Декамерон 2 (СИ) [Андрей Коробов] (fb2) читать онлайн

Седьмая Луна. Декамерон 2

Интерлюдия 1. Замысел

Папа Цимский ощутил то, чего никак не ждал при купании в личной терме.

Холод.

Холод, струившийся между пальцев, поражённых подагрой. Холод, неспешно поползший по варикозной ноге ядовитой змеёй.

Аркадий III почуял неладное. Недоверчиво приоткрыл один глаз и встрепенулся, узрев происки нечистой силы.

Праздные мысли о том, что было, есть и будет, померкли в один миг.

Всё потому, что в горячей солёной воде, словно дым, клубилась кровь. Она образовывала багровые облачка и быстро заполоняла купальню, которая стремительно начала переливаться за края.

Мурашки побежали по грузному, дряблому телу. Понятия не имея, что происходит, понтифик встрепенулся.

Он со всплеском подорвался, как ошпаренный. Вода, смешавшаяся с кровью, облепила его целиком.

Вдруг папа остолбенел и прищурился.

Его внимание привлекло нечто, тихо всплывавшее на поверхность горячего источника. Увиденное напоминало ему увесистый клубок спутавшихся чёрных волос.

За ним из купальни один за другим показывались другие — седые, рыжие, каштановые, белокурые. Они стукались друг об друга, будто гимнастические мячи, перекатывались, открывая патриарху истину…

Это были головы.

Десятки отрубленных голов, заполонивших всю терму. Перекошенные, безжизненные, но хорошо различимые лица — мужские и женские, от стара до млада.

Святой Отец не знал, что хуже: сам факт чертовщины, или то, что этих людей он когда-то знал, а некоторых — лично благословил на доблестное служение Церкви в качестве Верховного Инквизитора.

Некоторые из них служили аж за тысячи вёрст от Вечного Города.

Откуда они здесь?..

Ему хотелось кричать — надрывно, протяжно, будто маленький ребёнок, увидевший разжиревшую крысу.

Его перегнали — в соседней комнате раздался девичий вопль, преисполненный животного ужаса.

Понтифик осёкся, слыша, как в сторону термы кто-то бежит, сверкая пятками. Шлёпая мокрыми ступнями по дворцовому каменному полу.

Внутрь ввалилась голая служанка, составившая ему компанию и только убравшаяся восвояси. Ошарашенный происходящим, папа встречал её недоумённым взглядом.

Девушка в упор не видела Его Святейшество, попросту спасаясь бегством.

Увы, этому не суждено было сбыться. Преследователь не дал ей скрыться за дверью в коридор, вдогонку послав сноп голубоватой жижи.

Кислотная сфера лопнула при столкновении с кудрявым затылком, распадаясь на сотни брызг.

Оксиомантия, понял Святой Отец.

Ноги бедняжки подкосились. Она распласталась на каменном полу, сдирая с боков слоями кожу.

Ещё миг назад прекрасная в своей юности, невинности и наивности, служанка поглядела единственным уцелевшим глазом на Аркадия III.

Больше половины её черепа разъело и превратило в кровавый, студенистый суп.

Жижу разбрызгало повсюду. Гранитовый пол зашипел местами, расщепляясь.

Кусок мозга, выглядывавший из-за костей, пузырился. Из-под новоявленного, изуродованного трупа подтекала ручейками кровь.

Немощный понтифик онемел, будто проглотил язык.

У него в голове не укладывалось, что посторонние сумели проникнуть во дворец Святого Самуила, в самое сердце Церкви, и подобраться к папе так близко.

Как? Но кто же это? Кто…

Ответ не заставил себя долго ждать. В терму друг за другом прошли силуэты в чёрных мантиях. Лица скрывали ребристые маски из латуни.

У кого-то капюшонах были нахлобучены черепа парнокопытных с местами обломанными рогами. У кого-то вместо этого — шкуры хищных, экзотических зверей с подвязанными на шее лапами. Как у языческих легионеров.

Еретики встали в ряд.

Глаз было не видать, но папа Цимский видел по их поджатым губам: все взгляды прикованы к нему, нагому, беспомощному и откровенно жалкому.

Из-за спин апостатов показался их предводитель — точно такой же на вид, разве что в синих одеждах. Он встал напротив понтифика и осведомился строго:

— Папа Аркадий?

Рот старика дёрнулся. Отвечать ему казалось чреватым. Но за него высказалось перекошенное в ужасе лицо.

Синяя мантия ухмыльнулся. Из рукава в его ладонь скользнул серповидный кинжал, обагрённый кровью невинных. Апостат произнёс:

— Нам надо поговорить…

Глава 15. Изгой

Нижний Город начинался сразу за Портовым районом. Местные инсулы — многоквартирные дома, оставшиеся ещё со времён дельмеев — пережили несколько эпох. К Седьмой здания уже представляли собой жалкое зрелище.

То здесь, то там осыпалась косметическая отделка домов. Падала рыжая черепица. Стены колонизировала чёрная плесень. Фасады первых и вторых этажей исписали граффити: на дельмейском, лурском и, наконец, местном. Некоторые обвалились. Раньше в инсулах жили сотни, тысячи людей, теперь — нет. Если только упыри ютились.

Дороги захламило брошенными телегами. Всюду валялись останки горожан и заражённых. В свете солнца всюду кружили вороны, заунывно каркая. Чёрные птицы долго выискивали, чем бы поживиться. Когда находили, пикировали. Терзали гнившую плоть за неимением лучшего.

Былая индивидуальность городских районов сошла на нет. С падением цивилизации Саргузы стали однообразно гнетущими, опасными, отталкивающими. По крайней мере, так посчитал ренегат, судя только по местам, где был. У него в голове не укладывалось, что происходит на севере или юге Города.

Вдоль заброшенных инсул брёл Альдред, по пути никого не встречая. Повидайся он с кем-то из горожан, его запросто могли спутать с каннибалом. И совсем неважно, что из его черепа до сих пор не полез чёрный хрусталь.

Горбился. Руки повисли безвольными плетьми вниз. Будто травмировал нижние позвонки, брёл в никуда, словно гусь. Даже его шея вытянулась вперёд, а подбородок — задрало вверх. Жалкое зрелище. Но Флэй не думал о том, как выглядит. Его больше интересовало другое: как так желчно эта жизнь подшутила над ним?

Мысли вырвали его из реальности. Очевидные угрозы его завтра отошли на второй план. Благо, солнце укрывало дезертира от окрестных людоедов. У него имелось некоторое время, прежде чем тучи доберутся с моря до Нижнего Города.

Сам не свой, Альдред бубнил под нос:

— Когда?.. Ну когда я успел? Где подцепил заразу?.. Я же всё сделал, чтобы избежать этого!.. Почему я?..

Ответ лежал на поверхности, теряясь в совокупности вариантов. Ему не пошли на пользу боевые столкновения с упырями, встречи с чумными людьми. Далеко не всегда он примерял на себя респиратор Адельгейма: теперь же средства защиты нет вовсе. Вот и до него добралась эта зараза.

Голова Флэя будто свинцом налилась. Поэтому трудно было ему собрать мысли воедино. Соотнести пережитое на собственной шкуре с наблюдениями очевидцев. Он выругался под нос, остановился, утирая пот с кипевшего лба, зажмурился и произвёл умственное усилие.

Едва ли всему виной миротворцы, вернувшиеся в Янтарную Башню. Те обратились упырями в течение дня. Даже самый первый из бойцов, наверняка отличавшийся здоровьем. Стало быть, сколько бы людоед ни скакал на ренегате в тёмном коридоре, слюни его не попали на Альдреда. Ни на слизистую оболочку, ни в кожные поры.

Это касалось и всех прочих упырей, которые полегли на пути дезертира к сестре Кайе. Он им не давал подойти поближе и уж тем более себя укусить. Иначе бы и сам давно сгинул.

Целых два дня беглец держался молодцом, не испытывая никакого дискомфорта или болезненного недомогания. Он планомерно двигался навстречу судьбе, будто осадная машина, преодолевая все трудности. Тогда в его заболевании повинны вовсе не ожившие трупы, а… люди.

— Марио Валентино? — вспоминал дезертир, опустив глаза в пол. — Маттео Цанци?

Разумеется. Каждый из них имел непосредственный контакт с заражёнными. Соответственно, и миротворец, и люмпен могли запросто подцепить хрустальную чуму. Достаточно им было просто находиться в компании больных. Так и вышло. По наивности Альдред с ними пообщался тесно. Вот и нажил себе Чёрную Смерть.

— А это мысль, — заметил Флэй. Он сдвинулся с места и побрёл дальше по улице.

Мозг его отчаянно требовал объяснений. Увы. Не так быстро, ведь не всё так просто. Требовалось провести более глубинный анализ.

Им обоим было лет не мало. И хотя пожилой богатырь отличался недюжинной силой, болезнь овладела им в течение уже первых суток. Либо братья по оружию на него надышали с излишком, либо дело обстояло иначе.

Цанци жил бок о бок с заражёнными. Люмпен уж точно заболел и сам, хоть и не подавал вида. Соответственно, у него на момент встречи зараза проистекала в зачаточном состоянии. Развивалась медленно. Причины не столь важны. Однако Флэй склонялся именно к такому варианту: профессор подкинул ему чуму.

Ренегат имел неосторожность убрать респиратор, когда они с Маттео встретились. Не думая о последствиях, беглец накинулся на бродягу с тесаком. Тот исторгал зловонное, миазматическое дыхание прямо в лицо ему. Тогда дело оставалось за малым.

Эврика! Вроде как. Но и это ещё не всё.

Судьба Марио Валентино могла пролить свет на заражение Альдреда куда действеннее, чем того же Цанци. Миротворца и предателя сближало отчаяние, которое им обоим пришлось пережить. Старик слегка тронулся умом, испытал небывалый стресс, потеряв боевых товарищей. У Флэя тоже из-под ног ушла земля, едва стало ясно, что сестра Кайя убралась из Города, оставив своего воспитанника на произвол судьбы.

— Вот оно… — Дезертир нащупал истину.

Античных врачей никакая Церковь не сковывала в исследованиях. Кто как бы ни хаял язычников, нынешние доктора охотно пользуются наработками своих коллег из прошлого и с нынешнего Востока. Из их терминологии в обиход со временем вошло такое слово как «иммунитет». Сопротивляемость болезням.

Лекари предполагают, что между ней и равновесием есть определенная связь — как духовным, так и телесным. Человек, питающийся разнообразно и не претерпевающий стресс, менее подвержен заболеваниям, чем тот, кто коснулся дна во всех смыслах.

Как и Марио Валентино. Как и сам Альдред Флэй.

Дезертир неуклонно шёл к болезни уже давно. Быть может, с тех самых пор, как у Левого Клыка потонул парусник персекуторов.

В хождениях по Саргузам предатель задействовал последние внутренние ресурсы. Реалии Города не давали ему передохнуть.

Здесь не доел, там не спал — и пожалуйста. Помножить на переломные моменты жизни, коих сполна, — и вот он, лёгкая жертва Чёрной Смерти.

— Я с самого начала запорол эту партию, — проворчал себе под нос ренегат.

Жжение. Ему жгло лёгкие. Свербело в трахеях. Ни с того, ни с сего в горло поднялась чумная слизь. Пропуская воздух в дыхательные пути, вязкая жижа затрепетала. Дезертир закашлялся. Сплюнул на мостовую сгусток мокроты.

Перед глазами предстали все оттенки болезни. Зеленый студень с кроваво-красным шлейфом и чёрными вкраплениями. Харкал первый раз Альдред совсем недавно. И ведь уже всё стало на порядок хуже. То ли ещё будет, подозревал он.

Люмпен погиб не зря. Ведь перед этим выложил все три варианта, которые могут ожидать ренегата. Сам Альдред подозревал: его ждёт почти то же самое, что и паосцев из Клоаки. Постепенно беглец потеряет рассудок. Он утратит контроль над собственным телом. Его охватит морок. Из костей начнёт пробиваться чёрный минерал. Затем рано или поздно Флэй примерит на себя личину упыря и пополнит орды нелюдей.

— Без шансов, — проронил дезертир.

На глазах непроизвольно выступили слёзы. В детстве Альдред немало их пролил. На его рыдания всем было плевать. Со временем Флэй расценил это как никчёмную слабость. Подавлял в себе во что бы то ни стало. И даже когда речь зашла о неотвратимой гибели, не позволил себе расслабиться. Запретил ныть, роптать, скулить и стонать. Хладнокровно утёр тыльной стороной ладони влагу с краёв своих век.

Ещё миг назад его обуревал спазм. «Так нечестно!» — думал он, будто впал в детство. Простота душевная.

Лицо его преобразилось тут же, став каменным. Ни тени огорчения. Только холодная злоба. Реальная жизнь во всей своей полноте — далеко не про честность.

Судьба любого человека — это нелепая, бессмысленная история о несправедливостях, лишениях и стремлениях. Борьба с фатумом, обществом, самим собой, природой и сверхъестественным. Серая линия, на которую наносят белые крестики да чёрные пунктиры. Так проистекает время, бедное на события.

Не так важен конечный пункт назначения: как правило, за ним новая пустота. Сам путь — вот, что имеет значения. И человек либо проходит его, либо всё также варится в непроглядной бездне обыденности.

Отчаяние в который раз уложило Флэя на лопатки. Напомнило о том, что ренегат проиграл свою напрасную войну против мира. Ведь в нём зреет Чёрная Смерть, неотвратимый рок. Его мирские страдания рано или поздно будут пресечены.

Дезертир станет пленником заражённого тела, пока дождь, лучи солнца или выживший не обрубят его связь с реальностью. Иными словами, до окончательного покоя времени у него предостаточно.

В пору было бы упасть на Прощальную Розу. По сути, дальше Альдред мог не смотреть эту пьесу. Исход его жизни казался очевиден. Только вот предатель никогда не искал лёгких путей. Он не мог позволить себе слабость, хоть и знал, что силой ничего не решил бы. Все те годы, что Флэй топтал бренную землю, он пытался обрести счастье.

У него получалось. Но чаще это самое счастье попросту отнимали у него. Люди, случайности, сама судьба — не важно. Впрочем, не повод опускать руки.

Гадать, сколько времени осталось до превращения в людоеда, дезертир не решался. Он мог убить себя сам. Или, если кишка тонка, просто встать и дождаться орду, которая бы растащила его по кускам.

— Тоже не вариант.

Боль от рваных ран лишь подчеркнула бы его никчёмность. Жалкая, прозаичная смерть. Себя таковым ренегат наотрез отказывался считать. Чего-то да стоит всё-таки. Не для того Альдред претерпел столько страданий, чтоб всё закончилось вот так.

Отыскать лекарство он даже не надеялся. Пусть Флэй умрёт в попытке выкарабкаться, не зная, как, но это всяко лучше, чем уже сейчас на себе ставить крест.

А там — будь, что будет. Важнее всего понять, куда отныне следовать. Ибо заражённого нигде не ждут. Священная Инквизиция, прознав о болезни, просто ликвидирует его и спишет со счетов. Выжившие будут гнать его, если им известно, как протекает инфекция. По всей видимости, среди смертных друзей у него не осталось.

Ренегат призадумался. Подсознание терпеливо дожидалось момента, когда сможет поднять на поверхность крамольную мысль: есть и другой путь.

— Я ведь могу… — начал было дезертир, как вдруг осёкся. Он заговорил о том, что до конца не понимал.

Может быть, беглец правильно оценил свою историю болезни. Но не стоило забывать об архонте. Актей Ламбезис выбрал его. Имел большие планы. Ждал тесного сотрудничества. Неважно, сам язычник одарил его заразой, либо же оставил всё, как есть, когда они встретились в последний раз. Дельмей возлагал большие надежды на ренегата и хотел, чтоб именно с ним сошёлся некий Бог из Пантеона.

Да. Пусть Альдред Флэй — это Киаф, что бы на самом деле это ни значило. Важнее всего то, что на него смотрят. Внимательно. Придирчиво. Отчасти только в руках дезертира, выберет ли его энный Бог.

Ламбезис по природе своей был могущественен. И явно более жизнеспособен, чем прочие Киафы Бога Смерти. Но Актей сжульничал, устранив других претендентов так или иначе. Хотя это как посмотреть. Он также сделал всё, чтоб Неназываемый слился с ним.

Флэй понятия не имел, кто его тёмный попутчик. Тем более не ведал, где искать прочих кандидатов. Их могло разбросать по обеим сторонам света. Жизни не хватит, чтоб перебить всех. Перед Альдредом открывался только один путь: показать Богу, что именно он — самый достойный из всех Киафов.

— Но как?.. — озадачился дезертир. Ответ пришёл, откуда не ждали.

Тяга к жизни.

Предатель должен показать свою силу, жизнеспособность и целеустремлённость. Сделать всё, чтобы понравиться Богу. Действовать хоть и интуитивно, но верно! Куда бы Альдред ни пошёл, что бы ни вытворял, всё должно быть сообразно выживанию.

Любая победа в борьбе за новое завтра. Поиск лекарства, сравнимого с иголкой в стоге сена. Отпор всякому, кто покусится на его жизнь. Вот, что приблизит Флэя к своему Богу. Неназываемый преобразил архонта почти до неузнаваемости. Быть может, и Альдреда исцелит встреча с тёмным попутчиком.

Обходными путями, но именно это Актей пытался донести до беглеца. Если, конечно, тот правильно интерпретировал его слова.

— Как мне быть? — задавался вопросом ренегат.

На борту «Сирокко» Ламбезис и так выложил перед Альдредом предостаточно карт. Флэю было только нужно вдуматься в их смысл.

Предатель знал, кто ему враг здесь и сейчас. Этого вполне достаточно. Дельмей — кто-то между соперником и союзником. Он не оставит попыток убить его, чтобы посмотреть, чего стоит любимая игрушка. Архонту — потеха, ему — лишнее испытание.

Труповод — странный человек в плаще, с которым Альдред столкнулся на Ярмарочной Площади. Без сомнения. Иначе и быть не может. На что бы ни был способен маг Смерти, от него дезертиру стоило держаться подальше.

Раз уж Актей Ламбезис едва ли причастен к восстанию магов, не стоило искать среди Культа Скорпиона себе друзей.

Их ведёт его сестра. Та самая чернокнижница, что чуть было не сцапала его в Деловом Квартале. Не похоже, чтоб она хотела его убить. Но что приключится, если он попадёт в её цепкие лапы, оставалось загадкой за семью печатями. Впрочем, едва ли Флэй хотел знать это.

В любом случае, Альдреду не стоило пережидать бурю, прячась в тенях, пока всё ни уляжется. Ему следовало нырнуть в самую гущу событий.

Горизонт их лежал на севере.

Мор мерным шагом прокатывался по Саргузам, расползаясь во все стороны, будто спрут своими щупальцами. Чёрная Смерть прирастает последними выжившими горожанами, где бы те ни были. Вот, куда медленно, равняясь на погодные условия, подбираются орды упырей.

И примерно в тех же краях лежит остров Памятный. Акрополь, где заседают остатки Корпуса. Если Культ Скорпиона преследует цель уничтожить всех инквизиторов до единого, апостаты тоже туда явятся для расплаты. Вместе с ними — и та Ведьма.

— Блестяще, — цедил сквозь зубы Флэй.

Соответственно, менять свой маршрут нужды не было. Не столь важно, выйдет он на инквизиторов до или после встречи со своим Богом. Отыщет Марго или нет. Будут его судить за предательство или дадут спокойно жить. Выберется из Города рано или поздно. Богачом или нищим. Это дела десятые.

Только встреча с небожителем имеет значение — вот, что перевернёт с ног на голову жизнь Альдреда Флэя!

Человек патологически нуждается в химерах, иллюзиях. Мечтах, будь они осуществимы или несбыточны. Важен ориентир, приоткрывающий перед ним путь. Иначе он палец о палец не ударит, сохраняя статус-кво.

Жизнь сделала всё, чтобы у ренегата не осталось выбора, кроме как идти вперёд. И он был искренне рад броситься в погоню за очередным призраком. В нём всё также зрела чума, никуда не отступая. По крайней мере, беглец начал думать, как подавить её в себе. Хоть на часок.

Он приободрился — и это главное.

Руки захлопали по перевязи и подсумку. Пальцы нащупали пузырьки со снадобьями. Самую ценную настойку Альдред беспечно отдал мёртвому профессору. Тонизирующее вылакал сам. Во всяком случае, лишних при нём не имелось.

Лихорадка ренегата не обуревала. Выпить жаропонижающее сейчас, думал дезертир, означало потратить его впустую. Поэтому откупорил противовоспалительное. В алхимии он смыслил чуть больше, чем в астрономии, поэтому подпись «Цидомиазмин» ему ни о чём не говорила. Он просто осушил пузырёк до дна — и был таков.

Солоновато-горький на вкус. Вязкий. От препарата запершило в горле. Флэй закашлялся, выплёвывая мокроту опять. Мгновенного, чудесного исцеления не последовало. Это всего лишь одна доза. Погоды она бы не сделала. Ренегат был должен отыскать ещё подобных лекарств, чтоб хоть как-то осилить намеченную дорогу.

Бросив пустую бутылочку в лужу, Альдред поглядел по сторонам. Далеко не все инсулы являли собой цельные жилые дома. У некоторых висели вывески, приглашавшие в разного рода магазины.

Их держали мелкие торгаши, предлагая нищим товары не самого лучшего качества. Богу — богово, кесарю — кесарево, иными словами. Среди них легко могла затесаться аптека. Её наполнение оставалось загадкой и вызывало сомнения.

Всё-таки часто бедняки дохли от разного рода болезней только в путь. Но Флэй не оставлял надежду, что к его приходу там останется нечто стоящее.

Альдред хмыкнул. Ещё вчера он смотрел на мародёров, как на животных. А теперь и сам вставал в один ряд с ними. Да ещё и будучи в инквизиторском обмундировании. Со стороны он видел себя посмешищем. Ходячим противоречием.

Но ничего не мог с собой поделать. С волками жить — по-волчьи выть.

Ренегат пошёл вдоль магазинов, бормоча себе задумчиво под нос:

— Как там говорят? «Не мы такие — жизнь такая»?

Мало-помалу ноги привели дезертира к порогу аптеки. «А-Фарма», гласила вывеска. Флэй усмехнулся. Мелкая торговля пестрила всевозможными названиями — от смешных и нелепых до совершенно бесхитростных. Это заведение не было исключением.

Беглец прислушался. Что удивительно, сопения упырей изнутри не доносилось. И либо твари затаились, либо спрятались от солнца где угодно, только не здесь. И всё же, надлежало сохранять бдительность. Альдред осторожно вытянул тесак и зашёл во мрак.

Его глазам потребовалось время, чтобы адаптироваться к темноте после утренней ярости южного солнца. Постепенно перед предателем вырисовывались очертания полок со всевозможными лекарствами, лотки сухих трав и целебных специй, свёртки, бутыльки, эластичные бинты и припарки.

«Недурственный ассортимент», — отмечал ренегат, шаря по сторонам взглядом.

Глава 15-2. Изгой

Взор зацепился за ценники под препаратами. Тут же всё встало на свои места. Аптекарей в Нижнем Городе хватало, но никто из них не занимался благотворительностью. Ничего личного, просто коммерция.

За набор лекарств простой смертный здесь точно также должен был выложить половину месячного заработка. Да ещё и не факт, что поможет. Неудивительно, сколько людей забирает оспа та же самая. Заболеть — значит, умереть.

К счастью для босяка вроде Альдреда, в нынешних условиях вести торговлю невозможно. И что самое приятное, мародёры шли куда угодно, только не в сомнительные аптеки. На худой конец, против Чёрной Смерти в понимании обывателя обычные лекарства мало чем помочь могли.

В первую очередь выживших интересовали еда, оружие и надёжное укрытие. Деньги значительно убавились в цене, а остаточное общество Города почти мгновенно перешло на натуральный обмен. Разумеется, некоторых лихорадило от вседозволенности: выносили отовсюду всё, что в цивилизованном мире считалось роскошью. Но где они теперь с их безделушками?

Опомнившись от куража, мародёры тащили всё то, что можно было выгодно предать бартеру: горячительные напитки, одежда, одеяла, табак, инструменты, чай с кофе, сахар, излишки оружия, средства защиты и первой помощи.

Ренегат не ошибался: бинтов осталось кот наплакал, равно как и антисептических настоек для обработки ран. Зато всего остального хватало с избытком. Ему пришла в голову занятная мысль: стоит обнести эту аптеку, насколько возможно, чтобы при разговоре с другими выжившими иметь хоть какой-то вес. Времена нынче тёмные.

Ему пришлось некоторое время порыскать в аптеке, прежде чем он нашёл, куда складировать всё добро, какое только можно унести. Кожаные саквояжи остались без внимания, зато поясная тканевая сумка сразу привлекла его внимание.

Альдред пристегнул её поверх перевязи через плечо. Пошёл вдоль стен, сметая с полок медикаменты для оказания первой помощи, обезболивающие, жаропонижающие, снотворные, а также противовоспалительные средства.

Большая часть отправилась в сумку. А с десяток пузырьков мародёр чисто для себя растолкал по подсумкам. На тот случай, если нужно будет срочно принять какой-либо препарат. Флэй стал чуточку тяжелее, зато доволен, как слон. Если никому так и не понадобятся лекарства, у ренегата будет, чем залечивать уже собственные раны. Он и так немало пострадал, пока пробирался окольными путями к «Лазурным Фонтанам».

Улов получился на удивление богатый. Казалось бы, дезертир должен лучиться от счастья. Но не тут-то было. Снова кашель — и снова мокрота вылетает из горла, растекаясь по битому стеклу под ногами. По крайней мере, беглец понемногу стал привыкать к приступам, а интервал между ними значительно возрос. Чем не повод порадоваться?

На рефлексию Альдред не стал размениваться и поспешил выйти из «А-Фармы» под свет восходящего солнца. Глянул время и ужаснулся: расстояние, что он покрыл от борта «Сирокко» до середины Нижнего Города заняло у него несколько часов кряду.

Целых четыре. Ценных. Часа.

Конечно, по большей части Флэй просто бездельно шатался по округе, пытаясь отыскать себя среди руин и избрать новый ориентир, чтобы продолжать жить. Но если бы всё было иначе, он бы давно оставил за собой опустошённые чумой Нижние Саргузы.

Городская карта на миг всплыла перед глазами ренегата. Он огляделся по сторонам в попытке сориентироваться. Наметил для себя единственно верный маршрут.

Из Нижнего Города в сторону острова Памятного вело немало путей. Какие-то поближе, какие-то дальше. Предатель мог повернуть в сторону Ремесленного Квартала, давно прогнившего района красных фонарей, Рыбного Рынка, руин Медресе или Оружейной Мануфактуры.

Одна проблема: в тех краях всегда было валом народу. Стало быть, сейчас в тех направлениях сплошной рассадник упырей. Разумеется, Альдред мог проскочить.

Мимо Медресе, унаследованного от ларданского эмира, это было бы в несколько раз короче. Только вот безопаснее всего там — под ночным ливнем. От него предателя отделяла добрая половина дня.

Увы. Столько времени у Альдреда не имелось. Каждая минута на счету.

Лучшее, что он мог сделать, — это пройти немного дальше по улице. Буквально пару кварталов. Так бы дезертир наткнулся прямо на ворота в Герцогский ботанический сад. В простонародье — Дендрарий. Как-то раз учителя алхимии водили их туда на фестиваль цветов. Не столько чтобы развлечь, сколько нудно втолковать про растения.

Так или иначе, Флэй считал Дендрарий самым оптимальным вариантом. По меньшей мере, к его приходу внутри не должно было остаться ни одной живой души. Все, кто там работал, уже должны быть обращены в упырей или сожраны ими же. Значит, каннибалам там особо нечего делать.

Вот уж где Альдред мог со спокойным сердцем подобраться к северу Ремесленного Квартала. Оттуда, через Циановые Дворцы, — уже к острову Памятному.

Если удача соблаговолит предателю, ближе к полуночи Флэй увидит статую первого тирана.

Но перед этим, как минимум, ему придётся пройти порядка трёх лиг по одному только Герцогскому ботаническому саду. Ввиду высокого роста и длины ног ренегат шагал быстро, так что не видел в этом для себя особых препятствий.

«Что угодно, — думал дезертир. — лишь бы не играть в догонялки с упырями…»

Уж слишком сильно ренегат погрузился в думы, идя по направлению к Дендрарию. Он совсем забыл поглядывать на динамическую смену погоды. Смотрел всё время на мостовую, изредка оборачиваясь на скрип ставней, которые колыхал ветер.

Он округлил глаза, увидев, как золото сходит с мостовой, одномоментно приобретавшей обыкновенный сизый цвет. Альдред в ужасе посмотрел наверх, лишаясь дара речи. Армада туч с Тропика Водолея добралась до Города. Первые из них перекрывали солнце ещё до того, как оно доползло по небосводу до зенита.

«Мать твою…» — выругался про себя Флэй.

До его ушей отовсюду стали доноситься голоса упырей. Клёкот, рык, вопли, хрипение. Глаза заметались из стороны в сторону. Беглец искал место, где можно спрятаться. Но поблизости не оказалось ни повозок, ни каналов, ни колоколов — ничего, где можно было бы переждать наплыв каннибалов.

Бежать без оглядки предатель считал бессмысленным. Упыри повсюду. Рано или поздно его возьмут в кольцо. Твари разорвут его на части, поставив жирную точку в существовании горе-инквизитора.

Размышлять подолгу судьба ему не позволила бы. Поэтому Альдред принял единственно верное решение: разобраться со всем по ходу пьесы. Он рванул с места к ближайшей инсуле. Мог ошибаться, но вроде как оттуда никаких людоедов не слыхал.

Дезертир лихо перемахнул через выбитую витрину, попав, как выяснилось, в частный магазин спиртовых напитков, а именно — бренди. Его алкоголь интересовал меньше всего.

Флэй сначала подумывал подняться с первого этажа наверх, к черепичной крыше, где мог бы дождаться схода облака с солнца. Но в следующий же миг осознал: хуже идеи не придёт. На улицу выбирались первые упыри. Каннибалы шастали туда-сюда: либо отыскивали добычу, либо уходили в сторону севера, собираясь в орду.

Едва беглец очутился в этом магазине, он стал его заложником. Баррикадировать разбитые витрины и выломанную дверь было нечем. Разлить повсюду бренди и создать стену огня Альдред считал глупым. Слишком много времени, да и он мог задохнуться.

Взгляд шарил по полу в поисках потаённого подвала, куда в таких местах обычно сгружали запасы товаров. Дощатый пол скрывал ковёр. Глаза подвели Флэя: ими он так ничего и не нашёл. А вот нога указала на ключ к спасению. Даже сквозь ботинок Альдред ощутил кольцо-ручку предполагаемого люка в подвал.

Каннибалы наверняка почуяли дезертира и вот-вот должны были нагрянуть. Альдред сошёл с ковра, потянул его за края и отставил в сторону. Люк находился именно там, где и предполагал ренегат. С улицы доносился топот бледных ног. Чума разверзала свою слюнявую пасть.

Предатель чуть пригнулся и потянул за ручку. Никакой замочной скважины в замке не имелось, поэтому с люком проблем не возникло. Флэй приложил некоторое усилие и приподнял его. Открывшийся зев его встречал чередой ступеней, что уходил в полумрак.

Альдред мигом занырнул внутрь, затворяя за собой люк. На обратной его стороне он нашёл шпингалет и закрылся за собой. Над головой раздавались крики и клёкот упырей. Каково же было удивление каннибалов, когда они не обнаружили добычу.

С потолка от их топота сыпалась пыль. Флэй присел на грязную ступень и отдышался. Ощупал свой взмокший лоб. В его голове зрел жар, тогда как тепло отошло от ладоней. Нехорошо, понимал ренегат. Раскрыл подсумок и выудил оттуда инквизиторское жаропонижающее. Откупорил и вылакал, поставив пустой пузырёк на ступень.

Можно было выдохнуть. И теперь — уж точно.

Передохнув маленько, дезертир осторожно приподнялся на ноги. Начал мерно спускаться вниз, на цокольный этаж инсулы. Упыри никуда не уходили, отчаянно обнюхивая каждый угол здания в надежде отыскать Альдреда. Во всяком случае, клёкот их стал затухать, превращаясь в неясную мазню из будто бы утробных звуков.

Цоколь встречал незваного гостя лёгким полумраком. Из мелких оконцев, что выходили прямо на мостовую, сквозил тусклый свет: резко установилась пасмурная погода. Флэй не переживал за это. Могло статься так, что уже днём польёт дождь. А подвал — не самое плохое место, чтобы дождаться непогоды.

Его напрягало другое. Здесь действительно, куда ни плюнь, стояли бочки с кранами да пустые бутылки для розлива бренди. Но не только. Чуть поодаль, прямо на полу у камина положили три спальных мешка.

Рядом высилась горка заготовленных дров, а также вязанка поленьев и колун, вбитый в небольшую колоду. В очаге до сих пор остывали угли.

Сюда вынесли обеденный стол. На столе стоял кувшин. Три глиняные чашки. Три ложки. По вилке на каждого выжившего. Под потолком висели копчёные свиные ноги. Явно сворованные из мясной лавки.

Ослу понятно, это место кто-то облюбовал и обжил, как полагается. Понял и Альдред. Вот только незваный гость чересчур поздно заметил, что тут не один.

«Вот и допрыгались…» — подумал Флэй, в миг растеряв свой боевой задор.

Непроизвольно рука потянулась к тесаку. Пальцы только нащупали край рукояти, когда слух оцарапал чей-то высокий голос.

— Ты кто такой, мужик?! — взвизгнул кто-то.

Ренегат обернулся туда, откуда к нему обратились. Развернул тело. Из-за деревянного стеллажа, под завязку забитого тёмными бутылками бренди, выскочил щуплый парнишка примерно возраста Флэя. Сопляк не по возрасту, а по выдержке. Альдред бы легко с ним справился, если бы не одно жирное «но».

Юноша наставил на него аркебузу — и не абы какую. Колесцовый замок. Оружие готово к выстрелу и может погубить в любой момент. Что хуже, чёрное дуло было направлено прямо в грудь предателя. Парнишка стоял на достаточном расстоянии от незваного гостя. Только предатель дёрнется — и тут же схлопочет пулю.

Дезертир посчитал нужным сгладить углы и чуть приподнял руки в попытке увещевать законного хозяина подвала:

— Не кипятись, приятель, я тебе не наврежу.

— Оглох, сука? — взревел юнец, обхватив аркебузу поудобнее. Хотя, скорее, дал петуха. — Я тебе сказал, назовись!

Флэй изо всех сил старался сохранить самообладание. Не дать себе обмануться. Это всего лишь напуганный мальчишка, никого никогда не убивавший. Он увидел страшного солдафона из Священной Инквизиции, вооружённого до зубов. Или кого-то, на него сильно смахивавшего, раз в его убежище тот заглянул в одиночку.

Ренегат и мальчишка не сводили друг с друга глаз. Один изучал другого.

Перед собой дезертир видел худощавого молодого человека с тонюсенькими руками и ногами, больше напоминавшими лыжные палки. Раза в два уже в плечах, чем сам незваный гость. Правда, здесь это никакой роли не играло. У кого ружьё, тот и силён.

Судя по богато расшитой одёжке, пацан здесь или работал, или являлся сыном держателя магазина. В его карих, мечущихся глазах Альдред видел: парню доверяли разве что наполнять бутылки, но не более того. Небрежные волнистые волосы лезли ему на кустистые брови. Легкомысленный, без царя в голове, за собой не следит.

Слаб телом, слаб духом. Опаснее человека с аркебузой не придумаешь.

— Успокойся, — призывал его Флэй и указал на себя: — Меня зовут Альдред. Я отбился от своего отряда. Просто пытаюсь выжить. Как и ты.

— Заткнись, ушлёпок! — рявкнул на него юноша. Видать, услышал предостаточно. Пацан сделал резкое движение ружьём, отгоняя от себя визави. — К стенке прижался. Живо! Или я по ней твои мозги размажу!

«Конченый сукин сын», — подытожил ренегат.

Неважно, инквизитор он или обычный бандит. В первую очередь, Флэй для него — незваный гость. Угроза, как ни крути. Надеяться на благоразумие мальца не стоит. Каждый сам за себя. Таков закон джунглей. Каменных — в том числе.

Альдред был вынужден повиноваться. Прощальная Роза шваркнула лезвием об кирпичную кладку. Ренегат понимал: это место вовсе не безопасно. Даже если пацан и не собирался его убивать, обдерёт его до нитки и под дулом аркебузы попросту выставит наружу, прямо в объятья упырей. Допустить этого было нельзя.

Украдкой Флэй ощупал пальцами рукоятку метательного ножа. Он выждет момент и, когда пацан будет меньше всего ожидать его трюка, неприятно удивит его. Как вдруг столы перевернулись в очередной раз.

Парнишка был тут не один. Он чуть наклонил голову, ласково обращаясь к кому-то за своей спиной:

— Младший! А ну выходи! Топор прихвати!

В тот же миг для ренегата всё стало понятно. Ненароком дезертир нагрянул в убежище целой семьи. Кто-то из родственников — скорее всего, отец — отлучился за припасами, но не вернулся. Люк оставили открытым, потому что ни за что бы не услышали прибытие третьего сами. Ковра должно было быть достаточно.

Из-за стеллажа показался ещё один, шалопай лет четырнадцати. Такой же тощий, доморощенный. С топориком в руке малец выглядел ещё более нелепо, чем его брат с аркебузой. Хуже обезьяны с бомбой только две такие. Альдред шумно выдохнул: если он сейчас же что-то не предпримет, здесь его путешествие и закончится.

Что хуже, из дыхательных путей в горло снова поднималась проклятая мокрота. Жаропонижающее ушло в никуда. У Флэя вновь поднялась температура от напряжения.

Второй с недоумением взглянул на незнакомца, затем перевёл взор на старшего брата и озадаченно поинтересовался:

— А батя где?

— Нет его пока, братишка. Скоро вернётся. И не обрадуется, если обнаружит здесь незваного гостя. От него нужно избавиться, понимаешь? Ему доверять нельзя.

Судя по всему, Альдред первый, кто подобрался к ним там близко. Что бы ни приключилось в их семье до этого момента, к другим выжившим они не были расположены от слова «совсем». Тем хуже — что для Флэя, что для них самих.

Отрок подумал с полминуты и спросил брата:

— Что предлагаешь?

— Его пожитки нам пригодятся. Это удача, не находишь? — усмехался старший. А голосок-то дрожал. — Вытряси из него всё, что есть. Лишним ничего не будет.

— М-мы убьём его? — неуверенно выдавил из себя младший.

— Да на кой он сдался?! — вспыхнул тот. — Не-а. Пусть валит. А барахло оставит.

Этого ренегат и боялся. Слепо веря в благоразумие хозяев подвала, он обратился к ним мягко в очередной раз:

— Послушайте, ребята. У меня есть лекарства. Я могу поделиться. Просто дайте мне переждать волну, и я уйду.

— Ты чё, мудила, совсем тупой?! — взъерепенился старший. — Мы у тебя всё заберём, понял? Стой на месте, а не то будешь свинец жрать! Младший, ну!

Его братец, не выпуская из рук топор, направился к Альдреду. Из-за плеча младшего выглядывал старший, готовый в любой момент выстрелить. Флэй выдохнул, по-настоящему ощутив патовость всей ситуации. На выдохе у него засвербело в горле.

И тут же начался приступ кашля. Мокроту вытолкнуло в ротовую полость.

— Он заражён! — завизжал в ужасе старший, в миг осознав, какие проблемы свалились на головы их семьи.

Младший попятился назад, округлив глаза. Его брат уже почти нажал на спусковой крючок. Но тут инициативу ловко перехватил дезертир. Он метнул нож в хозяина подвала. Лезвие пробило кадык насквозь. Из рук парнишки выпала аркебуза. Тот схватился за горло, захлёбываясь кровью, попятился назад. Сделал пару шагов и рухнул, встряхнув ногами в замшевой носатой обувке. Паралич не заставил себя долго ждать.

— Брат! — заверещал последний.

Подросток ощутил небывалый прилив ярости. Начал остервенело махать перед собой топором в попытке зацепить незваного гостя. Альдред не отказывался от танца. Уворачивался, как мог, попутно вынимая из ножен тесак.

Топор попадал куда угодно, только не по Флэю. На пол падали бутылки, разбиваясь в дребезги. Стеллаж опрокинуло набок в суматохе. Грохот битого стекла оглушал. Но ни младший, ни ренегат не пострадали до сих пор.

В какой-то момент предатель подловил мальца. Резко подорвался с места к нему. Схватил за плечо. Тесак показался из ножен. Альдред вогнал клинок в шею парнишки. Жар вновь отяжелил голову. Стало дурно. Больно. Плохо. Тошно.

Тот дёрнулся, хрипя. Умирал на руках незваного гостя. Флэй строго смотрел на подростка. Взгляд мальца потух.

В голове роилась тысяча и одна мысль, но ренегату было нечего сказать умирающему. Беглец считал, что ненароком вляпался в по-настоящему нелепую историю.

Брызнула кровь. Она попадала на клинок. С клинка — облепляла руки. Ноги уже не держали младшего. Ощутив вес юного тела, Альдред вытянул клинок и отпустил мертвеца. Тот рухнул рядом со старшим братом. Почти внахлёст.

Горе-стрелок не шевелился. Глаза его оставались открыты — не моргнуть. Постепенно краснели от лопавшихся капилляров. Кожа приобрела болезненный синеватый оттенок.

В их сторону полетела мокрота, выплюнутая, будто пуля из дула, с презрением.

Флэй выдохнул, но не получил облегчения, на которое рассчитывал. Нет, его не мучила совесть, что он принёс горе в чужой дом: если бы его слушали, ничего дурного бы не произошло. Ренегата мутило совсем по иной причине.

Дезертир оглядел себя и ужаснулся. Из его бедра торчал топорик младшего брата. Вот, что он тогда почувствовал. Не усиление чумы, а удар. Альдред округлил глаза.

Рана плевалась кровью. Та змеилась по ноге, пачкала штанину, образуя отчётливые багровые пятна. Было сложно сказать, задел ли топор кость или жилы. Ясно одно: ненароком сопляк сильно подгадил незваному гостю перед смертью.

Нога постепенно немела. Флэй приложил усилие, чтобы доковылять до стола. Каждый шаг давался с трудом. Боль рикошетом уходила в голову. Альдред не то выл, не то ворчал, не то скулил.

— Всё в порядке. Главное, не торопиться. Главное, не вынимать… — Ренегат зажмурился от прилива боли, затем прошипел: —… сраный топор!

Рухнул на стул. Смахнул пот со лба. Начал судорожно доставать из тканевой медицинской сумки всё необходимое.

Особого опыта в оказании первой помощи не имел. Судорожно вспоминал уроки, которые им давали в учебке. На столе разложил медикаменты. Осушил пару пузырьков обезболивающего, пока готовил хирургическую крючковатую иголку и продевал через ушко нитку. Прокалил металл углями, что подобрал чугунным совком.

Со временем самочувствие стало получше, но ненамного.

Увы, впереди Альдреда ждало самое неприятное. Хуже всего то, что если хоть где-то он просчитается, то умрёт. Если не сразу, то впоследствии. Как любил поговаривать Никколо Гараволья, «сепсис». Никто никогда не отменяет заражения крови.

Но сперва было нужно кое-что уладить. Руки потянулись к топору. В преддверии невообразимой боли Альдред стал тяжело дышать, до последнего оттягивая момент. В его голове установилась могильная тишина. Как говорится, перед смертью не надышишься.

Рывок!

Упыри, что оставались в инсуле, переполошились. Подвал наполнил душераздирающий крик.

Глава 16. Катарсис

Ауксилия повстречала архонта в Ремесленном Квартале. Скат Селевка чётко отследил передвижение предателя. Стон его опускался на землю с небес. Виверны поспевали слепо за ним.

Бойцы начали что-то подозревать. Но ни один из них не понял до конца, в какую передрягу вляпался. Кроме Селевка.

Завидев некромантов, Актей остановился. Оглядел семёрку воинов Смерти,улыбнулся надменно и бросил лично превентору:

— Не справился сам, и привёл подмогу? Выйди вперёд, мальчишка, не прячься за их широкими спинами.

Селевк оскорбился до глубины души. С места не сдвинулся, не поддаваясь на провокации. Да, он выглядел молодо, хоть и прожил полторы человеческие жизни.

Это значительно меньше, чем остальные ауксиларии. Те успели тысячи лет разменять в землях за Экватором.

Но и он сам пробыл на свете всяко больше, чем юный Ламбезис. Будь он все ещё простым смертным. Естественно, разум архонта слился воедино с сознанием Бога Смерти.

— Мы здесь, чтобы вернуть всё на круги своя, — выйдя вперёд, заговорил магистр. Тон источал решимость. — Архонт. Где мощи Неназываемого?

Ламбезис прошёл ещё пару шагов к Ауксилии. Некроманты обнажали оружие из биомантия, готовые зарубить его, если приблизится ещё хоть немного. Металл шевелился, отзываясь на манипуляции хозяев.

Они рвались в бой. Все, кроме Галактиона. Секира предводителя смотрела лезвием в пол. Селевк также не спешил.

Киаф Бога Мёртвых покачал головой, почувствовав страх труповодов.

— Боюсь, вы опоздали, господа, — угрюмо заявил Актей.

Рядом с ним из ниоткуда всплыл полупрозрачный образ Неназываемого.

— Уже? — встрепенулся Селевк, выдавшись вперед. — Так быстро?..

— Саркофаг пустует несколько дней к ряду, — продолжал изменник, потешаясь над преследователями. — Прах божьих костей облепил моё тело. И теперь мы единое целое. Во веки веков. Ничто не разлучит нас. Даже смерть.

Галактион стал чернее тучи. Остальные некроманты померкли. Только сейчас они начали понимать, что могут и не вернуться обратно в Дельмейский Деспотат. Ауксиларии прилетели на убой, раз уж Вознесение архонта уже случилось.

Не живы и не мертвы, воины Смерти не ведали чувств тех, у кого бьётся сердце в обычном ритме. И всё же, некое подобие ужаса пленило их рассудок, сдавливая, будто в тисках. Выступить против Бога даже им казалось проигрышным заведомо.

Превентор сопротивлялся гнетущему порыву, ища поддержки во взгляде магистра. Галактион понимал шаткость их положения гораздо больше, чем кто-либо. Надеяться на него не стоило.

Раннее утро портилось буквально на глазах. Неровен час, над Саргузами вновь установится пасмурная погода, и кадавры выйдут на охоту.

Но пока гнойно-жёлтый свет бил архонту в спину. Пёк бледную кожу. Его белые волосы сияли и искрились, напоминая божественную ауру. Даже к избраннику Неназываемого это было вполне применимо.

Бог Мёртвых разжал свои жуткие зубы. Его голос и голос Киафа слились воедино.

Прародитель некромантов обращался к Ауксилии с позиции силы. Всё равно, что строгий отец к нерадивым детям:

— Что я вижу перед собой? — Неназываемый говорил гулко и в то же время угрюмо, испытывая неподдельное разочарование.

Тело Ламбезиса совсем не двигалось.

Актей стал не более, чем глашатаем божественной мысли. Бог выплескивался за пределы избранного им сосуда.

— Горстка побитых дворняг, загнанных в угол. И больше всего меня печалит, что такая участь вам по душе. Те, кто был до вас, — те, кто служил лично мне, — знали порядок вещей, своё место в мире и не боялись его защитить. Они были по-настоящему могущественны. А вы? Жалкие приспособленцы. Пугливые слуги никчёмных царьков. Отнюдь. Вы не лучше глистов, роющихся в куче дерьма. Ауксилия… Звучит нескромно. Даже громко — про копну бесполезных червей тем более.

В выражениях Пантеон никогда не стеснялся. И ведь Прародитель среди них был наиболее скупым в речах.

Правда Неназываемого жгла уши и глаза некромантов. Тот же Селевк прекрасно знал о лучших временах в истории предшественников. Они всегда стояли особняком среди всех прочих магов подобно Прародителю в Пантеоне. Потомки его одной рукой дарили Смерть, а второй преподносили Жизнь в новом, тёмном свете.

Ауксиларии даже близко не были так способны. Их удел — расплёскивать эфир и вести в бой безвольные куклы, набитые мертвечиной. Во славу базилевса или того, кто стремится им стать. Униженные, сломленные, податливые и послушные. Зато уцелели. Ценой достоинства и утраченной силы, которую мог привить лишь Неназываемый.

Ветвь некромантии встретила свой закат, когда Бог Смерти бросил вызов Пантеону. Его удалось остановить, но дорогой ценой. То, что уже мертво, невозможно убить. Неназываемого заточили в темнице на многие века. Верных ему труповодов истребили. Прямых наследников — тоже.

Помиловали только кучку отщепенцев, готовых служить в интересах росшей империи. Гориды уцелели, но лишь потому, что, кроме них самих, никто и понятия не имел об их причастности к Богу Смерти. Последствия наступили спустя многие годы.

Сейчас.

На предков Актея Ламбезиса ни Боги Пантеона, ни их наместники в лице императоров никогда не обращали внимания. Они были рядовыми вельможами в бедном краю гордых горцев, который дельмеи колонизировали в придачу к более богатым регионам. Рамхида расцвела при Горидах, создавая существенную прибыль для деспотов.

Со временем они стали править по обе стороны Давазских гор. Всех это устраивало: налоги шли, в их дела никто не лез без должной необходимости. Ламбезисы были всегда на виду, хотя их личные дела оставались в тени. Узнай об их родословной многим ранее, Неназываемый так и остался бы спать в Тропике Водолея. Но увы.

Рассуждения Бога Смерти глубоко ранили магистра. Галактион застал погребение Прародителя, он же и преобразовал Храм Костей в Ауксилию, сохранив часть адептов гнилой ветви. У него было своё представление о правде, пусть и навязанное. И он не хотел, чтобы Неназываемый затуманил мозги его последователей.

Галактион был бесконечно верен венцу деспотов. Не питал иллюзий насчёт мятежного Бога. С приходом Седьмой Луны Пантеон проснулся и преумножил былую мощь. Деспотат справится и без него. Малой кровью.

— Довольно пустых разговоров! — Магистр выступил против того, кому был обязан своим тёмным даром. — Актей Ламбезис! Архонт, я обращаюсь к тебе!

Бог Смерти оскалился. Молчаливый по природе своей, говорил он нечасто. Потому и ненавидел, когда перебивают. Неназываемый поплыл за спину Киафа, взял его за плечи, уставившись на свой позор в лице Галактиона.

Изменник посмотрел на предводителя ауксилариев исподлобья.

— Ты ничего нового не скажешь мне, — уверенно бросил ему Актей и выплюнул с презрением: — Пешка!

Каждый в Ауксилии понимал, чем обернётся разговор. И всё же, никто не проронил ни слова, оттягивая неизбежное. Так спокойнее. Галактион об этом даже не задумывался, и превентор это знал.

Учитель всё также смотрел на архонта, как на простого смертного из плоти и крови. Пытался пробудить в нём то человеческое, что осталось.

Селевк не стал противиться, лишь мысленно настраивал себя на худший исход. Он отказывался верить, что Киаф, уже вкусивший божественной мощи, отречётся от своего предназначения. Безумцам не писан закон, общий для всех. К морали они глухи.

— В погоне за мощами Неназываемого ты потерял всё! — начал магистр строго, вставая боком.

Его пальцы ощупывали позвонки, являвшие собой древко секиры. Биомантий рвался из рук в бой.

— Кроме тебя и твоей сестры никого не осталось.

— Ошибаешься, магистр, — покачал головой Ламбезис.

Потеряв единицы, он приобрел сотни. Тысячи. А со временем число легко могло перерасти в миллионы. Войско, которое не победить. Войско, которое очистит от скверны весь прогнивший мир.

— Базилевс распорядился стереть Горидов с лица земли. Мы повиновались, как и всегда. Ты изгнан из Храма Бурь.

— Шайка прихлебателей, — высокомерно отозвался архонт.

Жрецы изнежены изобилием. Они погрязли во грехе. Наоборот, Актей был рад, что больше не имеет отношения к хиреющим потомкам «лучших среди магов».

— Больше ты не властвуешь над Рамхидой.

— Это пока.

Власть приобретается и теряется. Архонт — человек, от природы одарённый и заточивший свой ум в лучших мусейонах Деспотата. Он понимал это даже больше, чем многие базилевсы. Его новая вотчина — Саргузы и прилегающие территории. Придёт час триумфа, и весь обновлённый мир будет чествовать его как нового владыку. Светоча, показавшего новый путь обеим половинам Аштума.

Голос Галактиона становился всё злее, отдавая скрежетом стали.

— Твоя семья перебита. Ваши имена вычеркнуты из истории мира. Ты больше не муж своей жене, не отец своему сыну.

— Я был готов на эту жертву с самого начала!

Любовь для потомственного аристократа — пустой звук. Брак по расчёту с ней не имеет ничего общего. Его жена стала просто придатком к его семье. Выгодным приобретением, не более того. А ребёнок от этой женщины, по разумению Актея, — самый никчёмный способ оставить след в мире.

Он был нацелен его пошатнуть, перекроить, сделать по-настоящему слаженным. А семья, дети — удел тех, кто неспособен на большее. Тех, кто готов уйти в никуда тихо, отдав свою жизнь на заклание ради шансов потомков на лучшую долю. Ламбезис видел в наследниках не больше, чем прихоть. Ибо знал: он изменит саму Жизнь. Это главное.

Истинный катарсис для него лежал в совершенно иных плоскостях. Вот, что роднило изменника с мятежным Богом особенно. Вот, почему Пантеон и его последователи страстно желали его уничтожить.

— Фамильный склеп, где покоятся твои предки, разрушен до основания. Твоё имение обратилось в пыль. Виноградники сожжены. Твои богатства перешли в казну Империи. Твои рабы отпущены на волю. Твои воины легли костьми. А когда Иоланта испустит последний вздох, ты останешься один против всех.

— Наивный вырожденец, — глумливо бросил Актей Галактиону. — Мертвецам плевать, что после них происходит на бренной земле. Базилевс лишил меня мирских благ, но взамен я приобретаю власть над всем сущим. Разве ты этого не понял?

Лицо магистра окаменело. Предводитель ауксилариев вздохнул, сжал древко секиры до судорог в пальцах.

— Этому не бывать, — сказал Галактион, как отрезал. — В тебе не осталось ни капли благоразумия, Ламбезис. Тебе плевать на мир. Личные амбиции — всё, что тебя волнует.

— Ничтожество, — усмехнулся Киаф. — Ты дышишь воздухом Аштума столько лет, но до сих пор не заметил противоречий, которыми он полнится. Граст показал мне, где надломился мир, и я прозрел в один миг. Я наведу порядок. Настоящий.

Селевк осёкся. Его учили бояться даже помыслить об имени Прародителя. Когда он его услышал, то по мертвецки бледной коже его пошли мурашки. Будто у обыкновенного, полноценно живого человека.

— Ты перечеркнешь все эпохи! Бывшие и грядущие! — сорвался магистр.

— Говоришь о том, чего не знаешь, — заметил изменник. — Тебе это не дано. Тебе не дано понять, я нечто большее, чем сын своего отца. Больше, чем человек. Не просто правитель Рамхиды. Я новатор. Я освободитель. Я архитектор нового мира. Я — отражение Бога Смерти, что поднимает из земли саженцы слаженной жизни. Я задаю порядок.

— Нет! — возразил Галактион, закипая от гнева. — Ты всего лишь умалишенный дворяшка, дорвавшийся до всеобъемлющей силы Прародителя. Думаешь, что управляешь ей? Нет! Она управляет тобой! Потому что ты слаб, ты не больше, чем простодушный смертный, как все прочие! Удобный сосуд. Поэтому ты угроза…

— Я — спасение, — нагло поправил его Ламбезис.

— Ты слился с Неназываемым. Здесь твоя жизнь окончена. Мы отрежем тебя от Бога Смерти. От тебя ничего не останется. Ни в Аштуме, ни в Аиде, ни в Эребе. Нигде!

Фантом выплыл из-за спины архонта.

— Смелое заявление, — хмыкнул Актей. — Сыпь угрозами, сколько угодно…

Он осмотрел поочередно всех ауксилариев. Обошёл Галактиона стороной. Заострил внимание на Селевке, который выглядел более взвинчено, чем остальные. После этого улыбнулся лукаво и прояснил:

— Да только условия здесь выставляю я. Пора бы это понять.

Превентор убрал глаза в сторону, не выдержав тяжелого взгляда Ламбезиса. Тот зрел ему прямо в душу, тонко ощутив червоточины на её поверхности.

— У вас только два пути, Ауксилия. Вслушайтесь в то, что я говорю.

— Кем ты себя возомнил, гнусный… — начал было Галактион.

— Закрой. Рот. — Актей отчеканил эти два слова, разговаривая с ним, как с бесправным рабом.

Магистр подавился собственным языком, опешив от приказного тона Киафа.

Ауксиларии начали мерно приближаться к изменнику. За ними поспешал учитель.

— Подлый изменник, — прошипел Галактион, обхватив секиру поудобнее.

Селевк же стоял там, где и был. Просто наблюдал за развитием событий. Он всё это время молчал, не вмешиваясь. Вспоминал поединок, приключившийся между ним и архонтом. С тех пор схватка не покидала его мысли. Превентор выжил, но едва ли для реванша бок о бок с некромантами. Он тоже своего рода узрел истину. Истину, озвучить которую в Ауксилии значило лишиться жизни в Посмертии.

— Выбор за вами, — невозмутимо продолжал изменник. — Я уничтожу вас — не моргну и глазом. Ваши души отправятся в Аид на корм демонам. Я не дам вам сгнить в сырой земле Саргуз. Я выжму все соки из ваших костей и эфира, что их наполняет. Повлиять на это вы не сможете, ведь покойникам не подвластны их тела.

— Не посмеешь! — взревел остервенело Галактион. — Тебе не одолеть нас!

Ламбезис ответил ему снисходительной улыбкой. Некроманты приближались, но его это волновало мало.

— Труповод понятия не имеет, что испытывает мертвец у него на ниточках. Но я предоставлю вам эту возможность. Навряд ли вы обрадуетесь такой участи, — рассуждал он. — Если кто-то хочет от своей судьбы чего-то большего, сейчас самое время действовать. Спросите себя, некроманты, какой удел вам милее — терпеть ошейник на привязи у архонта или влиться в новый мир, как хозяева?

Превентору далось не легко, но он приложил волевое усилие и последовал за своим учителем. Обнажил меч. Сколопендра зашевелилась, щелкая хелицерами.

На рукояти сошлись воедино две ладони. Он собирался нанести решающий, фатальный удар. Доказать в первую очередь самому себе, что чего-то стоит.

— Осталось ли у вас достоинство? Готовы ли вы сбросить оковы и последовать за своим Прародителем? — обращался к некромантам Актей.

Архонт видел их всех, но смотрел только на одного. В первую очередь, его интересовал Селевк. Тот во всей красе узрел силу Бога Смерти, пока дожидался в Саргузах других ауксилариев. Он не мог не подивиться тому, что несёт в себе моровое поветрие. У него было время призадуматься над тем, куда ведёт его дорога, навязанная Дельмейским Деспотатом. Лёд тронулся — и это оказалось в порядке вещей.

Действительно, Ламбезис не прогадал. Он хорошо разбирался в людях. Видел насквозь что Селевка, что Альдреда. Оба они неволей влились в игру, которую затеял избранник Неназываемого. И что первому, что второму в ней отведены особые роли.

Но Актей лишь нанёс превентору первый удар. Броня молодого некроманта ещё не раскололась окончательно. Он должен был закончить начатое. Поэтому заговорил опять:

— Я спрошу ещё раз, готов ли ты принять свою судьбу?

Селевк знал, обращаются именно к нему.

Пока он шёл, перед его глазами проносилась вся его долгая жизнь. Никогда прежде превентор не смотрел на неё под таким углом.

Ему было привычнее соответствовать постулатам Ауксилии. Мнить себя причастным к незримой силе, что прямо влияет на дальнейший ход истории дельмеев. Участвовать в переворотах. Свергать и садить на трон базилевсов. Просто быть и совершенствовать себя в ожидании напасти, которая всё-таки пришла в Аштум.

Но когда она всё-таки явилась, тут же вскрылась неудобная правда. Её озвучил сам Неназываемый Бог. Устами Киафа, которого тот избрал. Ненависть, копившаяся уже век, дала о себе знать. В самый неподходящий для Ауксилии момент.

Селевку никогда не давали выбора, как и куда ему идти, — только указывали. Никто ничего не предлагал ему. Кроме Ламбезиса.

До конца превентор не понимал, что именно готовил ему архонт, но подозревал: туманное будущее может избавить его от груза на душе.

Преобразить его. Сделать сильнее. Из послушного орудия в чужих руках — в полноценного некроманта. Наследника Прародителя.

Шанс встать на замену Галактиону Селевк потерял, разочаровав Ауксилию. Зато самого Неназываемого Бога он умудрился заинтриговать. Не стоило это игнорировать.

Пришла пора принять судьбоносное решение. Селевк не стал колебаться. Актей видел это, плотоядно улыбаясь. Превентор зашёл резко за спину магистра и нанёс удар.

Меч из биомантия высунул остриё из торса Галактиона, пробив грудную клетку насквозь. Бурая кровь заляпала мостовую. Глава ауксилии задёргался, испытав жгучую боль, которую давно позабыл.

Сколопендра зашипела, дробя хелицерами грудную клетку. Перемалывая живой доспех. Задрыгала конечностями, разрывая внутренности некроманта.

Остальные остановились, глядя на предательство в ужасе.

— Глупец, — сорвалось у магистра с синих губ.

А Селевк лишь произнёс тихо:

— Я готов…

Глава 16-2. Катарсис

Некроманты скорее мертвы, чем живы. Кто, как не Бог Смерти видит нежить насквозь? Прародитель знал их поимённо, видел от колыбели и до сего момента их судьбу, ознакомился с их характерами, чаяниями, опасениями.

Слабым звеном в семёрке ауксилариев оказался Селевк. Остальные, как выяснилось, куда меньше расположены к критическому мышлению, попросту плывя по течению. Надежд как таковых те не подавали, магистр ставил разве что на превентора как на своего преемника. И раз уж перспектива сорвалась, Неназываемый оказался тут, как тут, чтоб забрать себе труповода горяченьким.

Ауксилия впала в ступор, будто скот перед телегой. Ламбезис не стал ждать, пока те опомнятся. В венах Киафа забурлил эфир. Из-под пальцев начали вылетать лиловые искры, концентрируясь в дугу всеразрушающей порчи. Он направил потоки энергии на близ стоявших некромантов.

Тех отбросило чуть назад. Некроманты вопили. У одного разъело половину лица, куски мяса, загнивая и тая в кипящий бульон, стекали на шею, оставляли ожоги. Второму повезло больше: разве что доспех из биомантия покрылся струпьями да голову ушиб.

Затем Актей материализовал из Аида свой посох, будучи во всеоружии. Как раз вовремя. С криками на него обрушивались некроманты, яростно атакуя.

Архонт виртуозно танцевал, отражая вражеские удары. Древко при соударении отводило в стороны двуручный клинок, моргенштерн, копьё и глефу. Прочие ауксиларии надвигались на Селевка.

Предатель испытал нечто вроде катарсиса.

В вероломный удар он вложил все проглоченные горечи, которые ему доставил магистр. Бытность некромантом стёрла простые человеческие радости, сделав недоступными. Маска апатии к жизни треснула. Никогда прежде Селевк не чувствовал себя таким счастливым. Ему хотелось верить, что дальше будет ещё лучше.

Что мертво, уже не убить. По крайней мере, так просто. И Галактион сознанием ещё оставался в давно подгнившем теле. Один удар его разве что лишил дееспособности. К нему Селевк думал вернуться потом. Мятежник вцепился в наплечник магистра и вырвал из него живой меч, валя лицом на мостовую.

К нему подбирались два бывших брата по ветви. Один с шипастым молотом, второй — с двуручным клинком-пилой, чьи зубья гуляли вдоль лезвия. Селевк знал этих некромантов, как облупленных. Впрочем, это было обоюдно. Предатель решительно переступил через израненного учителя и вышел к ним. Сколопендра сложилась в меч.

Дожидаться первого удара не стал. Он сам нанёс его, сверху-вниз обрушивая на саблю сколопендру. Тем временем Галактион постепенно приходил в себя, отползая чуть в сторону. Пораженные порчей некроманты поднимались на ноги, шатаясь. Магистр стиснул зубы и поглядел на небеса, где между собой степенно сливались облака.

Виверны были тесно связаны с сознаниями наездников. Они расценили ската, как угрозу, но тот заблаговременно ушёл от них в сторону. Зверь Воздушного Океана ухал, поднимаясь всё выше — туда, где холоднокровные твари не сумели бы его достать. И тогда крылатые ящеры ушли в пике, натравленные на Ламбезиса и Селевка.

Солнце медленно, но верно оставляло Саргузы на растерзание кадаврам. Некроманты понимали это. Им нужно было торопиться, если они хотели выполнить миссию и вернуться домой. В противном случае, не сносить им головы.

Упыри уже выбирались из сухой тьмы заброшенных домов наружу. Их клёкот слышался отовсюду, где установилась для них спасительная тень небес. Появление их на этом участке Ремесленного Квартала оставалось только вопросом времени.

Считанных минут.

Архонт заблаговременно услышал рёв приближавшихся ящеров. Хитрый замысел мгновенно созрел в его голове. Он опустил посох одному из оппонентов на стопу, дробя кости и пробивая жилы. Тот гаркнул. Киаф выбросил вперёд руку. Ладонь растопырило. Электрический заряд собрался в молнию. Шок прокатился по телу труповода. Ламбезис огрел его древком по шее, валя на спину. Оставалось ещё двое израненных.

Некромант слева чуть остановился, выманивая из Аида неупокоенные души. У его ног разверзся портал в Абстракцию: черная дымящаяся лужа, из которой поднимались руки фантомов. Труповод рывком подался вперёд, натравливая призраков на Актея.

Киаф крутанул в руке посох, эмитируя перед собой эфир. Вспышки порчи отразили удар — и тут же рой чёрных духов обратился в ничто. К изменнику поспешал ещё ауксиларий. Рыча, воин Смерти нанёс удар моргенштерном.

Промазал. Физически развитый, Актей ушёл от него запросто. Моргенштерн вдребезги расколол мостовую у его ног. Ламбезис метнул вперёд руку. Обхватил голову некроманта, нагнетая эфир. Между тем из-за спины Киафа выплыл Неназываемый. Силуэт мятежного Бога стал надвигаться на второго.

Магия Смерти рвалась по капиллярам к пальцам Ламбезиса. Изменник улыбался своей жертве. Но в непроглядно чёрных глазах было не разобрать лукавства, что на того ниспосылал он. Его ногти вошли в череп некроманта, как в вязкий мёд. Тут же наружу вырвалась бурая, перебродившая кровь.

Ауксиларий заверещал, как резаный. Глаза его вытекали на лицо, как содержимое яйца из скорлупы. Мозг сварился в черепной коробке, больше напоминая плавленый сыр. Он стал вытекать из ушей. Но на достигнутом Ламбезис не останавливался.

Киаф целиком вытянул из некроманта эфир — досуха. Из плоти и биомантия, что защищал тело. Он забрал его Посмертие, стерев из всех планов мироздания. Теперь оболочка ауксилария опустела совсем.

Под ноги Актею пал иссушенный труп с жухлой кожей и деформированной головой, который больше напоминал мумию фараона под гастетской пирамидой. Изменник получил, что хотел. В то время, как Прародитель занимался нерадивым потомком, Ламбезис направил руку в сторону виверн. Твари приближались.

Бог Смерти не спешил. Медленно плыл в сторону некроманта. Тот в ужасе осыпал его заклинаниями. Но его ветвь оказалась бесполезна против того, кто положил ей начало. Фантом впитывал все чары, растворяя их в себе. Ауксиларий потерял веру в собственные силы. Его боевой дух был безнадёжно потерян. Труповод стал пятиться назад.

Неназываемый высился над ним, как гора. Некромант нерешительно выставил перед собой глефу и подался вперёд. Контратака представляла собой жалкое зрелище. Биомантий мог ранить мятежного Бога. Однако это не значит, что Прародитель бы дался ничтожному отступнику. Клинок ходил ходуном из стороны в сторону. Фантом легко уворачивался от оружия, попросту играя с ауксиларием.

В какой-то момент Грасту надоели кошки-мышки с некромантом. Одним резким движением Неназываемый вселился в труповода. Тот ничего и не понял в первый миг.

Ему показалось, будто образ Бога попросту исчез. Но потом он почувствовал: своим телом более он не владеет. Кровь его начала кипеть. Плоть рваться. Несусветная боль, которую мало кто из смертных мог себе вообразить.

Его подняло над землёй немного. Он только крикнул, как вдруг замолчал. Торс и конечности ломало, скручивало, выворачивало наизнанку. Прародитель издевался над ним, как хотел. Глаза некроманта вылезли из орбит. Челюсти безвольно стукались друг об друга. Зубы стачивались сами собой. Внутри ауксилария зрел губительный эфир.

Хлопок на миг оглушил всех собравшихся. Тело бедолаги разорвало на мелкие кусочки, обрызгав мостовую вокруг. На дорогу под тем местом, где Бог Смерти поднял его, образовалась лужа бурой крови. Сам Граст появился из ниоткуда и поплыл в сторону своего Киафа.

Когтистые лапы Неназываемого опустились на плечи Актея. Они смотрели на пикировавших виверн, готовясь нанести им сокрушительный удар. Через пугающую Смерть вдохнуть более совершенную Жизнь.

Селевк тем временем бился, как зверь. Зверь, загнанный в угол. Так оно и было, разве что этот тупик превентор занял по собственной воле. Его удар парировали. Он стиснул зубы и надавил на вражеский клинок, толкая врага вниз. Труповоды чуть ли не лбами тёрлись. Предатель воспользовался этим, ударив головой в нос бывшего товарища.

Тот посыпался, отшатываясь назад. Селевку не дали сделать и вдох. Перед лицом пронёсся молот. Кусок биомантия пустил трещины по мостовой с грохотом, чуть было не расплющив ногу смутьяна. Инстинкт самосохранения оказался сильнее воли.

Превентор отпрянул прочь.

Некромант зло посмотрел на него, поднимаясь в полный рост. Он обхватил боевой молот поудобнее и стал надвигаться на предателя. За его спиной поднимался труповод с саблей. С фланга Селевка обходил копейщик, выжидавший момент для решающего удара.

Превентор так или иначе знал, где кто находится. За кем-то следил глазами, за кем-то — ушами. Он скривил губы, прекрасно осознавая: бывшие братья по ветви сделают всё возможное, чтобы тот заплатил за своё предательство. Для Селевка их ненависть не значила ровным счётом ничего. Назад уже дороги нет. За лучшую долю он был готов бороться до последней капли собственной крови.

Миг — и некроманты сорвались, будто псы с цепи. Стоять на месте превентор тоже не стал, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бросился в сторону копейщика. Его трюк неслабо озадачил труповодов. Особенно того, что заходил сзади.

Изменник отставил меч-сколопендру за себя, всё приближаясь к своей цели. Копейщик замялся, опомнился, вставая в стойку, и произвёл бесхитростный выпад. Селевк метнул клинок ему навстречу, отставляя древко в сторону. Развернулся боком и протаранил некроманта плечом. Ноги того заплясали по мостовой. Он запнулся и рухнул навзничь, разбивая голову об острый выступ в брусчатке.

Смутьян тут же развернулся. В его лицо нёсся боевой молот. Он отпрянул назад и перешёл в контратаку. Сколопендра натолкнулась на древко, повторявшее скелет змеи. Превентор повёл меч вверх. Хелицеры из биомантия разомкнулись. Тварь вцепилась в шею молотобойца, раздирая ярёмную вену. Селевк тут же ушёл в сторону.

Бывший товарищ с молотом отходил медленно прочь от предателя. С шеи на живой доспех фонтаном стала выплёскиваться бурая кровь. Он прикрыл рану и зло посмотрел вслед наглецу. Пришлось потратить некоторую долю эфира, чтобы затянуть плоть. Выдохнув, молотобоец пошёл по следу предателя.

Разбежавшись, превентор подпрыгнул и обрушил клинок на меченосца. Тот чуть подогнул ноги, но сдержал удар, отталкивая предателя от себя. Между ними тут же завязалась дуэль. Меч и сабля наталкивались друг на друга с лязгом и скрежетом.

Сколопендра то расставляла свои лапы с хелицерами, то смыкала. Биомантий слегка кровоточил, истекая жёлтой мутной жижей. Но ни Селевк, ни его оппонент не обращали на это внимание, прекрасно зная: это в порядке вещей.

Наконец противники сцепились оружием, толкая один другого вперёд-назад в попытке пересилить. Получалось, увы, с переменным успехом.

Селевк, будто ошпаренный, не жалел сил, изматывая соперника, насколько мог. В нём горел небывалый огонь, питаемый надеждой. Тогда как угрызений совести он совсем не испытывал.

Это Ауксилия предала его, предала свою ветвь, пойдя на поводу у смертных базилевсов. Некроманты были должны защищать Прародителя. Ещё тогда. А не покориться, поджав хвосты. И быть может, одарённость принесла бы превентору тогда плоды куда слаще, чем оно есть поныне.

Его соперник отставил одну руку от сабли, держа ту одной единственной. Потянулся к Селевку, дабы вцепиться в шею и растворить её, отделяя от тела голову. Тот прекрасно знал этот трюк. Собрал в себе весь эфир воедино в сферу энергии. Расправил плечи, расплёскивая порчу от себя в стороны.

Меченосца отбросило чуть назад. Он кувыркнулся пару раз, нарабатывая увечья и распарывая биомантий при трении об мостовую. Ещё не упав, очухался и поднялся на ноги. Слегка шатался. И к своему неудовольствию обнаружил: Селевк уже рвался к нему.

Превентор с разбега вонзил в его брюхо меч. Уж теперь-то некромант не уйдёт от него. Смутьян тут же надавил на рукоять. Клинок разошёлся. Сколопендра засеменила по воздуху лапками, шипя. Хелицеры пришли в движение. Биомантий перемалывал внутренности труповода. Тот лишь гаркнул. Его качало из стороны в сторону.

Оппонент закричал бы, но меч Селевка не давал ему ни пошевелиться, ни издать произвольно даже звука. На месте раны образовывалась зияющая дыра. Плоть полутрупа примешивалась к кускам биомантия в однородном фарше. Этого было мало, и превентор стал вести клинок вверх, прикладывая усилие.

Кости, доспехи, плоть, органы — всё стало одним целым. Дойдя мечом до солнечного сплетения, Селевк выдернул его, крутанул над собой, срезая голову с плеч некроманта. Она подлетела чуть вверх и приземлилась неподалёку.

Труповод ещё был жив, ртом ловя воздух. Из раны брызнуло кровью. Безвольное тело рухнуло под ноги превентора. Он направил свою ладонь на отрезанную голову.

Послал туда сгусток порчи. Энергия покрыла череп и стала растворять его, превращая в дымящийся студень.

Ещё один готов.

Сзади доносились шаги. По лужам шлепал молотобоец, только-только нагоняя Селевка. Тому потребовалось лишь мгновение, чтобы сообразить, как ему избавиться от надоедливого громилы.

Изменник развернулся, сдавливая рукоять меча. Выбросил руку вперёд. Клинок тут же вытянулся, образуя своего рода хлыст. Сколопендра заверещала, задрыгала лапками, устремляясь к молотобойцу по дуге. Некромант предпринял напрасную попытку остановиться. Бешеная тварь настигла его. Хелицеры впились в ногу, дробя колено.

Превентор потянул молотобойца на себя. Тот потерял равновесие, обрушиваясь на мостовую. Биомантий стремительно тащил его к Селевку, не переставая терзать ногу. За молотобойцем по брусчатке тянулась дорожка из бурой крови.

Боевой молот был утрачен в суматохе по пути. Плоть рвалась, превращаясь в месиво. Кость потрескалась, ломаясь в щепки.

Ауксиларий с предателем встретились взглядами. Селевк разжал рукоять, и сколопендра приняла обычное состояние. Молотобоец беспомощно выставил перед собой руки. Непроизвольно, как если бы это защитило его от удара. С остервенением превентор тут же рубанул по ним, отсекая правую. Беспощадно. Труповод заверещал.

Культя стала плеваться мелкими струйками. Селевк опустил клинок на грудь некроманта, прокрутил рукоять, пресекая симфонию боли.

Через руки в меч уходил эфир, формируя смертоносное заклинание. Селевк давил на оружие, не жалея энергии. Молотобоец весь задёргался в конвульсиях. Под ним образовался чёрный зев — портал в бездонный Аид.

Из него показались тощие руки призраков. Пальцы духов цеплялись за доспехи. Облепляли шею, лицо, конечности ауксилария. Неупокоенные утащили его к себе в бездну. Единственным напоминанием о существовании некроманта остался молот. След его самого простыл навсегда.

Судорожные движения чуть поодаль привлекли внимание Селевка. Он поднял глаза и увидел того самого многострадального копейщика. Пусть и с разбитой головой, но некромант рвался в бой. Он совсем немного не добежал до молотобойца, когда того утащили в Аид призраки.

Превентор вытянулся в полный рост, выставил перед собой меч и мерным шагом направился навстречу труповоду. Некромант непроизвольно дрогнул, поражаясь решимости вероломного брата по ветви. Быть может, и он подался бы целовать руку Ламбезиса вслед за Селевком. Только почему-то до сих пор надеялся на магистра. Он не мог позволить себе склониться перед Прародителем, за что и должен был поплатиться.

Между тем Галактион лежал поодаль. Рана, что нанесла ему сколопендра, затянулась. Он выдохнул. Прополз до секиры. Дрожащей рукой схватился за древко. Стал вставать. И пусть борьба его могла оказаться бесполезной, он и есть Ауксилия. Пока жив магистр, их миссия в Западном Аштуме ещё идет.

Вытянувшись в полный рост, Галактион поглядел сначала на архонта, затем на Селевка. За минувшие века его лицо впервые скривилось в разочаровании. В сожалении. Он и представить себе не мог, что за халатность допустил в отношении своего воспитанника. Ибо, будь он чуточку более чуток, возможно, всемером ауксиларии сумели бы побороть Киафа. Но истязая будущего превентора и взращивая в нём призрачные надежды, магистр и представить не мог, что его беспечность скажется вот так.

Это ничто. Даже он один был способен одной рукой пресечь жизнь мятежного ученика, второй же — разорвать связь между Ламбезисом и Грастом. По крайней мере, ему хотелось в это верить. За неимением выбора.

Фантом Неназываемого впитался в тело архонта. Актей подготовил заклинание. Из его длани вырвалась чёрная энергия, устремившаяся навстречу вивернам. Летающие твари поняли, какая опасность им грозит. Но было слишком поздно.

У Ламбезиса имелись на них свои планы. Эфир материализовался в сгустки биомассы, напоминавшие огромную сеть. Плоть, появившаяся из ниоткуда, облепляла здания вокруг. Вилась вокруг драконидов, которые отчаянно пытались убежать.

Виверны беспомощно хлопали крыльями в попытке развернуться, но сфера из мертвечины уже накрыла их, не давая ретироваться. Ловушка всё сжималась, закатывая их в мясо, раздавливая и питаясь ими.

Наконец, биомасса поутихла, являя собой кокон в сетке, протянутой между домов. С мясных толстых нитей подтекала кровь, гной и сукровица. Выглядело это особенно мерзко: чёрный переплетался с красным и жёлтым. Бесхитростный замысел Галактиона тут же накрылся медным тазом: увы, время ему не выиграть.

Селевк осадил копейщика чередой ударов, заставляя некроманта плясать, как под градом пуль. Он понапрасну не стал тратить эфир на свою травму. Перед глазами всё болталось, как содержимое бутылки. Трещал затылок. В висках пульсировала кровь.

И хотя он был значительно ловчее превентора, не мог перенять инициативу из-за никчёмной поспешности. Селевк увёл копьё в сторону мечом. Труповода повело вслед за наконечником. Он поглядел на изменника, предчувствуя скорую смерть. Однако тот удивил его донельзя.

Кулак впечатало в лицо некроманта. Ауксиларий зашипел. Ноги его заплелись. Он рухнул на задницу, поймав себя руками. Да только его копьё укатилось чуть в сторону. Труповод в ужасе стал пятиться назад. Селевк увязался за ним, опустив меч.

Хелицеры в миг разомкнулись. Алчущая крови сколопендра готовилась насытиться. Превентор дернулся резко в сторону, шаркая лезвием по мостовой. Некромант вздрогнул, да только бежать уже было поздно.

Меч прошел между ног. Лапки уцепились за доспех из биомантия. Хелицерами сколопендра копошилась в тазу некроманта, буквально пригвоздив его к мостовой. Селевк попросту пилил его пополам, идя вдоль жертвы к самой голове. Его клинок всё делал за него, буря плоть и напитываясь ею.

Некромант не кричал, только дрожал. Шумела лишь сколопендра, беснуясь в его теле. Ошмётки разлетались вкруговую. В конце концов предатель разрубил копейщика надвое, выдернул меч. Клинок сложился в единое целое. Селевк взмахнул, стряхивая с него излишки бурой крови.

Галактион смиренно наблюдал за тем, как от его отряда не осталось ничего. Даже виверны — и те примешались к биомассе. Он отказывался и думать о том, что здесь, в Саргузах, останется навсегда. Впрочем, в обозримом будущем он никак не попал бы за Экватор. По крайней мере, слепо цеплялся за шанс все исправить своими силами.

Учитель упустил из виду момент, когда к нему с противоположных сторон стали приближаться Актей и Селевк. Ламбезис убрал свой посох в пространственный карман посреди Аида и теперь нагнетал в руках эфир, глумливо поглядывая на ауксилария. Ученик оставался внешне холоден, просто выставляя клинок перед собой.

Нежданно-негаданные союзники остановились в нескольких шагах от него. Почти синхронно. Галактион чуть отпрянул, нервно ощупывая древко секиры. Из-за спины архонта показался Бог Смерти, уставившись на магистра искоса. Селевк отрывисто выдохнул: никак не мог свыкнуться с тем, что сам Прародитель здесь.

Актей улыбнулся Галактиону снисходительно и произнёс на полном серьёзе:

— Я предупреждал тебя.

— Превентор! — почти умоляя, обратился к ученику учитель. — Что ты творишь? Аштум, который ты знал, сгорит дотла! Если Прародитель добьётся своего, сама жизни, которая нам привычна, перестанет существовать!

Тот скривил губы в горькой усмешке, испытующе всматриваясь в растерянные глаза магистра. Жалкая потуга на смертном одре все перевернуть в очередной раз с ног на голову. Смутьян высказался предельно честно:

— Такой Аштум, какой он есть, отверг некромантов. И вы, учитель, приняли это спустя рукава. Если мир держит тебя в чёрном теле, стоит прогнуть его под себя.

Галактион хотел было ещё что-то сказать. Но завидел, как Селевк наносит ему удар мечом. Ауксиларий выставил перед собой древко, чтобы заблокировать его. Актею порядком наскучила расправа над приспособленцами. Он материализовал молнию и направил её в ногу магистра. Тот опустился, хрипя, на одно колено.

Клинок вбило прямиком в лысый череп магистра. Сколопендра оживилась. Брызнула бурая кровь. Биомантий вытягивал все жизненные соки с эфиром из Галактиона. Учитель встречал свой бесславный конец.

И всё же, вполне логичный: не стоит ждать милости от монстра, которого сам взращиваешь. Однажды он может изодрать тебя насмерть.

Ученик стоял и смотрел, как его наставник погибает от его руки. Некроманты не отличаются сентиментальностью или чувствительностью в принципе. Тем не менее, сам для себя Селевк мог описать, что за импульс вдруг заиграл в его сердце.

Долгожданное умиротворение. Шутка ли, впервые в своей жизни смутьян сделал что-то судьбоносное, руководствуясь лишь своим мироощущением. Галактиона ему было не жаль. Наоборот, превентор видел нечто символичное в такой развязке.

Магистра убивает ученик, что был им же воспитан и обучен.

Молодой некромант возвращает всё на круги своя через устранение старшего поколения. Настоящая революция в миниатюре. Новое начало. И в то же время превентор испытывал некоторую тоску.

В никуда уходила целая эпоха, которую он прожил.

Эфир напитал Селевка сполна. Он вытянул меч из головы магистра. Тот рухнул на мостовую: дряхлый, высушенный подчистую, больше напоминающий мешок с песком, нежели былого себя. Сколопендра сложилась в клинок. Предатель повернулся к Актею Ламбезису. Тот стоял, не шевелясь, внимательно наблюдая за своим приспешником.

Заглядывать в будущее не дано даже Богу Смерти. Однако нечто подобное архонт и ожидал от Селевка. Киаф чувствовал: перед ним далеко не трус. Достаточно было слегка подтолкнуть, и вот превентор уже у него в кармане. Чистая работа.

— Правильный выбор, — обратился к нему Актей. Губы изогнулись в плотоядной улыбке: — Селевк…

Смутьян охнул, не веря своим ушам. Никто при Ламбезисе не называл его по имени. Он смекнул: это Прародитель видит его насквозь. Но отнюдь, его это не отталкивало. А наоборот, притягивало.

Если уж перед Грастом превентор, как на ладони, значит, он уверовал в него. Принял целиком, в отличие от Ауксилии. А это дорогого стоило.

Как ранее перед Галактионом, Селевк преклонился перед Ламбезисом и Неназываемым. Он опустил голову к подбородку и уверенно заявил:

— Мой меч служит Смерти.

Актей поглядел на него сверху-вниз с отеческим великодушием и велел:

— Встань, некромант. У нас впереди много работы.

И тот повиновался. Вытянулся в полный рост и расправил широкие плечи.

— Что прикажете?.. — с готовностью отозвался Селевк.

Для Ламбезиса превентор действительно мог сделать кое-что уже сейчас. Но не более того. Архонт не был дураком, иначе бы не достиг тех высот, что уже покорил. Этот некромант предал своих. И чем бы ни руководствовался, важен сам факт. Предательство — это моральная патология, исключать которую не стоит. Рецидив не заставит себя ждать, нужен лишь повод. Но это вовсе не значит, что Актей отказал бы себе в игре Селевком.

Вольнодумец мог и был готов сослужить службу Киафу в таком виде. Но куда надёжнее он стал бы, если бы всецело подчинился сознанию Прародителя. Об этом Ламбезис решил поразмыслить попозже. Сейчас его волновало далеко не это.

За их спинами кокон стал судорожно подрагивать. Как вдруг порвался, будто разошлись все швы. Из своего рода утробы на мостовую вывалилось нечто не от мира сего. Чистый плод некромантии от плоти ауксилариев и виверн. Его оставалось разве что удобрить чёрным нектаром. И тогда у Ламбезиса появится новый ручной зверёк.

Не более, чем эксперимент на скорую руку. Создать упорядоченную жизнь в Аштуме — дело практики. Путём проб и ошибок архонт мог добиться чего-то настолько же прекрасного, как разумные гуманоиды. Та же Жизнь, но вдохновленная Смертью.

Как бы то ни было, торопиться не стоило. Чтобы саженцы выросли в щадящих условиях, сперва стоило позаботиться об устранении сорняков. А таковых в землях по обе стороны Экватора великое множество.

Тварь, перепачкавшаяся во всех возможных жизненных соках, зашевелилась. Рождение своё порождение мора обозначило громким гудящим воплем, который тут же перерос в утробный рык. Оно уже начало голодать.

Актей перевел взгляд на Селевка. Тот в ужасе наблюдал за чудовищем. На его лице проявилась улыбка. Хотел бы он властвовать над жизнью также, как его новый хозяин!

— Сделай-ка для меня вот, что…

Глава 17. Охотники

День третий, позднее утро

Давненько Флэй так не орал. За оказанием себе первой помощи он успел пройти все мыслимые и немыслимые круги преисподней.

Топор вытащил на характере.Рану жгло, нервные окончания шипели, как на сковородке. На разорванную штанину выбрасывало кровь. Причём в избытке. Альдред не брался ответить себе, задел ли пацаненок артерии. Дезертир зашипел, как змея.

Антисептиком щедро полил края раны. Зачерпнул ещё горячей золы из очага, который ссыпал между делом в железное ведро.

Медиком ренегат не был, и горько пожалел, что Гараволья не был рядом в трудную минуту. Даже фисакора с дуру не взял. По крайней мере, помнил, что пепел стерилен. А ещё он может запечь рану. На это и расчёт.

Опрокинул совок в место, где рассекло плоть.

Вопль наполнил подвал. Маяки заплясали в глазах. Давление отяжелило виски. Удушающий запах горелого мяса ударил в ноздри. Альдред глубоко вздохнул и стиснул зубы. Продел в ушко нить и принялся крючковатой иголкой зашивать рану. Каждый стежок давался труднее предыдущего. Пробило на скулеж.

Следовало буквально заставлять себя довершить дело до конца. Туго сшивал, себя не жалея. Капельки крови падали в ещё горячую золу, шипели, пускали парок.

Тогда-то дезертир и понял, откуда такая смертность в армиях феодалов. Какие им разработки Церкви в области полевой медицины? На простую солдатню банально жалко переводить лишний сольдо.

Проще новое пушечное мясо набрать с деревень, а калек — отправить восвояси. Если, конечно, те сумеют покинуть лагерь живьём. Сепсис, пресловутый сепсис, о котором Нико болтал без умолку.

Худшее осталось позади. Альдред выдохнул с облегчением, перебинтовывая себе ногу. Руки тоже обработал на всякий случай. Остатки медикаментов сгрёб обратно. Приложил усилие, чтобы встать. Рана постепенно успокаивалась. Но даже та кровь, что Флэй успел потерять, мало-помалу давала о себе знать.

Дезертир ослабел пуще прежнего. Вкупе с заразой его самочувствие больше напоминало полуобморочное состояние. Требовался отдых.

Ренегат ковылял по комнате, собирая то, что счёл необходимым. Прибрал к рукам фамильную аркебузу. Гнул спину, обшаривая карманы ещё живого, парализованного парня. Забрал рожок с порохом, пыжи, свинцовые пули. Затем разогнулся, морщась от боли, стянул один вяленый окорок и доплел до спальника. Медленно опустился на него. Положил рядом с собой аркебузу. Расслабился. Жевал прошутто.

Флэй размышлял о переполохе в подвале. До сих пор не мог поверить, что столько бед свалилось ему на голову. Ведь даже на островах он не получал столько увечий, как здесь, в Саргузах. Едва ли то была плата за его безрассудное выступление против Инквизиции. Просто-напросто не повезло. Но то ли ещё будет, подозревал он.

Инфекция удачно легла на отчаянье и горечь неудач. Альдред стал вдвое слабее. Не так ловок и сообразителен, как прежде. Так что его шансы подохнуть на пути в Акрополь становились всё более осязаемы.

Упыри, расхаживавшие по первому этажу, бесновались, пока ренегат спасал свою жизнь. Когда смолк он, затихли и они. Видать, поняли, что им не добраться до выжившего. По крайней мере, сейчас. Альдред слышал, как ноги каннибалов затопали прочь. Хотя это вовсе не значит, что все нелюди покинули здание. Наверняка кто-то остался дожидаться его в потёмках. И пусть. Флэй оправится и отправит их к праотцам.

«Я выживу. Обязательно», — повторял он снова и снова, как мантру.

Как бы то ни было, ренегат едва ли понимал, о чём болтает. Зараза только дала о себе знать, а какой-то неумёха уже умудрился вдарить ему топором по ноге. Владей Флэй целиком своим телом, этого бы никогда не случилось. Лекарства как такового нет. И кто знает, насколько усугубится положение дезертира в обозримом будущем.

Наевшись прошутто всласть, Альдред убрал остатки на глиняную плоскую тарелку, поставленную на табурет. Выпил пару пузырьков, чтоб сбить симптомы чумы. Реакция была моментальной. Дезертир закашлялся, отхаркнул несколько раз чёрные сгустки слизи.

Его мутило. Без сил он укутался в шерстяное одеяло. Пальцы легли на цевье аркебузы. Пот стекал градом. Одежда липла к его коже. Спать не хотелось. Он просто лежал. Выжидал, пока на улице не станет безопасно. Мало-помалу силы покидали его, мигрень усиливалась, его оглушая. Ренегат нежданно-негаданно провалился в сон через часа три. Всяко позднее, чем хотелось бы.

Оглушающий гром вернул беглеца в сознание. Странно. Из маленьких оконцев цоколя виднелся нежный золотистый свет заходящего солнца. Во всяком случае, людоеды разошлись по заброшенным зданиям в ожидании. Настало время выживших.

Снов он не видел. Казалось, между забвением и пробуждением прошло лишь мгновение. Пока дезертир спал, ничего в подвале толком и не поменялось.

Разве что старший из братьев издох, а младший перестал истекать кровью. Оба трупа охладели. Папаша их так и не вернулся. Видать, упыри съели его. Что ж, по крайней мере, судьба избавила его от рыданий над телами горемычных сыновей.

Пришла пора выдвигаться. Альдред пропотел знатно. Чувствовал себя теперь чуть лучше. Одно плохо: в груди жгло, и дышать стало гораздо сложнее. Впрочем, не повод на себе ставить крест. Сон пошёл на пользу. Нога ощущалась явственнее, чем обычно. По крайней мере, дезертир мог ей свободно и безнаказанно шевелить.

Вытянулся в полный рост. Нацепил на себя всё то, что снял перед отправкой на боковую. Проверил содержимое подсумков и сум. С таким инвентарем беглец не нуждался практически ни в чём. Аркебузу повесил на плечо. В ладонь его лёг тесак. Ренегат направился к лестнице из подвала на первый этаж.

У люка он задержался, вслушиваясь в шумы магазинного помещения. Казалось, над ним никого нет. Но дезертир знал, что при солнце и дожде упыри попросту спят. Вероятно, чтобы не растрачивать почём зря силы. За минувшие дни в Саргузах Альдред на них насмотрелся предостаточно. Не мог он не заметить: каннибалы гниют заживо.

Твари мертвы — или близки к тому. Их тела находятся в перманентном состоянии биодеградации. Вероятно, сам обмен веществ у них проистекает иначе, чем у людей. Чтобы замедлить процесс распада, восполнить силы и даже вырасти, требуется пища. Мясо. Потому-то упыри остервенело рыщут в поисках выживших. А при неблагоприятных погодных условиях — впадают в анабиоз, будто насекомые.

Чисто логически не так страшен чёрт, как его малюют. Если забыть о многочисленности и принципах охоты заражённых. В ограниченных пространствах на манер зданий от них нет спасения. На узких улочках Города — то же самое. Они стекаются к жертве, как мотыльки, привлечённые светом лампы. Тут уж не убежать. А динамическая смена погоды — скорее проклятие, нежели благодать. Иными словами, вокруг себя упыри создают совершенно иную реальность, к которой человек вынужден адаптироваться.

А уж про Чёрную Смерть Альдред бы и вовсе деликатно промолчал…

Ничего не оставалось, кроме как выбраться наружу. Флэй оттянул шпингалет и приложил усилие, чтобы поднять люк. Тесак держал наготове. Его телодвижения остались без внимания. Ни одна тварь не дерзнула позариться на его жизнь. Соответственно, каннибалы магазин покинули. По всей видимости, нашли себе более доступный источник пропитания. Тем лучше для ренегата.

Из опустошенного здания дезертир вырвался на свет уходящего дня. Огляделся бегло. Раскаты грома доносились откуда-то со стороны Акрополя на севере Саргуз. В том месте сверкали едва заметные молнии, привлекая внимание беглеца. На фоне слипшихся, чуть голубовато-зелёных туч вспышки света выглядели тускло.

Облака обняли Город подковой. Альдред же находился на его солнечной половине, в полной безопасности. Небо над головой оставалось блёкло-голубым. Долго это не продлится, понимал предатель. Так что выдвинулся в путь незамедлительно.

Флэй следовал намеченному плану: шёл в ботанический сад. Бежать оказался не в состоянии, раз уж его рана была ещё свежа. По крайней мере, в этой части Города погода была легко читаема, и Альдред мог позволить себе промедление.

Тесак вернулся в ножны. Предатель стянул с плеча аркебузу, взял в обе руки. Водил стволом из стороны в сторону, не переставая ковылять. Улицы выглядели ещё пустыннее, чем этим утром. Никто не поглядывал на него из разбитых окон окрестных зданий. Мостовые залило дождевой водой, а трупы горожан будто бы исчезли сами собой. Ренегат себя чувствовал отчуждённо, как последний человек на земле. Но не сказать, что ощущение не из приятных. Наоборот, это придавало ему сил и уверенности в себе.

И раз уж в Нижнем Городе установился полный покой, дезертир не преминул возможностью уйти в себя, чтобы поразмыслить над положением вещей:

«Ламбезис ведёт грязную игру. Со мной — так точно. Архонт явно знает о слиянии Киафов с Пантеоном больше, чем говорит. Разбивает знание на кусочки, выдает помаленьку. Не спешит идти на попятную в полной мере. Окунает меня с головой в кучу дерьма, чтоб я страдал, сходил с ума, балансировал на грани жизни и смерти. Чтобы что?..

Если Неназываемый — Бог Смерти, а Ламбезис — его Киаф, дельмей должен был знать, что я заражён его хрустальной чумой. Он ничего не сделал, чтобы уберечь меня от инфекции. Не понимаю… Если архонт рассчитывает на наше сотрудничество, поступает он, мягко говоря, не рационально.

В чём смысл? Разве не ясно, что так моя охотка с ним спеваться идёт коту под хвост? Более того, он контролирует упырей — и натравливает их на меня! Меня… Навряд ли Ламбезис просто-напросто шутит надо мной. И уж точно не просто водит за нос. Я нужен ему. Не то что бы сильно, и всё же. Но для чего? Пытается ли он вскрыть, насколько я могу быть лоялен? Чего стою? Так ли полезен?

О Пантеоне я знаю… да ничего ровным счётом! Путь, который прошёл дельмей, чтобы сойтись вместе с Неназываемым — это одно. Мой же, вероятно, совсем иного рода. Суть станет ясна только эмпирически. Через множество проб и ошибок. А до тех пор — незачем почем зря себе голову ломать.

Возможно, Ламбезис мне помогает. Но не так, как это делается в обыкновенном человеческом обществе. Моя жизнь не стала легче, всё только усугубилось. Чтобы Бог, от которого я происхожу, обратил на меня внимание? Так, что ли? Потрясающе…

Деваться некуда. И дельмею оправдания нет. Если он мне враг, то лишь косвенный. Но союзник ли? Едва ли. Пускай у него свои виды на меня и энного Бога, сомневаюсь, что меня устроит сотрудничество с ним. Я уже однажды поступил наобум. Плавали, знаем. И чем это обернулось? Все ещё разгребаю последствия. Все ещё не доел эту бочку дерьма».

Ноги принесли Альдреда на место. К самому краю Герцогского ботанического сада. Очень вовремя: Нижние Саргузы медленно, но верно утопали в тени армады туч. Небеса сгущались, однако дождь лил где угодно, только не там. Зато упыри выбирались наружу для новой жатвы. Клёкот поднимался над землёй вдали, прерываемый раскатами грома с севера.

Сам Флэй стоял на краю ясного заката. Опасность могла прийти в любой момент. Ему следовало поторопиться, укрыться в гуще растительности, выйти к Ремесленному Кварталу. Но сперва он должен был удостовериться в целесообразности.

Дендрарий со стороны Нижнего Города был огорожен стеной с коваными воротами. По крайней мере, на замке его не держали. Альдред подошёл к стенду около входа, к которому была прибита карта ботанического сада.

Изначально рос он хаотично, организованный на месте бесхозной пальмовой рощи. Так что прямых границ не имел, больше напоминая кривую трапецию или около того, со множеством ответвлений. Рассмотрев досконально карту, Флэй наметил более точный маршрут. Кратчайший путь, который бы привёл его в Ремесленный Квартал.

Разумеется, ренегат мог обойти Дендрарий вдоль ограды окольными путями. При условии, что дождь укрыл бы его от каннибалов. Да только его ослабшему организму бы это не пошло на пользу. Сырость и прохлада, приносимые с ливнем, запросто могли усугубить его заболевание, приблизить к обращению либо же вовсе к смерти. У Альдреда не имелось и малейшего желания собственноручно вырыть себе могилу.

Уж лучше передвигаться мерно под сенью экзотических деревьев. Так его одежда не промокнет, а зараза не углубится в лёгких пуще прежнего. Единственное, упыри, скрываясь от дождя, могли затаиться в ботаническом саду тоже. Поэтому следовало сохранять бдительность и тщательно выбирать, куда идти.

В горле запершило. Дезертир закашлялся. Сплюнул на брусчатку чёрную мокроту с кровавыми сгустками. Ему становилось хуже — соответственно, и время, что отводила ему болезнь, было на исходе. Негодуя, предатель стиснул зубы. Злился на себя за беспомощность перед лицом поветрия и оттого закипал пуще прежнего.

Пускай Саргузы накрыла удушающая жара, горела у него только голова, одолеваемая мигренями. Всё остальное тело аж до костей пробирало от холода. Казалось, он видел ближе обычного, слышал тише, чем раньше, а солоноватый привкус морского воздуха смазался, начал горчить. Зараза одерживала верх, постепенно убивая его.

— Да плевать! — рявкнул Флэй. Уж лучше не думать об этом, дабы не растерять остаточный боевой дух. Он все ещё дееспособен, и это главное.

Ренегат пробрался на территорию ботанического сада. Едва он проделал шагов пять вглубь, последние лучи солнца, обжигавшие спину, скрыла надвинувшаяся туча. Нижние Саргузы тут же потонули в воплях упырей. По улицам проносились орды людоедов, напоминавших саранчу, ниспадающую на золотые нивы.

Серость обняла дезертира за плечи. Дендрарий он помнил изумрудным и притягательным в многообразии растительности. Ухоженным уголком природы, который человек берег, будто зеницу ока. Поздний вечер опустился нежданно, превратив ботанический сад в поистине зловещее место. Однообразное, давящее на рассудок.

Листва и хвоя казались чёрными на фоне синюшно-серых туч. Поднявшийся ветер, что дул с моря, колыхал ветви. Сад шелестел. Деревья будто бы пытались вселить ужас в сердце незваного гостя. Только вот Альдред был уже здесь. И не собирался отступать.

Былую пестроту цветов, что здесь произрастали, пожрали сгустившиеся сумерки. Ренегат проходил мимо полянок с полным равнодушием. Держался мощёной дороги, пока было сухо. Миновал фонтаны, беседки, всевозможные памятники из белого камня, гранита и меди. Человеческие образы казались живыми в полумраке. Своими глазами они провожали предателя.

Вестанские кипарисы, шумайские сосны и голубые ели теснили друг друга, образуя по обе стороны непроглядные стены. Чувствуя себя неуютно, Альдред нервно водил туда-сюда стволом аркебузы, вглядывался во мрак и заросли папоротника. К счастью, его из темноты не ждали. Ни единой пары белёсых глаз предатель так и не заметил.

Клёкот и вопли упырей слышались разве что со стороны Нижнего Города. Казалось, орды двигались куда угодно, только не в Дендрарий. Тем лучше. Птицы и пчёлы, которые в первой половине дня водились тут в избытке, попрятались, кто куда, в преддверии дождя. Так что Флэй оставался один на один с тьмой. Вроде как.

Хвоя резко обрывалась, а местами — попросту смешивалась, вдаваясь в пальмы, вечнозелёные дубы, клёны, платаны и вязы. При свете дня ботанический сад мог показаться раем на земле, но не накануне ночи. В голову Альдреда закрадывались дурные ассоциации. Будто бы он все ещё на Клыках, так и не покинул джунгли, а до сих пор бродит в их мраке, попросту растеряв рассудок.

Мурашки побежали по коже. Подсознание давило на него, изрекая остервенело:

«НЕТ!»

Флэй помотал головой, гоня прочь бредовое состояние. Он выдохнул, узнав старые оливы в горбатых силуэтах по правую руку. На островах такие не растут. Это Город. Это Полуостров. Большая Земля. Здесь всегда есть, куда бежать. От Семи Лун. От Пантеона. От нежити. От магов и инквизиторов. Правда же?..

Гром давно стих. А вместе с тем — и беснования двуногой саранчи. Зато на макушку Альдреда опустились первые капли дождя. Ливень претворяла морось. Влага, касаясь кожи, жгла покровы, будто брызги раскалённого железа. Флэй напрягся и нырнул в самую гущу заповедного леса, укрываясь под сенью высоких и старых клёнов.

Уперся рукой в шершавый ствол дерева. Сгорбился. Перевёл дух в отчаянной попытке окончательно взять себя в руки. Вышло, пусть и с переменным успехом. По ботаническому саду он прошёл всего ничего, но уже успел проклясть всё на свете.

Ему сейчас было бы в пору отлёживаться где-то, восстанавливать силы, лечиться невесть, чем. Но увы, никто не давал ему выбора. Он был вынужден идти вперёд, до конца не понимая, куда и зачем. Делать вид, будто так и должно быть. Альдред фыркнул, самому себе поражаясь. Казалось, это полная ахинея. Но нет. Всего-навсего явь.

Между тем ливень сменил морось. Начало лить, как из ведра. Рокот неба оглушал, а молнии на доли секунды превращали весь Материальный Мир перед глазами в однородную белизну. Передых пошёл на пользу. Стало легче. Боль в голове постепенно шла на спад. Альдред приободрился, настраивая себя на пересечение Дендрария.

Беглец вышел из-за дерева. Протиснулся между двумя горбатыми вязами, что росли крест-накрест и зашёл в папоротники. Шелест ветвей нисколько не смущал ренегата. Совсем другое дело: треск из-за деревьев справа. Флэй рефлекторно повернул голову на звук. Но было поздно.

Вспышка света. Альдред увидел, как в его сторону летит огненная стрела. Он впал в ступор, никак не ожидав её. Пламя угодило ему в грудь. Броня погасила удар, но дорогой ценой. Материализованный эфир тут же растёкся по поверхности, прожигая точку прилёта насквозь. Огонь коснулся кожи, поджёг плоть.

И снова вспышка. На сей раз — всего лишь молния, хлестнувшая землю где-то на севере Саргуз. Прогремел гром. Беглец будто бы выпал из реальности.

Дезертира повалило назад от удара. Он падал, неловко ловя ртом воздух. Кубарем свалился в естественный овраг, лишь чудом не поломав шею. Растянулся в траве, будто морская звезда на песчаном дне моря. Тяжело задышал, постепенно приходя в себя. Супротив боли, супротив ошеломления и звона в ушах.

— Я подбил его! Он здесь! — кричал кто-то поодаль. Видать, не один.

Случилось ровным счётом то, о чем предупреждал Актей Ламбезис.

Чародеи. Они его настигли…

Глава 17-2. Охотники

Как так вышло, что апельсины выследили его, было непонятно. Впрочем, предатель об этом и не думал. Сердце бешено колотилось, гоняя кровь по всему телу. Боль и зараза отошли в восприятии Альдреда куда-то на второй план. Предчувствие опасности словно подарило ему второе дыхание.

Высовывать голову под новое заклинание Флэй не стал. Перевалился на живот и стал по-пластунски выползать из оврага под розгами дождя. Он закипал от злости, вслушивался в окружающую среду и попутно размышлял, как быть.

Шестое чувство подсказывало: ему не убежать от апельсинов, сколько бы тех ни было там. Тем более, при условии, что апостаты прихватили с собой псионика. Если тот просмотрел ботанический сад и обнаружил точное местоположение Альдреда, при этом ещё и незаметно, его следовало застрелить в первую очередь.

Ливень шёл, не прекращаясь. Это значительно осложняло и без того шаткое положение предателя. С аркебузой, обладая достаточной меткостью, Флэй вполне мог держать отступников на расстоянии. Ликвидировать их методично. И плевать, что перезарядка занимает уйму времени. Увы, всё это несбыточно. Влажность самого воздуха резко повысилась. Порох отсыреет, если этого до сих пор не произошло.

Альдред мог выстрелить лишь один раз. И должен был выбрать свою цель с умом. Далее стоило полагаться разве что на своё холодное оружие, сноровку и холодный расчёт.

Загребая руками растительность и влажную почву, ренегат выкарабкался из оврага и залёг в папоротнике. Чуть приподнял голову, вглядываясь во мрак Дендрария.

Глаза уже привыкли к темноте, и Флэй даже сумел различить мельтешившие фигуры магов среди клёнов и дубов. Он насчитал порядка восьми чародеев, что направлялись в его сторону. Едва ли это все, кто пришёл по его душу. Должно быть, есть и другие. Только появятся они опосля.

— Ну где же ты, ублюдок? — прошипел дезертир, пытаясь выявить псионика.

Переговоры апельсинов перестали являть собой нечленораздельный гомон. Теперь-то предатель мог вполне чётко различить смысл сказанных слов.

— Куда он подевался?

— Упал, я видел!

— Думаете, он мёртв?

— Навряд ли. Магистр Гаста сказал, что живым полезнее будет.

— Легонько я его, переживать не о чем.

— Это мы ещё посмотрим.

«Вот оно что, — понял Альдред, подползая к ближайшему платану. — Они напали на меня не как на инквизитора. По всей видимости, сестра Ламбезиса уже спустила на меня своих псов. Час от часу нелегче. Ну пускай. Увидим, на что способны эти заучки…»

Он выглянул из-за ствола одним глазком.

Маги бросались врассыпную. Все, кроме одного. Тот держался поодаль, озарённый синим светом. Наколдовывал заклинание. Инквизиторский опыт не подвёл предателя. Среди них действительно затесался псионик. Осталось только попасть в него. Между тем их разделяло порядка ста пятидесяти шагов. Шанс мал, но он есть.

Альдред ухватился за ствол и поднял себя на ноги, хрипя. Обхватил аркебузу поудобнее, выглянул снова, примерно наметив траекторию пули. Чародеи приближались. Благо, сам псионик оставался на месте. Флэй показался снова, вскинув ружьё и пальнул по менталисту. Раздался хлопок. Из дула вырвалось пламя, затем сразу покатил сизый дым.

Чародеи все тут же пригнулись, никак не ожидая выстрела. За время в Янтарной Башне у них выработалась привычка своего рода. Кураторы стреляли — и стреляли часто. Либо чтобы припугнуть, либо чтобы публично казнить особо отличившегося мажка.

Так или иначе, ренегат в псионика попал. Целился в голову, вот только попасть — ещё и с такого расстояния! — из аркебузы возможным не представляется. Или повезёт, или угодишь не туда, или промах. Больше вариантов нет.

Флэй примерно понял по крикам, куда именно угодила пуля. В живот, не иначе. Если б в грудь или шею, псионик не издал бы ни звука, кроме глухого падения тела в траву. Этого вполне достаточно. С таким ранением чародей неспособен колдовать.

Жизни его Альдред не лишил, зато концентрации, чистоты рассудка — вполне.

