И это пройдет… [Вера Александровна Чистякова] (fb2) читать онлайн

Вера Чистякова И это пройдет…

Обернуться назад очень страшно,

Там осталось все то, что терял.

Может скажешь, что это неважно,

Если б смог, то бы все поменял.

Обратившись в столб каменной соли,

Спрятав мысли в нем, как в сундуке,

Отойдешь ты от Мира и воли,

Сто голов проплывут по реке-

Так завещано где-то у мудрых,

Что умели верить и ждать.

И на четках камней желтых лунных

Нам останется только гадать

Наверное, каждая девочка России, родившаяся в 90-е годы 20 века имела альбомчик, в котором писали ее друзья. У кого-то он был голубой или синий с куклой Барби, одетой в шикарное платье с оборками и блестками. У кого-то — толстая тетрадь в клетку, обклеенная наклейками из сериала «Дикий ангел» или «Зачарованные». Маленькие детские секретики, мечты о будущем, наивные шутки и потаенные страхи— всё это давно заперто в картонных коробках, в лучшем случае ютится где-то под потолком на антресолях. Строчки, написанные неровным детским почеркам, хранят память о сокровенном мире загадочной русской души.

Только для друзей!!!!

Ф.И.О

Анюта

Сколько тебе лет?

12

Твой знак зодиака?

Рак

Опиши себя?

Зеленые глаза, темные волосы (не толстая!)

Кто твой лучший друг?

Мира, Полина и Оля

Какую музыку ты слушаешь?

«Гости из будущего»

Твой любимый фильм?

«Унесенные ветром»

Любимое домашнее животное

Кот и собака

Твое хобби?

танцевать

Любимое блюдо?

Картошка с грибами

Твоя мечта?

Играть в театре

Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

актрисой

Твой любимый предмет в школе?

литература

Что больше всего ценишь в людях?

честность

Твой самый большой секрет?

Не скажу)))

Где ты хочешь жить?

В Париже

Кого ты любишь?

Мамулечку и кота

Что ты не любишь?

Манную кашу

Чего ты боишься?

Пауков

Что ты мне пожелаешь?

Побольше подарков ко дню рождения!!!!

Ф.И.О

Романова Полина Викторовна

Сколько тебе лет?

13

Твой знак зодиака?

скорпион

Опиши себя?

Высокая, голубоглазая, люблю кататься на велосипеде

Кто твой лучший друг?

Наверное, Аня

Какую музыку ты слушаешь?

«Rammstein»

Твой любимый фильм?

«Угнать за 60 секунд»

Любимое домашнее животное?

Кот

Твое хобби?

рисовать

Любимое блюдо?

Макароны с сосиской

Твоя мечта?

Прыгнуть с парашютом

Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

архитектором

Твой любимый предмет в школе?

Математика

Что больше всего ценишь в людях?

Чувство юмора

Твой самый большой секрет?

У меня нет секретов

Чего ты боишься?

Волков

Где ты хочешь жить?

дома

Кого ты любишь?

–

Что ты не любишь?

Дурацкие вопросы

Что ты мне пожелаешь?

Не быть такой любопытной

Ф.И.О

Мирослава Евгеньевна

Сколько тебе лет?

13

Твой знак зодиака?

дева

Опиши себя?

Глаза карие

Кто твой лучший друг?

Анюта!!!

Какую музыку ты слушаешь?

разную

Твой любимый фильм?

«Брат 2»

Любимое домашнее животное?

Кошка и собака

Твое хобби?

шить

Любимое блюдо?

Жареная курица

Твоя мечта?

Выйти замуж

Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

дизайнером

Твой любимый предмет в школе?

Изо

Что больше всего ценишь в людях?

доброту

Твой самый большой секрет?

Изрезала мамины нитки на волосы для куклы

Чего ты боишься?

Потерять ключи

Где ты хочешь жить?

В большом доме

Кого ты любишь?

Вовку, но это тоже секрет

Что ты не любишь?

жадин

Что ты мне пожелаешь?

Желаю, чтоб все твои мечты исполнились

Ф.И.О

Ольга Подгорная

Сколько тебе лет?

12

Твой знак зодиака?

водолей

Опиши себя?

Не хочу говорить

Кто твой лучший друг?

Папа

Какую музыку ты слушаешь?

Мадонну

Твой любимый фильм?

«Гарри Поттер»

Любимое домашнее животное?

Кот

Твое хобби?

Музыкальная школа

Любимое блюдо?

салат

Твоя мечта?

Выучить немецкий

Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

переводчиком

Твой любимый предмет в школе?

английский

Что больше всего ценишь в людях?

ответственность

Твой самый большой секрет?

На то он и секрет

Чего ты боишься?

Быть глупой

Где ты хочешь жить?

Я хочу путешествовать

Кого ты любишь?

Свою семью

Чего ты не любишь?

Дураков

Что ты мне пожелаешь?

Чтоб все получалось

1 Сентября 1998

На небольшом дворе перед четырехэтажным широким каменным зданием яблоку было негде упасть. Слегка пожелтевшие деревья цепляли тоненькими веточками воздушные шарики. Пихая друг друга пышными букетами из гладиолусов и астр, томились в ожидании первого в своей жизни звонка первоклассники. Их огромные глаза полнились ожиданием. Вот-вот должно было случиться что-то сказочное, совершенно необычное. Девочки в нарядных платьицах, в беленьких гольфах держались гордо и невозмутимо, стараясь не склоняться под тяжестью огромных бантов, украшающих их головы. Мальчики подозрительно озирались, они тонко чувствовали, что их ждет долгое сидение на одном месте. Уже сейчас им было скучно. Одиннадцатиклассники, упоенные взрослостью, с нотками превосходства смотрели на малышей, обсуждали летние каникулы: радостный гомон, веселый смех, дружеские приветствия и объятия; торжественная музыка, директорские напутствия и первый короткий урок.

В светлый класс вошло 30 первоклассников. Они расселись по местам, чинно разложили огромные, доверху набитые всякой всячиной пеналы, сложили руки перед собой и во все глаза уставились на учительницу.

На первой парте ряда у стены, подталкивая друг друга локтями, спорили две девчонки. Их банты почти встретились, словно рога бодающийся коз.

— У меня карандашей больше, — напирая, говорила курносая кареглазая девчонка.

— А у меня ручки гелевые и ранец настоящий, — зыркая зелеными бусинами, отвечала вторая.

— Аня, Мирослава, прекратите немедленно, — раздался откуда-то сверху строгий голос. Над ними нависла их первая в жизни учительница, она смотрела суровым взглядом, через блестящую тонкую оправу очков.

Девочки отодвинулись друг от друга, каждая старалась сесть как можно дальше. Учительница медленно обходила класс, от нее не укрылось, что, даже рассевшись на разные края, Мира и Аня продолжают пихать друг друга под партой ногами. Она улыбнулась. Если бы ее спросили о том, как сложатся отношения двух этих девчонок дальше, то она уверенно заявила бы, что вот так начинается дружба на всю жизнь.

Июнь 1999 год

Аня с опаской поглядывала вниз. Где-то далеко виднелись строительные сваи, бетон и какие-то трубы. Дедушка спокойно сидел рядом и ел бутерброд с копченой колбасой. Аня любила приходить к нему на работу, он брал ее на строящиеся объекты. Сейчас они сидели на стене девятиэтажного дома. Ветер здесь дул довольно сильно, Ане было страшновато, но уверенный вид деда производил впечатление.

— Деда, я Ферби хочу, — просительно сказала Аня.

— Это еще что за штука? — жуя, поинтересовался тот.

— Игрушка, совенок говорящий, у него вот такие глаза, — Аня сложила пальцы в колечки и приложила к лицу.

— По что он тебе, уж в школу ходишь? — ворчливо ответил дед.

— Он такой классный, разговаривать умеет, — восторженно лепетала Аня.

— Ты и про тамагочи так говорила, мать твоя меня месяц ругала, когда я тебе его купил, и где он? — вопросительно поглядывая на внучку, проговорил дед.

Аня потупилась. Она случайно утопила тамагочи в бочке с водой, не зная, как достать его оттуда, она подставила к бочке стул, собираясь туда влезть. Большая, почти в полный рост девочки, железная оранжевая тара была доверху полна водой. Аня только чудом не утонула в ней. Бабушка, мывшая в кухне посуду, увидела из окошка, что собралась делать ее шестилетняя внучка, ринулась по крутым ступенькам старого деревенского дома и едва не опоздала. Когда она выскочила на улицу, Аня уже перекидывала ногу через край бочки. Попало всем: бабушка ругала Аню, мама бабушку и дедушку, за то, что один купил эту дурацкую электронную пищалку, а другая не уследила.

— Ну деда, я больше в бочку не полезу, — обиженно протянула Аня. Она выпятила губа и поникла.

Дед посмотрел на внучку, ее две толстые косички покачивались на ветру, спина сгорбилась, как у старушонки, а на носу повисла капля.

— Ну, ну, не реви, будет тебе этот твой совенок, — поглаживая девочку по макушке, ответил он.

***

«Дон-дон, Дери. Дери-Дери, дурдом. Санчос беби, Санчос-беби. Мексика! Джими, Джими. Ягуар. Джими, Джими. У-А,У-А», — так играли Аня и Мира, хлопая руками и попеременно поворачивая ладони. Девочки сидели на лавочке перед домом и ждали Мирину маму. Вечер был удивительно теплый. Сирени, растущие во дворе каждой пятиэтажки, слегка покачивались. Было слышно, как в гаражах мужики играют в домино.

— Что значит «рыба»? — спросила Аня.

— А, когда кости еще есть, а положить всем игрокам нечего, — махнула рукой Мира.

— Прикольно, а у меня дед не играет, только если в «подкидного» с бабушкой, да и то только в деревне, когда дождь идет.

— А вы что, телевизор так и не привезли на дачу? — удивилась Мира.

— Нет, что ты! — воскликнула Аня, — у нас газовый баллон сперли весной, какой уж телевизор. Бабушка теперь у печки всегда топор держит, чтоб если в дом полезут, можно было отбиваться.

— Да, у нас тоже в этом году лазают, даже ведро украли, а у соседей самовар кто-то попёр, — пробурчала Мира, — папа сказал, что, если найдет, то ноги вырвет!

— Да, он у тебя может, — ухмыльнулась Аня.

— Я и не сомневаюсь, но он сейчас к бабушке на Кубань уехал, так что мы с мамой тоже вдвоем в деревне в выходные. Страшно бывает знаешь как. А уж если ночью в туалет захочется, так совсем жуть, на дворе темно…

— У вас хоть на дворе, а у нас вообще на огороде, — фыркнула Аня, перебивая Миру, — я так не люблю туда ездить, наказание какое-то. Грядки поли, жуков собирай, еще бабушка творог есть заставляет. Представляешь, мнет его вилкой и заливает молоком, — Аня поморщилась.

Мира скорчила моську, делая вид, что ее сейчас стошнит. Девчонки прыснули и рассмеялись.

— А вон и мама твоя идет, — указывая на пригорок, сказала Аня. Мирослава подскочила и понеслась ей навстречу, ловко огибая столбы, между которыми были натянуты веревки с развевающимся бельем. Мама несла две авоськи. Из одной торчала бутылка кефира и обожаемые Мирой молочные сосиски. Громко цокая каблуками, мать шагала по серому, раздолбанному асфальту, мимо глубоких луж, оставшихся после вчерашнего дождя. В одной из них плескался голубь. Он опускал свои сизые крылья в воду, а потом мелко отряхивался. Его взъерошенный вид манил кота, наполовину высунувшегося из подвала, и теперь наблюдающего за аппетитным живым обедом.

Следом за мамой с пригорка катилась малиновая девятка, из приоткрытых окон доносилось:

«Жиган-лимон — мальчишка симпатичный!

Жиган-лимон, с тобой хочу гулять!

Жиган-лимон с ума сводил отличниц

Тебя, жиган, хочу поцеловать¹!»

Машина на полном ходу влетела в лужу, из-под колес столбом поднялись брызги. Мирина мама отскочила в сторону, но грязная вода все равно забрызгала ее голубой костюм.

— Витька, сукин ты сын, — закричала она.

Машина затормозила. Из нее выскочил коротко стриженый коренастый парнишка. Его глубоко пасаженные глаза лихорадочно бегали:

— Тетя Марина, простите, я вас не заметил, — оправдывался он, пытаясь отряхнуть испачканный костюм.

— Не заметил он! Вот я тебя сейчас, — замахиваясь на него сеткой, кричала Мирина мама.

31 декабря 1999 год

«Фу, студень, как можно любить это жирное месиво? А еще дед рубил противные свиные копыта прямо на балконе, какая же вонь от них при варке, каждый год одно и то же…» — недовольно думала Аня, ставя на стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью, огромный эмалированный лоток. Она перевела взгляд на телевизор, стоящий на отдельной полированной старой тумбочке. На экране маячила Наташа Королёва, она поправляла черную резинку чулка. Аня знала, что сейчас запоют: «Вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идет…». Девочка поморщилась, вместо волшебных сказок вечером начинали показывать песенные шоу по ОРТ — «Старые песни о главном», по РТР — «Голубой огонёк на Шаболовке», утром конечно же, будет новогодний выпуск «Утренней почты», какая-нибудь «Смехопанорама» с Петросяном, а вечером-«Песня года», ну и «Ирония судьбы». Куда же без неё! «Никакой фантазии», — думала Аня, разворачивая конфету «Белочка», она с удовольствием откусила ароматный шоколад с колотыми орешками. В комнату заглянул дедушка.

— А, внучка, конфетки ешь, — ласково сказал он, — смотри чего тебе принес, — доставая из-за спины большую коробку с лиловой пятнистой совой, проговорил он, — ну такой?

Аня завороженно смотрела на вожделенную игрушку:

— Даже лучше, — воскликнула она, — их же только перед новым годом в «Кенгуру» привезли!

Дед довольно улыбнулся и потянулся к нагрудному карману парадной белой рубашки, доставая оттуда 2 большие открытки.

— Это что? — не веря своему счастью, спросила Аня.

— Билеты на елку, с подружкой своей сходишь, там лошадки будут, — по-мальчишески подмигивая, сказал он.

Аня радостно бросилась целовать деда в щеку. Она была колючая и обветренная.

— Ну, ладно, ладно, будет, ты это, давай мне фантик, я выкину, а то мамка заругает, что ты со стола таскаешь, — хитро подмигивая, сказал он, забирая у внучки обертку и пряча ее в карман.

***

«Наступает 2000 год, новый век, новое тысячелетие. Мы все примеряли эту дату на себя, прикидывали, сначала в детстве, потом повзрослев…», -

Мира прыснула, с экрана телевизора вещал очень старый седой дядька с противным, пьяным голосом.

«Я ухожу в отставку…», — звучало дальше.

«О чем это он? — думала Мира, — какая власть, праздник же, чего хоть он все нудит, неужели нельзя побыстрее, так хочется услышать куранты, загадать желание», — девочка недовольно покачала головой. Она не могла дождаться, когда под блестящей, покрытой гирляндами, пахучей красавицей-ёлкой можно будет брать завернутые в красивые обертки подарки. Девочка ждала набор для вышивки крестом. Отец прищурился и подмигнул ей, Мира снова хихикнула и показала ему язык.

— Да тише вы, президент выступает, — неотрывно глядя на экран рявкнула мать.

— Ага, президент, ну-ну, сволочь он и пьяница, — ответил отец.

Мирина мама повернулась в нему и грозно взглянула.

— Ты по Союзу заскучал? — ледяным тоном спросила она?

Мужчина скорчил кислую мину и взял со стола кусок черного хлеба со шпротиной. У его ног сладко зевая, растянулся черный пес.

Куранты били 12. Страна встречала новое тысячелетие!

11 января 2000 год

Зимний темный вечер раскрыл свои объятия. Фонари тусклым желтым светом бродили по сугробам и голым веткам низкорослых кустов, которые забыли утеплить на зиму. Ледяная горка около школы манила своим серебряным цветом. Гладкая, словно зеркало, невероятно крутая. Мира с разбегу прыгнула на картонку и полетела вниз. В груди все ухнуло, дыхание захватило. По самому краю склона кто-то поднимался. Подскочив на кочке, Мира резко развернулась, ее ноги вылетели вправо и зацепили поднимающегося. Громкий крик, и вот уже две фигуры катятся вместе. Аня ужасно испугалась, она смотрела вниз, хлопала глазами, бросив санки ринулась по склону. Почти у самого забора, в который упиралась горка, барахтались 2 девочки.

— Ты совсем что ли…! — орала Мира, — слепая, да, я же ехала!

— Ты куда свои ноги суешь? — отряхиваясь, вопила вторая девчонка.

— Ну ты вообще…, — фыркала Мира.

— Вы как? — запыхавшись, сказала подбежавшая Аня.

Обе девочки уставились на нее: красные, злющие, с шапками набекрень выглядели очень комично. Аня засмеялась, ее звонкий хохот был заразительным. Мира и другая девчонка подхватили его.

— Меня Оля зовут, — улыбаясь сказала барышня, которую зацепила Мира.

— Может по мороженому? — предложила Мира.

— Сейчас, не холодно? — удивилась Оля

— Конечно нет, — поддержала Аня, — ты какое любишь? Я — «Лакомку» или «Таити».

— А я- фруктовый лед, — мечтательно произнесла Мира.

— Ну, давайте, — неуверенно промямлила Оля.

Рядом со школой стоял маленький магазинчик «Березка», чего там только не было, когда Аня и Мира заходили в него после занятий, у них разбегались глаза: сладкие браслеты из витаминок по 3,50, конфетки Raffaello по одной штучке, Kinder-сюрпризы, шоколадные батончики, чипсы, сухарики. Но самым любимым лакомством было мороженое. Деньги на него они зарабатывали своим маленьким детским трудом — сдавали в ларек на автобусной остановке пивные бутылки, по 40 копеек штука.

Ворвавшись в магазин, подружки прилипли носами к холодильнику. С их ног текли грязные лужи, снег таял на простеньких, дешевых куртках. Оля выбрала шоколадный «Триумф», она еще никогда не ела мороженое на улице зимой. Купив вожделенную сладость, девчонки направились за гаражи, там на трубах, с которых свисали клочки ваты, можно было уютно устроиться и поболтать. Аня шла, запинаясь о снежные валуны, поддергивала тяжелые зеленые санки, которые смастерил ее дедушка. Ни у кого во дворе таких не было. Дед работал на стройке разнорабочим, там он стянул куски толстой арматуры и вечером, когда закончилась смена, сделал саночный каркас. Его приятель: запойный плотник с синим, как у Джузеппе из Буратино, носом вырезал деревянное сиденье. Дедушка покрасил санки зеленой краской. Именно такую он припрятал после ремонта одного из цехов. Дед страшно гордился подарком для внучки. Тяжелое время затянулось, купить что-то было сложно, страна не так давно пережила дефолт. Денег было мало, но он очень старался, чтоб в его семье это как можно меньше замечали. Дед приносил с работы вафли и орешки со сгущенкой, рядом с его конторой работал магазин от хлебозавода. Милая румяная, толстая продавщица в голубом фартуке, за пару комплементов и мелких услуг на складе оставляла ему сладости. По пятницам он парился в бане, и уговорил мужиков подрабатывать на кладбище. За небольшие деньги они рыли могилы и из краденой арматуры варили кресты. Домой дедушка часто приходил нетрезвый и усталый, усаживался перед телевизором, ругал власть и вспоминал, как ездил отдыхать в Крым.

На трубах было тепло, девчонки уселись, они кусали ледяное мороженое, от него стыли зубы, но ощущение и правда было волшебное.

— Ты где живешь? — спросила Аня Олю, отдирая варежку от «Лакомки».

— Вон в той пятиэтажке на 2 этаже, — Оля вытянула руку и ткнула в приземистое здание под горкой. Окна его лучились светом. Девочка знала, что там ее ждет мама, она наверняка готовит ужин. Скорее всего, сегодня будут пельмени, в выходные они с мамой целый день катали тесто и заворачивали в него мясные фрикадельки.

— Странно, — протянула Мира, — мы тебя никогда не видели, ты в нашей школе учишься? — махнула она головой в сторону горки.

— Да, во 2А, — гордо сказала Оля.

Мира насупилась, она считала, что ашки все зубрилы и ботаники, они с Аней учились во 2Б, между классами наметилось тайное противостояние.

— Но я только неделю туда хожу, мы недавно переехали, — продолжала Оля, — а вы?

— Мы — во 2Б, — поспешила ответить Аня, пока подруга не ляпнула какую-нибудь глупость, она уже успела привыкнуть к резкости Мирославы и сглаживала острые углы, — жалко, что не с нами, но мы же будем дружить? — она вопросительно глянула на Олю. Каким-то шестым чувством девочка чуяла, что новая знакомая очень интересная. Аня всегда тянулась к людям, ей хотелось иметь много — много друзей, как у мамы. Анина мама держала около телефона толстую серую записную книжку, там были номера на любой случай жизни: врачи, учителя, бухгалтеры, пожарные, строители, водители, пара милиционеров. Стоило ей подойти к зеленому, пузатому, дисковому агрегату, как любая проблема разрешалась. Аня точно знала: чем больше знакомых- тем проще жить.

Оля улыбнулась. Ей было страшно неуютно в новом классе. Она еще не успела с кем-то сдружиться. Очень волновалась, что у нее ничего не получится. Ребята сторонились ее. Во-первых, к новеньким всегда относятся настороженно. Во-вторых, Оля прекрасно писала, очень бегло читала, выполняла задания быстрее всех. Ей было трудно ждать, пока остальные закончат. Она старательно сдерживала себя, но из-за этого сильно ерзала на стуле. Он предательски скрипел, привлекая внимание! Все видели, что она уже закончила. Учительница не добавляла радости, она подходила, смотрела в Олину тетрадь и начинала ее расхваливать. Девочка ужасно стеснялась.

Мира недовольно взглянула на Аню. Она ревностно блюла их дружбу и принимать кого-то третьего ей не хотелось. Если бы Оля училась в их классе, то войны было бы не миновать. Но пока она в ашках, можно быть великодушной и позволить ей с ними гулять, в клане врагов должен быть кто-то свой.

— Эй, мелюзга, вы чего здесь расселись, а ну ка, шуруйте отсюда! — раздалось где-то из темноты гаражей. Между ними показалась четверка парней, они дымили вонючими папиросами, в руках у них были темные бутылки. Один нес на плече гитару. Зелёная шапка с помпоном, большие детские глаза с пышными ресницами, никак не вязались с образом дворового хулигана. Мальчишки быстро приближались. Оля и Аня встрепенулись, как дикие птицы. Мира осталась сидеть на месте, словно ничего и не слышала.

— Че какие тугие — то, я же сказал, шасть отсюда, — повторил парень, плюнув в сугроб.

— А я тогда папе твоему расскажу, что ты, Вовка, куришь, — капризно протянула Мира.

Мальчишка быстро бросил бычок в сугроб и задавил ногой.

— Мирка, козявка, ты что ли? — весело воскликнул он.

Мира радостно улыбнулась, во рту у нее не хватало одного переднего зуба. Он выпал всего три дня назад, девочка еще не осознала, как забавно выглядит со стороны, и не стеснялась себя. Вова был сыном друга ее папы. Он часто приходил к ним домой, они отмечали вместе праздники. На этот Новый год Мира сшила ему маленького пушистого зайчика. Вовке было 12, он казался девочке очень взрослым, его отличал не погодам высокий рост. Мира всегда удивлялась, в кого же он такой длинный. Ведь его мама и папа отнюдь не тянули на каланчу.

— Так что, можно нам остаться? — спросила Мира.

Оля и Аня стояли затаив дыхание, они еще никогда не сидели в обществе таких взрослых мальчишек, им, восьмилетним девочкам, это казалось просто невозможным.

— Ну ладно, шантажистка, оставайтесь, но чур не ябедничать и не мешать, — сказал он, грозно взглянув на девчонок.

Пацаны уселись на трубы. Один с красными руками, покрытыми цыпками, отсыпал Ане семечек. Вовка начал играть на гитаре. Песня была ужасная, но девчонки следили за ним как завороженные.

Ты звалась королевою,

Ты была недотрогою.

Помнишь в годы школьные,

Дрались за тебя.

А теперь другая ты,

По рукам кочуешь ты,

Не могу поверить я,

Что любил тебя.

А теперь ты нежная

Королева снежная,

Распустила волосы

По белым плечам, по белым плечам.

Распустила волосы,

Но не слышно голоса,

Потому, что заняты, губы у тебя, губы у тебя.²

***

Аня прокралась в прихожую, мама сидела на кухне с подругой, сегодня у нее в гостях была удивительно красивая тетя Женя. Ее шубка, пахнущая сладкими, конфетными духами висела на деревянных плечиках. Аня хотела повесить рядом свою мокрую куртку, но не решалась. Белый пушистый длинношерстный мех так и манил девочку, она аккуратно одним пальчиком дотронулась до нежного ворса. «Нет, рядом с такой красотой я свою грязную куртку вешать не буду», — подумала Аня. Кинув куртяшку в угол, она на цыпочках подошла к двери кухни.

— Да, — задумчиво говорила мама, — шуба, конечно, потрясающая, но и синяк под твоим глазом впечатляет. Может уйдешь от него?

— Уйдешь от него, как же…, — сокрушалась Женя, — ты что не знаешь, какой он! Убьет и глазом не моргнет. Одна надежда: может пристрелит его кто… Рита, погадай мне, а… — попросила она.

Аня шустро юркнула в свою комнату. Мама не любила, когда дочка подслушивала взрослые разговоры. Но Аня все равно не могла удержаться. Она знала, что мужчина, с которым живет тётя Женя, — бандит. Он был старше маминой подруги лет на 10, ездил на большой, похожей на бегемота, лупоглазой черной машине, очень много курил и носил кожаную куртку. Женя работала модельером в одном из городских ателье, а Анина мама подрабатывала там вечерами- ставила моделям хореографию. В юности она профессионально занималась бальными танцами, и теперь это приносило ей небольшую прибавку к крохотной зарплате. Аня три раза в неделю ездила с мамой в это ателье, крутилась возле моделей. Они производили на девочку колоссальное впечатление. Высокие, нарядные, словно живые Барби плыли по сцене, их длинные ноги на высоких каблуках блестели в ярком свете. Круг за кругом они дефилировали по узкому помосту, а когда все заканчивалось, за каждой из них непременно приезжал красивый автомобиль, и они уносились в туман. А Аня с мамой шли на троллейбус и очень долго тряслись в нем домой.

***

Оля сидела около мамы и вязала носок. Ей нравилось мелкое подрагивание спиц. Ее рыжий кот притаился и прыгнул на клубок, упал на спину, схватил его передними лапами, на задних он выпустил длинные когти и начала терзать нитки. Мама толкнула проказника ногой. Он обиженно заурчал и снова спрятался за ножкой стола, готовясь к очередной атаке. Папа Оли сидел в кресле и читал газету, он поднял свои грустные, усталые глаза над сероватыми, испещренными мелкими буквами страницами, внимательно посмотрел на кота. Ему не давала покоя статья, если бы Оли не было дома, то он непременно зачитал бы текст жене. Он опять перевел взгляд на расплывающиеся под пальцами грязно-серые буквы:

СЕЛО-КОНЦЛАГЕРЬ

Новый тип российского госустройства

«На освобожденных территориях в Чечне люди выживают вопреки предложенным им обстоятельствам…

… На вопросы «Новой газеты» отвечает один из тех, в чьих руках сегодня находится пусть небольшая, но все-таки реальная власть в Чечне. Иса Мадаев — глава администрации и военный комендант одного из самых крупных селений Чири-Юрт Шалинского района, расположенного в предгорьях знаменитого Аргунского ущелья

История Исы и его родного Чири-Юрта типична для современной Чечни…»— мужчина поморщился. «Как это может быть типичным?! Какое дикарство…», — думал он, продолжая читать.

«Чири-Юрт считается официально «освобожденным» уже месяц — с 12 декабря. Но тем не менее жизнь здесь нормальной никак не назовешь — нет ни мира, ни войны, ни еды, ни пенсий, ни света, ни покоя. Ни старая власть от Масхадова, ни новая из Гудермеса никак себя не проявляют. Части МВД и МО стоят вокруг плотным кольцом, не входя в селение и запрещая кому-либо из местных жителей покидать очерченную их блокпостами территорию. Тем временем в Чири-Юрте скопилось несколько тысяч беженцев из горных районов, и каждый день их число увеличивается. Людей надо кормить, поить, одевать и лечить. Больница разгромлена, в школу поселили беженцев…

— Не совсем понятно, почему вы все-таки отправились в Москву, а не в Гудермес — ведь там находится постоянное представительство президента РФ в Чечне, возглавляемое Николаем Кошманом?

— Мне кажется, это так называемое новое правительство из Гудермеса боится нос высунуть. Три недели через военных, которые стоят вокруг нашего села, я вызывал хоть кого-то из сотрудников Кошмана. Говорил командирам: если мне запрещено ездить через ваши блокпосты, то сами привезите новую власть в Чири-Юрт, пусть посмотрят, как мы живем! В конце концов пригласите нового префекта Шалинского района Шерипа Алихаджиева, которого вы назначили!

Все мои просьбы оказались бесполезны. Префект не приехал — я так и не знаю, что это за человек».

Папа вздрогнул: «Вот оно! снова, никто не приехал, до людей нет никакого дела!», — крутилось в голове у мужчины. Он встряхнул газету, зло выдохнул. Жена перевела на него удивленный взгляд.

— Что ты читаешь? — озабоченно спросила она.

— «Новую газету», вот, послушай, как живут в Чечне, — его всегда спокойный уверенный голос зазвенел:

«Я их спросил: «Мужики, вы считаете себя новой властью?» Они ответили: «Да». Тогда я сказал: «Так сделайте же для беженцев хоть что-то! Посмотрите, как трудно им приходится!»

Джамалханов в ответ почему-то поблагодарил меня, что я остался в селе и не ушел в горы. А потом укатил на своем бронетранспортере прочь — с тех пор ни ответа от него, ни привета. Разве гражданское правительство может ездить на бронетранспортерах?! О Кошмане и его представительстве люди у нас в селе говорят так: «Как деньги крутить — они тут как тут. А надо помочь — их нет». Кстати, уже после визита Джамалханова в Чири-Юрт я несколько раз посылал в Гудермес к Кошману своих людей с теми же просьбами — и все безрезультатно. Там продолжается дележка портфелей, ни от кого даже не добиться, кто за что отвечает. А ведь голодные-холодные люди не могут ждать…

— Но хотя бы раз в Чири-Юрт привозили гуманитарную помощь? Новая власть помогала мукой? Сахаром? Деньгами?

— Ничего не было. Абсолютно. Ни пенсий. Ни пособий. Ни риса. Ни хлеба. Выживаем как можем. Единственное, что радостного произошло за прошедший после «освобождения» месяц, так это командир СОБРа Юра (свою фамилию он нам не говорит, хотя человек хороший оказался) куда-то съездил и добился, чтобы в село газ пустили — ведь жителям запрещено выходить за околицу и рубить близлежащий лес, чтобы топить печки.

— А как вам объясняют, почему запрещено?

— Никак. Просто солдаты говорят: у нас приказ никого не выпускать. И все, от ворот поворот. Мы там настоящие заложники. Когда таким образом прошло три недели, я понял, что надо ехать в Москву просить о помощи — мы просто не выживем.»

Мужчина взглянул на жену. Ее бледное лицо, выражало глубокую скорбь, губы сжались в тонкую линию:

— Ты понимаешь, они людям дрова не разрешают добывать, отрезали от всего мира, что это за борьба такая с террористами, сами они кто тогда? — вопрошал мужчина, его ресницы дрожали, рот исказился в гримасе гнева.

Оля никогда не видела папу таким рассерженным.

— Пап, а Чечня — это где? — спросила девочка.

— На Кавказе, недалеко от Ставрополя, помнишь, прошлым летом к тете Лоле ездили? — отрывисто ответил папа. Оля огорчилась, всегда мягкий и добрый, он никогда так с ней не разговаривал. Она почувствовала себя лишней. — Вот там, — чуть более спокойно добавил он.

— Может не надо больше? — потирая ладонью нос, указывая глазами на дочь, спросила супруга.

— А что не надо-то? Нет уж, ты послушай:

«—Работают ли сотрудники МЧС и ФМС? Каков сейчас порядок приема беженцев? Существует ли он вообще? Кто, например, объясняет беженцам, куда им идти дальше, где их ждут?

— Ничего этого не существует. Никакого порядка нет. Никто беженцев не ждет и ничего не объясняет — ни им, ни мне как главе администрации того населенного пункта, где они вынуждены скапливаться. Думаю, власти только потому отреагировали на крик вокруг ультиматума Грозному и вынуждены были демонстрировать палаточные лагеря для гражданского населения, что выборы подкатывали. Теперь 19 декабря позади, Путин превратился в и.о. президента — и в южных районах Чечни ни о каких лагерях и цивилизованной встрече беженцев речи нет. Люди просто приходят в Чири-Юрт, потому что хотят спастись — горы ведь жгут напалмом. Я распорядился селить их в нашу школу. Говорю жителям: несите им еду. Вот так и живем.

— Как вам кажется, а у военных на блокпостах вокруг вашего села есть информация о том, куда направлять потоки беженцев из горных селений, чем их кормить, где обустраивать?

— Нет, конечно. Они в таком же вакууме — выживают подручными средствами. Военные приходят ко мне за тем же самым, что и беженцы: хлеба дай, воды дай, помоги… Подвозят провиант им очень плохо. Мы солдатам хлеб печем на нашей сельской пекарне! Правда, договорились, что муку военные приносят свою — по-другому невозможно…»

— Пап, а получается там ничего нет, людям есть нечего и помощь не пускают? — с ужасом спросила Оля.

— Именно, — ответил отец, — а военных местное население еще и обеспечивать должно, выходит, что у них нет ничего своего! — продолжал распаляться отец, — а вот это тебе нравится: «Допустим, из батальона МВД как-то ночью убежали два солдата — сказали, что на блокпосту произошла драка с «дедами», и они боятся возвращаться. Спасаясь, солдаты пришли в нашу школу, где жили беженцы. Те их напоили чаем, обогрели, а утром — ко мне: «Иса, двое солдатиков у нас. Как быть?» Я велел привести их в администрацию, и десятки людей видели это. Как положено, все случившееся зарегистрировал, написал депешу в отделение Красного Креста, чтобы оттуда в соответствии с международными конвенциями сообщили о случившемся семьям беглецов. Дальше позвал командира СОБРа, который стоит у села, сказал ему: в батальоне — ЧП, вот солдатики, давай расписку, что из моих рук ты их получил живыми и здоровыми, проведи расследование… Так все и обошлось миром.

Кстати, по ночам наш отряд самообороны поквартально патрулирует улицы села. Установлена очередь на дежурства — точно так же, как было в Москве после взрывов.

— Но ведь ночами передвижение запрещено? Не боитесь, что солдаты начнут стрелять по вашим дежурным?

— Я откровенно предупредил командиров, что у нас должны быть свои собственные блокпосты, нам так спокойней — мы хотим уберечься и от боевиков, и от военных, и от возможных провокаций, и от предательств. И сказал так: «Пусть ваши люди не стреляют по ним, а наши не будут стрелять по вашим позициям».

— Подействовало? Неприятных инцидентов не было?

— Ни разу. Когда военные только пришли на наши окраины, той же ночью двое солдат с оружием — село грабить. Я их задержал. Честно говоря, они несли только съестное — хлеб домашний, сыр. Сказали мне: «Мы проголодались». На следующее утро я пошел к их командиру, попросил: «Если вам что-нибудь надо, лучше днем говорите, чтобы ночью с оружием в село никто не заходил». Хотя наши жители в целом терпеливо ждут политической развязки всего происходящего, но не все же в селе разумные люди… Бойцы моего отряда самообороны, конечно, контролируют обстановку, но на кого ночью солдаты нарвутся — неизвестно. Так как они с оружием, кое-кто может убить только из-за него — автомат сейчас продается в Чечне за 300–350 долларов.

— И командир, с которым вы говорили, вас понял?

— Да. Они же взяли мое село не с боем, так почему бы не понять? На местном уровне всегда можно договориться… Я считаю, только высшие генералы типа Шаманова кровожадные. А за солдатиков отвечают ротные и комбаты, и им не хочется терять своих людей.»

Папа отбросил газету:

— Нет, это просто невозможно! — взрываясь окончательно воскликнул он и выскочил из комнаты. Мужчина не понимал, как можно жить в этой стране, где такое скотское отношение к людям, почему супруга боится уехать и изменить жизнь, ведь хуже, чем здесь, вряд ли где-то может быть. Мама Оли встала и вышла за мужем.

Оля подождала несколько минут, потом быстро встала, взяла замятые отцом страницы, расправила их и начала читать:

«— Чего хотят люди в Чири-Юрте? Чьей победы? Какого будущего?

— Люди сейчас в таком отчаянном положении, что хотят одного: чтобы их не убивали. Подумайте сами, ну о чем мечтали в концлагерях?

— О том, чтобы выжить.

— И у нас точно так же. Каждое село теперь — концлагерь. Внутри перемещение более или менее свободное, но за околицу сунуться нельзя. Проход в село с 12 до 16 — таков приказ откуда-то сверху. Чей конкретно, нам не говорят. Если беженцы пришли раньше 12 или позже 16, им лучше не соваться. Я спрашиваю военных: «А почему «нельзя?» Они ничего не отвечают.

— Так в Чири-Юрте какая власть — федеральная или чеченская?

— Чеченская. Я подчиняюсь только своим сельчанам, больше никому. Ни Моздоку, ни Москве, ни Масхадову. Это произошло потому, что мнение чириюртовцев мне дороже всех: когда я умру, они придут на мои похороны, и там не будет ни Кошмана, ни Масхадова, ни Путина.

— В ваших словах есть противоречие: вы же сами говорите, что живете в концлагере — значит, полностью под властью военных?

— Нет, мы просто приспосабливаемся в целях выживания. Офицеры, с которыми село вынуждено жить бок о бок, все прекрасно понимают, что у нас власть только чеченская, что мы их не любим, терпим до поры. Военные знают: реальная наша власть — не они. Иногда офицеры лишь нам говорят, что охраняют нас от боевиков.

— А вы разве так не считаете?

— Я считаю, что боевики — бандиты, а федералы — каратели. Машины из села в село едут — их расстреливают. Автобусы с беженцами — тоже расстреливают! Бойцы шамановской группировки поступают по отношению к мирным жителям по-садистски, а трошевской — нормально себя ведут. Значит, все зависит не от политики, а от чьих-то генеральских настроений.»

Анна ПОЛИТКОВСКАЯ

10.01.2000³

Оля задумчиво разглядывала фотографию на развороте, когда мама вернулась в комнату.

— Дай сюда эту гадость? — нервно потребовала мама, отбирая у дочери газету. Она с силой дернула ее из Олиных рук. Тонкая бумага порвалась и порезала девочке палец. Оля ойкнула, но мать этого даже не заметила: «Почему папа так разозлился? Что происходит в этой непонятной Чечне? Почему родители ссорятся из-за этого?»

Мама Оли была не на шутку встревожена. Она волновалась, что этот переезд будет не последним, мужа пригласили читать лекции в США, а если он не вернется? Страх пронзил лоб длинной вертикальной морщиной, которая упиралась в переносицу, прибавляя женщине 10 лет.

— Как погуляла? — натянуто спросила женщина.

— Хорошо, — пытаясь ободрить маму, ответила Оля, — я познакомилась на горке с двумя девочками. Одну зовут Аня, а вторую — Мира. Они учатся во 2 Б. А Аня живет рядом с остановкой в этажке напротив парка.

— Замечательно, — удовлетворенно кивнула мать, продолжая пребывать в своих мыслях.

***

Мира помогала маме на кухне, когда в прихожей раздался скрежет и тяжелый стук. Это папа вернулся с работы. Он вновь был не очень трезв. Ругаясь на все лады, он отогнал черного пса, вертящегося под ногами, прошел на кухню и сел на табурет.

— Денег нет, — изрек он, обращаясь к жене, — и не будет, Бригадир все пропил.

— Вместе с вами? — зло ответила супруга.

Мира выскочила из комнаты, она знала, что сейчас начнется. Каждый раз, когда папа являлся в таком виде домой, они с мамой ссорились. Один раз мама даже выгнала его из дома. В крохотной квартире было не так-то просто найти место, в котором можно спрятаться от этого ужасного ора. Она забралась в кладовку, прихватив розовый Cosmopolitan, устроившись под вешалкой и заткнув уши ватой, раскрыла страничку с модой, девочка просто обожала шить. Всех своих кукол Мира одевала с иголочки. У ее ног пристроился старый черный пес.

Июль 2000 год.

