Смоль и сапфиры. Пара для герцога [Таня Нордсвей] (fb2) читать онлайн
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Смоль и сапфиры. Пара для герцога
Пролог. Чужое лицо
1365 год по Айлийскому календарю,двенадцать лет назад По просёлочной дороге медленно шла девочка. Её грязная и испачканная одежда была вся в пятнах крови. Ей едва удалось унести ноги после встречи с горным львом. От него у неё осталась неглубокая ранка, которая уже покрылась тонкой коркой. Она была худой и маленькой, и лишь её глаза горели на измождённом и осунувшемся детском личике. От долгого бега и сидения на дереве её ноги занемели, и теперь она еле их переставляла. Девочка свернула с дороги в лес и направилась к ручью. Напилась студёной воды, вымыла своё лицо и руки. Нашла малинник и наконец утолила голод, что мучал её уже давно. Сок от ягод приятной сладостью растекался по языку, даря неземное удовольствие. Живот девочки заурчал, и она вложила ещё горсть собранных ягод в рот. Она направилась вдоль ручья, надеясь, что тот выведет её к деревне. Местность она знала плохо, но шла упрямо вперёд, приближаясь к природной северной границе Ладоргана — скалистому и обрывистому берегу, в чьи скалы врезался океан. Местность здесь была крайне опасная: многочисленные хищники рыскали по лесам и забирались в горы. Здесь встречались и пумы, и рыси, и медведи. И даже волки. Вот только не обычные, а гигантские, ростом выше человека раза в полтора. Такого зверя не мог завалить ни один охотник. Куда уж тут противостоять такому маленькой девочке? Вот только пока что ей везло — хищник, который явно имел желание ею отобедать вчера, отстал. И она брела дальше, охраняемая некими силами свыше. Однако её удача длилась недолго. Мягкую поступь зверя заглушал мох, поэтому он смог подобраться совсем близко к своей жертве. Выслеживал её он очень давно и теперь, наконец, смог выждать необходимый момент. В прошлый раз девчонка ушла из его лап, но теперь он уже предвкушал свой пир. Человечина — не оленина, тем более, когда костлявая. Но лев чуял молодую кровь, что бурлила её в венах, и это пьянило зверя. Он ждал подходящего момента, чтобы оборвать маленькую жизнь. Тем временем девочка ни о чём не подозревая пробиралась через орешник на поляну. Ей показалось, что там кто-то есть, и что этот кто-то — не зверь. Поэтому она упрямо лезла вперёд, царапая ноги и руки. Лев не сводил с неё своих золотистых глаз, готовясь к прыжку. Каждая его мышца была напряжена, а кончик хвоста нетерпеливо подрагивал. Он прыгнул вперёд, вгрызаясь в податливую мягкую плоть. Брызнула кровь, раздался крик. Девочка, что вывалилась на поляну, подняла голову. Её взору открылась жуткая картина. Хищник перелетел через неё, но на его пути встретилась другая жертва. На траве, залитой кровью, лежало маленькое тельце. Из горла хлестала кровь, а во внутренности вгрызался огромный горный лев. Она узнала в нем того зверя, который до этого на неё нападал: у него был характерный окрас. Но несмотря на то, что вновь она обыграла смерть, зверь оставался зверем. И сейчас он пировал над телом девочки, примерно такого же возраста, как и она сама. Вечерело. Зверь, почуяв новую добычу, поднял на неё свои глаза. Оскалился — хищно, по-звериному. И прыгнул. Но в этот раз он целился прямо в её горло. Девочка, стоящая у края поляны зажмурилась, ожидая быструю смерть. Но этого не произошло. А потом раздался лишь вой, хруст, и тёплые капли окропили её лицо. Когда девочка открыла глаза, то увидела растерзанное тело льва. Оно было откинуто к дереву. Горный лев был убит, а его убийца и защитник девочки скрылся. Но она видела, как мелькнула между веток орешника волчья шерсть и как блеснули звериные глаза. Ещё один подарок судьбы был дан девочке и за это она была благодарна. А вот той, кто лежала сейчас на холодной земле, повезло меньше. Случайность, что привела её сюда, стала для неё роковой. На её месте должна была быть другая. Но звёзды сошлись в этот вечер так, что смерть выбрала не её. Девочка посмотрела на её лицо и запомнила черты, заменив ими свои. Уйдя с поляны, она ещё долго ощущала, будто взгляд мёртвой смотрит ей вслед с неким укором. На поляну приходило два ребёнка и два зверя. Но из четверых остались в живых лишь двое. *** Когда она добралась до деревни совсем стемнело. В некоторых избах горели окна, а из труб валил пар. Девочка брела, спотыкаясь в темноте, вперёд. В её маленькой головке просто не осталось места страху: после произошедшего в лесу она будто растеряла все силы. И шла только по инерции. Она слышала женский плач и чьи-то взволнованные крики, но не обращала на это внимание. У её уже не оставалось сил ни на какую реакцию. — Алекса!! Алекса! — казалось, будто эту Алексу искала вся деревня. Будь девочка не такой уставшей, она бы заметила, что большая часть жителей с факелами и лампами вышли на улицы. То, когда девочку бы заметили, оставалось вопросом времени. Но пока маленькая незваная гостья оставалась незамеченной. — АЛЕКСА! — раздался женский крик прямо за её спиной, да такой сильный, что она невольно вздрогнула и обернулась. Ей пришлось зажмурить глаза от яркого света огня. Маленькие ладошки невольно потянулись к лицу, чтобы прикрыться от ослепляющего света. Но ей не дали этого сделать. Левую руку схватили и отвели вниз, а после подняли её подбородок так, чтобы на него падал свет. — Алекса, слава Пяти! Ты жива! — девочку притянули к себе и обняли так крепко, что у той невольно вырвался стон. — Мы боялись, что не отыщем тебя, родная. Пойдём в дом. С этими словами её повели куда-то. Женщина крикнула тем, кто тоже искал Алексу, что она нашлась. Девочка не сопротивлялась. Она просто хотела спать. Её привели в тёплую избу, раздели, вымыли и накормили. Расчесали волосы деревянным гребнем и заплели в косу. Уложив спать, даже поцеловали в висок, но она уже этого не ощутила. Как только её голова коснулась подушки девочка провалилась в сон. Утром она проснулась с первыми петухами. В избе никого не было, поэтому она могла осмотреться в незнакомом ей месте. Дом был бревенчатым с двумя комнатами. Она спала у очага, на котором висели травы и сушился чеснок. Посередине комнаты стоял деревянный стол с тремя табуретками. На одной из них спал пушистый серый кот. Он зашипел, когда девочка подошла ближе и, спрыгнув, выбежал на улицу через приоткрытую дверь. Справа, в углу, располагался небольшой иконостас: пять небольших иконок Пяти. Им поклонялись во всём Ладоргане, и эта деревня не была исключением. На одной из стен девочка увидела прикреплённый на гвоздь портрет ребёнка. Он был выполнен весьма талантливо с помощью угля на куске бересты. Все черты лица передавались реалистично, и девочка долго вглядывалась в этот рисунок. Девочка, что смотрела на неё с портрета, была Алексой. Той самой Алексой, что погибла в лесу от когтей горного льва. А та, что стояла теперь в этой избе, являлась чужой. Но об этом не мог никто узнать. Никто бы и не догадался, что вчера отыскали не Алексу. Теперь у неё было её лицо и её имя. И жизнь, которую она так и не прожила. *** Теперь она звалась Алексой. Она носила её голубые платья и вплетала в волосы её ленты. Ухаживала за скотиной, кормила свиней, пекла хлеб, доила коров. Росла и гуляла с деревенскими девчонками и мальчишками. Прошло семь лет, за которые она полноценно стала Алексой. Называла женщину, спасшую её тогда в ночи, своей матерью, а её доброго мужа— отцом. Но кошмары, настигающие её по ночам, не давали забыть ей настоящее имя. Ведь во снах её настоящие родители звали её не Алексой. В один из прекрасных солнечных дней уходящего лета, она со своей подругой Николь и с двумя сыновьями пекаря Давидом и Джоном отправились на речку купаться. Там, стоя по пояс в воде, её в первый раз поцеловал Джон. На обратном пути они нашли земляничник и набрали целые подолы земляники. А дома мать Алексы сделала им земляничные пироги. День был прекрасным, вот только, не успев толком заснуть, она снова провалилась в кошмар. Беги! Она слышала, как ей кричат это вслед, пока она неслась босыми ногами по холодному мраморному полу. Беги! Беги! Её сердце готово было выпрыгнуть из груди. Дыхание перехватило. Девушка проснулась и, толком не понимая, что происходит, выскочила из избы. Побежала куда глаза глядели. Всё дальше и дальше от уже ставшей родной деревни. Ночь была прохладной, звёздной и… слишком тихой. Только когда она выбежала на ту самую поляну, где семь лет назад встретилась с горным львом, она остановилась. Казалось, будто прошла вечность. Но ей всё ещё мерещилось тело маленькой Алексы, лежащее на мокрой от росы траве. Она подняла голову вверх, отвлекаясь от страшных мыслей. Ночное небо её успокоило и, когда она снова посмотрела на поляну, та была пуста. Никаких призраков прошлого. Алексы давно нет. Она вернулась в деревню тем же путём, хорошо ей знакомым. Но уже на подходе поняла, что что-то не так. В нескольких шагах от неё полыхал пожар. Изба практически сгорела — соседи проснулись слишком поздно. Она не могла поверить своим глазам. Горел её дом. Ровно, как и десять лет назад, её никто не заметил. Но она слышала, что шанс того, что кто-то выживет — равен нулю. Дома у неё больше не было. Снова. Смерть следовала за ней по пятам, но до сих пор никак не могла догнать. И девушка надеялась, что нагонит та её не скоро. Хотя и догадывалась, что, возможно, со смертью рука об руку за ней идёт и её предназначение. Она развернулась и тихо ушла, зная, что даже если по дороге её кто-то встретит — не узнает. Алексы больше нет, как и её семьи. И им не помогли их молитвы, что они читали в старом, полуразвалившемся деревенском храме. Девушка хоть и делала вид, что молилась, но уже давно не верила в произносимые слова. В Саяре ты либо верил в Пятерых, либо верил в Неё. Её настоящие родители тоже когда-то молились Пятерым. Вот только и настоящие, и приёмные отец с матерью были мертвы, а Пятеро так и не услышали эти молитвы. И ей они не помогли. А вот Она — да. Возможно, дело в том, что Пятеро были мужчинами. Возможно, они не слышали молитвы девочек и женщин, хотя те продолжали им молиться. Возможно, что они, девушки, верили в них недостаточно сильно. Но она уже не искала им оправдания. Теперь для неё их больше не было. Где были Пятеро в тот ужасный день, когда она лишилась дома в её первый раз? Почему её спасла Та, кто была под запретом и о которой не говорили вслух? Она укрыла её в тот день, преподнеся Дар. Спасла второй раз от пасти горного льва, а сейчас уберегла от пожара. Вновь подарила ей шанс на продолжение жизни, который девушка не собиралась упускать. Хоть вновь на её щеках блестели слёзы, а внутренности сводило судорогой. Она никогда не её предавала. Не оставляла. Всегда была рядом. И Она была женщиной. В храмах Пяти говорили о Ней как о зле — именно в её время, в темноту, происходило больше всего преступлений, грабежей, насилия. Считалось, что Она покровительствует этому, закрывает на это глаза, поощряя это. Но девушка знала, что она лишь скрывает и помогает. Поэтому шептала единственной из богов кто её слышал свою просьбу, повторяя уже позабытые за семь лет слова: — Прошу, укрой меня снова. Покажи путь во тьме, сотканный лунным светом. Обереги мой нелёгкий путь и приведи к новому дому взамен старого. Я отдаю тебе свою веру и свою любовь. Подняв заплаканные глаза, она увидела, как ей ободряюще мигают с небосклона звёзды. Улыбнулась, продолжив свой путь и чувствуя внутренний покой. Ночная прохлада окутывала её своими объятиями, защищая от напастей леса. Который раз девушка поняла, что Она не была злом, каким её описывали в старых преданиях. Она помогала найти себя, найти покой, свой путь и была готова выслушать в любом месте, ведь ей не нужны были храмы — у неё было звёздное небо. И, стоя прямо на своих ногах, ты запрокидываешь голову, а не склоняешь. И ты не молишься. Ты её просишь. А Она — выслушивает и отвечает. Всегда. Ей можно доверить свои тайны или своего возлюбленного. Можно сбежать от судьбы под её покровом, а можно наоборот, её найти. Её время — время таинств, загадок, прохлады и свободы. Она богиня всех: и дев, и юношей, и стариков, и детей. Ей не нужны подношения и льстивые клятвы. Она всё ведает и знает сама, ведь только ей можно открыться, не боясь порицания. Она некогда Шестая богиня в пантеоне. И имя ей — Ночь.
Глава 1. Пленение
1374 год по Айлийскому календарю,три года назад Я иду по полю, вдыхая ни с чем не сравнимый аромат трав и цветов. Солнце уже клонится к закату, а прохладный воздух лижет щёки и мои босые ступни. Из леса по левому краю доносится пение вечерних птиц, смешиваясь с трещанием сверчков. Лето почти прошло, впереди — осень. Дождливая и холодная, но с золотыми листьями и ещё тёплыми деньками. Если всё сложится хорошо, то это время я уже буду коротать в столице, имея пристанище и тёплую пищу. Сейчас же мне необходимо добраться до ближайшего города до того, как стемнеет и на поднимающийся впереди лес опустятся сумерки. Мой путь лежит в столицу, в которую я изначально не стремилась. Но за годы жизни в дереве я поняла, что в сельской местности выжить можно только вдвоём или семьёй, и что на одинокую девушку смотрят как минимум подозрительно, как максимум — похабно. В городе ситуация, впрочем, была не лучше, но по крайней мере я могла бы там найти более-менее постоянную работу и пристанище. Ведь приближается зима. Моё настроение чуть улучшилось за эти дни и, по крайней мере, я уже не плачу, идя по дороге. Наверное, я выплакала уже все слёзы и теперь их просто нет. Всё-таки, терять тех, кто заменил тебе родных, очень больно. С этим я уже сталкивалась дважды, и ещё раз я бы пережить подобное я бы просто не сумела. Меня мучает неопределённость — я осталась без гроша в кармане и без надежды на какое-либо будущее. Всё очень сложно и тяжело одновременно. Поэтому я всячески стараюсь отвлечься и не думать о том, что произошло. Ни неделю, ни двенадцать лет назад. Мертвецы мертвы и никак не могут помочь живым. Этот урок я усвоила хорошо. Но, как бы я ни старалась, я не могу выкинуть всё произошедшее из головы. Уже дважды теряла семью и начинала медленно верить в то, что на мне висит какой-то злой рок. И что мне уготована печальная судьба вечно быть одинокой. Но это бремя я несу уже давно и стараюсь с ним свыкаться. Когда не с кем поделиться — сложно, но ещё сложнее, если обо мне узнают правду. То, что ни в коем случае нельзя о себе рассказывать. У Избранных нашими богами открывается Дар. Таких людей называют Одарёнными, и часто этот Дар проявляется в то время суток, которое связано с богом, который им одарил. Рассвет, Утро, День, Вечер и Закат. Пять богов и все мужчины. Люди положительно относятся к тому, что ты обладаешь Даром, если тот входит в рамки их суждений об Одарённости Пяти. Тебя сразу возвеличивают до ранга святого и всячески уважают, ведь ты можешь приносить пользу. Если у тебя Дар Рассвета, то ты — эмпат. Можешь изменять эмоции и помогать людям выходить из травматичных душевных состояний. Если тебя одарил бог Утра, то проявляется телепатия. Такие люди крайне полезны для внутреннего дворцового круга нашего Императора. Дар Дня несет в себе повышенную физическую силу и выносливость, а это отдельная привилегия в быту или на войне. Вечерний Дар — убеждение. Здесь всё ясно как белый день. И Дар Заката — провидение. Самый редкий, но самый нужный, за который многие отдали бы всё. Я, к примеру, точно бы хотела знать будущее. Вот только оно мне не ведомо, а интуиция на пару с фантазией вечно рисует в воображении лишь плохие картины. Итак, если ты оказываешься тем счастливчиком, одарённым самими Пяти, то тебя ждёт всеобщая любовь. Такие Избранные крайне редки, поэтому в любом селении даже в дальней глуши их встречают с распростёртыми объятиями. Но не меня. Ведь моя покровительница Ночь. Люди зачастую забывают, что и Вечерние, и Рассветные Избранные тоже являются в своём роде манипуляторами. Но отчего-то всю свою ненависть изливают на Ночных, встречающихся так редко, что их можно пересчитать по пальцам. То, что скрывает Ночь, не ясно даже мне. Я стараюсь разобраться в своих дарованиях, но за эти года это выходило из ряда вон плохо. Возможно потому, что я полностью представлена самой себе, а возможно — я просто не желаю узнавать все грани своих возможностей. Этот Дар словно злой рок, что спасает и губит меня одновременно. Моя жизнь полна фальши и лжи в самых важных аспектах, но без этой маски я просто не выживу. Слышат боги, как я просто хочу спокойного существования! Но, как на зло, судьба насылает мне всё новые трудности. В горле снова встаёт ком, а мысли уносятся в то время, когда я практически забывала о своем прошлом. В июнь, когда я танцевала на деревенском празднике и водила хороводы — счастливая, живая, с горящими глазами. В какой-то момент я даже поверила, что всё будет отлично: ловила на себе взгляды Джона, мечтала о прогулках с ним по березняку и робких поцелуях, от которых пылали бы наши щёки. Думала, что могу стать той простой девчушкой, что счастливо выйдет замуж и обретёт поддержку мужа. Сейчас, выходя на просёлочную дорогу, я понимаю только одно: я трусиха. И вечно бегу от чего-то, хоть и не всю свою жизнь, но с периодичностью точно. Ведь, спустя пять дней, мне только чётко в голову пришла мысль о том, что я могла остаться. Да, мне пришлось бы пережить слухи и сплетни, попроситься жить в чужой дом и придумать причину того, как я спаслась и почему убежала в ночи. Вынести тяжелый период осознания того, что близких больше нет, принять поддержку Николь и попытаться преодолеть это несчастье. Но я убежала, позорно поджав хвост и приняв это за знак свыше. Ринулась дальше в путь, хотя знала, что эта дорога приведёт меня к ещё большим проблемам. Менять уклад жизни всегда сложно. Но ещё сложнее адаптироваться к новой реальности. Правда, я уже бегу куда-то дальше, не разбирая дороги, и назад пути нет. Нельзя свернуться калачиком и плакать на свою судьбу. Хотела бы я хоть глазком подглядеть то, что ждёт меня в столице — смогу ли я там осесть? И для спокойствия взглянуть в прошлое. Что-то мне подсказывает, что такой сильный пожар был не случайностью. Но кто мог спалить целую семью до тла? Соседи меня любили, разве что недолюбливала старая карга Инга, да наш кот Маркиз. Первая вечно бубнила о том, что я не на своём месте (что и было правдой), а второй всячески меня избегал. Но не могла же чисто из неприязни эта невинная старуха поджечь нашу избу? Нет, не могла. Возможно, всё это и было случайностью, но уж слишком много таких случайностей произошли в моей жизни. Найти связующую нить этих событий я не могла — не позволяли скудные знания. Поэтому я просто решила оставить всё как есть и идти дальше, куда дорога выведет. А она привела меня к небольшому городку, в который мы часто заезжали с приёмным отцом Эрнестом. Благодаря тому, что мы часто выезжали на ярмарки за пределы нашей деревни, я знала дорогу до столицы довольно хорошо. Эрнест был очень любящим отцом и большим добряком. В этом городе он всегда покупал мне леденец в лавке и этим поднимал моё настроение. Денег у нас было немного, но леденец был традицией. Я до сих пор помнила его приторно-сладкий вкус. Мелисса всегда бурчала о растрате средств, но я видела, как она совала мужу монетки перед нашим с ним отъездом. Хоть она и была довольно строгой матерью, но также меня очень сильно любила. Она была северянкой, дочерью Вэльского купца. Однажды Мелисса с отцом остановились в деревне, где жил Эрнест, и влюбилась в него безвозвратно. Да так, что разорвала все связи с родней и переехала к жениху. С её слов, она ни разу не пожалела о своём решении, тем более, у них родилась такая замечательная Алекса. Девочка пошла вся в отца: у всех Ладорганцев были тёмные волосы и карие глаза, но бывали и исключения. А вот Мелисса в нашей деревне смотрелась чужой со своими светлыми волосами и серыми глазами. Воспоминания о приёмной семье отвлекают меня встающими перед глазами образами родителей. И Алексы, место которой я заняла. За эти года вина за совершенный поступок притупилась, но теперь каждый раз возвращается с удвоенной силой. Эрнест и Мелисса растили чужого ребёнка. Любили, кормили, лелеяли... и за это расплатились жизнями. Но иначе я не могла поступить! Тогда я сделала всё бездумно ради одного: своей безопасности. На душе гадко. Я практически бездумно вхожу в ворота города, ничуть не смущаясь того, что не видно миротворцев. Впрочем, улицы также пусты, а на зданиях реют одинокие флаги Империи. Мои шаги эхом отдаются от каменных стен, не заглушаемые гамом города. Но когда я понимаю, что что-то не так, становится слишком поздно. Я не останавливаюсь, но краем глаза вижу движение. Чувствую, как меня начинают окружать, отрезая возможность побега. Какая же я дура! Вот теперь в уголках глаз появляются предательские слёзы. Как же вовремя! Не успев и пикнуть, оказываюсь схвачена чьими-то сильными руками. Их двое, но даже один держит так, будто это не человек вовсе. Пытаюсь сопротивляться, но тщетно — меня волокут к повозке с железной клеткой. С неё сдергивают огромный кусок брезента и, к своему ужасу, я вижу в клетке людей в кандалах и кляпах во рту. Работорговцы! Вспоминаю, что в моём рту пока нет кляпа и пытаюсь закричать. Кто-нибудь, помогите! Но мой крик пресекается ещё на моменте раскрытия рта — меня бьют в живот и из горла вырывается лишь стон. После мне засовывают в рот кляп и фиксируют на затылке железной застёжкой. На руки вешают кандалы, раскрывают дверцу клетки и швыряют внутрь как мешок с зерном. Падаю на пол клетки и больно отбиваю себе бок. Тем временем дверца захлопывается на ключ и наступает темнота — брезент возвращается на своё место. А на меня устремляются несколько пар сочувствующих глаз. Кто-то помогает мне принять вертикальное положение, хотя со скованными руками это затруднительно. Слёзы текут по щекам, кляп вызывает тошноту. Наверное, я захожусь беззвучным плачем — вдруг ощущаю, что меня ласково гладят по спине. Оборачиваюсь, но разглядеть что-либо трудно, однако я различаю черты уже немолодой женщины. От этого жеста жалости мне становится ещё более погано и слёзы начинают течь всё активнее. Надо же было так попасть! Через час я успокаиваюсь. По крайней мере, мне кажется, что прошёл час — что-то разглядеть из-за брезента невозможно. Другие пленники сидят смирно. Наверное, уже свыклись со своим положением. Работорговля — главный бич Ладоргана. Беспризорных детей вылавливают около деревень и в городах. Отлавливают бездомных и грязных юношей и девушек, но иногда и могут случайно забрать кого-то из нормальной семьи. Но в любом случае отыскать кого-то если его забрали практически нереально. Если ты попался, то разговоров с тобой больше не будет. Просто потому, что кляп из твоего рта вынимать не собирался, а с ним из горла вырывается только невнятное мычание. Я в полной мере понимаю тот ужас, который пережила моя приёмная мать почти что десять лет назад — они ведь думали, что Алексу забрали работорговцы и что она покинула их навсегда. В какой-то мере это так и было. Наверное, сейчас я расплачиваюсь за свой обман и это моя кара. Вот только никто не хочет себе такой доли, пускай и более-менее определённой. Теперь я себе не принадлежу. То, что со мной сделают — от меня не зависит. И никакой Дар здесь не поможет. Повозка двигается только тогда, когда отлавливают ещё троих и заталкивают их в клетку. Становится так тесно, что лёгким становится трудно дышать. Но кого это волнует? Работорговцы уже с улюлюканьем везут нас на встречу с худшим кошмаром наших жизней. Мы останавливаемся только раз, поэтому на следующий день мы оказываемся на месте. Нас выводят из клетки и только тогда я понимаю, насколько затекло всё моё тело и занемели суставы. Шаги даются мне тяжело, становясь разновидностью пытки. Глаза, отвыкшие от света, слезятся. Картинка двоится и от этого меня шатает. Я уже готова свалиться от бессилия (за эти сутки я ничего не ела и не пила), как меня дёргают за цепь кандалов и только это спасает меня от встречи лицом с землёй. Мыслей в голове нет, только пустота. Слабость и смирение. Пусть делают, что хотят. Всё равно я сейчас не живее куклы. Кляп из рта исчезает. Для это мало что решает — сил на крик больше нет. Меня практически волоком дотаскивают до какого-то сарая и бросают на сено. Зрение постепенно возвращается. Рядом со мной приземляется какой-то мальчишка. Совсем тощий и рыжий. Рекиец. Редкий товар — по слухам, рабы из других стран Сеяра всегда ценятся выше. Нам бросают бурдюк с водой, и мальчишка жадно подхватывает его. Напившись, внезапно подносит и к моим потрескавшимся губам. Я пью, захлёбываясь водой. Жадно и много. Потом вода вдруг исчезает, зато сознание чуть проясняется. Местность для меня незнакома. Чуть поодаль сарая, рядом с которым мы сидим, располагается ещё один побольше. Судя по заржавевшим и разбросанным вещам, нас привезли на заброшенную лесопильню. Нам не дают больше времени опомниться: снова поднимают на ноги и заталкивают в сарай. Внутри приятно пахнет сеном. Кандалы пленников сковывают единой цепью, которую вешают на высокий (почти до крыши) железный столб. Бросают несколько буханок хлеба и уходят, запирая нас на засов снаружи. Мы сразу набрасываемся на хлеб и мне достаётся довольно приличный кусок. Желудок урчит, радуясь пище, только я боюсь, как бы меня не вырвало. Ем аккуратно, попутно размышляя над нашим положением. Возможен ли побег? Через какое-то время ответ на этот вопрос отыскивается: невозможен. Столб невозможно даже покачнуть, а каким-либо другим образом отцепить цепь ни у кого не получается. Зато у меня выходит рассмотреть пленников, пока не стемнело и через щели в стенах сарая ещё пробиваются лучи солнца. Кроме меня схватили ещё семь человек разных возрастов. Узнаю старуху, что гладила меня по спине. Она мне улыбается, и я ей неуверенно киваю в ответ. Ей помогает сесть на сено мальчишка-рекиец. Рядом уже растянулась девушка чуть старше меня с золотистой кожей. Она лохматая, но лицо её чистое и красивое. Мужчина средних лет держится от нас подальше. От него неприятно пахнет мочой. Ещё двое пленных — мальчик с девочкой чуть младше меня. Наверное, они брат и сестра. У них светлые волосы, которые напоминают мне приёмную мать. Последний пленник — смуглый худой парень, что смотрит на меня коршуном. Мне становится не по себе. Усталость даёт о себе знать, и я проваливаюсь в беспокойный сон. Мне чудится, что я вновь несусь в лес в тот злосчастный день, а когда возвращаюсь — меня обвиняют в поджоге. Заковывают в цепи и ведут на пустырь, чтобы свершить правосудие. Я вижу хмурый взгляд Джона. Замечаю в толпе Николь — и та смотрит на меня с укором. Хочется крикнуть во весь голос, что я не виновата, но в этот момент всё исчезает. Зато появляется огонь, и я вижу, как Мелисса и Эрнест тянут ко мне свои горящие руки. Просыпаюсь с криком, который больше похож на хрип. Давно мне не снились кошмары. Кажется, теперь их стало на один больше. Из-за моего крика некоторые пленники просыпаются и смотрят на меня непонимающими сонными глазами. — Простите. Своего голоса я не узнаю — он стал таким хриплым и чужим, что я уже начинаю волноваться: не сменила ли я случайно свою внешность? Дар я контролировать, к сожалению, практически не умею. Единственное, что в моих силах — сделать движения полностью бесшумными. Чтобы изменить свою внешность мне надо здорово испугаться. В первый год жизни в приёмной семье я часто сразу после пробуждения бросалась к зеркалу чтобы удостовериться в том, что моя внешность не поменялась. Позже я поняла, что обратно вернуть своё лицо мне не по плечу. Тогда я просто осторожно убрала воспоминания о своей истинной внешности в дальний уголок сознания и больше их не трогала. Сейчас же мне остро захотелось увидеть своё отражение. Но прежде, чем я бездумно вскочила на ноги, та самая старуха вновь гладит меня по плечу, приговаривая: — Бедняжка, вчера так долго плакала. Это меня немного отрезвляет. Получается, всё в порядке: она меня узнала! — Ага, мы все тут бедняжки! — ворчит вонючий мужик. — Заткнитесь и спите. Возможно, это последний отдых в нашей жизни. Тебе, бабка, терять нечего, а вот остальным сочувствую. Говорит он с явным Вэльским выговором и когда раскрывает рот, то он него несёт прокисшим молоком. Я морщусь и отворачиваюсь, свернувшись клубочком. Старуха тоже замолкает, заворочавшись на сене. Почти самого утра я лежу, уставившись вперёд, лишь на пару часов проваливаясь в дрёму. Когда приходят наши похитители, в этот раз мне ничего не мешает их рассмотреть. Это трое крепких мужчин, одинаково коротко подстриженных и мускулистых. «Наёмники» — проносится в моей голове, когда меня и других пленников выводят из сарая, предварительно отстегнув цепь от столба. С «товаром» они не церемонятся — тащат почти что волоком. Я стараюсь шагать сама, тем более что за ночь я немного отдохнула. Нас вновь заталкивают в клетку, вот только в этот раз наша поездка длится недолго. Нас привозят к какому-то особняку, стоящему на отшибе леса. Там нас выстраивают в линию, добавляя к пленникам, которых схватили другие работорговцы. Солнце жарит нестерпимо. Мой лоб покрывается испариной, пока мы стоим в неопределённости, ожидая дальнейших указаний. Мы слышим стук копыт и видим, как к нам подъезжает карета. Она запряжена четверкой вороных. Карета богатая, а мужчина, что выскальзывает из её дверей суровый. У него выправка военного, но одет он в обычные штаны и рубашку. Его вид не вяжется с роскошью кареты, на которой он прибыл. Тем временем мужчина уже идёт к нам и отдаёт на ходу приказы. — Тех, кого отберу — в отдельную клетку и отправить за каретой. Остальных, менее пригодных, на скотобойню. Графиня дала заказ только на смазливых. — Да, командир. Слово «скотобойня» эхом отдаётся у меня в голове. Что же получается, мои выводы были неверны? Они дали нам еду и воду, и это уже означало то, что мы им были нужны живые. Теперь в этот план была внесена корректировка: живыми были нужны лишь некоторые. Я шумно дышу через рот пока командир медленно осматривает лицо и тело каждого пленника, отбирая понравившихся. В моей голове мечется мысль о том, что будет, если я окажусь недостаточно хорошей и меня отправят на скотобойню. Пытаюсь сосредоточиться и хоть как-то улучшить свой внешний вид. Понимаю, что сейчас мой Дар слишком слаб, чтобы что-то получилось. Переживаю ещё больше, но пытаюсь хоть за что-то ухватиться. Выуживаю по памяти свои детские черты лица, но понимаю, насколько это глупо. Я ведь больше не ребёнок. В голове вспыхивают лица моих биологических родителей, а когда видения рассеиваются — вижу перед собой лицо командира. Он задирает мой подбородок и внимательно вглядывается в моё лицо. Непростительно долго. Только не на скотобойню! Только не туда! — Эту забираю, — наконец выдаёт он и я выдыхаю. Видя, что я обрадовалась его словам, он чуть тише добавляет: — Не радуйся, девочка. Тебе только предстоит узнать, что было бы для тебя хуже. От этих слов я содрогаюсь и всю дальнейшую дорогу прокручиваю в голове эти слова. Думаю о том, что меня ждёт. Отметаю самые радужные варианты и понимаю всю обречённость своего положения. Когда меня и ещё нескольких пленников привозят в полупустой клетке в богатую усадьбу, я уже практически ничего не соображаю от тревоги. Меня моют, расчёсывают волосы, а после отводят на осмотр врачу. Кормят хорошо, аж до спазмов в животе. Дают удобную комнату без окон на троих девушек. Учат правильному поведению и показывают, как правильно есть с вилкой и ножом. И в последующие дни становится понятно: нас приводят в порядок, чтобы продать подороже и поэффектнее. Окончательно лишив всего, что принадлежало только нам.
Глава 2. Аукцион
В ослепительном блеске зала играет музыка. Везде снуют официанты в масках и однотонной форме, разнося еду и напитки. Богатые и именитые гости плавно вальсируют, знакомясь и флиртуя друг с другом. Здесь также присутствует и особая делегация Империи, которая явно решает на этом балу свои тёмные делишки. Официальность этого мероприятия изначально была снижена в виду аукциона, однако это не ничуть мешает членам Имперского совета продолжать крутиться в своём деловом кругу. Слышен смех, разговоры и шепотки. Весь этот помпезный шик я вижу через иногда распахивающиеся шторы, которые отделяют нас от шумного зала. Я и ещё четырнадцать девушек и юношей стоим в ожидании начала аукциона, который является главной «изюминкой» этого мероприятия. На каждом из нас золотой ошейник с выбитым номером лота. Только это отличает нас от гостей в зале, ведь наша одежда ничуть не уступает в роскоши. Моё платье сделано из легчайшей золотой ткани и плавно подчёркивает все изгибы тела. Оно красиво и элегантно, но я его ненавижу. Ведь в это платье меня одели чтобы выгоднее продать. Все мы здесь оказались не по собственной воле, хотя графиня, в чью усадьбу нас привезли, буквально пятнадцать минут назад всем присутствующим на балу утверждала совсем обратное. С её слов каждый из нас желает найти своего покровителя, а «скромная» сумма выкупа — наше приданное, что обеспечит нам беспечную жизнь. Но это уже в корне не так. Мы не увидим ни таллина из тех средств, что за весь «товар» выручит сегодня графиня. Мы рабы, и сегодня нас продадут самым богатым и успешным людям Империи. — Уважаемые дамы и господа, — снова звучит мелодичный голос графини Бонтьемэ, и музыканты перестают играть кадриль, погружая зал в тишину. — Надеюсь, вы уже потанцевали и отведали напитков, в том числе и лучших вин из моих собственных погребов. Сейчас же я, как гостеприимная хозяйка, предлагаю вам принять участие в увеселительном мероприятии, которое скрасит наш сегодняшний бал. Для тех гостей, кто пришёл сегодня в одиночестве — это будет прекрасной возможностью найти себе спутника или спутницу для времяпрепровождения. Итак, я объявляю сегодняшний аукцион открытым, и передаю слово моему другу Леопольду для оглашения первых лотов! — Дамы, — раздаётся баритон Леопольда, — господа, — он выдерживает паузу, прежде чем продолжать свою речь, — очень рад всех вас видеть сегодня в столь восхитительных образах, которые вам крайне к лицу. Мы с графиней Бонтьемэ слышали о вашей щедрости и безупречном вкусе, поэтому отобрали для вас лишь самые эксклюзивные лоты, достойные вашего внимания. Я стою в очереди последней, но волнение от тех, кто передо мной, мне передаётся в полной мере. В ближайшие сорок минут должна решиться наша судьба, а мы — окончательно лишиться всех прав свободных людей. По моей спине пробегают мурашки, когда занавес перед началом очереди открывается, и нас обдаёт прохладным воздухом. Чуть подавшись в сторону, я вижу, что у ног первого лота начинается балкон, по которому мы должны пройти и спуститься на позолоченный подиум ниже. Меня тут же одёргивает слуга и заставляет встать ровно. Мои руки дрожат, и я не знаю куда их деть. — Первый лот — восхитительная леди Йелейский кровей! Девушка, что стоит первая в нашей очереди, выходит на балкон и сразу получает громкие овации. На ней тончайшее платье из зеленоватой змеиной кожи и лёгкий шарф из невесомой материи. У первого лота идеальная, золотистая кожа и поразительно глубокие глаза. Её мягкие черты лица делают её ещё более притягательной в глазах участников аукциона. Она уходит с молотка за семьсот тридцать шесть тысяч таллинов — невиданный ценник. За такие деньги можно кормить город в течение года, не меньше. — Лот номер два для дам — горячий Вэльский юноша! Ему около двадцати двух лет, и он самый старший из нас всех. Однако его мускулы не помогли ему сбежать от толпы головорезов, что графиня приставила к нам для охраны. Я знаю, что на спине, что сейчас скрыта под тканью, у него остались не до конца зарубцевавшиеся раны, которые были нанесены ему пару дней назад. За это двое охранников лишились головы, ведь избранному товару графини нельзя было причинять вред. Но я уверена, что эти раны выставят как показатель силы его силы и мужской обаятельности. — Пятьсот десять таллинов. Ставка принята. Ставок больше нет. Продано! Лот номер три — дева из заморского оазиса с непередаваемым певчим голосом! У каждого лота оказывались свои преимущества, которые выставлялись напоказ весьма искусным образом. Мои кулаки сжались на ткани платья. Какой преподнесут меня? Уж явно не обычной дворовой девчонкой, какой меня выловили несколько недель назад. Если до этого мои волосы были похожи на спутанную и грязную мочалку, то теперь они лучились здоровьем. Ногти были ухоженными и подстриженными, а раны — залеченными. Две недели могут сотворить чудо даже из совсем пропащего случая. Я погружаюсь в свои мысли, поэтому не сразу понимаю, что впереди меня никого нет. А когда голос Леопольда прорезает тишину аукциона, я дёргаюсь от него, словно от пощёчины: — Ииии… жемчужина нашей коллекции… Моя нога, обутая в туфельку на высокой шпильке, ступает на балкон. — … юная дриада, лот номер пятнадцать! Свет тысячи ламп на секунду ослепляет меня, когда я выхожу в зал. Я иду ровно, с гордо распрямлёнными плечами, показывая, что я не испуганный оленёнок, и что я не боюсь всех этих жестоких людей в маскарадных масках, покупающих себе живые игрушки. Пытаюсь показать, что мне не страшно за своё будущее, но на самом деле всё моё нутро сковано из-за неизвестности. Что со мной будет? Как будут издеваться? И, наконец, почему именно мне выпала такая судьба? Слёзы я уже выплакала, оставив себе лишь гордость. Хотя, сколько я на ней продержусь? Увидев зал, полный горящих от предвкушения глаз, мой внутренний запал потухает. Однако я уже на подиуме. Моё тело уже перестало выглядеть щуплым и непропорциональным как у подростка, но мне всё также нет и семнадцати лет. Правда, это никого не волнует. Я знаю, кого они видят перед собой (мне посчастливилось краем глаза рассмотреть себя в зеркале): юную девушку, которая имеет обворожительный взгляд и красиво уложенные волосы. Румяна действительно мне к лицу, вот только подведённые сурьмой глаза делают меня старше. — Пятнадцать тысяч! — Первая ставка принята. Мужчина из первого ряда — пятнадцать тысяч. Пятнадцать тысяч? Неужели моя жизнь стоит столько? Я вспомнила начальные ставки других лотов и во мне забурлила горечь. Неужели я настолько непривлекательная? Самая минимальная ставка была в сто восемьдесят тысяч таллинов, а самая большая — семьсот тридцать шесть тысяч. Предпоследний и первый лот. Что же, закономерность нашей очереди прослеживалась. — Двадцать тысяч! — Тридцать! — Пятьдесят. — Семьдесят. — Ставка принята. Седовласый господин: семьдесят тысяч за юную дриаду. Кто желает стать её хранителем? Не стесняйтесь. Леопольд приближается ко мне, и я вижу его отвратительную улыбку. Его волосы уже тронула седина, но он ещё не растерял своей мужской привлекательности. Правда, в моих глазах он охотник, продающий дичь мяснику на разделку. И от одного его взгляда меня тошнит. — Покрутись, пройдись и вильни бёдрами. Что замерла как ледышка? — шипит он мне на ушко, взяв мою руку в перчатке в свою и легко коснувшись её губами. — Восхитительное, нежное создание, дамы и господа! Семьдесят тысяч — раз, — говорит Леопольд так громко, что у меня закладывает уши. Однако я подчиняюсь, и делаю то, что он просит. Ведь если ценник на меня будет низок, то и жизнь моя будет хуже. Кто же станет беречь дешёвую игрушку? — А как она элегантна, вы только посмотрите!! Сто семьдесят тысяч — два. — Сто тысяч таллинов, — возвещает мужчина с животом, обтянутым в бордовый костюм. — Она и правда хороша. Я обворожительно улыбаюсь, видя результат, и воздух пронизывает новая ставка: — Сто пятьдесят тысяч. Я посылаю этому молодому мужчине воздушный поцелуй. Из всех он мне хотя бы нравится тем, что он не брюзжащий слюной старик. — Сто шестьдесят, — перебивает его толстый мужчина. — Сто шестьдесят пять! Заметно, что средств у юного участника аукциона не так много. Но я тихо надеюсь на его победу. Быть может, он будет не так плох, как остальные? — Сто семьдесят и не таллином больше, — снова возвещает толстый. — Ставка принята. Советник Оллинз: сто семьдесят тысяч. Раз. Когда минута молчания повисает в зале, я решаюсь на самый опасный эксперимент. Схожу с подиума под поражённый взгляд Леопольда и подхожу к юноше, что делал до этого на меня ставки. От него приятно пахнет чем-то терпким, и он смотрит на меня во все глаза. На вид он чуть старше меня. — Сто семьдесят тысяч. Два. Улыбаюсь кокетливо и беру двумя пальцами веточку от вишенки, плавающей в его рюмке. Обворожительно надкусываю ягоду, медленно её жуя. Смотрю прямо ему в глаза. Он сглатывает. — Сто семьдесят тысяч — три. «Ну давай же!!» — наверное, в моём взгляде проскальзывает мольба, потому что он медленно выдыхает: — Прости. — Сто семьдесят тысяч. Четыре. — Да перестань ты играть в официальность, Леопольд! Девчонка моя, заканчивай, — кричит, прыща слюной во все стороны советник Оллинз. Его явно взбесила моя выходка. — И оттаскивай её от сопляка леди Ашервли!! Я оборачиваюсь на Леопольда и вижу его сочувственный взгляд. Каждый в Империи знает, какой на самом деле советник. И Леопольду меня жаль. Внутри меня всё опускается, когда он начинает завершать аукцион: — И… сто семьдеся… Но его обрывают. Слуга подходит к Леопольду и что-то шепчет ему на ухо. Выражение лица аукциониста меняется так быстро, что никто в зале не понимает в чём причина. А советник начинает терять терпение: — В чём дело, Леопольд?! Почему остановился? Аукционист кивает слуге и только тогда обращает внимание на советника, расплываясь в улыбке. — Что улыбаешься? Девчонка моя? — Нет, господин советник. Есть новая ставка. — НОВАЯ СТАВКА?! — Да. Миллион триста таллинов за дриаду. Раз. Зал взрывается бурным обсуждением. До меня доносятся отголоски фраз: «Кто это может быть?», «За что такая сумма?». Советник меняется в лице, становясь красным как рак. — Кто?! — его возглас заставляет шепотки в зале умолкнуть. — Анонимный покупатель, который сейчас находится в зале. Я озираюсь в его поисках, хотя понимаю, что это может быть обманкой. А что, если графиня решила сделать фарс со мной из-за того, что её не устроила столь низкая цена? Я слышала слухи, что за каждого она планировала получить хотя бы двести тысяч. — Кто эта крыса?! Кто?! — Советник, потише. — КТО Я СКАЗАЛ?! Но ответомему служат лишь переглядки дам зале, да суровые взгляды мужчин. Советник Оллинз стоит недалеко от меня и мне невольно становится страшно за свою жизнь. И тут я встречаюсь глазами с ним. Он стоит у самой стены и не сводит с меня взгляда своих сапфировых глаз. Одет во всё чёрное, а в петлице алая роза. На его лице железная маска с чёрной эмалью. — Миллион триста — два. Три. Четыре. Пять. Продано! Прежде, чем меня уводят из зала, я успеваю увидеть его улыбку, которую он прячет за бокалом вина. Кто же ты, мой анонимный покупатель?Глава 3. Танец
В коридоре меня уже ожидает служанка, держа в руках горящую лампу. Я запоздало оглядываюсь на двери, что отрезали меня от шума зала, и понимаю, что теперь моя жизнь точно никогда не будет прежней. Вновь перевожу взгляд на служанку, что сверлит меня своими карими глазами. Тени от пляшущих на стенах свечей в позолоченных настенных канделябрах делают её лицо ещё смуглее. — Надеюсь, что ты прямо здесь не рухнешь в обморок, потому что нам надо спешить, — выдаёт она и кивком показывает следовать за ней. Только когда я делаю первый шаг прочь от дверей зала, на меня накатывает ужасающая волна осознания того, что произошло. Меня только что продали с молотка за баснословную сумму денег. Я начинаю дышать чаще, пытаясь сдерживать подкатывающую истерику. Живот сводит судорогой, но благо с утра нас совсем не кормили, а день мы провели в подготовке к аукциону. Всё произошедшее в зале в моих воспоминаниях превратилось в одно сплошное пятно. Я не помнила ни как выглядел зал, ни гостей, ни даже то, как сошла с лестницы вниз, чтобы попытаться подтолкнуть того юношу перебить ставку советника. Я не запомнила ничего, кроме его глаз, смотрящих на меня. Идя по коридору, продолжала как наяву видеть этот взгляд и помнить его образ. Миллион триста тысяч таллинов. Эта сумма колоколом отдаётся в моей голове, пока мы не заворачиваем за угол и проворная служанка не вталкивает меня в одно из помещений для слуг. Я не успеваю закричать — лишь до чёртиков пугаюсь, а после чихаю от запаха трав и чеснока, плотным слоем повисшем в запертом воздухе небольшого помещения. — Не вздумай орать, глупая, — предупреждающе шикает служанка, проворачивая ключ в замочной скважине. — Это для твоего же блага, я пытаюсь помочь тебе, дурочка! Я ошарашено смотрю на неё, потирая нос и пытаясь сдержать очередной чих. Тем временем служанка быстро зажигает от лампы свечи в комнатушке, рассеивая мрак и тени. Я замечаю над дверью висящий оберег из трав и сушёного чеснока — скорее всего, от него и идёт этот раздражающий ноздри запах. — Что со мной будет? — запоздало спрашиваю я, наблюдая, как служанка выуживает из большой плетёной корзины пышное платье. — Удосужилась, наконец, спросить, — бурчит себе под нос девушка, разворачиваясь ко мне. — Выдохни и поблагодари богов за то, что сегодня явно твой день. Мой господин выкупил твою свободу. Моё дыхание перехватывает, и я цепляюсь за стену рядом, чтобы не осесть на пол. Это безумие, это не может быть правдой. — Я… — Не смотри на меня как умалишённая. Я знаю, как это звучит, но это чистая правда, — служанка помогает мне сесть на корзину и упирает руки в бока. — Вот только из-за этого у нас куча проблем, которые надо срочно решать. Да, мой господин выкупил тебе свободу, но просто так тебе отсюда не выбраться. Поэтому у нас мало времени, чтобы привести тебя в порядок и дать тебе надлежащие инструкции. — Что? — я выдыхаю из лёгких весь оставшийся воздух. — Сделаешь так, как я скажу, — обрывает девушка, жестом показывая, чтобы я поднялась с корзины. — Если отдохнула — вставай, иначе не успеем. И снимай с себя эту простынку, смотреть на тебя даже стыдно. Срам, да и только! На мой непонимающий, полностью дезориентированный взгляд, она закатывает глаза. — Хорошо-хорошо, сейчас всё разъясню, только пожалуйста, сними с себя эту срамоту и позволь мне надеть на тебя корсет, — служанка проворно подскакивает ко мне, стягивая лямки платья с моих покрывшимися мурашками плечей и заставляя ткань скользнуть к ногам, обнажая мое тело. — Надевай давай, я попутно тебе всё расскажу. Я покорно выполняю приказ, а когда служанка начинает шнуровать на мне корсет, туго затягивая его вокруг моих рёбер, ахаю. Не обращая на это ни толики своего внимания, девушка начинает быстро пояснять ситуацию, не забывая методично выбивать из моих лёгких воздух туго стягивающей рёбра шнуровкой: — Тебя хотел заполучить советник, и он пришёл в ярость от того, что его ставку перебили. Его подчинённые рассредоточились по поместью, получив приказ не выпускать тебя живой или мёртвой. Ему нужно конкретное имя того, кто тебя выкупил, чтобы понять, что это не очередной трюк графини Бонтьемэ. Но моему господину не нужна огласка, иначе тебя придётся вести в его поместье. Уж не знаю зачем ему надо отпускать тебя, — фыркает служанка, — но ты явно ему запала в душу. Поэтому, по его приказу, мы выведем тебя отсюда крюком. Но для этого нам придётся пойти на обманку, ради которой я тебя и переодеваю. Она огибает меня и начинает одевать меня в пышные юбки поверх корсета. — Ты вернёшься в зал как дама из высшего общества и станцуешь один танец с господином. После этого к тебе подойдёт слуга, который шепнёт тебе на ухо фразу «Вас дожидается посыльный в саду» и выведет тебя из поместья безопасным ходом. Ни в коем случае не снимай с лица маску, что я тебе дам, и не иди за слугой, если он скажет тебе неверный пароль. Поняла? Я киваю, всё ещё пытаясь переварить услышанное. Меня и правда отпустят? Вот просто так? Но куда я пойду и что мне дальше делать? Я понятия не имею, где нахожусь и как отсюда идти до столицы. Видя смятение на моём лице и будто читая мысли, служанка успокаивает меня: — Тебя доставят в столицу и пристроят в храм Пяти. Ни о чём переживать не стоит. Далее ты сможешь через жреца Анатолио связаться со своими родными. Но до этого тебе надо всё сделать правильно, чтобы не было проблем. — Хорошо, — мой голос охрип и звучит сухо, но моего согласия достаточно, чтобы позволить ей дальше колдовать над моим внешним видом. — Повтори пять раз фразу «Вас дожидается посыльный в саду», чтобы я была уверена, что ты не забудешь слова. Пока я повторяла фразу вслух, служанка принялась укладывать мои волосы, собирая их в сложную причёску и рассыпая по ним украшения из мешочка, снятого с её пояса. Когда я закончила, она обошла меня со всех сторон, поправляя локоны. — На аукционе на вас были надеты буквально ночные сорочки, чтобы было видно тело, которое покупают. И там ты была рабой, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но это и не нужно. Главное, чтобы ты держалась увереннее, и… — она окидывает меня взглядом. — Взрослее. Сколько тебе лет? — Шестнадцать. Зимой исполнится семнадцать. В Ладоргане замуж могли выдать и в шестнадцать, но обычно в хороших семьях считалось, что благовоспитанная девушка должна достигнуть возраста восемнадцати лет, чтобы успешнее найти себе хорошую пассию. На лице служанки впервые появляется подобие сочувствия. — Ты слишком юна для участия в аукционе, — озвучивает мои мысли она. — Но графиня никогда не чуралась марать руки. Через мгновение её лицо вновь приобретает обычное выражение, и она, будто очнувшись от наваждения, достаёт из полупустой корзины железную витую маску, скрывающую половину лица, а также лист бумаги. — Всё, больше не отвлекаемся, у нас осталось очень мало времени, — с этими словами она суёт мне в руки сложенный вдвое лист, а сама надевает на моё лицо маску, завязывая атласные ленты на моём затылке. Я разворачиваю бумагу и вижу там рисунок маски, выполненный углём. Той самой, что я видела на нём. — По этой маске узнаешь господина. Танцевать будешь только один танец и только с ним, — отходя назад и оглядывая меня, строго говорит служанка. — Ничего не ешь и ничего не пей. Не особенно из непрозрачных бокалов. — Какой танец я буду танцевать? — Тот, которому вас учили за эти две недели. Ты запомнила его маску? — Да. — Хорошо, тогда пойдём. Будем молиться, чтобы тебя в этом не узнали. Она отпирает ключом дверь и выглядывает в коридор, озираясь. Удостоверяясь, что там никого нет, служанка выводит меня из комнаты, предварительно захватив с собой атласные перчатки, что вручает мне. — Надень. Сейчас я проведу тебя обратно, а дальше — как договорились. Ты готова? Я киваю, надевая на руки перчатки и закусывая губу от волнения. Да поможет мне Ночь быть сегодня неузнанной! Отрезок пути до дверей зала мы проделываем слишком быстро, чтобы внутренне я смогла собраться. Когда служанка отворяет двери зала, я теряюсь и понимаю, что уже поздно. Я чувствую покалывание магии на своём лице, с которой она меняет мои черты. Неузнанной. Неузнанной. Неузнанной. Сердце стучит в моей груди как бешеное. Нет! Нет, нет, нет!! Я не знаю, как заставить магию не в корне изменять мою внешность. Если бы она только могла вернуть свои черты… Но как я выглядела бы взрослой? Каким бы было моё отражение? Страх сковывает мои внутренности, когда блеск сотни ламп и хрустальных люстр заставляет прикрыть рукой глаза. Между тем, служанка подталкивает меня внутрь, напоследок шепча: — Помни: ничего не пей и ни с кем больше не танцуй. А после закрывает двери за моей спиной, отрезая мне путь к отступлению. И я, наконец, расправляю плечи и принимаю свою судьбу. *** Войдя во второй раз в этот зал усадьбы, я ощущаю себя иначе, чем в первый. Я вижу блеск и шик помещения не с позиции жертвы, у которой потели ладони. Не чувствую себя оленем, которого выслеживает по пятам хищник, пригибаясь к земле. «И там ты была рабой, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но это и не нужно. Главное, чтобы ты держалась увереннее, и взрослее,» — вспоминаю я слова служанки и стараюсь откинуть назад все страхи. Всё ещё веря в происходящее, ступаю вглубь зала, ощущая на себе несколько заинтересованных взглядов. Музыкант играет на рояле восхитительную мелодию, пока гости наслаждаются вином из тончайших хрустальных бокалов. Слуга предлагает напиток и мне, но я открываюсь, помня слова про запрет на питьё и еду. Кажется, слуга удивлён, поэтому мешкает, и я замечаю, что напиток в бордовый бокалах более вязкий, чем обычно бывает вино. Что же они на самом деле пьют? Не успеваю задуматься над этим вопросом, как мимо дефилирует графиня, заставляя моё глупое сердце сжаться от волнения. Но благо она меня не замечает, направляясь к группе аристократов. Среди них я вижу его. Сглатываю, отводя взгляд на лестницу, с которой недавно спускалась в качестве лота. Вижу, как в зале вальсируют те самые рабы, которые ещё недавно были проданы богачам за приличные деньги. Как и говорила служанка, они единственные, которые одеты практически так, будто на них ничего и нет вовсе. Нынешняя же мода в Ладоргане для знатных дам задаёт пышные платья, высокие причёски и туго затянутую в корсет талию. Кстати, о корсете. Я морщусь от непривычного ощущения сдавливания в районе грудной клетки и живота. Надеюсь, что не выгляжу глупо, ведь я не видела себя со стороны. Пытаюсь отвлечься от мыслей, рассматривая лепнину, бархат и шик мероприятия, на которое я попала. Но предательские вопросы продолжают всплывать в моей голове, и я понимаю, что без понятия как завести с ним беседу. И как вообще к нему подойти. Выросшая в деревне, я мало что знаю о манерах. Из детства я помню ещё меньше, поэтому жалею, что была слишком глупой и не расспросила у служанки поподробнее как мне стоит себя вести. Мне остаётся уповать только на несколько уроков изящных манер, которые дала нам графиня перед аукционом. Но, исходя из них, приглашать на танец должен меня он, а не я его. Делаю вид, что рассматриваю красивую вазу с алыми розами и взглядом ищу его среди гостей. Но в той компании, где стояла графиня, его больше нет. Внутри всё холодеет, а и без того расшатанные нервы дают о себе знать. Я начинаю отчаянно искать его глазами, моля, чтобы он не покинул зал. Я ведь даже не знаю зачем ему этот танец. И почему надо делать такой отвлекающий маневр. А что, если он раздумал давать мне свободу? Что тогда? Горло жжёт, но я не позволяю предательским слезам прорваться наружу. Я его найду, обязательно найду! Не видя его нигде, оборачиваюсь, чтобы оглядеть вторую половину зала, и неаккуратно врезаюсь в чью-то грудь. Мои пальцы успевают нащупать бархатную поверхность чёрного, как ночь, камзола, украшенного богатой вышивкой. — Простите! — мой тихий писк слетает с моих губ быстрее, чем я поднимаю на него голову и встречаюсь взглядом с его сапфировыми глазами, сверкающими в прорезях металлической маски. И в то же мгновение я будто бы проваливаюсь в мягчайшее облако, что обволакивает моё сознание. Я тону в его глазах, которые холодны, словно бушующие воды океана Бурь. Всё вокруг меркнет в сравнении с ним: таким невероятно красивым, даже пускай половину его лица и скрывает маска. Его чёрные волосы будто вбирают в себя весь свет — на них даже не пляшут отблески света от хрустальных ламп зала. Не сразу понимаю, что он придерживает меня за руку с того самого момента, как я на него наткнулась, удерживая меня в вертикальном положении. Его ладонь очень горячая в сравнении с моими скользкими холодными ладонями. От него пахнет проливными дождями, грозой, хвоей и бушующим океаном в прохладную июньскую ночь. Растворяясь в его запахе, частичкой сознания понимаю, что слишком долго молчу, безотрывно смотря на него. Поэтому нехотя разрываю этот момент своими словами, будто наяву ощущая на языке вкус солёной воды океана: — Прошу прощения, господин. Я не хотела, — вновь пытаюсь извиниться за своё столкновение с ним, ощущая, как щёки предательски краснеют. — Я прощу, только если Вы подарите мне танец, — говорит он бархатным голосом. Таким, что сначала я слушаю его мелодику, а лишь потом разбираю слова. — Да, — вновь с запинкой говорю я. — Конечно. Ощущаю себя просто невероятной идиоткой, из головы которой просто исчезли все мысли, кроме тех, которые продолжают виться вокруг него. Мужчина галантно протягивает мне руку для того, чтобы вывести в центр зала, и я за неё цепляюсь, видя, как чувственная улыбка трогает его губы. Надеюсь, он мне простит такое поведение. Хотя он явно должен быть в курсе того, как влияет на молодых девушек вся его фигура. Он выводит меня в центр зала и мягко берёт за талию. Я чувствую тепло его ладоней и жалею, что на мне корсет, который усугубляет положение и нехватку воздуха. Мужчина под начавшуюся мелодию начинает вести меня в танце, и я с удивлением понимаю, что не совершаю ни единой ошибки в движениях. Рядом с ним мои ноги буквально отрываются от пола, пока он кружит меня, словно пушинку. Вокруг шелестят платья других танцующих дам. Его руки внезапно исчезают с моей талии, и я ощущаю это так отчётливо, будто в тот момент меня лишают последней крупицы тепла. Теперь мы обходим друг друга, едва касаясь ладонями. Я ощущаю на своей коже его взгляд — ласкающий, словно дорогой шёлк. Потом мы снова кружимся, и в моей голове мелькает мысль, от которой меня обдаёт жаром. Этот мужчина заплатил за меня миллион триста тысяч таллинов. Он отдал эти деньги за мою свободу, а я, глупая, желаю, наоборот, оказаться в его плену. Запах хвои и свежести после дождя настолько сильно впитываются в моё тело, что окутывают меня плотным коконом. Мы кружимся, кружимся и кружимся, пока мелодия не обрывается, а моё сердце не пропускает удар. — Благодарю Вас за танец, прекрасная незнакомка, — мужчина целует мою руку, и я впервые желаю взмолиться прямо здесь, прося его обменять свою свободу на… На что? Мои глупые мечты разбиваются об осознание: я ведь его абсолютно не знаю. Меня к нему невероятно тянет, он завораживает меня, но… Он заплатил за мою свободу, а не за моё тело. Я должна с благодарностью принять его дар и исчезнуть из его жизни. Ни больше, ни меньше. — Госпожа, — не замечаю, как рядом со мной появляется слуга в маске и склоняется к моему уху. — Вас дожидается посыльный в саду. — Хорошо, я сейчас иду, — говорю я слуге, бросая последний взгляд на мужчину. Он улыбается мне уголками губ и кивает, будто позволяет мне уйти. Я вдруг осознаю, что не знаю его имени. Но представляться уже поздно… — Спасибо Вам, — говорю я от чистого сердца, последний раз смотря в его глаза. — Удачи, — шепчет он мне одними губами, а после я, с ужасным грузом на душе, следую прочь из зала следом за слугой, ощущая подступающие к глазам слёзы. И понимаю, что какой-то частью моей души этот мужчина уже завладел. Навсегда. *** — Госпожа? Всё в порядке? — интересуется слуга, когда мы идём по пустому коридору, а я на ходу пытаюсь вытереть влагу из кончиков глаз. С маской это получается крайне плохо, но я не сдаюсь, чувствуя себя ужасно. Дура, дура, дура! Он выкупил меня, сделал добрый жест, помог мне, а я… О великая Ночь, что со мной вообще происходит? — Всё в порядке, — отвечаю я. Позже, видя недоверчивый взгляд слуги, добавляю: — Правда. Всё хорошо. Просто не верится, что я это смогла совершить. Парень (по крайней мере я так думаю, что это молодой юноша) ободряюще улыбается мне тёплой улыбкой: — Вы молодец. Осталось ещё чуть-чуть. Потерпите, и этот ад через пятнадцать минут закончится. Мне вдруг становится интересно, знает ли он кому помогает, но спрашивать слугу я об этом не решаюсь. Мало ли кто мог подслушивать наш разговор, спрятавшись в многочисленных комнатках для прислуги, которые мы минимум, идя по коридору? Возле одной из дверей мы останавливаемся, и слуга тихо мне шепчет: — Заходите внутрь. Переодевайтесь — сменная одежда уже лежит в корзине. Поменяйте всё, кроме маски. Она должна остаться на Вас. У нас есть пара минут. — Хорошо. Внутри этой комнатки прислуги также пахнет всё теми же травами и чесноком. Интересно, зачем нужны эти обереги? Я начинаю раздеваться и вдруг понимаю, что никогда не носила корсетов и просто не умею их самостоятельно расшнуровывать. Заливаясь краской, выглядываю за дверь, где меня ждёт слуга, и смущённо говорю: — У меня проблема. Парень, который уж было привалился к стене в ожидании меня, взволнованно подходит к двери. — Что такое? Нет одежды? — Нет, не в этом дело, — ещё больше смущаясь, говорю я. — Тогда что случилось? — не понимает он. — Я… я н-никогда не носила корсетов. И я не могу… н-не могу его расстегнуть, — заикаясь, выдаю я. Парень выдыхает и на его лице появляется ободряющая полуулыбка. — Не переживай, я тебе помогу. И не бойся, я не буду потом подглядывать или приставать. Только помощь. Я пропускаю его в комнату и отворачиваюсь к стене. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я не выдержу и свалюсь в обморок от переизбытка чувств. Руки слуги начинают проворно расшнуровывать завязки на платье. — Ей, ты только дыши, хорошо? Всё в порядке. С кем не бывает. Он пытается отвлечь меня от удушающих мыслей. Сама не понимаю, как быстро мы перешли на «ты». — Со мной такое впервые, — сглатываю я, решая вытаскивать камни из причёски. — А ты… — У меня две сестры, — судя по его голосу, он улыбается. — Одной девятнадцать, она старше меня на два года. Второй пятнадцать, и я часто шнурую ей все эти глупые рюшки, когда они выходят в свет. Моя семья не столь бедна, как храмовые мыши, поэтому один выход для неё в несколько месяцев мы можем себе позволить. К тому же, слугам поместья хорошо платят. — Ты служишь графине? — спрашиваю, придерживая одной рукой платье, чтобы то не соскользнуло на пол. Оборачиваюсь и вижу, что слуга уже отвернулся, старательно не глядя в мою сторону. — Нет, я служу герцогу. И приехал на этот приём вместе с его свитой. Слыша слово «герцог», я замираю, забывая про более простое платье, в которое переодевалась. — Герцогу Ердину? — в моей голове всплывает его фамилия, хотя ничего больше я вспомнить про него не могу. — Именно ему. Ты готова? — Почти. Пышное платье с бала я кладу в корзину, откуда взяла сменную одежду и тёмный тёплый плащ, который я уже накинула на свои плечи. На бёдра вешаю ремень, а на него мешочек, который также лежал в корзине. Даже не раскрывая его, я понимаю, что я нём лежат монеты, гребень и что-то ещё, что я не могу определить на ощупь. Мои распущенные каштановые волосы волнами спадают по плечам, когда я вытаскиваю из причёски последнюю заколку и кладу её в холщовый мешочек рядом с камнями, вынутыми из причёски. Я выбрала их всех до единого. Чужое богатство мне не нужно. Помня его наставление, маску я оставляю на лице. — Я готова. — Отлично. Мы выходим из комнатки, плотно закрыв за собой дверь, и довольно быстро выходим из здания усадьбы в тихий сад, на котором мягким покрывалом лежат ночная тьма и свежесть вечерней прохлады. На заднем дворе уже у самых ворот нас ожидают вороной жеребец вместе с солдатом в кожаной броне. У солдата коротко подстриженные тёмные волосы, прямой нос и орлиный взгляд. Слуга обменивается с ним паролями, а после передаёт меня солдату. — Это Рейнольд. Он отвезёт тебя в столицу, в храм Пяти. Я киваю Рейнольду, и тот неожиданно говорит мне: — Зови меня просто Рей. — Хорошо. Слуга исчезает в темноте сада, а Рей в одно мгновение берёт меня за талию и поднимает в воздух, сажая верхом на могучего коня. Даёт мне в руки поводья и мягко гладит животное по голове, успокаивая и давая ему привыкнуть ко мне. Затем Рей взлетает в седло за мной, и я передаю ему поводья коня. Он пятками пришпоривает коня, разворачивая его к воротам, и мы срываемся с места, уносясь прямо в чёрную ночь.Глава 4. Братство
