Русские обители Афона и Элладская Церковь в XX веке [Михаил Витальевич Шкаровский] (fb2) читать онлайн

Михаил Витальевич Шкаровский Русские обители Афона и Элладская Церковь в XX веке

© Издательство «Индрик», 2010

© Шкаровский М.В., Текст, 2010

Введение

История русских обителей Афона, их подворий в России, а также русских церковных общин на территории Греции и Турции является одной из малоисследованных тем отечественной историографии. Практически отсутствует опубликованная источниковая база. Несмотря на важность Святой Горы для русского православного и национального самосознания, отечественные историки на протяжении почти всего XX века практически не обращались к этой теме.

Полный разрыв связей русских обителей Афона с Россией в результате революции 1917 г. и утверждения советской власти в стране завершился их трагическим вымиранием во второй половине XX в. В значительной степени поэтому истории русских обителей Святой Горы после 1917 г. не уделялось должного внимания. Между тем, эта история также необычайно богата и интересна. Достаточно сказать, что в 1920–40-е гг. на Афоне спасались такие известные русские подвижники благочестия и церковные деятели, как преподобный Силуан Афонский, иеросхимонах Феодосий Афонский (Харитонов), иеросхимонах Никон (Штрандман), архиепископ Василий (Кривошеин), епископ Кассиан (Безобразов), схиархимандрит Софроний (Сахаров) и многие другие.

В последние два десятилетия вновь существенно выросли связи России со Святой Горой, началось возрождение русских обителей Афона. Поэтому так важно изучить историю прошлых десятилетий, опыт существования обителей и их насельников в такие тяжелые и переломные периоды, как, например, годы Первой и Второй мировых войн. Все это может способствовать возрождению бывших русских обителей Святой Горы и их прежних многовековых традиций.

В предлагаемом читателю издании акцент сделан на истории русских обителей Святой Горы, русской православной эмиграции в исторически связанной с Афоном части Юго-Восточной Европы (в Греции и Турции), влиянии духовенства Русской Православной Церкви за границей на развитие Православия в этом регионе и религиозной политике нацистской Германии в отношении Русской, Элладской Церквей и афонских монастырей. Историю монашеской жизни на Святой Горе в XX в. сложно всесторонне осветить без изучения истории Элладской Православной Церкви в этот период, поэтому данной теме также уделено значительное внимание.

Хронологические рамки исследования в основном охватывают период с 1900-х по 1950-е гг., при этом особенно большое внимание уделяется истории русских обителей Афона и русской церковной эмиграции в Греции и Турции в 1920–30-е гг., а также событиям Второй мировой войны. Годы этой войны представляли собой уникальный период, когда русское духовенство играло значительную роль в религиозной жизни Восточной Европы. Оно было более образованно, активно, креативно, чем местные православные священнослужители и поэтому с начала 1920-х гг. зачастую выступало инициатором многих важных духовных процессов: способствовало возрождению монашества, созданию духовных учебных заведений, развитию богословской науки и т. д.

Первые православные русские храмы появились в Юго-Восточной Европе в начале XIX в. Однако численность их прихожан оставалась небольшой. Ситуация изменилась после Октябрьской революции 1917 г. и окончания гражданской войны в России. Пределы страны покинуло около двух миллионов представителей белой эмиграции, не смирившихся с победой советской власти. И первым крупным центром этой эмиграции стал Константинополь (Стамбул). К началу 1920-х гг. более двухсот тысяч беженцев из России поселилось в странах Балканского полуострова, прежде всего в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. – Югославия), но также и в Греции, Турции. Такое количество эмигрантов способствовало значительной активизации русской церковной жизни. К сожалению, из-за противодействия греческого правительства в русские обители Афона смогли попасть лишь очень немногие эмигранты.

Как существовавшие ранее, так и появившиеся после 1917 г. православные общины не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям, к началу 1930-х гг. возникшим на основе прежде единой Русской Церкви: Московский Патриархат, Русская Православная Церковь за границей (РПЦЗ) с центром в югославском городе Сремски Карловцы (карловчане) и Временный экзархат Вселенского Патриарха на территории Европы с центром в Париже, который возглавлял митрополит Евлогий (Георгиевский) – по имени главы евлогиане. Правда, общин Московского Патриархата в Юго-Восточной Европе к началу Второй мировой войны не осталось, фактически не было и евлогианских приходов. Подавляющая часть священнослужителей и мирян принадлежала к Русской Православной Церкви за границей.

Эта Церковь хотя и была относительно небольшой по численности, однако обладала значительным авторитетом, и поэтому играла заметную роль в определении общей церковной ситуации на Юго-Востоке Европы. Паства РПЦЗ проживала в Болгарии, Румынии, Греции, Венгрии, Югославии и Турции. Руководящий орган РПЦЗ – Архиерейский Синод во главе с его председателем – сначала митрополитом Антонием (Храповицким), а после его смерти, с 1936 г. – митрополитом Анастасием (Грибановским) до сентября 1944 г. находился на территории Югославии – в городе Сремски Карловцы (с 1941 г. – в Белграде)¹. Русские обители Афона, хотя и находились в юрисдикции Вселенского Патриарха, испытывали большое влияние Русской Православной Церкви за границей.

Уже через пару лет после прихода нацистов к власти в Германии – в конце 1935 – начале 1936 гг. Юго-Восточная Европа оказалась в поле зрения их внешней политики. Расположенные в этом регионе государства населяли в основном православные народы. Национальные Православные Церкви традиционно играли большую роль в жизни балканских стран, и Германский МИД в 1936–1944 гг. постоянно пытался различными способами включить их в сферу влияния III рейха. Все десять лет этот фактор оказывал заметное влияние и на нацистскую политику в отношении Русской Православной Церкви. На территории Германии в 1930-е гг. русские эмигранты составляли большую часть всех православных, и греки, болгары, сербы, румыны зачастую входили в русские приходы. Поэтому Рейхсминистерство церковных дел свою политику определенного покровительства РПЦЗ не случайно связывало с достижением влияния на Православные Церкви Балканского полуострова.

1941 г. явился рубежом изменения германской политики по отношению к Русской Церкви в целом, что также проявилось и на Балканах. Внешнеполитические ведомства считали, что РПЦЗ является активным проводником чуждой русской националистической и монархической идеологии и к тому же тесно связана с врагом III рейха Сербским Патриархом Гавриилом. Еще более жесткую позицию по отношению к РПЦЗ занимали руководство нацистской партии, Главное управление имперской безопасности. После начала войны с СССР их линия полностью возобладала и проявилась открыто и ярко. Почти во всех директивах второй половины 1941 г. о церковной политике на Востоке говорилось о категорическом недопущении священников из других стран на занятую территорию СССР. С осени 1943 г. под влиянием военной и внешнеполитической ситуации германские ведомства начали предпринимать безуспешные попытки использовать для воздействия на балканские Церкви архиереев оккупированных территорий СССР и Русской Православной Церкви за границей, при сохранении в основном прежнего недоверия и политики изоляции последней.

Следует подчеркнуть важность балканского региона для III рейха. Несомненное значение имел тот факт, что Болгария и Румыния стали союзниками Германии во Второй мировой войне. Особенно большое внимание нацистские ведомства принялись уделять церковной политике на Балканах с 1941 г. – после оккупации Югославии и Греции и начала войны с СССР. Германская церковная политика в Юго-Восточной Европе с этого времени была в основном направлена на раздробление единства Православных Церквей и установление своего контроля над ними. Летом 1941 г. германским органам власти удалось включить в сферу своего влияния Элладскую Православную Церковь, однако это продолжалось немногим более двух лет. Не только Элладская, но и большинство других Православных Церквей Юго-Восточной Европы действительно в первые годы войны находились под германским влиянием, но осенью 1943 г. оно было утрачено, и в данной сфере III рейх фактически потерпел поражение еще за год до своего военного разгрома на Балканах.

Необходимо отметить и существование заметных различий в немецкой и итальянской религиозной политике на оккупированных территориях Юго-Восточной Европы и, в частности, в Греции. Высшие германские ведомства в принципе придерживались антицерковной позиции, поэтому в целом их религиозная политика была значительно более жесткой. Однако из тактических соображений некоторые службы III рейха, прежде всего Министерство иностранных дел и различные его представители, нередко поддерживали Православную Церковь против Католической, как более слабую сторону. Из-за этой и ряда других причин их позиция по отношению к Элладской Церкви была относительно лояльной. Итальянская администрация, наоборот, активно способствовала расширению влияния Католической Церкви, при этом ведя себя в целом более либерально, чем немецкая, и в отношении других конфессий. Однако вследствие территориальных претензий к Греции именно Элладскую Церковь итальянские власти подвергали довольно сильному давлению.

Заметно выросшая в годы Второй Мировой войны социальная и политическая роль Элладской Православной Церкви оставалась довольно значительной и в первые послевоенные годы. Это способствовало дальнейшей эллинизации негреческих обителей Афона.

В целом представляемое читателю издание состоит из нескольких частей: введения, очерков по истории русских обителей Афона в XX в., истории подворий русских афонских обителей в Константинополе и Санкт-Петербургского подворья Свято-Андреевского скита, истории русских приходов Греции в XX в. и истории Элладской Православной Церкви в 1917–1940-х гг., а также публикации документов русских обителей Святой Горы и Санкт-Петербургского подворья Свято-Андреевского скита.

При общем обилии литературы о русских обителях на Святой Горе Афон научных работ по их истории в 1917–1980-х гг. относительно немного. В основном они принадлежат двум авторам: московскому историку П. Троицкому² и проживающему в настоящее время в Неаполе петербургскому историку кандидату исторических наук М.Г. Талалаю³. Можно упомянуть и некоторые другие работы⁴. Однако, многие сюжеты истории русских обителей Святой Горы, прежде всего в 1930–40-е гг., оставались неизученными.

Значительный вклад в изучение истории Поместных Православных Церквей, в том числе Элладской Церкви, внес преподаватель Московской Духовной Академии К.Е. Скурат⁵. Основным же автором, изучающим историю русских общин в Греции и Турции, был М.Г. Талалай. Он опубликовал несколько ценных работ, в том числе по истории общин в Афинах, Пирее, Салониках и русских обителей на Святой Горе Афон⁶. Важной работой является коллективный труд «Русские храмы и обители в Европе», составителями которого были петербургские ученые В.В. Антонов и А.В. Кобак⁷. Разделы этого труда, посвященные русским храма в Греции, Турции и русским обителям Афона, написал М.Г. Талалай при небольшом участии В.В. Антонова.

При написании разделов по истории Элладской Православной Церкви и русских афонских обителей активно использовались труды греческих, сербских и болгарских историков Г. Псаллидиса, З. Петровича, Р. Радич, С. Елдырова, К.А. Бойкикевой и других. При всем различии и нередко значительной политизированности их позиций эти труды представляют особую ценность вследствие использования большого комплекса документов государственных и церковных архивов балканских стран⁸. Некоторые сюжеты избранной темы ранее уже освящались и в работах автора книги⁹.

Отечественная историография Санкт-Петербургского подворья Свято-Андреевского скита невелика. Краткие сведения о Благовещенской церкви подворья содержатся в книге С.С. Шульца «Храмы Санкт-Петербурга. История и современность»¹⁰. В 1996 г. вышел в свет 3-й том историко-церковной энциклопедии В.В. Антонова и А.В. Кобака «Святыни Санкт-Петербурга», где дано описание храма Свято-Андреевского подворья и кратко излагается его история¹¹. В том же году В.В. Антонов опубликовал статью о разгроме Афонского подворья в Ленинграде¹². Наконец, в 1999 г. вышла наша книга автора «Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви», в которой также говорилось о репрессиях против иноков Петербургского подворья¹³.

Значительную ценность представляют опубликованные воспоминания, письма и исследования непосредственных участников описываемых в издании событий: бывшего афонского монаха архиепископа Василия (Кривошеина), схиархимандрита Софрония (Сахарова), Первоиерарха Русской Православной Церкви за границей митрополита Антония (Храповицкого), правителя дел Архиерейского Синода РПЦЗ епископа Григория (Граббе), известного церковного деятеля, писателя и многолетнего несгибаемого борца за русский Афон В.А. Маевского и других¹⁴.

Главным недостатком существующей историографии по избранной теме является узость источниковой базы. Материалы как российских, так и немецких, болгарских, греческих архивов использовались очень мало. Между тем предлагаемая читателю книга в значительной степени основана на архивных документах. Ее источниковую базу составляют материалы 12 государственных (трех немецких, пяти российских, двух американских, одного болгарского и одного греческого), а также четырех церковных архивов.

Прежде всего следует указать Федеральный архив в Берлине (Bundesarchiv Berlin – ВА), где наибольшее значение для избранной темы имеет фонд Рейхсминистерства иностранных дел, в котором хранятся дела, содержащие донесения немецких посольств и уполномоченных МИД о религиозной ситуации в европейских странах, в том числе в Греции. В двух подобных делах, в частности, имеются сведения о положении русских обителей на Святой Горе Афон (R 901). В фонде Главного управления имперской безопасности имеется богатая информация о положении Русской Православной Церкви на оккупированной территории Восточной Европы (R 58). Фонд Рейхсминистерства церковных дел содержит, прежде всего, материалы о положении приходов Русской Православной Церкви на территории Германии, однако с информативной целью министерство также получало различные сообщения и докладные записки о религиозной ситуации на оккупированной территории СССР и на Балканах. Таким образом, в этом фонде отложились дела, содержащие информацию о Православных Церквах в Греции, в том числе на Святой Горе Афон (R 5101). Кроме того, в Федеральном архиве отдельные акты, относящиеся к германской церковной политике на Юго-Востоке Европы, содержатся в фондах Имперской канцелярии (R 43/II), Рейхсминистерства юстиции (R 22), Рейхсминистерства финансов (R 2), Внешнеполитической службы национал-социалистической германской рабочей партии (NS 43) и др.

Очень ценным архивохранилищем является Политический архив Министерства иностранных дел в Бонне (Politisches Archiv des Auswärtigen Amts Bonn – АА), где хранятся десятки дел с аналитическими записками, отчетами, письмами, телеграммами немецких дипломатических служб о религиозной ситуации в странах Восточной и Центральной Европы, в том числе в Греции (Inland I-D, 4740–4742, 4797–4800 и др.).

В архиве Института современной истории в Мюнхене (Institut für Zeitgeschichte München – IfZ) сведения о церковной ситуации в оккупированной Греции содержатся в материалах немецкого военного командования (MA 1039), Главного управления имперской безопасности (МА 447, 558, Fа 231/3) и Внешнеполитической службы «Восток» (МА 128).

С помощью греческих исследователей автору удалось посмотреть хранящиеся в Историческом архиве Священного Синода Элладской Православной Церкви (Historical Archives of the Holy Synod of the Greek Church – HAHS) в Афинах материалы Синода этой Церкви за годы Второй мировой войны.

Кроме того, была предпринята поездка в Софию, где автор работал в Государственном архиве Болгарии. Здесь были изучены как фонды занимавшихся церковными делами учреждений и ведомств этой страны, так и документы самой Болгарской Православной Церкви 1930-х – 1945 гг., в том числе переписка ее Священного Синода с русскими и болгарскими обителями на Святой Горе (ф. 791к).

Историю русских обителей Афона и русских церковных общин на территории Греции и Турции можно изучать и по материалам советских или русских эмигрантских организаций, хранящимся в трех московских архивах – Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) и Российском государственном военном архиве в Москве (РГВА). В ГАРФе в этом плане особенный интерес представляют обширные фонды Совета по делам Русской православной церкви (ф. 6991) и Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей (ф. 6343), в РГАСПИ – фонд Центрального Комитета ВКП(б) – КПСС (ф. 17), а в РГВА – фонд Главного управления имперской безопасности (ф. 500).

Также был изучен обширный документальный материал, хранящийся в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга и некоторых других архивах города по истории Санкт-Петербургского подворья Свято-Андреевского скита. Основное внимание уделялось изучению документов административных подразделений органов советской власти, которые осуществляли контроль за деятельностью Церкви: административных отделов Петрогубисполкома, Ленгорисполкома, Леноблисполкома, Володарского райисполкома и т. д. Некоторые документы о репрессированных афонских иноках Петербургского подворья были изучены в архиве Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области и в Архиве Санкт-Петербургской епархии.

Автор работал и в двух содержащих русские церковные документы архивах американских университетов. Первый из них – Бахметьевский архив русской и восточноевропейской истории и культуры находится в Колумбийском университете г. Нью-Йорка (The Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture, New York). Другой архив принадлежит Стенфордскому университету, расположенному в Селиконовой долине вблизи г. Сан-Франциско (Калифорния). Одна часть архива хранится в Гуверовском институте войны, революции и мира (Hoover Institution on war, revolution and peace Archives, Stanford University), а вторая – в специальной коллекции университетской библиотеки (Stanford University, Special collections Librarian). Здесь особенный интерес представляет фонд епископа Григория (Граббе).

Вторую группу образуют четыре церковных архива, прежде всего Синодальный архив Русской Православной Церкви за границей в г. Нью-Йорке (CA). Из его документов для подготовки издания использовались материалы нескольких дел: с протоколами заседаний Архиерейского Синода РПЦЗ за 28 ноября 1940 – 18 сентября 1946 г., протоколами Архиерейских Соборов 1921–1949 гг., перепиской Первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского) с некоторыми афонскими монахами, а также личные дела митрополита Анастасия (Грибановского), епископа Георгия (Граббе) и т. д.

На севере штата Нью-Йорк, в небольшом городке Джорданвилле находится Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии Русской Православной Церкви за границей. Здесь были использованы личные фонды генерала П.Н. Краснова, церковного писателя В.А. Маевского (собравшего большое количество документов русских обителей на Святой Горе Афон), историка В.И. Алексеева, протопресвитера Михаила Польского, журналиста В.К. Абданк-Коссовского, содержащие материалы по истории русской церковной эмиграции, в том числе в Греции.

Эти материалы дополняет Архив Германской епархии Русской Православной Церкви за границей в г. Мюнхене (АГЕ). Здесь хранятся дело «Разная переписка. Военные годы» с документами начальника канцелярии Архиерейского Синода РПЦЗ до начала 1930-х гг. Е.И. Махараблидзе, дело «Указы Архиерейского Синода РПЦЗ. Распоряжения Патриархии. 1923–1951 гг.», в котором собраны различные материалы по истории Православной Церкви, в том числе на Балканах.

Следует упомянуть и Архив автокефальной Американской Православной Церкви в Сайоссете (штат Нью-Йорк) – The Archives of the Orthodox Church in Amerika Syosset (OCA Archives). В этом архивохранилище использовались материалы известного церковного историка протоиерея Димитрия Константинова, переписка Элладской, Болгарской, Сербской и других Поместных Православных Церквей с Американской Церковью.

В издании также активно использовались статьи и публикации документов из православных периодических изданий Русской Православной Церкви за границей – прежде всего газеты «Православная Русь» (Ладомирова, Словакия и Джорданвилл, США), журналов «Церковная жизнь» (Белград, Югославия), «Церковное обозрение» (Белград), «Церковная Летопись, Лозанна, Швейцария) и ряда других.

Наиболее интересные из выявленных материалов опубликованы в данной работе. Цель публикации – наглядно показать ход развития событий и познакомить читателя с документами тех лет.

Издание подготовлено ведущим научным сотрудником Центрального государственного архива Санкт-Петербурга доктором исторических наук Михаилом Витальевичем Шкаровским.

Автор приносит глубокую благодарность всем тем, кто помог нам в поисках документов: профессору Томасу Бремеру, профессору Григориосу Псаллидису, О.И. Ходаковской, М.Г. Талалаю и М.А. Романовой.

Книга подготовлена при содействии немецкого научного фонда Gerda Henkel Stiftung.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Bundesarchiv Berlin (BA), 62Di 1/85. Bl. 52; Григориевич Б. Русская православная церковь в период между двумя мировыми войнами // Русская эмиграция в Югославии. М., 1996. С. 11–113.

2 Троицкий П. Свято-Андреевский скит и русские кельи на Афоне. М., 2002; Его же. Русские на Афоне. XIX–XX век. М., 2003; Его же. История русских обителей Афона в XIX–XX веках. М., 2009.

3 Талалай М.Г. Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках. М., 2003; Его же. Положение русского монашества на Афоне после 1912 г. // Россия и Христианский Восток. М., 2004. С. 581–589.

4 Например: Зубов Д.В. Афон и Россия. Духовные связи. М., 2000; Забытые страницы русского имяславия. М., 2001; Игумен Н. Сокровенный Афон. М., 2002.

5 Скурат К.Е. История Поместных Православных Церквей. В 2-х ч. М., 1994.

6 См.: Талалай М.Г. Русская община в Афинах // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002. С. 98–101; Его же. Русские захоронения на военном кладбище Зейтинлик в Салониках. СПб., 1999; Его же. Русские церковные общины в Греции в межвоенный период // Русская эмиграция в Европе в 1920–1930-е гг. Вып. 2. М.; СПб., 2005. С. 124–131; Его же. Генеалогия Демидовых князей Сан-Донато (по зарубежным источникам) // Альманах Международного Демидовского фонда. Вып. 3 / Сост. Н.Г. Демидова. М., 2003. С. 117–119; Его же. Русское кладбище имени Е.К.В. Королевы Эллинов Ольги Константиновны в Пирее (Греция). СПб., 2002; Его же. Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках. М., 2003 и др.

7 Русские храмы и обители в Европе / Авт.-сост. В.В. Антонов, А.В. Кобак. СПб., 2005.

8 Psallidas G. Ecclesiastical Policy of the Occupying Forces in Greece and the Reactions of the Greek Orthodox Church to Its Implementation (1941–1944) // Religion under Siege. II. Protestent, Orthodox and Muslim Communities in Occupied Europe (1939–1950). Leuven, 2007. P. 93–118; Zerjavić V. Gubici stanovnistva Jugoslavije u drugom svetskom ratu. Zagreb, 1989; Петрович З. Монастири Свете Горе. Приштина, 1994; Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Д. 1. Београд, 2002; Бойкикева К.А. Болгарская Православная Церковь. Исторический очерк. София, 2005; Елдъров С. Православието на войне. Българската православна църква и войните на България 1877–1945. София, 2004.

9 Шкаровский М.В. История русской церковной эмиграции. СПб., 2009 и др.

10 Шульц С.С. Храмы Санкт-Петербурга. История и современность. СПб., 1994. С. 213.

11 Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Санкт-Петербурга. Историко-церковная энциклопедия в трех томах. Т. 3. СПб., 1996. С. 175–178.

12 Антонов В.В. Разгром Афонского подворья в Ленинграде // Возвращение. 1996. № 8. С. 27–28.

13 Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. С. 70–71.

14 Василий (Кривошеин), архиепископ. Воспоминания. Нижний Новгород, 1998; Его же. Спасенный Богом. Воспоминания, письма. СПб., 2007; Церковь Владыки Василия (Кривошеина). Письма, статьи, воспоминания / Сост. А. Мусин. Нижний Новгород, 2004; Софроний (Сахаров), иеромонах. Старец Силуан Афонский. М., 1996; Маевский В. Афонские рассказы. Париж, 1950; Его же. Русские в Югославии. Взаимоотношения России и Сербии: В 2-х тт. Нью-Йорк, 1966; Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилл, 1988; Григорий (Граббе), епископ. Завет Святого Патриарха. М., 1996.

Русские обители Афона в XX веке

Святая Гора Афон имеет особый статус не только в Греции, но и во всем православном мире. По преданию, гористый полуостров, имеющий 80 км в длину и 16 км в ширину, был взят под свой омофор Божией Матерью, отчего его часто называют «земным уделом Богородицы». Греческая конституция признает административную автономию расположенных здесь монастырей, а гражданский губернатор полуострова, назначаемый греческим правительством, не имеет права вмешиваться в их внутренние дела. Все афонские монастыри находятся в юрисдикции Вселенского Патриарха, вне зависимости от их национальной принадлежности. Согласно уставу на Афоне имеется 20 Патриарших ставропигиальных монастырей, из них 17 греческих: Великая Лавра прп. Афанасия Афонского, Ватопед (во имя Благовещения Пресвятой Богородицы), Ивирон (бывший грузинский Иверский монастырь в честь Успения Богородицы), Дионисиат (во имя Рождества Иоанна Предтечи), Кутлумуш (в честь Преображения Господня), Пантократор (в честь Преображения Господня), Ксиропотам (во имя Сорока мучеников Севастийских), Дохиар (во имя свв. Архангелов), Каракал (во имя свв. Апостолов Петра и Павла), Филофей (в честь Благовещения Пресвятой Богородицы), Симонопетра (в честь Рождества Христова), Ставроникита (во имя свт. Николая Чудотворца), монастырь св. Павла (в честь Сретения Господня), Ксенофонт (во имя вмч. Георгия Победоносца), Григориат (во имя свт. Николая Чудотворца), Эсфигмен (в честь Вознесения Христова), Кастамонит (во имя св. первомч. Стефана), а также русский монастырь вмч. Пантелеимона (Русик), болгарский Зограф (во имя вмч. Георгия Победоносца) и сербский Хиландар (во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы). Только эти 20 обителей имеют права собственности на Святой Горе.

Помимо монастырей на Афоне находится 12 приписанных к ним перечисленных в уставе скитов (не считая фактически заселенных к началу XX в. русскими насельниками скитов Старый Русик и Новая Фиваида), а также около 200 келлий и 500 калив. Из 12 скитов два были русскими: св. Апостола Андрея Первозванного (при монастыре Ватопед) и прор. Илии (при монастыре Пантократор), два – румынскими: св. Иоанна Предтечи (Продром при Лавре прп. Афанасия) и вмч. Димитрия (Лакку при монастыре св. Павла), один болгарским – Успения Пресвятой Богородицы (Мариинский, Ксилургу при монастыре вмч. Пантелеимона), а семь греческими: вмч. Димитрия (монастырь Ватопед), Благовещения Пресвятой Богородицы (монастырь Ксенофонт), прав. Анны (Лавра прп. Афанасия), Кавсокаливия (Пресв. Троицы при Лавре прп. Афанасия), Новый скит (Рождества Пресвятой Богородицы при монастыре св. Павла), вмч. Пантелеимона (монастырь Кутлумуш), св. Иоанна Предтечи (монастырь Ивирон). В 1914 г. Константинопольский Патриарх и греческие власти отклонили просьбу России дать русским скитам статус монастырей¹.

Административным центром Афона является городок Карея. Система управления на Афоне основана, прежде всего, на семи уставах, принятых в период от начала организованной жизни афонского монашества до начала XIX в. Наиболее значительную роль в истории афонского монашества сыграли уставы 971/2, 1046, 1394 и 1810 гг. Однако особое значение для системы управления на Афоне имеет Уставная хартия 1924 г., утвержденная законодательным декретом в 1926 г. Согласно хартии, законодательная власть принадлежит Священному Собранию (Synaxis), которое состоит из 20 членов (настоятелей всех монастырей) и собирается в Карее два раза в год для принятия разного рода канонических указов. В экстренных случаях собирается «двойное собрание», состоящее из 40 членов. Административную власть осуществляет Священный Кинот, который состоит из 20 представителей монастырей – антипросопов (по одному от каждого), которые избираются 1 января и пребывают в своем звании в течение года, а исполнительную власть – Священная Эпистасия (Надзор), которая состоит из четырех членов, в соответствии с делением афонских монастырей на четыре пентады (пятерки). Представитель монастыря первого ранга председательствует в Священной Эпистасии и называется «прот» (т. е. первый) или «протэпистат». Правом избрания протэпистата обладают пять первых монастырей – Великая Лавра, Ватопедский, Иверский, Хиландарский и Дионисиевский, которые таким образом посылают в Карею еще одного представителя для исполнения этой должности, а остальные три члена избираются из числа представителей, составляющих Священный Кинот. Избрание членов Священной Эпистасии и начало исполнения ими обязанностей происходит 1 июня, срок их полномочий составляет один год. Священная Эпистасия прежде всего следит за поддержанием чистоты, порядка, надзирает за поведением и в случае необходимости изгоняет нарушителей правил приличия. Судебную власть исполняют различные институты, находящиеся как на Святой Горе, так и за ее пределами. В Карее находится также государственный администратор (губернатор) Афона, подчиняющийся Министерству иностранных дел и ответственный за точное исполнение положений Уставной хартии и за безопасность. Губернатор имеет в своем распоряжении небольшой административный аппарат, полицию и служащих – представителей греческого государства на Святой Горе².

В 1902 г. на Афоне имелось 197 келлий: 148 греческих, 31 русская, 12 румынских, 5 болгарских и 1 грузинская, а также 469 калив: 234 греческие, 183 русские, 45 румынских, 5 болгарских, 1 сербская и 1 грузинская. Под покровительством Свято-Пантелеимоновской обители, имевшей своего представителя в Киноте и использовавшей свой голос в защиту интересов всех русских афонцев, русские келейные обители были защищены от нападок и претензий господствующих греческих монастырей. Согласно сведениям, предоставленным в 1913 г. для российского консульства в Салониках А.А. Павловским (составителем путеводителя по Афону), русским монахам принадлежали 187 калив, в которых подвизались те, кто избрал не общежительный, а пустыннический образ жизни; большая часть этих пустынников получала денежную и продовольственную помощь из Свято-Пантелеимоновского монастыря.

1. КАРТА АФОНСКОГО ПОЛУОСТРОВА

В 1896 г. было учреждено «Братство русских обителей (келлий) во имя Царицы Небесной», объединившее насельников русских келлий и калив для взаимной поддержки, оказания помощи бедным келлиотам и отшельникам, ведения миссионерской деятельности. Канцелярия поддержанного российским правительством через консульство в Салониках и посольство в Константинополе братства располагалась в келлии сщмч. Игнатия Богоносца (относившейся к сербскому Хиландарскому монастырю). Председателями Братства русских обителей на Афоне накануне падения Российской империи были: в 1913–1915 гг. – иеросхимонах Герасим, в 1915–1916 гг. – иеросхимонах Петр (Белозерский), а в 1916–1918 гг. – настоятель Свято-Артемьевского скита иеромонах Афанасий. Три крупнейшие русские обители Святой Горы имели свои подворья в различных городах Российской и Османской империй: Свято-Пантелеимоновский монастырь – в Константинополе (с церковью св. вмч. Пантелеимона), Салониках (с домовым храмом св. вмч. Пантелеимона Целителя), Одессе и Москве, Свято-Андреевский скит – в Константинополе (с церковью Казанской иконы Божией Матери), Одессе (с храмом прп. Сергия Радонежского), Санкт-Петербурге (с храмом Благовещения Пресвятой Богородицы) и Ростове-на-Дону, СвятоИльинский скит – в Константинополе (с церковью св. прор. Илии), Одессе и Таганроге³.

Еще в 1887 г. Свято-Андреевский скит начал издавать журнал «Наставления и утешения святой веры христианской», выходивший до 1917 г. Свой журнал – «Душеполезный собеседник» в этот период издавал и Свято-Пантелеимоновский монастырь. Кроме того в Свято-Андреевском скиту была устроена фотомастерская, в результате работы которой в начале 1914 г. был издан замечательный «Альбом видов Русского Свято-Андреевского скита на Афон. (Виды обители, церквей, подворий и проч.)». Также в 1914 г. свой фотоальбом «Виды монастырей и скитов святой Афонской Горы» выпустил и Свято-Ильинский скит⁴.

Русские насельники Свято-Пантелеимоновской обители оставались российскими подданными и находились в ведении российского посольства в Константинополе, платя ежегодную подушную подать Османской империи. В 1879 г. святогорским инокам был разрешен въезд в Россию «без предварительных сношений со Святейшим Синодом», лишь с паспортом, выданным российским консульством в Константинополе. Свято-Пантелеимоновский монастырь и другие русские обители пользовались покровительством российского императорского дома и правительства в лице послов в Константинополе и консулов в Салониках. Следует упомянуть, что в 1911 г. от имени цесаревича Алексея Николаевича Иоанно-Златоустовской келлии был подарен большой колокол⁵.

В 1875 г. насельники Свято-Пантелеимоновского монастыря основали в Абхазии Ново-Афонский монастырь. Афонские монахи также устроили на Кавказе в 1883 г. Закубанскую Михаило-Афонскую пустынь, в 1889 г. – Александро-Афонский Зеленчукский монастырь и в 1904 г. – Второ-Афонский монастырь.

В 1912 г. в Свято-Пантелеимоновском монастыре, двух больших скитах, 82 келлиях и 187 каливах проживало около пяти тысяч русских насельников, что составляло более половины всех монахов Афона – в это время там находилось 3900 греков, 340 болгар, 288 румын, 120 сербов и 53 грузина. Ежегодно Святую Гору в начале XX в. посещало 30 тыс. русских паломников. В том же году в результате освобождения Македонии и Западной Фракии от господства Османской империи Афонский полуостров стал частью греческого государства, 2 ноября 1912 г. в ходе Первой Балканской войны Святую Гору заняли греческие войска, там спустили турецкий флаг, и королевским декретом над монастырями был установлен контроль военных властей. Летом 1913 г. греческие войска заняли Свято-Пантелеимоновский монастырь, однако по требованию российского правительства вскоре оставили обитель.

На мирной конференции в Лондоне в мае-августе 1913 г. Россия предложила сохранить автономный статус Афона под протекторатом шести православных государств: России, Греции, Румынии, Болгарии, Сербии и Черногории, но не смогла добиться полного принятия такого решения. За интернационализацию Афона активно выступало Братство русских обителей, которое в мае 1913 г. обратилось к Лондонской конференции и в МИД России с просьбой возвести Свято-Пантелеимоновский монастырь в ранг Лавры. Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты в ранг монастырей, а русские «малые обители» вывести из-под власти греческих монастырей. В ответ представители 17 греческих афонских монастырей 26–28 сентября направили на конференцию открытое письмо с протестом против плана автономии и всеправославного статуса Святой Горы, письмо содержало также предложение изъять Афон из юрисдикции Константинопольского Патриарха и присоединить к Элладской Церкви. В итоге предложения русских обителей не были осуществлены⁶.

В период напряженных споров о будущем Афона положение русских святогорцев осложнилось движением имяславцев, главным руководителем которого с 1912 г. был насельник Свято-Андреевского скита, в прошлом офицер иеросхимонах Антоний (Булатович). В январе 1913 г. братия этого скита сместила с должности настоятеля игумена Иеронима, не разделявшего взгляды иеросхимонаха Антония, и избрала настоятелем приверженца имяславия архимандрита Давида (Мухранова). В феврале 1913 г. иеросхимонах Антоний, архимандрит Давид и все «единомысленные с ними» были запрещены в служении афонским Кинотом. 18 мая 1913 г. по поручению Святейшего Синода Российской Православной Церкви архиепископ Сергий (Страгородский) составил послание с подробным опровержением имяславия. Однако его приверженцы отказались принять как послания Синода, так и постановления афонского Кинота и Константинопольского Патриарха.

В условиях балканских войн и споров о будущем статусе Святой Горы российский МИД счел необходимым срочно разрешить конфликт: в июле 1913 г. 833 монаха-имяславца были насильно депортированы из Свято-Пантелеимоновского монастыря и Свято-Андреевского скита в Одессу. 40 человек, обвиненных в уголовных преступлениях, заключили в тюрьму, остальных «в мирском одеянии» отправили «для водворения на родину». Указом Святейшего Синода от 24 августа 1913 г. иноки, не принявшие его послания, были запрещены в священнослужении и Причащении Святых Тайн. В послании к Синоду Российской Церкви Константинопольский Патриарх Герман V выразил пожелание, чтобы изгнанные монахи даже в случае раскаяния не могли быть возвращены на Афон. После насильственного удаления в июле 1913 г. из Свято-Андреевского скита 185 имяславцев игумен Иероним был возвращен на свое место, а архим. Давид, принеся покаяние перед Вселенским Патриархом, был вынужден навсегда покинуть Святую Гору. Споры об Имени Божием продолжались и в дальнейшем и не закончились до сих пор. В 1917 г. афонские иноки-изгнанники написали прошение Всероссийскому съезду духовенства и мирян о прекращении церковного на них гонения и о восстановлении их иноческих прав. Однако не только этот съезд, но и Всероссийский Поместный Собор 1917–1918 гг., а также Константинопольская Патриархия не пришли к какому-то окончательному выводу⁷. Жестокое подавление движения имяславцев (или иначе имябожников) нанесло тяжелый удар русским обителям Афона.

2. НАСТЕННАЯ РОСПИСЬ В СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОМ МОНАСТЫРЕ

Однако к лету 1914 г. на Святой Горе еще проживало 4285 русских насельников: в Свято-Пантелеимоновском монастыре – 2217, Свято-Андреевском скиту – 700, Свято-Ильинском скиту – 412, в келлиях и каливах – 956⁸. В 1914 г. в связи с началом Первой мировой войны правительство Османской империи закрыло проливы и связь русских афонских обителей с Россией через Черное море прервалась. Зимой 1914/1915 г. российское правительство мобилизовало на фронт часть русских святогорцев (из Свято-Пантелеимоновского монастыря было отправлено 90 иноков, монахи служили в лазаретах, а иеромонахи состояли при походных церквах, совершая богослужения), что породило среди греческих насельников мнение о том, что Россия посылала на Афон для русификации обителей переодетых в монашеские облачения солдат.

Первая мировая, гражданская войны и последующие революционные события резко сократили приток монахов из России. Уже в 1917 г. число русских насельников Святой Горы сократилось до 3500, а греческих выросло до 6500⁹. Дело в том, что греческие монастыри почти не понесли убытки во время Первой мировой войны, в отличие от русских обителей, особенно келлий. При этом война объединила разрозненное русское монашество. В июне 1914 г. в организованное келлиотами Братство русских обителей временно вошли Свято-Пантелеимоновский монастырь и два русских скита – Свято-Андреевский и Свято-Ильинский, о чем был составлен соответствующий акт.

В 1917 г. русские афонцы оказались полностью отрезаны от России, поступление средств и пополнение братии прекратилось, в их обителях начался голод. Отчаянные попытки добыть продовольствие не приносили успеха: в октябре 1917 г. купленный в складчину Братством русских обителей в египетском городе Александрия груз продовольствия, который состоял в основном из зерна, на глазах у монахов утонул в Эгейском море. Афонские монахи единодушно расценили гибель груза как Божие наказание за проведение в Свято-Пантелеимоновском монастыре молебна о даровании в войне победы Временному правительству.

Осенью 1917 г. после долгих переговоров с Ватопедским монастырем был получен официальный документ на право Свято-Андреевскому скиту иметь в отведенном здании свою собственную пристань. Однако после того как временно занимавший Афонский полуостров военный русско-французский отряд покинул Святую Гору, положение русских обителей значительно ухудшилось, и Ватопедский монастырь сначала потребовал обратно разрешение на пристань, а затем просто признал это соглашение недействительным. Нужда заставила братию Свято-Андреевского скита в 1917 г. продавать имевшиеся строительные материалы и вещи, так как в сложившейся обстановке она была не в состоянии платить проценты за взятые у греков в долг деньги.

В 1918 г. руководитель Братства русских обителей иеромонах Афанасий из-за угроз Протата отказался от своей должности, что усилило нестроения, борьбу партий, увеличило количество жалоб и доносов. В результате келлиоты стали охладевать к братству, начался его закат, как и всего русского монашества на Афоне. Ко всем неприятностям добавился опустошительный пожар в Салониках 5–19 августа 1917 г., приведший к резкому увеличению и без того высоких цен на продукты.

После начала в 1918 г. в России гражданской войны русское афонское монашество оказалось окончательно отрезано от родины. Хотя некоторые сведения о происходивших там трагических событиях доходили до Афона, монахи русских обителей воздерживались от политических выступлений. Так, в ответ на призыв пребывавшего в то время в Константинополе архиепископа Кишиневского Анастасия (Грибановского) «подать свой голос в защиту угнетенного большевизмом народа» настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря и двух русских скитов 9 августа 1919 г. ответили, что «едва ли в данном случае найдемся в состоянии произнести влиятельное слово к вразумлению наших соотечественников»¹⁰.

В свою очередь значительная часть оставшихся после начала Первой мировой войны и революционных событий в России афонских монахов подвергалась репрессиям. Несколько десятков их оказались заключены в лагеря, тюрьмы или расстреляны. Пять бывших афонских были расстреляны в 1937–1938 гг. на подмосковном полигоне Бутово.

Один из них – иеромонах Иона (в миру Санков Иван Андреевич)родился в 1873 г. в благочестивой купеческой семье в Рязанской губернии. В семье было принято, чтобы кто-то из детей посвящал свою жизнь Богу, становясь за всех родных сугубым молитвенником, и Иван пожелал уйти на Афон и принять монашество. С 1893 по 1914 г. он подвизался на Афоне в Свято-Пантелеимоновском монастыре послушником, затем монахом и иеромонахом. В июле 1914 г. о. Иона служил в Константинополе на подворье Свято-Пантелеимоновского монастыря. После начала Первой мировой войны он вместе с российским консульством выехал в Одессу, где служил на подворье Пантелеимоновского монастыря до его закрытия в 1923 г., потом приходским священником в разных церквах города. Позднее о. Иона переехал на родину в Московскую область, где служил приходским священником. Он был арестован и расстрелян в 1938 г.

Иеромонах Данакт (Калашников Дометиан Ианнуариевич) родился в 1882 г. в крестьянской семье в Киевской губернии, на Афоне в Свято-Пантелеимоновском монастыре был послушником, затем монахом до 1914 г. В дальнейшем о. Данакт вернулся в Россию, в 1914–1923 гг. служил в Москве на подворье Афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря, был арестован и сужден в 1929 г. на 3 года исправительно-трудовых лагерей. Вернувшись из ссылки, он поселился во Владимире, где был рукоположен в сан иеромонаха, потом служил в Московской области (1935–1937). Отец Данакт был арестован и расстрелян в 1937 г.

Иеромонах Иларион (Громов Иван Андреевич) родился в 1864 г. в крестьянской семье в Тверской губернии, служил в Одессе, потом в Москве на подворье Афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря до 1922 г. Здесь он был рукоположен во иеромонаха. Отец Иларион возглавлял подворье после кончины в 1918 г. старца Аристоклия. Видимо, иеромонаху Илариону принадлежит описание кончины и погребения старца. В 1922–1930 гг. о. Иларион служил в церкви Григория Неокесарийского в Москве, был арестован 28 декабря 1930 г. и осужден на 3 года высылки в Северный край. После освобождения он был вторично арестован в Москве и в 1937 г. расстрелян.

Иеромонах Антипа (Кириллов Антон Петрович) родился в 1870 г. в Воронежской губернии, в крестьянской набожной семье.

3. СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ

В 1898–1912 гг. он был послушником на Афоне. В архиве Свято-Пантелеимоновского монастыря есть данные о его послушании в Одессе. Потом Антон подвизался в Москве в Новоспасском монастыре (1912–1917), уже в сане иеромонаха, служил в Тамбовской губернии (1929–1931) и Московской области (1931–1938). Расстрелян он был 13 марта 1938 г. в Бутово.

Иеромонах Гавриил (Гур Гавриил Иванович) родился в 1898 г. под Минском в крестьянской семье, окончил церковно-приходскую школу, в 1922–1925 гг. был послушником на Афоне. В 1925 г. он принял монашеский постриг и уехал служить в Баку в Николаевский кафедральный собор. С 1925 по 1929 г. он служил в Баку, где был рукоположен во иеромонаха, затем, с 1929 г. – в храмах Москвы и Московской области. Отец Гавриил был арестован в 1930 г. и осужден на 3 года исправительно-трудовых лагерей. После освобождения он служил в Московской области: в Пушкинском, Звенигородском и Наро-Фоминском районах, В 1937 г. о. Гавриил был арестован и расстрелян.

4. СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Все пять названных афонских монахов в 2000-х гг. были прославлены Русской Православной Церковью в лике новомучеников. Всего же в базе данных пострадавших за веру священнослужителей и мирян Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета имеется 12 святых новомучеников афонских (больше чем новомучеников Киево-Печерской Лавры и Троице-Сергиевой Лавры)¹¹.

Одним из самых известных афонских исповедников был схиепископ Петр (Ладыгин, в монашестве Питирим, в миру Потапий Федорович). Он родился 1 декабря 1866 г. в г. Глазове, окончил 4-классную школу и военное училище. После окончания военной службы унтер-офицером Потапий Ладыгин отправился на Афон, где в Свято-Андреевском скиту в 1896 г. был пострижен в рясофор с именем Пигасий, а через три года – в мантию с именем Питирим. В дальнейшем о. Питирим был рукоположен во иеродиакона, иеромонаха, возведен в сан архимандрита и в 1910 г. послан настоятелем на подворье Свято-Андреевского скита в Одессу. Во время Первой мировой войны он открыл в Одессе лазарет для раненых, а летом 1918 г. получил поручение св. Патриарха Московского и всея России Тихона вручить Вселенскому Патриарху уведомление об избрании в России Патриарха. Чтобы выехать из Москвы, понадобилось разрешение В.И. Ленина, и отец Питирим добился встречи с главой советского государства. Ленин расспросил его о положении на Украине и распорядился выдать необходимые документы. Архимандрит сумел добраться до Константинополя и вручить послание, затем посетил Свято-Андреевский скит. Обратное послание Вселенского Патриарха о. Питирим доставил лично Патриарху Тихону. После закрытия летом 1923 г. возглавляемого им подворья скита архимандрит Питирим оказался выслан из Одессы, в 1925 г. он был хиротонисан в Средней Азии во епископа Уфимского, затем принял схиму с именем Петр и стал окормлять большое количество тайных общин. Владыка подвергался неоднократным арестам – в 1926, 1928, 1937, 1945, 1951 гг. и скончался 19 февраля 1957 г. в г. Глазове¹².

В начале 1920-х гг. русские афонские обители лишились всех своих подворий в России, в частности, одесские и петроградское подворья они фактически потеряли в 1923 г. Ново-Афонский монастырь был закрыт в 1924 г., братия подворий и Нового Афона в основном разогнана и, как правило, не получила разрешения вернуться на Святую Гору. В 1923–1924 гг. Свято-Андреевский скит остался без своего кавалского метоха, а Свято-Пантелеимоновский монастырь – без каламарийского, сикийского и касандрийского метохов (земельных владений), отобранных греческим правительством для размещения беженцев из Малой Азии. Испытывая значительные материальные затруднения, обитель была вынуждена продавать церковную утварь, облачения, иконы, хозяйственный инвентарь. Из-за скудости во всем и частых болезней смертность в монастыре достигала 50 человек в год, число братии с каждым годом сокращалось. Одновременно пришли в упадок монастырские мастерские и промыслы, созданные для обслуживания паломников. Были проданы принадлежавшие Свято-Пантелеимоновской обители суда, а также некоторая часть греческого собрания рукописей монастырской библиотеки¹³.

Уже на Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 гг. прозвучала тревога за судьбу русских святогорцев. После 1917 г. все решения и международные договоры, связанные со статусом Святой Горы, принимались без участия России. Тем не менее, и в них было предусмотрено сохранение прав и свобод насельников Афона – негреков. 10 августа 1920 г. оказался заключен Севрский договор между странами Антанты и Грецией, в 123-й статье которого Греция обязывалась «признавать и хранить традиционные права и свободы», которыми пользуются негреческие монашеские общины на Афоне, в соответствии с 62-й статьей Берлинского трактата от 13 июля 1878 г. Севрский договор ставил исполнение этого пункта под контроль Совета Лиги Наций, каждый член которого мог вносить в Совет предложение о принятии тех или иных мер против Греции за нарушение с ее стороны этого пункта.

В целом Севрский договор так и не был ратифицирован, но его постановления о национальных меньшинствах, в частности на Афоне, вошли в Лозаннский мирный договор от 24 июля 1923 г., который был зарегистрирован Лигой Наций 5 сентября 1924 г. и 26 сентября взят Лигой под ее гарантию. 1-я статья договора гласила: «Греция обязуется признавать постановления статей от 2 до 8 [о меньшинствах] этой главы как основной закон, так что никакой закон и никакие правила, никакой официальный акт не могут быть в противоречии или в несогласии с этими постановлениями». Согласно 13-й статье Лозаннского договора, «монахи Афонской горы, какова бы ни была страна их происхождения… будут пользоваться без всякого исключения полным равенством прав и прерогатив». В 7-й статье договора говорилось: «Не будет предписано никакого ограничения против свободы употребления какого бы то ни было языка… как в религии, периодической печати и в изданиях всякого рода, так и на публичных собраниях», а «меньшинства могут в судах пользоваться своим языком как устно, так и письменно». В 8-й статье указывалось, что «греческие подданные, составляющие меньшинство по национальности, вере и языку, могут на свои средства основывать, управлять и контролировать благотворительные, религиозные и социальные учреждения, школы и другие воспитательные заведения с правом свободного пользования здесь своим языком»¹⁴. На деле же правительство Греции в сложной международной обстановке 1920-х гг. фактически не соблюдало эти статьи.

Когда в 1924 г. Элладская Православная Церковь, вслед за Константинопольским Патриархатом, перешла на новоюлианский календарь, Афонские монастыри, следуя своей многовековой традиции, сохранили верность старому стилю (кроме Ватопеда). В Великий Четверг 1926 г. 450 иеромонахов и монахов Святой Горы во главе с отцом Арсением (Коттеасом) подписали документ против нового календаря. Была создана «Священная Лига монахов-ревнителей». В том же году Лига начала выпускать свою Конституциональную хартию под названием «Якорь Православия», пока она не была запрещена новым законом о Святой Горе Афон, принятым греческим правительством в 1927 г.¹⁵. В этом году, под большим давлением, был достигнут определенный компромисс между Константинопольским Патриархатом и афонскими обителями. Патриарх разрешил инокам Святой Горы сохранить старый календарь, с условием возобновления возношения имени Вселенского Патриарха, оставив решение вопроса о календаре на усмотрение будущего Всеправославного Собора. Это частично успокоило насельников Афона, – с таким решением согласились настоятели всех монастырей, но не все монахи.

Некоторые из них, так называемые зилоты (буквально – ревнители), не достигнув согласия по некоторым каноническим вопросам, разорвали церковное общение с Константинопольским Патриархом. В числе первых зилотов были 24 монаха из Великой Лавры, вскоре некоторых из них сослали в Виглу, в пещеру прп. Афанасия. В 1927 г. 19 зилотов изгнали из скитов Ватопедского и Кутлумушского монастырей, причем часть заключили в Митиленский монастырь на острове Лесбос¹⁶. В результате репрессий зилотское движение пошло на спад, и Афон в целом остался в юрисдикции Вселенского Патриарха и в молитвенном и церковном общении со всеми Поместными Православными Церквами.

Календарный конфликт наложил свой отпечаток и на проходившем в 1930 г. на Афоне в монастыре Ватопед по инициативе Константинопольского Патриарха Всеправославном Предсоборном совещании (Просиноде). Приглашения были разосланы всем автокефальным Православным Церквам, в том числе Московскому Патриархату. Однако Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) решил воздержаться от участия в Просиноде; Константинопольский Патриарх в то время рассматривал Русскую Церковь как неорганизованную церковную массу, не имеющую канонического возглавления, и русские представители не имели бы решающего голоса на совещании. Вслед за Русской Церковью от участия в Просиноде отказались некоторые другие Поместные Церкви¹⁷.

Представители Сербской и Польской Церквей попросили для богослужений отдельный храм. По свидетельству епископа Ефрема, «когда греки стали настаивать на том, чтобы все служили вместе, то славяне отказались, говоря в свое оправдание, что у них другой язык, а также и типикон, и что может случиться искушение. Греки продолжали настаивать, а славяне отказывались, и фактически до самого конца собора они так и не сослужили. Стало ясно, что славяне в то время считали календарный вопрос достаточно важным, чтобы из-за него отделяться от греков. Когда они говорили, что их типикон иной, было очевидно, что календарь играл при этом значительную роль, как часть этого различия». На этом совещании, в частности, горячо защищал юлианский календарь известный сербский святитель епископ Охридский Николай (Велимирович)¹⁸.

10 мая 1924 г. Священным Кинотом была выработана «Уставная хартия Святой Горы Афонской» («Новый канонизм») из 188 статей, утвержденная 10 сентября 1926 г. правительством и парламентом Греции и содержавшая ряд положений, ставивших негреческие обители в неравноправное положение и нарушавших древнюю практику. В частности, первая статья «А» «Нового канонизма» гласила: «Полуостров Афонский от горы Мегала Вигла [на границе с материком] до оконечности является самоуправляемой частью Греческого государства под духовным управлением Вселенского Патриарха. Все монашествующие на Афоне являются отныне греческими подданными, а также все вновь поступающие послушники становятся таковыми без дополнительных каких-либо прошений»¹⁹.

Согласно 8-й статье, «представитель Греческого государства на Святой Горе заботится и через свои органы приводит в исполнение решения монастырей и Священного Кинота, поскольку они приняты согласно настоящему Уставу». В новом уставе в отличие от прежнего не было раздела о гарантиях пополнения негреческих монастырей и принятия в них новых монахов. Подразумевалось, что данный вопрос должны решать светские греческие власти, ведающие визами и паспортами, этим была создана возможность чинить препятствия паломничеству из славянских стран и приезду из них послушников и иноков на Афон.

5. СОБОР СВ. ВМЧ. ПАНТЕЛЕИМОНА СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

Согласно 180-й статье устава, на Афоне могла быть только одна греческая типография, абсолютное право учреждения которой имел Кинот. По 182-й статье, «каждый монастырь обязательно и безоговорочно должен посылать в Афонскую церковную школу в Карее из числа монахов или послушников, по крайней мере, двоих учеников» и «никакой монастырь не может отказаться от взноса соответствующей суммы на содержание школы, который будет определяться на основании его экономического положения». Кроме того, «посылка монахов или подчиненных для обучения за пределы Святой Горы, если прежде они не закончили Афонскую школу, категорически» запрещалась. Официальным языком на Афоне стал только греческий (26-я статья).

6. СОБОР СВ. ВМЧ. ПАНТЕЛЕИМОНА СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

В 187-й статье говорилось, что «всякое распоряжение, противоречащее настоящему Уставу, не может иметь силы на Святой Горе». Тем самым были отменены все прежние уставы и типики, а вместе с ними и прежние привилегии славянских монастырей. Эти обители были поставлены «Новым канонизмом» в жесткую зависимость от греческого большинства. По смыслу 9-й статьи устава, вместо своих традиционных типиков монастыри обязывались составить новые правила, подлежащие утверждению и надзору Кинота, состоящего почти исключительно из греков. Устав ограничил власть настоятеля монастыря и передал в ведение Кинота утверждение важнейших решений всех органов монастырского самоуправления. Благодаря этому документу все русские обители на Афоне, которые оставались русскими и под властью Византии, и под властью турок, формально превратились в греческие. В результате представители Свято-Пантелеимоновского монастыря, несмотря на прямые угрозы, уклонились от обсуждения устава, как ущемлявшего права русских иноков, и не подписали его. В дальнейшем «Новый канонизм» всячески старались навязать русским монахам. Но позиция насельников Свято-Пантелеимоновского монастыря оставалась непреклонной²⁰.

Принятие «Нового канонизма» позволило продолжить подчинение Афона светским властям Греции. 10 сентября 1926 г. греческое правительство издало закон «Об утверждении Устава Святой Горы», согласно которому все афонские монахи независимо от их национальности должны были считаться подданными греческого государства, а лица, не имевшие подданства Греции, не могли быть приняты в афонские монастыри. При этом лица негреческой национальности могли получить право на подданство Греции лишь после проживания в стране не менее 10 лет. Правительством был назначен афонский губернатор, подчинявшийся МИД Греции, на которого была возложена обязанность охранять гражданский порядок на Святой Горе и следить за точным исполнением «Нового канонизма».

С середины 1920-х гг. греческое правительство предприняло ряд энергичных действий по эллинизации Афона. Светские власти чинили всевозможные препятствия приезду послушников, иноков и паломников в славянские монастыри. Правительство Греции дало своим заграничным представительствам негласные указания – не пропускать на Афон никого, кто желал бы остаться там навсегда и принять монашество. Одним из средств подрыва славянских монастырей стало введенное в 1938 г. запрещение вывоза со Святой Горы богослужебных книг и церковных предметов нового времени, имевших только рыночную ценность. Эти книги были результатом миссионерской издательской деятельности русских обителей Афона и служили делу религиозного просвещения славянских народов²¹.

Свято-Пантелеимоновский монастырь неоднократно протестовал против попрания своих прав «Новым канонизмом» и фактического запрещения въезда на Святую Гору новых иноков – негреков. Однако обращения в Кинот, к Константинопольскому Патриарху, греческому правительству и в 1931 г. – даже в Лигу Наций не дали никаких результатов²².

Архиепископ Виталий (Максименко) в докладе Епархиальному съезду русской Северо-Американской епархии от 19 марта 1935 г. так охарактеризовал сложившуюся на Святой Горе ситуацию: «Еще тяжелее [чем в Бессарабии] положение на Афоне, попавшем под Греческую власть. Там в русские монастыри никого не пускают и ждут, пока перемрут старые русские монахи, чтобы завладеть русскими монастырями и их ценностями»²³. В первой половине 1920-х гг. в афонские обители еще смогло поступить некоторое количество русских эмигрантов, но в дальнейшем их приезд был запрещен. Последним пополнением русских обителей Святой Горы были монахи из входивших тогда в состав Чехословакии Закарпатья и Пряшевской Руси. В 1922–1928 гг. оттуда приехал только в Свято-Пантелеимоновский монастырь 21 инок, однако затем греческое правительство перестало выдавать визы и карпатороссам.

Следует упомянуть, что с августа 1920 г. по 19 мая 1922 г. в скиту Новая Фиваида Свято-Пантелеимоновского монастыря проживал епископ Екатеринославский и Новомосковский Гермоген (Максимов), часто служивший в храмах разных монастырей Святой Горы. Владыка имел теплые личные отношения с настоятелями многих афонских обителей: Свято-Пантелеимоновского монастыря – архимандритом Мисаилом, Свято-Андреевского скита – архимандритом Митрофаном, Свято-Ильинского скита – архимандритом Иоанном, скита Новая Фиваида – иеросхимонахом Ионой, сербского монастыря Хиландар – архимандритом Митрофаном и болгарского монастыря Зограф – архимандритом Владимиром²⁴.

1 января 1922 г. епископ Гермоген написал на Афоне свое «Архипастырское воззвание к донским казакам», в котором говорилось: «…когда организуется новая Донская Армия, и все будет готово для нападения на врага, тогда дайте мне знать, и где бы я ни был, я, ваш Архипастырь, готов идти с вами. Я пойду впереди вас с животворящим Крестом в руках и буду благословлять ваше победное шествие на помощь России восстановить Престол Царский, вернуть Народу Русскому его Законного Царя. И пусть на Знаменах ваших крупными, огненными, как меч Херувима, словами будет написано „Боже, Царя храни“»²⁵.

В этот же период некоторое время проживал на Афоне и будущий Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий). В первый раз он приехал на Святую Гору, после эвакуации с белой армией Деникина из Новороссийска в Грецию, – в конце апреля 1920 г., сразу после недели Жен мироносиц, и пробыл на Афоне почти пять месяцев. 5 сентября Владыка Антоний получил телеграмму от генерала П.Н. Врангеля, который вызывал его в Крым для управления Церковью. В середине сентября митрополит покинул Святую Гору, однако всегда стремился вернуться на Афон.

21 июля 1921 г. митрополит Антоний совершил торжественное освящение Свято-Пантелеимоновского храма в Старом Нагорном Русике (этот храм был заложен еще в 1871 г., но в 1874 г. его строительство приостановили и возобновили только в 1910 г. на пожертвования купца Смирнова при посредничестве настоятеля подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря в Москве иеросхимонаха Аристоклия). В совершении литургии вместе с Владыкой приняли участие 28 иеромонахов и 17 иеродиаконов²⁶.

Летом 1922 г. митрополит Антоний, проживавший тогда в Сремских Карловцах (Королевство сербов, хорватов и словенцев), получил указ Патриарха Тихона об упразднении возглавляемого им Высшего Русского Церковного Управления за границей. Не желая быть препятствием для мирного разрешения возникшего нестроения, Владыка сразу же после получения указа решил уйти от церковных дел на покой, удалиться на Афон и принять там схиму. Согласно воспоминаниям любимого ученика митр. Антония архиепископа Иоанна (Максимовича), «он держал свое решение в тайне, и оно стало известно пастве лишь, когда разрешение на въезд на Афон было получено, и митрополит стал готовиться к отъезду»²⁷.

Русские прихожане в Белграде заволновались, и 28 декабря несколько их представителей отправились к митрополиту, взяв с собой чудотворную Курскую Коренную икону Божией Матери. На убеждения членов делегации Владыка ответил: «Меня не нужно уговаривать, я не ломаюсь, как Борис Годунов, а твердо решил ехать на Афон, и никакие уговоры не изменят моего решения». Тогда княгиня М.А. Святополк-Мирская сказала: «Если Вы, владыко, нас не слушаете, то верим, что Владычица Богородица Сама Вас не пустит, и Вы не уедете»²⁸.

5 января 1923 г. митрополит Антоний приехал в Белград, чтобы через три дня выехать оттуда на Святую Гору, но по прибытии в Сербскую Патриархию ему вручили срочный пакет с Афона. В нем настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Мисаил извещал Владыку, что ввиду некоторых местных протестов Протат отменил данное ему разрешение на въезд на Афон. По свидетельству архиепископа Иоанна, «митрополит был ошеломлен известием. Но более всего его поразило, что новое решение и уведомление о том последовали в тот самый день, когда к нему принесли Чудотворную Икону Богоматери и перед ней просили его не оставлять своей паствы». Вскоре – на Рождество, служа в русской церкви Белграда, Владыка Антоний в конце своей проповеди объявил, что его горячее желание уйти совершенно от мира не могло состояться, и он, видя в том волю Божию и покоряясь ей, остается с паствой²⁹. Вскоре он возглавил созданный Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей.

7. СОБОР СВ. ВМЧ. ПАНТЕЛЕИМОНА СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

В следующем году митрополит все-таки сумел получить въездную визу для посещения Афона. К этому времени относится резкий конфликт Владыки с Константинопольской Патриархией в связи с ее переходом на новоюлианский календарь. 4 апреля 1924 г. митрополит Антоний выехал из Белграда в Палестину, стремясь получить поддержку у местных Восточных патриархов, и по пути заехал на Святую Гору, куда прибыл в Великий Четверг. Однако Константинопольский Патриарх запретил ему совершать на Афоне Пасхальную службу. Владыка пробыл на Святой Горе до праздника Святой Троицы. Стремясь помешать его поездке в Палестину, Константинопольская Патриархия 8 мая прислала митр. Антонию письмо с указанием, что без согласия и разрешения Вселенского Патриарха он не может оставить Афон. Владыка вежливо попросил разрешения выехать на Восток, но не получив никакого ответа, уехал с Афона, известив Патриарха о своем отъезде ввиду окончания 14 июня срока визы³⁰.

В период пребывания митр. Антония на Афоне Архиерейский Синод, вследствие возникших осложнений во взаимоотношениях с Вселенским Патриархом, отправил Владыке послание, в котором говорилось: «Виду поднятого большевиками, при содействии Вселенской патриархии, усиленного похода против Русской Православной Церкви в советской России и за границей и необходимости активного возглавления заграничной Русской Церкви в такой критический момент высокоавторитетным иерархом, убедительно просим Высокопреосвященнейшего митрополита Антония для блага и пользы Церкви ускорить свой отъезд в Палестину и по выполнении порученной ему миссии в скорейшем времени прибыть в Ср. Карловцы…». Одной из причин этого письма были возникшие у членов Синода подозрения, что Владыка Антоний, следуя своему давнему желанию, останется на Святой Горе³¹. Но митрополит, исполняя данное ему послушание, уже окончательно оставил свое намерение. Это было его последнее посещение Афона.

В середине 1920-х гг. на Святую Гору приехали и остались там более чем на 20 лет два молодых русских эмигранта, внесших значительный вклад как в историю Афона, так и Русской Православной Церкви в целом. Первым из них был учившийся в Парижском Свято-Сергиевском богословском институте художник и иконописец Сергей Семенович Сахаров. Он родился 22 сентября 1896 г. в Москве в верующей семье, окончил гимназию, в годы Первой мировой войны служил офицером инженерных войск, но в боевых действиях участия не принимал; после Октябрьской революции 1917 г. дважды подвергался арестам со стороны советских властей. В годы гражданской войны Сергей Сахаров поступил в Московское училище изящных искусств, но в 1921 г. эмигрировал. После недолгого проживания в Италии и Германии он в 1922 г. поселился в Париже, где продолжил занятия живописью и даже выставлял свои картины в Осеннем салоне и салоне Тюильри. В Великую Субботу 1924 г.

С.С. Сахаров пережил видение нетварного Света: «Я ощутил Его как прикосновение Божественной Вечности в моему духу». После пережитого Сергей Семенович проступил в 1925 г. в только что открытый Свято-Сергиевский институт, однако простая учеба не удовлетворяла его и в том же году жажда духовной жизни привлекла на Афон. 18 марта 1927 г. С.С. Сахаров принял монашеский постриг с именем Софроний в русском Свято-Пантелеимоновском монастыре. О первых годах пребывания на Афоне он вспоминал как о «самых блаженных». 30 апреля 1930 г. монах Софроний был рукоположен известным сербским святителем (канонизированным в 2003 г.) епископом Охридским Николаем (Велимировичем) в Пантелеимоновском храме Старого Нагорного Русика во иеродиакона³².

Весной 1931 г. о. Софроний познакомился со своим духовником – святым старцем преподобным схимонахом Силуаном Афонским (в миру Семеном Ивановичем Антоновым, 1866–1938), родившимся в Шовском селе и волости Лебединского уезда Тамбовской губернии. В молодости прп. Силуан занимался крестьянским трудом, был столяром в артели строителей в имении князя Трубецкого, затем служил в лейб-гвардии саперном батальоне в Санкт-Петербурге. Сразу после окончания армейской службы он уехал на Афон и с осени 1892 г. пребывал в Свято-Пантелеимоновском монастыре, в 1896 г. инок Симеон принял постриг в мантию, затем – в 1911 г. был пострижен в великую схиму. Схимонах исполнял послушание на монастырской мельнице в Каламарейском метохе, а затем был экономом в Старом Нагорном Русике. За 46 лет пребывания на Афоне старец лишь один раз покидал его. Во время русско-японской войны 1904–1905 гг. о. Силуан, как запасной гвардеец, вместе с многими другими состоявшими в запасе русскими насельниками Святой Горы, был вызван по мобилизации в Россию. 30 декабря 1904 г. он выехал из Свято-Пантелеимоновского монастыря и возвратился на Афон 16 октября 1905 г., побывав за это время в нескольких российских монастырях и посетив свою семью на родине. Приехав в родную обитель, о. Силуан вернулся к послушанию эконома в Старом Нагорном Русике. Старец имел сострадательную любовь, он со слезами молился о всем мире, когда мир был охвачен братоубийственной Первой мировой войной³³.

8. БРАТСКАЯ УСЫПАЛЬНИЦА СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

С Пасхи 1931 г. и до самой кончины преподобного, покорившего молодого монаха своей «святостью, глубиной духовного опыта и ясностью мысли», о. Софроний находился при нем. 1 декабря 1935 г. иеродиакон Софроний принял великую схиму. Перед смертью святой передал своему духовному сыну записки, которые впервые были опубликованы в 1948 г. под названием «Старец Силуан». Преподобный Силуан тихо скончался 11/24 сентября 1938 г. после непродолжительной болезни лихорадкой и был отпет отцом наместником в соборе Свято-Пантелеимоновского монастыря (его канонизация Константинопольским Патриархатом состоялась в 1978 г., а в 1992 г. прп. Силуан был внесен в месяцеслов Русской Православной Церкви)³⁴.

Кончина преподобного вызвала отклики целого ряда архиереев. Так, в частности, несколько раз посещавший Свято-Пантелеимоновский монастырь и очень любивший о. Силуана св. епископ Николай (Велимирович) написал и опубликовал в своем миссионерском журнале некролог старцу под названием «Человек великой любви», в котором отмечал: «Этот дивный подвижник был простой монах, но богач в любви к Богу и ближним. Многие монахи со всех сторон Святой Горы прибегали к нему за советом, но особенно любили его сербские монахи из Хиландара… и «Постницы святого Саввы». В нем видели они своего отца духовного, возрождавшего их своею любовию. И мне отец Силуан очень много духовно помог. Я чувствовал, как молитва его укрепляла меня. Всякий раз, когда бывал на святом Афоне, я спешил с ним увидеться…»³⁵.

9. ХРАМ СВТ. МИТРОФАНА СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

Экзарх Московского Патриархата в Америке митрополит Вениамин (Федченков), знавший старца лишь по переписке с ним, получив известие о его кончине, писал 18 ноября 1938 г. наместнику Свято-Пантелеимоновского монастыря игумену Иустину: «…совершенно искренне скажу, что в последние годы я не ощущал ни от кого такой силы благодати, как от него, отца Силуана… И потому я храню его письма ко мне. И если бы я не знал ничего о его жизни, подвигах, молитве, послушании, то одного духа писем довольно для меня, грешного, чтобы считать его преподобным». Тогда же Владыка просил прислать ему что-либо из вещей почившего старца, а в написанном вскоре письме иеросхидиакону Софронию (Сахарову) отмечал: «Пока еще живы Вы и другие свидетели – собирайте и записывайте о нем все до мелочей. Это – История Церкви. Я поминаю отца Силуана вместе с угодником Божиим отцом Иоанном Кронштадтским и прошу его заступления пред Богом… Еще раз благодарю и ожидаю, не я один, еще большего, если Богу угодно. А отцу Силуану теперь уже безопасно…»³⁶.

