Богоборец [Матвей Геннадьевич Курилкин] (fb2) читать онлайн

Мастер проклятий. Богоборец

Глава 1

Мелкие буруны обнимали нос корабля. Горячий и сухой, будто в духовке, воздух облизывал лицо. Где-то справа, казалось, совсем не двигаются поросшие редкой растительностью барханы. Медленно, слишком медленно. Идти приходится против ветра, поэтому скорость у нас оставляет желать лучшего. Всё, что можно сделать — это стоять на носу в тщетной надежде увидеть что-то новое, или в который раз перелистывать тетрадь, в которой время от времени появляются новые записи. Редко. Дяде там не до подробных описаний происходящего. Мы с Доменико даже устроили что-то вроде вахты — один из нас всё время находится возле дневника и каждые пять минут проверяет, не появились ли новости.

Только бы успеть. У нас на борту оружие. Больше двух тысяч чудесных маленьких камешков, каждый из которых даже самого посредственного бойца превратит в смертельный сюрприз для любого чистого. Почти любого — насчёт иерархов у меня есть сомнения. Вот только мы здесь, у берегов африки, едва тащимся против ветра, а семья Ортес там, в Риме, вне закона. За ними охотятся чистые.

Дядя очень лаконичен в своих редких записях. Никаких подробностей о том, что он делает и как защищается, не пишет — скорее всего, опасается, что дневники могут попасть в чужие руки. Всё, что мы с Доменико можем узнать из переписки — это то, что все родные пока живы и прячутся, часть предприятий семьи удалось сохранить. Ещё что-то вывезли в надёжное место, а остальные пришлось оставить и уничтожить. Про надёжное место догадаться было несложно — скорее всего, доминус Маркус активно осваивает подземный город, Кронурбс. Какие-то производства действительно возможно перенести под землю, но не все, далеко не все. И ещё мне очень интересно, каким образом доминус Маркус реализует продукцию. Или имеется ввиду, что он просто сохранил людей и оборудование?

Мы с Доменико часто гадаем, что именно сейчас происходит в далёком Риме, но по факту это всё полная ерунда. От наших предположений никакого толка. Просто это всё, что нам остаётся — гадать на кофейной гуще и ждать, ждать, ждать… Трудно сохранять спокойствие в такой ситуации.

Первые несколько дней было проще. Сначала сборы в дорогу — оказывается, у нас уже подходили к концу запасы, а ждать корабль с провизией, который должен был отправить к нам дядя, теперь было бы совсем наивно. Пришлось всё-таки организовать небольшую факторию — два десятка матросов остались на месте нашего старого лагеря. По факту — лишние рты. Впрочем, мне не нравится думать, что мы от них избавились. У ребят осталось достаточно оружия и патронов, чтобы добывать пропитание и защищаться от агрессивной живности. Благо теперь это просто живность. Уже на обратном пути от храма разница была заметна. Без направляющей воли свихнувшегося божества джунгли стали просто джунглями. Влажный, полный опасностей лес, однако живёт этот лес по своим законам, и звери не объединяются в маленькие армии только ради того, чтобы уничтожить людей. Я уверен, что ребята справятся… какое-то время. Огневого припаса им хватит примерно на год. Если к тому времени за парнями никто не вернётся, будет плохо. Впрочем, это будет означать, что некому возвращаться, так что ещё неизвестно, где им будет хуже. В командах кораблей нет таких, кому будут рады чистые.

В общем, пока готовились и собирались, будучи в мыле, было совершенно не до переживаний. А вот когда отчалили, стало паршиво. Делать нечего — только и остаётся, что сидеть на лёгком ротанговом кресле, да пялиться бездумно в море или на берег. Когда-то я был уверен, что такое времяпрепровождение никогда не может надоесть. Ошибался, похоже. Ещё и с погодой не повезло. Как будто по чьей-то злой воле ветер был исключительно встречный. Корабль двигался только благодаря машинам, и скорость оставляла желать лучшего. По расчётам капитана, если ветер не изменится, до Гибралтара нам остаётся идти по меньшей мере пять суток. И неизвестно, как нас там встретят. Впрочем, об этом беспокоиться рано. Это у нас с дядей скорость передачи сообщений мгновенная, благодаря его манну, а в основном тут новости из одного конца республики в другой не слишком быстро доходят. Вот если бы ещё ветер был поудачнее!

Успокаивать себя становится всё сложнее. От нас с Доменико последние несколько дней все стараются держаться подальше. Даже Кера, которой нет большей радости, чем искупаться в чужом дурном настроении, кажется, уже пресытилась нашей с братом хандрой.

— Если ничего не произойдёт, я окончательно рехнусь, — со всей возможной уверенностью сообщил брат, который сидел на соседнем шезлонге. — Хоть что-нибудь!

— Не каркай, — вяло ответил я. — Лучше пусть ничего не происходит. А то потом жалеть будем!

— Надо было сделать остановку в Анфе! Да, на рейд там встать нельзя, но хоть новости узнать можно было?

— И что бы мы спросили? «Не слышали ли вы о том, что семью Ортес чистые братья объявили вне закона?»

— Нет! Просто спросили бы, в силе ли наши договорённости. А если бы на нас напали, то либо сбежали, либо устроили им бойню! У нас, вообще-то, по два пулемёта на каждом борту! Зато появилась бы хоть какая-нибудь определённость!

— Угу. И потом с боем прорываться через всё средиземное море. Или, того хуже, сходить где-нибудь и идти уже по суше. Обойдёмся без такой определённости. А если тебе совсем неймётся, лучше сходи посмотри, как там Стиг.

Бедолаге блемию действительно привалило работы. Безголовый шаман, не покладая рук камлал, заклиная добытые камни. Причём провести ритуал сразу над всеми добытыми сокровищами было невозможно. Опытным путём мы выяснили, что одновременно пробудить Стиг может максимум тридцать камней, после чего нужно заново проводить ритуал уже над другими камнями. Первые три дня пути шаман проводил по три ритуала в день, однако после этого бедолагу начало шатать от потери крови и усталости. Пришлось притормозить слишком стремящегося показать свою полезность акефала, иначе он рисковал помереть во цвете лет, бесконечно опечалив свою подружку — баньши. От неё я по-прежнему старался держаться подальше. Как, собственно, и Доменико. Слишком неприятно, когда приходится бороться с собственными эмоциями, чтобы сохранять адекватность.

— Точно! — воскликнул парень. — Почему бы нам не сделать из камней амулеты? Хотя бы себе и команде, для начала!

— Потому что золота у нас недостаточно, — напомнил я очевидное. Помнишь ведь, что камни не сами по себе работают, а именно оправленные в золото?

— У меня, определённо, было где-то кольцо… — озабоченно протянул Доменико. — Ну не могло же оно бесследно исчезнуть! Понятно, что носить неудобно, но не мог же я его выкинуть, всё же золото! Просто засунул куда-то…

Не закончив фразу, брат умчался в каюту — искать потерянное кольцо. Я хотел напомнить, что мы так и не выяснили, будет ли работать неогранённый камень, даже если его дух пробуждён, но потом махнул рукой. Ну, присобачит Доменико камень к перстню. Если что, потом и вытащить можно, и огранить. Жалко только, что ювелира под рукой нет. Тогда действительно можно было бы за время плавания хотя бы немного подготовиться к встрече с чистыми.

Эта мысль меня, на самом деле, давно глодала. Здравый смысл говорил, что нужно как можно быстрее добраться до Рима, узнать, как там дядя, Петра и остальные, а вот желание побыстрее использовать нашу находку требовало срочно заняться делом. Кроме того, я ведь знаю, что в Тенгисе, мимо которого совсем скоро будем проходить, есть и ювелиры, и ювелирные магазины с золотом. Взять одного на борт, заставить наделать колец сколько успеет. Это ведь не займёт много времени? Соблазн был велик, вот только мы с Доменико ещё будучи в джунглях договорились, что не будем совершать необдуманных поступков. Что мы прямиком направляемся в Рим. Менять своё решение просто потому, что не терпится глупо, тем более, что увидеть родных хочется не меньше.

Я покосился на дневник Доменико, который он оставил, когда убежал в каюту. На всякий случай перелистнул страницы в надежде увидеть новое сообщение от дяди — тщетно. Это стало уже привычкой, дурацкой и бессмысленной — проверять каждые пять минут тетрадь с сообщениями. Естественно, ничего нового там не появилось. Последняя запись от дяди гласила:

« Рад, что вы возвращаетесь. У нас всё нормально, держимся. Подробности при встрече. Следующие несколько дней буду занят, возможно, не смогу писать сюда. До связи.»

Очень нехарактерный для дяди стиль — видимо, действительно занят. Если бы не несколько характерных знаков в письме, я бы подумал, что дядя пишет под диктовку. Однако они с Доменико давно разработали специальные условные значки на такой случай.

Что же там такое происходит?

Доменико вернулся смурной и недовольный. Без слов было понятно, что попытка найти себе хоть какое-то занятие не увенчалась успехом. Не нашёл он то колечко, да и не мог найти — уже не в первый раз ищет. Плюхнувшись в кресло, брат зашелестел страницами дневника. Я только вздохнул — только что ведь смотрел, и он об этом догадывается.

— Ты чего молчишь! — возглас брата заставил подскочить к книге.

— Что там⁈ Я не видел!

«Доменико, Диего, вы говорили, что ищете способ противостоять чистым. Есть хоть какие-то результаты?»

Доменико схватился за карандаш, застрочил:

«Результаты хорошие. Можно сделать 2000 амулетов, но нужен ювелир.»

«Делайте. Мне ювелира найти будет сложно. И поторопитесь. Не знаю, что за амулеты, но они нужны, очень. Будьте осторожны, я не знаю, докуда уже дошли сведения о том, что у нас война с чистыми.Больше не могу писать, мы только что привели группу, отправляемся эвакуировать следующую. Ждём вас!»

Мы с братом переглянулись, и я бегом отправился к капитану — сказать, что мы должны сделать остановку в Тингисе.

Планов по тихому проникновению даже разрабатывать не стали. Тихо, медленно и осторожно — это правильно, но не когда важна скорость. Если о том, что Ортесы в опале ещё не знают, это не нужно, а если о нас известно… что ж, сами напросились тогда. Сдерживаться не будем.

— Ну что, вы наконец-то перестали ныть? — спросила Кера. Как уж она узнала последние новости — неизвестно, но богиня появилась ещё до того, как я успел сообщить капитану об изменении маршрута. — У нас снова будет весело?

— Мы не ныли! — возмутился Доменико.

— Ну конечно! — фыркнула богиня. — Да к вам даже команда подходить боялась, чтобы не заразиться. А между прочим, у них у многих тоже семьи, и они тоже за них боятся.

— Зато они работой заняты, — буркнул брат.

— Да неважно. Лучше скажите, что мы будем делать?

— Просто сойдём в Тенгисе, найдём там ювелира, и попросим его отправиться с нами, — пожал я плечами.

— А если он не согласится?

— Мы очень убедительно попросим.

— А если на нас нападут чистые?

Я только плечами пожал. Как будто есть какие-то варианты!

Судьба будто ждала этого нашего решения. В тот же день ветер вдруг резко сменился, и скорость увеличилась, так что уже утром на горизонте показались красноватые башни форта Тенгиса. На рейд мы встали, не заходя в порт — как раз из-за этого форта. Если нас не захотят отпустить, достаточно будет отдать команду, и всё. Против укрытых за каменными стенами пушек наши картечницы не пляшут. Так что на берег отправились в лодках. Нас уже встречали — было бы странно, если бы местные магистратские проигнорировали два знакомых корабля семейства Ортесов. Причём, что заранее порадовало — без сопровождения жандармов.

— Это доминус Веррес, — пояснил Доменико. — Он местный глава. Вообще-то, у наших семей достаточно хорошие отношения, но как сейчас — непонятно, так что не расслабляйся. Но хорошо, что он вроде бы не собирается нас арестовывать.

— Ну вот, а я-то надеялся подраться, — слегка разочарованно протянул Комо. Тартарцы изъявили желание прогуляться с нами — даже просить не пришлось. Хотя я и предупредил о возможных проблемах. После того, как мы честно выдали Гавриле, Комо и Агнии причитающуюся им по договору долю алмазов, троица стала относиться к нашим «странностям» чуть спокойнее. Впрочем, Гаврила с Комо и раньше не слишком переживали, в отличие от Агнии, которую просто глодало любопытство. И тот факт, что мы, в свою очередь, не спешим расспрашивать об их тайнах, девушку ничуть не останавливал. А между тем, я был на сто процентов уверен, что эта троица — не простые авантюристы. Скорее всего, шпионы Тартарии, одна из нескольких групп, чья задача разобраться, что происходит в республике. Так что я совсем не удивился, когда тартарцы решили отправиться в Рим. Полагаю, их кураторы на такую удачу даже не рассчитывали.

По идее я, как гражданин республики, должен был относиться к ним настороженно, вот только я почти не сомневаюсь, что главный интерес этой группы — чистый бог и всё, что с ним связано. Пусть выясняют. Может, сведения, которые они передадут на родину помогут не допустить распространения веры в чистого у себя.

— Всё б тебе подраться, здоровяк, — пробурчала Агния. — Судя по роже этого Верреса, нам это ещё предстоит.

Мы действительно уже достаточно приблизились к причалу, чтобы можно было разглядеть постную физиономию магистратского. Как только борт стукнулся о причал, а матрос накинул канат на кнехт, доминус Веррес зашагал прямо к нам:

— Доминус Доменико! Я бесконечно рад видеть вас во здравии, однако новости у меня плохие. Представители вашей семьи нынче в немилости у чистых. Боюсь, информация о появлении ваших кораблей уже достигла ушей местных представителей церкви, или вот-вот достигнет!

— Здравствуйте, доминус Веррес, — кивнул Доменико, невозмутимо отодвигая мужчину в сторону и шагая на причал, — Мы уже в курсе, но так уж сложилось, что визит в город нам просто необходим. Поверьте, это не просто каприз. Я очень благодарен вам, что вы встречаете нас вот так, а не в компании жандармов и чистых. Поверьте, семья Ортес этого не забудет. Но в город мы пойдём. Кстати, позвольте представить вам моего брата — это доминус Диего Ортес.

Физиономия доминуса Верреса с каждым словом брата становилась всё более встревоженной. На меня он даже внимания не обратил, видимо был слишком поглощён дурными предчувствиями.

— Но что вы будете делать, когда они явятся, чтобы вас схватить⁈

— Буду с вами откровенен, доминус Веррес, — начал Доменико. — Мы давно ждали, что нас объявят вне закона. Семью Ортес не устраивает чистый бог и чистая вера. Не ошибусь, если скажу: как и многих других жителей республики. Так вот, мы знали. И готовились. Так что с местными спирами мы можем справиться. И мы это сделаем, доминус Веррес. Я даже рад, что больше не нужно прятаться и скрываться.

Взгляд доминуса Верреса неуловимо изменился. Вроде бы выражение лица то же, но теперь про него не скажешь, что он растерян или напуган. Острый взгляд, пронзительный.

Скажите, Доменико, вы уверены? По моим сведениям, противостоять чистым могут только обладатели боевых маннов. Ну или артиллерия, но с большими потерями. Или ваш манн…

— Нет, Веррес, — покачал головой Доменико. — Не стану скрывать, манны мы тоже старались развивать, но это другое средство. Дорогое, но доступное даже тем, кто не является потомком богов.

— Я хочу это видеть, — на лице у Верреса заиграли желваки. — Так что я пойду с вами, доминусы. Если вы действительно нашли такое… средство, это многое меняет.

— Не буду отказывать, доминус Веррес, — покивал Доменико. — Но что, если мы ошибаемся?

— В таком случае я ошибся, — пожал плечами мужчина. — Но вы же знаете мою ситуацию. Я в своей ветви семьи последний. Вряд ли моих родственников ждут большие неприятности, если о нашей с вами связи узнают чистые. Просто скажут, что я сошёл с ума, оформят задним числом изгнание из семьи, и всё. Необходимые распоряжения на случай моей смерти я отдал уже давно.

Достойная позиция. Мне этот Веррес начал нравиться. Впрочем, я могу быть необъективен — мне вообще нравятся все, кто не любит чистых.

— Пойдёмте, доминус Веррес, — кивнул Доменико. — Думаю, вам понравится наша встреча с чистыми. Если она состоится.

Портовый район мы покинули быстро. Я с тревогой оглядывался по сторонам — не хотелось бы пропустить появление противника. Только чистых пока не было видно. Интересно, это их каналы информации работают так медленно, или они что-то задумали?

Доминус Веррес любезно проводил нас к ювелиру. Очень удобно, когда твоим проводником является сам глава города. Он рассказал обо всех мастерах города, коих оказалось не так уж много, и помог выбрать. Начать решили с квирита Гаррула. Выбирали не по профессиональным качествам, просто квирит Гаррул — бездетный вдовец. Нам показалось, что сорвать с места такого человека будет гораздо проще, чем обременённого семьёй, о которой нужно заботиться. Впрочем, обольщаться не нужно — я в тот момент был готов умыкнуть его против воли, в случае, если он не согласится. Домус квирита Гаррула находился почти в центре города. Строение радовало глаз красивыми белёными стенами, увенчанными почему-то синей крышей. Необычное для этой провинции сочетание, и оттого бросающееся в глаза.

Дверь открыл сам ювелир.

— Вы ко мне, доминусы?

— Мы к вам, мастер, и вот по какому делу… — без обиняков начал доминус Веррес. Я с трудом сдержал кашель — не ожидал услышать эту фразу.

Беседа с квиритом Гаррулом поначалу не задалась. Нет, мастер был безукоризненно вежлив и приветлив, даже болтлив, видимо оправдывая своё имя^[1].  Об алмазах он слышал, хотя видеть не доводилось, однако готов был взяться за огранку. Более того, ему было бы очень интересно поработать с этим легендарным минералом. Это ведь вызов его профессиональной гордости! Однако переезжать он никуда не собирался.

— Простите, доминусы, — покачал головой ювелир, услышав, что предполагается переезд. — Вынужден вам отказать. Я планирую помереть в своём доме. Там, где прожил счастливую жизнь. О, если бы вы пришли лет сорок назад, думаю, мой ответ был бы другим. В юности я просто бредил путешествиями. Однако вы опоздали, — улыбнулся мужчина. — Мои годы подходят к концу, и мне хотелось бы прожить их так, как я привык. Рядом с могилой моей Рены. Боюсь, я буду вынужден вам отказать.

— Ну, как всегда, — вздохнула Кера. До этого богиня только молчала, но теперь не выдержала. — Как только годы смертного переваливают за пятьдесят, он становится скучным до ломоты в зубах! Диего, зачем мы с ним разговариваем? Просто берём и…

Богиню прервал требовательный стук в дверь.

— Именем чистого бога, требую открыть! Люди говорят, здесь скрываются преступники, оскорбившие бога!

Глава 2

Нельзя сказать, что я был очень расстроен появлением чистых. Всё равно это должно было случиться, так зачем тянуть? Вот только переговоры с ювелиром Гаррулом, похоже, окончательно провалились. Доменико шагнул к окну, выглянул осторожно, чтобы не двинуть занавеску.

— Девять чистых, уже готовы к бою, — коротко описал обстановку брат. — Жандармов не вижу, но это не значит, что их нет.

— Быстро они, — флегматично прокомментировал здоровяк Комо.

— Потянете время? — предложил я. — Мы с Улиссой и Гаврилой проверим другой выход.

— Господа, а ничего, что я здесь, с вами⁈ — возмущённо спросил старый ювелир.

— Простите, квирит Гаррул, сейчас не до вежливости. Нас, видите ли, собираются убивать.

— И вы пришли сюда, зная, что приведёте за собой чистых? — возмутился мужчина.

Вопрос остался без ответа. Действительно, привели. Однако вины за собой я не чувствовал. Да и некогда мне было расшаркиваться — нужно было проверить противоположный вход. Не могли же они оставить его без наблюдения?

Не ошибся — с той стороны нас тоже ждали. Причём явно рассчитывали, что мы рванём сюда в поисках спасения — тоже три тройки чистых, одно из стандартных построений, только расположились они не прямо перед входом. Один отряд уселась в соседнем здании, ещё одна притаилась за допотопным грузовым локомобилем. Судя по деревянным колёсам, потрескавшимся от старости, он давно превратился в недвижимость. И ещё тройка расположилась за углом нашего дома. Это не я такой глазастый, что всех так быстро срисовал — Кера подсказала.

— Гав, давай назад, к нашим, — предложил я. — У тебя перстень рабочий, должны справиться. А этими мы с Улиссой займёмся.

— Хватит звать меня Гавом! — привычно буркнул собакоголовый, и двинулся назад. — Сделаем. Не сложите здесь головы, римляне!

— Свою побереги, — огрызнулась Кера. Богиня прямо-таки дрожала от предвкушения.

— Наконец-то можно не сдерживаться, — порадовался я. Кера расплылась в широкой улыбке, и, распахнув дверь, шагнула наружу.

Чрезмерная самоуверенность никому на пользу не идёт. Чистые были готовы. Как только девушка вышла на середину улицы, в неё упёрся мощный очищающий луч. Кто-то из той спиры, что укрывалась в доме напротив, не выдержал. Богиня тут же прекратила валять дурака, и метнулась навстречу, не обращая внимания на обжигающие прикосновения чистого света. Тут и остальные две спиры не выдержали. Не такой реакции они ждали от девчонки в мужском костюме для верховой езды. Она должна была если не умереть сразу, то упасть, или хотя бы остановиться. Уж никак не нападать. Из-за грузовика и из-за угла дома тоже сверкнул очищающий свет. Не успели — богиня слишком быстро двигалась, и уже через секунду скрылась в доме напротив. Дверь она просто вышибла.

Я не наблюдал безучастно за происходящим. Пользуясь тем, что чистые отвлеклись, тоже выбежал из дома и побежал к грузовику. Заметили меня только когда я уже выходил в тыл. Перевести удар на другую цель для чистого — это доля секунды, вот только для этого нужно повернуться. Не так-то просто, когда рядом находится проклинатель, который не скрывается. Чистый поскользнулся, рухнул и пробил головой проржавевший борт машины, за которой прятался. Да так неудачно, что вскрыл себе шею о рваные края машины. Деревянные колёса такого не выдержали, они и раньше держались на честном слове. Подломились, и тяжелый корпус рухнул, придавив ногу одному из защитников. Третьему я просто прострелил голову — от резкого изменения обстановки он растерялся и «погас», так что сила бога его больше не защищала.

Последняя тройка была уже на середине улицы. Шли организованно. Двое защищают, ещё один готовится атаковать. Только не знают, кого. В квартире, где сидели их напарники слышен грохот и крики, что происходит за грузовиком им не видно, но вопль боли придавленного подсказывает, что что-то не так. Выхожу навстречу, привлекая внимание. Приятно, что можно больше не скрываться. В Риме так не получится, но Тенгис я от чистых избавлю. Хотя бы на время.

Наверное, это очень досадно, когда что-то не получается из-за мелких неприятностей. В бою — ещё сильнее. Чистым сегодня не везло постоянно. Под ногами не вовремя оказывались ямы, кто-то из тройки лез под руку товарищу, отчего они даже идти толком не могли. Уже через пару шагов вместо сработанной тройки чистых в красноватой пыли дороги возились беспомощные испуганные люди с разбитыми лицами. Кто-то даже руку сломать ухитрился. Каюсь, я немного перестарался. На радостях. Убивать этих жалких неудачников было неприятно, но я давно научился сдерживать свои милосердные порывы. На этой войне пленных не берут.

— О, ты уже справился, — Кера почему-то задержалась. Выпрыгнула из окна второго этажа только сейчас. С рук богини стекала кровь.

— Пойдём, надо посмотреть, как там наши справляются.

На той стороне дома бой явно начался чуть позже — ребята учли мою просьбу потянуть время, так что стрельбу я услышал уже когда заканчивал со второй тройкой. И пока она ещё не стихла.

Впрочем, торопились мы с богиней напрасно. Я успел увидеть, как Гаврила отражает атаку одного из чистых перстнем. Не в первый раз, явно, но монахи пока не перестроились. Слишком привыкли к собственной неуязвимости. Луч скользнул по стенам на противоположной стороне улицы, срубил одинокую пальму и упёрся обратно в атакующего. Защита чистого бога никак не отреагировала на его же силу, одежда, затем кожа и мышцы атакующего начали осыпаться. Он умер, так и не успев понять, что убивает фактически сам себя. Оставшиеся монахи дрогнули и побежали. Из окон особняка ювелира открыли огонь и убегающие один за другим повалились на землю.

— Вот и замечательно, — пробормотал я. — С почином нас.

Пострадавших среди наших не было. Удачно вышло. Поторопились чистые — если бы дождались, когда мы выйдем из дома, было бы сложнее.

Ожидаемого скандала с квиритом Гаррулом не получилось. Я почему-то ждал, что старик устроит истерику по поводу того, что теперь у него непременно будут проблемы с чистыми, а может и с властями. Ещё бы! Преступники пришли в его дом, и, находясь там, убили не один десяток чистых! Такое не прощается. Я даже собирался использовать беды, которые грозят ювелиру, как аргумент, чтобы он соглашался на наше предложение. Ну да, не очень красиво по отношению к старику, но мне уже как-то не до сантиментов. Между тем, войдя в дом мы нашли квирита Гаррула совершенно спокойным.

— Скажи-ка, почтенный кинокефал, а что это у тебя за перстень такой интересный? — вкрадчиво спросил старик. Я как раз успел услышать вопрос, когда мы входили.

— Интересно? — спросил Гаврила. — Хочешь такие же делать? Так мы за этим тебя и зовём.

— Так с этого и нужно было начинать! — старик возмущённо воздел указательный палец в небо, и туда же задрал свою жиденькую бородку. — А то приходите с какими-то непонятными, мутными предложениями! Только время тратите, а у меня его, вообще-то, уже не так много! Ждите здесь, я должен собрать вещи!

Вот так неожиданно решилась наша проблема. Квирит Гаррул исчез где-то на верхних этажах здания, а мы только недоумённо переглядывались, пытаясь понять причину такого резкого изменения планов ювелира. Впрочем, недолго. Доминус Веррес отошёл от быстрой расправы, которую мы учинили над монахами, и теперь преисполнился желанием узнать, как нам это удалось. В общем, камень его тоже крайне заинтересовал.

— Не буду скрывать, доминусы, в наших краях найдутся семьи, которые очень захотят получить оружие против чистых. Более того. Узнав, что такое оружие существует, многие решат, что присутствие чистых в нашем регионе не нужно. В конце концов, Ишпана как-то живёт без чистого бога, и пока тонуть в водах мирового океана не собирается, несмотря на то, что о них пишут в газетах. В связи с этим я хотел бы поинтересоваться…

— Мы можем выделить вам сотню алмазов, — я решил обойтись без долгих хождений вокруг да около, — В кольца, уж будьте любезны, вставить сами, доминус Веррес.

Кажется, такой щедрости от нас не ожидали. Веррес осторожно уточнил:

— Это очень щедро. Но не уверен, что смогу быстро собрать необходимую сумму, чтобы расплатиться за такое количество камней. Боюсь, мне придётся провести переговоры с союзными семьями — у семьи Веррес нет таких средств…

— Это подарок, Бланд, — перебил его Доменико. — Таковы уж особенности действия этого оружия. Запомните, камни можно получить в подарок, найти или украсть, иначе они потеряют силу.

Собеседник на секунду замер, пытаясь осознать новость. А потом глубоко поклонился.

— Доминусы, я безмерно благодарен вам за такой щедрый дар.

— Ты же понимаешь, что они подарили тебе войну? — криво ухмыльнулась Кера.

— Вы не правы, домина, — отреагировал Веррес. — Нам подарили возможность жить. Только слепец не видит, что чистые уничтожают всё вокруг себя. Римскую империю купили за дешёвые и удобные локомобили, вот только цена оказалась слишком высока.

Терпеть не могу всякие философские рассуждения подобного рода. Всё это нытьё совершенно бессмысленное, просто потому, что сделанного не воротишь. Впрочем, в данном случае это полезно. Хорошо, если местные действительно решат избавиться от чистых. Возможно, у них даже получится. Однако я был искренне рад, когда увидел квирита Гаррула — старик спускался со второго этажа, с трудом перетаскивая за собой здоровенный чемодан. Комо бросился навстречу — помогать.

— Спасибо, юноша, — благосклонно кивнул ювелир. — Пойдёмте, скорее. Мне не терпится поработать с этими камнями!

Какие разительные и резкие перемены! Я едва сдержал смех. Не хотелось обижать старика, тем более, нам его энтузиазм на руку. Просто неожиданно было увидеть такой энтузиазм от человека, который только недавно планировал «спокойно дожить оставшееся время».

— Удивляетесь, почему я так резко поменял свои планы? — квирит Гаррул оказался ещё и наблюдательным, заметил мою борьбу с собой. — Я вам объясню, доминусы. Это сейчас я старый одинокий бездетный ювелир, полоумный старик, живущий воспоминаниями о своей супруге. А десять лет назад супруга у меня была. И ребёнок должен был быть. Поздний, но оттого ещё более любимый. Долгожданный. Только вот не вышло ничего. Супругу мою обвинили в том, что она обращалась к шаманке за помощью. И очистили. Шаманку, кстати, тоже. Что может сделать скромный ювелир, который никогда не держал оружия в руках, против всесильной церкви? А это, — он кивнул на Гава, но я понял, что он имел ввиду именно перстень, — возможность хоть немного отомстить. Пускай и опосредованно.

Вот так. Хорошо, что я всё-таки не засмеялся. Впрочем, ничего необычного. Таких историй нынче много.

Больше нам в городе никто не препятствовал. Чистых не было, а встречные жандармы, увидев доминуса Верреса ловили недолгий ступор, после чего предпочитали ретироваться. Уже через час мы были на корабле и помогали разместиться ювелиру. Пришлось нам с Доменико отдать свою каюту — работы старику предстояло много, мы хотели, чтобы у него были как можно более комфортные условия. А мы пока и в трюме перебьёмся. Пушок будет просто счастлив — трёхголовый пёс ужасно заскучал во время плавания. Порой из трюма раздавался инфернальный вой. Первое время команда пугалась, потом привыкли. Теперь от этих звуков плохо становилось только пролетающим мимо чайкам.

Разумеется, о нашем визите в Тенгис стало известно дяде. Всего через два дня после визита в Тенгис, мы тогда были в средиземном море, в моём дневнике появилась короткая запись:

«Диего! Скажи мне, что вы не связаны с Бойней в Тенгисе!»

Мы опять в этот момент были вместе с Доменико, так что о новом «сеансе связи» с дядей узнали одновременно.

«Дядя! Как ты и просил, мы нашли ювелира», — я решил начать издалека. — « Квирит Гаррул — отличный специалист, к тому же у него есть свои счёты к чистым. За прошедшие два дня он сделал уже шесть десятков амулетов. Думаю, к тому моменту, как мы будем подходить к Риму, амулетов хватит, чтобы вооружить всех ребят доминуса Флавиуса!»

«Мальчик, не заговаривай мне зубы! — дядю сбить с мысли оказалось не так просто. — Отвечай на вопрос!»

— Дай я попробую! — Доменико забрал у меня перо.

«Отец, а что нам было делать? Ты же сам просил поторопиться! И потом, мы вроде бы открыто противостоим чистой церкви. Если я ничего не путаю. Так почему мы с Диего должны скрываться⁈»

Ох, напрасно он начал возмущаться. Я был уверен, что доминуса Маркуса таким не проймёшь. И действительно.

«Ага, сынок, ты тоже здесь. Вот и замечательно. Ты утверждаешь, что это я сам вас толкнул на столь рискованные действия? А скажи мне, сынок, что во фразе „будьте осторожны“ тебе показалось непонятно? Или устроить резню посреди дня, вырезав подчистую всех монахов города Тенгис — это вершина осторожности⁈ Вы в курсе, что туда теперь отправляют отряд из пятисот чистых, чтобы разобраться в происшедшем? Они весь город распылят!»

«Мы были осторожны, — упрямо стоял на своём Доменико. — Никто из наших не пострадал. А ещё у нас, возможно, появились союзники в Мавритании. Мы оставили им сотню заготовок под амулеты. Веррес показался мне толковым малым, я уверен, он сможет правильно распорядиться полученным.»

В общем, места в зачарованном дневнике в тот день изрядно поубавилось. Дядя здорово разозлился. Из врождённой вежливости дядя избегал крепких выражений, но и так было видно, насколько он возмущён. Ни одной из сторон убедить другую в собственной правоте так и не удалось. Закончили мы на том, что дядя строго запретил нам заходить в какие угодно порты. Даже если придётся голодать. Велел передать капитану, что нас нужно высаживать в порту Центум Селла, что в сорока милях севернее Рима. Порт принадлежит союзной семье, которая несмотря на конфликт Ортесов с чистыми продолжает исполнять союзнические обязательства.

Мы и не собирались больше никуда заходить, так что с чистой совестью выполнили указания. Впрочем, дядя написал ещё раз, через несколько дней, когда нам до точки назначение оставалось всего ничего.

«Диего, Доменико! Что это за амулеты⁈ Газеты кричат, что в Северной Мавритании бунт, Тенгис, Анфа и ещё несколько поселений отказались подчиняться чистой церкви и устроили кровавую вакханалию, уничтожив отряд монахов, которых послали восстановить порядок! Мавританский легион присоединился к бунтовщикам!»

— Всё же пошёл в прок Верресу наш подарок, — расплылся в довольной улыбке Доменико. Я тоже был очень рад. В мире стало на пятьсот чистых меньше. Наверное, только иерархам известно, сколько их всего, но такие потери — это серьёзный удар. Интересно, теперь они отправят туда легион освободителей, что в своё время здорово повеселился в Ишпане? За прошедшее время, говорят, те из легионеров, кто остался жив, здорово сдали. Вряд ли эти недобитки могут ещё воевать. Они и на грабежи-то почти не способны больше.

«Дядя, скажи, кто-нибудь из наших будет нас встречать?» — спросил я. Отвечать на явно риторические вопросы не стал. После встречи всё расскажем, благо уже недолго осталось.

«Простите, ребята, сейчас представителям семьи лучше не появляться на людях. Вас будут встречать люди Веннона Юния. Доменико, ты должен его помнить. Ему можно доверять. Однако на всякий случай я попросил мормолик тоже присмотреть за тем, как пройдёт встреча.»

Мне не понравилось, как Доменико нахмурился, прочитав последние строки.

— Давай, дружище, колись. Чем тебе так не нравится этот Юний?

— Да нет, с ним всё в порядке, — неуверенно ответил брат. — Просто я отца не узнаю. Он пишет, что Веннону можно доверять, и в то же время отправляет мормолик проконтролировать наше возвращение на родину.

— Значит, не так уж и доверяет, — пожал я плечами. — Наверное, у него есть на это причины. Тогда, думаю, нам тоже стоит быть готовыми. Просто на всякий случай.

Кузен тяжко вздохнул и покачал головой. Кажется, ему не хотелось верить в то, что от этого Веннона можно ждать проблем.

Глава 3

Было бы гораздо проще и безопаснее сойти на берег где-нибудь вне больших портов. Одна проблема — корабли. Дядя не захотел их бросить, — и правильно сделал! — а, значит, их нужно загрузить провизией и топливом и отправить обратно. В Африку. Там сейчас, очевидно, гораздо безопаснее, чем в наших краях. То есть на самом деле дядя доверяет этому Веннону достаточно сильно — не стал бы он рисковать в противном случае. Но при этом всё равно отправил мормолик проконтролировать, что всё будет хорошо. А вот я никаким Юниям не доверяю. Поэтому решил быть готовым ко всему.

— Диего, а ты не перебираешь? — брат растерянно смотрел, как я вывожу Пушка на палубу. Обычно в «цивильных» портах пса выгружали в коробке, чтобы не демонстрировать его гражданам.

— Плохое предчувствие, — честно признался я. — Мы ведь всё равно в грузовом порту сходить будем. Пусть он тогда побудет так, его всё равно почти никто не увидит.

— Слушай, ну это ведь правда дядя Веннон. Он хороший. Я не думаю, что он стал бы нас предавать.

— Понимаешь, дружище. Предсказать наше появление совсем не сложно. Думаю, чистым известно, что семья Ортесов где-то в окрестностях Рима. И они знают, что мы возвращаемся в республику. Вот как бы ты поступил на их месте?

— Я бы отправил встречающих во все порты, куда мы можем направиться, — мрачно ответил Доменико. — И если учесть, что мы устроили в Тенгисе, встречающих было бы много.

— Вот и я о чём, — кивнул я. — Даже Кера считает, что нам скоро будет весело.

— Тогда почему отец не сказал нам сойти где-нибудь вне портов? Добрались бы на шлюпках.

«Хорошо, что в Центум Селла нет фортов», — подумал я. Раньше были, но их давненько уже убрали за ненадобностью, при расширении порта.

Совсем скоро нам сходить на берег, и я прямо готовился встретить приближающиеся неприятности. К порту мы подходили ночью, как положено всем скрывающимся преступникам. Капитан проявил чудеса планирования и изворотливости — мы обходили все стандартные пути, а последний день провели, спрятавшись за какими-то мелкими островами — чтобы нас с проходящих мимо кораблей не заметили. Центум Селла порт довольно оживлённый.

Наконец, капитан отдал команду, мы выдвинулись к порту. Никаких шлюпок — там высокий причал. Всё на доверии. Ох, как же мне это не нравится!

Вопреки опасениям высадка прошла спокойно. Нас уже встречали люди этого самого Юния. На присутствие Пушка отреагировали сдержанно — кто-то, конечно, завизжал от ужаса, но быстро заткнулся. Хорошо, у нас из багажа только оружие, да алмазы. Вот только народу многовато на берег сходит.

— Доброй ночи, доминус Доменико, доминус Диего, — поклонился один из встречающих. Проходите, локомобили уже ждут.

Я глянул, куда указывает мужчина, — так и не представившийся, кстати, — и мне это не понравилось. Локомобили уже ждали. Целых три штуки, на девять человек и здоровенного пса. Вместительные, конечно. Даже с Пушком поместимся. Только разделяться сейчас, до встречи со своими не хотелось бы. Мормолик, кстати, тоже не было видно, и это настораживало.

— Простите, уважаемый, не подходит. — Я решил не рисковать. — Во-первых, нам бы хотелось проследить за погрузкой, и убедиться, что корабли ушли без происшествий. Во-вторых, у меня большая просьба. Замените, пожалуйста, машины. Нам хватит одного грузовика, лишь бы мы туда все уместились. Сами понимаете, столько времени провели вместе, нам сейчас будет неуютно разделяться.

— Это займёт некоторое время, доминус. Сейчас ночь, работников не так много… возможно, учитывая вашу ситуацию, стоит поступиться некоторыми неудобствами?

— И всё-таки мы предпочтём подождать, — я решил настоять на своём. Просто странно немного — я почему-то ждал, что провизия, о которой говорил дядя, будет ждать нас здесь же, и как только мы причалим, начнётся погрузка. Между тем, на пристани никаких запасов не наблюдалось, да и вообще было пусто. Ну, кроме легковых локомобилей.

Встречающий подумал несколько секунд, потом неохотно кивнул.

— В таком случае прошу следовать за мной. Доставка груза займёт некоторое время, незачем ждать на пирсе. Пойдёмте в контору.

Ну, мы и двинулись в контору — небольшое здание в конце причала.

— Теперь мне это тоже не нравится, — настороженно шепнул Доменико. — Они как будто и не собирались грузить корабли.

Я только плечами пожал. Что тут ответишь? Пока всё в рамках разумного. Мало ли как они привыкли всё организовывать? Вот только где мормолики? Решили следить издалека? Или у них что-то пошло не так?

Несмотря на задержку, дальше всё вроде бы пошло хорошо. Уже через полчаса на пристань начали подъезжать грузовики. Наши матросы затаскивали груз, не забыв его проверить, так что и с этой стороны всё было в порядке. С погрузкой справились довольно быстро, корабли отшвартовались, и медленно поплыли прочь. Будем надеяться, что ребята благополучно пройдут средиземное море. Всё же суда достаточно быстрые и, самое главное, совсем новые. Капитан наш, конечно, уже ворчал по поводу того, что пора бы и дно почистить, и кое-какой ремонт произвести, но судя по разговорам матросов — просто перестраховывается. Пока их состояние близко к идеальному.

Один из освободившихся локомобилей подъехал к сторожке, и мы всей кампанией благополучно загрузились. Территорию порта прошли без проблем, поместье Юниев — скорее даже городок, тоже прошли без проблем.

— Приношу свои извинения, доминусы, что дом Юниев не приглашает вас погостить, — сопровождающий, похоже, заметил наши с Доменико взгляды, что мы бросали на поместье, и решил извиниться. — Мы пока не готовы вступать в открытое противостояние с чистыми братьями, а люди — ненадёжные существа. Станут болтать, даже не желая навредить.

— Мы понимаем и целиком поддерживаем ваше решение, — ответил Доменико, даже поклонился.

Я не слишком силён в этикете и в правилах общения между семьями, но мне показалось, что брату, несмотря на его слова, не понравилось, как нас встретили. Хотя что удивительного? Вспомнить хотя бы, как нас встречал Веррес в Тенгисе. Разница видна невооружённым взглядом.

Машина выехала за пределы охраняемой зоны и остановилась — на этом работа семьи Юниев считалась законченной. Сопровождающий, который, к слову, так и не представился, попрощался и вышел из машины. Ну а мы двинулись дальше. Пункт назначения, когда дядя о нём написал, нас изрядно удивил. Замок семьи Орсини, что на берегу Сабатинского озера. Тот самый замок, который мы не так давно взяли штурмом во время освобождения пленников чистых. Очень неожиданный выбор для укрытия, и дядя отказался доверять бумаги причины. Обещал, что объяснит все сложности и неясности при встрече.

Я пересел на водительское сиденье, и мы тронулись.

— Знаешь, брат, давай поосторожнее, — попросил Доменико, когда мы тронулись. — Заразил ты меня своим недоверием. Что-то мне не понравилось, как нас встретили.

Я только кивнул. Надеюсь, засаду, если она всё-таки есть, Кера почувствует заранее. Богиня внимательно вглядывается в дорогу и лесистые склоны холмов вокруг. Если Юнии нас предали, то засада будет совсем скоро. До ближайшей развилки. Иначе придётся ставить не одну, а три — никто ведьне знает, по какой дороге мы поедем.

Ехал я не торопясь, редко разгоняясь больше двадцати миль в час. Некуда торопиться. Если засада есть — нас и на полной скорости не пропустят. Если её нет — тем более не важно. Ночь только началась, до озера примерно пятьдесят километров — успеем добраться до рассвета.

Четыре мили до развилки ехал крадучись, совсем медленно. Она уже показалась впереди, и я почти расслабился, когда Кера как-то неуверенно попросила:

— Подожди. Остановись, что-то странное.

Я тут же остановил машину. Такие предупреждения не игнорируют.

— Давайте пешком проверим, — предложил я, и уже открыл дверь машины, когда откуда-то спереди в стекло упёрся очищающий луч. Один, другой… дальше я и считать не стал, выскочил прочь, крича тем, кто в кузове, чтобы тоже бежали к обочине.

Плохо, когда приходится защищать гражданских. Бойцов у нас в команде большинство, но Стиг с Кхирой наш безголовый шаман со своей подрушкой баньши, и, конечно, квирит Гаррул в бою против чистых только мешают. Мы ребятами проводили троицу на обочину — за это время количество лучей, уничтожающих наш транспорт увеличилось до тридцати. Хорошо, что сейчас темно, и остановились мы, не доезжая до засады, иначе шансов не было бы совсем. Но и так положение не очень.

— Комо, Агния, Кера и Пушок! Охраняете гражданских! — напомнил я. Мы это и так обговорили, ещё перед выездом, просто очень уж хищно раздувались ноздри у рыжей девчонки. Видно, что рвётся в бой, поэтому я и посчитал необходимым напомнить. Однако спорить в боевой обстановке тартарцы не стали. Кера наградила меня злым взглядом, но тоже промолчала. Богиню уговорить было сложнее всего, но она прекрасно понимала — если что, она сможет заранее почувствовать приближение врагов, а вот кто-то другой из нашей компании — нет. И защитить — тоже.

Мы добрались до обочины, поднялись немного по склонам, чтобы укрыться за деревьями.

— Диего, надо поторопиться. Они нас окружать сейчас начнут, — напомнил Доменико.

— Подожди, брат. Надо сосредоточиться, — попросил я.

Сейчас все враги в одном месте. Ну, относительно. Судя по всему, несколько спир чистых рассредоточились на склонах холмов, между которыми пролегает дорога. Удобное место, самое то для ловушки. Однако сейчас они начнут расходиться. Наверняка попытаются нас окружить. Тогда разобраться с чистыми будет сложно. Сейчас тоже, но сейчас они относительно компактно сидят…

Я такое никогда прежде не делал. Не в таком масштабе. Немного тренировался, было дело. Но не в таких масштабах. Хорошо, что мы уже довольно высоко забрались по склону. Плохо, что до места, которое я собираюсь проклясть, всё ещё далеко. Пробежал ещё несколько шагов наверх, чтобы видеть всю площадь. Пусть темно, силуэтов холмов на фоне неба достаточно. Успокоиться. Сосредоточиться. Проклясть.

Это было больно. Голова разболелась резко, как будто внутри вдруг поселился десяток мелких, но крайне добросовестных дятлов. Которые ещё и стучат не в унисон. Боль просто разрывает затылок и виски, глаза, кажется, сейчас выпадут из орбит и повиснут на нервах. Сколько ещё нужно терпеть? Понятия не имею. Что-то я делаю, но вот результата не вижу. Крики, суета, высверки чистой магии. Кажется, или там стало больше шума?

Кто-то толкнул в плечо, я не успеваю переставить ногу, чтобы поймать равновесие и падаю плашмя на каменистую почву.

— Хватит! — Кера стоит надо мной, на лице смесь злобы и боли. — Ты сейчас помрёшь, смертный! Так ты собираешься закончить свою жизнь⁈

— Всё, всё. Я и не могу больше.

— Сиди теперь сам этих охраняй. А я пойду убивать оставшихся чистых!

Ну и ладно. Не больно-то и хотелось. Что-то мне в самом деле паршиво. Голова кружится и болит, в ушах как будто ваты натолкали. Я провёл по щеке, стирая дорожку крови. Ну, следовало ожидать. Как будто когда-то было иначе.

Доменико никак не мог решить, что делать — остаться со мной, или отправиться со своей обожаемой Керой. Я уселся, потом махнул рукой.

— Иди, подстрахуй её. А то увлечётся. Я тут справлюсь.

Брат убежал вслед за богиней, а я осторожненько, тихонечко, постарался подняться на ноги. Получилось плохо пошатывает, земля передо глазами не только крутится, ещё кажется, что расстояние до неё меняется произвольно.

Меня подхватывают под руку, тащат куда-то к дороге. Недолго. Отлично. Это, оказывается, Стиг мне помог. Сейчас мысли слегка заторможенные, так что я здорово испугался, когда повернулся и не увидел у своего помощника головы. Даже в голове немного прочистилось от неожиданности.

Первым делом, пока снова не рухнул, посмотрел в сторону места засады. Вроде чистые больше пытаются распылять всё вокруг своим очищающим светом. Значит, большая часть попала под действие проклятия. Скорее всего. Тем более, Кера, когда уходила, была уверена, что справится. Она же чувствует чистых.

Стиг усадил меня на землю, сообразив, что сам я садиться не собираюсь. Я, вообще-то, хотел посопротивляться, но силы в руках акефала столько, что он моих потуг и не заметил.

— Ну и ладно, — пробормотал я. — Посижу тогда.

Догадываюсь, почему мне так паршиво. Ещё совсем недавно я проклял целый городок и чувствовал себя значительно лучше. Ничего подобного не ощущалось. Единственное объяснение — там не было чистого бога. Сейчас мне приходилось переламывать сопротивление бога, пусть и на небольшой территории. Это сложно. Там, в Африке, Молох был мёртв, причём убит моей рукой. Своих последователей он уже не защищал.

Голова почти перестала болеть, слабость тоже уходила, и мне, наконец, удалось вынырнуть из полубессознательного состояния. Зрение прояснилось, и я с удивлением обнаружил, что вокруг меня скачет, приплясывает и подпрыгивает Стиг. Ещё и в бубен при этом колотит. Я оглянулся и обнаружил неподалёку остальных наших Агнию, Гаврилу, Комо и баньши с ювелиром.

— Чего это он? — спросил я.

— Тебя лечит, балда, — фыркнул Агния. — А что, не похоже?

— Всё, больше не могу, — обессиленно пробасил акефал. — Духи почти не отзываются. Боятся. Я только не понял — тебя боятся, или чистого бога. По-моему, обоих.

— Меня-то чего, — обиделся я. — Я ещё ни одного духа не обидел!

Не знаю, сколько бы ещё продолжалась наша содержательная беседа, но нас прервали. Гаврила резко насторожил уши, принюхался, и сообщил:

— Сюда люди идут. Много.

Я сразу забыл о своём недомогании, вскочил.

— Где⁈

— Там, — махнул рукой Гаврила. — Со стороны дороги.

— Сильные духи идут, — добавил Стиг. — Злые.

Вот теперь стало совсем непонятно.

— Диего! — крикнули со стороны дороги знакомым голосом. — Не убивай нас пока. Это мы.

Я двинулся навстречу. Рад, что мормолики нашлись, вот только где они были, и почему не появились раньше?

Страшные вампирши обнаружились в донельзя странной компании. Их сопровождали жандармы. Много, больше сотни на первый взгляд. Явно зачарованные — смотрят влюблёнными взглядами на своих «погонщиц», и даже не думают о сопротивлении.

— Ну здравствуйте, — я осмотрел мормолик. Вроде выглядят вполне неплохо. — Как вы здесь оказались? И почему не предупредили о засаде?

— Мы тоже рады тебя видеть. И спутники у тебя интересные… Прости, что не предупредили. Мы ведь не знали, когда ты появишься. Ждали, ждали. Потом тот человек, владелец порта, сказал, что вы сегодня больше не появитесь. И что нужно уходить, потому что здесь скоро будут чистые. Это было странно, но мы поверили.

В общем, история получилась гниловатая. Мормолик просто спровадили подальше как раз перед нашим появлением, пользуясь их незнанием. Уж не знаю, что заподозрили Юнии, но явно просекли, что это не простые девушки нас тут ждут. Правда, истинную их природу они не знали, но решили перестраховаться. Незадолго до нашего появления отправили их возвращаться под предлогом, что наше возвращение откладывается, а в округе появились чистые. Вот только мормоликам это тоже показалось странным. Выделенного им водителя вампирши незамысловато прикончили, едва отъехав от поместья, локомобиль спрятали, а сами решили прогуляться по окрестностям, поискать что-нибудь интересное. И нашли. Засада, оказывается, была несколько масштабнее, чем нам показалось сначала. Чистые действовали не в одиночку, а при поддержке роты жандармов, вооружённых не только стрелковым оружием, но и пулемётами.

— Ситуация непонятная была, — продолжала Акко. — Когда вы приедете — мы не знаем. Но явно скоро, раз эти засаду готовят. Как вас найти — не знаем. Те люди, что владеют портом, могли не позволить нам вас предупредить. У них есть сильные обладатели маннов, способные чуять живых существ поблизости, тихо не подберёшься. Не хотели насторожить. Решили просто увести жандармов. Чистых их бог защищает, а этих мы увели, когда они разделились. Они должны были вас ждать там, где ваш грузовик остановился. На той стороне — выше по склону и дальше. Я так понимаю по их плану вы должны были проехать мимо, заехать мимо тех холмов, и тогда бы вас с двух сторон начали убивать чистые, а сзади из картечниц и винтовок — жандармы. Мы ещё хотели вас предупредить, но не успели. Вы появились даже раньше, чем мы вас ждали изначально.

Вот так. Выходит, мормолики нам здорово помогли. Не знаю, удалось бы выбраться без потерь, если бы жандармы ударили в бок? Если я правильно понял, где они расположились изначально, Кера могла их тоже не почувствовать.

— Хорошо, что вы живы. Мы долго тебя не видели, было бы жаль, если бы так и не встретились, — улыбнулась Акко. И великая рядом, я чувствую. Скажи, Диего, что ты хочешь сделать с этими жандармами?

Глава 4

Кера с Доменико вернулись быстро. Вместе с ними явился Пушок, повалил меня на землю и принялся вылизывать лицо. Всеми тремя головами. Ещё и конкурировал сам с собой, чтобы больше облизать. С ним иногда случаются такие вот приступы вселенской любви, противопоставить которым что-нибудь трудно. Приходится терпеть. Кера, в отличие от своего питомца, выглядела крайне недовольной:

— Никого не оставил толком! Почти все сами сдохли. Туда теперь вообще не сунешься, — пояснила своё дурное настроение богиня. — Мог бы и не выделываться. А это что за идиоты? Вы кого привели, кровососки?

Как всегда, куртуазна.

— Это жандармы, и нам надо бы решить, что с ними делать, — объяснил я.

— Убить, конечно! — Кера, в отличие от меня, никаких сомнений не испытывала. — Хочешь, я? Только вы их перестаньте зачаровывать, — это она уже мормоликам. — А то так неинтересно будет.

Моей первой мыслью тоже было прикончить. Ещё до возвращения Керы с Доменико. Даже рот уже открыл, чтобы сказать об этом мормоликам. Слишком свежи воспоминания о том поезде, в который загоняли нас жандармы. Да и потом… Никакой жалости к синемундирникам я не испытывал.

— Я тоже так подумал, — кивнул я. — А теперь вот сомневаюсь. Может, попытаться поднять репутацию Ортесов? Ну там, отпустить. Сказать, что мы такие благородные, что воюем только с чистыми, а нормальных людей не трогаем. Пусть передадут остальным. Хотя я не считаю жандармов нормальными людьми.

— Это хорошая идея, — тут же обрадовался Доменико. — Только я не представляю, как мы заставим их об этом говорить.

— Да не заставлять, — пожал я плечами. — Просто при них об это обсудить, они потом сами перескажут. Между своими, по крайней мере. Хотя ладно. Предлагаю это оставить на потом, а пока нам нужно решить ещё один вопрос.

— Семья Юний, — кивнул Доменико. Лицо его стало жёстким, взгляд похолодел. — Они нас предали. И оставлять это без ответа нельзя. Это хуже, чем просто отойти в сторону, как сделали другие семьи. Они заверяли, что продолжают выполнять союзнические обязательства, а сами…

Кажется, эта ситуация ударила по брату гораздо сильнее, чем по мне. Он, наверное, действительно доверял этим людям. Наверное, с детств знал эту семью, может, даже друзья среди ровесников были, и вот такое.

— Транспорт, — возразил я, укоризненно покачав головой. — Полагаю, эти господа, — я кивнул на жандармов, — да и чистые тоже, на чём-то сюда приехали. И собирались так же возвращаться. Значит, где-то поблизости должны быть машины. А Юнии подождут, Доменико. Время на месте не стоит, ночь закончится, а уходить на своих двоих для нас сейчас чистое самоубийство. Полагаю, уже скоро сюда заявятся какие-нибудь карательные отряды, и они очень, очень постараются найти тех, кто отвесил им такую пощёчину.

— Мы могли бы взять машины у Юниев, — вздохнул Доменико, уже просто чтобы возразить, — Но ты прав. Нам действительно нужно поторопиться.

— Эй, человек, где транспорт, на котором вы приехали? — это Кера решила спросить зачарованного жандармского офицера. Он, ожидаемо, не ответил, Акко, поёжившись под недовольным взглядом богини, повторила вопрос ласковым голосом.

— Конечно, прекрасная! — озарившись счастьем, ответил жандарм. — Я покажу вам, где мы оставили машины! Лишь бы вы были довольны!

— Ах ты моя лапочка, — нежно улыбнулась Акко. — Всё-таки как приятно, когда больше не нужно скрываться и изображать из себя обычную смертную! — это уже нам.

Мы с Доменико переглянулись. В глазах у брата был тот же вопрос, что и у меня. Это что ж такое случилось в республике за время нашего отсутствия, что теперь мормолики не опасаются применять свои способности? Однако сейчас в самом деле не стоило тратить время на выяснения, так что мы двинулись вслед за жандармами.

Свои машины синемундирники оставили футах в восьмистах на противоположной стороне дороги. Там нашлась небольшая просёлочная дорожка, почти тропа, ведущая к поместью Юниев. Довольно незаметная тропка, видно, что те, кто её проложил позаботились, чтобы она не бросалась в глаза. Вряд ли она есть на картах. Ещё одна причина подозревать владельцев порта в предательстве. Впрочем, о каких уже подозрениях идёт речь? Лично для меня и так всё ясно, это Доменико всё надеется, что ошибается.

Из десятка локомобилей выбрали два. Нам бы и одного хватило, но я по природной жадности решил прихватить ещё один. После того, как жандармы по просьбе мормолик сложили туда своё оружие. Полторы сотни карабинов и револьверов, и, как вишенка на торте, три пулемёта лишними не бывают, правда ведь?

— Всё, отпускайте их, — попросил я мормолик после того, как мы установили пулемёты на экспроприированных локомобилях, а синемундирников собрали в кучку поплотнее.

Жандармы начали приходить в себя. Причём не одновременно, так что за следующие десять минут пришлось несколько раз повторить, чтобы не дёргались. Впрочем, как только пленные замечали пулемёты, красноречиво расположенные вокруг их кампании, попыток к бунту не возникало.

— Итак, — начал я, когда большая часть уже пришла в себя. — Давно хотел это сказать — вы все кровавые псы на службе у безумного бога. Я вас искренне ненавижу. Я считаю, что приличный человек никогда, ни при каких обстоятельствах не стал бы служить чистым. В моих глазах вы все достойны смерти. И поверьте, рука у меня бы не дрогнула. Однако мой брат, наследник семьи Ортес, предпочитает не убивать людей без необходимости. Даже такие отбросы, как вы. Он говорит, что семья Ортес не воюет с обычными людьми — только с чистыми. Поэтому просто валите на все четыре стороны, твари. И да, сегодня вам повезло. Но если кто решит выслужиться перед своими хозяевами и захочет дальше выполнять преступные приказы чистых, с вами будет то же самое, что и с чистыми. Можете, кстати, поинтересоваться, что именно — где их позиции вы знаете.

Ну да, довольно пафосно, тем более, что и произносил фразу я, изобразив на лице самое надменное выражение, какое мог. Однако на людей моя речь произвела впечатление. Надеюсь, хоть немного поможет. Глупость, конечно. На самом деле всё это представление я устроил, потому что не хотел их убивать. Не из сострадания, просто выглядеть безжалостным чудовищем перед спутниками не хотелось. Хотя на самом деле я такой и есть.

С этой тропой получилось удачно. Не пришлось проезжать через проклятое место по основной дороге. Проклятье, конечно, не будет оставаться там вечно, но ждать, когда оно выветрится времени не было. Совсем не было. Наверняка в ближайшее время отсутствием жандармов и чистых заинтересуются и пошлют кого-нибудь проверить, после чего нас начнут искать очень активно.

Вопреки опасениям до Сабатинского озера мы добрались без приключений. Лагерь, прежде занятый чистыми был пуст. Замок — тоже.

— Они убрались отсюда после того, как всё проверили, — объяснила Акко, которая ехала рядом. — Там было большое расследование, которое не принесло никаких результатов, и они оттуда ушли. Говорят, их даже в замке Орсини сейчас нет. Но мы туда не пойдём.

— А куда пойдём? — уточнил я.

— Мы покажем. Сюрприз будет.

Допытываться не стал. Я и так уже догадался, о каком сюрпризе говорит мормолика. И не ошибся. Машины остановили в бывшем посёлке неподалёку от замка Орсини. На самом краю, возле последнего дома. Бывшие владельцы были достаточно зажиточными людьми. Судя по количеству построек в поместье — очень зажиточными, я даже не смог определить назначение всех зданий. Впрочем, я местность особо и не рассматривал. Нас, как оказалось, интересовали термы, в которых нашёлся удобный и просторный спуск в подземелье.

— Отсюда можно добраться до Кронурбса? — спросил я Акко, глядя на широкий проход, ведущий куда-то в темноту.

— Можно, — кивнула довольная мормолика. — И это не единственный выход, который мы нашли. Кронурбс — это не просто город. Это настоящее сокровище для тех, кому не нравятся чистые братья. Самое главное — силы старого бога до сих пор не пускают сюда чистого.

— Почему этот проход не нашли раньше? — поинтересовался я. Правда, непонятно. Конечно, когда я назвал эту постройку термой, я слегка приукрасил действительность. Небольшой каменный домик с единственным тёплым источником, от которого немного пахло серой. Сам проход начинался с квадратного каменного люка в полу и десяти ступенек вниз, уже потом расширялся. Однако вряд ли владельцы могли этот люк не заметить.

— В этом всё и дело. Они просто не видели эту дверь, — широко улыбнулась Акко. — Старая магия, сейчас её почти не осталось. Увидеть его можно было только изнутри. Снаружи — невозможно. Даже я не нашла бы, если бы не знала о его существовании. Остальные пути скрыты так же. Мы нашли уже двадцать штук, и в Риме и вокруг! Знаешь, какое сейчас население Кронурбса? Пятьдесят тысяч. И оно увеличивается каждый день.

Я схватился за голову:

— Дядя сошёл с ума⁈ Чем кормить такую толпу⁈

— Есть, чем, — улыбнулась Акко. — Он сам расскажет, потерпи. Недолго осталось.

Выгрузка много времени не заняла — через полчаса мы все, вместе с трофеями, были уже в просторном зале глубоко под землёй, от которого отходило несколько проходов. Там же нашёлся пост охраны — десяток парней в сопровождении, — удивительно! — наяды, которая отвечала за магическую безопасность. Не то чтобы я научился отличать нелюдей, просто наяду не узнать трудно — у них голубые волосы.