Неразберихой следовало воспользоваться, пока не поздно. Ренегат оставил аркебузу под деревом и во всю прыть побежал в обход. Мелькал между дубов, но остался без внимания магов. Оторвавшись на достаточное расстояние, плюхнулся на живот. Вытянул из ножен тесак. Затаился в подросшей траве.

Хламиды горланили на весь ботанический сад.

— Бени, что с тобой?

Раненый псионик ответил несвязным скулежом.

— Его подстрелили, разве не ясно?!

— И откуда? Кто-нибудь видел?

— Проще весь Дендрарий дотла спалить…

— Нельзя!

— Он где-то здесь. Не дайте ему уйти!

— Я позову на помощь.

— А как же Бени? Он сейчас кровью истечёт!

— Нино, помоги ему!

Чародей тут же сорвался с места и побежал к псионику. Альдред знал: единственный способ, доступный отступникам, — это магия исцеления. Их врачевателя также не помешало бы устранить. Флэй пополз к раненому апельсину.

Рядом с ним пробегал Нино. Дезертир ухватил его за ногу. Врачеватель гаркнул, бороня сырую землю подбородком. Выбрасывая ноги вперёд, беглец подорвался и набросился на него. Придавил всем весом. Затем просунул лезвие тесака под затылок. Целитель замолчал навсегда.

Псионик наблюдал в беспомощности за тем, как его лишают последнего шанса выжить. Хрипя, он потянул руку в сторону Альдреда. Совсем ослаб. Его пятерня опустилась на живот. Голова упала в траву. Ещё жив, но к смерти ближе, чем когда-либо.

Убийство Нино стоило Флэю дорого. Его обнаружили. Отовсюду стали доноситься крики. Тьма Дендрария расступилась перед материализованным эфиром.

Дезертир тут же сорвался с места. В его сторону полетели снопы пламени, кислотные сферы, молнии, куски льда. Он прыгнул за деревья, снова теряясь из виду. Едва ли это имело смысл теперь, когда все примерно понимали, где находится их цель.

— Сюда, сюда! Скорее! — кричали чародеи, пытаясь хоть как-то скоординировать свои телодвижения.

Альдред прекрасно понимал, что на этом бою его жизнь легко могла оборваться. Но всяко лучше умереть на пути к победе, чем смиренно дожидаться фиаско. Передохнув немного, ренегат стал красться между клёнов к отстававшему чародею.

Остальные тем временем сбились в кучу. Среди них оказался гелиомант. Маг принялся колдовать, не щадя эфир. Меж его ладоней собирались некие солнечные сферы. Их он отправлял в разные стороны — по всей видимости, так пытался обнаружить беглеца.

«Что-то новенькое», — подумал Флэй, никогда прежде с подобным не сталкиваясь.

Ренегат укрылся за деревом. Тесак убрал в ножны. В его руку легла рукоятка стилета. Он подстерёг замешкавшегося апостата. Когда тот пробегал мимо, Альдред выскочил на него и схватил. Закрыл рот ладонью и прошипел на ухо:

— Ни звука. Ты понял?

Может, и понял. Да только апельсин дураком не был: знал, что песенка его спета. Начал дёргать руками в попытке опустить сосульку на ногу Альдреду и вырваться из хватки. Флэю это не понравилось. Он вогнал стилет апостату в ухо, прокрутил и выдернул. Тот брыкнулся от боли, сопя.

Ноги перестали держать культиста. Дезертир дал ему рухнуть в траву, а сам — побежал прочь, постепенно приближаясь к скоплению противника. Игра в кошки-мышки постепенно сводилась к открытому столкновению.

— Куда подевался Уго? Уго! Уго! — звали последнего убитого хламиды.

— Он не намерен бежать, — догадался кто-то из магов. — Он собирается перебить нас всех. До единого…

— Зови помощь! Чего ты стоишь столбом?! — бесновался самый слабый чародей по духу. — Мы можем и не справиться!

— Я уже. Скоро будет…

— Не разбегаться. Вместе мы сможем ему противостоять, — призывал остальных негласный лидер их шайки.

— Сферы сделают всю грязную работу, — заверял гелиомант. — Не беспокойтесь.

Заверения заверениями, а побеспокоиться стоило. Как чародеям, так и Альдреду. Он правильно прочитал назначение заклинания, но лишь наполовину. Притаившись, он пронаблюдал за одной из сфер, когда та пролетала мимо убиенных Нино и Бени.

Шар, повторявший солнца, не обошёл их тела стороной. Энергия внутри забурлила, наружу вырвалась молния цвета золота. Затем вторая. Гелиомант ненароком испепелил мертвецов, отреагировав, по всей видимости, на тепло их тел. Соответственно, и Флэя светило в миниатюре не пожалело бы. Хуже всего то, что одно из них увязалось прямо за ним. Как если бы его притягивало магнитом.

Размышлять над тем, как быть, ренегат не стал. Ему казалось, всё и так, как на ладони. Вернув стилет на место, Альдред вооружился тесаком и бегом вынырнул из укрытия, обходя скопище магов с фланга. Он намеревался ударить со стороны, которую считал наименее защищённой. Их оставалось пятеро. Шансы выйти победителем значительно возросли.

Ночной ливень укрывал дезертира от чародейского взора. Апельсины без менталиста оказались всё равно, что слепыми котятами. Он вынырнул из стены дождя, занося за себя тесак и бросился прямо на отступников. Первым его заметил гелиомант.

— Вон он! — крикнул он, а сам начал колдовать снова. Солнечные сферы, опаляя деревья, стали приближаться к чародеям.

Один за другим хламиды оборачивались в сторону предателя. Стояли маги как попало, раз уж оказались не готовы. И тем не менее, залпом они могли испепелить противника запросто. Нужно было упрочить позиции.

У Альдреда оставалось всего несколько отравленных ножей. Он хотел приберечь их на иной, более смертельно опасный случай. Впрочем, откуда ему знать, какая битва может оказаться последней, проигнорируй он собственные козыри в рукавах?

Рука сорвала с перевязи нож и выбросила вперёд. Снаряд схлопотал маг бури, поднявший руки к небу. В момент, когда молнии коснулись ладоней. Элементалистам всяко проще, чем представителям других ветвей магии: помимо нектара они могли направлять стихии, которым подражали. Потому-то мишенью был выбран именно он.

Попал нож ему в грудь. Яд проник в кровоток, тормозя бурление эфира. Случилось то, чего даже бывший куратор не смог предугадать. Молнии, ослепившие всех вокруг, продолжали втягиваться внутрь электроманта. До тех пор, пока было, куда. Как вдруг свет погас. Но и сам чародей испарился. Его попросту разорвало, забрызгав близ стоявших.

И Флэй подивился бы столь чудовищной смерти, если б его собственная жизнь не висела на волоске. Пока маги копошились и верещали, приняв на себя струи крови да ошметки плоти, он действовал. Резко подскочил к первому. Опустил тесак ему на руку.

Обрубок упал в траву. Чародей завизжал, стал пятиться назад, заплетаясь в ногах. Культя плюнула кровью.

Альдред его не отпускал. Ударил ещё раз, наотмашь. Клинок прошёлся по горлу, увязая в кадыке. Выдернул. Толкая на землю мертвеца, бросился дальше.

Ему навстречу по земле поползли друзы кристаллов. Отреагировал ренегат быстро. Ушел в сторону и врезался в чародея поблизости. Тараня всем весом хлюпика, вогнал ему под рёбра тесак. Остриё показалось из-за спины чародея. Сам апостат поплыл. Альдред распорол ему живот. Без рефлексии. Кровь полилась на штаны и руки. Глаза бедолаги закатились за веки.

Высвободил клинок из пут плоти, осадил зафироманта. Тот цеплялся за свою жизнь изо всех сил. Ему позабылись былые установки, данные магистром Гастой. Метнул в Альдреда кварцевым сталагмитом, но мимо. Ренегат крутанулся на бегу, ловко уворачиваясь. Подбежал к нему, занося тесак над головой. Хрустальный маг парировал клинок алмазным щитом, что материализовался вокруг его руки.

Неудавшаяся атака моментально обернулась обманным маневром. Из рукава в ладонь Альдреда перекочевал стилет. Обхватив его крепко, дезертир загнал зубочистку под челюсть зафироманта. Щит сразу же осыпался в алмазную пыль под ноги создателя. Чародей захрипел. Раскрасневшимися глазами уставился на Флэя.

Внимание беглеца привлекло золотое сияние за спиной жертвы. Гелиомант затевал что-то неладное. Ренегат ожидал мощную атаку, поэтому отцепился от зафироманта и толкнул его, ещё живого, от себя прочь. Сам — кувыркнулся в сторону.

Как раз вовремя.

Волна солнечного света с протяжным гудением понеслась вперёд. Она накрыла мага, растворив его в себе, и ушла в сторону клёнов. Какие-то деревья превратились в золу, какие-то — просто загорелись. Пламя пожирало их кроны, несмотря даже на ливень.

Флэй выжил, однако и сам пострадал немного. Солнечное излучение коснулось половины его тела, отчего кожа на шее местами запеклась. Пораженные места жгло, будто приложили каленое железо. Рассвирепев, Альдред подорвался на ноги.

Гелиомант уже ждал его, материализуя новый заряд солнечной энергии. Сферы между тем возвращались к своему хозяину, лишая ренегата столь необходимой форы. Флэй спешил, действуя отныне безрассудно. Маг, оставшись один одинёшенек, пустил в его сторону смертоносный луч всеразрушающего света. Альдред пригнулся, подкатываясь по грязи к апостату.

Культист чуть отпрянул. Флэй опёрся на свободную руку и поднялся на ноги. Стал без конца махать перед собой тесаком. Но клинок лишь разрубал воздух, никак не касаясь отступника. Чародей ловко уворачивался, словно циркач. Сферы соединялись между собой, образуя окружность. Она становилась всё уже и уже.

Самому чародею ничего не будет. А вот Альдреда могло запросто развоплотить.

Помня об этом, ренегат пошёл на риск. Он подступил к магу чуть ли не лоб в лоб. Гелиомант метнул в его сторону кулак, заряженный солнечной энергией. Одного этого удара было бы достаточно, чтобы проделать в торсе запёкшуюся дыру. Беглец увернулся. Он крутанул тело вокруг своей оси. Опустил с разворота тесак на череп апельсина.

Энергия солнца тут же рассеялась. Апостат был ещё жив, но покидал бренный мир чуть ли не вприпрыжку. Он задёргался. Ренегат его держал тесаком, не давая упасть ни вперёд, ни назад.

Предатель попытался выдернуть оружие, но клинок, износившийся за последние дни, разломался прямо в руке. Обломок оцарапал тыльную сторону ладони, пуская кровь. Альдред чертыхнулся, отбрасывая от себя бесполезную рукоять. Следом в траву опускался труп гелиоманта. Охотники были перебиты.

Облегчения не последовало. Как только опасность миновала, вся боль и симптомы болезни вернулись к Флэю. Совершенно без сил, он рухнул на колени. Тяжело задышал. На вдохе запершило в горле. Ренегат закашлялся. Так надрывно, будто вот-вот выплюнет лёгкое. Сгусток за сгустком слетали в траву. Во тьме было не разобрать, насколько плохо обстояли его дела.

Победа над магами, телесный жар в пылу боя даром не прошли. Зараза пустила свои корни ещё глубже. А дезертир стал на шаг ближе к финальной стадии. Флэй начал постепенно понимать, куда вляпался:

«Я в западне. Болезнь убивает меня. Час за часом. Даже если я дам отпор магам, упырям, кому угодно, мор меня заберёт всё равно…»

Вывод неутешительный, ведущий только в тупик. По-другому не могло и быть. Зная, что проиграет, что ему уже поставили шах, и вот-вот он услышит «мат!», Альдред был вынужден продолжать игру. Сдохнуть, пытаясь. Ибо лишь пытаясь, можно выбить шанс переиграть судьбу. Надо лишь нащупать, как это сделать.

Размышления прервал голос, который Флэй доселе не слышал. Незнакомец говорил по-дельмейски. С акцентом, который в Саргузах не звучал уже с десяток веков.

— А ты не робкого десятка будешь, — говорил чужак. — Меньшего от Киафа не ждут.

Стоять на коленях, да ещё и спиной к незваному гостю, Альдред намерен не был. Он поднялся, буквально перебарывая собственную немощность. Встал, шатаясь, но сгорбился. Руки висели плетьми. Он развернулся медленно и увидел: в десяти шагах от него стоял человек в сиреневой мантии. Наподобие той, которую носила дельмейка верхом на тритоне.

Этот — язычник тоже. Из Культа Скорпиона. И не абы какой — магистр.

— Ловко ты их устранил. Достойно уважения. И ведь ты даже ещё не сошелся со своим Богом. Ну конечно же, нет. Иначе не возился бы с ними так долго…

— Ты ещё кто такой? А, чепуха? — проворчал Флэй, сразу расставив границы.

— Магистр. — Он показал на себя. — Магистр Гаста. Зови меня так.

«Его упоминали покойные апельсины, — вспоминал дезертир. — Должно быть, он и есть их помощь. Запоздалая. Пришёл один. Так силен? Да уж прямо!..»

— Чего вам от меня надо? — Альдред стиснул зубы и не без труда выпрямился. Чисто инстинктивно. Лишь бы выглядеть более внушительно.

Магистр Гаста почесал бороду, как вдруг расщедрился на откровения:

— Тебя разыскивает госпожа Иоланта. Моя задача — привести тебя к ней…

«Госпожа Иоланта. Иоланта Ламбезис. Да, это о ней говорил архонт… Точно. Быть может, это та седовласая бестия, что за мной гналась. Наверняка».

— … Инквизиторы — люди буйные. Ты это доказываешь практикой. Поэтому мы хотели скрутить в бараний рог тебя — и просто доставить на блюдечке ей. Вижу, язык силы ты понимаешь превратно.

— Ближе к делу, — буркнул Флэй. Он хотел разобраться во всём, но ещё больше — выиграть время. На случай, если их разговор не пойдёт.

Как бы не так.

— Сейчас не время и не место, чтобы это обсуждать. Будет лучше, если ты выслушаешь всё из уст госпожи Иоланты. Просто знай, Культ предлагает тебе сотрудничество. В твоих же интересах согласиться. Каким бы чудом инквизиторы ни остались несведущи о твоём даре, он вскроется рано или поздно. И тогда тебе несдобровать. Идём со мной. Ты займёшь своё законное место в мире. Как Киаф.

Альдред усмехнулся, глядя курносому бородачу прямо в глаза. Покачал головой. Он устал от того, что его кормят обещаниями. Ему были нужны ответы. Как можно скорее. Прямо на лобном месте. И если Гаста не мог их дать, пусть глотает пыль.

Ренегат не видел особого смысла идти навстречу Культу. Он смертельно болен. И как видел дезертир по пути в Порт, маги так и не нашли управы на мертвецов. Апельсины сыпались при столкновении с ордой, как все прочие. Вот, что имело значение в краткосрочной перспективе. О долгосрочной Флэй даже не брался задуматься.

Он сказал так, как не мыслил на самом деле, от начала и до конца. Просто чтобы хлёстко отказать дельмею.

— Мне с вами нечего ловить. Вы никчёмные ублюдки. Я так считаю. И в этом наши мнения с Актеем Ламбезисом схожи.

Гаста впал в ступор, на миг потеряв дар речи.

— Ты… ты говорил с ним?

— Да, — твердо заявил ренегат.

— Не слушай его! — властно призвал магистр, грозя ему пальцем, как маленькому. — Он — грязный предатель. Равно как и Бог, что стоит за ним!

— Я тоже предатель, — беспечно отзывался Альдред, сжимая и разжимая кулаки. — Дальше-то что?

Магистр покачал головой. Он пытался сообразить, как поступить.

Флэй ощутил в себе нечто странное. Он был готов поклясться, что разговор с Гастой прямо повлиял на течение его болезни. У него всё также першило в горле, всё также рези пронизывали лёгкие.

Но в целом, Альдред чувствовал себя гораздо лучше. Почти также, как и до первой отхарканной слизи. Открытие натолкнуло его на любопытную мысль. В его голове она звучала вполне логично.

Как бы и когда бы ни заразился дезертир, инфекция служила Актею рычагом давления на него. Едва Флэй сделал шаг навстречу архонту, она слегка отступила. Видать, так Ламбезис и без своего медальона был связан с Альдредом, следя за ним, держа на коротком поводке. И если бы дезертир пошёл на попятную Культу, до встречи с Иолантой он мог и не дожить.

Вердикт был неутешительный: избранник Бога Смерти вертит им, как хочет, держа под строгим контролем. Актей Ламбезис владеет его жизнью целиком и полностью. Если бы мог, беглец бы избавился от этого ошейника. Его раздражал сам факт неволи. Будто внутри него зрела бомба, которая в любой момент рванет. Во всяком случае, архонта Альдред понял. От этого и придётся отталкиваться в дальнейшем.

— Ублюдок… — прошипел Флэй, прозрев.

— Ты отказываешься? — ещё раз решил удостовериться магистр Гаста.

— Глухой или что? — рявкнул на него Альдред и шагнул решительно вперёд. — Мне повторить ещё раз?

Он завёл руку за спину, дабы отстегнуть Прощальную Розу от портупеи. Дельмей закивал головой в понимании, затем подытожил разочарованно:

— Придётся тебя убить…

Стоило догадаться. За несговорчивыми Киафами никто не собирался бегать, подобно бабкам с писаной торбой. И архонт, и Культ нуждались в лояльных носителях. Что же касается Инквизиции — те бы стали резать их всех без разбору.

Гаста дёрнул руками в полукруг, исчезая из поля видимости. Магия воздуха, понимал Альдред. Он перехватил бастард и взял его в обе руки, слыша нарастающий гул. Аэромант приближался к нему. Не зная, что и делать, Флэй кувыркнулся в сторону.

На том месте, где он стоял ещё секунду назад, материализовался магистр. Удар пришёлся по земле. С оглушительным грохотом силовая волна пошла во все стороны. Комья грязи взмыли в воздух. Самого Флэя подбросило над землёй. Он рухнул в траву, чуть было не напоровшись на отравленный клинок.

Пускаться в стенания было чревато. Альдред перекатился на спину и поднялся на ноги без помощи рук. Он заметил в руке магистра причудливый серповидный клинок из Гастета — хопеш. А в следующий миг аэромант снова пропал. Появлялся только на долю секунды, надвигаясь на Киафа зигзагами.

Ренегат подался вперёд, выставляя бастард. Клинки встретились, высекая звон и искры. Альдред стиснул зубы в попытке оттолкнуть магистра от себя. Тот чуть отпрянул, слился с воздухом. Затем образовался снова, пытаясь обрушить на Флэя хопеш в прыжке сверху. Лишь вблизи дезертир заметил кое-что.

Удар на опережение произвести не успел. Чудом блокировал удар. Ноги подгибались в коленях. Это приемлемая цена за то знание, что он получил.

Как бы предатель ни хаял сезон дождей, ливень стал его верным другом в дуэли с Гастой. Он сливался с воздухом, передвигаясь в эфирных потоках. Так он перемещался в пространстве почти мгновенно. Но вода по-прежнему падала на него, облепляла одежду, стекала по коже. Альдред видел это отчётливо.

Магистру требовалась передышка. Скачки в пространстве даже самых умелых аэромантов доводили до тошноты, а внутренние органы могли легко порваться. Всё-таки человеческий организм не расположен к подобным нагрузкам.

Дельмей и ренегат сошлись в дуэли на мечах. Ни тот, ни другой не могли достичь превосходства над соперником. Клинки соударялись, отскакивали друг от друга. Лезвия скреблись, ездя по ушам. Всякий хитрый манёвр пресекался на корню. Альдред и Гаста лишь переступали в стороны, меняясь позициями.

Как вдруг язычник сумел увести Прощальную Розу в сторону. Его ноги увязли в грязи. Магистр только и смог, что оттолкнуть от себя плечом Киафа. Руки Альдреда развело в стороны. Гаста увидел в этом шанс. Он испарился, подхваченный потоками эфира в воздухе.

Быть может, силы и покидали мышцы Флэя. Зато глаза сохраняли бдительность. Взор неустанно следовал за культистом. Тот, сопротивляясь дождевой стене, стремительно обходил ренегата с фланга.

Альдред взял бастард обеими руками, приподымая клинок остриём кверху. Гаста заметил это. Начал резко сокращать дистанцию. Едва ли он понимал, что Флэй прочёл его, как раскрытую книгу. Оставалось только обогнать в скорости сам ветер…

Сейчас или никогда.

Едва осознавая, что делает, чем всё обернётся, дезертир произвёл выпад. Настолько хлёсткий, насколько позволяли силы. Поток воздуха, что надвигался на него, резко сошёл на нет. На Альдреда, казалось, падала каменная колонна. Пятками он проехал по грязи чуть назад, но сдержал неведомую силу.

Магистр Гаста показался опять. Прощальная Роза его задела. Флэй попал в него весьма удачно. Химеритовый клинок вогнало язычнику прямо в грудь. Оттого и отдало в руки так, что суставы чуть было не вывихнуло.

Остриё хопеша не дошло всего-ничего до шеи Альдреда. Не без труда освобождая ноги из грязи, ренегат чуть отступил в сторону. Язычник хрипел, повиснув на клинке. Из раны по долу ползла кровь. Лицо дельмея в ночи казалось почти угольно-чёрным. Токсин расходился по всему его телу. Альдред затаил дыхание, до сих пор чувствуя опасность.

Ноги магистра подкосило. Гаста рухнул коленями в грязь — не жив и не мёртв. Его голову мотало из стороны в сторону. Шутка ли, до сих пор маг не выпускал из руки хопеш. Он цеплялся за жизнь изо всех сил. Не то захрипел, не то зарычал. Поднял руку в попытке достать оружием до Альдреда.

Всё случилось мгновенно.

Перепуганный упорством полутрупа, Флэй резко выдернул Прощальную Розу. Описал мечом в воздухе круг, срезая голову Гасты с плеч.Та плюхнулась в лужу, метая брызги. Из раны плюнуло кровью. Тело повалилось набок.

Тяжело дыша, ренегат опустил Прощальную Розу. По долу языческая кровь сползала вниз и примешивалась к дождевой воде. Альдред понимал: он жив до сих пор только потому, что судьба благоволила ему. Испытания на смерти магистра Гасты не заканчивались — это всего лишь промежуточный этап.

Убив далеко не последнего человека в Культе, Флэй дал сектантам свой однозначный ответ. Кто бы за ним не пришёл ещё, церемониться уже не будут. По мере блужданий по мёртвому Городу кольцо огня вокруг него становилось всё уже. Пекло адски. Рано или поздно будет расплата за всё, что Альдред успел натворить.

Что самое худшее, он уже был загнан в угол. И не находил подле себя тех, на кого бы смог без задней мысли опереться. Ренегат жаждал стать хозяином своей судьбы, но до сих пор блуждал в чужой тени. Теперь он чувствовал это гораздо явнее, чем прежде, в рядах Инквизиции. К паническим настроениям Флэй склонности не имел. Загадывать на будущее не стал. Он все ещё жив. Значит, есть, куда идти.

Является ли его жизнь злой шуткой Вселенского Разума? Дано ли ему жить, расправив плечи? Суждено ли ему умереть, сложив голову под меч злого рока?

Рассудит время. Ответ же явит себя в последний миг перед смертью.

Дождевая вода остудила его тело. По коже побежали мурашки. Стало ещё холоднее, чем прежде. Альдреда скрутило в приступе кашля — ещё более надрывном, чем прежде. Он не отхаркнул, а скорее выблевал слизь вперемешку с кровью. По крайней мере, ему тут же стало легче.

Выпрямив спину, Флэй поковылял прочь с места битвы. Ренегат был уверен, что идёт на север, к Акрополю. Но на самом деле просто шёл в никуда. Вслушивался в дождь.

Сквозь него пробивался колокольный звон. Где-то рядом находилась церквушка. Какая именно, кто бы знал. Альдред последовал на звук почти инстинктивно.

Там были люди. Живые люди. Там ему могли помочь…

Когда его силуэт скрылся среди кленов, на месте битвы вновь стало неспокойно. Голова магистра Гасты, почти наполовину ушедшая в воду, перевернулась. Из лужи показались пальцы, обхватившие лицо, застывшее в мученической мине.

Буквально из-под земли наружу поднимались руки. Затем тело по плечи. В конце концов — сам Чезаре Стокко в полный рост. Весь вымазанный в грязи. Но литомант оставался равнодушен к внешнему виду. Земля, какая бы та ни была, для него всё равно, что дом родной. Впрочем, только кроты его поймут.

Самум обхватил отрубленную голову поудобнее. Он должен был выйти к дезертиру вместе с магистром, но задержался, пустив Гасту вперёд. Не хотелось ему делиться добычей с кем бы то ни было. Так что Чезаре попросту затаился под землёй, наблюдая за развитием событий.

Он убил бы магистра и сам, одержи тот верх. Но Киаф его приятно удивил. И теперь вместо головы ренегата Стокко держал голову Гасты. Удивительно!

Чезаре внимательно вгляделся в лицо язычника. То, что с его кровообращением сделал невиданный яд. Выглядело так, будто без магии тут не обошлось. Литомант хмыкнул, ощупывая холодные щеки мертвеца.

Новое оружие Инквизиции, понимал чародей.

Теперь Самум точно знал: его ждёт работёнка как раз под стать. Он — по натуре своей головорез, а не законник, чтоб вести кого-то куда-то в кандалах. Проще швырнуть заказчику на стол искомый скальп.

Уже сейчас он бы проторил себе дорожку в земле и затянул бы под неё Киафа. Если бы не одно «но»: уж больно размыло её нынешним ливнем. Передвигаться, как минимум, проблематично. Затратно в плане эфира.

Ничего страшного. Альдред Флэй ясно дал понять, что не пропадёт. Беглец дождётся своего палача. И обязательно развлечёт его перед своей смертью.

Довольный положением вещей, Чезаре подытожил:

— Азартная будет охота…

Глава 18. Церковь

День третий, около полуночи

Про аркебузу Флэй вспомнил запоздало. Впал в ступор уже на выходе из Дендрария. Поражался сам себе. Обычно Альдред никогда ничего не забывал.

Свою оплошность связывал с испытаниями, которые преподносили ему Саргузы. В особенности с заразой: жар и мигрени не могли пройти бесследно для его мозга.

Ренегат прикинул, стоит ли вернуться. К счастью, тут же отказался от этой идеи.

Чересчур долго он брёл через весь ботанический сад, скрываясь под сенью деревьев. Огнестрельное оружие действительно бы облегчило его выживание на улицах Города. Но не аркебуза. Такое ружье влекло за собой никчёмную возню.

Был нужен пистолет. Желательно кремневый.

Колокольный звон продолжал разноситься по округе. Ночной ливень покрыл мостовую тонким слоем воды. На её поверхности отражались окрестные здания, где больше никогда не зажгут свет после заката.

Флэй высунулся из пальмовой рощи, прошёл под аркой северного входа в Дендрарий. Остановился у ограды, отдышался.

Ноги гудели. Даже самая удобная обувь доставляет боль, когда пересекаешь длинную версту. В случае Альдреда пальцы, скорее всего, натёрло до кровавых мозолей.

Дезертира злила уязвимость собственного тела. Он не мог упомнить за всю свою жизнь столько увечий, ран и неудобств, сколько получил, пойдя по пути персекутора.

Хотя имело ли смысл жаловаться? В конце концов, он жив. Пока что.

Церковь находилась где-то неподалёку. Альдред, прикрываемый стихией, последовал на звон. В эту ночь буря особенно бесновалась. Дождь лил косой, а молнии громыхали по паре раз в минуту. Это значительно усложняло поиски островка безопасности в чумном океане.

Предатель прочесал несколько окрестных улиц, пока ноги не привели его к искомому храму.

Здание затерялось посреди античных инсул, что обложили его, будто стеной.

По всей видимости, его построили на деньги местных жителей, а не архиепископа Саргузского. Впрочем, не без его одобрения. Религиозность мирян, их готовность вкладываться в распространение истинной веры поощрялась.

Эту церковь же возвели, скорее всего, для общества, проживавшего в домах вокруг.

Храм высился над четырёхэтажными инсулами. По крайней мере, колокольней, что выдавалась из церкви.

Именно её заметил Альдред, проходя неподалёку. Там без конца орудовал звонарь, чей силуэт засветила промелькнувшая молния. Флэй нерешительно подобрался поближе.

Фонари да факелы не горели. Зато сквозь живописные витражи, что изображали святых, лучился едва различимый свет. Это добрый знак.

Там есть сколько-то народу. А не только полоумный звонарь, который бы в ином случае просто подавал напрасные надежды.

Вопрос о том, для чего тот привлекает внимание выживших, оставался открытым. По крайней мере, горожане, что там скрывались, прознали о связи погоды с упырями.

Измученный промозглым дождём, Альдред взошёл на лестницу и прочитал буквы, что были выдолблены на белокаменной арке:

— Это «Церковь Первых Уверовавших». Любопытно. Слишком громкое название для такого маленького храма. И чем они только его оправдывают?..

Едва ли это было важно. Флэй бормотал, только чтобы отвлечься от собственных невзгод. Он подошёл к двустворчатым воротам церкви — резным, с ангелами, что парили над горой Мидал.

Потянул за ручку-кольцо.

Заперто, что неудивительно. Впрочем, сдаваться было рано.

Если уж люди зазывали к себе выживших, кто-то должен был сидеть на вахте у самого входа.

Манипуляции с воротами никто не услышал. Тогда Альдред взял в руки Прощальную Розу и начал стучать по ним навершием. Последовательно и громко.

По ту сторону он слышал копошение. Флэй не сразу заметил, что в правой створке на уровне человеческих глаз было вырезано оконце. Да не только оно — ещё и дверь, чтобы люди входили по одному.

Кажется подозрительным. Но ренегат уже здесь.

Из оконца засквозил свет. На мгновение Альдред ощутил тепло, которого ему, бродяге-отщепенцу на саргузских ночных улицах так не хватало.

Уют. Общество. Цивилизация.

А потом всё резко оборвалось. Некто заслонил собой сияние огней.

В проёме показалась пара недовольных глаз.

Незнакомец первым делом спросил:

— Ты заражён?

— Я в порядке, — беспечно ответил Флэй.

Даже если и соврал тогда, то только наполовину: с тех пор, как ренегат отверг предложение Культа Скорпиона, его самочувствие действительно улучшилось.

Хотя Альдред видел ровно то, что ему казалось логичным. Природа Чёрной Смерти во всей красе перед ним до сих пор не раскрылась. Это вопрос времени.

Человек помолчал с полминуты, внимательно вглядывался в дезертира. Его глазам открывался вид на того только по грудь.

Он не мог сказать наверняка, болен пришедший или нет. Зато видел: потрепал его Мёртвый Город знатно.

Сторож спросил:

— Кто ты?

Ренегат затруднялся ответить и самому себе на этот вопрос честно. Не знал, как себя охарактеризовать.

Он уже не инквизитор, но ещё не полноценный Киаф. Промежуточное звено.

Всего лишь человек, опустившийся по уши в грязь Равновесного Мира.

Всю эту чушь вываливать на других он бы не стал.

Так что сказал ровно то, что заготовил:

— Джино Веларди, персекутор. Отряд «Феникс». Я разминулся со своими сослуживцами. Мне нужна помощь…

Больше всего дезертир боялся, что «Гидра» побывала в этой церкви, а капитан Колонна, затаив обиду на предателя, трубил направо и налево, что Альдред Флэй — персона нон грата.

Имя ренегат взял из головы: всё равно ни у кого, кроме самой Инквизиции и окружения архиепископа, нет подробных списков о контингенте Корпуса.

Лучше перестраховаться, чем угодить в просак.

— Значит, инквизитор? — задумчиво пробормотал сторож. — Надо же…

«Ублюдок не спешит открывать ворота», — заметил предатель.

— Так я и сказал.

Привратник посмотрел на него ещё раз исподлобья.

Испытующе, как если бы от его взгляда лжец должен был затрястись в страх.

Не на того напал. Кураторы — прекрасные лицедеи, так что доля самозванца им никогда не в тягость.

— Жди здесь, — велел сторож, закрывая оконце.

«Разумеется, он ничего не решает. Просто говорящая мебель в прихожей».

Альдред вздохнул тяжело, неспособный как-либо повлиять на ход вещей. Он убрал Прощальную Розу обратно за спину. Прислонился к воротам, укрываясь от дождя, и скрестил руки на груди в ожидании.

Сквозь древесную толщу створок он слышал по ту сторону приглушенную беседу.

Ничего разобрать не сумел. Голоса перекрывал колокольный звон, который уже начал понемногу раздражать.

Кроме того, Флэю показалось, что из глубин церкви доносилась проповедь. По всей видимости, священнослужители тоже населяли этот храм.

— Этот проклятый дождь меня доканает, — проворчал ренегат себе под нос.

Шевелюра напиталась водой и ниспадала на лоб, раздражая его донельзя. Хмурясь, он убрал её пятерней обратно на макушку.

С каждым днём укладка давалась всё труднее: волосы росли будто по часам. Ногти — тоже. Под ними за хождение по мукам в Саргузах скопилась уйма грязи разного происхождения. Сами пальцы перепачкались невесть, в чём.

Гармонисты не приветствовали частые купания. Многие верующие мылись только два раза в жизни: сразу после рождения и перед похоронами.

На Полуострове с гигиеной дела обстояли несколько лучше, чем в остальном Равновесном Мире. По крайней мере, там, где имелись термы, как в Саргузах.

Хотя туда абы кого не пускали.

Если кому и не писан церковный закон, так это богачам. Набрать горячую ванну — удовольствие не из дешёвых. Перед светскими раутами они обязательно нежились в воде, мылили тела, наносили всевозможные лосьоны на кожу — и прочее, и прочее.

К счастью для них, Полуостров кишел парфюмерией и косметикой, раз на внешнюю красоту здесь имелся особый спрос. А промышленникам только дай повод лишний раз озолотиться.

Бедных, то есть, большинства это не касалось. Лучше купить с полсотни буханок хлеба, чем один флакончик парфюма.

Плебеи рождались, жили и умирали в грязи. Шутка ли, сами же её и плодили. Как видел Альдред по пути в церковь, они-то и составляли костяк всякой орды упырей.

Думая о том, насколько он грязный и израненный, Флэй остановился на весьма интересной мысли.

В его голове мигом установились причинно-следственные связи.

Гигиена.

А если точнее, отсутствие таковой первично способствовало распространению заразы в воздухе. Миазмы не возникают на пустом месте — они поражают города, деревни, но не дикую природу.

Иными словами, самые загрязненные участки на теле земли. Те уголки, где скапливаются люди, плодящие нечистоты.

С какой стороны ни глянь, Саргузы были с самого начала обречены пасть жертвой морового поветрия. Хуже всего двойственность, что зиждется на изречениях Церкви.

Так, с одной стороны, священники призывали относиться равнодушно к бренному телу, больше заботиться о будущем души.

А с другой, жрецы беспрестанно разглагольствовали о миазмах в обход врачебных мнений: якобы зловоние — плод людского грехопадения, который множится и липнет к мирянам, чей образ жизни идёт вразрез с религиозной моралью.

«Можно подумать, чиста плоть лишь истинного праведника. Ну да, да ну…»

Эдакий Уроборос.

Вечный порочный круг.

Нерешаемая проблема.

Один фактор в разрезе вирулентности чумы влёк за собой другой, порождая совокупность. И теперь, что бы человек ни делал, рано или поздно мор коснётся и его.

Альдред Флэй явственно прочувствовал это на собственном примере.

Он хмыкнул:

— Пускай так и есть. Что бы это изменило, если бы я об этом додумался раньше? Да ничего в сущности! Дельная мысля приходит опосля. А меня за горло держит сам Бог Смерти. Тут уж без вариантов.

Размышления ренегата прервало копошение у ворот. Перед ним открывали дверь.

Он отлип от створки, оживившись, и прошёл к проёму.

Альдред увидел двоих людей, перекрывших ему путь. Он остановился и внимательно изучил каждого из них с ног до головы.

Всё тот же сторож, оказавшийся кем-то вроде рыцаря.

Быть может, ещё недавно тот верой и правдой служил Герцогу. По крайней мере, доспехи на нём и меч с затейливым навершием говорили о принадлежности к благородному воинству Ларданов.

Другое дело — физиономия, вырубленная топором, которую даже в самой глухой деревне не сыскать.

Лысый, понурый и в то же время угрюмый.

Он напоминал обезьяну: лысый череп, широкий выдающийся вперёд лоб, нос картошкой с раскидистыми ноздрями, губы-шлёпанцы.

И таким индивидам везёт с родословной…

Человек, что пришёл с ним, вызвал у Флэя куда больший интерес.

Любопытство оказалось взаимным.

С собой сторож привёл здешнего церковнослужителя. Каких-либо отличительных одежд клирик не носил, предпочтя более удобную рясу. Богато расшитая церемониальная мантия сильно бы стесняла его в движениях.

Но его одежды — это одно.

Внимание Альдреда привлекло именно его лицо. Иностранная наружность.

Как бы этот человек ни очутился в Саргузах, его нельзя было охарактеризовать как уроженца Западного Аштума. А вот Восточного…

Флэй вдосталь насмотрелся и на дельмеев, и на тримогенян, и на всевозможные народы, что теснились на Барахолке.

Чёрные, как смоль, курчавые волосы под стать мурину с Невольничьего Берега.

Орлиный нос, доставшийся от предков из Халифата.

То ли шоколадный, то ли кофейный оттенок кожи, как у переселенцев с Сулакты.

Массивный череп, отлично подошедший бы норманну под чашу, как у коренного жителя Гастета.

Грушевидное лицо, распространённое среди дельмеев.

Чуть раскосые глаза, как у шумайца и им подобных. А сами они — жёлтые, как у обыкновенного уроженца Тримогена.

В нём проявились начала всех восточных народов. Или почти всех.

И лишь густая борода отвечала представлениям гармонистов о служителях Церкви Равновесия. Вот, что шло с остальным обликом вразрез.

Клирик заговорил первым:

— Приветствую Вас, брат Веларди.

У Флэя, казалось, вот-вот потечёт кровь из ушей.

Против дружелюбно настроенных чужеземцев ничего против ренегат не имел. А вот в самой концепции Равновесного Мира и конфессии, что ей служила, он в последнее время вдребезги разочаровался.

Негласно отрёкся от своей причастности к Свету и Тьме. Впрочем, в Циме поступай, как цимлянин.

«Не брат ты мне, но…»

— Приветствую и Вас, — пошёл у него на поводу Альдред, — брат?..

— Фульвио. Такое имя мне дали в Саргузах, когда я принял церковный сан. Зовите меня так.

— Хорошо.

Биография Фульвио без излишних подробностей тут же сложилась воедино. Переселенец, да ещё и «озаботившийся» своей участью на той стороне.

Говорил на языке Полуострова священник весьма связно, хоть и не без акцента.

Флэй больше подивился другому: как так вышло, что неофит из враждебного края дорвался до церковного сана?

Это можно было уточнить и потом. Сейчас Альдреда волновало другое:

— Могу ли я войти?

— Конечно. — Фульвио кивнул, не спуская с ренегата глаз: — Церковь Первых Уверовавших всегда рада ревнителям нашей веры. Однако…

Чужеземец ощупал бороду, пытаясь выразиться как можно деликатнее.

— … в связи с тем, что нынче происходит в Городе, должен Вас попросить. Болезнь даёт о себе знать не сразу, так что наденьте вот это. На всякий случай.

«Значит, и правда в этом храме собрались уже стреляные воробьи…»

Священник протянул ему кусок серой ткани.

— Оберните её вокруг лица. Чтобы закрывало нос и рот.

— Маска? — усмехнулся Альдред. — Спасибо, у меня своя.

Дезертир натянул красную бандану аж до переносицы.

От неё до сих пор несло отдалённо канализацией, однако нюх предателя притупился. Так что смрад едва ли чувствовался.

Фульвио улыбнулся, поняв, что столкнулся со знающим человеком.

Только вот на этом с беглецом не закончили.

Убрав обратно ветошь, клирик заговорил опять:

— Джоффре сказал мне, Вы отбились от своего отряда. Скажите, как же так вышло?

К такому вопросу ренегат был готов. И потому прочел, как с листа:

— Мы направлялись к Акрополю. Таков приказ Верховных. Но по пути на нас напали мятежные чародеи. Пришлось отступать врассыпную. Возможно, прочие уже воссоединились. А вот мне не повезло. Уже вторые сутки пытаюсь добраться до острова Памятного. С переменным успехом, но пока получается.

Иностранец кивнул. Ответ его устроил. Но не слишком.

— Выходит, Вы не задержитесь у нас?

— Нет, что Вы! — наигранно стушевался Флэй. — Мне бы только эту ночь скоротать в безопасности. На меня напали отступники, пока я продирался сквозь ботанический сад. Хорошо бы раны обработать, передохнуть. И выступить с рассветом. Никак не могу толком сориентироваться в дожде…

— Очень жаль. Нам бы пригодились такие люди, как Вы, — посетовал священник.

— Приказ есть приказ. — Альдред пожал плечами.

— Так тому и быть, — не стал спорить иностранец. — Должен Вас предупредить, прежде чем Вы войдёте в храм. Пресвитер Клементе сейчас ведёт проповедь…

— Я слышу его, — кивнул Флэй, осклабившись.

— Да. Не следует прерывать мессу. Сами понимаете. К тому же, скоро прихожане отойдут ко сну. Всё-таки время позднее. Заходите тихо. И следуйте за мной. Я проведу Вас в купель. Там никого нет. И никто Вас не потревожит, обещаю. Спокойно займётесь ранами и дождётесь рассвета. Только скажите, может ли церковь помочь Вам чем-то?

С ответом предатель не спешил.

Из-за дурного самочувствия слова Фульвио он воспринимал постольку-поскольку. Догонял мысли собеседника с небывалой медлительностью.

Попутно его несколько смутила отчуждённость, которую ему навязывал клирик.

Впрочем, если уж его обязали прикрыть лицо маской, изолированность казалась логичной. Более того, Альдред находил это удобным для себя.

Ему не хотелось бы закашляться невпопад и поднять шумиху в храме.

Сторож Джоффре — явно не единственный вооруженный прихожанин. Наверняка были и другие. Точное число не так важно. Важно, что они могли зарубить одинокого, измождённого чумного.

— Еды и питья, если можно, — попросил дезертир. — Большего не нужно.

— Я всё принесу, — заверил Фульвио и отстранился, уводя руку от себя. Приглашал войти. Джоффре потеснился. — Прошу за мной.

И Киаф переступил через порог церкви, отправившей когда-то в небытие Пантеон. Он злобно зыркнул мимолётом на сторожа и поравнялся с клириком…

Глава 18-2. Церковь

Едва встав с Фульвио плечом к плечу, ренегат окинул взглядом эту церковь.

Разумеется, реальность, в которую мор погрузил Город, сказалась на храме. В остальном же он ничем не отличался от всех прочих в Равновесном Мире.

За исключением, быть может, одной примечательной детали.

Те же белокаменные стены. Колонны. Живописные своды, повторявшие светлые сюжеты из Дюжины Столпов. Статуи Светлейшей и Темнейшего в конце зала, только значительно меньше, чем в Соборе Святого Аремиля. Витражи с ангелами. Канделябры.

Не хватало только стойкого запаха благовоний и одухотворённого песнопения с пустовавшего клироса.

У ног Света и Тьмы стоял пресвитер, озарённый огнями свечей.

Паства слушала его смиренно, оставаясь в темноте зала.

Флэй задумчиво погонял воздух во рту. Ему казалось, это действо больше напоминало театральную постановку, нежели мессу.

Прямо за статуями Противоположностей расположился барельеф, также купавшийся в приглушенном свете.

С такого расстояния ренегат не мог точно разглядеть, что изобразили резчики по камню в этом артефакте. Он видел разве что силуэты людей в непонятных античных одеждах — целую дюжину таковых.

Альдред склонил голову в сторону брата Фульвио и спросил:

— А что это там?

— М?

— Барельеф.

Чужестранец улыбнулся.

— Рад, что Вы спросили, брат Веларди, — отозвался он еле слышно, дабы не привлекать к себе внимание паствы. — Им храм обязан своим названием. Первые Уверовавшие. Первые провозвестники истинной веры.

— Неужели?

Он указал на центр экспозиции.

— Вон, видите? Это же пророк Хроза! Разве не узнаете? А вместе с ним и все остальные святые. Вот же они, слева-направо.

Дезертир прищурился. Но увы.

— Зрение что-то подводит. Освещение не из лучших.

Фульвио стушевался.

— Свечи приходится экономить. Каждая на счету.

— Похоже, барельефу уже много веков. Как Вам удалось его раздобыть? И откуда?

— Это весьма интересная история, — отметил священник. — И, если угодно, я с удовольствием поведаю Вам её. Только не здесь.

— Конечно, — не стал спорить Альдред.

И они пошли вдоль толпы.

Скамьи, которые расставляли в церквях по обыкновению для немощных прихожан, сдвинули к стенам. Под иконами великомучеников спали дети, дремали старики, матери качали младенцев.

Глаза предателя бегали туда-сюда. Он считал мирян по головам, будто агнцев. По его оценкам, Храм Первых Уверовавших вобрал в себя порядка ста пятидесяти человек.

Мужчины, женщины, дети, старики всех сословий. И около двадцати, по меньшей мере, рыцарей. Всё же рыцарей, да только понять, служили они именно Герцогу или кому ещё, возможным не представлялось. Уж больно темно вокруг.

У Флэя тут же возникло немало вопросов к тому, что засвидетельствовал.

«Надо будет поинтересоваться у Фульвио».

Паства, заворожённая речами глашатая Противоположностей на земле, даже не обратила внимание на два силуэта, что проносились мимо них.

Разве что пара-тройка человек, что больше напоминали сонных мух, поглядели на Альдреда. В темноте они не могли разобрать, кто это из рыцарей.

А вот сами латники с подозрением всматривались в чужака.

Никто даже не понял, что он в инквизиторском обмундировании. Тем лучше. Флэй бы и вовсе предпочёл остаться инкогнито.

Священник повёл его из главной залы по коридору в восточное крыло, где и располагалась купель.

А вслед им доносилась проповедь пресвитера Клементе:

— Миновал третий день Седьмой Эпохи. Но мы уже можем видеть, как сильно преобразился Равновесный Мир. То, через что приходится проходить человечеству, неслучайно. Уверен, многие из вас или читали, или слушали то, что изложено в Двенадцати Столпах. Судный День, Армагеддон, Апокалипсис. Как бы кто ни называл светопреставление, это не просто страшилка для грешников.

Это закономерность.

Вы пришли в дом Света и Тьмы с наступлением морового поветрия. Не снизошли до зверей в человеческом обличии, не стали грабить ближнего своего, убивать, насиловать и потворствовать Судному Дню, не стали его приближать.

Уже это уберегло вас от тех опасностей, которыми кишит наш многострадальный Город. Ваши бренные тела спасены. Здесь, в храме Первых Уверовавших.

Но стоит подумать и о душах наших.

Седьмая Эпоха меняет всё. Она вскроет всё плохое и хорошее, что есть людях. Свет и Тьма смотрят за нами, Противоположности неспроста испытывают нас. Человечество должно доказать, что способно сохранить Равновесие, что люди могут перебороть в себе пороки, обрести праведность и добиться прохода в райские кущи…

«Если я скажу, что Седьмая Луна не имеет ничего общего с Равновесием, интересно, как быстро эти люди разорвут меня на части?..» — призадумался Альдред.

Независимо от того, к какой конфессии принадлежит группа людей, оскорбление чувств верующих может обойтись дорого смутьяну.

Самосуд никто не отменял.

И Флэй молчал.

— …Много ли человек пришло в храм, как бы отчаянно мы ни зазывали их колоколами? Если бы! В столь тёмный час в лоне Церкви утешение ищут лишь те, кто действительно хранит по жизни веру в Свет и Тьму! Остальным не нужна никакая вера. Заблудшие души ищут спасение где угодно, только не здесь, но находят лишь горе, болезнь, лишения, смерть и прозябание в Серости. Но Вы другие.

Вы праведные гармонисты. Церковь защитит вас. И в конце пути Вы обретёте рай.

Никогда Альдред всерьёз не относился к речам священнослужителей. Ему было тяжело поверить на слово в то, что он не мог оценить через восприятие.

Отложенная кара казалась ему сомнительной расплатой, если он сделал что-то не так. С детства это повелось.

А став старше, Флэй и вовсе разграничил мирскую жизнь и жизнь религиозную. За каждой из них своя культура общения, поведения и взаимоотношений между людьми. Служба в Инквизиции стояла где-то посередине, взяв определённые элементы из обеих.

Теперь же всё иначе.

Слушая отца Клементе, Альдред расценивал его слова, как дешёвую манипуляцию. Во многом потому, что Актей Ламбезис показал ему обратную сторону медали.

Представил его вниманию разницу. Суть. Явил взору Бога Смерти.

Между тем Свет и Тьма лишь мигали глазами, сортируя души. Всё остальное — труд десятков, сотен тысяч, миллионов людей, кто добровольно или принудительно стал частью Равновесного Мира, сделав его чем-то большим, чем пустой звук.

Он отказывался верить, что все эти люди слепо верили, так наивно заглядывали в рот пресвитеру Клементе.

Казалось, должны были среди паствы найтись умы, отточенные критическим мышлением. Вот только Альдред, сравнивая их всех с собой, не учёл нюансов, коих тут имелось до кучи.

Флэй рос в семье, для которой религия — скорее, культура, нежели образ жизни. Обязательство. Звено, что связывает их с остальным обществом.

Никто не принуждал его блюсти Дюжину Столпов. Просто потому, что на него всем было плевать. Мальчика никогда не расценивали, как полноценного члена семьи, предоставляя того самому себе.

Далеко не каждый человек из находившихся в храме вместе с ним претерпевали подобное. У многих в семье шло всё, может, и не безукоризненно, но как у всех.

Полноценно.

Тётка с дядей обращались к образам Света и Тьмы, когда их руки доходили до Альдреда, лишь чтобы напугать его. Как бабайкой, чёртом, демоном, чудищем. Чем угодно, что может утащить его за ногу под кровать в никуда.

Как и любой ребёнок, будущий инквизитор пакостничал. И бабаек боялся гораздо больше, ибо монстры действительно жрут людей.

Собственную душу мальчик никогда не видел. И слабо представлял, что будет, если её отнимут некие Противоположности.

Для него гора Мидал, ангелы, Свет и Тьма казались такой же сказкой, как прочие, народные и авторские.

Между тем для многих жителей Полуострова Равновесный Мир — это они, их деяния, их любовь и ненависть, наслаждения и муки, жизнь и смерть.

Люди верили, что строят его, за что потом Противоположности вынесут им окончательный вердикт. Религиозные праздники не обходились без походов в церковь. Для них это действительно значимые дни календаря.

В Кродо жизнь шла отчуждённая: всё-таки нирены не могли натурализоваться окончательно, держась за корни, как за единственное достоинство, которое у них осталось. Норманны забрали у них всё. А феодалы Полуострова не предложили ничего, кроме никчёмного участка суши, где единственный способ прокормиться — выйти в море.

Инквизитором же Альдред стал не по идеологическим соображениям, а из пресловутого желания выжить.

Лишь многим позже он осознал, насколько парадоксальное решение принял: чтобы жизнь продолжалась, добровольно стал ей рисковать. Впрочем, иного выбора у него попросту не было.

Народ мог обманываться, как ему угодно, считал дезертир. Со временем каждому воздастся по его заблуждениям.

В конце концов, и он сам едва ли жил по правде. Момент, когда ему бы открылась истина, пусть даже личная, а не вселенская, вообще мог никогда не настать.

Ибо зараза никуда не подевалась: просто затаилась.

Священник и дезертир отошли достаточно далеко. Так что кровь из ушей Альдреда потечь не успела.

Фульвио взял ключ и отворил дверь, что вела в купель. Ренегат посмотрел на него со значением.

Чужестранец замер, повернулся к нему и стушевался.

— Что-то не так, брат Веларди?

— Только не надо меня закрывать. Ладно?

Церковнослужитель приподнял от удивления бровь.

— Брат Веларди, что ж Вы такое говорите! Как можно…

У Флэя возникло впечатление, будто иноземец его стыдит.

Может, это мёртвый Город наложил на него свой отпечаток, сделав более подозрительным, чуть ли не параноиком.

Но Альдред смотрел правде в глаза: если его запрут, в купели он и умрёт.

— Ничего личного, брат Фульвио, не подумайте. — Ренегат осклабился и мягко, фамильярно похлопал клирика по плечу. Тот дёрнулся от неожиданности. — Просто времена нынче тёмные. На саргузских улицах я всякое повидал. И поверьте, я не хочу никому создавать проблемы. Но ещё меньше хочется, чтобы проблемы создавали мне. Вы же меня понимаете?

— О чём речь, конечно. О чём речь… — стушевался иноземец. — Это моя вина, боюсь. Я должен был объяснить Вам, что и как. Просто… просто Вы явились не в самый удобный момент. Я имею ввиду, для бесед.

Было видно: Фульвио нервничает.

Пускай он разговаривал с инквизитором, и не с абы каким, Альдред был вооружён и взвинчен. Как минимум, шутки с ним плохи.

Страх беспрепятственно ползал вдоль позвонков иноземца.

Ренегат, несмотря даже на своё паршивое состояние, заметил это кураторским глазом. Он решил продавить свою волю.

Тем более, что за одухотворённым клириком не замечалось той твёрдости характера и несговорчивости, что присущи потасканным собакам вроде Флэя.

— Мы поговорим. Всенепременно. Но для начала проясним вот, что: не затруднит ли Вас отдать мне ключ от купели?

Альдред, не дожидаясь ответа, требовательно протянул руку.

Тот округлил глаза, неспособный понять, как ему быть.

У Флэя был неплохо подвешен язык, если у него возникала острая нужда пролоббировать свои интересы в дискуссии, так что он, исключительно по доброте душевной, проявил инициативу:

— Я порядочный гармонист. Идейный инквизитор. Вы и сами знаете, далеко не все сановники могут этим похвастаться. Такой жест с Вашей стороны стёр бы любые сомнения. — Он плотоядно улыбнулся. Вкупе с тем видом, которым его одарил мёртвый Город, это выглядело жутко вдвойне.

Клирик издал странный, скрипучий гортанный звук, а после заблеял:

— Д-да, брат Вел-ларди. К-конечно. Это не проблема. Вэ-в-вот…

Фульвио отдал заветный ключ, вложив его в ладонь заражённого.

У него имелся только один резон, чтоб это сделать: он один на один с дёрганым цепным псом Церкви, пьяным от жажды крови. Даже руки его от нее до сих пор не очистились после Дендрария.

Возможно, рыцари, вставшие на защиту Церкви, убили бы его. Если бы что-то пошло не так. Вот только чужеземец об этом бы ни за что не узнал, отдав душу Свету с Тьмой прямо в коридоре.

И Фульвио чувствовал опасность. Как и любой человек своей породы, перечить он не стал.

На то и рассчитывал Альдред.

«У меня были хорошие учителя, — подытожил Флэй. — Как бы я их ни призирал…»

— Прекрасно, — отозвался он. — Что ж, покажите мне, что у Вас тут да как…

Церковнослужитель кивнул и зашёл в баптистерий первым.

Помещение являло собой восьмиугольник, в середине которого стояла купель. В полумраке беглецу показалось, будто площадью она была с небольшой частный бассейн.

Альдред ощутил тепло. Куда явственнее, чем в главной зале, где холод паства прогнала своим дыханием.

«Даже жарко. Влажно. Прям как в термах…»

— Вы что, людей окунаете в горячий источник? — озадачился ренегат.

Баптизм подобного рода шёл вразрез с тем, каким его задумывала Церковь Равновесия. Обряд подобного рода нельзя назвать комфортным.

Людей окунали в холодную воду. Во многом для того, чтоб их чувства обострились. Чтоб их переход к праведной жизни стал предельно ощутим.

Хитрая уловка.

Чужеземец ответил не сразу. Он возился с трутом, поджигая заготовленные факелы в стойках. По крайней мере, зажёг Фульвио один.

Затем сказал:

— Эта церковь построена частными лицами. На месте языческого горячего источника. Всё верно. У спонсоров не было денег для проведения трубы от акведука. Даже от Северного. Тем более, что район уже застроен под завязку. Так что обошлись тем, что есть. Просто восстановили скважину. Заверяю, что архиепископ Габен в курсе…

— Да я не возражаю. — Альдред присел на край купели, раз уж больше негде было. — Просто удивляюсь.

— Ах, вот как! — Фульвио выдохнул.

Видать, с инквизиторами лично он дела имел не часто. Если вообще имел.

— Так кто, говорите, построил ваш храм? Жители окрестных инсул, что ли?

Клирик замялся.

— Не совсем. Отчасти так. В основном постройку здания проспонсировали Воины Хоругви. После того, как их княжество в Гастете вернул себе Халифат, некоторые рыцари меча и весов обосновались тут.

Флэй не поверил своим ушам.

— Воины Хоругви? Здесь?

— Да. Если быть точнее, часть ордена Святой Ванезии. Прокажённые. Они тут же, в Церкви. На балконах караулят. Им помогают безземельные.

— Ну и ну, — дивился Альдред. — Я слышал о безликих. Но не думал, что кто-то вроде них будет жить в этом Городе… Тут лепру не жалуют.

— Димето дал им островок в своей лагуне. Под монастырь. Но те, кто смог нажить в Гастете состояние, перебрались в Саргузы. Так что на каждое правило есть исключение.

— Всё решают деньги, — дерзнул его поправить Альдред. — Лучше называть вещи своими именами.

— Получается, так.

— Это они привезли барельеф?

— Соответственно. Раньше он стоял в Искандерии. Большая удача, как по мне. Городу стоит гордиться таким приобретением. Ему же тысячи лет. Тысячи!

Дезертир усмехнулся.

— Лишний повод паломникам посетить Саргузы.

— Вы разве не слышали о барельефе раньше?

— Я всегда на заданиях, — отмахнулся тот.

Раньше из грязи в князи поднимались далеко не через службу в Инквизиции. Нищие, бродяги, крестьяне, бедные рыцари, второстепенные сыновья дворян, лишние принцы — все нашивали на свои накидки весы с мечом, записывались в Воины Хоругви.

Многие жители Равновесного Мира с подачи Церкви живут в заблуждении.

Якобы это Восток вечно угрожает Западу, но никак не наоборот.

За примерами далеко ходить не надо. Халифат, некогда подмявший под себя львиную долю Пиретреи. Экспедиция Гиспалла, когда дельмейские легионы пытались вернуть Верхний Аштум в лоно империи.

Запад кишит мемориалами в память о жертвах, которые за собой повлекли нашествия с Востока.

Попытку же Равновесного Мира продвинуться за Экватор Церковь оборачивает в священную миссию по объединению Аштума под эгидой единственно верной религии.

Увы, всё куда сложнее.

История Воинов Хоругви берёт своё начало примерно полтысячелетия назад. В самые тёмные века обоих половин Аштума. На заре Халифата, когда мир только-только столкнулся с ифритами. Они называли себя высшей расой и подкрепляли слова делом.

Даровали простым смертным магию, которой свет не знал. Преподнесли свою философию и культуру. Обратили веру тамошних язычников непосредственно к небу.

Именно Луны, а не Боги, стали сакральны.

Лунаризм распространялся по Востоку подобно поветрию оспы. Разрозненные города сплачивались в единое государство. Неофиты собирались в армии, громя остатки ослабшей Дельмейской империи за Экватором.

Быть может, ифритскую угрозу подавили бы в зародыше. Да только будущий Деспотат в те времена дышал на ладан.

За лавр императора грызлись первые семьи столицы. Легионы выжигали Запад. А государство гнило заживо под гнётом чумы. Сам климат перевернулся с ног на голову: который век подряд из года в год становилось всё холоднее.

И даже там, где издревле высились барханы, лежал снег. Словом, Пессимум.

Песчаной бурей Халифат прокатился по дельмейским провинциям. Они завоевали Гастет. Разорили Тримоген. Вырезали города в Сулакте. Проповедовали даже в Пао, поднимая восстания рабов. А затем покусились на Пиретрею, бросив тамошним лурским царькам вызов.

Они легко подмяли под себя страну суховеев. Установили свои правила. Их остановили только бешты, уже на своих территориях. Со временем Халифат в Пиретрее дробился на части.

Головы подняли будущие вестанцы и кордугальцы. Их Реконкиста только-только закончилась. Впредь в тех краях разворачивается совсем иной, не менее кровавый сюжет.

Но тогда гармонисты Пиретреи слёзно молили Равновесный Мир о помощи. Правивший понтифик их услышал. Даже подписал буллу, ознаменовавшую собой целую эпоху священных походов на Восток. В Халифат.

Вот только о Пиретрее там не было ни слова.

Как ни странно, во главе угла опять встали самые грязные людские пороки: алчность, гнев и гордыня.

Едва выдворив дельмейские легионы, Папа Цимский указал армиям Равновесия на нового врага с Востока.

Им стали ифриты, прибравшие к рукам богатейшие провинции язычников.

Это был хитрый ход. Ибо насилие всенепременно влечёт за собой новую волну насилия. Те, кто ещё вчера защищал границы Равновесного Мира, вжились в войну. Неровен час, они могли развязать вооружённый переворот на Западе.

Никакая власть — ни светская, ни церковная — не хотела этого. Десятки тысяч воинов поплыли за Экватор.

Им обещали горы золота, земли, пропуск в райские кущи вне очереди. Лишь бы только Воины Хоругви сделали всё, чтоб Равновесный Мир прирос Востоком.

С тех пор там шла постоянная война.

Священное воинство делилось на ордены, даже конфликтовало внутри себя. Карта перекраивалась. Государства рушились и возникали.

А пока Запад резал владения ифритов на кусочки, дельмеи зализывали раны.

Финал эпопеи отнюдь не безоблачен.

Халифат развалился на никчёмные султанаты, в чём также заслуга ифритов. Требовалось время, прежде чем на осколках старой империи воздвигли бы нечто новое, ещё более грозное.

Последние княжества гармонистов на Востоке пали. За собой Воины Хоругви оставили не больше, чем разброд и шатания религий.

Ордены рыцарей разбредались по Западу в поисках новых сфер влияния. Кто-то завоевывал дальние севера, кто-то — врос в сеть политических интриг Равновесного Мира. Третьих же перемололи жернова времён.

А те, кто извлёк настоящую выгоду из кровавой истории священных походов, давно отошли в мир иной…

Стоило ли оно того? Едва ли. Просто меньший Хаос перекрыл собой Хаос больший. А история, как ни в чём не бывало, продолжила свой мерный ход.

Будучи ребёнком, Альдред их идеализировал. Считал героями. Даже хотел стать одним из них, судорожно тянув руки к статусности, раз никто о нём особо не пёкся. Лишь образование, данное Инквизицией, разбило его былые принципы.

Мир перестал делиться на чёрное и белое. Он состоял из тысячи разных оттенков прозаичной серости. Как ни странно, Флэй легко принял этот факт. Ибо видел подтверждение тому, просто оглядываясь назад, на собственную биографию.

— Кхм-кхм, брат Веларди?

Альдред осёкся.

Его будто вытянули из купели, где ледяная вода заглушала весь Равновесный Мир. Он понимал, что не просто так задумался и ушёл в себя: не то время и не то место.

В конце концов, этим страдают лишь старики. Свой внеплановый уход из реальности Флэй связывал с заразой.

По всей видимости, чума старательно, еле заметно гробила его рассудок. У ренегата перед глазами всплыли чёрные минералы, что росли прямо из черепов упырей.

Неужели его ждёт подобная участь?..

Дезертир в ужасе помотал головой, гоня прочь панические настроения. Он притворился дураком и спросил, примерив на себя озадаченную мину:

— А, что?..

— Я Вас спросил, когда Вам лучше принести пищу, — повторил брат Фульвио, тяжело вздохнув.

Иноземец, пока Альдред размышлял обо всём и ни о чём, успел дойти до двери, собираясь уходить.

— Извините меня. Уже который день я не сплю в достатке. Буквально дремлю на ходу, — отшучивался ренегат, виновато почёсывая затылок. — Я думаю, через пару часов будет в самый раз. Перевязка требует уйму времени…

— У Вас и правда болезненный вид, — заметил чужестранец.

Предателю не понравилось то, что клирик только что изрёк своим ртом.

«Он что, подозревает меня?.. Глазастый, оказывается!»

— Что ж, тогда я навещу Вас позже. А пока отдыхайте.

— Благодарю, брат Фульвио, — Ренегат улыбнулся ему.

Предельно фальшиво, и быть может, иноземец это заметил.

Клирик чуть склонил голову, заложил руки за спину и удалился по коридору в молельную залу. Альдред выдохнул облегчённо.

Флэй не мог нарадоваться, что наконец-то уединился, будучи при этом вполной безопасности. По крайней мере, зрительно.

Всё это время он терпел, как мог, чтобы не закашляться. Предатель встал в полный рост, тихонько проскользнул к двери в коридор.

Не без скрипа, но притворил её настолько тихо, насколько возможно. Затем отбежал в самый дальний угол купальни, достал бинт, оторвал немного.

Сложил его несколько раз и прокашлялся надрывно в ткань.

Даже сам себя Альдред почти не слышал. Всё равно, что кричал в подушку. Он посмеялся бы над самим собой, не рви у него так дыхательные пути.

Бронхи, трахеи, лёгкие, горло, небо — всё горело. Стараясь быть скрытным, Флэй вёл себя, как дитё малое.

Шкодливый мальчишка, затеявший пакость. Но иного выбора не имел.

Приступ закончился. Альдред отставил бинт от себя и посмотрел, что вышло на этот раз. Студенистая чернота — даже крови не видать.

Ни о чём хорошем, подозревал ренегат, увиденное не свидетельствовало. Выдохнув с прискорбием, Флэй скомкал использованный бинт и засунул в задний карман.

Потом выбросит, когда уберется из этой церквушки восвояси.

Едва стало легче, дезертир вытащил из кармана даренные часы. Последнее материальное напоминание о сестре Кайе.

Не будь этот предмет настолько полезен, Альдред бы давно уже выбросил его, без малейшего сожаления. С приходом в Саргузы поветрия знание точного времени стало чуть ли не ценнейшим среди прочих.

«Буду проходить лавку часовщика, обязательно возьму себе другие. А эти — утоплю в канализации. Там им будет самое место!» — думал Флэй.

Как и всему его прошлому, стоило полагать.

Между тем стрелка доползла до часу ночи. Долго же Фульвио со сторожем его мариновали! Впрочем, Альдреду некуда было торопиться, как он думал.

Стоило выжать из нынешнего положения вещей предельную пользу. И по возможности получить удовольствие. Даже если клир с паствой окажутся против.

Кто его здесь видит сейчас? Да никто!

С перевязкой ран Флэй решил повременить. И на то имелась одна весомая причина: горячий источник. Вот же он, прямо перед ним.

В бытность инквизитором дезертир любил не только выбираться в Город, но и плескаться в минеральной воде.

Гармонисты на дух не переносили язычников и старались чуть ли не все их заслуги, какие могли, присвоить себе. В том числе — исследования. Самое простое.

Дельмейские трактаты о пользе купания в термах были переписаны. Авторами указывали имена, за которыми не стояли реальные люди. По крайней мере, в большинстве своём Равновесный Мир не коверкал сути написанного. Горячие источники оздоравливают организм, помогают легче перенести целый ряд болезней.

Облегчает ли минеральная вода долю тех, кто является носителем Чёрной Смерти, не уточнялось, конечно.

Быть может, Альдреду вообще не стоило соваться в купель. Но соблазн был чересчур велик. Тем более, что с нынешним состоянием его гигиены он вполне мог помереть гораздо быстрее.

Флэй призадумался, позволив себе желчно пошутить:

— Лучше сдохнуть чистым, нежели грязным. Хм. А ведь всё равно замараюсь…

Вздохнув, ренегат подошёл к двери. Проверил, не следит ли за ним брат Фульвио.

К счастью, иноземец ушёл восвояси, хотя отсюда его было не видать.

— Ну что ж, опробуем местную терму…

Альдред избавил себя от пут одежды, грязной, точно улицы Города после дождя. Он тут же ощутил, насколько беспомощен. Чтобы хоть немного придать себе уверенности, положил на край купели перевязь.

Так он легко вытянет метательный нож и прикончит незваного гостя. На случай, если их будет много, рядом с собой Флэй поставил Прощальную Розу.

Ему не хотелось бы принимать бой в таком виде, но кто его знает…

Решив, что обезопасил себя донельзя, ренегат полез в воду. Осторожно, до конца не понимая, способствует выздоровлению или гибели. В ходе своих мытарств дезертир дёрнул рукой не так, как обычно, и почувствовал неладное. Альдред остановился, прижал руку к боку. Ему не показалось. Потом сделал то же самое второй. Точно.

— Это ещё что? — осёкся он.

Заглянул в одну подмышку. Во вторую. И тут же потерял дар речи. Он увидел с обеих сторон уплотнения, которых там не должно было быть.

Большие и гнойные, напоминавшие огромные фурункулы.

Кажется, Цанци называл их «бляшками».

«И какая эта форма чумы?» — озадачился Альдред. Тужился, лишь бы вспомнить.

Он же знал, знал! Ещё утром бы сказал, но сейчас почти всё, о чём говорил бродяга, вылетело у него из головы. Будь память сравнима с вазой, она была бы разбитой.

На тысячи бессвязных осколков.

Ужасаясь нежданному открытию, Флэй стал крутиться вокруг своей оси. Осматривать каждый уголок своего тела. Бляшки набухли не только в подмышках. Ещё пару он умудрился нащупать, когда проводил пальцами по шее. Их скрывал воротник, и только так брат Фульвио не уличил его во лжи.

— Что же мне делать? Что?.. — Альдред почувствовал себя совершенно потерянным.

А в том виде, в котором он стоял в купели, выглядел ещё и жалким сам для себя.

«Будь ты проклят, Ламбезис! За что мне всё это? За что?..» — тихо бормотал Флэй в уме, отчаянно пытаясь пережечь в себе истерику.

Как минимум, так было нечестно. Альдред покачал головой. Избранник Неназываемого глумился над ним со вкусом. Киаф, что помрёт от чумы, как и всякий другой смертный. Только посмотрите на него! Разве кто-то вроде него достоин воссоединиться со своим Богом?

Хоть сколько-нибудь разумного решения ему не пришло. У Флэя сдали нервы.

— Да пошёл ты… — прошипел Альдред, обращаясь к архонту. Как если бы тот его услышал и принял сказанное к сведению.

Раскрасневшись, как рак, от злости, ренегат стал входить в воду. Его тело укрыл пар, поднимавшийся над поверхностью купели. Дезертир опустился в воду по подбородок. Ощупывая бляшки, он чувствовал: если на них надавить хоть немного, те лопнут и исторгнут из себя гной. Быть может, это могло ему помочь.

Он разлёгся в купели, вытянув ноги. Стал ровно дышать. Поначалу Альдред испытывал те же приятные ощущения, что и во время любого другого похода на горячие источники. Его плоть, кости, кровь чувствовались иначе. Было хорошо. По-настоящему.

Быстренько умыл лицо. Промассировал голову пальцами, смывая всю грязь с седых волос. Как можно тщательнее. Остальным займётся сама терма.

Флэй закрыл глаза. Старался ни о чём не думать. У себя в голове он отверг Равновесный Мир. Саргузы. Мор. Культ. Инквизицию. Всё, что переплеталось в его персональную реальность. Есть только он, тепло — и ничего больше.

Минеральная вода его никогда не морила, так что Альдред ни за что бы не уснул в купели. Тем более, когда спектр его ощущений резко перевернулся с ног на голову. В местах, где образовались бляшки, пекло, будто приложили калёным железом. От боли Флэй дёрнулся, чуть привставая из купели.

Глаза округлились. Он не решался коснуться поражённых участков кожи до последнего. Наконец, ренегат себя пересилил. Дотронулся до шеи. Там, где еще не так давно зрела бляшка, теперь осталась только отмершая, распаренная кожа. Она прикрывала нижние слои, а местами — оголившуюся плоть. Альдред замер. Понял, почему стало так больно. Впрочем, все равно не установил, правильно ли сделал.

Во всяком случае, стало полегче. Будто бы жар и боль в лёгких отступили. О полном выздоровлении не могло идти и речи. Зараза имело свойство затихать порой. Как бы то ни было, Флэй выдохнул облегченно.

А потом весь Равновесный Мир снова обрушился ему на голову: дверь в баптистерий ни с того, ни с сего заскрипела…

Глава 19. Юстициар

День четвёртый, после полуночи

— Брат Веларди, что Вы?.. — начал было священник.

Конец вопроса застрял у него в горле. Сам он впал в ступор. И на то имелось несколько причин к ряду.

Для клирика будто перевернулся с ног на голову мир. Он и подумать не мог, что инквизитор, уважаемый в обществе элемент, залезет в купель, как в обычную терму. Его охватил когнитивный диссонанс: к такому жизнь его не готовила. Но это ещё ничего. Гость храма тут же подорвался из воды, выудив из секции в портупее метательный нож.

Ситуация, которую чужеземец не мог себе и вообразить. В месте, которое сокровенно для каждого праведника, стоит он — Фульвио — на прицеле у человека в неглиже. Да ещё и смертельно опасного! Для него. Что придавало обстоятельствам больший сюр, инквизитора своё положение нисколько не смущало.

Чужеземец больше напоминал статую. Ренегат чуть наклонил голову к плечу, буравя его взглядом. Губы скривились в пренебрежении, а глаза источали жестокий огонь. Дезертир держал нож за клинок. Фульвио был не дурак — понимал, если дёрнется, умрёт.

— Есть ещё кто-то с тобой? — строго и утробно осведомился Альдред.

Фульвио замялся, потупил взор, нервно мял пальцами рясу на уровне живота. Ничего человеческого и уж тем более мужского в нём не осталось. Он обратился хомяком, забившимся в угол, дрожащим перед гигантской пятернёй, которая вот-вот его схватит.

— Н-нет. Я один…

Ответ предателя устроил. Уголки губ с одной стороны приподнялись в ухмылке.

— Тогда заходи. Дверь за собой прикрой, — указал Флэй, будучи хозяином ситуации.

Церковнослужитель стал глух к реальности. Он поймал себя на стойком ощущении страха. Джино Веларди, каким тот себе его представлял, перестал существовать. Впредь это опасный, враждебный инквизитор, обезображенный катастрофой в Саргузах. Клирик не спешил, пытаясь предугадать, что последует за выполнением указаний.

Альдреду это начало надоедать. Холодным голосом он властно призвал:

— Делай, что говорят.

Иностранца будто ударили плетьми. Подавленный, он перешагнул через порог окончательно. Завёл руку за спину. Его пальцы ощупали потрескавшуюся от влаги крашеную ручку баптистерия. Он прикрыл дверь. Та скрипнула, оцарапав слух.

Ноздри Фульвио изогнулись. Воздух заходил ходуном, внутрь и наружу. Глаза метались. На пол. На одежду инквизитора. На меч. Под ноги. К потолку. Дезертир видел это и гулко бросил ему:

— Сюда смотри.

Тот осёкся. Куда? Фульвио пополз по фигуре инквизитора снизу-вверх, пока наконец-то не напал на леденящую блеклость его голубых глаз. Оттенок стал небывало белёсым. Взгляд же отдавал стеклом. Словно жизнь покидала Флэя бесповоротно. Чужестранец не понаслышке знал, о чём может говорить то, что он видел.

Его внимание привлекли куски отмершей кожи, сползшей на шею. Открытые розоватые участки плоти, оголившиеся, когда лопнули бляшки. Фульвио тут же всё стало понятно. Но не легче. Как оно происходило, быть не должно было. Увы, об этом клирик сообщить не решался. Боялся и рта раскрыть: вдруг схлопочет отравленный нож.

— Зачем пришёл? Я ждал тебя многим позже, — поинтересовался Альдред.

— Я… — начал церковнослужитель, пытаясь перебороть в голове сумбур. — Я лишь хотел спросить, готовить ли на Вас чечевичную похлёбку. Всё же негоже потчевать гостей лишь водой и хлебом. Пресвитер Клементе и несколько рыцарей тоже изъявили желание откушать, и вот я здесь…

Ренегат хмыкнул, поражаясь невинности и простодушию иностранца.

— Вот оно что, — пробубнил Флэй. Всё происходящее казалось ему сущей нелепицей. — Нехорошо вышло. Ты зря сюда зашёл.

Его слова как будто претворяли бросок ножа. На деле же, сказанное Фульвио перечёркивало опасения Альдреда. Ранее уверенный в потаённой угрозе от служителей храма, теперь он понятия не имел, как быть. Малейшая оплошность могла стоить ему жизни. Он размышлял, но ничего дельного в голову не приходило.

Сам Фульвио видел ситуацию куда прозаичнее: в конце концов, здесь и сейчас именно его жизнь стояла на кону. Он пересилил себя и подался вперед. Боролся за свою жизнь так, как только мог позволить себе праведник, отвергший любое насилие:

— Вы носите мор в себе. Ведь так, брат Веларди?..

Альдред стал в миг чернее тучи. Скривил в гримасе лицо. Казалось бы, чужеземец одним этим пассажем себе подписал смертный приговор. В сознании ренегата произошёл взрыв, накрывший вселенную целиком.

«Он знает. Он увидел эти язвы на моём теле! Что же мне делать? Как быть? Прикончить его? Но как же мне выбраться тогда из церкви? Я должен подавить его! Запугать! Лучше пусть выведет меня отсюда, и разойдемся мы, как в море корабли…»

Пока Флэй гадал над судьбой священнослужителя, тот время даром не терял. Он оттопырил воротник своей рясы и чуть отвернулся. Копошения Фульвио привлекли внимание Альдреда. В свете факела ренегат отчётливо разглядел: примерно на том же месте, где у него образовались раны от фурункулов, у иностранца остались шрамы.

Дезертир округлил глаза и стиснул зубы. Столы для него перевернулись в очередной раз. Он помолчал немного, а после пролепетал:

— Ты… ты тоже заражен.

— Был, — чуть отстранённо подтвердил Фульвио и поспешил убрать руки от воротника. Шрамы укрылись от взора предателя.

Церковнослужитель тонко ощутил момент: опасность миновала. Пока что. Инквизитор не убьёт его. Во всяком случае, до того, как получит ответы на все интересующие его вопросы. Уверенный в себе более, чем раньше, клирик заговорил:

— Как мне кажется, нам стоит всё обсудить в расслабленной обстановке. Я готов ответить на все вопросы, которые Вас интересуют, брат Веларди. Если угодно.

Ренегат расправил плечи. Выдохнул, понимая, что ещё не загнан в тупик. Естественно, после вскрытия неудобной правды он не мог не пообщаться с чужеземцем. Более того, чёрного сердца его коснулся согревающий луч надежды. Если церковнослужитель исцелился от чумы, возможно, и у Альдреда будет шанс.

— Что ж, так тому и быть, — согласился Флэй. — Брат Фульвио…

Шелестя ногами в воде, предатель вышел осторожно из приятной термы. Стало прохладно. Беглец убрал нож. Взял часть вещей, бинты, антисептическое средство. Проследовал к факелу, где мог быстрее обсохнуть и наконец-то прикрыть срам. А тем временем чужеземец присел на край купели. Ждал, пока его спросят и позволят говорить.

Жар от огня испарял капельки воды на коже. Волосы оставались мокрыми, напоминая сероватые сосульки, которые свисали на лоб ренегата. Обработав раны на ногах, Флэй принялся одеваться. Голый по пояс, он пошёл туда, где оставил обмундирование. Уже встав спиной к Фульвио, Альдред спросил:

— Мне казалось, в церкви Первых Уверовавших не жалуют больных…

Он присел и занялся перевязкой, даже не смотря в сторону клирика. Слова Фульвио занимали его слух, остальные чувства же были направлены на боль в ранах.

Иноземец улыбнулся. Он ощутил некое подобие счастья, раз уж подобрал правильные слова, достучался до инквизитора и остался жить, вися на волоске от смерти. Священнослужитель ответил не сразу, собирая мысли в кучку, и затем изложил:

— Всё именно так. Наверняка Вы слышали отношение пресвитера Клементе…

— Значит, это храм подарил спасение от болезни? — съязвил Альдред, обматывая бинтом поражённую руку. Антисептик при соприкосновении с плотью пускал белые пузыри с шипением.

Фульвио усмехнулся, опустил взор на ноги, покачал головой. Дезертир глянул украдкой на него. В который раз он ощутил диссонанс. Клирик создавал впечатление глубоко верующего человека, и всё же, фанатиком не был. Пренебрежение Церковью он пропустил мимо ушей. Альдред понял:

«С ним действительно можно говорить».

— Это было бы чудом, — начал чужеземец. — Но увы. Большинство прихожан вторит пресвитеру. Они уверенны, будто мор — это кара Света и Тьмы за наши прегрешения. Каюсь, и я был до принятия гармонизма не из образцовых людей. Но даже моя вера не уберегла от столкновения с этой чудовищной болезнью. Я заразился. Прямо в храме.

— Ничего удивительного, — прошипел Флэй, поливая остатками антисептика шею. Он стиснул зубы от боли до скрипа.

— Противоположностям дела до молитв нет. Во всяком случае, моих. Сколько бы ни прошибал я лбом пол в зале, болезнь никуда не отступала. Я так полагаю, Они послали мне этот недуг в качестве испытания. Испытания моей веры, — рассуждал Фульвио.

У дезертира вяли уши. Но перебивать клирика не стал. И тот продолжал.

— Тогда в Саргузах никто не имел и малейшего представления о природе болезни. Я ссылался на обыкновенную простуду. Что странно. Летом людям болеть не свойственно. Тут… что-то другое. Незримое. Смертоносное. Вытягивающее жилы прямо из-под кожи.

Клирик нервно ощупывал большими пальцами бока указательных, разминая плоть.

— У нас на Востоке редко обращаются к религии, когда речь заходит о болезни. Эта привычка со мной осталась и на Западе. Отпросился у пресвитера и лёг в госпиталь…

— Что за госпиталь? — перебил его Альдред. Он внимательно следил за потоком сознания, вычленяя из него суть.

— Сестёр Милосердия. Ближайший отсюда, — с охотой сообщал Фульвио.

Альдред отвёл взгляд. «Это туда определили больных магов из Янтарной Башни», — вспоминал он.

— Я извиняюсь, если мой рассказ получится сумбурным. Просто те дни, что я там провёл, были… расплывчатыми, — вдруг стушевался клирик.

— В плане чего?

— Болезнь сказалась на мне сильно. Я проводил в сознании гораздо меньше времени, чем в беспамятстве. В общем, всё как в тумане, брат Веларди, — объяснил он.

Флэй погонял воздух во рту, призадумавшись.

«Меня может ждать то же самое…»

— Но мне повезло. Определенно. Я поступил, и мной начали заниматься. Тогда ещё были места. Как выяснилось, похожие симптомы наблюдались у многих в Саргузах. Отделения госпиталя скоро оказались переполнены. Многие умирали, так и не дождавшись помощи. А те, кем занимались… Как бы над ними ни бились врачи, всё бесполезно. Рано или поздно каждый из них погибал. Но не все окончательно. Некоторые пациенты попросту… пропадали. Сначала я не понимал, почему. А потом стало ясно: они превращались в гулей.

— Гулей? Ты сказал «гулей»? — Альдред напрягся.

— Именно. Заражённые ведь не живы в привычном человеческом понимании, — отвечал Фульвио. — Они умирают, прежде чем обращаются. Нежить, стало быть. И когда просыпаются от вечного сна совсем другими, алчут плоти людской. Прям как гули.

Ренегат хмыкнул.

— Не очень удачное сравнение, — заявил он. Из трактатов о чудовищах из-за Экватора он помнил, что собой являет эта нечисть. Если между ними и упырями существовала некая связь, то весьма опосредованная.

Такие твари не водятся на Западе. Зато существуют им подобные. Правда, встречают их редко. Многие даже думают, будто живые мертвецы — пережиток прошлого. Если не вовсе небылица. Миф, пугающий до дрожи в коленях всякого смертного. Впрочем, никогда не знаешь наверняка, когда легенда вдруг оживёт.

— Конечно, здешние заражённые перевёртышами не являются. Ослиные копыта? Это скорее вольная приписка авторов. У гулей, что теснятся в руинах вдоль пустынных дорог, их тоже нет. Обычные ноги в струпьях. По словам очевидцев. Но и они боятся солнца. А дождей в местах их обитания попросту нет. Откуда нам знать, может, и здесь у них есть сходства. Всё одно. И те, и другие — ходячие мертвецы. Может, заражённые не так разумны. Но это не отменяет похожести.

«Заражённые. Гули. Упыри. Как их только ни называют в Саргузах… Гули. Что ж, во всяком случае, им и правда идёт это имя», — праздно размышлял Альдред о вещах, не терпевших такой беспечности.

— Я видел их. В стенах госпиталя. Это не люди. Люди не могут быть настолько жестоки, настолько прожорливы. Но и зверьми их не назвать. Гули гораздо хуже…

— Беря в расчёт этих, как ты говоришь, гулей, ты всё ещё думаешь, будто к мору приложили руку Противоположности? — задал вопрос Флэй. С подковыркой.

Фульвио с грустью посмотрел на ренегата. По всей видимости, мысли в таком ключе ломали его слепое следование церковным догматам. Альдред же продолжал давить на больное — всё равно, что тушил об него сигару.

— Могут ли те, кто любят и наблюдают за нами с надеждой, так жестоко обойтись со своей паствой? Принести в Равновесный Мир столько боли, сколько простым смертным попросту не под силу?

— Неисповедимы пути Света с Тьмой. Противоположности обещали нам Судный День. Расплату за все грехопадения. Мы уже рождаемся грешниками, когда покидаем утробу матери, выходим в Равновесный Мир, дабы изменить его хоть немного. Вероятно, Противоположности с самого начала знали, что однажды человечество превысит пределы Зла, пределы Хаоса, которые допустимы мирозданием. И вот этот момент настал. Светопреставление — не про одномоментный обрыв пространства и времени. Конец Света — про расплату за все поколения разом.

Клирик сгорбился, напоминая вопросительный знак. Ему было тяжело поднимать из глубин подсознания щекотливую тему, над которой он, как и любой другой человек в Саргузах, так или иначе ломал свою голову.

— Форма наказания значения не имеет. Мы сотканы из Света и Тьмы. Мы — их отражение в Равновесном Мире. Также жестоки, как Темнейший. Также милосердны, как Светлейшая. Всё остальное — лишь оттенки чувств и деяний. Коли уж человечество не оправдало ожиданий, и требуется чистка, так тому и быть. Значит, это нужно Равновесию.

«Противоречие на противоречии противоречием погоняет. Как в его голове может укладываться в цельную, неразрывную картину провидение Противоположностей, гибель Церкви, нашествие магов, рыцарский дозор в их церквушке, борьба за выживание и неусыпный голод упырей? Это Хаос. Хаос чистой воды. За гранью Света и Тьмы».

— Власть Людей себя не оправдала. Соответственно, для уравновешения Порядка и Хаоса в Равновесном Мире Свет и Тьма, вероятно, готовят совершенно иную концепцию. Переход к жизни за гранью нынешнего человеческого понимания. Истина откроется лишь в конце пути праведникам. Решать Свету и Тьме, окажусь ли я в их числе…

Альдред покачал головой. С истинно верующими он общаться не любил, что до, что после приближения Седьмой Луны. Он не мог их до конца понять, а они — его. На том и расходились. Глупо было полагать, будто мор пошатнёт веру в Противоположности. Человек неустанно пытается найти объяснение неизвестному. Увы, не всегда удачно.

— Ладно, — сдался Флэй. — Будь по-твоему. Не стоит заострять внимание на высоких материях. Ты сказал, что исцелился. Но как? И когда?

Фульвио взъерошил волосы на голове. Перед его глазами проносились больничные палаты. Он видел мало. Но слышал много. И чувствовал всё.

Тихий бредовый шёпот пациентов, с которыми он соседствовал. Неутешительные переговоры врачей и их ассистентов, что ходили по коридорам. Вопли в ночи, преисполненные мучений. Как гуля просто запирают в палате с теми, кто ещё жив. Крики. Чавканье. Панику. Битое стекло. Поживившись, тварь убегает в ночь.

Палящий полуденный зной, что пробивался через окна, и жёг его кожу, как огонь. Огонь. Клирик сгорал дотла — изнутри и снаружи. Больше всего зараза била ему по рассудку. Он не кашлял. Яд расщеплял сознание. Убивал медленно, тихо, ласково.

Перед глазами всё плыло. Казалось, плоть щерилась и грубела, будто скалы, что тесали веками воды Океана.

Смерть. Он чувствовал её приближение. В воспалённом сознании Абстракция обернулась Явью.

Он слышал, как погибель нарезает круги вокруг него подобно оголодавшему волку. Иной раз холодное касание прерывает жар. Костлявые пальцы проходят по коже, размазывая выступившие капельки пота.

Её дыхание зловонно. Горячий пар несёт в себе трупную вонь и пьянящий, горько-сладкий запах плесени. Миазмы, что усугубляют и без того тяжёлые симптомы.

Но образ её так и остался эфемерен.

Казалось, его тело терзали прямиком из Серости.

И в белизне внезапной гемералопии перед глазами вдруг возник силуэт…

— В госпитале Сестёр Милосердия много врачей. Но не каждому из них под силу совладать с этой напастью. Мне же… довелось попасть к доктору, который и впрямь понял, с чем имеет дело. Состояние моё, если верить наблюдениям санитаров, было близко к критическому. И тогда пришёл он. Велел отнести меня в операционную.

Фульвио улыбнулся. Дезертир тонко прочёл на лице иноземца то чувство, что вдруг того охватило. Благодарность. Вероятно, клирик на смертном одре разуверился в своих шансах на выживание, раз уж даже Противоположности отвернулись от него.

Но не человек — простой, из плоти и крови, однако же обладающий знанием. Это должно было сломать его устои, его религиозность. Но нет. Появление врача будто стало частью провидения.

Подарком не судьбы, но Света и Тьмы.

— Усыплять меня не стали. Было больно даже просто шевелить руками и ногами. Слабость и так сморила. Я потерял сознание. Прямо на операционном столе. До сих пор не знаю, каким чудом, как ему удалось очистить меня от болезни. Но у него это удалось.

Альдред напрягся. Так и не дослушав до конца, он размышлял над возможными причинами внезапного исцеления. Если уж магия была бессильна, что в Равновесном Мире могло обратить в ничто пагубную силу Бога Смерти?..

— Я очнулся. Мою койку отдали новому пациенту. А мне велели идти. На расспросы медики лишь качали головой, раздражались, требовали не мешать им. Я не знаю, кто меня оперировал. Как выглядит. Как зовут. Он пришёл из ниоткуда и ушёл в никуда. Не знаю, вылечил ли он кого-то, кроме меня. Но он это сделал. Как будто одним лишь прикосновением. Одним своим появлением.

— Что это значит? — буркнул Флэй.

— До операционного стола я претерпел немало. Меня отпаивали травами, маслами, кормили мёдом со специями. Без толку. А когда вздулись лимфоузлы и образовались бляшки, прижгли их. Несусветная боль. Всем, у кого они были, пришлось через это пройти. Состояние моё улучшилось. Но ненадолго. Похоже, пункции, прижигания — меры только лишь усугубили течение болезни. Яд просто ушёл глубже в тело…

На Альдреде не было лица. Сам того не ведая, он просто украл у самого себя ценное время, поспособствовал развитию болезни в организме. Его зубы скрипнули.

— И ты вернулся в храм, верно? — спросил он, отворачиваясь.

Погонял воздух во рту. Хотел взвесить риски, но понятия не имел, с чем может столкнуться после самолечения.

— Всё правильно. Как ни в чём не бывало. Более зараза меня не трогала. В церковь Первых Уверовавших то и дело приходили больные горожане. Я больше высматривал их на мессах, чем помогал пресвитеру. Всем, кого замечал, я велел идти в госпиталь Сестёр Милосердия. Искать врача, что оперирует больных. Кто-то слушал, кто-то — нет. В конце концов, пресвитер прознал о моей деятельности.

Фульвио непроизвольно сжал кулаки в сожалении. Корил себя за беспомощность перед лицом высокого духовного сана.

— Он запретил пускать больных. А во время очередной мессы предложил пастве остаться в церкви. Этот храм, говорил он, — своего рода ковчег, в стенах которого можно пережить мор. Воины Хоругви проявили с ним солидарность. Мы пускаем только тех, кого ещё не поразила моровая напасть.

— А остальных?..

— Мою историю знают все Воины Хоругви. Они веруют в Свет и Тьму. Без исключения. И видят божий дар в способностях доктора. Соответственно, каждый, кто претворяет вход в наш храм. Колокола служат сугубо для привлечения внимания горожан. Тем, кто здоров, мы предлагаем вместе пережить поветрие. А тем, кто заболел, — прийти в госпиталь Сестёр Милосердия. Отыскать врача. Он должен быть там. Должен.

— За те дни, что свирепствует болезнь, многое могло измениться и не раз. Почему ты считаешь, что этот доктор ещё жив, и находится там?..

Клирик улыбнулся снисходительно.

— Брат Веларди, церковнослужители с врачами не так уж и отличаются. В тёмные времена сановники держатся Церкви. А доктора — больниц. И те, и другие преследуют священный долг по спасению людей. Спасению душ и тел больных.

Слова иноземца не были лишены смысла. Уже полностью облачившись в обмундирование, Альдред принялся натягивать портупею. Рука потянулась к Прощальной Розе. Он заявил:

— Может, и так. Но врач — всего лишь простой смертный. А значит, он мог умереть и сам. Разве нет?

— Поверьте на слово, он знает о поветрии очень и очень много. Быть может, больше, чем кто-либо из людей, живущих в Равновесном Мире. А значит, знает, как не допустить собственной гибели. Наверняка он ждёт людей, ищущих его помощи, как мы ждём их здесь, дабы защитить под надзором Света и Тьмы.

Альдред хмыкнул, закончив с портупеей, и подошёл к чужеземцу. Тот и впрямь не шелохнулся, даже зная, что инквизитор заражён. Он просто поглядел на ренегата снизу-вверх, так и оставшись на краю купели.

Дезертир помолчал некоторое время. Он поймал себя на устойчивом ощущении неловкости, что брала своё начало у самых ворот в дом Противоположностей. Подобные эмоции были ему не свойственны.

Эта ночь могла сложиться для него совершенно иным образом. Достаточно было сказать правду, а не выдумывать небылицы. Из-за своей неискренности Альдред чуть не поплатился. Будь он суетливее, то наломал бы дров. Убил бы Фульвио, сколько-нибудь рыцарей и сам бы пал в стенах этого храма, так и не узнав о враче.

Скажи он привратнику, что болен, его бы направили в госпиталь Сестёр Милосердия. Тогда Флэй не терял бы времени тут, а бляшки бы назревали дальше, болезнь бы не упрочила свои позиции в его теле.

«Если бы да кабы…»

Как ни крути, правильного решения в нынешних обстоятельствах не существует. Он поступил так, как считал нужным, исходя из ситуации в Городе. Зараза — это клеймо, и те два брата-покойничка это доказали ему намедни. История Альдреда Флэя в Саргузах продолжила свой ход вот так по воле Хаоса, но никак не Порядка.

Чистая случайность.

— Я бы советовал и Вам наведаться в госпиталь, брат Веларди, — заговорил иноземец, не вытерпев давящей паузы. — Инквизиция подождёт. И Вы принесёте Равновесию гораздо больше пользы, если доктор исцелит Вас от недуга. К тому же, Вы не первый инквизитор, который пришёл на порог нашего храма…

— То есть? — вспыхнул Альдред.

— Вчера у нас искала помощи группа персекуторов. Но они не из вашего отряда. Кажется, из «Гидры». С ними был раненый. Джоффре чуть было не пустил их. Но один из них закашлялся. Всё стало ясно и без слов. Пустить их мы не могли. Они ушли несолоно хлебавши. Может, в госпиталь, а может, и нет…

Флэй потерял дар речи. Тяжело задышал, не зная, куда и девать себя. Нащупав точку опоры в пространстве и времени, ренегат осведомился у Фульвио грубым тоном:

— Кто из них заразился?

Глава 19-2. Юстициар

Церковнослужитель замялся и развёл руками.

— Я н-не знаю. Да и меня там не было. С ними говорил только Джоффре. Впрочем, и он бы не сказал наверняка. Было темно. Знаю только, что не инквизитор, который с ним говорил. Не получив, что хотели, персекуторы просто растворились в ночи.

— Понятно, — буркнул Альдред и стал задумчиво ходить по баптистерию взад-вперёд. За ним следовал взглядом чужеземец.

Дезертир понятия не имел, что и чувствовать ему, что и думать. Прошло некоторое время, прежде чем буря в его душе и сознании рассеялась. Впредь он вообще перестал жалеть о своём появлении в храме Первых Уверовавших. Наоборот, его бессмысленным блужданиям пришёл конец. И теперь у предателя появились чёткие ориентиры.

«Можно верить в судьбу. Можно верить в случайность. Это не отменяет сути. Я как будто бы должен был здесь оказаться. Узнать всё то, что узнал.

Хочется верить, что врач, кем бы тот ни был, ещё сидит в госпитале. Тут недалеко. Доберусь — и в течение дня, может статься так, что исцелюсь. Именно так и будет! Я прерву этот проклятый порочный круг. Я буду жить! Буду. И Ламбезис потеряет надо мной всякую власть. Вот, что действительно важно.

А заодно узнаю у врача, как там поживают мои бывшие однополчане. Был с ними Колонна или не был. Дожил вообще до церкви или подох уже. Ведь если он ещё дышит, плохи дела мои, как ни крути.

Его нужно будет убить. Обязательно. Другие персекуторы отпустили меня с миром только потому, что мой настрой оказался для них созвучнее, чем планы капитана. И всё же, они точно идут в Акрополь. Как и я. Следует их нагнать прежде, чем они увидят остров Памятный. Я ещё могу всё переиграть. Плевать на всё остальное.

Я должен встретиться с Марго. Должен! Город нужно будет покинуть как можно скорее. Не столь важно, последуют за нами Нико с Шатуном. Сами пусть решают. Что у первого, что у второго своя голова на плечах, свои бзики. А вообще, чем меньше народу, тем дышится легче. Главное — Марго. Мне нет причин здесь оставаться, что бы ни говорил архонт, будь он неладен.

Вот мой план…»

Альдред зажегся и лучился решимостью, как вдруг осёкся.

«Но кто же из них заразился? И почему? Они вышли на храм только вчера. Едва ли они претерпели на пути столько же испытаний, сколько и я. Болезнь даёт о себе знать не сразу. Соответственно, имеет место некий инкубационный период. Значит, всё-таки мы заразились от Марио Валентино. Ведь не только я тесно контактировал с миротворцем. «Гидра» вплотную сидела с ним в одном помещении. Мы дышали одним воздухом.

Кого бы ни поразил мор, зараза рано или поздно доберётся до каждого из них. Они буквально носятся с мешком, в котором их смерть. Мне нужно торопиться. Остаётся надеяться, что этот врач оказал помощь. И Марго в безопасности. Ей нельзя умирать, пока я не приду. Нельзя…»

Тьма над Саргузами внезапно расступилась, явив Альдреду свет солнца. Он ощутил тепло, исходившее из самых потаённых закромов души. Его наполняла решимость, которую он испытывал всякий раз, когда на кону стояло нечто очень важное для него. Сила, благодаря которой Флэй чуть ли не пробивал головой самые неприступные стены.

Ему есть, ради чего жить. И незачем умирать. А риски только доставляют азарт.

От размышлений о насущном ренегата отвлёк чужестранец, так и не сдвинувшийся с места. Клирик спросил как бы невзначай:

— Брат Веларди, Вы уже закончили со всем?

Флэй впал в ступор, придя к осознанию страшного: болезнь и впрямь никуда не уходила. Достаточно одной навязчивой идее посетить его голову, и он растворяется в ней, покидая реальность по направлению в никуда. Он встал на месте, расправил плечи.

— Да, — твёрдо сказал Альдред.

Церковнослужитель кивнул ему.

— Ложка дорога к обеду. Мне следует известить нашего повара, если Вы настроены похлебать горяченького. Я вижу, как Вы загорелись, и я этому весьма рад. Но уверяю, чтобы добраться до госпиталя, Вам потребуются силы. Настоятельно рекомендую суп.

Ренегат ухмыльнулся, глядя на него, и покачал головой, самому себе поражаясь. Он почувствовал, как за минувшие дни в мёртвом Городе подрастерял былой человеческий облик. Подобно всем прочим, дезертир воспринимал окружающий мир сообразно собственному образу мышления. Между тем не все в Саргузах оскотинились.

Были ещё те, кто излучал свет. Как брат Фульвио. Совсем неважно, что иностранец исповедовал религию, которая и яйца выеденного не стоит. По крайней мере, он заботился о ближнем своём. Даже таком, как Альдред Флэй. Блюл мораль. Это дорогого стоило.

— Не откажусь, — только и сказал предатель, улыбнувшись.

Ему стало приятно от того, что попал в общество людей, которые не несли ему угрозу и могли помочь, причём — безвозмездно. Отчасти он сожалел, что им не по пути. Но ничего не поделаешь. Всего хорошего понемногу.

— Прекрасно, — отозвался священник, вставая. — Тогда ожидайте здесь. Я попрошу, чтоб рассчитали похлёбки и на нас с Вами. Когда наши защитники поедят, я позову Вас, и мы проследуем на кухню. Поедим, и можете со спокойной душой отправляться…

Клирик проследовал к двери. Альдред отвечал ему вслед:

— Идёт.

Согласно карманным часам, Флэю пришлось ждать примерно час. Потом чужеземец вернулся и повёл его за собой. К тому времени месса уже закончилась.

Миряне, ютившиеся в стенах церкви, разошлись по лавкам и спали мертвым сном. Только храп, складываясь в унисон, поднимался к сводам храма. И сам пресвитер куда-то запропастился. Лишь Воины Хоругви на втором ярусе мерно вели свой дозор.

Чужеземец завёл Альдреда за алтарь, где начиналась череда помещений разного назначения. Они свернули по коридору налево. Там находилась лестница на цокольный этаж, откуда доносился тёплый запах чечевичной похлёбки. Спустились по ней и оказались в кухне.

Здесь находилось всего четыре стола со скамейками. Аскетично. В духе Церкви Равновесия. По всей видимости, прихожан сюда не пускали. Тут ели только священнослужители. А мирянам раздавали пищу прямо в зале. Из кухни вело несколько дверей — по всей видимости, в кладовые с вином и съестными припасами.

Как и обещал Фульвио, рыцари уже ушли. Также и повара. Суп стоял на огне.

— Присаживайтесь пока, брат Веларди. Вы наш гость. Я обо всём позабочусь.

Фульвио начал наливать суп в глиняные миски. Ренегат спорить не стал и уселся на лавку. Клирик шёл к нему с двумя порциями чечевичной похлёбки, над которыми поднимался парок. И хотя дезертир не особо хотел есть, у него потекли слюни. За минувшее время он успел устать от солонины. Хотелось горячей пищи.

Поставив миски, церковнослужитель отлучился опять. Вернулся вскоре, с двумя стаканами сладкого отвара из сухофруктов.

Беглец только взял в руки деревянную ложку, чтобы зачерпнуть похлёбки, как вдруг остановился. Он увидел, что иноземец молится: шепчет себе под нос, ладони сложены, указательные пальцы упёрлись в лоб, а большие подпирают подбородок. Как человек вежливый, Альдред ему дал спокойно закончить.

Убрав руки, Фульвио посмотрел на инквизитора удивлённо и спросил:

— Разве Вы не молитесь перед едой?

— Нет такой привычки. — Флэй пожимал плечами. Стал оправдываться, раз уж назвался образцовым воином Церкви. — В отделе персекуторов жизнь по часам расписана. Быстро поел, быстро пошёл готовиться. Про задания и операции я и вовсе молчу. Если где и молимся, то в часовне. В свободные дни. Такие дела.

— Что ж, понятно, — не стал спорить иноземец, томно улыбаясь. Оставалось загадкой, как он воспринял объяснения, но ренегата это и не волновало.

Они принялись есть. С каждой поглощенной ложкой похлёбки Альдреду хотелось ещё и ещё. Немного не досолили, а чечевица местами крошилась на зубах. И всё же, горячий бульон придавал блюду особый вкус.

Миска опустела минуты за полторы — кипятка как такового Флэй не чувствовал, раз уж в нём проснулся нечеловеческий голод. Клирик поглядывал на него искоса, поражаясь алчности гостя, но журить не стал. Чинно, спокойно ел свою порцию.

Дезертир залпом осушил стакан отвара и охнул. Ему стало намного лучше. Пища приятно грела нутро, значительно поднимая настроение. Он стал ждать, пока с трапезой закончит и Фульвио. Чтобы как-то побороть скуку, Альдред спросил:

— А откуда ты родом, брат Фульвио?

Прежде, чем ответить, священник съел ещё пару ложек супа. Говорить не отказывался. Скорее всего, историю своей жизни он пересказывал редко, не имея в голове наброска. Тем более, для ушей человека с Запада.

— Я с окраин Дельмейской империи. Местечко на границе с Сулактой. Не деревня, не город. Просто домохозяйство на отшибе. Без названия. Мы с семьей тем и жили, что выращивали себе пропитание и хлопок на продажу.

Альдред прикинул у себя в голове, где примерно свою жизнь начал брат Фульвио, сверяясь с абстрактной картой. Становилось примерно понятно, почему иноземец обладал лицом, в слепке которого поучаствовал чуть ли не весь Экватор.

— До Саргуз оттуда путь неблизкий, — заметил Флэй, проворачивая ручку ложки между пальцев. — Как же ты сюда попал?

Церковнослужитель вздохнул. Принял настолько отстранённый вид, насколько мог осилить, и поведал:

— Непроизвольно. Меня и всю мою семью схватили работорговцы с Пао.

Ренегат насупился.

— Где Пао и где империя…

— Так оно так. Но, как оказалось, паосцы не только дикие племена себе подобных ощипывают. Для них человек — товар. И покупатель ищет в каждой отдельной единице что-то своё. Их караваны снуют по всему Востоку. Отлавливают всяких отверженных. Эдакие чистильщики улиц. За Экватором тьма бездомных. Так, их число не превышает критических отметок. К дельмеям им путь заказан. Ловить нечего. Да только мы к империи опосредованно относились. Никто и не заметил бы, не всплакнул, если б мы попросту исчезли. Никто бы не бросился в погоню.

Он вздохнул.

— Нас просто заарканили, как скот. Сожгли дом. Оставили поля погибать под палящим солнцем. Увезли в ближайший порт Халифата на продажу. Родителей разлучили, отправили в противоположные уголки. Сестёр выкупила какая-то дама вычурного вида. Боюсь гадать, зачем ей они понадобились. А с братьями всё просто. Крепких — на каменоломни, на сахарные плантации, хилых — в водоносы по поместьям беев и иже с ними. Так и меня. Кого куда. Я вот в Гастет попал.

— Гастет, значит. — Альдред начал догадываться, но перебивать не стал.

— Если быть точным, в Западный. В Искандерию. Ко двору эмира.

— Но в Искандерии уж лет тридцать пять как реет Хоругвь, — тут же возразил Альдред, как вдруг поправил себя: — Реяла.

Брат Фульвио улыбнулся.

— Как Вы думаете, сколько мне лет?

Предатель пригляделся и сказал навскидку:

— Возможно, двадцать семь. До тридцати в общем.

Тот покачал головой.

— Мне сорок два. И в Искандерию я попал незадолго до того, как то место взяли Воины Хоругви. Они буквально спасли мою жизнь. Я не годился для того, чтоб обмахивать пальмовой ветвью эмира. Таким, как я, он давал три шанса. Провоцировал неудачу. И на третий служек скармливал своему ручному льву. Как правило, к приезду родни. Нравилось им наблюдать за кормёжкой Тулази.

Иноземец отвёл глаза и пробормотал:

— Когда он проходил мимо, а я не удержал кувшин с шербетом, это был второй потраченный шанс. Третий так и не довелось испытать. Пришли рыцари с Запада.

— Это Воины Хоругви привезли тебя сюда.

— Скорее уж, я за ними увязался. Когда их княжество в Гастете рухнуло. Но это потом. А до тех пор я жил в Искандерии, видел, как они наводят в городе свои порядки. У людей вокруг верования уже устоялись. Мало кто от них был готов отказаться. Я родился в Восточной империи, но моя семья не знала ничего, кроме земли, которой возделывала. Никакой веры у меня не было. Однако она — именно то, в чем я нуждался.

— Именно тогда ты принял гармонизм?

— Так и есть. Люди с Запада предстали передо мной, как освободители. Они славили Свет и Тьму. Значит, Противоположности придавали им сил. Они соблаговолили уходу Искандерии из Халифата. Я тоже хотел наполниться истинной силой, которая берегла бы если не тело моё, то хотя быдушу.

Альдред кивнул в понимании.

— Более того, гармонизм для меня стал своего рода откровением. Равновесие… Мне нравилось думать о себе, как о части внеземного замысла о взаимосвязанности в мире. Я жил тем, что помогал рыцарскому ордену в Искандерии. При монастыре прокажённых. Меня учили. А когда Хоругвь уходила, я поплыл с ними. И в храме Первых Уверовавших занял пусть и скромное, но значимое место. Как распространитель и блюститель веры в Противоположности. Ничего лучше, кроме этого, моя жизнь не могла мне предложить.

Говорил Фульвио с гордостью. Вероятно, даже не допускал мысли, что мог обманывать себя. Ренегат примерно понимал, как мыслит иноземец. Ему не было причин жаловать империю дельмеев, Пао или последователей Халифата. Все они так или иначе попортили ему кровь. А рыцари Света и Тьмы — единственные, кто облегчил ему долю.

Конечно, бывший раб упускал из виду, какие бесчинства позволяли себе на Востоке Воины Хоругви с теми, кто стоял за ними. Он в упор не замечал насильственное навязывание веры в Противоположности. Казни. Крушение лунных святилищ. Для него захватчики с Запада — однозначные герои.

Ну и пусть.

Флэй не стал как-либо разубеждать иноземца, показывать ему иную истину. Разуверять его в религиозных убеждениях.

Дурака поучать значит впустую тратить слова. Тем более, что и сам Альдред по-своему пребывал в заблуждении. Даже большем, чем уроженец Экватора. В себе ренегат носил две правды, которые конфликтуют между собой.

За счёт старой он долгое время кормился, терпя участь пса на цепи Церкви.

Новая тянула его к Пантеону, раз уж он мог воплотить в себе одного из тамошних Богов. Однако в целом, будь предатель простым смертным, он предпочёл бы просто пронаблюдать со стороны за брожениями в Аштуме. И принять новый мир таким, каким он станет, когда всё утихнет.

Что же касается брата Фульвио, это был человек с большой буквы. Живой святой, следовавший общечеловеческим добродетелям, которые Церковь Равновесия отчаянно пытается воспитать в своих прихожанах.