После смерти прп. Силуана иеросхидиакон Софроний (Сахаров) получил благословение игумена и духовника Свято-Пантелеимоновского монастыря на отшельничество в пустынных скалах Карули (на крайнем юге Афона), где вел аскетический образ жизни в небольшой пещере в 1939–1941 гг. В это же время он начал составлять свою ставшую впоследствии знаменитой книгу о преподобном Силуане.

В начале 1941 г. отцу Софронию предложили принять сан священника и стать духовником греческого монастыря св. Павла (это был первый случай, когда греческие монахи пригласили себе духовником русского). В феврале 1941 г. о. Софроний был рукоположен во иеромонаха, а в конце того же года по особому, совершенному епископом, чину поставлен духовником для окормления братии. Затем, оставаясь духовником, иеросхимонах около трех лет прожил в уединении в каливе Пресв. Троицы, вблизи монастыря св. Павла. Являясь большим подвижником, постником и молитвенником, о. Софроний поддерживал тесные духовные контакты с отшельниками в других греческих монастырях на западном побережье Афона³⁷.

Другим русским эмигрантом, приехавшим на Афон в 1925 г., был сын царского министра земледелия и главы правительства генерала П.Н. Врангеля Всеволод Александрович Кривошеин (1900–1985). Он родился в Санкт-Петербурге и после окончания столичной гимназии учился на историко-филологическом факультете Петроградского и Московского университетов. В годы гражданской войны Всеволод Александрович воевал на стороне белых, затем эмигрировал во Францию, в 1924 г. окончил в Париже филологический факультет университета Сорбонна и поступил в Свято-Сергиевский богословский институт. В ноябре 1925 г. В.А. Кривошеин уехал на Афон и стал послушником Свято-Пантелеимоновского монастыря, где 24 марта 1926 г. был пострижен в рясофор и 18 марта 1927 г. принял монашеский постриг в мантию с именем Василий. В 1929–1942 гг., благодаря прекрасному знанию многих языков, он исполнял обязанности монастырского секретаря-грамматика по переписке с церковными и гражданскими учреждениями. В 1937 г. брат Василий был избран членом Совета обители – «соборным старцем», в 1942–1945 гг. являлся представителем (антипросопом) Свято-Пантелеимоновского монастыря в Священном Киноте, а в 1944–1945 гг. – также членом Священной Эпистасии³⁸.

Однако главным делом монаха стало библиотечное послушание и работа в богатом, до тех пор мало исследованном книгохранилище русской обители. С начала 1930-х гг. брат Василий занимался активной научно-исследовательской деятельностью, изучая историю и духовность Византийской империи, и вскоре приобрел известность в международных кругах византологов. Его, написанная в 1936 г. и переведенная на несколько европейских языков, работа об аскетическом и богословском учении свт. Григория Паламы привлекла внимание читателей различных христианских деноминаций³⁹.

Летом 1926 г., после окончания историко-экономического факультета Лувенского университета в Бельгии на Святую Гору прибыл князь Дмитрий Алексеевич Шаховской (1902–1989). 9 октября того же года он принял монашеский постриг в честь св. ап. Иоанна Богослова в русском Свято-Пантелеимоновском монастыре, но вскоре уехал с Афона и 1 ноября 1926 г. поступил в парижский Свято-Сергиевский Богословский институт. 5 марта 1927 г. о. Иоанн Шаховской был рукоположен во иеромонаха. В дальнейшем о. Иоанн (возведенный в 1935 г. во игумена, а в 1937 г. – во архимандрита) служил на приходах в Югославии, Германии, США, 11 мая 1947 г. он был хиротонисан во епископа Бруклинского и скончался в Калифорнии в сане архиепископа Сан-Францисского и Западно-Американского (в юрисдикции Американской Православной Церкви)⁴⁰.

Также в середине 1920-х гг. приехал на Афон будущий архиепископ Серафим (в миру Леонид Иванов). Он родился 1 августа 1897 г. в Курске, где окончил гимназию, в 1915 г. поступил на философский факультет Московского университета, но в следующем году ушел добровольцем на русско-германский фронт, а с началом гражданской войны воевал в рядах Белой армии. В 1920 г. Л. Иванов эмигрировал в Королевство сербов, хорватов и словенцев, где учился на Богословском факультете Белградского университета. В 1925 г. он стал послушником афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря, где 1 августа 1926 г. принял монашеский постриг в мантию с именем Серафим. Вскоре брат Серафим переехал в г. Скопле, где митрополит Варнава (будущий Сербский Патриарх) рукоположил его во иеромонаха и взял к себе секретарем. С 1928 г. о. Серафим пребывал в составе русского монашеского братства прп. Иова Почаевского в Ладомировой (Словакия), которое в 1934 г. возглавил, и на следующий год был возведен в сан архимандрита. После эвакуации вместе с братией обители в 1945 г. в Германию о. Серафим 13 марта 1946 г. был хиротонисан в Швейцарии во епископа Сантьягского и позднее вместе с руководством Русской Православной Церкви за границей переехал в США. В 1959 г. он был возведен во архиепископа Чикагского и Детройтского и скончался в Чикаго 25 июля 1987 г.⁴¹.

В 1931–1933 гг. первый раз пребывал на Афоне будущий архимандрит Силуан (в миру Стрижков Роман Борисович). Он родился 10 января 1911 г. в г. Тавастгусе (великое княжество Финляндское) в семье офицера, в 1920 г. вместе с семьей эмигрировал в столицу Греции Афины, в 1928 г. окончил русско-греческую гимназию и после смерти родителей уехал на Святую Гору. После трехлетнего пребывания в Свято-Пантелеимоновском монастыре Р.Б. Стрижков приехал в столицу Югославии, где в 1940 г. окончил богословский факультет Белградского университета. В дальнейшем Роман Борисович служил в канцелярии общества «Югославское профессорское содружество», закрытого после начала немецкой оккупации весной 1941 г., потом работал газетчиком до своего возвращения на Афон в 1944 г.⁴².

В 1932 г. в паломничество на Святую Гору приехал и остался здесь на 14 лет известный богослов, профессор Свято-Сергиевского Богословского института Сергей Сергеевич Безобразов. Он родился 10 апреля 1892 г. в Санкт-Петербурге в семье сенатора, окончил в 1910 г. столичную гимназию и в 1914 г. – историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. С осени 1914 г. Сергей Сергеевич работал библиотекарем в Публичной библиотеке, в 1917 г. он был удостоен ученой степени магистра и 21 октября 1917 г. избран доцентом кафедры церковной истории Петроградского университета. С осени 1918 г. С.С. Безобразов преподавал на Бестужевских Высших женских курсах, зимой 19201921 гг. – в Ташкентском университете, а с 1921 г. работал профессором Петроградского Богословского института. В 1922 г. он вместе с группой других богословов и философов был выслан из Советской России, в 1923–1924 гг. преподавал богословие в Русско-сербской гимназии Белграда, затем переехал в Париж. В 1925 г. С.С. Безобразов участвовал в создании Свято-Сергиевского института, в котором сначала работал в качестве секретаря, а с 1926 г. заведовал кафедрой Нового Завета и преподавал Священное Писание Нового Завета в звании профессора⁴³.

Приехав весной 1932 г. на Святую Гору, ученый был зачислен в братию Свято-Пантелеимоновского монастыря, где 7/20 июня того же года принял монашеский постриг с именем Кассиан, 23 июня был рукоположен во иеродиакона, 26 июня 1932 г. – во иеромонаха, 7 января 1935 г. – во игумена, а 7 января 1937 г. – во архимандрита. В период пребывания на Афоне о. Кассиан работал над рукописью о Троичном новозаветном богословии под названием «Бог Отец» и кроме того много внимания уделял докторской диссертации «Водою и Кровью и Духом» (посвященной богословию Святого Духа после апостола Иоанна)⁴⁴.

10. СВЯТО-АНДРЕЕВСКИЙ СКИТ. 1912 г.

В середине 1930-х гг. о. Кассиан, активно занимаясь научной деятельностью, часто покидал Афон. Летом 1934 г. он преподавал на Экуменическом семинаре в Женеве, летом 1937 г. участвовал во Всемирной конференции в Эдинбурге, а летом 1939 г. – во Всемирной конференции христианской молодежи в Амстердаме. В августе 1939 г. архимандрит Кассиан снова приехал на Афон и остался в Свято-Пантелеимоновском монастыре до октября 1945 г.⁴⁵.

В 1936 г. после двадцатилетнего перерыва вернулся на Святую Гору архимандрит Евгений (в миру Евгений? Иосифович Жуков). Он родился в 1884 г. в с. Летницкое Медвежинского уезда Ставропольской губернии в крестьянской семье и пришел на Афон в начале XX века. Жуков был принят в обитель cв. Архистратига Михаила, пострижен в мантию, рукоположен во иеромонаха и в дальнейшем назначен помощником настоятеля Ставроникитского монастыря. В 1914 г. о. Евгений приехал в Россию, сохранив греческое подданство, и до начала 1920-х гг. пребывал в Лебяжьей пустыни на Кубани, где активно боролся против обновленчества. В 1924 г. он был возведен Патриархом Тихоном во архимандрита, после чего служил в храме станицы Кавказской, неоднократно подвергаясь арестам со стороны советских карательных органов. После выхода в 1927 г. декларации Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности советской власти о. Евгений отделился от него и перешел к иосифлянам. В 1928–1929 гг. он окормлялся у епископа Козловского Алексия (Буя), а в марте 1930 – январе 1931 г. у епископа Бахмутского и Донецкого Иоасафа (Попова), который назначил его иосифлянским благочинным Кубани. К отцу Евгению в станицу Кавказскую приезжало много верующих. 17 января 1933 г. архимандрит был арестован по обвинению в «причастности к церковно-монархической организации Южно-Русский Синод» и постановлением Особого совещания НКВД от 15 октября 1933 г. по делу Истинно-Православной Церкви приговорен к высылке из СССР, однако направлен в Кемеровские лагеря⁴⁶. В 1936 г., после неоднократных ходатайств, о. Евгений был выслан в Грецию как греческий подданный (по некоторым сведениям, обменян на арестованного греческого коммуниста). В 1936–1972 гг. архимандрит пребывал в монастыре на Афоне, активно переписываясь со своими духовными чадами в СССР и других странах. Он являлся духовным сыном преподобного Силуана и был очень популярен в Греции. Скончался отец Евгений в 1972 г. на Святой Горе⁴⁷.

В конце 1930-х гг. несколько лет послушником на Афоне был активный прихожанин русского храма св. кн. Александра Невского в Париже князь Никита Петрович Мещерский. Вернувшись во Францию, он убедил многих эмигрантов из России оказать материальную помощь русским обителям Святой Горы. В годы Второй мировой войны Н.П. Мещерский стал переводчиком в немецкой армии и погиб в бою с партизанами под Смоленском (его брат Николай Петрович Мещерский принимал участие в движении Сопротивления в период оккупации Франции)⁴⁸.

Несмотря на некоторый приток эмигрантов, численность русских монахов на Афоне постоянно сокращалась. С 1920 по 1938 г. их количество уменьшилось с 2110 до 700: в Пантелеимоновском монастыре – с 800 до 295 (в 1925 г. в нем было 550 насельников, а в 1932 г. – 380), Свято-Андреевском скиту – со 150 до 85 (в 1929 г. в нем было около 100 насельников), Свято-Ильинском скиту – со 160 до 73, а в келлиях и каливах – с 1000 до 247. При этом в келлиотском поселении Каруля (Карульском скиту), в южной части Афонского полуострова в 1940–1941 гг. еще проживало 28 русских насельников, многие из которых были известными старцами. К их числу относился бывший полковник царской армии, старший брат российского посланника в Сербии Василия Николаевича Штрандтмана иеросхимонах Никон (Штрандтман, 1875–1963). Он в конце 1930-х гг. поселился в пещере, высеченной в скале, и прожил там около 25 лет, вплоть до своей кончины. Следует упомянуть также бывшего князя иеросхимонаха Парфения и телохранителя Николая II, пешком пришедшего на Афон из России и подвизавшегося здесь до своей кончины 13 февраля 1984 г., схимонахаНикодима.

Со Свято-Андреевским скитом одно время был связан известный старец-исихаст иеросхимонах Феодосий Карульский (Харитонов, 1868–1937), оставивший после себя ценный «Духовный дневник». Он происходил из духовной семьи, в 1894 г. окончил Казанскую Духовную Академию и остался в ней преподавателем, здесь же был пострижен в монашество с именем Феофан и рукоположен во иеромонаха. В дальнейшем о. Феофан был удостоен научной степени магистра богословия, в 1896–1901 гг. служил инспектором Вологодской Духовной семинарии, состоял в переписке с оптинскими старцами и епископом Феофаном Затворником. От предложенного ректорства и сана архимандрита он отказался и уехал на Святую Гору, где, избрав отшельнический путь, с 1914 г. спасался на Карули. Во второй половине 1926 г. отшельник принял постриг в великую схиму с именем Феодосий и долгое время был духовником всех русских карулитов. Иеросхимонах был очень известен своей литературной деятельностью. Он нашел и опубликовал ранее не известное сочинение прп. Паисия Величковского «Крины Сельныя», перевел с греческого несколько сочинений прп. Никодима Святогорца, в частности «Исповедник», до того существовавший только на греческом языке, по поручению Святейшего Синода составил разбор «ереси имябожников» и как итог своей молитвенной аскетической жизни – «Молитвенный дневник» в руководство занимающимся Иисусовой молитвой художественным способом. Кроме того, отец Феодосий написал книгу в защиту юлианского календаря – «Учение Православной Церкви о Священном Предании и отношении ее к новому стилю»⁴⁹.

11. СВЯТО-АНДРЕЕВСКИЙ СКИТ

Также были опубликованы несколько писем иеросхимонаха к Первоиерарху Русской Православной Церкви за границей митрополиту Антонию (Храповицкому) и ответных писем Владыки, с которым о. Феодосий переписывался по поводу разделений на Афоне, вызванных введением нового стиля в Константинопольском Патриархате. В одном из ответных писем в феврале-марте 1930 г. митр. Антоний писал иеросхимонаху Феодосию: «Патр. Фотий желает, чтоб его считали консерватором. Мне писали о нем, что он лучший из современных иерархов в Царьграде… Ваш Патриарх как будто подается вправо под влиянием событий, и Вам можно значительно успокоиться. Если Русь освободится от большевиков, то и разговор о новом стиле окончится»⁵⁰. На Каруле о. Феодосий прожил до самой кончины, последовавшей 2 октября 1937 г.

До своего переезда в начале 1930-х гг. в Югославию духовником Свято-Пантелеимоновского монастыря служил схиархимандрит Кирик, известный своей длительной борьбой с имяславием. Как опытного старца, по совету митрополита Антония (Храповицкого), Сербский Патриарх Варнава вызвал его в качестве духовника для всего православного духовенства Югославии⁵¹. Насельником Свято-Пантелеимоновского монастыря был и друг преподобного Силуана иеросхимонах Кассиан (Корепанов), прибывший на Афон из Оптиной пустыни. В 1934 г. он временно покинул Святую Гору и с начала 1936 г. был духовником монашеского братства прп. Иова Почаевского в Ладомировой, обслуживая также православные словацкие и русинские приходы вблизи обители. 29 апреля 1936 г. митрополит Антоний (Храповицкий) так писал о нем сербскому епископу Мукачевско-Пряшевскому Дамаскину: «Мне было отрадно читать в Вашем письме от 21 апреля о том благоволении, которое стяжал у Вас иеросхимонах Кассиан, и я очень сожалею, что не могу сразу исполнить пожелание Вашего Преосвященства о предоставлении ему канонического отпуска: дело в том, что он не состоит в моем непосредственном ведении, а входит в состав клира Преосвященного Архиепископа Виталия [основателя братства прп. Иова Почаевского], которому я одновременно с сим пересылаю Ваше письмо»⁵². В 1940 г. иеросхимонах Кассиан вернулся на Афон, где и умер. 4 февраля 1940 г. скончался любимый братией настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря (исполнявший эту должность с 1905 г.) 87-летний старец архимандрит Мисаил (в миру Михаил Сопегин), его преемником стал архимандрит Иустин⁵³.

Дореволюционный настоятель Свято-Андреевского скита игумен Иероним скончался в 1922 г. и на его место настоятеля заступил архимандрит Митрофан, который скончался в 1949 г. Посещавший в 1930-е гг. скит русский эмигрантский писатель Владимир Маевский так охарактеризовал отца Митрофана: «Этот спокойный и вдумчивый инок, с лицом аскета, сразу произвел на меня неизгладимое впечатление как всем своим внешним видом, так и глубоким внутренним содержанием, обнаруженным почти с первых же фраз нашей первой беседы. Игумен Митрофан – типичный монах аскетического склада, могущий служить отличной моделью для хорошего художника, он высок ростом, а вместе с тем худощав и сух, что, несомненно, является следствием его воздержанной и постнической жизни. У него такое же аскетическое, вполне гармонирующее со всею его фигурой сухощавое лицо, которое озаряют два умных, проницательных, но немного болезненных глаза. Отец Митрофан прекрасно духовно начитан и обладает редкою способностью понимать самые отвлеченные богословские сочинения. В то же время он является иноком высокой и строгой жизни. Строгий к себе и снисходительно терпеливый ко всем окружающим, этот игумен при первом впечатлении, пожалуй, может показаться даже несколько суховатым. Но при дальнейшем знакомстве – он положительно очаровывает своею сердечностью, простотою и отеческой заботливостью».

В те годы скит еще представлял собой уголок России. В архондарике (монастырской гостинице) по стенам висели портреты русских царей, иерархов и выдающихся людей. Быт сохранялся по-прежнему русский, и В. Маевскому показалось, что он находится в монастырской гостинице где-нибудь в Троице-Сергиевой или Почаевской Лавре. Такую же высокую оценку гостеприимству архимандрита Митрофана дал бенедиктинский монах – бельгиец о. Феодор, прибывший на Афон с целью ознакомления с опытом русского монашества. Он провел в 1927 г. три месяца на Афоне: большую часть времени в Свято-Андреевском скиту⁵⁴.

Одной из причин быстрого сокращения числа монахов были значительные материальные затруднения, иногда настоящий голод. В начале 1920-х гг. афонские обители лишились всех своих подворий в России (банковские счета были конфискованы еще раньше), а в 1924 г. Свято-Пантелеимоновский монастырь утратил метохи (земельные владения) в Греции, отобранные правительством для размещения беженцев-греков из турецкой Малой Азии, в частности Каламарейский метох с храмом пророка Илии и монастырской мельницей, где ранее нес послушание преподобный Силуан Афонский. В 1922 г. греческие власти национализировали и снабжавший монахов продовольствием метох Нузлы Свято-Андреевского скита в Кавале, заселив его беженцами из Турции.

О бедственном продовольственном положении свидетельствует «Воззвание о помощи русским келлиям и пустынникам Афона», которое 2 октября 1932 г. написало «Братство русских обителей (келлий) во имя Царицы Небесной» (это братство особенно активно боролось за сохранение прав монахов-негреков на Афоне и поэтому к концу 1930-х гг. под давлением властей было вынуждено временно прекратить свое существование). В 1932 г. был создан Комитет помощи русским афонским инокам, в создании и деятельности которого активное участие принимал управлявший русскими приходами в Болгарии епископ Богучарский Серафим (Соболев). В своих проповедях Владыка неустанно призывал прихожан делать пожертвования на святое дело спасения голодавших монахов. Лишь поддержка русских эмигрантов (большей частью также нуждавшихся) спасла Свято-Пантелеимоновский монастырь и другие обители от запустения⁵⁵.

Наряду с продовольственными трудностями продолжалось давление на русские обители со стороны греков. В августе 1931 г. настоятель келии св. Иоанна Златоуста на Афоне иеросхимонах Варсонофий с братией обратился к Первоиерарху Русской Православной Церкви за границей митрополиту Антонию с просьбой возбудить перед обществом вопрос о защите на Афоне русского, сербского, болгарского и румынского монашества от греческого насилия. В это же время и Свято-Пантелеимоновский монастырь получил строгое послание Вселенского Патриарха с угрозой строго покарать братию за то, что она не вводит у себя «Новый канонизм» (устав), якобы притесняет иноков-греков в обители и упорствует в нежелании принять греческое подданство. Владыка Антоний обратился к Сербскому Патриарху Варнаве с просьбой выступить в защиту русских иноков, что вскоре и было сделано.

Одновременно митрополит Антоний написал представителю Нансеновской организации помощи беженцам в Греции Котельникову, а тот в свою очередь в Греческий МИД, но там отрицали притеснения русских иноков. В связи с сохранением тяжелой ситуации 7 октября 1931 г. Архиерейский Синод РПЦЗ постановил просить митрополита Антония продолжать помощь инокам. В следующем году, как уже отмечалось, был создан Комитет помощи русским афонским инокам⁵⁶.

По своим политическим взглядам значительная часть русских афонитов была монархистами. Так, в частности, 1 сентября 1926 г. последовало обращение от насельников 15 малых русских обителей Афона к предстоящему в этом году Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви за границей: «Православной Церковью со времен Апостольских установлено, чтобы на всех общественных Богослужениях возносить моления за Царя. Так веками велось на Руси и Афоне, в русских обителях, больших, средних и малых, до печального дня 2 марта 1917 года, когда Император Николай Александрович снял с себя Царскую власть и стал русским гражданином, с того времени русская Церковь молчит при молитвах о своем Царе. На Афоне у нас сделалось большое замешательство и разногласие в поминовении при Богослужении Царствующего Дома. Глас Матери Св. Церкви, повелевающий молиться едиными усты и единым сердцем, стал гласом вопиющего в пустыне о сравнении холмов и дебрей, потому что каждый пошел своею стезею и молчание зловеще для нас, афонцев, и для Матушки России. Всенародная молитва за Помазанника Божия есть источник государственного благополучия. И вот, с тех пор, как Русская Св. Церковь замолчала, не стала молиться за своего Царя, то уже почти девять лет Россия, обуреваемая небывалыми ужасными бедствиями и церковное моление там немыслимо, так как не только молитва, но и всякое слово о Царе карается смертью. Посему мы, святогорцы, смиреннейше просим Священный Собор Иерархов, возглавляемый Его Высокопреосвященством, Митрополитом Киевским и Галицким Антонием – благословить и разрешить нам поминать на общих церковных молитвах на ектиниях по основным русским законам прямого и законного наследника Русского престола Великого Князя Кирилла Владимировича, принимая Его Царский манифест от 31 августа 1924 года, и весь Царствующий Дом.

Предоставляя Высокопреосвященному вниманию Вашему, Боголюбивые Архипастыри, на все наши вышеизложенные соображения, горячо и убедительно умоляем Вас, на предстоящем в 1926 году Соборе, благословить всенародно совершать при Богослужениях о законном нашем Государе и тем удовлетворить справедливое желание Православных верноподданных иноков-святогорцев и всех русских людей, снять с измученных душ глубочайшую скорбь и прекратить тем злорадное торжество над нами многочисленных врагов Православной Церкви и законного Русского Царя. Засим просим Ваших Архипастырских Св. Молитв и благословение Вашего Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейших Владык и Архипастырей Смиренно послушники». Под обращением стояли подписи 15 настоятелей русских обителей с приложением печатей: обители Вознесения Господня, Богословской обители, Свято-Троицкой обители, обители Иселлии, обители св. Иоанна Златоуста (Иверской), обители Благовещения Пресвятой Богородицы, обители св. Саввы, обители св. Николая, обители Покрова Пресвятой Богородицы, обители св. великомученика Георгия, обители Преображения Господня, обители св. Георгия, обители прп. Евфимия, обители Рождества Пресвятой Богородицы и обители прп. Онуфрия⁵⁷. Однако Русская Православная Церковь за границей лишь в начале 1930-х гг. признала великого князя Кирилла Владимировича наследником Российского престола.

12. СВЯТО-АНДРЕЕВСКИЙ СКИТ

8 октября 1930 г. настоятель келлии св. Иоанна Златоуста иеромонах Симеон с братией написали известному казачьему генерал-лейтенанту П.Н. Краснову: «Ныне наступает серьезный момент спасения России, и сатанинская власть на краю падения и погибели. Поэтому всякий русский человек, а тем более генерал, называющий себя монархистом, должен оставить всякие предвзятости и партийности и разумно стремиться к законному всеобщему объединению вокруг законного престолонаследника Кирилла Владимировича, которого Сам Бог выдвигает и подает ему счастье быть Царем на Всероссийском Престоле»⁵⁸.

13. ИНТЕРЬЕР СОБОРА СВ. АП. АНДРЕЯ ПЕРВОЗВАННОГО В СВЯТО-АНДРЕЕВСКОМ СКИТУ

Несмотря на пребывание в юрисдикции Константинопольского Патриарха, русские обители Святой Горы сохраняли тесную связь с Русской Православной Церковью за границей. Когда в начале 1940 г., при диктатуре И. Метаксаса, греческое правительство категорически потребовало от русских монахов на Афоне признания «Нового канонизма» (устава), избранный 31 января этого года настоятелем Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Иустин обратился 20 февраля за советом к Первоиерарху Русской Православной Церкви за границей митрополиту Анастасию (Грибановскому). Только рекомендация Владыки, выраженная в письме от 20 апреля, привела к тому, что монастырь в мае 1940 г. согласился исполнять предписания «Нового канонизма», в качестве существующего государственного законоположения, но представители обители под уставом все же не подписались. 21 мая архимандрит Иустин с братией в письме выразили благодарность митрополиту Анастасию за его отзыв⁵⁹.

В 1920–30-е гг. быстро сокращалось количество не только русских, но и других негреческих монахов на Святой Горе. В 1914 г. в болгарском монастыре Зограф было 182 насельника, а в 1938 г. – 37, в сербском монастыре Хиландар – соответственно 115 и 45, в крупнейшем румынском скиту св. Иоанна Предтечи – 91 и 38. Всего в 1938 г. на Афоне проживало около 4 тыс. монахов⁶⁰.

Начавшиеся в 1920-е гг. переговоры о судьбе Хиландара между югославским и греческим правительствами продолжались безрезультатно до осени 1940 г. После нападения Италии на Грецию та пошла на определенные уступки в переговорах (в связи с заинтересованностью в поддержке Югославии), которые в основном касались увеличения числа насельников монастыря. В конце марта 1941 г. стороны подписали соответствующий договор, но он никогда не был ратифицирован, так как вскоре Югославия и Греция были разгромлены и оккупированы⁶¹.

Следует также упомянуть, что румынские афониты категорически отвергли проведенную в 1924 г. в Румынской Православной Церкви календарную реформу. В 1926 г. иеромонах Арсений (Котеа) отправил с Афона на родину письмо, в котором «всем благочестиво верующим румынам заповедывалось следовать обычаю Восточной Церкви и избегать григорианского календаря». Вскоре отец Арсений посетил Румынию, а затем издал три книги с осуждением календарной реформы. Русские монахи-святогорцы с помощью писем, воззваний и личных посещений также призывали верующих в Румынии к борьбе с новым стилем, советуя им не переходить на него «даже если их будут убивать или сжигать заживо»⁶².

В 1930 г. на Афоне произошел острый конфликт, о котором был уведомлен Первоиерарх РПЦЗ митрополит Антоний (Храповицкий): «…в Молдаванский скит приехал из Румынии, командированный патр. Мироном, скитский иеромон. Симеон, лет пятидесяти от роду, для пропаганды на Афоне нового стиля. Он привез с собой много денег и обещал высылать подарки и натурой из Румынии. Он привез также из Румынии и адвоката, заручившись согласием из Афона вести дело о возврате метоха на острове Тассо. Скитяне приняли его с честью, обещали собрать собор и говорить на соборе о принятии нового стиля, но устроили ему ловушку. Зазвали в залу, остригли ему бороду и косу, взяли деньги, привезенные для пропаганды, сняли рясу, одели ему пиджак и шляпу и выгнали за порчу. Он обратился в Карею к полиции, но те ответили, что это не входит в круг их обязанностей. На том пропаганда нового стиля на Афоне и закончилась. Это уже вторая проделка румын. Первый раз было получено послание патриарха с предложением перейти на новый стиль. Скитяне, получив это послание, отслужили торжественное всенощное бдение, на другой день – литургию с молебном, после которого провозгласили анафему патриарху, составили об этом грамоту, которую и препроводили ему»⁶³.

На начало Второй мировой войны афонские монахи всех национальностей ответили тем, что 22 марта 1940 г., впервые за несколько столетий, провели ночное моление о восстановлении мира, а после него крестный ход. К нападению фашистской Италии на Грецию многие насельники Святой Горы отнеслись с возмущением. Так, известный афонский старец иеромонах Герасим (Менагиас) в письме старцу Феодосию из Свято-Павловского монастыря от 26 ноября 1940 г. называл итальянцев трусами и тряпками, а в другом письме выражал свою боль из-за жертв несчастной Кефалонии.

14. ПОЗОЛОТНАЯ МАСТЕРСКАЯ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА. 1913 г.

Один из русских монахов Святой Горы Афон в своем письме горячо приветствовал успехи греческой армии в боях с итальянцами в январе 1941 г.: «За чудом Финляндии⁶⁴ последовало еще большее чудо Греции. У нас в монастыре война мало ощущается, только новости, которые мы получаем, заставляют нас еще больше удивляться. Единство греческого народа – прежде всего религиозное единство, единство с Христом. Без желания чего-либо для себя, без стремления к захвату чужих земель народ Греции знает, что с начала военных действий Бог защищал и в дальнейшем будет защищать его. Я хотел бы сказать и большее: Православие получило большой урок. Я читал письма с фронта, которые все пронизаны одной мыслью: защита, даваемая нам свыше, – защита Матери Божией, празднование которой произошло после торпедной атаки у острова Тинос. Чудо Греции – это чудо божественного присутствия, и это божественное присутствие, которое узнал народ, теперь стало реальным событием его жизни»⁶⁵.

15. ЖИВОПИСНАЯ МАСТЕРСКАЯ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА. 1913 г.

Вскоре после нападения на Грецию германские войска оккупировали Афон, при этом вместо греческого был назначен немецкий комендант Святой Горы. Интересно отметить, что уже 25 апреля 1941 г. проживавший в захваченной немцами Варшаве православный грузинский профессор-архимандрит Григорий (Перадзе) написал в Рейхсминистерство церковных дел докладную записку об организации церковной жизни на Афоне. Отец Григорий предложил послать на Святую Гору дружественного германским властям православного монаха в сане архимандрита, который бы играл роль посредника между немецкой администрацией и Кинотом, причем предложил в этом качестве свою кандидатуру. Архимандрит Григорий также предостерег от попыток итальянцев ослабить Греческую Православную Церковь в пользу Ватикана и написал о необходимости спасения гибнущих старинных рукописей в бывшем грузинском монастыре Ивирон.

Хотя ходатайство отца Григория поддержал Кавказский комитет в Берлине, указавший, что тот знает греческий язык, находится в юрисдикции Константинопольского Патриарха и дружественен Германии, Рейхсминистерство иностранных дел 3 мая написало негативный отзыв о докладной записке архимандрита, и она была отвергнута (позднее архимандрит Григорий погиб от рук нацистов и был прославлен в лике святых Польской Православной Церковью)⁶⁶.

В первые месяцы оккупации Греции, в 1941 г. Священный Кинот направил германскому руководству и лично Гитлеру письмо с просьбой сохранить монастыри от разрушения. В этом, переведенном на немецкий язык отцом Герасимом (Менагиасом), письме члены Кинота просили рейхсканцлера не причинять вреда Святой Горе, подчеркивая уникальность монашеской жизни на древнем Афоне и «мирную жизнь в молитвах и постах» обитающих там отшельников. При этом отношение отца Герасима к немцам было негативным и, по свидетельству других афонитов, характеризовалось словами: «Низпосла стрелы, и разгна [их], и молнии оумножи, и смяте [их]»⁶⁷.

Вскоре после отправки письма Гитлеру на Афон прибыла группа немецких офицеров. Поскольку русский иеромонах Софроний (Сахаров) хорошо знал немецкий язык, его попросили сопровождать этих офицеров и убедить их в необходимости сохранить Святую Гору. Один из афонитов позднее писал: «Своей образованностью, воспитанием и скромностью отец Софроний так поразил немцев, что рапорт, который они подали в ставку Гитлера после посещения Афона, был самым благожелательным. Ответ ставки также был положительным. В результате ни один из монастырей Афона во время оккупации не пострадал и не лишился своего самоуправления. Более того, немецкий гарнизон перекрыл доступ на Афон всем мирянам»⁶⁸. Позднее этот случай был использован для ложного обвинения отца Софрония в сотрудничестве с оккупантами.

Возможно, в ходе упомянутой поездки, в августе-сентябре 1941 г. была проведена немецкая научная экспедиция на Святую Гору, результаты которой оказались опубликованы в виде книги «Монашеская страна Афон», изданной в сентябре 1943 г. штабом управления при рейхсминистре Альфреде Розенберге⁶⁹.

Германское руководство гарантировало афонским монастырям сохранение прежней автономии и правил управления жизнью обителей, но оставило немецкого губернатора Святой Горы. Эту должность весь период оккупации занимал ученый-византолог Дёльге, преподававший после окончания войны в Мюнхенском университете. Кроме того, на Афонском полуострове были размещены караульные посты германской армии, один из них, в частности, находился на берегу, рядом с румынским скитом св. Иоанна Предтечи. Военнослужащие этих постов подчинялись старшей полевой комендатуре № 395.

В июне 1942 г. по случаю посещения Афона представителем германского новостного агентства ДНБ Священный Кинот на своем заседании от имени 3200 афонских монахов вынес резолюцию, переданную в ДНБ для публикации: «Синод св. Общин на св. горе Афон наисердечно благодарит немецкие оккупационные власти в Греции за защиту и признание прежних прав св. Общин, которым немецкие власти всячески помогали. С большим удивлением следили мы за мужественной борьбой немецкой армии и ее союзников за освобождение России от безбожного большевизма. Всюду, куда входят немецкие войска, восстанавливается религиозная жизнь, и церковные колокола начинают опять звонить. Германия и ее союзники взяли на себя защиту христианства. По словам Спасителя, безбожный антихрист никогда не победит и священная Община на святой горе Афонской с уверенностью ожидает победы защитника христианства – немецкого Рейха и союзников. Она молится, да благословит Господь победоносное оружие Вождя Рейха, и шлет верующим в Восточные области наисердечные поздравления и наиискреннейшие пожелания добра»⁷⁰.

Однако затем позиция Кинота изменилась. Осенью 1943 г. германский МИД безуспешно попытался организовать осуждение афонскими монастырями избрания Московским Патриархом Владыки Сергия (Страгородского). С этой целью на Святую Гору прислали резолюцию Венской конференции архиереев РПЦЗ от 21–27 октября 1943 г., но желаемого результата нацисты так и не добились. Референт МИД Колреп в своей записке от 31 марта 1944 г. отмечал, что позиция монашеской республики на горе Афон в этом вопросе остается неопределенной; хотя монахи давно имеют Венскую резолюцию, но до сих пор не отозвались на нее⁷¹. 20 июня 1944 г. находившийся на оккупированной территории СССР Первоиерарх Белорусской Православной Церкви митрополит Минский Пантелеимон (Рожновский) отправил Киноту Святой Горы письмо, в котором призывал «выступить единым фронтом народов Европы против безбожного большевизма», однако ответа не получил⁷².

16. ЦЕРКОВЬ СВ. ВМЦ. ВАРВАРЫ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА. 1913 г.

Почти весь период оккупации афониты страдали из-за острого недостатка питания. Многие старцы Святой Горы – никогда не запасавшие муки и всегда жившие в добровольных лишениях отшельники – теперь лишились даже своего обычного скудного хлеба. Об этом свидетельствует сохранившаяся переписка иеромонаха Герасима (Менагиаса) с администратором отдела продовольствия в Карее старцем Феодосием⁷³.

Положение несколько изменилось к лучшему в 1943 г., в результате усилий Болгарской, Румынской и Зарубежной Русской Церквей, оказавших давление на немецкую военную администрацию. Германский консул в Салониках в своем сообщении в МИД от 8 декабря 1943 г. отмечал, что «военное управление в этом году особенно старалось об удовлетворительном обеспечении горы Афон». Производимые монашеской республикой древесина, лесные орехи и оливковое масло обменивались на пшеницу и другие продукты остальной Македонии. В результате монастыри получили 150 тыс. оков пшеницы и 60 тыс. оков бобов и овощей, что достаточно для пропитания составляющего 4,5 тыс. человек населения Афона; правда, существует разница в питании насельников богатых и бедных монастырей. Русский Свято-Пантелеимоновский монастырь не только выменивал продукты на древесину, но и получил в сентябре 1943 г. в помощь от румынского правительства 20 тонн рисовой муки. Болгарские же монастыри получали продовольственную помощь от правительства своей страны.

17. БРАТСКАЯ ТРАПЕЗНАЯ С ЦЕРКОВЬЮ ПРЕСВЯТОЙ ТРОИЦЫ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА. 1913 г.

Консул отмечал, что монастыри в целом обеспечены на зиму продуктами, и военная администрация через афонского губернатора быстро откликается на нужды общины и помогает в случае необходимости. По словам консула, германское посольство в Греции также постоянно наблюдало за делами Афона и обеспечивало соответствующую поддержку при проведении корабельных конвоев на Святую Гору⁷⁴.

Сообщение консула существенно дополняет докладная записка немецкой краевой комендатуры Лангандас от 10 декабря 1943 г. о положении в губернии Афон. В ней говорилось, что крупные монастыри в целом имеют достаточно продовольствия на зиму, при этом хуже обеспечены греческие обители Ставроникита, Пантократор, Эсфигмен и самый большой русский Свято-Пантелеимоновский монастырь, имевший 255 насельников. В существенной помощи нуждались лишь келлиотские поселения: Каруля, Катунакия, Малое Святой Анны и Святого Василия в юго-западной части Афона. Там проживают 160 монахов, для пропитания которых требуется 8–10 тонн пшеницы. Продовольствие им будет отправлено в качестве рождественского подарка, вероятно, на интендантском судне группы армий «Е» в порт Святой Анны, где продукты передадут известному своей надежностью доверенному лицу – иеромонаху Герасиму (Менагиасу).

Продовольственная помощь афонским монастырям продолжалась и в дальнейшем. Так, согласно сообщению германского МИД от 8 февраля 1944 г., Болгарский Красный Крест при поддержке немецкого посольства в Софии отправил нуждающимся монахам на Афон 7,5 тонны пшеницы, одну тонну бобов, 600 кг муки, 230 кг сахара, 230 кг риса, 200 кг сыра, 30 кг соды, 20 одеял, 10 комплектов носков и рубах, 10 пар обуви. Этот груз был отправлен на корабле в сопровождении священнослужителей, а немецкое посольство позаботилось, чтобы транспорт не встретил препятствий со стороны греческих ведомств⁷⁵.

Накопленные на Афоне за много веков церковные ценности в годы войны в основном сохранились. В числе немногих исключений был случай передачи болгарскими монахами старинных книг из Зографа болгарским солдатам для дальнейшего вывоза в Болгарию. По этому поводу в 1980-е гг. проходили переговоры между правительствами Греции и Болгарии о возвращении вывезенных книг на Святую Гору. Осенью 1944 г. немецкие оккупанты планировали вывезти церковные ценности с Афона в Германию, но не успели в связи с быстрым отступлением из Греции⁷⁶.

Следует отметить, что весной 1941 г. Болгария претендовала на то, чтобы вся территория Афона отошла к этой стране. Однако уже в июне этого года Синод Болгарской Православной Церкви обдумывал гарантирование экономических интересов монастыря св. Георгия Зограф «в том случае, если Афон останется вне границ Болгарии»⁷⁷. После того, как это произошло, Болгарский Синод постоянно интересовался ситуацией на Святой Горе. Так 16 декабря 1941 г. он решил просить свое Министерство иностранных и религиозных дел по дипломатическим каналам воспрепятствовать планируемой отмене автономии Афона и добиться допуска послушников-болгар в Зограф⁷⁸.

В дальнейшем пополнение братии монастыря стало возможным, но желающим для этого требовалось представить шесть документов: свидетельства об образовании, крещении, несудимости, удостоверения от приходского священника и руководства общины о честности и благонадежности, а также разрешение представительства немецких военных властей в Софии. Это, в частности, видно из переписки с различными инстанциями желающего стать послушником Зографа Михаила Цекова. В своем ходатайстве в Министерство иностранных и религиозных дел от 10 мая 1944 г. Цеков отмечал, что в монастыре св. Георгия и 11 болгарских келлиях «имеется большая нужда в новых монахах, так как греческое правительство запрещало рукополагать новых монахов-болгар и не пускало кандидатов из Болгарии»⁷⁹.

В 1943 г. в Зографе проживало 57 монахов и послушников (36 из Македонии и Северной Греции, 14 из Болгарии и 3 из Бессарабии). Вплоть до осени 1944 г. Болгарская Церковь постоянно оказывала Зографу материальную помощь, и его представители неоднократно ездили в Болгарию для получения и доставки продовольствия.

Единственный сербский монастырь на Святой Горе – основанный в 1199 г. Хиландар вызывал повышенное, в основном резко негативное, внимание германских органов власти. В 1942 г. они предполагали существование связи Московской Патриархии через Румынию, Венгрию и Хорватию с Белградом, а через него и с Хиландаром. По утверждению СД в этом монастыре имелся засекреченный резидентский пункт английской разведки, предоставлявший информацию в Лондон и Москву. Подразделениям СД было запрещено открыто действовать на Афоне, но в германской службе безопасности считали, что курьерами разведки являлись монахи, а их донесения шли через митрополита Иосифа, возглавлявшего Синод Сербской Православной Церкви в Белграде⁸⁰.

18. МЕТОХ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА ВБЛИЗИ Г. КАВАЛА. 1913 г.

Следует отметить, что митрополит Скопленский Иосиф активно помогал Хиландару еще в 1930-е гг., предоставил ему в качестве метоха монастырь Святого Архангела (в Македонии), когда Хиландар лишился метохов из-за их конфискации греческим государством. Старался Владыка Иосиф помочь Хиландару и в годы Второй мировой войны.

Осенью 1942 г. возникла угроза захвата болгарскими органами власти подворья Хиландара (с построенным в 1890 г. храмом св. Саввы и всем имуществом) в Салониках. В начале октября сербский министр образования обратился за помощью к немецким властям, ссылаясь на сообщение штаба управления при командующем войсками в Сербии о гарантировании фюрером церковной самостоятельности и неприкосновенности автономии Афона. 10 октября уполномоченный германского МИД в Сербии Бенцлер послал запрос начальству, которое в течение месяца согласовало свою позицию с шефом полиции безопасности и СД.

19. ПОДВОРЬЕ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА В ОДЕССЕ. 1913 г.

19 ноября 1942 г. последовал ответ МИД о том, что германским органам власти не следует включаться в данное дело, так как защита интересов Сербского Православия не целесообразна из-за пассивной позиции Православных Церквей в отношении нового европейского порядка. Уступка подворья болгарам, по мнению МИД, не затрагивала основные правила отношений с монашеской республикой на Афоне, а влияние монахов за пределами отведенной им территории наоборот представлялось нецелесообразным. Таким образом, немцы выразили свое полное согласие на передачу подворья Хиландара в Салониках «союзному государству»⁸¹.

В результате храм св. Саввы был закрыт, а здание подворья (в центре Салоник) передано болгарам. Правда, уже в декабре 1944 г., вскоре после изгнания немцев, подворье вернули Хиландару, церковь открыли, и там несколько лет попеременно служили афонские иеромонахи и русские священники, пока югославские власти не прислали из Белграда священника Войислава Гачиновича (в 1946 г. болгарские власти даже возместили ущерб, нанесенный храму)⁸².

Священный Архиерейский Синод Сербской Православной Церкви на протяжении всей войны пытался получить объективную информацию о положении Хиландара и оказать ему помощь. Первые известия были получены в начале 1942 г. через сербское Министерство юстиции. В марте 1943 г. референт по делам культов сербского Министерства образования посетил Афон и затем сообщил Синоду, что в Хиландаре проживают 35 насельников, и монастырь нуждается в пополнении братии. Только в мае 1944 г. Синод с большим трудом получил разрешение германских властей на отправку в Хиландар десятка монахов и послушников, о чем сообщил в «Гласнике». Быстро нашли девять кандидатов, но их поездка на Афон так и не состоялась⁸³. В работе одного из современных греческих авторов утверждается, что сербские монахи из Хиландарского монастыря в годы Второй мировой войны оказывали помощь грекам в борьбе с оккупантами⁸⁴. Следует упомянуть, что в одном из греческих монастырей – Дохиаре в 1944 г. (в конце периода немецкой оккупации) был принят новый внутренний устав, который, правда, просуществовал всего несколько месяцев. В дальнейшем снова стал действовать прежний устав 1927 г.

Как уже говорилось, в числе насельников русских обителей на Афоне были люди, настроенные резко антифашистски, в частности, монах, написавший в январе 1941 г. письмо с приветствием первоначальных побед греческой армии. По мнению другого инока – монаха Антипы, в годы Второй мировой войны исполнились многие важные предсказания Апокалипсиса. Число Антихриста он увидел в имени Гитлера на латинском алфавите (Hitler = 666)⁸⁵.

В целом, оккупационные власти относились к русским обителям на Святой Горе достаточно настороженно. Неоднократные попытки германского командования вызвать со стороны русского Афона документально выраженное одобрение войны против Советского Союза закончились неудачей⁸⁶.

Во второй половине 1941–1942 гг. афонские обители пополнились несколькими монахами РПЦЗ, уехавшими на Святую Гору из оккупированной Югославии; в их числе были иеромонахи Андроник (Шубин), Савватий (Крылов), Адам (Бурхан), Серафим и другие⁸⁷. Однако число насельников русских обителей в результате естественной убыли, голода и других бедствий военного времени продолжало сокращаться.

В связи с бедственным продовольственным положением представители трех русских обителей Афона – иеромонах Николай и монах Василий в конце 1941 г. приехали за помощью в Софию, и в январе 1942 г. Синод Болгарской Церкви выделил им 35 тыс. левов из фонда «Общецерковные нужды»⁸⁸. Болгарское правительство разрешило монахам закупить и вывезти из страны на Афон 40 тонн пшеницы. Правда, когда пшеница была доставлена в г. Кавала (Западная Фракия), Беломорский областной управитель Герджиков разрешил из привезенных 36 тонн вывезти на Святую Гору только 20.

В этой связи настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря (архимандрит Иустин), Свято-Андреевского скита (архимандрит Митрофан) и Свято-Ильинского скита (архимандрит Иоанн) 22 февраля 1942 г. вновь обратились за помощью к председателю Болгарского Синода митрополиту Видинскому Неофиту: «Вывезенного нами количества пшеницы совершенно недостаточно, чтобы наша многочисленная братия смогла бы прожить, не голодая, до нового урожая. Поэтому горячо просим Ваше Высокопреосвященство и в Вашем лице Св. Синод походатайствовать о скорейшей отмене запрещения Беломорского Областного Управителя о вывозе из Кавалы 16 тонн пшеницы, временно оставленной там… Будем Вам бесконечно благодарны за содействие, которое Вы окажете нам в этом жизненно важном для нас вопросе». Помощь была оказана, – Синод обратился с соответствующим письмом в Министерство иностранных и религиозных дел⁸⁹.

Особенно тяжелая ситуация сложилась для монахов, проживавших в келлиях и каливах. Летом 1942 г. они выбрали своих уполномоченных: архимандрита Евгения и иеромонаха Гавриила, которые 10 августа приехали в Софию в надежде получить там какую-то помощь, но первоначально добиться ее не смогли. Отчаявшись, 12 сентября уполномоченные Братства русских обителей на Афоне написали о сложившейся ситуации своей знакомой в Берлине Маргарите Оттоновне, прося передать их послание находившемуся в юрисдикции РПЦЗ митрополиту Берлинскому и Германскому Серафиму (Ляде): «Мы просим наших славянских братьев продать хлеб, необходимый нам, чтобы не умереть с голода. Вплоть до сегодняшнего дня болгарское правительство обещает нам помощь, но в действительности не произошло ничего. И в Греции мы также нигде не можем купить хлеб». К письму был приложен список 234 особенно нуждавшихся монахов, проживавших вне трех крупнейших русских обителей – 179 в 35 келлиях (в том числе в келлии св. Арсения – 15, Пресв. Троицы – 16, Воздвижения Креста Господня – 15) и 55 в каливах⁹⁰.

Благодаря содействию Владыки Серафима некоторая помощь русским монахам была оказана, но лишь насельникам трех крупнейших обителей. 22 декабря 1942 г. Болгарский Синод выделил представлявшим тогда в Софии Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты иеросхимонаху Феодориту и иеромонаху Николаю 15 тыс. левов⁹¹. 8 февраля 1943 г. архимандрит Евгений и иеромонах Гавриил написали Маргарите Оттоновне второе письмо для передачи Владыке Серафиму. В нем говорилось, что три крупнейших монастыря хотя и не дождались хлеба, получили немного сахара и бобов, а вот малые обители не получили ничего: «Мы нуждаемся здесь в таком малом, и могли бы этим спасти живущих на Афоне старцев от голодной смерти».

4 февраля 1943 г. уполномоченные Братства русских обителей на Афоне послали еще одно письмо, уже непосредственно митрополиту Серафиму (Ляде), где более подробно описали ситуацию. Они сообщили, что если 234 насельникам малых русских обителей не будет срочно оказана помощь, их ждет голодная смерть. Для существования этих монахов в течение года требовалось 20 тонн муки, две тонны бобов, одна тонна соли, 800 кг риса, 500 кг сахара и 500 кг мыла. Уполномоченные писали, что они уже шесть месяцев безрезультатно находятся в Софии, и теперь надеются, что русским афонцам в результате усилий Владыки Серафима поможет румынское правительство, так как слышали, что оно помогает монахам – выходцам из Молдавии⁹².

Митрополит Серафим вновь отозвался на просьбы и, в частности, 25 мая отправил ходатайство в Рейхсминистерство церковных дел. Имевший хорошие отношения с Владыкой сотрудник этого министерства В. Гаугг 3 июня и 27 октября 1943 г. дважды обращался в германский МИД с просьбой срочно (если позволят военные обстоятельства) оказать продовольственную помощь нуждающимся насельникам монастырей на Афоне, в том числе «находящимся в чрезвычайной нужде» 234 русским монахам. Гаугг просил привлечь к делу уполномоченного Германии в Афинах и подчеркивал, что «на эту помощь обратит внимание весь православный мир». В результате некоторое содействие было оказано⁹³.

Существованию русских обителей очень помогала и выделенная, в конце концов, продовольственная помощь Болгарской Православной Церкви. 31 марта 1943 г. председатель Синода митрополит Неофит написал министру торговли, промышленности и труда о бедственном положении 234 насельников «34 малых русских монастырей», отметив, что по разным причинам раньше им не могли помочь, а теперь Синод материально поможет закупить самое необходимое продовольствие в Болгарии. Владыка просил выделить требуемое количество продовольствия, «так как русские святогорские монастыри не имеют другой опоры и защиты, кроме свободной православной Болгарии, к которой питают глубокую преданность и любовь, доказав это не один раз в совместной борьбе, вместе с болгарскими святогорскими келлиями, среди греческого окружения, и так как положение русских келлий действительно плачевное»⁹⁴.

В апреле Совет Министров Болгарии разрешил вывоз на Афон для нужд малых русских обителей без всяких пошлин и сборов закупленные на пожертвованные Синодом 50 тыс. левов 2 тонны кукурузы, 600 кг пшеничной муки, 500 кг фасоли, 200 кг сахару, 100 кг рису и 150 метров шерстяной материи⁹⁵. В бюджете на 1944 г. Болгарский Синод запланировал новые 50 тыс. левов на помощь русским обителям Афона. Для закупки на эти деньги продовольствия весной 1944 г. в Софию приехали в качестве представителей русской святогорской братии иеродиаконы Владимир и Давид, и 12 апреля Синод просил власти продлить разрешенный им срок пребывания в столице до 5 мая в связи с возникшей из-за бомбардировок чрезвычайной ситуацией⁹⁶.

20. СВЯТО-ИЛЬИНСКИЙ СКИТ

Последний раз Болгарская Церковь оказала помощь русским обителям осенью 1944 г. Летом этого года верующие Сливенской епархии собрали 3 тонны продуктов в дар нуждающимся русским и болгарским афонским монахам, и 17 августа Сливенский митрополит Евлогий попросил Владыку Неофита разрешить заграничный отпуск протосингелу епархии архимандриту Мефодию для доставки продуктов на Афон. 2 сентября Синод выдал соответствующее удостоверение и в тот же день попросил Министерство иностранных и религиозных дел дать архимандриту сопроводительное письмо для получения пропуска на провоз продуктов от болгарской морской и таможенной служб в Кавале. Сама поездка о. Мефодия состоялась уже во второй половине сентября⁹⁷.

23 мая 1943 г. настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря и Свято-Андреевского скита получили письма из Одессы (написанные еще 5 февраля) от русофильски настроенного митрополита Виссариона (Пую), возглавлявшего тогда РумынскуюДуховную Миссию в Транснистрии (на Юго-Западе Украины). Владыка предложил им прислать монахов и вступить во владение бывшими подворьями этих обителей в Одессе⁹⁸.

21. ИНТЕРЬЕР ХРАМА СВ. ПРОР. ИЛИИ СВЯТО-ИЛЬИНСКОГО СКИТА

Настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Иустин в ответе от 26 мая писал: «Несмотря на серьезные затруднения, созданные обстоятельствами военного времени, тяжелым материальным положением, в котором сейчас находимся (в силу тех же обстоятельств), а также очень ограниченным количеством лиц из нашей братии, подходящих для дела церковного и хозяйственного восстановления нашего подворья, наш монастырь все же решается принять Ваше предложение о посылке монахов… Не можем бросить на произвол судьбы наше монастырское достояние. Желаем внести и нашу посильную лепту в светлое дело восстановления Православия среди русского народа. При первом же удобном случае мы решили послать в Одессу двух из наших монахов (больше нам было бы трудно, так как за последние 25 лет, вследствие отсутствия притока новых монахов из России, число нашей братии резко сократилось, и большинство оставшихся – старики).

До этого времени, мы думаем, было бы наиболее целесообразным временно передать наше подворье тем из наших монахов (раньше там живущих), которые по всей вероятности еще должны находиться в Одессе, ее окрестностях, или вообще в освобожденных районах… молимся Богу о благословении Вашего святого дела – восстановления православной веры среди русского народа и об окончательном освобождении его и Русской Православной Церкви от безбожной власти большевиков». Отец Иустин отмечал, что насельники обители давно хотели сами написать в Одессу, особенно когда узнали, что главой Духовной Миссии назначен митрополит Виссарион, известный на Афоне «по своему дружественному расположению к Русской Православной Церкви и монашеству»⁹⁹.

Настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Митрофан (занимавший этот пост в 1920–1949 гг.) в письме от 26 мая также, несмотря на отсутствие «подготовленных людей для обслуживания храма и ведения хозяйства», обещал со временем подготовить и прислать «доверенного для принятия и управления подворьем и несколько человек братии для обслуживания его». В этом намерении отца Митрофана поддерживал многолетний заведующий хозяйством скита иеросхимонах Мелетий (Лыков).

Оба ответных письма были 10 июня переданы в германское консульство в Салониках с просьбой – переслать их в Одессу, так как почтовая связь между Грецией и Румынией отсутствовала. Но эти письма оказались 22 июля 1943 г. пересланы в Берлин в германский МИД, где и остались¹⁰⁰. Нацистские ведомства не желали возвращения русских монахов на родину.

Как уже отмечалось, среди насельников русских афонских обителей были антинацистски настроенные люди. Однако имелись и монахи, готовые из-за своих антикоммунистических убеждений сотрудничать с немцами. Принудительная эллинизация и притеснения со стороны греческого правительства в предвоенные годы вызывали недовольство русских иноков и также стали причиной отдельных случаев коллаборационизма русских афонитов.

Так, начальник полиции безопасности и СД в Сербии писал 12 октября 1943 г. уполномоченному германского МИД Бенцлеру, что находившийся в тот момент в Белграде профессор-архимандрит Кассиан (Безобразов) «после своего возвращения на гору Афон будет побуждать местных церковных сановников, прежде всего в русском Пантелеимоновском монастыре и его скитах, высказаться против выбора Патриарха Сергия. Он даже надеется, что он также сможет побудить к заявлению по этому поводу болгарский монастырь Зограф и румынские скиты». Когда 13 октября отец Кассиан отправился назад на Афон, службами вермахта ему было предоставлено место в поезде СД¹⁰¹.

В то же время германские ведомства противились отъезду архимандрита в Париж. В частности, 18 октября 1943 г. один из заместителей шефа полиции безопасности и СД написал в МИД: «Кассиан собирается снова заняться своей прежней деятельностью в монашеской школе в Париже, где готовятся молодые силы для использования в России. Однако этот теологический институт находится под руководством исключительно прозападно ориентированного митрополита Евлогия. Согласно имеющимся у нас сведениям, возвращение в Париж было рекомендовано архимандриту Кассиану ОКВ [Верховным командованием вермахта], для которого тот действовал в качестве доверенного лица, так как в Белграде он вызывал текущие издержки, поскольку там нужно было заботиться о его содержании, в то время как в Париже это обстоятельство упразднялось. Со стороны митрополита Анастасия Кассиану, который в настоящее время снова находится на горе Афон, было обещано место приходского священника в Банате.

По церковно-политическим причинам я не могу согласиться с его переездом в Париж. Так как по новейшим, полученным нами сообщениям, Кассиан собирается побудить монашескую республику Афон к резкому высказыванию мнения против выборов Патриарха в Москве, я прошу в соответствующей вежливой форме сообщить ему, что в настоящее время его заявление о переезде в Париж не может быть выполнено по общим политическим причинам». Германский МИД полностью поддержал эту позицию, отметив 29 октября 1943 г., что против поездки архимандрита в Париж «существуют принципиальные возражения¹⁰². Но настроенных таким образом, как отец Кассиан, монахов на Афоне было относительно немного.

Следует упомянуть, что в период немецкой оккупации Святой Горы сюда смогли приехать из Югославии несколько русских эмигрантов. Так, в 1942–1943 гг. поселился на Каруле иеромонах Серафим (1903–1981), прибывший в 1930-е гг. из Китая в находившийся на территории Сербии русский Мильковский монастырь и остававшийся там до нападения на обитель коммунистических партизан Тито. На Каруле отец Серафим спасался почти 40 лет, вплоть до своей кончины. В начале 1944 г., после нескольких неудачных попыток, получил разрешение вернуться на Афон Роман Борисович Стрижков. Он поступил в число братии Свято-Андреевского скита, где в 1944 г. принял монашеский постриг с именем Силуан¹⁰³.

22. ПОДВОРЬЕ СВЯТО-ИЛЬИНСКОГО СКИТА В ОДЕССЕ. 1913 Г.

23. НАГОРНЫЙ РУСИК. ОБЩИЙ ВИД

24. НАГОРНЫЙ РУСИК. ЧАСТЬ МОНАСТЫРСКОЙ СТЕНЫ

После изгнания немецких оккупантов, в ноябре 1944 – начале 1945 г. Афонский полуостров был занят вооруженными отрядами ЭЛАС, состоявшими главным образом из коммунистов. Их руководители в основном старались подчеркнуть свое благожелательное отношение к монастырям, что не исключало отдельных столкновений и даже репрессий. В частности, по одной из версий греческие коммунисты отрезали два пальца правой руки монаху Василию (Кривошеину), чтобы помешать его рукоположению в священный сан, так как эти пальцы необходимы для преложения хлеба во время совершения литургии (по другим сведениям, монах потерял два пальца во время гражданской войны в России).

В июле 1945 г. настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Иустин направил Московскому Патриарху Алексию послание с просьбой принять русских святогорцев под свое духовное покровительство. К посланию был приложен подробный меморандум о положении русских обителей на Афоне, международном положении Святой Горы и желательных путях разрешения афонской проблемы в интересах русских обителей и всего Афона: «Ваше Святейшество, милостивейший Архипастырь и Отец, благословите! Русский монастырь Святого Великомученика и Целителя Пантелеимона на Святой Горе Афонской сыновне шлет настоящим письмом свои искреннейшие и теплейшие поздравления Вашему Святейшеству по случаю избрания Вас на древний Московский Патриарший престол и торжественного поставления Святейшим Патриархом Московским и всея России. Недавнее восстановление патриаршества в России, избрание на Патриарший престол сначала Вашего приснопамятного предшественника – блаженно о Господе почившего Патриарха Сергия, а теперь и Вашего Святейшества наполнили наши сердца, русских православных людей, чувствами глубокой радости и благодарности Богу. Отрадно думать, что святая православная вера, как и в древние времена, вновь сияет на Святой Руси, что в эти тяжелые годы войны с исконным внешним врагом-завоевателем Святая Православная Церковь в лице Святейшего Патриарха Сергия и Вашем воодушевляла и наставляла (как и во все трудные времена истории России) верующий русский народ на святое дело защиты Родины. Еще с большею радостию слышим мы отовсюду, что православная вера и Церковь в России обладают сейчас полной свободой и что правители державы Российской относятся к Церкви Христовой с подобающим ей уважением и доброжелательством. Радостно также, что Русская Православная Церковь вновь занимает подобающее ей почетное место среди других Автокефальных Церквей и что в Москве обсуждаются и решаются во благо Православия важнейшие вопросы, касающиеся всей Православной Церкви в целом… Пользуясь случаем этого первого после многих лет перерыва письменного общения с Русской Церковью, мы обращаемся от имени нашего Русского монастыря Святого Пантелеимона и всех русских монахов Святой Горы к Вашему Святейшеству с нижеследующей просьбой: Вот уже 30 лет, как Святая Гора Афонская перешла без согласия на то России во власть греков. С этих пор наш монастырь и все русские обители на Афоне начали подвергаться тяжелым стеснениям со стороны греческого правительства… Негреческие обители Святой Горы обречены на верное и сравнительно быстрое вымирание и уничтожение, за которыми последует общая гибель Святой Горы как особой монашеской автономной области. Мы вместе с тем сознаем, что в нашей беде, беде русских людей на далеком Афоне, нам может помочь одна лишь Россия. Поэтому мы умоляем Ваше Святейшество: взять нас под свое отеческое духовное покровительство»¹⁰⁴.

25. ИНТЕРЬЕР ХРАМА СВ. ВМЧ. ПАНТЕЛЕИМОНА В НАГОРНОМ РУСИКЕ

Монах Василий (Кривошеин) посетил заместителя генерального консула Югославии в Салониках и попросил доставить послание русских монахов Патриарху Алексию через дипломатическую почту, что и было выполнено. С этого времени началась многолетняя борьба Московской Патриархии за сохранение русского присутствия на Афоне. Не вторгаясь в область суверенного права Греции, Русская Церковь неоднократно указывала на самобытное положение иноков разных национальностей на Святой Горе, на исторически складывавшиеся льготы, которые предусматривали освобождение афонских монастырей от значительных государственных налогов и таможенных сборов, ходатайствовала о свободном доступе в обители всех стремящихся к иночеству, а также о свободном посещении Афона учеными и паломниками всех национальностей¹⁰⁵.

В свою очередь, югославский МИД послал своему посольству в Афинах 2 июля 1945 г. запрос о состоянии монастыря Хиландар и 28 августа получил неутешительный ответ. В это же время Заместитель Сербского Патриарха митрополит Иосиф, ввиду предстоявшей после окончания Второй мировой войны мирной конференции, поручил составить реферат об историческом и юридическо-политическом значении Святой Горы. Первый вариант реферата под названием «Защита Святой Горы Афон» составил профессор богословского факультета Белградского университета протоиерей Стеван Димитриевич, а второй вариант с названием «Международное положение Афона» – профессор Сергей Троицкий. В сентябре 1945 г. епископ Мукачевско-Пряшевский Владимир (Раич) отвез оба реферата в Москву и высказал Патриарху Алексию просьбу вынести вопрос Афона на предстоящую мирную конференцию (которая так и не состоялась). Патриарх обещал епископу заняться проблемой Афона. Подобное обещание Владыка Владимир получил и от председателя Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпова, который сказал, что желания Сербской Церкви соответствуют желаниям Московской Патриархии и что об этой проблеме он уже разговаривал в МИДе СССР¹⁰⁶.

Сербская Православная Церковь и сама пыталась помочь своим афонским монахам. По ее настоянию 3 ноября 1945 г. югославский генеральный консул в Греции попросил МИД послать в помощь Хиландару несколько тонн продовольствия, так как 35 его монахов живут очень бедно. В свою очередь и Сербский Синод передал МИДу Югославии письмо хиландарских насельников (иеромонаха Моисея и схимонаха Савы) от 5 декабря 1945 г. с сообщением о том, что в годы войны умерло 6 монахов, а экономическое положение обители плохое. Синод просил «любой ценой» послать на Афон молодых сербских монахов для пополнения братии. Югославский МИД одобрил отъезд 7 выразивших желание монахов и послушников, но из-за ухудшения отношений с Грецией их отправление на Афон не состоялось¹⁰⁷.

На насельников болгарского монастыря Зограф уже вскоре после окончания Второй мировой войны обрушились репрессии. В 1945 г. Салоникский трибунал обвинил семь зографских монахов, в том числе игумена, в пособничестве немецким оккупантам, хотя их вина состояла лишь в том, что они в годы войны ездили в Болгарию для закупки и доставки на Афон продовольствия. Один монах умер в ходе следствия, а остальные шесть были приговорены к различным срокам заключения – от двух до пяти лет¹⁰⁸.

В середине 1946 г. монахи русского Свято-Пантелеимоновского монастыря пригласили на Афон советского консула В.Д. Корманова, который посетил Святую Гору 21 июля того же года и был торжественно встречен в обители колокольным звоном. Этот случай в условиях начинавшейся гражданской войны вызвал сильнейшую тревогу греческих королевских властей и в дальнейшем стал важнейшей причиной репрессий против русских монахов¹⁰⁹.

26. РУССКАЯ ОБИТЕЛЬ СВТ. НИКОЛАЯ ЧУДОТВОРЦА «БЕЛОЗЕРКА»

Так, иеросхимонах Софроний (Сахаров) уже во второй половине 1946 г. был вынужден уйти из греческого монастыря св. Павла в русский Свято-Андреевский скит. По свидетельству его ученика – отца Иринея из афонского монастыря Каракал «малограмотные и малодуховные монахи – националисты (а скорее всего те, кто стоял за ними) стали распускать слухи о сотрудничестве отца Софрония с немцами. При этом они несправедливо порочили его честное имя… Вместо благодарности за помощь в сохранении святынь Афона (по просьбе самих же святогорцев), его обвинили в грязном пособничестве оккупантам. Именно эта немилосердная травля и являлась главной, но мало кому известной причиной вынужденного отъезда отца Софрония со Святой Горы»¹¹⁰.

В феврале 1947 г. иеросхимонах уехал во Францию, где перешел в юрисдикцию Московского Патриархата. В 1948 г. отец Софроний опубликовал свою всемирно известную книгу «Старец Силуан Афонский», а затем написал еще несколько трудов: «Его жизнь – моя жизнь», «Счастье познания пути», «О жизни в Духе», «Видеть Бога, как Он есть». 25 апреля 1954 г. о. Софроний был возведен в сан архимандрита. Несколько лет он служил в Свято-Успенской церкви на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, а 4 марта 1959 г. переехал вместе со своими духовными детьми в Великобританию, где в том же году основал в графстве Эссекс монашескую общину, преобразованную в дальнейшем в Иоанно-Предтеченский скит. В скиту было две общины – мужская и женская, общее число насельников постепенно выросло с 7 до 25 человек, обитель стала одной из самых почитаемых православных мест в стране (с 1966 г. она находилась в юрисдикции Константинопольского Патриархата). За время жизни в Великобритании старец приобрел мировую известность как выдающийся духовник. Скончался схиархимандрит Софроний в основанном им скиту св. Иоанна Предтечи 11 июля 1993 г. в возрасте 96 лет¹¹¹.

Вместе с отцом Софронием в 1947 г. уехал с Афона в Париж его ученик монах Силуан (Стрижков). Глава Западно-Европейского экзархата Московского Патриархата митрополит Серафим (Лукьянов) вскоре рукоположил о. Силуана во иеродиакона и иеромонаха. Первые послевоенные годы иеромонах Силуан вместе со своим учителем о. Софронием слушал лекции в Богословском институте св. Дионисия, служил в храме Русского дома, кладбищенской Свято-Успенской церкви в Сент-Женевьев-де-Буа и различных парижских храмах. В 1958 г. он был возведен в сан игумена, а к 1965 г. – в сан архимандрита. В 1991 г. режиссер Т. Смирнов снял посвященный ему фильм «Скамейка Силуана». Скончался архимандрит во Франции 24 апреля 1995 г.¹¹².