Закатное солнце осветило красноватые стволы высоченных сосен, прошлось по длинным веткам и тонким иголкам, медленно переползло с их кончиков через марлю, прикрывающую от мух открытую створку окна, в маленькую комнату под самой крышей. За день она изрядно накалилась и теперь отдавала тепло почти как печь. В комнате пахло сушеной ромашкой и зверобоем, перегревшейся побелкой и старым, прелым линолеумом. Аня сидела в кресле, отделанном синим дерматином, оно было придвинуто к колченогому столу, покрытому зеленой льняной скатертью, на котором стояли графин с водой, небольшой магнитофончик, банка с козьим молоком и тарелка полная лесных ягод. Из приемника играло «Русское радио». Только что закончился вечерний выпуск новостей. Рассказывали про теракты в каком-то Гудермесе. Аня зачерпнула ложкой чернику: «Как скучно, делать совсем нечего, новости эти. Бррр, кто их только слушает? А название, как из книжки «Легенды и мифы Древней Греции», только там Ахиллес, интересно, что за место?» Но мысли даже не успели оформиться во что-то более вразумительное. Их спугнула песня группы «Секрет». Аня обожала гитарные переборы. Ее папа в свои редкие визиты доставал из-за шкафа гладкую, полированную гитару. Они вместе пели песни из «Бременских музыкантов». Последний раз отец навещал дочку как раз перед самым отъездом. Они даже ходили кататься на катамаранах и ели сладкую вату. Ане было ужасно весело с ним. Отец не был таким строгим и требовательным как мама, он много улыбался и все разрешал, когда папа уехал, она очень жалела, что папа с ней не живет. Сейчас, услышав песню, девочка моментально оживилась. Она болтала ногами в такт музыке и подпевала:

В жарких странах,

Где рассветы в океанах прячут лето,

Твой дышит прибой

Не для меня-

Прощай.

Капитаны

Слышат звёзды,

Их обманам поверить просто

Твой остров чужой не для меня- прощай…⁴

Но и это занятие ей быстро наскучило, она соскочила на пол, протиснулась между старой с растянутой панцирной сеткой кроватью, которую пытались улучшить с помощью щитов, но это не только не делало ее удобнее, а скорее производило обратный эффект, и колченогим столом к подоконнику.

Раз в год, летом, Аня приезжала в крохотный поселок городского типа, где мама работала в оздоровительном лагере для сирот. Обычно вечера проходили гораздо веселее: устраивались дискотеки и показы фильмов. Именно здесь Аня впервые увидела «Титаник». Взлетая на качелях, она распевала что-то невнятное, но голосом почти точно улавливая интонации Селин Дион. Каким-то чудом на рынке в базарный день Ане удалось упросить маму купить ей белый топик с портретами Роуз и Джека. Единственное, что огорчало девочку, что на ней топ не смотрится так же эффектно, как на девчонках постарше, у которых уже оформились грудь и талия. Сегодня был пересменок, часть сотрудников уехала в город, сопровождая шумные отряды подростков, а Анина мама осталась готовить корпус к новому заезду. Аня маялась бездельем целый день. Утром онарисовала, в обед висела на лазилках с деревенской подружкой Мариной, потом мама смогла выкроить время и сходить с ней на реку. Но сейчас Ане было отчаянно скучно: ее приятель по играм уехал, а местных ребят загоняли домой в 7. К восьми на лавках перед столовой собиралась деревенская шпана и солдатики из спрятавшейся в лесу воинской части. Они пили пиво, грызли семечки, иногда дрались и лазили в окна к отдыхающим девчонкам. Но сейчас, из-за пересменки, никого не было. Только громкий треск кузнечиков аккомпанировал заходящему солнцу.

Опершись животом на облупившийся подоконник, Аня слегка отодвинула марлю и выглянула на улицу. Под окнами их четырехэтажного здания с двумя подъездами прогуливался невысокий мужчина, он был одет в легкую белую рубашку в тонкую полоску, синие, когда-то парадные, но уже изрядно потертые брюки, в руках у него был маленький букетик полевых цветов. Аня хихикнула, она знала, кто этот дядька, и чего он ждет. «Какие странные эти взрослые, — подумала девочка, — все время они придумывают себе сложности и проблемы, неужели нельзя просто так, без всяких глупостей ходить в гости?»

Август 2000 год

Оля и Аня сидели на лавочке в парке. Девочки с упоением делились событиями прошедшего лета. Аня как раз рассказывала о своей поездке с мамой в лагерь. То ли от неожиданной скуки, то ли по примеру старших девчонок, с которыми она там познакомилась, Анна завела дневник, в нем она держала свои маленькие тайны, записывала короткие стишки, выдумывала песенки, и теперь с выражением читала неровные строчки: «Скучный вечер, Костик уехал в город, а мама все время работает. К школе надо прочитать кучу книг. Брр. Какая тоска этот «Робинзон Крузо», терпеть не могу такие длинные рассказы. Лечь спать? Нет, не хочется. Да и как можно уснуть, когда под спиной деревяшка?».

Аня захлопнула дневник и посмотрела на Олю:

— Ты знаешь, я страшно не люблю тамошние кровати. Они ужасные! Мама, для того чтобы не проваливаться, кладет под сетку деревянные щиты. Я однажды прыгнула на нее и всю попу отбила! Представляешь? — вскрикнула она.

Оля внимательно слушала подругу, ей нравилось дружить с Аней. Их многое объединяло. Они обе любили читать книги. Занимались в музыкальной школе. У обеих девочек мамы работали врачами, получали крошечные зарплаты и очень старались хорошо воспитать дочек. Мама Ани организовывала оздоровительные мероприятия для подростков, попавших в сложные жизненные обстоятельства. Проще говоря, она работала с детьми сиротами. Оля была уверена, что на свете нет ничего страшнее, чем жить без родителей. Но ей очень хотелось знать, как справляются такие дети. Аня часто рассказывала невероятные вещи. Например, как мальчишки прыгают из окон на дальность, а девчонки купаются без купальников. Были в этих историях пикантные моменты, которые домашним девочкам почерпнуть неоткуда.

Аня продолжала:

— Я в окошко выглянула. Внизу прогуливался дядька, в руках держал маленький букетик полевых цветов. Мне было смешно. Ты знаешь, он часто приходит под окошками постоять. Я долго не знала в чем дело, а оказалось: он по ночам к медсестре одной ходит. А она замужем! — воскликнула Аня, это казалось ей ужасно интригующим фактом, девочка смутно понимала, что к женщине, у которой есть муж, по ночам не должен ходить другой мужчина.

— И что было дальше? — подтолкнула к продолжению рассказа Оля. Она знала, что Аня может пуститься в длинные рассуждения, описания ненужных деталей, но так и не дойти до самого интересного. Оля даже выдохнула, когда подружка захлопнула дневник, это значило, что развязку истории можно узнать быстрее.

— Так и ничего, — хихикнула Аня, — полотенчика-то не висело.

— Какого полотенца? — удивилась Оля, широко открыв рот.

— Да беленького такого, махрового с красной вышивкой, медсестра эта всегда вывешивает его вечером, когда ждет своего ухажера с цветами. А тут не повесила, к ней муж приехал. А он ну такой противный и гадкий. Таких надо еще поискать… — Аня сморщилась, как будто откусила лимон, она вспомнила его холодные ледяные глаза, вытянутое со впалыми щеками лицо. Мерзкую папиросу, которой он пыхтел, сидя на лавке под тополями, наблюдая как отдыхающие режутся в карты и домино. Один раз пепел с его сигареты поджег пух, дым стоял сильнейший. Но главное, Ане казалось, что этот дядька ненавидит все на свете, но особенно детей и животных. Как-то раз Аня бежала по коридору, случайно запнулась о дырку в линолеуме и упала, до крови расшибив коленку. В этот момент он как раз проходил мимо. Падая, Аня случайно его задела. Как же он кричал и ругался, но этим дело не закончилось. Он схватил ее за руку и потащил к маме, чтоб та тоже отругала маленькую девочку. Аня знала, что этот неприятный дядька работал прокурором и ждал очередного повышения. Как-то мельком, еще зимой, сидя у мамы на работе, она вскользь услышала, что он берет взятки, но для нее осталось загадкой, что это такое. Она, как и другие дети, его только боялась.

Этим летом он навещал супругу чаще чем обычно, окна их комнаты смотрели на сарайки с кроликами и курами, между ними уютно устроилось небольшое волейбольное поле, окруженное высокими соснами. В этих соснах свили гнезда грачи. Каждое утро, с первыми солнечными лучами птицы начинали громко кричать. Жуткие песни раздражали всех: отдыхающих и работников. И вот утром муж маминой коллеги вышел на улицу с ружьем, без долгих колебаний прицелился и выстрелил несколько раз. Мама запретила Ане играть на поле. Но естественно, что все дети были там. Конечно, Аня видела убитых птиц. Их остекленевшие от ужаса глаза ее очень сильно испугали. Когда она ворвалась к маме в кабинет с дикими криками, та очень сильно рассердилась. Сейчас, вспомнив об этом, Аня втянула голову в плечи, в ушах раздалось громоподобное: «Я тебе где сказала гулять? Ты почему постоянно не слушаешь, что тебе говорят, в кого ты такая бестолковая?» Вечером мама сменила гнев на милость, попыталась объяснить, что другим способой грачей прогнать не получалось, и ничего страшного не произошло. Но Аня никак не могла выбросить из головы пронзительный пустой взгляд и открытый клюв маленького грачонка. Разве это не страшно? Почему люди такие жестокие? Рассказывать об этом Оле, она не решилась. Ане не хотелось пугать подругу. — А ты что делала? — спросила она.

— Я ездила к бабушке. У нас клубники в этом году было видимо-невидимо. Вкусная, — Оля улыбнулась, ее рот наполнился слюной от воспоминания о сладких ягодах. Она обожала клубнику. А еще у бабушки была корова Зорька. Она стояла в небольшом загончике во дворе, жевала ароматное сено и томно мычала. Олю поражали ее огромные темные лиловые глаза. Рога с острыми кончиками поблескивали под солнечными лучами, заползающими в узенькие окошки, каждое утро Оля просыпалась и ела на завтрак клубнику со свежими сливками. Это было волшебно, — а еще я жуков собирала. Фу, до чего же они противные, — Оля сделала страшную гримасу, высунула язык и сморщила нос. Ладно полосатые желто-черные, но вот эти красные личинки, ууу….ненавижу. А еще мне папа велик подарил. Я на нем на пруд гоняла. А Мира когда приедет? — вопрос Оля задала как бы между прочим, но он ее очень сильно волновал. Ей хотелось, чтоб Мира не приезжала как можно дольше, ей нравилось дружить с Аней вдвоем. Они вместе читали книжки, рисовали причудливые картинки, играли в бадминтон. Но с Мирой все было иначе, она очень ревновала, перетягивала внимание на себя.

— Мирка, не раньше 25 августа, родители ее дом строят, так что мы ее еще не скоро увидим, — не замечая облегченного выдоха Оли, ответила Аня, — ты видела, в нашем Доме культуры театральную студию открывают, давай запишемся?

— Да, я с удовольствием, только я же еще в музыкалку хожу. А ты знаешь, что в Москве метро взорвали? — спросила Оля, сама она не очень понимала, что значит взорвать метро, но ей хотелось с кем-то об этом поговорить, мама старалась избегать обсуждения страшных событий, дистанцировалась или игнорировала вопросы, папа уехал в командировку в США. Оля очень по нему скучала. Когда папа был дома, они вместе читали книги. Ее любимой был роман Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней». Папа доставал большой старый глобус с верхней полки

книжного шкафа, брал фломастер, и они с Олей отмечали маршрут главного героя. Сейчас, когда девочка проводила время с мамой, ей было очень одиноко, она чувствовала, что ей не с кем поделиться своими тревогами. Может быть, у Ани дома не отмалчивались?

— Да, кто же не знает, — как-то по-стариковски всплеснула руками Аня. Оле показалось, что этот жест подруга скопировала у своей бабушки, — дедушка ругался, говорит, что менты работать не умеют, все вокруг только воруют и бухают, а мама сказала, что опять никого не найдут, что все это уже было. Год назад, помнишь, дома жилые бахнули, страху мы, конечно, натерпелись. Бабушка спать нормально перестала. А потом у нас в доме пожар случился, в лифте бомж уснул, под ним матрас загорелся. Дым на верхние этажи пошел. Мама думала, что и у нас бомба, — Аня поежилась, она старалась сохранять бодрый голос, но на самом деле очень тогда испугалась. В квартире было сине от дыма, мама в смятении собирала документы и деньги. Бабушка вызывала пожарную бригаду, а дедушка топором открывал пожарную лестницу на балконе. Ане думалось, что это было одно из самых страшных событий ее жизни. Всей семьей они спускались по хлипкой лестнице между балконами, старая, скрипучая, ржавая, она шаталась под каждым касанием ноги, норовя сбросить вниз любого, кто на нее наступит.

Придя домой, Аня учуяла запах солёных огурцов. Девочка догадалась- дедушка вернулся из деревни. Значит и ей бабушка передала гостинец.

— Деда, — закричала Аня, врываясь на кухню.

— Привет, внучка, — ответил он, быстро опуская что-то под стол.

Аня озадаченно на него посмотрела.

— Ты от бабушки уже вернулся, как у нее дела? — настороженно спросила девочка, пытаясь разглядеть, что же дед прячет за ногой.

— Хорошо у нее дела, шлет тебе привет. Куры соседские к нам на участок забрались, гладиолусы подрыли, но цветы к празднику будут, — стараясь улыбнуться, сказал он, — я тебе малинки привез, там под окном стоит в корзинке.

— Деда, случилось что-то? — прямо спросила Аня, чувствуя, что дед от нее что-то скрывает.

— Эх, внуча, ироды они, мужиков заживо утопили, ни одна собака на помощь не пришла, — стукнув кулаком по столу, сказал дед.

— Дедушка, кого утопили? — расстроенно спросила Аня.

— Подлодку нашу «Курск», чтоб им пусто было, бездельникам бессовестным, — горестно закончил дед. Больше ничего из него Ане выудить не удалось.

Когда мама пришла с работы, дед уже спал. Аня сидела за письменным столом и выстригала из цветной бумаги кота. Она хотела перевести его на стеклянную рамку для фото, а потом раскрасить.

— У нас так тихо, ты одна? — с удивлением спросила мама.

— Нет, деда спит уже, он огурцов привез и малины, — повернувшись на маму ответила Аня. Мать сняла белые босоножки на высоком каблуке и одернула полы коричневого сарафана, струящиеся почти до самого пола. Ее слегка вьющиеся каштановые волосы были уложены в мягкий растрепанный пучок. Она подошла к зеркалу и начала аккуратно вынимать шпильки.

— Рано он… — задумчиво проговорила она.

— Мам, а что случилось с подлодкой «Курск»? — наблюдая за матерью, спросила Аня.

В зеркале отразилась озабоченное лицо, подведенные черным карандашом брови тревожно изогнулись.

— Несчастный случай во время военных учений произошел, а почему ты спрашиваешь? — осторожно ответила мама.

— Да дедушка сказал, что их нарочно утопили, — возвращаясь к картинке с котом, ответила Аня.

— У дедушки брат старший подводник был, он погиб давно, — ответила мама после минутной паузы.

— Мам, а дедушка тоже в армии служил? — поинтересовалась девочка.

— Нет, он не служил, у него один глаз видит плохо. Его не взяли, а вот два его брата, те — да, — нехотя ответила мама.

— А почему мы никогда не общаемся с родственниками дедушкиными, я ведь ничего про них не знаю, — накладывая картинку на стекло, спросила Аня.

— Раньше мы к ним каждый год ездили в Крым, пока Советский союз не распался. А потом, после развала в 1991, я вещи хотела детские им отправить, а посылка не дошла, обратно вернулась, и с тех пор ни одного письма. Нет ни адресов, ни телефонов, словно и людей больше нет, — грустно ответила мама.

— А в Союзе хорошо было? — снова поворачиваясь к маме, спросила Аня. — Вот тетя Лариса говорит, что это было ужасное время, полное глупости, пустое и безденежное.

— Ты бы поменьше взрослые разговоры слушала, — недовольно заметила мама. Хорошо было в Союзе, — быстро продолжила она, — определенность была, уверенность в завтрашнем дне, всего хватало, тихо и безопасно, уж лучше, чем сейчас.

— А почему же тогда он распался? — удивилась Аня.

— Не распался, а развалили, все ценное растащили по своим да нашим, а людей просто обманули. Это была настоящая катастрофа, — совсем загрустив, ответила мама.

— А люди не были против? — с непониманием глядя на мать, спросила Аня.

— Были, но когда мнение простых людей хоть что — то определяло? Ты ужинала? — меняя тему, продолжила мама.

15 сентября 2000

Мира пришла домой и уткнулась носом в подушку. Слезы катились по ее щекам крупными градинами. Она только что пережила настоящее предательство. Аня с Олей пошли на прослушивание в театралку без нее. Нет, конечно, они ее позвали. Но она ужасно стеснялась, придумала миллион причин, почему не будет ходить. Мира надеялась, что и Аня не пойдет, останется с ней. Но подруга бросила ее и ушла с этой противной Олей.

— Ты чего ревешь? — гладя дочь по голове, спросила мама.

— Я больше никогда не буду дружить с Аней, — молниеносно ответила девочка, — она самая настоящая предательница, фу, как можно быть такой двуличной? — надрываясь пищала Мира.

— Что же она такого сделала? — удивленно спросила мама.

— Она дружит с Олей больше, чем со мной, у них секреты разные, они сегодня пошли вместе на прослушивание в Дом культуры без меня.

— А ты почему не пошла? — удивилась мама, она знала, что Аня никогда не обижала Миру, за время их милой детской дружбы, девочка старательно уступала ее дочке во всем, должно быть что-то изменилось.

— Я боюсь, я стесняюсь, я не могу, — захныкала Мирослава.

Мама погладила девочку по голове.

— Ничего страшного, что Аня пошла без тебя, если ты не увлекаешься театром, а ей это нравится, то пусть она ходит одна, что в этом плохого? Вот чем бы ты хотела заниматься?

— Я хочу в художественную школу, а где папа? — вытирая сопливый нос, спросила Мира.

— Где, где- в Караганде, — разозлилась мама, — знаешь что, хватит ныть, займись ка чем-нибудь полезным: приберись, в магазин сходи. Молока нет и хлеба!

***

Оля и Аня стояли за кулисами актового зала, прямо сейчас Аня должна была выступать. Одернув черную с белыми лапками юбку, подтянув скрепку-бант, Аня вышла на сцену. Медленно она двигалась к микрофону. Белый фонарь слепил ее глаза, вытянув руки вдоль тела она встала прямо напротив режиссёра, открыла рот и начала читать:

В горах мое сердце

(Из Роберта Бернса)

В горах мое сердце… Доныне я там.

По следу оленя лечу по скалам.

Гоню я оленя, пугаю козу.

В горах мое сердце, а сам я внизу.

Прощай, моя родина! Север, прощай, -

Отечество славы и доблести край.

По белому свету судьбою гоним,

Навеки останусь я сыном твоим!

Прощайте, вершины под кровлей снегов,

Прощайте, долины и скаты лугов,

Прощайте, поникшие в бездну леса,

Прощайте, потоков лесных голоса.

В горах мое сердце… Доныне я там.

По следу оленя лечу по скалам.

Гоню я оленя, пугаю козу.

В горах мое сердце, а сам я внизу!⁵

Ане было очень страшно, она хотела читать совсем не это стихотворение, в ее планах было разыграть «Ворону и лисицу», но пока она шла к микрофону, слова, знакомые ей с самых ранних лет, вылетели из головы, перед глазами, с дикими гримасами стояли герои пластилинового мультика, в ушах било: «А помнится вороне, кар-кар-кар». Пытаясь справиться с подступающей паникой, Аня смогла вспомнить только стихотворение, которое выучила специально к дню рождения мамы. Она вычитала его в учебнике литературы. Аня его обожала: большой синий, с домовенком на обложке, называвшийся «Маленькая дверь в большой мир». Действительно, он, как и обожаемые Аней сказки, был дверью в другое измерение, столько прекрасных рассказов она прочитала, например: «Там вдали за рекой», «Корзина с еловыми шишками». Это стихотворение, которое сейчас декламировала Аня, представил своему другу домовой Афанасий. Ане представлялись сказочные вершины гор, прекрасные орлы, реющие под небесами.

Стоя за красным плюшевым занавесом, Оля наблюдала за подружкой. Она не понимала, как та может чувствовать себя столь уверенно. Самой Оле казалось, что она ни за что не сможет выйти и что-то прочесть. Девочка пыталась убедить себя, что это то же самое, что петь в хоре, где она с удовольствием выступала. В музыкальной школе, в которой занималась Оля, ученики постоянно принимали участиях в конкурсах. Девочка пела народные песни, у нее был свой личный костюм. Мама до глубокой ночи несколько дней подряд расшивала его крупными бусинами, очень похожими на жемчуг, оранжевый атласный сарафан и кокошник с длинными лентами. Совсем недавно их ансамбль пригласили на городской праздник. Мама заплела Оле шикарную косу. Большой дракон вился от самого лба через левый висок, переходя на затылок бежал к правому, опоясывал голову от уха до шеи и падал толстым хвостом на спину. Оля не могла налюбоваться на себя в зеркало, ей страшно не хотелось прятать дракончика под кокошник. Но это было еще не все, мама сделала девочке макияж. Она долго колдовала над дочерью, доставая из своей косметички разные пушистые кисточки и баночки. Оля чувствовала запах яблочных румян, ощущала горьковатый привкус помады. Когда она посмотрела на себя в зеркало, то не поверила глазам. Через серебристую гладь на девочку смотрела Настенька из сказки «Морозко». В тот день Оля чувствовала себя потрясающе. Она стояла на сцене в парке, уютно раскинувшемся недалеко от школы, постукивая ложками, притопывая ножками, пела: «Ходила младёшенька по борочку, брала, брала ягодку земляничку…».

Погрузившись в собственные переживания, Оля не сразу заметила, как рядом с ней встала высокая, худенькая девочка. Она настороженно поглядывала своими карими глазами из-под через чур длинных ресниц.

— Ты дальше? — спросила она удивительно взрослым голосом.

Оля робко кивнула.

— Но, если хочешь, можешь ты, я очень боюсь, — призналась она.

— И я боюсь, три дня дома учила, но все равно очень переживаю, вдруг забуду слова, можно я вперед тебя пойду? — закусив губу попросила она.

Оля снова кивнула, на этот раз утвердительно.

Аня уже мчалась к ним, она мельком взглянула на незнакомую девочку и сразу кинулась к Оле. Голос ее, взволнованный и быстрый звенел на все закулисье.

— Ой, Оля, как я испугалась, я все забыла, даже пошевелиться не могла. Какой ужас, меня не возьмут, — заламывая руки, причитала Аня.

Оля видела, что девочка, стоящая рядом, совсем побелела. Она вышла на сцену. В свете белого прожектора казалось совсем тонкой и прозрачной, словно струна.

— Меня зовут Полина Романова, — представилась девочка, — я хочу показать сценку.

Полина встала в позу, она подняла руку ко лбу:

Сергей Михалков

Беглянка

Жила-была собачка

По кличке Чебурашка —

Курчавенькая спинка,

Забавная мордашка.

Хозяйка к ней настолько

Привязана была,

Что в маленькой корзинке

Везде с собой брала.

И часто в той корзинке,

Среди пучков петрушки,

Торчал пушистый хвостик

И шевелились ушки.

Хозяйка Чебурашку

И стригла, и купала,

Она, не зная меры,

Собачку баловала…⁶

Полина подпрыгивала, закатывала глаза, пару раз делала колесо, изображая милую собачку, а в конце, замерла в длинной паузе и чуть не пустила слезу. Быстро поклонившись, она опрометью кинулась за кулисы.

— Ничего себе, — прошептала Аня, когда Поля поравнялась с ней, — я вообще все-все забыла, а ты так показала, — она округлила рот и выразительно выпучила глаза.

Маленький червячок зависти проснулся в девочке, она считала, что лучше всех читает с выражением, умеет напускать на лицо таинственность, поднимать к небу глаза. Аня старательно копировала этот взгляд с Констанции в «Трех мушкетерах». Увиденный в 6 лет фильм очень заинтересовал девочку. Ирина Алферова, играющая нежную красавицу, ей понравилась. Первый раз Аня задумалась, что возможно, когда она немного подрастет, то у нее тоже появится отважный поклонник, который будет драться ради нее на шпагах. Тогда Аня плохо осознавала, что героиня замужняя женщина, которая завела роман с легкомысленным повесой. Все ее внимание было приковано к крохотным ножкам, к которым припадал страстный возлюбленный, поющий зычным голосом:

«Пальба, трактиры, стычки, шпаги, кони,

И буйный пир от схватки до погони,

И миг любви, и миг святого пыла,

Рука ласкала, а душа любила.

Та встреча не чета простой удаче,

Была любовь и было всё иначе.

И вот среди друзей я, как в пустыне,

И что мне от любви осталось ныне,

Только имя…

Констанция…»⁷

Этот сладкий образ привлек Аню к сериалам и романтическим повестям. Она рано прочитала «Метель» Пушкина и «Барышню — крестьянку». Стянула у мамы женский роман Екатерины Вильмонт «Путешествие оптимистки, или все бабы — дуры». Вечерами усаживалась с бабушкой около телевизора и смотрела «Санта-Барбару», «Селесту», «Черную жемчужину», «Землю любви». Она восхищалась красотками, рядом с которыми были пылкие чернобровые мужчины. Поцелуи приводили девочку в восторг. Она впитывала экранную любовь как губка, думая, что во взрослой жизни так много всего интересного, и это предстоит испытать. Аня наблюдала за бабушкой, которая промакивала платочком глаза, сопереживая тяжелой судьбе молодой итальянки, вынужденной бежать с родной земли. Эта потусторонняя жизнь казалась удивительной, захватывающей, но странной. Перед большим счастьем героям непременно требовалось пострадать. Это девочке не нравилось. Страдать Аня не любила, но и особого счастья вокруг себя она не наблюдала.

Кроме экранных страстей Аня обращала внимание на отношения дедушки и бабушки. Дед постоянно пропадал на стройке, приходил оттуда с черными ногтями и пьяненький. Бабушка целый день стояла у плиты, варила кастрюлями супы: щи с квашеной капустой, борщ. Жарила из жесткого мяса, прокрученного в фарш, жилистые, жирные, пахнущие луком котлеты. Иногда они вместе ходили гулять в парк и танцевали там медленный фокстрот на открытой веранде. Летом бабушка уезжала в деревню, занималась огородом, а дедушка появлялся там только в выходные. Чем он занимается, Аня не знала.

Ее частенько отправляли в дачную ссылку. Там она качалась на качелях, объедалась свежими сливами и пирожками. Но Аня не хотела такой жизни. Ей она казалась скучной, однообразной. В душе жила мечта о волшебной сказке. Мама тоже была сомнительным примером. Она никогда не выходила замуж. Мама не приводила в дом своих кавалеров и дочь в подробности личной жизни не посвящала. Все, что Аня узнавала, было подслушано из разговоров матери с подругами. Они часто собирались на их кухне, обсуждали мужчин. Мама гадала. Ане строго-настрого запрещалось трогать гадальные карты. Папа с ними никогда не жил. Аня знала, что он женат, у него есть другая семья. Отец приезжал только по праздникам, дарил плюшевые игрушки. Дед в это время демонстративно уходил из дома, а бабушка тяжело вздыхала.

Совсем недавно по НТВ Аня увидела новый сериал, название его отдавало запретным и непонятным — «Секс в большом городе». Девочка посмотрела всего несколько серий, но они потрясли ее до глубины души. Красивые, гордые женщины, в ярких нарядах вели успешную жизнь, имели поклонников и не страдали. У них все получалось, они были свободны от всего. Аню не интересовало, что такое секс, к чему стремятся героини. Она просто обмирала при виде шикарных туфель. Пропуская через себя, но не осмысливая, слушала она разговоры, не предназначенные для детских ушей. И вдруг поняла, что во что бы то ни стало хочет стать актрисой, чтоб у нее тоже были такие наряды. Когда Аня оставалась дома одна, то доставала своих обожаемых Барби, разыгрывала с ними спектакли. И все сюжеты были конечно же о любви!

Сейчас, глядя на Полину, Аня почувствовала дух соперничества. Он был для нее нов. Ни с Олей, ни с Мирой такого не возникало. Но эта девочка очень сильно от них отличалась. То ли в настороженном взгляде, то ли в быстрых, уверенных движениях чувствовалась какая-то агрессивная, но пока скрытая сила.

Оля тоже была поражена выступлением Полины, теперь ей было еще страшнее выходить на сцену, она попятилась.

— Я не пойду, я не могу, — пролепетала она.

4 глаза уставились на нее.

— Это еще почему, — опередив Аню, спросила Полина, — ты же уже пришла, надо попробовать, — уверенно заявила она.

— Ты сама только что дрожала, словно осиновый лист на ветру, — отнекивалась Оля.

— Еще бы, я с братом поспорила на 10 рублей, что смогу все выучить и выступить, — надув губы, ответила Полина, — так бы я ни за что сюда не пришла.

Аню снова кольнула зависть, выходит, что для новой знакомой сегодняшний конкурс ничего не значит кроме спора с братом. А для нее это шажок к мечте всей жизни, и очень возможно, что она его провалила. Какой ужас! Аня не сразу обратила внимание на легкий смешок где-то у себя за спиной. Звук повторился. Аня повернулась, сзади нее стоял мальчик, он сердито смотрел на Полину, выдыхал сильно, так, что длинная, давно не стриженная челка подлетала вверх.

— Всем расскажешь, что выиграла? — подходя к сестре и протягивая помятую грязную десятирублевую бумажку, спросил он.

— Конечно, не только же ты умеешь кривляться, — сказала Полина и высунула язык, — вот так вот, будешь знать, как зазнаваться.

Мальчишка посмотрел на Олю.

— А ты все равно иди, хоть попробуешь, никто тебя там не съест, — он ободряюще улыбнулся и похлопал девочку по плечу.

Оля сделала несколько неуверенных шагов, ноги ее подгибались. Словно улитка ползла она к микрофону. Шумно втягивала носом воздух, слёзы щипали ей глаза, и вдруг она решила: надо спеть!

Идет кисонька из кухни.

— Мяу!

У ней глазоньки опухли.

— Мяу!

О чем, кисонька, ты плачешь?

— Мяу! Повар пеночку слизал

Да на кисоньку сказал!

Оля старательно тянула мяу, с каждой нотой ей становилось все легче. Не зря она пела в хоре. Волнение прошло, она вдруг почувствовала томительное удовольствие, такое же как на концерте в парке. Закончив свое маленькое выступление, она поклонилась и с чувством собственного достоинства удалилась за кулисы.

— Ты молодец, — сказал мальчишка. Он снова улыбнулся ей.

Оля точно знала, что его теплый взгляд предназначен ей одной. Сердце застучало синкопой. Она влюбилась.

Аня была слишком занята своими переживаниями, чтобы обратить внимание на Олю. Она всегда знала, что та хорошо поет, они часто устраивали маленькие домашние концерты. Играли в 4 руки на фортепиано. У Оли получалось лучше, но Аню это никогда не огорчала. Она не жила музыкой так, как подруга. Ей не очень нравилась классика, она не выносила скрипку и орган. Зато любила арфу. Для Оли музыка была чем-то большим. Она погружалась в биографии композиторов, тонко чувствовала звуковые сочетания. Ей, в отличии от Ани, легко давалось сольфеджио. Аня уже три года ходила в музыкалку, но у нее никак не получалось построить правильно аккорд. Она не любила канонических классических исполнений, ей нравилась эстрада. Любимой группой у Аня были «Гости из будущего». Она знала наизусть все их песни. Оля такой ерундой не увлекалась.

— Пойдемте, подождем результатов в буфете? — предложила Полина. Ей хотелось поближе познакомиться с девчонками, в основном она дружила с братом. Летом их вместе отправляли к бабушке, вечера они проводили чаще всего вместе, и вот сейчас появился шанс завести подруг.

Они прошли по узенькому коридорчику под винтовой лестницей, ведущей наверх в костюмерные и музыкальные кабинеты. И вошли в крошечный бар, называющийся «Аквариум». Его стены были отделаны треугольными зеркалами, а вдоль задней стояли 3 аквариума. В одном плавали золотые рыбки, в другом — вуалехвостые гуппи, в третьем — усатые сомы. На прилавке выстроились сладкие пирожные: восхитительные грибочки с масляным кремом, заварные трубочки, эклеры и нежное суфле. Ребята взяли себе по стакану газировки и одному пирожному. Аня любила суфле и «Байкал», Оля трубочки и «Колокольчик», Поля выбрала эклер и «Тархун», а ее брат Паша попросил у продавщицы сочень с творогом и чай. Они уселись вместе за круглый столик и начали жевать. Периодически пинались ногами и весело смеялись.

22 ноября 2000 год

Маленькая красная кухня, с окошками выходившими на старое кладбище и церковь с зеленой башенкой колокольни, тонула в синем сигаретном дыме, который смешивался с запахом крепкого кофе и бутербродов с сыром. Лишь лампа с коричневым абажуром, покачивающаяся на длинной пружинке, освещала лица собравшихся. Они были мрачными и напряженными. Аня с грустью смотрела на своего друга Ясика, который улетал жить с семьей в Германию навсегда. Сегодня их провожали. Аня знала тетю Ларису столько, сколько себя помнила. Высокая, рыжеволосая, с большими миндалевидными, опушенными роскошными ресницами глазами, хохотушка, приходившая к маме в гости с жареной курицей, много курившая, острая на язык. Ясик — первый товарищ в дворовых играх, озорной шутник, учивший Аню вычитать в столбик, самый лучший на свете друг. Аня никак не могла понять, зачем они переезжают, что ждет их там: в чужой стране, где они не знают языка, где почти нет родных? Но Ясик говорил, что мама считает жизнь здесь бесперспективной, темной, она хочет большего, что наелась Союзом и современной Россией по самые уши. Аня не могла представить, что может заставить ее собраться и уехать из родного дома, из милого сердцу города, где на набережной растут высокие липы, пахнущие медом в июле, при монастыре живет большая смешная медведица, по реке снуют паромы, ведь здесь так красиво зимой и летом. Она думала о старом парке с маленькой лодочной пристанью, про аренду катамаранов. Они с Ясиком и мамами часто там гуляли. Теперь всего этого не будет? Что же может не нравиться тете Ларисе? Вот Олин папа скоро вернется из США, ее родители никуда не переезжают, хотя отец получил приглашение работать в Сиэтле в университете, значит здесь все-таки хорошо?

Август 2001 год

Аня сидела на лавочке под окном старого деревенского дома. День только начинался. Бабушка вышла на крыльцо, в руках у нее была корзинка, на голову она надела белый платок.

— Ты куда? — спросила ее Аня.

— В лес, за грибами, пойдешь со мной? — добродушно улыбаясь и гладя внучку по голове, спросила она.

Аня радостно закивала, она обожала ходить с бабушкой в лес.

— Тогда иди, надень штаны длинные, сапоги резиновые и кофту с рукавами.

Аня собралась за считанные секунды. Они с бабушкой шагали по дорожке, на которой еще остались следы луж, расползшихся после ночного дождя. У соседского забора, на поваленной, рассохшейся старой березе сидел мужик и курил папиросу. Цыгарка чадила, он громко кашлял, но продолжал ее мусолить. Сосед кутался в фуфайку, несмотря на теплое, ласковое солнышко на ногах у него были валенки.

— По грибы пошли? — спросил он, сплевывая на землю, — а Галка надысь тоже ходила, 3 волнушки да 2 матрёшки — вот и весь урожай.

— Ладно тебе, Федот, не бреши, места знать надо, — махнула на него рукой бабушка и ласково улыбнулась.

— Бабушка, а почему дед Федот летом в валенках ходит? — спросила Аня.

— Ноги у него больные, он всю жизнь в колхозе работал пастухом, вот с ногами и беда теперь, — отвечала бабушка. Они шли через поле, высокая рожь колыхалась словно море. Со дня на день должны были приехать красные комбайны и начать молотить. Аня обожала эти моменты. Машины словно киты курсировали из одного края поля в другой. За ними оставались снопы, на которые ребята взбирались, прыгали, представляя, что они участники игры «Царь горы».

— Бабушка, а ты тоже в колхозе работала, — спросила Аня.

— Нет, меня мама в город отправила, чтоб мне паспорт сделать можно было, — улыбаясь ответила бабушка.

— Что значит сделать, а у тебя что, не было? — удивилась Аня, она знала, что паспорт дают в 14 лет. Они с Мирой очень ждали момент, когда им можно будет получить свою заветную бардовую книжечку. Дедушка даже подтрунивал над девчонками, гордо доставая свой документ из серванта он декламировал: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте я — гражданин Советского Союза».

— Нет, колхозникам выдавались временные удостоверения личности. Люди приписывались к колхозу, — отводя глаза в сторону, ответила бабушка.

— Что значит приписывались, это как вещи что ли? — не поняла Аня.

Бабушка тяжело вздохнула.

— Тогда была такая система, так надо было, — ответила она.

— А тебе на стройке нравилось работать, — снова спросила Аня. Она знала, что бабушка с дедушкой познакомились на работе. Бабушка была штукатуром-моляром. Когда на 8 Марта они смотрели вместе фильм «Москва слезам не верит» женщина рассказала внучке, что работала на стройке, как и одна из главных героинь- Тося.

— Нет, совсем не нравилось, — покачала головой бабушка, — не женское это дело краской дышать, мешки с цементом ворочать.

— А что женское? — с интересом спросила Аня.

— За домом следить, мужа кормить детей воспитывать, — улыбаясь ответила бабушка, — без мужа женщине плохо.

— Ага, мужа еще найти надо, — насупилась Аня, — а вдруг никогда никого не полюбишь, что тогда?

— О, — рассмеялась бабушка, любовь — это наживное. Вот знаешь, как твоя прабабушка Маша замуж вышла?

— Нет, расскажи, — с любопытством попросила Аня.

— Ну слушай. Шел 1943 год. Война была в самом разгаре. Людям тяжело приходилось, не было ни одного дома, где бы мужчина не ушел на фронт. Хоть до нас и мало доходили сами бои, но работать приходилось много.

Прабабушка твоя была сильной, красивой, ловкой деревенской бабой. Имела целых 4 класса образования. Ей хотелось жить, а кругом калеки да старики, тяжелый труд и почти никаких радостей. А тут в деревню еще пришла разнарядка: на торфозаготовки и осушение болот необходимо направить людей. Кого брать? Конечно, выбор пал на молодых незамужних девок. А торфозаготовки — это тебе не бал. Твоя прабабушка понимала, что оставит там все свое здоровье. Тогда вместе со своей подружкой отправилась она в дом инвалидов и выбрала там себе мужа, контуженного на войне Ивана, а подружка Галя — изуродованного, одноногого Толика. Никакой любви там и не было, сплошной расчёт-замужних, беременных женщин на тяжелые работы не посылали. Вот так свадьбы и играли.

— Бабушка, — перебила рассказ Аня, — но это же ужас, как же жить с человеком, которого ты совсем не любишь, — возмутилась Аня.

— Вот так и жили, скромно, но дружно. Прадедушка твой хоть и сильно пил, но работник был хороший, он построил дом, в котором мы до сих пор живем, работал лесником и слыл отличным охотником. В хозяйстве была корова. Я помню, когда была совсем маленькой, — бабушка остановилась, задумчиво посмотрела на приближающиеся тени разлапистого леса, — как первый раз услышала хрюкающих под лестницей на дворе поросят. Под окнами у нас гуляли куры, а на цепи сидел бодрый борзоватый кобель Гадай.

— Так выходит прабабушка мужа своего потом полюбила? — в надежде услышать хоть что-то понятное, спросила Аня.

— Потом, потом, — уклончиво ответила бабушка.

Аня чувствовала, что ей не договаривают. Интересно, что такого не захотела ей рассказать бабушка?

***

Мира сверлила взглядом поплавок. Над ряской возвышалась его яркая оранжевая шапка. Вот уже час он совсем не шевелился. Не может быть, что сегодня она не поймает ни одного карася. А все тракторист Колька виноват, это он, проезжая на своём драндулете остановился на берегу, вышел и долго черпал ведрами, что-то заливал. Мира злилась. «Фу, пропасть какая, — думала она, — вот был бы папа, он бы поймал рыбину!»— девочка встала и пошла в сторону бани, мама просила ее последить за огнем в печке и подбросить пару поленьев. Мира открыла тяжелую дверь и взвизгнула, прямо на нее смотрели два больших коровьих глаза.

— Мама! — закричала девочка.

— Ты чего орешь, — ответила мать из огорода, — чего надо?

— Тут корова! Прямо в бане! — завопила Мира.

Девочка слышала, как мама, ругаясь приближается к ней. Отряхивая руки от земли, недовольно поглядывая на дочь, мать вошла в предбанник, взяла корову за рог и потянула на себя. Животное уперлось.

— Ну ка, чего встала как вкопанная, — поворачиваясь к Мире, скомандовала мать, — хворостину мне принеси, вишь упрямая какая, ну Афонин, ну паразит, никогда за своей скотиной не следит.

Мира опрометью бросилась за веткой. Она вернулась буквально через секунду, протянула маме тонкую хворостинку. Мама протиснулась между стеной и коровой, толкнула ее в бок, потом еще раз. Животное сделало пару шагов, тогда мать резко щелкнула ее веткой по попе. Корова обиженно замычала, но вышла из бани.

— Вот паразитка, — продолжала ругаться Мирина мама, — лепёху еще навалила. Мира, убери за ней, не гоже это, когда навоз в бане, — с этими словами она погнала корову вверх по пригорку, туда, где стоял покосившийся дом Афонина.