В общем и целом, ренегат был рад, что такие люди ещё остались на белом свете. Увы, их счёт идёт на сотни из миллионов. Им никогда не стать солью грешной земли.

Их разговор ни с того, ни с сего прервал стук в дверь. Её открыли. Клирик и инквизитор повернулись. В проёме встал кто-то из рыцарей Хоругви. Священник жестом попросил Флэя посидеть, а сам встал и подошёл к воителю.

Они вдвоем покинули кухню. Снаружи начали доноситься их приглушённые голоса. Альдред почуял неладное. Тихонько поднялся из-за стола и проследовал к полуоткрытой двери, чтобы подслушать.

— Беда, брат Фульвио! — полушёпотом бросил защитник храма.

— Что там такое, Рокко?.. — спросил иноземец обеспокоенно.

Между ними установилась чрезмерно затянувшаяся пауза. Альдред выглянул украдкой из-за угла и увидел рыцаря.

Тот выставил руку в бок, а второй теребил пальцы, глубоко призадумавшись. Похоже, Рокко пытался совладать со своей тревогой. Выходило не очень. Он нещадно потел, а взгляд метался по полу.

Флэй своим умом попытался понять, что происходит. Лишь сейчас ренегат заметил: колокольного звона больше не слыхать. За ним он вообще не следил и потому не мог сказать, когда тот прекратился.

Где-то над ними слышался топот ног. Весь храм будто проснулся разом, а обитатели его зашевелились. Дезертир понимал, грядет что-то нехорошее. И что самое худшее, он окажется в самом эпицентре будущих событий.

Впрочем, в Саргузах перестало существовать само понятие о «не том времени и не том месте». Беда подстерегала на каждом шагу, достаточно дождю было оборваться, а солнцу — укрыться за облаком.

— Так что там на улице творится? Не таи же… — попросил Фульвио с лёгким налётом раздражения в голосе.

— Гули эти ваши наведались. Голов под триста, не меньше, — пояснил рыцарь. — Целая орда!

— А дальше-то что? — не понимал чужеземец. — Ворота заперты. В витражи и великану не постучаться. Им сюда не пробраться никак. Пытались ведь уже…

— Я тоже так считаю. А вот Марко переполошился. Говорит, они просто стоят снаружи. Не шумят. Не кидаются. Просто стоят. Будто ждут чего-то. Всё никак не уберутся восвояси. Нутром чую, придётся нам опять отбиваться, — поведал воин Хоругви.

Сама мысль о штурме приводила его в ужас, пускай храм обеспечивал их выживание в последние дни.

— И что ты предлагаешь, Рокко? — сник священнослужитель.

— Пресвитер уже в курсе. Он собирает народ, чтобы вместе спуститься в крипту под церковью. Вам тоже не помешало бы проследовать внутрь. Там будет всяко безопаснее, чем в храме. А когда всё уляжется, в миг позовём вас обратно. Ни о чём не беспокойтесь, но и не задерживайтесь.

— Тебе виднее, — не стал спорить брат Фульвио. Всё равно он — не боец, и нужнее своим защитникам в качестве духовного спутника.

Услышанное не пришлось по душе ренегату. Он с треском воспринял мысль о том, что заперт здесь, в церкви. До самого рассвета, раз уж ночной дождь прервался так некстати. Предатель не выдержал и показался им на глаза.

— Это ещё кто такой? — Рыцарь мотнул головой в сторону незнакомца, который выглянул из-за спины чужеземца.

— А то ты не видишь? — хмыкнул Альдред.

Лишь слепой не разглядел бы его причастность к Священной Инквизиции.

— Друг, — ответил священнослужитель.

Рыцарь кивнул. Все равно времени на более доскональные разбирательства в запасе не имелось. Он обратился к Флэю:

— Я смотрю, в руках оружие держать ты умеешь. Поучаствуешь или как?

Здесь и думать было не над чем. Никуда из этого храма было не деться — теперь уж точно. Тем более, лично чужеземцу Альдред хотел бы отплатить за оказанную помощь.

Хотя бы так.

— В деле, — коротко ответил ренегат.

— Тогда давай за мной на второй ярус, — позвал Рокко и бросил озабоченный взгляд на священника. — Брат Фульвио, да не стойте Вы столбом, ради Первых Уверовавших…

Беглец протянул иностранцу ключ от баптистерия. Тот его принял и опустил в просторный карман рясы.

— Иду, — пробурчал священник и обратился к Альдреду. — Берегите себя во имя Света и Тьмы, Джино Веларди…

Глава 19-3. Юстициар

Предатель склонил голову в знак вечной признательности за доброту Фульвио. Тот скрылся из виду и пошёл с цокольного этажа наверх. Альдред же бросился бегом за Рокко следом. Уже в церковной зале след иноземца простыл.

Кругом носились люди. Прихожане устремлялись колонной муравьев за алтарь, ко входу в крипту Воинов Хоругви. Сложно сказать, смогла бы она вместить в себя такое количество людей, хватило бы им воздуха переждать бурю.

Рыцари тем временем расходились по позициям. Кто-то укреплял деревянными балками ворота храма. Другие — хватали оружие, после чего бросались на верхний ярус, к витражным окнам. Они держали луки с арбалетами наготове.

Проводник повёл Флэя наверх.

— Такое уже было раньше? — поинтересовался предатель на лестнице.

Чем больше сведений он соберёт о заражённых, тем проще будет с ними совладать в дальнейшем, считал он.

— Не-а, — отвечал Рокко, ступая впереди него. — Ты думаешь, с чего такой переполох? При мне только пару раз гули пытались эту церковь осадить. Но они ж тупые, как пробки. Сразу прут на укрепленные ворота и бьются башкой, как бараны. Подстрелишь пяток-другой, остальные поймут, что не подобраться, и тикают прочь. Особенно, если есть добыча доступнее и жирнее. На одиночек даже стрелы не тратим. А здесь… Здесь явно что-то другое.

Заявление рыцаря только подстегнуло нехорошее предчувствие, от которого чечевичная похлёбка в желудке встала комом. Альдреда аж передернуло. Он вздохнул, заставив себя успокоиться, и поднялся на второй ярус. Выше лестница вела только в колокольню — самый изолированный уголок храма.

Их с Рокко там уже ждал Марко. Бородач взглянул на инквизитора и хмыкнул, не веря своим глазам:

— Каких людей только ни приютила наша церковь. Думаю, уж теперь-то мы зададим этой нежити перцу!

Намёк на почти легендарный имидж инквизиторов, который себя не оправдывал в новой эпохе, Флэй не оценил. Но и виду не подал.

— Можно подумать, у меня есть выбор!.. — Предатель скривил лицо, наигранно улыбаясь. Ему не было приятно обороняться в компании прокажённых и головорезов.

Они с инквизиторами имели много общего, и всё-таки разнились.

— И то верно, — кивнул Марко. — Стрелять-то умеешь, я надеюсь?

— Арбалет бы пришёлся к месту, — отвечал ему Альдред. — А вот лук не по мне.

— Любой дурак из арбалета стреляет, — фыркнул бородач.

«У меня не было столько лет, а вот полгода на арбалет нашлось. Ты бы видел, как я с огнестрела залепляю, недоносок. Поимел бы ты у меня бледный вид», — осклабился тот.

Кураторы работают исключительно в замкнутых пространствах. Если там и приходится стрелять, разве что по прямой. Именно поэтому с полей сражений в их арсенал перекочевали кавалеристские арбалеты и огнестрельное оружие.

Ружья и пистолеты стреляли как попало в неумелых руках. Поднимали оглушающий шум и служили больше для запугивания.

Будучи дознавателем, Флэй неплохо управлялся и с тем, и с другим, вдоволь наигравшись, пока шло обучение. Однако ни самострелы, ни пороховое оружие не сыскали у него особой любви.

Убойно, и всё же не так надёжно, как старый добрый «холодняк». Промахнёшься, имея дело с магом, и шишек не оберёшься. А время будет потрачено.

Когда чародеев и того больше, вывод напрашивается сам собой. Использовать арбалет или пистолет, решил юноша тогда, стоит лишь тогда, когда знаешь наверняка: один выстрел сулит один труп.

На улицах Саргуз всё обстояло несколько иначе. Подчас Альдреду остро не хватало оружия для ликвидации неприятеля с дистанции.

— Лови! — крикнул ему Рокко.

Дезертир еле поймал вверенный ему арбалет. Лёгкий по весу. Зарядить можно без дополнительных приспособлений — только голыми руками. Из такого крайне сложно пробить кольчугу и уж тем более латы. А вот умертвить простого человека — бывшего — очень даже запросто.

Предатель посмотрел на рыцаря, его сопровождавшего. Тот ему тащил колчан с арбалетными болтами. Пока он шёл, Альдред считал. Дюжина штук. Не много и не мало. Всё одно: глупо тратить хотя бы один почём зря.

Беглец принял оружие с удовольствием. Арбалет за лямку повесил на плечо. Пристегнул к ноге футляр с болтами ремешком. С жадностью поглядел на стол, где стояли ящики с боекомплектом. Если б только ренегат мог утащить с полсотни болтов из церкви, жизнь бы его стала на порядок проще!..

— Хоть какая-то польза с тебя будет, — проворчал, как старый дед, Марко.

Он выглянул в раскрытое витражное окно. Раздражённо ощупывал оперение стрелы в колчане на поясе. Тем временем Рокко поднял крючок и под шумок расставил в стороны створки соседнего.

— Что там внизу? — спросил предатель, не зная, куда и приткнуться.

— Подойди да посмотри, — буркнул бородач с вызовом.

И в преддверии опасности он не стеснялся выказывать пренебрежение инквизитору. Альдред фыркнул и подошёл к своему проводнику. Выглянул из-за оконной рамы.

Снаружи действительно скопилось целое полчище упырей.

Под стенами на этой стороне улицы валялись трупы. В дожде Флэй их не заметил.

С десяток обстрелянных и сгнивших гулей, оставшихся после предыдущих наступлений нежити.

Над некоторыми из них склонилось несколько особенно голодных людоедов. Никого не стесняясь, они слизывали засохший студень с костей. Выковыривали спекшиеся мозги через пустые глазницы.

Одежда на собравшихся гулях сильно изорвалась и износилась. И тем не менее, по ней Альдред видел отчётливо, кем те были в прошлой жизни. Действительно, Чёрная Смерть никого не щадила. В толпе угадывались и попрошайки с паперти, и видные банкиры из Делового Района.

Каннибалы стояли в целом смирно. Лишь качались из стороны в сторону да перестукивали зубами, как паосские зомби. Казалось, этот стук служил своего рода шифром для них, особым языком.

«Хм, ну нет. Конечно же, нет».

Увидев рыцарей на втором ярусе, твари зарычали на них, будто сторожевые псы.

Флэй поглядел поверх крыш окрестных домов. Его взгляд устремился в сторону моря. Небо в той стороне расчистилось. Дождевые тучи же ушли в сторону гор, запнувшись об Ларданские пики.

Оставшиеся облака над морем вспыхнули. Их края зажглись золотом. С Востока на выручку Саргузам спешило солнце. Небосвод над головой же сменил чернильный цвет на унылую, гнетущую серость.

Время ренегата было на исходе. Буквально каждый час мог стоить ему жизни. Но увы, пока на улицах Города не станет безопасно, из церкви никуда не деться.

— Почему бы просто не обстрелять их, как раньше? — не понимал дезертир. — Вдруг они просто разбегутся?..

— Ну ты простота душевная! — не веря своим ушам, проворчал Марко.

— М-да. Неоткуда нам стрелы новые брать, — проронил Рокко, относясь к инквизитору более благосклонно. — Это церковь, а не оружейная лавка. За последние полтора дня боезапас очень сильно исхудал. Твари устроили в этом квартале невесть, что. Их было под тысячу. Пока стояла облачность, рыскали от дома к дому. Жрали всех, кто попадётся…

— Сколько у вас вообще осталось болтов, стрел?

— По пять на колчан. Это тебе выдали непочатый, так что с умом используй. Не считая тебя, стрелков семнадцать. Вот и умножь, — ответил Рокко. — Даже если все выпустим, во-первых, ничего не останется. А во-вторых, вряд ли столько трупов отвадят от храма остальных гулей. За убитыми, как правило, приходят новые.

— Мы думали дойти до виллы Умберто, у него этого добра навалом. Охотник же. Но идти далековато всё же. А погода не позволяла. Даже с доской по крышам — ну никак. Потом ещё эти мародёры повылазили, будь они неладны. Короче говоря, мы в западне. Только Свет и Тьма рассудят, жить нам или умирать, — плевался Марко, терзая бороду.

«Не тем вы свои судьбы вверяете…»

— Боезапас надо поберечь. А спешить нам некуда. Рассвет уже совсем близко. Солнцу всё равно быть. Там и нечисть разбежится по углам, — размышлял вслух Рокко.

«Только вот… почему они не нападают? Чего они ждут?.. Или кого?»

Ответ явил себя вскоре.

Ушей защитников храма коснулся непонятный, противный скрежет, который перемежался с лязгом. По ушам ездило так, что голова свинцом наливалась.

Будто что-то тяжелое, отлитое из металла тащили за собой по мощёной дороге, собирая все неровности. Бывшему инквизитору звук показался до боли знакомым.

Вскоре за спинами упырей показался огромный сгорбившийся силуэт.

Первым его заметил бородач. Он чуть было не свалился в ужасе вниз.

— Это что ещё за лихо?..

Рокко и Альдред пригляделись. Душа предателя тут же ушла в пятки. Подозрение, закравшееся в его воспаленный рассудок, себя оправдало.

Всё же этот скрежет ни с чем не спутаешь. Возвышаясь над оравой гулей и волоча за собой увесистую кувалду из инквизиторского сплава, к дому Света и Тьмы плёлся заражённый пёс Церкви.

— И сказал Он, и голос Его был грому подобен: «Я Пророк. Твой поводырь во Тьме. Твоя тень на Свету, — выл упырь-переросток. Заповеди из Дюжины Столпов — одну за другой, как заколдованный. — Я вывел тебя из лона рабства в земле гастетской. Да не будет у тебя иных господ перед лицом Противоположностей».

Гули едва ли понимали, что декламирует громила. И всё же они расступались, деля толпу надвое, как только тот приближался. Амбал брёл к торцу храма.

Если раньше людоедов насчитывали порядка трёх сотен, их число резко возрастало. Монстр привёл за собой ещё свору тварей. Орда множилась и множилась.

При жизни этот ревнитель веры служил в самом немногочисленном и печально известном отделе при Янтарной Башне.

Их можно было пересчитать по пальцам одной руки, даже знать поимённо.

Юстициары. Стражи Света и Тьмы. Воплощённые ангелы, что несут слово Противоположностей с горы Мидал в иноверческий невежественный люд.

В ряды «красных туник» новицию так просто не попасть. Это скорее каста, нежели полноценный отдел.

Их работа не имеет ничего общего с престижем, больше напоминая смертный приговор, самопожертвование ради интересов Церкви Равновесия.

Потому-то не видать лес рук.

За стальной маской, отлитой по образу и подобию прижизненного лица, скрывается нечто иное. Пугающее. Обезображенное. Новый облик инициированного юстициара, лишённого былой идентичности. Его устами вещает внеземная сущность из небесного воинства, несущая суровую правду о Хаосе и Порядке.

— «Не построй кумира себе. Никакого образа, будь он в небе или на земле, или в водах ниже земли. Не поклоняйся ему. Не жертвуй ради него. И не служи ему. Ибо я есть Пророк твой…»

Кандидатура выстраивается исключительно из мужского контингента, и не абы какого: кривых и косых даже не рассматривают. Претендент должен быть крепок подобно скале. Изначально здоров, как бык. Не стар и не слишком юн.

В противном случае, он даже не переживёт ритуал Возвышения. А ценнейшие ресурсы для «перехода» пойдут насмарку.

Алхимики долго поглядывали на Альдреда, облизываясь, как голодные коты. Если им верить, Флэй очень даже подходил. И совсем неважно, что у мальчика недовес. Что ещё не дорос. Лишь сестра Кайя уберегла воспитанника от изуверов. Иначе бы его сцапали.

— «Свет и Тьма ревнители, за грехи отцов наказывающие детей до третьего и четвёртого колена тех, кто ненавидит Их. Творящие милость до тысячи колен тем, кто любит Их и блюдёт заповеди Противоположностей…»

По кулуарам Янтарных Башен с самого зарождения Священной Инквизиции гуляют разные слухи — от близких к правде до сущей нелепицы.

Но только Верховным дано знать жуткую истину.

Ясно одно: те, кто проходит инициацию, уже не люди в привычном понимании. Недаром их держат в подобии тюрьмы. Те же, что не оправдали надежд Равновесия, просто уходят в никуда, как сквозь землю.

— «Не произноси имен Первых Уверовавших, Пророков твоих, напрасно. Ведь не оставят Свет и Тьма без наказания тех, кто помянет всуе избранных Ими…»

Высокие и дюжие бастарды, избалованные судьбой и полные жизнелюбия, перестают улыбаться, едва узнают, что их зачислили в «красные туники».

Сбагривая инквизиторам своих сыновей, сильные мира сего тем самым выбивают себе перманентную индульгенцию, дабы покрыть собственные грехи.

Честный обмен.

— «Не прелюбодействуй».

Из Святых Земель за Экватором возвращается немало религиозных фанатиков-головорезов. Оказавшись на Западе, они не знают, чем себя занять после преклонения перед Гробом Скитальца и Чёрным Огнём, что бьёт из земли факелом.

Пресыщенные кровавыми походами, они по-прежнему тянут свои руки к горе Мидал, где бы та ни была. И единственный способ для них при жизни подняться на ступень повыше, стать ближе к Равновесию, — это стезя юстициара.

— «Не убий…»

Так это или нет, Возвышение стирает само понятие их внутреннего я.

А по улицам городов разбредаются живые мертвецы, закованные в неподъёмные латы. Их затуманенным рассудком правит незримая рука.

Они становятся на голову выше, чем были ещё вчера. В два раза шире. Жертвы рукотворного гигантизма.

С титаническим оружием, взваленным на плечо: гипертрофированные секиры, мечи, кувалды, шестопёры.

Такую тяжесть даже сельскому богатырю не поднять и обеими руками!

Посредники ангелов на земле зачитывают громогласно строки из Дюжины Столпов, диктуют Мораль, призывают религиозные меньшинства пустить в своё сердце Противоположности. Иноверцу лучше обходить юстициара по стеночке: попадёшься под ноги — не отстанет. Не так дёрнешься — раздавит.

Говорить с ним не о чем. Ведь «красная туника» повторяет лишь то, что слышит с небосвода. Лучше сразу преклонить колено, поцеловать Равновесные Весы Порядка и Хаоса на его наголеннике.

Откажешься или скажешь что-то невпопад, и великанское оружие вобьёт тебя в землю на месте. С грохотом, который будут слышать все соседи, в ужасе взывая к всеочищающему Огню.

А юстициар, как ни в чём не бывало, продолжит свой путь в народ.

— … и совершу над ними жестокое мщение карой пылающей; и узнают они, что Я — Пророк, едва совершу над ними мщение Мое…

«У Противоположностей есть чувство юмора, — шепотом говорила сестра Кайя, стыдливо отводя глаза и рассчитывая, что не греют поблизости уши третьи лишние. — Свет и Тьма смеются над ложными идолами и самозваными божками. Иначе Они не позволили бы нам создать юстициаров. Они не пропустили бы через плоть смертных своё небесное войско».

— Он что, ещё жив? — еле слышно пролепетал Рокко. Сглотнул слюну, скопившуюся во рту. У него на лбу выступил пот от пламенных речей «красной туники».

— Тоже заражен, — сопя, говорил Марко.

Бородач вытягивал из колчана стрелу, дрожащей рукой приставлял её к луку. Голос глашатая Противоположностей на земле заставил и его колени подкоситься от животного страха. Казалось, юстициар ещё опаснее, чем при жизни.

— Некоторые твари даже после смерти говорят…

— А… а какого хрена он тащит молот?! — не понимал Рокко, взвизгнув, как свинья.

— Сейчас это неважно, — процедил напарник сквозь зубы, после чего крикнул остальным — Парни, цельтесь в каланчу. По моей команде!

Защитники храма засуетились. Рыцари на первом ярусе зашушукались, не понимая, что происходит.

Рокко лишь чудом переступил через себя и начал готовиться к выстрелу. Сам Альдред просто зарядил арбалет, но стрелять, пользуясь общей суматохой, не собирался.

Предпочёл остаться не у дел. Он перебирал в уме пятерых юстициаров, которые безнаказанно бесчинствовали в Нижнем Городе и Портовом Районе.

Внешний вид у них был в целом одинаков. Отличались они друг от друга разве что оружием да масками. Эти проплешины. Эти чёрные жидкие волосы, опускающиеся на могучие плечи, как щупальца осьминога. Это угрюмое лицо, будто вырубленное топором.

С таким молотом ходил только…

«Верховный Юстициар». Тот самый, о котором говорил Марио Валентино.

Очередная часть мозаики сложилась в голове предателя.

Кто бы мог подумать, что инквизиторская фигура такой величины могла пасть от Чёрной Смерти. Маги не взяли, а чума — смогла. Вероятнее всего, гули потрепали. Впрочем, даже моровое поветрие не заткнуло его: тот продолжал говорить голосом ангела. И даже после Перерождения он не расставался со своей исполинской кувалдой.

Среди прочих ревнителей веры Верховный Юстициар Торквемада снискал особенно дурную славу. Задолго до вступления в ряды Священной Инквизиции.

Будучи Воином Хоругви, он возглавлял конный отряд идальго и рыскал по всему Гастету в поисках потенциальных бунтовщиков. Тех, кто как-либо не соглашался с присутствием гармонистов у древних пирамид фараонов.

Но вместе со смутьянами он обращал в пепел и всех остальных жителей деревень. Бытует мнение, что зараза, поражающая умы, распространяется по воздуху. Шустро, как вонь. Безумец мало-помалу устраивал самый настоящий геноцид коренного населения.

Местные недаром прозвали его Бегемотом, видя в вестанце чудовище из верховий великой реки Аранф.

Наместник Папы Цимского в Святых Землях счёл, что душегубские методы Торквемады только усугубят и без того шаткое добрососедство гармонистов и огнепоклонников. Поэтому и отправил его обратно за Экватор.

Священная Инквизиция разглядела в нём подлинного ревнителя веры. Людоеда себе под стать. Сразу же определила соответствующее место в Саргузах. Как ни странно, Торквемада выжил.

Тот случай, когда пса-людоеда посадили на привязь и продолжили кормить человеческим мясом…

— Еретикам уготован шестой слой Серости. Каждому из них тут положен открытый гроб, объятый пламенем. Не очищение, но тление. Отрекитесь от лжеучений. Спасите свои души, пока не поздно, — завывал Бегемот.

Дезертир тяжело задышал. Шальные мысли медленно, но верно подтачивали его рассудок. Будто камень вода. Ему начало казаться, что собственной халатностью он загнал себя в ловушку.

«В церкви не хватит людей, чтобы сдержать эту орду упырей. Рыцарей на первом этаже сожрут за минуту. Путь на Циановые Дворцы будет отрезан. Если юстициар пробьёт каменную стену — а он пробьёт! — никому здесь не поздоровится.

Что же делать? Что?! Проклятье!»

— Рокко, — Альдред позвал тихо рыцаря, отходя от окошка, — где доска, о которой ты говорил тогда?

— На колокольне она осталась, а что? — отозвался тот, не понимая, к чему он клонит.

— Туда ход свободен или как? — продолжал ренегат, постепенно выстраивая свой план побега. Умирать здесь, в окружении незнакомых людей, предателю не хотелось.

Юстициар вышел из толпы гулей и направился, продолжая читать строки из Дюжины Столпов, к восточной стене храма. Как раз под стрелы оборонявшихся. Теперь попасть именно по Торквемаде было проще простого. Да и бородач устал слушать пустые разговоры Рокко и суетливого сопляка-инквизитора.

— Пли! — приказал Марко. Вместе с остальными стрелками он отпустил тетиву.

Треск. За ним последовал свист.

Снаряды вылетели из витражных окон и понеслись шквалом, разрезая воздух, по направлению к Бегемоту.

Многие отскочили от нагрудника небывалой прочности. Будто бы их запустили в монументальную горную породу. Парочка всё-таки достала до плоти заражённого юстициара. Одна угодила в ногу. Вторая встала поперёк горла.

Гуль-гигант застыл на месте. Оборвали его на половине стиха.

Из-за маски было не видать его белёсых глаз. Впрочем, едва ли это был гуль, размышлял Альдред. Ламбезис вполне мог просто поднять его из мёртвых самолично.

Если бы защитники церкви знали, что померший глашатай Света с Тьмой куда сознательнее, чем обычные упыри за его спиной, они бы не цеплялись так сильно за свой оплот веры…

Торквемада тряхнул чёрными космами и резко, с силой вырвал стрелу из голени. Отбросил её в сторону. Облепленный ядовито-жёлтым гноем наконечник угодил в грязь. И правда. Не заражённый. Мёртвый.

Быть может, лучникам следовало бы повторить залп. Но те застыли, как вкопанные. Не могли поверить, что амбал ещё не рухнул замертво со стрелой в шее.

Из узких дырок на месте, где у маски должны были быть зрачки, брызнула тонкими струйками бурая кровь вперемешку с зеленоватым гноем. Однако Бегемот вытянул и эту стрелу, после чего строгим хрипом напомнил:

— «Не убий…»

У всех защитников церкви тут же сердца ушли в глотки от страха. Один лишь бородач Марко бесновался, ничего не понимая:

— Да какого хрена эта мразь ещё стоит?!

Никто не мог дать ему вразумительного ответа.

Никто и не успел сказать хоть что-нибудь.

Верховный Юстициар взял резко за шкирку ближайшего упыря, легко поднимая над землей, и рывком швырнул его в то окно, откуда доносились бранные слова.

Бегемот понапрасну времени не тратил. Он продолжил читать Дюжину Столпов и тащить к стенам храма молот.

Всё случилось за какие-то жалкие мгновения.

Ни Альдред, ни Рокко не среагировали.

Марко был настолько поражён происходящим, что выпучил глаза. Просто смотрел, как в него летит упырь. Заражённый снаряд разбил витражное окно. Во все стороны полетели брызги цветного стекла. Гуль повалил его с ног.

Рыцарь и предатель тут же отпрянули, позволяя людоеду растерзать бородача.

Снаружи донёсся рокот полутысячи глоток. Нечисть кинулась к стенам первого яруса, приободрённая присутствием Бегемота. Возможно, именно он вёл эту орду.

Бойцы по обе стороны от злосчастной троицы продолжали стрелять по скопищу заражённых. Наивно полагали, что так они изменят хоть что-то.

Людоед резко вытянулся, возвышаясь над Марко.

Его лапы белее снега вцепились в предплечья жертвы. Сверху на лицо бородача капала мутная слюна. Вязкая жижа просачивалась в раскрытые поры на щеках.

За долю секунды Воину Хоругви стало ясно, что Альдред и Рокко ему не помощники.

Морщась, бородач потянулся за фальшионом, ненароком подставляя оголённый участок шеи. Этого людоед и ждал.

Гуль рванул вперёд, отчего Марко испуганно дёрнулся. В конечном счёте подгнившие желтые зубы сомкнулись на краю нижней челюсти жертвы. Брызнула красная кровь. Рыцарь завопил, умоляя товарища с инквизитором:

— Снимите! Снимите его с меня!..

Рокко по-прежнему стоял столбом, пытаясь понять, как ему быть: и так ведь было ясно, что его товарищ умрёт раньше, чем солнца свет прольётся на Саргузы.

Первым в себя пришёл ренегат.

Альдред подался вперёд, вынимая наружу Прощальную Розу. Его телодвижения краем глаза заметил упырь. Он, кряхтя, отцепился от Марко и взглянул на дезертира.

Беснуясь, гуль хотел было броситься на Флэя, но только подставил свою морду под рубящий удар. Морду людоеда раскроило на две половинки. Клинок застрял в нижней челюсти заражённого. Дезертир пнул упыря в грудь, высвобождая бастард.

Обмякший бледный труп скорчился под разбитым окном в осколках, лишённый второй жизни. Держась за кровоточащую скулу, Марко в ужасе отполз к колонне.

Бородач тяжело дышал, смотря на убитого гуля глазами по пять сольдо.

Понимал же, что его смерть близится, но отрицал очевидное до последнего. Только вот его товарищ спешил напомнить горькую данность. В руках рыцаря показался топорик.

Рокко обогнул Альдреда и пошёл к Марко.

— Нет, стой, братец, не надо! Рокко! — умолял бородач, выставив перед собой беспомощно руку.

— Три минуты, Марко, — строго напоминал ему брат по оружию, цедя сквозь зубы.

Ему не хотелось брать такой грех на душу. И всё же рыцарь был рад, что это не его покусали заражённые.

— Так долго я не могу ждать…

Ренегат и не подумал останавливать Рокко. И дело было даже не в том, как непочтительно себя повёл бедолага. Дезертир попросту пытался понять, чего ждать уже ему, если он примерит на себя роль кого-то из этих двоих.

— Приятель, ты же знаешь правила…

Рокко оставался неумолим, возвышаясь над Марко, будто гора.

— Ублюдок! — провопил тот.

Ему казалось, что всё происходящее — просто страшный сон, не более того. Здравый смысл подсказывал: увы, это реальность.

Слёзы выступили у краешков его глаз. Лимфоузлы на шее уже начали чернеть.

Протянутая рука потянулась к фальшиону. Бородач не хотел лишаться даже тех двух жалких минут, что ему отводилось в сознании. Пальцы вот-вот коснулись рукоятки клинка. Но тут же рука опустилась.

Брат по оружию вбил топор в лоб Марко. Из пролома в черепе, огибая грязно-серую сталь, поднималась кровь.

Рокко выдернул оружие из головы бородача. Тяжело дыша, проронил замогильным голосом призрака:

— Без обид.

Альдред хотел было обратиться к моложавому рыцарю. Пока не слишком поздно.

Как вдруг под ними загулял пол…

Глава 20. Жатва

День четвёртый, раннее утро

Толчок неимоверной силы. Словно в Саргузах, спустя тысячи лет, затеялось опять землетрясение. По крайней мере, вулкан не пробудился.

Одного из рыцарей удар застал врасплох. Стоял он по правую сторону от Рокко и Альдреда. Бедолага выпал из окна с криком. И был тут же поглощён ордой упырей.

Скопище заражённых забурлило, словно вода в котле.

В мгновение ока его растащили на части, подбрасывая вверх кости да несъедобные ошмётки кишечника.

Дело рук Бегемота. Юстициар в кои-то веки доковылял до стены. Молот приподнялся над землей и понёсся ему за спину. Громила выгнул с хрустом позвоночник. Вложив недюжинную силу в замах, на выдохе опустил оружие на каменную кладку.

Миг перевернул в церкви всё с ног на голову. Треть секунды — пошли трещины. Ещё треть — заклубилась пыль. Наконец, камень раскололо. Во все стороны полетел дроблёный мрамор. Раздался небывалый грохот. Своды затряслись.

Юстициару хватило одного удара, чтобы образовалась пробоина. Куски камня поломали одного из рыцарей. Тот ненароком оказался под шквалом и превратился в месиво, напоминавшее тряпичную куклу, изодранную в собачьих зубах. Державшиеся поблизости разбежались в разные стороны, как тараканы, в панике.

Они понимали: это конец. И хуже всего то, что столь безрадостный финал для них оказался неотвратим.

Ангел Бога Смерти расправил плечи, выпирая грудь колесом. Шумно выдохнул, источая трескучую, бездумную ярость ненасытного зверя. Впрочем, идти в авангарде Торквемада и не думал.

Его стали огибать гули, просачиваясь внутрь церкви Первых Уверовавших.

На нижнем ярусе поднялась какофония нещадной расправы.

Рыцари там до последнего пребывали в неведении о происходившем снаружи. События наверху также ускользнули из их поля зрения. Поэтому нашествие упырей стало для них губительной неожиданностью.

Заражённые налетали на живых людей, будто осиный рой. Обезьянами скакали по сдвинутым лавкам. Канделябры опрокидывались. Хоть стой, хоть иди, хоть беги — белёсые глаза поблёскивали в полумраке повсюду.

Людоеды поглотили рыцарей в зале почти одномоментно. Не дали ни перегруппироваться, ни выставить перед собой оружие. Каннибалы ревели, клекотали. Драли жертв на куски, наваливаясь со всех сторон. Рыцари орали, верещали. Несчастных подхватывало и уносило, будто морской волной. Всякий гуль хотел себе кусочек свежей человеческой плоти.

Жатва протекала с небывалым остервенением. Ни плотные дублеты, ни кольчуги, ни стальные латы не сумели уберечь Воинов Хоругви от кошмарной смерти. Из них выковыривали и вытряхивали содержимое, как из банок с соленьями. А по каменному полу рекой лилась кровь, словно из амфоры с вином.

Багрянец налип и на барельеф. Лики Первых Уверовавших окропило. Кровь заблестела в свете последних догоравших свечей. Защитники храма погибли даже меньше, чем за минуту. Такая прорва гулей не могла насытиться. Они стали разбредаться по церкви. Кто — в крипту Воинов Хоругви, кто — на второй ярус.

Дезертир пыхтел и топтался на месте, не зная, куда и податься. Он горько жалел о том, что у него не имелось псионических способностей, которые бы доставили его через портал к месту привязки. Пара крыльев за спиной — и те бы сейчас ой как пригодились!

— Надо выбираться отсюда! — крикнул предатель Рокко, стараясь покрыть голосом неустанный рёв упырей.

Ренегат позабыл о брате Фульвио, пресвитере Клементе и их пастве. Вопли рыцарей, которых пожрали заживо, у него вызвали только одно стойкое желание: спасти свою шкуру, лишь бы уберечь себя от повторения их участи.

Не могла его жизнь вот так закончиться. Без шанса даже побороться.

— Колокольня открыта?!

Воин Хоругви тут же сообразил, к чему клонит инквизитор. Для церкви Первых Уверовавших бой с бледными тварями был проигран.

Как бы ни было Рокко тяжело признавать горькую правду, ему тоже хотелось жить. Очень хотелось жить.

— Да! — проорал он.

Едва услышав его, Альдред бросился тут же к лестничной клетке. Рокко увязался за ним. Они только-только очутились на ступенях, что вели на колокольню. Тут-то и повторился толчок. Беглецам пришлось резко ускориться.

Вторым ударом Бегемот расширил пробоину в стене, отчего уже целые каменные блоки разлетелись в разные стороны. Часть упырей встретила свою смерть под их неподъемным весом. Но на место павших в церковь просочилось раз в пять больше.

Жатва продолжалась с удвоенным напором. Твари пробрались в крипту. Их клёкот раздавался на втором ярусе.

Топот заражённых слышался уже на лестнице со второго яруса на колокольню. Где-то под Рокко и Флэем каннибалы рвали оставшихся рыцарей. Стоны их плавно заглушались до хрипа и бульканья собственной кровью.

— Ключ остался у Витерцио, дверь их не сдержит! — предупреждал нежданно-негаданный спутник, взбираясь по ступенькам вслед за Альдредом. — Народу в крипте уже осталось недолго…

Проронил это Рокко будто с каким-то сожалением. Всё же поздновато в нём проснулась никчёмная совесть. Он или поборолся бы за своё выживание, или бы принял чудовищную гибель вместе с теми, кто защитить сам себя или хотя бы спасти не может.

— Шевелись давай! — потребовал ренегат.

Он не хотел ничего слышать ни про пресвитера, ни про брата Фульвио, ни про прихожан. Разумеется, ему не хотелось, чтоб чужеземца сожрали гули. Как минимум, того клирик не заслуживал. Но рок сильнее смертных.

Дезертир старался об этом не думать: сейчас это ни к чему совсем. Что вообще он мог изменить? Рокко смолчал, проявляя солидарность.

Коридор, являвший собой тонкую каменную кишку, вывел их на колокольню. Ренегат и рыцарь влетели в сырой уличный воздух. Влага облепила их, как паутина, сорванная ветром. С минут их мытарств на втором ярусе небо стало куда светлее.

В стороне моря действительно сияло солнце. Вода искрилась и при этом окрашивалась в бурый цвет. Но как на зло, над Саргузами нависла сизая тьма. На улице стало ещё больше гулей: достаточно одной орде было добраться до новых жертв, как вся округа слетелась к церкви.

— Где доска? — бросил Альдред, подгоняя запыхавшегося спутника.

Момент рассекал их бега на до и после. Разум дезертира будто бы отключился. Что бы он ни делал, всё — ради выживания. Гонимый волной страха за свою жизнь, Флэй оскотинился. Казалось, никто вокруг не важен. Лишь он один.

Рокко постукал себя по груди. Дублет заставлял его тело перегреваться и в целом больше мешал, чем обеспечивал защиту. Рыцарь просеменил к одному из столбов, несших крышу колокольни, стал стаскивать продолговатую доску.

— Помоги мне! — донёсся его голос из-за колокола. Альдред ринулся к нему.

Спутник подразумевал под доской самодельный трап. В целом продолговатый, но до жути узкий. Сочленение из пяти-шести длинных досок, что были связаны верёвками друг с другом тяп-ляп. Так утрачивалось аж до четверти протяжённости каждой с обеих сторон. По крайней мере, устойчивости немного добавлялось.

Кряхтя, рыцарь подбадривал нежданного компаньона:

— Тащи… тащи! Он не такой уж тяжелый…

— Я и так тащу! А трап выдержит? — пыхтел Альдред, перебирая стопами вслед за Рокко, будто черепаха.

— Должен, — шипел рыцарь. — Мы пустили Донато, выдержал. А он самый тучный. Был тучный…

Рокко и Альдред поставили трап поперёк парапета. Противоположный же край упёрся в край рыжей черепичной крыши инсулы, что стояла ближе всего к храму. Выбор у беглецов состоял в отсутствии такового. Либо так, либо карабкаться по колокольне вниз, на крышу второго яруса. Бессмысленно и опасно.

— Ещё маленько. Тяни вперёд. Вперёд тяни! — подгонял предателя рыцарь.

Пот стекал с него градом. Отдалённо Рокко слышал, как гули взбираются по лестнице, что вела прямо к ним, на колокольню. Слышал это и Альдред. В его голове попутно созревало решение проблемы.

Ренегат никак не отвечал своему напарнику и просто выкладывался, насколько позволяли силы — и чума, что сковывала мышцы.

За тем, как по воздуху улиткой ползли доски, угрюмо наблюдал Бегемот. Он оборвал очередной догмат, едва начав. По старой памяти Торквемада понимал, что к чему.

Ему было достаточно выждать подходящий момент. Вновь ударить по церкви Первых Уверовавших, чтоб трап свалился на головы толкающимся гулям.

Однако импульс, пронёсшийся молнией в его подгнивших мозгах, отвадил отца Гильермо от столь заманчивой затеи. Верховному Юстициару стало интересно, что произойдёт, если не вмешиваться в потуги беглецов. По крайней мере, пока. Или же это Ламбезис просто заставил его так думать?..

Конец трапа упёрся в промежуток между двумя кусками черепицы. Но было сложно сказать, насколько надёжной стала конструкция. Альдред засопел. Шестое чувство подсказывало ренегату, что ступать по этим доскам небезопасно.

Соскользнёт край с кровли, и нет его. Нелепая, бесславная смерть. Но выбора не было, ведь вездесущие гули уже дышали им с рыцарем в затылок.

— Лезь первый! — крикнул ему Рокко.

Рыцарь не дурак был. На колокольне он ещё мог повернуть назад, найти другой способ спасения. Вот и пустил вперёд человека, которого ему не жалко. Флэй это прочёл без лишних потуг. Хотя его это не встревожило. Как-никак, он тоже не робкого десятка.

— В сторону! — буквально приказал спутнику ренегат.

Альдред вскинул арбалет, целясь в хомут колокола. Рокко тут же сообразил, что затеял компаньон. Воин Хоругви мигом отбежал прочь. Флэй выстрелил. Болт прорезал верёвку. Последние уцелевшие вплетения не могли удержать медный колокол, и тот обрушился с грохотом прямо поверх створок на лестницу.

Пол оказался крепок. Разве что трещины немного пошли.

Защитник храма издал победоносный смешок, радуясь, что ему попался сообразительный напарник. Путь гулям был перекрыт. Ни при каких обстоятельствах упыри не сумеют ни раскрыть дверцы, ни отодвинуть колокол.

Флэй перестал обращать какое-либо внимание на Рокко. Ренегат быстро убрал арбалет и принялся лезть на трап. Его товарищ поневоле оставался на колокольне, чтобы отдышаться. Пути назад в церковь — по крайней мере, прямого — больше не существовало. Рыцарь мог переждать, пока солнце не накроет район, и только тогда перелезть по трапу на крышу. Но куковать в одиночестве не хотел. Восстановит своё дыхание — тоже полезет.

Назвать иначе, чем испытанием удачи, своё восхождение у Альдреда не поворачивался язык.

Канатоходец из него был никудышный, поэтому он осторожно, перебирая ногами, выдвинулся вперёд. Продвижение давалось ему тяжело.

И, как если бы этого было мало, со стороны моря дул в бок порывистый, холодный ветер — отголоски полуночной непогоды.

— Угораздило же меня…

Лишь чудом Флэй напрягался всем телом, удерживая равновесие, и продолжал путь над пропастью. Прощальная Роза тащила его в одну сторону, а арбалет за плечами — назад. Несмышленые и вечно голодные упыри тянули к нему свои лапищи. Вякали что-то нечленораздельное, будто бы умоляя его упасть.

— Что ты плетёшься, как улитка? — вопил ему вслед Рокко, сгорая от нетерпения. Видя, что Альдред неплохо справляется, он посчитал, что тот попросту мешкает ни к селу, ни к городу. — Живее же, ну!

Ренегата злило, что его подгоняют в столь непростой ситуации. Он проигнорировал слова рыцаря, полностью концентрируясь на трапе и темпе продвижения. Каждый новый шаг его был вдумчив, и только поэтому дезертиру вообще удалось перемахнуть половину пути. Не уйди он полностью в процесс, давно бы пошёл на корм упырям.

Воин Хоругви устал понапрасну тратитьвремя. Решил взойти на трап следом. Тем более, что свою длинную версту Альдред уже почти отходил. Рыцарь чересчур спешил, а с его комплекцией это могло оказаться куда фатальнее, чем в случае Флэя.

Дублет, кольчуга, топор, тяжелые сапоги с железными вставками сильно били по акробатическим задаткам Рокко. Уверенный, что уж у него-то времени будет вдосталь, он плюнул на дурное предчувствие. Стал продвигаться по трапу — в два раза медленнее, чем безымянный инквизитор.

Никогда прежде рыцарь не совершал ничего подобного. Все те препятствия, что преодолел дезертир, Рокко испытал в двойном размере. Его толкало из стороны в сторону. Ступни немели. Казалось, рыцарь вот-вот обрушится на трап. Хорошо, если так, а не вниз.

При последнем дуновении ветра он стал качаться из стороны в сторону, как неваляшка. Стиснул зубы. В ноги отдавалась вибрация от досок, что еле выдерживали вес двоих взрослых и сравнительно тяжёлых мужчин. Рокко имел неосторожность поглядеть под себя. Он застыл на месте, впав тут же в ступор.

Сотни бледных рук тянулись к нему. Гули не замолчали. От них шёл смрад на грани минеральной воды и трупной гнили. Когти из чёрного хрусталя крючились. Их зубы скрежетали. Задвоилось в глазах. Рыцарь представил, что было бы, свались он к ним.

Его передёрнуло от ужаса. Будучи на середине трапа, он совершил наконец-то следующий шаг. Увы, для него он оказался последним в этой жизни. Воины Хоругви и не думали проверять целостность древесины. Размокшая и местами треснувшая под весом проходивших рыцарей, она сломалась, когда пришёл черед Рокко идти. Прямо в центре.

Оглушительный треск ознаменовал фиаско последнего защитника храма. Тот заверещал, падая вниз, прямо на орду упырей. Приземление смягчила шайка людоедов, которых тот пригвоздил к мостовой тяжестью своего тела. Он распластался на них, поломал им кости, но и сам не обошёлся без ушибов.

Шипя от боли, Рокко щурился. Но едва распахнул глаза, увидел — всего на мгновение — свет приходящего дня.

А потом рассвет заслонили гули, обступившие его со всех сторон. Они стали губительной тьмой, что накрыла Рокко с головой, — шумной и голодной.

Каннибалы нещадно терзали его тело. Рыцарь верещал, пока ещё был в состоянии. Упыри разделывали бедолагу, будто курицу, только вынутую из дровяной печи. Правда, одними лишь когтями.

Вырывали руки по локоть и голени из суставов. Раздирали дублет, разламывали кольца кольчуги, рвали нательное белье, добирались до туловища. Распарывали кожу и, наконец, принимались за потрошение.

Он не сразу осознал, что уподобился блюду на королевском пиру, где тарелка — его кости с одеждой, а кушанье — плоть и кожа. А когда всё-таки додумался, поздно уже было.

Рокко замолчал навсегда. Мёртвый Город прибрал к рукам ещё одну душу.

При падении рыцаря и разломе трапа по доскам пошли колебания. Альдред устоял чудом, прекрасно понимая, что произошло только что. Он поднажал, стараясь покрыть оставшееся расстояние бегом. Будучи Киафом, Флэй не знал, к каким высшим силам взывать, лишь бы те помогли ему спастись.

Разломанные доски падали вниз, огревая незадачливых каннибалов.

Альдред не добежал всего ничего. Импульс чересчур поздно добрался до его стоп. Он понял, что трап уже падает, лишь тогда, когда тот выбило у него из-под ног ни с того, ни с сего. Глаза его широко раскрылись, взгляд бросило вниз, на карниз.

Падая, ренегат еле успел за него уцепиться. Переход рухнул вниз, на мостовую.

Израненная рука дала знать: под бинтом запекшаяся корка разошлась, а мышечные волокна степенно стали рваться, будто струны лютни.

Тело тянуло вниз, отчего пальцы его больно взрезала кровля. Из-под них сыпались куски черепицы ему на торс. Дезертир понимал, что в попытке подтянуться только обеспечит себе пропуск на ту сторону вне очереди. Разобьётся, но останется жить. Ненадолго. Чувствуя каждый кусок, что из него выдерут упыри.

Сдаваться Альдред не собирался: иначе всё, через что ему довелось пройти, было зря. Он приложил усилие и ухватился второй рукой за карниз. При рывке он заприметил, что на уровне его ног стоит окно, ведущее в одну из комнат жилого этажа.

В течение пары секунд предатель взвесил все за и против. Уж лучше пойти на один рискованный рывок, изводя ноги до изнеможения, чем роптать на судьбу, осознавая, насколько от чумы ослабли его мышцы.

Набрав побольше воздуха в грудь, беглец вцепился мёртвой хваткой в карниз вопреки боли. Метнул ноги себе за спину. Гули наблюдали за ним, раскрыв пасти. В следующий же миг дезертир напряг руки, что было мочи, и метнул сапоги вперёд, каблуками в стекло.

Зажмурился, вваливаясь внутрь чужой, брошенной спальни. Рухнул на пол, припорошённый стеклом, будто снегом.

Людоеды сразу же смекнули: теперь-то они смогут легко дорваться до упёртой жертвы. Практически беспрепятственно. За ними выдвинулся и Бегемот, как будто с цепи сорвался. Волна крика надвигалась на антикварную лавку, что устроили на первом этаже инсулы. Едва звон стекла стих, дезертир поднялся. Все осколки посыпались ему под ноги.

Гонка не на жизнь, а на смерть продолжилась.

Ренегат понятия не имел, открыта дверь или заперта на замок. Просто выбил её на бегу с плеча. Натолкнулся на стену и побежал по узкому, пыльному коридору. Туда, где, согласно его соображениям, должна была быть лестница.

И действительно, не прогадал.

Альдред принялся быстро спускаться по ступенькам в лавку. То тут, то там слышались крики оголодавших упырей, треск бившегося стекла. Гули его окружали.

Он только-только спустился в коридор, когда Бегемот пробил стену в лавке.

Флэй выругался в сердцах, но даже не услышал себя из-за поднявшегося грохота. Все античные безделушки, привезённые предприимчивым огнепоклонником из Гастета, повалились на пол под грудой каменных блоков. Статуэтки, проржавевшие кривые мечи, петроглифы — всё рушилось. Будто бы слона запустили в посудную лавку.

Едва заметив Киафа, Верховный Юстициар ускорился и начал преследование. В коридоре показались упыри.

Дезертир бросился очертя голову в ближайшую комнату, где виднелось распахнутое окно. Он живо упёрся в край рамы и вывалился наружу. Срезка вывела его на очередную проезжую улицу. Ему повезло: Циановые Дворцы стояли отсюда не особо далеко.

Примерно в тех краях, помнил ренегат, находился и госпиталь Сестёр Милосердия. Пусть и ударился бедром при падении, нужно было только бежать дальше.

Беглец поднялся не без труда и ринулся наутёк, чуть прихрамывая первые шагов пять. Вслед за ним выпрыгнул гуль и понёсся во всю прыть. Бегемот пробил стену за ним и поковылял тоже. Из переулков повыскакивали упыри. Сначала десять, но вскоре их число резко увеличилось до полторы сотни.

Впрочем, Альдред и не смотрел назад. Прекрасно понимал, что там лишь смерть.

Он только-только добрался до нужного перекрёстка, когда почувствовал: один из заражённых подобрался чересчур близко. На сей раз предатель не мог не обернуться. Из рукава в ладонь ему лёг стилет.

Пальцы сжались на рукояти. Флэй резко развернулся на сто восемьдесят градусов. Не успел. Гуль уже налетел на него с поросячьим визгом. Сбил с ног, порываясь впиться челюстями ему в шею. Лапой он пригвоздил к земле ладонь, в которой дезертир сжимал стилет. Камень, выложенный на мостовой, больно давил на тыльную сторону ладони. Раскроил кожу и пустил кровь.

Вторая рука оставалась свободна. Зажмурившись, Альдред выставил её поперёк, напирая на кадык людоеда.

Остальные приближались и уже почти настигли свою жертву.

Сила воли у ренегата слабла. Он понимал, что это конец. Вслед за тем и его немощное тело прогибалось под натиском кровожадного упыря.

Флэй уже готов был сдаться, как вдруг облака прошли через Ларданские пики, давая солнцу наконец-то углубиться дальше в Город. Рассвет разлился по Саргузам чуть ли не на всём их протяжении.

Живительные лучи небесного светила коснулись мертвенно-бледной кожи Альдреда, ласково грея отравленную кровь. Невидимая помощь самого Хаоса. Как раз вовремя.

Обрушился свет и на голову людоеда, отчего тот сразу же дёрнулся, вереща от боли. Бледная шкура начала пузыриться. Глаза вылезли из орбит, готовые лопнуть, будто переспелые ягоды. По чёрным кристаллическим наростам пошли трещины.

Дезертир тут же понял, в чём дело. Хватка гуля ослабла, позволяя пустить в ход стилет. Ренегат ударил ненасытную тварь локтем в кадык, и та повалилась на мостовую, залитую солнцем. Предатель чуть приподнялся рывком и вогнал живодёр в висок и без того разлагавшегося упыря.

И в тот момент беглец испытал редкое на его памяти наслаждение.

Тяжело дыша, Флэй вытянул стилет из черепушки обмякшего людоеда. За клинком из головы ненароком вылетели кровавые костяные осколки.

Альдред поднялся на ноги и поглядел на затенённую сторону улицы. Опасность никуда не исчезла: просто-напросто наступила неожиданная передышка.

Бегемот в окружении тьмы каннибалов стоял и просто ждал, когда облака вновь прикроют губительное алое солнце. И уж тогда погоня возобновится.

Мёртвый юстициар проронил по старой памяти:

— Первые Уверовавшие видят всё. Грешник не утаит свой порок и за семью печатями.

Ренегат не нашёл, что ответить отцу Гильермо на его роковое предупреждение. Вместо этого беглец развернулся и бросился наутёк вдоль развалин по улице, залитой небесным золотом.

Каждый миг солнечного сияния был на счету…

Глава 21. Шестёрка

День четвёртый, до полудня

— Ну и где эти ваши Циановы Дворцы? — в сердцах воскликнул Флэй, озираясь по сторонам. Плевать он хотел, что находится в окружении зданий с заражёнными.

С самого выхода из Дендрария всё пошло наперекосяк. Он брёл по Ремесленному Кварталу в стене дождя, пока не наткнулся на храм Первых Уверовавших. Естественно, никогда прежде в тех местах Альдред не появлялся. И не мог знать, где точно находится.

— И с чего я вообще взял, что иду в правильном направлении?.. — добавил он уже куда осторожнее, бубня себе под нос в отчаянии.

Впустую потратил несколько часов на блуждания. Надеялся отыскать заветный фешенебельный район. Увы, инсулы, окружавшие церковь, находились в значительном отдалении от Герцогского ботанического сада. Он ошибся. Сколько-то времени бродил по Ремесленному Кварталу, а теперь вышел на сомнительную улицу, будто не от мира сего.

Его осенило. Да только разгадка не пришлась по вкусу.

Остановившись посередине дороги на очередной перекрёсток, он оглядел близлежащие здания. Низенькие сооружения из песчаника — свежие, построенные уже при гармонистах. Не выше толстых пальм, произраставших здесь на задних дворах в изобилии. Куда ни глянь, везде кричащие вывески.

Ресторан «Розовый Пион» предлагал отведать морских гадов прямо с женского тела. Крабы, омары, мидии, кальмары, гребешки, молодые осьминоги. По особой цене.

Клуб «Каса Нова» извещал о новом тарифе для своих абонентов: предлагали «незабываемый массаж от прекрасных дев с Востока».

Термы завлекали бронью купален в любое время дня и ночи, деликатесами, лучшим пивом и приятной кампанией на любой вкус.

Некая таверна изобразила у себя на вывеске сущее непотребство. Беспечная дама, пританцовывая на столе, приподымала и без того короткую юбку.

Музеи, книжные лавки, миниатюрные театры — всё об одном, о тесной любви.

Глаза то и дело натыкались на одну и ту же услугу: постельные утехи — с кем хочешь, с чем хочешь, как хочешь.

Без сомнения, судьба-злодейка завела ренегата прямо в район красных фонарей. Мало того, что здесь и сейчас ему тут делать было нечего от слова «совсем», так ещё и окрестности Альдред знать не знал. Инквизиторов сюда не водили. Только самые ушлые в перерывах между купаниями захаживали сюда, чтобы попустить своих злых демонов. На деньги, прикарманенные во время операций вне Башни.

Шумайские уличные фонарики, пусть и погасшие давно, также говорили в пользу того. Воистину омерзительное место, не заслуживающее зваться частью Равновесного Мира. И Церковь давно бы сровняла этот район с землёй, не плати здешние хозяева баснословные откаты за своё существование.

За деньги на многое можно взглянуть сквозь пальцы. Горожан здесь тоже не отлавливают, пока не случится тяжкое преступление. Да и то — смотря, кто его учинил.

Так что саргузский отстойник преспокойно жил и здравствовал. День ото дня здесь что только не происходило: у городской стражи было всегда работы хоть отбавляй. Зато не скучно. И все счастливы.

Почти все. Никто никогда не берёт в расчёт жертв поножовщины, замученных банковских должников, заморенных сирот и дохлых проституток. Если своё отжили, так тому и быть.

Это всего лишь человеческие издержки — отходы городской жизнедеятельности. И, что ни удивительно, дополнительный приработок тем же патологоанатомам, священникам и могильщикам. Порочный круг, на котором зиждется всякий большой город.

Альдред не спешил, раз уж в районе красных фонарей светило утреннее солнце, а на пару вёрст вокруг не было ни намёка на приближение облаков. Он судорожно силился вспомнить примерную карту Города, но ничего не выходило. Казалось, чума степенно дробила его память на осколки. Сложно сказать, как Флэй сюда попал, и как должен был выйти. А главное — куда. И как назло, путевые знаки в этой части Города не ставили: крамольное место; если кто-то что-то ищет, сам пусть найдёт.

— Дерьмо… — буркнул себе под нос ренегат и пошёл вперёд. Ничего больше попросту не оставалось.

Он как в воду глядел, рассуждая о том, как Чёрная Смерть сказалась на самых оживлённых уголках Саргуз.

Как и везде, Альдред видел на мостовых брошенные кареты, телеги с гниющим провиантом, спёкшихся упырей, человеческие останки, крыс, что хозяйничают в костях. Можно сказать, наблюдать подобное он привык.

Самое страшное зрелище, как правило, таилось в самих зданиях. Настоящие картины массовой бойни, изображённых эпидемией филигранно, со вкусом — и в то же время грубыми мазками. Дезертир не брался гадать, сколько боли, мучений и страха довелось пережить людям, оставшимся гнить в саргузских зданиях. Об этом чуть позже лучше, чем кто-либо, расскажут их кости. Хрономиражи, пронизывающие Аштум.

Но вонь… Совсем не та, которая обычно стояла над Городом.

Разумеется, от язычников новые хозяева унаследовали хитросплетённую канализационную систему. Но ни одно следующее поколение не потрудилось её расширить, подвести к новостройкам. И дело не столько в утраченных технологиях: просто-напросто это требовало колоссальных вливаний денежных средств.

Городская казна разбухала столетиями, но на неоправданные шаги никто не решался пойти. Да и зачем? Ларданское герцогство захлёбывалось в нечистотах, но существовало и, даже можно сказать, благоденствовало. Что ещё надо?

Бедняки, которым повезло, жили в инсулах и пользовались благами наравне с богачами, которые заняли античные домусы. Водопровод, канализация — многие по эту сторону Экватора таких-то слов не слышали.

Всем остальным приходилось нужду справлять или где придется, или в пресловутых деревянных кабинках. К этому легко можно привыкнуть и безродному, и аристократу. Как-никак, в герцогском замке тоже канализацией и не пахло.

Зато местный феодал владел одним из самых лакомых кусков земли на Западе. А уже это дорогого стоит!

Если бы Альдред сновал по Рыбному Рынку, грешил бы на гниль от моллюсков и сельдевых, которые никто никогда не купит больше, раз некому. Была бы рядом скотобойня, подумал бы на туши парнокопытных, которыми занялись разве что мухи с их одутловатыми опарышами. Но ни рыбе, ни мясу в таких количествах не взяться откуда-либо в районе красных фонарей. А вот людям — и упырям…

При том, что обоняние Флэя, как и все прочие чувства, значительно померкли, он ощущал стойкий смрад гниющей человечины. Те, кого не доели каннибалы, мерно разлагались всюду. Миазмы клубились над округой — такие густые, что хоть ножом режь. То же самое гули как таковые. От них воняло мертвечиной, и даже тонкий аромат чёрного нектара не мог перебить эту затхлость.

Упыри не живы и не мертвы. Их организм устроен иначе. Альдред подозревал, они не могут голодать подолгу, как те же люди. Если гули не едят, у них начинается нечто сродни катаболизма.

А когда не остаётся на костях должного количества мяса и внутренних питательных соков, каннибалы попросту гниют заживо. Потому-то за алчущей ордой тянется особенно удушающий, гнилостный шлейф. Хотя в совокупности всех миазмов Города он, конечно, теряется.

Флэй не метил ни в ученые, ни в доктора. Дело это нынче неблагодарное, да и области его знаний были строго ограничены инквизиторскими, отчасти — житейскими. Но даже он, видя то, что пережил в Саргузах, начинал явственнее постигать природу Чёрной Смерти, продуктов её ферментации: друзы чёрного нектара, нечисть, солевые испарения.

Жаль только, что Альдред многое претерпевал на собственном примере.

Так или иначе, всё, что нёс в себе мор, сводилось к распространению заразы в народ. Из тех, кто болеет чумой, и тех, кто превратился в гуля, эпидемия вытягивала все жизненные соки, только чтобы рассыпать побольше тлетворных семян вокруг. Чтобы губительные кристаллы, оставаясь в тени, покрывали всё новые площади.

Ренегат шёл, и не думая прикрыть нос. Воздуха как такового вокруг не имелось, только миазмы. Пытаться как-либо обезопаситься от них казалось жалкими, бездарными потугами. Лучшее, что мог сделать Альдред, — это покинуть Саргузы, уйти в горы или леса. Только там ещё можно было отыскать природную чистоту Равновесного Мира.

Впрочем, долго ли она просуществует, если Ламбезис действительно намеревается накрыть Чёрной Смертью весь Аштум?..

Голову дезертира занимали мысли обо всём и ни о чём, а ноги — вели невесть, куда. Позади оставались всевозможные рассадники плотского греха, где ныне правила Смерть. Упыри, кучковавшиеся в зданиях с избытком, дремали в ожидании новой жатвы. Пробудившиеся же, облизываясь, тихо провожали его безучастными взглядами.

Однако район красных фонарей в дневной час был не так безлюден, как могло показаться на первый взгляд. Совсем рядом с Альдредом, где-то в переулке, некто опрокинул глиняный кувшин. Тот рухнул на мостовую и разбился вдребезги. Ренегат резко вскинул арбалет и направил в ту сторону.

Кто бы это ни был, уже убежал, скрылся из виду. А глиняный кувшин — один из — действительно распался на осколки. Дезертиру не пришлось по душе соседство с другими выжившими. Он понятия не имел, кто это мог быть, и какие у них намерения.

Зато прекрасно знал: для них беглец — всё равно, что красная тряпка для быка. С него есть, что стрясти. По-хорошему или по-плохому.

Идти в этот переулок, пусть и залитый солнцем, казалось худшей идеей на свете. Но обстоятельства порой оказываются сильнее человеческой рациональности.

У Альдреда не то что бы имелся лучший выбор. Здания здесь или стояли сплошняком, или разлучались точно такими же переулками, большинство из которых — тёмные и узкие. Гули обязательно выйдут и растащат его по кускам, если сунется.

Дальше по улице можно было пройти, но не нужно. Перекрёсток отрезала высокая гора обломков, осколков и щебня с торчащими трубами, железными штырями и прочим мусором. Создавалось впечатление, будто здесь в своё время похозяйничали маги.

Ренегат начал вспоминать свой осмотр Города с вершины Янтарной Башни. Вероятно, именно здесь тогда с фундамента сорвали целый дом. Если только один!

И вот результат — прямо перед его глазами.

Будучи больным, Альдред ни за что не решился бы взойти по руинам зданий. Мало того, что зараза возвращалась, щекоча ему дыхательные пути, так ещё и вал казался ненадёжным. Не туда ступит, щебень обвалится — и ренегат напорется горлом на ржавый железный штырь.

Вот и всё. Финал историй. Конец рассказам. Нелепая смерть увенчает ещё более нелепую жизнь.

Стоило, конечно, попробовать сунуться в один из местных борделей. Нечто подобное Флэй, удирая от язычницы, уже проворачивал. Только вот не сказать, что легко тогда отделался. Ему крупно повезло зайти именно в жилой частный дом, где ютилась лишь семья, им владевшая.

Здесь подобных зданий не было, сплошь блудилища. Ему не улыбалось покормить своей плотью и напоить кровью ораву заражённых шлюх. А ведь их внутри любого из окрестных построек может быть и десятки, и свыше сотни. Что больным, что здоровым войти внутрь значит подписать себе смертный приговор.

Хаос будто бы нарочно толкал ренегата сунуться в злосчастный переулок, залитый солнцем. Пальцы нервно ощупывали борт арбалета. Флэй засопел. Над принятием решения долго думать не стал. В его случае поворачивать назад смерти подобно, думал он. Ибо не знал, в какой момент зараза возьмёт своё.

Лучше уж сдохнуть, пытаясь, чем мешкать в напрасной попытке обезопасить себя в краткосрочной, никчёмной перспективе.

Принимать бой в переулке с бастардом казалось не лучшей затеей. Альдред горько пожалел, что не отобрал у двух злополучных братьев топорик.

Его Прощальная Роза в случае нападения выживших или упырей царапала бы стены, не достигая поставленной цели. Наилучшим вариантом ренегат отобрал арбалет и стилет. Выстрелит — и убьёт одного. Удастся — вобьёт в шею клинок другому. Остальных покромсает подобранным оружием. Да хоть голыми руками! Там уж посмотрит.

— И кто бы это мог быть?.. — проронил Флэй раздражённо.

Дезертир выставил вперёд арбалет, целясь перед собой. Стилет в его рукаве примыкал к борту, даря столь необходимую уверенность. Ренегат зашёл в переулок. Ботинок ненароком приземлился прямо в лужу, порождая всплеск.

Мутные капли дождя в свете солнца заискрились. Красотой любоваться было неуместно. Беглец чертыхнулся и пошёл дальше. Осторожно переступил через осколки. Впереди его ждали только потёмки. Между зданиями, перекрывавшими утренние лучи.

Шутка ли, уже отсюда Альдред слышал гулей. Те просыпались, тихо бубня себе под нос невесть, что: видать, почувствовали его приближение. Флэй скривил в гримасе лицо. Всё-таки приятного мало себя ощущать обедом для людоедов. Беглец вывернул направо, продолжая купаться в палящем зное над Саргузами.

Злосчастный переулок напоминал засоренную кишку. Всюду валялись пустые бутылки из-под бренди, объедки, нечистоты людей и крыс, отходы, которые было не опознать. На мостовой запеклась давешняя рвота. Кровь чёрная, кровь красная.

У Альдреда носоглотку забивала слизь. И всё равно через эту чёрную, густую плёнку пробивался едва уловимый, но стойкий запах нечистот. Ренегат понятия не имел, куда и как деться от ужасов Саргуз. Даже вылезти из кожи вон ему едва ли помогло бы.

На том конце переулка дезертир видел улицу, что примыкала к отрезанному перекрёстку. Быть может, уже там обнаружатся путевые знаки, которые выведут его на Циановые Дворцы — и далее к самому госпиталю Сестёр Милосердия. За неимением выбора хотелось верить. Флэй прокашлялся, отхаркал мокроту и двинулся вперёд.

Гули здесь не спали. Казалось, дома шевелятся вслед за ним. Словно заражённые просыпались от одного его запаха.

Каннибалы дожидались, когда переулок погрузится в тень, и уж тогда-то настанет их обеденный час. По крайней мере, для тех, кому доведётся урвать кусочек.

Ренегат старался идти посередине дороги, чтобы точно ни одна тварь его не уцепила и не затащила во тьму. Инстинкт самосохранения у них как таковой отсутствовал, и в этом предатель убеждался неоднократно. У гулей на первом месте стоял именно разум роя. Так что один или два упыря вполне могли пожертвовать собой, чтоб остальные поели, протянули ещё немного и распространили чуму дальше.

То и дело беглец поглядывал на небо, примерно прикидывая, сколько времени в безопасности у него оставалось. К счастью для него, сегодня утром стоял полный штиль, и облака зависли в стороне моря. Последние тучи медленно просачивались через Ларданы.

Лишь поэтому Альдреду удалось оторваться от юстициара. Но он знал, это всего-навсего короткая передышка. Достаточно солнцу скрыться за сизым заслоном, Торквемада продолжит идти за ним по пятам. И быть может, по воле самого Ламбезиса.

Беглец не исключал, что Актей все знал и препятствовал встрече Киафа с доктором, победившим чуму. Болезнь, зревшая в лёгких, — слишком удобный и эффективный рычаг давления, чтобы от него отказываться. Поэтому чем дальше Флэй уберётся от места их последнего столкновения, тем лучше.

В конце концов, переулок заканчивался шаге на сто пятидесятом. Альдред явственно увидел двухэтажный белокаменный дом. Если верить вывеске, это была гостиница с заморским названием «Шаньтоу». Шумайским, стоит полагать. Бумажные фонари говорили в пользу того, что и здесь оказывали особые услуги досужим клиентам.

Ставни были заколочены. А двустворчатые, тяжелые стальные двери наверняка заперты на замок. У Альдреда возникло впечатление, будто в своё время этот бардак избрали в качестве укрытия от бед, ниспосланных на Саргузы. И быть может, в нём до сих пор кто-то баррикадировался от Чёрной Смерти. Быть может, неизвестный выживший спешил именно туда. Флэй, выходя из переулка, поймал себя на крамольной мысли:

«Это всё не к добру…»

Едва он это озвучил в своей голове, кто-то огрел его по голове тупым предметом.

Глава 21-2. Шестёрка

Видать, скрылся за ящиками у входа в здание напротив. Нападавший сильно спешил и попал по шее. И всё равно, доставил предателю несусветную боль.

Ренегат гаркнул, еле-еле удержавшись на ногах. Он резко развернулся, удумав застрелить наглеца из арбалета в упор. Не тут-то было. Выживший предвидел его замысел. Тут же на борт опустилась дубина. Из рук Альдреда оружие попросту вырвало.

Дезертир не успел разглядеть нападавшего тогда. Ему в лицо угодил кулак. Били в глаз. Новая волна боли ознаменовала удар. В голове беглеца будто сверкнула молния. Он отпрянул, беспомощно выставляя перед собой руки. Тот, кто покусился на его жизнь, был не один. Рядом по лужам зашлёпали ещё ноги. Предатель услышал:

— Вали, вали его!

Медлить было нельзя. Сообщники выжившего приближались. Пересиливая боль и помутнение сознания, Альдред встрепенулся. Как раз вовремя. Нападавший подорвался к нему, снова замахиваясь дубиной. Вероятно, намеревался раскроить ему череп одним махом. Деревяшку бросило к голове жертвы. Флэй успел еле-еле прижаться к земле.

Дубина, разрезая воздух, пронеслась над головой. Не жалея мышц, ренегат выпрыгнул. А впереди него — сжатый кулак. Нападавший схлопотал апперкотом в челюсть. Зубы брякнули друг об друга. Слюни с кровью вылетели наружу. Выжившего развернуло на сто восемьдесят, согнуло в три погибели. Заходили ходуном ноги. Рука потянулась к разбитым губам. Человек не то сопел, не то скулил.

Казанки обожгло. Всё же крепкий попался мерзавец. В висках у Альдреда стучала кровь, приглушая окружающий мир. Он силился вытряхнуть стилет в руку. Почти. Лезвие только-только показалось из-за рукава. Но тут в него влетел ещё один выживший, валя на мостовую. Флэй подавился воздухом.

«Тварь!»

Головой он ударился об мостовую. Перед глазами заплясали мушки. Слух будто накрыл купол, сдавливая протяжным звоном. Оппонент ещё придавливал его к земле. Начал карабкаться по Альдреду в направлении лица, вминая в жидкую грязь. Дезертир стиснул зубы и огрел его кулаком по виску. Врага будто ветром сдуло.

Предатель перевернулся на живот, стал отползать прочь. Глаза опустились на рукав. Альдред в ужасе осознал: при столкновении с последним выжившим обронил стилет. Оружие, на которое Флэй так рассчитывал, попросту плюхнулось в грязь!

Беглец выругался, на чём свет стоит. Плюнул на всё. Впредь ему не было дела до миазматической жижи, лизнувшей и без того грязные бинты на руках. Забыл о полученных ушибах и тупой боли в ноге на месте пореза. Он взбесился не на шутку, готовый разорвать нападавших на куски в обход Прощальной Розы.

Упёрся руками в мостовую. Шершавые булыжники надорвали подсохшую кожу на пальцах, пуская кровь. Ренегат поднялся, поджав колени к животу. Он тут же развернулся, заключив сразу четверых нападавших в поле зрения.

Выступил пот. Солёные капли стекали с бровей на веки, жгли глаза. Не имеет значения. Надо драться. Тем более, отпускать его так просто враги не собирались.

Альдред сорвался с места. Почти синхронно с выжившим, что стоял к нему ближе всего. В руке у того блеснул кортик. Флэй не дал ему подобраться к себе. Мародёр только занёс кинжал — и тут же согнулся пополам: ренегат ударил его в колено пяткой.

Хрипя, незнакомец начал шататься. Остальные поспевали. Дезертир в миг подбежал к нему и с разбегу влепил коленом ещё и в подбородок. Послышался треск. Что-то упало в мутную воду. Похоже было на зуб.

Неприятеля в мгновение ока притянула к себе земля. Кто-то из его подельников, пронаблюдавших за поражением товарища, желчно плюнул в сторону дезертира:

— Мразь!

Лучшего комплимента о себе от них ренегат не мог и услышать. Впрочем, у него не нашлось времени на эмоциональный отклик. Следовало положить на лопатки ещё трёх мерзавцев, покусившихся на него.

В моменте причины значения не имели. Будто стая волков, просто охраняют границы своих владений? Заманили, позарившись на меч, не дававший покоя всем нечистым на руку? Или им на четвёртый день уже нечего есть, а мимо проходивший выживший послужил чем-то вроде манны небесной? Без разницы.

Стиснув зубы, Альдред принял бой со вторым. У неизвестного в глазах на мгновение блеснул тусклый, чёрный огонёк страха: видать, совсем не так он представлял себе засаду. Он спешил, только бы Флэй не выхватил Прощальную Розу. Ибо мог. Но нападающий действительно был быстр, не дал свершиться кровопролитию.

Дезертир мерно отступал назад, не давая кулакам, больше напоминавшим кувалды, пройтись по его лицу. Всё тело было напряжено — и лишь для того, чтобы выверенно дождаться подходящего момента. Миг, в который оппонент выдохнется, столы перевернутся опять.

И вот он настал. Торс выжившего повело за рукой. Голова наконец-то оказалась открыта. Ренегат бил прямым в висок. Мародёр подавился воздухом и падал теперь чуть ли не к его ногам. Дезертир ушёл в сторону, неловко пританцовывая.

Поединок их длился всего с полминуты, если не меньше. Однако этого вполне хватило, чтобы изменились обстоятельства. Фон перед глазами смазался для Альдреда: всё своё внимание он направил сугубо на последнего оппонента. Между тем его уже обвели вокруг пальца.

Флэй смотрел перед собой и видел только выжившего с дубиной. Второй куда-то запропастился. Но он вскрыл своё местонахождение, наступив на лужу. Прямо за спиной ренегата. Беглец бросил беглый взгляд за себя. Глазом, заплывшим от удара. Едва ли он мог что-то разглядеть. Но почувствовал в воздухе колебания.

Приближалось нечто тяжелое.

Огрели по затылку, в очередной раз же заставили пошатнуться. Взгляд увело под ноги. Из ниоткуда показался кулак, вбиваемый в грудь ему. Следующий прилетел в висок. Тогда Альдред и сам себе напоминал скорее бойцовскую грушу, чем человека.

Злоба подарила ему второе дыхание. Он вытянулся, расправил плечи. Не давая себя ударить ещё раз, разбил оппоненту с головы нос. Брызнула кровь. Тот заверещал, отпрянул назад. Сзади уже подбирался верзила с дубиной. Он уже занёс оглоблю над собой, чтобы проломить замешкавшемуся инквизитору череп, как вдруг…

— Хорош! — властным тоном призвал кто-то.

Амбал с дубиной отошёл в сторону. Флэй обернулся и увидел, как из гостиницы «Шаньтоу» выходит человек в гражданском, а за ним — ещё целая дюжина ему подобных. Все рослые, на вид грозные. Молодчики, словом. Это не обыкновенные голодранцы, которым повезло пережить первые дни Чёрной Смерти. Самый настоящий коллектив.

Дюжина в миг обернулась парой таковых. Трое побитых мародёров, как послушные псы, шли к своему хозяину. Альдред замер, понятия не имея, что вот-вот должно было произойти. Против такой толпы народа выступить смысла не имело: задавят числом. Тем более, насколько Флэй успел заметить, у каждого из них при себе оружие.

Топорики, мечи, шестопёры, кистени, тесаки. Ничего выдающегося. И всё равно, из ренегата они легко приготовят мясную нарезку. Даже если сами слегка поредеют.

Похоже, дезертир, сам того не ведая, наткнулся на логовище целой банды. И во главе её стоял человек, при виде которого даже у Альдреда по коже забегали мурашки.

Чуть выше амбала с дубиной. Шире в плечах, чем все, кто его окружал. Руки-молоты. Ноги, как два дуба. Торс больше напоминал передвижной осадный щит. Палец такому в рот не клади — раздавит голову в кашу и не моргнёт. Если кому и уступал конституцией тела, то только юстициарам.

Сразу видно — не из доморощенных горожан. Этот конь — из сельской местности. Рос на тяжком труде и обильном питании под стать персекуторскому. Впрочем, выглядел он довольно бледно — явно не с Полуострова сам. Волосы медные. Глаза карие, глубоко посажены. Нос прямой. Узкие губы. И всё это было размазано по квадратному лицу, вдававшемуся в массивный череп.

Людей, подобных ему, Альдред в Саргузах не встречал. А вот в Кродо рыжих — пруд пруди. Из цивилизованных велатов, главным образом. Всё же нирены — этнические луры, краски у них другие немного.

Физиономия незнакомца не выражала ровным счётом ничего. Но острый взгляд подсказывал: чуть что не так — можно схлопотать не по-детски. Мародёры обступили ренегата полукругом. Ему следовало бы бежать без оглядки, пока мог. Да только знал он: бессмысленно это. Всё равно догонят.

Они могли его убить — и уже давно. Почему-то оставляли жить. Судя по всему, затевали поговорить. Мысль об этом слегка поумерила тревогу, напавшую на Альдреда.

Впрочем, рано было расслабляться. Неизвестно ведь, чем ещё кончится разговор с людьми такого полета. Рыжий вышел прямо к нему. Его свита следила за тем, чтобы Флэй не учудил какую-нибудь глупость. А тот стоял и ждал, сам не зная, чего…

— Здоров, — пророкотал басом бугай и протянул руку дезертиру. Скривил губы в ухмылке, понимая сюр ситуации.

Тот посмотрел на огромную пятерню, представив неволей, как тот раздробит ему ладонь при рукопожатии. Перевёл взгляд на лицо здоровяка. В карих глазах — почти чёрных — сложно было прочесть, подвох это или простое человеческое приветствие.

«Это какая-то шутка?» — озадачился Альдред. Увидев, как лицо того смялось в гримасе раздражения, понял, что лучше не медлить.

— Ну, здоро́во, — отозвался Флэй, пожимая руку.

Ему на язык легло неприятное послевкусие от приветствия. Давненько он не общался, как малолетний отщепенец, подражающий воротилам постарше.

Что удивительно, рука ещё была цела. Хоть рыжий и сжимал её твёрдо — скорее, из соображений уважения, чем желания навредить.

— Дерёшься неплохо, — заметил здоровяк, усмехаясь. — Всех инквизиторов так учат махаться, что ль?

Мельком ренегат глянул в сторону солнца. И пускай ветер досюда не добирался, в стороне моря уже подул, толкая облака на Саргузы. Иными словами, времени было в обрез. Тем более, Альдред им не располагал, чтоб просто вести сомнительные беседы с ещё более подозрительными личностями.

— Вы кто такие? Чего надо от меня? — перешёл дезертир сразу к делу.

Звучать он старался как можно более отстранённо, дабы укрыть свой страх перед лицом толпы мародёров. А страшно ему было до ломоты в тазу — аж нутро скручивало.

Собравшиеся молодчики казались ему воронами, кружившими над его беспомощным, поломанным трупом.

Трусом Альдред не являлся и неслабо подивился этой боязни. Грешил на симптомы заразы и общую тревожность на её почве.

Но отнюдь. Любой на его месте бы струхнул. А кто-то и вовсе б испачкал портки.

Флэй понимал, что, если покажет слабость, утратит и тот призрачный авторитет, что успел нажить в драке. Этой ватаге ничего не будет стоить забить его ногами до смерти. Совсем неважно, зачем им понадобилось говорить. Альдред не ждал от них ничего хорошего. Только и оставалось, что держать марку.

Дерзость инквизитора заставила улыбнуться. Рыжий приметил:

— Недаром ты так напугал Брока. От тебя он улёпетывал там… — Он кивнул наверх, указывая на переулок. — сверкая пятками. Теперь я вижу, почему. Крепкий орешек ты.

Едва ли здоровяк от начала и до конца был откровенен с Альдредом. Это не брат Фульвио. Это зверь, заточённый в человеческом теле, неспособном разрастись сообразно внутренней, медвежьей свирепости.

Старшой как будто втирался в доверие к Флэю. И бывший куратор чувствовал манипуляцию. Дёшево до тошноты. Но некоторые не особо одарённые умом люди вполне могли на неё повестись, раз на них обратили внимание.

— И именно поэтому вы решили мне башку разбить втихаря? — съязвил ренегат, чётко давая понять: не так он прост.

Беглец рисковал. Если молодчики хотели его как-то использовать, а он не поумерит пыл вовремя, их разговор может окончиться для него плачевно.

Проблема в том, что дезертир после череды ударов по голове соображал смутно, действуя скорее инстинктивно. Но здесь это по большей части ему играло на руку: с волками жить — по-волчьи выть.

— Я, если честно, не стал разбираться, кто ты, зачем и откуда. Раз уж мои пацаны увидели в тебе угрозу, какой мне смысл им отказывать? Человек человеку нынче — волк, сам, думаю, понимаешь, — без тени смущения отвечал рыжий. — К тому же, у меня есть и поважнее дела. Шуму вы наделали изрядно, парни. Вот я и вышел. Посмотреть на тебя, красивого. И раз уж тебе перестали накидывать по кумполу, к твоему счастью вышел.

— Логично, — только и сказал Альдред.

Рыжий прищурился.

— Ты так и не назвал своего имени.

«Что это? Намёк на неуважение?..»

Мародёры не имели никакого отношения к Церкви. Тогда, назовись ренегат настоящим именем, его могли и не пустить в храм. Но здесь как ни представься, всем будет всё равно. Чисто формальность. Хороший тон. И дезертир показал на себя:

— Альдред Флэй.

Бугай издал короткий смешок, искренне удивившись. Он резко изменился в лице. Словно отыскал брата-близнеца, о котором никогда не знал, как в анекдотах о Сулакте. К счастью, никто и не думал устраивать массовые танцы. Разве что рыжий заговорил куда благосклоннее, чем раньше:

— Значит, в Саргузах на одного нирена больше, чем я думал! Ещё и инквизитор. Это интересно, не находишь?

Предатель насупился и пробубнил нерешительно:

— То есть?

Вместо тысячи слов амбал, не распинаясь, и сам назвался:

— Глен Маки́вер. Я основатель Тринадцати. Тебе это о чём-нибудь говорит?

С ответом Флэй не спешил, глубоко призадумавшись. В его голове будто рванул целый пороховой склад. Он подивился тому, какую проницательность развил в себе.

Это действительно велат. Принадлежит к некому лемландскому клану: может, горному, а может — и вовсе равнинному. Невелик смысл уточнять подробности.

Значит, не из варваров, что проживают буквально под Ниренией, но на материке. И то ладно. С другой стороны, дикие велаты никогда не появлялись на Полуострове. Только в кандалах и с рабским клеймом на шее.

На мгновение Альдреду показалось, будто он совершил ошибку, вскрыв свои ниренские корни. В конце концов, лемландцы всеми фибрами души ненавидели его народ. Потому как было, за что. Хотя по рыжему великану такое и не скажешь. Казалось, тот вообще не озабочен межэтническими распрями.

Сам Флэй не питал особой радости, повстречав земляка, если так можно выразиться в отношении рыжеволосой бестии с Туманных Островов. В особенности теперь он относился настороженно к людям любого цвета кожи, религиозной конфессии, склада ума и картины мира. Тем более, к Тринадцати. Они — настоящий бич Города.

«Да, я слышал о них… А кто нет?»

От переселенцев из дальних уголков Аштума никто никогда не ждёт особых высот. Их место, как правило, лежит на самом дне общества: чернорабочие, обслуга, проститутки, мелкие преступники, тунеядцы, нищие на паперти, курильщики дурмана, пьяницы, насильники.

Это отбросы, отдающие своё время, здоровье и силы на благо города. В лучшем случае — и не более того. Саргузы — не исключение из правил. Наоборот, ярчайший пример. Кто переехал на Барахолку, если доживёт, увидит, как в той же конуре подрастают его внуки. Одноногие, однорукие, занюхавшие обеими ноздрями крысиное дерьмо и тюремную плесень. Участь правнуков аналогична.

Прозябание в тесном аквариуме посреди моря возможностей — это ли называют лучшей жизнью те, кто разменял свою страну на край, где трава зеленее?..

Между тем чужаки являют собой скопище самых голодных и озлобленных страждущих. Отвергнутых новым обществом на всех уровнях правового порядка. В глазах сытых бюргеров приезжие — самые что ни на есть прокажённые. Люди нижайшего сорта.

Видя благополучие других, чужеземцы не поступятся ни перед кем в надежде урвать хотя бы крошечный ломтик той красивой жизни, которая им не светит. Если надо отобрать, отберут. Если надо убить, убьют. Ради самой короткой, но яркой перспективы.

И всё же, некоторым иммигрантам удаётся поймать удачу за хвост. Выбиться из грязи в князи. Заставить чванливое, чопорное общество считаться с ними.

Такой путь прошёл печально известный Глен Макивер, он же «Маки» — и все прочие, кто стоял у истоков организованной преступной группировки «Тринадцать». Столько их было изначально. А сейчас…

Как правило, всякий иностранец ищет счастья на чужбине, эдакой проекции рая на земле. Большинство из них ждёт рабский труд за гроши. Это простой, честный в одностороннем порядке путь, поддерживающий нищету и сулящий поломанное здоровье, разрушенные судьбы.

Но среди серой массы авантюристов найдутся всегда и те, кто готов сыграть с огнём всего лишь раз — и либо дотла сгореть, либо воссиять, как никогда.

Для Макивера и дюжины других переселенцев из Нирении дорогу в высшую лигу претворяли подпольные кулачные бои. Там они заработали первые лёгкие деньги, ломая лица оппонентам. Скооперировались — и заработали первый капитал.

Не слишком уж много, но и не мало. В самый раз для открытия ростовщической конторы. Драконовские проценты. Людоедские залоги. Хотя всё — под роспись клиентов. А парням, выковавшим из плоти сталь в подземельях на кровавом песке, сложно отказать.

Чревато последствиями.

Так, худо-бедно нарабатывалась недвижимость в Саргузах и окрестностях, захудалыелавки, мелкие предприятия. Основывались банки, где обирали до нитки тех, кого более прозрачные дельцы ни за что бы ни взяли в оборот. Их право, их ошибка.

Но как бы там ни было, сила Тринадцати в совокупности — это золотое правило. Изначально так повелось, но в живых остался лишь Маки. Как так вышло, знает лишь земная твердь под Саргузами, где покоятся кости его первых подельников.

Шли годы, и за Тринадцатью стали выстраиваться целые бригады беспризорников — эдакая «пехота», решавшая все мелкие вопросы с должниками. Группировка встала вровень со всеми прочими, бодаясь за районы, где взимали свою мзду.

Они бы так и плескались в пруду с прочими этническими бандами, коих в Городе с избытком. Участвовали в разборках, устраняли конкурентов, не зная по-настоящему крупных уловов и подлинного влияния.

Всё изменил переполох на рынке ворвани в Западном Аштуме. Был такой кризис лет пятнадцать назад.

Когда обороты с китобойного промысла резко упали, Макивер и компания выкупили несколько саргузских контор за бесценок. Что называется, для галочки.

Было это везение, провидение или холодный расчёт? Не имеет значения.

Открытие новых охотничьих угодий к северу от Шумая выровняло спрос и предложение на китовый жир. И Тринадцать заимели здесь свой, внушительный, общемировой процент. Прибыль взлетела вверх, а вместе с ней — и молодчики.

С тех пор они получили и место в серой политике Ларданского Герцогства. Поговаривали, что Тринадцать вхожи во все кабинеты Акрополя вплоть до саргузского градоначальника. Быть может, и сам феодал с ними вёл деловую переписку.

Но важно другое: ни одна преступная шайка и рядом не валялась. Окольными путями, но Макивер и компания стали здесь своими в доску. Подчас больше, чем породистые дворяне, будь то норманны, луры или коренные с Полуострова, принявшие гармонизм ради выживания.

И вот живая легенда стоит прямо перед Альдредом Флэем. Дезертир на фоне рыжего бугая почувствовал себя блекло — ещё пуще прежнего. Может, Маки не обрушит на него золотой кулак своего влияния в обществе, раз то пожирал мор. Но предатель знал: столкновение с Тринадцатью всё меняет. Впредь стоит особенно следить за языком.

— Естественно, — ответил ренегат наконец. — В Городе о Тринадцати глухой прочтёт, слепой услышит.

Фамильярничать, любезничать, расшаркиваться перед бандитом, загубившим сотни душ, Альдред не собирался. Преступников, будь они простыми смертными или чародеями, привык ненавидеть. И совсем неважно, что статус Киафа также делал из него личность далеко не рукопожатную. От криминальных элементов одни проблемы.

Да и от инквизитора никто не ждал попятной. Что законники, что бандиты на дух друг друга не переносили. А между тем чума сближала их, как никогда.

Макивер улыбнулся земляку, довольный его словами. При взгляде на него создавалось впечатление, будто признание общественности не может надоесть, если эту данность выгрызли зубами и ногтями. Бугай тоже глянул на солнце, ползшее к зениту.

«А он, кажется, что-то понимает. Иначе бы не выжил…»

— Куда держишь свой путь, Альдред? — вежливо спросил Маки.

— Иду в сторону Циановых Дворцов, — честно отвечал Флэй. — На север.

У него отсутствовало всякое желание распространяться про госпиталь. Не хотелось давать неудобные ответы на лишние вопросы.

Глен ухмыльнулся.

— Не лучшую дорогу ты выбрал. Убьёшь так полдня только. Если повезет, имею ввиду. Чай, торопишься…

— Я заплутал ночью. Твари загнали меня в район красных фонарей. Вот и пытаюсь выбраться отсюда, пока не поздно, — сдержанно пояснял ренегат.

— Мы тоже, — осклабился Макивер и поглядел на земляка со значением.

Альдред насупился. Глен был вынужден пояснить.

— Этой дорогой ты точно не выйдешь на север. Куда ни плюнь, район красных фонарей обложен бастионами из дворов с четырёхэтажными домами. Тенистая у нас тут местность. И когда солнце перемахнёт зенит, прочувствуешь это на собственной шкуре. Раз уж мы с тобой земляки, я мог бы предложить тебе комнату в нашей гостинице. До вечера, как дождь пойдет. Сервис и девочек не обещаю — их уже тю-тю…

Верзила расхохотался. Дезертир тут же напрягся.

Щедрое предложение. Безмерно щедрое. Да только вот…

Глава 21-3. Шестёрка

«О, нет! С такими, как вы, ребята, я в одном поле и погадить не присяду», — думал ренегат. Его больше волновало даже не это: госпиталь Сестёр Милосердия где-то близко, буквально за поворотом.

Но в то же время и далеко. Пока Альдред медлит, чума планомерно убивает его и обращает в новоявленного упыря.

И быть может, уже этой ночью сознание Флэя отойдет на второй план, уступив разуму роя.

Если не поторопиться, дезертира ждёт поистине печальная участь: лезть на стену от мук в ментальной тюрьме, пока безвольное тело вкушает человечину, пачкая одежку.

Свою мысль, однако, Маки не закончил.

— Да только «Шаньтоу» мы тоже покидаем. Пацаны сбегали, проведали относительно безопасные тропки на север. Там, говорят, безопасно. Никому подыхать здесь по-пустому не охота. И мы пойдём. Вот только надо уладить пару вопросов…

Его намёк повис в воздухе гнетущей паузой. Альдреду ясно дали понять, что его пытаются вовлечь в крайне сомнительную и опасную авантюру. Хуже всего другое: у него нет права отказаться.

Мало того, что перед ним свиту расставил основатель Тринадцати, нетерпящий отказа, так ещё и рыжий верзила прав от и до. Вокруг района красных фонарей полно свежих, высоких зданий, где обосновались рабочие Ремесленного Квартала. В этих местах Альдред никогда не ходил: чересчур далеко от Янтарной Башни. А мыкаться, тыкаясь мордой в углы, как слепой котёнок, нынче чревато.

Ситуация складывалась так, что Глен Макивер уже взял нерадивого ренегата в заложники. Флэй это понимал. А Маки — подразумевал. Про себя дезертир выругался в сердцах, не веря, в какую передрягу вляпывался на ровном месте. Тянуть кота за хвост не стал и спросил прямо:

— От меня что требуется?

Беглец не переставал приятно удивлять. Велат осклабился.

— Вижу, ты не лезешь за словом в карман. Даром что инквизитор. Хорошо. Люблю вести дела с такими людьми. Это особенно важно для предпринимателя вроде меня.

Глен беззастенчиво похлопал Альдреда по предплечью. Легонько, но Флэя ноги удержали еле-еле. Дезертир поморщился от боли: чума как будто проросла в плоть, вызывая жгучую, беспрестанную боль. Каждое касание только усиливало его муки.

— На севере Города градоначальник организовал что-то вроде зеленой зоны. Без больных. Там полно беженцев с юга и востока Саргуз. Абы кого не пускают. И сначала тщательно досматривают, болеет человек или не болеет. Мне с братвой надо туда.

— И в чём проблема? — не понимал Альдред.

— Сам-то как думаешь? — усмехнулся Маки, не скрывая высокомерия. — На проходной трубить надрывно, что мы из Тринадцати? Поросячьим визгом умолять, чтоб позвали бургомистра, и тот нас опознал и пропустил? Нет, родной. Это так не работает.

— Есть варианты?

Макивер вздохнул тяжко.

— Только один. Подорожная грамота. В заражённой части Города этим поставили заниматься не абы кого — Дарио, мать его, Мадонию. Ему решать, кого впускать, кого на рогах катать. Печать всё решает. У проходной ни шагу дальше не пройдёшь, пока не получишь бумаги, будь он неладен! Эти дегенераты другого языка просто не поймут.

— Начальник стражи, значит…

«Если он без зазрения совести приказал расстрелять протестующих горожан, тех, кто забрался к нему на задний двор, и вовсе на вилы посадит. Сядет в уголке и будет наблюдать, пока не сдохнут…»

Амбал показал куда-то в сторону.

— Он сейчас должен восседать в гарнизонном донжоне Восточного Муниципалитета. Между Рыбным Рынком и районом красных фонарей. Составить подорожную грамоту, поставить печать — и вуаля, мы в дамках! Заодно и обчистим их арсенал. С тесаками много не навоюешь. Ни здесь, ни в зелёной зоне. Нужно что-нибудь повнушительнее. Огнестрел, на-при-мер.

Глен плотоядно улыбнулся.

«Этот хобот задумал что-то нехорошее», — понимал ренегат. Законник в нём, уже полумёртвый, бил тревогу. Но дезертир на то и дезертир, чтоб думать лишь о себе. Тревогу за тех, кто ему и не брат, и не сват, он в миг отбросил прочь.

— И соответственно, ты хочешь, чтобы в донжон к Мадонии полез я? — догадался Флэй. Погонял задумчиво воздух во рту.

— Браво, Альдред. Именно так, — подбодрил его Макивер.

Ренегат поджал губы, язык заскользил по зубам. Как если бы он хотел тщательнее прочувствовать горький вкус полного бесправия. Но нет. Просто размышлял.

— Есть какие-нибудь сведения о ситуации в городском гарнизоне?

Глен лишь пожал плечами. На лице проявилась надменная ухмылка.

— Ты не переживай так. Одного я тебя туда не пущу. Нам в первую очередь не помешали бы твои руки, чтоб забороть, кто рыпнется, и проблем не возникло. Ты по уши вымазан в крови. Уверен, и человека, и зверя ты легко порубишь. Видно по тебе, ты бывалый у нас персекутор.

«Да. У меня богатый послужной список. Меньше, чем за месяц, построил целую гору из черепов, — шутил про себя дезертир, как вдруг засопел. — Какие же вы ушлёпки…»

Амбал зыркнул в толпу, отбирая самых удалых ребят. И в то же время тех, кого ему было жалко меньше всего.

— Сивый. Копф. Глизи. Подойдите.

Трое бандитов просеменило к ним с Альдредом поближе. Ренегат мельком оглядел их, с неудовольствием подытожил:

«Ну и хмыри. Один смешнее другого…»

Дезертир вздохнул еле слышно, стараясь не выказывать отчаяния, что сдавило ему виски и горло. Уже мысленно смирился с тем, что его в очередной раз используют. Поэтому старался расслабиться и извлечь для себя как можно больше выгоды.

В конце концов, Тринадцать могли его провести аккурат к Циановым Дворцам. Там пройти шагов четыреста — и упрёшься в ворота Госпиталя. К тому же, огнестрел и ему бы не помешал. Весьма кстати пришёлся бы офицерский кремневый пистолет. И связка арбалетных болтов. А в идеале — и парочка пороховых бомб.

«Ладно, ладно. Может, это и к лучшему. Главное, не сдохнуть по дороге…»

Маки не хотел знать, что о его повелении думает Альдред Флэй. Для него и так было очевидно, что ренегат согласен: либо так, либо вон вперёд ногами.

— Они в курсе дел. Так что берегите друг друга, пацаны. Вы мне нужны живыми. С грамотой и оружием. За мной не заржавеет, сами знаете. Ждём вас.

Копф — самый уродливый из троицы — кивнул. Сивый, старейший из них, улыбнулся вымученно. А Глизи, совсем ещё сопляк, примерно возраста Альдреда, мечтательно закатил глаза: ума ему пережитый опыт не прибавил.

Флэй почувствовал, как наполняется решимостью. Но не от предвкушения славного приключения. Просто яро возжелал поскорее разобраться со всем и наконец-то воспользоваться эфемерным шансом упасти свои тело и душу.

Он спросил у Глена:

— И когда выдвигаемся?

Тот сказал лишь:

— Прямо сейчас.

За хлёстким призывом Глена Макивера последовали спешные сборы. Прихвостни его отдали ренегату арбалет. Из рук бандита Флэй принял оружие насупленным.

Внимательно осмотрел борт и плечи самострела. Без каких-либо повреждений окромя косметических. Можно смело стрелять.

«Кто знает, как бы повернулся этот день, если бы я всё-таки застрелил кого-то из их братии…» — резонно подметил Альдред, убирая на плечо арбалет.

Ему тут же передал уже другой преступник его стилет. По всем правилам рукоятью на берущего. Но отнюдь не из почтительности или хотя бы приличия.

У головореза на лице было написано, что инквизитор для них ничем не лучше борзого законника. Даже если бы Тринадцать знали о предательстве беглеца, навряд ли их отношение бы поменялось.

В их понимании блюститель правопорядка, даже бывший, даже церковного, — это клеймо на всю жизнь.

Под рукав Альдред отправил стилет. Между тем Глен Макивер, прикрыв глаза ладонью, посмотрел в сторону моря. Приценился, сколько примерно времени есть в запасе у его шестёрок. Опустил к груди подбородок и утвердительно кивнул сам себе. Глава банды подошёл к внеплановому союзнику и трём своим подчинённым со словами:

— Ближе к раннему вечеру тучи дойдут и досюда. За это время Вам нужно разобраться с Мадонией и вернуться. Как только придёте, мы сразу двинем в сторону Северной стены. Чтоб к ночи уже забыть обо всём, что здесь имело место быть…

Ренегат задумчиво погонял воздух во рту. Северная стена — одна из тех, что разрубала Саргузы на части. У Города история тянется чуть ли не с самого зарождения человеческой цивилизации на Западе. И естественно, рос он из-за этого вкривь и вкось. Всякий раз появлялись новые и новые укрепления.

Шутка ли, раньше тираны ограждали город от варваров и враждебных местных государств, которые по нынешним меркам больше напоминали общины.

Со сменой власти в Дельмее Магне все последующие правители использовали стены больше для расслоения общества. Отделения богатых от бедных, свободных граждан от рабов, праведников от неверных.

И когда правитель из норманнов завоевал Саргузы, ничего не стал менять. Его также интересовали стены, но на уровне собственничества: оградить Ларданы от всяких посягательств извне. Примитивно, зато кристально понятно.

Всякий на его месте, однажды дорвавшись до власти над богатейшей и самой южной точкой Запада, вгрызся бы в новую вотчину зубами и ногтями. Только бы его династия вечно удерживала титул герцога.

Знай он о Чёрной Смерти за века до этих дней, как изменилось бы будущее?

Так или иначе, Северная стена внутри Города — единственная целиком уцелевшая. И когда началось поветрие, местные власти не преминули возможностью воспользоваться ей. Все остальные сыпались из года в год, обращаясь в руины и придавая Саргузам особый шарм. Горькую память о том, что несвобода человека никуда не девается и просто переходит в совершенно другие плоскости.

Дезертир почти не слушал Глена, погруженный в тяжкие думы:

«Меня же тоже ожидает эта проклятая Северная стена. Ведь инквизиторов с той стороны едва ли пустят, просто взглянув на лычки. Коих у меня нет! Ха-ха, чтоб вас…

Оттуда попасть в Акрополь — дело плёвое. Но нет же, с этой заразой в моих лёгких там нечего делать. Если Тринадцать пропустят внутрь, я мог бы вместе с ними пройти. А так — борода. Возможно, стоит попробовать и на себя выписать подорожную грамоту?

Если доктор и правда творит чудеса, это значительно мне облегчит жизнь. В противном случае, потребуется отыскать иной путь. И к нему следует быть готовым…»

По плечу Альдреда ни с того, ни с сего хлопнул Глен, осклабившись. Флэй встрепенулся, гаркнув. Зараза в очередной раз утащила его в глубины сознания. Если тенденция усугубится — и не в лучший момент, его жизнь окажется под угрозой некстати.

— Не подведи, земляк, — настоятельно призывал Маки, отходя.

Амбал свистнул свите своей, и все вместе они побрели обратно в «Шаньтоу».

Кто-то из бандитов смачно сплюнул на мостовую прямо у ног дезертира. Флэй косо поглядел на него, тонко почувствовав невербальный посыл в поведении разбойников.

Если кратко, ренегат крупно влип. И если во время налёта на донжон сообразить не сумеет, как обыграть ситуацию грамотно, не видать ему и госпиталя Сестёр Милосердия.

К нему подошёл Копф. За его спиной встали Сивый с Глизи. Уродливый лысый мужик со стеклянными голубыми глазами. Альдред поджал губы, смотря в его лицо. Ни шевелюры, ни бороды, ни усов — и даже брови казались едва заметными из-за своего жидкого, золотистого цвета. Этнический лур, как выяснилось по акценту.

Он сказал строго:

— Не отходи далеко, чужак. Если тебя схватят эти твари, ты нам только подгадишь.

Флэй хмыкнул, глядя на него надменно. Ему было сладко от пассажа, что зародился в голове тут же. Самое приятное, он имел полное право так сказать:

— За меня переживать не стоит. Побывай вы, где я, там бы и легли костьми. Уж поверь мне на слово…

Глизи, молодой и задиристый сморчок, вякнул:

— Много о себе думаешь, паря!

Сивый казался из них наиболее склонным к рациональному мышлению и хладнокровию. Он подался чуть вперёд, встав между Альдредом и Копфом. Заговорил:

— Вообще-то, у нас есть чёткий приказ от Маки, который надо выполнить. Я не советую тратить время на пустую болтовню. Оно нынче дорого.

Лысый злобно зыркнул на ренегата. Флэй приподнял с вызовом бровь, являя собой воплощение бессмысленной бравады. Глизи что-то пробурчал себе под нос. Копф расслабил тело и вздохнул:

— Ай, плевать. Идёмте уже.

От «Шаньтоу» четвёрка шестёрок направилась на юго-запад, в сторону улицы, которая через пять-шесть кварталов бы вывела их на Рыбный Рынок. Это при обычных условиях. Игра света и тени ранним утром накладывала свои ограничения на передвижение компаньонов. Стоило идти по солнцу. Ладно бы оно застыло в небе, но нет: и звезда, что даровала жизнь и тепло, двигалась наравне с ними.

Их группу вёл Копф. Было сложно сказать, сколько этой лысой обезьяне лет. Зато невооружённым глазом Флэй видел: он — самый способный из всей троицы. И силён, и свиреп, и сообразителен в достаточной мере, чтобы вести за собой трёх товарищей.

Молодчик являл собой скорее живчика, чем пробивную силу. Его отобрали как вьючное животное, чья спина стерпит ружья. Сивый же, скорее всего, умел работать с документами, но в бойцы годился едва ли.

Ренегат ни о чём не разговаривал с бандитами. Они не представляли для него совершенно никакого интереса: просто попутчики.

Благо, те относились к нему примерно также. Тем не менее, Альдред наблюдал за тем, как прихвостни Маки ведут себя на улицах Города. Пытался очистить зёрна от плевел, поняв принцип успешности их вылазок.

Ему действительно было, чему поучиться. Он решил довериться Тринадцати до поры до времени: в случае чего ему ничего не будет стоить умертвить их и сбежать. Главное, после разгрести последствия.

Головорезы не дошли до конца солнечной улицы. Альдред пригляделся — и действительно, следовать и дальше бессмысленно. Перекрёсток буквой «Т» вёл по обеим сторонам на затенённую улицу, где в два ряда высились клоповники, в которых жили временщики из провинции, да приезжие авантюристы. Даже если упыри затихли, это совсем не значит, что их там нет.

Ноги повели группу в проулок, целиком залитый утренним светом. Шестёрки спускались по мокрой лестнице вниз, укрывая глаза от слепящего солнца. Лужи после ночного ливня стали уже подсыхать, и в воздух поднялась удушающая влага. Казалось, будто лёгкие наполняла капля по капле вода. Ещё и спуск оказался долгим. Для Альдреда это стало испытанием вдвойне: он силился, только бы не закашлять.

Чуть ли не вслепую, Тринадцать спустились к площади, являвшей собой шестиугольник, окружённый двухэтажными домами из серого камня. Эти уже построены при Герцогах, но неизвестно, кому те принадлежали до мора.

Когда рыночная экономика западного образца расцвела в Саргузах пышным цветом, в некоторых уголках Города нищета и блеск стали тесными соседями.

Свой статус люди примеряли на работе и дома, сливаясь на улицах в единое серое ничто. И никакие пёстрые наряды не могли никого выделить на фоне остальной немытой и безликой толпы.

Небесное светило чуть отклонилось вверх, к зениту, ослабив яростный напор на зрение. Группе открылось истинное назначение площади.

Это был небольшой закуток, общий задний двор, где люди отдыхали под сенью мелких пальм и набирали воду из колодца.

— Вода… — мечтательно прошептал Альдред.

За минувшие дни жидкости он потерял изрядно, сам того не ведая. В условиях саргузского светопреставления у него не было и малейшей возможности просто взглянуть на себя со стороны, прицениться, насколько изменился.

А между тем преображение было поистине пугающим.

Если б не ремень, штаны б с него спадали при ходьбе. Рукава слегка висели: это сдулись мышцы. Даже просто одежда с жалкими остатками доспехов чуть гуляли, больше не прилегая плотно к телу.

Энную долю собственного веса он попросту выпотел. И был на грани обезвоживания, о чём и помыслить не мог, раз уж всё внимание его организма было приковано к заразе. Куда ни плюнь, что бы ни делал Альдред Флэй, стресс проходил красной нитью через все его мытарства.

И если для одних испытания обеспечивали рост, в его случае они только усугубляли, ускоряли увядание души и тела.

Кожа приобрела сомнительный оттенок слоновой кости. Местами на лице просматривались некие подозрительные синюшные пятна.

Подкожные прыщи?

На деле же, там, под слоем эпителия отчего-то запеклась кровь. Словно что-то рвалось наружу.

У него разбухли веки. Щеки стали впадать, губы подсохли, а целый глаз чуть вылез из орбиты. А второй попросту заплыл, синяк так до сих пор и не рассосался.

Он, сам того не подозревая, теперь отчасти смахивал на Копфа. Потасканного, как дворовая собака, побитого Копфа.

Любой, взглянув на него сейчас, был бы твёрдо уверен в одном: этому бедолаге недолго осталось. Быть может, лишь бешеное желание вырваться из кошмара в Саргузах держало Альдреда в живых до сих пор.

Хотя, даже если этому всё-таки удастся произойти, что будет дальше?..

Глава 21-4. Шестёрка

Дикое желание упиться водой, пусть даже не сбрызнутой вином, само потянуло его к колодцу. Бандиты только собрались юркнуть в сторону, как остановились. Недоумевая, они наблюдали за потугами дезертира.

Глизи с Копфом нервно переглядывались. И только Сивый смотрел на юнца, снисходительно улыбаясь. Ему и самому был нужен перерыв после такого спуска. И он попросту нежился на солнце, вдыхая полной грудью саргузские миазмы.

Пусть весь мир подождёт, солнце застынет на месте, а гули — утрут с пастей слюни.

Тот на скорую руку проверил бадью, нет ли там чего. Чистая. Сухая.

Можно пользоваться. Подцепил на крючок, раскрыл створки колодца и опустил ведро вниз, в тёмное жерло рукотворного водоема.

Внизу плюхнуло. Альдред взялся за цепь, направляя сосуд. Постепенно тот начал тяжелеть, выпрямился, всплывая из чёрных вод. Флэй потянулся к рычагу, стал крутить, поднимая на свет знойного дня ледяную воду.

Он подцепил бадью, которую теперь держал еле-еле: настолько она, в общем-то, лёгкая, казалась ему весомой. Прислонил ко рту её краешек, наклонил ведро и принялся жадно лакать воду.

Холод опускался вниз по пищеводу, больно жёг ему горло, внутренности, даже живот. С уголков губ лилось на лицо, шею, мочило одежду. Зимняя стужа окутала тело.

Юный бандит из подтанцовки Макивера не вытерпел и стал приближаться к нему сзади. Копф скрестил руки на груди, надувшись, как жаба. Сивый покачал головой и последовал за Глизи, дабы увещевать молодых и пылких ребят. Знал же, что положение вещей шатко в их коллективе поневоле.

Напился Альдред не сразу, но быстро. На дне бадьи оставалось ещё немного воды. Он не придумал ничего лучше, кроме как вылить всё на себя сверху. Земная прохлада сначала заставила голову онеметь, но солнцепек, что лишь нарастал, быстро грел влагу и даровал ту самую бодрость, на которую Флэй и рассчитывал.

Свежесть колодезной воды как будто слегка сбила жар, обуревавший организм Альдреда. Болезнь, пускавшая свои корни всё глубже в его плоть, пробирая чуть ли не до кости, будто бы утихла.

Дезертир знал, это не больше, чем обман собственных чувств. Но шёл на этот шаг сознательно. Ему следовало стойко выдержать испытание судьбы. И быть может, она его щедро вознаградит, когда в госпитале они с врачом встретятся.

Тут из-за спины донёсся недовольное ворчание Глизи:

— Эй! Сивый — и то призвал поторопиться. Замечание к тебе не относится, недоносок? Я не хочу, чтоб нас тут из-за тебя сожрали.

В миг ренегат стал чернее тучи. Поворачиваться не спешил, размышляя над тем, как поступить. У него внутри мгновенно вспыхнул импульс. Острое желание забить заносчивого бандюгу ведром до смерти.

Безрассудно, и всё же в моменте последствия его заботили мало. Лишь пресловутая слабость остановила его от выхода эмоций, вытолкнула обратно к здравому смыслу. Ничего больше Глизи не говорил. Вода наконец-то остудила дух Альдреда. Уже с холодной головой он повернулся к задире и заявил с позиции силы:

— Здесь будет солнечно ещё полчаса, по меньшей мере. Коли уж я с вами в одной лодке, стоит учитывать и мои нужды. Я хочу испить воды — я это сделаю. Навряд ли за это время что-то кардинально поменяется. Смекаешь? А, мозгоклюй?..