Конь уносит нас прочь от усадьбы графини Бонтьемэ, поднимая клубы пыли на тёмной дороге. В ушах свистит ветер, с силой прижимая меня к груди Рея. Того ничуть не смущают ни порывы ветра, норовящие снести нас со спины коня, ни быстрая скачка. Я вновь радуюсь тому, что с утра ничего не ела и не пила, держась за луку седла и смотря, как вокруг проносятся незнакомые пейзажи. Через полчаса постепенно привыкаю к темпу и постоянно слезящимся глазам, которых не щадит порывистый ветер. Мы скачем долго прежде, чем впереди начинают маячить огни столицы. К этому времени я уже устала и из последних сил борюсь со сном, благодаря богиню за то, что из-за ветра не слышно урчание моего пустого желудка. Рей сбавляет темп только когда копыта жеребца начинают стучать по мощёной камнем улице Лаидана. Бока лошади взмылены от быстрой скачки, и конь с радостью переходит на шаг. За нашими спинами яркими красками загораются первые лучи восходящего солнца. Они золотят крыши домов и закрытые на ночь ставни, прогоняя очарование и тишину ночи. Столица, даже в столь ранний час, поражает меня своей красотой и величием. Со стороны палисадников богатых домов слышится пение ранних птах и лай разбуженной собаки. Рей направляет жеребца вверх по главной улице к храму Пяти, что виден даже с той точки, где мы сейчас находимся. Тёмный ансамбль храма с богатой декоративной внешней отделкой, острыми шпилями, устремлёнными ввысь и изяществом приковывает моё внимание по мере нашего приближения. До этого я лишь слышала о красоте главного храма, но никогда ранее не видела его вживую. Когда мы подъезжаем к огромным кованным воротам, уже раскрытым для прихожан, я поражаюсь уже величественности и огромным размерам храма. Вблизи он ещё больше, чем я предполагала. Рей спрыгивает с коня и берёт его под уздцы. Моя затёкшая спина и окаменевшие бёдра протестуют потере опоры позади, но я удерживаюсь от того, чтобы не сползти на землю следом за солдатом. Мужчина привязывает жеребца к коновязи у самых дверей храма и только тогда снимает меня с его спины. Мои ноги тут же подкашиваются, и Рей помогает мне дойти до садовой скамейки возле фонтана, который находится на территории храма. Я плюхаюсь на скамейку и из моего горла вырывается стон. — Такое бывает, когда давно не ездишь верхом, — вдруг констатирует Рей, прерывая наш «обет молчания» за период поездки. Я вскидываю на него голову, пытаясь понять по его лицу шутит ли он, но мужчина выглядит более, чем серьёзным. — Я никогда не ездила верхом, — признаюсь я, пытаясь отдышаться и не взвыть от того, что повернула шею. Кажется, всё моё тело протестует после такой конной прогулки. — Значит тем более это нормально, — заключает мужчина и направляется к дверям храма. — Посторожи тут Воробушка, пока я схожу за Анатолио. Услышав кличку коня, я невольно рассмеялась, но благо Рей уже этого не слышал, войдя в стены храма. Воробушек, надо же! Мой смех сопровожается отголосками боли во всём теле, а сам конь обиженно на меня оборачивается, как бы спрашивая: «Женщина, что смешного в моей кличке?». К приходу Рея со жрецом мой истерический смех сумел сойти на нет, и я даже с горем пополам сумела встать на ноги. Не без гримас боли, но не позориться же так в присутствии других людей? Нацепив на своё лицо максимально приветливую улыбку, я пытаюсь не охать и ахать как старая бабка при Рее и Антонио. — Вот та девушка, о которой я Вам говорил, достопочтенный жрец, — говорит Рей спокойным голосом, указывая Антонио в мою сторону. — Один мой друг попросил найти ей временное пристанище, тем более, что девушка очень уважает волю Пяти. Я скромно решил, что ничто лучше не подойдёт для неё, кроме как служить в этом храме. Бедняжка многое пережила и я, зная, с какой отеческой заботой Вы относитесь к своим птенцам на попечении, решил просить вас приютить её. Рэй выразительно смотрит в мою сторону, и я впопыхах делаю подобие реверанса, от которого у меня тут же взрываются болью мышцы. Жрец Антонию, облачённый в жреческую мантию с вышитыми узорами, тепло мне улыбается в ответ. Его короткие волосы белы, как первый снег, а самому жрецу явно уже больше шестидесяти лет. Вместо ответа Рею он начинает показывать жесты руками, на которые мужчина кивает, а после оборачивается ко мне и поясняет: — Верховный жрец Антонио с радостью примет тебя в объятия Пяти. Он даст тебе сопровождающего, что объяснит тебе правила и поможет расположиться. — Благодарю Вас, Ваше преосвященство, — говорю я Антонио, который кивает мне и хлопает по руке Рея, вновь что-то показывая ему языком жестов. После верховный жрец разворачивается и начинает проворно ковылять к дверям храма. Я решаю идти следом, как вдруг Рей задерживает меня и тихо, еле слышно, шепчет: — Твоё проживание оплачено на год вперёд. Не спеши с решениями. Здесь безопасное место. — Спасибо, — так же тихо отвечаю я, только сейчас замечая странный оттенок его глаз — тёмно-бордовый. — И да, — добавляет мужчина, когда я уже почти захожу в двери храма. — Жрец Антонио больше не епископ, так что ты можешь обращаться к нему без лишних норм этикета. Внутри храм встречает меня полутьмой и прохладой. В воздухе витают запахи воска и благовоний, а жрец Антонио уже ждёт меня в притворе, зажигая свечи в лампадах. Мои ожидания, что свод будет также расписан как в нашем деревенском храме, рушатся, стоит мне только пройти чуть глубже в колыбель Пяти. Свод храма украшает цветное витражное стекло в тон крови, из-за чего свет, проникая через него, окрашивает всё вокруг в багровые тона. Алтарём служат вылитые из золота статуи пяти богов Саяры. Я подхожу ближе к первой статуе бога Рассвета, проводя рукой по выгравированному имени Агон на её постаменте. Мой взгляд движется дальше, и я мысленно читаю имена других богов: Мэнлиуса, Доминика, Эспера и Байярда. О том, чтобы найти здесь статую и имя Той, что меня хранила все эти годы, не может быть и речи. Золотые лица богов кажутся миролюбивыми, красивыми и такими… безразличными. Поджимаю губы, встречаясь взглядом с Антонио, который уже успел зажечь все лампады, свечи и храмовые благовония. Теперь он жестами что-то пытается мне сказать, но я не понимаю, ведь не знаю языка жестов. — Я не понимаю, что вы хотите сказать, господин. Простите. — Он говорит, что прямо за твоей спиной тот, кто проводит тебя до твоей новой комнаты, — раздаётся мужской голос позади меня, и я вздрагиваю, быстро оборачиваясь на того, кто испугал меня. Тело тут же простреливает вспышкой боли и я, морщась, шиплю, рассматривая стоящего в паперти юношу. На нём простая жреческая одежда, а когда он делает шаг вперёд на свет, я отмечаю его русые волосы, собранные в короткий хвост, и карие глаза. Оборачиваюсь на Антонио, но старого жреца и след простыл. Он явно бесшумно ушёл по своим важным жреческим делам, оставив меня наедине с незнакомцем. — Меня зовут Элем. Тебя как звать? — парень наклоняет голову, рассматривая меня. — Алекса, — называюсь я уже привычным мне именем. — Але-кса, — повторяет Элем, будто пробуя моё имя на вкус. — Что ж, Алекса, будем знакомы. Пойдём, ты как раз успеваешь на завтрак. Мой живот отзывается постыдным урчанием, стоит мне услышать слово «завтрак». Элем хмыкает, но ничего на этот счёт не говорит, ведя меня по коридору. Мой нюх уже улавливает сладкий запах храмовой выпечки, и во рту скапливается слюна. — Если тебе понадобится что-то спросить у Антонио, попроси меня. Как я понял, ты не знаешь язык жестов, а он тебе не сможет ответить иначе, — говорит Элем, смотря, как я еле поспеваю ковылять за ним. — Почему? Антонио дал обет молчания? — Нет, всё менее прозаично, хотя за пределами этих стен так об Антонио и думают. На самом деле он просто не может говорить уже больше пяти лет, — шепчет парень, чуть замедляя шаг. — У него какая-то болезнь? — непонимающе спрашиваю я. — Что-то типа того, — странным тоном шепчет Элем. — Обычно это случается, когда ты разбалтываешь чужие секреты и тебе отрезают то, с помощью чего ты это разболтала. Я резко торможу, ошарашено смотря на Элема. Неужели жрецу отрезали язык? — То есть… — Тихо, — пресекает меня Элем, беря за руку. — Тут даже стены имеют уши. Но да, это то, о чём ты подумала. Поэтому знай, что здесь тебе необходимо уметь держать свой ротик на замке, ведь даже епископа после его ошибки это не уберегло от такой ужасной участи. В голове сразу всплывают слова Рея: «Жрец Антонио больше не епископ, так что ты можешь обращаться к нему без лишних норм этикета». Но за какие секреты ему отрезали язык и кто такое сотворил с Антонио?! Между тем Элем продолжает меня вести за руку, тихо вводя в курс дела: — В этом храме ты можешь выбрать две стороны: Антонио либо его брата, кардинала Эмилио. Они оба стоят во главе Братства Молчаливых, в стенах которого ты сейчас находишься. Ты, конечно, можешь не вступать в него и быть обычной прислужницей, но я слышал, какую сумму за тебя заплатил Змей. Поэтому советую подумать о более приличном жилье, чем храмовая каморка на шестерых, — шёпот парня отдаётся звоном в моих костях. Братство Молчаливых? О великая Ночь, куда я вновь влипла! — Братство делится на две стороны соответственно. Антонио заведует над Шептунами, а кардинал над Лезвиями. К последним ты, даже если захочешь, сейчас попасть не сможешь, а к Шепутнам… Он резко останавливается недалеко от дверей, явно ведущих в трапезную храма, и смотрит на меня. — Я советую тебе примкнуть к нам. Мы научим тебя всему, что умеем сами. Ты сможешь проводить время с пользой, а не целыми днями зажигать свечи, да мыть полы. Я выдёргиваю свою руку из его хватки, смиряя взглядом. Уж слишком много за последние сутки я подчинялась всем подряд. Пускай этот парень и член какого-то там Братства, но я не обязана и у него идти на поводу просто потому, что ему так захотелось. Пришло время принимать хоть какие-то решения, за которые мне не будет стыдно в будущем. И я собиралась всё взвесить, самостоятельно решив, что мне делать дальше с выкупленными правами свободной девушки. — За совет спасибо, но я сама решу, что для меня будет лучше. Внимательный взгляд Элема ещё раз проходится по моему лицу, а потом он усмехается. — Так-то лучше. А я думал, что к нам очередную размазню привели. — Размазню?! — не вытерпливаю я. — Да кто ты вообще такой, чтобы… Договорить мне мешает смех парня, который шустро утягивает меня за руку в трапезную, где уже становится не до гневных возгласов в его сторону. *** Вгрызаясь в мягкую, пышную и тёплую булочку с изюмом, политую белой сладкой глазурью, я ощущаю себя на вершине блаженства. Элем, сидящий рядом, и только и качает головой, усмехаясь и наблюдая, как я жадно поглощаю еду с тарелки. — Тебя будто век не кормили, Алекса. — Атсфтань, — с набитым ртом шикаю на него я, запивая выпечку морсом. — Ну-ну. Продолжай наедаться так, что потом ещё часа два будешь лежать и ныть от болей в животе. Когда я, наконец, доедаю всё съестное на своей тарелке, Элем вдруг неожиданно протягивает мне свою булочку. Я удивлённо смотрю на него, стирая крошки со рта, а он пожимает плечами: — В качестве извинений за размазню. Я принимаю его извинения и с наслаждением берусь на поедание второй вкуснейшей выпечки. Помимо нас за огромным длинным столом в трапезной сидят ещё несколько человек. Элем объясняет мне, что это все, кто уже в столь ранний час проснулся или, наоборот, только пришёл. Кормят здесь кашей с маслом, лепёшками с мясом и морсом. На десерт дают выпечку, от которой и разливается по храмовым коридорам столь манящий аромат. — На счёт Шептунов я не шутил, — прерывает моё рассматривание трапезной Элем. — Это правда совет от чистого сердца. — Я тоже не шутила. И я подумаю, спасибо. Парень собирается что-то сказать, но вдруг замирает с раскрытым ртом, смотря в сторону раскрытых дверей трапезной. Я прослеживаю его взгляд и вижу, как мимо дверей неспешно проходит жрец Антонио в компании высокого мужчины, одетого во всё серое. Исключение составляют чёрные кожаные перчатки на его руках, поверх которых надет большой перстень на большом пальце правой руки. — Это кардинал Эмилио, — шепчет мне на ухо Элем. — Тот самый, кому подчиняются Лезвия. Он входит в состав Имперского совета. Я не отрываю взгляд от кардинала и жреца до тех пор, пока они не скрываются из виду. По спине пробегает холодок, когда кардинал бросает взгляд в нашу сторону и я вижу его жестокие серые глаза. — А что делают Лезвия? — решаю уточнить я, понимая, что не совсем поняла всех тонкостей работы членов Братства. Элем закусывает губу, оглядываясь вокруг, а после отвечает: — Начну лучше с Шептунов, чтобы ты лучше понимала. У Антонио сеть шпионов по всему королевству, поэтому чаще всего в стенах храма остаются лишь те, кто собирают информацию в столице. Пока ты проходишь обучение всему, что может предложить тебе Братство, а взамен собираешь для верховного жреца нужные шепотки в народе. Ты можешь прибиться к Шептунам, не имея ни опыта, ни гроша в кармане. Кардинал же… сам отбирает себе тех, кого желает видеть в Лезвиях. Обычно это те, кто умело может перерезать горло без лишних угрызений совести. Личный отряд ассасинов. Недурно. — Ты их боишься? — Лезвий? — уточняет Элем, и я киваю. — Я их скорее остерегаюсь. У них крайне дурные нравы и очень жестокие методы. Лучше не переходить им дорогу. Тем более, у них есть такая крыша, как кардинал. По бегающим глазам парня понимаю, что дальше бередить эту тему не стоит, и увожу разговор в иное русло: — И что же, если я захочу присоединиться к Шептунам, меня будут учить прямо всему на свете? Элем выдыхает, явно радуясь смене опасной темы. А вот я, напротив, немного сбита с толку обилием новой информации. Мне непривычно участвовать в плетении сетей власти Империи, ведь за долгое время я привыкла к простому образу жизни деревенской девушки. — Не прямо всему, но многому могут обучить. Тому же языку жестов. Или, к примеру, бесшумному передвижению. Письму и чтению, если ты не умеешь. Или искусству боя. Последнее меня заставляет заинтересованно податься вперёд. — Меня могут научить самозащите и искусству владения клинком? — Да, без проблем. Я вновь задумываюсь над тем, какое решение стоит принять. Выбор у меня невелик. К кардиналу и Лезвиям я точно не сунусь ни на метр — я уже точно это для себя уяснила. На счёт того, чтобы стать прислужницей в храме… я решила, что такое явно не для меня, учитывая, что это будет просто неуважение к моему Дару. Оставалась только возможность присоединения к Шептунам, куда меня и зазывал Элем. Мне крайне понравилось то, что обрету возможность научиться нормально писать и читать, чего я увы, недополучила в деревне. И больше всего меня радует тот факт, что меня смогут обучить самозащите. Я устала быть слабой и устала не уметь давать должный отпор. Всего, чего я сейчас желаю для себя, так это временной возможности получить передышку. Но, если, помимо этого, у меня будет ещё и возможность проявить свой Дар в нужном русле… — Элем, — обращаюсь к нему я, — я бы хотела примкнуть к Братству Молчаливых в составе Шептунов Антонио и обучиться письму, чтению и боевому искусству. — Отличный выбор, Алекса, — улыбается мне Элем. — Я могу тебя заверить — ты с ним не ошиблась. Я тоже хочу, чтобы так и было, ещё не до конца осознавая, что Братство и этот храм станет для меня домом на долгие три года…Глава 5. Заказ
1377 год по Айлийскому календарю,наше время Я сижу в мягком кресле, обитом бархатом. В лунном свете, льющемся из открытого окна, кажется, будто вся комната выкрашена в серебристые тона. Прохладный ветер треплет мои каштановые волосы, собранные в косу, а я с наслаждением вдыхаю в нежный запах ночных фиалок, цветущих в саду замка. Спальня, в которой я расположилась, даже в полутьме выглядит великолепно: кровать с резным деревянным изголовьем, увенчанная шифоновым балдахином. Огромный шкаф с двумя приоткрытыми створками. Массивный дубовый стол с грудой писем и книг. Кованый стул с мягкой обивкой, на котором висят ножны с мечом, чей эфес украшают сапфиры и бриллианты, мерцающие в свете луны. Высокие потолки и стены, украшенные лепниной. Хозяин этих покоев спит на кровати, откинувшись на подушки. Его нагое тело прикрывает лишь лёгкая белая простынь, которая накинута на бёдра. У него вьющиеся чёрные волосы, настолько тёмные, что при дневном свете на них не играют блики. Грудь мужчины вздымается и опадает в такт его тихому дыханию. Дышит он размеренно, а его длинные чёрные ресницы трепещут во сне. Я тихо встаю с кресла и иду к нему. Мои шаги бесшумны — ничего не тревожит его и он меня не замечает. Во сне он выглядит достаточно молодо, но я знаю, что этому человеку больше сотни лет, ведь наделённые Даром живут в разы дольше обычных людей. У мужчины прямой нос, густые брови и острые скулы. Его лицо расслабленно, а губы чуть приоткрыты. Я ложусь на его кровать рядом с ним и достаю кинжал. Его я купила у одного торговца и с тех пор он мой верный друг. Острое тонкое лезвие блестит на свету, а рукоятка приятно холодит руку. Я приставляю кинжал к горлу мужчины так, чтобы одним движением перерезать ему глотку. А он продолжает спать. Невольно любуюсь его чертами лица, необычно притягательными для мужчины. Я знаю имя своей жертвы и знаю, что его смерть пойдёт на пользу Империи. Годы работы Шептуном позволили мне сложить о нём общую картину в своей голове, которая во всех аспектах жизни этого человека обагрена реками крови. Он повинен во многих страшных делах, у него много врагов и он крайне опасен. Генерал, заслуживший себе прозвище Кровавый герцог. Но во сне он лишь мужчина, который также слаб перед смертью, как и любой другой. Моя богиня наблюдает за мной через открытое окно. Она не торопит меня, не призывает совершить то, ради чего я сюда пришла. Ночь окутывает мои плечи прохладным покрывалом, мягко подбадривая и целуя ветром в висок. Мой Дар — Дар Ночи — сейчас на самом пике своей силы, ведь сейчас полночь. Благодаря Дару мужчина не замечает моё присутствие и продолжает спать. Никто из тех, кого я навещала ночью за последние несколько месяцев, не пробуждался. Они даже не знали кто или что было повинно в их внезапной кончине. И сейчас, ровно, как и в прошлые разы, у меня впереди целая ночь. Прошло уже три года с тех пор, как меня привезли к воротам храма, и я вошла в круг Братства Молчаливых. Сначала в качестве Шептуна, а пару месяцев назад вошла в ряды Лезвий, куда я изначально попадать абсолютно не планировала. Но опять же, моя судьба решила за меня всё сама, поэтому на одной из тренировок меня заметил кардинал. И с тех пор моя жизнь радикально изменилась, потому что я запомнила каждый день с того рокового момента. Мужчина, что сейчас лежит рядом со мной, является моим заданием. Он шевелится во сне, отчего прядь чёрных волос падает на его лоб, а лезвие легко задевает его шею, оставляя капельки крови. Я удивлённо приподнимаю брови, склонив голову. Только сейчас я вижу на его шее след от сведённой татуировки. Отвлёкшись, я не замечаю, как моя рана на боку, которую я наспех зашила, снова раскрывается. Кровь пропитывает мою чёрную рубашку, которая тут же прилипает к телу. А когда я чувствую, что из раны струится тонкая струйка крови, становится уже поздно. Мужчина раскрывает свои глаза. Я отшатываюсь от него, как громом пораженная воспоминанием трехлетней давности, потому что узнаю его сапфировые глаза. Между тем ноздри мужчины расширяются, улавливая запах моей крови. Я застываю, не в силах отвести от него свой взгляд, в то время как кровь уже достигает моих штанов. Кинжал в моей руке чуть подрагивает, а после предательски выскальзывает из моей руки. Падение оружия смягчает ворс ковра. Уже слишком поздно, чтобы винить себя в том, что я помедлила вместо того, чтобы быстро закончить начатое. Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что это был мой последний заказ. Он Ищейка. Киран Ердин, герцог Ладоргана, правая рука Императора и мой спаситель, выкупивший мою свободу три года назад на злосчастном аукционе графини Бонтьемэ. Хуже ситуации не придумаешь, ведь вряд ли он решит ещё раз проявить ко мне милость. Конечно, хвала моему Дару у меня нет характерного запаха, который он мог бы запомнить. Однако единственный раз учуяв мою кровь… Ищейка не остановится, пока не найдёт меня, где бы я ни была. Если до этого, конечно, не убьёт меня моим же кинжалом прямо здесь, у себя в спальне. Но пока он ждёт. И знает, что вряд ли у меня есть против него шансы на выживание — я не ассасин-виртуоз. Он сильнее меня физически, а его меч, который бы мне помог, слишком далеко. Сейчас в моей голове крутятся сотни вариантов, но ни один из них не подразумевает того, что я выживу после сегодняшней ночи. И Ищейка это тоже понимает. Но, он явно не предполагает, что уменя есть последний козырь, хотя и очень сомнительный. Единственный выход, который может дать мне шанс. Мой голос, охрипший от долгого молчания, кажется теперь столь жалким в этой тишине: — Киран Ердин, я вызываю вас на дуэль. Он удивлённо смотрит на меня, приподнимая брови. Я знаю, как смешно это звучит, но дуэль — единственное решение, которое мне остаётся. Если по правилам, установленными Пяти (они считают, что в столь благородном деле надо проявлять милосердие), исход нашего поединка будет считаться ничьёй, то это дарует нам обоим жизнь взамен на клятву: не завершать начатое. То есть, другими словами, я обещаю не покушаться на его жизнь, а он — на мою. Не сказать, что Кровавый герцог — человек чести, но я знаю, что законы Пяти для всех в Империи священны. Он не должен их нарушить. — Как пожелаете. Его баритон мягкий и бархатистый, ничуть не изменившийся за прошедшие года. Не то, что мой. Однако, благодаря моему голосу не понятно: женщина я или мужчина. А я всё ещё надеюсь, что байки про то, что по запаху крови Ищейки могут считывать всё о человеке — ложь. На самом деле, ещё недавно я и не знала, что они существуют: во время последней войны, они практически исчезли. Никто не знал о том, что одна Ищейка выжила в той кровавой бойне, пока Киран Ердин не стал Генералом Империи и не приступил к своим обязанностям. Он уничтожил каждого предателя, каждого повстанца и всех, кто поддерживал переворот. Только Ищейка мог выследить всех из того узкого круга, поэтому сомнений в природе его Дара не возникало. Киран стал верным псом императора, который ложью и обманом заполучил себе кровавый трон. Все Молчаливые знали, что ни в коем случае нельзя делать, дабы избежать проблем. Первое: не оставлять после себя крови. Второе: лично не давать Ищейке почуять свою кровь. И оба этих правила я сейчас нарушила. Киран лениво меня рассматривает. Я знаю, что он не может видеть моё лицо под маской, но всё равно чувствую, будто я перед ним полностью нагая. Хотя в действительности всё как раз таки наоборот. — Вы позволите мне одеться или на дуэли желаете видеть меня голым? Его вопрос застаёт меня врасплох, и я только сейчас понимаю, насколько странно положение, в котором мы оказались. Не могу произнести ни слова, поэтому лишь киваю, чувствуя, как моё лицо под плотной тканевой маской заливается краской. — Я правильно понимаю, это значит, что мне идти прямо так за своим оруженосцем, который зафиксирует наш поединок? — Оденьтесь, — сквозь мои стиснутые зубы вырывается шипение. Я предусмотрительно отхожу к окну, чтобы ему не мешать. В свою спину я слышу лишь лёгкую усмешку, да тихий шелест простыней. Затем раздаются его шаги — он ступает босыми ступнями по холодному полу там, где прикроватный ковёр заканчивается. Одёргиваю себя за желание обернуться, успокаивая себя, что он не всадит мне клинок в спину, хотя в последнем я не уверена. Как и в том, что боязнь за свою жизнь — моя единственная причина, чтобы обернуться. За пару минут в моей памяти воскрешаются все события ночи аукциона, будто это произошло со мной только вчера. А ведь я наивно полагала, что давно выбросила этого человека из своей головы и жизни. Я слышу звук застёгивающейся пряжки ремня и голос Кирана: — Я готов. Прошу пройти за мной. Оборачиваюсь, встречаясь взглядом с его удивительными сапфировыми глазами, светящимися в полутьме. На его губах лёгкая улыбка — он уверен в своей победе. Галантным жестом он предлагает мне выйти из спальни. Я поднимаю с пола свой кинжал и засовываю в ножны, закреплённые на бедре. На дуэли мне нельзя будет использовать его, однако расстаться с полюбившимся оружием не могу. Мы выходим в холодный коридор, и я ещё раз жалею, что очень легко одета. На мне лишь тонкая чёрная рубашка с длинными рукавами и длинным воротником, скрывающим всю шею и нижнюю часть лица, да тёмные холщовые штаны. Мои шаги, и без того бесшумные, легки благодаря чёрным тапочкам с особым сцеплением на подошве, позволяющим забираться даже по отвесным поверхностям. В ни, а также своих тонких перчатках, я с лёгкостью забралась к герцогу в комнату. Чёрная тканевая маска с прорезями для глаз мешает мне дышать полной грудью пока мы идём по коридору. Я стараюсь не морщиться от ноющей боли раны на моём боку, ведь кровь уже немного подсыхает, образуя неприятную саднящую корку. Кидаю быстрый взгляд на идущего рядом Кирана. Герцог одет в белую рубашку и плотные штаны, подпоясанные ремнём, на котором висят его ножны с мечом — их я видела на стуле в его спальне. Он уверенно ведёт меня по своему замку, а мне остается лишь следовать за ним по пятам. Когда он стучит в одну из дверей, зовя некого Джонатана, и оттуда высовывается заспанная светлая голова юноши, до меня только-только начинает доходить во что я ввязалась. Джонатан удивлён, но не задаёт вопросов, когда Киран сообщает ему, чтобы тот оделся, так как будет свидетелем на дуэли. Юноша скрывается за дверью, и мы с Кираном снова остаёмся одни. Я стараюсь напомнить себе, что мне нужно сделать. Это непросто: впервые я чувствую себя взволнованно и мои руки немного подрагивают. Я проверяю надёжно ли закреплён мой кинжал на ноге, а потом вижу, что Киран внимательно на меня смотрит. Что не так? Когда Джонатан вновь показывается из-за двери уже полностью одетый и причёсанный, мужчина бросает ему через плечо: — Захвати свой меч. Кажется, у моего противника с собой лишь перочинный ножик. Я хмурюсь, оскорблённая тем, что он сравнил мой кинжал с обычным ножом, но быстро вспоминаю, что если бы Киран не заметил этого, то я бы даже не вспомнила, что у меня с собой не было оружия для дуэли. Джонатан покорно отдаёт мне свой меч в ножнах. Я принимаю его и осматриваю — меч кажется мне неплохим. Прикрепив ножны к поясу, я иду за Кираном и Джонатаном. Мы спускаемся с лестницы, минуем зал и кухни, и выходим через потайной ход в сад. Ещё недавно я взбиралась по стене на башню, овитой плющом и алыми розами, в спальню Кирана. Кажется, что с этого момента прошла целая вечность. Мы идём по тропинке, огибая раскидистые кусты и листья цветов. Джонатан оказался умнее нас с Кираном и оделся теплее. На вид ему не больше семнадцати, но он выше меня на полголовы и гораздо крупнее. Тёмные кудри Кирана в полутьме кажутся ещё чернее, когда мы сворачиваем за угол и входим под тень вековых хвойных деревьев. Дальше начинается бескрайний лес. Он тянется от фамильного гнезда Ердин, упираясь в поле и крутой обрыв, где главенствует бурлящий синий океан. Герцогство Ердин по протяженности земель самое большое в Империи, но почему-то главный замок всегда находился на самой дальней точке владений, аккурат по границе. Возможно, это было обусловлено скрытностью рода Ердин, а может причиной являлось то, что большую часть времени герцоги проводили в столице. Сейчас Киран приехал в свой замок лишь на сутки. В столице его ждал Император и подготовка к войне с Таксодонией: их войска уже начали жечь деревни, принадлежащие Империи, поэтому император не желал медлить. Кроме того, герцог вчера прибыл в своё поместье с минимальным количеством охраны и слуг. Очень удачное совпадение, как я тогда посчитала. Киран ведёт нас через лес, мягко ступая по мягкой еловой подстилке, что устилает узкую тропинку. Свет луны освещает лес ярко, будто на дворе не ночь, а день. Запрокидываю голову, но вижу лишь маленький клочок звёздного неба — почти всё пространство занимают кроны деревьев. Стараюсь не отставать от Кирана и Джонатана, но получается плохо: они идут большими шагами, в то время как я иду маленькими, вынужденная постоянно смотреть под ноги, дабы не зацепиться за выпирающие корни. Однако уже скоро вижу просвет между деревьев, и мы выходим на небольшую полянку, усеянную клевером и мелкими белыми цветочками. Трава здесь короткая и не будет мешать дуэли. Скорее всего, именно сюда и вёл нас Киран. Мужчина проходит в середину поляны и оборачивается. Джонатан уже занимает свою позицию на краю у самой кромки деревьев — оттуда видно всё, что происходит в центре. Однако он стоит довольно далеко, чтобы слышать слова Кирана, поэтому я считаю, что дальше уже всё будет зависеть от меня и от герцога. Тот стоит и чего-то ждёт. Серебристый свет мягко обволакивает его стройную фигуру, подчёркивая неземную красоту и яркие сапфировые глаза. Я вновь вспоминаю, что именно этот мужчина выкупил меня больше, чем за миллион таллинов, и чувствую себя просто отвратительно. Хорошо же я решила отплатить ему за великодушие… Наверное, я должна была что-то сказать или дать какой-то знак, но вместо этого просто продолжила стоять, выкрадывая драгоценные минуты, возможно последние в моей жизни. Не сказать, что я искусна в деле дуэлей — я знаю о них ничтожно мало. Девушкам не пристало знать такие вещи, ведь это не их дело — махать мечами и умирать на поле боя. И дамам не разрешали вызывать мужчин на дуэль — это считалось унижением для мужчины драться со слабой девушкой. Но я же не слабая и не размазня, как часто шутливо любит меня называть Элем. И Киран вряд ли согласился бы на этот вызов, зная, что я женщина. А, значит, он не учуял это по моей крови. Этот вывод меня немного приободряет. Но кое-то я всё-таки знала от Братства: дуэль, длящаяся более двадцати минут, в которой оба противника остаются на ногах и вооружены, засчитывается секундантом как ничья. И мне остаётся всего лишь продержаться на ногах это время. Можно использовать уловки и приёмы, главное — не свалиться и не допустить ошибки до того, как время выйдет. Джонатан достаёт из кармана песочные часы и показывает, что готов засечь время. Киран вынимает меч из ножен и отходит на несколько шагов назад. Я тоже достаю меч Джонатана и встаю в стойку, молясь богине Ночи, чтобы она и в этот раз помогла мне. Однако, внезапно Киран обращается ко мне, улыбнувшись: — Неужели я не буду видеть Вашего лица в процессе боя? Как печально. Из моего горла вырывается гневный рык, и я фыркаю в маску. Ещё чего! Если я открою своё лицо, то он сразу откажет мне в дуэли. А это мне абсолютно не нужно. — Надеюсь, Вы не умрёте от этой печали раньше того, как мы скрестим клинки. Мужчина улыбается и кивает. Я понимаю, что он уже дал знак Джонатану, который с другой стороны поля крикнул нам: — Начали! Я жду, что Киран бросится нападать, но, к моему удивлению, он остаётся на месте. Я поудобнее сжимаю рукоять, и мы медленно приходим в движение: начинаем кружить по поляне. Когда он оказывается ко мне ближе, я делаю выпад, от которого он ловко уворачивается. Лязг — и наши мечи скрестились. Пара отражённых выпадов, и мы снова кружим. Мне кажется, что он уже понял мой план касаемо ничьи. И, похоже, решил мне подыграть. От этого я ещё больше злюсь, но продолжаю следить за каждым его движением. Наш бой больше похож на танец, и герцог прекрасно это понимает, так как на его лице цветёт ухмылка. Однако, даже несмотря на то, что он стремится мне подыграть — мои силы таят на глазах. Рана на боку снова вскрывается и кровь начинает сочиться, пятная мою рубашку. Боль становится все более нестерпимой, а перед глазами начинают плясать чёрные пятна — мне еле-еле удаётся удерживать себя в сознании. И я поддаюсь на один из обманных манёвров Кирана, открывая ему раненый бок, куда он и наносит свой удар. От боли я падаю на колени, скорее уж автоматически прикрываясь мечом как щитом, а свободной рукой срываю с себя маску, в которой мне становится трудно дышать. Мои, затянутые пеленой, глаза встречаются взглядом с яркими сапфировыми глазами Кирана и я слышу, как он опускает свой меч со словами: — Наконец я увидел Ваше лицо. Надеюсь, теперь я могу предложить Вам выгодное соглашение, прелестная незнакомка?
Глава 6. Соглашение
Его слова отдаются в моей голове эхом, а мир перед глазами быстро кренится в бок. Я размыто вижу, как Киран наклоняется ко мне, и на грани потери сознания выдыхаю слово «да». Но уже не понимаю ни смысла произнесённого слова, ни что со мной происходит, потому что все мысли в голове разом начинают гаснуть, словно кто-то задувает их, как свечки. Будто сквозь толщу воды слышу голоса герцога и Джонатана: — … Быстрей! Надо отнести её в замок. — … Ваша светлость, у неё сильное кровотечение. Нам нужен тот отвар. — … Дьявол, Джон! Ощущаю, как меня обдаёт теплом и чьи-то крепкие руки отрывают меня от земли. Моя голова безвольно откидывается назад и через мутную пелену ещё теплящегося рассудка я вижу звёздное небо. Вот смерть и догнала меня. И я наконец поддаюсь ей, ощущая её холодные когти, стремящиеся захватить меня в свою власть. В храме жрецы говорили, что перед отходом в тот мир ты видишь свет, на который идёшь к Пяти, а мимо тебя пролетают все твои самые светлые воспоминания. Я часто размышляла о смерти, но не думала, что так скоро окажусь на её пороге. Возможно дело в том, что я больше не молюсь этим богам, поэтому вместо света я вижу тьму: вязкую и противную. Она окутывает меня, затягивая в недра моих самых потаённых страхов, перематывая дни, которые я предпочла бы забыть. Я вновь оказываюсь на той злосчастной тренировке несколько месяцев назад, где в поте лица веду тренировочный бой со своим наставником Алексом. Луна уже всходит за небольшим окошком зала, возвещая о том, что ночь занимает свои права. Мои движения начинают становиться плавнее, и я ступаю уже практически бесшумно, ведь мой Дар начинает проявляться. Это даёт мне фору и у меня, наконец, выходит выиграть эту схватку. Обрадованная своей победе, я не сразу замечаю, что мы больше не одни в тренировочном зале. Лишь когда слышу за спиной холодный голос, отчеканивающий мой приговор, я оборачиваюсь и вижу наблюдающего за мной кардинала Эмилио: — Эту девушку перевести в мой отряд, — говорит он стоящему рядом Антонио, прожигая меня насквозь своими серыми глазами. Эта фраза становится толчком, который активирует все мои воспоминания прошедших нескольких месяцев, позволяя им проноситься перед моим взором. И снова, и снова, будто наяву, я ощущаю противные прикосновения рук к своим бёдрам, властно усаживающие без моего разрешения меня на чьи-то колени. Слышу свист от прорезавшей воздух пощёчины, что я влепляю придурку из Лезвий, который решил, что меня в их ряды привели для их увеселений. Ввязываюсь в потасовку, где мне удаётся сломать ублюдку нос (занятия с Алексом не прошли для меня даром) и вырваться из его омерзительной хватки. Но эти разборки — лишь первые, через которые я прошла в качестве члена Лезвий. Отвратительные подонки Ашер и Гириш так просто от меня отставать не планировали. Они превратили моё существование в сущий ад, поэтому сейчас, когда меня баюкает в своих руках смерть, я не оказываю сопротивление. Забвение — лучший исход для уставшей и истерзанной души, которая трепещет в моей груди вместе и сердцем, которое давно изранено тысячами игл моих утрат. Возможно, так будет намного лучше для меня, ведь в таком случае мне не придётся копить, надрываясь, на залог выхода из состава Лезвий. Ведь именно такое денежное условие мне поставил кардинал, когда месяц назад я приползла просить его отпустить меня обратно к Шептунам. Деньги или вечные страдания, на которые меня обрекли всего несколько его слов. Но на чаше весов всегда оставалась сила, которой не подвластны оба этих пункта. И этой силой является смерть. Ночной воздух треплет мои пряди волос последний раз, а потом Киран заносит меня в замок. Но мне уже всё равно, что случится дальше, потому что сознание отключается окончательно, даруя блаженное успокоение. *** Холод. Он оплетает меня своими сетями, забираясь прямо под кожу. Лёд сковывает сердце и лёгкие, замедляя дыхание. Запах полыни щекочет мои ноздри, а после что-то горькое вливается в мой рот. Тело не реагирует, не совершая глотательный рефлекс. Поэтому эта гадость сама течёт внутрь меня, разливаясь по гортани. Туда, где делает последние толчки остывающее сердце. Нарастает жар, который охватывает каждую мою частичку, словно пожар. Сознание отдаляется от происходящего, позволяя лишь наблюдать за тем, как моё тело борется со смертью. Я не чувствую ничего. Совсем ничего. Никак не реагирую на борьбу организма, продолжая наблюдать. Горю, горю, горю. А потом вновь приходит забвение. — Как ты думаешь, она скоро очнётся? — слышу я взволнованный голос рядом, находясь между забытьём и бодрствованием. — Джон, всему своё время. Это вообще чудо, что мы её вытащили с того света. — Она кажется бледной. — Разумеется. Она потеряла много крови. Из-за их голосов гул в моей голове нарастает, принося боль. Я хочу повернуться и накрыться подушкой, чтобы не слышать их, но моё тело окоченело и не слушается меня. — А может… — Помолчи, Джон. Я слышу шорох и пытаюсь разлепить глаза. Это оказывается не так-то просто. Они слезятся, в горле першит, и из моего горла вырывается сдавленный хрип. — Киран!! — слышится возглас Джона, и я оказываюсь во власти запаха хвои, грозы и моря, который обволакивает меня мягким покрывалом. Мне удаётся раскрыть глаза и мутным взором зацепиться за лицо Кирана, который склонился надо мной. Он меняет тряпку на моём лбу на мокрую, пока я пытаюсь прохрипеть: — Воды… Стакан, до краёв наполненный живительной влагой, тут же появляется возле моих губ. Рука мужчины приподнимает мою голову, и я жадно глотаю воду. Пью и пью, пока стакан не пустеет, а после в меня вновь не вливают ещё одну настойку, от которой во рту разливается неприятная горечь. Я закрываю глаза, откидываясь на подушки, заботливо подоткнутые под мою голову. Даже не пытаюсь разобрать перешёптывания Кирана и Джона, потому что моё тело вновь охватывает жар. Настойка поднимает его волну настолько быстро, что я не успеваю подготовиться, и просто дышу через рот, как выброшенная на берег рыба. Кровь и огонь смешиваются, мои органы медленно закипают, а потом... После этой пытки всё вдруг отступает, будто ничего и не было. Минуту я просто лежу, а потом раскрываю глаза и удивлённо осматриваю своё тело, не замечая и следа раны на боку. После этого на меня накатывает лавина воспоминаний, которая окончательно меня дезориентирует. Что за тёмную магию они применили, чтобы так быстро меня излечить, и почему вообще вылечили? Я вскидываю голову на герцога, что стоит возле письменного стола, в то время как Джон напряжённо сидит в кресле и наблюдает за моей реакцией. Точнее за тем, что я уже ничего не понимаю и, видимо, никогда уже не пойму. Мужчины молчат. Я тоже. Пока тишина нарастает, провисая между нами тягучим киселём, я отмечаю, что меня принесли в спальню герцога и уложили на его кровать. Грязную от крови и с задранной рубашкой на месте, где была рана. На красивом лице герцога не отражается ничего, что могло бы подсказать мне, о чём он думает и какое решение принимает. Ещё минуту мы молчим, а после он отдаёт приказ: — Джонатан, выйди из комнаты. — Что? — взлетает непонимающе с кресла юноша. — Но почему? — Джон, выйди. Без пререканий, — сурово чеканит Киран, безотрывно смотря на меня. Под его взглядом я невольно съеживаюсь. — И не вздумай подслушивать. Джонатан подчиняется, последний раз кидая на меня взгляд, и скрывается за дверью. И только тогда Киран Ердин делает шаг ко мне навстречу. — Как Вас зовут? У меня либо галлюцинации, либо его голос и правда стал звучать мягче. Я поджимаю губы, раздумывая как назваться, а потом вдруг слышу собственный голос: — Лайла. Настоящее имя, так легко слетевшее с моих уст, пугает меня, ведь никто не называл меня так почти тринадцать лет. — Приятно познакомиться, Лайла, — говорит Киран, беря стул и разворачивая его спинкой, а после усаживаясь на него сверху. — Полагаю, Вы и так знаете кто я, но всё-таки представлюсь. Киран Ердин. — Взаимно, Ваша светлость. — Итак, Лайла, предполагаю, что мне ясна причина того, почему Вы оказались в моей спальне и для чего вызвали на дуэль. Но зачем Вам понадобилась моя смерть? Разъясните? — Я член Братства Молчаливых из отряда Лезвий. Вы были… моим заданием. — Неожиданно, — чёрные брови Кирана удивлённо взметаются вверх. — И Вам настолько были нужны эти деньги, что Вы решили пойти на это? Я молчу, комкая в руке белоснежную простынь, пока герцог смотрит на меня испытующим взглядом. И почему он до сих пор меня не убил или не сослал на рудники? Запоздало вспоминаю про его фразу о каком-то предложении, но сомневаюсь — не было ли это игрой моего воспалённого сознания? Между тем герцог продолжает: — Вы знаете кто я и на что я способен. — Да, знаю. — И Вы прекрасно понимаете, что просто так я Вас отпустить не могу, пускай я и спас Вашу жизнь. — Понимаю. Теперь мужчина уже хмурится и отходит к окну. — Рана на Вашем боку была нанесена до нашей дуэли. Кем? — А Вам есть какое-то до этого дело, Ваша светлость? — бурчу себе под нос, однако он разворачивается ко мне лицом, прекрасно всё расслышав. Отлично! Пусть знает, что мне не нужна его жалость! Я не трусиха, какой была три года назад. И тем более теперь не буду растекаться лужей от одного его взгляда. Ещё несколько часов назад я была на пороге смерти. Не думает же он, что после такого во мне остался страх? — Не хотите — не говорите. — Я не хочу, — с вызовом смотрю на него я, а потом он внезапно переводит тему. — Раз я не могу так просто Вас отпустить и теперь Вы у меня в долгу, то выдвигаю предложение. Ибо я больше не знаю, как иначе мне стоит с Вами поступить. Хочу уж было огрызнуться, но одёргиваю себя, понимая, что могу только этим ухудшить ситуацию. Выслушаю его и пойму, чего мне теперь стоит ожидать. Чего сразу рубить с плеча? — Сегодня днём я отбываю в Лаидан на имперский бал. Я уже раздумывал о спутнице, которая бы сыграла роль моей невесты для отведения слухов о моей персоне. И судьба явно мне благоволит, облегчая поиски таковой особы. Этой спутницей будете Вы, а также останетесь ею на ближайшие три месяца. Таким образом мы будем, так сказать, квиты. Я, пытающаяся встать с кровати, тут же путаюсь в одеяле и чуть ли не падаю на пол. Герцог дёргается в мою сторону, но я успеваю принять устойчивое положение, смотря на него во все глаза. Он что, шутит? Но на его ослепительно красивом лице нет и доли насмешки. — Повторите, пожалуйста, что только что сказали, — еле ворочая языком говорю я. — Вы поедете со мной в столицу и сыграете роль моей невесты. Сложившаяся ситуация настолько абсурдная, что у меня вырывается смешок. Я сажусь на кровать и медленно качаю головой, переваривая услышанное. — Я сказал что-то смешное? — низкий, бархатный голос герцога строг, но мне в этот момент уже всё кажется смешным. О великая Ночь! Что вообще двигает этим человеком?! Он что, издевается надо мною? Что за глупое предложения из разряда саярских сказок про простушек, выходящих замуж за прекрасных принцев?! — Просто скажите, что шутите, — наконец произношу я, пытаясь сделать так, чтобы мой голос звучал ровно. Но, несмотря на все мои попытки, сказанное мною звучит как-то истерично… — Я предельно серьёзен, — вдруг обрывает меня мужчина таким тоном, что внутри у меня невольно пропадает всё веселье и стынет кровь. — Вы хоть понимаете, что я мог бы за покушение сослать на рудники или приговорить к иному наказанию? Вы покушались на второе лицо Империи, на побратима Императора! Его лицо суровеет и этот момент мне становится страшно за свою жизнь, ведь я действительно влипла по самое горло, как и в первую нашу встречу. Он вообще ничего не был обязан мне предлагать. Я ведь правда планировала убить члена Имперского совета. — Что теперь со мной будет? — интересуюсь я, понимая, что он вряд ли простит мне оскорбление его чувств. — Так Вы отказываетесь от моего предложения? — Да. Ой, то есть нет! — быстро исправляюсь я. — Но зачем Вам это? Зачем пускать убийцу в свой дом? — Не думаю, что у Вас были личные мотивы для того, чтобы перерезать мне горло. Тем более я считаю, что такая хрупкая девушка не может нанести мне вред в моём же собственном доме, — стучит герцог пальцами по столу. Без маски на лице и в лёгкой рубашке с закатанными по локоть рукавами, позволяющими рассмотреть его мускулы, он ещё более привлекателен своей тёмной красотой. — Вы будете «дальней родственницей» моей бабушки, в которую я влюбился с первого взгляда. Очаруете всех присутствующих на балу — со всем этим я помогу. Расскажу, как не вызвать подозрения Совета, и как вести себя со знатью. Если Вам нужны деньги, то при хороших обстоятельствах и прекрасно исполненной роли я дам сумму, которая поможет потом исчезнуть с поля зрения светского круга и начать новую жизнь. Три месяца и свобода в Ваших руках. Я забуду всё, что произошло сегодня ночью, и мы больше никогда не встретимся. Я цепляюсь за эту возможность, а потом меня оказывает волна ужаса. Если там будет Совет, то и кардинал! — Кажется, я не смогу Вам помочь. — Это почему? — Кардинал Эмилио знает меня в лицо. И даже хуже: он прекрасно помнит о том, как я унижалась перед ним, прося вольную. — Кардинал сейчас в отъезде и его не будет на грядущем мероприятии. — Но ведь наш договор будет на три месяца! За эти три месяца он может вернуться, и он… он… — Что «он»? Стараюсь не встречаться с ним взглядами, потому что помню, что его глаза колдовские, и что в них можно утонуть без возврата. И превратиться в мямлю, которая будет не в состоянии нормально с ним разъясниться. — Если кардинал не получит от меня вестей в течение недели, он решит, что я сбежала. Он пошлёт по моему следу других членов Лезвий для того, чтобы они нашли мой труп. Как будто Вы сами не в курсе того, как ведёт свои дела кардинал. — К сожалению, немного знаю. Не переживайте — эту проблему мы тоже решим. — Как? — У меня тоже есть связи, и поверьте, — усмехается Киран Ердин, — они даже получше, чем у вашего драгоценного кардинала. Не плачьте, я не причиню Вам вреда. — Мужчина вытаскивает из кармана висящего на стуле камзола белоснежный платок и протягивает его мне. Только после его слов я осознаю, что по моим щекам катятся слёзы. Ну вот, теперь я точно в его глазах нюня! — Я ещё не до конца стал таким чудовищем, каким меня рисует молва. Беру из его руки платок и вытираю им лицо. — Зачем я Вам? Только скажите правду, — тот стержень, что появился за последние года во мне лопается: и я вновь ощущаю себя перед ним напуганной шестнадцатилетней девчонкой. Где я, а где он? У меня ничего за душой в то время, как он один из влиятельнейших людей Ладоргана. — Полагаю, Ваше присутствие сможет внести что-то новое в застоявшееся болото лицемеров. Он так отзывается об аристократии, в которую сам вхож? Кажется, этот мужчина не перестаёт меня удивлять. — Рад, что смог развеселить, раз уж довериться мне Вы не смогли на счёт своих обидчиков. Я делаю ошибку и смотрю в его глаза, тут же оказываясь в их плену. И начинаю рассказывать ему всё, как на исповеди. — Кардинал взял меня в Лезвия недавно, и я оказалась единственной девушкой. — Вот как? — мягко говорит герцог, не разрывая нашего зрительного контакта и присаживаясь на край дубовой лакированной столешницы. — И меня восприняли… не очень хорошо. Мы с новыми братьями… — последнее слово я проговариваю жёстче, чем планировала, что не укрывается от него. — Мы не поладили. Поэтому у нас случались стычки и эта рана — результат последней. — И часто они наносили Вам раны, которые могли стоить жизни? — На самом деле… это правда не важно. Я не… — хочу сказать, что не понимаю, зачем ему всё это и почему он так ко мне отнёсся, но обрываю себя. Не рассказывать же ему ещё о том, как я добиралась сюда пешком по мрачному лесу из небольшого поселения, где до этого отлёживалась с кровоточащей раной? Или, к примеру, как меня занесло так далеко от столицы, ведь я абсолютно не планировала покидать её от слова «совсем»! — Я хотела уйти из братства, но для этого необходимо заплатить выкуп кардиналу. Баснословную сумму… — … ради которой Вы решились на моё убийство, — довершает Киран Ердин и я вздыхаю. — А Эмилио, как я погляжу, редкостный подонок. Прячу в кашле свой горький смех, понимая, что мы впервые сошлись с ним мнениями. Возможно, Киран Ердин и правда не так плох, как о нём судачат на улочках столицы. Во всяком случае, я уже начинаю видеть его в другом свете, хотя и понимаю, что это глупо. Но уже повелась на его учтивые речи и вежливость, хотя моё положение никак нельзя поставить выше планки его прислуги. И тем не менее он сейчас прямо здесь, выслушивает меня и отсылать на рудники не собирается, пока я продолжаю находиться в его кровати. На простынях, где он буквально около часа назад спал абсолютно нагой. — Лайла, тогда Вам вдвойне будет выгодно моё предложение, — он вырывает меня из мыслей, явно начинающих течь в неприличном направлении. — Все будут считать Вас мёртвой, а сами Вы сможете начать новую жизнь с чистого листа. Что, собственно, я всю свою жизнь и делала. Не впервой. — И Вы гарантируете, что кардинал меня не узнает? — с сомнением уточняю я, понимая, что даже если меня отмоют и нарядят в лучшие наряды, я вряд ли сумею изменить свою внешность так, чтобы герцог меня узнавал, а кардинал — нет. — Обижаете, — мужчина берёт с письменного стола бумагу и перо, а затем что-то пишет. Сворачивает кусочек пергамента в трубочку и свистит мелодию, после которой за окном тут же слышится хлопанье крыльев. На подоконник приземляется хищная птица не крупнее ворона. Судя по острому клюву, характерному окрасу с тёмно-охристыми морфами на оперенье и особому внешнему виду головы, на свист герцога прилетел канюк. Приёмный отец учил меня отличать этих птиц в детстве, ведь они незаменимые помощники при уничтожении грызунов. Сам же он очень любил этих птиц, крайне распространённых в Сеяре, и даже вырезал их фигурки из дерева для городских ярмарок. Герцог крепит к лапке канюка послание, надёжно привязывая его к лапке, а после хищник исчезает в ночи. У Кирана Едина довольно странные взгляды на почтовых птиц по моему скромному мнению. Обычно для подобного рода переписки используют голубей или, на худой конец, воронов. Но чтобы канюков… — Я послал за моим хорошим другом, — сухо проговаривает Киран, и я нахожу в его профиле сходство с пернатым хищником. — Он вскоре прибудет сюда и решит проблему с кардиналом. При встрече могу заверить, он не вспомнит кто Вы такая. — Значит, всё решено уже за меня? — с вызовом спрашиваю я. — А Вы, разве, не сами дали на это своё согласие? Я делаю вид, что не слышала его вопроса, рассматривая внезапно заинтересовавшую меня картину на стене напротив. — Что ж, — подытоживает герцог, видя, что я не собираюсь отвечать на его вопрос. За стенами замка слышатся дальние раскаты грома, и я в душе надеюсь, что гроза не придёт сюда в скором времени. Тем не менее, ветер усиливается и задувает через раскрытое окно в покои герцога, шелестя бумагами на его столе. Герцог берёт те в руки и пробегается взглядом по строчкам. — Полагаю, что мы всё обговорили и Вы можете идти. — Куда идти? — не понимаю я, сразу отрываясь от созерцания изображённого на полотне обрыва, за которым бушует тёмно-синее море. — К ждущему за дверями Джонатану, который проводит Вас в свободные комнаты и позовёт служанку, что поможет со всем необходимым. Мы отбываем после завтрака, — его губы трогает улыбка, проявляя на щеках ямочки. — Или Вам настолько понравилось в моей кровати, что Вы не хотите её покидать? Стыд обдаёт меня жаркой волной, пригвождая к месту. Мне внезапно хочется его немного осадить и показать, что я не бедная овечка, которую он явно во мне видит. — Вообще-то у меня есть возлюбленный! — нагло выдаю я, мысленно прося прощение у Элема за то, что окрестила его своим парнем. Во всяком случае, нас с ним связывает исключительно дружба и ничего более, но ради такого случая можно и приврать. Киран поднимает на меня глаза и смотрит на мои губы. Усмехается, качает головой и снова утыкается в бумаги. Кажется, он чует мою ложь и ни капельки в неё не верит. — Теперь у Вас есть жених. Полагаю, Ваш возлюбленный либо поймёт, либо он больше не будет вашим, — мне кажется, или я слышу смех в его тоне? — Правда есть ещё один вариант. Вы ему не расскажете. — Как будто у меня есть выбор! — Разумеется он есть всегда. Так желаете написать письмо своему ненаглядному? — Нет, — отрезаю я. — Я желаю покинуть Ваши покои прямо сейчас, что, собственно, уже и делаю. Встаю с кровати и упрямо иду к дверям, забывая про учтивость и манеры. Но моя координация, ухудшившаяся из-за кровопотери, даёт сбой. Я спотыкаюсь о ковёр и бормочу проклятья, которые, разумеется, не свойственны благовоспитанным леди. Но я таковой и не являюсь! — Лайла! Его окрик застаёт меня у самой двери, заставляя оглянуться. — Вы умеете ездить верхом? — Нет. И это сущая правда. В деревне у нас была кобыла, которую запрягали исключительно в телегу. А за два года в столице я так и не удосужилась приобрести этот ценный навык, продолжая пользоваться средствами передвижения, не требующими моего нахождения непосредственно в седле. — Тогда Вы поедете со мной на моём коне. Я планировал отъезд без привлечения лишнего внимания, тем более что не выношу карет и медленной езды. Не зная, что ответить на подобное, я просто молча выхожу, даже не поклонившись, и закрываю за собой дверь. Мне-то теперь что? Пусть он сам разбирается в этой каше, которую он мне предложил. Ведь это ему надо сделать так, чтобы деревенская простушка не опозорила его на балу перед самим Императором, перед этим не свалившись по дороге с его седла! Хотя кому я вру? Перспектива побыть на три месяца его невестой, живя рядом с ним и танцуя на балах уже отдавалась в моих костях приятным предвкушением. И пусть интуиция подсказывает, что я опять ввязываюсь в то, о чём потом буду жалеть… Новый шанс вновь побыть кем-то иным, а не собой, радует меня, одновременно пугая до дрожи.Глава 7. Вопросы без ответов