— Привет, Рхея, — махнула рукой Акко. — Как у вас, без происшествий?

— Всё хорошо, — прожурчала наяда. — Никто не приходил. Великая! — она заметила Керу и глубоко поклонилась. Счастлива лицезреть тебя, богиня!

— Избавь меня от своего подобострастия, — фыркнула Кера, но мне показалось, что ей приятно.

— Доминус Доменико, доминус Диего! — это, наконец, проснулись остальные охранники. Не в прямом смысле — просто до этого, кажется, никто не был в курсе, кого встречают, а тут кто-то из охранников узнал. — Адриан, доложи доминусу Флавию!

Уже через полчаса мы ехали на локомобиле. В самом деле, настоящий локомобиль. Подземная дорога оказалась достаточно широка, чтобы по ней можно было проехать. И, судя по всему, где-то нашли достаточно просторный выход, чтобы загнать под землю грузовик — ни через тот проход, который я знал раньше, ни через сегодняшний этого сделать было невозможно.

Радость и удивление от необычного для подземных залов средства передвижения слегка отвлекали. Мы с Доменико громко дивились изменениям, которые произошли в Кронурбсе за не такое уж долгое время отсутствия. Расспрашивали Акко, что здесь делает настоящая наяда — оказывается, свалка Тестаччо теперь практически пуста. Все её жители во главе с троицей правителей перебрались в Кронурбс. Оттягивали это решение до последнего, может, не желая терять независимость и идти в подчинение людям, а может, не доверяя Ортесам до конца. Однако где-то месяц назад за них взялись всерьёз, и пришлось выбирать. Либо уходить из республики вовсе, что не так-то просто устроить, — либо идти на поклон к дяде Маркусу. Выбор, на самом деле, очевидный — не смогли бы они уйти сами. Так что Тестаччо сначала сгорел полностью, а после этого ещё и был очищен монахами, так что теперь там только пустырь, голая земля и клубы серого пепла, которые ветер разносит по всему Риму.

Обсуждение новостей так захватило, что я не сразу обратил внимание на нервозность нашего водителя, который явно выжимал из локомобиля максимум, на какой был способен, ещё и ругался вполголоса на поворотах, когда приходилось тормозить.

— Дружище, ты чего? — наконец обратил внимание на бойца Доменико. — Угробиться решил?

— Простите, доминус, — смутился парень, — Я просто беспокоюсь, как там наши. Когда уезжал как раз начинался бой, наши выдвинулись на помощь, а меня отозвали встречать вас, вот я и тороплюсь.

Всю весёлость с нас сдуло мгновенно.

— Давай подробности, боец, — нахмурился Доменико. — Где бой, с кем?

— У нас сегодня операция по переброске под землю «Локомобилей Ортесов», мануфактуру вашей семьи. Месяц назад, когда всё началось, завод опечатали, а работников распустили по домам. Сейчас доминус Ортес решил перенести производство в Кронурбс… я так понимаю не столько для того, чтобы продолжать продавать локомобили, сколько чтобы сохранить людей с семьями и станки. Такие акции не всегда проходят тихо, иногда нашим ребятам приходится прикрывать беглецов на пути к проходу под землю, вот и сегодня так вышло. Если наши не успеют скрыться до появления летучих спир чистых, будут потери.

— Двигай туда, — тут же рявкнул Доменико. — И не тормози!

Подчинённый Флавия, похоже, обрадовался изменению планов. Даже не обратил внимания, что непосредственный начальник совсем другие распоряжения по нашему поводу отдавал. Кера расплылась в предвкушающей улыбке — поняла, что скоро снова будет весело.

Дорога заняла совсем немного времени. Мне иногда кажется, что под землёй, во владениях бога Кроноса, расстояния, как и время, слегка отличаются от тех, что на поверхности. А может, и не слегка. Иначе как объяснить, что уже через двадцать минут мы подъехали к очередному выходу на поверхность, который вёл в район Трастевере, что находится на западном берегу Тибра? По поверхности дорога заняла бы не меньше двух часов!

Здесь пост охраны был значительно более многолюдным. Помимо трех десятков парней Флавия, в зале перед выходом находилось ещё около сотни, как я понял, «ополчения». Серьёзные парни не в форме и с разношёрстным вооружением. Ещё небольшая группа каких-то нелюдей. Всего десять, и видовую принадлежность я не распознал, но они явно были чем-то заняты — в свободном углу был начерчен круг, похоже ритуальный. Что за обряд они в нём проводят, я, понятно, не понял, но явно усилий это требовало значительных, судя по усталым лицам.

— Это куреты^[2], — тихонько пояснила Кера, заметив мой взгляд. — Они отводят глаза чистого от этого места. Ну и всех остальных заодно. Хитро придумали. Если перебить всех, кто будет свидетелем, как сюда уходят люди, это место будет трудно найти.

— Угу, — кивнул я. Сейчас было не до того. Мы с Доменико активно проталкивались к доминусу Флавию, которого заметили у широкой лестницы куда-то наверх.

— Диего, Доменико! — обрадовался мужчина, как только нас заметил. — Как я рад вас видеть! Но вы не вовремя, у нас сейчас будет бой.

— Флавий, у нас амулеты против чистых! — крикнул брат. — Нужно раздать людям!

Начальник маленькой армии Ортесов подскочил от восторга и заорал:

— Кассий! Быстро сюда! — И, повернувшись к нам, уточнил: — Где амулеты? Как пользоваться?

Драгоценный груз мы с братом из рук не выпускали. Так и ходили с рюкзаками, в которых грудой были насыпаны изделия квирита Гаррула. Специально разделили сокровище на двоих, чтобы если какая-то случайность произойдёт, не потерять всё.

Доменико быстро объяснил правила обращения с алмазами. Доминус Флавий подумал немного и передал десяток колец подбежавшему солдату.

— Слышал, как пользоваться? Раздай каждому третьему из своей группы. Как начнётся, пойдёте навстречу заводским, — Потом повернулся к Доменико и пояснил:

— Там с ними тоже наша группа. Связь есть. Пока у них всё нормально, но могут быть проблемы. На пути несколько наших отрядов на всех значимых перекрёстках. Страхуют. Мы декаду назад начали выводить всех связанных с нами людей, до кого можем дотянуться, и последние разы чистые как-то ухитряются нас заметить. Не каждый раз, но явно какой-то способ у них появился, так что все эти парни сейчас готовы отправиться на подмогу. Проблема в том, что много народу вокруг выхода и прикрывать сложно, нам уже пришлось один завалить, причём его сейчас активно пытаются разобрать с поверхности.

— Мы тоже пойдём. Поможем, если что, проконтролируем, — предложил Доменико. Я поморщился — вот обязательно ему об этом было говорить? Началось бы, тогда и пошли, никого не спрашивая.

— Исключено! — подтвердил мои мысли доминус Флавий. — Вы двое и так заставили всех понервничать. Сейчас никто не умирает, если и будет столкновение, парни сами справятся.

— Гораздо лучше будет, если мы покажем им, как пользоваться камнями, — упрямо мотнул головой Доменико. — В первый раз страшно подставиться под чистую магию, даже если знаешь, что есть защита. Мы можем только зря потерять людей!

— Без сопляков обойдёмся! — уже не сдерживаясь рявкнул Флавий. — Ты подумал, что будет, если кто-то из вас там помрёт? Маркус поседел за этот месяц!

Доминус Маркус и раньше был седой, так что тут начальник охраны явно ляпнул в запале. Но смеяться не хотелось. Флавий был в самом деле зол. И говорил он всё правильно… вот только я был согласен с Доменико. Страх перед чистыми очень силён. Даже представить не могу, как ребята справлялись до сих пор, без всякой защиты. Впрочем, догадываюсь примерно — били из засад, из окон и с крыш, тщательно планировали каждую операцию с несколькими маршрутами. Может, ещё и ловушки устраивали. Однако долго так продолжаться не может. Чистая магия — слишком мощный инструмент, без защиты рано или поздно наших бы переловили. И все это знают. Я понятия не имею, сможет ли человек, который не видел, как действует алмаз, заставить себя встать перед очищающим лучом. Это тоже самое, что встать перед изрыгающей ливень пуль картечницей. Парни, без сомнения, герои, но заставить себя сделать такое… нет уж, лучше у них будет пример.

Неизвестно, сколько ещё мы бы спорили с доминусом Флавием, если бы на большом листе бумаги, висящем прямо перед начальником охраны не начали появляться буквы.

' Adeste!'

Помощь всё-таки потребовалась.

Доминус Флавий прервался на полуслове и кивнул Кассию.

— А вы… — начал было говорить начальник охраны, но я его прервал:

— А мы пойдём с ними, доминус Флавий. Так будет лучше.

Глава 5

Разумеется, доминус Флавий не хотел нас так просто отпускать. Нас — это меня с Доменико, Керу и тартарцев, которые тоже деловито направились к выходу из подземелья.

— Интересно, как у вас сражаются, — ответил на мой вопросительный взгляд Комо. — И потом, ты же вроде нас нанял? Не здесь же, в подземелье сидеть, когда ты бьёшься, правильно?

Ну да, в самом деле, как-то я уже подзабыл, что нас связывают отношения «наёмник — наниматель». Привык за время путешествия относиться к тартарцам как к немного странным и таинственным спутникам, которым со мной пока просто по дороге. А если честно, в последнее время просто не до них было.

Перед доминусом Флавием было неловко, и не только мне. Некрасивая ситуация вышла. Мы просто игнорируем взрослого, уважаемого мужчину, который носится вокруг нас с криками и руганью, как наседка. Объясняет, что у них всё под контролем и без нас, что стычка с чистыми вообще случайность, которой не должно было быть, потому что они устроили несколько провокаций в других частях города, чтобы отвлечь внимание. Пытается спрашивать, что это за странные типы с нами. Видимо Доменико тоже было неприятно обижать начальника охраны, так что он не выдержал, обернулся, обхватил того руками за плечи.

— Дядя Вайл! Ну что ты так переживаешь, в самом деле! Ты если подумаешь немного и сам поймёшь, что мы правы! Ты не обижайся, пожалуйста, хорошо?

Надо же. Я как-то не задумывался раньше, что доминус Флавий не принадлежит той же фамилии, что и мы. До сих пор даже не удосужился узнать его имя — все вокруг называли его Флавием. Ну, или командиром.

Между тем, доминус Флавий, раскрасневшийся от злости и уже набравший воздуха, чтобы продолжить ссору вдруг выдохнул.

— Дрянные мальчишки! Что ты, что брат твой. С вами пойду тогда. Чтобы не смотреть потом в глаза Маркусу, если что!

Вот об этом я и говорил. Он ведь знает, что мы уже применяли алмазы в бою. Слышал о бойне в Тенгисе, дядя наверняка пересказывал ему содержание наших писем. И всё равно не может поверить до конца, что это средство защищает от чистых братьев. Хорошо, что он решил идти с нами — всегда лучше убедиться своими глазами. Доменико передал ему ещё одно кольцо, и мы поспешили догнать нерешительно оглядывающихся бойцов. Правда, пришлось предварительно выдержать ещё небольшой спор. Дело в том, что мы с братом потребовали ехать прямо к месту боя. Обычно-то наши так не делают, пытаясь нападать исподтишка, старательно укрываясь, а тут мы предлагаем, считай, устроить ковбойскую перестрелку. Однако раз согласившись, больше переспорить Доменико бедный доминус Флавий уже не смог, и только махнул рукой с обречённым видом.

Улицы Трастевере выглядели мирно и спокойно. Уж что я успел понять за время жизни в Риме — этот город умеет сохранять невозмутимость. Столицу лихорадит. Безработица, бедность, дикое недовольство низов, споры между благородными семьями, чистые братья, которые старательно подавляют стихийно возникающие бунты… внешне это трудно заметить. Внешне всё выглядит благополучно, даже благостно.

Вот и сейчас по улицам прогуливаются зажиточные горожане, витрина булочной привлекает румяными, ошеломительно благоухающими рогаликами, парочка девиц с интересом разглядывает куда-то спешащую компанию на трёх легковых локомобилях в цветах жандармерии — транспорт был заготовлен прямо во дворе дома, в который мы выбрались из подземелья. Надо же. Никто не боится, что сейчас здесь начнётся стрельба. Или просто слишком благополучный район?

Хотя если присмотреться, можно заметить некоторую нервозность, с которой прохожие поглядывают куда-то дальше по улице. Как будто чувствуют: там что-то происходит. Однако показывать свою тревогу столичным жителям невместно, и они упорно продолжают оставаться респектабельными и плавными.

Отмахнулся мысленно от приступа злобы — не до них сейчас. Локомобили лихо проскочили один перекрёсток, другой. Я успел ещё подумать, что нужно было раздеть тех пленных жандармов — раз уж у нас локомобили их изображают, неплохо бы и дальше соответствовать. Закончить мысль не успел — мы на полном ходу въехали в перестрелку.

Времени на то, чтобы оценить обстановку почти не было, но я уже научился быстро понимать, что происходит. Далеко в конце улицы медленно пятилась задним ходом небольшая колонна из пяти грузовых локомобилей. Узкая улочка, ещё и захламлённая лотками с всякой мелочью, развернуться никак нельзя. На перекрёстке, к которому мы стремительно приближались, разворачивался бой. Чистые подошли с боковой улицы, тоже на локомобилях, и сразу получили залп из большого дома, в котором обосновались наши ребята. Если бы не эта засада на пути колонны, беглецов на грузовиках уже не было бы.

Впрочем, чистые спиры были готовы к сопротивлению — трупов я не видел, повреждены только машины. Похоже, монахи держали защиту, ожидая такого нападения, и как только парни Флавия выдали своё положение, монахи выбрались из машин и начали утюжить дом. Ребята всё ещё держались — в основном за счёт того, что постоянно меняли позиции.

На наше появление пока не обратили внимания. Когда из локомобилей жандармерии высыпались совсем не жандармы, чистые, кажется, даже обрадовались. Две спиры отвлеклись от уничтожения дома, в котором скрывались наши, и дружно ударили светом. Причём в режиме двое из тройки атакуют, и только один держит защиту. Правильно и логично — пули из винтовок остановить как раз хватит. Вот только результат получился неожиданный. Наш «африканский» отряд успел выйти вперёд, я выставил кулак с вытянутым средним пальцем — люблю пофорсить. Очищающий луч ударил в руку и отразился. Чуть повернуть палец и сияющее пятно, распыляя штукатурку на соседнем здании, стремительно ползёт к чистым. И исчезает, как только касается чистого.

Монахи погасли одновременно. Доменико, Комо и Агния тоже не сплоховали, обе спиры разом остались без своего ультимативного оружия. Звонко залаяли револьверы, почти сразу бодро вступили винтовки из-за наших спин. Две спиры чистых перестали существовать. А потом пришёл черёд оставшихся. Они так и не смогли перестроиться. Поняли, что основная угроза исходит от нас и принялись тратить свою силу на то, чтобы убивать себя же. Услада глаз моих! Я едва сдерживал вопль восторга. Но то я — ребята доминуса Флавия так не сдерживались. Бой занял меньше двух минут, и это с учётом контроля.

— Это… когда пойдём штурмовать главный храм⁈ — ошеломлённо спросил доминус Флавий, подошедший со спины.

— С иерархами так просто может не получиться, — поморщился я. — Там совсем другие возможности.

— Не важно. Если их останется всего десять, они всё равно ничего не смогут сделать! А остальных мы теперь быстро изведём. Запомнят, твари, род Ортес! — хищно оскалился доминус Флавий.

Радость от такого удачного боя изрядно попортили потери. Двое из того отряда, что устроил засаду в доме погибли. Причём второй — глупо, уже после нашего появления. Слишком сильно высунулся из-за укрытия, чтобы получше рассмотреть, как мы убиваем первые две тройки, и получил очищающим лучом в лицо. Доминус Флавий выслушал доклад довольного донельзя солдата, отпустил его и повернулся к нам:

— Знаете, почему он так радуется? Нам уже в четвёртый раз не удаётся провести беженцев тихо. Сегодня мы потеряли двоих. В первый раз — тридцать, во второй — двадцать восемь, в третий — тридцать пять человек и всех беженцев. Гвардию обескровили всего за три столкновения. При том, что мы устраиваем засады, отвлекающие удары, ложные доносы, всячески стараемся раздёргать чистых, чтобы они не могли нас находить… Твой Конрут почти не бывает внизу, половина иных бродит по всему Риму и следит за чистыми — они хороши в разведке. И всё равно — вот так. А тут приходите вы, и впятером раскатываете полтора десятка чистых братьев. Без потерь и даже не сильно напрягаясь. В прямом столкновении. Готовьтесь, парни. Вам скоро начнут поклоняться как богам. Я и сам уже готов, если честно.

— Ничего. Сейчас раздадим кольца парням, они тут каждый как бог станет, — ответил Доменико растерянно. Я тоже был ошеломлён. Столько потерь! И ведь если вдуматься, это ещё хороший результат. Помнится, в Памплоне поначалу было ещё хуже, при том, что там чистых было намного меньше.

Возвращение в Кронурбс действительно вышло триумфальным. Слухи о чудо-оружии разлетелись мгновенно. Такое ощущение, что ещё до того, как мы закончили спускать машины. И нас уже ждал дядя. И Петра. Девушка уставилась на меня сердито, как будто я перед ней провинился:

— Ну, конечно. А что я ждала? Не успел появиться, и вместо того, чтобы встретиться с любимой женщиной, он тут же убегает подвиги совершать! — А потом вдруг обняла меня крепко-крепко. — Хотя другого я и не ждала.

Я вдруг понял, что безумно соскучился. С тех пор, как уехал из Рима старательно гнал от себя такие мысли. Не позволял себе эту слабость. А вот теперь, когда она оказалась рядом, даже руки расцеплять не хотел. Иррациональный страх — казалось, сейчас расцеплю руки, и она опять куда-нибудь исчезнет. Хотя это ведь не она исчезала, а я!

— Петра, я понимаю, что ты рада, но дай уже родному дяде отвесить этому балбесу заслуженный подзатыльник! — доминус Маркус легонько похлопал девушку по плечу. Пришлось отпустить, а потом дядя в самом деле отвесил мне леща. Причём даже не особо сдерживался — это было действительно больно. Уклоняться я, понятное дело, не стал — пусть ему будет приятно. Доменико свою долю отцовской любви ещё не получил — его сейчас нежно обнимала домина Аккелия. Акулине не было, но я знал, что она появится позже. Девчонке просто не сказали, что мы уже вернулись — она была серьёзно наказана. Петра скороговоркой объяснила, что девчонку заставили проводить уроки для детского населения Кронурбса. Не то чтобы учителей не хватало, это был способ хоть чем-то занять гиперактивную барышню, которая в последний раз сбежала воевать с чистыми и едва не попала под раздачу.

С Петрой мы даже поговорить толком не успели. Доминус Флавий безапелляционно потребовал, чтобы мы сначала провели перед всеми ликбез по пользованию кольцами, а потом организовал срочную раздачу. С поверхности были в срочном порядке вызваны все бойцы, даже какие-то операции отменили. Семья Ортес очень быстро собиралась вместе. Для перевооружения. Только к вечеру этого дня суета закончилась, но даже тогда у меня не было возможности провести время наедине с Петрой — нас ждал семейный совет. Впрочем, всё это время девушка провела рядом со мной, и не отходила далеко.

— Я — римская матрона, — гордо ответила она, когда я начал извиняться за такое пренебрежение. — Мой мужчина воюет. Я буду с тобой, и не оскорбляй меня предположениями, что я могу на такое обидеться! Но имей ввиду — я своё ещё возьму!

Я всё равно чувствовал себя виноватым, конечно. Но и поделать ничего не мог — слишком много всего требовалось срочно. К моменту, когда семья собралась вместе, я уже едва сохранял вертикальное положение. Впрочем, совет надолго не затянулся. Все прекрасно видели наше с Доменико состояние, так что обсудили мы всего несколько пунктов. Во-первых, у нас уточнили, что за людей мы привели с собой, потом доминус Маркус кратко описал, как они жили последнее время и почему мы теперь на осадном положении.

Как и ожидалось, это была моя вина в том, что семью Ортес объявили вне закона. Однако дело оказалось не в моих конфликтах с чистыми. И не в моих проклятьях. Нет, об этой стороне моей жизни орден чистоты тогда не знал. Сейчас-то уже, наверное, догадались. Всё гораздо проще и противнее. Дело оказалось в уязвлённом самолюбии и желании наживы. Доминус Ерсус так и не простил меня за то, что брак его дочери не состоялся. Не знаю, какую выгоду он упустил, но успокаиваться он не собирался. Дядя не рассказал, как им удалось это узнать, но это именно отец Петры пожелал устроить плохую жизнь семейству Ортес. Он, правда, не ожидал такого результата. Насколько я понял, по плану Ортесы должны были откупиться. Отдать часть предприятий доминусу Ерсусу в качестве откупных и тогда преследования бы прекратились. Вот только дядя прогибаться не захотел. Тоже, конечно, сомнительное решение — если бы не мы со своими алмазами, было бы намного, намного сложнее. Впрочем, тут тоже фирменная аристократическая гордость. Слушая рассказ, я всё смотрел на Петру — каково ей слышать, что сделал отец? Не знаю, чего я боялся увидеть. На лице у девушки была только холодная злость.

— Если бы не пятнадцатый этаж, пришлось бы идти на поклон к Ерсусу, — продолжал рассказывать доминус Маркус. — Но мы как раз его нашли… решили, что и так справимся. Ерсус зарвался. Его имперские амбиции просто переходят всякие границы. Ему плевать на всё и на всех. Главное — Империя. Нет, я бы даже с ним согласился. Вот только он сделал ставку не на тех. Он не видит, что страна держится только на привычке. Скоро отвалится Африка. В Ишпане брожения — всё громче звучат голоса о том, что чистых нужно гнать, что отколовшиеся области под руководством Северина даже сейчас живут лучше, чем оставшаяся часть. По крайней мере, они не боятся, что их очистят. Преувеличение, конечно — ещё как боятся. Только готовы защищать себя с оружием в руках. Он видит, что наши соседи пока не раздёргали страну по частям, да только не понимает — это не из-за уважения к чистому богу. Они просто запачкаться не хотят. Но рано или поздно соблазн перевесит страх, и тогда чистые ничего не смогут сделать. Винладнцы от своих богов не отказались и Тартарцы — тоже. Старик ничего этого не видит. Он терпеть не может чистых, но готов идти с ними, в надежде, что они успокоятся. Только они не успокоятся. Любой, у кого не высохли мозги видит, что люди им нужны только чтобы кормить эту тварь! Впрочем, ладно, отвлёкся. Мотивы Ерсуса нас сейчас не волнуют.

— А что за пятнадцатый этаж? — рискнул уточнить я. Неловко было прерывать распалившегося главу семьи, но мне действительно было интересно.

— Да, пятнадцатый этаж, — кивнул дядя. — Я как раз об этом и хотел рассказать. Там жарко. И влажно. И много солнечного света. Площади… не слишком большие, но время течёт как-то странно. В общем, мы сняли уже несколько урожаев за месяц. Не слишком сытно, но кормить людей можно, даже совсем без связи с поверхностью. А связь у нас есть. Доминус Кастул нас не бросил, есть и другие семьи, те же Юнии…

— Отец, насчёт Юниев я не уверен. У меня большие подозрения, что они сдали нас чистым. По крайней мере, я не могу объяснить иных причин, почему насждала засада на выходе из порта, — перебил резко помрачневший Доменико. Да, денёк выдался не менее насыщенным, чем ночь, и та драка уже как-то забылась. А теперь вот дядя напомнил. Пришлось Доменико подробно рассказывать о происшедшем, после чего доминус Флавий ненадолго покинул комнату, чтобы отдать распоряжения. Затягивать с проверкой неблагонадёжного семейства старшие родственники не захотели.

Самое главное — планы на будущее, оставили на самый конец. И там обсуждать было практически нечего.

— С этими камнями у нас достаточно сил, чтобы устроить чистым Экпиросис^[3]. Как именно мы это сделаем, будет думать в основном Флавий. Я считаю, что иметь оружие и не пользоваться им — это путь в никуда. Рано или поздно нас здесь найдут, уже ищут. Мы, конечно, сможем обороняться почти бесконечно, только какой в этом смысл? Как бы ни было хорошо это место, жить здесь вечно мы не сможем.

Нетрудно догадаться, почему дядя так быстро свернул обсуждение — всё ещё надеется оградить нас с Доменико от участия. Впрочем, я даже и не собирался с ним спорить. Мне тоже кажется, что бегать по городу и ввязываться в драки с рядовыми чистыми — это не моя работа. У меня есть план поинтереснее. Главное, найти Конрута — насколько я понял, именно он взял на себя большую часть разведки, именно он следит за чистыми братьями. Вот это мне и нужно узнать.

Доменико, кажется, немного удивился тому, как спокойно я отнёсся к последним словам дяди. Наверное, решил, что усталость меня, наконец, свалила, и я просто вернусь к этому вопросу позже. И в общем, был близок к истине — возможность уйти в выделенные нам с Петрой апартаменты я воспринял за счастье. Все мои планы — завтра, а сейчас я хотел побыть вместе с любимой девушкой. Ну и выспаться.

Глава 6

Давненько я не был так счастлив. До последнего боролся с усталостью, лишь бы только эта ночь никогда не кончалась. Однако силы человеческие не беспредельны, и в конце концов я всё же уснул, сам не помню, как. А когда проснулся, Петры уже не было, была только записка, что она отправилась по делам, и непременно ждёт меня вечером. Вот так. Рад, что она здесь не скучает. И, значит, пора бы мне тоже заняться делами. Отдыхать буду, когда чистые закончатся. Кера нашлась быстро, а вот Конрута отыскать оказалось не так-то просто.

— Зачем тебе этот убийца? — мрачно спросил меня доминус Флавий, когда я подошёл к нему с этим вопросом.

— Скажите, доминус Флавий, как вы собираетесь решать вопрос с иерархами?

— С помощью ваших алмазов, конечно. Будем вылавливать их по одному, устраивать засады. Сначала проредим поголовье обычных чистых в городе, потом займёмся ими.

— Доминус Флавий, вы ведь сами всё понимаете. Они не станут сидеть сложа руки и ждать, когда мы за ними придём. Как только они почувствуют угрозу, если ещё не почувствовали, они начнут предпринимать какие-то действия. И их бог им в этом поможет.

— А ты, значит, знаешь, как лучше? — уточнил доминус Флавий.

— Они регулярно собираются в главном храме чистого, вы сами мне говорили, — пожал я. — Нужно уничтожить их там, а уже потом разбираться с мелочью.

— Что ты предлагаешь? — нахмурился начальник охраны.

— Да вы сами понимаете. У нас есть доступ к их храму. Под землёй. И есть динамит. Много. Всё очевидно, правда ведь?

— Ерунда, — облегчённо выдохнул доминус Фавий. — Ты просто не понимаешь, о чём говоришь. Мы просто не сможем туда подобраться. Ты забыл, мальчик, как выглядят подземелья Великой Клоаки. Кронурбс почти не пересекается с ними, а может, сила древнего бога защищает проходы. Но в катакомбах под Римом по-прежнему тучи самых разных тварей, которых ещё и чистые сейчас теснят со своей стороны. Чтобы провернуть то, о чём ты говоришь, нужно будет сначала пробраться через толпы тварей, потом — через чистых, которые круглосуточно пытаются расширять контролируемую область. И сделать это достаточно незаметно, чтобы иерархи ничего не заподозрили? О чём ты вообще говоришь⁈

— Доминус Флавий, я понимаю, что это будет непросто. Я и не говорю, что нам нужно будет обязательно выполнять мой план, но хотя бы возможность такую рассмотреть нужно. Просто как один из вариантов действий.

Начальник охраны вскочил со своего кресла и принялся ходить по кабинету из стороны в сторону.

— Ты ведь не откажешься от этой идеи? Мальчик, я понимаю твоё нетерпение. Наверное, больше, чем даже Маркус. Месть близка, и у тебя сдают нервы. Я знаю это состояние. Если бы ты только знал, сколько достойных людей пали у порога своей победы именно из-за того, что им не хватило совсем чуть-чуть терпения!

Доминус Флавий был прав. Во всём, как ни печально. Я и сам понимал, насколько опасна эта моя авантюра, которую я задумал. И в то же время отказаться от неё не мог. Так я ему и сказал.

Смерив меня долгим взглядом, доминус Флавий тяжко вздохнул.

— Хорошо. Только пообещай мне, что сможешь остановиться, когда поймёшь, что не справляешься. Пообещай вспомнить о том, что у тебя есть семья. Маркус, Доменико, Петра, Акулине. Ты виделся с Акулине после возвращения?

Стало стыдно. С Акулине я не виделся. Честно говоря, убедившись, что с сестрёнкой всё хорошо, я тут же забыл о её существовании. Все мои мысли были направлены на то, чтобы исполнить свой план. Да ведь я даже обрадовался, когда увидел, что Петра занята своими делами! Подумал — удачно получилось, что можно и самому теперь заняться своими. Нет уж. Я терпел столько времени, и я не сольюсь так позорно теперь, когда цель так близка. Энтузиазм — это хорошо, но голова должна оставаться на плечах, иначе до беды недалеко.

— Вы правы, доминус Флавий, — наконец выдохнул я. — Мне нужно немного отдохнуть. Я не стану говорить, что совсем отказался от этой идеи, но обещаю, что торопиться не стану. Однако я с Конрутом я всё равно встречусь. Хочется из первых уст узнать, что происходит наверху.

— Рад, что ты так решил, — улыбнулся доминус Флавий. — Конрута найдёшь через кого-то из мормолик, я сам с ним так связываюсь. И не забудь про сестру — я тебе не завидую, когда она узнает, что ты вернулся и даже не встретился с ней.

Я представил себе, что будет, если так действительно случится, и меня передёрнуло от ужаса. Она ведь действительно может обидеться. А обиженная Акулине — это не тот катаклизм, который хотелось бы пережить. Да и не хотел я её обижать.

Из кабинета доминуса Флавия выходил в глубокой задумчивости. Мне действительно нужно отдохнуть. У нас, конечно, война, но сейчас я вряд ли окажу на неё большое влияние. Пара дней у меня есть. Только одна проблема беспокоила — я просто не знал, чем себя занять. Навещать Акулине сейчас было бы неправильно. Девчонка находится где-то на нижних уровнях, где занимается обучением малышни. Отвлекать её вроде бы неправильно. Ей до сих пор так и не сообщили о нашем возвращении — я так понял, это часть наказания. Всё-таки своей выходкой она очень серьёзно разозлила семейство. Даже я удивлялся — несмотря на всю неуёмную энергию, девушка обычно была достаточно рассудительной. Не ожидал, что она в самом деле решит сбежать в такой момент! Все остальные, естественно, заняты. Ещё ночью группы охранников и тех из беглецов, у кого есть боевой опыт, ушли на поверхность и занялись охотой на чистых. Без особой системы — нападали там, где это было удобно, выбивая чистых одного за другим.

Петра тоже занималась важным делом. Та маленькая типография, которую мы перевезли в Кронурбс перед отъездом, значительно разрослась. И с самого утра работала без остановки. В город каждый час уходили тысячи листков с призывом не подчиняться чистым и помогать тем, кто уничтожает эту заразу. С распространением никто не заморачивался — просто разбрасывали в людных местах, а дальше народ сам позаботится о том, чтобы информация разошлась. Вовремя, на самом деле. Даже чуть-чуть с запозданием, но не критично. Людям нужно объяснять, что происходит, и именно в том ключе, в котором это выгодно семье Ортес. Благо официальные власти пока до сих пор так и не озаботились тем, чтобы объяснить происходящее со своей точки зрения.

Все эти новости я узнал от Акко, которую мы с Керой нашли в той самой типографии. К Петре даже подходить страшно было, настолько она была занята, контролируя выпуск новой партии листовок, а мормолика как раз за этой партией пришла. Повнимательнее присмотревшись к одной из случайно обронённых листовок, я решил, что зря её так называю. Это была скорее одностраничная газета, в которой коротко пересказывались последние новости, да ещё и номер был указан. Ничего удивительно, что Петре настолько некогда — эти мини-газеты выходят с раннего утра раз в час! Невиданная скорость.

— Расходится всё мгновенно, — объясняла Акко. — Мы разбрасываем их в людных местах, жандармы и чистые пытаются конфисковывать, но не успевают. Люди сметают эти бумажки так, что уже через несколько минут ничего не остаётся. А дальше всё разносится уже без нашего участия. Давно я не видела, чтобы город так бурлил! Как бы ни было, так просто для чистых это не закончится. Вы, люди, уже вкусили крови чистых.

В общем, я так и увязался за мормоликой наверх, и встреча с Конрутом всё-таки состоялась. Убийца и бывший наставник расположился в неприметном домике неподалёку от одного из спусков в подземелье. Сам он на данный момент разведкой не занимался, только координировал тех, кто снуёт по Риму и занимается «агентурной работой». Выглядел убийца как обычный зеленщик — лоток со свежей зеленью, белый фартук, шикарные усы на холёном лице. Если бы Акко меня к нему не подвела, прошёл бы мимо и не подумал бы обратить внимание.

— Слышал уже о твоём возвращении, — улыбнулся Конрут, перекладывая свежие огурчики так, чтобы выглядели более привлекательно, — Вовремя ты с этими камешками. Кстати, подаришь?

Я подарил. Почему нет? Правда, наёмник был изрядно удивлён.

— Чего, вот просто так отдаёшь такую драгоценность? Я слышал, этот камень сам по себе стоит каких-то безумных денег.

— И что? — пожал я плечами. — Каждый такой камень — это смерть чистого. Как по-твоему, готов я за такое платить? Тем более, мне этих денег всё равно не видать. Скоро таких камней станет больше, и цена неизменно упадёт.

— Ну да, ну да, — покивал головой Конрут. — Твоя знаменитая ненависть к чистым. За их смерти ты готов и больше заплатить, а? Ладно, спасибо за подарок. Рассказывай, чего пришёл. Ни за что не поверю, что просто навестить старого приятеля.

Я рассказал о том, что подумываю навестить главный храм чистых, и о том, что было бы неплохо, если во время моего визита там будет как можно больше иерархов чистых.

— Ты уже делился этой идеей с кем-нибудь? — уточнил Конрут.

— Угу. С доминусом Флавием, — ответил я. — Он её забраковал.

— Правильно сделал, — кивнул убийца. — Ты бы для начала сходил к храму, посмотрел, что там происходит. У нас однажды группа из Кронурбса забрела в те края. Охотники, хорошая группа, с несколькими сильными иными в составе. Вернулись далеко не все, и это при том, что они до позиций чистых даже не добрались. Нет, я всё понимаю. Мы сейчас понимаем, что Великая Клоака не так страшна, как рисовалось раньше, но только не вокруг храма чистому. Там в самом деле паршиво. Так что подумай десять раз прежде, чем воплощать этот план. На твоём месте я бы нашёл более простой способ покончить с чистыми. Тем более, если эти камешки в самом деле такие волшебные, мы и так можем справиться. Со временем. Что касается их собраний, тут можно и без разведки обходиться. Они уже месяц в этом храме живут. Не всё время, но по большей части. Так что взрывать можно в любой момент, обязательно хотя бы пятерых прихлопнешь, это пожалуйста.

Последнюю фразу Конрут произнёс так, что любому было бы ясно — он ни на грош не верит в то, что к храму можно подобраться, и не важно, по поверхности или под ней. На этом наше общение и закончилось. Мы вернулись обратно в подземелье.

— Ты тоже думаешь, что моя идея — бред? — поинтересовался я у Керы. Богиня сегодня весь день слонялась вслед за мной, что немного удивительно — я почему-то ждал, что она куда-нибудь убежит по своим делам, как это обычно было, когда мы жили в Риме.

— Откуда мне знать? — пожала плечами девушка. — У тебя порой получаются невозможные вещи. Лично мне кажется, что это слишком. Когда мы с тобой в прошлый раз были в Великой Клоаке, я почувствовала силу чистого. Значит, под храмом его присутствие очень велико. Мы пройдём через тварей, но справимся ли дальше — не знаю. Ты стал сильнее, и я тоже. Но нас двоих ведь недостаточно? Эта чудесная взрывчатка, от которой смертные так смешно разлетаются на куски — её ведь нужно много. Намного больше, чем мы сможем унести на себе. Значит, придётся вести целый караван. Я не знаю, патрон. Но мне любопытно посмотреть, возможно ли это сделать.

— Значит, завтра сходим посмотреть. Если ничего не изменится, — неохотно кивнул я. Неохотно, потому что хотелось отправиться сегодня же, пускай время уже подходило к закату. Впрочем, какая разница, под землёй-то?

* * *

Патрон в последнее время немного пугал её своим состоянием. После того, как они убили Молоха, с ним что-то случилось. Он как будто заразился его одержимостью. Диего и раньше нельзя было назвать совсем здоровым разумным. Как будто он чем-то прогневил Манию или подружился с Лиссой. Впрочем, это было объяснимо и понятно — с героями древности частенько происходило подобное. Смертные редко могут сохранить здравый рассудок на протяжении всей жизни. Рано или поздно, на время или навсегда, они перестают полностью контролировать свои действия. Мания, одним словом — что тут ещё скажешь? Однако Диего раньше ухитрялся бороться с этим состоянием. Но не после смерти древнего бога. Может, в самом деле заразился безумием? Кера понятия не имела, как ему помочь, но ей не нравилось то, что с ним происходит. Нет, внешне всё было вполне пристойно. Он вёл себя, вроде бы, как всегда. Но она чувствовала, что в его мыслях осталось слишком мало постороннего. Только желание, наконец, отомстить. Убить как можно больше чистых. Уничтожить то, что он так ненавидит, и совсем не важно, какие будут последствия. Желание мести разъедало его душу. Неизбежно подтачивало. К чему это может привести, богиня догадывалась. Не хотела верить, но с каждым днём это становилось всё очевиднее.

Она надеялась, что возвращение к другим смертным, к тем, кого он любит, к тем, кто ждёт его, помогут ему выздороветь. Не помогло. Он был рад, до безумия рад увидеть свою самочку, друзей, дядю и его жену. Но все эти чувства были лишь фоном чистой всеобъемлющей ненависти, которая звала его рвать врагов не считаясь с потерями. Она видела, что очередная стычка с монахами лишь ненадолго помогает утолить эту ненависть, приглушить её, а потом «голод» вспыхивал с новой силой. Мания.

Ей самой было близко и понятно это чувство. Сколько замечательных проделок в своё время она организовала, играя одержимыми смертными? Такие смертные приносили ей очень, очень много силы, питали её своими страданиями и страданием окружающих. Раньше ей нравилось видеть, что её патрон балансирует на грани. Порой ей даже хотелось подтолкнуть его и посмотреть, что будет. Теперь, когда он шагнул за эту грань, испугалась. Поняла ясно и отчётливо — рядом с ним теперь опасно находиться. Он сам обрезал почти все дороги, которые лежат перед любым смертным, оставив себе только одну, и ведёт она в Тартар.

«Почему меня это беспокоит?» — Кера сама себе задавала этот вопрос и не находила ответа. Ведь любая дорога любого смертного ведёт в Аид. Ещё ни один не остался жить вечно. Но глядя на патрона она боялась. Даже не за себя. Боялась именно за него. За то, что он окончательно потеряет себя, станет воплощением мести и сгорит ярким пламенем. Возможно, он захватит с собой чистых. Может быть, вообще всех чистых. Возможно, он исполнит их договор. Только ей уже не хотелось, чтобы это случилось.

Она старалась не отходить далеко. Старалась быть рядом. «Смешно. Беда ходит рядом с проклинателем, чтобы его спасти. Наверное, старшие посмеялись бы надо мной, если бы могли видеть», — грустно подумала богиня.

Некоторое время она даже думала, не поговорить ли с ним. Не сказать ли ему о том, куда он движется. Вот только она знала, что это бесполезно. Тот смертный, начальник охраны, говорил правильные вещи. И Диего даже слышал его, и понимал. Она видела, что он колеблется. Вот только сможет ли он изменить своё поведение, Кера очень сомневалась.

«Ну и ладно, — мысленно усмехнулась девушка. — Зато это будет весело. Мы наверняка под конец сделаем много весёлого. Наверное, вечность в Тартаре будет веселее коротать с такими воспоминаниями!»

Да, Тартар. Ночью, пока патрона охраняла его самочка, она спустилась на пятнадцатый этаж подземелий. Полюбопытствовать. А потом сошла и дальше. Добралась до последнего. Там находился большой пост охраны и никто из смертных, обживающих город, не стремился пройти ниже. Тот последний переход, который вёл ещё ниже… Ни один из факелов не мог его осветить. Ни один из местных смертных не решился сойти по этой лестницы. Тем, кто находился на последнем этаже всё время чудилось странное и страшное. Она тоже слышала эти крики. И догадывалась о том, кто их издаёт.

Глава 7

Тяжелое, гнетущее молчание окутывало комнату. Все, кто в ней находился, чувствовали себя так, будто находятся на похоронах у родственника, который перед смертью просил его навестить, но так и не успели. По крайней мере я себя так чувствовал. Время от времени кто-то пытался что-то сказать, но так и не решался. Казалось, стоит нарушить это молчание, и всё осуждение, весь гнев, который скапливался в ней на протяжении долгих минут прорвутся и выльются именно на твою голову.

— Акулине, хочешь алмаз подарю? — наконец решился я. — Он от чистых защищает…

— Нет, благодарю, — холодно ответила девушка, и аккуратно наколола на вилку оливку.

Ну да. Семейный ужин проходит напряжённо. Всё потому, что Акулине, наконец, узнала о том, что «африканская» экспедиция вернулась ещё накануне, и теперь девчонка старательно демонстрировала всем окружающим, насколько она обижена на то, что ей об этом никто не сказал. Если честно, вполне правомерно — я бы тоже обиделся на её месте. Не думаю, что доминус Маркус в самом деле хотел устроить такое вот наказание. Просто было действительно не до того. Ни ему, ни всем окружающим. А вот мы с Доменико могли бы и обрадовать девчонку, если не вчера, то хотя бы за сегодняшний день найти время, да вот, как-то тоже не сподобились. И теперь Акулине смертельно обижена. Я её такой ещё не видел — никаких криков, никаких обещаний жестоко отомстить. Сейчас она не играла. Действительно обиделась. И всему семейству Ортес неловко. Каждый чувствует вину. Даже Кере, похоже, слегка не по себе. Впрочем, она-то долго смущаться не стала. Когда ужин закончился, богиня подошла к Акулине и молча на неё уставилась. Сестра пару минут пыталась игнорировать такое внимание, но потом не выдержала:

— Вы что-то хотели, домина Улисса?

— Пошли, интересное покажу, — безапелляционно сказала Кера, и, ухватив сестру за руку, вздёрнула её на ноги и повела за собой. Остальные присутствующие в комнате недоумённо переглянулись и пожали плечами.

— Вы бы проследили, молодёжь, что она хочет ей показать, — попросил дядя. — Я, конечно, домине, кхм, Улиссе, верю, но иногда её представления об интересном слегка расходятся с общепринятыми.

Я с готовностью подскочил — мне тоже хотелось посмотреть интересное. Следом потянулись Доменико и Петра. Впрочем, сначала ничего особенно интересного Кера не показывала. Нестройной толпой мы прошли к покоям, занимаемым «пришельцами».

— Смотри, это акефал, — Кера без стука ввалилась к Стигу с Кхирой и бесцеремонно ткнула пальцем в спящего шамана. — Видела когда-нибудь акефала? А это — баньши. Эй, пискни чего-нибудь, только тише, чтобы смертные не померли!

Испуганная Кхира что-то прошептала едва слышно, отчего у меня заболела голова, а перед глазами начало двоиться.

После демонстрации этих гостей, Кера, не задерживаясь, потащила сестру дальше, знакомиться с тартарцами. Там мы задержались немного дольше, потому что Комо не хотел превращаться в медведя на потеху малознакомой девчонке, а Агния, наоборот, в неё вцепилась и принялась расспрашивать о жизни. Вообще Комо с Агнией целый день провели на поверхности, и даже пару раз вступили в стычки со случайно встреченными чистыми, — вместе с бойцами доминуса Флавия, — а Гаврила исследовал подземный город.

— Ну, всё ещё дуешься? — уточнила Кера, когда мы, наконец, распрощались с наёмниками. — Ладно. Покажу ещё интересное. Только не жалуйся потом.

— Домина Улисса! — сердито топнула ногой Акулине. — Меня не купишь подобными чудесами! И я не понимаю, зачем вообще вам нужно меня покупать! Ваше истинное отношение ко мне, всех вас, я только что выяснила. Я только не понимаю, почему вы не желаете оставить меня в покое?

Несмотря на холодный тон видно было, что сестра едва сдерживается, чтобы не расплакаться. Действительно, очень обиделась. И я даже не знаю теперь, как перед ней извиняться, чтобы не сделать хуже. Зато у Керы никаких проблем с попытками проявить деликатность не было. Она вообще такого слова не знала.

— Слушай, самочка. Посмотри на меня. Я богиня, вообще-то. Древняя. Я существовала ещё тогда, когда твои предки впервые выползали на сушу, отталкиваясь от камней своими неуклюжими плавниками. Таких маленьких девочек как ты я видела… это не поддаётся исчислению. Когда у вас появился разум, я стала действовать осознанно. Тысячи раз я делала так, чтобы такие девочки, как ты, страдали. Я питалась горем таких, как ты. Я им наслаждалась. А когда вы переставали горевать, не важно, потому что умирали, или становились счастливее, я без сожалений уходила. Так неужели ты думаешь, что если бы не было до тебя дела, я стала бы с тобой возиться? Я понятия не имею, почему мне нравится с тобой возиться. Должно быть, связь с патроном влияет, или это смешное смертное тело, в котором я поселилась. Но поверь мне, твои мысли о том, что до тебя никому нет дела очень далеки от истины. Эти, вокруг, и те, кто остался — у них просто дел много. Они не могут помнить о тебе всегда. Поэтому прекращай разочаровывать меня своими глупыми мыслями и пойдём вниз. Подниму тебе настроение чем-то по-настоящему страшным.

Разумеется, все присутствующие тоже захотели увидеть что-то по-настоящему страшное. Акулине, кажется, стало неловко: очень уж проникновенную речь произнесла Кера — такого от неё никто не ожидал. Теперь сестра старательно прятала ото всех глаза, и смущалась. Знаю такое состояние — вроде бы уже и глупо обижаться, но всё ещё по инерции неприятно. Мне остро захотелось поблагодарить Керу — уверен, у меня бы не получилось так ловко «извиниться».

Под словом «вниз» Кера имела ввиду последний этаж. Сейчас, когда часть этажей подземелья были оборудованы локомобилями, дорога не заняла много времени — всего через час мы уже находились на предпоследнем этаже. Дорогу вниз преграждал довольно внушительный пост охраны.

— Меня дальше ни под каким видом не пускали, — объяснила всё ещё насупившаяся Акулине. — И даже отказались рассказывать, что там внизу, а узнать у кого-то ещё я не смогла — все молчат, как воды в рот набрали. Только охранники говорят, что там страшно, а больше — ничего.

— Вот сейчас и покажу.

Я видел, как забеспокоились Петра и Доменико. Плохо они ещё знают Керу. Судя по всему, ничего по-настоящему опасного там быть не может — иначе сестру она сюда бы не повела. Как бы там ни было, богиня относится к девушке с удивительной нежностью, что, на самом деле, крайне удивительно. Причём, по-моему, даже для неё самой.

Нижний этаж оказался пуст — просто кажущееся бесконечным пустое пространство, расходящееся в стороны.

— Это основа, — начала объяснять богиня. — С этого места начинается город, его фундамент. Те, кто его построил, начали отсюда.

— Не с поверхности? — удивился я.

— Конечно, нет! — даже возмутилась моей недогадливостью богиня. — Как по-твоему это возможно, построить столь огромное сооружение под землёй без поддержки? Нет, это место строилось именно отсюда. Вверх, как дерево.

— Интересно, как далеко простирается этот этаж? — прошептал Доменико. — И что там дальше, внизу.

— А вот это самое интересное, — криво ухмыльнулась богиня. — То, что там внизу. Сам-то этаж ничего необычного, вы видите его весь.

— В смысле? — я тоже не выдержал. — Хочешь сказать, что там, в темноте, сразу стены?

— О чём ты? — кажется, у меня сегодня судьба такая — видеть на лице у Керы жалостливое выражение, — Какие стены? Это пространство просто повторяется. Много раз. Если будешь долго идти в одну сторону, вернёшься сюда же. Это как зеркало.

Ничего общего с зеркалами я тут так и не увидел, но решил поверить богине и не переспрашивать, чтобы не нарываться на ещё один жалостливый взгляд.

— А почему здесь так… плохо? Как будто кто-то страдает. Мучается. Мне кажется, я слышу непрерывный крик боли. — Акулине стояла, обхватив себя за плечи и дрожала мелкой дрожью, на бледном лице выделялись огромные глаза.

— Ага! Чувствуешь! — довольно ухмыльнулась богиня. — Вы все чувствуете. А вот он, — она указала на меня, — слишком толстокож.

У меня действительно никаких неприятных ощущений не было. Даже странно. Судя по тому, как понижают голоса мои друзья, для них тут действительно слишком гнетущая атмосфера, а я… ну да, темно, тихо. Голосов, правда, никаких нет. А так, обычное подземелье. Даже воздух, как и везде в Кронурбсе, вполне свежий и приятный на вкус. Я ещё раз обвёл взглядом спутников, и только теперь обратил внимание на Агнию. Тартарцы, естественно, услышав, что кому-то собираются показывать что-то интересное, просто не могли упустить такую возможность. Теперь и Комо и Гаврила вместе с остальными чуть подрагивали от страха, с опаской косясь на тёмный провал, ведущий в совсем уже неизвестные глубины. В общем, вели себя вполне сообразно моим ожиданиям, в отличие от рыжей Агнии, с которой явно было не всё в порядке. Девушка замерла, не дыша и закрыв глаза. Из-под опущенных век по бледным щекам текли кровавые слёзы. Ей явно было очень паршиво. Впрочем, долго такое не продлилось — охнув, она рухнула. Едва успел её подхватить.

— О, а я-то всё гадала, росомаха она или вила! — обрадовалась Кера. — Теперь-то очевидно, что вила. Они чувствительнее, и закрываться не могут.

Остальные тут же стряхнули с себя странное наваждение, и мы поспешили вернуться на уровень выше, где Агнии тут же стало намного легче. Она пришла в себя, и даже говорить смогла. Правда, подниматься пока не рисковала.

— Что это за ужас? — прошептала вила. — Как будто тысячи страдающих душ вопят о своих муках, молят о том, чтобы их существование прекратилось.

— А вот это самое интересное! — радостно улыбнулась Кера. — Я вчера всю ночь пыталась понять, куда ведёт этот ход, а когда поняла, думала, рехнусь от страха! Представляете, это открытый проход в Тартар! Четвёртый во всём мире! Тот, о котором никто знал, даже боги! Представляете, какая ирония? Весь могучий Рим стоит над провалом в Тартар! Как крышка на чайнике! Здорово, правда⁈

— Так его же срочно нужно закрыть! — ужаснулась Петра. — Вдруг мы туда провалимся! Или и вовсе весь Рим.

— Ерунда, — отмахнулась богиня. — Если за столько тысячелетий не провалились, то и теперь не провалимся. Если кто-то и сможет его закрыть, Кронурбс прекратит своё существование, и вот тогда-то Рим действительно провалится, весь и разом. Ты же представляешь, насколько огромное пространство занимает этот городок? Он же даже по протяжённости больше, чем Рим, а уж в глубину и вообще сказать страшно. И вся эта циклопическая конструкция держится лишь силой Тартара.

— Но… там же зло! — растерянно сказала Агния. — Я чувствую.

— Конечно, зло! — ухмыльнулась Кера. — Это ведь Тартар! Там столько народу за последние тысячелетия набралось! И все они туда не хотели. Естественно, они будут злиться! И ведь не только наших. Там и Чернобог ваш обретается, и полно ещё всяких. А недавно ещё и олимпийцев сбросили… — богиня вдруг замерла на секунду, а потом уже с гораздо более серьёзным лицом проговорила:

— Надо возвращаться наверх. Срочно. Что-то плохое происходит. Я даже здесь чувствую. Как будто… Не может быть! — Богиня выглядела по-настоящему напуганной. — Нам срочно нужно наверх!

* * *

Иерарх Прим чувствовал страх. Дикий, непрекращающийся страх. И началось всё два дня назад, когда явившиеся из неведомых пределов твари разозлили его бога. Хотя нет, всё началось раньше, ещё несколько недель назад. Он тогда почувствовал, что бог встревожен. Что бог ощутил что-то знакомое — и неприятное. Бог не стал проявлять свою святую ярость, как обычно. Нет, он просто отдал приказание найти святотатцев, которые где-то на окраине республики совершили страшное преступление. Бог сказал, что святотатцы скоро явятся в Рим и велел их покарать. Он велел привести их в храм.

Операция по поимке была разработана быстро. Силы, которые они привлекли, не оставляли сомнений — Диего Ортес будет пойман. Прим не знал, чем так прогневили Его именно младшие Ортесы, но был даже рад, что чистое божество указало на них. Они уже месяц никак не могли раздавить эту неуловимую семейку, и поймать двух её представителей было бы очень кстати. Вот только всё пошло не так. Он ждал приятных новостей, а вместо этого получил пощёчину. Хуже всего о провале сообщил сам бог. Провал сам по себе был страшен — бог не терпит неудач от своих рабов. Однако сейчас было гораздо хуже. Когда сознание иерарха затопил очищающий свет, а мозг начал корчиться от его обвиняющих слов, Прим подумал, что на этом всё и закончится. Живо вспомнилась судьба предыдущего Прима.

Однако обошлось. Тогда всё обошлось. Бог не стал его низвергать, не стал забирать свою благодать. И от этого, странным образом, стало ещё страшнее. Иерарху показалось, что бог… сдерживается. Это было настолько нехарактерно, что иерарх даже не решался гадать о причинах. Даже мыслей таких не допускал, мучительно выгоняя их из головы. Всё равно ему было страшно. А потом неудачи начали расти как снежный ком. Способ, каким был уничтожен отряд чистых братьев, отправленный на поимку младших Ортесов был ему знаком. И был знаком чистому богу. И это было плохо. Очень, очень плохо.

Ортесы, которые, казалось, почти утратили волю к сопротивлению, вдруг подняли голову. И как подняли! Сообщения о потерях посыпались непрерывно, из разных концов города. И каждый раз одно и то же — враги бога научились как-то использовать чистую силу против адептов чистоты. Это было немыслимо. Это было возмутительно. Иерархи, бросив все дела, метались по городу, в попытках найти хоть одну тварь. Хоть одного… хоть одну тварь, которая позволила себе… и каждый раз не успевали. Каждый раз мерзкие прислужники Ортесов успевали исчезнуть где-то в катакомбах, в которые они никак не могут пробиться. Подземелье, никак не связанные с Великой Клоакой. Когда-то ему это казалось забавным казусом, временной трудностью. Мелочью, которая лишь ненадолго отсрочила гибель неудобной семьи. С каждым часом, с каждым новым сообщением о потерях он чувствовал, как нарастает гнев его бога. И вдруг всё изменилось. В какой-то момент давление резко исчезло, как будто его никогда не было. Как будто бог исчез, ушёл.

Иерарх не успел почувствовать облегчение. Не успел даже почувствовать мимолётную радость от исполнения самой заветной, самой тайной, самой мучительной мечты, которой он никогда не позволял проявляться в мыслях. А потом иерарх Прим перестал существовать. И одновременно с ним перестали существовать остальные восемь иерархов. Их сознаний больше не было. А вот тела никуда не делись.

Бог решил воплотиться. Бог решил, что больше не может надеяться на своих смертных. Бог сошёл на землю. Не только иерархи стали его вместилищем — их жалких оболочек было слишком мало, чтобы вместить всю его мощь. Все чистые братья, все, кто остался в Риме, тоже получили частичку могущества бога. Частичку его сознания. Эти рабы были слабы, они не были так близки к богу, как иерархи, поэтому их сознания остались в целости. Почти в целости, конечно. Но каждый, в зависимости от своей близости к богу, получил частицу его сознания. И частицу его сил. Кто-то совсем крохотную. Кто-то — побольше. Иерархи — довольно значительную. Но этих сил было много. По-настоящему много. Даже самый слабый чистый теперь сравнился с прежними иерархами. Но даже это не главное. Главное, что теперь этих чистых вела единая воля. Единое сознание, пусть и разбитое на множество осколков.

Бог был доволен. Эти грязные смертные всегда портили его планы. Хватит. Он всё сделает сам.

Глава 8

Кера встретила нас на четвёртом этаже. Обычно холодное, отстранённое выражение лица куда-то исчезло. Бледное от страха лицо, огромные глаза — всё это было так нехарактерно, что я и сам испугался.

— Что⁈ — спросили все разом.

— Он сошёл, — коротко ответила Кера. — Он сошёл.

— С ума? — уточнил я.

— Смешно тебе⁈ — богиня явно не была расположена к шуткам. — Хотя ты прав, как ни странно. Только безумец мог бы так поступить. Он сошёл на землю. Он воплотился в своих последователях. Он превратит эту землю в пустошь! И самое обидное, мне опять ни капельки не достанется! Потому что я в это время уже буду мёртвая! Эта тварь меня сожрёт! Впрочем, как и вас всех.

Перспектива неприятная. Останавливаться мы не стали, двинулись дальше наверх — нужно же было убедиться своими глазами, так сказать. По дороге осторожно попытался выспросить у Керы, так ли всё плохо, как она тут живописала.

— Даже не надейся. Будучи воплощённым, этот тупой урод и досюда доберётся. Может, пару дней вы тут и продержитесь, а потом — всё. Он просто войдёт сюда, и никаких остаточных эманаций Кроноса не хватит, чтобы его сдержать.

Судя по панике, которая царила на верхнем этаже подземелий, всё было действительно плохо. Доминус Флавий, когда нам удалось его отыскать, коротко бросил:

— За последние два часа тридцать человек потери. Чистые как с цепи сорвались. И алмазы больше не помогают — чистые стали бить слишком сильно. Как будто раньше сдерживались, а теперь ударили в полную силу. Я только не понимаю, почему с такой силой они до сих пор нас всех не уничтожили? Играли? Они как катком идут по улицам. Я уже отдал парням приказ отходить в Кронурбс. Всем группам. И иным — тоже. Чистые их не жалеют. Нужно переждать, а завтра попробуем ещё.

— Это не чистые, — повторила Кера для доминуса Флавия. — Это сам чистый и есть. Он воплотился в своих монахах. Не нужно ничего пробовать, скажи своим людям, чтобы возвращались. И уходите с первых этажей. Идите вниз, как можно ниже. Ему будет труднее добраться.

Начальник охраны сначала не понял, порывался куда-то бежать по своим делам, которые он запланировал. Потом резко остановился:

— Воплотился? В смысле бог сошёл на землю, как в древних мифах? И теперь пришёл по наши души?

— Именно, — криво ухмыльнулась Кера. — Бегите. Вы ничего не сможете сделать.

— А вы, великая? — с надеждой спросил доминус Флавий.

— Нет, — отрицательно покачала головой Кера. — Даже сейчас я ему не соперница. Даже если вы все, кто здесь живёт, убьёте сначала своих детей, а потом начнёте резать глотки друг другу, я не смогу ему противостоять. Я копила силы, но их ещё слишком мало. Я ему не соперница. Взять хотя бы тот факт, что ему пришлось воплощаться в стольких смертных одновременно, в то время, когда мне достаточно одной.

Плечи Флавия опустились.

— Я вас понял, великая. А если попробовать бежать?

— Попробуй, — пожала плечами Кера. — Кто-то, может, и убежит. Если очень сильно постараться, кто-то, наверное, сможет уйти. Только это трудно будет. Он ведь особо не выбирает, кого убивать, так?

— Если верить моим подчинённым, простых граждан они не трогают только если их не видят. А вот моих людей они выискивают специально. И, самое паршивое, у них это как-то получается.

— Не они, а он, — педантично поправила Кера, — Не знаю, как в других городах, но в Риме сейчас нет чистых. Есть только чистый бог. Возможно, боги прочих народов не станут терпеть такое нарушение правил. Возможно, даже, они решат пойти на чистого войной. Хотя я на их месте просто прекратила бы любые контакты своих последователей с этой проклятой землёй. Думаю, через декаду Рима уже не будет. Потом он постепенно пожрёт всю республику. А вот к себе его не пустят. Дождутся, когда он ослабнет от отсутствия последователей, и спокойно заберут эту землю себе. Может, даже войну потом между собой устроят — кому больше достанется. Хотя это скорее смертные. Земли делить — это ваше любимое занятие.

Кера явно потеряла интерес к разговору. Богиня постояла ещё немного, будто решаясь на что-то, потом развернулась и направилась в сторону спуска. Я это не сразу заметил. Да я вообще с трудом отслеживал окружающее. Первая мысль была пойти наверх. Не собираюсь прятаться. Не собираюсь оттягивать неизбежное. Бог воплотился? Что ж. Тем хуже для бога. Плевать, что там и как. В скольких бы он ни воплотился, я убью их всех.

— Эй, патрон! — крикнула Кера, уже практически скрывшаяся за поворотом коридора. — Если ты сейчас пойдёшь наверх, то просто умрёшь. Ты не сможешь навредить богу. Это не в силах смертного.

Не то чтобы я склонен к отчаянию, но в слова богини верилось полностью. Я чувствовал, что она не врёт. И куда она уходит? За время общения с богиней я неплохо научился чувствовать её настроение. Она не сдалась, как ни странно. Была в ней какая-то обречённость, но она по-прежнему не сдавалась. Оглянувшись на растерянных спутников, я поспешил за медленно уходящей богиней.