Ренегат будто бы харкнул в лицо молодчику агрессией, и та растеклась, обжигая кожу, по поверхности. Глизи парализовало от злобы. Кулаки сжались. Ноздри изогнулись. Похоже, беглец его задел за живое. Из-за длинного, будто птичьего носа, бандит сильно переживал. Головорез уже хотел было податься вперёд и воздать наглецу по заслугам.

Однако Сивый подскочил вовремя:

— Я сказал это Копфу, скажу и тебе. Выяснение отношений излишне. Мы сделаем, что сказано. Мы попадём в зелёную зону. Разойдемся по дороге. И навряд ли уже когда-нибудь встретимся. Об этом стоит помнить. Быстро разберемся, быстро разойдемся. Понимаешь меня, пацан?

Задира стиснул зубы, закипев, будто чайник со свистом, но выдохнул. Свирепым взглядом одарил Флэя, но пробубнил смиренно:

— Ладно. Так и быть. По факту сказал, Сивый…

Глизи резко развернулся и потопал в сторону Копфа. Переговариваясь между собой, те то и дело метали молнии в Альдреда. Ждали в нетерпении, пока старый товарищ и докучливый попутчик с ними поравняются.

Предателя позабавило это. Всего на секунду. А в среднем его эти двое раздражали, как мухи, носящиеся по комнате, как угорелые. Даже человек, спокойный, как удав, рано или поздно растеряет хвалёное терпение и сделает всё, чтобы прихлопнуть их.

Только вот ещё до этого далеко. На сей час Альдред ещё мог и был готов их стерпеть. Главное, чтобы его просто-напросто оставили в покое. Дали мерно перебороть навязчивые приступы кашля, помутнения рассудка и лихорадки.

Альдред перевёл взор на Сивого, кивнул ему и произнёс без тени лукавства:

— Спасибо тебе.

Улыбаясь беззубо, Сивый лишь поднял руки вверх и пробубнил:

— Пустяки.

В коллективе нежданно-негаданно установились две пары. Два шакала-злопыхателя и один равнодушный, но здравомыслящий старик с лишним тут человеком. Едва поравнявшись, четверо шестёрок пошли дальше уже парой колонн. Сивый, дабы рассеять свою вселенскую скуку, вновь обратился к Флэю:

— Не принимай близко к сердцу их слова, юноша. Я не знаю, через что тебе довелось пройти до гостиницы «Шаньтоу», но не забывай: мы тоже хапнули горюшка, мы тоже на взводе.

— Это понятно, — говоря еле слышно, отозвался Альдред. — Просто я на дух не переношу, когда кто-то пытается меня подавить. С меня хватит, в общем-то.

— Ты же из Инквизиции, разве нет? — недоумевал тот. — Я думал, муштра и порядок для вас — основа основ…

— Да, так и есть. Но это вовсе не значит, что я примирился с этим. Ладно, командиры. Но те, кто ничем не лучше меня, равен мне или ниже меня, — когда они слишком задирают носы, уж уволь, я никому не позволю собой помыкать. И уж тем более тем, кто мне стал случайными попутчиками, — пояснял ренегат, а сам глядел по сторонам.

Пожилой бандит хмыкнул, опустил к груди подбородок и прочёл нотацию:

— Увы, эта мысль не нова. И когда её говорит юноша — любой юноша — лучшее, что его ждёт, лишь снисхождение. Поверь, такие мысли хотя бы раз посещали голову Копфа, они есть у Глизи, были у меня. Есть у тебя сейчас. И где мы все?

— Ваши проблемы, старик, — вздохнул Флэй.

Сивый только начал говорить, а уже раздражал.

— Ответ у тебя тоже вторичный. Можешь мне не верить, я не из тех старых мозгляков, что только и могут нудить бесполезными нравоучениями. Я лишь хочу сказать, что если не переболеешь этим, ни к чему не придёшь.

Всем, что нас окружает, мы кому-то обязаны. Даже то, что ты ел этим утром, кто-то или вырастил, или приготовил. Силён тот человек, что может обойтись без других, но счастлив ли? Чего не знаю, того не знаю. Не было бы семей, деревень, городов, стран и всего, что мы знаем или о чем только догадываемся, если бы люди не умели действовать сообща. И это то, что требуется нам сейчас, раз уж мы, как ты сказал, «в одной лодке»…

— И что? — буркнул ренегат. — Так будет до первого распутья.

— Зря стараешься казаться умнее, чем есть, пацан, — покачал опечаленно головой старик. — Пока ты дошёл до этого состояния ума, его схавали и скинули в нужник десятки поколений до нас. Не ты первый и не ты последний. Мнишь себя одиночкой? Как хочешь, это никому не интересно. И всё же, у тебя есть интерес вместе с нами пройти эту версту. Свою пользу получишь ты, получим и мы. Вспомни об этом, когда вернешься к своим.

— Голову ты мне морочишь со вкусом и опытом, — отшутился Альдред.

— Больно надо, молодой. Просто говорю, что знаю. Я жив благодаря Тринадцати. До того, как пришла эта зараза. И сейчас, когда треть Города мертва, вторая треть прячется по углам, а последняя ищет её, чтобы сожрать, я зависим.

Ренегат ухмыльнулся, щурясь. Нынче солнце над Саргузами его грело едва ли, но выжигало глаза нещадно.

— Чтобы выжить, я принял правила нашего маленького общества и исправно им следовал. Опять-таки, чтобы выжить. И свои плоды наш союз приносит, как видишь.

— Мне поздравить тебя, старик? У тебя ж выбора нет. И всё тут. А я последние дни выживаю в одиночку. Никому ничего не должен. Был, пока Тринадцать меня не припутали на дельце в донжоне, — отозвался Альдред, не скрывая раздражения.

— Хорошо, если ты говоришь правду, — не стал спорить старик. — Силён, значит. И шанс вырваться из порочного круга у тебя есть. Я не отрицаю. Но подойди к тому, что сказал, вдумчиво. И если удастся, поймёшь, что не прав полноценно. Вспомни о своей спеси отдельно, когда вернёшься под крылышко Инквизиции, мальчик.

Флэй недобро поглядел на Сивого. Тот, может, и чувствовал, как попутчик пытается испепелить его взглядом, но отвернулся и больше не издавал ни звука. Окромя сиплого дыхания, разумеется. Старик нарочно оставил ренегата наедине с собой. И тот волей-неволей начал размышлять.

Как ни прискорбно осознавать, пожилой бандит уел его безо всяких усилий. Без шуток, окажись Флэй без обмундирования и оружия против чародеев, Чёрной Смерти, орд упырей и самого Актея Ламбезиса, финал был бы печален.

Он просто не выдержал рамок, в которых его загнало это самое общество. Ему стало тесно. И парнишка вознамерился просто-напросто отречься от него. Едва ли безоговорочно. Как ни крути, он останется дрейфовать на его задворках, всё такой же зависимый от прочих людей, от их усилий и вложений в его завтрашний день.

До района красных фонарей Альдред сумел дойти не столько из везения, сколько из личных усилий, помноженных на целый ряд факторов. И многие из них антропогенные.

Его снаряжение кем-то создано и оставлено было в оружейной персекуторов, чтобы он или кто ещё им воспользовался по назначению.

У ренегата есть возможность начать новую жизнь вдали от Инквизиции с этими проклятыми Саргузами, потому что Марго приметила его и натолкнула на мысль. Она указала ему, где лежит лёгкий путь прочь из этого кошмара.

Городская стража и орда упырей не отправили его на ту сторону — и дело не до конца в прыти Альдреда. За каждым его уклонением от смерти стоит чей-то хладный труп — того, кому не повезло.

Цанци провёл его через Клоаку и принял смерть в одиночестве, вскрыв натуру упыря-тролля, подарив спутнику время. А Флэй и не удосужился ему отплатить, не помог. Ибо думал только о себе. Ну, и ещё о бабе, которая просто вытерла об него ноги заочно.

Те два брата померли, не терпя чужаков, тем более — чумных, но тем самым передали дезертиру свой «островок безопасности» в моровом океане.

Фульвио и все те, кто укрылся в храме Первых Уверовавших, были съедены — все до единого! — а Альдред выиграл время и выжил. Как с гуся вода. Он был единственным живым победителем, кто покинул храм.

И сейчас он зависим от людей, с которыми спеваться — себе дороже…

Чем оправдать весь этот сюр, что шёл нога в ногу с дезертиром? Лишь эгоизмом — гнусным в своей прозаичности, смешным в своей наивности.

Но такова реальность. Всего несколько хлёстких, свежих примеров — из миллиона таковых, размазанных по его жизни тонким слоем противоречий.

Поразмыслив, дезертир почувствовал себя редкостным ничтожеством. Так что погнал крамольные мысли прочь. Ещё не хватало сойти с ума добровольно. И без него с расщеплением сознания прекрасно справляется чума…

Между тем четверо шестёрок передвигались по окрестностям витиеватой и подчас нелогичной змейкой. Под светом близившегося полудня, иной раз делая крюки, чей смысл открывался только в конце.

Флэй наблюдал. И смотрел за попутчиками настолько внимательно, насколько позволяло его измученное сознание. В голове у него всё-таки вырисовывался принцип, которым руководствовались бандиты.

«Сложно сказать, каким трудом и какими жертвами им стоило изучить и соотнести сияние солнца с улицами, но они это сделали. Город стал своего рода лабиринтом, где ходы перетасовываются раз за разом, открывая ход монстрам.

Но им вполне достаточно и карты для наметки маршрутов. Осведомлённости о том, как и какая улица, переулок, закуток выглядят в действительности. А красной ниточкой служат лучи солнца, тянущиеся от неё, как от клубка. Иначе Тринадцать блуждали бы бесцельно, прям как я.

Лучшее время для выхода наружу из укрытия — это дождь. Но проблема в том, что он может оборваться в любую минуту. Хотя и солнце крутит-вертит лучами в зависимости от своей позиции на небосводе.

Так что в среднем, это чудо, что мы до сих пор живы…»

Очередной переулок нежданно-негаданно оборвался, и шестерки вышли на улицу, залитую золотом пока ещё ясного дня. Та претворяла небольшую прогулочную набережную реки Ло. Неподалёку от места её впадения в городскую бухту.

Дивясь находчивости бандитов, Альдред покрутил головой. Озирался по сторонам — и дивился вдвойне. Тринадцать нащупали пусть и не самый быстрый, но всецело безопасный путь к донжону. Они то проходили по району красных фонарей, то вихляли в соседних кварталах, но всё-таки вышли к саргузскому гарнизону.

Чуть поодаль, в сторону востока на островке высилось ещё одно причудливое здание — тюрьма, зовущаяся «Железный Саван» и занимающая чуть ли не целиком весь остров Наяд. Кошмарное место, где во времена тиранов располагалась чудная роща тутовника и проходили оргии в языческие праздники. История не терпит тоски.

Уже отсюда ренегат мог видеть торговые ряды злосчастного Рыбного Рынка, где нынче не осталось ни одной живой души. Только пуды никому не нужной, сгнившей до черных соплей рыбы, что не реализовали к часу, когда туда пришли упыри.

Жуткая вонь от лотков пробивалась через общий миазматический слой, склоняя к тошноте бандитов. Особенно дурно стало Глизи. И лишь Альдред хлопал глазами: воздух поступал в него мелкими, почти безвкусными порциями.

Всё внимание его было приковано к одинокому, высокому донжону, что стоял у моста на северную половину Города.

Где-то там высились Циановы Дворцы, и в заброшенных коридорах госпиталя бродит некий врач, победивший смерть. А ещё дальше — зеленая зона, где людям пока не приходится зависеть от солнца и дождя так сильно. Акрополь. Инквизиция.

Впрочем, список отнюдь не полный… Лично для Флэя.

Донжон городской стражи в Восточных Саргузах стоял на том месте не просто так. Шутка ли, основное количество преступлений совершалось где-то поблизости. Законники пускали свои патрули по всем районам, но сами засели прямо между рассадниками, что называется, ежедневного зла.

Кто бы что ни думал, на Рыбном Рынке часто продавали из-под полы не только дары моря. Блюстители правопорядка нередко накрывали переселенцев с Востока, что продавали дурман, его производные, запрещённые эликсиры для расширения сознания, стимуляторы, галлюциногенные грибы.

Одно дело, когда ими пичкают инквизиторов, соблюдая нормированные дозировки, а совсем другое — вываливают на чёрный рынок. Сбывают скучающим любовницам аристократов, их женам и детям, которые, подсев, готовы снять последние брошки ради новой порции сомнительного удовольствия.

Некоторые идейные переселенцы подсовывали книжки о религиозных учениях из-за Экватора честным гармонистам. Это другая статья свода законов, но последствия не менее строгие. В котле культур, что являли собой Саргузы, не было места сектам и всякого рода синкретизму.

Также здесь широко распространилось воровство — самая обыкновенная карманная кража. В зависимости от количества украденных средств предусматривалась та или иная мера наказания. От пальца — до руки, либо же вовсе головы. Но раз уж туда часто захаживали толстосумы, любители побаловать себя икрой, тунцом или омарами, то воры, покусившиеся на их кошельки, целыми табунами отправлялись на плаху. Без исключения.

Район красных фонарей являл собой центр притяжения всякого сброда, в том числе организованных преступных группировок. Стражники отлавливали убийц, состоявшихся и неудачных, фиксировали разборки между бандами, забирали выживших на месте, особо руки не марая.

Так создавалась имитация бурной деятельности, а это — самое важное, когда речь заходит о финансировании из герцогской казны.

По крайней мере, это то, о чем удалось подслушать Альдреду в Янтарной Башне, когда он ещё служил в отделе кураторов.

Само здание, отчетливо выделяясь на фоне ландшафта, ходившего ходуном из-за излишней холмистости, имело причудливую, многоугольную, округлую форму.

Увы, при свете дня было сложно сказать, есть ли там хоть кто-то живой ещё. В конце концов, донжон не был окружён какими бы то ни было стенами. Те, кто вступал в смену в гарнизон, спали, ели, буквально жили там до сдачи поста следующим.

И так по кругу.

Лицезрение открывшейся панорамы прервал голос Копфа.

— Мы уже почти у цели, — сказал он угрюмо. — Действуем быстро, но сохраняем бдительность. Если хоть сколько-нибудь стражников ещё живо, они могут попросту отсутствовать в донжоне сейчас. Но придут — и нам крышка.

Он мельком глянул на небосвод. Над Ло ярко сияло солнце. И если бы реку не загадили за столько лет, её вода тотчас бы заискрилась, как драконьи сокровища.

— Старайтесь по пути раскрывать окна, ставни. Всё, что увидите. Наполните донжон светом, насколько это возможно. Помните: твари всегда где-то поблизости. Донжон высокий. А свет солнца их отпугнёт заходить внутрь.

Его указания остальные шестёрки приняли с молчаливым согласием. Даже Флэй не стал возникать по поводу и без, осознавая: в словах лысого бандюгана есть смысл.

Копф помолчал, с опаской глянув на пару секунд в сторону моря. Он буквально видел, как облака, кучкуясь, преобразовывались в тучи. Со временем они прольют на землю новый тропический ливень. Это может стать их спасением, если задержатся, но всё-таки до него доживут.

Ну а до тех пор их армада соберется над Саргузами, давая упырям вволю насытиться теми немногими, кто ещё ползает по Восточному Городу.

— У нас примерно час на всё про всё. Надо уложиться. Поспешим.

Лысый головорез пошёл первым. Остальные шестёрки поспевали за ним. Группа рысцой бросилась в сторону донжона вдоль улицы, которая виражом вдавалась в мост на Север. Никто по ним не стрелял с гарнизонных позиций.

Это придавало некоторую уверенность Флэю. Впрочем, разве кому-то сдались выжившие, идущие не пойми, откуда и невесть, куда?

В кои-то веки наступил момент, когда Альдред отчётливо осознал: чума почти убила его. Раньше ему не составляло труда бегать оголтело туда-сюда. Он играючи взбирался и спускался по лестницам Янтарной Башни. Курс молодого бойца в крепости персекуторов отчасти выжал его, как лимон, а отчасти — закалил. Но вся былая выдержка резко куда-то испарилась.

Он бежал, но нехватка воздуха давала о себе знать. Сердцу тяжело стало качать кровь. Давление подскочило, ему било в виски. Перед глазами заплясали мушки, синие вспышки. Но что самое страшное, лёгкие будто бы внутри заполнило не то густой пеной, не то тягучей смолой. У него появилась одышка.

Создавалось впечатление, будто Чёрная Смерть иссушила его организм, уподобив старческому. Мутило так, будто за плечами ренегата десятки лет курения табака. Нагнать Копфа и Глизи у Альдреда не получалось. Он плёлся чуть быстрее, чем Сивый. Впрочем, тот попросту особо не напрягался. А вот Флэй себя не щадил, только бы казаться здоровее, чем есть на самом деле.

Забег дался ему нелегко. Продолжал перебирать ногами ренегат, скорее, по инерции. Еле остановился, когда их небольшой марафон оборвался в шагах тридцати от ворот в донжон. Альдред согнулся пополам, тяжело дыша, всё-таки закашлял и сплюнул мокроту. К счастью для него, бандиты смотрели куда угодно, только не на него.

Покуда позволял миг, дезертир быстренько размазал ботинком по мостовой чёрную мокроту. Абсолютно чёрную. В ней не прослеживалась обыкновенная зеленца, свойственная простуде. Не виднелось и крови. Только неясная субстанция. Впрочем, быть может, это и была кровь? Может, просто запеклась так?

Об этом предатель отказывался размышлять всерьёз. Мытарства беглеца не обошлись без внимания бандитов. К нему, откровенно потешаясь, обратился Копф:

— У тебя язык на плече. Как лошадь в пене. В чём дело?

— А на что это похоже? Я не спал и не жрал уже двое суток, чтоб не сожрали меня, — цедил сквозь зубы Флэй, разгибаясь. Вранье давалось легко.

Израненные ладони отлепились от нывших коленей.

Он посмотрел исподлобья на бандита. Тот хмыкнул и отвернулся. Альдред и Сивый поравнялись, вставая в ряд, с другими шестёрками. На некоторое время наступила глухая пауза. Молчание нарушил Глизи, сгорая от нетерпения:

— Ворот нет — щепки только остались. Гарь на проёме. Ставни, окна — всё закрыто. Никого не видать отсюда. Точно стоит внутрь заходить?.. А не опасно ли?

— Кого волнует? — буркнул Копф. — Маки с нас шкуру спустит, если мы не сделаем, что должны. Да что там… наши же братаны этим займутся. Все на нас рассчитывают.

Глизи отрывисто выругался под нос себе.

— И кто бы это мог быть? — Лур почесал нос. — В Городе каждый пороховой склад под контролем. Если только…

Глава 21-5. Шестёрка

— Сдается мне, кто-то изнаших конкурентов, — заговорил Сивый. — Не будут же стражники сами себя подрывать! Возможно, с района Медресе те вымески из Халифата. Или подсосы Шумайчика — у этих пороху навалом всегда. Гуки — любители погреметь петардами. А так… Да много кто, в общем. Это неважно совсем.

— Что им здесь могло понадобиться? — Альдред напрягся.

— Оружие, — вклинился в разговор Глизи, доставая из футляра сигариллу. Закопошился в попытке зажечь её и продолжил: — Донжон им битком набит. Об этом все знают, у кого уши не на заднице. Вопрос в том, что прихватили.

— У банд из Восточного Города хватает огнестрела. Пищали, пистолеты, мушкетоны. У этого Аббики даже пушечка где-то завалялась армейская — придурок редкостный. Да и у нас тоже было полной ружей, только вот схрон мы расположили в очень людном месте, — пояснял Сивый. — Не подступиться. И вот мы здесь.

Носатый головорез что было мочи затянулся, гадая над будущим их авантюры, и резко исторг из лёгких дым. Ядовитые клубы осадили Флэя, и тот закашлялся:

— В другую сторону, может, а?

Тот лишь пожал плечами.

— Я за ветер не в ответе.

«Твоя хлеборезка кирпича так и просит…»

— Значит, прихватили алебарды и всякое такое? — заговорил Копф опять.

— Почему бы и да? — хмыкнул Глизи.

— У стражников с избытком палиц, моргенштернов, топоров, шестопёров и тому прочего добра. Чтоб отмахиваться от ходячих мертвецов, самое то. За этим грех не прийти, — расставлял всё по полочкам Сивый. — Башку пробил — и готовенький.

Он вздохнул с вожделением.

— Клевец мне был бы как раз …

Молодчик всё дымил, как не в себя, и вспоминал:

— Но ведь еще не стоит забывать о броне стражников. Эта их, как её, бригантина гвардейская. Зубы у мертвяков не шибко-то крепкие — авось и не прокусит. Наверняка «Факел» свои шурушки тут оставили. Любой бы позарился.

«Например, я. Только я в своих-то обносках еле хожу, тяжело уже…»

— Без разницы — сказал Копф, как отрезал.

Он слушал, а сам — глядел без конца на небо. Похоже, упырей он боялся, как бумага — огня. И быть может, заражённые занимали собой всю его лысую голову.

— Сколько ружей утащим, столько утащим. По штук семь-восемь фитильных карабинов хватит за глаза. И весят они не особо много. Главное, чтоб они были.

Головорез и сам злобно посмотрел на Глизи, дымившего в своё удовольствие.

— Харе смолить!

Копф буквально выдернул изо рта молодчика сигариллу и щелбаном отправил тухнуть в пучинах реки Ло. Оторопев, тот злобно зыркнул на лысого зануду, но стерпел, съел свою обиду всухомятку.

Альдред усмехнулся. Посчитал, если не вмешиваться, то наблюдать за такими индивидами бывает весело. Заряженный решимостью сделать всё чисто и быстро, лысый бандюган пошёл вперёд, бросая за спину остальным:

— Шевелитесь.

В его руку из подвязки на поясе перекочевал мясницкий нож, весь перепачканный в чёрной крови упырей. Становилось ясно, о каком горюшке говорил Сивый тогда.

Глизи сплюнул смолу, примешавшуюся к слюне, на мостовую. Вытащил из-под плаща тесак. Двинулся следом.

Сивый вооружился топориком, играючи подбрасывая тот в руке. Альдред стянул с плеча арбалет. Они готовились драться, сами до конца не подозревая, кто будет их враг.

Все четверо прошли сквозь пробоину в стенах донжона, где ещё недавно стояли ворота. Тьма безропотно вобрала их в себя, ласково укутывая и упрощая до силуэтов.

Их встречал первый ярус — узкий и тесный, так как полностью был отдан под помещения самого разного назначения. Они проскользнули вглубь, легко миновав дежурный пост.

На стуле перед столом, залитым кровью, сидел стражник. Его голову откинуло назад. Он вонял лишь смертью: упыри побывали здесь и обглодали его, насколько могли. Черепушку пробило насквозь — дыра диаметром с молодое яблочко. Видать, выстрелили в упор из пищали, а то и вовсе мушкетона.

Ренегат обратил на это всеобщее внимание.

— Шумайчик, — сухо подытожил Сивый.

— Добрый знак. Что, нет, что ль? — пробубнил Глизи еле слышно.

— Если забыть, что мертвецы сюда заглянули, то да, всё отлично, — фыркнул Копф.

Флэй сознательно держался позади остальных. Умирать за Тринадцать он не собирался. И если те вдруг совершат ошибку, последствия должны были расхлёбывать лишь своими собственными силами.

Бандиты, как выяснилось, тоже не лыком шиты. Равно как и ренегат, они не спешили открывать все двери подряд. Сначала обставляли каждую отдельную. Вслушивались, нет ли за ней упырей. Только тогда открывали. Альдред же по большей части просто стоял на стрёме.

Выглядывал во тьме белёсые глаза. Но мрак держал веки опущенными.

Компаньонам пришлось обойти не одно помещение, прежде чем они всё-таки отыскали склад гарнизонного оружия. А до того им попадались только каптёрки, сушильни, комната отдыха дежурных.

И куда ни плюнь, везде поеденные тела стражников. Бандиты знали, что делали: видели ставни — отворяли их, пуская внутрь лучи солнца. Однако небесное светило уже успело перемахнуть зенит и склониться в сторону запада. Так что часть помещений по восточному крылу оставалась в полумраке. Самое то для заражённых.

Многих в гарнизоне шумайцы застали врасплох. Скорее всего, нагрянули с ночным дождём. Забрали, что хотели, а после — растворились в ливне, как призраки. Уже позже явилась орда упырей, беспечно примерив на себя роль роя падальщиков.

И раз в донжоне — на первом ярусе так точно — стояла кромешная тьма, гулям ничто не мешало использовать это место в качестве своего гнезда. Они могли быть где угодно. Достаточно шестёркам отворить не ту дверь по ошибке или привлечь внимание тварей, они станут обедом для прорвы людоедов.

Оружейная встречала незваных гостей пустыми стойками и голыми стенами с одиноко висевшими крюками. Прихвостней Шумайчика, кем бы тот ни был, пришёл сюда целый отряд. Их группировка вынесла всё холодное оружие с доспехами подчистую. Былое желание Альдреда сменить снаряжение растворилось, как дымка над водой.

— Ничего другого я и не ждал от них, — проворчал Копф. — Их банда подминает под себя все предприятия, до которых только могут их загребущие лапы добраться.

Лур сплюнул на пыльный пол, проходя мимо обчищенных рядов.

— Ты не туда смотришь, — строго бросил ему Сивый. Он что-то нашёл и взял в руки.

Глизи раскрыл окна оружейной, являя глазам собравшихся ружьё. Старик с гордостью тряхнул в руках находку и подытожил:

— Сюда мы пёрлись не зря. Хватит на всех — и даже больше.

Копф хмыкнул, подавшись вперёд. Качая головой, прошёл к подельнику и сказал:

— А так ли нам крупно повезло? Что по боезапасу? Пули есть? Пыжи? Порох?

— Иначе бы я так не радовался, — отвечал ему тот. — Надо только сообразить, как нам всё это богатство удобно сложить и утащить.

Молодчик зазря время не терял. Пошарил по оружейной и раздобыл несколько сумок из мягкой свиной кожи на лямках. Их использовали для переноски всевозможных лекарств — спецподразделение «Факел» тихонечко позаимствовало это у миротворцев Священной Инквизиции. Впрочем, Верховные против не были: всего лишь детский лепет.

— Годится или как? — нетерпеливо обратился к другим бандитам Глизи.

— Выбор невелик, — отозвался старик сухо. Его волновало другое.

— Я, кажись, придумал, — обнадёжил их Копф.

Пока бандиты ломали голову над тем, как вернуться в «Шаньтоу» со всем этим скарбом, Альдред слегка отдалился от них. Он все ещё преследовал цель раздобыть огнестрел чисто для себя. В дальнем углу находилось помещение, отданное сугубо под саргузское спецподразделение стражи. Там-то Флэй и нашёл, что искал.

Впрочем, ничего другого и не было. Либо мародёры Шумайчика постарались, либо сам «Факел» ушли на задание и не вернулись, либо здесь побывал кто-то ещё. Суть одна. Их хвалёные кремневые пистолеты, закупленные у Инквизиции по особому соглашению, были на месте.

Огнестрел распространён в Равновесном Мире не был. Положение вещей изменчиво от государства к государству. На Полуострове прижилось. А чуть дальше, в сторону Священной империи Луров и дальше — постольку-поскольку.

Самым прогрессивным образцом следует считать лупару, но по всему Западному Аштуму их разбросано не так много экземпляров. Хорошо, иначе быть беде.

Кремневые ружья и пистолеты появились относительно недавно, и всё равно — возиться с ними ещё дольше, чем с ходовыми, сравнительно бесшумными арбалетами. Этим всё сказано. Должна была поменяться сама концепция войны, прежде чем пороховое вооружение вытеснило бы пуды нательного и колюще-режущего металла.

Нынче же в Саргузах огнестрел мог только помешать. Больше оружие второго шанса. Убивает наповал, если стрелок умелый, но шуму столько, что проблем не оберешься. Альдред хотел себе хотя бы кремневый пистолет как раз на случай, когда вопрос его жизни и смерти стоял бы ребром.

Для паяцев из «Факела», были они так хороши, как о них говорят, или нет, огнестрельное оружие — скорее атрибут имиджа. Вооружённые по последнему слову техники, закованные в лёгкие и прочные бригантины бойцы, готовые выступить немедленно, покарать преступников, столкнуться с которыми у обычных стражников кишка тонка. Подчас картинка важнее наполнения. Для боязливых горожан — так точно.

Зато Альдред уж точно использовал бы его по назначению. Трофей перекочевал в кобуру. Калибр аркебузы шёл вразрез с дулом позаимствованного пистолета. Старые пули пришлось вытряхнуть в ящик с мусором. Взял новые — пару пригоршней. На всякий случай поменял и порох, насыпав свежий в однозначно сухой, гарнизонный рожок. Прибрал к рукам пыжи. И был таков.

Довольный собой, Флэй принялся заряжать пистолет. Он уже проталкивал шомполом пулю внутрь, когда услышал за собой недовольный голос Копфа:

— Чего ты там застрял? Мы тебя взяли не на прогулку…

— Иду, — только и сказал ренегат, отправляя заряженный пистолет обратно в кобуру.

Он вернулся к бандитам, и вместе они начали собирать саквояжи.

Пыжи из ветошей никогда не поздно нарезать, так что тряпки просовывали в дула. Пенал с порохом приматывали к ружью связкой пуль — в тех проделывали мелкие дыры под бечёвки. На выходе получались в своём роде свинцовые бусы. Небольшой моток фитиля обвивал цевьё. Так выглядел готовый комплект вооружения.

Три пары рук быстро управились, разложив по саквояжам тридцать карабинов с боезапасом. Четыре сумки лежали на верстаке, где их и чинили стражники. Довольные проделанной работой, шестёрки утирали пот, передыхали, размышляя над тем, какие трудности возникнут у них на обратной дороге.

Сивому пришло в голову прикинуть шансы:

— Глизи, а ну-ка накинь на себя одну.

Тот спорить не стал: самому интересно было. Молодчик перекинул саквояж через плечо не без труда. Сначала встал с задумчивым видом. Потом прошёлся. Из стороны в сторону позвоночник не вело: уже добрый знак.

— Донесём, куда денемся, — кивал Копф, чуть приободрившись.

Но он-то был здоров. А вот Альдред мог встретиться лицом к лицу со своей немощностью в полной мере.

И тогда у бандитов наверняка бы возникли неудобные вопросы.

«Хорошо, если пронесёт. Нельзя, чтоб эти головорезы вообще прознали о заразе. Иначе случится то же самое, что и с теми двумя парнями…»

Лишний раз вступать в бой — тем более, сейчас — Флэй желанием не горел. Хотя где-то в глубине подсознания у него всплыла шальная мысль: почему бы прямо на месте не перебить этих трёх бандитов и просто не убраться восвояси?

Звучало заманчиво. Действительно заманчиво.

Альдреду не пришлось бы снова мяться перед оравой преступников. Он просто бы нивелировал для них малейший повод умертвить его. Сердце чуяло: Макивер не был до конца откровенен с «земляком».

Нужно было только дождаться оформления подорожной грамоты, вписать своё имя и поставить печать. Угробить шестёрок Маки — вот и дело с концом. А эти трое — пусть растворятся в Серости, а трупы их станут кормом для упырей!..

Да. Так ренегат бы и сделал, дойди он до ручки, потеряй былой моральный облик. Это могло звучать смешно, и особенно — в нынешних условиях. Но человек не меняется за несколько дней, даже если они напоминают кошмар наяву. Это был всё тот же Альдред Флэй — просто больной, просто чумной.

Он не убил капитана, хоть и мог, хоть это и могло значительно упростить его жизнь. Да только рука не поднялась покончить с братом по оружию. Дезертир всегда отвечал на угрозу извне — и не более того. Выполнял приказы. Но никогда не нападал первым. По его разумению это было сродни грехопадению. Личностному упадку.

Так что он, стоя подле бандитов, ставших непроизвольно лёгкой добычей, нарочно отверг свой шанс выйти из воды сухим. Сухим, но по локоть в крови!

Мёртвый Город ломал его, но обезобразить в край так и не смог. Дело времени…

— План таков, — начал Сивый. — Оставим их здесь и заберём на обратном пути. Нам надо ещё выяснить, где находится кабинет Мадонии. У него должны быть заготовлены копии подорожной грамоты, печать. Запишем имена наших — и дело с концом.

— Это мысль, — поддержал Копф, кивая лысой головой. — Так и поступим.

Услышав их, Глизи прошёл к верстаку и стянул с себя саквояж. Они начали выходить из оружейной один за другим. Их замыкал ренегат. А последним помещение покинул свет отдалённой, пылающей звезды: солнце уползло дальше на запад. И тут же внутри установилась темень.

По второму ярусу донжона шестёрки двигались уже смелее. Собой он представлял череду жилых комнат, что приоткрывали перед незваными гостями пугающую истину.

— Гуки, чтоб их! — шипел Копф. — Всех, до кого добрались, перерезали. Прямо в постелях, ты посмотри.

Открыв очередное окно, Сивый промычал что-то угрюмо в знак согласия и добавил уже членораздельно:

— А я от них другого и не ждал. Шумайчику не за что любить гарнизон и Мадонию. Особенно Мадонию. Интересно, гуки его тут оставили? А может, к себе на район утащили? Я слышал, в их банде любят привязывать к столбу человека и отрезать от него по кусочку раз в минуту. Жуткая смерть…

— Да? А шумайцы разве не насаживают пленников на бамбук? — вспоминал Глизи.

— Много ли в Саргузах бамбука? — проворчал Копф.

Тот покачал головой.

— Вот тебе и ответ.

— Разве вы с законниками не сделали бы то же самое? — озадачился Альдред, помогая старику пускать свет солнца в донжон.

— Зачем нам это? — усмехнулся Сивый. — Мы не какая-то грязная кучка гуков. Мы — люди Запада. С нами дела иметь сподручнее, чем с какими-то приезжими, которые никогда дальше лапшичных не продвинутся. У нас предприятия, конторы. Белый, как говаривает Маки, «бизнес». Мы на хорошем счету, дружим с городской администрацией. А эти… Тьфу! Кучка шакалов, которые только и могут, что отжимать простых дельцов, как тряпку. Им есть, за что пускать гарнизон на фарш. А нам — нет.

— Но мы-то здесь, хоть нас и не звали, — напоминал Флэй.

— Мадония — та ещё заноза в заднице. Но поверь, я его знаю лично. Маки — тоже. Договориться с ним, умаслить правильно — и дело в шляпе. Конечно, он вредный ублюдок, но и к таким просто нужно иметь особый подход, — уверял Сивый.

Увы, почему-то дезертир ему не верил. Все заявления старика на сей счет были шиты белыми нитками. Чёрная Смерть перевернула все столы вверх тормашками.

Так что глава Восточного муниципалитета, скорее всего, подумал бы дважды, прежде чем идти на попятную бывшим ростовщикам. В конце концов, их коллекторские методы перечёркивают законы Ларданского Герцогства. И если раньше деньги могли заткнуть любой говорливый рот, сейчас их ценность упала до нуля. Навряд ли у Тринадцати было хоть что-то такое, что заинтересовало бы дотошного Дарио Мадонию.

Со временем весь второй ярус шестерки настолько озарили светом солнца, насколько это было возможно. Вслед за тем незваные гости поднялись на третий, что предшествовал смотровой площадке на верхушке донжона. Здесь бандитам пришлось ещё задержаться: их встречала череда кабинетов, чьи порядковые номера им ни о чём толком не говорили. Начальник стражи мог восседать где угодно.

Как ни крути, шестёркам всё-таки улыбнулась удача. Они нашли нужное помещение. Причём — совершенно случайно. Никто и помыслить не мог, насколько Дарио Мадония тщеславный человек. В своем кабинете он повелел повесить свой портрет. Прихлебатель герцога Ларданского позировал для художника на своей загородной вилле. С балкона, где тот сидел, весь из себя важный, виделись кроны старых олив.

— Если сам себя не любишь, кто полюбит? — усмехнулся Копф. С Глизи стали они раскрывать окна в кабинете.

Сивый мешкать не собирался. Едва сев за стол, выполненный из красного дерева, что привезли из-за Экватора, он принялся рыться в ящиках, пытаясь отыскать подоходную грамоту. Между тем Альдред возился с трутом, зажигая для него свечу.

— Кажется, нашёл, — сообщал старик, выкладывая на стол целую кипу бумаг.

— Делай, — отозвался лысый бандит.

Уже по заголовку на верхней копии Флэй увидел: всё в точности так, как говорил Глен Макивер. Высокая стопка пропусков для каждого упомянутого в зелёную зону. Торопясь, пожилой головорез достал из внутреннего кармана список тех, кто вообще выжил к моменту появления Тринадцати в «Шаньтоу». Нельзя было не упомянуть ни единого «братана». Сивый подготовил письменные принадлежности.

Однако старик тут же осёкся. Не хватало, пожалуй, самого важного компонента предстоявшей аферы. У него затряслась губа. На лбу выступила испарина. Он залепетал:

— Печать. Где печать?

Сивый снова перерыл ящики. Копф переворачивал вверх дном шкафы. Глизи осматривал комод. Флэй копался в картотеке, шелестя отчётами, протоколами, приказами и прочей бюрократической макулатурой.

Их поиски так и не увенчались успехом. С прискорбием Сивый заключал:

— Нигде нет…

«А вот и приплыли!..» — подумал Альдред. Он прислонился к стене, скрестил руки на груди и сипло вздохнул. Глаза его стали чёрными от негодования. Дело принимало неожиданный, прескверный оборот.

— И что это, мать вашу, значит? — вспыхнул Копф, излишне повысив голос. — Где эта падла может сейчас находиться? Нам теперь что, обойти все шумайские забегаловки?

Раздражённый донельзя, лур почесал подбородок и оскалил зубы от злобы.

— Я сразу говорю, это бессмысленно. Если Шумайчик захотел с ним лично расквитаться за срыв сделки по дурману, мы в дерьме. По самые ноздри! — Глизи мигом подцепил от него эту гнилостную заразу — отчаяние.

— Осадите вы оба, ещё не вечер, — призывал Сивый, мигом успокоившись. Он выдохнул, похлопал по столу ладонями. — Следует рассуждать логически, молодёжь. Мадония мог попасть в лапы гуков. А мог и не попасть. Его трупа мы не видели. Но особо не заглядывали туда, где мог скрываться труп. Этот ублюдок — не из тех, кто кому-то бы дал себя убить. Скорее уж, сам бы себя кончил. Надо проверить шкафы. Где-то его холодное тело висит. Или просто лежит с простреленной башкой. Но он здесь.

— Ты бредишь, Сивый! — покачал головой Глизи, подавшись на него через стол.

Пожилой бандит не растерялся, проявляя незаурядную выдержку. Он на одном дыхании, ровным голосом бросил молодчику:

— Засунь-ка своё мнение в задницу, молодой, и покрути хорошенько. Глядишь, отойдёт. Мне плевать. Ясно? Я так чувствую.

Глизи презрительно фыркнул.

— И пока время есть, надо прочесать каждый вонючий уголок этого донжона. Или вы придёте к Маки, даже не попытавшись? И что вы ему расскажете? Как жидко обгадились? И когда он спросит, насколько вы постарались, что ответите? Что скажете? Замычите вы, как тупорогие коровы. И для вас это будет финита ля комедия. Стволы не важны, если мы не попадём в зелёную зону. Я не прав?

Копф сдался первым. Выдохнул, утихомирившись. Развёл руками.

— Да прав, прав. Начхать. Айда, Глизи. В часах песочек сыпется…

Молодчик покачал головой, но подчинился, и вышел вслед за товарищем.

Альдред, едва те ушли, отлип от стены и подошёл к Сивому. Спросил:

— Разве вероятность, что мы застанем здесь Мадонию, так высока?

Сивый лишь пожал плечами и отвёл глаза.

— Надежда умирает последней, — изрёк он самую избитую фразу, которую только мог вообразить себе ренегат.

Пользуясь тем, что они со стариком остались тет-а-тет, Альдред пошёл ва-банк.

— Можешь оказаться мне услугу? — спросил он.

Старик усмехнулся незлобиво.

— Удиви.

— Выпиши бумагу и на моё имя. Лишним это мне точно не будет. Мне надо в Акрополь и…

— Об этом речи не велось, когда Вы с Маки договаривались, — припоминал Сиплый.

«Договаривались? Мы разве с этим верзилой о чём-то договаривались?..» — опешил дезертир, потеряв дар речи.

Флэй не привык унижаться. Но готов был приложить усилие, обратиться ко всему своему кураторскому опыту, лишь бы своего добиться. Но пожилой головорез не договорил. Видя замешательство на лице попутчика, он рассмеялся, засветил давно выпавшие зубы и закончил мысль:

— Ты не так плох, как о тебе думают Глизи с Копфом. В конце концов, ты инквизитор. Я не дурак. Мне ничего не стоит уступить сейчас тебе. Обожди минуту…

Престарелый преступник начал заполнять вторую копию. Беглец отошёл. Его взгляд упёрся в книжный шкафчик. Этот предмет мебели шестёрки обошли стороной, и не подумав искать печать среди фолиантов. Но сейчас полки не давали предателю покоя. В большинстве своём пространство занимали папки с документами, сшитые в единое целое.

— Как, бишь, тебя зовут? — спросил Сивый. Перо, уже обмакнутое в чернила, зависло над бумагой. С кончика вот-вот должна была упасть жирная капля.

— Альдред Флэй, — отозвался ренегат и взял первую попавшуюся книгу.

— Так и запишем, — подытожил старик, принявшись за дело.

Не успел дезертир открыть фолиант, как из него что-то выпало и рухнуло на пол с лязгом. Беглец посмотрел себе под ноги, не веря своим глазам. Шестое чувство не подвело: штамп хранился в неприглядном месте, но в пешей доступности. Нечто подобное тут и там проворачивали Верховные и всевозможные канцелярские крысы. Так что здесь история не нова.

«Все хранят свои секреты одинаково…»

— Я нашёл, — сообщил Флэй, убирая фолиант.

Он наклонился, чтобы поднять печать.

Сивый расхохотался, не веря в их удачу. Пожилой головорез отметил:

— Всё-таки старшой не ошибся, когда послал тебя с нами. Давай его сюда.

И Альдред сделал, как его просили. Старик проставил печати. А затем сказал:

— Готово. Можем возвращаться.

Ренегат подошёл и протянул руку. Сивый взглянул на него со значением, но отдал подорожную грамоту. Предатель свернул её и положил в сумку, к остальным бумагам.

— Идём. С Копфом и Глизи заловимся — и сматываем удочки.

Бандит встал из-за стола. Альдред пропустил его вперёд. Чуя неладное, ренегат украдкой ощупал пальцами рукоятку кремневого пистолета. Ему не понравился взгляд, которым одарил его Сивый. В старике крылось что-то притворное, да только дезертир не мог прочесть, что именно.

И это по-настоящему сводило его с ума. Подсознание рисовало пугающие образы, где ему просто-напросто перерезают глотку на обратной дороге. Или уже у «Шаньтоу» особо благодарные бандиты запинывают ногами до смерти, отправляя на ту сторону.

Флэй тяжело задышал. У него на руках были все козыри: просто возьми — и сбеги. Ради собственного же блага. Тревога по его телу гуляла, будто молния, подстёгивая к действию. Он не мог тратить столько времени на бессмысленные телодвижения. Каждый час жизни был на счету. Малейшее промедление сулит смерть.

Предатель несмело вытянул из кобуры кремневый пистолет. Опустил курок. Механизм готов был поджечь порох по щелчку спускового крючка. Беглец наставил пистолет на затылок старика. Палец заскользил по металлу.

Это судьбоносный выстрел. Грехопадение. Новая ступень порока. Личностного упадка. Флэй не мог поверить, что вот-вот оскотинится настолько. Но призывал себя вспомнить прописную истину: здесь и сейчас весь Равновесный Мир неважен. Важен лишь он. Его, сугубо личное выживание.

Зачем, почему так — эти вопросы перед ним даже не стояли.

Палец начал давить. И кремень вот-вот ударится об кресало.

Так бы и случилось, и Альдред был готов поклясться, на чём угодно. Да только сцена оборвалась на полуслове. Где-то в глубине коридоров третьего яруса раздался гневный вопль Копфа:

— Стой, шавка! Я тебе все ноги переломаю, ублюдок!

Глава 21-6. Шестёрка

Альдред едва сообразил убрать пистолет. Еле успел. Сивый озадаченно взглянул на него. Моральная дилемма попутчика ускользнула от его взора. Старик призвал:

— Бежим.

И тут же сорвался с места, скрываясь в полумраке узкого коридора. Не зная, куда деть себя от досады, Флэй побежал следом. Как если бы его подхватила волна.

Ренегат и головорез устремились на голос лура. Вдали слышался топот ног. Вроде и Копфа с Глизи, а вроде и чьи-то другие. Частые, будто его ошпарили кипятком. Тот самый неизвестный беглец, на которого напоролись бандиты.

Упорядоченные ряды запертых кабинетов мало-помалу оборвались. Альдред и Сивый завернули за угол. Они остановились, увидев на том конце неизвестного. Тот корпел над замком решетчатой железной двери. Вела же она в северное крыло яруса, где находились изоляторы.

Дезертир пригляделся. Фигура была одета сообразно форме городского стражника из офицерского состава. Но ренегат не брался гадать, видел ли его прежде. А вот старик оказался уверен целиком и полностью:

— Мадония.

Из противоположного коридора доносился ещё топот. Наверняка это поспевали Глизи и Копф. Глава Восточного муниципалитета не обращал внимание на бандитов, что его окружали. Просто слепо открывал дверь.

Флэй рефлекторно выхватил трофейный огнестрел и наставил на беглеца.

— Ни с места. Стрелять буду! — предупреждал Альдред Мадонию, в миг ощутив себя где-то далеко в прошлом, когда он ещё служил в кураторском отделе.

Даже страх схлопотать пулю не сковывал Мадонию. В голове у ренегата тут же сложилось два плюс два. Им нет особого смысла оставлять начальника стражи в живых, раз уж копии заверены печатями. Тем более, что старик судорожно попросил его:

— Жми же, ну!

Это придало уверенности. Альдред выстрелил. Огонь озарил тёмный коридор на долю секунды. Раздался оглушительный грохот, отдававшийся эхом в каменных коридорах. Из дула покатил едкий дым. А пуля — вырвалась наружу. Устремилась прямо к Дарио Мадонии. Свинец вгрызся в затылок законника, будто шершень.

Лоб натолкнулся на железные прутья. Глава Восточного муниципалитета тут же начал сползать под дверь. Флэй с Сивым сорвались почти синхронно с места.

У трупа Мадонии они встретились с Глизи и Копфом. Все четверо тяжело дышали. Лур осклабился и буркнул:

— Готов, скотина.

Он харкнул на голову безликого начальника стражи. Чуть ли не попал в дыру, проделанную свинцовой пулей. Приободрённый, Копф задёргался излишне, призывая:

— Ну же! Обыщем его. Печать наверняка у него.

Альдред хотел прояснить ситуацию. То же самое — Сивый. До резона прикончить одного из главных лиц в Саргузах ему дела не было.

Дезертир смотрел, как под Мадонией растекается лужа крови. Она лижет ему сапоги, обтекает их, будто корабельный киль. Подсохшие губы разжались. Но Флэй не успел издать и звука. Где-то в глубине северного крыла раздался клёкот.

Этот звук. Ренегат знал его лучше некуда. Бандитам он тоже кое о чём говорил. Где-то за решетчатой дверью донёсся топот. Оглушительно громкий. За ним крылись десятки оголодавших людоедов, спавших во тьме. Спавших в ожидании свежего мяса.

И в тот же миг приблизительный замысел Дарио Мадонии стал явен. Он хотел натравить упырей, согнанных в изоляторы, на бандитов. Похоже, всё-таки они не испытывали друг к другу любви. Начальник стражи был готов поставить под угрозу собственную жизнь, лишь бы и бандитам досталось на орехи.

Остаётся загадкой, в каком состоянии души Копф и Глизи отыскали капитана. Почему он вообще остался жив после кровавого налёта шумайцев. Но факт есть факт.

Шутка ли, почему-то Тринадцать хотели, чтобы глава Восточного Муниципалитета был убит. Неважно, как — лишь бы, лишь бы. Смысл? Кто бы знал!

Сам того не ведая, Альдред оказал им эту медвежью услугу. А последствия ещё только предстояло разгрести.

Его инстинкт самосохранения напоролся на ломоту по всему телу. На осознание полной несостоятельности перед лицом грядущей угрозы. Рой мыслей пронёсся в его голове за долю мгновения. А потом всё разом стихло, будто костёр залили водой.

Хуже всего не это: ренегата будто бы парализовало.

Глизи подорвался первый. Хотел было взяться за ключ, оставленный в скважине. Прокрутить его. Оградить упырей от незваных гостей. Но не тут-то было. Во тьме было не различить, где коридор начинается, а где дает изгиб.

Молодчик тоже застыл, увидев, как из тьмы выскальзывают раз за разом пары белёсых глаз. Даже если бы очень постарался, юный бандит не сумел бы осуществить задуманное. Его бы просто смыло волной каннибалов.

Ренегат понимал это лучше, чем кто бы то ни было. И всё, что он мог сказать, оценив ситуацию трезво, — это:

— Бегите!..

Дважды повторять не возникло необходимости.

Шестёрки бросились врассыпную, сверкая пятками. В коридорах от их каблуков поднялся гул. Копф с Глизи нырнули в одну сторону. А Сивый с Флэем — в другую.

На выяснение ситуации времени не оставалось. Уточнить все детали можно было и опосля. Бандиты горько пожалели о том, что слишком поздно изловили Мадонию. Ещё больше — что застрелили несвоевременно.

Как бы то ни было, задачка им предстояла не из лёгких, и едва незваные гости пустились наутёк, поняли это.

Гули — не только и не столько прямая угроза их жизням. Огромную роль играют окружающая среда и внешние условия. В зависимости от них та усиливается или чуть спадает. И так уж вышло, что оплот правопорядка сам по себе путал незваным гостям все карты. Старания их оказались напрасны.

Заражённые без труда вырвались из северного крыла. Решетчатая железная дверь лязгнула и грохнулась об стену, задрожав. Из неё посыпались ходячие мертвецы. Как из только-только откупоренной и взболтанной бутылки игристого вина, пенистой струёй понеслась орава людоедов.

Они чуяли добычу и, прекрасно ориентируясь в пространстве, расползлись надвое. Рвались вперёд, будто устраивали забег наперегонки. Ведь было, за что: на всех мяса не хватит. Это уже не толпа, но губительная стихия.

Альдред слышал за собой клёкот и рёв оживших мертвецов. И хотя телесная слабость его замедляла, он буквально через силу переставлял ноги, уносясь прочь.

Давалось бегство ему нелегко. Казалось, в черепной коробке у него бултыхаются мозги. Перед глазами всё плыло, позвоночник еле держал торс. От перепадов давления сердце грозилось катапультироваться прямо из груди, пробивая сочленения рёбер.

Шутка ли, старик от него не отставал: бежал чуть ли не вровень. Похоже, даже немощных жажда жизни может заставить пошевелить изрядно костями.

Бандит и ренегат выпорхнули с третьего яруса на лестницу и помчались вниз, отбивая ступнями хлёсткую какофонию спешки.

Прямо за ними поспевали заражённые. Их ничто не могло остановить. Двигались они, как единый организм, и не даром: тот, кто подвесил их на ниточки, подошёл к своей жестокой игре с умом. Что хуже, двери в донжоне открывались вовнутрь, не создавая орде никаких препятствий.

Хотя Копф был прав, и упыри боятся солнца, как чёрт ладана, сюда его губительного света проникло ничтожно мало. Иной раз лучи опаляли каннибалам ноги. Но те едва ли замечали эти лёгкие ожоги, оголтело и слепо несясь вперёд.

Ренегат понимал: если ничего не сделает, чтоб их задержать, в оплоте гарнизона они все бездарно встретят свою смерть. Ладно, бандиты — Равновесный Мир станет чище. Однако сам дезертир же — Киаф. Что-то он да значил для Аштума, ведь так?

Беглец резко развернулся, стягивая с плеча арбалет и убирая на скорую руку пистолет в кобуру. Его руки плотно обхватили борт. Альдред приготовился стрелять.

Из коридора показался первый упырь. Сразу за ним, толкаясь, — ещё пара. Какая толчея образовалась в узкой каменной кишке, оставалось только гадать.

Флэй прикинул свои шансы и выстрелил.

С жидким треском с плеч сорвался болт. Он взрезал со свистом воздух, метя точно в цель. Гуль принял снаряд лбом. Тот вошёл плотно, пробивая себе путь к мозгу через череп. Его голову аж оттолкнуло назад. Ноги заёрзали по полу по инерции.

Людоед заскользил так, словно попал на лёд. Умирающее тело распласталось у самой лестницы, валя тех, что бежали сзади. Парочка заражённых в толкучке даже перелетела через перила и стала с визгами падать вниз, на первый ярус.

Ничего из этого Альдред не видел, зато слышал. И даже мельком заметил пару туш, которые спешили состыковаться с полом под ними. Пусть и малая, но это победа. Хотя своим трюком Флэй мог выиграть разве что десять секунд. Навряд ли они решали что-либо. Однако никогда не знаешь наверняка.

У Глизи с Копфом дела обстояли гораздо хуже. Им пришлось давать крюк от входа в северное крыло. В случае шестёрок тоже сыграл своего рода коллективный разум. Подсознательно незваные гости понимали, что, если сунутся в один коридор, будут лишь толкаться и попадут к упырям на зубок. Так что разделились.

Только вот поворот отнял у удиравших бандитов целых полторы секунды. Пока обогнут. Пока выпрямятся, дабы продолжить марафон. Жалкие полторы секунды, но в нынешних реалиях это скорее много, чем мало. Третий ярус молодчик и лысый пересекли быстро. Вперёд особенно рвался Глизи. Копф запаздывал.

Он выглянул из коридора и заметил страшное. Их лестница с противоположной смыкалась уже на втором. Соответственно, упыри, задержанные попутчиком, их встретят прямо там. Так, считал Копф, не пойдёт. Головорезов уже нагоняли заражённые. Пока время ещё позволяло, лысый бандюган занырнул в ближайшую комнату и затворил за собой дверь на шпингалет.

Это был очередной кабинет, коих вверху донжона тьма тьмущая. Копф бросился к ставням. Его руки судорожно заползали по шпингалетам. За собой он слышал: упыри ломятся в дверь по его душу. И что самое страшное, та не выдерживала напора. По голому черепу бежал пот.

В кабинет проник свет, что отбросило только на половину помещения. А вторая, как была, так и осталась в полумраке. Казалось бы, пронесло. Бандит спасён. Соломка подложена. Он придумает, как выбраться, и всё-таки воссоединится с Тринадцатью.

Так ему хотелось думать. Но реальность порой бывает жестока…

Дверь выбили — то ли с ноги, то ли с плеча. Хотя в случае гулей с головы — тоже справедливое предположение. Так или иначе, сорвало её с петель. Она рухнула с грохотом, поднимая вверх клубы пыли. В кабинет ворвалось несколько упырей. А остальные пробегали мимо.

Подхваченный ужасом, Копф сполз под оконную раму. Из рук у него выпало оружие. Он задрожал, сам того не ведая, и переводил взгляд с одной твари на другую. У него имелось предостаточно времени, чтобы разглядеть их внимательно. Да только мёртвый гуль — не чета ещё живому. Последние гораздо — гораздо! — омерзительнее.

Упыри чуть дёргались, будто не могли устоять на одном месте. Их переполняла неясная, бравшаяся не пойми, откуда энергия, что подстёгивала постоянно искать еду.

Глаза лура в заражённых разглядели трёх стражников и одного задержанного. Судя по всему, в донжоне Чёрная Смерть явила свой кошмар точно также, как и везде, — нежданно-негаданно. Пока Копф изучал людоедов, те изучали его.

Бандит считал, что находится в безопасности, раз его прикрывает солнце. До самого последнего момента. Только вот оголодавшие упыри не собирались от него отступать. Ни с того, ни с сего к нему рванул один из них, плевав на полуденный свет.

Каннибал потянул его за ногу и резко дёрнул. Головорез вскричал, начал вырываться, но было поздно. Твари сил было не занимать. Она прокатила жертву по полу. И тут же за вторую ногу ухватилась близ стоявшая. Гули затянули вопящего Копфа во тьму ценой ожогов и начали рвать на куски.

Головорез орал, пока ещё были силы на то. Под ним собиралась багровая лужа. Одежду разорвали когтями. Начали копаться в его плоти, как свиньи в апельсинах. Кровь брызгала во все стороны. Копф замолчал в какой-то момент, его глаза закатились. Он был или уже мёртв, или на полпути в мир иной. А ведь пирушка гулей только начиналась…

Развязка его судьбы осталась без внимания остальных шестёрок. Даже вопли лура — и те примешались к клёкоту и рёву. Останется ли вообще хоть кто-то, кто помянет Копфа, выйдя на свет солнца?

Молодчик думал только о сохранности собственной жизни. Его слабо волновала судьба подельника. Но и наперёд Глизи расчёта не сделал. Он бежал со всех ног на второй ярус, чуть ли не перепрыгивая через две ступени. И всё равно, как ни крути, при спуске встретился лицом к лицу с заражёнными.

Людоеды сбили его с ног волной. Потянули к нему свои когтистые бледные лапы. Тут же подняли над землёй вопящего молодчика, принялись разрывать. Гули никак не могли его поделить. Оружие вылетело из рук и с лязгом приземлилось где-то внизу.

Орда в трапезе оказалась не так дружна, как при охоте. Кто-то рвал одежду и просовывал руки в разрезы. Выцарапывал позвоночник. Другие тянули конечности во все стороны, пока не вырывали из суставов. Повсюду брызгала кровь. Она текла, словно из-под крана, тоненькой струйкой. Счастливый гуль, урвав целую руку, цедил из раны сладостный нектар и пил его, а когда рог изобилия пересох, принялся её пожирать.

В считанные мгновения от Глизи в этом мире почти ничего не осталось. Чудовища растолкали его останки по желудкам, оставив за собой только кости в тряпье. Их жатва не окончилась: ещё оставались Альдред и Сивый. Но те уже были далеко.

Шутка ли, пожилой бандит оказался прав. Ренегат обеспечил им двоим фору. А Копф с молодчиком её упрочили, так что их шансы на выживание заметно упрочились. Последние незваные гости пулей пронеслись по второму ярусу. Лучи солнца не грели их при бегстве по коридору — только слепили и как будто хлестали, словно плети.

Флэй первым спустился вниз. Престарелый головорез уже значительно выдохся, еле-еле за ним поспевая. Беда пришла, откуда не ждали: ноги у Сивого подкосились, и он рухнул с последних ступеней прямо на пол. Старик заверещал от боли. Но стоит отдать ему должное: тут же начал порываться, чтобы встать.

Ренегат и не заметил, как перед ним ни к селу, ни к городу образовалась дилемма.

Из соображений гарантированного выживания ему стоило бы бросить старикашку на съедение гулям. Ведь бежать осталось всего ничего. Как только выберется на улицу, в праве легко добраться до госпиталя, хоть и своими силами. На его месте так поступил бы всякий разумный человек, принявший печальную повестку дня.

Подсознание чуть ли не умоляло Альдреда провернуть все именно так. Но Флэя как будто бы терзали угрызения совести, ему не свойственные: брат Фульвио не заслуживал ужасающей смерти в крипте под храмом. Дезертир никак не мог ему помочь. Зато Сивый имел все шансы быть им спасённым. Тем более, что старичок отнёсся к нему по-доброму.

Беглец располагал всего-навсего долей секунды, чтобы принять решение. Тогда он и понятия не имел, насколько оно может оказаться судьбоносным.

«Лишь бы я не пожалел об этом…»

Альдред подорвался к Сивому и чуть ли не за шиворот помог ему встать. Когда старик поднялся на ноги, Флэй спросил его отрывисто:

— Сможешь идти?

Тот кивнул ему и пролепетал:

— В оружейную! Скорее!

Не дожидаясь ответа от компаньона, Сивый нырнул в коридор. Дезертир задержался на половину мгновения, чтобы просто оценить время, им отведённое на всё про всё. Упыри осаждали лестницы. А те заражённые, что упали, так и не разбили голов. Они остались жить, но с перебитыми позвонками. Беспомощно тянули загребущие лапы, хрипели и верещали, неспособные навредить как-либо.

Флэй резко развернулся и побежал вслед за стариком. Предатель нагнал его почти у входа в оружейную. Думать над тем, как бы ещё задержать орду людоедов, долго не пришлось. Бандит принялся натягивать на себя саквояж с фитильными карабинами.

А между тем ренегат захлопнул за собой дверь, затворил оба шпингалета. Но инстинктивно додумался: этого может и не хватить.

Он бросился к ближайшей тяжелой стойке и принялся подтаскивать её ко входу, чтобы уж наверняка упыри так просто не попали к ним.

Не успел он дотащить стойку под копья к двери, как в неё ударился первый заражённый. В коридоре раздавались их гневные вопли, клёкот, рык.

О, нет. Людоеды бы ни за что не отпустили их живыми.

— Бери сумку! — призывал Сивый, захватив одну и побежав к ближайшим ставням. — Выйдем через окно.

Дезертир ничего не ответил, хоть и был согласен со стариком целиком и полностью. Более того, думали они с головорезом примерно в одном ключе.

Оставалось непонятно только одно: если уж Глизи с Копфом не смогли выбраться, а Маки требовались позарез эти карабины, почему бы не взять больше? Впрочем, Альдред и не думал возникать, помня о том, что им придётся пройти ещё длинную версту до «Шаньтоу». Уж лучше налегке, чем как вьючный вол.

Недолго думая, Альдред сорвался с места, подскочил к верстаку, захватив при этом саквояж. Он, держа его в руках, побежал тут же к оконной раме. Сколько бы гули ни бились в двери, так и не удалось им сорвать её с петель. Флэй сделал всё, чтобы выбраться из донжона. Цена его интересовала мало: кого смог, того спас.

Его нога перемахнула через окно. Ренегат подтянул вторую и вывалился из него на поверхность, под палящие лучи полуденного солнца. Приземление назвать лёгким было нельзя: лодыжки его взмолились о пощаде, изнывая от боли. Но это не имело значения. Главное, что кошмар, вырвавшийся из северного крыла в донжоне, остался позади.

Сдвигаться с места дезертир не спешил. Просто наслаждался моментом, когда осознал свою полную безопасность. Он тяжело дышал. Со лба стекал пот — что пил колодезную воду, что не пил — у него пересохло в горле. На очередном вздохе начался приступ кашля. Плевав на всё, он дал себе исторгнуть наружу сгусток чёрной слизи.

И тут же Альдреду резко стало хорошо и спокойно, как никогда раньше. Боль отступала. Само тело вознаграждало своего обладателя за то, что не дал ему погибнуть во тьме донжона. Однако минута тепла сменилась ознобом, идаже знойное солнце в Саргузах не могло согреть его увядающий организм.

— Аргх, дерьмо… — пробормотал Флэй.

Всё это время он стоял, согнутый пополам. Приложил усилие — и расправил плечи. Он заметил Сивого, что прошёл на противоположную сторону улицы, к гранитному парапету. Старик опёрся на него и смотрел вдаль — то ли на зеленовато-синюю реку, то ли на север Города, в сторону зелёной зоны.

Чуть пошатываясь от усталости, Альдред подошёл к нему и прислонился к парапету рядом. Оглядел бездумно панораму, что открылась его глазам. Лично предателя больше всего волновали облака. Те склеивались вместе в тучи, накрывая Восточный Город куполом дождя.

И всё же, у дезертира с бандитом ещё оставалось время добраться до Глена Макивера и компании. Просто их поход в сторону цивилизации пройдёт под ливнем.

Альдред относился к этому спокойно: был рад, что треть своего пути бок о бок с Тринадцатью уже прошёл. Только бы чума не прибрала его к рукам раньше, чем доктор-чудотворец его осмотрит.

— Они так и остались в донжоне, — с лёгким налётом скорби пробормотал Сивый.

— Боевые товарищи умирали прямо на моих глазах. Я видел их трупы. Не все в подобающем виде. Однако… — заговорил Альдред. — не сказал бы, что прикипел хоть к кому бы то ни было из них. Все мы друг другу только попутчики. Что-то такое мне заявили однажды. Разве у вас, бандитов, по-другому?

Пожилой головорез усмехнулся и опустил глаза на чёрный, холодный, безжизненный гранит.

— Едва ли, — отозвался старик. — Нас только общее дело связывает. Мы коллеги, просто коллеги. А так — ничего личного. Кто-то погиб — ну, помянем, да дальше пойдём. Сложно отыскать себе настоящих друзей в волчьей стае. Тем более, когда каждый норовит урвать кусок оленины пожирнее.

— Значит, об этих двоих ты не печёшься? — Флэй посмотрел на него искоса, но незлобиво. Ему лишь хотелось узнать.

— Это бесполезно. Что сделано, то сделано, — только и сказал Сиплый.

«Что сделано, то сделано», — понимающе повторил про себя беглец.

Он отлип от парапета и встал лицом к Альдреду. Ренегат отзеркалил его манёвр.

— Главное, что мы удрали от тварей. Уже хорошо. Мы там хорошо с тобой сработались, юноша. И ты… кажется, даже спас старика. Спасибо.

— Не за что, — Флэй лишь развёл руками.

Он сделал это импульсивно, не гоняясь ни за благодарностями, ни за утешениями собственного эго. Пусть рисковал, но овчинка стоила выделки. Ему такой шаг просто показался правильным с точки зрения морали независимо от религий.

Человек — особый зверь, и никогда не знаешь, чего ждать от него. Можно встретить качественного, а можно — волка в овечьей шкуре. Но всегда стоило следить за собой. И отвечать сообразно запросу.

— Скромный ты человек, — усмехнулся Сивый, беззастенчиво показывая беззубый рот. — Ну да брось. Позволь хоть так выразить свою благодарность…

Головорез протянул ему руку, чтобы пожать. Альдред не увидел ничего плохого в том, чтобы ответить взаимностью. Шутка ли, хватка у старика оказалась крепкой. Немудрено, что Сивому удалось дожить-таки до седин — с его-то бандитской биографией.

— Всё же приятно с тобой работать, парень, — заключил старик.

А в следующий миг произошло ровно то, чего Флэй опасался больше всего на свете. Сивый потянул его на себя, выждав момент, когда и без того ослабший попутчик потерял бдительность и мог легко потерять равновесие.

Дезертира потащило на головореза, как вдруг живот пронзила острая боль. Что-то чужеродное пробурило себе путь глубоко в брюшину, пуская кровь и разрывая волокна.

Флэй гаркнул и округлил глаза. Капилляры выступили на склере. В который раз произошёл серьёзный перепад давления. Альдред закряхтел и глянул под себя.

Его ударили не абы каким клинком. Это был панцербрехер — особо тонкий кинжал для точечного пробития доспехов. От его направленного удара ломаются даже кольца тех кольчуг, что выполнены из инквизиторского сплава. В случае ренегата так и случилось. Обмундирование не упасло тело от ранения.

И сейчас на грязную мостовую, заляпанную размазанным лошадиным дерьмом, капала его кровь. Капля по капле. Разбивалась о брусчатку, порождая всплеск. В глазах у Альдреда потемнело на миг. Его голова будто бы отключилась.

Он перевёл взгляд на Сивого, ничего до сих пор не понимая. У старика лицо оказалось каменным. Будто бы то, что происходило в данный момент, было задумано ещё на этапе встречи дезертира с Тринадцатью.

Да. Вполне вероятно.

Ренегат раскрыл рот, хотя сам понятия не имел, что удумал сказать. Сивый его опередил, выдав не больше, чем шаблонную фразу:

— Ничего личного.

Бандит прокрутил панцербрехер и резко выдернул, одновременно с тем толкая попутчика на мостовую. Альдред был слишком слаб, чтобы сопротивляться. А дыра, оставленная тонким клинком в брюшине, мешала передвигаться так, будто Флэй целостен. Истекая кровью, дезертир попросту рухнул наземь.

Сложился как попало. Под его туловищем завыли руки. Подбородок раскроило при встрече с брусчаткой. Но Сивый с ним не закончил. Он подошёл, чуть наклонился, достал топорик опять и принялся методично перерезать портупею. Вот оно что. Ему нужен был меч. Старик грубо сорвал с Альдреда перевязь, выудил бастард и, не бросая больше ни слова, пошёл прочь, в сторону гостиницы «Шаньтоу».

Головорезы не могли не заметить у инквизитора химерит. И раз уж были вхожи во многие двери городской администрации, наверняка о нём знали…

Дезертир отрывисто и часто дышал, но как ни пытался, ни один вдох не мог насытить его лёгкие. Он приложил немалое усилие, стал ползти, переворачивая своё слабое, нелепое тело по направлению вслед уходившему головорезу.

Абсолютно беспомощный и жалкий, Флэй потянул руку в сторону Сивого. Окровавленные пальцы заслонили его силуэт. В преддверии смерти у беглеца в голове произошёл новый большой взрыв, повлёкший за собой своего рода откровение.

Мотивы людей можно проследить, когда задуманное уже сделано, а сама их суть ясна в достаточной мере. Тринадцать и вправду хотели убить его тогда. По-быстрому. Без лишнего шума. Но выходило не то что бы гладко.

Вероятно, их внимание привлёк меч. Либо всё его оружие. Может, хотели обчистить прохожего инквизитора, как любого другого выжившего. Сути дела не меняет.

Как бы там ни было, тогда-то Глену Макиверу пришла в голову прекрасная идея. Разыграть спектакль и использовать ренегата по возможности с пользой. А всё, о чем этот рыжий недоносок пел Альдреду, — не больше, чем дешёвая манипуляция.

Хуже всего то, что бандиты и не скрывали своего отношения к нежданному компаньону. В нём они видели не больше, чем мусор. Но полезный.

Умрёт или вернётся живым — с него будет, что стрясти.

Флэй купился на их бездарную уловку. Можно винить чуму, можно роптать об обстоятельствах, а можно просто признать, что пошатнувшийся рассудок хотел верить в чушь, которую ему преподнесли на блюдечке с голубой каёмочкой. Альдред уже предостаточно претерпел на саргузских улицах. Ему хотелось бы добраться до своей цели с наименьшим сопротивлением окружающего мира. И вот, во что это вылилось.

За поход в донжон у Альдреда имелось превеликое множество шансов переиграть всё — и выйти из воды сухим, как победитель. Но былые моральные установки, которые в нынешних реалиях не стоили и выеденного яйца, подвели его. Флэй сам вырыл себе могилу. А Сивый только пихнул его вниз и чуточку припорошил землёй.

Жаль только, что ренегат понял это слишком поздно.

Рана плевалась кровью. И вместе с тем, как она покидала его тело, разум дезертира постепенно сворачивался. Он моргал. И в какой-то момент уже перестал открывать глаза.

Беспамятство пролетело в один миг. Его пробудила острая боль в плече. Будто кто-то с размаху пнул его тело, чтобы проверить, реагирует ли он ещё. Альдред застонал, как поколоченная псина. Вслед за тем некто опустил ботинок ему на предплечье. Кто бы это ни был, ему хватило сил развернуть неподатливое тело беглеца.

Взор упёрся в небосвод. Переменная облачность добралась и до этого уголка Города. Потерянный взгляд нащупал силуэт. Но солнце опалило фигуру, затенив её. Более того, в глазах у Альдреда заплясали мушки. Мелькали вспышки. А всё, что он мог различить, — это лишь блеск двух круглых линз.

Неизвестный внимательно изучал его через очки, без которых не мог обойтись.

— Хм, — протянул он задумчиво. — А ты подойдёшь…

Флэй почувствовал опасность. Задёргался, как если бы это что-то изменило. Сопротивление не пришлось по душе незнакомцу. Он поднял ногу и резко опустил каблук своего лакированного ботинка на лицо жертве.

Глава 22. Хирургия

День четвёртый, ранний вечер

Сознание дезертира так и не растворилось в Серости. Хорошо это или нет, ещё предстояло выяснить. И на сей раз он сновидений не видел. Будто бы чума отрезает мозг от Абстракции. Едва ли это так. Видать, просто-напросто стресс внёс тут свою лепту.

Альдред непроизвольно открыл глаза. Всё же, не умер. Проснулся, хоть и не должен был — после такой-то колотой раны. Он сопел: чумная слизь ему забила весь нос.

Не помешало бы высморкаться от всей души, зажав поочерёдно по ноздре. Да только сразу, едва дёрнувшись, стало ясно, что этому не бывать.

Его руки связаны тугим узлом за спинкой стула, на который его посадили. Кто это был? Где он сейчас? И вообще, зачем ему понадобился кто-то вроде предателя?

Приходилось дышать ртом. Впрочем, и это давалось не без труда. Два-три вдоха, и из дыхательных путей в горло поднялась густая мокрота. Флэй разразился надрывным кашлем и сплюнул целый комок себе под ноги. Легче от этого не стало.

Болезнь уже освоилась в его теле. Когда она убьёт носителя так или иначе — всего лишь вопрос времени.

Тьма мало что говорила о том, где находится беглец. И только притупленные чувства могли описать его нынешнее, шаткое положение. За спиной потрескивало пламя. Его тусклый свет обнимал Альдреда за плечи. Достаточно близко, чтоб тот почувствовал тепло — не такое согревающее, как хотелось бы.

Огонь вырывал из тьмы едва различимые очертания вокруг пленника. Пол устлали каменной плиткой. Едва уловим запах пыли. Это помещение — может, подвал? О, нет.

Комнату обдувал смрадный саргузский ветер, что просачивался через небольшие отверстия. Не в стенах. Стало быть, ставни — старые, но заколоченные. Внутрь с улиц Города не бил свет дня. Даже если солнце ещё не село и не скрылось за тучами, оно обдает своими лучами другую часть неизвестного здания.

«Где я?» — думал про себя дезертир. Голос в голове звучал растерянно. Им степенно овладевало отчаяние.

Флэй почти не шевелился, ещё не отойдя от беспамятства. Его голова раскалывалась подчас невыносимее, чем у перебравшего пьяницы. Может, в месте его заточения и было сравнительно тепло, но холод… Холод будто бы исходил из самого его тела. По коже бегали мурашки. Спина покрывалась испариной.

И без того худо пришлось, так ещё и тьма навевала ему настроения, сравнимые с клаустрофобией. Альдред будто бы вернулся в пересохшую канализацию городища на острове. Никого, кроме него. А источник света настолько беден, что лишь усугубляет потерянность человека в давящей пустоте. Очерчивает границы его познания в бездне.

Ренегат напрягся, насколько мог. Хотел проверить, насколько туга верёвка, обвившая его руки, прицениться к шансам вырваться на свободу. Жалкая попытка. Едва дезертир дёрнулся, мышцы его отозвались гнетущим спазмом. Его позвоночник согнуло, будто стянутый тетивой лук. Что за мучения!

Лицо сморщилось, будто в глаза прыснули соком лимона. Зубы стиснулись, как вдруг челюсти разжались. А с губ, словно растянутая нота, сошёл жалобный скулеж побитой суки. Альдреду было худо, как никогда. Хуже всего то, что от этого состояния, совершенно статичного, беглец никак не мог избавиться.

Ведь самому себе — здесь и сейчас — он не принадлежал. Его схватили. Его удерживали в заточении. Мариновали зачем-то, будто кусок мяса, в полном одиночестве. Кошмар обыкновенного горожанина постиг и его — он стал жертвой. Кристаллизовался в образе добычи некого хищника. Но чьей?

Хотя даже в нынешнем положении вещей дезертир сумел отыскать и позитивные, казалось бы, моменты. Он ведь был должен умереть — прямо там, у донжона. Кровью истечь, как обыкновенный пьянчуга в подворотне от заточки. Его ещё теплый труп судьба обещала своре упырей, что уже откушала Копфом и Глизи. Но что-то пошло не так.

Мужчина в очках, вспоминал ренегат. Кем бы тот ни был, он умудрился притащить его сюда. Живьём. Что бы ни задумал неизвестный, с трупами не играется. Более того, он сделал всё, чтобы Альдред Флэй не помер по дороге в пункт назначения, чтобы не отправился на тот свет, пока руки очкарика не дойдут до него.

Колотая рана в туловище обработана. Зашита. Перевязана. Вероятно, нежданный спаситель успел досконально осмотреть свою жертву, пока тот пребывал в беспамятстве. Не зная мотивов содеянного, беглец бы не удивился, если бы очкарик ещё перевязал его ногу и руки свежими бинтами.

Это не могла быть обыкновенная забота. Его поступок не был свойственен жителям Саргуз — что до, что с приходом Чёрной Смерти. Он хотел, чтобы ренегат выжил. Но почему так?

Инквизиторская городская форма для экстренных выездов куда-то пропала. Остался предатель только в своих порванных штанах. Даже портянки — и те сняли. Вместо них неизвестный обвязал стопы Альдреда бинтами. То же самое — и руки.

Забота ли это? А может, замысел, который умом простого человека не постичь?

Если и был ответ, пустота помещения дать его не могла. Огонь — тем паче молчал.

Ренегат осёкся и вытянулся по струнке на стуле. Нет. Ему не показалось. Во тьме кто-то шевельнулся. Сквозь шелест очага и треск тлевших поленьев до ушей дезертира донёсся стук. Чьи-то каблуки обивали каменные плиты. Неизвестный приближался.

Тук. Тук. Тук. Словно сама Смерть решительно шла по душу Флэя, бодро подмахивая руками в приближении.

Пламя вырвало из полумрака чей-то силуэт. Свет попал на круглые линзы очков, проехался по стеклу, порождая зловещий блеск. За время затишья глаза Альдреда успели немного привыкнуть к отсутствию должного освещения. Перед его взором постепенно вырисовывались черты неизвестного — не то спасителя, не то похитителя.

«К-кто это ещё?..»

Маленький рот изогнулся в противной улыбочке. Из-за губ чуточку показались удивительно ровные и как будто бы белые зубы. Стало быть, это не какой-то отброс общества, а человек из высших слоев, не обделенный престижем, раз так за собой следил. Мог позволить себе, очевидно. Уже от этого узнику стало не по себе вдвойне: необъяснимая тревога, порождённая диссонансом.

Наоборот же, нет. С чудовищем на манер этого он уже встречался. Но тогда всё было несколько иначе. Теперь Альдред был один, а в тот злосчастный день — в тот злосчастный день он потерял то единственное, что оставалось дорого. Жизнь его поделилась на до и после — также чётко, как слоги в бойкой речевке.

Дезертир прищурился. Увы, не так много он мог рассмотреть, как хотелось бы.

Треугольное лицо — белое, как мел. Работы в поле этот человек не знал, а вот в местах, куда палящему солнцу Саргуз так просто не добраться…

Волосы его в темноте казались угольно-чёрными. Даже сейчас, когда всем плевать, как и кто выглядит, он отыскал время, чтобы их уложить вверх и вбок, дабы целиком открыть выпуклый лоб. Мало того, что очки, — густые брови чуть прятали глубоко посаженные, мелкие глаза.

Блики от огня гуляли по линзам. Но Альдред всё-таки успел рассмотреть, к своему же неудовольствию. Эти глаза принадлежали обыкновенному человеку — просто янтарные, но в свете пламени горели, как у демона, что алчет плоти и крови людской.

Щёки впали, отчего скулы нарочито выпирали. Дуэт — и тех, и других — разрубал горбатый нос. Казалось, очки вот-вот спадут с переносицы, но нет же, каким-то чудом ещё держались. Волевой подбородок, увлекайся Альдред физиогномикой, намекнул бы ему: с этим человеком шутки плохи.

От своего не отступит — и ни за что не пойдёт на компромисс.

Костюм резонировал со своим обладателем.

Шерстяная серая жилетка, хлопчатая рубаха с закатанными по локоть рукавами — некогда белоснежная, чуть пожелтевшая от пота, местами виднелись бурые пятна неясного происхождения. Ткань, похоже, окропило кровью. Человеческой, вероятно.

Он не носил кальсоны и бриджи, которые так любили щеголи дворянского сословия — вместо этого ноги скрывали широкие брюки в пол. Из-под них выглядывали носки туфлей, выполненных из грубой буйволиной кожи.

Кем бы ни был очкарик, не так он прост. Видно, что при деньгах. Но ничего из вещей, покупаемых за сольдо, его не впечатляло от слова «совсем». А ведь купить в Саргузах можно немало! Иначе не объяснить, почему кто-то вроде него схватил двуногую дичь. Ему хотелось вновь насладиться своей аморальной, жестокой, людоедской забавой.

И Альдред подходил на уготованную ему роль.

Похититель подошёл близко. Но так, чтобы узник его и не подумал чего учудить. Флэй не решался что-либо сказать, просто вглядывался в янтарные глаза. Схватку взглядов он же первый и прервал, не выдержав упорства очкарика.

Тот хмыкнул. И заговорил:

— Вижу, ты очнулся. Это хорошо. Многовасто крови потерял. Я старался, как мог. И похоже, что не зря.

Дезертир не нашёл, что ему ответить. Он вообще не имел понятия, как себя вести при попадании в столь нелепую, безвыходную ситуацию. И всё же, неизвестный ждал от него хоть малейшего блеяния: молчал и смотрел со значением. Альдред проворчал:

— За это я должен сказать «спасибо», да?

— Было бы любезно с твоей стороны. Жизнь человека пугающе коротка. И ведь многие нарочно рискуют головой — и тем самым приближают неизбежное. Смело, да только проигравших своё завтра подчас больше, чем победивших. Ты бы тоже погорел. Но я тебя подхватил. Разве лишние пару часиков на земле не будут к месту тебе?..

Силуэт поправил очки, плотоядно поглядывая на жертву исподлобья. Плотная, широкоплечая фигура. Где бы этот человек ни оставил своё зрение, это был единственный заметный изъян его тела. В остальном сила в нём бурлила поистине конская.

«Пару часиков?.. — Альдред опешил. — Ровно столько этот изувер будет мучить меня, пока не надоест. Проклятые бандиты. Я ни за что бы ему не попался, даже сейчас! Он бы и близко не подошёл ко мне, не пырни меня Сивый. Дерьмо!..»

Как ни странно, ренегат проявил незаурядную прозорливость. Волки в овечьих шкурах скрываются до последнего, только бы их не раскрыли и не побили. Добычу же они подбирают себе из числа тех, кто точно не даст отпор. Этот безумец едва ли был из числа охотников — скорее уж, падальщик. Мусорщик, метящий только в слабые звенья.

Слабое звено — в суете дней Флэй даже не почувствовал, когда стал им.

Ему не оставалось ничего, кроме как смириться со своим положением в негласной пищевой цепочке. Болезнь вылущила его донельзя. Теперь он дохлый, иссохший полутруп. А былые силы его иссякли безвозвратно.

Даже просто собственный вес дезертир ощущал иначе: неимоверно тяжёлый, плоть больно давила на кости. Давление порождало мигрени. Пульсирующую боль, что проходила от верхушки позвоночника до глубины мозга в черепе.

Соответственно, само восприятие мира пострадало. Пламя, отбрасывавшее свет на пыльные стены, плясало, как девушка в восточном доме терпимости, а сам пленник дышал чрезмерно долго. Внимание залипало в точку, будто раскаленное железо приварилось. Внутренний голос его звучал, как чужой — не то женский, не то мальчишеский. И секунды склеивались в одну, нескончаемую.

Ощутимый провал сознания. Затем прояснялось. Ненадолго. И так — по кругу.

— У тебя на меня большие планы? — угрюмо пробормотал ренегат, прозрев.

— А ты сам увидишь, — парировал незнакомец, развернулся и отошёл в противоположную часть помещения.

Там он отодвинул стул со скрипом, сел на него своим грузным телом и стал копошиться с чем-то в темноте. Довольно продолжительное время. Во мгле вспыхнула точка: он поджёг лучинку трутом. Поднёс её к трубке, как выяснилось, и закурил. Сделал первую глубокую затяжку, закашлялся, послал дым в сторону Альдреда.

Запах этот ни с чем не спутаешь. Сладкий, травянистый. Аромат свежескошенного луга, не иначе. Он еле касался ноздрей Флэя, но тот его часто слышал на улицах Города. Дурман, без сомнения. Ренегат наотрез отказывался дышать этой дрянью. Поэтому как только клубы дыма расходились по комнате, он делал вдох. В перерывах между затяжками очкарика.

«Меня тут будут убивать…» — подытожил дезертир, скрипнув зубами угрюмо.

— Я гостеприимен, если что, — заговорил неизвестный опять. — Если тебе станет полегче, я тебе горочку газона отсыплю. Дунешь сладко. И уж наверняка от этого выиграем с тобой мы оба…

Альдред хмыкнул, не веря своим ушам. Не то что бы воля его была особенно тверда, просто подозревал, что наркотическое опьянение лишь усугубит и без того стремительное течение чумы в его теле. Поэтому он сказал, как отрезал:

— Не нужно.

Похититель фыркнул, а затем рассмеялся.

— Дело хозяйское. В любом случае, я ещё курю. И никуда не тороплюсь. Как по мне, нам бы не помешало познакомиться поближе. Я знаю хорошо каждую свою жертву. И знаешь, инквизитора я ловлю впервые…

Услышанное не на шутку возмутило Флэя, и он буркнул:

— Кто ты, чтоб тебя…

Очкарик выдохнул с наслаждением дым, расплылся в улыбке и ответил:

— Вот, наш разговор уже клеится! Кажется, мы поладим.

— Не сомневаюсь, — прорычал утробно Альдред.

Ему следовало бы смотреть на положение вещей в позитивном ключе. Даже если кажется, что этот полоумный похититель в любой момент мог оборвать его жизнь. Курильщик решил поболтать, прежде чем взяться за смертоубийство? Тем лучше! У ренегата найдётся время, чтобы придумать, как выбраться из заточения.

Увы, вариантов у Флэя действительно было не много. В конце концов, неизвестный идиотом не был, и отнял у него стилет. Альдред мог полагаться лишь на собственное отчаяние. Он должен был пожертвовать чем-то, чтобы выкарабкаться.

Ловкачом он не являлся. Кураторов не учили выбираться из обычных веревочных пут, хотя они, будто величайшие фокусники, легко выуживали руки из псионических печатей. Это лучшие ударные группы отдела миротворцев и персекуторы воспитывались в военных традициях.

Подготовка их совмещала в себя наработки элитных подразделений и королевских агентур. Им ничего не стоило выпутаться. Вариантов — тьма тьмущая. Даже банальный вывих больших пальцев под нужным углом, чтобы вытянуть руки из узла. На такое Альдред пойти не мог: ни умения, ни сил, ни беспощадности к себе не имел.

Оставался только один вариант. И то — сработает он или нет, ещё предстояло выяснить. А для этого нужен подходящий момент. И к сожалению, Флэй сам не создал бы его ни за что.

— Меня зовут Руджеро Форленца. Я патологоанатом в тюрьме «Железный Саван». Работаю с дохлыми заключёнными. Вскрываю. Уточняю причину смерти, фиксирую все возможные деформации и деструкции, что к ней приводят. Сказать вернее, работал. Ещё совсем недавно. Пока не разыгралась эпидемия, — представился очкарик, а после снова затянулся. Выпустил дым из лёгких сипло. — Здесь мы и находимся, собственно.

Флэй потерял дар речи. До этого момента он гадал над их местоположением. Питал наивные надежды, что ему всё-таки удастся скрыться при побеге в Мёртвом Городе. Быстро и сравнительно чисто. Но увы. «Железный Саван», остров Наяд — не то место, откуда обычно возвращаются люди.

Заключённые на протяжении столетий не оставляли попыток вырваться за пределы тюрьмы. Однако её основатели всё просчитали наперёд. Ни один поднятый мятеж успехом не увенчивался, оставляя после себя горы трупов арестантов. И это лишь верхушка тюремного айсберга.

Разумеется, пенитенциарий находился на территории Города, однако в то же время — и вне Саргуз. Изолированность обеспечивали бурные воды Ло, подчас оказывающиеся надёжнее высоких стен.

Река, огибая остров Наяд, отделяла тюрьму от суши на полверсты в обе стороны. Причём соединение с побережьем обеспечивали два затопляемых моста, которыми управляли из самого «Железного Савана». По Ло суда тоже продвигались, так что это было единственное логистическое решение.

Телеги с припасами приезжали и уезжали в строго отведенные часы — конечно же, после детального осмотра на каждом этапе. Лодки же здесь, как правило, не причаливали. Разве что шлюпы, на которых конвоиры перевозили свежую партию осужденных.

Хотя некоторым удавалось вырваться из тюрьмы и нырнуть в воду, надзиратели сохраняли постоянную бдительность. Вслед беглецам летели пули. Сильное течение уносило убитых в залив, где теми занимались уже рыбы. Переплыть Ло в районе Саргуз — не из простых задача. Никто так и не добрался до берега живым. Река поглощала их всех.

Кроме того, житья здешним узникам никогда не давали. Строение тюрьмы складывалось так, что каждый заключенный находился под постоянным надзором. Буквально каждый шаг осужденного контролировался. Им никак не уединиться.

Если же верить статистическим данным, на трёх таких приходился один тюремщик, имеющий полное право переломать нарушителю все кости.

«Железный Саван» получил своё название не просто так. В Ларданском Герцогстве числилось порядка двадцати исправительных колоний. Но только эта подразумевалась для самых отъявленных преступников — для тех, у кого нет и шанса вернуться на волю.

Попав сюда однажды, правонарушитель мог надеяться только на смерть. Здесь же их тела и сжигали. А происходило это с завидной регулярностью. Всегда нет-нет да находилась казённая квартирка для очередного счастливчика.

Здесь их ждала погибель практически от чего угодно.

Местных заключенных не баловали едой, которая бы обеспечивала здоровое существование. Каждый второй так или иначе страдал от хронической цинги. В холодные месяцы воздух становился влажным и студёным, давая всласть разгуляться чахотке.

На острове не было столько воды, чтобы вымыть весь контингент из пятисот человек. Их загрызали блохи, прячущиеся в одежде, — хоть брейся, хоть зарастай.

Подённые работы на каменоломне также не обходились без травм, зачастую не совместимых с жизнью. Многие оставались без рук, ног, пальцев, а другие — оказывались раздавлены под обвалом песчаника.

Люди падали замертво знойным летом, словив солнечный удар. Небесное светило прожигало неподготовленную кожу, обрекая самых прожжённых заключенных на рак.

Иной раз узники и между собой разобраться не могли. Они не могли не разыгрывать общество в рамках цугундера. Постоянно кто-то кого-то забьёт насмерть, проткнёт заточкой. Одиночество низводило их до животных, готовых выискать мальчика для битья, над которым они бы потешались, как хотели. На каждую камеру приходилась одна «любовница», терпящая издевательства более сильных соседей.

Всё это надзиратели наблюдали со спокойной душой, никак не вмешиваясь в брачные игры между заключёнными. Они смотрели на них свысока, как на свиней, валяющихся в грязи. Приходили тюремщики только тогда, когда очередная «маргаритка» уйдёт из мира добровольно. Вешались тут редко, зато резались осколками штукатурки регулярно. Хотя далеко не каждая жертва издевательств убивала себя сама: подчас любовные инфекции забирали их жизни гораздо быстрее. А мучители шли мерно следом.

Если и существовал дельмейский Эреб на земле, искать его стоило в тюрьме.

Глава 22-2. Хирургия

Так оно происходило в прошлом, о чём Альдред слышал в бытность куратором. Сейчас, подозревал он, всё совсем иначе. «Железный Саван» больше не работал так, как прежде. Возможно, и вовсе оказался заброшен живыми людьми. Окромя Руджеро Форленцы, который мог хозяйничать здесь, как душе угодно.

Именно он являлся для Флэя тюремщиком. Главным препятствием на пути к свободе. Впрочем, от большой земли ренегата отделял не только сам остров Наяд — река Ло легко могла вобрать его в себя, отправив на тот свет. Этот исход был бы вполне прозаичен под стать незначительности человека. Даже того, кто был Киафом и мог однажды вобрать в себя божественную сущность.

— Надо оно тебе было — тащить меня сюда, — фыркнул Альдред.

Как бы ни поломало его разум чумой, он был и оставался выпускником кураторской учебки. Мастером общения, который направлял собеседника ровно туда, куда ему, взращенному манипулятору, потребовалось.

— Почему нет? — не понимал патологоанатом, хихикая. — Если я задался целью разделаться с тобой, я это сделаю на своих условиях. Так мне удобнее. Здесь все мои инструменты. Должная обстановка. Всё, как нравится.

— Резать меня на куски собираешься?

Очкарик зевнул томно.

— Скучно это. Наигрался уже. Да и не интересно с тобой было бы — ты болезненно худ, почти дистрофик. Резать особо нечего. А вот милая мордашка твоя мне пришлась по вкусу, знаешь ли.

Дезертир сглотнул непроизвольно. Живое воображение сыграло против него. Он видел, как скальпелем Форленца вскрывает ему лицо. Неторопливо, мучительно, глумливо. И что самое отвратительное, Флэй никак не сумел бы его остановить. Просто последняя кровь, наполнявшая его жилы, вытекла бы. За криками и воплями последовала бы не больше, чем замогильная тишина.

— Как мне к тебе обращаться, любезный? — задался вопросом Руджеро.

— Зови меня Альдред Флэй.

Тот рассмеялся, но едва ли искренне. Просто дым дурмана затуманил ему мозги, преобразуя всё происходящее в комедию.

— Хах. Ещё один понаехавший.

«Я не выбирал Саргузы. Саргузы выбрали меня. А этот проклятый городишко в гробу я видал, и пусть горит синем пламенем!» — сказал сам себе Альдред. И действительно, ничего хорошего особо в Городе с ним не приключилось.

Впрочем, даже мимолётные эпизоды счастья так или иначе со временем оборачивались для него горькой трагедией. Словно ему на крови было написано страдать и лишаться, мучиться и задыхаться от тесноты телесной тюрьмы его кровоточащей души.

— Чем славишься, Альдред? — осведомился Форленца, вытряхнув из трубки остатки пепла в темноте.

— Абсолютно ничем, — сказал тот правду. — Я обыкновенный персекутор.

О его подвигах в уничтожении чудовищ никто толком не знал, да и смысл рассказывать был невелик. Во всяком случае, он жив. А в герои из мифов Древней Дельмеи не метил, знать не зная тщеславия.

«Паучиха. Слон. Минотавр. Грендель. Четыре моих самых ярких победы. Кому не плевать? Ведь я спасал в первую очередь себя, а не мир. Я не герой».

Руджеро прыснул смехом. Дезертир все меньше и меньше верил, что это дурман задавал ему веселое, шаловливое настроение. В полумраке огонь снова натолкнулся на очки, прокатившись параллельными линиями света по линзам.

— У меня другое мнение на этот счёт. Сдаётся мне, ты, по крайней мере, не обыкновенный инквизитор, коли уж тебя записали в персекуторы, — заявил Форленца.

— Всё одно, — буркнул ренегат. — И всё равно.

— Давно живёшь в Саргузах?

— Несколько лет, — нехотя ответил Альдред.

Болтовня ни о чём начинала его напрягать.

— Этого достаточно, — отметил очкарик. — Тогда ты наверняка знаешь меня. Лучше, чем можешь себе представить.

Флэй осёкся, не понимая, о чём тот вообще толкует.

Похититель убрал курительные принадлежности, встал из-за стола и направился в сторону пленника. Всякий неспешный шаг его отдавался эхом, больно бив по голове Альдреда. Руджеро Форленца выплыл из мрака, будто чудовище. Он наклонился к дезертиру, оскалившись, как хищник, и пояснил.

— В газете «Мессаджеро Саргузи» меня прозвали Учёным…

Равновесный Мир перевернулся для предателя в который раз на голову с ног. Нет. Естественно, беглец понимал, что попал в лапы к некому криминальному элементу. Убийце-одиночке. Маньяку. Да только ни один из них в Городе не был настолько известен, насколько Учёный — именно этот ублюдок стал ночным кошмаром Саргуз.

Попасться ему Альдред бы даже счёл почётным — как-никак, встреча со знаменитостью. Если бы не одно жирное «но»: на минуточку, его жизнь оказалась в руках кровожадного извращенца, убившего под сотню случайных жертв. Случайность на то и случайность, что Учёный сквозь сотню изувеченных тел добрался до плоти Киафа.

Глаза Альдреда округлились. Ему окончательно стало понятно: дальше можно не смотреть. Из рук Руджеро Форленцы Флэй выпадет абсолютно пустым внутри. Этот патологоанатом — кто, как не хирург над мертвецами мог быть Учёным?! — вырежет из него всего внутренние органы, выпотрошит, будто гуся.

Улыбка очкарика стала заметно шире. Он усмехнулся.

— Твоё лицо говорит за тебя. Определенно, ты знаешь, кто я.

Ренегат раскрыл было рот, но в последний момент запамятовал, что собирался сказать. Ему показалось, издавать хоть какие-то звуки теперь бессмысленно. Крест на себе ставить было ещё рано, однако последние шансы выбраться из «Железного Савана» таяли на глазах. В конце концов, от Ученого ещё никто не убежал. Никто.

Всё, что Альдред мог, это шлёпать губами, будто глупенькая рыбка. Это выглядело жалко донельзя, и Руджеро тут же прыснул смехом, наблюдая за тем, как он поник.

— А ты не из разговорчивых жертв, как я вижу. Знаешь, обычно люди, когда встречаются со мной, задаются фундаментальными вопросами. Мол, как же так, почему я, чем я это заслужил? Но Хаос, мой дорогой друг, — это состояние за гранью причин. Может, вечером ты выбрал срезать путь до дома через переулок, а там стоял я. Может, конституция тела у тебя так и просится посмотреть, что там внутри, под покровами. А может, мы встретились взглядами, всего на секунду, но я сразу понял: это мой клиент. И я преследовал тебя, пока не загнал в угол, где сделал всё, что хотел. Или, на худой конец, ты всего-навсего был последним шансом повеселиться ночью…

«Какой мерзкий тип», — думал Альдред.

— Патологической анатомии стало недостаточно, и ты перешёл на живых людей? — усмехаясь угрюмо, задался вопросом он.

— Ничего лучше ты и не мог спросить, — отозвался Форленца. — Попадаются же мне иной раз любопытные собеседники…

«Я не интересуюсь тобой, придурок. Я тяну время», — отвечал ему в мыслях Флэй. К счастью, Руджеро не был магом и не мог забраться к нему в голову.

— Как раз одно вытекает из другого, — продолжал очкарик. — Сначала я разделал человека, ещё живого. Это было… лет тридцать назад? Порой я теряюсь в датах.

Самому Форленце на вид Альдред бы не дал больше сорока пяти. Стало быть, его карьера анатома-маньяка началась, когда Руджеро был ещё отроком. Говорят, все душевные патологии тянутся из детства и подросткового возраста. Тогда человеческий мозг нежен и упруг, будто пластилин или дрожжевое тесто. В то же время он особенно чуток и отзывчив к тем кошмарам, что несёт в себе Равновесный Мир.

Хотя под час люди сами впускают кошмар внутрь себя. За примерами далеко ходить не надо. Альдред Флэй тоже на этом погорел. Но по-своему. А последствия подсознательно разгребает и по сей день.

— Она мне была так дорога, ты бы знал. И я всячески пытался рассказать ей об этом. Но, как ни крути, нам не суждено было быть вместе. И дело даже не в том, что её отец противился нашему союзу. Ну конечно, где я, а где — она? Хоть и единственный сын, но бастард мелкого аристократа. А она… Она — дочка графа. Принцесса. Самый видный цветок в его саду. Так дела не делаются, так браки не заключаются.

Ренегат гадал, всем ли Учёный заливал о своей несчастной любви, либо же это он сам породил в нём импульс высказаться, проявив, как думалось очкарику, участливость к его гнусной судьбе? Как бы то ни было, душещипательный рассказ о пресловутых отношениях, раздавленных иерархией, продолжался. И, раз уж на каждое правило есть исключение, внезапно принял неожиданные повороты.

— Я думал, это любовь. Меня же тянуло к ней. До последнего момента был уверен, что мне нужна она.

Но когда она отказала, обозвала меня безродным уродом, отказала в поцелуе, отказалась приподнять подол платья и впустить меня, в моей голове будто погас свет.

Хрупкая куколка. Я убил её одним ударом. Кулак пробил головушку. Черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью.

И я был так зол. Мне показалось мало содеянного. Тем более, я не чувствовал раскаяния. Подхваченный злобой, я схватился за нож.

Резал её, терзал зубами, рвал одежду. Упивался ей, пока не пресытился кровью, пока она не перестала течь. На выходе это был труп. Уродливый труп, словно истерзанный стаей волков. Может, поэтому меня не схватили тогда?..

Руджеро Форленца смеялся — и смеялся, покуда в лёгких у него оставался воздух. По коже Альдреда забегали мурашки. Он будто бы вернулся в тот день, когда сестра Кайя забрала его из личного кошмара и перетащила в другой.

— Когда с ней было покончено, на меня снизошло озарение. Я не любил, а вожделел её. Не её саму, не её личность, а её тело. Мне было интереснее разделывать её, как кролика, чем вся та возня и болтовня, через которые мы прошли с ней. И тогда я понял, азарт в этой жизни для меня — это работа с человеческой плотью. С трепыхающимися телами, что всячески оказывают сопротивление — бездарное сопротивление. Ты когда-нибудь был с женщиной наедине? Успел до принятия сана? Если всё же был, то аналогия для тебя станет чёткой: на мой взгляд это тоже своего рода… совокупление.

У Флэя вяли уши от всякого слова, что покидало поганый рот очкарика. Само тело его рвалось безнадёжно из пут, Альдред беспомощно елозил на стуле, желая сквозь землю провалиться, лишь бы этот безумец не дорвался до него, не попытался «совокупиться».

Маньяка забавляла суета, что создавал вокруг себя ренегат. Когда дезертир уверился в бессмысленности своих телодвижений, похититель продолжил:

— Для меня этот случай не прошёл бесследно. Я годами, пока рос, думал над тем, что произошло. И ты знаешь, ко всякому делу можно подойти разными путями. Можно наплевательски, рубить с плеча. А можно — ювелирно, со знанием сути, сосредоточенно. Я буквально изнасиловал ту дуру, как грязное животное. Но это неправильно, это грязно, неумело. Понятия не имел, куда бью, зачем бью. По крайней мере, медицина продвинулась достаточно далеко, чтоб я нашёл ответы на свои вопросы. Стал профессионалом. Набил руку на должности патологоанатома.

Он осмотрел свои руки, больше напоминавшие медвежьи лапищи.

— Через мои руки прошло столько тел. Живых и мёртвых. И каждому пациенту я уделяю столько внимания, сколько никто им никогда не уделял.

Портовые проститутки. Безликие горожане, для которых вся жизнь — это дом-работа-дом. Беспризорники. Женушки толстозадых богачей. Маргиналы. Иностранцы, неспособные и двух слов связать. Завсегдатаи курилен.

Я дал им то, что у них не было никогда, — настоящая любовь. Настоящая заинтересованность в них. Жажда упиться каждым кусочком их плоти. Они наверняка считали себя простыми и плоскими, как железные болванки, но я заглядываю туда, куда не каждый решится.

И поверь, Альдред, каждый человек, что оказался на моём операционном столе, по-своему исключителен…

«Любовь? Он ей прикрывает свои кровавые перверсии? Любовь не имеет ничего общего с кровопролитием. Что бы ни плели священники в церквях, чем бы ни оправдывали Воины Хоругви то насилие, что посеяли на Востоке. Любовь… Любовь — это всего лишь иллюзия. Обман разума. Хрупкое стекло, которое так легко разбить», — спорил Флэй, но лишь с самим собой.

Едва ли он понимал, о чём толкует. Говорил же с позиции униженной, использованной жертвы. Раньше Альдред был уверен, что любил сестру Кайю. Любил и… Но увы, любовь и ненависть неразрывны. Это стороны одной медали. Асимметрия одного и того же нелепого лица, за которым стоит превеликое множество погрешностей.

Теперь беглец посыпал голову пеплом, отрекался от самой мысли, будто бы любовь связала их с ментором. Едва ли. Он просто нуждался в ней. А она — в нём. Сестра Кайя порушила их союз первой, потому как первой же и получила всё, чего хотела.

А чувства, что Флэй питал к той девочке, растворились так быстро, что он и не решался говорить о них, как о любви. Это могла быть просто дружба. Просто влюбленность. Просто жажда заполнить пустоту внутри. Либо же союз против неласкового и жестокого мира, где никому не нужные дети — просто корм для чудовищ с человеческими лицами.

На худой конец, застрельщица не привлекала его от слова «совсем». Вот уж где просто сговор против несправедливого мироздания, что пропускает через себя людей так, что на выходе получается фарш, который обратно не слепить воедино.

Сладостное состояние, воспетое менестрелями, — дезертир всякий раз находился где-то рядом с ним, но всегда проходил будто бы мимо. А теперь — и вовсе начинал бояться, сторониться. Особенно любви в интерпретации Руджеро Форленцы.

— Мне не нужна такая любовь, — сказал Альдред, как отрезал. — Уж уволь.

Заявления предателя не пришлись очкарику по душе. Былой энтузиазм его, пылкость рассказчика — всё сошлось в точку и схлопнулось в мгновение ока. Учёный стал чернее тучи, слившись воедино с тьмой. И лишь янтарные глаза поблёскивали в ней зловеще, будто у гуля.

— «Уж уволь»? — Как будто бы похититель ослышался. — Что значит «не нужна»?

Голос его с каждым словом всё озвончался и скрежетал, будто сталь при трении. Альдред хотел что-то сказать, как произошло нечто, чего он никак не ожидал.

На мгновение — всего на жалую секундочку — Руджеро спрятал за спиной руку и резко выдернул её обратно. Раз — и глаз ренегата пронзила нечеловеческая боль. За ней последовали спазмы по всему телу, словно все былые раны разом открылись. Ему под веко загнали что-то твёрдое и холодное. Будто бы из железа. Металл. Именно так.

Ложка. Обыкновенная ложка. Ей пытались выкорчевать глаз, выудить, будто сырое яйцо из скорлупы. И ведь почти получалось. Правда, Учёный не спешил: просто продемонстрировал ему свою извращённую «любовь». Металл стремительно вбирал в себя температуру от глаза, к которому прилила кровь.

До последнего Флэй молчал, но терпеть ему уже было невмоготу. Из его рта наружу вырвался ошеломительный крик — настолько пугающий и протяжный, что даже банши бы захлопнули свои уши.

— Ты никогда и близко не испытывал любви, — грозно заверил его Форленца.

Казалось, поражённый глаз перестал видеть совсем. Альдред не умолкал, попеременновбирая пыльный воздух и крича. Он не дергался — инстинктивно понимал, что если сдвинется в любую из сторон, его глазное яблоко просто вырвет из орбиты. Пока что оно оставалось в своем мышечном гнезде. Учёный тоже застыл.

И всё же, что-то было не так. С века на скулу Флэя потекло что-то теплое. Кровь. Возможно, вперемешку со слезами. Однако и это было не самое худшее, что происходило с ренегатом в тот момент.

В его голове произошёл самый настоящий взрыв, что вырвался за пределы сознания через крик. Сравним он был разве что с подрывом на пороховом складе. Мгновение слипались в одно, нескончаемое и мучительное.

А между тем дезертир не переставал размышлять и рассуждать про себя. Равновесный Мир вновь раскрыл ему свою уродливую личину, и это стало настоящим откровением. Ненависть. Лютая ненависть — вот, что здесь и сейчас Альдред Флэй испытал по-настоящему ярко.

Он искренне возненавидел Церковь Равновесия, все её догматы и пропагандируемые добродетели. Эти же самые священники легко обходили их, вслед за ними — короли, а уж если и эти себе позволяли лишнего, чего говорить обо всех мирянах Западного Аштума? Они стремились к Порядку, но сами же не привносили в этот мир ничего, кроме Хаоса. Бесконечных смертей, боли, страданий себе и другим.

Если это гармонисты называют Властью Людей, ренегат считал, те не заслуживают ни зваться «людьми», ни обладать хоть какой-то властью. Если бы предатель мог, он бы с радостью поспособствовал разрушению Равновесного Мира. Уж лучше на руинах в который раз возвести нечто новое, чем дать великану на глиняных ногах и дальше расти ввысь, укрепляя религию, построенную на фундаментальной лжи.

Быть может, язычники знают, что делают. Гораздо лучше, чем Альдред Флэй.

Дезертир ненавидел себя за самообман. За то, что искал силу там, где скапливаются слабые люди в надежде однажды покрыть свои потребности. Готовые жестоко умереть за шанс почувствовать себя королем — побитым, покалеченным, но королем. Воплощающие в жизнь свои гнусные желания, страсть к насилию.

Может, выбор и не всегда есть, но тогда — был точно. Сделанный им стал роковым. Ведь если б не он, судьба Альдреда сложилась бы иначе. Не факт, что до этого дня он дожил бы, но навряд ли претерпел бы столько страданий, сколько успел перенести. Навряд ли бы вообще узнал, что является Киафом. Хотя это было бы даже к лучшему.

С каждой секундой перенесённой боли Альдред все более явственно укоренялся в желании спалить весь Равновесный Мир дотла. Да что там — Востоку тоже есть, за что ответить. Баланс жизни нарушен людьми. Не будь их, наступила бы истинная гармония. Если упорядоченность способна сжиться с человечеством, то лишь при условии, что оно возвысится, очистится от накипи нескончаемых грехопадений.

Если бы у ренегата имелась сила. Настоящая. Божественная. Всепоглощающая. Всеразрушающая. Если бы он выжил. Стал заметен. Стал тем, кто ведёт, перестав быть ведомым. Он… он бы изменил всё.

Неважно, что движет Пантеоном в эпоху Семи Лун. Гибнуть Альдред не спешил. А сбегать из Аштума было некуда, ибо этот мир везде. И Флэй в нём, как ни крути. Он должен был попытаться хотя бы задать ему обратный импульс, который бы пустил трещины по сложившемуся мирозданию. Хотя бы…

Идеи проносились в голове Флэя одна за другой, ни за одну конкретную он не цеплялся. Дезертир и не заметил, как боль склонила его к откровенному бреду. Зациклиться на нём предателю не дал Учёный. Он всё также держал глаз ложкой.

Руджеро Форленца сказал:

— Чувствуешь, как напряглось твоё тело? Ты застыл, но в то же время дрожишь, тебя пробирает от судорог в мышцах. Что это, если не возбуждение?

Кричать Альдред прекратил тут же, подхваченный поистине демонической злобой. Стиснул зубы, стал цедить рык сквозь них, будто рассвирепевший волк. И всё равно, он оставался зайцем, попавшимся в ловушку охотника.

Если земля носит сволочей вроде Учёного, значит, её надо выжечь! Быть может, тогда на могилах монстров однажды вырастут прекрасные цветы нового, дивного мира.