В коридоре тут же появляется Джонатан, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. — Прошу, Лайла, пойдём, — парень вымученно улыбается. — Откуда ты знаешь моё имя? Джон закусывает губу, и я понимаю, что тот всё это время подслушивал наш с Кираном разговор, стоя за дверью. С одной стороны — мне это на руку. Ведь ему не придётся ничего объяснять. Джонатан выше меня на целую голову и шире в плечах, из-за чего я еле-еле поспеваю за ним. Юноша останавливается напротив неприметной двери и громко стучит. Через несколько минут дверь отворяется, являя на пороге дородную даму в ночном чепце. Лицо женщины средних лет крайне недовольно, она смеряет нас взглядом, а после, ничего не говоря, захлопывает перед нами дверь. Джон ничего не говорит и просто ждёт, и через некоторое время дверь вновь отворяется, позволяя служанке покинуть свою комнатушку уже не в ночных одеждах. — Слушаю, — голос служанки строгий, а взгляд показывает: с ней невозможно препираться. Джонатан мягко улыбается ей и объясняет ситуацию: — Люция, Его светлость попросил комфортно устроить эту девушку в гостевых покоях на эту ночь. — Ночь уже прошла, Джонатан. — Люция, — вкрадчиво повторяет Джон. — Лайле надо помочь привести себя в порядок. Она гостья Кирана и не должна ни в чём знать нужды. Утром мы отбываем из замка в столицу, где Киран представит Лайлу в качестве своей невесты. Глаза служанки грозно загораются на слове «невеста», но она ничего не говорит по этому поводу. Лишь проходится по мне взглядом с ног до головы, заставляя меня потупить глаза. Никогда ранее, как сейчас, я ещё не чувствовала себя такой обманщицей. Кажется, Люция без лишних слов поняла, кто перед ней стоит в окровавленных чёрных одеждах, никак не приемлемых для благородных дам. — Передай Его светлости, что всё будет исполнено. Прошу за мной, Лайла. Немедля больше ни минуты, Люция отправляется по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж. Мы с Джонатаном спешим за ней, а когда Люция заходит в гостевую комнату и говорит мне следовать за ней, я оборачиваюсь на юношу. Тот собирается уже уходить, когда я вспоминаю о самом важном. — Джон! Джонатан вопросительно поднимает светлую бровь. — Я могу чем-то быть тебе полезен, Лайла? Лайла, Лайла, Лайла… за последний час меня называли настоящим именем чаще, чем за прошедшие тринадцать лет. — Да. Я затихаю, не зная, как лучше высказать свою просьбу. — Ну так? … — Ты можешь принести мне мой вещевой мешок? — выдыхаю я. — Он спрятан под большим валуном возле упавшей сосны, там все мои вещи. И сапоги, — я кивнула на свои ноги. — Хорошо, я принесу. До встречи, Лайла! Отдыхай! — Джон! — кричу ему вслед, но того и след простыл. И как, собственно, он обещал мне принести мешок, если я даже не сказала ему конкретно, где его искать? — Лайла! — слышится строгий голос Люции и я, чертыхнувшись, вхожу в комнату. Люция уже зажгла в гостевой свет, и я могу осмотреть покои, в которых обычно останавливаются знатные гости герцога. Такой, как мне, здесь не место: мой взгляд скользит по дорогим тканям, картинам в позолоченных рамках на стенах, пышным пуфикам и стеклянным столиком с сервизом из чистого хрусталя. — Я помогу Вам раздеться, — раздаётся голос служанки за моей спиной, и я вздрагиваю, как вор, пойманный с поличным. — Я сама. Люция выгибает бровь и складывает руки на пышной груди. Её волосы собраны в пучок под обычный чепец прислуги, а взгляд льдисто-серых глаз смотрит на меня с предельной строгостью. — Как пожелаете, госпожа. Её тон бьёт меня сродни пощёчины, и я тут же начинаю снимать с себя задеревеневшую от пота и крови одежду. Люция, прекрасно понимающая, что я никакая не госпожа, несмотря на мои протесты подходит ближе и начинает помогать мне снять с себя всё грязное. После того, как я оказываюсь полностью обнажена, она распускает мои волосы из косы и отводит в ванную комнату, где заставляет залезть в воду. Она горячая и от неё идёт пар, но моё тело — озябшее и ослабленное — только радо этому. Люция крутит железный кран, и из него в ванну льётся прохладная вода. Вода из крана и электричество в лампах — то, что доступно априори только Императору Давиду, ведь такие привилегии стоят невероятно дорого. Однако я тут же вспоминаю, что нахожусь в замке самого герцога Ердина, побратима Императора, и что подобная роскошь для него — само собой разумеющееся. Я шиплю, когда Люция мокрой тряпкой касается моего нагого тела, начиная его мылить. Пытаюсь забрать у неё тряпку и вымыться сама, но она бьёт ладонью по моим рукам и говорит: — Сидите смирно и дайте себя отмыть. Полагаю, Вы устали. — Я могу сама это сделать! — Можете, но как любая благородная дама не станете этого делать, — выразительно смотрит на меня служанка, продолжая мылить моё тело. Мне не нравится, но я терплю, ведь она права. Люция, видя моё смирение, фыркает, но её взгляд смягчается, а движения становятся более ласковыми. Когда она начинает намыливать мои волосы, выбирая из них запутавшиеся еловые иголки, я расслабляюсь в её руках, понимая, что и правда очень устала. — Откуда же ты взялась такая грязная и дерзкая, Лайла, — бурчит себе под нос Люция, думая, что я не слышу. Уголки моих губ трогает улыбка и я делаю вид, что не слышу её бурчаний. Медленно, с грязью и кровью, моё тело покидает собранное состояние, которое было в присутствии герцога. Я начинаю осознавать сложившуюся ситуацию и это поднимает в моём животе волну страха. И непонимания. Неосознанно касаюсь пальцами того места, где ещё совсем недавно была грубо зашитая мною рана. Теперь там девственно-гладкая кожа, нетронутая рубцом или шрамом. Ничего, что могло бы напомнить мне о том, кто эту рану мне нанёс. И то, что было позднее. Из-за этого кажется, что всё произошедшее со мной было во сне. И я проснусь, вновь осознавая, что лежу в каморке у самой крыши храма — той, что мне отвели, когда перевели к Лезвиям. Но Люция, которая заставляет меня встать и перешагнуть через бортик купели, возвращает меня в чувство и даёт понять: всё, что сейчас происходит — реально. Служанка заматывает меня в полотенце и в этот момент раздаётся стук в дверь. Смерив меня взглядом, предупреждающим никуда не уходить, Люция скрывается за дверью, а после появляется, держа в руках мой вещевой мешок и сапоги. — Я не буду рыться в Ваших вещах. Просто скажите мне, есть ли что-то в мешке, что стоит выстирать вместе с одеждой, что была на Вас. — Нет, ничего нету, — мотаю я головой и тянусь рукой к мешку. Люция отдаёт его мне, а сапоги ставит рядом с купелью явно для того, чтобы их очистить от лесной грязи. — Пойдёмте, Вам надо отдохнуть перед завтраком. До пробуждения Агона осталось всего ничего. В Саяре крайне редко называют время суток своими названиями. Обычно, в дань Пяти, рассвет, утро, день, вечер и закат называют именами богов, как бы признавая их силу в этот временной промежуток. В храме Пяти мы всегда молились в момент, когда солнечные лучи окрашивали небосклон, и не важно — спали ли мы в ту ночь, или нет. Поэтому для меня не впервой подниматься рано, однако усталость от событий этой ночи делает своё, и я не сопротивляюсь, когда Люция сажает меня на стул. А после принимается расчёсывать мокрые волосы и помогает мне надеть ночную сорочку. Я откладываю вещевой мешок на пол возле кровати, забираюсь на мягкую перину и засыпаю, стоит моей голове коснуться подушки. И мне уже всё равно, что я намочу наволочки своими невысохшими волосами. Я засыпаю, проваливаясь в целительное небытие. Будет новый день и будут решения, о которых я подумаю завтра. А пока над моей головой есть крыша, а под щекой — подушка, меня больше ничего не волнует. *** Я просыпаюсь от того, что кто-то сдёргивает с меня покрывало и моя кожа тут же покрывается мурашками от утренней прохлады в спальне. Мои руки пытаются нашарить одеяло, но его нигде нет, а через пару мгновений под моей головой исчезает и подушка. — Доброе утро, Лайла. Вставайте, завтрак ждёт. У нас всего час, чтобы привести Вас в порядок до отъезда. С моих губ слетает стон, больше похожий на хныканье, но Люцию так просто явно не разжалобить. — Вставайте, я и так позволила Вам поспать на час дольше. Мне приходится разлепить глаза и сесть на кровати, всё ещё не до конца отойдя от спокойного сна. Так хорошо я не спала уже три года, и это для меня сродни лучшему подарку небес. Я тру глаза, смахивая с них остаток сна, смотря, как Люция уже раскладывает на кровати одежду, что мне предстоит надеть. Я успеваю подметить свои штаны, которые она также кладёт возле меня, а после выносит из ванной мои чистые сапоги. Поднимаюсь ииду к столику, за которым меня уже ждёт лёгкий завтрак. Из горлышка маленького фарфорового чайничка поднимается пар. Люция, с извечно-строгим выражением лица оказывается рядом и наливает мне чашку горячего чая. От аппетитного запаха выпечки мой живот тут же скручивает спазм — я не ела уже несколько суток. Люция молча берёт маленькую элегантную ложечку и бьёт по сваренному яйцу, стоящему на кованой подставочке. После молча начинает счищать скорлупу, не забывая всунуть мне в руку ложку. — Ешьте. Я принимаюсь за еду, в то время как Люция достаёт гребень и начинает распутывать мои спутавшиеся за ночь волосы. Я ойкаю, когда Люция продирает волосы и распутывает колтуны. Через несколько минут эта пытка заканчивается, но стоит мне закончить завтрак, как служанка тут же ведёт меня переодеваться. Все мои вещи выстираны и чисты, но меня одевают отнюдь не в них. Сказать, что я удивлена — ничего не сказать. Сначала Люция велит мне надеть штаны, а после затягивает мою грудь в корсет, надевая на него верх от платья. Не понимая, что происходит, стараюсь не путаться в рюшках и лентах, кося глаза на лежащий на кровати подол. И лишь когда Люция берёт тот в руки, понимаю, зачем на меня надели штаны с сапогами, а лишь после — подол от платья. Герцог упоминал вчера, что мы поедем верхом, хоть я и не умею ездить на лошади. В руках Люции платье, которое позволит мне сесть на лошадь и свалиться с неё в тот же момент. Подол сделан из нескольких разрезов ткани в нужных местах, но я всё же не уверена, что это — именно то, что нужно при поездке верхом. Пытаюсь протестовать, понимая, ведь мне выдадут тёплый плащ с капюшоном и что в нём всё равно будет неясно, женщина я или мужчина. — Ты поедешь с герцогом, глупое ты дитя! — Люция разводит руки вверх, переходя со мной на «ты». — Где ты видела, чтобы с герцогом на одном коне сидели мужчины, а? Это раз. Да даже в плаще всё равно вы въедете в столицу, где толпы зевак будут распускать сплетни и угадают в тебе девушку, это два! Я уже обо всём подумала. Так будет лучше для всех. Люция права. Я смиряюсь и позволяю ей докончить начатое. — В столице Его светлость позовёт прислугу и поможет со всем необходимым. Но кое-что мы с тобой сейчас всё же отрепетируем. За остаток времени служанка напоминает мне все правила придворного этикета, прекрасно понимая, что я не являюсь благородной дамой и не знаю всех тонкостей манер при дворе. Да, меня обучали и в храме, и у госпожи Бонтьемэ, однако всё же Люция упоминает те вещи, о которых я даже не подозревала. Перед выходом из комнаты она всовывает мне в руки мой полупустой мешок, а после даёт ещё один — тот, что собрала за это время. — Уж не знаю, во что ты ввязалась девочка, но надеюсь, что твоя игра стоит свеч, — напутствует Люция, ведя меня по коридорам замка, который уже вовсю пробудился и готовился к отъезду Кирана Ердина. — Помни всё, о чём я тебе говорила, — я киваю, прокручивая у себя в голове все её наставления и понимая, что те мне и правда пригодятся за эти три месяца. — И главное, Лайла, — Люция останавливается, когда уже перед взором маячит тень сада и тройки чёрных оседланных коней. — Верь герцогу. Он твой единственный друг в логове этих кровопийц. От него не должно быть никаких тайн или секретов. Поняла? Я удивлённо смотрю на Люцию, но киваю, не понимая, как она может так грубо говорить о придворных Императора. Будучи не совсем согласна с тем, что герцог мне друг, я всё же киваю, и Люция ведёт меня к лошадям, возле которых уже стоит Джонатан. Парень мне улыбается. Солнце золотит его светлые взлохмаченные волосы и эфес меча, что висит на его поясе. Встречаясь взглядом с суровой Люцией, оруженосец герцога отвешивает мне поклон, как того требуют манеры. Удостоверившись, что я в полном порядке, Люция уходит, ещё раз шепнув мне на ухо: — Доверяй только герцогу, Лайла. Оставшись с Джонатаном, я протягиваю ему свои вещевые мешки, и он крепит их к третьему коню, который переминается с копыта на копыто. Таких лошадей я уже видела однажды: в ту ночь, меня из усадьбы графини уносил такой же вороной жеребец. Я вспоминаю Рейнольда и поджимаю губы: интересно, пересечёмся ли мы с ним снова? И как он отреагирует на то, что я снова оказалась втянута в проблемы по самые уши? — Джонатан, лошади готовы? — раздаётся за моей спиной чувственный голос Кирана и я оборачиваюсь. На герцоге его чёрный камзол, украшенный синей и серебряной вышивкой, да узкие штаны, а на ногах — высокие чёрные сапоги, что отполированы до блеска. Его чёрные, как смоль, волосы идеально расчёсаны и прикрывают уши. Но больше всего в нём притягивают его глубокие синие глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами — колдовской взгляд Кирана вновь заставляет моё дыхание перехватиться, а сердце пропустить удар. — Да, Ваша светлость. Всё готово, — отвечает ему Джон, пока я тщетно борюсь со своими чувствами к герцогу. Мимо нас снуют слуги, но я их уже не замечаю, ведь Киран Ердин перетягивает на себя всё внимание. — Отлично, — Киран подходит ближе и легко целует мою руку в перчатке, заставляя меня тут же впасть в краску. Затянутая в корсет грудь мешает мне дышать, и я надеюсь, что моё смятение не слишком заметно в моменте последних приготовлений к отъезду. — Тогда пора. Его руки обхватывают мою талию, выбивая из моего горла тихий протестующий писк. Киран легко, словно пушинку, сажает меня на вороного коня, разглаживая все складки моего платья. Вцепившись в луку седла, я ловлю дежавю, и мысленно молю только об одном: чтобы Киран сел позади меня, а не на вторую лошадь, которая стоит рядом с конём, на котором я сижу. — Что, боитесь? — неожиданно спрашивает меня Киран, усмехаясь и поднимая голову. Я поджимаю губы, но он и так видит, что я напугана и растеряна в то время, как герцог накидывает на свои плечи такой же плащ, как и на мне. Застежка с драгоценными камнями блестит на солнце, переливаясь всеми оттенками синего. Между тем Джон, тоже в плаще, разворачивает свою лошадь в сторону ворот, проверяя, надёжно ли всё закреплено. — Сами поведёте коня? Нахальный вопрос Кирана застаёт меня врасплох, и я не успеваю ничего ему ответить до того, как он взлетает позади меня и берёт в руки поводья. Рядом с нами Джон на своём жеребце трогается с места, а за его лошадью бежит третья, привязанная к его седлу. Но все мысли тут же пропадают из моей головы, когда Киран прижимает меня к своему телу и пришпоривает коня, а я оказываюсь вжата спиной к его груди, вдыхая ни с чем не сравненный запах моря, хвойного леса и летней грозы.Глава 8. Первые капли
Моё сердце перестаёт стучать, как бешеное, только когда мы полностью переходим на скачку по дороге, вьющейся через сосновый лес. Я чувствую жар, идущий от тела Кирана и его руки на своих бёдрах, придерживающих меня для устойчивого положения в седле. Его дыхание опаляет мне левую щеку и это сбивает все мои мысли. Я не знаю, когда и каким образом этот мужчина стал моим личным роком и единственным светилом в жизни, что я оказываюсь рядом с ним дезориентированной простушкой. Только одно его присутствие, харизма и то, как он уверенно себя ведёт в любой ситуации — заставляют меня терять голову. Уже став и так безвольно послушной, я пытаюсь хоть как-то вернуть себе хребет и начать мыслить здраво. Мне известно, куда меня везут и что я сама дала на то согласие, но ведь… Но ведь что? Знаю, что я уже не бедная овечка, и что уже многое повидала в столице. Я в курсе многого о герцоге, Императоре и его дворе — это также позволит мне хоть как-то держаться на плаву, будучи марионеткой Кирана. Хотя, к нынешнему моменту, он ни разу не сделал ничего плохого. Правда, позволяет ли это мне соглашаться с тем, что Киран Ердин мой друг, как это завещала Люция? Не могу найти внятное объяснение ни его поступкам, ни своим мыслям, а его близость не даёт даже задуматься об отрицательном ответе на данный вопрос. В вернувшихся в голову мыслях каша, поэтому я пытаюсь отвлечься, наблюдая за пейзажем вокруг. Мы едем через хвойный лес, простирающийся на многие мили чуть ли не до самой столицы. Через этот лес я шла, продираясь, к замку герцога от маленького городишки. В Зейкре я коротала время, борясь с лихорадкой и пытаясь заштопать свою рану. Под кронами же этих деревьев я впервые почувствовала себя в безопасности: лес словно укрыл меня ночным покрывалом прохлады, заставив забыть обо всех страхах и проблемах. Эти чащи… даровали странное спокойствие. Куда ни глянь — всюду многовековые стволы, хвоя, да шишки. Тёмно-изумрудные цвета смешиваются со всеми оттенками коричневого, а между веток пробивается чистое, небесно-голубое небо. Наш конь продолжает довольно резво мчаться вперёд, плавно переходя с галопа на рысь. Его чёрная грива подскакивает вверх при каждом движении, и я невольно любуюсь его мягкими торчащими ушками. Не знаю, что думает о нашей совместной поездке Киран — я ощущаю лишь его дыхание. Но его руки на моих бёдрах… О великая Ночь, зачем я снова вспомнила о них! От жара его ладоней по моему животу расползается тепло. В процессе езды я не специально прижимаюсь спиной к его груди, чувствуя каждую литую мышцу пресса мужчины. Его грудь настолько твёрдая, что мне кажется, будто я соприкасаюсь лопатками с камнем, а не с живым человеком. Мои предательские мысли продолжают течь в неприличном направлении, опускаясь с размышлений о его груди к нижней части тела. Я начинаю дышать через рот, всячески пытаясь забыть о том, что наши бёдра соприкасаются, и перестаю замечать всё, что происходит вокруг, пока Киран не останавливает коня и не объявляет привал. Он спешивается, и следом за ним я соскальзываю со спины лошади, осознавая, насколько у меня разболелись от езды ноги. Складываюсь вдвое и, скрюченная, отбегаю в лес, движимая одним простым желанием: упасть на мох и не подниматься ближайшие пару часов. — Лайла? Я слышу голос Кирана, который пошёл вслед за мной. Но он последний, кого я сейчас хочу видеть: учитывая, что мои щёки до сих пор горят, а мозг продолжает напоминать мне о нашей позе в седле. — Лайла! — Киран нагоняет и хватает за руку, от чего по всему моему телу проходит волна боли. — Куда Вы собрались? Меня бесит, что он обращается ко мне формально. Однако если я сейчас буду препираться, то меня точно стошнит прямо на его дорогой плащ. А я ведь ещё не поняла, плохо ли мне от того, что я еду с ним, или что я вообще еду верхом на его коне! — В кусты, — смело заявляю я, пытаясь отвязаться от него и хоть получить минуту на то, чтобы побыть одной и успокоить свои нервы. — Что, хотите вместе со мной? Уж не знаю, откуда у меня взялась эта дерзость, но от услышанного Киран Ердин неожиданно усмехается. — Знаешь, по таким делам меня ещё с собой не приглашали, — его ухмылка столь обворожительна, что проявляет ямочки на щеках. На секунду я забываю о том, с кем имею честь разговаривать, и выдаю, глядя на него снизу вверх: — Тогда прошу пройти сюда. Придержишь платье? — я указываю пальцем на глядя на ближайший куст малины. — И да, определитесь уже, Ваша светлость, мы с вами на «ты» или на «Вы»? Мужчина поднимает бровь. Уголок его рта дёргается вверх. — Ты не перестаёшь меня удивлять, мой персональный ассасин. Не знал, что в сделке со смертью приобрету себе такую чудную спутницу. Меня с головой захлестывает обида из-за того, каким тоном было сказано это прозвище. Я не настолько плоха в своём деле, чтобы обо мне так отзываться! — Я очень рада, что ты определился, — выдаю ему я, еле удержавшись, чтобы на зло не сплюнуть ему под ноги. И выдернув свою руку, вышагиваю вперёд, огибая валежник. Как назло, герцог увязывается за мной, видимо полагая, что таким образом я решила сбежать. — Знаешь, я ведь могу выследить тебя, где бы ты ни находилась, — озвучивает он мои мысли, следуя за мной по пятам. — Раз сможешь выследить, то зачем идёшь за мной? Я выхожу на просеку и разворачиваюсь к нему лицом. Киран останавливается в нескольких шагах от меня, прищуриваясь. Меня вновь вгоняет в краску его взгляд. Он такой… Такой… — Зачем ты убежала? — обрывает он мой тугой мыслительный процесс, приваливаясь к дереву. Я готова взвыть, лишь бы не отвечать на его расспросы. — Ассасинчик? К моим щекам приливает кровь и я, опомнившись, захлопываю свой раскрытый рот. Прозвище, слетевшее с его губ, настолько милое и настолько не вяжется со всем, что я о нём слышала, что я просто застываю на месте, не в силах ничего ему ответить. Кажется, все мои чувства отпечатываются у меня на лице, и он и так всё прекрасно понимает. От этого мне становится ещё хуже, ведь одно дело играть его спутницу, понимая, что он не знает о моих чувствах, и совсем другое — когда он уже в курсе того, что он меня привлекает. О да, я продолжаю обманывать себя и забывать о том, что после аукциона его образ почти год не выходил у меня из головы. И преследовал меня во снах. — Мне просто стало нехорошо от езды вдвоем на лошади, — решаю выйти из положения я, слишком поздно осознав, что слово «вдвоём» было лишним. Киран понимающе усмехается и кивает. — Хорошо. Раз тебе так плохо от моего присутствия за спиной, то, быть может, стоит научить тебя самой ездить верхом без лишней помощи? Надо же нам чем-то заниматься эти три месяца, м? — Не хочу, — выпаливаю я. — Не хочешь? — вкрадчиво повторяет Киран, смотря на меня с удивлением. — Быть может, тогда мне стоит попросить Джона везти тебя верхом? — Нет!! Мой ответ выходит быстрее, чем я планировала. Герцог складывает руки на груди. — Позволь прояснить ситуацию до конца: в таком случае ты хочешь идти до столицы пешком? — Нет, я просто не хочу учиться ездить верхом. — Хорошо. Тогда давай вернёмся к дороге и продолжим поездку вместе. Джон нас уже потерял. И… — У меня болят бёдра, — выдаю ему я, упираясь ладонями в колени. — Я не хочу обратно и также не хочу учиться. Я хочу побыть одна и немного отдышаться после поездки. — Отлично, хоть что-то мы с тобой прояснили, — кивает герцог. — Ты можешь, конечно, остаться здесь, но я бы посоветовал тебе пойти со мной и отдохнуть рядом с нами. Мало ли какие здесь могут водиться звери, — после его слов у меня внутри всё холодеет, и я вспоминаю поляну, на которой лежала мёртвая девочка много лет назад. — Горные львы, медведи… Лайла, ты побледнела. С тобой всё хорошо? Пойдём обратно, и я обещаю, что со мной рядом ты в безопасности. Рядом с ним я в безопасности. Но так ли это на самом деле? Пока мы идём обратно, я раздумываю над тем, узнал ли он во мне ту самую девушку, что выкупил три года назад на аукционе за баснословную сумму денег. Я-то его узнала сразу, а вот он… Киран Ердин тогда не видел моего лица, а я вернула себе свои настоящие черты перед тем, как войти в зал на танец с ним. Я настолько погружаюсь в свои размышления, что не сразу понимаю, что споткнулась. Киран, идущий впереди, кажется, и то осознаёт это раньше меня и стремительно разворачивается, чтобы предотвратить моё падение. «Слишком быстро,» — проносится мысль в голове, видя, как неестественно быстры реакции мужчины. И через мгновение я оказываюсь прямо в его руках, надёжно прижатой к его груди. — Всё в порядке? — Да, благодарю. Лодыжку простреливает боль, но после неожиданно тут же исчезает. Сначала я шиплю, а потом от удивления мои глаза округляются. Это не укрывается от герцога и тот неожиданно поясняет: — Тебе повезло, Ассасинчик, что отвар, который поставил тебя на ноги, будет действовать в течение двух суток. Все твои травмы будут тут же исцеляться. Надо же! Я никогда ни о чём подобном не слышала. Возможно ли это, что данный эликсир — дело рук ведьм, о которых шепчутся в народе? Но я никогда не верила в подобные сказки про магию и заговоры. — Не называй меня так. — Как это «так»? — Ассасинчиком, — фыркаю я, позволяя герцогу меня вести обратно к дороге, где остались лошади и Джон. — А как мне иначе тебя называть? Ты поражаешь меня до глубины моей души. Не девушка, а ходячая проблема. Странно, что мы вообще говорим о подобном. Я всегда считала, что герцог и прочие высокородные придворные говорят исключительно на серьёзные темы этикета. К примеру: «Как ваши дела, госпожа?» или «Погода сегодня прекрасна, не так ли?». — У меня есть имя. — Как и у меня, сердце моё. Я останавливаюсь и буравлю взглядом его широкую спину. — Сердце? — моя бровь изгибается вверх. — Ну да. Ты же туда целилась, когда залезала ко мне в кровать этой ночью? — мои щёки вновь заливаются краской. — Тебе не нравится «Ассасинчик», и моё сердце тебя тоже не устраивает? Прошу меня простить, но это крайне важный нюанс в нашем с тобой общении на грядущие месяцы: мне ведь нужно знать, как называть свою возлюбленную с нежностью. — Мне кажется, что мы переходим грань. Киран резко оборачивается на меня, и я влетаю в него на полном ходу. На его лице не дрогнул ни единый мускул, а от того, как он безэмоционально на меня смотрит— становится страшно. — Лайла, ты полагаешь, что тебе будет приятнее общаться со мной, когда я буду разговаривать с тобой в обычном для меня тоне? Я сглатываю и неожиданно чувствую исходящую от него тёмную ауру. У него ночной Дар — в этом я убедилась, когда он почуял меня, хотя не должен был. Но его способности гораздо сильнее и… древнее моих. От странного чувства, охватившего меня, кончики моих озябших пальцев начинают подрагивать. Я чувствую ночную силу. Я чувствую его. — Н-нет. — Тогда будь добра, — моргает Киран и наваждение исчезает, а я вновь ощущаю, что могу свободно дышать, — принимай нормально мои попытки вести с тобой диалог. Я же стараюсь. От его вкрадчивого тона становится не по себе, как и от того, как он быстро меняет маски своего состояния. Теперь я в полной мере понимаю, каким является Кровавый герцог на людях и почему его все боятся. Но отчего со мной он пытается вести себя иначе? Кажется, я задала этот вопрос вслух, потому что герцог мне на него отвечает: — Я не такой уж и монстр, каким меня описывают. И иногда, чтобы во Вселенной был баланс для зла, что я совершил, я помогаю тем, кто в этом нуждается. А тебе, я вижу, нужна помощь. Еловая подстилка шуршит под нашими сапогами, а впереди уже маячат между стволами деревьев спины наших лошадей. Но не пытаться же мне разубедить герцога в том, что обычно помощь мне оборачивается трупами помогающих? Тем более, что через три месяца мы всё равно расстанемся, и каждый из нас пойдёт дальше своей дорогой. *** Мы садимся верхом и вновь продолжаем путь по лесу. Мои бёдра всё ещё болят от такой нагрузки, но я стараюсь терпеть и отвлекаться на пейзаж вокруг. Мне странно путешествовать в такой компании и непривычно воспринимать герцога после состоявшегося разговора. Однако кто я, и кто герцог Ердин, который сейчас сидит за мной и направляет лошадь в сторону На’лика — городка, находящегося прямо в глубине лесного массива у речки Бороллы? До наших ушей уже доносится шум воды, ведь река имеет настолько бурное течение, что даже в самые холодные зимы не покрывается льдом. Её берега обрывисты, а пороги крайне опасны. А вокруг бесконечные хвойные леса… Я не сразу различаю шум, доносящийся откуда-то сбоку. Киран накидывает на мою голову капюшон и шепчет на ухо: — Тихо. Сглатывая, застываю в седле. Из-под опущенного капюшона я вижу лишь небольшую часть дороги и то, как Джонатан переглядывается с Кираном, ведя какой-то молчаливый диалог. Они направляют лошадей рысью по дороге в полной тишине. Я слышу, как в чаще ухает сова, и странное, липкое ощущение опасности исчезает. Мы ехали несколько часов и впереди, наконец, начинают маячить крыши На’лика. С небес срываются первые дождевые капли, стоит копытам лошадей пересечь черту городка. Над головами проносятся раскаты грома, предвещая скорую грозу. Грозы в герцогстве Ердин — явление частое. Как и штормы, и бури, приходящие со стороны Волчьего фьерда. Океан Бурь крайне неспокоен, особенно летом, а на герцогство приходится самая бурная его часть, разбивающаяся об отвесные скалы. Сейчас мы движемся вглубь континента, к Лаидану, а за нами по пятам идёт буря, пытаясь догнать и опередить своими чёрными тучами. Запах озона в воздухе бодрит, намекая на скорый ливень, поэтому в городке, небо над которым уже затянуто серыми тучами, мужчины пускают коней быстрее. Мы останавливаемся возле одного из двухэтажных домов, и герцог помогает мне слезть с седла. Джон берёт лошадей под уздцы и ведёт их в стойло, в то время как с небес обрушивается дождь. Мы с Кираном успеваем заскочить в двери постоялого двора и не намочить плащи. Оказавшись в тепле, я невольно выдыхаю. Внутри тепло, шумно и пахнет элем. Киран сразу направляется к неприметному коридору, который ведёт на второй этаж, на ходу кидая мешочек с монетами стоящей неподалёку хозяйке двора. Та всё понимает без слов и кивает, удивлённо замечая меня, следующую тенью за герцогом. Мы поднимаемся по скрипящим половицам и оказываемся перед дверью небольшой комнатушки — явно единственной добротной в этом доме. Киран достаёт кованный ключ из своего кармана брюк и отпирает дверь, пропуская меня. Зайдя в комнату, я снимаю в головы капюшон, оглядывая помещение. И первое, что мне бросается в глаза — то, что здесь только одна кровать.Глава 9. Гроза
Комнату озаряет молния, блеснувшая в приоткрытое окно. Раскаты грома прокатываются по небу, а ливень тарабанит по крыше с таким неистовством, будто кажется ещё чуть-чуть и проломит её. За окном не видно ничего, кроме плотной завесы дождя, и Киран подходит ближе, отбрасывая на меня тень. — Мы не останемся здесь на ночь, — сразу обрывает он, ощущая мой невысказанный вопрос. Но в этом я сомневаюсь — ливень идёт с такой силой, что явно быстро не закончится. — Переждём грозу, а после отправимся дальше. — К чему такая спешка? — уточняю я, пытаясь вырулить разговор в более нейтральную тему и скрасить наше нахождение вдвоём в этой комнате. Киран поворачивается, стоя спиной к окну, и его тёмную фигуру в плаще вновь озаряет вспышкой молния. — Разве тебе это самой не известно? Ты же послушница кардинала. Да, мне прекрасно известно о грядущей войне с Таксодонией, но я не собираюсь ему выкладывать всё, что известно Шептунам и Лезвиям. Я только пытаюсь завести разговор. И стараюсь. Киран снимает с плеч плащ, оставаясь в чёрном камзоле и плотных штанах, развешивая тот на спинку единственного стула. После садится на застеленную кровать и закидывает ногу на ногу. — Когда вернётся Джон? — Ты боишься оставаться со мной в комнате один на один? — вопросом на вопрос отвечает герцог. — Нет, просто интересуюсь. — Он останется стеречь лошадей и наши вещи в конюшне. — Замечательно. — Ты можешь присесть, — Киран рукой показывает на стул и кровать. — Я не кусаюсь, — на этом слове почему-то улыбка трогает уголки его чувственных губ. Когда вновь раздаётся громкий раскат грома, заставляя меня подскочить от неожиданности, и я нехотя сажусь на стул напротив кровати. Не понимаю, как себя вести и куда деть свои руки, поэтому складываю вспотевшие ладони на подоле платья, разглаживая. Бросаю взгляд на стену возле двери. Там висит оберег, освященный в храме Пяти и вырезанный из дерева. Пять богов, пять братьев: Агон, Эспер, Доминик, Мэнлиус и Байярд. Рассвет, Утро, День, Вечер и Закат. Они напоминают мне о ночном Даре Кирана. Получается, у нас есть с герцогом кое-то общее. И главное, чтобы он не узнал о моём Даре до тех пор, как мы не разойдёмся разными дорогами. Но разойдёмся ли? Холодок ползёт вдоль моего позвоночника вместе с сомнениями. — Раз мы проведём здесь не менее двух часов из-за дождя, предлагаю обговорить дальнейшие действия по прибытии в столицу. Мы сразу поедем на бал и там уже будет не до разговоров. В дворцовый этикет тебя Люция должна была ввести, так? — Я знаю правила. И в курсе основных норм этикета. — Это уже хорошо. Если не хочешь, чтобы по поводу случившегося ночью мы завели иной разговор, то будешь во всём слушаться меня, — Киран опирает локти на колени и проворачивает перстни на своей правой руке. В полутьме блестит аметист, которым инкрустирован перстень герцога. — На балу ничего не ешь и не пей, с Императором и Императрицей веди себя крайне учтиво. Не лезь в обсуждения, лишний раз ни с кем не заговаривай. Говорить буду я, а ты просто мило улыбаться. — А если там будет кто-то, кто меня узнает? — Кардинал в отъезде. Кто ещё знает тебя в лицо? — Надеюсь, что никто. Но… — Что «но», сердце моё? У тебя не должно быть от меня никаких секретов. Будет тебе же хуже. Я морщусь, но это «сердце моё» гораздо лучше, чем Ассасинчик. — Мне нужно послать весть до конца этой недели в Братство, чтобы меня не хватились. Я уже говорила. — А я уже говорил, что эта проблема будет решена через пару дней. Как и с Эмилио. — Интересно, как ты заставишь его забыть про меня? Дождь льёт и льёт, сгущая в комнате тени, а мне всё больше и больше становится не по себе. Несмотря на ливень, я ощущаю, что мне душно. Встаю со стула, снимая свой плащ и кладя его на плащ Кирана. — Предоставь это мне, — обрывает мужчина. — Я уже написал обо всём Рейнольду, и он всё решит. При встрече Эмилио тебя не узнает даже, если столкнётся нос к носу. Он просто тебя не вспомнит. Вскоре Киран уходит из комнаты, оставляя меня отдыхать. Приходит через полчаса, принося мне обед, а после вновь исчезает за дверью. Я, съев всё до последней крошки, решаю залезть на кровать и немного расслабить мышцы тела. Дождь продолжает барабанить по крыше, клоня в сон. Сама не понимаю, как начинаю дремать, свернувшись на левой стороне кровати на боку. Сны не отпускают меня, маня забытьём, в котором я принадлежу сама себе. Прикрыв веки, нахожусь на грани реальности и дрёмы. Вновь раздаётся раскат грома, и я раскрываю глаза, встречаясь со взглядом Кирана. Его лицо расслаблено, он смотрит прямо на меня, а на чёрных кудрях блестят отсветы молний, мелькающих за окном. Я замираю и слышу, как в раскрывшееся окно в комнату задувает прохладный воздух, принося запахи мокрого леса. Киран лежит так близко ко мне, что моё дыхание опаляет его губы, а я чувствую всем своим телом его близость. Все клеточки моего тела, расслабившиеся за это время, тут же снова напрягаются. То, как он смотрит на меня своими сапфировыми глазами, заставляет меня окончательно избавиться от дремоты. Я моргаю и Киран исчезает, будто то была игра моего воспалённого сознания. В раскрытое окно продолжает лить дождь, окропляя влагой деревянную раму. Протягивая руку вперёд, касаюсь ладонью простыни, проводя по ней тыльной стороной. Она тёплая и пахнет грозой, хвоей и бушующим океаном в прохладную июньскую ночь. Вздыхаю этот запах и закрываю глаза. Раньше я мечтала, чтобы он мне вновь приснился, а теперь я могу видеть его вживую каждый день. И теперь хочу только одного: чтобы всё это не оказалось моим сном, который в одночасье обратится в кошмар.Глава 10. Бал
Дождь утихает только под утро, поэтому до самого рассвета я наслаждаюсь тем, что отсыпаюсь за прошедшие сутки. Мы отправляемся в путь, стоит пропеть первым петухам. Изумрудный лес встречает нас мокрой хвоей и стелющимся по земле туманом, что скрывает копыта чёрных коней. С того самого разговора в комнате Киран больше не говорит мне ни слова. Просто молча направляет коня, придерживая меня своей рукой для устойчивого положения в седле, а я особо не сопротивляюсь, так как ещё не до конца проснулась после беспокойного сна. Прохлада касается кончика моего носа и щёк, а из рта вырываются клубки пара. Но, несмотря на зябкость, я ощущаю в теле тепло, так как до отъезда Джонатан принёс мне горячий завтрак и чай. Когда мы вновь оказываемся в лесу, мчась по широкой лесной дороге, я смахиваю остатки сна. Из-за того, что мы потеряли почти сутки в На’лике, Киран предупреждает, что теперь будем ехать весь день и сделаем привал только на ночь. Это — его первые слова, сказанные в моём присутствии за весь день. Неужели я его так сильно задела? Киран со мной холоден, а вот жар, идущий от его тела, согревает меня от порывов ветра, пытающихся сбросить меня из седла. От холода не спасает даже плащ, и я надеюсь только на то, чтобы вновь не начался дождь. Мы останавливаемся на ночлег, и я тут же проваливаюсь в сон. Когда же я пробуждаюсь по утру, герцог и его оруженосец уже почти полностью готовы к продолжению нашей поездки. Ни говоря ни слова, я вновь позволяю усадить себя в седло и продолжить поездку, хотя у меня буквально болит всё тело. Когда впереди показываются острые шпили города, я уже несколько раз успеваю мысленно досчитать до ста и обратно, пытаясь отвлечь себя от того, что мои мышцы уже не выдерживают такой нагрузки, а бёдра и вовсе… даже задумываться о них не хочу. Киран накидывает мне на голову капюшон, который я сбросила пару часов назад. И никак не намекает на то, что я в край обнаглела, ведь практически полностью лежу на его груди, не в силах держать спину прямо. Как Джон и Киран за такую долгую поездку не устали для меня загадка. Возможно, они просто натренированы гораздо лучше, чем я. Прелесть и шарм Лаидана давно перестал влиять на меня, ведь за три года в Братстве я исследовала столицу вдоль и поперёк. Но всё же когда мы, пройдя охранную стену, которой обнесен город, заезжаем внутрь, я позволяю себе насладиться видами Лаидана в пасмурный день. В прошлый раз, когда Рейнольд привёз меня сюда, я в первую очередь обратила своё внимание на храм Пяти. Сейчас же мой взгляд скользит ко дворцу, хмурым и острым ансамблем прорезающему серые тучи. Будучи членом Братства, я никогда не была во дворце, но знаю многое о его обитателях. На высоких шпилях чёрного замка реют кроваво-красные флаги, потрёпанные годами и беспощадным ветром. На парапетах и крыше кроме них нет ни единого цветного пятна, из-за чего весь огромный замок Императора Ладоргана, тенью нависающий над столицей, выглядит словно склеп. Я сглатываю, продолжая рассматривать громаду здания. Ещё около пятнадцати лет назад замок выглядел иначе и не напоминал траурное сооружение, монстром захватившее столицу. Его стены были светлыми, а сам он напоминал о тех временах, когда в этих землях жил волшебный народ, по преданиям ставший прародителем всех ладорганских ведьм. Но теперь у Империи свои кровавые законы, и такой замок был ни к чему тем, кто пришёл к власти спустя несколько веков мятежей и кровопролития. Поэтому теперь замок в сердце Ладоргана навевает на любого страх и мысли о покорности правящей верхушке, даже пускай он больше не несёт военной мощи и перестроен под дворец. Из-за этого его часто зовут то замком, то дворцом, хотя Император предпочитает называть его резиденция. — Ты когда-нибудь была во дворце? — шепчет мне на ухо Джон, когда мы неожиданно спешиваемся не возле замка, а на одной из улочек богатого квартала столицы. — Нет, — вру я. — А ты? Джон тихо смеется, и я понимаю глупость своего вопроса. Мои щёки пунцовеют, и я даже на секунду забываю о том, что Кирану пришлось меня буквально снимать с коня, ведь я боялась даже пошевелиться из-за задервеневших в пути мышц. — Надеюсь, тебе понравится, — Джон быстро отвязывает все наши мешки с вещами от седел, в то время как я просто стою рядом и не понимаю, куда исчез Киран. — Там мрачновато… но что-то в этом есть. Просто везде надо искать хорошее, чтобы не было слишком паршиво. — Понятно. Я тоже надеюсь, что мне там понравится, — наш разговор не имеет смысла, но так я хотя бы получаю повод остаться рядом с Джоном, пока вышедшая на порог служанка не окрикивает меня, прося пройти в дом. — Иди, Лайла. Это городской дом Кирана, — кивает в сторону служанки Джон. Его светлые волосы растрепались за время пути и теперь на его голове царит хаос. Что случилось с моими волосами, я даже не хочу задумываться. — Лили позаботится о тебе. Я оборачиваюсь на молодую служанку, переминающуюся на пороге с ноги на ногу и явно раздумывающую, не подойти ли к нам поближе. Лили миловидна, у неё большие зелёные глаза и тёмные волосы, убранные в косу вокруг головы. И, кажется, Лили неровно дышит к Джону. Паренёк правда симпатичен, но возле герцога его простая притягательность меркнет, и я даже до этого момента особенно не обращала на него внимания. Джон сильный и широкоплечий, что не может не притягивать девушек. Не знаю, сколько ему лет, но по лицу он явно младше меня, хотя с его ростом малышкой рядом с ним кажусь я. Надеюсь, мою пугливость и нерасторопность Лили не расценит за знаки внимания Джону, потому что наживать врагов я себе не хочу. Даже в лице милой служанки. Поэтому киваю Джону и иду к ждущей Лили, окидывая ухоженный городской дом взглядом. Если честно, от дома Кирана я ожидала схожесть с его замком в герцогстве, а оказалось… что он довольно уютный. Светлый кирпич стен овивает плющ, на окнах горшки с цветами, внутри — светло и просторно. — Добро пожаловать, госпожа. Пойдёмте наверх, — Лили отводит меня в одну из комнат на втором этаже. Мебель в ней из светлого дерева, что также расширяет пространство. — Его светлость сказали, что после дороги вы захотите отдохнуть, поэтому я набрала вам ванну и расстелила постель. В этот раз я не сопротивляюсь, когда меня раздевают, моют, расчёсывают и одевают в чистую ночную сорочку. Да что уж тут говорить, у меня даже нет сил что-либо сказать Лили — я полностью вымотана. А вот служанка ставит меня в известность, что по просьбе Кирана приобрела всё необходимое, и теперь в коробках возле столика лежат мои новые платья и украшения. Я благодарю Лили и, когда растягиваюсь на перине, тут же отрубаюсь. Да, поспать и отдохнуть мне удастся всего часа два, но уже эти часы после долгой поездки верхом кажутся мне раем. Служанка будит меня ближе к вечеру, и мы начинаем собираться на бал. Я вновь оказываюсь затянута в корсет, но платье на мне уже другое — шикарное, синее, из чистого атласа. Мои чистые волосы расчёсывают, завивают и укладывают в красивую причёску. Щёки румянят, глаза подводят, а губы накрашивают. По итогу, рассматривая себя в небольшое зеркальце, я нахожу себя даже привлекательной, смотря, каким чарующим стал взгляд моих карих глаз. — Лайла, ты готова? — слышится голос Кирана за дверью, и я чуть было не роняю зеркальце на пол. Лили забирает у меня зеркало из рук и кивает, еще раз окидывая меня взглядом. — Да, Ваша светлость. — Замечательно. Карета уже ждёт. — Погодите, — шепчет Лили, ворошась в шкатулке. — Минуту, я найду подходящее украшение. Покорно жду, пытаясь не думать о том, что меня ждёт во дворце. Милое ожерелье скользит на мою шею и Лили закрывает замочек, отходя назад. Теперь я точно готова. Внешне, но не морально. От меня приятно пахнет и я выгляжу как знатная дама, вот только ей я не являюсь. И надеюсь, что никто из присутствующих этого не заметит, иначе весь договор с герцогом пойдёт крахом. Придерживая подол, спускаюсь вниз, где у лестницы меня уже ждёт Киран, тоже переодевшийся в свой лучший тёмно-синий камзол. Он так красив, что у меня перехватывает дыхание. На секунду мы просто стоим, глядя друг на друга, а потом он подает мне свою руку, и мы выходим из дома, садясь в уже дожидающуюся нас чёрную карету. Весь путь до замка мы не произносим ни слова, а чем быстрее приближаются его стены, тем больше я начинаю нервничать. В горле сохнет, а ладони потеют. Замечая моё состояние, перед выходом из кареты Киран говорит мне: — Не волнуйся и поступай так, как мы договорились. И всё будет хорошо. — Конечно, — шепчу одними губами я, хотя не верю в эти слова. Но уже поздно и я в компании герцога ступаю на вымощенную камнем площадку возле главного входа во дворец. Она окружена красивым, но мрачным садом с алыми розами, на которых сейчас лежит вечерняя роса. Над нашими головами простирается ночное небо с перемигивающимися на нём звёздами, но все же здесь не чувствуется такой свежести воздуха, как в герцогстве. Даже в это, довольно отдалённое место, долетают запахи города и его шум, разбивая мрачную идиллию. Я слышу музыку, что льётся из открытых окон — кажется, бал уже в самом разгаре. Интересно, зачем устраивать бал накануне войны? Наверное, я что-то не понимаю в стратегии. Нас с Кираном встречает слуга, одетый во всё чёрное, и безмолвно провожает ко входу. В лунном свете кожа слуги кажется мёртвенно-бледной, а круги под его глазами пугают. Внутри замка не только мрачно, но и прохладно. Наши шаги гулко отдаются от мраморного пола и пустых коридоров, пока мы идём к главному залу, из которого и льётся музыка. И почему-то мне кажется, что сейчас произойдёт что-то ужасное. Мы останавливаемся напротив закрытых дверей и Киран жестом просит слугу подождать. Сглатываю и мысленно собираю свою волю в кулак перед тем, как мы войдём внутрь и уже будет поздно повернуть назад. Я снова слышу отдалённые раскаты грома снаружи. Что ж, нас вновь практически нагнал дождь. — Лайла, — зовёт меня Киран и я перевожу на него взгляд. — Лайла Блейкли, — он называет мою новую фамилию, чтобы я знала, кем представляться, — готова? — Да. Слуга открывает двери, и мы заходим внутрь. Лёгкое касание Кирана к моей ладони в перчатке посылает по моему телу волну дрожи. Виолончелист продолжает играть свою мелодию, а пары — медленно вальсировать под неё. Стоит Кирану переступить порог этого зала, как что-то в нём тут же меняется, и я ощущаю — со мной рядом теперь идёт Киран Ердин, Кровавый герцог, а не тот, кто пытался меня приободрить в коридоре. Сегодня я увижу его настоящую натуру. Он ни с кем не здоровается, хотя я вижу в немногочисленных гостях очень знатных особ. Знаю кто они, ведь у Шептунов много их секретов. Они обращают на меня взоры, проходясь по мне с ног до головы. Под их взглядами мне становится неуютно, но я лишь закусываю губу, поражаясь, как одновременно притягательно и пугающе украшен зал в алые, бордовые и тёмные оттенки. В этом царстве красных цветов наши с Кираном одежды кажутся лишними. Мы подходим к помосту, на котором стоят два тёмных трона, обитых бархатом. На них — исключительной красоты молодые мужчина и женщина. Я кланяюсь им вместе с Кираном, приседая в реверансе. — Ваше Величество, — приветствует Киран Императора. — Киран! Слава Пяти, ты вернулся, — Император встаёт с трона и подходит к герцогу, хлопая его по плечу. Они по-братски обнимаются, и лишь потом Император обращает на меня своё внимание. — Ого, что за прекрасная спутница рядом с тобой? — Дарэй, знакомься, это Лайла Блейкли, моя дальняя родственница. — Ваше Величество, — я вновь приседаю в реверансе, а потом Дарэй берёт мою ладонь в свою и целует. — Для вас просто Дарэй. Только тогда я позволяю себе поднять взгляд и посмотреть на Императора. Если я бы не знала, что Киран и Дарэй побратимы, я бы подумала, что они братья — настолько они их лица были наделены общей притягательностью. Оба тёмноволосые, высокие и с выразительным взглядом. Вот только глаза Императора охристого цвета, в отличие от синевы глаз Кирана, да тёмные волосы Дарэя короче. — Дальняя родственница? — губы Императора складываются в улыбку, обозначая ямочки на щеках. — Или… — Невеста, — доканчивает за него Киран и тогда я слышу странный смешок со стороны второго трона. Перевожу взгляд на супругу Императора и тут же столбенею, понимая, что не стоило этого делать. Барабара Ладорганская является сестрой могучего Блайдда, князя Вэльска. Одного взгляда хватает, чтобы различить в ней знаменитую Северную Волчицу — так её прозвали в народе. Барбара широкоплеча, сильна, но при этом в шёлковом платье цвета свежей крови элегантна и стройна. У неё, как и у всех северян, светлые длинные локоны и льдистые глаза, буравящие меня сейчас с неприязнью. В её руке бокал, доверху наполненный вином. Алые губы усмехаются. — Вот это неожиданность. Какая милая пташка, Киран, — говорит она мелодичным голосом, не вставая с трона. — Дарэй, она весьма мила, правда? — Барбара, а ты, как всегда, само очарование, — улыбается ей Дарэй, а потом вновь поворачивается к герцогу. Мне кажется, или глаза Барбары блеснули непонятным недовольством? — Но Барбара права и это крайне неожиданно. Невеста? Обговорим позже. — Его удивление быстро сменяется лёгкой тревогой на лице. — Киран, собственно, мы тебя не дождались. Почти все уже выбрали оруженосцев, и… — Как и я. — В смысле, как и ты? — В прямом, Дарэй. — Когда успел? — Он отводит Кирана подальше от трона. Герцог же выглядит на редкость расслабленным. А вот Император, кажется, слишком удивлён. — Погоди, кого? — Джонатана Фенрира. Глаза Дарэя округляются, и я вижу, что их разговор притягивает всё больше и больше внимания. — Джонатана? — неожиданно переспрашивает Барбара, услышав это имя. Встаёт с трона и быстро оказывается возле нас. Я просто стою и молчу, как этого и велит моя роль. — Джона? — Да. И это не обсуждается. Барбара выдыхает через нос и натягивает улыбку, а после залпом выпивает всё содержимое стакана. Джонатан Фенрир… Фенрир… фамилия знакомая, но никак не могу припомнить, где я её слышала. — Хорошо, — как-то слишком быстро соглашается Дарэй, косясь на жену. — Джонатан, так Джонатан. Только ума не приложу, зачем, если есть множество достойных кандидатов. — Джонатан достоен. И ты сам всё понимаешь, Дарэй, — только Киран может так формально общаться с Императором. — Уверен, остальные молодые люди найдут достойных покровителей. Что-то гости слишком опечалены, не находишь? — Полагаю, пришло время для танцев, — Император хлопает в ладоши, давая знак музыкантам. — Киран, разрешишь увести на один танец твою очаровательную спутницу? — Разумеется, — кивает Киран и в этот момент я чувствую, будто меня предали, когда вижу, как он предлагает руку Барбаре. Та улыбается, ставя бокал на поднос слуги, и они выходят в центр зала. А меня ждёт танец с самим Дарэем Ладорганским. — Лайла… — тянет он моё имя, когда мы начинаем кружиться. — Такое редкое имя. Оно означает «ночь», вы знали? — Да, Ваше Высочество, — отвечаю я, учтиво улыбаясь. Император ведёт меня в танце уверенно и легко, и я молюсь на то, чтобы случайно не наступить ему на ноги. — Просто Дарэй, я же попросил. Кто вас так нарёк, Лайла? — Мой отец. Я родилась звёздной ночью, — говорю я полуправду. — Под её покровом роды моей матери прошли хорошо, поэтому… — … вам дали имя в честь шестой богини, имени которой нельзя называть. — Верно. А кто нарёк вас? — Моя мать, — усмехается Император. — Она была свободолюбивой женщиной и не побоялась дать ребёнку имя, характеризующее его как «тёмный». — Возможно, из-за волос? — пытаюсь пошутить я. — Не знаю, она скончалась раньше, чем я созрел для выяснения данного вопроса. — Соболезную. — Не стоит. Это было век назад, Лайла, — на мои расширившиеся от удивления глаза, Дарэй поясняет, — Одарённые Пяти после Ритуала живут очень долго. Гораздо дольше, это знают все, — я тоже это знала, но не была в курсе точного возраста Императора, потому что выглядел он на лет двадцать шесть. — Хм… Блейкли… — Дарэй зачем-то вдруг вспоминает «мою» фамилию. — Лайла, а вы обладаете Даром? — Разве что, даром попадать в неприятности, — ухожу от опасной темы я, пряча все эмоции за шуткой. Дарэй смеётся. — Забавно. Кстати, Киран никогда о вас не рассказывал. — И это к лучшему. Пожалуй, в таком случае мне бы пришлось сейчас перед вами краснеть. Я радуюсь, что мелодия подходит к концу, закрывая щекотливый вопрос. — Мне было приятно с вами познакомиться, — вновь целует мою руку Дарэй, когда танец заканчивается и возле меня вновь появляется Киран. — Киран, могу ли я забрать обратно свою умопомрачительную жену? — Разумеется. Лайла, потанцуем? — Конечно, Ваша светлость. Если честно, я до сих пор не понимаю смысла данного мероприятия. Разве что, в выборе оруженосца для знатного господина. Я успеваю отметить за время танца, что здесь присутствуют семеро из десяти самых влиятельных фигур Империи. Их сбор вряд ли состоялся просто так. Мои навыки Шептуна подсказывают мне разобраться в этом, но я одёргиваю себя и возвращаю в реальность: я больше не Шептун. Я просто пешка Кирана, которая должна выполнить свою роль и не усложнять ситуацию. Уже наигралась. — Похоже, после разговора с Императором твоё настроение улучшилось, но со мной ты вновь опечалена, — шепчет мне на ухо, притянув к себе, Киран. На нас косятся многие дамы, болтающие вино в своих бокалах. Кажется, из меня хороший «амулет» для привлечения всеобщего внимания. Я понимаю скрытый в этой фразе намёк и тут же расплываюсь в улыбке, обращённой герцогу. Действительно, я должна показывать, что счастлива с ним, и хорошо отыгрывать свою роль. — Извини, на мгновение задумалась. Танец заканчивается слишком быстро, и я чувствую укол печали. Ужасно хочется пить, но, когда хочу взять с подноса бокал с вином, Киран мягко отводит мою руку так, будто он со мной флиртует. Я тут же вспоминаю о его наставлении и жалею, что не выпила воды в городском доме. Как бы я ни хотела, со всех беседах, звучащих вокруг, я невольно начинаю ловить суть обсуждаемой проблемы. Навыки срабатывают как инстинкт, и вскоре я понимаю, что присутствующие на балу разделились во мнениях по поводу наступления на Таксодонию. Ситуация на границах обостряется с каждой неделей с тех пор, как в приграничном городе устроили облаву на ведьм. Но в этих шепотках меня волнует совсем иное: то, что в разговорах всё чаще используются странные шифровки типа «волков», «львов», «медведей», а также «Виттелло», «Раквар» и «Блейкли». И последнее отнюдь не относится к моей фамилии, ведь похоже, что это какие-то дома... Чьи — я пока ещё не поняла, но пытаюсь разобраться. Почему в таком случае Киран дал мне такую фамилию? — Ах, милая пташка, — раздаётся голос Барбары, и я стараюсь не вздрагивать, чтобы ненароком не выдать то, что подслушивала разговор одного графа с богатым дельцом. — Как проходит твой вечер при дворе? Первый раз всегда волнительно, не так ли? Она пробегается пальчиками по моим оголённым плечам, улыбаясь такой улыбкой, от которой у меня по спине бежит холодок. — Что молчишь? Я знаю, ты умеешь разговаривать. Или ты своим язычком совсем иное обычно делаешь? От этих слов я давлюсь воздухом. Чего?! Таких слов от жены Императора я ну никак не ожидала. — Простите, но… — Перестань, — мурчит Барбара, наклоняясь ко мне и я чувствую, как мои ноздри щекочет запах вина и роз. Странное сочетание. — Терпеть не могу лепетания. Быть можем, пройдёмся до сада? Я покажу тебе, какие цветы высадил для меня мой драгоценный муж. В её глазах я вижу жестокость и это заставляет моё сердце пропустить удар. Барбара пугает меня гораздо больше всех присутствующих в зале, а её красивое лицо точно будет мне скоро сниться в кошмарах. Чего она от меня хочет? Я сразу поняла, что я ей не понравилась — когда мы танцевали с Императором, она следила за мной, словно гадюка за мышью. Возможно, как только я покину этот зал, она пырнёт меня ножом и закопает в саду, под этими самыми цветами от своего драгоценного Дарэя. И всё из-за того, что я пришла сюда с Кираном? — Барбара, Лайла сейчас идёт со мной, — раздаётся за моей спиной голос Кирана и я выдыхаю, когда его ладони ложатся на мои плечи. Барбара тут же переключает своё внимание с меня на герцога и закусывает алую губу. — Передай Дарэю, что я зайду к нему по утру в зал собраний, чтобы всё обсудить. — Почему не передашь сам? — Барбара накручивает на ноготь локон своих светлых волос, стреляя глазами на Кирана. Она что, ещё с ним и заигрывает на глазах у всех присутствующих? — Не хочу мешать его уединению с мисс Уиллис, — понизив голос до еле различимого шёпота, говорит ей герцог. Барбара тут же меняется в лице и хищно оглядывая зал, бросает Кирану. — Я передам. «Ого!» — только и успеваю подумать я, пока мы, ни с кем не прощаясь, направляемся к выходу из зала. Неужели слухи о том, что Император изменяет жене правдивы? Да как можно, когда она так ужасающе прекрасна! Хотя… будучи мужчиной, я бы точно не захотела бы делить постель с дамой с таким характером. Правда, будучи женщиной, я точно понимала, что на месте Барбары тоже пыталась бы получить расположение Кирана. Даже будучи женой Императора половины континента.Глава 11. Помоги мне
Как только двери отрезают нас от толпы в зале, я зябко обнимаю себя за плечи, ощущая холод, царящий в коридорах замка. Киран без слов расстёгивает свой камзол и снимает его, накидывая мне на плечи и оставаясь в одной чёрной рубашке. — Пойдём, я отведу тебя в наши покои. После слова «наши» я удивлённо перевожу взгляд на Кирана. — У тебя будет отдельная комната, — поясняет он. — Я заранее послал весточку слугам, чтобы они успели к нашему приезду всё подготовить. Раз мы будем соседями, то полагаю, что они теперь не мои, а наши. — Отлично, — соглашаюсь я. У меня отлегает от сердца от мысли, что мне не придётся делить с ним кровать. — Что, тебе так противна теперь мысль спать со мной рядом? — улавливает мой вздох облегчения Киран. — Ещё недавно ты забиралась ко мне в постель, когда я был абсолютно голый. И, кажется, тебя это ничуть не смущало. Ох, лучше бы он продолжал играть со мной в молчанку! Кажется, теперь об этом он будет напоминать мне до скончания моих дней. За последние пару суток это уже второй раз. Дальше — больше? Его так волнует этот постельный вопрос? — А если нас услышат? — шиплю на него я, озираясь. Мои щёки горят. — В ближайших коридорах ни души. Так что? Ответишь? — Тебя действительно это интересует? Это ведь на уровне драм молоденьких девиц! — Даже по секрету не скажешь? Он что, издевается надо мною? — Тебе уже столько лет, а тебя волнует лишь то, хочу ли я после того, как чуть было не перерезала тебе глотку, спать с тобой в одной кровати? — останавливаюсь я, воззрившись на него. И вижу, как Киран смеётся глазами. Я не понимаю этого мужчину и его перепады настроения. Путаюсь, теряя почву окончательно. Почему он то холоден, то учтив, то шутит, то пугает меня? И почему он до сих пор постоянно мне помогает, хотя его молва рисует абсолютным деспотом, что приносит в жертву младенцев в полную луну? — Ах, — он подходит ко мне ближе. — Всё дело в моём возрасте? Я слишком стар для тебя? Да, сто девять лет это уже… почтенный возраст. Кстати, а тебе сколько? — Девятнадцать! И нет, просто я не могу до конца тебя понять! — Значит… когда поймёшь, мне следует опасаться того, что ты вновь придёшь ко мне в спальню ночью? Просто продолжая стоять и глупо на него смотреть, выдаю первое, что приходит в мою голову: — А стоит прийти? И в этот момент я впервые вижу, как Киран Ердин, Кровавый герцог и побратим Императора Ладоргана, искренне смеется. Пока мы идём до комнат по коридору, я продолжаю осознавать, что улыбку Кирана я однозначно хочу видеть чаще. Мы встречаем Джона, который куда-то спешит по поручению Кирана, а потом герцог отворяет передо мной двери обширных покоев в северном крыле. Захожу внутрь и снимаю со своих плеч камзол. — Спасибо. Киран не спешит брать из моих рук камзол и проходит внутрь гостиной, в которой потрескивает камин. Тогда я кладу камзол на спинку мягкого кресла и складываю руки на груди, осматриваясь. Здесь очень красиво и уютно, а т близости огня мне сразу становится теплее. — Как прошёл бал? — неожиданно спрашивает у меня Киран. — Эм, кажется, ты тоже был на нём, — удивляюсь я. — И сам всё видел своими глазами. — И слышал тоже. Не принимай слова Барбары близко к сердцу. — И не планировала. Он оборачивается на меня, и я решаю, что сейчас самое время задать вопрос о фамилии. — Почему Блейкли? — Это фамилия моего клана. — Что? Но ты же Ердин! — не понимаю я, прокручивая в своей голове всё, что мне известно о герцоге. — Клана, Лайла, — вновь повторяет Киран и его взгляд темнеет. — Мой род и мой клан это две разные вещи. — Тогда я уже ничего не понимаю. — И не стоит. Просто оставь как есть. Полагаю, ты устала. Кажется, я вновь делаю что-то не то, потому что Киран снова закрывается. Его странное, добродушное настроение испаряется, и я чувствую холод уже иного рода. Видя, как он собирается уйти явно в свою часть покоев, оставив меня здесь одну, предпринимаю попытку исправить свою ошибку: — Даже мою комнату не покажешь? — Я что, похож на прислугу? Его ответ будто бьёт меня, отрезвляя. Он правда мне ничего не должен, а я продолжаю вести себя так, будто хозяйка положения здесь я. Но я просто… не привыкла получать помощь и заботу. Я не привыкла доверять. И не умею выстраивать нормально диалог, всё время думая о том, что я здесь для выполнения какой-то цели. — Киран, погоди. Я не это имела в виду! — Лайла, — мужчина вновь подходит ко мне, и я невольно делаю шаг назад, что не укрывается от него. Губы Кирана криво изгибаются. — Я тебе не враг и не собираюсь причинять тебе вред. Если ты ещё не поняла — ты моя гостья и вправе проживать эти три месяца рядом со мной так, как тебе удобно, при этом соблюдая наше соглашение. Я не ставлю тебе условий, и ты прекрасно можешь из этого сделать выбор, что ты вольна не быть здесь заложницей, строя из меня… — он запинается и втягивает носом воздух. — Узурпатора или хозяина. — Что? Ох, погоди, я… — мысли в моей голове смешиваются. А он, продолжая глядеть в суть, довершает свою фразу: — Я не держу рабов, Лайла. Я не наношу вред своим гостям, какое положение в обществе они бы не занимали. Мне нравится то, что ты не лебезишь передо мной, но у всего есть свои границы. Но я и также не хочу, чтобы потом это время, проведённое со мной под одной крышей, на тебе оставило худший след, нежели то, что ты испытала, живя под крылом кардинала. Я абсолютно не готова к такому разговору. И не знаю, как стоит реагировать на всё это. — Всё, что ты для меня делаешь сейчас, уже идёт в разрез с тем, что от меня требовал кардинал, — шепчу я. — И я помню, что ты говорил мне причины, почему помогаешь, но… — Тебе нужна конкретная, весомая причина, почему я, застав тебя с кинжалом в моей спальне, не убил тебя сам или не отправил на рудники? — отвечает он, стоя так близко ко мне, что я могу коснуться его рукой. Моё молчание красноречивее любого ответа. — Ты мне приглянулась. Моргаю, пытаясь осознать, что мне это не послышалось. Понравилась? — Что? То есть… ты… ты знал, что я девушка? — Я прочитал всё по твоей крови сразу же, как только раскрыл глаза. — Что… — не могу поверить я, всё ещё находясь в шоке от услышанного. Взгляд синих глаз Кирана смягчается. — По крови я могу считать пол, возраст, пищевые привычки, эмоции и многое другое, включая даже твой цикл. Делаю шаг назад, упираясь ногами в диван. То есть он просто подыграл мне? Ещё до дуэли, зная, кто я? Зная обо мне всё?! — То есть, ты не просто можешь выследить человека, а ещё буквально узнать о нём всё? — Даже отследить историю перемещений. Но это мелочи. — Мелочи?! О святые! Почему ты тогда вообще согласился на дуэль? — Повторюсь, ты мне приглянулась. И… — хмурится он, — кажется, такого ещё на моём веку мне не предлагали. Да и мне сыграть роль суженой герцога ещё ранее не предлагали, хотя куда мне там! В свои девятнадцать лет! — Ты правда бессмертен? — в моей голове ворох вопросов, но почему-то задаю именно этот. — В каком-то смысле, да. Киран пожимает плечами, смотря на пламя в камине. На его лице играют блики, а у меня внутри рвутся все стереотипы, которыми я жила до этих пор. — И ты стал таким после Ритуала, да? Я слышала, что Одарённые, пройдя его, обретают долгую жизнь. — После Ритуала у тебя проявляется Дар, ты получаешь бессмертие и прочие… особенности. Но это не значит, что меня невозможно убить. — Вот это да… Стой, погоди. Как это после Ритуала? Тогда почему у меня… — Я стою, — в его голосе слышна усмешка. — Да нет же, — жестикулирую руками я. — Ты сказал после Ритуала проявляется Дар. Получается, до него Дара быть не должно? — Именно так. Всё, Лайла, на сегодня вопросов предостаточно. Я устал. Когда он разворачивается, чтобы уйти, я понимаю, что не вынесу, если Киран оставит меня здесь. Совсем одну. И тогда я предпринимаю первую попытку сделать шаг к нему. — Киран, мне не справиться с этим платьем и корсетом одной. Киран застывает в дверном проёме, и я слышу, как гулко бьётся в моей груди сердце, приливая кровь к щекам. — Джон сказал, что Лили прибудет во дворец завтра, но мне нужно снять с себя это сейчас. — И что мне стоит сделать? — его голос низкий. Я переминаюсь с ноги на ногу. — Помоги мне. Пожалуйста. Он медленно разворачивается и бесшумно идёт ко мне. Кажется, если я сейчас лишусь чувств — я не буду этому удивлена. Потому что сейчас наяву произошёл тот диалог, который я за эти три года прокручивала в своей голове перед сном. Я тысячу раз думала, как скажу ему что-то подобное при встрече, а теперь… Я. Действительно. Это. Ему. Сказала. Кажется, стук моего сердца разносится по всему замку боем барабана, потому что, когда его руки касаются завязок на платье, я уже забываю какого это — дышать. Киран стоит позади меня и медленно начинает расшнуровывать завязки. Мои щёки горят жарче, чем пламя в камине, потому что хоть я и не готова к таким шагам, я их сейчас совершаю. И вместо того, чтобы учиться ходить, я сразу бегу. Возможно, это аукнется, но сейчас ничего не имеет значения. Надеюсь, хоть мысли Киран читать не умеет, иначе ему было бы неловко узнать, что я фантазировала о нём столько лет. Да и от того, что фантазировала, уже неловко… Чувствую, как его пальцы умело распускают шнуровку, ослабляя ткань. Неожиданно он проводит ладонями по моим плечам, помогая бретелям соскочить вниз и посылая по телу волны жара, и я тихо выдыхаю через рот. Как глупо — он говорит, что не хочет быть в роли хозяина, а я только и мечтала о том, чтобы находиться подле него, не понимая, почему тогда на аукционе он от меня отказался. Последняя завязка развязана и платье плавно падает к моим ногам, оставляя меня в сорочке и корсете, за который тут же принимается Киран. Уж не знаю, сколько у него было женщин, но расшнуровывает он всё довольно быстро. — Так чем же я тебе приглянулась? — не в силах больше сдерживать любопытство, интересуюсь я. — Многим, — однозначно отвечает мужчина и хрипотца в его голосе заставляет меня сглотнуть. Корсет оказывается отложенным на кресло, на мне остается только тонкая сорочка, — мой лот номер пятнадцать.Глава 12. Кошмар