Мира недовольно сопела: «Почему она должна убирать за чужой коровой? Это же не честно! Вот был бы папа дома, он бы сходил к соседу, тот бы мигом все убрал и научился привязывать свою животину!»

***

— Папа, почему Робин Гуд считается благородным? — задумчиво спросила Оля, отложив книгу. Отец поправил очки и отложил ручку.

— Я думаю, он помогал бедным, люди ценили его, за это и прозвали благородным, — серьезно ответил он.

— Но ведь он же все равно разбойник, — удивилась Оля, — а как же заповеди: не убивай, не кради?

— Дочь, и заповеди и легенды сложили люди. Они и определили, когда убивать и грабить — это благородство, а когда наоборот.

— Все равно, это неправильно, — упиралась Оля, — разве можно за одно и то же хвалить и ругать? Как тогда узнаешь, что чего-то нельзя?

— Тут ты права, — поразмыслив сказал он, — никак не узнаешь. А заповеди ты сама прочитала? — поинтересовался отец, пытливо поглядывая на дочь.

— Нет, мама библию дала. Пап, а почему там все такие жестокие, постоянно сражаются, мучают и казнят друг друга? Бог ужасно страшный, да и не справедливый какой-то, — почесав нос, сказала Оля, — вот бабушка говорила, что он добрый, любит всех, прощает и оберегает. А выходит совсем не так? И вообще, где он, если в космосе его нет?

— Дочь, религию придумали люди, с помощью верований в богов и духов, они объясняли все, чего не знают. Какие люди, такие и боги, — разводя руками, ответил папа, — а уж где Бог, тут каждый решает сам для себя, я думаю, что он в милосердии, любви и сострадании.

— Не понимаю, — насупилась Оля, — получается наука отрицает возможность существования Бога, и средневековые священнослужители не напрасно жгли ученых?

— Еще как напрасно, если бы все эти религиозные фанатики не вставляли палки в колеса прогрессу, то мы давно бы жили в другом мире. Вообще любая религия — это порабощение и закрепощение человека, так что почитай-ка лучше что-нибудь более вдохновляющее, — сказал папа, давая понять, что разговор окончен.

***

Полина собирала на полянке землянику, злющий Пашка сидел рядом.

— Терпеть его не могу, — вытирая кулаком нос, говорил он, — где его мать только откопала. Ты вообще меня слушаешь?

Поля кивнула, недавно Пашкина мама второй раз вышла замуж. Полине было очень жаль своего двоюродного брата. Дядя Николай ей тоже не нравился. Он казался грубоватым, резким и жадным. Папа Поли ворчал, говорил, что нормальные люди в гаишники не пойдут. Сегодня Полина видела, как отчим дал Пашке подзатыльник. Парнишка пытался сам напилить поленья, но у него не получалось. Вместо того, чтобы что-то объяснить или показать, Николай стукнул Пашу по голове. Это он называл: «Учить уму разуму», на крик во двор выскочила бабушка, она практически грудью защищала внука, отгоняя мужика. Тот зло выругался и уехал в город. И вот уже целый час Пашка злопыхал по этому поводу. Пару раз он грозился убить отчима. Поля, глядя на его разъяренное, раскрасневшееся лицо, чувствовала, что брат действительно способен совершить что-то непоправимое. Ей было страшновато. Последнее время она начала замечать, что брат меняется. Из доброго, веселого, слегка ленивого и местами бестолкового мальчишки он превращался в дикого волчонка. Часто огрызался, зазнавался и вымещал свою злобу на тех, кто не мог ему ответить. Поля была единственной, с кем он не решался ссориться. Девочке такие перемены были совсем не по душе, но как помочь брату, она не знала.

Сентябрь 2001 год

Дождик стучал по оконным стеклам, иногда пробираясь в комнату через плохо закрытую форточку. На подоконнике красовались малиновые астры, которые Мирина мама привезла в воскресенье из деревни вместе с большущей корзиной антоновских яблок. Мира и Аня сидели над ней, с тоской поглядывая на желтые бока наливных громадин, им предстояло перечистить больше половины. Мама собиралась варить варенье. На столе уже стояли ровные ряды блестящих стерилизованных банок. А в шкафчике под подоконником уютно устроились соленые огурцы, квашеная капуста и лечо. Сезон заготовок был в самом разгаре. Аня с мамой в эти выходные тоже ездила на овощную базу за перцами и помидорами-сливками, а потом весь вечер крутила их через мясорубку. Готовить девочке всегда нравилось. Особенно в те моменты, когда мама решала испечь торт и брала ее в помощницы. Тогда с верхней полки белого шкафчика, притаившегося у стены, доставалось граненое стеклянное ведерко, в котором взбивался крем из сливочного масла и сваренной на водяной бане кашицы из молока, желтка и ванилина. На столе раскатывалось тонкими слоями тесто для хрустящего высоченного «Наполеона». Такую красоту и вкусноту умела делать только Анина мама. Девочкаловила каждое ее движение. Мама была удивительно ловкой, когда она готовила, то кухня оставалась идеально чистой, как и руки мастерицы. Напевая себе под нос: «Несе Галя воду, коромисло гнеться, за нею Іванко як барвінок, в'ється» или какую-нибудь похабную песенку: «Была я белошвейкой и шила гладью, потом пошла в театр и стала актрисой, парам-пам-пам», катала она будущие коржи и колдовала над старой духовкой. Аня вертелась у нее под ногами, подавала продукты, мешала, взбивала или сидела на табуретке, читала вслух. Когда мама пекла пироги, то девочке разрешалось их начинять и украшать. Но вот заготовки на зиму Аня не любила, их всегда было очень много, процесс затягивался, она уставала. Чистка яблок была делом хлопотным, их нужно было нарезать на четвертинки, вырезать сердцевину и те места, где кожицу и мякоть проел червяк.

— Мир, а вы компоты с целыми яблоками не делаете? — спросила Аня.

— Мама с рябиной любит, там надо дольками, — ответила Мира, вырезая помятый бочок, — а вы?

— Бабушка целыми, а мама вообще сушит, но это жуть, пока нарежешь дольками. Мне кажется, я пол августа провела с ножом в руках, — потирая нос, ответила Аня. — Вот ты мне можешь объяснить, зачем мы постоянно солим, парим, квасим? Неужели нельзя купить?

— Ну поди да купи, много у тебя денег-то? Мы вон всю прошлую зиму на картошке да на огурцах солёных просидели, — пожала плечами Мира.

— А у нас полопались банки с вареньем из черной смородины, — хихикнула Аня, — так бабушка их в самогонку решила перегнать, такой запах стоял, словно в винном погребе.

— У меня папа наливки ставит, а потом к мужикам на работу носит, но они вкусно пахнут, — удивилась Мира.

— Мир, может видик включим? — с надеждой спросила Аня. У Мирославы было полно кассет с диснеевскими мультиками.

— Только не «Титаник», — взмолилась подруга.

— Давай «101 далматинец посмотрим»? — не унималась Аня.

— А яблоки кто чистить будет? — с сомнением спросила Мира.

— А мы с собой их в комнату возьмем, в таз очистки будем складывать. Мы с мамой так делаем, когда крыжовнику носики и хвостики обрезаем, — быстро нашлась Аня.

— Ну ладно, давай, — пробурчала Мира, — ты тащи тазы, а я сейчас включу кассету.

С этими словами она выскочила из кухни. Аня пошла в ванную, в голубом капроновом тазике, который она собиралась взять, спала пушистая полосатая кошка.

— Эх, Мотя, придется тебя достать отсюда, — аккуратна поднимая ее за лапки, сказала Аня. Она обожала кошек, у нее у самой дома жил дымчатый кот, хвост которого постоянно торчал трубой. Когда девочка играла на фортепиано, он забирался на клавиатуру и прохаживался между ее руками. Кошка недовольно мяукнула. Аня погладила ее по пушистой мягкой спинке. Та покосилась на нее медовым глазом, села на пол и начала старательно вылизывать то место, до которого девочка только что дотронулась. Аня рассмеялась, взяла таз. Все его дно было усыпано мелкой шерстью. Аня включила воду, неожиданно вместо крана плеснуло из душа. Холодные капли полились ей за шиворот. Кошка, на которую попал нежданный дождь, взвизгнула и пулей вылетела из ванны. Аня тоже фыркнула. Неожиданный полив ее раздосадовал, обмыв тазик, она вышла с ним на вытянутых руках. В квартире стояла тишина, только звук работающего телевизора отталкивался от стен.

— Мира, все нормально? — позвала Аня.

Подруга не отвечала. Девочка заглянула в комнату. Мирослава сидела на полу, напротив длинной темно-коричневой полированной стенки, в которой на верхних полках расположились ряды красных, зелёных, синих и бежевых переплётов классики мировой литературы, а за прозрачными стеклянными дверцами горделиво нахохлились тонкостенные рюмочки из голубого стекла, сервиз «Мадонна», который доставали только по праздникам. У Ани в комнате бабушки и дедушки стояла точно такая же стенка, только на одной из полок еще была статуэтка коня с золоченой гривой и фарфоровая «Хозяйка Медной горы». Правда, вопреки Аниным представлениям, сказочная дева была одета в голубое платье, а глаза у нее были серыми, но каменные цветы у ног не оставляли сомнения в личности красавицы. Телевизор, расположившийся на нижнем ярусе, показывал отнюдь не мультик про веселых и милых пёсиков. На экране мелькали люди, дым, и небоскребы.

— Это что? — с недоумением спросила Аня. — Твой папа принес какой-то боевик?

— Да нет, это в Нью-Йорке, — с ужасом прошептала Мира.

— Не может быть, — не поверила Аня. В США, крае невероятных технологий, маленьких карманных телефонов, компьютеров и красивых нарядов не может случиться ничего страшного.

— Может, самолёты влетели в башни, — выпучив глаза, проговорила Мира.

— Но зачем? — совсем растерялась Аня.

— Из-за Бога, — медленно проговорила Мира.

— Не говори глупостей, при чем тут Бог? — фыркнула Аня, известие шокировало и ее, но пока она чувствовала только недоумение, а страх, который читался на лице Миры, словно застрял где-то в глубине сознания и еще не овладел разумом.

— Мусульмане хотят убить всех неверных. Это у них религия так велит, — ответила Мирослава.

— Не может быть, — выдыхая и садясь рядом с подругой, проговорила Аня.

8 Марта 2002 год

В комнате царили лёгкие весенние сумерки. Аня лежала на маленьком диванчике. На животе у нее стояла коробка конфет «Птичье молоко». Девочка с упоением обгрызала шоколадную глазурь, так, чтобы потом, у неё остался только маленький кирпичик обожаемого суфле. Больше всего Аня любила лимонное, но сейчас в основном попадалось шоколадное. Она уже опустошила половину коробки, но не встретила ни одной лимонной. Сегодня был праздничный вечер. Бабушка и дедушка уехали в гости к бабушкиной сестре в небольшой городок Гаврилов Ям, а мама ушла на свидание. Аня же проводила 8 Марта, лежа перед телевизором. Все ее внимание было приковано к великолепному фильму «Унесенные Ветром». Ее обожаемая Скарлет стояла за прилавком благотворительного киоска и жаждала танцев. Как же Аня ей восхищалась: красивая, веселая, обаятельная. Девочке хотелось быть хоть чуть-чуть похожей на эту потрясающую женщину особенно по тому, что той всегда доставались самые красивые кавалеры. Только Эшли Уилкс почему-то не пал под ее чарами. Но кому нужны такие Эшли, когда рядом есть Ретт Батлер? О таком мужчине можно только мечтать. Аня видела фильм уже десятки раз, но ее не переставало удивлять, как ловко он обходит все испытания, уготованные ему судьбой, сколько в нем смелости и азарта. Блестящие темные глаза, смуглая кожа и усы прочно ассоциировались у Ани с пиратами. Его свободолюбие и дерзость привлекали ее. Девочка могла уверенно заявить, что именно в такого мужчину она готова была бы влюбиться. А вот Оля настаивала на том, что и Ретт, и Скарлет просто ужасны. Они абсолютно аморальны и беспринципны, а единственный прекрасный человек в этой истории- Мелани Гамильтон. Ведь она настоящая леди, полная любви, смирения и принятия. Аня не разделяла Олиного мнения. Мелли казалось ей серой скучной дурнушкой, которая все время перетягивает на себя внимание.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Аня нехотя встала и подошла к аппарату.

— Да, — недовольно прошипела она.

— Привет, — раздался веселый голос Полины.

— Ну привет, — растягивая длинный шнур телефона и косясь в телевизор из коридора, ответила Аня.

— Приходи в гости, мы с Пашкой «Кошмар на улице Вязов» смотрим, родители праздновать уехали, а мы одни, — радостно чирикала Поля.

— Ну уж нет, — выпалила Аня, она ненавидела ужастики, особенно этот. Страшная морда Крюгера, его ногти и смех снились девочке в кошмарах. Ни за какие сокровища мира она бы не стала смотреть этот фильм снова.

— Ну вот, — расстроилась Поля, — Олю что ли звать?

— Дак позови, они же с Пашей лучшие друзья, — хихикнула Аня. Она знала, что Оля влюблена в Пашку по самые уши. Посплетничать об этом было особо не с кем. Мира раздражалась каждый раз, когда Аня заговаривала о новых друзьях. Отношения с Полиной тоже были какими-то странными, они постоянно соперничали. В театралке ей доставались роли капризных маленьких девочек или отрицательные персонажи, а вот смешные, сложные характерные, неоднозначные герои принадлежали Полине. Аня завидовала Поле. И это не было добрым чувством.

Как-то раз она вернулась с репетиции домой, кинула в угол пакет с реквизитом и разрыдалась. Мама сидела за столом и оформляла истории болезни перед проверкой. Свет от оранжевой настольной лампы, на которую Аня привязала шелковую ленточку и перевела пару золотистых наклеек, падал на ее идеальные длинные пальцы и отражался от розовых, скругленных полированных ногтей. Мама всегда следила за маникюром. Каждую субботу она усаживалась в кресло, делала ванночки для рук, обрезала кутикулу и ровненько подпиливала каждый ноготь.

— Что случилось? — не поднимая головы, спросила она.

— Поле дали играть лису, а я буду шакалихой, — всхлипывая, ответила Аня.

— А ты хотела быть лисой? — отвлекаясь от бумаг, спросила мама

— Конечно! — воскликнула Аня.

— Удивительно, обычно девочки хотят быть Снегурочками или принцессами, — задумчиво глядя на дочь, проговорила мама.

— Не, Снегурочка у нас Оля, но я не хочу, это скучно, а вот Лиса! Она и шутит, и танцует. А еще она хорошая. А я должна сыграть подлую подхалимку. Не хочу! Не буду! Лучше совсем не ходить, — распалялась Аня.

— Ну не ходи, — спокойно ответила мама, — только тогда придумай себе новую мечту о том, кем ты хочешь стать, когда вырастешь.

— Это еще почему? — удивилась Аня, сразу перестав плакать.

— А как ты будешь играть в театре? Режиссёр распределит роли, а тебе не понравится его решение? Всю жизнь реветь будешь? — строго спросила мать.

— Нет конечно, там же будет настоящий театр, — фыркнула Аня.

— А в чем разница? Там и актёры будут настоящие, не только вчерашние студенты, но и опытные, сложившиеся актрисы. Тебя никто сразу примой не возьмёт, может ты всю жизнь зайцем вокруг ёлки в ТЮЗе скакать будешь. К этому надо быть готовой. Никто никого, знаешь ли, нигде не ждет, и если ты будешь вот так на все реагировать, то дорога у тебя только одна замуж и в домохозяйки, но и там от соперничества не убережешься, — твёрдо заключила мама.

— Ты меня вообще не понимаешь и не желаешь, — возмутилась Аня.

— А надо жалеть? Умер кто-то? Если хочешь чего-то в жизни добиться, бери и делай, а реветь нет никакого смысла. Никто и никогда не будет тебя жалеть. Да и любить тоже мало кто будет, так что трудись больше, — начала сердиться мама.

— А вот папа говорит, что я талантливая, — стушевалась Аня.

— Твой папа много всего говорит, а ты и уши развесила. Смотреть надо на дела, а не на слова. Даже если ты сто раз талантливая, только упорный труд и работа над собой помогут тебе в реализации желаний. Сыграй свою шакалиху так, чтоб все только ее запомнили и не смотрели ни на какую лису, глядишь, в другой раз режиссер подумает, кого взять на главную роль, — резюмировала мама.

Аня была шокирована таким подходом к жизни. Что значит никто не будет ее любить? Ей казалось, что это просто невозможно, ведь она такая веселая, добрая, ласковая, талантливая. Но тем не менее она успокоилась. В словах мамы было разумное зерно, Полю надо переиграть, быть лучше нее во всем, тогда в следующий раз роль отдадут ей.

С этого момента и началось их с Полиной соперничество. Поля тоже чувствовала напряжение между ней и Аней, старалась на сцене изо всех сил. На последнем фестивале обе девочки получили грамоты за артистизм. Правда режиссер ТЮЗа похвалил только Аню, но Поля гнала эту мысль прочь. Сейчас, когда она позвонила ей, девочке очень хотелось, чтоб их вечный с Пашкой тандем разбавил хоть кто-то. Полина с удивлением обнаружила, что подружек у нее почти нет, только Аня да Оля. Поле всегда было интереснее общаться с мальчишками, она обожала играть в футбол, казаки разбойники, с упоением прыгала в снег с гаражей, первая была в «Сифе» на турниках. Но сейчас все поменялось, с мальчишками нельзя было обсудить новый каталог «Avon» и мамин костюм с искусственным мехом от «Tom Klaim». Пацаны не интересовались вышивкой крестом и фенечками из бисера. Маме тоже было некогда разговаривать с Полиной. Она постоянно работала. А бабушка большую часть времени жила в деревне. Поля по старинке все еще делилась своими секретами с двоюродным братом, но это становилось все сложнее. Между Аней и Олей выбирать было легко. Аня нравилась Полине больше. Она была лёгкая, любила посмеяться, с удовольствием разделяла Полины увлечения: носилась с ней по коридорам, они вместе ходили в парк аттракционов и даже забрались в заброшенную гостиницу «Чайка», где тусовались готы и панки. Оля никогда бы туда не пошла, она сидела над книгами, ходила в музыкалку и зубрила английские глаголы.

Июнь 2002 год

Оля и Аня крутились около большого старинного зеркала. Его потемневшее стекло искажало отражение. Лица выглядели старше и строже, фигуры вытягивались. Под потолком покачивалась паутина, балки, выкрашенные белой краской, потрескались и теперь нависали хмурыми арками. Дом требовал ремонта. Раньше здесь располагались классы художественного училища. В аудиториях сохранились огромные окна, остатки фресок и разваливающаяся лепнина. Здание отапливалось из кочегарки и насквозь пропахло сладковатым дымом. Сейчас дом отдали под психологический факультет маленького частного вуза, директором которого был друг Аниной мамы. Маргарита Викторовна подрабатывала в нем, по выходным читала лекции по анатомии и физиологии для заочников. Сейчас на улице под раскидистым старым дубом накрывали большой стол в честь ее дня рождения. На льняных скатертях красовались стеклянные блюда полные ранней клубники и румяной черешни. По углам стояли круглобокие зеленые бутылки с шампанским и вытянутые синие с белым вином. Около мангала колдовал симпатичный мужчина в белой футболке: он махал над шашлыком пластиковой дощечкой, поливал из бутылки водой раскалившиеся и попыхивающие искрами угли. На небольшой покачивающейся тумбочке мамины подруги нарезали овощи и зелень. Тихо играла музыка и в такт с ней чирикали птицы.

Аня обожала бывать в этом месте, ей казалось, что у дома есть своя душа. Ожидая маму, чаще всего она сидела за облезлой желтоватой испещренной зазубринами партой и рисовала. Остро заточенный карандаш штришок за штришком выводил ласточек и голубей, сидящих на проводах.

— У твоей мамы много друзей, — заворачивая косу вокруг головы, заметила Оля.

— Очень, — отозвалась Аня, — мне иногда кажется, что она знает весь город.

При этих словах она закружилась, разглядывая, как летает ее юбка в зеркальном отражении.

— Что ты делаешь? — с удивлением глядя на нее, спросила Оля.

— Танцую, — хихикнула Аня, — видишь, как летает? Обожаю нарядные платья, жалко, что в них все время нельзя ходить. Вот повезло же тем девушкам, которые жили в 19 веке! Я недавно в Третьяковку с мамой ездила, там на картинах женщины в таких струящихся нарядах, с лентами, золотом, мехами. Один портрет особенно хорош был «Неизвестная», кажется, называется. Крамской написал. Там барышня в открытом экипаже. Божечки, какой у нее наряд: бархатное платье, шляпка с перьями, шелковые перчатки, а как смотрит- царица! Помнишь, у Пушкина:

«Ты рождена воспламенять

Воображение поэтов,

Его тревожить и пленять

Любезной живостью приветов,

Восточной странностью речей,

Блистаньем зеркальных очей

И этой ножкою нескромной…

Ты рождена для неги томной,

Для упоения страстей…»⁸

— Да ну тебя, — рассмеялась Оля. Ей казалось забавным Анино умение находить во всем любовные знаки.

— Какая ты не романтичная, — обиделась Аня, снова поворачиваясь перед зеркалом, ее лиловая юбка взметнулась солнцем, — а я ужасно хочу на бал! Чтоб вальсировать, вальсировать, вальсировать, — сказала она и на цыпочках пошла по широкому коридору, плавно покачиваясь, придерживая уголок подола, раскланиваясь с кем-то невидимым, стреляя глазами то вправо, то влево.

Оля снова рассмеялась, Аня напоминала ей болонку из советского мультика «Пёс в сапогах».

— Чем это вы тут занимаетесь? — спросила Маргарита Викторовна, поднимаясь по резной старинной лестнице. Ступени слегка поскрипывали, выдавая возраст дома. Она держалась рукой за тонкие перила, за ее спиной сквозь изумрудную листву било яркое, ослепительное солнце. Оно оттеняло фигуру женщины, окутывая ее таинственной дымкой. Оля поразилась статью и безупречной осанкой Аниной мамы.

— Играем в бал, — весело ответила Аня. — Вот смотри, — она снова пошла мелкими шажками навстречу матери, приветливо вытягивая ей руку. Та кивнула, принимая приглашение, и вот они уже вместе подпрыгивали в лёгкой мазурке. Оля не могла представить случая, в котором ее мама поступила бы так же.

Сделав еще пару па, Маргарита Викторовна остановилась.

— Шли бы вы есть, скоро все гости соберутся, солнце сядет, и вам пора будет домой, — поглаживая Аню по волосам, сказала она.

— Ну мам, — заканючила Аня, — это не честно, крёстная приедет, вы песни под гитару петь будете. А я так люблю, когда ты поёшь. Можно мы не поедем домой?

— Нет, — безапелляционно ответила она. — После ужина я вызову такси, и вы поедете по домам.

Аня насупилась, но не стала возражать. Она прекрасно знала, что капризничать и упрашивать маму бесполезно, если она что-то решила, значит так и будет. Аня махнула Оле рукой, приглашая ее в сад. Из динамика серого музыкального центра доносился бархатный голос Александра Малинина:

«И была соседка Клава

20 веселых лет.

Тетки ахали: «Шалава»,

Мужики смотрели вслед,

На правах подсобной силы мог я в гости заглянуть,

Если Клавдия просила застегнуть чего-нибудь…

Где-то за окном

Словно за бортом

Вдаль плывет мое детство,

Леди Гамильтон,

Леди Гамильтон,

Я твой адмирал Нельсон.

Как она ждала,

Как она звала,

Как она пила виски.

Леди Гамильтон,

Леди Гамильтон,

Ты была в моей жизни⁹…»

Около стола разговаривали две женщины: одна-высокая, рыжая, в зеленом льняном платье, другая- миловидная блондинка с острым взглядом:

— Любопытное исследование, и на сколько продлевает жизнь подобное сердце? — спрашивала рыжая.

— Пока сложно сказать, но срок эксплуатации заявлен как 18 месяцев, — отвечала блондинка.

— Ну надо же, как интересно. Правда до нас это еще не скоро дойдет, наша онкологичка поддерживающие препараты закупить не может, да что там, мы пластыри послеоперационные просим родственников пациентов самих покупать. Ты же знаешь, те, что у нас в расходе есть и на целую кожу лучше не клеить, что уж говорить о раневой поверхности. Швы снимать и так не самое приятное, а с этим пластырем и вовсе превращается в пытку, — покачала головой рыжая.

— Кому ты рассказываешь, я старух не знаю чем лечить, в аптеку зайдешь- цены космос, я им навыписываю, а они все одно ко мне с «Валидолом» идут, — сетовала блондинка, — ну вот и что толку от всех этих конференций, я сижу, слушаю, как фармацевтические представители рассказывают нам о замечательных чудодейственных таблетках, а назначить их можно единицам.

— Это точно, а БАДы эти дурацкие или другое мракобесие? У меня на той неделе тетка с ракухой в четвертой стадии на прием пришла. Мать честная, я ее спрашиваю, что же она так затянула. А она мне и говорит: «Я вот дрожжи пивные пила, думала грудь от этого и растет». Ты представь, у нее шишка, блин, с перепелиное яйцо, а она дрожжи! Вот теперь всем отделением не знаем, что с ней делать, — возмущалась рыжеволосая.

Оля взяла маленькую тарелочку, положила на нее черешню и уселась на ступеньках рядом с Аней, которая за обе щеки уминала кусок шашлыка.

— Это кто? — указывая глазами на разговаривающих женщин, спросила Оля.

— Однокурсницы мамины, одна- терапевт, вторая- онколог, — жуя отвечала Аня.

— А у тебя всегда дома про болезни говорят? — удивилась Оля.

— Постоянно, я недавно маму спросила про половые инфекции, в рекламе услышала, так она мне писюн нарисовала и рассказала, как же это все устроено, и где там все эти инфекции, — берясь за второй кусок мяса, сказала Аня.

— Фу, — поморщилась Оля, — моя мама никогда про такое не рассказывает.

— Да ладно, ничего там страшного нет- кожа, ткани мягкие да сосуды, — продолжала Аня, — мама сказала, что в состоянии покоя он вообще мягкий, а перед половым актом наливается кровью, в этот момент отвердевает.

— Как при отёке что ли? — удивилась Оля.

— Не знаю, — развела руками Аня, — мне не особо интересно, я помню, как-то на одном из праздников они с подругами кишечные инфекции и лекарства от поноса обсуждали, вот где гадость-то! — воскликнула она, поднимая палец вверх. — Ты знала, что кал бывает зелёный и пенящийся?

Оля поморщилась и отрицательно покачала головой.

— А он бывает, — не замечая реакции подруги, продолжала Аня, — при дизентерии, лактозной недостаточности, лямблиях, сальмонеллёзе. Во работка у врачей, чужие какашки разглядывать да гадать, чего это они позеленели. Бе, — Аня высунула язык.

— Всё, все, хватит, — простонала Оля, она не хотела это слушать. Ее мама никогда не обсуждала детали своей работы и не посвящала дочь в анатомическое устройство человека. — А кто шашлык жарит?

— Мамин друг, он в газете нашей городской работает директором по рекламе, — ответила Аня, — вон там тетя Женя, — показала девочка рукой, — а это моя крестная и ее супруг.

— А вон тот стройный парень кто? — спросила Оля, указывая на курящего у забора высокого молодого мужчину.

— Мамин ухажер, — поджав губы, ответила Аня.

— Ого, а сколько ему лет, — выпалила Оля.

— Да уж немного, вообще он мне не нравится: мутный какой-то, неприятный, гнусный даже. Но мама его почему-то выбрала, — недовольно ответила Аня.

— Где же она с ним познакомилась? — удивилась Оля.

— Не поверишь, на работе. Но он прям фу, еще душится все время какими-то омерзительными одеколонами, — зло прошипела Аня, — я вообще не понимаю, как мама могла на него засмотреться. Вот мой папа красивый, умный, добрый, статный, а этот- скарабей.

— А почему твой папа не приехал маму поздравить? — бестактно спросила Оля.

— Приезжал утром, но он никогда не задерживает, так заглянет на полчаса. У него своя семья, без нас, — грустно ответила Аня.

Оле стало неловко, она знала, что родители подруги вместе не живут, но без подробностей. Мужчина, который жарил мясо, взял гитару, подкрутил колки и начал наигрывать. Аня прислушалась и тут же улыбнулась.

— О, сейчас мама петь будет. Ты знаешь, как она хорошо поёт, а танцует! Вот бы и мне так.

Маргарита Викторовна сидела на длинной лавке, ее пушистые волосы были рассыпаны по плечам, их яркий рыже-каштановый цвет оттенял белый сарафан. Оля не знала, сколько ей лет, но выглядела она очень молодо. Высокие скулы, полные губы, точеный правильный нос, брови в разлет и блестящие глаза. Оля определённо могла назвать ее очень красивой женщиной. Ей было любопытно послушать, как же она поёт:

«Саната для полусонной струны,

Не надо, прощания мне не нужны.

Небрежно тебя коснулась рука,

Тебе это все еще приятно?

Я в платье из полупьяной парчи,

Объятье во мне аккордом звучит,

Сумею я выжить наверняка.

Не забывай, ладно?

Полумрак, полушепот, полумолчанье,

Незатейливый опыт непониманья,

В полусладком бокале лунные блики,

Чье-то счастье искали две половинки»¹⁰.

Ее голос был странным, твердым, но при этом тягучим, он переливался словно ртуть. Немного опереточный, немного джазовый увлекал за собой, заставлял вслушиваться в слова, погружаться в мелодию. Гитарное танго, сопровождающее песню, то затихало, то нарастало, отстукивая сердечные ритмы. Солнце, опускавшееся за горизонт, словно замерло, чтоб дослушать до конца романс в полутонах. Оля вслушивалась в беспокойную, нервенную аранжировку. В ее душе просыпались какие-то дикие, странные образы, которые она никак не могла узнать.

23 октября 2002 года

Оля сидела за столом между мамой и папой и уписывала за обе щеки макароны. Папа выглядел холодно и озабоченно, он нервно переключал пультом каналы телевизора.

— В Москве введен специальный план «Гроза» в связи с захватом заложников на Дубровке, наши корреспонденты находятся сейчас там, мы ждем прямых включений, — тревожным голосом вещал диктор.

Оля непонимающе посмотрела на папу. Его озабоченное лицо ее пугало. Добродушная, прячущаяся в мягкой бороде улыбка, пропала с тех пор, как он вернулся из США, они с мамой стали меньше разговаривать. Оля знала, что папа спит на диване в гостиной. Глаза его замерли, он не шевелился и весь был обращен в слух. Мама, поливавшая на подоконнике цветы, тоже словно оцепенела.

— Ну вот опять, сколько это может продолжаться, ты по-прежнему считаешь, что здесь надо жить? — сердито вскричал отец. Он вскочил и вышел из комнаты.

Олина мама бледная словно мел, опустилась на диван, вода из красной лейки капала ей прямо под ноги.

— Мам, — позвала девочка, — у тебя льется.

— Еще ты меня поучи, — прикрикнула мать, поднимая на дочь злые глаза. Оля прикусила язык, последнее время мама очень часто ругала девочку, в основном это происходило после ссор с папой.

Оля слышала, как в коридоре, отстукивая по рифлёной, выкрашенной масляной краской желтой стене, отец набирает чей-то номер на стационарном дисковом телефоне. Его облегченный возглас, а потом взволнованный бас показались девочке странными и неприятными, она тоскливо поежилась.

***

Аня крутилась на офисном стуле в мамином рабочем кабинете. Ей было нестерпимо скучно. Они уже 2 часа как должны были быть дома. Аня с грустью думала о том, что пропустила сериал про молодого супермена, по СТС уже год шли «Тайны Смолвиля», Кларк Кент был настоящим красавчиком. Но у тети Жени, как назло, разыгрался гайморит, и мама делала ей КУФ на нос. Сначала Аня читала мамины рабочие справочники, некоторые из них были с картинками. Глядя на проявления кожных инфекций, Аня поморщилась: «Нет, ни за что она не будет врачом, как все эти прыщи можно отличить друг от друга? Прыщ он и в Африке прыщ!». За окнами сгустился мрак. Облетевшее дерево, весной покрывающееся нежными белыми цветами, сейчас абсолютно голое, стучало своими изогнутыми тонкими ветками в окно, падая на него под натиском ветра. Небо плакало навзрыд то ли дождем то ли снегом. Аня навалилась на подоконник и разглядывала в темноте фары от приближающихся машин. Ее удивило, что с пригорка около серой, спрятавшейся за решетчатым забором больницы, мимо морга и гаражей спускается небольшая цепочка синих огоньков. Было в них что-то зловещее.

— Мам, а кто может ехать сюда целой колонной? — крикнула Аня через коридор.

Она услышала, как в маленьком кабинетике тяжело отодвинулся стул. Раздались грузные шаги и отборный мат. Мужчина тёти Жени выскочил в темный коридор. Следом за ним бежала мама, они спешили к пожарному выходу, который смотрел на железнодорожные пути. Мамин белый халат взлетел словно флаг на ветру, когда она распахнула тяжелую железную дверь. Мужчина выскочил в темноту. Мама трясущимися руками запирала замок. Тетя Женя спешила к Ане.

***

Полина была в гостях у Паши, они резались в карты. Из кухни доносились веселые голоса. Сегодня у Пашкиного отчима был день рождения. Он играл на гитаре и пел забавную песенку:

«Шаланды, полные кефали,

В Одессу Костя приводил,

И все биндюжники вставали,

Когда в пивную он входил.

Синеет море за бульваром,

Каштан над городом цветёт,

И Константин берёт гитару

И тихим голосом поёт:

«Я вам не скажу за всю Одессу —

Вся Одесса очень велика,

Но и Молдаванка, и Пересыпь

Обожают Костю-моряка»¹¹

Полина снова выиграла. Она положила Пашке 2 туза на погоны и весело засмеялась. Мальчишка насупился. Он проигрывал уже в третий раз.

— Да ну тебя, мне надоело, — зыркая исподлобья, сказал он, — давай лучше телевизор посмотрим? — с этими словами он схватил пульт и нажал на кнопку, ему страшно не хотелось выслушивать насмешки Полины.

Динамики заорали не своим голосом.

— Страшный теракт на Дубровке, в заложниках находится 916 человек.

Дверь в комнату распахнулась, в проеме стояла мама Полины. Веселая, розовощекая женщина, с коротко стрижеными черными волосами.

— Можно сделать тише, — спросила она, сначала не обращая внимание на речь диктора, тут ее глаза остановились на красной бегущей строке, она тяжело опустилась на диван, из ее груди вырвался сдавленный вздох, — о, Господи!

Полина посмотрела на мать, она знала этот взгляд. Растерянный, блуждающий, он символизировал все плохое, что может случиться. Такой она была, когда четыре года назад забирала у нее тысячные бумажки из копилки, вместо них она потом положила туда всего 5 рублей. Эти же глаза смотрели на Полину, когда через три месяца после этого умер дедушка. Девочка понимала, случилось что-то очень страшное. Она вопросительно смотрела на мать, ожидая, что та хоть что-то скажет.

***

Мира сидела в кладовке. Верхняя лампочка сломалась. Она с маленьким фонариком спряталась под шубой и разглядывала выкройки. Около ее ног дремал черный пес. Папа с мамой разговаривали на кухне. Папа был вне себя. Сегодня в Москве случилось что-то страшное. Отец обвинял во всем чеченцев. В начале года в их классе появился чеченский мальчик, учительница говорила, что он беженец, его родной дом разрушен и семья приехала сюда, спасаясь от войны. Мира пришла домой и рассказала об этом маме, папа посмотрел на дочь красными, налитыми кровью глазами, сжав кулаки он запретил дочери общаться с мальчишкой. Отец считал, что чеченцы-убийцы. Мире было очень страшно. Его настроение менялось в одну секунду. Мира никогда не знала, из-за чего он разозлится в следующий раз. Два дня назад он пнул их пса только за то, что собака подобрала с пола упавший с Мириной вилки кусок котлеты. Девочка была поражена, ведь 5 лет назад папа подобрал песика на обочине дороги. Собака была тощая и грязная, глаза заплыли гноем. Мать отказывалась взять уродца в дом. Но папа настоял, он ходил за ним, как за ребенком. Отмыл его, вытравил всех блох, кормил маленькими порциями, отпаивал водой. Пес был его лучшим другом. А теперь… Папа стал много пить. С тех пор, как он вернулся из длинной командировки, мама долго отказывалась говорить дочери, куда он ездил, но Мира все-таки подслушала и узнала, что папа служил в Чечне. Его словно подменили. Он больше не рассказывал смешных историй, плохо спал по ночам, по долгу мог сидеть на табурете в пустой темной кухне. Его глаза бегали, а руки дрожали. Как-то раз Мира спросила, как он жил там, в горах. Отец посмотрел на нее пустыми глазами и ответил: «Я там не жил, там нет жизни — только смерть». Мать, стоящая рядом, вытирающая белым вафельным полотенцем большую тарелку с голубыми розочками по ободку, с размаху треснула его по плечу. Папа замер, зло посмотрел на жену, отвинтил красную крышечку со стеклянной водочной бутылки.

Миру мало заботило то, что случилось в Москве. Она очень боялась, что родители опять поссорятся, и мама выгонит отца навсегда. Мире этого не хотелось, несмотря ни на что, она любила папу.

***

Аня набрала номер, ей очень хотелось рассказать подруге, как сегодня к маме на работу приехал наряд, чтоб задержать мужчину тети Жени. Но на другом конце провода мерзко пищали короткие гудки. Аня с грустью подумала о том, что пропадает такая интересная история. Вдруг до завтра что-то забудется? Она достала свой дневник и записала в нем: «За окном сгустился мрак…»

Февраль 2003

Мира прижимала плечом к уху телефон, они болтали с Аней уже час, по МТВ шла трансляция шоу Джея Лено. Девочки ждали выступления группы «Тату». Скандальные, крутые артистки привлекали внимание яркими выступлениями, высокими голосами и неоднозначными текстами. Аня с Мирой совершенно точно не знали, что имеют в виду певицы, когда звучат слова: «Я сошла с ума, мне нужна она…». Качаясь на большой качели-кораблик и подпевая кассетному плейеру, подружки досочинили, как им казалось, смешное продолжение, недавно в кинотеатре прошел мультик «Ледниковый период». К словам «я сошла с ума, мне нужна она» девочки прибавили: шуба для слона. Сейчас на сцену вышли две школьницы: черненькая и рыженькая, на обеих были юбки в складку и облегающие белые майки, на груди у каждой красовалась надпись «Х…й войне».

— Ты тоже это видишь? — ошеломленно спросила Миру Аня.

— Ага, ни че себе, вот это круто, — растягивая гласные, ответила Мира, — я тоже такую майку хочу.

— Ой, — вдруг пискнула Аня, — подожди минутку.

Мира слышала, как у подруги в комнате что-то происходит, очевидно, что кто-то из взрослых вошел в комнату.

— Ну бабуля, — канючила девочка, — ты ничего не понимаешь, это очень интересно, сейчас все ребята смотрят, а я что- хуже? Не надо маме рассказывать, она ругаться будет, а ты же не любишь, когда она на меня кричит. Ты самая лучшая…

Мира хихикнула, она знала, что Аня обожает бабушку, а та безгранично любит свою внучки и ни в чем не может ей отказать.

Март 2003

— Вот вы хотите, вы и идите, а я останусь в этой школе, — мне здесь нравится, упиралась Мира, рассержено фыркая.

Девчонки сидели на облупившейся карусели в старом парке. Снег уже местами сошел, оставив после себя черные прогалины. Небо хмурилось. Тонкие веточки берез вздрагивали при малейшем колебании ветра. Между подружками назревал сильнейший конфликт. В эти выходные Оля и Аня должны были сдавать вступительные экзамены в новую школу. Мира не хотела никуда идти. Она была уверена, что ее класс — самый лучший. К тому же, если она уйдет в новую школу, то потеряет возможность видеться с Вовкой. С тех пор как ее папа занял у Вовиного деньги, они почти не общались. Школа была единственным местом, где Мира могла украдкой понаблюдать за объектом своего обожания. Но остаться без Ани ей тоже не хотелось. Она была уверена, что еще чуть-чуть и подруга согласится.

Аня и правда сомневалась, стоит ли ей идти в новую школу. До нее придется ездить, а значит надо будет раньше вставать. Этого она не любила. Утром, еле-еле разлепив глаза, она медленно слонялась по квартире, перебирала заколочки-бабочки, мелкие блестящие крабики в своем сундуке, до последнего не могла решить, что надеть. Мама часто говорила, что в ее детстве была форма для школы. Аня не могла себе представить, что ей каждый день придется носить одно и то же. У нее была куча разных маечек, особенно она любила кислотно-желтую с розовыми цветами. Но главное, что пугало девочку, — это математика. Перед поступлением им выдали пробные варианты контрольных работ. Оля щелкала задачки как орешки. Аня же не всегда понимала, о чем ее спрашивают. На решение 20 задач Оля тратила около 15 минут, Ане требовался почти час. Она точно знала, что не успеет. Пару раз девочка пыталась намекнуть маме, что математика ей совсем не нравится и в новой школе ей будет тяжело. Но мама не обращала на это никакого внимания, она уже все решила. Зря Мира надеялась, что ей удастся уговорить Аню. От ее желания в этом вопросе ничего не зависело.