— Рассказывай, — нахмурился я, когда догнал.

— Попробуй сделать так, чтобы твои близкие меня послушались, — сказала Кера. — Может быть, это поможет вам выжить. Вряд ли, конечно. А когда чистый бог спустится в Кронурбс, постарайся повредить ему хоть немного. Вот, возьми, — она вложила мне в руку тот нож, с которым она никогда не расставалась в последнее время. Переделанный из древнего медного меча, которым ранили Афродиту и ещё кого-то, я не запомнил. Тот самый нож, которым я вскрыл горло Молоху.

— Если сможешь подобраться поближе, сможешь его ослабить. Одного-двух убьёшь. Только имей ввиду, что твои проклятья на него действовать не будут. Не ошибись.

— А ты куда? — растерянно спросил я. Поверить в то, что богиня собирается сбежать… не получалось. Нет, я бы не стал ей этого запрещать. Наверное, даже не разочаровался бы в ней. Просто какой в этом смысл? Мы ведь связаны. Если я помру, она последует за мной — такой уж мы контракт заключили. Кера об этом не забывала, а значит, в попытке уйти просто нет смысла.

— Попробую позвать на помощь, — ответила девушка. — Но скорее всего, я там просто сдохну.

— Какую помощь? Где ты собираешься её звать? — вот как-то совсем у меня не было идей о том, где её, помощь, можно найти сейчас.

— Да что тут непонятного⁈ — вызверилась Кера. — Патрон, мне надоело, что ты такой тупой, правда! У тебя под ногами проход в Тартар! Я тебе только что его показала. Там, в Тартаре, есть огромная куча богов, древних и не очень. Те, которые попали туда недавно, обессиленными, скорее всего, бесполезны — они лишь бесплотные тени, пустые оболочки с воспоминаниями о былом счастье и могуществе. А вот те, кто там заточен давно… Возможно, они не будут против убить чистого в обмен на свободу. Вот только я не думаю, что доберусь до них. А самое главное — что смогу вернуться назад, да ещё и протащу за собой тех, кто должен оставаться там. Тартар — слишком страшное место. Он не любит отпускать своих пленников, даже если они попали в него во плоти. В общем, отстань от меня, Диего. И так тошно. Если мне удастся… если удастся, вы, может быть, выживете. Если нет, просто нанеси ему ущерб. Хотя бы просто сделай ему больно. Этот нож доставит ему проблем.

В голове кружилась тысяча вопросов. Богиня уже спускалась на второй этаж, не оглядываясь и не замедляя шага. Правда, и не ускоряя — шла в обычном темпе усталого человека. Неохотно.

Я вернулся к своим. Наша компания дружно уставилась на меня вопросительными взглядами. Доминус Флавий уже куда-то умчался. Впрочем, недалеко — я слышал, как он громко переругивается, кажется, с дядей Маркусом.

— Доменико, — позвал я. — Пойдём, поговорим с дядей Маркусом. Петра… Ты ведь слышала, что советовала Кера? — я обвёл взглядом остальных спутников. — Вы все слышали. Вот и двигайте вниз. Она же ясно сказала, что не нам противостоять чистому богу.

— А ты что собираешься делать? — подозрительно уточнила Петра.

— Для начала хочу убедиться, что дядя и доминус Флавий не станут напрасно посылать людей на смерть. А то с них станется и богине не поверить. А потом тоже пойду вниз. И, к слову, встретишь Конрута — передай ему этот ножик, ладно? Думаю, ему будет в самый раз, — я без особых сожалений отдал керину драгоценность Доменико. Всё равно я никогда не умел драться ножом. Да что там, я едва освоил револьверы, что уж тут о холодном оружии говорить. А вот Конрут этой штукой может много проблем принести. Я даже улыбнулся хищно, представляя себе, что будет творить убийца, когда к нему попадёт эта штука. Я её и сам после Молоха побаиваться начал — очень уж ощутимо от ножа веяло жаждой крови. Даже для меня ощутимо.

Уговаривать дядю не пришлось. Собственно, все, кто оставался на поверхности и кто смог добраться до спусков под землю уже были здесь. Доминус Маркус, после небольшой ссоры с Флавием всё-таки продавил необходимость подождать возможных выживших ещё час, но весь этот час выходы старательно минировали. Как оказалось, динамита у нас не просто много, а очень много. И сейчас дядя готовится отрезать любые пути на землю. Ну, кроме одного — того, который связан с Великой Клоакой. Как известно,отчаянные времена требуют отчаянных мер, и дядя, кажется, достаточно серьёзно отнёсся к угрозе, чтобы не побояться практически отрезать нас от поверхности. Возможно, это действительно поможет подольше задержать чистого.

Моё появление доминус Маркус воспринял с недоверием. Кажется, он приготовился отговаривать меня от того, чтобы идти на поверхность, и здорово растерялся, когда я даже не подумал туда рваться.

Наконец, все дела были закончены. Почти все. Я помог Петре и Акулине собрать самое ценное, и проводил девушек. Мы все помогли, просто остальным собирать было особо нечего. Тартарцы ещё не успели обрасти вещами, Доменико тоже только прибыл, и большого багажа особо не имел. Вообще наша спонтанно образовавшаяся компания так и продолжала пока держаться вместе.

— А теперь рассказывай, — велел Доменико, — Что ты задумал. Слишком у тебя загадочный вид. И этот нож… Вряд ли ты отдал бы его мне вот просто так.

Ну да, глупо было бы надеяться, что никто не заметит. Да и не собирался я ничего скрывать. Это было бы нечестно по отношению к остальным.

— Кера собирается спуститься в Тартар, — коротко объяснил я. — Может быть, уже спустилась, хотя… — я прислушался к своим чувствам. — Нет, пока ещё здесь. И я пойду с ней.

Петра ахнула, зажала рот руками. Остальные тоже выглядели удивлёнными.

— Она сказала, что теоретически оттуда можно вернуться. И привести помощь. Я хочу ей помочь.

— Я с тобой! — тут же сказал Доменико. — Почему ты отказываешь мне в праве тоже пойти? За той, кого я люблю!

Он успел первым, но остальные, кажется, тоже хотели задать подобный вопрос в отношении себя.

— Доменико, вспомни, как ты себя чувствовал, когда мы стояли на последнем этаже. Как вы все себя чувствовали.

Брат понял первым и грязно выругался.

— Вот. А у меня таких проблем не возникло. Мне там нормально было. Поэтому я и не предложил. Я бы даже Петре не отказал, — видел, как она сверкала глазами, готовясь спорить. Какой смысл? Мне кажется, лучше умереть в Тартаре, чем оставаться здесь и ждать, когда придёт чистый. В Тартаре останется хотя бы душа или бесплотный дух, в то время как чистый своим врагам такой милости не окажет. Я сам чувствую себя беглецом. Чувствую, что оставляю вас тут в опасности… Но если у нас с Керой получится, то у всех появится шанс. Так что вы уж тут продержитесь, ладно? А я пойду уже, ладно? А то там Кера думает, что я её одну отправлю.

Кажется, я нашёл правильные слова. Прощание из душераздирающего превратилось просто в грустное. Когда мы спустились на последний этаж, застали там Керу, сидящую на коленях и задумчиво разглядывающую тьму.

— Хорошо, что вы пришли, — сообщила богиня. — Я никак не могу решиться. Понимаю, что времени мало, но просто боюсь.

Девушка как-то жалобно пожала плечами.

— Ой, да ладно, — отмахнулся я. — Не понимаю, чего ты переживаешь. Тут делов-то, туда и обратно. Щас быстренько сбегаем, и вернёмся. Как думаешь, кого будем вытаскивать?

Забавно было видеть лицо Керы, когда она осознала, что одну её отправлять в Тартар никто не собирается. Да и потом, когда Доменико, набравшись решимости, её поцеловал, тоже было весело. Впрочем, мне за ними особо наблюдать было некогда — я прощался с Петрой, которая изо всех сил старалась не показать, как ей страшно, а потом ещё утешал плачущую Акулине. Кажется, сестра больше не обижается — ну, хоть одна хорошая новость.

Расставаться всегда страшно. Когда-то, ещё в прошлой жизни, мне говорили, что стоит сделать первый шаг, и то, к чему ты стремишься, станет для тебя главным, а тоска по близким уйдёт на второй план. Вот только это путешествие оказалось каким-то слишком странным. Любимая и друзья не остаются в безопасности, и где-то на краю сознания болтается подленькая мыслишка — мы ведь можем и не успеть. Как я буду жить, если мы вернёмся с помощью, а здесь уже некого спасать? Честно говоря, эта мысль едва не заставила меня повернуть. Даже когда чёрная, будто вязкая темнота скрыла меня по грудь, я метался в сомнениях. Может, стоило пойти одному? Кера, думаю, была бы здесь полезна. Что с того, что я ничего не знаю о Тартаре? Она ведь тоже не знает!

А потом тьма достигла глаз, я сделал ещё шаг, и понял, что сомневаться поздно.

Не знаю, сколько времени прошло в блужданиях. Темнота и тишина были полными, всеобъемлющими. Я почти не чувствовал даже давления, которое оказывают мои ноги на поверхность, по которой шёл — складывалось впечатление, что я просто переставляю ноги, никуда не двигаясь. Единственное реальное ощущение, которое позволяло сохранять присутствие духа — это холодные пальцы Керы, которыми она до боли сжимала мою ладонь. Я пытался говорить что-то, но не слышал собственного голоса, вытянул из кармана зажигалку, но она не загорелась. Честно говоря, я едва не запаниковал. Возникла чёткая уверенность, что это и есть посмертие — теперь мы будем почти вечно бродить в темноте. До тех пор, пока она по капле не растворит нас в себе, и даже тогда продолжим носиться здесь же. Самое паршивое, что я не чувствовал времени. Его просто невозможно было отследить. Кажется, мы шли очень, очень долго. Но с другой стороны, я не чувствовал голода, не чувствовал усталости. Сколько прошло? Час? Год? А может быть, всего несколько секунд?

Свет появился резко, как будто кто-то включил свет. Я обнаружил себя стоящим на красноватой, поросшей выгоревшей сухой травой, равнине. Бесконечно простирающейся во все стороны, конечно. А как иначе?

— И как мы будем возвращаться, если что? — сразу забеспокоился я.

— Насколько я понимаю, как только мы сделаем то, для чего сюда пришли, проход появится, — объяснила Кера. Она явно больше не боялась — вырвала у меня из пальцев свою ладонь, и теперь активно осматривался. — А если мы тут сдохнем или облажаемся, то и прохода не появится. Ты как пока, помирать не собираешься?

— Да вроде нет, — пожал я плечами. — Если только от тоски. Очень уж тут пейзажи непривлекательные.

Пейзаж действительно не радовал. Красноватая равнина, красноватое, пыльное небо над головой, полное отсутствие облаков или светил. А ещё… в какой-то момент я понял, что не вижу горизонта. Небо не сходится с землёй. Кажется, эта равнина бесконечна. Ну, или как тот самый последний этаж — повторяется. Но почему-то сейчас я был уверен, что никаких уловок с пространством здесь нет. Это место действительно такое бесконечное, как кажется.

— Лучше не шути так, — серьёзно взглянула мне в глаза богиня. — Здесь слова могут иметь силу. В смысле даже большую, чем там, наверху.

Глава 9

Никогда бы не подумал, что мифический Тартар может оказаться настолько скучным и унылым местом. Первое время я всё ждал, что что-нибудь начнётся. Кто-то на нас с Керой нападёт, или встретится ещё какая-то опасность. Однако мы шли, шли и шли в произвольно выбранном направлении, и ничего не происходило. Пейзаж не менялся. Обитатели Тартара не встречались. Сначала я спрашивал богиню, не нужно ли что-то делать. Может, хотя бы поменять направление?

Кера только огрызалась.

— Я знаю почти столько же, сколько и ты! — говорила девушка. — Что ты от меня хочешь⁈

Мы меняли направление и шли в другую сторону, но это ничего не меняло. Постепенно монотонный пейзаж, монотонные шаги и монотонное дыхание ввело меня в какое-то подобие транса. И не только меня. Сколько прошло времени с тех пор, как мы оказались в этой тягомотине? Не знаю. Мне становилось всё равно. Мне уже и не хотелось никуда добираться, потому что это было удивительно комфортно. Ни о чём не думать, ни о чём не помнить. Видеть этот красноватый однотонный пейзаж с выгоревшей травой, и просто переставлять ноги. В какой-то момент Кера вдруг спросила не своим голосом:

— А куда мы идём? — и испуганно ойкнула.

Я далеко не сразу ответил. Я даже понял вопрос не сразу. Вынырнуть из пучины тоскливой бесстрастности оказалось не так-то просто. Наконец я посмотрел на спутницу. Выражение лица у неё было растерянное и мягкое. Не её.

— Я… она заснула, да? Я не ожидала, что буду главной сейчас.

Я понял несколько больше, чем хотела сказать Ева. Это именно Ева была, не узнать невозможно. Давненько я не общался с этой девушкой и уже, если честно, даже начал забывать о её существовании. Сдаётся мне, не просто так она неожиданно для себя оказалась ведущей в их с Керой паре.

— Кажется это место на нас плохо влияет, — констатировал я. — Кера совсем заснула?

— Нет, — лицо девушки изменилось, и я понял, что со мной именно богиня и говорит. — Но я лучше уйду на задний план, патрон. На меня это место действует гораздо сильнее, чем на смертных. Если бы Ева не разбудила, я бы не смогла вернуться. Я напрасно отправилась сюда. Здесь от меня не будет пользы.

— Не торопись с выводами, — я говорил медленно. Самому было сложно выйти из этого состояния отрешённости. — Мы ещё никого не нашли. Как думаешь, с кем они более охотно будут разговаривать?

Мой ответ, кажется, слушала уже Ева. Если я правильно интерпретировал, как в очередной раз изменилось её выражение лица.

— Мне кажется, нам лучше о чём-то говорить, Диего, — сказала девушка. — Так будет легче не поддаться.

— Угу, — кивнул я. Смешно. Мне было неловко с Евой, как бывает неловко с абсолютно незнакомым человеком. Вроде бы всё нормально, но ты сдерживаешься немного, ведёшь себя чуть неестественно, невольно отслеживаешь реакции собеседника, чтобы лучше его понять. Всё бы ничего, но я всё время сбивался на то, что вижу перед собой Керу. Это выбивало из колеи. А вот Ева, кажется, таких сложностей не испытывала.

— Мне нравится это место, — рассказывала девушка. — Оно очень похоже на сон. Здесь слишком легко забыть, что ты собираешься делать, забыть прошлое, да и саму себя. У меня так было в первое время после того, как моя старшая пришла ко мне и спасла. Я видела сны. Поэтому сейчас мне здесь легко. Главное — помнить, для чего мы здесь. И кто мы. Диего, старайся всё время вспоминать, для чего мы сюда пришли. Тогда мы быстро найдём тех, кто нам нужен.

Видеть девушку настолько разговорчивой было непривычно. В наши прежние, редкие встречи, она не стремилась к общению, пугалась, а сейчас… «Да ведь она до сих пор думает, что во сне! — сообразил я. — Может, рассудком понимает, что это не совсем сон, но подсознательно ведёт себя так же». Пытаться убедить, что это не сон, а вполне себе реальность, я не стал. Во-первых, откуда мне знать, что здесь всё по-настоящему реально? Во-вторых, мне нравилась уверенность Евы. Что-то мне подсказывало, что одного желания недостаточно, чтобы дойти до цели. Нужно ещё знать, что ты можешь дойти. Я вот, не был в этом убеждён.

— Веди, — улыбнулся я. — Думаю, у тебя лучше получится.

Ева весело кивнула и зашагала вперёд, как будто так и нужно. Я почти не удивился, когда всего через несколько минут ландшафт стал меняться. Где-то вдалеке появились горы. Ещё несколько секунд назад их не было, а теперь вот появились, и выглядели совершенно органично. Как будто всегда там были. Самое паршивое, мне приходилось прилагать усилия, чтобы помнить ту пустую бесплодную равнину, по которой мы столько времени брели с Керой. Не знаю, почему, но мне это казалось важным.

С появлением какого-никакого рельефа стало намного проще. Уже не нужно было заставлять себя говорить и помнить о том, куда и зачем мы идём. Да и пейзаж продолжал меняться — теперь довольно быстро. Горы обрастали деталями. Появились снежные шапки, какая-то растительность. Одно плохо — всё одного и того же, красноватого цвета, только оттенки отличаются.

— Почему здесь всё такое однотонное?

— Потому что на самом деле здесь ничего этого нет, — это, кажется, Кера ненадолго «выглянула», чтобы мне ответить. Всё, что ты видишь — это прах, который принимает какие-то формы лишь волей тех, кто здесь коротает свою вечность. Но и они однажды распадутся на этот прах — такова участь любого, кто сюда попал. И мы тоже однажды превратимся в красный прах, в ничто…

Кажется, на неё Тартар действительно влияет намного сильнее, чем на нас с Евой. Нет, я тоже чувствовал какую-то странную меланхолию, но пока вполне мог ей не поддаваться, особенно, если сознательно гнать от себя мысли о бренности всего сущего.

— Мы выберемся отсюда, и уничтожим всех чистых. Ты ещё очень долго будешь приносить беду всем, кто окружает тебя. Взбодрись, Кера! Когда я тебя обманывал?

— Ты прав, патрон. Но я снова уступаю Еве. Мне слишком тошно здесь. Когда я главная, он забирает мои силы гораздо быстрее.

— Вот и не высовывайся пока, — проворчал я. — Сами справимся. Обошёлся бы и без знания, из чего здесь всё состоит.

— Ей просто обидно, что она так слаба здесь, — объяснила Ева.

— Глупости, — отмахнулся я. — Со всеми бывает. Тем более, если я правильно понял, это место специально предназначено для того, чтобы подавлять богов — чему удивляться?

Мы, конечно же, не останавливались во время разговора. Очень скоро нам стали попадаться первые местные жители. Сначала мы услышали звон из какой-то пещеры в глубине горы, к которой подошли. Прерывистый, и неровных. Поскольку чётких планов у нас не было, решили зайти, полюбопытствовать.

В пещере оказалась кузница — ожидаемо. Могучий, мускулистый мужчина с протезом вместо ноги, что-то ковал здоровенной кувалдой. Такую я бы и не поднял никогда. В горне жарко горел огонь… хотя нет. Вовсе не жарко. Заготовка, которую бог достал из печи, оставалась холодной. Когда он ударил по ней несколько раз, рассыпалась всё в тот же красноватый пепел. Причём не только заготовка — наковальня тоже превратилась в горку трухи, а вслед за ней и молот. Бога это не расстроило — он методично принялся вылепливать молот заново. Завораживающее зрелище. Из рыжего пепла вдруг появляется мощный стальной боёк, потом деревянная, чёрная от долгого использования рукоять.

— Вот ты какой, загробный мир богов! — прошептала Ева, глядя, кузнец вновь укладывает в горн полосу металла, который он только что сам вылепил из того же праха.

На наше появление кузнец никак не отреагировал. По-моему, даже не увидел — лицо оставалось спокойным и отрешённым. Я видел такое у Керы, когда мы только спустились сюда. Беспокоить бога было страшновато. Просто потому, что он был вдвое выше меня и явно не совсем адекватен. А ещё — мой манн тут, кажется, не работал. По крайней мере я не чувствовал возможности его применить.

— Эй, Гефест, — позвал я. Услышав имя мужчина вздрогнул и повернулся ко мне. — Или ты предпочитаешь зваться Вулкан? Тебе не надоело здесь? В верхнем мире ещё остались те, кто тебя помнит. И им сейчас очень паршиво под пятой чистого бога.

— Старые имена, — медленно, будто нехотя ответил бог. — Они больше не принадлежат мне. Я должен закончить работу.

Он повернулся и продолжил лепить наковальню, больше не обращая внимания на мои вопросы. Даже когда я подошёл и пнул его в ногу, разозлившись, он просто отмахнулся, как от назойливой шавки. И отлетел я точно так же, как та шавка, с силой впечатавшись в скальную стену. Пожалуй, если бы эта стена подо мной не превратилась в тот же пепел, мог бы и кости поломать, а так ничего. Только обидно.

— Здесь мы, пожалуй, не договоримся, — констатировал я, отряхиваясь. Бог уже снова сосредоточился на своей бессмысленной работе.

— У тебя вообще нет уважения к высшим! — констатировала Ева. Или, скорее, это Кера на секунду проявилась, не удержалась, чтобы не попенять мне на отсутствие вежливости.

— Не люблю тех, кто легко сдаётся, — пожал я плечами. — За что его уважать?

Вопрос, видимо, посчитали риторическим. Впрочем, мне действительно неинтересно было, что об этом думают мои спутницы — я больше переживал о том, что это путешествие всё больше и больше выглядело бессмысленным. Мы провели в Тартаре неизвестно сколько времени, но по моим ощущениям — очень долго. Я изо всех сил гнал от себя мысли, что мы можем опоздать. И при этом, когда мы, наконец, нашли кого-то живого и разумного, целого бога, выяснилось, что возвращение его совершенно не интересует! Я-то думал — стоит поманить пальцем, и желающих наберётся толпа, а тут такое разочарование.

— Кера говорит, чтобы ты не расстраивался, — передала Ева. — Она с самого начала не надеялась на последнее поколение Олимпийцев. Они ещё слишком недавно оказались в Тартаре, причём обессиленными. Их сбросили сюда, и им нечем было защититься от влияние этого места, и поэтому они легко растеряли разум. Скорее всего, все они для нас бесполезны. Нужно искать тех, кто старше.

Я всё-таки попытался. Трудно было пройти мимо прекрасной и восхитительной Афродиты, которую мы встретили купающуюся и плещущуюся в маленьком кусочке моря. Когда мы выбрались из пещеры, то как раз спустились по крохотной тропинке к самому подножью горы. Там она и обнаружилась. «Море» по размерам не сильно превышало небольшую ванную, но при этом в нём били волны, летели пенные брызги, и даже запахом йода пахнуло в лицо. Как будто снежный шар с домиком, только вместо снега — море. Кера даже вернула себе ненадолго главенство в их с Евой теле — настолько ей хотелось лично полюбоваться на то, как жалко выглядит богиня любви. Впрочем, сама Афродита об этом явно не знала — она играла в волнах, смеялась, плескалась и вроде бы полноценно наслаждалась жизнью. Только почему в её смехе столь часто проскакивали истерические нотки?

Пенорождённая, в отличие от своего супруга, на нас вообще никакого внимания не обратила. Даже когда Кера принялась её изо всех сил оскорблять, припоминая какие-то явно очень древние истории неудач, но древняя богиня нас, кажется, даже не видела.

— Я должна злорадствовать, но мне только противно, — в конце концов сдалась Кера. — Пойдём отсюда, я больше не хочу это видеть. Диего, пообещай мне — если мы здесь останемся, ты меня упокоишь окончательно. Не желаю превратиться в такое. Просто развей меня так, чтобы вообще ничего не осталось.

— Мы здесь не останемся, — огрызнулся я. — И нечего требовать всякие глупости. Давай, прячься обратно, нечего зря силы тратить!

Дальнейший путь оказался ещё более странным и, пожалуй, неприятным, чем прежде. Мы больше не встречали великих богов. Никто из олимпийцев на пути больше не попадался. Такое ощущение, что Тартар чутко отзывался на нежелание Керы видеть, в каком жалком состоянии находятся её старые знакомые и родственники. Однако нам встречались другие. Более слабые боги, и даже просто бессмертные существа. Никого из них я не назвал бы адекватным. Кто-то молча страдал, сидя посреди ничто и раскачиваясь из стороны в сторону, другие пытались что-то делать — видимо хоть какая-то деятельность позволяла сохранять остатки сознания. Прежде всемогущие боги и богини инстинктивно стремились себя хоть как-то стабилизировать, делали то, что хоть немного соответствует их обычным занятиям при жизни. Выглядело это невероятно жалко, тут я с Керой был согласен. Тем более я упорно пытался растолкать, достучаться до каждого встреченного персонажа. Безрезультатно, конечно — да я и не тратил на это слишком много времени. Так, окликал только. С учётом того, что я не знал имён большинства из них, они даже не оглядывались и не обращали внимание на странных прохожих. Те, чьё имя подсказывала Кера иногда вздрагивали, оглядывались недоумённо, но внимание их быстро рассеивалось, и они возвращались к своему занятию.

Время всё ещё невозможно было отсчитывать точно. Сколько-то часов или дней, а может, минут, мы уже шли по дороге — самой настоящей, почему-то асфальтовой, ещё и с разметкой в виде двойной сплошной посередине. Ева долго удивлялась странному материалу, по которому мы ступали, он показался ей страшным и настораживающим. Девушка даже предлагала сойти с дороги, и направиться куда-нибудь ещё, тем более, что направления здесь не имели никакого смысла. Я предложил всё-таки пройтись — догадывался, что это своеобразный привет для меня. Непонятно только кто именно этот привет организовал. Тем любопытнее это узнать.

Сначала мне показалось, что на перекрёстке кого-то сбили. Обычный такой Т-образный перекрёсток, и ровно посередине лежит чьё-то тело. Это было странно и жутковато. Как и всё в Тартаре. Впрочем, по мере приближения становилось ясно, что трупов здесь не наблюдается. Да и откуда — всё, что умерло в Тартаре, просто превращается в красноватую пыль. Концентрат ничто, как назвала эту субстанцию Кера. Лежавшая на перекрёстке была ещё жива. И она была не одна — вокруг неё крестом расположилась четвёрка псов. Если объективно говорить — довольно жуткие существа. Глаза красные, клыки из пасти торчат, с ярко-красных языков на асфальт капает слюна, причём, похоже, ядовитая. Иначе почему асфальт в месте падения капель дымится? Однако после знакомства с Пушком по-настоящему напугать кому-то из псовых меня было бы сложно. Тем более, эти, вроде бы не бросаются меня облизывать, что уже говорит в их пользу.

Мы подошли поближе. Прекрасная, белокожая женщина в греческом белом хитоне и красных сандалиях. Тем контрастнее смотрелись её волосы — настолько чёрных мне видеть ещё не доводилось. Казалось, волосы сливаются с чёрным асфальтом. Казалось, асфальт, по которому мы идём и есть продолжение этих волос.

— Я бы не хотела видеть её здесь, в таком виде, — печально вздохнула Кера. Опять она не выдержала. — Мне всегда было интересно с Трёхдорожной. Хоть она и Чёрная Сука, и весьма соответствует своему имени. Пойдём отсюда скорее. Если бы могла, я бы добила её, лишь бы не оставлять в таком состоянии!

— Ты удивительно сильно изменилась. Прежняя Беда ни за что не смогла бы оказать мне сочувствие. Как много времени прошло в верхнем мире с тех пор, как мы были низвергнуты в Тартар, не подскажешь?

Геката, — а это была именно она, я ещё по первому прозвищу узнал, — вдруг раскрыла глаза и легко поднялась на ноги, уставившись на Еву с лёгкой насмешкой.

— Удивлена, что ты говоришь, а не изображаешь из себя идиотку, как остальные! — довольно улыбнулась Кера. — Я уже думала, никто из тех, кого я знаю, не сможет меня больше узнать.

— Я ждала этого дня тысячи лет, — пожала плечами богиня, поглаживая радостно виляющего хвостом пса. — Неужели ты думала, что я не подготовлюсь. А ты, человек, почему молчишь? Почему не приветствуешь ту, кто дала тебе ещё одну жизнь? Да и дар мой, я смотрю, пришёлся тебе по вкусу. Ты неплохо научился им пользоваться. Как зовут тебя в этом мире?

— Привет-привет, — помахал я рукой. — Диего.

Нет, я мог бы быть и повежливее, меня просто сбил с толку намёк на то, что Геката заранее знала, что я здесь появлюсь. Сразу появились мысли, что богиня всю дорогу вела меня как телёнка на веревочке, или, того хуже, как марионетку.

— Какой ершистый, — улыбнулась богиня. — Не стоит злиться, Диего. Я не сделала тебе ничего плохого. Я просто постаралась дать себе небольшой шанс. Ну и заодно нашим бывшим последователям.

Глава 10

Злиться я действительно вскоре перестал. Нет, поначалу-то мне многое хотелось сказать этой… продуманной богине всё, что я о ней думаю. Довольно неприятно сознавать, что твою жизнь подстроили. Пусть не полностью, но то, что я однажды окажусь в Тартаре, Геката знала. Знала, почему и зачем. Заранее всё рассчитала, и даже в Тартар спустилась раньше других богов, умудрившись сохранить силы и разум. В первый момент едва сдержался, чтобы не напасть. Уж не знаю, что бы из этого вышло, но я вовремя сообразил: всё, что произошло после моего появления в этом мире, случилось бы и без меня. По крайней мере, важные лично для меня события. Мария и Винсенте Ортес всё равно были бы мертвы. Возможно, намного раньше, ведь маленький Диего Ортес действительно умер тогда, много лет назад. Если бы его не было, вся их жизнь пошла бы по-другому, но вряд ли она стала бы счастливее. А мне самому жаловаться вроде бы не на что. Если вдуматься, там, в прошлой жизни, у меня вообще ничего не было. Смешно, даже не жалко было её потерять.

Пришлось сдерживать свои порывы. На Гекату я больше не злился. Правда, и любовью особой тоже не проникся. Эта хитрая богиня за счёт меня решала свои проблемы. Молодец, браво, даже Кера восхитилась, но благодарить и радоваться не хотелось. Впрочем, ей моя благодарность и не нужна была.

— Как ты умудряешься сохранять здесь разум? — Керу, тем временем, интересовало то, что ей близко. — Я даже в смертном теле чувствую себя так, будто меня что-то высасывает!

— Я готовилась, сестра — пожала плечами Геката. Кера, при упоминании их родства поморщилась — кажется, ей оно не нравилось. — Я сейчас больше человек, чем бог. Всё, что так жадно ест это место спрятано слишком глубоко. Я отдаю силы. Понемногу, по капле, но постоянно и неизбежно. Всё для того, чтобы сохранить разум. Такой обмен.

— Давайте уже уходить отсюда, — вздохнул я. — Кера, ты потом у её подробнее расспросишь, хорошо. А ты, великая, готовься. Чистый воплотился в своих последователях. Его нужно убить.

— А я здесь при чём? По-твоему, я бы стала скрываться в Тартаре, если бы могла его победить? — удивлённо приподняла брови Геката.

Я опять начал раздражаться.

— То есть мы сюда зря спускались? Только для того, чтобы вытащить одну наглую богиню⁈

— Это была побочная цель, — величественно махнула рукой Геката. — Ты хотел найти тех, кто сможет уничтожить пришлого — пожалуйста. Пойдём искать. Я даже помогу тебе с ними договориться. И я не отказываюсь сражаться с чистым. Просто сказала, что в одиночку я с ним не справлюсь. Он ведь, наверное, много силы набрал за то время, что меня не было в верхнем мире, а я и тогда уже не могла с ним конкурировать!

Ну да. Всё ведь не могло быть так просто.

— Мы уже бродим здесь гекатонхейры знают, сколько времени! Вокруг одни беспамятные тени! Гефест куёт меч из праха молотом из праха, Афродита резвится в луже, все вокруг ничего не помнят и не могут говорить! Кого здесь ещё можно найти⁈

— А чего вы хотели от неоформленного? — удивилась Геката. — В неоформленном только такие и есть. Те же, кому удаётся сохранить или вернуть рассудок перебираются в другие места. Это только я ждала тебя здесь. Правда, я была уверена, что ты придёшь один. Впрочем, я рада, что ты, Кера, смогла выжить.

— Слишком мелкая сошка для чистого, — мрачно ответила богиня. — Хотя если бы не Диего, я бы тоже оказалась здесь, уже давно. Это он сохранил меня.

— Тем лучше, сестра. Зато смотри — ты всегда завидовала мне оттого, что смертные почитают меня, а тебя — нет. Смертные давали мне силу, а ты лишь питалась тем, что могла взять сама. Посмотри теперь — я растеряла большую часть своего могущества, ты же, наоборот, стала намного сильнее. Я чувствую, что за это короткое время ты принесла гибель многим. И даже богу, правда ведь⁈ Теперь уже мне впору завидовать, не так ли?

Кера промолчала и вообще, кажется, скрылась — судя по выражению лица Ева вновь была главной в их теле.

— Ну да, ты права. Не стоит это могущество растрачивать на пустые разговоры, — улыбнулась Геката, — Идёмте, детки. Нам нужно достичь оформленного — там те, кто смогут нам помочь. Возможно, кто-то из них захочет это сделать. И да, Диего. Не поминай здесь сторуких. У них здесь много власти, и они по-прежнему честно несут свою службу. Не стоит привлекать их внимание.

Геката зашагала по дороге, вроде бы неторопливо, но пейзажи вокруг стали меняться намного быстрее, чем раньше. Явно даже в Тартаре чувствовала себя вполне уверенно. По сторонам богиня не смотрела, шагала уверенно и целеустремлённо, и нам с Евой приходилось почти бежать, чтобы не отставать. Впрочем, один раз Геката всё-таки остановилась и даже сошла с дороги. Сначала заметила, принюхалась к чему-то, а потом сошла на малозаметную тропку, петляющую в рощице оливковых деревьев. Таких же красноватых, и явно созданных из праха, как и всё в этих местах. Мы с Евой, естественно, двигались следом.

— Жалкое зрелище! — Геката остановилась, не особо заботясь об идущих следом, так что нам с Евой пришлось протискиваться мимо опустивших ветви деревьев, чтобы посмотреть, что её так заинтересовало. — Крониды, одно слово. Гнилое потомство предателя, убившего своего отца — что ещё можно от них ожидать? Она считалась очень мудрой, при этом вела себя как вздорная истеричка. Беды от неё для смертных было ничуть не меньше, чем от меня или от тебя, сестра. Но её почитали, а нас с тобой считали злом. Какая ирония. А всё потому, что смертные любят, когда их обманывают, и не любят правды.

Я, наконец, продрался через сухие ветки только для того, чтобы увидеть юную девицу, что играла в солдатики. На поляне из праха разворачивались баталии, командиры отправляли в атаку легионы, противники нападали из засады, фигурки рассыпались под ударами копий. Не просто битва — полноценное сражение по всем правилам военного искусства.

— Афина, — узнал я. Девушка чутко дёрнулась, взглянула на гостей, отчего обе сражающиеся армии мигом превратились в то, чем были изначально — красноватый прах. Заметив такую оказию Совоокая ужасно разгневалась.

— Геката! Ты вечно портишь мне игру! Как ты посмела помешать мне⁈

— Прости, Паллада, — склонила голову Геката. — Но, может быть, ты захочешь вернуться в Ойкумену? Смертным не помешало бы немного мудрости. Вспомни, как они тебя почитали?

— Смертные? — нахмурилась Афина. На секунду лицо её стало старше и серьёзнее, но потом снова разгладилось, — Мне не нужны смертные. Мне не нужна Ойкумена. Не приходи ко мне больше. Я строю свою государство, — она мотнула головой на поляну из песка.

Геката молча развернулась и двинулась обратно к дороге.

— Она сохранила много сил. Жаль, что Тартар уже слишком сильно поразил её разум. Она могла бы быть полезной. Все потомки Крона прокляты им. Когда-нибудь, они смогут отмыться от этого проклятья, но не сейчас. Не стоило мне отвлекаться. Я вижу, вы уже устали, детки, да и сестра моя напрасно теряет силы. Ничего, скоро мы доберёмся до оформленного, там вам будет легче.

Спрашивать, что за «оформленное» такое, о котором она говорит уже не в первый раз, не стал. Сам догадался. Видимо есть здесь какая-то более стабильная область, в которой не обязательно быть сосредоточенным на окружении, чтобы оно не рассыпалось в пыль.

Я не думал, что замечу разницу. Почему-то была уверенность, что мы так и будем идти по дороге, и отдельные куски зданий, горы, или леса, торчащие посреди бескрайней пустыни, будут встречаться всё чаще, а владельцы этих скромных доменов будут более разумными. Ошибся. Мы-таки дошли до настоящей границы. Упёрлись в высоченную каменную стену. Посмотрев по сторонам убедился, что конец у этой стены если и есть, увидеть его не получится. Асфальтовое шоссе вывело нас к воротам, услужливо распахнутым. Судя по слою праха на створках, они не закрывались уже очень давно.

— Закрывать их нет смысла, — пояснила Геката, услышав незаданный вопрос. — Сюда всё равно могут попасть только те, кто не смИрился. Ну, или те, кто захотел вырваться. Это тюрьма. Здесь держат тех, кто хочет вырваться из Тартара.

— А если кто-то выйдет отсюда? Ну, через ворота, раз они открыты, — уточнил я.

— Не выйдут. Для них этих ворот нет, они их просто не видят. Для этого нужно перестать бороться, — объяснила Геката. — Впрочем, там можно вполне сносно существовать. Легче, чем в неоформленном. Я и сама могла бы ждать тебя там, только это место трудно найти, особенно смертному. Особенно, если о нём не знать. Пришлось ждать в неоформленном. Цени это, Диего.

Я не оценил. Нет, безусловно, иметь проводника в этой странной местности ужасно полезно. Не знаю, сколько времени мы потратили бы, чтобы добраться сюда без Гекаты. Но рано или поздно, думаю, всё равно добрались бы.

Ворота миновали буднично. В самом деле, никаких спецэффектов — трубы не вострубили, фейерверки не запустились.

— А почему мы эти ворота видим? — поинтересовался я, оглянувшись.

— Вы видите, потому что не принадлежите Тартару, объяснила Геката. А я — не вижу. И стену — тоже. Если не сможем отсюда уйти, вы тоже скоро перестанете видеть.

Стало слегка жутковато — даже показалось на секунду, что стена бледнеет и становится прозрачной. Бред, конечно, стоило моргнуть, и всё осталось на месте — и стена, и ворота в ней, и даже кусок красноватой пустыни за стеной. Внутри не было так однотонно. Даже можно было бы подумать, что мы вовсе выбрались в верхний мир. Ойкумену, как его называет Геката. Здесь всё было похоже на настоящее. Горы, с белыми шапками, деревья и трава — зелёные, для разнообразия. Серые камни. Только небо красноватое, как везде в Тартаре. Только одно отличие: в нём появилось светило. Мне впервые с тех пор, как мы спустились, стало жутковато, глядя на него. Очень уж необычно видеть огромный глаз с чёрным пустым зрачком, который ещё и размер менял. Медленно, но вполне заметно.

— Это… ЕГО глаз? — шепотом спросила Кера.

— Да. Сам Тартар наблюдает за своими узниками. Следит, чтобы все вели себя прилично. Забавляется, глядя на попытки изображать настоящую жизнь. Не смотрите слишком долго, смертным это не на пользу.

Я заметил, что Ева действительно, едва взглянув, поспешила отвернуться, и даже как-то съёжилась. У меня неприятных ощущений вроде бы не возникло, но я послушался — зачем испытывать судьбу? Тем более, здесь и вокруг было на что посмотреть. Во-первых, где-то вдалеке виднелся посёлок, или даже маленький городок, а вокруг него возделанные поля. Когда Геката решительно направилась куда-то в противоположную от поселения место, даже удивился:

— Эмм, а туда мы не пойдём? Что это за город?

— Понятия не имею, — пожала плечами богиня. — Но тех, кого мы ищем, там точно не найдём.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Размеры у них под эти домики не подходят, — снисходительно улыбнулась богиня. — Они могли их менять там, в Ойкумене, а здесь могут быть только такими, какие есть по природе. Там они просто не поместятся. Вон та гора кажется мне знакомой. Выглядит точно как Офрис^[4]. Думаю, там мы их и найдём.

Здесь расстояния были не настолько условны, так что до Офриса пришлось добираться долго. Я даже с удивлением почувствовал прочно позабытые голод и усталость, — а ведь раньше казалось, что в Тартаре ничего такого почувствовать невозможно!

На отдых остановились у подножья горы. Геката, возможно, готова была идти дальше без отдыха, но с сомнением покосившись на нас с Евой объявила привал.

— Нужно отдохнуть, а то вы скоро рухнете от усталости.

Аргумент был признан весомым. Мне безумно хотелось поспешить. Я всё ещё надеялся успеть до того, как наших там уничтожит чистый. Однако я уже едва переставлял ноги, и очень чётко чувствовал — стоит споткнуться, и на ногах не удержусь. Сдохнуть и остаться навсегда в Тартаре мне точно не хотелось, так что мы с Евой устроили подстилки из веток и травы и легли спать. Точнее, попытались — несмотря на усталость заснуть не получалось никак, чего со мной давненько не случалось.

— А ты что, в самом деле собрался здесь спать? — удивилась Геката, услышав мою ругань. — Смертный, это Тартар! Здесь не спят. Просто закрой глаза и успокойся. Заснуть всё равно не выйдет. Когда тело отдохнёт, пойдём дальше.

— А есть здесь тоже нельзя? — мрачно уточнил я.

— Нет, почему же, — хмыкнула Геката. — Есть можно. Если найдёшь что-нибудь. Или поймаешь.

Подумав, решил, что не настолько голоден и попытался всё-таки последовать совету. Уснуть так и не получилось, но и бодрствованием это состояние назвать было нельзя. Нечто похожее на транс, в который я вхожу, чтобы использовать манн, только во время транса я чувствую и вижу окружающее, а сейчас, наоборот, очень ясно почувствовал себя. Видел, как медленно ползёт кровь по сосудам, как насыщается воздухом в лёгких, как отдаёт этот воздух тканям. Крайне занимательное зрелище. В какой-то момент мне даже показалось, что я могу управлять этим движением. Если же ещё немного постараюсь, то смогу влиять на себя ещё глубже.

Полноценно обдумать эту мысль не успел — из транса меня вышвырнуло.

— Смотри, брат. У нас гости. Да какие интересные! Сестра^[5], что ты делаешь здесь, да ещё и в компании смертных? Ого! Да тут даже не одна сестрица, а целых две! Вот это да!

Я, конечно, подскочил тут же, как услышал первый вопрос. И увидел… ногу, наверное. Голос говорившего был громким, но я всё равно не ожидал, что его владелец окажется настолько огромным.

— Давно не виделись, Кеос. Приветствую, Иапет. Вы бы поосторожнее. Не наступи на нас. Мне-то что, а смертные здесь в своих телах, если ты ещё не заметил.

— Ого! Это интересно!

Я, наконец, задрал голову достаточно, чтобы увидеть тех, с кем говорила Геката. Жутковатые, надо отметить, существа. При общих антропоморфных формах, спутать их с людьми было невозможно. Так, скорее, гротескное подобие. Даже на обезьян Кеос и Иапет были не похожи. Скорее, они выглядели как фигурки, которые лепили люди на заре своего существования. Очень условные головы — плоские, практически утопленные в плечи. Черты лица схематичные, как на рисунке у ребёнка. Две чёрточки глаз, носа нет, плоская линия рта без намёка на губы. Зато руки огромные и очень длинные, вот только пальцев нет. Как, собственно, и на ногах. В общем, выглядели титаны страшно.

— Это потому, что их низвергли в Тартар ещё до появления людей, — шепотом объяснила Кера. — Почти до появления. Мы все когда-то выглядели так же. А ещё раньше и вовсе никак не выглядели. Но мы подстроились под представления смертных, а они ушли раньше, чем успели.

Несмотря на размеры и отсутствие ушей слух у гигантов оказался чуткий, как у кошки. По крайней мере, объяснения Керы они услышали.

— Что, человечек, мы кажемся тебе страшными?

— Ну, видал я в своей жизни и пострашнее чуваков, но вас да, красавцами не назовёшь, — честно признался я. Удивительно, но ответ мой понравился — Кеос с Иапетом дружно расхохотались.

— Что ж, человечек. Ты тоже кажешься мне нелепым. Но ты мне нравишься. Видно, ты достойная личность, раз смог сохранить себя, спустившись в эти места. Не желаете ли побыть нашими гостями? Я слышал, наверху происходит что-то интересное, да вот расспросить о подробностях до сих пор было некого. Наши бывшие враги появились здесь без разума, и общаться не могут. Даже удовольствия от их унижения не получить — они не понимают этого.

— Мы для того и пришли, чтобы рассказать о новостях, — улыбнулся я.

Глава 11

Изнурительный подъём в гору отменился — нас с комфортом донесли. Кеос опустил ладонь, на которую мы взобрались, поднял нас к себе на плечо, и неспешно пошёл к вершине. Для такого гиганта гора представляла собой не слишком высокий холм, наверху мы оказались очень быстро. Тем более, по лестнице. Мы-то, оказывается, обосновались возле самого её начала, только не поняли — с нашими размерами определить в уступе, под которым мы устроились, первую ступеньку не представлялось возможным.

— Так что же произошло в Ойкумене, что Тартар в один момент заполучил аж двух сестёр? Да и мы слышали, что в неоформленном какое-то оживление. Говорили, там появилась куча народа. — поинтересовался Кеос, чуть повернув к нам лицо. — И почему одна из сестёр связана с тобой, смертный, таким кабальным договором? С каких пор беда и гибель ходит на посылках у простого смертного?

— После того, как Рея отказалась от своих сил, из-за пределов мира пришёл новый бог, жестокий и безумный… — начал я рассказывать. Почувствовал себя настоящим сказителем — слушателей история захватила с самых первых слов. Кеос и Иапет слушали, раскрыв рты, по-детски охая и ахая, когда слышали особенно сильно удивлявшие их детали.

— Неладные дела творятся в верхнем мире. Но для нас, конечно, приятные, — подытожил рассказ Иапет. — Нет большего удовольствия, чем увидеть, как твои старые враги повержены. Жаль, что у нас самих не получилось, но так тоже неплохо.

Нда. Это будет непросто. Впрочем, чего я ожидал? Позовём их на войну, а и они радостно с криками «ура» бросятся в атаку? И это после того, как их сбросили в Тартар жители верхнего мира?

— Этот бог очень силён, — задумчиво сказала Геката. — Смертных считает своим кормом, выжимает у них всё, даже душ не остаётся.

— А что прочие бессмертные? — с любопытством спросил Кеос. — Боги северных варваров и лоа с юга? Неужто спокойно следят за тем, как он усиливается?

— Им не нужно ничего делать, достаточно не пускать его на свою территорию, — объяснила Геката. — Чистый силён, но глуп. Он пожрёт всех на своей территории, и останется один, без последователей. Начнёт терять силы –тогда они придут и уничтожат его, а потом отправят своих смертных занять освободившиеся территории.

— Хо-хо, вот это забавно! Нужно будет рассказать братьям, им понравится такая шутка, — обрадовался Иапет.

Мы, наконец, добрались до вершины Офриса. Или эту гору нельзя называть Офрисом? Всё-таки оригинал остался в Ойкумене, а это только копия. Я тряхнул головой, отгоняя дурацкие мысли. Какая разница? Интересное убежище отстроили себе здесь Титаны. Вся вершина горы была превращена в огромный замок. Мы прошли через ворота и оказались во внутреннем крытом дворе. Я специально назвал это именно двором — несмотря на каменную крышу, света здесь было достаточно. По кругу были прорезаны десятки широких проёмов, росли какие-то деревья, в центре ещё и чаша с бьющим вверх фонтаном красовалась. Откуда здесь течёт вода, на вершине-то горы — понятия не имею. Впрочем, какая разница? Законы физики в Тартаре, очевидно, очень условные, может и на вершине горы родник бить.

Крытым двориком жилище великанов не ограничивалось. Титаны через высоченные двери вошли в замок, будто сошедший с картин Эшера. Лестницы и переходы в самом деле не беспокоились о такой мелочи, как гравитация, и те, кто по ним шёл — тоже.

— Братья! У нас новости! — закричал Иапет, — Представляешь, Крон, твои потомки ухитрились профукать всё! Они просадили вообще всё, честно! Помнишь, ты интересовался, откуда такой наплыв новичковв неоформленном? Так это они и есть, твои дети и внуки. Ну и моих потомков тоже довольно много появилось. А скоро их вовсе всех пожрут, представляешь⁈

Откуда-то с верхних переходов появился ещё один персонаж. В первый момент я решил, что это гигантский рыцарь, потом — что передо мной отлитая из расплавленного золота статуя.

— О чём ты говоришь, Кеос? — на гладкой поверхности головы вдруг появились приподнятые в удивлении брови, следом глаза, и, наконец, рот. — Что там сделали ваши с Кроном потомки?

— Твои, кстати, тоже, Гиперион. Гелиос где-то тут же, в Тартаре, как и прочие твои дети. Ойкумена пуста, там лишь пришлый бог, который понемногу уничтожает уже моих потомков, представляешь? Скоро и они закончатся!

— Дела! — восхитился титан. — А это что за букашки с вами? Ба! Сёстры! И вы тоже здесь! А это что за человечек?

В общем, нам пришлось заново рассказывать историю своего «низвержения в Тартар». Не сразу, конечно, а когда нас принесли в покои Крона. Титан времени меня напугал. Ладно меня. Я чувствовал, что и Кера испугана, и даже Гекате стало очень не по себе при виде брата. Титан Крон был похож на человека гораздо больше, чем его братья. Лысый старик с седой бородой, мощный, жилистый — как на старых картинах. Такой же огромный, как и родственники, он сидел на золотом троне в одной набедренной повязке. Всё бы ничего, но он не был целым. Тело было сшито из неровных кусков разного размера, и даже по лицу и лысому черепу шли неровные стежки из золота.

— Что ты кричишь, Гиперион⁈ — Крон строго взглянул на брата. — Ты радуешься, что мои дети погибли? Это для тебя повод веселиться?

— Не изображай семейную любовь, — отмахнулся Иапет. — Ты их сам в своё время лопал по чём зря. А потом они тебя расчленили — вон, до сих пор не срастёшься. Было бы кого жалеть! И, самое главное, было бы кому жалеть!

— То другое, — строго сказал старик. — Я был безумен. Отец наш перед смертью предсказал, что мои дети сбросят меня в Тартар. Я боялся так сильно, что потерял разум.

— Ну вот. А теперь и они все тоже в Тартаре. Можешь навестить детишек — они все в неоформленном. Бледные тени.

Крон снова сверкнул глазами на Иапета. Древнего титана раздражало веселье брата, но больше ничего по этому поводу он говорить не стал — обратил своё внимание на нас. Я уже ждал, что в третий раз повторится вопрос о том, что здесь в Тартаре делают сёстры, и почему с ними какой-то смертный. Но нет, Крона интересовали другие вопросы:

— Кера. Выходи на поверхность, здесь ты не будешь терять силы. Скажи, как смогла попасть в Тартар во плоти?

— Мы нашли твой город, Крон, — ответила девушка. — Последние несколько месяцев в нём скрываются те, кто не принял власть чистого бога. Смертные. Люди и нелюди. Довольно много их, но осталось недолго.

— Мой город? — удивился титан. — Ах да, я помню. Однажды я построил убежище для смертных. Правда, не для людей — их тогда ещё не было. Думал, он давно разрушен. Смешно. А я-то думаю, кто в последнее время так часто поминает моё имя? Да ещё и добром. Вот оно как, выходит.

— Скажи, Крон, ты хочешь вернуться? — не выдержал я. — Твои дети больше не смогут тебя убить. Пророчество исполнено, других просто нет. Вообще никаких пророчеств больше нет, ведь все предсказатели либо здесь, в Тартаре, либо их пожрал чистый бог. Так может, пришло время подняться в Ойкумену и навести порядок?

Крон смеялся долго. Так долго, что смех перешёл в рыдания и старик, спрятав лицо в ладонях, ещё долго вздрагивал. Братья его сначала тоже веселились, но потом прекратили и с тревогой смотрели на старика.

— Хочу ли я вернуться? — наконец спросил титан. — О, я жажду этого! Я жажду снова увидеть небо и звёзды, жажду увидеть океан, жажду вдохнуть воздух, ощутить запах матери — земли. Только мне не нужны провидцы и пророки, чтобы знать, что будет после того, как я вернусь. Страх вернётся вместе со мной, а вслед за ним и безумие. Найдутся другие герои, которые возвратят меня в эту обитель тоски и безысходности. Для чего мне это, скажи, смертный? Вырваться из узилища на краткое мгновение лишь для того, чтобы снова вернуться сюда. Посмотри на меня, смертный. В прошлый раз моё тело разрезали на куски. Меня лишили мужского начала, как когда-то я лишил своего отца. Точно так же, как я когда-то поступил с моим безумным отцом, поступили и со мной. Только отец смог прекратить своё существование, а мне не удалось даже этого. Хочу ли я вернуться? Нет, дерзкий смертный. Я не хочу возвращаться. Я останусь здесь, и буду дальше влачить жалкое существование как расплату за мои злодеяния.

— Не будет ли большим злодеянием оставаться здесь, когда в Ойкумене хозяйничает враг? — вкрадчиво спросила Геката. — Там ещё много смертных, Крон. Они будут благодарны тебе. Тебе, и братьям. Они станут приносить вам жертвы, петь гимны. Будут славить вас. Будут давать вам силы. Смертные, когда они этого хотят, могут щедро вознаградить за покровительство, уж я-то знаю. Мне при олимпийцах не так уж много доставалось, но даже это давало много сил. Много власти.

— Не уговаривай, сестра, — покачал головой Крон устало. — Братья… я не стану держать вас здесь заложниками своего безумия. Уходите, если сможете. А я останусь. Ты ведь забыла, не помнишь меня прежнего. Ты была ещё слишком юна, чтобы запомнить, как я в своём безумии играл временем. Как закручивал его в узлы, менял направление потока, делал петли, ускорял и замедлял течение. Тот, верхний мир был пуст и дик. Он смог пережить мои игры, но нынешний уже слишком стар и стабилен, чтобы остаться прежним после таких потрясений. Никакому пришельцу не принести тех бед, что принесу и устрою я, стоит мне вернуться. Нет, сестра, я вновь отказываюсь. Моё безумие всё ещё со мной, я чувствую. Мне не суждено вновь стать верховным богом.

Напрасно она попыталась. Видно было, что он не согласится. Честно говоря, мне кажется, что титан времени лгал, когда говорил, как сильно он мечтает оказаться в Ойкумене. Когда-то давно — может быть. Но время властно даже над повелителем времени. Его страх никуда не ушёл, и он оказался сильнее желания вырваться. Однако я не отчаивался. Кеос, Иапет и Гиперион выглядели ошеломлёнными, но в то же время на их невыразительных лицах мелькала тень задумчивости.

— А вы что скажете? — спросила Кера. — Вы тоже боитесь вновь увидеть живое солнце вместо чёрного глаза Тартара?

Титаны задумчиво переглянулись.

— Я хотел бы увидеть, как живут потомки моих потомков. Мне было бы интересно увидеть сыновей и дочерей. Ведь они не вернулись в Тартар, значит, живы?

— Некоторые живы, — кивнула Кера, — Атлант обратился в горы и леса, если он проснётся, ничего хорошего из этого не выйдет. Прометей мучился на скале, наказанный Зевсом, тридцать тысяч лет. После того, как один герой его освободил, он ушёл в неведомые звёздные пределы. Сказал, что возвращаться не желает, но, если люди когда-нибудь смогут его догнать — будет рад. Смертных он любил больше, чем кто-либо из нас. И они его любили. Менетий блуждает в Эребе^[6], он сбежал туда сразу после Титаномахии. Последний, Эпиметий, прожил жизнь смертного. Полную приключений, конечно же, да и его жёнушка^[7] для меня много хорошего сделал. А когда устал, просто спустился в Аид и искупался во всех пяти реках.

— Ну и зачем тогда мне туда идти? Сыновей нет. Месть свершилась и без нас. Здесь и без того неплохо.

— Месть не свершилась, — поспешил вставить я. — Где же она свершилась, когда вы находитесь в той же тюрьме, что и те, кто вас сюда сбросил? Вот если вы займёте их место — это будет совсем другое дело. Вы ведь так и не смогли захватить Олимп — так теперь у вас есть такая возможность. Только нужно уничтожить того, кто уничтожил ваших врагов.

— А что? — поднял голову молчавший до этого Кеос. — Сын твой, Иапет, говорил, что они интересные, да я и сам теперь вижу. Вот хоть у этого — очень интересная жизнь, правда? Если и другие такие же есть, будет забавно с ними поиграть. И наши слуги слегка застоялись, вы разве не видите? Глядишь, если мы откажемся, а они об этом узнают — беда случится. И здесь нас предадут тогда, правда ведь?

Услышав про слуг остальные титаны задумались. Крон с насмешкой смотрел на братьев. И с завистью, конечно. Странный персонаж. Я его так и не понял. Это и не важно. Понятия не имею, достаточно ли сил у трёх титанов, чтобы победить чистого, но на большее я и не рассчитывал. Если я правильно помню, эти божества должны быть довольно сильными. Даже очень сильными. Кеос когда-то вращал Землю, Иапет может пронзить всё, что угодно и даже само пространство, а Гиперион… полагаю, ему будет интересно встретиться с чистым. Тот ведь тоже со светом играет, а Гиперион — это свет и есть. Даже забавно представить, что будет, когда он узнает. Боги ведь ревнивы, насколько мне известно.

— Ну что, собрались, братья? — выдержав паузу спросил Крон. — Всё решили, так понимаю? Хочу только напомнить, что мы здесь не по своей воле сидим. Как вы собираетесь пройти мимо гекатонхейров?

Титаны снова переглянулись и приуныли. Кажется, об этой маленькой детали они забыли. Я и вовсе не знал, пришлось просить объяснений у Керы и Гекаты.

— Да, с нашими несчастными старшими всё сложно. Они — первенцы, первые рождённые. Они охраняют пленников Тартара, и договориться с ними будет сложно, — вздохнула Геката.

— Почему? — не понял я. — Если те, кто поставил их охранять, теперь сами в Тартаре. И потом, Кера же говорила, что нас с ней никто не станет задерживать?

— Их никто не «ставил охранять», — качнула головой Кера. — Они добровольно взяли на себя эту обязанность. Они, как и Крон, многие тысячи лет мечтали о свободе, но слишком привыкли быть здесь, вдали от Ойкумены. Они больше не могут находиться там — слишком велика их мощь. Поэтому они здесь. И они умеют выполнять свои обязанности. Что касается нас — да, нас они действительно не тронут, потому что мы не принадлежим Тартару. Но к нашим спутникам это не относится.

— А если как-то договориться? — спросил я.

Все присутствующие дружно расхохотались, как будто я ляпнул что-то очень смешное.

— Посмотрела бы я, как ты это сделаешь, — сквозь смех ответила Кера. — Это гекатонхейры, Диего. Они столь огромны, что даже братья для них лишь незначительные букашки. Ты даже представить не можешь их величие и мощь, а самое неприятное, что при всей этой мощи они удивительно ловкие. Даже такие букашки, как мы могут не пройти мимо них.

— Ага, — довольно кивнул я. — То есть, дай я сформулирую. Плана, как отсюда выбраться, ни у кого из вас нет. Мы просто так припёрлись в это мрачное местечко? Просто поболтать со старыми приятелями, да? А вытащить отсюда всё равно никого невозможно? И я как последний идиот на это согласился в то время, пока там чистый добивает мою семью⁈

— Ну, почему же, — улыбнулась Геката. — Невозможного нет в этом мире. И из Тартара уходили существа. У меня есть план. Он не слишком надёжен, но может сработать. Уверена, у сестры тоже есть какие-то мысли на этот счёт.

— Я хотела отправить многих, в надежде, что вырваться удастся некоторым, — печально вздохнула Кера. — Но я не думала, что они окажутся столь жалкими. Когда мне говорили, что в Тартаре оказываются бесплотные тени, я не ждала, что их будет устраивать это положение!

— Тем не менее, ты всё правильно придумала, — покровительственно кивнула Геката, отчего моя подруга злобно зашипела. Не любит она, когда к ней относятся покровительственно. — Нужно только сделать так, чтобы им захотелось выбраться. Я могла бы использовать для этого часть своих сил, но не откажусь от помощи.

— Силы, — покачал головой Крон. — В этом месте сила — это высшая драгоценность. Но я понимаю, что ты хочешь сделать. Можно попробовать. Может, даже, кто-то из детишек сможет вырваться вместе с вами. Я готов поделиться своей силой. И постараюсь прикрыть вас, когда станете уходить.

— Нужно подготовиться, — кивнул Гиперион. — Смертный, сёстры, хотите посмотреть на наше войско?

Мы, конечно же, хотели — при слове «войско» я невольно расплылся в злобной улыбке. Понятия не имею, что это войско будет делать после победы над чистым богом, но мне плевать.

Глава 12

Трудно предположить, что в Тартаре может существовать что-то настолько обыденное. С высоты Кеосова плеча мы наблюдали аккуратные ряды казарм, площадь — форум на краю поселения возле дома военачальника. Всё это великолепие было окружено довольно высокой крепостной стеной. Красота! Классический военный лагерь римского легиона. Откуда титаны могли взять настолько современную планировку — совершенно непонятно.

— Хорошо построились, правда? — довольно спросил Иапет. — Это к нам тут прибился один беспамятный смертный. Совсем недавно. Беспамятный-то он беспамятный, но забыл исключительно имя своё и кем был при жизни, а вот знания остались. И характер — тоже. Этот смертный сейчас командует нашими легионами. Вместо нас с братьями. И мы нарадоваться не можем такому приобретению! Если бы человек был с нами во время той войны, Крониды бы так легко не победили, и всё их коварство бы не помогло!

— Впечатляет, — кивнула Геката. — Это вы что же, всё это время готовили армию для реванша?

— Просто чтобы не упустить возможность, если она появится, — пожал плечами Кеос, отчего нас слегка подбросило.

Они ещё о чём-то говорили, а я изо всех сил боролся с желанием срочно найти этого военачальника. Просто возникло чёткое подозрение, что мы с ним знакомы. И если это действительно так… в общем, я не выдержал, перебил Кеоса на полуслове:

— Скажите, великие, можно познакомиться с этим пришлым смертным?