— Так ты… — Да. Появившаяся горечь во рту неожиданно подкатывает к горлу комок. Он всё знал. Абсолютно всё, кроме… — Но тогда ты не чувствовал моей крови. — Я узнал твоё лицо, пускай на аукционе оно было частично скрыто под маской. Я разворачиваюсь к нему и легко задеваю плечом его плечо. Он стоит так близко, что ещё чуть-чуть — и мы соприкоснёмся лбами. Подаюсь назад и, не рассчитав, что стоящее позади меня кресло подкосит мои ноги, падаю на него. Киран наклоняется и кладёт ладони по обе стороны от меня на подлокотники, упираясь в них руками. Его лицо в миллиметре от моего, и я зачарованно смотрю ему в глаза. — Это же надо быть такой «везучей», чтобы два раза тебе пришлось… — шепчу я, но не договариваю — сбивается дыхание. А он молчит, рассматривая меня, чуть склонив голову на бок. Прядь чёрных волос выбивается из общей копны и теперь сползает на лоб Кирана. Борюсь с желанием прикоснуться к нему и заправить её за ухо. Его губы застывают в миллиметре от моих. Я вижу каждую синюю прожилку в радужках глаз Кирана. Его глаза светятся в полутьме, словно сапфиры, переливаясь всеми оттенками синего и голубого. — Тебе надо быть очень внимательной, чтобы вновь не попасть в неприятности, — таю только от одного звука его голоса. Красота герцога опасна, как и его близость. Дыхание Кирана опаляет мои губы. Воздух между нами сгущается, становится трудно дышать. Сердце бьётся в груди так гулко, будто сейчас проломит грудную клетку. Мне хочется податься вперёд и поцеловать его, но я застываю, как зверь, загнанный в угол, понимая, что всё ещё не готова к более решительным шагам. Кожа покрывается мурашками под тонкой тканью ночной сорочки. Соски твердеют, во рту пересыхает. Киран так неожиданно проводит пальцами по моей щеке, обжигая прикосновением и посылая по телу волны пламени, а я дергаюсь и мои губы касаются его губ. Кажется, в то мгновение мы оба перестаём дышать. Время неестественно замирает, растягивая до неприличия этот интимный момент, за который мне начинает казаться, что я где-то в раю, но при этом продолжаю сгорать от объявшего меня желания. А потом он быстро отстраняется и холод мягко касается моих щёк, остужая. Кровь моментально приливает к лицу от осознания того, как близко мы были друг к другу. Кажется, на моих губах всё ещё сохранилось то лёгкое касание… Взгляд Кирана темнеет. — Доброй ночи, Лайла. Он покидает гостиную настолько быстро, что я даже ничего не успеваю сказать ему в ответ. И было ли вообще всё это в реальности, или это являлось игрой моей воспалённой фантазии? Оставшись одна, я обхватываю себя за плечи и ещё долго сижу, наблюдая, как в камине потрескивают дрова. Затем встаю, поднимаю с пола платье и тут же роняю его, словно обжигаясь — перед глазами вновь встаёт картина, как пальцы Кирана касаются моей щеки. Глубоко вздыхаю, вновь поднимаю платье и иду искать свою спальню в противоположном направлением от Кирана. Нахожу комнату, в которой на пуфике лежат мои немногочисленные вещи, купленные Лили. В неожиданном приступе раздражения бросаю платье на пуф. Внутри всё клокочет, поэтому я вряд ли смогу сразу заснуть. Начинаю обходить комнату, рассматривая её в бледном свете зажжённых свечей. Мне отвели довольно просторную комнату, явно раньше не являющейся спальней. О том, что здесь ранее располагалось — мне остаётся только догадываться. Однако новая, большая кровать с балдахином являлась сейчас всем, что мне, собственно, и нужно для проживания. Размеры спальни не чета каморке, в которой я ютилась последний год будучи в Лезвиях. Здесь хотя бы был воздух: не спертый, а нормальный. Им можно было дышать полной грудью. Я прохожусь по комнате, рассматривая новую мебель, пахнущую древом. Большой шкаф ещё пуст, как и комод, на котором стоит канделябр с горящими свечами. Неподалёку туалетный столик с зеркалом, огранённый в серебряную рамку. Подойдя чуть ближе, я вижу своё отражение, смотрящее на меня с зеркальной поверхности. Юная девушка со вздёрнутым носиком и карими глазами. Касаюсь пальцами шпилек в волосах и вытаскиваю их, после чего мои каштановые волосы волнами падают на плечи. Подойдя ближе к столику и сев на стульчик, я продолжаю вглядываться в своё лицо. …Я узнал твоё лицо, пускай на аукционе оно было частично скрыто под маской… Смотрю на свои черты и тяжело вздыхаю. А узнал бы меня Киран, если бы я вновь сменила свою внешность? За последние года мне этого не удавалось, как бы я ни хотела. А ведь избавиться от тяжести ноши Лезвий было невероятно просто: нужно лишь изменить себя. Но, как бы я ни старалась, моя сила больше меня не слушалась. Неожиданно вспоминаю, где я нахожусь, и меня из жара бросает в холод. Этот замок, эти коридоры… они насквозь пропитаны кровью, хоть их давно и отмыли от следов убийства. Много лет назад Император, пригласив к себе гостей, прямо здесь погубил несколько семей, приближенных к нему. Интересно, бродят ли по ночному замку призраки погибших той ночью? Ведь до сих пор неизвестно: убили ли их по приказу Императора или то был мятеж. Дарэй Ладорганский смыл с себя вину, но и точных имён предателей не назвал. Точно никто не знает, что произошло той ночью, ведь выживших не осталось. Почти. Сегодня Император вёл со мной исключительно дружелюбно и это расположило меня к нему. Я привыкла судить людей лишь по их поступкам, которым сама была свидетелем, поэтому не могу видеть в нём злодея, каким Императора часто рисует народ. Дарэй обходителен и он друг Кирана. Я не могу точно вешать на него ярлык убийцы, хотя он совершил много плохих поступков ради прихода к власти. Об этом ведают Шептуны — из их уст я многое узнала. И многое подтвердила на сегодняшнем вечере. Из-за произошедшего в гостиной мне кажется, что бал случился вечность назад, а в спальню Кирана я залезала под покровом ночи вообще в прошлой жизни. Я беру в руки гребень, что лежит на столешнице и начинаю расчёсывать свои непослушные волосы. Тяжёлые тёмно-синие портьеры, зашторивающие окна и висящие на посеребрённом карнизе, не пропускают свет и всё, что сейчас освещает комнату — это свечи. Их мягкий свет расслабляет моё сознание. Ещё несколько минут сижу, а после откладываю гребень и встаю, туша весь свет в комнате и во тьме проскальзывая под тяжелые одеяла. Долго лежу без сна, переворачиваясь с бока на бок. Каждый раз, закрывая глаза, я оказываюсь в кресле напротив Кирана, вновь и вновь переживая тот момент… Когда же сон, наконец, морит меня, вместо глаз Кирана я неожиданно вижу жестокий взгляд Барбары, и меня затягивает в кошмар… …Мне почти семь лет, и я кручусь возле зеркала, рассматривая свои волосы, которые служанка уложила в красивую причёску. На стуле рядом с моей кроватью сидит мой брат, ковыряя в носу. На нём чистая белая рубашечка с вышивкой, которую он уже умудрился чем-то обляпать, да ночные панталончики. Я перебираю пальчиками висящий на шее амулет, который мне подарил отец на прошлый день рождения и замечаю взгляд брата, устремлённый на меня. Вижу в отражении зеркала, как на его лице появляется зависть и тихо вздыхаю. Ну почему брат всегда хочет забрать всё моё себе даже, если ему это не нужно? Я поворачиваюсь к нему и упираю руки в бока. — Что смотришь, Беллами? Мальчик кривляется и показывает мне язык, вызывая обиду. — Хочу и смотрю!! В комнату заходит наша няня и окидывает нас взглядом. Нэлли с нами с рождения, и мы её любим, но уж очень она строгая. — Лайла, ты молодец — оделась вовремя. Беллами, ты почему только в рубашке? Если бы не одежда, она бы нас точно спутала: мы оба точные копии друг друга, и порой только родители могут нас различить. Волосы Беллами примерно такой же длины как мои: он противится их отрезать, ведь ему так нравится делать пакости и подставлять меня. Брат умеет с точностью копировать мой обиженный взгляд и даже имитировать мой голос. Мне это не нравится, но с братиком часто бывает весело, поэтому я не особо на это протестую, ведь и сама при удобной возможности сваливаю свою вину на него. — Не хочу на ужин. Он поздно и там люди. Хочу спать. Нечасто такие слова можно от него услышать, но сейчас я его понимаю: вчера был пышный приём, который продлился до утра. О нас с Беллами забыли, так как мы вовремя спрятались под столом и потом ещё несколько часов бегали между ногами гостей, воруя еду. В итоге нас поймали с поличным, но уже под утро, а после мы долго не могли заснуть, из-за чего сейчас были сонными и неактивными. — Надо было вчера раньше лечь спать, а не убегать и прятаться, — строго выговаривает нам Нэлли за непослушание. — Я тоже не хочу на ужин, — надуваю губки я. — Почему нам нельзя его пропустить? Нэлли вздыхает и становится заметно, что она не прочь нас оставить в кроватях, вот только, зная наш характер, она всё ещё сомневается в этой затее. В итоге, осмотрев нас с ног до головы, она кивает и выходит спросить совета у нашей матери. Мы ещё немного бездельничаем, а потом Нэлли приходит и объявляет, что отец разрешил мне остаться в комнатах, а вот Беллами, как его будущему наследнику, придётся присутствовать на ужине. Я рада, а вот Бел сразу начинает истерику. Он ненавидит то, что я девочка, и мне многое из-за этого спускают с рук. Тем более, что сейчас несправедливость более ярко выражена, ведь ему придётся страдать на ужине одному. — Не хочу! Не хочу! Не пойду!!! Пусть идёт она, а не я! Она!! Нет! Нет! — кричит мальчик, но Нэлли его сильнее, и няня без труда утаскивает брыкающегося Бела из комнаты. Я остаюсь в гостевой комнате одна. Плюхаюсь на кровать прямо в праздничном платье и обнимаю своего любимого вязаного мишку. Здесь мы пробудем лишь какое-то время, пока отец не решит все свои дела, но я не понимаю, зачем было брать меня сюда. Я хотела остаться дома и кататься на лошади с Йеном пока Беллами находится в отъезде с родителями. Но мне не разрешили остаться с Нелли, ведь она нужна маме и папе для укрощения строптивого Бела в дороге. Поэтому меня тоже взяли с собой в поездку, и единственное, чему я была рада — тому, что в пути нам многое прощали, а на званных ужинах позволяли объедаться всем подряд. Я рассматриваю мишку, держа его на вытянутых руках перед собой. Мишка хороший и всегда меня поддерживает. Мы вместе спим, но мне его не разрешают брать с собой на банкеты. Это грустно, ведь мишка тоже хочет посмотреть, как я живу за пределами этой комнаты. Однако я уже рада, ведь он со мной в этой поездке и видит тоже, что и я. Кажется, будто я лежу всего мгновение, а потом вскакиваю, слыша крик. Кричит моя мама. Но не так, как обычно, когда зовёт меня — я слышу крик, полный боли, и сразу пугаюсь. Не понимая, что происходит, сползаю с кровати и иду к двери. Выхожу в коридор, который странно пуст и холоден. Прохожу мимо застеклённого коридора, залитого лунным светом. До меня доносится эхо звука борьбы и криков, но оно такое слабое, что я не понимаю, откуда оно идёт. Мои туфельки на небольшом каблучке громко цокают по полу. Мне страшно и холодно. Где вся стража? Почему никого нет? — Мама! Мамочка!! — хнычу я, когда снова слышу женский крик и иду быстрее. Вот только коридор кажется таким длинным, что я никак не могу приблизиться к двери, что ведёт в нужный зал. — Папочка! Беллами! Ответом мне служат раздающиеся шаги. Это не мама и не Бел — скорее всего папа. Я бегу быстрее, пытаясь преодолеть расстояние, как вдруг одна из дверей в коридор открывается и на свет из тьмы выходит человек. Это папа. Он удивлён. — Папочка! Папа! — кричу радостно я, оказавшись практически рядом с ним, а потом отец падает на мраморный пол. Я резко торможу и мишка, которого я взяла с собой, выпадает из моих рук. Из спины папы торчит деревянный кол, что пронзил ему сердце. Кровь вытекает из раны на пол, образуя большую алую лужу. Лужа ширится и доходит до моих туфелек, пачкая валяющуюся на полу игрушку В моём горле застывает крик, а я вижу, как надо мной нависает громадная тень… Хватая ртом воздух, я сажусь на кровати. Меня всю трясёт, а перед глазами всё ещё стоит кровь и безжизненное тело отца, лежащее на тёмном мраморном полу. Я не кричу — крик уже годами не вырывается из моего горла после пробуждения. Мне снится этот кошмар уже тринадцать лет и каждый раз становится всё подробнее: сама я чётко не помню той ночи, но невидимая сила каждый раз приоткрывает мне завесу гибели родителей и брата, позволяя вспоминать по кусочкам утерянное воспоминание. И я рада тому, что сознание делает это медленно, словно ожидая, когда я буду готова к тому, чтобы узнать — кто виновен в гибели моей семьи. А пока я остаюсь в неведении и радуюсь тому, что и этот груз не отягощает мои плечи. Раздаётся стук в дверь и в комнату заходит Лили с подносом в руках, ставя его на комод и тут же направляясь к шторам чтобы их развесить. — Доброе утро, а точнее день, госпожа! — служанка впускает в комнату свет, и я тут же жмурюсь, когда лучи солнца больно бьют по глазам. — Я дала вам выспаться, но уже за полдень и пора просыпаться. Лили идёт к подносу, на котором дымится завтрак, и несёт его ко мне в постель. Я откидываюсь на подушки, и служанка ставит на одеяло поднос. Прекрасные запахи ароматного напитка бодрят меня, а булочка с джемом так и манит её съесть. — Как вы спали? — Неплохо, — вру я, замечая тарелку с клубникой возле овального блюда с омлетом и овощами, и тянусь за ягодой. На вкус клубника кисло-сладкая и её сок приятно растекается во рту. Завтрака в постель мне ещё не приносили ни разу в моей жизни. — У вас круги под глазами, — замечает Лили. — Ничего, я принесла немного пудры — мы их скроем. — Я сегодня никуда не собираюсь, — говорю я, принимаясь за завтрак. А потом вспоминаю о Киране. — А герцог… — Уже покинул ваши покои и отправился на военный Совет Империи, — отвечает Лили и принимается распаковывать мои вещи из коробок и сумок, вынимая всё и тщательно раскладывая по своим местам. Видя, какое кружевное нижнее бельё для меня приобрели, я чуть не давлюсь омлетом. — Что-то не так, госпожа Лайла? — Прошу, зови меня просто Лайла, — пытаясь справиться с кашлем, бормочу я. Спешно запиваю омлет напитком и морщусь от горечи — в столице богатые привыкли пить кофе, а мне чужд этот заморский напиток. — Лили, это ты приобрела это… нижнее бельё? — Нет, его выбрал герцог. Хорошо, что я лишь потянулась вновь за порцией омлета, а не съела его. Мои глаза округляются, а служанка как ни в чём не бывало продолжает свою работу. — Если вас не устраивает, что белья мало, я могу докупить ещё, — по-своему трактует моё удивление Лили. — Либо мы можем отправиться в город и приобрести всё необходимое вместе. — Мне всего хватит, — спешно говорю я. — Пожалуй, я бы приобрела конечно ещё что-то менее… вызывающее… Кхм, но не хочу удручать тратами кошелёк Его светлости. — Лайла, — Лили оборачивается и заглядывает выбившуюся тёмную прядь за ухо. — Герцог дал мне указания выполнять любую вашу прихоть и тратить любые суммы, поэтому вас не должно это смущать. Вы ведь его невеста. На последнем слове Лили немного смущается, а я впадаю в ступор. Слово, сказанное служанкой, обретает для меня иную окраску нежели, когда его произносил Киран. — Да… хорошо, — выдавливаю я, понимая, что Лили ждёт ответа. И служанка вновь с бодрым настроем принимается раскладывать вещи. Кушая клубнику и булочку с джемом, наблюдаю за количеством платьев, которые активно загружаются в мой гардероб. Неужели всё это мне пригодится? От вида корсетов мне становится дурно, учитывая, что платьев я не носила уже довольно давно, и последние дни не в счёт. Когда устаю удивляться новым нарядам, прохожусь взглядом по комнате. Теперь, в солнечном свету, её можно рассмотреть получше. Моя спальня по-королевски роскошна. Над головой тёмный сводчатый потолок, опирающийся на колонны из чёрного мрамора. Выскользнув из постели с тарелкой клубники я запрокидываю голову и вижу, что он расписан так, будто надо мной целый ночной небосклон с мерцающими звёздами. Улыбаюсь и перевожу взгляд на окно в пол, которое Лили раскрыла, чтобы в спальню проникал свежий воздух. Подойдя к нему, вижу, что у меня имеется выход на балкон, под которым простирается прекраснейший королевский сад. Из него благоухает розами и свежескошенной травой. Вся мебель выполнена из тёмного лакированного дерева. Пол блестит на солнце, а ближе к стене располагаются диванчики и кресла на деревянных ножках, да пуф, на который я вчера бросила своё платье. Лили его поднимает и расправляет, аккуратно вешая в шкаф. — Если вам нужна купальня, то придётся пойти в северную часть покоев герцога. Она у вас общая, — уточняет Лили, видя, что я заинтересованно рассматриваю свою спальню. — Это через гостиную комнату, потом в первую дверь, ведущую в спальню герцога и далее в мраморную дверь. Вас проводить? — Да, пожалуй. Лили отрывается от вещей и ведёт меня к купальне. Вместе мы выходим из спальни и оказываемся в гостиной, напоминающей мне о произошедшем вчера. Я закусываю губу, оглядывая комнату. В покоях герцога выдержан определённый готический стиль, но в гостиной больше дерева и стены закрывают шкафы, полнящиеся книгами, что также добавляет нотку уюта, как и пледы с подушками на диванчиках и креслах. Мысленно отмечаю, что мне бы хотелось позже вернуться сюда и полистать книги с этих полок — интересно, что в свободное время читает Киран Ердин? Лили уводит меня дальше, и мы оказываемся в небольшом коридорчике со стоящими в них мраморными вазами. На стенах ни одной картины, ни одного гобелена, поэтому окружающий мрамор с золотисто-белыми прожилками на чёрной поверхности кажется проблесками магии, струящейся вокруг. В вазах стоят чёрные и синие розы, удивляя меня своим необычным цветом. — Прошу, Лайла. В коридоре действительно две двери, в одну из которых мы заходим и оказываемся в великолепной спальне герцога. Ширина кровати с тёмным балдахином захватывает дух — его спальня в замке герцогства Ердин намного менее помпезна. Потолок здесь выполнен также, как в моей комнате, но с весомым отличием — здесь его поддерживают колонны. Из-за обилия мрамора и тёмных цветов кажется, что в опочивальне Кирана гораздо прохладнее, чем на самом деле. Стоять здесь и рассматривать его пустую спальню для меня равносильно прониканию в душу Кирана без спроса — поэтому я стараюсь особенно откровенно не рассматривать убранство, отмечая только то, что все предметы интерьера подобраны с исключительным вкусом. Лили провожает меня до купальни, открывая передо мной дверь. — Прошу. Вы можете раздеваться, если желаете принять ванну. Я уже набрала её для вас и подготовила полотенца. Сейчас принесу мыло. Оставив меня в купальне одну, Лили уходит. Я сбрасываю ночную сорочку и погружаюсь в ванну, наслаждаясь тёплой водой. Горячие свечи разгоняют полутьму, приятно золоча идущий от воды пар. Лили возвращается с мылом, и я прошу её оставить меня одну. Нехотя служанка подчиняется, и я прикрываю глаза, нежась в купели. Ночной кошмар напоминает о себе, сбивая дыхание. Пытаюсь отвлечься, думая о чём угодно, кроме кошмара, и разум тут же предательски подбрасывает мне картинку того, как меня пытались утопить в храмовом фонтане. От смерти меня тогда спас только Элем, который услышал возню в заднем дворе. С тех пор я боюсь воды, но в ванне такой проблемы у меня ранее не было. Я тут же распахиваю глаза, успокаивая сердце тем, что это было давно и больше не повторится. Но дело в том, что я до конца не верю в то, что Лезвия просто так обо мне забудут. Они акулы, которые травили меня всё это время. Мой персональный страх, и я их боюсь даже больше, чем кого-либо. Рядом с ними Кровавый герцог кажется мне рыцарем на белом коне, который спасает меня уже который раз. Надеюсь, от мести Лезвий ему тоже хватит сил уберечь мою душу, хотя Киран мне ничего не обязан. Нахожу мочалку и начинаю растирать своё тело, смывая липкий пот, пропитавший тело за тяжёлую ночь. Мочалка и мыло скользят по застарелым шрамам — напоминаниям о моём прошлом. И почему-то в тот момент мне начинает казаться, что из меня выкачали всю энергию. Движения становятся всё медленнее, а когда я заканчиваю мытьё, то просто остаюсь в ванне, не в силах подняться. Веки тяжелеют, конечности становятся невероятными тяжёлыми. Я застываю в ванне, как статуя, и лишь моё дыхание выдаёт во мне живого человека. Так проходит час, прежде чем Лили приходит и помогает мне вылезти из ванны, кутая в мягкое полотенце. — Вы могли позвать меня, если вам стало плохо, — обеспокоенно говорит Лили, ведя меня в спальню. — Вы простыли? — Нет, просто нет сил. И их действительно нет. Лили помогает мне забраться в постель, где забываюсь сном и просыпаюсь только вечером. Вокруг полутьма и это приятно сказывается на моём, немного отдохнувшем сознании. Бёдра и мышцы, болевшие всё это время после поездки верхом, уже ноют не так явно и это тоже позволяет немного взбодриться. Не найдя следов Лили, я натягиваю на себя первое попавшееся простое платье и бреду в гостиную, где вновь весело трещит камин. Сажусь на диванчик, забравшись на него с ногами и укутавшись пледом. Каштановые кудри, выбившиеся из растрёпанной косы, падают мне на лоб, немного заслоняя обзор. Слушаю абсолютную тишину, прерываемую только успокаивающим треском дров в камине — в покоях никого нет. Мой сон никто не беспокоил, никаких записок я тоже не нашла. Похоже, Кирана не волновало, как я решила проводить своё время во дворце. А чего я ожидала? Проживания в клетке и питания остатками со стола? Всё ещё не находя чёткого плана действий в новых для меня реалиях, склоняю голову на спинку дивана. И, наблюдая за пламенем в пустой гостиной, я впервые за последнее время чувствую подобие безопасности.Глава 13. Решения и козыри
Киран Военный совет уже идёт не один час, а мы так и не можем прийти к единому решению. Я растираю виски, потягиваю вино из бокала, пока Дарэй обсуждает нюансы с лордом Реппишем. Мне не нравится идея Дарэя развязать со всеми войну учитывая недавние события. Его стычки с Таксодонией являлись незаживающей раной, но отчего-то и с Вэльском Императору в ладах не жилось. Даже несмотря на то, что женой его была сестра Великого князя Вэльска, а сам он каждый раз обещал Блайдду свою поддержку, о которой вечно забывал. С Блайддом я давно вёл общение и выступал за то, чтобы Дарэй взял Барбару в жёны. Такой союз оказался эффективным, а давняя вражда Вэльска и Ладоргана немного остыла. Однако сейчас Дарэй подозрительно много делает для того, чтобы расшатать эту устойчивую позицию на севере и меня это смущает. Но не в моих планах помогать другу рыть себе могилу, поэтому сейчас я буду делать всё, что в моих силах, чтобы не допустить непоправимого. Лорды, сидящие по левую сторону от Императора, высказывают свои мысли по поводу возможного вступления в конфликт с Таксодонией. Я молчу, слушая их доводы, и понимаю, что Дарэй уже всё давно решил сам и сейчас мы лишь пытаемся переубедить этого упрямца. Император лениво разваливается на троне во главе стола, корона на его голову съезжает на бок, а сам он — сплошная беззаботность. Я знаю подобное поведение Дарэя и прекрасно понимаю, что после подобного реки Ладоргана вновь окрасятся кровью. — Уважаемый Совет, я бы хотел выдвинуть предложение, — вмешиваюсь я, подпирая сложенными руками подбородок. Лорды тут же умолкают, зная, что мой голос, как и Рейнольда, имеет в этом зале почти такую же власть, что и решения Императора. — Лорд Реппиш, вы выбрали себе в оруженосцы второго сына герцога Таксодонии, верно? Академия Ворона, подготавливающая молодых юношей к их первой службе в качестве оруженосцев, сыграла мне на руку в это десятилетие. Благодаря тому, что любой знатный лор в праве выбрать себе оруженосца для дальнейшего обучения под своим крылом, получаются неплохие союзы Ладоргана с другими землями Саяры. И ими всегда гораздо легче пользоваться, чтобы загладить острые углы и не допустить катастрофы. — Да, всё верно, герцог Ердин. — Тогда предлагаю поручить вам поездку в Таксодонию вместе с вашим оруженосцем. Так сказать, некий подарок для него за хорошие успехи в академии, — Дарэй тут же переводит на меня взгляд. — Вы познакомитесь с герцогом Таксадонии поближе и расположите его для торговли с нами. Лорд Реппиш хороший торговец, но из него гораздо лучший посол, ведь лорд всегда умеет выторговать нужные для него условия. Сын герцога Таксодонии — хорошая карта, которую нужно умело отыграть. И, судя по выражению лица Реппиша, тот уже это прекрасно это осознаёт. — Что скажете, Ваше Высочество? — уточняет лорд у Дарэя. Место рядом с Императором по его правую руку пустует — Барбара сослалась на плохое самочувствие и не стала присутствовать на военном Совете. Не критично, но и не очень для нас хорошо. Мне это подсказывает только одно: Дарэй вновь не в ладах с женой. — Идея неплоха, но скажи, Киран, зачем нам налаживать с Таксодонией связи, если мы хотим на них наступать силой? Смотря на Дарэя я прекрасно понимаю, куда он клонит. Он Император и ему нужны гораздо большие владения. Но в последние десятилетия он растерял понимание выигрышного наступления на близлежащие территории. К сожалению, в руках Ладоргана уже не столько много тузов в рукаве, как было ещё полвека назад. Это, разумеется, удручает, но не мы ли планировали построить хорошую Империю, которую постепенно будем улучшать для обычного народа? — Наша военная мощь готова, Ваше Высочество. Но это не означает то, что армия противника бездействует. На счету Таксодонии тысячи легионов, и среди них несколько десятков с волками, и вы это прекрасно знаете. На данный момент ввязываться в противостояние довольно глупо. — А как же наши дружественные силы? — уточняет у меня Император. — С Вэльском у нас соглашение. — Вэльск и Таксодонию связывают нити гораздо древнее тех, что мы получили после вашего бракосочетания с Барбарой Вэльской, — понижаю тон я. И Дарэй, как и все Одарённые тут, прекрасно осознают, какие связи я имею в виду. — Для того, чтобы при неожиданном столкновении Ладоргана с Таксодонией Вэльск был на нашей стороне, я в том числе выбрал Джонатана Фенрира в свои оруженосцы, а также съездил на личную встречу с Блайддом, раз уж Барбара не желает пока видеть брата в этом дворце. Ложь — Дарэй запрещает Барбаре писать брату, так как не хочет, чтобы князь приезжал сюда со своей свитой. И эту позицию недопуска Великого князя во дворец я полностью разделяю, ведь даже умеющие держать себя в руках Одарённые могут выйти со свитой Блайдда из-под контроля и тогда мы получим уже кровавую бойню, но уже с Вэльском. Барбара тоже осознаёт эту опасность даже несмотря на свой скверный характер и пока идёт на поводу, но отношение Дарэя к ней в любой момент можетвсё разрушить. Я стараюсь не допустить новой войны, которая может не оставить в живых половину континента, но против замыслов Дарэя играть очень трудно. Хорошо, что Рейнольд прибудет со дня на день. Он должен вразумить Императора. — Хорошо, лорд Реппиш. Когда вы отбудете с оруженосцем в Таксодонию? — уточняет Дарэй и я тихо выдыхаю. Одна маленькая битва выиграна, но на шахматной доске осталась ещё целая партия. — На следующей неделе, Ваше Высочество. — Отправитесь через два дня. — Как пожелаете, — стареющий лорд не спорит, хотя видно, что он не ожидал подобной спешки. — Я согласен с Кираном, надо дать Таксодонии шанс, — отпивает из кубка Император и поясняет своё решение присутствующим лордам. — Но очень перед ними не лебезить. Надо показать им, с кем они имеют дело. — Да, Ваше Высочество. Разумеется. Выслушиваю ещё несколько предложений от лордов и мысленно отмечаю, что мне также стоит перед отбытием Реппиша отправить весточку Дженнебре и Димитрису Виттело. Близнецы должны быть в курсе и помочь лорду согласно нашему с ними последнему договору. Дарэй согласился с моим предложением подозрительно быстро. Мне не понятен ход его мыслей, хотя раньше он был для меня раскрытой книгой, которую я без труда читал. Дарэй что-то задумал и мне необходимо выяснить что. Постепенно лорды расходятся, получив от Императора предложение завершить Совет на сегодня, а я остаюсь, желая переговорить с Дарэем наедине. Когда мы остаёмся одни в холодном зале с начищенным полом до такого состояния, что я могу смотреть в него как в зеркало и видеть каждую волосинку на своей голове, Дарэй достаёт из закромов бутылку с вязкой тёмно-красной жидкостью и припадает к горлышку. Его губы тут же окрашиваются в красный, а по подбородку начинает стекать струйка жизкости. — А эта твоя Лайла хороша… — неожиданно говорит друг и я вздыхаю. Что-что, а пропустить хоть одну юбку для Дарэя означало конец света. — Но что-то я не припоминаю ни одну Блейкли с таким именем. Где ты её откопал? — Долгая история. Её бабка скончалась и теперь Лайла официально в клане. Я занесу её в списки незамедлительно, ведь она уже вступила в силу наследства. Про бабку я не врал — была такая, что скончалась очень выгодно для меня. Конечно, древней старухой она не была, — всё-таки, Одарённая — но убили её сравнительно недавно, и никто не мог оспорить неожиданное появление некоторой внучки. Я подбил все недостающие хвосты и получил хорошую легенду для Лайлы. В любом для девушки случае — выигрышную. Теперь она имеет защиту сильнейшего в Саяре клана. — Она человек, — озвучивает Дарэй вновь отхлёбывая из горла. — Ты будешь проводить Ритуал? — Не сейчас, Дарэй. — Погоди. Она что, ничего не знает? — удивлённо подаётся вперёд друг. Его губы расплываются в хитрой улыбке. — Совсем невинная и наивная девочка. Как мило! — Я сам всё ей расскажу, когда придёт время. — Если оно придёт. Ведь она может не протянуть до свадьбы… кто знает. Вид у неё… аппетитный, — я кидаю взгляд на Дарэя и тот умолкает, подняв руки вверх в качестве капитуляции. — Ладно-ладно, дружище, но ведь и тебе она может надоесть. Лайла? Нет, Дарэй. Ты многого о ней не знаешь и тебе не понять. — Пока она рядом, и я не допущу никаких слухов о ней, — обрываю я его так, чтобы он больше не совал нос не в своё дело. — Она тебе нравится? Дарэй сплетником не был, но в некоторых аспектах я ему не доверял. Особенно после произошедшего тринадцать лет назад со знатными семьями лордов Ладоргана. — Не нравилась бы — не выбрал в свои невестки. Странный вопрос. — Странно и неожиданно быстро появившаяся из ниоткуда Лайла… — умозаключение Дарэя, как всегда, бьёт в суть, но виду я не показываю. Лучше ему не знать, что нас с ней связывает, иначе… всё и так сложно, а может обернуться хуже для самой Лайлы, которая ещё ни о чём не подозревает. — Я бы посоветовал тебе не отвлекаться на мою даму, а следить за своей, — меняю острую тему я, напоминая Дарэю о Барбаре. — Так это ты ей сказал про мисс Уиллис! — догадывается он. — Зачем? — Чтобы ты помнил, чего нам стоил этот брак, — цежу сквозь зубы я. На моих скулах начинают ходить желваки. — Очнись, Дарэй! Мы можем её потерять! — Я никогда не любил Барбару, — злобно сверкает глазами Дарэй. — Ты знаешь, что я всегда любил другую блондинку, которая не отвечала мне взаимностью. — И не ответит. Ты это прекрасно знаешь. Дарэй закусывает губу, отставляя бутылку на стол, и садится на край столешницы, зарываясь пальцами в волосы. Я понимаю, что любить одну и быть женатым на другой сложно, но пять лет назад Дарэй сам принял это решение. А за каждый выбор всегда приходится платить. — Но я не забыл её. И вряд ли забуду… — Я и не прошу тебя об этом. Просто вспомни о том, что случится, если вдруг она станет причиной того, что волки на нас обозлятся. У нас нет столько мощи, чтобы противостоять сразу и Вэльску, и Таксодонии. — Мы можем расширить круг Одарённых. — Ты с ума сошёл! — рычу я, расхаживая по пустому залу взад и вперёд. Мои гневные шаги отдаются от стен и улетают вверх к ярусному потолку, украшенному фресками. — Дарэй, ты знаешь, что это — очень плохая идея. Он поднимает на меня взгляд, в котором я вижу страшное — плескающееся огнём безумие. А потом это пламя гаснет и Дарэй вновь становится тем, кого я знал целый век. Другом, с которым мы прошли долгий и полный крови путь, навсегда спаявший нас воедино. — Но нам нужен козырь. — Нам он не понадобится, если мы будем держать наши амбиции в узде и не пытаться захватывать земли, принадлежащие волкам. — Говоришь, как волк. — Я Блейкли, и ты прекрасно знаешь о моём союзе с ними. Лишь благодаря этому тогда тебя и всех Ракваров не убили на холме Ветра. Дарэй чертыхается и вновь прикладывается к бутылке. После расстёгивает пуговицы своего бордового камзола и снимает его, оставаясь в одной рубашке. — А если я скажу, что у меня есть идея, с помощью которой мы сможем поставить на колени весь континент? — не своим, низким голосом спрашивает Император. По моей спине пробегается холодок, и я предчувствую, что это предложение принесёт в наши жизни только беды. Между тем, расценив моё молчание за знак ответить на этот вопрос, Дарэй выдаёт: — Мы можем отыскать саркофаги… — Нет!! — рычу я, мгновенно подлетая к нему и прекрасно понимая, о чём он сейчас думает. — Не смей, Дарэй. Мои глаза встречаются с его и Дарэй в ответ на мой всплеск тоже утробно рычит. Я ощущаю, как щупальца его силы тянутся к моему мозгу и бью по ним своим Даром, скалясь на него, словно хищник. — Не переходи черту, — выплёвывает Дарэй, пытаясь поставить меня на место. — Это ты не переходи, брат, — в этот момент моя речь вряд ли похожа на членораздельные человеческие слова, но Дарэй и так всё прекрасно понимает. — Если ты совершишь то, о чём сейчас думаешь, то я самолично вонжу кол в твоё сердце, ты понял? — Ты угрожаешь Императору? — Не забывай, кому ты обязан троном. И то, чем могут быть чреваты такие действия. Потому что трон тогда точно никогда больше твоим не будет, Дарэй. Отстраняюсь от него, надеясь, что он меня понял. Внутри всё клокочет от одной мысли о том, что он хотел предложить. То, что сокрыто в ведьмовских саркофагах и спрятано неизвестно где может погубить не только весь Ладорган, но и всю Саяру. А это… уже слишком. Даже для ветренного Дарэя. Покидаю зал Совета размашистыми шагами, оставляя Императора в обществе бутылки и его любимого трона. Лишь когда заворачиваю к своим покоям вспоминаю, что там сейчас находится Лайла и резко торможу. В таком состоянии мне к ней нельзя. Ни в коем случае. От ярости меня трясёт, и я чувствую то, что обычно подавлял годами. Контроль трещит — я боюсь навредить Лайле, ощущая дикий голод. Поэтому, отыскав Джона, я отдаю ему серию поручений. Пару дней меня практически не будет во дворце. Мне нужно на охоту.Глава 14. Кровь на лице
— Лайла, — раздаётся голос Кирана и я оборачиваюсь в дверях. Прошло уже несколько дней, за время которых я почти не видела герцога, большую часть дня сидя на балконе или нежась в мягкой кровати. Он не требовал от меня присутствия, а самого Кирана я лично встретила лишь пару раз, в обоих случаях чуть было с ним не столкнувшись лбами. — Да? Утром Лили уговорила меня примерить красивое голубое платье и сейчас Киран скользит взглядом по вырезу декольте и моим ногам, а после перемещает его на лицо. — Сегодня ты выглядишь прелестно. На моих щеках проступает предательский румянец, и я благодарю герцога. Подумав, что это всё, что он хотел мне сказать, я собираюсь уже уйти, как вдруг Киран вновь обращается ко мне: — Как насчёт прогулки в город? Сейчас в столице проходит ежегодная ярмарка. — Ярмарка? — тут же вспоминаю прошлогоднее гуляние, которое мне пришлось пропустить из-за кардинала. — С радостью! — вырывается у меня прежде, чем я успеваю обдумать. — Отлично, тогда жду тебя через полчаса в коридоре, — губы Кирана смягчает улыбка. — Я поговорю с Дарэем и отправимся в город. Когда он уходит я зову Лили, присутствие которой стало уже для меня чем-то привычным. Она всегда составляет мне компанию вечерами, а вот дни я предпочитаю проводить одна просто слоняясь по покоям, но не покидая их. Служанка выслушивает меня и тут же начинает помогать переодеваться: сегодня на улице прохладно и Лили предлагает мне надеть одно из платьев с тёплой накидкой. Я переодеваюсь и выхожу из покоев. Киран уже ожидает меня у дверей, отдавая распоряжения слуге. Слуга удаляется, а герцог предлагает мне руку. Я цепляюсь за его локоть, и мы отправляемся по лестнице вниз. Днём коридоры замка кажутся мне не такими мрачными, как в ночь бала, когда везде горели свечи, удлиняя страшные тени. Мы выходим из дверей замка и на площади нас уже ожидает карета с кучером. Поездка проходит в молчании, и я лишь украдкой кидаю взгляд на герцога, который смотрит в окно, где мимо нас проносятся кусты и алеют розы. Сегодня он выглядит чуть иначе: круги под глазами исчезли, глаза как будто стала ярче, кожа — светлее. Решив не задумываться о неожиданных изменениях в герцоге, тоже перевожу взгляд на приоткрытое окно кареты. Дворцовый сад располагается на месте, где раньше возвышалась оборонительная стена замка. Когда замок перестроили под вкусы Императора и он стал напоминать дворец, Дарэй отдал распоряжение разбить на частично сохранённых руинах стены сад, большую часть которого засадили розами и облагородили фонтанами. Когда я смотрю на него с балкона во мне просыпаются смешанные эмоции: с одной стороны я очень люблю цветы, с другой… алые розы всегда ассоциируются с кровью, а фонтаны — с водой, где меня пытались утопить Лезвия. Карета останавливается на мощёной улочке рядом с центром города неподалёку от украшенной улицы, где ежегодно проходит ярмарка. Даже отсюда в приоткрытое окошко струятся невероятные запахи сластей и булочек. Киран помогает мне покинуть карету, галантно подав мне руку. Я осматриваю знакомую улицу, по которой не раз спешила к храму Пяти, и моё сердце сжимается в странном, нехорошем предчувствии. — Знаешь, тебе не обязательно целыми днями сидеть взаперти, — обращается ко мне Киран, возвращая меня в реальность и поправляя выбившийся из моей копны волос локон. — Ты можешь гулять по коридорам и саду, а также выбираться сама в город в сопровождении Джона или Лили. — Знаю, — отвечаю я. Киран внимательно изучает моё безэмоциональное лицо. Я стараюсь держаться статно, как и подобает знатной невестке герцога, ведь теперь мы на людях. Но в моей душе я просто трушу и пытаюсь таким образом скрыть свои страхи. Не хочу, чтобы герцог понял истинную причину моего затворничества все эти дни. А с его проницательностью он обязательно догадается, поэтому я пытаюсь как можно короче отвечать на его расспросы. — Значит, просто не желаешь покидать комнат? — Возможно, — уклончиво сообщаю ему я, поправляя накидку на своих плечах. На самом деле я не могу пересилить себя и заставить пройтись по коридорам замка. В покоях герцога я нашла безопасный угол и теперь мне трудно покинуть эту зону комфорта. Каждую минуту, что я провожу за их пределами, мне всё больше начинает казаться, что за мной всюду следят. И лишь кинжал в перевязи на моём бедре придаёт мне чуть больше уверенности в себе. Я боюсь, что за мной придут. Что меня выследят. Что убьют. Согласившись с герцогом на эту прогулку, я была абсолютной дурой. Теперь Лезвия узнают, с кем и где я скрываюсь. Они-то всё помнят. И всё узнают, если уже к этому моменту не узнали. — Что происходит, Лайла? — уточняет Киран, заглядывая мне в глаза. Мне требуется вся моя выдержка, чтобы собраться с духом и не показать внутреннее беспокойство. — Тебя кто-то обидел? Лили что-то сказала тебе? Или я был с тобой тогда вечером… — Всё отлично, Киран, Правда, — улыбаюсь я и цепляюсь за его локоть. — Пойдём на ярмарку. Мы идём по узкой мощёной улочке, ведущей к месту гуляния, постепенно погружаясь в болтовню прохожих и музыку, льющуюся отовсюду. Когда оказываемся на Весенней улице, тут же оказываемся в самой пучине праздника. Куда не глянь — везде хохочут и снуют между прилавков детишки, с ларьков свивают деревянные игрушки, а народ развлекают забавные шуты. Все печальные думки тут же покидают мою голову стоит мне увидеть счастье на лицах прохожих и изобилие сладостей. Два года назад, когда я впервые оказалась на ярмарке, у меня были схожие радостные чувства от атмосферы вокруг. Забыв про присутствие Кирана, направляюсь к одному из ларьков, в котором в деревянных резных домиках сидят кролики с розовыми носиками и глазками-пуговками. Глажу одного из пушистиков, по-детски улыбаясь, а после вижу, как чуть дальше мужчина в пёстрых одеждах созывает народ на представление. Иду к концу улицы, где уже разбит помост и ожидают артистов. Занимаю довольно неплохое место, с которого будет всё видно, и неожиданно вижу, как Киран Ердин садится рядом со мной, держа в руках по две палочки с обсыпанными пудрой шариками лекко. Эти шарики — местная сладость, которую изготавливают из нежнейшего бисквита, внутри которых спрятан орешек, который сначала окунают в шоколад, привезённый с островов, а после закутывают в воздушное суфле и посыпают сахарной пудрой. На каждой палочке в руках Кирана по пять разноцветных шариков: белого, розового, жёлтого, зелёного и тёмно-синего цветов. Герцог протягивает мне одну палочку и говорит: — Полагаю, любое представление становится лучше с десертом. Восторженно на него смотрю, всё ещё не веря в то, что это дают мне. — Это мне? — Конечно. Держи. Аккуратно беру палочку из его рук и немного пудры осыпается на моё платье. — Я боялся не угадать со вкусом и взял разные. — Спасибо, — кажется на мои глаза уже становятся влажными. — Не угадал? — Нет, нет, что ты… я просто никогда их не пробовала. — Правда? — искренне удивляется Киран. — Я полагал, что каждый житель столицы хоть раз пробовал эту сладость. — Я не местная, забыл? — понижаю голос до шёпота, хотя в толпе и так ничего не слышно. На сцену же выходят артисты, а вокруг помоста уже собралось столько народу, что яблоку негде упасть. — Мне всё в новинку. Кусаю один из шариков и прикрываю глаза от наслаждения. У меня никогда не было лишних денег на подобные излишества, хотя я часто останавливалась напротив магазинчика со сластями и размышляла о том, какие бы я попробовала, будь у меня в кармане побольше монет. Шоколад в столице стоит баснословных денег, поэтому у тех, чьи кошельки не полнятся золотыми, выбор в лавке сладостей невелик: либо леденец на палочке, либо леденцы в коробочке. И то, за всё это тоже придётся выложить немало денег. На вкус лекко даже невероятнее, чем я могла себе представить. Кажется, прямо сейчас осуществилась одно из моих маленьких желаний. И за это я бесконечно благодарна герцогу. — Розовые мои любимые, — неожиданно подмечает Киран, наблюдая, как я пробую на вкус именно этот шарик. — Что? — вопросительно переспрашивает он, видя мои округлившиеся глаза. — Если ты полагала, что я люблю тёмные, которые на вид, как моя чёрная душа, то ты ошибалась. — Нет, я всего лишь удивлена тому, что ты не взял палочку только с розовыми лекко. — Как, по-твоему, будет смотреться в глазах народа Кровавый герцог, покупающий себе розовые лекко? — шепчет не на ухо Киран, обдавая своим горячим дыханием мою шею. — Ты мог сделать вид, что покупаешь их для своей невесты, — хихикаю я, неожиданно ощущая лёгкость. Наш разговор прерывает спектакль, и мы переводим взгляд на помост. Там уже начинается действие. Артисты в добротных нарядах повествуют легенду о том, как в наш мир пришли Пятеро. В руках артистов длинный лоскут синей ткани превращается в бушующее море, а в это время голос оратора за помостом вещает про Великую Бурю, после которой из шторма восстал огромный континент и острова, образовав Саяру. Выглядывает солнце, освещая этот мир, и с ним приходят пятеро существ, ставшие Первыми Пятью. Солнце проходит свой дневной путь и садится, погрузив всё в ночь. И тогда является Шестая. Пять солнечных братьев и их сестра Ночь — те, кто дарят жизнь Саяре. Люди, появившиеся вслед за ними, начинают молиться им, прося благосклонности Шести, ведь у тех имелись Дары, недосягаемые для обычного народа. И этими Дарами Шестеро щедро делятся с людьми. Пять братьев, связанных с солнцем, дают избранным (самым достойным из людей) свою благосклонность, наделяя их частичкой своего Дара. Таких людей прозывают Одарёнными — отмеченными самими Пяти. Шестая тоже делится своим Даром, вот только её избранные начинают пускать свой Дар не во благо, а во зло. Под покровом Ночи они совершают преступления, сея хаос и принося страдания, поэтому Пятеро просят сестру отобрать у них Дар в обмен на прощение. Но забрать Дар обратно у Одарённого можно только убив его, а к тому моменту богиня влюбляется в одного из Одарённых ею мужчин. К тому же братья узнают, что из-за чувств их сестры к избраннику его Ритуал проходит иначе. Способность, которую он получает, изменяется. Если раньше Шестеро одаривали и Дар оставался неизменным, то в этот раз… Пятеро братьев понимают, что Лейла совершила не поправимое. Она отказывается убивать последнего носителя своего Дара — возлюбленного. И, опасаясь преследования братьев, богиня Ночи скрывает себя и его от глаз и силы своих братьев, исчезая в темноте. Но её наследие и червоточина, нанесённая миру, остаётся, и люди продолжают нести зло под покровом Ночи, а Пятеро уже ничего не могут с этим сделать. С тех пор они тщательно отбирают всех достойных Ритуала, чтобы не допустить подобного, а шестую богиню навсегда убрали из пантеона Пяти. Ей не молятся, её не просят. Она причина зла в Саяре и достойна только порицания. Но наблюдая за её любовью к Одарённому мужчине, я сочувствую ей, ведь Лейла собиралась создать с ним семью. Пятеро же её братьев не дали ей права на счастье, обрекая сестру на вечные скитания. Сами Пятеро за всю свою жизнь не создали семей и ни разу не полюбили. Спектакль движется дальше, повествуя о благих делах Пяти, что те совершили, прежде чем проститься с народом и отправиться на покой. Артисты вещают с помоста о том, что теперь Пятеро покоятся в саркофагах, погрузившись в вечный сон до тех пор, пока снова не понадобятся миру. А Ночь так и осталась ночью, звёздным покрывалом накрывающей наш мир в свой час. И ночью Пятеро всегда предупреждают нас всех не совершать никаких дел, ибо те могут обернуться бедой. Действие завершается, и только когда раздаются аплодисменты я понимаю, что настолько засмотрелась на представление, что не доела лекко. Бросаю взгляд на Кирана и тот улыбается мне уголками губ, наблюдая, как я доедаю сладость. Когда же мы отходим от помоста, а я бреду к ларьку с красивыми деревянными игрушками, Киран спрашивает: — Понравилось представление? — Да. Хотя… — Мм? — Лейла ведь хотела счастья, — вырывается у меня. Я замолкаю, понимая, что сказала это не подумав, но Киран и ухом не ведёт, неожиданно соглашаясь. — Её просто не поняли. Вглядываясь в его глаза, понимаю, что он не кривит душой и говорит то, что думает. Вспоминаю природу его Дара и у меня начинает закрадываться одно неожиданное сомнение… Как вдруг Киран неожиданно обращает внимание на одну из деревянных птичек. — Похож на моего Пёрышка. Вспоминая канюка, которого видела в ночь нашего с ним первого разговора в его спальне, я почему-то возвращаюсь к мысли о деревянных поделках моего приёмного отца. Тот делал их намного талантливее. — Пошли, — говорю Кирану я, отходя от прилавка, чтобы печальные мысли вновь не завладели мной от воспоминаний об отце. — Кажется, погода начинает портиться. Задрав голову, вижу тёмные тучи, которые гонит ветер с севера столицы. — У нас ещё есть время, — успокаивает меня герцог. — Лайла, подожди секунду здесь. Киран отходит к ларьку с явным намерением купить нам по яблоку в карамели, а я вновь с улыбкой оглядываю улицу. Даже приближающийся дождь не смущает горожан, продолжающих наслаждаться гулянием. Я смотрю на то, как Киран покупает яблоки и отмечаю, что хитрая Лили подобрала моё платье в тон камзолу герцога. Неожиданно чувствую лёгкое касание к своему платью возле небольшого скрытого кармашка, но обернувшись, не вижу ничего странного. Возвращается Киран, неся нам яблоки, и мы продолжаем прогулку, лавируя по улочке. Мы удаляемся с Весенней улицы и оказываемся в обычном переулке города. Рядом оказывается открытый магазинчик с ювелирными изделиями как раз вовремя — с неба начинают падать первые капли дождя. Мы забегаем внутрь и неожиданно смеёмся. Правда, нашу непринуждённую атмосферу тут же развеивает хозяин магазина, здороваясь с Кираном. И герцог тут же вновь становится серьёзным, а я ощущаю укол печали. Мне… понравилось проводить время рядом с ним. И я надеялась, что смогу узнать Кирана получше, ведь всё-таки мы теперь живём под одной крышей. — Ваша дама что-то желает посмотреть, Ваша светлость? — уточняет старичок, поправляя свои очки, когда Киран жестом предлагает мне пройти внутрь магазина, а не стоять у входа. — Возмо… — было начинаю я, но Киран меня прерывает. — Разумеется, господин Лирва. Моя дама хочет присмотреть себе новое ожерелье. Или серьги. Или кольцо. А, может, всё сразу. Я кидаю озадаченный взгляд на Кирана, но позволяю себя провести к прилавку. Старичок-хозяин кивает мне головой и достаёт из шкафов шкатулки с украшениями. — Всё к вашим услугам, госпожа. Но прежде, чем я начинаю рассматривать предложенные мне украшения, мой взгляд цепляется за кулон на витрине и моё сердце предательски сжимается. Он так похож на тот, отцовский, который у меня был в детстве ещё до смерти моих родителей… Мотнув головой, беру в руки предложенное колье с рубинами и тут же откладываю его. Даже, если мы здесь просто посмотреть, то мне оно напоминает Барбару и я не хочу его даже держать в своих руках, не то, что носить. — Лайла, мы возьмём всё, что тебе приглянется, — приободряет меня Киран, видя, что я застыла у прилавка как изваяние. — Как на счёт того колье? Господин Лирва тут же протягивает указанное герцогом колье мне, и я невольно любуюсь точными и восхитительными гранями сапфиров, инкрустированных бриллиантами. Колье лёгкое, но при этом элегантное, и мне оно нравится. — Мы берём его, — кивает на колье Киран. — И серьги, что идут к нему комплектом. — Киран, — оборачиваюсь на него я и под его взглядом понижаю голос до шёпота, пока хозяин магазинчика пакует украшения в обитую бархатом шкатулку. — Это ведь необязательно. — У моей невесты должно быть только лучшее, — утверждает Киран и протягивает мне коробочку с украшениями. Я отхожу к стене, рассматривая картины, украшающие магазин, пока Киран разговаривает с хозяином. Когда же мы выходим из магазинчика, то дождь уже перестаёт лить и лишь немного моросит. Мы проходим ещё немного вниз по улице и Киран ловит карету, в которой я понимаю, насколько на улице похолодало. Кутаюсь с накидку, когда карета трогается, и раскрываю шкатулку чтобы ещё раз посмотреть на колье. — Через три месяца я его верну, как и серьги, — говорю я Кирану. — Не стоит. Это же твоё приданное. — Что? — не понимаю я. — Ты же моя невеста. А у невесты должно быть приданное. Я определённо не понимаю его выражений, но не решаюсь задавать вопросы, чтобы не выставить себя окончательной дурой. А Киран Ердин неожиданно протягивает мне бархатный мешочек, который я удивлённо принимаю из его рук. Наши пальцы соприкасаются, посылая по моему телу волну жара, и я, непослушными пальцами, расшнуровываю его и оттуда мне на ладонь скользит тот самый кулон, на который я смотрела в магазине. — Ты… но зачем? — ошарашено выдыхаю я, не в силах сдержать обуявшей меня радости. — Я видел, как ты смотрела на него. И купил. — Спасибо! — шмыгаю носом я, радуясь этому подарку даже большем, чем красивому колье. — Он тебе что-то напомнил? — мягко уточняет герцог. — Мой… отец когда-то давно, в детстве, дарил мне похожий. Но тот был выполнен в виде амулета. — Понятно. Рад, что смог тебя обрадовать. От обуявших меня чувств я неожиданно сама для себя целую Кирана в щёку. А после, осознав, что совершила, отворачиваюсь к окну, заливаясь краской и зная, что сейчас на губах герцога расползается улыбка. — Кстати, — обращается он ко мне и я, не выдержав, поворачиваюсь к нему, встречаясь с сапфировыми глазами Кирана. — У тебя есть какие-то увлечения? Возможно, стоит приобрести какие-то принадлежности, чтобы ты смогла заниматься любимым делом в течение этих месяцев. Копыта лошадей, везущих карету, звонко стучат по мощёной камнем дороге, везя нас во дворец, а я застываю, раздумывая над его вопросом. Увлечения? Кажется, в своей жизни моим единственным увлечением было лишь следить, да подслушивать за людьми. И больше на ум ничего стоящего и не приходит. — А чем любишь заниматься ты? — решаю улизнуть от вопроса я, но Киран раскусывает мою стратегию и разбивает её в пух и прах. — Нет, Лайла. Так не пойдёт. Давай договоримся: если хочешь сыграть в игру «ответь на вопрос», то сначала ты отвечаешь на мой, а потом задаёшь свой. Что ж, логично. Он прав. — Мне нравится тренироваться и совершенствовать свои навыки боя, — наконец отвечаю на его вопрос я, когда уже за окном начинают маячить кусты дворцового сада. — Я люблю ощущение, когда знаю, что могу постоять за себя. Теперь твой черёд. — Мне тоже нравятся тренировки, но больше фехтование на мечах. А вообще я люблю читать и конные прогулки, а ещё… — … розовые лекко, — хмыкаю я и в его глазах неожиданно загораются озорные огоньки в ответ на мою внезапную дерзость. — Это уже не к вопросу чем я люблю заниматься, Лайла, а к тому, что я предпочитаю из сладкого. Но, отвечая на твой вопрос до конца, могу сказать, что мне также нравятся тренировки не только в зале, но и в постели. Осознав смысл сказанного Кираном, я сглатываю и отвожу глаза, в то время как он растягивается в улыбке, словно довольный кот. — Ясно. Но явно таким тренировкам ты чаще предпочитаешь те, что проходят в зале, — выпаливаю я, вспоминая кубики пресса на его торсе. — Но они мне не нравятся так, как первые. — Что ж, тогда желаю удачи найти себе хорошую… хм партнёршу для тренировок в спальне, — ощущая странный укол ревности, бурчу я. — Лайла, а ты забавная, — тихо смеётся герцог, а мне в карете становится неуютно, и я начинаю мечтать о том, чтобы выскользнуть из неё поскорее бы. Вот только кучер, словно издеваясь, везёт нас ко дворцу медленнее, чем хотелось бы. — Я тут подумал… — говорит герцог, когда карета останавливается и я хватаюсь за ручку двери. — Надеюсь ты подумал не о том, чтобы предложить мне роль партнёрши в подобной тренировке? Потому что такого мы не обговаривали. — Лайла, — хмыкает Киран. — Тебя никто ни к чему не принуждает. А подумал я лишь о том, чтобы предложить тебе в следующий раз сходить в театр в столице. — Тогда в следующий раз об этом и подумаю. Выскальзываю из кареты и неожиданно из кармашка моего платья вылетает записка. Я ловлю её на лету и разворачиваю, вчитываясь в текст: Забыла о нас? А мы не забыли. Начатое всегда доводится до конца, даже если ты решила выйти из игры. Забавное платье. Тебе не идёт. Даже без подписи я знаю, от кого она, ведь на листе виден оттиск в виде небольшого кинжала. Мои ноги тут же перестают меня держать и меня тут же подхватывают сильные руки, не давая упасть. Я хочу спрятать записку от Кирана, но не успеваю: одной рукой он держит меня за талию, а второй выхватывает из рук бумагу. Вижу, как мрачнеет его лицо в процессе чтения текста. — Это они тебе подложили? — его вкрадчивый тон пугает меня. Не в силах выдавить из себя ни слова, я просто киваю. Киран подносит к носу записку и нюхает её, и лишь тогда я замечаю небольшую капельку крови, оставшуюся на бумаге. Мне уже не нужно называть имён тех, кто это написал. Ищейка уже всё понял сам. Киран вновь переводит взгляд своих сапфировых глаз на меня, и я вижу, как в них плескается ярость. — Не надо… — шепчу я одними губами, прекрасно понимая, что теперь ему известно, где отыскать моих врагов. Тех, кто нанёс мне рану, из-за которой я чуть было не погибла. В какой-то момент мне кажется, что я вижу мир глазами Кирана, потому что неожиданно начинаю смотреть сама на себя, видя своё перепуганное лицо и глаза, полные страха. А потом перед глазами проясняется, и я вновь смотрю Кирана. А он, явно осознавая, что сама до покоев я не дойду, мнёт записку и внезапно подхватывает меня на руки. Я взвизгиваю и обхватываю его плечи руками, плотно прижимаясь к нему. — Что ты делаешь?! — попискиваю я, когда он несёт меня ко входу во дворец, не обращая внимания на мои протесты. Киран не отвечает и останавливается лишь для того, чтобы опустить меня на мою кровать в спальне. — Помнишь я уточнял, кто с тобой это сделал? — не своим, грудным голосом спрашивает герцог, смотря на меня не мигающим взором. — Тебе стоило сразу назвать имена. До того, как они начали тебе угрожать. — Киран, нет! Не надо! — сама не понимая зачем прошу помиловать их я, сползая с кровати вместе с покрывалом. Киран останавливается в дверях и оборачивается на меня. — Ты убьёшь их? Мой голос похож на шёпот, но Киран прекрасно слышит все произнесённые мною слова. — Я убью их. И лишь тогда они больше не причинят тебе вреда. — Киран! — вновь окликаю его я, но он уже выходит, а я так и остаюсь стоять в спальне абсолютно одна. *** С самого его ухода я не могу найти себе места. Я прекрасно понимаю на что способен каждый член Лезвий, а также осознаю, что может Киран, но… А если их будет несколько, а он один? Как Киран сможет победить их? А вдруг его ранят? Начинаю ходить взад и вперёд, сжимая в руке подаренный кулон и бросая взгляды на шкатулку, что я отложила на комод. С каких пор я начала волноваться о герцоге? Сажусь на стул напротив туалетного столика и откидываю волосы с шеи. Застёгиваю кулон, касаясь его и задумываясь о значении странных узоров, но всё равно ничего не может перебить тревогу за герцога. Киран не должен рисковать из-за меня. И чем только я зацепила Кирана, что он теперь решает мои проблемы… В своей комнате я провожу час, то вставая и меря шагами спальню, то останавливаясь и присаживаясь на кровать. Лили не приходит, Киран не возвращается. Потом, устав ждать, я иду в гостиную и начинаю листать книги. Многие из них я давно осмотрела, но ни строчки из их не поняла. Нет, читать я умею, хоть и медленно — меня учили и в сельской школе, и в Братстве. Но эти книги из библиотеки герцога написаны на неизвестном мне языке, поэтому прочесть их ранее я не смогла. Лишь посмотрела картинки, да немного пролистала. Найдя среди книг одну на общем языке про историю Ладоргана, я погружаюсь в чтение, пытаясь за сложными словами и конструкциями вычленить суть. Дохожу до легенды о Пяти и грустно улыбаюсь, вспоминая сегодняшний день и представление на ярмарке. А ведь начиналось всё так хорошо… Услышав странный шорох, я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Кираном, прикрывающим дверь в наши покои. Только сейчас я замечаю, что на дворе давно стоит глубокая ночь, а из открытого окна струится лунный свет. Моя свеча, освещающая страницы книги, неожиданно потухает. Я захлопываю книгу, откладывая её на диван позади и вставая на ноги, кутаясь в плед. Киран делает шаг навстречу мне, и я тяжело сглатываю, когда луна освещает его лицо, окроплённое кровью. — Киран… Мужчина медленно поднимает руку к лицу и пальцем смазывает с него кровь. А после подносит ко рту и слизывает алые капли. Моё сердце пропускает удар. — Уже поздно, пора спать, — его грудной голос похож на рычание зверя, но никак не на его обычный тон. — Что произошло… И тут я вижу, как в его второй руке медленно покачиваются три окровавленных железных жетона на цепочке, которые я бы узнала из тысячи. А так же выбитые на них цифры, обозначающие личность тех, кто носил эти амулеты. Расстаться с жетоном Лезвий самостоятельно было равносильно самоубийству, ведь каждый отливали лишь единожды. Свой такой я потеряла, пока истекала кровью в повозке, в тот роковой день привёзшей меня в герцогство Ердин. — Уже поздно, Лайла, — повторяет Киран и скрывается в коридоре, ведущем в его часть покоев. — Доброй ночи. Не в силах двинуться, я стою и смотрю на место, где он только что стоял. Киран убил их — в этом я не сомневаюсь, ведь никак иначе нельзя снять с члена Лезвий его жетон. Значит, теперь мне больше никто не угрожает? Смотря в сторону, где скрылся Киран, я давлю в себе желание пойти за ним следом. Теперь я воочию знаю на что способен Ищейка. И от этого знания у меня по спине бежит холодок.Глава 15. Тренировка