Оля слушала Миру в пол уха. Последнее время их отношения накалились до предела. Олю раздражала вспыльчивость, грубость и упертость Мирославы, она никак не могла понять, откуда столько упрямства берется в подружке. Мира во всем старалась быть главной и доказывала свою правоту громко. Оля не выносила криков. Дома у нее всегда было тихо и спокойно. Но главное, Мира совсем не стремилась учиться. Со слов Ани на уроках она постоянно что-то вырезала, рисовала, не слушала учительницу. На перемене девочка дралась с мальчишками, со всеми ссорилась. Она стала сущей оторвой. Даже Аня, которая закрывала глаза на все недостатки Миры, не выдержала и пересела от нее. Оля знала, что причиной этого побега был не только испортившийся характер Мирославы, но и мальчик Димка, который на 14 февраля подсунул Анюте валентинку с сумасшедшей пчелой. Надо было видеть лицо подруги, когда она шепотом рассказывала об этом Оле. В глазах читалась мечтательность, щеки пылали розами. Нет, Аня не была влюблена. Но в ней уже бродило то самое женское, что заставляет сердце биться чаще, когда приходит понимание, что ты нравишься. Оля точно знала, что в этот секрет Миру не посвятили. Из-за того, что Аня идет в новую школу, они часто ссорились. Оля надеялась, что после лета их общение с Мирославой постепенно сойдет на нет. Ведь видеться они будут не часто. К тому же в новой школе уже учился Пашка, туда же будет поступать Полина. От этой мысли у Оли захватывало дух. Ей очень нравились эти ребята. Они вместе ходили в театралку и крепко сдружились. Веселая, дерзкая Полина была зачинщицей разных приключений. С ней они бегали по стройке, она обыгрывала всех в ножички, висела на турниках не хуже любого мальчишки, обожала носиться по двору. Ее любимой игрой были «Казаки разбойники». Недавно Полина поведала, что папа научил ее водить машину. Девочки не могли поверить своим ушам, но Поля с серьезным лицом рассказывала о том, как в деревне они выехали с папой на старую грунтовку, и он доверил ей руль. Паша подтвердил, что это чистая правда. Этот мальчик занимал много места в Олиной жизни. Они созванивались вечерами, ходили гулять вдвоем. Иногда он брал ее за руку. Дарил ей подарочки. Оля могла с уверенностью сказать, что она безумно счастлива.

***

Прекрати реветь, — наставительно говорила Полина, подавая Ане платок.

Девочки сидели в длинной школьной рекреации напротив раздевалок. Она была бледно-зеленая, местами затертая. Вдоль стен выстроились лавки. Около одной стоял большой эмалированный бачок, в который капала вода с текущей крыши. Аня шмыгала носом в такт падающим каплям.

— Какая же я глупая, я почти ничего не успела, ууу… — она снова всхлипнула, — что теперь я маме скажу, меня не возьмут, и она рассердится.

— 15 из 20 ти задач — это нормально, — рассудительно заметила Оля.

— Но ты- то решила все, — заикаясь ответила Аня.

— Я вообще только 12 решил, когда поступал, — заметил Пашка, который пришел поддержать Полину. Он искоса поглядывал на Олю, пытаясь понять, рассказала ли она его сестре, о том, что вчера они целовались. Но Оля хранила невозмутимый вид, а значит колких шуток точно можно было не ждать.

Ноябрь 2003 год

— По способу питания организмы можно разделить на две группы: автотрофы и гетеротрофы. К автотрофам относятся растения и некоторые бактерии, способные самостоятельно вырабатывать органические вещества из неорганических. Все живые организмы, питающиеся готовыми органическими веществами, являются гетеротрофами, — чеканила Аня, стоя у доски. Коленки ее подкашивались, она ужасно боялась учительницу биологии.

Невысокая полная, короткостриженая, пожилая блондинка с малюсенькими острыми глазками стояла около забитого цветами подоконника и недовольно смотрела на двух мальчишек, сидящих за последней партой ряда у стены. Они о чем-то шептались, их детские баски отчетливо доносились до учительницы.

— Так, очень хорошо, скажи пожалуйста, какими свойствами обладают живые организмы, — переводя взгляд на Аню, спросила учительница.

— Дыхание, питание, размножение, рост и развитие, — быстро ответила девочка.

— А что такое раздражимость? — проходя мимо парт, спросила биологичка.

Аня замялась, она помнила, что этот термин был в конце параграфа, но она отвлеклась и не доучила. По телевизору показывали «Одинокие сердца». Глядя одним глазом в книгу, а другим за амурными похождениями Миши Бартон, девочка пропустила жирный шрифт про раздражимость, и теперь не знала, что сказать.

— Ответная реакция на воздействие раздражителей и реагирование на них соответствующими изменениями на уровне клетки. Она позволяет организму приспосабливаться к условиям жизни, — тихо прошептала Оля, в надежде, что Аня услышит и ответит.

— Я сейчас ее оценку на два поделю, — холодно процедила учительница, — плохо Аня, что за манера учить кусками? Я не так много задаю вам, можно и запомнить. Садитесь.

Аня на ватных ногах пошла к своему месту. К сожалению, вместе с Олей они не сидели. Из-за плохого зрения подруге досталась первая парта, а Аня сидела на четвертой с очень неприятным мальчишкой, который постоянно стучал пальцами по столу, дергал ногой и что-то чертил. Надо заметить, что не нравился он только Ане. Остальные девчонки считали его довольно симпатичным. Но все его мелкие движения, постоянное ерзание, щелканье пальцами и желтые, плохо вычищенные зубы, которые Аня разглядела, когда он ей рассказывал про альбом группы «Звери», раздражали девочку. Она старалась отодвинуться от него и завеситься волосами. Первые недели в новой школе ей отчаянно трудно было сосредоточиться, она путалась в лестницах и номерах кабинетов, из-за ранних подъемов постоянно забывала учебники. Ее раздражало таскать тяжелый рюкзак. Но самый ужас начался тогда, когда пошли дожди. Вода грязными реками стекалась к зданию школы, стоящему под горкой. В такие дни Аня приходила с насквозь мокрыми ногами. Огромные, продуваемые даже малюсеньким ветерком окна, шатались под натиском штормовых осенних порывов. В школе было ужасно холодно. Девочка уже дважды заливалась соплями.

Сейчас ей ужасно хотелось есть. Утром она снова проспала и не успела позавтракать. Выскочив из дома с полупустым портфелем, она не захватила даже бутерброд с желтым, намазывающимся словно масло сыром, который приготовила ей бабушка. По телевизору часто крутили рекламу «Hohland». Мама вчера купила синюю круглую коробочку, на которой были нарисованы белобокие шампиньоны, Аня еще не успела попробовать этот плавленый сырок, и теперь от одного воспоминания о его запахе судорогой сводило живот, а рот наполнялся слюной. На стол перед Аней легла записка. Она вопросительно глянула на соседа по парте.

— Чего тебе? — прошипела она, поглаживая рукой живот, чтоб приглушить голодное урчание.

— Мне? Ничего, — обиженно просопел парнишка, — это тебе подружка передала.

При этих словах он кивнул через два ряда. Аня проследила за его взглядом. Пригнувшийся к парте белый затылок с двумя хвостами подрагивал от беззвучного хохота. Аня развернула сложенный вдвое листок.

«Опять Таися недовольная, у нее на прошлом уроке семиклашки тумбу с цветами уронили, горшок с примулами побили. Мне Пашка сказал, что она орала как резаная. Пошли на «Матрицу» вечером?» — ровный чертёжный почерк подруги отражался в Аниных глазах. Девочкатяжело вздохнула и написала: «Не могу, мы с мамой в филармонию идем. Скука смертная! Ненавижу орган». Дописав, Аня толкнула в бок своего соседа.

— Передай пожалуйста, — тихонечко попросила она.

— Я не почтовый голубь, — проворчал мальчишка, — когда хоть вам надоест?

— А тебе? — рассердилась Аня. — Из-за кого нас вчера оставили на русском парты мыть, не ты ли нарисовал вагон под подписью «Если ты не голубой, дорисуй вагон другой»? А на прошлой неделе: «Физрук кАзел», — продолжала возмущаться Аня.

— Не буду передавать, и вообще, ты- овца, — ощетинился сосед.

Аня взяла учебник по биологии и жахнула мальчишку по затылку.

— Иванова, встань! — громко возгласила учительница. — В чем дело?

— Ни в чем, — замялась Аня.

— Мало того, что ты все время витаешь в облаках, так ты еще и дерешься, так только торфушки и шпалоукладчицы себя ведут. Ты забыла, что ты девочка? — продолжала стыдить учительница.

Ане казалось, что весь класс устремил на нее свои взоры: кто-то весело хихикал, кто-то ободряюще кивал. Оля с сожалением качала головой. Не было ни одного урока, чтобы учительница биологии кого-нибудь не воспитывала. Оля думала, что та терпеть не может детей. Она подолгу мытарила школьников у доски, задавала вопросы, которых не было в параграфе, каждый урок проводила самостоятельные работы. Стоило ей обнаружить, что кто-то из детей очень остро реагирует на ее едкие комментарии, как она начинала на ребенка свою грозную атаку, стараясь задеть его еще сильнее. В носу у Ани защипало. Она чаще других попадала под злобные нападки биологички. На прошлой неделе ей досталось за то, что у нее были накрашены ногти, сегодня из-за противного соседа. Она всхлипнула и ринулась вон из класса. Новая школа, как Аня и предполагала, оказалась чудовищным местом, но пожаловаться на это было абсолютно некому. Мира все еще обижалась и даже слышать не хотела рассказов об этом. Оля была абсолютно довольна, у нее все получалось, она нравилась учителям, ее постоянно хвалили. Полина легко справлялась с любой критикой, если кто-то делал ей замечание, она с серьезным лицом соглашалась с ним, но стоило учителю отвернуться, как девочка корчила язвительную гримасу. С мамой тоже разговаривать было бесполезно, глядя на Анины оценки, она начинала кричать и говорила, что дочь мало делает и совсем не старается. Только дедушка разделял Анины переживания. Он рассказал ей, что в школе у него был жуткий конфликт с учительницей русского языка, дошло до того, что он засунул ей в стул патефонную иглу, и если бы его отец не был председателем колхоза, то дело могло дойти до исключения. Но дед последнее время часто задерживался на работе, в выходные тоже практически не бывал дома. Бабушка, еще не вернулась из деревни. В этом году она уехала туда, даже снег еще сойти не успел. Сейчас ноябрь был уже в разгаре, но бабушка не спешила возвращаться. В деревне дед тоже проводил мало времени: приезжал на покос и на картошку. Аня видела, что у них с бабушкой что-то не ладится. Она спросила у мамы, но та ответила ей пословицей: «Много будешь знать, скоро состаришься».

1 июня 2004 год

В маленькой светлой комнате царил бедлам. Две девочки копались в шкафу, вытаскивали оттуда вещи и раскладывали их на кровати. Кругом были разбросаны коробки, кофточки, вешалки. Аня в первый раз в жизни одна ехала в лагерь. Ее бабушка заболела, и мама решила, что дочку лучше отправить в лагерь, подальше от больничных страхов. Мира помогала подружке собираться. В магнитофоне играла Бритни Спирс. Девочки хихикали и примеряли наряды. В это время раздался звонок в дверь. Аня поспешила открыть. На пороге стоял ее бывший одноклассник Димка. Вид у него был странный. Дырявый свитер, полинялые голубые джинсы, он весело улыбался:

— Смотри, что я вчера сделал, — он гордо показал на ухо. Там торчала маленькая сережка в форме ромбика. Чувствовалось, что Димка гордится собой. — Я еще хочу татуху набить, но мама не разрешает, — поколебавшись, добавил он.

Аня в недоумении посмотрела на нежданного гостя. С тех пор, как она ушла в новую школу, они не часто виделись, у нее не хватало времени: учеба, музыкалка, театралка. Иногда, правда, они гуляли вместе, качались на качелях. Но это было не часто.

— Ты что, пират, — спросила Аня, скептически глядя на его серьгу. Сзади одобрительно хмыкнула Мира.

Димка насупился. С Мирославой он не ладил в школе. Она дралась, как мальчишка. Он пару раз сильно огребал от нее, но признаваться Ане в этом уж точно не собирался.

— Не пират я вовсе, пошли гулять, — предложил он.

Аня развела руками.

— Не могу, я в лагерь чемодан собираю. Только если ты подождешь. Проходи, — пригласила она его.

Димка вошел и уселся на кровати. Делать было откровенно нечего. Он пнул одну из коробок, валявшихся на полу. Из картонки выпала темно-синяя замшевая босоножка с золотыми клепками. Высоченный каблук и длинные завязки тут же привлекли внимание девчонок.

— Это чьи? — восхищенно спросила Мира

— Мамины, — почти благоговейным шепотом ответила Аня.

— Дашь примерить? — попросила Мира

— Сначала я, — не отрывая глаз от туфельки, ответила Аня.

Надев обе, она выпрямилась и восхищенно посмотрела на себя в дверцу зеркального шкафа. Выглядела она, конечно, весьма курьезно. Зеленые велосипедки с далматинцами, оранжевая футболка, две косички и босоножки на платформе и высоком каблуке- эдакая Пеппи Длинныйчулок. Естественно, друг не выдержал и заржал. Димка давился смехом, тот вылетал из его рта квакающими, булькающими звуками. Он понимал, что Аня непременно обидится, но ничего не мог с собой поделать.

— Знаешь, что, — визгливо прикрикнула на него Аня, — иди-ка ты отсюда, и не надо больше за мной заходить. Дурак. — Она толкала его к двери, зло сверкая глазами.

Вечером Аня сидела дома одна. Мама была в больнице у бабушки, а дедушка уехал в деревню. Шел сильный дождь. Аня читала книгу:

«— У меня на кресте медальон… ты знаешь… в нем моя карточка и мамина… Возьми этот медальон себе на память… о бедной маленькой Нине!

На страшной своей худобой грудке блестел этот маленький медальон с инициалом княжны из бриллиантиков. Я не раз видела его. С одной стороны была карточка матери Нины — чудной красавицы с чертами грустными и строгими, а с другой — изображение самой княжны в костюме маленького джигита, с большими, смеющимися глазами.

Я не решалась принять подарка, но Нина с упрямым раздражением проговорила через силу:

— Возьми… Люда… возьми… я хочу!.. Мне не надо больше… И еще вот возьми эту тетрадку, — и она указала на красную тетрадку, лежавшую у нее под подушкой, — это мой дневник, мои записки. Я все туда записывала, все… все… Но никому, никому не показывала. Там все мои тайны. Ты узнаешь из этой тетрадки…»¹²

Аня читала эту книгу уже не в первый раз. Но слезы подступили к ее глазам. Княжна Джаваха вот-вот должна была умереть. Какая преданная дружба, сильные чувства! У нее с подружками так явно не было. Хоть они с Мирой и были неразлучны, но вот так друг друга точно не любили. С Олей последнее время тоже было не просто. Она влюбилась в Пашу и кроме него никого не замечала. С Полей Ане было весело, но они соперничали в театралке нешуточно. Перед каникулами и вовсе поссорились. Поля получила роль попугая в «Острове сокровищ», а Аню туда не взяли. Ей было ужасно обидно, и всю свою горечь она слила на Полю. Обозвала ее выскочкой и зазнайкой. Та терпеть не стала и назвала Аню профурсеткой и размазней. Если бы не Пашка, то девчонки бы непременно подрались.

В дверь позвонили. Аня отложила книжку и пошла открывать. Кто бы это мог быть? Обычно по вечерам ходят коробейники. Помнится как-то раз к ним заглянул один такой. После его ухода у них в доме завелся страшного вида массажер для спины. Он был похож на молоток. С одной стороны головки у него была красная лампа, которая, судя по инструкции, грела какими-то специальными лучами, а с другой-место для насадок. Мелкие пупырчики, рифлёные подушечки должны были обеспечить массаж как в салоне, но в домашних условиях. Бабушка мяла им пятки. Мама, увидев чудовище, под названием «Corall-2000» всплеснула руками, ведь агрегат стоил 2000 рублей, а это были большие деньги!

За порогом стоял мокрый Димка, под ногами у него растеклась лужа. Капли стекали с челки на нос.

— Ты чего пришел? — сложив руки на груди, спросила Аня.

Димка виновато смотрел в пол. Аня ему нравилась и ссориться с ней он не хотел.

— На вот, это тебе, — пробурчал он, вытаскивая из-под куртки подмокшую

коробку конфет Raffaello.

— Это еще зачем, — принимая подарок, спросила девочка.

Димка молчал, он и так еле решился явиться к ней.

— Ну проходи, — проворчала Аня.

Она налила чай, достала печенье и открыла конфеты. Они расположились на полу, стали играть в «Змеи лестницы». За окном бушевала непогода, но в комнате было удивительно тепло. Аня видела, что Димка жульничает. Она рассердилась и кинула в него подушкой.

— Эй, так не честно, — крикнул он.

— А три раза подряд выкидывать дубль шестерок, это честно, — сверля его зелеными глазами, спросила Аня, — на вот тебе, — при этих словах она кинула в него второй подушкой.

Димка поймал ее на лету и отправил обратно. Аня уклонилась, но при этом ее рука поехала по игровому полю, она рухнула прямо на Димку. Вот так случайно они поцеловались. Смущение, испытанное Аней, было отнюдь не тем чувством, которое она представляла себе, когда смотрела сериалы про любовь.

***

Тихие деревенские сумерки. На поле оседает туман. С пригорка, покрытого уже заколосившейся, но еще не поспевшей рожью, летят 2 велосипеда. Впереди высокая худенькая девочка, сзади, чуть-чуть отставая, коротко стриженый мальчишка.

— Поля, тормози, там лужа, — кричит мальчик.

Но девочка словно не слышит. На полном ходу она влетает в грязную воду. Из-под колес вздымается коричневый фонтан. Велосипед скользит по мягкому чвакающему дну, накреняется. Полина с размаху летит в грязь. Пашка быстро спрыгивает и бежит к сестре.

— Эй, ты живая, — беспокойно спрашивает он, протягивая Поле руку. Глаза девочки озорно сверкают, она с силой дергает брата на себя. Одно мгновение, и вот они оба лежат в грязной луже. — Бабушка нас убьет, — сердито ворчит Паша.

— Ну и пусть, — смеется Полина, — зато весело, а Олька твоя — скучная.

Пашка недовольно сопит. Он не знает, что возразить сестре.

Июль 2004

Праздничный торт с красными свечками стоял в центре стола. Аня в нежном розовом сарафане с воланами смотрела на него с неописуемым восторгом. Это был самый лучший день рождения. С утра ее уже поздравила крестная. Аня получила в подарок большого плюшевого пса. Тетя Женя принесла серебряную цепочку, на которой висел кулончик с розовым засушенным цветком, запаянным в пластиковый круг. Бабушка с дедушкой подарили 5 билетов в цирк. Сейчас Аня задует эти грандиозные свечи, и они с друзьями отправятся смотреть на бегемотицу Жужу. В афише значился еще иллюзионист. Аня смотрела по первому каналу передачу «Магия разоблачения. Тайна великих магов», теперь она просто мечтала увидеть настоящего фокусника. Счастливыми глазами она осмотрела присутствующих.

Оля приветливо улыбалась, украдкой поглядывала на Пашку. Ане понравилась ее белая футболка с голубыми стразами, они очерчивали силуэт бабочки, волосы подружки поддерживали крабики. Аня знала, что эти заколки подруга когда-то купила в подарок маме, она экономила на всех завтраках и обедах, ходила пешком в музыкалку, но ей все равно не хватало, как-то вечером она возвращалась с урока фортепиано домой, ей было очень грустно, что она не успевала накопить денежку к празднику, и вдруг под ноги ей попалось сто рублей. Оля была невероятно счастлива.

Поля с аппетитом жевала салат с крабовыми палочка, она очень любила консервированную кукурузу. На голове у подруги блестели разноцветные полосочки. О мелировании мечтала любая девчонка их возраста, но разрешили только Поле, мама Полины была парикмахером, она часто отрабатывала на дочери новые техники. Пашка дрыгал ногой под столом, утром он перехватил у отчима денег на красный клоунский нос, но потратил их по дороге на пачку жвачки и конфеты «Meller».

Единственное грустное лицо за столом было у Миры. Утром мать выгнала отца. Накануне он снова явился пьяный, перебил любимые мамины тарелки, которые ей подарила на свадьбу ее покойная мать, оказалось, что он проигрался в игровых автоматах, которые стояли в маленьком баре, находящемся в соседнем доме. Это стало последней каплей. Мира проплакала в обнимку с мамой несколько часов. Потом, немного успокоившись, она заплела на голове большую корзиночку, взяла подарок и отправилась к Ане, но настроение ее было препаршивым.

Подружка знала, что случилось у Мирославы. Ей очень хотелось ее обнять, пожалеть. Она попросила маму, чтоб Мира осталась у них ночевать. Аня надеялась, что волшебный цирк, веселые клоуны и добродушная бегемотица смогут развеселить подругу.

***

Полина восхищенно смотрела на сцену. Там, под самым куполом летала воздушная гимнастка, белые ленты, на которых она выполняла сложные трюки: цеплялась одной ногой, сворачивалась в калачик, беспрестанно летали, словно под шквалистым ветром. Оркестр сделал паузу, публика замерла. Сейчас гимнастка делала смертельный номер, она отстегнула страховку, в воздухе села на шпагат и полетела вниз, словно белый голубь, пикирующий к земле. Полина всю жизнь бы отдала, чтобы хоть один раз сделать что-то подобное. Ее всегда привлекали сложные трюки в кино, она узнала, что в их городе есть клуб каскадеров, но она была еще слишком мала для него.

Пашка ждал бегемота. Он видел его только на картинке в книге и еще в передачах о животных, ему очень хотелось знать, на самом ли деле у него такие крупные ноги, как же он не продавливает ими пол? Он взглянул на Олю, та неотрывно следила за сценой, но не гимнастка привлекала ее внимание, а оркестр. Девочка ловила движения дирижера, перебирала длинными пальцами по спинке впереди стоящего кресла, словно играла на фортепиано. Пашка удивился, он и сам любил музыку, увлекался гитарой, но такой острой тяги как у Оли к инструменту не испытывал.

Аня зацепила на руке Миры блестящий неоновый браслет, он, словно светлячок, горел в темноте. Еще чуть-чуть, и начнутся волшебные фокусы. Главное- набраться терпения. Она была абсолютно счастлива. Праздник удался!

1 сентября 2004 год

В далеком краю город ангелов есть.

Под Деревом скорби там можно присесть.

На плитах портреты устроились в ряд,

На солнце глаза их немного блестят.

Усталый хичкар устремляется ввысь,

Не веришь ты мне, поезжай, убедись.

Там цену души вам помогут назвать,

Ведь тех, кто ушел- ни обнять, ни позвать.

А бледные тени живых на земле

Тонкие руки тянут к ветле.

И горе их время не сможет унять,

Об этом, пожалуй, Вам следует знать!

Хронику трагедии, произошедшей в бесланской школе 1сентября 2004 года, сейчас стараются спрятать как можно дальше. В официальных источниках жертвами террористического акта признано 333 человека. Организаторами считаются Шамиль Басаев, Абу Дзейт, Магомед Хашиев, Руслан Хучбаров. Но виновных гораздо больше. О случившемся 3 дня говорили со всех телеканалов не только нашей страны. Там на руинах маленькой школы взошла звезда Маргариты Симоньян. Около нее громко глаголал официальную правду Дмитрий Песков. Реформы, протащенные под шумок, не вызвали бурного сопротивления. Слишком глубок был народный страх. Родители боялись отпускать своих детей в школу. Расставаясь с семьей, выходя за порог многих постигало ужасное чувство, они впадали в состояние ни с чем не сравнимой тревоги. Их руки холодели. Не было ни сил, ни желания разбираться, что делают те, кто не должен был допустить катастрофы. Трагедию и все, что с ней связано, будут упоминать лишь изредка. Людям в наследство останется мемориальный комплекс и несколько газетных статей.

***

На часах было 8 вечера. Мира сидела, не поднимая головы от швейной машинки. Новый шов никак не поддавался. Она хотела попросить помочь маму, но та очень устала. С тех пор, как женщина выгнала мужа, ей приходилось брать по 2 рабочие смены. Денег было мало, на одни учебники к началу года ушло около половины зарплаты. Сейчас Мира шила себе юбку- модную в мелкую складку, но сострочить заломы так, чтоб получалось аккуратное солнце никак не выходило. То ли она неправильно ставила лапку, то ли делала слишком большой загиб, но выходило некрасиво. Девочка в очередной раз взяла распарыватель. Глаза щипало от обиды. Ей казалось, что все на свете у нее не получается.

Мама подошла и погладила Миру по голове.

— Что ты плачешь, зайка моя? — спросила она, садясь рядом.

— Мам, почему не получается? — шумно втягивая носом воздух, спросила девочка.

— Сейчас посмотрим, — мама взяла со столика очки, она работала в пошивочной мастерской, целый день ремонтировала чужие штаны и куртки, пришивала пуговицы и ставила заплатки. К вечеру глаза так сильно уставали и дрожали руки, что она с трудом попадала ниткой в иголку, — чуть-чуть отступи и не натягивая сильно, — сказала мама, давай, пробуй, я посмотрю

Мира снова поставила лапку и проложила строчку, на этот раз получилось так, как ей и хотелось.

— Мам, а папа совсем не вернется, — неожиданно для себя, вдруг спросила девочка.

Женщина тяжело вздохнула.

— А как с ним жить? Он все проиграл, инструмент свой рабочий, деньги наши, машину отцовскую, и квартиру бы проиграл, если б его была, — взмахивая руками, ответила она, — ты Мира забудь про него, нам самим о себе думать надо, никто больше нам не поможет и не пожалеет, — наставительно сказала мать.

***

Аня лежала в своей комнате на кровати и плакала, 5 минут назад она услышала, как мама говорила дедушке, что у бабушки рак, вылечить ее было нельзя. Мама сказала, что бабушка умрет. Для Ани это стало глубоким потрясением. Она любила бабушку. Перед глазами девочки стояли крючковатые, покрытые веснушками добрые руки, которыми она заплетала внучке косички, маленький, аккуратный нос, держащий круглые очки. Ей слышался ее голос, спокойный, убаюкивающий, рассказывающий сказку про ленивую девчонку Белоручку. Аня не могла поверить, что бабушки не будет, что они больше не поедут в деревню на поезде, не выйдут вместе на станции, заросшей белой сиренью. Сегодня первый раз в жизни Аня увидела, как плачет дедушка. Всегда суровый, сдержанный, он выглядел словно ребенок, оставшийся один, когда мама сказала ему про бабушкин диагноз. Мир был черен и холоден. Аня засунула руки под подушку и уснула под звуки собственных всхлипываний.

***

Оля первый раз в жизни услышала, как по-настоящему ругаются ее родители. Мама обвиняла папу в том, что им домой все время звонит какая-то женщина. Папа сидел, опустив голову, и виновато молчал. Оля не понимала, что это означает. Сегодняшний день выдался каким-то особенно страшным. Сначала отменился концерт в музыкальной школе, к которому она готовилась целый месяц, по телевизору шли только новости о Беслане, и вдруг поссорились родители. Пашка после школьной линейки сразу убежал, он не проводил Олю, хотя еще недавно это было обязательным ритуалом. Она не понимала, что изменилось за лето. «Неужели не бывает постоянного счастья? — думала Оля, — получается за все надо платить…»

***

Сразу после линейки Полину и Пашу увезли на дачу. Это была традиция, на 1 сентября жарили шашлыки и парились в бане. Полина очень ждала поездки, она обожала жить в деревне. Там она чувствовала себя абсолютно свободно. У нее всегда были занятия. Она бегала в лес за ягодами и грибами, за небольшую денежку работала на маленькой ферме, где научилась ухаживать за цыплятами, доить коз и обрабатывать растения. Пашка, напротив, предпочитал город. Но сегодня он был даже рад, что его увезли. Ему не хотелось провожать Олю, но он не знал, как об этом сказать. За лето Паша отвык от ее спокойствия и размеренности. Ему стало казаться, что Полина права, и Оля просто скучная. Они с сестрой безмятежно валялись на сене, смотрели через дырку в крыше сарая на небо и ни о чем не знали.

30 Октября 2004

«Районы, кварталы, жилые массивы

Я ухожу, ухожу, красиво.

Районы, кварталы, жилые массивы,

Я ухожу, ухожу красиво…

У тебя все будет класс, будут ближе облака,

Я хочу как в первый раз, и поэтому пока,

Ярко-желтые очки, два сердечка на брелке,

Развесёлые зрачки, я шагаю налегке…»¹³

Пашка бил по струнам нещадно, девчонки орали во все горло. День рождения Полины был в самом разгаре. После посиделок в Макдональдсе, где каждый слопал целую гору всякой вкуснятины, ребята отправились на набережную. На удивление, было не холодно. Листья облетели, небо почти не хмурилось, легкий прозрачный воздух дрожал в такт с бешеными струнами. Оля откинула прядь темных волос, щекотавших нос. Она думала о папе, ее терзала одна единственная мысль: уйдет он из дома к неизвестной ей женщине или нет? Девочка не могла представить себе, что останется вдвоем с мамой, их отношения портились день ото дня. Иногда Оле казалось, что мать считает ее виноватой в том, что у отца появилась другая. Девочка гнала мысли прочь. Но сейчас, глядя на буроватые волны мерно бегущей реки, она ощущала сильнейшую тоску и жажду перемен. Ей отчаянно захотелось, чтобы мама не была такой упрямой, чтоб они смогли поехать на другой континент. Оля мечтала увидеть Ниагарский водопад, Центральный парк, Статую Свободы, музей Гугенхайма, папа был в нем и привез оттуда альбом, посвященный Шагалу. Но больше всего ей хотелось попасть на Бродвей, там шли обожаемые девочкой мюзиклы. После того, как она увидела «Призрака оперы» и «Мулен Руж», Оля часто представляла, как однажды она окажется в шикарном зале, с золочеными, обитыми красным плюшем стульями.

3 января 2005

По перрону шумного вокзала мела пурга, она задувала в открытые двери вагонов, где закутанные до самого носа проводницы проверяли билеты. Ветер кружил полы их темных форменных шинелей, опрокидывал чемоданы, завывал под самым пузом поезда. Группа из 15 человек заканчивала посадку в плацкартный вагон. Они заносили последний багаж. В клетчатых полиэтиленовых челночных сумках был реквизит для спектакля. Пашка поставил у окошка свою гитару. Полина вытащила на стол большой термос с чаем и миску с лапшой «Доширак». Оля забралась на верхнюю полку и завернулась в шерстяное одеяло, она приехала на вокзал раньше всех и очень замерзла.

Аня впрыгнула в вагон в последний момент. Расталкивая всех, пробиралась она к своему месту. На платформе ветер сорвал ее шапку и унес далеко. Пока она бегала и искала ее, поезд дал предупредительный гудок. Девочка очень сильно испугалась, она не могла пропустить это выступление, первые в своей жизни гастроли. Большое событие, ей наконец- то досталась главная роль, в кои-то веки, не Полине, а ей. Лицо ее раскраснелось, глаза горели от возбуждения, влажные волосы мелким бесом крутились у висков. Она с размаху плюхнулась напротив Полины.

— Фу, какая пурга, — отряхиваясь словно кошка, произнесла Аня.

— Зато ехать прикольно, чур я на боковушке, — захватнически улыбаясь, ответила Поля.

— Да пожалуйста, я наверх не хочу, — мурлыкала Аня, — а где Оля?

— Я тут, — подала голос Оля, она свесилась с верхней полки и натянуто улыбнулась. Ей не хотелось никуда ехать, с тех пор как Пашка перестал с ней дружить, занятия в театральной студии стали поводом для грусти. Сначала Оля хотела поделиться своим секретом с Аней, но передумала. Подружка менялась на глазах. Ее интересовали только мальчишки. Стоило какому-нибудь мальчику появиться в радиусе 10 метров, как Аня начинала цвести фиалкой. В 8 из 10 случаев ей удавалось привлечь внимание. Одномоментно она превращалась из пронырливой девчонки в загадочную томную даму. Оля рассказала об этом маме. Та улыбнулась и посоветовала присмотреться к Ане и, возможно, поучиться. Но Оля не хотела такому учиться, она думала, что должна нравиться мальчикам именно такой, какая она есть, а все эти ахи, вздохи, беспрестанное кокетство — глупое жеманство.

Пашка бросил взгляд на Аню, сегодня она показалась ему удивительно хорошенькой, хотя раньше он считал ее угловатой плюшкой. Но с недавних пор она изменилась. Он заметил это во время импровизационных этюдов, ей очень удачно удалось изобразить греческую амфору. В отличии от Оли Аня много смеялась, никогда никого не критиковала, а еще загадочно улыбалась. Полина правда недолюбливала Аню. Они постоянно соперничали за роли. Природное Полино озорство рвалось наружу, она лучше всех кричала: «Пиастры!»— чем заслужила роль в конкурсной постановке «Острова сокровищ». Там должны были играть одни мальчишки, но сестра прорвалась, она стала хитрющим попугаем Джона Сильвера, и единственной девочкой в команде пацанов. Сейчас в новогоднем спектакле Поле досталась роль Бабы Яги, и получалась, надо заметить, отменно. Но сестра была недовольна, она хотела сыграть Машу.

«Новогодние приключения Маши и Вити» были ее любимым детским фильмом. Каждый год, пока родители готовились к празднику, нарезали салаты, Поля наряжала елку, а на экране происходили волшебные приключения. Она видела себя Машей. Но эту роль отдали Ане. Она очень расстраивалась, смирение так и не пришло. Пашка вообще не понимал, как сестре удается так лицемерно лгать. Если взглянуть на их отношения с Аней со стороны, то можно подумать, что они лучшие подруги, не разлей вода. Но Паша то знал, как злобно шипит Полина, часто называет Аню дурочкой.

— Пироги будете с брусникой? Мне мама напекла, вы таких вкусных не ели, — доставая корзинку, закрытую ярким полотенцем с оранжевым петухом, спросила Аня.

— Давай, — радостно протягивая руку, ответила Полина, она так доброжелательно улыбалась, что невозможно было поверить, что между девчонками есть хоть какое-то противостояние.

Паша тоже взял пирог, он осторожно посмотрел на спустившуюся Олю. Она старалась завесить лицо своими иссиня-черными волосами. Ему стало как-то стыдно, он чувствовал, что девочка очень переживает из-за их дружбы.

Поезд тронулся, колеса медленно отстукивали глухой ритм, подобно сердцу, в такт отбивали ложечки, покачивающиеся в граненых стаканах, обнятых серебристыми подстаканниками. Дрожали занавески, за ними проплывали покрытые сугробами полустанки, тьма пожирала землю, лишь фонари разрывали плотное черное одеяло яркими желтыми всполохами.

— Паш, сыграй, — попросила Аня, ее голос звучал мягко, уже не детский, какой-то странный, сливающийся со стуком колес.

Он расчехлил гитару, белые тонкие пальцы, словно пауки подкручивали колки. Аня следила за его руками, было в них что-то загадочное, она не понимала, как он перебирает струны так быстро. Ей самой хотелось научиться, но никак не хватало времени и усидчивости, она играла на фортепиано и это занятие утомляло ее. И очень боялась, что новый инструмент ей наскучит.

Паша запел:

«Полковнику никто не пишет,

Полковника никто не ждет.

На линии огня

Пустые города,

В которых никогда

Ты раньше не бывала.

И рвутся поезда

На тонкие слова.

Он не сошел с ума,

Ты ничего не знала.¹⁴

Аня слушала его голос, следила за быстрыми переборами. Что-то в ней менялось. Ей хотелось, чтоб Оля осталась в городе, Снегурочку могла сыграть любая другая девочка. Аня икоса бросила взгляд на подругу, та явно чувствовала себя не в своей тарелке. «Так нельзя», — пролетело в голове Ани. Но вопреки принятому решению, она улыбнулась Паше. Он поймал ее томный взгляд. И слегка кивнул.

7 января 2005

Снег рыхлой ватой налипал на ботинки, сладко скрипел. В высоких, взмывающих под самое небо соснах гуляли лучи закатного солнца, одевая стволы в красную парчу. Воздух пах морозом. Аня выскочила из концертного зала, где минут 30 назад закончилось их выступление. Это настоящее волшебство, новая сцена, волнение, другие театральные коллективы. Аня была окрылена. Но в бочке меда всегда есть ложка дегтя. Она опять потеряла шапку. «Просто наказание какое-то с ней, — думала девочка, пока лазила под всеми стульями в зале, бегала за кулисами, но так и не нашла, — почему мама постоянно заставляет меня носить ее, ведь мне не холодно?» Представляя, что ей за потерю скажут дома, размышляя о несправедливости бытия Аня шагала в сторону столовой. Вдруг она заметила Полину, через две дорожки, прямо под сенью покосившейся сосны. Девочка воровато оглянулась, и юркнула в подлесок. Аня остановилась. Очень странно, с чего бы подруге прятаться? Но тут она увидела мальчишку из другого театрального коллектива, он играл Муми — тролля. Парень пробирался четко за Полей. Аня не поверила своим глазам. Она подошла ближе, из-за деревьев было плохо видно, но кое-что разглядеть удалось. «Вот лицемерка», — подумала Аня, ведь еще пару недель назад, когда она жаловалась, что ей не очень нравится целоваться с Димкой, Полина сказала, что вообще никогда не будет обниматься и целоваться с мальчишками, что все они глупые. И вот теперь, с каким-то почти не знакомым мальчиком… Ехидно ухмыляясь Аня двинулась по дорожке.

***

Поля оглянулась, Саша шел слегка позади. Она улыбнулась. Это было такое новое неожиданное и приятное ощущение, что Полина хотела растянуть его на долго. Волнение и азарт были такими же сильными, как в тот момент, когда она неслась по сельской дороге на мотоцикле. Летом один деревенский мальчишка прокатил ее. С тех пор она заболела скоростью. Но оказалось, что не только там, можно словить это странное, томительное, перехватывающее дыхание чувство. С Сашей они познакомились в первый день фестиваля в очереди за яблочным компотом. Высокий, пожалуй, даже худой, с крупными карими глазами и пухлыми губами, он сразу понравился Поле. Она спросила его, из какого он города. Оказалось, что они земляки, только он живет в Брагино. Поля этот район недолюбливала. Там была автобаза, на которой подрабатывал отец. Иногда, когда он брал с собой Полину, они проезжали мимо серых однотипных тусклых пятиэтажек, из окон которых то и дело слышалось: «Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери. Зла немерено. Лежит на сердце тяжкий груз…» или «Кольщик, наколи мне купола, рядом чудотворный крест с иконою, чтоб звучали там колокола с переливами и перезвонами»¹⁵. Полина не была против шансона или песен Михаила Круга, друзья отца часто слушали эту музыку, когда приезжали к ним на дачу из машин доносились слова и позабористее. Но девочке было страшновато смотреть на синие испитые лица женщин, сидящих на лавочках у подъездов, на чернеющие от копоти дыры форточек. Если в городе что-то случалось, то можно было смело утверждать, что это произошло либо в хвосте улицы Панина, либо на Пятерке или Перекопе. Правда последнее время к числу неблагополучных район подтянулась еще Резинотехника и Липовая гора. После того, как отца очень сильно побили, когда он возвращался с автобазы, Поля с опаской и настороженностью относилась к людям, которые говорили, что живут в Брагино.

Но так или иначе, а Саша ей приглянулся, они разговорились и вот теперь у них было первое свидание. Полина стеснялась рассказать об этом подружкам. Ей казалось, что она выше примитивных девичьих разговоров. Поля высмеивала Аню с ее вечными вздохами по парням, порицала Олины страдания по брату. Что скажут девочки, если она признается, что у нее появился поклонник? Конечно, будут противно хихикать и обсуждать ее. Такого она допустить не могла.

***

Оля старалась не замечать Пашиных взглядов, обращенных на Аню, но это было практически невозможно. Мальчик словно прирос к подруге, и та не возражала. Сказать Ане, что ей неприятно, Оля не решалась, хотя считала, что это должно быть очевидно. Вечерами, когда весь коллектив собирался у них в комнате, они пили слабо заваренный чай, их руководительница называла его моча сиротки Каси, Паша играл на гитаре, Аня наклоняла голову, смотрела ему в глаза и закусывала губу. Оля знала это движение, она видела его не в первый раз. Единственным успокоением было то, что на дискотеке Аня пока танцевала с другим мальчиком. Наряжаясь на танцы, она невзначай взглянула на себя в зеркало. «Что со мной не так, — думала Оля, — я не хуже Ани, у меня не такой капризный нос, нет этих вечных дурацких кудряшек, падающих на лицо. Почему она?»