— А? — сбился с мысли Иапет. — Сейчас позову. Для чего тебе?

— Не стоит. Я лучше пройдусь по Каструму^[8].

Иапет только рукой махнул.

— Тогда сам его сюда и приведи. Задачу будем ставить.

Кера, естественно, отправилась со мной. Богиня почуяла моё предвкушение, и, похоже, тоже догадалась, кого я ожидаю там увидеть. От неё веяло удивлением и недоверием.

Глядя на стандартные казармы как-то ожидаешь увидеть в нём легионеров — может быть, современных, в мундирах и с винтовками, ну, или на крайний случай — в латах и с гладиусами и пилумами. Да много что можно было ожидать, но уж никак не здоровенные гибриды муравья с человеком. Этакие кентавры на шести ногах с человеческим телом, начинающимся там, где должна быть голова муравья. Рук у этих жутковатых тварей тоже было по две, лицо с человеческим спутать можно только в темноте — очень большие фасеточные глаза, изо рта торчат жутковато выглядящие хелицеры. Кроме всего прочего у этих уродцев ещё и крылья за спиной имелись — прозрачные, но даже на вид очень прочные. И, похоже, вполне функциональные. То есть эти твари ещё и летать могут. Понять, разумны ли они или не совсем, увидев «офицера», который был одет в какое-то подобие доспехов и даже шлем. Ну, раз есть доспехи — значит, разум тоже есть. А потом это существо со мной ещё и заговорило стрекочущим и безэмоциональным голосом:

— Добрый день. Представьтесь, и назовите цель своего нахождения в военном лагере.

— Диего Ортес и богиня Кера. Мы ищем вашего командира. Он понадобился Иапету и Кеосу и Гипериону.

Если честно, было слегка не по себе. Очень уж угрожающе выглядел «офицер».

— Буду рада вас проводить, — так же холодно ответил офицер. Точнее, ответила — похоже, это была дама. — Прошу следовать за мной и не отставать. Это режимный объект, и нахождение на территории посторонних не приветствуется, даже если это знакомые наших создателей.

— Да, конечно, — я поспешно кивнул и двинулся вслед за проводницей. Она этого не сказала, но «в случае неподчинения нарушитель будет уничтожен на месте» подразумевалось настолько явно, что становиться этим самым нарушителем не хотелось абсолютно. Есть у меня серьёзные сомнения, что револьвером я от этих товарищей не отстреляюсь, даже от одного солдата. А дар мой в этих местах по-прежнему не работал.

— Удивляешься, что за странные твари? — Кера, между тем, абсолютно не смущаясь присутствия офицера, принялась делиться своими мыслями. — Павшие в Тартар и раньше любили экспериментировать. Каждый творил под себя. Однако если людей сделали почти случайно — вы, по большому счёту, и сами со временем стали бы теми, кто вы есть сейчас, — то титаны никаких случайностей не приемлют.

— Наши создатели делали нас совершенными, — пояснила воительница. — Мы — лучший инструмент в их руках, мы — вершина их творчества. Самые лучшие воины!

— Вот-вот, я и говорю, — кивнула Кера. — Они всегда делают такую ошибку. Им нужен инструмент — они и получают в результате инструмент. Послушный, удобный, преданный. Поэтому они и проиграли в Титаномахии — я ещё тогда была уверена, что у них ничего не получится. У детишек Крона, несмотря на все недостатки, есть кое-что, чего никогда не было у титанов. У них есть фантазия. И в свои творения они её вкладывают.

— В Титаномахии сражались наши прежние, гораздо более слабые версии, — сердито напомнила воительница. Даже остановилась и угрожающе нависла над нами с Керой. — Мы — намного совершеннее. Если бы нам довелось сражаться в той войне, у противника не было бы шанса!

— Вот-вот. И это тоже, — хмыкнула богиня, небрежно отшвырнув от себя офицера. — Кто-то из смертных сказал, что армия всегда готовится к прошедшей войне. Вот и братья так же. А ты не смей мне угрожать. Я — ужас. Я — смерть. Я — беда. Меня ненавидят и боятся те, кто раздавит тебя, как таракана и даже не заметит. Неплохо, кстати, устроились титаны. Силы почти не тратятся. Не думала, что в Тартаре может быть настолько комфортно.

Нечеловеческое лицо воительницы исказилось сначала яростью, а потом, когда она поняла, кого попыталась напугать, ужасом и раскаянием.

— Простите, великая, я не знала, что вы приходитесь родственником создателям!

— Мне плевать. Веди. Интересно нам посмотреть на твоего командира. Сдаётся мне, до его появления всего этого у вас не было и в помине, — богиня обвела рукой казармы. — Слишком свежая обстановка для тех, кто прозябает в Тартаре на протяжении тысячелетий.

— Легат появился у нас совсем недавно, и с тех пор нас ждало много изменений, — ответила воительница. — Мы стали намного сильнее благодаря ему. Тартар повредил его память, лишил личных воспоминаний, но он, совершенно очевидно, был великим полководцем в Ойкумене. Мы не восприняли его всерьёз, когда он только явился, и многие из нас об этом пожалели. Если бы мы поверили ему сразу, у нас было бы больше времени, чтобы научиться правильно сражаться. Хорошо, что он быстро смог показать нам, насколько наши знания были несовершенны!

Трудно интерпретировать выражение лица существо, которое столь сильно отличается от человека, но мне показалось, что офицер говорит о своём командире с нескрываемым восхищением и восторгом. Даже, пожалуй, преклоняется перед его личностью.

Славословия в адрес легата продолжались всю дорогу до командирского дома. Воительница о чём-то прострекотала двум охранникам и нас пропустили внутрь. На первом этаже располагался штаб. Мне как-то до сих пор не доводилось бывать в штабе легиона, но я именно таким его и представлял: большая карта Тартара на стене, явно самодельная. На ней схематично расчерчены области неоформленного, через которые мы проходили, и даже указаны места, в которых расположились особенно могучие боги. Владения титанов тоже были указаны, как и ещё какие-то области, которых я до этого не видел. На столе посреди комнаты были разложены какие-то бумаги, папки, вокруг них сновали офицеры. Без суеты, спокойно, но быстро. Владельца всего этого великолепия я не рассмотрел сразу — он стоял спиной к входной двери. Рассматривал карту, делал на ней какие-то пометки. В глаза бросались крылья за спиной человека — не хитиновые, а более привычные, с оперением. Только цвет кроваво-красный, в первый момент даже показалось, что перья облиты кровью. Мужчина, видимо почувствовав внимание, оглянулся.

Я был готов его увидеть — надежда проснулась, ещё когда титаны начали рассказывать о пришельце. И всё равно, увидев серый пристальный взгляд Мануэля Рубио, сбился с шага.

— Судя по тому, как ты дёрнулся меня увидев, ты меня знаешь, — не утруждая себя приветствиями сказал старик. Хотя какой старик — сейчас он был намного моложе. Не мой ровесник, но всего лет на десять старше, не более.

— Да. Мы были знакомы. Когда ты ещё был жив, — ответил я.

— И что, дружили? Или врагами были?

— Ты меня учил, а ещё пытался использовать в своих целях. Впрочем, цель у нас была одна, а вот способ её достижения мы видели по-разному. Ты хотел сделать из меня лидера, который поведёт за собой людей. В этом ты ошибся — командир из меня плохой. Но я всё равно очень горевал, когда тебя убили. А это Кера. Она помогла тебе добраться прямиком до Тартара.

— Её я помню, — кивнул Рубио. — Только лицо. И ещё то, что она меня, вообще-то ужасно раздражает, хоть я и не желаю ей смерти.

— Ты меня тоже раздражаешь смертный, — хмыкнула богиня. — Хотя уже и не совсем смертный.

— Что ж… как-нибудь на досуге с удовольствием послушаю о своих похождениях из уст ученика, — кивнул Рубио. — А пока, полагаю, вы не просто так спустились в это поганое местечко? Да ещё, если не ошибаюсь, в живом виде? Сдаётся мне, целей, какие бы они ни были, ты до сих пор не добился, и пришёл сюда искать союзников? Значит, судя по всему, я не зря тут решил навести порядок, и скоро нам предстоит заварушка?

— Как всегда. Я даже сказать ничего толком не успел, а ты уже всё знаешь, — хмыкнул я. — Я рад тебя видеть, старик. Правда. Рад, что ты не потерял себя. Плевать, что памяти нет, плевать, что ты меня не помнишь. Я всегда винил себя в твоей смерти, и теперь виню. Но вижу, что она тебе не сильно навредила. И как же я рад, что могу сказать это лично!

— Ого, как сентиментально! Ты уверен, что я действительно тебя чему-то учил? Просто я не уверен, что стал бы возиться с таким слюнтяем!

— У тебя выбора другого не было, — фыркнул я, ничуть не обидевшись. — Других кандидатов бороться со всем миром не было. Да и сейчас я ещё ничего. Вот до встречи с тобой — да, я был намного мягче.

— Ну, буду надеяться, что просто не успел сделать из тебя человека. Но разговоры подождут. Эй, трибун! — крикнул Рубио одному из офицеров, — Командуй боевую готовность. Собирайте лагерь, нам предстоит бой. Я — за подробностями, конкретную задачу поставлю по возвращении.

— Будет исполнено, Легат! — слегка поклонился один из офицеров и умчался раздавать указания уже своим подчинённым. Рубио же, вскочил с места, и рванул на выход.

— Скажи, старик, как ты обзавёлся такими шикарными крыльями? — спросил я.

— Проживешь тут ещё немного, и поймёшь, что без крыльев здесь вообще делать нечего, — хмыкнул Мануэль. — А уж отрастить себе такие не так сложно, как кажется. Хотя повозиться всё же пришлось, не скрою.

Я предпочёл не говорить, что искренне надеюсь надолго здесь не задерживаться. При мысли о тех, кто остался в Ойкумене, настроение привычно испортилось.

— Ты тоже это видишь? — тихонько спросил я Керу, чуть приотстав от целеустремлённого, как всегда, старика. Дело в том, что за моей спиной вот уже несколько минут начинались ступени лестницы. Стоило оглянуться — и они становились более яркими, более реальными, чем всё остальное вокруг. Впрочем, я чувствовал их присутствие, даже если не смотрел.

— Ты про дорогу? Да, вижу, — кивнула богиня. — Это потому, что мы нашли то, что искали. И Тартар это чувствует — вот и предлагает возвращаться. Вот только не думаю, что мы с тобой сможем уйти, если у нас не получится сделать то, что должны.

Я только кивнул — и без объяснений чувствовал, как оно будет. Попытку выбраться из Тартара обсуждали как военную операцию. Я в этом ничего не понимал, и потому чувствовал себя лишним. Всё, что требовалось от нас с Керой — это обеспечить шанс. Да, прорваться через сторуких считается невозможным, но даже если бы их не было, пленники Тартара не имели никаких шансов выбраться. Просто потому, что для них выхода отсюда нет. Он есть только для тех, кто не принадлежит бездне. В общем, мне было скучновато. Прежде всего оттого, что я понятия не имел, как и с кем они собираются воевать. То есть понятно, что со стражами в лице Гекатонхейров, вот только я в упор не понимал ключевых точек плана, и спросить было неловко. Титаны были слишком заняты обсуждением. Единственное, что я понял — это то, что попытка не первая. Далеко не первая. Двадцать пять тысяч триста сорок восьмая, если быть точным. Это Иапет сообщил, когда все собрались. Уже потом, когда выдалась свободная минутка, я уточнил, зачем они это делали, если всё равно выход из Тартара для них просто не существуют.

— Развеять скуку, — пожал плечами великан. — И потом, мы знали, что рано или поздно возможность представится. Так почему бы не усыпить бдительность? Не думаю, что Гекатонхейры будут столь же усердны сейчас, чем если бы мы попытались впервые.

— А вам хоть раз удалось пройти мимо них? — полюбопытствовал я.

— Нет, ни разу. Но сейчас у нас всё получится, я уверен, — покивал головой Иапет.

Да уж. Как-то это не очень вдохновляет. Мануэля я больше не видел — как только закончилось обсуждение планов, старик убрался руководить войском. Мы же с Керой, Гекатой и титанами разошлись по окрестным горам — готовить отвлекающий манёвр. Впрочем, моё участие там тоже предполагалось чисто символическим — делиться своими божественными силами я никак не могу, за неимением таковых.

— Должен заметить, в этой местности я чувствую себя совершенно бесполезным, — пробурчал я, когда мы отправились в дорогу. — Болтаюсь прицепом. В то время как там, наверху, наши вынуждены сдерживать эту чистую пакость. Если ещё сдерживают.

— Ты просто заскучал, — отмахнулась Кера. — Как только начнётся драка, вся тоска пройдёт.

— Угу, — пробурчал я. — Драка, в которой я буду точно так же бесполезен, как и сейчас.

— С чего ты взял? — удивилась богиня. — Твои проклятья могут быть полезны даже против сторуких.

— Мои проклятья здесь не работают, — я почему-то был уверен, что Кера и так это знает, и услышав последнюю фразу, изрядно удивился. — Я уже пытался войти в транс, и ничего не почувствовал. Я так понимаю, это потому, что моя сила — заёмная.

— А вот сейчас было обидно мне, — фыркнула Геката, которая с любопытством слушала разговор. — Да и всем, кто когда-то делился своими силами со смертными. Это дар, Диего! Причём дар, который получил не ты даже, а твои далёкие предки. Эта сила — только твоя. И даже решать, как именно она проявится можешь только ты сам. Это не я сделала тебя проклинателем — ты сам решил, что эта способность нужна тебе. Сам её развил, если я не ошибаюсь, до очень впечатляющих пределов. Отобрать это умение у тебя никто не может, даже сам Тартар. Тебе просто не нужно сосредотачиваться специальным образом, чтобы использовать его здесь. Это же Тартар! Здесь мысль имеет гораздо больший вес, чем в Ойкумене.

Новость была удивительной. И приятной, что скрывать. Я немедленно проверил, и немного приободрился, глядя, как Кера споткнулась на ровном месте. Немного непривычно было использовать манн таким образом, но ничуть не сложнее, чем наверху.

— Извини, я должен был проверить, — повинился я перед рассерженной богиней. — Но зато теперь мы знаем, что я не совсем бесполезен здесь.

— Да с чего ты взял вообще, что ты бесполезен? — возмутилась Кера. — Ты что, думаешь, мы тут в игрушки играем? У нас будет бой. Сторукие — это не те противники, к которым можно относиться с презрением. Если бы они захотели, они бы уже давно вырвались из Тартара, и тогда в мире не осталось бы вообще никого, кроме них! Это первые рождённые, Диего! Они получили столько сил, что мы все, все боги и титаны перед ними лишь несмышлёные детишки. В этом бою нам понадобятся всё, что только мы сможем использовать! Ну, титанам понадобится. Нас с тобой сторукие, возможно, пропустят — они тщательно соблюдают правила. Только мы ведь действительно не для праздной прогулки сюда спустились!

— Почему же они до сих пор не вырвались, если настолько могучие? — уточнил я.

— Кто может знать их чаяния и желания? — пожала плечами Геката. — Возможно, они просто не хотят портить своим присутствием столь хрупкую конструкцию? Представь, что ты видишь построенный кем-то очень красивый карточный домик. Ты ведь не станешь его рушить просто потому, что можешь? Вот и они так. Впрочем, это бессмысленно — гадать об их мотивах. Они слишком чужды нам всем, чтобы мы могли их понять.

Мы, наконец, добрались до вершины. Геката вопросительно уставилась на Керу:

— Не хочешь тоже поучаствовать? — спросила богиня.

— Не хочу, — буркнула Кера, — но ты ведь не отстанешь, да?

— Моих сил может не хватить, а ты стала очень сильна с тех пор, как я видела тебя в последний раз, — пожала плечами Геката. — Я думаю, поделиться частью силы, чтобы улучшить наши шансы гораздо более разумно, чем…

— Хватит меня уговаривать! — рявкнула Кера. — Давай уже начинать, не тяни время!

Геката пожала плечами, повернула лицо вверх и уставилась прямо в глаз Тартара, что заменял здесь солнце. Кера подняла руки. Богини синхронно, очень медленно подняли руки, и начали светиться. Геката — синим, Кера — чёрным. А потом вверх, прямо в чёрный зрачок Тартара ударил луч света. Чёрно-синий. С соседних гор одновременно ударили ещё лучи — коричневый, сизый и красный. Прорыв из Тартара начался.

Глава 13

После того, как в небо из рук твоих спутниц вырывается яркий луч света и взрывается фейерверком, эффекта как-то ждёшь сразу. Ну, хоть какого-то. При этом я прекрасно понимал, что это глупо. Заранее ведь примерно описали, что будет. Что делать дальше — тоже обсудили до начала действа. Но всё равно было какое-то разочарование. Слишком всё буднично. Лишь едва заметная разноцветная дымка прикрыла вечно бдящий глаз, заменяющий здесь солнце. Бледная и прозрачная, она была бы совсем незаметна, если бы не светилась — чуть-чуть, едва заметно. Геката и Кера одновременно опустили руки, и зашагали обратно к лагерю. Плечи у обеих богинь были устало опущены, да и походка не совсем твёрдая — видно, выбрасывать часть сил в небо довольно утомительно. Тем не менее, пока я рассматривал ту радужную дымку, дамы успели уйти вперёд.

— Поспеши, патрон! Чего задерживаешься? Нужно вернуться к лагерю до того, как всё начнётся, — буркнула Кера.

Я только вздохнул и поспешил вслед за спутницами. Можно было с самого начала остаться в лагере — с Рубио бы, может, поговорили. Хотя ему тоже некогда — когда мы уходили, подготовка к битве шла полным ходом. Помнится, с богинями я ушёл именно поэтому — чтобы под ногами не мешаться. Ну и ещё, что скрывать, очень мне было интересно посмотреть, каким образом они будут «жертвовать частью сил», чтобы подманить беспамятных богов и прочих обитателей неоформленной части Тартара. Ждал какой-то феерии, зрелища, а получилось буднично и обыденно.

Мы спокойно добрались до лагеря, где нас уже ждали титаны. Напряжения почти не чувствовалось, и от этого всё предстоящее казалось какой-то дурной шуткой. Ещё эта лестница за спиной, которая всё маячит, будто так и положено. Стоит оглянуться — и вот она. Приглашает. Никто кроме нас с Керой её не видит. А для нас от этой клятой лестницы тоже толку никакого — в одиночку возвращаться бессмысленно.

— Кера, это ведь обман? — не выдержал я. — Вот эта лестница. Ты сказала — если мы не выполним то, для чего сюда пришли, нас не выпустят. И её не видит никто, кроме нас, а значит, и воспользоваться не может. Получается, мы тоже не можем?

— Ну, патрон, ты ведь сам всё понимаешь, — пожала плечами богиня. — Зачем переспрашивать. Смотри, лучше, как красиво! — она взмахнула рукой куда-то в небо, и я, проследив взглядом, удивлённо охнул.

Только что всё было как обычно — осточертевшее, невыносимо скучное красноватое небо и хтонический чёрный зрачок посреди него, периодически конвульсивно дёргающийся, как будто наблюдатель сосредотачивает своё внимание на чём-то новом. И вдруг всё изменилось. В первый момент показалось, что небо начинают заволакивать тучи. Ещё через секунду ассоциации выдали совсем другое сравнение — как будто несколько огромных стай птиц потянулись к глазу Тартара. Случайно или нет, но те, кто составлял эти стаи, держались вместе, отчего каждая стая казалась единой, пусть и переменчивой фигурой. И какой же огромной!

— Стой… — севшим голосом уточнил я. — Это что… боги?

— Ну что ты, — фыркнула Кера. — Доля богов в этих толпах совсем небольшая. Тут и простые обитатели. Все пленники Тартара. Нам тоже пора двигаться. Смотри, этот старый даёт сигнал.

Я не успел найти глазами Рубио, как Кера подхватила меня под мышки. Краем глаза заметил, как за её спиной развернулись крылья, рывок, и вот мы уже в воздухе. По всему лагерю раздался низкий гул — это солдаты разворачивали свои прозрачные крылья и поднимались в небо вместе с нами. Кера уже поднялась чуть выше, так что можно было увидеть, что мы тоже стали частью огромного роя, который, всё ускоряясь, поднимался в небо. Величественное и почему-то жуткое зрелище. Я задрал голову — беспамятные, которые взлетели раньше нас уже объединились в одну огромную стаю. Глаз Тартара помутнел — сотни тысяч, если не миллионы крохотных на таком расстоянии тел, закрыли его от взгляда немногих, кто остался внизу. А навстречу им, прямо из зрачка тянулись циклопические щупальца. Многие сотни гибких, блестящих змей вырывались из чёрного провала навстречу рвущимся к желанной силе беспамятным пленникам.

— Рассредоточились, но не разлетаемся! — донеслась до меня приглушённая гулом от крыльев команда. — Ураниды — вы, как главная ударная сила — чуть ниже, не лезьте вперёд. Поможете там, где будет плохо.

Наша маленькая по сравнению с основной местной популяцией группка уже здорово разогналась, и теперь мы летели навстречу разворачивающейся в вышине бойне. Щупальца всё тянулись и тянулись, пока, наконец, не разделились на три хтонических спрута. Сторукие. Тот, кто их так назвал, явно не умел считать дальше ста. «Рук» у этих чудовищ было на порядки больше. Тысячи и тысячи жителей Тартара рвались к чуть светящемуся облачку. А навстречу им неслись тысячи щупалец.

Скитающиеся по Тартару не бесплотны. Появились уже те, кто столкнулся со сторукими — пока, скорее, случайные жертвы, попавшиеся под удар. Навстречу нашей группе с неба полетели тела. Как будто снегопад или дождь. Пока что он только начинается, но со временем будет усиливаться. Несколько таких тел прошили и нашу стаю. Понятно теперь, почему старик велел рассредоточиться — будет очень глупо, если кто-то выпадет из боя ещё до того, как он начнётся. В буквальном смысле выпадет. Кера, резким рывком, увела нас в сторону от одного такого бедолаги. Я успел рассмотреть сломанные крылья, белые, как у ангела, раскрытый в немом крике боли рот.

— Ничего ему не будет, — прокричала Кера на ухо. — Поломается, конечно, но не помрёт. Здесь не умирают.

— Не спешим! — ревел старик, осаживая особенно нетерпеливых воинов. — Дайте им втянуться!

На мой взгляд все уже втянулись дальше некуда. Обезумевшие от жажды силы скитальцы Тартара метались с бешеной скоростью, уклонялись от мелькающих тут и там щупалец, в стремлении зачерпнуть немного божественной силы. Кера восторженно расхохоталась, её смех подхватила Геката, летевшая рядом.

— Это похоже на Титаномахию, правда, сестра⁈ Только ещё и в небе. Так гораздо веселее, правда ведь?

Чем сильнее мы приближались, тем больше деталей я видел. Беспамятные не были совсем беззащитны, хотя и действовали вразнобой. Вот какой-то крупный бог взмахнул кровавым мечом, отсекая кончик щупальца. Другой ускорился неожиданно с диким криком, и прошил летящую на него блестящую чёрную колонну насквозь, от отверстия взметнулся дымок. Правда, их успех на этом закончился — обоих обвило и сдавило следующее щупальце, а потом изломанные тела полетели вниз, прямо на нас. Меня ещё раз рвануло в сторону — Кера мощно взмахнула крыльями, уклоняясь. «Хренов балласт! А старик так и не сказал толком, как обзавестись крыльями! — с досадой подумал я. — А ведь можно, судя по всему! У всех есть, я один болтаюсь, как мешок с дерьмом!»

Думать о собственной несостоятельности оставалось недолго. Старик, наконец, скомандовал ускориться:

— Тремя колоннами в правый фланг! — он безошибочно вычленил ту область, где концентрация ищущих силы была больше всего, и направил нас туда же.

Мы влетели в общую свалку. Теперь вокруг было не только войско титанов. Сохранять порядок стало сложнее — я вообще удивлялся, как они ухитряются ориентироваться в этой толпе. Мы с Керой отстали ещё сильнее, так что наших я ещё видел, и видел, куда они двигаются, но как ориентируются те, кто находится в центре этого хаоса я не представлял.

Нас заметили. Навстречу войску рванули сразу шесть гигантских щупалец. Беспамятные, оказавшиеся на их пути, по большей части ничего не могли сделать. Но не все. Вдруг в руках у одной из крылатых фигур появился гигантский молот. От удара щупальце расплющило в центре, оно повисло бессильно.

— Готовность! Удар! — рявкнул кто-то из наших офицеров. Один из клиньев, на которые разделилось наше войско вдруг ощетинился копьями. Наконечники засветились ярким, желтым светом. Щупальце летело прямо на них, но крылатые полумуравьи не дрогнули. Со стороны смотрелось так, будто они превратились в единое лезвие, светящееся вспышками копий по краям. И это лезвие легко перерубило толстенную плоть одного из первых рождённых.

Повреждения, которые до этого наносили сторуким, их не беспокоили. Они их, похоже, и не замечали. Потеряв одну из конечностей, сторукий застонал. Показалось, что я оказался внутри гигантского мегафона, в который кто-то невнятно заорал. Однако звуковой удар никого не смутил. Из щупальца струилась кровь чёрным дымящимся потоком, и на неё рванули беспамятные. Со всех сторон. Краем глаза я заметил, как какое-то существо с криком радости окунулось в дымящуюся чёрную каплю. Остальные, стремившиеся к ней же, разочарованно пролетели мимо.

Отвлёкся. Пока рассматривал пиршество, пропустил момент, когда обстановка изменилась. Один из наших клиньев почти разминулся со вторым щупальцем — лишь несколько копий коснулись блестящей плоти, не перерубив, но нанеся небольшую рану. Клин двинулся дальше, не замечая, что сзади летит ещё одно щупальце. С яростным воплем на помощь рванул Гиперион — титан будто ещё немного увеличился в размерах. Металлическая переливающаяся всеми оттенками побежалости фигура сжимала в руках исполинский меч… Гиперион летел очень быстро, но, очевидно, не успевал. Сейчас будет удар.

Я заскрипел зубами — на такое наши явно не рассчитывали. Проклятье! Действовать здесь, в Тартаре, оказалось гораздо проще. Это раньше я не знал, что даже не нужно сосредотачиваться.

То щупальце, от которого уже отсекли кусок, вдруг дёрнулось конвульсивно, когда прямо в рану влетел кто-то из самых шустрых беспамятных, и толкнуло соседнее. Сместилось оно совсем несильно, но этого хватило, чтобы разминуться с клином бойцов. В следующую секунду Гиперион взмахнул мечом, и рассёк его, вызвав ещё один мучительный стон.

— Молодец, патрон! — обрадовалась Кера. Хотела добавить ещё что-то, но в нас влетел кто-то из беспамятных — отвлеклась и упустила момент, когда можно было отклониться в сторону.

Удар вышел мощный настолько, что меня выронили. Тупо и банально. Я почувствовал, рывок, перед глазами мелькнуло удивлённое лицо богини, которую снесло сильно в сторону, а в ушах уже свистел ветер.

«Отлично, дружище. Если ты срочно не отрастишь крылья, то через минуту превратишься в красивые красные брызги на скалах», — отстранённо подумал я. Вроде бы умереть здесь нельзя, но… Додумать мысль я не успел — дух вышибло мощным ударом, и я почувствовал, что скольжу по какой-то горке. Да нет — это не горка, это обрубок щупальца, и я скольжу к самому краю. Попытался удержаться — бесполезно. Щупальце скользкое, как будто покрытое слизью. Ещё и опускается — скорость моя только увеличивается. И никого из наших я не вижу. Кера меня явно потеряла. Нащупал нож, всадил его в поверхность.

— Да черти вас дери! — оно ещё и прочным оказалось. Острие царапает кожу, но пробить его не может. Как будто скрепкой по лакированному стволу веду — кровь даже не показывается, а то мизерное повреждение, что оставляет за собой лезвие, тут же затягивается слоем густой слизи. Скорость если и уменьшилась, то едва. Край щупальца приближается неумолимо, и я слетаю с него, как с водяной горки в аквапарке.

До того, как нас с Керой разбросало, я успел заметить, что раны, даже на обрубках, затягиваются очень быстро. Однако и размеры у обрубка такие, что даже мгновенная регенерация не может затянуть разрез мгновенно. Опять аналогия с аквапарком — меня бросило в поток жидкости. Только не прозрачной водички, а в истекающую дымом чёрную, густую кровь. И ощущения такие же — меня как будто макнуло в разогретый кипящий гудрон. Рот распахнулся в крике боли, который тут же оборвался. В горло полилось горько-солёное, обжигающе-горячее. Вроде в средние века примерно так казнили фальшивомонетчиков — у меня теперь вышло оценить их ощущения лично. Всё тело, изнутри и снаружи будто ошпарило кипятком и одновременно сдавило.

«Почему я ещё жив?» — яркая и единственная мысль вспыхнула и исчезла. Я ничего не вижу и не могу дышать, весь мир затопила боль. Мучительная и насыщенная. Океан боли. Вселенная боли. Я чувствую, как плавится и сгорает моё тело, но почему-то продолжаю мыслить. Если бы этой боли было хоть чуть-чуть меньше, я бы мечтал только о том, чтобы умереть. Чтобы это всё прекратилось. Однако боль была настолько сильна, что на столь сложные мысли просто не оставалось ресурсов. Мучимое тело мечталотолько об одном. Вырваться. Вырваться, убраться, улететь. Ещё одна мучительная вспышка, выделяющаяся даже на фоне этого кошмара, и я почувствовал, как рвётся что-то в уже, казалось бы, давно уничтоженном теле, меня дёрнуло вверх.

Боль вдруг исчезла, как и ощущение падения. Мир перед глазами медленно проявился, я обнаружил себя в воздухе гораздо ниже основного сражения. Оглянулся, чтобы увидеть, кто это меня подхватил и спас, и уткнулся физиономией в чёрное густое оперение. От резкого движения положение тела в воздухе изменилось, и я, набирая скорость, начал падать. «Да это ж мои крылья!» — слишком неожиданно было их обнаружить, к тому же я ещё не отошёл от дикой, перемалывающей и пережигающей тело боли.

Времени, чтобы прийти в себя не было, я взмахнул крыльями. Удивительно. Я мог ими управлять, мог управлять полётом! Как будто инстинктивно. Битва высоко надо мной ничуть не утихала, и я рванул вверх, всё увереннее управляясь с широкими полотнищами крыльев. Потоки ветра позволяли перескакивать с одного на другой, выбирая те, которые мне удобны так, чтобы тратить меньше энергии.

— После охренеешь, — проорал я себе. — Лети, птичка!

Эффектно ворваться в битву не удалось. По мере приближения к свалке, препятствий вокруг становилось всё больше. Вьющиеся вокруг дармовой силы беспамятные, стремящиеся урвать кусочек. Повреждённые сторукими или от столкновения друг с другом тела. Капли, или даже целые потоки густой, чёрной крови первых рождённых. От последних я уклонялся наиболее тщательно. Да, дураком надо быть, чтобы не понимать, откуда у меня появились крылья. Однако ещё раз такую боль я не хочу переживать даже ради столь волшебных подарков.

Плохо, когда во время боя отвлекаешься. Вот и я, слишком сильно испугавшись очередного несущегося с неба черного потока, не глядя рванул в сторону только для того, чтобы столкнуться с падающем телом. Едва не насадился на окровавленный железный серп, который продолжало сжимать падающее существо. Больше всего тот, в кого я врезался, был похож на ската — огромные треугольные крылья сплошной линией, без перехода в плечи, а в центре человеческое тело и руки. Случайно взглянул в его лицо, и отшатнулся. Ничего страшного, в общем-то, просто неожиданно — ни рта, ни носа, только глаза. Несколько десятков. Не только на лице — по всему телу тут и там моргали безумные разноцветные радужки без зрачков. «Тысячеглазый Аргус, — непрошено всплыло в голове. — Тебя ж вроде в павлина превратили?»

Аргус сориентировался гораздо быстрее меня. Посреди туловища открылась зубастая пасть, и он с воплем рванул на меня, размахивая серпом.

Договариваться бесполезно. Он, насколько я знаю, лишился рассудка ещё до смерти. Да и вообще был тот ещё маньяк. Ждать от такого здравомыслия глупо. Дождавшись, когда он подлетит ближе, я сманеврировал, и полоснув кинжалом по руке, выхватил серп. Очень мне понравилось это оружие. Хищно выглядит.

Как только рукоятка оказалась в руке, рванул прочь, выше, а то так недолго и отстать. Сзади раздался вопль разочарования и ярости — кажется, игрушка была ему дорога. Насколько я помню, этот серп его с ума и свёл, слишком кровожадное оружие. Я тоже чувствовал его жажду крови. Возможно, это будет опасно, но пока расставаться с ним я не собирался. Как-то неуютно мне с одним ножом в такой момент.

Наконец, я увидел наших. Вокруг них больше всего щупалец. Даже через какофонию криков и воплей шум битвы с той стороны сильнее, ор — яростнее, стоны великанов и сторуких — чаще. Серп в руке и крылья за спиной давали уверенность, что я больше не буду бесполезен.

Глава 14

Бой шёл с переменным успехом. Один из хтонических тысячеруких был уже практически повержен — я понятия не имею, как нашим удалось лишить его более, чем половины конечностей, но теперь он медленно опускался вниз. Видимо, от боли он просто не в силах был оставаться наверху, и теперь его тянуло вниз. Впервые удалось рассмотреть то, что находилось в центре щупалец. А были там лица — сотни, а может и тысячи. Зрелище довольно ужасное — на лицах были разные выражения. Некоторые плакали, другие — яростно кричали, кто-то хохотал. Веяло от их взглядов такой жутью, какую можно почувствовать, только оказавшись ночью в кукольном магазине. Хорошо, что этот рождённый падал не прямо на меня — не уверен, что мне удалось бы стряхнуть оцепенение. Я так и завис в воздухе, глядя как туша размером с остров медленно опускается вниз, стегая хаотично оставшимися щупальцами, хватая то одного то другого бедолагу, оказавшегося на пути.

Наши вроде бы в порядке — атакующие клинья всё ещё сохраняют строй. Количество солдат явно уменьшилось, но, вроде бы, некритично. Однако мне издалека было хорошо заметно, что клинья разошлись слишком далеко в стороны. И это явно не совпадало с планом. Если два отряда ещё как-то держались против одного из оставшихся гекатонхейров, то оставшиеся в одиночестве могли только отступать, время от времени расплачиваясь за сохранение строя очередным солдатом, с криком летевшим вниз. А ещё я почему-то не вижу возле этого отряда ни одного из титанов, чьи фигуры здорово выделяются на общем фоне размерами.

Такого старик не планировал, точно. Предполагалось атаковать всегда одного гекатонхейра всеми наличными силами. И как только одного удастся повергнуть, армия должна была рвануть в образовавшуюся прореху. Видно, не успели — никакой прорехи больше не было. Вылезшие из зрачка Тартара гекатонхейры, хоть и оставшись вдвоём, по-прежнему закрывали своими телами проход.

Долго пробирался к своим. Кроме Аргуса встретилось ещё несколько беспамятных, которые в азарте драки уже не желали даже зачерпнуть силы, а лишь выплескивали свою ярость и желание действия. Сам тысячеглазый великан отстал ещё на подходе к основной свалке — кажется, его снесло очередным куском щупальца, которое я сам довольно ловко обогнул. Не успеваю поражаться, как хорошо у меня получается летать. Где сейчас Кера я так и не увидел, поэтому направился к тем, которые остались наедине со сторуким. Самое паршивое — там уже и беспамятных почти не оставалось, так что гекатонхейр уже почти полностью сосредоточился на доблестных бойцах.

Наконец, увидел всё ещё сохраняющий строй клин — только один, к сожалению. Потрёпанный. Но полумуравьи всё ещё держаться, что не может не вызывать уважения. Сохраняют строй, мгновенно меняют ориентацию «лезвия» из копий в зависимости от обстановки. И всё равно проигрывают. Подлетел поближе, уклонился от щупальца — одного, другого. Намеренно не использовал серп, чтобы не обращать на себя внимания раньше времени. Мимо едва державшихся муравьёв пролетел, не останавливаясь — какой им толк, если я встану ещё одним солдатом? Большой помощи в этом нет. Только поправил немного проклятьем особенно опасное щупальце, которое неизбежно должно было разметать построение. Я рвался вперёд, к центру сосредоточения конечностей. Я маленький и одинокий, а гекатонхейр слишком сосредоточен на крупной добыче, чтобы отвлекаться ещё и на меня. Да, мне приходится время от времени уклоняться и нырять, а чем ближе я оказываюсь к средоточию, тем гуще лес исполинских подвижных стволов вокруг меня. Пару раз меня чуть не зажало — полагаю, после такого даже лепёшки бы не осталось. Растёрло бы в пыль. Тут, вроде бы, нет смерти как таковой, но не знаю, как после такого меня можно было бы собрать.

Прорвался всё-таки. Выскочил бешеной мошкой прямо над полем из сосредоточенных лиц. Как будто над поляной пролетаю со странными цветами. Резко рванул вниз, выставил серп, и черкнул длинную линию, цепляя как можно больше. И очень быстро понял, почему другие не пытались нанести ущерба средоточию гекатонхейров. Многоголосы низкий вой здесь, откуда он исходит, намного, намного ярче и сильнее. Почему у меня не взорвалась голова — вот одна из величайших загадок, на которую я так и не узнал ответа. Меня отбросило прочь, ослеплённого и оглушённого — в какой-то момент показалось, что я опять окунулся в кровь сторукого. Но нет, обошлось. Просто контузило. Каким образом меня не впечатало судорожно дёрнувшиеся от боли щупальца — это вторая загадка. И на неё у меня тоже нет ответа. Вроде бы в какой-то момент я попытался помочь себе способностями, но что я там мог сделать, не понимая толком где нахожусь и что происходит?

Впрочем, нужный эффект моя атака возымела. Отвлечь гекатонхейра от уничтожения клина удалось — щупальца временно двигались не так активно, часть стянулась к центру. Инстинктивно, может, или он не заметил, что меня уже нет возле средоточия. Меня выдуло как раз неподалёку от наших, так что я видел, что они чуть отступили и перестраиваются. Поредел отряд. Значительно. Я подлетел поближе, нашёл глазами офицера. Это оказалась знакомая мне барышня, которая встречала нас с Керой, когда мы пришли в лагерь.

— Вы что здесь делаете? — удивлённо спросила командирша.

— Увидел, что вам тяжело приходится, и решил помочь, — пожал плечами я. — Почему к нашим не летите, пока этот сторукий отвлёкся?

— Мы отвлекаем его, — ответила воительница. — Когда стало понятно, что быстрый прорыв не получился, он отправил моё копьё, чтобы отвлечь одного из сторуких. Тогда у остальных будет шанс прорваться через них. Ты должен найти своих, или отстанешь.

То есть они не случайно от своих оторвались! Старик пожертвовал одним из отрядов намеренно. Давно прошли те времена, когда меня подобное решение возмутило бы. Иногда приходится кем-то жертвовать. Как бы отвратительно это ни было. Однако терять такой мощный отряд я не собирался. Нам ещё чистого уничтожать, какой смысл в этом прорыве, если от армии ничего не останется?

Сторукий уже пришёл в себя, и опять сосредоточился на уничтожении отряда, так что продолжить разговор не получилось. Несколько минут воительница командовала, им удалось срубить ещё одно щупальце, причём довольно близко к основанию. Мне тоже нашлась работа — если бы не мои проклятья, отряд не досчитался бы ещё несколько бойцов. Во время очередной передышки, я снова вернулся к офицеру.

— Я сейчас снова его отвлеку. Возвращайтесь к нашим.

— У меня приказ Легата. Ваш статус неясен, но вы явно не главнокомандующий, — отрицательно мотнула головой воительница.

Настаивать не стал. Она права — я лезу туда, в чём не понимаю. Но как же жалко терять таких бойцов! Вместо того, чтобы снова лезть в средоточие щупалец сторукого, я рванул вниз — нужно было оценить обстановку, и найти наших. За то время, когда я сражался вместе с отвлекающим отрядом, обстановка изменилась, и я не сразу нашёл вторую часть войска. Пришлось здорово пометаться среди беспамятных, — как падающих, так и тех, которые всё ещё пытались поживиться силой, — пока я не увидел титанов с армией. Дела у них шли паршиво. Решение отправить один отряд отвлекать гекатонхейра явно оказалось ошибочным. Сейчас, с расстояния, я прекрасно видел, что этого оказалось недостаточно. Жертва самоотверженной воительницы напрасна.

Титаны вместе с оставшимися двумя клиньями рвались вверх, к зрачку Тартара. Удар был направлен в середину между оставшимися сторукими — они явно надеялись проскочить там, где исполинские щупальца противника не должны были их доставать. Особенно, если бы один из гигантских спрутов действительно отвлёкся. Вот только ему вполне хватало и конечностей и внимания, чтобы сдерживать отвлекающий отряд, и при этом держать частую сетку своих конечностей поблизости от брата. Это явно была не первая попытка. На моих глазах, два острых клина, светящиеся по остриям яркими точками копий рванулись вверх, пытаясь рассечь щупальца. Между «разящими» летела троица титанов. Они рвались вверх там, где щупальца двух братьев почти соприкасались. Ближе сторукие держаться не могли, чтобы не помешать друг другу, поэтому могло показаться, что там в самом деле легче прорваться. Вот только гекатонхейрам этого расстояния хватало, и они достаточно спокойно сдерживали атаки.

Несколько щупалец отлетели, разрезанные войском или самими титанами, но на их месте сразу появлялись новые. Атака опять захлебнулась. Клинья, явно по команде, рассыпались на отдельные тройки, которые стремительно отлетели ниже основного боя, чтобы снова собраться в клинья. Как и титаны — вот только не все из троицы смогли ускользнуть. Я увидел, как кого-то из титанов, совсем крохотного на таком расстоянии, перехватил гекатонхейр и потащил ближе к себе.

«А вот это совсем плохо!» — сообразил я. Очень жаль терять таких великолепных солдат, которые составляют армию титанов, но целое божество! Нет уж. Нам нужны они все.

Быстро оценив, к кому из сторуких тянется душащее титана щупальце, я рванул к его средоточию. Или голове. Не совсем пока понимаю, как называется место из которого растут все эти «руки». По иронии это оказался тот же сторукий, которого отвлекал «жертвенный» отряд. Доотвлекались.

В этот раз гекатонхейр заметил меня заранее. Или же просто посчитал большей угрозой. Прорваться через лес щупалец оказалось намного сложнее. Там, где не хватало маневренности я использовал манн. Силы на это тратилось очень много — влиять непосредственно на сторукого было почти невозможно. Ему все мои потуги были… даже не знаю, с чем сравнить. Слону дробина хоть какой-то ущерб наносит, мои же проклятья с этих исполинов соскальзывают вообще без всякого эффекта. Действовать получается только опосредованно, но беспамятных вокруг уже совсем мало, особенно достаточно крупных, чтобы хоть немного отвлечь внимание стража. Несколько раз я был близок, чтобы повторить судьбу титана, которого хочу вызволить, и спас меня только тот факт, что я слишком мелкий. У сторукого хватает тонких щупальцев «моего» размера, но всё-таки он явно больше привык сражаться с более крупными противниками. Я ему был просто неудобен. Пробравшись к средоточию, почти ничем не защищённому, снова рассёк его лики. Сколько дотянулся. Вцепился прямо в одну из пастей, как только она открылась для крика. И свободной рукой, и серп воткнул. Ещё и рот заранее открыл, чтобы не так сильно по ушам ударило.

Пережить яростный многоголосый вой сторукого вблизи, прямо в эпицентре, оказалось ещё сложнее. Зато меня не отшвырнуло обратно к щупальцам, как в прошлый раз. Сознание, конечно, поплыло, но мне в голову пришла интересная мысль: что, если продолжить работать серпом? На потерю щупалец первый рождённый реагирует гораздо менее живо, чем когда я ковыряюсь в «лицах». Дождавшись, когда вопль прекратится, ударил серпом ещё раз и ещё. Я чувствовал восторг оружия — ему явно нравилось причинять боль настолько сильному и древнему существу. Слепая, не рассуждающая ярость и злобное удовлетворение. Легко было поддаться этому настроению, вот только мои собственные чувства были прямо противоположны. Честно говоря, сторуких мне жаль. Существа, которых сразу после рождения заперли во тьме. Потом младшие братья предали их, и вместо того, чтобы выпустить, заперли в ещё более страшную тюрьму. Только Крониды их освободили, но очень своеобразно — сделали в той же тюрьме надсмотрщиками. Толку от хтонической мощи, если ты навечно заперт?

Крайне удивительно, что эти существа настолько терпеливы. Очень сомневаюсь, что у них недостаточно сил, чтобы вырваться в ойкумене. Да, это грозит неисчислимыми катастрофами, но я вот не уверен, что меня бы это остановило, окажись я на их месте. Они даже умереть не могут, чтобы прекратить это вечное заточение!

В общем, если бы не необходимость вырваться из Тартара и вытащить из него титанов, я не хотел бы причинять сторуким боль. Приходится. Возможно, поэтому проклятому серпу не удалось меня поработить — я действовал им, как обычной полоской железа. Не мог проникнуться этой кровожадной яростью. Оружие, в котором явно присутствовало какое-то подобие сознания было этим недовольно, но пока повиновалось — очень уж ему нравилось купаться в крови первых рождённых.

Увлечься безнаказанным кровопролитием не позволяло так же понимание — скоро сторукий что-нибудь придумает. Я, конечно же, не наношу ему хоть сколько-нибудь серьёзных ран. Да, очевидно, то, что я делаю, очень болезненно, но этим хтоническое чудовище не проймёшь. Скоро он найдёт способ прихлопнуть надоевшую мошку, и мне к тому моменту желательно оказаться подальше. Ещё дважды я устраивал лицерезню, пережидал раздражённый вопль боли, и снова полосовал несчастного гекатонхейра, а на третий раз рванул прочь. Просто почувствовал, что время безнаказанности на исходе. И не ошибся. Сотни тонких на фоне остальных щупалец нитей, оказывается, уже тянулись ко мне не только с краёв поля, покрытыми лицами, но и из самих лиц. Из глаз и раскрытых в яростном крике ртов выметнулись блестящие от слизи длинные когтистые пальцы. Всё-таки чуйка у меня хорошая — ещё чуть-чуть, и ускользнуть не получилось бы.

Сторукий был по-настоящему раздражён моими действиями. Даже несмотря на неожиданность, мой рывок не заставил чудовище растеряться. Схватить меня специально выращенными для этого когтями не получилось, но сдаваться гекатонхейр не собирался.

«Да чтоб тебя! — в голове метнулась паническая мысль. — Этак я отсюда не вылезу!» Я внезапно почувствовал себя насекомым, неосторожно забравшимся в исполинскую росянку. Польстился на сладкий нектар внутри и не заметил, как над головой смыкается ловушка. Толстые щупальца вокруг средоточия были сомкнуты так плотно, что я решительно не понимал, как из образовавшегося кувшина выберусь. Стало темно, и только блестящие белым глаза на «дне» ловушки продолжали сверлить меня злобным, предвкушающим взглядом. Вместе со мной в гигантскую ловушку попали даже несколько беспамятных — они метались из стороны в сторону, пытаясь найти выход. Тщетно. Я тоже ткнулся в одну сторону, в другую, пытаясь найти или прорезать себе дорогу наружу, но куда там! При таких размерах, — моих и серпа, — мощные щупальца можно ковырять год, и не факт, что удастся прорезать путь наружу.

Из глаз и распахнутых ртов снаружи потянулись более тонкие щупальца, напоминающие длинные пальцы с когтями на концах. Медленно, и они не такие толстые, зато их много. Поймает — на куски порвёт.

— Да чтоб тебя! — выругался я, с очередной раз безуспешно попытавшись нащупать выход. Немногие оставшиеся беспамятные уже потеряли волю к сопротивлению, и теперь, забившись в самую высокую точку цветка с ужасом смотрели на приближающиеся снизу «тычинки». Подумал, не проклясть ли товарищей по несчастью, но так и не смог придумать такого проклятья, которое помогло бы мне выбраться. Зараза!

Интересно, а что будет, если сейчас сторукий заорёт? В закрытом пространстве может получиться очень мощно. Может, даже щупальца разойдутся от вопля… вот только перед этим всех, кто оказался внутри цветочка распылит на молекулы звуковыми волнами, отражающимися от стенок — тут и думать нечего.

Я уже собрался всё-таки попробовать — не ждать же просто так, пока он меня достанет? Но тут по одному из щупалец пробежала дрожь. Какая-то неестественная, необычная. Раз, другой… а потом в самом низу образовалась широкая щель, стремительно увеличивающаяся с каждой секундой. К просвету рванулся ещё до того, как понял, что это означает. Уклонился от нескольких «тычинок», пару отсёк серпом, и в отчаянном рывке вырвался на свет. Только для того, чтобы тут же быть схваченным. В запале дёрнулся, уколол обернувшуюся вокруг тела плоть серпом…

— Ай! Не колись, смертный! Я благодарен за спасение, но будешь царапаться — раздавлю! — громогласно раздалось откуда-то сверху.

Заполошно закрутил головой, и только теперь сообразил, что это щупальце — меня держит Иапет.

— Ты здорово отвлёк Гиеса. Наш Легат даже изменил план. Смотри, мы почти прорвались, — титан указал мною же куда-то вперёд, и я увидел, что основная масса войск уже приближается к зрачку Тартара. — Я решил задержаться, чтобы тебя вытащить. Да и сестра сильно просила за тебя. Но нам нужно поторопиться, чтобы не отстать.

Титан, несмотря на отсутствие крыльев, летел намного быстрее, чем я. И, пожалуй, даже быстрее, чем сторукие. Гекатонхейры, заметив, что таки пропустили мимо себя кучу народа, пришли в дикую ярость. Особенно тот, с которым я так некрасиво поступил. Они уже не обращали внимания на оставшихся беспамятных, и теперь стремительно тянули щупальца к зрачку Тартара. Поредевшие клинья отбивались и тоже рвались к чёрному провалу. Для нас, находящихся достаточно близко, он уже занимал полнеба.

«А ведь можем и не успеть», — с ужасом подумал я. Мы с Япетом уже почти догнали своих, и теперь стало очень ясно видно. До гигантского круглого озера тьмы остаётся ещё достаточно далеко. Сейчас сторукие оправятся, сосредоточатся, и перехватят нас в шаге от выхода!

— Быстрее! — вырвалось у меня, хотя я понимал, что наши и без моих понуканий догадываются, что надо бы поторопиться. И делают всё возможное.

— Спокойно, смертный. Всё учтено, — хмыкнул Иапет. Мы с ним влетели в наши порядки. Я нашёл взглядом Керу. Вид у неё был изрядно потрёпанный. — Смотри!

Взглянул, куда указывает Иапет, и заметил далеко внизу крохотную изломанную фигурку. Старик на троне, Крон. Он воздел в воздух руки, и вдруг стало тихо. Беспамятные, сторукие с их щупальцами, даже воздух — Всё вокруг замерло, как будто оказалось разом залито в янтарную каплю. Всё, кроме пятерых богов и их армии. Вот почему старый титан никак не участвовал в битве! А я-то думал, он просто лелеет свою обиду, что не может отправиться с нами.

Субъективно время не двигалось всего несколько мгновений, но этого хватило. Кера влетела в чёрный зрачок первой, вслед за ней, как в озеро, канули титаны и люди-муравьи. Последним нырнул Иапет со мной в руке.

Глава 15

Пребывание в Тартаре скверно сказывалось на самочувствии Керы. С тех пор, как они добрались до Оформленного, стало немного легче, силы уже не утекали таким стремительным потоком, но богиня с трудом представляла, как это вообще возможно — остаться здесь навсегда, и сохранить при этом не только силы, но и разум. Хорошо, что она не одна — смертная девочка, Ева, очень помогала стабилизировать себя. Видимо смертным здесь действительно проще, чем богам. Встреча с братьями, о которых она почти забыла за прошедшие века, вышла странная. Диего этого видеть не мог, а она очень чётко видела различия. Раньше, до падения, братья были совсем другими. Дикие, почти не рассуждающие силы. У них даже внешность была совсем другая — на людей они на были похоже даже отдалённо. Теперь даже лица есть, пусть гротескные. Конечно, тогда и сама Кера была совсем другой. Но то, как меняется она сама, богиня не особенно замечала, а тут разница между тем, что было, и тем, что есть сейчас, очень заметна и контрастна.

Тогда, до того, как их сбросили в Тартар, титаны были средоточием первобытной мощи, почти неразумный. Одним желанием они могли перекраивать поверхность матери-земли по своему желанию. За века в тюрьме мощь свою они изрядно растеряли, зато стали намного разумнее. Хитрее. Изменили форму тел, научились договариваться между собой… Смогли подготовить почти настоящую армию. Стали почти так же хитры, как старший, Крон. А вот он почти не изменился. Ну, кроме того, что смог слегка обуздать своё безумие. Кера была даже рада, что он отказался возвращаться в Ойкумену. Слишком страшный это был бы союзник.

Когда во время боя она ухитрилась потерять патрона, богиня чуть не сошла с ума от ужаса. Поначалу носилась как бешеная здесь и там, пытаясь разглядеть, куда он упал. Твердила себе, что в Тартаре не умирают, и даже если он слишком сильно повреждён, его нужно найти. Но в голове колоколом билась страшная мысль: без патрона ничего не имеет смысла. Плевать, что они связаны клятвой, не в этом дело. Клятва не сработает, ведь Диего остаётся жив. Наверное, когда они только встретились, Кера посчитала бы эту ситуацию хорошим поводом, чтобы избавиться от поводка. Тот, кому она служит, в Тартаре, жив и здоров, и не её вина, что он остался здесь заперт. Вот только её уже не тяготил этот поводок. Напротив, Кера уже давно поняла — с тех пор, как она познакомилась с Диего, жизнь стала намного интереснее. Богаче и ярче. И сама она изменилась. Могла ли она раньше хоть на секунду предположить, что станет целоваться со смертным? И получать удовольствие от того, что этот смертный получает удовольствие, а не от того, что он страдает и мучается? Она определённо изменилась. Набралась человечности. Ей нравилось, что теперь она может не только радоваться чужой гибели, но и получать удовольствие от многих других вещей. Испытывать чувства. И всё это благодаря Диего.

Как она вернётся в верхний мир без него? Как она станет смотреть в глаза его раздражающей сестре? Вредная, мелкая язва, к которой она тоже удивительно сильно привыкла. Отчаяние — то чувство, которое она так любит возбуждать в смертных, чуть ли не впервые в жизни начало заполнять душу. Диего не было.

Её схватили за плечи и встряхнули. Взгляд сфокусировался на разъярённом лице Гекаты.

— Возьми себя в руки! — рявкнула сестра. — Ты слишком сосредоточилась на своём смертном! Мы справимся и без него! Он уже выполнил свою задачу!

— Конечно выполнил… — прошипела Кера, довольная, что, наконец, нашла, на ком выместить свою злость и отчаяние. — Это ведь ты всё рассчитала, моя хитрая сестричка. Всё рассчитала, всё придумала! Сейчас ты вернёшься в Ойкумену в лучах славы, и вместе с титанами победоносно займёшь Олимп. Так ты решила, да? Так знай — если Диего не вернётся в Ойкумену, ты тоже не сможешь! Я не стану спасать никого из вас! И сама не стану возвращаться!

— Не говори ерунды! — Геката тряхнула её ещё раз, на лице отобразилось беспокойство. — Ты что, хочешь, чтобы его жертва была напрасной? Ты ведь найдёшь его рано или поздно, здесь никто не исчезает. И как ты будешь объяснять ему, что испортила всё дело только потому, что слишком вжилась в смертное тело? Не думаю, что он будет доволен!

«Нашла всё-таки правильные слова!» — с досадой подумала Кера. — «Она ведь права, Диего этого не одобрит!»

Пришлось возвращаться к основным силам. Она включилась в бой, щедро тратила силу, помогая им прорваться через гекатонхейров. Где-то в глубине души понимала, что всё это бесполезно и бессмысленно, но продолжала делать всё возможное, чтобы план был выполнен. Хотя бы даже и без Диего. «Вернусь. Провожу этих в Ойкумену, а потом вернусь за Диего», — твёрдо решила богиня. Ева, которая видела всё, что происходит, была с ней согласна.

Впрочем, с первым пунктом тоже всё было неладно. Их хитрость с привлечением беспамятных сработала, но её было недостаточно. Они проигрывали, даже несмотря на то, что удалось повергнуть на поверхность Бриарея, самого мощного из трёх первых рождённых. Старик решил пожертвовать третью воинов, чтобы отвлечь Гиеса, но ничего не вышло. Они всё ещё рвались вверх, к чёрному зрачку Тартара. Отсекали щупальца, отвоёвывали высоту по чуть-чуть. Потеряли Иапета, которого схватил Гиес. Вырваться сам он не сможет, и Кеос с Гиперионом решили пожертвовать и братом тоже, отдали приказ старику-смертному, чтобы продолжал выполнять план, да только Кера начала сомневаться, что их порыва хватит. И тут всё изменилось.

Гиес вдруг закричал от боли, отбросил изрядно помятого Иапета, которого отнесло прямо к ним. Начал складываться, как гигантский цветок, почти полностью открыв проход к вожделенному зрачку в Тартар.

— Да, сестра, теперь я понимаю, почему ты пошла под руку к этому смертному, — Иапет, увидев Керу, решил высказать ей своё восхищение. — Не каждый смог бы настолько взбесить Гиеса, чтобы он забыл о своём долге!

— Что? — не поняла богиня. — При чём здесь Диего?

Иапет объяснил в двух словах, и Кера чуть не заорала от восторга. Оказывается, Диего вовсе не разбился, а успел как-то обзавестись собственными крыльями, да ещё и раздобыл серп Аргуса. Ещё и нашёл способ применить его…

Ей даже не пришлось объяснять брату, как важно вытащить Диего из ловушки. Тот и сам решил отплатить долг, и, едва оправившись, рванул на помощь. Теперь, когда большая часть рук Гиеса занята ловушкой, он мог сделать это почти не опасаясь.

Они выбрались из Тартара. И даже никого не потеряли. Кера до последнего боялась, что Диего останется там. Из-за какой-то случайности или и вовсе по глупости. Успокоилась только когда увидела его, выходящим из чёрного провала, как ни в чём не бывало.

* * *

Путь через тьму много времени не занял. Когда мы с Керой спускались, казалось, прошла вечность, обратного перехода я даже не заметил. Вот только что я погружаюсь в это озеро тьмы, и вдруг я уже в знакомом подземелье.

— Что, не получилось? Или решили что-то ещё с собой взять? — голос Петры звучал недоумённо и даже взволнованно.

— А? Что? — я был так ошеломлён резкой сменой обстановки, что не сразу начал соображать. А когда всё-таки сообразил, то уселся на пол и закрыл лицо руками.

Нас встречали тем же составом, каким провожали. Здесь, на самом нижнем уровне Тартара, где кроме нас с Керой никто долго находиться не может. Обвёл полубезумным от догадки взглядом Акулине, Петру, Тартарцев… та же одежда, в которой они были одеты, когда мы спускались…

— Сколько прошло времени? — спросил я.

— Да нисколько, — удивилась Акулине.

Я не удержался. Уселся на пол, а потом лёг. Слишком велико облегчение. По моим ощущениям наши скитания в Тартаре заняли не меньше декады. Я ожидал увидеть разрушенный, опустошённый Кронурбс. Я боялся, что никого из моих родных и друзей уже нет в живых. Я не сдался только потому, что знал — если у меня не получится, они останутся неотмщёнными. А оказывается, здесь, в верхнем мире не прошло и минуты. В следующую секунду я снова подскочил под удивлёнными взглядами родных. Испугался, что пленников титаны так и не смогли преодолеть границу. Сердце замерло от осознания, что все наши мучения были напрасны… и в этот момент из-за спины показалась гигантская ладонь, ощупала пол. Едва успел уклониться, отпрыгнуть, чтобы не быть раздавленным. Ладонь, впрочем, очень быстро начала уменьшаться, и к тому времени, как Кеос выбрался, он имел уже вполне вменяемые размеры. Всё ещё очень высок, метра три, но, по крайней мере, теперь можно не опасаться, что он на кого-нибудь наступит случайно.

— Вырвались! — ошеломлённо пробасил Кеос. — Мы всё-таки вырвались! Спустя столько тысячелетий!

Вслед за Кеосом появились остальные титаны, богиня Геката, за ними потянулись их солдаты. Встречающие ошеломлённо смотрели на процессию — такой толпы существ здесь явно не ждали.

— Ну что, смертный, — подошёл ко мне Гиперион. — Ты помог нам освободиться. Мы тоже выполним твою просьбу. Где этот твой пришелец?

— Простите, Гиперион. Ваша воля, конечно. Но я бы предпочёл сначала пообщаться с местными. Оценить, так сказать, обстановку, чтобы знать, к чему готовиться. К тому же солдаты устали. Им требуется отдых и еда. — Это Рубио появился рядом, и сразу же к делу. Опять, похоже, не удастся с ним поговорить.

— Тогда нам всё равно лучше подняться выше, — ответил я. — Все, кто сейчас сдерживает чистого, находятся на верхних этажах.

— Веди, смертный, — кивнул Кеос.

— Братик, это чего, они? — шепотом спросила Акулине. — Вы чего, уже всё сделали?

— Да я сам в шоке, — улыбнулся я сестрёнке. Надо же. — Но, если что, это было непросто. И довольно долго.

— Да тут и минуты не прошло! — удивилась сестра, с удивлением разглядывая подчинённых Рубио, стройными рядами идущих к выходу с этажа. — Стой… так это только для нас? А вы сколько там пробыли?

К нам, стараясь не попадаться на пути пришельцев, подошли остальные. Петра пристально вгляделась мне в лицо.