Еще раньше – в октябре 1945 г. уехал с Афона в Париж архимандрит Кассиан (Безобразов). Оставаясь членом «Братства Святой Горы», он вернулся к преподаванию в Свято-Сергиевском институте, 29 июня 1947 г. был удостоен научной степени доктора богословия, 28 июля 1947 г. – хиротонисан в Париже во епископа Катанского, в сентябре того же года назначен ректором Свято-Сергиевского института и занимал этот пост вплоть до своей смерти. В 1951, 1954 и 1958 гг. Владыка Кассиан посещал Константинопольского Патриарха в Стамбуле, в 1961 г. был избран почетным доктором наук Салоникского университета. Он также являлся редактором нового русского текста Библии и автором ряда трудов, выпущенных в Париже издательством «ИМКА-Пресс». Скончался епископ Кассиан в Париже 5 февраля 1965 г. и был похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа¹¹³.

27. БОЛГАРСКИЙ МОНАСТЫРЬ ЗОГРАФ

Вскоре после отъезда отцов Кассиана, Софрония и Силуана с Афона – 26 сентября 1947 г. в Салониках состоялся суд. По обвинению в сотрудничестве с немецкими оккупантами трибунал постановил приговорить группу русских и болгарских иноков к тюремному заключению: монаха Василия (Кривошеина) – к двум годам, монахов Панкрата и Вениамина из Свято-Пантелеимоновского монастыря – к одному году тюрьмы, а двух насельников Зографского монастыря – архимандрита Владимира и иеродиакона Панкрата – к одному году заключения; русского иеромонаха Владимира (Белозерского) освободили из-под надзора.

28. СЕРБСКИЙ МОНАСТЫРЬ ХИЛАНДАР

Все обвинения в адрес русских иноков были полностью надуманы, судебный процесс являлся местью за приглашение советского консула и в значительной степени являлся инструментом политики эллинизации. Так афонский архимандрит Евгений написал Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Анастасию в ответ на запрос Владыки от 14 ноября 1947 г. о подробностях ареста и суда, что были осуждены именно «виновники» приглашения В.Д. Корманова, «устроившие ему трезвоны и обеды»¹¹⁴.

Кроме того, монаху Василию (Кривошеину), несомненно, припомнили то, что он несколько лет вел в Киноте напряженную борьбу против ограничительных мер греческого правительства, препятствовавших притоку на Афон послушников из славянских стран. Уже вскоре после суда в Салониках приговор к тюремному заключению был заменен поражением в гражданских правах. В дальнейшем греческие королевские власти заставили отца Василия покинуть не только Афон (при этом монах формально оставался в числе братии Свято-Пантелеимоновского монастыря), но в феврале 1951 г. и Грецию.

Опять вступил он на землю Святой Горы только через 30 лет – в 1977 г., уже как архипастырь Русской Православной Церкви. Через несколько месяцев после этого события игумен Серафим с Афона в Пюхтицком Успенском женском монастыре так вспоминал о последнем приезде Владыки Василия на Святую Гору: «Дел у меня в монастыре, как говорится, непочатый край. С утра до вечера хожу, хлопочу. И Владыка Василий целыми днями за мной ходил и очень часто просил поисповедовать его, а я даже удивлялся этому. Видно, Святое место обострило духовное зрение человека, чувствовавшего приближение Вечности, и он старался очистить душу от всех нераскаянных грехов»¹¹⁵.

Имея благословение братии своего монастыря на пребывание в Великобритании, о. Василий в феврале 1951 г. поселился в Оксфорде. Вскоре после отъезда из Греции – 21 мая о. Василий был рукоположен епископом Далматинским Иренеем во иеродиакона и 22 мая 1951 г. – во иеромонаха, а 25 января 1957 г. возведен в сан архимандрита. Он окормлял православных разных национальностей, проживавших в Оксфорде, активно продолжая научно-богословскую работу. Главным плодом пребывания о. Василия в Великобритании стала подготовка и издание двух работ: «Братолюбивый нищий. Мистическая автобиография преп. Симеона Нового Богослова (949–1022)» и «Неистовый ревнитель. Преп. Симеон Новый Богослов как игумен и духовный наставник»¹¹⁶.

29. МОЛДАВСКИЙ (РУМЫНСКИЙ) СКИТ НА АФОНЕ. 1913 г.

Выступая 31 января 1952 г. на собрании Оксфордского отделения Содружества мч. Албания и прп. Сергия отец Василий так говорил об афонских монахах и, в частности, о преподобном Силуане: «На Афоне даже теперь много людей высокой духовной жизни и действительной святости. В течение прожитых мною на Святой Горе лет я встретился со многими отцами разных национальностей, произведшими на меня глубокое впечатление явным присутствием в них благодати Святаго Духа. Этот факт для меня вне сомнений. И я могу добавить, что вне Афона я никогда не встречал людей, столь явно просвещенных благодатию… В качестве примера святого человека, благоухающего благодатию Святаго Духа, я могу указать на монаха Пантелеимоновского монастыря, отца Силуана, скончавшегося в 1938 году. Вся его жизнь отмечена печатию святости, выражавшейся в его глубоком смирении и любви к людям… В заключение выражу мысль, что подлинное назначение Афона состоит, прежде всего, в том, чтобы порождать такие явления святости, каковым был среди других сей блаженный старец Силуан. И покамест это продолжается, существование Святой Горы вполне оправдывается, и сохраняется ее великое значение в духовной жизни вселенской Православной Церкви»¹¹⁷.

14 июня 1959 г. в Париже состоялась архиерейская хиротония архимандрита во епископа Волоколамского, второго викария Западно-Европейского экзархата Московского Патриархата, а 31 мая 1960 г. Владыка Василий стал епископом Брюссельским и Бельгийским и 21 июля того же года был возведен в сан архиепископа. С 20 мая 1964 г. он также управлял Голландской епархией. Скончался он 28 сентября 1985 г. в Ленинграде, отпевали Владыку в Спасо-Преображенском соборе, где когда-то его младенцем крестили, а похоронили на Серафимовском кладбище северной столицы¹¹⁸.

Бушевавшая в Греции в 1946–1949 гг. гражданская война существенно отразилась на положении Афона. В это время страны социалистического лагеря (прежде всего Югославия) поддерживали так называемую Демократическую армию Греции под командованием бывшего руководителя ЭЛАС Маркоса Вафиядеса. Королевское правительство расценило позицию Югославии, Болгарии и Албании как вмешательство во внутренние дела. Уже в начале 1946 г. в Греции началась пропагандистская кампания о «славянской опасности».

В марте 1946 г. югославский генеральный консул в Салониках попытался оказать материальную помощь Хиландару, делая акцент, прежде всего, на ее политическом эффекте, а также добиться разрешения на посещение Афона министром иностранных дел Югославии. Его усилия не имели успеха, в том числе из-за противодействия Великобритании. Согласно сообщению югославского консула на полуострове Халкидики находилась главная база снабжения английских войск в Северо-Восточной Греции, и англичане арестовали одного сербского монаха по обвинению в шпионаже. В конце августа 1946 г. югославский посол в Афинах был отозван из-за резких нападок с греческой стороны. Отношения двух стран очень ухудшились. В этих условиях помощь Хиландару оказывал Американско-Канадский епископ Дионисий (Миливойевич). В июле 1947 г. епископ переслал по американским дипломатическим каналам в Белград митрополиту Иосифу письмо, в котором сообщил, что монастырь жаловался ему на свою тяжелую экономическую ситуацию, и он отправил ему в помощь 1 тыс. долларов (среди насельников Хиландара в это время были те, кто считал, что нельзя поддерживать никаких связей с «коммунистическими властями новой Югославии»)¹¹⁹.

В период гражданской войны на Афоне укрывались многочисленные беженцы, что нанесло обитателям Святой Горы существенный ущерб. Некоторое время полуостров был занят греческими коммунистами. Именно тогда в последний раз на Афоне в составе партизанских отрядов оказались женщины. В 1948 г. дошло до попытки изменить устав Святой Горы по инициативе представителя ЭЛАС и нескольких монахов, но эти изменения не были проведены в жизнь¹²⁰.

В ходе захвативших полуостров в годы гражданской войны военных действий немало повреждений получил Свято-Андреевский скит, в частности его главный храм – собор св. Апостола Андрея Первозванного. В то же время народно-демократические правительства Польши, Болгарии, Румынии и Югославии конфисковали афонские имения на территории своих стран, что еще больше ухудшило экономическое положение Афона. Вопрос «О славянском монашестве на Афоне» обсуждался на Московском совещании глав и представителей Поместных Православных Церквей 5–18 июля 1948 г.¹²¹.

В ходе работы совещания была создана Комиссия по докладам о положении Святой Горы Афонской, которая приняла резолюцию: «Московское Совещание считает своим долгом привлечь внимание Святейших и Блаженнейших Предстоятелей всех Автокефальных Православных Церквей на судьбу афонского монашества в настоящее время, и в особенности на трудное положение монахов негреческой национальности: русских, болгарских, сербских, румынских, грузинских, албанских и других, от древности имеющих там свои обители, но лишенных в данное время тех прав, которыми они пользовались до недавнего времени в силу канонических и международных законодательных положений о Святой Горе Афонской, например права свободного вступления в свои имеющиеся там обители, права свободного допуска паломников и ученых исследователей и т. д. Поэтому Совещание просит всех православных Предстоятелей обратиться к своим правительствам за содействием об улучшении положения афонских монахов негреческой национальности путем переговоров с правительством Греции». Далее участники совещания, опираясь на международные договоры и в силу освященной веками традиции, заявили о необходимости восстановить и гарантировать права афонского монашества¹²². Однако общую ситуацию это не изменило.

В 1950 г. нормализовались отношения между Грецией и Югославией, и в июле 1951 г. делегация Сербской Православной Церкви смогла в первый раз за многие годы посетить Хиландар. В это время в обители оставалось только 27 насельников, к 1954 г. их количество уменьшилось до 24, из которых лишь 4 были моложе 50 лет. В середине 1955 г. 3 монаха из Югославии, а в 1959 г. – еще 5, все-таки получили разрешение поселиться в Хиландаре. Таким образом, сербский монастырь был спасен от вымирания¹²³.

30. МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ). 1917 Г.

31. МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ) В СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОМ МОНАСТЫРЕ. 1920 Г.

В середине 1950-х гг. смог приехать на Афон и будущий известный сербский старец отец Стефан (Милкович, 1922–2001). До начала Второй мировой войны он состоял насельником русских обителей в Мильково и Тумане на территории Югославии, но после нападения коммунистических партизан в 1942 г. перешел в монастырь Студеница, где был рукоположен св. епископом Николаем (Велимировичем) во иеродиакона. После прибытия на Святую Землю о. Стефан около 40 лет спасался в Карульском скиту, где и скончался в сане схиархимандрита¹²⁴.

В отношении болгарского монастыря Зограф греческие власти пошли на уступки на 10 лет позже (в 1954 г. во всех афинских обителях осталось только 36 болгарских иноков). Только в конце 1965 – начале 1966 г. между Болгарией и Грецией было достигнуто соглашение о пополнении братии Зографа десятью монахами, причем и тут греческая полиция допустила на Афон лишь пять из них¹²⁵.

Наиболее печально сложилась судьба русских обителей Афона. К 1946 г. на Святой Горе оставалось всего лишь 472 русских инока: в Свято-Пантелеимоновском монастыре – 215, Свято-Андреевском скиту – 45, Свято-Ильинском скиту – 52 и в келлиях и каливах – около 160 человек. Большинство насельников были ветхими старцами, остро нуждавшимися в поддержке и помощи русской церковной общественности. В дальнейшем греческие власти длительное время не пускали на Святую Гору новых русских монахов, с «явной тенденцией завладеть всеми русскими обителями, со всеми их духовными сокровищами» (только в Свято-Пантелеимоновском монастыре хранилось около ста тысяч старинных книг и пятидесяти ковчегов с мощами святых)¹²⁶.

Московские Патриархи неоднократно обращались к Константинопольским Патриархам, Афинским архиепископам и греческому правительству в связи с бедственным положением русских насельников Афона. Так, Патриарх Алексий I в послании Константинопольскому Патриарху Афинагору от 7 марта 1953 г. предложил незамедлительно урегулировать афонскую проблему, однако ответа не получил. 12 марта 1957 г. Московская Патриархия обратилась в МИД Греции и к Патриарху Афинагору с просьбой дать санкцию на приезд и вступление в братство Свято-Пантелеимоновского монастыря 10 человек, 5 марта 1958 г. Патриарх Алексий I в послании к Патриарху Афинагору повторил эту просьбу, но в ответном письме от 20 ноября 1958 г. Константинопольский Патриарх лишь привел перечень документов, которые должен представить в греческие государственные органы желающий поселиться на Афоне. Между тем политика эллинизации афонских монастырей продолжалась, а греческие газеты писали, что русские святогорцы якобы не желают принимать новых монахов из СССР. К 1956 г. в 20 монастырях, скитах и келлиях Афона проживал 1491 монах, то есть в пять раз меньше, чем в 1903 г., из них греков – 1290, русских – 62 (примерно в 57 раз меньше, чем в 1903 г.), болгар – 17, сербов – 28, румын – 94 человека¹²⁷.

Русские святогорцы обращались за помощью не только к Московскому Патриархату, в частности, им был разрешен сбор средств в Югославии. В 1950–60-х гг., определенную поддержку афонским обителям оказывали русские эмигрантские организации, в том числе церковные. В Русской Православной Церкви за границей наиболее активно кампанию в защиту русского Афона вел неоднократно упоминавшийся духовный писатель В.А. Маевский¹²⁸. В 1956 г. в Париже было получено письмо с Афона, в котором описывалось бедственное положение русских иноков, ответом на это письмо стало создание Ассоциации друзей Афона при Архиепископии православных русских церквей в Западной Европе в юрисдикции Константинопольского Патриархата. О письме русских святогорцев стало известно и в Греции, в результате под сильным давлением настоятелям трех крупнейших русских обителей пришлось в опровержение послания написать о своей вполне благополучной жизни¹²⁹.

В 1958 г., после кончины архимандрита Иустина, настоятелем Свято-Пантелеимоновского монастыря был избран схиархимандрит Илиан (Сорокин). В его письме от 11 ноября 1959 г. на имя председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Николая (Ярушевича) говорилось о растущих трудностях, переживаемых русским афонским братством: монастырь пришел в полный упадок, в нем осталось всего 50 человек, самому молодому из которых было 54 года, большинство составляли 70– и 80-летние старцы. Неоднократно взывали о помощи к Русской Церкви иноки других русских обителей Афона: настоятель келлии в честь Воздвижения Честного Креста Господня иеросхимонах Афанасий, настоятель келлии во имя св. архангела Михаила архимандрит Евгений и настоятель Свято-Ильинского скита архимандрит Николай.

32. МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ) НА АФОНЕ. 1920-Е гг.

33. МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ). 1935 г.

В 1959 г. в Свято-Пантелеимоновском монастыре случился пожар, в результате которого сильно пострадала библиотека. При тушении пожара от воды погиб карточный каталог собрания и пришел в негодность уникальный фонд греческих старопечатных книг XV–XIX вв. Оказать обители материальную помощь удалось лишь благодаря тому, что в том же году представителям Московского Патриархата разрешили совершить паломничество на Афон в связи с проведением в Салониках юбилейных торжеств по случаю 600-летия со дня кончины свт. Григория Паламы. Однако уже в 1961 г. греческое правительство не разрешило въезд на Святую Гору делегации Московского Патриархата, принимавшей участие в работе Всеправославного совещания на острове Родос и желавшей поклониться святыням Афона. В греческой печати продолжались нападки на русских святогорцев, началось преследование монахов, получавших письма и посылки из СССР (в это время единственной формой помощи русским насельникам были посылки, отправлявшиеся через Московскую Патриархию). В связи с пожарами в Свято-Пантелеимоновском монастыре и Свято-Андреевском скиту 13 ноября 1962 г. через посольство СССР в Греции в обе обители были посланы денежные переводы по 75 тыс. греческих драхм, а в Свято-Пантелеимоновский монастырь был направлен грузовой автомобиль. Паломнические поездки представителей Русской Православной Церкви на Афон были очень редки¹³⁰.

Свято-Андреевский скит в послевоенные годы существовал в основном за счет материальных средств, полученных еще до Октябрьской революции. К тому же греческое правительство выплачивало некоторую компенсацию за метох Нузлы вблизи г. Кавала, заселенный беженцами из Турции. Последним настоятелем Свято-Андреевского скита был архимандрит Михаил. Он родился в 1890 г. в Псковской губернии и около 50 лет безвыездно прожил на Святой Горе. В детстве ему трудно давалась учеба, будущий афонский монах обратился к Богу, и молитва ребенка была услышана: он стал учиться блестяще. На Афоне о. Михаил стал библиотекарем, его усилиями скит получил великолепное собрание книг. Один из русских эмигрантских писателей, посетивший Свято-Андреевский скит на закате его величия, оставил следующие воспоминания о разговоре с архимандритом: «Какие только вопросы не были затронуты: и самые неожиданные для монаха, и понятные для университетски образованного человека, но больше всего о воспитании детей… и о книгопечатании на Руси, причем почтительно выслушиваю настоящую лекцию с цитатами наизусть»¹³¹.

Когда в 1958 г. вспыхнул страшный пожар на западной стороне скита, загорелась и уникальная библиотека, которую отец Михаил собирал несколько десятилетий. При этом в скиту не оказалось не только противопожарных средств, но даже и просто воды. По слову настоятеля, пять престарелых монахов обители, которым уже исполнилось почти 80 лет, были готовы броситься в пламя. Желая уберечь их от возможной гибели, архимандрит Михаил запретил спасать дело своей жизни, заявив: «Пусть горит». Пожар бушевал четыре дня, в результате погибло около 20 тыс. книг и древних рукописей, часть церковной утвари и облачений. Не сохранился и архив скита, при этом надо отметить, что последние насельники обители, чтобы обеспечить себе существование, продали часть скитской библиотеки. Пожар также полностью уничтожил самую древнюю часть скита – келлию Серай. Лишь чудом остался нетронутым древний храм в честь св. апостола Андрея и преп. Антония Великого. В 1959 г. Афон посетил архимандрит Никодим (Ротов), будущий митрополит Ленинградский и Новгородский – многолетний председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата. Часть времени он прожил в Свято-Андреевском скиту и был на всех богослужениях в его храмах. Именно с этого времени на Афон периодически начали приезжать русские паломники¹³².

К началу 1960-х гг. русские келлиоты доживали последние дни. В докладе Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви за границей в 1962 г. архиепископ Аверкий (Таушев) сообщил, что к 1 октября 1962 г. на всей Святой Горе оставался лишь 91 русский инок, из них 38 в келлиях и каливах: «В Обители Св. Николая (Белозёрка) 4 человека, из них один иеромонах 84 лет еще служит, другой иеромонах не служит по болезни, 1 иеродиакон полуслепой и тоже не служащий по болезни.

В Обители Св. Саввы Освященного 2 иеромонаха служащие: одному 75 лет, а другому 72 года, третий собрат – иеродиакон 74 лет. Один из этих иеромонахов, Серафим, уже 6 лет служит в Св. Ильинском скиту за малую плату.

В Крестовоздвиженской обители 3 человека: иеромонах Афанасий, который еще служит, и 2 монаха, которым обоим по 80 лет.

В обители Св. Артемия 2 собрата: иеромонах, еще служащий, и 1 монах 79 лет.

В обители Св. Троицы 2 иеромонаха и оба не служащие: одному 79 лет, а другому 73 года.

В обители Св. Иоанна Богослова 1 иеромонах парализованный 75 лет, нанимает себе прислужника.

В обители Св. Игнатия Богоносца 1 иеромонах совершенно глухой, который может служить только участвуя в соборных служениях.

В обители Св. 12 Апостолов 1 иеромонах 77 лет, служащий по приглашениям в других обителях.

В обители Св. Николая Чудотворца 1 иеромонах 60 лет, не могущий служить, из первых эмигрантов.

В обители Св. Иоанна Златоуста 1 иеромонах 72 лет, еще могущий служить.

В обители Св. Архангела Михаила один архимандрит Евгений, всем известный, 78 лет, служит очень редко.

В обители Св. Николая 1 монах 75 лет.

В обители Сретения Господня 1 монах 65 лет, из эмигрантов.

В обители Рождества Богородицы 1 монах 76 лет. Кроме этого проживают на Св. Афоне еще нижеследующие одинокие пустынники: иеромонах Тихон 78 лет, монах Макарий 60 лет, монах Владимир 62 лет, монах Сисой 81 года, монах Василий 72 лет, монах Василий 62 лет, монах Михаил 75 лет, монах Вениамин 68 лет, монах Ивети 74 лет.

34. ИЕРОСХИМОНАХ ФЕОДОСИЙ (ХАРИТОНОВ). 1920-Е гг.

Сверх этого на Каруле – отвесной гигантской скале, господствующей над бездною архипелага с южной стороны Святой Горы, куда лишь с великим трудом можно взобраться, где русскими построено 3 церкви, до сих пор еще подвизаются семеро русских иноков: 2 иеромонаха, из которых одному 79 лет, а другому – 62, оба служащие, 1 монах 78 лет, 1 монах 80 лет, 1 монах 58 лет, 1 монах 60 лет и еще один иеромонах, самый молодой, – 48 лет». В Свято-Андреевском скиту в это время проживали шесть монахов: кроме архимандрита Михаила, который совершал все богослужения, были еще два немощных иеромонаха старше 80 лет, уже неспособных вести службу. В 1966 г. на Афоне осталось лишь 17 русских келлиотов¹³³.

35. ПРП. СИЛУАН АФОНСКИЙ. 1920-Е гг.

36. КЕЛИЯ ПРП. СИЛУАНА АФОНСКОГО В СТАРОМ РУСИКЕ

Новые шаги к восстановлению связей Русской Православной Церкви со Святой Горой были предприняты в связи с празднованием 1000-летия Великой Лавры. В послании Константинопольскому Патриарху от 20 мая 1963 г. Патриарх Московский и всея Руси Алексий I призвал Предстоятеля Константинопольской Церкви употребить свой авторитет, для того чтобы вернуть Афону его общеправославное значение. Вопрос о положении святогорского монашества был поднят на совещании в Лавре прп. Афанасия 24 июня 1963 г., в котором участвовали Патриархи Константинопольский Афинагор, Сербский Герман (Джорич), Румынский Юстиниан (Марина), Болгарский Кирилл (Марков) и представитель Патриарха Московского и всея Руси архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим (Ротов), а также представители других Православных Церквей. Главным результатом совещания стало заявление Константинопольского Патриарха о гарантированном приеме в святогорские обители всех монахов, направленных на Афон Предстоятелями Поместных Церквей. Во время празднования Патриарх Афиногор посетил Свято-Пантелеимоновский монастырь и в ответ на приветствие настоятеля и членов делегации Московского Патриархата выразил чувство любви к Русской Церкви и ее Предстоятелю – Патриарху Алексию¹³⁴.

14 октября 1963 г. Московская Патриархия послала Патриарху Афинагору список из 18 лиц, ожидавших разрешения на поселение в Свято-Пантелеимоновском монастыре, и в июле 1964 г., после повторного обращения Патриарха Алексия I, разрешение на въезд в монастырь получили 5 человек (в июле 1966 г. четверо из них выехали на Афон, но в 1967 г. один по болезни вернулся на родину).

В 1964 г. на Святую Гору приезжали преподаватели Московской Духовной Академии. В Свято-Андреевском скиту они нашли только пять престарелых иноков. В скиту тогда уже действовала греческая афонская церковная школа, в которой училось 65 учеников в возрасте от 15 до 30 лет, возглавляемая пребывавшим на покое епископом Нафанаилом. Эта школа существует и в настоящее время, сейчас ей принадлежит и скитский храм Сампсона Странноприимца¹³⁵.

В 1965 г. отмечалось тысячелетие монашества Святой Горы. «Но не радостным будет этот праздник», – предсказывал состоявший в юрисдикции Русской Православной Церкви за границей архиепископ Аверкий (Таушев). Так оно и случилось. Игумен Свято-Ильинского скита архимандрит Николай не пустил в свой скит Константинопольского Патриарха Афинагора из-за его экуменической деятельности. В Свято-Андреевском скиту торжественное собрание во главе с Патриархом Афинагором заседало в трапезной. Но участники этого собрания не пригласили настоятеля скита – престарелого архимандрита Михаила. Это было символично, русское монашество оказалось как бы «за бортом афонского корабля».

Во второй половине 1960-х гг. число русских святогорцев продолжало уменьшаться. Огромный урон Свято-Пантелеимоновскому монастырю наносили пожары. Наиболее опустошительным был пожар 23 октября 1968 г., когда выгорела вся восточная часть монастыря с шестью параклисами, сгорели гостиницы и келлии. На выгоревшей земле чудом осталась жива маслина, посаженная некогда от ростка дерева, выросшего на месте кончины св. вмч. Пантелеимона¹³⁶.

В 1968 г. скончался настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Михаил, избирать нового игумена скита не представляло смысла, так как братство состояло всего из нескольких человек. Наконец, в 1971 г. закончилась русская история скита: умер последний его насельник из России – отец Сампсон. Однако, по некоторым данным, уже после смерти архимандрита Михаила последний монах скита сдал ключи в кириархический Ватопедский монастырь и поселился в Свято-Пантелеимоновском монастыре,который также пережил большой пожар – в 1968 г.¹³⁷.

Правда, после смерти о. Сампсона в Свято-Андреевский скит был назначен один из прибывших из СССР монахов, но он не справился с управлением скитом, и в 1972 г. «греки объявили Андреевский принадлежащим Ватопедскому монастырю». По воспоминаниям схиигумена Илия (Ноздрева), бывшего в то время насельником Свято-Пантелеимоновского монастыря, русские монахи делали попытки вернуть скит.

По инициативе иеромонаха Ипполита (Халина) было составлено прошение в Ватопедский монастырь. В 1982 г. руководство этой обители ответило русским монахам: «Хорошо, мы не против, только дайте человек десять для поселения в скиту. Если хотя бы столько будет насельников – занимайте скит». Однако тогда в Свято-Пантелеимоновском монастыре проживало лишь около 30 насельников, поэтому, когда отец Ипполит обратился к настоятелю обители – архимандриту Иеремии (Алехину), тот не предпринял никаких попыток решить судьбу скита. Иеромонах Ипполит сам собирался перейти в Свято-Андреевский скит, но, когда понял, что не удастся найти еще девять насельников, не выдержал и уехал в Советский Союз. Об этом свидетельствуют некоторые из ныне здравствующих афонских монахов¹³⁸.

37. МОНАХ ВАСИЛИЙ (КРИВОШЕИН) НА АФОНЕ. 1930-Е гг.

Из скита была вывезена наиболее ценная утварь и святыни; оставшись необитаемым, он очень быстро разрушался. Ватопед долгие годы не посылал в него своих монахов, но в 1992 г. Свято-Андреевский скит все-таки заняли греческие насельники из Ватопедского монастыря и в настоящее время он называется Ахеонтрия (в 2001 г. в нем проживало пять иноков)¹³⁹.

27 февраля 1970 г. на Афон приехали еще два русских инока, получившие визы на постоянное поселение в Свято-Пантелеимоновском монастыре. 18 января 1971 г. скончался схиархимандрит Илиан (Сорокин), и новым настоятелем монастыря был избран схиархимандрит Гавриил (Легач), как и его предшественник стремившийся к укреплению связей с Московским Патриархатом. Священноначалие Русской Церкви в свою очередь продолжало обращаться к правительству Греции и Константинопольскому Патриарху с ходатайствами о поселении в монастыре иноков из СССР.

38. АРХИЕПИСКОП ВАСИЛИЙ (КРИВОШЕИН)

В 1972 г. Святую Гору посетил Патриарх Московский и всея Руси Пимен, это было ее первое посещение Всероссийским Патриархом. На приеме в Протате Патриарх Пимен подчеркнул, что Афон должен быть coxранен как всеправославный монашеский центр с веками освященной независимостью и с традиционным самоуправлением. В 1975 г. на Святую Гору прибыл один русский инок, летом 1976 г. – четыре монаха из Псково-Печерского монастыря, а затем еще девять иноков. К тому времени в Свято-Пантелеимоновском монастыре оставалось 13 насельников. В 1975 г. ушел на покой по болезни схиархимандрит Гавриил (Легач), настоятелем был избран архимандрит Авель (Македонов), но в 1978 г. в связи с болезнью он отбыл на родину. Его местоблюстителем стал архимандрит Иеремия (Алехин), через год избранный настоятелем. Постановлением от 17 апреля 1975 г. Священный Синод передал Свято-Пантелеимоновскому монастырю подворье Троице-Сергиевой Лавры в с. Лукино Московской области, однако у монастыря не было ни сил, ни средств для налаживания его полноценной деятельности¹⁴⁰.

В 1977 г. Русской Церковью был поднят вопрос о десяти новых кандидатах, желавших поселиться на Святой Горе. После года согласований с Константинопольским Патриархатом в мае 1978 г. в Свято-Пантелеимоновский монастырь прибыли пять монахов. Однако некоторые из новоприбывших иноков оказались не подготовленными к суровым условиям святогорской жизни и вскоре вернулись на родину: в 1979 г. в обители числилось 27 насельников, в 1981 г. их осталось 22. В 1982 г. настоятель архимандрит Иеремия обратился к Московской Патриархии с просьбой снова прислать в Свято-Пантелеимоновский монастырь иноков, оказать обители материальную помощь и помочь наладить ведение делопроизводства в Афонском подворье в Москве. 16 апреля 1985 г. Кинот принял обращение к МИД Греции с просьбой разрешить въезд на Афон шести русским, а также болгарским и румынским монахам. Ходатайство возымело действие, и в марте 1987 г. в Свято-Пантелеимоновский монастырь прибыли семь человек, за этой группой последовали другие, и ко времени визита на Афон Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в июне 1992 г. братия монастыря насчитывала 40 человек. Постановлением правительства Москвы от 6 августа 1991 г. в пользование московскому подворью Свято-Пантелеимоновского монастыря был передан комплекс храма св. вмч. Никиты¹⁴¹.

Связанная с Русской Православной Церковью за границей братия Свято-Ильинского скита еще в 1957 г. перестала поминать Константинопольского Патриарха как канонического епископа Святой Горы по причине своего несогласия с «прокатолической политикой и экуменической ересью» Вселенской Патриархии. После смерти настоятеля скита схиархимандрита Николая насельники этой обители стали еще резче выражать свою позицию. В конце концов, 20 мая 1992 г. по требованию Синода Константинопольского Патриархата в присутствии его представителей – митрополитов Мелитона и Афанасия скитоначальник архимандрит Серафим (Бобич) и все семеро насельников этой обители были при участии вооруженных полицейских без суда и следствия насильственно изгнаны с Афона. Просьба Московского Патриарха Алексия II заселить опустевший скит иноками из России осталась без внимания. Скит перешел в ведение своего кириархического монастыря Пантократор и вскоре был заселен греческими монахами¹⁴².

Таким образом, на Святой Горе сохранилась лишь одна крупная русская обитель – Свято-Пантелеимоновский монастырь. Однако в 1990-е гг. начались позитивные изменения в жизни русских обителей Афона. К середине 1990-х гг. болгарский Зографский монастырь передал общине русских монахов Предтеченскую келлию, в 1998 г. эта община перешла в скит Новая Фиваида. 15 сентября 2001 г. по распоряжению председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла (нынешнего Патриарха Московского и всея Руси) была создана рабочая группа по Афону под председательством 1-го заместителя председателя ОВЦС архиепископа Калужского и Боровского Климента (Капалина), которой поручили рассмотреть все вопросы, связанные с положением в Свято-Пантелеимоновском монастыре и паломничеством на Святую Гору. К этому времени численность братии Свято-Пантелеимоновского монастыря составляла уже около 50 человек и в последующие годы продолжила расти. Нынешнее значительное расширение и укрепление связей России с Афоном дает надежду на дальнейшее возрождение русских обителей Святой Горы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Петрович З. Монастири Свете Горе. Приштина, 1994. С. 19.

2 Сотирис Кадас. Святая Гора Афон. Монастыри и их сокровища. Афины, 2005. С. 21–22.

3 Варсонофий, епископ Саранский и Мордовский. Сочинения. В 5 т. Т. 3: Афон в жизни Русской Православной Церкви в XIX – начале XX в. Саранск, 1995. С. 118–120.

4 См.: Альбом видов Русского Свято-Андреевского скита на Афон. (Виды обители, церквей, подворий и проч.). Одесса, 1914; Виды монастырей и скитов святой Афонской Горы. Издание Русского Свято-Ильинского скита на Афоне. Одесса, 1914.

5 Петр (Пиголь), игумен. Русские иноки на Афоне в XVIII – начале XX в. // Православная энциклопедия. Т. IV. М., 2002. С. 158–159.

6 Там же; Троицкий П. История русских обителей Афона в XIX–XX веках. М., 2009. С. 151–165.

7 Троицкий П. Указ. соч. С. 163–164; Забытые страницы русского имяславия. М., 2001. С. 299–300.

8 Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ) в Джорданвилле (штат Нью-Йорк). Ф. В.А. Маевского. Д. Афон; Талалай М.Г. Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках. М., 2003. С. 31–32; Троицкий П. Свято-Андреевский скит и русские кельи на Афоне. М., 2002. С. 64.

9 Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 167.

10 Его же. Свято-Андреевский скит и русские кельи на Афоне. С. 68–69.

11 Емельянов Н.Е. Представители русского зарубежья. За Христа пострадавшие // XVIII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: Материалы. Т. 1. М., 2008. С. 236.

12 Ильинская А. Подвиг схиепископа Петра // Вятский епархиальный вестник. 1998. № 1. С. 5; Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 93, 107–108.

13 Якимчук И.З. Русские иноки на Афоне в XX в. // Православная энциклопедия. Т. IV. М., 2002. С. 161.

14 Там же.

15 Мосс В. Православная Церковь на перепутье (1917–1999). СПб., 2001. С. 182.

16 Там же. С. 182–184.

17 Якимчук И.З. Указ. соч. С. 162.

18 Мосс В. Указ. соч. С. 187–188.

19 Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ. Ф. В.А. Маевского. Д. Афон.

20 Там же.

21 Там же.

22 Якимчук И.З. Указ. соч. С. 162.

23 Виталий (Максименко), архиепископ. Мотивы моей жизни. Джорданвилл, 1955. С. 31.

24 Знаменательный юбилей. 50-летие священнослужения Архиепископа Гермогена Екатеринославского и Новомосковского, архипастыря Донской армии. 29 июня 1886 года – 29 июня 1936 года. Белград, 1936. С. 28–29.

25 Косик В.И. Русское церковное зарубежье: XX век в биографиях духовенства от Америки до Японии. Материалы к словарю-справочнику. М., 2008. С. 103.

26 Преподобный Силуан Афонский. Святая Гора Афон, 2005. С. 48–49.

27 Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилл, 1988. С. 87–88.

28 Там же. С. 89–90.

29 Там же. С. 90–91.

30 Там же. С. 96.

31 Там же. С. 97.

32 Донской армии. 29 июня 1886 года – 29 июня 1936 года. Белград, 1936. С. 28–29; Косик В.И. Указ. соч. С. 338.

33 Преподобный Силуан Афонский. С. 12, 14, 20, 495.

34 Русский на Афоне Свято-Пантелеимонов монастырь. Святая Гора. Афон, 2004. С. 18.

35 Преподобный Силуан Афонский. С. 272–273.

36 Там же. С. 273–274.

37 Игумен Н. Сокровенный Афон. М., 2002. С. 61–62; Зубов Д.В. Афон и Россия. Духовные связи. М., 2000. С. 146.

38 Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Т. 2. Эрланген, 1981. С. 93.

39 См.: Церковь Владыки Василия (Кривошеина). Письма, статьи, воспоминания / Сост. А. Мусин. Нижний Новгород, 2004; Василий (Кривошеин), архиепископ. Воспоминания. Нижний Новгород, 1998.

40 Незабытые могилы: Российское зарубежье: некрологи 1917–1997. В 6 т. / Сост. В.Н. Чуваков. М., 2001. Т. 3. С. 86; Русские писатели эмиграции: Биографические сведения и библиография их книг по богословию, религиозной философии, церковной истории и православной культуре 1921–1972 / Сост. Н. Зернов. Бостон, 1973. С. 60; Мануил (Лемешевский), митрополит. Указ. соч. Т. 2. Эрланген, 1984. С. 339.

41 Мануил (Лемешевский), митрополит. Указ. соч. Т. 6. Эрланген, 1989. С. 50–51.

42 Косик В.И. Указ. соч. С. 333.

43 Мануил (Лемешевский), митрополит. Указ. соч. Т. 4. Эрланген, 1986. С. 85–86.

44 Косик В.И. Указ. соч. С. 203.

45 Мануил (Лемешевский), митрополит. Указ. соч. Т. 4. С. 86.

46 Справка Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Краснодарскому краю № 1/1/6-64503 от 21 июля 1995.

47 Катакомбы // Русское Возрождение. 1982. № 20. С. 142–145; Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. С. 129–130, 359–360.

48 Свидетельство автору родственников Н.П. Мещерского в 2009 г.

49 Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 258.

50 Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). С. 218–219.

51 Там же. С. 194.

52 Там же. С. 274.

53 Преподобный Силуан Афонский. С. 87.

54 Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 86–87.

55 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6343. Оп. 1. Д. 125; Русские в Болгарии. София, 1999. С. 172.

56 ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 116; Д. 117; Д. 125.

57 Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ. Ф. В.А. Маевского. Д. Афон.

58 Там же. Ф. П.Н. Краснова. Д. Письма 1923–1944 гг.

59 Синодальный архив Русской Православной Церкви за границей в НьюЙорке (СА). Д. 2/40.

60 Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ. Ф. В.А. Маевского. Д. Афон.

61 Радић Р. Хиландар у државноj политици Кральевине Грчке и Jугославиjе 1896–1970. Београд, 1998. С. 107–108.

62 Глазков К.В. Исторические причины некоторых событий в истории Румынской Православной Церкви до II Мировой войны // Церковная жизнь. 1996. С. 53–54.

63 Там же. С. 54; Церковные ведомости. 1930. № 5–6.

64 Речь идет об относительных неудачах СССР в войне с Финляндией 1939–1940 гг.

65 Bundesarchiv-Berlin (BA), 62 Di1/85. Bl. 169.

66 Ebd., R 5101/23175. Bl. 50–52.

67 Херувим, архимандрит. Современные старцы Горы Афон. М., 1998. С. 738–739.

68 Игумен Н. Указ. соч. С. 62.

69 Institut für Zeitgeschichte München (IfZ), MA 142. Bl. 358909.

70 Ökumenischen Presse-Dienst. Juli 1942. № 27. S. 4; Церковное обозрение. 1943. № 6. С. 8.

71 Politisches Archiv des Auswaertigen Amts Bonn (AA), Inland I-D, 4757.

72 Ebd., 4756.

73 Херувим, архимандрит. Указ. соч. С. 739.

74 BA, R 5101/23175. Bl. 87–88.

75 Ebd., Bl. 89–90.

76 Nikolaou T. Der heilige Berg Athos und die orthodoxe Kirche in Russland // Orthodoxes Forum. 1988. Bd. 2. S. 209–226.

77 Централен държавен архив – София (ЦДА). Ф. 1318к. Оп. 1. Ед. хр. 2264. Л. 1–6.

78 Там же. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 61. Л. 354.

79 Там же. Оп. 2. Ед. хр. 140. Л. 1–2.

80 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Део 1. Београд, 2002. С. 77.

81 AA, Inland I-D, 4794.

82 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 122. Л. 1–55; Радић Р. Хиландар у државноj политици Кральевине Грчке и Jугославиjе 1896–1970. С. 173–178.

83 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Део 1. С. 77.

84 Сотирас Кадас. Указ. соч. С. 59.

85 Херувим, архимандрит. Указ. соч. С. 259.

86 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 21. Л. 49–50, 83; Якунин В.Н. Внешние связи Московской Патриархии и расширение ее юрисдикции в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Самара, 2002. С. 145–146.

87 СА, д. 17/41.

88 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 68. Л. 3, 495.

89 Там же. Оп. 2. Ед. хр. 166. Л. 11–12.

90 BA, R 5101/23175. Bl. 78, 80.

91 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 136об.

92 BA, R 5101/23175. Bl. 76–77, 81.

93 Ebd., Bl. 69–70, 86.

94 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 2. Ед. хр. 167. Л. 68.

95 Церковное обозрение. 1943. № 7. С. 6.

96 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 71. Л. 189; Оп. 2. Ед. хр. 139. Л. 1.

97 Там же. Оп. 2, д. 141. Л. 1–4.

98 BA, R 901/69684. Bl. 1–3.

99 Ebd., Bl. 8–9.

100 Ebd., Bl. 10, 14.

101 Ebd., R 901/69687. Bl. 2.

102 Ebd., Bl. 3, 5.

103 Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 258; Косик В.И. Указ. соч. С. 333.

104 См.: Положение русского монашества на Святой Горе Афон // Pravoslavie. ru

105 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Део 2: 1954–1970. Београд, 2002.С. 380; Якимчук И.З. Указ. соч. С. 162–163.

106 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Део 2. С. 380; Гласник. Београд. 1945. № 9; Политика. Београд. 8.09.1945. С. 3.

107 Архив Државне заjеднице Србиjе и Црне Горе, Београд (АСЦГ). Савезна комисиjа за верска питанья, 144-3-83, 144-5-89, 144-8-159, 144-11-179.

108 Троицкий П. Русские на Афоне, XIX–XX века. М., 2003. С. 99.

109 СА. Д. 19/47.

110 Игумен Н. Указ. соч. С. 62.

111 См.: Софроний, иеромонах. Старец Силуан Афонский. М., 1996.

112 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1, д. 581. Л. 3–4, 10; Вестник Западно-Европейского Патриаршего Экзархата. 1959. № 29. С. 37.

113 Косик В.И. Указ. соч. С. 203; Мануил (Лемешевский), митрополит. Указ. соч. Т. 4. С. 85–87.

114 СА, д. 19/47.

115 Василий (Кривошеин), архиепископ. Спасенный Богом. Воспоминания, письма. СПб., 2007. С. 8.

116 Мануил (Лемешевский), митрополит. Указ. соч. Т. 2. Эрланген, 1981. С. 86.

117 Преподобный Силуан Афонский. С. 547–548.

118 См.: Василий (Кривошеин), архиепископ. Воспоминания. Нижний Новгород, 1998.

119 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Део 2. С. 381–382.

120 Ангелопулос А. Монашка заjедница Свете Горе. Хиландар, 1997. С. 49.

121 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7, д. 141. Л. 46.

122 Деяния Совещания глав и представителей Поместных Православных Церквей в Москве. М., 1948. Т. 2. С. 358–359.

123 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Део 2. С. 383, 391.

124 Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 258.

125 АСЦГ, Савезна комисиjа за верска питанья, 144-100-637-648.

126 Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ. Ф. В.А. Маевского. Д. Афон; На святом Афоне // Церковная летопись. Лозанна. 1945. № 2. С. 29.

127 Якимчук И.З. Указ. соч. С. 163.

128 Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ. Ф. В.А. Маевского. Д. Афон.

129 Якимчук И.З. Указ. соч. С. 163.

130 Там же.

131 Цит. по: Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 94.

132 Там же. С. 94–95, 97.

133 Там же. С. 174–175.

134 Нелюбов Б.А., Э.П.Г. Афинагор I, Патриарх // Православная энциклопедия. Т. IV. С. 87.

135 Троицкий П. История русских обителей Афона. С 95, 97.

136 Якимчук И.З. Указ. соч. С. 164.

137 Сотирас Кадас. Указ. соч. С. 136.

138 Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 95–96.

139 Тарусин М. Афонские будни Фома // 2007. № 1 (45). С. 91.

140 Якимчук И.З. Указ. соч. С. 165.

141 Там же. С. 165.

142 Николай, иеромонах. О событиях на Афоне // Православная Русь. 1993. № 12. С. 13.

Подворья русских афонских обителей и другие русские храмы в Константинополе

Нынешняя территория Турции когда-то принадлежала Византийской империи (откуда Православие пришло в Киевскую Русь), а затем мусульманской Османской империи, где тем не менее сохранялся православный Вселенский Константинопольский Патриархат с резиденцией Патриарха в Константинополе (Царьграде, переименованном турками в Стамбул). Деятельность Русской Православной Церкви на этой земле имеет почти трехвековую историю. Только в Константинополе (Стамбуле) и окрестностях к началу XX в. существовало семь русских храмов, в том числе три – при подворьях русских обителей Святой Горы Афон.

В пригородном районе столицы Буюк-Дер в начале XVIII в. было открыто первое российское дипломатическое представительство в Османской империи. В 1720-е гг. при посольстве была освящена церковь преподобных Антония и Феодосия Печерских, которая затем переносилась из одного наемного здания в другое. В 1742 г. – во время русско-турецкой войны был казнен посольский иеромонах Константин (Неаполитанский), причисленный позднее Константинопольской Патриархией к лику святых¹.

В 1818 г. на втором этаже деревянного флигеля посольской канцелярии при посланнике графе Строгонове был устроен небольшой храм свв. равноапп. царя Константина и царицы Елены. В 1867 г. при после графе Н.П. Игнатьеве этот дом, ставший к тому времени загородной резиденцией посольства, перестроили и весной того же года храм освятили вновь. Вскоре после освящения за алтарем церкви появилось небольшое русское кладбище².

Следующая церковь – свт. Николая Чудотворца была устроена при посланнике В.П. Титове и освящена 1 апреля 1845 г. на верхнем (третьем) этаже нового здания российского посольства в Пере, построенного в 1838–1844 гг. по проекту архитектора Г. Фоссати³. В 1858–1860 гг. настоятелем посольской церкви являлся архимандрит Петр (Троицкий), будущий епископ Аккерманский, викарий Кишиневской епархии. С 1860 г. настоятелем храма служил архимандрит Антонин (Капустин), ставший впоследствии известным благодаря трудам в Русской Духовной Миссии в Палестине. Еще в 1859 г., в связи с возникшим болгарским национальным движением, митрополит Московский Филарет, ценивший ум и знания о. Антонина, рекомендовал Святейшему Синоду перевести его из Афин в Константинополь на настоятельское место, что и было сделано в короткие сроки⁴.

Следует отметить, что настоятельство в Афинах было важным этапом насыщенной биографии о. Антонина. Именно там он начал свою длительную и богатую по результатам ученую и миссионерскую деятельность на христианском Востоке. В Афинах о. Антонин, по представлению МИДа, получил сан архимандрита; само производство совершил 5 апреля 1853 г. председатель Священного Синода Элладской Церкви – митрополит Аттики Неофит. Перед отъездом из Афин в Константинополь, архим. Антонин удостаивается «за христианские добродетели, ученость и филэллинские чувства» награждения Командорским Крестом греческого Ордена Спасителя. Собранные им материалы вошли в обширную статью «Христианские древности Греции»⁵ и монографию «О древних христианских надписях в Афинах». Афины стали для о. Антонина «бесплатной, долговременной и самой приятной школой изучения христианских древностей»⁶.

В апреле 1860 г. архим. Антонин получил сообщение о переводе в Константинополь и в сентябре того же года прибыл в столицу Османской империи. Здесь он быстро установил близкие отношения с Вселенским Патриархом, высшим греческим духовенством и русским дипломатическим корпусом. Новому настоятелю было поручено заниматься болгаро-униатским вопросом, выполнять некоторые поручения Синода в связи со вступлением на Константинопольский престол Патриарха Софрония и изучать Синайский кодекс Библии. Наряду с этим о. Антонин изучал рукописи, памятники археологии и искусства, предпринимал научные экспедиции, и вскоре его имя стало одним из самых известных среди византологов. Архимандрит планировал построить новый посольский храм, открытый и доступный для православных жителей Константинополя, но не успел осуществить свой замысел. 1 сентября 1865 г. он простился с Царьградом в связи с назначением «следователем и временно заведующим Иерусалимской Духовной Миссии»⁷. Позднее архим. Антонин был избран почетным членом Императорского Православного Палестинского Общества, Императорского археологического общества, Одесского общества истории и древностей, Афинского археологического общества, Немецкого восточного археологического общества и др.

Накануне Первой мировой войны – в 1913–1914 гг. состоявший из шести человек клир Никольской посольской церкви возглавлял архимандрит Ювеналий (Машковский). После вступления летом 1914 г. Османской империи в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии российское посольство покинуло страну, а посольская церковь была закрыта. В годы Первой мировой войны на горе, вблизи здания посольства, были похоронены погибшие моряки российской подводной лодки «Морж». Во время выполнения задачи по недопущению в Черное море через проливы кораблей немецкого флота эта подлодка была повреждена и затонула, а ее экипаж погиб⁸.

В 1875–1876 гг. при после графе Н.П. Игнатьеве была построена русская Никольская больница в квартале Панджальди (Харбие), и при ней в 1876 г. устроена и 15 июня освящена греческим митрополитом Дерконским Иоакимом церковь свт. Николая Чудотворца в отдельном довольно большом каменном здании византийского стиля. Она являлась приходским храмом небольшой русской колонии в Константинополе, сложившейся к началу XX в. и состоявшей преимущественно из состоятельных людей. Церковь также посещали жившие в городе православные славяне из других стран. Афонские монахи содержали при Никольском храме школу для мальчиков на 16 человек, в основном русских⁹.

В местечке Сан-Стефано, в 17 верстах от города в 1894–1898 гг. был построен большой каменный храм-памятник в московском стиле XVII века (по проекту архитектора В.В. Суслова). Наблюдал за строительством инициатор возведения церкви военный агент при российском посольстве в Османской империи полковник Н.Н. Пешков. В крипте храма погребли останки 20 тыс. русских воинов, погибших в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. (мирный договор был подписан в Сан-Стефано). В стены крипты были вмурованы надгробия с перенесенных могил, в основном братских, и укреплены доски с именами павших офицеров и датами главных сражений. 6 декабря 1898 г. храм-памятник освятил настоятель российской посольской церкви в Константинополе архимандрит Борис в присутствии бывшего Иерусалимского Патриарха Никодима и великого князя Николая Николаевича. Постоянного причта при храме не было, в нем служили приезжавшие из Константинополя русские монахи: с 1900 г. – иеромонах Павел, а с 1913 г. – архимандрит Иона (Вуколов). Около храма имелось небольшое кладбище, где хоронили российских дипломатов и умерших в Стамбуле русских паломников. В 1914 г. турецкие власти закрыли эту церковь и в 1916 г. взорвали, расквартировав на этом месте воинскую часть¹⁰.

Кроме того, в Константинополе в квартале Галата, как уже отмечалось, имелись три церкви при подворьях русских афонских обителей. В 1873 г. было построено капитальное пятиэтажное здание подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря, на верхнем этаже которого устроили храм св. великомуч. Пантелеимона, освященный в 1879 г. Константинопольским Патриархом Иоакимом III. Двухъярусный резной иконостас и образа в нем были исполнены в монастырских мастерских на Афоне, напротив иконостаса устроили киот с Владимирской иконой Божией Матери, с которой связано произошедшее в 1891 г. в Москве чудо с монахиней Митрофанией. Первым настоятелем подворья 27 лет служил иеромонах Паисий, считавший, что самое главное дело его жизни – основание русской церкви в Константинополе¹¹.

Рядом с Пантелеимоновским подворьем на верхнем этаже странноприимницы Свято-Ильинского скита в 1880-е гг. была освящена церковь св. прор. Илии. В 1871 г., выполняя желание первого игумена Свято-Андреевского скита иеросхимонаха Виссариона (Толмачева), его преемник – новый игумен иеросхимонах Феодорит (Крестовников) приобрел в Константинополе большой дом вблизи пароходной пристани для размещения паломников из России, отправляющихся на Афон, в Иерусалим и в другие святые места Востока. Там же, в квартале Галата на улице Мухмана было устроено подворье скита, сгоревшее 21 декабря 1887 г. В 1888–1890 гг. на месте сгоревшего здания под руководством иеросхимонаха Феодорита построили новое многоэтажное здание подворья Свято-Андреевского скита, на верхнем этаже которого освятили церковь во имя Казанской иконы Божией Матери. В 1900–1904 гг. экономом этого подворья, а затем и настоятелем был выпускник Богословского училища на о. Халки иеромонах Иероним, избранный в 1908 г. игуменом Свято-Андреевского скита¹².

39. ПОДВОРЬЕ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА В КОНСТАНТИНОПОЛЕ. 1913 г.

Учрежденное в 1896 г. «Братство русских обителей (келлий) на Афоне» в 1902 г. на свои средства приобрело дом, где при содействии российского консульства устроило школу для детей беднейших русских жителей Константинополя, в которой в 1913 г. (накануне ее закрытия турками) обучалось около 100 детей. Попечителем школы стал директор Русского археологического института Ф.И. Успенский, а расходы на ее содержание взяли на себя четыре, входившие в Братство русских обителей большие келлии: свт. Иоанна Златоуста, Пресвятой Троицы, Воздвижения Креста Господня, свт. Николая Чудотворца (Белозерка). Кроме того, в 1900 г. настоятель Крестовоздвиженской келлии Каракальского монастыря иеросхимонах Пантелеимон (в миру Петр Иванович Важенко), много времени проводивший в Константинополе, основал там подворье своей келлии. Русские келлиоты Святой Горы также участвовали в постройке и содержании монашеской больницы, выстроенной в начале XX в. по инициативе российского консула в Константинополе А.А. Гирса. В 1904 г. усилиями настоятеля келлии свт. Иоанна Златоуста иеросхимонаха Кирилла была открыта церковная школа в упоминавшемся местечке Сан-Стефано. Первоначально создание этой школы поддержали все четыре большие русские келлии Афона, но затем из-за финансовых трудностей три из них отказались. Лишь отец Кирилл, ставший также игуменом Высоко-Дечанской Лавры в Сербии, продолжал содержать школу ввиду острой необходимости в молодых пастырях, которые могли бы быть миссионерами на сербской земле. Преподавание в указанной трехгодичной школе велось на русском языке, а закрыта она была турецкими властями после начала Первой мировой войны (иеросхимонах Кирилл скончался в 1915 г.)¹³.

В начале XX в. через Стамбул ежегодно проезжали 8-10 тыс. русских паломников. В ожидании парохода на Афон или Святую Землю они около недели проводили в городе, находя в зданиях подворий ежедневные службы на церковно-славянском языке, бесплатное жилье и пропитание. Кроме паломников берега Босфора посещало большое количество моряков с российских торговых и военных судов. Каждый такой путешественник считал своим долгом поклониться константинопольским православным святыням. В годы Первой мировой войны все подворские храмы были закрыты, имущество частично расхищено, здания заняты под казармы (подворье Свято-Андреевского скита под склад), а некоторые монахи интернированы¹⁴. Таким образом, достаточно активное развитие русской церковной жизни в Константинополе было насильственно прекращено, но через несколько лет оно пережило чрезвычайно бурный, хотя и кратковременный взлет в связи с послереволюционной волной русской эмиграции.

Уже вскоре после капитуляции Османской империи, осенью 1918 г. реквизированные турецкими властями храмы открылись вновь. Благодаря активной деятельности иеромонаха Питирима (Ладыгина) все подворья решением правительства были возвращены русским монахам, при этом составлены акты, по которым турецкие власти обещали вернуть разграбленное имущество. В подворских зданиях временно разместилась часть из оказавшихся в турецком плену нескольких тысяч российских военнопленных¹⁵.

Проживавший в 1919 г. на одном из подворий митрополит Евлогий (Георгиевский) позднее вспоминал: «Мы остановились на Галате, на Подворье Афонского Андреевского монастыря. Заведовал им о. Софроний, чудный старец, который заботливо за нами ухаживал и старался залечить и наши духовные раны. Помещение Подворья во время войны отобрали под казармы турецких солдат, они привели его в крайне антисанитарное состояние: вонь, скользкие грязные стены, в щелях клопы, тучи москитов от сырости, которая развелась вследствие отсутствия за эти годы отопления»¹⁶.

Также следует отметить, что в Константинополе с 1894 г. существовал активно занимавшийся церковной археологией Русский археологический институт – единственное российское научное гуманитарное учреждение за границей до Октябрьской революции. Он был закрыт турецкими властями 16 октября 1914 г., а богатейшие коллекции института и его обширный архив удалось частично вывезти в Россию.

Благодаря своему географическому положению Турция стала главной страной первоначального прибежища русских эмигрантов. В результате пяти массовых эвакуаций: из Одессы в апреле 1919 г. и январе-феврале 1920 г., из Новороссийска в марте 1920 г., с Крымского полуострова в ноябре 1920 г. и из Батуми весной 1921 г. (после падения меньшевистского режима в Грузии) – в зоне черноморских проливов сложился крупнейший за рубежом район концентрации русских эмигрантов. В начале 1920-х гг. только в Константинополе и окрестностях было сосредоточено около 200 тыс. беженцев из России, а на всей оккупированной войсками Антанты турецкой территории, включая полуостров Галлиполи (Гелиболу), побережье и острова Мраморного моря, по подсчетам некоторых историков, – до 250 тыс.¹⁷.

На основании решений Севрского мирного договора 1920 г. Турция потеряла контроль над своей бывшей столицей, и она несколько лет находился под международным протекторатом в качестве «вольного города». Поэтому официальные турецкие власти в Анкаре первоначально не занимались делами русских беженцев.

В середине ноября 1920 г. в Константинополь приплыли из Крыма на 132 кораблях, по данным командующего армией генерала П.Н. Врангеля, 145 693 человека (без экипажей судов), из них около 40 тыс. составляли гражданские лица; по британским данным, прибыли 148 678 человек, а по сведениям советской разведки – 86 тыс. военных и 60 тыс. гражданских лиц. В конце 1920 г. Главное регистрационное бюро в Константинополе зарегистрировало в своей картотеке 190 тыс. имен беженцев¹⁸.

Обстановка среди беженцев была сложная, и в этих условиях особую роль в смягчении накала горестных страстей сыграла Православная Церковь. Один из очевидцев этих событий писал: «На баке, недалеко от гальюна, сбоку, в невзрачном месте – церковь. Маленькая, как будто недоделанная. Служит епископ Вениамин со стареньким священником, красиво и просто. Поет хор нестройно и невнятно – большинство певчих не знают слов… Церковь полна разношерстной толпой… Все идет нехитро, по-походному, наспех, как тележка по кочкам скачет, но… так хочется молиться, так жадно вслушиваешься в обрывки слов, и как эти слова… волнуют, перехватывают горло, слезы текут ручьями, и не стыдно их»¹⁹.

По требованию англичан, видевших в русских войсках потенциальную угрозу своему господству над проливами, армейские части вскоре были удалены из самого Константинополя и размещены в конце ноября – декабре в трех основных местах: 1-й армейский корпус генерала А.П. Кутепова численностью 29 тыс. человек – в двух лагерях в районе г. Галлиполи; Донской корпус генерала Ф.Ф. Абрамова численностью 19–20 тыс. – в четырех лагерях в районе Чаталджи; Кубанский казачий корпус генерала М.А. Фостикова также численностью около 20 тыс. – в лагерях на острове Лемнос и в г. Мудрос.

Наиболее известными стали галлиполийские лагеря, здесь поддерживалась строгая военная дисциплина, существовало несколько полковых и корпусная походные церкви (всего более 10 храмов-палаток). В дальнейшем под давлением французов и англичан в течение полутора лет эти части были переведены в Болгарию и Королевство сербов, хорватов и словенцев, последние 120 галлиполийцев оставили свой лагерь в мае 1923 г.²⁰.

16 июля 1921 г. на русском военном кладбище вблизи Галлиполи, где было погребено около 500 воинов и членов их семей, состоялось открытие памятника, возведенного самими галлиполийцами по проекту подпоручика Н.Н. Акатьева. На его сооружение ушло около 20 тыс. камней (по призыву А.П. Кутепова каждый солдат принес по одному камню), которые сложили в виде увенчанного мраморным крестом шатрового каменного сооружения, напоминавшего шапку Мономаха или древний курган «в римско-сирийском стиле». На фронтоне памятника была закреплена белая мраморная доска с надписью: «Упокой, Господи, душу усопших. 1-й корпус Русской армии своим братьям-воинам, в борьбе за честь Родины нашедшим вечный покой на чужбине в 1920–1921 гг. и в 1845–1855 гг., и памяти своих предков-запорожцев, умерших в турецком плену»²¹.

Помимо центра русской военной эмиграции Константинополь и зона проливов некоторое время играли роль центра русской церковной эмиграции. Еще весной 1919 г. сюда приехали из Одессы митрополит Одесский и Херсонский Платон (Рождественский), сначала проживавший на подворье Андреевского скита, а затем – в здании Болгарской экзархии, архиепископ Минский и Туровский Георгий (Ярошевский) и архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский), поселившиеся на подворье Пантелеимоновского монастыря. Именно Владыка Анастасий с января 1920 г. возглавлял созданное в Константинополе Русское церковное совещание, отвечавшее за организационные вопросы работы русских храмов, а 15 октября 1920 г. Временное Высшее Церковное Управление Юга России (образованное в Ставрополе 6 апреля 1919 г.) назначило его управляющим русских приходов Константинопольского округа на правах епархиального архиерея. В 1919–1921 гг. архиеп. Анастасий также был настоятелем храмов свт. Николая Чудотворца и свв. Константина и Елены при российском посольстве и представителем Русской Церкви при Вселенской Патриархии²².

В ноябре 1920 г. вместе с армией Врангеля и гражданскими беженцами в Константинополь прибыло возглавляемое митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким) Временное Высшее Церковное Управление (ВВЦУ) Юга России, члены которого разместились на подворьях русских афонских обителей. Как раз 20 ноября Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет приняли указ № 362 о создании церковных управлений (автономных митрополичьих округов) под руководством старшего иерарха на территориях, оторванных от центрального церковного управления²³. Он стал ключевым документом, на основании которого ВВЦУ продолжило свою деятельность за границей.

40. РУССКИЕ ПАЛОМНИКИ В СТАМБУЛЕ С КОНСТАНТИНОПОЛЬСКИМ ПАТРИАРХОМ АФИНАГОРОМ. 1961 Г.

Правда, решение об этом само ВВЦУ по предложению епископа Севастопольского Вениамина (Федченкова) приняло 19 ноября на состоявшемся в константинопольском порту, на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» первом своем заседании за пределами России, в котором участвовали митрополиты Антоний (Храповицкий), Платон (Рождественский), архиепископ Феофан (Быстров) и епископ Вениамин (митр. Антоний первоначально был против, считая, что попечение о духовном устроении русских людей должны взять на себя Константинопольская и другие Поместные Православные Церкви). На этом заседании было также подтверждено постановление ВВЦУ от 15 октября 1920 г. о назначении архиепископа Евлогия (Георгиевского) управляющим русскими церквами в Западной Европе, включая Болгарию и Румынию (за собой ВВЦУ оставляло управление русскими приходами в Турции, Греции и Королевстве сербов, хорватов и словенцев). Кроме того, члены ВВЦУ решили «снестись с Константинопольской Патриархией для выяснения канонического взаимоотношения», а также просить генерала Врангеля «об обращении с его стороны к наместнику Святейшего Патриарха Константинопольского митрополиту Брусскому Досифею по вопросу об образовании Управления в Константинополе». Немаловажно, что участники заседания постановили оповестить о своих решениях Патриарха Московского и всея России Тихона²⁴.

Вопрос отношений с Константинопольской Патриархией обсуждался также на втором (22 ноября) и третьем (29 ноября) заседаниях ВВЦУ, где помимо четырех указанных архиереев присутствовал архиепископ Анастасий (Грибановский). В результате митрополиту Антонию (Храповицкому) и епископу Вениамину (Федченкову) было поручено вступить в официальные контакты с Вселенской Патриархией²⁵.

Русские иерархи обратились к Местоблюстителю Вселенского Патриархата митрополиту Досифею с просьбой позволить им окормлять русских воинов на землях, находившихся под его попечительством. 2 декабря при личной встрече Владыка Досифей сообщил митрополиту Антонию, что Патриархия, хорошо зная его как ревнителя святых канонов, дает согласие, чтобы русские архиереи окормляли свой народ, оставивший Родину, на канонической территории Вселенского Патриархата. Указом № 9084 от 2 декабря 1920 г. Константинопольский Синод предоставил русским архиереям определенные полномочия для регулирования церковных дел эмигрантов в области своей юрисдикции (судебные прерогативы при разводах Константинопольская Патриархия сохраняла за собой): «Вы будете озабочены посылкою им иереев, антиминсов, проповедников и всего необходимого, будете посещать их лично, рассеивая увещаниями возникающие сомнения, прекращая распри, будете делать вообще все потребное, что вменяется Церковью и религией в целях утешения и ободрения упомянутых православных русских христиан». Митрополит Антоний и четыре других архиерея получили разрешение образовать «для пастырского обслуживания упомянутого населения временную церковную комиссию [«Эпитропию»] под высшим управлением Вселенской Патриархии для надзора и руководства общецерковной жизнью русских колоний в пределах православных стран, а также для русских воинов и беженцев, которые живут отдельно от остальных православных по городам и селам, лагерям и особым зданиям»²⁶.

29 декабря митрополит Досифей писал Владыке Антонию (Храповицкому): «Под вашим руководством Константинопольская Вселенская Патриархия разрешает всякое начинание, ибо Патриархии ведомо, что Ваше Высокопреосвященство не совершит ничего неканонического»²⁷. Хотя представители Константинопольской Патриархии никогда не присутствовали на заседаниях Высшего Церковного Управления, оно все-таки информировало Вселенскую Патриархию о своей деятельности в течение всего периода пребывания в Константинополе. При этом порой возникали трения при решении бракоразводных вопросов²⁸.

Среди некоторых эмигрантов, в том числе у российского посланника А.А. Нератова (назначенного в Константинополь в апреле 1920 г. правительством А.И. Деникина), указанное обращение русских архиереев вызвало определенное недоумение с точки зрения канонического права. Но, как позднее (21 мая 1921 г.) в письме Нератову объяснял архиеп. Феофан (Быстров), речь шла о непонимании того, что после переезда в Константинополь ВВЦУ оказалось на территории Вселенского Патриархата и поступило «согласно каноническим правилам и законам межцерковных отношений», так как, «естественно, было обязано просить о благословении Вселенской патриархии, что и было сделано»²⁹.

Следует отметить, что митрополит Антоний (Храповицкий), согласно приведенным в обвинительном заключении следственного дела показаниям на допросе в ГПУ 30 января 1923 г. Патриарха Тихона, получил согласие на деятельность ВВЦУ за границей и от Первосвятителя Российской Церкви: «В этом же показании гр. Беллавин признал, что дал свое благословение Высшему Церковному Управлению, организованному Антонием в Константинополе»³⁰.

В конце ноября 1920 г. на берегах Босфора с благословения Вселенского Патриарха состоялся первый заграничный Архиерейский Собор, который переименовал Временное Высшее Церковное Управление Юга России в Высшее Русское Церковное Управление за границей (ВРЦУ). Оно избрало Архиерейский Синод во главе с митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким), который являлся исполнительным органом Собора в период между его созывами. В декабре был утвержден состав ВРЦУ: председатель – митрополит Антоний, члены – митрополит Одесский и Херсонский Платон, архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (избранный заместителем председателя), архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан и епископ Севастопольский Вениамин. Также были определены границы их деятельности: забота о религиозных потребностях беженцев, забота об окормлении православного духовенства, которое вынужденно оставило Россию, руководство русскими церквами и Духовными Миссиями в эмиграции в качестве легитимного представителя Священного Синода и Патриарха; обеспечение материальных интересов Русской Церкви и установление нормальных связей с Патриархом Тихоном³¹.

После окончания карантина эвакуированные из Крыма архиереи переехали жить с парохода «Великий князь Александр Михайлович» в Константинополь. Митрополит Антоний (Храповицкий) поселился у архиепископа Анастасия, который имел две небольшие комнаты в чердачном помещении здания посольства России. Здесь Владыка Антоний прожил около трех месяцев – до своего отъезда в Королевство сербов, хорватов и словенцев³².

На заседании ВРЦУ 19–21 апреля 1921 г. было решено «организовать Собрание представителей Русской Православной Церкви за границей для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности» (однако, прошел Русский Всезаграничный Церковный Собор уже в другой стране). 12 мая 1921 г. состоялосьпоследнее заседание ВРЦУ в Константинополе, и в том же месяце оно переехало в г. Сремски Карловцы (Королевство сербов, хорватов и словенцев)³³.

В это время в Константинополе и окрестностях 27 русских храмов обслуживали свыше 100 тыс. беженцев (самый крупный гражданский лагерь находился в Кабакдже у г. Чаталджи – 22 тыс. человек). Лишь шесть из них действовали до Первой мировой войны, остальные были устроены самими эмигрантами при русских учебных заведениях, военных лагерях, общежитиях, больницах и т. п. В ряде случаев общины возникли при греческих храмах, где русским священникам позволяли периодически совершать богослужения: в некоторых церквах Константинополя, в Кадикее и других пригородах, а также на Принцевых островах. К октябрю 1921 г. количество русских храмов вследствие закрытия военных лагерей и отъезда беженцев уменьшилось до 19³⁴.

Очень активной была церковная жизнь в русских учебных заведениях. В 1921–1922 гг. Всероссийские союзы земств и городов содержали в Константинополе 3 гимназии (свыше 900 учащихся), 3 училища, 10 начальных школ, 9 детских садов, площадок, яслей и 2 детских дома; своя гимназия (имени барона П.Н. Врангеля) была и в Галлиполи (около 200 учащихся). Всего же на территории Турции, по некоторым сведениям, было создано 11 русских гимназий и прогимназий, а также 12 начальных и подготовительных школ. При многих из них, в частности при 1-й Константинопольской гимназии и основанной в июне 1920 г. женой русского посланника В.В. Нератовой Крестовоздвиженской гимназии, имелись домовые храмы. Главным воспитателем одной из русских гимназий в 19201921 гг. работал Ф.Ф. Раевский – будущий архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский в юрисдикции РПЦЗ Савва.