Яркий лучик солнца подсвечивает мои веки изнутри, пробуждая ото сна. Странно, что утренний свет проникает в спальню — обычно Лили плотно зашторивает окна. Пытаюсь поудобнее устроиться на кровати, не понимая, куда делась подушка. По обонянию бьют знакомые запахи леса и моря, и я с наслаждением втягиваю носом воздух. Сдавшись в своём намерении отыскать её, открываю глаза и потягиваясь. Натыкаюсь взглядом на Кирана, сидящего на стуле напротив кровати и подпрыгиваю от неожиданности, тихо пискнув. — Ты что здесь делаешь? — охрипшим от сна голосом уточняю я, тут же натягивая на себя одеяло. — Ночью тебе снился кошмар. Ты кричала, — его тихие слова заставляют меня удивиться. — Решил остаться до утра, покараулить. — Ты не спал? Мой вопрос остаётся без ответа. Хотя было бы более уместно уточнить, где он спал, но я, разумеется, этого делать не собираюсь. Тем более, что это я у него в гостях, а не Киран у меня. Герцог встаёт со стула и события прошлого вечера настигают меня лавиной. Я вспоминаю кровь на его лице, записку и обещание Лезвий покончить со мной, и меня пробирает крупная дрожь. Замечая мою странную реакцию, Киран останавливается возле моей кровати. — С ними всё кончено, Лайла. Наверное, он всё-таки умеет читать мысли, либо же все мои страхи красочно сейчас написаны на моём лице. — Не хочу на тебя давить. Но может быть расскажешь, как так вышло, что эти подонки начали угрожать тебе расправой? Я молчу, теребя кончик подушки, которая нашлась совсем в иной стороне от той, где я её искала. Когда Киран двигается с места, я хлопаю рукой по пустой левой стороне кровати рядом со мной и он непонимающе смотрит на меня. Под пронзительным взглядом синих глаз поджимаю губы и бурчу: — Когда ты смотришь на меня, сидя напротив, это сбивает с мысли. — То есть, если я лягу на постель рядом с тобой, это будет сбивать меньше? Я зашвыриваю в него подушкой, которую он ловит на лету и направляется ко мне. Откинув покрывало, устраивается на кровати, повернувшись на бок и наблюдая за мной. Облокачиваюсь спиной на изголовье, подложив вторую подушку под спину, и стараюсь не смотреть на лежащего Кирана. Да, он прав. То, что он теперь ещё ближе ко мне сбивает меня с мысли гораздо больше. — Если что-то мешает, я могу уйти, — нагло говорит мне Киран, довольно растянувшись рядом, как пантера. Его чёрные волосы волнами лежат на аккуратном лбу, а идеальное лицо с высокими, точёными скулами и мягкие изящные губы так и манят мой взгляд. Длинные чёрные ресницы полумесяцами окаймляют его бездонно-синие глаза, в которых хочется утонуть. Солнечные зайчики играют на его волосах и очерчивают линии тела Кирана утренним светом. От неземной красоты герцога у меня перехватывает дыхание, сильнее бьётся сердце и потеют ладони. Особенно, когда он лежит в опасной близости от меня и я ощущаю тепло его сильного тела, хищную грацию и мощь литых мускулов, скрывающихся под наполовину расстёгнутой белой рубашкой. Как последняя идиотка я бросаю свой взгляд на него, скользнув на пряжку ремня и чуть ниже… И тут же отвожу глаза, зардевшись. У нас была серьёзная тема разговора, вчера я не могла найти себе места из-за тревоги за герцога, а сейчас снова отвлеклась на мужскую привлекательность Кирана Ердина. — Мне абсолютно ничего не мешает. Киран беззвучно смеётся, обнажая свои белоснежные зубы. Любуюсь им из-под опущенных ресниц, и в тот момент мне кажется, что этому красивому мужчине не больше двадцати пяти, но никак не больше сотни. Подбив подушку, Киран устраивает голову на локоть, а я вздыхаю, с трудом вспоминая зачем предложила ему прилечь и понимая, что мой рассказ разрушит странную лёгкость, что появилась между нами. Но не успев ничего толком сказать, раскрыв рот застываю, потому что Киран выдаёт: — Так просто и быстро меня ещё никто в постель не укладывал. Ты меня интригуешь всё больше и больше, Лайла Ердин. Давлюсь воздухом от возмущения. Лайла… Ердин?! На такое мы не договаривались!! — Что? — беззаботно уточняет Киран. — Как-никак невеста. Почти жена! — Я тебе ничего больше рассказывать даже пытаться не буду!! — Обиженно говорю я, пытаясь вылезти из кровати, но Киран перехватывает мою руку с неожиданной силой, и я практически заваливаюсь на него, возмущённо сопя. — А если без шуток, что эти подонки с тобой делали? — шепчет мне на ухо Киран серьёзным голосом, от которого у меня почему-то на глаза наворачиваются слёзы. — Отпусти. — Лайла… Это нечестно. Почему я начала ему доверять? Почему хочу всё рассказать, довериться Кирану? Мне нельзя. Это меня погубит. Нельзя. Нельзя. Нельзя… Сглатываю и бурчу: — Я была там единственной девушкой, слабой и хилой. С милым личиком и заслуживающая только того, чтобы подчиняться другим. Чувствую, как от этих слов каменеет тело Кирана. — Они тебя били? — тихо уточняет он. Не хочу об этом говорить. Я хотела рассказать про ранение, но про всю мою жизнь в рядах Лезвий поведывать ему не собиралась. — Не только. Но не думай, что и до этого дошло. Нет. Могло, но не дошло. Когда Киран разжимает руку на моём запястье, я отодвигаюсь и поправляю соскользнувшую с плеча бретельку ночной сорочки. Не хочу вспоминать ничего из того, что могло бы со мной произойти в ту ночь, когда меня силой затащили в каморку под куполом храма. Я смогла сбежать, но это оставило на моей душе неизгладимый шрам, побуждая теперь метаться между своими чувствами к герцогу и тем, что я не могу долго выносить касания мужчин. — Тогда эти подонки не заслуживали смерти. Их надо было пытать всю их оставшуюся жизнь, — от тихого рыка Кирана у меня дыбом встают волоски на руках. — Они уже мертвы. Прошлое похоронено. Конец. — Ты и меня боишься? Этот вопрос заставляет меня задуматься, но в глубине души я и так знаю ответ. — Нет, — и это чистая правда. Остаюсь в кровати, но чуть отодвигаюсь от Кирана, проводя между нами невидимую черту. Святые… Из-за резких смен разговора меня бросает то в жар, то в холод. Я не знаю, как себя вести. Как действовать. Что говорить. Когда Киран задал мне вчера вопрос об увлечениях я поняла, что затрудняюсь ответить, ведь в моей жизни было так мало меня. Я была Алексой. Я была Шептуном. Я была Лезвием. Но никогда — собой. Только рядом с Кираном я начинаю размышлять о том, кто я есть, и это сбивает с толку. Я привыкла быть кем-то другим и мне сложно находить обратно путь к себе. Это сложно, но я благодарна Кирану за то, что нас столкнула судьба, ведь и дальше жить чей-то тенью для меня будет означать прожить не свою жизнь. Свою благодарность я хочу хоть как-то выразить, ведь до этого Киран только и дело, что терпел мои глупые метания и выходки, граничащие с безумством. Несколько дней в тишине и безопасности помогли мне всё осмыслить, а теперь, когда проблема с Лезвиями практически решена… — Спасибо, — шепчу я и ладонью накрываю ладонь герцога, продолжающего просто ждать, лежа рядом со мной. Святая Ночь, спасибо за этого человека, который искренне пытается мне помочь, хоть я иногда этого и не ценю. Спасибо. — Ты делаешь для меня столько, что ни один за всю жизнь для меня не делал. И я тебе доверяю. «Доверься мне» — слова герцога, которые я прокручивала у себя в голове все эти дни. Я противилась этому по своей глупости, не желая принимать факт того, что лучшего союзника мне не найти. Да, возможно я ещё плохо знаю его, но Киран ни разу не совершил в мою сторону ни одного дурного поступка. И он даёт мне передышку, помогает уйти из-под гнёта кардинала, спасает мою тушку от кровавой расправы. Я ему доверяю, и Киран должен это знать, раз затратил столько средств и времени на какую-то деревенскую девку, то шагающуюся от него, словно от огня, то, наоборот, смотрящую влюблённым взглядом. — И тебе спасибо, сердце моё, за доверие, — Киран поглаживает большим пальцем мою ладонь, посылая по коже мурашки. Отказываюсь верить в то, что между нами ничего нет… А если и нет, то не верю в то, что Киран просто играется со мной. Потому что в таком случае такое предательство уничтожит меня мгновенно, ведь с самого первого взгляда на герцога я поняла, что моё сердце навсегда будет отдано этому мужчине. Но сейчас не об этом. Я смогла это сделать, я сказала ему то, что давно должна была! А о том, что Киран сделал с Ашером, Злайдом и Лектором из Лезвий я стараюсь не думать. Они заслужили. Они заслужили. Они заслужили. — Я рад, что мы пришли к перемирию. — Киран встаёт с моей кровати. — Но уже день. Дела, к сожалению, ждать не будут. Когда я вижу, как он собирается уходить, то ощущаю странный, липкий страх. Я надеялась максимально растянуть этот момент безопасности и комфорта, но не ожидала, что он закончится так быстро. Вскакиваю за ним следом с постели и шлёпаю босыми ногами по полу, следуя за герцогом в гостиную. — Дела? Значит, война с Таксодонией всё-таки будет? — Я делаю всё, что в моих силах, чтобы её предотвратить. — Правда? — уточняю я, не зная, что ещё спросить и как вести дальше диалог, лишь бы только не оставаться в покоях одной. — Лайла, — Киран оборачивается на меня, когда мы доходим до двери в его спальню. — Не ходи за мной хвостом. Теперь ты в безопасности, и никто тебя не тронет — ты можешь спокойно выходить за пределы своей комнаты и наших покоев. Гулять, дышать воздухом и не сидеть в углу, боясь, что тебя кто-то подкараулит. — Я и не боялась… В его взгляде ловлю его намек на то, что здесь не стоит лукавить. Киран и так все знает. — Нужно уметь принимать помощь, сердце мое. И не думать, что ты после этого что-то кому-то должна. — За меня ещё никогда никого не убивали в качестве помощи. — Все бывает в первый раз. И, чтобы такого не повторялось, Рейнольд уже ждет тебя на тренировку. Джонатан проводит тебя к нему. Тренировку? Так вот зачем он спрашивал меня про увлечения! Киран запомнил, и от этого мне теперь хочется расплакаться. Герцог слишком идеальный в моих глазах, я пока не вижу изъянов. Конечно, это глупо, но пока не обожгусь — не узнаю, чем Киран может ранить меня. — Спасибо, — вновь повторяю я слова, слетающие с моих губ легко и естественно. — Все хорошо. Киран неожиданно подходит ко мне и обнимает, даря мне ещё минуты покоя, а я зарываюсь носом в его грудь и запах. Мы стоим так совсем не долго, а потом я отстраняюсь и снова говорю ему: — Спасибо. Герцог кивает мне с мягкой улыбкой и скрывается в своей спальне, а я возвращаюсь обратно чтобы переодеться. Открываю шкаф, подозревая, что там не найдётся ничего стоящего для тренировки, нахожу свой старый костюм, заботливо выстиранный Люцией и положенный Лили на полку. Внизу в шкафу вижу свои сапоги и вытаскиваю их на свет. Рано обрадовавшись своему костюму, понимаю, что во дворец приехали лишь штаны. Хотя, возможно, от верха и вовсе ничего толком не осталось, учитывая то, как плохо выглядели порванные лоскуты в месте моего ранения после нашей с Кираном дуэли. Так что штаны — уже хорошо. Но нужна рубашка. Возвращаюсь обратно к двери спальни Кирана и стучу в дверь. Мне отвечает тишина и я толкаю дверь, проходя в пустую комнату. Герцог уже ушёл и я, скрепя сердце, решаю забрать из его гардероба хотя бы одну рубашку. В отличие от меня, у Кирана целая гардеробная комната рядом с купальней. Я захожу внутрь и тут же теряюсь в огромном количестве вещей, — от рубашек до штанов и дорогих камзолов да начищенных ботинок — окружающих меня. Беру первую попавшуюся мне простую белую рубашку и спешно покидаю спальню герцога, мысленно прося прощения за такой захват одежды. В комнате я не жду Лили и сразу примеряю всё, собираю волосы в тугую косу, а сверху накидываю на плечи плащ, скрывая нетипичную для невестки герцога одежду. В ножны на бедре приятной тяжестью скользит мой кинжал и только тогда я ощущаю себя готовой. Выхожу из покоев и сталкиваюсь с Джонатаном, сидящим у двери. — О, Лайла, как ты быстро! Юноша тут же вскакивает на ноги, а я осматриваю коридор в поисках иных стражей. В прошлый раз они стояли довольно близко ко входу, и я отмечаю, что в этот раз они стоят рядом с лестницей, что меня уже не может не радовать. Учитывая, что я не очень хочу мозолить им глаза... Особенно после того, как те стали свидетелями того, как Киран нёс меня на руках в наши покои. — Давно тебя не видно было, — отмечает Джон, взъерошивая светлые волосы. Кажется, сегодня у него отличное настроение. — Я лишь от Лили слышал новости о тебе и что с тобой всё в порядке. — Я просто сильно утомилась в дороге, вот и отдыхала. Лили? — моя бровь ползёт вверх. — Вы общаетесь? — Немного, — увильнул от ответа оруженосец, а я успела отметить румянец на его щеках. — Ну что, пойдём? Я киваю, но тут же уточняю: — Ты давно меня тут ждёшь? — Нет, относительно недавно. Киран прислал меня сюда десять минут назад. Кстати, можешь не переживать: мы расквитались с твоими обидчиками. И теперь тебе больше ничего не угрожает, — непринуждённой походкой Джон ведёт меня по коридору. Мы? Получается, Киран ходил к Лезвиям не один, а с Джоном? — Спасибо, — благодарю его я. Неужели даже Джон догадался о моих причинах сидения взаперти? Или ему рассказал герцог? Но последнее — вряд ли. Значит, Киран выбрал себе в оруженосцы довольно смышлёного молодого человека. — Надо было сразу нам сказать, Лайла. Мы бы всех их, — вместо того, чтобы сказать слово вслух, Джон проводит по своей шее ладонью в недвусмысленном жесте, пока мы проходим мимо стражников. — Ну ничего. Сейчас с тобой будет заниматься Рейнольд, и ты сама сможешь кому угодно дать сдачу. — Даже Кирану? — хихикаю я. Джонатан закатывает глаза. — До Кирана тебе придётся сильно попотеть. — А кто такой этот Рейнольд? — интересуюсь, делая вид, что не знаю этого высокого немногословного мужчину, который отвозил меня в Братство. Пока у Джона словоохотливый настрой, он может мне хоть что-то поведать о том, с кем мне уже через несколько минут придётся вновь встретиться вживую. — Тот ещё занудный старикан, — шепчет мне на ухо Джон. И подмигивает. — Но я тебе ничего не говорил. Я улыбаюсь и пихаю его локтем. Джон поднимает мне настроение и уводит мысли о второй встрече с Рейнольдом. — Кстати, если и дальше будешь затворницей, то я могу подумать, что ты сторонишься ходить со мной на прогулки и буду ревновать тебя к Кирану, — неожиданно подкалывает меня парень и я возмущённо хмыкаю. — Не боишься, что наябедничаю Кирану? — Он меня с пелёнок знает и поверит мне, красотка, — показывает язык Джон, вызывая у меня улыбку. — Кстати, ты запомнила дорогу? Мы неожиданно оказались возле массивных дубовых дверей и остановились напротив. — Вроде бы да. А что? — У меня дела, так что обратно возвращаешься сама. — Ей! Ведь вы точно с Кираном так не договаривались! — протестую я, понимая, что могу потеряться. — А если я сверну не туда? — Не маленькая. Спросишь если что у стражей или прислуги, — подмигивает мне Джонатан и подталкивает к двери, которую он уже для меня открыл. — Давай, Лайла, покажи Рею свою силу и мощь. Фехтуешь ты неплохо, я ещё тогда оценил. Парень протискивает меня в дверь и напоследок шепчет: — Рад, что смог поднять тебе настроение! *** В тренировочном зале светло и пахнет деревом. Переступив порог мысленно обращаюсь к себе и обещаю, что впредь буду вести себя приветливо со всеми, кто окружает Кирана. С тех пор, как я приняла тот факт, что герцог мой лучший союзник, мне стало легче. Во всех смыслах этого слова. Возможно, сказалось и то, что теперь на моих плечах остался лишь один груз лжи, которую я скрываю. А, быть может, я просто устала скрываться от всех, и от кучи своих проблем в том числе. Прохожу внутрь и оглядываю светлое помещение, озаряемое светом из небольших окошек практически у самого потолка. Замечаю, что к одной из стен свален необходимый для тренировок инвентарь, а неподалёку я вижу подвешенные мешки с песком и набитые соломой чучела. Оборачиваюсь и подмечаю закреплённые мишени для стрельбы. И уже задумываюсь о том, что в зале лишь я одна, как вижу мужчину, стоящего возле лавки в углу. Рейнольда в его фигуре я узнаю не сразу — тот стоит ко мне в пол оборота. Отыскав рубашку, мужчина одевает её, но я успеваю разглядеть большую татуировку с волком на его спине, прежде чем белая ткань прикрывает её. Мужчина оборачивается на меня и пересекается со мной взглядом. С нашей последней встречи его коротко-остриженные волосы отросли, но всё равно они короче, чем у Кирана. Правда, теперь Рейнольду приходится смахивать ладонью чёлку, лезущую в глаза. Я с удивлением отмечаю, что на свету волосы Рейнольда отнюдь не чёрные, как я думала. Они — насыщенного, тёмно-винного оттенка. Такие же, как и его глаза. И от этих глаз по спине пробегает холодок: смотря в них, будто смотришь в бездну, не имеющую ни конца, ни края. Вечность, граничащую с высоким интеллектом и мудростью прожитых лет. Мужчина моргает и отходит от лавки, приближаясь ко мне. В каждом его движении хищная грация, запертая в сильном теле. Но я бы не сказала, что Рейнольд гора из мышц. Он подтянутый и не настолько мощный, как тот же заметно набирающий сейчас свою силу Джон. Однако от этого Рейнольд не менее смертоносен и опасен — это понимаешь с первого взгляда на него. — Лайла? Рад встрече, — голос мужчины бархатистый, с хрипотцой. Ещё с прошлого раза помню, что Рейнольд немногословен, поэтому не рассчитываю на повторное «знакомство» или обмен любезностями. — Доброго дня. Я тоже рада встрече с вами, — неловко приседаю в реверансе я, не зная как с ним себя вести. Видя мой реверанс, Рейнольд поджимает губы. — Обойдёмся без этих норм этикета и «вы». Если ты не забыла, мы уже встречались, и делать вид, что мы не знакомы, не стоит. Я всё знаю и помню. Надеюсь, что под плащом не платье. Киваю, что всё поняла и тут же снимаю с плеч больше ненужный плащ, молча кладя его на лавку. Мне проще показать очевидное, чем ответить ему, толком не зная, как к Рейнольду обращаться. И он, будто читая меня, тут же уточняет: — Если будешь звать меня Рейнольдом Килианом де Моро из клана Блейкли, просто Рейнольдом, господином или как-нибудь иначе — можешь больше сюда не приходить, — бросает мне он. И я тут же вспоминаю, как Рейнольд просил себя называть: — Хорошо, Рей. Рей одобрительно кивает, вновь проходясь по мне внимательным взглядом и задерживая его на рубашке Кирана, заправленной в мои штаны. Мне кажется, что мужчина будто на мгновение принюхивается, а после беспристрастно переводит взгляд на моё лицо. Рейнольд Килиан де Моро! Его полное имя тут же помогает мне понять, кто передо мной, и я мысленно корю себя за то, что раньше не сложила два и два. Если Киран Ердин правая рука Императора Ладоргана, то Рейнольд Килиан де Моро, или же Багровый Лоран[1], его левая рука и второй побратим. Я сглатываю, вспоминая, что он из того жеклана, к которому меня причислил Киран. О Рейнольде в народе, как и о Киране, гуляет дурная слава. Он намного старше Императора и герцога — настолько древний, что некоторые полагают, мол его одарил один из Пяти. Но кто именно — этого не знают даже Шептуны. Дар Рейнольда никому из Братства неизвестен… Кроме меня. Я сразу вспоминаю слова Кирана о том, что кардинал меня после встречи с Рейнольдом просто не вспомнит. Рейнольд может стирать память? Но такого Дара просто не существует… Дар Рассветных Одарённых эмпатия, Утренних телепатия, Дневных — физическая сила и выносливость, Дар Заката — провидение. Всё это не подходит под описание, кроме Вечернего. Убеждения. Носители Вечернего Дара практически также редки, как и Ночного. А чем меньше таких Избранных — тем сильнее их Дар. Выходит, что Рейнольд просто заставит кардинала думать, что он никогда раньше меня не встречал? — Какая у тебя цель? — неожиданно спрашивает меня Рей, обходя меня вокруг и беря с лавки металлическую бутыль. Мужчина являет собой абсолютное хладнокровие, которого мне никак не удаётся добиться за столько лет. — Цель? — Ты сказала Кирану, что тебе нравится тренироваться и совершенствовать свои навыки боя. Какая у тебя в этом цель? — В Лезвиях цель одна, — огрызаюсь я, а потом одергиваю сама себя. О Великая Ночь! Снова я ведусь на свои резкие перемены настроения! Но на мой эмоциональный выпад Рей лишь мрачно хмыкает, обнажая необычный заострённый резец, а после уточняет: — Считай, что ты больше не в Братстве. Вечером я решу вопрос с Эмилио раз, и навсегда. Иные члены, которым тебя довелось видеть, тоже тебя забудут. Так что найди мне свою цель, Лайла. Забудут. Все забудут, даже Элем, с которым я не попрощалась… — Это обязательно? — Нет цели — нет результата. Подумай, время есть. Он задумчиво отходит к стойке с деревянными болванками и бросает мне одну из них. После берёт такую же в свои руки и встаёт в стойку, жестом маня меня совершить выпад первой. Значит, вот она, проверка моих навыков? Я поудобнее перехватываю деревянную болванку. Надо не ударить в грязь лицом. Тем более что я и так собрала полный комплект из неприятностей. Падать ещё есть куда, но я не собираюсь этого делать. Не настолько слабая. Я плавно перетекаю в стойку и совершаю первый бросок. Однако Рей уклоняется от него с такой скоростью, что мне кажется, будто я просто махнула палкой вбок наобум. — Неплохо. Ещё раз. — Почему дерево? — уточняю я, кивая на стойку, увешанную всевозможным настоящим оружием с острыми клинками. — Думаешь, поранюсь? На завораживающе, по-мужски красивом лице Рейнольда не появляется ни единой эмоции от моих вопросов. Солнце четко очерчивает его скулы и орлиный нос, путаясь в длинных ресницах и отражаясь солнечными зайчиками в бордовых глазах с сузившимися зрачками. Я не могу понять, о чём сейчас думает Рейнольд и как он реагирует на меня. Но почему-то первый раз в жизни меня не пугает эта холодность, а наоборот — успокаивает. — Чтобы я находился в этом зале нужно следовать лишь одному правилу: никакой крови. Полагаю, если дать тебе в руки клинок, ты это правило спустя время нарушишь. Никакой крови? Странно, но я лишь пожимаю плечами. Ведь он здесь выносит условия, а не я. Вновь попытавшись напасть на него с деревянным мечом, терплю неудачу и поднимаю руки капитулируя. А Рейнольд лишь безэмоционально констатирует: — Выпады хорошие, над скоростью и пластикой надо работать. Я удивлённо моргаю, получив такую неожиданную похвалу от провала, пока Рейнольд забирает из моих рук болванку и бросает мне: — Начнём с упражнений. Заниматься будем через день. Будешь приходить до обеда и упражняться даже, если я по каким-то причинам опаздываю. Без перенапряжения, просто разминаясь. Что ж, я ожидала худшего. — И всё? — уточняю я. Конечно я понимаю, что лишь пару раз палкой взмахнула и уже поэтому можно было решить, что из меня боец, как из улитки суп, но это не означает, что я не владею нужными навыками. Я тренировалась много и часто будучи в Лезвиях. — Разминка, — бросает мне Рейнольд. — Потом посмотрим. Через сорок минут я уже не хочу ничего за пределами понятия «разминки» для Рейнольда, но всё же не могу не отметить, что учитель из него прекрасный. Он не повышает тона, молча корректирует неправильные позы, оценивает выполнение без предвзятости. Правда, я немного подрастеряла форму за последние — ленивые — дни. И теперь мне сложно выполнить нужное количество выпадов за один подход даже, если меня не будут подстрекать острым словом. К концу нашей тренировки вся одежда на мне в поту, хотя ничего сверхъестественного Рейнольд меня делать не заставлял. Когда Рей уже собирается уйти из зала я кричу ему вслед: — Я знаю свою цель! Рейнольд оборачивается и задерживает на мне взгляд своих глаз винного цвета. — Хочу стать уверенной в своих силах и возможностях дать отпор тем, кто вздумает пойти против меня. Уголки губ Рея еле заметно поднимаются вверх. — Не хочешь, а станешь. Хорошего тебе дня, Лайла. _____________________________________________________ [1] Древний Одарённый с невероятно сильным и редким Даром.Глава 16. Медведи, львы и волки
Обратно до покоев я добираюсь с горем пополам, чуть было не забыв плащ в тренировочном зале. И ухожу я оттуда как раз вовремя — позже по коридору мне встретились с десяток стражников, направляющихся в зал. Из их разговора я понимаю, что это одно из малых, крытых мест для тренировок, помимо него ещё есть большой зал и открытая площадка во дворе. Увидев меня, стражники выстраиваются в шеренгу, и единственное, что остаётся — пройти мимо них с горящими щеками, надеясь, что они не заметят, что от меня ужасно разит потом после упражнений. Едва зайдя в покои, я сразу прошу Лили наполнить мне купальню. Та уходит исполнять, забыв меня предупредить, что Киран в тот момент находится в своей спальне. Я захожу без стука и застаю герцога стягивающим через ворот рубашку. Конечно, я уже видела его торс, но всё равно на мгновение застываю, завороженная его телом. Киран разминает широкие плечи и спину, а после накидывает свежую синюю рубашку и тихо уточняет: — Как прошла тренировка? — Отлично. Но мне пришлось взять кое-что из твоего гардероба, — я приваливаюсь к дверному косяку и указываю на свою рубашку. — Теперь она моя. — Надо же! — лёгкая улыбка касается губ Кирана. — На тебе она смотрится лучше, можешь оставить себе. — Полагаю, что мне понадобится ещё одна на смену. — Мои рубашки в твоём распоряжении. — Вот так просто? Могу взять любую? Мне странно общаться с Кираном вот так легко. Однако после моей капитуляцией с разговором про доверие такое общение даётся мне в разы проще. Я сдалась в плане вечной борьбы с обманной мыслью, что меня к нему не тянет, и вообще, что он мне не друг. Признав его союзником, я будто бы обрела землю под ногами и теперь наконец могу мыслить здраво. — А почему нет? — Киран надевает камзол и застёгивает на нём пуговички, пока мой взгляд буквально прилипает к его красивым длинным пальцам, унизанным перстнями. — Нигде замков, как видишь, не висит. Можешь брать всё, что понравится. — Ваша светлость, мне кажется, что вы слишком много позволяете девчонке с улицы, которая вас вызвала на дуэль, — ляпаю я, не подумав, и закусываю губу. — А вдруг я шпион кардинала или ещё каких недругов? — Лайла, — Киран подходит ближе, взъерошив ладонью свои волосы и заставляя моё сердце пропустить удар. — Кажется, мы уже это проходили. Но если тебе вновь нужны чёткие объяснения, чтобы точно у тебя была уверенность: я тебе доверяю. Я поднимаю на него глаза и только сейчас понимаю, какой Киран высокий. Я ему еле достаю до ключиц со своим ростом. Никогда бы не подумала, что буду вот так стоять напротив герцога Ладоргана и слышать такие слова от него. Но я здесь, и мы с ним пришли к какому-то соглашению и миру. И Киран ни разу не сделал мне ничего плохого. Он доверяет мне. Я доверяю ему. Но мы ничего друг о друге не знаем. Если за моей душой хранятся столь страшные секреты, то какие могут быть тайны у герцога Ладоргана? От этой мысли у меня всё холодеет, и я решаю во что бы то ни стало выяснить о Киране Ердине больше информации, тем более что нахожусь в самом центре Ладоргана, во дворце Императора. — Всё готово, госпожа, — прерывает наш разговор Лили и тут же приседает в реверансе. — Простите, Ваша светлость. Простите, мисс, что помешала. Служанка нарушает наш зрительный контакт и обрывает тонкую ниточку, на мгновение соединившую меня и Кирана. Я сглатываю и отвожу глаза, заливаясь краской, хотя Лили не стала свидетелем чего-то постыдного. — Всё в порядке, Лили. Лайла уже идёт принимать ванну, — с трудом оторвав от моего лица взгляд, говорит служанке Киран. Моя неловкость ощущается практически физически. — До встречи. Он уходит, а я плетусь смывать с себя пот и грязь. Я позволяю Лили помочь с купанием, хотя мне и кажется, что даже если бы попросила оставить меня одну — служанка точно заупрямилась, наученная прошлым разом. Лили намыливает мне голову лавандовым мылом и дивится шелковистости и густоте моих волос. На комплимент я лишь хмыкаю, с грустью понимая, что весь мой внешний облик — блеф в первую очередь для меня. Но задорная Лили не даёт мне уйти в печальные размышления и после купания тут же приносит чашки и чайник для чаепития. Ромашковый напиток прекрасно расслабляет моё уставшее тело, которое приятно ноет после разогрева. Обедать перед чаем я отказываюсь — не хочу загружать желудок после упражнений, потому что сейчас чувствую себя хорошо. Ближе к вечеру мне становится скучно, и я начинаю задумываться над словами Кирана про Ритуал. Получается, раз я его не проходила, то и Одарённой быть не должна? Это не даёт мне покоя, как и вопросы о кланах, которые крутятся у меня в голове. Поэтому, выскользнув в лёгком платье и распущенными после купания волосами, я направляюсь на поиски библиотеки и ответов на свои вопросы. Дворец и его коридоры полнятся слугами и стражниками, выполняющими свою работу. Я бреду, осматривая знакомые и незнакомые мне проходы и арки, пока не натыкаюсь на Джона, который покидает одну из комнат. — О, какая встреча, Лайла! — глаза парня озорно блестят. — Неужели ты решила прогуляться? Я озираюсь в коридоре, понимая, что конкретно заплутала. В этой части перестроенного дворца я ещё не бывала. — Здравствуй, Джон. Да вот, ищу библиотеку. Джонатан мне так болезненно напоминает Элема своей открытостью, что у меня невольно сжимается сердце. Совсем скоро мой друг забудет обо мне навсегда… Милый, милый Элем. Мне жаль, что так всё получилось и я даже с ним не попрощалась. Я могла написать ему письмо… но оно бы только всё после усугубило, ведь тогда у него бы осталось напоминание обо мне. А я должна была исчезнуть из Братства, будто меня и не было там вовсе. Однако жаль, что так просто воспоминания о тех днях не выбросишь из головы. Хотя, быть может, Рей сможет и мне подчистить память? Отмахиваюсь от этих мыслей и возвращаюсь обратно в дворцовый коридор, где мы стоим с Джонатаном. Кстати, возможно из-за того, что Джон сразу напоминал мне Элема, я изначально больше доверяла ему, нежели Кирану. Вот и сейчас я невольно расслабляюсь в его присутствии. — Тебя проводить? — уточняет Джон, видя мой потерянный вид. — Была бы рада! Я соглашаюсь на предложение Джона понимая, что сама вряд ли смогу отыскать библиотеку. Юноша кивает мне и на мгновение исчезает за дверью, а после вновь оказывается рядом со мной, собирая свои отросшие светлые волосы в хвост с помощью ремешка. — Не потерялась сегодня, когда возвращалась после тренировки? — Нет, хотя пришлось немного поплутать. — Отлично. Значит ходить теперь на тренировки будешь исключительно сама, — понизив голос до шёпота, подмигивает мне Джон. Мимо нас пробегают две служанки с корзинами, и, поклонившись, скрываются за поворотом. — Быть может, провести тебе экскурсию по замку? — Значит, времени на то, чтобы встретить меня после тренировки у тебя нет, а на экскурсию есть? — хмурюсь я. Ответом мне служит хитрая улыбка парня, и я тут же осознаю, что утром меня развели, как самую обычную простушку. — Значит, ты специально это сделал, да? — щиплю его за мускулистую руку я, обиженно сопя. — Чтобы я быстрее освоилась во дворце? Все эти коридоры всё ещё вызывают у меня очень смешенные чувства, в особенности северное крыло, и я в глубине души не хочу долго бродить по ним в одиночестве. — Ну во-первых, — Джон тыкает меня в бок, пока рядом нет лишних глаз, и я ойкую, — это сработало. А во-вторых, мне нравится больше называть это место замком. — Поганец! — возмущаюсь я, обиженно сопя. Мы идём по коридору, и в обуявших меня чувствах я неосознанно ухожу вперёд. — И что ты мне сделаешь? — хихикает Джонатан, нагоняя моя. — Нажалуешься Кирану? Я закатываю глаза и ускоряю шаг. — Убегаешь? Ну попробуй, я бегаю быстрее тебя. Раз уж решилась на общение со мной, теперь я от тебя не отстану, — констатирует он. — Нам направо, Лайла. Мы поворачиваем на развилке, направляясь в северную часть замка и от этого внутри меня всё сжимается. — Значит, вот так ты и стал оруженосцем герцога? Просто прилип к нему, как клещ к собаке? — всё ещё стараясь опережать Джона, спрашиваю его я, чувствуя, как протестует моё уставшее утром тело против ускорения темпа ходьбы. Бёдра болят, руки ноют, подол платья шелестит по полу. Окна коридора выходят прямо в сад и оттуда струится благоухание роз. И только это отвлекает меня от тревожных ноток — Как грубо! Вообще, Лайла, тебя не учили, что обижать тех, кто младше тебя, нехорошо? Учили, но все, кто воспитывал во мне доброту, сейчас уже мертвы. — И сколько же тебе лет? — мой вопрос совпадает с моментом, как Джон открывает передо мной большие, двустворчатые арочные врата дворцовой библиотеки. — Шестнадцать исполнилась прошлой луной. — Шестнадцать?! Мой слишком громкий вскрик эхом пролетает по пустому книжному хранилищу, заставляя меня приложить ладонь ко рту. Я-то думала, что он старше меня на пару лет, исходя из внешнего вида… — Понимаю твой шок, однако это суровая правда, которую тебе придётся принять, — кажется, чем больше я общаюсь с Джоном, тем разговорчивее он становится. — Вообще-то тому, что я уже в таком возрасте стал оруженосцем, есть логическое объяснение. Мы заходим в поистине императорскую библиотеку, в несколько ярусов захватывающую самую большую и старую башню, сохранившуюся от цитадели. Свет в неё проникает сквозь огромное панорамное окно, украшенное рамкой с витражом. Стеллажи кажутся бесконечными и уводят куда-то вниз, спускаясь в подвалы и теряясь в темноте. На верхние ярусы можно подняться с помощью витых лестниц, ведущих к самому верху башни. Я потрясённо застываю у входа, поражённая размерами библиотеки. По моим данным, в прошлом она не была столь обширна и располагалась с южной стороны, но при перестройке замка её перенесли. — Ты что-то знаешь про Академию Ворона? — А? Что? — еле сумев оторвать взгляд от стеллажей, уточняю я, пытаясь вспомнить нить нашего разговора. Ах да! Мы обсуждали возраст Джона. — Не особо в курсе, если честно. — Как же, бывший Шептун, и не знаешь, — поиграв светлыми бровями, поддевает меня Джон, а я шикаю на него. Всё-то он, оказывается, тогда подслушал! Вновь перевожу взгляд на библиотеку. Напоминание о Шептунах, Элеме и расправе Кирана над шайкой из Лезвий ухает камнем внутри меня. Улыбаюсь и пытаюсь приободрить себя шальной мыслью о том, что мне есть чему гордиться — за всё это время ни один из Братства (ни из Лезвий, ни из Шептунов), не задерживался во дворце больше трёх дней. А я, хоть уже по словам Кирана и Рейнольда практически не являюсь Членом Братства, здесь уже почти целую неделю! — Тихо ты, а если здесь кто-то есть?! — я озираюсь по сторонам, но вижу лишь книги, да столики из стекла и мрамора, расставленные по центру читательского зала. Прохожу внутрь книжного хранилища вслед за Джоном. Возле пустующих столиков с кованными канделябрами стоят такие же пустые мягкие кресла. И никого нет. Ни души, ни дуновения ветерка. Только запах старой бумаги, да кружащаяся на свету пыль. — Здесь обычно никого не бывает, кроме библиотекарей, — подтверждает мои наблюдения Джон. — И то, тех можно встретить только на нижних ярусах. Эта информация меня заинтересовывает, но таки я борюсь с желанием посмотреть налево, где стеллажи за балюстрадой, очерчивающей этот этаж, спускаются в низ в чёрную бездну тьмы. — А что там? На нижних, — всё-таки уточняю я, хоть и понимаю, что так глубоко в библиотеку точно не сунусь. — Запретные секции, — многозначительно шепчет Джон, проводя пальцем по серебристым корешкам стоящих на полке книг. — Император собрал здесь внушительное хранилище самых древних рукописей, поэтому самые важные хранятся под особым надзором. Что, интересует подобное? — Нет, меня больше занимает история, — отмахиваюсь я, надеясь, что парень заглотнёт наживку и не будет мучить расспросами. — Так что там с Академией Ворона? — Эта Академия единственная в Саяре, которая готовит будущих оруженосцев лордов из молодых знатных юношей. В неё принимают на полуторагодовое обучение с шестнадцати лет, а после выпуска Император обязательно устраивает бал в честь выпускников, где каждый лорд находит себе оруженосца для дальнейшего обучения. Значит, на этом балу мы с Кираном и присутствовали — в честь выпускников Академии Ворона. Теперь всё становится яснее. — Ты сказал с шестнадцати. Но тебе шестнадцать, и ты уже оруженосец герцога Ладоргана. Я отодвигаю кресло и сажусь на него, тут же утопая в бархатной обивке. Джон же не садится, а наоборот идёт к стеллажам и выуживает оттуда только ему ведомые книги. — Великий Князь Вэльска, Блайдд Фенрир Вэльский, мой родной дядя, — ошарашивает меня Джон, поднося к моему столику фолианты. Фенрир! Настоящая фамилия Барбары и Блайдда, которую крайне редко упоминают на людях. Так вот почему фамилия Джона показалась мне знакомой! — Киран с ним в дружеских отношениях довольно давно, и я не врал, когда говорил, что герцог знает меня с рождения. Блайдд договорился с Кираном и тот взял меня на обучение, миновав Академию Ворона. Все говорят, что это против правил, но никаких подобных документов про то, что все оруженосцы обязательно должны проходить подготовку в Академии нет. — Это впечатляет… А ты-то сам рад быть оруженосцем Кирана? — Я пять лет уламывал об этом дядю, конечно же да, — смеётся глазами Джонатан. — Погоди… — хмурюсь я. — Но ведь рыцари и их оруженосцы уже давно ушли в прошлое, да и Киран далеко не рыцарь, чтобы ты был его оруженосцем… — Эх, Лайла, Лайла, — фыркает юноша. — Вот, держи, — он подвигает ко мне ближе стопку книг. — Почитай, быть может, найдёшь ответы на свои вопросы и узнаешь, что оруженосец в наше время это должность при лорде и что она дань традициям прошлого. Ужас! Невестка герцога не знает элементарной истории родной Саяры! Я зыркаю на него, поджимая губы, но стопку с книгами всё-таки к себе пододвигаю, мысленно благодаря его за помощь. Сама бы я провозилась с подбором литературы гораздо дольше — учитывая, что читать я могу чуть лучше, чем по слогам. — Не хами старшим, — припоминая ему его же высказывание, бросаю я. На это Джон показывает мне язык, и я смеюсь. — Знаешь, теперь мне уже начинает казаться что тебе тринадцать, а не шестнадцать! — Ой, Лайла! Лучше бы ты продолжала свою монашеско-затворническую жизнь и играла бы дальше в молчанку! Никогда бы не подумал, что такая тихая мышка, как ты… — Ещё слово, мальчик, — я для пущей серьёзности обнажила бедро, на которое перед выходом из покоев я прикрепила ножны с кинжалом, — и я подравняю тебе твою причёску. Джон усмехается, не воспринимая мою угрозу в серьёз. — Не забывай, что я фехтую явно лучше тебя. — Не знаю, не видела. — Тогда, быть может, вызовешь на дуэль и меня? Уже не сдерживая улыбку, я смеюсь, а потом отвечаю: — Если тебе так хочется схлестнуться со мной на мечах, то просто предложи. Без всяких там лишних подколов, выводящих на этот разговор. Кажется, такая идея приходится по вкусу парню и тот радостно улыбается, совсем как ребёнок. — Тогда в послезавтра в малом зале? Перед твоей тренировкой с Рейнольдом. Идёт? — Хорошо, — соглашаюсь, хотя здравому смыслу не нравится такая идея. Конечно, я неплоха в этом, но в последнее время я абсолютно разленилась, что и обнаружила сегодня на занятии. — Только чур всё честно. — Честнее быть не может, Лайла! Ну всё, я тогда пошёл. Оставляю тебя наедине с пыльными книжками! Делаю для себя новый вывод — ускользать из поля зрения Джонатан умеет мастерски. Хлопает входная дверь и я действительно остаюсь наедине с собой. Беру из стопки первую книгу и, немного её полистав, со стоном откладываю. Там абсолютно нет никаких картинок или изображений, мне не за что зацепиться взглядом. Сухой текст. А с моими навыками чтения, с бы предпочла что-то менее серьёзное… Хотя это мало кого волнует, ведь большинство летописей нашей истории не содержат никаких дополнительных отвлекающих изображений. Я беру вторую книгу и начинаю листать её. Что именно я ищу? Мне сложно сказать. Но интерес и упрямство узнать больше о месте, где оказалась, не даёт мне сдаться. Я продолжаю поиски сама не знаю чего, пока на одной из страниц не натыкаюсь на необычные письмена. Мне они не знакомы, однако те предшествуют нескольким картинкам, искусно выполненным чернилами по бумаге. Книга старая, листы жёлтые, и чернила с годами немного выцвели, но это не мешает мне рассмотреть несколько нарисованных эмблем домов: волка, медведя и льва. — Виттелло, — тихо читаю я, пальцем очерчивая сильного льва. — Главы клана Димитрис Виттелло и Дженебра Виттелло (близнецы) — Повелители Юга, властители Первых земель и хранители браслета Рассвета. Дата рождения, — моё дыхание перехватывает. — Триста тридцать шестой год. О Великая Ночь… им же сейчас больше тысячи лет! В том, что главы клана до сих пор живы не было сомнений — их имена не были вычеркнуты, как некоторые другие в списке членов Виттелло. Начинаю читать этот список, но он оказывается довольно обширным, и я перестаю прочитывать ничего не говорящие мне имена уже на седьмом из них. Мой взгляд скользит ко второму изображению медведя. — Клан Раквар, — я сглатываю, видя первое имя главы клана. — Дарэй Раквар, Повелитель срединных земель, хранитель Утренней короны. Дата рождения тысяча двести восемьдесят третий год. А вот и точный возраст нашего Императора. Я испытываю смешанные чувства от этого знания. Пробегаюсь глазами по списку и с удивлением нахожу несколько знакомых имён — все эти Одарённые находятся в близком кругу Императора и часть из них входит в совет. Моя рука застывает, не в силах перевернуть лист, ведь я знаю, что меня ждёт на следующем листе, но я закусываю губу и заставляю себя перестать трусить. Ответы. Мне нужны ответы — тайн вокруг меня и так слишком много. Пора узнать, кто такие эти Блейкли. Я уверенно переворачиваю лист бумаги. — Клан Блейкли, — шепчу я одними губами, смотря на изображение волка. Тот скалится на меня, обнажая клыки. Такого же волка я видела на спине Рея. — Глава Клана Рейнольд Килиан де Моро (Блейкли), — на секунду я перестаю дышать. — Повелитель Севера, хранитель наручей Вечера. Заместитель главы клана — Киран Ердин, герцог Ладоргана, хранитель перстня Ночи. У меня перехватывает дыхание. Перстень Ночи? Я пролистываю страницы и натыкаюсь на изображения артефактов Пяти. Всё это так странно… потому что в народе об этом не говорят. Ни о кланах, ни об артефактах. И я об этом до этого момента не знала ни-че-го. «Артефакты — сильнейшие усилители Дара, созданные Пятью.» — гласит пояснение возле нарисованных браслета, короны, меча, наручей, броши и перстня. У кого хранятся наручи и брошь в фолианте не значится. Как и то, каким образом они усиливают Дар. Я сбивчиво, медленно прочитываю весь текст, который поясняет про артефакты, но слова не складываются в общую картину. Не понимаю, причём тут жажда и кровь. И что значат все эти слова на незнакомом мне языке, которыми пестрит текст? Про себя отмечаю, что в тексте ни разу не упоминается Ритуал. За то вместо него я нахожу слово «обращение», смущающее меня. Листаю книгу дальше, но больше не нахожу ничего полезного. Вновь возвращаюсь к середине и оставляю книгу раскрытой на странице с кланом Блейкли. Медведи, львы и волки. Вот о чём говорили на балу лорды! Теперь, я понимаю ситуацию чуть лучше, но опять же — эта информация даёт мне пищу для размышлений о том, как много ещё я могу не знать о мире, где я живу. Значит, существуют три клана, у которых есть определённая власть в Саяре. Они состоят из Одарённых — в этом сомневаться не приходится, так как я нахожу приписку об этом на странице, предшествующей описанию кланов. Но богов пять, а кланов три. Значит те содержат членов с разными Дарами. Но как попадают туда? «Мой род и мой клан это две разные вещи,» — вспоминаю слова Кирана я. В конце списка с членами клана Блейкли я нахожу новое имя. Своё. Написанное свежими чернилами. Если я теперь Раквар, значит мне придётся пройти Ритуал? Но ведь Киран не знает, что у меня есть Дар. Или… или я могла себя обнаружить? Я вспоминаю свой вывод касаемо сил герцога — у него точно Дар Ночи. И книга гласит, что некий артефакт Ночи тоже принадлежит ему… но могу ли я ему в этом доверять? Могу ли раскрыться и получить союзника в его лице? Поймёт ли Киран меня, примет ли, зная, что я такая же, как он? Я ему могу всё рассказать и посоветоваться… А если я ошибаюсь и его Дар не Ночной? Тогда он точно не отпустит меня. Дар Ночи под запретом, как и богиня. Сдаст ли Киран меня Жрецам Храма для свершения кары за этот грех? Всё внутри меня сжимается, и я решаю оставить свои тайны при себе. С тяжестью на сердце пытаюсь отвлечься, листая страницы. Оставшиеся книги, принесённые Джонатаном, не содержат интересной информации, и я решаю поискать книги сама, направляясь к ближайшему стеллажу. Когда уже практически сдаюсь в поисках, мой взгляд натыкается на самую неприметную книгу с изображением головы волка на корешке. Она зажата на самой нижней полке между двух толстых книг в углу, поэтому я её и не заметила сразу. Я вытаскиваю книгу на свет и читаю название: «Легенды Таксодонии». Листаю и вижу картинки. Это мне подходит! Бреду обратно за стол и, плюхаясь в кресло, раскрываю сборник легенд. И начинается там всё… С рассказа о первой ведьме Саяры.Глава 17. Моя маленькая тень
Всё началось с начала всех концов и начал. А возможно всё началось с биения первого сердца, что застучало вровень дыханию Саяры. Говорили разное, говорили всякое. Но в одном все мудрецы были уверены — началось всё с первой ведьмы, ступившей босой ногой на землю Первых. Её душа пела в такт песням земли. Она чувствовала силу воды, величие лесов и жар солнца. В ведьме текли силы природы, питая её собственную. Она была естественна и старалась жить по всем законам земли. Помогала нуждающимся, лечила раны и хвори, несла людям знания о лекарственных травах и том, как правильно брать у природы, отдавая что-то взамен. И всё было хорошо пока ведьма поступала правильно, чувствуя своим сердцем то, как будет лучше всем. И пока не заболел неизлечимой болезнью один из её братьев. Ведьма любила свою семью, у которых, в отличие от неё, не было Дара. У неё остались братья, ведь к тому моменту их родители уже почили с миром, оставив взрослых детей одних проживать их жизни дальше самостоятельно. Ведьма не хотела отпускать старшего брата в тот мир, к родителям, и зареклась найти лекарство. И искала она его, это лекарство от смерти. А нашла яд бессмертия. Ядом прозвали его за то, что он был противоестественным. Всё живое в мире рождалось, росло и умирало. А тот, кто принял тот яд, застывал во времени навечно. И расплачивался за это неся вечную кару, не дающую ему чувствовать мир вокруг так, как чувствуют его смертные. Ведьма нашла способ спасти брата, но не спешила с ним. Так уж вышло, что покуда она питалась силами земли, то сама могла получать гораздо более долгую жизнь, и именно это и начала исследовать ведьма, решив, что сможет отыскать иное средство, пока было время. И так и было, пока через какое-то время второй из её братьев не оказался на смертном одре, истерзанный в лесу бешеными волками. Пролились тогда слёзы ведьмы на его тело, а прикосновения оставили на его ранах часть отваров, над которыми ведьма работала перед случившейся трагедией. Оба её брата — неизлечимый и раненый — теперь были на грани жизни и смерти. И дала ведьма первому брату на закате яд, второму же помогло чудо и выжил он. И радовалась семья, пока не пришло время расплаты за спасённые души. Брат ведьмы, принявший яд, обрёл невероятную способность к убеждению. Но за приобретённый не от природы Дар он получил и свою кару — жажду человеческой крови, которая с того дня преследовала его, куда бы он ни шёл. У него пропал аппетит к обычной еде, его клыки удлинились, став хищными, а сам он стал быстрее и сильнее. Со зрением не хуже кошачьего он в тайне от сестры-ведьмы стал охоться чтобы удовлетворять свою нужду и убивая невинных. Второй брат ведьмы, переживший ранения, обрёл силу волка. Он научился оборачиваться большим зверем, но его повадки были слишком дикими, поэтому вскоре он позабыл свою семью и ушёл в леса. Ведьма горевала, но отпустила его, тем более что теперь ей приходилось противостоять манипуляциям обращённого брата (что часто убеждал её, в правильности тех или иных поступков) и пресекать Хаос, что тот вносил в цикл людских жизней. Ведьма понимала, что нужно найти способ вернуть всё на свои места, но её любовь к брату была слишком сильна. Посему искала теперь она лекарство от бессмертия, а не способ убить свою кровь. Узнав о том, что задумала сестра, другие её четыре брата начали завидовать Дару обращённого и возможностям сестры. Днём они проникли в чертоги ведьмы и забрали несколько готовящихся отваров. И выпили их, но в разное время, обретя разные способности. Разгневалась и опечалилась ведьма, ведь хотела она совсем иной жизни для них. Той, где они бы не были монстрами. Но яд в их крови уже расползался, отравляя их семью и братьев, которые постепенно стали желать большего. Дни сменялись ночами и вскоре стало ясно, что яд в жилах обращённых мог передаваться другим: самый старший из них не смог удержать себя и обратил свою жену. Ту обуяло безумие, в порыве которой она убила сотни человек, и ведьме пришлось умертвить её, воткнув осиновый кол ей в грудь. Убив жену брата, она стала врагом семьи, и они уже и слушать не хотели о лекарстве от бессмертия. Шли годы, ситуация ухудшалась. Однако с тех пор никто в их семье ни болел, ни погибал, ни старел. Ведьма ушла в леса, вслед за братом-волком, получив в его лице защиту. Жила и искала способ всё возвратить вспять, пока не встретилась с мужчиной, которого полюбила всем сердцем. Но он был подвластен течению времени, а она — нет, и их союз принёс бы им лишь временное счастье. В думках тяжёлых и сложившейся ситуации ведьма начала понимать, что не сможет жить без любимого, особенно когда придёт его время покинуть их мир. К тому моменту уже появились на свет другие ведьмы и она решила, что сможет передать тем свои знания, а с любимым разделить свою долгую жизнь. Ведь ведьма нашла единственный способ уберечь того от кары природы — связать его душу со своей душой связующей нитью, которая поможет им обоим принимать правильные решения в темноте новой, изменённой жизни. И ведьма вместе с любимым выпила яд, видоизменивший их сущности. Братья ведьмы узнав о том, что сестра решилась на этот шаг и увеличила своё могущество, ожесточились и объявили ту своим врагом. К тому моменту единственное, чего они желали, была власть. Лишь сестра с её любимым могла пресечь их, что она, собственно, и попыталась сделать. Но братья уже захватывали новые земли континента, расширяли владения и обретали в выросших преемницах сестры противоборствующую себе сторону. Они решили избавиться от первой ведьмы, но им помешал брат-волк, вступившийся за сестру и укрывший её в своих лесах в своей стае. И на многие века те скрылись из поля зрения друг друга, пока ведьмы-последователи не обрели власть достаточную, чтобы пресечь обращённых с их возрастающей армией. От захватаконтинента и войны с волками их остановили только ведьмы, которые запечатали в священном месте братьев с помощью магической печати. Сломать печать можно было лишь с помощью крови первой ведьмы, содержавшей её мощь, и никак иначе. Мир получил свободу от первых узурпаторов, но их последователи остались. Они разбились на три клана и заключили мир с волками и ведьмами. А первой ведьме пришло видение о страшном будущем, когда печать сломается, и та с грустью осознала, что мир в Саяре останется ненадолго. И тогда она поведала союзникам о пророчестве, о наследии своих братьев — артефактах силы — и о том, что свершится века спустя… «Легенды Таксодонии»,из записей Первых обрядов,
928 год Айлийскому календарю Следующий лист был вырван целиком из книги. Поэтому что это было за пророчество мне узнать не удалось, зато на последующем листе сохранился небольшой кусок текста, гласивший: С тех пор Саяра обагрена кровью, и та будет продолжать литься, покуда трон не займёт истинная Императрица. От этих строк мне стало не по себе. Я встрепенулась, ощущая прохладу. Оглянулась и поняла, что пока я с горем пополам читала длинный текст, на замок уже опустился вечер. Темнота погружала читальный зал в загадочную дрёму, побуждая мурашкам пробегать по телу. Я вновь заглянула в книгу, понимая, что прочла не более десяти страниц и в голове мелькнула мысль, будто нечто похожее я уже где-то слышала, но в другой трактовке. Задумалась, перебирая в голове все известные мне легенды и с ужасом поняла, что эта история очень напоминает легенду о Пяти. Но ведь всё было иначе. Это знает каждый саярец. Пятеро и Ночь были святыми, храм чтил их лики. Они никак не могли быть… Я вновь перечитала текст, находя параллели. Потом придвинула к себе книгу, открытую на развороте с информацией о кланах, и вновь перечитала информацию оттуда. Три клана, артефакты, обращение, кровь, жажда — легенду и текст объединяли эти слова, заставляя мозг лихорадочно соображать. Но… я не верила в легенды и больше не верила в Пятерых. Сглотнула и закрыла глаза, пока внутри черепной коробки билась ускользающая от меня мысль… «… Брат ведьмы, принявший яд, обрёл невероятную способность к эмпатии. Но за приобретённый не от природы Дар он получил и свою кару — жажду человеческой крови, которая с того дня преследовала его, куда бы он ни шёл. У него пропал аппетит к обычной еде, его клыки удлинились, став хищными, а сам он стал быстрее и сильнее. Со зрением не хуже кошачьего он в тайне от сестры-ведьмы стал охоться чтобы удовлетворять свою нужду и убивая невинных…» Перечитав этот отрывок, я вспомнила о монстрах из поверий саярцев. Тех, кем пугали детей и юных девушек, чтобы те боялись выходить из дома под покровом ночи. Вампирами. Теми, кто питается людской кровью. «Нет, это было бредом. Бредом, потому что я не вампир, а у меня есть Дар. Это всё глупости, легенды могут врать». Я повторяла эти слова себе мысленно до тех пор, пока сама в них не поверила. Если бы Император, Киран или иные люди были вампирами, я бы заметила. У вампиров ледяная кожа, они боятся света. А прикосновения Кирана были обжигающими, Дарэй и другие выходили на солнце, и всё это было сказками. Глупостью. Но почему-то я не хотела забрасывать эту книгу и у меня оставалось желание прочитать её до конца. Я закрыла книгу, отнесла её на место и запомнила, где потом её искать, а в моей голове продолжали стучать слова. Яд. Бессмертие. Кровь. Жажда. Волки. Ведьмы. Власть. Дар. Постепенно прочитанное складывалось в общую картину. Дар первого брата — Дар Рассвета. Эмпатии. Именно этот факт натолкнул меня на мысли о Пяти. Но легенды и храмовые писания слишком разнились, хотя в прочитанное я теперь верила гораздо больше, нежели в религиозные писания. Получается, богиня Ночи была ведьмой согласно этой легенде? Но что за земля Первых? Я до сих пор не понимала, где она находится. Может, в Таксодонии? Вернув книги на полки, я вышла из библиотеки на прохладный воздух коридора. Сад, раскинувшийся за балюстрадой, манил вечерней прохладой. Мне хотелось узнать правду. О Ритуале, о богах, о своём Даре. Но я понимала, что без вопросов касаемо своих дарований не смогу этого сделать и мне оставалось лишь пытать счастья, ища информацию в книгах. Да, мне определённо нужно прийти ещё раз в библиотеку, покопаться в фолиантах и найти больше информации, но на сегодня хватит. Тёмные и пустые коридоры пугали меня, но я, сжав кулаки, продолжала идти к своим покоям. Налево, потом по лестнице и направо… Однако смятение, переполняющее меня в тот момент, сыграло злую шутку и до комнат я уже не дошла. Всё произошло настолько быстро, что я сначала и не поняла случившегося. Вот я иду, готовясь свернуть за угол. А вот, уже вместо того, чтобы разминуться со служанкой, ещё не заметившей меня и заворачивающей в коридор, оказываюсь… Её тенью. Теперь я не иду вперёд, куда намеревалась, а скольжу за ней по пятам, вместе с тёмноволосой девушкой спеша обратно в северную часть дворца. Пытаюсь противиться и вновь получить власть над своим телом, мгновенно забывая всё что прочла в библиотеке в порыве борьбы с собственной силой, но терплю неудачу. Тем временем служанка уже оказывается в другом крыле и останавливается возле дверей, стуча в дверь. Дверь открывается и на пороге я вижу советника Оллинза. Всё внутри меня сжимается, я застываю под тяжелыми воспоминаниями об аукционе и его попытках выкупить меня. Боюсь, что он заметит меня, но советник не обращает на меня и капли внимания, ведь сейчас я лишь тень служанки, принесшей ему весть. — Господин советник, герцог всё-таки склонил Императора на мирное урегулирование конфликта с Таксодонией, — шепчет служанка Оллинзу. — Утром пришли вести, лорд Реппиш смог договориться с герцогом Таксодонии. Я слышала это своими ушами, когда Киран Ердин разговаривал с лордом Сейлемом. — Не врёшь, София? — Нет, господин. Советник смеряет взглядом служанку, выглядывает в коридор и, отметив, что там больше никого нет, скрывается в своих покоях и возвращается с запиской, в которую что-то дописывает, прислонив бумагу к стене. Пользуясь случаем, я подглядываю и читаю там: «Как и планировали. Через сутки. Огнём, земли Сокола. Причина: отлов ведьм». Я не понимаю, что зашифровал в послании советник, а он в это время сворачивает записку и вручает служанке. — Отнесёшь кардиналу Эмилио. Это срочно. Я еле удерживаюсь, чтобы не судорожно вздохнуть, выдав себя. Хотя, услышат ли они меня? Не хотелось бы проверять. — Конечно, господин. Оллинз захлопывает дверь перед нашими носами, и служанка спешит обратно. Что они с кардиналом задумали? Что за отлов? Кажется, Оллинз играет против Кирана и мира. Но зачем? Эти, как и многие другие вопросы, остаются повисать в воздухе без ответов. Когда служанка заворачивает за очередной поворот, я ощущаю, что силы, связывающие меня с её тенью, истощаются. И, подгадав удобный момент, я материализуюсь в небольшой укромной нише коридора, спрятавшись за портьеры, чтобы моё неожиданное появление никто не смог заметить. Затем, выждав немного, я направляюсь дальше по коридору, поправляя платье и растрепавшиеся волосы. Хоть бы никого не встретить до тех пор, пока не дойду до своих покоев… — О, мисс Блейкли, какая встреча! Я тут же застываю на месте, напряжённая, словно струна. Этот женский голос я узнаю сразу, даже не оборачиваясь. Барбара Фенрир Ладорганская. — Ваше Величество, — оборачиваюсь я с улыбкой и приседаю в неловком реверансе. Барбара стоит в коридоре в одном атласном халате, плавно обтекающим её сильное, подтянутое тело. Светлые волосы распущены и свободно струятся по плечам, в её руке бокал. Глаза Барбары прожигают, исследуя каждый миллиметр моего лица. Под её взглядом я нервно сглатываю. Позади Барбары я вижу двух фрейлин. Те смотрят на меня без лишней заинтересованности. — Наконец, я увидела вас, Лайла, вне покоев герцога. Кажется, мне стоит вам посочувствовать, раз Киран вас так заездил, что даже из кровати погулять не выпускает. Мои щёки тут же пунцовеют, а в горле формируется ком от обиды за слова, не относящиеся к правде. Я сжимаю ладони в кулаки. А Барбара прямолинейна… Тем временем жена Императора подходит ко мне ближе. В каждом её движении сокрыта хищная сила. Она волчица в человеческом теле. Своевольная, свободолюбивая, прямолинейная. Опасная. Барбара берёт меня за подбородок и не даёт дернуться или отшатнуться. Рассматривает меня, медленно обходя, словно породистую кобылу. Мне начинает казаться, что под её взглядом я абсолютно нагая. Хотя, что уж тут говорить, в своём лёгком голубом платьице я смотрюсь рядом с ней нелепо. — Недурна. Буду знать вкус Кирана. Барбара щелкает меня пальцем по носу, и я тут же отшатываюсь от нее. Кажется, той нравится такая реакция, потому что Барбара расплывается в довольной, хищной улыбке. — Идёшь со мной пить чай. В смысле пить чай? Я вообще-то собиралась в свои покои! — Но Ваше Высо… — Это не обсуждается, — оборвала моё блеяние Барбара. — Я жена Императора. И это моя прихоть. Идём. Мне не остаётся ничего, кроме того, чтобы подчиниться. Под шелест платьев фрейлин я направляюсь за Барбарой, грустно оборачиваясь на коридор, оставшийся позади. Вот уже второй раз не могу дойти до своей постели за этот вечер. И что жене Императора от меня нужно?! Покои Барбары оказываются отделёнными от покоев Императора — по обстановке я это понимаю сразу. Но рассмотреть покои не успеваю, так как Барбара, направляющаяся явно к гардеробной комнате, без стеснения сбрасывает свой халат, оказываясь полностью обнажённой. И я от шока в этот момент запинаюсь на коврах и чуть было не растягиваюсь на полу, но в последний момент нахожу способ удержаться на ногах. По лицам фрейлин не понять того, как они относятся к таким выходкам жены Императора — те просто не выражают ни единой эмоции. Наверное, девушки привыкли. — Рассаживайтесь, начинайте чаепитие, я сейчас переоденусь и присоединюсь, — небрежно машет рукой Барбара в сторону обширной гостиной комнаты, а сама скрывается в гардеробной. Что ж, уже хорошо, что чай мы будем пить не голые. Это радует. Я, конечно, о Барбаре наслышана, но такое… — Держите, мисс, — одна из фрейлин протягивает мне чашку с горячим чаем. И когда мы только успели сесть на диваны, а они — заварить напиток? Кажется, я