Очкарик продолжал:

— У тебя очень красивые глаза. Мне они сразу понравились. Для начала я займусь ими. Не переживай. Такое произведение искусства нельзя уничтожать. Я их заспиртую. На память. Частичка тебя всегда будет со мной. Разве не чудесно?..

Дезертир не нашёл, что ответить. Впрочем, едва ли маньяку было интересно, что о его деятельности думала жертва. Мозг Руджеро Форленцы — даже он — попросту не работал так. Он брал от Равновесного Мира, что хотел, и жил сам в себе. Плевать ему хотелось на других обречённых жить. Это пожиратель всего, что любит человек.

— Затем только я займусь остальным твоим телом. Крови ты потерял немало, но я не дам тебе умереть от недостатка в ней. Ты будешь жить, пока я не остановлюсь. Глазами ты не увидишь, что я сделаю, но ты останешься в сознании. Оно и к лучшему, правда же? Будет больно, не будет страшно. Так ведь? Интересно, какие картины тебе нарисует твоё слепое сознание? Обязательно расскажи мне! Я хочу знать…

Глава 22-3. Хирургия

Монолог Учёного прервал непонятный грохот, что слышался из далёких уголков «Железного Савана». Очкарик выругался и посмотрел за плечо, прошипел себе под нос что-то ещё. Казалось, что Саргузы вновь, впервые за столько лет снова посетило землетрясение. Но навряд ли. Дело было в другом.

Патологоанатом прокашлялся и нежно, с ювелирной аккуратностью вытащил ложку из глазницы Альдреда. Тот зажмурил глаза тут же. Подбородок его тянуло к груди. Он тихо заплакал. Правый глаз его сцеживал через веко кровавые слёзы. Флэй боялся даже просто пошевелить ими, не желая знать, сможет ли тем видеть вообще ещё.

— Я быстро. Не вздумай потерять сознание! — строго наказал ренегату Форленца и бросился в темноте к двери.

Тут же её открыл. Снаружи было светло. Сквозь оконце фигуру маньяка обдал свет уходящего дня. Он закрыл за собой и побежал по коридору в неизвестном направлении.

Едва маньяк покинул помещение, Флэй выгнулся и заорал, что было мочи. Протяжно, надрывно, все ещё не отходя от испытанной боли. Глаз пульсировал, но всё-таки остался в орбите. О том ущербе, что нанёс ему Руджеро, сложно было рассуждать. Всё-таки Альдред не врач.

Кричать хотелось неимоверно. Да только ренегат не из болтливых был, так что вскоре сорвал его, перегрев связки. Стихнув, дезертир тяжело задышал. Окромя кучи бреда, порожденного воспаленным рассудком, ему всё-таки пришла в голову дельная, но отчасти самоубийственная идея. Единственный способ выбраться из «Железного Савана».

Учёный, сколько бы ни говорил о любви, так и не сумел вдохнуть её в холодное сердце Альдреда. Впрочем, Флэй к Руджеро Форленце не испытывал и ненависти. Двигала им разве что злоба. Ярое желание расквитаться с ним за травмированный глаз. Хотя у очкарика он отобрал бы всяко больше.

— Ты мразь, — обращался он тихо к патологоанатому. — Ты не заслуживаешь жить.

Он убьёт его. Просто обязан сделать это, раз до сих пор никто так и не сумел остановить его, пресечь Зло, в нём воплощённое.

Но это потом. Всё потом. Перво-наперво Альдред был должен освободиться от пут. А затем — упрочить свои шансы на возмездие и побег с островной тюрьмы.

По полу зашлёпали взмокшие ноги Флэя. Он кряхтел и надрывался, подталкивая себя к ещё горевшему очагу. Только огонь мог помочь ему, но какой ценой? Жар стал понемногу пронизывать всё тело ренегата.

Ещё молодой. Пока что гибкий. Альдред вытянул за себя руки, выставив их прямо под пламя. Начал мерно опускать. Кожу пекло невыносимо — сначала красная, постепенно она начала запекаться, пузыриться. Влага в ней зашипела, о чем свидетельствовала боль. Кровь кипела. Но чего не сделаешь ради выживания. Огонь лизал верёвки, нарушая целостность её сплетений.

Дезертир терпел, как мог. Но все равно то рыдал, то ухал, то гнусавил, то исходил соплями, то стонал. Сам поверить не мог, что пошёл на такой шаг. Это было попросту невыносимо. Непередаваемые мучения, в сравнение с которыми мало что шло. Боль под стать этой Альдред ещё попросту не знал. Но понимал, почему приговорённые к аутодафе орали так надрывно.

Из последних сил он расставлял руки в стороны, помогая пламени. В какой-то момент путы разошлись и попадали вразнобой. Флэй оттолкнулся от земли ногами, рухнул всем телом на холодный пол. Застонал, отчаянно пытался зачерпнуть ещё воздуха.

Руки не переставали болеть. По крайней мере, он ещё был в состоянии пошевелить ими. Правда, кожу стянуло, что мешало двигать, как прежде. Не теряя времени, Альдред поднялся, кряхтя. Стал красться к тому месту, где очкарик раскуривал дурман.

Обожжённые пальцы нащупали стол. Заскользили по нему, пока не обнаружили набор курильщика. Это не то. Всё бесполезно. Кожей Флэй почувствовал бумагу. Конверт. С письмом. Тоже бессмыслица. Но тут указательный нащупал некий острый предмет. Ренегат взвизгнул от боли, как девчонка: ещё не хватало порезаться.

Беглец одёрнул руку, а после нащупал находку в темноте. Судя по очертаниям, это был нож. Всего-навсего никчёмный перочинный ножик. Но и им при должной сноровке легко угробить человека.

Стиснув зубы, Альдред приложил усилие и таки вытянул его из деревянного обшарпанного стола. При обратном движении руки предатель чуть было не рухнул на пол опять, запутавшись в ногах. Обошлось. Ренегат перевёл дух, потихоньку уверяясь в том, что для него ещё не всё потеряно.

Эта мысль грела ему душу. Сгорбленный, как безобразный обитатель Недр, он прокрался к двери, тихонько отворил её и выскользнул из тёмной комнаты. На свет.

Глаз правый зажмурен — и только левый указывал путь, рисуя в голове пространство. Дезертир очутился посреди коридора, попав под прямой обстрел солнечных лучей. Близился закат.

Пятки у него жгло, стопы намекали, что пора уносить ноги. Ренегат был бы только рад, но ему не давал покоя один факт: его вещи куда-то запропастились. Для начала их не помешало бы найти. Хотя бы просто билет в будущее — сытое и безоблачное.

Альдред приоткрыл дверь в неназванное помещение снова, пустив солнце внутрь, но нет. Всё-таки пожитков там не оказалось.

Вдоль коридора тянулась вереница дверей, и Флэй сновал между ними, крутясь, как белка в колесе. Многие из них оказались на замке. А в некоторых его телодвижения даже подняли переполох: внутри Учёный запер гулей, попросту бросив умирать. Ему поддалась только парочка дверей. За ними располагались кабинеты, некогда принадлежавшие управлению «Железного Савана».

Как раз в первом из них Альдред и обнаружил свою сумку. Мигом подбежал и открыл её, стал рыться внутри.

Очкарик потрошил не только людей, оказывается. По крайней мере, бумаги оставались на месте. Видать, их он попросту не нащупал: затерялись в складках подкладки. Про обмундирование и стилет Флэю стоило забыть совсем, как ни прискорбно: маньяк запрятал их где-то ещё, и впопыхах не разобраться было, где.

— И на том спасибо, мразь, — проворчал ренегат, взваливая сумку на плечо.

За время напрасного путешествия по Саргузам дезертир успел свыкнуться с переносимыми тяжестями и тяготами. Сейчас же он носил будто воздух. Отыскав, что хотел, Альдред выпорхнул из кабинета и побежал по коридору в сторону лестницы.

Едва он спустился по ней на этаж пониже, перед ним открылся «Железный Саван» во всей красе. Тюрьма являла собой пятиуровневый паноптикон, чьи масштабы поистине будоражили рассудок.

Флэй подошёл к краю и наклонил голову за железные перила. Сразу стало не по себе. Ведь с такой высоты долго падать, ещё и расшибёшься легко в лепёшку при приземлении. Хотя это пустяки в сравнении с тем, что творилось на первом уровне здания. В полумраке ренегат различал сотни белёсых огоньков, что были обращены… на него. Это были упыри. Гули тянули руки к нему, верещали и клекотали, учуяв добычу.

Иными словами, путь вниз был отрезан. По мосту беглецу удрать в Город не выйдет. Следовало найти иной путь. Альдред не питал иллюзий, это не заключённые, числившиеся в «Железном Саване». Людоеды пришли сюда по затопляемым мостам. Буквально только что. Шум породили механизмы. А ведь кто-то их запустил…

«Сдаётся мне, я не единственный пациент у патологоанатома. От поветрия ублюдок только выиграл. Никому нет дела до пропажи горожан, когда по Саргузам нарезают круги орды заражённых. И раз уж в тюрьму чума тоже явилась, Учёный разгулялся не на шутку», — рассуждал Альдред про себя.

Мыслил предатель в правильном ключе. И Руджеро Форленца спешил подтвердить его догадки.

В противоположном крыле пятого уровня показался неизвестный. Он бежал, что было мочи, с верхнего этажа. Мычал и ревел, будто раздражённый бык. Нечленораздельно. Будто ему отрубили язык. Ничего удивительного, хоть и мерзко: всё-таки Учёный и не такое проворачивал с жертвами.

Это был мужчина средних лет. В одних штанах, с перевязанными конечностями, прямо как ренегат. Рукой вцепился в бок. Туда его ранил очкарик. Бедолага истекал кровью и успел весь в ней перемазаться. При попадании в поле зрения Альдреда он чуть замедлился, сгорбился и начал ковылять прочь, куда глаза глядят.

Беглец имел неосторожность посмотреть на лицо своего брата по несчастью. Увы, его попросту не было больше. Учёный срезал с него кожу по самый кадык, явив безобразие человеческой плоти Равновесному Миру. Веки — и те выдрал, так что глаза раскраснелись от воспаления капилляров, ловили пыль и бешено метались из стороны в сторону. Бедняга уже не жилец.

Альдред закашлялся. Одновременно с тем ему захотелось срыгнуть желчь от омерзения — вниз, прямо на головы проклятым упырям. Но в последний момент он подавил этот роковой позыв. Что ж, вовремя.

Учёный прекрасно знал планировку «Железного Савана». Маньяк-убийца появился будто бы из ниоткуда, прямо за спиной своей недорезанной жертвы. Тот не сразу заметил Руджеро. Форленца топнул ногой, перепугав мужчину чуть ли не до сердечного приступа.

Обезображенный горожанин буквально подпрыгнул на месте, мельком взглянул за плечо на патологоанатома, вздрогнул при виде фигуры титана и бросился наутёк. Издавал всхлипывающие звуки, задыхался от пузырившихся соплей, рассекал руками воздух. Но увы, всё бесполезно: эта тюрьма — вотчина Учёного.

— Да куда ты?! — надрывно хохоча, кричал ему вслед Руджеро. Серийный убийца и так знал, что мужичок от него никуда не денется.

Зато напрягся Флэй. Он чертыхнулся и поспешил пригнуться, лишь бы Форленца не заметил его. Не прошло и мгновения, как очкарик сорвался с места и понёсся за безликим беглецом. Руджеро нагнал его в два счёта и буквально сбил с ног. Едва жертва распласталась на полу, безумец чуть наклонился над ним и стал наносить раз за разом колотые раны скальпелем. Он приговаривал, чеканя каждое слово:

— И. Зачем. Было. Всё. Портить?!

Явно очкарик хотел ещё поиздеваться над несчастным. А тот каким-то чудом выбрался и даже умудрился запустить внутрь «Железного Савана» гулей. Стало быть, механизмы находились где-то вверху. И бедолага не успел добраться до нижнего этажа.

Даже со своей позиции Альдред слышал чавкающий звук плоти — всякий раз, когда в неё вонзался скальпель. Тело безымянной жертвы мотало из стороны в сторону. Он сгибался в три погибели, разгибался, пытался отползать, но не тут-то было. Руджеро Форленца махом дёргал его за ногу и продолжал кровавую расправу.

В конце концов, мужичок всё-таки отмучился. Под ним натекла за время экзекуции целая багровая лужа. Она доползла до края уровня и начала литься вниз на радость упырям. Те улюлюкали от восторга и, как безмозглые овцы, толкались между собой, лишь бы в пасть попала хоть капелька. Божественная роса, не иначе.

А между тем Флэй тихо наблюдал в темноте. С одной стороны, он был рад, что очкарик прикончил не его. А с другой, Альдред ясно понимал: ему не выбраться отсюда, не повстречавшись ещё разок с Руджеро Форленцой.

«Проклятье… Дерьмо. Дерьмо!»

Учёный шумно выдохнул и утёр пот со лба, после чего поглядел обратно в коридор. Он задумчиво пробормотал, уходя:

— Так-с… Как там наш второй пассажир?

Как только патологоанатом скрылся из виду, Альдред, уже очухавшись, продолжил красться в полумраке. Внимание его привлёк шум внизу. Похоже, кровь не на шутку раззадорила оголодавших заражённых. Твари пыхтели над запертыми дверьми на второй этаж, как могли, и всё-таки своего добились. Они поднялись ещё выше.

— Вашу ж мать! Что мне делать? Что? — рассуждал вслух ренегат, закипая от злости.

Если бы только кремневый пистолет оставался при нём! Тогда песенка патологоанатома уже была бы спета. Но увы. С перочинным ножом Альдред не мог навоевать много. Между тем схватка с Форленцой близилась, как ни крути.

Очкарик обнаружит пропажу инквизитора и тогда начнётся погоня. Охота за жирным тараканом в темноте. Беда в том, что прятки продлятся недолго. Снизу поджимали упыри. Где-то рядом околачивался местный хирург над мертвецами.

Беглец чересчур увлёкся своими томными размышлениями, совсем перестав заглядывать в камеры. Привык, что те пустовали. Как вдруг его потащили к решеткам. Альдред ударился об скрещенное железо, стиснув зубы.

Но выждав момент, когда лапа твари расслабится, быстро выскользнул, весь мокрый от пота. Упырь бесновался, клекотал и слепо тянул свою лапищу к жертве. Флэй бегло окинул уровень взглядом: здесь полно людоедов, запертых в клетках. И к ним лучше не приближаться на пушечный выстрел.

Пока беглец пытался оторваться от упыря, орда продвинулась ещё на этаж повыше. Дезертир понял это, услышав ошеломительный грохот, скрежет металла и звериный вой.

Альдред чуть привстал и рысцой бросился вдоль перил к противоположному крылу, смиренно пробегая по прямоугольнику паноптикона. Предатель равнодушно пронёсся мимо безликого трупа. С того раза, когда Флэй посмотрел на него, тело стало ещё более изуродованным. Очевидно же. Так что смысл терзать сознание был невелик.

И всё же, ноги в крови ренегат испачкал. Не самое мерзостное чувство: в конце концов, забинтованным ступням на некоторое время стало тепло. Предатель вбежал в коридор по лестнице и затих у самого края, вслушиваясь в «Железный Саван».

Гули пробрались на четвёртый уровень. Их попытки пробраться на пятый стали ещё более ожесточёнными. Альдред слышал, как упыри с разбегу набрасывались на железные двери, степенно выламывая их. Чем ближе добыча, тем более остервенело себя вели заражённые. Медлить было нельзя.

Затопляемые мосты вновь пришли в движение посредством механизма. Это уж очкарик постарался все исправить. Вот только поздно было: орда зря время не теряла.

У ренегата созрел очередной безумно рискованный, но по-своему гениальный план побега, способный разом вырвать его из заточения. При условии, что дезертир выживет.

Впрочем, его реализация была шита белыми нитками.

Беглец понятия не имел, куда что ведет. Как ему пробраться на крышу — или под спасительное солнце, или под леденящие розги вечернего дождя. Ничего лучше предатель не мог и придумать, кроме как выбраться наружу.

Между тем Учёный никуда не девался…

— Покажись! — раздался его взбешённый голос в противоположном крыле.

Альдред перепугался и обхватил рукоять перочинного ножа поудобнее. Побег раскрыли — значит, их игра в кошки-мышки стала ещё более азартной. Флэй пытался по стуку каблуков определить, куда направляется Руджеро Форленца. Но увы, из-за гулей все звуки, наполнявшие «Железный Саван», сливались в однородную, нескладную мазню.

Интуиция подсказывала, что патологоанатом пройдёт ровно тот же путь, что и пойманный инквизитор. На то и уповал ренегат, ныряя в коридор.

Отныне и впредь стоило проявить небывалую осторожность. Пациент выглянул из-за угла — чисто. Затем выскользнул сам и стал тихонько идти вдоль стеночки. Его продвижение оборвалось, едва успев начаться. Из-за угла выходил очкарик. Альдред еле успел просочиться в соседнюю, тёмную комнату. Благо, дверь оказалась открыта.

Флэй тихонько задвинул её за собой и прислонился к поверхности. Весь мокрый с ног до головы, задержал дыхание, старательно делая вид, будто его в этом коридоре и не было. За стеной слышались тяжелые шаги Руджеро. И чем ближе шёл Форленца, тем яростнее билось у Альдреда сердце. Казалось, оно вот-вот сдетонирует и разорвёт ему грудную клетку. Давление поднялось настолько, что ноги непроизвольно подгибались.

Шутка ли, всё обошлось. Плечистый очкарик прошёл мимо. Видимо, посчитал, что его пациент имел неосмотрительность спуститься вниз. Так оно и было. Где-то пять минут назад. Едва топот стих, Флэй позволил себе выдохнуть. Сердцебиение степенно приходило в норму, если так вообще можно выразиться о функционировании органов чумного человека. Кровь переставала давить на виски.

Убеждённый, что Учёный миновал его, Альдред позволил себе чуть расслабить пояса. Перспектива побега из «Железного Савана» становилась всё более ощутимой, материальной и чёткой. Ему хотелось верить, что и на сей раз повезёт.

Только вот в следующий же миг положение вещей сыграло на контрасте. Кто-то с ноги выбил дверь, за которой прятался ренегат. Её сорвало с петель, порождая грохот. Альдред раскрыл глаза. Прятавшуюся мышь в который раз толкало на холодный и пыльный каменный пол. Лёгким приземление назвать было нельзя: Флэй ободрал кожу, местами — аж до крови.

— Что, думал, я тебя не вижу?! — бросал ему рассвирепевший Руджеро. — Сопляк, тебе не скрыться от меня!

С этими словами Форленца начал надвигаться на упавшего пациента, будто огромный валун, что катится по склону. Как бы ни было больно, как бы ни опостылела бессмысленная борьба, дезертиру надлежало дать очкарику отпор. Терять нечего: так и так рискует умереть. И лучше уж степенно от чумы, чем переживая кошмар на операционном столе патологоанатома.

Ни с того, ни с сего у предателя открылось второе дыхание. Он резко подорвался и перекатился в сторону. Туфля ударилась об каменную плитку. Альдред замедлился, выставляя напоказ перочинный нож. Вонзил клинок в голень очкарика, легко прорезав брюки. Руджеро взревел и сам, почувствовав боль, ему неведомую.

Можно ли эту колотую рану счесть проявлением любви?

Хорошо, если ренегат задел артерию, пускай туда совсем не метил. Дезертир прокрутил лезвие, потащил его за рукоять вниз и на исходе импульса выдернул. Вслед за ножом наружу рана выплюнула тонкую струйку алой крови.

Чума почти добила Флэя. Это чувствовалось в каждом телодвижении. Физически он уже недотягивал до отдела персекуторов. И тем не менее, сопротивляться патологоанатому всё-таки удавалось. Хотя в открытом столкновении дезертир бы ни за что не совладал с горой слеповатых мышц.

Пока Форленца свыкался с тем, что и сам смертен, Альдред бросился наутёк, огибая очкарика. Он подогнул колени, подпрыгивая вверх на руках, вытянулся в полный рост и вынырнул в коридор. Патологоанатом не собирался отпускать его так просто, потянул медвежью лапищу следом — да поздно.

Его пятерня загребла пустоту. Разозлился он не на шутку.

Учёный, ковыляя, подорвался к двери. Маньяк ухватился за дверной косяк и выглянул из-за него. Бешеный взгляд его успел ухватиться только за сверкающие пятки жертвы. В следующий же миг Альдред скрылся за поворотом. Руджеро Форленца кричал ему вслед, будто разъярённый зверь:

— Стой, сука! Всё равно догоню-у!

Ренегат прекрасно его слышал. Тут же ускорился. Но отнюдь не из-за угроз Учёного. Просто железо заскрежетало и загромыхало опять. А значит, орда поднималась уже на пятый этаж. Не исключено, что по дороге упыри высвобождали заражённых невольников и так пополняли свои ряды.

Гулей слышал и патологоанатом. Не смотря на скрипучую боль в разрезанной голени, он пересиливал себя, лишь бы нагнать беглую жертву. Всё равно догадывался, куда тот направляется: всё-таки медикам тоже преподают логику.

Это база. Основа основ.

Между тем Альдред чуть было не пропустил поворот на лестницу. Остановился чудом, вовремя согнувшись в спине и коленях, лишь бы не распластаться по поверхности стены.

Внимательно вслушиваясь в «Железный Саван», счёл необходимым перевести дух. На фоне упырей шаги Руджеро потухли совсем, гули же — приближались буквально отовсюду. И всё равно, Флэй должен был восстановить силы хоть немного во что бы то ни стало. Без перерыва обойтись не мог: иначе бы попросту сдох.

За те четыре дня, что Альдред провёл в Саргузах, он хорошо ознакомился с тем, как рассчитывать время, имея дело с заражёнными. Этот навык впитался в его подсознание, став по сути частью Флэя. И сейчас он особо не беспокоился за гулей.

Как только стало полегче, Альдред принялся подниматься по лестнице. На ней вскрылась неприятная правда: ренегат уже бился затылком в потолок своих физических возможностей. Должного отдыха он не получал с убийства двух братьев, и это степенно сказывалось на его самочувствии, координации движений и усталости.

Нежданно-негаданно каменные ступени стали его злейшим врагом. По ним он взбирался чуть быстрее черепахи. Во всяком случае, не останавливался. Мысленно заставлял себя делать шаг за шагом, дабы подняться на крышу.

Тем временем, Руджеро Форленца уже нагнал пациента, показавшись в самом низу подъема. Выглядел он и сам изнурённым: кровь хлестала чуть ли не фонтаном. Багровый след же вёл упырей прямо к ним, дабы раз и навсегда рассудить, кто хищник, а кто — добыча. Об этом патологоанатом даже не думал. Ему хотелось расплатиться с упрямым инквизитором за нанесённую рану. Навряд ли в его голове вообще всплывали мысли о «любви», ставшей лейтмотивом его существования.

Лишь варварский принцип, идущий нога в ногу с человеком с незапамятных времён: глаз за глаз, зуб — за зуб.

— Я иду за тобой, дохляк! — объявил грозно патологоанатом и принялся чуть ли не вприпрыжку подниматься по лестнице.

Альдред плевать хотел, что там ему кричал очкарик. Его взгляд в кои-то веки упёрся в дверь. Он навалился на неё, отворяя. Очутился в караульной башне, что спиралью уходила вверх, под купол. Туда ему было не надо: просто загонит себя в ловушку, как охотник, взобравшийся на верхушку дерева от разъяренного медведя.

Вместо этого Флэй направился к открытому выходу из башенки. Лишь так он мог попасть на открытое пространство верхнего яруса. Ещё выше в «Железном Саване» было не забраться. Хромая, будто измученный, поломанный упырь, дезертир вышел на свет солнца. В западной стороне догорал закат, окрашивая небосвод в неестественный, чрезмерно яркий красный цвет. Выглядело гнетуще. Словно небу перерезали горло.

Терять время почём зря было нельзя. Как бы ни было тяжело, Альдред пошёл к самому краю яруса. Шутка ли, с тюремных высот ренегат мог хорошо разглядеть Саргузы. Он явственно видел, где проходят границы Тьмы и Света, Смерти и Жизни.

Западный муниципалитет купался в лучах заходящего солнца. Восток же накрыло тенью туч, обещавших обильный дождь.

Прародитель мало-помалу отвоевывал у живых жизненное пространство для мёртвых. Рано или поздно он добрался бы и до зеленой зоны. Ибо покойники не знают усталости, а ещё здравствующие чисто физически неспособны им противостоять, как себе подобным. Окончательное падение Города — всего лишь вопрос времени.

Дезертир глянул вниз. Прямо под его ногами растекались грязные, но бурные воды реки Ло. Течение в вечерние часы будто бы усилилось: на поверхности то и дело образовывалась пена. Даже если людям и упырям не удастся убить Альдреда, этим легко могла заняться и сама природа Равновесного Мира. Природа, которую человек так до сих пор и не сумел покорить до конца.

— Бежать больше некуда, — радостно кричал ему вслед Руджеро. Форленца только-только добрался до пациента. Он степенно приближался к нему, подтягивая за собой онемевшую, окровавленную ногу. — Дальше — только Ло!

— Живым я тебе не дамся.

Флэй покачал головой угрюмо, точно зная, о чём толкует. Его смелое заявление патологоанатом встретил громогласным смехом сквозь боль. Возможно, маньяк держался на ногах до сих пор только потому, что из него ещё не выветрился дурман.

— Это мы ещё посмотрим, мальчишка! — зычно бросил ему Учёный.

Хромал, ковылял и шатался, но потрошитель шёл прямо на ренегата. О Руджеро дезертир не беспокоился. Он не зацикливался на нём так, как Форленца — на своём последнем пациенте. И поэтому Альдред слышал: гули не хуже собак отыскали, где находятся выжившие. Твари явятся. Вот-вот явятся.

— Ты сдохнешь, — обещал Флэй хладнокровно и отстраненно. — Здесь же. Давно пора. И мне даже не придётся марать об тебя руки…

Патологоанатом остановился, не веря своим ушам. И действительно, эта его жертва отличалась от всех прочих. Мало того, что малец оказался наглым и задиристым, не из трусливых, так и выбравшись, грамотно рассчитал всё, чтобы оттеснить миг своей смерти. Самая желанная добыча. Как бы ни бранился Руджеро Форленца, он вожделел разделать этого тощака. Собрать с его тела столько памятных органов, сколько получится.

— Что? — презрительно бросил инквизитору Учёный.

Увы, его сладостным мечтам об извращённой любви с воином Церкви не суждено было сбыться. Гули вырвались на верхний ярус «Железного Савана». Как только первые тучи накрыли тюрьму совсем. Заражённые клекотали, рвались в сторону Флэя и Форленцы. Патологоанатом обернулся, в ужасе смотря, как его вот-вот собьёт волна белых упырей, коронованных чёрным нектаром.

Альдред не собирался стоять в стороне. Едва Учёный подставил затылок, он метнул в него перочинный нож. Голову толкнуло вперёд. С переносицы сорвало очки.

При падении наземь линзы потрескались. Очки заплясали по каменным плитам.

Колени маньяка подогнулись. Он беспомощно расставил руки в стороны, уперевшись взглядом в тела людоедов. Твари всё ближе…

Внеся свою лепту в кончину городской легенды, Флэй развернулся и бросился со всех ног прямо к краю верхнего яруса. Он всё рассчитал! Вроде как…

Оттолкнулся от каменного выступа. Прыгнул вниз, прямо в пасть реки Ло. Наивно полагая, что уж его-то она пощадит. Увы, даже Киафы не живут вечно.

Словно стая ворон, гули накрыли тело Руджеро Форленцы. Один толчок — и маньяк распластался на полу морской звездой. Его же перочинный нож вдавило глубже в затылок. Мозг постепенно умирал. Впрочем, упыри должны были быстро справиться: за ярым желанием наполнить желудки они не рефлексировали об обеденной культуре.

Чёрные когти, посеревшие зубы. Пока глаза оставались на месте, Учёный видел, как те разрывают его на части. От него отдирали кусок за куском. Перегрызали жилы, плевавшиеся кровью. Наряд превратился в лохмотья. Упыри запустили свои грязные лапы в его брюхо, вынимая нутро. Им были нужные его почки. Печень. Сердце. Лёгкие.

Патологоанатом умирал, не в силах удержаться за последние мгновения жизни. Тело перестало его слушаться из-за трюка, что проделал Альдред. Рот сам не разжимался. Учёный не мог даже выразить свою боль криком.

А чувствовал он её в избытке. Примерно в той же мере, что и все жертвы, прошедшие через его руки, замаранные по локоть в крови.

Следуя зову своей плоти, он потрошил людей и чувствовал нечто особенное — нечто, что в обществе часто называли любовью. Но когда гули стали потрошить уже его, у патологоанатома не возникло и малейшей ассоциации любви со своими ощущениями. Это была именно что невыносимая боль. Пламя, пронизывающее гибнущий мозг. Чудовищное преддверие языческой преисподней. Агония, кружившая рассудок.

Руджеро Форленцу растащили по кускам меньше, чем за минуту. Едва с ним покончив, упыри, улюлюкая, бросились обратно во тьму «Железного Савана». Заблаговременно. На окровавленные останки патологоанатома опускались первые капли очередного тропического ливня.

Так погибла очередная городская легенда. Вместе с Саргузами, что взрастили её.

Ничего из этого Альдред не видел, добровольно отправившись в свободное падение. Река Ло затягивала его в себя, как магнит. Они сближались пугающе быстро. Поначалу Флэя мотало в воздухе, крутило всячески, но в конце концов, он выровнял тело, сгруппировался и готовился к погружению. Сложил себя щучкой, до конца не зная, была ли это грубая ошибка.

Последнее, что видел ренегат, — это рябая поверхность реки Ло, отливавшая при облачности сталью. Последнее, что дезертир слышал, — это громкий плеск воды…

Глава 23. Фатум

День четвёртый, поздний вечер

Тупая боль прокатилась катаклизмом по плоти. Бурный поток подхватил тело Альдреда, всколыхнул и закрутил, толкая в разные стороны. Ренегат перестал принадлежать сам себе, перейдя во власть реки Ло.

Если бы Флэй не додумался наполнить лёгкие воздухом, его погибель бы уже началась. Он изо всех сил старался удержать в себе последний вдох. Увы, давалось это ему с переменным успехом.

Как ни крути, воздух покидал его мелкими пузырями. Перед собой дезертир не видел ничего, кроме грязной и мутной зелёной воды. Иной раз мимо будто проплывали не то рыбы, не то ошмётки неясного происхождения. Беглец об этом старался не думать. Лишь выжидал момент, когда течение ослабнет. И тогда он всплыл на поверхность.

Предателя пронесло аж до моста у злосчастного донжона, где разминулись они с Сивым. Именно он служил преградой, тормозившей поток. Однако радоваться здесь было нечему: опорные столбы, торчавшие из воды, легко могли переломать пловцу все кости.

Раскрыв рот при всплытии, Альдред поспешил сделать новый вдох. Когда получил новую дозу воздуха, принялся изо всех сил отгребать руками и ногами от столба. Надеялся филигранно проплыть между двумя и миновать мост. А дальше — видно будет.

В динамике течения Флэй смыслил не больше, чем в прикладной алхимии. Он не учёл, что вода, сталкиваясь с препятствием, не останавливается, а обтекает объект. Причём резко. Всё шло хорошо по первой, как вдруг он вскрикнул, оттолкнутый к соседнему столбу.

Хрустящая боль опалила предплечье. Дезертир стиснул зубы, глухо рыча.

Могло быть и хуже. По крайней мере, он попал под мост. Ещё одно такое столкновение Альдред бы навряд ли пережил. Так что принял решение поступить хитрее. Он набрал воздуха в лёгкие и нырнул под воду, едва поток потащил его между столбами. Ни рук, ни ног не использовал, уподобившись рыбе, и стал плыть по-дельфиньи. Разве что голову поднял. Видно было не много, зато столбы различил бы хорошо.

Обошлось без столкновения. Как только вода сменила свой оттенок, ренегат понял: мост на север Города остался позади. Сколько ещё неистовая река будет нести бренное тело Альдреда Флэя, было неизвестно. Между тем ренегат очень хотел узнать.

Как только последние лучи солнца пробились через поверхность воды и засветили весь речной ил, больных рыб и всевозможный мусор, дезертир поторопился вверх.

Голова его показалась из реки, а за ней — и руки. Если бы кто-то увидел предателя с суши, посчитал бы, что он тонет. В любом случае, полагаясь на интуицию, беглец всё делал правильно — или около того.

Флэй чудом добрался до места, где течение ослабевало. Река Ло, спешившая излиться в море, натыкалась тут на крутой берег. Он являл собой своего рода стену. А значит, естественный барьер. Такой шанс упускать было нельзя. Дабы не протянуть ноги в водном плену, дезертир, себя не жалея, поплыл в сторону суши.

Поток то и дело толкал его прочь, утаскивая вслед за рекой в Саргузскую бухту. Альдред противился, как мог. С тех пор, как его приняла в себя Ло, беглец так до сих пор и не прибегнул ко всей полноте своих жизненных сил. Этот момент настал лишь сейчас.

Бинты, напитавшиеся грязной водой, мешали. Мышцы забивались и немели. Влажный холод пробирал до кости. Дыхание сбивалось. Лёгкие зудели. Тело подбрасывало вверх, тянуло вниз. Но Флэй не отступил и добрался до мелководья.

Там он распластался на мели, весь перемазанный в иле и глине. Уж что-что, а это его волновало меньше всего. Организм отказывался двигаться дальше сию же минуту. Альдред принял ультиматум своего тела и просто валялся, восстанавливая дыхание.

Над головой по небосводу ползли первые тучи ливневой армады. Они гнали прочь лучи солнца, всё дальше и дальше на Запад. Смеркалось.

Дезертир был только рад. Улыбнулся, скаля вышине зубы. Чувствовал себя в безопасности: упыри к нему не сунутся, раз близится дождь. Едва польются первые капли, он встанет и примет природный душ, полезет обратно в Город.

А до тех пор можно было ни о чём не беспокоиться. Флэй выгрыз мимолетный покой зубами и ногтями.

«В последнее время жизнь принимает странные обороты», — заключал про себя ренегат. Ремарка звучала забавно, как ему показалось. Да только смеяться не хотелось. Он хмыкнул — и не более того. Нечто большее попросту не сумел из себя выдавить.

Как бы то ни было, у Альдреда скопилось немало вопросов к мирозданию. Жаль только оно глухо к претензиям смертных. Даже Киафов. Так что Флэй был вынужден держать своё отчаяние при себе.

Дезертир явно свернул не туда. Теперь же ему поворачивать некуда. Он держал путь в никуда, наивно полагая, будто по дороге туда его долю облегчат. Как бы ни так!

И до сих пор не мог себе ответить, что способствовало его подавленности больше всего. Чересчур много стресса ему пришлось пережить за четыре дня в Саргузах. Впрочем, пока он жив, ещё есть пространство и время для мучений.

Беглец ощущал себя мизерным человеком, ничтожной личностью. Оттого странно вдвойне, что предатель проливал кровь за троих и страдал так, будто наметил спасти Равновесный Мир. Нет. Кто бы что ни говорил, он — всего лишь никто.

Фатум не любил предателя. Иначе мытарства бы его имели смысл. А так — он просто дерзнул пойти против Инквизиции, за что и поплатился неудачей. Сестра Кайя не ждала его, потому что он неважен. Ни для нее, ни для мироздания. Полный ноль.

Совсем неважно, является ли он вместилищем для одного из Пантеона. Всё равно ведь его силой воспользоваться Альдред не мог. Похоже, такой себе он кандидат. Хотя щепотка магии порой ему бы не помешала. Любой.

Но увы, он бултыхается в куче дерьма подобно гельминту, как всякий другой горожанин в Саргузах нынче. Обычный смертный.

Чума разлагала его организм, заставляя чёрный нектар прорастать из-под костей, по той же причине. Какой бы волевой личностью ни мнил себя и ни являлся Альдред Флэй, в то же время он — просто тело. Нелепое тело, что тупо болит. И тут от себя не деться.

Тринадцать запросто подчинили ренегата своей воле, потому как сила была на их стороне. Беглец прогнулся, боясь умереть столь бесславно и нелепо. Одно вытекает из другого. У Альдреда имелись все шансы предать попутчиков — не в первой же! — но на свою же голову доверился бандитам. Не сделал ничего, чтобы избежать участи жертвы. Как итог, получил перо в бок, да ещё и лишился Прощальной Розы.

Учёный разглядел в нём лёгкую добычу, потому как сам Флэй снизошёл до неё упорным трудом. Патологоанатом-психопат лишь приотворил врата преисподней перед пациентом, а тот уже понёс немыслимый ущерб: глаз остался на месте, но кто знает, сумеет ли восстановиться вообще.

В который раз Альдред был обязан своей жизнью мертвецам. Если бы не тот безликий, ренегата бы разобрали по фрагментам. Его заслуги в побеге — ничто.

И тем не менее, сейчас, выбравшись на сушу, беглец был счастлив. Чувствовал себя победителем, раз остался жив, несмотря ни на что. Сплошной поединок со смертью, что нёс в себе этот день, он выиграл. Плевать, что с переменным успехом. Хорошо, если следующее столкновение с судьбой повременит. Дезертир знал: частое везение провоцирует сокрушительное фиаско. Таков принцип Равновесия.

— Рефлексия мне никак не поможет, — бормотал Альдред вымученно. Его расслабило лежать на берегу, нагретом лучами солнца. Всё равно, что грязевая ванна. — Как ни крути, время не двигается ни назад, ни вперёд. Иногда надо просто отключить голову. Просто заткнуться…

Так Альдред и сделал, чуть было не уснув.

Небеса обдали Город львиным рыком. В стороне Янтарной Башни заплясали молнии, обрушиваясь на прибрежные воды. Как по заказу, тучи исторгли из себя стену ливня. Жирные капли заплясали по каменным мостовым, рябой поверхности реки Ло, образовывали лужи, размывая глинистую почву.

Саргузы погрузились во тьму.

«Что ж, самое время отправляться».

Ренегат принялся подниматься с берега. Он увяз в грязи, и земля не спешила его отпускать. Приходилось буквально вытягивать ноги и руки из объятий почвы. Чумазый с ног до головы, Альдред отошёл, где было сравнительно сухо.

Встал под розгами дождя и принялся умываться. Тучи обеспечивали мощный напор. Правда, вода этим вечером оказалась холоднее обычного. Словно её остудили ветра с Севера, которые иной раз добирались и на юг Полуострова.

Дезертир, впрочем, особо не возникал. Ледяной душ — не худшее, что с ним происходило. Став более-менее чистым, Альдред задрал голову и ловил капли воды ртом. Едва ли он мог напиться тем, что попадёт на язык, но дождь всяко чище реки.

Смочив раздражённое горло немного, Флэй пошёл вдоль крутого берега, пока не отыскал деревянный мост, что вёл на улицы Города.

По всей видимости, в этих местах окрестные нищие ловили раков и прочую живность, которую безопасно есть. Рыба же в Ло хоть и жила, но какую ни вскрой — или обожралась помоями, или начинена от хвоста до башки паразитами.

Казалось, деревянные ступеньки не кончатся никогда. И всё же, это случилось. Выбравшись в Город, Альдред упёр в колени руки и задышал тяжело. Перевёл дух и огляделся. Увы, в стене дождя оказалось не так-то просто определить, куда завела его судьба-злодейка. Очевидно, что Северный Город, но это — понятие растяжимое.

Беглец видел не дальше, чем на двести шагов перед собой. Это заставляло его нервничать. Однако ничего не оставалось, кроме как получать сведения из того, что доступно глазу. Так, Флэй оказался в окружении всё тех же античных инсул. За ними по левую руку просматривался силуэт массивного здания с минаретами. Его осенило.

— Медресе… Эта дорога ведёт к Медресе. Значит, и Циановые Дворцы не так далеко отсюда. Всё же сарацины в Городе кучкой селились, когда тут властвовал Халифат. Это хорошо. Повезло. Оттуда будет рукой подать до госпиталя.

Значительно приободрившись, Альдред пошёл вперёд. Пятки жгло от холодной воды, что собиралась на мостовой, но он едва ли обращал внимание. Чума уже плотно засела в его теле и не отдаст насиженное место никакой другой хвори. Одно беспокоилоренегата: у него совершенно нет оружия.

И как назло, на окрестных улицах не осталось бесхозных останков горожан. Скелеты лежали, но разве что в тряпках. Если у стражников с мародёрами и имелось вооружение, его растащил кто-то ещё. Задолго до появления здесь дезертира.

Обветшалые инсулы, где жили рабочие окрестных мануфактур, плавно перетекали в восточную сказку. Кусочек заморского колорита, омрачённого сезоном дождей. Медресе образовывало вокруг себя полноценный сарацинский район. Правда, выходцы из Халифата здесь больше не жили. От них осталась только память, увековеченная в камне.

Дельмейские руины разрушили окончательно. А на их месте сарацины возвели настоящий многоуровневый лабиринт из домов по восточному образцу.

Глинобитные и невысокие здания без привычных черепичных крыш, больше напоминавшие нагромождение ящиков разного размера.

Они располагались так тесно, что соседи из близ стоявших домов могли передавать друг другу рахат-лукум. Человек, зайдя туда впервые, мог потратить в одиночку половину дня только на то, чтобы отыскать выход.

Поэтому ренегату делать там было нечего. Он подозревал: беднота, уже столько веков прозябавшая в этих трущобах, давно обратилась в упырей. И из-за планировки домов даже нынешний ливень едва ли уберег бы его от столкновения с гулями.

Благо, сарацинский жилой комплекс распиливала надвое дельмейская, вполне широкая дорога. По ней-то Флэй и решил следовать до самой площади у Медресе, откуда бы свернул в сторону Циановых Дворцов.

Ему в пору было бы покрыть расстояние бегом. Так бы он и сделал, имей при себе пару удобной обуви. Увы, ему такое счастье не светило. С трупов, что иной раз встречались, давно поснимали сапоги. К тому же, размер ноги у Альдреда был на редкость большим. И если Инквизиция предоставляла типовые ботинки великанам вроде него, то саргузские сапожники шили им только под заказ. Как итог, Флэю не свезло и тут.

Некоторое время дезертир просто брёл, куда глаза глядят. От холода его пробирало до дрожи. Альдред то и дело ощупывал свои предплечья и шипел сквозь зубы, не в силах как-либо упростить свою жизнь.

Он нуждался в горячей пище, тёплой постели, сухости. Впрочем, ничего из этого ему и близко не светило: похоже, в Мёртвом Городе не осталось ни одного дома, где ему были бы рады. Зато тех, кто даже его, оборванца, зарубил бы забавы ради — хоть отбавляй.

Чуть впереди послышался чей-то смех. Альдред отошёл под навес. Мигом спрятался за высокими глиняными кувшинами у входа в один из сарацинских домиков. Он выглянул через прореху между двумя близ стоявшими сосудами и увидел четырёх выживших, направлявшихся ему навстречу. Вооружены до зубов. Так что Флэй лишний раз выдохнул: всё-таки здравый смысл чума у него не отобрала. Пока что.

Те не видели ренегата, о его существовании даже не подозревая. Поэтому Альдред безнаказанно подсматривал за ними, пытался понять, кто бы это мог быть. Он судорожно вслушивался в их разговоры, но из-за шелеста ливня не сумел разобрать ни словечка.

Лишь когда выжившие подошли совсем близко, Флэй услышал:

— Шевелись давай. Старшой уже заждался нас с отчётом!

— Хорош нудить! — отозвался второй беспечно. — Ничего не произойдёт за пару минут. Успеем. Дай только отлить спокойно.

И в тот же миг для Альдреда всё стало ясно. Это братки Глена Макивера. Похоже, он отправил их выстроить маршрут к Северной стене. Таки не успели добраться пока до зеленой зоны. И это… прекрасно.

Учёный отнял не так много времени у Флэя, как мог бы. Свою лепту в его самочувствие патологоанатом внёс изрядно. Шутка ли, и подлечил, и покалечил. Как бы то ни было, ренегат сразу загорелся поистине бредовой, самоубийственной идеей: забрать у Тринадцати то, что принадлежит ему.

Прощальная Роза. Она нужна ему. Химерит на дороге не валяется. И быть может, именно благодаря бастарду дезертир выживал всё это время.

«Я не дам им уйти. Не дам!»

Даже если врач всё также находится в госпитале Сестёр Милосердия и исцелит его от чумы, без проверенного клинка ренегат много не навоюет. Перед ним не стояло сложных дилемм. Сначала — бастард, потом — больница. Всё просто.

Альдред не был нацелен вырезать всю группировку Маки. Неважно, тридцать их, или же всего с дюжину осталось. Суть в том, что силёнок у него не хватит. А смысл проливать больше крови, чем нужно, отсутствовал.

Если кого и жаждал накормить землей, так это Сивого с Макивером. Остальные его не интересовали.

Разве что этой четверке лазутчиков точно не жить. Но для начала они ему помогут. Вопрос лишь в том, как сделать грамотно первый шаг к осуществлению замысла.

Бандит, что собирался справить нужду, зашёл за крыльцо дома, близ которого притаился Альдред. Молодчик стоял неподалёку от окна, чьи ставни подозрительно скрипели. Флэй напрягся на секундочку, но решил не расслабляться. Взглядом он быстренько пробежался по вооружению преступника.

С ремня свисала аркебуза. Видать, Сивый всё-таки жив, раз доставил братве огнестрел. На поясе висел сарацинский ятаган, а из высокого сапога торчала рукоять ножа. Ружьё и порох наверняка отсырели, так что схлопотать пулю ренегат не боялся.

Он выбрал для себя оптимальный вариант и стал красться к бандиту, ни о чём не подозревавшему. Медленно, неторопливо, как тигр, что притаился тогда в кустарниках.

Молодчик, оставшийся наедине с собой и своей нуждой, насвистывал мелодию. Остальные бандиты бранили друг друга за потраченное время. Негласный лидер пытался их увещевать.

Бессмысленная болтовня. Во всяком случае, для Альдреда. Сквозь какофонию звуков дезертир услышал страшное: шарканье босых ног, доносившихся из дома.

«Слишком громко отливает. Жильцов разбудил», — понимал Флэй.

Из-за беспечности молодчика ему пришлось ускориться. Благо, босыми ногами переступал он практически бесшумно, как тень. Приблизившись, дезертир потянул руку к сарацинскому ятагану.

Его пальцы почти коснулись рукояти. Между тем бандит уже встряхнул хозяйство и начал застегивать штаны, ни о чём не подозревая.

Тогда-то упырь явил себя. Он рыкнул, распахивая ставни. Мордоворот вздрогнул, отреагировав на звук. Раскрыл рот, чувствуя, что жизнь повисла на волоске. Остальные прихвостни Маки отвлеклись, почуяв неладное.

Один только Альдред игнорировал окружающий мир и просто делал, что должно. Ухватил рукоять и выдернул ятаган. Как только заполучил оружие в суматохе, скрылся за кувшинами. В тот же самый момент упырь сцапал бандита.

Чёрные крючковатые когти подцепили бедолагу за грудки, пуская кровь. Преступник завизжал, как свинья. Гуль настойчиво затаскивал добычу внутрь дома через оконную раму. Троица братков застыла на месте, не зная, как быть. Просто раскрыли рты и стояли, как истуканы. Вроде и должны были спасти своего товарища.

Но с другой стороны: он ведь уже труп. Смысл какой?

— Джиджи! — позвал его бородатый браток и побежал к незадачливому приятелю.

Увы, когда преступник добежал до оконной рамы, даже ботинок покойного Джиджи было не видать. Лишь из тёмных глубин комнаты доносился тяжкий хрип, что перемежался с чавканьем. Из соседних комнат подтягивались туда и другие упыри — уже на всё готовенькое. Добытчик не возражал, спокойно деля трапезу с бездельниками.

А пока всё это происходило, Альдред не мешкал. Он обошёл кувшины с обратной стороны и начал красться к бандитам за спину. Тихо, степенно — медленно погружая ноги в натёкшую лужу. Так, чтобы вода прикрывала его шаги.

Бородач отпрянул назад, качая головой и нервно ощупывая свой боевой молот. Он развернулся весьма некстати, с опечаленным видом глядя на оставшихся товарищей.

Преступник резко изменился в лице, заметив, как из-за спины одного из них выглядывает посторонний. Не абы кто, а тот самый тщедушный инквизитор, которого они видели утром. Он потерял дар речи, уверенный в смерти Флэя, и лишь показывал на него пальцем, шлёпая губами, будто рыба.

Те двое понятия не имели, что происходит. Благо, Альдред удосужился мигом расставить все точки над «i». Он ухватил за плечо одного молодчика и тут же проткнул его ятаганом, нарушая целостность позвоночника. Клинок показался из брюха врага. Тот охнул и задрожал всем телом, которое ему более не подчинялось.

К Тринадцати Флэй проявлял лишь угрюмую безжалостность. Он прокрутил лезвие по часовой стрелке и выдернул клинок из молодчика, толкая того лицом в лужу. Тело обрушилось на залитую мостовую, пуская во все стороны брызги.

Шестёрки Макивера тоже были не лыком шиты. Тот, что стоял поближе, выхватил фальшион и с рёвом произвёл удар. Отступая назад, Альдред встретил тесак ятаганом.

При соударении сталь залязгала. А прощаясь, клинки зашипели, как встревоженные гадюки.

Молотобоец бросился к ним, разбрасывая кувшины. Те бились на осколки, что скрывались под слоем дождевой воды.

Босой ренегат увидел это краем глаза и сразу понял, в сколь невыгодном положении оказывается. Он поспешил отпрянуть на середину улицы, только бы не поранить ноги об разбитую керамику. Страх опростоволоситься имел и дурные последствия. Бандиты теперь обступали его с двух сторон.

— Это не ты ли тот инквизитор? — насупившись, осведомился молотобоец.

— Чё за прогон? С чего ради он ещё жив? — не понимал молодчик с фальшионом.

— Он самый, — горделиво отозвался Альдред, ударяясь в браваду. — Привет с того света, «братва».

Альдреда положение вещей заботило мало: и не таких били. Наоборот, предатель даже знал, как обставить их преимущество себе на пользу. Как только братки начали брать его в некое подобие бутерброда, Флэй подскочил к молотобойцу, пугая того до полусмерти. Ятаган метил рассечь здоровяку шею. Амбал поспешил закрыться оружием. Клинок проехался по касательной, оставив на древке зазубрину.

Тут же подорвался молодчик, занося над головой фальшион. От ренегата его отделяло шага четыре. Молотобоец норовил перейти в контратаку, занося за себя боевой молот. Альдред не противился, слухом держа под контролем обоих бандитов. Парень с тесаком уже чуть ли не дышал ему в затылок. А молот — спешил раздробить ему таз.

Миг — и дезертир ушёл в сторону, кувыркнувшись по-сарацински. Трюк ему дался не задаром: брусчатка распорола кожу на предплечье в нескольких местах. Незначительно, и всё же кровь пошла. Одно порадовало: у братков дела обстояли гораздо хуже. Молот не нашёл Флэя — нашёл молодчика.

Раздался оглушительный треск. Затем — пронзительный поросячий визг. Амбал ненароком разломал рёбра своему товарищу. Ноги у того подкосились. Из рук выпал фальшион. Держась рукой за вмятину в боку, бедолага рухнул в лужу, попытался отползти, но разлёгся прямо в воде, совсем затихнув. Ему было больно даже просто дышать. Похоже, прилетело шестёрке знатно.

Времени на расшаркивания и раскаяния Альдред не давал. Заведенный, как юла, Флэй осадил молотобойца чередой ударов. Амбал своим оружием владел сносно, иначе бы ходил с другим. Но против юркого и озлобленного инквизитора, да ещё и без всякого обмундирования, что сковывало бы его движения, мог мало что противопоставить.

Здоровяк волей-неволей отступал назад, лишь чудом блокируя удары. В какой-то момент он зашатался. Чего-то подобного Альдред и дожидался. Он крутанул в руке ятаган, держа его отныне обратным хватом. Понапрасну амбал отвлёкся на его фокус, а в следующий миг уже падал наземь с перерезанным горлом.

Флэй подскочил к нему, приставляя к шее клинок — и резко дёрнул на себя, пуская кровь. Лезвие без труда прорезало кадык и нарушило целостность ярёмной вены. Под ноги верзиле упал боевой молот. Следом, встряхнув ступнями, обрушился и бугай.

По надрывному кашлю и скулежу Альдред понял: молодчик со сломанными рёбрами ещё жив. Ренегат обернулся и увидел, как тот, несмотря на боль, отползает прочь. Медленнее черепахи, упрямее барана.

Недолго думая, дезертир подхватил боевой молот в свободную руку и пошёл к нему. Слыша плеск воды за собой, браток взвыл и попробовал ускориться. Увы, не тут-то было. Альдред подскочил к нему и с размаху вогнал ятаган в предплечье бандита. Тот заверещал, разбрызгивая слюни на мостовую.

Больше он никуда не денется от ренегата.

— Где Тринадцать? — строго спросил Альдред.

От молодчика ответа не последовало. Его больше заботили собственные муки.

— Где Тринадцать?! — взревел Флэй и опустил пятку на растопыренную пятерню бедолаги, давя пальцы. — Не молчи, тварь! Отвечай!

Тот верещал-верещал, но всё-таки собрал волю в кулак и выдавил из себя:

— Циановые Дворцы! Циановые Дворцы!..

Равновесный Мир катится в бездну, но группировка Макивера не изменяет своим предпочтениям. Сначала шумайская гостиница, теперь — сарацинская роскошная вилла. Умеют же они выбирать места для стоянок.

— Конкретнее! — требовал дезертир, продолжая ломать фаланги молодчику. — Адрес диктуй, мразь!

Сквозь скулёж преступника послышалось:

— Особняк Сансовини по улице Капрера. Там герб над главными воротами висит. С голубями! Не пропустишь.

«Естественно, не пропущу. А если уж эти придурки свет зажгут — уж тем более!»

— Людей у вас сколько? — продолжал Флэй, морально раздавливая бандита. Одного из тех, кто смотрел на него этим утром, как на мусор. Ему нравилось чувство, что дарует возмездие по горячим следам.

— Я не знаю! Не знаю! — верещал молодчик.

— Думай! Думай!

Альдред позволил себе пару раз огреть бедолагу пяткой по затылку. Не сильно, но и не слабо. Ровно столько, чтоб хорошо котелок варил. Эффект на лицо:

— Пара дюжин! Не больше! На тварей наткнулись.

«Всё равно много», — скривил губы в неудовольствии дезертир. Его пальцы сжались на древке молота.

— Макивер там? Сивый там?

— Оба там! — провизжал измученный браток.

«Чудесно. Я их мозги по стенке размажу!» — оживился Альдред.

Молодчик взмолился, позабыв о бандитской горделивости:

— Не надо, пацан! Хватит! Хорош! Дай дышать!

Флэй услышал достаточно. Бандит замер, почуяв неладное. Ренегат чуть расставил ноги, занося над головой молот. Квадратный боёк, перепачканный в запёкшейся чёрной крови, пикировал прямо на голову братка. Тот заверещал.

Глава 23-2. Фатум

Голова раскололась, как арбуз, упавший с телеги на мостовую. Труп. Альдред встал, глядя на учинённое месиво, и сплюнул в лужу.

От четвёрки неудачников он получил, что хотел. Взяв поудобнее молот, бегом бросился в сторону Медресе. Где находится улица Капрера, дезертир не знал. Зато знал, что на въезде в Циановые Дворцы, как и в прочие уголки Города, стоят путевые знаки.

За ливень ренегат больше не беспокоился. Он уже чувствовал себя ходячим трупом: казалось, тело едва ли принадлежало ему. Предатель будто бы сморщился до размеров собственного мозга, управлявшего вручную этой непослушной, топорной махиной. Между тем все мысли его занимали только Тринадцать.

Церковь Равновесия говорит: если ударили по одной щеке, подставь другую. Но её же адепты сплошь и рядом нарушают это устоявшееся правило о смирении. Гармонистом — тем более, праведным — Альдред себя не считал. Так что об эту поговорку он и сам готов был с радостью вытереть ноги.

Ступни стонали, натыкаясь на острые рёбра брусчатки. По крайней мере, холодная дождевая вода остужала их, нивелируя боль. Жажда возмездия подарила второе дыхание. Боевой молот — оружие не из лёгких, но в руках Флэя ощущался не тяжелее бастарда.

В конце концов, дезертир очутился на сарацинской площади у Медресе. Тогдашние хозяева Города наименовали её в честь Аль-Джазифа.

Не славный полководец, поставивший на колени гармонистов, — и только поэтому название не поменяли. Этот человек был умелым врачевателем, который привил Саргузам восточную медицину и спас тысячи жизней. Всё-таки на Западе доктора являли собой по большей части скопище коновалов. И выживаемость пациентов соответствующая.

Жители Города почитали его, как настоящего героя, а к статуе Аль-Джазифа относились с особым трепетом. Чуть согбенный старец из меди, облачённый в несколько слоёв хлопка, и по сей день стоял, слегка склонив голову к груди. Если кто и обращался к лучшему из сарацин кощунственно, так это вездесущие, безмозглые голуби.

Именитый врачеватель ранее практиковал и преподавал религию Халифата в Медресе, образовывая юных сарацин. Те времена давно прошли, и теперь здание близ площади с финиковыми пальмами принудили под школу для богатеньких горожан. Другими словами, ничего, в сущности, не изменилось.

Просто в стенах Медресе больше не звучат хвалебные молитвы, обращённые к ифритам и Лунам. Преподаватели там набраны из величайших умов Запада, но не Востока. Да и лица учащихся — сплошь беленькие, румяные. Мораль и религиозность отошли на второй план, уступив естественным, точным и гуманитарным наукам.

Минуя стародавний дом знаний, Альдред не мог не полюбоваться им. Здание напоминало дворец эмира, или, скорее, праздничный торт со свечами.

Высокий входной портал. Минареты со сталактитовыми карнизами. Сфероконические купола на высоких барабанах, украшенных голубой плиткой. А внутри, говорят, всё, как в сказке: глазурованный кирпич, затейливая майолика, мастерски выполненная мозаика, под стать умельцам из Дельмеи.

Ренегат смыслил в мировой архитектуре не больше, чем любой другой рыбак из Кродо с грязными ногами и песком на зубах. Тем не менее, душа его тянулась к прекрасному будто бы сама собой. И она пела, зная, что у норманнов не поднялись руки сровнять с землей Медресе. Как бы гармонисты и северные язычники ни ненавидели захватчиков с Востока, только натуральный варвар посягнёт на произведение искусства.

Дорога повела дезертира в сторону Циановых Дворцов — не менее прославленной и знаковой достопримечательности Саргуз. Ходят слухи, что для их владельцев даже в самую ненастную погоду светит знойное солнце Экватора. Врут. Это не более чем миф. И увы, Чёрная Смерть это легко доказывала самым грубым образом.

Не лучшее время Флэй выбрал для посещения фешенебельного района богачей, состоявшего сугубо из роскошных сарацинских особняков. Приди Альдред сюда днём, около полудня, он увидел бы то, что на Западе наблюдают лишь безумные авантюристы, забравшиеся в чрево гор, где над златом чахнет дракон.

Сияние тысяч топазов и сапфиров — просто обман зрения, вызванный чистотой голубого мрамора. Некоторые породы напоминали лёд северных озер, другие несли в себе вкрапления золота. Что удивительно, даже примеси кровавой киновари. Выглядело это не просто красиво, но и дорого-богато. А вкупе с восточным колоритом в архитектуре, благоустройством по дельмейским лекалам для немногочисленных счастливчиков Циановые Дворцы приоткрывали врата в рай на земле.

Как правило, языческие домусы занимал чиновничий аппарат. Герцог предоставлял их в пользование своим подопечным на срок службы. Реже их населяли богатые горожане-собственники. В белокаменных стенах испокон веков тянулись их династии, ещё со времён первых луров, оголодавших варваров-завоевателей. Но все они кусали локти, с завистью поглядывая на наследие сарацин.

Циановые Дворцы называют банкирской деревней, и неспроста. Собственников этой недвижимости нет и никогда не было. Может, если Саргузы не станут городом-призраком и их заселят вновь, что-то поменяется, а так — просто думать об этом уже глупо. Все особняки так или иначе принадлежат крупнейшему заёмщику на Юге Полуострова — «Касса Лардана», что была основана вовсе не местными жителями.

Они вовремя подсуетились, когда в Городе высадились норманны и превратили кичливого эмира в кровавого орла чисто забавы ради, прикрываясь, правда, ещё языческими традициями. Как бы то ни было, банкиры выкупили Циановые Дворцы за бесценок, сыграв на неприязни гармонистов к адептам Лун. Так или иначе, кровавый угар сошёл с глаз, но было поздно.

И с тех пор в этом райском уголке мог поселиться кто угодно, у кого хватит оплатить аренду хотя бы на месяц. Если верить слухам, «Касса Лардана» запрашивала суммы поистине баснословные. Настолько, что за те же деньги можно было прикупить жалкую сотку редкой и оттого ценнейшей ларданской земли. За месячную аренду!

Несложно догадаться, зачем саргузский банк нацепил такой ценник на пёструю мечту пустых людей. Баш на баш, и этим всё сказано.

Рано или поздно Циановые Дворцы обратятся мраморным крошевом. А вот земля, как ни крути, — наилучшее финансовое вложение. Плодородная, чистая, девственная земля, которую можно пустить на любое дело. Людям ведь надо на чём-то хотя бы стоять, не так ли?

Она ценнее всего на свете. Просто потому, что её наличие строго ограничено. Особенно на Полуострове. Особенно в Ларданах. Тем более, что в последние годы наблюдается планомерное повышение уровня Мирового Океана. Вода попросту отвоёвывает у суши пространство обратно.

«Миром правит золото. Правило, пока не пришла чума, и люди не откатились обратно в дикарскую бытность. Сама пирамида человеческих потребностей перевернулась с ног на голову, обеднела. Для большинства теперь имеет значение не так много. Только безопасность и пища, в первую очередь. Земля теперь ничья. Сколько угодно. Да только что ты с ней сделаешь, когда в любой момент могут нагрянуть упыри?.. Неужто столько людей сложили за неё головы напрасно? Выходит неловко…»

За философией обо всём и ни о чём Флэй всё же добрался до путевых знаков на входе в Циановые Дворцы. Альдред легко мог проскочить мимо них, если бы не очередная молния. Вспышка вырвала столб с указателями, что сливался в стене дождя с фасадами особняков на первой линии.

— Так-так, улица Капрера. — Дезертир принялся внимательно изучать направление, указанное мёртвым бандитом. — По улице шагов двести — затем сразу поворот налево. Особняк Сансовини. Я никогда о них не слышал. Либо это одна из ничтожнейших ветвей банковского клана «Касса Ларданы», либо они сидят в самом подполье и дёргают остальных за ниточки. Всё одно. И этим недолго осталось.

Обхватив поудобнее молот, предатель побежал дальше по улице. С маршрутом он разобрался, теперь же ему следовало придумать план. Беспроигрышную стратегию, которая бы позволила в этот вечер попросту пресечь историю Тринадцати.

Численность группировки играла против него. Впрочем, и один в поле — воин, при условии, что достаточно хитёр и умеет использовать окружающий мир себе на пользу. Альдред не был глуп, не был и умён — просто очередной человек со своими недостатками и достоинствами. Ему не пришла в голову тотчас гениальная идея, которая бы разом решила все проблемы. Зато появились кое-какие соображения. Осталось нанизать их на положение вещей в имении Сансовини.

— Ни к чему торопиться. Говорят же, поспешишь — людей насмешишь. А в нынешних реалиях — и вовсе сдохнешь, — подбадривал себя Альдред, настраиваясь на оглушительную победу. Правильный настрой — вот, в чём он так остро нуждался…

Плутая некоторое время по Циановым Дворцам, Флэй всё-таки нашёл тот, что заняли бандиты. Отнюдь не по гербу с голубями. Увидев свет, бьющий из окон, ренегат усмехнулся и покачал головой. Либо Тринадцать предельно уверены в своей непобедимости, либо они — просто скопище легкомысленных болванов.

Сказать наверняка нельзя. Они ювелирно обвели дезертира вокруг пальца. В то же время — так бездарно вскрыли своё точное местоположение. Будь здесь кто-то ещё, кроме предателя, их ждал бы ожесточённый бой. Шумайчик или сарацинская группировка — и всё, приплыли. Тринадцати безобразно везло. Впрочем, это ненадолго.

— Видимо, чересчур уповают на дождь, — полагал Альдред.

История, что затеяла эта группировка, не могла закончиться хорошо.

Людей в окнах было не видать, и всё же Флэй решил не высовываться почём зря. Осторожность превыше всего.

Неровен час, его заметят, и тогда вся история о сладостном возмездии пойдет коту под хвост. Так что, едва завидев особняк Сансовини, он поспешил обойти его. Прошёл между двумя соседними, попутно размышляя, как бы забраться внутрь.

«Шуметь не вариант. Если группировка нападёт на меня разом, полетят мои кусочки по закоулочкам. Так что ломиться в двери и в окна — себе дороже. Вот было бы окошко открыто какое-нибудь. Я бы пробрался через него… Но опять же! Попадёшь ты в помещение, а оно заперто на ключ. Опять ломиться? Будет всё та же пресловутая ошибка. А как иначе проникнуть в особняк? Да никак! Хотя…»

Дельная, почти беспроигрышная идея в кои-то веки посетила воспалённый рассудок. Альдред подобрался к имению Сансовини. Крадучись, обошёл его вкруговую. Нашёл всё-таки. Одно окошко оставалось открытым, скрипя узорчатыми ставнями. Оттуда бил свет и доносились голоса бандитов, тонувших в шелесте дождя. И совсем рядом находился балкончик. Да только потолки в доме высоки. Не легко вскарабкаться.

Утерев рукой влагу с лица, Флэй насупился и прошептал:

— А вот это уже дело.

Вломиться в особняк, занятый Тринадцатью, действительно было самоубийством. Совсем другое дело пробраться в один из соседних. При условии, что там не окопались упыри. Учитывая то, что временами Циановые Дворцы простаивали пустыми, можно было не бояться. Рискнуть — и своего добиться.

Ренегат побежал обратно. Выбрал поместье через одно от особняка Сансовини. Долбить молотом по входным дверям, совмещённым с коваными воротами, смысла не имелось. Поэтому он решил проломить окно. Силы, как ни странно, у него ещё оставались. Удар за ударом предатель пробивал ставни, пока те, совершенно изуродованные, не сорвались с петель.

А ведь когда-то у примерного мальчишки могли возникнуть мыслишки, будто он делает нечто противозаконное. Всё кануло в небытие. Как Саргузы, так и сама суть закона. Всё твоё, что сумеешь удержать в руках.

Бьющий по уху стук навряд ли коснулся Тринадцати. В противном случае, хотя бы один из них да вышел проверить, в чём дело. Как-никак, ещё недавно район Медресе крышевали их презренные конкуренты с Востока.

Предатель не торопился. Сначала прислушался, желая знать, есть ли в здании заражённые. Его возня со ставнями осталась без внимания. Значит, «Касса Лардана» не успела никому сдать этот Циановый Дворец с приходом Чёрной Смерти. Хорошо.

Дезертир закинул молот в помещение. После этого полез уже сам. Давалось это нелегко. Мало того, что ослаб от чумы, так ещё и мышцы задубели от прохлады. Он утешал себя, мол, ничего. Бой с Тринадцатью его хорошо разогреет.

Кромешная тьма проглотила незваного гостя. Ещё будучи на четвереньках, мерно дыша, Флэй потянулся за молотом. Вытянулся в полный рост. Глаза привыкли к полумраку, что царил внутри Цианового Дворца. Лишь тогда он пошёл к выходу из горницы и выбрался в гостиную. И сейчас торопиться не стоило.

Прежде, чем отправиться наверх, Альдред изучил досконально планировку первого этажа и подвальные помещения. В конце концов, сарацины строили эти имения по единому образцу для своих вельмож. Соответственно, так ренегат лучше подготовится к бою с Тринадцатью. Лишним не будет. К тому же, «Касса Лардана» держала комнаты в доме открытыми. Запертыми оставались только окна и двери.

За собой дезертир оставлял помещения для слуг, бассейн, кухню, столовую, гостиную и все прочие уголки дома, присущие всякому особняку. Обойдя целиком всё, что можно обойти, он поднялся на второй этаж. Заглянул в каждую комнатку.

Не будь предатель настолько истощен и раздавлен своей эпопеей, он бы отметил роскошь и эстетику убранства. Увы, интересовал интерьер его мало. Прощальная Роза и бандиты — вот, что занимало все мысли беглеца.

Альдред снова вышел под дождь на балкон. По парапету отсюда можно было забраться на крышу. А уже с нее, разбежавшись и прыгнув, попасть на соседнюю. Если, конечно, тело не подведет, а удача не повернется задом. Стоило попробовать, раз уж другой перспективы не прослеживалось.

Мститель вскарабкался на скользкую крышу и стал медленно взбираться по мокрой черепице к дымоходу. Вода стекала каскадом, да так, что отвод едва ли с ней справлялся. Похоже, осадков сегодня больше, чем в обыкновенный сезон дождей. И это казалось одновременно странным и пугающим.

Добравшись до вершины, Альдред перевёл дух. Ему следовало собраться с мыслями и силами. Бездарно умереть при падении, переломав себе все кости, — это сомнительная перспектива, что перечеркнула бы все его хождения по мукам.

Раз за разом ренегат прокручивал у себя в голове всевозможные сценарии своего прыжка. Примерял успех и неуспех рокового полёта. Видел, как добирается до соседнего дома, но с переломанными костями. Фантазировал, размышляя над тем, как мог умереть. И так он пытался сообразить наилучший, наименее болезненный вариант.

Как ни странно, таковой нашёлся.

Выругавшись тихо, Альдред сорвался с места и побежал по крыше. Молить было некого о спасении, так что просто надеялся не поскользнуться и не свалиться вниз. При этом босых ног не жалел. Уж лучше поранить их, чем переломать хребет.

Прыжок!

Расчеты оказались верны. Его тело несло прямо на балкон соседнего особняка. Дезертир был подкован физически в достаточной мере, так что знал, как следует повести себя и погасить опасность травм от подобного трюка.

Едва пальцы ног его коснулись балконного пола, он крутанулся, прокатился по поверхности торсом в кувырке и снова встал «на гуся». Лишь чудом не разбил себе лицо о боёк. И всё же, отделался минимальной зудящей болью в мышцах и суставах.

Эмпирическим способом Флэй отобрал для себя беспроигрышную стратегию. Можно сказать, все звезды для него сошлись, подначивая закончить начатое. Альдред поднялся и стал снова взбираться на крышу. От группировки Макивера его отделял всего один Циановый Дворец.

Добравшись до дымохода, ренегат понял, насколько удобную точку обзора отобрал. С крыши было отчётливо видно, что происходило в распахнутом окне. Дезертир увидел двух бандитов, докуривавших сигариллы и о чём-то оживлённо болтавших. Едва от их табака остались огарки, они бросили их в пепельницы, а сами вышли в коридор, запахнув дверь. Там оставался кто-то ещё. На кровати, в тусклом свете канделябра.

— Отлично, — бормотал себе под нос предатель. — Я смогу пробраться внутрь незамеченным. По этим двум видно, что Тринадцать на взводе. Они ждут своих разведчиков, чтобы продвинуться дальше. А когда поймут, что ожидания напрасны, какие шаги предпримут? Надо торопиться. Теперь уж точно.

И тело, и разум вновь приготовились потягаться с судьбой. Альдред побежал вниз по крыше и, прежде чем сорваться с краю, оттолкнулся от черепицы. Продираясь через воздух и дождь, приземлился на балкон особняка Сансовини. Прокатился вперёд, постоянно меняя точку опоры и перенося центры тяжести. Чисто и гладко. Даже лучше, чем в первый раз.

Чем не повод для гордости?

Так или иначе, с молотом пролезать в окошко Альдред не стал. И дураку понятно, что ничем хорошим это не кончится. Либо увесистое оружие потянет его на себя, или сорвётся само вниз, предательски грохоча. Так что погремушку Флэй поставил в уголок — и только тогда полез в окно.

Учёному стоило отдать должное. Если бы патологоанатом не сорвал с жертвы обмундирование, тот так бы и остался кусать локти у дверей Тринадцати. А так, даже при всей своей немощи, дезертир оказался на удивление лёгок и ловок.

Неважно, есть на нём броня или нет, Альдред умел противостоять как магам, так и чудовищам всех видов — прямой наружности и омерзительной внутренности. Ему инквизиторский сплав придавал не больше, чем уверенность. Всё остальное — дело техники. Главное, иметь при себе оружие, либо то, что подпадает под эту категорию в умелых руках. В остальном же Флэй был вынужден полагаться лишь на свою сноровку.

Беглец проник в ту самую спальню особняка. Здесь ещё стоял гнетущий запах табачного дыма, что больно резал и без того раздражённый нос. И всё же, сквозь него пробивался другой запах — такой привычный, концентрированный. Впрочем, и он нёс в себе нотки чего-то далекого, отторгающего, тошнотворного.

Глаза ренегат перевёл на кровать. Её занимало тело, утопающее в рваной ткани. Белые простыни, белая ночнушка — всё перепачкано в крови. Осёкшись, Альдред поднялся на ноги и подошёл поближе, дабы хорошенько рассмотреть труп.

Это была девушка. Ровесница его. Может, чуточку старше. Белая кожа аристократки, благородные черты лица, чёрные кудри, остриженные в подобие каре. Остекленевший взгляд ореховых глаз. Пухлые губы разбиты в кровь. Горло перерезано.

Ран помимо второй улыбки Альдред не заметил. Зато синяков — целую мириаду. Она сопротивлялась бандитам. Но всё, что хотели, они от нее получили. Она претерпела надругательство нескольких молодчиков, прежде чем к ней проявили милосердие.

На то ублюдки и ублюдки, что ублюдки.

Глава 23-3. Фатум

Можно восхищаться бандитами, романтизировать их, играть в них, но в сухом остатке они — опухоль на теле общества. Рак, что медленно пожирает организм, берёт от него всё, что хочет, и со временем калечит до неузнаваемости.

Потасканная дворянка — лишь частный случай. Не предел злодейств, на которые хранители правопорядка смотрят сквозь пальцы за взяточничество. И раз уж Саргузы рухнули, эта болезнь разрастается, как на дрожжах, и цветет пышным цветом.

«Сомневаюсь, что в этом поместье дамочка пряталась от чумы одна. Возможно, это чья-то дочь. А досталось от Тринадцати целой семье», — заключил Альдред.

Ему не было дела до горьких слёз городских богатеев. То, что сотворили бандиты, казалось очевидным злодеянием. В конце концов, один из них и его пырнул, даже глазом не моргнув. Ренегат бросит им вызов, мстя лишь за себя одного.

Дезертир не стал задерживаться в комнате и прошёл к двери. Чуть приоткрыл её и прислушался. В коридоре чисто. Флэй осторожно вышел и проследовал к той комнате, из которой выдавался балкон. И тут пусто — тем лучше. Предатель осторожно вышел на балкон, забрал трофейный молот и убрался оттуда.

Будто старуха с косой, он мерно бродил по второму этажу в поисках жертв. Откуда-то доносился надрывный храп. Видать, один бандит воспользовался суетой других молодчиков и уединился, чтобы слегка подремать. Альдред приободрился: вот-вот обновится счётчик загубленных им преступников.

Та самая дверь нашлась быстро. Флэй встал на пороге, потянул за ручку и прошёл внутрь. Петельный скрип, к счастью, покрыл львиный гром. Спавший даже не понял, что ему грозит опасность. Альдред выплыл из темноты и встал перед ним, будто Песочный Человек. Дезертир бегло оглядел бандита.

Заморачиваться с отходом на боковую молодчик не стал. Плюхнулся на постель прямо в одежде и грязных ботинках. Аркебуза лежала у изголовья. Вещмешок разлёгся по тумбе. Восточный клинок, заточённый в посеребренные ножны, лежал рядом со спавшим.

Как бы ни хотелось размазать голову молодчика по постели, Флэй должен был убить его быстро и аккуратно. Одним точным движением, не разбрызгивая кровь по шёлковым простыням. Недолго думая, дезертир прокрутил древко молота в руках и произвёл хлёсткий удар. Стальной клюв мигом вбило в черепушку бандита.

Тот дёрнулся, распахивая глаза от неожиданности. Прохрипел что-то — и больше не издал ни единого звука. Со лба подтекала кровь, сползая по виску в ухо. Мёртв. Ренегат произвёл усилие и выкорчевал клин из головы покойника. Молот опёр на тумбу. Сам — начал стягивать с трупа одежду.

Предатель допускал мысль о том, что ему придётся разом биться с противником, значительно превосходившим его по численности. Как бы лихо ни обращался с оружием Альдред, его голый торс уязвим для шальных ударов. Бой контролировать целиком и полностью невозможно. Так что одежда могла принять случайные порезы на себя.

Через некоторое время Альдред полностью облачился в щегольский бандитский костюм. Накинул сверху плащ — весь потертый и в крапинках от примесей саргузской дождевой воды. Едва он поправил воротник, услышал в коридоре шаги. Шестое чувство подсказывало: направляются к нему. Судя по звукам, только один. Ему везёт. Пока что.

Мститель и сам не заметил, как начал судорожно спешить. Быстро подпоясался, закрепил клинок и скрылся за дверью. Пусть вошедший увидит молот, пусть увидит мертвеца. Флэй воспользуется его ступором и тихо прикончит.

Вытянув бесшумно кинжал, Альдред затаил дыхание и принялся выжидать.

Бандит встал на пороге. Со скрипом открылась дверь. Он сказал:

— Ужин готов, братуха. Просыпайся давай.

Он осёкся, нерешительно сделал шаг вперёд. Как и следовало ожидать, при виде трупа молодчик растерялся. Ренегат отлип от стены, чтобы устранить и его. Но бандит оправился быстро, закричав, что было мочи:

— Народ! Сюда! Вальнули нашего!..

Альдред вспыхнул от гнева. До чего быстро и громко преступник загорланил!

Мститель набросился на него запоздало, бандюган успел раструбить тревогу. Уподобившись хладнокровному демону, Флэй прижал прихвостня Маки к стене. Грубо и резко, не давая опомниться. Ножевое за ножевым — дезертир потрошил врага, будто селедку. К двенадцатому он уже понял, что бандит — не жилец.

Ухватил его за гриву и шибанул лицом об тумбу с глухим стуком. Так точно не встанет. Стряхнул быстро с кинжала кровь и вернул в ножны. Где-то из глубин дома, со стороны лестницы, поднимались на второй этаж. Звук напоминал табун лошадей, что мчат по равнине. Выругавшись, Альдред принялся за дело. У него есть шанс добиться своего. Надлежало положиться на свой ум. Глаза боятся, руки делают.

Судьба давала фору, и Флэй распорядился ей по своему разумению. Выпотрошил вещмешок, принялся заряжать аркебузу. Просунул и зажёг фитиль. Из коридора стали доноситься шаги. Удивительно, как чётко в столь просторном имении бандиты смогли распознать, откуда доносились крики.

Готовый на всё, дезертир вышел навстречу поспевавшим. Издали к нему по коридору неслись два бандита. Что пониже и пошустрее — впереди, каланча — позади. Без задней мысли Альдред наставил на них аркебузу и нажал на курок. Полыхнул порох.

Пуля с грохотом вырвалась из дула. Вслед за ней покатил едкий дым. Флэй уходил обратно, бросив прям под ноги огнестрел. Он не видел, что натворил этим выстрелом, да и это интересовало его не слишком.

Снаряд пробил насквозь голову первому. Бандит остановился в попытке поймать себя тазом. Остановился на секунду, расставив согнутые руки в стороны, — и тут же плюхнулся на восточный ковёр, заливая его кровью. Второму тоже досталось. Пуля пробила грудную клетку, застряв у него в плоти.

Дылда зашатался, опёрся было на стену — по ней же и сполз, издыхая.

На второй этаж поднимались и другие молодчики. Один из них, переполошившись, крикнул застреленным:

— Да что у вас творится, мля?!.

Естественно, никто ему не ответил. Преступники мало-помалу наполняли второй этаж, пытаясь выяснить, в чем дело.

Между тем Альдред уже вернул себе молот и, раз уж позволяло время, перешёл в срединную комнату. Оттуда он мог безнаказанно попасть в противоположное крыло. Но задержался там, желая устроить засаду Тринадцати.

Шаги слышались повсюду. Когда последний проскочил мимо двери в соседнюю комнату и начались пересуды молодчиков, ренегат выскользнул, будто бы из ниоткуда.

Почти не глядя, опираясь только на слух, ударил первого. Боёк пришёлся бедолаге на затылок. Молот проломил ему череп с отвратительным хрустом. Преступник тут же посыпался под ноги товарищей.

Те оборачивались, разевая рты. Они быстро приходили в себя, поднимая вверх оружие. Впрочем, едва ли они, аматоры, многое могли противопоставить убийце, воспитанному убийцами. Альдред пнул стоявшего поблизости, отталкивая назад, и сразу же махнул молотом. Молодчику разломало челюсть, сдвинув резко вбок. Быть может, и шейные позвонки не стерпели удара. Как бы то ни было, ещё один был готов.

Как только освободилось пространство, Флэй снова атаковал с упреждением. Топор бандита застыл в воздухе, раз уж клюв молота проехался поперёк его брюшины, пуская кровь. Без сожаления дезертир выдернул оружие и оттолкнул преступника от себя.

Щелчок ни с того, ни с сего раздался сзади. Альдред глянул через плечо. Его поймал на мушку подоспевший бандит. Предатель мигом юркнул обратно к двери. Раздался выстрел. Где-то над ухом просвистела пуля. Пронесло. Беглец укрылся в срединной комнате, как не бывало.

Останавливаться здесь не стал и сразу же нырнул в соседнее крыло, как хотел. Что удивительно, оно пустовало. Альдред отставил молот за себя и побежал к лестнице, дабы зайти стрелку сзади. Но и тот, хоть и оглушенный выстрелом в узком коридоре, почувствовал его приближение.

Преступник повесил аркебузу на плечо. Его руки заскользили по поясу в попытке нащупать мясницкий нож. Как только пальцы обхватили рукоять, он выскользнул из-за угла на Флэя. Тот прочитал возможный манёвр противника заблаговременно.

Едва бандит показался, сразу же схлопотал клювом в горло. Даже пикнуть не успел. Начал хрипеть, пятясь назад. Флэй крутанул молот, образуя в глотке молодчика воронку и высвободил оружие из пут плоти. Лягнул умирающего и бросился к лестнице.

Кровавая песня не на шутку переполошила Тринадцать. Ренегата встречало пятеро бандитов, что уже поднялись на лестницу. Поодаль столпилось ещё четверо. При виде чужака они начали заряжать аркебузы и поджигать фитили. Впопыхах даже не признали в неприятеле инквизитора, что им попался утром. О том, что дезертир облачился в одежду одного из них, думать им было некогда.

Терять Альдреду было нечего. От доброй схватки он не отказывался — наоборот, остервенело рвался в бой, спускаясь вниз по ступеням. Раз беглец оказался сверху, то имел небольшое преимущество перед бандитами.

Молодчик занёс палаш, но проку от этого оказалось, как с козла молока. Пока он телепался с атакой, ренегат уже подцепил его клювом и протащил голову прямо на перила. От удара по ним пошли вибрации. Ко мстителю подбегал второй. Резко разворачиваясь, Флэй вдарил ему клином в зубы.

В оскале образовались промежутки. Сколько-то зубов упало на ступени. Бандит застопорился, потеряв себя в пространстве и времени. Альдред ещё раз огреб его клином в нос, квася тот в кашу. Бугай разве что отшатнулся на ступень пониже. Рассвирепев, ренегат крутанулся на месте и с разворота смёл амбала. От удара его бычью шею переломало, а череп раскроило и вскрыло, будто переспевшую сливу.

Здоровяка буквально сдуло прочь. Тело покатилось боком по лестнице к ногам стрелков.Оставшиеся три бандита решили осадить молотобойца всей гурьбой. Первый метил порезать беглецу шею. Но тот лихо увернулся, при наклонении дробя тому колено.

Его нога тут же сложилась пополам, а из глотки вырвался надрывный вопль. Вставая, дезертир оборвал затянувшуюся ноту сокрушительным ударом. Боёк вогнал лицо молодчика обратно в череп.

Шестое чувство подсказывало мстителю: быть беде. Альдред отпрыгнул, а палаш второго с противным лязгом опустился на кованые перила.

Флэй и не подумал отступать. Просто опустил ему на руку молот. Ошибка стоила бандиту дорого. Кости показались из-под рубахи, прорезав кожу и плоть. Самый что ни на есть открытый перелом. Вопль невообразимой боли прервался, не успев и начаться. Дезертир подцепил молодчика клювом за глотку и швырнул в сторону его запоздавшего товарища. Тот не удержал готовенький труп, и они вдвоем покатились вниз.

Последний из троицы остался жив, но нажил себе немало ушибов. Их объятия с мертвецом разжались. Так что бандит просто распластался по мраморному полу морской звездой и заскулил, как побитая собака. Жалкое зрелище, но прихвостень Маки ретировался с поля боя как раз вовремя: стрелки уже зарядили аркебузы.

Четыре дула уставились на Альдреда. Он застыл, будто косуля в свете ночных фонарей. А затем раздался оглушительный грохот.

Холл имения заполонил пороховой дым, выедавший глаза и скрёбший трахеи. Бандиты закашлялись, отвлекаясь на гремучую взрывчатую смесь. Рановато вышло.

Каково же было их удивление, когда из сизого заслона показался Альдред с молотом наперевес. Ренегат зарычал, перейдя в контратаку.

Дезертиру хватило ума перемахнуть через перила, раз уж он стоял к ним впритык. Пули полетели куда угодно, только не в него. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Флэй уже был тут как тут.

Молот проломил грудную клетку первому. С разворота ренегат снёс голову второму. Кинетическая сила сделала своё дело. Черепная коробка лопнула, будто упавшая с высоты дыня. Обезглавленное тело чуть ли не полукругом сложилось на полу.

— Твою мать, кто это? — завизжал один из стрелков, пятясь.

Было поздно. Мститель вбил клюв молота ему в грудь и, выкорчёвывая ребра, вырвал наружу. Сталь по ходу пьесы коснулась и сердца, вызывая обильное кровотечение. Ещё пара мгновений — и оно остановилось навсегда. Бандит плюхнулся на пол замертво.

Четвертый стрелок собирался было бежать, но Альдред подставил ему под ноги клин. Тот запнулся и рухнул ниц на мрамор. Его челюсти брякнули друг об друга: приземление пришлось и на подбородок. За свою никчёмную, грешную жизнь преступник держался изо всех сил. Он развернулся, хотел было вытащить из-за пояса тесак, но из пороховой мглы выскользнул силуэт Флэя.

Молодчик замешкался, за что и поплатился тут же. Ренегат вогнал ему в глаз кинжал, что выхватил с небывалой ловкостью, почти мгновенно. Лезвие всковырнуло мозг и увязло в нём, как в плавленом сыре. Альдред прокрутил клинок, достал, встряхнул и вернул на место, давая трупу спокойно разлечься на каменных плитах.

В пороховом дыму метались силуэты, будто призраки. Это очередная волна бандитов поспевала сойтись в смертельной схватке с неизвестным карателем. На них Флэй плевал с высокой колокольни. Пока что. Раз у него осталось немного времени, стоило подчистить тылы.

К тому времени последний бандит из пятёрки уже оправился и перестал скулить. Полз к палашу, как мог, лишь бы воздать Альдреду по заслугам. Не тут-то было. Флэй пошёл за ним. Когда половина тела молодчика оказалась на ступеньках, он уже был совсем рядышком. Опускал молот сверху-вниз, прямо на голову бедолаги.

Рука, тянувшаяся к рукояти палаша, опустилась. Потеряв голову, преступник уже ничего не мог поделать в Равновесном Мире. Дезертир поднял молот из кучи кровавых ошметков и размял плечи, выдохнул тягостно.

Казалось, он вернулся в джунгли на Клыках, где за ним носились клинки Тримогена. Безумная ассоциация, но до чего же явная. До сих пор для него оставалось загадкой, как удалось выжить в тот день. И ещё больше Альдред удивлялся тому, как до сих пор не поранился здесь и сейчас. Впрочем, это пока.

Спиной дезертир почувствовал несколько пар глаз, уставившихся на него. Он развернулся и обхватил поудобнее молот. К нему вышло ещё восемь бандитов. Скольких ему довелось уже забить насмерть? Мститель не удосужился посчитать, ведь это неважно. Взгляд гулял от одного молодчика к другому, пока не наткнулся на знакомое лицо — знакомое до скрежета зубов.

— А вот и ты… — пролепетал Флэй, сделав шаг вперёд.

Прихвостни Макивера напряглись, выставляя оружие. У кого что: дубины, тесаки, топорики, молотки. Сивый перехватил панцербрехер, поигрывая клинком в свете люстр, чтобы Альдред взглянул хорошенько и вспомнил ту боль.

Он помнил — и от этого становился только злее.

— Я думал, одного удара хватит, — наигранно стушевавшись, бросил ему старик.

Его как будто бы не смущало, скольких дезертир успел положить. Этого не может быть. Просто блеф, чтобы не терять лицо. Каждый из восьмерки видел: инквизитор — уже не человек, в него будто вселился демон. Иначе бы давно откинул копыта.

— Хватило. Но сначала вперёд ногами вынесу тебя, — буркнул Альдред, сделав ещё шаг навстречу бандитской кодле.

— Не в этой жизни, молодой, — фыркнул Сивый, отступая назад.

Тринадцати его манёвр послужил своего рода сигналом. Молодчики выдвинулись вперёд, все разом. Пожилой умирать не спешил и легко пропускал их вперёд, ухмыляясь. Он держался поодаль, будто шакал в ожидании, пока его добыча не издохнет.

Флэй принимал вызов толпы. Он ускорялся и отводил молот за себя, надвигаясь на рвущегося вперёд остальных. Бил с упреждением. Из рук бандита вырвало короткий бештинский меч. С лязгом сталь заплясала по полу. Самого братка подбросило в воздух. Молот проломил ему грудную клетку, пуская во все стороны раны с последующим внутренним кровотечением. От такого не оправляются. Упадёт — и больше не встанет.

Ренегата зажало двое бандитов. Альдред скользил между ними, чуть ли не танцуя. Оружие он выбрал не из лёгких, так что ударить кого-либо, исполняя не хуже циркового акробата, было не с руки. Беглец без задней мысли опустил молот и украдкой взялся за восточный кинжал.

Когда над головой, разрезая воздух, пронёсся тесак, он вонзил клинок в шею бедолаге, прокрутил и толкнул от себя. В развороте перехватил руку второго с вложенным топором. Оттянул в сторону. Стал остервенело и быстро вбивать раз за разом кинжал в бок, протыкая печень снова и снова. На прощание ударил молодчика головой в нос, отправляя в свободный полёт.

Перевести дух время не давали. К Альдреду подлетал третий. Кинжал, пусть и заляпанный в крови, — в ножны. Молот с полу — в руки. Флэй был готов к встрече.

Бандит хотел с прыжка проломить ему череп дубиной, но сам же напоролся на стальной клюв пахом. Он съежился, надрывно крича. Ренегат мигом дёрнул за древко и ведя сталь к артерии на ляжке. Кровь мигом замочила штанину, полилась, как из бутылочного горла, на пол.

Вставая в полный рост, беглец выдернул молот и ударил бедолагу локтем в подбородок. Тот клацнул зубами, падая на спину. Готовенький.

Оставшаяся четверка, окромя Сивого, налетела на Флэя разом. Времени на размышления не оставалось. Фыркнув, дезертир швырнул молот в лицо тому, кто подбежал ближе прочих. Это была последняя его ошибка.

Лицо вбило в голову. Мало того — молодчик поскользнулся на крови, всплеснул ногами и шлепнулся на пол. Оружие, скользя и дребезжа бойком, увелось в сторону, где и остановилось. Перевернулось набок с противным бряцанием.

На это Альдред не обратил ни капли внимания. Он уже выскальзывал из плаща, выставляя его перед собой. Как раз в момент атаки двух бандитов. Пара клинков прорезала подкладку и черную кожу на спине, но самого мстителя не задели. Он тут же отшвырнул одежду от себя, подбирая с полу топорик и палаш.

Когда кожаное полотно, собирая воздух, начало плавно опускаться на пол, бандиты увидели Смерть во плоти. Ренегат вбил топор в голову одного из них, со вторым же — вступил в дуэль. Сивый ходил кругами, выжидая момент, чтобы подобраться поближе.

Палаш елозил по мечу, скрежеща, — и наоборот. В какой-то момент Флэю удалось продавить блок молодчика. Отставить вражеский клинок подальше и мигом, рискуя, вогнать остриё под подбородок бандиту. Тот застыл на месте.

И тогда-то в игру вступил старик. Он хотел было пырнуть Альдреда, как тогда. Но ни на секунду дезертир не забывал о Сивом. Пожилой бандюган уже производил удар, когда Флэй, схватив последнего за грудки, швырнул полутруп на него. Панцербрехер пробил позвонки бедолаге насквозь, ускоряя погибель.

Сам Альдред прыгнул, будто пума, к молоту, кувыркнулся, приземляясь, и ухватил оружие за древко. Хоть и тяжело держать было, описал им полукруг в воздухе. Сивый, скривив губы, одарил его испепеляющим взглядом. Разозлённый донельзя, он резко выдернул из тела молодчика кинжал и дал тому рухнуть себе под ноги. Старик переступил через труп и буркнул мстителю желчно:

— Всё никак не сдохнешь, да?

На это Флэй ничего не ответил. У него не было ни сил, ни желания вступать в словесную перепалку со старым бандюганам. Он лишь хотел воплотить в жизнь ту расплату, что готовил старику.

Первым не выдержал Сивый. Рыча, он понёсся на Флэя. Дезертир мигом нырнул ему в ноги, выбивая из равновесия. Преступник заплясал, заскользил по крови, падая на колени — и без того больные. Его будто бы ударило током.

Зазря Альдред время не терял. На прыжке в полный рост ренегат матросским замахом отправил молот к пояснице Сивого. Боёк сделал своё дело. Нижние позвонки старику раздробило с отвратительно гулким хрустом. Бандюган заверещал, рушась мордой в пол. Его ноги больше не слушались.

Руки заскользили по крови, только пачкаясь, но никак не меняя его безвыходное положение. Один ловкий трюк превратил бывалого уголовника в живой труп.

«Это ещё не всё».

Дезертир вытянулся в полный рост, опуская к ногам молот, и подошёл к Сивому. Он даже с места не мог сдвинуться. Альдред был должен убедиться, что старик останется жив, но ничего не сумеет поделать. Каблуком грязного сапога ренегат прошёлся по шершавым ладоням бандита, топча пальцы. Хруст перемежался с воплями. Преступник сыпал на него проклятиями, но мститель не слушал.

Ему захотелось оборвать поток словесных помоев. Так что ренегат без задней мысли пнул носком в ухо Сивому, и тот затих, припав к мраморному полу.

Возмездие Альдреда Флэя почти свершилось. Но больше всего остального дезертира волновал его меч-бастард. И глава Тринадцати.

— Покажись, — потребовал беглец.

Он застыл на месте, вслушиваясь в поистине гробовую тишину, что нежданно-негаданно нависла над просторным холлом. Спустя пару-тройку мгновений ушей коснулся мерный шаг. Альдред посмотрел туда. Из столовой вышел сам Глен Макивер, держа в руке Прощальную Розу. Амбалу этот меч был всё равно что одноручный.

Зубы верзилы сорвали с кости последний ломоть копчёной свинины. Тщательно жуя мясо, Маки отшвырнул кость за себя. Проглотил мясную кашицу. Вытер пятерню об штанину, нисколько не заморачиваясь.

«Этот ублюдок, что, жрал, пока его людей били? У него всё в порядке?..» — поражался ренегат.

— Ты заслуживаешь аплодисментов, земляк, — осклабился Маки. — Жаль только, не могу тебя одарить ими…

— Это не твой меч, — строго напомнил Флэй, косясь на бугая.

— А что? Твой, что ли? — рассмеялся тот.

Предатель скривил губы в вымученной ухмылке. Нет. О его самоволке Тринадцать узнать никак не могли. Говорить что-либо Альдред не собирался. Дух переводил, да и только. Этим возмездием он, казалось, и так прыгнул выше собственной головы. Тем паче, что изнутри его грызёт чума.

— Знаешь, ты поразил меня, — признался Маки, ничуть не лукавя. Вроде как. Он рыгнул без стеснения. — Столько народу завалить разом не каждый сможет. Из чего ты сделан, братишка?

— Мне нужен мой бастард. Отдай мне его, — повторял ренегат, буравя рыжего верзилу взглядом. Пот облеплял лицо, от него одежда липла к коже.

Глен хмыкнул.

— Не выйдет, малой. Меч — залог моего выживания. Им я убью тебя. Любого, кто помешает мне выбраться в Северный Город. Никакая аркебуза, никакая сталь не сравнится с химеритом. Металл, выделяющий эфир. Хах. Да на него весь приступный мир облизывается, пацан, — рассуждал Макивер.

— Мне по боку, — буркнул Альдред. — Если меч для тебя стоит всё, а банда — ничего, грош цена тебе самому. Ты тоже пыли заглотнёшь.

Верзила покачал головой.

— Правду говорят о преступниках. Ни чести, ни совести, ни принципов. Свора стервятников — да и только.

— Земляк. — Маки оскалил зубы. — Это просто прихлебатели. Перхоть. Пехота. Мои настоящие друзья давно мертвы.

Без всякого сожаления говорил он. Видать, и друзья были сугубо «номинальными».

— Уверен, они тебя заждались в Серости, — пробормотал Флэй.

Атака Макивера была внезапной. Он в мгновение ока покрыл расстояние до мстителя, намереваясь разрубить Альдреда пополам. Ренегат еле успел выставить перед собой молот. Химерит прошёлся вдоль древка, разрубая то пополам. Замах оказался настолько мощным, что обе половинки выдернуло из рук дезертира.

Предатель в ужасе поглядел на Тринадцать. Здоровяк ухмыльнулся, нанося очередной удар по дуге. Альдред чудом умудрился нырнуть под клинок. Пальцы коснулись рукоятки кинжала. В следующий же миг окровавленное лезвие, протиснулось в плоть Глена, будто жало осы. Сталь вошла в бедро.

Маки зашипел. Собирался схватить паршивца свободной рукой. Но Флэй оказался быстрее. Вырвал из ноги амбала кинжал и кувыркнулся в сторону. Глен не успел развернуться вслед за ним, как схлопотал опять. Кривой клинок порезал ему голень.

Умертвить его дезертир даже не пытался. Ещё не время. А вот разозлить быка, чтоб тот совсем потерял контроль над ситуацией, — да.

Огромная тень под Альдредом изогнулось в ударе. Он увернулся, не давая себя разрубить. Прощальная Роза лязгнула об мраморный пол, поднимая вверх брызги крови. Выбрасывая торс вверх, Флэй нанёс ещё одну колотую рану. В предплечье на сей раз. Резко выдернул, ныряя под бастард, и порезал живот Глену поперёк.

Великан зарычал. Каждое такое ранение стягивало мышцы. Делало его слабее и медленнее. На то и был расчёт юркого дезертира. Ревя, будто разъярённый медведь, амбал занёс над головой бастард — и метнул клинок по направлению к Альдреду.

Либо блок, либо смерть. Ренегат отскочил чуть назад. Сталь и химерит соприкоснулись с тошнотворным визгом. Флэй не преминул возможностью ударить ещё раз, едва клинки расцепились после свидания по касательной. Лезвием полоснул по щетинистой щеке, пуская кровь. Шрам останется.

Бугай вспыхнул от гнева, планомерно теряя контроль. Он со всей силы ударил Альдреда под дых. Тот согнулся в три погибели. Меч заюлил туда-сюда в руке старшого. Глен оправиться от апперкота Флэю не давал и пнул его по рёбрам, отбрасывая от себя.

Тот всхлипнул, перевалившись в паре шагов от Маки на спину. Перед глазами всё плыло. В ушах звенело так, будто разорвалась пороховая бомба где-то поблизости. Гигант всё приближался, обхватывая рукоять бастарда обеими руками. Он занёс Прощальную Розу над ренегатом, намереваясь опустить химерит на живот противника.

Сложно сказать, успел узнать Глен заключенную в мечу силу или нет. Но факт оставался фактом: один надрез — и Альдред не жилец. Яд убьёт его быстрее чумы.

Клинок полетел сверху-вниз. Упираясь руками в пол, Флэй мигом бросил ноги назад. Обратный кувырок, как итог. И снова Макивер ударил в молоко. Но в этот раз кое-что изменилось. Раненая нога подвела его, заставляя опуститься на одно колено.

Это было временное окно. И Альдред ощутил его прозорливо.

Под ногами валялось немало оружия. Однако ближе всего оказалась пустая аркебуза. Флэй подорвался, поднимая огнестрел с пола. Взялся за дуло. Глен поглядел на него, выпучив раскрасневшиеся глаза. Его лицо развернуло в следующий миг. Изо рта выбило слюни, разбитые губы плюнули кровью. Прилетело прикладом.

Химеритовый бастард выпал из руки амбала.

На достигнутом Альдред не останавливался. Последний удар его будто бы зарядил непонятной силой. Он растерял над собой контроль и бил прикладом в голову Глена ещё и ещё. На пятом ударе тот разломался. Может, Флэй и наставил Маки шишек, но тот как был в сознании, так и остался.

Цепкая лапа чуть было не сжалась на горле дезертира. Вовремя отпрянул, бросая бесполезное ружьё. Манёвр вырисовал новую перспективу для Альдреда. Тот самый кинжал, отобранный у спавшего, лежал неподалёку. Ренегат бросился к нему.

У Маки перед глазами всё плыло. Удары в голову не прошли бесследно. Столько прямых он не пропускал со времён подпольных боев по юности. Не слишком-то соображая, что делает, он начал тяжело подниматься. Позабыл совсем о мече.

Желая только переломать хребет паршивцу, бугай потянул руку опять. К тому времени Альдред уже нащупал кинжал и поднял с полу. Шестое чувство подсказывало: беда произойдёт вот-вот. Он развернулся. Едва краем глаза заметив Глена Макивера, сделал всё на рефлексах. Сталь вогнало в бычью шею верзилы.

Здоровяк дёрнулся, а после застыл, как статуя. Его взгляд остекленел за мгновение. Тяжело дыша, дезертир медленно прокручивал кинжал. Из раны на клинок брызгало красным. Попал в ярёмную вену. Вот, что выбило из колеи Маки.

У ренегата взгляд оказался не менее диким, чем у главы Тринадцати. Но совершенно по иной причине. В преддверии собственной смерти бугай увидел в Альдреде больше, чем сам мог себе вообразить. Тем более, чем тот представлял о себе.

Монстр, как он есть. Весь перепачканный в крови и ошметках тех, по чью душу пришёл в особняк Сансовини. Бледная, как у мертвеца, кожа — и то в крапинку. Красным перепачкало даже седые волосы. Щетину, что вот-вот обратится жиденькой бородой. Но больше всего Глена Макивера ужасали глаза. У одного на склере запеклась кровь, что только добавляло картине ужаса. Ведь они сияли, как сапфиры, неестественным огнём.

Глен знал не понаслышке, что это. Совсем скоро Альдред Флэй умрёт — или станет одним из тех, кого в Саргузах нынче боятся без исключения все до дрожи в коленях.

— Дур-рак! — сказал, будто плюнул, ренегат. — Я же говорил тебе…

С этими словами дезертир вытянул из тугой плоти кинжал. Фонтан уже заждался — и тут же излился, заливая кожу бугая. Кровь полилась на одежду, так и не доходя до мозга. В предсмертном состоянии Глен Макивер потянул руку, чтобы заткнуть рану пальцем. Но на полпути впал в ступор и просто рухнул мордой в пол.

Чемпион подпольных боев без правил отправился в Серость на корм демонам. Таков никчёмный конец очередной бессмысленной борьбы за выживание, когда человек откусил больше, чем смог бы проглотить.

В особняке Сансовини осталось только двое живых людей.

Альдред запрокинул голову назад, выдыхая. Оправившись, он склонился над трупом Глена Макивера и вытер клинок об его рукав. Пятерня потянулась за Прощальной Розой. Бастард снова при нём.

Затем беглец встал, вернул кинжал в ножны и проследовал к Сивому.

Как ни странно, тот был ещё жив. Но застыл в одном и том же положении. С затекшей шеей. От него воняло бараном: нещадно потел. Старик промычал, насколько позволял ход челюстей:

— Не убивай. Пощади…

— И не собираюсь. — Альдред хмыкнул. Заговорил, будто сам не свой. Скалил зубы, как оголодавший волк: — Зачем отнимать у упырей свежак? Они ведь обязательно нагрянут сюда. Тут ведь столько мяса завалялось. Как только, так сразу. Хорошо, если ты их дождёшься. Живым.

Пожилой бандит осёкся.

— Думаешь, зачем я сделал всё, чтоб ты здесь остался? Чтоб у тебя не было и шанса выбраться или убить себя? Сможешь заглотить нож? Не сможешь. То-то же. Дело в том… — Он издал короткий смешок. — Дело в том, что тогда, в донжоне, заражённые не доели. Твоих дружков сожрали. А вот до тебя добраться не успели…

Флэй обхватил Прощальную Розу двумя руками. Развернулся и пошёл на выход.

Он бросил Сивому на прощание:

— Такова расплата…

Старик ничего не отвечал. Только тихо плакал, изредка всхлипывая. Ни сил, ни возможности рыдать, кричать, умолять у него не было. Ренегат не дал.

Мститель отворил ворота и покинул особняк Сансовини. Примерно помня из путевых знаков дорогу к госпиталю, направился по маршруту у себя в голове. На его лице застыла вымученная улыбка.

Он чувствовал себя победителем. Чувствовал удовольствие. Чувствовал себя счастливым. Пожалуй, так, как никогда прежде.

Жизнь преподнесла ему немыслимое испытание. Заставила обить пороги нескольких кругов дельмейского Эреба. Но он вышел на свет. И теперь направлялся прямо к своему спасению. С ним его Прощальная Роза. С ней ничего не страшно.

Ему недолго осталось. Почти всё.

Ливень тем временем почти сошёл на нет. Просто накрапывала морось. Но Альдреду было всё равно. Как зачарованный, он шёл на зов жажды выжить.

Эйфория оборвалась внезапно. По черепной коробке прокатился спазм. Чудовищная боль оплела всё тело. Даже окружающий мир глазами Альдреда тряхнуло. Впрочем, выразить муки ренегат не мог: лицо парализовало напрочь.

Слабость. Такой, как эта, Флэй доселе не знал. Рукоять выскользнула из ладоней. Бастард заплясал по мостовой. Но дезертир этого даже не слышал. Он словно провалился во тьму. Зашатался, переступая нелепо ногами. А казалось, будто шёл по воздуху.

«Я что, сейчас упаду? В обморок?» — Молнией пронеслась в голове мысль.

Едва ли это были его слова. Скорее само подсознание констатировало факт.

Ведь так оно и случилось.

Глава 24. Эмиссия

Горькие мальчишечьи слёзы лились на земляной пол. Казалось, они увязали в нём. Раз — и как не бывало.

Дитя скуксилось, мучаясь от боли, которой доселе не знало. Его ужалила оса. К счастью, только один раз. После этого ей уже занялся дядька, прихлопнув докучливую тварь, а трупик — отправив тлеть в очаг.

А ведь этой маленькой детской трагедии можно было легко избежать. Кто бы ещё слушал ребёнка, ставшего скорее обузой семье, чем подспорьем домохозяйству.

Он заметил насекомое заблаговременно, ещё до отхода ко сну. Залетела через распахнутую дверь, видимо.

Мальчик будто знал, чем всё обернется. Подошёл к дяде с тёткой, мягко попросил:

— Там оса летает. Надо что-то сделать. Вдруг укусит…

Сводные братья-близнецы только посмеялись над хлюпиком. Дядя на них шикнул. Тётка хмыкнула и, задрав нос высокомерно, заверила с холодом в голосе:

— Ничего с тобой не случится. Спи и всё.

Казалось, отказ легко выльется в истерику. Но нет. Ребенок знал: пользы от этого, как с козла молока. Давно стало ясно, что в этих давящих четырёх стенах никто не собирается его и слушать. Его капризы — его проблемы.

Поэтому мальчику только и оставалось, что отправиться на боковую. Эта ночь выдалась неспокойной. Дядя храпел в другом конце комнаты с тёткой. Сводные братья уже уснули, позабыв и про осу, и про него, и про этот день. А для него он как начался, так и не заканчивался. Все мысли мальчика были только об осе.

И сна ни в одном глазу. И душно. И тошно. Покрывало не навевало неги. Он комкал его, потом снова пытался укрыться им. Суетился почём зря.

Знал же: оса здесь, в хижине. То летает в темноте, слабо жужжа. То притаится. Но не замерла осиным сном. Не спит. Не спал и мальчик.

Хотелось отвлечься от насекомого. Он углубился в свои мысли. Вспоминал сказки, которые ему рассказывал дядя раньше. Думал о матери, которую никогда не видел. Об отце, чьё имя ему не говорили, поливая помоями.

Было бы в их семье также, как в этой? Любили бы его? Слушали бы? Не давали бы в обиду? Оградили бы ребёнка от неразумной твари, что мешает спать?

Размышления сыграли с ним злую шутку. Он пропустил мимо ушей, как насекомое приблизилось к нему. Возможно, именно суетливость ребенка привлекла его внимание. Оса подлетела поближе. Почти беззвучно. Либо же это громкий храп дяди покрыл жужжание и шелест хлопающих крылышек? Кто сейчас вспомнит?

Всё одно, тварь подобралась к нему ближе некуда. Целенаправленно проползла по перине, осторожно приближаясь к оголённой ноге мальчика.

Любопытное насекомое тот не видел. Видел только деревянный потолок, что был прямо перед его лицом. Дядя чудом сумел уместить третий ярус кровати, доставшийся племяннику. Со временем бедняжка упирался бы носом в потолок — и бездарно слеп.

Жало превратило беспокойную ночь в кошмар наяву. Оно легко проткнуло нежную детскую кожу. Плоть пронзила боль. Хижина разом проснулась от криков и плача ребенка. Дядя никогда не забывал о своём отцовском долге, но у него были свои дети. А вот тетке, безалаберно относившейся ко всем трём, пришлось вспомнить, что такое опека.

Пока дядька ловил осу и бил её, супруга выцарапала племянника с третьего яруса, усадила на табурет. Вины за собой не чувствовала. На его причитания и жалобы не обращала совершенно никакого внимания: малолетний непоседа сам виноват.

Мазь — вонючая и вязкая — это всё, на что мог рассчитывать мальчик. Ребёнок не переставал хныкать. Его тётка вздохнула и злобно бросила ему:

— Какой же ты всё-таки нюня! Она тебя и не ужалила толком. Так, только кожу чуть проткнула. Вечно плачешь по поводу и без…

«Вечно плачешь по поводу и без. Вечно плачешь по поводу и без. Вечно плачешь по поводу и без.