— Смотри, какая у него щетина, — нежно провела мне по лицу девушка. — Декада, а то и больше.

— А ещё ваш Диего едва не остался там! — наябедничала Кера. — Я ухитрилась его потерять, а потом он в одиночку напал на гекатонхейра и заставил его визжать от боли. Он заставил меня бояться!

Я удивлённо оглянулся на богиню.

— Я думала, ты упал на землю, — объяснила Кера. — Искала тебя, долго, но так и не нашла. Думала, ты там и останешься! Я сейчас очень хочу тебя побить! Просто невероятно сильно! Даже несмотря на то, что это нарушение клятвы!

На душе стало тепло. Кера выглядела по-настоящему злой — я её и не видел никогда такой, пожалуй. Похоже, правда перенервничала, когда мы разделились.

— Ты должна мне немедленно всё рассказать! — тут же вцепилась в неё Акулине. — Он сам всё равно ничего не скажет! А потом мы с тобой его вместе побьём, если что!

— И я с вами! — тут же присоединилась к заговору Петра.

— Давайте сначала с гостями разберёмся? — жалобно попросил я.

Титаны, в общем-то, себя гостями не чувствовали. Пока мы с Керой выясняли подробности и сколько прошло времени, они уже двинулись к выходу с этажа, за ними потянулась армия, и я решил, что нам стоит поторопиться. Мало кто из жителей Кронурбса в курсе, куда и зачем мы отправились, так что народ может перепугаться, увидев такую толпу неизвестных. Ещё, не дай боги, какая-нибудь стычка случится из-за недопонимания.

Вопреки опасениям, явление древних богов прошло без происшествий. Нас, конечно, не ждали так рано, но рано — не поздно. Я прямо видел, как обречённость в глазах доминуса Флавия и дяди сменяется облегчением и надеждой.

— Приветствую вас, великие, — поклонился дядя, рассматривая троицу титанов и Гекату. — Мы бесконечно рады, что вы явились. Чистый бог твёрдо решил уничтожить наше поселение, и мы пока не видим способа, как можно справиться.

— И поэтому призвали нас, — ухмыльнулся Кеос. — Как жареным запахло. А до того и не вспоминали. Да ещё и от Кронидов отказались, я вижу. Может, и нас предадите, когда мы перестанем быть нужны?

— Не будь так суров, брат, — мягко прикоснулась к его руке Геката. — У них не было выбора. Я ведь рассказывала. Мы и сами просмотрели опасность. Олимпийцы почивали на лаврах, наслаждались мирной жизнью, и полностью уверились, что так будет продолжаться вечно. Когда пришёл этот наглый новичок, они до последнего предпочитали его игнорировать и делать вид, что ничего не происходит. Ничего удивительного, что смертные не стали защищать тех, кто сам не хочет бороться за своё.

— Ну-ну, — хмыкнул Иапет. — Вот поэтому я всегда был против, когда вы, братья, и Крон, экспериментировали со свободой воли. Не нужна она смертным.

— Ну да. — хмыкнул Гиперион, — Зато наши творения бесконечно хороши. Вот только управляет ими почему-то тот самый смертный, у которого эта свобода воли есть. И что-то я не помню, чтобы ты был против, когда мы решали поставить его Легатом.

— И точно такой же смертный вытащил нас из Тартара, — напомнил Кеос. — Забавно, правда?

— Ладно. Мы здесь не для того, — кажется, Иапет немного смутился, и, не желая продолжать спор, в котором явно проигрывает, решил перевести тему: — Ты говорил, что нам расскажут, где тот, кого нужно убить. И дадут отдых и провизию армии.

— Мы уже размещаем ваших… людей в казармах на седьмом уровне города, — тут же включился доминус Флавий. — Там же их накормят. Что касается противника, извольте взглянуть на карту.

Начальник охраны указал на схемы Кронурбса и Рима на стене:

— Мы завалили почти все проходы. На данный момент остался всего один. Противник его до сих пор не вычислил. Разумеется, рано или поздно он нашёл бы и его, мы были готовы его подорвать… Да собственно ваше появление как раз заставило нас отменить приказ. Слишком много чистых начало появляться вокруг спуска, опасность стала слишком велика. Сейчас основная часть монахов находится вот здесь, — он указал точку на карте Рима.

— К сожалению, возможности наблюдения у нас ограничены, но, судя по звукам, они разбирают завал. И очень скоро этого добьются — после того, как бог воплотился, в монахах, он стал намного мощнее. Тот завал очень надёжный, там, по меньшей мере, сто метров породы. И проход не слишком широкий. Но рано или поздно они до нас доберутся.

— Прекрасно, — обрадовался Рубио, который тут тоже присутствовал, конечно. — В таком случае предлагаю разделить армию. Уважаемые Иапет и Гипеион с третью моих ребят будут встречать противника, когда он прорвётся, а уважаемые Кеос и Геката с оставшейся частью армии направятся на поверхность, и нападут сзади. Ну, или проследят, чтобы никто не убежал. И, боюсь, армии придётся обойтись без отдыха. Можно, конечно же, подождать, когда они сюда ворвутся и перебить в тоннелях, но наши бойцы не привыкли биться в стеснённых условиях. К тому же здесь полно гражданских, как я успел заметить. Боюсь, разрушений в таком случае избежать не удастся.

Титаны задумчиво посмотрели на старика.

— Наши солдаты могут обойтись и без отдыха. А поедят в бою — плоть, пропитанная божественной силой придётся им по вкусу. Командуй, Легат.

— Нам понадобятся проводники, — сказал Рубио и красноречиво посмотрел на меня.

— Я с удовольствием поучаствую! — я даже обрадовался, что старик вспомнил обо мне.

— А наши бойцы… — начал доминус Флавий.

— Ваши бойцы, — повернулся к нему старик, — будут охранять входы в подземелье. Если нам потребуется помощь, я передам. Простые смертные не могут сопротивляться божественной силе. Использовать их — это только лишняя и напрасная трата человеческих ресурсов, не находите?

Глава 16

Трудно описать, в какой восторг и ошеломление пришли титаны, оказавшись в Риме. Доминус Флавий слегка сгустил краски. Чистый действительно очень настойчиво искал проход в Кронурбс, но основные усилия всё-таки сосредоточил, чтобы пробиться через уже существующий проход. Тот «запасной выход», который наши ещё не завалили он ещё не нашёл, так что эпической битвы при выходе на поверхность не получилось. Оно и к лучшему. Доминус Флавий всё ещё не привык к мысли, что столичные монахи теперь одно существо. Если бы при выходе мы столкнулись с чистым, бой по плану нашего начальника охраны вряд ли получился бы — чистый просто сосредоточил бы усилия на открывшемся проходе, бросив тот завал, который он начал разбирать.

— Да уж, братья. Кто бы мог подумать, что вот эти смертные, жалкие смертные, с которыми зачем-то возились ваши потомки, окажутся вот такими? — удивлённо рассматривал местность и здания вокруг Кеос. — Смотри, само едет. Колёса вращаются за счёт силы пара… правда, пахнет от этой силы дурно, но ведь работает!

— Это сила очищения, — счёл необходимым пояснить я. — Флогистон, который делают последователи чистого, находясь в воде заставляет её кипеть, эта сила и используется. Но можно нагревать воду другими средствами. Раньше, до появления чистого, так и делали.

— Забавно! — кивнул Гиперион. — Смертные оказались… очень изобретательны. — Но я предпочту полюбоваться вашими свершениями после того, как будет закончено дело. Здесь дурно пахнет. Вы знаете, что прикормили тварь, которая может только разрушать? Вроде нашего Танатоса, я бы так сказал. Властелин энтропии. Всё, что он может — это разделять материю на очень мелкие фрагменты? На те кирпичики, из которых она состоит. Освободившуюся энергию он, опять же, просто жрёт.

— Вы про атомы? — уточнил я. — Или ещё более мелкие части?

— Ого! Вы даже такое уже знаете⁈

— Не знают, — хмыкнула Кера. — Это там, откуда он пришёл знают. Здесь пока об этом не задумываются.

— Ясно. Да, я про атомы. Полное отсутствие созидательного начала. Как у Танатоса. Но Танатос был достаточно умён, чтобы понимать — если он воцарится, ему просто не над чем будет царствовать, а этого такое не беспокоит.

— Они стали воспринимать богов, как средство получить больше власти среди своих сородичей, — вздохнула Геката. — Те, кто сделал ставку на пришельца, как видишь, выиграли. Только теперь они не рады своей победе, — Трёхдорожная печально улыбнулась.

Слушать титанов было забавно, но я никак не мог забыть о том, что нам предстоит. Это ведь то, к чему я стремился. Мы собираемся уничтожить чистого бога! Столько времени я мечтал об этом, и вот — всё готово. Титаны, освобождённые из Тартара не проявляют особого беспокойства. Кажется, они настолько уверены в своих силах, что совсем не переживают о результате предстоящей битвы. А я… я чувствую какое-то разочарование. Дрожу от предвкушения, потею, как перед первой битвой, и при этом слегка разочарован и расстроен. Да что со мной?

Я отвлёкся от разговора, чтобы подумать. «Да ведь ты ревнуешь, дурак! — сообразил я. — Ты хотел лично уничтожить эту тварь. Своими руками вцепиться ему в горло, смотреть, как из его глаз будет уходить жизнь. И теперь у тебя появились… ну, вроде как, сильные союзники. Которым твоя помощь не очень-то и нужна. Конечно, ты чувствуешь разочарование оттого, что твоя цель, твоя мечта, к которой ты шёл столько времени оказывается чем-то незначительным и неважным!» Поняв, в чём дело, ужасно разозлился. На себя. Как-то это мелко и недостойно — переживать из-за такого. Да, мне хочется отмстить, но разве это важно, чьими руками совершится эта месть? Сейчас есть шанс очистить от чистого, — каламбур, однако, — этот мир. И я, вместо того, чтобы радоваться, переживаю, что не лично выдавлю из него жизнь? Идиот, одно слово!

— Бога может убить только другой бог, — тихонько сказала мне Кера. Для неё, ясное дело, мои переживания не были секретом. Богиня прекрасно чувствовала моё настроение и легко догадалась о причинах хандры. — Хотя ты мог бы сам стать богом, патрон. Ты очень силён. Ты хорошо развил свой дар, ты очень усилился после смерти Молоха. Сошествие в Тартар тоже не прошло даром. В былые времена, мои родственнички вводили таких героев на Олимп. Но для этого тебе нужно умереть. Ты готов к такому ради мести?

Самое страшное, на какую-то долю секунды, я действительно задумался о такой возможности. И тут же испугался. Я ведь не хочу быть богом. Не хочу бессмертия — для меня это страшно и мало отличается от какого-нибудь ада. Жить вечно? Упасите боги. Помнится, Гераклу не потребовалось много времени, чтобы искупатьсяв пяти реках после того, как он стал богом. Великому герою быстро наскучило бессмертие и могущество, и он предпочёл уйти. Боги — не живут. Боги существуют. И это существование очень отличается от жизни смертного человека. А я ведь ещё и не жил толком. Вся моя жизнь последнее время подчинена одной необходимости — уничтожить чистого бога и его последователей. Тоже своего рода не жизнь, а существование. Так готов ли я от этой жизни отказаться ради того, чтобы лично получить удовлетворение от своего врага?

— Нет, Кера. Я не хочу быть богом, — решительно помотал головой. — Очень хочется раздавить эту гадину лично, но я переживу.

Богиня только улыбнулась загадочно.

Город, которым так восхищались титаны, выглядел бледной тенью себя прежнего. До этого, сосредоточенный на своих эгоистических переживаниях, я не сильно обращал внимание на то, как изменился Рим. А изменения были значительные. Людей на улицах не было. Иногда нам встречались редкие прохожие, но они спешили скорее скрыться, перебегали от одной подворотне к другой, как будто вокруг свирепствует чума или вражеское нашествие. На нашу компанию даже внимания особого не обращали. Ладно титаны, они сейчас выглядят почти как люди, но стройные ряды необычных существ в доспехах в другое время, уверен, заставили бы людей высыпать на улицы, чтобы поглазеть на необычное явление. Даже в самые паршивые времена гордые столичные жители предпочитают делать вид, что ничего страшного не происходит, однако явление бога во плоти сломало даже их. Но просто пустые улицы — это только начало. Пройти нам нужно было несколько километров, и чем сильнее мы приближались к завалу, тем хуже становилось. Далеко впереди, там, куда мы так торопились, поднималось облако праха, подсвечиваемое изнутри белыми зарницами. Как будто серое грозовое облако опустилось на город, и теперь медленно расползалось по сторонам. Вместе с пылью по улицам распространялся страх. Он ощущался физически — как липкий, прохладный ветерок, забирающийся даже не под одежду — под кожу. Люди совсем перестали появляться. Многие занавешивали окна изнутри белыми простынями. Как будто это может спасти от ярости разбушевавшегося бога. Постепенно клубы серой пыли, покрывали и наши лица, и одежду. Видимость падала, дышать становилось тяжко. Все краски постепенно выцвели, да и звуки стали приглушёнными.

Такого количества пепла я ещё не видел. Возможно, это стало бы проблемой, не будь рядом целой кучи могучих богов. Когда количество праха стало доставлять серьёзные проблемы, Гиперион просто взмахнул рукой, и всю нашу компанию накрыл чуть светящийся золотым купол. Воздух он пропускал, а вот всякую дрянь — нет.

— Чистый может почувствовать, — посчитал своим долгом сказать я.

— Ничего, мы уже близко. Я его чую — скоро мы подойдём.

Действительно, уже через пару минут мы вышли на открытое пространство. Я даже не понял сначала, откуда здесь взялась эта площадь. Не должно её тут быть — тот выход, к которому мы шли находится в густой застройке. В следующую секунду дошло — это не площадь. Просто чистый бог позаботился о том, чтобы ничего не мешало ему разбирать завалы и распылил несколько домов. Вероятно, вместе с жителями — теперь уже не определишь. В центре открытого пространства было углубление, большая пещера, из которой вылетали новые клубы праха. Иногда они подсвечивались изнутри белым.

— Ну что, армия. Как действовать понимаете? — спокойно спросил Кеос.

— Так точно, командир, — кивнул старик и начал отдавать команды.

Он расставил вокруг провала в земле своих солдат, и остановился. Титаны направились к центру.

— Эй, а мы? — тихонько спросил я.

Кера, которая стояла рядом, сказала:

— Мы тоже будем здесь. Если он попытается сбежать. Вниз не пойдём. Ты же понимаешь, что против божественной силы не помогут даже бриллианты?

То есть я даже не увижу, как это будет происходить⁈ Я не удержался, выругался.

— Скажи, ученик, чего ты так злишься? — спросил меня Рубио с другой стороны. — Ты хотел уничтожить чистого бога — он будет уничтожен. Или что, шило в заднице жить не даёт? Так сильно стать героем хочется, да?

Я удивлённо покосился на старика. Он говорил со мной совсем как тогда, когда был жив.

— Что ты на меня косишься? Я что, похож на красивую бабу, чтобы со мной глазками перестреливаться?

— Ты что, всё вспомнил?

— Нет, конечно. С чего бы я вспомнил ту жизнь, которая осталась в прошлом? Но, если тебе интересно узнать, я подумал, и решил, что мне приятно. Ну, что у меня был такой ученик, который не побоялся спуститься даже в Тартар, чтобы уничтожить врага. Ещё и меня оттуда вытащил, заодно. Я, конечно, понимаю, что ты не за мной туда шёл, но по факту ты меня вытащил. В верхний мир. Эти вон, которым я армию нормально сделал, делают вид, что всё нормально, но, на самом деле, они в диком изумлении. Давно не верили, что смогут вновь оказаться здесь, в Ойкумене.

Отлично. Я стою в оцеплении и веду светскую беседу с покойным Рубио, в то время как где-то там, в здоровенной яме, убивают чистого бога. Отличная ситуация. Именно так я себе всё и представлял. Кера рядом чему-то загадочно улыбается.

Внутри углубления начало что-то происходить. С того места, где мы находимся, ничего не видно, но столбы очищающего света, прорывающиеся наружу не заметить невозможно.

Я вдруг вспомнил, что мы с Керой заключили договор. Клятву. Чёрт, не помню формулировку, но, кажется, там было что-то про чистого бога. Что она служит мне, пока он жив. Если сейчас его убьют, она уйдёт?

Злость на то, что я не участвую в убийстве своего врага исчезла моментально. Я вдруг понял, что Кера может скоро уйти. Чистого не будет, а значит, её клятва выполнена, и её больше ничто не держит в моём подчинении. Вроде бы она обещала после этого устроить мне персональный ад… но я не верю, что она выполнит это своё обещание. Но уйти может. Даже наверняка уйдёт, а я вдруг очень чётко понял, что совершенно не хочу, чтобы она уходила. Нет у меня никого ближе, чем кровавая богиня беды и гибели. Я люблю Петру. Я обожаю сестрёнку, дядю и его супругу. Доменико — мой лучший друг. Но Кера… Кера — это уже часть меня. Как же я буду, когда она уйдёт?

Внутри ямы разворачивалось яростное сражение. Её края осыпаются, обваливаются внутрь, рассыпаются в невесомый пепел.

— Кера, — говорю я. — Если они сейчас победят, твоя клятва будет исполнена.

— Ну да, — кивает богиня. — Помнится, я обещала служить тебе, до тех пор, пока у чистого остаются последователи. А теперь не будет самого чистого. Так что, можно сказать, очень скоро меня ничего не будет держать с тобой. Очень скоро. Я чувствую, как этой твари плохо. Даже жаль, что ты не можешь этого почувствовать и оценить — отчаяние и ощущение скорой гибели целого бога, который ещё несколько минут назад был одержим лишь яростью и предвкушением! Изысканное блюдо!

— То есть ты скоро уйдёшь? — прямо спросил я. — А как же Доменико?

Кера немного помолчала, загадочно улыбаясь.

— Твоя печаль тоже приятна! Причём не только как пища. Не переживай, я пошутила. У вас, смертных, очень короткая память. Это Ева давала тебе клятву служить, пока не умрёт последний последователь чистого. А я обещала оставаться с тобой до смерти — твоей или Евы. Так что никуда я от тебя не денусь, успокойся. Нет, ну это надо же? Забыть, какую клятву ему дала богиня! — Кера удивлённо покачала головой. На её возмущение я внимания не обращал — улыбался довольно. Действительно, дурак, но сейчас плевать. Хорошо, что она остаётся.

Бой где-то там, внизу, начал затихать. Оцепление не понадобилось. Пепел, по-прежнему клубящийся вокруг провала, вдруг осветился серией ярчайших вспышек, потом из ямы ударила широкая, расходящаяся в стороны волна. Когда она проходила через меня, показалось, что меня на изнанку вывернет. Но обошлось.

Титаны и Геката вылетели из ямы и опустились рядом с нами.

— Вот и всё, — сказал Иапет. — Ядро личности твари уничтожено. Нет больше вашего чистого бога.

— А другие? — уточнила Кера. — Он ведь расселился в последователей по всему Риму.

— И что? — хмыкнула Геката. — Ты что, хочешь, чтобы мы за каждой мелочью гонялись? Там совсем крохотные осколки, личности в них нет. Это больше не бог. Так что пусть смертные сами с ними заканчивают. И вообще, сестра, с каких пор ты стала так о них заботиться?

— Они сами прикормили эту тварь, — хмыкнул Кеос. — Ты разве не почувствовала в посмертном выбросе? Да, это была жадная безумная тварь, которая даже души жрала. Но основу её сил всё равно составляла вера смертных. И они получили того бога, какого заслуживают. А мы золотарями не нанимались. Так что как тебя… Диего? Свою часть договора мы выполнили. И теперь собираемся посмотреть верхний мир, повеселиться. Так что пока. Молитвы ваши нам не нужны, но если хотите — молитесь. Станем ли отвечать — это уж как получится.

— Я, пожалуй, тоже начну отходить от старой модели поддержания сил, — задумчиво проговорила Геката. — Не хочу больше зависеть от смертных. Не настолько сильно. Сестра, ты как, с нами?

— Нет, я с ним, — кивнула на меня головой Кера. — Я ему обещала, да и вообще. Мне нравится в смертном теле.

— Что ж, воля твоя. Может и я в кого-нибудь воплощусь, — задумчиво проговорила Геката. — Давненько я так не делала… Прощайте, тогда. И да. Диего. Благодарю за то, что оправдал мои ожидания.

Геката подошла ко мне, нежно поцеловала в лоб. «Как покойника», — мысленно хмыкнул я. После чего новые боги просто исчезли. Буднично и без спецэффектов. Вместе со своими солдатами, вместе с Рубио. Как будто и не было никого.

— Да уж… всё-таки она тоже обижена на смертных, — хмыкнула Кера. — Хотя и старается этого не показать. А братьям никогда не было дела до поклонения. Точнее, они просто не знают, что это такое — не успели прочувствовать. Может быть, ещё попробуют. Нет, ну она всегда была злопамятной сукой! Это же надо такую свинью подложить!

— Ну а нам чего теперь делать? — сам понимаю, что вопрос прозвучал до жути беспомощно. — Мне?

* * *

Кера всем своим недоступным смертным восприятием впитывала ощущения от гибели бога. Наслаждалась его недоумением и страхом. Он так привык, что один, так привык к собственной безнаказанности, и теперь, когда за ним пришли те, кто легко, играючи, уничтожает его по частям, бог даже не боялся. Он просто не понимал, поверить не мог, что такое вообще возможно. Его, великого, всемогущего и бессмертного, властелина смертных и убийцу бессмертных, кто-то молча и без особых усилий разматывает на куски. Повезло им, конечно, что чистый так подставился. Не будь он воплощён в смертные тела, было бы намного сложнее.

Патрон рядом, наоборот, страдал. Сначала — оттого, что не сам исполняет свою месть. Кера прекрасно понимала его обиду, но совсем не беспокоилась. Она перестала переживать за душевное здоровье Диего в тот момент, когда он отправился с ней в Тартар. Не ожидала. На самом деле не ожидала, что ответственность и привязанность к ней перевесит одержимость местью. Была уверена, что Диего даже не станет рассматривать вариант оставить эту свою вечную войну ради того, чтобы найти помощь. Он должен был броситься в последнюю, безнадёжную битву и сгинуть — другого варианта нет. Бога может убить только бог, а Диего… он очень сильный, но не бог. Но она была очень рада, что он смог хоть на время отодвинуть свою одержимость местью. Значит, она ошиблась, и эта ошибка была очень приятна. Хотя бы потому, что одна в Тартаре она бы сгинула, скорее всего. Присоединилась к сонму беспамятных. Диего даже не заметил, насколько тяжело ей было, пока она не добралась до оформленного. Да и потом — тоже.

Теперь патрон сначала сосредоточенно страдал, что не ему досталась честь уничтожить чуждую тварь, потом вдруг решил, что она уйдёт… дурачок. Её возле Диего держит давно уже не клятва.

А потом она почувствовала смерть бога. Его личность разрушилась. В последнем, предсмертном крике сосредоточилось всё то же — непонимание и неверие. «Надо же. Как маленький смертный ребёнок, — хмыкнула богиня. — До последнего был уверен, что уж с ним-то ничего плохого произойти не сможет».

Всё-таки сестра и братья оставили неприятный подарок напоследок. И этот подарок ещё принесёт проблем. Бог мёртв, но его сила, бесхозная сила, осталась. Как и осколки личности. Большей частью чистый воплотился в своих иерархах. Девяносто девять процентов его сил приняли в себя девять идиотов. Остальное разошлось по другим монахам. Большая их часть тоже сдохла, когда умер бог. В них просто оставалось слишком мало от смертного, чтобы продолжать жить. Но часть, те, что прежде были самыми слабыми, осталась.

«И теперь эти монахи свободны. Больше нет бога, который руководил ими как марионетками. Осталась только обрезанная душа и много, много силы. Один процент всего, да… Наплачется ещё патрон с ними. Все смертные наплачутся. Впрочем, говорить ему об этом пока не стоит».

Глава 17

Плохо, когда тебя будит тяжелое тело, с маху падающее на живот. Особенно, если накануне ты предавался возлияниям. Как и позавчера. Как и за день до этого. От удара я едва не вывалил на пол всё, что оставалось в желудке. Рука автоматически нырнула под подушку, ствол упёрся во что-то мягкое, и только потом я начал осознавать реальность.

— Давай-давай, пристрели собственную любимую сестру! То-то будет замечательно! — голос Акулине был звонким и радостным, резко контрастируя с настроением и самочувствием.

Револьвер я убрал. И даже глаза смог продрать.

— Ты чего здесь делаешь? — прохрипел я.

— Да вот, пришла навестить своего непутёвого брата! И осведомиться, как долго ты собираешься страдать ерундой! Петра вчера плакала! Папа тебя побить хотел! И побил бы, если бы нашёл!

Я попытался вспомнить, а где я, собственно, нахожусь. Не преуспел. Вообще воспоминания о последних днях были подёрнуты дымкой пьяного забвения. Стыдно… не было. Ну, не сильно. «Но, пожалуй, пора это прекращать», — подумал я. Хватит изображать из себя нежный цветочек, которого лишили сладкого.

Нет, поначалу я держался. Первые несколько декад после того, как чистого уничтожили, никому из нас было не до отдыха и развлечений.

Не знаю, как дядя и доминус Флавий, а я почему-то был наивно уверен, что стоит убить чистого, и всё резко изменится. Все проблемы исчезнут, останется только мирная жизнь, которую не очень понятно, как жить, но это только мои проблемы. Реальность оказалась несколько сложнее.

Слухи о том, что чистый бог проиграл, распространились почти мгновенно. Рим замер в недоумении, а потом начались массовые народные гуляния. Серьёзно, я как-то не ожидал такого, но люди просто выходили на улицы, и начинали праздновать. Настроения ходили слегка истерические, но при этом очень оптимистические. «Теперь всё будет хорошо!». Несколько храмов чистому были разрушены, на их месте быстро организовали алтари, где возносили хвалу Гекате, титанам, и, неожиданно, Кере — воительнице. Ну, никак народ не хотел чествовать богиню — беду, так что её быстренько переименовали. Я помню, как возмущалась и фыркала моя подруга.

— Это так не работает, идиоты! Я — беда! Всё это уходит в пустую! Вообще всё — титанам это тоже не нужно, а Геката. Боги не принимают ваших жертв, идиоты!

Откуда обыватели узнали, кто именно участвовал в уничтожении чистого я так толком и не узнал. Никому это было не интересно, Кера, пожав плечами, предположила, что это какие-нибудь недобитые чистым провидцы постарались, и на этом обсуждение вопроса свернули.

На фоне такой победы население Кронурбса изрядно поредело. Теперь, когда опасности больше не было, многие предпочли вернуться под свет солнца. Многие, но не все, вот что удивительно! В подземном городе остались чуть ли не половина жителей. Тех, кто уходил, впрочем, никто просто так отпускать не собирался. Дядя не собирался терять монополию на добычу редких ингредиентов, да и просто пускать кого-то во владения, которые он привык считать своими. Поэтому «повторные беженцы» отправлялись либо в Ишпану, либо в африканские владения семьи — кто-то поднимать сельское хозяйство в окрестностях Анфы и Тингиса, другие, желающие хорошо заработать или приключений, двинулись на добычу алмазов. В общем, у семейства Ортес после падения чистого аврал не только не закончился, а даже усилился. Даже Петра окончательно поселилась в типографии, активно занимаясь… да, пожалуй, информационной войной. В средствах дядя мою невесту не ограничивал, так что моя невеста со всей страстью принялась распространять в Риме правильную версию событий, пока другие не оправились от шока и не начали демонстрировать свою версию событий.

Через три дня после божественной битвы, наконец, власть предержащие и аристократия разродились на официальную реакцию. Очень, надо сказать, осторожную. По версии властей, иерархи, начиная от Прима и дальше по нумерации, организовали заговор с целью захватить власть в республике, но благодаря решительным и своевременным действиям семьи Ортес и союзников, неправедных иерархов удалось остановить, а власть в республике вернулась в правильные руки. О чистом боге — ни слова. Об отмене закона о труде — ни слова. Даже церковь чистоты официально не запрещена. Уже тогда у меня начало складываться впечатление, что для простого народа ничего особенно не изменилось. Впрочем, я в благодетели не собирался, политиком становиться тоже не хотел, так что эта история как-то прошла по большей части мимо меня. Это дядя вёл какие-то переговоры с другими семьями, обсуждал изменения, я же наблюдал за этим как-то со стороны. И судя по тому, как доминус Маркус мрачнел день ото дня, ему не слишком нравилось то, что происходит. По вечерам, когда семье удавалось собраться вместе, дядя старался не затрагивать тему политики в разговорах. Мы обсуждали передислокацию людей, перенос оставшихся заводов из столичного региона — и это тоже о многом говорило. Жизнь семьи Ортес не спешила возвращаться в привычное русло. Наоборот, изменений было даже слишком много.

— Я думаю, из Рима нужно уходить, — объявил, наконец, дядя. — Семья Ортес останется только в Кронурбсе, но мы заложили все проходы, о которых известно широкой общественности. Основные грузы теперь будут доставлять через посёлок возле Сабатинского озера, так что город более-менее сохраняет свою недоступность. Очень удобное место, было бы обидно, если бы соперники смогли до него дотянуться. А они пытались, ещё как! За последние дни ко мне не пытался прорваться только ленивый! Хорошо, что мы с Силваном договорились — без его помощи было бы значительно сложнее. Он неплохо осаживает самых наглых и настырных.

Доминус Криспас — единственный из всех условно дружественных семей продолжал нас поддерживать, даже когда семью Ортес объявили оскорбляющими чистого бога своим существованием. Безоговорочно поддерживать, делом, а не только на словах. Поэтому дядя посчитал необходимым поделиться с другом такой замечательной плюшкой, как подземный город. Правда, доминус Силван использовал подземный город в основном как способ незаметно перемещать и хранить какие-то грузы. То ли не совсем законные, то ли просто контрабанду — я в подробности не вдавался.

— Ты считаешь, что здесь всё ещё опасно? — встревоженно спросила домина Аккелия. — Мы же, вроде бы, победили?

— Чистых больше нет, официально нас не преследуют, — кивнул дядя. — Но многим не понравилось, насколько мы оказались сильны. Ходят слухи, что Ортесы набрали слишком много сил, слишком хорошо научились воевать. Прямого противостояния сейчас не будет, никто не станет нападать открыто. Побоятся. Тем более, эти слухи про то, что новые боги на нашей стороне… В общем, нас опасаются, но и терпеть не хотят. Уже сейчас сложностей много.

— Думаешь, если сбежим — будет лучше? Отступятся? — спросила Аккелия.

— Как-то ты это так называешь, что я даже трусом себя почувствовал, — нахмурился доминус Маркус. — Мы не сбегаем, дорогая. Просто я не вижу смысла сейчас вступать в конфронтацию. Республику лихорадит. Неужели ты думаешь, что только в Риме заметили смерть чистого? Республика — это лоскутное одеяло. Все эти лоскуты до сих пор держались вместе только скрепленные страхом перед чистым богом. Эта кучка идиотов в сенате никого не пугает и власти почти не имеет. Прежде всего из-за того, что они даже между собой договориться не могут. Ты знаешь, что в Ишпане, например, уже запретили культ чистого? Я не про мятежные провинции — так по всему полуострову. Они быстро сориентировались, да и пострадали от чистых сильно. Кое-где обессиленных белых монахов сожгли вместе с церквями, из других городов просто аккуратно выдворили. И это только начало — Ишпана давно страдает больше других, вот и поторопились. Следующая будет Мавритания и другие африканские провинции, а потом, может быть, другие окраины. При том, что центральная власть вроде бы чистых не запрещала. Больше того, культ чистого в республике по-прежнему государственная религия, и поверь, никто не собирается это менять. Это я только как пример тебе описываю. О том, как мало осталось связей, которые держат республику единой. Скоро и они исчезнут, если эти твердолобые идиоты в сенате не договорятся. Так что да, нам будет лучше уйти.

— И всё равно выглядит так, будто мы бежим. Великая Римская республика рассыпается на глазах, а семья Ортес вместо того, чтобы бороться за её сохранение бежит. Я не противлюсь твоему решению, Папа, просто это как-то непатриотично, — растерянно пробормотала Акулине.

— Ладно. Возможно, это действительно похоже на бегство, — вздохнул дядя. — Я просто боюсь, что семья Ортес действительно может стать тем, что поможет республике объединиться. Внутренний враг, над которым можно одержать решительную и великолепную победу. Вы в курсе, что вчера великие семьи устраивали большой приём в честь уничтожения ядра заговорщиков?

— И почему мы не пошли? — возмутилась домина Аккелия.

— Потому что семью Ортес не пригласили. Нам организовывают тихую изоляцию, и даже Криспас это чувствует на себе. Его игнорировать не решились, и только благодаря ему мы знаем, о чём говорили на приёме.

— И о чём там говорили?

— Ходят слухи, что семья Ортес замыслила устроить переворот самостоятельно. Что мы почувствовали силу, и захотели большего, чем быть просто одной из великих семей.

— Да, муж мой, — серьёзно нахмурилась Аккелия. — Это тревожные новости. Я согласна с тобой — нам действительно лучше перебраться подальше от Рима. Или же оставаться в Кронурбсе — здесь нас не достанут.

— Я думал об этом, — поморщился дядя. — Но решил, что перебраться будет правильнее. Этот город хорош как убежище, но не как место основного проживания семьи. Лучше сделать так, чтобы о нас временно забыли. Без раздражителя все союзы против нас очень скоро распадутся, и они передерутся между собой. Вот тогда можно и вернуться…

В семье Ортес не принято делать длинные паузы между принятием решения и его исполнением. Уже на следующей день домус Ортесов в Риме опустел, и мы на арендованном поезде ехали в Ишпану. На историческую родину семьи. Столицу не покинули совсем — здесь остаётся достаточно представителей семьи, чтобы следить за немногочисленными оставшимися производствами. Ну и, конечно же, Кронурбс, в котором остаётся достаточно приличное население, за которое семья несёт ответственность. Их бросать никто не собирается, да и глупо было бы. Ручеёк ценных ингредиентов от охотников уже вышел на стабильный уровень и приносит семье неплохие деньги. Могло быть и лучше, но дядя своим правом монополиста почти не пользуется. Цены выкупа у охотников всего процентов на десять отличаются от тех, по которым добытое уходит конечному покупателю. И люди об этом знают. И знают так же, что сами они дороже продать не смогут, так что даже устраивать контрабанду нет смысла.

Забавно, но вернулись мы туда, откуда начинался мой путь в этом мире. Мадрид. Оказывается, в столице провинции Ишпана у семьи Ортес достаточно приличные владения. Забавно. Я практически вернулся туда, откуда начался мой путь. До Сарагосы всего двести миль. А, впрочем, чему удивляться? Было бы странно, если бы отец с матерью решили бежать на другой конец мира после того, как отца исключили из семьи.

Первые несколько дней обустраивались. Обживались в старом поместье семьи. Должен заметить — значительно более просторном, чем то, что осталось в Риме. Хотя я и там размерам поражался. Нам с Петрой выделили целый двухэтажный особняк — сначала мне показалось, что это слишком много для троих — Кера, конечно же, поселилась рядом. Спустя несколько дней выяснилось — в самый раз. Дом не пустовал. Доменико, и Акулине предпочитали проводить время у нас, и даже ночевать здесь же, частенько оставались и доминус Маркус с тётей, которым было скучно без детей.

Скучать не приходилось. В Мадриде семью Ортес приняли с большим удовольствием, каждый вечер кто-нибудь из аристократических семей наносили визит… это если не считать большого приёма, организованного почти сразу по прибытию. Давненько мне не доводилось так много общаться с представителями высшего общества. Здесь они, правда, были чуть попроще, чем в Риме. Я послушно улыбался, не грубил, и веселил любопытствующих весёлыми случаями из жизни — появление нового члена семьи, Ортес, оказывается, давно будоражило мадридское общество, и вот теперь, наконец, они получили возможность удовлетворить свой интерес. Возможно, это было бы даже забавно, если бы не было так тоскливо.

Тоска с каждым днём проявлялась всё сильнее. Я не понимал, что мне делать в этой новой, мирной жизни. Всё казалось скучным и пресным. Родным ничего не говорил — стыдно. Все нашли для себя занятия. Я видел, что Петра, Доменико, да и дядя с тётей наслаждаются спокойствием и мирной жизнью, а я чувствовал, что схожу с ума от безделья и невозможности приложить силы к чему-то действительно стоящему. Закономерно, что в конце концов я просто не выдержал.

Прогулка по злачным местам Мадрида затянулась на несколько дней. Вспомнить, что именно я делал толком не получалось — перед глазами мелькала череда кабаков лица каких-то мутных случайных знакомых… собственно, даже помещение, в котором я очнулся, было мне незнакомо.

— И всё-таки, что ты здесь делаешь? — я тяжело откинулся на подушке.

— Пытаюсь воззвать к совести непутёвого брата, — невозмутимо сказала Акулине, продолжая подпрыгивать у меня на животе. Сидя, слава богам. Однако если учесть, что за последнее время девчонка прилично так вытянулась, эта процедура вполне тянула на пытку. По крайней мере, в моём состоянии. — Тебе не стыдно? За тебя все переживают, а ты слоняешься по кабакам! Устраиваешь дебоши! Скандалишь!

— Нет, — покачал я головой, одновременно попытавшись спихнуть сестру с живота. Тщетно. — Скандалов и дебошей я точно не устраивал. Иначе были бы трупы. А если бы были трупы, я бы здесь не находился, а был бы уже в тюрьме… ну, или в бегах.

— А то, что ты избил и проклял четырёх отпрысков почтенных семейств уже не считается скандалом? — Акулине, наконец, перестала подпрыгивать. Видимо потому, что использовать меня в качестве батута и одновременно иронически изгибать левую бровь было неудобно.

— Проклял? — удивился я. Мне казалось, привычка скрывать свой дар въелась в меня достаточно прочно, чтобы не давать сбоев даже когда я в подпитии.

— Это я знаю, что проклял. Ну и ещё Флавий. Остальные пока не в курсе.

— Так может, я и не проклинал?

— Все четверо с разницей в несколько часов уже навестили аптекаря с просьбой продать им средство для усиления мужской потенции. Хорошо, что они стесняются этого недуга и скрывают его даже друг от друга, не то тебя непременно вычислили бы!

Мне очень смутно вспомнилась сценка: четыре нетрезвых идиота привязали фейерверки к хвосту и лапам какой-то несчастной псины и веселятся, глядя, как она воя от ужаса пытается убежать от страшных громыхающих и плюющихся огнём штук. Кажется, я тогда ещё подумал, что таким идиотам точно не следует размножаться. По крайней мере, пока не поумнеют.

— Так им и надо, — махнул рукой. — В остальном-то они здоровы?

— Ну, если не считать синяков и переломов — да. Однако тебе следует опасаться — они ведь могут захотеть отомстить. Особенно, если поделятся друг с другом проблемами и поймут, кто виновник такого их состояния.

Я только отмахнулся. Уж от таких дурачков точно как-нибудь отобьюсь. Вряд ли они смогут мне как-то серьёзно навредить.

— А собаку-то я хоть спас? — пробормотал я себе.

— Если ты про ту блохастую псину, которую притащил в поместье позавчера, и сообщил, что она теперь живёт с нами, поскольку является личным врагом аж четырёх аристократических семейств, то да. Спас. Петра с ней очень подружилась, и даже коротает с ней ночи, раз уж тебя нет рядом. Они вместе воют на луну от тоски.

— Ладно. Пожалуй, в самом деле пора заканчивать веселье, — вздохнул я. — Извини, если заставил волноваться. Перед остальными тоже извинюсь.

— Да плевать мне на твои извинения, — фыркнула сестрица. — И всем остальным, уж поверь мне, тоже. Нам нужно, чтобы ты на самом деле пришёл в себя, а не просто взял себя в руки и продолжил всех изводить своей постной физиономией, как это было до того, как ты сорвался в загул.

— Ну а что я сделаю? — вздохнул я. — Да, у меня паршивое настроение. Я столько усилий приложил, чтобы отомстить, а теперь просто не знаю, что делать.

— Почему бы не заняться теми делами, которые ты всё откладывал до этого? — поинтересовалась Акулине. — У тебя есть воздухоплавательная мастерская, которая давно ждёт твоего внимания. Ты, помнится, обещал папе, что пойдёшь учиться в университет вместе со мной. Да и Доменико не помешает твоя помощь. Если тебе этого мало — то напомню, что у тебя есть молодая невеста, которая тоже тоскует одна ночами, и тоже не отказалась бы от помощи в работе её газеты. Она говорила, что некоторые твои идеи касательно газетного дела оказались очень удачны!

Тяжко вздохнув, всё-таки выбрался из-под Акулине и встал. Пристыдила меня сестра, как ни крути.

Глава 18

Мирная жизнь поначалу шла тяжко. Даже воздухоплавательная мастерская, о которой говорила Акулине казалась ненужной ерундой, а вся суета с ней — бессмысленным занятием, работой ради работы. Однако я постепенно втянулся. Заказ военных мавританского легиона был давно выполнен. Римская аристократия новую игрушку оценила, но после того, как у семьи Ортес начался конфликт с чистыми, заказов почти не было. Переезд мастерской, поэтому, прошёл без особых сложностей. По крайней мере, не пришлось задерживать заказы и портить себе репутацию. Хотя куда уж сильнее — если откровенно, в Риме у семьи Ортес теперь в целом паршивая репутация. Зато в Ишпане нас уважали, и это было заметно. И конечно же, слухи об удивительных воздухоплавательных устройствах здесь уже распространились, и желающих получить интересную игрушку было достаточно.

В первую очередь необходимо было этот самый «завод» заставить работать. Хотя какой завод… У нас были работники, станки, материалы, а завода не было. Место, подходящее под строительство мастерской, нашлось аж в Сарагосе — вот ведь забавно. Можно было, конечно, арендовать или даже выкупить землю где-нибудь поближе, но ещё сильнее напрягать семейный бюджет я не захотел, а там, в городе моего детства был шикарный пустырь, принадлежащий семье Ортес. Не использующийся ни для чего — так зачем тратить деньги, чтобы оставаться поближе к семейному поместью, если можно просто переехать?

Дядя и домина Аккелия были не слишком довольны. Им было бы значительно спокойнее, если бы я находился поблизости, под боком. Наверное, поэтому они без всяких сложностей отпустили со мной Акулине, да и когда Доменико решил, что ему будет удобнее жить в Сарагосе, не противились. Да, все дети уехали, зато хоть друг за другом присмотрят!

— Тебя одного надолго оставлять нельзя! — гордо сообщила мне Акулине, когда узнала, что я собрался перебираться в Сарагосу. — Ты опять встрянешь в какие-нибудь приключения, и если меня там не будет, то это окажется что-нибудь страшное и плохое. А со мной ничего страшного произойти не может. Так что я должна быть рядом с тобой!

Логика непробиваемая. Я даже спорить не стал, тем более Доменико меня активно поддержал. Петра тоже только вздохнула укоризненно, но возражать не стала. Она-то, серьёзная барышня, за последние дни уже успела наладить здесь выпуск филиала своей газеты, и была не против попробовать организовать что-нибудь подобное в Сарагосе.

— Здесь есть своя газета, но наша пользуется гораздо большей популярностью! — объясняла мне невеста. — Я слышала, даже по соседним городам экземпляры расходятся. Нужно либо увеличивать тираж и придумывать, как распространять тиражи по всей провинции, либо организовать несколько типографий. Основные новости будут одинаковые, благо доминус Маркус одарил меня очень полезными артефактами, чтобы быстро передавать новости. Однако в каждом крупном городе будет отдельная вкладка с местными новостями.

— Здорово придумано, — покивал тогда я. «Артефакты», которыми одарил Петру дядя, оказались обычные грифельные доски, совершенно одинаковые. Не так удобно, как дневники, зато, как я понял, доминусу Маркусу гораздо проще и быстрее такие делать. Жаль только, они по-прежнему остаются парными. То есть нельзя сделать несколько досок, которые будут повторять изменения друг с другом. Для разных абонентов нужны отдельные пары. А ведь связь — это крайне важная вещь. Ортесы и без того имеют внушительное преимущество перед другими семьями благодаря возможности быстро реагировать на изменения в мире. У дяди есть люди по всей республике, пусть и не настолько много, как ему хотелось бы. Например, если что-то происходит в Риме, он узнаёт об этом гораздо быстрее других, как, впрочем, и Петра теперь.

Тем не менее, я всерьёз задумался о том, чтобы в очередной раз заняться прогрессорством. Ну а что? Связь, хоть на небольшие расстояния и по проводам — это всегда хорошо. А телеграф — это, вроде бы, не так уж сложно. По крайней мере, электрические батареи, и довольно мощные, здесь уже используются. Провода — тоже есть. А восстановить конструкцию, зная принцип действия, не так уж сложно. Ну, я так думал в тот момент.

Впрочем, телеграф — это только идея, а вот та давняя задумка с дирижаблями… Говорят, африканским легионам всё сложнее становится сдерживать наскоки диких племён. Полагаю, более совершенная авиация им не помешает. Наши воздушные шары имеют успех, но возможность быстро перебросить роту солдат на помощь какому-нибудь поселению будет ещё лучше. И, главное, вроде бы никаких препятствий для создания дирижабля нет. Ну, за исключением моих кривых рук и полного отсутствия познаний в инженерном деле. Впрочем, для этого у меня есть квалифицированные специалисты.

Я вспомнил старый анекдот, где мыши спрашивают у бобра, как им защититься от всяких врагов. Бобр предлагает им стать ежами, на что мыши, поражённые простотой и оригинальностью решения, спрашивают, как же им воплотить его в жизнь.

— Откуда мне знать? — удивляется бобр. — Я — стратег!

Вот и я таким стратегом побуду. Главное — поставить задачу, а там разберутся как-нибудь. Ну а что — двигатели есть, их видов более чем достаточно. Что-то да подойдёт. Прорезиненная ткань — тоже присутствует. Водород местная химическая промышленность уже давно прекрасно добывает. Опасно, конечно… Но, помнится, в моём мире этим газом довольно долго пользовались, и катастроф было не так уж много. Впрочем, до создания дирижаблей ещё далеко. Сначала нужно будет восстановить мастерскую, построить её заново. Люди-то есть, как и станки и наработанный опыт, а вот помещение пока отсутствует. Этим и нужно заняться в первую очередь. Кроме того, мы взяли немного заказов от местной аристократии на воздушные шары. Не такие шикарные и помпезные, как мы делали для римских богачей, всё-таки здесь доминусы чуть пожиже, чем в столице. Однако они всё равно стараются дать фору хотя бы своим соседям, так что простаивать мастерская не будет.

Полагаю, с нашим отъездом в поместье Ортесов стало пустовато. Вместе с нами перебрались куча народу. Например, вездесущие тартарцы. Я не очень понимал, почему они до сих пор с нами. Я привык к ним, мы даже подружились, но у них ведь какое-то там задание от своего руководства. Такое ощущение, что выполнять его они не торопятся. По крайней мере, люди доминуса Флавия, которые аккуратно приглядывали за гостями, никаких контактов с кем бы то ни было не заметили.

— Это здесь ты жил в детстве? — задумчиво спросила меня Агния.

Конечно, я не мог удержаться и не побывать в своём бывшем доме в квартале неблагонадёжных. Он так и пустует с тех пор, как отсюда всех вывезли. Место пользуется дурной славой, и даже бандиты и обездоленные по большей части стараются обходить его стороной. В центре опустевших кварталов до сих пор высится храм чистого бога. Теперь он изрядно обветшал и пуст. Мы и в нём побывали, я даже спускался в подвал и осмотрел их страшную машинерию, призванную увеличивать концентрацию чистоты. Она тоже была мертва, находиться в подвале мог даже непривычный к воздействию чистоты человек, но общее тягостное ощущение никуда не уходило. Как будто отголоски страданий так и не ушли, и призраки чужой боли до сих пор бродят меж белых стен. Моя старая квартира тоже не вызвала ностальгии. Здесь всё осталось так, как было, когда я видел квартиру в последний раз. Немного разрухи и беспорядка, но немногочисленные пожитки остались на своих местах. Наверняка здесь были мародёры, но никто не польстился на старую самодельную мебель и ветхую, много раз перешитую одежду.

Посмотреть на место, где я жил, захотели все друзья. Тартарцы, Акулине и Доменико, Петра и, конечно, Кера. Последняя глубоко втянула воздух, после чего констатировала.

— Немного печали, немного страха, немного тревоги. А в остальном — покой, нежность и надежды. У тебя было хорошее детство, патрон. Тебя здесь любили.

— Я тоже их любил, — кивнул я, сглотнув комок в горле. Петра, будто пытаясь защитить меня от дурных воспоминаний, стояла прижавшись ко мне спиной. Разглядывала обстановку.

Забавно. Получилось такое прощание с прошлым — почему-то после этого визита мне стало немого легче. Дурное возбуждение и бесплодная жажда действий поутихли и я, наконец, смог сосредоточиться на деле. Зато мои родственники и друзья в очередной раз несколько дней носились со мной, как с писаной торбой, как вокруг тяжело больного. Даже Акулине притихла — толи прониклась моими переживаниями, то ли ужаснулась бедности, в которой прошло моё детство. Впрочем, не все были впечатлены. Тартарцам, например, было совершенно плевать на мои переживания — они изводили меня вопросами про воздухоплавание. Оказывается, до сих пор эта тема как-то прошла мимо них. Даже когда мы были в Тенгисе и Анфе они умудрились пропустить демонстрацию воздушных шаров. Услышав о таком изобретении, вся троица была в полном восторге, особенно Агния и Комо. Гаврила тоже был впечатлён, но в корзину войти так ни разу не решился, даже когда первый на новом месте воздушный шар был готов. Просто не смог себя заставить — оказалось, кинокефал ужасно боится высоты.

Работа неожиданно увлекла. Первый месяц я всё ещё ловил себя на мысли, что занимаюсь чем-то неважным, лишь бы не сидеть без дела. А потом мне понравилось. Понравилось разбираться в сложностях с установкой двигателей, с поиском комплектующих для воздушных шаров и поставщика водорода. Понравилось по вечерам гулять с Петрой по улочкам Сарагосы, а по выходным болтать с таким же усталым Доменико. Забавно было наблюдать, с каким восторгом смотрят тартарцы на появляющийся из ничего огромный, монументальный каркас дирижабля. Они активно участвовали в постройке — оказалось, что здоровяк и увалень Комо неплохо разбирается в механике, а наши мастера слушают его советы внимательно и с уважением. Конечно, я догадывался, что знания о том, как работает дирижабль рано или поздно дойдут до Тартарии, но что с того? Далёкую Тартарию я врагом воспринимать не мог, пусть она и называется в этом мире совсем не так, как я привык.

Я немного переживал, что Кера скоро заскучает, однако богиня, оказывается, была просто не знакома с этим чувством. Она, вот неожиданно, стала иногда выступать в местном театре. Каждый раз, оказываясь на представлении, я едва сдерживал хохот. Не потому, что она плохо играла — наоборот, у богини получалось на удивление живо и правдоподобно. Мне было смешно смотреть на зрителей, которые даже не подозревали, кто выступает перед ними на подмостках и благосклонно принимает цветы после представления. Похоже, ей очень нравилось это поклонение. Да и своеобразную иронию Кера тоже видела и наслаждалась ей. Как я понял, очень часто она стала уступать место Еве — девушка после смерти чистого и иерархов немного оттаяла и перестала так сильно бояться возвращать себе контроль над телом. Как они делили бедного Доменико, и как к этому относился он сам, я понятия не имею. Однако, кажется, их всё устраивало.

Спокойная, размеренная жизнь неожиданно понравилась всем. Даже когда дядя предложил развеяться и сплавать проверить, как идут дела в фактории по добыче алмазов, я отказался. Не потому что не хотел — боялся нарушить своё спокойствие. Испугался, что потом придётся снова к нему привыкать с трудом и муками.

Так бы, наверное, и продолжалась моя жизнь, если бы однажды, спустя почти год после того, как мы обосновались в Сарагосе, я не встретил одного старого знакомого. Привычный обед в кафешке неподалёку от мастерской был прерван.

— Не возражаешь, если я присяду? — стоило поднять глаза на прервавшего моё уединение человека, и сразу стало очевидно — спокойная жизнь кончилась.

— Конрут, — обречённо констатировал я. — Не скажу, что рад тебя видеть. Ничего против тебя лично не имею, но, сдаётся мне, ты принёсдерьмовые новости.

— Я просто подумал, что тебе пора развеяться, — ответил убийца.

— Да я, как бы, и так не сильно скучаю.

— И тем не менее. Я тут поспрашивал народ. Ты живёшь скучной жизнью обывателя. Ни за что не поверю, что тебе она нравится.

— И ошибёшься, — я пожал плечами. — Мне действительно нравится.

— То есть ты отказываешься? — огорошил меня старый учитель. — Давай так. Если тебя действительно всё устраивает, я сейчас посижу с тобой, поболтаю обо всякой ерунде, расскажу, как живут те наши знакомые, кто остался в Риме, выслушаю новости о тех, кто перебрался сюда, и мы с тобой попрощаемся. Я не стану настаивать, не стану тебя уговаривать, и вот это вот всё. Вижу же, что ты напрягся и придумываешь причины, чтобы мне отказать. Так я тебе скажу — в этом нет необходимости. Мне достаточно твоего «нет».

Я открыл рот, чтобы сказать это самое «нет»… и не смог. Старая сволочь меня подловила. И дело даже не в любопытстве. Ещё целую минуту я боролся с собой, а потом сдался.

— Рассказывай, что тебе от меня нужно. Но если я посчитаю, что это ерунда и бред, всё равно откажусь, — я всё-таки попытался оставить себе путь для отступления.

— Не посчитаешь, — без улыбки сказал Конрут. — И уж поверь, я не стал бы тебя беспокоить, если бы мог справиться сам. Там действительно нужна твоя помощь.

— Давай всё-таки конкретнее, — попросил я.

— Конкретнее тебе… нужно убить одного человека.

— Сразу нет, — я даже облегчение почувствовал. Всё слишком очевидно. Не имею ничего против ремесла Конрута — было бы глупо изображать из себя невинный цветочек, который не желает пачкать руки в крови, но убивать какого-то бедолагу, который мне лично ничего не сделал, я не собирался.

— Ты дослушай, парень. Неужто думаешь, что я принял тебя за наёмника, который не прочь прибить кого-нибудь, чтобы срубить несколько серебряных кругляшков? Выслушай, кого нужно убить и зачем, а уж потом решай!

Тратить время на бессмысленные разговоры не хотелось, но я кивнул. Интересно было, как он собирается меня уговаривать.

— Ты ведь, полагаю, не следишь за событиями, происходящими в Риме, — Конрут начал издалека. — Я навёл справки — ты занимаешься заводом, готовишься к свадьбе, и вообще тебе совершенно нет дела до того, что происходит в столице. Я не в упрёк говорю. Даже завидую, что ты смог всё же перестроиться. Мне это, в своё время, не удалось. Но чтобы понять, какого гекатонхейра я к тебе припёрся, новости выслушать всё же придётся.

Конрут дождался, когда официантка поставит перед ним бокал с заказанным вином и тарелку с сыром, откинулся на сиденье стула, и, глотнув, продолжил:

— Вы очень вовремя убрались из Рима, — криво ухмыльнулся убийца, — Когда чистый сдох, первые несколько дней все сидели и боялись пошевелиться, в ожидании последствий. Я так понимаю, ждали, что новые боги придут наводить свои порядки, или ещё чего. Не важно, на самом деле. Важно, что как только вы уехали, наши благородные доминусы сразу осмелели. Сначала ходили слухи, что вас надо прибить за такую подставу с чистым богом — дескать некому больше защищать великий Рим от злобных иноземных захватчиков. Но злобные захватчики чего-то не сильно торопились захватывать. Говорят, они с интересом к нам приглядываются и даже облизываются, но пока пощупать за толстое брюхо не решаются.

Конрут немного поболтал вином в бокале, потом залпом его допил, и налил ещё порцию.

— Я тебе всё это рассказываю, чтобы ты понимал, какой бардак творился в городе в последнее время. Я тоже не железный — нам нужно было как-то легализоваться, многие из иных решили выйти на поверхность и попытаться жить, как прежде. Раскрывать свою нечеловеческую природу не захотели, но решили вернуться в Тестаччо, пока свалку не застроили чем-нибудь. Чистые превратили район в гигантский пустырь, но та семейка, которая последней претендовала на площади, теперь тоже немного занята другими делами, так что пока всё мутно, наши решили застолбить участок. Ну и я был бы не против построить себе приличный домик, наконец… Короче говоря, мы все занимались своими делами. И я как-то совершенно случайно пропустил тот момент, что вера в чистого бога по-прежнему остаётся официальной религией государства. Больше скажу — чистые вообще никуда не делись. Несколько декад было невидно и не слышно, но постепенно начали вылезать. Кто-то из сената их очень поддерживает. Если учесть, что эти твари как-то научились пользоваться оставшимися от бога силами, можно понять, для чего они нужны. Пугалка для соседей, и хлыст для местных жителей.

Я с трудом сдержался, чтобы не раскрошить в руках бокал. В новостях, которые доходили до меня, никаких чистых не упоминалось. Я был уверен, что последние их остатки — это бессильные идиоты, которые изображают поклонение несуществующему богу. Теперь оказывается, что у них и власть какая-то сохранилась, да и силами своего бога они продолжают пользоваться.

— Главная выгода в том, что они по-прежнему поставляют флогистон, — не замечая моего состояния продолжал Конрут. — Не в таких количествах и гораздо дороже, чем раньше, но это по-прежнему намного более выгодно, чем использовать обычное топливо. Так что эти твари не только никуда не делись. В Риме их позиции очень сильны. Да и в других городах понемногу начинают восстанавливаться.

— То есть ты хочешь сказать, — осипшим от злости и удивления голосом проговорил я, — что вы опять позволили им набрать сил, а теперь ты хочешь, чтобы я с этим что-то сделал?

— Эй-эй, спокойно, — поднял руки Конрут. — Не злись так сильно, парень. И почему «вы», а не «мы»? Что-то я не видел тебя бегающим по Риму и добивающим остатки монахов. Но я не в претензии. Ты хотел отомстить за своих, и ты это сделал, дальше уже не твоя забота была. И добивать чистых я тебя не агитирую. Вряд ли это в силах одного человека, да и они теперь далеко не так опасны, как раньше. Мне на них наплевать. Нужно добить одну из их жертв.

Глава 19

Последняя фраза меня откровенно поставила в тупик. Впрочем, Конрут всё объяснил. И я согласился. Оказалось, что храмы чистого в Риме по-прежнему функционируют. Теперь там проходит ежедневное жертвоприношение — монахи чистого устраивают красочные представления для толпы, по многу дней издеваясь над несчастными, попавшими им в лапы.

— Они теперь не могут схватить любого, как раньше, — объяснял Конрут. — Только тех, кто неугоден сенату. Количество жертв уменьшилось, сам понимаешь. Но если раньше они предпочитали убивать без свидетелей, то теперь делают из этого представление. Устраивают чудеса. Я только не понимаю, зачем?

— Флогистон добывают, ясно же, — пожал я плечами. — Или силу свою увеличивают. Не знаю точно, возможно, моя подруга сможет разобраться.

— Да не важно на самом деле. Важно то, что каждый день на закате начинается представление. Жертву жгут на алтаре несколько часов, а потом служба заканчивается, и несчастный ждёт следующего сеанса. Обычно жертвы хватает дней на шесть, но этот парень силён и молод. У него есть какой-то там манн. Он будет медленно превращаться в кусок страдающего мяса не меньше месяца. Может, и больше, не знаю. Домина Класо обратилась ко мне, но я не вижу способа, как его убить. Его не выводят из храма. Устроить налёт не выйдет.

— Почему? — удивился я. — Что мешает? Просто уничтожить храм вместе со всеми, кто там есть? Вместе с прихожанами, если уж на то пошло. Идиотов, которым не хватило одного раза, чтобы понять, что некоторым богам лучше не молиться, не жалко.

— С ними стало сложнее сражаться, — вздохнул Конрут. — Знаешь, такое ощущение, что они стали умнее с тех пор, как их божество сдохло. Храм охраняется, и охраняется хорошо. Я понятия не имею, где они набрали профессиональных бойцов, но они у них есть. И у этих бойцов есть эта чистая магия. Она тоже изменилась с тех пор. Твои алмазы, конечно, помогают, но только против прямых атак. Только эти твари больше не ограничиваются прямыми атаками, у них полно всяких хитростей. У нас недостаточно сил, чтобы напасть на храм. И я не могу убить жертву во время службы, хотя пробраться туда не так сложно.

— Тогда в чём дело?

— Чистый свет защищает её. Пока тот, кто мучается на алтаре, не отдаст все силы, он неуязвим.

Рассказ Конрута выглядел полным бредом, о чём я не замедлил сказать убийце.

— То есть, давай я уточню, — попросил я. — У вас там опять приносят в жертвы. Чистые вновь набирают силу. И ты, вместо того, чтобы просто заняться их уничтожением, приезжаешь сюда, ко мне, с заказом на убийство несчастного, которому приходится терпеть всякие муки и прочее? Знаешь, звучит, как полная ерунда. Больше похоже, что ты хочешь решить свои проблемы моими руками. Сдаётся мне, я сейчас залезу в осиное гнездо, хорошенько его разворошу, и всем станет не до тебя. Так ведь, Конрут?

Не то чтобы я был сильно против. Раз уж чистые, как оказалось, никуда не делись, а по-прежнему живут и даже здравствуют, я в стороне стоять не собираюсь. Ясно теперь, почему дядя и доминус Флавий в последнее время не стремятся делиться подробностями новостей из метрополии. Не могли они не знать о том, что там творится. Однако визит Конрута слишком странный. У меня складывается впечатление, что он хочет использовать мою ненависть к монахам. Очень удобно — есть безумный Диего, готовый руками рвать чистых. Только помани. Причём аккуратностью Диего не отличается, а значит, пока он устраивает переполох, можно и для себя чего-то получить.