находилась в шоковом состоянии слишком долго. — Будете печенье? Я натянуто улыбаюсь, принимая из рук фрейлины чай. — Благодарю за чай. Но от печений откажусь. Незаметно принюхиваюсь к напитку. Могут ли они мне что-то подсыпать? Нет, пить я не буду. Годы Шептуном меня многому научили. — Лайла, вы не стесняйтесь. Снова раздаётся голос Барбары и в тот момент я совершаю глупое действие — поднимаю голову. Лучше бы не поднимала, ибо за это время жена Императора не удосужилась ещё надеть на себя ничего, всё ещё светя передо мной своими женскими достоинствами. Мне неловко, во мне воспитывали порядочную девушку, которая вот так вот перед незнакомцами не будет щеголять практически нагишом… Хотя, что уж говорить, я вообще в практически ночной сорочке выходила в зал во время аукциона. Правда, тогда выбора у меня не было, а вот у жены Императора он точно имеется. Но всё равно, почему голая здесь Барбара, а стыдно за неё мне?! — Я же могу с тобой на «ты» и по имени? — интересуется Барбара, прямо при всех нас натягивая на себя нижнее бельё. — Конечно, — буркаю я, уткнувшись носом в чашку чая в своих руках. — Я тебя не смущаю? — вновь уточняет Барбара нахальным тоном. О нет, конечно же нет! По мне видно, что я ничуть не смущена! Особенно, когда сижу красная, как рак, и готова прямо сейчас трагично хлюпнуться в обморок!! Барбара, не дожидаясь моего ответа, просит одну из фрейлин помочь ей с переодеванием. О Великая Ночь, зачем я вообще вышла из той ниши… Зачем вообще был нужен весь этот чай?! — Милая пташка, ты такая забавная, — кажется, проходит вечность прежде, чем Барбара возвращается одетой. И за эту вечность я мечтаю утопиться в чае от собственного стыда за ту ситуацию, в которую я попала. Сначала я к голому Кирану влезла в спальню, теперь видела тело жены Императора. Что дальше? Увижу мужское достоинство Дарэя? О святая Ночь, чем я только думала, когда заваривала эту кашу! — Если тебе в обществе моих фрейлин не комфортно, мы может их отослать. — Нет, всё отлично! — даже слишком спешно отвечаю я. Только не надо отсылать фрейлин! Я и с ними Барбару боюсь, а без них вообще будет ещё… Я стреляю взглядом на Барбару, сидя на самом краешке дивана, в то время как жена Императора развалилась на подушках напротив, вновь буравя меня взглядом. — Хорошо, тогда знакомься. Это Саманта и Флоренс, — Самантой оказалась высокая фрейлина с чёрными волосами и зелёными глазами, а Флоренс — русая с серыми глазами, одетая в зелёное платье. — Мои фрейлины. Это я уже поняла. Спасибо. Но буду теперь хоть знать имена тех, кто застал мой позор здесь. — Приятно познакомиться, — мой голос уже похож на писк. Фрейлины мне улыбаются, попивая чай. И, кажется, в присутствии Барбары со мной общаться не собираются. — Ты меня боишься? — уточняет Барбара, вместо чая наливая себе вино в бокал. — Правильно. Мне нравится, когда меня боятся, — она отвечает на свой же вопрос. — Вот только не понимаю, нравится ли подобное Кирану… Знаешь, а ведь со мной он спать не стал. — Оу… — это единственное, что я могу из себя выдавить, вновь утыкаясь взглядом с чашку. На ней золотая каёмка, очень искусно выполненная. Красиво. Слышу, как Барбара хмыкает. — Неужели ты ещё девственница? Так на всё смешно реагируешь, пташка, — она наклоняется ко мне, и я лишь усилием твоей воли заставляю себя не отшатнуться, чтобы не расплескать чай. — Неужели он ещё не сорвал твой цветочек? Ну всё. Определённо, если есть точка, когда моему бедному сознанию стоит покинуть это место, то это точно она. Ведь… Странно. Неожиданно я понимаю, что мой разум проясняется, приходит спокойствие, страх перед Барбарой и стыд за её слова уходят. Моё дыхание выравнивается и будто бы даже щёки перестают гореть. Я вспоминаю зачем я вообще приехала в этот дворец. Здесь я невестка герцога Ладоргана, а не простушка из деревни. Что там Киран говорил на счёт того, зачем я ему нужна? Что-то о спутнице для отведения слухов. Возможно, ему нужна была невеста именно для того, чтобы показать своему другу Императору, что он не зарится на его жену. Значит, за моей спиной должен прятаться Киран, чтобы увильнуть от напора Барбары. Ведь ещё на балу было ясно — она точно неравно к нему дышит. К моему, чёрт подери, Кирану. И плевать, что я подставная невеста! Я заставляю свою спину выпрямиться, как и подобает знатной девушке. Отставляю чашку на стеклянный столик, расправляю складки на платье, выравниваю дыхание. Барбаре нравится чувствовать своё превосходство, давя на меня. Поэтому она не отстаёт. Значит, я сделаю так, что она сама захочет прервать разговор. — Наши постельные дела, Ваше Величество, останутся в нашей спальне, если вы не против, — улыбаюсь я, поднимая на Барбару взгляд. Собираю по крупицам всю свою выдержку и дерзость — эти две вещи мне точно сейчас понадобятся. Где там твой нестабильный характер, Лайла? Его срочно требует ситуация. Но главное — не перегнуть. Всё-таки, она вторая персона по значимости в Ладоргане и Вэльске. — Вас туда Киран не приглашал и я, к сожалению, тоже пригласить не смогу. Прошу прощения, но мы не любим посторонних в нашей кровати. Барбара прекрасно владеет собой, потому что на её лице ничего не меняется. Лишь во взгляде проскальзывает удивление. Она сощуривает глаза, складывая руки на груди. — Ого, у милой пташки есть голосок! «У пташки не только голос есть, но и кинжал под платьем!» — мысленно ворчу я. Но этого я, конечно, говорить ей не буду. — Лайла, а мы можем с тобой подружиться, — растягивается в довольной улыбке Барбара, продолжая свою речь. — Мне кажется, что мы бы с тобой поладили. Ага, конечно. Я вкладываю в свою улыбку немного яда. Барбара всё прекрасно подмечает. Нет, конечно, врага в её лице я иметь не хочу, но как иначе мне с ней разговаривать? Дружить-то с ней я точно не собираюсь. — Я подумаю над вашим предложением. — Мы же с тобой на «ты». Забыла? Просто Барбара. Эта «просто Барбара» меня бесит. Можно ли это сказать ей «по дружбе»? Нет, Лайла. Держи себя в узде. Ты холодная, словно лёд. Ты выше всего этого. Кстати, а что вообще я должна делать в качестве невестки герцога? Отпугивать от Кирана воздыхательниц, играя роль дворцового пугала? — Хорошо, Барбара. Мне было приятно посидеть и попить чай с тобой. Но сейчас прошу откланяться. Меня ждут дела. В кровати герцога, ну ты поняла. Я спокойно поднимаюсь с дивана. Барбара, хмыкая, встаёт следом. Её фрейлины вскакивают, следуя за ней двумя тенями. — Я тебя провожу, — Барбара накручивает мой локон себе на палец и кивает на дверисвоих покоев. — Буду рада, если снова заглянешь ко мне. — Всенепременно, — лгу я, идя за ней. Моя спина настолько прямая, что кажется — секунда, и позвоночник хрустнет, надломившись. Фрейлины распахивают двери, пропуская меня в прохладу коридора. Но перед тем, как я выскальзываю за дверь, делая прощальный реверанс и прощаясь с Барбарой как того требовал этикет, та успевает хищно шепнуть мне на ушко: — Будь аккуратна, Лайла. Здесь всё не то, чем кажется. И этот дворец полон монстров. Таких, что ты и представить себе не можешь в худших кошмарах. Но ты забегай ко мне на чай. Буду ждать. Меня обдаёт её запахом — ферулы, вина и роз — прежде чем я выскальзываю прочь из логова волчицы. Но её слова преследуют меня ещё долго, заставляя вспомнить о том, что я прочла в библиотечных книгах. *** Когда я оказываюсь в наших с Кираном покоях, в моей крови всё ещё бурлит адреналин после разговора с Барбарой. Я горжусь собой и рада, что смогла взять всё в свои руки и оборвать такое ко мне отношение. Правда, логике действия Барбары не поддавались, как и её слова. Зачем она желала получить ещё и Кирана, когда у неё был Император? Бессмысленный вопрос. Наверное, он ей нужен как трофей в любовном деле. А со мной она так ведёт, ибо явно Барбара к недавнему времени уже достигла определённых успехов. И тут появилась я, которая сама ввязалась во всё это по собственной дурости… Не сразу замечаю, что в гостиной, куда вошла, я не одна. Киран сидит в кресле, закинув ногу на ногу и потягивая янтарную жидкость из хрустального стакана. Пламя в камине отбрасывает на него свои яркие всполохи, удлиняя и обостряя тени. — Здравствуй, сердце моё, — приветствует меня Киран, усмехнувшись. Кажется, он не в настроении. Собственно, как и я. — Добрый, мой милый. Возможно, я перегнула палку, потому что брови Кирана удивлённо взмывают вверх. Он прячет улыбку за стаканом, но ничего не говорит мне по поводу такого обращения. — Как прошёл вечер? — Отлично, — я подхожу ближе. Вспоминаю интересный нюанс. Забавно, я ведь тогда в покоях Барбары назвала Кирана своим… — Провела его в чудесной компании. Герцог непонимающе смотрит на меня своими завораживающими синими глазами. Они сияют в полутьме гостиной, словно сапфиры. Я задерживаю взгляд на его губах. — Компании кого? — Барбары Ладорганской. Ты ведь привёз меня сюда чтобы уберечь себя от её посягательств на твою натуру? Киран закашливается, хлебнув из бокала ещё жидкости. — С чего ты решила? — Она мне довольно прямо рассказала о том, что с ней ты не стал спать. Кажется, этот факт её расстраивает. О Ночь, что вообще я мелю? Она же жена Императора! Его друга! И я тут со своим нахальным тоном… говорю о вещах, за которые мне вообще должно быть стыдно. Но уже поздно, а огонь в моём теле никак не потухает. Ему нужен выход, и моя дерзость так некстати вместе с ним вновь рвалась наружу. — Да, — ухмыльнувшись, качает головой Киран. — Барбара очень своеобразна и прямолинейна. Я буду удивлён, если тебе она чего похлеще не предложила. — Что именно похлеще? — не понимаю я, впадая в ступор и ощущая, как нахальство медленно уступает своё место смущению от этого разговора. — Не бери в голову, — отмахивается Киран. — Но будь с ней аккуратна. Барбара всегда немного не в себе, когда не получает желаемого. Да и к тому же стыда у неё нет, как и норм приличий. Я уже это прекрасно поняла. На ярких, живых примерах. — Приму к сведению. А как твой вечер? Мы с Кираном виделись сегодня три раза, и в каждый из них я заставала его в разном настроении. — Паршиво. Присаживаюсь на подлокотник кресла, вызываю у него удивление. Но я не хочу об этом даже задумываться — просто какая-то частичка меня желает быть к нему ближе. Мой Киран. А мой ли он? Эгоистично думаю, что я правда бы хотела, чтобы он был моим мужчиной. И не на зло Барбаре. Хотя… По привлекательности Киран в разы превосходит Дарэя. И это просто факт. Ничего личного. — Расскажешь почему? — тихо интересуюсь я, стараясь не касаться его плеча своим. Меня всё ещё разрывают противоречия: меня тянет к нему, но я понимаю, что всегда отшатываюсь, стоит ему сделать первый шаг ко мне навстречу. И нет, дело не в том, что я словно пугливый кролик. Хотя и это тоже. Милая пташка… Эта фраза тут же напоминает мне Барбару и закусываю губу. — На севере какая-то шайка идиотов поджигает деревни, — я вижу, как на красивое лицо Кирана скользит тень. Возможно, я сую нос в те дела, которые меня не касаются. Но я правда не знала больше, о чём его спросить. И уходить, оставляя его одного в мрачном настроении мне не хотелось. — Это волнует народ, заставляет его усомниться в силе Императора. И пограничный Вэльск недоволен такой слабой репутацией Ладоргана. Сейчас как никогда важно знать, где в следующий раз объявятся эти поджигатели и вызнать, кто за этим стоит. А я никак не могу нащупать нить, ведущую к виновникам, и меня это раздражает. Я сразу вспоминаю записку, которую советник Оллинз передавал кардиналу. Огонь, через сутки, земли. Я была уверена, что там было сказано именно об этом! — Они это делают, прикрываясь якобы отловом ведьм? — не своим голосом уточняю я, решив подтвердить свою теорию о достоверности данных. Герцог молча переводит на меня свой взгляд. Он серьёзен и собран. — Откуда ты знаешь? Сглатываю. Рассказать или нет? Сложно. Но я понимаю, что возможно эту информацию Киран и ищет, и та может ему помочь. Я должна ему всё рассказать, ведь Киран хорошо ко мне относится. Но как это сделать, не раскрывая моего Дара? Решено. Прикроюсь тем, что я была Шептуном. Не очень хорошим, но ему об этом знать не обязательно. — Я проследила за служанкой и увидела, как она встречалась в коридоре с советником Оллинзом, — начинаю я. Я же из Братства, как-никак! Киран должен поверить в мои способности шпиона! — Она передала ему послание, а Оллинз ей записку. — Так. И что значилось в этой записке? Я рассказываю ему обо всём, что услышала и увидела. Киран хмурится, а потом неожиданно берёт мою ладонь и оставляет на ней лёгкий поцелуй. — Лайла, ты сейчас преподнесла мне бесценный подарок. Я не знаю, как тебя благодарить, моя маленькая тень. — Твоя маленькая тень? — улыбаюсь я, удивившись. — Да, моя маленькая тень, — повторяет Киран, не сводя с меня взгляда. Наши лица находятся близко друг к другу, и я чувствую, как в низу живота нарастает жар. И это прогоняет из головы вообще всё, оставляя лишь сидящего рядом безумно красивого мужчину. — Я рада, что смогла быть для тебя полезной, — выдыхаю ему прямо в губы я. Сердце пропускает удар. Киран поднимает руку и пальцем проводит по моим губам. Я невольно приоткрываю рот, безотрывно смотря ему в глаза. Он имеет надо мной слишком большую власть. И я надеюсь, что Киран об этом не догадывается. — Если ты в следующий раз принесёшь мне столь полезную информацию, я обещаю исполнить любое твоё желание. Слова Кирана для меня неожиданны и возвращают меня в реальность, где я глупо хлопаю глазами. — Абсолютно любое? Я смогу попросить всё, что захочу? «Даже если я пожелаю разорвать наш контракт, он выполнит мою прихоть?» Почему-то это первый вопрос, возникший в моей голове. Кажется, Киран понимает, о чём я сейчас думаю. И, кажется, немного грустно подтверждает: — Да. Мне становится неловко от того, что он подумал, будто я хочу от него сбежать. На самом деле это не совсем так… Поэтому уточняю: — А желания можно копить? Мне удаётся вызвать у Кирана лёгкую улыбку. Он щурит глаза. — Можно. — Тогда вам в скором времени придётся исполнять гору моих желаний, Ваша светлость, — говорю ему я, легко вскакивая на ноги и собираясь направиться в свою комнату. Киран меня не останавливает, и лишь когда я уже почти скрываюсь за дверями, говорит: — Я уже весь в нетерпении, моя маленькая тень. И от одного этого предложения, его низкого голоса и придыхания, с которым Киран это сказал, все мысли о разрыве нашего соглашения покидают мою голову, сменяясь на мечтания о желании совсем иного рода…
Глава 18. Лягушки и лошади
— Я это не надену и никуда не пойду. Стоя с упёртыми в бока руками, я поджимаю губы, смотря на Кирана. Да, возможно я выгляжу не столь воинственно сразу после пробуждения, но уверена в своём решении. — Лайла, ты это наденешь, так как сегодня у нас с тобой первое занятие верховой ездой, — Киран кивает на лежащий на кровати костюм. — Его пошили специально для тебя на заказ. — Я не хочу учиться ездить верхом, — упрямлюсь я, как самая настоящая коза. И ведь действительно не хочу — в прошлый раз у меня бёдра болели почти неделю! А походка походила на ковыляние старухи, но никак не девушки. Киран что хочет, чтобы я вновь ударила перед всеми в грязь лицом, ковыляя по дворцу таким образом? Или сидела взаперти, лишь бы никто не видел этого позора? — Лайла, послушай. Я понимаю, почему ты не хочешь идти на занятие… — Нет, не понимаешь! — Понимаю, — более суровым голосом обрывает меня Киран. — Я не слепец и видел, что в прошлый раз от непривычки у тебя болели мышцы. И я обещаю, в этот раз такого не будет. Я попросил портного прошить дополнительной тканью зону бёдер, чтобы занятия не приносили тебе неудобств. Он говорит правду? Я не знаю, что сказать, застигнутая врасплох. И какую отговорку ещё придумать, раз Киран так быстро меня раскусил? Тем временем, герцог продолжает, улыбаясь уголками губ: — А умение ездить верхом тебе ещё пригодится, так как мы в скором времени отправимся домой. И в этот раз тебе придётся ехать на лошади одной, ведь я поеду другой дорогой в целях нашей безопасности. Мысли о повторении той поездки заставляют меня скиснуть. — А как же Джонатан? Разве я не могу поехать на одной лошади с ним? Во взгляде Кирана что-то меняется и отвечает он мне уж слишком резко: — Исключено. — Но почему? — мой протест звучит слабо. Киран что… ревнует меня к шестнадцатилетнему мальчишке? — Потому, что я так сказал, — его ледяной тон заставляет меня вздрогнуть. Киран, видя такую реакцию, смягчается. — К тому же это вопрос безопасности, сердце моё. Я тяжко выдыхаю. Киран трактует мой грустный вздох по-своему. — Я буду обучать тебя постепенно. Ты привыкнешь, и обратная дорога не будет казаться тебе адом. Тем более, что я действительно знаю, каково это — стереть бёдра от конной прогулки. Первый раз, когда я сел на лошадь, я не думал о такой ерунде, а потом мучился от боли. Поэтому повторяюсь: я обещаю, что такого опыта у тебя не повторится. Его вообще могло бы не быть, если бы мы поехали в карете! Но этого вслух я, конечно, не говорю. Наверное, у Кирана тогда были свои причины. А у меня одной травмой больше — одной меньше. — То есть ты даёшь мне слово, что за сегодняшнее занятие не заездишь меня так, что я не смогу ходить? Повисло неловкое молчание. Фраза прозвучала двусмысленно, и я это поняла лишь мгновения спустя, залившись краской. Киран кашлянул, будто и сам подумал в том же ключе, а потом заверил: — Всё будет хорошо, моя маленькая тень. Мой боевой настрой спал, и я сдалась, решив, что навыки верховой езды мне действительно могут пригодиться. — Отвернёшься, чтобы я могла переодеться? Второй раз мне удаётся увидеть открытую улыбку Кирана, обрадованного моим решением, и я замираю от того, насколько этот мужчина красив. — Хорошо, — Киран отворачивается, а я подхожу к комоду, чтобы вытащить оттуда нижнее бельё. — Я рад, что ты приняла верное решение. Я стягиваю с себя ночную сорочку и начинаю натягивать нижнее бельё, когда неожиданно поднимаю глаза на зеркало туалетного столика и встречаюсь взглядом с Кираном. Его взгляд пришпиливает меня к месту, заставляя дыхание сбиться. Тот настолько чувственно прикован к моему телу, что я тут же начинаю гореть от смешанных эмоций, переполняющих меня. Зрачки Кирана топят радужку, делая его взгляд тёмным и греховным. Полным дикого первобытного желания. На меня ещё никогда так никто никогда в жизни не смотрел… Опомнившись, я тут же прикрываюсь верхом костюма. Мои щёки пытают. — Прости, но ты сказала отвернуться. А не подсматривать не уточняла. Его голос низкий, но в нём слышатся нотки веселья. — Но это подразумевалось!! — В следующий раз буду иметь в виду. Я быстро натягиваю на себя костюм, стараясь не думать, что Киран видел меня полностью обнажённой. Расчёсываю волосы и заплетаю их в косу, а потом вспоминаю о юбке, в которой ехала в прошлый раз. Она постирана и сложена в гардеробе — её придётся надеть, потому что не думаю щеголяние по дворцу в штанах девушке будет хорошей идеей. Надеть-то придётся, вот только зашнуровать сама я её вряд ли смогу… — Поможешь? — спрашиваю я у Кирана, который расположился на стуле в ожидании того, когда я буду готова. Он сразу понимает в чём дело и тут же встаёт, в два шага сокращая расстояние между нами. — Помогу. Вот только расшнуровывать твои платья мне нравится гораздо больше. Я стреляю на него взглядом, и Киран усмехается, прежде чем развернуть меня к себе спиной и начать шнуровать мою юбку. Мне нравится то, насколько выверены все его движения. Рядом с Кираном я неловкая овечка, а он — хищник, который умеет подчинить себе. Правда, к нему я больше не чувствую страха. Возможно, сказываются все эти дни, проведённые под одной крышей. А возможно — моя глупость влюбляться в человека, когда через пару месяцев мы с ним разойдёмся, как в море корабли. — А ты умеешь шнуровать женские платья и юбки, — скорее как факт, чем как попытку поддеть Кирана говорю я. Осматриваю себя в зеркале и прихожу к выводу, что наконец готова. — Приходилось помогать Дженне в юности, потому что служанок она терпит из ряда вон плохо. — Дженне? — чувствую еле ощутимый укол ревности из-за названного им женского имени. Киран же напротив абсолютно спокоен. — Сестра-близнец моего друга, хотя мне самому Дженна как сестра. Они с Митрисом и Реем часто жили в моём особняке, когда мы с Дарэем ещё были юнцами. Что-то я разговорился, — качает головой Киран. — Не бери в голову. Итак, помимо Рейнольда и Дарэя в их компании есть ещё некие Дженна и Митрис. И при упоминании Дженны в голосе Кирана звучит практически братская теплота. — Готова? — Да. — Тогда поторопимся. Вечером у нас ужин. — Ужин? — переспрашиваю я. — Да. С Дарэем, Барбарой и Реем. Семейный вечер. — И как же мне себя вести на этом семейном вечере? — уточняю я правда не зная, как реагировать. Рейнольд уже в курсе кто я. А вот Император с его женой нет, и Барбара меня явно недолюбливает. Ужин в их кругу звучит как какое-то событие исключительно для тех, кому доверяют близость к семье. И каким образом там я должна там играть свою двоякую роль? — Просто будь собой, — отвечает Киран, когда мы уже идём по коридору. Будь собой — просто замечательно! Это самое тяжелое для меня задание. Ведь кто я не знаю даже я сама. *** — Знакомься, это Ворон. Киран поглаживает морду иссиня-чёрного коня, который громадой нависает надо мной. У лошади добрые чёрные глаза — Ворон смотрят на меня с любопытством. Грива Ворона струится чёрным водопадом, уши коня забавно ходят туда-сюда, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Мы с Кираном и Вороном стоим на огороженной площадке для верховой езды. По правую руку располагаются конюшни, из которых нам вывели уже осёдланного Ворона, по левую — начинается дворцовый сад. Эта площадка будто скрыта ото всех, даже окна замка не выходят на неё. Всё вокруг утопает в зелени и плюще, из сада доносится пение птиц, а из конюшен — насвистывание конюхов, убирающих стойла. Неподалёку на ограждении площадки висит моя юбка, которую я сняла, чтобы мне ничего не мешало, оставшись в костюме. — Не бойся, Ворон очень спокойный конь. Киран берёт мою ладонь и подносит ближе к морде коня. Ворон рассматривает её и потом утыкается в неё мягким носом, вызывая у меня улыбку. Я тут же чувствую гораздо большую уверенность при общении с лошадью и даже начинаю второй рукой гладить Ворона. Тем временем Киран достаёт морковь и протягивает её мне, предлагая покормить коня. У меня есть опасения, что Ворон может откусить мне пальцы, но желание попробовать прикормить скакуна перед уроком езды кажется мне правильным. — Положи лакомство на ладонь, — Киран вновь берёт мою руку и поворачивает ладонью вверх, кладя на неё половинку морковки. — И дай Ворону. Я успеваю лишь чуть развернуть руку к лошади, как Ворон тут же тянется за лакомством и мягкими, чуть шершавыми, губами берёт морковь с моей ладони. В последний момент я с усилием удерживаю себя, чтобы не вскрикнуть от неожиданной радости, обуявшей меня, но вовремя вспоминаю, что не стоит пугать коня. Сапфировые глаза Кирана одобрительно блестят. Он отходит от меня на пару шагов, чтобы осмотреть точно ли все ремешки хорошо застёгнуты у седла и стремян. Герцог даёт мне ещё моркови, и я тут же скармливаю всё довольному Ворону, поглаживая его по шее. — Итак, приступим, — говорит Киран, когда удостоверяется в том, что с седлом, уздой и стременами всё в порядке. — Уже? — протягиваю я, понимая, что пока не готова оторваться от кормления и поглаживания животного. — Уже, сердце моё. Ворон нетерпеливо переступает с ноги на ногу, смотря на меня и явно ожидая ещё порции морковки. Но нет, малыш, теперь мы уже познакомились и Киран планирует посадить меня на тебя. — Подойди к коню слева, Лайла, — звучит голос Кирана и я подчиняюсь. — Умница. Погладь его и расслабься. Теперь помести левую ногу в стремя и схватись за гриву вот здесь, — он показывает область холки. — Это поможет тебе забраться в седло. — А ему не будет больно? — Нет, в холке у лошадей нет нервных окончаний. Да, вот так. Берись смелее. Отлично! Отталкивайся правой ногой от земли, приподнимая корпус, и перебрасывай ногу через спину Ворона. Стараюсь выполнить всё точно, как говорит Киран, но не рассчитываю того, что конь оказывается таким крупным. От того, чтобы позорно сползти по спине скакуна вниз, меня спасает Киран, тут же подхватывающий меня и прижимающий к своей груди. — Всё хорошо? — Да, — киваю я, сглатываю слюну. — Попробуем ещё раз? — Конечно. Через несколько попыток мне удаётся усесть на коня, и я собой очень горжусь. Теперь я смотрю на герцога с высоты и ему приходится задирать на меня голову. Ветер треплет его чёрные волосы, играя с прядями, а солнце уже вовсю греет площадку своим летним жаром. — Ты умница, Лайла, — хвалит меня Киран, поглаживая коня по морде. — Теперь освоим шаг. Я вскидываю глаза к ясному небу, немного погрустнев. А я-то думала, что на этом наше первое занятие закончится. Не тут-то было! — И что мне нужно делать? — уточняю я, когда Киран вкладывает мне в руки поводья. — Подайся туловищем вперёд и чуть сожми туловище коня ногами. Тогда Ворон пойдёт шагом. Выполняю сказанное и конь действительно трогается с места. Стараюсь удерживать вертикальное положение, пытаясь приноровиться к движениям лошади. Это сложно — без опоры позади я то и дело начинаю болтаться в седле. Но Киран спокойно поправляет меня, постоянно находясь рядом, а Ворон ведёт себя крайне спокойно. И с поддержкой я учусь гораздо быстрее. Киран ведёт коня по круглой площадке за длинную верёвку, позволяя мне ехать по кругу пока не управляя скакуном. Постепенно я расслабляюсь в седле, находя правильный баланс, и начинаю чувствовать себя более уверенно. Мне хочется перейти с шага на лёгкую трусцу и я, поддавшись порыву, ритмично ударяю стопами в бока Ворона. Конь ускоряется, а Киран неодобрительно качает головой: — Лайла, нам некуда торопиться. Но мне нравится ощущение езды, тем более что на коне я уже два раза каталась до этого с Кираном и Реем. Теперь я уже веду коня практически сама, вспоминая всё, что мне уже ранее рассказал по этому поводу Киран. И всё бы было хорошо, если в какой-то момент я не слышу со стороны конюшен крайне знакомый мне голос. Когда мы с Вороном поворачиваем, мне удаётся рассмотреть то, что раньше было за моей спиной. В тот момент Барбара Фенрир Ладорганская уже отъезжает на своём белоснежном жеребце от конюшен по направлению к нам. Только её ещё здесь не хватало! На Барбаре похожий на мой костюм для езды, только тёмно-бордового цвета. Её волосы распущены и собраны в маленькие косы лишь у самого лица. Барбара смотрит на меня снисходительно и мне это не нравится. Я не хочу оставаться здесь, пока она тренируется. — Киран, я хочу прокатиться по саду, — говорю я, наклоняясь и отстёгивая от узды верёвку, что всё ещё держит в руках Киран. — Это исключено. Ты ещё не настолько опытный наездник. Кажется, Киран всё понимает, но явно недоволен моим решением. Правда, спрашивать его одобрения я не собираюсь. Припускаю коня, и он срывается с места, направляясь к распахнутым в сад воротам. Киран что-то кричит, но в моих ушах уже свистит ветер. Я врываюсь в полуденную прохладу сада, спасаясь под тенью деревьев от зноя, позволяя коню трусить по тропинке. Кажется, мы с Вороном стали единым целым, потому что я сижу в седле крайне уверенно. Ускоряю бег и несусь на коне в глубину сада, не думая о том, что могу кого-то снести. Всё-таки цоканье копыт коня всегда слышно издалека, а садовники, которые могут тут быть, не глухие. Дворцовый сад навевает на меня странные, смешанные воспоминания. Постепенно обстановка вокруг становится более дикой, а розы, иногда цепляющие бока Ворона, остаются позади. Выскакивая на поляну перед прудом, я не успеваю дать Ворону команду повернуть, и мы на полном бегу влетаем в воду. От неожиданности и столпа брызг я натягиваю поводья. Конь становится на дыбы, и я, не удержавшись в седле, слетаю с него в воду. Ворон уносится к берегу, оставляя меня по пояс в воде — мокрую, злую и с раскрасневшимися щеками. — Лайла! — раздаётся голос Кирана и герцог выходит на берег пруда, замечая меня. Он не выглядит запыхавшимся. Не знаю, как ему так быстро удалось меня нагнать и выследить, но сейчас меня больше интересует то, как болит моё бедро от удара. Я шиплю, понимая, что это лишь ушиб, но вылезти из пруда из-за боли всё-таки не могу. — Вот ты где! Никогда больше так не делай. Я закатываю глаза и злобно стаскиваю со своей головы плюхнувшийся туда при падении лист кувшинки. Киран смотрит на меня и неожиданно его пробирает смешок, который он тут же пытается спрятать за покашливанием. На меня это действие производит эффект сработавшей катапульты, срывая оковы внутренним эмоциям. Значит, ему смешно?! — Что смешного? — вкрадчиво уточняю я, хотя и сама прекрасно понимаю, что выгляжу сейчас из ряда вон глупо. Киран же пытается сделать вид, будто у него не вырывался смешок пару секунд назад. Мои глаза суживаются. — Лайла, выходи из пруда, замёрзнешь. А мне плевать на прохладную воду! — Что смешного? — повторяю я, наблюдая за герцогом, сложившим руки на широкой груди. — Мокрую меня никогда не видел? Плевать на двусмысленность. Я тут не купаюсь нагишом и плотный костюм ничуть не просвечивает то, что Киран и так уже видел. — Ты похожа на лягушонка, — неожиданно забавно отвечает Киран, и в его голосе на мгновение проскальзывает смех. Я теряю дар речи. Так вот значит… Вот значит на кого я похожа! На мелкую, зелёную, склизкую жабку?! — Лайла, я не шучу, выходи из воды. Ай, не будь я такая злая после встречи с Барбарой и падением в озере, я бы ему нормально ответила, что это будет трудно из-за ушиба. Но так как в этот момент я просто зла и не контролирую себя, то упираюсь и противлюсь ему: — А, может, лягушке тут нравится! Я возвращаю сердцевидный лист кувшинки на свою голову и копирую позу Кирана, складывая руки на груди. — Лайла, не заставляй меня лезть за тобой в пруд. — Придётся, ведь я тут решила остаться навсегда! Кажется, мой ответ его шокирует. Я довольна произведённым эффектом — удивлённое лицо Кирана шедеврально в этот прекрасный летний день. Но потом мужчина делает шаг ко мне и уже настаёт моя очередь удивляться. Стоп… Это что, у меня галлюцинации, или Киран Ердин, герцог Ладоргана и побратим самого Императора, закатывает глаза? Ворон, невозмутимо щиплющий травку на берегу, наблюдает за нами с равнодушием. Ещё пару секунд Киран думает, останавливаясь у самой линии берега и сжав губы в линию. А потом ступает в воду. Сказать, что я удивлена, смотря, как герцог идёт ко мне — ничего не сказать. Когда Киран оказывается почти рядом, меня неожиданно пробирает смех из-за сложившейся ситуации. Лягушка, значит? Шалость приходит на ум мгновенно, а магия в моих венах неожиданно откликается на глупую затею, помогая её осуществить. Одной рукой я схватываю многострадальный лист кувшинки, бросая его прямо в Кирана, а другой с помощью магии окатываю его брызгами воды. Герцог с неестественной скоростью успевает перехватить лист прямо перед своим лицом, а вот увернуться от водной атаки ему не удаётся. А я застываю, рассматривая мокрого с ног до головы Кирана, с чёрных волос которого стекает по шее вода, и… Заливаюсь хохотом. — Ну и кто из нас теперь лягушка, а? — выдавливаю я, хватаясь за живот и сгибаясь пополам от хохота. Киран на мгновение смотрит на меня ледяным взглядом, а затем позволяет смеху прорваться сквозь его поистине стальную выдержку. Неожиданно. Мы смеёмся уже несколько минут, а я так и не могу прийти в себя от произошедшего. Смех Кирана красив, как и он сам. Даже когда герцог мокрый с ног до головы стоит рядом со мной в илистом пруду. — Кажется, моя лягушка ушиблась, но не захотела в этом признаваться, — горячие руки Кирана внезапно оказываются на моих бёдрах, под водой ощупывая зону ушиба. Я ойкаю отнеожиданности и контраста прохладной воды и тепла его тела, а когда Киран надавливает на больное место шиплю, пытаясь вырваться. Но от этого лишь сталкиваюсь с герцогом лбами. Несмотря на то, что мой лоб и бедро болят, я застываю в миллиметре от его лица, ощущая, что тону в глазах Кирана. Я вижу, как дёргается его кадык на сильной шее, как подрагивают чёрные ресницы и стекает капелька воды по его острым скулам. Сердце стучит и мне кажется, что он меня сейчас поцелует. И я хочу его поцеловать — губы Кирана так и манят, как и его тело, своим жаром волнами обдающее моё. Моя мокрая одежда липнет к телу добавляя контрастов, а рубашка Кирана насквозь просвечивает мускулы герцога. Мгновение — и мы бы поцеловались. Но нас друг от друга отрывает женский голос: — Решили охладиться, Ваша светлость? Я нехотя поворачиваю голову и вижу Барбару, восседающую на своём коне. Её скакун переминается у самой кромки воды, нюхая гладь и не входя в пруд. Киран тут же уходит в себя — на смену веселью приходит ледяная маска на его лице. Вот только его руки продолжают прижимать меня к себе, не давая нашим телам увеличить оставшееся между нами расстояние. Да мне, в общем-то, этого и не хочется. — Ваше Величество, — приветствую жену Дарэя я. — Барбара, — без официальных норм приличий кивает той Киран. — Да, жарковато что-то стало. — Я не помешала? — с наигранным благодушием уточняет жена Императора Ладоргана. Очень даже помешала! Но говорить это я ей, разумеется, не стала. Она это специально? — Не хотела, прошу прощения. — Прощаем, но просим оставить нас наедине, — вежливо говорит Киран, хотя в его бархатном голосе сквозят стальные нотки. Барбара переводит на меня взгляд, а потом снова возвращает его на Кирана. Уголок её красиво-очерченных губ приподымается. — Мне кажется, что не стоит. Что подумают люди, узнав, что две благородные особы уединяются в пруду? Ах вот оно что! Значит, Барбара решила таким образом спасти нашу с Кираном честь? — Полагаю, тебя это не касается, — отсекает Киран. Они смотрят друг на друга с Барбарой так, будто сейчас между ними происходит молчаливая баталия, где я ощущаю себя лишней. Хотя лишняя тут Барбара, и ей это надо показать как можно быстрее! Неожиданно для себя и Кирана я обвиваю шею герцога руками, подыгрывая ему в нашей маленькой игре. — Правда? — нахально отвечает Барбара, не отрывая взгляда от Кирана и до сих пор не замечая моего гениального хода. — Всё-таки невеста… Что ж. Я не хотела, но придётся использовать более весомое оружие против нахальной волчицы. — Почти жена, — выдаю я, прижимаясь к Кирану и буквально всем телом чувствуя его напряжение. Кажется, он явно с меня в шоке. — Прошу, Барбара, ты ведь никому не скажешь? Мы же подруги! Почти семья. Мой тон можно описать двумя словами: милый и нахальный. Такого от себя не ожидала даже я сама. Но это производит нужный эффект, потому что в этот момент опешивает не только Киран, но и Барбара. Волчица переводит на меня взгляд, отлипая от моего герцога. И, к моему удивлению, подчиняется, скрываясь на коне в зарослях и бросая напоследок: — Конечно, милая пташка. Я никому не скажу. Когда Барбара уезжает, я выдыхаю и ловлю на себе взгляд Кирана. Не могу прочесть его эмоции, но точно понимаю — ругать за такое «представление» меня точно не будут. — Что? — бурчу я, когда молчание затягивается, а мы всё ещё продолжаем прижиматься друг к другу. Его жар передаётся мне, а вместе с ним в черепной коробке начинает биться мысль о желании отстраниться, вызванная страхами из прошлого. — Я раздражаю тебя, да? Своими частыми сменами настроения. — Нет, моя маленькая тень, — шепчет Киран мне на ухо удивительно нежно. Так приятно, что я расслабляюсь в его сильных объятиях, позволяя взять себя на руки и вынести из воды. — Ты единственная, кто может вызвать мой смех и улыбку. — Значит я что-то типа дворцового шута? — незлобно уточняю я и Киран второй раз за этот день закатывает глаза, улыбаясь. А я теряюсь в его улыбке, обхватывая руками его шею. — Определённо нет, сердце моё. Ты слишком красива и мила. Когда он оставляет лёгкий поцелуй на моём лбу, я готова растечься в его руках, сама став водой, из которой меня выносят на берег.Глава 19. Призрак
После этого вечера я точно запомню, что семейный вечер — а именно так охарактеризовал Киран наш ужин — обычно проходит в гробовом молчании. Я не преувеличу, если скажу, что поминки в деревне, где я росла, проходили живее. И уж точно не в таком тёмном зале, мрамор которого давит, винная скатерть оттеняет золотые бокалы, а присутствующие за столом молча ковыряются в своих тарелках. Я отхлебываю из своего бокала вино. Мы сидим здесь около двадцати минут, и за это время только я и Барбара хоть что-то съели. Мужчины просто болтают в бокалах жидкость, даже не пытаясь заговорить друг с другом. Я сижу рядом с Кираном, Дарэй во главе стола, Барбара напротив него, а Рейнольд напротив Кирана. Стул рядом с Реем пустует. Взгляд Рейнольда отсутствующий, Дарэя — задумчивый. И лишь глаза Барбары прожигают во мне дыру, пока я пытаюсь даже не смотреть в её сторону. Дарэй то и дело рассматривает меня из-под опущенных ресниц, вызывая у Барбары негодование. Я же сижу прямо, и лишь спокойствие Кирана помогает мне выдерживать эту пытку. — Дарэй, если ты будешь и дальше продолжать меня игнорировать после нашего разговора, то это будет недостойно Императора, — нарушает голос Кирана эту гнетущую тишину. Дарэй усмехается, и мой взгляд тут же скользит к его резцам зубов. Они чуть заострены, но не так, как у монстров, о которых рассказывают в легендах. С тех пор, как я прочла отрывки из библиотечных книг, я начала всюду искать опровержение тех фактов, что Одарённые на самом деле являются вампирами. — Ты ещё скажи, что друзья и побратимы друг на друга не имеют права злиться. Их диалог эхом гуляет по обеденному залу, в котором мы сидим. Барбара слишком звонко кладёт столовые приборы на тарелку, заставляя меня вздрогнуть. Волчица стреляет на меня взглядом, наслаждаясь произведённым эффектом. Мужчины же, кажется, и вовсе нас не замечают. — Вот именно, ведь мы — семья, — Киран отпивает напиток из своего бокала и аккуратно промокает салфеткой губы. — Семью не предают, семью не унижают перед дамами, за семьёй следуют даже в тёмные времена. Я не понимаю, о чём они говорят, а вот Рей впервые смотрит на Дарэя. — Киран прав насчёт того, что ты задумал, Дарэй, — говорит Рейнольд Императору. — Это не те вещи, на которые можно решаться в одиночку. — Значит, вы уже всё обсудили, — Дарэй складывает ладони домиком. — Какая хорошая работа! В особенности за моей спиной. Обстановка накаляется, и я это чувствую каким-то шестым чувством. Волосы на затылке встают дыбом от того, как разговор постепенно набирает обороты. — Сейчас не место и не время, Дарэй. — Я ваш Император, чёрт-подери!! Голос Дарэя срывается на крик, он хлопает рукой по столешнице с такой силой, что по ней идут трещины. Тарелки подскакивают, бокалы падают, Киран быстро перехватывает мою руку, машинально взлетевшую вверх, чтобы я не заехала себе в глаз ножом. Я не успеваю осознать случившееся, в котором всё происходит слишком быстро. Но вижу, как Дарэй еле сдерживает нахлынувшую злобу, сжав кулаки, на которых от сильного удара даже не проступило и капельки крови, а потом… Что-то лёгкое, словно пёрышко, касается моего разума, но отталкивается от него, будто не в силах на меня воздействовать. Я перевожу взгляд на Рея, глаза которого буравят Дарэя. Его взгляд… настолько страшный, что у меня стынет в жилах кровь. Рей ничего не говорит, но он весь застыл также, как и Киран, ощенившись. Его зрачки сужены и настолько крохотны, что тонут в радужке насыщенного цвета вина. Киран сидит рядом, будто заслоняя меня плечом от Дарэя. Кажется, между этими троими происходит молчаливый диалог… Я вспоминаю, что Дарэй обладает Утренним артефактом. Если Император Одарённый богом Утра Мэнлиусом, то выходит, что возможно они и общаются, но телепатически. Ведь утренний Дар — телепатия. — Мы поговорим об этом потом, — неожиданно спокойно произносит Дарэй, не отрывая взгляда от Рейнольда. — Да, Ваше Величество, — цедит Киран. — Мы же друзья. Дарэй откидывается на спинку кресла, и я впервые вспоминаю о Барбаре, которая сидит так, будто ничего вокруг не происходит. Либо она что-то знает в отличие от меня, либо не знает и относится к этому с полным равнодушием. Как, собственно, должна относиться и я, потому что вряд ли смогу вынюхать пояснения причин произошедшего «взрыва» у Императора. Невольно завидую прямой и уверенной осанке Барбары, как вдруг ощущаю покалывание в своём теле, не предвещающее ничего хорошего. Мой Дар незаметно от всех копирует поведение Барбары прежде, чем я начинаю сама это осознавать. — Интересно, с каких пор друзьям не рассказывают о важных вещах, — решает продолжить диалог как ни в чём не бывало Император. — Например, о невестах. Камень в огород Кирана, однако герцог никак не реагирует на этот выпад друга. Рей вновь утыкается в свой бокал, и обстановка вновь становится такой, какой была несколько минут назад. Но мой пульс, всё ещё бешенный после испуга, никак не может столь же быстро восстановиться. Мои руки застывают над тарелкой. Точно также, как застывают руки Барбары, сидящей рядом. Волчица берёт в руки свою салфетку. Я зеркально повторяю за ней, понимая, что моя сила копирует её движения. И молюсь, чтобы этого никто за столом не заметил. — Это личное, — звучит ответ Кирана. — Как жаль, что женщины, хоть и становятся для мужчин чем-то личным, но всё-таки остаются при них лишь украшениями, — негромко произносит Барбара, и мы с ней встречаемся взглядами. Наши позы одинаковы, но сейчас я понимаю, что это не Барбара контролирует мои движения, а я её. Но вся магия, что соединяет нас, растворяется, стоит мне отвести глаза, продолжая сидеть ровно, словно струна, на краешке своего стула. Не знаю, заметила ли она. Не знаю, что это было. Не знаю, почему такое случается. Не знаю, что значил весь этот разговор. *** Час спустя… Прохладный воздух остужает мои горящие щёки. Мы неспешно идём по дворцовому саду с Кираном, пока я пытаюсь собрать свои мысли воедино. Меня очень волнует, что происходит с моим Даром сейчас и как его контролировать. А ещё я переживаю о том, заметил ли кто-нибудь за ужином мой прокол. Съеденная еда уже не приносит мне должного удовольствия, а ночная прохлада заставляет мурашки бежать по моему телу. На мне платье с закрытыми рукавами, но всё равно я чувствую, как холод мягко пробегает по позвонкам вниз, забираясь под подол юбки. Моя богиня Ночи гладит меня по волосам лунным светом, заставляя расслабиться под её оберегающим покровом. На небе вспыхивают звёзды. Интересно, а Дарэй читал мои мысли? — Прости за Императора. Он напугал тебя, — из водоворота мыслей меня выуживает голос герцога. — Всё в порядке. Зябко обхватываю себя руками. Киран снимает с себя свой камзол, оставаясь в рубашке, и накидывает его на мои плечи. — Теперь можешь говорить, что у тебя в гардеробе три моих вещи, — пытается пошутить он. — Благодарю, мой герцог. Киран улыбается. — Но что происходит между всеми вами? — вопрос слетает с моих губ прежде, чем я успеваю подумать о его правильности. Киран тут же мрачнеет, но не настолько как было за ужином. — Вы же побратимы. — Дарэй хочет совершить что-то очень плохое, — Киран не смотрит на меня, идя вперёд по садовой тропинке. — Мы с Рейнольдом — единственные, кто может его от этого отговорить. Но он злится на нас, вымещая злость на всех вокруг. — Почему вы считаете, что он хочет совершить что-то непоправимое? — шепотом уточняю я, понимая, что Кирану в этот момент хочется выговориться. Пусть даже частично, ведь всех карт раскрыть он мне точно не может. — Потому что последствия будут ужасны, Лайла. И вновь будут реки крови тех, кто ни в чём не повинен и не заслуживает такой участи. Мои зубы, до этого стучавшие от холода, теперь стучат от страха. Что же задумал Император? — Но ты же… не допустишь этого, правда? — мой вопрос звучит жалко. — Конечно, — уверяет меня Киран, ловя мою руку и оставляя на ладони лёгкий поцелуй. — Не допущу. Ни за что на свете, ты можешь мне верить. Всё будет хорошо… Это мелочи. Мы всё решим. Я улыбаюсь ему настолько искренне, насколько могу. Хочу показать ему свою поддержку. Киран смотрит на меня, но отпускать мою руку не спешит. — Ты совсем замёрзла… Киран берёт свои руки мою вторую ладонь и согревает своим дыханием, не отрывая взгляда от моих губ. Мы останавливаемся возле пруда, в который я упала сегодня утром. Деревья шелестят листвой, а водная гладь нежится под светом луны. — Твой Дар… — бормочу я под влиянием этой волшебной обстановки. — Да? — Ты распознал мою кровь ночью. — Так и есть. Его сапфировые глаза сияют тысячами оттенков синего этой прекрасной ночью, когда мы стоим, окутанные запахом цветущих роз, на берегу илистого пруда. — Твой Дар непохож на другие, он отличается. Значит, ты отмечен… — Ночью, — завершает за меня Киран, продолжая баюкать мои ладони в своих. Он безмятежен, словно этот разговор самый обычный из всех, что между нами были. Я застываю, тихо сглатывая. Он такой же, как я. Киран единственный, кто может меня понять. И принять. Единственный, кто может помочь с моим Даром. Но… Что-то меня останавливает от признания. Что-то, похороненное давно в прошлом. Смоль и сапфиры… В моём детстве было что-то, что я знала о нём. Что-то позабытое, скрытое моей травмой. Но что? — Ты боишься меня? — Нет, — слетает с моих губ правда. — Я тебе нравлюсь? Я вновь сглатываю. Сердце ухает вниз. Нравится ли мне Кровавый герцог Ладоргана, с которым я знакома всего ничего? Нравится ли мне Киран Ердин? Кажется, в мой взгляд говорит больше, чем все слова в этом мире. Киран наклоняется ко мне и легко оставляет на моей щеке поцелуй. Я не знаю, о чём он сейчас думает, ведь я так и не смогла ответить на его вопрос, застигнутая врасплох. — Киран, я… — Пошли, Лайла. Уже поздно, и ты замёрзла. Иногда я ненавижу себя за свою трусость. Но ведь я правда боюсь, что ответ на его вопрос будет чуть длиннее обычных «да» или «нет». Потому что Киран мне не нравится. Кажется, я его в него влюбилась всем своим крохотным сердцем. *** Мысли и размышления о том, что произошло на ужине, как некстати накатывают на меня перед сном. Сначала я верчусь, отгоняя от себя непрошенные фантазии о Киране, а потом погружаюсь в беспокойный сон. И кошмар, так долго ждавший меня, вновь начинает мучить меня с новой силой. Всё повторяется, но в этот раз я захожу гораздо дальше: моё сознание приоткрывает мне чуть больше подробностей той ночи, когда погибла вся моя семья… …— Мама! Мамочка!! — хнычу я. Коридор кажется таким длинным, что я никак не могу приблизиться к двери, которая ведёт в нужный зал, где должны сидеть родители и Беллами в кругу высокородных лордов. Я иду и иду, ускоряю шаг, бегу, но всё без толку. Я не могу достичь двери, то и дело спотыкаясь о собственные ноги, падая, разбивая колени в кровь и снова подымаясь. Опять и опять. Снова и снова. Бесконечная гонка, которая зациклена во времени. — Папочка! Беллами! И лишь когда я, обессиленная, останавливаюсь, дверь оказывается прямо перед моим носом. Она чуть приоткрыта, и я слышу тяжелые мужские шаги. Дверь раскрывается, и я вижу отца. Джеймс Лаир выглядит немного растрёпано: его средней длины волосы, обычно убранные в хвост, разметались по плечам, камзол расстёгнут, рубашка смята, глаза смотрят на меня с удивлением, граничащим с ужасом. — Папочка! Папа! — кричу радостно я, хватаясь за его руку. — Лайла?! — шепчет одними губами отец и вдруг я вижу, как по его груди начинает расползаться красное пятно, пачкая рубашку. Он закашливается кровью, начинающей вытекать из его рта, и оседает прямо передо мной на мраморный пол. Мой мишка, которого я взяла с собой, выпадает из моих рук. Грудь отца насквозь пробивает деревянный кол, вонзённый прямо в сердце. Кровь вытекает из раны на пол, образуя большую алую лужу. Лужа ширится и доходит до моих туфелек, пачкая валяющуюся на полу игрушку… В моём горле застывает крик. Осознание произошедшего медленно впивается в меня острыми когтями. Внутри поднимается волна ужаса, страха и шока, а также рвотный позыв, который мне тяжело сдерживать. Я слышу голоса и перевожу взгляд с тела мёртвого отца на раскрытую дверь в комнату. В её недрах, в луже собственной крови, лежит моя мать. Самая нежная и любящая женщина на всём белом свете. Мёртвая и холодная. Навсегда. Я начинаю задыхаться от слёз, прорывающихся наружу. Меня бьёт крупная дрожь, а маленькое сердце отстукивает бешеный ритм, готовое проломить грудную клетку и выскочить, разбившись на тысячи осколков о мраморный пол, залитый кровью. Мне настолько плохо, что кажется — ещё секунда, и я потеряю сознание. Однако от этого меня спасает раздавшийся взвизг брата, на который я тут же откликаюсь: — Беллами! Чьи-то шаги из дальней части комнаты, что мне не видна из распахнутой двери, становятся отчетливее. Как и звуки возни. — Лайла!! — голос брата звенит у меня в ушах, доносясь из комнаты. — Лайла, убегай! Ай! Отпусти!! Но я не могу пошевелиться. Страх будто примораживает меня к полу, оставляя лицезреть самое страшное: как моего брыкающегося близнеца вытаскивает в поле моего зрения сильный мужчина. Я стою, обливаясь слезами и прикрывая ладонями рот, чтобы меня не стошнило. Беллами, увидев меня в дверях, начинает вырываться ещё отчаяннее и кричит мне: — Лайла, беги!! Мы смотрим друг другу в глаза. Он в полутьме залы, где лежит наша мать. Я — в залитом лунном светом коридоре. Между нами черта, которой выступает труп нашего отца. И кровь. Она везде. — Сестрёнка, беги!! И это последние слова, которые я слышу от Бела. Потому что в следующую секунду ему сворачивают шею, словно цыплёнку, и его тело медленно падает на пол. Я кричу, но не слышу своего голоса. Происходящее кажется мне подёрнутым туманом, который неожиданно заполоняет всё вокруг. Вот только это не туман… Это шлейф ночной темноты, который тянется из арок коридора. Падаю на колени, до дикой боли разбивая их, но мне уже всё равно. Моя смерть пришла за мной и мне просто нужно потерпеть минуту до того, как я отправлюсь вслед за семьёй. Мои внутренности будто вывернуты наизнанку, голос охрип от крика, а внутри сияет пустота. Я больше никогда их не увижу. Ни маму, ни папу, ни брата. Никогда. Пелена слёз застилает мне глаза, когда я краем глаза замечаю тень мужчины, направляющегося ко мне. Точнее одного и них, ведь я слышала по голосам, что их четверо. Волосы мужчины черны, как смоль. Вот он мой палач. Правда, его лица я не вижу, ведь до сих пор не могу оторвать взгляда от маленького тельца Беллами, распростёртого на полу… …Кровь, кровь, кровь. Она везде. На моём лице, в моих лёгких, на теле моего брата. Кровь забирается ко мне в ноздри, щекочет гортань, выливается изо рта. Она булькает внутри, разливается вокруг. Я вскакиваю с кровати, пошатываясь на слабых ногах. Моё сознание затуманено, я всё ещё нахожусь в кошмаре. Я вижу стоящего напротив меня Беллами, с неестественно наклонённой головой, стоящего рядом с туалетным столиком. Только я уже взрослая, а он так и остался ребёнком. — Лайла… Беллами движется ко мне. Медленно, будто с усилием. На его белом лице ярко горят немигающие глаза. Я отскакиваю от него и кричу, но он направляется за мной. Выхватив из-под подушки кинжал, я выставляю его перед собой. Мною движет липкое ощущение ужаса, которое холодными щупальцами медленно поднимается вверх, к моей груди. Я дышу рвано и с надрывом, мои руки, сжимающие кинжал, трясутся. — Лайла? Брат, кажется, удивлён. А из моих глаз катятся слёзы. Я задыхаюсь и не могу выбраться из этого сна, стоя посреди комнаты и понимая, что мне не скрыться от призрака прошлого в этом, пусть уже и перестроенном, дворце. Кровь. Она стекает по стенам, забирается за шиворот. Окропляет простыни, подбирается всё ближе ко мне. Я машу кинжалом, пытаясь отогнать призрак брата. Потом понимаю, что надо скрыться… Но где? Каждый угол этой комнаты тонет в крови Беллами. Тошнота подступает к горлу, как и чувство неизбежности. Призрак наступает, раскрывая передо мной руки. Я бегу к шкафу — единственному месту, где смогу спрятаться. Там много одежды, которая мешает мне забиться внутрь. Я выбрасываю её, режу кинжалом, кромсаю в клочья. Ощущаю неожиданную вспышку боли в районе запястий — такую сильную, что чуть не роняю кинжал. Но нельзя медлить, пускай я уже на пределе. Кровь наступает, и я в последний момент успеваю захлопнуть дверцу шкафа, чтобы не допустить того, чтобы она затекла внутрь… Меня бьёт крупная дрожь от рыданий, когда я забиваюсь в угол шкафа, баюкая свои горящие огнём руки. Они все в крови, и я пытаюсь оттереть их, используя клоки от одежды, разбросанные вокруг. Но тело меня не слушается, из него будто вместе с кровью выкачивают и жизнь. Конечности слабеют, становясь ватными и это замедляет мои движения. — Простите, простите меня, — шепчу я, как мантру, в пустоту. Слёзы застилают глаза. Я не смогла их спасти. Родителей. Беллами. Медленно размазываю кровь и слёзы по щекам, свернувшись в клубочек и ощущая, что мой конец близок. Мой трусливый выход из страданий. Ничтожество. Единственная, кто выжила в ту ночь, хотя должна была погибнуть. Трусиха, сбежавшая и забывшая ту ночь, лишь бы сберечь свою шкуру. — Лайла!! Я вздрагиваю и с трудом хватаюсь за кинжал, услышав голос снаружи шкафа. Дверцы распахиваются, и я вижу Кирана. У меня трясутся руки — их слишком тяжело держать перед собой, и я делаю это из последних сил. Я знаю, что за его спиной увижу Беллами, но пока Киран заслоняет собой всё пространство комнаты. — Лайла?! — на его лице ужас. От одного моего имени из его уст я вновь начинаю рыдать, а рукоять кинжала выскальзывает из обессилевших и влажных от крови рук. — Маленькая моя… Киран наклоняется ко мне и берёт меня на руки. Я утыкаюсь ему в грудь, трясясь всем телом. Моё тело кажется мне ледяным, лишённым энергии. Когда Киран берёт меня на руки, моя голова безвольно откидывается назад. Сил не осталось. Не осталось жизни. — Что случилось, Лайла? — голос Кирана такой нежный, что у меня сжимается сердце. Я недостойна его. Не достойна такого к себе отношения. Моё сознание ускользает, и я закрываю глаза. Меня укладывают на мою кровать. Когда я чувствую, что Киран собирается отойти, то цепляюсь за его руку как за последнюю спасительную соломинку, что-то неразборчиво хныча и распахивая глаза, пока он осматривает комнату, принюхиваясь. Не даю Кирану отойти от меня ни на шаг, хотя моё зрение плывёт, размывая его черты. Пока Киран рядом, кровь не вернётся. Она уже отступает. — Я здесь, я рядом, — Киран гладит меня по голове. — Но мне надо обработать твои раны, Лайла. Я должен принести… Вцепившись в него изо всех сил, я выдавливаю из себя: — Пожалуйста. Меня мутит, перед глазами пляшут чёрные точки. Взгляд Кирана мечется между моим лицом и кровоточащими запястьями. Только сейчас я краем сознания отмечаю длинные раны, нанесённые вдоль артерий кинжалом… — Я не могу здесь остаться, — моё горло першит, а язык заплетается. Но я шепчу ему эту фразу в надежде на то, что Киран поймёт — если оставить меня в комнате один на один с призраками прошлого и кровью я просто… — Хорошо, — Киран снова подхватывает меня на руки. — Тогда пойдём вместе. Киран в этот раз аккуратно придерживает мою голову, а я вновь утыкаюсь в его шею, растворяясь в его запахе. Слышу, как бешено стучит сердце Кирана. Ощущаю, как дергается его кадык и как напряжено тело мужчины. Этот запах… моря и хвойного леса… он убаюкивает меня. Уже почти ничего не соображаю, когда Киран заносит меня в ванную. Заставляет выпить что-то алое, горячее и с металлическим привкусом, из-за чего я немного давлюсь. Я не понимаю, что Киран делает, когда он заматывает чистой тканью мои запястья. Не чувствую тепла воды, в которой он купает меня, словно маленькую, нежно отмывая меня от крови. Не помню, как Киран одевает меня в одну из своих рубашек и относит с ещё влажными волосами в свою постель, где я сворачиваюсь клубочком на его груди, как котёнок, пока он гладит мою спину и плечи. Я не размыкаю глаз и пытаюсь прийти в себя, потому что мне становится немного лучше. Но я всё ещё чувствую времени. Не чувствую себя. — Киран? — наконец шепчу я. Не знаю, разбудила ли я его, мерно дышавшего в мой затылок, но Киран тут же откликается: — Да, моя маленькая? От этого нежного обращения я прижимаюсь к нему ещё ближе. Тепло от его тела баюкает меня, но призраки прошлого всё ещё витают где-то рядом — я это чувствую. Правда, сознание уже практически вернулось ко мне, и в голове появляются первые мысли. — Где я? — В безопасности. — Что случилось? — Тебе снился кошмар, Лайла. Ты поранилась и кричала. — Ты меня нашёл? — Да. Теперь всё будет хорошо. Я раскрываю глаза и вижу, как Киран поглаживает мою ладонь, лежащую на его груди. Словно завороженная смотрю на его длинные пальцы, унизанные кольцами, просто наблюдая за его движениями. Вокруг витает полутьма, лунный свет серебрит кожу Кирана, играя в гранях драгоценных камней, которыми инкрустированы его перстни. Неосознанно обхватываю его руку, чтобы рассмотреть перстни получше. Они красивые, каждый — произведение искусства. Один из них на этой руке выполнен довольно массивно и в него вставлен чёрный обсидиан, в котором видны белые вкрапления. Этот перстень напоминает мне звёздную ночь. Второй же украшен крупным сапфиром, и я невольно любуюсь совершенными гранями камня. — Нравится? — спрашивает меня Киран. — Красивый. Он снимает с пальца перстень с сапфиром и надевает мне его на палец. Перстень большой, но мои пальцы довольно пухлые, поэтому он как влитой скользит на мой средний палец, непривычно отяжеляя руку. — Пусть будет у тебя. Позаботишься о нём? — Хорошо. Завороженная сапфиром я даже не понимаю, что говорю. Просто смотрю и любуюсь тем, насколько красив камень. Постепенно страхи отступают, и я отмечаю, что кровотечение на запястьях превратилось. Неужели я пыталась перерезать себе вены? Эта мысль не пугает. Просто констатирует факт, потому что мои эмоции и ощущения ещё не вернулись. Они обрушатся на меня завтра, а сейчас я могу продолжить просто проживать эти мгновения, ничего не ощущая. Мне хочется услышать голос Кирана. Он мне жизненно-необходим. — Расскажи мне что-нибудь. Пожалуйста, — прошу я, ощущая, что мои веки невольно начинают слипаться. — Что рассказать? — кажется, Киран улыбается. — Полагаю, Саярские сказки будут излишни сейчас. Они слишком жестоки. — Что-нибудь, — устраиваюсь поудобнее на его груди. Мои волосы практически сухие и размётаны по плечу герцога. Забытье уже манит меня, но я хочу оттянуть это мгновение в ощущении безопасности. — Прошу… — Хорошо. Тогда… Что Киран рассказывает мне я не запоминаю, погружаюсь в сон. Но его голос отгоняет от меня кошмары и позволяет получить желанное, к которому я стремилась все эти года — он приносит мне хоть и временное, но искупление.Глава 20. Линии на запястьях