В дальнейшем, довольно быстро – в течение двух лет – почти все школьные учреждения были переведены из Турции в другие страны. В конце 1923 г. в Константинополе и окрестностях осталось только три русских школы – одна начальная имени баронессы О.М. Врангель (32 учащихся) и две средние: для мальчиков в Буюк-Дере (с марта 1924 г. – в Эренкее, 180 учащихся), имевшая небольшую церковь, устроенную личными стараниями воспитанников, и для девочек на острове Протии (60 учащихся)³⁵.

Все русские общины находились в ведении архиеп. Анастасия, который, правда, периодически покидал Константинополь. Так, летом 1921 г. он, по поручению ВРЦУ, посетил Афон и Палестину с целью ознакомления с положением афонских русских обителей и Русской Духовной Миссии в Иерусалиме после войны. В ноябре 1921 г. Владыка в качестве управляющего русскими общинами Константинопольского округа принял участие в состоявшемся в Сремских Карловцах I Всезаграничном Церковном Соборе и возглавил на нем отдел духовного возрождения.

Накопившиеся проблемы и нерешенные вопросы канонической принадлежности стали причиной того, что после переезда ВРЦУ в Сремски Карловцы временно заменивший архиеп. Анастасия епископ Севастопольский Вениамин (Федченков) созвал Цареградское Русское церковное совещание. Оно начало свою, продолжавшуюся около двух недель, работу 22 июня 1921 г. (на открытии присутствовал П.Н. Врангель) и приняло ряд определений о перестройке церковной жизни в новых условиях³⁶. Участники совещания решили вовлечь в свою деятельность представителя российской дипломатической миссии, чтобы предотвратить возможное вмешательство Вселенской Патриархии в русские церковные дела; образовать Епископский совет, включив в него священников и мирян, для управления русскими храмами, решения повседневных вопросов и подготовки бракоразводных дел, которые затем высылались ВРЦУ для окончательного решения. Последний вопрос и ранее вызывал затруднения, так как Вселенская Патриархия считала, что русские церковные власти не имеют права на разрешение разводов, поскольку этим вмешиваются в область ее компетенции.

Самым важным определением совещания было решение образовать церковные приходы при каждом русском храме и даже при тех греческих церквах, где русские священники получили возможность совершать свои богослужения по определенным дням. Несмотря на сопротивление посланника А.А. Нератова, который опасался, что создание русских приходов на территориях, где уже существуют греческие общины, позволит Вселенской Патриархии вмешиваться в русскую церковную жизнь, епископ Вениамин сразу же начал формировать приходы. При этом, однако, было принято предложение российского посольства о том, чтобы название «приход» было заменено словом «община», что в большей степени соответствовало сложившейся ситуации. К осени 1921 г. при двух посольских храмах, Никольской больничной церкви и десятке домовых храмов при школах, общежитиях и лагерях были сформированы советы церковных общин, в которые вошли по одному представителю российского посольства³⁷.

Одну из таких общин, а также церковную благотворительную организацию и братство Патриарха Николая Кесарийского (21 июня 1921 г.) основал епископ Царицынский Дамиан (Говоров)³⁸. Владыка Дамиан прибыл в Константинополь из Севастополя на транспорте «Рион» в ноябре 1920 г. вместе с многими членами возглавляемого им тогда Всероссийского Свято-Владимирского братства, деятельность которого в учебно-воспитательной области выразилась в создании в Крыму смешанной гимназии для детей беженцев. В Константинополе братство хотело продолжать религиозно-просветительскую деятельность, но это стремление не было поддержано предстоятелями Зарубежной Русской Церкви³⁹.

В своем дневнике епископ Дамиан так описывал первые впечатления от города: «После недельного плавания „Риона“ беженцы увидели Царьград с возвышающейся Айя-Софией… Для русских людей видеть Св. Софию, побывать в центре христианства, в колыбели православия, было заветной мечтой… Нас, епископов, приняли любезно в Болгарской екзархии. Наши взоры и желания, прежде всего, направлены были к Св. Софии, и мы неоднократно ее осматривали. Здесь мы увидели, что к ней стекаются племена и народы (кроме греков, которым турки возбраняли вход). Желательными посетителями здесь были русские и особенно русское духовенство… В разговорах образованные и необразованные турки прямо высказывались: „Нам не удержаться в Константинополе, нам жаль Айя-Софии, но если отдавать кому, то только русским, потому что русские хороший народ и хороший наш сосед“. Мое пребывание в Болгарской екзархии продолжалось 5 месяцев»⁴⁰.

В апреле 1921 г. Владыка Дамиан арендовал 36 комнат в так называемом «Русском доме» на Татовне, где планировал сосредоточить деятельность своего братства и разместить различные культурно-просветительные учреждения, в том числе создать Богословско-пастырское училище. С помощью Американского комитета спасения и воспитания русских детей епископу удалось отремонтировать комнаты и открыть в доме интернат для русских детей и юношей на 50 человек. Для добывания материальных средств братство устроило здесь прачечную, однако русское Богословско-пастырское училище открыть в Константинополе не удалось. В связи с этим Владыка Дамиан в 1922 г. переехал в Болгарию. В своем дневнике он так описывал причину переезда: «Константинопольский период нашего беженства ничем хорошим не ознаменовался и не дал никакого опыта для деятельности в будущей России… Поле деятельности для русской Церкви постепенно суживалось, и жизнь здесь, наконец, приостановилась с большими осложнениями, запрещениями священнослужения патриархом архиепископу Анастасию… Так как в Константинополе ничего нельзя было делать на поприще религиозно-просветительном, то свои мысли я стал направлять к Славянским землям»⁴¹.

Также в Болгарию со временем уехали архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (Быстров), до 1922 г. служивший на подворьях русских афонских обителей в Константинополе, и епископ Лубенский Серафим (Соболев), некоторое время преподававший догматическое богословие в Высшей Духовной школе Константинопольского Патриархата на острове Халки.

Согласно указу Местоблюстителя Вселенского Патриархата от 2 декабря 1920 г. русские общины на территории Турции имели автономный статус, и до 1924 г. состоявший из них русский Константинопольский церковный округ фактически существовал в виде самостоятельной епархии, которой руководили архиепископ Анастасий и Епископский совет. Владыке Анастасию подчинялись и общины в русских военных лагерях на греческих островах Лесбос и Лимнос; 24 апреля 1922 г. он был избран председателем объединявшего 34 общественные организации Русского комитета в Турции. В 1923 г. архиепископу нанес официальный визит Гибралтарский епископ Англиканской Церкви⁴².

Как уже говорилось, в мае-июне 1923 г. Владыка Анастасий принял участие в проходившем в Стамбуле Всеправославном совещании, где выступил в качестве руководителя оппозиции против предложенных Вселенским Патриархом «противоречивших православной традиции» реформ. Данный конфликт резко ухудшил отношения русских общин с Константинопольским Патриархатом. После завершения Всеправославного совещания Патриарх Мелетий указал архиеп. Анастасию, что он в будущем должен поминать за богослужением только Вселенского Патриарха. Это требование оказалось неприемлемым для архиепископа и выполнено не было⁴³.

На отношение к русским приходам повлияла и лояльная к советскому правительству политика Константинополя. 29 марта 1924 г. Владыка Анастасий получил грамоту Вселенской Патриархии, в которой русским клирикам на территории Патриархата предписывалось избегать «проявлений политического свойства, равно как возношения имен и особ, указывающих на политические упования и предпочтения и потому могущих причинить серьезный вред и в частности, и вообще». Разъясняя содержание этой грамоты, секретарь Константинопольского Синода писал, что здесь «запрещается касаться большевизма со всех точек зрения, даже как ярко выраженного антирелигиозного и антиморального начала, так как это могло бы набросить тень на советскую власть, признанную законной всем русским народом и Патриархом Тихоном»⁴⁴.

Кроме того, в связи с признанием Константинопольской Патриархией обновленческого Синода в СССР, русским архиереям в Стамбуле было строго запрещено возносить имя Патриарха Тихона за богослужением и поминать зарубежный Русский Архиерейский Синод. Архиепископы Анастасий (Грибановский) и Александр (Немоловский) отказались повиноваться этому указу. В результате Патриарх Григорий VII 31 марта назначил особую следственную комиссию из трех митрополитов по делу русских архиереев, которые, по его мнению, незаконно вторглись в область компетенции Вселенского Патриархата по окормлению эмигрантов из России, и обратился к Сербскому Патриарху Димитрию с предложением упразднить Зарубежный Русский Синод, но сочувствия не нашел. 30 апреля, ввиду отказа пребывавших в Стамбуле русских архиереев прекратить поминовение Патриарха Тихона и признать советскую власть, Константинопольский Синод запретил в служении архиепископов Анастасия Кишиневского и Александра Алеутского и Северо-Американского. В этот же день Патриарх Григорий VII заявил о неканоничности Русского Архиерейского Синода за границей: «Существование и деятельность Русского Синода в чужой церковной области… никакой канонической силы иметь не может, и… он должен как можно скорее прекратить свое существование согласно… постановлению Патриарха Тихона»⁴⁵.

8 мая 1924 г. Синодальная следственная комиссия направила Владыке Анастасию угрожающее письмо: «Постановление о Вас о немедленном пресечении священнодействования и церковнодействования здесь принято… не просто на основании только что поданных против Вас жалоб, но также и главным образом вследствие данных, существующих уже давно, о том, что, к сожалению, Ваше Высокопреосвященство и отчасти и Высокопреосвященнейший Архиепископ Северо-Американский Александр в церковной деятельности Вашей здесь, в архиепископии Константинопольской, превышаете нормы, указанные в грамоте патриархии от 2 декабря 1920 г. за № 9084, возможной церковной деятельности Вашей здесь, как беженцев и гостящих в чужой епархии архиереев.

Существует уже достаточно данных, свидетельствующих, что Ваше Высокопреосвященство, вопреки вышеупомянутой грамоте и воспрещению общего Патриаршего и Синодального циркуляра об архиереях-беженцах, который и Вы в свое время получили к сведению, действуете здесь с превышением своих прав, поступая как архиереи правящие и имеющие права власти церковной административной и судебной, что, конечно, не может быть допущено канонически, как несовместимое с вашим положением архиереев-беженцев, гостящих в чужой епархии. Известно также, что Вами или через Вас произведено много хиротоний, пострижений в монашество и т. п. Также из многократных данных удостоверено использование Вами Церкви при служениях и в проповедях для политических выступлений, несовместимых с церковным характером и по другим соображениям весьма неуместных здесь.

По этим причинам, а не просто из-за поданных только что жалоб, Священный Синод счел необходимым пресечь немедленно данное ранее Вам разрешение священнодействовать и вообще исполнять какую бы то ни было церковно-административную власть здесь, до представления Вами удовлетворительного ответа по всем пунктам обвинений, предъявленных Вам… В заключение комиссия замечает Вам, что поднятый неуместно шум для извращения сущности вопроса может составить новые элементы ответственности». В результате Владыка Анастасий после Пасхи 1924 г. был вынужден покинуть Стамбул и через Францию выехал в Болгарию, где участвовал в освящении Александро-Невского собора в Софии, а потом переехал в Сремски Карловцы для участия в очередном Архиерейском Соборе. По поручению последнего архиепископ был направлен в Иерусалим (прибыл туда в декабре 1924 г.), и до 1935 г. наблюдал за деятельностью Русской Духовной Миссии в Палестине⁴⁶.

В 1930-е гг. митрополит Евлогий (Георгиевский), видимо пытаясь обелить Константинопольский Патриархат (в юрисдикции которого он тогда находился), вспоминал эти события 1924 г. следующим образом: «Епископа Анастасия только что выслали из Константинополя. Там он произносил зажигательные политические речи на Афонском подворье. Константинопольский Патриарх предостерегал его, советовал учитывать обстановку, помнить, что пользуется гостеприимством турецкой державы, но владыка Анастасий с этим предостережением не посчитался, и потому ему запретили священнослужение. Он уехал из Константинополя»⁴⁷.

Таким образом, в середине 1920-х гг. еще сохранившимся в Турции русским общинам пришлось признать юрисдикцию Вселенского Патриархата. Бедственное материальное и жилищное положение беженцев, прекращение французскими оккупационными властями продовольственной помощи и ультиматум турецких властей о поголовной депортации военных спровоцировали отъезд русских из зоны черноморских проливов, – в основном в Королевство сербов, хорватов и словенцев и Болгарию. В конце 1921 г. в Константинополе осталось 30 тыс. русских, а в сентябре 1922 г. – 18 тыс. При этом в городе все еще было много православного духовенства, – так, на 26 октября 1921 г. из 30 тыс. беженцев 150 являлись священнослужителями⁴⁸.

Укрепление в Турции власти светского правительства генерала Мустафы Кемаля (Ататюрка) и его сближение с Советской Россией существенно сказалось на положении эмигрантов. По Лозаннскому договору 1923 г. между Турцией и европейскими государствами был урегулирован вопрос Константинополя и проливов. Они оказались демилитаризованы, а город вскоре возвращен под управление турецких властей. К началу 1924 г. в Стамбуле и его окрестностях осталось около 10 тыс. русских эмигрантов. В дальнейшем их число неуклонно сокращалось: в 1926 г. – 5 тыс., 1928 г. – 1747, 1934 г. – 1695, а в 1937 г. – 1200⁴⁹.

Это во многом было связано с постепенным ужесточением турецкой политики в отношении русских беженцев. Весной 1925 г. правительство приняло несколько декретов, на основании которых иностранцы не имели права заниматься целым рядом ремесел и профессий. Кроме того, русским эмигрантам было предписано до 1 января 1927 г. принять советское или турецкое гражданство.

Протесты и вмешательство международной общественности привели лишь к продлению этого срока до августа 1927 г. Только в мае 1928 г. из-за обострившейся политической ситуации из Стамбула в Югославию переселилось 440 русских беженцев⁵⁰.

Быстро уменьшилось и количество церквей – сначала до прежних шести, а потом до трех – при подворьях русских афонских обителей. После установления в 1923 г. дипломатических отношений Турции с Советской Россией все здания российского посольства заняли советские дипломаты, которые сразу же закрыли церкви свт. Николая и свв. Константина и Елены (ее осквернили, устроив в ней бойлерную). В 1923 г. турецкие власти передали Советской России и здание Никольской больницы, церковь которой была закрыта через несколько лет. Впоследствии больница и храм при ней оказались проданы и позднее снесены турками⁵¹.

В 1923–1925 гг. советское правительство пыталось овладеть и подворьями русских афонских обителей, но, так как они официально находились в юрисдикции Вселенского Патриарха и никогда не принадлежали российскому государству, успеха не добилось. Монахи охотно предоставляли в своих зданиях приют беженцам, и постепенно при подворьях образовались большие русские общины (считавшие себя принадлежащими к РПЦЗ). Самой многочисленной и активной из них была община при церкви св. Илии. В 1923 г. в эту общину вошли прихожане закрытой посольской церкви свт. Николая. Настоятелем Ильинской церкви в 1920–40-е гг. служил архимандрит Серафим (Палайда).

Настоятелем Андреевского храма с конца XIX в. по 1934 г. являлся архимандрит Софроний (Баринов), затем иеромонах Мелетий, а с 1940 г. – иеромонах Никон. Один из русских беженцев так писал о своем пребывании на Андреевском подворье в 1920-е гг.: «Здесь не пресеклось православное уставное богослужение, чинное, благоговейное, странно спокойное на фоне всеобщего разрушения, при пении не многолюдного, но дивного хора… Здесь – старая Россия, даже этот запах трапезы в часы стола, эта старая афонская, такая вдумчивая, такая любвеобильная и смиренная вежливость». В 1928–1929 гг. настенные росписи церкви в «нестеровском стиле» выполнил художник Н.П. Перов. Он же написал восемь образов в иконостасе⁵².

В Пантелеимоновском храме весь XX век служили монахи Свято-Пантелеимоновского монастыря. Этот храм славился своим прекрасным хором, основанным в 1925 г. музыкантом Б.Б. Разумовским. Регентом хора долгое время был художник Н.К. Перов, украсивший в 1920-е гг. стены церкви росписями. Умерших в Стамбуле русских эмигрантов хоронили на русском участке греческого кладбища в северном квартале Шили, где была построена небольшая часовня⁵³.

В конце 1929 г. турецкие власти, пытаясь возместить ущерб, нанесенный национализацией собственности турецких граждан в СССР, реквизировали все три подворья и опечатали их храмы. Подворья заняли турецкие учреждения и квартиросъемщики. В связи с этим советское правительство предприняло новую попытку завладеть подворским имуществом. Только в 1934 г., благодаря заступничеству Вселенского Патриарха и помощи Европейской комиссии, улаживавшей споры турок с греками, суд принял решение вернуть русским монахам их здания, и богослужения возобновились (при этом исчезнувшую церковную утварь вернуть не удалось). Правда, полностью опасность не была устранена. 6 октября 1935 г. архиепископ Дамиан (Говоров) писал Архиерейскому Собору в Сремских Карловцах, что в Константинополе русские церкви не ограждены от большевиков, и необходима апелляция по делу их имущества к стамбульским властям Свято-Владимирского братства⁵⁴.

В 1939 г. была образована приходская община при Пантелеимоновской церкви, а в 1943 г. – при Андреевском храме. Летом 1940 г. архимандрит Серафим (Палайда) был принят Константинопольским Патриархом, что обсуждалось на заседании Архиерейского Синода РПЦЗ от 22 августа⁵⁵. После оккупации весной 1941 г. Югославии связь русских общин с Архиерейским Синодом в Белграде была надолго прервана. Только 9 декабря 1941 г. Первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий получил первое письмо от своей паствы из Стамбула, переданное через немецкого лютеранского священника в Белграде⁵⁶.

27 июля 1942 г. Первоиерарх неканоничной автокефальной Хорватской Православной Церкви митрополит Гермоген (Максимов) сообщил архимандриту Серафиму (Палайде) о создании возглавляемой им Церкви и предложил занять пост епископа в ней, однако о. Серафим ответил отказом⁵⁷.

3 ноября 1943 г. архим. Серафиму были высланы постановления Венского совещания архиереев РПЦЗ (о непризнании избрания митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси) для последующей передачи Константинопольскому Патриарху Вениамину⁵⁸. Это оказало определенное (впрочем, непродолжительное) воздействие, в конце ноября секретарь Патриарха вызвал двух иеромонахов из русских афонских подворий и сказал им, что они пока должны воздержаться от поминания Владыки Сергия, так как обстоятельства его избрания еще не выяснены⁵⁹.

18 июля 1944 г. митрополит Анастасий написал Вселенскому Патриарху о неканоничности автокефальной Украинской Православной Церкви и известил о постановлении Архиерейского Синода РПЦЗ (от 10 апреля 1944 г.) не вступать в молитвенное общение со священнослужителями этой Церкви до их покаяния⁶⁰.

В последние годы Второй мировой войны и вскоре после ее окончания до Турции докатилась вторая волна русских беженцев. Это были как белые эмигранты, жившие до прихода советских войск на Балканах, так и советские граждане с бывших оккупированных территорий СССР. Однако большинство их задержалось в Турции недолго, опасаясь дальнейшего продвижения советских войск или победы коммунистов в гражданской войне в соседней Греции, они старались уехать подальше – в Палестину, Северную Африку или США. В этот период – в 1945–1946 гг. русская стамбульская община во главе с архим. Серафимом выдержала трудную борьбу за свою юрисдикционную принадлежность, но все-таки фактически осталась в составе РПЦЗ⁶¹.

Настоятелем Ильинской церкви со второй половины 1940-х гг. служил иеромонах Иессей (старостой был П. Дьяконов), но в 1970-е гг. приходская община РПЦЗ прекратила свое существование, и храм перестал действовать (иконостас был убран, росписи не сохранились). В Андреевской церкви после войны настоятелем был сербский протоиерей Петр Хайдуков, при этом русская приходская община сохранялась. В 1950 г. при Андреевском подворье возникло Русское благотворительное общество, занимавшееся организацией эмигрантской жизни и защитой русских перед турецкими властями. В 1957–1963 гг. общество возглавлял художник Н.К. Перов, затем в 1963–1990 гг. – инженер-электрик Н.Г. Тимченко, которого сменил А.С. Симухин⁶².

Посетившая в августе 1961 г. Стамбул группа русских паломников Западно-Европейского экзархата во главе с епископом Мефодием (Кульманом) еще застала уходивший мир «русского Константинополя». Одна из участниц поездки – Е.И. Слезкина так описала свои впечатления: «Около 10 часов утра мы прибыли в Фанар, где расположена Патриархия, и сразу вошли в храм св. Георгия, где в это время кончалась утреня… Вся служба была исполнена русскими певчими, принадлежавшими хору церкви Андреевского подворья, усиленному по этому случаю из двух других русских церквей Истамбула. Служил по-славянски о. архимандрит Николай Кутрумбис, никогда в России не бывавший, но произносивший славянские слова очень хорошо, с едва заметным акцентом. Впоследствии оказалось, что он хорошо говорит по-русски. Греческие ектеньи и возгласы чередовались со славянскими, но последние преобладали… Вне храма паломники познакомились с певчими русского хора и прихожанами русских церквей, пришедшими в патриарший храм. Было установлено, что хором управляла Евгения Владимировна Бадер, урожденная Холодная. Познакомились мы также с молодым священником о. Феофаном Третиим, из „некрасовцев“, недавно рукоположенным Патриархом для окормления одной из русских церквей Истамбула»⁶³.

В 1960-х гг. по просьбе прихожан настоятелем Андреевского храма стал священник Симеон Папазоглу. Хотя он был греком по национальности и община подчинялась юрисдикции Вселенского Патриарха, о. Симеон 35 лет совершал богослужения на церковнославянском языке и по юлианскому календарю. Церковь св. Пантелеимона весь послевоенный период оставалась подворским храмом русского Свято-Пантелеимоновского монастыря в юрисдикции Константинопольского Патриарха, в 1949 г. в честь десятилетия создания общины в ней был сооружен киот с большим образом свт. Николая Чудотворца. Однако в 1960-х гг. из-за отсутствия монахов церковь была фактически закрыта, службы совершались лишь изредка⁶⁴.

В 1960-е гг. управление зданиями стамбульских подворий русских афонских обителей было передано «Обществу помощи бедным прихожанам святого Пантелеимона, святого Андрея, святого Ильи православных церквей». Чтобы собрать средства для помощи нуждающимся, общество организовывало концерты, устраивало чаепития, благотворительные праздники для детей и балы для молодежи, а также сдавало в аренду туркам квартиры на нижних этажах подворских зданий. На собранные средства оказывалась помощь в организации лечения, обучения, похорон и т. п.

В 1995 г. настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря схиархимандрит Иеремия благословил на несение послушания в Стамбуле иеродиакона Корнилия (Гремякина). Подворье стало быстро восстанавливаться, с 2000 г. на постоянную службу сюда прибыл также иеромонах Тимофей (Мишин). Число прихожан выросло до 100 человек. В 2000–2008 гг. в Свято-Пантелеимоновском храме было совершено 17 венчаний и 149 крещений, постепенно возрождается паломничество из России (современный адрес храма: Ходья Тахсин, 19)⁶⁵.

До конца 1930-х гг. за русским памятником в Галлиполи ухаживал один из местных жителей, но в 1949 г. «русский курган» был разрушен землетрясением, и к 1990-м гг. от него остался лишь мраморный блок цоколя. В 2004 г. Центру национальной славы фонда Всехвального апостола Андрея Первозванного при поддержке российского посла в Турции удалось получить разрешение турецких властей на восстановление памятника. Был выделен участок земли под строительство мемориального центра, состоящего из самого памятника и небольшого музейного павильона. Также планируется создание «Музея российской воинской славы» в сохранившемся здании штаба 1-го армейского корпуса.

10 января 2008 г. в Галлиполи cостоялась закладка восстанавливаемого памятника чинам Русской армии и всем русским людям, скончавшимся в галлиполийском лагере в 1920–1921 гг. Памятник воссоздавался в первозданном виде, точно таким, каким был раньше, недалеко от места бывшего русского военного кладбища. В проекте принимает активное участие Западно-Европейская епархия Русской Православной Церкви за границей – епископ Женевский и Западно-Европейский Михаил является членом Попечительского совета программы Центра национальной славы России по восстановлению памятника в Галлиполи⁶⁶.

С 16 по 18 мая 2008 г. в Галлиполи находилась еще одна российская делегация, прибывшая для открытия и освящения памятника. К этим дням по инициативе А.П. Григорьева была написана икона святителя Николая (покровителя Белого движения) с надписью: «Доблестным Галлиполийцам – героям Белого Движения и всем воинам, на поле брани за Родину живот свой положившим, в смуте умученным и убиенным и в мире скончавшимся Вечная Память! Слава и честь Рыцарям Галлиполийцам! Навсегда Вы наша гордость! Дети. Внуки. Правнуки. Потомки Галлиполийцев».

В послании епископа Женевского и Западно-Европейского Михаила, зачитанном в день открытия памятника, говорилось: «Это событие исключительной важности совершилось в самых благоприятных условиях и стало великим торжеством. Важность и исключительность восстановления совершенно исчезнувшего с лица земли Галлиполийского кладбища состоит в том, что в самое нужное для России и для Зарубежья время вновь заключается акт полного примирения – уже в плане историческом: современная Россия признает как свою Россию Зарубежную, принимая в свое сердце подвиг тех, кто с достоинством выехав на чужбину, обеспечил существование Русского предания для будущих поколений, для своих потомков, а сегодня – и для самой России. Их духовно-нравственный подвиг принес свои плоды, и Россия сегодня его также принимает.

Я хочу поблагодарить всех вас за ваше участие в торжествах. Это был особо радостный для всех нас момент первой встречи и совместного участия в действии, связанном с памятью самого тяжелого события русской истории. Для приехавших из России представителей общественности ваше присутствие олицетворяло то живое наследие, которое 90 лет хранилось как целый пласт истории самой России.

Мы никогда не забудем, как накануне мы все вместе находились на корабле, который шел по Босфору именно по тем местам, где лежал путь наших родителей. Было особенно трепетно испытать чувство того, что мы идем по их стопам. На следующий день мы прибыли на место расположения военного Галлиполийского лагеря, где стояли в полном составе части Русской армии под главным командованием генерала Врангеля и под непосредственным ведением генерала Кутепова. В этом месте появились, кроме чисто военных учреждений, церкви, лазареты, училища, школы, детские сады, и проводились всевозможные воспитательные мероприятия, прежде всего с детьми и молодежью. Все это заложило основы структуры, которой стала «Эмиграция» как институт. Из этого места зародилось три четверти всей Зарубежной России, распространившейся по всем континентам земного шара, и мы все с вами их потомки.

Мы прибыли в Галлиполи (по-турецки Гелиболу), к участку земли, выделенному Турецким государством. На нем попечением российского Фонда Андрея Первозванного выросло точно такое же шатровое каменное сооружение, какое оставили при своем отъезде в 1921 г. Галлиполийцы. Это была Шапка Мономаха, увенчанная крестом, обозначавшая незыблемое присутствие на чужой земле духа России. Этот символ Державы передавал симфоническое назначение всякого русского присутствия, где бы то ни было, ставя перед каждым русским человеком выполнение его задачи как верноподданного России. Пока в самой России Державная Божия Матерь покрывала весь страдающий русский народ, за границей, на чужой земле, русские люди сохраняли свою верность в службе своей Родине – Православной России»⁶⁷.

С 1990-х гг. в Турции быстро стало расти число постоянно проживающих в этой стране православных россиян. На территории генерального консульства Российской Федерации в стамбульском районе Буюк-Дере сохранился храм свв. равноапп. Константина и Елены, и во второй половине 2000-х гг. Московская Патриархия восстановила его в первоначальном виде (правда, так называемый архимандритский домик поблизости, в котором жил о. Антонин (Капустин), был практически разрушен, и от него остались одни развалины)⁶⁸. Как уже говорилось, все больше укрепляются и расширяются связи с Россией подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря. Таким образом, русская церковная жизнь в Константинополе постепенно начала возрождаться.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Русские храмы и обители в Европе / Авт. – сост. В.В. Антонов, А.В. Кобак. СПб., 2005. С. 354.

2 Нива. Санкт-Петербург. № 24. С. 424, 430; Алексий Мальцев, протоиерей. Берлинский Братский ежегодник. Православные церкви и русские учреждения за границей. СПб., 1906. С. 187.

3 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 189. Д. 5236; Алексий Мальцев, протоиерей. Указ. соч. С. 187.

4 Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 834. Оп. 1118–1131. Д. 4.

5 Журнал Министерства народного просвещения. 1864. № 1. С. 31–68, С.143–230.

6 См.: Киприан (Керн), архимандрит. Отец Антонин Капустин, архимандрит и начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме. М., 1997.

7 ЦГИА СПб. Ф. 834. Оп. 1118–1131. Д. 4; Церпицкая О.Л. Архимандрит Антонин (Капустин) и русские святыни на Святой земле // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2000. Вып. 21–21. С. 50–51.

8 Егорьевский Марк, епископ. Возвращение в Константинополь // Православный паломник. 2005. № 2 (21). С. 32–33.

9 Русские храмы и обители в Европе. С. 355–356.

10 Там же. С. 357–358.

11 Тимошенко А., Тимошенко-Оздемир Е. Тепло домового храма. Прошлое и настоящее русского прихода в Стамбуле // Вода живая. 2009. № 5. С. 39.

12 Троицкий П. История русских обителей Афона в XIX–XX веках. М., 2009. С. 28, 33, 41; Альбом видов Русского Свято-Андреевского скита на Афоне. (Виды обители, церквей, подворий и проч.). Одесса, 1914. С. 30.

13 Троицкий П. Указ. соч. С. 141, 231.

14 Русские храмы и обители в Европе. С. 208–210, 354–356; Епископ Саранский и Мордовский Варсонофий. Сочинения. В 5 т. Т. 3: Афон в жизни Русской Православной Церкви в XIX – начале XX в. Саранск, 1995. С. 119.

15 Тимошенко А., Тимошенко-Оздемир Е. Указ. соч. С. 39.

16 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994. С. 315.

17 Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1920–1970). Париж, 1971. С. 42; Раев М. Россия за рубежом. История русской эмиграции. 1917–1919. М., 1994. С. 30; Бутузов А.Г. О географии русских на Балканах в XX веке // Славяноведение. 2004. № 5. С. 77–78.

18 Врангель П.Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1992. С. 433; Спасов Л. Врангеловата армия в България 1919–1923. София, 1999. С. 63–65; Йованович М. Русская эмиграция на Балканах 1920–1940. М., 2005. С. 116.

19 История Русской эскадры в Северной Африке. Церковь и флот. СПб., 2009. С. 6.

20 Русская военная эмиграция 20–40-х годов. Т. 2. М., 1998. С. 303–306.

21 Черкашин Н., Лобыцын В. Русский курган в Дарданеллах // Родина. 2008. № 3. С. 111.

22 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 5680. Оп. 1. Д. 128. Л. 26.

23 Георгий Митрофанов, протоиерей. Православная Церковь в России и эмиграции в 1920-е годы. СПб., 1995. С. 86.

24 Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции и его отношения с Московской Патриархией при жизни Патриарха Тихона. М., 2007. С. 40–41, 47; Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. М., 1994. С. 321; Архиепископ Никон (Рклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего митрополита Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. 5. Нью-Йорк, 1959. С. 7.

25 Кострюков А.А. Указ. соч. С. 47; Никон (Рклицкий), архиепископ. Указ. соч. С. 8.

26 К делу о Всезаграничном Высшем Русском Церковном Управлении. Константинополь, 1924. С. 6–7.

27 Нафанаил (Львов), архиепископ. Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви. Т. 5. Нью-Йорк, 1995. С. 32.

28 Никон (Рклицкий), архиепископ. Указ. соч. С. 8–9.

29 ГАРФ. Ф. 5680. Оп. 1. Д. 109. Л. 78–79.

30 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России. С. 261.

31 ГАРФ. Ф. 5680. Оп. 1. Д. 109, Л. 81; Йованович М. Указ. соч. С. 262.

32 Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилл, 1988. С. 82.

33 Кострюков А.А. Указ. соч. С. 41, 49, 54.

34 ГАРФ. Ф. 5680. Оп. 1. Д. 128. Л. 19–20; Йованович М. Указ. соч. С. 266.

35 Дети русской эмиграции / Сост. Л.И. Петрушева. М., 1997. С. 10–11.

36 Вениамин (Федченков), митрополит. Указ. соч. С. 326.

37 ГАРФ. Ф. 5680. Оп. 1. Д. 128. Л. 12, 17–20, 22, 26–27; Йованович М. Указ. соч. С. 266–267.

38 Мануил (Лемешевский), митрополит. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Т. 3. Эрланген, 1982. С. 19.

39 Косик В.И. Русское церковное зарубежье: XX век в биографиях духовенства от Америки до Японии. Материалы к словарю-справочнику. М., 2008. С. 119.

40 Из воспоминаний Юрия Словачевского, потомка архиепископа Дамиана // Русское зарубежье в Болгарии: история и современность. София, 2009. С. 229.

41 Там же. С. 299–230.

42 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Д. 1. Београд, 2002. С. 367.

43 Seide G. Verantwortung in der Diaspora, die Russische Оrthodoxe Kirche im Ausland, M nchen 1989. S. 90–91.

44 Георгий Грабе, протопресвитер. Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом. Джорданвилл, 1961. С. 198.

45 Поспеловский Д.В. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. С. 234.

46 Владислав Цыпин, протоиерей. Митрополит Анастасий (Грибановский) // Православная энциклопедия. Т. 2. М., 2001. С. 238.

47 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Указ. соч. С. 399.

48 Русские в Галлиполи. Берлин, 1923. С. 252; Йованович М. Указ. соч. С. 145; Раев М. Указ. соч. С. 39.

49 Йованович М. Указ. соч. С. 118, 121, 122. 50 Там же. С. 41–42, 102.

51 Русские храмы и обители в Европе. С. 355–356.

52 Там же. С. 209.

53 Там же. С. 209–210, 355–356.

54 The Archives of the Orthodox Church in America, Syosset (OCA Archives). Box 1. P. 19.

55 ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 193. Л. 1.

56 Синодальный архив Русской Православной Церкви за границей, Нью-Йорк (СА). Д. 15/41.

57 Ђурић В. Усташе и Православлье. Хрватска православна Црква. Београд, 1989. С. 194.

58 СА. Д. 39/43.

59 Там же. Д. 36/43.

60 Там же. Д. 42/44.

61 OCA Archives. Box 1. P. 27.

62 Русские храмы и обители в Европе. С. 209.

63 Александр Занемонец, диакон. К истории паломничеств в Святую Землю из Русского зарубежья в 50–70-х годах XX века. М., 2009. С. 31–32.

64 Ђурић В. Указ. соч. С. 209–210, 356; Тимошенко А., Тимошенко-Оздемир Е. Указ. соч. С. 40.

65 Тимошенко А., Тимошенко-Оздемир Е. Указ. соч. С. 41.

66 Черкашин. Н., Лобыцын В. Указ. соч. С. 112.

67 Послание епископа Женевского и Западно-Европейского Михаила от 16 мая 2008 г.

68 Егорьевский Марк, епископ. Указ. соч. С. 32–33.

Подворье Свято-Андреевского скита в Санкт-Петербурге

Основание и история Санкт-Петербургского подворья Свято-Андреевского скита была тесно связана с чудотворным образом Божией Матери «В скорбех и печалех утешение». Впервые эта икона, представлявшая собой двустворчатый складень 9,25 вершков длины и 7 вершков ширины в дорогой оправе, по преданию принадлежавший в середине XVII в. Вселенскому Патриарху св. Афанасию (Пателарию), была привезена для поклонения в Россию в 1861 г., чтобы помочь собрать деньги на строительство в скиту огромного собора в честь св. ап. Андрея Первозванного. 19 ноября 1863 г. в г. Слободском Вятской губернии от нее свершилось первое чудо – исцеление лишенного дара речи юноши, затем произошли новые чудеса¹. Затем чудотворная икона была возвращена на Афон.

В описании этого образа говорилось: на створках складня изображены великомученики Георгий Победоносец и Димитрий Солунский на конях, а также свт. Спиридон Тримифунтский и свт. Николай Мирликийский; в центре иконы – поясное изображение Богоматери с Предвечным Младенцем, покоящимся у левого Ее плеча; ризы Богоматери и Богомладенца чеканные золотые, венцы также золотые, венец Божией Матери украшен жемчугом; Христос правой рукой преподает благословение, а в левой – держит скипетр; под изображением Божией Матери и Младенца изображены св. Антоний Великий, Евфимий Великий, Савва Освященный и прп. Онуфрий, а рядом с Божией Матерью св. Иоанн Предтеча и св. ап. и евангелист Иоанн Богослов; на самом окладе над Богородицей изображены два ангела, держащие венец. В иконе хранились частицы св. мощей: первомученика архидиакона Стефана, преп. Григория Синаита, прп. мч. Михаила и прп. мчч. Игнатия Нового, Евфимия и Акакия Афонских. Стиль письма указывал на многовековую древность этого образа².

В начале 1860-х гг. монахи Свято-Андреевского скита задумали устроить в столице подворье, в храме которого поместить чудотворную икону, но этому воспротивился Святейший Синод. 25 июля 1879 г. купчиха г. Павловска Анна Ульяновна Джамусова пожертвовала для подворья Свято-Андреевского скита участок в петербургском районе Пески (на углу 5-й Рождественской и Дегтярной улиц) с каменным домом и 10 тыс. руб., но устройству подворья в то время снова помешал Святейший Синод. В 1880 г. чудотворный образ Божией Матери «В скорбех и печалех утешение» вновь на несколько месяцев прибыл в Россию, и снова произошли многократные исцеления³.

Наконец, 11 мая 1889 г. на подаренном А.У. Джамусовой участке началась постройка столичного подворского храма Благовещения Пресвятой Богородицы в память о спасении при железнодорожной катастрофе 17 октября 1888 г. около станции Борки императора Александра III и царской семьи⁴. Заложил церковь 8 сентября 1889 г. Санкт-Петербургский митрополит Исидор (Никольский). Пятиглавый двухэтажный храм на 1500 человек в 1889–1890 гг. возвел в московско-ярославском стиле XVII века петербургский епархиальный зодчий Н.Н. Никонов, по проекту которого рядом также был построен жилой флигель для монахов. Смета строительства составила 150 тыс. рублей, главный фасад и вход в храм были устроены с 5-й Рождественской ул. На первом этаже здания в 1890 г. была освящена небольшая церковь в честь чтимой иконы Божией Матери «В скорбех и печалех утешение» с приделом во имя св. Алексия Человека Божия⁵.

В этом году чудотворную икону, ставшую как бы целительницей России, снова привезли в страну в сопровождении будущего игумена Свято-Андреевского скита иеромонаха Иосифа (Беляева) для постоянного пребывания в столице Российской империи. С 3 марта 1890 г. образ Божией Матери «В скорбех и печалех утешение» в течение месяца провезли по многим городам России и, наконец, доставили на петербургское подворье скита, где и поместили в храм на первом этаже. Везде к иконе устремлялось огромное количество верующих, происходили новые исцеления. Накануне отправления чудотворной иконы в Санкт-Петербург в Свято-Андреевском скиту был изготовлен и оставлен список с нее.

17 октября 1890 г. на колокольню Благовещенской церкви петербургского подворья были подняты колокола, самый большой из которых весил 73 пуда. 19 января 1891 г. ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии и будущий известный митрополит епископ Выборгский Антоний (Вадковский) освятил в главном храме на втором этаже правый придел во имя св. ап. Андрея Первозванного и вмц. Феклы (перед престолом располагался прекрасный образ «Моление о чаше»). 4 февраля 1892 г. митрополит Исидор освятил левый придел в честь прп. Исидора Пелусиота и св. равноап. Марии Магдалины. Наконец, 22 октября 1892 г. новый Санкт-Петербургский митрополит Палладий (Раев) освятил главный престол Благовещения Пресвятой Богородицы⁶.

Церковные иконостасы были изготовлены из дуба в древнерусском стиле по рисункам Н.Н. Никонова, образа написали афонские монахи. Главной святыней в храме была упомянутая чудотворная икона «В скорбех и печалех утешение», перед которой 19 ноября, когда в России от нее свершилось первое чудо, служилсяторжественный молебен. В праздник св. ап. Андрея Первозванного литургия сопровождалась пением на афонский манер. С Афона были привезены частицы мощей Двенадцати мучеников и частица Животворящего Древа Господня (помещенные в специальный мощевик), и оттуда же к Вербному воскресенью доставлялись освященные лавровые ветки, раздаваемые молящимся. Благовещенский храм быстро стал центром распространения в российской столице святогорского благочестия и богослужебных традиций. Афонский устав, которого строго придерживались долго жившие на Святой Горе монахи подворья, привлекал в храм множество благочестивых богомольцев.

Первым начальником подворья в 1889–1890 (а затем с перерывами в 1891–1898 гг.) и фактическим строителем его был известный церковный деятель архимандрит Давид (в миру Дмитрий Иванович Мухранов). Он родился в крестьянской семье с. Жданово Ждановской волости Курмышевского уезда Симбирской губернии, принял монашеский постриг в зрелые годы, после военной службы. В период заведования подворьем Свято-Андреевского скита о. Давид устроил в Санкт-Петербурге несколько благотворительных учреждений, в 1898 г. он вернулся на Афон. Во время изгнания при имяславской смуте в январе 1913 г. игумена Иеронима архим. Давид был избран братией Свято-Андреевского скита на его место, но после насильственного удаления в июле 1913 г. из скита 185 имяславцев игумен Иероним был возвращен на свое место, а о. Давид, принеся покаяние перед Вселенским Патриархом, был вынужден навсегда покинуть Святую Гору. После начала Первой Мировой войны он жил в Москве, возглавляя там местных сторонников имяславия. В начале 1920-х гг. архимандрит сослужил Патриарху Московскому и всея России Тихону, был хорошо знаком со священномучеником о. Павлом Флоренским; являлся духовным отцом некоторых видных представителей интеллигенции: декана Московского университета и президента математического общества Д.Ф. Егорова, знаменитого философа А.Ф. Лосева и его жены В.М. Лосевой. В конце 1927 г. архим. Давид присоединился к течению иосифлян, боровшихся против компромиссного курса Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) по отношению к советской власти. Скончался о. Давид 5 июня 1931 г. в Московской области⁷.

Следует также упомянуть, что в 1890–1891 гг. начальником подворья служил иеромонах Иосиф (Беляев), избранный братией 3 декабря 1891 г. игуменом Свято-Андреевского скита на Афоне.

Важную роль в истории Петербургского подворья и самого Свято-Андреевского скита сыграл бессребреник схимонах Иннокентий (Сибиряков), ставший примером нестяжательности не только для Афона, но и для всей России. В статье о его жизни, опубликованной в журнале «Наставления и утешения святой веры христианской» к десятилетию со дня кончины о. Иннокентия, ее автор – насельник Свято-Андреевского скита монах Климент отмечал: «Еще в детстве, читая Четьи-Минеи, я восхищался богатырями христианского духа, кои, расточив предварительно на добрые дела свою собственность, бежали потом из мира в дикие пустыни и проводили в них жестокую, полную лишений, болезней и скорбей жизнь. Меня удивляло… то презрение, с которым они относились ко всяким вещественным благам… ко всему, что пленяет сердце людей временного века. И хотелось мне тогда в наивной простоте видеть, даже осязать таких богатырей. Это желание мое со временем и сбылось. Я увидел и даже счастья имел наблюдать жизнь одного из таких редкостных людей. Это был схимонах Иннокентий (Сибиряков)»⁸.

41. ПОДВОРЬЕ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ. 1913 г.

Иннокентий Михайлович Сибиряков родился в г. Иркутске в семье крупного золотопромышленника и капиталиста. Купеческий род Сибиряковых – один из самых древних, богатых и влиятельных в Сибири, был основан выходцем из крестьян Устюжского уезда Архангелогородской губернии Афанасием Сибиряковым в конце XVII в. Отец Иннокентия, Михаил Александрович, являлся купцом 1-й гильдии, совладельцем золотых приисков, винокуренных заводов, Бодайбинской железной дороги, пароходства, а старший брат Александр унаследовал капитал в 5 млн. руб. и также был крупным предпринимателем и благотворителем.

Когда Иннокентию исполнилось семь лет, по преданию, его будущее было сокровенно открыто епископу Полтавскому Александру (Павловичу). Приехав в 1868 г. на Афон, Владыка посетил Свято-Андреевский скит. Братия обратилась к нему с просьбой заложить за оградой обители церковь во имя Казанской иконы Божией Матери, в день празднования которой в 1849 г. скит был основан. Однако епископ Александр посоветовал братии выстроить такую церковь в другом месте, а на этом заложить храм в честь свт. Иннокентия Иркутского. На возражения старцев Владыка сказал, что «Бог пришлет сюда из Сибири благодетеля, соименного сему Святителю, и что этот благодетель выстроит на сей закладке церковь и больницу». Это пророчество Владыки в точности сбылось⁹.

Обеспеченная юность не испортила Иннокентия, он с детства привык переживать горе и нужду других и поддерживать обездоленных. В Иркутске юноша учился в реальной прогимназии, преобразованной на последнем году его обучения в Техническое училище. В середине 1870-х гг. И.М. Сибиряков переехал в Санкт-Петербург, где поступил в частную гимназию Ф.Ф. Бычкова. Именно в ее стенах Иннокентий начал многолетнюю благотворительную деятельность: в 1875 г. из-за трудного материального положения гимназии он стал владельцем ее здания, которое сразу было перестроено, а площадь значительно расширена. В 1880 г. Иннокентий Сибиряков окончил гимназию и 31 августа того же года поступил на естественнонаучное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. В университете И.М. Сибиряков с перерывами учился около пяти лет, но из-за болезни не закончил его, в ноябре 1885 г. он перешел в разряд вольнослушателей, а затем совсем покинул университет¹⁰.

Учась в Петербургском университете, И.М. Сибиряков активно помогал бедным студентам окончить курс и получить достойное место. Вскоре его благотворительная деятельность существенно выросла, Иннокентий Михайлович начал ежедневно принимать до 400 бедняков¹¹, немало потрудился он и на ниве общественной благотворительности, субсидируя важные для России проекты. И.М. Сибиряков помогал Томскому университету, Восточно-Сибирскому отделению Российского географического общества, а Высшие женские (Бестужевские) курсы в Санкт-Петербурге получили от него в дар около 200 тыс. руб. Иннокентий Михайлович способствовал изданию произведений многих русских классических и современных ему авторов. На его средства были изданы «Сибирская библиография», «Русская историческая библиография» и др., открыта в 1887 г. публичная библиотека в Ачинске, снаряжена экспедиция в Якутию¹².

В начале 1880-х гг. в Петербурге большую известность приобрела лекционная деятельность физиолога Петра Францевича Лесгафта, И.М. Сибиряков ходил слушать его лекции и 24 августа 1883 г. передал ученому 200 тыс. рублей золотом на строительство Биологической лаборатории. Значительное количество ее помещений позволило П.Ф. Лесгафту открыть курсы по подготовке руководительниц и воспитательниц физического образования, которые позднее были преобразованы в институт (ныне Академия физической культуры им. П.Ф. Лесгафта).

42. АРХИМАНДРИТ МАКАРИЙ (РЕУТОВ)

Еще в университете Иннокентий Михайлович включился в общественную жизнь Санкт-Петербурга и Сибири. В 1884 г. в столице возникло Общество содействия учащимся в Петербурге сибирякам, членом Распорядительного комитета которого был избран И.М. Сибиряков; к 25 годам он стал почетным жертвователем Общества попечения о начальном образовании в Барнауле и членом-ревнителем Общества попечения о начальном образовании в Томске. В 1889 г. Иннокентий Михайлович был избран членом Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества, а еще через два года стал членом-соревнователем этого общества в Петербурге. С молодых лет И.М. Сибиряков был пожизненным членом Санкт-Петербургского Общества попечения о бедных и больных детях, имел членство в ряде других общественных организаций и учреждений России, например, в основанном в 1893 г. «Обществе содействия физическому развитию». Значительную помощь оказал Иннокентий Михайлович Высшим женским (Бестужевским) курсам – первому в России высшему учебному заведению для женщин, пожертвовав 10 тыс. рублей на строительство учебного здания, общежития и т. д. Сибиряков часто сам инициировал многие научные и исследовательские проекты, которые впоследствии и финансировал. Так, например, по его инициативе было проведено первое в России крупное исследование положения рабочих на золотых приисках¹³.

В дальнейшем Иннокентий Михайлович выделил 420 тыс. руб. на пособия приисковым рабочим в случае увечий и других несчастных случаев. При этом он заботился не только о быте, но и о досуге добывавших золото рабочих. Известно, что на его пожертвования была основана и содержалась библиотека на Успенском золотом прииске. Храмы же строились, как правило, на всех крупных приисках, которые и свои названия получали по престольным праздникам расположенных на их территории церквей. И.М. Сибиряков с 1880-х гг. тратил свои средства не только на образовательные, культурные, научные проекты, но и выделял значительную сумму на устройство и благоукрашение храмов. Так, благодаря ему в Иркутске была возведена церковь в честь прп. Михаила Клопского в богадельне имени М.А. Сибирякова, а также построен храм Казанской иконы Божией Матери.

В конце 1880-х гг. И.М. Сибиряков совершил оказавшую на него заметное влияние образовательную поездку по Европе. В дальнейшем его биограф монах Климент отмечал: «Какой поразительный контраст! Сотни богатых людей едут за границу для удовольствия, привозят домой массу багажа, нахватавшись модных мыслей, начинают сеять у себя на родине смуты, безбожие, анархизм, или стараются умножить и без того многие капиталы, эксплуатируя чужой труд. Сибиряков, путешествуя по свету, учится христианской философии, открывает суету жизни, видит страдания честных, любящих Бога людей, решается идти навстречу тем, кто обездолен судьбой и, как в этом деле, так и в общении с Богом, в молитве, думает найти утешение своему скорбящему духу»¹⁴. После возвращения из поездки, в 1890 г. Иннокентий Михайлович поселился на квартире на Гороховой улице и всю свою благотворительную деятельность сосредоточил на церковной деятельности, его часто стали видеть в петербургских храмах и окрестных монастырях¹⁵.

Очевидец, наблюдавший быт Иннокентия Михайловича после его обращения к Богу, рассказывает о великодушии благотворителя следующее: «Кто только из столичных бедняков не был у него в доме на Гороховой улице, кто не пользовался его щедрым подаянием, денежной помощью, превосходящей всякие ожидания! Дом его обратился в место, куда шли алчущие и жаждущие. Не было человека, которого он выпустил бы без щедрого подаяния. Были люди, которые на моих глазах получали от Сибирякова сотни рублей единовременной помощи… Сколько, например, студентов, благодаря Сибирякову, окончило в Петербурге свое высшее образование! Сколько бедных девушек, выходивших замуж, получили здесь приданое! Сколько людей, благодаря поддержке Сибирякова, взялось за честный труд»!¹⁶ У благотворителя почти не оставалось личного времени, и тогда он решил организовать особое бюро для оказания денежной помощи, через которое раздал нуждающимся миллионы рублей. Вместе со св. отцом Иоанном Кронштадтским И.М. Сибиряков был учредителем Благотворительного общества имени святителя Иннокентия Иркутского в Санкт-Петербурге и его почетным членом. В 1890 г. Иннокентий Михайлович стал одним из учредителей Общества для вспомоществования нуждающимся переселенцам, начало деятельности которого совпало с голодом, постигшим Россию в следующем году.

Перемены в духовной жизни И.М. Сибирякова почти совпали по времени с прибытием в Санкт-Петербург с Афона главной святыни Свято-Андреевского скита – чудотворной иконы Божией Матери «В скорбех и печалех утешение». Именно этот чудотворный образ имел решающее значение в главном выборе жизни Иннокентия Михайловича, молившегося пред иконой вместе с настоятелем петербургского подворья скита иеромонахом Давидом (Мухрановым), который получил откровение о будущем монашестве Иннокентия и сообщил ему об этом. В начале 1900-х гг. иеросхимонах афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря о. Владимир так описал это событие в своем дневнике: «В то время явился к Сибирякову отец Давид Андреевский, с чудотворною иконою и открыл ему видение, что он должен быть монахом у них в скиту. Сибиряков ответил, что и у него есть уже стремление к этому. Вот с того момента он и поступил к ним, сначала на подворье в Санкт-Петербурге, а потом и сюда на Афон и вполне предал свою волю отцу Давиду, даже и с многомиллионным капиталом»¹⁷.

Родные и близкие Иннокентия Михайловича несколько лет безрезультатно пытались отговорить его от ухода в монастырь. В это время И.М. Сибиряков по-прежнему не оставлял своей благотворительной деятельности, особое внимание уделяя духовному просвещению Сибири – он высылал туда книги в библиотеки по списку, рекомендованному Святейшим Синодом. На устройство детского приюта для девочек при Литейно-Таврическом кружке «Общества пособия бедным женщинам» Иннокентий Михайлович пожертвовал свой дом в Райволо (ныне Рощино) и капитал в 50 тыс. рублей. В 1896 г. И.М. Сибиряков передал 10 тыс. рублей Спасо-Преображенскому Валаамскому монастырю для строительства Воскресенского скита на месте, где стояла часовня св. ап. Андрея Первозванного (построенная двухэтажная церковь Воскресения Христова и все строения скита сохранились до наших дней). Известно, что и Коневецкому монастырю была пожертвована такая же сумма. При этом, по свидетельству современников, сам И.М. Сибиряков жил скромно, избегая роскоши и комфорта и даже отказывая себе во многом.

Между тем под руководством ставшего его духовным отцом иеромонаха Давида Иннокентий Сибиряков начал осваивать азы духовного делания и утвердился в намерении принять монашеский постриг на Афоне. При этом о. Давид хотел показать Иннокентию Михайловичу все сложности монашеской жизни, для чего они предприняли совместную поездку на Святую Гору. В ходе этой поездки произошло знаменательное событие. В Свято-Андреевскомскиту уже 25 лет строился огромный собор св. ап. Андрея Первозванного, но строительство шло чрезвычайно медленно из-за недостатка средств; в таком же незавершенном состоянии находилось строительство больничного корпуса с храмом свт. Иннокентия Иркутского. Желая помочь насельникам скита, вскоре после возвращения со Святой Горы Иннокентий Михайлович передал своему духовнику для завершения работ на петербургском подворье скита и на строительство собора св. ап. Андрея Первозванного и храма свт. Иннокентия Иркутского колоссальную для того времени сумму – 2400 тыс. руб.¹⁸. Именно на средства своего духовного сына о. Давид устроил в Санкт-Петербурге несколько благотворительных учреждений.

Постепенно И.М. Сибиряков твердо осознал, что монашество является единственно приемлемым для него путем, и в 1894 г. поступил в число насельников Свято-Андреевского подворья в Петербурге, в здании которого стал с того времени жить. Здесь 1 октября 1896 г., в возрасте 35 лет, Иннокентий Сибиряков принял от о. Давида постриг в рясофор и немедленно отправился на Афон в Свято-Андреевский скит. Скинув мирской костюм и примеряя монашеский подрясник, он произнес знаменательные слова: «Как хорошо в этой одежде! Нигде не давит! Слава Богу! Как я рад, что в нее оделся!»¹⁹.

Особенно привлекала о. Иннокентия безмолвная жизнь иноков. Возможно, в поисках уединения на него повлиял пример известного подвижника Свято-Андреевского скита молчальника Андрея, подвизавшегося за пределами обители. Отец Иннокентий взял благословение у игумена и построил недалеко от скита небольшую келлию с храмом в честь вмц. Варвары, прп. Михаила Клопского и прп. Давида Солунского, небесных покровителей его родителей и архимандрита Давида²⁰. Там он поселился вместе со своим духовным отцом, с которым теперь был связан неразрывно. Поэтому, когда о. Давида на короткое время снова назначили настоятелем Санкт-Петербургского подворья скита, инок вместе с ним приехал в столицу. В 1898 г. его духовный наставник вновь вернулся на Афон, и с ним о. Иннокентий. Там он 28 ноября 1898 г. принял постриг в мантию с именем Иоанн в честь Предтечи Иоанна – Крестителя Господня. По свидетельству иеромонаха Серафима, «с принятием ангельского образа инок Иоанн душевно оплакивал, что много времени потратил на суету и изучение мудрости века сего». Менее чем через год, 14 августа 1899 г., монах Иоанн принял постриг в святую схиму с именем Иннокентий в честь святителя Иннокентия Иркутского²¹.

В 1897 г. было завершено строительство больничного храма свт. Иннокентия Иркутского и Благовещения Пресвятой Богородицы, а 16 июня 1900 г. в скиту был освящен достроенный на средства о. Иннокентия грандиозный собор св. ап. Андрея Первозванного.

43. ИЕРОМОНАХИ МАКАРИЙ (РЕУТОВ) И ПИТИРИМ (ЛАДЫГИН). 1913 г.

Таким образом, Святая Гора получила храм, самый крупный на Афоне, в Греции и на Балканах, рассчитанный на 5 тысяч молящихся. Строительство этого собора обошлось Свято-Андреевскому скиту почти в 2 млн. рублей. В 1902 г., когда торжественно праздновалось десятилетие настоятельства архимандрита Иосифа, в поздравительной речи, обращенной к настоятелю, иеромонах Владимир сказал: «Пред началом постройки собора вы не раз говаривали: „Только надо с помощью Божиею начать дело, а Матерь Божия поможет нам“. И действительно, Пречистая Помощница беспомощных помогла вам, послав человека (блаженной памяти схимонаха Иннокентия Сибирякова), который дал нам необходимые на это богоугодное дело средства»²².

На торжество освящения Андреевского собора прибыло на Афон много приглашенных, однако при этом имя ктитора нигде не прозвучало. Все земные деяния были преданы им забвению. Известно, что благотворительность схимонаха Иннокентия на Афоне не ограничивалась только Свято-Андреевским скитом, в частности, одна из лучших келлий, в которой позже подвизался известный отшельник Парфений, была построена на его деньги.

Братия скита отмечала, что на Афоне схимонах вел аскетическую жизнь, никогда и нигде не позволяя себе выделиться среди остальных насельников. Паломник, побывавший в Свято-Андреевском скиту в 1900 г., также писал: «Здесь же, в одной из келий, принадлежащих Андреевскому скиту, живет отец Иннокентий (бывший миллионер, крупный сибирский золотопромышленник И.М. Сибиряков), ведущий замечательно подвижнический образ жизни. В этой келии пять дней в неделю не полагается есть никакой горячей пищи, а масло и вино употребляются только по субботам и воскресеньям»²³.

О духовном подвиге подвижника сообщал и монах Климент. «Приняв великий постриг, отец Иннокентий проводил строго постническую и глубоко безмолвную аскетическую жизнь. Нельзя не удивляться, как он, с детства привыкший к изысканным блюдам, питался грубой монастырской пищей без вреда для желудка и, проводивший время также с детства в веселом светском обществе, теперь оставался все время в келии один, беседуя лишь с Богом в молитвенных подвигах и наслаждаясь чтением душеполезных книг… В братии доселе вспоминаются и, вероятно, долго будут вспоминаться его братская любовь и неподдельное смирение, кои проявлялись у него во всех его поступках». По словам о. Климента, святогорским аскетам молодой схимник явил «образец совершенной нестяжательности и подвижнической жизни»²⁴. Еще одно свидетельство об о. Иннокентии составлено паломником иеромонахом Серафимом со слов настоятеля скита архимандрита Иосифа и братии в 1908 г.: «Дни своей иноческой жизни он проводил, пользуясь малым отдыхом, в строгом посте и горячей слезной молитве. Он в полной мере выполнил в иночестве заповедь нестяжания и послушания беспрекословного и вполне с дерзновением мог сказать с апостолом: «Се, мы оставихом вся и в след Тебе идохом»… С принятием святой схимы отец Иннокентий усугубил свои подвиги; он непрестанно был в богомыслии, творя… Иисусову молитву, а память смертная не оставляла его, но всегда с ним пребывала, и он нередко проливал потоки благодатных слез умиления в своей пламенной молитве». Отцу Иннокентию неоднократно предлагали принять сан священства, но он не согласился, считая себя недостойным²⁵.

26 сентября 1901 г. схимонах Иннокентий тяжело заболел, предположительно, туберкулезом. Последние дни он провел, лежа в келлии во вновь построенной больнице. За три дня до смерти его посетил настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Иосиф. Больной с глубоким смирением сказал: «Батюшка, простите меня, не могу я Вас встретить, как следует; ничего не могу сказать, кроме своих грехов». После этого о. Иннокентий исповедовался, над ним было совершено таинство соборования. 6 ноября 1901 г. после литургии в Андреевском соборе схимонах Иннокентий причастился Святых Христовых Тайн и в тот же день скончался – на сорок первом году жизни. 8 ноября его тело предали земле.

Через три года по афонскому обычаю честные останки были обретены братией скита. Они были темно-желтого воскового цвета, что является на Афоне признаком святости подвижника. Главу схимонаха Иннокентия по обычаю поместили в костницу скита на почетное место вместе с главами святых подвижников, старцев основателей скита – иеросхимонахов Варсонофия и Виссариона. По уважению братии к о. Иннокентию и по просьбе его сестры тело схимонаха оставили в земле рядом с Андреевским собором с западной стороны рядом с могилой первого игумена скита о. Виссариона. В сообщении о кончине бывшего миллионера в журнале Свято-Пантелеимоновского монастыря «Душеполезный собеседник» было прекрасно сказано словами Священного Писания: «О нем кратко и ясно можно так сказать: „скончався вмале, исполни лета долга“ (Прем. 4, 13)». Ныне честная глава схимонаха Иннокентия покоится в алтаре Андреевского собора для особого молитвенного поминовения, на ней рядом с его именем и датой смерти начертано – «ктиторъ Р.А.О.С.». На стене архондарика Свято-Андреевского скита сегодня можно увидеть великолепный венок, присланный сестрой о. Иннокентия на могилу брата²⁶. Нынешний (греческий) начальник скита архимандрит Ефрем удостоверяет, что схимонах Иннокентий (Сибиряков), в установленный день, почитается братией обители как ее ктитор.

В XX в. история Петербургского подворья Свято-Андреевского скита имела много ярких и трагических страниц. К 1914 г. на подворье насчитывалось 14 монахов и 10 послушников во главе с иеромонахом Макарием (в миру Матвеем Тимофеевичем Реутовым). Он родился 1 августа 1875 г. в селе Инаковка Кирсановского уезда Тамбовской губернии в крестьянской семье и с 1898 г. был насельником Свято-Андреевского скита на Афоне, где и принял монашеский постриг. В 1913 г. о. Макарий был назначен начальником (настоятелем) Петербургского подворья²⁷.

После завершения афонской имяславской смуты иеромонах Макарий и настоятель Одесского подворья Свято-Андреевского скита иеромонах Питирим (Ладыгин), чтобы упрочить свои позиции в России, добились высочайшей аудиенции у императора Николая II. Они прибыли 30 января 1914 г. в Царскосельский дворец и были представлены государю в присутствии обер-прокурора Святейшего Синода Саблера. Отцы Макарий и Питирим в качестве уполномоченных Свято-Андреевского скита выразили императору благодарность за прекращение иноческой смуты на Святой Горе и поднесли ему древний образ Всемилостивого Спаса византийского письма (XV века) и другие подарки. Это была первая (и последняя) в истории обители подобная аудиенция²⁸.

Через несколько месяцев после начала Первой мировой войны, – 12 февраля 1915 г. в час дня священномученик Петроградский митрополит Владимир (Богоявленский) начал перед чудотворной иконой «В скорбех и печалех утешение» неусыпное моление о даровании победы русскому воинству»²⁹. С тех пор молебны и панихиды совершались здесь день и ночь в течение двух с лишним лет. В феврале 1916 г. в журнале Свято-Андреевского скита «Наставления и утешения святой веры христианской» отмечалось: «В наше „безверное“ время вот уже год, как существует, и притом в самой столице России, Петрограде, также „обитель неусыпающих“, основанная по мысли митрополита Владимира (теперь Киевского). Год тому назад (12 февраля 1915 г.) Старо-Афонское подворье на углу 5-й Рождественской и Дегтярной улицы по мысли преосвященного Владимира сделалось „обителью неусыпающих“: было заведено непрестанное пение молебнов о даровании победы с чтением акафиста перед чудотворной иконой Божией Матери, именуемой «В скорбех и печалех утешение», а также непрестанное служение панихид об упокоении воинов, на поле брани за веру, Царя и отечество живот свой положивших»³⁰.

События Октябрьской революции не сразу сказались на церковной жизни подворья. Так, в октябре 1917 г. в храме Благовещения Пресвятой Богородицы и греческой посольской церкви свт. Димитрия Солунского было продано более 18 тыс. просфор, и 30 октября начальник подворья иеромонах Макарий обратился на Епархиальный свечной завод для получения новой значительной партии просфор³¹.

Однако уже вскоре революционные преобразования самым непосредственным образом коснулись подворья. Вся церковная собственность подлежала национализации, и по советским законам каждый действующий храм должен был иметь приходской совет (так называемую «двадцатку»), члены которого подписали договор с представителями властей о приеме церковного здания и имущества в свое пользование. В связи с этим осенью 1919 г. храм Благовещения Пресвятой Богородицы стал приходским. 10 октября 1919 г. председатель Смольнинского райсовета Н.Д. Ванько подписал с членами избранной прихожанами «двадцатки» договор о передаче в их пользование зданияпоадресу: 6-я Рождественская/ Дегтярная ул., д. 31/14 (секретарем приходского совета в это время был Игнатий Иринеевич Лебедев)³². При этом настоятелем храма остался о. Макарий (Реутов), возведенный в 1921 г. священномучеником митрополитом Петроградским и Гдовским Вениамином (Казанским) в сан архимандрита.

Следует отметить, что в «двадцатку» попали достойные и независимые от власти прихожане, а также несколько монахов. В справке о составе «двадцатки», составленной осенью 1921 г. для передачи в отдел управления Петрогубисполкома, значились 22 человека, в том числе архимандрит Макарий (Реутов), монахи Гермоген (Крылов), Аполлинарий (Маслов), Авраамий (Босых), Дамиан (Отрыганьев), Тихон (Владыкин), Лаврентий (Добрецов) и некоторые другие³³. Следует отметить, что в первые послереволюционные годы по представлению греческого правительства и с разрешения советских властей из насельников Петроградского подворья на Афон уехали пять человек.

44. ПЕРЕСТРОЕННОЕ ПОДВОРЬЕ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА В ЛЕНИНГРАДЕ (ПЕТЕРБУРГЕ). 1980-е гг.

В рамках всероссийской кампании изъятия церковных ценностей (якобы для нужд голодающих Поволжья) 26 апреля 1922 г. произошли их частичная конфискация и вывоз из церкви Благовещения Пресвятой Богородицы. В этот день члены специальной комиссии изъяли 16 серебряных риз, 12 редких лампад и церковную утварь общим весом 1 пуд, 38 фунтов, 6 золотников (более 30 килограмм) серебра, а также драгоценные украшения с чудотворной иконы «В скорбех и печалех утешение» (серебряную коронку с бриллиантом и жемчугом, бриллиантовую розочку и несколько отдельных бриллиантов и алмазов). При этом изъятии присутствовал архимандрит Макарий, а также члены приходского совета: иеромонахи Тихон (Владыкин), Лаврентий (Добрецов), Василий (Митяков), мирянин Александр Ионович Брылов и др.

В храме были оставлены для выкупа верующими в семидневный срок равными по весу изделиями из драгоценных металлов четыре серебряные ризы (общим весом 38,5 фунта), в том числе со списка иконы «В скорбех и печалех утешение» и с иконы на мощевике. В пользовании прихожан также оставили до замены соответствующим количеством серебра три дарохранительницы, три чаши с прибором и три напрестольных креста. Кроме того, в храме временно остались числившиеся за Музеем охраны памятников искусства и старины две серебряные ризы, в том числе на самой чудотворной иконе «В скорбех и печалех утешение»³⁴. Вскоре прихожане выкупили оставленные ценности, внеся свои собственные серебряные ножи, вилки, кувшины и т. п.

В отличие от многих других петроградских храмов конфискация драгоценностей на Старо-Афонском подворье прошла без эксцессов и столкновений. В отчете председателя подкомиссии по изъятию церковных ценностей Смольнинского района от 15 июня 1922 г. в соответствующую губернскую комиссию даже говорилось, что настоятель храма и члены приходского совета во всем помогали комиссии и сами снимали ризы с икон³⁵.

Однако в следующем году над Старо-Афонским подворьем снова «сгустились тучи». 21 марта 1923 г. отдел управления Петрогубисполкома издал циркулярное распоряжение о проведении обследования четырех монастырских подворий в Володарском районе с целью изучения возможностей их использования для нужд городских властей. Уже 11 апреля созданная райисполкомом комиссия обследовала здание Старо-Афонского подворья и пришла к выводу, что церковь «ни подо что применима быть не может, так как подвальное помещение совершенно темное, второй этаж имеет мрачный вид с изобилием колонн, что же касается жилого помещения, которое соединяется с церковью двумя дверями, состоящего из 40 маленьких комнат в одно окошко, обслуживаемых одной кухней, и двух квартир, то Комиссия предлагает передать его в ведение Жилищного отдела, с назначением коменданта, а церковь – группе верующих с предложением заделать двери, ведущие из церкви в коридор, капитально, и со двора совершенно изолировав, заделав все двери, ведущие во двор»³⁶.