***

В большом спортивном зале поднимался синий дым, гремела музыка:

«Черный бумер, черный бумер

Стоп сигнальные огни,

Черный бумер, черный бумер,

Если сможешь догони…»¹⁶

Аня бешено трясла волосами. Она обожала танцы. Они вошли в ее жизнь после первого балета. Ей было 8 лет. Они всей семьей пошли на «Лебединое озеро». Мама, бабушка, дедушка, Аня, крестная и муж крестной. Расселись в первом ряду амфитеатра, дамы были в вечерних платья, мужчины в костюмах. Анин дедушка и муж крестной сели рядом, периодически они о чем-то перешептывались. В антракте вся семья отправилась в буфет, мама взяла для Ани потрясающе вкусный эклер, бабушка пила чай, мама и крестная заказали по бокалу шампанского, мужчины решили хлопнуть по рюмашечке коньячку. Вечер перестал быть томным в тот момент, когда семья вернулась в зал. Сначала муж крестной долго прохаживался по прическе дамы, сидящей недалеко от них, потом старался снять галстук, он уверял, что если не сделает этого, то непременно задохнется. Когда начался второй акт балета, он уже не шептал, а громко комментировал происходящее на сцене. И тут в какой-то момент один из артистов выполнил движение очень неудачно. Муж крестной хлопнул себя по коленям и обратился к Аниной маме:

— Ритка, ну ты вообще видела, как он обосрался? — громко заявил он.

Крестная, которая почти весь второй акт тихонько цыкала и толкала его в бок, взорвалась.

— Да замолчишь ты наконец или нет? — так же громко прошипела она, — мы не тебя сюда слушать пришли.

Но Аня не обращала на них никакого внимания, она всей душой была прикована к сцене, на которой порхала нежная белая балерина, ее тонкие ручки в свете софитов были похожи на крылья, а дрожащая пачка на перья. Аня верила в каждую эмоцию, переданную хрупкими пальцами. После окончания спектакля все пошли получать вещи, перед гардеробными стойками красовались огромные зеркала, в холле тихо играла музыка из балета. Аня не могла стоять в очереди, она скакала по длинному коридору, выделывала ножками па, подражая балеринам.

Сейчас Ане остро не хватало Миры, она разделяла ее любовь к танцам в отличии от Полины и Оли. Поля просто игнорировала этот вид развлечения. Оля же с печальным видом сидела на трибуне. «Ну почему она всегда такая скованная и серьезная, неужели нельзя быть проще, — думала о подруге Аня, — вот Мирка совсем другая, всегда понятно, о чем она думает, хотя последнее время кроме Вовки- ни о чем». Это была сущая правда. Аня надеялась, что парень пропадет из мыслей любимой подружки, после того как закончит 9 класс и поступит на авто-механика в колледж. Вовка ей не нравился. Она считала его быдловатым. Грубый, развязный, он почему-то страшно привлекал Миру. Она часами могла говорить о нем. Аню это бесило.

Заиграл медляк, тихий, журчащий, переливчатый. Если бы Аня играла сейчас в «Угадай мелодию», то она бы назвала песню с 1 ноты. Вот-вот должна была запеть участница «Фабрики звезд» Ирина Дубцова. «Да, уж точно, все мысли лишь о нём и о нём, — сокрушенно думала Аня, — ну почему Оле обязательно сидеть на трибуне, почему она не осталась в комнате?»

— Давай потанцуем? — прозвучало над самым ухом. Это был Паша. Аня замерла, пока они играли в переглядки, с Олей можно было не объясняться, но, если она сейчас согласится…Аня не успела дать ответ, как он уже взял ее за руку и повел танцевать.

Оля опрометью выскочила из зала. Она не хотела смотреть на это ужасное предательство. Как Аня могла с ней так поступить? Горькие слезы обиды и разочарования катились по ее щекам. Решено, она уйдет из театралки.

9 мая 2005 год

«Поздравьте меня, дорогая: я рад, что остался в живых,

Сгорая в преддверии рая средь маршалов и рядовых,

Когда они шумной толпою, в сиянии огненных стрел,

Влекли и меня за собою… Я счастлив, что там не сгорел.

Из хроник, прочитанных мною, в которых — судьба и душа,

Где теплится пламя былое условно, почти не дыша,

Являются мне не впервые, как будто из чащи густой,

То флаги любви роковые, то знаки надежды пустой,

То пепел, то кровь, а то слезы — житейская наша река.

Лишь редкие красные розы ее украшают слегка.

И так эта реченька катит, и так не устала катить,

Что слез никаких и не хватит, чтоб горечь утрат оплатить.

Судьба ли меня защитила, собою укрыв от огня!

Какая-то тайная сила всю жизнь охраняла меня.

И так все сошлось, дорогая: наверно, я там не сгорел,

Чтоб выкрикнуть здесь, догорая, про то, что другой не успел».¹⁷

Аня стояла на центральном городском стадионе. В руках она держала письмо в форме треугольника, словно только что получила его с фронта. Ветер трепал ее волосы и подол ситцевого платья, по голым рукам ползли мурашки. Единственное, что защищало девочку от пронизывающего холода, — серый пуховый платок, наброшенный на плечи. Шла финальная сцена их спектакля по мотивам повести Булата Окуджавы «Будь здоров, школяр!». Впереди «Вальс победы» и можно будет пойти домой. «Как же мерзнут ноги, черт возьми, кто придумал отмечать День Победы с размахом, 60 лет уже прошло, а носятся с войной так, как будто было только вчера! Каждый год эти концерты: Газманов со своими «Офицерами», Любе с «Батяней комбатом», по телевизору сплошная черно-белая мутотень, как будто все должны умереть во имя Памяти воевавших предков от скуки!»— Аня сделала страдальческое лицо, обычно ей трудно это удавалось, но только не сейчас, муки, переживаемые ею, в данный момент были настоящими. Она живая и веселая от природы, никак не могла взять в толк, почему нельзя почитать погибших как-то иначе.

«Весна сорок пятого года-

Как ждал тебя синий Дунай.

Народам Европы свободу

Принес жаркий солнечный май.

На площади Вены спасённой

Собрался народ стар и млад,

На старой израненной в битвах гармони

Вальс русский играл наш солдат!

Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай,

Тот цветущий и поющий яркий май.

Вихри венцев в русском вальсе сквозь года

Помнит сердце не забудет никогда.

Легко вдохновенно и смело

Солдатский вальс этот звучал,

И Вена кружилась и пела,

Как будто сам Штраус играл.

А парень с улыбкой счастливой

Гармонь свою к сердцу прижал,

Как будто он волжские видел разливы,

Как будто Россию обнял.»¹⁸

Аня кружилась с Пашей в вальсе, рядом точно в таком же платье делала тур Полина. Ситцевые юбки, серые платки, словно кристаллы в калейдоскопе вращались по сцене.

Забравшись в автобус, где были теплые вещи и термос с чаем, Аня наконец выдохнула:

— Фу, господи, наконец-то, теперь еще год без этого кошмара, — натягивая теплые штаны, сказала она.

Поля сделала вид, что не слышит слов подруги. Для нее 9 Мая было особенным днём. Ее любимый дедушка дошел до Берлина, тогда ему было 20 лет, он потерял глаз. Поля гордилась им. Ей казалось, что то, что совершили люди его поколения, невозможно повторить. И один день в году, когда об этом говорят, — слишком мало, чтобы открыть правду великих борцов за жизнь. Но отец говорил, что те деньги, которые тратятся на организации этих праздников, надо собрать и отдать еще оставшимся в живых ветеранам, а не устраивать марши по площадям и салюты над городом. Его возмущала показушная политика государства, пафосная гордость героями, которая не сопровождалась ничем кроме помпезных гуляний. Поля же просто любила дедушку и праздник, связанный с его жизнью.

— Какая же ты дура бываешь, — рассердился Пашка, он тоже любил деда и гордился им. Для него, обожавшего «Двух капитанов» Каверина, «Судьбу человека» Шолохова, «Батальоны просят огня» Бондарева, такое отношение к празднику было практически кощунством. Несмотря на то, что он любил с Аней целоваться под лестницей в Доме культуры, в выходные зависать с ней и мальчишками на футбольном стадионе около парка, ходить на хоккей, сейчас у него возникло огромное желание дать ей громкую затрещину. «Оля бы никогда такого не сказала! — в сердцах думал он, — бывают ли девчонки одновременно красивые и умные?»

— Ань, ты знаешь, как были написаны стихи и музыка, послужившие основой для «Майского вальса», — спросила Полина, стараясь разрядить обстановку, ей не хотелось, чтоб Пашка начал выяснять отношения с подругой, — дедушка говорил, когда освобождали Вену, в старом доме солдаты нашли целое, почти не пострадавшее пианино. Так вот, один солдатик решил наиграть на нем «Венский вальс», в ответ на его музыку, откуда-то из-под земли донеслись звуки скрипки. Солдаты начали поиски, откинули паласы и нашли вход в подвал. Там они разгребли завалы и спасли семью австрийского музыканта. Люди были удивлены, что советский военный знает их музыку, они решили сыграть вместе. Тогда их мелодию на улице подхватил аккордеон и гитара. Вот так, на развалинах сраженного города снова восторжествовала жизнь. Советские солдаты несли цветы к памятнику Иоганна Штрауса.

Аня сглотнула, ей было неловко и неуютно. Она ничего не имела против героев войны, ни секунды ни отрицала их подвиги, ей стало стыдно.

***

Оля стояла за ограждением и во все глаза следила за марширующими колоннами. Ей казалось, что она никогда не видела ничего более грандиозного.

Сейчас по Красной площади тянулись машины, папа назвал их «Трехтонки», они везли ветеранов. На одной из трибун сидели лидеры почти всех европейских государств: канцлер ФРГ Герхард Шредер, премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, вице-премьер Великобритании Джон Прескотт, президент Франции Жак Ширак, был даже президент Америки Джордж Буш. Что уж говорить о лидерах стран СНГ! из них только президент Грузии Михаил Саакашвили отказался посетить Парад Победы.

— Грандиозно, — прошептала Оля восхищенно.

— Ты так считаешь? — почесывая бороду, спросил папа.

— Ну конечно, ты только посмотри, какое великолепие, невероятная мощь машин, сколько красивых исильных людей, готовых отдать жизнь за Родину. Здесь и сейчас представители всего цивилизованного мира признают победу России, сам канцлер Германии приехал, — с придыханием сказала девочка.

— Дочь, что ты знаешь о войне? — грустно спросил папа

— Мы победили, освободили весь Мир от фашистской заразы, — довольно пространно ответила Оля.

— Ну, во-первых, не всех победили, многие фашистские преступники смогли скрыться и жили в Южной Америке. Во-вторых, ты знаешь, что во Второй Мировой войне принимали участие 62 государства, может ли быть, чтоб победил только СССР?

— Но ведь наши солдаты освободили людей из концентрационных лагерей, обороняли Сталинград, а как же блокада Ленинграда, а взятие Берлина и флаг над рейхстагом? — вопрошала Оля, не понимая, к чему клонит папа.

— Героизм людей никто не отменяет, СССР понес 26 000 000 человеческих потерь, здесь важно именно то, почему столько людей погибло, ведь ни в одном другом государстве нет таких ошеломляющих цифр.

— Русские люди готовы были отдать жизнь за свободу и Родину, — ответила Оля, эту фразу не раз она слышала в школе, им рассказывали про самоотверженный труд детей, женщин и подростков на заводах, про самопожертвование солдат и офицеров, про отчаянный ни с чем не сравнимый подвиг русского человека и грамотность командного состава.

— Не русские, а советские, — поправил папа, грустно вздыхая, — да, мы принимаем парад победителей, но это и парад погибших, чьи останки до сих пор не опознаны, тех, кто прошел через ГУЛАГ, тех, кто на коне шел под танк. Оля, важно понимать: в хорошо организованной армии почти никогда нет места подвигу, а красная армия совершала их почти на каждом шагу. Но если вдуматься, что толкало их на это? Душевные порывы или заградительные отряды?

— Что это такое, заградительные отряды? — озадаченно спросила Оля.

— Батальоны, которые стреляет в испугавшихся и развернувшихся. Солдаты шли в бой и знали, что они неминуемо погибнут, если повернут назад. Советское командование не отличалось гуманизмом, оно вышло из соглашения по красному кресту, солдаты, попавшие в плен, не получали ни помощи, ни поддержки. И это только верхушка айсберга. После окончания войны многие люди, освобожденные из лагерей, были репрессированы. Ибо бытовало мнение, что советский человек не может попасть в плен, он скорее умрет, а те, кто выжил- добровольно в него сдались и заслуживают наказания. Ты знаешь, что в Советском Союзе лишь на юбилейные даты устраивали большие праздничные мероприятия, а вот с 1995 года мы смотрим на мощь российской армии ежегодно.

Оля отрицательно покачала головой, она не понимала, к чему клонит отец. Для нее история была однозначной. Никаких сомнений в праве на гордость за страну не возникало

***

— Полей сюда, — сказала мама, вытирая серую гранитную плиту.

Мира послушно наклонила горлышко пятилитровой пластиковой бутылки на фотографию пожилого мужчины, смотрящую с гранитной плиты в вечность. Каждый год на 9 Мая они с мамой приезжали на старое сельское кладбище. Здесь покоились ее прабабушка и прадедушка, оба участники войны, они познакомились под Польшей перед самой победой, прожили вместе долгую, трудную, но очень счастливую жизнь: построили дом, родили троих детей. А вот братья прадедушки, а их было четверо, с войны не вернулись. В деревне на мемориальной плите список из 98 фамилий, каждый раз, когда Мира проходила мимо него, к горлу подступал комок. Из пятерых сыновей выжил только один, и это- большая удача. Мира с раннего возраста мечтала, что у нее будет много детей, и, глядя на памятные таблички, она кожей чувствовала весь ужас этой трагедии. Но здесь, на кладбище, ей почему-то не было страшно. Она слышала, как в лесу перекликаются птицы, ветерок шумит в одевающихся в зеленое платье ветвях. Кругом покой и умиротворение. Зазвонили колокола, их чистый звон эхом раскатывался меж витых оградок и скромных могил. Мать выпрямилась и перекрестилась.

30 мая 2005

В конце большого туристического автобуса было жарко. Вентилятор никак не хотел работать. Аня скинула кроссовки, подсунула ноги под себя и стянула толстовку, оставшись в легком топе на тонких бретелях. Ее мягкие волосы рассыпались по плечам, крупные кудри падали на белую кожу внезапно сильно округлившейся груди. Оля сидела рядом, демонстративно отвернувшись. Они не разговаривали уже несколько месяцев. И все из-за Пашки. Аня чувствовала себя страшно виноватой. Но она не могла удержаться. Ей очень хотелось объяснить все Оле, попросить прощения. Но та отказывалась с ней разговаривать. То, что они сейчас сидели рядом вышло случайно. Аня опять опоздала, и единственное место было рядом с Олей. Украдкой поглядывая на подругу, Аня надеялась, что дальний путь до Петербурга развяжет ей язык. Но Оля хранила молчание.

— Анька, иди к нам, — позвал ее один из одноклассников, — мы в дурака играем.

Девочка отрицательно покачала головой. Ей не хотелось сейчас кокетничать с мальчишками. За этот год Аня успела отточить навыки быстрого привлечения внимания. Они позволили ей на дискотеках танцевать все медляки, но и из-за них появились враги среди девчонок. До тех пор, пока рядом были Полина и Оля, Аня не обращала на это внимания. Сейчас же Поля укатила на дачу, а вторая подруга с ней не разговаривает. «Черт бы побрал этого Пашку», — бурчала Аня про себя, ее распирало раздражение, даже Мира, которая всегда недолюбливала Олю, ее не поддержала. Когда она рассказала про конфликт, Мирка долго смеялась, а потом заявила, что так Ане и надо, ибо нечего чужим мальчикам глазки строить. Ну разве она нарочно? Ведь он ей тоже нравился. Наконец Аня не выдержала:

— Ты вообще со мной разговаривать не планируешь? — не особо рассчитывая на ответ, спросила она.

Оля посмотрела на Аню уничижительным взглядом. В сущности, она уже сама не знала, злится ли она до сих пор. Но страх, что ее подруга может поступать по отношению к ней так скверно до конца не улегся. Оля промолчала.

— Я не знаю, как так получилось, я не хотела тебя обижать, но … — Аня запнулась, а что но? Ну да, Оля и Паша больше вместе не гуляли, но какая разница, если мальчик продолжал нравиться подруге. В голове прозвучал мамин голос: «Поступай с людьми так, как хочешь, чтоб поступали с тобой». Когда Аня поделилась с мамой причиной ссоры с Олей, то мать была крайне недовольно: «Это не по-товарищески, кто тебя только научил подобным штучкам?» Как же Ане было стыдно. Но стоило Паше взять ее за руку, приобнять за талию, чмокнуть в щеку, как все увещевания, горькие взгляды, брошенные Олей, тут же забывались.

***

Паша и Полина уехали на дачу сразу после последнего урока. Мальчик очень этого не хотел, он усиленно сопротивлялся, собирался поехать с Аней в Питер, но родители его не отпустили. Матери казалось, что он слишком плохо закончил учебный год. Трояк по химии вышел ему боком. Теперь все лето он вынужден будет сидеть у бабушки в деревне и зубрить формулы. Паша был уверен, что за это время у Ани наверняка появится новый друг, и его это злило. В сестре он тоже не находил утешения. После поездки на театральный фестиваль она очень изменила. Стала какая-то скрытная, очень часто уходила гулять без него и не во двор, а куда-то в центр. Он знал, что на деньги, заработанные летом, на рынке она купила себе тушь и блеск для губ. Поля прятала их в сумке и красилась украдкой, чтоб он не видел. Она перестала язвительно отзываться об Ане. Он все чаще замечал, что они вместе сплетничают за кулисами. Пару раз он даже видел, как Аня обнимала Полину. Причем Паше показалась, что она жалела сестру. Он пробовал спрашивать, но вечно болтливая Анюта злобно зыркнула на него и отказалась отвечать. А Поля и вовсе огрела его книжкой по голове, когда он проявил любопытство.

Полина действительно изменилась. Мимолетный роман на фестивале всколыхнул в Поле сильные чувства. С тем мальчиком они провстречались целых три месяца. Но он ей быстро надоел. На курсах по математике, организованных городом для одаренных подростков, Полина познакомилась с другим парнем. Это была любовь с первого взгляда. Он был старше. Поля слушала его, открыв рот. Он жил в квартире на набережной, его папа был успешным адвокатом, а мама занималась туристическим бизнесом. Сначала они держались за ручку, потом целовались, а потом он пригласил Полю к себе домой… О произошедшем рассказывать не хотелось. Было стыдно, тревожно, страшно. А потом парень ее бросил. Поля не знала, как с этим жить. Ей все время хотелось плакать от досады и обиды. Дело было даже не в любви, а в том, как он это сделал. Парень просто перестал отвечать на звонки. А когда они встретились в рекреации на курсах, сказал, что никогда и не считал их отношения чем-то серьезным. Полина была раздавлена. Рядом оказалась Аня. Она каким-то шестым чувством поняла, что происходит в жизни Поли. Аня выслушивала все жалобы, обнимала, вытирала сопли. Полина была очень благодарна, ей казалось, что без подруги она бы просто не пережила свою первую в жизни потерю. Тайная вражда сошла на нет. Узнав Аню поближе, Поля заметила, что она совсем не глупая, но очень неуверенная в себе, всего боящаяся.

Пару раз речь заходила и об Оле, Аня говорила, что сильно переживает. Но Пашка ей действительно нравился, и не гулять с ним она не могла. Поля с трудом понимала, чем девчонок так привлекает ее брат. Для нее он был простым долговязым парнишкой, с грубоватыми шутками, необязательный и ненадежный. Иногда она даже называла его простофилей. Ладно Аня, та постоянно в кого-то влюбляется. Но Оля, как у такой серьезной девочки может быть на уме ее брат-пустозвон?

Последнее время Полине жилось достаточно вольготно. Недавно они с родителями переехали в новую квартиру, где у нее наконец-то была своя комната. Мама открыла маленький салон красоты, в котором с утра до вечера проводила дни. Отец тоже много работал. Он стал гонять фуры с премиальными автомобилями. Никто не следил за тем, чем девочка занимается. Она была предоставлена сама себе. Сейчас, летом, она работала на ферме, ей очень нравилось ухаживать за животными, но больше всего привлекали клумбы и их оформление. Хозяйка расширяла свое садовое хозяйство: у нее появились цветники с розами, кадки с туями. Поля часы напролёт могла проводить в оранжереях. Она уже давно чувствовала себя взрослой. Мать никогда не озабочивалась вопросами домашнего уюта. Поля готовила на всех, сама убирала дом. Общалась в основном с отцом. Он иногда брал ее с собой в рейсы или на авторынок. Когда в ее жизнь ворвалась любовь, у нее даже не возникло мыслей о том, что этот вопрос можно обсудить с мамой. Пропалывая цветники, Поля думала о том, что к осени неплохо бы накопить денег на сережки-кольца. Она их видела на рынке: большие обручи привлекли ее внимание мелодичным звоном, который они издавали, покачиваясь на ветру.

***

Через час сбор у автобуса, — объявила учительница.

Аня медленно двинулась по круглому огромному саду. Розы, качающиеся в такт с ветром, кланялись к земле. Великолепие пышных цветов поражало. Но еще больше впечатлял дворец. Таких колонн, огромных залов и фонтанов-шутих Аня раньше не видела. Она старательно фотографировала все, что привлекало ее внимание. Ей очень хотелось сделать большой коллаж и повесить его на стену. У Миры был такой из Казани. Аня восхищенно вздохнула, вспомнив, как совсем недавно они с подругой красили в небесно-голубой деревянную рамку, наносили на нее лак, вырезали разные смешные мордашки и картинки, чтоб заполнить ими пространство между фотографиями. Аня обернулась, на лавочке под большим, мохнатым, словно кот, кедром сидела Оля. Она потирала лодыжку и выглядела очень озабоченной. Аня засомневалась, стоит ли подходить. Они осматривали достопримечательности Петербурга уже 5 дней, но та не проронила ни слова в Анин адрес, она общалась с кем угодно, но только не с ней. Аня решила предпринять еще одну попытку.

— Что случилось? — спросила она, подходя к подруге.

Оля подняла голову. В глазах ее отразилось раздражение: «Ну почему Аня не может просто отстать, ведь они не разговаривают уже несколько месяцев». Девочка вспомнила, как тяжело переживала предательство отца ее мать. Оля сразу не поняла, что произошло между родителями. Почему папа все время спит в гостиной, а мама старается избегать его вечерами и задерживается на работе. Но чудо прощения все-таки произошло, они не развелись. Может быть, и ей стоит простить Аню?

— Ничего, — неожиданно буркнула она.

Аня села рядом:

— Ну раз ничего, то я, пожалуй, тоже посижу и ничего не буду делать, — она плюхнулась на лавку рядом с Олей, сложила руки на груди и закинула ногу на ногу. Больше всего она напоминала обиженную, насупленную канарейку.

Девочки молча буравили друг друга глазами. Наконец Оля не выдержала.

— Ну что ты все за мной ходишь, не хочу я мириться, — злобно прошипела она.

— Почему? — раздраженно бросила Аня.

— Да потому, ты что глупая что ли? Как мы будем дружить, когда ты гуляешь с моим мальчиком? — рассердилась Оля.

— Твой говоришь, и что делать, если он мне нравится, а ты мой друг, мне порваться что ли? Я же на тебя не обижалась, когда ты с ним гуляла, — раздувая челку и отгоняя приставучую пчелу, возмутилась Аня.

Оля опешила, подруга задала очень неприятный вопрос, она никогда не задумывалась над тем, что Пашка мог нравиться Ане до того, как они начали гулять.

— Да тебе каждый второй нравится, — сквозь зубы проскрипела Оля.

— А вот и нет, — огрызнулась Аня, — что хоть вы все считаете меня легкомысленной, что ты, что Мира, может мне только Пашка и нравился, — театрально закатив глаза, надрывно произнесла она. Сейчас Аня верила в то, что говорит. Ей вдруг представилось, что она несколько лет была влюблена в Пашу, — если я вам не ною и не жалуюсь, это еще ни о чем не говорит, — Аня надула губы, было видно, что она очень обижена, — а знаешь что, я действительно достаточно времени потратила на то, чтобы извиниться, не хочешь, ну и не надо, — Аня вскочила, топнула ногой и пошла прочь. С носа капали слезы. Ей очень хотелось домой, к маме.

Подойдя к месту сбора, Аня оторопела, автобуса не было. Она обвела глазами парковку, но никого из своей группы она не увидела.

— Где все? — раздался озадаченный голос Оли.

Аня отрицательно покачала головой, их забыли, автобус уехал, а они остались в парке.

— Оль, похоже, что все уехали без нас… — констатировала факт Аня.

— Я вижу, это все из-за тебя, — прошипела Оля.

— Я тот тут при чем? — расширив глаза от удивления, воскликнула Аня.

— Если бы ты до меня не докопалась, мы бы успели….

— Ах, ну конечно, всегда я у тебя виновата, первый раз что ли, — уперев руки в боки и сверкая глазами, закричала Аня, — в мяч играем, проиграли- я ловлю плохо, Мира ко мне пришла, когда я болела, а ты нет- так это я тебя не позвала, ты четверку по математике получила- опять я виновата, ты же мне помогала. Оля, сколько можно? Раз умная такая, что делать-то будем?

Оля ошарашенно смотрела на Аню. Она никогда не обращала внимание на то, что постоянно обвиняла подругу в общих промахах. Та никогда не противилась резким высказываниям, всегда старалась исправиться.

— А ничего не будем мы делать, — вдруг спокойно ответила Оля, — давай еще по парку погуляем, ну и позвоним учительнице нашей, пусть возвращаются, вообще считать не умеют, — неожиданно развеселившись, прибавила она, — пойдем, мороженое купим, у тебя деньги есть?

— Немного, я на магниты все истратила и на это, — Аня открыла сумку и вытащила веер из черных перьев.

— Зачем он тебе? — удивилась Оля.

Аня покраснела, ей ужасно нравился сериал «Бедная Настя», когда она увидела этот веер, то сразу вспомнила красивые кадры, женщин, кружащихся в вальсе, шикарные платья, к поясам которых были прицеплены веера.

— Не смогла пройти мимо, — смущенно ответила она.

Сентябрь 2005 год

— Ты крупные в мешок клади, а мелкие в корзинку, я их потом помою и в город сразу увезем, — говорила мама, подкапывая картофельный кустик.

Начало сентября выдалось удивительно теплым. Еще зелёные, но уже прозрачные листья подрагивали на веточках. В воздухе летали обрывки паутинок. На дачах пахло топящимися банями и жарящимися шашлыками. Аня нехотя собирала картошку. Мелкая земля попадала под ногти и застревала под ними черной полоской. Несмотря на перчатки маникюру пришел конец. Аня с грустью подумала о том, что не взяла с собой хотя бы пилку. Ей еще ни разу не удалось выскрести чернуху с помощью мыла. Как она пойдет с такими ногтями вечером на пруд с ребятами? Этот вопрос занимал ее мысли.

— Ань, ты меня слушаешь? — недовольно глядя на дочь, спросила мама.

Аня только что кинула в корзину большую картошину и вместе с ней кусок земли.

— Ой, — вырвалось у нее, — я случайно!

— О чем ты думаешь? — поджав губы, спросила мама.

— А почему у нас в доме так мало фотографий прабабушки и прадедушки, только два крупных портрета и все? — решила сменить тему разговора Аня.

— Тогда только по большим праздникам фотографировались, не то, что вы сейчас, даже в телефон уже камеры засунули, вы вообще от них не отклеиваетесь, — заметила мама.

Это была чистая правда, Аня не расставалась со своим телефончиком ни на минуту. Дедушка подарил ей его на новый год. Вожделенная Motorola RAZR V 3 стала для девочки центром жизни. Туда приходили сообщение от подружек, в записной книжке роились бесконечные мальчишки, с которыми Аня знакомилась на дискотеках.

— Мам, а прадедушка и прабабушка хорошо жили? — заинтересованно спросила Аня.

— Нет, они развелись на старости лет, только разъехаться не могли, так что прадедушка твой в бане жил, — коротко ответила мама.

— Как это развелись? — удивилась Аня, — но бабушка никогда не рассказывала, а почему?

— Прадед пил много и после этого дрался, его же контузило на войне. Прабабушка этого не стала терпеть. Он ее корову любимую на мясо сдал. Ты собирай давай, чего стоишь? — подкапывая новый куст, проговорила мама.

Аня не ожидала услышать такую грустную правду. Со слов бабушки она думала, что ее семья была счастливой и благополучной, а выходило, что все было далеко не так радужно. Но грустные мысли быстро вылетели из головы девчонки. Наклоняясь за очередной картошиной, она подумала о костре и о Лехе, который и собирал сегодняшнюю тусовку в честь закрытия сезона.

Сосед был веселым и компанейским, любил общаться. В его маленькой терраске яблоку негде было упасть. У него играли в карты и пинг-понг, у него во дворе висела боксерская груша и волейбольное кольцо, и это его папа соорудил две пары ходулей, которые привлекли внимание не только детей, но и взрослых. Аня была уверена, что вечером будет весело. Единственное, что ее смущало, так это то, что она была младше всех. Многие ребята уже учились в колледжах, техникумах, кто-то даже в университете, сам Леха в этом году заканчивал школу и наслаждался последними беззаботными месяцами.

***

— Пап, а что такое ядерная программа? — задумчиво ковыряя яичницу, спросила Оля.

— Исследовательская деятельность, направленная на изучение атомной энергии, а почему ты спрашиваешь? — удивился папа.

— Да вот, прочитала, что Иран возобновил программу обогащения урана и отказался от переговоров с ЕС. А почему Иран должен обсуждать и согласовывать свои внутренние вопросы с другими странами? — поинтересовалась Оля.

— Это очень сложный вопрос, — почесав в затылке, ответил отец. — С одной стороны, конечно, не должен, это их внутренне дело. Вот только ядерные компоненты легко становятся оружием, а Иран достаточно радикально настроенное мусульманское государство. Его политика вызывает обеспокоенность у других мировых держав, они опасаются за свою безопасность.

— Ну это же глупости, кто в 21 веке еще может хотеть на кого-то нападать, — удивилась Оля.

— Ты не права, конфликты бывают разные, в том числи и экзистенциальные, которые можно решить только смертью одного из противников, — заметил отец.

— Что значит экзистенциальные? — не поняла Оля.

— Конфликт на уровне смыслов, взглядов на жизнь. Существование одного исключает возможность существования другого. Бытие, обращенное в смерть, — подумав, ответил папа.

— Как сложно, — сказала Оля, глядя в глаза отцу.

— Это философия. То, что мы видим сейчас, лишь верхушка айсберга противостояния Запада и Востока. Цивилизации никогда не развивались равномерно. Одна всегда поглощала другую. Это только кажется, что религия ушла в далекое прошлое, но это неправда. Когда кому-то нужно зажечь конфликт, то самые простые пути для этого: национальный и религиозный вопросы, — помолчав проговорил отец.

— Почему? — удивилась Оля.

— Проще всего объединить людей в группу по общности территории и по мировоззрению, которое не сформировано долгой личной работой над собой, а навязано сверху. Это то, что требует меньше всего усилий от человека, — добавил он.

— Это так странно, ведь моя национальность в принципе от меня не зависит, — поморщившись, сказала Оля, — я же не выбирала, где мне родиться и никак не могу на это повлиять. А религию могу сменить или совсем не верить, как может это меня с кем-то объединять?

— По Кьеркегору человек проходит три стадии развития: эстетическую, когда живёт лишь переживаниями отдельных моментов; этическую, когда он живёт заботой о будущем, исходя из взятой на себя ответственности за прошлое; и религиозную, когда живёт ощущением вечности. Вот это желание вечности и сопричастности с чем-то большим и движет людьми, когда они объединяются по принципу нации и религии. Если правильно на этом сыграть, то мировоззренческий конфликт неизбежен, — ответил папа.

Апрель 2006 год

Клуб «Авангард» был полон молодежи, Мира танцевала в кружке своих одноклассниц. В уши били O-Zone и их «Dragostea Din Tei» в обработке какого-то местного диджея. Голова шла кругом от синего дыма и коктейля, который девчонки выпили перед танцами. На Мире было короткое неоновое платье, которое она сама сшила. Оно обтягивало ее фигуру до неприличия. Даже если бы девушка заявилась на танцы голой, все равно это выглядело бы куда целомудреннее, чем сейчас. Макияж был под стать: толстый слой тонального крема «Балет», которым она пыталась прикрыть пару так невовремя выскочивших прыщей, яркие зелёные переходящие в голубой тени из любимой, вымазанной почти до дыр палетки «Rube Rose», подводка по верхнему и нижнему веку делала лицо похожим на енота и жирная тушь, превращающая ресницы в паучьи лапки. Вся эта «красота» была надета и нанесена лишь с одной единственной целью- привлечь внимание Вовки. Мира знала, что каждую субботу он тусит в этом клубе. Она искренне надеялась, что не упустит возможности впечатлить его. Ей казалось, что она готова на все. Мира готовилась несколько недель, она специально ходила на эти танцы, высматривала девчонок, с которыми он зажимался, чтобы понять, какие девушки ему нравятся. Потом долго-долго просила у мамы именно такую мерцающую при свете прожекторов ткань, чтоб сшить коротюсенькое платье. Мира не сомневалась, что он оценит ее ноги, закованные в сапоги на тонкой острой шпильке. Оставалось только одно- случайно столкнуться с ним у бара или на танцполе. Она видела, как Вовка сдал в гардероб свой пухан, сунул руки в карманы новых спортивок и пошел в зал. В животе у Мирославы похолодело, после всех стараний и приготовлений она не могла решиться к нему подойти.

— А мы начинаем конкурсную программу, для первого тура мне нужно пятеро желающих, лучше девчонки, они ведь любят сладенькое! — закричал в микрофон патлатый тощий парнишка в белой майке и синих джинсах. — Ну, кто смелый?

Мира поняла — вот он, ее шанс. Со всех ног она бросилась на сцену.

— Отлично, а вот и первая участница, представься пожалуйста!

— Мирослава, — промямлила она в микрофон.

— Какое длинное имя, скажи Мирослава, смотрела ли ты шоу Романа Трахтенберга «Деньги не пахнут», — продолжал кричать в микрофон парень. Его голос Миру раздражал, она кивнула. — А готова ли ты уйти в отрыв, как участники этой передачи?

— Да, — стараясь казаться как можно более убедительной, отвечала Мира.

— Отлично, о я вижу, что подоспели еще четыре девочки, как вас зовут, девчонки? — развязно спрашивал он.

— Лиза, Женя, Катя, Даша, — раздался дружный хор голосов.

— Тогда начинаем, сейчас на сцене появятся стулья, а на полу я расставлю тарелки с кусочками торта, ваша задача будет быстро съесть торт, не отрываясь при этом от стула, но брать тарелку или торт руками нельзя. Та из вас, которая быстрее всех выполнит задание, получит сертификат на 10 посещений нашего прекрасного клуба и 2 билета в кино на «V — значит вендетта».

Мира не ожидала такого поворота событий. Она не представляла, как ей удастся съесть этот несчастный, украшенный кучей маленьких сливочных розочек торт. Единственное, что ей пришло в голову, так это подвинуть стул максимально близко к тарелке и лечь на него животом, опустив голову к куску. Есть было неудобно, крем пачкал лицо. Мира была в ужасе от того, как глупо, должно быть, она сейчас выглядит со стороны и молилась, чтоб предательски короткое платье совсем не задралось. Там внизу у самого края сцены громко хлопали и ржали. Мира и сама посмеялась бы от души, если бы не висела лицом над тортом. Словно из далека она услышала обратный отсчет, совершая громадное усилие над собой, начала жевать интенсивнее. Из-за неудобной позы все, что девушка запихала в себя просилось обратно. Ей казалось, что ее стошнит прямо сейчас.

— Стоп! — объявил ведущий.

Мира с облегчением выпрямилась, она боялась даже подумать, как выглядит ее лицо. Можно было не сомневаться, что отвратительный розовый крем у нее не только на губах, но и на носу, а возможно и в волосах.

— Итак, кто же у нас победил? — ведущий прохаживался мимо тарелок. — Нет сомнений, самая большая сладкоежка в этой пятерке — Мирослава. Друзья, дайте шуму, девочка честно выиграла абонемент и билеты в кино. Скажи Мира, с кем же ты пойдешь, когда отмоешься от крема? — вытирая с ее носа розовую массу и похабно облизывая палец, спросил он.

— С другом, — стараясь не рыгнуть в микрофон, ответила она.

— Повезло твоему другу, — подначивал ведущий, — ну что друзья, а мы поздравляем Мирославу и продолжаем наши жаркие танцы, — сказал он, вручая билеты.

Мира соскользнула со сцены так быстро, что даже опомниться не успела. Она мчалась в туалет, оттирать с себя сладости.

— Ей Мирка, стой, — хватая ее за руку, хохоча, перекрикивая музыку, сказал Вова.

— Привет, — вытираясь ладонью, проговорила Мира.

— Ну ты, конечно, дурная, ты зачем полезла-то? — откровенно ржал он. — Весь клуб на твой зад пялился.

— Да я же не думала, что там так надо будет, — заикалась она.

— Ну и зря, с каким другом в кино пойдешь? — окидывая ее внимательным взглядом, спросил Вовка.

— Да так, а ты что, хочешь пойти? — неожиданно выпалила она.

— А пошли, — подмигивая ей, ответил Вовка, — но сначала давай потанцуем.

Одну руку он положил ей на талию, голову опустил на плечо, плотно прижав Миру к своей груди. Они медленно вращались под картавый голос парня, именующего себя «DJ Дождик»:

«Почему же, почему же

Дождик капает по лужам,

Я иду по этим лужам,

Может я кому-то нужен?

Ветер дует в спину мне,

Ты забыла обо мне.

Верил я, что все пустяк,

Оказалось все не так.

От меня ты далеко,

Без тебя мне нелегко…»¹⁹

Июль 2006

Оля играла на фортепиано. Сейчас перед ней была открыта «Lacrimosa» Моцарта, ее руки извлекали из инструмента плачущие звуки. Папа сидел в кресле и читал газету. Оля услышала, как он громко выругался. Это было несвойственно отцу. Она повернулась и устремила не него пытливый взгляд.

— Пап, что ты читаешь? — с любопытством спросила Оля.

— «Ведомости». Вот слушай:

Президент России Владимир Путин подписал федеральный закон "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части отмены формы голосования против всех кандидатов (против всех списков кандидатов)", принятый Госдумой 30 июня 2006 года и одобренный Советом Федерации 7 июля 2006 года. Об этом сообщает пресс-служба президента России.

Данным законом предполагается отстранить от участия в выборах "виртуального кандидата", который в последнее время набирает достаточное количество голосов избирателей на выборах, проводимых как на федеральном, так и на региональном и местном уровнях. Считается, что данная мера должна стать фактором, стимулирующим участников избирательных кампаний более качественно и эффективно проводить работу среди избирателей, а также снизить вероятность ситуаций, когда выборы признаются несостоявшимися.»²⁰

— Что это значит? — задумчиво спросила Оля у папы.

— Это значит, что теперь на выборах человек обязан выбирать из тех, кто есть в бюллетенях.

— А если не нравится никто, как же это показать? — удивилась Оля. — Это же неправильно!

— Никак, только не приходить, не отдавать свой голос или испортить бланк, но тогда его просто не засчитают, так что будет неважно, придешь ты или нет, — негодуя, ответил отец, — никакой свободы выбора!

***

Мира села на край круглого фонтана.

— Блин, ну и жара, Ань, я сейчас умру, — простонала она, — зачем мы приперлись кататься на роликах в такое пекло?

Аня, обмахиваясь рукой, притормозила около Миры.

— Да ладно тебе, клево же, — улыбаясь солнцу и подруге, сказала она.

— Ах, да ладно! — воскликнула Мира, она зачерпнула из фонтана горсть воды и брызнула на Аню. Подруга подхватила забаву и тоже начала шлепать по воде рукой.

— Все, хорош, — сказала Мира, она сняла ролики и перекинула ноги в воду. Прохладная нежность побежала по ее пальцам, — как же хорошо!

Аня последовала ее примеру, они болтали ногами в чаше фонтана, солнце обжигало их плечи. Мира встала и пошла по воде. Мелкие капли падали ей на руки, блестели в волосах.

— Ты похожа на Ундину, — сказала ей Аня.

— Это кто? — недоуменно ответила подруга

— Прекрасная барышня, живущая в водоеме, что-то типа нашей русалки, — рассмеялась Аня.

Ноябрь 2006 год

— Аня, Аня, ты только представь, — вопила в трубку Мира, — я смогла, я его сшила!

Мира только что закончила платье в стиле ампир, которое должно было отправиться на городской конкурс исторического костюма. Девочка занималась им почти все лето.

— Я тебя поздравляю, ты молодец, — задумчиво ответила Аня, она читала «Демона» Лермонтова. Страстные строки будили воображение юной барышни. Она представляла себе красавицу Тамару и блистательного демона. Злой гений, готовый бросить весь мир к ногам возлюбленной, волновал сердце:

— Мир, ты «Демона» читала? — спросила она с придыханием.

— Ну, — разочарованно ответила подруга, ей очень хотелось рассказать, как она несколько ночей подряд пришивала тонкое кружево руками.

— Тебе понравилось? — с надеждой спросила Аня.

— Нет, — фыркнула Мирослава, — что там может нравиться?

— Ты только послушай:

«…Она моя! — сказал он грозно, —

Оставь ее, она моя!

Явился ты, защитник, поздно,

И ей, как мне, ты не судья.

На сердце, полное гордыни,

Я наложил печать мою;

Здесь больше нет твоей святыни,

Здесь я владею и люблю!

И Ангел грустными очами

На жертву бедную взглянул

И медленно, взмахнув крылами,

В эфире неба потонул.