— Диего, я не сказал тебе ни слова неправды, — смотрит на меня честными глазами убийца. — В Риме действительно всё так, как я сказал. И этого парня действительно заказала его мать. Он должен был стать преемником недавно погибшего отца, но его быстро обвинили в неуважении к Сенату, заговоре и подготовке к вооружённому перевороту. Ну и заодно оскорбление чистого добавили, после чего отдали монахам. Неужели ты думаешь, что я стал бы тебе врать?

— Уверен, что стал бы, — спокойно кивнул я. — Я не верю, что я один такой незаменимый, который может убить жертву чистому, или кто он там. И тебе больше не к кому обратиться. И извини, но я не верю, что ты сам не смог бы решить эту проблему.

— Так ты отказываешься? — спросил Конрут. Взгляд у убийцы стал какой-то тоскливый и опустошённый.

— Мне нужны объяснения.

— Этот парень — мой сын, — выдавил из себя мужчина. — Я не могу сам. И доверить это тем, кто не справится — тоже.

Дьявол. Теперь мне стало понятно. Я бы тоже, наверное, не смог. Боялся бы облажаться, боялся бы, что не получится. Ещё и решиться на последний удар… нет, такую работу нужно выполнять с холодной головой.

— Его точно нельзя спасти?

— Тело разрушается изнутри. Это не удар чистой силой монахов, это алтарь. Несколько раз снятых с алтаря ещё пытались выходить. Если жертва провела на нём больше нескольких часов — бесполезно. Лекари говорят, эта мерзкая магия пронзает человека насквозь. Можно залечивать кожу, но внутри всё разрушается. Я узнал о том, что он на жертвенном прожекторе два дня назад. К тому времени мальчишка провёл на нём уже четыре сеанса.

Дьявол. Как же ему паршиво.

— Мне нужно найти подругу. Когда поезд?

Кера нашла меня сама. Потом Доменико рассказывал, что прямо во время репетиции в театре, на середине фразы она вдруг прервалась на полуслове, сообщила всем, что у неё дела, и, даже не переодевшись, ушла со сцены. Она в этот момент как раз должна была играть Геру в какой-то античной комедии. И одета, соответственно, как супруга Зевса, но это никого не смутило.

Я в этот момент был уже дома. Писал подробные письма остающимся. Нельзя исчезать без предупреждения. Конечно, я ещё напишу дяде, но в его артефактной тетради сильно не распишешься — нужно экономить место. В комнату ворвалась богиня и стала меня пристально рассматривать.

— Ты вовремя. Не против прокатиться в Рим? — спросил я.

— Я сразу почувствовала, что намечается что-то интересное. Нет, я не против. Мне уже начало становиться скучно. Давненько я не смаковала чужие боль и отчаяние! — хищно улыбнулась девушка.

— Тогда, может, переоденешься? Не хотелось бы привлекать лишнего внимания.

Кера, будто опасаясь, что я куда-то исчезну или передумаю, сбегала к себе в комнату за одеждой, но переодеваться вернулась ко мне.

— Рассказывай, кого мы будем убивать!

— Ты знала, что чистые так и не успокоились? — поинтересовался я.

И тут в комнату ворвался запыхавшийся Доменико. Сценка ему представилась довольно двусмысленная, полагаю.

— Эмм… — сдерживая смех, хрюкнул парень, — Моё сердце разбито. Меня бросили ради брата. Пойду, сброшусь со скалы.

— Мы едем убивать! — радостно сообщила ему Кера. — Здорово, правда⁈ Давненько мы не развлекались. Я уже начала бояться, что Диего начнёт стареть!

Вот теперь брат стал серьёзен и насторожен. До последней фразы, очевидно, он был расслаблен, а теперь резко сосредоточился.

— Хорошо, что ты появился, я ещё не начал тебе писать, — обрадовался я. — И дяде тогда от моего имени напишешь, хорошо? Хочу найти Петру перед отъездом. Поезд уже через три часа.

— Кхм, Диего, хотелось бы всё-таки чуть больше подробностей, — осторожно сказал Доменико. Мне кажется, он вдруг заподозрил, что я окончательно слетел с катушек и теперь, для удовлетворения своей мании, мне просто необходимо поскорее обагрить руки кровью.

Я коротко пересказал разговор с Конрутом. Убийцы со мной не было — мы должны были встретиться уже в поезде.

— Отец мне ничего такого не рассказывал, — помрачнел Доменико, выслушав мои объяснения. — А мне было лень допытываться. Боялся, что узнаю что-нибудь такое… ну вот как ты рассказал.

Я даже замер на секунду. Вот оно! А ведь я тоже чувствовал какую-то недоговорённость во время бесед с доминусом Флавием. Чувствовал, но выяснять не хотел именно по той причине, что упомянул брат. Боялся.

— Вы, смертные, всегда так стыдитесь своих естественных реакций! — ухмыльнулась Кера, заметив наши переглядывания. Она уже переоделась и теперь никого своими прелестями не смущала. — Диего незадолго до смерти чистого, уже почти окончательно превратился в машину, у которой только одна функция — месть. Но его это ничуть не смущало. Теперь ты заметил, что ведёшь себя, как нормальный смертный, тебя это смущает. Это нормально для смертного — хотеть жить, а не выполнять функцию. Мне вот, нравится. А ведь я — бог, это даже не в моей природе! Слишком очеловечилась. Думаю, поэтому старшие раньше старались надолго в человеческих телах не задерживаться.

Не будь я так занят, непременно обдумал бы слова Керы. Слишком уж философские. Но мне нужно ещё встретиться с Петрой и объяснить, куда и почему я срываюсь. И желательно сделать это без свидетелей.

Разговор с невестой вышел тяжелым. Нет, она не стала устраивать сцен, не обиделась. Но я видел, что ей стало страшно.

— Иногда я проклинаю свою слабость за то, что не могу тебя сопровождать, — сказала невеста, когда я уже собирался уходить. — Если бы я была сильнее, я бы не была тебе обузой, и могла быть с тобой, когда ты рискуешь головой!

Такая горечь была в этих словах, что у меня по коже мурашки пробежали.

— Петра, — нужно было что-то сказать, а я никак не мог подобрать слова, поэтому пауза затягивалась. — Я бы не хотел, чтобы ты была со мной в такие моменты. Ты нужна мне. Я знаю, что мне есть, к кому возвращаться, и мне стало проще. Возвращаться проще. Понимаешь, раньше я вообще не боялся — мне было нечего бояться. Но не теперь. Страх… я понимаю, что страх — это очень нужное чувство. Без него слишком легко потерять себя.

Невеста несколько минут смотрела мне в глаза, а потом сказала:

— Всё, уезжай. Уезжай в свой Рим, иначе я тебя никуда не отпущу, и плевать мне на твои дела.

И я послушно убежал, потому что и сам чувствовал — если не решусь уйти сейчас, могу дрогнуть.

Если меня чему и научила жизнь, так это лёгкости на подъём. Долгих сборов, чтобы уехать не требовалось. Уже через час мы с Керой расположились в купе первого класса, в соседнем, через стенку, был Конрут — он пока что не сильно стремился к общению, и я его понимал. Впрочем, дорога долгая — ещё будет время узнать все подробности предстоящего, да и про жизнь в Риме стоит расспросить подробнее. Поезд уже выдал длинный гудок, вокзал за стеклом медленно пополз назад. В приоткрытое окно потянуло дымом — провинция Ишпана постепенно отказывается от использования чудесного флогистона. Дело не в стоимости топлива, а в условиях, на которых его можно получить. Рим пытается навязывать свою политику, отказываясь передавать флогистон, если ему не нравятся какие-то решения местных властей. Только теперь этот шантаж работает хуже, в отсутствие чистых. Не так уж много времени прошло с тех пор, как появился чудесный элемент, так что вернуться к паровым двигателям пока вполне возможно.

Раньше я думал, что скоро и шантажировать станет нечем, вот Рим и торопится успеть воспользоваться преимуществом, пока оно таковым является, однако судя по словам Конрута, всё у них с флогистоном нормально. Добывают, урроды…

Вдруг на вокзале началась какая-то суета. Приглядевшись увидел Доменико и Петру, спешащих к вагону. Паровоз разгоняется очень медленно, так что времени у них достаточно. Честно говоря, сердце обмерло. Петра всё же решила ехать со мной? Отказать не смогу, но так мне будет тяжелее. Девушка, тем временем, прошла мимо вагонной двери к окну, из которого я высунулся чуть не по пояс.

— Я пришла тебя проводить, — строго сказала Петра. — И хочу сказать: бойся не вернуться, Диего Кровавый, потому что, если ты сложишь голову, ты оставишь не только меня, но и нашего будущего ребёнка.

С этими словами моя невеста развернулась спиной и зашагала прочь с вокзала, оставив меня осознавать услышанную новость.

Я же оставался в прострации. В голове был только белый шум, перед глазами потемнело. Я почувствовал, как меня затаскивают обратно в вагон. Спасибо Кере, не то я мог бы и вывалиться. Перед глазами начало проясняться. На соседнем сиденье рядом с Керой обнаружился улыбающийся Доменико.

— Ну что, поздравляю, брат! Вот это новость, правда! Ох, я как представлю, как буду рассказывать племяннику про наши похождения… — Брат аж от удовольствия зажмурился.

Откровенно говоря, первым моим порывом было плюнуть на всё и выпрыгнуть из вагона. К тому времени, как я смог внятно соображать, поезд уже давно набрал скорость, но меня бы это не остановило, конечно. У меня будет ребёнок! И я не хочу, чтобы он жил в стране, в которой нормально приносить в жертву любого неугодного, лишь бы получить ещё капельку силы и немного волшебного флогистона. А значит, я должен вернуться в Рим и доделать дело. И у меня меньше девяти месяцев на то, чтобы всё успеть — не желаю, чтобы Петре пришлось оставаться одной в тот момент, когда… нет, ну какой ужас! Я подумаю об этом позже.

— Стоп! — опомнился я. — А ты что здесь делаешь⁈

— Как что? — удивился парень. — Ты, между прочим, украл моих женщин! И сам опять собрался гекатонхейрам в пасть! Неужели ты думал, что я останусь⁈

Вообще-то думал, что да, останется. Доменико, как главный претендент на главенство в роду, сейчас очень занят. Вряд ли доминус Маркус обрадуется, узнав, что его непутёвый сын бросил все дела, и усвистал в метрополию, где нам, вообще-то, лучше не показываться. Ещё и в компании с неуравновешенным старшим братом, который тоже оставил дирижабельный завод вместе с мастерской. Ещё и на финальной стадии — на самом деле, уже в следующем месяце мы планировали финальные испытания дирижабля. Несколько раз уже поднимали огромную машину в воздух, и последние два раза оставались только мелкие недоделки. Машина получилась на мой взгляд ужасно медленная, громоздкая, и не слишком безопасная — не удивительно, с водородом-то в качестве подъёмной силы. Однако все, кто был в курсе разработок оставались в полном восторге. Особенно — тартарцы. Собственно, из-за них я и не переживал за завод. В последнее время они на нём очень прочно обосновались, и были в курсе всех работ и процессов. Полагаю, благодаря им там без меня ничего не рухнет, тем более я написал управляющему, что к советам Агнии, Комо и Гаврилы можно прислушиваться почти как к моим.

— Дядя будет в ярости, — покачал я головой. — Особенно если с нами что-нибудь случится. Ты подумал, как будет твоим родителям, если мы оба там помрём?

— Ты уже как-то спрашивал, — отмахнулся Доменико. — Переживёт как-нибудь. Тем более, у них сейчас есть, чем заняться — скоро первый внук! Или внучка! — брат выглядел довольным, как слон после трёхведёрной клизмы. — Лучше бы, конечно, внук. Если это будет мальчик, то они, наконец, успокоятся по поводу наследника. Девочку, конечно, тоже можно, но это всё-таки больше мужское дело, так что отец предпочтёт на месте главы видеть мужчину. А вот тебе достанется, и сильно! — мерзавец зажмурился ещё более мечтательно. — Представляешь, что тебе скажет доминус Маркус, когда узнает, что ты оставил беременную невесту одну? Да что там отец, мама тебя уничтожит. Ты её просто ещё не видел в гневе — поверь, это по-настоящему страшно.

Застращал меня братец до невозможности. Я даже немного отвлёкся от собственных переживаний о том, как некрасиво я поступил по отношению к Петре. Всё-таки хорошо, что она мне не сказала раньше, когда мы прощались. Тогда бы я точно никуда не уехал — просто не смог бы. И страдания Конрута не помогли бы. Наверное, я эгоист — моя семья мне ближе и важнее.

* * *

Кера была в восторге. Нет, ей всё нравилось. Это было удивительно весело — жить обычной человеческой жизнью. Ещё и малышка Ева почти пришла в порядок. Всё чаще она брала управление их телом на себя, и при этом совсем не терялась, не стремилась поскорее вернуться в уютное ничто на задворках сознания. Правда, пока только во время театральных представлений или наедине с Доменико. В остальных случаях девчонка пока робела. Даже Диего ещё смущалась. Даже не так. Она его побаивалась. Чувствовала инстинктивно силу, которая обычно недоступна смертному, и скрывалась. Даже себе объяснить не могла этого страха, но более опытная Кера всё понимала. Не понимала только, как Диего смог с этой силой совладать. Его ненависть и ярость так сильны! Смертный должен был превратиться в машину, в автоматон, которыми раньше развлекалась аристократия. Только он не красивые картинки бы рисовал, а искал врагов, чтобы их убить, или умереть. Даже когда настоящие враги закончились бы, и мстить стало бы некому. Ненависть, ярость и страх должны были его толкать искать новых, и он бы их нашёл.

Богиня была готова следовать за патроном куда угодно. Каково же было её удивление, когда он всё-таки смог удержать в узде свою злобу. Она видела, как тяжело ему это даётся. Кажется, чуть-чуть надави, и он взорвётся, не выдержав внутреннего давления. Как тот бракованный баллон с водородом полгода назад! А какой шикарный после этого случился взрыв! Одно удовольствие было наблюдать. Жаль, что пришлось защитить тех, кто был рядом — было бы забавно посмотреть, как они разлетятся на мелкие кусочки. Впрочем, принимать их почтительные благодарности тоже было забавно и весело. Особенно после того, как она представилась этим людям своим полным именем. Наблюдать, как в смертных борется благодарность и опасение было ужасно забавно. Только Диего здорово разозлился — сначала из-за баллона, потом из-за того, что она раскрыла своё инкогнито. На этот счёт Кера совсем не переживала. Всё равно эти смертные связаны с родом Ортес, живут на его территории, и дали клятву неразглашения. Теперь, когда они знают, кто она такая, обязательно будут её соблюдать.

Диего временами казался ей похожим на тот баллон с водородом, однако он ухитрился усмирить ярость. Никуда она не делась — Кера чувствовала. Оставалась внутри, горела ярко и жарко, аж греться можно, однако для патрона не стала самым важным в жизни. Это внушало надежду.

Когда она почувствовала бурю, поднимающуюся в душе Диего, Кера тут же рванула к нему. Даже испугалась немного — думала, всё-таки сорвался. А потом выяснилось, что его просто навестил старый знакомый и рассказал о том, что происходит в Риме. Сама Кера давно чувствовала, что там, на востоке, что-то затевается. Бога убить можно. И, как выяснилось, достаточно легко. Проблема в том, чтобы убить его окончательно. Его сила всё ещё здесь. Его идея никуда не делась. А значит, рано или поздно, он сможет восстановить своё могущество и свою личность. Кера понятия не имела, что происходит в Риме, но чувствовала, как постепенно скручивается в тугие жгуты эта чуждая сила, как она становится всё более концентрированной. Скоро, очень скоро, чистый может снова стать реальным. Точнее, смертные вновь сделают его реальным. Как-то раз Диего процитировал чьё-то забавное высказывание: «Можно убить человека, но нельзя убить идею». Кера знала, что это неправда. Убить можно даже идею — для этого нужно всего лишь уничтожить саму память о тех смертных, которые ей одержимы. Для смертного довольно сложно, но Кера не раз видела, как такое происходит. Чистый же пока не убит окончательно. Его личность разрушена, но те, кто в него верят, делают всё возможное, изо всех сил приближают тот момент, когда он вновь осознает себя. Да, он будет далеко не так силён, как раньше, зато станет намного разумнее. Ведь в этот раз его создадут люди.

«Да и нам с Диего давно пора развеяться, — думала Кера. — Любопытно будет посмотреть, как он справится со своим гневом в таких обстоятельствах? Или даже справляться не станет? Позволит себе нестись на крыльях ярости и уничтожать всё, что посмеет эту ярость вызвать?»

Глава 20

Конрут как будто подслушивал. Хотя там даже подслушивать не нужно — нашу сцену прощания, думаю, имели счастье наблюдать куча обывателей. Разумеется, мимо Конрута эта история тоже не прошла, так что он деликатно дал нам время, чтобы успокоиться и пережить отъезд, и постучался в купе как раз в тот момент, когда основные страсти уже улеглись.

— Доминус Доменико, — кивнул убийца. — На вас я не рассчитывал, но, полагаю, ваша помощь будет полезна.

— А у нас уже есть план? — спросил брат.

— Нет, я думаю, доминус Диего сам придумает, как правильно поступить. И лучше, чтобы я не знал подробностей.

Мне, естественно, стало интересно, отчего такие предосторожности.

— Засветился, — поморщился убийца намой вопрос. — Потерял осторожность, и обо мне, закономерно, узнали те, кто не должен был знать. Я им зачем-то нужен, так что полноценную охоту объявлять не стали, но на контроле стараются держать. Я мог бы уйти, перебраться в другое место, но сам понимаешь… слишком много меня связывает с общиной иных. Бросать их я не хочу.

— Так того парня поэтому…

— Нет, — прервал меня Конрут категорично, и я понял — сомневается. — Они не знают. Не могут знать. И вообще, это сейчас не важно. Важно, что когда мы доберёмся, я устрою несколько акций. Возможно, засвечусь ещё сильнее, но не суть — главное, я отвлеку внимание от вас. Так что, надеюсь, у вас будет возможность не попасться.

Отлично. Значит, всё ещё сложнее, чем я думал. Почему-то был уверен, что убийца примет участие в планировании операции, а теперь выходит, всё самим придётся. Ну да ладно. Тогда тем более все предварительные планы придётся отложить до момента, когда я сам оценю обстановку. Следующие два дня прошли скучно. Конрут предложил сойти с поезда, не доезжая до Рима в местечке Велзна. Оттуда можно довольно быстро добраться до Сабатинского озера, ну а дальше уже разойтись, чтобы никто не мог связать наше появление с убийцей. Однако я отказался:

— Слишком долго, и я не вижу в этом особого смысла, — покачал я головой на предложение Конрута. — Это получится ещё минус один день. Я не готов рисковать, чтобы сделать дело побыстрее, но здесь действительно лишняя перестраховка, не находишь? Ты можешь выбираться в Велзне, как и собирался, а мы поедем до самого Рима. Придётся, правда, переодеться, но, подозреваю, у тебя в чемоданах не только смена нижнего белья, так ведь?

— Я так и планировал изначально, но доминус Доменико вряд ли сможет достоверно замаскироваться, — полувопросительно ответил убийца.

— Ну, в какого-нибудь крестьянина — определённо. Но пусть остаётся аристократом, я не против. Только добавим немного провинциального шика. Доменико, сможешь изобразить?

— Это примерно так? — брат ещё сильнее выпрямился, чуть выше приподнял подбородок, а во взгляд добавил чуть-чуть презрения. Совсем немного, едва заметно. Молодец! Талантливый человек талантлив во всём, его даже учить не нужно. Да и среди Ишпанских семей он вращался гораздо дольше, чем я — успел подметить различия. Нельзя сказать, что провинциальная аристократия так уж сильно отличается от Римской, но всё-таки едва заметные отличия присутствую. Думаю, продиктованы они, прежде всего, комплексом неполноценности. Провинциалы изо всех сил пытаются продемонстрировать всем окружающим и себе, что они ничуть не хуже столичных счастливчиков. Поэтому и ведут себя ещё более аристократично. Даже, может быть, чересчур. Думаю, для квиритов и плебеев это не заметно, но достаточно опытный наблюдатель, которому доведётся сравнить, непременно выкупит отличия.

— Отлично! — улыбнулся я. — Так и продолжай, чтобы привыкнуть. А Ева станет твоей содержанкой, любовницей и компаньонкой.

— Так не интересно, — скривилась богиня. — Это всё так и есть! Даже изображать никого не надо!

На этих словах даже сверхпрофессиональный и невозмутимый Конрут не смог сдержать удивления. Он о природе богини был в курсе, и даже предположить не мог о таких особенностях её взаимоотношений с братом.

— Ммм… может быть, тогда побудешь моей супругой, дорогая? — чопорно поинтересовался Доменико.

Кера только рукой махнула:

— Ну, так уж и быть. Но это тоже не очень-то интересно!

И мгновенно преобразилась в такую же чопорную и спесивую особу. Причём, похоже, уступила место Еве — той притворство удавалось лучше, чем самой богине.

Следующие несколько часов Конрут работал над их лицами. Самому убийце не так уж и нужны такие ухищрения — он мастерски владеет собственной мимикой, и легко может перевоплотиться до неузнаваемости даже без косметики. Я тоже неплохо в этом поднаторел… но всё же предпочитаю не пренебрегать такими мелочами. Для уверенности. Да и физиономия у меня, говорят, достаточно приметная, в отличие от того же Конрута. Впрочем, надо мной почти не работали. Немного затемнили кожу, да изменили форму щёк.

На этом мы с Конрутом расстались — ему было пора выходить. Переодевались мы уже после того, как он ушёл. Кера и Доменико остались в своих костюмах, лишь добавили немного украшений, дорогих, но безвкусных. А вот я поменялся более разительно.

— Я, пожалуй, пойду отдельно. Так что вы отправляетесь в гостиницу, а я проведу рекогносцировку и найду нам съёмное жильё, хорошо?

Мне предстояло стать мастеровым. Довольно удобная личина. Не аристократ, так что можно вполне органично появляться в таких местах, где тот же Доменико будет смотреться странно и чужеродно. Но в то же время из мест для чистой публики гнать не станут. В дорогой ресторан, безусловно, не заявишься, но мне пока туда и не нужно.

Доменико на все эти приготовления смотрел с интересом и плохо скрываемым восторгом. Ещё бы! Для него это настоящая романтика — изображать из себя кого-то, кем он не является. Он бы и в «мастеровые» с удовольствием пошёл, да вот незадача — не потянет он мастерового. Дело не только в осанке — есть ещё множество маркеров, которые, вроде бы, не слишком заметны, но моментально цепляются подсознанием. Не так размахиваешь руками при ходьбе, не так ставишь ноги, и вот на тебя уже смотрят с недоумением.

Хорошо, если это обыватель какой-нибудь. Просто пожмёт плечами, и выбросит из головы показавшегося странным прохожего. Кто-то более внимательный может и заинтересоваться дилетантом, для чего-то изображающим того, кем не является.

Таких, по словам Конрута, более чем достаточно. В городе по-прежнему продолжается активный передел власти. И не только гуманными методами. Город наполнен бойцами и «специалистами по охране» разных семей, группировки в сенате активно делят власть и деньги, следят друг за другом и вообще за всеми вокруг. Есть и чистые, которые, как я понял из объяснения Конрута, очень изменились после «реорганизации», устроенной нами. Для этих семья Ортес — воплощение зла. Как, впрочем, и подопечные убийцы. Правда, иные нынче тоже кое-какую силу набрали, и уже не находятся на совсем нелегальном положении, однако по сравнению с настоящими игроками откровенно не пляшут. Вся эта шушера активно интригует, но не гнушается и силовых средств решения проблем. Правда, так нагло, как семья Ортес и особенно я в своё время, себя не ведут, стараются соблюдать приличия.

С поезда сходили уже по отдельности. Доменико с Керой снимут комнату в гостинице, потом брат собирается заглянуть к доминусу Силвану. Пожалуй, оружейный магнат остаётся единственным в Риме безусловным союзником Ортесов. Он, правда, не участвует в дележе власти — мужчина твёрдо держит своё положение оружейного короля республики, но большего ему не нужно. Его люди так же помогают охранять динамитный завод от посягательств желающих — это замечательная взрывчатка продолжает будоражить умы некоторых наших соотечественников. После того, как семья Ортес «сдала позиции» было несколько попыток отобрать производство или хотя бы переманить специалистов, но тут дядя был твёрд. Своего Ортесы отдавать не собираются. И доминус Криспас в этом активно помогает — ему наш завод тоже нужен. Не из-за динамита. Просто Доменико там ещё с какой-то взрывчаткой экспериментирует, более сложной. Кажется, какой-то вид пороха, подходящий для артиллерии. Естественно, доминус Силван в таком крайне заинтересован.

Они с Доменико и так довольно часто общаются по переписке, но до сих пор доминус Силван не слишком распространялся насчёт чистых. Видимо, по просьбе дяди. Но, узнав куда мы отправились, дядя настоятельно рекомендовал (читай — приказал) нам прежде, чем приступать к активным действиям, обратиться к его старому другу, чтобы тот ввёл «двух юных идиотов с шилом в заднице в курс дела и, по возможности, удержал от дурацких поступков».

На самом деле, доминус Маркус был в ярости. Особенно после того, как мы отказались раскрывать цель своего столь неожиданного визита в Рим. Впрочем, глобально о причинах дядя догадался, конечно. Понял, что я откуда-то узнал о вновь «поднимающих голову» чистых. Удержать, поэтому, не пытался. Очень рвался отправить на помощь Флавия с людьми, но в конце концов отказался от этой идеи. С одной стороны, мы с Доменико дружно утверждали, что устраивать войну не собираемся, а с другой, кажется, сам доминус Флавий отговорил главу семьи от столь необдуманных поступков. Если мы вдвоём ещё можем как-то остаться незамеченными, то целый отряд «опальной семьи», появившийся в Риме, будет для местных как красная тряпка для быка.

Сам я направился для начала в Трастевере. Решил прогуляться вокруг искомой церкви. Добрался на извозчике. По дороге тщательно приглядывался к изменениям. Ну, древняя столица себе не изменяет. По-прежнему слегка пафосна и держит марку. Хотя изменений тоже хватает. Людей на улицах меньше, чем обычно. В городе всегда хватало праздных гуляк. Даже в те часы, когда большинство жителей работает в поте лица, всегда можно было увидеть прогуливающихся квиритов и доминусов, ведущих неспешные беседы, или их же, сидящих за столиками открытых кафе. Видно, за последний год жителям стало слегка не до прогулок. Да и кафешек поубавилось. Они ещё встречаются, но почти все пустуют. Жаль, что я изображаю местного — можно было бы расспросить извозчика, почему так пусто стало. Впрочем, есть и положительные для меня изменения: нет чистых. Раньше они попадались на глаза время от времени. Там и тут появлялись белые фигуры монахов, от которых простые обыватели неизменно старались держаться подальше. Однако, судя по всему, на качестве жизни местных такие изменения не отразились в положительном ключе.

Город обеднел, это очевидно. Мы двигались по центральным районам, вотчине зажиточных горожан. Встретить здесь кого-то в залатанной одежде раньше было невозможно. Теперь, судя по тому, что я вижу, это обычное дело. Вряд ли в центр переселились обитатели трущоб. Скорее это местные так поизносились. Что-то нехорошее здесь творится, и это очень паршиво. Я уже вижу, как легко можно добавить чистым потерянной народной любви. Достаточно напомнить, что при чистых им жилось лучше, и они не голодали. Местные, думаю, и без того об этом уже говорят. Людям свойственно быстро забывать плохое. Догадаться о том, что нынешнее плачевное состояние — это прямое следствие деятельности чистых, тоже сможет далеко не каждый.

Извозчик, кстати, не пытался со мной разговаривать. Ехал, хмуро поглядывая на редкие встречные экипажи и прохожих, готовности к общению не демонстрировал. Тоже, вообще-то странно — раньше, помнится, пассажир непременно должен был выслушать всё, что думает владелец повозки о политической и экономической ситуации в стране и столицы.

Так и доехали до места в молчании. Я вышел на самой окраине района, чтобы прогуляться до церкви пешком. Внутрь заходить я не собирался, но осмотреть прилегающие улочки и подумать, как будет лучше уходить, желательно не откладывая.

Не очень удобное для меня место — я этот район знаю плохо. Старая застройка — много узких улочек, тупиков, неожиданных поворотов. Локомобиль в качестве средства отхода даже не рассматриваем — он тут будет ехать не сильно быстрее пешехода, но при этом будет гораздо менее маневренным.

Около часа я бродил вокруг, продумывая, как буду уходить. Уже очевидно, что «на дело» пойду в одиночестве. Кера нужна будет на подстраховке, как и Доменико. Одному уходить будет даже легче. Впрочем, если мне повезёт, никакого бегства даже не потребуется. Я ведь не собираюсь всем громогласно объявлять, что это именно я устроил переполох.

Прогулку пришлось закончить даже раньше времени — я заметил какой-то нездоровый интерес к себе. После того, как я прошёл мимо церкви второй раз, почувствовал чей-то взгляд в спину. Проверил — действительно, смотрят. Отряд жандармов пристально разглядывает непонятного гуляку. Явно раздумывают, не проверить ли эту подозрительную личность. Нехорошо. Год назад жандармы не были так насторожены. Не стали бы они обращать внимание на человека, который просто идёт мимо. Значит, либо уровень профессионализма синемундирников за последний год значительно вырос, либо это и не синемундирники вовсе.

Склоняюсь к последнему предположению. Сомнительно, чтобы за год, да ещё во время такой разрухи, кто-то смог бы так здорово натренировать жандармерию. А вот поставить несколько профессионалов возле здания, в котором заключён важный пленник — это вполне логично. Интересно только, кого они выцеливают? Одно дело, если они ждут представителей семьи Класо, которые захотят спасти или хотя бы прекратить мучения наследника. Гораздо хуже, если они ждут именно Конрута. Убийца был уверен, что о его связи с мальчишкой никто, кроме домины Класо не знает. Что, если он ошибается?

Дожидаться, когда меня станут ловить, не стал. Рано пока. Этим можно будет заняться после того, как дело будет сделано, а пока лучше не привлекать лишнего внимания. Пора прекращать рекогносцировку. Убрался с площади перед храмом, провожаемый внимательными взглядами «жандармов», свернул в переулок, прошёл через маленький стихийный рыночек, свернул в тупичок. Подождал несколько минут, не появится ли кто вслед за мной, после чего чуть изменил образ. Не слишком сильно — только превратился из мастерового средней руки в обычного рабочего. Чуть извозил брезентовую куртку в пыли, слегка мазнул пылью по лицу. Поменял выражение лица на менее уверенное и более осторожное. Выходить из тупика не стал — здесь как раз есть вход в инсулу. Постучался, дождался, когда откроют.

— Чего надо? — неприветливо уставился на меня пожилой охранник.

— Комнаты свободные есть?

— Только на чердаке. До сортира бегать далеко, воду наверх таскать тяжело. Зато дёшево. Интересует?

Да, приличная канализация есть далеко не везде. Даже в Риме. Поэтому верхние этажи — это прерогатива самых бедных слоёв населения.

— Дёшево — это сколько? — уточнил я.

— Полсеребряка в месяц. Предоплата.

Едва удержался от удивлённого свиста. Ещё год назад за такое жильё просили втрое меньше. Однако вахтёр цену не задирает, это видно. Значит, действительно жизнь подорожала.

— Пойдёт. Для начала на месяц.

— Паспорт гони, рабочий. Бумагу с завода. Где повезло устроиться, на спичечной фабрике? — уточнил мужчина.

Ну да, здесь поблизости, на краю района есть спичечная фабрика.

— На красильной, — мотнул я головой. — Только документ ещё не выдали. Завтра принесу.

— Смотри, — нахмурился вахтёр. — Нас жандармы регулярно проверяют. Завтра забудешь — вышвырну вместе с вещами и без предоплаты. Но вообще, повезло тебе. Сейчас не каждый может на такое место устроиться. На спичечной места чаще появляются.

Ну да, понимаю. На спичечной текучка кадров большая. Помирают быстро.

Глава 21

Всего у меня было аж пять паспортов от Конрута. Из них два устаревших — в них приметы владельца описаны текстом. Рост, вес, черты лица — достаточно подробное описание, и сличать удобно. Отличались между собой паспорта кроме имён не сильно, описание вполне сходилось с моим настоящим лицом. Изменения на реальной физиономии вносить нужно было совсем небольшие, а на крайний случай можно было и так пользоваться. Три других документа были новыми, с фотографиями. Тут для того, чтобы быть похожим на изображение, требовалось немного постараться. Не слишком удобно, зато гораздо надёжнее — современным паспортам с фотокарточками при проверке доверяют гораздо больше. Одиниз этих трёх принадлежал даже кому-то из доминусов мелкого пошиба — это на случай, если мне придёт в голову появиться где-нибудь в приличных местах в образе аристократа. Его я решил оставить на крайний случай и пока не пользоваться. Два устаревших засветил без особого сожаления — по одному снял комнату в тупичке в Трастевере, по-другому — небольшую квартиру неподалёку, в Борго. Тоже на западном берегу Тибра.

Место довольно удобное. Район построен совсем недавно, до этого здесь были трущобы, однако с приходом чистых местность вычистили, и на их месте построили длинные ряды дешёвых двухэтажных бараков. Для паломников в главный храм республики. Со временем паломничество прекратилось, и сами же чистые перестали поощрять такое времяпрепровождение, однако район остался за ними, и владельца своего сменил только после падения чистого бога. Сейчас местечко постепенно снова приобретало сходство с трущобами, однако до окончательного превращения в рассадник антисоциального элемента было ещё далеко. Во-первых, население в Риме за последние годы значительно уменьшилось, отчего окраины потеряли в своей привлекательности. К тому же власти по-прежнему старательно борются с безработными и бродягами. Тот людоедский закон, продавленный ещё чистыми братьями, по-прежнему продолжает действовать, так что все места, где могут появиться бродяги, периодически прочёсывают, антисоциальный элемент вычищают. В общем, в Борго сейчас живут те, кто, даже имея какое-то официальное занятие, не имеет возможности платить за что-нибудь более приличное. Поэтому любопытством местные жители не страдают — обычно чем ниже оплачивается работа, тем больших усилий для своего выполнения она требует.

Почти все дела, которые необходимо выполнить в качестве подготовки, я уже закончил. Осталось только проверить самое важное — как у нынешних чистых с оповещениями при использовании манна. Раньше всерьёз проклинать что-то, когда рядом находятся чистые, не стоило. Однако их способность меня обнаружить зиждилась именно на помощи божества. Которого сейчас нет. И я здорово рассчитывал, что теперь с этим будет полегче.

Проверять решил возле церкви. Не той, конечно же, которая стала моей целью — незачем привлекать внимание заранее. Отправился в соседний район. Если я не ошибаюсь, там был довольно крупный храм. Вряд ли сейчас он заброшен. Вот заодно и проверим.

Лезть непосредственно в церковь я всё-таки побоялся. Решил прогуляться по стихийному рынку, который расположился на площади возле храма. Вот уж где оскорбление чистого бога-то! Даже представить страшно, что стало бы с этими людьми, реши они заняться торговлей здесь год назад. Сейчас — ничего, торгуют. Покупатели неспешно прохаживаются между рядов расположившихся прямо на земле торговцев. Я заметил, как поднимавшийся по лестнице к входу в храм чистый брезгливо взглянул на творящееся у подножья храма безобразие, но ничего не сделал! Честно говоря, чуть не расхохотался от восторга. Я-то уже думал, что для монахов ничего не изменилось, а тут вот как. Нет, не зря всё-таки чистого бога прикончили. Главное, чтобы снова не отожрались, мрази.

Кошелек из моего кармана исчез незаметно. Спохватился я только когда заметил возмущение в окружавшей толпе — кто-то вдруг выругался грязно, какая-то дама взвизгнула. Подняв глаза, я нашел причину переполоха — прилично одетого мужчину средних лет, уже почти скрывшегося в проходе между прилавками. Только теперь я почувствовал неладное: куда-то вдруг исчезла приятная тяжесть во внутреннем кармане куртки. Отлично. Вот и повод проверить реакцию. Денег не жалко, хотя их там довольно много, как серебром, так и ассигнациями, но вот воров я не люблю. Хотя этот — неплохой профессионал. Никогда бы не заподозрил в таком приличном господине карманного воришку. Если бы вору не изменила выдержка он бы, наверное, вовсе ушёл безнаказанным, а так… Ну, для тренировки сойдёт. Тоже хорошее дело — я его воровать не гнал.

Чуть сконцентрировавшись, я дождался, когда на затылке возникнет легкое, щекочущее ощущение, и тут же прекратил воздействие — сейчас важно не переборщить.

Следующего, кто мешал ему бежать, вор оттолкнул чуть сильнее, чем требуется. Тучный торговец, не успевший еще отреагировать на внезапный переполох и обернуться, ткнулся физиономией в разложенные по своему прилавку куриные яйца, безжалостно раздавив целый десяток и разбросав еще столько же на брусчатку. И одно из яиц встретилось с камнем за мгновение до того, как на этот же камень ступила нога убегавшего с моим кошельком. Набравший скорость бегун не успел ничего сделать, он даже не заметил происшествия. Опорная нога вдруг проскользнула вперед, и воришка плашмя рухнул на камни мостовой, здорово расшиб затылок, да так и остался лежать.

Вор даже не успел понять, что происходит. Вот только что бежал, радуясь своей удаче — не каждый день удается разжиться такой богатой добычей. На эти деньги можно прожить пару лет в столице, ни в чем себе не отказывая — неудивительно, что у парня сдали нервы, когда он нащупал, какой куш попал ему в руки.

Не дожидаясь, пока свидетели происшествия придут в себя, я подошёл к бессознательному телу. Забрал свой кошелёк, глянул на храм чистого, ожидая реакции. Пузатый торговец яйцами отлично отвлекал внимание — заполошно кричал, размазывая по лицу липкую массу и изрыгая проклятия на виновника своего падения. Медлить было бы опрометчиво. Получив назад потерю, выудил из кошелька одну чешуйку и подбросил ее на прилавок пострадавшего торговца. Кто-то обратил, наконец, внимание на вора, принял потерявшего сознание за труп.

— Убили! — заорала какая-то истеричная тётка. — Убили человека!

Пожалуй, дальше мне не интересно. Шагнул в тот самый переулочек, в котором так и не удалось скрыться беглецу. Из переулка выскользнул уже совсем другой человек. Высокий, чуть нелепый юноша в коротковатом для его роста плаще куда-то исчез, теперь по улице шел старик, придавленный годами работы на спичечной фабрике: согнутый, едва переставляющий ноги от боли в суставах, с провалившейся челюстью. Такие старики здесь часто встречаются — спичечная фабрика недалеко. Спички — удобное изобретение, и очень востребованное, а, значит, их производство очень выгодное. Товар пользуется бешеным спросом несмотря на неудобство использования. Чистых, помнится, такое грязное производство ничуть не смущало. Это ведь даже хорошо, что среднее время работы на фабрике не превышает трех лет, после чего на улице появляется очередной полубезумный химический зомби, едва переставляющий ноги^[9]. Таких хорошо очищать — их даже искать обычно некому. Заодно новые вакансии регулярно открываются. Да и властям хорошо. Меньше безработица — благополучнее общество. Выгода очевидна.

Прохожие на бесцельно куда-то бредущего старика внимания не обращали, отворачивались. Кто-то брезгливо, кто-то со стыдом. Один франтоватый молодой повеса с руганью толкнул. Пришлось, дабы не нарушать маскировку, растянуться на мостовой. Юноша весело расхохотался, глядя на смешные ужимки инвалида, сплюнул, и убрался дальше по своим делам. У одного из паровых экипажей, сновавших по улицам, вдруг заклинило рулевое управление и машина на полной скорости впечаталась в стену, прижав франта. Судя по диким воплям, колено у несчастного раздроблено в труху. Вряд ли он сможет когда-нибудь ходить без костыля, даже если удастся сохранить ногу. Разозлил он меня.

Всеми забытый старик с трудом поднялся на ноги, отряхнулся, и продолжил свой путь. Проверку можно считать успешно пройденной — чистые не чувствуют применения манна. Или слишком слабое воздействие?

Остро захотелось проклясть церковь целиком, но я удержался. Рано пока. Лучше узнать, как там Доменико с Керой — интересно, что рассказал доминус Силван.

Маску пришлось поменять ещё раз — в ту гостиницу, куда заселились Кера и Доменико рабочего спичечного завода, конечно, не пустили бы. Впрочем, метод уже отработан. Я вернулся к образу зажиточного мастерового. Для того, чтобы снять номер, бумаги с места работы не требовалось, и мне без проволочек выдали ключ от номера. Найти Доменико оказалось не сложно — они с Керой спустились в общий зал поужинать, там мы и «познакомились». Ничего необычного. У аристократа не слишком высокого пошиба вполне могут быть общие интересы даже с простым мастером, это никого не удивит. Мы немного поболтали, а когда ужин закончился, по отдельности поднялись наверх, после чего я юркнул в их с Керой номер.

— Ну что, как будем действовать? — видно было, что брат немного нервничает. Всё же в мероприятиях, подобных тому, что нам предстоит, парню до сих пор участвовать не приходилось.

— В церковь я пойду один, — ответил я. — Вы мне там не поможете. Я сегодня проверил — они не чувствуют применения моего манна. Так что всё должно пройти относительно тихо, но на всякий случай подстрахуете меня на отходе. Смотрите, — у Доменико в сумке было несколько листов бумаги, я вытащил один и начал рисовать схему:

— Вот церковь. Завтра на закате у них эта служба начинается. Я буду выходить вот сюда, — я нарисовал переулок, в котором сегодня переодевался в фосфорного калеку. — Отсюда перейду вот на эту улицу. Если будет погоня, то вот здесь лучше бы их придержать. Кера, сможешь если что подстраховать? Смотри, здесь инсула, чердак высокий, и есть выходы на противоположную сторону. Двери у них закрыты, но для меня это не проблема. Я зайду, ты меня поддержишь, пока переодеваюсь, а дальше просто уходим. Полагаю, если начнётся переполох, многие побегут, и именно на противоположную сторону. А там уходим вот сюда. Доменико, ты будешь ждать нас вот здесь, но, если не появимся — даже хорошо. Значит, мы так затерялись. Я снял две квартиры, нужно будет зайти в обе завтра утром и показать бумаги, что я не безработный. В одной из них укроемся. Но если будут гнать, ты ждёшь нас здесь, в Борго.

— Брат, я согласен с твоим планом, тем более, у меня нет опыта и выглядит, вроде бы логично, — перебил меня Доменико. — Но послушай меня. Ты говоришь, что чистые не чувствуют применения маннов, но тут ты не совсем прав. Они действительно изрядно потеряли в могуществе, их бог теперь не сообщает им, что и где происходит. Но они приспосабливаются. Я сегодня говорил с доминусом Криспасом — он кое-что рассказал. Пару дней назад было нападение на одну из церквей. Не нашу, в Тремини. Семья Татион попыталась вызволить кого-то из своих людей, попавших на алтарь. У них не вышло. У младшего Татиона хороший манн — он умеет становиться невидимым. В церковь он прошёл без труда, а вот там его засекли. Не увидели, а именно почувствовали применение манна. Уйти он смог, хотя за ним потом гнались по городу. Его не видели, но чувствовали — у монахов есть какие-то ищейки, которые могут найти применявшего манн. Так что уходить тебе придётся со скандалом, имей это ввиду.

Интересная информация. Обсуждение ненадолго перешло на причины, почему семьи позволяют с собой так обходиться. Впрочем, ничего нового. Как и в нашем случае жертва сначала была осуждена гражданским судом, а уже потом передана церковникам. Законность вроде бы соблюдена, все довольны. Кроме близких жертв, конечно, но семья Татион сейчас не в фаворе. Во последнее время их позиции и так пошатнулись, поэтому ничего удивительного.

— Если бы мы не убрались из Рима тогда, нас ждало бы то же самое, — подытожил Доменико. — Воевать пришлось бы не с церковью, а с государством, а уж сенатские нашли бы причину, чтобы обвинить нас вне закона. Идиоты. Не видят, что их «закон» уже распространяется только на метрополию. Такими темпами республика скоро окончательно рассыплется.

— А что по этому поводу говорит доминус Силван? — неожиданно заинтересовался я. Не то чтобы меня так уж заботила судьба республики, но тут невооружённым взглядом видно — она становится всё слабее. Как по мне, сейчас идеальный момент, чтобы начать рвать её на части. Полагаю, та же Ишпана не будет сильно против, если, скажем, Винланд предложит ей защиту от метрополии. Точнее, местные семьи, может, и будут, а вот простому народу по большей части всё равно. Лишь бы на алтарь не тащили.

— Доминус Силван уверен, что война пока не начинается только из-за того, что легионы до сих пор стоят на границах. Хотя многие семьи утверждают, что нужно их отозвать и направить на приведение к покорности распоясавшихся провинций, — мрачно объяснил Доменико.

— Кроме того, нам везёт. У Винланда сейчас проблемы с последователями солнцеликого на юге, Кушу точно так же, как и нам досаждают разрозненные племена, а Тартар обычно воюет, только если затрагивают его интересы. До них до всех, конечно, скоро дойдёт, что мы тут, можно сказать, с голыми задницами сидим. Говорят, их боги уже с интересом посматривают на население, лишившееся покровительства богов. Останавливает пока опять же наша плохая репутация, — горько ухмыльнулся брат. — Кому нужны последователи, которые легко променяли своих богов на какое-то кровавое ничтожество?

— Пф, — фыркнула Кера. — Думаешь, насчёт своих подданных они обольщаются? Сложись обстоятельства иначе, и чистый мог бы появиться в том же Винланде. Думаешь, они бы долго держались ради своей Морриган и Кухулина? Как бы не так! Бессмертные это прекрасно понимают. Так что и от наших бы не отказались. Возиться только пока лень. Это ведь придётся не только с нами воевать, но и между собой. Но вообще, было бы весело!

— Ладно, мы отвлеклись, — распалившийся было Доменико взял себя в руки. — Я всё это рассказываю к тому, чтобы ты, брат, был осторожнее. Может, всё-таки вдвоём пойдём? Ты же знаешь, я умею держать в руках револьвер. Да и манн хорошо развил.

Я вспомнил тушу гигантского крокодила, которого завалил Доменико, всего лишь превратив в спирт воду в желудке твари. Нет, брат абсолютно точно не беззащитен. Но всё-таки одному мне справиться будет проще. В отличие от брата я учился быть незаметным, а вот у него такой школы не было. Впрочем, его предупреждение я из головы не выбрасывал. Мы ещё обсудили, куда будем выбираться на локомобиле, если преследователи будут настолько упорны, что дойдёт до этого, и я стал прощаться.

— Диего! — окликнул меня Доменико, когда я уже встал. — Мы ведь не уедем из Рима после того, как убьём этого несчастного?

— Нет, брат, — покачал я головой. — Я не хочу, чтобы чистые снова набрали сил. Даже если у них больше нет бога.

— Силван сказал, многие из сената считают, что только чистые защищают республику от вторжения. Их мало кто любит, но большинство утверждает, что теперь, когда нас не защищают другие боги, отказаться от чистой церкви — смерти подобно. Особенно сильно эту теорию поддерживает отец Петры. Доминус Ерсус с ними активно сотрудничает. Он был одним из тех, кто год назад не позволил запретить чистую церковь.

— Знаешь, он никогда не казался мне умным. Какой смысл в защите бога, который требует постоянных жертв? Скоро этому богу будет некого защищать.

— Солнцеликий в южном Винланде тоже требует жертв, — напомнил Доменико. — Мне это тоже не нравится, но что, если Ерсус прав?

Я отвернулся от двери, и уселся обратно в кресло. Раскурил папиросу. Забавно, за год почти бросил, как-то само получилось, просто курил всё реже и реже, а теперь вот, похоже, снова начну. Я специально тянул время — хотелось объяснить свою позицию как можно более убедительно. Не хотелось бы, чтобы те, кто мне помогает, считали, что я не прав.

— Понимаешь, брат. У нас есть Кера. У нас есть Геката, титаны. Почему бы нашим сенаторам не сосредоточиться на том, чтобы задобрить их? В конце концов, ты не хуже меня знаешь — боги не бессмертны и даже не так страшны, как мы привыкли о них думать. Ты сам был свидетелем, как один из богов умер. С ними можно бороться, им можно противостоять. Так зачем перекладывать свою защиту на плечи твари, которой на своих последователей наплевать, она их оценивает только с точки зрения гастрономического интереса? Мне плевать, что думает сенат. Нет, я понимаю, почему они выбирают чистых. Это простой путь, тем более сейчас, когда им снова кажется, что они могут их контролировать. И от неугодных легко избавляться, когда боги требуют жертв. Уверен, это они тоже учитывают. Возможно, это действительно один из способов сохранить страну. Только мне, повторюсь, плевать, что они решили. Я считаю, что чистые не нужны Риму, и, знаешь, собираюсь своё решение воплотить в жизнь, что бы там не думали другие. В этом вопросе я чужое мнение учитывать не готов.

Доменико немного подумал, а потом кивнул. Кажется, мне удалось его убедить. Хотя, если честно признаться самому себе, римская республика так и не стала мне Родиной, так что я не очень-то переживал по поводу её судьбы. Если уж совсем прижмёт, я предпочёл был перебраться куда-нибудь в Тартарию. Вместе со всей семьёй, конечно же.

Глава 22

Утром отправился в сторону храма чистоты. Со спутниками прощаться не стал — зачем, если всё уже оговорено? Для начала зашёл в снятую накануне халупу — ту, что в Борго. Там и переоделся, благо этаж первый, и окна выходят на противоположную от улицы сторону и даже случайного прохожего не удивит появление нищего калеки с фосфорной челюстью из ниоткуда. Именно эту личину я выбрал для визита в храм. Что может быть естественнее для такого доходяги? Нет, до разговора с Доменико я думал побыть кем-нибудь другим, но когда он пересказал некоторые подробности о том, как нынче проходят службы понял, что маска калеки будет гораздо естественнее. Раньше чистые пренебрегали добрыми чудесами, предпочитая запугивать паству. Теперь всё немного изменилось. Говорят, будь ты нищим, умирающим в грязи и нечистотах, или богачом, которого поедает изнутри неизвестная болезнь — если на тебя пал взор кого-то из святых подвижников церкви чистоты, твоя жизнь кардинально изменится. За это можешь быть уверен. Конечно, больных и убогих много, и чудес исцеления на всех не хватает. И все равно люди надеются. Особенно те, кому надеяться больше не на что.

До храма добирался пешком — было бы странно, если бы мой персонаж в обносках воспользовался услугами извозчика. Такие бедолаги обречены ковылять пешком, вот и мне пришлось в очередной раз прогуляться. Причём медленно и неторопливо, как и положено смертельно больному. В результате возле храма оказался всего за пару часов до начала службы. На паперти пока что было почти пусто, лишь несколько моих «товарищей по несчастью» сидели на ступенях в ожидании чудесного исцеления. Однако, чем ближе к началу службы, тем больше собиралось народу. Люди бродили вокруг, постепенно подбираясь поближе к входу. Толпа собиралась внушительная, многие явно принарядились — нарядные, как на праздник. Мне стало мерзко — на кой чёрт вообще беспокоиться об этих тварях? Им всё равно, лишь бы зрелище — и плевать, что уже завтра на алтаре можешь оказаться ты сам. Главное, что сегодня мучается кто-то другой, а ты можешь полюбоваться на чужие страдания, а то и получить чудесное исцеление на халяву. И вот об этих людях я беспокоился когда-то? Да пропади они пропадом. Будем честными — они заслуживают того бога, которого сейчас имеют.

Я негодовал, но к разговорам прислушивался. Говорят, сегодня службу проводит сам пречистый подвижник Мигель де Айяла. Да-да, после смерти чистого бога, монахи отказались от привычки заменять себе имена на числительные. Теперь они несут их с гордостью. Про де Айялу я слышал — тоже Доменико рассказал. Официальный титул у него длинный. Стоявший возле подножия трона девяти высших иерархов церкви, осеняющий чистотой, низвергатель темных тварей, покровитель праведных воинов, пострадавших в войне со скверной и нечистым воинством. Такой, получается, очень авторитетный товарищ. Я, правда, точно знаю, что все, кто стоял «у подножия трона» иерархов, сдохли вместе с ними — слишком большую часть их души занимал чистый бог. Так что это кто-нибудь из бывших слабосилков, выживших после смерти своего бога и волей судьбы возвысившихся. Впрочем, народ его любит. Говорят, во время его служб чаще всего случаются чудесные исцеления. Близок де Айяла к их мёртвому богу. Ещё и проповеди читает не только в главном храме — периодически наносит визиты во все храмы столицы, да ещё, говорят, и по соседним городам ездит. Достойная личность, очевидно. Должно быть, он собрал много сил на жертвоприношениях.

Да, сегодня в храме будет людно.

— Пречистый уже не раз являл свою духовную силу, исцеляя тех, кому в жизни не повезло, — шепчет какой-то бедолага рядом, удерживая на руках бледную, покрытую испариной девчонку. Лихорадка? Простуда? Воспаление лёгких? Таких, как этот мужчина я даже толком осуждать не могу. Когда болеет твой близкий, к кому угодно обратишься, чтобы помог. И, между прочим, я собираюсь лишить его даже шанса получить исцеление для дочери. Неприятно, и совесть гложет. Я усилием воли отбрасываю ненужные мысли. Прежние боги тоже, порой, лечили безнадёжных больных, и при этом не требовали человеческих жертв. Да и лечение у простых, смертных врачей, раньше было гораздо доступнее. Сейчас позволить себе обратиться к лекарю могут только зажиточные граждане.

Толпа, тем временем, всё увеличивалась. Вряд ли местный храм сегодня сможет вместить всех желающих попасть на службу. До начала действа остаётся всего ничего. Богослужение начнется как только последний закатный луч отразится от ярко начищенного медного зеркала на шпиле собора.

Следующие полчаса я провёл, сидя на ступенях у входа в храм. Меня никто не трогал — брезговали. Слишком отвратительно выгляжу. А вот некоторым из пришедших вместе со мной или даже раньше так сильно не повезло. Стали появляться зажиточные горожане. Вот из локомобиля выходит кто-то из благородной семьи. Охрана, расталкивая других ожидающих, провела начальственное лицо прямо ко входу в храм. По дороге того мужчину с больной девочкой спихнули со ступеней, он упал, выронил свою драгоценную ношу… Я пристально вгляделся в машину. Нет, не вижу отсюда герб семьи. А жаль, хотелось бы запомнить этого любителя праведности. И непременно нанести визит, чуть позже.

Вижу, как кривятся в презрении губы у мужчины при взгляде на меня. Ну да, неприятное зрелище. Оно меня и защищает от внимания таких, как он.

— Развели всякую нечисть, — шипит мужчина, проходя мимо. — В прежние времена…

Дальше я не услышал. Впрочем, догадался. В прежние времена таких, как я и тот мужчина с девочкой в храм чистоты даже не пустили бы. Да такие и сами старались держаться подальше, ведь единственное милосердие, которое мог оказать для калек чистый бог — это распылить, чтоб не мучились. В прежние времена больным и увечным не было места возле храма. Их не пустили бы даже на территорию, обнесенную ажурной, позолоченной оградой. Послушники не позволили бы ноге запятнавшего свою чистоту даже коснуться белого мрамора двора, не то, что сидеть на ступенях.

Теперь чистые вынуждены проявлять больше доброты. Давать шанс даже таким отбросам общества. Священная книга, — а у них даже такая теперь есть! — говорит, что даже нечистый имеет шанс вернуть чистоту. Надо бы, кстати, изучить. Интересно. Кажется, до них дошло, что у единого бога обязательно должен быть враг, иначе трудно объяснить беды, которые падают на голову народа не иначе как попущением их великолепного и всемогущего покровителя.

Народу уже много, а двери храма всё не открываются. Того и гляди, начнутся драки и потасовки за место на ступенях. Те, у кого чуть больше сил, будут стараться вышвырнуть совсем ослабевших конкурентов, а благополучные сограждане будут брезгливо смотреть на эту возню, но не посмеют одернуть обезумевших от жажды очиститься, тем более, им самим не нужно сражаться за возможность увидеть пречистого. Говорят, тем, кто заранее внес специальное пожертвование, место в храме и так обеспечено. Самые уважаемые и состоятельные граждане встанут в трансепт^[10], другие, смогут смотреть на пречистого с центрального нефа^[11]. Обычные горожане расположатся в области боковых нефов. Те же, кто сейчас злобно смотрит на соседей и пытаются сохранить за собой место на ступенях могут рассчитывать только на бесплатный атриум^[12]. В нем количество мест не ограничено — сколько сможет вместить помещение, столько и впустят. Остальные могут попытать счастья в других храмах города, вот только ни в одном из них праздничную проповедь не читает святой подвижник де Айяла, а, значит, и шансов на исцеление гораздо меньше.

Шанс очиститься должен быть у каждого. Вот только вмешиваться в разборки рвущих свой шанс людей никто из служителей бога не собирается. Правило только одно — ни одна капля крови грешников не должна осквернить белые плиты камня. И оно соблюдается неукоснительно. Рискнувший нарушить заповедь будет наказан, и наказание это таково, что даже потерявшие последние остатки человечности, боятся самой мысли о том, чтобы нарушить правило. Потому потасовки, которые неизбежно случаются в дни праздников, никогда не выходят за рамки.

Соседи даже мной брезговать перестали, так что мне тоже пришлось побороться за право послушать проповедь. Мне без труда удается сохранить занятое место, ведь я только изображаю больного и немощного, в отличие от тех, кто действительно пришел в поисках чуда. Достаточно отвадить пару самых настойчивых, вытолкнуть их на истертую тысячами ног дорожку прохода, которая, конечно, должна оставаться свободной, и остальные претенденты обо мне забывают, лишь изредка бросая злобные взгляды. Никому не хочется потерять свой шанс, ведь тем, кто встал на проход раньше времени, дюжие послушники аккуратно и вежливо помогают спуститься и встать в начало очереди, которая с каждой минутой все длиннее. Других конкурентов, столь же сильных и наглых, как я, поблизости не наблюдается. Говорят, тот, кто займет место в атриуме без настоящей нужды, будет проклят. Желающих нет, кроме меня. А я проклят уже столько раз, что бояться мне нечего. Да и с проклятиями у меня свои отношения.

Я лениво наблюдаю за тем, как всё сильнее, всё нетерпеливее волнуется народ. Минута за минутой. И вот, наконец, время приходит. Где-то наверху красный луч заходящего солнца скользит по шпилю, все выше и выше. Я не вижу этого, но чувствую всей сутью тот момент, когда свет падает на первое из сложной системы зеркал, встроенной в шпиль. И в один момент ставшие уже неприлично длинными, тени вдруг исчезают. Монолит здания, будто переняв свойства светила начинает испускать лучи во все стороны, блестит красноватым закатным светом так, что больно глазам тех, кто смотрит на него со стороны.

И в этот же момент позолоченные двери распахиваются во всю ширь, открывая жадным взорам внутреннее убранство храма. Феерия света. Кажется, здесь нет места не только тени. Ни одного оттенка другого цвета, кроме белого. Это подавляет и угнетает. Свет сотен электрических ламп столь ярок, что глаза не сразу могут привыкнуть, каждый заглянувший внутрь на несколько секунд опускает глаза, склоняет голову не в силах видеть это сияние. Так и должно быть. Каждый должен почувствовать себя крохотным пятном грязи внутри этого сияния чистоты. Ощутить свою ничтожность и всей душой стремиться к тому, чтобы очиститься. Или исчезнуть, дабы не пятнать своим существованием величие и славу тех, кто владеет жизнью и смертью всего сущего.

Те, кто стоит на ступенях храма немного смотрят внутрь, не смея войти. Наша очередь наступит позже, когда те, кто купил себе место ближе к алтарю, займут свои места. Наконец, поток благополучных горожан закончился и мутная волна увечных, убогих и больных хлынула в сияющие чертоги храма чистоты. Через несколько минут двери за нами закрылись, отсекая тех, кому не повезло остаться снаружи. Толпа собралась такая, что вздохнуть невозможно. Даже там, в трансепте и нефах, люди стоят плотными рядами, что уж говорить об атриуме! Здесь сложно дышать, и вовсе не от запаха, исходящего от большого количества нездоровых людей. Свет, заполняющий храм будто выжигает зловоние, так что воздух чист и прозрачен. Даже обладатель самого чувствительного обоняния не нашел бы здешнюю атмосферу неприятное, вдохнув полной грудью. Только это невозможно. Люди стоят так плотно, что силы мышц просто не хватает, чтобы сделать вдох. Но никто не возмущается. Никому нет дела, потому что уже скоро случится чудо. Уже скоро кому-то повезет.

Возможностей увидеть горнее место и алтарь не так много, но я справился. Пришлось выпрямиться во весь рост, но никто в такой толпе не обратил внимание на внезапно подросшего в росте фосфорного калеку. А проповедь уже была в самом разгаре. Голос Мигеля де Айяла, глубокий, бархатистый, будто обволакивал, заставлял забыть о мирских делах и сосредоточиться на душе.

— Помню, когда я только встал на путь чистоты, я не раз задавал себе вопрос: как же так? Почему вообще мог появиться нечистый? Ведь бог наш, всеведущ и всемогущ, как он мог допустить появление врага? Почему он до сих пор не вычистил скверну? Я был молод и глуп, но у меня был наставник. И наставник спросил меня: «Скажи, Мигель, когда ты видишь скверну, когда ты видишь грязь, какие чувства у тебя возникают?»