Рассмотрев результаты обследования, президиум Володарского райисполкома 21 мая постановил: «Жилое помещение передать в распоряжение Райкоммунотдела для заселения рабочих. Церковь передать группе верующих и предложить капитально заделать двери, ведущие из церкви в коридор, и двери во двор». 4 июня соответствующие материалы поступили из райисполкома в губернский отдел управления, и 8 июня начальник этого отдела обратился в Петроградский губисполком с просьбой санкционировать постановление районных властей³⁷.

9 июня 1923 г. президиум Петрогубисполкома принял постановление (протокол № 34, пункт 46) о результатах обследования подворья: «Жилое помещение Старо-Афонского подворья передать в ведение Губоткомхоза, церковь подворья – группе верующих с обязательством заделать капитальные двери, ведущие из церкви в коридор общежития, и, соответственно, изолировав все выходы из церкви во двор»³⁸. В соответствии с этим решением жилой флигель вскоре был передан в ведение районного коммунального отдела, а здание церкви после изолирования дверей оставлено в пользовании верующих (при этом монахам удалось сохранить за собой часть жилых помещений, остальные же заселили рабочими).

Весной 1923 г. было закрыто Одесское подворье Свято-Андреевского скита – в Великий Четверг всем насельникам подворий Афонских обителей в этом городе было приказано покинуть Одессу. Поскольку выезд на Святую Гору был закрыт, монахи обратились с ходатайством в Москву о разрешении выезда. Его разрешили 180 монахам, в наличии оказалось только 30, но Одесское ГПУ вообще запретило выезд³⁹. В результате летом того же года из Одессы, из закрытого скитского подворья, в Петроград прибыло несколько новых иноков, поселившихся в жилом флигеле на 6-й Рождественской ул.: иеродиаконы Иларион (Андреев), Иасон (Басов) и др.

В 1923 г. дважды подвергался кратковременным арестам архимандрит Макарий (Реутов). В первый раз он попал на две недели в Дом предварительного заключения на Шпалерной ул. в феврале – как сторонник активно боровшегося с обновленческим расколом епископа Петергофского Николая (Ярушевича). Второй арест был также связан с участием о. Макария в антиобновленческом движении, охватившем Петроградскую епархию после освобождения из-под ареста Патриарха Тихона. Тогда архимандрит провел в Доме предварительного заключения весь июнь и июль⁴⁰.

Осенью 1929 г. подворье скита во главе с архимандритом Макарием было подвергнуто фактическому разгрому. У братии, которой насчитывалось 25 человек, отняли помещения в жилом флигеле, где она проживала. 4 ноября всем монахам (из которых на иждивении «двадцатки» состояли 22 человека), «как служителям культа», объявили о «добровольном», в месячный срок, в порядке 155 статьи Гражданского кодекса, выселении из помещения дома № 33 по 5-й Советской улице.

24 ноября председатель приходского совета церкви Благовещения Пресвятой Богородицы С. Простаков, секретарь совета С. Тихонов и председатель ревизионной комиссии общины А. Брылов обратились в административный отдел Леноблисполкома с просьбой не выселять монашествующих из здания Старо-Афонского подворья, отмечая, что те согласны уплотниться даже на половине занимаемой площади. В своем заявлении руководители приходского совета писали: «Полная невозможность в этот краткий срок подыскать помещение при существующем тяжелом жилищном кризисе, а также то обстоятельство, что все выселяемые по преимуществу люди пожилые (от 46 до 70 лет), а некоторые из них тяжело больные и инвалиды, вынуждает обратить внимание Административного Отдела на следующие обстоятельства:

1). – Жилое помещение дома, состоящего при церкви Старо-Афонского подворья, сооружено одновременно с церковью иждивением, трудом и частью средствами находящегося в Греции на Афонской горе Андреевского скита Ватопед, почему монашество подворья состоит в иерархической зависимости от Вселенского (Константинопольского) Патриарха и Афонского монастыря в Греции. 2). – Помещения, занимаемые выселяемыми, тесные – площадью всего 207 метров и выселение их существующего жилищного кризиса ни в какой мере не разрешит. 3). – Все выселяемые, начиная с настоятеля, по происхождению из трудового русского крестьянства, в юности по религиозным убеждениям приняли постриг в Афонском монастыре в Греции, там проживали долгие годы, будучи в порядке послушания на трехлетний срок посланы в Россию для обслуживания подворья и религиозных нужд населения. Остались они здесь на жительство, вследствие начавшейся в 1914 году войны… 4). – Все выселяемые люди совершенно необеспеченные, содержание их производится общим котлом и обходится не свыше 25 руб. в месяц на каждого, люди по своему религиозному убеждению заботящиеся только о спасении душ, а потому, как чуждые политиканству, они всегда молятся «за иже во власти сущих». Ни в каких противосоветских выступлениях монахи Афонского подворья не участвовали. 5). – Несмотря на их материальную необеспеченность, монахи, как устанавливается управдомом на поданном в Райжищсоюз 5/XI с.г. заявлении, всегда исправно оплачивали квартплату, а также производили ремонт. Таким образом, монашество подворья всецело выполнило свой долг перед страной и Советской Властью. 6). – Массовое выселение монашества из подворья чрезвычайно затруднит как отправление религиозных нужд, так и надлежащее сохранение отданных приходскому совету храма и предметов церковной утвари»⁴¹.

Результатом заявления стало проведение 27 ноября 1929 г. обследования комиссией административного отдела в присутствии председателя приходского совета Семена Яковлевича Простакова здания Благовещенской церкви. Члены комиссии с удовлетворением нашли в церковных помещениях значительное количество не внесенных в инвентарную опись икон, утвари и продуктов, принадлежавших «служителям культа». Этого оказалось достаточно для отказа 28 ноября в ходатайстве о невыселении монахов⁴².

Более того, 3 декабря 1929 г. начальник сектора административного надзора Камчатов переслал акт обследования подворья инспектору по делам культов Володарского райсовета Леопольдовой для срочной проверки имущества и дальнейшей постановки дела на президиум райсовета для расторжения договора с «двадцаткой»⁴³. Правда, расторжения договора (и вероятного закрытия храма) тогда удалось избежать.

В результате насильственного выселения 18 из 25 монахов подворья перебрались в поселок Петро-Славянка, находившийся в 30 км к юго-востоку от Ленинграда. Там они образовали небольшой монашеский скит и даже строили себе тайный молитвенный дом. В шести комнатах здания, стоявшего на Смоленской ул., д. 6/3 и принадлежавшего торговцу Илье Григорьевичу Малыгину, поселились семь иноков: иеромонахи Даниил (Овчинников), Самуил (Романов), Иоссия (Демидов), иеродиаконы Сафоний (Пономарев), Никита (Марков), Климент (Орехов) и монах Виктор (Кривенцов). Каждый день они ездили в Благовещенский храм подворья на богослужение и даже оставались ночевать при нем. Власти, очевидно, знали об этой общине, но до определенного времени ее не трогали.

В конце 1920-х гг. монахи Старо-Афонского подворья стали участниками иосифлянского движения (так называемой Истинно-Православной Церкви), получившего название по имени Ленинградского митрополита Иосифа (Петровых) и боровшегося с компромиссной по отношению к советской власти линии церковной политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). В 1929–1930 гг. архимандрит Макарий (Реутов), по некоторым сведениям, он был тайно хиротонисан иосифлянскими архиереями во епископа в Псковскую епархию, а позже принял постриг в схиму⁴⁴.

В 1932 г. в Ленинграде (как и по всей стране) началась первая кампания массовых арестов православных священнослужителей, и прежде всего монашествующих. Главный удар по еще проживавшим в городе насельникам различных обителей и монастырских подворий, а также связанным с ними мирянам органы ОГПУ нанесли в так называемую «святую ночь» с 17 на 18 февраля 1932 г. Ее краткое описание имеется в автобиографической книге известного церковного историка А.Э. Краснова-Левитина: «…наступила светлая и страшная дата, страстная пятница русского монашества, никем не замеченная и сейчас почти никому не известная – 18 февраля 1932 г., когда все русское монашество в один день исчезло в лагерях. 18 февраля в Ленинграде были арестованы: 40 монахов из Александро-Невской Лавры… 12 монахов Феодоровского собора, 8 монахов из „Киновии“, отделения Александро-Невской Лавры за Большой Охтой, монахов и монахинь из различных закрытых обителей, живших в Ленинграде – около сотни. Всего 318 человек. Была арестована и привезена в Питер вся братия Макарьевой пустыни… Все были отправлены в Казахский край. Из всей этой массы знакомых мне людей вернулось только трое»⁴⁵.

Правда, воспоминания историка не совсем точны. Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек. Все арестованные были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. По одному из таких дел проходила и группа насельников Старо-Афонского подворья. В Петро-Славянке были взяты под арест и отправлены в Дом предварительного заключения на Шпалерной все семь ранее упоминавшихся проживавших на Смоленской ул., д. 6/3 монахов. Групповое дело № 278 вел уполномоченный секретно-политического отдела Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградской области Эпфель, следствие длилось всего месяц. 22 марта выездная Коллегии ОГПУ вынесла приговор арестованным монахам и монахиням из Ленинграда и его пригородов, в котором говорилось: «Несмотря на то, что монастыри в разное время официально были закрыты, монашествующие этих монастырей поддерживали их в скрытом виде и представляли из себя хорошо организованные группы контрреволюционеров и антисоветски настроенного реакционного монашества, которые группировали вокруг себя контрреволюционные элементы, как-то: бывших людей, кулаков, лишенцев, полицейских…». Насельники Старо-Афонского подворья были приговорены к трем годам ссылки в Среднюю Азию и Казахстан. Один из них – монах Виктор (Кривенцов) скончался в заключении еще до прибытия в ссылку⁴⁶.

Оставшиеся на свободе афонские монахи после этих репрессий покинули Петро-Славянку и поселились на разных квартирах в Ленинграде. Чтобы избежать ареста в будущем, они с сентября 1932 г. вели переговоры с послом Греции о возможности своего перехода в греческое подданство и возвращении в их пользование здания подворья. Отец Макарий такое подданство имел, а для получения его другими братьями он ездил в Москву, в греческое посольство. Незадолго до своего ареста архимандриту удалось получить от греческого посла документ, что подворье в Ленинграде является филиалом Свято-Андреевского скита на Афоне. Но в конце 1932 г. такой документ уже не мог спасти афонских монахов от расправы, так как монашество в СССР подлежало полному уничтожению.

Осенью 1932 г. Ленинградское ГПУ приступило к фабрикации четвертого массового дела «контрреволюционной монархической церковной организации „Истинно-православных“». Оно стало самым большим – 146 подследственных. Аресты проходили в сентябре – ноябре, всего было арестовано 139 человек, а осуждено 130. По этому делу проходили и 18 монахов Старо-Афонского подворья во главе с отцом Макарием (Реутовым). В ночь на 4 октября агенты ГПУ провели неожиданные обыски в помещениях при Благовещенской церкви и на квартирах, где проживали бывшие насельники подворья.

В этот день были арестованы: архимандрит Макарий; иеромонах Иосиф (в миру Илья Иванович Мраморный), родившийся в 1882 г. в дер. Спородково Ярославской губернии и подвизавшийся в монахах 27 лет, в том числе с 1904 г. на Петербургском подворье; иеромонах Дорофей (Дмитрий Афанасьевич Гутынин), родившийся в 1877 г. в дер. Мокрое Саратовской губернии и принявший монашеский постриг в 1894 г.; иеромонах Гликерий (Гавриил Анисимович Сорокин), родившийся 25 марта 1878 г. в дер. Черная Рязанской губернии, постриженный на Афоне в 1896 г. и переведенный 25 апреля 1914 г. на Петербургское подворье; иеромонах Рафаил (Роман Акимович Животов), родившийся в 1879 г. в с. Косьмо-Демьянское Орловской губернии, монах с 1902 г., принявший сан иерея в 1922 г.; иеромонах Дамиан (Дмитрий ДмитриевичОтрыганьев), родившийся в 1872 г. в г. Орлове Вятской губернии, бывший монахом уже 33 года; иеродиакон Иларион (Иван Андреевич Андреев), родившийся в октябре 1870 г. в Новгородской губернии и прибывший в Петроград с Одесского подворья; иеродиакон Иасон (Иван Иванович Басов), родившийся в 1880 г. в Санкт-Петербургской губернии, в 1910–1923 гг. также живший в Одессе; иеродиакон Гермоген (Георгий Васильевич Крылов), родившийся 26 ноября 1878 г. в дер. Судаково Новгородской губернии, монах с 1902 г.; инок Виссарион (Владимир Гаврилович Колчин), родившийся в 1868 г. в г. Васильсурске Нижегородской губернии, начавший монашеское служение на Афоне в 1900 г., а затем исполнявший послушание сторожа на Петербургском подворье, и некоторые другие монахи⁴⁷.

Все арестованные иноки были в возрасте 50–60 лет, происходили в основном из крестьян, образование имели начальное и с молодых лет жили на Афоне. Себя они называли «сторонниками церкви старо-монархической ориентации», не признающими ни обновленцев, ни сергиан (то есть сторонников митрополита Сергия). Как уже говорилось, все арестованные афонские монахи проходили по делу «последователей истинно-православной церкви», которые «ориентировались исключительно на… митрополита Иосифа Петровых, остававшегося до последнего времени единственным авторитетом во всей их деятельности». Архимандрит Макарий на допросе бесстрашно заявил следователю: «Все возглавляемые мною игумены, иеромонахи и монахи являются сторонниками Истинно-Православной Церкви»⁴⁸.

Кроме стандартных для того времени обвинений в возбуждении антисоветских настроений и подготовке сил для организованного контрреволюционного выступления, афонских монахов обвиняли также в оказании помощи заключенным священнослужителям и связи с иностранными дипломатами, которым они якобы передавали сведения о церковной ситуации в Ленинграде. Поскольку иноки проходили по групповому делу иосифлян, то вынесенный 8 декабря 1932 г. Коллегией ОГПУ приговор оказался более суровым, чем приговор предыдущей группе насельников Старо-Афонского подворья. Иеромонахи Иосиф (Мраморный), Дорофей (Гутынин), Гликерий (Сорокин), Рафаил (Животов), Дамиан (Отрыганьев), иеродиаконы Иасон (Басов), Гермоген (Крылов) были осуждены на три года лагерей, иеродиакон Иларион (Андреев), монах Виссарион (Колчин) – на три года ссылки и т. д.⁴⁹.

Одна часть осужденных попала в ссылку в Северный край, а другая – в Свирлаг (группу лагерей на реке Свирь в Ленинградской области), где 8 мая 1935 г. умер иеромонах Рафаил (Животов), а 5 марта 1937 г. – иеромонах Дорофей (Гутынин). Иеродиакон Иасон (Басов) скончался после ссылки, в Новгороде, в 1936 г. Уцелел в ГУЛАГе иеромонах Гликерий (Сорокин) – он вышел на свободу в 1935 г., поселился в пос. Малая Вишера Новгородской области, в 1940–1950-е гг. проживал в родной Рязанской области, находясь за штатом и скончался в 1962 г. – в возрасте 84 года⁵⁰.

Выжил в лагере и иеродиакон Гермоген (Крылов). С 1945 г. он пребывал в Псково-Печерском монастыре, где 11 августа того же года был рукоположен во иеромонаха. В 1950–1962 гг. отец Гермоген служил на приходах, с 1956 г. – в сане архимандрита. 8 января 1964 г. он был пострижен в схиму и скончался в Псково-Печерском монастыре 19 апреля 1971 г.⁵¹. Архимандрит Макарий был приговорен 8 декабря 1932 г. к 10 годам лагерей, дальнейшая его судьба, к сожалению, пока неизвестна.

Учитывая сложившуюся выгодную для их антирелигиозных целей ситуацию, городские и районные власти сразу же решили воспользоваться результатом ночного обыска 4 октября здания подворья агентами ОГПУ. В середине ноября 1932 г. районный инспектор по вопросам культов Леопольдова в докладной записке в президиум Володарского райсовета предложила расторгнуть договор с членами приходского совета, закрыть церковь и передать ее здание под архив профсоюзов: «Несмотря на то, что подворье как таковое было ликвидировано, фактически же до октября мес. текущего года во главе церковн[ого] управления стоял настоятель (быв. игумен подворья), монахи, проживавшие в Петро-Славянке, адрес был указан в анкетах, представленных для регистрации священнослужителей, а между тем в течение неопределенного времени проживали в церкви, что и было установлено в октябре месяце текущего года, не ожидая посещения кого-либо, в 11 часов вечера приготовились на ночлег, разостлав по всей церкви постели; двадцатка, зная о пребывании в ночное время монахов в церкви, никаких мер не принимала, а наоборот, помогала монахам скрываться в стенах церкви, не ставя в известность Райсовет. Так как большинство церквей подворья и монастырей напоминают по типу своей постройки домовые церкви, к которым может быть причислена и церковь Афонского подворья, а посему просить Президиум Облисполкома договор с двадцаткой расторгнуть, церковь закрыть и ликвидировать, передав здание Архив[ному] управлению под профсоюзный архив»⁵².

15 ноября специальная комиссия Ленинградского областного архивного управления Леноблисполкома провела осмотр здания храма, и начальник управления написал в президиум Володарского райсовета, «что это здание капитального переоборудования не требует и вполне может быть приспособлено под Профсоюзный Архив, а потому просит предоставить его в распоряжение ЛОАУ»⁵³. Также 15 ноября руководство управления отправило еще одно ходатайство в президиум Володарского райсовета: «Ввиду того, что по всей области разбросаны архивные материалы Профдвижения, необходимые в данный момент для использования по истории фабрик и заводов и 15-летия Октябрьской Революции, которые должны быть сконцентрированы в одном месте, без чего они могут погибнуть безвозвратно, Ленинградское Областное Архивное Управление просит предоставить ему церковь бывш. Афонского монастыря по 5 Советской ул.»⁵⁴. В дальнейшем Архивное управление представило справки о возможном переоборудовании здания церкви под архивохранилища.

17 ноября 1932 г. Малый президиум Володарского райсовета вынес постановление (протокол № 76/32, пункт 21) о закрытии Благовещенской церкви и передаче ее здания Архивному управлению: «Принимая во внимание: 1. что Старо-Афонская церковь как быв. подворье принадлежит к типу домовых церквей, что задняя часть здания церкви выходит во двор жилого дома, принадлежащего ЖАКТу, в силу чего церковь тесно соприкасается с жилым флигелем; 2. что религиозным обществом Афонской церкви допущено проживание монахов в течение продолжительного времени в здании церкви и скрыт при регистрации точный адрес, просить Президиум Облисполкома договор с религиозным обществом Афонского подворья расторгнуть, церковь закрыть и ликвидировать, а здание передать Архивному Управлению, согласно их ходатайства»⁵⁵.

15 февраля 1933 г. президиум Леноблисполкома принял окончательное постановление (протокол № 103, пункт № 54) по вопросу «О ликвидации Старо-Афонского подворья по 5-й Советской ул. г. Ленинграда, Володарского района», в котором говорилось: «Исходя из того, что при обследовании в ночное время Старо-Афонской церкви было обнаружено тайное проживание монахов, 20-ка, зная о пребывании их, никаких мер не принимала, а наоборот, помогала скрываться продолжительное время в стенах церкви, что является явным нарушением закона о религиозных объединениях, а также принимая во внимание, что здание церкви является быв. мужским подворьем и принадлежит к типу домовых построек, в силу изложенного постановление президиума райсовета утвердить, подворье ликвидировать, а здание использовать для намеченных целей»56.

Уже 17 февраля Комиссия по вопросам культов при Леноблисполкоме написала председателю Володарского райсовета о принятом постановлении, предложив известить о нем председателя «двадцатки», сообщив ему, что с момента объявления до закрытия выделен двухнедельный срок, в течение которого верующие могут обжаловать постановление⁵⁷.

Согласно справке районного инспектора по вопросам культов Леопольдовой храм Благовещения Пресвятой Богородицы был закрыт 31 марта 1933 г. и передан Ленинградскому областному архивному управлению⁵⁸. После перестройки здание храма занял Профсоюзный архив, затем с августа 1936 г. – один из отделов Архива Октябрьской революции (в 1941 г. переименованного в Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства Ленинградской области), а с 1972 г. – Ленинградский государственный архив научно-технической документации (в 1991 г. переименованный в Центральный государственный архив научно-технической документации Санкт-Петербурга).

В некоторых публикациях современных авторов говорилось, что чтимая икона Божией Матери «В скорбех и печалех утешение» бесследно исчезла, и высказывалась версия, что этот образ был взят монахами подворья, когда они оказались вынуждены покинуть его здание (образ, который ныне можно увидеть в Свято-Андреевском скиту, – список, заменивший чудотворную икону в 1890 г.)⁵⁹. Однако на самом деле икона Божией Матери «В скорбех и печалех утешение» в 1933 г. была передана в Николо-Богоявленский Морской собор северной столицы, сейчас хранится в алтаре собора и выносится оттуда с крестным ходом один раз в год. Другая святыня подворья – мощевик с частицами мощей Двенадцати мучеников и частицей Животворящего Древа Господня также была перенесена весной 1933 г. в Николо-Богоявленский собор и сейчас находится в его верхнем храме.

В настоящее время здание церкви Благовещения Пресвятой Богородицы по-прежнему занимает Центральный государственный архив научно-технической документации Санкт-Петербурга. Однако в начале 2000-х гг. в небольшой части исторического подворья все-таки было воссоздано подворье одной из русских афонских обителей – Свято-Пантелеимоновского монастыря и освящена часовня в честь иконы Божией Матери «В скорбех и печалех утешение».

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Чудотворная икона Божией Матери, именуемая «В скорбех и печалех Утешение» // Наставления и утешения святой веры христианской. Афон. 1898. № 12. С. 1109; Троицкий П. История русских обителей Афона в XIX–XX веках. М., 2009. С. 38–40.

2 Памятники христианской древности и святыни в святогорских афонских монастырях // Наставления и утешения святой веры христианской. 1902. № 1. С. 74–85.

3 Троицкий П. Указ. соч. С. 32, 39.

4 Альбом видов Русского Свято-Андреевского скита на Афоне. (Виды обители, церквей, подворий и проч.). Одесса, 1914. С. 32.

5 Шульц С.С. Храмы Санкт-Петербурга (история и современность). Справочное издание. СПб., 1994. С. 195; Наставления и утешения святой веры христианской. 1889. № 20. С. 968–969.

6 Антонов В.В., Кобак А.В. Святыни Санкт-Петербурга. Церковно-историческая энциклопедия в трех томах. Т. 3. СПб., 1996. С. 112; Православный церковный вестник. 1889. № 38. С. 1147–1148, 1892. № 1. С. 11–12; Наставления и утешения святой веры христианской. 1890. № 22. С. 1048–1050.

7 Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. С. 70–71; Павел Флоренский, священномученик. Переписка с Новоселовым. Томск, 1998. С. 94.

8 Климент, монах. Бессребреник нашего времени // Наставления и утешения святой веры христианской. 1911. № 11. С. 512.

9 Там же. С. 516; Десятилетие настоятельства в Русском на Афоне Свято-Андреевском Общежительном Ските о. Архимандрита Иосифа. Одесса, 1902. С. 16.

10 Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга. Ф. 14. Оп. 3. Т. 5. Д. 21433; Соловьева Б.А. Иннокентий Михайлович Сибиряков // Природа. 2001. № 10. С. 92.

11 Некролог схимонаха Иннокентия // Наставления и утешения святой веры христианской. 1902. № 2. С. 192–193.

12 Троицкий П. Указ. соч. С. 75.

13 Соловьева Б.А. Указ. соч. С. 92, 94.

14 Монах Климент. Указ. соч. С. 513.

15 Глебов С. Благодетели (из воспоминаний) // Русский паломник. 1908. № 11. С. 167.

16 Там же.

17 Дневник иеросхимонаха Владимира // Библиотека Свято-Пантелеимоновского монастыря на Афоне.

18 Забытые страницы русского имяславия. М., 2001. С. 299–300.

19 Климент, монах. Указ. соч. С. 517.

20 Альбом видов Русского Свято-Андреевского скита на Афоне. С. 25.

21 Серафим, иеромонах. Путевые впечатления. Поездка в Иерусалим и на Афон в 1908 году. СПб., 1910. С. 148–149; Троицкий П. Указ. соч. С. 75–76.

22 Десятилетие настоятельства в Русском на Афоне Свято-Андреевском Общежительном Ските о. Архимандрита Иосифа. С. 16.

23 В стране священных воспоминаний. Сергиев посад, 1902. С. 159–160.

24 Климент, монах. Указ. соч. С. 518.

25 Серафим, иеромонах. Указ. соч. С. 149.

26 Троицкий П. Указ. соч. С. 76–77; Афонская летопись // Душеполезный собеседник. 1902. Вып. 5. С. 147–149.

27 Санкт-Петербургский мартиролог. СПб, 2002. С. 205; Антонов В.В. Разгром Афонского подворья в Ленинграде // Возвращение. 1996. № 8. С. 27–28.

28 Троицкий П. Указ. соч. С. 64–65.

29 Наставления и утешения святой веры христианской. 1915. № 4. С. 189.

30 «Обитель неусыпающа» // Наставления и утешения святой веры христианской. 1916. № 6. С. 185–189.

31 Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 1221. Оп. 1. Д. 8. Л. 42–42об.

32 Там же. Ф. 1001. Оп. 7. Д. 4. Л. 125–125об.

33 Там же.

34 Там же. Ф. 1000. Оп. 81. Д. 6. Л. 18.

35 Там же. Ф. 1001. Оп. 7. Д. 15. Л. 61–62.

36 Там же. Ф. 1000. Оп. 7. Д. 47. Л. 270.

37 Там же. Л. 268–269, 273.

38 Там же. Л. 19.

39 Ильинская А. Подвиг схиепископа Петра // Вятский епархиальный вестник. 1998. № 1. С. 5; Троицкий П. Указ. соч. С. 93, 107–108.

40 Антонов В.В. Указ. соч. С. 27; Санкт-Петербургский мартиролог. С. 205.

41 ЦГА СПб. Ф. 7383. Оп. 1. Д. 50. Л. 8–8об.

42 Там же. Л. 8, 12.

43 Там же. Л. 10.

44 Антонов В.В., Кобак А.В. Указ. соч. С. 112; Троицкий П. Указ. соч. С. 92.

45 Краснов-Левитин А. Лихие годы. Париж, 1979. С. 222.

46 Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО). Ф. архивно-следственных дел. Д. П-8894. Т. 1. Л. 321–333; Шкаровский М.В. Указ. соч. С. 162, 169–170; Антонов В.В. Указ. соч. С. 28.

47 АУФСБ СПб ЛО. Ф. арх. – след. дел. Д. П-80743. Т. 5. Л. 1022–1114.

48 Там же, т. 7. Л. 20–21.

49 Там же, т. 7; Антонов В.В. Указ. соч. С. 28.

50 Архив Санкт-Петербургской епархии, личное дело иеромонаха Гликерия (Сорокина).

51 Журнал Московской Патриархии. 1972. № 3. С. 31.

52 ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 50, д. 28. Л. 36.

53 Там же. Л. 34.

54 Там же. Л. 35.

55 Там же. Л. 33–33об.

56 Там же. Л. 27. Ф. 7179. Оп. 10. Д. 488. Л. 78.

57 Там же. Ф. 1000. Оп. 50. Д. 28. Л. 28.

58 Там же. Оп. 51. Д. 35. Л. 36, 44.

59 Троицкий П. Указ. соч. С. 40.

Русские приходы Греции в XX веке

В Греции, как и в других балканских странах, в XX в. существовало несколько русских храмов. Еще в 1847–1855 гг. в Афинах, вблизи королевской резиденции для использования сотрудниками российского посольства по проекту петербургского архитектора Р.И. Кузьмина была восстановлена древняя (XI в.) полуразрушенная церковь Пресвятой Троицы («Панагия Ликодиму»), настоятелем которой в 1890–1894 гг. служил будущий епископ Таврический и Симферопольский, известный духовный писатель и богослов архимандрит Михаил (Грибановский) – старший брат будущего Первоиерарха Русской Православной Церкви за границей митрополита Антония (Грибановского). После отца Михаила – в 1894–1897 гг. настоятелем Троицкой церкви служил будущий Патриарх Московский и всея Руси архимандрит Сергий (Страгородский)¹.

Дальнейшее устройство русских общин было связано с активной церковной деятельностью королевы эллинов (жены греческого короля Георга I, русской великой княгини, внучки императора Николая I) Ольги Константиновны (1851–1926). В начале 1880-х гг. она основала в портовом городе Пирее, служившем тогда важнейшей средиземноморской базой российского флота, военно-морской госпиталь. Во флигеле госпиталя в 1904 г. была освящена устроенная на пожертвования офицеров российской эскадры небольшая домовая церковь св. кн. Ольги – в честь небесной покровительницы основательницы госпиталя. Церковь представляет собой небольшую двухэтажную пристройку, кровля которой увенчана восьмиконечным «русским» крестом².

Вблизи госпиталя – на ул. Платона вскоре появилось русское кладбище, получившее впоследствии имя королевы Ольги. По решению Святейшего Синода и постановлению Адмиралтейского Совета от 2 марта 1911 г., утвержденному 1 мая того же года императором Николаем II, храм св. кн. Ольги был включен в число «неподвижных церквей» Морского ведомства России, под управлением протопресвитера военного и морского духовенства³. Его настоятелем (они назначались по согласованию с королевой, считавшей себя номинальной владелицей и госпиталя, и церкви) в то время являлся о. Николай Милютин⁴.

На окраине Ханьи, второго по величине города на острове Крит, в аристократическом квартале Халепа на пожертвования Ольги Константиновны в 1901–1902 гг. была построена в русском стиле церковь св. равноап. Марии Магдалины. Авторами ее проекта являлись известный петербургский архитектор Д.И. Гримм и греческий архитектор Х. Цолинасу. До 1908 г. церковь использовалась сыном Ольги Константиновны – королевичем Георгием и сотрудниками российского консульства на Крите, а затем перешла в муниципальную собственность и в дальнейшем прихода не имела.

В конце XIX в. в Салониках, вблизи набережной было устроено подворье русского афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря с домовой церковью св. вмч. Пантелеимона Целителя. Правда, здание подворья сильно пострадало от пожара в 1917 г. и было продано за небольшую сумму в 1919 г. В 1905–1908 гг. на средства российского правительства и пожертвования афонских обителей в Салониках была возведена Русская лечебница имени святого Димитрия Солунского (Солунь – древнее славянское название г. Салоники), при которой в 1908 г. устроили маленькую домовую церковь св. вмч. Димитрия Солунского. Настоятелями этого храма с самого начала по традиции служили иеромонахи афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря⁵.

В 1869 г. русский афонский Свято-Андреевский скит по указанию своего ктитора Андрея Николаевича Муравьева приобрел участок земли в Восточной Македонии вблизи небольшого греческого города Кавала, где устроил свой метох (имение) Нузлы. Площадь имения составила 6 тыс. десятин земли, на которой имелось два лимана, защищенных горами, а также удобная морская бухта «Левтерополь». По преданию, на этих горах имел свою крепость царь Александр Македонский, а на одной из гор, именуемой Орлиной, некогда подвизался в пещере св. Иоанникий Великий. При имении была устроена церковь св. ап. Андрея Первозванного, в начале XX в. в метохе обычно проживало около 30 насельников скита⁶.

В 1915 г. Кавала была занята воевавшими на стороне Германии болгарскими войсками, и Свято-Андреевский скит на время потерял расположенный там свой метох (причем около 10 русских монахов при явном попустительстве местной греческой администрации были объявлены военнопленными), что очень негативно сказалось на благосостоянии обители. В 1917 г. имение Нузлы было возвращено скиту, но всего лишь на пять лет. Уже в 1922 г. Свято-Андреевский скит окончательно потерял свой метох, который был отчужден греческим государством и заселен беженцами – греками из Малой Азии⁷.

После начала Первой мировой войны – в июне – июле 1916 г. на Салоникский (Македонский) фронт (открытый в сентябре 1915 г.) прибыли несколько русских бригад, объединенных затем в российский Балканский корпус, в составе которого имелось военное духовенство. В 1917 г. главным священником русских войск и православных военно-походных церквей союзников на Салоникском фронте был назначен протоиерей Павел Яковлевич Крахмалов (1863–1949), с июля 1916 г. служивший священником 3-го Особого пехотного полка и благочинным русских бригад на этом фронте. Во время войны он был контужен и ранен, имел ордена с мечами, до ордена св. кн. Владимира 3-й степени включительно, и медаль «За храбрость» на Георгиевской ленте⁸.

Когда русские войска прибыли в район Салоник, русские афонские обители выразили им свое приветствие и преподнесли в дар святые иконы. Все военнообязанные иноки и послушники, не имевшие возможности приехать в Россию в начале войны, отправились в Салоники, чтобы вступить в ряды армии. Еще раньше – во второй половине 1914 г. была организована русская санитарная монашеская дружина во главе с иеромонахом Епифанием для сербского фронта. Братство русских обителей Святой Горы Афон также избрало своего представителя в комитет больницы русского салоникского госпиталя. Следует также упомянуть, что 3 января 1917 г. на Афоне высадился русско-французский отряд в составе ста русских солдат под командованием поручика Дитша и пятидесяти французов. Он оставался на Святой Горе не менее года⁹.

45. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ ПРЕСВЯТОЙ ТРОИЦЫ В АФИНАХ

Всего на Салоникском фронте было 76 тыс. русских солдат, а с тыловыми частями – около 81 тыс. После Февральской революции 1917 г. положение русских войск в Греции кардинально изменилось – в бригадах началось брожение, поначалу незначительное, но со временем перешедшее в развал всего корпуса. К началу 1918 г., как писал отец Павел Крахмалов, «состояние духа русских солдат очень подавленное. Лишенные всякой нравственной поддержки, не понимающие политической обстановки момента, они производят вид людей, совершенно отчаявшихся в улучшении своей участи. А из России доходят лишь грустные новости, по которым можно лишь предполагать близкую гибель их дорогой России… Известно, что теперь солдаты смеются над теми, кто читает даже Евангелие». При этом на примерно 60 воинских частей к весне 1918 г. осталось всего два православных священника, которые физически были не в состоянии посетить своих духовных детей более одного раза в год¹⁰.

Еще в январе 1918 г. русский корпус был расформирован, солдатам объявили, что они поступают в распоряжение французского правительства, и они разными путями начали покидать страну, однако уже вскоре – после революционных событий 1917 г. и поражения Белой армии в гражданской войне в Грецию прибыло значительное количество русских эмигрантов. По официальным данным, в 1921 г. их оказалось 31,5 тыс., из них полторы тысячи в Афинах и две тысячи в Салониках (их называли «левкороссос», то есть «белыми русскими»). В этих двух городах были созданы русские гимназии. Кроме того, в 1920-е гг. в Грецию репатриировалось около 100 тыс. российских греков, так называемых понтийцев или «россопонтов»¹¹.

12 марта 1920 г. в Грецию прибыл эвакуированный на пароходе из занимаемого красной армией Новороссийска митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий). 25 марта, на Благовещение, он приехал в Афины, Пасхальную заутреню Владыка Антоний отслужил с митрополитом Афинским Мелетием в присутствии большого количества духовенства и короля. На Фоминой он служил один в соборе и говорил поучение по-русски, которое переводил на греческий архимандрит Хризостом (будущий архиепископ Афинский и всей Эллады). После проповеди митр. Антония, по свидетельству очевидцев, почти на руках внесли в алтарь и целовали обе руки со всех сторон.

После Фоминой недели Владыка просил, чтобы его отпустили на Афон, но митрополита упросили остаться на торжественную встречу в Академии Наук, где в присутствии архиереев, духовенства и семинаристов были прочитаны рефераты о его сочинениях. Через несколько дней греческое правительство выделило митр. Антонию 15 тыс. драхм¹². В конце апреля Владыка уехал на Афон, где пробыл почти пять месяцев.

Также в марте 1920 г. около двух тысяч донских казаков вместе с епископом Екатеринославским и Новомосковским Гермогеном (в миру Григорием Ивановичем Максимовым) эвакуировались из Новороссийска на греческий остров Лемнос. Владыка находился на острове вместе с сыном около полугода, совершая богослужения в устроенной им походной церкви Вознесения Господня. Епископ Гермоген был тепло принят митрополитом Лемносским Стефаном и по его приглашению совершил богослужения с четырьмя русскими священниками и тремя диаконами на церковнославянском языке в соборах городов Кастро и Мудрос. Сохранилось свидетельство, что епископ отказался на о. Лемносе служить панихиду по Николаю II. Согласился отслужить эту панихиду также приехавший в марте 1920 г. на Лемнос последний протопресвитер военного и морского духовенства Российской империи о. Георгий Иванович Шавельский (1871–1951), но по свидетельству известного психиатра Н. Краинского, не по царю, а просто по рабу Божиему Николаю, ведь он – «бывший самодержец»¹³.

Однако это свидетельство отчасти опровергается «Архипастырским воззванием к донским казакам» Владыки Гермогена от 1 января 1922 г., написанным на Афоне. В нем епископ писал: «…когда организуется новая Донская Армия, и все будет готово на врага, тогда дайте мне знать, и где бы я ни был, я, ваш Архипастырь, готов идти с вами. Я пойду впереди вас с животворящим Крестом в руках, и буду благословлять ваше победное шествие на помощь России восстановить Престол Царский, вернуть Народу Русскому его Законного Царя. И пусть на Знаменах ваших крупными огненными, как меч Херувима, словами будет написано „Боже, Царя храни“»¹⁴.

В августе 1920 г. епископ Гермоген поселился на Афоне по протекции митрополита Антония (Храповицкого). Архиепископ Нестор (Анисимов) так писал об этой истории: «Энергичный, предприимчивый, сильный духом, он однажды в начале тяжелого периода беженства с острова Лемноса на малой утлой рыбачьей лодке приплыл на Афон за 50 с лишним морских миль. Целую неделю пробыл Владыка… в море среди бури, ветра и непогоды, одинокий на утлой лодочке. На Афон прибыл он, движимый великой ревностью увидеть и преклониться перед святыней православного иночества»¹⁵. Владыка Гермоген пребывал на Святой Горе – в скиту Новая Фиваида до 19 апреля 1922 г. При этом в ноябре 1921 г. он участвовал в работе I Всезаграничного Русского Церковного Собора в Сремских Карловцах (Королевство сербов, хорватов и словенцев).

Казаки же еще несколько лет жили на Лемносе, более того, в ноябре 1920 г. их число здесь многократно увеличилось – на острове в лагерях был размещен эвакуированный из Крыма Кубанский казачий корпус, а затем частично и Донской корпус, в составе которых имелось военное духовенство. Так, например, протоиерей Константин Романович Ярмольчук с марта 1920 г. служил на Лемносе законоучителем в Донском кадетском корпусе и священником в госпитале Красного Креста. В феврале 1921 г. на Лемносе проживало 19893 русских эмигранта, а в апреле этого года – 20774. В течение следующих полутора лет все они были вывезены в Болгарию и Королевство сербов, хорватов и словенцев, и на острове в результате их пребывания сохранились лишь остатки русского кладбища. В 1924 г. во всей Греции проживало лишь 3 тыс. русских эмигрантов, в 1928 – 2 тыс., а в 1935 – 2200¹⁶.

Большую роль в поддержке беженцев сыграла королева Ольга Константиновна, в частности, она распорядилась, чтобы госпиталь в Пирее предоставлял кров эмигрантам военных чинов. Следует отметить, что последние годы жизни Ольги Константиновны были омрачены рядом обстоятельств. После убийства в 1913 г. мужа – короля Георга I, взошедший на престол сын – король Константин резко изменил политическую ориентацию, сблизившись с Германией. С началом Первой мировой войны она вернулась в Россию, где работала в госпиталях, помогая раненым. В тот период королева проживала в Константиновском дворце (в Стрельне, под Петербургом), а в 1917 г. вернулась в Грецию. После окончания греко-турецкой войны – в 1923 г. ее сыну Константину и другим членам королевской семьи пришлось покинуть страну. Ольга Константиновна умерла в изгнании, в Риме, некоторое время ее прах покоился в русской церкви во Флоренции, а в 1936 г. был перевезен в Грецию.

В 1918 г. настоятелем церкви св. кн. Ольги в Пирее был назначен упоминавшийся протоиерей Павел Яковлевич Крахмалов. После роспуска российского Балканского корпуса о. Павел остался в Греции и по приглашению королевы Ольги Константиновны переехал в Пирей. В 1921 г. он участвовал в работе Первого Русского Всезаграничного Церковного Собора в Сремских Карловцах в качестве представителя от русских общин Греции, на котором был избран членом Высшего Русского Церковного Управления за границей. Указом Зарубежного Архиерейского Синода от 26 апреля 1922 г. он был назначен благочинным всех русских церквей в Элладском королевстве (греческие иерархи считали подобные назначения неканоничными)¹⁷.

Русский Свято-Троицкий храм в Афинах после революции еще некоторое время действовал при Российской дипломатической миссии, которую с 1912 г. возглавлял последний императорский посланник в Греции Е.П. Демидов – князь Сан-Донато (1868–1943). Он и его жена, С.И. Демидова, урожденная графиня Воронцова-Дашкова (1870–1953), известная благотворительница и уполномоченная Российского общества Красного Креста, оказывали всестороннюю помощь общине храма¹⁸. В знак признательности заслуг супругов перед церковью они были погребены рядом с ее стенами.

Настоятелем Троицкой церкви с 1914 г. служил выпускник Московской Духовной Академии архимандрит Сергий (в миру Дабич Николай Федорович, 1877–1927). Вскоре после Октябрьской революции он организовал издание «Русской газеты», пытавшейся сплотить русскую общину. В своей первой редакционной статье (1919) о. Сергий писал: «В нашем горе есть еще и утешение. Мы попали в Грецию, страну Сократа, Платона, Аристотеля, Демосфена, Софокла, Перикла и великих греков, давших опору государственности, цивилизацию, красоту жизни. Мы находимся в Афинах, городе мифической древности, тех Афинах, одно имя которых волнует сердца культурнейших людей. Нас приютил благородный народ, у которого есть все данные стать достойными своих предков»¹⁹. Настоятель Троицкой церкви принимал большое участие в жизни колонии эмигрантов, в частности, став учредителем русско-греческой гимназии в Афинах.

После ссоры с П.Е. Демидовым архим. Сергий в 1921 г. был назначен благочинным русских церквей в Центральной и Южной Европе и уехал из Греции в Италию. 6 октября 1923 г. он перешел в католичество в сущем сане, в чем потом раскаялся. В своих воспоминаниях митрополит Евлогий (Георгиевский) отмечал: «До сих пор тяжелым камнем лежит у меня на душе последняя предсмертная переписка с о. Дабичем, который так рвался опять вернуться в лоно православия… „Петлю на шею я себе накинул“, писал он о своем католичестве». Скончался о. Сергий (Дабич) 8 июля 1927 г. в Сан-Ремо²⁰.

С настоятельством о. Сергия закончилась эпоха, когда из России, по согласованию с Министерством иностранных дел и за его счет, в Афины высылались священники-архимандриты (помимо жалования причту, МИД ежегодно выплачивал две тыс. рублей на содержание храма). Общине пришлось перестраивать свою жизнь на новых (гораздо более бедных) беженских началах. В нее вошло много других славян-эмигрантов, в особенности сербов, так что Троицкую церковь в 1920-е гг. даже называли «русско-сербской» (некоторое время она находилась под официальным покровительством Сербской миссии в Афинах)²¹. На посту настоятеля храма в 1921 г. о. Сергия (Дабича) сменил протоиерей Сергий Снегирев (директор русской гимназии в Афинах). Кроме Троицкого храма, в Афинах в начале 1920-х гг. непродолжительное время действовала русская церковь при 4-й больнице²².

Представителем русских церковных властей в Греции с 1919 г. до своего отъезда в США в 1921 г. являлся будущий глава Северо-Американской митрополии митрополит Платон (Рождественский). Однако ему так и не удалось разрешить вопрос организации русского прихода в Афинах. В июле 1920 г. Российская дипломатическая миссия по предварительной договоренности с Владыкой Платоном приняла решение об основании при Свято-Троицкой церкви прихода, который предполагалось создать как открытую общину, подчиняющуюся греческим законам и находящуюся под верховным покровительством Элладской Православной Церкви, но обладавшую внутренней автономией. Когда митрополит Платон обратился к греческим церковным властям, то получил отказ в формировании русского прихода, под предлогом того, что сама Элладская Церковь не имеет приходской организации²³.

Не увенчалась успехом и повторная попытка создания русского прихода в Афинах, последовавшая после решения Совета послов в Париже в январе 1921 г. об организации приходов в соответствии с приходским уставом, принятым на Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 гг. Первоиерарх Элладской Церкви Афинский митрополит Мелетий и министр иностранных дел Греции Политис сообщили российскому посланнику и митр. Платону, что идея организации русского прихода нарушает порядок церковной жизни в Греции, где каждый член Церкви должен независимо от своей национальности подчиняться общим правилам местной церковной жизни. В разговоре с Владыкой Платоном в марте 1921 г. митрополит Мелетий прямо заявил, что придание русскому приходу статуса юридического лица почти совершенно исключено, хотя он лично и готов всячески помогать русским в сплочении вокруг их церкви. Для успокоения Владыки Платона митрополит добавил, что русской церкви в Греции, даже в случае появления в Афинах советского посольства, не угрожает опасность потери своего статуса и тем более закрытия, так как она действует в православной стране. Кроме того выяснилось, что в Афинах не существует достаточно крупной и богатой колонии русских, которые могли бы без особых усилий содержать церковь и членов ее причта²⁴.

В этой ситуации Е.П. Демидов решил вместо прихода организовать «Союз русских православных христиан в Греции» – духовно-просветительское общество, устав которого находился бы в соответствии с духом определений Поместного Собора 1917–1918 гг. и в то же время отвечал требованиям греческих законов. Эта хорошо продуманная инициатива увенчалась успехом, и 23 июня 1921 г. греческий суд утвердил устав союза, благодаря чему последний получил статус юридического лица. Устав был также рассмотрен Высшим Русским Церковным Управлением за границей (ВРЦУ). Председателем союза был выбран настоятель храма прот. Сергий Снегирев, а его заместителями – С.И. Демидова и Л.А. Сенько-Поповский. При этом Троицкая церковь еще несколько лет оставалась в ведении Российской миссии, а ее настоятель числился в списке дипломатов. В первые годы своего существования союз регулярно проводил церковные собрания и об их решениях извещал митр. Антония (Храповицкого) и ВРЦУ²⁵.

В 1923 г. Е.П. Демидов передал в распоряжение «Союза русских православных христиан в Греции» церковь св. кн. Ольги в Пире. Недостаток средств на содержание этого храма вынудил Союз обратиться за помощью к правительству Королевства сербов, хорватов и словенцев, которое сразу же взяло церковь под свое покровительство с выплатой необходимого содержания. Однако, в 1925 г. декретом греческого премьер-министра Пангалоса храм св. кн. Ольги и находившаяся при нем больница были реквизированы. После долгой и упорной борьбы прихожанам удалось отстоять только церковь²⁶.

46. ЦЕРКОВЬ СВ. КН. ОЛЬГИ В ПИРЕ

В 1922 г. «Союз русских православных христиан в Греции» предпринял попытку пригласить в Афины на постоянное место жительства русского архиерея. 30 мая этого года Высшее Русское Церковное Управление за границей постановило учредить Греческую епархию и назначило управляющим русскими церковными общинами в Греции, Северной Африке и на Кипре с резиденцией в Афинах уже неоднократно упоминавшегося епископа Екатеринославского и Новомосковского Гермогена (Максимова), который одновременно занял пост настоятеля храма при Российской миссии на земле Эллады²⁷.

Владыка Гермоген родился 10 января 1861 г. в станице Нагавской, области войска Донского в семье казака, служившего псаломщиком в храме. Он окончил Нагавскую приходскую школу, в 1872 г. – Нижне-Чирское окружное училище, затем Усть-Медведицкое Духовное училище, в 1882 г. – Новочеркасскую Духовную семинарию и в 1886 г. – Киевскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. В начале июня 1886 г. Г.И. Максимов был определен псаломщиком Петропавловской церкви ст. Старочеркасской, 29 июня рукоположен во диакона, а 4 декабря 1886 г. – во иерея к Троицкой церкви г. Новочеркасска. В июне 1887–1894 гг. он служил в кафедральном Вознесенском соборе Новочеркасска, одновременно исполняя должности секретаря Аксайско-Богородичного братства, члена Епархиального ревизионного комитета, наблюдателя церковно-приходских школ, благочинного г. Новочеркасска, ключаря кафедрального собора, члена Комиссии по открытию Донского епархиального женского училища. С 1889 г. о. Григорий также был законоучителем и инспектором классов Донского епархиального женского училища. В 1894–1902 гг. он служил смотрителем Усть-Медведицкого Духовного училища, возглавлял комитет по постройке училищной церкви и капитальному ремонту училищных зданий, Окружной училищный совет и Попечительство о бедных Усть-Медведицкого округа. В 1902 г. о. Григорий был возведен в сан протоиерея, назначен настоятелем Владикавказского кафедрального собора и членом Владикавказской Духовной консистории. Одновременно он состоял председателем Совета Владикавказского Епархиального женского училища, действительным членом Терского областного комитета, депутатом от духовенства Владикавказской городской думы, членом Комитета народной трезвости, членом правления Михаило-Архангельского братства, председателем строительной комиссии причтовых домов при кафедральном соборе, заведующим двухклассной церковно-приходской школой, законоучителем 2-й и 1-й Владикавказских женских гимназий. В 1905 г. пастырь овдовел, имея шесть детей.

С 1906 г. о. Григорий служил смотрителем Владикавказского Духовного училища, с конца 1906 г. – ректором Саратовской Духовной семинарии. 21 августа 1909 г. он был пострижен в монашество с именем Гермоген и возведен в сан архимандрита. Отец Гермоген был награжден: в 1888 г. – набедренником, в 1891 г. – скуфьей, в 1895 г. – камилавкой, в 1899 г. – наперсным крестом, в 1902 г. – орденом св. Анны 3-й степени, в 1905 г. – орденом св. Анны 2-й степени, в 1908 г. – орденом св. кн. Владимира 4-й степени и в 1911 г. – орденом св. кн. Владимира 3-й степени. 9 мая 1910 г. архимандрит Гермоген хиротонисан в Санкт-Петербурге в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры во епископа Аксайского, викария Донской епархии. Затем он вследствие болезни местного архиепископа продолжительное время управлял Донской епархией и был награжден золотым наперсным крестом с бриллиантовыми украшениями. В 1916 г. Владыка Гермоген побывал на фронте, где проповедями поднимал дух донских казаков. В 1914 г. он был награжден орденом св. Анны 1-й степени, в 1916 г. – орденом св. кн. Владимира 2-й степени и в 1919 г. – орденом св. кн. Александра Невского. 13 февраля 1918 г. епископ Гермоген был арестован вместе с архиепископом Донским Митрофаном (Симашкевичем) после занятия красными войсками Новочеркасска и приговорен народным судом к заключению в тюрьму по обвинению в контрреволюции. 22 февраля 1918 г. Владыку освободили по амнистии. В мае 1918 г. он был назначен епископом белой Донской армии, а с 1919 г. служил епископом Екатеринославским и Новомосковским. В годы гражданской войны Владыка активно участвовал в белом движении, а после его разгрома на юге России в марте 1920 г. эмигрировал из Новороссийска в Грецию²⁸.

В конце мая 1922 г. епископ Гермоген поселился в Афинах, где первоначально был в целом дружественно принят Афинским митрополитом Феофилом (правда, он отказался утвердить права епископа как епархиального архиерея, даже с условием распространения его власти только на русских прихожан). Владыка Гермоген учредил Епископский (Епархиальный) совет под своим председательством, организовал канцелярию, но его деятельность в Греции оказалась недолгой. В начале 1923 г. в стране произошел государственный переворот, королю Константину пришлось уехать из страны, митрополит Феофил был уволен. Избранный архиепископом Афинским и всея Эллады Хризостом (Пападопулос) воспротивился пребыванию в своем епархиальном городе самостоятельного русского архиерея²⁹.

Обеспокоенность новых греческих церковных властей вызывал даже официальный титул «управляющего русскими церковными общинами», поэтому в ходе визита епископа Гермогена к архиепископу Хризостому в апреле 1923 г. ему было заявлено, что Элладская Церковь считает епископа исключительно «духовным наблюдателем», который посещает своих русских братьев лишь ради их духовного совершенствования и утешения. Еще большую обеспокоенность вызвала организация и начало деятельности Епископского совета, так как подобных институтов в Элладской Церкви не было³⁰.

20 сентября 1923 г. архиепископ Хризостом в письме к митрополиту Антонию (Храповицкому) предупредил его, что Элладская Церковь на своей территории не может признать за русскими права, которого и сама не имеет перед светскими властями страны, и отметил, что формирование Епархиального органа не является необходимым, поскольку в Греции существуют лишь три русских церкви и количество их прихожан очень мало. Владыка Хризостом также подчеркнул, что формирование Епископского совета или любого другого органа с законодательными функциями, у которого есть свой устав и печать, возможно лишь с разрешения светских властей Греции³¹.

Дополнительные трения вызвал вопрос о юрисдикции бракоразводных процессов. Когда Епископский совет во главе с епископом Гермогеном приступил к проведению этих процессов среди русских беженцев, Элладская Церковь отреагировала на это негативно. Согласно греческому законодательству, лишь после развода гражданским судом приступали к церковно-каноническому расторжению брака. Исходя из этого, Элладская Церковь категорически отказалась признать законность бракоразводных процессов, проведенных Епископским советом³².

После того, как Константинопольская Патриархия опубликовала апрельское 1922 г. решение Патриарха Московского и всея России Тихона о ликвидации Высшего Русского Церковного Управления за границей, а затем отказалась признать образованный вместо последнего Архиерейский Синод в Сремских Карловцах, Элладская Церковь заняла такую же позицию. Кроме того в июле 1924 г. Афинский архиепископ потребовал от находившегося в Греции русского духовенства, чтобы оно признало обновленческий Священный Синод в СССР, угрожая в противном случае всех их запретить в священнослужении (это требование и угроза не были выполнены)³³.

Владыке Гермогену, который 2 сентября 1922 г. на Архиерейском Соборе в г. Сремские Карловцы был избран членом Архиерейского Синода, пришлось в 1923 г. уехать в Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. – Югославию), где, проживая в монастыряхРаваница, Раковац и Гргетек, он все-таки до 1929 г., несмотря на противодействие, управлял Греческой епархией. При этом Владыка Гермоген в мае 1926 г. в г. Цетинье (Черногория) совместно с епископом Самарским Михаилом (Богдановым) участвовал в хиротонии во епископа – албанского архимандрита Виссариона (Джувани). Позднее епископ Гермоген одно время рассматривался в качестве возможного главы автокефальной Албанской Православной Церкви.

Дальнейшая судьба Владыки сложилась трагически. В 1929 г. он был возведен в сан архиепископа Екатеринославского и Новомосковского, в том же году должен был поехать в США в качестве архиепископа Западно-Американского и Сан-Францисского. Назначение в США оказалось отменено по состоянию здоровья Владыки. В октябре 1936 г., к 50-летию священства, архиепископ Гермоген был удостоен грамоты Сербского Патриарха Варнавы и награжден орденом св. Саввы 2-й степени. В 1930-е – 1941 гг. он проживал в сербском монастыре Гргетек вблизи Сремских Карловац (область Срема) и после оккупации Югославии и провозглашения «независимого государства Хорватия», в апреле 1941 г. на несколько дней был арестован хорватскими националистами усташами. Осенью 1941 г. Владыка вынужденно переехал из Гргетека в русский женский монастырь Хопово, где проживал до мая 1942 г. Почти год в Хорватии проводилась политика геноцида православных сербов, но 3 апреля 1942 г. поглавник (вождь) этого государства А. Павелич под давлением германских властей принял закон о создании автокефальной (неканоничной) Хорватской Православной Церкви, которую возглавил Владыка Гермоген. Архивные документы свидетельствуют, что архиепископ уступил давлению немцев и хорватских властей, шантажируемый угрозой дальнейших преследований сербов. 5 июня Павелич назначил Владыку Гермогена главой Хорватской Православной Церкви в сане митрополита Загребского, 7 июня состоялась его интронизация. Уже 6 июня 1942 г. Архиерейский Синод постановил исключить Владыку из своего состава и духовенства Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ), запретить в священнослужении и при первой возможности (наличии полагающегося состава епископов) предать церковному суду. 11 августа 1942 г. Сербский Синод постановил рассматривать определение Синода РПЦЗ относительно Владыки Гермогена как свое собственное. С июня 1942 по 1944 г. митрополит открыл и освятил несколько десятков храмов, сумел добиться смягчения гонений на сербов в Хорватии и выплаты пособий вдовам и сиротам православных священников. В сент. 1943 г. он высказался против состоявшегося в Москве избрания Патриархом Московским и всея Руси Владыки Сергия (Страгородского). 11 апр. 1945 г. в Спасо-Преображенской церкви Загреба состоялось последнее архиерейское богослужение митрополита. По некоторым сведениям, перед отъездом из Загреба Павелич предлагал Владыке Гермогену уехать с ним, но тот отказался. 8 мая, в день взятия Загреба югославской армией, митрополит был арестован, по воспоминаниям свидетелей, над ним издевались, водя голым по улицам. По указанию правительства Й.-Б. Тито 29 июня 1945 г. Состоялся суд Военного трибунала при коменданте Загреба, решением которого митрополит Гермоген был приговорен к расстрелу; 3 июля 1945 г. иерарха казнили в лесу под Загребом. В Русской Православной Церкви за границей Архиерейского суда над Владыкой никогда не было, но негативное отношение к нему сохранялось длительное время. Даже в конце 1990-х гг. на заседании Архиерейского Синода РПЦЗ некоторые его члены резко осудили деятельность Владыки Гермогена в годы Второй мировой войны, однако есть и архиереи, считающие его мучеником, погибшим от рук безбожников³⁴.

После 1929 г. новый глава Греческой епархии Русской Православной Церкви за границей вместо Владыки Гермогена назначен не был. В 1920–40-х гг. Свято-Троицкой афинской общине значительную помощь оказывали последний императорский посланник в Греции Е.П. Демидов, князь Сан-Донато и его жена – уполномоченная Российского общества Красного Креста С.И. Демидова, организовавшая «Союз помощи русским людям в Греции» (в память заслуг их похоронили у стен церкви). С Троицким храмом был тесно связан и «Союз русских эмигрантов в Греции», возглавляемый графиней И.П. Шереметьевой, также руководившей в 1940–50-е гг. церковным сестричеством.

С образованием в 1924 г. СССР и его официального признания 1 июня того же года Грецией русская община в Афинах была официально отделена от посольства и вошла в состав Афинской архиепископии со статусом парекклисиона (прихода без полных юридических прав); вместо «Союза русских православных христиан в Греции» был образован приходской совет (в ведение которого перешел Троицкий храм), немедленно признанный Элладской Церковью³⁵. Этому пыталась воспрепятствовать Русская Православная Церковь за границей, добивавшаяся включения Свято-Троицкой общины в свой состав. Конфликт усугублялся переходом Элладской Церкви с юлианского на новый календарный стиль. В 1936 г. член Архиерейского Синода РПЦЗ епископ Хайларский Димитрий (Вознесенский) составил воззвание, призывавшее прихожан Свято-Троицкой церкви «просить иерархическую власть, чтобы она отпустила» их и «вернуться на старый стиль». Однако эти попытки закончились неудачей³⁶.

К началу Второй мировой войны административная самостоятельность Русской Православной Церкви за границей была фактически признана всеми Поместными Православными Церквами, кроме греческих, так как с 1922 г. они считали, что вся православная диаспора должна подчиняться Константинопольскому Патриарху³⁷. При этом все же, когда в 1936 г. скончался Первоиерарх РПЦЗ митрополит Антоний (Храповицкий), Афинский архиепископ Хризостом назвал его в своей телеграмме «великим иерархом»³⁸. В 1924–1939 гг. настоятелем русской афинской церкви служил приехавший с Кавказа протоиерей Георгий Карибов (Карипидис), а в 1939–1952 гг. – происходивший из одесских греков архимандрит Николай (Пекаторос).

В Салониках, на северной окраине города – в квартале Харилау, со времени Первой мировой войны находился лагерь, где в 1920– 60-х гг. проживали русские беженцы. Первоначально они посещали небольшую домовую церковь св. вмч. Димитрия Солунского при Русской лечебнице. Настоятелем этого храма в 1926–1930 гг. служил протоиерей Иоанн Турский (в начале 1930-х гг. Димитровская церковь вместе с лечебницей отошла городу). В 1921 г. на территории лагеря была устроена маленькая «походная церковь», утварь и иконостас которой передали из упраздненных военных храмов распущенного Русского экспедиционного корпуса на Балканах³⁹.

Однако эмигранты мечтали о своем приходском храме и в конце 1920-х гг. образовали организационный комитет по его созданию, получивший благословение Салоникского митрополита. В 1929 г. возглавляемый генералом В.Д. Путинцевым комитет приобрел один из бараков лагеря Харилау и перестроил его под церковь. В 1930 г. храм был освящен местным митрополитом во имя свт. Николая Чудотворца и св. вмч. Димитрия Солунского. Утварь, облачения и иконостас пожертвовали русские афонские обители, часть убранства поступила из муниципализированной Димитровской церкви. С 1930 до 1944 г. настоятелем храма в Харилоу служил протоиерей Иоанн Турский. Он считал себя клириком Русской Православной Церкви за границей, хотя официально приход числился в составе местной епархии Элладской Церкви, и эта юдисдикционная двойственность сохранялась до 1960-х гг. Русская община славилась своим церковным хором, которым с первых дней руководил регент и псаломщик Г.Н. Цыганков⁴⁰.

В 1920-х гг. городские власти Салоник отвели часть кладбища в квартале Каламарья (вблизи Харилау) для Русского лагеря, всего на этом участке было погребено около 300 человек, в том числе много военных: в 1939 г. – генерал В.Д. Путинцев, в 1943 г. – генерал В.Е. Кириллов, в 1940 г. – полковник И.М. Акимов, в 1942 г. – полковник В.И. Баран и т. д. Еще один русский мемориал существует на военном союзническом кладбище Зейтинлик (на окраине Салоник), где покоятся 20,5 тыс. солдат Антанты, павших в 1915–1918 гг. на Македонском фронте, среди них около 400 русских⁴¹.

На сербском участке кладбища в 1926–1936 гг. был возведен по проекту русского архитектора – эмигранта Николая Краснова надгробный храм, торжественно освященный 11 ноября 1936 г. На этом участке были высажены кипарисы, подаренные афонским сербским монастырем Хиландар. В 1930-х гг. русские эмигранты в Греции начали собирать средства для постройки на русской части кладбища своего храма-памятника. Союз русских эмигрантов Македонии-Фракии выпустил воззвание, в Афинах был даже учрежден Комитет по сбору пожертвований на увековечивание памяти русских воинов, павших на Македонском фронте, под председательством супруги последнего российского посла в Афинах княгини С.И. Демидовой Сан-Донато. Однако бедственное материальное положение русских эмигрантов и начавшаяся Вторая мировая война помешали осуществить этот замысел. В 2000 г. по инициативе российского консульства в Салониках, с 1996 г. взявшего на себя попечение над частью кладбища, у русских могил был установлен памятный обелиск⁴².

После окончания Второй мировой войны число русских эмигрантов в Греции сильно сократилось, многие переехали в США. Для состарившихся эмигрантов первой волны стараниями русской афинской общины в 1950-х гг. на восточной окраине столицы был устроен дом престарелых. Главным строителем четырехэтажного корпуса богадельни и возведенной в 1962 г. в русском стиле отдельно стоящей церкви прп. Серафима Саровского стал выходец из Крыма архимандрит Илия (Апостолов, или иначе Апостолидис), уехавший из СССР в Грецию в 1927 г. Русскому дому престарелых активно помогали сын королевы Ольги Константиновны Николай Георгиевич и его жена великая княгиня Елена Владимировна (из Дома Романовых), возглавлявшая особое сестричество, заботившееся об обитателях богадельни.

Пирейский храм св. кн. Ольги просуществовал в качестве русского до начала 1960-х гг. Его настоятелем до своей кончины в 1949 г. служил о. Павел Крахмалев, последний же постоянный священник – протоиерей Константин Федоров скончался в 1959 г. Приход, долгое время считавший себя в составе Русской Православной Церкви за границей (с чем не соглашалось руководство Элладской Церкви), был расформирован, а храм передан в ведение Морского министерства Греции, которому еще раньше передали весь госпиталь. Скромное убранство больничной церкви, пожертвованное российскими офицерами, сохранилось. В 1990-х гг. над входом в храм, в полуциркульном фронтоне, установлено красивое мозаичное изображение св. равноап. кн. Ольги. Русское кладбище в Пирее частично сохранилось, в 1961 г. там был сооружен большой мемориальный памятник от Афинской казачьей станицы, а в 1986 г. даже построена новая каменная кладбищенская русская церковь св. кн. Ольги⁴³.

В Салониках – в лагере Харилау в 1945 г. осталось лишь около 100 русских эмигрантов во главе с председателем правления бывшим офицером российской армии Пантазидисом. Эта колония, постепенно сокращаясь, просуществовала до 1970-х гг.⁴⁴. Настоятелем русской церкви свт. Николая Чудотворца и св. вмч. Димитрия Солунского с 1944 г. служил священник Борис Симеонов, переведенный в 1950 г. в русскую церковь св. кн. Ольги в Пирее. Бессменной старостой салоникской общины в течение многих десятилетий была А. Добровольская, а церковным хором с первых дней его существования до 1980-х гг. руководил регент и псаломщик Г.Н. Цыганков. В конце 1980-х гг. храм свт. Николая Чудотворца и св. вмч. Димитрия Солунского стал греческим, хотя на картах г. Салоники до сих пор обозначается как русский. Таким образом, достаточно активная церковная жизнь русских общин в Греции к настоящему времени почти полностью угасла.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Русские храмы и обители в Европе / Авт.-сост. В.В. Антонов, А.В. Кобак. СПб., 2005. С. 115–117.

2 Талалай М.Г. Русское кладбище имени Е.К.В. Королевы Эллинов Ольги Константиновны в Пирее (Греция). СПб., 2002. С. 2–6.

3 Косик В.И. Русское церковное зарубежье: XX век в биографиях духовенства от Америки до Японии. Материалы к словарю-справочнику. М., 2008. С. 216.

4 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6343. Оп. 1. Д. 231.

5 Русские храмы и обители в Европе. С. 115–125.

6 Альбом видов Русского Свято-Андреевского скита на Афон. (Виды обители, церквей, подворий и проч.). Одесса, 1914. С. 28.

7 Троицкий П. История русских обителей Афона в XIX–XX веках. М., 2009. С. 67–68.

8 Косик В.И. Указ. соч. С. 215–216.

9 Троицкий П. Указ. соч. С. 67, 167–169.

10 Косик В.И. Указ. соч. С. 216.

11 Талалай М.Г. Русские церковные общины в Греции в межвоенный период // Русская эмиграция в Европе в 1920–1930-е гг. Вып. 2. СПб., 2005. С. 124–125.

12 Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилл, 1988. С. 80.

13 Косик В.И. Указ. соч. С. 388–389.

14 Знаменательный юбилей. 50-летие священнослужения Архиепископа Гермогена Екатеринославского и Новомосковского, архипастыря Донской армии. 29 июня 1886 года – 29 июня 1936 года. Белград, 1936. С. 25–26.

15 Вернувшийся домой. Жизнеописание и сборник трудов митрополита Нестора (Анисимова) / Авт.-сост. О.В. Косик. Т. 1. М., 2005. С. 346.

16 Йованович М. Русская эмиграция на Балканах 1920–1940. М., 2005. С. 91, 118, 121, 122; Косик В.И. Указ. соч. С. 400.

17 ГАРФ. Ф. 5780. Оп. 1. Д. 13. Л. 22; Талалай М.Г. Русское кладбище имени Е.К.В. Королевы Эллинов Ольги Константиновны в Пирее (Греция). С. 6–7; Косик В.И. Указ. соч. С. 216.

18 См.: Талалай М.Г. Генеалогия Демидовых князей Сан-Донато (по зарубежным источникам) // Альманах Международного Демидовского фонда. Вып. 3 / Сост. Н. Г. Демидова. М., 2003. С. 117–119.

19 См.: Русская газета: Орган русской общественно-политической мысли за границей / Ред. – издатель архим. Сергий (Дабич). Афины, 1919. № 1.

20 Троицкий П. Указ. соч. С. 187.

21 ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 231; Талалай М.Г. Русская община в Афинах // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002. С. 98–101.

22 ГАРФ. Ф. 5780. Оп. 1. Д. 13. Л. 22; Ф. 6343. Оп. 1. Д. 231. Л. 36.

23 Йованович М. Указ. соч. С. 268.

24 Там же.