X

Тамара:

О! кто ты? речь твоя опасна!

Тебя послал мне ад иль рай?

Чего ты хочешь?..

Демон:

Ты прекрасна!

Тамара:

Но молви, кто ты? отвечай…

Демон:

Я тот, которому внимала

Ты в полуночной тишине,

Чья мысль душе твоей шептала,

Чью грусть ты смутно отгадала,

Чей образ видела во сне.

Я тот, чей взор надежду губит;

Я тот, кого никто не любит;

Я бич рабов моих земных,

Я царь познанья и свободы,

Я враг небес, я зло природы,

И, видишь, — я у ног твоих!

Тебе принес я в умиленье

Молитву тихую любви,

Земное первое мученье

И слезы первые мои.

О! выслушай — из сожаленья!

Меня добру и небесам

Ты возвратить могла бы словом.

Твоей любви святым покровом

Одетый, я предстал бы там,

Как новый ангел в блеске новом;

О! только выслушай, молю, —

Я раб твой, — я тебя люблю!

Лишь только я тебя увидел —

И тайно вдруг возненавидел

Бессмертие и власть мою.

Я позавидовал невольно

Неполной радости земной;

Не жить, как ты, мне стало больно,

И страшно — розно жить с тобой.

В бескровном сердце луч нежданный

Опять затеплился живей,

И грусть на дне старинной раны

Зашевелилася, как змей.

Что без тебя мне эта вечность?

Моих владений бесконечность?

Пустые звучные слова,

Обширный храм — без божества!

Тамара:

Оставь меня, о дух лукавый!

Молчи, не верю я врагу…

Творец… Увы! я не могу

Молиться… гибельной отравой

Мой ум слабеющий объят!

Послушай, ты меня погубишь;

Твои слова — огонь и яд…

Скажи, зачем меня ты любишь!

Демон:

Зачем, красавица? Увы,

Не знаю!.. Полон жизни новой,

С моей преступной головы

Я гордо снял венец терновый,

Я все былое бросил в прах:

Мой рай, мой ад в твоих очах.

Люблю тебя нездешней страстью,

Как полюбить не можешь ты:

Всем упоением, всей властью

Бессмертной мысли и мечты.

В душе моей, с начала мира,

Твой образ был напечатлен,

Передо мной носился он

В пустынях вечного эфира.

Давно тревожа мысль мою,

Мне имя сладкое звучало;

Во дни блаженства мне в раю

Одной тебя недоставало.

О! если б ты могла понять,

Какое горькое томленье

Всю жизнь, века без разделенья

И наслаждаться, и страдать,

За зло похвал не ожидать,

Ни за добро вознагражденья;

Жить для себя, скучать собой

И этой вечною борьбой

Без торжества, без примиренья!

Всегда жалеть и не желать,

Все знать, все чувствовать, все видеть,

Стараться все возненавидеть

И все на свете презирать!..

Лишь только божие проклятье

Исполнилось, с того же дня

Природы жаркие объятья

Навек остыли для меня…»

Аня пролистала несколько страниц и с придыханием продолжила:

«…Моя ж печаль бессменно тут,

И ей конца, как мне, не будет;

И не вздремнуть в могиле ей!

Она то ластится, как змей,

То жжет и плещет, будто пламень,

То давит мысль мою, как камень —

Надежд погибших и страстей

Несокрушимый мавзолей!..

Тамара:

Зачем мне знать твои печали,

Зачем ты жалуешься мне?

Ты согрешил…

Демон:

Против тебя ли?

Тамара:

Нас могут слышать!..

Демон:

Мы одне.

Тамара:

А бог!

Демон:

На нас не кинет взгляда:

Он занят небом, не землей!

Тамара:

А наказанье, муки ада?

Демон:

Так что ж? Ты будешь там со мной!

Аня читала на одном дыхании, ей хотелось, чтоб когда-нибудь кто-то признался ей в любви столь страстными словами. Она мечтала властвовать безраздельно в душе мятежного духа.

— Кошмар, — резюмировала Мира, — неужели тебе это нравится, — он же врет ей, по ушам проехал, козлоногий. Фу, — подруга издала булькающие звуки.

— Что бы ты понимала в настоящей любви, — обиделась Аня.

— Ну уж побольше чем ты, — парировала Мира, — сколько максимально ты встречаешься с мальчиком- 2 месяца?

— Ну я не могу так как ты, Вовка твой тоже не фонтан, — прошипела Аня в трубку.

— Знаешь, что, я вообще больше тебе ничего не расскажу, — рявкнула Мира и бросила трубку.

***

Полина перебирала свою косметичку, черный карандаш, которым она рисовала себе стрелки, безнадежно сточился. Недовольно вздохнув, Поля пошла к маме, сегодня у нее было свидание с мальчишкой из молодежной хоккейной команды, она уже надела свои сережки кольца, короткую юбку и модные колготки с рисунками, оставалось только подвести глаза. Родители были на кухне, о чем-то оживленно спорили.

— Ты представь, сначала вина грузинские и молдавские запретили, теперь вот рейды эти. Что творят ироды, — возмущался отец, — со мной Гоги работает, отличный мужик, а его депортировать теперь будут.

— Да, смотреть больно, а в Кондопоге? Сумасшедшие, просто фашизм натуральный! Слава Богу, отец не дожил, — мать всплеснула руками. — Какое позорище.

Поля замерла в дверном проёме, она вспомнила своего деда- героя войны. Он был удивительно добрым, с золотыми руками. В бою он потерял глаз. Но это не помешало ему работать часовых дел мастером. Если мама говорит такое, значит она действительно раздражена.

14 февраля 2007 год

Оля лежала на кровати и слушала музыку. Время было самое подходящее для грусти. Праздник, а она одна:

«Напитки покрепче,

Слова покороче,

Так проще, так легче,

Стираются ночи.

Звонки без ответа,

Слова и улыбки,

Вчерашнее лето

Смешная ошибка …»²¹

Аня с Полиной ушли на тусовку к одному однокласснику, а Олю не пригласили. Ее это страшно обидело, она не ожидала, что девчонки пойдут без нее. Родители ушли в театр. Смотреть телевизор не хотелось. Читать надоело. «Грозовой перевал», за который Оля взялась, ей откровенно не нравился, и только привычка доводить все до конца, заставляла ее браться за книгу. От скуки она прибрала всю квартиру, испекла оладья на кефире, пощелкала семечки и даже разыграла арпеджио, но время ползло медленно. Оставалось только завалиться спать. Приняв душ, Оля улеглась и вставила наушники в уши, в надежде, что сон придет сам собой. Этого не произошло, она вертелась с боку на бок. В дверь позвонили. Оля очень удивилась. Кто бы это мог быть? Родители еще не должны были вернуться, ведь всего 8 вечера.

Оля подошла к домофону и проговорила тихо в трубку:

— Да

На другом конце молчали. «Может ошиблись?» — подумала она, вешая трубку обратно на стену. Но стоило ей сделать два шага к комнате, как в дверь снова позвонили.

— Кто там? — серьезно спросила Оля.

— Оль, это я, Паша, — покашливая, сказал бывший друг.

Былая обида, удивление и странная радость бурлили в ней.

— Ты зачем пришел? — строго произнесла она.

— Открой пожалуйста, я поговорить хочу, — тоскливо сказал Паша.

Оля нажала на кнопку. Она точно не знала, чего ждет, но чувствовала, что вот-вот произойдет что-то важное. На лестнице раздались тяжелые шаги. Забыв о том, что на ней голубая пижама с Минни Маус, она распахнула дверь. На пороге стоял Паша, в руках он держал букет из розовых гербер.

— Прости меня, — виновато произнес он, протягивая цветы, — я такой дурак был.

Оля не знала, что сказать, да и любые слова были излишни. Пашка и его возвращение- определённо, лучший подарок к празднику.

***

В маленькой комнатке, оклеенной синими обоями, было тесно. Подростки расположились на полу и крутили бутылочку. Игра захватила их полностью. Азарт, предвкушение, неизвестность и поцелуи! Можно сказать, что ради этого томительного ожидания в квартиру и набилась большая половина гостей. Кто-то попивал «Jaguar» и «Отвертку», кто-то курил в распахнутое окно, но большая часть играла. Аня сидела около Полины. Настала ее очередь крутить. Аня немного стеснялась. До этого она никогда не целовалась просто так, только с мальчишками, которые ей нравились, а тут… Поля же прекрасно справлялась с этой задачей. Аня видела, как загораются глаза у парней, когда один из концов указывал на подругу. На нее же бутылка еще ни разу не указала, и вот теперь подошла ее очередь крутить. Повернув липкую, зеленую стеклянную «стрелку», она испугалась, ей захотелось придумать предлог, чтобы скорее уйти отсюда, но было поздно, горлышко указало на ее бывшего соседа по парте. Аня вспомнила его желтые зубы и вздрогнула. Парень широко улыбался, наклоняясь к ней. Поцелуй был мерзкий. Его язык пронырливой улиткой скользнул ей в рот и достал почти до миндалин, ей захотелось кашлянуть. С большим трудом Аня вынесла это унижение. Когда ход перешел к другой девчонке, Анна ткнула Полину в бок локтем и прошептала:

— Я домой сейчас пойду, меня мама будет ругать, уже очень поздно.

— Ну вот, а я думала, что ты еще посидишь, — так же тихо ответила Поля.

Аня отрицательно покачала головой.

— Ты оставайся, а мне, правда, пора, — сказала она, вставая.

Аня быстро выскользнула в коридор, натянула ботинки и куртку, завязала шарф и уже собиралась уходить, как в дверном проеме нарисовался тот самый одноклассник, с которым она целовалась пять минут назад.

— Давай я тебя провожу, — пробасил он.

Аня опешила, только этого ей и не хватало. Вчера она сильно поссорилась с Пашкой, и они расстались в сотый раз, но теперь окончательно. Собственно говоря, именно это и заставило Аню пойти на квартиру. В ее планы не входило зависать с этим барабанящим пальцами по столу придурком. Она не хотела ему нравиться.

— Да не надо, тут до маршрутки совсем близко, — отнекивалась она.

Но парень ее не слушал. Он завязывал кроссовки. Тяжело вздохнув, Аня смирилась с тем, что это 14 февраля спасти уже нельзя.

1 Октября 2007.

Старая церковь полнилась запахом ладана, сердечных капель и пота. Аня стояла около мамы в толпе одетых в черное почти незнакомых людей, они вытирали носы и глаза бумажными платками, всхлипывали, глядя на стол, установленный в центре, покрытый бледно-зелёной скатертью с рубчатыми узорами, он внушал девочке страх. Она старательно отводила от него глаза, пытаясь представить, что она не здесь. Но они словно не принадлежали ей, постоянно ловили движения священника, обходящего этот гадкий стол круг за кругом. Гулким голосом он то ли пел, то ли читал: «Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоей Лисаветы, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная». Аня чувствовала, как тошнота подступает к ее горлу, воздух спертый душил девушку. Ей хотелось убежать, она не готова была смотреть на гроб, в котором лежала ее бабушка. Тяжелая болезнь иссушила тело, сделалаего маленьким и жалким, кожа бледная, словно лист выбеленной бумаги, но при этом какая-то странная, словно покрытая воском, блестела в отсвете колыхающихся свечей, выставляя на показ ужас и безвозвратность смерти. Но хуже этого было только лицо дедушки. Всегда бодрый, крепкий, стойкий сейчас он постарел лет на 15, пустые глаза его не выражали никаких эмоций. Он был словно сдувшийся воздушный шар. Аня взглянула на мать. Она уже не раз замечала, как выпрямляется ее спина, расправляются плечи, принимая балетную позу, в те моменты, когда ей особенно тяжело. Сейчас мама была похожа на каменную статую греческой воительницы. Но лицо было абсолютно спокойным, полным достоинства и выдержки. Только выступающие на кистях рук вены и прядь седых волос, которых, Аня могла поклясться, не было еще пару дней назад, выдавали ее скорбь. Оставалось совсем чуть-чуть- последний поцелуй. Аня подошла к бабушке и снова не узнала ее. Нагнулась, чмокнула холодный глянцевый лоб. Вздрогнула и отошла.

Вышли, по грязной расхлябанной дороге пошли в сторону сельского кладбища. Накрапывал мелкий дождь, голые ветки деревьев перекрещивались друг с другом, словно фехтовали. Шли недолго, покосившиеся ограды, венки, кресты. Аня раньше никогда не бывала на погосте. Бренность и бессмысленность человеческого бытия давила на плечи, словно пресс. Она едва сдерживала в себе безумный крик. Он клокотал в ее горле, готовясь вырваться в любую минуту. Как маме удается держать себя в руках? Остановились около зияющей ямы, в которой уже появились мелкие лужицы, Аня услышала странный глухой звук. Заколачивали гроб. «Господи, как же страшно, — подумала она, — за этим уже ничего никогда не будет». Деревянный, обтянутый бордовой тканью с черными оборками ящик опустили в могилу. Люди по очереди подходили и бросали горсть земли. Аня тоже бросила.

— Ты домой поедешь или на поминки пойдешь? — спросила мама, глядя куда-то между деревьями, ее губы обветрились и потрескались, она куталась в черное шерстяное пальто, прижимая посиневшие руки к груди.

— Мам, лучше домой, — упавшим голосом ответила Аня.

— Тебя тетя Женя отвезет, — ответила мать.

***

Аня щелкнула телевизионным пультом, на экране всплыли Ногу Свело. Максим Покровский шел по опавшим листьям, его черное пальто развевалось на ветру: «Люди никогда не вспомнят наши юные смешные голоса, теперь их слышат только небеса…». Аня не выдержала и закричала. У нее совершенно не было сил. Смерть непроницаемым одеялом окутывала девочку, ей казалось, что она тонет, с ненавистью бросив пульт об пол, она выскочила в коридор к телефону. Сейчас единственный голос, который бы мог ее успокоить и поддержать был Мирин.

— Привет, — давясь рыданиями, сказала Аня.

— Привет? — растерянно и вопросительно произнесла подруга.

— Можно я к тебе приду? — всхлипывая, спросила Аня.

— Конечно, я жду тебя…

1 января 2008

Серое утро, Аня отдернула штору. Крупные снежинки, похожие на куриный пух, медленно кружились в воздухе, падали на абсолютно пустой проспект. Девушка опустила занавеску. Какое счастье, что прошлый год закончился! Она не могла больше выносить скандалов матери и деда. Теперь, когда он переехал, жить стало гораздо спокойнее. После смерти бабушки прошло всего несколько месяцев, а он уже с другой женщиной? Как это возможно. Мама говорила, что дедушка встречался с ней, пока еще бабушка была жива. Какая мерзость. Какое предательство!

Маленькая стрелка часов показывала 10 утра. Аня нажала на красную кнопку телевизионного пульта. По Первому каналу шли новости: «Срок службы в армии России по призыву сокращён до 12 месяцев и прекращается призыв офицеров запаса из числа выпускников вузов, окончивших военные кафедры до 2007 года включительно…». Аня переключила канал: «И уносят меня и уносят меня в звенящую снежную даль…», она щелкнула еще раз на НТВ заканчивался «Скуби — Ду». Аня вздохнула, ничего в этом ящике не меняется много лет подряд. Утром первого января везде показывают мультики и сказки, чтоб дети не мешали спать гулявшим всю ночь родителям, дальше начнутся юмористические передачи и советские фильмы, а вечером очередные музыкальные концерты. Аня переключила обратно на «Чародеев», взяла со стола большую шоколадку «Аленка» и забралась обратно под одеяло. До встречи с Олей было еще 2 часа, можно не торопиться и поваляться. «Да, вот раньше по НТВ были прикольные передачи, а потом, что-то у них там не пошло, за несколько лет скатились до бесконечных сериалов про ментов», — с грустью думала Аня, наблюдая, как Александр Абдулов страдает, ведь невеста его не узнает.

Аня взяла телефон, над конвертиком горела цифра 25, она двигала стрелкой, пролистывая сообщения от подруг, дальних родственников, глаз зацепился за неизвестный номер: «С Новым годом, я скучаю по тебе и по нашим липам, прости меня». Аня всплеснула руками. Перед глазами потемнело, а в ушах застучало:

«Сегодня в белом танце кружимся,

Наверно, мы с тобой подружимся.

И ночью мы вдвоём останемся,

А утром навсегда расстанемся».²²

Этим летом Аня последний раз поехала в оздоровительный лагерь. Старый, помнящий пионеров, притаившийся в лесу на берегу Волги, полный грибов и комаров, он вызывал у нее дикое раздражение. Если бы не ремонт в квартире, который затеяла мама, то Аня никогда бы не согласилась на эту дыру. Но затяжная болезнь бабули оставила отпечаток на квартире. Даже стены впитали этот запах. Ане иногда казалось, что и от ее кожи, которую она старательно натирала разными гелями для душа, пахнет лекарствами.

Лагерь был так себе. Деревянные избушки, в которых по ночам шуршали мыши. Но других вариантов мама не предлагала, дома сломали все, даже полы.

Компания в отряде подобралась самая неприятная. Аня не смогла найти с ними общих интересов, изо всех сил старалась избегать. Сидя на огромном стадионе и читая «Корсара», она первый раз увидела его. Красивый, в черной футболке, обтягивающей мощные руки. Он был в спортивном отряде. Аня наблюдала за ним издалека. Ребята тренировались, бросали друг друга через бедро. Краем уха она услышала, что это самбисты. Вечером на отрядную свечку в холл заглянул тренер спортсменов. Его широкое добродушное лицо выражало озадаченность, он о чем-то пошушукался с воспитателем Аниного отряда. Оказалось, что самбистам нужны барышни, для участия в общелагерных мероприятиях. Аня, любившая больше общаться с мальчишками, быстро сориентировалась и с радостью присоединилась к спортсменам. Науку нехитрого обольщения она уже усвоила в совершенстве. Пара томных взоров, подсмотренных у Моники Беллуччи в фильме «Малена», несколько случайных касаний. Парень не мог не заметить ее, он смешно шутил, открыто улыбался. В его карих глазах плясали задорные огни. Они болтали обо всем на свете. На одной из дискотек он попросил у диджея поставить для милой девчонки Анюты Mr. Credo «Медляк». Они медленно кружились под незатейливую музыку, он шептал ей в ухо слова песни, а потом поцеловал.

Это было незабываемо. Аня целовалась и раньше, но этот поцелуй перевернул ее жизнь. Внутри взорвался фейерверк! Страсть, которая вспыхнула вдруг, пугала Аню. Она чувствовала, что готова совершить любую глупость. Они обнимались по всей территории лагеря. Ане казалось, что это невероятная, сильная, просто невозможная любовь. Именно такой она себе ее и представляла. Вечером перед отбоем в теплом воздухе пахло доцветающими травами, он напористо и уверенно обнимал ее, гладил коленки, прижимал сильно и крепко, позволял себе гораздо больше, чем мальчишки, с которыми Аня гуляла до него. Ее счастью был предел в 16 дней. Когда смена закончилась, и они разъехались по домам, встречи стали очень редкими. Он жил на другом конце города. Вечерами пропадал неизвестно где. Звонил от случая к случаю, а потом и вовсе исчез. От общих знакомых Аня узнала, что у него есть постоянная девушка. Удар, нанесенный ее самооценке, был такой же силы, как и двухнедельная любовь. Боль, страдания, терзания, рыдания. А теперь, когда в ее жизни наступил покой и равновесие, этот гад снова объявился. «Никогда, никогда больше!» — в гневе думала Аня. Она встала с кровати и рысью отправилась в ванну.

— Ань, — окликнула ее сонная мама, она только недавно вернулась. Вчера с крестной они ходили в театр на праздничный спектакль, потом отправились в ресторан, — ты куда-то собираешься? — зевая, спросила она.

— Да, ты забыла, каждый год, ровно в 12 с Олей в Макдональдсе, ты знаешь, я наконец нашла того единорога, которого не хватало в ее коллекции, — радостно поделилась девушка, она действительно потратила кучу времени, обыскивая все блошиные рынки города в поисках блестящего розового коня, который когда-то давно вместе со Снупи прятался в хэппи миле.

— Ах, ну да, а Андрей? — с нажимом спросила она.

— Мама, у нас традиция, причем здесь Андрей? — удивилась Аня, она искренне не понимала, какая тут связь.

— Ну вы же встречаетесь, у него увольнительные, а ты с подругами, он не обижается? — назидательно спросила мать.

— Пусть обижается сколько влезет, — дернула плечами Аня. Мама угадала, когда они вчера расставались с Андреем, он очень долго ворчал, что она не хочет знакомиться с его семьей на новогоднем обеде. Девушка считала, что ей слишком рано приходить к нему домой, да и вообще, он начал ей надоедать. — Если он не понимает, что для меня важно, то зачем мне с ним встречаться? — строптиво спросила Аня.

— Ну может для того, чтобы не остаться одной, как я? — спросила мама.

— А тебе разве плохо? — удивилась Аня. Она была искренне убеждена, что мама себя прекрасно чувствует, в ее жизни постоянно менялись мужчины, они дарили подарки, помогали, а потом исчезали, ни один из них не заедал жизнь.

— А что хорошего в том, что надеяться приходится только на себя и тащить все одной? Тебе повезло, так как мне никогда не везло, я все время ошибалась в мужчинах, — грустно вздохнула мама, — даже в собственном отце, что уж говорить о твоем. Меня никто так не любил и не заботился обо мне, как твой Андрей.

— Мам, может тебе за него замуж выйти? — в шутку спросила Аня.

— Глупая ты, такими парнями не разбрасывается, — ответила мать, — вот кто у тебя был до него, мальчишки маленькие, да ПТУшники!

Это была чистая правда. После расставания с лагерным ухажером каждый день казался мукой. Мама, видя метания дочери, посоветовала начать встречаться с каким-нибудь другим мальчиком. У Ани была записная книжка. Маленькая голубенькая, с милым розовым медвежонком, она запиралась на замок. В ней хранились самые страшные секреты, первые стихи и телефоны всех мальчиков, с которыми Аня дружила. Открыв блокнот, она пробежалась по именам.

Ее жертвой стал студент 3 курса, исторического факультета, высокий очкастый зануда, который влюбился в нее почти с первого взгляда, но выражал свою симпатию весьма странным способом. Он отпускал шутки о том, что девушка ведьма. Ведь родинки, которые он заметил на ее теле в один из жарких летних дней, повторяют дьявольские знаки. Постоянно доставал Аню своими эксцентричными выходками. Пару раз в прошлом году довел до слез. Однажды, довольно нелепо зажал в раздевалке театральной студии, пытался то ли в шутку, то ли в заправду поцеловать, если бы туда не заглянула Полина, возможно, ему это даже удалось, но, к великой Аниной радости, судьба распорядилась иначе. Аня целый месяц старательно отвечала на его пространные сообщения, слушала длинные лекции о секуляризации церковных земель, но в итоге не выдержала и просто сбежала из кафе, когда он отошел в туалет.

Другой кавалер был еще хуже. Типичный гоповатый парень с района, поступивший в учагу после 9 класса, вечерами зависающий с пацанами в гараже. Они с Аней познакомились случайно, пару лет назад один из местных сотовых операторов открыл тариф, который избавил от страха подойти первым. 1000 бесплатных смс и доступ в систему знакомств. Город оплела паутина пустых разговоров, нелепых свиданий и связей, которые переместились потом в Аську (IСQ). Они долго переписывались, пару раз встречались, ходили на концерты. Он брал ее с собой в гараж, представлял как свою девчонку. Но она не воспринимала его серьезно. Иногда Аня ходила с ним в клуб, где он постоянно стремился напиться, облапать ее и влезть в драку. Этого забраковали все ее подружки. А мама хваталась за сердце каждый раз, когда Аня уходила с ним гулять.

А потом Аня познакомилась с Андреем. Это произошло незадолго до Нового года на выступлении КВНских команд. Его пригласила Поля. В тот момент у них был период недоухаживаний, Андрей учился в военном училище, ходил в увольнительные достаточно редко, но однажды, придя в выходной домой, наткнулся там на компанию знакомых своей сестры, среди них была и Полина.

В этот момент девушка активно искала парня, который мог бы заменить ее вселенскую любовь. Летом у нее разгорелся страстный роман с одним невероятно красивым парнем. Аня не очень понимала, кто он и чем занимается. Поля говорила, что ее к нему тянет и она ничего не может с этим поделать. Два месяца пролетели как один день. С первыми золотыми листами в их отношениях что-то изменилось. На его лице отражалась трагическая задумчивость. Он подолгу смотрел Полине в глаза и тяжело вздыхал, водил ее на реку. Они обнимались в туманных сумерках, он многозначительно молчал, или говорил о том, как все могло бы быть, если бы не…Поля чувствовала невероятное напряжение, она верила, мечтала, но не могла понять, чего же он хочет от нее. Они созванивались с Аней по 4 раза на дню, но так и не разгадали его тайну. И вот Полина уехала в город. Она всю неделю ждала возможности вернуться на дачу, к нему. Сидя в пятницу утром на химии, Полина получила смс от своей деревенской подружки. Та в подробностях писала о похождениях Полиного кавалера. Ужас, паника — вот что испытала девушка. Ее бросали всего один раз в жизни, после этого она всегда выходила из отношений первой. Аня знала, как тяжело подруге это дается. В прошлом году Полина встречалась с классным парнем, веселым, умным, симпатичным, из обеспеченной семьи. И в один день Поля просто перестала ему отвечать. Она очень боялась, что ее снова могут бросить. И теперь это происходило. Полина не поехала на дачу. Она была в бешенстве, а Андрей просто подвернулся под руку. Теперь парень со своей галантностью, правильностью стал для Полины обузой. Но, несмотря на это, она продолжала с ним общение, просто не могла придумать причину, по которой можно его слить.

В вечер знакомства с Аней приключилась мелкая неприятность- из сумки, оставленной в раздевалке, украли проездной и деньги. Пока она соображала, что же ей делать, сел еще и ее телефон. Позвонить маме тоже не получилось. Представляя, что вот сейчас ей придется просить у товарищей по команде денег на проезд, Аня уныло ковыряла носком туфли линолеум. В это время в раздевалку вошла недовольная Полина. Аня подняла на нее удивленный взгляд. Она редко видела подругу в дурном расположении духа.

— Ты чего такая кислая? — спросила Аня.

— Да, — махнула она рукой, — Андрей пришел, я надеялась, что он сам как-нибудь догадается, что мы с ним не пара, но он, похоже, не догоняет, а бросить его жалко, да и Новый год скоро.

— Зря ты так, он нормальный, в отличии от твоего этого…не скотина, — тяжело вздохнув, продолжила Аня.

— Не скотина, — согласилась подруга, — но мне с ним скучно, а мой этот, как ты говоришь, редкий подлец, но я ничего не могу поделать с собой. Это сильнее меня, когда я смотрю ему в глаза, когда он меня целуют, непередаваемо… — продолжала она с нервным придыханием.

— И все равно зря, — осуждающе покачала головой Аня. — Мне такие как Андрей ни разу не попадались, все какие-то клоуны волшебные, — пригорюнившись и подперев обе щеки, буркнула Аня.

— Волшебные, говоришь, а Пашка как же?

— Ну Пашка главный маг, сколько он скакал между мной и Олей, так и не решил, кто ему больше нравится. Мы из-за него год с ней ссорились. А что в итоге?

Полина рассмеялась. Да, Пашка вел себя как потрясающий упырь. Ему нравилась Анина легкость, фигуристость, мягкость, но при этом он считал ее недалёкой и поверхностной, а Оля его привлекала своим чудным голосом, воспитанностью, искренностью. Но выбрал он в итоге совсем другую девчонку, она была слегка постарше, но знала, что предложить мечущемуся парню. Ни Аня, ни тем более Оля на это бы не решились.

— Нравится тебе Андрей? Забирай, мне не жалко, — со смехом фыркнула Поля

— Ты серьезно? — удивленно глядя на подругу, спросила Аня.

Полина утвердительно кивнула. Аня задумалась, с одной стороны это выглядело как-то очень странно, а с другой- Андрей был действительно хорошим парнем, а где найти другого такого — она не знала.

— Ты знаешь, у меня деньги и проездной тиснули, — пожаловалась Аня.

— Отлично, вот Андрей и побудет рыцарем, — иронично ухмыльнулась Полина, — заплатит за тебя в маршрутке, только ты давай сама, напирай, он не проявит инициативу, мы же вроде как с ним вместе.

Аня и Полина спустились на улицу. Андрей стоял у входа и ждал Полю. Он был одет в гражданскую одежду. Куртка, отороченная искусственным мехом, джинсы, которые ему слегка коротковаты. Все говорило о том, что парень явно не из богатых. Но в нем чувствовалась какая-то внутренняя интеллигентность. Тонкий аристократический нос, гордый поворот головы, широкие расправленные плечи. Он определенно производил самое положительное впечатление. Поля радостно замахала руками.

— А вот и мы, знакомься. Это моя подруга Аня, — громко и преувеличенно тараторила Полина.

Аня улыбнулась и бросила на него очень заинтересованный, отточенный до мелочей взгляд. Все в лучших театральных традициях. Щеки быстро покрылись румянцем. Андрей внимательно смотрел на девушку. Было видно, что она ему понравилась.

— Ты знаешь, у Ани казус произошел, — продолжала Полина, — у нее украли деньги и проездной, она собралась шлепать домой пешком, как тебе это нравится?

— Думаю, что не стоит этого делать, уже достаточно темно и холодно, — грудным низким ровным голосом обронил Андрей.

Всю дорогу до остановки он то и дело поглядывал на Аню. Поздно ночью Полина прислала сообщение. Она писала, много и подробно. Андрей проводил ее до дома и предложил остаться просто друзьями. Это была победа.

Да, определённо мама права, но неужели обязательно надо выбирать между тем, с кем интересно, и тем, кто надежен.

— Мам, а ты всегда делала правильный выбор? — с любопытством спросила Аня.

— Нет, например твой папа — это совсем неправильный выбор. Я была уверена, что он уйдет от жены, у нас будет настоящая семья. А что в итоге? Где он? Там же где и раньше. Так что думать надо исключительно головой и на перспективу. Подружки- дело наживное, а хорошего мужика можно и не встретить.

***

— Мира, у тебя все готово? — спросила мама, складывая белый шелковый халат в красивую розовую коробку.

— Да, минуту, — Мира выключила утюг. Они с мамой заканчивали будуарный наряд невесты, сегодня в 2 его должны были забрать. Всю новогоднюю ночь Мира делала тонкую ручную вышивку по шелку. Она с восхищением окинула взглядом свою работу. Ее маленькая детская мечта сбылась. Она шила наряды. Теперь ей ужасно хотелось поехать в Питер на курс корсетной грамотности, но для этого нужно было немало потрудиться, цена ей казалась просто огромной, но ведь еще нужно было оплатить билеты и проживание. Мира расправила затекшие плечи, несмотря ни на что, она ужасно гордилась собой.

Апрель. 2008 год

Маленький тамбур школьного туалета, зеленая плитка тускло светится на солнце, бьющем в окно. Теплые лучи упираются в спину двух десятиклассниц, сидящих на подоконнике. Одна-высокая блондинка, с большими карими глазами, полными губами и яркими розовыми щеками. Вторая-зеленоглазая шатенка, с мягкими чертами лица. Слегка вьющиеся волосы спадают на плечи, щекочут лопатки, путаются и часто мешают их обладательнице.

— Нет, я в выходные на дачу, — заговорщицки говорит блондинка, устремляет вверх глаза и мечтательно улыбается, — а ты?

— А мы идем на день рождения друга Андрея, — скучающим тоном отвечает шатенка, при этих словах она достает из сумки помаду, спрыгивает с подоконника и подходит к зеркалу. Ее большие глаза светятся странным огоньком. Старательно подводит губы. Видно, что она находит особую прелесть в этом процессе.

— Ммм…, — понимающе протягивает подруга, делает длинную паузу, — Ань, тебе не скучно с ним? Мне было тоскливо, правильный он сильно. Идейный очень, без недостатков: не курит, матом не ругается, спортом занимается — он ведь лыжник, потомственный офицер. А сестрица его как тебе? Она же адский кошмар…

— Честно, скучно, иногда просто ужасно тоскливо, но уж лучше, чем те…, — Аня сделала многозначительную паузу, она вспомнила обо всех своих кавалерах. Андрей определенно был лучшим из тех, с кем она встречалась. Красивый, умный, сильный.

Наклонив голову на бок, она снова оценивающе посмотрела на себя в зеркало. Да, Андрей — это совсем не то, чего она хотела и о чем мечтала, но рядом с ним она чувствовала себя уверенно, спокойно

Полина многозначительно посмотрела на Аню. Она видела колебания подруги и прекрасно знала, что ей движет не сильное чувство, а рационализм, Поля этого не одобряла.

— Послушай, ну а как же Данька?

Глаза Ани помрачнели, под ними, через слой тонального крема проступили синие круги. Аня повернулась, метая зеленые искры. Даня действительно был знаковой персоной в ее жизни. Одним своим появлением он выгнал из ее головы все воспоминания о летнем разочаровании. Она смотрела на него, как на диковинную птицу, которая случайным образом села на ее подоконник. Таких раньше она не встречала, легкий, творческий интересный, умный, очень красивый. Но…

— Что Даня, он как в книжке: «Я поэт, зовусь я — Цветик, от меня вам всем приветик…»— пискляво процитировала Аня «Незнайку», — то, что мы с ним играем в любовь в спектакле, ровным счетом ничего не дает.

Аня тяжело вздохнула. Между бровями залегла складка, обозначив слишком раннюю морщину. Она не решалась рассказывать о тех эмоциях, которые будил в ней Даня. С его появлением она начала писать стихи. Ей они казались детскими, наивными, но она не могла остановиться. Ее блокнот с золотым замочком лопался от строк и букв. Буквально 2 дня назад он пришел к ней показать свою новую песню, они сидели на ступеньках парадной, ему это казалось более подходящим местом. Аня вытащила кофейный набор: черненую джезву и две маленькие чашечки. Он своим бархатным голосом вопрошал:

— Ну ты же понимаешь, что духовное развитие — это взаимодействие индивидуального и коллективного начал. Во всем должен быть порыв и страсть, но движение невозможно без общественной поддержки. Художнику, артисту, музыканту нужен зритель. И слушатель должен принимать авторский мир!

Аня падала в его тигриные переборы. О чем он говорит, Боже мой, какие начала?

— Я думаю, что не любой художник, в широком смысле этого слова, осознает, что созерцатель должен его понимать. И для того, чтобы состоялся первый контакт, и был возможен дальнейший совместный рост, творец должен сначала выражаться на языке потребителя. Стихи, картины, песни, музыка должны быть понятными. В этом и есть мастерство великих, разве нет? — спросила она, заглядывая ему в глаза.

— Ты еще предложи стихи объяснять, — недовольно фыркнул он и щелкнул зажигалкой, поджигая сигарету, — будешь, — глубоко вдыхая густой дым, спросил он.

Аня кивнула, она искренне была уверена, что стихи и надо объяснять. Ведь невозможно оценить красоту, когда ты не понимаешь, о чем человек говорит.

Полина с недоверием слушала Аню. Она помнила, 4 месяца назад Данька появился в их театралке. С этого момента в студии разгорелась невероятная война между девчонками. Каждая хотела стать для него музой. Голубоглазый, кудрявый, с нежно-розовым румянцем, играющий на гитаре и пишущий стихи, он не мог не нравиться. Но банк сорвала Аня. Они играли влюбленную пару в спектакле по мотивам пьесы Марины Цветаевой «Приключение». Он — Джакомо Казанова, а она — его главная возлюбленная Генриэтта. Полина из-за кулис наблюдала удивительную сцену.

Актовый зал старого Дома культуры, плюшевые стулья. Аня, одетая в струящееся бледное платье, прижимая руки к груди, пронзительно читает:

Как живется вам с другою, —

Проще ведь? — Удар весла! —

Линией береговою

Скоро ль память отошла

Обо мне, плавучем острове

(По небу — не по водам)!

Души, души! — быть вам сестрами,

Не любовницами — вам!

Как живется вам с простою

Женщиною? Без божеств?

Государыню с престола

Свергши (с оного сошед),

Как живется вам — хлопочется -

Ежится? Встается — как?

С пошлиной бессмертной пошлости

Как справляетесь, бедняк?

"Судорог да перебоев -

Хватит! Дом себе найму".

Как живется вам с любою -

Избранному моему!

Свойственнее и сьедобнее -

Снедь? Приестся — не пеняй…

Как живется вам с подобием -

Вам, поправшему Синай!

Как живется вам с чужою,

Здешнею? Ребром — люба?

Стыд Зевесовой вожжою

Не охлестывает лба?

Как живется вам — здоровится -

Можется? Поется — как?

С язвою бессмертной совести

Как справляетесь, бедняк?

Как живется вам с товаром

Рыночным? Оброк — крутой?

Полсе мраморов Каррары

Как живется вам с трухой

Гипсовой? (Из глыбы высечен

Бог — и начисто разбит!)

Как живется вам с сто-тысячной -

Вам, познавшему Лилит!

Рыночною новизною

Сыты ли? К волшбам остыв,

Как живется вам с земною

Женщиною, без шестых

Чувств?..

Ну, за голову: счастливы?

Нет? В провале без глубин -

Как живется, милый? Тяжче ли,

Так же ли, как мне с другим. ²³

В полумраке, подсвеченная лишь одним софитом, сцена казалась чем-то волшебным. Струна души оборвалась, Аня вложила в стихотворение все силы. Она чувствовала, что между ней и Даней завязалась удивительная история, которая живет не только в этом спектакле. Пыль от красного бархатного занавеса клубилась по полу, он вышел с гитарой, опустился на ступени и заиграл, она пристроилась чуть ниже, около его ног, слушала лирические баллады.

Подруга, наблюдавшая со стороны, видела потрясающее напряжение. Она как заворожённая следила за Аней и ее визави.

— Совсем ничего? — напирала Полина. Она не могла понять, что мешает подруге быть по-настоящему счастливой.

— Да совсем, вот слушай, что было после спектакля. Он проводил меня домой. Мы поднялись в квартиру. Он попросил сыграть ему на фортепьяно. Меня сковало ужасное стеснение. Как будто в первый раз. Мне так хотелось произвести на него впечатление. Эх, вот если бы я играла Оля, то показала бы класс. Ничего кроме вариаций к «Шербурским зонтикам» мне на ум не пришло, — Аня замолчала.

Она вспомнила, как старательно разыгрывала пальцы, они поднимались по клавиатуре, потом резко бежали вниз. Он, в позе глубокого мыслителя, смотрел в окно. Аня жила в высотном доме, на одном из самых верхних этажей. Из ее комнаты открывался вид на город. Под окнами качались голые деревья старого парка, у корней которых прятался пруд, летом там открывался прокат лодок и катамаранов. Сейчас ей казалось, что она слышит, как в такт с музыкой скрипит «Чертово колесо», медленно поворачиваясь, предлагая всем желающим взглянуть на город с высоты птичьего полета. Его белая рубашка, темные кудри, пронзительные голубые глаза- все какое-то нездешнее, словно сошедшее с экрана немой картины. Странное чувство глубокой потери вдруг закралось в Анину душу. — Ты понимаешь, он не смотрел на меня, он даже меня не слушал. Я вдруг поняла- ничего не будет. Отношения с таким парнем не мое, я не могу и не хочу постоянно им восхищаться. Я хочу, чтоб меня любили больше. — Аня сокрушенно закрыла глаза ладонями, — Андрей для этого подходит идеально.

***

Мира набирала и набирала Анин номер. Но подруга не отвечала. В душе у девушки разгорался пожар обиды. Ну почему, когда ей так нужна поддержка и забота, она ни до кого не может достучаться. Сейчас ей очень хотелось пожаловаться на Вовку. Они встречались уже больше года, и с каждым днем он вел себя все хуже и хуже. Сегодня он отмочил откровенную гадость. Мира позвонила ему спросить, что он будет есть на ужин. Вовка приходил к ней каждый день после работы. Девушка ждала его, стараясь удивить чем-нибудь вкусненьким. И вот сегодня он как на зло не брал трубку. Она позвонила раз пять перед тем, как он ответил:

— Чего тебе? — злобно прорычал он.

— Привет, я соскучилась по тебе, ты скоро будешь? — ласково спросила Мира.

— Я не собираюсь перед тобой отчитываться, и вообще у меня на первом месте друзья, потом мать, после нее собака и только потом ты. Когда захочу, тогда приду, отстань, — с этими словами он бросил трубку.

Мира опешила от такой наглости. Она судорожно соображала, что же задевает ее больше, что она после собаки или то, что ему вообще пришло в голову сказать подобное. Она смотрела на себя в большое шоколадное трюмо.

Что с ней не так, почему парни, в которых она влюбляется, всегда обращаются с ней как с вещью? Попробовал бы кто-то так сказать Оле. Она вспомнила ледяные глаза подружки. Так смотреть могла только она. Будто тысячи ведер с холодной водой проливаются над твоей головой. Оля умела так отбрить, что ни один мальчик потом и пикнуть не смел. Вспомнить хотя бы историю с Пашкой. Мира тогда страшно радовалась, что Аня и Оля из-за него поссорились. Но она с удивлением обнаружила, что полностью на Олиной стороне, и первый раз в жизни Мирослава сама ей позвонила и выразила одобрение. Для Оли это было поразительно. Она считала, что Мира никогда не была ей настоящим другом. Так вот, когда Пашка скакал, как горный козел от одной к другой, Аня не могла его отфутболить. Стоило ему заявиться к ней с извинениями, как она тут же его прощала. Оля была совершенно не такая. Она заставила Пашу выбирать между ней и Аней. И сначала он выбрал ее, но потом увлекся другой девчонкой, этого Оля не стала терпеть. Она удалила все его контакты, заблокировала номер и больше не встречалась. Мира восхищенно завидовала такой силе воли.

