Мой талантливый враг - 2 [Дарья Сергеевна Сорокина] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Мой талантливый враг - 2

Глава 1

– Я люблю её! – кричал, заливаясь слезами девятилетний мальчишка, но никто не обращал внимания на это недетское признание.

В нем было столько боли и отчаяния, что даже спустя годы, я верю ему, и этот крик до сих преследует меня. На разрыве. Это не было капризом ребёнка, а язык не повернётся назвать ту влюбленность детской. Я на самом деле любил Нану, но меня никто не хотел слышать. Зато помимо моего крика были и другие, не менее оглушающие звуки.

Хлесткая пощёчина, о которой звенело в ушах и жестокое «заткнись» от человека, что должен был стать мне опорой. Помочь справиться с болью. Спасти.

Сестра зажимает уши и старается не плакать, когда отец отводит на мне душу. Не имею права винить его. Понимаю корни этой жгучей ненависти, но что-то детское во мне ещё живо, оно не до конца выжжено и мне жаждет объятий, а не тумаков.

– Всё из-за тебя, мерзкий ублюдок. Одна моя ошибка. Одна слабость, и вот на свет появилось это отродье. Отродье, которое даже собственной матери не нужно оказалось.

Уворачиваюсь от очередной пощечины. Движения отца с каждым мгновением становятся все более вязкими. Алкоголь скоро полностью поглотит его, и он забудется сном до утра. А у меня будет время залечить раны и успокоить Виви. Сказать ей, что никакие мы не ублюдки. Ведь оскорбляя этими гадкими словами, он делает больно той, с кем мы росли в одной утробе. Главное самому поверить с сладкую ложь. А это с каждым днем становится сложнее. Слишком много вопросов роится в голове пытливого девятилетнего мальчишки, и от них уже не увернуться.

– Он спит? – сестра наконец выходит из темноты. Одна из её тугих косичек растрепалась. Когда Виви нервничает, то всегда распускает левую косичку и теребит волосы.

– Да, – я стараюсь звучать непринуждённо, лишь бы не пугать сестру лишний раз. – Помоги  чуть-чуть оттащить его со сквозняка?

Конечно, у двух девятилеток не хватит сил, чтобы перенести взрослого мужчину на постель. Но подвинуть его от окна мы в состоянии. За прошедший год он сильно осунулся. Впалые небритые щеки, седина на висках. Он постарел в тот же миг, едва узнал о смерти Софии ден Адель. Уже не было смысл скрывать интрижку с замужней жениной. Жизнь Говарда Вестерхольта вообще потеряла всякий смысл, и даже двое наследников не могли заполнить образовавшуюся пустоту.

Виви положила ему под голову подушку, а я стянул с кровати одеяло. Обычный вечер для нас троих. И все мы о чем-то мечтали. Отец наверняка видел во сне Софию, моя сестренка надеялась, что вот-вот все станет как раньше, а я молил Великих Муз увидеть мою Нану. Мой единственный свет в этом беспроглядном мраке. Увидеть, как она фальшивит и совершенно не боится ошибок. Ей не нужно быть идеальной и играть по нотам, чтобы делать меня счастливым. Она мой прекрасный золотой хаос. Где она теперь? Что с ней стало после смерти матери? Сохранила ли она тот свет, или я больше не увижу её улыбку.

– Я люблю её, – упрямо повторял я, а Виви лишь качала головой.

– Забудь, Винсент. Это самое верное решение. Ей больше не за чем приезжать в наш дом.

– Забвение – удел слабых. Я никогда не вычеркну её из памяти!

Сейчас я по-доброму улыбаюсь своей наивности и превратностям судьбы. Забвение в итоге я не выбрал, но как крест несу по жизни этот жуткий приговор: Парамнезия. Потому что иногда чтобы победить свой самый страшный страх, нужно взять себе его имя.

– Я люблю Нану, – шепчу как молитву в ночи, и в меня летит подушка.

– Ой, да заткнись ты уже, Винсент, или опять пойдешь спать в свой фургон. У моего терпения есть предел, – ругается сестра нарочито басовитым голосом.

Столько лет прошло. Она отрезала косы, поменяла походу. Даже сутулиться стала, когда засовывает руки в карманы. Мне кажется, она и девчонку поцеловала раньше, чем я. И мне остается лишь думать, а наденет ли Виви на выпускной платье, или так и будет дальше строить из себя мужика?

– Молчу-молчу.

Но молчать совсем не хочется. Зуд на кончиках пальцев не дает мне уснуть. Хочу взять в руки отцовскую виолончель и добавить в свою пьесу о Нане пару новых мотивов. Вожу по воздуху невидимым смычком, рождаю в воображении новый этюд. Вот по квадратикам света прыгает девчонка с золотым облачком волос, а я запыхаюсь, пытаюсь ее догнать, насытиться смехом. Мне хорошо, легко…

– Ты там дрочишь, что ли Винс, твою мать, что за дерганья? Охренел в край?

– Весь настрой сбила, – огрызаюсь на сестру, и руки бессильно падают на одеяло.

– Ах, у тебя там ещё и настрой был соответствующий?

Знаю, что она так шутит. Не сдерживаю смех и думаю только о том, как мне с ней повезло. Если бы не Вивиан с её не девчачьей силой и стержнем, вот этим пошлым юмором и безграничной поддержкой. Сколько бы я продержался? Боюсь, не выдержав боли и очередного расставания с Наной, я бы играл совсем другую пьесу. Я бы сдался и тоже стер воспоминания о ней. Но он