И я ответил:

«Конечно, я стремлюсь их уничтожить. Очистить все грязное, люди смогли приблизиться к богу». «А если бы ты не видел грязи, если бы ты не видел скверны, Мигель, ты бы мечтал о чистоте?» «Зачем, если все и так хорошо?» — удивлялся я.

«Вот и ответ на твой вопрос», — сказал тогда мой уважаемый наставник. «Если бы скверны не было, люди не ценили бы чистоту. Скверна — это напоминание, это компас, который помогает нам видеть, как быть должно, к чему нужно стремиться, и от чего следует избавляться со всем возможным рвением. Люди — не совершенные твари. Нас создали из грязи и глины другие, древние боги, жалкие и отвратительные перед ликом властителя нашего, но когда он пришел и поверг их, он взглянул на их творения, прозябающие во тьме и мерзости, и в великодушии своем решил дать шанс. Он дал нам возможность увидеть, как он велик и прекрасен, и как отвратительны и несовершенны люди. Он дал нам цель, и теперь только от людей зависит, сможем ли мы оправдать доверие бога, сможем ли мы очиститься! Но не все поняли Его замысел. Люди вспоминали старых богов, люди взывали к ним, в надежде, что они вернутся. Мы, мальчик мой», — говорил мне наставник, — «неблагодарные твари. Мы не оценили великодушия бога нашего, мы захотели себе других, старых богов. И тогда он вернул их нам. Он вернул всех старых богов, он дал им подобие жизни, Он сплавил их в единое целое, и сказал — вот ваши боги. Вы хотели их — и я их вернул. И люди ужаснулись, потому что увидели мерзость и грязь, услышали вой и вопли единой сущности тех, которые нас создали. Наш бог мудр. Нечистый стал напоминанием для нас. Теперь мы видим, от чего нас спас наш бог, видим, чего мы должны бояться. И теперь мы не хотим Нечистого, да только Чистый — не слуга людям. Теперь мы сами — мы, все, каждый из нас, должны повергнуть его, чтобы доказать нашему богу, что поняли его и действительно хотим присоединиться к нему в чистоте»

Так сказал мне мой наставник. И с тех пор я еще яростнее, еще ожесточеннее борюсь со скверной, где только ее ни увижу. Я уничтожаю слуг нечистого, я вычищаю по мере сил скверну, которая прорастает в людях. Нечистый силен. Для нас, для людей силен, и многие соблазняются его силой. Делом жизни моей я считаю уничтожение скверны, и делом жизни каждого кто в этом храме, и каждого, в этом городе и в этой стране, и в других пределах!

Я несовершенен. Я нечист. Да-да, люди, я недостаточно чист даже для того, чтобы бог наш попирал мое лицо, но я каждый день делаю маленький шаг, чтобы очиститься. Мне отвратительна мысль о той грязи, что во мне еще осталась, и я всеми силами стремлюсь избавиться от нее. И я знаю, что каждый из вас поступает так же. Наше несовершенство мешает нам, мы совершаем ошибки. Порой мы забываем о необходимости блюсти чистоту, и падаем в грязь, но нужно каждый день, каждую минуту стремиться исправить свои ошибки. Очиститься. Жаль, что не все следуют моему примеру. Есть и такие, кто вовсе отвергает чистоту. И это непростительный грех. Ошибиться может каждый, но не сознательно отвергать бога. Такие не заслуживают прощения. Такие не заслуживают жизни. И очень важно вычищать тех, кто порочит своим существованием весь человеческий род, ведь по поступкам одного, судят о многих. Мы должны показать нашего бога, что все, кто его отверг — отвергнуты нами. Мы должны уладить его слух их криками, и мольбами о пощаде, только тогда мы сможем заслужить прощение за тех, кто своим грехом бросил тень на всех нас.

Толпа, увлеченная проповедью, смотрела только на оратора. Поэтому никто не заметил, как из ризницы вывели совсем молодого юношу, почти мальчишку. Он был обнажен, если не считать тяжелых кандалов, сковывающих руки и ноги. Монахи грубо толкнули грешника к алтарю, а когда он споткнулся, растянувшись у подножия жертвенника, грубо вздернули на ноги и швырнули на камень. Парень двигается с трудом. Тело как будто истощено, на коже видны язвы, некоторые из них кровоточат. Ничего, эта кровь мёртвого чистого бога не оскорбляет. Не уверен, что он что-то соображает от боли. Я заметил, как по лицу де Айяла скользнула тщательно скрываемая тень недовольства. Перестарались монахи. Вид врага должен вызывать ненависть, а не жалость. Кому-то после проповеди не поздоровится. Ах да, если у меня все получится, им будет не до этого.

Сегодня грешнику снова напомнят, что такое боль, попытаются очистить плоть и душу. Каждый следующий день будет для него все более ярким, пока, наконец, очищенная душа и тело не воспарит в высь, чтобы соединиться с богом — такова официальная версия происходящего. Говорят, когда практику публичного очищения только ввели в прошлом году, монахи иногда ошибались и жертва умирала раньше запланированного. Полагаю, им это не нравилось — кому будет приятно упустить крохи силы, отпустить пленника в посмертия раньше, чем он отдаст всю энергию? Теперь представители церкви чистоты редко ошибаются, и уж если берутся за какую-то работу, делают ее со всем прилежанием. И каждая служба — настоящее театральное представление. Это престижно и к тому же очень увлекательно — чужие мучения многим кажутся любопытным и поучительным зрелищем.

Речь пречистого Мигеля де Айялы подходит к концу. Ритуал очищения вот-вот начнется. Огромная электрическая лампа уже опускается на толстых тросах к самому алтарю. На свою беду юный грешник именно в этот момент приходит в себя — только для того, чтобы увидеть опускающуюся к самому лицу гигантскую полусферу. Интересно, сколько раз ему доводилось видеть подобные ритуалы со стороны? С того места, где я стою, не увидеть лица жертвы, но по его позе понятно — он знает, что произойдет дальше. Где-то внутри стеклянной полусферы начнет разгораться яркая точка. Сначала едва заметная взгляду, она будет становиться все ярче, все сильнее. Свет станет таким сильным, что даже со стороны станет трудно на него смотреть. Было бы и вовсе невозможно, если бы не пречистый Мигель де Айяла. Святой подвижник настолько близок к богу, что свет не приносит ему вреда, наоборот, он придаст ему еще немного сил, сделает еще чуть сильнее. И не так сильно будет жечь обычных людей. Возможно, когда проповедник напитается этой силой света, силой чистоты, он щедро поделится ею с одним случайным человеком из толпы.

Лампа продолжает опускаться, все присутствующие в храме жадно глядят на происходящее, в ожидании, когда начнет вершиться чудо. Только я не слежу за представлением. Я даже глаза закрыл, в попытке найти, заметить, почувствовать хоть какую-то зацепку. Мне нужен, необходим какой-то изъян. Пусть крохотный, пусть совсем незаметный, но изъян, а уж я смогу им воспользоваться. Я не вижу, как люди в едином порыве наклонились вперед, боясь упустить хоть одну деталь представления. Даже те, кто стоит в атриуме. Даже сам Мигель де Айяла, который, конечно, сотни раз участвовал в ритуалах, жадно подался вперед, ближе, боясь упустить хоть каплю силы, что вот-вот польется из электрического солнца.

Я двигаюсь вслед за толпой, но глаза мои закрыты. Я все еще не нашел того, что ищу. Механизмы совершают последний рывок и фонарь, чуть провалившись, занимает свое место. Вот оно! Толстая, многотонная линза очень надежна, как и тросы, к которым она прикреплена. Здесь всё пропитано чистотой, и мне трудно оперировать своим даром. Однако любой материал со временем устает. Эта линза уже старая. Каждый день она загорается на несколько часов, чтобы вычистить скверну из очередного грешника. Каждый день лампа опускается к алтарю, с небольшим рывком в конце. От сильного нагрева в стекле неизменно появляются крохотные, незаметные никаким взглядом трещины. Они почти никак не влияют на прочность стекла. Накапливаются одна за другой, чуть-чуть увеличиваются, сливаются между собой. А рывки тросов еще немного увеличивают то, что не закончил нагрев. Ничего удивительного, что однажды, трещинки соединяются между собой, и внешне совершенно целая линза становится чуть менее надежной. Мне этого достаточно. Сквозь прикрытые веки сочится красноватый свет — тонкая кожа не в силах отсечь тот поток, что сейчас изливается на прихожан. Становится будто чуть-чуть теплее. Это ложное ощущение — слишком далеко до эпицентра. Но вот там, возле лампы, и особенно внутри нее, температура действительно высока. Газ расширяется, ищет выход… и находит. Хлопок… Даже не хлопок, настоящий взрыв! На секунду лампа вспыхивает в сотни раз ярче, даже сквозь закрытые веки я ослеплен. Тем, кто смотрел на ритуал пришлось гораздо хуже, но мне наплевать. Главное, что вой жертвы, все сильнее нараставший последние несколько секунд резко оборвался. Тело, нашпигованное десятками тысяч осколков, не может кричать.

Зато начинают кричать другие. Только тогда я рискую приоткрыть глаза — и едва сдерживаю ругательство. Пречистый Мигель де Айяла стоит посреди брызжущей кровью и воплями толпы совершенно невредимый. Сквозь растерянность на лице его проступает брезгливость пополам с разочарованием. Да, он не ожидал такого финала. Ритуал очищения сорван, чуда не произошло. Люди не получат подтверждения веры, а сам Мигель де Айяла не сможет пополнить силы жизнью очередной жертвы. Товарищи пречистого будут недовольны. Да и я недоволен — надеялся на другой результат! Мигель де Айяла цел и невредим. Ни один осколок не коснулся не то что кожи, даже одежды пречистого! Вся мощь взрыва оказалась направлена на тех, кто был ближе всего — отступника и палача. От несчастного грешника мало что осталось. До первых рядов паствы долетела меньшая часть осколков, но многие в крови, катаются по полу, воя от боли и разбрызгивая кровь. Пречистый даже не запачкал свои белые одежды.

Ладно, это не важно. Главное, я выполнил заказ, и несчастный больше не будет мучиться. Надеюсь, Конрут будет доволен, а не возненавидит меня за убийство сына.

Первый шок проходит, и прихожанами начинает овладевать страх. Люди не понимают, что произошло, но видят кровь и слышат крики. Люди начинают бежать, все разом, самые напуганные расталкивают соседей, пытаясь пробраться к выходу. Начинается давка. Я слыша, как где-то за спиной пречистый пытается успокоить толпу, но сейчас их не остановило бы даже божество, приди ему идея явиться в храм. Ворота распахиваются, и толпа выплескивается на ступени храма. Я иду вместе со всеми, не пытаясь выбраться на простор. Необходимо выбраться за ограду храма, пока чистые не пришли в себя.

Покинуть храмовый двор удалось без труда — с такой-то толпой! Если и пытался кто-то остановить паникующих, это было незаметно. А вот потом стало сложнее. Люди, выбравшись из тесного дворика, начали разбегаться в разные стороны, а навстречу уже стекались жандармы. Пока поодиночке, но можно было не сомневаться — скоро их тут станет больше, чем гражданских. Днем было бы проще — любая паника привлекает народ, так что уже сейчас помимо карабинеров сюда спешили бы любопытствующие. Достаточно было бы укрыться на пару секунд где-нибудь в подворотне, и вот, я уже не один из нарушителей порядка, а простой обыватель, совершенно неинтересный представителям власти. Впрочем, я и без того должен справиться. Пробегая мимо переулка, я юркнул за угол и сменил образ. Фосфорный калека исчез.

Глава 23

В этот раз, для разнообразия, нацепил личину аристократа. У меня даже документ подходящий есть. Один из тех новых паспортов с фотокарточкой, на имя доминуса Растуса из рода Авдикий. Это не прихоть, просто меньше вероятность, что меня захотят остановить, скажем, жандармы. Или что станут слишком серьёзно проверять. Переодевался в том уже знакомом переулке. Заодно посматривал, как там дела на площади. А там всё было по плану. Народ разбегался из церкви, кое-где мелькали белые рясы монахов. Остро захотелось вернуться и попытаться всё-таки добить этого де Айялу. Ещё и приставку к имени взял, как у северных народов. Это нынче у всех чистых так, видимо, чтобы подчеркнуть своё привилегированное положение. Монахов и так всех зовут доминусами, как аристократов, но им этого мало. Нужно же как-то показать, что они ещё выше по статусу, тем более теперь, когда репутация вроде как пошатнулась.

Разумеется, я не позволил себе такую слабость. Нет, подозреваю, рано или поздно нам с Мигелем придётся схлестнуться. И довольно скоро. Даже я, со своей не слишком развитой чувствительностью, почувствовал, какая от него исходит мощь. Так сильно меня не пробирало даже рядом с иерархами. Только убивать его я буду на своих условиях, а не сейчас, когда все козыри на стороне чистых. И, пожалуй, мне стоит поторопиться, не то я рискую всё же встретиться с ним раньше времени. Фигура в ослепительно чистых одеждах приковала к себе взгляд. На фоне разом лишившегося всего освещения храма, де Айяла как будто светился, каждое его движение было ярким и чётким. Вот он остановился, обвёл взглядомприлегающее пространство. На секунду мне показалось, что его взгляд остановился на мне. Вряд ли он видел меня, но что-то почувствовал — это точно, потому что решительно двинулся в мою сторону, одновременно раздавая указания кому-то рядом с собой.

Паника, между тем, уже выплеснулась за пределы храмовой площади. Жандармов пока не видно, но, уверен, скоро появятся. Нет, сейчас эта встреча будет для меня лишней. Я успокоил окончательно дыхание, и не торопясь, двинулся прочь из переулка.

После заката прошло меньше часа, но уже темно — даже фонари не спасают. Как и договаривались с «подельниками», направился к месту, где меня ждёт Кера. После заката резко похолодало. В свете газовых фонарей мостовая чуть поблескивала от влаги — это туман, еще не растоптанный множеством ног, покрыл холодные по ночному времени камни. Шаги мои гулким эхом отдавались от стен домов. Забавно. Ближе к центру города никогда не бывает так тихо, но здесь — рабочий район, и люди предпочитают ночью спать. Однако очень скоро тишина была нарушена. Сначала шумно стало на параллельной улице — какие-то крики, чьи-то команды. Нетрудно догадаться, что происходит — чистые спохватились, и теперь пытаются переловить всех, кто разбежался из храма. Ну и заодно вообще всех, кто попадётся под руку.

Нужно отдать должное чистым — поиск развёртывался гораздо быстрее, чем я удалялся от места преступления. Как им такое удалось организовать — решительно непонятно. Когда мне навстречу попалась группа из чистого монаха и пятёрки жандармов, едва удалось сдержать удивление. В самом деле, как они так быстро? Неужели придумали какой-то способ связи?

На меня, конечно, обратили внимание. Не то чтобы я сильно выделялся, просто прохожих, кроме меня, на улице не было.

— Доброй ночи, доминус. Простите за беспокойство, не могли бы вы предъявить документы? — спросил меня лейтенант. Не монах, вот что удивительно. Последний молчал, но смотрел очень внимательно и даже, показалось, принюхивался.

— А что случилось? — слегка недовольно ответил я, доставая паспорт.

— Несколько минут назад в храме чистоты Трастевере, что на площади с фонтаном, случилось ужасное преступление, — ответил лейтенант. — Мы ищем злоумышленников. Кто-то воспользовался манном, чтобы разрушить храмовый алтарь и убить прихожан, доминус Растус.

— И вы подозреваете меня? — возмутился я.

— Он использовал манн недавно, — проскрипел монах.

— Да, использовал! — пожалуй, пора возмущаться. — Что с того? Это запрещено? Я постоянно использую свою способность!

— Не могли бы вы пройти с нами, доминус Растус? — жандармы начали расходиться по сторонам, перекрывая мне отход, а монах поднёс ко рту какое-то устройство или амулет, и что-то туда зашептал. Точно связь есть.

— Я не желаю менять свои планы только из-за того, что меня заподозрили в какой-то ерунде! — я начал заводиться. — На каком основании меня арестовывают⁈ Только оттого, что я недавно использовал манн⁈

— Доминус Растус, мы вас не арестовываем, — вежливо ответил лейтенант. — Лишь просим пройти с нами, мастеру — дознавателю, дабы выяснить все обстоятельства. Если вы не имеете отношения к происшествию, мы постараемся компенсировать потерянное время и нарушенные планы, и уж точно принесём свои глубочайшие извинения, однако, прошу, не отказывайтесь. Мы обязаны вас подозревать, это наша работа. К тому же проверка не займёт много времени. У чистых братьев есть специально обученные специалисты, которые могут почувствовать, причастны ли вы к преступлению.

Я задумался идти с ними, или нет. Очень интересно было посмотреть на этих специалистов. Каким образом он собирается выяснять мою причастность? Прочитает особенности дара? Или почувствует ложь? Может, почует, был ли я в церкви?

С другой стороны, это опасно. Уходить сейчас проще, пока вокруг не так много врагов. Хотя… — я краем глаза заметил, как жандармы перемигиваются между собой и дают какой-то знак. Взгляд одного из синемундирников метнулся в конец улицы. Похоже, очень скоро здесь появится подмога.

— Хорошо, я пойду с вами. Но имейте ввиду, компенсацию я потребовать не постесняюсь. Я не нищий, которому нужны подачки, но такое поведение должно быть наказано!

Будем, получается, гнуть свою линию. Я — мелкий аристократ из рода, испытывающего сложные времена. Ради «компенсации» даже готов поступиться своими принципами.

На лице жандарма отразилось облегчение и понимание. Лейтенант, кажется, даже расслабился немного, поняв, что перед ним пустышка, все мысли которого о том, как бы свести концы с концами. Нынче среди аристократов таких много. Впрочем, и раньше такое было не редкость — вот хоть нас с родителями взять. Я вдруг понял, что мне этот синемундирник нравится. Откуда они такие сообразительные? И ведёт себя достойно — вежливо, но твёрдо. Пожалуй, мне было бы даже жаль его убивать, если бы пришлось.

Меня повели обратно, к церкви. Нехорошо. Встреча с де Айялой сейчас была бы очень некстати. Сомнения в том, правильно ли я поступаю, пришлось подавить на корню. Раз уже решил — значит иду. Информация о новых способностях чистых лишней не будет и стоит риска.

В саму церковь возвращаться не потребовалось. Прошло меньше часа с тех пор, как я устроил переполох в храме, а на площади уже развёрнуто что-то вроде штаба. Несколько столов, за которыми опрашивают отловленных пострадавших монахи. Видимо, те самые, специально обученные. Монахов вообще много, как и жандармов — последних нагнали больше пятидесяти только сюда, для охраны, и ещё неизвестно сколько бродит по окрестностям, отлавливая подозреваемых. Де Айялы не видно. Интересно, где он? Бросился искать убийцу, или ему просто не слишком интересны результаты расследования?

Перед мастерами — дознавателями в белых одеждах образовалась очередь, на всех её не хватает. Мне в ней стоять не пришлось — провели без очереди. И даже перед другими доминусами, отчего те пришли в ярость и начали громко возмущаться. Идиоты. Значит, меня всё-таки подозревают. Ну что ж, посмотрим, как они будут меня проверять. Вырваться отсюда, в случае чего, я смогу. Правда, жертв будет много.

— Доминус Растус, я ещё раз должен сказать, что вас ни в чём не обвиняют. Вас подозревают в той же мере, как и прочих присутствующих. Это лишь проверка. Ещё раз приношу свои извинения за доставленные неудобства.

Надо же, какой говорливый монах — дознаватель. Обычно они предпочитают молчать или отдавать приказы.

— Вы лжёте, — ответил я. — Если бы меня подозревали в той же мере, как и прочих, я бы сейчас стоял в той же очереди, что и вон те доминусы, — я кивнул головой на продолжавших возмущаться несправедливостью аристократов. Был среди них и тот, которого я постарался запомнить. Голос я не понижал, так что мои слова были услышаны. Кажется, до них дошло — вон как притихли!

— Доминус Растус, это лишь следствие того, что вы недавно использовали свой манн, — ответил чистый. — Вы не могли бы поделиться для чего, и какого эффекта ожидали?

— Прямо здесь? При всех? Вы издеваетесь?

Чистый терпеливо вздохнул:

— Хорошо, мы можем обойтись и без этого. Дайте мне свою руку.

— Сначала скажите, что собираетесь делать.

— Лишь проверю ваши слова. Для начала я попробую выяснить, есть ли на вас кровь чистых братьев. На том, кто убивает последователей чистоты, остаются следы.

«И много в этот раз чистых убили? — подумал я. — Врёшь, монах». В слух говорить не стал. Я ведь утверждаю, что меня не было на месте происшествия, так что не могу знать, были ли там убитые чистые или нет.

Я взял его за руку. Хрен с тобой, золотая рыбка. Хочешь что-то почувствовать? Пожалуйста. Только это ведь в обе стороны работает, и я тоже постараюсь понять, что он там проверяет. Чистый, глядя мне в глаза начал задавать вопросы о том, как я провёл последние несколько часов, но тут же прервал сам себя.

— Доминус Растус, я не вижу на вас печати чистоты! — в голосе звучало удивление и недоверие.

— Понятия не имею, что это такое, — честно признался я.

— Доминус Растус, вы не приносили клятву чистому богу?

— Нет, не приносил.

— Как это возможно?

— А что не так? — удивился я. — Насколько я помню, в республике до последнего времени было запрещено поклоняться иным богам, кроме чистого, но не было обязательно поклоняться ему. Я где-то нарушил правила?

— Вы правда не являетесь последователем чистоты? — чистый с трудом сдерживал отвращение. — Вы не любите чистого бога?

— Не являюсь, — кивнул я. — Я никак не отношусь к чистому богу. Я не могу его любить или не любить.

Ну, почти не соврал. Теперь, когда он мёртв, мне на него наплевать.

— Омерзительно! Вы… неблагонадёжный! Грязный еретик!

— Неблагонадёжные кварталы ликвидированы за отсутствием тех, кто должен там жить. Об этом было объявлено в газетах, — пожал я плечами. — Еретиком я не являюсь, поскольку не проповедую иных религий. Что вы от меня хотите! Грязным — тем более, поскольку я сегодня мылся.

— Я хочу, чтобы вас не было, — прошипел монах, с отвращением отталкивая мою руку, за которую до сих пор держался. — Я не могу прочесть ваше прошлое, соответственно, не могу определить вашу причастность к происшествию, как и не причастность. Вы будете задержаны до выяснения обстоятельств иными методами. Жандармы! Этого… — он явно хотел сказать что-то оскорбительное, — доминуса препроводить в тюрьму. Он подозревается в нападении на храм, но требуется дополнительное расследование традиционными методами.

Вот тут я прокололся. Тот тип, которого я отыгрывал, должен был начать возмущаться, орать и топать ногами, требовать компенсации и уважительного отношения к доминусу, однако я так обрадовался тому, что услышал, что вышел из образа. Слава богам, на это никто не обратил внимания.

— Как скажете, — хмыкнул я, всё ещё переживая удовлетворение от услышанного. Это же как повезло! Да, они могут определить, применял ли я манн, но больше — ничего! Их хвалёные дознаватели ничего не могут про меня узнать, потому что я никогда не клялся их богу, ни разу не проходил никаких обрядов. Я не принадлежу их религии. У чистых надо мной нет власти!

Безусловно, можно обойтись и традиционными методами, о которых говорил чистый дознаватель. Если меня обыщут и допросят, подозрения только усилятся. Хотя какой там усилятся. В сумке у меня на плече лежит комплект обносок, в котором я был в церкви, кое-какая косметика. Достаточно опросить всех присутствующих, чтобы найти прихожанина, которого так и не нашли — кто-то да видел, кто-то да запомнил. А потом сравнить описание с этой одеждой. Однако всё это не важно. И тюрьма меня не пугает — дождусь, когда немного успокоятся, и уйду. Организовать нормальное расследование не так просто, как посадить нескольких идиотов со способностью читать прошлое.

Но как они изменились! Раньше никто и не подумал бы отправлять меня в тюрьму. Просто отправили бы на алтарь к чистому и выбили признание. А то и вовсе не стали бы искать виновного. Слишком осторожно действуют, и это не очень хорошо. Прежние чистые просто уничтожили бы всех прихожан, находившихся в церкви и, возможно, ещё тех, кто просто проходил поблизости, и даже не стали бы заморачиваться с расследованием. А теперь даже такого, как я, «грязного еретика», всего лишь отправляют за решётку «до выяснения».

В тюрьму меня доставили с комфортом, на локомобиле. Это удачно — если Кера и Доменико не найдут меня на оговорённом месте встречи, могут что-нибудь натворить в попытках выяснить мою судьбу. Впрочем, Кера же чувствует, что со мной всё в порядке, так что должна, если что, удержать брата от необдуманных действий. Но в любом случае хорошо бы поторопиться. Не стоит заставлять родных и близких нервничать лишний раз.

Камеру мне предоставили удобную, даже, наверное, повышенной комфортности. По крайней мере отхожее место находилось в углу, за занавеской, и это было не ведро какое-нибудь, а вполне приличный унитаз. Койка, опять же! Не просто доски, а железная кровать, как в больнице, ещё и какой-то матрас сверху брошен. Настоящий номер люкс, ничего не скажешь. Дверь тоже, к слову, надёжная — железная, с решёткой на уровне лица. Запирается на надёжный металлический засов снаружи. Такую только тараном выбьешь. Ну, или если локомобилем дёрнуть. Относились крайне уважительно. Не обыскивали, спросили только, есть ли оружие, и, когда я показал револьвер, попросили отдать патроны. Ну просто сказочный сервис!

— Железные решётки мне не клетка, и каменные стены не тюрьма, — пробормотал я, сосредоточившись на двери, как только шаги конвоиров за стеной стихли. В жандармерии по ночному времени было пустовато. Те, кто меня сюда привёл, отправились обратно к месту происшествия, а здесь встречал сонный охранник и больше я официальных лиц не заметил.

Жаль, что я не вижу ни петель, ни засова. Из-за этого приходится работать немного грубо… надеюсь, здесь нет дежурного чистого с чувствительностью к манну. Впрочем, я стараюсь как можно точнее локализовать воздействие — полагаю, в этом случае почувствовать мои проклятия сложнее. Вообще, после возвращения из Тартара, мне стало гораздо проще пользоваться своими способностями. Намного проще. Как будто улучшился контроль, или, может быть, у меня добавилось сил. Раньше мне приходилось напрягаться, чтобы проклясть, а теперь приходится наоборот, контролировать себя, чтобы случайно не испортить жизнь тому, кому я не желаю ничего плохого. Например, однажды, Гавриле пришлось месяц выводить язву с языка, когда я во время какого-то спора ляпнул «типун тебе на язык».

Дверь долго сопротивляться воздействию не смогла. Посчитав, что с неё хватит, я осторожно толкнул её, и тут же сдавленно чертыхнулся. Петли лопнули одновременно, так что полотно начало проворачиваться вокруг засова, толкая меня в ноги нижней частью. Засов, впрочем, тоже долго не выдержал такого издевательства, и отломился. Пришлось, пыхтя и скрипя зубами медленно опускать стальную дуру на пол, чтобы не загреметь. Всё равно, конечно, нашумел. Подождал немного, когда кто-нибудь явится на шум, но так и не дождался. Ну, будем надеяться, это из-за того, что мне повезло, а не потому что охранник собирает отряд, чтобы успокоить беглеца.

Глава 24

Выбраться из тюрьмы оказалось на удивление просто. Расслабились они тут за относительно спокойный год. Нужно было вместо обычного охранника сажать чистого — тогда пришлось бы уходить громко, а так я просто подкрался к дремлющему жандарму, легонько тюкнул его по башке, и спокойно вышел. Даже патроны к револьверу забрал, чисто из хулиганских побуждений.

Ещё один аргумент в пользу Доменико, который уже сомневается, нужно ли продолжать войну с чистыми. Если бы я не знал, к чему всё идёт, я бы тоже засомневался. Ведь по факту всех всё устраивает. Чистые нынче не слишком лютуют. Да, кого-то приносят в жертву. Однако пока они обходятся единицами, массовых гекатомб не устраивают. Явно научились растягивать «удовольствие», получать как можно больше с каждого несчастного. Впрочем, дело ещё в том, что их жадного и расточительного бога больше нет, а люди всё-таки более экономны. Однако аппетит приходит во время еды, не нужно быть профессором социологии, чтобы понимать — чем больше власти, жертв, и силы, тем больше хочется. Скоро всё вернётся на круги своя, и народ опять взвоет. Это пока всем плевать, кроме самих жертв и их родственников. Когда на алтаре не ты, да ещё имеешь шанс получить от жертвы исцеление всех болезней, быстро забываешь о том, что это плохо и аморально. Да что там говорить, некоторые из низвергнутых нынче в Тартар, тоже любили человеческие жертвы. Не слишком часто. Даже, скорее, в виде исключения, да и к выбору подходили более тщательно — в основном резали таких преступников, которым в любом случае светила казнь. Но это не важно. Важно, что граждане чисто психологически не видят большой проблемы в жертвоприношении. Если бы чистый бог действовал так, как сейчас его последователи, возможно до сих пор был бы жив и процветал. Впрочем, если бы он не был таким наглым и напористым, вряд ли он смог бы победить своих соперников.

Моё решение не изменилось. Я считаю, что чистых надо уничтожить. Даже если пока они устраивают большинство народа. Да и в сенате неплохо бы провести чистку. Впрочем, последнее мне не важно. Я не интересуюсь политикой, больше по религии.

Кера и Доменико уже меня ждали. Брат уже здорово нервничал.

— Диего! — воскликнул парень, как только я вошёл в квартиру, в которой мы должны были встретиться. — Что случилось⁈ Почему ты так задержался?

— В тюрьме сидел, — отмахнулся я. — Ничего страшного.

— Ну вот, я же говорила, что всё с ним в порядке! — добавила Кера.

— Ох, а я-то уже себе напридумывал… стой! — опомнился брат. — В каком смысле в тюрьме⁈

Я пересказал всё, что со мной случилось, выслушал возмущения Доменико — он посчитал, что я слишком сильно рисковал.

— Ты должен был прорываться, как только тебя попытались остановить! — пенял мне кузен. — А если бы там был этот Айяла? Говоришь, он силён?

— Да. Меня при взгляде на него до печёнок пробирает. Иерархи так не пугали. Не понимаю, как он ухитрился так усилиться?

— Я про него кое-что выяснил за сегодня, — поделился Доменико, — Он один из немногих монахов, оставшихся в живых после смерти бога. В основном выжили послушники. Весь год он только и делает, что читает проповеди и приносит в жертву богу «преступников». На его счету больше сотни. И целых пять чудесных исцелений. Люди его любят. Некоторые молятся ему, как богу. Кера говорит, это сказывается.

— Искренняя любовь и почитание гораздо эффективнее, чем страх, — пожала плечами девушка. — Даже я, когда выступаю на сцене, получаю больше, чем если бы привела к гибели какого-нибудь бедолагу. Смертные охотно делятся своей силой с теми, кого любят, это естественно.

— Тогда почему он не пользовался этой возможностью раньше? Я про чистого бога?

— Потому что эту силу труднее получить. Потому что страх тоже эффективен. Потому что безусловная власть для многих приятнее, чем та, которую получили за что-то, приложив какие-то усилия. И ещё, сила, полученная от гибели и страха, гораздо легче использовать, чтобы приносить гибель и страх. Долго объяснять, вы, смертные, не поймёте всех нюансов. Просто запомните, что добывать себе могущество бог может разными способами. У каждого из них есть свои плюсы и минусы. Кто-то старается соблюдать баланс, как это делала Геката, например, другие до последнего подыгрывают смертным, как Афродита. Но есть и те, кто предпочитает выбивать своё силой. Давить на смертных, пока из них не потечёт вкусный сок. Я тоже раньше так делала. Хотя у меня и выбора не было — старшие бы не позволили.

— Ладно, — вздохнул я. Не хотелось этого говорить, но так будет несправедливо по отношению к Доменико. Да и вообще к семье. — Брат, если ты считаешь, что чистых лучше больше не трогать — я пойму. Я сам вижу, что сейчас они уже не такое безусловное зло, как были год назад.

— Но сам ты продолжишь войну? — уточнил Доменико.

— Да. Я давал клятву, себе, прежде всего. Даже не так. Клятву можно считать исполненной — все, кого я хотел убить, уже убиты. К сожалению не лично мной, но это не важно. Просто я уверен, что чистым в нашем мире всё равно не место. Думаю, они не успокоятся. Если снова наберутся сил, будет ещё хуже, чем раньше. Хотя я могу и ошибаться.

— Не ошибаешься, — хмыкнула Кера. — Боги не меняются даже после смерти. Чистый жесток и безумен. Если его смогут возродить, он будет мстить всем подряд. Смертные будут вспоминать то, как было год назад с ностальгией. Забавные вы всё-таки.

— Согласен, — вздохнул я. — Я был сегодня на службе. Большинство были в искреннем восторге. Их сжигают на алтарях, а они радуются. Противно.

— Ну тогда и я не стану менять своё отношение, — подытожил Доменико. — Не переживай, брат. Ты меня не убедил, я и сам не думал, что от них можно ждать чего-то хорошего. Но давай лучше поговорим более конкретно. Что ты хочешь делать дальше?

Интересный вопрос, и ответа на него у меня пока нет. Сейчас чистых гораздо меньше, чем год назад. Однако я не могу убить их всех. Было бы странно просто рыскать по стране… даже просто по городу. В стране их почти не осталось. Большинство не пережили смерти бога, причём не сами померли — им помогли местные. Всё-таки центральная власть в римской республике в последнее время слишком слаба, чтобы можно было удержать или наказать такое. Стоило просочиться слухам, что чистые ослабли, и их почти нигде, кроме метрополии не осталось.

Мы долго обсуждали варианты. Доменико раздумывал о том, чтобы всерьёз вернуться в политику. Не самому, доминусу Маркусу. Набраться сил, продавить законы, которые будут препятствовать чистым. Всё-таки далеко не все семьи метрополии поддерживают нынешний курс и нынешнюю религию. У них нет лидера, который поведёт их за собой. Доминус Маркус вполне мог бы занять это место.

— Не знаю, — вздохнул я. — Может, это было бы правильно. Но тут я ничем помочь не смогу. Ты же видишь — я от этого слишком далёк и слишком асоциален. Мне бы револьвер, да врага навстречу, а так я не умею. Но ты посоветуйся с дядей, ладно? А я завтра поговорю с Конрутом. Заказ выполнен, нужно рассказать ему подробности. Да и вообще узнать, что он обо всём этом думает. Эх, ну почему старик ушёл с богами?

Последний вопрос был риторическим. И так ясно, почему — он принял их покровительство, пошёл, так сказать на службу. Да и сам Мануэль Рубио уже не является в полной мере человеком. Что ему делать здесь, среди смертных?

Утром выходил с некоторой опаской. После вчерашнего происшествия меня наверняка ищут. Я, конечно, изменил внешность и даже роста себе добавил специальными вкладками в ботинки, но мало ли что. Кера, правда, категорично заверила, что никаких следов использования манна уже не осталось, и почуять меня никакие ищейки не смогут, но мало ли что? Вдруг они теперь будут всех подряд хватать?

Глупости, конечно. Никаких повальных обысков и патрулей не было, город выглядел вполне спокойно. Порой мы с Керой, — она сегодня отправилась со мной, для подстраховки, — слышали обрывки разговоров. Граждане активно обсуждали ночное происшествие, некоторые газеты уже выпустили горячие статьи, так что новость уже разошлась по городу. Однако в остальном всё выглядело довольно спокойно. Мы без проблем добрались до бывшей свалки в Тестаччо. Изменения район претерпел значительные. Самой свалки больше нет, зато присутствуют какие-то времянки, которые не слишком красят облик гигантского пустыря. Впрочем, их тоже постепенно сносят, и, вроде бы, собираются что-то строить. Что именно пока не разобрать. Народа на «пустыре» хватает, правда, в основном люди. Опытным взглядом Кере удалось выявить только одного нечеловека. Нимфу. К ней мы и направились.

Найти скрытного убийцу заранее, если мы не договаривались — дело почти безнадёжное. Но только не в том случае, когда он сам ищет встречи. Стоило только Кере в своей обычной манере задать вопрос, и проблема решилась.

— Эй, водохлюпка, стой! — скомандовала богиня. — Поможешь нам найти одного человечка.

— Здравствуйте, великая, — глубоко поклонилась нимфа. — Меня предупреждали, что вы можете появиться. Прошу, пойдёмте со мной, я провожу вас. Мои старшие с удовольствием примут вас.

— Раньше тебя тут так не уважали, — удивлённо пробормотал я.

— Теперь мы почитаем великую. Как и вас, доминус. В отличие от смертных, мы умеем быть благодарными, — тихонько ответила нимфа. Не думал, что услышит, подзабыл, что у иных может быть более острый слух.

Я был уверен, что она проводит нас именно к Конруту, и ошибся. То есть Конрут тоже там был, но не один — встречали нас с Керой представительной компанией в лице тройки глав римского сообщества нелюдей. Силен Айеджидайос, тельхин Акмон и Кубаба. Бывшая Рея, и та самая, чья трусость и нерешительность послужила причиной появления в нашем мире чистого бога.

— Чего это вы до нас снизошли? — буркнула Кера. — Опять будете просить чего-то?

— Будем, великая Кера, — кивнул Айеджидайос. — Впрочем, вы не поразили нас своей проницательностью. Так уж сложилось, что мы при каждой встрече что-то просим от вас, так что вряд ли этим можно вас удивить. Однако в этот раз я не стану плести словесные кружева. Скажу коротко. Прошу вас, примите наше поклонение. Мы говорим от сообщества иных, и просим вашего покровительства. Взамен готовы отдать нашу верность и поклонение.

Оказывается, Керу всё-таки можно поразить. Пожалуй, впервые за всё время знакомства я вижу её настолько впечатлённой. Нижняя челюсть совершенно неблагородно и не по-божески опущена вниз, глаза вытаращены.

— Чего⁈ Вы рехнулись, что ли⁈ — возмутилась богиня. — Да это ж бред несусветный! Чтобы беде поклонялись?

— И тем не менее, великая, — не обращая внимания на откровенно небожественный и не торжественный вид собеседницы, Аеджидайос продолжал держать торжественную физиономию. — Мы всё обдумали, великая. Те, кто поклоняется иным великим, будут отдавать почести и вам тоже. Как и приносить жертвы. Великая Кера, примите нас под свою руку.

— Так, захлопнись! — Кера, кажется, пришла в себя. — Хватит мне голову морочить! А ну быстро раскололись, твари, нахрена вам это нужно! Не то я разозлюсь. И тут сейчас нет чистого, чтобы сдерживаться самой, а патрон не станет. Он тоже не любит, когда его играют в тёмную.

Троица глав посёлков слегка поубавила в пафосности, но, судя по упрямым лицам, от намерений отказываться не собиралась.

— Всё просто, великая. Титаны вернулись, но им не нужно наше поклонение. Трёхдорожная обижена на жителей Рима и более не желает иметь со смертными дел. Возможно, однажды она сменит гнев на милость, но когда это случится, неизвестно. Она не принимает даров, не принимает жертв. Даже те смертные, которые принесли ей добровольно свою жизнь, не смягчили гнева Гекаты. Остаётесь только вы. Смертные не могут без богов. Нам нужны те, кому можно молиться, кого можно обвинять в своих неудачах. Это место в наших душах не может долго пустовать. Если его не займёте вы, рано или поздно сюда придёт чистый. А что до вашей специализации… мы ведь знаем вас. Мы видим, что вы приносите беду только врагам, или же питаетесь с тех, кто не может её избежать. Мы готовы присягнуть и быть верными.

— Дерьмо, — категорично подытожила Кера. — Мне не нужно ничьё поклонение. Мне не нужны смертные. Это ж вам ещё и покровительствовать нужно! Мне и в смертном теле хорошо. Отстаньте от меня.

— А вы что, скажете, вели… доминус Диего? — осторожно уточнила Кубаба.

Я как-то до сих пор не чувствовал себя вовлечённым в беседу, а теперь откровенно растерялся.

— Да мне как-то всё равно. Пусть Кера решает. Но вообще, я тоже не понимаю, для чего это нужно. И вам, и нам.

— Что ж вы тупые какие? — не выдержал сердитый тельхин. Он нас, похоже недолюбливает, я ещё в прошлую встречу заметил. — Боги нужны. Всей этой клятой республике нужны. Если не вы, остаётся только чистый. Чистого мы не примем. Что непонятного? И насколько мне известно, вам чистый тоже не нравится. Вот в этом и ваша выгода. Что непонятного?

— Людям нужно дать альтернативу, — согласно кивнул Аеджидайос. — Если бы мы начали работать в этом направлении год назад, было бы гораздо проще. Но год назад у нас было слишком много проблем, и мы упустили этот момент. Опять.

Вообще-то звучало довольно логично. Единственное, что меня смущало — это личность, так сказать, альтернативы. Всё же у Керы довольно паршивая репутация. Хотя я замечал пару раз, что ей молились, правда, только среди наших. Не совсем молились, а скорее поминали. Ещё когда мы жили в Кронурбсе от охотников пару раз слышал в разговоре «Кера сохрани», или «Спаси Кера!». При этом говоривший неизменно осекался и косился на меня виновато. Нетрудно догадаться, что личность моей протеже среди жителей подземного города не осталась тайной. Впрочем, мы вообще относились к конспирации в этом вопросе разгильдяйски — не до того в тот момент было. И вот теперь иные решили взять дело в свои руки.

— Слушай, ну вообще-то они вроде бы дельную мысль говорят, — осторожно сказал я Кере.

— Да ты знаешь, какая это морока⁈ — вызверилась на меня богиня. — Это же за ними следить надо, отвечать на молитвы хотя бы иногда. Наказывать опять же… хотя это ладно, это может быть весело. Но всё равно — морока. Тем более, это мне нужно уходить из смертного тела. Когда я здесь, исполнять божественные обязанности практически невозможно!

— Мы вовсе не торопим вас! — тут же вставил Аеджидайос. — Пока это и не обязательно. Опять же, людям будет проще привыкнуть. Чистого ведь тоже нет, но к нему они возвращаются.

— И как они ко мне пойдут? — Смотри-ка, она уже почти сдалась. — Я же — Беда. Я — это Гибель. Кто захочет поклоняться гибели?

— Ну, начнём с сообщества нелюдей, — деловито начал Аеджидайос. — Во-вторых, все жители Кронурбса. Тут даже сомнений нет, люди из подземного города уже давно возносят вам молитвы, благодарят за удачу и просят отвести беду. Достаточно закрепить это официально, а распространением религии мы займёмся сами. Всё-таки изначально это не божественное дело!

— То есть от меня ничего не нужно? — уточнила Кера. — И даже уходить из смертного тела?

— Вы можете оставаться здесь столько, сколько вам захочется! — закивал Аеджидайос. — Не наше дело обсуждать поступки своего бога!

В общем, разговор с Конрутом после этого как-то вышел каким-то блёклым. Убийца явно переживал из-за смерти сына, с которым он и не общался даже. Более того, тот несчастный на алтаре даже не знал, кто его настоящий отец — его мать с ним не поделилась.

— Не думал, что это так заденет меня, — признался Конрут в конце. — Я очень благодарен тебе, парень, что ты сделал это быстро и безболезненно.

— Мстить мне не собираешься? — брякнул я и тут же устыдился своего вопроса. Конрут посмотрел на меня так… ну, в общем, не удивительно, что ему сейчас не до шуток. — Прости.

— Чистым буду мстить. Теперь для меня это тоже личное. Ты ведь не планируешь на этом останавливаться?

— Нет. Я и пришёл-то, чтобы узнать твои планы.

— Для начала сделаю так, чтобы они не могли спокойно ходить по улицам, — Конрут поджал губы. — За этот год я набрал небольшое боевое крыло. Смешно, да? У нас с иными получается такая вот странная семья. Клан. А я — начальник охраны. Вот и набрал парней… Пришло время проверить, как у них получится. На крупные фигуры мы не замахнёмся, но всякой мелочи будет уже не так вольготно.

— А тебе твоё начальство-то разрешит так сделать? — удивился я.

— Ты вообще слышал, о чём они говорят? Они приняли покровительство. Конечно, они не будут против если адептов вражеской религии станет меньше. Всё это уже оговорено. И нападения на чистых — тоже часть плана.

Я только головой покачал — у меня были серьёзные сомнения, что план Конрута приведёт к чему-то хорошему. Нет, работать нужно сверху. Мелких сошек необходимо добивать после того, как они лишатся руководства и, желательно, покровительства сената. Впрочем, не мне с ним спорить — это его решение.

Глава 25

Визит к нелюдям оставил странные впечатления. Прежде всего у Керы — богиня всю дорогу оставалась крайне задумчива и ещё чему-то улыбалась. С таким хищным предвкушением. Это вызывало опасение, но расспрашивать подругу я не стал.

Думал, что на сегодня странные новости закончились, однако по возвращении на квартиру выяснилось, что это ещё не всё. Доменико опять гостил у доминуса Силвана. Парень встретил нас ужасно возмущённый и возбуждённый. Проще говоря, его просто распирало от новостей.

— Где вы так долго были⁈ — возмутился парень, — Я уже два часа не нахожу себе места! Думал, что-то случилось!

— Да всё в порядке, — пожал я плечами, — общались с иными. А вот у тебя явно что-то случилось. Расскажешь?

— Не у меня, а у нас, — покачал головой брат, и, не в силах сдержать эмоции, вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате. Дело осложнялось тем, что комната, которую мы снимали, к такому времяпрепровождению не способствовала. Слишком маленькая и захламлённая — приходилось обходить стулья, стол, кровати и комод. Доменико выругался и снова плюхнулся на кровать.

— Сенат готовится принять новый закон. Пока идёт обсуждение, но уже ясно, что его примут большинством голосов. Знаете, как звучит?

Я вопросительно приподнял бровь.

— В целях защиты государства от вражеских поползновений, а также для поддержания сил божества, чистоты, обеспечивающего процветание и счастье для Римской республики, гражданам старше семидесяти лет и безнадёжным больным любого возраста надлежит явиться в ближайший храм чистоты для воссоединения с божеством. В случае нападения вражеских богов и их представителей, возраст воссоединения с божеством может быть снижен. Добровольное воссоединение с божеством следует осуществлять по первому требованию из магистратов. Лица, уклоняющиеся от добровольного воссоединения с чистым богом, будут обвинены в измене республике и лишены гражданства.

Брат замолчал, вглядываясь в наши лица:

— То есть понимаете? Если ты отказываешься от добровольного жертвоприношения — ты враг республики. И, значит, всё равно будешь принесён в жертву. Вот так. Говорят, у Ерсуса Алейр не выдержали нервы. Ему очень не понравился тот взрыв в храме и то, что злоумышленника так и не поймали. В общем, он уступил уговорам чистых братьев — они давно пытались что-то подобное продавить. Я… я не понимаю, о чём они думают. Люди не станут этого терпеть! Это бунт!

— Ерунда, — улыбнулся я. — Побоятся. Или им объяснят, насколько это хорошо и выгодно. В конце концов, у нас и так средний срок жизни не слишком большой, так что стариков и больных не так уж много. Полагаю, многие будут даже рады избавиться от обузы. Ты заметил, как обнищал Рим в последнее время? Кормить стариков стало сложно. Они и так умирают. А теперь послужат величию Рима.

— Так ты что, с ними согласен? — Ну надо же! Брат настолько расстроен, что перестал замечать сарказм. — Прости, я слишком зол. Почему ты так спокоен?

— Я думаю, нам нужно срочно написать Петре. Нужно, чтобы газеты вышли сразу же, как только закон будет принят. И тираж должен быть по-настоящему большим. Эх… Всё, пора нам в Кронурбс, ребята.

Я действительно был очень доволен. Повезло нам с этим законом! Они просто развязали нам руки. Думаю, теперь народ не будет против, если мы немного пошалим. Нужно только дождаться, когда его обнародуют.

Доменико серьёзно не понимал, чему я радуюсь и требовал объяснений.

— Да всё просто, дружище. Посмотри, все довольны! Чистые являют чудо исцеления, чистые никого не сжигают в лагерях, чистые ведут себя тихо и спокойно. Народ это устраивает. Я уверен, за этот год многие вернулись, так сказать, в лоно церкви. Ты послушай, что говорят о том вчерашнем происшествии. Напали на храм, людей покалечили, злодеи. Ещё и пречистого Мигеля де Айялу чуть не убили, а ведь он мог снова явить чудо исцеления. Большинство на стороне чистых. Если и есть те, кому это не нравится, Зато, сейчас недовольных будет много.

— Ты же сам говорил, что люди и это проглотят? — возмутился такой непоследовательности Доменико. — И потом, с каких пор тебя волнует, как к этому относится общественность?

— Если мы правильно преподнесём эту новость, то не проглотят. Знаешь, в чём главная ошибка доминуса Ерсуса? В том, что он недооценивает свою дочь. Петра создала оружие, гораздо более разрушительное, чем любой динамит. А сенат этого до сих пор не понял. Вспомни, год назад. Если бы не газеты из её типографии, семью Ортес сразу объявили бы вне закона. Нам бы просто не дали уйти из Рима. Но они были вынуждены нас отпустить, просто потому, что Петра рассказала этой самой общественности нашу версию событий. И люди поверили нам, а не сенату. И это ответ на твой второй вопрос. Если нас не будут поддерживать, бороться с чистыми станет сложнее. Если вообще возможно. Странно, что мне приходится это тебе объяснять.

— Просто ты всегда довольно наплевательски относился к тому, что о тебе подумают, — улыбнулся Доменико. — Вот я и не ожидал от тебя такого услышать. А вообще — да, газеты Петры нам здорово помогли.

Чтобы попасть в Кронурбс, нужно выехать из Рима и добраться до Сабатинского озера. Машину взяли в доме Ортесов, куда нам пришлось пробираться тайно — не хотели, чтобы кто-то заметил визитёров. Домус Ортесов стоит закрытым уже год, даже слуг нет. Только небольшая охрана. Однако, по сведениям доминуса Флавия, наблюдения так и не снято. Кто-то из наших друзей-соперников очень хочет знать, когда Ортесы снова появятся в Риме. Впрочем, наблюдатели были слишком расслаблены. Кера заранее почуяла, где находятся наблюдатели, я устроил так, чтобы им было не до выполнения своих обязанностей — небольшой пожар прямо в квартире, где расположились шпионы этому очень способствовал. Так что мы быстренько забрали локомобиль и уехали до того, как кто-то заметил. Уже утром были возле Сабатинского озера.

Нас уже встречали — Доменико, конечно, написал дяде, куда мы направляемся. А также перечислил последние новости. Доминус Маркус тоже проникся, так что нас перестали поносить на чём свет стоит и признали, что дело мы делаем нужное. Собственно, доминус Флавий уже готовит людей, чтобы отправить в Рим, и плевать, что нас могут заметить. Скоро здесь всем будет не до того, после таких-то новостей. Впрочем, я уверен, что бойцы Флавия не успеют. Всё решится гораздо раньше — затягивать я больше не собираюсь.

Следующие пару дней мы готовились. Петра, по моей просьбе, в срочном порядке писала серию статей о том, как обезумевший сенат под влиянием чистых братьев, лишивших их разума, принимает людоедские законы и уничтожает собственный народ в угоду амбициям власть предержащих. Но это Петра. А сам я занимался подготовкой к акции, которая должна последовать сразу после объявления воли сената народу Рима. Нужно же отпраздновать такое замечательное событие, правильно?

За последний год Великую Клоаку неплохо почистили. В тоннелях, прилегающих к выходам в Кронурбс стало совсем безопасно — население города, состоящее в основном из охотников за всякой нечистью, не способствует увеличению популяции тварей. Ребятам пришлось даже оборудовать безопасные базы вдали от подземного города, чтобы не возвращаться каждый раз по нескольку часов на ночёвку. К тому же канализацию неплохо картографировали. Теперь моя старая задумка, или даже мечта, уже не казались таким бредом.

— Ты все-таки хочешь его взорвать! — восхитилась Кера, когда я взялся рассматривать карту. — Вот бывают же смертные! Если что в голову втемяшится — ни за что не забудет. Честно — я восхищена! Думала ты давно забыл об этой гиблой идее!

— А мне нравится! — возразила Исмем. Мормолики так и не перебрались жить наверх. Подземелье им понравилось, и троица кровососок сейчас держит уверенное лидерство среди охотников на подземных тварей. С большим отрывом. — Если удастся — чистые будут в ярости!

Доменико пока что о моих планах не знал, и я собирался держать его в неведении как можно дольше. Если удастся подорвать храм — это будет очень символично. Люди такое любят. Уверен, Аеджидайос, этот новоявленный жрец Керы, быстро сориентируется, и воспользуется ситуацией. А что? Строгая и суровая богиня — Беда покарала тех, кто готов питаться её паствой. По-моему, звучит просто замечательно.

За двое суток адского труда удалось не только организовать новую базу максимально близко к храму, но и перенести туда пару центнеров динамита. Не в одиночку, конечно — я подрядил на это дело охотников. Когда парни поняли, для чего работают, моя идея встретила горячее одобрение. В последний год чистые братья подзабросили свой проект по очистке римских катакомб, так что активность тварей в окрестностях храма уменьшилась. Хорошим отрядом пройти, на мой взгляд, вполне возможно. Проблема в том, что сделать это нужно тихо. Вряд ли чистые братья станут спокойно смотреть, как мы укладываем связки динамитных шашек под их главным храмом. Если мы станем стрелять, это могут услышать. Судя по карте, чтобы добраться до храмовых подземелий, нам оставалось пройти всего полмили — плёвое расстояние. Проблема только в том, что этот последний участок на карте не отображён. Просто белое пятно. Мормолики пару раз ходили в ту сторону — скорее, из любопытства, чем по необходимости. Однако очень быстро вернулись.

Множество ходов и переходов, пересекающихся, петляющих, и крайне плотно населённых тварями, которые вовсе не приветствуют на своей территории незваных гостей. Всё это совсем не способствовало прогулкам.

— Можем попробовать сходить с вами, — предложила Исмем. — Уверен, с вами у нас получится туда пробраться. Если мы сможем пройти туда-обратно несколько раз, уничтожая самых опасных и вредных тварей, дорога станет достаточно безопасна для остальных охотников. На некоторое время, пока соседи не поймут, что жизненное пространство освободилось.

За неимением других идей, решили так и действовать. Я готовился к какой-то бесконечной кровавой мясорубке, но оказалось, что всё не так сложно. Всё-таки я ещё не привык к тому, насколько усилился после визита в Тартар. Целый год просто не приходилось использовать манн в бою, и вот теперь удивлялся лёгкости, с которой им оперировал. Нам так и не пришлось вступить в драку. Мы шли по тоннелю, я, не слишком напрягаясь, проклинал всё живое, впереди и по бокам. Всё, что оставалось мормоликам — это добивать раненых, и собирать особо ценные ингредиенты.

— Да ну, так слишком скучно, — расстроилась Кера, когда мы достигли, наконец, подземелий храма.

Я на это промолчал — мне пришла в голову другая мысль. Зачем нужен динамит, если я могу просто проклясть храм? Тут же попытался наложить проклятье и понял, что динамит всё-таки понадобится. Слишком он большой.Не успею до того, как моё воздействие почувствуют чистые. Если попытаться с большего расстояния… нет, тогда ещё сложнее. Значит, всё-таки динамит.

Динамит складывали в подвалы, под храмом. Я прикинул примерно, где находится центр — туда и носили. Пришлось сделать три ходки, и каждый раз я ждал, что заметят. Храм наверху не пустовал, Кера чётко определила, что там находится довольно много народа — и не только чистых. Здесь же, в подвалах, никого не было. Я ожидал увидеть сооружение, которые до этого не раз видел в храмовых подвалах. Та конструкция, центром которой служит расчленённая, но по-прежнему живая жертва. Однако подвалы были пусты. Даже следов такой конструкции не нашёл. Видимо, главный столичный храм питался как-то иначе. И к лучшему. Похоже, в последнее время здесь вообще мало кто появляется — все поверхности покрывал толстый слой пыли — похоже, следы частого использования чистого света. Однако сейчас подвалы храма пусты и темны. Какие-то эманации чистой магии чувствуются, но больше с поверхности. Здесь, в подземельях — только отголоски.

Работа по минированию храма заняла целую ночь. Труднее всего оказалось устроить систему подрыва. Протянуть огнепроводный шнур — не проблема, вот только где разместиться самому? Всё время садить вокруг себя проклятиями — не лучшее решение. Могут ведь и почуять.

— Может, на поверхность его вывести? Я видела тут выход в чей-то подвал, — задумчиво протянула Фанесса, а я, не удержавшись, хлопнул себя по физиономии. Почему сам о такой возможности не подумал?

— Ты гений, а я — дурак. Так будет намного удобнее!

Небольшой кривой отнорок вёл к крепкой решётке, закрывавшей вход в подвал одного из домусов возле храма. Открыть её не составило труда, с моими-то возросшими силами, так что мы спокойно протянули огнепроводный шнур в подвал. Очень удачно, что окна, пусть и находились высоко, под самым потолком, но выходили на храмовую площадь. Пожалуй, так даже лучше будет — смогу сам понаблюдать за фейерверком.

— Интересно, кто здесь живет? — задумчиво протянул я. Дом был явно обитаем, подвал, в котором мы сидели, заполнен припасами. Одна дверца ведёт в более глубокую часть, там — вино. Вторая — наверх. Туда мы пока подниматься не стали, но что делать, если кому-нибудь из прислуги здесь что-нибудь понадобится?

— Какая разница? — пожала плечами Кера. — Сунется кто-нибудь — убьем, да и всё.

Предложение свежее и оригинальное, но я подумал, что в любом случае большой беды не будет. Сейчас мы уйдём, вернусь я один, через несколько часов. Очень скоро сенат примет новый закон. Не знаю, объявят ли об этом сразу, но не важно. Как только доминус Силван сообщит о принятии, мы начнём действовать. Тиражи уже готовы, осталось только распространить. Через пару часов, когда новости распространятся, будем рвать храм.

Доменико всё же почувствовал, что подготовка к принятию закона всё же не ограничивается средствами массовой информации. А может, рассказал кто. Мы даже в Кронурбс вернуться не успели — он, оказывается, отправился на поиски потеряшек и встречал нас на подходе. Хорошо, не разминулись.

— И как это понимать, брат! Ты что-то задумал, а я ничего не знаю! Это обидно и некрасиво!

— Прости, дружище. Я был уверен, что ты будешь против. Посчитаешь, что это слишком опасно, хотя на деле всё оказалось даже слишком просто.

— Ты что, решил взорвать главный храм⁈ — кажется, он и до этого догадывался. Впрочем, а для чего ещё мне могло понадобиться столько динамита.

— Да. Мы его уже заминировали, а рванём, когда новость о будущих добровольцах распространится. Мне кажется, это будет полезно.

— А мне кажется, что после этого нам будет непросто уйти. Нас будут искать, и искать очень тщательно. Причём они будут знать, кого именно — только Ортесы не боятся соваться в канализацию.

— Знаю. Но если всё получится… Я не хочу больше тянуть, брат. С чистыми нужно заканчивать, потому что если они снова получат такой мощный приток жертв. Я слышал, он может возродиться.

— Ты прав. Я напишу отцу, но он тоже согласится, уверен. Жаль, что наши не успевают. Ещё хотя бы день… Отец написал, что Тартарцы собрались и уехали уже через сутки после нас. Они не сказали, куда, но я догадываюсь. С ними было бы спокойнее. Если они едут сюда, то уже завтра прибудут в Рим.

— Ничего, сами справимся. И я ведь не собираюсь драться со всеми чистыми разом. Для начала просто подорвём храм, а там видно будет.

— Ты продумал отход? — уточнил Доменико. — Они могут не растеряться, а ты сам видел, как чётко действуют их ищейки.

— Просто уйду канализацией, — пожал я плечами. — Туда они не сунутся, даже если поймут, что я ушёл через неё.

Доменико глубоко задумался, а потом отрицательно помотал головой.

— Нет, дружище, этого мало. Вариантов должно быть больше. Нужно решить, как ты будешь действовать, если придётся уходить поверху. Мы с Керой тебя подстрахуем. — К кому вы хоть забрались?

Вообще-то Доменико прав. Нельзя полагаться только на один вариант отхода, так что спорить я не стал. Проблема в том, что времени на подготовку остаётся слишком мало, так что ничего по-настоящему надёжного придумать бы в любом случае не получилось. Однако это ведь лишь запасной план, так что я не сильно переживал. Всё равно гораздо удобнее и безопаснее уходить катакомбами. Так и ответил Доменико.

— А к кому именно забрались — не так уж важно, — я пожал плечами. — Какая разница?

— Разница хотя бы в том, чтобы знать, где именно ты находишься! — строго ответил Доменико. Кажется, брат как-то слишком переживает. Может, просто дурные предчувствия? Но почему тогда я ничего такого не ощущаю? Да и Кера выглядит вполне спокойной.

Мы достали карту и некоторое время её рассматривали, пытаясь сопоставить вид из подвального окошка с местностью.

— Домус Юниев. Ты что, специально?

Если честно, я даже не сразу вспомнил, что за Юнии такие. А когда сообразил, что это те самые, кто встречал нас из африканского вояжа, здорово удивился. Бывают же совпадения.

— Нет, — помотал я головой. Всё же брата это предательство гложет, и очень сильно. Не даёт покоя. Как по мне — просто мелкие людишки, которые из страха или жадности предали союзнический договор. Ничего особенного — главное, ведь, ничего у них не получилось. Предполагаю, что им за это ещё и досталось тогда от чистых. По крайней мере, с дядй после этого они больше общаться не пытались, и даже когда он изменил логистику своих грузов, чтобы не пользоваться их услугами, ничего не сделали и не попытались получить объяснений. На мой взгляд это — лучшее доказательство, что рыло у них в пуху.