25 ГАРФ. Ф. 5680. Оп. 1. Д. 119. Л. 116–117; Ф. 6343. Оп. 1. Д. 231. Л. 17.

26 Косик В.И. Указ. соч. С. 216.

27 Церковные ведомости. Белград. 1923. № 23–24. С. 8.

28 Церковные ведомости. С.-Петербург. 1910. № 18. С. 144; Прибавления к Церковным ведомостям. С.-Петербург. 1910. № 21. С. 867–880, 1918. № 17–18. С. 587; Знаменательный юбилей. С. 12–24; Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 год (включительно). Т. 2. Эрланген, 1981. С. 350–351.

29 Знаменательный юбилей. С. 29.

30 Йованович М. Указ. соч. С. 269.

31 ГАРФ. Ф. 5680. Оп. 1. Д. 119. Л. 2.

32 Йованович М. Указ. соч. С. 269.

33 Нафанаил (Львов), архиепископ. Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви. Т. 5. Нью-Йорк, 1995. С. 4.

34 Синодальный архив Русской Православной Церкви за границей в НьюЙорке. Д. 23/40; Вundesarchiv Berlin, R 901/69670; Politisches Archiv des Auswärtigen Amts Bonn, Inland I-D, 4740, 4741, 4742, 4798; Institut für Zeitgeschichte München, MA 1039; Маевский В. Русские в Югославии. Взаимоотношения России и Сербии: В 2-х тт. Нью-Йорк, 1966. Т. 2. С. 300–303; Jelic-Butic F. Ustashe i nezavisna drzava Hrvatska 1941–1945. Zagreb, 1978. S. 176 и др.; Pavelic A. Hrvatska pravoslavna crkva. Akta 19411945. Madrid, 1984. S. 7–9; Oberknezevic M. Raznoj pravoslavlja u Hrvatskoj i Hrvatska pravoslavna crkva. München; Barcelona, 1979. S. 251, 253; Djuric V. Ustase i pravoslavlje. Hrvatska pravoslavna crkva. Beograd, 1989. S. 32; Pozar Р. Hrvatska Pravoslavna Crkva u proslosti i buducnosti. Zagreb, 1996. S. 103; Слиjenreвич Б. Jугоslaвиjа yoru и за време Другог светскоr рата. Минхен, 1978. С. 172–178; Радиh Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Д. 1. Београд, 2002. С. 100–101; Kristo Ju. Katolicka crkva i Nezavisna Drzava Hrvatska 1941–1945. Dokumenti. Knjiga druga. Zagreb, 1998. S. 272; Его же. Sukob simbola. Politika, vjero i ideologije u Nezavisnoj Drzavi Hrvatskoj. Zagreb, 2001. S. 247.

35 ГАРФ. Ф. 5680. Оп. 1. Д. 119. Л. 6; Ф. 9145. Оп. 1. Д. 189. Л. 10.

36 Афины // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002. С. 99–101.

37 ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 220. Л. 10об.

38 Нафанаил (Львов), архиепископ. Указ. соч. С. 60.

39 Талалай М.Г. Русские церковные общины в Греции в межвоенный период. С. 128–129.

40 Там же. С. 129–130.

41 Полный список см.: Талалай М.Г. Русские захоронения на военном кладбище Зейтинлик в Салониках. СПб., 1999.

42 Русские храмы и обители в Европе. С. 118–119.

43 Талалай М.Г. Русское кладбище имени Е.К.В. Королевы Эллинов Ольги Константиновны в Пирее. С. 8–10.

44 Новое русское слово. 1962, 27 октября.

Элладская Православная Церковь в 1917–1940-х гг

Одна из важнейших Православных Поместных Церквей – Элладская была провозглашена автокефальной вскоре после создания независимого греческого государства – в августе 1833 г. Легализация этой автокефалии произошла согласно томосу Константинопольского Патриарха, обнародованному 29 июня 1850 г. С этого времени Афинский митрополит являлся пожизненным председателем Священного Синода. В 1852 г. данные изменения признало греческое государство: был издан закон «О епархиях, епископах и подчиненном им духовенстве», разделивший страну на 24 епархии: одну митрополию – Афинскую, 10 архиепископий и 13 епископий. В 1899–1900 гг. в Греции количество епархий было увеличено до 32, и по-прежнему только один Афинский архиерей сохранил статус митрополита¹.

В завершающий период Первой мировой войны Элладская Православная Церковь официально имела 37 епархий в так называемых «старых землях»: одну митрополию – Афинскую, 17 архиепископий и 19 епископий. Элладская Церковь была государственной Церковью, представлявшей свыше 90 % четырехмиллионного населения Греции. Из-за децентрализованной административной структуры и традиционной практики автономии в Элладской Церкви на местном, региональном и национальном уровне важную руководящую роль играли не только Афинский митрополит, но и являвшиеся членами Священного Синода другие архиереи. В 1902–1917 гг. Афинскую кафедру занимал митрополит Феоклит (Феоклитос) I (Минопулос). Хотя он почти не обладал административной или духовной властью вне пределов своей епархии, его пост имел важное значение для контактов с руководителями греческого государства. Со стороны государства Церковь контролировал особый Департамент по делам религии. Однако на развитие церковной жизни в это время сильное влияние оказывала сложная политическая ситуация, в которой оказалась страна.

10 июня 1917 г. ввиду нежелания зятя бывшего немецкого канцлера Бисмарка греческого короля Константина нарушать нейтралитет и переходить на сторону Антанты, верховный комиссар держав Жоннар после совещания в Салониках с бывшим премьер-министром Греции Элефтериосом (Елевферием) Венизелосом (1864–1936) и командующим союзными войсками генералом Саррайлем потребовал в 24 часа отречения короля Константина от престола. 12 июня Константин под давлением Антанты отрекся от престола в пользу своего младшего сына Александра и вскоре уехал в Швейцарию².

16 июня Э. Венизелос вновь стал премьер-министром Греции, и уже 29 июня парламент страны объявил войну государствам Тройственного союза (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Османской империи). Кроме того, Э. Венизелос вскоре созвал Священный Синод с целью осудить отлучившего его за год до этого от Церкви главу Элладской Церкви «традиционалиста» митрополита Афинского Феоклита I. В 1918 г. под давлением премьер-министра Синод сместил митр. Феоклита «за подстрекательство к анафематствованию» Э. Венизелоса (в 1920 г. Владыка Феоклит был оправдан). Вместе с митрополитом оказался лишен кафедры сочувствующий ему епископ Ларисский Арсений; некоторые другие архиереи, принимавшие участие в отлучении Венизелоса, также были наказаны. Главой Элладской Церкви стал племянник премьер-министра митрополит Мелетий (Метаксакис), возведенный в ноябре 1918 г. на Афинскую кафедру³. Еще 28 мая того же года Патриарх Московский и всея России Тихон написал ему известительное послание по поводу гонений на Святую Церковь в России⁴.

4 августа 1918 г. Синод Элладской Церкви под председательством Владыки Мелетия принял решение об организации греческих приходов в США в одну епархию. 22 августа митр. Мелетий в сопровождении епископа Родостолуского Александра (Демоглу), архимандрита Хризостома (Пападопулоса) и профессора афинского университета А. Амелизатоса прибыл в Нью-Йорк. Пробыв здесь три месяца, митр. Мелетий заложил фундамент для будущей греческой архиепископии, инкорпорировав независимые греческие приходы и назначив еп. Александра своим представителем в Америке. Далеко не вся греческая диаспора отнеслась к этому назначению положительно. Греки-роялисты с неприязнью смотрели на Владыку Мелетия и новоназначенного епископа Александра. К тому же, греческие приходы за десятилетия своего независимого существования привыкли к самостоятельному управлению и были организованы наподобие протестантских общин, вся власть и имущество в приходах находились в руках приходского совета. В том же году уже в качестве митрополита Афинского Мелетий приезжал в Великобританию, где вел переговоры о единстве между Англиканской и Православной Церквами⁵.

20 мая 1919 г. Священный Синод по инициативе митр. Мелетия поднял вопрос о переводе церковного календаря на новый стиль. В своем обращении к членам Синода митрополит заявил: «Положение Православной Церкви в России сейчас изменилось, и есть более благоприятные перспективы сближения ее с Западом. Мы считаем необходимым провести срочную календарную реформу». Организованная в связи с этим в январе 1919 г. специальная комиссия представила Синоду свое в целом лояльное по отношению к реформе решение: «По мнению комиссии, перемена юлианского календаря, если это не противоречит каноническим и догматическим основаниям, может осуществиться при условии согласия всех остальных Православных автокефальных Церквей и, прежде всего, с согласия Константинопольской Патриархии, которой было бы необходимо предоставить инициативу всякого рода действий в этой области при условии не переходить на григорианский календарь, а составить новый, более точный в научном отношении календарь, свободный и от других недостатков обоих употребляемых календарей – юлианского и григорианского»⁶.

После окончания Первой мировой войны согласно Нейсскому (1919) и Севрскому (1920) мирным договорам к Греции отошли Северный Эпир, почти вся Фракия, ряд Эгейских островов и значительные территории в Малой Азии с центром в г. Смирна (в последнем случае с условием проведения там референдума о присоединении к Греции). Константинополь становился вольным городом под международным контролем. Однако затем началась тяжелая война с Турцией. 20 октября 1920 г. скоропостижно умер молодой греческий король Александр. Решение сложного вопроса о преемнике престола совпало с выборами в греческий парламент. Вопреки ожиданиям, премьер-министр Э. Венизелос 14 ноября потерпел поражение на выборах, и к власти пришли вернувшиеся из эмиграции противники Антанты, которые полностью изменили политический курс страны. Премьер-министром был избран Деметриус Гунарис, а регентом Греции 17 ноября стала вдовствующая королева Ольга (внучка российского императора Николая I). В тот же день министр религий известил митрополита Мелетия, что королевским указом митрополит Феоклит восстанавливается в своих правах главы Элладской Церкви. Несмотря на протесты Владыки Мелетия и апелляции к королеве и Константинопольскому Патриарху, он был низложен «за неканонические деяния», фактически низведен до положения простого монаха и заключен в монастыре св. Дионисия Строфадского на острове Закинфе⁷.

3 декабря 1920 г. Священный Синод Элладской Церкви впервые в своей истории был созван самостоятельно, до этого он собирался на совещание исключительно по разрешению гражданских властей. Под председательством старейшего архиепископа Закинфского Дионисия члены Синода сняли с митрополита Феоклита и других архиереев прещения, которым они подверглись в 1917 г. за поддержку короля и партии роялистов. Эти прещения были сочтены «неканоничными, незаконными и как бы не бывшими»⁸.

19 декабря 1920 г. новый парламент Греции вернул трон королю Константину, который также стал верховным главнокомандующим греческой армии. Помощь союзников (Великобритании и Франции) сразу прекратилась, и Греция продолжила войну с Турцией в одиночку, что в дальнейшем (в августе 1922 г.) привело к жестокому поражению и заключению в 1923 г. невыгодного для страны Лозаннского мирного договора с потерей всех малоазиатских территорий, Восточной Фракии и нескольких островов в Эгейском море. В результате жесточайших гонений со стороны турок около полутора миллионов греков бежало из Малой Азии в Грецию⁹.

После изгнания из Афин митрополит Мелетий, так и не признавший своего низложения, в феврале 1921 г. уехал в США. Здесь его с почетом встретили антироялисты-венизелиты и поставленный им для Северной Америки архиеп. Александр, которого новый Синод безуспешно попытался отозвать назад в Грецию. В конце февраля глава Элладской Церкви митр. Феоклит I послал архиеп. Спартского Германоса (Трояноса) представителем Свящ. Синода в Америку вместо архиеп. Александра, однако последний отказался повиноваться указу Синода и объявил себя и всю свою паству находящимися под омофором Константинопольского Патриарха, престол которого тогда был вакантным. Таким образом, греческая диаспора в Америке оказалась расколота между последователями архиеп. Александра и архиеп. Германоса. Началась церковная смута, в греческой диаспоре, продолжавшаяся почти 10 лет (к 1921 г. в США уже проживало около 400 тыс. греков, и было открыто 138 приходов). 15 сентября 1921 г. митр. Мелетий создал Греческую архиепископию Северной и Южной Америки, официально она была признана штатом Нью-Йорк в следующем году. Митрополит также принял участие в конференциях, совместных молитвах и богослужениях с англиканским духовенством¹⁰. В ноябре того же года митр. Мелетий совершил открытие первой греческой семинарии в Америке, посвященной св. Афанасию. Временно семинария, деньги на создание которой пожертвовал Э. Венизелос, была размещена в одной из комнат центрального отделения ИМКА в Бруклине¹¹.

В ноябре 1921 г. Свящ. Синод Элладской Церкви издал распоряжение «О проведении следствия против Мелетия» и сформировал специальную комиссию с целью проведения расследования. Митрополита вызвали на церковный суд, однако он неожиданно был избран Константинопольским Патриархом. Несмотря на это Синодальная комиссия продолжила свою работу, и на основании ее выводов 29 декабря 1921 г. Свящ. Синод лишил Мелетия священного сана «за ряд церковных проступков, в том числе за учинение раскола». Мелетий Метаксакис и Александр Демоглу были объявлены раскольниками, причем Синод пригрозил объявить раскольниками и всех последовавших за ними. Позднее – 24 сентября 1922 г., под сильным политическим давлением, постановление об извержении митр. Мелетия из сана было отозвано Синодом¹².

Вскоре – 28 сентября 1922 г., вследствие проигранной войны с Турцией, в Греции произошел военный переворот, 15 ноября бывший премьер-министр Д. Гунарис был казнен вместе с шестью военачальниками, король Константин I свергнут с престола, вся королевская семья оказалась вынуждена эмигрировать в Италию, и новым королем стал наследный принц Георг II. В том же году согласно закону «Об обеспечении покидающих кафедры епископов и о титулах епископов и епархий» все епархиальные архиереи Элладской Церкви получили титул митрополитов, а Афинскому архиерею был присвоен исторический титул: «Блаженнейший митрополит Афинский, ипертим и экзарх всей Эллады»¹³.

Новое греческое правительство при поддержке Патриарха Мелетия незаконно удалило с престола Элладской Церкви Владыку Феоклита I и созвало Малый Синод из пяти человек, который 23 февраля 1923 г. тремя голосами против двух выбрал нового Афинского митрополита – профессора богословия Афинского университета архимандрита Хризостома (Пападопулоса). Проведенные выборы были не вполне каноничными, однако через два дня архим. Хризостом все-таки был рукоположен во митрополита Афинского тремя голосовавшими за него архиереями. Новоизбранный Первоиерарх был впоследствии признан большинством иерархов Элладской Церкви. В своем слове при поставлении Владыка Хризостом сказал, что для сотрудничества с инославными «не обязательно иметь общие установки или догматическое единство, ибо единства христианской любви достаточно»¹⁴.

В то же время, вскоре после своего избрания, митр. Хризостом писал главе Высшего Русского Церковного Управления за границей митр. Антонию (Храповицкому) в ответ на воззвание ВРЦУ против чинимых над Патриархом Московским и всея России Тихоном насилий: «…эти гонения напоминают нам эпоху первых христианских времен и в то же время непоколебимую веру и горячую любовь ко Христу гонимых христиан. Осуждаем безоговорочно тех русских архиереев и иереев, которые, повинуясь больше человекам, нежели Богу, создали так называемую „Живую церковь“, плод и последствие которой Московский лжесобор, и считаем необходимым объявить Вашему Высокопреосвященству, что Православная Церковь богохранимого Греческого королевства не может иметь никакого общения с лжесобором, именующим себя „Живой церковью“…»¹⁵.

26 сентября 1923 г. в Греции произошел новый военный переворот, и на следующее утро король Георг II отрекся от престола. В декабре того же года был созван Собор Элладской Церкви, под председательством митр. Хризостома, который изменил ее устройство, приняв основной закон (устав) автокефальной Церкви Эллады. С этих пор Церковь возглавил не Синод из нескольких постоянных членов, подвластный государственной власти, а автономный от нее Архиерейский Собор под председательством Афинского архиерея с новым титулом: «архиепископ Афинский и всей Эллады» (прежний титул экзарха с канонической точки зрения не подходил предстоятелю афтокефальной Церкви)¹⁶.

Согласно новому уставу Архиерейский Собор должен был собираться ежегодно 1 октября или когда того потребуют экстренные обстоятельства, а в период между заседаниями решения текущих дел предоставлялись более многочисленному чем раньше Священному Синоду (в работе которого периодически стали участвовать все иерархи) под председательством архиепископа Афинского. Кроме того, митрополиты должны были уходить на пенсию в возрасте 65 лет. 14 декабря 1923 г. особым актом греческое правительство утвердило этот закон¹⁷.

Под руководством Владыки Хризостома Элладская Церковь (решением Синода от 27 декабря 1923 г.) приняла календарную реформу Константинопольского Патриарха Мелетия IV, согласно которой с 23 марта 1924 г. перешла на новоюлианский стиль: праздники Пасхального цикла отмечались по старому юлианскому календарю, а неподвижные праздники – по григорианскому. Неподчинившимся архиеп. Хризостом грозил отлучением, обвиняя их в расколе. По некоторым сведениям, архиепископ впоследствии раскаялся в своей деятельности и в беседе со старцем Филофеем (Зервакосом) сказал: «Напрасно я сделал это. О, если бы я только этого не совершал! Этот проклятый Мелетий держал меня за горло!»¹⁸. 25 марта 1924 г. праздник Благовещения был впервые отпразднован архиеп. Хризостомом по новому стилю, и в этот же день революционное правительство без референдума упразднило греческую монархию.

О колебаниях Владыки Хризостома свидетельствует письмо Первоиерарха Русской Православной Церкви за границей митрополита Антония (Храповицкого) о. Иоанну Пупкову на Валаам, написанное в конце 1924 г. или начале 1925 г.: «Господь сподобил меня летом побывать в Иерусалиме в прочих местах св. земли, также был у Пaтpиapxoв Восточных Православных. Все трое говорили против введения нового стиля, хотя большевики и некоторые финские попы лгут, будто все Восточные Патриархи за новый стиль. Недавно пришлось побороть последнего – Афинский и всея Греции Митрополит Хризостом, уступая настойчивым требованиям народа, объявил, что можно праздновать и по-старому». Однако это, вероятно, было частное заявление apxиепископa, которое не имело серьезных последствий (первое официальное заявление министра внутренних дел Греции о временном разрешении сторонникам старого стиля открыто совершать свои богослужения последовало 23 декабря 1926 г.)¹⁹.

В сентябре 1925 г. премьер-министр Теодорос Пангалос издал новый закон, в котором повторялись основные положения конституционного закона о Церкви 1852 г. и аннулировались решения Собора Элладской Церкви 1923 г. Вновь был учрежден Постоянный Синод (из семи членов-архиереев), как высшая административная и церковная власть, вместо Архиерейского Собора. В Синод Т. Пангалос назначил государственного комиссара, который, хотя и не имел права голоса, все же утверждал синодальные постановления, за исключением решений, касающихся вопросов веры и богослужения. Вскоре Постоянный Синод был увеличен до 13 членов (включая председателя). Греческие архиереи на тайном совещании в Афинах решили не принимать нового закона. Тем не менее, до 1931 г. им пришлось жить с этим законом. В октябре того же года архиепископ Хризостом официальным письмом признал автокефалию Польской Православной Церкви, не признаваемую Московским Патриархатом.

21 ноября 1926 г. греческое правительство выпустило закон об эллинизации всех топографических наименований – городов, деревень, рек и гор. В это время проживающие на территории Греции македонцы были принуждены поменять свои имена и фамилии на греческие, каждая фамилия должна была оканчиваться на «ус», «ис» или «полос». Все славянские книги были изъяты и уничтожены, в македонских церквах, кладбищах и памятниках уничтожались церковнославянские надписи, даже иконы подлежали либо уничтожению, либо на них заменялись славянские буквы греческими. Церковно-славянский и македонский язык были запрещены не только в храмах, но и в домашнем употреблении²⁰.

Постановлением Синода Константинопольского Патриархата от 4 сентября 1928 г. после долгих лет переговоров была признана юрисдикция Элладской Церкви на так называемых «новых землях» (36 епархий), вошедших в состав Греции в 1912–1920 гг. В результате она официально выросла до 73 епархий. При этом на территории страны сохранились церковные образования с особым статусом: Критская архиепископия (8 епархий) – полуавтономная в составе Константинопольского Патриархата; принадлежавший тогда Италии Додеканес, 5 епархий которого непосредственно подчинялись Константинопольскому Патриарху; в юрисдикции последнего остались также Патриарший экзархат Патмоса и Святая Гора Афон²¹.

В середине 1920-х гг. в Греции началось довольно активное и массовое движение части духовенства и мирян, выступающих за сохранение юлианского календаря за богослужением. В ответ 24 апреля 1926 г. вышла в свет энциклика Элладской Церкви, в которой говорилось о старостильниках, что «они отделились от Церкви и отсекли себя от Тела Христова, навлекая на себя осуждение и отлучение, не зная или, возможно, забыв, что тот, кто не слушает Церковь – якоже язычник и мытарь (Мф. 18:17)… Решения Церкви абсолютно обязательны; тот, кто не подчиняется им, более не принадлежит к ней, он лишен даров божественной благодати; он отделен и отсечен от нее и подлежит вечной муке»²². Неподчинившихся подвергали жестоким репрессиям: арестам, избиениям, тюремному заключению и т. п. Тем не менее, в 1925–1930 гг. было основано около 800 старостильных приходов.

1 октября 1926 г. афонский иеромонах Матфей (Карпатакис), духовник Великой Лавры (будущий основатель матфеевской юрисдикции старокалендарной Церкви Греции), покинул Святую Гору и переселился в Афины, где возглавил движение старостильников. В следующем году он основал Богородицкий женский монастырь в Кератеях (Аттика), а через несколько лет – мужской Преображенский монастырь в Куварах (Аттика). В 1926 г. созданная незадолго до этого в Афинах старостильная «Ассоциация православных» была реорганизована в «Греческое религиозное общество истинно-православных христиан (ИПХ)». 2 июня 1929 г. архиепископ Хризостом (Пападопулос) созвал Архиерейский Собор, чтобы окончательно узаконить введение нового стиля и осудить не признающих его. Однако из присутствовавших на Соборе 44 архиереев 13 его покинули, 27 отказались подписать постановления и только 4 поставили свои подписи²³.

1 ноября 1931 г. архиепископ Афинский выпустил официальное заявление от имени Священного Синода Элладской Церкви, выражая поддержку сосланным английскими властями киприотским иерархам – митрополитам Никодиму и Макарию и другим изгнанникам, он также послал телеграмму архиеп. Кентерберийскому, прося заступиться за изгнанных²⁴. В этом же году произошло очередное изменение государственного закона об Элладской Церкви. Благодаря парламентскому указу 1931 г., временно предоставившему старостильникам свободу богослужебных собраний, их число к октябрю 1934 г., по некоторым оценкам, достигло 200 тыс. (по другим – 50–60 тыс.)²⁵.

12 октября 1933 г. Священный Синод под председательством архиеп. Хризостома выслушал доклад специальной комиссии из четырех архиереев, которым было поручено на предыдущем заседании Синода изучить вопрос о масонстве. После обсуждения доклада архиереи единогласно пришли к выводу, что «масонство не является просто филантропической организацией или философской школой, но являет собой мистическую систему, напоминающую нам древние языческие религии и культы – от которых оно происходит и возродителем и продолжателем которых является… Вселенская Православная Церковь, хранящая в неповрежденном виде сокровище Христианской веры, каждый раз, когда поднимался вопрос о масонстве, выступала против него. Недавно на Всеправославном совещании, проходившем на Св. Горе Афон, в котором принимали участие представители всех автокефальных Православных Церквей, масонство было охарактеризовано как учение «ложное и противохристианское… Посему все, кто участвует в мистических масонских ритуалах, отныне должны порвать всякие связи с ложами и их деятельностью»²⁶.

Тем временем старостильное движение продолжало развиваться. В октябре 1933 г. четыре епископа Элладской Церкви: митрополиты Василий Дроинополисский, Герман Димитриадский, Ириней Кассандрский и Василий Драмский – предложили Свящ. Синоду перейти на юлианский календарь. В ответ им пригрозили запрещением. В 1934 г. старокалендарные греки обратились к Первоиерарху Русской Православной Церкви за границей митрополиту Антонию (Храповицкому) за архиерейской хиротонией, но получили отказ.

В мае 1935 г. сразу 11 греческих иерархов согласились вернуться на старый стиль и возглавить общины истинно-православных христиан. Правда, вскоре восемь из них отказались от своего намерения, и остались лишь трое: митрополиты Герман Димитриадский, бывший вторым по старшинству иерархом в новостильной Церкви, Хризостом Закинфский и Хризостом Флоринский, впоследствии ставший известным как глава Истинно-Православной Церкви (ИПЦ) Греции. 13/26 мая в церкви Успения Богородицы Общества истинно-православных христиан в Афинах за литургией, отслуженной в присутствии 25 тысяч мирян, они формально провозгласили о своей принадлежности к Истинно-Православной Церкви. 28 мая три указанных архиерея выпустили энциклику об отложении от господствующей новостильной Элладской Церкви и их исповедание веры (Исповедание 1935 г.). Все три митрополита сразу же попали под запрет от Константинопольского Патриарха. Так возникла Греческая Церковь истинно-православных христиан во главе со своим Синодом и Первоиерархом митрополитом Флоринским Хризостомом (Кавуридесом).

Предвидя свой неминуемый арест, греческие старостильные митрополиты рукоположили с 23 по 26 мая трех новых епископов: Германа Кикладского (Варикопулоса), Христофора Мегаридского (Хаджи), Поликарпа Диавлейского (Лиоси), которые вместе с тремя прежними архиереями составили Священный Синод под председательством митрополита Германа Димитриадского. Далее Синод единогласно избрал и рукоположил во епископа Вресфенского иеромонаха Матфея (Карпатакиса), который впоследствии возглавил крайнее «матфеевское» крыло старостильных греков. Эти действия и заявления не остались без ответа со стороны Элладской Церкви и государства. Все семь архиереев были арестованы и преданы церковному суду в июне 1935 г. по обвинениям в организации «незаконных сборищ» и неуважении к «законной и каноничной» Церкви. 15 июня согласно решению суда все архиереи были низложены, причем Владыки Герман Димитриадский, Хризостом Флоринский и Герман Кикладский подверглись ссылке в отдаленные монастыри, еп. Матфею Вресфенскому по болезни было дозволено пребывать безвыходно в его Кератейском монастыре, а Владыки Хризостом Закинфский, Поликарп Диавлейский и Христофор Мегаридский покаялись и вернулись в официальную Церковь (последние два были приняты в сущем сане – как епископы). 21 июня 1935 г. оставшиеся верными старостильному движению иерархи, использовав предоставленную им в последний раз перед отбытием в места ссылки возможность, провели заседание Синода и обратились к своей пастве с посланием²⁷.

В том же году в Греции была восстановлена монархия во главе с королем Георгом II (на ноябрьском референдуме 97 % греков проголосовали за монархию). Мечтая об объединении всех православных христиан в одно церковно-политическое целое, горячо приветствовал это событие Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Антоний (Храповицкий). В 1935 г. Владыка Антоний написал специальную статью, посвященную возвращению Георга II на престол после вынужденного 12-летнего пребывания за рубежом, в которой говорилось: «Теперь же с возвращением на прадедовский престол православного греческого монарха сделан второй и третий шаг к возвращению славного прошлого и великого будущего Православной Империи»²⁸.

В октябре 1935 г. новый премьер-министр страны Георгий Кондилис разрешил сосланным старостильным епископам вернуться в Афины. Вскоре после освобождения митрополит Хризостом Флоринский поехал на Ближний Восток, к Иерусалимскому и Антиохийскому Патриархам, чтобы заручиться их поддержкой и обсудить возможность созыва Собора для пересмотра календарного вопроса. Но Патриархи, хотя и приняли его любезно и на словах выразили свое сочувствие, фактически ничем не помогли.

В 1936 г. в Афинах состоялся первый международный богословский конгресс, в котором приняли участие представители различных богословских школ, в том числе российской (в частности, одним из докладчиков на конгрессе был протоиерей Георгий Флоровский). В этом же году на территории Аттики было создано несколько митрополий, выведенных из непосредственного подчинения Афинской архиепископии. С апреля 1936 г. правительство Греции возглавил генерал Иоаннис Метаксас, который в августе получил диктаторские полномочия (диктатура Метаксасапродолжалась почти пять лет – до весны 1941 г.)²⁹.

Уже в 1937 г. среди старостильных иерархов произошло разделение между так называемыми «флоринитами» (их представляли митрополиты Хризостом Флоринский и Герман Димитриадский) и «матфеевцами» (к ним относились епископы Матфей Вресфенский и Герман Кикладский). 30 июня епископ Матфей отправил послание председателю старостильного Свящ. Синода митрополиту Герману, требуя от него официального заявления, что новокалендарная Элладская Церковь является раскольнической и ее таинства лишены благодати Святого Духа. Не получив ответа, епископ Матфей 18 июля написал новое послание митрополиту Герману, однако и оно осталось без ответа. 18 сентября 1937 г. можно считать датой основания «матфеевской» ветви старокалендарной Церкви Греции. В этот день епископ Матфей, не дождавшись ответов на свои послания Синоду, написал следующее послание: «И поскольку мне до сих пор не дан никакой ответ и… поскольку в последнем ответе, который Вы дали Высокопреподобному монаху Марку Ханиотису, Вы совершенно ясно объявили, что таинства, совершаемые новостильниками, действительны и имеют божественную Благодать, и что в будущем продолжите поддерживать духовное общение с новшествующей раскольнической церковью Греции… Поэтому, выносим решение: 1) выразить глубочайшую печаль вам и всем последователям вашим из-за, вопреки всем ожиданиям, внезапного отступления от ваших первоначальных исповеданий и заявлений; 2) прервать с вами и всеми вашими последователями всякое духовное общение, до тех пор, пока Господь Бог не восхочет просветить вас, чтобы возвратились к своему начальному Исповеданию Веры..; 3) Отзываю все подписи, до сегодняшнего дня поставленные под деяниями и остальными документами на заседаниях Синода с вами, и также прошу вас отменить мое участие в газете Голос Православия». В декабре 1937 г. митрополиты Герман и Хризостом направили письмо Департаменту по делам религий и Синоду новостильной Элладской Церкви со своими компромиссными предложениями о примирении, но они не были приняты. В результате произошедшего разделения с осени 1937 по 1948 г. большую часть старостильников возглавлял епископ Вресфенский Матфей (Карпатакис). Кроме того, Церковь истинноправославных христиан снова подверглась жестоким гонениям со стороны властей. Так, в 1938 г. министр общественного порядка Греции издал приказ об аресте истинно-православных священников и опечатывании их храмов³⁰.

Несмотря на существующие расхождения в отношении церковного календаря, Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Анастасий (Грибановский) пригласил архиепископа Афинского и всей Эллады Хризостома (Пападопулоса) принять участие в освящении в июне 1938 г. новопостроенного русского собора Воскресения Христова в Берлине, но архиепископ ограничился приветственным письмом³¹.

Через несколько месяцев – 23 октября 1938 г. Владыка Хризостом скончался. Одним из основных кандидатов на освободившийся престол Элладской Церкви был митрополит Коринфский Дамаскин (Папандреу). Он родился в 1890 г. в Дорвитце, был участником Балканской войны, принял священство в 1917 г., в 1922 г. был хиротонисан во епископа Коринфского. В начале 1930-х гг. Владыка Дамаскин являлся представителем Вселенского Патриарха в Америке. Однако правительство генерала И. Метаксаса и официальная пресса открыто поддержала другого известного иерарха и церковного ученого – митрополита Трапезундского Хрисанфа (Филиппидиса). Он родился в 1881 г. в Комотини (Фракия), в 1897 г. поступил в Духовную семинарию на о. Халки, в 1903 г. был посвящен во диакона, в 1913 г. – хиротонисан в епископа на Трапезундскую кафедру, которую занимал 25 лет. 5 ноября 1938 г. в ходе голосования членов Священного Синода митр. Дамаскин получил 31 голос, а митр. Хрисанф – 30. Но, несмотря на это и протесты со стороны части иерархов, под давлением правительства «малый Синод» 3 декабря провозгласил Владыку Хрисанфа архиепископом Афинским и всей Эллады. 32 митрополита отказались признать его, указывая на нарушения в ходе голосования. Владыка Дамаскин был лишен кафедры и выслан в монастырь Пресвятой Богородицы Фанеромени на острове Саламин, а затем переведен в Мегару³².

К началу Второй мировой войны Элладская Православная Церковь являлась одной из крупнейших в православном мире. Она состояла из 79 епархий (митрополий), 8,5 тыс. священников, 270 монастырей с 6 тыс. насельников и объединяла около семи миллионов верующих (96 % населения страны)³³.

Война началась для Греции осенью 1940 г. В ночь на 28 октября ей был предъявлен ультиматум с требованием допустить в страну итальянские войска и предоставить в их распоряжение важнейшие военные базы. Ответом на ультиматум фашистской Италии стало твердое «Охи!» (Нет!). В связи с этим событием Элладская Православная Церковь впоследствии перенесла на 28 октября праздник Покрова Пресвятой Богородицы, который и в настоящее время отмечается в этот день.

28 октября итальянские войска вторглись на территорию Греции, но уже 7 ноября вторжение было остановлено, и затем в результате контрнаступления греческой армии к февралю 1941 г. она не только изгнала захватчиков из своей страны, но и заняла Южную Албанию. Удивительная победа над более сильным агрессором была воспринята многими православными верующими как свидетельство покровительства Божией Матери.

Некоторые греческие храмы серьезно пострадали от итальянских бомбардировок, в частности храм св. Софии XII в. в Салониках; погибли многие прихожане. В этой связи в конце 1940 г. Синод постановил, что колокола церквей должны звонить в случае появления вражеской авиации³⁴.

Элладская Православная Церковь стала одной из руководящих сил в оказании сопротивления агрессорам. Еще до начала войны секретарь Священного Синода и издатель официального печатного органа Синода «Екклесия» иеромонах Иероним (будущий Афинский архиепископ) разработал проект создания организации церковного содействия борющемуся народу и предложил его на усмотрение главе Церкви архиепископу Хрисанфу. Владыка поручил отцу Иерониму создание организации «Забота о воине», которая потом превратилась в Национальную организацию христианской солидарности, активно помогавшую греческой армии³⁵.

14 декабря 1940 г. архиепископ Хрисанф обратился с воззванием ко всем Поместным Православным Церквам с призывом поддержать Грецию в ее борьбе с напавшей на страну Италией. Однако ответная реакция была не слишком активной, Румынская и Болгарская Церкви даже официально решили на этот призыв не отвечать, заявив, что они политическими вопросами не занимаются. В то же время архиепископ Кентерберийский еще 4 ноября отправил Владыке Хрисанфу послание с выражением поддержки: «От имени Церкви Великобритании я посылаю Вам, епископам, клиру и вашим верующим симпатии и ободрение. Я молюсь, чтобы Божия помощь сохранила свободу Греции…». В январе 1941 г. архиепископы Кентерберийский и Йоркский отправили Владыке Хрисанфу новые письма с выражением своей поддержки³⁶.

В конце марта 1941 г. преподаватели богословского факультета Афинского университета послали горячее приветствие Сербскому Патриарху Гавриилу в связи с совершением в Югославии успешного антигерманского государственного переворота. В этом послании выражалась радость, что в перевороте «так заметно участвует православное священство», и подчеркивалось: «…богословский факультет горд, что он может своему бывшему ученику высказать искренние поздравления и пожелания осуществления югославянскому народу его национальных стремлений на благо человечества»³⁷. Следует отметить, что Патриарх Гавриил еще раньше отправил архиепископу Хрисанфу письмо с выражением поддержки Элладской Православной Церкви в связи с нападением Италии на Грецию³⁸.

6 апреля 1941 г. на помощь итальянцам пришла нацистская Германия. Ее войска с территории Болгарии нанесли удар в тыл основной части греческой армии и уже 9 апреля взяли Салоники. В этом городе 23 апреля генерал Георгиос Цолакоглу подписал акт капитуляции греческой армии, 27 апреля немцы заняли столицу страны Афины, а через два дня и всю материковую Грецию. Первоиерарх Элладской Церкви архиепископ Хрисанф категорически отказался подписать акт о сдаче Афин, заявив: «Глава Церкви не сдает столицу своей родины иностранцам. Его первейшая обязанность – заботиться об ее освобождении»³⁹.

Греческий король Георг II и правительство во главе с премьер-министром Э. Цудеросом улетели на остров Крит, а затем в являвшийся тогда протекторатом Великобритании Египет, здесь – в Каире они проживали до конца войны. 20 мая 1941 г. немцы высадили воздушные десанты на Крит, защищаемый в основном английскими войсками, и после упорных боев 1 июня овладели островом.

Захваченная агрессорами территория страны была разделена на несколько зон оккупации. Северо-Восточную Грецию (Эгейскую Фракию и Восточную Македонию) заняли болгарские войска, однако притязания Болгарии на г. Салоники и прилегающую область были отклонены немцами. Германия выразила формальное согласие с тем, что Греция относится к итальянской сфере влияния, но наиболее важные в стратегическом плане районы страны оккупировали немецкие войска: Афины, Салоники, порт Пирей, Вардарскую долину, опорные пункты на Крите, острова Лесбос, Хиос и т. д. Италия объявила своим протекторатом Ионические острова, кроме того, ее войска оккупировали основную часть материковой Греции и большинство островов в Эгейском море. Вопрос окончательного раздела страны был отложен до конца войны.

Режим оккупации Греции оказался довольно жестоким. При этом болгары открыто преследовали цели национальной ассимиляции населения и территориальной аннексии оккупированных ими зон Греции, нередко прибегая к репрессиям (до войны Элладская Церковь рассматривала болгар и македонцев на территории страны как ославяненных греков). Итальянцы также имели территориальные претензии к Греции, пытаясь проводить как идеологическое разделение, так и этнические чистки части греческого населения. В связи с этим они старались ограничить политическую и социальную деятельность Элладской Церкви в качестве национальной Церкви. В свою очередь болгарские власти вообще не хотели допустить существование Элладской Церкви в своей зоне оккупации, предпочитая ее ликвидацию там.

Германское правительство объявило, что после окончания войны его войска уйдут из страны и оно сохранит заметную роль Греции в послевоенном устройстве Европы. В своей оккупационной политике немцы пытались использовать идеологические и политические различия разных слоев населения, прежде всего антикоммунизм, который стал причиной конфронтации консервативно настроенных крестьян и части городского населения с левыми группами сопротивления. Под немецким контролем было образовано марионеточное греческое правительство в Афинах, имевшее свои охранные батальоны. В период оккупации существовало три таких правительства: с 29 апреля 1941 до ноября 1942 г. (с генералом Георгиосом Цолакоглу в качестве премьер-министра), с ноября 1942 до апреля 1943 г. (во главе с профессором Константиносом Логотетороулосом) и с апреля 1943 до октября 1944 г. (с Иоаннисом Раллисом в качестве премьер-министра). Одновременно в Грецию был послан полномочный представитель III рейха (имперский уполномоченный), которому принадлежала фактическая власть в стране. Командование немецких войск находилось в Салониках. Следует отметить, что немцы, в отличие от итальянцев и болгар, предоставили религиозным организациям определенную автономию и не оказывали существенного влияния на внутрицерковную жизнь, стремясь установить конструктивные отношения с руководством Элладской Церкви⁴⁰.

В период 1940–1950 гг. чрезвычайно важное, порой определяющее значение для ситуации в Греции имела позиция Православной Церкви. В 1941–1944 гг. Элладская Церковь во всех зонах оккупации пробуждала национальные чувства и часто действовала в качестве выразителя социальной совести и общественного мнения. При этом политическое отношение к оккупантам ее иерархов колебалось от открытого сопротивления и отрицательной пассивности до прямого сотрудничества. Так, архиепископ Хрисанф считался представителем правого крыла политических сил страны и, прежде всего, роялистов. Его рассматривали в качестве представителя короля Георга II в оккупированной Греции и также как духовного руководителя сражавшихся антикоммунистических групп.

В то же самое время многие митрополиты были настроены против движения сопротивления и выступали за сосуществование с немецкими оккупантами. Их взгляды отражали антикоммунизм и позицию некоторых политических деятелей, считавших «временное» присутствие немцев меньшей опасностью, чем захватнические планы итальянцев и болгар. Однако некоторые архиереи сотрудничали с левыми группами сопротивления. Участие же рядовых священнослужителей не только в политических, но и в военных левых группах сопротивления было еще большим. Этому способствовала достаточно гибкая религиозная политика руководителей этих групп в так называемых «свободных землях», как правило не вмешивавшихся во внутрицерковную жизнь.

Можно выделить четыре основные тенденции в отношении архиереев Элладской Церкви к оккупантам: 1. активное, открытое и добровольное сотрудничество; 2. принудительное повиновение и пассивное сотрудничество; 3. отказ сотрудничать или скрытое сопротивление завоевателям и их греческим пособникам; 4. открытый конфликт с оккупационной властью и сотрудничество с вооруженным сопротивлением. На формирование той или иной тенденции существенное влияние оказывала жесткая религиозная политика в той или иной зоне оккупации.

В результате политики дискриминации и ассимиляции около 150 тыс. греков бежали из болгарской в итальянскую и немецкую зоны оккупации. Однако и в этих зонах вывоз продовольственных ресурсов в Германию привел к тому, что зимой 1941–1942 гг. умерли от голода около 350 тыс. человек. В результате в стране быстро возникли и получили сильное распространение различные формы сопротивления захватчикам.

На Крите с первых дней оккупации партизанскую войну начали отряды генерала Мандакаса. Осенью 1941 г. при участии коммунистов и левых социалистов был создан Народно-освободительный фронт Греции (ЭАМ); по решению фронта и VIII пленума ЦК коммунистической партии 16 февраля 1942 г. появилась декларация о создании Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС), а в мае начал действовать первый отряд этой армии, организованной генералом Закариадисом. Кроме того, существовали возглавляемые генералом Н. Зервасом вооруженные формирования монархического Национально-демократического союза Греции (ЭДЕС), поддерживаемые королевским правительством в эмиграции и англичанами. В результате «актов возмездия» за действия партизан от рук оккупантов погибла 21 тысяча мирных жителей Греции.

В целом оккупационные части не имели постоянного присутствия в Центральной Греции из-за гористого рельефа, и также из-за ограниченного стратегического интереса к этой территории. Здесь, в так называемых «свободных зонах» ЭЛАС создала учреждения общественной администрации, которые действовали в качестве правительственной власти.

Большое распространение среди греков получили различные предания о помощи Божией Матери в их борьбе с оккупантами. Первые подобные свидетельства относятся еще к зиме 1940/1941 г. Так, например, рассказывали, что в январе 1941 г. солдаты из батареи майора Петракича на Роденском хребте не знали, где находятся обстреливавшие их итальянские орудия, пока не увидели на небе видение Божией Матери прямо над местом вражеской батареи, которую тут же уничтожили. Еще одно видение Божией Матери греческим солдатам в это время было перед их успешной атакой на горные позиции итальянцев в Албании у г. Корица.

Когда в 1944 г. немцы обстреливали и бомбили старинный монастырь Фанеромени на о. Саламине, они разрушили все, кроме восточной стены у часовни св. пророка Илии, в нише которой было изображение Божией Матери. После многократных неудачных попыток попасть в нее оккупанты так поразились, что восстановили разрушенную часовню. Подобным же образом Прусская икона Божией Матери спасла от уничтожения немцами в 1944 г. храм Прусского монастыря в горах Эвритании. В июне 1944 г. отряд немецких карателей, уже уничтоживший свыше 600 человек в с. Дистимо, двигался с целью уничтожить жителей городка Лимни на о. Эвбея, но их остановило видение руки, загородившей вход в городок, и внезапно раздавшийся голос: «Это место – Мое! Не приближайтесь сюда!» Отряд карателей ушел, а жители стали особенно торжественно отмечать ежегодный праздник спасшей их чудотворной иконы Божией Матери «Лимния»⁴¹.

Особенную известность приобрела история, произошедшая в сентябре 1943 г. с жителями городка Орхоменос в Беотии. Они стали требовать сдачи оружия у солдат итальянского поста, однако те отказались и известили немцев, которые решили уничтожить городок вместе с жителями. 10 сентября полк карателей захватил в плен 600 горожан и повел их на расстрел. Неожиданно у древнего храма Успения Пресвятой Богородицы Скрипского монастыря на дороге перед колонной немецких танков встала величественная женщина с поднятой вверх рукой, преградив им путь. Командир полка Хоффман узнал в женщине Святую Деву Марию, изображенную на Скрипской иконе Божией Матери, и приказал освободить всех пленников. С этого времени 10 сентября стало для местных жителей праздничным днем, а Хоффман почти ежегодно, вплоть до своей смерти, приезжал на этот праздник и дал денег на написание иконы с изображением чуда – явления Божией Матери у Скрипского монастыря⁴². Подобные предания ярко свидетельствуют об отношении паствы Элладской Церкви к захватчикам.

Положение же самой Элладской Православной Церкви в годы войны оказалось довольно противоречивым. Значительная часть ее священнослужителей поддерживала освободительную борьбу своего народа после оккупации страны вермахтом и подвергалась репрессиям. Так, например, два греческих церковных деятеля были отправлены в немецкий концлагерь Дахау (в Баварии). К лету 1942 г. в Афинах оказалось арестовано 30 православных священников, а в сентябре того же года гестапо арестовало Критского архиепископа. 20 апреля 1943 г. нацистами по обвинению в участии в греческом народно-освободительном движении был расстрелян священник Константин Ангелакис и т. д.⁴³.

В ноябре 1941 г. оккупантами был отстранен от своего поста секретарь Синода иеромонах Иероним, и вскоре оказались запрещены выходивший с 1923 г. официальный печатный орган Священного Синода «Екклесия» и газета богословского факультета Афинского университета «Теология». Вместо них оккупационные власти в июле 1942 г. разрешили издание ежемесячного церковного листка «Движение Цое»⁴⁴. Богословский факультет в период оккупации продолжил свою работу. Так, 1 января 1943 г. там завершили учебу и получили дипломы два стипендиата Священного Синода Сербской Православной Церкви⁴⁵.

Гонениям подверглись и некоторые греческие приходы за границей, прежде всего в Германии. Так, например, летом 1941 г. была закрыта греческая церковь Пресв. Троицы на Салваторплатц, д. 2 в Мюнхене. Здание храма являлось собственностью Баварского министерства просвещения и церковных дел, и 24 марта 1943 г. это ведомство обратилось с письмом к русскому приходу свт. Николая, предложив взять опечатанную церковь в свое пользование. В апреле с согласия греческой общины храм был передан мюнхенскому приходу Русской Православной Церкви за границей для удовлетворения духовных нужд всех православных жителей города, в том числе греков. 22 мая в Троицкой церкви состоялось первое русское богослужение, с 1944 г. в ней служил, в числе других членов причта, грек из России священник Арсений Григориас. Русский приход пользовался Троицким храмом до февраля 1946 г., когда ключи от него были переданы греческому архимандриту Мелетию (Галанопулу)⁴⁶. Следует упомянуть также, что в нижнем храме свв. вмч. Екатерины и кн. Александра Невского русской церкви Архангела Михаила в Каннах была погребена гречанка Элен Вальяно, расстрелянная нацистами в этом городе в 1944 г.

Активно поддерживавший борьбу греческой армии с агрессорами архиепископ Хрисанф после ее поражения занял, по свидетельству греческого церковного историка И.-Х. Константинидиса, «отважную позицию против немецких захватчиков и установленного ими правительства генерала Цолакоглу», отказавшись привести министров этого марионеточного правительства к присяге. Архиепископ бесстрашно ответил оккупантам: «Нет, отказываюсь их привести к присяге. Нет. Я приведу к присяге только то правительство, которое назначит греческий Король. Нет, не подчинюсь. Если уступлю, что скажут Патриархи Константинопольский и Александрийский, Король? Нет, отказываюсь»⁴⁷.

Этот отказ оскорбил премьер-министра первого коллаборационистского правительства Г. Цолакоглу. За отказ сотрудничать с ним 2 июля 1941 г. Владыка Хрисанф был под давлением немцев низложен, и архиепископом Афинским и всей Эллады вскоре стал бывший Коринфский митрополит Дамаскин (Папандреу), пользовавшийся определенным авторитетом и уважением верующих. В мае 1941 г. он освободился из ссылки в Мегару. Архиерейский Собор Элладской Церкви 5 июля объявил выборы архиепископа Хрисанфа недействительными, его предстоятельство незаконным и официально возвел на архиепископский престол Владыку Дамаскина. На следующий день состоялась его интронизация⁴⁸.

Полномочный представитель рейха в Греции фон Граевенитц (которого вскоре сменил на этом посту Г. Альтенбург) дал полное согласие греческому оккупационному правительству на удаление архиеп. Хрисанфа и возведение на престол архиеп. Дамаскина⁴⁹. Следует упомянуть, что духовенство немецкой евангелистской церкви в Афинах было против замены архиепископа, вероятно, потому что Владыка Дамаскин поддерживал хорошие отношения с католическими прелатами (среди них выделялся папский нунций в Греции Анжело Ронкалли, позже ставший Римским Папой Иоанном XXIII)⁵⁰.

Фон Граевенитц объяснял замену архиепископа попыткой правительства Г. Цолакоглу устранить из общественной жизни все последствия правления довоенного проанглийского режима И. Метаксаса. Немецкое одобрение данной акции означало признание того, что архиеп. Хрисанф и его ближайшие помощники являлись сторонниками этого режима. Смена Первоиерарха была представлена в качестве акта «чистки» англофильских элементов в греческом церковном руководстве⁵¹.

По мнению современного греческого историка Григориоса Псаллидаса, сохранение во главе Элладской Церкви архиеп. Хрисанфа, вероятно, привело бы к отношениям между этой Церковью и оккупационными властями, подобным тем, которые нанесли тяжелый урон Сербской Православной Церкви в 1941–1944 гг. Смена Афинского архиепископа предотвратила такое развитие событий. Фактически немецким властям удалось разрешить архиепископский вопрос к собственной выгоде; с июля 1941 г. в Элладской Церкви было несколько архиереев, которые участвовали в смещении Владыки Хрисанфа, и это побуждало их к пассивному сотрудничеству с завоевателями⁵².

Немецкие оккупационные власти, согласно докладу Г. Альтенбурга в МИД от 10 июля 1941 г., полагали, что замена Афинского архиепископа имела политический характер, и после проведения этой акции «в текущей ситуации в Греции, так как королевская власть в качестве национального фактора объединения отсутствует, а слабое правительство не имеет свободы действия из-за полной оккупации страны, значение Православной Церкви выросло». При этом архиепископ Дамаскин расценивался как более сильный «вождь», чем Владыка Хрисанф. Имперский уполномоченный отмечал, что итальянцы первоначально пытались воспрепятствовать новым выборам и поэтому объявили сбор архиереев из различных частей страны нецелесообразным, однако германские власти указали им на необходимость перевыборов, и итальянцы уступили. Несмотря на сильнейшее давление правительства Цолакоглу и популярность Владыки Дамаскина, за его избрание Афинским архиепископом проголосовало 37 архиереев, а против 30⁵³.

В целом, к осени 1941 г. III рейх смог в определенной степени включить Элладскую Церковь в сферу своего влияния. В первые два года оккупации архиепископ Дамаскин и другие руководители Церкви полагали, что поведение немецких властей по отношению к ней «было набожным и дискретным», так как верующим разрешили свободно исповедовать веру, греческий характер храмов уважался, и духовенству не препятствовали в осуществлении их обязанностей. Относительно хорошие отношения между церковным руководством и немецкими оккупационными чиновниками в Афинах во многом объяснялись ограниченным интересом германского правительства к Греции и ее Православной Церкви⁵⁴.

Немецкие цели в отношении Православных Церквей на Балканах во время Второй мировой войны были направлены, прежде всего, на ограничение их влияния в качестве национальных Церквей и стремлении использовать в своих интересах. Германские оккупационные власти пытались достичь этих целей, главным образом, путем подавления антинемецких внутренних тенденций и внешних влияний (англо-американского и советского). В этой связи Министерство иностранных дел попыталось сформулировать новые принципы политики, согласно которым немецкие оккупационные силы должны были проявлять терпимость к Православным Церквам Юго-Восточной Европы⁵⁵. Желая сблизиться с Православными Церквами на Балканах, германский МИД первоначально использовал услуги Немецкой Евангелистской Церкви, в особенности ее консисторского советника по делам иностранных конфессий Евгения (Ойгена) Герстенмайера.

В сентябре 1941 г. Герстенмайер посетил союзные немцам и оккупированные страны Балкан. Цель его миссии состояла в том, чтобы установить отношения с религиозными лидерами этих стран и привлечь молодых православных богословов на учебу в Германию. В это время Немецкая Евангелистская Церковь выдвигала идею учредить православное отделение в одном из университетов Германии. По итогам поездки Е. Герстенмайер 24 сентября 1941 г. написал для своего отдела отчет «Православные национальные Церкви в Юго-Восточной Европе», в котором представил всестороннюю картину ситуации в Церквах Сербии, Болгарии, Греции и Румынии. В нем выражалось беспокойство, что в славянском Православии на Балканах развиваются интенсивные панславистские тенденции, и предлагалось использовать национальные Церкви этого региона в борьбе против коммунизма⁵⁶.

Во время своего пребывания в Афинах 12–16 сентября Герстенмайер несколько раз встречался с Владыкой Дамаскином для обсуждения различных проблем, «не оставив архиепископу сомнений в том, что наш [германский] взгляд направлен на Экуменический Константинопольский Патриархат и с этим на все Православие»⁵⁷.

По вопросу ликвидации болгарской схизмы (признания самовольного провозглашения Болгарской Церковью автокефалии) Владыка Дамаскин заявил, что это дело всего Православия и его должен решить Константинопольский Патриарх с участием всех Православных Церквей. У Герстенмайера сложилось впечатление, что Элладская Церковь не хочет вступиться за болгарское Православие, наоборот, архиеп. Дамаскин выразил желание, чтобы Германия высказалась против притеснения греческого Православия болгарскими архиереями (в северо-восточной Греции). В соответствии с достигнутой в сентябре договоренностью, в декабре 1941 г. четыре молодых греческих священника приехали в III рейх в качестве стипендиатов научного фонда⁵⁸.

Однако нацистское руководство, в конце концов, сочло нежелательным использование Немецкой Евангелистской Церкви в религиозной политике германских оккупационных властей. Таким образом, разработка Православных Церквей в оккупированных странах Юго-Восточной Европы была возложена на органы немецкой тайной полиции и СД. Это ведомство выбрало политику разделения, настраивая одну Православную Церковь против другой (эта политика уже была проверена на практике в Польше и на оккупированной территории СССР). Помимо этого немецкая религиозная политика в Юго-Восточной Европе преследовала следующие цели: 1. нейтрализация русского и впоследствии (с 1943 г.) советского влияния на Православные Церкви Балкан; 2. сдерживание проникновения Римско-Католической Церкви в этот регион; 3. ликвидация английского влияния на православных иерархов.

Чтобы воспрепятствовать распространению русофильских тенденций среди православных верующих в Юго-Восточной Европе, немцы попытались найти поддержку в странах, которые по историческим и культурным причинам не были склонны к панславизму. Прежде всего, это касалось Православной Церкви союзной странам оси Румынии. Напротив, ситуация в союзной Болгарии не внушала доверия руководителям немецкой религиозной политики в Юго-Восточной Европе, которые небезосновательно связали распространение панславизма среди болгарских иерархов с ростом пророссийских симпатий⁵⁹.

В стремлении предотвратить проникновение католицизма на Балканы немецкие оккупационные власти попытались достичь договоренности или даже сотрудничества с Православными Церквами Сербии и Греции. Перед войной в Греции было всего лишь 55 тыс. католиков, объединенных в шесть епархий⁶⁰. По мнению немцев, доминирование Православной Церкви Греции в своей стране можно было использовать для оказания давления на другие Православные Церкви Балкан в плане усиления их враждебного отношения к католицизму. Первая возможность проявить это давление представилась зимой 1941–1942 гг., когда Ватикан хотел помочь решению проблемы голода, возникшего в оккупированной Греции. Однако улучшение отношений между Православием и Ватиканом в свете немецкой религиозной политики в Юго-Восточной Европе было по меньшей мере нежелательным. Поэтому оккупационные власти потребовали, чтобы посреднические усилия Ватиканом были прекращены.

В ходе упомянутых встреч Е. Герстенмайера и архиеп. Дамаскина в сентябре 1941 г. обсуждалась и высказанная Греческим Синодом Ватикану просьба помочь в освобождении задержанной англичанами в Александрии (Египет) крупной партии пшеницы, предназначенной для голодающих в Греции. С немецкой стороны было предложено отказаться от этих просьб, а действовать официальным путем церковной дипломатии– через Константинопольский Патриархат и его экзарха в Лондоне, оказав по возможности более сильное моральное давление на Англиканскую Церковь в целом или персонально на архиепископа Кентерберийского. Несмотря на срочную необходимость продовольствия и положительный ответ Ватикана о готовности ходатайствовать перед правительствами США и Великобритании, архиеп. Дамаскин был вынужден ответить согласием на предложение Герстенмайера и прекратить все связи с представителями Католической Церкви⁶¹.

Если у Сербской Церкви имелись очень серьезные основания для конфликта с Ватиканом из-за ситуации в Хорватии, то у греческого церковного руководства не было подобных причин. Благоприятный климат, существовавший в годы Второй мировой войны в отношениях Элладской Церкви с Ватиканом, стал причиной появления в греческой прессе за месяц до изгнания немецких войск из Афин в сентябре 1944 г. сообщения о предложении Папы Пия XII заключить союз Римско-Католической и Православной Церквей⁶².

Немецко-английская конкуренция была еще одним фактором, который влиял на формирование немецкой религиозной политикина Балканах. В странах Юго-Восточной Европы Берлин считал руководство Сербской Церкви наиболее проанглийским, однако, в определенной степени, и греческое церковное руководство воспринималось так же при архиеп. Хрисанфе, прежде чем он был заменен на архиеп. Дамаскина.

Владыка Дамаскин в упоминавшемся сообщении Е. Герстенмайера от 24 сентября 1941 г., был назван «другом Германии», так же как и Н. Лоуварис – профессор богословия в Афинском университете и министр религии в последнем оккупационном правительстве. Последний представлялся немцам гарантом, по крайней мере, невраждебной позиции Элладской Церкви в отношении оккупационных войск, так как он имел существенное влияние на архиеп. Дамаскина, играя существенную роль в системе политической власти Греции. Однако, несмотря на неоднократные обращения и требования оккупационных правительств, Священный Синод не согласился поддержать антикоммунистическую борьбу немецких оккупационных сил в Греции, за исключением некоторых его членов⁶³. Хотя антикоммунизм соответствовал убеждениям большинства греческих иерархов, очень немногие архиереи выступили с антикоммунистическими заявлениями, даже меньше, чем высказались открыто в поддержку оккупационных сил.

Демонстрацией признания германскими властями особого положения Элладской Церкви в обществе должно было стать планируемое назначение в Грецию особого немецкого уполномоченного по церковным делам (хотя, в конечном счете, это так и не состоялось). Уже 2 августа 1941 г. полномочный представитель Рейха в Греции Г. Альтенбург просил МИД прислать одного или двух экспертов в церковных делах, ссылаясь на то, что немецкие власти в стране должны срочно восстановить «с Православной Церковью… хорошие отношения». Альтенбург полагал, что эта срочная потребность была результатом действия нескольких факторов: замены Афинского архиепископа, изгнания болгарами греческого духовенства из Восточной Македонии и Западной Фракии, проблем Святой Горы Афон и растущей враждебности греческого населения к немецким оккупационным властям, связанной с подъемом его национальных чувств⁶⁴.

Основные принципы религиозной политики немецких властей были непосредственно связаны с их стратегией в отношении политического режима в оккупированной Греции. Германское руководство считало, что оккупационное правительство в Афинах должно, прежде всего, обеспечивать функционирование военных коммуникаций, а его премьер-министр лишь получать и исполнять инструкции из Берлина. Напротив, посольство Германии и имперский уполномоченный Г. Альтенбург пытались предоставить, если это не угрожало немецким интересам, определенную автономию оккупационным правительствам.

В конце войны и Гюнтер Альтенбург и его преемник, Герман Нейбахер, сообщали, что архиепископ Дамаскин был самым влиятельным человеком, которого они когда-либо встречали в оккупированной Греции⁶⁵. Архиепископу удалось обеспечить поддержку немецких оккупационных сил, хотя они и полагали, что к концу оккупации этот архиерей вступил в контакт с силами сопротивления. Независимо от того, было ли укрепление позиций архиепископа результатом его собственных усилий или сознательного политического выбора немецких властей, несомненно, что церковное руководство до ноября 1943 г. работало в рамках своеобразной системы двоевластия – в качестве второго полюса политической власти наряду с оккупационным правительством в Афинах. Цель церковного руководства, согласно обращению Синода от 14 октября 1943 г., заключалась в том, чтобы «следя за ходом событий… координировать деятельность всех национальных сил и классов в греческом обществе и вести их для служения… нации»⁶⁶.

Немецким политическим властям в Греции оказалось легче вести дела с руководством Элладской Церкви, чем с первыми двумя оккупационными правительствами в Афинах. Так как законное греческое правительство находилось в изгнании, назначенное захватчиками марионеточное правительство было неспособно успешно играть роль посредника между оккупантами и местным населением. В течение первых двух с половиной лет оккупации (до ноября 1943 г.) немецкие власти пытались заполнить этот вакуум, включив церковное руководство в систему политической власти. Для достижения этой цели оккупационному правительству фактически официально пришлось передать ответственность за социальную политику государства Церкви.

Позитивное сотрудничество между немецкими политическими властями в Греции (фон Граевенитцем, Альтенбургом, Нейбахером) и архиепископом и взаимное подозрение и даже плохие отношения Владыки Дамаскина с начальниками вооруженных сил (Г. Фельми, А. Андрае, фон Клемом) были следствием явной и временами провокационной причастности греческого церковного руководства к внутренней конкуренции различных немецких органов власти. В этом заключалась одна из причин того, почему немецкие политические власти предоставили греческому Первоиерарху некоторые преференции и значительную свободу действий.

Таким образом, при содействии немцев традиционно значительная роль Элладской Церкви в политической системе греческого государства еще больше увеличилась. Это не только заполняло вакуум в отношениях между населением страны и немецкими властями, но и, вследствие отсутствия легитимного государственного руководства, именно Церковь предоставляла оккупационному режиму определенную политическую легитимность.

Формирование оккупационных правительств в Афинах происходило по немецкой инициативе и без согласия их союзников. При этом одно время существовали планы назначить премьер-министром одного из православных архиереев, что встречало положительную реакцию у многих священнослужителей. В качестве кандидатов рассматривались оба Афинских архиепископа – Хрисанф и Дамаскин, а также митрополит (позднее архиепископ) Спиридон. Немецкий посол в Афинах Виктор Эрбах-Шёнберг предложил в апреле 1941 г. сформировать первое оккупационное правительство по инициативе Церкви, но получил отказ со стороны архиеп. Хрисанфа. Желание архиеп. Дамаскина стать премьер-министром третьего оккупационного правительства в апреле 1943 г. подтверждал в конце войны Г. Альтенбург⁶⁷.

С оккупантами сотрудничали и несколько других православных архиереев. В частности, 20 апреля 1943 г. в салоникской газете «Neue Europa» («Новая Европа») были опубликованы антикоммунистические и прогерманские заявления пяти греческих митрополитов. Один из них – Салоникский митрополит Геннадиос писал: «Греческая Церковь с самого начала ощущает большое волнение из-за преследования большевизмом веры и Церкви. Мы не сомневаемся, что греки вполне понимают опасность, которая нам угрожает со стороны большевизма, и что они восстанут против его антихристианских и антинациональных теорий и дел, направленных против нашего социального порядка». Митрополит Флоринский Василий указал на опасность, которая угрожает христианским религиям и всем цивилизованным народам со стороны большевизма: «К счастью, нападение, которое большевики подготовляли 25 лет на цивилизованную Европу, будет отбито титанической борьбой Германии. За это цивилизованное человечество обязано Вождю Великого Рейха и храброй Германской армии глубокой благодарностью».

Митрополит Сереский Нигрита отметил, что большевизм является возвращением к хаосу. Митрополит Халкидский Ириней в свою очередь указал, что борьба германского рейха против большевизма освободит Церковь в советской России, так как большевизм и масонская плутократия являются источниками разнообразных махинаций и лжи, кровопролития и разорения, от которых сейчас страдает человечество: «Мы желаем полного успеха немецкому оружию». Наконец, митрополит Олимпийский заявил: «Все цивилизованное человечество с волнением и болью следит за страшным гонением веры, за неслыханным азиатским варварством в отношении к христианской и другим религиям в советской России. В связи с этим гонением уничтожено много религиозно-художественных памятников византийско-христианской культуры, а жертв большевистского варварства насчитывается несколько миллионов. Эти явления вызвали большинство цивилизованных наций на самооборону и принудили их занять определенное положение в отношении этого феномена».

В Великую Пятницу, накануне Пасхи 1943 г., Салоникский митрополит Геннадиос в своей проповеди выразил немцам глубокую благодарность за их отношение к грекам и призвал свою паству помолиться вместе с ним «за всех тех, кто сейчас стоит на восточном фронте с оружием в руках в борьбе против безбожного большевизма, и которые этим дают возможность греческому народу исповедовать свою христианскую веру и спокойно праздновать великий греческий праздник»⁶⁸.

Такая позиция ряда митрополитов Северо-Восточной Греции во многом объяснялась их надеждой с помощью немцев смягчить религиозную политику болгарских оккупационных властей.

По соглашению от 24 апреля 1941 г. Восточная Македония и Западная (Беломорская, Эгейская) Фракия с прилегавшими островами Тасос и Самотраки – за исключением греко-турецкой пограничной области в Эвросе – перешли под болгарскую юрисдикцию (большая часть этих территорий принадлежала Болгарии до ее поражения в годы Первой мировой войны). Однако Германия не признала все болгарские претензии, в частности, на Салоники и прилегающую область (там проживали 15–20 тыс. болгар и македонцев). Правда, вследствие постепенного ослабления Италии, значение Болгарии в немецких планах со временем выросло. Так, в начале июля 1943 г. болгарские войска под немецким командованием оккупировали Центральную Македонию, за исключением г. Салоники и Святой Горы Афон, где оставались до сентября 1944 г.

В Восточной Македонии и Западной Фракии было организовано болгарское военное, гражданское и духовное управление, однако окончательное определение юридического статуса этих территорий было отложено до конца войны. Создание новых органов власти обусловило болгаризацию социальных, религиозных, образовательных и экономических учреждений в оккупированной области. Церкви и школы были болгаризованы или закрыты, греческое духовенство и учителя преследовались, греческий язык отменили в качестве официального. Как отмечалось в докладе Священного Синода Элладской Церкви от 18 марта 1943 г., в Северо-Восточной Греции были введены продовольственная карточная система и пропуска, требуемые для профессиональной деятельности, которые выдавались после перехода в болгарское гражданство и преобразования имен и фамилий в болгарские (при участии Болгарской Православной Церкви). Кроме того, к весне 1943 г. в Восточную Македонию и Западную Фракию переселили около 122 тыс. болгар (в основном крестьян из центральных районов Болгарии)⁶⁹.

При этом определенная часть греческого духовенства, в том числе архиереев,первоначально безрезультатно попыталась приспособиться к новым обстоятельствам в их епархиях. Отказ со стороны оккупационных болгарских властей принять предложение о сотрудничестве с руководством местных греческих епархий был явным признаком, что они хотели их удаления или полного подавления. Болгарские власти стремились проводить жесткую религиозную политику в северо-восточной Греции, полностью соответствовавшую планам этнической чистки в этой области.

Согласно плану удаления греческого духовенства из Восточной Македонии и Западной Фракии, сначала – в апреле – июне 1941 г. были высланы все епархиальные архиереи (шесть митрополитов), в большинстве случаев без эксцессов. Напротив, изгнание части приходского духовенства сопровождалось физическим насилием и плохим обращением. Согласно данным, опубликованным спустя пять лет после окончания войны, болгарские оккупационные власти несли ответственность за 95,7 % случаев нанесения ущерба греческим священникам и за 61,1 % случаев убийства священнослужителей в Северной Греции. Остальная, значительно меньшая, часть соответствующих фактов была совершена немецкими и итальянскими властями⁷⁰.

Священный Синод Болгарской Церкви считал, что в отношении занятых территорий она лишь восстанавливает историческую справедливость, возвращая себе то, что принадлежало ей до 1913 г. Однако существенная разница между реальной ситуацией и желанием восстановить свою юрисдикцию на всех занятых территориях препятствовала попыткам Болгарской Церкви проводить там последовательную единообразную политику.

Первый вариант проекта духовной администрации на занятых греческих территориях был принят на чрезвычайном заседании сокращенного состава Синода 25 апреля 1941 г. Он предполагал восстановление существовавшей до 1913 г. структуры Болгарского экзархата – воссоздание четырех епархий: Маронийской (с включением двух городов – Суфлион и Фере, оккупированных немцами), Струмичско-Сереской, Солунской (Салоникской) и Одринской (Эдирненской, Адрианопольской). Это была своего рода программа-максимум, направленная на распространение юрисдикции Болгарской Церкви на все болгарское население Южных Балкан, в том числе на территориях, оккупированных немецкими войсками, и даже в Турции. При этом предписывалось всем болгарским священнослужителям, когда-то эмигрировавшим из Греции, вернуться в свои епархии, а на остальные приходы предполагалось назначить новых священников⁷¹.