ВЕЧНО ПЛАЧЕШЬ ПО ПОВОДУ И БЕЗ!»

Мальчик уставился на тётку потерянными глазами. Она сказала это, не подумав. Ей было невдомёк, насколько её слова ранили ребёнка. Эта сердечная рана от года к году становилась только больше.

Ему окончательно стало ясно, что рыдания ни к чему не приводят. Ни к состраданию, ни к пониманию, ни к раскаянию. Всем плевать на чужую боль, обиду.

Слёз ребёнок попросту не допускал. Подавлял любые приступы плача. Даже если само тело его жаждало справиться с болью вот так. Конечно, получалось у него с переменным успехом. Но в конце концов научился всё-таки. Он пережигал мучения в себе. Жил с болью — настолько самоотверженно, насколько возможно.

А ведь рано или поздно даже самая прочная и толстая каменная корка трещит и раскалывается. Как бы глубоко в неё ни забилась душа человека. В какой-то момент он уже не найдёт в себе сил смолчать…

День пятый, ранее утро

Пробуждение. И всё по-старому. Дезертиру нигде не дадут житья. Кошмары преследуют его на обоих берегах реки времени.

Дурной сон лишний раз напоминал о никчёмности Альдреда. О том, что Равновесный Мир отторгает его, как чужеродный элемент. И ведь повелось так давно. По крайней мере, видение тянулось не больше мгновения.

Концентрированная секунда, наполненная ворохом событий и бурей эмоций.

А потом всё схлопнулось. Предатель открыл глаза и позабыл, что пережил заново эпизод из далёкого прошлого.

Возвращение в явь сопровождала чудовищная, гудящая боль в голове. Мало приятного, и всё же по затылку его никто не огрел. Так в чём же дело? Виски пульсировали. Сердечный ритм замедлился: похоже, ему стало трудно качать кровь.

Его кости ломило. Мышцы затекли. Холод пронизывал всё тело, хотя кожей Альдред чувствовал: рассвет уже наступил, и солнце поднималось над Саргузами.

Где-то там. За туманом, что накрыл, по меньшей мере, северную половину Города. Флэй видел не дальше собственных рук, распластавшихся по мокрой мостовой. Влага, повисшая в воздухе, щекотала и без того раздражённые пазухи в носу.

Альдред стиснул зубы, зарычал тихо, не понимая, что вообще происходит. Попробовал пошевелить пальцами рук. Те слушались его. Даже одеревеневшие ноги — и те поддавались его повелениям. Но со скрипом, будто Флэй насквозь проржавел, как железный голем из всеми забытой гастетской гробницы.

Шипя и пыхтя, ренегат принялся подниматься на ноги. Отмёрзшие пальцы подцепили навершие Прощальной Розы. Помнилось ему, чуть не напоролся на клинок при утрате сознания. И действительно, с каждым днём Смерть подбиралась к Альдреду всё ближе. Теперь она и вовсе дышала ему в затылок. От её холодного дыхания топорщились волосы, кожу стягивало, по ней бежали мурашки.

Умирать ренегату не хотелось. К счастью, у него еще оставалось немного сил, чтобы побороться за жизнь. Можно подумать, никчёмное насекомое вроде него Вселенский Разум бы стал слушать, раздавить его потом или сейчас.

Подняться оказалось задачкой не из лёгких. Альдред оттолкнулся от мостовой одной рукой — так, чтоб приподнять меч и опереться на него, как на посох. Стало чуточку легче. Опора помогла Флэю встать на колени. Он прислонился лбом к рукояти, держась рукой за гарду. Тяжело дышал, высунув язык, будто пёс, изнывающий от жары.

Совсем не думал о том, что мог порезаться. Отравиться химеритом и помереть. Его голова была пуста, как бездна, где теряется всё, и нет ничего. Ренегат потерял много жидкости и крови к этому моменту. Попросту нечем уже было потеть.

Мало-помалу чувствительность ног восстанавливалась. И Альдред бы начал возиться с тем, чтоб встать на ноги. Но чувствовал, как в груди ни с того, ни с сего стало тяжко. При вдохе что-то бурлило у него в лёгких как будто. Кашель не заставил себя долго ждать.

Приступ скривил тело дезертира вопросительным знаком. Надрываясь, Флэй всё-таки сумел исторгнуть из себя мокроту. Слизь плавала в более жидкой, и в то же время плотной субстанции. Это была кровь. Его собственная. Уже не красная, но ещё не чёрная. Будто бы побуревшая. Альдред скривил лицо в отвращении.

В голове у него промелькнула крамольная мысль:

«Мне… конец?»

Его разозлило то, что собственный же внутренний голос произнёс это. Разозлённый донельзя, дезертир начал подниматься дальше. Шипел, кряхтел и даже рычал, но всё-таки сумел своего добиться. Задышал часто и отрывисто, опираясь всё так же на меч.

Восстанавливая силы после поднятия на неприступный пик собственного роста, он размышлял. Нынешнее положение вещей ему не нравилось и даже пугало, с какой стороны ни взгляни.

Так, как ситуация разворачивалась на его глазах, не должно было быть. Похоже, ренегат оказался на пороге той реальности, создаваемой Чёрной Смертью, которую он ещё пока не знал. И это буквально парализовало его.

Когда падал в обморок, начиналась моросью. За ней, как правило, выпадение осадков или обрывалось, или усиливалось. Альдред полагал, дождь кончился совсем. Туман, как правило, не образуется мгновенно. У гулей имелось вдосталь времени для жатвы, но почему-то участь обеда обошла дезертира стороной.

Ради интереса Флэй мог бы развернуться и войти в особняк Сансовини. Глянуть, что осталось от Тринадцати после ночи. Да только двигаться лишний раз у него желания не имелось. Жив — и ладно. Это пытливый ум его никак не мог успокоиться.

Солнце светило. Его проблески ренегат видел даже сквозь молочный заслон влаги. Едва ли излучение могло повредить как-либо гулям вот так. Значит, это туман, равно как и дождь, согнал упырей с улиц. Хорошо, если так.

Но увы, теория разбилась почти мгновенно: то тут, то там предатель слышал заунывный вой заражённых. Орды переговаривались между собой, будто стаи волков. Это не та какофония ужаса, что происходила в момент жатвы обычно. В общении упырей прослеживалась не то хандра, не то тоска. Либо же одни пытались найти других и после собраться в единое скопище.

— Жуть… — пробормотал Альдред.

Он перестал опираться на меч. Поудобнее обхватив бастард, расправил плечи. Чуточку откинул голову назад: равновесие так ему легче оказалось держать. Взглядом шарил в белой мгле, пытаясь сообразить, куда идти. Туман накладывал свой отпечаток на мытарства Флэя. Следовало держать ухо востро, чтоб не проворонить поворот.

— И где же этот проклятый Госпиталь?.. — цедил ренегат, решаясь на первый шаг.

За неимением выбора он просто пошёл вперёд. В никуда, из ниоткуда. Ещё никогда Город не наводил на него такой ужас, как в этот, пятый день.

Можно сказать, Альдред узрел проекцию будущего, где Чёрная Смерть поглотила всё человечество. Кругом были только брошенные дома, что со временем развалятся без должного ухода. Их населяют лишь заражённые: несчастные твари, растаскавшие мор по белу свету, а после оставшиеся не у дел.

Флэй отторгал саму мысль, будто именно это ждёт Западный Аштум. В таком мире, Равновесный он или нет, ему жить не хотелось. Уж лучше бежать, если можно. Если нельзя — просто сдохнуть. Забыться вечным сном, где физической боли не существует.

Улицу сменяла улица. Перекресток за перекрестком Альдред огибал Циановые Дворцы, пока не вышел на пересечение их со сквером, название которого дезертир не помнил. Впрочем, и не интересовался. Табличку с наименованием не нашёл — да и не искал. Просто помнил, что госпиталь Сестёр Милосердия находится где-то поблизости.

— Вполне логично, — угрюмо усмехнулся Альдред. — Надо же где-то больным душой отдыхать от своих тесных палат…

Без задней мысли Флэй шагнул в сквер. Прошёл некоторое расстояние вдоль прогулочного тротуара. А по пути видел ту же самую картину, что и в самые первые дни. Всех людей в Саргузах рано или поздно ждала одна и та же участь: есть или быть съеденным. Совсем неважно, чёрным нектаром или его рассадниками.

То тут, то там разбросало тела тех, кому повезло проститься с жизнью окончательно. У госпиталя давно разрослись жилые массивы, в которых валом народу. Зная это, Альдред не удивлялся числу скелетов, мимо которых прошёл. Десятки, сотни. В сквере имела место лютая бойня.

Отвлёкшись на останки горожан, доглоданных вороньём, дезертир не сразу понял, что что-то не так. Его не покидало гнетущее чувство. Это больше, чем тревога. Некое состояние, пограничное с панической атакой, либо же полным сумасшествием.

Может, Альдреду показалось, но воздух — даже в тумане — звенел! К запаху сырости, который сопровождал белую мглу, примешался новый. Отдалённо напоминал морской бриз, эту соль, но до чего же горькую! Во рту засел неприятный, тошнотворный привкус. Он лез в носоглотку, вызывая надрывный кашель. Голова закружилась.

Похоже на отравление. Однако о причинах интоксикации судить было рано. Флэй сгибался то и дело, отхаркивая потемневшую кровь и чёрную мокроту. Так он прошёл ещё некоторое время, обогнул фонтан и продолжил брести на север.

До тех пор, пока прогулочная дорожка не сузилась. Перед глазами ренегата открылась картина, которую в сезон дождей он никак не ожидал увидеть.

— Сейчас… сейчас ведь только начало лета, — запротестовал дезертир, не веря тому, что рисовала ему явь. Может, он и не просыпался? Может, это кошмар из Серости? — Как такое возможно вообще?.. Как?..

Увы, Альдред бодрствовал. И уже давно.

— Ч-что случилось с травой? А деревья?..

Климат в Саргузах действительно своеобразен — даже относительно остального Ларданского Герцогства. Чего и говорить о Полуострове в целом.

Западный Аштум в принципе огромен. Материк простирается от зоны вечной мерзлоты, вдаваясь в безжизненный Ледяной Щит, и тянется до субтропиков, из которых и выдаётся Полуостров.

Самый благоприятный уголок на континенте — самый солнечный, умеренно сухой и наиболее пригодный для жизни человека.

Полуостров берет своё начало на пересечении главного горного хребта — Альдов — с бывшими землями варваров, откуда доходят морозные ветра с Ледяного Щита. Значительно ослабшие, но преподносящие северянам неприятные неожиданности в виде редких метелей и устойчивого снежного покрова по неделю-две.

Дельмейскими дорогами и судовыми переправами странник попадёт верст через тысячу на Южный Берег. Соответственно, ни о каком тропическом климате не может идти и речи. Расстояние уж больно мало.

Но Саргузы нагло перечёркивают условности картографии. Всему виной географическое расположение над сварливым Тропиком Водолея — и Ларданы. Неприступные зубы Полуострова, раздирающие небосвод.

Эти два фактора и создают аномалию в начале лета — сезон дождей, который до боли знаком жителям Востока. Недаром и не в последнюю очередь по этой причине на Полуострове Город презрительно прозвали Вратами Экватора.

Здесь произрастает удивительное разнообразие совершенно чуждых Западу растений, восточных эндемиков. Те, что особенно требовательны к осадкам, но дозированно. Сезон дождей способствует буйству красок и бурному росту растительности. А то, что увидел Альдред, выбивалось из общей картины.

Трава иссохла и пожелтела, больше напоминая сплетения колючек. То же самое — хвалёная шумайская хвоя. Окружающие дубы растеряли листву — куда делась, кто бы знал. Но и это не самое страшное. За деревьями в Саргузах, что вплетены в городское пространство, тщательно следили. Эти же как будто изуродовала непонятная, зловещая сила не от мира сего.

Стволы изогнулись и перекрутились чуть ли не по спирали. Ветви отогнуло так, будто деревья испытали самый настоящий, животный ужас — и вопили, хоть и не имели ртов. Кора местами пузырилась так, будто древесина под ней взбухла от образовавшихся бляшек. Это напоминало запущенный остеоартрит у стариков.

Естественно, ничего подобного Флэй никогда не видел. Что хуже, не мог с лёту понять, с чем связана такая аномалия. Одно он знал наверняка: растительность в этом месте попросту погибла. Но в чём причина?..

Ренегат остановился на месте, пытаясь как-то связать воедино всё то, что видел, слышал и ощущал. Казалось бы, здесь поработал чернокнижник, чья губительная порча отравила саму почву тут. Но нет. И тут свою руку приложила Чёрная Смерть.

Альдреду вспоминались рассказы бесславно погибшего миротворца. Он ведь рассказывал о том, что в госпитале Сестёр Милосердия полным-полно трупов, из которых прорастал чёрный нектар. И его кристаллы выбрасывали нечто губительное в воздух, эмитируя заразу и дальше.

Значит, предатель двигается в правильном направлении. Хоть что-то радовало.

— Чума работает не только на уничтожение людей, — догадывался дезертир с замершим сердцем. Лицо его, белое, как мел, вдруг почернело. — Это и экоцид. Ламбезис. Сукин же сын. Он ведь знает! Всё знает!..

Для чего архонту изничтожать землю, которую он же успешно отвоёвывал своими ордами упырей? Это было известно только одному Актею. Как бы то ни было, эмиссия Чёрной Смерти в атмосферу с уничтожением флоры и фауны — не просто побочный эффект. Часть замысла, не иначе. Ведь когда одни лишаются жизненного пространства, другие, наоборот, его приобретают…

Невесть, какой по счёту приступ никчёмной агрессии к Киафу Смерти потух, не успев и распалиться. В тумане он заметил человеческие силуэты. Пригляделся — конечно же, нет. Фигуры упырей. Куда бы ни повернул голову, видел только их.

Они приближались к нему. Надвигались, будто волна. Окружали со всех сторон…

Инстинкт самосохранения не сработал. Впервые в жизни Альдред и не помыслил о том, чтобы сделать хоть что-то. Перед ним даже не стоял вопрос о том, бить или бежать. Он просто… застыл на месте. Ибо что одно, что другое казалось бессмысленным.

Флэй устал бороться за свою жизнь. Как бы отчаянно он ни выгрызал своё право на новый рассвет, каждый следующий день оказывался сложнее предыдущего. Чёрная Смерть осаждала со всех сторон, стравливая его с волками в овечьих шкурах. И сейчас мор везде, куда ни плюнь. Это конец. Маршрут прерван.

Если бы.

Вскоре беглец почувствовал что-то неладное. Гули его будто бы не почуяли, не увидели. Они медленно плелись по направлению к нему, но при этом, казалось, не обращали внимания. Их счёт шёл на десятки, но ни один упырь не заинтересовался им.

«Что за хрень?» — думал дезертир.

Глава 24-2. Эмиссия

Зараженные, шатаясь, будто пьяные, подобрались достаточно близко, чтобы он сумел их рассмотреть. Людоеды бездумно мигрировали, будто скопище рогатого скота. Несколько надвигались прямо на него: согбенные, отстранённые, словно ушедшие глубоко в себя. Сытости твари не знали. Дело здесь в другом.

Ренегат всмотрелся в одного из них, рискнув подойти почти вплотную. Ноль реакции. Бормоча пересохшим языком себе что-то под нос, он проковылял мимо. Предатель провожал его взглядом. Ему удалось расслышать только несколько слов, что никак с реальностью не вязались:

— Дай… согреться. Вечером приедет… бабушка Чечилия.

— Это какой-то сюр, — вслух прошипел Альдред, как вдруг осёкся. Дурак. Не удосужился головой подумать.

Ему повезло. Проходившие мимо гули никак не отреагировали даже на его голос.

— Помнишь? Краба поймали… Вкусный.

— Сапожки дочке… А получка… В таверне.

Флэй впал в ступор, даже не замечая, как прямо на него прёт упырь. Они столкнулись. Тварь толкнула его торсом. Ренегат повалился на мостовую, стал отползать. Но заражённый только склонил голову на другой бок и в том же темпе последовал за своими братьями по несчастью.

Губы дезертира скривились. Казалось бы, повод порадоваться, но что-то не давало ему покоя. Альдред перестал как-либо вселять любопытство в орду заражённых.

Почему? Должно же было быть внятное объяснение!

Он поднялся на ноги не без труда. Быстренько отряхнулся. Взял меч поудобнее. Мельком поглядел по сторонам. Упыри собрались не просто в орду, а в целый речной поток, сквозь который придётся проталкиваться. Альдред решил ускориться.

Как бы там ни было, у него есть все шансы без происшествий добраться до Госпиталя. Этим и занялся. Он петлял между заражёнными, воротя нос от гнилостного смрада, что те разносили. Твари собрались разной степени разложения. Некоторые и вовсе ползли, но ведь ползли — слепо, в надежде отыскать пропитание.

Убивать кого-то из орды по дороге ренегат не собирался даже. Казалось, бессмысленно. Да что там, просто страшно: внимание тварей наверняка бы не обошла гибель ещё одной такой.

И страх медленно, но верно подтачивал нервы предателя. Кровь у него в жилах стыла. Зубы отбивали бойкий танец: морозило, хоть и распогодилось, а туман стал тёплым. Он до самого конца был уверен, что вот-вот на него нападут. Что Актей Ламбезис попросту потешается над ним. И как только игрушка наскучит, избавится от него.

— Я… Поверить не могу. Охренеть. Вот дерьмо. Чтоб тебя, — дрожащим голосом время от времени бормотал дезертир. Но, как ни крути, ситуация не менялась.

Ещё никогда Флэй не испытывал того, что ощутил в самой гуще орды. Небывалое чувство единения — и в то же время отчуждения.

Чёрная Смерть повязалазаражённых вместе. Как по отдельности, так и в совокупности они представляли собой пугающую, грозную силу. Однако в то же самое время каждый из них был одинок. У всех и каждого здесь была своя жизнь до мора. Теперь же все они остались один на один со своими кошмарами, своим прошлым.

Это было видно по лицам. Отсутствующим взглядам. Небогатой, но печальной мимике. Гули, как по щелчку, становились хуже зверей, едва почуют поблизости добычу. И по щелчку, людоеды возвращались в Серость, где осознавали себя пленниками своего безвыходного положения.

— Нет уж, — вяло протестовал предатель. — Я не хочу. Не хочу быть… таким.

Горожане тоже не хотели. Как бы горька или сладка ни была их жизнь. Для них она закончилась, когда чума прибрала их к своим рукам в струпьях. И его ждало то же самое.

Альдред уже обогнул орду и почти пересёк сквер, когда состояние Равновесного Мира вновь изменилось. Над площадью поднялся до боли знакомый клёкот. Вместе с тем — вопли и рык. Ужаснувшись, ренегат поглядел назад.

Заражённые засуетились, принялись вынюхивать во влажном воздухе запах. Переговариваться между собой клёкотом, передавая сведения. Твари нашли кого-то.

Согласовав коллективно, куда бежать, они ринулись в ту сторону разом. Разве что не радостно улюлюкали.

Лица их изменились моментально, превратившись в пугающие рожи.

Топот их ног напоминал шум от табуна лошадей. Альдред не сдвигался с места. Просто наблюдал, как орда пересекает всей гурьбой сквер, ломая безжизненные кусты и топча мёртвую траву. Через примерно полторы минуты площадь опустела совсем. Остался стоять лишь Флэй.

На него снизошло озарение. Туман — пограничное погодное явление — нисколько не влияет на заражённых. Сложно сказать, опаснее они нынче или нет, но для них влага, повисшая в воздухе, никакого вреда не несёт. И нисколько не мешает охотиться.

Кто-то из них ведь отыскал ещё здорового выжившего. Где бы тот ни был. Но ведь Альдред же тоже не обратился. Или?..

Объяснение, которое так жаждал получить ренегат, не пришлось ему по душе. Дезертир начал судорожно щупать себя, пытаясь понять, что поставило его в один ряд с гулями. Но увы, ничего не удалось отыскать. Бляшек на шее и в паху не оказалось. В подмышках тоже чисто. Потрогал своё лицо, но ничего. Да и выглядел он, скорее всего, также болезненно, как и вчера.

Значит…

Из рук предателя выпала Прощальная Роза.

— Что?.. — У него дёрнулся уголок рта. Он схватился за голову, сгорбившись. — Нет. Нет! Нет-нет-нет! Нет же. Сука. Нет!

Похоже, есть только одна причина, по которой упыри предпочли не есть его. Заражённые увидели в нём себе подобного. Значит, Альдред перешел ту черту, что отделяет человека от гуля. Ещё немного, и чума заберёт его тело окончательно.

— Этого не может быть! — причитал Флэй, хныча. С век срывались горькие слёзы. Капли падали на сырой и холодный камень брусчатки. — Не может!

Увы. Ещё как может. Ренегату следовало бы просто-напросто поглядеть в зеркало, и тогда всё тут же стало бы ясно. Ценой гибели последней надежды на исцеление — и всё же. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

Глен Макивер увидел сияние сапфиров, что сквозило из глаз Альдреда. С тех пор многое поменялось. Белки попросту пропали. Яркий свет источала и склера. Но об этом дезертиру узнать было неоткуда. И он заклинал себя, как мог:

— Ещё не всё потеряно! Доктор все ещё там. В госпитале! Мне надо в госпиталь!..

За неимением лучшего выхода это решение было наилучшим. Увещевание самого себя сработало. Альдред утёр последние слёзы, подобрал Прощальную Розу и побрёл дальше по туману. Туда, куда подсказывало ему идти шестое чувство.

Счёт времени дезертир безнадёжно утратил. Во мгле он мог блуждать и всего несколько минут, и битый час. Но суть одна — в конце концов, он выбрался из неё. Туман рассеялся. А впереди ренегат увидел то, чего так ждал.

Печально известный госпиталь Сестёр Милосердия. Огромное здание, куда приходили лечиться все Саргузы в северной их половине. Флэй наконец-то нашёл его. Ренегат прикрыл глаза. Хмыкнул бесстрастно. Никакой радости обнаружение больницы не принесло. Счастья он не испытывал. Только подытожил про себя, что весь этот путь, верста раскалённого угля, пройден отнюдь не впустую.

— Времени мало. Надо торопиться, — подгонял себя дезертир.

Без толку. Всё равно он не мог передвигаться быстрее, чем позволяло больное тело. Так что в сторону заветного здания Альдред, еле переступая ногами, направился, как мог.

На фоне всех прочих лечебниц, что достался от сарацин и дельмеев, госпиталь Сестёр Милосердия возвели уже при норманнской династии. Сообразно лурским проектировкам, учитывая имперский размах. При строительстве использовался исключительно серый камень. Утреннее солнце играло на витражах, повторявших умиротворяющие сюжеты о райских кущах.

Четырёхэтажную постройку с рядом галерей и фонтаном оградили от всего Равновесного Мира каменным забором. Во многом из соображений безопасности пациентов. Правда, в свете последних событий столы в который раз уже перевернулись.

Лучи небесного светила не грели, как прежде. Они буквально жгли Альдреду кожу, словно он едва касался раскаленной сковородки. Дезертир оскалил зубы от раздражающей боли. Прикрыл свободной рукой глаза, лишь бы солнце не пекло их. Ещё никогда он не питал к нему столь ярую ненависть, как этим утром.

Единственная польза от пылающей далёкой звезды была малой, и всё же приятной. Солнце убрало прочь, в тень всех гулей, которые бы могли отвлечь на себя внимание Флэя. Никем не тревожимый, он прошёл под аркой, мимо распахнутых и покорёженных кованых ворот госпиталя на саму территорию.

Предатель остановился в тени, оглядывая ужасающее зрелище, представшее перед ним. Слова миротворца вновь всплыли в голове ренегата. Чумной инквизитор не солгал.

Здесь медики организовали целое кладбище тел тех, кого Чёрная Смерть пожрала без остатка. Сотни выложенных в ряд покойников, которые тянулись до самого главного входа. Но далеко не на всех из них хватило льняных полотен, чтобы прикрыть мёртвую плоть и защитить хоть как-то достоинство усопших.

Всё равно сколько-то лежали под лучами солнца. Прогнили начисто. А под ними на брусчатке запеклась побуревшая кровь. Дезертир бы не удивился, если б вороны позарились на такое раздолье падали. Правда, он давненько не видал чёрных птиц. Как и кошек с собаками, что тоже бы не отказались от мяса с душком.

Быть может, упыри не брезговали и ими?

Альдред видел не только скелеты с полуразложившимися останками. Взор наткнулся на целые волны чёрного нектара, что друзами прорастали прямо из тел. По логике вещей кристаллы нектара должны были разрушиться на солнце. Как-никак, их добывали из Недр и в толще горной породы. Но почему-то этого не произошло.

Оставалось только предполагать. Флэй учёным не был, но подозревал, что человеческая плоть и её богатый биохимический состав позволяли минералам преодолевать былые природные барьеры.

Тем более, что чёрный нектар далеко не так прост, как белый.

Именно во дворе явственнее прежнего Альдред ощутил этот странный запах. Действительно, он исходил от рощи кристаллов, что росли тут.

Пусть и медленно, но росли.

А в лучах солнца открылось страшное: от них поднималось нечто едва уловимое человеческому глазу. Некое подобие мелкой пыли, но чёрное. Как будто мелкая соль, но значительно легче.

Частицы висели в воздухе, но когда подул ветер, их разнесло во все стороны света. Для ренегата многое касаемо распространения Чёрной Смерти стало понятно. Бился об заклад, что эта самая микроскопическая соль поражала и растительность в сквере. Люди вдыхали её так или иначе, и в них зрела чума.

Ужасающее будущее представало перед глазами дезертира. Западный Аштум, где не осталось плодородных земель, привычных гармонистам. Лишь погибшая земля и целые каскады чёрных волн — друзы вредоносного нектара, тянувшегося к небу, что заволокли непроглядные синюшные тучи. А в хрустальных джунглях нового мира бесцельно бродят лишь мертвецы. В такой реальности нет места простым смертным.

— Это то, что ты задумал сделать, Ламбезис? — угрюмо вопрошал Флэй, идя дальше.

Разумеется, никто ему не ответил. И всё же, резонный вопрос был услышан.

Находиться в опасной близости к россыпи убийственного минерала ренегат считал неразумным. Он начал было думать, будто Фульвио просто выдумал своё чудесное исцеление, и это иммунитет его сделал всю грязную работу. Но, с другой стороны, такое соседство имело смысл, было логичным. При условии, что доктор — и сам своего рода учёный. Как знать.

Дезертир добрался-таки до главного входа. Лакированные деревянные створки дверей оставили распахнутыми, как бы приглашая нового пациента пройти по этапам до самого кабинета доктора. Но кто такой этот врач? Где его искать? И как?

С места дать ответы на такие фундаментальные вопросы Альдред себе не мог. Просто вошёл во тьму госпиталя и очутился в просторном, но лишенном всякого света холле. Уже с порога больница встречала его своим прошлым, что имело место не так давно. Сущая разруха, чистый хаос, бездушная резня.

По гранитным плитам расплескали кровь. Местами ещё валялись тела. Сам воздух стал кислый и затхлый от сгнившей плоти. Носилки, медицинские инструменты, непонятные бумаги с заключениями — всё разбросано. Битое витражное стекло. Гули, будто художники-бунтари, небрежно облили красным стены. Искусство протеста.

Ничего нового Альдред здесь не видел. Он бы и вовсе не обратил внимание на безобразие, оставшееся после упырей, если бы не одно жирное «но». Его ни с того, ни с сего охватил приступ. Сам того не ведая, Флэй зашёл в уже устоявшийся хрономираж.

Голоса людей были приглушены. Единственное, ренегат хорошо различал бессвязные крики людей. Нечленораздельные переговоры врачей и санитаров. Душераздирающие вопли тех, кто остался в одной палате с заражённым. Туда-сюда бегали призраки персонала и пациентов. Лица обезобразил ужас. Больница оказалась не готова к тому кошмару, что окутал её, будто тьма.

Серость приоткрыла перед ним избитую истину. А после портал в Тонкий Мир захлопнулся. Чересчур уж резко. Флэй дернулся от неожиданности. Побрёл по холлу, минуя опрокинутые и разбитые статуи — памятники тем самым Сёстрам Милосердия. Летиции и Перлиты, что обхаживали самозабвенно Воинов Хоругви. Тех, что вернулись калеками в Саргузы после первого похода на Восток.

— Это превосходное место для логова упырей, — заметил беглец тихо. — Но почему-то я до сих пор здесь ни одного не увидел. Странное дело…

Действительно, хоть и могли, заражённые обошли это место стороной. Причина же того скрывалась в потёмках, осторожно приглядывая за тем, что вытворял Альдред. Фигура — совершенно чёрная — следовала за ним в потёмках.

Раз уж место казалось абсолютно заброшенным, предатель набрался смелости. Стал кричать, взывая к своему безликому спасителю:

— Есть тут кто живой? Доктор! Где Вы? Мне нужна помощь!..

И так раз за разом. Только вот никто не отзывался. Лишь стены брезгливо отталкивали от себя его надрывные вопли. А те — возвращались эхом. Ничего, кроме мрака, могильной тишины и пустоты.

Казалось, незваный гость попросту зря тратил своё время и силы. Он блуждал между палат и операционных, смердящих от сгнившей плоти. Но врача, которому пел хвалебные оды брат Фульвио, нигде не оказалось.

У Альдреда возникло впечатление, будто его жестоко обманули. Не священник, нет. Это бессмысленно было. Его обманула сама судьба. Вполне вероятно, что человек, победивший чуму, уже покинул злосчастный госпиталь. Или, раз уж и он простой смертный, его попросту сожрали упыри.

Отчаянные крики не привлекли внимания ни живых, ни мёртвых, ни призраков. Тем не менее, дезертир добился своего. Болезнь его резким скачком спрогрессировала.

По его лицу в разных местах прокатилась тупая, пульсирующая боль. Спазмы настигли Альдреда внезапно. Он чуть не запутался в ногах, выронил из рук меч. Закричал истошно, хватаясь за лицо, и обрушился на колени. Согнулся в три погибели, как вдруг резко отставил спину назад. Его горящие глаза широко распахнулись. Но все одно: смотрели в никуда.

Его кости, какими бы прочными ни были, уже не могли сдержать чёрный нектар. Кристаллы проторили себе дорогу наружу сквозь соединения между костными кусочками, буквально разламывая физиономию Альдреда. Рост проистекал с катастрофической скоростью, доставляя мучения, знакомые лишь несговорчивым жертвам Казематов.

Тело ренегата швырнула на пол непонятная сила. Всё также вопя, он забился в конвульсиях. Пинал то воздух, то носилки, то использованные судна в коридоре. Минерал прорезал плоть, надрывал кожу и вырывался наружу.

Что это, если не очередной печальный финал человеческой жизни? Борьбы за выживание, что оказалась тяжелой и бессмысленной? Дорогу венчал обрыв, падение в который перечёркивало все мытарства, все радости и горести, что выпали на долю Альдреда Флэя. Впрочем, ничего другого ждать и не приходилось.

Ещё тогда, покинув Сирокко и закашлявшись в первый раз, ренегат знал: это конец, ему не выстоять против Чёрной Смерти. А всё, что произошло после этого, — не больше, чем жестокий самообман. Его напрасная попытка отсрочить неизбежное, преследование химеры. Хотя у него имелась масса шансов оборвать мучения и попросту воспользоваться неотъемлемым, но крамольным правом: самолично поставить крест на своей судьбе.

Не воспользовался. Побоялся, как всякий человек, ещё располагавший маломальским запасом прочности, чтобы выстоять. Жаль, что овчинка совсем не стоила выделки. А от жалких потуг изменить хоть что-то время, отведённое ему Неназываемым, лишь нещадно сокращалось.

И вот он здесь, почти у цели. Валяется в приступе на пороге доктора, чья смена в больнице подошла к концу. Развязка хождений по мукам прозаична до безобразия.

Коли чума не высосала из ренегата жизненные соки без остатка, он обратится. Станет упырём. Будет преследовать выживших, пожирать человеческое мясо и распространять Чёрную Смерть и дальше. А потом — кто-нибудь когда-нибудь проломит его череп и окончательно отбросит в Серость. Либо же сама природа расщепит его плоть.

При условии, что на его организме не осталось живого места, здесь дезертир и встретит свой бесславный конец. Его труп станет питательной средой для роста чёрного нектара. И так, даже будучи мертвецом, он внесёт свой вклад в эпидемию.

Жалко. Бездарно. Но это данность. И третьего, увы, не дано.

Из тьмы в полумрак скользнул силуэт. Фигура наблюдала за стенаниями незнакомца, вслушивалась в вопли, что выстраивались в громогласную симфонию агонии. Но не делала ничего. Стояла истуканом. Давала заражённому отойти в небытие.

Так будет правильно.

Это существо не могло быть человеком. Лишь отдалённо напоминало его. Некая сюрреалистическая пародия.

Худой, высокий призрак — антропоморфная птица с клювом, как у ибиса. Да только ни крылышек, ни пёрышек не видать. Существо казалось голым — сплошь из чёрной, бесформенной кожи.

Оно тяжело дышало. По его непроглядно чёрным глазами проскочили блики, когда солнце чуть переместилось, и из круглого разбитого окна внутрь попал свет.

В какой-то момент Альдред и вправду прекратил лезть на стенку от боли. Его тело замерло на холодном полу. Мозг с самого начала приступа будто затих. Подсознание — и то молчало. С уголков рта сыпался песочной струёй шершавый хрип. Кровь текла из открытых ран на месте выхода минерала, змеилась к подбородку.

Затем Флэй обмяк. Его глаза, напоминавшие два сапфира с белыми прожилками на месте зрачков, закрылись…

Глава 25. Яд

Что же разбудило его?

Было ли это умиротворяющее пение птиц поутру? Необыкновенно. Казалось бы, они покинули Город, когда в него пришла Чёрная Смерть.

Свежий горный воздух? Его ведь можно ощутить, лишь когда поднимешься высоко над Саргузами, либо в провинции Ларданов.

Может, необычайное тепло ласковых солнечных лучей? Он ведь чувствовал, как те касаются его болезненной кожи.

Или это мягкость бархата? Будто лежишь в аристократской постели с балдахином.

Кто знает. Суть одна. Органы чувств словно обманывали его, раз воспринимали сущую иллюзию. В реальности ничего подобного не могло и быть! Или нет?

Он открыл глаза. Его уложили на резную софу, обтянутую приятный синим бархатом. От роскошной ткани пахло цветочной эссенцией. Мало кто в Западном Аштуме заботился о подобном. Да и мебель отличалась кичем — всё, как любят богатые дельмеи.

Альдред поглядел по сторонам. Это был летний дом отдыха, куда приходили вечерами, чтобы освежиться виноградом и за кубком вина перемыть косточки соседям. Открытое мраморное здание с несущими стенами. Каменный пол. Полированные колонны. Античные статуи атлетически сложенных людей, львов благородного вида.

Нечто подобное сложно отыскать в Герцогстве. Так куда же он попал?

Приподнявшись, Флэй оглядел себя. Руки-ноги его. Все шрамы, заработанные по жизни, всё также при нём. А вот одежда — точь-в-точь списанная с картинок из энциклопедий об Античности. Белоснежная льняная туника с чёрным дельмейским орнаментом. А поверх неё — изумрудно-зелёная тога.

Шутка ли, ренегат ощущал и осознавал себя куда явственнее, чем когда просматривал собственные сны. Может, это и не сон вовсе? Тогда — чужая реальность? Некий слой Серости, куда его заволокло, едва он обратился в гуля? Как бы то ни было, Альдред здесь — гость. И следовало выяснить, кто тут всем заправляет.

Впрочем, дезертир был не дурак. Уже примерно догадывался, кто позвал его на огонёк в свои владения.

Флэй вытянулся в полный рост. Он смотрел прямо на тенистую аллею. Прогулочная дорожка вытянулась в тени старых платанов, чьи ветви качались на ветру. Тот приносил необыкновенно чистый воздух, который только снится жителям Города.

Дорожка так и приглашала по ней пройтись. Выбор был невелик. Летний дом для отдыха выдавался из некой рощи. Идти туда, как минимум, смысла не имело. Альдред покачал головой и вышел в тень платанов. Гуляя, он то и дело озирался по сторонам. Только сейчас он заметил, что здесь полным-полно людей.

Местные слабо походили на горожан или вообще людей с Запада. Что-то среднее между жителями Равновесного Мира, дельмеями и сарацинами.

Красивые девицы с бронзовой кожей и чёрными, как смоль, волосами. Они собирали персики, мандарины, апельсины и оливки по левую руку. Альдред неволей заглядывался на их сатиновые платья и босые ноги: попросту не мог оторвать глаз.

По правую руку, значительно дальше, в хозяйственные дела ударялись мужчины, плечистые и высокие. Их братья, мужья, отцы и сыновья. Работали в поле, возделывая злаки. Реставрировали старую языческую часовню, которая явно стояла здесь до того, как этот кусок земли перешёл во владение дельмейского аристократа. Тесали древесину. Отжимали оливковое масло. Ковали кинжалы. Наставляли подрастающее поколение.

Чужак остановился между двумя деревьями, опёрся рукой на ствол одного из них. Просто любовался миролюбивой картиной. Он попросту забыл, что бывает вот так. За те дни, что Флэй продирался сквозь ужасы Города, Чёрная Смерть и Хаос, ей сопутствующий, стали для него нормой.

Умиротворяющий пейзаж простой сельской жизни ему напоминал Кродо. Ничего особенного не происходило вчера. Сегодня всё идет своим чередом. А завтрашний распорядок дня прозрачен, словно вода в горном ключе. Прозаичное бытие.

На Флэя напала ностальгия, подтянув за собой тоску и горечь сожалений. Отчасти ему хотелось бы влиться полноценно в то общество, где он начал свою жизнь. Вот только этому не бывать: с самого первого вздоха ему предначертали носить клеймо белой вороны. Всеми гонимой, всеми отринутой.

Мысль об этом омрачила дезертира. Даже если вся его жизнь от начала и до конца шла наперекосяк, что теперь? Покуда он жив, его поиски своего места в мире продолжаются несмотря ни на что. Вот, что главное.

Отстранившись, Альдред пошёл дальше по аллее. Навстречу ему шла целая ватага девушек, смеясь и улыбаясь. Красавицы переговаривались между собой, но этот язык предатель не знал. Похоже, сугубо местный. Даже не дельмейский.

Селянки заметили его и смолкли. Поглядывали с интересом, проходя мимо. Перешёптывались и хихикали. Альдред вымученно улыбнулся им и кивнул. Тонко чувствовал: для этих барышень он не больше, чем экзотическая нелепая мартышка. Они смущенно улыбались, пряча рты. Так они и разминулись.

Ренегат вздохнул и покачал головой. Бессмысленная встреча с неважными людьми. Сколько точно таких же столкновений он уже пережил. Из ниоткуда и в никуда. Он продолжил путь. Прогулочная дорога вывела его к огромному языческому особняку со стреловидными арками. Резчики по камню украсили их барельефами, повторявшими избитый античный сюжет о поиске Золотого Руна.

— Где же те моряки древности собирались его искать? — вслух призадумался Альдред, пробегая взглядом по истории, запечатлённой в мраморе. Увидев горный хребет, из-за которого поднималось присное солнце, наконец-то вспомнил. — Рамхида. Точно. Земля у подножия Давазских гор. Владения Ламбезисов.

Догадку неволей подтверждал Спрут, расположившийся посередине. В геральдике — тем более, дельмейской — дезертир был несилен, так что не мог определить: герб ли это провинциальной столицы, либо же фамильный, архонта.

— И каким ветром сюда меня занесло?..

Вопрос оставался без ответа.

Как бы там ни было, имение возвели по всем лекалам дельмейского представления об эстетике и геометрии. Односкатные и двускатные крыши из красной черепицы, резные колонны. Белокаменные полы, потолки, стены. Широкие порталы. Солнца за Экватором хоть отбавляй, и язычники делали всё, чтоб его свет наполнял их залы как можно больше.

Пусть и немного, но особняк напоминал ренегату саргузский Акрополь. Единственное, он и в половину не был таким же древним, как наследие Тиранов. Дельмеи просто-напросто остаются верны своим традициям — и новое добавляют весьма неохотно. Чувство собственной исключительности лишило их тяги к экспериментам и авантюризма.

Туда-сюда сновали слуги. Или рабы? С лёту не отличишь.

Наряжали их всех по-простецки. Скорее не платья, а просто куски льна, обернутые вокруг тел. Как понял Флэй, это коренные жители Рамхиды. Горцы, после веков противостояния дельмейским колонистам, всё-таки вошедшие в империю и принявшие чужих Богов за основу религиозных учений.

Хотя ренегат мог ошибаться, их суета намекала: намечалось некое празднество. Одни бодро таскали амфоры с вином, другие — яства на кухню. То и дело мимо проходили слуги с пустыми руками.

Шумно переговаривались и даже спорили между собой, активно жестикулируя. Могло показаться, будто они ссорятся, но нет. Живая мимика подсказывала: просто горячая кровь кипела. То шикали друг на друга, то смеялись, то всерьёз о чём-то дискутировали. Полны жизни. Аж завидно.

Здесь Альдред себя чувствовал совершенно ни к месту. Оно и понятно: казалось, в этом особняке ему делать нечего. Никого не понимает. Куда идти — не знает. Ему только и оставалось, что беспомощно шарить глазами то туда, то сюда. И всё же, потуги отыскать путь дальше были вознаграждены судьбой. К нему подошёл один из слуг.

Флэй прищурился, изучая его с ног до головы. Курчавая стрижка под горшок. Густая борода, напоминавшая проволоку. Орлиный нос. Вульгарно обильный волосяной покров по всему телу. Слуга строго посмотрел на парня в зелёной тоге и спросил:

— Господин Альдред, я полагаю?..

Ренегата передёрнуло от неожиданности. Облегчение наступило тут же. До сих пор не мог вбить себе в голову, что всё вокруг — лишь примитивный спектакль, написанный Киафом Смерти. Это ведь его дом, в конце концов!

— Д-да-да, я, — нерешительно отозвался Флэй.

Горец изменился в лице и улыбнулся гостю, обнажив ровные, белоснежные зубы. Он чуть склонил голову в почтении, исполняя реверанс на придворный манер. Затем выпрямился, упрятал руки под толщей льна и мотнул головой вбок, сказав:

— Прошу за мной.

Дезертир хмыкнул и пожал плечами. Такая резкая смена настроения и небывалое радушие изрядно смутили его. Он привык, что на него смотрят сверху-вниз: никогда не занимал в иерархии высоких позиций, когда ещё был встроен в эту пирамиду. А когда вышел за пределы, лишний раз убедился и принял простую истину: он — никто, и звать никак. Ничего другого не оставалось. Пошёл за слугой.

Бородач повёл беглеца по галерее мимо прочих челядинцев. Альдред снова почувствовал себя школяром в учебке: эта прогулка напоминала ему экскурсию на ипподром или к прочим достопримечательностям Саргуз. Он с интересом оглядывал фонтаны и пруды, небольшой сад, под сенью которого отдыхали служанки.

А когда они со слугой вышли в просторную каменную залу, у Флэя буквально захватило дыхание. На мраморных стенах висели картины в золотых рамах, где художники изображали сюжеты из античных мифов и легенд, лёгших в основу почитания Пантеона. Очеловеченные боги — первые Киафы — в своей стихии.

В представлении дельмейских мастеров кисти они являлись прекрасными юношами и девушками — без исключения. Вот златокудрая девица, прикрытая лишь бурной листвой, с грустью смотрит на то, как лес даёт молодые побеги. Здесь условный повелитель огня поднимает факела прямо из земли, что бьют в штормовой небосвод.

Наибольшее эстетическое удовольствие Альдреду доставила картина, посвящённая Киафу Воды. Юноша плыл, держась за бок белой акулы, мимо багрового кораллового рифа. В окружении всевозможных рыб, моллюсков и прочих тварей. Из своей норки с любопытством выглядывала мурена. Чуть поодаль виднелись мигрировавшие киты.

Раз уж на полотне нигде не было видно хтонических монстров, Альдред испытал небывалое наслаждение от любования. Хотелось бы и ему побывать там, в окружении морских обитателей. Изучить подводный мир в своё удовольствие. Но навряд ли его Бог был как-то связан с этой стихией.

Помимо вполне зрелищных и дивных картин Флэю повстречались и чрезвычайно жуткие, пробирающие до мурашек. Один беглый взгляд на них уже отторгал. Среди них дезертир особенно выделял четыре.

Естественно, первый Киаф Смерти. Он вёл безумный диалог с чьим-то черепом, сидя на тахте. А вокруг него ошивались полусгнившие трупы слуг, подносившие сомнительные яства и не то красное вино, не то кровь.

«Какая мерзость!»

Это ещё ничего. Сразу следом располагалась картина, которая чуть было не довела гостя до рвотного позыва. Рыжая девушка с обнажённой грудью, заляпанная красным, ласкала себя и безумно хохотала. Видать, сама себе нравилась. Киаф Крови, посчитал дезертир, чуть остановив на ней взгляд.

Красавица принимала кровавую ванну. В жиже, запачкавшей мрамор, плавали срезанные с невинных дев лица, глаза, уши. Альдред прикрыл рот от отвращения.

Над ней стояло два молодца и обдували её пальмовыми ветвями. У них на лицах умелый художник сумел одновременно запечатлеть и животный ужас, и вполне плотское вожделение. Тот редкий случай, когда мерзость притягивает и вызывает желание.

— Бр-р-р…

Чуть поодаль висела картина, больше напоминавшая больной сон астронома. На ней из тьмы выплывал человек без каких-либо чётких черт. За исключением его уродства: прямо из лица, оплетая планету, росли щупальца, как у осьминога. Киаф Космоса, стоит полагать, засвеченный холодным мерцанием далёких звёзд.

Гемомантия — она же магия крови — считалась большой редкостью. Чародеи, практиковавшие её, не могли выдать подлинного разрушения и ограничивались топорными, неотёсанными заклинаниями. За Экватором тех, кому она доступна, — раз-два и обчёлся. На Западе таковых и вовсе пересчитать по пальцам одной руки.

Это одно из тех таинств, что канули в лету с приходом предпоследнего спутника. Но всё могло резко поменяться в эпоху уже Семи Лун.

А вот космомантия, если вообще была, исчезла так давно, что в Равновесном Мире её считают мифом. Согласно рекомендованным источникам. Даже вообразить её себе ни священники, ни узники Янтарных Башен не в состоянии толком.

Говорят, и на Востоке архимаги этой Ветви давно канули в небытие. Становилось жутко при мысли, что их мощи хватит раскурочить Аштум.

Чего и говорить про состоявшегося, полноценного Киафа…

В самом конце залы находилась последняя отторгающая картина. Посвятили её художники, как понял ренегат, Аиду. Серости. На ней сидел юноша в позе лотоса, развеивая зелёный туман, из которого лезли призраки и всевозможная нечисть.

Едва ли это имело хоть какое-то отношение к действительности. Только зрению онейромантов доступен истинный облик Зазеркалья. И всё же, Флэй тонко уловил намёк в произведении искусства: Киаф Сновидений черпает силы из Аида и направляет его исчадий в Материальный Мир, сея Хаос и ужас.

Колоссальная мощь, обладать которой захотел бы каждый безумец.

Из одной залы горец и гость попали в следующую. Картин здесь не было — были статуи. Антропоморфные — и тем не менее, скульпторы ваяли отнюдь не людей. Дезертир хотел было уже окликнуть слугу, спросить, что это за монстры, вырезанные в камне. Но тут явь сама дала ему ответ. Взгляд наткнулся на точную копию Граста.

Тут же всё встало на свои места. Но от этого Альдреду легче не стало.

Неволей вспоминались томные часы, когда голова Флэя пухла на лекциях от избытка знаний, осмыслить которые на лобном месте не выходило. Если верить гениям философской мысли, что зрят в корень, психологически человек тянется к упрощению.

Поэтому Свет и Тьму гармонисты изображают мужчиной и женщиной. Огнепоклонники вложили всю мудрость в уста одного Пророка, который то ли был, то ли не был. А лунариты — преклоняются перед ифритами, похожими на них самих, только лучше. С язычниками этот принцип не работал полноценно. Вот, что странно.

Действительно, дельмеи изображали Пантеон далеко не как людей, себе подобных. Они видели в них существ не от мира сего, хтонических монстров из недосягаемых глубин космоса.

Антропоморфные, но в то же время безобразные и отторгающие. Тошнотворные на вид гибриды, плоды смешения человека с бездушными тварями Аштума или кошмарами из Аида. Разобрать, кто из них кто, не представлялось возможным. И всё же, Альдред подозревал: Время — самый пугающий из хтонических монстров. Бог, который не переставал терроризировать их мир никогда.

Склонный к критическому мышлению, Альдред вынес из анализа неутешительный вывод: вполне вероятно, именно за Пантеоном стоит самая честная, подлинная религия. Теперь, повидав столько смертей и ужасов за свою жизнь, Флэй скорее поверит в них, чем в очеловеченный огонь, высшую расу или Равновесие, созданное мужчиной и женщиной.

Мир, который знал ренегат, — это обманчиво прекрасное место, терзаемое чудовищами. В том числе — Пантеоном. Самыми явственными из них.

Статуй богов оказалось на порядок больше, чем Альдред предполагал. И он не мог понять почему. Помнил же на зубок, что их не больше дюжин-двух. В особняке Ламбезиса же их явно было больше тридцати. Дезертир даже умудрился сбиться со счёта.

Тёмный зал оборвался внезапно. Слуга вывел господина во внутренний двор особняка, на край огромного лабиринта из живой изгороди. Он услужливо отставил стул, приглашая присесть. Глазея по сторонам, Альдред стушевался, но принял добрый жест.

— Пожалуйста, ожидайте, — настоятельно попросил горец — и сразу же удалился.

Ренегат сел, поставив локти на стол, вырезанный из благородного красного дерева. Из ниоткуда вышли другие слуги, начали раскладывать по поверхности керамическую посуду с затейливыми дельмейскими орнаментами. На них дезертир не смотрел, просто изучая ландшафт просторного внутреннего двора.

Фонтаны, пруды, декоративные камни, бамбуковая рощица, беседки, клумбы с экзотическими цветами, огороженный мискантус шумайский, ликорис красный с Золотого Архипелага. Скука смертная, но в совокупности и в умелой расстановке выглядело дорого-богато, даже умиротворяюще.

Выдохнув шумно, Альдред закрыл глаза и запрокинул голову назад в попытке расслабиться. Думалось ему, он тут надолго. Есть немного времени, чтобы отдохнуть и морально подготовить себя ко встрече с хозяином особняка.

Облегчения так и не наступило. Сквозь тьму смеженных век он почувствовал чей-то глумливый взгляд на своей коже. Распахнул глаза — и увидел Актея Ламбезиса. Собственной персоной. Мерзавец умилялся, видя в госте неразумное дитя. Невоспитанного поросёнка, допущенного до знатного двора забавы ради.

— Здравствуй, — вежливо приветствовал его Киаф Смерти.

Нежданно-негаданное появление хозяина не на шутку перепугало ренегата. Он дёрнулся, чуть было не опрокинувшись вместе со стулом. Только Актей и поймал его, прислонившись сзади к спинке.

— Тише-тише, — увещевал его архонт, будто отец — непоседливое, непослушное дитя. — Это всего лишь я.

Он мягко — и даже дружелюбно — похлопал гостя по плечу. Затем без лишних слов прошёл к своему стулу и уселся за него.

Альдред, оправившись, погонял задумчиво воздух во рту. С архонта не спускал глаз, до сих пор неспособный понять, с чего начать и как относиться к происходящему.

— Всего лишь? — буркнул Флэй, вцепившись в подлокотники.

Ламбезис улыбнулся ему томно. Подпёр подбородок ладонью и взглянул на гостя со значением. Здесь, где бы ни находились они, у архонта глаза были самые обыкновенные, человеческие. Ещё один довод в пользу того, что всё вокруг — иллюзия.

— Как тебе моё имение? — осведомился Киаф Смерти.

— Дивно, — сказал дезертир, как отрезал. — Ты это хотел услышать?

Тот рассмеялся, без стеснения обнажая зубы.

— Всякому хозяину будет лестно услышать комплимент о своём жилище, — пояснил Актей. — Рад, что тебе понравилось.

Он уселся настолько вальяжно, насколько возможно. Вот уж кто правит ситуацией. Затем отвёл взгляд в сторону, призадумавшись.

— Это всё-таки мой дом. Приятно явиться сюда время от времени, знаешь ли.

Предатель фыркнул.

— Не заливай. В жизни не поверю, что мы за Экватором.

Хозяин особняка глянул на него исподлобья с некоторой долей печали.

Глава 25-2. Яд

— Да. Это не Рамхида. Мы не в фамильном имении моего рода. Люди, которых ты видел, не те, кем кажутся. А там, — он показал на заснеженные пики к востоку от них. — не Давазские горы. Но согласись, выглядит ведь… натурально.

Альдред прищурился.

— Хватит водить меня за нос! — потребовал он враждебно. — Отвечай, где мы на самом деле? И как я сюда попал? Чего тебе надо от меня?..

Их выяснение отношений прервал тот самый бородач, который привёл сюда Флэя. Ламбезис обратился к нему на языке Рамхиды. Что-то старательно втолковывал. Горец кивал, а когда хозяин отослал его выполнять поручение, откланялся и бросился прочь.

— Пробовал когда-нибудь местную кухню? Дельмейцы умеют готовить, но рамхины им ничем не уступают. Отменные блюда! Лично я люблю хинкали из баранины и харчо. Вижу, ты голоден. Принесут пирог — он с сыром. Обязательно попробуй…

Флэй неволей сжал в кулак ладонь и шумно выдохнул, зло посмотрел на Актея.

— Я, кажется, спрашивал…

— Спокойно, Альдред, я слышал, — от безделия вертя по столу кубок, отвечал архонт. Улыбался так невинно, будто всё шло, как оно должно быть. — Расскажу, не переживай. От тебя я одного хочу: расслабься. Ты у меня в гостях. Чувствуй себя, как дома. Договорились?

Альдред размял шею до хруста и постарался утихомириться. Выходило не очень. Хотя и выбора как такового ему никто не давал.

— Тяжело это, — процедил он сквозь зубы.

— Говорят, аппетит приходит во время еды, — подбадривал его Ламбезис. — И правда, давай побеседуем. И ты втянешься.

Ренегат покачал головой, усмехаясь.

— Если мы не за Экватором, то где?..

Хозяин имения ответил не сразу. Он мог бы с лёту пояснить, но сомневался, что Альдред правильно всё поймёт. Наконец, Актей заявил:

— В Аиде, если можно так выразиться.

— С каких это пор ты научился управлять Серостью?..

Ламбезис поглядел на него снисходительно. Кривлялся, будто благородная дама-всезнайка на званом ужине. Флэя это особенно раздражало.

— Мой дорогой Альдред! Что собой являет Серость? Это психосфера нашего мира. Совокупность мыслей всех разумных существ, его населяющих. Свалка наших кошмаров. Родина нашего страха. Библиотека, в которой можно прочесть, что было, есть и будет. Не все это могут. Но таковы факты. Онейроманты не дадут соврать. Такого понятия, как время, в Аиде попросту не существует. Не приложишь.

Дезертир стойко выслушал его, и когда тот замолчал, затянул:

— И-и-и?..

— Всё, что ты видишь вокруг, воссоздано моим разумом в Аиде. У каждого своё представление рая — или того, что за рай выдают. Мой рай — мой дом.

— Что ж ты на месте не сидел, если тебя всё устраивало? — издевался Альдред без задней мысли.

Он помнил, что должен был умереть. Конечно, если до сих пор этого не сделал. Так что питал уверенность в собственной безнаказанности. Не стал отказывать себе в последний раз учинить браваду от души.

На сей раз архонт принял серьёзный вид.

— Я взял на себя ответственность восстановить справедливость. Как родовую, так и мировую. Вот, что важно. Важнее моего счастья и уюта, — заявил он без запинки. — Важнее даже семьи, ты знаешь…

— Справедливость? — оторопел Флэй. — Ты называешь всю эту резню справедливостью? Не стыдно самому-то?

Ламбезис тяжко вздохнул.

— Что толку тебе сейчас это разжевывать? От меня оправданий ты не дождёшься. Умом всё равно ещё не созрел. Жаль. По крайней мере, ты на правильном пути. Рано или поздно сам всё поймёшь.

— Да неужто? — буркнул тот.

Его выпад Актей тактично проигнорировал.

— Смысл вот, в чём. Всё, что ты здесь видишь, является феноменом.

— Феноменом? — Дезертир нахмурился.

— Да. Сон Киафа. Если быть точнее, в моём Сне, — пояснил Ламбезис.

Чем больше узнавал предатель, тем меньше понимал, что происходит.

— То есть?..

Архонт ощупал задумчиво подбородок, затем встряхнул рукой, подняв ладонь кверху и снисходительно изложил:

— Надеюсь, мне не надо пояснять принцип, которому подчиняется лимбическая система человека? Это понятие на Западе вообще рассматривают, я надеюсь? Как бы там ни было, версия Церкви Равновесия о сути снов недалека от истины. Подсознание человека тесно связано с Аидом. Отсюда возникает чувство, когда ты переживаешь что-то, что, как тебе кажется, уже видел. Но мы отвлеклись.

Когда мы спим, то опорожняем своё сознание, перерываем все переживания, благие и дурные воспоминания, мысли в течение какого-либо времени. Одних суток, по обыкновению. Аид отзывается на шатания лимбической системы сном. Он может быть какой-то неясной мазней, идти урывками, а может быть цельным. Важно вот, что: это психологическая разрядка.

— Хочешь сказать, Сон Киафа — то же самое?

— Лучше, — Актей заговорщически улыбнулся. — Это твой личный уголок в Аиде. Остров свободы, недоступный простым смертным, что варятся в котле из своих переживаний. Отражение твоего душевного состояния. Твоё место силы. Демонам сюда заказана дорога. Здесь ты постигаешь себя и находишь ответы на глубинные вопросы. Когда спишь, продолжаешь жить тут. Тут отдыхаешь. И тут ты сможешь поговорить с Богом, тебя избравшим…

— Так где же Неназываемый? — Альдред огляделся артистично. — Что-то я его здесь не наблюдаю…

— Прародитель есть, — рассмеялся Ламбезис. — Но он только для меня. Если я призвал тебя сюда, это вовсе не значит, что ты его должен увидеть. Пока я общаюсь с тобой, с ним тоже веду беседу. Попеременно.

— Что ж, передавай привет от меня, — ляпнул Флэй невпопад, скрестив руки на груди. Архонт покачал головой, проигнорировав шутку.

— Глупости не болтай, — настоятельно рекомендовал хозяин имения.

— Ладно, как скажешь, — не стал спорить ренегат. — Скажи лучше мне вот, что… Мой Сон выглядел бы в точности также? Роскошный дом? Гурии всякие бегают кругом? Плебеи вино с едой подают?..

На это Ламбезис ухмыльнулся и покачал головой.

— Хах. Какой же ты ещё ребенок… С другой стороны, я рад, что ты сохраняешь бодрость духа. В твоём-то положении…

— Кстати, об этом… — начал Флэй.

— Рано, — сказал архонт, как отрезал.

Возражать Альдред не стал: всё же во всем знать надо меру.

— У каждого Киафа своя оболочка Сна. Её он не выбирает, сказать по правде. Она складывается из множества погрешностей, которая и формирует конечный облик. Мы отдыхаем в моём рамхидском имении потому, что моё душевное состояние близко к полному умиротворению и счастью. Небезосновательно, в общем-то. Ведь всё идёт как нельзя лучше. — Он чуть откинулся назад и призадумался. Поглядел исподлобья на гостя и добавил: — Что ты просто обязан знать: когда однажды попадаешь в Сон Киафа, считай, Бог выбрал тебя. Как ты понимаешь, у твоего до тебя ещё руки не дошли.

— Интересно, почему? — проворчал ренегат, подавшись вперёд.

Ему хотелось высказать, покуда есть время, всё, что думал об архонте. Бранить его, на чём свет стоит, за все мытарства, что пришлось претерпеть в чумном теле. Сама мысль об этом грела ему душу, ведь Смерть была близка, как никогда. Лишь бы только не пасть на колени, пользуясь случаем, не взмолиться в слезах избавить его от заразы.

Жизнь Альдреду была не мила — особенно после стольких пощечин, что та ему дала. Но он вышел за пределы понятного ему мира, он столько всего пережил и испытал на собственной шкуре.

По меньшей мере, нелепо, если бы он попросту помер или стал бы заложником в собственном теле после обращения. Так что ни бравировать, ни унижаться, ни каких-либо других судьбоносных шагов он принимать не спешил. Это было чревато.

Тем не менее, Актей Ламбезис его услышал. И понял, к чему клонит его гость. Однако их приятельскую беседу прервали слуги, явившиеся с блюдами и кувшинами. Флэй закипел от злости, но проглотил гнев и сделал лицо попроще. Терпеливо ждал, пока горцы выложат обед и уйдут.

Архонт потёр руки с вожделением вкуснейшей трапезы, взялся за столовые приборы и указал ножиком на тот самый хвалёный пирог с сыром.

— Вот, хачапури. Наслаждайся. Весь твой. Также попробуй суп — это чашушули. Если вдруг не наешься, попробуй баранину на углях. Макай сюда. Это ткемали.

От такого краткого экскурса у Альдреда, осаждённого шквалом непонятных слов, глаза полезли на лоб. И тем не менее, он выдохнул, принялся есть, пытаясь отвлечься.

— Думаю, с этим мы разобрались, — отпив из серебряного кубка вина, подытожил хозяин имения. — Следующий вопрос у тебя был…

— Как я сюда попал, — напомнил Альдред раздражённо.

Гость нарезал пирог на четыре части. Взял один кусочек, наблюдая, как тянется сыр. Недоверчиво откусил и буквально растаял. Давно он не ел чего-то подобного. Прямо настоящий деликатес. Как же вкусно, а главное — сытно!

«Изумительно. Наконец-то вменяемая еда…»

Трапеза казалась настолько реальной, что Флэй решил пожить моментом и влиться в спектакль, что разыгрывался в голове у Киафа Смерти. Наблюдая за ним, Ламбезис улыбался, но незлобиво, искренне радуясь, что лёд между ними таял. Вроде как…

— Что ж, касаемо этого всё просто, — начал архонт. — Хотя ты и сам должен был догадаться. Ты заражён чумой — и это длится уже несколько дней…

— Я болею, дальше что? Мне тебе не за что «спасибо» говорить.

— Знаю. Но дело не в этом. Даже не обсуждается. Я наблюдал за тобой всё это время, Альдред. Я видел каждый твой шаг. Слышал каждое слово, которое сказал ты, или сказали тебе. Читал твои мысли.

Ламбезис противно улыбнулся, снова приняв глумливый вид.

Флэй прищурился. Он подозревал, но до конца отказывался верить. Если так, дела его плохи.

— Тебе не кажется, что это… ну, перебор? Я уже понял, что ты сумасшедший, но контролировать каждый мой шаг? При иных обстоятельствах я бы такого не стерпел.

— Кичься, сколько угодно. Если бы да кабы. Всё так, как оно происходит. Может, морального права следить у меня нет. Зато власть, силы и возможности — есть.

Дезертир всплеснул руками, сдаваясь.

— Плевать. И как тебе удавалось подсматривать за мной? Ты же забрал медальон обратно. — Альдред осёкся, самостоятельно докопавшись до истины. — Чума. Ты…

— Всё верно. Сказать по правде, заразился ты до восхождения на борт «Сирокко». И да, чума — нечто большее, чем просто инфекция, которая меняет людей. Это своего рода метка. Связующее звено между мной — и теми, кому не повезло впустить болезнь в себя.

— Если я правильно понимаю, ты управляешь… людоедами? Всеми разом?

Он покончил с сырным пирогом. Голод никуда не ушёл, так что взялся уплетать суп чашушули. Мясо с углей смиренно дожидалось дегустации.

— Грубо говоря, да. Это куда более сложный процесс, чем может показаться. Не одно и то же с тем, как полководец отдает приказы офицерскому составу, а уже те несут его волю в массу солдат. Нет. Здесь имеют место алгоритмы с перечнем строго обговорённых действий и учётом всех возможных условий.

Архонт отставил приборы, вытянул указательный палец и, ухмыляясь, принялся тыкать им себе в висок.

С таким остервенением, будто вот-вот пробьёт черепушку насквозь.

— Я продумал всё вплоть до мелочей, мой дорогой Альдред. Потому что могу. И поверь, в составленных алгоритмах — от начала и до конца — ни одной ошибки!

Хлебнув супа, Флэй сначала просмаковал его вкус на языке, злобно зыркнул на Ламбезиса и только потом съязвил:

— Неужели?

— Совершенно точно!

— И ты хочешь сказать, что всё, через что я прошёл, — это сугубо твоя злодейская воля? Так, что ли?

Тот прыснул смехом, не веря своим ушам: звучали слова ренегата абсурдно.

— Разумеется, нет! От «Сирокко» и до госпиталя ты прошёл ровно тот путь, который избрал сам. Я не вмешивался. Только смотрел. Ведь ты, что называется, не дошёл до кондиции. Хотя… ещё не вечер. Когда обратишься, ноты пойдут в обратном порядке. И уж тогда-то ты попадёшь под мои алгоритмы. Наравне со всеми.

— Очень мило… — проворчал Альдред.

— Друг мой, — утешал его Актей лукаво. — Не вешай нос. Ты хорошо держался. Для Киафа. И если бы не череда ошибок, ранений и стресса, через который ты прогонял своё тело, продержался бы гораздо дольше. А так — ты лишь ускорил ход заражения.

Флэй отвёл взгляд, глубоко призадумавшись:

«Вот оно что… Ну да, разумеется! Ведь Чёрная Смерть — это не столько физиологическая зараза, сколько завязанная на этой — как её? — лимбической системе. Всё взаимосвязано, всё сплетено незримыми нитями воедино, скроено и повязано. Чума одолевает тело — и одолевает саму душу. Медленно пожирает их. Потому-то в моем случае он только мог следить, что я делаю…»

— Какая рассудительность! Похвально, — отмечал архонт.

Гость выпучил на него глаза, оторопев.

— Ты же в моём Сне, Альдред. Я всё слышу. Всё вижу, — напоминал тот. — И раз уж мы связаны чумой физически, ментально и духовно, мне ничего не стоило взять с собой и тебя. Такова особенность дара, ниспосланного Прародителем. Очень удобно, я считаю. Ты не находишь?

— Не сомневаюсь, — бросил ему Флэй и принялся дохлёбывать суп.

— Что уж тут сказать? — пожимал плечами Ламбезис. — Я просто обязан был приглядеть за тобой, раз уж ты попался в мои сети. А если бы тебе удалось избежать заражения, то я бы сам подкинул тебе этот подарочек… Но всё прошло, как по маслу. Само собой.

— Зачем?! — вспыхнул ренегат, отставив пустую посуду. — В чём твой замысел на меня? Ответь мне, дельмей! Почему ты просто не оставишь меня в покое? Другом тут сидишь, называешь. Хорошо, предположим! Однако в то же самое время ты знаешь, что я заболел, — и что ты сделал? Может, исцелил меня? Ну, например, чтоб показать свои благие намерения? Если бы! Просто подглядывал из-за угла! Так мало того! Сыпал на меня сверху своими тварями. Гонял по всему Городу! И чего ты этим добивался? А?

Шквал вопросов повис в воздухе. Актей чуть томно, неотрывно смотрел в глаза гостю. Казалось, тот его расстроил до глубины души.

Затем архонт взял кубок и осушил его залпом. Охнул. Утёр губы салфеткой. И уже потом наконец-таки собрал мысли воедино. В миг разбил тираду ренегата одним риторическим вопросом, нацеленным на полное обезоруживание:

— Сам-то как думаешь?

Альдред осёкся. Его губы дрожали. Казалось, вот-вот всё разложит по полочкам, и архонт ему поаплодирует за сообразительность. Но нет. Все потуги заговорить обернулись крахом. Он попросту заплутал в трёх соснах.

Видя, что гость замялся, Актей сжалился над ним и пошёл навстречу:

— Давай я проясню тебе картину. Знаю, ты сильно одичал за эти дни. Буквально снизошёл до зверя, загнанного в угол. Раненого, кровожадного, эгоистичного. Я такое видел в Саргузах уже тысячи раз. Тысячи. Поэтому для тебя трудно зреть в корень. Смотри. Уже пятый день, как наступила Седьмая Эпоха. Так?

Скрепя сердце Флэй кивнул.

— Прародитель даровал мне свою силу в первый же день. В первый же! А почему? Как считаешь? Да потому что я сделал для этого всё! Претендента лучше попросту не было. Я остался единственным достойным. И я взял то, что моё по праву.

На это Альдред ничего не ответил. Он просто ждал, когда архонт выложит ему всё на блюдечке с голубой каёмочкой. Тот не возражал и просто продолжал.

— И в то же время ты — остаёшься не у дел. Ты не перешёл черту между простым смертным и избранником Бога. Разве ты не задумывался, как так получается?

— Может, потому что я не Киаф никакой, а ты просто обводишь меня вокруг пальца? — дерзновенно бросил ему предатель.

Ламбезис рассмеялся от всей души.

— Если бы, мой дорогой Альдред! Граст видит тебя насквозь — а значит, вижу и я. Ты Киаф. Более того, наши Боги похожи. Наши Боги одной природы. Просто твой до сих пор не может определиться, чьё тело сообразнее размаху его мощи, широте его… амбиций. Кроме тебя, есть еще сколько-то. И пока что ты отстаешь. Или ты откровенно слаб, или никак не выделяешься на фоне остальных.

— И кто же эти сверхлюди? — пошутил Флэй, снова скрестив руки на груди.

По-другому у него не поворачивался язык назвать конкурентов. Он-то считал, туже, чем ему, во всём Аштуме никому не пришлось в эти дни.

Удивительно. Архонт их знал.

— Волшебница из Нирении, носящая в себе демона с нижайшего слоя Аида. Её содержали в изоляторе, а в личном деле стоит пометка «особо опасна». Сейчас её жизнь под вопросом, поэтому твой Бог колеблется.

То же самое легендарный драконоборец из Империи Луров — блуждает в Недрах уже пару недель, и всё пытается найти выход на поверхность.

Какой-то герой войны из Орши. Молодой король Герватии. Вестанская ведьма, собирающая шабаши с сотнями подружек.

Наёмный убийца в Бештии — попался при покушении на дофина, теперь его насилуют калёным железом.

Гладиатор за Экватором — жизнь на волоске, не совладал со львами на арене. И поверь, это только верхушка списка.

Ты один из последних примерно в сотне кандидатов. Стоит задуматься. У тебя конкуренты раскиданы по всему миру. Во многом, выгодно тебя отличает от них только географическое положение посередине двух континентов.

Альдред покачал головой, поражаясь безвыходности своей ситуации. Тогда ради чего он борется? Для чего живёт? Что ждёт? Он в гораздо более худшем положении. Не факт, что Бог из Пантеона вообще когда-нибудь выберет его.

— И как так вышло?..

— Это в порядке вещей, друг мой. Я подготовился. Ты — нет. Мой Бог забыт, а твоего почитают. И потомков у него гораздо больше, чем у Неназываемого. Всё просто. — Он ткнул пальцем в стол.

Наступила гнетущая пауза. Флэю следовало бы осмыслить всё сказанное, но он оказался не в состоянии сделать это: голова его свинцом будто налилась. Между тем Ламбезис подозвал слугу жестом, указал на кубок. Тот подошёл и наполнил его. Архонт начал пить. Осушив на четверть, продолжил:

— Можешь меня проклинать. Ненавидеть. Считать врагом. Но на самом деле, я самый близкий твой друг. Ближе некуда. Потому что я… — Он показал на себя. — Я делаю всё, чтобы твой Бог выбрал из всех этих претендентов именно тебя. А для этого ты должен выложиться на полную. Показать и доказать свою силу. В борьбе. В страданиях. В преодолении невозможного. Только так ты и тебе подобные способны воссоединиться с Пантеоном. И никак иначе. И я тебя не жалею. Перегибаю. Но другого пути нет.

Дезертир с грустью поглядел на Актея.

— Почему я? Почему ты выбрал подопытным кроликом… меня? — еле слышно шептал он, не веря своим ушам.

Ламбезис выдохнул шумно. Подцепил вилкой кусок баранины, окунул в ткемали, затем стащил с двух зубчиков его зубами, принялся жевать. Как проглотил, так и сказал:

— Что ж, ты имеешь право знать правду… Наверняка ты помнишь нашу самую первую встречу с тобой. Уже тогда я видел, передо мной Киаф.

Потому-то я так удивился, что кто-то вроде тебя служит в Инквизиции. И ведь эти тупицы даже не поняли, кого воспитывают. Совсем от сладкой жизни расслабились. Не столь важно. Своё они получат. Важно, что я увидел в тебе: как мало кто в этом мире, ты заслуживаешь воссоединиться с Богом, который оставил в твоей душе частицу себя.

Флэй замер, затаив дыхание.

— Я видел тебя насквозь, — продолжал Актей. — Может, я и не знал тогда всю подноготную твоей жизни, но видел, что она с тобой сделала. От начала и до конца ты — чужеродное тело в организме, что зовётся Равновесный Мир. Гармонизм не принял тебя: лишь использовал, готовый в любой момент сбросить со счетов. Мне не было тебя жаль, нет. И ты не приемлешь никакой жалости к себе. Больше нет. Я не верю в судьбу, но раз уж мы встретились, я решил, с этим что-то было нужно делать.

Гость хранил молчание. И с каждым словом Ламбезиса становился чернее тучи.

— Тогда я пошёл на хитрость, чтобы захватить всё твоё внимание. Все звёзды сошлись, что удивительно. И вместе с теми инквизиторами тебя послали на Острова. Уже на них начался твой путь к Богу. И дальше, поэтапно, ты правильной дорогой подбирался всё ближе. Порой я направлял тебя, порой ты сам, интуитивно, двигался, куда следует. Можно сказать, стать избранником одного из Пантеона тебе написано на крови. Но пророчества — ничто, пустой звук. Если люди не берутся их воплощать в жизнь…

— Получается… я был кем-то вроде куклы в твоих руках? Марионеткой?

Архонт покачал головой, прикрыв глаза.

— Не всецело. Я нашёл в тебе возможного союзника. Того, кто однажды занял бы место подле меня в начавшейся войне. Надо было только приложить к этому руку. Это я и делаю, собственно. И ты, и я — мы оба выиграем, если Бог тебя выберет, а не кого-то из той сотни людей, что также дожидаются жребия. Ты этого достоин больше, чем кто-либо. И уже выигрываешь. По крайней мере, по знаниям, что успел получить…

Взгляд ренегата остекленел и стал отдавать холодом Ледяного Щита.

— С чего ты вообще взял, что я возьмусь помогать тебе в чем-то? Тем более, после всего, через что я прошёл по твоему божьему велению, по твоему архонтскому хотению?..

— Это сейчас ты так говоришь. Но только пока. Твоя картина мира уже не целостна, по ней идут и множатся трещины. Я не переживаю, ибо знаю: уже в ближайшем будущем ты проникнешься моей стороной в этом конфликте. Даже больше скажу. — Он лукаво улыбнулся. — Ты ненавидишь меня. Но возблагодаришь. В назначенный час.

— К-конечно! — фыркнул дезертир. — Только вот я всю свою… жалкую жизнь гоняюсь, сам не знаю, зачем. И каждый раз я вот-вот настигаю цель. А в следующий же миг она растворяется. Прямо у меня в руках! Будто дымка! Мне надоело.

Озлобленность. Вот, что в нём говорило. И Ламбезис это чувствовал.

— Больше не придётся, — заверял Актей. — К чему бы ты ни стремился раньше, всё это чушь. Пыль, не стоящая и грязи под твоими ногтями. Вознесение — то единственное, за что надо побороться. Только так ты действительно сумеешь овладеть этим миром. Стать настоящим хозяином своей жизни. Стать Богом. Уж мне-то ты поверь…

Ламбезис осклабился.

Дезертир качал головой, шумно выдыхая. Чтоб хоть как-то усвоить в голове то, что ему сказал архонт, Альдред принялся за баранину. Тот ему дал время подкрепиться. А заодно — и высказаться.

— Цена, сдаётся мне, чересчур высока, — не унимался Флэй. — Последние два дня я планомерно подбирался к собственной Смерти — да и только. А когда в последний раз я закрыл глаза, уже был на грани. Как ты прикажешь мне идти дальше? Куда? Мне не стать Киафом, полноценным Киафом, с твоей рукой на моём горле. Твои слова расходятся с действиями. И что ты мне прикажешь делать, когда я проснусь? Если проснусь…

Ренегат стиснул зубы и сжал кулаки.

— У меня ничего не осталось. Никого. Только жизнь, которая вот-вот оборвётся. А ты предлагаешь мне и дальше лезть в самую гущу пламени? Переродиться? Взойти там куда-то? Я что, на феникса похож? Лекарства от твоей треклятой заразы нет. И моё тело не может с ней справиться. Как погляжу, ты не собираешься меня отпускать. Похоже, тебе это попросту не с руки.

Хозяин имения хмыкнул, опуская глаза. Немного помолчал, а после вновь посмотрел на гостя и признался честно:

— Ты абсолютно прав. Я не отпущу тебя насовсем. Никогда.

На Флэе не было лица. Ему хотелось подорваться с места и наброситься на Ламбезиса. Выбить из него дух, как если бы это изменило его никчёмную участь. Но понимал, чувствовал, что так ничего не решит. Поэтому просто сидел и не дёргался.

Между тем Актей подался чуть вперёд, вгляделся в собеседника со значением и перешел к самой сути их встречи:

— Я привёл тебя сюда ровно тогда, когда посчитал, что время пришло. Альдред, прямо здесь и сейчас ты стоишь на краю пропасти. Сказано уже предостаточно. Видно твои шатания. Перестань колебаться. Ты не прошёл и половины пути, но уже гораздо ближе, чем был. И теперь тебе нужно решить, как твоя жизнь повернётся дальше.

Ренегат застыл, почуяв неладное. Однако его интуиции не хватало установить, что изменилось только что.

— Есть два пути. В первом случае ты сдаёшься и действительно становишься частью моего войска. На общих основаниях. Рядовым. Ополченцем. Я видел, через что ты прошёл. И я пойму, если ты предпочтёшь Смерть. Не подумай, ты не мой приоритет. Лишь довесок разве что к нему.

Губы Флэя дёрнулись. Речь Ламбезиса действовала на него, как увещевания змея-искусителя. Альдред почувствовал: именно сейчас он может совершить ошибку, о которой будет сожалеть, пока Серость не приберёт его к своим рукам. В конце концов, предатель уже изрядно нагрешил, пролив столько крови понапрасну в Материальном Мире. Столько боли принёс, сколько мало кто мог.

— Во втором же случае ты продолжаешь борьбу. Идёшь навстречу своему Богу. Ты выбираешь Жизнь. Занимаешь своё законное место в Пантеоне. Рядом со мной. Станешь союзником мне. Полноправным братом. Возьмёшь мир с земли. Мы перепишем историю Аштума. Вместе. Больше не придётся страдать. Ибо нас ждёт вечное блаженство. Луны скорее лбами столкнутся, или солнце погаснет, — неважно, мы продолжим с тобою пожинать сладкие плоды трудов своих. Учти это.

Без сомнения, от Альдреда требовался чёткий и внятный ответ. Увы, он не мог его дать сию минуту. Мешкал. Размышлял. Ибо понимал, насколько судьбоносно будет решение, им принятое. Если раньше он легко выбирал меньшее из двух зол, то сейчас всё иначе. Третьего было не дано, и это буквально сводило его с ума.

Чаши весов перед его глазами колебались. Он всё гадал, Смерть перевесит Жизнь — или наоборот. По-своему каждый выбор казался ему заманчивым.

Оборачиваясь назад и вспоминая прошлое, Флэй не мог назвать пору, когда ему было бы хуже, чем сейчас. Кавалькада бед, низошедших на Саргузы, растоптала его, раскатала по мостовой, переломав будто бы все кости. Двигаться дальше означало согласиться на повторение жестокой экзекуции. Можно подумать, Альдред претерпел недостаточно боли по пути в госпиталь. Ага, какой там!

Может быть, если он сдастся и станет гулем, то и жизнь его не продлится долго? Только при условии, что Ламбезис не будет беречь его, как зеницу ока. Не будет глумиться, продлевая ему жизнь до тех пор, пока игрушка не надоест. Он мог долго откармливать его, откладывать разложение, не пускать в самую гущу жатвы, чтобы любимчику ненароком не прилетело от выжившего топором по голове.

Альдред боялся даже просто представить, сколько мук, душевных и телесных, он мог претерпеть, выбрав обратиться в упыря. Ренегат уже стал пленником своего тела, но это — лишь цветочки в сравнении с тем, что испытывает неупокоенная душа, засевшая в разлагающемся полутрупе, алчущем человеческой плоти.

Дельмей деликатно намекал: Смерть не станет избавлением для Киафа. Идя на неё, он целиком и полностью отдаёт себя во власть Прародителю.

Уж что будет с ним дальше…

Покуда человек жив, он может изменить всё. Разумеется, не без труда. Через боль, преодоление испытаний, потери и приобретения, перипетии судьбы, но изменит своё состояние, своё положение. Да так, что себя в зеркале не узнает. Если выберет Жизнь.

Когда Ламбезис говорил о Вознесении и доле Киафа, слившегося с Богом Пантеона, Альдред едва ли понимал, что тот подразумевает на самом деле. Флэй отказывался верить в безоблачность этого выбора. И всё же право выбирать, силы двигаться вперёд и менять реальность вокруг себя — это дорогого стоит.

Жизнь даёт шанс увидеть новое завтра. Воссозданное усилиями Человека!

Беглец буквально видел, как Жизнь перевешивает Смерть. Он не собирался пилить сук, на котором сидит. Не стал торопить события. Говорят, гибель всегда приходит в назначенный час.

Он ещё даже не подумал о том, сказать ему «да» или «нет». Всё-таки даже в Тонком Мире каждая секунда имеет значение.

С ответом архонт не торопил дезертира. Дал ему время. Но тот исчерпал и его. В какой-то момент Актей отвёл взгляд и затих. Так прошла минута или полторы. Киаф Смерти вновь поглядел на Флэя со значением и подытожил:

— Наше время подошло к концу. Был рад увидеться, Альдред. Помни, что за свой выбор в ответе лишь ты. Жди.

Ренегат хотел было дёрнуться, что-то сказать, воспротивиться. Но внезапно пространство схлопнулось. Не было больше ни Рамхиды, ни Давазских гор, ни особняка, ни Актея Ламбезиса.

Была только тьма.

Глава 25-3. Яд

День пятый, позднее утро

Его отбросило назад в Материальный Мир. То же тело, то же сознание. Он властвовал над ними. По крайней мере, пока.

Неужто архонт над ним сжалился? Почувствовал ли дельмей его чувственный порыв ещё до того, как Флэй сумел бы озвучить его? Чума отступила? Он может в кои-то веки спокойно жить? Знать это было важно. Вот только моментально дойти до истины попросту не представлялось возможным.

Равновесный Мир грубо возвращал беглеца из праздных дум на бренную землю, где всё по-старому: беспросветность, мытарства и угрюмая прозаичность.

Ощущения наплыли такие, будто предатель попал на самый нижний план преисподней. В котёл с кипящим маслом. Его личный.

Испытать за свою жизнь ренегат успел немало оттенков боли. Но такой — насыщенный и в то же время яркий — претерпевал впервые.

Глаза-то не успел открыть, как заверещал от боли. Обезумев, стал вырываться. Мотать головой из стороны в сторону. Выгибаться, словно демон рвался наружу.

Со стороны всякий посчитал бы, что Флэй свихнулся, потерял рассудок и снизошёл до твари, подчас хуже зверя. Всему виной пресловутая, пылкая агония.

Явь под призмой его восприятия превратилась в мыльный бульон. Всему виной обильные слёзы, покатившиеся с век. Нервные окончания пекло и выкорчевывало так, что хотелось вылезти из этой кожи вон. Может, хоть так стало бы прохладнее.

Если бы. Альдреда привязали к креслу ремнями. По рукам, ногам. Таз, шею. Далеко не уберётся, даже если сильно захочет.

Верхнюю одежду сняли. Осталась только сорочка — да и та расстёгнута. Всё равно жгло. Дезертир себя чувствовал раком, опущенным в котелок с душистым кипятком.

Сверху откуда-то бил белый и холодный, ослепляющий свет. Он стекал водопадом с лампы, закрепленной чуть сбоку — и в то же время прямо над ним. Мерцание раздражало и ощутимо отдавало в мозг, навевая приступ тошноты. Да только исторгнуть из себя нечего. Желчь — и та не могла покинуть желудок. Не хватало мышечной упругости для довершения спазма.

Настолько паршиво, как сейчас, Флэй давно себя не ощущал. Закричав, уже не мог остановиться. Совсем не соображал, что происходит. Раздражители пересилили его самообладание. Какой бы путь ни избрал ренегат, всё равно не останется без мучений.

Увы и ах, такова данность его бытия. Кончится ли это хоть когда-нибудь? И как?

Взгляд судорожно метался из стороны в сторону. Из-за света вездесущего он мало что мог разглядеть. Тем не менее, общие представления о своём местонахождении заимел.

Помещение с деревянным интерьером и тележками медицинских инструментов, пузырьков и прочей докторской утвари. Не слишком большое, но и не слишком мелкое. Больше походило на операционную. А это значит, в госпитале Сестёр Милосердия он был не один. Кто-то его обнаружил. И кто же? Тот самый доктор? Но…

Его не оставили в одиночестве, отнюдь. Всё это время он находился под неусыпным наблюдением. И когда Альдред очнулся, начал бесноваться и вести себя, будто бешеный кабан в охотничьей ловушке, хозяину его судьбы пришлось принять меры. Он подготовил препарат украдкой, себя не выдавая, и подошёл к креслу. Со стороны изголовья. Флэй не видел и не слышал его. Вплоть до последнего мгновения.

Свет вдруг заслонила чья-то рука. Пациент осёкся. Наблюдатель грубо, насильно прислонил ветошь к его лицу, закрывая рот и нос. Альдред ничего не понял и случайно вдохнул пары кислого раствора. Его начало морить. Флэй остервенел, почуяв неладное, и стал вырываться. Однако так лишь вдыхал препарат всё больше и больше. Заведомый проигрыш, как ни крути.

Анестезия. Крайне ядовитая и до жути агрессивная.

В какой-то момент у него отбилось всякое желание шевелиться. Тело стало приятно тяжелеть. Ренегат проваливался в соблазнительное беспамятство, лишённое всяких сновидений. Веки держались до последнего — и всё равно закрылись. Перед тем, как снова потерять сознание, дезертир услышал голос:

— Тише. Тише.

Говорил неизвестный глухо, будто через стенку. С какой-то родительской заботой, которая окончательно обезоружила беглеца, подавила в нём последние приступы гнева.

День пятый, до полудня

Через некоторое время он проснулся опять. Лампу потушили уже. А окна в операционной — наоборот, распахнули.

Внутрь помещения врывался сырой воздух с улицы. Пахло растениями, что высадили в окру́ге, — и в то же время уличной гнилью и илом. Оно и неудивительно. В Северных Саргузах протекает немало речушек, оформленных в каналы.

Альдред чувствовал себя неважнецки, но гораздо лучше, чем ещё пару часов назад. Боль отступила. Он чувствовал разве что весь вес тела своего. Кто бы мог подумать, что он настолько тяжелый со всеми костями и мышцами. Чего и говорить о голове.

Беглец не мог толком пошевелить ни руками, ни ногами. Пальцы — и те его не слушались. Разве что рот вяло открывался-закрывался. Вероятно, со стороны он выглядел, как паралитик. Да и чувствовал себя ровно также.

Рядом с ним сидело нечто, отдалённо напоминающее человека. Шутка ли, Флэй не сразу различил силуэт на фоне здешней мебели. Чувствовал себя где угодно, только не здесь. Оттого и рассеянность брала своё.

Когда заметил, то даже не дёрнулся. Просто апатично уставился на него. И кто бы это ни был, если б сейчас он начал потрошить его тело, ренегат не сильно бы расстроился. Анестетический препарат обрубил у него на корню всякое желание двигаться, говорить — тем более, кричать или дёргаться, сопротивляться.

Дезертир лишь периодически постанывал, как ослабший лось на издыхании в луже собственной крови.

Силуэт представлял собой странное существо, отдалённо напоминавшее антропоморфную птицу. Фигуру скрывал просторный кожаный плащ. Было сложно сказать, оно худое или толстое, тщедушное или дюжее. Мужчина это вообще или всё-таки женщина? На ногах — плотные сапоги по голенище. На руках — некое подобие прочных кузнецких краг.

Его голову покрывала балаклава из плотной чёрной ткани. Физиономия пряталась за белой керамической маской с клювом, как у ибиса. Казалось, ранее её использовали в неких языческих ритуалах велаты. Ничего подобного доктора обычно не носили. По меньшей мере, такой предмет одежды казался странным и неуместным.

Всё тело так или иначе было покрыто. Почему же? Кто бы знал…

Нечто подобное носили золотари, которые залезали в самую гущу городской канализации. Этот врач — тоже своего рода золотарь, но от мира чумы.

Оно смотрело на Альдреда через окуляры. Неустанно, строго в одну точку на лице ренегата. Человек-птица размеренно дышал посредством десятков мелких прорезей в клюве. Дезертир снова глянул ему на руки: в них тот держал фарфоровый кувшин.

Понемногу отходя от анестезии, дезертир попытался пошевелиться. Ни в какую. Он всё также привязан ремнями к этому проклятому креслу. Что ж, попытка не пытка. Флэй мигом сдался и затих. Когда человек-птица убедился, что дезертир не будет брыкаться, он встал и подошёл с кувшином к нему. Внутри что-то плескалось.

«Вода…» — мечтательно подумал Флэй, рефлекторно открывая рот.

Наблюдатель приставил носик фарфорового кувшина к губам предателя и чуть приподнял, наклоняя. Стал осторожно поить заражённого. Это действительно была вода. Дезертир так давно не пил, что лакал её с превеликой радостью. Но всё никак не мог наполниться ей. Прошла минута, прежде чем сосуд опустел.

Стало на порядок легче. Даже токсичная анестезия медленно, но верно отпускала его тело и разум, облегчая самочувствие и возвращая былую ясность ума. Но до полной реабилитации было ещё далеко.

Человек-птица отставил кувшин в сторону, на столик у кресла. С него же взял тарелку с ложкой. Принялся молча кормить Альдреда. Ренегат не задавался вопросом, что это. А когда прочувствовал вкус, и вовсе оживился. Глаза распахнулись предельно широко. До жути причудливое сочетание нот. На грани изумления с отвращением.

Ясно было одно: это не местная кухня. Солёный рис — он слипался в комки, больше напоминавшие клёцки. Некие вязкие, ферментированные бобы — то ли соя, то ли фасоль обычная. И конская солонина, вымоченная в воде ради мягкости.

Такое Флэй не ел. И при любых других условиях ни за что бы не дерзнул отведать, посчитав специфическим. Однако здесь и сейчас оказался не в праве выбирать — и просто ел, не противясь. Голод пересилил капризность.

Ренегат молча, с охотой уплетал странное блюдо ложку за ложкой, пока тарелка не опустела. В желудке стало приятно от сытного обеда. По телу начало расходиться тепло. Какой бы еда ни была, она придаст ему сил. И на том спасибо.

Дезертиру стоило бы начать разговор, осведомиться, кто этот человек. Но он до сих пор не оправился после манипуляций, над ним проведённых. Понятия не имел, болеет ли ещё, либо чудесным образом исцелился. Еда отбила у него всякое желание что-то выяснять здесь и сейчас. Альдред лишь хлопал глазами, дышал через раз и смотрел отсутствующим взглядом в никуда.

Его обуревали совсем иные ощущения, чем раньше. Это не та жгучая боль от лезших минералов, что настигла его посреди госпиталя Сестёр Милосердия. Не было похоже нынешнее самочувствие и на адское жжение по пробуждению. Всё тело просто-напросто пекло, словно его закинули в сушильню. И приятно, и душно. По крайней мере, Альдред ясно понимал: ему уже лучше.

Между тем человек-птица забрал опустевшую посуду и направился к выходу. Покидая своего гостя, он призвал ненавязчиво:

— Засыпай.

Наблюдатель закрыл за собою дверь. В коридоре слышались его шаги. Стук каблуков действовал на Флэя убаюкивающе. И хотя дезертир был только рад поддаться усталости, всё происходившее казалось ему неестественным. На него как будто насылали морок. Была ли это некая колдовская сила в самом деле?..

Этого предатель не знал. Да и ему, в общем-то, плевать на это хотелось. Главное, что о нём заботились. Хотели бы убить — убили. В крамольную мысль, будто выхаживают на убой, он почему-то отказывался верить.

В Саргузах только один Учёный — да и тот сдох.

Достаточно оказалось одного слова, чтобы подействовать на дезертира моментально. Глаза его начали слипаться сами собой. Веки тяжелели, отчаянно тянулись друг к другу. Ренегат чуток поклевал носом. Подбородок его клонило к груди. Ещё миг — и Альдред уже совсем провалился в бесцветный сон.

Самый лучший сон, продлившийся, по ощущениям, не больше минуты.

День пятый, полдень

Проспал Альдред ещё от силы часа три.

И хотя очнулся он в холодном поту, стало ему в разы лучше. Не сказать, что чувствовал себя также бодро и бойко, как до болезни, но всяко живее, чем даже во время кормёжки. Анестезия, равно как и чумная симптоматика, покинули его организм.

Кашель прошёл, и в горле не першило. Голова стала ясной, насколько представлялось возможным. Боль утихла, оставив после себя только лёгкие покалывания на коже. Лицо ещё сводило от минералов, что лезли из черепа, но в целом ничто не сковывало его мимику. И всё равно было страшно поглядеть на себя в зеркало.

Вдруг Чёрная Смерть оставила на нём неизгладимый отпечаток? Всё же чёрный нектар буквально рвал его физиономию на куски. А после такого не оправляются!

Ему бы не хотелось жить в теле урода, на которого без слёз не взглянешь: и так не был красавчиком. Тем более, по самым оптимистичным оценкам, жизнь его только начиналась. До гроба он прошёл только треть пути.

Словом, Флэю было не угодить. Обратился — плохо. Оправился — тоже ничего хорошего. Как говорится, свинья везде грязь найдёт.

Тяжкие думы прервались, не успев и увлечь ренегата за собой. Альдред почувствовал на себе строгий взгляд незнакомца. Откликнулся на него — и увидел перед собой человека-птицу, но без его причудливой маски. И всё-таки это был врач. Тот самый доктор-чудотворец, победивший мор.

Незнакомец позволил себе улыбнуться сдержанно и подытожил:

— Значит, всё-таки проснулись? Хорошо.

Дезертир ожидал увидеть кого угодно, только не иностранца. В последнее время Флэй чересчур часто с ними сталкивался. И не все из них ему благоволили.

«Шумаец? Врач — шумаец? Вот уж не ожидал!»

Если его взяли врачевать при госпитале Сестёр Милосердия, значит, это был исключительный специалист. В основном же там работали те доктора, чья деятельность получила одобрение от местного епископата.

Переселенец из страны Тысячи Городов. Как и паосцев с обитателями Невольничьего Берега, их легко было отличить от прочих чужестранцев.

Кожа, как правило, или смуглая, или бледная, с лёгким оттенком желтизны. Глаза раскосые — от янтарных до тёмно-карих и даже непроглядно чёрных. Волосы вороные. Рост в среднем ниже, чем у коренных народов Западного Аштума. Чего и говорить о великанах из Пао. Правда, и там имелись свои полурослики.

Этот шумаец несколько отличался от своих соотечественников. Примерно лет сорок. Такой же высокий, как Альдред. На удивление светлый. По крайней мере, темноволосый. Да и облик, в целом, под стать корням. Он вполне мог оказаться полукровкой: некоторые черты доктор позаимствовал у потомков западных варваров.

Обычное дело, в целом. В Саргузах таким уже никого не удивишь. Среди бедноты вне зависимости от религиозных конфессий и культурных различий имели место межрасовые браки. Пока богачей заботило только упрочение своих позиций среди сливок общества, в низах происходил сущий Хаос. Горожане хоть и не приветствовали смешивание с чужаками, большая любовь порой отвоёвывала свои права.

Здесь могло иметь место то же самое.

Альдред не сразу сообразил, что ему сказать. Всё, что он смог из себя выдавить, опомнившись после болезни, это:

— Доктор? Это… о Вас говорил брат Фульвио?

Можно подумать, ничего лучше на ум прийти не могло. Но ренегату это показалось важным. Предатель должен был убедиться.

Тот нахмурился, не понимая, о ком шла речь:

— Кто?

Вопрос застал шумайца врасплох. Похоже, он даже не знал, кого лечил от чумы. Если лечил вообще он.

«Сдаётся мне, врач упражнялся на чумных под шумок. В обход мер, принятых руководством этого госпиталя. Почему же, спрашивается?»

— Не берите в голову, — выдохнул Альдред, уводя глаза.

— Как Ваше самочувствие, синьор? — осведомился врач.

Флэй призадумался. Стал прислушиваться к своим ощущениям.

— Вроде оправляюсь. Не скажу, что готов сворачивать горы… — рассмеялся ренегат нервно. Его не покидало чувство искусственности ситуации. Они с доктором как будто с места сорвались сразу в карьер.

«Что вообще происходит?..»

— Угу, — задумчиво пробубнил шумаец.

Он взял деревянный планшет и на листе бумаги, что был на нём разложен, сделал карандашом какие-то пометки. Писал не буквами, но иероглифами — не разобрать. Вскоре доктор закончил и ошеломил пациента одним-единственным пассажем:

— Рад слышать. Что ж, синьор, на этом всё. Сейчас я отвяжу Вас, и можете быть свободны. — С этими словами он встал. Хотел было подойти к Альдреду.

Тот запротестовал, охваченный паническими настроениями.

— Погодите, погодите! Что за дела? Вот так сразу?

Шумаец остановился и вздохнул устало.

Ему не хотелось бы перед кем-то объясняться: мысли его были совсем не о том. Но пошёл на попятную. В конце концов, пациент имел право знать.

Хотя бы чуточку.

— Я должен вернуться к своим исследованиям. Вы же меня отвлекли нежданным появлением. От помощи Вам я не отказался потому, что это совпало с моими интересами. Только поэтому, синьор. Ваш случай оказался на редкость запущенным. Но раз уж теперь Вы здоровы, моя теория подтверждается. Ступайте. И не мешайте работать.

«Чего? Что ещё за теория?..» — озадачился Флэй.

Зря шумаец рассказал ему всё это. И уж тем более напрасно — в таком надменном тоне. По меньшей мере, у Альдреда распалился интерес к персоне врача. Больший, чем прежде. Он не мог уйти отсюда, не узнав его тайны.

Кроме того, бывший куратор сумел прочитать между строк речь доктора. Восточное многословие, во многом — совершенно пустое, не провело его.

Из слов чужеземца становилось понятно многое.

В госпитале благотворительностью он не занимался. Что брату Фульвио, что ему самому доктор оказал услугу из личных соображений. А именно…

Только потому, что изучал природу чумы. Влияние Чёрной Смерти на организм. Действенность отобранных лекарств на течение заразы в зависимости от стадий.

Чем бы ни потчевал шумаец Альдреда, препарат этот был на удивление эффективен. Если уж его, почти что гуля, врач вернул с того света, эти изыскания могли если не пресечь эпидемию, то спасти тысячи жизней. По крайней мере, условно.

И в первую очередь — ренегата. Снова и снова. Ни эмиссия кристаллов, ни миазмы, ни даже сами гули не будут ему страшны. Ведь всегда будет противоядие.

Что это за чудесный эликсир, который порвал связь предателя с архонтом? Ему нужен такой антидот. Чисто про запас.

На худой конец, остатки персекуторов из «Гидры» могли прийти сюда до него. Дезертир должен был знать, был ли здесь капитан Колонна. Выздоровел ли он тоже. От этого впредь зависела его жизнь напрямую.

Чудотворец понятия не имел, кого вызвался спасти от мора. А если бы знал, быть может, бросил умирать прямо под окнами своей уединенной операционной. Преждевременными расспросами ренегат мог лишь напугать врача. Вместо этого он решил притвориться, будто солидарен с ним. Альдред сделал вид, будто не спорит, но всё-таки спросил:

— Хорошо-хорошо, синьор, я не настаиваю. Но позвольте. Где моё оружие? Моя одежда? Куда всё подевалось?

Излишняя суета пациента вводила доктора в ступор. Он только потянулся, чтобы расслабить ремни, как вдруг остановился. Тихо рыкнул. Покачал головой. Затем пояснил, продолжая возиться с путами. Всё-таки, казалось ему, лучше удовлетворить любопытство дезертира о мелочах, лишь бы тот убрался восвояси поскорее. Доктор пояснил:

— Я оставил их за выходом из отделения. В конце коридора. Я Вас провожу и затворю за Вами дверь. На том и расстанемся.

— Раз так, то отлично, — вздыхая для вида, отозвался Альдред.

«Чуть что, оружием придется воспользоваться. Припугнуть, например. И никуда этот пассажир от меня не денется».

Он ощутил нечто вроде азарта, играя в недомолвки с иностранцем. Ему вспомнилась бытность куратором, когда чуть ли не каждая беседа с чародеем являла собой настоящую дуэль характеров. Было время! Да прошло…

Покончив с ремнями, доктор сделал шаг назад и стал ждать, когда дезертир встанет. Вытянувшись в полный рост, ренегат предстал перед спасителем лицом к лицу. Он вгляделся хорошенько в его глаза, дабы понять, с кем имеет дело.

Естественно, этот врач — не простой человек. На удивление находчивый, скрытный и оттого осторожный. Чужаков иностранец боялся, как огня. Медицинские изыскания здесь ни при чем. Дело обстояло в другом. Он утаивал нечто такое, что первому встречному в Саргузах не расскажешь. Кураторская чуйка подсказывала Альдреду: не будь он дезертиром, этот шумаец точно бы стал клиентом Священной Инквизиции.

Нежданно-негаданно подозрение натолкнуло Флэя на безумную мысль: пойти ва-банк. Врать и не краснеть, манипулировать, угрожать, но выгрызть все необходимые сведения без остатка.

Так или иначе, он не чувствовал угрозы от доктора. Даже если он чародей, с такого расстояния дезертир мог обезвредить его голыми руками. Только потом их беседа перейдёт совершенно в иную плоскость. Врач не раз пожалеет о своей несговорчивости.

— Идёмте же, синьор, — без конца нудил шумаец.

— Минуточку, доктор, — осклабившись, парировал Флэй. По дурости своей он чувствовал себя хозяином ситуации. — Должен спросить у Вас кое-что ещё.

— Быстро только, — сорвался было врач, но тут же смягчил тон до нейтрального: — Прошу Вас, господин…

Глава 25-4. Яд

— К Вам часом не заглядывали инквизиторы? — ухмыльнулся ренегат, мысленно подготавливая себя ко всему вплоть до светопреставления. — В частности, отряд «Гидра». Имя Джакомо делла Колонна Вам о чем-нибудь говорит?

Шумаец не на шутку смутился. Стал качать головой растерянно. Всё-таки Альдреду удалось его застать врасплох.

— Я не принимал никаких инквизиторов!.. — неуверенно выдавил из себя врач.

Дезертир видел по глазам доктора: тот не врёт. У него тут же будто камень с души свалился. Стало легче. Раз уж капитана здесь не было, вполне вероятно тот уже погиб на улицах Города. С Нико, Марго и Шатуном будет гораздо легче договориться о сотрудничестве. Обернуть всё так, будто Альдред и не наставлял на командира оружие.

— А почему Вы спрашиваете?.. — осведомился врачеватель, заметно напрягшись. Казалось, он всеми правдами и неправдами сдерживался от совершения какой-то глупости. Флэй заметил это явственно.

Хоть предатель и не понимал, в чём обстояли проблемы у шумайца с церковным законом, при слове «инквизиторы» тот совершенно потерял лицо. Может быть, его деятельность не так чиста с религиозной точки зрения? Альдреду было всё равно. Это не более чем рычаг давления.

И беглецу казалось, иностранец уже у него в кармане. К этому моменту Флэй уже сообразил в голове фальшивую историю, которая бы поставила врача в безвыходное положение. Он не мог не расколоться под давлением обстоятельств. Ренегат не был дурак и допускал, что доктор учудит нечто, о чём пожалеет. Но и Альдред уже занял практически беспроигрышную позицию.

Он заговорил:

— Когда мор только-только пришёл в Саргузы, Вы взялись за одного пациента. Иностранной наружности. Заражённый. Это был брат Фульвио…

У шумайца полезли на лоб глаза. Похоже, теперь-то он припоминал, кого уберег от Чёрной Смерти. Тут же себя выдал: не мог он вылечить многих, наверняка помнил каждого в лицо, коих единицы! Значит, просто пускал пыль в глаза.

«Я так и знал», — думал Альдред и продолжал.

— Знаете, я и сам своего рода… инквизитор. Так вот мой отряд напоролся на заражённых. Я подцепил эту хворь. Вместе мы дошли до Церкви, где и встретили брата Фульвио. Священник рассказал о Вас. О том, что уже посылал к Вам другой отряд. Капитан их тоже заболел. Он рассказал, где Вас искать. Это слышали все, — подчёркивал ренегат, чтобы врач прочувствовал всю патовость его положения. — Остальные последовали дальше в Акрополь. Я же отправился сюда, в госпиталь. Попытать счастья. И вот он Вы. И вот я — исцеленный Вами…

— Довольно! — воспротивился доктор. — Прекратите этот фарс немедленно! Чего Вы добиваетесь, синьор? Я помог Вам. Возвращайтесь, откудапришли.

— А я скажу, чего добиваюсь, — настаивал дезертир, внимательно следя за ним. Ждал нападения в любой миг, тщательно следя за перепадами настроения у собеседника. Так его учили в Башне. — Мне нужны ответы, господин врач. И без них я не уйду. Сразу скажу, что не собираюсь Вам вредить. При условии, что Вы пойдете на сотрудничество. Мы оба выиграем от этого. Ваши методы лечения спасут жизни многим людям. А Вы, в свою очередь, получите немалые преференции от Церкви. Безопасность, неприкосновенность, невмешательство в исследования — и далее по списку.

Врач напрягся. У него задёргались губы. Казалось, ещё немного, и произойдёт потасовка. Быть может, с применением магии.

«Этому не бывать».

— Не советую делать глупости. Когда я сказал, что о Вас наслышаны в Инквизиции, правильно ли Вы понимаете, что я имею ввиду? — лукавил дезертир. Доктор застыл, как истукан, испепеляя его взглядом. — Окромя Вас, никто не совладал с эпидемией. Вообще. Это подозрительно, по меньшей мере, не так ли?

Шумаец осёкся, постепенно догадываясь, куда вляпался. Альдреда забавляло наблюдать за резкими переменами в его мимике. Настал момент повысить накал страстей.

— Вернусь я в Акрополь или нет, Вам всё равно стоит ждать с визитом Инквизицию. Только так разговаривать, как это делаю я, с Вами уже не будут. И уж поверьте, своё они получат. По-хорошему или по-плохому. Оно Вам надо? Лично я сомневаюсь. Ну так почему бы нам не провести дискуссию в более дружеском ключе? Всё выясним. Решим всё таким образом, чтоб ни у кого не осталось обиняков? Как Вам такая идея, доктор?

Тот зло посмотрел на ренегата, рефлекторно стискивая зубы. Альдред спокойно отстаивал свою позицию в этой дуэли взглядов, умудряясь при этом надменно улыбаться. В конце концов, шумаец сдался. Сипло выдохнул, понимая, что любые потуги бессмысленны. Как ни странно, кураторский дар убеждения в который раз помог Флэю.

— Ладно. — Доктор всплеснул руками. — Ладно, Ваша взяла, синьор. Так что Вы хотели узнать? Я расскажу всё, что потребуется. Но и у меня есть условие: как бы там ни было, меня Инквизиция и пальцем не смеет тронуть. Помогать — да. Защищать — да. Но не трогать. Вы можете мне это гарантировать?

Дезертир фыркнул и добавил снисходительно, не преминув шансом слукавить:

— О чём речь! В вашей голове заключены знания, которые способны спасти Равновесный Мир. Инквизиция Вас не обидит, слово даю. Даже если Вы маг…

Доктор осёкся, непроизвольно вскрыв правду. Есть у него какой-то чародейский дар, определённо. И пускай говорят, что шумайцы — мастера слова, чьи истинные намерения никогда не угадаешь, кураторы натасканы изрядно. Мало кто проведёт чёрного плаща в трезвом уме и с твёрдой рукой.

Чужеземец выдохнул, до сих пор не веря, какие беды свалились ему, как снег, на голову. По крайней мере, Альдред сумел добиться, чего хотел. Осталось только собрать сливки. Методы же его интересовали мало.

— Так что Вы хотели бы узнать? — осведомился врач, присаживаясь обратно на стул. В свою очередь, Флэй уселся на кресло.

— Сначала не помешало бы представиться по-человечески, — намекнул ренегат.

— Ван, — отозвался доктор, кладя ладони себе на колени. — Это фамилия. Её будет достаточно. Об моё имя язык сломаете.

Он хмыкнул. Ренегат спорить не стал. «Ван так Ван».

— Альдред Флэй, — представился в ответ. — Отдел персекуторов. Отряд «Феникс». Будем знакомы.

И хотя его плащ был утрачен, шумаец поверил ему на слово.

— Будем, — кивнул ему врач.

— Подскажите, господин Ван, как Вам удалось победить эту заразу? Вывели какой-то особенный препарат? Или, может, здесь всё-таки замешана некая магия?

Тот сглотнул, собираясь впопыхах с мыслями. Было видно, как заметались его глаза. Казалось, ренегат подбирался к нему всё ближе и ближе. Срывал покров за покровом. Но иначе никак. В кои-то веки доктор нашёл, что ответить:

— Я работаю в этом госпитале с тех самых пор, как закончил Академию в Циме. Ни с чем подобным наши врачи не сталкивались. Собственно, и я не мог понять, в чём дело, пока из больных не полезли чёрные минералы. Насколько я мог судить по внешнему облику и полученным образцам, это был нектар. Чёрный нектар.

Дезертир насторожился.

— Известно ли Вам что-нибудь о чёрном нектаре?

— Нет.

«Хм… Да ладно?»

— Откуда ж тогда Вам знать, что это был именно он?

Шумаец шарил по полу глазами, будто там скрывался ответ на вопрос. Наконец, он пояснил, еле выдавив из себя:

— Там, откуда я родом, соли белого нектара применяют в медицине. Его состав заменяет группу продуктов, необходимых для нормальной жизнедеятельности человека. Мы физически не можем за раз съесть столько пищи, чтобы восстановить здоровье, зато можем принять горстку этого минерала. В Шумае лечатся так. В том числе.