Май 2008

— Привет, я на даче, а ты разве нет? — громко кричала в трубку Аня, они с матерью занимались посадкой новых клубничных кустов, руки девушки были испачканы, она старалась держать телефон кончиками пальцев, чтоб не оставлять на корпусе черный налет

— Не, мы с Пашкой в «Бакаре», я думала, что ты к нам придешь, — отвечала Полина.

— Ты же с братом, я бы так и так отказалась, — Аня сморщила нос, она старалась избегать Пашки. Ей хватало его в театралке, но в свободное от занятий время видеть его она не хотела. Единственный, с кем бы она хотела провести вечер субботу, был Данька, но он ее никуда не приглашал. — Почему ты в городе?

— Так Билан же! — радостно ответила Поля.

— Что Билан? — не поняла Аня.

— Сегодня «Евровидение», я хочу его видеть! — щебетала подруга.

Улыбка скользнула по лицу Ани. Поля обожала песни Димы Билана, его «Ночной хулиган» звучал каждый раз, когда звонила вторая Полинина страсть. Соперничать с ними мог только «Баста». Если бы Полину разбудили ночью и попросили вспомнить любимую песню, то она не задумываясь бы начала читать: «Осень ворвалась безумными ветрами, проливными дождями, холодными ночами, желтыми листьями, странными мыслями. В поисках истины-вопросы как выстрелы…»²⁴. Аня не понимала, почему несмотря на роман с байкером, Полина умирает по таким слюнявым любовным текстам.

— Я пас, смотреть не буду, уж лучше мы на даче останемся, — шепотом заметила Аня.

— Почему, — удивилась Поля.

— Да Андрей, мы с ним повздорили, не хочу мириться, — проговорила Аня.

— Что опять? — ехидно спросила Полина.

— Да ничего, мы с Данькой на Кирова выступали: он играл, а я пела и танцевала. Ой, так классно было. Знаешь, как прокачивает страх перед публикой, это тебе не фестивали и городские концерты. Ну так вот, Андрей узнал об этом. Он ужасно рассердился, говорит, что у меня в голове ветер, — сказала Аня расстроено.

— Да брось ты его, он тебе не подходит, — фыркнула Полина.

— У меня не получается, я может вообще никогда никого не бросала, всегда как-то меня, — пожалилась Аня.

— Ну тогда терпи, ты еще замуж за него выйди от того, что никого никогда не бросала, — веселилась Полина.

— Да ну тебя, рано мне замуж, — рассмеялась Аня, — до этого уж точно не дойдет.

8 августа 2008

Аня разглядывала себя в огромное зеркало в золоченой раме. Голубой купальник подчеркивал ее красивую фигуру, но девушку занимало совсем другое. Данька никак не шел из ее головы.

Недавно у Ани был день рождения, чтобы поздравить ее, Андрей прошел 30 километров пешком, выпросил увольнительную в военном лагере и добрался к ней. А Данька не сделал ничего, он просто забыл, позвонил через три дня, но лишь для того, чтобы позвать ее на вечер поэзии. Аня стиснула зубы, представив всю ту разношерстную тусовку: девочки с цветными волосами, странные, не очень опрятные мальчики, но главное- полное отсутствие смыслов. Она целый вечер просидела на городском пляже, вдыхая запах впитавшегося в песок пива, наблюдая, как горстка литературной молодежи читает свои вирши. Нет, все-таки Андрей — это правильный выбор. Для него Аня была королевой. Парень очень старался: под окнами дома красовалось признание в любви, ваза никогда не пустела, в ней каждую неделю появлялся новый букет. Такого внимания Ане никто не оказывал. Сейчас они собирались на море. Запищал телефон. Открыв сообщение, она пробежала глазами по строчкам:

«Никуда не едем, там война, вызвали в училище».

Что значит война? Почему они никуда не едут? Аня замерла. Не осознав до конца суть, она медленно двинулась к кассе, держа купальник в руках.

Войдя в квартиру, Аня услышала звук работающего телевизора. Мама была на кухне.

— Привет, — крикнула мама, голос ее был напряженным.

— Мы никуда не едем, — сказала Аня, садясь на табуретку, прячущуюся между столом и холодильником. Мама резала морковь, оранжевые ломтики вылетали из-под блестящего, тонкого лезвия. Лицо ее было печальное и уставшее.

— И слава Богу, — нервно проговорила она. — Ты даже не представляешь, что там творится. Пол жизни буду помнить рассказ Карины Георгиевны.

Аня знала, что это мамина коллега, она работала в бухгалтерии. После института, будучи юной девушкой, она уехала по распределению в Сухум, как ей это удалось, мама не рассказывала, история была о другом. В марте 1989 года в деревне Лыхны собралось несколько тысяч абхазцев, которые желали выйти из состава Грузии, восстановить статус республики. Следом недовольства разыгрались в Сухуме. Регион находился как на пороховой бочке. Абхазцы требовали исторической справедливости и независимости. После развала Союза ситуация накалилась до предела. Грузия восстановила конституцию 1921 года, тем самым фактически отменив автономный абхазский статус. Верховный совет республики бойкотировал это решения, требовал признать свою независимость. 14 августа 1992 года началась настоящая война.

Женщина вспоминала, как под обстрелами, спрятав под мышки своих сыновей в тапках и халате без документов, бежала она через кордон российских миротворцев с криком: «Я русская!». Страшные события повлекли гибель многих людей. Беспощадность и ненависть царили в регионе. Ей пришлось прятать лица детей не просто так. Через границу в самом начале пропускали только русских. Дети Карины Георгиевны унаследовали темные глаза и отцовский нос. Муж маминой коллеги родился и вырос в Сухуми. Он работал учителем в школе и после резни, которая там состоялась, собирал отрезанные головы своих учеников. Эта трагедия оставила на нем неизгладимый отпечаток. Мужчина перестал улыбаться и мгновенно поседел.

Мама встала, выключила пыхтящий чайник. Достала две кружки, одна была ярко желтая, с веселой улыбкой и носом кнопочкой. Вторая белая, с нежными розовыми цветочками. Плеснула в них дымящийся кипяток и бросила 2 заварочных пакетика. Аня следила за мамой, как ей удается сохранять спокойствие, когда вокруг хаос и мрак?

Она не могла понять, почему люди настолько непримиримы. Ведь сейчас не древний мир с первобытными законами. Как клочок земли может стоить стольких жизней? Ей казалось, что чем дальше уходило то время, тем меньше обсуждались ужасы военного бытия. Лишь изредка вставали они как серые тени, леденили душу. И вот теперь Аня воочию увидела историю. Ей стало очень страшно.

— Мам, почему Грузия нападает на Абхазию, ведь люди имеют право сами определять, как они хотят жить? Почему Россия должна защищать эти территории, ведь это же не наша земля? — Аня с волнением смотрела на мать.

— Мы защищаем, потому что там в первую очередь люди, простые, такие как мы с тобой, — мама сделала паузу, внимательно посмотрела на дочь, — представь, что кто-то захочет напасть на нас, а помощь не придет?

Аня задумалась. Действительно, а что, если никто не поможет, а им будут резать головы. В ее глазах русские военные выглядели настоящими героями. Она вспомнила пышные парады, блестящие на солнце сапоги, начищенные сверкающие кокарды и пряжки, гордые взгляды красивых, статных мужчин. Теперь она смотрела на это иначе. В груди все сжалось. Ей представился Андрей, принимающий участие в боях за жизни людей. Его серые глаза светились праведным огнем, он настоящий герой. Девушка восхищенно вздохнула.

День тянулся медленно. Аня следила за новостями по телевизору и ждала, что Андрея вот-вот отправят на границу. Тоска и горечь сдавливали сердце девушки. Страх потери сделал Андрея поистине лирическим героем. Аня почувствовала к нему странную нежность. Она ходила по комнате, тоскливо глядя в окно. Лучи заходящего солнца подсвечивали парк, пробегали по железным крышам далеких домов. За ними лентой тянулась железная дорога. Ане казалось, что в эти дни поезда проходят по ней чаще чем обычно. Протяжные гудки били по ушам.

***

Оля лежала на галечном пляже, ее окружало солнце и тепло. Она потянулась, поправила лямку купальника, которую стянула для ровного загара и перелистнула страницу книги. «Гарри Поттер и дары смерти» были для нее особенными. Она простояла в очереди в магазине 2,5 часа, чтоб купить ее в первый день продаж. Ей казалось, что магический мир должен быть каким-то другим. Но герои были настолько понятны, что Оля полюбила их с первой страницы. Именно сюжет о мальчике волшебнике вдохновлял ее, помогал держать эмоции в трудную минуту. Оля не всегда могла объяснить себе, что особенного она находит в этой книге, но она была ее любимой. Как-то давно-давно, когда в сеть попала 4 часть с ужасным переводом, ее одноклассница на принтере распечатала кучу страниц. Сброшюрованные их передавали от девочки к девочке как зеницу ока. Оля прочитала книгу за ночь. Сейчас, наслаждаясь солнечными лучами и шумом моря, она была погружена в магические строчки, где непременно будет счастливый финал. И у нее тоже будет, она была уверена в этом. С 1 сентября она опять идет в новую школу. Ее ждет много алгебры, физики и геометрии. Но она к этому готова. А еще новые знакомства и впечатления. С недавних пор Оля начала замечать, что для хорошего настроения ей необходимо постоянно быть в движении, общаться, что-то узнавать. Тяга к переменам гнала ее вперед. Она постоянно самосовершенствовалась и требовала того же от других. Думая об этом, она саркастично улыбнулась. Ей вспомнился Пашка, которого она пыталась менять. Когда он все-таки выбрал ее, а не Аню, она поставила ему еще ряд условий. Одним из них было — бросить курить. Но он так и не смог. А Оля не понимала, почему Аня принимает его таким, неужели ей все нравится? Несмотря на то, что с Аней у них сохранились дружеские отношения, она хотела, чтобы подруга менялась, росла, а та все больше увлекалась своей театральной жизнью и витала в облаках. Даже Мира стала думать о своём будущем. Оля видела, с каким мастерством Мирослава шьет. Было невозможно оторвать глаз от расписной батиковой юбки, которую она сшила к лету. Правда у Миры были свои заскоки, которые Оля точна не одобряла. Мирка танцевала Go-Go. То ли там действительно неплохо платили, то ли еще что-то, Оля не знала. Но в выходные по вечерам подружка пропадала в клубе, где вокруг нее сновали разные малоприятные элементы.

Декабрь 2008 год

Полумрак бродил по комнате, крупные снежинки садились на карнизы и прижимались к стеклу, заглядывали в окна. Поля тяжело опустилась на стул. Сегодня в театралке им сообщили грустную новость-студию закрывали. Финансирования не хватало. Она, конечно, не собиралась прыгать по сцене детского кружка всю оставшуюся жизнь, но в животе все похолодело. Она с грустью думала о том, как водила хороводы вокруг высокой, покрытой мишурой и разноцветными шарами елки, о костюмерной, в которой пахло пылью и нафталином, о закутке под лестницей, где они совсем маленькие играли в прятки. Всего этого больше не будет, остался один, последний новогодний спектакль и все. Но это было не единственное, что волновало Полину. Она не знала, как рассказать об этом Ане. Подруга уже две недели болела. Сначала ее одолел страшный насморк, потом начался сильнейший кашель, и закончилось все пневмонией. Бесючий Пашка ерничал, что это все из-за того, что они бегают на переменах курить без курток. Это было так. Поля сама не знала, как подсела на тонкие, пахнущие ванилью, сигареты. Наверное, это произошло летом, когда она после тяжелого рабочего дня в разросшемся садоводческом хозяйстве общалась с продавщицами в магазине. А Аня начала уже с ней за компанию. Зазвонил телефон.

— Да, — проворчала Поля.

— Привет, у меня есть два билета в кино, пойдешь? — без лишних предисловий задала вопрос Оля.

— Да, — сразу согласилась Полина, сидеть дома ей не хотелось, слишком много тоскливых мыслей роились в голове, девушка предпочитала их избегать. — Где и во сколько?

— В «Родине», в восемь, — незамедлительно ответила Оля.

Полина глянула на часы, было без 3-х минут семь. Очевидно, что Оля позвонила ей последней. Поля хотела было обидеться, но передумала. Зачем?

— Сейчас выхожу, — ответила она и отключилась.

Девушка подошла к шкафу, вытащила оттуда короткое черное, шерстяное платье и плотные колготки, быстро оделась. Стоя перед зеркалом в прихожей, онанакручивала на шею малиновый, кашемировый шарф, но он никак не хотел красиво ложиться. Входная дверь заскрипела. Поля почувствовала яркий аромат маминых духов.

— Привет, — продолжая крутить ткань, сказала Поля.

— Далеко собралась? — скидывая длинную, пушистую, норковую шубу, спросила мама.

— С Олей в кино, слушай, никак не могу завязать, как надо — то? — поворачиваясь к маме, спросила Полина.

— Сейчас, — стаскивая сапоги, сказала она. Без каблуков мама была чуть ниже Поли. На ее бледном лице залегли тени. Она взяла шарф, загнула его и накинула на голову дочери, аккуратно подцепила тонкие слои, прижала их, обозначив силуэт, после этого завернула один край вокруг шеи и протащила в петлю, образовав небольшой узел.

— Ну вот, — сказала мать, закончив, — ты бы надела мою шубу, там так метет и холодно, а твои эти пуховики только мух пугать.

Поля помедлила, она не любила мех. Но в пуховике иногда подмерзала, правда она достаточно редко ходила пешком, в основном ездила на машине, в ноябре она сдала на права, и отец стал разрешать ей водить его тачку. Но сейчас он был на работе и предстояло идти на автобус.

— Совсем холодно? — уточнила она.

Мать утвердительно кивнула и пошла на кухню.

***

Оля стояла в центре холла и ждала Полину. Ей до сих пор не верилось, что она нашла кого-то кто составит ей компанию в этот вечер. На самом деле Оля собиралась пойти в кино с новой одноклассницей, но та неожиданно заболела, Мира оказалась отчаянно занята-она собиралась на работу, у Ани была пневмония. Когда она позвонила Полине, то уже рассчитывала услышать: «Нет», но подруга согласилась — это было странно.

— А вот и я, — сказала взрослая дама, обряженная в длинную пушистую норку.

Оля не сразу узнала Полину.

— Ого, ты точно Анна Каренина, — ляпнула Оля.

— Самой смешно, — ответила Поля, расстегивая шубу и снимая шарф с головы, — мама сказала, что на улице дубак, и, надо заметить, там действительно адски холодно.

— Пошли в зал, — поторопила ее Оля.

— А попкорн? — удивилась Поля.

— Ну давай, тебе какой? — подходя к барной стойке, спросила Оля.

— Соленый, а на что мы идем? — перекидывая шубу через руку, спросила Полина.

Оля замялась, она не знала, как сказать Полине, что они идут на романтическое фэнтэзи по нашумевшей книги Стефани Майер. Девушка была уверена, что подруга скорчит кислую мину и засмеёт ее, но и молчать не было смысла.

— На «Сумерки», — помедлив, сказала она.

Поля кашлянула, если бы она спросила о фильме пока была дома, то вряд ли бы согласилась пойти.

— Может поменяем билеты? — предложила она.

— Нет, — твердо заявила Оля.

— Тогда с тебя еще и «Твикс», — прошипела она.

Оля ухмыльнулась, то, что Полина так легко сдалась, порадовало ее.

Серые, зеленые, коричневые краски сменяли друг друга. Туманная картинка, тонкая музыка и странное, какое-то глупое, несчастное и вместе с тем почти просветленное лицо актрисы создавало притяжение. Но лучше всех был Эдвард Кален. Оля уже видела этого актера в «Гарри Поттере и кубке огня», но там он не был так красив. Его бледная кожа, смоляные брови, точеное тело разжигали в Оле страстные чувства. Прикусив губу, она внимательно следила за происходящим на экране.

— Интересно, он ее сожрет, — прошипела ей в ухо Полина.

— Конечно нет, — шикнула на нее Оля.

— Жалко, — разочарованно вздохнула Поля, она не любила фильмы про любовь, а в вечные чувства с первого взгляда и вовсе не верила. Единственный, кто ей понравился, это сексуальный вампир-злодей, который объявил охоту на Беллу.

По экрану поползли финальные титры. Оля поднялась и потянулась, фильм ей очень понравился. Романтическая история любви впечатлила ее больше всего тем, что красавец достался обычной девушке с большим сердцем.

— Как тебе? — спросила Оля, когда подруги выходили из покрытых снежным узором стеклянных дверей.

— Так себе, — ответила Поля, застегивая верхнюю пуговицу маминой шубы. Мех не пропускал хитрый, стремящийся забраться поглубже ветер. — Может пройдемся немного, — кивая в сторону набережной, предложила она.

— Давай, — согласилась Оля, — а мне очень понравилось.

— Это все сказки, героиня стремная и посредственная. Проще говоря, она серая мышь, — пожала плечами Полина, ступая по толстому скрипучему слою снега. В желтом свете фонарей крупные хлопья напоминали светлячков. Девушка выставила руку вперед, на ладонь тут же спикировала жирная снежинка.

— Не соглашусь с тобой, у нее сильный характер, она умная, добрая, смелая, — запротестовала Оля.

— Да ну, много ты знаешь примеров, когда кто-то захочет заглянуть в душу дурнушке? Только в сериалах мы видим, как всякие там Кати Пушкарёвы становятся прекрасными принцессами после того, как кто-то их уже полюбил. В жизни так не бывает. Если ты стремная и нудная, то куковать тебе в одиночестве, — ответила Поля.

— Я так не считаю, — обиделась Оля, — что с твоим настроением?

— Да, ерунда, но неприятно, — махнула рукой Полина, — театралку нашу закрывают, надо Ане сказать. Ты же знаешь, какая она впечатлительная. Не хочу приносить дурные вести.

— Да уж, никогда не могла понять, что стоит за всеми ее слезами, — пробурчала Оля, привычка Ани рыдать по поводу и без раздражала ее.

— Актриса, что с нее взять, — подражая режиссеру их театралки, ответила Поля.

— Как думаешь, долго она еще Андреем вертеть собирается, — неожиданно спросила Оля. Она наблюдала за этой парой и никак не могла понять, на чем строятся их отношения. Не было такого, чтоб Аня демонстрировала сильную любовь.

— До смерти, наверное, — пренебрежительно бросила Полина, — Андрей, конечно, попал, я удивляюсь, как можно быть таким близоруким, она же Даньку любит. Тот, правда, натуральный свин.

— Почему? — заинтересованно спросила Оля, она знала Даню очень поверхностно.

— А, там сложно все, я вообще не понимаю, что между ними происходит- на сцене искры, в жизни — фуфел, — выругалась Поля, — я понимаю, почему Анька с Андреем, он хоть и зануда, но мужик: подарки дарит, на свидания водит, все починить может. Летом у них на даче компостную яму вырыл, крышу починил.

— Фу, какая гадость, — возмутилась Оля, — она же им просто пользуется.

— Не совсем, Анька пытается убедить себя в том, что любит его. Но ты же не хуже меня знаешь, что влюбляется она только в мудаков, — глядя на новогоднюю подсветку, ответила Поля.

По правде сказать, Поля не знала, Аня всегда охотно рассказывала о своих амурных похождениях, но никогда не выказывала глубины переживаний. Единственный раз она заламывала руки, лишь страдая по Пашке, но это было очень давно. Оля была уверена, что никто с тех пор не бередил душу подруги, а оказалось, что были еще…. Обида уколола ее куда-то в живот. Интересно, почему Аня рассказывает все Поле, а не ей? Что еще она не знает?

Огоньки, украшавшие старинные здания весело светились, обвивая темноту ночи яркими бусами. Город, засыпанный снегом, больше напоминал картинку в хрустальном шаре, заполненном жидкостью и мелкими блесками. Стоило потрясти такую игрушки, и начиналось волшебство. Мерцающие снежинки-дождинки медленно вальсировали, скатывались по стенкам, покрывали пряничные домики толстым слоем золотой пыли.

Май 2008 год

Синяя лавочка расположилась под сенью плакучей ивы, склонившей ветки к поросшему камышами пруду. Около самого берега на гладкой, пахнущей тиной воде качалась утка. Аня пришла сюда, чтобы встретиться с Данькой, но он, как всегда, опаздывал. На ее коленках лежала толстая книга «История государства Российского», все эти даты и события давно минувших дней никак не укладывались в голове. Тоскливо она перевернула страницу. Зачем ей это все? Вот уже полгода она зубрит, зубрит и зубрит, но ей это совершенно не нравится. Наверное, было бы легче, если бы их театралка не закрылась. Но руководство ДК решило, что студия не приносит дохода, уволила руководителей и распустила группу. Это было как раз перед Новым годом. Андрей вот-вот должен был отправиться на стажировку. Несколько дней подряд он ходил мрачнее тучи. Аня чувствовала, что у парня на душе скребут кошки. Наконец он не выдержал и спросил ее, поедет ли она с ним после впуска. Девушка была ужасно расстроена развалом студии и ляпнула, что непременно поедет.

В этот момент она совсем не думала о значении его слов. Выпуск, отъезд — все казалось таким далеким. И вот теперь она почти замужем. Свадьба назначена на июнь. Аня сглотнула, в перерыве между экзаменами она должна была пойти под венец. Как можно выходить замуж, если она не может решить даже какие предметы ей сдавать? После предложения о театральном институте пришлось забыть. Какие театры в военном городке? Теперь у всех ее одноклассников в ведомости значилось 4 дисциплины, а у нее — целых 8!

Гоня от себя грустные думки, девушка уставилась в учебник: «Успех в присоединении Астрахани и Казани утвердил Ивана во мнении о непобедимости своей новой армии. Он решил присоединить территорию слабеющего Ливонского Ордена. В 1558 году началась Ливонская война, в которую вступили Швеция, Польша и Дания. В результате этого затяжного конфликта в 1583 году Ивану пришлось признать свое поражение и отказаться от ряда территорий в Прибалтике.»

Но чтение не захватывало ее. Скучные строки не оживали. Специальная литература не уводила в прекрасным мир, а наоборот заставляла Аню зевать. Мысли снова разбрелись.

— Привет, — садясь рядом, сказал Данька и бросил на нее презрительный взгляд. Последнее время их отношения совершенно испортились. Аня не могла понять, кто они друг другу. Раньше они много времени проводили вместе, часто гуляли, выступали, пели. Многие их знакомые были убеждены, что у них роман. Но Аня-то знала, что он даже за руку ее никогда не брал, если этого не требовала роль. Неопределенность съедала ее изнутри.

— Привет, — улыбнувшись ему, сказала Аня.

— Все учишься? — односложно продолжал он.

— А что, у меня много вариантов? — состроив глазки, спросила она.

— Тысячи, но только не тот, который выбрала ты! Зачем тебе это, вы все равно разведетесь! — фыркнул Данька.

— Откуда тебе знать, он меня любит, он хороший, внимательный, порядочный, — она хотела добавить какую-нибудь колкость, но не решилась.

— Хоть сейчас в музей, под стекло! Ты что не понимаешь, что это не твое? — разгневанно заявил он.

— Почему не мое? — скорее для себя, нежели чем для него, спросила Аня. Сразу после того, как Андрей сделал предложение, она разговаривала об этом с мамой. Та была рада. Она видела в будущем зяте золотого человека, а сомнения дочери списывала на неопытность и молодость.

— Я думал, что тебе интересен мир, что ты хочешь быть свободной, а не закрыться в четырех стенах и рожать в год по ребенку, — высокопарно заявил Даня.

— Какая чушь, с чего ты взял, что я не увижу мир? А детей я вовсе не хочу, — выпалила Аня.

— Какая же ты глупая, — вместо объяснений рявкнул он.

— Что ты так завелся? — с удивлением глядя на Даню, спросила Аня. — Даже если так, это моя жизнь, что хочу, то и делаю, тебе — то с этого что?

— Не выходи за него, поехали со мной в Питер, еще идут туры, — как-то просительно предложил он.

Аня выпучила глаза, что это? Раньше Данька ни о чем таком не заговаривал.

— А если я провалюсь? — неуверенно ответила она.

— Ты не провалишься, — заявил он, — ты талантливая, яркая, у тебя есть фактура.

Аня не верила своим ушам, раньше он так никогда не говорил.

— Я не знаю, мне страшно, — честно призналась она.

— Чего ты боишься? — наставительно спросил он.

— Что не поступлю, ничего из меня не выйдет, да и таких актрисулек как я полно, мама говорит, что актерство- не профессия, — грустно ответила Аня.

— Поэтому замуж? — сердито спросил он.

— И поэтому тоже…

— Поехали со мной, снимем комнату, будем вместе учиться, пробиваться, — размечтался он.

— С чего бы мне с тобой жить в одной комнате, — опешила Аня.

— Мы же с тобой друзья, будет классно, — ответил он.

Друзья? Аня чуть не выругалась вслух, вот уж кем-кем, а другом она его точно не считала.

Сентябрь 2009

В поезде Санкт-Петербург — Иваново было жарко и душно. Аня вышла из купе в тамбур, дышать было тяжело, глаза припухли от пыли и слез, которые она проливала несколько часов подряд. Весь последний год пролетел в памяти как лента диафильма.

Свадьба состоялась в июне. Невероятно красивое платье, толпа гостей, соблюдение всех традиций: выкуп, катание через 7 мостов. Они бросали бутылку шампанского в ракету, стоящую перед военным училищем, им навстречу вышел почти весь курс. Однокурсники любили Андрея. Он всегда выручал их деньгами. В его квартире хранилась их гражданская одежда. Он хорошо учился, что тоже было немало важно.

Праздник, море улыбок, объятий, пожеланий долгой и счастливой жизни, посещение белой часовни, красующейся на берегу реки. Там же они бросили в воду коробочку от колец. Андрей настоял на том, чтобы они непременно венчались. Аня не могла определиться в каких отношениях она с Богом. В те моменты, когда ей было грустно, страшно или больно, она иногда мысленно обращалась к нему, но не соблюдала обряды, не любила ходить в церковь, а запреты и ограничения считала пережитками. Но, как бы то ни было, они предстали перед алтарем, обещая любить друг друга всю жизнь. На застолье гости старательно клали деньги в голубые ползунки, пили за здоровье молодых и торговались за торт.

Потом были выпускные. Аня запомнила выпускной Андрея лучше, чем свой. Она стояла на плацу и наблюдала священный воинский ритуал: молодые ребята маршировали, бросали за спину монетки, преклонив колено перед знаменем возложили по одной гвоздике. Прощания с училищем, шампанское из огромной вазы, подпись фуражек на долгую память, последняя поверка и расцвет на набережной, бод бодрое «Ура!». Молодые, красивые, сильные они отправлялись к месту новой службы. Жизнь их была расписана на пять лет вперед, новая форма с золотыми звездами на погонах пряталась в черных мешках, а впереди ждал целый месяц куража, перед тек как вступить во взрослую-настоящую офицерскую жизнь.

В отпуск они поехали в Сочи. Море, горы, что может быть романтичнее? Аня представляла себе, как они будут гулять по пляжу, купаться в теплой воде. Но все было иначе. Это оказалась военная спортивная база. Аня не любила походы. В ее представлении отдых- лежание на мягком песочке, уютный номер, где есть большая ванная комната с пушистыми, пахнущими розами, белыми полотенцами.

К месту дислокации Аня тряслась в кузове старой шишиги. Для удобства в машину поставили лавки. Сначала девушка очень обрадовалась этому. Но стоило грузовику тронуться. Как Аня сообразила, что лучше бы прошла 25 километров пешком, чем хвататься за края лавки, подпрыгивающей на каждой кочке. Когда они наконец доехали до горного приюта девушка прокляла все на свете. Пару раз в дороге, под хохот бывалых офицерский жен, она чуть не выпала за борт. Вместо все включено, Аня получила двухэтажный барак, по 12 человек в комнате, ни шкафов, ни тумбочек, только кровати с панцирными сетками. Офицеры со своими супругами сдвигали их, предавались любви, храпели. Аня глаз не могла сомкнуть по ночам. Холодный душ, уличный туалет, который под воздействием солнечного тепла начинал невыносимо смердеть. Это был не отдых- а ад. Но самое ужасное ждало Аню впереди.

На туристической базе нужно было 3 раза в день принимать участие в работе общей кухни: чистить картошку на весь лагерь, вырезать из нее глазки, варить перловку с тушенкой. А потом мыть за всеми посуду. Аня ненавидела все это, не могла нормально есть ложками, вымытыми в общем тазу без проточной воды. Она тускнела, злилась. Андрей не понимал, что не устраивает его супругу, он, привыкший к простому быту, чувствовал себя легко и свободно. В качестве развлекательной программы предлагались вылазки в горы, сплав на рафтах, полеты на тарзанке.

Аня страшно боялась экстремальных видов отдыха, но под уговорами мужа все-таки осилила рафт. Пока они летели через пороги по реке Мзымте, ей думалось, что еще чуть-чуть, и она умрет от страха. Вздымающиеся потоки воды, сильное течение, валуны, мелькающие перед глазами, вокруг которых клубится пена. Повторять подобный эксперимент Ане не хотелось. Вместо сплава она пошла с группой смотреть ледник, но обуви, подходящей для дальних прогулок по горным тропкам, у нее не нашлось. В мягких розовых балетках на тонкой подошве шкандыбала она по камням сквозь борщевики. Аня чувствовала себя самым несчастным человеком в мире.

А посмотреть было на что. Вековые деревья подпирали голубое небо, в котором реяли огромные птицы, снежные хребты тянулись бесконечной грядой. Под ногами сновали юркие ящерицы, они переливались на солнце зеленым и голубым. Большие и маленькие цветы, покрытые капельками росы, подставляли свои лепестки для бабочек и стрекоз. Серая кавказская добрая пчела, перелетая с бутона на бутон, напоминала почти ручного котенка, который случайно занялся добычей меда.

Андрей играл в настольный теннис, с удовольствием лазил по горам, жарил на мангале с мужиками шашлыки, старался игнорировать все Анины злые взгляды. Ночью на лагерь набрасывались комары и огромные летучие мыши. На танцевальной площадке гремело:

«Да, Да, Да, Да,

Это — Кавказ

Да, Да, Да, Да,

Горный пейзаж

Вай, Вай, Вай, Вай

Солнечный край

Вай, Вай, Вай, Вай,

Вот он где рай»²⁵

Когда они наконец переместились к морю, оказалось, что Андрей не умеет плавать, терпеть не может пляжи. Аня хотела пойти загорать одна. Но ему это совсем не понравилось. В результате, вместо купания, она таскалась вслед за ним по всем экскурсиям. А он обвинял ее в том, что ему очень жарко. Самшитовые леса, голубые озера, удивительные старинные постройки встали у Ани поперек горла.

Их служба началась в маленьком городке под Санкт-Петербургом. Курортный район, наполненный дорогими современными домами, прятавшимися за высокими заборами, и старыми дворянскими дачами с большими террасами, высокими крышами, задевающими за уставшие лиственницы, сначала понравился Ане. Но офицерское общежитие оказалось местом убогим, и никакие прекрасные леса, окружающие воинскую часть не могли этого исправить. Маленькая угловая комнатка с плесенью, разбитое окно, отсутствие элементарных личных удобств: в комнате предполагался только рукомойник. Общая кухня, туалет и душ. Офицеры курили на этаже, аккуратно примостившись между старым велосипедом и каким-то серым обшарпанным ящиком. Пару раз Аня была свидетельницей драк, которые случались то ли из ревности, то ли от скуки. Тетки ходили в цветных ситцевых халатах, из комнаты в комнату сновали дети.

Все это напоминало Ане коммунальную квартиру, в которой жила ее крестная много лет назад. Длинный темный коридор с большим количеством дверей. В одной из комнат обитал алкоголик, который иногда не успевал дойти до туалета и опорожнялся там, где упал. В другой- старая бывшая бандерша Тамара. Она выглядела устрашающе. На голове красовались бигуди, в детстве Ане казалось, что женщина просто завернула их однажды и больше не снимает, глаза густо накрашены синими тенями и какой-то ужасной, черной, как сам черт, тушью. Тамара носила бархатный, повидавший виды красный халат, на толстых, с выступающими венозными синюшными узлами ногах красовались зеленые шерстяные носки и пластиковые тапки на платформе. Тетка все время ругалась с алкоголиком. Еще в этой коммуналке жил ВДВ-шник, каждое второе августа он купался в фонтане, гонял по рынку, не успевших спрятаться торговцев арбузами и бухал. На один из праздников он притащил к себе в гости какого-то моряка. Муж крестной, случайно застав их на кухне, присоединился к высокой беседе. Весь вечер они обсуждали, как раздобудут баржу и будут на ней торговать.

И действительно, вскоре в деревенский домик, где Аня проводила оставшиеся дни каникул вместе с мамой, приехал муж крестной, сама крестная и какой-то усатый отставной полковник. Мама отправила Аню погулять. Но та притаилась в терраске и слушала взрослые разговоры. Полковник пытался перепить мужа крестной, но в результате набрался так сильно, что не мог стоять на ногах. Держа в одной руке вилку с нанизанной на зубцы шпротиной, другой, сжатой в кулак, стучал по столу и кричал: «Молчать, молчать, вашу мать». Так они ни до чего и не договорились.

В общежитии, в котором оказалась Аня, каждый второй напоминал того усатого персонажа. Два дня назад, когда Андрей был в наряде, Аня записалась в очередь для того, чтобы помыться. Она взяла тазик, шампунь, полотенце. На мытье отводилось 15 минут, ей, выросшей в теплой трешке под маминым крылом, и в голову не приходило, что душ может быть по расписанию и надо экономить воду в бойлере. Аня встала внизу в коридоре, дожидаясь, пока освободится душевая, она услышала разговор, который стал для нее последней каплей. Басистый мужской голос предлагал еще раз, женский — похихикивал, вторил ему, что совсем не против, но наверняка уже кто-то ждет свою очередь. Аня была вне себя. Ей было гадко и брезгливо.

Андрей вернулся около 10 утра, единственное, чего он хотел — это спать, ночь выдалась отвратительная. Техника пищала, командир пьяный заблудился в лесу, и пришлось его искать, когда его наконец нашли и вернули в расположение, он разбудил солдат, заставил их построиться на плацу и требовал найти БТР. Когда Андрей отворил дверь, то увидел, что Аня приготовила чемодан.

— Ты куда собралась? — недовольно спросил он.

— Домой, ни минуты больше не могу оставаться в этом гадючнике, — разгневано заявила она. — Это кошмар, общий туалет, душ. У нас даже холодильника нет, я к твоему приятелю хожу, чтоб положить кусок колбасы и молоко. Тебя целый день нет. Я тут сижу ради чего?

— Ты моя жена, ты как себе представляла воинскую службу? — еще более недовольно ответил он.

— Никак не представляла! — перешла на крик Аня, — если бы я знала, в какое дерьмо ты собираешься меня затащить, никогда бы за тебя не вышла. Какие тут перспективы, пьянки с твоим престарелым начальником в единственном питейном заведении «Мишень», макароны по 60 рублей пачка при зарплате в 14000, и так всю жизнь? Да провались она пропадом — твоя служба.

— Перестань орать, — взвился он, — я не для того в училище столько лет учился, чтоб выслушивать от тебя все это, — Андрея страшно достали вечные Анины придирки, когда он женился на ней, то думал, что эта поэтическая, мечтательная красавица скрасит его воинские будни, но с каждым днем, он все больше понимал, что она для его жизни не подходит.

— Ну и прекрасно, — сказала Аня, взяла сумку и ушла, хлопнув дверью.

Аня тащила свои вещи на автобусную остановку. Она прошла мимо двухэтажного длинного дома, на паре балконов уже успели вырасти деревья, вместо окон зияли дыры. Никто даже не собирался заниматься восстановление этого жилища, хотя в поселке остро стоял вопрос квартир для офицеров. Молодых, несемейных лейтенантов селили в одну комнату в общежитии. В душе клокотала злоба. Как можно хотеть во всем этом жить, как можно настолько себя не ценить? Чем они занимаются целый день- просирают свою жизнь за дарма! Офицеры с пьяных глаз гоняли солдат, горланили песни и распродавали казённое имущество. Аня слышала, как один майор обсуждал на кухне со своей женой, что с техники пропали все золотые элементы и платиновые пластины. А потом эту установку и вовсе сожгли, чтобы скрыть нехватку деталей. Воровали все и всё. Больше там заняться было нечем.

Андрей догнал Аню почти сразу. Он пытался отобрать вещи, вернуть ее в комнату. Но она ничего не хотела слышать.

— Неужели ты не понимаешь, что это дно? — отбиваясь от него, кричала Аня, — я не хочу назад, я пойду пешком хоть до Питера, хоть до дома, но не вернусь туда, я не хочу так жить и не буду!

Андрей сел на лавку и обхватил голову руками, как же он от нее устал! Почему она не может принять его жизнь? Она же знает его историю.

Его отец был летчиком. Он со своей большой семьей объездил почти всю Россию. Они служили во Владивостоке, жили в шанхайчиках²⁶,были на дальнем севере и в жаркой Астрахани. Когда развалился Советский Союз, отцу пришлось покинуть армию. Квартиру им не дали, вся семья поселилась у бабушки, которая терпеть не могла мужа своей дочери и постоянно всех шпыняла. Отец устроился работать охранником, все больше пил и вскоре умер. Мать Андрея тащила на себе троих детей. Дома чтили память отца, гордились им. Романтика военной жизни, впитанная ими с малых лет, плюс бедность загнали мальчишек в военное училище. Сложно сказать, что заставляет человека верить тому, кто его постоянно обманывает, но парни видели в офицерстве способ прорваться, хотя именно эта самая армия предала их семью, оставила без денег и жилья, лишила жизни отца.

Мать Андрея рано вышла замуж, провела всю молодость по гарнизонам, работала на военном продуктовом складе, по приказу, прикрывала недостачи, получала крошечный оклад и премию в конверте, на который и обеспечивала свою семью. Благодаря матери старший сын получил удачное распределение, та же судьба ждала и Андрея. Он случайно попал в военную часть под Питером, должен был ехать на север, где уже служил его старший брат, и давали квартиру. Но что-то пошло не так. В штабе перепутали документы, Андрею необходимо было прослужить полгода в Питере, чтоб получить перевод. Он злился, не хотел прикрывать пьянки командиров, искренне верил, что если выполнять свою работу достойно, содержать в порядке технику, уметь стрелять и любить Родину, то можно исправить все недостатки армейской системы. И жена, постоянно сидящая с недовольным лицом, только еще сильнее раздражала его.

Аня по наивности и неопытности вообще не задавалась вопросами, чем, в сущности, занимаются военнослужащие, когда не воюют. Почему ломается техника, которую нет повода применять. Она, любившая читать Толстого, представляла в роли современных офицеров блистательных, образованных, целеустремленных молодых людей, похожих на Андрея Балканского и Николая Ростова. Ведь такими они и были, пока учились в училище. Она познакомилась со многими друзьями Андрея. За то время, что она видела их, они не обмолвились ни одним грубым словом. Форма всегда была безупречно чистая, щеки гладко выбриты. Они уступали место старушкам в автобусе, стремились всем помочь, были друг за друга горой. Аня знала, что это восторженные, воспитанные, интеллигентные парни, которые учили языки, принимали участие в городских культурных мероприятиях, выступали с докладами на исторических чтениях, писали стихи. Но она совершенно забыла про офицерскую правду Куприна. Если бы Аня читала внимательно, то не удивлялась бы происходящему в воинских частях. А главное, была бы готова к тому, что она видела еще далеко не все.

Под темными деревьями, на автобусной остановке произошла их первая крупная ссора:

— Ты уезжаешь на совсем? — спросил он.

— Да, — гневно раздувая ноздри, ответила Аня.

— Твое право, как смогу, приеду на выходные.

Стоя в затхлом тамбуре, Аня думала о том, какое предательство она совершила. Неужели он когда-нибудь сможет ее простить? Она ведь действительно обещала быть с ним и в радости, и в горе. Но положить ради него жизнь? Нет, на это она была не готова.

***

Раннее утро. Туманный рассвет обнимал голые щиколотки, зябко покрывавшиеся мурашками. Полина стояла на перроне. Аня должна была приехать с минуты на минуту. Когда подруга ей позвонила, она даже не удивилась. Еще в загсе, видя дрожащие Анины руки, ставящие подпись, ей показалось, что ничего хорошего не выйдет. Поля не одобряла этот брак. Она часто винила себя в том, что познакомила подругу с Андреем. Чем дольше они были вместе, тем очевиднее Полине становилось, что парень подавляет Аню. Она перестала легко относиться к случайным Полиным романам, все реже куда-то ходила без Андрея. Аня проводила с ним все свободное время, говорила его словами. Иногда Поле казалось, что свое мнение у подруги закончилось. Окончательно Полину разочаровало Анино решение не поступать в театральный. Отказ Анны от мечты вывел Полю из себя. Был школьный праздник. Аня и Полина проводили его для младших классов. С ними диджеил симпатичный мальчишка на год помладше. Во время дискотеки Поля вышла позвонить на пару минут. Но когда она вернулась, в зале было темно, из динамика орало: «Скажи красавица, чего не нравится, пойми ведь я всего лишь на всего хочу тебе понравиться²⁷». Аня сидела на музыкальной колонке, а этот парень ее обнимал. Не то чтобы Полина удивилась. Она знала: Аня любит флиртовать. Но с тех пор, как Андрей сделал ей предложение, она старалась сдерживать свои порывы.