Первоначальный проект был представлен на отзыв премьер-министру и в Министерство иностранных и религиозных дел и после критической оценки переработан Синодом. В результате в соответствии с его решением от 29–30 апреля во второй половине мая – начале июня 1941 г. в Западной Фракии и Восточной Македонии были созданы две епархии: Маронийская (временное управление которой поручили митрополиту Пловдивскому Кириллу, назначив ему в помощь викарного епископа Нишавского Илариона) и Струмичско-Драмская (под управлением митрополита Неврокопского Бориса); оккупированная немцами Салоникская, а тем более Эдирненская епархия образованы не были. Однако и в две новоучрежденные епархии вошли некоторые захваченные немецкими войсками территории, что создавало большие сложности; на этих территориях болгарская духовная администрация не могла полноценно функционировать. Принимая второй вариант проекта учреждения духовной администрации, Синод оговорил возможность после стабилизации ситуации в Македонии и Западной Фракии вернуться к данному вопросу и окончательно урегулировать проблему. Однако этого не произошло, учрежденная летом 1941 г. временная духовная администрация в основном сохранялась вплоть до осени 1944 г.⁷².

Священный Синод сразу же решил принять меры для пополнения духовенства на занятых территориях Греции и Югославии, первоначально он рассчитывал командировать туда 200 священников и канцелярских чиновников из Болгарии, а также использовать 500 местных священников (преимущественно македонцев), которые остались окормлять свои приходы. Расходы на устройство новых епархий были определены в 500 тыс. левов, которые предполагалось получить от государства⁷³.

12–16 июня 1941 г. Синод заслушал доклады управляющих новыми епархиями и назначил специальную комиссию из четырех митрополитов для рассмотрения поднятых вопросов, которая вскоре представила доклад «О церковном устройстве и управлении епархиями в новоосвобожденных землях». Его основная идея заключалась в том, что эти епархии станут неотъемлемой частью Болгарской Церкви, и их устройство и управление должно осуществляться на основе устава экзархата⁷⁴.

Значительное место в докладе занимал вопрос об интеграции греческого духовенства в Болгарскую Церковь. В этой связи предлагалось равнять оставшихся на службе в приходах священников новых земель с духовенством «в старых приделах», с тем чтобы они также получали зарплату от болгарского правительства. Освобождаемые от службы, вследствие сокращения числа приходов, священники должны были получать от государства месячные пособия или однократную помощь. Допускались они и в духовные советы (в советы Маронийской и Струмичско-Драмской епархий были назначены по одному члену – греку). В целом в докладе проводилась идея приравнять греческое духовенство в правах к болгарскому. Текст этого документа отличался толерантным духом и хорошо обдуманными мерами, нацеленными на исключение всяких поводов для конфликтов. Однако его реализация на практике столкнулась с большими препятствиями⁷⁵.

На территории возглавляемой митрополитом Кириллом Маронийской епархии ранее находились три греческие епархии: Ксантийская, Комотинская (Гюмюрджинская) и Александруполисская (Дедеагачская). Когда Владыка Кирилл принял управление епархией, в ней еще оставались два греческих митрополита: Александруполисский Мелетий и Комотинский Василий. Оба они находились на свободе до своего отъезда в немецкую зону оккупации – митр. Мелетий уехал в начале июня, а митр. Василий – в начале июля 1941 г. Вместе с ними уехали 28 греческих священников. В результате в епархии оказалось 187 приходов со 182 священниками (по национальности все были греками). Димотишский округ (вблизи греко-турецкой границы) остался под управлением немецкой военной администрации, поэтому Болгарская Церковь не предпринимала попыток установить свою юрисдикцию над греческой Димотишской епархией⁷⁶.

Приехав 30 мая в Западную Фракию, митр. Кирилл устроил свою резиденцию в г. Ксанти, где сформировал Временный Епархиальный духовный совет из командированных болгарских священников и одного грека. Епархия была разделена на три духовных округа: Ксантийский, Александруполисский и Комотинский, общая численность православных верующих в которых составляла 121,9 тыс. человек. В Александруполис и Комотини были назначены архиерейские наместники – болгары, а на острова Тасос и Самотраки – по одному болгарскому священнику. Подавляющее большинство приходов Маронийской епархии остались окормлять прежние греческие священники⁷⁷.

Значительно большая по территории и населению Струмичско-Драмская епархия была образована из двух частей: македонской (входившей до войны в состав Югославии) и греческой, ситуация в которых очень отличалась. Митрополит Борис первоначально устроил свою резиденцию в македонском городе Струмица. В греческой части ранее существовали шесть епархий с центрами в городах: Сере, Драма, Кавала, Демирхисар, Зирнево и Зиляхово. Вместо них митрополит Борис создал четыре духовных округа с центрами в Сере, Драме, Кавале и Правище, в которые назначил болгарских архиерейских наместников из состава клира своей Неврокопской епархии, расположенной в соседних районах Болгарии). В этой части Струмичско-Драмской епархии было 350 греческих прихода и лишь 3 болгарских, что полностью отражало этнический состав региона. Естественно, что подавляющее большинство прихожан встретили впервые приехавшего в Западную Фракию 13–14 мая 1941 г. митр. Бориса без всякой радости и энтузиазма (в отличие от македонской части епархии). Тем не менее, митрополит оставил в полностью греческих селах прежних священников, предоставив им полную свободу служить на греческом языке⁷⁸.

В своем докладе Синоду об итогах первой поездки Владыка Борис отмечал, «что греческое население настроено враждебно ко всему болгарскому». Никого из шести прежних греческих митрополитов он уже не застал – все уехали или были высланы, хотя Сереский митрополит издал окружное послание духовенству своей епархии с указанием поминать болгарского царя и царский дом. Правда, на своих местах еще оставались некоторые греческие протосингелы и архиерейские наместники (вскоре их заменили болгарскими)⁷⁹.

Церковную жизнь на занятых территориях существенно осложняла проводимая болгарским правительством политика дискриминации греков. Как уже говорилось, многие греческие священнослужители были высланы или уехали сами, также активно проводилась болгаризация всех сторон общественной жизни. Если в Македонии, где официально считавшиеся болгарами македонцы составляли подавляющее большинство населения, духовная администрация Болгарской Церкви была встречена местными жителями в основном лояльно, то в Западной Фракии, где преобладало греческое население и духовенство, ситуация оказалась совершенно иной.

В 1918–1926 гг. из Греции в Болгарию были изгнаны 120 тыс. болгар, их земли заселили сотни тысяч греческих беженцев из Малой Азии, и национальная ситуация в Западной Фракии коренным образом изменилась. Так, например, в греческой части Струмичско-Драмской епархии в 1900 г. проживали 240,5 тыс. человек: 99 тыс. болгар, 78,5 тыс. турок и 43,7 тыс. греков, а в 1928 г. уже 305 тыс.: 260,5 тыс. греков, 35,5 тыс. болгар и 1 тыс. турок. Определенные гонения на болгар продолжались и в дальнейшем, особенно в 1940 – начале 1941 г. В это время на острове Хиос находилось в заключении 3 тыс. болгар, а на всех островах – около 10 тыс. (они были освобождены немцами)⁸⁰.

Следует отметить, что в целом Болгарская Церковь занимала гораздо более терпимую позицию по отношению к грекам, чем правительство страны, хотя весной 1941 г. именно министр иностранных и религиозных дел Иван Попов порекомендовал председателю Священного Синода митрополиту Неофиту не совершать действия, которые могли бы негативно отразиться на престиже Церкви.

И все-таки условия жизни для греческих священников были чрезвычайно трудными, так как их в значительной степени оставили без средств к существованию. Многие из священнослужителей были вынуждены или покинуть свои дома и эмигрировать в немецкую зону оккупации, или заняться сельским хозяйством, чтобы добыть пропитание для себя и своих семей. Но даже тех, кто выбрал последнее, затронули многие ограничения и дискриминация.

Оставшиеся на занятой территории священнослужители неболгарского происхождения для продолжения религиозной деятельности должны были подписать декларацию о лояльности Болгарской Церкви. Согласившиеся получали жалование из государственного бюджета наравне с болгарским духовенством. Это было сделано по ходатайству болгарских иерархов, считавших такую меру принципиально важной. В частности, председатель Синода митр. Неофит на встрече с царем Борисом 7 декабря 1941 г. заявил о необходимости введения зарплаты для греческих священников, которые лишены всякого содержания, а также освобождения от налогов церковного и монастырского имущества на новых землях, и царь обещал поговорить по этим вопросам с министром иностранных и религиозных дел. 16 декабря 1941 г. Синод снова обратился к властям страны с ходатайством о введении зарплаты греческим священникам и т. д.⁸¹.

Не подписавшие декларацию греческие иереи могли совершать лишь ограниченное число церковных обрядов на греческом языке: венчание, крещение и отпевание; таким образом, они все-таки получали возможность выжить. В чисто греческих приходах разрешалось служить литургию на их родном языке, в то время как в смешанных – болгарский и греческий языки использовались попеременно, с преобладанием первого (вся официальная корреспонденция в таких приходах велась на болгарском языке). При этом был снова введен юлианский календарь, который тогда использовала Болгарская Церковь (согласно решению Священного Синода от 20 июня 1941 г.).

В августе 1942 г. был принят более жесткий правительственный закон о принудительной натурализации в качестве болгар всех жителей Западной Фракии, который включал раздел со специальными условиями для священников. Согласно этому разделу священнослужители, желавшие изменить свое гражданство, были также обязаны признать юрисдикцию Болгарского экзархата, иначе они подлежали высылке в немецкую зону оккупации. В обмен на принятие данных условий им предлагали должности, как служащим болгарского государства, с соответствующим разрядом и зарплатой, включая нормированные продовольственные пайки и другие привилегии. В областях Ксанти и Сере некоторые греческие священники из оставшихся там после массового изгнания изменили свое гражданство и перешли в Болгарскую Церковь, в то время как в области Кавала даже те, кто попытался заслужить расположение болгарских властей, не избежали высылки.

Некоторые греческие архиереи пытались бороться с экспансионистской политикой Софии. В частности, Салоникский митрополит Геннадиос предпринял пропагандистскую кампанию, чтобы доказать, что территориальные требования Болгарии на Восточную Македонию и Западную Фракию не имеют никаких оснований. Его цель состояла в том, чтобы убедить немецкие власти в несправедливости проводимой по отношению к грекам политики, но митрополит также говорил о риске для выживания греческого населения из-за длительной оккупации и возможной аннексии Восточной Македонии и Западной Фракии болгарским государством. Помимо исторических и этнографических он использовал экономические аргументы, ссылаясь на то, что оккупированные болгарами области до войны давали 35 % общего производства в Греции. Потеря этих областей привела бы к дальнейшему снижению уровня жизни большинства греков, которые и так уже жили ниже существовавшей до начала оккупации черты бедности⁸².

Руководство Элладской Церкви в свою очередь активно выступало с официальными заявлениями протеста, в том числе после смены Афинского архиепископа. В начале июня 1941 г. архиеп. Хрисанф передал официальный протест полномочному представителю III рейха в Греции Гюнтеру Альтенбургу по поводу политики болгарских властей в отношении Элладской Церкви в Северо-Восточной Греции. Он осудил их требование совершать богослужение на церковно-славянском языке, так же как и смещении греческих митрополитов с их кафедр. Насаждение болгарского языка нарушало закон и свободу религиозной совести, так как болгарский язык был полностью неизвестен греческому духовенству и мирянам. Подчинение духовенства Западной Фракии Болгарскому Священному Синоду, по утверждению архиеп. Хрисанфа, полностью противоречило церковному праву, потому что Болгарская Церковь была «раскольнической» и не состояла в духовном общении ни с одной из других Поместных Православных Церквей. Впрочем, руководство Элладской Церкви признавало, что сущность вопроса была, прежде всего, политической. Именно поэтому первоначально оно считало, что преследование греческого духовенства в болгарской зоне является не его заботой, а скорее «светским» вопросом, которым должно заниматься, прежде всего, греческое оккупационное правительство⁸³.

В середине августа 1941 г. новый Афинский архиепископ Дамаскин в официальном заявлении похвалил религиозную политику немецких властей в Северо-Восточной Греции и осудил соответствующую политику болгар, прибегнув к тем же обвинениям, что и его предшественник. К этому времени в оккупированные епархии уже были назначены болгарские архиереи, вводилось принудительное участие болгарских священников в совершении литургии, во многих церквах греческие надписи заменялись на болгарские, некоторые греческие духовные книги оказались сожжены, были отменены лицензии, выданные греческими митрополитами для совершения венчаний. Почти все храмы, Епархиальные дома и большинство монастырей были захвачены, церковная собственность конфискована и, наконец, все греческие митрополиты и многие священники высланы. В июне 1942 г. архиепископ Дамаскин прекратил осуждать меры, предпринятые болгарскими властями в отношении греческого духовенства, так как, по его оценке, Элладская Церковь в этом регионе прекратила существовать⁸⁴.

Когда в июле 1943 г. болгарская армия вошла в Центральную Македонию, которой управляла немецкая администрация, Афинский архиепископ снова начал резкую антиболгарскую агитацию. Он предупредил, что болгарские провокации в отношении греческого населения вызовут ответную реакцию, принимающую форму конфликтов между местными жителями и немецкими властями, и будут сопровождаться нападениями на немцев. В связи с этим Владыка просил, чтобы немецкие власти придерживались существующего статуса Элладской Церкви в Центральной Македонии и категорически отвергли все претензии болгар изменить его (опасения не оправдались).

В октябре 1943 г. архиеп. Дамаскин, президент Академии Афин, ректоры Афинского университета и политехнического института, президенты Палат промышленности, торговли и профессий и Общей конфедерации рабочих Греции передали официальную жалобу полномочным представителям Германии и Италии, а также представителям Международного Красного Креста. В данном протесте они осудили болгарскую политику этнической чистки, которой были подвергнуты более 700 тыс. греков в Македонии и Фракии. В это время представители всех важнейших институтов греческого общества выразили свою поддержку и согласие с политикой, проводимой предыдущие два года церковным руководством в отношении этнической чистки в болгарской зоне оккупации. Фактически они косвенно выразили явное неодобрение слабой реакции греческих оккупационных правительств на болгарскую политику в Македонии и Фракии, однако упустили тот факт, что политика Элладской Церкви в отношении национальных дел до начала 1943 г. была по существу одобрена первыми двумя оккупационными правительствами, так как эти правительства считали, что обращения церковного руководства к немецким властям являются более эффективными, чем их собственные обращения⁸⁵.

В конце концов, немецкие оккупационные власти признали правильной точку зрения советника по религиозным делам немецкого Министерства иностранных дел Е. Герстенмайера, который считал антиболгарские обвинения греческих иерархов хотя и преувеличенными, но не лишенными определенных оснований. Еще 24 сентября 1941 г. он предлагал руководству своего отдела МИДа порекомендовать болгарским союзникам Берлина проявить, по крайней мере, в религиозных делах определенную мягкость и терпимость⁸⁶.

Более терпимое отношение болгарских иерархов по сравнению с властями своей страны во многом было следствием их нежелания портить отношения с руководством Элладской Православной Церкви и Константинопольского Патриархата, от которых зависело решение вопроса о снятии с Болгарской Церкви схизмы (уже в июне 1941 г. Священный Синод отмечал, что наступил благоприятный момент для отмены схизмы, и в этой связи предполагалось прибегнуть к посредничеству немецкого правительства и провести переговоры с Константинопольским Патриархом и руководством греческого государства).

В сентябре 1941 г. болгарские иерархи попросили Е. Герстенмайера и германского посла в Софии Беккерле ходатайствовать перед Элладской Церковью, чтобы та убедила Константинопольский Патриархат отменить болгарскую схизму и признать Патриарха Болгарской Церкви, которого вскоре планировалось избрать. Болгарские митрополиты обещали в обмен на заступничество Элладской Церкви продемонстрировать «великодушное» отношение к православным грекам и избегать притеснения греческого «меньшинства» во Фракии. Германские власти согласились оказать давление на Элладскую Церковь при условии, что Болгарская Церковь будет активно участвовать в борьбе против коммунизма. Однако, как уже говорилось, Афинский архиепископ Дамаскин не уступил немецкому давлению, сославшись на то, что болгарские архиереи активно участвуют в реализации планов своего правительства по болгаризации северных областей Греции⁸⁷.

Следует отметить, что относительно толерантная позиция руководства Болгарской Церкви не встречала поддержку у правительства в Софии, которое хотело выслать не подписавших декларацию о лояльности греческих священников вместе с семьями или поместить их в отдаленные монастыри.

Вопреки намерениям митрополитов Кирилла и Бориса оставить на службе желавших этого греческих священников, правительство выступало за «крайнюю национальную и государственную необходимость назначить на все приходы священников болгарского происхождения». Это было в приказном тоне заявлено в секретном письме Министерства иностранных и религиозных дел, заслушанном на заседании Синода 20 марта 1942 г. В нем на основании доклада областного управителя Клечкова утверждалось, что в Беломорской (Западной) Фракии имеется 210 греческих священников, из которых 104 – «молодые, энергичные, крайние националисты, опасные для спокойствия в этой области», а 106 – «достаточно возрастные, бездеятельные и исполняющие все распоряжения власти». Первых правительство поручило Синоду отправить в монастыри на территории Болгарии для их «обезвреживания», угрожая тем, что в противном случае областной управитель сам их интернирует. Примерно 40 священников из второй категории, готовых подписать декларацию о честной и преданной службе болгарскому государству и Церкви, предлагалось оставить на приходах с постоянной оплатой. Остальных планировалось отправить на покой с небольшим ежемесячным финансовым вознаграждением. Министерство также просило как можно быстрее назначить в Беломорскую Фракию священников – болгар из других епархий⁸⁸.

Это письмо вызвало бурную дискуссию среди членов Синода. Намерение правительства поддержал лишь один митрополит Варненский Иосиф, считавший выселение греческого духовенства полезной мерой для церковно-национального единства. Остальные болгарские архиереи категорически выступили против. Митрополит Кирилл заявил о невозможности поместить в монастыри более 100 священников вместе с членами их семей, а без семей они будут страдать. По его мнению, было бы целесообразно, «учитывая вселенский престиж» Болгарской Церкви, принять желающих на службу в епархиях. Результаты дискуссии обобщил митрополит Паисий: «Для нас вопрос состоит не в том, чтобы оторвать его население [Западной Фракии] от греческих священников, а в наиболее целесообразной организации там церковной жизни». В итоге Синод принял предложение митрополита Кирилла предоставить управляющим фракийскими епархиями право по своему усмотрению решать вопрос – сколько и каких греческих священников принимать на службу, исходя из нужд епархий. Синод также категорично отклонил требование правительства препятствовать смешанным бракам между болгарами и греками⁸⁹.

Управлявшие епархиями в Западной Фракии митрополиты Кирилл и Борис даже спасли жизнь некоторых греческих священников, обвиненных в поддержке партизан и приговоренных к смерти. В частности, Владыка Борис спас от расстрела священника с. Алистрати. Во время голода Владыка Кирилл просил областного управителя Беломорской (Западной) Фракии Клечкова увеличить пищевое снабжение греческого населения, приравняв его к болгарскому, а также отменить или сократить вечером время комендантского часа для греков⁹⁰.

Владыка Борис в свою очередь демонстративно проявлял уважение к канонам и не занимал архиерейский трон при совершении литургии в тех храмах, где он не был избран приходским советом правящим архиереем. Благодаря усилиям этих митрополитов на занятых территориях были частично сохранены греческие и старославянские надписи на церковных изображениях и греческие богослужебные книги в храмах. Здания церквей поддерживались в относительно хорошем состоянии, а некоторые даже ремонтировались и обновлялись. Сильно пострадал лишь монастырь Пресвятой Богородицы в Кушнице, служивший базой для партизан и частично разрушенный в ходе боев⁹¹.

Позиция болгарских архиереев позволила некоторому количеству греческих священнослужителей (значительно большему, чем хотел областной управитель) остаться и окормлять своих соотечественников в Западной Фракии. Осенью 1942 г. из 87 укрупненных приходов Маронийской епархии 34 были заняты болгарскими священниками (24 на постоянной службе и 10 командированных из Пловдивской епархии), а 53 – греческими. В 1943 г. в Драмской епархии на приходах служили 26 греческих священников, и на их зарплату уже было истрачено 1720 тыс. левов, в том числе в качестве ежемесячной помощи в размере 5 тыс. левов – проживавшему в Драме в преклонном возрасте Родополскому митрополиту Кириллу (Пападопуло), бывшему архиерею Константинопольского Патриархата. До сентября 1944 г. греческому духовенству в Драмской епархии было выплачено еще 1174 тыс. левов. Митр. Борис старался помочь и лишенному своих приходов греческому духовенству – периодически они получали небольшие пособия⁹².

За май 1941 – сентябрь 1944 г. в качестве жалования и пенсий греческому духовенству в Маронийской и Драмской епархиях было выплачено 9641 тыс. левов, а всего на содержание храмов и духовенства в занятых Македонии (в том числе югославской) и Западной Фракии Болгарская Церковь потратила 109 597,5 тыс. левов, в том числе в Драмской епархии – 19 103,6 тыс. (из них 3 млн. на ремонт и содержание храмов) и в Маронийской – 15 269,7 тыс. Устройство церковной жизни на новых землях требовало больших финансовых затрат, на которые Болгарская Церковь не была способна без государственной поддержки. В этой связи в августе 1941 г. Народное собрание выделило дополнительный бюджетный кредит на церковные нужды в занятых областях⁹³.

На заседании 3 июля 1941 г. Синод обсудил дополнительно собранные сведения о нуждах новых епархий. Оказалось, что там имеется 1153 прихода, в том числе в составе Струмичско-Драмской епархии – 420 и Маронийской – 265 (вероятно, вместе с приходами греческой Димотишской епархии, которая фактически осталась самостоятельной). Часть из них (особенно в Западной Фракии) подлежала укрупнению, и Синод посчитал, что для нормальной церковной жизни на новых землях нужно 800 священников. Поэтому вместе с оплатой 60 дополнительных иереев для вакантных приходов старой части Синод запланировал в бюджете на 1942 г. увеличение расходов почти на 37 млн. левов (с 95 650 тыс. в 1941 г. до 132 370 тыс. левов). Таким образом, общее число священнослужителей экзархата должно было вырасти с 2564 до 3454. Кроме того, планировалось принять на учебу в Духовные семинарии всех болгар и македонцев, не завершивших свою учебу в семинариях Югославии, Греции и Румынии⁹⁴.

Со временем стало ясно, что первоначальные границы образованных в Западной Фракии епархий были установлены ошибочно. Струмичско-Драмская епархия состояла из двух совершенно различных и практически ничем не связанных между собой частей – македонской и греческой, а Маронийская епархия – слишком мала и поэтому нежизнеспособна. Этот вопрос рассматривался на заседании Болгарского Синода 19 ноября 1942 г. Митр. Борис предложил перенести центр управляемой им епархии в г. Драма, а митрополит Кирилл – передать в состав Маронийской епархии г. Кавала и Саряшабанский административный округ (всего 15 приходов)⁹⁵.

В результате состоявшегося в тот же день решения Синода Струмичско-Драмская епархия с 1 января 1943 г. претерпела значительную реорганизацию: пять ее северных духовных округов, входивших до войны в состав Югославии и населенных в основном македонцами, передали в состав других епархий, один округ присоединили к Маронийской епархии, а оставшиеся три (Драмский, Сереский и Демирхисарский) выделили в самостоятельную Драмскую епархию, которой по-прежнему управлял митрополит Борис. Владыка устроил свою резиденцию в г. Драма (местный греческий митрополит Василий уехал еще в мае 1941 г.). В новой епархии после проведенного укрупнения осталось 135 приходов, причем 70 не имели священников. Драмский округ был разделен на 24 приходских участка, а Сереский – на 10. В них участковыми священниками служили болгары, которые руководили греческим духовенством, не знавшим болгарского языка и «славянского богослужения». В Демирхисарском округе, разделенном на 18 приходских участков, к началу 1943 г. уже вообще не было греческих священников⁹⁶.

Постепенно высланных и отправленных на покой греческих священнослужителей все больше заменяли присланными из Болгарии, многие из которых были на стороне болгарских националистов. В своих проповедях присланные священники обычно оправдывали национальные претензии болгарского правительства и доказывали, что македонцы и уроженцы Фракии имеют болгарское происхождение⁹⁷. Подобную пропаганду вела и издаваемая в Софии ежемесячная газета Болгарской Церкви, «Духовная культура».

В то же время заполнение вакантных священнических мест являлось хронической трудностью Болгарской Церкви и в старых границах. Вскоре стало ясно, что только возвращением прежнего клира экзархата в новые епархии проблему не решить. Поэтому уже с лета 1941 г. туда стали командировать священников, ранее никогда не служивших в новых епархиях. В данной связи Народное собрание одобрило выделение еще одного кредита для оплаты 375 болгарских священников и диаконов, которые были распределены по приходам и монастырям в бывшей югославской Македонии (280) и Западной Фракии (95).

Эти священнослужители в обязательном порядке временно командировались из Болгарии для контроля над местным духовенством (многие из них входили в состав образованных архиерейских наместничеств) и через четыре-пять месяцев должны были заменяться новыми (в качестве материального стимула они получали жалование на 10 % больше, чем в Болгарии). Следует отметить, что среди присланных священнослужителей было немало русских священников, поселившихся в Болгарии после окончания гражданской войны в России. Конечно, не все иереи хотели временно оставлять свои приходы в Болгарии, и в целом эта акция создавала условия для кадровой текучки и беспорядков. Чтобы навести дисциплину, Синод 1 июля 1943 г. возложил на митрополитов Бориса, Филарета и Евлогия задачу систематизировать правила пополнения клира в Македонии и Западной Фракии.

6 июля Синод постановил к осени произвести полную замену отслуживших указанный срок священников новым духовенством, а 8 июля 1943 г. утвердил разработанные тремя митрополитами «Правила командирования священников из старых приделов Царства в новоосвобожденные земли». Они предусматривали, что все священнослужители Болгарской Церкви в возрасте до 50 лет, за небольшими исключениями (мобилизованные военные священники, негодные по состоянию здоровья, архиерейские наместники и т. д.), будут командированы на три-четыре месяца в новые епархии. Отказ от командировки был равносилен отказу от приходской службы, с которой в таком случае увольняли. На этом заседании Синод утвердил и первые квоты командированных священников из старых епархий, в том числе 30 в Драмскую епархию (по 6 из Софийской, Видинской, Врачанской, Сливенской и Неврокопской) и 12 – в Маронийскую (по 6 из Пловдивской и Старо-Загорской)⁹⁸.

При этом старались отправлять наиболее образованных и деятельных священников. Те, кто добровольно оставался на занятых территориях больше положенного срока, получали дополнительные льготы: им повышали на 30 % жалование, выплачивали наградные за выполнение «специальных заданий» в «новоосвобожденных землях», передавали в пользование бесхозные земли, имущество выселенных греков и интернированных евреев (часто это имущество продавалось по символическим ценам). В конце июля 1943 г. Синод одобрил список кандидатур на священнические места в новых областях и, кроме того, решил осенью произвести перемены в составе духовенства болгарских колоний за границей для обновления и усиления церковной работы в них⁹⁹.

В своем докладе председателю Священного Синода митр. Неофиту о положении в Драмской епархии от 14 марта 1944 г. митр. Борис отмечал, что из-за острой нехватки священников-болгар, в том числе командированных, Синод разрешил рукополагать на «освобожденных землях» кандидатов с незаконченным духовным образованием. Это дало свои плоды, и к весне 1944 г. в епархии служили на постоянной основе уже 66 священников-болгар. В селах с греческим населением по-прежнему разрешалось служить и совершать требы греческим иереям «под руководством епархиального священника». При этом остро не хватало болгарских богослужебных книг, мешала и «отчужденность болгарского и греческого духовенства». Всего в епархии действовали 288 церквей и 88 часовен. Митрополит также отмечал некоторые успехи болгаризации: если на 1 марта 1943 г. в Драмской епархии в 5 городах и 309 селах проживали 311,2 тыс. человек, в том числе 38,1 тыс. болгар и 267 тыс. греков, то в ходе второй переписи в мае 1943 г. болгарами записались уже более 50 тыс.¹⁰⁰.

В конце доклада митр. Борис выдвигал несколько предложений для улучшения ситуации в епархии: 1. Как можно скорее назначить постоянного Драмского митрополита; 2. Занять приходы постоянными священниками-болгарами с необходимой подготовкой, так как от командированных мало пользы; 3. Обеспечить приходы болгарскими богослужебными книгами и подготовить певчих; 4. Усилить финансовую поддержку из государственного бюджета; 5. Вернуть обратно в состав Драмской епархии г. Кавала, отошедший 1 января 1943 г. к Маронийской епархии; 6. Провести новую болгаризацию Беломорской области (т. е. Западной Фракии)¹⁰¹.

Последние наиболее полные статистические данные о составе епархий Западной Фракии относятся к декабрю 1944 г. В это время в Маронийской епархии было 170 церквей, 174 часовни, 151 священник (38 болгарских и 113 греческих), 5 монастырей – 4 мужских без монахов и один женский на о. Тасос с 7 монахинями. В Драмской же епархии тогда имелось 279 церквей, 86 часовен, 205 священников (51 болгарин на постоянной службе, 30 командированных болгар, 11 греков на постоянной службе и 113 временно служащих греческих иереев), 9 мужских монастырей и 2 женских с 9 монахами, 6 монахинями и 14 трудниками¹⁰².

К завершению оккупации – в сентябре 1944 г. в югославской Македонии и Западной Фракии все еще служило около 160 командированных болгарских священников, что составляло более 8 % от их общего числа в стране. Это создавало дополнительные трудности для Болгарской Церкви, продолжавшей испытывать острую нехватку духовенства. Когда эти 160 священников (в том числе 120 из Драмской и Маронийской епархий) вернулись, Синод сразу распределил их по вакантным приходам и церковным должностям. В частности, бывший протосингел Драмской епархии иеромонах Антоний (Делчев) в декабре 1944 г. был назначен протосингелом Неврокопской епархии¹⁰³.

Болгарские архиереи также старались как можно чаще приезжать на занятые территории. Так, например, 8–12 мая 1943 г. большое количество греческих общин на побережье Эгейского моря посетили митрополиты Софийский Стефан и Врачанский Паисий, а уже 4–12 июня поездку в Западную Фракию совершил митрополит Пловдивский Кирилл¹⁰⁴.

Интегрирование священнослужителей новых епархий в состав духовенства Болгарской Церкви было узаконено «Правилами подданства на освобожденных в 1941 году землях», одобренных Советом Министров 5 июня 1942 г. Согласно этому документу все югославские и греческие подданные болгарского происхождения по письменному заявлению (поданному до 1 апреля 1943 г.) получали болгарское гражданство. Правила давали возможность экзархату ходатайствовать о субсидировании государством оплаты священникам как болгарского, так и неболгарского происхождения¹⁰⁵.

Местных священнослужителей новых епархий (македонцев и болгар) старались привлекать к участию в органах церковного управления. Уже с мая 1941 г. их начали назначать членами временных Епархиальных советов, однако согласно уставу экзархата эти органы должны были избираться, и окружным посланием от 17 августа 1942 г. Синод назначил проведение двухступенчатых выборов. 4 октября 1942 г. во всех новых духовных округах избрали по три священника и три мирских выборщика, которые через полгода провели выборы членов постоянных Епархиальных советов. Новоизбранные советы были утверждены указом Синода от 24 июля 1943 г.¹⁰⁶. Осталось не выполнено еще одно положение устава экзархата – выборы епархиальных архиереев, но это объяснялось внутренней причиной – острой борьбой по вопросу завершения канонического устройства Болгарской Церкви путем созыва Церковного Народного Собора и выборов Патриарха. В целом же Болгарская Церковь так и не смогла полностью контролировать церковную жизнь на так называемых «новоосвобожденных землях».

Капитуляция Болгарии и приход 9 сентября 1944 г. к власти в этой стране прокоммунистического Отечественного фронта привели к ликвидации болгарского военно-административного и духовного управления на Северо-Востоке Греции. Болгарские архиереи покинули эту область еще в августе, а 6–10 сентября 1944 г. из Западной Фракии в Болгарию уехали 120 приходских священников и церковных чиновников¹⁰⁷.

Определенные особенности имела религиозная политика в итальянской зоне оккупации Греции. В отличие от немцев, итальянцы активно использовали местные организации Римско-Католической Церкви (прежде всего, благотворительные), чтобы завоевать терпимость или даже симпатию части населения в занятых странах. Итальянское посольство в Афинах просило, чтобы первое оккупационное правительство аннулировало условия международного соглашения 1926 г., согласно которому Франция имела приоритет в религиозной католической деятельности на Балканах (это соглашение сохраняло существовавший ранее статус французского покровительства католиков в государствах, возникших на территории бывшей Османской империи). В Греции, однако, данное правило никогда не имело силы, так как сразу же после создания независимого греческого государства защита местных католиков была возложена на греческого короля, и таким образом Римско-Католическая Церковь в Греции стала национальной Церковью под защитой государства. Следовательно, ходатайство итальянского посольства не имело реального значения, однако ясно показывал намерение властей Италии использовать католические организации в своей оккупационной политике.

В результате деятельность Католической Церкви в Греции в 1940–1944 гг. развивалась во многих социальных и политических сферах. Она началась с аренды ряда зданий под больницы во время греко-итальянской войны и успешного посредничества Папы Римского Пия XII зимой 1940/1941 г. между правительствами воюющих стран с целью предотвращения бомбардировки Афин и Рима. Кроме того, Ватикан и католические епископы Греции ходатайствовали перед оккупационными немецкими и итальянскими властями о смягчении условий содержания греков в концентрационных лагерях и перед царем и премьер-министром Болгарии об улучшении отношения к греческому населению в Восточной Македонии и Западной Фракии. Католические епископы также предложили помощь для решения проблемы доставки продуктов питания городскому населению с использованием дипломатических служб Ватикана. Это привело к посланиям Папы Римского к английскому королю, обращениям послов к оккупационным властям в Греции, а также посредничеству между Афинским архиепископом Дамаскином и английским правительством или греческим послом в Лондоне¹⁰⁸.

Учитывая небольшое количество католиков в Греции, итальянские власти в своей религиозной политике уделяли значительное внимание и Православной Церкви. В частности, согласно сообщению полномочного представителя III рейха из Афин в германский МИД от 10 июля 1941 г., они пытались предотвратить замену Афинского архиепископа, опасаясь, что это повлечет за собой реструктурирование Элладской Церкви и ее адаптацию к условиям оккупации. Однако им пришлось уступить, когда итальянские власти поняли, что вызовут недовольство греческого населения, если их причастность к негативному решению такого важного вопроса станет достоянием общественности¹⁰⁹.

Различие религиозной политики итальянских и немецких оккупационных властей соответствовало разным стратегиям Рима и Берлина в захваченной Греции. Итальянцы предпочли бы концентрацию всей власти в руках объединенных немецко-итальянских вооруженных сил и были против идеи создания греческого оккупационного правительства в Афинах, поскольку планировали аннексировать после войны часть областей Греции, оказавшихся в их зоне оккупации. Так как Элладская Церковь являлась самой сильной и популярной организацией в оккупированной Греции, поэтому итальянские власти не хотели замены архиепископа из-за возможного роста и так большого влияния церковного руководства в стране.

Следует отметить, что в первый период оккупации религиозная политика немцев, стремившихся сотрудничать с новым Первоиерархом Элладской Церкви, приносила определенную пользу итальянцам. В июле 1941 г. новый Афинский архиепископ Дамаскин разослал с помощью телеграфа послание, в котором призывал митрополитов континентальной Греции содействовать разоружению гражданских лиц¹¹⁰. Архиепископ даже обещал, что если с помощью Церкви будет сдано оружие итальянским властям, они вознаградят сельских священников продуктами питания, в то время как другие архиереи объясняли свое стремление оказывать благожелательный прием итальянским войскам желанием избежать возможных беспорядков¹¹¹.

Первое подконтрольное оккупантам греческое правительство, предпринимая усилия для координации деятельности всех учреждений государства, призывало государственных служащих обещать «перед Богом и страной», что они будут исполнять свои обязанности, оказывая «полное юридическое сотрудничество военным и политическим итальянским властям на пользу греческой нации». Церковное руководство поддержало эту политику и указало всем священнослужителям итальянской зоны пройти данную оскорбительную процедуру, несмотря на то, что они не были государственнымислужащими ни греческой, ни иностранной власти. Осенью 1941 г. архиепископ Дамаскин похвалил «отношение, продемонстрированное немецкими и итальянскими властями» к Элладской Церкви в отличие от болгарских оккупационных сил¹¹².

На Ионических островах итальянцы активно пытались ослабить национальное самосознание греческого населения. Тем не менее, отношения между итальянским специальным уполномоченным Пьетро Парини и митрополитом острова Корфу Мефодием характеризовались принудительным повиновением архиерея итальянским властям. Эта тактика облегчила митрополиту его деятельность по решению социальных проблем. Разрыв между итальянскими оккупационными властями и церковным руководством на Корфу произошел только в сентябре 1943 г., когда местное духовенство отказалось сотрудничать и перешло к политике неповиновения¹¹³.

Отношения итальянских властей и руководства Элладской Церкви ухудшились весной 1943 г. Причина заключалась в том, что политический отдел итальянской оккупационной армии (находившийся на о. Корфу) попытался, хотя и неудачно, сократить на 50 % пенсии и дополнительные пособия духовенству¹¹⁴. К тому же последовало принудительное удаление ряда православных иерархов в другие области Греции по решению итальянских властей. В это время руководство Элладской Церкви заявило о существовании «беспрецедентного преследования… духовенства почти во всех областях» итальянской зоны. В послании Священного Синода от 18 марта 1943 г. говорилось, что многие клирики были подвергнуты гонениям, высланы, лишены их собственности, а некоторые приговорены к смерти и убиты. Незадолго до капитуляции Италии в сентябре 1943 г. архиеп. Дамаскин открыто выступил против итальянских оккупационных властей из-за действий итальянских войск против мирного населения. Итальянцы, однако, отклонили протест архиепископа, так как он отказался осудить греческих повстанцев¹¹⁵. Таким образом, отношение итальянских вооруженных сил к Элладской Церкви было более негативным, чем то, которое демонстрировало политическое руководство страны.

Несмотря на определенное сотрудничество с оккупационной администрацией, Элладская Церковь под руководством архиепископа Дамаскина действовала главным образом в интересах народа. Устройством народных столовых и кухонь в условиях катастрофического голода зимы 1941–1942 гг., защитой греческих заложников, оказанием материальной и духовной помощи больным, беднякам, сиротам и другими социальными мероприятиями Православная Церковь приобрела большой авторитет у населения. При этом председателем осуществлявшего значительную благотворительную помощь «Христианского сообщества» был прежний архиепископ Афинский Хрисанф. Активно участвовал в открытии столовых для голодающих бывший секретарь Синода иеромонах Иероним (после освобождения Греции он организовал «Союз возвращения на родину» и возглавил движение по восстановлению разрушенных храмов)¹¹⁶.

Интересен в этой связи доклад командира Восточно-Эгейского военного управления от 3 сентября 1944 г. о ситуации на острове Родос. В нем говорится, что созданная в Афинах для помощи голодающему населению Додеканеса при осуществлении запланированной поставки продовольствия выдавала его только грекам. Однако Родосский митрополит в письме членам комиссии от 22 августа высказал мнение, что продовольствие должно быть предоставлено всему населению (то есть включая представителей католической и мусульманской общин)¹¹⁷.

Большую благотворительную помощь оказывали греческие монастыри. Так, например, обитель Живоносного Источника в Лонговарде к концу оккупации принимала всех, ищущих прибежища и пищи. Монахи сократили свою дневную порцию еды, каждый день кормили 150–200 человек и даже помогали нуждающимся с соседних островов Сирос, Наксос и др. Братия этого монастыря спасла не только голодающих, но и 125 молодых мужчин, арестованных в мае 1944 г. в г. Ливадия на о. Парос в качестве заложников и приговоренных к смерти немецким комендантом острова. Местные приходские священники во главе с настоятелем монастыря о. Филофеем (Зервакосом) сформировали комитет по спасению заложников, но комендант отказался их освободить. Тогда о. Филофей сказал ему: «Пусть считают меня среди приговоренных к смертной казни», – и заложники были освобождены¹¹⁸.

Германские военные власти пытались привлечь Элладскую Церковь к борьбе с партизанами. Так, например, 29 июля 1944 г. немецкий комендант Крита генерал Мюллер созвал руководителей администрации критских городов, а также епископов, на совещание в г. Ханья с целью сообщить его точку зрения на отношения оккупационной власти с населением в условиях активизации партизанского движения. Мюллер призвал греческих чиновников к борьбе с коммунистами и террористами, отметив, что в этой борьбе в первую очередь должна участвовать Церковь, так как она имеет огромное влияние на население. После консультаций участников совещания с губернатором они приняли итоговый документ, в одном из пунктов которого говорилось: «3. Во время своих поездок епископы должны произносить разъяснительные проповеди, и передавать содержание этих проповедей подчиненным им священникам с целью распространения среди населения. Священники же не должны упускать ни одного повода, чтобы содействовать борьбе против коммунизма»¹¹⁹. Однако подобные резолюции особого эффекта не имели.

Постепенно в Элладской Церкви сторонников компромиссной позиции архиепископа Дамаскина становилось все меньше. Референт германского МИД Колреп в своей заметке от 31 марта 1944 г. писал: «Хотя Афинский архиепископ посетил могилы в Виннице¹²⁰ и после своего возвращения в Грецию развернул сильную антибольшевистскую пропаганду, однако его можно назвать в этом отношении одиночкой, так как остальное духовенство настроено просергиански [то есть положительно к Московскому Патриарху Сергию]»¹²¹.

Вскоре после избрания в сентябре 1943 г. Патриархом Московским и всея Руси Владыки Сергия (Страгородского) германский МИД предпринял активные усилия, чтобы добиться официального непризнания выборов со стороны Элладской Церкви. 9 октября представитель МИД в Афинах сообщил своему начальству, что у него не получается организовать эту акцию, и просил прислать для агитации резолюции и воззвания зарубежных русских архиереев, осуждавших избрание Патриархом Сергия¹²².

Подобные резолюции были присланы, но Элладская Церковь так и не поддалась давлению немцев. Проживавший же в Лондоне греческий архиепископ уже к 2 октября 1943 г. признал выборы Московского Патриарха. Интересно, что живший в Каире греческий король Георг по другим, чем германские ведомства, причинам также негативно отнесся к избранию Патриарха Сергия и в этой связи написал Константинопольскому и Иерусалимскому Патриархам послания об «обманных махинациях большевиков»¹²³.

В докладе отдела культурной политики германского МИД от 15 июня 1944 г. отмечалась «чрезвычайно неблагоприятная» церковная ситуация в Греции¹²⁴. Часть священнослужителей, среди них и некоторые архиереи, активно поддерживали партизанскую борьбу ЭЛАС. Впрочем, и архиепископ Дамаскин к тому времени далеко не во всем следовал политике оккупантов и не раз вступал в конфронтацию с ними. 20 июня 1944 г. находившийся на оккупированной территории СССР Первоиерарх Белорусской Православной Церкви митрополит Минский Пантелеимон (Рожновский) отправил письмо Владыке Дамаскину, в котором призывал «выступить единым фронтом народов Европы против безбожного большевизма», однако ответа не получил¹²⁵.

Когда в 1943 г. нацисты начали преследовать еврейское население страны, заключая его в концлагеря (всего в концлагерь Освенцим было вывезено и там уничтожено 64 тыс. греческих евреев), архиепископ Дамаскин решительно выступил против, указав, что расовая теория противоречит учению Православной Церкви и традициям греческого народа. В марте 1943 г. Первоиерарх Элладской Церкви отправился на прием к имперскому уполномоченному Гюнтеру Альтенбургу с протестом против унизительного указа от 25 февраля того же года, запрещавшего евреям покидать пределы своих гетто и обязывавшего их носить желтую звезду Давида на своей одежде. На заявление Владыки Альтенбург ответил, что решение об этом было принято в высших эшелонах власти, и он не может отменить указа¹²⁶.

Подобную позицию занимали и некоторые другие греческие архиереи. Так, например, 1 апреля 1943 г. митрополит о. Корфу Мефодий (Контостанос) по просьбе местного раввина велел зачитать в церквах своей епархии указ об отлучении от причастия всех занимающихся осквернением еврейских кладбищ. Через год епископ Мефодий сделал безуспешную попытку спасти евреев острова от уничтожения, но его заступничество не имело успеха: из 2 тыс. еврейского населения Корфу в живых осталось только 120 человек¹²⁷.

В начале 1944 г. немцы потребовали от мэра греческого острова Закинфа Керрари представить список всех живущих на Закинфе евреев для депортации. Мэр обратился к местному архиепископу Хризостому, который на следующий день вместе с ним пошел в комендатуру. На повторное требование архиеп. Хризостом ответил: «Евреи не христиане, но они мирно жили на острове на протяжении веков. Они никогда никого не беспокоили. Они греки, как и прочие греки. Нам будет очень печально, если они исчезнут». Завязался спор, наконец, комендант, выйдя из себя, резко потребовал список имен. Архиепископ взял чистый лист бумаги, написал на нем: «Архиепископ Хризостом», и, передавая его коменданту, сказал: «Вот ваш список евреев на острове Закинф». Командир пригрозил доложить об этом поступке Владыки «куда надо». Архиепископ и мэр, выйдя из комендатуры, обратились ко всем закинфским евреям с призывом прятаться в горах и призвали местных жителей всячески им помогать скрываться евреям от выдачи. В октябре немцам пришлось покинуть остров, и, таким образом, никто не пострадал. В 1978 г. еврейская организация «Яд Вашем» удостоила архиеп. Хризостома титула «праведника среди народов»¹²⁸.

В марте 1944 г. нацисты приступили к выполнению так называемого плана «окончательного решения еврейского вопроса» в Греции. Военным комендантом Афин был назначен генерал СС Йорген Струп, который руководил ликвидацией Варшавского гетто в мае 1943 г. Главному раввину Барзилаю было предложено немедленно представить список имен и адресов всех представителей еврейской общины города. Барзилай пытался искать защиты у греческих гражданских властей, но безрезультатно. Тогда он обратился к главе Элладской Церкви архиепископу Дамаскину. Владыка посоветовал всем евреям немедленно скрыться и дал тайный указ духовенству призывать прихожан давать убежище беженцам, он также призвал монахов и монахинь укрывать евреев в своих монастырях. В результате только в домах духовенства скрывалось около 250 еврейских детей. Когда начались облавы, то было арестовано и сослано примерно 600 православных греческих священников, помогавших евреям. Архиеп. Дамаскин также дал негласное распоряжение своему духовенству выдавать беженцам фальшивые свидетельства о крещении с христианскими именами (всего было выдано несколько тысяч), а шеф греческой полиции Ангелос Эверт выдавал им соответствующие удостоверения личности (около 27 тыс.). Существуют сведения, что архиепископ и лично выдавал ложные свидетельства о крещении греческим евреям, спасая их, таким образом, от уничтожения. Если бы Й. Струп узнал об этом, то Владыке, скорее всего, грозила бы смертная казнь¹²⁹.

23 марта архиеп. Дамаскин с помощью известного греческого поэта Ангелоса Сикилианоса передал греческому премьер-министру Константиносу Логофетопоулосу и имперскому уполномоченному Г. Альтенбургу послание, в котором писал: «Греческая Православная Церковь и греческий академический мир протестует против этих гонений… Греческий народ был глубоко опечален известием, что немецкие оккупационные власти принялись исполнять программу постепенной депортации греческих еврейских общин… и что уже первая партия депортированных была отправлена в Польшу… Для нашего национального сознания все дети Матери Греции пребывают в нерасторгаемом союзе: они все равные члены нашего национального тела вне зависимости от их религии… Наша святая вера не признает различий, превосходства или недостоинства, основанных на национальных или религиозных признаках, придерживаясь учения, что пред Богом «нет ни эллина ни иудея», таким образом осуждая любые попытки дискриминировать людей по религиозным или национальным различиям… Если, тем не менее, они [немцы] будут требовать депортации, мы верим, что правительство, как носитель сохранившейся в стране власти, должно совершенно бескомпромиссно проявить свое отрицательное отношение к этому и предоставить иностранцам нести полную ответственность за очевидную несправедливость. Пусть никто не забудет, что все поступки, совершенные в это трудное время, даже лежащие за пределами нашей воли и власти, когда-то будут судимы всеми народами и подвергнутся историческим расследованиям. Если во имя нации лидеры побоятся смело выразить протест против оскорбляющей наше национальное единство и честь, жестокой депортации греческих евреев, тогда это молчание вождей ляжет тяжелым грузом на совесть нации»¹³⁰.

Под обращением архиепископа подписались ректоры университетов, писатели, профессора, ученые – почти весь цвет греческой интеллигенции. Это письмо привело Й. Струпа в ярость, и он пригрозил архиеп. Дамаскину расстрелом, на что Владыка, имея в виду пример мученической кончины Константинопольского Патриарха Григория V, произнес: «Греческих религиозных лидеров не расстреливают, их вешают. Я прошу уважать эту традицию». Такой смелый ответ заставил Струпа оставить Владыку в покое. Следует упомянуть также, что архиеп. Дамаскин предоставил свой, пользующийся неприкосновенностью, автомобиль главному раввину Барзилаю, чтобы переправить его к партизанам. Таким образом, Элладская Церковь в целом активно препятствовала холокосту¹³¹.

В сентябре 1943 г. греческое оккупационное правительство во главе с премьер-министром Иоаннисом Раллисом приняло закон о новом уставе Элладской Церкви (одобренный после войны в 1946 г.). В отличие от прежнего устава 1931 г. независимость Церкви от государства несколько увеличилась. Государственный комиссар должен был присутствовать на заседаниях Священного Синода из 12 иерархов без права голоса, в случае его несогласия решение все равно принималось. Кроме того, выборы новых епископов в основном становились делом самой Церкви, Министерство церковных дел лишь отбирало трех претендентов для хиротонии из присланного Синодом списка кандидатов. Правда, выборы главы Церкви – архиепископа Афинского Архиерейским Собором должны были проходить в присутствии министра, который мог возразить против избрания нежелательной для него кандидатуры. Служащие Священного Синода и митрополичьих бюро считались государственными служащими, они назначались и увольнялись Министерством церковных дел по предложению Синода. Назначение всех отправляемых служить за границу клириков также согласовывалось с министерством¹³².

Еще 10 ноября 1942 г. германское руководство указало немецким оккупационным властям в Афинах, что их политика по отношению к Элладской Церкви должна проводиться по согласованию с местной службой полиции безопасности (занимавшей гораздо более жесткую позицию)¹³³. Тем не менее ухудшение отношений между архиеп. Дамаскином и немецкими властями в Греции началось только через год – в конце 1943 г. С апреля 1944 г. немецкие оккупационные силы фактически вели себя по отношению к руководству Элладской Церкви, и особенно к ее Первоиерарху, так же предвзято, как к архиереям Сербской Церкви. Это дало возможность руководству Элладской Церкви в ходе и после освобождения страны позиционировать себя в качестве участника движения сопротивления оккупационному режиму.

Причинами, приведшими к изменению немецкой религиозной политики в Греции, были, прежде всего, установление постоянных контактов между Афинским архиепископом, с одной стороны, и англичанами, как и королевским правительством в изгнании, с другой, выступления греческих священнослужителей в защиту евреев, а также отъезд Альтенбурга из Греции в ноябре 1943 г. Он был заменен фон Граевенитцем, который первоначально пытался следовать прежней немецкой политике по отношению к церковному руководству. Однако отъезд прежнего полномочного представителя рейха совпал с усилением роли командования вооруженных сил и полиции безопасности. Это произошло, прежде всего, в результате вывода итальянских войск в сентябре 1943 г. после капитуляции Италии и увеличения зоны оккупации немецких вооруженных сил. Кроме того, положение на военных фронтах указывало на возможность скорого ухода немцев из Греции. Поэтому оккупационные власти прекратили интересоваться социальной поддержкой, которую оказывала Церковь. Косвенную роль сыграли и изменения в религиозной политике германских властей в отношении всех Православных Церквей. Эти изменения произошли после признания большинством Первоиерархов этих Церквей, в том числе Вселенским Патриархом, выборов Патриарха Московского и всея Руси Сергия.

Греческая Церковь истинно-православных христиан в годы войны понесла большие потери от антицерковных действий коммунистов-партизан. Так, 20 июня 1944 г. после богослужения в д. Лалаоти вблизи Коринфа партизанами был арестован и 22 июля подвергнут жестоким пыткам и убит иеромонах Иосиф (Антониу). Гонения же на старостильников со стороны официальной Элладской Церкви ослабли, в условиях оккупации даже произошло некоторое сближение прежних непримиримых противников.

В начале 1942 г. митрополит Хризостом Флоринский выразил желание излечить раскол между двумя старостильными Синодами. В связи с этим 27 января того же года более ортодоксальные архиереи ИПХ – епископы Герман Кикладский и Матфей Вресфенский написали митрополиту письмо, предложив сперва разрешить следующие духовные причины разделения: «1. Что Церковь Греции принятием папского календаря стала раскольнической. 2. Что таинства ее не имеют силы. 3. Что миро ее не имеет освящающей благодати. 4. Что детей злославных, приходящих в Православную Церковь, надо снова миропомазывать. Когда объявите это злославной Церкви через судебного исполнителя, чье приглашение Вы нам показали, и тем же образом отвергнете свои письма Министерству религии и все это объявите по церквам, тогда наше единство автоматически следует без заседаний и обсуждений». Однако митрополиты Герман Димитриадский и Хризостом Флоринский отвергли это предложение¹³⁴.

В 1943 г. глава «флоринского» Синода митр. Герман Димитриадский подал прошение в новостильный Синод Элладской Церкви о приеме его в общение. Прошение было отклонено, но митр. Хризостом Флоринский в связи с этим прервал общение с митр. Германом и объявил себя «синодальным председателем» «флоринского» Синода (в котором кроме него тогда никого не осталось). В конце 1944 г. митр. Герман скончался; незадолго до смерти он пожелал вернуться в новостильный Синод Элладской Церкви, и хотя ему было отказано, отпевание совершили новостильные епископы¹³⁵.

При этом сам митр. Хризостом утверждал, что новостильники – скорее потенциальные, чем действительные раскольники. Более того, в своей статье, опубликованной 14 ноября 1945 г. в газете «Элевферия», Владыка заявил, что не будет впредь посвящать епископов, так как старостильники представляют собой не Церковь, а лишь «гвардию» противников отступлений официальной Церкви. Эта позиция способствовала увеличению количества истинно-православных, в частности, двое из иерархов, вернувшихся в новостильную Церковь в 1935 г., – епископы Мегарский Христофор (Хаджис) и Диавлейский Поликарп (Лиосис) в начале 1945 г. вышли из Элладской Церкви и были приняты митрополитом Хризостомом¹³⁶.

В то же время более ортодоксальные архиереи ИПХ – епископы Кикладский Герман и Вресфенский Матфей осудили примиренческую позицию митр. Хризостома, правда, в 1943 г. они полностью разорвали отношения и между собой. Интересно отметить, что в 1947 г. митрополит Хризостом в своем меморандуме для будущего Всеправославного Собора писал: «Триумф Церкви Христовой [в СССР] был достигнут всемогущей силой Христовой, Который как свои средства и органы использовал выдающегося руководителя Сталина и его великолепных соратников, политиков и генералов. Это – „изменение десницы Всевышнего“ (Пс. 76, 11)»¹³⁷.

Оставшись в одиночестве, Владыка Матфей в ноябре 1944 г. под влиянием своего окружения принял решение о совершении единоличных архиерейских хиротоний (подобные хиротонии противоречат священным канонам, требующим минимум двух участников рукоположения). 26 августа 1948 г. «матфеевцы», собравшись на Собор, в котором приняли участие сам епископ Матфей и 18 архимандритов, священников и иеромонахов, приняли решение: «…чтобы Высокопреосвященный Епископ Вресфенский Матфей приступил к хиротонии новых Епископов, поскольку другие псевдоепископы ИПХ Греции не собираются ни исповедать Православие, ни соединиться с нами, и не соглашаются совершить хиротонию». В сентябре того же года епископ Матфей единолично рукоположил для кипрской паствы епископа Спиридона Тримифунтского, а затем, вместе с ним, Димитрия Солунского, Каллиста Коринфского и Андрея Патрского (будущего матфеевского Первоиерарха), которыми затем сам был возведен в достоинство «Блаженнейшего архиепископа Афинского и всея Греции Церкви истинно-православных христиан Греции». В результате появился «Священный Синод Истинно-Православной Церкви Эллады», что углубило раскол. Таким образом, к концу Второй мировой войны истинно-православные христиане оказались разделены на три группы: митрополита Хризостома, епископа Германа (в 1950 г. он вернулся в общение с митр. Хризостомом, но вскоре скончался) и епископа Матфея (после смерти 20 сентября 1955 г. Владыки Хризостома его последователи образовали «Совет архимандритов», не пожелав присоединиться к «матфеевцам»). В дальнейшем число групп греческих старостильников выросло в несколько раз, а общее их количество в настоящее время составляет около 200 тыс. человек¹³⁸.

Московская Патриархия уже через полтора-два года после начала Великой Отечественной войны попыталась оказать влияние на ситуацию в Греции. Так, в Пасхальном послании Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) «Всем христианам в Югославии, Чехословакии, Элладе и прочих странах, к православным народам, пребывающим в плену фашистских застенков» от 23 апреля 1943 г. говорилось о героической борьбе греческих партизан и отмечалось: «Неужели православный греческий народ может остаться на фашистской цепи? В прошлом он, несомненно, был призван идти впереди человечества (по крайней мере, европейского) в области духовной культуры. Так было до христианства, так было и в христианстве, возродившем греческий гений. Своим великим прошлым греческий народ и до сих пор живет в лице лучших своих представителей. Вообразить себе греческий народ на фашистской цепи – это значило бы повторить картину из далекой старины, когда знаменитые ученые врачи в цепях, как рабы, осматривали своих пациентов – варваров-владетелей»¹³⁹. После одобрения ЦК ВКП(б) Пасхальное послание было напечатано на различных языках, в том числе греческом, и переправлено через линию фронта.

Вскоре после выборов 8 сентября 1943 г. Московским Патриархом Владыки Сергия проживавшая в Каире дочь королевы Ольги Константиновны греческая принцесса Ирина вступила в переписку с Первосвятителем. 4 мая 1944 г. председатель Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпов передал Патриарху Сергию письмо принцессы, полученное через посланника Народного комиссариата иностранных дел СССР в Каире. В этом письме принцесса предлагала оказать материальную помощь со стороны Московского Патриархата православному Антиохийскому Патриарху Александру и двум русским женским монастырям в Палестине – Горненскому и Елеонскому (по 200 английских фунтов в месяц каждому). Патриарх Сергий заявил Г. Карпову, что он обдумает вопрос о помощи Антиохийскому Первосвятителю, монастыри же находятся в юрисдикции РПЦЗ, и поэтому оказание им помощи мало приемлемо¹⁴⁰.

В конце 1943 – начале 1944 г. принцесса Ирина (наполовину русская по национальности) трижды писала Патриарху Сергию о своем желании встретиться с ним в Москве. Однако все международные связи Московской Патриархии находились под жестким контролем советских властей, и на приезд принцессы в СССР требовалась их санкция. Видимо понимая, что подобная санкция не будет получена, Патриарх даже не сделал запрос в правительство (впрочем, там знали об этих просьбах, но молчали)¹⁴¹.

Принцесса Ирина, как и многие другие проживавшие за границей русские по духу люди, воспринимала победу СССР над нацистской Германией как триумф православной России и связывала свои надежды с возрождением «Третьего Рима». 11 апреля 1945 г. она написала Г. Карпову: «Надеюсь, что в ближайшее время мне представится возможность лично с Вами познакомиться и лично обсудить многие православные вопросы. С окончанием войны они становятся все более и более острыми. Необходимо уже теперь решить вопрос о передаче его Святости Патриарху Цареградскому храма Святой Софии и отдать его заново православному вероисповеданию… Для нас православных Святая София единственная возможность централизации наших церквей, что для нас – начало лучшего, более светлого будущего».

Продолжая эту тему, принцесса в другом письме Г. Карпову подчеркивала: «Россия должна… настоять на передаче храма Св. Софии для православного богослужения. Но передача этого храма не должна произойти непосредственно из турецких рук Патриарху Вселенскому. Она должна быть передана Патриарху Всея Руси, который сам ее передаст Патриарху Вселенскому с заветом ему, чтобы храм Святой Софии послужил бы централизацией возрождения Православных Церквей. Никто не сможет сблизить больше СССР с Грецией и с православием, чем вновь открытие через русское посредство храма Святой Софии для православного богослужения, и вместо щита будет наш крест на вратах Царьграда»¹⁴². Однако этим мечтам не суждено было сбыться. Правда, в июне 1945 г. – во время своего посещения Египта Патриарх Московский и всея Руси Алексий, наряду с руководителями этой страны, встречался с наследным греческим принцем Павлом и его женой принцессой Ириной. Согласно докладной записке Г.Г. Карпова И.В. Сталину от 27 июля 1945 г. все они «в беседах восхищались подвигами Красной Армии и очень тепло отзывались о Советском Союзе и о товарище Сталине»¹⁴³.

12 октября 1944 г. части прокоммунистической Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС) под командованием генерала С. Сарафиса освободили Афины, 30 октября – Салоники, а 3 ноября – всю Грецию. Одновременно по приглашению премьер-министра созданного к тому времени правительства национального единства Г. Папандреу в страну вошли английские войска. 13 октября они заняли Афины, а 1 ноября – Салоники.

В период оккупации 1941–1944 гг. активная политическая и социальная деятельность церковного руководства укрепила позиции Православной Церкви, ставшей существенным фактором в жизни важнейших городов и равнинных районов страны, но не в горных областях, которые находились под контролем левых сил сопротивления.

Следует отметить также, что общие людские потери Греции в годы Второй мировой войны составили почти 600 тыс., из них от голода умерли 436 тыс., около 120 тыс. расстреляли оккупанты, 7 тыс. погибло от бомбардировок, остальные – в боях, в рядах регулярной армии или партизанских отрядов.

26 декабря 1944 г. премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, представители США и Франции прибыли в Афины, где встретились с враждующими между собой греческими повстанцами. К этому времени власть королевского правительства, находившегося под защитой английской армии, была восстановлена только на территории Афин, Эпира, Восточной Македонии и большинства островов. С другой стороны, части Народно-освободительной армии Греции полностью контролировали остальную часть страны, выступая за создание демократической республики. Эта ситуация изменилась только после добровольного разоружения военной организации левой партии, в феврале 1945 г. (важную роль в этом сыграли ялтинские договоренности между У. Черчиллем и И. Сталиным, согласно которым Греция отходила в зону английских интересов).

В примирении двух партий, левой – ЭАМ и правой – монархистов, активное участие принял оставшийся после изгнания оккупантов Первоиерархом Элладской Церкви архиепископ Дамаскин, удививший многих греков своей уступчивостью некоторым требованиям левых. Отдавая должное политическим и организаторским способностям архиепископа, У. Черчилль (заручившись поддержкой американцев) уговорил греческого короля назначить Владыку Дамаскина временным главой правительства, с условием, что коммунисты в него не войдут. С января 1945 г. архиепископ более полутора лет был регентом – представителем короля Георга II, а после отставки Г. Папандреу – и премьер-министром, вплоть до возвращения короля в страну 28 сентября 1946 г. (в результате плебисцита, когда большинство населения одобрило предложение о возрождении монархии)¹⁴⁴. Архиеп. Дамаскин оказался одним из наиболее сильных лидеров националистов и центристов, который обеспечил их контакты с англо-американскими союзниками так же, как в свое время с оккупантами, с целью избежать послевоенного доминирования левых партий и обеспечить продолжение существовавшего до начала оккупации страны режима.

Вскоре после этого начался так называемый период «белого террора», проводимого военизированными организациями правых сил с санкции правительства. По мнению некоторых греческих историков, именно эти репрессии привели к восстанию коммунистов и началу греческой гражданской войны¹⁴⁵. Вскоре после освобождения Греции и разоружения ЭЛАС, священнослужители, которые участвовали в левом движении сопротивления, также были подвергнуты остракизму со стороны руководства Церкви.

В 1946 г. в Греции началась гражданская война между прокоммунистическими военными формированиями с одной стороны и частями королевской армии и англичанами с другой. Продолжавшаяся несколько лет – до осени 1949 г. и закончившаяся поражением ЭЛАС ожесточенная война сопровождалась репрессиями духовенства (было убито около 50 священников) и разрушением церквей (главным образом со стороны коммунистов)¹⁴⁶.

Руководство Элладской Церкви активно поддержало королевское правительство, хотя архиепископ Дамаскин и призывал периодически противоборствующие стороны к миру. Фактически Элладская Церковь стала важной частью так называемого «святого» антикоммунистического фронта. У терпимости, которую Церковь показала в отношении террористической тактики правого фланга и правительственных репрессий, в том числе создания концентрационных лагерей для сторонников левых сил, было идеологическое основание. Марксизм считался преступной идеологией, и коммунисты рассматривались в качестве преступников. Несмотря на это, руководство Элладской Церкви не осмелилось подвергнуть коммунистов анафеме¹⁴⁷.

Вследствие позиции церковного руководства лояльное ЭЛАС духовенство (в основном те священнослужители, которые ранее боролись против оккупантов) подвергалось гонениям. Так, 12 апреля 1945 г. Священный Синод отстранил от исполнения обязанностей двух епископов: Иоахима и Антония, поддерживавших во время оккупации левое народно-освободительное движение. Официальным предлогом послужил отъезд этих епископов из своих епархий больше чем на шесть месяцев, хотя они лишь скрывались от преследования нацистов. Под различными предлогами, но в действительности за участие в левом народно-освободительном движении против немецких оккупантов, после окончания Второй мировой войны преследованиям подвергались митрополиты Козани, Метхимни, Илии, Халкиссы, а также многие приходские священники¹⁴⁸. Так, например, вступивший в ряды ЭАМ в 1944 г. митрополит Илийский Антоний был низложен в 1946 г. и возвращен на свою кафедру только после амнистии 1952 г.¹⁴⁹.

Подобная позиция руководства Элладской Церкви вызывала резко негативную реакцию в СССР. В докладе Г.Г. Карпова в ЦК ВКП(б) об итогах работы Совета по делам Русской Православной Церкви за 1946 г. (от 14 февраля 1947 г.) отмечалось: «От какой-либо связи с Греческой православной церковью Московская Патриархия воздерживалась сама, учитывая, что глава этой церкви архиепископ Дамаскинос отражал интересы реакционных кругов Греции и ориентировался на англичан»1⁵⁰.

Подобная же позиция была и у Первоиерархов некоторых других Православных Церквей в странах народной демократии, в частности Сербский Патриарх Гавриил в беседе с посетившим в декабре 1946 г. Белград митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем заявил: «У нас неопределенные отношения с главой Греческой церкви Дамаскиносом. Ведь неясно: кем он утвержден главой Церкви? Каноничен ли он? Ведь он поставлен немцами путем низвержения митр. Хрисанфа. И странно: он оказался угоден и англичанам. Я временно воздерживаюсь от канонического общения с ним»¹⁵¹.

Однако уже вскоре – весной 1947 г., пытаясь привлечь как можно больше Поместных Православных Церквей к участию в намечаемом на октябрь 1947 г. Всеправославном совещании в Москве, Московский Патриарх Алексий послал известительное письмо о нем и архиепископу Афинскому Дамаскину¹⁵².

Правда, некоторые иерархи Элладской Церкви отреагировали на планируемый созыв Всеправославного совещания в Москве резко негативно. Так, митрополит Закинфский Хризостом 1 августа 1947 г. опубликовал в официальном печатном органе Церкви статью «Две главные опасности», в которой писал, что «православная греческая церковь имеет своим врагом не только папизм и западную католическую церковь, но и славянство и славянские православные церкви, которые находятся под коммунистическим режимом». Митрополит считал Патриарха Алексия неправомочным созывать Всеправославные совещания и утверждал, что «славянские церкви стремятся поставить русского патриарха на то видное место, которое в течение веков занимает Вселенская патриархия»¹⁵³.

7 декабря 1947 г. Патриарх Алексий в разъяснительном письме Александрийскому Патриарху Христофору II по поводу его приглашения на Всеправославное совещание отмечал: «…Вы желаете уверить нас, что греческие церкви неповинны в том, что греческая печать пишет против русской Церкви. И нам хотелось бы, чтобы это было так и на самом деле. Но разве мы можем закрыть глаза на статью в официальном органе Элладской Церкви и притом принадлежащую перу митрополита Закинфского Хризостома, где заявляется, что славянские церкви являются столь же опасными врагами церквей греческих, как и папизм, и что ни одна православная церковь не должна сотрудничать с Московским Патриархатом… («Екклесиа» № 29–31 от 1.VIII.1947). И, насколько знаем, ни один греческий иерарх не нашел мужества возразить против такого странного утверждения в защиту единства греко-славянского православного мира, против которого ополчается лукавство инославных»¹⁵⁴.