— Значит, с нектаром Вы знакомы не понаслышке? — Альдред насторожился.

Пряча глаза, доктор Ван пробубнил:

— В общем-то, да.

— И когда Вы поняли, что это чёрный нектар, что Вы сделали?

Лицо врача — белое, будто лист бумаги — вдруг стало пунцовым. Теперь доктору уже не казалось хорошей идеей идти на попятную Инквизиции. Он мог лишиться головы, как ни крути. Предчувствуя, что шумаец вот-вот сломается, Флэй поспешил заверить:

— Как я уже сказал, Вам не о чем беспокоиться. Говорите, как есть. Последствий для Вас не будет. Уж дурных — так точно.

— Хорошо. — Доктор Ван собрался. — Сходство между минералами натолкнуло меня на мысль об их антагонистической природе. Что, если один влияет на другой? Решил попробовать шумайскую медицину. Естественно, не в открытую.

Предатель насупился.

— Где же Вы раздобыли белый нектар? Его не продают ни на рынках, ни в аптеках. Да и стоит, скажу Я Вам, в разы больше, чем получают врачи…

— Белый можно найти. — Шумаец покачал головой. — На Барахолке точно знаю, где продают. Цена другая. Мои земляки там живут и покупают у паосцев, что привозят его с Невольничьего Берега. Правда, его всегда мало. Денег стоит. Его обычно в дурман подсыпает молодёжь. Говорят, усиливает ощущения при курении. Глупости. Когда я туда заходил, прикупил небольшой мешок уже дроблёного. Сольдо было не жалко. Я хотел узнать, что это за болезнь.

Шутка ли, ренегат проникся к доктору Вану немым уважением. Ему импонировали люди идеи, которые горели тем, что делали. Отчасти Флэй даже завидовал ему. И конечно, был безмерно благодарен, что жизнь свела его с человеком вроде этого.

— Ладно. Какие шаги Вы предприняли дальше? — подгонял дезертир.

— Я попробовал давать больным горсть белого нектара. Но быстро выяснилось, что это лишь вредит. — Врач почесал затылок. И хотя ничего ему не угрожало, он заливался потом. И дело было даже не в душном кожаном одеянии, что было на нём. — Уже через несколько часов чёрный минерал начинал прорастать из их голов. Они умирали. Не обращались, просто становились целым скоплением друз.

— Выходит, при таких обстоятельствах чёрный нектар подавляет белый?

— Совершенно верно. — Доктор кивнул, постепенно наполняясь уверенностью. — Боюсь, это моя вина. Я должен был предвидеть, что чёрный нектар сильнее по природе своей. Хоть и не так стабилен, как обычный. Тогда я продолжил искать варианты. Уже вдумчивее. Как мне казалось, если белый и может подавить или вовсе обратить вспять произрастание своего… доппельгангера, то явно не в одиночку. Нужно было вывести такую формулу, которая бы дала беспроигрышный результат. И, как Вы заметили на собственном примере, у меня получилось.

— Так с чем же Вы смешали белую соль? — напирал Альдред. Его любопытство разгоралось от вопроса к вопросу.

Доктор Ван усмехнулся незлобиво и покачал головой.

— К сожалению, я не могу выложить Вам все карты на стол, господин инквизитор. Это поставило бы под угрозу мою жизнь, как я считаю. Церкви ничего не будет стоить избавиться от меня и попросту присвоить рецепт себе. И как с гуся вода.

Удивительно, и всё же шумаец отличался небывалой прозорливостью. Навряд ли он знал многочисленные истории о гениальных инженерах, чьи разработки Священная Инквизиция забрала себе, а их — попросту утопила в ближайшем болоте. Может, слухи, но методы организации располагали в них поверить. Как бы там ни было, давить на него ренегат не стал. Просто сделал вывод, что имеет дело с до жути тщеславным параноиком.

— Хотя бы намекните! — издав короткий смешок для разрядки обстановки, шутливо попросил дезертир.

Ему едва ли была важна голая формула. Совсем другое дело — конечный продукт, к которому бы он имел постоянный доступ в случае чего. В свете этого разговора Альдред понимал, что просто обязан доставить врача к Инквизиции. Если всё-таки заразился Колонна, помер капитан или нет, столь жирный улов мог значительно повысить его авторитет в глазах сослуживцев. Выбить преференции. Даже обеспечить иммунитет в коллективе. А это дорогого стоит.

Гениальность чересчур давила шумайцу на мозги. Он сдался почти без боя.

— Ну, если говорить в общих чертах, то пришлось перебрать целый ворох общеукрепляющих лекарств: порошки, масла, травы и тому прочее. С учётом их токсичности много времени пришлось потратить на вычисление примерной дозировки. Это принесло плоды. Одному из пациентов повезло. Он выжил. Он выздоровел.

От его слов резко повеяло сущей бесчеловечностью, как показалось Флэю. Доктор хотел сказать, что игрался с жизнями пациентов, пока в конце концов не добился своего. Методом проб и ошибок, но лекарство было найдено. Вана можно было бы обвинить в людоедских методах. Но увы, иного выхода попросту не было в его условиях. Так что Альдред и не думал осуждать шумайца. Главное, он выжил. Остальные мало волновали.

Ренегат не смог совладать с любопытством и перебил врача на полуслове:

— Кто был тот пациент, что выжил первым?

Доктор прикрыл глаза, усмехаясь. А затем ответил:

— Похоже, тот самый церковнослужитель, о котором Вы говорили. Я понятия не имел, кто это. Но именно ему достался препарат в правильных пропорциях.

— А вообще, скольких людей Вы смогли спасти? — не унимался Флэй.

— Одного его. А считая Вас — двух, — пожал плечами шумаец.

Беглец осёкся.

— Ничего не понимаю, как так? Всего двух? Почему только двух?

Тот вздохнул, отвёл взор. Потеребил нервно пальцами штанину. Затем объяснил, к собеседнику не поворачиваясь. Взгляд был направлен куда-то в окно.

— Мне это было и не нужно. И так почти весь нектар израсходовал. К тому же, как раз в то время весь госпиталь наводнили заражённые. Не помешало бы дать препарат по формуле и другим, для статистики, но было поздно. Я закрылся в этом отделении. Наедине с исследованиями. Работы хватало. А потом пришли Вы.

— Что, совсем никто не приходил? Брат Фульвио говорил, они отсылали к Вам больных, помнится мне.

— Да никто не приходил. Говорю же, — устало вздыхая, чуть раздражённо пояснил Ван. — Я никого не видел. Никого не слышал. Видать, не дошли. Это очень просто, если учесть, что весь этот Город вымер…

— Логично, — хмыкнул ренегат угрюмо. — Почему за меня взялись?

— Это везение чистой воды. Для Вас. Мне нужен был пациент с такой стадией заражения. И вот он, сам пришёл ко мне на порог. — Шумаец всплеснул руками, повернувшись к Альдреду лицом. — И вашим, и нашим, в общем-то.

Предатель не мог поверить своим ушам. Всё это время он продвигался наобум. Сражался, проливал свою и чужую кровь, слепо веря, что здесь его ждёт безоговорочное спасение. А путь при малейшем отклонении мог обернуться крахом.

Флэй своего добился, но по случайному стечению обстоятельств. Раз уж доктор Ван ему мог просто не открыть. Бестолковое, паршивое совпадение. Победа такого рода попросту отдавала тошнотворной горечью.

Врач продолжал:

— Я дал Вам тот же самый препарат, что и тому священнослужителю. Разве что дозу утроил. Как ни странно, я в очередной раз угадал с пропорциями. Смесь в Вашем случае отличалась небывалой токсичностью. Неудивительно, что Вы так орали. Хотя чего болтать. Главное, что оно того стоило. Вы живы. Вы выкарабкались. Как по мне, это повод возликовать. Сейчас по Вам и не скажешь, что у Вас была эта зараза. Никаких следов не осталось. Вернее сказать, почти.

— Почти?! — возмутился Альдред. — Что значит «почти»?

Шумаец поглядел на него боязливо. Отвёл глаза. Снова посмотрел, делая вид, будто ничегошеньки не слышал. Ренегату это не понравилось. Тему пришлось развить.

— У меня, на минуточку, из черепа наружу вылезал чёрный нектар! По меньшей мере, это тянет на деструкцию костей. Впадение мышц в эти провалы. Я поражаюсь, как я до сих пор от этого кони не двинул и спокойно разговариваю! — взъелся Флэй. Но не всерьёз, играючи, лишь на голубом глазу.

На самом деле, ренегат уже давно подозревал, о чём недоговаривал доктор Ван. Просто хотел, чтобы тот сломался, и сам всё выложил без задней мысли.

Врач стушевался, как дитё малое, и промямлил, отводя глаза:

— Ничего нет. Всё теперь в порядке. Как новенький…

Глава 25-5. Яд

И вместо тысячи бранных слов Альдред, продолжая играть, попросту дотронулся до лица. Изобразил удивление на грани откровенной фальши. Принялся прощупывать щёки, височные доли, лоб, проминать их. Да только никаких провалов нигде не коснулся.

— Это что ещё за лихо? Какого?..

— Я обо всём позаботился, — бубнил без конца шумаец.

— Как это возможно? — потешался над ним пациент. — Неужто это препарат такой чудодейственный, что всё лечит? Прямо-таки философский камень! Которого нет.

— Препарат… — ляпнул доктор Ван, не зная, куда и деваться.

— И заразу убьёт, и чёрный нектар рассосётся, и кости обратно срастутся? Да ещё и так быстро? Доктор Ван, Вы настоящее открытие! — рассмеялся Альдред.

Ему их разговор напомнил один случай из репрессорской практики. Был у него уже один такой несговорчивый латентный маг, баловавшийся трансмутацией. Перегонял железо в золото, возвращая банкирам займы. Всё равно раскололся. Всё равно погорел.

— Умоляю, избавьте меня от этого шутовства! — не вытерпел врач. — Что Вы хотите от меня услышать? Говорите прямо!

Тогда Флэй поглядел на него серьёзно, приняв сообразный вид, и сказал:

— Доктор Ван, я не советую Вам держать меня за идиота. Признайтесь уже. Вы не просто врач, который работает в госпитале. Вы ещё и целитель.

— Это что-то меняет, я не пойму? — огрызнулся шумаец и скрестил руки на груди.

— Между Вами и Инквизицией? Ровным счётом ничего. Наоборот, просто к сведению говорю, во всём Равновесном Мире мало кто из магов содержится должным образом, по-человечески. Ну, чудотворцы, в основном. Ветвь Трансмутации. И целители. С них в Янтарной Башне и спрос меньше, — вспоминал ренегат. — Всё в порядке…

— Ничего не в порядке! — вспыхнул Ван, вставая со стула. Тот откатился чуть назад, скрипнув ножками. — Я в Круг ни ногой! Я не для того всю жизнь живу в тени!

Альдред протянул к нему руку, но не коснулся и пальцем.

— Доктор Ван, — призывал он. — Доктор Ван, я же сказал, всё хорошо. Сядьте.

Шумаец глянул на него недоверчиво, сверху-вниз.

Предатель ощерился, будто волк.

— Сядьте.

Тот вздохнул и всё-таки повиновался. Дезертир продолжил:

— На Вашем месте я бы удосужился почувствовать разницу. Вы не подрывали монастыри по щелчку пальца. Не мучили селян домовиками. Не подглядывали невидимыми, как в речке купаются бабы. Не плевали в лицо кислотой прохожему за то, что тот Вас толкнул плечом. Это всё не про Вас. Вы людей лечите. И к Вам отнесутся со всем надлежащим почтением. Даю слово.

— Инквизицию мне не за что любить. Вы выжимаете людей, как тряпки, и затем просто в печи сжигаете. Об этом все знают! — ворчал доктор Ван. — Больно надо становиться одним из ваших питомцев…

— Бывает и так. Я не спорю, — увещевал ренегат. — Но Вас это не коснётся. Вы спасли меня. И быть может, убережёте от эпидемии человечество. Какой Вам вольер!..

— Посмотрим, — проворчал врач.

— Само собой, — мягко согласился с ним беглец.

— К слову о Вашем лице, — пользуясь случаем, начал было шумаец. — Обождите.

Всего на мгновение, но Альдреду стало страшно. Доктор Ван отошёл к комоду и вытянул из ящика зеркало на ручке. Затем вернулся обратно и вручил дезертиру.

— Ознакомьтесь-ка с результатом. Думаю, Вас он удивит.

Тот недоверчиво глянул на врача. Немного помедлил, но всё-таки посмотрелся в зеркало. И тут же округлил глаза, сам себя в отражении не узнав.

Это был всё тот же Альдред Флэй, каким он знавал себя. Однако сейчас ренегат выглядел примерно так, как должен был. Если бы не тот давешний инцидент, когда они с ментором впервые увидели друг друга…

Губы предательски задёргались.

— Я… Я… Как это понимать? Почему?..

Естественно, глаза выглядели, как и всегда. Белки нормализовались. Радужки не источали свет искрящихся самоцветов. Хотя беглец и не подозревал, что было иначе.

Кожа определённо выглядела здоровее. Ни синяков, ни ссадин, ни кровоподтёков. Даже мешки под глазами чудесным образом ушли. Это отчасти настораживало. Так не могло быть. Если забыть, что этот шумаец — чародей.

Его нисколько не смущало, что борода выбрита гладко. Но в свете солнца точки поспевавших волос приняли естественный, натуральный цвет. И то же самое шевелюра, заботливо остриженная доктором Ваном. Порой ренегат забывал, каким был когда-то.

Он снова видел перед собой вполне здорового внешне юношу. Только от прежней седины, словно соль перемешали с перцем, не осталось и следа. На месте серых патл теперь шли молодые, но уже достаточно длинные побеги русых волос, отдалённо напоминавших цветом рожь.

Впредь Альдред и впрямь выглядел на свой возраст, а не на невесть, сколько лет.

С момента вербовки в Священную Инквизицию Флэй перестал улыбаться также часто и также искренне, как до того. Но сейчас его губы изогнулись сами собой. Юноша, можно сказать, испытал подлинное счастье.

«Привет, паренёк, — думал про себя ренегат. — А неплохо выглядишь…»

Доктор Ван поспешил пояснить:

— Таков эффект белого нектара. Я же говорил. Он прекрасно помогает человеку восстановить здоровье. И отсюда вытекает рост волос и ногтей после горсти эфира. К тому же, улучается состояние кожи. А как правило, внешний здоровый вид говорит уже о здоровье внутреннем.

Флэй рассмеялся незлобиво.

— Значит, седые старики смогут снова почувствовать себя молодыми? За счёт возвращения былого цвета волос, я имею ввиду.

Шумаец улыбнулся ему снисходительно.

— Это вряд ли. Никогда о таком не слышал. У молодых ещё может что-то поменяться. Как у Вас. В Вашем случае я это заметил случайно. Когда усыпил Вас. Видимо, прилив крови дал знать. Волосяным фолликулам немного досталось, без понятия. Я вообще-то не цирюльник, но вид у Вас был настолько дикий, что решил придать Вам… более вменяемый облик, что ли.

— Спасибо, — искренне ответил Альдред, передавая зеркало.

Дезертир до сих пор не мог поверить, что это взаправду. Одновременно с тем ему стало жаль Равновесный Мир и всех его обитателей. Всего на мгновение, и тем не менее. Ведь гармонисты со скрипом перенимали что-либо у чужих культур. А такие самородки, как доктор Ван, залегают на самое дно. Вместе со своими идеями, тем потенциалом благодати, что они могут нести в массы. И лишь с приходом Чёрной Смерти тот же шумаец хоть как-то сумел поднять голову, показаться на свет.

«И всё-таки многое в Западном Аштуме стоило бы поменять бесповоротно…»

— Рад помочь, — из вежливости сказал тот.

Конечно, теперь ему пришлось бы часто втолковывать знакомым, что за чудесные метаморфозы пришлось претерпеть. А Флэю, наоборот, хотелось бы скрыть факт заражения чумой. Но тут уж не попишешь. По крайней мере, если доктор Ван окажется в лоне Инквизиции, всё будет на порядок проще. Он не даст соврать.

— И от чумы вылечился, и сам преобразился, — бормотал дезертир, довольный, как слон. — Какой там сегодня день календаря? Буду отмечать его, как второй день рождения.

— Боюсь, я должен Вас предупредить кое о чём… — стушевавшись, добавил врач.

— Предупредить? — Альдред напрягся. — И о чём же?

— Нектар всё так же циркулирует в Вашей крови. Он никуда не исчез. Мы просто обернули заражение вспять. Патологических воспалений больше нет. Процесс превращения пресечён на корню. Но возбудитель… Возбудитель, можно сказать, стал частью Вас, господин инквизитор. Как-то так пока.

Тот вновь стал белым, как мел. Он подозревал, что это сулит лично ему. Избавиться от влияния архонта так до конца и не вышло. Альдред испытал животный страх, ведь Актей Ламбезис мог вновь затеять свою грязную игру. В любой момент. По щелчку пальцев. Флэй же был по горло сыт уже пережитым.

— И что это должно значить?

— Честно сказать, понятия не имею. — Доктор Ван развёл руками. — У предыдущего пациента ничего подобного не наблюдалось. Но опять же, и дозировка ему была дана совершенно другая. Но не переживайте. Бояться нечего. В конце концов, нектар — это ведь всего лишь соль. Имею ввиду, в первую очередь. А соль, как правило, из организма на раз-два выводится. Просто нужно немного подождать.

Ренегат насупился.

— А пока этого не произошло, чего ждать? Я начну метать во всех молнии, либо питаться солнцем и перенаправлять его лучи через себя?

Доктор Ван хмыкнул.

— Конечно же, нет. Просто стоит поберечь себя. И всё будет хорошо.

— Утешили! — буркнул Альдред. Призадумался — и махнул рукой. Тут уже ничего не сделаешь. — Ладно, дальше это уже моя головная боль.

— Выше нос, — попытался подбодрить его врач. — Сегодня Вам крупно повезло, господин инквизитор. Нам повезло…

— Пожалуй, — не стал спорить Флэй, отрываясь от мыслей о следе архонта во всем этом чудесном исцелении.

Он поглядел на шумайца.

— Так когда выдвинемся к Акрополю?

Чужеземец стушевался и стыдливо отвёл глаза. Нервно ощупал шевелюру, а затем, что-то промямлив, уже повторил громко:

— Сожалею, но я должен остаться. Моё исследование так и не закончилось. Даже сейчас я сильно рискую, раз прекратил свои наблюдения. В конце концов, снаружи явно опаснее, чем здесь. Я слышу это каждый раз, когда солнце уходит.

Альдред недовольно погонял воздух во рту, призадумавшись глубоко. Спросил:

— И как нам тогда быть?

— Я думаю, лучше всего будет, если Священная Инквизиция пришлёт в госпиталь своих людей. Ко всему прочему вдобавок, мне необходим ещё нектар. Уверен, у Вас его вдосталь. Это значительно ускорило бы процесс…

Флэй и не заметил, как начались пресловутые проблемы. Однако приступ паники он зарубил на корню. Пойдет с ним доктор Ван сейчас, либо же за ним придут инквизиторы другие, сути дела не меняло. То, за чем пришёл, Альдред уже получил.

Вернув себе самообладание, ренегат пошёл на хитрость:

— Начальство не поймёт, если я возвращусь в одиночку. Хотя бы покажите, в чём суть вашего исследования.

Шумаец ответил не сразу. Он скрестил руки на груди. Порой топал ногой, размышляя. Наконец, доктор Ван созрел и мотнул головой на выход из операционной:

— Следуйте за мной.

Предатель вышел за ним в коридор. Чужеземец открыл одну из десятка дверей, что предстали перед взором беглеца. Они зашли туда. Пока шумаец возился с ключами, Альдред успел привыкнуть к полумраку пустовавшего отделения. Это была личная палата. По всей видимости, для пациентов, которые могли себе это позволить.

Здесь царила кромешная тьма. А из неё ни с того, ни с сего показались два люминесцентных белёсых глаза. Гуль. Тут врач держал обратившегося упыря. Тварь, заприметив двух здоровых людей, захрипела. Вырываться не стала. По всей видимости, покоилась тут давно и успела сгнить и ослабнуть. В пользу этого говорила удушающая вонь раздражения.

Врач время зазря не терял. Зажёг свечку и посветил огоньком на людоеда.

Неимоверно тощий, обессилевший. Еле шевелил головой. Но всё равно тянул пятерни к здоровым людям. Альдред при виде него скривил лицо и спросил, шипя:

— Твою же м-мать… Как это понимать?..

— Это доктор Магри. Мой сменщик. Это единственный доступный экземпляр. Я… наблюдаю за ним, в общем-то. И попутно пытаюсь вылечить. Но пока ничего не выходит. Он переносит любые дозировки. Хоть бы хны. Так что смотрю за его состоянием. Сколько заражённый способен прожить без пищи в благоприятных для себя условиях. Нельзя его оставлять. Время смерти должно зафиксировать с точностью до часа. Повторюсь, до часа. Не больше. Это край.

Доктор Ван убеждал, как мог. Зря старался.

У Флэя в голове разорвался целый пороховой склад. Он вспомнил, за что недолюбливал что врачей, что учёных, что естествоиспытателей, когда речь заходила об опытах над людьми. Конечно, обращённого врача можно было назвать одним из таких с натяжкой. Если забыть одну простую вещь: сознание Магри никуда не исчезло. Сменщик всё ещё там, пленник собственной непослушной плоти.

Говорить что-либо доктору Вану не стал. Смысл невелик. Не его это дело. И пусть милосерднее было бы прервать страдания упыря в бренном мире, Смерть всегда приходит по расписанию. Незачем её торопить.

— Что ж, теперь понятно. — Альдред, надув щёки, шумно выдохнул. — Я всё передам. Ведите свои опыты. Людей пришлём.

Ему не хотелось больше хоть сколько-нибудь находиться в этой палате, пропахшей гниющей человечиной.

— Договорились, — отозвался шумаец. — Спасибо за понимание.

Ренегат хотел было уже идти, но его внимание что-то привлекло. Флэй вгляделся в лицо упыря. Тот вполне осознанно улыбался ему. А когда захватил внимание дезертира, попытался что-то сказать. Язык у доктора Магри уже отсох. Лепетал только что-то губами. Два слога. Раз за разом, будто пытался предостеречь Альдреда.

По губам беглец читал едва ли хорошо. Но тут у него почти мгновенно закрались пугающие ассоциации. Казалось, гуль без конца повторял: «бе-ги», «бе-ги», «бе-ги».

— Что за… — начал было Альдред, как вдруг услышал гудение с улицы.

И шумаец, и он сам отреагировали чересчур поздно. Палата взлетела на воздух от порыва эфира, воплощенного в Материю. Их отбросило взрывной волной. Флэй ударился об стену и растянулся на полу. Рядом лежал врач, вереща надрывно и срывая голос.

Несмотря на боль, что обуревала всё тело, ренегат потрудился встать. Он понимал, что медлить нельзя: от этого зависела его жизнь. Приподнялся на колени. Глянул туда, где ещё полминуты назад стояла палата. Из здания госпиталя магией выдрало солидный кусок, являя происходившее на улице.

Предатель увидел то, чего никак не ждал. К ним медленно подлетало существо, которое должно было обитать в воде, но никак не парить в воздухе. Скат — неестественно огромный. А на его спине стоял мертвенно-бледный человек в причудливой броне. Его глаза горели призрачным, изумрудным огнём.

Альдред поневоле начал вспоминать, где они могли встречаться раньше. Он показался ему смутно знакомым. Точно. Ярмарочная Площадь. Столкнулись они — совершенно случайно.

Он понятия не имел, кто это мог быть. Да и времени на выяснения не было. Нужно было убираться отсюда подобру-поздорову. Флэй глянул на доктора Вана. Эффект Материи сказался на нём куда сильнее. Магией разорвало ноги по самые колени — ткань и плоть перемешались. Шумаец орал и брыкался, не переставая.

До конца не понимая, что вообще творит, Альдред растерялся и просто потащил врача за руки вглубь коридора. Грубо, бестактно. Что-то бормотал, пытаясь успокоить чужестранца, но даже сам себя не слышал: его ошеломило. А сознание молчало. Наверняка плёл сущую околесицу.

Вместе они преодолели не больше, чем несколько шагов. Потом Флэй остановился, впадая в ступор. Он пригляделся, обратив внимание на культи шумайца. Из-под его оголившейся кожи у обрывков ног начали выползать в изобилии жирные трупные черви. Выбираясь наружу, они падали на пол, оставляя за собой кучкующиеся дыры, что сходились в целые кластеры. При виде них Альдред потерял дар речи.

«Дыры. Дыры. Дыры!..»

Ничего тошнотворнее дыр Флэй в жизни не видел. Его чуть не стошнило прямо на доктора Вана. Он отвернулся, не в силах смотреть на это безобразие. Врач пал к его ногам. Уже мёртвый: кровопотеря и несусветная боль сделали своё дело.

Потуги пошли коту под хвост. Вместе с доктором Ваном умер секрет чудодейственного препарата. И неизвестно, найдется ли в Равновесном Мире ещё один гений, который бы предложил Аштуму эффективное лекарство…

Чертыхаясь, ренегат побежал прочь по коридору. Как раз вовремя. Чародей повторил удар, дробя магией уже целое отделение, что тут же взлетело на воздух. Вперёд удиравшего дезертира засквозил сизый свет. Кто бы знал, что это за Ветвь.

Каким-то чудом, слабо соображая, что делает, Альдред всё же добрался до двери из отделения. Стал судорожно оттягивать шпингалеты. Когда закончил, пнул створки. Пробрался между ними спешно. Ринулся по коридору дальше. Уже оттуда видел Прощальную Розу, пояс с кинжалом и бандитский плащ.

Заполучив свои вещи обратно, стал судорожно подпоясываться, одеваться. Взял бастард в руки. Только шагнул вперёд, как чуть впереди от магического заряда вышибло стену. Грохот стоял невообразимый — от него пухла и выла голова. Альдред чуть было не упал. За сизым сиянием эфира последовал солнечный свет.

На глаза преследователю Флэй решил не показываться и бросился к лестнице на первый этаж госпиталя. Незнакомец искал его. Без конца кружил над зданием. Бил в больницу магией наугад, буквально разбирая строение по частям. А его скат время от времени заунывно выл на всю округу.

Альдред махом спустился на первый этаж и побежал по холлу на выход. На свет. Весь госпиталь трясся. Где-то в восточном крыле осыпался потолок. Его это не заботило вовсе. Лишь бы только выбраться под открытое небо, пока здание не сложилось гармошкой. Флэй вырвался под лучи палящего солнца, уже достигшего зенита.

Он бежал на пределе своих возможностей. Покинув территорию больницы, дезертир остановился, чтобы отдышаться. Глаза ему заливал пот. Казалось, вот-вот, и выплюнет наружу лёгкие. В ушах стучал пульс. Не зная, куда и деться от немощи собственного тела, Альдред не сразу увидел: он потонул в чужой тени.

Прямо над ним пролетал огромный небесный скат. Всадник нашёл его.

Бледный, как смерть, человек. С мерцающими изумрудными глазами, как у призрака из глубин Серости…

Глава 25-6. Яд

День пятый, после полудня

Чародей вынул из ножен меч. Клинок тут же заходил ходуном. Сколопендра очнулась и зашипела, клацая хелицерами и шевеля лапками. Он выбросил вперёд руку. Тут же к ладони его устремился эфир — потоки гудящего сизого света. Небесное животное застыло на уровне крыши госпиталя, утробно воя.

Преследователь спрыгнул с ездового ската вниз. Он падал прямо на Альдреда, выставив перед собой руку! Флэй глядел на него, запрокинув голову. До конца не понимал, реально ли то, что видит. В конце концов, инстинкт самосохранения взял своё. Он прыгнул вперёд, при соприкосновении с мостовой попытался перекатиться.

Удар! Это приземлился чародей. Из-под его ног во все стороны с оглушающим грохотом пошла силовая волна. Она подбросила ренегата, не дав ему завершить свой трюк. Из пальцев ненароком выскользнула рукоять Прощальной Розы. Дезертира протащило по брусчатке чуть вперёд. По крайней мере, бастард проскользнул за ним.

Рыча и чертыхаясь, предатель стал подниматься на ноги. Не успел он оправиться от былых травм, как жизнь поспешила напомнить ему: пока жив, его тело обречено страдать. Альдред подцепил пальцами полуторный меч. Шатаясь, приподнялся. Встал, сгорбленный, и уставился перед собой. Из облака пыли выплывал незнакомец.

Казалось, он выше его на голову. Преследователь тяжёлыми шагами приближался к своей жертве, отставив свой меч в сторону.

Непроизвольно дезертир начал вспоминать, что сказал ему архонт пару дней назад, на борту «Сирокко». По его душу идёт некромант. Маг Смерти никак не связан с Культом Скорпиона или самим Ламбезисом. Он просто ищет Киафов. И судя по его настрою, их он вознамерился перерезать, как скот.

А ведь они уже виделись. У преследователя уже был шанс быстро покончить с ним. Что же помешало? Неужто тогда он не был приоритетной целью? Что изменилось тогда? Разве только сейчас труповод сумел его обнаружить?

«Так ли это важно?» — в мыслях одёргивал себя раздраженно ренегат. Некромант уже показал, зачем явился. Смысла разговаривать с ним не имелся. Впрочем, на то Актей и рассчитывал, подсылая Селевка к своему дражайшему другу.

Цель перед изменником стояла простая: найти, отрубить Киафу голову и принести её новому хозяину. Превентор давно отыскал Флэя, просто выжидал, пока не будет ему дан сигнал. И вот время пришло.

Ездовой скат взвыл и устремился неспешно в небеса — в сторону Восточного муниципалитета, где постепенно собирались тучи. Ренегат боязливо проводил его взглядом: опасался, что это обманный маневр, и тварь просто раздавит его в лепешку.

К счастью, это были только домыслы. Селевк остановился на полпути, выставил перед собой руку, начал пропускать по холодным венам эфир, собирая его в смертельное заклинание на кончиках пальцев. Поглощённый клинком бездомный поделился с ним своей памятью, своими знаниями и даже навыками. Некромант обратился к Альдреду на языке, общепринятом в Ларданах:

— Сюда смотри!

Флэй рефлекторно повернулся. И в следующий миг увидел вспышку сизого света: ему навстречу, взрыхляя брусчатку, рвался поток магической энергии. Очертаниями он смутно напоминал столп дикого пламени. Да только на гребне пламенной волны виднелись лица призраков. Усопшие, сгнившие до костей, скалили зубы, тянули бесплотные лапы к нему. Альдред впал в ступор, будто зверь, забредший ночью к людям.

Он увернулся в последний момент. Волна чересчур отдалилась от чародея. Спустя шагов двадцать она остановилась и спровоцировала взрыв, который разрушил часть каменного забора. Это ничто, раз уж ренегат остался жив.

Иллюзий насчёт своих способностей Альдред не питал. Некромант вызывал чувство неведомой мощи. С этой школой магии дезертир дела не имел. Поэтому посчитал: наилучшим вариантом для него будет попросту убраться прочь. Как можно быстрее исчезнуть, затаиться, а уже потом подготовиться к следующей встрече.

Превентор начал собирать новое заклинание. Для Флэя это был шанс бежать. Он резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бросился наутёк.

Селевк хмыкнул бесстрастно: ему говорили, Киаф, хоть и не воссоединился со своим Богом, уже обладает небывалой силой и боевым духом, которым похвастаться может не каждый. Но увы. Перед ним предстал всего-навсего смертный. Может, что-то он и умел, но это нивелировалось его страхом перед Смертью и болью. Лёгкая добыча.

Заклинание являлось обманным трюком превентора. Он лишь подготовил эфир для возможной атаки — хлёсткой и мгновенной. Когда Киаф стал уносить ноги, он прервал нагнетание магии в руке. Сжал крепко рукоять меча из биомантия, занося его за себя. Оружие зашипело надрывно, засеменило по воздуху лапками. Некромант метнул клинок вперёд, и тот вытянулся вперёд, будто хлыст.

Хелицеры метили сомкнуться на лодыжке Альдреда. Так и случилось. В какой-то момент при беге Флэй не сумел переставить ногу. Обернулся — и увидел: сколопендра вцепилась в него, ногу не дробила, но не отпускала. А в следующий миг тварь изогнулась, и ренегат рухнул набок, вопя. Его потащило обратно к некроманту. Беглец лишь чудом не оставил за собой оружие.

Сколопендра подтаскивала добычу стремительно. Альдреда валяло из стороны в сторону. Он стиснул зубы, кряхтел, пытаясь хоть как-то выставить своё тело для удара, но всё без толку. Лишь когда меч из биомантия начал втягиваться обратно в гарду и сбавлять скорость, положение вещей поменялось. Флэй всё-таки произвёл выпад.

Химерит вонзило в хитин. Из-под него брызнуло некой желтоватой, вонючей и вязкой жижей. У дезертира полезли на лоб глаза:

«Оно… живое. Это не просто меч!..»

В подтверждение его догадки сколопендра заверещала. Хелицеры разжались. Одна беда: ренегат уже лежал чуть ли не у самых ног некроманта. Селевк тут же выгнулся. Его ладонь сжалась в кулак. Он собирался разорвать Киафа одним ударом. Вокруг его руки собирался сизый эфир.

Флэй мигом откатился в сторону. Раздался хлопок. Брусчатку вмяло в почву и примешало к ней осколки. Силовая волна пихнула Альдреда больно в спину. Однако он остался на месте. Прощальная Роза вновь пришла в движение.

Болезненные ощущения меча передались превентору. Он понятия не имел, что такое химерит, равно как и его соперник о биомантии никогда не слышал. Но Селевк быстро сообразил суть причудливого металла. И верно понял: всё-таки ему стоит быть осмотрительнее с этим Киафом.

Его взгляд зацепился за бастард. Клинок врежется ему в ногу, если он не предпримет меры. Сколопендра бесновалась без конца, неспособная отойти от удара. Хуже всего не пущенная кровь, а странный яд, распространившийся по клинку. Он был не аштумской природы, словно токсин изъяли с глухих планов Аида. Стало быть, магия.

Магия, с которой Ауксилия была незнакома.

Как бы плохо ни приходилось биомантию, лучше пусть от боли изнывает сколопендра, чем её владелец. Превентор крепко сжал рукоять, заставляя многоножку воедино сложить своё тело, и отразил бастард. Химерит лязгнул об его меч, уходя вбок. На достигнутом Альдред не остановился, пиная некроманта в колено.

Гигант оказался на глиняных ногах. Селевк шумно выдохнул, чуть было не потеряв равновесие. Непроизвольно отступил на шаг. Флэй воспользовался форой правильно. Быстро отдалился через обратный кувырок, бойко подпрыгнул и выставил меч под углом. Лезвие смотрело вниз, образуя катет. Беглец ждал продолжения дуэли.

За их короткий обмен ударами Альдред понял только одно: перед смертью не надышишься. Некромант ему не даст спокойно добраться до Акрополя — только через его труп. Либо он принимает бой сейчас и хотя бы пытается выгрызть победу зубами, либо склоняет голову перед Селевком и даёт себя убить. И раз уж быть Киафом — скорее клеймо для него, чем дар, третьего не дано.

Шею повело влево — хруст. Повело вправо — хруст. Когда ты не жив и не мёртв, тело порой дубеет. Размявшись, превентор застыл на месте. Внимательно вглядывался в свою добычу, прекрасно понимая: пришла пора тактику сменить. Если бы не Прощальная Роза, он бы легко раздавил Киафа. Но на биомантий химерит влиял крайне дурно. Со временем это могло поставить будущее самого Селевка под угрозу.

Труповод смерти не боялся, всегда с ней будучи на ты. Совсем другое дело — провал. Не для того он предавал Ауксилию, чтобы в первый же ответственный момент бездарно сложить голову. Он стал напрямую служить Прародителю и не мог его подвести.

Не мог.

Селевк мельком поглядел по сторонам. Поблизости не оказалось трупов, которые бы он смог быстро наполнить эфиром и поднять с того света. Вокруг себя он чувствовал целые полчища кадавров: те спали мирным сном, раз уж солнце над Северными Саргузами ещё не укрыли облака. Ими заправлял архонт, но он и не думал помогать своему слуге. Некромант понимал: это лично его испытание.

Ему оставалось только одно. Раз уж Материальный Мир не мог предложить ему действенных средств для достижения цели, он заглянет в самые мрачные уголки Аида.

Рука наполнилась эфиром. Сизая энергия оплетала её по спирали, будто змея. Мановением ладони Селевк рассеял её в пространстве перед собой. Из туманных пучин Тонкого Мира в Аштум открылись три портала. Оттуда наружу выплывали призраки.

Хитрее хода было не придумать. Чтобы разрубить эктоплазму, требовался инквизиторский сплав. На такой случай дельмеи обращались к оружию из серебра. У Альдреда же не было ни того, ни другого. Труповод посчитал, что одним махом обыграл Киафа. И оказался недалеко от истины.

Непроизвольно Флэй вспотел, наблюдая за призванными духами. Это были неупокоенные, озлобленные души тех, кто скитался по Серости с незапамятных времён. И хотя некромант явно верховодил ими, в их свирепости и кровожадности ренегат не сомневался. Он шумно выдохнул, пытаясь понять, проиграл ли заведомо.

Большинство душ Аштума попадает в Серость прямо с того места, где встретили Смерть их бренные тела. В конечном облике, в котором те распрощались с жизнью. И эти призраки действительно выглядели безобразно. Воины древности с вспоротыми животами и расколотыми черепами. Тогда люди и не думали щадить друг друга, спокойно предаваясь кровавым зверствам.

Взмахом руки Селевк направил в бой духов. Когда те поплыли по воздуху к Альдреду, он выдвинулся следом. Не спешил. Хотел пронаблюдать, что будет. Могло статься так, что схватка с призраками для Киафа закончится, не успев и начаться.

Первый дух — выпотрошенный варвар-кочевник — подобрался к дезертиру первее других. Занёс топор и, хрипя утробно, произвёл удар. Альдред отразил его рефлекторно. Химерит проехался по эктоплазме с гулом, но проехался! Некромант это заметил, но не придал особого значения. Просто отметил для себя, что причудливый металл и на такое способен. А вот Флэю это придало уверенности.

Не успел он отрубить кочевнику голову, хоть и мог. Сзади к нему подобрался покалеченный дух со скимитаром. Перемещались призраки почти бесшумно.

Альдред узнал о нём лишь по резкому похолоданию вокруг — и это на полуденном солнцепеке. Ренегат резко крутанулся назад, блокировал клинок и вонзил Прощальную Розу в грудь безголового привидения.

Если бы оно могло закричать, то кричало бы. А так — просто изогнулось от вполне материальной боли. Не прошло и пары мгновений, как распалось на сизую фантомную пыль. К Альдреду спешил третий дух, выставляя перед собой копьё. Флэй не успевал ответить бастардом и просто отпрянул.

Запоздало. Призрак прошёл сквозь него боком. Столкновение с эктоплазмой не прошло для предателя бесследно. Его кожа раскраснелась, как от лютого морозного ветра, и стала чуть шершавой, а мышцы начало сводить от судорог. На него, казалось, дыхнула сама Серость. Отчасти так и было.

Труповод хоть и держался поодаль, но никуда не сбегал. Ренегат крутанул в воздухе бастардом и рассеял кочевника в облако пыли. Тот взвыл, будто банши, и исчез из Материального Мира. Дезертир увернулся от копья и произвёл выпад, расправляясь с последним призраком. Селевк не сильно расстроился: на духов ушли сущие крохи эфира.

Главное, превентору удалось под шумок зайти с тылу. К тому времени он уже сумел замедлить распространение токсина по телу сколопендры. Оружие было готово к бою. Некромант взмахнул клинком, собираясь отрубить голову Киафу.

Чисто и быстро. Но что-то пошло не так.

Страх воздействовал на Флэя иначе, чем на прочих людей. Если другим он сковывал движения и заполонял все мысли, то от него у Альдреда будто обострялись чувства. За те дни, что ренегат скитался по Саргузам, он начал справляться с ним. И приручив его, использовал себе во благо. Каждая частичка тела его задубела. Он был готов к удару.

Биомантий рассек воздух, но так и не добрался до шеи беглеца.

Дезертир прижался к земле. Слыша, как меч некроманта проходит над ним, он резко выпрыгнул, разворачиваясь, и произвел выпад. Прощальная Роза с омерзительным чавканьем пробила доспех. Из-под химерита брызнула бурая кровь, а по поверхности лат пошли синюшные пятна. Флэй ужаснулся, но тут же сообразил: броня у труповода живая, равно как и его меч!

Ему было невдомёк, зачем вообще биомантий был создан и использовался Ауксилией. Магия Смерти накладывает на своих адептов особый отпечаток.

Они превозносятся над простыми смертными, но часто платят за это чересчур высокую цену. Сами становятся ходячими трупами, а как догниют — обращаются личами. По сути, скелетами, которые держатся разве что на эфире. Так они могут жить веками. Но не все ауксиларии были готовы мириться с этим.

Биомантий лишь с натяжкой можно назвать сплавом. Да и то — не металлов. Магия Смерти извращает до неузнаваемости останки реликтов: плоть, кровь и кости. Соединяет их в нечто новое, единое целое.

Так получается оружие, аналогов которому в Аштуме нет. И так получаются доспехи, тесно вплетаемые в жизнедеятельность некроманта. Посредством такой брони они способны существовать, как обычные люди, но при этом и превозмочь лишения, которые подразумевает обман Смерти. Это их экзоскелет, скафандр. Посредством биомантия Ауксилия питается и прибирает к себе всё ценное, что могут дать живые.

Селевк изменился в лице. Губы у него поджались. Изумрудные глаза — вспыхнули.

Превентор почувствовал, как яд пронизывает его доспех. Со временем токсин доберётся и до его сердца — чрезвычайно слабого, бившегося от силы десять раз в минуту. И когда отрава проникнет из биомантия уже в его прямую кровеносную систему, он навсегда покинет бренный мир, отрёкшись от становления личом.

И тогда его одиссее придёт конец.

Не ведая того, некромант совершил ошибку, о которой пожалеет не сразу. Сам Альдред не знал всей подноготной, действуя и воспринимая ситуацию сугубо интуитивно. Как бы там ни было, Флэй понял: он всё делает правильно. Труповодом овладел отблеск человеческого гнева. Слуга Смерти потянул к Киафу руку, наполненную губительной энергией порчи. Ренегат встрепенулся, резко выдергивая из брони бастард.

Альдред отпрянул назад, разбрызгивая за собой целый фонтан стухшей крови. Миазмы ударили в нос. Теряя контроль над собой, Селевк метнул ему вдогонку клинок. Флэй, не скованный доспехами, легко ушёл в сторону. Сколопендра шмякнулась тупой хитиновой башкой об мостовую, дробя брусчатку.

Пришёл черёд Флэю перейти в контратаку. Он подскочил к Селевку, занося бастард за себя. Некромант не без труда отразил Прощальную Розу, отступая на два тяжелых шага назад. С каждой минутой ему становилось всё очевиднее: положение у него отнюдь не завидное. На мгновение даже показалось, будто архонт намеренно отправил его в последний путь.

Едва ли. Труповод не мог винить избранника Граста. Он сам проявил беспечность, посчитав Киафа никчёмным соперником. Не прислушался к предупреждениям нового владыки. Смотрел на успехи Флэя сквозь пальцы, замечая лишь, как тот страдает. Последствия легкомысленности оказались для превентора катастрофическими.

Впредь ему следовало не только распределять потоки эфира, но еще и управлять собственными доспехами, прикладывая особое волевое усилие. И это при том, что Киаф от него бы не отстал. Глухая оборона стала вынужденной мерой.

Флэй наступал, не жалея сил. Ему опостылела борьба. С некромантом ему хотелось разделаться как можно быстрее. Но так, чтоб самому не пролить ни капли крови. Он не придал значения поведению Селевка. Тот метал из стороны в сторону свой меч, парируя нападки Альдреда. Труповода волновало другое. Превентор искусственно замедлял кровообращение в латах, не в силах пока выдавить из него яд, попавший внутрь.

Дезертир не останавливался на достигнутом. Остервенело осаждал противника. Если пробить какой-то фланг не получалось, тут же заходил с другого, оттесняя некроманта назад. В какой-то момент он перестарался.

Обретя точку опоры, Селевк увёл Прощальную Розу в сторону. Из блока перешёл в нападение. Труповод описал мечом в воздухе дугу и обрушил меч на Альдреда сверху-вниз. Флэй чудом успел выставить перед собой бастард. Химерит лязгнул при соударении клинков. Сапоги его зашаркали по брусчатке. А сам он — чуть отъехал назад.

Рухнул на колени, тяжело дыша. Упёрся мечом в мостовую, чтобы не упасть ненароком на спину. В глаз ему стекла капелька едкого пота. Прикрыв его, другим Флэй уставился злобно на Селевка. Тот напрягся всем телом, наполняя доспехи из биомантия эфиром. На поверхности лат выступали кислотно-зеленые капли, что стекали вниз и усеивали почву. Альдред опешил: каким-то чудом некроманту удалось избавиться от яда!

А ведь раньше ренегату казалось, будто это невозможно. Впрочем, законы живых мертвецам не писаны.

Селевку стало намного лучше. И первым делом он преобразовал свой клинок в хлыст. Хелицерами сколопендра должна была сдавить Киафу шею и подтянуть его к своему хозяину. Альдред застыл, точно понимая: нужно что-то делать — немедленно.

Тварь была уже близко. Опираясь на глазомер, дезертир выждал момент. И вот он настал. Беглец резко поднялся, нанизывая сколопендру на Прощальную Розу. Верещание ужасающего существа продлилось не более секунды: стало захлёбываться в собственной крови. Как бы ни пыталось оно сжать хелицеры, тугой химерит мешал.

Флэй буквально удерживал и верховодил чужим оружием. Переступив через брезгливость, свободной рукой он ухватился за хитиновый панцирь. Молниеносно крутанул меч внутри чудовища — и резко выдернул Прощальную Розу.

Некромант скривил губы. Начал подтягивать клинок обратно к гарде. Плюясь кровью, сколопендра описывала в воздухе дуги, шлепалась башкой об мостовую, но всё-таки вернулась к владельцу. Только без Киафа.

Впрочем, тот и сам норовил приблизиться. Альдред бежал на Селевка, занося за спину химеритовый клинок. Селевк был готов. Его меч из биомантия уже не мог сложиться воедино: нескольких секунд, пока токсин распространялся по оружию, оказалось достаточно, чтобы тот задубел. Теперь это была просто пила. Большая пила.

Клинки вновь столкнулись — и вновь разошлись. Так некромант с Киафом и продолжили биться дальше. Прощальная Роза то и дело застревала между твёрдых, как камень, зубцов живой пилы. И всякий раз Альдред чуть было не попадал в ловушку, сулившую погибель. Выбирался лишь чудом, но снова переходил в атаку.

Ему нужно было задеть некроманта химеритом. Только так он мог рассчитывать на победу. Пересилить Селевка даже сейчас дезертир не мог чисто физически: где он, а где чародей, превосходящий его по всем параметрам.

Обмен ударами, обоюдный переход из атаки в оборону — и наоборот, принесли свои плоды. Дезертир отставил биомантий в сторону, и тут же выбросил Прощальную Розу навстречу труповоду. Бастард прошёлся по доспеху по диагонали, пуская смердящую кровь каскадом. Превентор подавился воздухом и стиснул зубы.

Яд внедрился в кровоток моментально. За долю секунды Селевк перебрал все возможные пути дальнейшего развития событий.

Провернуть ещё раз тот же трюк он не сумел бы: нет ни времени, ни возможности. Скорее уж Киаф его одолеет.

Слуга Смерти чересчур увлёкся дуэлью на мечах, не подготовив заблаговременно эфир. Он был не в состоянии отбросить Альдреда от себя, чтоб уже потом заняться ядом.

Дистанция в их ожесточённой дуэли играла против Селевка. Тогда он пошёл на отчаянный шаг. Флэй собирался было рассечь ему голову бастардом, но некромант протаранил его плечом, отталкивая назад. Между ними было от силы четыре шага впредь.

Бывший ауксиларий отыскал для себя только один возможный выход. Яд хоть и распространялся быстро, но гибель от интоксикации не наступила бы также резко, как у живого. В запасе у некроманта имелась минута-полторы. За это время он может уничтожить Киафа. Если правильно расценил свои возможности и сделает всё правильно.

Он не дал Альдреду оправиться. С лёту осадил чередой ударов, заставляя химерит лязгать, визжать и свистеть. Флэй отступал назад, едва справляясь с яростью. Яростью агонизирующего зверя, в которого Селевк превратился в мгновение ока.

Но не только биомантия следовало опасаться ренегату. Через каждый два-три взмаха пилой некромант выкидывал магический фокус. То насылал на него сизое дыхание Серости, то источал из себя силовую волну. Флэй реагировал быстро — и лишь потому оставался на ногах. Лишь потому оставался жив.

Мёртвые не знают усталости. Да только Селевк был скорее жив, чем мёртв. Телодвижения не способствовали его сопротивляемости яду. Поражённая плоть будто индевела, слушаясь всё неохотнее и неохотнее. Некромант буквально переступал через себя, чтобы продолжать бой.

Впрочем, радоваться было рано. Альдред понимал: если замешкается или расслабится, не сносить ему головы. Поэтому он сконцентрировался настолько, насколько мог в принципе.

И когда некромант собрался обрушить на него пилу в очередной раз, был готов. Он поднырнул под клинок. За собой услышал лязг биомантия. Поднял голову вверх, крепко сжимая рукоять меча. Удар! Прощальная Роза пробила живой доспех насквозь. Клинок пришелся на область грудной клетки. Химерит проломил панцирь, чуть отскочил от рёбер Селевка и пошёл дальше. Пробил лёгкое — и показался из-за спины, пуская наружу бурую, мерзкую жижу.

Труповод изогнулся от мышечного спазма. Глаза его округлились. Он почувствовал. Действительно почувствовал боль. Небывалое жжение, будто кровь у него в жилах начала кипеть. Саму плоть ломило, будто её волокна рвались одно за другим.

Дезертир уже догадался: гибель слуги Смерти близка. На достигнутом Альдред не остановился. Выдернул Прощальную Розу и хлёстким замахом порезал некроманту бок. Лезвие увязало в биомантии. Корпеть над ним Флэй не стал. Наоборот, продавил обратно. Прокрутил клинок — и только тогда вырвал бастард наружу. За химеритом в воздух взмыл грязный шлейф протухшей крови, замерцавшей на солнце.

Не в силах совладать с самим собой, труповод опустился тяжело на колени. У него был отсутствующий взгляд. Казалось, эфир, бивший из его глаз, угасал. Да и сам он выглядел не лучшим образом. Бледную кожу его оплела паутина воспалившихся лимфоузлов. Токсин уже плавил его мозг заживо. Сердцебиение сходило на нет.

Селевку были чужды человеческие эмоции. От них он отказался ещё до вступления в Ауксилию, приняв дар Смерти. Тем не менее, с сознанием и здравым смыслом никогда не прощался. Для него было очевидно, что из этой схватки победителем он уже не выйдет.

Жажда силы, жажда причастности к великим свершениям Прародителя затуманили его разум. Ни к чему некроманта не привели ярые стремления выслужиться перед новым хозяином. Он проиграл.

С губ его стекали сдавленным хрипом знаменитые последние слова, произнесённые на дельмейском языке:

— Я… обрёл… Смерть.

Альдред смотрел на него хмуро, совсем не понимая, о чем болтает некромант. Горькая драма Посмертия пролетела мимо его поля зрения. Флэю Селевк запомнился как прихвостень деспота, потерпевший фиаско.

Он дал ему пасть на колени. Дал ему осмыслить печальный финал. Даже позволил высказаться. Но уделять ему время ни мгновением больше не собирался.

Ренегат собрал воедино оставшиеся силы. Взмахнул Прощальной Розой. Химерит впился в шею некроманта. От удара голова труповода дёрнулась. Селевк испустил предсмертный хрип. Эфир в его глазах погас, и Альдред увидел: те были непроглядно чёрными, как у Актея Ламбезиса. Флэй вытянул меч.

Труп некроманта рухнул набок. Под ним подтекала смердящая лужа бурой крови.

Совсем обессилевший, ренегат опустил бастард и высоко задрал голову. Он тяжело дышал. Глаза его уставились в чистый небосвод. Предатель успел позабыть, что можно радоваться и прозаичным вещам. Например, самому факту своей жизни. Теперь вспомнил.

Дезертиру уже оскомину набила борьба за выживание. Казалось, Аштум имел к нему претензий в разы больше, чем к любому другому человеку.

Едва ли это так. Саргузы — тот Город, что первым прочувствовал на себе Судный День, приближённый Ламбезисом. И тут умирали все. Кто-то раньше, кто-то позже.

Альдред стойко переносил невзгоды, чтобы после столкнуться с новыми. Такова плата за радость быть живым. И он будет платить. Вплоть до тех пор, пока в негласной борьбе со Смертью та не победит его.

Пришла пора выдвигаться. Флэй примерно представлял, где находится Акрополь. В том направлении и побежал, оставляя за собой останки Селевка, почерневшего от яда.

Ренегат и представить себе не мог, что за ним всё это время наблюдали — и наблюдали внимательно.

Глава 26. Щебень

Гармонисты склонны оправдывать свои успехи простым заявлением: «Свет и Тьма любят меня». Альдред бы сказал то же самое. Буквально неделю назад.

Однако теперь он знал горькую правду. За двумя символами Равновесия не стоит ничего, кроме вселенской лжи. Флэй негласно, в душе отрёкся от них.

И фактически стал безбожником. Своего покровителя из Пантеона он не знал. А окромя него, преклоняться ему было не перед кем.

Впрочем, и в свою исключительность ренегат не верил. Киаф или нет — не суть. Он знал, что ещё слаб, — всего лишь человек из плоти и крови.

Его сознание отчаянно пыталось отыскать причину, по которой дезертир ещё дышал и даже здравствовал. В изысканиях предатель наткнулся на крамольную мысль: он жив, потому что Бог Смерти ему позволял.

Да только Прародитель — не единственная сила, в чьих руках могла оказаться жизнь Альдреда Флэя. На неё покушались многие. И увы, список этот ещё не кончился.

Саргузы — город контрастов, и из Циановых Дворцов Альдред попал в новое место, для Западного Аштума не характерное. Природа накладывала свой отпечаток на ландшафт, а уже человеческий гений, исходя из него, расширял жизненное пространство.

За островом Наяд реку Ло напитывали многочисленные притоки.

Мелкие и большие, они ветвились, будто вздувшиеся жилы под человеческой кожей. Хаотично соединялись и разъединялись вкривь и вкось. И тем самым уже нарезали сушу на всевозможные кусочки, образуя целую цепь островов. Лысые песчаные дюны, где веками хозяйничали разве что нищие рыбаки, ловившие всякую мелочь. Их лачуги давно сровняли с землёй: богатые в который раз отняли у бедных последние крохи.

На карте Города островки больше напоминали кучу обрывков бумаги. Между собой никак не сообщённые, изолированные от Большого Города. Так было раньше. Со временем на пустыре вырос целый фешенебельный район — Каналы. Земля избранных.

Вот уж где в Ларданском Герцогстве протекали молочные реки, омывая кисельные берега. Попасть в райские кущи проще, чем посторонним — сюда. К счастью для Альдреда, Чёрная Смерть уравняла бедных и богатых, знатных и безродных. Мор пожирал всех без разбору, расширяя для орд новое жизненное пространство.

Флэй мог пройти здесь, но вопрос обстоял в другом: а нужно ли?

Каналы населяли исключительно банкирские кланы Города — и те, кто их охранял. В общем и целом, не более тысячи человек.

Эти семьи контролировали львиную долю экономики Герцогства. Честной народ ненавидел их кишечно. Неудивительно, что крупнейшие ростовщики сбежали сюда. Вроде и в Городе, а вроде и у себя в крепости. Жирные котики дрались за любую кормушку, до которой могли дорваться, но в отношении жилья стали дружить против всего остального Равновесного Мира.

Проживали они тут семьями. Чуть ли не у каждого — свой небольшой островок с коммуной поверх. Пятиэтажные дома с дворами-колодцами, где в самом низу располагались главные отделения их контор. Сюда, в подземные хранилища, стекались все ценные бумаги, драгоценные камни, золото из всех уголков Аштума. И только потом, по запросу, развозились по ларданским филиалам.

Белокаменные фасады и красные черепичные крыши, узкие оконца и тенистость Каналов, где архитекторы ставили здания впритык, не на шутку перепугали Флэя.

Тот впал в некое состояние диссонанса. Он знал, что в этом районе априори не может быть скопления упырей: им тут особо нечем поживиться. Если богачи не разъехались или не забаррикадировались, их давно сожрали и разграбили.

А с другой стороны, если уже гули всё-таки окопались тут, в постоянной тени и замкнутости банкирских крепостей, ему несдобровать. Как только солнце чуть отклонится на запад, заражённые сбегутся на запах желанной добычи.

Хотя здесь и сейчас последнее, о чём стоило беспокоиться ренегату, — это Чёрная Смерть с её полчищами людоедов.

«Мосты, как я погляжу, в целости и сохранности, — размышлял Альдред, оглядывая Каналы издали. — Хорошо хоть никому в голову не пришло их подорвать. Пока небо ясное, и тучи не догнали солнце, я смогу проскочить. Главное, не мешкать. Буду держаться светлой стороны — и нечего страшиться. В тенях не задерживаться, да и всё. А уже оттуда до острова Памятного топнуть много времени не займёт. Хоть бы успеть явиться в Акрополь до заката… Если ещё хотя бы день проведу в Городе, можно уже сейчас прощаться смело с кукушкой».

Решение было принято — уже неплохо для начала. Флэй передохнул и бросился в направлении арочного моста, что стоял над первым каналом со стороны Медресе. Ему следовало миновать порядка восьми-десяти островов, прежде чем он попадёт в подбрюшье зелёной зоны и доберётся до береговой линии близ Акрополя.

Он побежал по нему, скрываясь от солнечных лучей под белокаменной крышей перехода. Что удивительно, здесь было сравнительно чисто. Никаких разлагавшихся трупов или упырей в потёмках. Только следы сотен грязных ног на каменных плитах говорили о том, что у орд этот маршрут пользовался спросом. Флэй хмыкнул: странно, что под пятами заражённых мост не раскрошился в воду от резонанса.

Бегом преодолел сооружение и снова вырвался на солнце, ступив на первый остров. Какому банкирскому клану тот принадлежал, значение не имело. Ренегат хотел было уже двинуться дальше, как вдруг под его ногами затряслась земля. Альдред лишь чудом устоял на своих двоих, но чуть сгорбился, оборачиваясь.

Кто его только за язык тянул! Дрожь земли спровоцировала обвал арочного моста. По белому камню пошли трещины, как вдруг он, распадаясь на массивные куски, стал шумно падать в глубокий канал. Грохот стоял жуткий. Плеск прекратился, и рябь на воде разгладилась. Был переход — и нет его. Дезертир посчитал это странным.

Само землетрясение вызвало у него вопросы. Вороны, облепившие крыши окрестных зданий, встрепенулись только в момент начала толчков. Хотя бытовало мнение, что живность чует заблаговременно всякие тектонические сдвиги. Тем более, что ни одно здание больше не обвалилось. Не бывает вот так.

Шестое чувство подсказывало беглецу, что у этого явления искусственная первопричина. Рукотворная. Магическая. И матушка-природа здесь совсем не при чём.

Флэй впал в ступор. Чародейские происки он бы услышал заблаговременно: скрытность — не про волшебство. Ни один литомант, которого видел бывший куратор, не был в состоянии так ювелирно и быстро разломать сооружение.

Те редко заходили за грань колдовства вне заготовленных заранее, шаблонных заклинаний. Да и те выходили у них с переменным успехом. А как правило — из рук вон плохо. Среди природных стихий Земля по праву считалась наиболее трудной в освоении.

Для виртуозного обращения с ней требовались не просто годы практики, а врождённый талант, тонкое понимание собственной Ветви. А также недюжинные воля и стойкость: всю тяжесть камней те буквально поднимали силой мысли.

Здесь же как будто разломали мост по щелчку пальца. И либо чародей такое проворачивал уже сотни раз, либо подготовил засаду заранее, точно зная, что Флэй будет идти именно там. А может, и всё вместе. Час от часу нелегче. Ренегату стало страшно.

В подтверждение догадки откуда-то сверху донёсся незнакомый мужской голос:

— Немощный Киаф…

Альдред обернулся и посмотрел туда, откуда доносились слова. Его тут же ослепило солнце. Он прищурился, прикрыл глаза ладонью, но всё равно смог увидеть лишь непроглядно чёрный силуэт на фоне небесного светила.

— Мучается и мыкается, не может всё никак вернуться в стаю. И думает, будто по возвращению гнусные волки не разорвут его в клочья… Какое простодушие!

Кем бы ни был этот чародей, он откровенно потешался над Альдредом. Однако своим языком апостат уже немало лишнего сболтнул. По меньшей мере, Флэй понял: перед ним кто-то из Культа, причём — приближённый той язычницы в красном.

«Вот уж кого мне сейчас не хватало!»

— Самое время открыть глаза на правду…

Фигура спрыгнула вниз. Но нет, не чтобы покончить с собой. А жаль.

Маг создал вокруг себя нечто вроде силового поля, сопротивлявшегося земному притяжению. Эмиссия эфира пускала трещины по фасаду здания, а отдельные осколки — неуклонно притягивала к отступнику.

Те плясали вокруг него, будто Луны, сопутствующие Аштуму.

Незнакомец мягко опустился на тротуар — почти бесшумно. Камушки попа́дали звонко на мостовую. Литомант мерным шагом направился в сторону ренегата. Тот бегло оглядел чародея, пытаясь упомнить, видел ли его в Янтарной Башне.

Увы и ах. Даже близко кого-то похожего на него в Круге не числилось. Этот явился в Саргузы откуда-то с севера Полуострова. Да и говор соответствующий.

По всей видимости, один из тех, кто стоял у истоков чародейского террора в Городе. И раз уж он явился без сопровождения, был или чрезмерно силён, или не так важен для Культа Скорпиона, являясь просто гончей псиной.

Ренегат и литомант встретились взглядами. В чародее ему не нравилось буквально всё. Самодовольное смазливое лицо: слишком много на себя тот брал. Противная ухмылка отторгала Флэя буквально на уровне инстинктов — с такими людьми не о чем говорить. Лукавые глаза призывали читать слова их обладателя между строк.

Это был террорист, причём — до мозга кости. Альдред считал его мгновенно. Благо, инквизиторская чуйка по-прежнему была при нём.

— Красиво ты некроманту кишки выпустил. Я до последнего думал, что он от тебя и мокрого места не оставит. Знаешь, иногда так приятно ошибиться… — без умолку болтал чародей, активно жестикулируя.

Не из чопорных дворян будет. Обычная дворняга, как и сам дезертир.

«Чего? Он ещё и подглядывал за мной? Как я его не заметил? Где этот недоносок прятался?!» — не понимал Флэй, как вдруг осёкся: под землёй скрывался, конечно же. Вопрос лишь в том, как долго литомант шёл за ним по пятам.

— А ты ещё кто такой? — резко перебил его Флэй, нервно ощупывая рукоять Прощальной Розы. Лезвие смотрело на чужака.

Тот заметил, что обстановка накаляется. Остановился от греха подальше, чтоб не создавать Альдреду преимущества. С фальшивым добродушием осклабился и, кланяясь, представился охотно:

— Я Чезаре Стокко. Но на Полуострове инквизиторы за глаза прозвали меня Самум. Должно быть, это имя тебе известно?..

— Известно… — буркнул Флэй, кривя губы.

«Всё несколько хуже, чем я предполагал…»

Не счесть, сколько бед учинил этот мерзавец к северу от Ларданского Герцогства. Вот уж патологический террорист. Не каждый маг угробил столько народу, сколько он. Поговаривали, он крушил церкви прямо с паствой. Устраивал засады на защитников Равновесия — и косил их пачками. Кто знает, может, он и младенцев ел.

Словом, Священная Инквизиция всячески убеждала своих служащих, что синьор Стокко — воплощение Зла. И так — агитировала его поймать скорее. Вот только ничего не выходило и у персекуторов. Просто жертвы множились.

До жути обидчивый ублюдок, не вписавшийся в парадигму Западного Аштума. Настоящий людоед. Монстр. И теперь он в Саргузах. Прямо перед Флэем.

«Чего ещё ждать? Мне на голову дракон спикирует?» — ворчал про себя ренегат. В нём говорила усталость. Ему только и оставалось, что веселить себя небылицами.

— Рад слышать, — отозвался тщеславный подонок. — А ты у нас?..

— Не твоё собачье, — сказал предатель, как отрезал.

Ему хотелось как можно скорее всё выяснить, разминуться с Чезаре. И по возможности — мирно, без единой пролитой капли крови. Знал бы он приказ Иоланты!..

Стокко растерянно всплеснул руками, не желая спорить.

— Кто же знал, что Киафы такие несговорчивые… Видимо, богоизбранность неумолимо влечет за собой спесивость.

— Чего тебе от меня надо? — бросил ему Альдред, закипая от злости и нетерпения. — Это та дельмейка подослала тебя?

— Поговорить. Хорошо, если просто поговорить, — намекнул Чезаре, усмехаясь. Поглядел на ренегата со значением. — И да, «та дельмейка». Настоятельница Ио.

— Где-то я это уже слышал, — рявкнул Флэй, усмехаясь.

— Магистр Гаста не отличался дипломатичностью. Это его и убило, — рассмеялся Стокко, искренне потешаясь над чванливыми дельмеями. — Я мог ему помочь, но не стал. Хотел поглядеть, на что ты способен. Да и делить награду ни с кем не охота…

— И долго ты уже за мной ходишь? — осведомился ренегат, глядя исподлобья.

— От Дендрария, можно сказать. Всегда держался чуть поодаль. Изучал. Смотрел. Слушал. И ждал, когда подвернётся удачное время. Дальше уже откладывать нельзя, — пояснил Чезаре Стокко.

— Потрясающе, — буркнул Флэй, не зная, куда и деваться от Самума.

Сдавалось ему, мимо литоманта никак не проскочить.

«Чтоб тебя… Просто сгинь!»

Увы, мысленные увещевания не работали.

— Ну так что, мы долго будем ходить вокруг да около, — улыбался террорист. — Или всё-таки начнём говорить о делах насущных?

«Опять двадцать пять, ясно. Сестра Актея всё никак не уймётся. По-видимому, ей больше не досуг за мной охотиться лично. Вот и присылает всякую шваль из Культа. Рядовых прихвостней я вырезал. А самый главный у них объявился только сейчас. И даже риторика не поменялась. Если мне удастся расправиться и с этим выскочкой, придут ещё. Снова и снова. В Городе с ними житья не будет. И только Инквизиция меня прикроет…»

Без вариантов. Сама судьба толкала Альдреда в объятия Церкви. Вопрос лишь в том, сумеет ли от неё он отлипнуть потом. А главное — вовремя ли.

Идти на попятную Культу Скорпиона Флэй не собирался ни при каких обстоятельствах. Но это вовсе не значит, что он не хотел бы лучше ознакомиться с их видением положения вещей в мире. Когда всякий набивался ему в друзья и был готов прикончить в случае отказа, ренегат хотя бы хотел знать, где пролегает меньшее из зол.

С мечами наголо пришлось повременить. Ренегат отставил для вида Прощальную Розу и снисходительно бросил чародею:

— Хорошо. Выкладывай, что у тебя.

Знал бы Альдред Флэй, как себя подставляет. Ведь вовсе не он тут диктует условия. Киаф — лишь разменная монета в чужой игре. Ступенька, которая приблизит Чезаре Стокко к вершине. По крайней мере, так тому казалось.

— Я буду краток, братец, — начал Самум. — Вся эта возня с Киафами мне безразлична. Сюсюкаться с тобой, как маги до меня, я не стану. У меня чёткое указание: доставить тебя живым или мёртвым. Выбор за тобой, но не мешкай. Идёшь со мной по-хорошему — превосходно. С Ио сами между собой разберётесь. Отказываешься — тем лучше. Хоть кости разомну. Киафов я ещё не хоронил в бетоне.

Сказанное показалось дезертиру неудачной шуткой, злостной манипуляцией, но нет. Чезаре Стокко был предельно серьёзен.

Дальше собственных влияния с могуществом Самум не видел. Ему нравилась идея о новом мире, где чародеи будут в самом верху иерархической пирамиды. Туда-то он и стремился. Уже сейчас. Методы же его заботили мало.

Иными словами, видел цель — шёл к цели.

— Время пошло, приятель, — известил литомант, чуть подняв подбородок. Руки спрятал за спину, выпятив грудь колесом. Плохой знак. Очень плохой.

«Что?.. Вот так сразу? Как?» — У Альдреда глаза полезли на лоб.

Все его чаяния, тактика по мгновенному устранению преследователя — всё прахом пошло. Он не учёл, что Культ Скорпиона и Священная Инквизиция схожи местами.

И там, и здесь найдутся свои честолюбцы. Ради собственного возвышения они выжмут окружение досуха, без задней мысли идя по головам. А из-за них само общество окажется на грани полного уничтожения. Гниль уже проела инквизиторский корпус. Теперь на очереди свободолюбивые мажки.

А между тем фора, отведённая Флэю, таяла на глазах. Плотоядно поглядывая на ренегата, Чезаре медленно качал торсом из стороны в сторону, подражая метроному. Он повторял глумливо, чем вгонял предателя в ужас:

— Тик-так. Тик-так. Тик-так…

Мерзавец не умолкал, отчего по коже Альдреда сами собой побежали мурашки. Казалось, он стоит у пороховой бочки, которая вот-вот подорвётся. На спине и лбу выступила испарина. Флэй делал вид, будто смотрит на Стокко. А сам обратился к бинокулярному зрению. Выжидал момент, чтобы рвануть влево. Скрыться из виду.

Когда человек-метроном склонился вправо, дезертир побежал прочь, сверкая пятками. Чезаре застыл на месте и выбросил из-за спины вперёд руки, надрывно хохоча. Он знал, знал! Знал, что так будет! И был очень этому рад. Без потехи и жизнь не мила.

Эфир вихрем вырывался с его пальцев, оседая на мостовой. Брусчатка щерилась, перемешивалась с песком и глиной, образуя настоящий частокол. Дорожка сталагмитов устремилась вслед за удиравшим ренегатом. Тот ускорился, понимая, что обратной дороги нет и не будет.

— Ха-ха! — глумился Чезаре, неусыпно следя за дезертиром.

Когда тот уже почти добежал до угла жилого дома, Стокко наскучили детские шалости. Литомант направил руки на здание. Напрягся, прикладывая силу мысли. Строение заходило ходуном, раскачивая мирно спавших упырей. Земля затряслась. Он буквально дробил его, сдирая с фундамента, как коросту.

Пробегая мимо, Альдред глянул на пятиэтажный дом. Он горько пожалел, что вообще сунулся в Каналы. Здесь, в окружении рукотворных гор, Флэй наткнулся на мага Земли, буквально утопая в его стихии. Распадаясь на внушительные куски и мелкий щебень, здание рушилось прямо на голову дезертира!

Обломки здания, туши гулей, мебель, кухонная утварь — всё на предателя. Альдред бежал чуть ли не вприпрыжку, чуть ли не на четвереньках, будто дикий зверь. Жажда жизни себя окупила. Банкирский дом обрушился где-то за его спиной. Хотя Флэю всё равно досталось: в спину прилетело пара камешков, самого его заволокло облако пыли.

Гули, что не погибли под завалами, предстали перед палящим саргузским солнцем. Стали верещать и брыкаться, закипая заживо. Литомант расхохотался: благодарил случай, что из всех возможных Ветвей ему досталась самая разрушительная. Впрочем, это ещё не все тузы, припрятанные у него в рукаве.

Он чуть припал к земле, готовясь к броску. Брусчатка и почва облепили его сапоги по щиколотки. Мгновение — и его пулей понесло прямо в руины. Он прошёл сквозь, разметывая в стороны обломки зданий, гулей, мебель и стекло. Пробурил себе путь на ту сторону насквозь, будто ножом по сливочному маслу.

Едва клубы пыли рассеялись, Чезаре увидел убегавшего Киафа и, потешаясь, крикнул ему вслед:

— Не уйдёшь, полудурок! Я слышу тебя, куда бы ты ни пошёл! Я достану тебя из-под земли! Понял меня?! Из-под земли!

Самое страшное, что Стокко ни капельки не блефовал. Альдред услышал гораздо больше, чем того хотел литомант. Выводы Флэй делал неутешительные: с этого островка ему не удрать, пока он не разберётся с преследователем. Чезаре ничего не стоило разрушить мост прямо перед его носом. Террорист настигнет его, так ещё и лишит единственной возможности продвинуться дальше. Нельзя было этого допустить!

— Что я делаю? — цедил сквозь зубы Альдред, отказываясь верить, что принимает бой на чужих условиях, раз положение его безвыходно.

И всё же, лучше сдохнуть, пытаясь, чем помереть, не стараясь.

Флэй развернулся, отставляя от себя бастард, и пошёл навстречу преследователю. Тот остановился, немало удивившись. Но лишь на миг. Затем ухмыльнулся и крикнул ему:

— Почему ты не бежишь, Киаф? Почему ты не дрожишь от страха?

Дезертир и не думал отвечать. Меньше всего ему хотелось вступать в словесную перепалку. Только сейчас Альдред нашёл в себе сил признать очевидное: у него плавится мозг. Едет крыша. Ибо не могло пройти бесследно обилие крови, им пролитое. Что ни день, то новое убийство. Скольких он убил, прежде чем добраться до Каналов? Ренегат не удосужился посчитать. Бесконечная гонка со Смертью сводила его с ума.

Тем не менее, предатель принимал такое положение вещей. Никуда не денешься от борьбы, раз уж только она — залог завтрашнего дня.

В тот момент он отказался слепо цепляться за свою жизнь, бояться умереть, откладывать неизбежное. Вверял себя судьбе.

Если Чезаре Стокко — тот, кому суждено убить его, так тому и быть. А если нет, смысл убегать? Унижаться? Бояться боли? Перед Смертью не надышишься. К тому же, в последнее время она, влекущая за собой лишь пустоту, стала бы для Альдреда избавлением. Выгодная сделка.

Хотя Флэй даже не думал об этом, именно тогда, в Каналах, он прежний умер окончательно. Наконец-то стал пустой оболочкой. Чистым листом бумаги, готовым измараться и вобрать в себя новые смыслы. А уж чем она наполнится под гнётом тяжких дней, и наполнится ли вообще, — совсем другой вопрос.

Литомант привык, что никто и никогда не игнорировал его. Это сложно, учитывая, сколько шуму он производит своей магией. Молчание Флэя не на шутку его взбесило. Впрочем, самообладание вернулось к нему быстро. Чезаре улыбнулся. Ему даже понравилась самоотверженность Киафа. Значит, бой будет скоро, и бой будет весёлым.

Стокко подытожил, прикрывая глаза и усмехаясь:

— Значит, настроен ты серьёзно…

Он открыл глаза и сказал:

— Это хорошо.

Руки хлёстко разошлись в сторону. Из мостовой начало выдирать брусчатку. Булыжники облепляли и спрессовывались на его теле, собираясь в подобие каменной брони. Альдред остановился, насторожившись. Такой приём Флэй уже видел.

Чезаре так и не удалось его застать врасплох. Бы. У ренегата при себе не было должных средств, чтобы ответить подонку сообразно. Сейчас дезертиру бы не помешала бомба — пороховая или флюоритовая, но увы. Единственным доступным оружием в арсенале предателя была хитрость. Именно она могла уравновесить его возможности с мощью литоманта-террориста.

Превратившись в подобие каменного голема, Чезаре пришёл в движение. Стал скользить по мостовой, ведя ноги полукругом то влево, то вправо, словно встал на лыжи или коньки. Он приближался быстрее, чем того ожидал Альдред.

Но Флэй и не думал поддаваться страху. Запретил испытывать себе хоть что-то. Сердце его онемело. Телом правил холодный рассудок.

Самум занёс каменный кулак для удара. Дезертир позволил ему подобраться поближе. Чезаре произвёл хук. Альдред поджал колени, и кулак пролетел над его головой. Почва развернула Стокко. Флэй встал в полный рост. Маг и Киаф снова встретились лицом к лицу. Ноги литоманта показались на мостовой: земля выплюнула их обратно. Голем стал надвигаться на Альдреда.

До конца не понимая, как быть, Флэй отчаялся пойти в наступление. Ничего бездарнее в жизни не делал! Чезаре без конца бил руками. Альдред уворачивался и контратаковал. Прощальная Роза лязгала об камень. Казалось бы, бессмыслица, но Флэй раз за разом пытался попасть в промежутки каменной брони. Это слишком опасно, так что ничего не выходило.

Стокко быстро смекнул, что у Киафа на уме. Будучи настоящим самородком на фоне других литомантов, террористу ничего не стоило и поддерживать каменную броню, и колдовать, сея смерть. От парапетов островного променада и ближайших зданий отрывало внушительные куски. Флэй не был так ловок, чтоб и нападать, и защищаться.

Его телодвижения больше напоминали никчёмные потуги слепня. Пытался прокусить необычайно толстую шкуру — и при этом не попасться под руку, чтобы не прихлопнули. Так продолжалось порядка минуты.

Удар, ещё удар. Увернулся от джеба, зашёл с другого фланга, попытался всковырнуть. Булыжник приближался — откат назад или в сторону. Камень дробило в щебень. И снова в атаку.

Чезаре начал открыто скучать. Альдред перестал веселить его своими жалкими нападками. В какой-то момент Стокко просто поймал Прощальную Розу при очередном замахе. Флэй тут же понял: дело дрянь. Глянул на самодовольного террориста. И пока тот не разломал химерит, скользнул клинком по направлению к открытому участку ладони.

Глаза террориста выпучились. Капилляры выступили на склере. От его былой спеси не осталось и следа. Прекрасно ведь знал, что химерит — отравленный. Дабы упастись от нелепой и мучительной смерти, он пошёл на отчаянный шаг. Высвободил из себя целый поток эфира, уподобившись разорвавшейся бомбе.

Силовая волна отбросила Флэя прочь. Она была настолько сильна, что раздробила каменную броню преследователя. Теперь это щебень. Он бил по Альдреду сотней дробинок, оставляя после себя мелкие порезы и ушибы.

Ренегат рухнул на мостовую, изнывая от боли. Всё его тело заломило. Но муки не шли ни в какой сравнение с горечью утраты: Прощальная Роза взмыла в воздух, вырванная из его руки, и скрылась за парапетом. Бастард, неоднократно спасший ему жизнь, исчез на дне канала, где его заволок поднявшийся ил. Столько сил брошено, чтоб вернуть меч, — и где он теперь?

Бездарная утрата. И всё же, лучше лишиться оружия, чем головы. Весь покрытый пылью, дезертир застонал жалобно и попытался встать, помогая себе локтями.

Между тем Чезаре стоял, тяжело дыша. Стиснул зубы, крылья носа изогнулись. Глаза выпучились. Кулаки стиснулись. Он поверить не мог, что чуть было не проиграл этот бой. При расплёскивании эфира Стокко слегка перестарался и потратил больше, чем оказался готов. Хоть немного у него всё же осталось. Достаточно, чтобы закончить начатое. Взревев, он согнул ногу. Собирался ударить ей по земле и создать импульс.

Альдред предвидел это, переворачиваясь набок. Вовремя. На месте, где он лежал, из почвы поднялись каменные колья. Как бы ни было больно, пришла пора вставать. Флэй выбросил вперёд ноги, поднимаясь без рук.

Одними только голыми руками ренегат бы ни за что не справился с литомантом. К счастью, у него ещё оставался дармовый кинжал. Рукоять легла в ладонь. Альдред взял оружие обратным хватом и понёсся вперёд, на врага.

Террорист бросил на Флэя свирепый взгляд, но больше ничего не говорил. И так понял без слов: шутки кончились. Мановением рук он поднял из-под мостовой толщу давно забытого песка и рассеял его по воздуху, собирая песчаную бурю. Думал, это задержит ренегата. Думал, сможет уйти на безопасное расстояние и одним заклинанием отправить Киафа к праотцам. Но просчитался.

Уже очутившись внутри песчаной бури в миниатюре, Альдред и не думал сдавать назад. Он задержал дыхание. Прекрасно понимал: либо сейчас, либо никогда. Из виду Флэй потерял Чезаре, когда между ними оставалось шага три. Дезертир их пробежал и полоснул кинжалом. Хотя сам до конца не понимал, куда бьёт.

Сталь всё же на что-то напоролась. Террорист вскричал от боли. Лезвие распороло ему выпяченную пятерню. Альдред приободрился. Ударил примерно туда же. На сей раз кинжал взрезал Стокко запястье. Литомант стал пятиться назад. Промедлил почём зря.

Даже не видя, что творит, на одном единственном издыхании Флэй пересилил террориста. Пространственного воображения хватило ему с избытком, чтобы понять, куда попадало лезвие. Он попробовал ударить с другой стороны. Сначала попал в молоко. Но затем кинжал вбило в правую ладонь Чезаре. Тот заверещал, истекая кровью.

Боль сводила его с ума. Литомант не придумал ничего лучше, кроме как отбросить Флэя назад. Эфира ещё хватало. Толща песка собралась в волну и буквально смыла ренегата шагов на десять назад. Пространство расчистилось. А песчинки улеглись на поломанную брусчатку.

Кровь капала на мостовую. Опускалась в песок и комкала его. На Чезаре не было лица. Он смотрел на кинжал, вставший поперёк его ладони. В тот момент ничего в этом мире Стокко не ненавидел также сильно, как этот стальной клинок. В порыве гнева террорист вырвал его через боль и отшвырнул в сторону. Оружие попало в ненасытный канал. Раздался глухой всплеск.

Чезаре перевёл отсутствующий взгляд на Альдреда. Этот Киаф позволил себе лишнего. Доставил ему столько мучений, сколько ни один инквизитор за всю его жизнь не сумел. Как бы ни повернулась у Стокко судьба дальше, он не успокоится пока не перетрёт Флэя между каменных плит в кашу. Его ослабшие руки потянулись, чтобы воплотить задуманное. Но что-то пошло не так.

Прокашлявшись от песка, попавшего в горло, дезертир встал. Утёр кровь с нижней челюсти, но только размазал её, как боевой окрас. Затем ухмыльнулся и заметил, подражая глумливому тону лукавого террориста:

— У тебя кровь течёт, болван.

Литомант вновь взглянул на свои руки. Она не просто текла. Стокко истекал ею. Быстро и бесповоротно. Впрочем, даже не это самое страшное.

— Капля по капле. А вместе с ней вытекает и эфир. Много теперь наколдуешь? А, «братишка»? — насмехался над ним Флэй.

Чезаре понимал: без помощи целителя он уже ничего не сможет поделать. Гордыня сыграла с ним злую шутку. Нежелание делить успех с кем-либо поставило его жизнь под угрозу. Даже камешек в наглеца не запустить: эфир есть, но весь течёт мимо.

Альдред сорвался с места, обратившись к последним силам, оставшимся в его мышцах. Он приближался к Стокко. Тот стоял на месте, как вкопанный, и смотрел, будто сквозь ренегата. Дезертир молнией подлетел к нему и ударил с разбега в лицо. Террорист зашатался. Лишь теперь он вернулся с небес на бренную землю.

Флэй на достигнутом не останавливался. За первым ударом последовал ещё один. Апперкот, на сей раз. Челюсти прижались от толчка друг к другу — да так, что зубы онемели. Тело литоманта повело всторону. Будто кулачный боец в подполье, Альдред без конца осыпал сектанта хуками и джебами. Крутился вокруг него подобно шершню. Стокко же ничего не мог ему противопоставить: без магии он — никто.

Его зубы срывало с нервов, и те падали на мостовую, отплясывая в разные стороны. Рёбра ломались, прогибаясь вовнутрь. Нос вбило в череп. Левый глаз не выдержал столкновения и заплыл. Что прикрывался Чезаре, что нет — всё без толку. От очередного удара ему разбило губу. Из него кровь текла, как из пробитого бочонка — пиво.

Заведённый, Флэй и не думал останавливаться. Он бил его кулаками. Давил пятками ноги. Пинал по коленям. Джебами проходился по почкам и печени. Смазанный хук угодил Стокко в висок: не убил и не отправил в беспамятство, но на колени поставил.

Уцелевшим глазом Чезаре уставился беспомощно на Альдреда. От его былого самодовольства не осталось и следа. Где глумливая усмешка на разбитых губах? Где лукавство в потерянном взгляде? Физическая грубая сила не шла ни в какое сравнение с разрушительной магией Земли, но когда та затухала, имеют значение лишь скромные человеческие возможности.

Сам того не ведая, Стокко отнял у Альдреда больше, чем мог себе представить. Чезаре отобрал у него всякую надежду вырваться из круговорота насилия, Флэй отыскал в нём свое место — на иловом дне, в кромешной тьме. Это куда важнее, чем утрата Прощальной Розы или маломальского кинжала для самообороны.

В свою очередь Самум, решив прыгнуть выше головы, и вовсе остался ни с чем. Справедливости в мире нет и в помине, однако закономерности прослеживаются чётко.

Далеко не каждому честолюбцу суждено взобраться на самую вершину. Многие из них, как и все прочие, становятся обычным перегноем. Не столь важно, скольких они потопили, прежде чем самому испустить последний вдох.

Людские судьбы решает малейшая ошибка. Стокко погорел на своей алчности: откусил больше, чем смог проглотить. Возомнил себя кем-то большим, чем просто везунчик. За это и поплатился.

Щадить преследователя Флэй и не думал. Он продолжил его уродовать. Бил ещё и ещё. Руками, пока тот не лёг совсем. Потом принялся пинать. Снова и снова.

Бил до тех пор, пока Самум, литомант, которого боялся весь Полуостров, не перестал подавать малейшие признаки жизни.

Глава 27. Человечность

День пятый, перед закатом

Питомец почувствовал знакомый запах, вызывавший у него рези в носу. Зарычал утробно, не зная, куда и деваться от этого смрада. Не вони, но смрада тщеславия. Настроение Диворы передалось и хозяйке.

— Что такое, мой мальчик?

Тритон залип на крыше одного из домов района Медресе. Вспоминал чародея, которому принадлежал запах. Чернокнижница увидела глазами фантома одного из своих многочисленных подопечных: Самум. Он где-то близко.

Дав ему поручение, Иоланта не вмешивалась в дела литоманта, ведь своих по горло. Спросила бы с него попозже. Но раз уж она проезжала рядом, решила, что стоит нанести визит и расспросить обо всём.

В конце концов, отряд магистра Гасты не выходил с ней на связь, причем очень давно. Непростительно давно.

Недолго думая, Ио повела поводья в сторону каналов.

— Глянем, где наш дражайший друг.

Фантом впился когтями в черепицу и заревел надрывно, разворачиваясь в сторону островов. Тварь потревожила мирный сон упырей, а горожане, прячущиеся по подвалам, изрядно перепугались, перепутав её рык с драконьим.

Северные Саргузы никуда не денутся. А вот землеройка Стокко — ещё как.

Иоланта вцепилась рукой в поручень, пока Дивора доставлял её на место. С высоты городских крыш ей открывалась картина куда более подробная, чем выжившим, что ползают по улицам в попытке прожить ещё один день.

Вотчина Тиранов с началом эпохи Семи Лун изменилась до неузнаваемости. Город стал походить на настоящее поле битвы. Чернокнижницу мало интересовала Чёрная Смерть и орды заражённых. Понятное дело, священной войне её братик всячески мешал.

Упыри пожирали и тех, и других. Оттого расстановка сил постоянно менялась независимо от частоты стычек. С обеих сторон с каждым днём оставалось всё меньше тех, кто пережил мятеж в Янтарной Башне.

Проезжая над сарацинскими улицами, ведьма в красном замечала следы боестолкновений между Церковью и Культом. Сам Город от этого ровнялся с землёй.

Кто-то засаду устраивал, кто-то в неё попадал. Кому-то удавалось отбиться, кто-то погибал, не успев перегруппироваться.

То тут, то там виднелись остовы инквизиторов, их раскуроченные латы, порванные оранжевые хламиды чародеев. Чем дальше в лес, тем меньше оставалось людей, способных продолжать конфликт.

И дело не в том, сколько погибло: день за днём инквизиторы откалываются от отрядов и теряются на улицах Города, чародеи же — предают коллективную свободу ради свободы личностной.

Неудачи Культа и нерасторопность неофитов сестра Иоланта принимала на свой счёт. При таком наборе козырей чародеи давно должны были победить, но борьба застыла в мёртвой точке. Быть может, если бы её брат не устроил тут апокалипсис в миниатюре, ей не пришлось бы краснеть перед базилевсом.

Хотя время всё исправить пока есть.

Восстание в Саргузах затянулось, и настоятельница Храма Бурь подозревала: борьба примет затяжной характер, пока одну из сторон не постигнет полное истощение. Сегодняшние события оборвали последние надежды на быстрый триумф. Значит, стоило пересмотреть приоритеты, чтобы в дальнейшем выбить преимущество Культу Скорпиона.

Ближе к закату Иоланта добралась до фешенебельного района Каналы. Дивора бойко спрыгнул с крыши книжной лавки на мостовую, одним рывком пересёк провал, где ещё этим утром стоял мост. Всюду, куда ни плюнь, чувствовался остаточный эфир от магии Земли. Должно было пройти некоторое время, прежде чем тот разойдётся в атмосфере, подхваченный корневыми потоками.

Земноводное принюхалось, ощериваясь. Уже тут фантом ощутил ещё один запах, который беспокоил чернокнижницу даже больше, чем какой-то Самум. Киаф-инквизитор. Он тоже побывал в Каналах. Его дух почти рассеялся. Причина проста: ренегат уже далеко ушёл, а союзник Иоланты остался здесь.

— Ищи, ищи, мой мальчик. Он где-то близко. — Дельмейка без конца гладила фантома по щетинистой холке.

Тот издавал гортанные гулкие звуки, с двойным усердием обнюхивая место состоявшейся дуэли. Дивора подобрался к руинам уроненного дома, стал карабкаться по обломкам, воротя нос от миазмов, что источали спёкшиеся гули. Наконец-то фантом нашёл Чезаре Стокко. Вернее, то, что от него осталось.

Его тело лежало на тротуаре у парапета, что отделял променад от канала. С того самого момента, как коснулось Каналы, солнце не покидало острова банкиров. Так что упыри, даже если сильно хотели, не тронули Самума. Он лежал, где его оставил Киаф.

Настоятельница легонько пнула тритона пяткой в бок. Лениво перебирая перепончатыми лапами, Дивора подобрался к поверженному террористу. Иоланта мягко, с любовью погладила по спинке тритона и велела ему:

— Подожди немного.

Она сползла с фантома и направилась к останкам террориста. Тритон заурчал и припал к земле, наблюдая за тем, что будет. Вполглаза. Он давно уже не лакомился, а беготня по саргузским крышам отнимала столько сил! Сами собой слипались веки.

Чернокнижница встала над литомантом, внимательно его изучая. Она слегка склонила голову набок, размышляя над участью Самума. Пухлые красные губы её изогнулись в снисходительной, слегка опечаленной улыбке.

Ренегат неподдельно восхищал её. Мало кто из простых смертных за Экватором способен расправиться с чародеем так же, как Альдред. Ни у кого и рука бы не поднялась. А если бы нашёлся такой безумец, его жизнь оборвалась бы в миг.

Впрочем, дезертира нельзя было назвать всего лишь человеком: в нём всё больше проявлялось хладнокровие Бога, от которого он происходил. Его безжалостность. Его жестокость. Его кровожадность. И если Семь Лун сойдутся в согласии, со временем беглеца будет не отличить от небожителя, что ему покровительствует. Потому-то Альдред Флэй должен дождаться Вознесения. Занять место, уготованное ему Пантеоном.

Хотя в Саргузах предатель Инквизиции был не единственным Киафом, именно он больше всех прочих здесь был достоин влиться в сонм дельмейских Богов.

Те или не знают о своей потенциальной причастности к построению нового мира на Западе, или настолько слабы и никчёмны в глазах покровителей, что Культ Скорпиона едва ли обращал на них внимание. Пока что.

Как ни крути, пути небожителей неисповедимы, волю их предугадать сложно, а до мнения даже таких, как Ио, дела им нет. Всё будет ровно так, как возжелает Пантеон.

Слышал бы её измышления Стокко… Чезаре бы тут же разочаровался в стезе, им избранной. Шутка ли, в игре Богов он, гроза Инквизиции на Полуострове, стал разменной монетой. Все его регалии разбились вдребезги при столкновении с «достойным» Киафом.

Террориста, мстившего Равновесному Миру за остракизм, дезертир забил голыми руками. Буквально до смерти. Какой позор…

Одежда скрывала многочисленные ушибы. Некогда прекрасное молодое лицо превратилось в один сплошной кровоподтёк. Зубы лежали в луже крови. Рукава укрывали раны, из которых уже перестала течь кровь. Но уж эфир — иссяк точно. Волосы испачкало в красном. Уши поломаны. На теле Чезаре Альдред не оставил ни одного живого места.

Зрелище собой Самум представлял не для слабонервных. Иоланта смотрела на это спокойно. Она представляла, как Флэй бил Стокко, уродовал его с хищническим остервенением. И её это даже заводило. Да. При любых иных обстоятельствах она бы влюбилась: содеянное руками ренегата доставило ей редкие эмоции. А это дорогого стоит.

Но Иоланта была не глупа, иначе бы не дослужилась до таких высот в Храме Бурь. Первостепенной для неё являлась священная миссия, за успех которой она отвечала непосредственно перед базилевсом. Быть может, в другой жизни, когда Равновесный Мир падёт, она вспомнит о своём восторге. В далёком будущем, где они оба вошли в Пантеон.

Иоланта хмыкнула и покачала головой, пускаясь в многозначительный монолог:

— Мужчины… — презрительно начала она, цедя сквозь зубы. Не могла не укорить злосчастного литоманта. — Вечно они бьют себя пяткой в грудь, бахвалятся, берут на себя больше, чем смогут перенести. Пытаются доказать, будто чего-то стоят, стоят больше, чем есть на самом деле.

Зазнаются. Считают, будто имеют право обладать тем, что им и в жизни не светит. И куда это их приводит? К позорной смерти в борьбе с другими мужчинами. Точно такими же тупыми баранами, что без конца бьются головой в ворота.

А однажды и те проиграют уже третьим. И так по кругу. Кошка скребет на свой хребет. На том и мир стоит.

Женская философия настолько сквозила высокомерием и пренебрежением, что даже очевидный труп восстал из мёртвых. Чезаре Стокко остался в живых. А ведь казалось, это просто палящее солнце Города поддерживало температуру его тела. Гнил не он сам, но раны, что оставил грязный кинжал дезертира.

Самум захрипел и открыл глаза. Настолько широко, насколько возможно. Так, он мог разглядеть разве что четвертинку всей ведьминой фигуры. Не жив и не мёртв. Уже на издыхании — вот-вот отойдет в мир иной. Зря он очнулся.

Настоятельница улыбнулась, не стесняясь жемчужно-белых, ровных зубов под стать всем дельмейским аристократам. Иоланта промурлыкала, скрывая за сладким тоном свой небывалый гнев, своё безразличие к дальнейшей судьбе террориста:

— Это был первый и последний раз, когда ты подвёл меня. Уже это непростительно.

Исходу, постигшему Чезаре, настоятельница не удивлялась. Можно сказать, она даже догадывалась: так и будет. Стокко слишком поверил в себя, и это погубило его. Он жаждал силы, жаждал власти.

Потому им так легко было управлять первое время. Маг стал осликом, гнавшимся за подвешенной морковкой. Так мило и так жалко. Было. Увы, гордыня переломила ход их игры, пересилила наказ настоятельницы. Итог неутешителен.

Чернокнижница могла дать Чезаре пусть и не всё, но многое. При условии, что он был бы послушен, податлив и исполнителен. Литомант отлично подходил магистру Гасте в пару. Вместе они легко бы повязали Киафа — по-хорошему или по-плохому.

Жаль, что Стокко оказался звездой-одиночкой. Такая не потерпела бы тесниться в мириаде. И вот она гасла. Один на один с болью.

Фантом приподнялся на лапах. Пасть его задрожала. С подбородка капала едкая слюна. Иоланта посмотрела на тритона из-за плеча и спросила его ласково:

— Хочешь есть, малыш?

Питомец утвердительно зарычал, разжимая пилообразные зубы.

— Наслаждайся, — только и сказала чернокнижница, отходя в сторону.

Дивора слизнул языком переломанное тело Стокко. Тот хотел бы кричать, но не мог чисто физически. Вот так умирают легенды: тихо, в муках, бесславно. И со временем о них забывают. Аштум же и дальше продолжает суетиться в космосе.

Фантом стал хрустеть Чезаре, живо качая головой. Постепенно Самум проталкивался в глотку тритона. Чудище поглотило литоманта целиком.

Когда тот через некоторое время протолкнулся в желудок, в брюхе у него зародился электрический импульс. Мало-помалу пришелец из Аида укреплялся в плоти, дабы остаться в Материальном Мире.

Настоятельница хотела было уже оседлать питомца, но тут солнце, продолжая хождение на Запад, скрылось за домами в Северных Саргузах. В Каналах наступили лиловые сумереки, открывая упырям дорогу на улицы.

Гули стали рваться наружу из всех окон и дверей. Шутка ли, в банкирские бастионы они набились, как селёдки в бочку. В мгновение ока вокруг Диворы с Иолантой собралась целая орда заражённых. Тритон зарычал и ощерился, вставая на защиту хозяйки. Та мягко похлопала верного фантома по боку и сказала еле слышно:

— Не нужно.

Зверь застыл на месте. Принюхивался к миазматическому воздуху, от которого тошнило даже его. Шарил янтарными глазами из стороны в сторону. Иоланта выбилась вперёд, оглядывая собравшуюся свору оживших мертвецов.

Архонт весьма некстати очутился в Саргузах. Наверняка он сделал это, чтобы насолить Иоланте, подобраться к ней поближе и в назначенный час прикончить. Отнюдь. Если бы всё было так просто!

Его личная эпопея могла зародиться где угодно, окромя Города Тиранов. Но самый край гармонистской географии — не просто соблазнительное место, начало всех начал. Ларданы, как выяснилось — настоящая кладезь наиболее даровитых из Киафов. Боги за ними стояли далеко не последние. Лучшие потенциальные союзники Прародителя.

Чернокнижница не питала иллюзий. Для Деспотата Бог Смерти — заклятый враг. Но семейные узы — то, что мешало лично Иоланте увидеть в Актее угрозу. Впрочем, и тот оставил её будто бы на сладкое. Отношения между ними всё-таки сложились непростые.

Между тем людоеды немало попортили кровь Культу Скорпиона. Усугубили и без того нескладный мятеж, прошедший с треском.

Чародеи были готовы учинить расправу над корпусом Инквизиции, но как держаться против орды оживших мертвецов, знал мало кто.

Базилевс бы не принял оправдания настоятельницы, прикрывайся она Чёрной Смертью. Ему был нужен результат от всех, кто отправился ломать Равновесный Мир. И так уж вышло, что все погрешности сыграли против Иоланты.

Упыри клекотали, рычали и брыкались, но не атаковали. Только делали вид, будто вот-вот налетят на Иоланту Ламбезис и её питомца. Пугали, гнали прочь — не более того.

Они напоминали бешеных псов, которых от кровавой расправы удерживала только тугая цепь хозяина, державшегося поодаль. Чернокнижница не боялась нежить: она достаточно могущественна, чтобы стереть их в порошок разом. К тому же, за Ио тоже присматривал один из Богов Пантеона. Это точно. Понять бы ещё, какой…

Создания Прародителя выглядели омерзительно. Полусгнившие, несущие в себе проклятый черный нектар. Животные, не знающие ничего, кроме неутолимого голода. И всё же, подозревала настоятельница, они были тесно связаны с её братиком.

И ведь всё могло быть иначе. Если бы только идеи архонта и Прародителя не были так созвучны. Полчища мертвецов легко бы очистили Западный Аштум от Равновесного Мира. И дельмеи бы без особого труда вернули себе жизненное пространство там. Ни один язычник из-за Экватора не пал бы здесь. А так — счёт постоянно обновлялся.

Иоланта — чисто забавы ради — решила воззвать к сводному братцу:

— Актей. Актей! Ты слышишь меня?

Казалось бы, её попытка безнадёжна. Однако произошло невообразимое. Полчище людоедов замерло разом, как по команде. Сотни глаз уставились на чернокнижницу.

Ещё как слышал. И даже внимательно слушал.

— У тебя никогда не хватало смелости поднять руку на родную кровь, — продолжала Иоланта. — Твой отец лежал при смерти. Но ты и не думал его добить. Подослал меня. Меня не жалко, всё равно титул архонта завещан тебе. И когда возникла вероятность, что Прародитель может выбрать твою дражайшую сестричку, натравил на неё инквизиторов.

Происходившее всё больше напоминало сюр. Сначала загоготал один людоед. Затем ещё несколько. Вскоре же вся орда начала потешаться над настоятельницей. Но та была неумолима, с каждым словом всё больше повышая голос:

— Что насчёт меня, Актей? Ведь я тебе не родная. Я ведь знаю, ты тоже хочешь убить меня. Так почему не придёшь сам? А? Почему? Почему ты подсылаешь вместо этого ораву смердящих тварей? Ну же! Я здесь! Приди, убей меня!

Голос её под конец задрожал: не от страха, нет. Ей просто было обидно, что так всё обернулось. И виной тому — архонт. А ведь они могли быть семьёй. Они вдвоём.

Ответа, увы, не последовало. Гули смолкли, но и нападать всё также не собирались.

— Ясно, — тихо подытожила Иоланта. — Ты приберёг для меня другую смерть. Ну конечно. Закончить всё быстро — это не про тебя. Кишка тонка всё делать самому, вдруг руки испачкаешь…

С этими словами чернокнижница оседлала тритона. Дивора взревел надрывно. Гули стали пятиться назад. Фантом припал к земле и резко прыгнул на ближайшее здание, стал карабкаться наверх.

Какой-то упырь отвёл глаза и сипло пробубнил себе неосознанно под нос:

— Дура…

Больше здесь оставаться смысла не имело. Магистры Культа дожидались Иоланту на собрании. После того, что приключилось сегодня, они должны были выработать стратегию, которая бы привела их к победе вопреки мору…

Глава 27-2. Человечность

День пятый, поздний вечер

В районе Медресе небо уже заволокло сизым заслоном угрюмых туч. Хотя о приближении бури и речи не шло. По крайней мере, пока. Грозы не шумели. Общий потолок не чернел. Упырей здесь осталось ничтожно мало: заражённые постоянно мигрировали, стараясь держаться поближе к уцелевшим горожанам.

День ото дня сезон дождей лишь набирал обороты. Неровен час, муссоны, что приносили за собой тучи, ниспошлют на Саргузы разрушительный циклон, который уже отмечался неоднократно в городских летописях. Седьмая Луна прямо влияла на климат. И Боги вместе с Киафами чувствовали это лучше, чем кто-либо.

Мир, каким его знали гармонисты, был должен буквально уйти у них из-под ног. В прямом и переносном смыслах.

Актей спокойно обхаживал свои новые владения. Город в этих местах действительно стал совершенно мёртвым. Так даже лучше: шутка ли, архонт любил тишину. Впрочем, не всё так просто. Достаточно ему было смежить веки, он погружался в Аид, где отпечатались многие сотни смертей, имевших место, куда бы ни пошёл.

Заболевшие помирали в своих постелях. Первые гули выходили на охоту.

Сами люди без зазрения совести резали друг друга направо и налево. Просто жители Саргуз. Охранители — протестующих. Маги с инквизиторами собачились, естественно. Казалось, местным только нужен был повод устроить бесчинства.

Таким оказалась Чёрная Смерть. И в первую очередь — именно она.

Уже потом недобитых горожан раскатывали новоявленные волны заражённых. Время шло, и впредь Город в целом стали населять разве что призраки. Призраки, прикованные к месту, где кончилась их жизнь. Смерть им суждено было переживать раз за разом. Раз за разом.

Ничего особенного. Просто издержки стыка эпох.

И всё же, Ламбезис не мог не слышать их крики, вопли о помощи. Не так давно он даже пугался симфонии чужих кошмаров. Однако теперь — привык. Для него людские стенания стали всё равно, что фоновой музыкой. Едва ли любимой. Это просто данность.

Порой архонт не узнавал сам себя. Зеркала здесь не при чём. Раньше он был юношей, питаемый духом авантюризма. На перемены в мире и своё участие в этом, на своё нахождение в эпицентре владыка Рамхиды смотрел с замершим сердцем. С позиции максимализма, сообразного возрасту.

Теперь всё иначе — идёт, как по нотам. А остальное значения не имеет.

Конечно, хотелось бы уснуть и проснуться, когда его усилиями Аштум преобразился. Но это невозможно. Оставалось получать удовольствие от долгого и нелегкого пути. По-другому попросту не могло случиться. Ведь он Киаф мятежного Бога.

Мерным шагом Актей добрался до госпиталя Сестёр Милосердия. Сама больница не представляла для него совершенно никакого интереса. Теперь уж точно. А вот превентор, лишивший человечество надежды, — совсем другое дело.

Впрочем, похвалить ауксилария Ламбезису было не за что.

Где-то вдали загромыхали первые раскаты грома. Киаф Смерти подошёл вплотную к почерневшим останкам Селевка. Перед тем, как отправиться в мир иной, некромант страдал. О том говорило скрюченное тело и разинутый в немом крике рот. На губах Актея заиграла едва заметная улыбка, преисполненная полного удовлетворения.

Над ним без конца нарезал в небе круги скат, заунывно разнося по округе свой стон. Рыдал и оберегал покойного хозяина. Как только заметил чужака, реликт подобрался поближе. Стал парить прямо над Ламбезисом, не понимая, что происходит.

Руки потянулись к капюшону. Едва выдалось время посвободнее, архонт решил сменить облачение, стать менее приметным, чем ранее.

Богато расшитые дельмейские одеяния неудобны в скитаниях, так что остались позади. Они комком грязной ткани лежали где-то в Восточных Саргузах.

Он предпочёл им практичные кожаные ботинки с загнутыми носками: ходить придётся много и долго. Просторные белые шаровары, снискавшие народную любовь у жителей Гастета и Халифата.

Торс оставил голым, не боясь, что кто-то увидит его посеревшую кожу, цветом напоминавшую теперь гальку. Застегнул на грудине перевязь, к которой подцепил колесо, на котором привязывали казнённых. Кровь примешалась к слою лака. Груз мог показаться бесполезным, но Ламбезис нашёл ему свойское применение.

Спину и плечи покрывало строгое чёрное пончо с капюшоном, найденное в каком-то вестанском бутике: даже Пантеон не знает, на чьих берегах их мореходы покупают столь странную одежду.

И всё же, любил архонт вырядиться.

Явив Равновесному Миру белоснежную шевелюру, Актей наконец-то открыл глаза. Взглянул на него в привычном для себя спектре, видя лишь Материю.

Ещё вчера у Ламбезиса склера была непроглядно чёрной. Теперь, наконец, проявилась красная радужка с константно узким зрачком.

Чем больше Киаф и Прародитель проводили времени вместе, тем больше крепчала их связь, тем быстрее протекало их Единение. Это отражалось на облике.

Уже сейчас они почти неразлучны. Или, вернее сказать, неразрывны.

Ламбезис не мог налюбоваться тем, что его дорогой друг-ренегат сотворил с несчастным некромантом. Архонт видел, сколько неодолимых тварей погубил брат-Киаф. И понимал: такой, как Флэй, пригодился бы ему в затяжной эпопее. Поближе бы его держать. Но сначала дезертир должен был созреть.

«Ай да Альдред! Ай да молодец!» — про себя Актей аплодировал беглецу. Он делал ровно то, что хотел от него земной покровитель, — и делал так, как тот этого желал. Хотя сам едва ли до конца понимал, что происходит. И это Ламбезис находил потешным.

Вопреки расхожему мнению, вовсе не божественное наследие определяет Киафа. Основой здесь выступает именно духовный потенциал человека, его внутренний стержень. Адаптивность к вызовам окружающего мира.

Способность переломать хребет всякой угрозе, вставшей на пути. От этого зависит и рост кандидата. И пока Флэй радовал, рос не по дням, а по часам.

Дело оставалось за малым. Ещё немного, и Бог укажет пальцем на Альдреда. Прародитель видел Жизнь и видел Смерть. Своему избраннику Он подсказывал, сколько у ренегата оставалось конкурентов.

Им не везло. Как мухи, дохли. А дезертир жил. И это устраивало Актея.

Шутка ли, Ламбезис помогал, как мог. И Селевк — очередной подарок архонта дорогому другу. Серьёзный соперник, поданный на блюдечке с голубой каёмочкой.

Как ни крути, всегда существует погрешность. Есть поле для сомнений. Некромант мог оборвать мытарства Флэя. И тогда архонту пришлось бы избавляться от ненадёжного слуги собственноручно. А так — все случилось наилучшим образом.

Предатель раз — предатель навсегда. Но на каждое правило есть исключение. Тот, кому все можно простить. Альдред предал Инквизицию из собственных побуждений. Ничем Ламбезис не соблазнял его. Селевк же — наоборот, клюнул на наживку. И был грязно использован, как самый обычный расходный материал.

Его история на бренной земле оборвалась и уже не имела значения для Актея. Тем не менее, превентор ещё мог сослужить ему добрую службу. Сыграть последнюю роль в реставрации его Царства Мёртвых. Ибо душа некроманта всё ещё блуждала поблизости. Она поможет в ритуале, который задумал Прародитель.

— Таким ты мне нравишься больше, — замогильным шёпотом обратился архонт к трупу нерадивого слуги.

Из-под чёрной ткани, проходя между спиц колеса для экзекуций, высовывались руки Бога Смерти. Тощие и длинные, с чёрными продолговатыми ногтями. При этом те, что росли у Актея из плеч, оставались в покое, вытянутые по швам. Неназываемый начал крутить и вертеть ими, выделяя из эфира заклинание некромантии.

Под бездыханным телом Селевка начал разрастаться очаг тёмного света. Одновременно с тем плоть некроманта неуклонно разлагалась. Небесный скат почуял неладное. Реликт стал подлетать всё ближе, не прекращая стонать. Летающий зверь тоже входил в комбинацию. Бог Смерти направил руки и на него, вытягивая жизнь и всё сущее из древнего восточного животного.

Эфир гудел и громыхал, преобразуя души, плоть и кровь в нечто большее в ходе божественного ритуала. Реликт опал на мостовую ворохом жухлой безобразной кожи. От самого превентора не осталось и следа. Актей испытал небывалое блаженство и прикрыл глаза, ощущая небывалую силу, проходившую через его тело. Энергия приятно щипала его руки и ноги — да так, что мурашки поползли всюду, а волоски приподнялись.