— Ты не понимаешь, — поморщился Доменико. — Я с их детьми в детстве играл. Их мама сама, без помощи слуг, пекла пирожки с вишней — я таких вкусных никогда не пробовал. И вот так предать…

— Может, их заставили, — пожал я плечами. Не стал говорить брату, но тот факт, что кто-то печёт вкусные пирожки не делает его хорошим человеком. Хотя я понимаю его обиду. — Ну хочешь, я им дом прокляну перед уходом?

— Нет, — покачал головой Доменико. — Я хочу сам разобраться.

Ещё несколько часов мы просто отдыхали. По всей видимости, принятие нового закона слишком затянулось. Всё же далеко не каждый в Сенате рехнулся — тот же доминус Силван Криспас, уверен, готов приложить все силы, лишь бы эти идиоты снова не подставили шею чистым. И ведь не первый раз! Они уже раз так сделали, после чего превратились в марионетки безумного бога. Полагаю, в этот раз противников такого решения даже больше, чем в прошлый.

— Интересно, что мы будем делать, если разум возобладает, а чистые останутся без жертв? — не выдержал,наконец, Доменико.

— Храм придётся оставить, — вздохнул я. — Потому что в противном случае мы будем выглядеть озверевшими террористами. Придётся действовать, как планирует Конрут — просто методично уменьшать поголовие чистых. Причём не трогая заметные фигуры. Это долго, мучительно, и неизвестно, будет ли результат. Они ведь всегда могут набрать ещё послушников.

— Хорошо бы здравый смысл всё же возобладал, — ответил Доменико. — Мне не нравится эта задумка с храмом.Даже объяснить не могу, почему.

— Я уже настроилась на фейерверк, — обижено надула губы Кера.

Видимо наше с ней желание имеет больший вес для вселенной — всего через полчаса доминус Силван написал Доменико, что закон принят. О нём будет объявлено в вечерних газетах.

— Вот и отлично! — Обрадовался я. — Мы успеем быстрее.

Глава 26

Типография Петры работала всю прошлую ночь. Теперь пришло время распространителей. Сотни людей и нелюдей под управлением весёлых карликов — керкопов, вооружившись тяжёлыми рюкзаками с бумагой, сейчас расходятся по улицам и раздают газеты всем желающим. Ну а нам с Керой и Доменико пора на позиции.

За время нашего отсутствия в подвал, как выяснилось, домуса Юниев никто не заходил. Значит, и сейчас, скорее всего, никому не понадобится. Оставлять огнепроводный шнур прямо в нём мы побоялись — неизвестно, как быстро подземные ходы могут снова заполниться всякими тварями. Могут и порвать или погрызть пропитанную горючим составом и покрытую крупинками пороха верёвку. Это не крысы, они могут и камни грызть, не то что такую «вкусность»

Пришлось ещё раз сходить в храмовые подвалы, заодно убедился, что там тоже никто не появлялся. Решётки, отделяющие храмовый подвал от кишащей тварями канализации прочные, мощные, замок — тоже. Ну, был до нашего прочного визита. Теперь-то мне даже пользоваться манном не пришлось, в прошлый раз открыли.

Соваться в подземелья храма было страшновато, особенно в одиночку, но ничего страшного не произошло. Я укрепил шнур, и не торопясь размотал его. Сто шагов, двести. Вот и нужный поворот. Я ещё подумал — может, не стоит подниматься? Обойдусь, в конце концов, и без фееричного зрелища. Зато уходить будет проще — тут меня уж точно никто не заметит и не найдёт. Но нет. Не смог удержаться от соблазна — полез наверх.

Выбрался в подвал, поджёг весело заискривший шнурок, и не торопясь подкатил найденную тут же бочку к подвальному окошку. Торопиться некуда — провод длинный. До взрыва минут десять, а то и больше. Не торопясь влез на подставку.

— Чёртовы твари! Да какого дьявола!

Не сдержался. Закричал в полный голос, с трудом сдерживая ярость и злобу. Храмовая площадь была заполнена. Вся, целиком, огромной толпой возмущённого народа. А я-то гадал, что это за гул такой неровный. Хорошая, должно быть, звукоизоляция в подвальчике у Юниев. Резким ударом выбил окно, и в помещение ворвались вопли и крики. Народ негодовал. Народ скандировал «Долой чистых!» и ещё какие-то тупые речёвки. Народ размахивал нашими газетами. Народ столпился на площади и возле храма, который должен взорваться через десять минут. Динамита я не пожалел — это будет хороший взрыв. Несколько тысяч из тех, кто собрался, погребёт под обломками. Это будет воистину великолепная гекатомба. Ну кто мог подумать, что они так быстро организуются. Да ещё и пойдут на, — подумать страшно, — митинг! Быстро же они забыли, как чистые обычно поступают с митингующими! Даже если я сейчас вылезу отсюда и начну орать, чтобы уходили, и что сейчас будет взрыв, меня просто никто не услышит. Проклятье на этих идиотов! И я не успеваю прервать все инициирующие шнуры. Если только проклясть. Чёрт, нет, не успеваю.

Точно. Проклятье. Ох, прав был Доменико, когда беспокоился о том, что всё может пойти не так.

После Тартара мне больше не нужно входить в транс, чтобы оперировать манном. Достаточно чуть-чуть сосредоточиться. Обычное проклятье здесь не подходит — я скорее убью их всех, чем отгоню с площади. Но в Риме очень много голубей. Я вспомнил, как старательно учился этому проклятью, и как чуть не попался чистым, когда у меня впервые получилось. Надеюсь, сейчас тоже получится — давненько я такое не использовал.

Голубей в Риме много. Всегда было много. Я не очень люблю этих пернатых крыс, а вот многим они нравятся. Их подкармливают возле закусочных, в парках. Они купаются в фонтанах. На моё проклятье слетелись тысячи. Сотни тысяч. Огромная стая неожиданно осмелевших сизых голубей закрыла солнце, а потом принялась яростно нападать на проклятых мной людей.

Голуби — это не вороны. И, тем более, не ястребы. Что они могут сделать? Только нагадить, да с клёкотом хлопать крыльями. Когда так поступает одна птица, это совсем не страшно. Когда их тысячи — любой испугается. Народ рванул к выходу с площади. Наверняка будет давка, наверняка будут погибшие. Я уже вижу тела, недвижимыми кучами лежащие на брусчатке. Затоптанные и задавленные. Ближе к центру их меньше, зато по мере того, как площадь освобождается, таких тел видно всё больше. Десятки, а то и больше сотни.

«Вот уж действительно, Диего кровавый»

Эту мысль прервал взрыв. Главный римский храм чистоты красиво подскочил, в ярко-алом пламени. Как в замедленной съёмке я видел, как разлетаются в стороны куски монументального здания. Хорошо, что я выбил окно — взрывной волной меня столкнуло с бочки, на которой стоял. Если бы там было ещё и стекло… паршиво было бы. Попытался встать, не получилось. Показалось, что меня оглушило, и от этого шатает — потом сообразил — это не меня шатает, а землю. Подскочил снова к окошку, выглянул. Храма не было. В центре площади гигантская дымящаяся воронка. Нет, не воронка. Храм просто провалился в Великую Клоаку.

«Почему так рано!» — мысленно взвыл я, и взглянул на часы. Нет, всё ровно. Десять минут прошло. Это для меня время ползло слишком медленно, когда я следил за тем, как толпа выносится с площади.

Двинулся обратно к каморке, из которой есть спуск в канализацию и снова выругался. Всё-таки прав был Доменико, в который раз убеждаюсь. Кажется, мы всё-таки не рассчитали с динамитом. Нужно было меньше, как минимум вдвое. Тогда туннели бы не обрушились так сильно. Мне здесь теперь тоже не уйти — придётся воспользоваться тем планом, который мы второпях составили.

Сумка с вещами у меня с собой. Для начала нужно переодеться. Если я появлюсь на улице в одежде, удобной для похода по катакомбам, проще уж сразу повесить на себя плакат «Это я взорвал храм чистых!»

Неприметная одежда рабочего, тут их много сейчас. Впрочем, среди митингующих я видел и более благополучных горожан. Кажется, даже до «среднего класса», квиритов, начало доходить, что сенат делает что-то не то. Надеюсь, этот злосчастный взрыв не приведёт к обратному эффекту.

Выбраться из домуса Юниев оказалось совсем не сложно. Здесь тоже паника, есть раненые — слуги, конечно, любопытствовали, что за сборище на площади. Многих посекло осколками после взрыва. Мне даже прорываться не пришлось — на меня даже внимания никто не обратил. Просто вышел через главный вход, как будто так и нужно.

Площадь, опустевшая после взрыва, уже не пустовала. Проклятья моего надолго не хватило, голуби больше не донимали, и люди поспешили поинтересоваться, что же здесь произошло. А может, хотят помочь раненым. Хотя раненых нет — только убитые во время давки. Взрывную волну остановили дома вокруг площади.

— Это кара! Это Диего Кровавый и Кера Погибель гневаются на чистых! Это они уничтожили храм! — закричал вдруг кто-то, отчего я вздрогнул и чуть не убежал. Не ожидал услышать наших с Керой имён.

— Точно! И с птицами они устроили, чтобы простой народ не пострадал! — ответил другой голос. — Это вам не чистые — они о людях заботятся.

— Конечно, заботятся! У меня брата раздавило толпой! — подняла голову какая-то девушка, до этого сидевшая возле трупа.

— Спасибо скажи, что только его! Ты-то жива осталась! Всё лучше к Кере наше попасть после смерти, чем к этому чужаку! Предали прежних богов, так скажите спасибо, что хоть Беда и Месть от нас не отвернулись!

— И то правда, — поникла девушка. — Пусть уж ей достанется, Кере лучше… Или Диего. Он-то людей спасал, если они не с чистыми. Говорят, даже после смерти его тут в Риме видели. Вот и сейчас помог, как смог. А уж давку — это мы сами.

Охренеть. Нет, просто охренеть. Это чего они, и меня тоже в боги записали⁈ Я так и стоял столбом посреди площади. Да как так-то? Остро захотелось заорать, чтобы они немедленно прекратили. Я даже воздуха в грудь набрал, чтобы обрушиться на идиотов с площадной руганью, и плевать, если таким способом раскрою своё инкогнито. Однако тут с противоположного конца площади донёсся требовательный свисток. Кажется, жандармы приближаются. Свисток заметил не только я, народ постепенно потянулся к прилегающим улицам. Ну и я с ними. Впрочем, долго идти с основной массой народа нельзя. Перехватят — уже видел, как работают господа жандармы, даже завидно. Я свернул в переулок, перешёл на соседнюю улицу.

Мысленно чертыхнулся. Опять жандармы — стандартный комплект, тройка синемундирников и чистый. Улицу перегородили, проверяют всех, кто идёт со стороны площади. От меня пока далеко. Народу здесь довольно много, есть и те, кто был возле храма. Этих видно сразу — слишком взволнованные, у некоторых лица и одежда в грязи. Жандармы растянулись по всей ширине не такой уж большой улочки, останавливают каждого. Некоторых даже отпускают, но не всех. Как только собирается пара десятков «отфильтрованных» для допроса, появляется ещё патруль и их куда-то уводят. Должно быть в такой же пункт сбора, как я видел в прошлый раз. Интересно, где он? На улице уже пробка — люди начинают проявлять недовольство, но пока вяло. Впрочем, жандармы не церемонятся. Стоило кому-то из прохожих возмутиться задержкой на него наставили ружья, вывели и оттолкнули к ожидающим допроса.

Мне туда соваться не стоит. Уверен, мой прошлый визит заставил их улучшить меры безопасности. Если опять найдут того, кто не подчиняется чистому богу, в тюрьму больше не поведут, а устраивать ещё бойню с прорывом не хочется. Центр города, до окраин слишком далеко, да и Кера будет ждать меня не здесь. Взгляд упал на знакомую вывеску. Термы. Отлично, лучше и не придумаешь. Зашёл, дисциплинированно уплатил банкноту за вход. Здесь ещё не знают о происшедшем, и этим надо воспользоваться.

Баня очень кстати — после канализации и взрыва запах, да и вид у меня не очень. Отмылся быстро — хватило пятнадцати минут. Заодно немного поменял себе физиономию. Одевался тоже в другую одежду, так что усталый рабочий с митинга в термах исчез. На его месте появился строгий кондуктор в аккуратной темно-серой форме и в фуражке. Надо сказать, это — моя лучшая личина, которую я берёг на крайний случай. Любовно начищенные пуговицы и кокарда с эмблемой служащего подвижного состава, брюки со стрелками. Даже документы принадлежат работнику железной дороги — не подкопаешься. Лежат себе во внутреннем кармане мундира, греют душу. От сурового рабочего осталось только его одежда. Тряпьё решил оставить тут же, в терме — заметят далеко не сразу, а когда обратят внимание, может, и поздно уже будет. О то и приберёт кто-нибудь себе — одежда нормальная, не обноски. Вот только мне стоит поторопиться — среди посетителей уже заметно оживление, должно быть, новости дошли и сюда. Скоро и патруль появится — вряд ли они станут миндальничать и ждать, когда посетители закончат омовение. Вышел, кивнул приветливо удивлённому служащему — видно, гадает, когда успел пропустить железнодорожника. Ничего, это не страшно, что я такой заметный. Зато у меня бумага есть нужная. Хорошо, когда готовились, не забыл нарисовать.

Терму покинул очень вовремя, как выяснилось. Очередь возле импровизированного заслона уже почти закончилась, и жандармы потихоньку начали продвигаться вперёд. Да и в целом на улице народу уже поменьше — кто-то понял, что сейчас не лучшее время для прогулок, другие просто разошлись по домам. Солнце клонится к закату и уже скрылось за крышами домов. Интересно, сегодня службу в храмах проводить будут?

В свете газовых фонарей мостовая чуть поблескивает от влаги — на город спускается туман. Камни мостовой и стены домов остывают, на них выпадают капельки конденсата. Шаги мои гулким эхом отдаются от стен домов, будто пробуя их на прочность. Чертовски зловещая атмосфера. Получаса не прошло, как были слышны суета и крики, и вот уже тихо и темно. Стало немного не по себе.

«Спокойно!» — уговариваю себя. «Ты просто нервничаешь. Веди себя естественно! И выкинь из головы даже мысли о происшедшем на площади!С момента взрыва прошло больше часа. Следы использования манна если и есть, то едва чувствуются. И потом, взрыв-то произошёл без участия проклятий. Не факт, что они ищут одарённого». Я постарался придать лицу безмятежность целеустремленного и довольного жизнью человека. Получилось неплохо, потому что патрульные, насторожившиеся было при моем приближении, ощутимо расслабились. Усатый сержант дождался, когда я поравняюсь с ними, небрежно приложил руку к фуражке и поинтересовался:

— Документы предъявите, господин обер-кондуктор.

Я неторопливо достал бумагу из внутреннего кармана, развернув, подал сержанту. Жандарм повернул документ к ближайшему фонарю, долго вчитывался, щурясь. Я не волновался — паспорт подлинный, и действительно принадлежит обер-кондуктору Пабло Кабрера. Оный персонаж жив и, надеюсь, вполне здоров. Единственное, он уже три дня находится в паровозе Матера — Касерес, где исправно исполняет свои обязанности. Но карабинеры об этом не знают.

— Куда направляетесь? — бдительно переспросил сержант, но интереса в его голосе я не услышал. Вопрос был задан по долгу службы. Чистый смотрит на меня куда внимательнее, но видно, что он уже утомлён. Возле глаз собрались усталые морщины — он сегодня много раз использовал свой дар. Но всё равно насторожен. Смотрит в глаза так, будто вот-вот готовится обвинить.

— На триста второй Матера — Толедо, господин сержант, — все же ответил я. И даже не соврал. — Отправление в шесть утра, нужно за ночь подготовить вагон для пассажиров.

— Счастливого пути, — еще раз козырнул патрульный и окончательно потерял ко мне интерес. Мы с патрульными разошлись каждый в свою сторону. Чистый так и сверлил мне взглядом спину, пока я не скрылся в тумане. Вот и отлично. Дошёл до ближайшего переулка, свернул туда — мне остаётся пройти четыре квартала, чтобы, наконец, до Керы, когда впереди, в переулке, снова показались фонари. Зараза! Сколько у них людей, чтобы так часто патрули были?

— Стоять! Кто такой⁈ — Темнота и туман сгустились ещё недостаточно сильно, чтобы меня можно было не заметить.

Послушно стою. Дождавшись, когда очередной патруль подойдёт, рассказываю свою легенду, нервно ёжась под пристальным взглядом чистого. На самом деле не слишком нервничаю — сейчас то, что я недавно использовал манн, он точно не почувствует.

— Куда направляетесь в столь поздний час? — я смотрю, популярный вопрос. Жандарм строго хмурится, как будто я — провинившийся школяр, и теперь буду оправдываться за то, что прогулял уроки.

— На триста второй Матера — Толедо, — отвечаю так же, как предыдущему. — В шесть утра отправляется.

— Резерв находится на железнодорожной, — тихонько говорит чистый брат, заставляя сержанта — жандарма ещё пристальнее вглядеться мне в глаза. Краем глаза замечаю, что его подчинённые нащупывают револьверы на поясе. Вот засада. Плюнуть на всё, и ухлопать этих бдительных стражей порядка вместе с чистым? Судя по тому, как часто тут ходят патрули — почувствуют. Выстрелы устроят тем более. Кера слишком далеко, Доменико вместе с ней, поддержки не будет. Если сюда сбегутся все чистые города, будет паршиво. А они сбегутся — связь-то у них есть.

— Да вон, хотел в мясную лавку зайти, — вовремя я увидел вывеску. — Хочу окорок купить, пока не закрылась.

— Проходите.

Окорок в мясной лавке пах так, что слюнки текли. Проблема в том, что он мне не нужен, а нужно мне как-то пройти аж пять кварталов, чтобы до браться до Керы. Пока я покупал окорок, мимо окон прошли ещё две группы жандармов — да что ж такое! Их со всей страны сюда нагнали? А ведь может быть и так. В провинциях сейчас представителей государственной власти не особенно жалуют. В последний год я синемундирников и не видел особо. Вполне возможно, что их перетащили в Рим, по крайней мере, часть. Если так вспомнить, что доминус Ерсус как раз и начинал с управления жандармерией. Его работа? Какая разница. Сейчас мне это знание ничем не поможет.

Я так и дошёл до резерва, что на улице Железнодорожной. Некоторое время раздумывал, не уйти ли в район старого вокзала — там скрываться удобнее. Новый железнодорожный вокзал расположился слишком близко к реке и отделён от основной части города железной дорогой. Его слишком легко контролировать. С другой стороны, там — поезда. Если что, меня самого увезут из ловушки. Пока шёл, был проверен патрулями ещё дважды и окончательно решил не пытаться вырваться «на оперативный простор» прямо сейчас. Их тут действительно слишком много. Лучше в самом деле переночевать в вагоне, а уже завтра, когда всё уляжется, встретиться со своими.

Пожилой сторож мазнув сонным взглядом по форме, пропустил меня на территорию резерва, где я без труда нашел нужный мне состав. Вагоны были пока еще тихие и темные, только в паровозе уже бурлила жизнь. Машинист с помощниками, суетились вокруг паровоза, проверяя тормоза и ещё какую-то механику. Железнодорожные служащие простукивали подшипники колесных пар, проверяя уровень масла.

Пробраться в вагон не составило труда. Трехгранник — универсальный ключ от всех дверей в поезде у меня с собой, как у настоящего кондуктора. Вагон был уже готов к приему пассажиров, и настоящий проводник отдыхал в своем купе, пытаясь урвать несколько часов сна прежде, чем состав подадут на перрон. Я не стал его беспокоить. Переодевшись в очередной раз, забрался на третью полку в одном из купе, и, устроившись поудобнее, задремал. Доменико с Керой наверняка будут беспокоиться, особенно брат. Жаль, что у нас, в отличие от чистых, связи нет. Конечно, Кера знает, что я жив и со мной всё в порядке, но меня бы такое тоже не сильно успокоило, так что полагаю, брату предстоит беспокойная ночь.

До шести утра оставалось еще несколько часов — этого времени вполне достаточно, чтобы отдохнуть. Ну а когда поезд подадут на вокзал, я просто спущусь в купе. В крайнем случае, уеду из Рима зайцем, а там сойду на первой же станции.

Глава 27

День выдался напряжённый, так что уснул я крепко. А во сне ко мне явилась Кера.

— И куда ты пропал? — уперев руки в бока вопросила богиня.

— А ты видела, сколько там патрулей? Так и не смог прорваться. Я нарядился в кондуктора, ну и так и пришлось идти в поезд. Когда попытался повернуть к точке встречи, тут же заподозрили, чуть не остановили. Прорываться с боем не захотел.

— Ну, я так и подумала, — тут же успокоилась богиня. — Доменико беспокоится. Думал, тебя опять в тюрьму заперли, или ещё что-нибудь случилось. Я ему говорила, что с тобой всё в порядке, но он не поверил. Но ты прав — патрулей очень много. Говорят, вокруг храма всё обыскивают. Нашли место, откуда ты следил за взрывом, по следам от огнепроводного шнура. Теперь у этих Юниев проблемы, — богиня довольно захихикала. — Этот толстый смертный, который оружие делает и продаёт, написал Доменико, что им припомнили, что они союзники Ортесов, и что год назад из-за них нас упустили…

— То есть они уже знают, кто конкретно подорвал храм?

— Нет, но догадываются. Ты был прав, когда говорил, что могут догадаться, потому что только Ортесы не боятся бродить по подземельям. Но вообще это просто официальная версия. Им нужен какой-то смертный виновник, чтобы погасить слухи о том, что это Диего Кровавый и Кера Несущая беду покарали чистого бога. Только они ещё хуже сделали. Народ тут же вспомнил, что Ортесы были теми, кого чистые так и не смогли убить, и что после того, как попытались, самих чистых стало намного меньше. А ещё вспомнили, что у Ортесов есть племянник по имени Диего, и появился он после смерти Диего Кровавого… в общем, некоторые смертные довольно неплохо воспроизвели твой путь, и теперь многие уверены, что Диего Ортес и Диего Кровавый — это одно лицо. Так что в первую версию, где мы с тобой в главной роли, теперь верит ещё больше народу. Знаешь, это довольно забавно, когда тебе молятся. Ты пока не почувствуешь, а вот мне вполне приятно. Но тебя теперь будут искать очень старательно. Никаких сил не пожалеют.

— Вот, кстати об этом, — я даже во сне подскочил от возмущения. Как-то за заботами о собственной безопасности забылось, а теперь Кера напомнила. — С какого перепугу меня-то в боги записали⁈ — возмутился я. — Там, на площади перед храмом народ прямо сразу про нас обоих подумал. Нет, я понимаю — ты. Ты богиня. Но я-то здесь причём⁈

— Чему ты удивляешься? Во-первых, ты правда очень силён. Во-вторых, очень известен, пусть и под разными именами. И потом, когда те смертные нелюди предложили дать людям альтернативу, ты, в отличие от меня, кстати, был совсем не против. Почему сейчас-то так злишься?

— Так я был не против, чтобы поклонялись тебе! Я-то — не бог.

— Это пока не бог, — пожала плечами Кера. — И потом, нужно было тогда уточнять, что ты не хочешь, чтобы про тебя промолчали. Они же сразу про нас обоих говорили.

— Да с чего бы⁈ — ещё сильнее возмутился я.

— Ты что, ничего не понял? — кажется, Кера что-то поняла, и это показалось ей ужасно смешным. — Они с самого начала говорили с нами обоими. С тобой и со мной. И про нас обоих. Никто не хочет одного бога — уже обожглись на чистом. А так будет как минимум два, потом ещё, может, Гекату уговорить удастся, или кого-то из Титанов.

Я схватился за голову, и уселся… только что во сне было пустое ничто, но Кера услужливо создала для меня облачко. Как для Зевса. Вот ведь язва!

— И что они будут делать, когда окажется, что я не бог? — уточнил я.

— С чего ты решил, что так окажется? Я же говорю — ты очень силён. Особенно после Тартара. Ты напился крови Гекатонхейров, ты спустился туда и вернулся, будучи живым. После смерти ты можешь стать богом. Особенно, если в тебя будут верить. Но это даже не обязательно. Например, о Геракле узнали уже после того, как он помер.

— Да ну к чёрту! Я не хочу быть богом! — простонал я. — Это ж… Это ж бред какой-то! И ты раньше говорила, что все боги были изначально, и появились намного раньше людей. Как вообще человек может стать богом⁈

— Я не говорила, что все, — педантично поправила меня Кера. — Многие, даже большинство, но не все. Не понимаю, зачем ты так расстраиваешься? Если не понравится — просто искупаешься в пяти реках, вот и всё. Да и мало ли что, может, ты им, богом, ещё и не станешь?

Последнюю фразу Кера произнесла таким тоном, что я ни на секунду не усомнился — она ни капли не верит, что я им не стану. Богом, в смысле. Однако слова про пять рек меня немного успокоили. Это я уже знаю — воды этих рек смывают всё, включая память, так что кто бы ты ни был, искупавшись во всех реках подземного мира, просто отправишься на перерождение. Это меня вполне устраивает. Не хочу быть бессмертным — слишком страшно.

Неприятную тему в конце концов сменили, и Кера перешла к тому, ради чего, собственно и явилась. Новости пересказать.

— После того, как ты рванул храм, сенат был в ярости. Особенно этот твой будущий родственник, Ерсус, — начала рассказывать Кера. — Они не ожидали, что люди так отреагируют. Вечером вышли их газеты, в которых было написано всякое патриотичное, и что народ Рима благодарен своему богу и сенату за то, что его защищает, но после твоих газет они только сильнее разъярились. То сборище возле главного храма было не единственное, и даже не самое большое. В общем, Ерсус объявил военное положение и комендантский час. Всех протестующих разогнали, говорят, были трупы. В беспорядках, представь себе, обвинили нас с тобой. Вернее, тебя. И ещё тебя объявил личным врагом Мигель де Айяла. Ты теперь мерзкий еретик, мошенник и прохвост, который изображает из себя бога и вводит людей в заблуждение.

— Ну, они не ошиблись, — хмыкнул я. — Всё так и есть.

— Диего, мне не нравится, как спокойно ты к этому относишься. Тебя будут искать. Я не уверена, что ты сможешь уйти поездом. Они откуда-то доподлинно знают, что ты ещё в Риме. Ты мог бы попытаться уйти через канализацию… вот только говорят, даже туда отправили жандармов с чистыми. Возле каждого выхода караулят, даже в домах патрициев. Ты, конечно, прорвёшься, но у них есть связь. Сразу людей нагонят. Я чую, как вокруг тебя собираются тучи, закручивается чужое внимание и чужая сила.

— Ну, я довольно неплохо тут сижу, в поезде. Полагаю, мне лучше на некоторое время скрыться, чтобы они немного успокоились.

— Я не верю, что тебе это удастся. Попробую утром устроить переполох. Мне нужно, чтобы ты дал мне разрешение использовать свои силы.

— Что хочешь делать? — насторожился я.

— Устрою им нашествие крыс, — ухмыльнулась Кера. — Чумные крысы войдут в храмы. О, это будет очень красиво! Сейчас, когда нет чистого, я вполне могу сделать такое!

— Сил хватит? — уточнил я. Мне эта идея очень понравилась.

— Придётся потратиться. Но ты потом поделишься. Пока они будут разбираться с крысами, я найду тебя. Попробуем уйти вместе.

— А как же Доменико?

— Он смог добраться до Криспаса. Сейчас у него прячется. И Ева тоже сейчас там.

— Хорошо. Давай сделаем, как ты говоришь.

Кера ещё никогда не была так серьёзна, так что я тоже сбросил дурашливое настроение. Кажется, мне, наконец, удалось их по-настоящему разозлить. И я догадываюсь, почему. Чистые братья не терпят конкуренции. Народ заговорил о других богах, а значит, им срочно надо эти разговоры пресечь. Лучше всего, уничтожив саму угрозу.

Проснулся я только когда поезд отправился на перрон. Сонные дома медленно проплывали за окном, и вот в поле зрения появились монументальные стены вокзала с высокими арками окон и лепниной по стенам. Здесь никакой сонливости не наблюдалось — вокзалы вообще никогда толком не засыпают. Сновали в разные стороны служащие в форме, нетерпеливо поглядывали на вокзальные часы пассажиры общих вагонов, явившиеся на перрон заранее, чтобы занять очередь. Вальяжно прогуливались состоятельные господа, сопровождаемые носильщиками с тележками, заполненными многочисленными чемоданами. Казалось бы, обычная суета, сопровождающая отправление любого состава, однако я заметил несколько тревожных признаков. Как-то непривычно часто среди праздной публики мелькали жандармские мундиры, да и белые одеяния чистых обычно реже попадаются на глаза. Можно было не сомневаться в причинах такого наплыва представителей духовенства и властей, вот только даже так их было многовато.

С каждой минутой я нервничал все сильнее, и к тому моменту, как началась посадка, уже не находил себе места от волнения. Моя попутчица не появилась в купе ни когда открылись двери вагона, ни даже через десять минут после этого. В этом не было ничего страшного, я достаточно уверен в ней, чтобы не беспокоиться из-за таких мелочей, как опоздание. Ева вполне способна позаботиться о себе. А вот тот факт, что и остальные пассажиры пока не спешат занимать свои места, вызывал тревогу. Рискнув чуть опустить окно вагона, я стал вслушиваться в обрывки разговоров, долетавших с перрона. И то, что я слышал, мне не понравилось. Высказываемое вполголоса возмущение очень ясно показывало, что направлено оно на чистых, иначе как минимум благородная публика не стала бы сдерживать голос.

«Поезд задерживают»

«Обыскивают вагоны»

«Досматривают пассажиров! Даже дам!»

«Им нужен Диего Ортес!»

Все это было очень неприятно и означало две вещи. Отвлекающий маневр, который должна была устроить Кера, не удался. Сбить чистых со следа не удалось, и теперь они ищут вполне конкретного человека. Меня. А еще это означало, что по плану убраться из города не выйдет. Даже хуже — может статься, придется прорываться с боем, с неясными шансами на успех.

Ждать дальше смысла не было, и я соскользнул со своей полки. Одно хорошо: железнодорожную форму я так и не сменил. Цивильную одежду должна была принести Кера — свой запас я, увы, истратил вчера, сейчас остаётся только то, что на мне.

Кондуктор стоял в тамбуре и был занят тем, что с неизменным терпением отвечал на одни и те же вопросы пассажиров. Дождавшись паузы, я несколько раз стукнул костяшками в дверь. Удивленный служащий появился через несколько секунд, и тут же замер, увидев зрачок револьвера, смотрящий ему в лицо.

— Пройдите в свое купе, — вполголоса велел я. Усадив несчастного работника, стукнул его по макушке, после чего запер дверь. Процедура заняла не больше десяти секунд, так что толпящиеся возле входа в вагон пассажиры даже не обратили внимания на отлучку кондуктора. И уж тем более никто не заметил, что на их вопросы теперь отвечает совсем другой человек. Мне даже маскироваться дополнительно не пришлось. Люди редко обращают внимание на лица служащих, да и форма будто стирает различия между индивидами. Почти никто и не заметил, что теперь на их вопросы отвечает совсем другой человек, а более внимательные восприняли все как должное. Мало ли куда ушел кондуктор? Главное, оставил за себя кого-то, кого можно донимать одними и теми же вопросами, требовать объяснений, извинений, и просто выплескивать свое раздражение от неожиданной задержки.

— Домины и доминусы, прошу вас, подождите несколько минут, я схожу узнать, как долго продлится задержка, — попросил я, вытерпев несколько минут этого бессмысленного трёпа.

Публика отнеслась с пониманием, так что никто не возмутился, когда я запер вагон и направился в сторону штабного. Конечно, ничего спрашивать я не собирался. Удалившись немного, свернул в сторону здания вокзала, куда и направился с максимально деловым и сосредоточенным видом. Это было ошибкой — резкое изменение маршрута привлекло чей-то внимательный взгляд. Краем глаза я заметил, как в мою сторону заспешила спира чистых в сопровождении трех жандармов. Не показывая, что заметил внимание, я продолжил путь. Вот один из жандармов потянулся к свистку, и в этот момент тяжело нагруженная тележка носильщика, двигавшегося навстречу жандармам, вдруг резко клюнула носом, потеряв переднее колесо. Ненадежная горка багажа рассыпалась прямо под ноги спешащим карабинерам. Троица чистых, шедших с краю, и вовсе оказалась погребена под несколькими саквояжами. Все, отсчет пошел на секунды. Можно не сомневаться, что среди многочисленных чистых, вынюхивающих преступника, найдется не один, кто может почуять проклятие.

Как и все окружающие, я вздрогнул и оглянулся на неожиданную аварию, но останавливаться не стал. Вход в вокзал уже прямо передо мной, пара шагов — и я внутри, скрытый от внимательных взглядов почуявших близкую добычу чистых. Останавливаться не стал. У выхода в город обнаружилась ещё одна тройка монахов, методично проверяющих каждого входящего. Двое проверяли людей, дублируя друг друга, а один осматривал вещи. Только то, что они не концентрировались на происходящем за спиной, позволило мне приблизиться. В то, что мне дадут спокойно пройти, я не верил. Поэтому и пытаться не стал.

Среди последователей прежних богов ходят слухи, что на чистых и вовсе нельзя прямо воздействовать иными силами. Это неправда. Влиять на чистых трудно. Труднее, чем на обычных людей. Может, их действительно защищает чистота помыслов, а возможно, дело в ворованных у жертв силах. Однако у меня уже получалось раньше, получится и теперь.

Усилие потребовалось совсем незначительное. Проверявший дамскую сумочку чистый не заметил крохотный велодог с раскладным спусковым крючком. Зацепившийся за что-то крючок щелкнул. Чистый от неожиданности дернулся, барабан крохотного револьвера провернулся, ударил курок, и пулька калибра 5.75 мм вошла в колено одному из тех церковников, что в этот момент пристально вглядывался в лицо возмущенной обыском дамы. Звук выстрела, вопль боли и визг матроны прозвучали почти одновременно, провинившийся монах выронил сумочку. Третий церковник, реагируя на угрозу, полыхнул очищающим светом, разом выпуская всю накопленную силу. Холодная и равнодушная как к последователям, так и к тем, против кого направлена, эта вспышка заставила меня стиснуть зубы от боли. Лицо горело, глаза слезились. Терпеть это было крайне неприятно, очищающий свет, ничем не сдерживаемый, давил, принуждал пасть ниц и скрыть лицо перед сиянием всевластного бога. Но гораздо хуже, чем мне, было раненому монаху. Кровь, брызнувшая из ноги, обратилась песком и пеплом, оставляя чистую рану, с которой тонкой струйкой осыпалась плоть, лишь расширяя рану. Чистый с воплями повалился на землю и принялся кататься, сбив с ног и братьев, и оказавшуюся на свою беду рядом матрону. Такое не заметить просто не могли. Скоро здесь будет толпа чистых и жандармов. Отголоски моего воздействия, даже после очищающего света почуют, а меня самого будут искать в сто раз настойчивее. Неважно. Главное — я могу убраться сейчас.

На кондуктора, сбежавшего по ступеням вокзала, пока никто не обращал внимания. Правда, фора у меня небольшая. Сейчас здесь станет тесно от жандармов и чистых. Я свернул в первый же переулок, и, наконец, побежал. Звук свистка догнал меня уже когда я выбегал из переулка. Недолго же они были в растерянности! Бросив взгляд по сторонам, заметил еще двух жандармов, уже спешащих навстречу.

Оборачиваюсь в противоположную сторону, только для того, чтобы увидеть другой отряд, да еще подкрепленный двумя чистыми. Топот шагов в переулке сзади ясно показал, что и обратно возвращаться нельзя.

Очередное усилие, и один из жандармов, подвернув ногу на скользком камне мостовой, падает прямо под ноги к напарникам. Я бегу навстречу тем двоим, которых увидел первыми. Они оба скидывают с плеч карабины. Ну что ж, это удачно. Жандармы стреляют залпом. Даже гражданских не пожалели, которых тут довольно много. Ну да я о них позаботился. Один карабин дает осечку, у второго разрывает ствол — работать с огнестрельным оружием одно удовольствие! Я проношусь мимострелков, не останавливаясь, поворачиваю в переулок и бегу к следующей улице. Навстречу еще жандарм — и его карабин уже готов к бою. Опять осечка, а вот мой Арми срабатывает как положено. Жандарм с простреленной шеей валится мне под ноги, я перепрыгиваю и бегу дальше. Сзади опять слышен топот догоняющих. Впереди, уверен, тоже достаточно загонщиков, но останавливаться нельзя. Переулок заканчивается, я снова выбегаю на улицу, которая как-то подозрительна пуста. В дальнем ее конце все бело от одежд чистых. Несколько выстрелов в их сторону, просто, чтобы не дать ударить разом, я разворачиваюсь и бегу назад, снова перепрыгивая через несчастного жандарма. Быстро же они стягивают подкрепления! Должно быть, пречистый Мигель де Айяла просто в ярости от вчерашнего происшествия, и твердо намерен найти виновника.

На бегу откидываю барабан револьвера, выбрасываю стреляные гильзы и вставляю новую обойму. Сил ещё много, но их лучше поберечь до тех пор, когда меня окончательно загонят, а пока пусть поработает старичок Арми, ему не привыкать. Трое жандармов, бегущих навстречу, не успевают отреагировать на мое появление — я стреляю быстрее. Я снова на широкой улице. За время моего отсутствия здесь многое поменялось. Мимоходом отмечаю, что именно здесь приму последний бой, и как раз в этот момент замечаю, как из-за поворота выносится экипаж. Конями правит дама в элегантном бежевом платье и широкополой шляпке — Кера любит одеваться на грани приличий. Еще не белый, но уже почти. Белый нынче носить не принято. Еще чуть-чуть светлее, и всеобщее порицание за покушение на цвет чистоты обеспечено.

Кера даже и не думает сдерживать коней. Это и не нужно, на подножку я вскакиваю на ходу.

— Гони!

Кера в понуканиях не нуждается — она и без того заставляет лошадей выкладываться по полной. Лицо девушки заострилось и посерело. Я чувствую, как она призывает свои силы.

— Они тебя ждали, патрон, — кричит мне на ходу богиня. — Мой обман их не отвлек.

— Да это понятно! — кричу я в ответ. — По какому маршруту уходим? — Утвердившись на ногах, встаю так, чтобы видеть происходящее сзади. А там все не очень хорошо — всего метрах в пятидесяти стоит целая группа чистых, и они явно готовятся ударить. Я выпускаю всю обойму в монахов. Падают всего двое — они толи защищены, толи сказывается попытка прицельной стрельбы с трясущегося на скорости ландо. Но ритуал я сбил, оставшиеся ударили вразнобой. Кера только вздрогнула и зашипела недовольно.

— В старый город уходить нужно. Здесь слишком прямые улицы, перекрыть легко, — отвечает, наконец, богиня. Из своего бульдога одна вышибает мозги слишком шустрому жандарму, выскочившему наперерез экипажу, и попытавшемуся повторить мой трюк. Кровь разлетается во все стороны, каким-то образом попадает даже на саму девушку, расцвечивая платье, неаккуратными брызгами покрывая лицо. Я чувствую ее удовольствие от этого факта — Керу всегда привлекали такие вещи. Намного острее, чем раньше. Ну, не удивительно. Кера тоже стала намного сильнее после визита в Тартар.

Глава 28

А у нас намечается проблема. Самая старая часть города соединяется с новыми кварталами всего двумя переездами. Железная дорога разрезает город пополам. Точнее, железка раньше шла по окраинам, а потом пустыри с противоположной от города стороны стали заполняться ровными и прямыми квадратами кварталов. На той стороне, в хаосе кривых улиц, переулков, тупичков и проходных дворов, которые представляет из себя старый район вокзала, затеряться легко. Придется бросить повозку, но это не проблема. Однако перекрыть эти два переезда проще простого, и я уверен — те, кто задались целью нас отловить, не забудут о такой возможности. Уж чистые постараются нагнать туда побольше народу. Я порадовался мимоходом тому, как их много собралось возле вокзала. Сейчас мы их опережаем, а, значит, там, в узком месте, все меньше будет противников. Мы на полной скорости прорвали очередной, спешно выстроенный заслон. Жандармы все никак не сообразят, что карабинами здесь не поможешь. Слишком легко может случиться какая-нибудь роковая неприятность, мне даже не приходится проклинать оружие по-настоящему. Дорога впереди свободна — это хорошая новость. Плохая заключается в том, что чистые, наконец, тоже вспомнили, о том, что передвигаться можно не только на ногах. В четырехместный дормез набилось семеро монахов, но нас все равно догоняют — четверка лошадей идет ровно и резво, без труда сокращая расстояние между нами. Забавно получилось — и мы и преследователи на лошадях. Почему так, любопытно? И в этот раз нас преследует кто-то достаточно сильный, чтобы не дать мне сбить погоню ни пулей, ни проклятием. Все попытки ухватить хоть какой-нибудь изъян проваливаются еще на стадии подготовки. И мы несемся слишком быстро, чтобы успеть устроить какое-нибудь препятствие на пути погони.

— Правь к Малой церковной, — велю я. — Там нас ждут меньше всего.

Девушка кивает и на следующем повороте правит налево, вдоль железной дороги. Ландо чуть не опрокидывается на скорости, приходится держаться обеими руками, чтобы не покатиться по мостовой. Более тяжелый экипаж преследователей отстает, и у нас появляется небольшая фора. Мы едем к дальнему переезду — тому самому, который упирается в главный храм старого города. Он немного потерял в своем величии после появления конкурента, но чистые о нем не забывают. Теперь, наверное, это и вовсе главный храм всего города. Там до сих пор располагается несколько боевых спир чистых, всегда готовых покарать еретиков. Попытка прорваться этим маршрутом выглядит странно, я и себе не могу объяснить свой выбор, однако предпочитаю повиноваться интуиции, которая не раз спасала меня в сложных ситуациях. Особенно, если она подкреплена банальной логикой. Я сегодня видел уже очень много чистых. Такое ощущение, что они все вышли на улицы, в поисках вероотступника, вырвавшего законную жертву из пальцев чистого бога. Если так, может, и в старом храме сегодня не столь многолюдно?

Пока выходит, что мои предположения верны. Все меньше чистых попадается навстречу, да и жандармы как-то реже встречаются. Возникает ощущение, что основную партию загонщиков мы обошли. Ева была права — в этот раз нам действительно не удалось сбить чистых со следа. Кажется, тактика с имитацией диверсии поклонников мертвых богов перестает быть действенной. В этот раз ждали именно меня.

Я не просто праздно предаюсь размышлениям — преследователи настойчивы, и вновь сокращают отрыв. Все, что мне удается сделать — это на пару секунд сбить ход лошадям, напугав их искрами рикошета от брусчатки. Я так увлекся, что едва не вылетел из повозки на очередном повороте — мы, наконец, въезжаем на переезд. Шипение Керы слышно даже сквозь стук копыт по брусчатке:

—… светоносная мразь!

Я оглядываюсь, только для того, чтобы убедиться — так и есть. Между рельсами, прямо в центре дощатого настила, широко расставив ноги, стоит Мигель де Айяла собственной персоной. Видел его всего однажды, но не запомнить эту спесивую рожу не мог. Он один, других чистых рядом нет. Смешно, но я успеваю даже на таком расстоянии оценить выражение лица пречистого. Это не сложно. От иерарха бьет такой чистой и незамутненной яростью, что и слепой не ошибется. Даже приятно — этот пожиратель чужих жизней, похоже, настолько вышел из себя, что ни о каком пленении речи не идет. Он сейчас ударит так, что от нас пятна не останется. Нас разделяет метров сто. По какому-то наитию я успеваю прострелить себе ладонь, плюхаю ее прямо на лоб напарнице.

— Бери, сколько влезет, и бей как можешь!

Она ведь просила во сне поделиться силой.

Кровь щедрым потоком заливает лицо девушки, ее губы изгибаются в счастливой, хищной улыбке, а глаза полнятся ненавистью. Точно такой же ненавистью, какую чувствую я сам. Экономить больше нечего, если мы не уничтожим этого ублюдка, он перемешает наши останки с кусками мостовой и обломками ландо так, что самый скрупулезный судебный инспектор не отделит одного от другого.

Я успеваю ударить первым. Я вкладываю всю силу, всю ненависть и все презрение к одной из тех лицемерных мразей, чья смерть стала моей мечтой и целью в жизни. Разогретые на солнце рельсы не выдерживают напряжения и срываются с пути, выстреливают в иерарха. Удар страшен. Это не взрыв очистительной лампы, хоть и большой. Но все же Мигель Айяла остается на ногах. Даже в трясущейся на скорости повозке видно, что одна из рельс попала в лицо, сорвав кожу и выбив глаз. Вторая тоже не прошла мимо, попав в спину, заставила пречистого сделать шаг вперед. Всего лишь шаг! То, что обычного человека превратило бы в изломанный, окровавленный мешок, набитый требухой и костями, всего лишь заставило фра Мигеля пошатнуться и сорвало кусок кожи с лица. Но это не главное. Главное то, что я все-таки успел первым. Совсем чуть-чуть, буквально на мгновение опередил его удар, сбил прицел. Айяла направил в нас ослепительно белую нить, такую мощную, что даже воздух выжигала, превращала в ничто. С отчетливо слышным гудением, этот концентрат божественной силы прошел в считанных сантиметрах от Керы. Немного левее, и от нас не осталось бы даже следа, таким ударом ещё недавно высшие иерархи церкви вычищали целые батальоны реставраторов, оставляя ровные поляны мельчайшего серо-белого пепла. Мы с Керой только что едва избежали такой участи. А вот часть нашего ландо, как и дом позади, вместе с жильцами, не избежали.

Впрочем, в тот момент я этого и не заметил — все мои силы были направлены на то, чтобы защитить себя и напарницу. От лошадей, увы, ничего не осталось. Бедные животные, как всегда, страдают ни за что, просто потому, что люди любят убивать друг друга.

Мне пришлось сложно, особенно учитывая, что Кера о своей безопасности в этот момент не заботилась. Моей ненависти, не желания подчиняться и пресмыкаться врагам, хватило только на то, чтобы сохранить нам жизнь. Даже толики воздействия, малой части рассеянной чистоты оказалось достаточно, чтобы кожу на открытых участках тела будто стесало пустынным самумом. Одежда справилась с защитой наших тел, но сама не выдержала. На нас остались жалкие обрывки.

Кере было наплевать на боль и на то, что она осталась практически обнаженной. Напарница, наконец, зашлась надрывным криком. Бесчисленный рой жирных, черных оводов вылетел из ее рта. С низким гудением насекомые пролетели разделявшее нас с фра Айялой расстояние, облепили священника со всех сторон. Иерарх в мгновение ока оказался покрыт насекомыми в несколько слоев. Священник завертелся на месте, сбивая враждебную силу, счищая с себя оводов, место которых тут же занимали тысячи новых. Он так до сих пор не произнес ни звука — завидное самообладание. Боли он, конечно, не чувствует, но даже просто чувствовать, как мерзкие насекомые вгрызаются в тело, лезут в глаза и рот, выгрызают тысячи новых ран, крайне малоприятное зрелище.

Фра Мигель так и не свалился. Остался на ногах, хотя и полностью потерял зрение и слух — насекомые рациональны — они всегда в первую очередь стремятся туда, куда проще пролезть. Всё ещё стоит. Ничего. Недолго осталось.

Я не успел чуть-чуть. Почти добежал до погребённого под слоями хитиновых тел урода, когда фра Айяла превратился в сплошную, полыхающую очищающим светом статую. Смотреть на него было больно до слёз даже сейчас, когда он не бил адресно.

— Он отдаёт всё! — прошептала Кера, попятившись назад.

Это неприятно. Если он выпустит одновременно весь свой запас, здесь весь квартал превратится в пыль. Значит, придётся его остановить до того, как он это сделает. Ох, не люблю я это делать. Я шагнул навстречу сияющему полубогу. За спиной медленно разворачиваются чёрные крылья.

— Так же, как и мы, — спокойно говорю я. Не думал, что всё закончится вот так, будто на бегу, да и без подготовки. Но так даже лучше. Эта история и так слишком сильно затянулась, и только по моей вине. Она должна была закончиться ещё год назад. Это моя вина, что я уступил уговорам семьи и бросил недобитков.

С де Айялой происходит что-то неестественное. Человеческого в этой фигуре осталась только форма — от физического тела, там, кажется, вообще ничего не осталось. Жидкий, яростный, всесжигающий свет. Теперь Керины насекомые вряд ли смогут нанести ему хоть какой-то вред.

— Он перерождается, — шепчет Кера. — Он не накопил столько сил, чтобы возродиться в полном величии, но…

Кажется, понимаю. Богу пришлось вылупиться из своей личинки раньше времени. Этакая недоразвитая бабочка получается. Я не стал ждать, когда он придёт в себя. Взмахнув крыльями, взлетел над крышами. Чувство могущества опьяняло, но не лишало рассудка. В груди зарождалось что-то страшное, жестокое, и одновременно послушное моей воли. Это чувство росло всё сильнее, а потом вырвалось яростным криком. Я спикировал вниз, выставив сверкающий серебром серп. Доски под чистым существом прогнили, земля превратилась в труху, лёгкий толчок землетрясения заставил схлопнуться стенки получившейся ямы. На поверхности осталась только голова со сверкающими лютой яростью глазницами. Мой удар был прекрасен. Совершенен в своей силе и резкости. Голова отделилась и рассыпалась прахом.

— Что, так просто⁈ — удивлённо спросил я и не узнал свой голос.

Вместо ответа земля снова задрожала, из ямы, края которой осыпались знакомым прахом, появилась рука, плечи. Голова не выросла, но, кажется, отсутствие мозгов этой твари ничуть не мешало. Я снова ударил серпом, попал в плечо. Кажется, рана была серьёзной, в ответ мне прилетело рукой из света, прямо в грудь. Отнесло на несколько метров, я взмахнул крыльями, чтобы сохранить равновесие. Боль — адская. Я опустил глаза, опасаясь увидеть сквозную дыру в теле. Обошлось, конечно. Тело выдержало. Сгорела кожа и рёбра некрасиво торчат наружу, а так всё хорошо.

Боль не мешает двигаться, и я снова рвусь к твари, которая уже наполовину выбралась из ямы. Всё-таки без головы он более медлителен. Кера успевает первой. У ней в руке откуда-то появился тонкий стилет — тот самый, который мы раздобыли в далёкой Африке. Богиня ловко уклонилась от удара и полоснула по руке. Из обрубка ударило светом. Этого она уже не ожидала — по лицу девушки расплылся уродливый ожог, открывая зубы и кости черепа. Мразь! Выталкиваю сгорающую подругу из-под удара, и рублю серпом, раз за разом, не обращая внимания на новые потоки света, сдирающие кожу и плоть с костей. Кажется, мы сдохнем, но эта тварь тоже живой не останется. Я вижу, как от него отделяется кусок за куском, отваливаются, рассыпаясь в полёте на крохотные песчинки. Рядом Кера… то, что от неё осталось. Её стилет мелькает с дикой скоростью. Мы обе не обращаем внимания на собственные повреждения, на боль и ужас от рассыпающихся тел, поглощённые одним желанием — пусть он, наконец, сдохнет.

И чистый перестаёт сопротивляться. Я больше не чувствую новых ударов, продолжаю кромсать светящуюся плоть, пока в воронке, которая образовалась на месте нашего столкновения не остаёмся только мы с Керой и крохотный яркий кусочек призрачной плоти. Свет, который от него исходит больше не жжёт, даже наши истерзанные тела, для которых теперь даже солнечные лучи — мука.

— Это сердце, — шёпот Керы звучит прямо в голове, потому что губ и языка у неё больше нет. — Средоточие его мощи. Та сила, что он украл у этого мира. Если ты его поглотишь — станешь очень могучим богом. Сильнее Зевса.

— Ну так забирай — я тоже, оказывается, могу говорить вот так — безмолвно. — Тебе, Кера!

Кажется, она хотела сказать ещё что-то, может быть, возразить, но не успела. Призрачное сердце начинает светиться ярче. Потоки света омывают её истёрзанную плоть, сквозь которую проглядывает истинное тело богини. Но недолго. Тело Евы восстанавливается так быстро, почти мгновенно… а потом и моя боль становится меньше.

— Всё, хватит! — Кера снова говорит вслух. — Я больше не могу. Если мы примем ещё, тела не выдержат. Ты ведь не хочешь сейчас лишиться тела?

Оказывается, я могу управлять этой штукой. Свет гаснет, и снова остаётся только крохотный комочек. А я вдруг падаю — сначала на колени, а потом на спину, неловко поджав ноги в коленях. Смотрю на небо, не в сиах даже закрыть глаза.

— Почему мне так хреново? — даже не знаю, сказал я это, или только подумал. Но Кера ответила:

— Он нас убил. Почти. Сколько бы силы мы не получили, пережить такое непросто. Тем более такой силы. Чуждой. — Богиня лежит здесь же, рядом со мной. И так же не может пошевелиться.

— Тогда можно хоть сознание потерять? — жалобно прошу я. Очень уж мне дурно. Как будто похмелье, только усилившееся в тысячи раз.

— Нельзя. Нужно встать, потому что нас сейчас убьют, — Кера всё-таки говорит именно губами. А потом начинает подниматься.

«Да теперь-то кто? Главный злодей же помер!» — хотел возмутиться я, и заставил себя встать. Это было больше похоже на манипуляции деревянной куклой на верёвочках, чем управление собственным телом. Вопрос, «кто?» может считаться закрытым. Чистые. Упорные какие. Даже повторная смерть бога не заставила их растеряться.

— Слушай, я, кажется, никого проклясть не могу, — шепчу я потрескавшимся от боли горлом.

— Сила чистого мешает, — коротко отвечает Кера. Кажется, ей тоже больно говорить. — Пока не усвоится — не сможешь. Ты сейчас, считай, неодарённый. И я — тоже. Обычный человек.

— А, ну зашибись. Тогда прости, это точно всё.

Я чудом нащупываю на поясе револьвер. Сколько там осталось патронов? Два, три? Да толку-то? До них пули даже не долетят. Обидно, а так бы хоть троих с собой забрал.

— Они тоже не могут, — говорит Кера. — Но у них много железок.

Чистых перед нами больше тридцати — несколько спир вместе собралось. А может, вообще все, кто остался после проделок Керы. Совсем немного, такая засада, и ничего сделать нельзя.

Поднимаю револьвер, готовлюсь стрелять в первого, который приблизится… и тут чистые начинают падать. Один за другим. Я тоже падаю, потому что мимо свистят пули. Ещё и скатываюсь в воронку, из которой мы с таким трудом выбирались. Рядом лежит Кера и вид у неё тоже немного удивлённый.

— Слушайте, ну вы тут устроили войну богов! — знакомый голос. Агния! — И опять без нас! Только и успели к шапочному разбору!

— Лично я рад, что мы не пришли раньше. Посмотри — тут вообще ничего не осталось. Только прах и пепел. Удивительно, что наши друзья ещё живы!

— Я вот думаю, может, добить? — задумчиво тянет Агния. — Почему всё самое интересное без меня? Это несправедливо!

Эпилог

Кера задумчиво наблюдала за своими смертными. Доменико и Диего пялились на медленно уменьшающуюся землю в иллюминаторе, как будто видели такое зрелище впервые. Петра, эта смешная самочка, вцепилась в Диего правой рукой, а левой удерживает свёрток с омерзительно-беспомощным и вонючим младенцем. Отвратительное существо. Если взрослых смертных богиня ещё готова терпеть, то вот такие её просто из себя выводят. Когда-нибудь этот орущий набор соплей, слёз и дерьма превратится во что-нибудь забавное, с такими-то родителями, но пока она старается не приближаться. Впрочем, Диего тоже, кажется, не слишком понимает, что с ним делать. Но активно старается понять. Для него это, почему-то, важно.

Сама Кера с ужасом ждёт, что Доменико и Ева тоже заговорят о чём-то подобном. «Если это случится — непременно прерву связь и уйду. И плевать на клятву патрону. В конце концов, чисто формально, во время той битвы с недовозродившимся чистым мы с ним оба технически умерли. Так что все клятвы уже можно считать исполненными».

Кера тяжко вздохнула, понимая, что ничего такого не сделает. Вовсе не из сентиментальных соображений, просто рядом с Диего всегда будут происходить интересные события. По крайней мере, пока он жив. Но скорее всего и после смерти тоже, если, конечно, он не додумается в самом деле искупаться в пяти реках. Он до сих пор так здорово пугается, когда она напоминает о том, что ждёт после смерти… Кера иногда специально шутит об этом, чтобы получить порцию страха настоящего божества. Изысканное блюдо, и очень питательное — грех не воспользоваться такой возможностью. Тем более, что приводить к гибели смертных стало как-то уже и неприлично. Они ведь ей молятся. Нет, если будет необходимо, она, конечно же, не постесняется. Или там силы потребуются для чего-нибудь. Но вот просто так, исключительно ради развлечения… не то чтобы нельзя, а именно что неприлично. Другие бессмертные будут рожи кривить. Раньше Кере было бы на это наплевать… да собственно, так и было. Но тогда она была просто мелкой богиней, у которой и смертных-то не было. Теперь, когда она, вроде как, одна из главных богинь целой республики, так беспечно наплевать на условности уже не получится.

Кера снова тяжко вздохнула. Не слишком-то ей хотелось становиться одной из верховных. Мороки — много, ограничений — ещё больше, а удовольствия почти нет. Только и радости, что можно питаться молитвами смертных, вместо того, чтобы носиться крылатой тенью над миром, выискивая места больших битв, эпидемий и катастроф, а то и просто натравливая смертных друг на друга. «Ничего. Ева проживёт ещё долго, может, ещё успею соскучиться. В конце концов, я ведь ещё не пробовала ей быть, верховной. Вдруг понравится? А то сейчас я как патрон — отбрыкиваюсь от того, чего даже не испытывала, только потому, что страшно».

В конце концов, впереди ещё много интересного в смертном теле. Например, визит в Тартарию. Патрон, упорно игнорирующий собственную божественную сущность, едет развлекаться. Чем-то близка ему эта территория и эти люди — он, иногда, втихаря, даже мечтает, что останется там жить. Напрасно мечтает. Кера больше, чем уверена, что ожидания его просто не могут совпасть с реальностью. Может быть, ему там даже понравится, однако домом это место он тоже назвать не сможет. Хотя… в отношении Диего ни в чём нельзя быть уверенным. В любом случае, он наивно надеется на простое путешествие. «Ну, конечно, — мысленно хихикнула богиня. — Так они тебя и проигнорируют такого скромного и незаметного бога в человеческом теле. Ещё и того, кто уничтожил чистого. Ну, почти уничтожил». Как раз в этот момент на плечо патрона вспрыгнула ворона-альбинос.

— Что, Чистюля, понравился дирижабль? — рассеянно спросил парень.

«Вот так», — в который раз удивлённо покачала головой Кера. Такого унижения для божества она даже представить не могла. Он его не убил. Не поглотил его силы без остатка. Просто подсадил их остатки первой попавшейся вороне. Пожалел — она ему попалась, когда товарки почти заклевали. И теперь за Диего повсюду следует белая ворона. Зверобог по кличке Чистюля. А самое смешное, что звериное сознание оказалось гораздо сильнее тех остатков сущности чистого, что ещё сохранялись в его сердце. Ни капли злобы не сохранилось, осталась только преданность и любовь. Ох, как бы ему за такое не получить порицание от остальных бессмертных. Ну хоть какое-то уважение нужно иметь? Всё-таки бог, хоть и чужак.

«Ладно, — подумала богиня. — Может, удастся договориться с Тартарцами? У их бессмертных тоже, говорят, довольно странное чувство юмора. Этакая дипломатическая миссия. А там, может, и к северянам заглянем. Нужно же налаживать контакты?»

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/274266

Примечания

1

Гаррул — болтливый

(обратно)

2

Мифические существа, дети Зевса и Геры. Хороши в отвлечении внимания от мест, которые не должны найти. Хорошие воины и сильные колдуны. Выглядят как люди.

(обратно)

3

Апокалипсис у древних греков

(обратно)

4

Гора, на которой собрались титаны перед тем, как сразиться с богами. Боги, соответственно, были на Олимпе

(обратно)

5

Геката и Кера — дочери Нюкты, которая, в свою очередь, дочь Хаоса и Мглы. Уран же, отец титанов — сын Хаоса и Геи. Так что они, скорее, троюродные родственники, а не родные. Однако если учесть, что Гея, супруга Урана и мать титанов является дочерью Нюкты, троюродными родственниками их тоже звать нельзя. В общем, они не заморачиваются с точным именованием

(обратно)

6

Эреб — мрак

(обратно)

7

Это она про Пандору, которая открыла сосуд с бедами. Кере такое не могло не понравиться.

(обратно)

8

Каструм — постоянный лагерь, военная база

(обратно)

9

Первые спички, как известно, делались из красного фосфора, который чрезвычайно ядовит. Об охране труда и технике безопасности в то время никто и не думал, потому работники фабрик долго не выдерживали. Нередки были случаи, когда выходящих с фабрики рвало светящейся субстанцией, и это, конечно, никого не беспокоило. Даже самих работников. Фосфор в первую очередь разрушает кости лица — зубы и нижнюю челюсть, так что вид у тех, кто проработал на фабрике достаточно долго, был характерный, чем-то похожий на зомби.

(обратно)

10

Поперечный неф в базиликальных и крестообразных по плану храмах, пересекающий основной (продольный) неф под прямым углом.

(обратно)

11

Продолговатая часть здания, простирающаяся от главных входных дверей до хора и покрытая сводами.

(обратно)

12

Площадка перед входом в основную часть храма

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Эпилог

*** Примечания ***