Медленно разлепляю глаза, потягиваясь после сна. Мои руки шарят по тёплым простыням, пока взгляд натыкается на Кирана, выходящего из купальни. Его тело прикрывает лишь полотенце на бёдрах, и от этого вида кровь приливает к моему лицу. — Доброе утро, — говорит Киран, начиная одеваться, а я тут же отворачиваюсь, хотя краем глаза успеваю увидеть его обнажённое бедро. — Как ты, Лайла? Всё в порядке? Не знаю, что ответить. Я смутно помню вчерашнее, поэтому, уткнувшись лицом в подушку, пытаюсь по крупицам сложить произошедшее в полную картину. Сначала утреннее обучение верховой езде, затем ужин в кругу Императора, прогулка и кошмар. Вот только грань между страшным сном и явью в моём сознании размыта — я с трудом могу отделить, что было в реальности, а что лишь наваждением. Выжидаю несколько минут и переворачиваюсь, видя, что Киран уже успел одеться. Я рассматриваю свои запястья и вижу на них тонкие линии шрамов — доказательство того, что эта ночь всё-таки была не в моём воображении. Киран, заметив, что я смотрю на шрамы, поясняет быстрое заживление ран: — Я дал тебе отвар. — Такой же, как после дуэли? — Да. Поджимаю губы. Мне страшно спрашивать, насколько всё тогда было плохо. Ведь если бы не Киран, я бы уже не проснулась… Герцог садится на край кровати и смотрит на меня. Я не могу поднять на него глаза, так как не знаю, что ему сказать. Как оправдаться? Со мной ещё ни разу такого не было. Обычно я просто просыпалась от кошмара, вся в поту, даже не крича во сне. Но чтобы пытаться покончить с собой… — Ни о чём не беспокойся, всё позади. Больше такого не повторится. Я вспоминаю лик своего мёртвого брата, а потом распластанные тела родителей. Как Киран может гарантировать, что повторения не будет, если я буквально знаю, где находится этот коридор в этом дворце? Во дворце, который перестроили из замка, в котором когда-то погибла моя семья. И куда я сама согласилась приехать, хоть поначалу и боялась выходить из комнат, в том числе, чтобы ненароком не вспомнить деталей произошедшего в ту ночь… Да и вообще. Даже если я не думала об этом, не думала, что здесь произошло со мной самое страшное во всей моей жизни, даже если не вспоминала — всё равно внутренне сжималась, когда приходилось идти по коридорам дворца. — Ты успел вовремя, — мой голос сиплый. Я роняю голову на ладони. Мои волосы лохматым водопадом рассыпаются по плечам и заслоняют обзор. — Ещё бы чуть-чуть… — Всё обошлось, сердце моё, — я чувствую, как он гладит меня по макушке ладонью. — Попытайся сегодня развеяться. — У меня перед обедом тренировка с Реем и Джоном… — Знаю, Джон рассказал о вашем споре. Но тогда тебе придётся поторопиться — он будет ждать тебя уже через пятнадцать минут. Однако я бы посоветовал тебе отлежаться, если чувствуешь себя плохо. Тренировку можно отменить. — Нет, — бурчу я в ладони и поднимаю голову. — Я хорошо себя чувствую, правда. — Точно? — Киран спрашивает мягко, теперь его ладонь покоится приятной тёплой тяжестью на моём плече. — Ты уверена? Боюсь представить, как Киран вчера испугался, увидев меня в шкафу всю в крови, раз сегодня он так со мной аккуратен и бережен… — Да. — Хорошо, — он встаёт с кровати и кивает на лежащие на его половине постели вещи. — В свою комнату не заходи, её приведут в порядок к завтрашнему утру. Я приготовил тебе несколько вещей заранее на тот случай, если вдруг решишься провести день не в кровати. И платье — единственное, что удалось спасти из вещей в шкафу. Мало ли ты захочешь прогуляться в саду. На слове «прогулка» я немного вздрагиваю, что не ускользает от взгляда Кирана. Я смотрю на аккуратно сложенную одежду и понимаю, что после ухода Кирана (а он явно куда-то собирается) мне надо будет быстро переодеться и идти в малый тренировочный зал. Но от осознания того, что я скоро останусь одна, мои внутренности холодеют, хотя я и правда чувствую себя полной сил. — Мне попросить Джона прийти за тобой и проводить потом обратно? Кажется, мой страх слишком ясно прописывается на моём лице и застывает в крови, что Кирану это становится так быстро понятно. — Да, пожалуйста. — Хорошо, тогда… — Только не говори Джону. Пожалуйста, — умоляюще смотрю на Кирана я. Он хмурится, прекрасно понимая о чём ему не говорить. Мне почему-то не хочется, чтобы Джон был в курсе и жалел меня сегодня. Киран молчит несколько минут, внимательно рассматривая моё лицо, а потом кивает. Я выдыхаю и откидываю покрывало, опуская ступни на пол. Странно, сегодня я проснулась в одной постели с Кираном, но не чувствую никакой неловкости. Наверное, ужас этой ночи перечеркнул во мне все эмоции. Киран уходит, оставляя меня переодеваться, а я, словно кукла, заторможенно одеваюсь, то и дело бросая взгляды на свои запястья. Кошмар, хоть и растворился с восходом солнца, оставил у меня внутри пустоту. Странную, пугающую. Тёмную. И, зная, что у меня ещё есть время перед приходом Джона, я всё-таки бреду по направлению к своей комнате. Хотя внутренне и боюсь увидеть то, что сотворила этой ночью. Первое, что бросается мне в глаза — перекорёженная дверь. А на ней… Глубокие борозды от когтей. Я останавливаюсь, замирая, и словно во мне провожу по отметинам на дереве пальцами. И тут же отскакиваю, чувствуя, как в груди пробуждается первозданный страх. Кто оставил их? Берусь за ручку и толкаю дверь, заглядывая в свою комнату. Неужели всё это сделала я? Прохожу внутрь на ватных ногах, медленно осматривая разорванные подушки и пропоротый матрас на кровати. С них снято всё белье, ведь оно явно было окровавленным — на перьях, которые выпали из них, остались капли крови. Кровь на полу тоже была: кто-то пытался его отмыть, оставив разводы. Зеркало туалетного столика треснуло, а балдахин с кровати рухнул на неё, разметав вокруг щепки. Шкаф, в котором я пряталась, тоже пытались отмыть от крови. В нём ещё остались лоскуты ткани, усеивающие пространство внутри и вокруг шкафа — результат того, как я в агонии билась с одеждой. От той и правда не осталось практически ничего… Я закрываю дверцу шкафа, которая раскрыта настежь, и содрогаюсь от увиденного — на дереве лезвием кинжала высечены странные руны и слова, которые… Мне знакомы. Отшатываюсь от двери, но поздно — руны и знаки вспыхивают голубым свечением, ещё больше подчёркивая копоть вокруг себя. Я вижу, будто наяву, как прямо передо мной возникает моя фигура, ночью вычерчивающая все эти символы на дереве и странно бормочущая неизвестные слова. Потом я оборачиваюсь и встречаюсь сама с собой глазами. Моими настоящими глазами. У видения моя настоящая внешность, мои настоящие волосы, мои настоящие черты. Она, то есть я, смотрю на себя, и глаза вспыхивают алым. — В мире, полном монстров, питающихся кровью, ты и сама монстр, Лайла Лаир. Я и есть монстр. Видение пропадает, рассеивая перед глазами дымку и позволяя мне очнуться, рванув к дверям комнаты. Нет, нет, нет. Я выскакиваю за дверь и захлопываю её, сползая вниз. Сердце бешено бьётся, а я никак не могу прогнать свои же слова из головы. Что всё это значит?! И что со мной творится?! Чувствую, что задыхаюсь, и ослабляю шнуровку рубашки у горла. Мои щёки вновь становятся мокрыми от слёз. Бреду к дивану в гостиной и плюхаюсь на него, всё ещё в состоянии аффекта от увиденного. Видения, странные действия… я схожу с ума. Перевожу взгляд на тлеющие угли в камине и вижу там не догоревшие остатки от одежды — Киран жёг окровавленные лоскуты этой ночью, пока я спала. В мире, полном монстров, питающихся кровью, ты и сама монстр, Лайла Лаир. Вытираю дорожки от слёз и пытаюсь взять себя в руки. Может, я слишком впечатлительно отнеслась к байкам о вампирах? *** — Лайла, а ты хороша. Мы с Джоном уже давно кружим по залу с мечами, которые решили взять вместо деревянных болванок, которыми мы пользовались с Реем. Джонатан очень сильный противник, и мне приходится с головой уходить в наш бой, чтобы лишний раз не пропустить удар с его стороны. На моём лбу пот, в мыслях — поразительная ясность. Вот только поводков, которых я раньше ощущала у своей магии, у меня больше нет. Мой Дар незаметно повторяет движения Джона и добавляет к ним опыт, полученный после тренировки с Реем. Я не пытаюсь сдержать Дар — знаю, что он часто пробуждается именно в таких моментах, когда моя кровь и мышцы разогреты. Именно благодаря Дару я быстро обучилась какому-никакому мастерству в Братстве. — Ты тоже неплох, — говорю я, делая финт, подсмотренный у Рея и приставляя лезвие к горлу Джонатана. Тот удивлён — я сама не ожидала, что смогу провернуть его с такой пугающей быстротой… О том, что это может странно смотреться со стороны, я не думаю. А мой Дар будто бы усилился после сегодняшней ночи… — Похвально, Лайла. Оборачиваюсь на голос Рея, застывшего в дверях малого зала. Он внимательно следит за каждым моим движением, но его взгляд прикован к перстню Кирана на моей руке. До этого на него также неоднозначно смотрел Джонатан — я решила не снимать перстень, чтобы ненароком не потерять его, не успев вернуть Кирану. — Ты схватываешь всё на лету, — говорит Рей, сощурив глаза и оттолкнувшись от дверного косяка. — Здравствуй, Рей, — здоровается с ним Джон. Рей же опускает это мимо ушей. — Думаю, мы поменяем кое-что в наших занятиях, — говорит мне мужчина, сокращая между нами расстояние. Я всё ещё стою напротив Джона с раскрасневшимися щеками и пытаюсь нормализовать дыхание. — Разминки останутся, но к ним добавится наблюдения за ходом боя других. Кажется, ты неплохо перенимаешь чужой опыт. Ну конечно он заметил мою маленькую особенность. Но отчего-то мне сейчас совсем всё равно, что Рей об этом подумает. Мне удивительно всё равно. А вот на странность всей этой ситуации, в которой я оказалась, где мне вдруг все начинают помогать, а я как дура всем верю и не задаю уже вопросов наоборот зарождает во мне странное зерно сомнений. Как мы с Кираном дошли до того, что я просыпаюсь у него в постели, а он заботится обо мне, если мы должны были играть пару только на людях? — Лайла…? Кажется, меня о чём-то спросили. Я мотаю головой и переспрашиваю: — Да? — Задержишься сегодня в зале. Понаблюдаешь, как тренируются стражники. — Хорошо, — отвечаю я, хотя уже теряю всякий интерес к занятиям. И приступаю к знакомым упражнениям, которые мне велит делать Рейнольд, даже не запомнив, как Джонатан покидает тренировочный зал… Я выскальзываю из ниши, где до этого стояла, наблюдая за тем, как стражники который раз отрабатывают заученные движения и борются друг с другом в парных тренировках. Здесь мне приказал укрыться Рейнольд и просмотреть всё до конца, впитывая в себя новые знания, а я… С тех пор как поняла, что Рей ушёл из зала и уже не вернётся, набиралась смелости ускользнуть через ход. Тот я обнаружила, пока ждала прихода стражников. Лаз явно не используется — везде паутина. Однако меня это не смущает, потому что все мои мысли заняты поисками ответов на свои вопросы, которые только множатся, не находя пояснений. Я покидаю потайной коридор, ощущая, как мой Дар вновь обращает меня в бестелесную тень. Хоть сейчас и день, это даётся мне легко. Я движусь дальше, ощущая бурление в своей крови. Мой Дар стал сильнее, и это опьяняет. Я буквально чувствую, что могу всё! Несусь по коридорам дворца, словно призрак, подслушивая разговоры слуг и стражников. Не удержавшись, смеюсь, поддавшись безумным мыслям. Может безнаказанно что-нибудь перевернуть и посмотреть на реакцию тех, кто этого не ожидал? Ведь лишь кошки, иногда снующие туда-сюда в поисках мышей, чуют моё незримое присутствие и шипят в пустоту. А вот другие люди во дворце нет. Не задумываюсь о течении времени, плюю на все свои страхи и даже не вспоминаю, что с утра в моём рту не было ни крошки. Просто беснуюсь, наслаждаясь безнаказанностью и выплёскивая адреналин из крови, пока не останавливаюсь возле знакомых двустворчатых дверей библиотеки. Появляется покалывание в теле, знаменующее о том, что я уже материализовалась в пустом коридоре. Поэтому вместо того, чтобы пройти сквозь двери, я тяну их за ручки и открываю, заходя внутрь. Пока я бесцельно бегала по правому крылу дворца, я не встретила никого из приближённых Императора и эта пробежка мне ничего не дала, кроме ещё большей усталости после тренировки. В библиотеке всё осталось таким же, как прежде, но теперь я чувствую чьё-то присутствие. Прохожу в читальный зал и резко поворачиваю голову в сторону стеллажей, когда слышу звук перелистывающийся страниц. — Лайла, какая встреча. — Доброго вечера, Барбара, — холодно отвечаю я, мысленно подивившись тому, как быстро наступает закат этого дня. Жена Императора, одетая как всегда безупречно, отходит от стеллажа, захлопывая книгу. В фолианте я с удивлением узнаю ту самую книгу со сказками Таксодонии, но не показываю своего удивления. — Тоже пришла сюда почитать? — уточняет нежным голоском Барбара. — Я вот часто прихожу сюда провести время наедине с собой. Я не дёргаюсь и не отшатываюсь, когда она подходит ближе. Просто смотрю на неё, даже забыв, что стою перед ней в мужской рубахе и штанах, пропитанных потом — их не скрывает мой распахнутый плащ. Барбара ведёт носом и хмыкает. — Да, видок у тебя ещё тот. — А ты будто сама не тренируешься. Учитывая, что о воительницах Вэльска ходят поразительные слухи об их ловкости и выучке. Ведь ваши женщины не уступают мужчинам, — решаю сделать выпад я, понимая, что устала, и у меня уже не осталось энергии на какие-либо приличия. — Тренируюсь, — подтверждает Барбара. Её рот приоткрывается, а потом она складывает губы в ухмылку. — Мы с тобой похожи. — Не думаю. — Девушки, умеющие не только рожать детей и вышивать крестиком, в этих реалиях редкость, милая пташка. Жаль, что ты не хочешь этого признавать. — Что вам от меня надо? — специально переходя на учтивые манеры, но совсем не учтиво уточняю я. — Киран? Но вы его не получите. Тем более, у вас есть ваш муж… — Не указывай мне! — шипит мне в лицо Барбара и я сглатываю. Мне показалось, или её глаза блеснули жёлтым? Что за чертовщина со мной творится! Я выставляю вперёд руку, тем самым отвоёвывая своё личное пространство, чтобы Барбара не подходила ближе. Мне уже глубоко плевать на то, что она жена Дарэя — достали её подковырки. Тем более, что играть в их дворцовые интриги я умею из ряда вон плохо. — А Киран… Неожиданно её взгляд впивается в перстень на моём пальце. Зрачки Барбары сужаются, а на лице прописывается шок. Да что такого в этом перстне, что все сразу впадают от одного его вида в истерику?! Я должна это узнать, но точно не у Барбары. — … Впрочем, это не имеет никакого отношения ко мне, — неожиданно выдаёт волчица. — Это касается лишь тебя, маленькая пташка, — её голос становится сладким, словно мёд. — Ты многого не знаешь и наивно полагаешь, что можешь найти информацию в пыльных книжках. Но это не так. Никто не покажет тебе свои секреты просто потому, чтоты маленькая и глупая Лайла, сующая свой нос куда не надо. Но вот некоторые тайны узнать стоит. Например, кто такой твой Киран. Ты же не знаешь, да? Раз преданно цепляешься за него, насквозь пропахшая им. Её слова о моей глупости бьют меня наотмашь, сродни пощёчине. — Я знаю о Киране всё, что необходимо, — шиплю я, не сдерживая своих эмоций. Но знаю ли? — Он меня любит, в отличие от твоей ситуацией с Дарэем. Барбара безумно смеётся, обнажая ровные, крупные зубы. — А знаешь ли ты, почему он тебя любит? Глупая дура! Ты лжёшь, пытаешься показать мне свою стойкость, а сама дрожишь, как осиновый лист на ветру, — я действительно дрожу, но от злости. — Глупая, глупая, глупая Лайла Лаир. Я застываю, раскрывая и закрывая рот, проглатывая все ядовитые слова, которые были готовы слететь с кончика моего языка от обиды за такие слова. Лайла Лаир… — Да, я знаю кто ты, маленькая пташка, — вновь смеётся Барбара. — Забавно, не правда ли? Дочь Джеймса Лаира, пытающаяся выдавать себя за другую. Но не бойся, я никому не расскажу. Пока. Её нахальная ухмылка студит мою кровь. Никто не должен был знать, кем я являюсь. Когда я прокололась? На ужине или раньше, стоило мне переступить порог главного зала в ночь бала? Сейчас уже не имело значения. — Я Лайла Блейкли. — Обманывай себя дальше, лгунья! — слова Барбары меня задевают, но сейчас я замечаю странное. Её глаза… они были голубыми, а сейчас они красновато-коричневые. Цвет радужки Барбары изменился, как и её черты стали более резкими. Сначала я просто не обратила на этого внимания, а сейчас разница стала слишком заметной. — Вы с Кираном стоите друг друга. Но если у тебя всё-таки есть желание кое-что узнать о нём, то я буду только рада поделиться этим с тобой. — Мне не нужны твои сплетни, Барбара, — выплёвываю я. Ещё чего, скормит мне байки! Но каким-то шестым чувством я осознаю, что она может сказать правду. И это меня заставляет на секунду обдумать её предложение, чтобы потом его отбросить. Нет. Она просто хочет манипулировать мною, тем более что сейчас я вся на эмоциях. — А это не сплетни, — вкрадчиво и тихо шепчет мне прямо в лицо Барбара, наклонившись ближе. — Эта суровая правда, которую ты так хочешь узнать, потому что не помнишь, птичка моя. И ты придёшь ко мне, я знаю. Один вечер в моих покоях — не подумай ничего личного, мы просто поболтаем — и ты в обмен получишь информацию, которая тебе так нужна. — Никогда!! — кричу я, отскакивая от неё и быстрым шагом удаляясь к выходу из библиотеки. — Мне не нужны ни разговоры с тобой, ни что-либо иное от тебя! Слышу смех, но чуть сбавляю темп лишь на словах: — Он уничтожит тебя, наивная пташка! Я захлопываю за собой двери, отрезая меня от Барбары. — Ну и пусть, — шепчу я себе под нос и быстрым шагом направляюсь в свои покои, кутаясь в плащ и не реагируя на стражников в коридорах. *** — Сегодня мы ужинаем вместе? — удивлённо спрашивает Киран, входя в покои и видя, как я расположилась за накрытым Лили столом в ожидании герцога. — А у тебя есть другие планы? — парирую я, расправляя складки на своём платье. — Собственно, нет, — Киран проходит ближе к столу и улыбается мне, немного расстёгивая пуговички у горла камзола. — Буду рад принять твоё предложение. Я улыбаюсь ему в ответ, надеясь, что улыбка не вышла слишком фальшивой. С тех пор, как я ворвалась в покои после разговора с Барбарой, я многое переосмыслила. Как бы ни старалась — мне не удалось стереть из своей памяти её слова, которые зародили в моей душе сомнения. И из-за этого я просто не находила себе места. Приняв решение о разговоре с Кираном, я попросила Лили накрыть нам на стол в гостиной для совместного ужина, на котором я планировала получить все ответы на насущные вопросы. И стоило мне выйти из ванной, как уже всё было готово. Сейчас же я вижу, вновь проворачивая в своей голове все возможные варианты дальнейшего развития диалога. Я должна удостовериться в том, что Барбара лжёт. И понять, знает ли Киран, кем я являюсь. — Как твоё самочувствие? — первым спрашивает Киран, садясь за стол и накладывая себе на тарелку ещё горячие овощи. Этот вопрос я предвидела, поэтому отвечаю на него заготовленной речью: — Всё хорошо, я прекрасно размяла мышцы на тренировке, потом гуляла. — Одна? Его вопрос выбивает из колеи, но я нахожусь, что ответить: — Я решила, что при свете дня мне стоит проветриться. — Хорошо. Наш диалог неестественен, и, наверное, это чувствую не только я. Аппетита нет, но я заставляю себя съесть хоть что-то — так я получаю временную отмашку на раздумья. И решаю послать всё к чертям, выпаливая почти одновременно с что-то собирающимся мне сказать Кираном: — Нам же не обязательно играть пару наедине согласно договору, но почему ты продолжаешь ко мне относиться так, будто я действительно твоя возлюбленная? Киран замирает с вилкой в руках, и от его пронизывающего взгляда у меня по спине бежит холодок. Мы сидим на разных концах стола. Свечи в канделябрах разгоняют темноту, как и пылающий камин, играя бликами на хрустальных бокалах и золочёных тарелках. Нас разделяет скатерть и блюда, но от его взгляда меня не скрывает ничего. — Ты мне нравишься. Хорошо. Отлично. Вдох, выдох, Лайла. У тебя заготовлен список вопросов и ответов на его расспросы. И ты должна всё от него узнать… — Но я не понимаю, что случилось, Лайла, — продолжат Киран. — Это из-за того, что было ночью? Или ещё произошло что-то, о чём я не в курсе? Тебя кто-то задел? Черт, чёрт, чёрт!! Ну почему он не может просто сидеть и прямо отвечать на вопросы, пока я веду допрос, не сворачивая туда, куда не надо! — Нет, никто… — Это Барбара? Что она тебе сказала? — кажется, Киран считывает меня быстрее, чем я успеваю придумывать отмазки. — Ничего, что меня бы задело. — Тогда… — Киран, я ничего не понимаю!! — неожиданно взрываюсь я. — Я уже не задаю вопросов, но они копятся! Всё вокруг странно, твоё поведение и поведение других подозрительно, как и разговоры. Я не знаю, о чём мне думать. И не понимаю зачем я здесь, кроме как для отпугивания от тебя Барбары, верность мужу которой висит на волоске!! — Лайла… — Ты, наверное, думаешь, что у меня истерика после того, что случилось ночью, — из моих глаз начинают течь слёзы, голос надламывается. — Возможно, это и так, потому что я не знаю, что со мной происходит. Однако я сижу здесь и понимаю, что мне плевать вообще на всё, потому что я люблю тебя, хотя абсолютно ничего о тебе не знаю!! После своей тирады я замолкаю, осознав, что сказала о моей любви к нему вслух. Повисает тишина, которую нарушает лишь треск поленьев в камине. Я массирую виски руками… — Забудь о том, что я тебе сказала. Я ляпнула совсем не то. Вздрагиваю от того, как неожиданно быстро Киран оказывается рядом и поднимает на себя моё лицо, рукой взявшись за мой подбородок. Я растерянно моргаю, понимая, что вновь оказываюсь в плену его глаз и невероятной привлекательности, что стирает из моей головы все мысли и подозрения. Киран слишком красив и заставляет моё сердце сжиматься от любви к нему. Барбара права. Я глупая идиотка, по уши влюбившаяся в герцога и прощающая ему все недомолвки. Дура. Дура. Дура!! Но я снова ведусь на Кирана и от одного его взгляда все тревоги, мучающие меня, становятся не столь сильными. — Я не могу тебе всего рассказать, иначе твоя безопасность будет под вопросом. Прости, Лайла. Но пока ты не знаешь обо мне всего, ты можешь спать спокойно. Но что может мне угрожать? Хотя, чужие секреты для свидетелей всегда угроза, и я это прекрасно знаю не понаслышке. Однако мне плевать на свою безопасность — она и так никакая. Учитывая, что после себя я оставляю лишь трупы тех, кто меня окружал. — Не могу… — слабо пищу я, а он вытирает пальцем мои слёзы. — Дай мне сутки или двое. И тогда я всё тебе расскажу. А пока оставим всё как есть. Прошу, сердце моё. Я сглатываю и киваю. Хорошо. Я согласна потерпеть, но я хочу узнать всё от него, а не от Барбары. — Я слабачка, — грустно усмехаюсь я. — Отнюдь нет, Лайла, ты очень сильная, — Киран садится на корточки возле меня, и я ловлю себя на мысли, что хочу коснуться его лица. — Я поражаюсь твоей стойкости. — Стойкости нет, как и меня настоящей. — Что тебе мешает стать той, кем ты являешься? Его вопрос напоминает мне о видении возле шкафа в моей комнате, и я ёжусь. Что мне мешает стать той, кто я есть на самом деле? — Всё. И мой ответ сущая правда. Ведь если я стану настоящей, если сниму свою маску и покажусь миру, будучи всё ещё слабой — то просто повешу себе мишень на спину, куда будут целиться те, кто убил мою семью. Не знаю, живы ли до сих пор эти мятежники, но в любом случае меня ждёт быстрая смерть. Я должна была умереть двенадцать лет назад, но до сих пор жива. — Не думаю, что это так. — Ты меня не знаешь, — шепчу я, всё-таки касаясь его красивого лица. Киран не отдаляется, а наоборот прикрывает глаза, когда я веду пальцами по его скулам, спускаясь к губам. — Но я догадываюсь о том, кто ты, — его тихий шёпот заставляет мою руку застыть на его лице. — Ты… знаешь, кто я? Не знаю, что Киран имеет в виду — моё происхождение или мой Дар, но теперь я должна это выяснить, иначе не смогу больше спать спокойно. — Ты такая же, как и я, — герцог раскрывает свои сапфировые глаза, смотря на меня снизу вверх. — Я прав, Лайла? За окнами дворца ночь, и она проникает к нам несмотря на то, свет пламени пытается её отогнать. Шлейф ночи тянется к нам, окутывая и обнажая наши сущности. Наш Дар. Сила Кирана тянется к моей и мой Дар откликается на этот зов, сплетаясь невидимой нитью. Я охаю. Мне не нужно ничего говорить, ведь Киран уже всё и так понял без слов. Герцог разворачивает мои запястья и оставляет на каждом поцелуй, не сводя с меня глаз, пока наши силы ластятся друг другу, посылая по телу волны мурашек и жара. Мои щёки вспыхивают, дыхание сбивается. — Когда ты это понял? — слетает с моих губ полустон-полушёпот. — Сразу. Я прикрываю глаза. Теперь Киран знает обо мне то, что я так и не решилась сама раскрыть. Знал изначально. Поэтому ли помогал? Что мы одинаковы? Возможно, именно этим я Кирану и приглянулась. Своей… уникальностью. Но, как ни странно, я не чувствую страха от того, что Киран теперь знает о моём Даре. Ведь крохой души я мечтала о том, чтобы он догадался обо всём сам и помог мне. Чтобы показал, что я больше не одна. — Как ты скрываешь свой Дар? Это же трудно… — Выдаю его за отклонение от правил, — я вновь чувствую касания его губ на своей обнажённой коже рук, но уже чуть выше. — А мы отклонение? — мой голос не громче шелеста листьев на ветру. — Мы естественны, моя маленькая тень. Киран встаёт, заставляя меня распахнуть глаза, и тянет меня за руку, побуждая встать со стула. Я подчиняюсь и покорно иду за ним. Мы заходим его спальню и Киран отходит к окну, где за шторой прячется мольберт с пустым холстом и деревянная коробочка с кистями и красками. Вытаскивает мольберт ближе к лунному свету и зажигает свечи, освещая полотно. За окном тем временем начинается дождь. — Ты не умеешь контролировать свой Дар, я прав? — задаёт вопрос Киран, ставя табурет и пуфик перед мольбертом. Я киваю, не понимая, куда он клонит. — Ночью твоя сила вырвалась на свободу, и я это сразу почувствовал. Она терзает тебя, Лайла. Мучает. Её нужно взять под контроль, иначе она уничтожит тебя, оставив лишь физическую оболочку. Я знаю, что это сложно. Знаю по себе. — Как ты научился самоконтролю? — Я покажу тебе одну технику, которая покажет, как стоит брать себя в руки, даже когда становится уже невыносимо, — на его лицо опускается тень отнюдь не из-за сильного ливня, зарядившего за окном. Дождь барабанит по черепице и приносит запах свежести из чуть приоткрытого окна. — Иди сюда. Киран усаживает меня на пуф, а сам садится позади меня на табуретку. Теперь моя спина и его грудь соприкасаются, а я чувствую его горячее дыхание на своей шее. Оно щекочет кожу и заставляет затягиваться узел в животе от трепещущего чувства податься к нему как можно ближе, растворяясь в его запахе. Тем временем Киран берёт мою руку и вкладывает в неё кисть, а потом накрывает поверх своей ладонью. Наши руки макают кончик кисти в краску и переносят её на холст первым мазком синего цвета. Насыщенного и глубокого, как пучины моря. Успокаивающего и такого родного. Киран шепчет мне: — Твоя сила заперта внутри тела, и ты должна черпать её по чуть-чуть. Потом видоизменять так, как тебе нужно, сплетая нужную форму, — кисть рисует очертания линии горизонта, а потом обмакивается в несколько других красок, создавая коричневый цвет и прорисовывая линию обрыва. Все цвета, тщательно подбираемые им, вызывают у меня лишь спокойствие, когда я наблюдаю за их смешением на холсте. — Пока ты сосредотачиваешься на том, как тебе управиться с малой её долей, тебя не затапливает лавиной бушующей магии. Ты как бы переманиваешь на свою сторону столько силы, со сколькой ты сможешь самостоятельно управиться. На холсте проступают первые очертания общей картины. Я завороженно слежу, как Киран рисует моей рукой, добавляя всё больше и больше деталей наброску. Его движения уверенны и точны, а я лишь наблюдатель, вносящий лепту своей рукой под властной ладонью герцога. — Получается, что ты тоже владеешь магией, помимо Дара находить кого угодно? Я уже знаю ответ на свой вопрос. — Да. Мы рисуем, теряясь в звуках дождя и жаре друг друга. Моё сознание плавится, рука Кирана оказывается на моём животе, придерживая меня, а потом начинает поглаживать мою вторую руку, покоящуюся на коленях. Я дышу через рот, уже не воспринимая то, что говорит герцог. Каждый уверенный мазок будто перекладывается на мою кожу, заставляя ту становиться чувствительнее к любым прикосновениям. Пара капель падают на мою ладонь с кисти и Киран пальцем левой руки медленно стирает их, будто наблюдая за моей реакцией. С тех пор, как грязные лапы подонков из Лезвий лапали меня, я не могу нормально воспринимать касания мужчин. Для меня всё двояко и часто я хочу отстраниться. Но с Кираном… Я позволяю ему продолжить кружить пальцем по своей руке, растворяясь в ощущениях и отгоняя беспочвенный страх. Наше рисование давно переросло во что-то иное, выходящее на рамки лишь обучения. И это… — Значит, картины в твоих покоях написаны твоей рукой, — выдыхаю я, чувствуя, как вся горю. — Да. Закусывая губу, немного увереннее начинаю вести кистью по холсту под ладонью Кирана. Ему нравится это, и он позволяет мне немного больше свободы. А единственное, о чём я сейчас думаю — так о руках Кирана. Как он прижимает мои пальцы, направляя движение нашей кисти. Чувственно, вверх и вниз. Медленно и невероятно горячо. Так, что хочется хныкать и молить Кирана переместить свои руки с холста и кисти на моё тело. И касаться везде. Касаться всюду и сразу. Но мы продолжаем писать нашу картину, добавляя хвои, темных грозовых туч и ветра, дующего на неспокойную гладь океана, разбивающуюся о скалы. А ливень за окном тем временем продолжает барабанить по крышам…Глава 21. Перстень и правда
Киран Который раз задумываюсь о том, что, когда-никогда, Лайла бы перестала покорно принимать всё как есть и не задавать вопросов. Она вовсе не глупая, хоть и пытается изо всех сил не лезть куда не следует. Просто думал, что это произойдёт не так скоро. Когда у меня будут заготовлены ответы, к которым я не мог подготовиться последние несколько десятилетий… Сейчас Лайла спит в моей кровати всё ещё мне доверяя. Доверие в моём мире самая ценная вещь. Порой, войны оканчивались, даже не начинаясь, только из-за того, что доверие подсказывает не выступать против того, кто тебе дорог. Но будет ли доверять мне Лайла, когда узнает правду? Сможет ли принять её, узнав, насколько она ценна для меня? Её дыхание мерное — сегодня ей не снятся кошмары. Я в тайне наблюдал за ней все эти недели, но в ночь, когда её Дар взял над Лайлой верх, я оказался не рядом. Но успел в самый последний момент, когда сила, связывающая нас, начала гореть с такой мощью, что я понял — ещё чуть-чуть, и девушки, которой я ждал так долго, может не стать. С приходом Лайлы в мою жизнь я начал ощущать эмоции. Хотя, жизнь ли это, если я столько лет нахожусь на грани, на самом деле толком и не живя? Лайла не подозревает о том, что живёт в замке, полном монстров. Не задумывается о том, что спит в постели чудовища, пока тот, словно верный пёс, охраняет её спокойствие. Во дворце никто, кроме меня, Барбары и Рея не знает, кто на самом деле Лайла. Ведь, если им открыть это знание, пророчество не свершится. И наш мир продолжит тонуть в крови, которая в том числе стекает сейчас по моим рукам… Я смотрю на свои пальцы, под ногтями которых запеклась корка из человеческой крови. Чувствую металлический запах. Её надо отмыть, но я не могу позволить себе сдвинуться с места и оставить Лайлу одну. Иду к спящей девушке, ворочающейся во сне. Присаживаюсь на край постели, смотрю на её черты. Она моё противоречие. Ведь я до сих пор не знаю, как с ней себя вести, допуская тысячи ошибок. Мне хочется прикоснуться к её щеке, но Лайла не заслуживает того, чтобы её касались окровавленные руки монстра. Поэтому я просто смотрю, как трепещут во сне её ресницы, впитывая каждый вздох девушки. «Я обещал тебе ответы, Лайла. У меня есть сутки на то, чтобы придумать как тебя спасти от этого знания, и как уберечь от тех, кто будет вести на тебя охоту. Лайла, ты для этого мира значишь гораздо больше меня. И я сделаю всё, чтобы ты осталась жива даже, если мне придётся пойти против Дарэя. Мы с Реем усадили его на трон, позволили вкусить ему власть. Твоя боль и страшное детство — лишь наша вина. Надеюсь, ты сможешь понять нас. И простить. Я не хотел, чтобы ты так рано поняла боль потерь. Но оказался этому виной. И всё, о чём я могу просить Ночь, так это о том, чтобы ты приняла верное решение, когда я признаюсь тебе во всём. Ты моя человечность, Лайла. Ты мои чувства. Ведь я десятки лет до твоего появления не испытывал ничего. Говорят, боль — это самое ужасное чувство во вселенной. Но это не так. Худшее — не испытывать ничего. Не чувствовать, не ощущать. Безразличие ко всему вокруг — вот что делает таких, как мы, безумными. С годами уходит все, к чему мы привыкли. Остается только жажда. Кровь и ты. И ничего больше. Но ты, Лайла. С тех самых пор, как я увидел тебя в видении Закатного…» Я тихо встаю, направляясь к купальне. Темнота мне не помеха, так как я прекрасно вижу даже в беспроглядной тьме. Оборачиваюсь, лаская взглядом горячо любимые черты той, кто давно значит для меня всё. — В твоих руках всё, Лайла, — тихий шёпот срывается с моих губ, пролетая по комнате. — И даже я. Лайла Воспоминания о вчерашнем вечере и написании картины проносятся у меня перед глазами, пока я, будто во сне, выполняю свою ежедневную рутину. Часы, проведённые без Кирана, будто сливаются в одну долгую минуту. Я не живу без его присутствия, постоянно думая о том, где он и что делает. Моё сердце разрывается на части, страдая и пытаясь побороть разум и логику, взывающую к разумному поведению. — Всё хорошо, госпожа? — уточняет Лили, убирая со стола. Я поужинала, но пока ела не ощущала и близко вкуса горячей еда. — Да, — отвечаю я, теребя перстень Кирана на руке. Лили бросает взгляд на перстень, и я вспоминаю, что хотела узнать больше о том, почему все так странно на него смотрят. — Лили? — Госпожа? — улыбается служанка, явно обрадованная тем, что я решаю завести с ней разговор впервые за весь день. — Почему все обращают внимание на перстень герцога на моей руке? Что в нём такого? Слышу небольшой звон посуды за спиной — Лили явно не ожидала такого вопроса, относя сервиз. Возвращаясь обратно, она также улыбается, но я вижу, что улыбка не касается глаз девушки. — Вы разве не знаете, Лайла? — Не знаю что? — выгибаю бровь я. — Я не жила при дворе, мне многое неизвестно. Но я надеялась, что ты, как подруга, поможешь разобраться. Мой голос спокоен и расслаблен. Сама дивлюсь тому, откуда в нём берутся властные нотки. — Конечно-конечно, — кивает Лили, поправляя своё серое платье. — Я всегда готова помочь. Если коротко… в Ладоргане есть особая традиция для высокородных господ. Точнее даже не традиция, а негласное правило, которое часто даёт понять многое приближённым ко двору. Перстни знатных лордов на их пальцах отражают власть. Чем их больше — тем большая власть собрана в руках того или иного лорда, — на этих словах Лили я тут же вспоминаю унизанные перстнями руки Кирана и Дарэя. У Императора все пальцы заняты массивными кольцами. Киран уступает по их количеству лишь в одном... — И для господина каждый перстень содержит крупицу силы, которой он обладает. Их не отдают, не дарят. Передают по наследству своим сыновьям. Но что касается перстней с камнями… Мужчина может отдать такой перстень той, кого любит. Это не обязательно может быть жена, хотя жёны всегда в душе всегда мечтают о таком, самом значимом подарке супруга… Я внимательно слежу за Лили, впитывая каждое слово. Кажется, даже задержала дыхание чтобы не пропустить финал фразы. Самую важную трактовку. — … Отдавая перстень с камнем, мужчина показывает миру то, что он отдал этой женщине часть своей власти. Причём самой главной. Перстень означает власть над его сердцем… Я замираю. Над сердцем… «Сердце моё» — любимое обращение ко мне Кирана, наряду с «моя маленькая тень». Выходит, что это буквально… — … Так что перстень — значит очень многое, госпожа, — завершает Лили, вбивая последний гвоздь в наш разговор. — Он показывает, что вы можете рассчитывать на безграничную любовь и преданность герцога. Такое сейчас редкость, поэтому все столь удивлены. Моя рука так и застывает на перстне Кирана. Камень теплеет от моего прикосновения, и я делаю судорожный вздох. Редкость в Ладоргане? Вспоминаю руки Барбары, которые не украшены кольцами… Так вот в чём причина. Первопричина всего. Вскакиваю на ноги, и уже не слушая, что мне кричит Лили, несусь к дверям. Мне надо найти Кирана. Не знаю, что сказать ему и где искать герцога, пропадавшего весь день, но я несусь по коридорам в его поисках. Глупо, конечно, но в этот момент мною движут эмоции. Я нахожу Кирана выходящим из зала Совета вместе с знатными лордами. Даже вижу советника Олленза неподалёку. В любое другое время я бы тут же остановилась, так как этот человек до сих пор вызывает у меня отрицательные эмоции, но в этот момент мне глубоко на него плевать. Продолжаю свой путь к герцогу, минуя лордов и лишь перед Императором приседаю в реверансе. Пока все удивляются моему неожиданному появлению, я оказываюсь рядом с Кираном. — … Ваша светлость, несколько деревень на юге сожжены неизвестными. Пострадали десятки мирных жителей, а в Резви погибли все. В других деревнях и городах рядом… Когда гонец заканчивает свою речь, заготовленную для ушей герцога, я забываю вообще всё, слыша название до боли знакомой деревни. Именно в Резви я столько лет жила вместе с Эрнестом и Мелиссой — моими приёмными родителями. Все моменты, связанные с моей жизнью в качестве Алексы мелькают перед глазами. Хоть мне сейчас и кажется, что её жизнь жил кто-то иной, но никак не я, память сохранила лица всех, с кем я общалась. Погибли все… Николь, Джон, Давид, старая карга Инга, пекарь, кузнец и множество других людей, кого я знала, но за эти годы даже не вспоминала. Застываю, не в силах проронить ни слова. По щеке скатывается маленькая слезинка… — Лайла? Лео, ты можешь идти, — Киран берёт меня за руку. Гонец скрывается, лорды покидают коридор. Мы остаёмся одни. — У тебя были знакомые в Резви? — Да… Да, были. В этой чёртовой не моей жизни, ведь, пускай и в качестве кого-то другого, но я была там. Я жила там. Я принесла туда смерть. Я обрекла всех на гибель тем, что пыталась таким образом спасти свою шкуру, прячась годами за обликом той девочки, которая погибла вместо меня на поляне двенадцать лет назад. За мной по пятам следует смерть, наказывая всех, кто был ко мне добр. И я не могу остановить её, пока живу сама. — Лайла, мне так жаль. Судорожно вздыхаю. Сначала мои настоящие родители и брат, потом девочка, приёмные родители, деревня… Киран тоже ко мне добр. Принесу ли я ему гибель? Иронично. Сейчас мы в том же самом месте, где начался мой кровавый след. Я вернулась. Наверное, чтобы принести кару. Но я не хочу, чтобы Киран пострадал. И Рей, и Джонатан. Я же правда пытаюсь исправиться, помочь. Не приспособиться. Я даже передала Кирану разговор советника, чтобы… Стоп. — Ты… — отшатываюсь от него я. — Тогда я рассказала тебе о том, что задумал советник… — Тише, Лайла! — Киран озирается, но коридор пуст. — Здесь даже у стен есть уши. — Киран, не увиливай от ответа!! — перехожу уже на повышенные тона я и тут же Киран заталкивает меня в нишу коридора, зажимая рот рукой. — Лайла, прошу, говори тише. Иначе будут проблемы. Я испепеляю его взглядом и выскальзываю из его хватки, упирая руки в бока. В моей груди поднимается волна злости от того, что начинаю осознавать страшную правду. — Я рассказала тебе о планах советника, — мой шёпот словно шипение змеи. — Земли Сокола — это владения барона Ларри Соколовича, так?! На юге Ладоргана. В том числе и Резвь. Что ты сделал с этой информацией? Спустил всё советнику с рук?! Глаза Кирана вспыхивают эмоциями, запертыми внутри него. Кажется, чем больше распаляюсь я, тем больше выходит на эмоции обычно собранный и сдержанный Киран. — Я подавил его жалкие попытки к мятежам… — в его голосе слышатся отголоски странного рыка, но я не реагирую на это, опуская опасность разговора с ним в подобном тоне. — И позволил им убить десятки людей!! — довершаю за него я, ударяя его в грудь кулаком. Как он мог так поступить?! Я же доверяла ему! Я рассказала Кирану всё, что узнала. А он… А он!!! — Лайла, погоди! Ты всё не так поняла! Киран пытается меня остановить, но я противлюсь. Во мне клокочут противоречивые эмоции. Странный шёпот в сознании пытается меня убедить в том, что это всего лишь случайность, да и те люди не были мне родными. Другой же шёпот спорит с ним, ведь это же человеческие жизни! Ими нельзя жертвовать. Но, будучи в Лезвиях, я убивала. Была палачом. Убийцей. Не лучше Кирана, который сейчас заботится обо всём Ладоргане. Точнее я была даже хуже, ведь всегда думала только о своей шкуре, и лишь сейчас начала проявлять гуманность. — Отстань!! — кричу я, извиваясь, как змея. Противоречия разрывают меня изнутри, закладывая странные, неуместные вопросы. А были ли бы со мной столь добры те же Мелисса, Эрнест, Джон, Николь и другие, если бы узнали, кем я была на самом деле? Укрыли бы? Помогли? — Ненавижу! — выплёвываю я, говоря больше о себе, нежели о Киране. Ненавижу себя. Свои настоящие эмоции, прорвавшие плотину из собранности. Свою человечность. Свою совесть. Ситуацию в целом. Одиночество. Все эти жертвы во благо… чего? Себя? Да кто я такая, чтобы вообще кому-то указывать?! Кто я, чёрт возьми?! И почему так себя веду с герцогом, который вместо того, чтобы сослать меня на рудники или свернуть шею голыми руками дал мне перстень и своё сердце?! Я пытаюсь выскользнуть из ниши, но стальная хватка Кирана пришпиливает меня к стене, а его рот неожиданно накрывает мой, затягивая во властный, горячий поцелуй. Отвечаю на него, теряя опору и все доводы, теперь кажущиеся детскими. Все мысли и противоречия пропадают под жаром Кирана. Я обмякаю в его руках, а он целует, целует, целует меня… — Ненавижу… — скорее по инерции повторяю я ему в губы. — Да? — с издёвкой спрашивает Киран, нагло усмехаясь. Его сапфировые глаза сияют, словно драгоценные камни на свету. — Ненавидишь, Лайла? Мои щёки тут же пунцовеют, и я уже собираюсь с головы до пят его обозвать всеми неприятными словами, которые мне известны, как… Волна злости спадает, и я просто остаюсь стоять, тяжело дыша. А важно ли всё это? Сейчас. В это мгновение, когда Киран так близко и я чувствую, как всё моё нутро протестует против того, чтобы держать герцога на расстоянии. Герцога, который отдал мне своё сердце. А я подарила ему своё. Мы смотрим друг другу в глаза, будто на что-то решаясь. Прядь смольных волос спадает Кирану на глаза, прикрывая его лоб. Секунда. А потом я притягиваю мужчину к себе, забываясь в поцелуях и позволяя рукам Кирана оказаться на моём теле. Вспыхиваю, как спичка, находясь с ним рядом. Забываясь, теряя всё и находя себя. Киран целует меня с такой страстью, что я растекаюсь в его руках, отвечая ему я таким же рвением и наслаждаясь его жаром. Не вспоминаю о своих страхах, триггерах и прошлом. Рядом с Кираном мне хорошо. Слишком хорошо. Зарываюсь в его чёрные волосы, притягивая герцога ближе. Нам начинает не хватать воздуха, и мы отрываемся друг от друга, касаясь носами. — Я не успел предотвратить поджог, — дыхание Кирана такое же тяжелое, как моё. — Прости, не смог быть в двух местах одновременно. — Плевать, — неожиданно для себя отмахиваюсь я. Что-то странное творится со мной — на смену огню приходит холод и безразличие к судьбам всех, кто оказался на пути советника, плетущего заговоры за спинами Кирана и Дарэя. Киран непонимающе смотрит на меня, будто пытаясь разгадать сложную задачу. Но я и сама не понимаю, почему моё настроение скачет также, как наша сила, будто перетекая сначала от меня к Кирану, а потом обратно. Она приносит мне холод герцога, остужая мысли. Мы не должны здесь быть. Разговор, который я хотела завести, не для ушей слуг. — Пойдём, — принимаю решение за нас двоих я, выскальзывая из ниши. — Лайла, нам надо поговорить, — будто читая мои мысли, вслух говорит Киран. Я не отвечаю, потому что неожиданно мир начинает плыть перед глазами — я будто перемещаюсь из своего тела в тело Кирана и обратно, смотря на коридор под разным обзором. Хватаюсь за стену, понимая, что моя голова раскалывается… — Киран… — О, воркующие влюблённые! — слышу я за спиной голос Барбары. Вот только её ещё сейчас не хватало! — Ай, ай, ай. Сначала пруд, потом укромная ниша… Беру себя в руки и разворачиваюсь, отлипая от стены. Вроде странное наваждение, заставляющее меня «скакать» от сознания Кирана и обратно пропадает, оставляя меня в своём теле. Барбара стоит напротив нас в своём любимом шёлковом халате. Слишком вызывающем. Слишком открытом. Вызывая у меня злобу, гнев, раздражение и желание впиться ногтями ей в лицо. — Барбара, тебе стоит уйти, — ледяной тон Кирана никак не действует на Барбару. Та продолжает стоять, нахально меня не замечая. Герцог приобнимает мою талию рукой, явно переживая, что я могу потерять равновесие, как пару минут назад. Но мне уже не нужна опора, чтобы дать отпор этой наглой жёнушке Императора. Невысказанные Барбаре до этого слова копятся, пока я изо всех сил сдерживаю себя в руках, чувствуя, как пылают уже не только мои щёки, но и глаза. От ярости. А эта нахальная сука ещё и делает выпад первой: — Малыш, я на счёт своего предложения, от которого ты который раз отказываешься. Я поняла причину и пришла сказать: если ты переживаешь, что я против того, чтобы твоя птичка к нам присоединилась — то я абсолютно не против, — выдает Барбара, протягивая свои наглые ручки к моему Кирану. — Ты можешь взять её с собой в мою спальню. И позвать Рея. Будет даже веселее. От её многозначительного взгляда я чувствую першение в горле. Чего?!!! Она предлагает Кирану… Групповой секс?! Барбара подмигивает мне своими изменившими цвет радужки глазами, а я сжимаю кулаки: — Убери от Кирана свои руки, — сквозь стиснутые зубы шиплю я. — Что-что? Не расслышала! — эта хитрая сука и не думает отлипать от герцога, а тот странно смотрит на неё, как и я, подмечая необычные чёрные вены, проступающие у Барбары под глазами. Но мне плевать на её хищный блеск в глазах, перемешивающийся с вожделением, который я чую от неё. — Убрала. Руки. От. Моего. Жениха, — я оказываюсь между ней и Кираном. Меня бьёт мелкая дрожь от ярости. А дальше всё происходит, словно в тумане… Я вижу, как Барбара ощеряется и её зубы удлиняются, превращаясь в клыки. Глаза подёргиваются темнотой, загораясь неестественным светом. Ногти на её пальцах превращаются в когти, а сама Барбара мгновенно бросается ко мне с шипением зверя… Секунда и я оказываюсь за спиной Кирана, который отталкивает Барбару с такой силой, что та отлетает в стену. По мрамору ползут трещины, но Барбара тут же бросается обратно и её останавливает лишь одно. Киран ощеряется на Барбару в ответ, заслоняя меня собой, и я забываю, как дышать, прикрывая рот ладонью. Я вижу белоснежные клыки Кирана. Клыки монстра. И чёрные вены, расползающиеся от глаз, горящих голубым светом жажды убийства. Его хищную грацию и опасность. Мой мир раскалывается вместе с головной болью. Я вспоминаю то, что до этого не могла увидеть до конца ни в одном своём кошмаре. Кошмаре, который сейчас воплотился в жизнь, ведь сейчас мы стоим в том же самом коридоре, где погибли мои родители и брат. В коридоре, где двенадцать лет назад, стояла я и Киран в крови, рядом с хладеющими трупами взрослых и ребёнка. В крови тех, кого я любила больше жизни. В моём горле застывает крик, запечатывая мой ужас глубоко в костях. Я отшатываюсь от Кирана, забывая про Барбару и суть разговора, срываясь с места лишь бы скрыться подальше от герцога. Осознание страшной правды бьёт по мне, заставляя ноги слабеть и подкашиваться. Правды, которой герцог скрывал от меня всё это время. Правды, которая могла убить меня одним точным ударом в цель. Киран, в которого я влюбилась, чудовище. Он монстр, убивших моих родителей и брата двенадцать лет назад. Киран — вампир. *** Я залетаю в покои и с такой силой захлопываю дверь настолько можно, что кажется — сейчас она разлетится в щепки. Мои реакции стихийны, ведь я ничего не соображаю от боли, рвущей меня на части. Мгновение за мгновением я переживаю тот момент, когда умерли родители и Беллами. Секунда за секундой впитываю их боль. Безумие проникает мне под кожу, отрубая разум. Задней мыслью проскальзывает, что хорошо Лили ушла — я бы не хотела наброситься на неё, как врываюсь сейчас в свою комнату, руша всё на своём пути. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!!! Он врал мне о самом главном. Киран знал и скрывал. НЕНАВИЖУ!! Под моими пальцами вспыхивают искры, вызванные внутренним огнём, полыхающим в венах. — Лайла!! — слышу я крик Кирана, забегающего вслед за мной в покои. Мне плевать на него. Плевать вообще на всё. Какая же я дура! Идиотка! Глупая курица! Моя сила беснуется, пробуждая самые кровожадные мысли. От ярости и адреналина тело обретает небывалую силу, и я переворачиваю новый туалетный столик так, что он падает на пол. Зеркало разбивается на тысячи осколков, устилая всё вокруг битой стеклянной крошкой. — Лайла, давай поговорим, я всё объясню!! Я вижу лицо подскочившего ко мне Кирана, которое вновь стало привычным. Без следа вампирских клыков и дьявольщины, сидящей в нём. Барбара была права. Я не знаю его. А вокруг меня монстры, загнавшие глупую птичку в золотую клетку. Глупую Лайлу, наивно всем верящую и отдающую своё сердце тем, кто разбил её в детстве. Киран останавливается напротив и тянет ко мне свои руки. Руки, обагренные в крови моей семьи. Семьи, которая могла бы меня растить. Родителей и брата, которые могли бы быть сейчас живы!! И мне плевать, являлся ли сам Киран мятежником или же его заставили. Мне плевать. Ненавижу! Ненавижу!! Ненавижу! Я вскипаю, Дар разливается по венам... — Лайла! — я слышу последний вскрик Кирана, в глазах которого отображается неподдельный ужас. — Лайла, нет!! А потом из меня бурлящими, чёрными волнами выхлёстывается темнота…Глава 22. Пустота
Лайла Нет ничего, кроме меня и необузданной магии, вырывающейся из меня. Она затапливает всё вокруг, и в ней теряется смысл всего, что произошло ранее. Черная темнота. Ночная, с запахом свежести и нотками дивных трав, растущих на скалистых берегах неспокойного океана Бурь. В этой темноте гаснут и зажигаются звёзды, рождаются и умирают миры. Ночная бездна, которая была в самом начале. И будет в нашем конце. Она течёт через меня, бурля и выплёскиваясь наружу из тела, покрывая всё вокруг беспроглядной чернотой. Время застывает, как и я на руках Кирана. Безмолвие. В этом застывшем моменте нет ни звуков, ни чувств. Нет ничего. И одновременно есть всё. Тишина. Магия Кирана накрывает нас, словно куполом, не пропуская всплеск моей силы в мир. Защищая от обнаружения, скрывая ото всех. Но мне всё равно. Моё тело обмякло в его руках, глаза остекленели. Взгляд смотрит вверх. Туда, где вместо потолка теперь ширится бесконечная ночь. Она манит меня, даёт успокоение. И мне становится настолько хорошо, что мои веки закрываются, а сама я забываюсь в руках чудовища, погубившего всё, что было мне дорого. И погубившего меня саму… … Я открываю глаза, всё ещё находясь в эйфории после всплеска магической силы. Внутри меня эмоциональная пустота. Я не чувствую ничего: ни эмоций, ни сил. Вокруг меня будто бы образовался невидимый пузырь, гасящий все внешние звуки. А сама я становлюсь бездушной куклой, которая не живёт, а просто существует. Киран сидит у моей постели, но мне всё равно на него. Я не ощущаю ни злости на него, ни страха, ни отчаяния. Просто смотрю вперёд, созерцая кружащиеся на свету пылинки, и молчу. Застывшее время не хочет убыстряться, баюкая меня в своей безмятежности. Я сижу на постели и рассматриваю свои руки. На мягкие полумесяцы ногтей на пальцах и большой перстень с сапфиром… … Герцог приходит и уходит, пытается что-то сказать и объяснить, но его слова не долетают до меня. Я не хочу его слышать и не слышу речей Кирана, не акцентирую своё внимание на его попытках. Просто сижу. Лили приходит и кормит меня, как маленькую, с ложечки. Я ем, но не чувствую вкуса еды. Меня кутают в одеяло, но я не ощущаю холода. На небе зажигаются звёзды, но я не чувствую сонливости. Я не чувствую ничего. Внутри меня ширится пустота. День. Два. Три. Я сижу, смотря куда-то вдаль, покорно ем то, что приносит мне Лили. Не пытаюсь выйти из состояния, обуявшего меня после той ночи и страшной правды. Мой Дар окутывает меня, защищая от Кирана и не давая ему приблизиться ко мне. Защищая от монстра, которому я так легко вверила себя. Я смотрю на него, наблюдаю за ним. Молчу. Проходит четвертый, пятый день… А я продолжаю молчать, смотря на мир остекленевшими глазами, не чувствуя тепла или холода, не ощущая вкуса жизни и живя в своей пустоте… Киран Прошло больше недели с тех пор, как Дар Лайлы в ту злосчастную ночь вырвался на свободу неукротимой ночной темнотой. Она не разговаривает. Никуда не ходит. Просто сидит и смотрит перед собой пустым, потухшим взглядом. Лили почти всегда с ней. Ухаживает за Лайлой, как за куклой. Поит и кормит, купает и говорит с ней, вот только Лайла никогда не отвечает ей. Но Лили не сдаётся. Пускай она и не знает всех причин такой резкой смены самочувствия Лайлы (приходящий лекарь, осмотрев её, сказал, что она абсолютно здорова), но пытается ей помочь всеми силами. Лишь я знаю истинные причины. Но никак не могу добиться от Лайлы отклика, никак не могу упросить её выслушать меня. Она будто в вакууме магии, в который не пробиться никаким способом. Лайла не слышит меня и не реагирует. Она не зла на меня, не обижена, не расстроена. Лайла просто выключила эмоции, запершись внутри своего тела. Я смотрю на разложенную в кабинете карту, но не вижу её. Перед моими глазами всё ещё стоит потухший, безжизненный взгляд Лайлы и её потускневшие волосы. Упершись руками в столешницу, хочу её перевернуть от бушующих во мне эмоций, но не могу — за стеной Лили тихо что-то щебечет Лайле. Такой грохот испугает их. Я сжимаю столешницу до хруста дерева. Мои клыки медленно удлиняются, что предвещает потерю контроля, и я резко отхожу от стола, сжав руки в кулаки. Порывисто покидаю кабинет через раскрытое окно — высота не проблема. Проблема в ином. Спрыгиваю на землю и быстрым шагом направляюсь в сторону сада, надеясь успокоиться в одиночестве. Острое зрение и слух ловят каждое лёгкое движение птиц и насекомых в кустах. В горле стынет рык. Эмоции, ранее мне недоступные, накатывают на меня вновь и вновь. Раньше мы с Лайлой чувствовали, как поток силы и эмоций течёт между нами, смешиваясь. Теперь же, мы будто поменялись местами: в Лайле их не осталось, а я остался тонуть в эмоциональной буре, не видя берегов. Всеми способами стараюсь взять себя в руки, потом у что ещё одно бесконтрольное чудовище в этом замке ни к чему. Дарэй не возвращается в замок уже неделю, пропадая где-то на охоте, а Барбара… Я слышу предсмертные хрипы и останавливаюсь, а потом схожу с тропинки. Пара секунд — и я на поляне, где жена Дарэя допивает последние капли крови из тела слуги-бедняги, чья кожа уже побелела, а губы посинели. Труп смотрит остекленевшими глазами в ночное небо над нашими головами. Барбара аккуратно вытирает губы платочком и засовывает его в кармашек своего платья, выпрямляясь. Я морщусь. Барбара ухмыляется. — Знала бы, что придёшь, оставила и тебе. — Убери отсюда труп. — Прибирать — работа слуг. А этот слуга уже, к сожалению, мёртв. — Барбара… От неё всё больше и больше проблем, которых и так хватало за пределами столицы. Мятежи уже вспыхивают по всей Империи, как сухой хворост от искры огня. Несмотря на все усилия послов, Дарэй исподтишка гнёт свою позицию насчёт войны с Таксодонией и мне сложно уследить за всем в одиночку. Рей помогает частично контролировать Императора, но после его «взрыва» за ужином, Дарэй слишком изменился. Стал импульсивнее. Подозрительнее. Настойчивее. Я не раз находил в его кабинете вещи, намекающие о том, что он ведёт поиски сокрытых саркофагов Пяти. Дарэй становится безумным. И одним из его безумных поступков стало обращение Барбары. Барбара остаётся ненасытной уже почти две недели. Её жажда множится, выходя за рамки привычного кормления новообращённого, и мы уже не успеваем менять кормильцев. Она высасывает всех до последней капли и бросает везде, где ни попадя. Мы просто не успеваем прибирать цепочку из трупов, что ведёт в её покои. — Почему она, а не я?! — взвизгнув, шипит Барбара,мгновенно сокращая между нами расстояние и оставляя труп бедняги покоиться на траве у кустов. Это действие вытаскивает меня из мыслей, возвращая в реальность. Я знаю, о ком идёт речь. И у меня нет ответа на этот вопрос. — Он просто… Как же я устал от всех этих проблем, которые доставляет Дарэй. Зачем было жениться на Барбаре, если заставляешь её страдать? Зачем давать ей поводы для ревности, подводя к пику? Как не пытаюсь понять, не понимаю логику поступков друга. Мы знакомы слишком давно. Почти век. И с каждым годом пропасть между нашим пониманием мотивов друг друга ширится, поглощая прежний мост дружбы, что связывал нас. — Что такого в этой Дженебре Виттелло?! Почему он любит её, а не меня?! Почему?? Вой Барбары схож с волчьим, ведь волчищей она осталась даже несмотря на обращение в вампира. Точнее Барбара была оборотнем, а стала гибридом. Я годами предупреждал Дарэя не совершать этого поступка даже в любом неконтролируемом порыве страсти или злости, ведь мы ранее уже имели дело с гибридами. Представляю, как придёт в ярость Блайдд, когда узнает, что Дарэй сделал с его обожаемой сестрицей… — Я не знаю, Барбара. Что такого в Дженне, что Дарэй любит её десятилетиями? Полагаю, что сейчас солгу, ведь прекрасно знаю ответ на данный вопрос. Это связь. Иногда она появляется совсем неожиданно, намертво связывая тебя с тем, кому ты будешь предан несмотря ни на что все оставшиеся века. И это нерушимо. Навсегда. Но Барбара не чувствует моей лжи. Она вся щетинится, уходя в себя: — Никто не знает. Однако ей отдают сердце, отдают перстни, а мне… Глаза Барбары светятся, когти на руках удлиняются. Под глазами ползёт сеточка чёрных вен. А потом она неожиданно берёт себя в руки и вновь обретает человекоподобный вид. Лишь ведёт носом, принюхиваясь и выискивая новую жертву, что погибнет этой лунной ночью. Её голос вновь становится ровным и привычным. — Все вы, мужчины, те ещё твари, Киран. Вы глупцы. И вот этого вы тоже не знаете. Врёте, скрываете, увиливаете вместо того, чтобы сказать всё прямо и встретиться с принятием информации женщин лицом к лицу, — последние слова она будто выплёвывает из себя. Её глаза суживаются в две тонкие щёлочки. — И это ломает веру в вас, ломает нас. Думаешь, я злодейка, раз вот таким образом показала правду Лайле? Надо было признаваться раньше, Киран. У тебя было двенадцать лет. Больше десятилетия. А что вы делали с моим братцем? Лишь запрещали всем, кто о ней знал из стаи, распространяться о том, что наследница Лаиров жива. И о том, что вы неумолимо следите за ней, — я напрягаюсь и прислушиваюсь к звукам, боясь, что нас могут подслушать. Но в дворцовом саду нет ни души, кроме нас и благоухающих роз. — Я сделала Лайле одолжение, позволив раскрыть глаза на натуру чудовищ вокруг. — Ты сломала её. — Нет, Киран, — Барбара медленно начала обходить меня по кругу. — Это ты сломал её. Надеюсь, что она достаточно сильная, чтобы возродиться из этого пепла, который для неё стал сплошным битым стеклом. И стать фениксом, который сожжёт всё вокруг в этой грёбанной Империи до тла. Налетевший ветер треплет наши волосы. Услышать от Барбары подобное… Она смотрит на меня, в её глазах я вижу злость и боль. Мы застываем, смотря друг на друга, и не произнося ни слова. А через мгновение Барбара исчезает, покинув сад со скоростью, доступной лишь новообращённым, оставляя меня стоять у роз, с чьих шипов на траву стекает алая кровь… Лайла Пять дней спустя… Лили уходит, оставив меня одну в спальне. Из раскрытого окна веет вечерней прохладой. Лунный свет, прорезая кроны деревьев, серебрит мои разметавшиеся по подушке волосы. Я лежу на кровати, не мигая наблюдая за тем, как шелестят листья. Через какое-то время мой взгляд скользит ниже — на мои руки, покоящиеся на покрывале. Рядом лежит перстень Кирана, который я сначала не снимала, а потом, хоть и сняла, но продолжила постоянно носить везде с собой в кулаке. Я до сих пор не чувствую ничего, но каждая ночь подпитывает меня, принося в мой безмолвный мир шорохи и звуки. Киран уже оставил попытки со мной заговорить — если и приходил, то лишь смотрел. Его глаза и так говорят мне многое. Медленно поднимаюсь с кровати, зажав в кулаке перстень. Босые ступни касаются ледяного пола, но не чувствуют холода. Иду к окну, раскрывая его и с безучастным видом смотря на сад. Ещё неделю назад мне стало плевать на то, что вокруг меня все страшные легенды, в которые я не верила, оказались правдой. Мне стало всё равно на то, что Киран являлся чудовищем. Что он убил мою семью. Что он убил во мне доброту и доверие. Сейчас ничего не поменялось, мне всё также всё равно. Однако этот перстень… Я не могу с ним расстаться. Не могу его вернуть. Отхожу от окна и кладу перстень на туалетный столик, а тот печально блестит на свету. За эти недели я многое осознала, ведь уже давно начала мыслить здраво. Я многое прокрутила в своей голове — диалоги, слова, фразы. Всё, что я бы могла сказать Кирану. И ничего, чтобы изменило положение вещей. Согласно нашей договорённость я его невестка. А он монстр, погубивший во мне всё светлое, оставив лишь темноту и пустоту. И, казалось бы, между нами может быть лишь ненависть, и ничего больше. Но в этом и проблема. В моём сердце вместо ненависти живёт любовь к нему. И привязанность. Я привязана к монстру, привязана к его перстню и сердцу. Связана по рукам и ногам, как марионетка в руках кукловода. Сколько уже прошло месяцев? Полтора? Почти два? Ещё месяц рядом с ним для меня равен пытки и потери всех тех крупиц, что у меня остались. Я хотела знать правду — я её получила. Теперь я знаю, что внутри меня живёт отвращение к самой себе — слабачке, которая даже отомстить за родных убийце не может, лишь продолжает жить с ним под одной крышей и позволяет заходить в мою спальню. Отвращение к той извращённой любви, которую я продолжаю испытывать к Кирану Ердину несмотря ни на что. Я накидываю на ночную сорочку рубашку и кидаю последний взгляд на перстень. Есть лишь один выход разорвать все связи с ним, и Киран мне собственноручно вручил эту идею. Принести ему информацию и потребовать расторжения нашего соглашения, после которого я навсегда исчезну из дворца, растворившись в ночи и став бесплотной тенью, витающей над холмами. Сглатываю и принимаю первое за эти недели решение. А после выхожу из комнаты, направляясь в покои Барбары Ладорганской — вечер в обмен на информацию. Это мне по силам.Глава 23. Барбара