Ламбезис вскинул руки к небу и позвал из глубин Аида того, чьё время пришло:

— Аякс! — кричал он, стараясь заглушить своим голосом гром. — Восстань!

У ног архонта образовался портал, что соединял Тонкий и Материальный миры. Оттуда поднималась массивная человеческая фигура. Киаф повторял:

— Новый мир. Новая жизнь. Новая плоть. Новая война.

Чтобы что-то получить, надо что-то отдать. Тот, кто охранял самого Граста, был требователен: могучая душа некроманта, пуды биомантия, плоть и кровь реликта. Сообразный обмен, ибо телохранитель стоил тысячи воинов дельмейского легиона.

Среди живых давно усопший материализовался полностью. Он стоял в полный рост. Лишь Прародитель знал, как на самом деле выглядит его любимчик. А Ламбезис видел перед собой откровенного гиганта, закованного в древнюю броню. Ни кусочка стали — только кости реликтов.

Матовые доспехи, которыми очень гордились языческие кузнецы древности: драконьи кости. Их совместили с лёгкой чешуёй, способной похвастаться прочностью камня. Технология, ныне утраченная. Особого внимания заслуживал массивный шлем с короной из зубов присного ящера.

Будто на трость, Аякс опирался на свой меч, вытесанный из цельного когтя. Сложно представить, сколько резчики корпели над оружием, пытаясь подогнать его под стандарты имперского арсенала.

Настоящим произведением искусства служил щит, больше всего походивший на миндалевидный тип. Из полновесного куска кости мастера вырезали будто бы крыло грифона. Не столько средство защиты, сколько смертоносный гигантский веер.

Иссиня-чёрное токсичное напыление на броне стоило жизней дюжины красильщиков, но по-другому было нельзя. Прежний Киаф не считался со слезами семей, спокойно распоряжаясь жизнями тех, кто придавал образ его свите.

Впервые за долгие века беспробудного сна Аякс открыл глаза. Они горели мистически лиловым огнём. Душа может сбежать из Тонкого Мира, но попав однажды туда, она неспособна избавиться от его отравляющего отпечатка. Удушающие туманы Аида остались позади. Как и обещал Прародитель, прощаясь, он вернул к жизни своего давнего друга. Ради завершения начатого когда-то давно.

— Значит, время пришло, — подытожил призрак в доспехах.

Его леденящий голос даже Ламбезиса заставил поёжиться. Лишь на миг. Актей улыбнулся. Аякс уже ему нравился. Руки втягивало обратно под одежду. В архонте заговорил сам Бог Смерти, гулко и замогильно:

— Седьмая Луна влилась в Парад, — подтверждал Прародитель.

— Я ждал этого тысячи лет. И тысячи лет я блуждал в зелёном тумане. В надежде, что однажды рассеется мгла, — со скорбью отмечал воитель.

— Аштум ждал тебя, друг мой, — ликовал Граст.

Киаф же здесь выступал больше наблюдателем. Его сердце замерло. И подумать не мог, что его взбудоражит настолько прикосновение к великим свершениям. Сегодня было положено новое начало. Актей знал это.

— Мой повелитель. — Великан склонил голову. Он был единственным, кому Неназываемый прощал отказ кланяться в пол. — Я явился по Вашему зову. Как и в незапамятные времена, моя жизнь принадлежит Костяному Лавру.

— Рад слышать, — отзывался Прародитель устами Ламбезиса. — Впереди нас ждёт много работы. Мир, каким мы его знали, сильно изменился за века нашего отсутствия.

Воитель недоверчиво оглядывал здания, так непохожие на дельмейскую архитектуру. Только сейчас Аякс начал явственно осознавать, насколько империя, что заклал Пантеон, одряхлела. Его это злило.

— Что это за всеми Богами забытое место? — громогласно вопрошал он.

— Мы на руинах Западной империи, — пояснял Неназываемый. — Дельмея Магна. Теперь Полуостров зовётся Илантией. Здесь самая южная точка его. Саргузы.

— Город Тиранов? — опешил Аякс. — Почему не Восток?..

— Всему своё время, мой друг, — утешал Прародитель. — Это лучшее место. Начало всех начал. Отсюда Костяной Лавр быстро расширится на юг и на север. Быстро. Тысячи лет ждать не придётся.

— Приказывайте! — яростно призывал воитель, клоня к груди подбородок. — Что угодно. Я выполню…

Ламбезис про себя улыбался. Аякс, наиболее способный из некромантов Античной Дельмеи, был в точности таким, каким его описывали древние хроники.

Самоотверженный, самый преданный слуга Прародителя. Его преторианец. Главный меч Погибельной Сотни. До него личей попросту не существовало. Именно он, вобравший в себя мятежное учение Неназываемого, стал его первым аквилифером, когда в тогдашней империи разгорелась война Богов.

В нынешние времена его бы прозвали рыцарем Смерти.

Аякс — пример для подражания всякому уважающему себя слуге. Если бы воинство Смерти состояла в ту пору хотя бы наполовину из ему подобных, уже сейчас мир был бы совершенен. И ни Церкви Равновесия, ни ифритов, ни Вечного Огня не существовало бы в природе вообще. Но Боги знали, на что шли, закладывая волю в умы своих созданий.

Он пал за своего хозяина. И был готов сделать это снова. Редкая привязанность.

— У тебя будет такая возможность, — обещал Граст. — Но события торопить не стоит. Сегодня лишь пятый день новой эпохи. Для начала стоит освоиться. Устои наши прежние. А вот война новая. И раз так, то и методы следует выработать соответствующие. С самого начала. Пока что Костяной Лавр слаб.

— Мне ещё многое предстоит узнать, — понимал Аякс.

— Да. Фундамент победы завтра мы закладываем сегодня.

Ещё на этапе поисков гробницы Граста о своём предке Актей прочёл немало. Выведал он и о его ужасающем воинстве, что превратило большую часть провинций в бесплодные пустоши. Это был поток ярости, выжигавшей всё на своём пути. Ламбезис хотел вернуть свиту Неназываемого к жизни.

Так, Равновесный Мир и Деспотат исчезнут. А на руинах былых империй воспрянет новый Порядок. И совсем неважно, что под эгидой мёртвых.

Архонт не был обыкновенным сосудом, каким суждено стать большей части Киафов. И Граст высоко ценил его, и сам Ламбезис обладал незаурядной мощью: в Храме Бурь других попросту не держат.

Неназываемый и его Киаф соединились в подлинном симбиозе. Этот союз до основания разрушит что Власть Людей, что Правду лживых Богов.

Однако это потом. Всё потом.

Как бы там ни было, Актей тоже был в начале своего пути. Он ещё должен сперва научиться овладевать Жизнью и Смертью, перемешивая их воедино ради достижения подлинного равновесия. Ведь только так он мог воссоздать армию, которая заставит мир живых содрогнуться.

— Идём же, друг мой, — призывал Прародитель, выдаваясь вперёд. Аякс, расправив плечи, последовал за ним грузными шагами. — Я покажу тебе наши новые владения. У нас уже есть войска. Авангард, который расчистит нам путь. И очень скоро Погибельная Сотня вновь понесёт штандарты Костяного Лавра. Нам нужны не только воины, не знающие усталости. Нам нужны военачальники, в чьей преданности и холодном уме не придётся больше сомневаться.

Для Аякса речи Граста были слаще мёда. И хотя никто не видел, он улыбался. Рыцарь Смерти отчаянно хотел верить: на сей раз Пантеон должен быть разрушен.

Неся дружбу сквозь тысячелетия, Бог и его преторианец шли по Саргузам. Впервые за века прозябания в глухих снах у них выдалась такая возможность.

Прародитель объяснял личу, что было, есть и будет.

Актей не вмешивался: пока Граст созывал нежить под знамёна Смерти, его Киаф озаботился разведением, взращиванием и воспитанием новой Жизни. Безобразной — и оттого всего-навсего переходной.

Однако надо ведь было с чего-то начинать…

Глава 27-3. Человечность

День пятый, до заката

От самых Каналов до северного края городской бухты Альдреда преследовало непреодолимое чувство сатисфакции. Удивительно даже.

Каким бы оружием он ни пользовался по дороге в Акрополь, ничто и близко не могло подарить то, что дал ему примитивнейший мордобой.

Чезаре Стокко принял на себя всё, что накипело у его жертвы за эти пять дней. Никого и никогда в жизни Флэй так не избивал, как литоманта. Каждый удар служил отдушиной, доставляя боль и ренегату, но приятную. Самум был подонком и убийцей, так что дезертиру казалось, корить себя не за что.

Преследователь поплатился физиономией и целостностью костей за всё. За то, что задержал предателя. За причинённую боль. За пережитый катарсис. Даже за Прощальную Розу и кинжал, поглощенные иловым дном. Сполна заплатил.

Радость не длилась долго. Близился вечер. Мало того, что солнце покидало юг Ларданского Герцогства, так ещё и тучи из-за Экватора степенно наползали на Саргузы. Пускай ренегат уже испытал на себе ужасы мора, а чёрный нектар кочевал по кровотоку, он сомневался, что перестал быть гулям добычей.

С ними следовало держать ухо востро. Особенно с голыми руками.

Никаких иллюзий насчёт своей удачи Альдред не питал. Знал, что если хоть где-то ошибется, этот марафон для него действительно станет последним. Вообще. Поэтому он бежал, не жалея ни сил, ни ног. Лишь иногда поглядывал на небо, пытаясь примерно понять, какая у него фора. Достаточно одному облачку затмить солнце, и ему крышка.

И всё же, ему пришлось попридержать коней.

Он услышал на соседней улице, со стороны Оружейной Мануфактуры хлопки перепончатыми крыльями. Словно кто-то встряхивал коврик.

Дезертир насторожился, как вдруг услышал противный, протяжный вой, от которого кровь стыла в жилах. Будто по доске кто-то заскрежетал ногтями. Вероятно, чудовище было настолько же безобразно, насколько и его голос.

Вслед за тем последовал душераздирающий крик человека, им пойманного. Его то и дело заглушала неведомая тварь. Судя по какофонии, там было ещё несколько неизвестных личностей.

Они в ужасе удирали прочь, срезая через осветлённые переулки. Бросили товарища на растерзание монстру. Группа выбегала на улицу, где остановился Флэй. Кто-то из них даже в экстренной ситуации сумел консолидировать остальных вокруг себя и подгонял их ором. Наверняка и бежал впереди всех:

— Живо! Бегите! Не оглядывайтесь! На солнце безопасно!

Альдред понимал, выжившие бегут к нему. Пересекаться с ними почём зря он не хотел, поэтому мигом огляделся. Совсем рядом стояла карета. Видать, кто-то не доехал до своей яхты на частных пристанях. Он бросился туда и спрятался за ней. Припал к борту у края, осторожно выглядывая из-за него.

Беглец поступил по-настоящему осмотрительно. Из переулка высыпалась целая ватага мятежных магов. Отнюдь не сектанты: обычные оранжевые хламиды. Чародеи понятия не имели, как жить эту жизнь под пятой Чёрной Смерти. Полное истребление отряда — всего лишь вопрос времени. Но вносить свою лепту в это Флэй и не думал.

— Что это за тварь, мать вашу? Не, ну вы видели? Никто даже и опомниться не успел! — верещал один из них, самый суетливый. — Луиджи, оно летает! Это что-то новенькое. Ты же тоже видел?!.

— Ви-и-и-идел!.. — не то пророкотал, не то простонал устало тот.

Тварь действительно летала. Она взмыла в воздух, таща в лапе подвешенного за ногу апостата. Он ещё был жив и не переставал орать. Летающее нечто с ним расправлялось прямо на ходу. Перебирало множественными конечностями, не переставая взмывать вверх. Маг пытался что-то сделать, но всё бесполезно. Челюсти монстра сомкнулись на его голове. Ему она съедобной не показалась: выплюнул.

Брызнула кровь и шлейфом полетела вниз на мостовую. Вслед за ней — голова. При соприкосновении с брусчаткой она раскололась, будто кокосовый орех. Из неё полилось багровое содержимое. Какая-то девушка из апельсинов только-только начала приходить в себя, как вдруг увидела этот кошмар и завизжала, как резаная свинья:

— Аль-ви-и-и-и! Аль-ви-и-и! Не-е-е-ет! Охо-хо-хо-хо-о-о!.. Свет и Тьма-а-а!..

Похоже, жертва летающей бестии была дорога девчушке. Та обрушилась коленями прямо на мостовую, закрыла лицо ладонями, горько и громко рыдая. Монстр плевать на это хотел. Он был уже далеко, продолжая прямо в воздухе терзать труп.

Флэй потерял дар речи. Разглядеть само чудовище он не успел: слишком быстро появилось и чересчур стремительно ушло в точку. Просто заметил, что тварь гигантская. Больше всего дезертира поразило не это. Летающая бестия не обращала никакого внимания на солнечный свет. Чёрный нектар из неё также не лез.

В голову ренегата закрался правильный вывод: это не смежное с упырями существо, и даже не нежить. Некий мутант, воссозданный из кусков разных тел в единое пугающее целое. Зверушка Ламбезиса, не иначе. Архонт не просто возомнил себя Богом, а играл в творца всего сущего.

Шестое чувство било тревогу. Могло статься так, что рано или поздно Актей пошлёт за Альдредом и летающую бестию. Просто в довесок. Чтоб не скучал.

Девушка тем временем продолжала исходить на слёзы, сопли и слюни:

— Альви-и-и-и-и!.. Бра-а-а-тик…

Она стонала и мыкалась в истерике, готовая вот-вот завалиться на мостовую и затопать ногами в бессмысленном протесте. Луиджи наблюдал какое-то время за ней, потом подошёл поближе и огрел её пощёчиной, рявкнув:

— Заткнись, сука тупая! Радуйся, что сама жива!

Это слегка охладило пыл девчушки. Но какой ценой? Она замолчала, глотая слёзы, и одарила их негласного лидера испепеляющим взглядом. Тот видел это, но в упор игнорировал. Ему было важно мобилизовать остальных апельсинов:

— Летающая мразь. Что-то новенькое. Бла-бла-бла. Это всё неважно, народ! Мы живы, а на остальное вам должно быть плевать. Это ясно? Так что забудьте. Чудовище улетело — и скатертью дорога. Будем держаться открытых пространств. Нужно дойти до причалов. Раздобудем какую-нибудь лодку. Погрузимся. И уберемся из этого проклятого Города наконец. В кои-то веки. Ну же, ребят. Не стойте столбом. Подъём, подъём!

Чародеи через «не могу» поковыляли в сторону ренегата. Он чертыхнулся и скрылся поскорее с глаз долой. У кареты их остановила сестра сожранного паренька.

— Это же ты нас повёл туда! Кто предлагал срезать через Мануфактуру? — напоминала девчонка, скаля зубы на предводителя, будто ощерившийся волк.

На кончиках её пальцев с шумом вспыхнули ухающие языки пламени. «Элементалист» значит. От греха подальше Альдред сполз под днище кареты. Существовала вероятность, что они пройдут мимо, не заметив его. Но не стоило исключать, что в разгоравшейся потасовке он схлопочет губительное заклинание почём зря.

— Если бы мы держались плана, мой брат был бы сейчас жив!..

— Ты обвиняешь меня, сучка?! Меня?! — бросил ей Луиджи, рокоча, будто шквалистый ветер.

Руки лидера мгновенно заиндевели до ледяной синевы. Приступы гнева непроизвольно разгоняли по кровотоку эфир.

— Это твой брательник — псионик! Он, слышишь?! Не я!

Криомант подался на пиромантку. Был готов на месте, доходчиво объяснить, что она катила бочку не на того. Но и девчонка, подхваченная истерикой, не сдавала позиций.

— Я, по-твоему, не слышала? Ты надавил на него, козлина! — верещала она.

— Даже рыбы помнят больше, чем твоя дурья башка! Я тебе напомню… Это ты высосала последний нектар! Все это видели. Что я, не прав?

— Так ведь и было, Габи… — нерешительно пролепетал кто-то из группы.

Их лиц Альдред не видел, только ноги. В мыслях он умолял, чтобы они убрались прочь. Каждая минута была на счету.

— Что и требовалось доказать! Ну и откуда прикажешь эфир брать, а? Откуда?!

— Если бы не я, мы бы вообще из Янтарной Башни не выбрались! — парировала волшебница. — К твоему сведению, это я сожгла миротворцев у входа. Это я всех спасла! Так кто тебе дал право указывать?! Пия и Кларисса тоже погибли. Под твоим чётким руководством, скотина!..

Они отчаянно пытались друг друга перекричать. Другие маги напряглись, гадая, дойдёт ли домагической дуэли, которая, кроме этих двоих, никому не была нужна.

Солнце усыпило их бдительность окончательно. А между тем людоеды никуда не делись. Просто дожидались своего часа в потёмках. Незримо, но заражённые подбирались к ним всё ближе. Едва настанет момент, они нападут нежданно-негаданно.

Из разговора отступников ренегат вынес кое-какие выводы.

Эти чародеи не причастны к Культу Скорпиона. Просто со всеми остальными смылись из Круга, подождав удобный момент. Судя по всему, по Саргузам таких бродит немало. И тем не менее. Показываться им на глаза не стоит, хоть Флэй и выглядел теперь, как обыкновенный городской франт.

Апельсины всё никак не уходили.

Увы, Равновесный Мир не крутился вокруг ренегата.

— Мы потеряли столько дней, пока шарахались от клятых инквизиторов. Состорожничали по твоему наитию. И к чему это привело? То-то же! Так что залепи своё поддувало. У нас выбора не было! Здесь людоеды горожан жрут, вон там — шпана дома грабит. И куда деваться?.. Нет, Габи, ты поясни, не таи!

— Переждать надо было, — цедила сквозь зубы та.

— Шиш! Это чудо, что нам более-менее везло с погодой. Альви был согласен со мной, что надо драпать. Он себя пяткой в грудь бил? Бил. Обещал отвадить заражённых от переулков, чтоб мы путь срезали. Сказал, что справится. Ему поверили. Мы пошли. Он сам облажался, и его сожрали! Уж лучше его, чем нас. Всё просто и справедливо. Мгновенная расплата, детка!..

Клёкот, что доносился со стороны чумного здания справа, заставил Флэя поёжиться. Заносчивый криомант накаркал. Дезертир оставался начеку и заметил сиюминутно, как слепящий солнечный свет стал тускнеть, покидая улицу.

Это одинокое предательское облачко затмило небесное светило, погрузив прибрежную часть Города в лёгкий полумрак. Для упырей — в самый раз.

Гули возликовали голодным рёвом, который доносился со всех сторон. Они будто бы предупреждали всех, кто не успел спрятаться: бежать больше некуда.

Луиджи и Габи забыли о выяснении отношений, как только услышали приближение кровожадных тварей. Маг мороза на прощание плюнул пиромантке в лицо, как надругался над её мнением, братом и ей самой давеча.

Но было поздно воздух сотрясать.

Заражённые покидали здания синхронно. Чумные ноги плюхались в грязные лужи. Поднимали оглушающий всплеск. Десятки упырей бросились к отступникам, беря в тиски. Впредь магам было податься некуда.

Сердце ренегата замерло. Кровь застыла в жилах. Он стиснул зубы, по привычке потянулся к поясу, чтобы стянуть хотя бы кинжал. Но увы, Чезаре Стокко лишил его всякого средства самообороны. Глаза остекленели, им правил саспенс. Ведь упыри могли добраться и до него. И некому было молиться, чтоб солнце скорее выглянуло обратно.

Тем временем заражённые волнами сомкнули с двух сторон группу незадачливых мажков. Габи с Луиджи метали снопы пламени, ледяные копья. Но едва ли это могло остановить упырей. Поражённые магией стихий, лишь немногие падали, обугленные и заледенелые. И хотя толпа людоедов слегка поредела, сопротивление лишь разозлило её.

Остальные волшебники просто вопили. Как-либо помочь друзьям-элементалистам они оказались не в состоянии. Или Ветвь им досталась не боевая, или эфир иссяк. Всё одно.

Словно стадо, топтались туда-сюда, пока их не сцапали. Так или иначе, участь всех восьмерых была уже предрешена.

Каннибалы рвали бедолаг на части, покуда позволяла облачная тень. Душераздирающие крики волшебников слышала вся округа. Отступая в никуда, Луиджи ненароком толкнул Габи. Та только метнула сноп огня в упыря. Просто потеряла равновесие и рухнула в грязь.

Лидера моментально подхватила толпа. Растаскивала в разные стороны, будто кони при четвертовании. Он кричал даже громче и дольше, чем безучастные товарищи, уже поглощённые роем чумных мертвецов.

Замолчал маг Мороза только тогда, когда голову отделили от тела. Гуль, которому она досталась, победоносно занёс её над собой. Умывался кровью, будто под душем.

Оставленные после него статуи лопнули. Разлетелись на мелкие осколки молочно-белого льда. Дезертир еле успел прикрыть глаза рукой. Потом убрал её и подхватил один из осколков, больше всего походивший на нож. Ещё холодный. Чуть ли не кожа прилипала к нему. От тепла ладони степенно таял.

Внезапно он почувствовал чей-то взгляд на своей коже. Ренегат глянул вправо и увидел Габи, лежавшую рядом плашмя.

Совсем ещё молоденькая, черноволосая и кареглазая. Пиромантка не то рыдала, не то верещала. Уличные нечистоты липли к её волосам, путались в шевелюре, садились на щёку, что упёрлась в выпирающий булыжник мостовой и кровоточила.

Гули в спешке, довольно бубня себе под нос небылицы, ломали её на части. Тянули из стороны в сторону ноги подвое, пока те не вырывало из коленных суставов. С руками приключилось точно также.

Каждый раз девушка дёргалась. Голос её замирал на мгновение, прежде чем вновь повыситься до резкого вопля. Альдред в ужасе глядел на неё. Он не помнил, был ли ещё хоть раз, когда видел так близко убийство выживших гулями.

Ни с того, ни с сего сердце предателя бешено заколотилось. Кровь застучала в висках. Ему хотелось просто сквозь землю провалиться, лишь бы не повторить судьбу отступников. Солнце всё никак не выглядывало, и такая развязка казалась всё реальнее.

Заворожённый, Флэй не спускал с гибнувшей волшебницы глаз. До тех пор, пока один из людоедов не выкорчевал наконец её голову голыми руками.

Времени у заражённых оставалось немного. Поэтому разорванное туловище последние утащили во мрак ростовщической конторы с собой. За ними тянулся кровавый след. Предатель так и не успел осмыслить увиденное: запоздалый к столу упырь нащупал его сапог и потянул на себя.

Беглец брыкнулся, переворачиваясь на спину. Сжал вопреки холоду в ладони таявший кусок льда. Рискуя собственной жизнью, Альдред подпустил гуля поближе. Он подтягивал морду к его шее, цепляясь за плащ.

И когда заражённый только-только раскрыл пасть, Флэй вогнал ему кусок ледяной плоти под челюсть. Людоед стал захлёбываться собственной кровью, кашлять и чихать. Он застыл на месте, как вдруг рухнул рядом с добычей, обмякнув.

Овчинка стоила выделки. Рефлексы сделали своё дело.

Между тем орда каннибалов убралась восвояси, раз солнце вновь выглянуло из-за облака. Да только на сей раз его живительный свет был омрачён зверским убийством целой группы людей. Напоминанием о них остались лужицы багровой крови на дороге.

Будто бы художник выплеснул так свою ярость. Небрежно обрызгал краской холст, уродский пейзаж на котором не удовлетворил его дотошный гений.

По крайней мере, теперь понятно, почему число погибших в Городе разрасталось в настоящей геометрической прогрессии. Дело минуты-полторы — и уже под десять человек отправилось на тот свет.

— Это было близко, — цедил сквозь зубы Флэй. Вцепился в опорную балку и со всей дури пнул упыря. — Чтоб тебя!..

Он пинал ещё и ещё, пока труп не вывалился на мостовую под палящие лучи солнца. Чумная плоть стала закипать почти мгновенно. Следом выбрался уже сам Альдред. Взгляд его был потерян. Флэй тяжело вздохнул. Побрёл, куда шёл. А когда оправился, снова пустился в бег.

Весь сыр-бор учинила летающая зверушка Ламбезиса. Ренегат понимал: тьма над Западным Аштумом сгущается. Каких бы ужасающих созданий ни породил архонт, в сравнении с ними всеми упыри — просто детский лепет. Они хоть как-то оставляли выжившим пространство для жизни. Совсем другое дело — безобразные гибриды, которые переносят и жару, и холод, и дождь совершенно спокойно. Житья с ними не будет.

И когда орды упырей, легионы нежити и рой мутантов заполонят Равновесный Мир, Альдред предпочёл бы оказаться далеко-далеко. Переждать бурю на далёких берегах. Можно подумать, кто-то давал ему право выбирать. В конце концов, едва ли Актей умерял свои аппетиты обеими половинами Аштума. Казалось, он нацелен покорить каждый цивилизованный уголок на белом свете.

Дезертир добрался до перекрёстка, с которого можно было свернуть в сторону частных причалов. Здесь как будто произошла авария со столкновением повозок.

Их вереница сложилась гармошкой. Кругом валялись трупы. Многие — уже обглоданные подчистую. Другие тухли. С них питалось вороньё, почувствовавшее себя полноправными хозяевами на этом пятачке городской земли.

Люди так спешили покинуть Саргузы, что только вставляли друг другу палки в колёса. Ренегат не удивился бы, если бы катастрофа с каретами и повозками привела к удачной, сытной жатве упырей.

Предатель уже хотел было побежать в сторону пристани, когда услышал посреди дорожного бардака до боли знакомый голос:

— Альдред? Альдред! Это ты?.. Неужели…

Ошибки быть не могло. Флэй услышал капитана Колонну. Он впал в ступор и медленно повернул голову через плечо.

Прикрытый грязным персекуторским халатом, сидя у колеса тележки, его бывший командир сливался с окружающим Хаосом. Вот, почему ренегат не заметил его.

Хотя и сам Джакомо обратил внимание на беглеца не сразу: уж больно плохо себя чувствовал, едва ли понимая, где вообще находится. Догадка себя оправдала. Чума прибрала к своим холодным рукам главу отряда «Гидра».

Его кожа стала белее снега. У рта запеклась чёрная, как смоль, слизь. Глаза горели — ровно также, как у предателя ещё этим утром. Из головы и лица медленно прорастали минералы чёрного нектара. Впрочем, и без того вид у инквизитора был неважнецкий. Он непрестанно претерпевал жуткую боль.

Непроизвольно беглец впал в состояние, пограничное с когнитивным диссонансом. С одной стороны, всё отлично, Колонна не помешает его планам, смело можно оставлять его тут подыхать и рваться в Акрополь. Всё равно ему уже не поможешь, да и Флэй бы не стал. А с другой, Джакомо был ещё жив и мог поведать немало интересного. То, что ускользнуло из поля зрения ренегата, раз уж он бросил отряд.

Беглец переборол нерешительность и медленно, осторожно подбирался к Джакомо. Не стоило забывать: капитан заражён, и мог обратиться в любой момент. Альдред посмотрел на персекутора искоса и переспросил:

— Джакомо?..

— Умоляю, помоги мне… — хрипел капитан, дрожа от холода.

И это при том, что солнце раскалило саргузские улицы. Аж воздух гудел.

Мольбу Колонны предатель проигнорировал. Его это не интересовало совершенно.

— Они ушли. Бросили меня здесь. Почему они так поступили со мной?.. Я… я не могу идти дальше. Должно быть, они уже попали в Акрополь.

«Попали в Акрополь, — заключал Альдред. — Рано что-то утверждать, но ведь их наверняка бы спросили, где остальные. Где капитан. И где я. Что они ответят? Заложат меня? Все разом. Едва ли. Кто-то один. Марго — точно нет. Нико? Ему это не нужно. А вот Шатун… Это тёмная лошадка. Неоткуда знать, взбредёт ли ему в голову потопить меня».

— Кто они? Все трое выжили? — расспрашивал неумолимо Флэй.

— Выжили, — стонал Джакомо. Им правила боль. На собеседника даже не смотрел. — Пожалуйста, мне так… холодно. Я больше… больше не могу.

Сказанное ничего не меняло, в сущности. Пускай Альдред ощущал, что рискует собственной головой, возвращаясь в стан инквизиторов, попытка не пытка.

В конце концов, никто из его глотки языка не вырывал.

Он всегда мог нагло соврать, перетасовать факты, как его натаскали в учебке. Выбить обратно своё место в Корпусе.

Кроме того, он располагал ценными сведениями и касательно Черной Смерти, и касательно Культа.

Призрачный гарант, но другого у Флэя попросту не имелось. Его могли выслушать. Могли пустить обратно. А могли попросту вздёрнуть за дезертирство. И уж тогда им бы занялся Буассар, как и обещал.

Увы, как таковой выбор отсутствовал.

Ренегат глубоко призадумался над тем, как быть. Между тем командир вытянул из-под атласного халата небольшой меч со сложной гардой в виде восьмерки. Кацбальгер, он же — кошкодёр. Клинок ландскнехтов, но инквизиторский. Сложен в ножнах.

Флэй отвлёкся, посмотрел на оружие и приподнял бровь, уже догадавшись, что скажет чумной персекутор:

— Окажи мне услугу. Альдред, прошу тебя… Никто не решился меня убить. Просто кинули меня тут, как дворнягу. И меч оставили, чтобы я сам покончил с собой. Я не могу… не могу на это пойти. Совсем ни в какую, — без конца лепетал Джакомо.

С Марго и Нико всё обстояло просто: у них кишка тонка. Но даже Шатун, безбожник из племени скорвенов, не стал брать грех на душу. И это странно.

Никто бы даже не увидел, что вопреки кодексу персекуторы убивают своего. Никто бы ничего не доказал. Как посчитал Флэй, эти трое тоже не питали особой любви к капитану. По-видимому, он за эти пять дней успел им набить оскомину окончательно.

— Пожалуйста, Альдред. Сделай это. Для меня, — молил Колонна.

То и дело его голос переходил в хрип. Искажался до скулежа. Чувствовалось, говорил он через силу.

— Я знаю, между нами были разногласия. У тебя был шанс убить меня. Ты им не воспользовался. Я не знаю, почему. Но… вот же он. Пользуйся. Закончи начатое… Теперь я даже буду этому рад. Искренне…

Даже получив серьёзное ранение, Джакомо делла Колонна выжил. Всё же полевой медик из Гаравольи получился выдающийся. Нико наверняка поддерживал жизнь в капитане, как мог. Странно, что из всей «Гидры» заразились только Альдред и командир. Видимо, всё-таки Валентино постарался.

Такое впечатление создавалось, будто с некоторыми людьми Флэй повязан судьбами. Узы с Джакомо же ренегат хотел обрубить на корню. К счастью, тому недолго осталось. Вопрос лишь в том, поспособствовать его смерти, либо же…

Рука предателя потянулась к кацбальгеру. Он осмотрел оружие. Мелковат, но это всяко лучше, чем ничего. Настоящий подарок судьбы. Беглец чуть вытащил его из ножен. Инквизиторский сплав. На безрыбье и рак щука.

Джакомо вымученно улыбнулся, считая, что бывший сослуживец пошёл на попятную. Он прошептал еле слышно:

— Спасибо.

— Где Якорь, капитан? — Ренегата вдруг осенило.

Инквизитор вздохнул, обречённый ждать и послушно отвечать.

— Марго забрала его. Им же и пользовалась. Я… был не в состоянии сражаться. Из-за те… того ранения.

Шутка ли, поступок троицы стал для Альдреда гораздо яснее. Застрельщица послушала ренегата. И сделала всё, как он сказал. Возможно — ключевое слово «возможно» — девушка подговорила остальных, в конце концов, бросить капитана. Тогда, когда для всех стало очевидно: он обуза. Перспективы становились всё благоприятнее.

«Однако ведь. Какая она всё-таки душечка», — отметил про себя Флэй.

Быть может, это его шанс выйти из воды сухим…

— Ну же, Альдред. Чего ты ждешь?.. — не понимал Джакомо.

Командир тут же изогнулся в ожесточённом приступе кашля. Сплюнул чёрную мокроту на мостовую и снова прислонился спиной к колесу. Заскулил от боли.

Беглец посмотрел на него испытующе. Как ни крути, Колонна ещё мог поделиться с ним кое-чем, прежде чем дезертир уберется отсюда.

Персекутор не успел среагировать. Ренегат сорвал с него грязный сатиновый халат. Капитан округлил глаза, не понимая, что происходит. Руки застыли в мольбе. Ему неоткуда было знать, как изменился бывший сослуживец, что у него на уме.

Оружие — это хорошо. Но инквизиторы — из тех, кто сначала бьёт, а уже затем задает вопросы. Этот халат буквально мог спасти ему жизнь. Атрибутика служила своего рода отличительным знаком. Пропуском поближе к корпусу. Такое сокровище нельзя было оставлять тут.

— Альдред, что ты делаешь?.. Альдред? — Джакомо без конца хлопал воспалёнными глазами. Его вера в согласие Флэя таяла с каждым новым мгновением.

Ничего больше дезертир говорить не собирался. Он обернулся и глянул на солнце. Стало быть, время на его стороне. Ренегат оставил Джакомо делла Колонну и направился в сторону частных пристаней. Акрополь ждал его.

Колонна не был ни плохим, ни хорошим. Обычный любимчик Верховного, мечущий на его место. Серый человек. Поступающий сообразно конъюнктуре. Не за что толком ненавидеть. Не за что и любить. Альдред считал, что пусть фатум сам с ним разбирается. Милосердия от него лично ждать нечего. Для Флэя командир уже мёртв.

Только сейчас до капитана дошло: никто, совершенно никто не собирался марать об него руки. Даже подлый предатель — и тот отказал ему в последнем желании. Командир уставился ренегату вслед. С его век тихо срывались слёзы. Зубы стиснулись. Губы поджались. Как вдруг он зарыдал надрывно, опустив руки, кричал сдавленно беглецу:

— Альдред! Куда же ты?! Вернись! Альдред! Пожалуйста!.. Альдред!

Ренегат отошёл уже далеко. У него и мысли не возникло передумать. А Колонна, пока совсем не затих, то и дело кричал, надрывая голос:

— Убей меня! Убей! Убей меня! УБЕЙ МЕНЯ-А-А!..

Глава 28. Лимб

День пятый, на закате

Тучи брали Саргузы полукругом, степенно подплывая с Тропика Водолея. Где-то там, в море уже буйствовал шторм. На ярость небесной стихии указывали молнии, что хлестали неспокойные воды, и легкий туман, говоривший о нисхождении ливня.

По крайней мере, в стороне Северного Города ещё светило солнце. Его лишь чуть-чуть закрывали тучи. Но далёкая звезда, раскалившись докрасна, постоянно уходила по небосклону на Запад. Его сияние постепенно покидало улицы. Вой упырей слышался отовсюду. Для заражённых наступала пора жатвы.

Как бы ни старался Альдред поспеть, ему не суждено было вовремя добраться до Акрополя. Сама природа мироздания отрезала сухопутный путь к острову Памятному. Увидев это, Флэй схватился за голову и пролепетал еле слышно:

— Вот дерьмо…

Хроники Города не дали соврать: когда-то клочок земли, облюбованный тиранами, действительно был островом. Но за тысячи лет уровень Мирового Океана постоянно менялся. В зависимости от того, становился климат холоднее или теплее.

Сказывались перемены на Саргузах точно также. Вода в этом месте однажды ушла, образовав тонкий песчаный перешеек.

Ифритофилы протянули через него мощёную дорогу прямо до Акрополя, когда его значение низошло до обыкновенной достопримечательности. Шутка ли, в последнее десятилетие по всему Равновесному Миру отмечались разного рода погодные аномалии. Сами времена года сузились и чуть сдвинулись.

Где-то лето стало холоднее и короче, а зимы — длиннее и лютее. Где-то же, наоборот, палящий зной и трескучий мороз доводил почву до полного бесплодия.

На Саргузах глобальная смена климата сказалась не слишком. Разве что уровень воды поднялся, лишив Город части территории. Полуостров Памятный теперь становился островом в зависимости от приливов и отливов.

Из-за сезона дождей, более жестокого, чем обычно, вода прибыла раньше на несколько часов. Альдред об этом не мог и помыслить. По перешейку ещё можно было пройти вброд, но вода бы ему встала по пояс. Долго и муторно. Волной смоет запросто.

Вешать нос Флэй себе запретил. Ему нужна была лодка. И раз уж он выбежал на береговую линию у частных причалов, стал вдумчиво искать подходящую шлюпку.

Приближалась вечерняя буря: лучше времени для выхода в море попросту не сыскать. Но дезертир об этом не думал вовсе: хотел поскорее попасть к своим. От Мёртвого Города его уже начало изрядно тошнить.

Дезертир шёл вдоль причалов, оставаясь несолоно хлебавши.

Обычно здесь стояло десятки самых разных судов.

Многие состоятельные горожане ими воспользовались, убравшись восвояси из Саргуз, пока могли. Но повезло не каждому владельцу.

Некоторые яхты лежали на мели, сгорев дотла. Другие разбились об набережную во время шторма. Сколько-то причалов попросту разломала буря. Оставалось и немного бесхозных. Ими ещё могли воспользоваться выжившие. Главное, добраться.

Удача всё-таки повернулась лицом к Флэю Чуть в стороне ренегат наткнулся на несколько рыбацких лодок. Никто на них не обратил внимание при бегстве. По одной простой причине: далеко на такой шлюпке не уплывёшь. А вот беглец четыре сотни морских саженей до Памятного вполне мог преодолеть.

Небо темнело на глазах, и время поджимало. Альдреду пришлось в спешном порядке вспоминать своё детство в Кродо. Но тогда большую часть работы на себя брал дядя. Он лишь только смотрел и помогал рыбачить. И всё же, не считал ворон.

С горем пополам ему удалось отчалить от пристани. Взяв по веслу в каждую руку, Альдред стал грести в сторону острова Памятного. На поверку это оказалось не так-то просто. Чертыхался то и дело.

А когда Флэй представил, сколько ему придётся так мучиться, у него возникло стойкое желание послать всё пехом. Только вот, кроме как в Акрополь, ретироваться ему было некуда. Нынче в Саргузах человек человеку — волк. Впрочем, и без Чёрной Смерти такое было сплошь и рядом здесь.

Плевать на жажду и голод, разрывающую боль в мышцах. Плевать на испытания, что принёс ему этот день. Он кряхтел и пыхтел супротив неспокойных вод, продолжал грести, несмотря ни на что. И ведь ему даже удавалось подбираться к пункту назначения всё ближе и ближе.

— Да… В детстве это казалось в разы проще. Раз-два. Раз-два. Чтоб тебя…

Лодка плыла где-то по краю Света и Тьмы. Со стороны Востока надвигался штормовой мрак. Дождь уже лил, как из ведра, в районе Янтарной Башни. Со стороны Запада каскадом лился живительный солнечный свет. Но он угасал, и с каждой минутой его становилось всё меньше.

Всё одно: вода за бортом отливала сталью. Слева — воронёной. А справа — серой, как ртуть. И хотя зрелище являло собой нечто прекрасное, даже символическое, Альдред внимание не обращал на это. Утомлённый пятым днём, он едва ли соображал, что вообще делал. Полностью отдался ритму, толкая веслами лодку.

И, как если бы этого было мало, даже спокойно, в одиночестве перенести испытание ему не давали. В голове прозвучал голос, владельца которого порой Флэю хотелось придушить собственными руками.

— Вот же тебя понесло, — рассмеялся Ламбезис. — Как водная прогулка? Не сильно качает на волнах, дорогой?

Глаза у Альдреда полезли на лоб. Когда доктор Ван сказал о чёрном эфире, уже тогда ренегат знал: архонт никуда не девался. И ведь предупреждал, что позже они снова пообщаются. Актей не оставлял его ни на минуту — хоть в петлю лезь.

Флэй достал из воды вёсла и сложил их на борту. Сгорбился, тяжело вздыхая. Раз уж Киаф Смерти вышел с ним на связь, чем не повод перевести дух? Тем более, что всё равно лодка дрейфовала наискось в сторону острова Памятного, качаясь на волнах.

— Не самое лучшее время для разговоров, — проворчал дезертир.

— Знаю-знаю. Но я хочу поговорить со своим другом! — запротестовал дельмей. — Себе не откажешь, раз выдалась минутка свободная. Кто мне запретит?

Бессмысленно и говорить, что они оба Киафы, но никак не друзья.

Слова Актея звучали в голове беглеца приглушённо, будто бы из-под воды. Некоторое время держалась пауза. Флэй не возражал, просто отдыхал. Но когда, моргая, вновь открыл глаза, увидел архонта снова. Он сидел прямо напротив него. Их взгляды встретились. Облик Ламбезиса в очередной раз изменился. Язычник осклабился.

Порой казалось, этот дельмей — всего-навсего плод воображения. Навязчивая идея. Галлюцинация. Образ, что соткан подсознанием для нужд, одному ему понятных. Если бы. Актей был вполне настоящим — и подчас даже больше, чем Альдред.

Некоторое время Киафы сидели в качавшейся лодке на границе Света с Тьмой, играя в дуэль взглядов. Ренегат был первым, кому это надоело. Не выдержав, он бросил:

— Говори уже.

— Как здоровье? — лукавил тот.

— Живой. И явно не благодаря тебе.

Дельмей расхохотался.

— Не переживай! Никогда не поздно подцепить заразу ещё разок!

— Спасибо, я наелся. Думаю, это не единственный врач, который разгадает чуму твою и утрет тебе нос.

— Кто знает, кто знает. — Его лицо приняло заговорщический вид. — Ну да ладно. Выстоишь, в любом случае. Даже некроманту не по зубам оказался.

— Долго будем пустобрехством маяться, или по существу выскажешься наконец? — нетерпеливо буркнул Флэй.

— Зачем ты плывёшь в Акрополь, Альдред, дорогой? Ты хоть понимаешь, во что ты ввязываешься? Почему бы тебе не оставить уже позади Инквизицию? Считаешь, так сможешь обезопасить себя от Культа Скорпиона? — сетовал архонт. — О, нет. С ними ты будешь для чародеев, как на ладони. Да и сами инквизиторы вздёрнут на первом суку тебя, если узнают, кто ты такой…

— Даже я не знаю, кто я такой. О Киафах в церковных трудах не пишут.

Ламбезис фыркнул. Флэй сказал сущую глупость. Язычник скрестил руки на груди.

— Ещё бы они что-то написали. Понимаешь, многое у Вас держится в тайне между Верховными, заместителями и их приближёнными. Раз уж началась новая эпоха, поверь, друг мой, Инквизиции самое время вспомнить о Киафах!

Что бы ни говорил архонт, Альдред его игнорировал. Как об стенку горох.

— И чего ты добиваешься? — прямо спросил Флэй.

— Мне непонятно, зачем ты самолично лезешь в самое пекло, — пожал плечами Ламбезис. — Со стороны это выглядит очень глупо.

— Да плевать я хотел, как всё выглядит со стороны для тебя, — огрызнулся ренегат. — У меня есть план. И я ему следую. Надеюсь, мне не нужно его пояснять?

— Ни к чему вести себя так грубо, — покачал головой Актей неодобрительно. — Едва ли я это заслуживаю… И да, я знаю, что у тебя на уме. Вижу каждый твой шаг. Слышу каждую мысль, что посещает твою голову. Так надёжнее. От меня не избавишься, друг.

— Блестяще, — буркнул Флэй, уводя глаза в сторону моря.

Шторм набирал обороты. Молнии целыми рядами били по Саргузам и бухте. Казалось, началось нечто вроде локального светопреставления.

— Конечно же, ты все продумал и от своего не отступишь, — признавал архонт. — Но подумай вот, о чём… Возвращаясь, ты втягиваешься в войну Запада и Востока.

— Я уже воюю, — оспорил Альдред. — Одному тяжеловато приходится…

Ламбезис продолжал:

— Сестричка моя тебя видела. И раз так, рано или поздно она придёт за тобой. Сам ведь знаешь прекрасно.

— Не проблема, — бравировал Флэй, собственноручно переводя беседу в плоскость словесной перепалки. — Я порежу всякого, кого она пришлет. И когда высунется, терпеть не буду. Своё получит.

Язычник покачал головой. Этот самодур его поражал.

— Буду только рад, если справишься. Не чужие люди мы уже, чай. Только вот план побега твой вилами по воде писан. Деньги, новая жизнь, новая личность, дальние страны — какая чушь! Где ты, в конце концов, подыщешь момент, чтобы выбраться из Города?

— Это уже моя головная боль, — сказал дезертир, как отрезал.

Дельмей ухмыльнулся. Всё-таки он не ошибся в Альдреде. Каждому Киафу требовалось упорство на пути к Вознесению. Отчасти Флэй даже напоминал Актею его самого. Прежнего, до Парада Лун.

— Альдред, ты думай! Думай! — призывал, тыкая себя в висок пальцем, Ламбезис. — Вот, что главное. И ещё кое-что. Учти. Даже если Инквизиция примет обратно тебя, найдутся те, кто потопит тебя — и глазом не моргнёт. Запомни одно: нет там у тебя друзей.

— У меня вообще друзей нет, — ухмыльнулся Флэй. — И ты мне тоже не друг. Я что-нибудь придумаю. И тебя не спрошу.

Тот осёкся, как если бы ренегат ранил его в самое сердце. Едва ли. Актей расхохотался, хлопнул себя по колену и бросил собеседнику:

— Как же ты неисправим! За это ты мне и нравишься!

Флэй принял комплимент равнодушно. Просто ждал, когда болтовня ни о чём закончится, и он сможет продолжить грести. К счастью, мучиться долго не пришлось. В последний раз Ламбезис одарил его жемчужной восточной улыбкой и сказал:

— Что ж, пора. Бывай.

Дезертир только моргнул раз, а дельмея — и след простыл. Он покачал головой.

— Вот и поговорили.

Если архонт считал, будто сможет разубедить беглеца, то крепко заблуждался. Наоборот, своими нотациями Актей только распалял ренегата. Впрочем, это же Ламбезис. Действия его всегда стоит читать между строк, если не вовсе наоборот.

Как бы там ни было на самом деле, Альдред налёг на весла с удвоенной силой. Через некоторое время ему удалось догрести до песчаного берега, что лежал где-то сбоку от главных, побитых временем каменных троп острова Памятного.

Сев на мель, Флэй на всякий случай протащил по песку лодку за собой, чтоб ту ненароком не унесло в море. Погода стремительно портилась. Ещё полчаса — и весь Северный Город накроет ливень из тропиков. Ему нужно было торопиться.

Гребля изрядно вымотала ренегата. Он оставил бандитский щёгольский плащ в лодке, а сам — натянул лёгкий сатиновый халат капитана. Измызганный весь. По крайней мере, гидру на спине можно было различить хорошо издали. Альдред подцепил ножны кошкодёра к поясу и почти был готов уже выступать. Только сперва отдохнуть бы.

Он устроился на краю лодки. Стал любоваться видами острова Памятного.

Чуя непогоду, чайки без конца кричали, прятались в ущелье неподалёку заблаговременно.

Песчаный берег вдавался в отвесные скалы, что поднимали почву вверх. Будто шевелюра, поверх них росли древние, дикие кедры, кипарисы и дубы. Живое напоминание о временах, когда тут ещё существовала Дельмея Магна.

Где-то за отвесными скалами стоял непосредственно Акрополь. Ещё некоторое время пройдёт, прежде чем Флэй доберётся до него. Лучше поздно, чем никогда.

— Долгая выдалась дорога всё же…

Ренегат поднялся, размял мышцы и бросился в сторону античной дельмейской тропы, что вела вверх. Отсюда брали своё начало старые Саргузы. Никакого трепета Альдред, увы, не испытывал, хоть и не бывал здесь ни разу. Только видел комплекс сооружений иной раз, когда выбирался в термы.

Так было не всегда. В учебке, когда его мозг был пластичнее, а дух юношеского авантюризма горел звездой, он мог часами зачитываться историей Ларданов. Слушал охотно лекции, ей посвященные. А ближе к ночи представлял, как вместе с другими переселенцами с Востока осваивал эту дикую землю, основывал колонию.

Ни о каких тиранах речи тогда даже не шло. Дельмеи просто изучали мир, долгие века казавшийся им недосягаемым. Продвигали свою цивилизацию на Западе. Жили, любили, боролись с природой и строили общество. Мирное время, свободное.

Быть может, и остались на белом свете ещё бесхозные, безлюдные, ничейные места. Только теперь Альдред начал догадываться: шарма в их освоении нет. Это тяжелое испытание, выдержать которое может не каждый.

Он вспоминал рассказы Марго о далёких берегах и уже начинал сомневаться, что плавание к ним принесёт ему счастье. Шило на мыло. Другие трудности, подчас неизвестные. В конце концов, ему и пары дней на Клыках за глаза хватило.

С вершин острова Памятного открывался, пожалуй, самый живописный вид на Саргузы и Городскую бухту. Флэй задержался на минуту, чтобы передохнуть, и полюбоваться. У Акрополя ему казалось в разы безопаснее, чем там, на чумных улицах.

Дым клубился над Мёртвым Городом в нескольких местах, будто подорвали пороховые склады. На деле же, горела хаотичная деревянная застройка трущоб в низине. Очаги возгорания плавно перетекали и смешивались с мрачневшим небосводом.

И даже отсюда ренегат видел: за минувшие дни Саргузы частично превратились в руины. Сказались теракты Культа, о которых дезертир не знал. А также уличная война, что развязалась между магами и инквизиторами. В мёртвой половине Города никто не зажигал свет. Но другое дело — Север. Там жизнь кипела. И как будто бы Альдред мог видеть скопление народа в зелёной зоне.

Быть не может. Просто обман зрения. Он выдавал желаемое за действительное.

Город накрывал вечерний шторм. Его края, опалённые заходящим солнцем, приобретали мучительно тошнотворный, гнойно-жёлтый оттенок. Флэй вспоминал бесславное возвращение отряда в Саргузы. Прошло всего пять дней, а казалось, будто миновала целая вечность.

— Нынешнее время достойно всех проклятий.

Альдред наивно полагал, будто два дня на островах его состарили на несколько лет. Если бы. Это хождения по мукам в Городе ожесточили его. То ли ещё будет.

Он продолжил неспешное восхождение. И хотя ему хотелось поскорее воссоединиться с Корпусом, он уже на Памятном. Самая мучительная часть пути осталась позади. Так ему казалось. Змеившаяся тропа вывела его многовековыми потрескавшимися ступенями прямо к воротам Акрополя. Или тому, что служило ими когда-то.

За тысячи лет истории это место раз за разом сравнивали с землёй. Камень помнил восстания рабов, подковёрные интриги тиранов, гражданские войны дельмеев, нашествие варваров и сарацин, прибытие норманнов.

Если язычники хоть как-то реставрировали Акрополь, все прочие относились к нему спустя рукава. И лишь первый Герцог Ларданский забавы ради посадил тут градоначальника. На самом краю своих владений. Среди развалин, которым придали приемлемый вид постольку-поскольку. И скорее внутри, нежели снаружи.

Собравшись с духом, Флэй медленно прошёл под главной аркой. Конструкция выглядела ненадёжной: казалось, вот-вот рухнет на него. Но то, что Альдред увидел прямо за ней, напугало его гораздо больше…

Здесь имела место настоящая бойня.

Глава 28-2. Лимб

Ковёр из трупов тянулся вплоть до самой Площади Самодержца. Сложно сказать, прорывались упыри сюда или не решались хлебнуть по дороге морской водички, но вот вороны добрались легко. Им до сих пор было, что клевать. Чёрные птицы прохаживались тут, как хозяева, каркали и выдирали из обглоданной плоти оставшиеся куски.

Вороньё с интересом поглядывало на Альдреда. Некоторые даже кричали на него, будто прогоняя, но при этом упархивали сами куда подальше. Флэй не обращал на падальщиков никакого внимания. Он шарил глазами по останкам, дабы понять, кто с кем схлестнулся тут. Можно было выдохнуть: разъяренная толпа и городские власти.

Герцог правил здесь железной рукой, и никто не смел даже головы поднять, чтобы возразить ему. Но как только Чёрная Смерть нависла над Саргузами, а феодал укрылся в родовом замке, всё изменилось.

Жители Города вспомнили давние обиды. И раз уж до норманнского венценосца им было не добраться, за него отдуваться пришлось, опять же, градоначальнику. Впрочем, у них и без того имелось немало свежих причин поднять власть имущих на вилы.

Правительство ограничило въезд в зелёную зону из Мёртвого Города. И если Герцог полил страждущих у его ворот шквалом стрел и реками кипящей смолы, чего удивляться народному гневу. Феодал засел в замке наглухо, не подобраться. А вот стены Акрополя давно превратились в руины.

Мэра не спасла ни полудневная изолированность острова Памятного, ни тот маломальский гарнизон городской стражи, что ему выделили. Толпа горожан, вооруженная чем попало вплоть до булыжников, налетела, как саранча, требуя справедливости. Едва ли местью можно было добиться её.

Картина, которая предстала перед глазами блудного сына, не рассказывала, кто одержал победу в столкновении народа и властей. Однако уже сейчас дезертир начал сомневаться. Флэй нервно ощупывал рукоять кацбальгера, оглядываясь по сторонам.

Здесь никого. Совсем никого.

«Странно получается как-то, — думал Альдред, медленно шагая вперёд по улицам Акрополя. — Наверняка горожане завалились к мэру на огонёк в самом начале эпидемии. Трупы старые, в основном. Успели по сто раз разложиться. Даже толком вони нет. Вороны помогли. Может, и не только они. Свежие покойники, скорее всего, просто выжившие, которым не повезло. Кто их завалил, не столь важно.

Всё равно. Если корпус расквартировался здесь, то они… они же должны были убрать трупы, нет? Я чего-то не понимаю? С другой стороны, останков здесь много. До безобразного много. Наверняка у Инквизиции не было на это ни сил, ни времени. Можно подумать, они здесь просто штаны протирали…»

Дезертир не мог своим умом охватить всю правду, о которой молчали руины. И тем не менее, он оказался недалеко от истины. Через пятьсот с лишним шагов предатель оказался на Площади Самодержца.

Прямо за ней высились колонны древнего дворца, где жили саргузские владыки Античности, а ныне располагалась городская ратуша. Если Флэю не изменяла память, белокаменный дворец плотно примыкал к языческому храму. И уже вместе они образовывали единый комплекс.

Если где и могли по-настоящему окопаться инквизиторы, то только там.

Центр площади занимала побитая статуя первого тирана Саргуз. Властная фигура была — недаром его так прозвали. Бородатый богатырь вальяжно восседал на своём троне со скипетром всевластия в одной руке, а с мечом правосудия — в другой.

Кажется, звали его Ликург I Керавн, узурпатор из династии Мермеридов. После их семейства было ещё много самых разных тиранов, ибо власть неописуемо сладка, жажда же её заполучить пьянит и шатает головы по сей день. Суть в другом.

Статуя собой являла символ прямого и бесчеловечного перехода от утопической и по сути фальшивой демократии к более явной, честной и кровавой монархии.

Разумеется, самодержавие на протяжении веков меняло формы и ярлыки, но ничего, в сущности, не менялось: над Городом постоянно властвовал кто-то один. И без его позволения ни одна инициатива не прошла бы ни за что.

Первые обитатели Саргуз бежали от безумных императоров на Востоке сюда.

Хотели построить здесь свой Город Солнца. Но не учли, какие Бури заглядывают на юг Полуострова.

Колонисты начинали за здравие, обращаясь к опыту предков.

Есть граждане и неграждане, есть рабы. У кого право голоса есть, выбирает главу их земли обетованной на ближайшие несколько лет. И по первой у них даже получалось. Кандидаты сбивались в партии, предлагая свой собственный вектор развития. В основном, за партиями скрывались кланы, алчущие власти.

Выборы являли собой не больше, чем иллюзию. Цирк с конями, результаты которого были предрешены.

Мало-помалу в теле демократии созревала раковая опухоль потаённого общества, которое в саргузских кулуарах за глаза прозвали Глубинным Государством.

Партии могли трепаться языком сколько угодно, изображать бурную деятельность, но последнее слово было за истинными хозяевами Лардании.

Иными словами, колонисты закончили за упокой.

Глубинное Государство, естественно, не было едино. Семьи не могли поделить между собой столь богатый край. Кто-то обязательно должен был взяться за меч. И так уж вышло, что черту перешёл именно Ликург. Выходец из Храма Бурь, раз уж происходил от языческого Бога Грома. Дальний родственник Ламбезиса, не иначе.

Тираны сменяли один другого. А когда империя дорвалась до Дельмеи Магны, аннексировав Полуостров, в Саргузах стали заправлять префекты. Шутка ли, они тоже стали тиранами, ведь только через язык силы до провинции доходит, что есть порядок. Мелкие царьки в Ларданах, пресмыкались они только перед венценосцами.

Лурские короли. Сарацинские эмиры. Норманнские герцоги. Все они придерживались принципов тирании. Начиная с правления Ликурга, на юге Полуострова демократией и не пахнет. И если Саргузы станут новой вотчиной архонта, навряд ли он передаст власть обществу мертвецов.

Помнилось Флэю, в учебке профессора часто задавали им провокационные вопросы, спрашивали, кто что думает. Об установлении тирании — в том числе. Тогда будущий ренегат лишь пожимал плечами: что он мог сказать о монархии, если считал её нормой жизни? Кродо ведь тоже находился под эгидой своего самодержца.

Теперь же, оказавшись меж двух огней, Альдред явственнее укоренился в положение вещей.

Демократия казалась ему мифом, обглоданной косточкой, что бросают собакам. Ещё и не каждую псину до кормушки допускают. Подчас народ внутри себя неспособен договориться, как ему жить дальше, вот и вступают в дело теневые хозяева общества. Не рай на земле, но цирк и кукольный театр.

Может, монархия и честнее. В иерархической пирамиде отчётливо видно, кто кому на голову гадит и обдирает до нитки. Жизнь понятна и проста, примитивна.

Целое государство существует ради благосостояния и амбиций одного человека. Тот в благодарность смахивает крошки обратно с барского стола. И если кто-то рождён месить навоз под ногами, выше этого не прыгнет.

Но Флэй видел вооруженное столкновение двух миров. Нежданно-негаданно стал участником великого побоища. В основе своей нынешняя война — конфликт континентов со взаимоисключающими религиями и идеологиями. Одна сторона отчаянно пытается сожрать другую. Дабы кто-то расширил пределы своей власти, элиминируя конкурента.

Ламбезис, как бы ни прикрывался идеей создания лучшего мира через Хаос и Смерть, был нацелен ровно на то же самое.

Альдред считал, что демократия, что монархия — тупик. И если существовал в мире третий путь, он бы хотел его найти.

Впрочем, статуя являлась не единственной достопримечательностью на площади. Чуть ли не весь участок засадили крестами, на которых распяли кучу народа. Это была настоящая картина маслом. Всем естеством своим она кричала о переменах, приключившихся в Городе Тиранов.

Распознать казнённых дезертир сумел по их одеяниям. Священнослужители высшего эшелона. Чиновники всех мастей. Городская стража. Разъяренная толпа всё-таки добралась до тех, кто правил их волей и умами, бросив в самый ответственный момент.

Глаза ренегата бегали вдоль рядов. Он подсчитывал количество жертв, не беря в расчёт тех, что легли костьми прямо под крестами.

Постепенно ситуация в Акрополе прояснялась: народ учинил кровавую жатву, а когда сюда пришёл окапываться корпус, инквизиторы выбили восставших. Опять же, до повала крестов руки их не дошли.

Традиция распятия досталась просвещенному обществу гармонистов от языческой империи дельмеев. Однако вспоминали о подобной казни очень редко. До сих пор.

Над Площадью Самодержца висела замогильная тишина, так что ренегат решил пройтись немного вдоль рядов, изучая каждого отдельно взятого бедолагу.

Их прибили по рукам и ногам. Бросили умирать под розгами дождя и плетьми солнца на радость окрестному воронью.

Шутка ли, ни один крест не рухнул за минувшие дни. Чёрные птицы вдоволь поели человечины. Упырям бы ничего не досталось. После пиршества падальщиков остались только лохмотья, тухлые труднодоступные объедки да потемневшие кости, местами дроблёные гвоздями.

Остаётся загадкой, где горожане взяли столько древесины и железа. Видать, и впрямь околачивались мятежники долгое время тут. Упорства им было не занимать. Гнев народа не знал границ. Жители Саргуз были разочарованы.

В Церкви, во власти, в охранителях.

Здесь, в Ларданах, никто не живет вбольшей роскоши, чем они.

Лучшая пища, бо́льшие права, длинные слитки червонного золота и серебра высшей пробы.

Высокородных гостей норманнского самодержца стыдит и возмущает положение вещей на Юге Полуострова. Им не понять, почему Герцог кормит от пуза тех, кто держит его народ в ежовых рукавицах. Или, вернее сказать, не даёт выйти за строгие рамки.

Феодал легко сорил деньгами, потому что был уверен: его династия будет править в Саргузах вечно. К тому же, его кубышка бездонна. Золото из неё так и сыпется — конца и края не видать.

Хотя священники всё же — отдельный разговор. Немудрено, что в народе их ненавидят кишечно, пусть люди и веруют в Равновесие. Рыба гниёт с головы, и богаче Папы Цимского нет никого. Вернее, потягаться с ним на Западе способен лишь кайзер Священной Империи Луров.

Земля, отданная во владение Церкви, вообще притча во языцех.

Посредничество между мирянами и Противоположностями избавляет их глашатаев от многих бед, которые толкают в могилу простых смертных каждый день. Совсем не удивительно, что этим баловням судьбы очень часто становится скучно, и они пускаются с головой во все тяжкие.

Вокруг местного епископата давно гуляли самые разные слухи. В той или иной степени молва очерняет заместителей Света и Тьмы. И пускай иной раз на суд публики выносили живые свидетельства бесчинств, честной люд смотрел на это сквозь пальцы да махал руками.

Для них церковнослужители были точно живыми иконами. Святыми и невинными. Себя же они — грязный, немытый плебс — были готовы стегать плетью за малейшую, безобидную ложь. Посыпать голову пеплом всякий раз, когда потаённое животное чувство вдруг возобладает над человеческим разумом.

Тем громогласнее и жутче воспылало дикое пламя ненависти с приходом чумы.

Голословные заверения архиепископа эхом отдавались в священных залах. Будто сами герои Двенадцати Столпов на фресках под сводами собора призывали паству к смирению. Но люди продолжали гибнуть.

Ни молитвы, ни исповеди, ни перманентные индульгенции не спасли прихожан. И грешник, и праведник одинаково гнили — заживо. И оба они восставали, чтобы забрать на тот свет ещё здорового соседа.

И тогда все грехи святых отцов снова вспомнились народу. Выплыли на поверхность непроглядно чёрных вод людского пренебрежения.

Белой краской на ножке креста разгневанная толпа выводила один из смертных грехов, что был замечен за тем или иным жрецом.

Простым человеческим языком, который не знал обобщающей вуали церковных определений из священных писаний.

Некоторых Флэй знал лично и отличал их среди прочих сугубо по определениям, которые им дала неграмотная, бескультурная толпа.

С престарелого жирного архиепископа Габена содрали все одежды и золотые безделушки. Но лужа ядовитого человеческого сала под крестом, которая не заинтересовала вороньё, прямо намекала: это тот самый. Да и большая надпись «растлитель» прямо указывали, что остов принадлежит ему.

«Любитель ангелочков» — так злые языки прозвали его за глаза.

Сколько «зеркал треснуло», едва в них заглянул этот беззубый вампир, — не счесть! К студенту Флэю старый развратник тоже присматривался. Понравилась ему седина юнца.

Да только одухотворённая жаба не спешила портить отношения с бескомпромиссными ревнителями веры. С сестрой Кайей — тем более. Ему же боком бы вышло. Альдред слышал, как его ментор прижала архиепископа к стенке, держа у паха кинжал, что блеснул в тусклом свете свечей. Мерзавец понял всё с полуслова.

То ли дело юные семинаристы и свежая кровь церковно-приходского хора.

— И поделом. — Ренегат без зазрения совести плюнул на его клеймо.

Он и сам спустя рукава относился ко многим чужим прегрешениям. Но страсти Габена вынести не мог. Хотел бы дезертир, чтоб архиепископ ожил, и заново пережил ужас на кресте. Да только это законченная история: старый людоед уже на той стороне.

Встречались и более «весёлые» ярлыки, за которыми стояли абсурдные, тошнотворные или презренные грехопадения. Ещё больший эффект слова возымели потому, что публика писала так, как слышала слова, не ведая правил.

Безымянный пресвитер-«патаскушник». Отчаянный аколит-«авцилюб». И это ещё самое безобидное. Читая вердикты, Альдред испытал вестанский стыд. Рядом с этими жрецами его грех, разделенный с ментором, и рядом не валялся.

Некоторые звучали вполне безобидно. Какого-то остиария погромщики ласково назвали «дупланом». Флэй сильно озадачился прозвищем.

— И что это значит, вашу ж мать?..

Так и не понял, что имелось ввиду. Лишь пожал плечами и побрёл дальше, вдоль списка, изучать и гадать над которым было можно бесконечно.

Прямо напротив тирана Керавна расположился ещё один монумент, который равноправно отвечал названию площади.

На гранитной стеле с именем и датировкой лет жизни возвышался лиходей Тёмных Веков, которого скульпторы изваяли из белого мрамора.

С приходом к власти герцогов этого человека в Саргузах принято считать героем. Гигант опирался на секиру, грозно уставившись на первого Тирана. И действительно, людей с Востока он на дух не переносил: что сарацин, что дельмеев.

Не кто иной, как сам Кнуд Синебрад. Вождь норманнского племени, что жило на берегах Китового Моря. Он привёл за собой три тысячи безбожников и выбил загнивавший Халифат из Ларданов навсегда.

Когда он предъявил права на освобожденную землю, никто не посмел ему воспротивиться. Предки многих саргузцев тоже были варварами, но горожане перепугались норманнов до смерти. Северяне вообще шуток не понимали.

Он — первый из герцогов Ларданских. Мог назваться и королём, но с вождеством оказалось созвучно именно герцогство. Да и юг Полуострова не дотягивал до королевства. Как бы там ни было, он положил начало норманнской династии. Династии Барбин.

Если раньше герцогов боялись до трясучки в коленях, то теперь ненавидели до зубовного скрежета.

Всё той же белой краской на гранитной стеле вывели: «Барбинов на сук!»

Погромщики бы и рады были повалить спасителя Саргуз. Разломать обломки кувалдами в труху. Но канонизированный герой оказался им не по зубам. Ибо мрамор был вмонтирован в гранит особым образом. На века. И не без помощи литомантии.

Так что разбойники ограничились тем, что снесли ему половину лица. Из варварских суеверий, видимо, которыми движут расхитители фараонских гробниц в случае сфинксов.

От монумента до парадного входа во дворец ещё было шагов триста. Примерно половина — по высокой и широкой белокаменной лестнице. Флэй же так и не понял, соврал тогда им миротворец, или же инквизиторы и впрямь где-то тут.

Надежда умирает последней.

Альдред глянул на небо. Ветер над морем стих. Линия дождя застыла в районе Медресе. Там уже разворачивалось настоящее светопреставление. Как бы то ни было, солнце уже зашло за горизонт, продолжая путь на Запад. Близилась ночь. И Флэй не на шутку перепугался: до сих пор никаких признаков человеческого присутствия. Никого.

Казалось, остров Памятный теперь населяли только призраки.

Дезертир мигом взбежал по мраморным ступеням до самых колонн языческого дворца. Встав с ними на одну плоскость, он вдруг осёкся.

Ворота, поставленные тут уже после реставрации гармонистами, были не то, что отворены. Их выбили и разломали в мелкие щепки. Только оплавленные гнутые рамы из железа остались болтаться на скрипучих петлях, что стонали под гнётом ветерка.

Здесь явно потрудились апостаты.

— Культ. — шептал Альдред. Его взгляд стал отсутствующим. — Культ был здесь.

Сколько часов назад в Акрополь ворвались радикалы, дезертир не знал. От греха подальше он крадучись проследовал к массивной колонне в форме нимфы и укрылся.

Обманывать себя сил уже не осталось. В голову закрался единственный рациональный вывод. Флэй озвучил его еле слышно, с тоской в голосе:

— Похоже, я опоздал.

Больше инквизиторов нет в городской ратуше. По крайней мере, живых.

Где искать последние осколки корпуса, было неизвестно. Дезертир впал в отчаяние. Хотелось бы ему знать, остался ли в Саргузах кто-нибудь помимо него.

Или он стоит один меж двух огней? Если забыть о городском отребье.

Хорошо. Пусть так.

И что делать тогда? Куда податься? А главное — зачем?

Лишь Актей Ламбезис тепло принял бы его в свои объятия. Разумеется, после Вознесения, что бы это ни значило.

Шальная мысль заставила его сползти вниз. Усесться под колонной. Ладони дрожали. Пальцы скрючились.

«Проклятые маги…»

Вообще, Флэю следовало бы заглянуть внутрь дворца. Найти хоть какую-нибудь зацепку в дальнейших поисках. Однако он не хотел. Вообще ничего. Даже кричать и плеваться последними площадными словами.

Ощущение возникло, будто последние пять дней ренегат шёл в никуда. Пережил столько понапрасну.

Его жало к земле. И если бы сейчас ведьма в красном пришла кормить питомца, или крылатая бестия спикировала бы на него, дезертир бы и ухом не повёл.

— Это всё, — шептал он, сухо констатируя факт.

Отнюдь. С выводами поспешил. Где-то в глубине дельмейского дворца вновь заиграл реквием по последним инквизиторам в Саргузах. Красочные звуки заставили ренегата вздрогнуть. По телу его побежали мурашки.

Такой грохот ни с чем не спутаешь.

Колоссальная взрывная волна от флюоритовой бомбы выбила стену где-то в северном крыле. Снопы пламени, достигая цели, влекли за собой шелест змеиного языка.

Потоки всеразрушающего эфира гудели, будто вулканы, захлёбывающиеся лавой. Молнии, соскальзывая с ловких чародейских пальцев, неволей вторили грому над Городом. За ними поспешала какофония голосов, что принадлежали ревнителям веры.

Это могло значить только одно: Мечи Церкви в меньшинстве. Они несут сокрушительные потери. Но держат оборону.

Не сдаются Культу Скорпиона до последнего.

Усилием воли Флэй вернул самообладание себе. Не без труда поднялся в полный рост. Направился навстречу тёмному зеву дворца, вынимая из ножен кацбальгер.

Верховные могли быть по-прежнему живы. Живы и трое из «Гидры». Без сомнения, корпусу требовалась помощь. Альдред ещё мог повлиять на действительность. Мог вернуться в ряды Инквизиции. Всё также управлять своей судьбой…

…и потому решил: уж лучше встретить Смерть стоя.

Глава 28-3. Лимб

День пятый, после заката

Тьма накрыла блудного сына с головой. Внутри античного дворца Флэй почувствовал холод, что тянуло от каменных полов.

Его внутренности скрутило в бараний рог, предупреждая о скрытой угрозе. Враг мог подстерегать на каждом шагу, раз ворвался сюда. Ренегат понимал, иного пути нет. Он перешагнул через миг смятения, и тот стал скоротечен.

Пол под ногами был выстлан редчайшим чёрным мрамором, с золотыми прожилками. Каблуки скрипели. В те моменты, когда Альдред не наступал в кровь. Создавалось впечатление, будто он ходит по тонкому льду.

В каком-то смысле, так и было.

Через парадный вход возвращенец попал в Зал Ожидания, пустой и просторный.

Из-за мародёрских погромов многие сидячие места были переломаны. Портреты почётных граждан исполосованы ножами — бессмысленно и беспощадно.

По обыкновению, здесь люди коротали время в ожидании судебных заседаний, где выступали присяжными, свидетелями и иже с ними. От былой повседневности не осталось и следа: инквизиторы не сдержали этот оборонный рубеж.

И хотя Мечи Церкви успели собраться в худо-бедную фалангу античного образца, манёвр оказался бессмысленным. Конечный облик зала показывал, что здесь имел место Хаос не меньший, чем в Янтарной Башне.

С чародеями невозможно воевать, как с простыми смертными. Заклинания мало-помалу подтачивают стену щитов. По рядам гуляет дрожь. Снопы пламени оставляют в них дыры, которые не залатать.

И хотя потери с обеих сторон были колоссальны, на пути адептов Культа первичная преграда была прорвана. Альдред ходил вдоль трупов, пытаясь отыскать что-нибудь повнушительнее кошкодёра. Он размышлял.

«Похоже, корпус и террористы преследуют похожие цели. Игра на опережение прям.

Отступники перегруппировались. И только потом, когда обнаружили штаб-квартиру бывших тюремщиков, решились на стремительный штурм. Порочный круг взаимного истребления. В Городе мор? Да кого он волнует?!

Чума не может прекратить или отсрочить противостояние. Ненависть всему голова. И нет места разуму там, где есть приказ или очередная бредовая утопия».

Благо, в Зале Ожидания из живых сновал только Альдред. Погибли здесь люди недавно, хрономираж не успел склеиться воедино. Флэй пробежался глазами по периметру. Тяжелого оружия, которое пришлось бы кстати, не нашлось. Однако он заметил кое-что интересное.

Пара кремневых пистолетов. Связка метательных ножей. Такие же, какие он вытащил из арсенала. Былые владельцы ими не успели воспользоваться.

Ренегат снял их с застрельщиков. Пошарил по карманам, доставая расходники. Один заряженный, во второй стоило досыпать пороху и протолкнуть шомполом пулю с пыжом. Тем и занялся. Когда оба пистолета оказались готовы к стрельбе, сложил боеприпасы в поясную сумку. Рожок с порохом повесил через плечо. Ножи расфасовал по секциям портупеи, отнятой у мертвеца.

Надлежало действовать скрытно. И в этом ему помогли бы кацбальгер с отравленными ножами. А вот огнестрел Альдред расценивал, как сугубо тактическое оружие. Припугнуть, дезориентировать. В таком духе. С трупов пришлось снять кобуры и защёлкнуть на перевязи.

После призванных чудовищ остались манящие холмики фантомной пыли. Увы, с собой у Флэя не осталось флюоритовых сосудов — и уж тем более колбочки с мелом. Бомбу на коленке не смастерить.

Впрочем, такое кидать в закрытом пространстве чревато. Умрут все. И подрывник — в первую очередь. А тот, кто это сделал всё-таки, был безумец.

Уходя из безжизненного холла, возвращенец похлопал себя по поясу. Метательные ножи придавали уверенности больше, чем любое другое оружие. С ними можно было тихо устранять чародеев на расстоянии, крутить апельсинами, как вздумается.

Акрополь был для Альдреда белым пятном на карте Города. Здесь он мог ориентироваться разве что по глиняным табличкам, которые заботливо развесили на стенах местные клерки.

Оглядев путевые знаки, дезертир заимел некоторое представление о палатах ратгауза. Все же он слабо понимал, куда именно идти, чтобы добраться до Верховных. Не от кого было получить ответ.

По коридорам гуляло эхо продолжающейся битвы. Но из-за особенностей акустики Флэю казалось, будто бой идёт повсюду. Отчасти это и впрямь было так: наступление разделилось на несколько очагов.

Собираясь завалиться в тыл к врагам, возвращенец пошёл туда, где рокот эфира звучал громче, чем где-либо.

Лязг металла, вопли умирающих, рёв призванных тварей и грохот бьющихся глыб привёл блудного сына в Зал Суда. Увы, отныне и здесь было ни души. Хотя от полуистлевших столов местами ещё катил сизый дым.

Краем уха дезертир слышал, как безнадёжно глотает ртом воздух миротворец. Ему пробило эфирной стрелой лёгкое. Боец находился между небом и землёй и вот-вот был должен перейти на ту сторону.

Пневмоторакс его вменяемость поставил под сомнение. Так что ренегат, не способный как-то помочь бедолаге, решил дать ему спокойно умереть. Всё равно не поговорить с ним.

Отсюда он мог продвинуться дальше двумя путями. Альдред заприметил проход за трибуной судебной комиссии. Но наверняка он заканчивался чередой изолированных кабинетов, где проходила угрюмая служба акул юриспруденции.

Тогда он посмотрел на двустворчатую дверь, над которой висела только одна из нескольких табличек. Было не разобрать, что написано, из-за осевшей сажи. Но битая глина у порога ясно давала понять: есть, из чего выбирать.

Флэй только потянул ногу к выходу, как вдруг створки распахнули с перезвоном. Внутрь Зала Суда ввалилась группа отступников. Они тащили за собой пару обезоруженных инквизиторов.

Оголённые руки сцепили за спиной псионическими кандалами. Адепты пинками гнали их в самый центр помещения.

Рефлекторно пригнувшись, Альдред выглянул из-за уголка стола.

Когда чародеи отошли на достаточное расстояние от выхода, он выскользнул из-за временного укрытия. Гуськом направился к отступникам, огибая периметр по краешку.

Выглянув на миг, он заприметил четыре оранжевые хламиды и одного сектанта, одетого в точности, как Иоланта Ламбезис.

Разве что мантия у этого террориста была цвета морской волны.

Побег под шумок Альдред не рассматривал вообще. Отдавать миротворцев на растерзание Культу не собирался: свои есть свои. Тем более, сто седьмой параграф предписывал устранение всех магов, которые только замечены в Саргузах.

Когда как не сейчас время вспомнить о нём?

Дезертир осторожно вытянул кацбальгер, крутанул в руке и взялся за рукоять обратным хватом. Уже даже выбрал жертву. Псионика, что поддерживал кандалы, выпуская из рук потоки голубоватого эфира.

Он хотел отвлечь внимание отступников на себя. Дать миротворцам шанс похватать оружие павших. Уж втроём-то они бы отправили чародеев из земного Зала Суда на Суд уже небесный. Но в последний момент ренегат был вынужден попридержать коней.

Заложив руки за спину, перед пленниками встал и расставил широко ноги сектант в мантии. Он презрительно поглядел на первого, на второго.

Убедившись, что захватил их внимание, магистр спросил:

— Я повторяю в последний раз, где ваши Верховные? Ответьте — и можете убираться на все четыре стороны.

Голос его был само спокойствие. Немудрено, ведь он держал ситуацию под полным контролем.

— Поцелуй меня в зад, дельмейский вымесок! — рычал тот, что был помладше, и от всей души харкнул на подол дурацкой мантии.

Юношеский пыл затмевал рассудок. Не в том он положении, чтобы дерзить.

Сейчас пассионарность и верность букве церковного закона ни к чему. На кону всё-таки его дальнейшая судьба.

Брат его по несчастью дожил до седины на висках. Свою жизнь он любил. Миротворец-ветеран поглядел на него со значением. Парень казался последним болваном.

Альдред и сам потерял дар речи: настолько глупость миротворца поражала.

К тому же, таким ходом сведений косвенно ему не выпутать.

Чернокнижник скривил губы в отвращении. На поводу у эмоций не пошёл.

Он не стал вытирать мантию об морду потного инквизитора. Свою позицию миротворец прояснил.

Террорист лишь еле заметно улыбнулся и проговорил мягко:

— Понима-а-ю…

Ренегат не успел среагировать и упасти заносчивого паренька от гибели.

В миг ладони террориста объяли потоки лилового эфира. Его отблеск заплясал на стенах тёмного Зала Суда. Ренегат разглядел две дрожащие тени.

Чернокнижник вцепился в лицо юноши. Голова миротворца вспыхнула потусторонним факелом.

Палач осклабился, наблюдая, как плоть, кости и мозг плавятся от порчи и растекаются в едином потоке. Будто лёд весной. Жижа покрывала кисти рук.

Схваченные инквизиторы вопили, что было мочи.

Один — от невыразимой боли, второй — в ужасе.

И сложно было сказать, кто громче в этом диссонансе.

Апельсины просто стояли и смотрели, в глубине души радуясь, что столы перевернулись. Ведь охотник стал жертвой, а добыча — хищником.

Ренегат стиснул зубы, думая над тем, как теперь быть.

— Так паршивцу и надо, — бросил кто-то из апельсинов.

Голова миротворца сгнила до самой шеи. Только тогда чернокнижник позволил безжизненному телу пасть на спину в неестественной позе.

Второй латник смотрел на гибель сослуживца, пуская сопли, слёзы и слюни. Более того, гульфик его тоже стал мокрым от мочи.

В кандалах для мертвеца не было необходимости, и маг, державший барьер, снял его мановением пальцев.

— Ну а ты? — переключился гексер. — Посговорчивее будешь, чем твой дружок?..

Чернокнижник склонился над ним, глядя испытующе через латунный щиток, и гневно сопя.

Миротворец отбивал зубами чечётку, пытаясь убедить себя, что лучше пойти на попятную, ведь спасения ждать неоткуда.

В то же время мучители обещали проявить милосердие.

Он сглотнул и пробормотал:

— Я всё скажу, только прошу, отпустите меня! Я… я всего лишь исполнял приказы. Против вас я ничего не имею! У меня… у меня семья, дети!

— Это прекрасно! — отозвался магистр с наигранным умилением. — Не таи. Расскажешь — и можешь ступать к спиногрызам. Всё честно.

— Верховные… Вас же они интересуют, верно?.. Петефи отправился к герцогу на аудиенцию в замок. Он и его свита ближе к утру должны вернуться. А Буассар и персекуторы планировали налёты на вас. Собираются зачистить места, где вы окопались. Они убьют всех. Понятия не имею, когда вернутся.

Гексер поджал губы, размышляя об услышанном. Он сипло выдохнул, закипая от гнева. Сектант хотел одним выстрелом убить двух зайцев: и вырезать в одном месте оставшихся инквизиторов, и захватить Верховных.

Однако план оборвался, ведь сведения в сегодняшних реалиях так быстро устаревают. Впрочем, невелика потеря.

— Ну что ж, хорошо, — произнёс чернокнижник, вставая. Он часто закивал, примерно представляя, какие действия следует предпринять в дальнейшем. — Ещё кто-нибудь остался?..

— Все остальные мертвы уже… — проронил миротворец, ожидая только одного — чтоб кандалы исчезли и перестали жечь ему руки.

— Славно! — добродушно ответил магистр.

Из широкого рукава в его ладонь лёг серповидный кинжал. Лезвие блеснуло в тусклом магическом свете. Всего на мгновение.

Чернокнижник тут же полоснул старого латника по горлу. Тот внимательно выслушал его соображения перед смертью.

Кровь брызнула фонтаном.

Инквизитор, захлёбываясь, рухнул лицом на плиточный пол.

— Я человек слова, — начал гексер. — Противоположности — это ложь. Но Равновесие в Аштуме — истина. И ты действительно отправишься к своим родным. На тот свет…

Питание не доходило до мозга латника. Он потерял связь с реальностью прежде, чем осмыслил сказанное. Его поставили в безвыходное положение. Узнали, что хотели. Раз так, пёс Инквизиции был больше не нужен и не важен.

— Похоже, нам придётся задержаться в этом славном заведении, братья, — подытожил сектант, стряхивая с кинжала последние капли крови. — Тито, да убери ж ты кандалы! Эфир надо беречь…

— Да, магистр! — подал тот голос.

Псионик засмотрелся на казнь тех, кто мучил его всю жизнь.

Мрак вернулся в Зал Суда. Старый миротворец ещё бился в конвульсиях, и освобождённые руки его разошлись в разные стороны.

— Верховные Инквизиторы будут здесь, так или иначе. Дождёмся их. Сорвём их головы с плеч и отправим порталом в Цим. Наши единомышленники в Вечном Городе займутся остальным, — рассуждал тот, посвящая в замысел учеников.

— Я извиняюсь, достопочтенный магистр, но для чего нам такие «трофеи»? — спросил один из апельсинов.

— Хороший вопрос, Эннио, — поощрил его магистр.

Он переминался в луже крови с ноги на ногу.

— Прямо сейчас Янтарные Башни рушатся по всему Равновесному Миру. От залесских княжеств на востоке до Кордугала на юго-западе. Не буду врать, братья мои, начинания Братства не везде ждёт успех. Но саргузский Круг Магов — точно вам говорю! — в числе победителей.

Головы Верховных— это наше послание Папе. Борьба за свободу не обходится без кровопролития. И уж лучше Святому Престолу понять посыл Братства Скорпиона, завязать с нами диалог.

Лучше обойтись малой кровью, чем обагрить материк целиком. Ради блага всего человечества. И тогда мы расскажем миру давно забытую правду…

Радикалы выразили согласие кивками, радуя магистра.

У Альдреда ёкнуло сердце.

«Беда не приходит одна».

Чума и повсеместное восстание чародеев неуклонно порушат и без того шаткий порядок. Власть Людей ещё никогда не была так близка к исчезновению.

«Местный дурачок как в воду глядел…»

Грядёт Апокалипсис, который коснётся всякого живущего.

— Я попрошу вас ещё кое о чём, братья мои, — нарушил тишину чернокнижник. — Настоятельница бьёт тревогу. Она обнаружила Киафа. Служит в Инквизиции. В последний раз его видели, когда он шёл в направлении Акрополя.

Душа ушла в пятки.

«Это он про меня?..» — подумал он в ступоре, теряя ощущение собственного веса.

— «Киаф»? Какие такие «Киафы»? — будто чайки, загалдели оранжевые хламиды, глядя на магистра в полном недоумении. — Прямые потомки Пантеона? Что же нам делать? Это о них говорится в Железной Скрижали?.. Значит, мы победим Церковь Равновесия? Они вернулись?..

— Чересчур много вопросов, — сказал тот, как отрезал. — Слушайте приметы. Внимательно слушайте…

Пока гексер составлял дословный портрет, Флэй размышлял над услышанным.

«Сдаётся мне, Ио наткнулась на останки своей собачонки. Поняла, что так просто меня не сцапать. И теперь каждый апельсин будет знать, по меньшей мере, как я выгляжу. Даже после выздоровления. Чудесно. Поймать меня станет в разы проще…»

— Настоятельница считает, что Киаф появится здесь рано или поздно. Он нужен Братству, поэтому цель требуется взять живьем. Строго живьем!

«Как быстро меняется риторика. Ведьма сама хочет спустить с меня шкуру?»

— Будет сделано! — сказал Эннио, а остальные поддакнули.

— Эннио, доложи магистру Гесперу о том, что узнали. Его люди сейчас подминают Форум, — продолжил чернокнижник. — Остальные — за мной. Нужно расставить печати у входа во дворец и встретить церковных свиней как подобает…

Возвращенец услышал предостаточно. Нельзя было допустить, чтоб Культ Скорпиона уничтожил последних Верховных. Без них корпус мог попросту развалиться. Уже порознь они станут лёгкой добычей. От целостности воинства Равновесия зависела безопасность и самого Альдреда.

Был не лучший момент, чтобы показывать себя, раз Флэя объявили в розыск радикалы. Но ренегат знал точно. Если спустить мятежникам с рук падение последних Мечей Церкви, террористы рано или поздно до него доберутся. И впереди всей ватаги — неугомонная Иоланта Ламбезис.

Четверо террористов пошли к коридору, который привёл бы их в Зал Ожидания. А Эннио побежал туда, откуда они вели миротворцев.

Альдред придержал кацбальгер. В руку лёг метательный нож.

Глава 28-4. Лимб

Осторожно выглянув из укрытия, ренегат выжидал момент для броска.

Из соображения баланса сил не помешало бы сперва убрать магистра. Без его команд апельсины видят не дальше собственного носа.

Как слепые котята, они бы тыкались в углы, совершая на ходу фатальные ошибки. Тем более, разрушительная магия порчи представляла наибольшую опасность. Остальные не походили на мастеров своей Ветви.

Хотя и вчетвером апельсины бы легко одолели дезертира. Без брони из инквизиторского сплава одно метко пущенное заклинание, и ему крышка.

Надлежало отвлечь и разобщить их. По возможности — убрать по одиночке.

Едва останется один или двое — пускай. Ландскнетта начнёт кошачьи свалки, пуская кровь с эфиром.

Беглец примерно представлял траекторию броска. Едва под неё попал гонец, он метнул отравленный нож. Свист при полёте потонул в возне радикалов.

Клинок угодил магу в плечо. Вошёл плотно. Эннио только и успел, что гаркнуть. Ноги его заскользили по крови. Валясь вперёд, он ударился головой об распахнутую дверную створку. Раздался грохот.

Парень рухнул на спину. Тело задёргалось, изо рта пошла пена.

«Готов!»

Яд пиретрейской медузы вывел бедолагу из строя. Его судьба была предрешена. Падение товарища заставило четверку остановиться. Взгляды приковало к апельсину, растянувшемуся в причудливой позе.

— Эннио, ты как? — нерешительно позвали паралитика.

— Ответь же! — кричали ему. Один рискнул подойти поближе, отдаляясь от других. — Что с тобой?..

— Припадок?.. — озадачился чернокнижник, массируя невыразительный щетинистый подбородок.

— Нет же, магистр! Никогда такого не было! — отвечали ему неофиты. Нерешительно, подозревая худшее.

— Здесь кто-то есть… — подытожил гексер и постучал тыльной стороной ладони по предплечью отступника справа. — Осмотри помещение!

— Да, — отвечал Тито.

Стал быстро чертить псионический знак в воздухе.

— Уго, отойди сейчас же назад! Эннио мы уже не поможем, — потребовал магистр. — Это опасно!

Тот колебался, глядя то на него, то на умирающего друга.

Альдред закипал от гнева, безнадёжно прицеливаясь в него.

Не для того он ползал под столами, чтобы упустить апельсина.

Авторитет старшего пересилил дружеские узы. Уго ринулся обратно к чернокнижнику. Тогда-то возвращенец и метнул в него с упреждением нож.

Не прошли месяцы обучения даром.

Клинок встал в горле, и маг, нелепо расставляя руки вширь, полетел вперёд.

Ноги чародея подогнулись. Он пал на пол, так и не раскрыв свой дар.

Флэй тут же пополз прочь. Понимал, что засветил свою примерную позицию перед чернокнижником. А тот внимательно следил за происходящим в Зале Суда.

Магистр не успел указать, откуда бросили метательный нож.

Псионик уже закончил. В помещении вспыхнул синий свет. После — волна эфира поползла по потолку, стенам и полу.

Ренегат затаил дыхание. Понимал, это не к добру.

В глазах Тито повсюду засвечивались тела.

Голубым огнём до сих пор горели трупы отравленных сверстников. Красный силуэт, припав к столу, горел по левому крылу Зала Суда.

Всего мгновение. Псионик был не так силён, чтобы эмитировать эфир долго. Заклинание требовало много сил.

Сведения чародей таки получил и поспешил доложить.

Он указывал пальцем в сторону Альдреда:

— Инквизитор! Слева.

— Дуччо! — строго позвал элементалиста чернокнижник.

Сам гексер собирался приберечь силы на потом.

Руки апостата вспыхнули огнём. Радужки глаз загорелись жёлто-коричневым цветом. Эфир так и рвался из его тела.

— Сейчас, — буркнул тот.

— Чтоб тебя… — прошептал Флэй.

Поспешил убраться оттуда.

Как вдруг потоки пламени поглотили левое крыло Зала Суда.

Огонь уничтожал столы, макулатуру, стулья. Всё тлело неестественно быстро. Дым наполнял помещение, щипая ноздри. Маги закашлялись.

Возвращенец успел убежать.

Из образовавшегося пожарища до ушей адептов донесся предсмертный вопль.

Женский.

Кто-то из миротворцев уже был одной ногой в могиле, погрузившись в беспамятство. Бедняжка пробудилась, осознав себя горящей заживо.

— Готова, — самодовольно резюмировал Дуччо.

Альдред осекся, недоумевая, почему его не заметили. На островах было иначе.

Он подозревал, что с приходом Седьмой Луны его естество Киафа постепенно упрочивало позиции. И если он на неуклонном пути к Вознесению, Бог мало-помалу одаривал его всё новыми преимуществами.

С другой стороны, Альви тоже не заметил летающую бестию. Не живая и не мёртвая, некий мутант.

«Что это за связь такая?!»

Домыслы ни к чему не приводили. Везение, стало быть.

Без разницы. Надлежало воспользоваться форой, пока бдительность врага уснула.

Возвращенец выполз из-под стола, вытягивая два метательных ножа. Последние.

Он рисковал, надеясь за один заход отправить гексера и элементалиста на ту сторону.

— Надо проверить, — скептически пробормотал магистр. — Тито, ещё раз! Ментальный пресс.

— Постараюсь, — отозвался псионик без энтузиазма.

Эфира у него осталось немного, а нектара под боком не имелось.

Он готовил сложное заклятие на поражение окружающей психосферы, прерывать которое нельзя. Ради собственного блага.

Магистр ждал.

После огненного залпа элементалист потушил руки.

Работал только Тито.

Сориентировавшись по звуку, Альдред показался из-за судейской трибуны.

Пиромант и чернокнижник округлили глаза, тут же осознав: перед ними Киаф.

Ренегат мигом отправил в полёт первый нож, метивший в лоб Дуччо.

Второй — в гексера.

Голову огненного мага толкнуло вперёд при столкновении. Он по инерции попятился назад, к стене. Сполз по ней, испуская последний вздох.

Чернокнижник не успел отразить снаряд. Лишь дёрнулся — и схлопотал нож в живот. Ухватился за рану и застыл на месте, хрипя.

Между тем Флэй перемахнул через трибуну и, выставив перед собой кацбальгер, побежал вдоль рядов к Тито.

Отступник в миг покрылся потом. Им овладела паника.

Псионик начал на ходу менять ментальную печать, пытаясь отправить под пресс Киафа. Рука дрогнула при мысли, что его просили доставить живьем.

Это его и погубило.

Пальцы не довершили руну, а собранный эфир ушёл обратно в тело. По артериям — к мозгу, тесня кровь.

Раздался хлопок, заставивший Альдреда остановиться.

Отдача была такой сильной, что мозг расплылся до студенистой жижи и начал вытекать из всех щелей головы. Из ушей катил дым, вынося из головы сырный запах печёных мозгов. Тито дёрнулся и упал навзничь, всплеснув носатыми ботинками.

Сбитая концентрация — типичная ошибка магов. Как правило, фатальная.

Это база. Основа основ колдовства.

Увы, расслабляться было рано. Краем глаза Флэй зацепился за язычника.

Тот изо всех сил, через боль, вынимал отравленный нож из тела. Казалось, он должен быть уже парализован.

«Невозможно».

— Какого…

Стиснув зубы в ярости, гексер глянул на него, как на своего злейшего врага.

Магистр положил на рану ладонь, но сквозь пальцы всё равно змеилась кровь. Порча позволяла удержать яд в брюшных мышцах, пусть и на время.

Расставаться с жизнью так бездарно он, магистр Культа Скорпиона, не собирался.

Вторая рука загорелась лиловой энергией. Язычник метнул её вперёд. Мимо.

Поток порчи с потусторонним гудением ударил рядом с Флэем, отбрасывая его назад. Ненароком ренегат перемахнул через ближайший стол и потянул шею при падении.

Мало приятного. Рукав сатинового халата опадал серыми лоскутами пали. По крайней мере, саму плоть не задело. Только жгло немного.

Дезертир пытался оправиться от падения. А гексер мигом рванул к створкам двери.

Чернокнижник стонал, хромал, скользил по кровавым лужам, но продолжал цепляться за жизнь. Хотел добраться до братьев-террористов.

Флэй всё понял. Несмотря на головокружение поднялся и рявкнул ему вслед:

— Стоять!..

Но тот и не думал повиноваться. Альдред рывком кинулся вслед за ним.

Силуэт магистра потерялся за поворотом. Когда возвращенец достиг его, гексер уже бежал к Форуму.

Туда, где, как он же сказал, орудовали остальные адепты Культа.

— Ублюдок!.. — прошипел дезертир.

Он продолжил преследование. Искренне жалел, что метательные ножи не так популярны. Сейчас бы один такой оборвал погоню в мгновение ока.

Магистр чувствовал, Альдред его догоняет.

Скрепя сердце маг послал за себя поток порчи.

Ренегат еле успел увернуться, обрушиваясь на незапертую дверь.

Та вела в некий управленческий кабинет.

Внутри свою смерть встретили два трусливых миротворца. Им в лица метнул по кислотной сфере мятежный оксиомант.

Флэй подхватил у одного из мертвецов дротик. Хоть что-то.

Встал в полный рост и побежал до Форума.

Между тем чернокнижник кричал, зовя на помощь. Переваливался с ряда на ряд, как мешок с конским навозом. Полз, но не сдавался.

Яд медленно, но верно распространялся по крови.

Гексер стонал:

— Парменион! Тантал! Геспер! Братья! Кто-нибудь!.. Целителя сюда! Я умираю! Киаф! Киаф здесь!..

Магистр срывал голос. Отчаянно пытался привлечь внимание Культа. Но никто не приходил на зов.

Альдред, обозлённый на упёртого чародея, прыгал по рядам. Лишь дротик помогал ему сохранить равновесие. Перемахнув большую часть, он метнул снаряд в магистра.

Тот уже дополз до центра Форума, где располагалась круглая сцена.

Здесь когда-то заседал градоправитель с элитами Саргуз. И тут же разорвалась флюоритовая бомба в ходе ожесточённого сражения. Через широкую пробоину в стене было видно, как сгущались сумерки.

Кровь по-прежнему хлестала из раны, змеясь тёмной полосой за гексером. Так ещё и дротик угодил точно в ногу сектанта, согнув её пополам. Наконечник торчал из колена. Маг взревел от неописуемой боли, рушась на сцену.

Это зрелище только раззадорило Флэя.

Он спрыгнул в центр Форума и метнулся к чернокнижнику.

Тот отползал от него на трёх конечностях, пытался переломать древко дротика. Всё без толку. Дельмей услышал приближение возвращенца.

Собирал воедино эфир. Подбирал заклинание, которым бы удержал Киафа на месте до прибытия братьев.

Ради такой поимки стоило пожертвовать собой.

Магистр определился и пустил оставшийся эфир в руки. Поворачивался из последних сил для судьбоносного заклятия.

Но лишь подписал себе смертный приговор — бездарно и неумолимо.

Едва заметив, что он задумал неладное, Альдред понял: сейчас или никогда.

Флэй ускорился и на бегу вонзил кошкодёр ему в грудь. Клинок прорезал и без того ослабшее сердце.

Гексер вскрикнул еле слышно — и сразу затих.

Лиловый эфир потух, а руки упали на белый каменный пол.

Дезертир вырвал из трупа кацбальгер. Чернокнижник распластался на полу. Под ним подтекала чёрная лужа крови.

Беглец тяжело дышал. Пытался понять, что дальше делать.

Ответ пришёл скоро — и пришёл извне.

Кто-то скрипнул дверью на балконе. Он мотнул головой туда и заметил апельсина.

Чародей завопил истошно:

— Киаф! Он здесь! Все сюда!

Апостат хлопнул по стене.

Будто бы по всему зданию пошла сигнальная волна, привлекая внимание остальных адептов Культа.

Озабоченность отступников его персоной начинала злить ренегата.

На балконе помимо псионика показался ещё один элементалист — криомантка. Она метнула в него глыбой льда.

Киаф заблаговременно увернулся. Чуть было не запнулся об миротворческий щит.

Столкновение навело на дельную мысль.

Из всех дверей, которые вели в Форум, начали выскакивать мятежники.

«Приплыли».

Флэй не без труда поднял цельнометаллический башенный щит, упреждая шаровые молнии, снопы огня, кислотные комки и прочие заклинания.

В противном случае, он бы тут же отправился на тот свет.

Держать скутум староимперского образца было непривычно тяжело. Но только от него зависела жизнь возвращенца.

При каждом новом залпе ноги подкашивались. Альдред продолжал обороняться, медленно отступая к пробоине в стене.

Щит звенел, но держал удар.

Тем временем адепты Культа мало-помалу его обступали.

Иного выхода, кроме как через пролом, не нашлось.

Уж лучше вырваться на открытое пространство, разобраться на месте, нежели попасться в лапы террористов.

Между тем башенный щит гнулся всё больше. Бесконечно отражать прямые попадания эфира он был не предназначен.

Добравшись до просвета, Флэй бросил инквизиторский скутум и скрылся за стеной. Затем побежал в сторону руин прилегавших зданий.

В конечном счёте он мог выйти из оцепления, петляя среди развалин.

Мятежников слетелось на Киафа уже порядка пятнадцати. Они не отставали. И уж тем более не упускали из его виду.

По крайней мере, они прекратили обстрел на подавление.

— Не дайте ему уйти!..

Среди кучки бестолковых апельсинов затесался магистр в жёлтой мантии.

Это был сновидец, способный воздействовать даже на таких, как Альдред, через Аид. Когда как остальные бездарно растрачивали эфир, свой он копил и теперь наслал на беглеца кошмар. Сознание Флэя отбросило в Лимб, хоть он и не спал.

Тело перестало слушаться. Возвращенец упал в грязь, как подкошенный. Начал кричать, будто резанный боров.

Он схватился за голову. Перекатывался то на один бок, то на другой.

Аид — всеобъемлющий Тонкий Мир. Лимб же — отдельный уголок, занимаемый разумной душой в Серости. Кладезь людских сновидений. Колыбель их кошмаров. И в том числе онейроманты игрались и тут.

Позабыв обо всём на свете, Альдред в ужасе наблюдал, как неведомые хтонические монстры склоняются над ним. Гиганты изучали его чёрными глазами. Белки их глаз облепило воспалившимися капиллярами.

Их пасти раскрываются. Зубы цепляют конечности — вот-вот раскусят. Некоторые титаны дерутся между собой, не в силах поделить желанную добычу.

Что хуже, заклинание буквально плавило мозги, нарушая его функционирование. Тем больше, чем дольше Флэй противился пугающим образам.

Его сознание будто бы швырнули на раскалённую сковороду.

Абсолютно вся лимбическая система трещала по швам.

Сновидец рискнул пойти на такую жертву, стараясь выиграть время для своих. Ведь не сам Киаф был важен, а наследие, что растекается по его жилам.

— Быстрее к нему! — скомандовал онейромант.

— Да, магистр Парменион, — ответила пробегавшая мимо криомантка.

— Настоятельница будет довольна, — подытоживал сектант.

Он улыбался и гадал, какую награду получит от Иоланты Ламбезис.

К Альдреду бежал псионик, перенимая инициативу.

Хотел погрузить сознание Флэя в стазис, чтобы его можно было без проблем доставить, куда скажут.

Парменион позволил ему это сделать, щелчком пальца вырвав беглеца из цепких лап кошмара.

Ещё бы чуть-чуть, и тот стал бы парализованным овощем на всю жизнь.

Альдред затих. Он не чувствовал своего тела и был полностью подавлен.

Тупо глядел на псионика, что колдовал над ним.

Над Акрополем небо заволокло тучи. Вдалеке громыхнул гром. Полились первые капли дождя. Видимость резко снизилась. Ледяная вода остужала вскипевший рассудок.

Возвращенец бы и так оправился не скоро. Но для Культа надёжность стояла превыше всего.

Чародей не успел построить в воздухе и половину печати.

Откуда-то с крыши в него выстрелили из арбалета. Щелчок.

Болт прорезал воздух, ударился в лоб и пустил по всему телу электрический заряд.

Флэй устало наблюдал, как маг бьётся в конвульсиях. Стучит зубами друг об друга.

— Ба-ба-ба-ба…

Рунический снаряд был даже чересчур мощным. При контакте с целью он спровоцировал одномоментный разрыв мышц.

Плоть летела в разные стороны. На месте, где находился псионик, разлилась багровая морось.

Но даже тогда, обрызганный кровью, Флэй и ухом не повел.

Его неумолимо клонило в сон. Даже мысли не вязались в единый образ.

А сил хватало лишь, чтобыбороться с веками за открытые глаза. Ещё никогда это не давалось так тяжело.

Между тем сектанты переполошились, обнаружив себя в западне.

Быть не может!

— Откуда стреляли?! — бесновался магистр, концентрируя эфир в руках.

Глаза его горели, как изумруды. Вены светились потусторонним огнём.

Абстрактная проекция окружающего мира не выдавала местонахождение арбалетчика. Присутствие Киафа создавало помехи.

Даже воронья и собственных подопечных не видать.

Некоторые апельсины готовили заклинания. Встревоженно поглядывали на крыши.

Не говорили ни слова. Лишь пытались нащупать взглядом таинственного стрелка.

Без толку.

Маги инстинктивно жались друг к другу. Спиной к спине.

Тогда под их ногами из-под брусчатки выступила кипящая лава. Броситься врассыпную не успевали.

Стопы плавило в ничто. Над Акрополем поднимались душераздирающие вопли.

Крики обрывались будто на полуслове. Жидкое пламя в миг поглотило десятерых чародеев. А после — исчезло, как не бывало.

Оксиомант отступал к стене, полагая, что там безопасно.

Чародей уперся в стенку, затылком нащупав оконную раму. Миротворец, вызревший в гуля, уже ждал его.

Тут же потянул добычу во тьму, не боясь набить волдыри на руках.

Жертва только затянула вопль, как вдруг людоед выдрал ему зубами кадык и принялся увлечённо есть.

Кому-то из Культа взбрела в голову здравая мысль: бежать. Но едва он развернулся, упёрся мордой в металлический нагрудник инквизиторской кирасы.

Бедняга упал и стал отползать в сторону, глаз не сводя с «красной туники». Он заскулил, понимая: не жить ему.

Огромный причудливый меч, покоившийся на плече юстициара, пришёл в движение. Отступник взвизгнул.

Исполинское орудие со звоном порубило его надвое, лязгнув об мощёную дорогу.

Арбалет выплюнул болт вновь.

Стрелок только выглянул — и тут же скрылся, ринувшись к подъемному тросу.

Его цель изогнулась. Ухватилась за древко, что торчало из живота.

У его окровавленной ладони со свистом задрожал воздух.

Чародея тут же отбросило в стену, размазывая по поверхности.

Голова лопнула, оставив живопись на камне. Тело поползло вниз.

— Пощадите! — дрожащим голосом умолял юстициара апельсин.

Тот был неумолим, продолжая надвигаться, будто гора.

Не выдержав, трус побежал прочь.

Великан в рывке нагнал его, занося за спину меч, и матросским замахом оборвал греховную жизнь. Клинок порубил мятежника надвое.

Удар заключил в себе небывалую, немыслимую силу. Верхнюю половинку туловища подбросило в воздух.

Онейромант бегал глазами по улице. Метался из стороны в сторону. Не знал, куда и податься. Собрал остатки эфира в руках. Но не мог понять, какое заклинание использовать и на кого направлять.

Арбалетчик уже спустился с крыши вниз. Осторожно, с ухмылкой на лице крался сзади к двум оставшимся апельсинам.

Под бортом магазинного самострела был вмонтирован штык-нож.

Стрелок пустил его в ход, вонзая одному штык в позвоночник. Тот захрипел, выгнувшись. Шея перестала держать голову.

Второй обернулся — и тут же принял горлом внезапный удар. Тычковый нож в руке застрельщика сработал на «отлично». Сонную артерию надорвало, высвобождая кровь.

Чародей схватился за рану, упал в грязь. Он захлёбывался, судорожно дёргаясь.

Стрелок снял марионетку со штык-ножа и небрежно переступил через оба трупа, идя в сторону магистра.

Тот в ужасе наблюдал за расправой.

Спрашивал себя, как всех перебили так быстро.

Никто не успел что-либо сделать.

Одна смерть оказывалась ужаснее другой, подрывая боевой дух только больше.

— Что же… Как так? — не понимал Парменион, отказываясь верить в происходящее.

Из стены дождя выходили инквизиторы. Им не было числа. Отовсюду доносился шум битвы. Воины Церкви зачищали Акрополь от языческой скверны.

Завидев белые халаты, перепачканные в багровой и чёрной крови, маг всё понял.

Ему довелось перед смертью пронаблюдать в действии профессионализм персекуторов. Самых блистательных отрядов из элитного отдела Инквизиции.

Магистр инстинктивно пятился назад.

— Далеко собрался? — Донёсся холодный женский голос из-за спины.

Ужас нивелировал концентрацию сновидца.

Изумрудные жилы потухли. Дельмей только повернулся. И тут же ощутил чью-то руку в своей грудной клетке.

Затаив дыхание, он недоумённо склонил подбородок вниз.

Его тело стало полупрозрачным. Перчаткой с игольчатыми наконечниками инквизитор бесстрастно схватил саму его душу.

Ревнительница веры бесцеремонно вырвала её, не пролив ни капли крови.

Сжимая в перчатке зелёный пламенный шар, она сжала пальцы.

Душа лопнула со звонким треском, будто тонкостенный стеклянный сосуд. Осколки впитались в химеритовые иглы, питая хозяйку эфиром.

— Так-то лучше, — отметила девушка без улыбки.

Парменион её уже не слышал. Рухнул замертво.

Инквизиторы были повсюду, куда ни глянь. Альдред и не пытался их подсчитать. Сил на это попросту не осталось. Как и порадоваться нежданному спасению.

Он был уже на полпути, чтобы провалиться в беспамятство.

К нему подошла девушка из отдела персекуторов. Её он никогда не видел.

Белый халат не носила. Кольчуга выглядывала из-под полов плотной однобортной кожаной куртки с подкладкой из инквизиторского сплава на манер кураторской. Из-за спины торчало два парных клинка.

Язык онемел, и Флэй ничего не мог сказать, как бы ни хотел.

Ревнительница веры склонилась над ним. Тепло улыбнулась, изучая найденыша. На миг показалось, будто уж она-то его знала.

Только сейчас возвращенец увидел продолговатый шрам от меча, пересекавший её лицо в районе переносицы. Он образовывал крест, наталкиваясь на другой, от когтя неведомого чудовища.

Восстановили физиономию целители. Не изъян, а изюминка облика.

Глаза брюнетки горели гипнотизирующим изумрудным огнём. Будто сновидческим. Показалось ли?

Альдреду было всё равно: он едва ли понимал, что находится наяву.

— Сегодня твой счастливый день… — Слышал её сладкий голос Флэй.

Оглавление

Интерлюдия 1. Замысел

Глава 15. Изгой

Глава 15-2. Изгой

Глава 16. Катарсис

Глава 16-2. Катарсис

Глава 17. Охотники

Глава 17-2. Охотники

Глава 18. Церковь

Глава 18-2. Церковь

Глава 19. Юстициар

Глава 19-2. Юстициар

Глава 19-3. Юстициар

Глава 20. Жатва

Глава 21. Шестёрка

Глава 21-2. Шестёрка

Глава 21-3. Шестёрка

Глава 21-4. Шестёрка

Глава 21-5. Шестёрка

Глава 21-6. Шестёрка

Глава 22. Хирургия

Глава 22-2. Хирургия

Глава 22-3. Хирургия

Глава 23. Фатум

Глава 23-2. Фатум

Глава 23-3. Фатум

Глава 24. Эмиссия

Глава 24-2. Эмиссия

Глава 25. Яд

Глава 25-2. Яд

Глава 25-3. Яд

Глава 25-4. Яд

Глава 25-5. Яд

Глава 25-6. Яд

Глава 26. Щебень

Глава 27. Человечность

Глава 27-2. Человечность

Глава 27-3. Человечность

Глава 28. Лимб

Глава 28-2. Лимб

Глава 28-3. Лимб

Глава 28-4. Лимб