупах

Имеешь доспех — имеешь успех. (В конце будет фоточка котика, долистывайте)

Замок феодала и как его взять

Битва под Никополем (25 сентября 1396 г.)

История одной компании. Битва при Апросе 1305

История одной, ужасненькой такой, компании. Битва при Кефиссе, 1311 г