В конце концов, Владыка Дамаскин все же послал делегацию Элладской Церкви во главе с митрополитом Кавалским Хризостомом на состоявшиеся в июле 1948 г. в Москве торжества по случаю 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви, но в работе Всеправославного совещания она участия не приняла¹⁵⁵.

В этот же период архиепископ Дамаскин неоднократно делал антикоммунистические заявления. Так, в Пасхальном послании к своей пастве от 2 мая 1948 г. он писал: «Мы боремся против тех, кто попирает наши самые святые традиции и поклоняется иностранцам». А в феврале 1949 г. публично присоединился к протестам против приговора к пожизненному осуждению примаса Венгрии кардинала Йожефа Миндсенти, заявив: «Греки… не удивлены этим приговором, поскольку им давно известно, что представляет из себя идеология коммунистов, которые творят в Греции чудовищные преступления, убивая женщин, распиная на крестах сотни священников и оскверняя церкви. Факт осуждения главы венгерской церкви ужасен, но он имеет свою положительную сторону: он дает христианскому миру повод усилить свое стремление защищать святые дела и приблизиться к Богу, так как только в нем мы можем найти основу для свободы, подлинной радости и человеческого достоинства»¹⁵⁶.

Вскоре – 20 марта 1949 г. архиеп. Дамаскин скончался. Следующим архиепископом Афинским и всей Эллады 4 июня 1949 г. был избран Владыка Спиридон (Влахос), занимавший этот пост до 1956 г. При нем отношения Московского Патриархата с Элладской Православной Церковью из-за влияния политических конфликтов оставались довольно напряженными, что негативно влияло на положение русских обителей на Афоне. Так, например, в письме председателя Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпова в Комитет информации при МИД СССР от 22 июля 1950 г. отмечалось: «Имеются оппозиционные [Константинопольскому Патриарху Афинагору] митрополиты и духовенство в Элладской (Греческой) церкви, глава которой архиепископ Спиридон – враг Советского Союза и стран народной демократии – проводит проамериканскую позицию»¹⁵⁷.

Примерно в это же время – в июне 1950 г. архиеп. Спиридон прислал Румынскому Патриарху Юстиниану письмо с требованием вмешаться в дело возвращения на родину детей греческих коммунистов, отправленных во время гражданской войны в Югославию, власти которой отказывались возвращать их. Афинский архиепископ грозил «в противном случае порвать отношения с Румынской церковью, на что Юстиниан ответил, что у него нет данных для какого-либо вмешательства в это дело»¹⁵⁸.

В марте 1951 г. архиеп. Спиридон пригласил в Афины для участия в июне того же года в торжествах по поводу 1900-летия со времени прибытия апостола Павла в Грецию, наряду с некоторыми другими Поместными Православными Церквами, также делегации Русской, Грузинской и Румынской Церквей. Первоначально Патриарх Алексий, по согласованию с Советом по делам Русской православной церкви, предполагал послать делегацию Московской Патриархии, однако затем позиция советских властей (а под их давлением и Патриарха Алексия) изменилась. После того, как стало известно, что Болгарская, Албанская и Польская Церкви приглашения не получили, было решено в Афины делегацию не посылать, а, в свою очередь, пригласить в Москву летом 1951 г. глав этих трех, а также Румынской и Антиохийской Церквей, и «принять обращение, осуждающее дискриминационную политику Греческой церкви в отношении ряда других церквей»¹⁵⁹.

В отличие от Румынского, Антиохийский Патриарх все-таки приехал на торжества в Афины, где архиепископ Спиридон и премьер-министр Греции К. Цалдарис отговаривали его от предстоящей поездки в Москву, «рисуя положение в СССР в самых черных тонах». 18 июля 1951 г. главы Русской, Грузинской, Болгарской, Польской, Румынской и Антиохийской Церквей встретились на торжествах прп. Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой Лавре под Москвой, приняв, правда, совсем другой документ – антивоенное и по сути антиамериканское «Обращение к христианам и ко всем людям доброй воли»¹⁶⁰.

Лишь в конце 1950-х гг. отношения Московского Патриархата с Элладской Православной Церковью нормализовались, что вскоре позитивно отразилось на положении русских обителей Афона.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Крюков А.М., Петрунина О.Е. Афины // Православная энциклопедия. Т. IV. М., 2002. С. 97.

2 См.: Source Records of the Great War. Vol. V / Ed. Charles F. Horne. National Alumni. 1923.

3 Димитрий Успенский, свящ. Знамение над Афинами // Старый стиль лучше новых двух. М., 2004. С. 128, 131.

4 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти 1917–1943. Сборник в 2 ч. / Сост. М.Е. Губонин. М., 1994. С. 133–134.

5 Димитрий Успенский, свящ. Указ. соч. С. 131.

6 Там же. С. 131–132; Роковой шаг по пути к отступлению. М., 1997. С. 13; Delimpasis A.D. Pascha of the Lord, Creation, Renewal and Apostasy. Athens, 1985. P. 650–651.

7 Мосс В. Православная Церковь на перепутье (1917–1999). СПб., 2001. С. 92.

8 См.: Venizelos Е. The Trials of Statesmanship By Paschalis Kitromilides. Athens, 1961.

9 Греция // Православная энциклопедия. Т. XII. М., 2006. С. 386.

10 The Struggle against Ecumenism. Boston, 1998. P. 30; Димитрий Успенский, свящ. Указ. соч. С. 132.

11 New York Times. 7.11.1921.

12 Димитрий Успенский, свящ. Указ. соч. С. 132–133; Delimpasis A.D. Op. cit. P. 661.

13 Крюков А.М., Петрунина О.Е. Указ. соч. С. 97.

14 Мосс В. Указ. соч. С. 102.

15 Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилл, 1988. С. 92–93.

16 Крюков А.М., Петрунина О.Е. Указ. соч. С. 97.

17 Мосс В. Указ. соч. С. 108; См.: Церковные ведомости. Сремски Карловцы. 1923. № 12.

18 Димитрий Успенский, свящ. Указ. соч. С. 142, 145.

19 Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). С. 170–171.

20 Shea Jo. Makedonia and Greece. The Struggle to Define a New Balkan Nation. New York, 1996. P. 109.

21 Греция. С. 356.

22 The Struggle against Ecumenism. P. 40–41.

23 Мосс В. Указ. соч. С. 187.

24 См.: The Cyprus Crisis of October 1931 and Greece’s Reaction By Bestami Sadi BILGIC.

25 Мосс В. Указ. соч. С. 188.

26 См. сайт: http://www.orthodoxinfo.com/ecumenism/masonry.aspx

27 Мосс В. Указ. соч. С. 195–197.

28 Никон (Рклицкий), епископ. Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. 5. Нью-Йорк, 1959. С. 83, 87, 89; Григориевич Б. Русская Православная Церковь в период между двумя мировыми войнами // Русская эмиграция в Югославии. М., 1996. С. 115.

29 Крюков А.М., Петрунина О.Е. Указ. соч. С. 97; Греция. С. 386–387.

30 Bryner E. Die Ostkirchen vom 18. bis zum 20. Jahrhundert. Leipzig, 1996. S. 78; Скурат К.Е. История Поместных Православных Церквей. В 2-х ч. Ч. 2. М., 1994. С. 113; Димитрий Успенский, свящ. Указ. соч. С. 146; См.: Андрей Сиднев, свящ. Флоринский раскол в Церкви истинноправославных христиан Греции. Рукопись; Мосс В. Указ. соч. С. 201–203, 247.

31 См.: Церковная жизнь. 1938. № 5–6.

32 Дамаскин (Папандреу), архиепископ // Православная энциклопедия. Т. XIII. М., 2006. С. 687.

33 Bundesarchiv Berlin (BA), R 5101/23173. Bl. 36.

34 Гласник. Београд. 1941. № 2. С. 46, № 7. С. 164–165.

35 Скурат К.Е. Указ. соч. Ч. 2. С. 80.

36 BA, R 5101/23175. Bl. 23, 28–30.

37 Маевский В. Русские в Югославии 1920–1945 гг. Т. 2. Нью-Йорк, 1966. С. 256.

38 Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Део 1: 1945–1953. Београд, 2002. С. 40.

39 Греция. С. 387.

40 Psallidas G. Ecclesiastical Policy of the Occupying Forces in Greece and the Reactions of the Greek Orthodox Church to Its Implementation (1941–1944)// Religion under Siege. II. Protestent, Orthodox and Muslim Communities in Occupied Europe (1939–1950). Leuven, 2007. P. 93.

41 Чудеса на дорогах войны. Сборник рассказов. М., 2004. С. 50–55, 62–66.

42 Там же. С. 47–49.

43 BA, 62Di 1/85. Bl. 109; kumenischen Presse-Dienst. Juli 1942. № 28. S. 3; Экклисиастики алифия, 16.12.1977.

44 BA, NS 15/629. Bl. 120; Bryner E., а.а. О. S. 78.

45 Politischen Archiv des Ausw rtigen Amts Bonn (AA), Inland I-D, 4795.

46 Архив Германской епархии Русской Православной Церкви за границей в Мюнхене (АГЕ). Д. Журнал протоколов заседаний приходского совета Свято-Николаевской церкви в г. Мюнхене. 4 марта 1944 – 26 ноября 1951. Л. 21; Зайде Г. Кафедральный собор св. Николая в Мюнхене // Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви за границей. 1991. № 3. С. 24.

47 Селищев Н.Ю. Православное понимание политической власти // Православная Русь. 2004. № 10. С. 7.

48 Церковное обозрение. 1941. № 4–6. С. 7; Дамаскин (Папандреу), архиепископ. С. 687–688.

49 BA, R5101, Bl. 40–41.

50 Hebblethwaite P. Op. cit. P. 224–225.

51 Psallidas G. Op. cit. P. 108. 52 Ibid., P. 108–109.

53 BA, R 5101/23175. Bl. 38–40.

54 AA, Inland I-D.

55 Ristovic M. Treci Raih i pravoslavne crkve na Balkanu u Drugom svetskom ratu // Dijalog Povjesnicara-Istoricara / Ed. H.-G. Fleck and I. Graovac. Zagreb, 2000. S. 568.

56 AA, Inland I-D.

57 BA, R 901/69301. Bl. 10, R 901/69300, Bl. 72.

58 Ebd., R 5101/23175. Bl. 57.

59 Psallidas G. Op. cit. P. 105; AA, Inland I-D.

60 Aus der orthodoxen Welt. Griechenland // Das Evangelische Deutschland: Kirchliche Rundschau. № 50 (8.12.1940). S. 303.

61 AA, Inland I-D.

62 Hebblethwaite P. John XXIII: Pope of the Council. London, 1997. P. 224–225.

63 Historical Archives of the Holy Synod of the Greek Church (HAHS), Records of the Holy Synod (RoHS), 23.03.1943.

64 BA, R5101/23175.

65 Neubacher H. Sonderauftrag Südost, 1940–1945: Bericht eines f liegenden Diplomaten. Göttingen, 1956. S. 99.

66 HAHS, RoHS, 14.10.1943.

67 Psallidas G. Op. cit. P. 111.

68 Церковное обозрение. 1943. № 6. С. 8.

69 Psallidas G. Op. cit. P. 97; HAHS, RoHS, 18. 03.1943.

70 Psallidas G. Op. cit. P. 98–99.

71 Централен държавен архив – София (ЦДА). Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 66. Л. 174–176; ВА, R5101/23177, Bl. 71.

72 ВА, R5101/23177, Bl. 131; Стоянова В. Църковно-административната уредба на Македония и Тракия и изборът на патриарх на Българската православна църква // Минало. София. 1994. № 4. С. 55–65.

73 Елдъров С. Православието на войне. Българската православна църква и войните на България 1877–1945. София, 2004. С. 245.

74 ЦДА. Ф. 1318к. Оп. 1. Ед. хр. 2264. Л. 1–6.

75 Там же; Елдъров С. Указ. соч. С. 252–253.

76 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 67. Л. 83–92.

77 Елдъров С. Указ. соч. С. 249, 254.

78 Там же. С. 249–250; ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 67. Л. 71–81; Оп. 2. Ед. хр. 208. Л. 12–18.

79 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 67. Л. 71–78.

80 Там же. Оп. 2. Ед. хр. 208. Л. 11об., 15.

81 Там же. Оп. 1. Ед. хр. 67. Л. 291–295, 352.

82 Psallidas G. Op. cit. P. 100.

83 Ibid. P. 100–101.

84 Ibid. P. 101–102; HAHS, RoHS, 6. 06.1942.

85 Psallidas G. Op. cit. P. 102–103.

86 AA, Inland I-D.

87 Psallidas G. Op. cit. P. 97–98.

88 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 2. Ед. хр. 10. Л. 8–9.

89 Там же. Л. 8об.–9.

90 Стоянова В. Митрополит Кирил като управляващ Маронийска епархия (1941–1944 гг.) // Сборник в чест на Кирил Патриарх Български. Пловдив, 2001. С. 36–42.

91 ЦДА. Ф. 1318к. Оп. 1. Ед. хр. 2263. Л. 5–6.

92 Там же. Ед. хр. 2262. Л. 3. Ед. хр. 2263. Л. 6.

93 Там же. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 66. Л. 209, 227.

94 Там же. Ед. хр. 67. Л. 158–161.

95 Там же. Оп. 2. Ед. хр. 10. Л. 93об.–95.

96 Там же. Ед. хр. 208. Л. 12–13; Църковен вестник. София. 5.01.1943.

97 Зариа. София. 30.11.1941; Вечерна Поста. София. 1.12.1941.

98 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 70. Л. 65, 72–74.

99 Церковное обозрение. Белград. 1943. № 7. С. 6.

100 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 2. Ед. хр. 208. Л. 15–18.

101 Там же. Л. 19–22.

102 Там же. Ед. хр. 163. Л. 53, 57.

103 Там же. Ед. хр. 216. Л. 1–3; ВА, R5101/22177, Bl. 159; Слиjепчевиħ Ђ. Македонско црковено питанье. Минхен, 1969. С. 42.

104 Църковен вестник. 21.05.1943. С. 175, 28.05.1943. С. 189, 16.07.1943. С. 237.

105 Държавен вестник. София. 10.06.1942.

106 ЦДА. Ф. 791к. Оп. 1. Ед. хр. 68. Л. 366, 483–489, 499–501.

107 Там же. Ед. хр. 106. Л. 15. Ед. хр. 71. Л. 96.

108 Psallidas G. Op. cit. P. 112–113.

109 BA, R5101.

110 HAHS, RoHS, 4.09.1941.

111 Psallidas G. Op. cit. P. 114.

112 HAHS, RoHS, 5.07.1941, 4.09.1941, 30.09.1941, 8.10.1941.

113 Psallidas G. Op. cit. P. 115.

114 HAHS, RoHS, 18.03.1943.

115 Psallidas G. Op. cit. P. 115.

116 Orthodox Church Bulletin. Dezember 1943. № 21. P. 3; Church Times. 30.07.1943. P. 392; Скурат К.Е. Указ. соч. Ч. 2. С. 81.

117 Institut für Zeitgeschichte München (IfZ), MA 515. Bl. 532.

118 Чудеса на дорогах войны. С. 56–59.

119 IfZ, MA 692. Bl. 57.

120 Во время организованной нацистами в июле 1943 г. пропагандистской поездки ряда православных и инославных священнослужителей с Балканского полуострова и из Скандинавии на Украину, в Винницу для осмотра захоронений нескольких тысяч жертв, предположительно расстрелянных НКВД.

121 AA, Inland I-D, 4757. 122 Ebd. 4798.

123 Ebd. 4781.

124 Ebd.

125 Ebd. 4756.

126 Margaritis G. The Greek Orthodox Church and the Holocaust. University of Crete, 1995. P. 11.

127 Ibid., P. 16.

128 См.: Museum of Tolerance online.

129 Дамаскин (Папандреу), архиепископ. С. 687–688; Margaritis G. Op. cit., P. 13.

130 Cм.: Chronika. The newspaper of Greek Jewry, 1984.

131 Сергий Гаккель, прот. Мать Мария (1891–1954). Париж, 1980. С. 74; Bryner E., а.а. О. S. 78; Дамаскин (Папандреу), архиепископ. С. 687–688; Margaritis G. Op. cit., P. 13.

132 Wittig A.M. Die orthodoxe Kirche in Griechenland. Ihre Beziehung zum Staat gemäss der Theorie und der Entwicklung von 1821–1977. Würzburg, 1987. S. 100.

133 BA, R5101/23175.

134 См.: Андрей Сиднев, свящ. Указ. соч.

135 Мосс В. Указ. соч. С. 248.

136 Там же; Элевферия. 14. 11. 1945.

137 См.: Андрей Сиднев, свящ. Указ. соч.

138 Там же; Мосс В. Указ. соч. С. 248–250; Димитрий Успенский, свящ. Указ. соч. С. 146.

139 Русская православная церковь и Великая Отечественная война. Сборник документов. М., 1943. С. 83–86.

140 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6991. Оп. 1. Д. 4. Л. 24–25.

141 Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939–1964 годах). М., 2005. С. 287.

142 Косик В.И. Положение Русской Православной Церкви в Югославии в 1940-1950-х гг. // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского института: Материалы 2003 г. М., 2003. С. 309; ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 64. Л. 207–208; Д. 67. Л. 187а.

143 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 82. Оп. 2. Д. 500. Л. 35.

144 Дамаскин (Папандреу), архиепископ. С. 688.

145 Psallidas G. Op. cit., P. 116.

146 Bryner E., а.а. О. S. 78.

147 Psallidas G. Op. cit., P. 116–117.

148 Якунин В.Н. Внешние связи Московской Патриархии и расширение ее юрисдикции в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Самара, 2002. С. 145–146.

149 Мосс В. Указ. соч. С. 256.

150 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 946. Л. 116.

151 Власть и церковь в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Документы российских архивов: в 2 т. Т. 1. М., 2009. С. 368.

152 Там же. С. 515.

153 Там же. Т. 2. С. 322–323.

154 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 65. Л. 79–85.

155 Там же. Оп. 1. Д. 290. Л. 23, 121–122.

156 Власть и церковь в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Т. 2. С. 1009.

157 ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 725. Л. 12.

158 Власть и церковь в Восточной Европе. 1944–1953 гг. Т. 2. С. 469.

159 Там же. С. 704–706.

160 Там же. С. 506, 759–762, 799, 809.

Публикация документов

I. РУССКИЕ ОБИТЕЛИ СВЯТОЙ ГОРЫ

№ 1

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА ПЕРВОИЕРАРХА РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗА ГРАНИЦЕЙ АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНАХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ¹ НА КАРУЛЮ

26 мая 1926 г.

Достолюбезный батюшка,

Отец Феофан!² По-видимому, и Вы вкупе с Вашим тезкой³, впавшим в прелесть, готовы меня подозревать в национализме. Я читал Ваш голос с Афона и конечно я вполне согласен со всем, что Вы написали об обязательности канонов и о нежелательности теперь (а может быть никогда) VIII Вселенского Собора. Впрочем, его и не будет. Но я консервативнее Вас касательно различения вселенского и всеправославного. Какая разница между первым и вторым термином? Разве I–VII Соборы не были всеправославные? Разве Церковь разделилась в 8-м или 11-м веке? В наших дурацких учебниках так действительно пишут, но Церковь не полагает делать никакой разницы между ересями древними и ересью латинскою, принимая последних в общение тем же чином, как и несториан (VI Собора, 95 правило). Я думаю, что латиняне значительно дальше от Церкви, и они хуже, чем монофизиты и монофелиты, ибо создали второго Христа, т. е. Антихриста в виде папы, якобы непогрешимо разъясняющего все вопросы благочестия ex sese, etisam sine cousen su ecclesie (постановление Ватиканского Собора 1870 года). Впрочем, Вы готовы, по-видимому, и за Синодальными постановлениями признать непогрешимость общеобязательную. Или я напрасно так заключил по Вашей статье? В таком случае очень рад. Ведь Синод же оправдывал богопротивное упразднение патриаршества (вопреки 34 правилу Апост. и 9 правилу Антиохийского собора и мн. др.), дозволили по нужде причащаться у пасторов (чего? – пищи демонов, как выразился преп. Феодор Студит).

Впрочем, Ваше смиренномудрие все побеждает: в этом Ваше радикальное отличие от Вашего тезки и его адъютанта Епископа Серафима⁴.

Прошу, батюшка, Ваших св. молитв за меня грешного и за тяжко болящего юношу студента Николая Якимыча 22 лет, обрусевшего серба, сына профессора.

Пока Василий III сидит в Фанаре⁵, мне нет надежды возвратиться на св. Афон, а как бы желал! Сердечный привет.

Митрополит Антоний.

– Жив ли тот Антоний Младший, что жил около нас? Он – офицер.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

Джорданвилл, 1988. С. 171–172.

№ 2

ОБРАЩЕНИЕ НАСТОЯТЕЛЕЙ 15 РУССКИХ ОБИТЕЛЕЙ АФОНА К АРХИЕРЕЙСКОМУ СОБОРУ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ЗА ГРАНИЦЕЙ

1 сентября 1926 г.

Православной Церковью со времен Апостольских установлено, чтобы на всех общественных Богослужениях возносить моления за Царя. Так веками велось на Руси и Афоне, в русских обителях, больших, средних и малых, до печального дня 2 марта 1917 года, когда Император Николай Александрович снял с себя Царскую власть и стал русским гражданином, с того времени русская Церковь молчит при молитвах о своем Царе. На Афоне у нас сделалось большое замешательство и разногласие в поминовении при Богослужении Царствующего Дома. Глас Матери Св. Церкви, повелевающий молиться едиными усты и единым сердцем, стал гласом вопиющего в пустыне о сравнении холмов и дебрей, потому что каждый пошел своею стезею и молчание зловеще для нас, афонцев, и для Матушки России. Всенародная молитва за Помазанника Божия есть источник государственного благополучия. И вот, с тех пор, как Русская Св. Церковь замолчала, не стала молиться за своего Царя, то уже почти девять лет Россия, обуреваемая небывалыми ужасными бедствиями и церковное моление там немыслимо, так как не только молитва, но и всякое слово о Царе карается смертью. Посему мы, святогорцы, смиреннейше просим Священный Собор Иерархов, возглавляемый Его Высокопреосвященством, Митрополитом Киевским и Галицким Антонием – благословить и разрешить нам поминать на общих церковных молитвах на ектиниях по основным русским законам прямого и законного наследника Русского престола Великого Князя Кирилла Владимировича, принимая Его Царский манифест от 31 августа 1924 года, и весь Царствующий Дом.

Предоставляя Высокопреосвященному вниманию Вашему, Боголюбивые Архипастыри, на все наши вышеизложенные соображения, горячо и убедительно умоляем Вас, на предстоящем в 1926 году Соборе, благословить всенародно совершать при Богослужениях о законном нашем Государе и тем удовлетворить справедливое желание Православных верноподданных иноковсвятогорцев и всех русских людей, снять с измученных душ глубочайшую скорбь и прекратить тем злорадное торжество над нами многочисленных врагов Православной Церкви и законного Русского Царя. Засим просим Ваших Архипастырских Св. Молитв и благословение Вашего Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейших Владык и Архипастырей, Смиренно послушники.

Подписи 15 настоятелей русских обителей: 1) Обители Вознесения Господня, 2) Богословской обители, 3) Свято-Троицкой обители, 4) Обители Иселлии, 5) Обители Св. Иоанна Златоуста (Иверской), 6) Обители Благовещения Пресвятой Богородицы, 7) Обители Св. Саввы, 8. Обители Св. Николая, 9) Обители Покрова Пресвятой Богородицы, 10) Обители Св. Великомученика Георгия, 11) Обители Преображения Господня, 12) Обители Св. Георгия, 13) Обители Преп. Евфимия. 14) Обители Рождества Пресвятой Богородицы, 15) Обители Преп. Онуфрия.

Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии Русской Православной Церкви за границей. Ф. В.А. Маевского. Д. Афон. Копия.

№ 3

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНА ХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ НА КАРУЛЮ

2 декабря 1926 г.

Всечестный и достолюбезный батюшка, отец Феодосий!

Сейчас вторично перечитал Ваше разумное и строгое письмо. Конечно, Вы правы, совершенно правы в оценке событий изменения календаря, а виновники его достойны всякой укоризны, а может быть даже и отлучения. Однако иное дело – суждения о них, а иное – дерзание на прекращение церковного общения. Вы ссылаетесь на Патриарха Германа⁶, ответственного хранителя св. Предания и современного раскольникам борца за св. веру и Церковь[…]. Но в решении вопроса о продолжении или прекращении общения должно, не человекоугодия ради, но ради слова св. Церкви и согласно волe Божией, явленной через предания, каноны и примеры жизни святых, руководиться икономией. Вот почему в правилe 14–15 Двукратного Собора упомянуто: «до суда» над нарушителями. Вероятно, не только дозволено, но и полезно их обличать, проповедовать против их действий, но откалываться от них не спешить, дабы и нам самим не впасть в суд диавол. – Вот, например, болгарская Церковь. Она была отлучена 4-мя патриархами после продолжительного обсуждения дела⁷, а Пр. Феофан, Серафим⁸ и др. продолжают сослужение с ними в церквах: даже Анастасий⁹. Я, однако, воздерживаюсь, а здесь дело совершенно иное, хотя и есть смягчающие их, т. е. болгар, вину. – Между тем даже в книге Правил имеются каноны о том, что в некоторых случаях прервание отношений с виновником обязательно только для епископов, а виноватый должен «довольствоваться общением со своим клиром», который, впрочем, может оставаться в общении с прочими епископами (см. Карфагенский собор правила 87, 98, 147, а об икономии вообще – Василия Великого I и Карфаг. отд.).

Я остаюсь при убеждении, что Вы напрасно терзаете свою совесть сомнениями о продолжении общений с Константинопольской Ilaтриapxией, предоставьте это дело суду apxиepeeв, а пока он не состоялся (т. е. м.б. никогда), пребывайте спокойно в общении. Ваше письмо я еще отдам на отзыв проф. Суботицкого университета С.В. Троицкого – канониста церковного духа. Прошу Ваших св. молитв.

Любящий Митр. Антоний.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 196–197.

№ 4

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОДИАКОНУ ПРОТАСИЮ¹⁰ НА АФОН

17 апреля 1927 г.

Воистину воскресе Христос.

Всечестнейшему отцу Протасию на запрос его отвечаю: не Церковь Христова, а презревшие ее законы некоторые иepapxи отступают от календаря, освященного общецерковным преданием и огражденному от изменений проклятиями Великого Патриapxa Иеремии XVII века. Эти проклятия и падут на голову изменяющих свящ. месяцеслов. Пред VI-м Вселенским собором трое Восточных Патриархов, а потом и четвертый присоединился к еретикам-монофелитам и убеждали преп. Максима Исповедника причаститься с ними в церкви, но он ответил: «аще и вся вселенная с ними причастится, аз един не причащуся». Итак, ни в каком случае не должно переходить на новый стиль, о чем хлопочут западные еретики и масоны, подкупая доверчивых людей деньгами, дабы оторвать их от единства св. Церкви. Они пока обещают не касаться св. Пасхалии, ибо она ограждена проклятиями 1-го Вселенского собора, I-го прав. поместного Антиохийского собора, VI-го собора, а также 7 правилом св. Апостол. Все это, Батюшка, подробно и не однажды пояснял наш Синод и отпечатывал в Церковных Ведомостях за 1924 год и еще раньше и позже. Посмотрите эти ведомости и найдете там проклятия Патриаpxa Иеремии и Кирилла и других на нарушителей законов о Пасхалии и месяцеслов.

Прошу Ваших св. молитв и остаюсь Ваш доброжелатель и сомолитвенник Митрополит Антоний.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 201.

№ 5

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОМОНАХУ ИЛАРИОНУ НА АФОН

Апрель 1927 г.

Всечестный Батюшка отец Иларион.

Спешу ответить на Ваше письмо от 26 мая, которое я получил только сегодня.

Поминайте по-прежнему Патриapxa Василия¹¹, а только сами служите по-прежнему – по старому стилю. Отделяться от Патриарха 15-е правило Двукратного Собора разрешает только тогда, когда он соборне осужден за явную ересь, а до того времени можно только не исполнять его незаконных требований, но отделяться от него в молитвах, а тем паче не признавать рукоположенных им клириков не можете, ибо тогда подлежите вы осуждению того же правила, которое советую в типиконе отыскать. Знайте, что латиняне и их односторонники – безбожники-масоны стараются всеми силами разъединить православную иepapxию и подчинить ее либо римскому папе, либо своим безбожникам. Святитель Тарасий Патриарх Цареградский своим примером учит нас, как должно дорожить церковным миром. Пусть Батюшка о. Феофан спокойно служит иерейски, и молится за мир всего Mиpa, о благосостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех людей. Прошу Ваших святых молитв.

Остаюсь Ваш доброжелатель Митрополит Антоний.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 201–202.

№ 6

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНАХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ НА КАРУЛЮ

13 августа 1927 г.

Любезный Батюшка О. Феодосий!

Пишу в навечерие дня преп. Феодосия, Вашего Ангела. Заверяю Вас, что на все Ваши письма без исключения отвечаю обыкновенно в тот же день, подробно по существу, – иногда через о. Архимандрита Кирика¹², а иногда на Карулю. Но у меня есть особый отдел друзей, которые постоянно не получают моих писем, ибо не умеют дать правильный адрес. Посему прошу Вас еще раз взять терпения и поставить мне определенные вопросы (так я уже не все помню). – Сообщаю Вам, что Финское правительство разрешило валаамцам желающим возвратиться на старый стиль. Прошу св. молитв Ваших и остаюсь

Ваш доброжелатель Митр. Антоний.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 205.

№ 7

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНАХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ НА КАРУЛЮ

29 мая 1928 г.

Всечестный и достолюбезный Батюшка, Отец Феодосий!

Вчера я получил Ваше письмо с приложением выводов касательно нового стиля; прочитал с вниманием и сдал для напечатания в Церковные Ведомости, что и редактор желает исполнить.

Христова Церковь раскалывается на куски. Истинно верные составляют, думается, численное меньшинство, как во время иконоборцев и монофелитов, но св. вера от сего не умаляется и Церковь не унижается.

Прошу Ваших св. молитв о ней и о Вашем искреннем доброжелателе Митрополите Антонии.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 210.

№ 8

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНАХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ НА КАРУЛЮ

23 марта 1929 г.

Достолюбезный и любимый Батюшка, Отец Феодосий!

Спаси Вас Христос за мудрый и мужественный ответ студному Митрополиту Гурию¹³. Подобные ему господа просто не веруют в Бога, как множество современных архиереев и более половины иереев. Их нисколько не интересует догматическая, и каноническая, и историческая и даже научная правда, а только выполнение масонских поручений. Последние поняли, куда должно им направлять свои стрелы против Христовой веры и Церкви – на разрушение предания Церковного и св. канонов, а также на сеяние раздоров среди служителей Церкви. Увы, они не безуспешны, но преуспевают на горшее, и слово их, как рак, будет распространяться (2 Тим. 2, 17). Но скажем: «неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный, да творит правду еще, и святый да святится еще» (Апок. 22, 11).

Итак, я горячо сочувствую Вашей апологетической деятельности, а только печалюсь о том, что Вы убеждали братию не молиться за Патриарха Василия. Ну что хорошего быть под запрещением, хотя и не совсем законно? Да и монашество Афонское будет разделенное не как нешвенный хитон Христов. Молитесь, чтобы Господь вразумил старого безумца¹⁴. – А Гурий человек безнадежный; он еще в России посмеялся своему монашеству, и если бы не отделение Румынии от нашего отечества, то был бы лишен сана. Посему он так радовался автономии Бессарабии, что не постыдился появиться в облачении на том бесовском празднике, да еще с жезлом в руке. – Вообще, похоже на то, что св. Церковь численно умалится, как после Афанасия, когда правительство и едва ли не большинство паствы стало арианами или полуарианами; подобное же было и во времена иконоборцев и еще ранее – монофелитов при св. Максиме Исповеднике. Не гневайтесь на меня, но обаче помолитесь о моем спасении.

Преданный душевно Митрополит Антоний.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 212–213.

№ 9

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНАХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ НА КАРУЛЮ

8 февраля 1930 г.

Всечестный и преподобный Батюшка Отец Феодосий!

Внимательно перечитал Ваше большое письмо о Глубоковском и заметку, но, простите, забыл, с каким назначением Вы его послали? Не откажите напомнить: то ли желательно его отпечатать, то ли куда переслать? Я его храню у себя впредь до Вашего указания. А за мою забывчивость простите. Сегодня пишу 5-ое письмо, 67 лет мне исполнится 17 марта, было, когда ослабеть памяти, разбрасывая себя по неволе на все стороны.

С Вашими мыслями и доводами я вполне согласен. Не знаю, как уладить отношения на Валааме и на Св. Горе по поводу новостильников.

Во всяком случае, новый Патриарх Фотий желает, чтоб его считали консерватором. Мне писали о нем, что он лучший из современных иерархов в Царьграде: он ответил на мое приветствие только недавно, ибо первое мое письмо потерялось не дойдя до него, о чем меня уведомил о. Архимандрит Кирик; тогда я повторил, и он ответил весьма любезно и по-церковному. Пишу воззвание к русским воинам по приглашению Генерала Краснова; он церковный человек и предан Царю и родине. Помолитесь за него и за Вашего доброжелателя, преданного во Христе

Митрополита Антония

На ответ посылаю марки: греческих не имею.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 218.

№ 10

ПИСЬМО МОНАХА ВАСИЛИЯ (КРИВОШЕИНА)¹⁵ СВОЕЙ МАТЕРИ ЕЛЕНЕ ГЕННАДИЕВНЕ КРИВОШЕИНОЙ¹⁶

17/30 января 1932 г. Прп. Антония Великого Дорогая мама, милость Господня да будет с тобою! Получил на днях твое письмо. Прости, что не поздравил тебя с Праздниками: сначала было много другой работы, а потом уже оказалось поздно… У нас Праздники прошли по-обычному. Особенно только праздновалась память преподобного Серафима Саровского (по случаю столетия его смерти). Обычно в этот день бывает полиелей (надеюсь, что, пожив в Обители Нечаянной Радости, ты разбираешься в разных видах богослужения и в их названиях), в этом году было устроено торжественное бдение. В другие годы мы не устраиваем бдения 2 января, так как накануне бывает бдение святителю Василию Великому, но в этом году было совершено два бдения подряд: святителю Василию Великому (1 января) и преподобному Серафиму Саровскому (2 января). Тем не менее, бдение преподобному чудотворцу Серафиму Саровскому (совпавшее с воскресной службой) прошло очень легко и радостно, в настроении почти пасхальном… Так велика благодать, дарованная ему Богом, что даже молиться ему легко.

Очень рад, что тебе удалось побывать на главных праздничных службах; грустно, конечно, что служба в банке препятствует Кире¹⁷ бывать в церкви в рабочие дни, но что поделать: слава Богу, что ему удается ходить в церковь хотя бы по воскресеньям и что у него есть к тому сердечное желание; а Господь смотрит на сердце, на внутреннее произволение, а не на внешнее его выполнение (когда это не в нашей воле).

Здесь мы избалованы церковными службами и как бы погружены в эту атмосферу церковности, а потому мало ее замечаем, и даже, увы, недостаточно ценим. Но когда случается побывать в миру, то начинаешь ощущать, какого источника благодати мы лишаемся без церкви!

«Путь к спасению» вышлю, как только получу деньги. Вышлю тебе также и жизнеописание Божией Матери. Отдельной платы за эту книгу не надо, вполне достаточно, если ты вышлешь деньги за кресты (да и то если тебе это не трудно).

Мне кажется, что ты поступила правильно, поселившись вместе с Кирой, и оставила Обитель Нечаянной Радости. Жить тебе там было не по силам (а значит и не в пользу), а монахини из тебя все равно не вышло бы – в твоем возрасте слишком трудно полагать начало. В древности, правда, были тому примеры. Так, преподобный Павел Препростый пошел в монахи 66 лет и быстро достиг великой святости, так что по силе чудотворений превосходил самого Великого Антония, учеником которого был. Но это особые благодатные случаи, им подражать неразумно (по словам преподобного Иоанна Лествичника), а общий опыт нашего времени показывает, что людям, перешедшим известный возраст, почти невозможно стать монахами. Вот почему в некоторых греческих монастырях Святой Горы существует правило не принимать никого свыше 35 лет. Очень рад был от тебя слышать, что в Обители Нечаянной Радости ведется строгая жизнь.

Частичка мощей Святого Великомученика Пантелеймона (о которой ты пишешь) пожертвована Карпатской Православной Миссии¹⁸ нашим Монастырем в 1931 году (игумену о. Серафиму Иванову¹⁹, приезжавшему к нам тогда на Пасху). О православном движении на Карпатах я хорошо осведомлен, ибо в нашем монастыре живет 21 монах из Карпатской Руси. Они бывшие униаты, много пострадавшие за Православие и непризнание унии. Все они сравнительно молодые люди (26–40 лет), из крестьян, очень ревностные православные и хорошие монахи. К нам они поступили в 1922–28 гг. и продолжали бы поступать и сейчас, если бы греческое правительство не запретило бы им этого. Им просто отказывают в визе! А помимо их поступления в Монастырь почти никого нет.

За истекший 1932 год опять умерло 20 человек, остается братии всего около 380 человек. Беженцев к нам поступило за все время сравнительно мало, сейчас у нас в монастыре их около 10 человек. Несколько больше в других обителях и келиях (вместе взятых).

О моем здоровье не беспокойся – слава Богу, я вполне здоров и за все эти годы почти не болел (серьезно). В первое время мне было трудно переносить летом жару, но потом я к этому привык. Единственное, что иногда болит, – это зубы, но я их лечу, здесь это возможно.

Трудности монашества не столько во внешних тяготах (пост, продолжительные богослужения и т. д.), сколько во внутренней душевной брани. А еще в умении извлекать душевную пользу и поддерживать «божественное желание» в обычном ходе монастырской повседневной жизни. Все опять сводится к «стяжанию Духа Святого» – в чем преподобный Симеон Новый Богослов и преподобный Серафим Саровский усматривают цель всей духовной жизни и даже условие нашего спасения!

Не могу сказать, чтобы я хоть сколько-нибудь преуспел на этом пути. Характер мой за эти годы почти не изменился сравнительно с тем, что было в миру. Больше читаю о духовной жизни, нежели прохожу ее на деле. Читаю вообще много и в ущерб молитве. Хорошо только, что в монастыре имеются некоторые старцы большой духовной жизни (большей частью простые монахи – как, например, о. Силуан²⁰) – от них можно многому научиться.

Сейчас зима, на горах снег. Никаких гостей в это время года (от Покрова до Пасхи) не бывает. А там опять пойдут иностранцы всех национальностей – мне с ними приходится «возиться» (таково мое послушание). Среди них иногда попадаются люди с духовными запросами и интересом к Православию. Но таких мало.

Прошу твоих святых молитв.

Твой сын недостойный монах Василий, твой смиренный богомолец.

Архиепископ Василий (Кривошеин). Спасенный Богом.

Воспоминания, письма. СПб., 2007. С. 208–212.

№ 11

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНАХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ НА КАРУЛЮ

11 октября 1934 г.

Всечестный Батюшка отец Феодосий!

Сохраняю к вам прежнюю любовь и уважение, я прошу прощения, что я не осторожно написал Вам некоторые строки, из которых можно заключить будто я желаю отвернуться от нашей с Вами давнишней дружбы.

Но я уверяю Вас, что уважаю Вас и люблю по-прежнему, хорошо зная Ваши yceрдиe к спасению души и непоколебимость в истинной вере.

В ответ на Ваш вопрос об о. Леониде, которого бес попутал, то пусть приносит в своем грехе покаяние Господу Богу, когда приступает к молитве. Прочитайте ему чин разрешаемым от клятвы.

А разрешительную молитву я прочитаю заочно.

Вот измена веры это более серьезный грех, но и он да будет прощен потому, что согрешивший конечно не знал наших правил о грехах и епитимиях.

Теперь мы уже оба старики и нуждаемся в покаянии за всю нашу жизнь, о том же напишите Вашему клиенту.

Призываю благословение Божие на Вашу нелегкую жизнь. А рабу Божию Леониду да подаст Господь утешение и прощение.

Прошу Ваших св. молитв и остаюсь

Ваш неизменный доброжелатель Митрополит Антоний.

Сремские Карловцы.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 271.

№ 12

ПИСЬМО МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ (ХРАПОВИЦКОГО) ИЕРОСХИМОНАХУ ФЕОДОСИЮ АФОНСКОМУ

НА КАРУЛЮ

Сремские Карловцы.

18 ноября 1934 г.

Всечестный и Достолюбезный Батюшка О. Феодосий!

Время нашего делания приходит к общечеловеческому концу. Пора, давно пора готовиться нам к смерти. Слава Богу, что Вы сознательно, т. е. по мере разумения находитесь в послушании Св. Церкви и единомысленных с Нею. Я уверен, что Бог Вас не оставит.

О себе прошу Ваших св. молитв.

Проводя жизнь до старости среди молитв и старцев, Вы уготовали себе верный путь ко спасению. Пути наши сошлись у самых врат небесной двери.

Преданный всей душей Ваш старый друг М. Антоний.

Земно кланяюсь достоуважаемому Авве Феодосию, прося святых молитв о недостойнейшем имени чернеца почитающем Вас Архимандрите Феодосии²¹.

Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

С. 270.

№ 13

ПИСЬМО МОНАХА ВАСИЛИЯ (КРИВОШЕИНА) СВОЕЙ МАТЕРИ ЕЛЕНЕ ГЕННАДИЕВНЕ КРИВОШЕИНОЙ

23 января/5 февраля 1940 г.

Святая Гора, Афон, Греция

Дорогая мама.

Вчера во время ранней литургии тихо скончался наш Игумен о. Архимандрит Мисаил.

Ему было свыше 87 лет. Последние 5 лет он был наполовину парализован, но сохранял вполне ясность сознания. Болел перед смертью несколько дней. Был сильный жар. Ежедневно приобщался. Похороны завтра. Будет архиерей. В Монастыре все тихо и благополучно, Бог даст не будет никаких препятствий извне в утверждении нового игумена о. Иустина.

Покойного Игумена все очень любили и огорчены его кончиной. Но, да будет воля Господня… Пишу тебе по-русски, ибо из Франции здесь постоянно получаются письма все по-русски, и так же туда пишем. Было бы странно только с тобой переписываться по-французски. Отец Кассиан²² уезжает в Афины: пока не дают разрешения жить на Афоне.

Господь да хранит тебя,

Твой сын м. В.

Архиепископ Василий (Кривошеин). Спасенный Богом. С. 218.

№ 14

СООБЩЕНИЕ ЭКУМЕНИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИОННОЙ И ПРЕСС-СЛУЖБЫ О ПИСЬМЕ РУССКОГО МОНАХА СВЯТОЙ ГОРЫ АФОН, ПРИВЕТСТВОВАВШЕГО УСПЕХИ ГРЕЧЕСКОЙ АРМИИ В ВОЙНЕ С ФАШИСТСКОЙ ИТАЛИЕЙ

Женева, январь 1941 г.

Восприятие войны на горе Афон.

За чудом Финляндии²³ последовало еще большее чудо Греции. У нас в монастыре война мало ощущается, только новости, которые мы получаем, заставляют нас еще больше удивляться. Единство греческого народа – прежде всего религиозное единство, единство с Христом. Без желания чего-либо для себя, без стремления к захвату чужих земель народ Греции знает, что с начала военных действий Бог защищал, и в дальнейшем будет защищать его. Я хотел бы сказать и большее: Православие получило большой урок. Я читал письма с фронта, которые все пронизаны одной мыслью: защита, даваемая нам свыше, – защита Матери Божией, празднование которой произошло после торпедной атаки у острова Тинос. Чудо Греции – это чудо божественного присутствия, и это божественное присутствие, которое узнал народ, теперь стало реальным событием его жизни.

Bundesarchiv Berlin (BA), 62 Di1/85. Bl. 169.

Копия / Перевод с немецкого М.В. Шкаровского.

№ 15

ПИСЬМО НАСТОЯТЕЛЕЙ СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ, СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА И СВЯТО-ИЛЬИНСКОГО СКИТА ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СВЯТЕЙШЕГО СИНОДА БОЛГАРСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ МИТРОПОЛИТУ ВИДИНСКОМУ НЕОФИТУ В СОФИЮ

22 февраля 1942 г.

Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец, благословите!

Вернувшиеся из Болгарии представители наших русских Святогорских обителей: Св. Пантелеимона, Св. Андрея Ап. и Св. Прор. Илии – монах Василий и иером. Николай – сообщили нам о щедром пожертвовании в размере 35.000 лева, сделанном Св. Синодом Болгарской Церкви на нужды наших обителей в настоящее трудное время, когда мы были вынуждены обратиться к братской единоверной Болгарии с просьбой о разрешении покупки нужного для наших обителей хлеба. Болгарское правительство откликнулось на нашу просьбу, и нам было разрешено вывезти из Болгарии на Св. Гору 40 тонн пшеницы. Однако расход по перевозке этой пшеницы оказался, по независящим от нас обстоятельствам, столь высоким, что если бы не денежная поддержка со стороны Св. Синода, мы не смогли бы довезти до места назначения всей данной нам пшеницы.

Поэтому приносим в лице Вашего Высокопреосвященства нашу искреннюю и глубокую благодарность Болгарскому Св. Синоду за оказанную нам поддержку и помощь. Благодаря ей, наша братия была спасена от верного голода.

К сожалению, только по распоряжению Беломорского Областного Управителя г. Герджикова из привезенного нами в Кавалу из Северной Болгарии в февраля месяце количества пшеницы 36 тонн нам было разрешено вывезти во Св. Гору всего 20 тонн, а остальные 16 тонн мы были вынуждены временно оставить в Кавале на хранение на складе Храноизноса. И это вопреки тому, что Министерский Совет разрешил нам вывезти для нужд братии наших русских обителей все количество 36 тонн. Мы с большими трудностями и расходами привезли его из Северной Болгарии в Кавалу, после того, как уплатили его стоимость в Дирекцию Храноизноса.

Вывезенного нами количества пшеницы совершенно недостаточно, чтобы наша многочисленная братия смогла бы прожить, не голодая, до нового урожая. Поэтому горячо просим Ваше Высокопреосвященство и в Вашем лице Св. Синод походатайствовать о скорейшей отмене запрещения Беломорского Областного Управителя о вывозе из Кавалы 16 тонн пшеницы, временно оставленной там. Все нужные на вывоз разрешения (Министерского Совета, Дирекции Внешней торговли, Народного банка, Дирекции Храноизноса и др.) уже давно получены нами, и только со стороны Беломорского Областного Управителя мы встретили противодействие, непонятное нам, ибо пшеница, которую мы должны вывезти, происходит не из Беломорья, но привезена нами из Червена Брега.

Будем Вам бесконечно благодарны за содействие, которое Вы окажете нам в этом жизненно важном для нас вопросе²⁴.

Еще раз благодарим Ваше Высокопреосвященство и в Вашем лице весь Св. Синод Болгарской Православной Церкви за его отеческую милость и любовь к нашим русским Святогорским обителям.

Испрашивая св. молитв Ваших и святительского благословения, остаемся

Вашего Высокопреосвященства

Смиренными послушниками и богомольцами

Игумен Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря

Архимандрит Иустин со всею о Христе братиею, Игумен Русского на Афоне Андреевского скита

Архимандрит Митрофан со всею о Христе братиею, Игумен Русского на Афоне Ильинского скита

Архимандрит Иоанн со всею о Христе братиею

Св. Гора Афон

Централен държавен архив – София.

Ф. 791к. Оп. 2. Ед, хр. 166. Л. 11–12. Подлинник.

№ 16

ИЗ ПИСЬМА НАСТОЯТЕЛЯ СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ АРХИМАНДРИТА ИУСТИНА НАЧАЛЬНИКУ РУМЫНСКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ В ОДЕССЕ МИТРОПОЛИТУ ВИССАРИОНУ (ПУЮ)

26 мая 1943 г.

[…] Несмотря на серьезные затруднения, созданные обстоятельствами военного времени, тяжелым материальным положением, в котором сейчас находимся (в силу тех же обстоятельств), а также очень ограниченным количеством лиц из нашей братии, подходящих для дела церковного и хозяйственного восстановления нашего подворья, наш монастырь все же решается принять Ваше предложение о посылке монахов[…] Не можем бросить на произвол судьбы наше монастырское достояние. Желаем внести и нашу посильную лепту в светлое дело восстановления Православия среди русского народа. При первом же удобном случае мы решили послать в Одессу двух из наших монахов (больше нам было бы трудно, так как за последние 25 лет, вследствие отсутствия притока новых монахов из России, число нашей братии резко сократилось, и большинство оставшихся – старики).

До этого времени, мы думаем, было бы наиболее целесообразным временно передать наше подворье тем из наших монахов (раньше там живущих), которые по всей вероятности еще должны находиться в Одессе, ее окрестностях, или вообще в освобожденных районах[…] молимся Богу о благословении Вашего святого дела – восстановления православной веры среди русского народа и об окончательном освобождении его и Русской Православной Церкви от безбожной власти большевиков[…].

Bundesarchiv Berlin (BA), R 901/69684. Подлинник. Bl. 8–9.

№ 17

СЛУЖЕБНОЕ ПИСЬМО ЗАМЕСТИТЕЛЯ ШЕФА ПОЛИЦИИ БЕЗОПАСНОСТИ И СД В НЕМЕЦКОЕ МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ

18 октября 1943 г.

Относительно: Греко-православный архимандрит Сергей Безобразов (монашеское имя Кассиан), проживающий в монастыре Пантелеимон / гора Афон.

Ссылка на: Ваше письмо от 6.10.43 – Инланд I-Д 1710/43

Кассиан собирается снова заняться своей прежней деятельностью в монашеской школе в Париже, где готовятся молодые силы для использования в России. Однако этот теологический институт находится под руководством исключительно прозападно ориентированного митрополита Евлогия. Согласно имеющимся у нас сведениям, возвращение в Париж было рекомендовано архимандриту Кассиану ОКВ²⁵, для которого тот действовал в качестве доверенного лица, так как в Белграде он вызывал текущие издержки, поскольку там нужно было заботиться о его содержании, в то время как в Париже это обстоятельство упразднялось. Со стороны митрополита Анастасия Кассиану, который в настоящее время снова находится на горе Афон, было обещано место приходского священника в Банате.

По церковно-политическим причинам я не могу согласиться с его переездом в Париж. Так как по новейшим полученным нами сообщениям Кассиан собирается побудить монашескую республику Афон к резкому высказыванию мнения против выборов Патриарха в Москве, я прошу в соответствующей вежливой форме сообщить ему, что в настоящее время его заявление о переезде в Париж не может быть выполнено по общим политическим причинам.

Подпись

BA, R 901/69687. Bl. 3. Подлинник. Перевод с немецкого

М.В. Шкаровского.

№ 18

ИЗ ПОСЛАНИЯ ИГУМЕНА РУССКОГО СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ АРХИМАНДРИТА ИУСТИНА CВЯТЕЙШЕМУ ПАТРИАРХУ МОСКОВСКОМУ И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЮ І

Июль 1945 г.

Ваше Святейшество, милостивейший Архипастырь и Отец, благословите! Русский монастырь Святого Великомученика и Целителя Пантелеимона на Святой Горе Афонской сыновне шлет настоящим письмом свои искреннейшие и теплейшие поздравления Вашему Святейшеству по случаю избрания Вас на древний Московский Патриарший престол и торжественного поставления Святейшим Патриархом Московским и всея России. Недавнее восстановление патриаршества в России, избрание на Патриарший престол сначала Вашего приснопамятного предшественника – блаженно о Господе почившего Патриарха Сергия, а теперь и Вашего Святейшества наполнили наши сердца, русских православных людей, чувствами глубокой радости и благодарности Богу. Отрадно думать, что святая православная вера, как и в древние времена, вновь сияет на Святой Руси, что в эти тяжелые годы войны с исконным внешним врагом-завоевателем Святая Православная Церковь в лице Святейшего Патриарха Сергия и Вашем воодушевляла и наставляла (как и во все трудные времена истории России) верующий русский народ на святое дело защиты Родины. Еще с большею радостию слышим мы отовсюду, что православная вера и Церковь в России обладают сейчас полной свободой и что правители державы Российской относятся к Церкви Христовой с подобающим ей уважением и доброжелательством. Радостно также, что Русская Православная Церковь вновь занимает подобающее ей почетное место среди других Автокефальных Церквей и что в Москве обсуждаются и решаются во благо Православия важнейшие вопросы, касающиеся всей Православной Церкви в целом […].

Пользуясь случаем этого первого после многих лет перерыва письменного общения с Русской Церковью, мы обращаемся от имени нашего Русского монастыря Святого Пантелеимона и всех русских монахов Святой Горы к Вашему Святейшеству с нижеследующей просьбой: Вот уже 30 лет, как Святая Гора Афонская перешла без согласия на то России во власть греков. С этих пор наш монастырь и все русские обители на Афоне начали подвергаться тяжелым стеснениям со стороны греческого правительства[…]. Негреческие обители Святой Горы обречены на верное и сравнительно быстрое вымирание и уничтожение, за которыми последует общая гибель Святой Горы как особой монашеской автономной области. Мы вместе с тем сознаем, что в нашей беде, беде русских людей на далеком Афоне, нам может помочь одна лишь Россия. Поэтому мы умоляем Ваше Святейшество: взять нас под свое отеческое духовное покровительство […].

Игумен Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря

Архимандрит Иустин со всею о Христе братиею.

Положение русского монашества на Святой Горе Афон // Pravoslavie.ru.

II. ПОДВОРЬЕ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

№ 1

СПРАВКА НАСТОЯТЕЛЯ ПОДВОРЬЯ СВЯТО-АНДРЕЕВСКОГО СКИТА ИЕРОМОНАХА МАКАРИЯ (РЕУТОВА) И ПРИХОДСКОГО СОВЕТА О ПРИХОДСКОЙ ОБЩИНЕ И СОСТАВЕ «ДВАДЦАТКИ» ЦЕРКВИ БЛАГОВЕЩЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ ДЛЯ ОТДЕЛА УПРАВЛЕНИЯ ПЕТРОГУБИСПОЛКОМА

Осень 1921 г.

Приходская община при Петроградском подворье Старо-Афонского Свято-Андреевского скита (в Греции), объединенная местным приходским советом, утверждена 10-го октября 1919 года (договор группы верующих с Смольнинским Советом Рабочих и Красноармейских Депутатов).

В состав приходского совета входят:

1) Василий Павлович Акулов

2) Петр Иванович Архипов

3) Николай Васильевич Базырин

4) Авраамий Тимофеевич Босых

5) Александр Ионович Брылов

6) Тихон Петрович Владыкин

7) Серафим Сергеевич Говырин

8) Лаврентий Семенович Добрецов

9) Гермоген Васильевич Крылов

10) Игнатий Иринеевич Лебедев

11) Аполлинарий ФедоровичМаслов

12) Петр Матвеевич Матвеев

13) Василий Степанович Митяков

14) Николай Флегонтович Николаев

15) Георгий Димитриевич Помылев

16) Макарий Тимофеевич Реутов

17) Никанор Антонович Семенов

18) Алексей Егорович Сергеев

19) Николай Фомич Фомин

20) Прокопий Артамонович Ханов

21) Иулиан Казимирович Копяткевич

22) Дамиан Димитриевич Отрыганьев

Ответственным лицом является Настоятель Подворья Макарий Тимофеевич Реутов, жительств. по 5-й Рождественской улице, в доме № 33/14.

Возникла община для совершения Богослужений в приходском храме – Петроградском Подворье Старо-Афонского Скита.

Деятельность общины выражается в совершении Богослужений и в заботах о поддержании в исправности приходского храма в силу договора с гражданскою властью.

Подворье Старо-Афонского Свято-Андреевского Скита находится на 5-й Рождественской улице, № 33/14.

При сем прилагается копия договора с Смольнинским Советом Рабочих и Красноармейских Депутатов от 10-го октября 1919 года²⁶.

Настоятель Подворья М.Т. Реутов

Секретарь приходского совета М. Лебедев

Резолюция заведующего отделом управления Петрогубисполкома: «Перерегистрировать».

Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб).

Ф. 1001. Оп. 7. Д. 4. Л. 124–124об. Подлинник. Рукопись.

№ 2

ЗАЯВЛЕНИЕ ПРИХОДСКОГО СОВЕТА ЦЕРКВИ БЛАГОВЕЩЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ В АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ОТДЕЛ ЛЕНОБЛИСПОЛКОМА С ПРОСЬБОЙ НЕ ВЫСЕЛЯТЬ МОНАШЕСТВУЮЩИХ ИЗ ЗДАНИЯ СТАРО-АФОНСКОГО ПОДВОРЬЯ

24 ноября 1929 г.

4 ноября с.г. 25 человекам монахам, как служителям культа (из них на иждивении двадцатки состоят 22 человека, т. е. исключая Веденеева, Серебрякова и Орехова) объявлено о добровольном, в месячный срок, в порядке 155 ст. Г.К. выселении из помещения дома № 33 по 5-й Советской улице.

Полная невозможность в этот краткий срок подыскать помещение при существующем тяжелом жилищном кризисе, а также то обстоятельство, что все выселяемые по преимуществу люди пожилые (от 46 до 70 лет), а некоторые из них тяжело больные и инвалиды, вынуждает обратить внимание Административного Отдела на следующие обстоятельства:

1). – Жилое помещение дома, состоящего при церкви Старо-Афонского подворья, сооружено одновременно с церковью иждивением, трудом и частью средствами находящегося в Греции на Афонской горе Андреевского скита Ватопед, почему монашество подворья состоит в иерархической зависимости от Вселенского (Константинопольского) Патриарха и Афонского монастыря в Греции.

2). – Помещения, занимаемые выселяемыми, тесные – площадью всего 207 метров и выселение их существующего жилищного кризиса ни в какой мере не разрешит.

3). – Все выселяемые, начиная с настоятеля, по происхождению из трудового русского крестьянства, в юности по религиозным убеждениям приняли постриг в Афонском монастыре в Греции, там проживали долгие годы, будучи в порядке послушания на трехлетний срок посланы в Россию для обслуживания подворья и религиозных нужд населения. Остались они здесь на жительство, вследствие начавшейся в 1914 году войны, т. к. в виду затруднительности выезда, с решения Советской Власти и, по представлению греческого правительства, возвратились на Афон только 5 человек.

4). – Все выселяемые люди совершенно необеспеченные, содержание их производится общим котлом и обходится не свыше 25 руб. в месяц на каждого, люди по своему религиозному убеждению заботящиеся только о спасении душ, а потому, как чуждые политиканству, они всегда молятся «за иже во власти сущих». Ни в каких противосоветских выступлениях монахи Афонского подворья не участвовали.

5). – Несмотря на их материальную необеспеченность, монахи, как устанавливается управдомом на поданном в Райжищсоюз 5/XI с.г. заявлении, всегда исправно оплачивали квартплату, а также производили ремонт. Таким образом, монашество подворья всецело выполнило свой долг перед страной и Советской Властью.

6). – Массовое выселение монашества из подворья чрезвычайно затруднит как отправление религиозных нужд, так и надлежащее сохранение отданных приходскому совету храма и предметов церковной утвари.

Ввиду изложенного приходской совет убедительно просит Административный Отдел предложить ЖАКТу не применять выселение 22-х монашествующих из здания Старо-Афонского подворья (административному выселению указанные лица, за отменой пункта 2-го постановления Ленинградского Совета от 2/III-29 г. ВЛС № 44, 35, 18 не подлежат, потому что по своему имущественному положению подоходным налогом никто из них обложен не был), доводим до сведения отдела, что монашествующие согласны уплотниться даже на половине занимаемой площади.

Председатель: (С. Простаков)

Председатель Ревизионной Комиссии: (А. Брылов)

Секретарь: (С. Тихонов)

Резолюция заведующего сектором административного надзора Камчатова от 28 ноября 1929 г.: «По распоряжению т. Иванова²⁷ заявление оставлено без последствий, о чем сообщено заявителям»²⁸.

ЦГА СПб. Ф. 7383. Оп. 1. Д. 50. Л. 8–8об. Подлинник.

№ 3

ЗАЯВЛЕНИЕ АРХИВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ЛЕНОБЛИСПОЛКОМА В ПРЕЗИДИУМ ВОЛОДАРСКОГО РАЙСОВЕТА О ПРЕДОСТАВЛЕНИИ ЗДАНИЯ ЦЕРКВИ БЛАГОВЕЩЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ ДЛЯ ХРАНЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ ПРОФСОЮЗНОГО ДВИЖЕНИЯ

15 ноября 1932 г.

Ввиду того, что по всей области разбросаны архивные материалы Профдвижения, необходимые в данный момент для использования по истории фабрик и заводов и 15-летия Октябрьской Революции, которые должны быть сконцентрированы в одном месте, без чего они могут погибнуть безвозвратно, Ленинградское Областное Архивное Управление просит предоставить ему церковь бывш. Афонского монастыря по 5 Советской ул.

Зам. Управляющего ЛОАУ (Журавлева)

Секретарь (Дитенко)

ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 50. Д. 28. Л. 35. Подлинник.

№ 4

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА РАЙОННОГО ИНСПЕКТОРА КУЛЬТА ЛЕОПОЛЬДОВОЙ В ПРЕЗИДИУМ ВОЛОДАРСКОГО РАЙСОВЕТА

Середина ноября 1932 г.

Здание Старо-Афонского (быв. Мужского) подворья уг. 5-й Советской и Дегтярной ул. 2-этажное, каменное, в удовлетворительном состоянии, фасадом здание выходит на две указанных улицы, а задней частью во двор, принадлежащий ЖАКТу, размер площади нижнего помещения около 200 кв. м., а верхнего – около 450 кв.м. До 1923 г. подворье состояло из здания церкви и жилого флигеля, примыкающего к церкви, в котором до 1929 г. проживали монахи, занимая с 1923 г. часть здания, которое было передано в ведение Райкоммунотдела, а здание церкви оставлено в пользовании верующих.

Несмотря на то, что подворье как таковое было ликвидировано, фактически же до октября мес. текущего года во главе церковн[ого] управления стоял настоятель (быв. игумен подворья), монахи, проживавшие в Петро-Славянке, адрес был указан в анкетах, представленных для регистрации священнослужителей, а между тем в течение неопределенного времени проживали в церкви, что и было установлено в октябре месяце текущего года, не ожидая посещения кого-либо, в 11 часов вечера приготовились на ночлег, разостлав по всей церкви постели; двадцатка, зная о пребывании в ночное время монахов в церкви, никаких мер не принимала, а наоборот, помогала монахам скрываться в стенах церкви, не ставя в известность Райсовет. Так как большинство церквей подворья и монастырей напоминают по типу своей постройки домовые церкви, к которым может быть причислена и церковь Афонского подворья, а посему просить Президиум Облисполкома договор с двадцаткой расторгнуть, церковь закрыть и ликвидировать, передав здание Архив[ному] управлению под профсоюзный архив.

Религиозные чувства верующих могут быть обслужены рядом расположенной церковью Рождества на 6-й Советской ул.

Инспектор культа (Леопольдова)

ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 50. Д. 28. Л. 36. Подлинник.

№ 5

ВЫПИСКИ ИЗ ПРОТОКОЛА № 76/32 ЗАСЕДАНИЯ МАЛОГО ПРЕЗИДИУМА ВОЛОДАРСКОГО РАЙСОВЕТА XIII СОЗЫВА О ЗАКРЫТИИ И ЛИКВИДАЦИИ СТАРО-АФОНСКОГО ПОДВОРЬЯ

17 ноября 1932 г.

п. 21 опросом. О закрытии и ликвидации Старо-Афонского подворья.

Внесено: Инспектором Культа Леопольдовой.

Принимая во внимание:

1. что Старо-Афонская церковь как быв. подворье принадлежит к типу домовых церквей, что задняя часть здания церкви выходит во двор жилого дома, принадлежащего ЖАКТу, в силу чего церковь тесно соприкасается с жилым флигелем;

2. что религиозным обществом Афонской церкви допущено проживание монахов в течение продолжительного времени в здании церкви и скрыт при регистрации точный адрес, просить Президиум Облисполкома договор с религиозным обществом Афонского подворья расторгнуть, церковь закрыть и ликвидировать, а здание передать Архивному Управлению, согласно их ходатайства.

Секретарь: (Петров)

Резолюция от 22 ноября 1932 г.: «На Комиссию»²⁹.

ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 50. Д. 28. Л. 33–33об. Подлинник.

№ 6

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПРЕЗИДИУМА ЛЕНОБЛИСПОЛКОМА О ЗАКРЫТИИ СТАРО-АФОНСКОГО ПОДВОРЬЯ

15 февраля 1933 г.

Протокол № 103, пункт № 54.

По вопросу: «О ликвидации Старо-Афонского подворья по 5-й Советской ул. г. Ленинграда, Володарского района».

Исходя из того, что при обследовании в ночное время Старо-Афонской церкви было обнаружено тайное проживание монахов, 20-ка, зная о пребывании их, никаких мер не принимала, а наоборот, помогала скрываться продолжительное время в стенах церкви, что является явным нарушением закона о религиозных объединениях, а также принимая во внимание, что здание церкви является быв. мужским подворьем и принадлежит к типу домовых построек, в силу изложенного постановление президиума райсовета утвердить, подворье ликвидировать, а здание использовать для намеченных целей.

Зам. пред. Леноблисполкома Зернов

Секретарь Леноблисполкома Ломтев

ЦГА СПб. Ф. 7179. Оп. 10. Д. 488. Л. 78. Подлинник;

Ф. 1000. Оп. 50. Д. 28. Л. 27. Копия

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Письмо адресовано упоминаемому в тексте книги иеросхимонаху Феодосию (Харитонову).

2 Отец Феодосий до пострига в великую схиму носил имя Феофан.

3 Имеется в виду архиепископ Полтавский Феофан (Быстров, 1872–1940).

4 Опять имеется в виду аpxиепископ Феофан и его сподвижник епископ Богучарский Серафим (Соболев), управлявший русскими православными общинами в Болгарии.

5 Василий III был избран Константинопольским Патриархом в 1925 г. Фанара – район Константинополя, где находится Патриархия.

6 Герман II был патриархом Константинопольским с 1222 по 1240 г., в то время когда латинские рыцари владели Царьградом. Вел постоянную борьбу с папским престолом. Сохранились его произведения против латинян.

7 В 1872 г. Константинопольский Собор объявил Болгарскую Церковь «схизматской», за самовольное провозглашение автокефалии. Схизма была снята в 1945 г.

8 Аpxиeпископ Феофан Полтавский и епископ Серафим Богучарский.

9 Apxиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) в 1924 г. участвовал в освящении собора св. кн. Александра Невского в Софии.

10 Иеродиакон Протасий – русский инок, живший на Aфоне в Старом Русике.

11 Имеется в виду Константинопольский Патриарх Василий III.

12 Речь идет о схиархимандрите Кирике – духовнике Свято-Пантелеимоновского монастыря.

13 Митрополит Бессарабский Гурий (Николай Гроссу) был профессором Киевской Духовной Академии, овдовев, принял монашество. В 1919 г. эмигрировал за границу. Из Бессарабии был изгнан за присвоение общественных денег в 1936 г.

14 Имеется в виду Константинопольский Патриарх Василий III.

15 Будущий архиепископ Брюссельский и Бельгийский Московского Патриархата Василий (1900–1985).

16 Е.Г. Кривошеина (урожденная Карпова, 1870–1942) была дочерью профессора истории Московского университета Г.Ф. Карпова и племянницей знаменитого миллионера-мецената Саввы Морозова.

17 Кира – Кирилл Александрович Кривошеин, младший из пяти братьев Кривошеиных.

18 Имеется ввиду монастырь прп. Иова Почаевского в Ладомировой (Словакия), основанный русскими эмигрантами в 1924 г.

19 Будущий архиепископ Чикагский и Детройтский в юрисдикции Русской Православной Церкви за границей.

20 Речь идет о преподобном Силуане Афонском.

21 Приписка келейника митрополита Антония архимандрита Феодосия (Мельника).

22 Речь идет об архимандрите Кассиане (Безобразове).

23 Речь идет об относительных неудачах СССР в войне с Финляндией 1939–1940 гг.

24 Помощь была оказана, – Болгарский Священный Синод обратился с соответствующим письмом в Министерство иностранных и религиозных дел.

25 Верховным командованием вермахта.

26 Приложенный к справке договор о передаче церкви верующим не публикуется (ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 7. Д. 4. Л. 125–125об.).

27 Иванов – заместитель начальника административного отдела Леноблисполкома.

28 Результатом заявления стало проведение 27 ноября 1929 г. обследования комиссией административного отдела здания Благовещенской церкви. Акт обследования не публикуется (ЦГА СПб. Ф. 7383. Оп. 1. Д. 50. Л. 12).

29 То есть передать на рассмотрение в Комиссию по вопросам культов при Леноблисполкоме.

Оглавление

Введение

Русские обители Афона в XX веке

Подворья русских афонских обителей и другие русские храмы в Константинополе

Подворье Свято-Андреевского скита в Санкт-Петербурге

Русские приходы Греции в XX веке

Элладская Православная Церковь в 1917–1940-х гг

Публикация документов