— Неужели? — интересуется Барбара, сама открывая двери в свои покои. По пути сюда меня видели лишь пара стражников, и я уверена — они доложат об этом Кирану, ведь я впервые появилась в коридорах за эти недели. Главное успеть оказаться в комнатах Барбары прежде, чем Киран здесь объявится. Не думаю, что он будет вламываться к ней. — Входи. Кажется, Барбару не удивляет моё внезапное появление. Или же она прекрасно владеет собой и своими эмоциями. Я прохожу внутрь и вижу, что всюду горят свечи, разгоняя тьму. Глупо приходить самой к монстру, зная о его натуре. Но разве я чем-то отличаюсь от чудовищ? Я не вампир, но я Одарённая. Я могу исчезнуть, стоит лишь захотеть. Я смогу за себя постоять. — Не боишься? — уточняет Барбара, оглядывая меня каким-то взглядом, полным… жажды? Или голода? Мне становится не по себе. — Нет, — мой голос холоден, как воды океана Бурь. — А стоило бы. Знаешь, кто я? — она выпускает свои когти и клыки. — Вампир. — Нет, птичка моя, — Барбара легко ведёт когтем по моей шее, ухмыляясь. — Я гибрид. Была волчицей, оборотнем… ты читала сказки про волков севера, верно? А благодаря Императору стала чем-то иным. Такой можешь стать и ты, если будешь продолжать лебезить со своей ненужной любовью к герцогу. Упоминание Кирана отвешивает мне неожиданную пощёчину, пробуждая мозг от долгого расслабления. Видя мою реакцию, Барбара улыбается, и с острыми клыками её улыбка больше похожа на оскал. — Нравится такой внешний вид? — Терпимо. — Ты изменилась, пташка. Забавно. Зачем пришла? — А ты обещала, что дашь мне информацию о Киране в обмен на один вечер в твоей компании, — мой голос даже не дрожит при упоминании до боли любимого имени того, кто разбил на меня на куски. — Поняла, что знаешь не всё, — утвердительно кивает Барбара и отходит от меня. — Умная пташка, учишься. Хорошо, моё предложение в силе. Проходи, не стой у порога. — И что же мне придётся делать? Прислуживать? Или быть кормом? Боюсь ли я стать её кровяным банком? Не думаю. Всё, что меня сейчас заботит — лишь информация, которая позволит разорвать мою договорённость с Кираном. — Ты будешь смотреть, — расплывается в хищной ухмылке Барбара, ведя меня в комнату. Там я сначала вижу огромную клетку, в которую ведет открытая дверь-решетка в спальню. Эта клетка опоясывает комнату огромным вольером, создавая довольно странную обстановку. Потом я замечаю двух мужчин-слуг, лежащих на огромной кровати с балдахином, явно ожидающих Барбару. Вопросительно выгибаю бровь и смотрю на Барбару, подмечая на стене в клетке висящие кандалы и ошейник. Та, заметив мой взгляд, поясняет: — У Императора свои способы, как стоит справляться с волчьим нравом своей жены. На моём лице ничего не меняется, хотя подтекст фразы мне предельно ясен. Дарэй что, сажал Барбару на цепь, словно пса? Но вместо этого вопроса я задаю другой: — И на что я буду смотреть? Барбара машет рукой на стул, поставленный в клетке. — Присаживайся. Подчиняюсь, хотя ожидаю хоть какого-то объяснения ситуации, которая мне уже не нравится с самого начала. Мужчины встают с постели и грациозно движутся к Барбаре, которая теребит пояс своего атласного халата, недвусмысленно закусывая губу. — Отлично, зритель на месте, — кивает Барбара, когда я усаживаюсь на стул с прямой спиной. Она подходит к двери, ведущей к в клетку, и запирает её на ключ, бросая тот на пол к моим ногам. Я оказываюсь отрезанной от неё и мужчин, но в отличие от них имею возможность покинуть клетку в любой момент. — Это для безопасности. Твоей же. Сглатываю. А Барбара продолжает, оголяя грудь одного из мужчин и поглаживая в районе сердца: — После наших разговоров у меня сложилось впечатление, что худшей пыткой для тебя, ещё невинной в плане утех, будет наблюдение за процессом. Поэтому я выбрала столь извращённый метод наслаждения сегодня. Правила нашей игры просты: ты смотришь, не отворачиваясь и не закрывая глаза. Я рассказываю всё, что ты захочешь знать, и не только. Рассказ продолжается только тогда, когда ты остаёшься на месте и смотришь. Одним движением Барбара сбрасывает с себя халат, оставаясь абсолютно голой. Мои щёки вспыхивают, когда приходит осознание на что мне придётся смотреть. — А, и ещё одно условие: ты не можешь касаться себя или двигать стул, — мурлыкает Барбара, выгибаясь дугой от прикосновений мужчин. Я же до боли сжимаю руки в кулаки, стискивая зубы. — А какой тебе с этого прок? В извращении? — цежу я, понимая, что не могу двинуться с места. Я должна принести хоть что-то Кирану, чтобы разорвать договор. Мне придётся высидеть… хотя бы прелюдию. — В твоих эмоциях, милая пташка, — смеётся Барбара. — Я их очень остро чувствую и от них меня прямо переполняет эйфория. Отлично. Замечательно. — И ничего такого себе не надумай, Лайла, — подмечает Барбара, пока её наложники стягивают с себя одежду, — ты мне абсолютно не интересна. Я люблю мужчин. Это ну очень заметно. Особенно по их количеству в этой комнате. Мужчины не задают вопросов, действуя молча. Слаженно и уверенно. Будто под гипнозом. Я решаю концентрироваться на их лицах, а не телах, чтобы выдержать хотя бы пятнадцать минут, а потом удалиться из этого логова разврата. Один из них брюнет, второй — блондин. У блондина зелёные глаза и широкие плечи. Как и у брюнета, у него на шее рабская татуировка, показывающая всем, кому они принадлежат. То есть Императору. Забавно. А сам Дарэй знает, чем в своих покоях занимается его жена и с кем? Кстати, брюнет-ладорганец очень сильно напоминает внешне Дарэя: высокий и с короткими чёрными волосами. У него мускулистый торс и литые мышцы рук. Оба наложника явно попали сюда через аукцион, а что это за вещь я знаю по себе. Однако их одурманенные чем-то глаза напрягают… У меня закрадывается сомнение, что они находятся под чьим-то влиянием. Блондин медленно целует шею Барбары. Она тает в руках блондина, пока брюнет освобождает её ноги от обуви, попутно обнажаясь. На него я не смотрю. Никогда не видела полностью обнажённого мужчину (Киран в ночь заказа не в счёт), но, кажется, скоро увижу сразу двоих. Сижу, вцепившись в стул, стоически выдерживая начало. Ко мне стремительно возвращаются эмоции, стоит стыду проникнуть в мои жилы. Гнев смешиваются с чем-то ещё, пробуждая отклик после долгого безэмоционального затишья. — Что же ты хочешь знать о Киране, маленькая пташка? — стонет Барбара, когда руки мужчин касаются её обнажённого тела везде, сминая и поглаживая. Не отвечаю. У меня на ответы пока нет сил — я пытаюсь справиться со стыдом. — То, что он не человек, ты уже и так знаешь, — продолжает Барбара. Я начинаю сомневаться в правильности того, что сейчас происходит, и чему я становлюсь невольной свидетельницей. Нахожу точку, в которую буду смотреть ближайшее время — ею становится кисточка от бахромы, которой отделан полог по-императорски огромной кровати с балдахином. Красивая кисточка. И такого красивого, насыщенного алого цвета… — Если у тебя нет ничего занимательного для моих ушей, то я, пожалуй, покину это место, — шиплю я сквозь стиснутые зубы, а Барбара томно смеётся. Она падает на кровать, утягивая за собой отлично сложенного блондина. Как ни стараюсь смотреть лишь на кисточку, мой взгляд скользит ниже и теперь я пытаюсь смотреть только на их волосы. Сердце начинает биться чаще. Зачем вообще я сюда пришла?! — Лайла, — стонет Барбара, выгибая спину и прикрывая глаза. — Мы только начали. Поэтому ты останешься и будешь сидеть. Тебе же нужна информация? Не такими жертвами! Но... Придётся терпеть. Я уже начинаю задумываться, почему я просто не поговорила с Кираном. Однако, скорее всего, если бы так поступила, то не узнала ничего толкового. Умалчивание и ложь. Неужели он думал, что я не вспомню его в ту ночь? Помнил ли меня сам Киран? Я у него всё это обязательно спрошу, но сначала узнаю версию от Барбары. В отличие от всех вокруг, она намекала мне на всё это раньше. — Не отводи глаза, пташка, — слышу голос Барбары и стараюсь обстрагиваться от действа, но невольно подмечаю похотливо выгибающиеся тела. О Великая Ночь… — И задавай уже вопросы. Они, — Барбара намекает на своих наложников, — никому ничего не расскажут. Выходит, она им приказывает? Какой Дар она переняла? Кто её обратил? — Все Одарённые — вампиры? — спрашиваю я первое, что хочу выяснить. — Да, — ответ Барбары сливается со стоном. Один из наложников входит в неё. Я смотрю сквозь эту картину танца похоти, думая только о вопросах и ответах. Вопросы и ответы. Вопросы и ответы. И ничего более. Никакого секса. Никой похоти. Никакого разврата. — Все Одарённые на то и Одарённые, что отличаются от людей. Они получают дар после Ритуала, когда их обращают. — Понятно. Но тогда кто же я? Не думаю, что вампир. Я ведь не чувствую жажды крови. В голове всплывают слова призрака из видения: «В мире, полном монстров, питающихся кровью, ты и сама монстр, Лайла Лаир. Я и есть монстр». Выходит, моё подсознание знало? Помнило? О боги… — Что произошло в ту ночь, когда убили мою семью? — прямо спрашиваю я, опасаясь за свой рассудок. Тем временем трое разгорячённых сладострастием любовников уже стремятся ко взаимному удовольствию. — О, это занятная история. Что ты знаешь о пророчестве? — ответила Барбара, томно разомкнув поцелуй с брюнетом. Если бы в этот момент блондин не начал покрывать внутреннюю сторону бедра Барбары поцелуями, можно было бы подумать, что мы ведём светские беседы где-нибудь за чаем. — Ничего, — отвечаю я, чувствуя, как к щекам приливает румянец. Вспоминая, что именно этот лист был вырван из книги, которую я читала в библиотеке. — Печально. Но если кратко… Ах! — блондин в ногах Барбары поднимается выше, перенося поцелуи на её трепещущую разгорячённую плоть. — Когда-то давно жила безумная ведьма, чьи последовательницы заперли Первых вампиров — как раз тех, кого сейчас воспевают как святых в наших храмах — в магических саркофагах для защиты обычных смертных от бессмертных. Ты явно это сама уже знаешь, правда? — брюнет склоняется над грудью Барбары, начиная дразнить языком чувствительные соски волчицы. — Я почуяла твой запах на книге с легендами Таксодонии, — на мгновение её чувственный рассказ прерывается стонами. Я закусываю губу, чувствуя, что у меня одергиваю не только щёки, но и всё тело. Рука тут же скользит вниз, но я тут же одернула себя, понимая, что мне нельзя двигаться, пока Барбара рассказывает о пророчестве. — Так вот, этой ведьме было видение… ах, что однажды придёт к власти Великий Император… ммм… который, ох! Объединит все земли Сая-я-яры под своё крыло, принеся континенту единение, ммм… — Я хочу закрыть уши от этих развратных звуков, однако тогда не смогу услышать историю. — Но вместе с этим в мир вернётся и Ночной Дар, ведь кровь его носителя необходима для вскрытия печати на саркофагах Пяти и свершения пророчества о крахе и возрождении Саяры. — Барбара запрокидывает голову, жадно хватая воздух полными губами. Брюнет тут же принимается осыпать её лицо поцелуями, а блондин усиливает свой натиск внизу. — Этот носитель Ночного Дара, согласно легенде, должен будет убить своего предшественника, расчистив себе дорогу к престолу и выстроив свою новую Империю Крови. А пока у нас у власти стоит мой муженёк… Барбара прерывает свой рассказ, не в силах больше сдерживать рвущиеся наружу стоны. На мгновение она забывает о моём существовании, наслаждаясь жарким соитием, затем наложники и Барбара меняют позу. Блондин послушно ложится на спину, Барбара томно перекидывает через него ногу, а затем, глядя прямо мне в глаза, опускается на предмет его мужской гордости. Мои щеки вспыхивают, а волчица лишь усмехается, наслаждаясь всплеском моих противоречивых эмоций, захлёстывающих меня с головой волнами жара и стыда. Как будто стараясь добить меня, волчица манит брюнета, а тот беспрекословно склоняет голову, подставляя шею под клыки своей госпожи. Барбара впивается клыками в его шею, продолжая пиршество разврата и крови. Я еле удерживаюсь от того, чтобы не отвести от них свой взгляд. Мне нужны ответы на все вопросы. И мне придётся сидеть здесь и позволять мучить себя сценами их всепоглощающей похоти. Интересно, надолго ли их хватит? — … Так вот, — прорычала Барбара стирая кровь с губ тыльной стороной ладони. Было видно, что она не хочет прерывать пиршество, но правила игры все еще действовали, и вынуждая Барбару продолжить рассказ. — Один из Закатных некогда сообщил Дарэю, что Дар Ночи перейдёт к одному из наследников приближённых к нему лордов, — блондин под Барбарой двинул бедрами, вонзая в нее свое достоинство. — Ахх! Это было аккурат двенадцать лет назад. А потом мой муженёк решил… ммм, что именно он станет Великим Императором всей Саяры, поэтому решил избавиться от носителя Ночи заранее. Пригласил все семьи с детьми, а дальше ты и сама знаешь, — Барбара снова отвлекается от разговора. С её губ начинают срываться томные стоны, перемежаемые с глухим рычанием. Глядя на них, я чувствую, как полыхает пожар внизу моего живота. Тягучая капля горячей влаги скользит по бедру, выдавая мое возбуждение. — Знаю, — отмечаю я сквозь туманящее разум желание. — Точнее помню, но не всё. Зачем было убивать родителей, если могли просто убить детей? Этот вопрос я и задаю вслух, инстинктивно комкая пальцами подол своей сорочки и ёрзая на стуле. — Ты забавная, — усмехнулась Барбара, подмечая блуждание моих рук. — Думаешь, кто-то из родителей позволил бы умертвить своего ребенка? — блондин под Барбарой начинает двигаться активнее, заставляя её голос сбиваться, а полушария грудей покачиваться им в такт. — … ммм… Тем более, что большинство из них после рождения наследников прошли через Ритуал обращения. Я ловлю себя на мысли, что мой взгляд блуждает по ее изгибам, не в силах оторваться от точки, где женское и мужское тело соприкасаются друг с другом. И почему я так жадно слежу за ними вместо того, чтобы противиться той игре, что задумала Барбара? — Значит, один из этих детей имел Дар Ночи? И был опасен для Дарэя? —спрашиваю я, стараясь прогнать наваждение. — Именно, — взгляд Барбары останавливается на мне, пока она покачивается на волнах наслаждения. Её тело блестит от пота, стекающего каплями по её бархатистой коже. — И ты прекрасно знаешь, кто это был. Почувствовав, что блондин вот-вот дойдет до кульминации, Барбара останавливает его движения, а затем соскальзывает с члена и встаёт с кровати. Волчица подходит к моей клетке, прогибается в пояснице и обхватывает пальцами холодные металлические прутья. Брюнет, словно только и ждал этого, подходит к ней сзади и на моих глазах проникает в неё. — Ах! — стонет Барбара. Её лицо находится в нескольких сантиметрах от моего, и я вижу, как расширяются её зрачки от бурлящих эмоций, как вздрагивает от сладкой истомы тело, как блестят алые капли крови на полных губах. Барбара очередной раз ощеряет свои клыки. От её глаз ползут вниз под кожей чёрные вены. Я завороженно смотрю на её клыки, почему-то отчаянно желая, чтобы те вонзились в мою кожу, превратив меня в беззащитную жертву этой властной волчицы. И, словно считав мои мысли, Барбара делает знак брюнета, останавливая соитие. Тот покидает её жаркое, влажное лоно, а затем подходит ближе, становясь на колени перед госпожой. Она впивается в шею брюнета зубами, высасывая его кровь, смотря прямо мне в глаза и не разрывая наш зрительный контакт. Я вижу, как она жадно глотает кровь, как пульсирует венка на шее мужчины, как вытекает кровь из разорванной кожи и чувствую, будто с каждым глотком Барбары жизнь утекает из меня, а не из наложника. Зрелище заставляет меня затрепетать, бедра сводит судорогой, а затем внизу живота как будто что-то взрывается, обдавая меня волной невыносимого жара. — Нравится вид? — уточняет Барбара, отодвигаясь от шеи наложника и чувствуя сладкий запах моего поражения разлившийся в воздухе. — Это судьба всех Одарённых, кроме тех, кто имеет Дар от рождения. А такой привилегии сейчас удостоен лишь один ребёнок, давно выросший во взрослую девушку. — На что ты намекаешь? — переспрашиваю я, чувствуя, как моя грудь тяжело вздымается и опадает. — На то, что Дар есть Дар, однако он не даёт всех плюсов вампирской жизни. Не даёт скорости, бессмертия и нечеловеческой красоты, — произносит Барбара, протягивая руку ко мне сквозь прутья клетки и неожиданно игриво проводя пальцами по моим сведённым коленям. — Ты была оборотнем. Ты имела силу, — дрожу я, под её горячей и влажной рукой с острыми когтями. — Но не бессмертие. Да, более долгую, но не вечную жизнь. И я не имела Дара. Но теперь… — Чего ты добиваешься всеми этими разговорами? — спрашиваю я, откидывая руку Барбары с моих колен. — Чего ты хочешь, Барбара? — Любви и власти, — игриво улыбается Барбара. — А ещё интриг и отмщения за сломанную жизнь. Я понимаю, что игра закончилась и разговор потерял свою ценность. Пора уходить, ведь Барбара уже начала откровенно издеваться надо мной и моей неопытностью. — Поэтому ты устраиваешь всё это? Ради того, чтобы добиться любви Дарэя? — не выдерживаю я, со злостью озвучивая давнюю догадку. — Мне плевать на его любовь! — шипит Барбара, вцепляясь руками в прутья клетки. — И я ещё ничего не начинала! Всё начнётся, когда сюда приедет мой брат и увидит, что с его любимой сестрёнкой сделали вампирские отродья. А потом продолжится, когда Дарэй сам выйдет на твой след и свернёт тебе шею, чтобы сломать печать, сдерживающую приход Пяти, а после… Я больше не собираюсь выдерживать эту пытку и вскакиваю со стула, отпихивая ногой ключ от клетки ближе к Барбаре. Всё! Хватит!! Мчусь в гостиную через открытую дверь, полыхая от стыда и гнева на собственную слабость. Себе вслед я лишь слышу смех и последнюю фразу Барбары за этот вечер: — И куда же ты? Бедняжка! А Киран-то тебе не враг, глупышка. Он не убивал твоих родителей и брата. Это сделал мой муж!! Её фраза эхом прокатывается по комнате, обдавая меня страшным осознанием. Всё это время я обвиняла не того.Глава 24. Желание
Я несусь по замку, словно ураган. Сердце в моей груди бьётся так сильно, что кажется — ещё чуть-чуть, и оно выпрыгнет из грудной клетки, проламывая рёбра и падая на холодный мраморный пол. Мои щёки красные от стыда и перевозбуждения, дыхание сбито, мысли в хаосе. Киран не убивал их. Не убивал Беллами, не убивал моих родителей. Правда ли это или всё вокруг снова погрязло в паутине лжи? Это ли Киран пытался сказать мне всё это время, пока вокруг меня была лишь тишина? Киран смотрел, как Дарэй убивает мою семью? Дарэй, с которым я танцевала и ужинала? Наш Император! Мне кажется ещё чуть-чуть, и я лишусь чувств. Но пока ноги меня по памяти несут в покои, где я надеюсь найти безопасное место. Безопасное? Здесь? Глупышка ты, Лайла! Здесь везде опасно, ведь именно в этом замке убили твоих родителей и брата, массово казнив ни в чём не повинных людей из-за глупой легенды… А было ли на самом деле правдой то, что говорилось в этом пророчестве? Выходит, что я погибель Дарэя? Вбегаю в покои и захлопываю за собой дверь в свою комнату, не сразу понимая, что там уже кто-то есть. И замечаю Кирана лишь когда даю слабину и позволяю одинокой слезинке скатиться с моей щеки. Он стоит возле моего туалетного столика и вертит в руках перстень, который я сняла перед выходом. Киран поднимает на меня глаза — такие глубокие и такие до боли мною любимые — и по его лицу пробегает тень. Он молчит, смотря, как я медленно смахиваю со щеки слезу. Я многое узнала. Теперь у меня есть возможность обменять информацию на одно любое желание — Киран ведь дал слово, что исполнит его. И, судя по его взгляду, он осознаёт происходящее сейчас. Мне лишь нужно лишь набраться смелости и впервые заговорить с ним за минувшие дни. Когда я покидала свои покои, то была уверена в том, что собираюсь попросить взамен на информацию от Барбары. Сейчас же… Перстень в руках Кирана грустно поблёскивает на лунном свету. А Киран, как обычно, теряется в ночной тени комнаты, словно хищник, затаившийся в засаде. «Ты должна это сделать, Лайла. Ты сильная,» — мысленно говорю себе я. Какие глупые слова и заверения… Не верю в них. Но я должна быть сильной. Больше не хрупкая. Больше не глупая. Я знаю, что нужно сделать. И это необходимо, как бы ни было больно. Я смогу. Сглотнув и решившись, я открываю рот и тихо, еле слышно, ему шепчу: — Нам надо поговорить. Киран Я видел, как день за днём она угасает. Чувствовал, как молчит нить, связывающая нас. Ощущал пустоту и пропасть, залёгшую между мной и Лайлой. Она практически не ела и не пила, безжизненно сидела в комнате и не давала мне попыток объясниться. Я тысячу раз проговаривал свой монолог мысленно и вслух, и уже выучил его наизусть. Вот только она ни разу его не услышала. Сидела рядом, но не слышала и слова из того, что я ей говорил. Шли дни, а я продолжал постоянно думать о словах Барбары. «Это ты сломал её. Надеюсь, что она достаточно сильная, чтобы возродиться из этого пепла, который для неё стал сплошным битым стеклом. И стать фениксом, который сожжёт всё вокруг в этой грёбанной Империи до тла». Было ли всё происходящее сейчас пророчеством? Играли ли все мы на его свершение, что неминуемо повлекло бы за собой крах того, что нам привычно? Разве моя Лайла и есть тот самый венец, который должен всё исправить или, наоборот, усугубить? Моя Лайла. Нет, я не имею права так её называть. Не после всего того, что она пережила по моей вине. Но разве у меня был выбор? Как я должен был поступить правильно, чтобы не превратить её жизнь в сплошную боль? Я виню себя и не могу найти оправданий своим поступкам. Я чудовище. Монстр. Настолько, что не могу её отпустить. Не хочу отпускать, не хочу, чтобы она злилась на меня. Я эгоистичен, ведь хочу прощения той, кому принадлежит моё сердце целиком и полностью. Той, в руках которой власть надо мной. Той, кто оставила перстень и покинула комнаты впервые за эти дни. Верчу в руках холодный перстень, наблюдая за тем, как переливаются его сапфировые грани. Куда ушла Лайла? Я знаю, что она не покинула замок. Она сняла кольцо. Значит ли это, что Лайла…? Дверь в покои отворяется. Сердцебиение Лайлы я слышу, даже стоя за разделяющей нас стеной — оно настолько быстрое, что это мгновенно выбивает из моей головы все мысли. Лайла врывается в комнату, не замечая меня, и мне в нос бьёт целая какофония противоречивых запахов её эмоций, что властвуют над ней сейчас. Это полностью сбивает меня с толку, заставляя просто стоять и смотреть на неё. Как же она красива… Красива своей человеческой душой. Она не такая, как все мы, погрязшие в крови и залитые ею с головы до ног. Лайла чистая, невинная и хрупкая. Ей нужна защита, опора и поддержка, которую я столько лет не мог ей дать. Эгоист, зацикленный на себе и своих желаниях. Тот, кто мог дать ей все с самого начала, но не мог решиться на этот шаг. Трус. Чудовище. Слабак. Лайла поднимает на меня глаза, и я тону в них, словно в пучине. Её эмоции пронизывают меня, выбивая из-под ног почву. Они настолько противоречивые, что я просто открываю рот и ничего не могу сказать, так как этот шквал обрушивается на меня со всей силы и продолжает топить, утягивая на дно. Туда, где бьётся сердце Лайлы и трепещет её душа явно чем-то сильно взбудораженная. Её запах резкий, манящий, такой… сладкий. Я чувствую её смятение, страх, взволнованность, печаль, гнев и возбуждение. Последнее заставляет мои брови приподняться — от Лайлы пахнет Барбарой и незнакомыми мужчинами. Она всё это время оставалась у Барбары в покоях? Но зачем? Что Барбара побудила её делать? Неужели заставила Лайлу смотреть, как она…? Лайла шумно выдыхает через рот, и я ловлю этот выдох всем своим существом, наблюдая за её движениями. Знаю, что сейчас она меня слышит. Понимаю, что надо просить её прощения и молить о том, чтобы Лайла простила меня и осталась. Надо рассказать ей всё. Мы смотрим друг на друга, будто выжидая, кто решится заговорить первым. Я смотрю на её черты, до боли любимые, на мягкие волосы, на глаза, которые вновь приобрели осознанный блеск. Я так скучал… О Ночь, я так виноват перед ней! Лайла сглатывает и опережает меня: — Нам надо поговорить. Киваю, сжимая в кулаке перстень. Лайла тут же кидает взгляд на мою руку — моё острое зрение уловило, как она дёрнулась. Я… пугаю её? — Да, надо, — решаю нарушить своё молчание я. Мой голос хрипловат — сказываются последствия шквала её эмоций, что я считал. Никогда бы не подумал, что от чужих эмоций можно настолько опьянеть. — Да, надо, — эхом за мной повторяет Лайла, и я вижу, как капелька пота скатывается по её шее к груди. Она переживает и напугана. И причина частично кроется во мне. Я обманывал её, недоговаривал. Надо было сразу всё рассказать и послать к чёрту все возможные последствия. Добиться её другим путём. Доказать, что я ей не враг. Прямо сейчас рвутся все нити, связывающие нас. Во взгляде Лайлы столько боли, что хочется забрать её, разделить напополам и не оставлять её со всем этим грузом. Нас всё ещё связывает общая магия и через неё я чувствую, что Лайла еле сдерживается, чтобы не закричать. Я рад этой её мысли, ведь за все эти дни я понял, худшее — это не крик. Худшее — это безразличие. А когда хочешь кричать… значит, тебе не всё равно. Но Лайла не кричит. Кричат лишь наши сердца, а наше затянувшееся молчание кромсает души не хуже ножа. Лайла для меня лес, в котором можно заблудиться. И океан, в котором можно потонуть. Мне хочется сократить расстояние между нами. Обнять её. Встать на колени. Попросить прощения. Но Лайлу это испугает, ведь я для неё всё ещё чудовище. Она видит во мне ту тьму, которую я ненавижу: клыки, тонкие чёрные прожилки под глазами, хищную грацию и нечеловеческую скорость. Я вижу слёзы в её глазах. Накал, бушующий у неё внутри, спадает. Ему на смену приходит боль и стойкость. Моя смелая, отважная девочка. — Ты не убивал мою семью, — шепчет Лайла. «Нет. Но на моих глазах они погибали. Мне нет прощения. Однако я не мог ничего сделать, Лайла! Не мог!! Я уберёг тебя — единственное, что было тогда в моих силах. Потому что если бы и ты погибла тогда, то я тоже жить дальше не стал бы…» — Но ты смотрел, как умирали мои мама, папа и Беллами, — озвучивает она мои мысли и слёзы уже непрерывно катятся по её щекам. — Ты не помог им. Не спас. — Я спас тебя. Её всхлип как пощёчина. Монстр. Чудовище. Впервые за девяносто лет я чувствую влагу на своих щеках. И ненавижу то, кем я стал в её глазах. — Ты спас меня тогда, потом на аукционе… И позже, той ночью, на дуэли. Зачем? — продолжает Лайла, а я не в силах прервать её расспросы и поведать ей свой монолог. — Ты знаешь ответ. — Знаю? Я вижу в ней то, что заставляет меня бороться со всем, что происходит в этом мире. Быть лучше, стараться быть для неё защитником и союзником. И любить её… — Я люблю тебя, Лайла. — Но ты меня совершенно не знаешь!! Вскрик Лайлы прокатывается по комнате, обдавая меня волной её боли. — Как и ты не знаешь меня. Слёзы продолжают катиться по её щекам, она закусывает губу, качая головой. Тяжело вздыхаю и запускаю руку в волосы. Я впервые понимаю, что чего-то боюсь. Мне хочется её обнять, но я боюсь её напугать. Я боюсь всё испортить. — Душно. Не хватает воздуха, — Лайла разрывает зрительный контакт и теребит лямки своей сорочки. На её плечах покоится моя рубашка. — Расскажи мне всё. Прошу. — Лайла… — Хоть это ты теперь можешь сделать? Её просьба такая слабая, а сама она такая беззащитная, что я ничего не могу с собой сделать и протягиваю к ней руку. Лайла вновь дёргается, а я делаю шаг назад, увеличивая расстояние для её комфорта. Вздыхаю и начинаю рассказ, абсолютно не с того, с чего надо было бы: — Я не хотел, чтобы твоя семья погибала, Лайла. И другие тоже. Но это был приказ Императора, а мы — его подданные. Мы обязаны были его исполнить. И я понимаю, что ты вряд ли меня за это когда-нибудь простишь, даже пускай на моих руках и нет крови твоих близких… — Они… должны были убить меня, — шепчет Лайла. Сглатываю, не зная, стоит ли пытаться её приободрить и вновь попытаться скормить ей полуправду, которой она уже по горло сыта… — Я знаю, мне это рассказали. Вы искали того, кто в будущем свергнет Императора согласно пророчеству. И кто владеет даром Ночи. Это я. Киран, все погибли из-за меня. — Нет, Лайла. — Да!! — в её глазах я снова вижу слёзы. — Все погибли в тот день, а я жива. Это я должна была умереть. — Нет! — даже слишком порывисто отвечаю я, и Лайла вскидывает на меня голову. — Только не ты. — Но почему?? — Потому что ты… — с болью шиплю я сквозь стиснутые зубы, прикрывая глаза. — Ты наше будущее, Лайла. Ты должна была выжить. Ты… — Я — та, из-за которой погибло больше десятка людей!! — Ты — единственное, что мне дорого, и я уберёг тебя тогда единственным доступным мне средством!! — вырывается из меня. Лайла затихает. За окном ветер шелестит изумрудной листвой. — Каким? — я слышу, как дрогнул её голос. Она и сама знает. Прекрасно всё понимает. Моя умная, смелая девочка. Моё сердце и желание жить. Моя жизнь. — Той ночью нашли тела близнецов Лаир. Мёртвыми. — Хотя один из этих близнецов стоит прямо сейчас перед тобой уже взрослый… — Да. — Ты выдал… ты выдал чьё-то тело за моё? — Да. «Я убийца, Лайла. Но я пошёл на это только ради тебя. Ты должна была выжить. Любой ценой. Я должен был защитить тебя от Дарэя и сделал это. Без сомнений, раскаяния и сожалений». — Ты не помнишь, что произошло той ночью? — уточняю я, хотя и так уже это понял. Правда, слишком поздно. — Обрывочно и не до конца. Я не пошла на ужин, няня оставила меня в постели, а Беллами… — ей сложно произносить вслух имя погибшего брата, я это вижу. Но она храбрится и продолжает рассказ, а я медленно выпускаю магическую силу, которая мгновенно отсекает возможность быть прослушанными в этой комнате. — Он с родителями пошёл на этот ужин. Потом, ночью ,я услышала крики. Вышла в коридор, пошла на звуки, а там… «А там я». Хорош же ты, Киран. Лайла быстро смахивает слезинки со щёк. — А видела тело отца и матери. Видела кричащего Бела, которому свернули шею. Я видела тебя и подумала, что моего отца убил тоже ты. Мои воспоминания от шока и страха были заблокированы сознанием, и я годами вспоминала произошедшее в своих кошмарах. Каждый… каждый раз кошмар показывал мне больше и больше подробностей. «Вот почему она тогда чуть не вскрыла себе вены. Лайла видела призраки прошлого и своих родных, а я именно в ту ночь оставил её без присмотра! А ведь ещё чуть-чуть, и Лайлу было бы не спасти!» Мне нет прощения. Нет оправданий. Надо хоть что-то сказать ей в поддержку, но я спрашиваю совсем не то, что следовало бы сказать: — И ты знаешь, чем закончилась та ночь? — Моим побегом. Нет, милая, невинная Лайла. Не этим. — Что ты помнишь о том, что произошло после того, как ты увидела меня? Её глаза стекленеют, она будто вспоминает события минувшего прошлого. Её губы пересыхают, Лайла облизывает их, теребя лацкан рубашки. — Помню кровь, тьму, твои глаза. Смоль и сапфиры. Тишину. Крик и… ночь. После я уже бегу по саду, меня бьёт дрожь, я захлёбываюсь слезами и криком, сильно боюсь. Падаю, сбиваю колени в кровь, вся в грязи продолжаю бежать, спотыкаясь о корни деревьев. Бегу, не зная куда, но подальше от этих стен замка. Слышу волчий вой… А еще… Ещё там была моя няня! Нэлли. — Взгляд Лайлы вновь становится осмысленным. — Что произошло с Нэлли?! Она тоже погибла? Киран тяжело вздохнул. Бедная Лайла, она даже не подозревала, что с самого детства носила в себе Дар Ночи, не унаследованный с рождения, а переданный ей коварной первой ведьмой в раннем детстве. Человеком, что для неё был едва ли не роднее собственной матери… Как отреагирует Лайла, узнав, что её любимая нянечка Нэлли всего лишь использовала её как сосуд для передачи своего Дара… И, по сути, просто сбросила свою ответственность перед всем миром ведьм на ничего не подозревающего ребенка! А теперь, спустя двенадцать лет, мне приходится пояснять девушке, которую я люблю больше своего существования то, что произошло в ту ночь с ней и её семьёй по вине злого рока. — Да. Но она не была той, кем ты её считаешь. — Нэлли была предательницей? — Нет, Лайла. — Как же сложно! Я мысленно собираюсь с силами, чтобы просто и понятно ей объяснить ситуацию, в которой Лайла оказалась замешана не по своей воле. — До той ночи ты являлась лишь потомком, в чьих жилах текла кровь ведьм. У тебя не было Дара, ровно, как и у твоего брата. Вы были обычными детьми без магических способностей. Но в ту ночь Нэлли передала тебе Дар Ночи, при этом погибнув и переложив тяжесть этой силы на твои плечи. Лайла непонимающе смотрит на меня, до конца не осознавая сказанное мной. — Нэлли… что? — Её звали не Нэлли, и она не была обычным человеком, пока находилась рядом с тобой и братом в качестве твоей няней. Я понял это только когда она на моих глазах показала свою истинную внешность и, умертвляя себя, передала тебе свой Ночной Дар. Нэлли была первой ведьмой Саяры, с которой началась история всех бессмертных монстров. Нынче её знают под другим именем и личиной. Нам она известна как богиня Ночи Лейла. Я слышу, как убыстряется сердцебиение Лайлы, как сбивается её дыхание от осознания сказанных мною слов. Каково это осознавать, что та самая богиня действительно в прямом смысле этого слова одарила её Даром, будучи даже не богиней, а ведьмой? В том, что Лайла знает, кто такие ведьмы и Первая я не сомневался, ведь Джонатан мне уже признался, что скрыл тот факт, что отводил Лайлу в библиотеку и давал читать историю и легенды нашего мира. При этом не ставя меня в известность. — Нэлли была первой ведьмой? Я не верю… — Это именно так, Лайла. — Но зачем она это сделала?! Зачем передала этот Дар мне? — Её возлюбленный и истинная пара погиб, Лайла. Он был дампиром — средним между человеком и вампиром — и перед своей смертью он передал свой Дар мне. Первая не хотела без него жить, но и погибнуть без передачи силы не могла, иначе бы ведьмы никогда не смогли бы искоренить вампиризм. — Значит, я должна исполнить чью-то высшую волю? Значит я всё это должна сделать вместо неё?! Я — слабая, ничтожная и глупая, не понимающая ничего и не знающего всего этого до сих пор?! — крик Лайлы гасился волнами моей силы. — Почему ты сразу мне всё это не объяснил? — Когда?? В тот момент, как увидел, что тебя продают с молотка или когда ты приставляла к моему горлу кинжал? — Ты знал, что это была я! Знал, и ничего мне не сказал! — Ты бы мне не поверила!! — попытался оправдать себя я. — Ты знал, что это я, даже когда моя внешность была далеко не той, что в детстве!! Ведь ты Ищейка! Ты… Ты… — Скажи это. — Ты дампир! — завершает она предложение. — И ты знал, как я выгляжу по-настоящему!! Выпалив это, Лайла замолкает, сжав руки в кулаки. Её грудь вздымается и опадает, щёки раскраснелись, а глаза блестят отнюдь не от слёз. — Лайла… — Ты знаешь, что на самом деле я другая, — она показывает рукой на себя. — И ты позволял мне думать, что не догадываешься, что это не моя внешность. Тебе она нравится? Эти волосы, эти глаза? Я знаю, что ты испытываешь тоже, что и я. Между нами есть что-то, этого нельзя отрицать. Я тебя люблю, а тебе я нравлюсь. Но тебе нравится это тело, а не я сама. — Лайла, я полюбил твою душу, а не твоё тело. И задолго до того, как увидел тебя в коридоре двенадцать лет назад, — признаюсь я, но моё признание она уже не слушает, потому что вновь оказывается во власти своих чувств. — Я люблю тебя, и мне не важно, какого цвета твои волосы и глаза. Ты мне важна такая, какая есть. — И то, что именно я та самая избранная? — горько уточняет Лайла. — Нет. Отнюдь нет. — Потому что я другая? — Потому что ты такая, какая ты есть. И я люблю тебя, Лайла. Мы замолкаем и смотрим друг на друга. Итогда я только начинаю понимать, что она сказала несколько мгновений назад. Лайла любит меня. Любит. Меня. И сейчас всё, что она говорит — лишь для того, чтобы разобраться и побороть свою боль и ненависть, что осталась у неё ко мне, ведь именно это её и терзает. Ровно, как и меня. Лучше момента, чтобы признаться во всём до конца не будет, поэтому я открываю рот и готовлюсь ей довериться до конца, как она прерывает меня: — Блайдд Фенрир, брат Барбары, едет сюда. Скоро он будет здесь, и Барбара явно намерена сцепить волков с вампирами и натравить брата на Дарэя. Эта информация заставляет меня мгновенно забыть всё, что я хотел сказать. Откуда Лайле это известно? — Барбара написала Блайдду? Он мне ничего не говорил про визит ко двору… Дьявол!! — Да, — кивает девушка. — Она сама мне об этом сообщила. Надеюсь, эта информация будет стоить одного желания, которое ты мне обещал. Градус нашего общения тут же падает, стоит разговору вырулить в иное русло. Я слышу холод в голосе Лайлы, вижу решимость в её глазах. — Да, — вырывается у меня, и я ощущаю, что тем самым выношу приговор нашим с ней отношениям. — И каким же будет твоё желание? Я замираю в ожидании ответа Лайлы, стремлюсь не упустить и малейшего изменения в её лице, которое может мне подсказать, что она задумала. Но Лайла лишь сглатывает и переводит взгляд с моих глаз на перстень, который я до сих пор сжимаю в руках и наблюдает, как я медленно кладу его на туалетный столик. Затем снова переводит на меня взгляд и мне начинает казаться, что прошла вечность с момента, как я задал вопрос. Пропасть между нами ширится, и я боюсь, что упаду в неё, разбившись на куски. — Я хочу уехать отсюда, Киран. Завтра же. Услышав это, я не позволяю себе облегчённо выдохнуть. — Куда? Она не разрывает нашу договорённость. — Обратно в герцогство. Здесь мне не место. — Хорошо. Это желание я могу исполнить. Но сейчас все мои мысли заняты только одним: что Лайла решила для себя после нашего разговора? Она всё ещё ненавидит меня? Лайла смотрит на перстень, лежащий на деревянной столешнице. Минуты складываются в вечность, пока я молю, чтобы она не уходила из комнаты без него. Я слышал, что служанка рассказала ей, что значит этот перстень. И надеюсь… что она его заберёт, а не отвергнет меня. В тот миг, когда она протягивает руку к перстню и забирает его, я думаю, что всё может наладиться. Что Лайла даст мне возможность получить прощение и искупление, что сможет спокойно всё обдумать вдалеке от разворачивающейся во дворце паутине интриг. И не предполагаю, что совсем скоро всё перевернётся с ног на голову, а кровь вновь обагрит мои руки, делая меня тем, кем я являюсь уже больше девяносто лет. Монстром.Глава 25. Обрыв
*У книги поменялась обложка! Не теряйте! Надеюсь,вам она понравится, - автор.* *** Я не верю, что моя няня была первой ведьмой. Это всё неправда, Киран что-то напутал. Складываю свои немногочисленные вещи, купленные Лили за период моей «тишины», чтобы уже днём отбыть из дворца. Можно было бы всё это не собирать, — Лили бы справилась и сама — но мне надо занять чем-то свои руки. Сегодня я спала всего лишь три часа, заснув далеко на рассвете, так как не могла успокоить свои эмоции. Разговор с Кираном разбил меня на куски, а потом заново собрал. Не знаю, что он увидел тогда в моих глазах, когда я всё-таки взяла его перстень, но я знала — у Кирана осталась надежда. Надежда на нашу любовь. В неё верила и я, но… Смерти моей семьи и ложь всё-ещё маячили между нами бестелесными призраками, мешающими всему. Собрав всё необходимое, я выхожу из покоев и киваю двум стражникам. Те настораживаются (Киран приставил их утром), а после один из них следует за мной в библиотеку. Чего опасается Киран? Что на меня нападут во дворце или Барбара совсем слетит с катушек? И как сможет в таком случае меня защитить обычный человек (а этот стражник — человек. Теперь я умею отличать вампиров от людей)? Разве что, стать жертвой, пока я убегаю. Возле дверей библиотеки стражник останавливается, и я прошу подождать меня здесь. Я вкладываю в свой тон максимально властные нотки, и он меня слушается. Оказавшись внутри уже привычного хранилища, я неожиданно ловлю себя на мысли о том, что будет, когда во дворец явится Князь Вэльска — брат Барбары. Легенды, которые оказались вовсе не легендами, гласят, что он тоже не человек. Как и Барбара, он оборотень. Князь волков. Барбара хочет натравить волков на вампиров, и у неё это получится, как только Блайдд узнает, что его сестра теперь гибрид. Но стала ли Барбара им по принуждению? Направляюсь к нужным стеллажам, я быстро нахожу книгу с легендами Таксодонии и вновь перечитываю легенду о первой ведьме. Лейла, она же богиня Ночи. Пять её братьев, ставших первыми вампирами и Пятью богами в пантеоне Саяры. И шестой её брат, ушедший в леса и вернувшийся к жизни оборотнем… Решаю узнать больше о нём, пока у меня есть время. Перерываю уже знакомые мне фолианты, ищу больше информации, однако вместо этого нахожу любопытные абзацы, не связанные с личностью брата-оборотня Лейлы. Первая ведьма была очень сильна — она даже создала свой шабаш, существующий и по сей день. Саярские ведьмы правда нынче угнетаются Одарёнными (и теперь ясно почему), но я до сих пор не могу понять, отчего другим вампирам выгоден тот факт, что Пятеро заперты в саркофагах. Хотят всем управлять сами, пока первородные вампиры спят в своих гробах? Зная Дарэя и его жажду единоличной власти — звучит логично. Вот только Империя у него маловата, ведь расширению мешают Вэльск и Таксодония, которые точно не хотят быть угнетёнными Одарёнными и их Императором. Получается, лишь мирное население не подозревает о том, что сожительствует с вампирами и оборотнями? И сбрасывает всю свою ненависть к иным существам на ведьм, которые изначально на стороне людей? В «Легендах Таксодонии» так много всего интересного… Жаль её нельзя взять с собой. Полагаю, Барбара точно заметит пропажу — в прошлый раз она застала меня именно с этой книгой. Жаль. Возвращаю все фолианты на место и покидаю библиотеку. Стражник движется за мной следом. На повороте я немного сбавляю темп ходьбы и на мгновение пересекаюсь взглядом с Барбарой, которая направляется по этому же коридору с довольно большой свитой слуг. Она свежа и на ней нет и следа того, чему я стала свидетельницей этой ночью. Все засосы, оставленные на её шее и других частях тела явно зажили. С регенерацией гибрида-то это плёвое дело! На алых губах Барбары играет лёгкая полуулыбка. А её глаза… из красных те вновь обратились голубыми, как прежде. Барбара подмигивает мне, поправляя подол кроваво-красного платья, а я лишь поджимаю губы. Голос разума кричит мне, что произошедшее ночью — ошибка, о которой я точно пожалею. Но я лишь акцентирую своё внимание на том, что глаза всех её двух служанок, трёх фрейлин и двух сопровождающих их процессию стражников подозрительно остекленевшие… *** Мы выезжаем из дворца после обеда. Я, полагавшая со слов Кирана ранее, что мне снова придётся держать путь обратно верхом, поддела под платье свои штаны. И крайне подивилась карете, в которую слуги сложили все собранные мной и Лили пожитки. Пока Джонатан и Рейнольд проверяют всё перед нашим отбытием, Киран стоит рядом со мной и молчит. Ни он, ни Рей, не могут сопровождать нас сегодня, поэтому в путь отправляемся лишь мы с Джонатаном и Лили. Нас будут сопровождать четыре вооружённых и хорошо обученных воина из личной охраны герцога. По связующей нас с Кираном магической нити я ощущаю его недовольство — он считает, что четверых стражников недостаточно. — Всё будет хорошо, — тихо говорю Кирану я, первый раз заговаривая с ним после нашего ночного разговора. — Охраны недостаточно. Надо прислать ещё двоих. — Не надо. Они будут привлекать лишь ненужное внимание. — Давай отложим отъезд на один день, когда Рей или я сможем тебя сопровождать, Лайла. Прошу, — Киран разворачивается ко мне, и я вижу тревогу в его глазах. Но я не могу согласиться на это, ведь каждая секунда, проведённая в этом месте, рискует помутнить мне голову от пережитого. — Я больше не могу оставаться в этих стенах, — я думаю, что это прозвучит жалко, однако срывающиеся с языка слова звучат твёрдо. — Я всё решила. Киран печально улыбается кончиками губ и кивает, вновь переводя взгляд на карету. Его профиль кажется острее из-за тревоги, которую я ощущаю физически. Мне трудно расставаться с ним, но я действительно уже на всё решилась. Я нуждаюсь в передышке, а также мне необходимо убежать из этого дворца как можно дальше. Я сажусь в удобную карету, Джонатан и Лили забираются в неё следом. Кучер запрыгивает на козлы, и в последний момент Киран подходит ближе, беря мою ладонь в свою и мягко целуя. Затем оставляет лёгкий поцелуй на моей макушке, от которого у меня по телу пробегает лёгкая дрожь, и закрывает дверцу. Не выдерживаю и смотрю в окошко на Кирана, стоящего рядом с невозмутимым Рейнольдом, пока копыта лошадей стучат по дороге. Магия, связывающая нас, дрожит, словно над ней тоже берёт вверх плохое предчувствие Кирана. А потом я отворачиваюсь и решительно выдыхаю, выбрасывая из головы все мысли. Я не должна сомневаться в своих поступках. Не поведусь на глупые чувства и крики сердца. И я позволяю карете увозить меня от дворца и герцога даже несмотря на то, что теперь плохое предчувствие гложет уже меня… Через двое суток пути я начинаю осознавать, почему Киран не любит кареты. Как, впрочем, и Джонатан — он часто пропадает снаружи, и мы с Лили остаёмся одни. Служанка рассказывает мне смешные истории, которые я слушаю вполуха, потому что чем дальше мы отдаляемся от дворца, тем больше растёт моя печаль по Кирану. Он поступал ужасно, но моё сердце отказывается считать его плохим, осознавая, что всё, что делал Киран было ради меня. К тому же, к этому моменту моя глупая влюблённость уже переросла в более сильное чувство, из-за чего моё сердце просто разрывается от тоски. Когда Лили предлагает мне засахаренные фрукты, я принимаю угощение, но не чувствую вкуса лакомства на языке. Чем ближе мы к лесам герцогства, тем хуже мне становится. — Тебя что-то тревожит, Лайла? — интересуется Джон, весь мокрый залезая к нам в карету. Лили сразу начинает причитать, что он сейчас всё намочит, а парень нахально ерошит пятернёй мокрые волосы, ухмыляясь, как довольный пакостью кот. — Нет. Всё хорошо, — отвечаю я, наблюдая за Лили и Джоном и невольно улыбаясь. — Почему ты мокрый?! Дождя же нет! Что, все кусты облазил? — интересуется Лили, взвизгивая, когда Джон решает обнять её. — Не подходи ко мне. Не смей, Джон. Джон!! И вообще, мне надо выйти! Лили стремглав выскакивает наружу, вся раскрасневшаяся, и уносится в сторону кустов. Мы видим лишь её хрупкое тело в сером одеянии, скрывшееся в зелени леса, да кончик тёмной косы, мелькнувший между стволами. — Сама же теперь мокрой будешь! — кричит ей вслед Джон, а я начинаю улыбаться во весь рот. Парень это подмечает и озорно подмигивает мне, стягивая с себя мокрую одежду и надевая сухую рубаху, которую Лили заботливо приготовила пару часов назад. За всё время поездки мы вроде как сдружились. Несколько суток в одном маленьком пространстве хорошо сплачивают людей. Если бы не Джон и Лили я бы точно постоянно думала лишь о Киране и это бы съело меня изнутри ещё сутки назад. — Итак, Лайла. Скучаешь здесь? — интересуется Джон, разваливаясь на сидении напротив меня. Карета стоит — мы ждём, когда вернётся Лили, поэтому сейчас самое время, чтобы насладиться спокойствием временной стоянки без качки и прочих «прелестей» поездки. — С чего ты решил? — У тебя взгляд отсутствующий. — Я присутствую здесь. И даже разговариваю с тобой. — Ты думаешь о Киране. — С какого такого перепуга? — слишком эмоционально реагирую я и вижу, как Джон улыбается довольной улыбкой, видя мой прокол. — Я чую ложь, Лайла. И сейчас ты врё-ё-ёшь! Врушка! — парень показывает мне язык. О Великая Ночь! Не могу удержаться и пинаю Джона ногой. Тот лишь беззвучно смеётся. — Никакая я тебе не врушка. Тем более, как это ты «чуешь» ложь? — Я чувствую запахи всех твоих эмоций. А когда человек врёт, то слышу это по биению его сердца. Застываю на мгновение, пронзённая внезапным осознанием. Блайдд и Барбара же родные дядя и тётя Джонатана! Значит, и Джон оборотень? Кажется, наглый юнец читает всё по моим глазам, потому что тут же произносит: — Да, Лайла, я оборотень. — Почему ты сразу не сказал? — задаю глупый вопрос я и тут же мысленно ругаю себя за тупость. — Ты сейчас серьёзно? — нахально выгибает бровь Джонатан. — Мне стоило это шепнуть тебе на ушко в библиотеке, что ты водишь дружбу с волком? — Да какой из тебя волк! Так, волчонок. От услышанного Джонатан раскрывает рот. — Ты вообще видела когда-нибудь волка-оборотня? — Нет… — Тогда тебе лучше не обзывать меня волчонком, Лайла, — Джон говорит это низко и от этого вкрадчивого тона у меня по спине бегут мурашки. Его глаза на мгновение мигают голубым, а потом Джон вновь становится знакомым мне пареньком. — Что, испугалась? — Да ну тебя! — дуюсь я, смотря в окно и задумываясь о том, что что-то Лили долго нет… Кажется, такими же думками терзается и Джонатан, потому что в одним момент мы просто оба одновременно говорим: — Пойду поищу Лили! И тут же начинаем препираться: — Лайла, ты должна оставаться в карете. Мало ли какая опасность, а тут всё-таки стража, — первым выпаливает Джон. — Нет, Джон, —мотаю головой я. — Пойду я, потому что у меня от сидения уже затекла спина. И вообще! Мне тоже туда надо! — Тоже в кусты? — издевательски уточняет Джон и мои щёки розовеют. — Ладно. Но давай сначала я сбегаю, всё разведаю, а как Лили вернётся — отойдёшь. Иначе если что-то случится с тобой мне Киран голову открутит, и даже не посмотрит, что я племянник его друга. Мне приходится согласиться, тем более что про надобность я солгала, а за окном начинает моросить дождь. В такую погоду, посреди хвойного леса на границах герцогства, выходить не особо хочется. Джон выскальзывает наружу, оставляя дверцу открытой, а я высовываю голову из кареты. С моих губ тут же срывается облачко пара — сегодня прохладно и туманно. Но запах хвойного леса во время дождя — то, что мгновенно поднимает мне настроение. Как и пейзаж вокруг: изумрудные ели, сосны и хвойный покров на земле, приглушающий шаги. Дикая, туманная красота… Несмотря на мелкую морось, я продолжаю озираться, отмечая, как лошади беспокойное переминаются с копыта на копыто, а стража хмуро оглядывает окрестности. Насмотревшись и замёрзнув, я закрываю дверцу кареты и кутаюсь в плащ, как вдруг слышу очень звонкий птичий крик, а затем волчий вой. Стража распознаёт это как какой-то условный сигнал — слышу резкую команду, брошенную стражем кучеру, и карета мгновенно срывается с места, заставляя меня больно приложиться затылком о стенку. — Что происходит?? — спрашиваю я у поравнявшегося с каретой стражника по имени Уэлс, чуть приоткрывая окошко кареты. — Джонатан и Лили ещё не вернулись! — Джонатан подал сигнал увозить вас, госпожа. Он что-то заметил, — В моей душе от этих слов тут же начинает появляться склизкий страх. — Но вам не стоит переживать. Всё будет хорошо. Уэлс пришпоривает коня, вырываясь вперёд, а его место позади кареты занимает другой стражник. Я нашариваю на бедре ножны с кинжалом. Моё сердце начинает биться быстрее. Карета мчится по дороге, я слышу окрики стражников. За окном мелькает лес, стучат копыта коней, карету мотает в разные стороны. А потом что-то падает на крышу, заставляя меня тихо пискнуть от неожиданности. Свист стрелы. Крики. Звуки борьбы. Я хватаюсь за кинжал, падая на пол кареты и приготавливаясь защищаться. Но, как назло, мой Дар не откликается и не помогает мне скрыть себя. Уже через мгновение дверца распахивается, и я даже не успеваю закричать, как меня с нечеловеческой скоростью вытаскивают из кареты, зажимая мне рот. Я извериваюсь в стальной хватке захватчика, бью по слабым местам, но тот, кто держит меня, никак не реагирует на мои попытки. — Тише, крошка, — шепчет мне незнакомец на ухо, а потом громче возвещает: — Она у меня! Тут я вижу мёртвые тела стражников и заляпанные кровью и пеной бока лошадей. И двоих вампиров во всём чёрном, быстро направляющихся к нам. На их шеях покачиваются металлические амулеты в виде медвежьих голов. Глаза вампиров мутные, странного сероватого оттенка. — Неужели это и есть она? — интересуется один из них — худой блондин, чьи глаза красные, как кровь, стекающая с его губ. Стражи Кирана были Одарёнными. И всё же их так быстро убили… — Миленькая какая. Йен! На имя откликается рыжий мужчина с густой бородой, выходящий из-за ствола сосны неподалёку. В отличие от них, взор зелёных глаз ясный и осмысленный. — Готовь наживку, — оскаливается блондин на Йена, кивая на меня, а я судорожно пытаюсь вернуть себе контроль над Даром, который может сейчас меня спасти. Стоит им убрать руку от моего рта, как я начинаю кричать, зовя на помощь. Но мой крик быстро сходит на хрип, когда рыжий бьёт меня в живот и я складываюсь пополам, сплёвывая на землю кровь. Ни выучка, ни Дар Ночи не спасают меня от того, что мне на руки и шею надевают кандалы с длинной цепью, за которую тут же ухватывается один из моих похитителей. — Заткнись и иди за нами. Но не успеваю я сделать и шага, как за спиной слышу волчий рык и чувствую, как вибрирует земля от мощного удара. Ещё не отошедшая от боли в животе, я падаю на колени и оборачиваюсь, видя, как двое вампиров сражаются с белым волком. Тот разы больше, чем любой другой зверь, но его костяк недостаточно окрепший, что выдаёт в нём подростка. Вампиры валят волка на землю, его белая шерсть быстро покрывается пятнами крови. Волк пытается подняться, но один из вампиров наносит ему мощный удар в спину, и зверь заваливается, не в силах пошевелиться. В этот момент он смотрит на меня, и я узнаю эти голубые глаза. Джонатан. У меня наворачиваются слёзы, я пытаюсь высвободиться и помочь ему, пробудить Дар ото сна или хоть как-то спасти положение, лишь бы не оставлять Джона умирать, но всё без толку. Меня дёргают за цепь и заставляют встать на ноги. — Пошли, шлюха. Псина подохнет и без нас. Меня мутит от запаха крови, пропитавшего всё вокруг, а ещё от осознания, что Джон погибнет из-за меня. Я плетусь за похитителями, не понимая, что им от меня нужно. А когда пытаюсь обернуться на Джона, меня больно бьют по лицу, заставляя идти быстрее. Дура. Надо было послушаться Кирана и никуда не ехать! Дар не откликается, заставляя меня чувствовать себя ничтожеством. Я ничего не могу без своих сил. Ничего не могу без Кирана. Захлёбываясь от слёз, я не сразу понимаю, что мои похитители о чём-то мысленно друг с другом переговариваются. А потом ощущаю острую боль на затылке и оказываюсь объята безмолвным мраком… *** Первое, что слышу, когда прихожу в себя — шум волн, разбивающихся о скалы. Я медленно разлепляю глаза. Веки будто налились свинцом, тело слушается плохо, а кандалы на руках и шее кажутся непомерной ношей. Я вижу, что мы находимся на краю обрыва, за которым бушует океан Бурь. Ледяной ветер пронизывает до костей, с такой силой проносясь по открытой местности, явно намереваясь сорвать с меня последнюю одежду, которая заляпана грязью, кровью и еловыми опилками. Рыжий Йен резко поднимает меня на ноги, заставляя встать и с горем пополам принять вертикальное положение. Мои зубы стучат, в висках ломит, губа опухла, как и колено — оно явно вывихнуто. Пытаюсь понять, что происходит, переводя взгляд с одного похитителя на другого. Со мной их осталось трое: рыжий — Йен. Тот, кто вытащил меня из кареты — Люк. И третий — блондин по имени Гаррет. — Он заглотнул наживку!! Всё идёт по плану, ему нужна эта девчонка! — с безумием доказывает Гаррет Люку, тыча в меня пальцем. — Он придёт за ней! — Её нельзя оставлять в живых! Приказа отдавать её Кирану от Хозяина не было. Только обменять на перстень. Не сразу понимаю, о чём идёт речь. Однако, когда мысли начинают появляться в моей пуховой голове, я начинаю осознавать, какой перстень им нужен. Перстень Ночи. Артефакт первой ведьмы. Но зачем?! Ведь согласно информации в книгах, его может использовать только Одарённый Ночью! — Угомонитесь! Она и так откинет ноги, — смеётся Йен, привлекая к себе внимание. Он берёт меня за шиворот и встряхивает, как глупого, слабого котёнка. — Вы только гляньте на неё! Вампиры моментально застывают, медленно поворачиваясь к нам. От их синхронных, быстрых движений и чёрных прожилок, струящихся под кожей под глазами, мне становится страшно. Вот они, настоящие чудовища. Беспощадные, смертоносные и непредсказуемые. Гаррет и Люк переглядываются, безумно улыбаясь, а потом соглашаются с Йеном: — Да, ты прав. Девчонка не жилец. Может, стоит немного перекусить перед серьёзным разговором? Моё сердце замирает в груди, оледеневшее от страха. Обветрившиеся губы кровоточат, зубы стучат, а сама я трясусь, как перепуганный оленёнок. Вампиры молниеносно оказываются возле меня, с такой силой заламывая мои руки, что из моего горла вырывается стон боли. Я вижу, как блестят их белоснежные клыки, едва касаясь моей кожи. Выдыхаю, чувствуя, как по щекам катятся предательские слёзы. А потом… — Уберите от неё свои руки!! Голос Кирана с ветром разносится по местности, заставляя Люка и Гаррета нехотя отлипнуть от меня и обернуться на герцога. Я вижу Кирана — растрёпанного, в располосованной, окровавленной рубашке. На его коже ещё не зажили кровавые полосы от когтей. Мгновение — и Киран оказывается рядом, нападая на моих похитителей. Но дорогу ему преграждает Гаррет, отбрасывая его назад, а Люк в это время хватает меня за ворот платья, молниеносно оттаскивая к краю обрыва и приставляя к горлу кинжал. — Не приближайся!! Иначе я сброшу её с обрыва, пропоров горло. Потом будешь собирать свою шлюшку по кусочкам, Киран! — кричит герцогу Люк. — Не смей, — рычит Киран. Голос Кирана утробный, его глаза сверкают, во рту удлиняются клыки. Но несмотря на то, что им явно сейчас движет клокочущая злость, я замечаю, как Киран обессилен и осознаю — против двоих сильных, отдохнувших соперников ему не выстоять. Йен, о котором все забыли, делает шаг вперёд к Кирану, нацеливая ему прямо в сердце осиновый кол: — Отдашь нам артефакт, и мы её отпустим. Киран молчит, и лишь его грудь мощно вздымается и опадает в так его гневу. — Вы слышали, Ваша Светлость? Отдавайте перстень, иначе я столкну девчонку в океан, и вы не успеете её спасти, — сквозь ветер кричит Кирану Люк. Затем он случайно касается моей открытой кожи шипением дёргается, не ослабевая хватку, а я продолжаю болтаться, тщетно пытаясь устоять на осыпающейся земле возле самого края обрыва. Ощущаю запах палёной кожи и, скосив глаза, вижу, что там, где Люк коснулся моей шеи, его пальцы покрылась волдырями. От неосторожного движения Люка лезвие у моей шеи пропарывает кожу, и алая капелька стекает по нему вниз, капая на примятую нашими ногами траву. От этого вида ноздри Кирана расширяются, выдавая его состояние. «Киран готов подчиниться им ради меня…» — проносится мысль в моей голове. — Перстень, Киран, — вкрадчиво повторяет Люк. — Я устал ждать. Считаю до трёх и отпускаю её. Он чуть отклоняет руку назад, и я теряю почву под ногами, взвизгивая от страха и боли. Это отрезвляет Кирана. Он молниеносно снимает с руки перстень с чёрным камнем и протягивает его Гаррету, тихо рыча: — Отпустите Лайлу. Люк рывком ставит меня обратно на край обрыва и моё сердце, сделавшее кульбит, начинает биться с такой силой о рёбра, что ещё чуть-чуть — и пробьёт грудную клетку. Гаррет забирает перстень Кирана. Ветер с силой который раз обдувает нас, норовя столкнуть в объятия пучины вод. Время будто бы замедляется. Лезвие кинжала вновь колет мою шею, посылая вспышку боли. Кандалы отягощают шею, оставляя на коже синяки. Люк снова что-то кричит, но я не разбираю фразы. Мои ноги отрываются от земли, я читаю неподдельный ужас на лице Кирана. Он в агонии кидается вперёд, словно тростинку переламывая шею Гаррета и вырывая его сердце. Мне в грудь бьёт воздушный поток, и я понимаю, что больше не ощущаю опоры и хватки Люка. Ошейник и кандалы тянут меня назад, заставляя тело заваливаться назад, в пропасть. Я вижу сапфировые глаза Кирана. Его взгляд полон боли. Слышу его истошный крик, полный ужаса и отчаяния: — Лайла!! Вижу, как Киран бросается ко мне, но его руки хватают лишь воздух. Вся его магия тянется ко мне, но не успевает — я камнем падаю с обрыва. Ветер хлещет мне в лицо, заставляя глаза слезиться. Все органы внутри сжимаются от стремительного падения в пустоту. Киран не раздумывая бросается следом, пытаясь дотянуться до меня. Но, в отличие от него, моё падение быстрее из-за кандалов. Мне не страшно. Я больше не боюсь смерти. Мы мчимся навстречу острым пикам скал с облизывающими их ледяными волнами океана Бурь. Я смотрю на красивое лицо Кирана — на такие любимые мною черты, сейчас искаженные ужасом. На смоль его волос и сапфиры его глаз. Я молю все силы в этом мире, чтобы он остался жив. Мой Киран. Моя судьба. Моё предназначение. Моя погибель. Из последних сил вытягиваю закованную руку и успеваю коснуться его щеки, по которой скатываются слёзы. Перстень Кирана на моём пальце последний блестит яркой звездой, озаряя этот затянутый тучами ненастный день светом. Я из последних сил улыбаюсь ему, понимаю, что не так хотела завершить свою жизнь. И похоронить всё, что было между нами. Но времени уже не остаётся. Спиной я уже чувствую холодные брызги воды. Вот и всё. Надеюсь, смерть придёт быстро. — Я люблю тебя… — успеваю прокричать Кирану я прежде, чем меня принимает в свои объятия морская пучина, камнем утягивая на дно.
Последние комментарии
36 минут 42 секунд назад
44 минут 40 секунд назад
1 день 12 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 20 часов назад