— Ты передумала выходить замуж? — с надеждой спросила Полина.

— Нет, — тоскливо ответила Аня, — это так, просто, иногда мне совершенно невыносимо, вот как сегодня.

— Чем сегодняшний день отличается от предыдущих, — окинув насмешливым взглядом незадачливого диджея, спросила Поля.

— Я не буду поступать в театральный, Андрей против, — вздохнув, ответила Аня.

— А, ну раз Андрей против, я тебя не понимаю, — воскликнула Поля, — объясни мне, я не вижу, что ты его любишь, но ты идешь за ним, зачем?

— Он меня любит, понимаешь, как никто, он хороший, я такого больше не найду, — в глазах Ани было отчаяние и дикий страх, — я боюсь, что если расстанусь с ним, то всю жизнь буду жалеть, ну вот кто будет рядом? Такие как Даня, Паша, или этот вот, — она кивнула на парнишку, налаживающего мерцающие огоньки.

— Что ты такое говоришь, тебе же не сто лет, а как же влюбиться? — не унималась Полина.

— Не сто, но вот мама моя так и осталась одна. Я с ней поделилась своими сомнениями недавно, а она меня спросила: «Ты что, как я хочешь? Чтоб всю жизнь одна?», а я не хочу одна.

— Ну ты и дура, — всплеснула руками Поля.

— Пусть дура, — кивнула Аня, — но вот если бы твой этот…, — она сделала паузу и взглянула на подругу, — позвал тебя замуж, ты бы что, не пошла?

— Не знаю, — уклончиво ответила Полина, она вообще не видела себя женой, матерью, она обожала свою свободу и не готова была ее кому-то подарить, — но я его люблю, а ты Андрея нет.

— Почему нет, я его люблю, он хороший, — неуверенно, словно заговаривая себя произнесла Аня.

— Да ладно тебе, люблю. Вижу я, как ты любишь. Ты не Мира, и не будешь ему служить, не сможешь жить его интересами, — рассмеялась Поля.

— Очень жаль, что я не могу так, как Мира.

Аня с завистью вспомнила о подруге. Мира тоже не одобряла Анино решение выйти замуж, но еще больше она протестовала, когда подруга кокетничала напропалую. Внутреннюю Анину шалавеллу она порицала, не стеснялась называть вещи своими именами. Мира была одной из тех редких девушек, которые умеют искренне, честно, самозабвенно любить и ценить мужчину больше, чем себя. И эта, почти собачья, преданность удивительным образом сочеталась с пылкостью и страстностью. Чувства Миры разгорались от одного только мужского взгляда. А таких на нее обращалось много. Она всегда была очень симпатичной: хрупкая, с плечиками-елочками, огромными карими глазами под невероятными ресницами-опахалами, копной длинных, как у Рапунцель, густых черных волос, но при этом с совершенно жутким макияжем, который Аня называла «Собака Баскервилей» за обилие фосфоресцирующих теней и блесток. Но больше всего внимания привлекали ее юбки. Они были узкими, словно вторая кожа, и короткими, как армейский ремень. Аня часто припоминала Мире один их самых одиозных ее нарядов: микроскопическая юбка, топ, открывающий живот и почти не скрывающий грудь, колготки в крупную черную сетку, сапоги на тонком каблуке и шуба-чебурашка сверху. Именно в таком костюме Мира ходила в клуб. Сначала это было просто развлечение, но вскоре барышня поняла, что танцами можно подзаработать, и она начала свое продвижение в Go-Go. Мира могла проскакать всю ночь на пролет. Естественно, что в ее окружении было много парней. Но при всей своей экстравагантности она была ужасно консервативна, никогда не встречалась сразу с несколькими молодыми людьми, не клянчила подарки, в свободное от работы время училась в колледже на дизайнера, готовила борщ и пекла пампушки для своего Вовки, который ее ни в грош не ставил. Аня считала его сказочным уродом, но Мира любило его нежно и преданно.

— Чего тебе жаль, что ты не всегда наивная кретинка? — жестко осадила Поля Аню.

— Перестань, у нас у всех свои недостатки, — миролюбиво похлопала подругу по руке Аня.

— Ты пожалеешь, что вышла замуж, — пожимая плечами, ответила Поля.

Сейчас, стоя на вокзале, Полина представляла, что скажет Ане, когда та сойдет с поезда. Она ведь оказалась права. Но больше всего Поле хотелось поделиться с подругой своими чаяниями. Она завалила вступительный экзамен на архитектуру, теперь ее ждал заочный факультет педагогического института. Мать была разочарована, устроила Полю работать менеджером в фирму по благоустройству земельных участков: ландшафтному дизайну, бурению скважин и колодцев. Там к Полине начал приставать начальник, он был существенно старше и ко всему прочему- женат. Сначала Поля хотела пожаловаться маме, но из-за того, что это был ее знакомый, она побоялась.

Поезд распахнул двери, на перрон, стуча чемоданом, вышла Аня. Поля помахала рукой. Подружка радостно бросилась к ней.

— Привет, спасибо, что приехала, — обнимая Полину, сказала Аня.

— Я не могла не приехать, ты слишком громко ругалась и всхлипывала в трубку, — улыбнулась Поля, — как ты?

— А ты как думаешь? Ужасно, я не знаю, как сказать маме, что я ушла от него, что уж говорить об остальных, — тяжело вздыхая, говорила Аня.

— Ну с мамой, конечно, придется поговорить, но остальным ты объяснять ничего не обязана. Что Андрей сказал?

— Он был как всегда предельно вежлив, не знаю, что сказать, я поступила ужасно. Поля, я отвратительным друг, ужасная жена и скверная дочь. — Глаза Ани опять наполнились слезами.

— Прекрати, что за любовь к самоедству, хотя надо заметить, что я тебя предупреждала, — слова вырвались вперед слишком быстро. Аня втянула голову в плечи, — ты рассказала Даньке?

— Господи, нет конечно, что я должна ему сказать, — удивилась Аня, она не совсем понимала, к чему ведет Полина.

— Ну у вас же с ним…

— Ничего у нас с ним, — оборвала Аня, — ты же знаешь, никогда, ничего не было, — она тряхнула волосами, — по его словам мы просто друзья.

Девушки подошли к машине. Поля грациозно прыгнула за руль. Аня устроилась рядом.

— Поехали ко мне на дачу, — предложила Полина. Она откинула свои светлые волосы и понимающе посмотрела на Аню

— Нет, я сначала домой, — отрицательно покачала она головой.

***

Мира распахнула духовку, на нее пахнуло обжигающим паром и сладким ароматом корицы. Она пекла торт для праздника своей сокурсницы. Мира очень волновалась, это был первый раз в жизни, когда она выступала в роли кондитера. Ее любовь к кексикам, причудливым булочкам и элегантным тортам была известна всему колледже. И вот одна барышня попросила оформить торт в качестве подарка для мамы. Сейчас воздушные бисквиты необходимо было остудить и пропитать сиропом или коньяком. Мира сомневалась, она далеко не всегда доверяла рецептам. В дверь позвонили, обтерев руки о кухонное полотенце, она пошла открывать. На пороге пошатываясь маячил Вовка. Мира попыталась закрыть дверь, но он поставил ногу между створкой и косяком.

— Поди прочь, — гневно воскликнула она.

— Что и не пустишь по старой дружбе, — протягивая к ней руку, разъезжаясь на гласных, проговорил он.

— Нет конечно, иди к своим друзьям, собакам, ну или куда ты там еще ходишь, когда захочешь, — прошипела девушка. Ее карие глаза бешено моргали, она боялась, что сейчас заплачет. Но решение, принятое ей, было окончательным. Она навсегда решила порвать с Вовкой. Ее в конец достали его гадкие выпады, безудержные претензии к ее подработке. Да, она танцевала в клубе, на деньги, заработанные там, она помогла маме закрыть кредит на холодильник, обновила себе швейную машинку, а еще обзавелась кондитерским комбайном. Ей не легко приходилось последнее время, после учебы она пару часов сидела в библиотеке, потом мчалась в клуб, после танцев старательно отбивалась от упырей, которые лезли к ней с сальными предложениями, но она никогда не позволяла себе никаких отношений с ними.

— Какие мы сердитые, — продолжал Вова, — что нашла себе уже какого-нибудь богатенького дурачка?

— Вовка, отвали, а — хрипло произнесла она, — свали в туман, я не хочу тебя видеть.

— Да ладно, — заржал он, — еще на прошлой неделе такие нежности мне писала, — он достал телефон и хотел зачитать.

Мира не готова была больше терпеть его ни минуты, она с силой шарахнула дверью ему по ноге.

— С..ка! — заорал разозленный парень, но было поздно, створка надежно захлопнулась.

Стараясь не рыдать, Мира вошла в ванну. Она включила воду и сунула руки под шумную струю. Никогда в жизни на нее не накатывал такой сильный гнев, ей казалось, что если он не уйдет, то она его просто убьет. Присаживаясь на край ванны, она вдруг подумала о маме, неужели в ссорах с отцом она испытывала эти же чувства?

***

Метелочка для пыли скользила по крепкому ряду книг, стоящему на облупившейся полке, на столе горела желтая лампа. Оля старательно приводила в порядок свое новое жилище. Она поступила в Москву в университет, папа помог дочке снять маленькую комнатку в двухкомнатной квартире. Теперь ей предстояло научиться быть совсем самостоятельной. Жизнь в чужом городе немного пугала, Оля пока слабо представляла, как она организует свой быт, как это: совмещать учебу и работу, оплачивать свои расходы и жилье. Но она чувствовала небывалый подъем, ей казалось, что за плечами выросли крылья. Настоящая свобода. Что может быть лучше этого? Она с удовольствием взглянула на стеклянную банку, полную белых и серых камушков, привезенных ей с моря, и радостно рассмеялась. Теплые сентябрьские сумерки заглядывали в окно, последние золотые лучи гуляли по деревянному полу, покрашенному в странно коричневый, они крались к раскладному дивану, покрытому красным узорчатым ковром. Да обстановка была бедненькая. Но для Оли это был большой шаг в жизни. Единственное, что ее страшно огорчала, что в комнате некуда было поставить фортепиано, она очень скучала без музыки, ей страстно хотелось петь и играть.

Февраль 2010 год

Школьный двор был завален снегом, узенькая дорожка вела к крыльцу. На кустах красными яблочками сидели нахохлившиеся снегири. Около забора бешено прорычала и остановилась машина. Поля заглушила мотор, оправила меховой воротник модной курточки, встряхнула уложенными волосами и взяла с заднего сиденья букет белых роз. Первая суббота февраля была традиционным днем встреч всех выпускников. Они с одноклассниками договорились встретиться сразу после конца шестого урока. Полина была ответственна за цветы. Выскочив из машины, девушка поспешила к школе.

За прошедший год там ничего не изменилось. В раздевалке на полу валялись пакеты со сменной обувью, над окнами первого этажа рядом с водосточными трубами тянулись вниз гигантские сосульки, из столовой тянуло тушеной капустой и расстегаями с рыбой, а из туалетов дешевым куревом. Поля шла по сбитым серым ступеням, на зеленых стенах висели рисунки пятиклашек, посвященные новому году, на длинных серых ребристых лампах еще болтались фольгированные шарики, оставшиеся после новогодних праздников. Она подошла к их кабинету и замялась. Ей было немного странно возвращаться сюда, что она будет рассказывать о своей жизни? Постояв минуту, Полина дернула дверь. В кабинете было очень светло, их классный руководитель уже сидела за накрытым столом. Были почти все, не хватало только Ани, Влада и еще одной девчонки. Ее отсутствие удивило Полю. Лиза всегда была дошей компании, без нее не проходила ни одна классная тусовка.

— Поля, солнышко, проходи скорее, мы тебя заждались, — обратилась к ней классная руководительница.

Полина подошла к ней, обняла за плечи и вручила цветы. Потом отодвинула стул и села за уставленный конфетами стол.

Ребята наперебой рассказывали о своих успехах, один поступил на ИВТ, другой в Политех, третья в МГУ на мировую экономику. Поля пришла как раз в разгар обсуждения очень пикантного вопроса. Одна ее одноклассница еще в школе увлеклась модельной жизнью и сейчас сожительствовала с эстрадным певцом. Мужчина подарил ей белую норковую шубу, красную «Мазду» и свозил на Мальдивы. И ничего бы особенного в этой истории не было, если бы не одно НО. Эта самая одноклассница встречалась с Владом. Теперь Поле стало понятно, почему парень не пришел. В этом октябре он устроил целый перфоманс, чтобы легкомысленная моделька выбрала его. Он попросил всех одноклассников и общих с ней знакомых поставить статус в ВК: «Он не будет любить тебя так как я». Полина считала это верхом глупости, она чуть ли не единственная, кто проигнорировал эту акцию. Сейчас один из его друзей говорил, что Владик до сих пор не оправился после разрыва.

— А где Лиза? — спросила Полина, когда ребята начали потихоньку собираться.

— А ты ничего не знаешь? — удивленно спросила староста их класса.

— Видимо нет, — пожала плечами Поля, после окончания школы она ни с кем из одноклассников особо не общалась, большую часть времени девушка работала, а в оставшееся время встречалась с мужчиной своей мечты.

— Она половине класса денег задолжала, сначала взяла в кредит дорогую камеру, вроде как занялась фотографией, потом разбила ее, но это еще ничего, потом она застряла в онлайн казино и проигралась. Галка из параллели оформила на себя кредит для нее, а Лиза сбежала с деньгами в Питер, говорят там совсем опустилась. Какая мерзость.

Поля поморщилась. Она не могла поверить, что Лиза обманула своих друзей, что же должно было произойти в ее жизни, чтоб она подобное сделала.

— Кстати, — продолжала староста, — мы деньги для Натки из параллельного собираем.

— Она что уже родила кого-то? — брякнула Поля.

— Если бы, у нее рак, — сухо ответила другая одноклассница.

Поля сидела в машине и судорожно переключала песни в магнитоле. Встреча одноклассников произвела на нее колоссальное впечатление. Всего за какой-то год из счастливых, восторженных школьников они превратились во взрослых людей с горой проблем: несчастная любовь, игромания, онкология. Что ждет их дальше? Нет, она отказывалась это принимать. Ни за какие пироги ее больше не затащат на встречу одноклассников.

Ноябрь 2010

Полярная ночь потихоньку приближалась. Аня сидела на истории журналистики, подперев обе щеки руками. Предмет был скучный, она не видела в нем практической ценности. Поглядывая в окно, девушка переводила взгляд с одного голого дерева на другое. Тонкие веточки рябин подрагивали. Прозвенел звонок. Аня быстро схватила свои вещи и выскочила в коридор, ужасно хотелось курить. Накинув пальто, она выскочила на институтские ступеньки, там толпились девчонки и парни с разных факультетов. Они пили кофе, жевали жвачки и весело смеялись. Среди шумящих историков Аня заметила свою однокурсницу Дашу, которая уезжала в Данию по программе обмена. Вместо нее у них в группе учился швед со странным именем Аксель. Аня была в ужасе от этого парня. Он относился к преподавателям и студентам как к грязи под ногами. На лекциях мог положить ноги на парту, нахамить. Девочки интересовали его только с точки зрения удовлетворения его мужских потребностей. В общаге он не задержался, познакомившись в рекреации с первокурсницей с факультета дизайна парень быстро перебрался к ней в квартиру, она готовила для него, стирала его вещи, а когда наступило время уезжать, он сообщил ей, что в родном городе у него есть девушка, но она не против отношений на троих.

Дашка тоже заметила Аню и приветливо ей помахала. Они поравнялись, и Аня спросила:

— Привет, как твоя учеба в Дании?

— Прекрасно, Дания-чудесная страна, ты знаешь, на лекциях нам предлагали не готовые тексты, как это делают наши преподы, а проблемные вопросы, мы должны были изучить теорию самостоятельно. Вообще датчане очень милые, они обожают вкусную еду и Андерсена.

Аня улыбнулась, великий сказочник прославил крошечную страну на весь мир.

— Ты знаешь, там подход к учебе совсем другой, преподаватели и студенты находятся на одной ступени, если вдруг кто-то из преподов начинает относиться к студенту предвзято, то его тут же заменяют.

— Ну, у нас так нельзя, студенты народ разношерстный, мало ли дураков, которые вечно бегают с жалобами, — выразила свое сомнение Аня.

— Жалоба жалобе рознь. Я сначала как ты рассуждала, но потом один преподаватель совсем обнаглел, знаешь, что он заявил?

Аня отрицательно покачала головой, ее мама учила жить по принципу: «Учитель всегда прав, а если он не прав- смотри правило номер один».

— Что он сделал? — спросила она, с любопытством глядя на Дашу.

— О, это было гадко, он мерзкий тип, националист, считает, что Дания только для датчан и других европейцев, а мы, дикие русские, все одинаковые и нам не место в цивилизованном обществе, — ядовито произнесла Даша.

— Вот утырок, — не сдержалась Аня. — К нам вместо тебя швед приезжал, вот уж кто дикий, я таких уродов давненько не встречала… — Аня пустилась в длинных рассказ, подробно описывая все гадости, сказанные Акселем.

Июнь.2011.

Где-то на столе вибрировал телефон. Аня никак не могла его найти. Роясь в бумагах, она продолжала грызть карандаш, которым подчеркивала в докладе по своей курсовой работе. Еще несколько дней и все, она освободится от опостылевшего города и холодного лета. 2 дня назад Андрей уехал на стрельбы. Они сильно поссорились, и Аня решила, что тоже не будет оставаться, она поедет домой. В сумке лежал билет Мурманск — Вологда, нужно только немного потерпеть. Телефон вновь противно заскрипел, наконец, она нашла его под учебником психолингвистики. На экране высветилось сообщение: «Заеду в 7, давай прокатимся, я соскучился». Аня закусила губу. «Да, с этим тоже надо что-то делать, тот еще экземпляр», — пронеслось в ее голове. Девушка слабо отдавала себе отчет в том, как она могла вляпаться в безумный роман с этим типом.

Аня ужасно себя порицала. Когда она первый раз ушла от Андрея, ей казалось, что ее мир рухнул. Мама приняла известие крайне нервозно, то и дело стыдила дочь, говоря о достоинствах Андрея и Аниной бестолковости. Девушка металась, не могла найти себя несмотря на то, что поступила в институт и пыталась работать. Но все получалось плохо. Она то скучала по Андрею, то по своей беззаботной жизни до него. Пару раз даже покупала билеты, но стоило ей оказаться на вокзале, как она начинала рыдать и убегала оттуда. Ей было страшно жаль себя. Она чувствовала, что потерялась, и не знает, как жить дальше. Когда Андрей приехал на выходные, она кинулась ему на шею и была согласна ехать в любую глушь. На этот раз они поехали в военный городок под Мурманском. Там Ане не понравилось с первой секунды. Но сбежать второй раз она не решалась.

Год прошел как сон пустой. Полярная ночь и одиночество были постоянными спутниками Аниной жизни. Андрей пропадал на работе: наряды, командировки, боевые дежурства. Новый год она встречала одна в обнимку с миской оливье и «Иронией судьбы». Весь вечер грусть и раздражение не покидали Аню. Все друзья были вместе со своими родными, а у нее — никого, она не могла пригласить к себе однокурсниц из Мурманска, для этого требовался особенный пропуск. Андрей не хотел, чтоб к ним кто-то приезжал, пока его нет. Он предложил Ане пойти к семье своего брата. Но для нее это было не особо приятным времяпрепровождением. С братом Андрея у нее отношения не сложились. Девушка не могла понять его грубых деревянных шуток, постоянного агрессивного отношения к солдатам и коллегам.

На Анино счастье, к празднику они успели закончить ремонт в служебной квартире, которую дали молодой семье. Но это уже не впечатляло ее. Хотя первые дни, когда она смотрела на поклеенные обои, мягкий уголок на кухне, пушистый ковер, радости не было предела, ведь первые полгода они жили в голых стенах, выкрашенных масляной краской, без мебели, спали на резиновой надувной кровати, а вместо стола у них была коробка из-под унитаза, купленного почти на последние деньги. Продукты хранились за окном, благо большую часть времени зима крепко держала в своих объятиях, а ели из пластиковых мисок. Единственной отрадой для Ани стала учеба, Андрей смог оформить ей перевод в Мурманский Педагогический университет. Добираться до него быстро не получалось. Сначала приходилось долго ждать автобус, или упихиваться в крохотную маршрутку, потом трястись по крутым сопкам больше часа. Приезжала Аня, уже уставшая и замерзшая. В автомате она брала суперсладкий противный капучино. Стоя под холодным ветром на ступенях у корпуса, они с девчонками курили, обсуждали свежие сплетни и шли на пары.

Аня обвела взглядом захламленный стол. Руки ее лихорадочно искали зажигалку. Наконец нащупали ее под скомканными листами, она щелкнула кнопкой и закурила. Синее облачко повисло над ее головой. Она вспоминала, эмоции, пережитые ей в тот вечер, нахлынули все разом.

***

14 февраля Аня чувствовала себя особенно одиноко, ей казалось, что она совершила огромную ошибку, когда вышла замуж за Андрея.

В первые месяцы северного существования Аня замечала все худшее. Мурманск ей казался грязным, убогим, серым. Когда она садилась на конечной 4 троллейбуса то с ужасом бросала взгляд на трубы мусоросжигательного завода, которые чадили черными столбами дыма, представительниц древнейшей профессии, спорящих за место у края дороги, поворачивающей в промышленную зону. Еще больше ее пугал район, в котором расположились компании ритуальных услуг. 8 или 10 агентств, отправляющих в последний путь, выставлявших к своим дверям крышки гробов, венки с лиловыми кружевными лентами и образцы памятников, мило соседствовали с магазинами свадебных платьев, которые тоже не стеснялись показывать на улицу свой товар. Одно платье впечаталось в Анино сознание на всю жизнь. Когда-то снежно-белое, а теперь грязное-серое, пышное, с огромными красными маками и красным шелковым поясом, оно развевалось на ветру, постоянно мешало прохожим, спешащим в наливайку за рюмочкой водки и жареным пирожком. Здесь же болтались банды беспризорных собак. Тощие, ободранные, они подвывали в такт ветру, с тоской смотрели на проходящих мимо выпивох.

Военный городок выглядел гораздо хуже. Он был разделен на районы, которые располагались в относительном удалении друг от друга, из-за того, что плотно сидели на сопке и под ней. Единственная дорога шла от Мурманска, до КПП, через несколько поселков, которые считались автономными военными частями. Они смотрели на мир разбитыми окнами и вынесенными дверями. Построенные при советской власти, хранили память о былой жизни в бесконечных воинских памятниках, у подножья которых возлагались траурные венки. Облупившиеся ракеты и танки, по которым ползали дети, предоставленные сами себе, совершенно не нравились Ане. С такой же тоской смотрела она на район, где жили летчики: местечко, в простонародье называемое кишлаком, и на центр города, где на Приморской площади возвышался каменный матрос с автоматом, гордо смотрящий на Кольский залив. По береговой линии тесно располагались военные корабли, между ними постоянно сновали мужчины в форме. Если пройтись по площади подальше, то можно наткнуться на старые, местами прогнившие трибуны, которое выстроили, видимо для того, чтобы наблюдать за морскими парадами. Между лавками там валялись бычки, пивные банки, осколки бутылок, крупными скачками мчались крысы. Рядом с трибунами — большая лестница, позволяющая подняться на сопку, на верхушке которой лежала еще одна часть городка, если пройти через железные сарайчики-гаражи, серые этажки, то можно выйти к храму святых мучениц Веры, Надежды и Любви и матери их Софии, где встречались горожане по большим церковным праздникам, а дальше по бульвару до остановки «Северная застава», таким образом снова попасть на единственную дорогу, ведущую вон из города. За 2 часа можно обойти все знаковые места.

Аня чуралась соседей, сослуживцев Андрея. Она видела в них только недостатки. Мужчины ей казались грубыми и пьющими, женщины скучными и глупыми. Когда Аня ходила со своим мужем на застолья и шашлыки, то чаще всего проводила время одна, сидела где-то на краю стола, ей не о чем было поговорить с мужиками. Те громко смеялись, постоянно хвастались машинами, сексуальными победами и тем, сколько они могут выпить. Дамы, с которыми Аня по первости пыталась найти общий язык, рубали салаты крупной нарезкой. Если бы это увидела Анина мама, то непременно сказала бы: «Ты кому это напахала, свиньям что ли?!». Обсуждали, кто и как рожал, и шепотком рассказывали о новом штатном психологе, которая спит со всеми мужиками в части.

14 февраля было для Ани очередным днем тоски по дому, досады и злости на мужа, который завез ее в эту глушь. Она испытывала огромную жалость к себе. Водоворот гневных мыслей крутился в голове. Ей всего 19 лет, а она вынуждена похоронить себя среди серых камней и снегов. Проклиная свою глупость, тяжелую дубленку, давившую на плечи, и сапоги на высоком каблуке, которые она опрометчиво купила, чтобы соответствовать росту супруга, Аня вытянула руку, чтобы поймать попутку до Мурманска. Поездив на автобусе и маршрутке, потолкавшись в узких проходах общественного транспорта, полетав в нос и хвост салона при резком старте и торможении, Аня приняла для себя решение, что ездить она будет на машине. Муж не мог постоянно ее возить, и она попробовала автостоп. Сначала было очень страшно. Особенно в те первые дни, когда девушка не знала, как называются улицы и остановки Мурманска. Из-за этого получались иногда совершенно дурацкие ситуации. Например, однажды утром Аня поймала машину, водитель радостно согласился подвезти девушку, он предупредил, что едет по Верхней Росте. Они болтали по дороге, потом машина свернула в промышленную зону, проехала мимо каких-то баз и остановилась около кладбища. Оказалось, что это конечная его маршрута. Аня в ужасе набирала свою однокурсницу Надю.

— Привет, — весело отвечала она, — ты чего так рано звонишь?

— Как доехать до города от мусоросжигательного завода? — взволновано спросила Аня

— Не знаю, — подумав ответила Надя, — спроси у кого-нибудь, есть там люди?

— Есть, но спросить у них не представляется возможны, — мрачно заметила Аня.

— Почему? — удивилась подруга

— Надь, я около кладбища, живых людей тут нет, — еще более мрачно посетовала Аня.

На другой стороне трубки повисло молчание, а потом раздался сдавленный, похожий на крик дикой чайки хохот.

Теперь Аня была аккуратнее, она всегда спрашивала, что рядом с местом, до которого ее готовы подбросить.

Сегодня в первую же минуту около девушки остановился красивый черный BMW, водитель опустил окошко

— До Мурманска довезете? — спросила Аня, сладко улыбаясь, это прочно вошло у нее в привычку.

— Садись, — ответил слегка простуженный баритон.

Аня расстегнула 2 нижние пуговицы дубленки, открыла дверцу и села в обтянутый кожей салон. Внутри приглушенно играл реп.

«Под гнётом свинцового купола

В центре бесцветного Урбана

Дорогой, которая выбрана,

Туда, где встретим последний рассвет…»²⁸

Большая рука в кожаной перчатке отстукивала по рулю ритм, короткая стрижка- 3 и 6 мм, запах дорогого одеколона, острые глаза, внимательно разглядывающие Анины ноги под распахнутыми полами дубленки, широкое, скуластое лицо, подбородок с 2-дневной щетиной, — вот что сразу отменила Аня. «Симпатичный», — пронеслось в ее голове.

— Куда едешь? — небрежным тоном спросил он.

— В институт, а ты на работу? — спросила она в ответ, вопрос вырвался сам собой, будто они уже давно знакомы.

— Не совсем, так документы передать, я отпуске, — он открыл окошко, достал сигарету и закурил. Разговор не задался, он глубоко затягивался и постоянно смотрел на Анины ноги. Она первый раз в жизни почувствовала себя неуютно, сняла перчатки и поставила сумку так, чтоб слегка прикрыть колени.

Он невесело хмыкнул, стряхивая пепел.

— Замужем? — спросил парень, указывая кивков головы на кольцо.

— Да, — утвердительно ответила Аня.

— Давно? — продолжал он свой дурацкий допрос.

Аня отвернулась в окно, мимо пролетали бледные сугробы, снежная пыль, выброшенная колесами. Давно ли она замужем? Ей казалось, что уже целую вечность, что она прожила 1000 лет и состарилась, пока ждала мужа из вечных командировок, нарядов и дежурств. Она открыла сумку, достала пачку тонких сигарет Vogue, хотела закурить, но не успела. Парень вытащил сигарету у нее из рук и выкинул в окно. Аня удивленно посмотрела на него.

— Не люблю, когда мои женщины курят, — бросил он

— Интересное заявление, — недоуменно отозвалась Аня, — я вроде как замужем, и точно не за тобой.

— Ты не лучишься счастьем и семейным благополучием, так что твой муж явно не стена — заметил собеседник, — давно ты тут? Дай угадаю, месяцев 8?

— Год, — нехотя ответила она, — тебе какое дело до моего семейного счастья, ты даже не спросил, как меня зовут, или у твоих женщин нет имен? — ехидно продолжила Аня.

— Досадный промах, есть, конечно, я- Игорь, а тебя как зовут, красавица? — он не смотрел на дорогу, а разглядывал Анино лицо.

— Анна, — она вновь заученно улыбнулась, встряхнула копной влажных от растаявшего снега волос, длинные серьги цепочки в ее ушах зазвенели.

— Ну вот и познакомились, так давно ты, Анна, замужем?

— Полтора года, — девушка снова улыбнулась, она всегда понимала, когда нравится мужчине и редко отказывалась от возможности пофлиртовать.

— Счастлива? — резко выворачивая руль и входя в крутой поворот, спросил Игорь.

— Порой — до зубного скрежета, — поднимая вверх бровки, отвечала она.

— Кто он: майор, капитан, или вообще не служит?

— Лейтенант, — рассмеялась Аня

— О, молодой значит, может ты его еще и любишь, верность хранишь? — совсем развеселился собеседник.

— Ну раз я тут живу, это же должно о чем-то говорить? — интригующе подняла палец вверх Аня, делая упор на слово тут.

— Моя ты хорошая, — заржал он, — это ровным счетом ни о чем не говорит, может ты от родителей сюда сбежала, может за его большой зарплатой приехала, а может и вовсе по залету за него замуж выскочила.

В общем-то Игорь был прав. Молодые и неопытные девушки, из деревень и поселков городского типа, попавшие в город после 9 и 11 классов, выходили замуж за курсантов, чтоб уехать в одну из дыр по распределению лишь для того, чтобы не возвращаться в квартиры стареющих, вечно тиранящих родителей, где с ними еще живут младшие братья и сестры. Другие надевали белое платье на уже шевелящийся живот. Третьи мечтали жить на всем готовом. К какой из этих групп можно было отнести Аню?

— Я не такая, — хмыкнула она, гордо вскинув голову.

— А какая ты? — спросил он, поднял руку и дотронулся до прядки, скрывающей часть ее лица.

— У нас настоящая любовь была… — выпалила она, откидывая его руку, и осеклась. Слово «была» слетело с ее губ опрометчиво скоро. Игорь злорадно рассмеялся, наблюдая, как часто вздымается ее грудь, краснеют щеки.

— Была? — вопросительно повторил он

— Была, есть, что ты к словам цепляешься… — Аня перешла в нападение, она хватала ртом воздух, чтоб разразиться длинной тирадой, но он перебил ее.

— Документы приготовь, КПП, — отдал он приказ.

Аня раскрыла сумку, нашла паспорт и распахнула его, Игорь тут же взглянул на первую страницу и присвистнул.

— Так тебе 19, ты, оказывается, вчерашняя школьница, но меня уже не посадят, — он весело ей подмигнул.

— А тебе сколько? — зло спросила она

— 31, я, кстати, не женат, — при этих словах он кивнул проверяющему и быстро набрал скорость.

Машина катилась с горы, пошел крупный снег, его хлопья ложились на лобовое стекло, налипали на дворники, скрипели и царапались.

— На кого ты учишься, Аня? — проникновенно и через чур интимно спросил Игорь.

— Журналистика и межкультурные коммуникации- равнодушно ответила она. Игорь присвистнул.

— Звучит серьезно. А кем хотела быть? — он снова вперил в нее свои голубые глаза.

— Актрисой или балериной, — Аня пожала плечами, — а ты?

— А я хотел быть капитаном дальнего плавания, что ты любишь? — продолжил он задавать банальные вопросы.

— Цветы, кошек, шоколад, театр и танцевать, — Аня улыбнулась. Она обожала танцевать, ей не важно: где, с кем, главное, чтоб звучала музыка. Театр был ее вечной любовью. Даже теперь, сидя в бескрайних снегах, она смотрела советские телеспектакли. Часто вспоминая, как первый раз оказалась за кулисами. Мама повела ее на новогоднюю сказку, но почему-то они подошли не к центральному входу. Там их встретил мужчина в костюме Петрушки, он весело пошушукался о чем-то с Аниной мамой и повел их длинными коридорами. В самом конце он отворил узенькую дверку. Она открылась, и Аня увидела белый свет от софитов, складки занавеса. Оказалось, что сцена гораздо больше и глубже, чем видно из зала, ее полукруг тонет в пыльной дымке, за бархатом штор прячутся декорации, лавки, забытые костюмы и балетная обувь. Они прошли через все это таинственное великолепие и вышли в зал, где еще никого не было. Петрушка проводил их в ложу. Аня слабо помнила, что это был за спектакль, кажется «Соловей», но она навсегда запомнила запах закулисья, он притягивал ее, словно магнит.

— Ты похожа на стрекозу, — заметил Игорь, — часто танцуешь?

— 3 раза в неделю, хожу на занятия.

— В каком стиле? Бальница или танцы живота?

— Стрип-пластика, — недолго думая ответила Аня, ей хотелось посмотреть на его реакцию.

— Очень интересно, троечница журналистка, мечтавшая стать актрисой, танцует стриптиз, почти как в столице, — растягивая гласные говорил он.

— Кто тебе сказал, что я троечница? — обиженно проворчала Аня, троек у нее никогда не было, более того, строгое мамино воспитание взрастило тягу к перфекционизму.

— А, так ты отличница? — чуть более серьезно проговорил Игорь, — хорошая, правильная девочка? — при этих словах он положил свою ладонь ей на колено, стал медленно продвигать вверх, наблюдая за Аниной реакцией. В какой момент она захочет его остановить? Это произошло почти сразу. Она встрепенулась и скинула его руку.

— Прекрати, — без тени игривости сказала она.

— Точно? — напористо произнес он, — тебе не нравится?

— Я тебя не знаю, а ты меня лапаешь, — возмутилась Аня.

— А если бы ты меня знала, было бы можно? — не унимался новый знакомый.

— Глупый вопрос, нет, не знаю, это неуместно, неправильно, я не хочу, — скороговоркой отвечала она, устремляя глаза к потолку. Действительно, почему она потребовала его убрать руки? Ей не хочется, чтоб ее трогали? Раздражают намеки на поверхностность и доступность? Это нарушает ее статус замужней барышни, которая должна принадлежать одному мужчине? Наверное, все вместе, но при этом столь вольное, доминирующее, решительное поведение разжигало в Ане интерес. Ей хотелось бросить вызов этому мужчине, доказать, что она тоже умеет играть в игры.

Машина резко остановилась. Девушка с удивлением увидела, что они припарковались рядом с ее учебным корпусом.

— Откуда ты знаешь, что мне сюда? — задала она наивный вопрос.

— Я давно здесь живу, да и работа у меня такая- все знать, во сколько ты заканчиваешь? — пристально глядя ей в глаза спросил Игорь.

— После трех, — уклончиво ответила Аня, потянула на себя ручку двери, собираясь выходить.

Игорь неодобрительно покачал головой. Аня неверно истолковала его движения.

— Сколько я должна тебе за дорогу? — пытаясь скрыть свое удивление, спросила она, обычно ее подвозили бесплатно.

Он сурово свел брови, открыл дверцу и вышел, подошел с Аниной стороны и, широко распахнув вторую дверь, протянул руку.

— Ты, видимо, очень самостоятельная девушка, — сказал он, помогая Ане перепрыгнуть через сугроб, наваленный у обочины, — до встречи, красавица, — попрощался он, обнимая ее за талию.

— Пока, — ответила Аня, отодвигаясь от него и оглядываясь по сторонам, ей было тревожно, вдруг кто-то из однокурсников или других знакомых увидит.

Пары тянулись удивительно медленно. Аня перевела взгляд с верхушек сопок на преподавателя, который рассказывал о Манон Леско и кавалере де Гриё. Какая далекая и вместе с тем понятная история о страсти, любви, преданности и выборе. Где-то, в далекой Франции, женщина эксплуатировала свою привлекательность, мечтая получить богатство, случайно встретила мужчину, который полюбил ее настолько сильно, что готов был отдать ради нее жизнь. Конечно, их счастье нельзя назвать идеальным: героиня мученически умерла у героя на руках, но сколько ярких моментов она прожила. Автор знал толк в любви! Аня прочитала роман на одном дыхании, а вот лекция преподавателя томила ее. Он точно не был страстным любителем приключений. Седой мужчина около 45 лет, медленно двигался по учебной комнате, вещал об аморальности книги, о пороках. Он отказывался признавать наслаждение в страсти и влечении, которое испытывали герои друг к другу. Аня всегда была увлекающейся натурой. Ей хотелось любви, порывов, ссор и признаний. Девушка нахмурилась, она не понимала, как можно так скучно рассказывать о столь чувственных книгах. Неужели их препод никогда никого не желал?

— Кто тот красавчик, который подвозил тебя сегодня утром? — прошептала Надя.

Аня опустила пушистые ресницы, размышляя, рассказать или нет. Желание посплетничать победило.

— Его зовут Игорь, это случайная встреча, он очень нахальный и напористый, но, ты права, красавчик. Он так смотрит, словно раздевает глазами. Меня это чертовски будоражит, — тихо и вкрадчиво ответила Аня.

Надя закатила глаза. Она была серьезной барышней, рассудительной и очень уравновешенной. Ее не манили приключения, она владела собой и не допускала до себя парней с разовым умыслом. Анина беспечность и желание флиртовать со всеми вызывали у Нади недоумение. Ведь, за исключением этих двух пороков, Аню можно было назвать прекрасным человеком: добрая, открытая, старательная, веселая, готовая примчаться помогать с переездом, уборкой квартиры, умеющая ценить дружбу, заботливая и ласковая. За то недолгое время, что Надя дружила с Аней, она успела увидеть, что за беспрестанным кокетством скрывается чуткая, глубокая, талантливая и ранимая личность. Надя одна из немногих знала, что Аня прекрасно пишет, варит потрясающее черничное варенье и очень скучает по своему дому. Но вот почему Аня вышла замуж за Андрея, она не понимала. Пару раз Наде ужасно хотелось спросить, что общего у веселой хохотушки, обожающей танцевать, с этим сосредоточенным, сдержанным мужчиной. Муж Ани всегда гладко выбритый, в начищенной до блеска обуви, безупречно вежливый, был образцом офицерства. Именно таких показывают в кино, о таких мечтают мамы для своих дочерей. Надежный и крепкий как гранит. Надя часто замечала, как он смотрит на Аню: он ловил каждое ее движение, иногда его лицо переворачивала странная снисходительная полуулыбка.

— Тебя ничего не смущает? — спросила Надя.

— Смущает, конечно, но я ничего не могу с собой поделать, его руки, запах, тембр голоса, — мечтательно вздохнула Аня, — но ведь я же ничего не сделала, он просто меня подвез, так что…

— И все, — уточнила Надя

— Ну да, все, он не просил мой номер, он не появится больше, — разочарованно покачала головой Аня.

Но она ошиблась. Уже смеркалось, когда закончились пары. Усталость в спине и руках одолевали Аню. Глядя в мутное зеркало туалетной комнаты, она поправляла макияж. Вечер обещал быть максимально тоскливым. Надя встречается со своим молодым человеком, а больше ни с кем Ане общаться не хотелось. Она оглядела себя в зеркало, красный свитер обтягивал высокую грудь, черная юбка с разрезом выгодно показывала стройность ног. «Может пойти куда-нибудь одной», — подумала Аня, она давно хотела посмотреть фильм «Бурлеск», видимо для этого настал подходящий момент.

Выйдя из здания, она накинула на голову шарф, ветер задувал достаточно сильно, поспешила к автобусной остановке. Тротуар преграждали рыхлые сугробы, через которые приходилось перепрыгивать. Совершая очередной эквилибристический этюд, Аня почувствовала, что ее схватили за руку.

— Куда спешишь, Анна? — раздалось над ухом. Она увидела, что с ней поравнялся Игорь. Глаза его светились. — Давай подвезу?

— Спасибо, не стоит, я иду в кино, — обыденным тоном ответила девушка.

— С подружками? — поинтересовался он.

— Нет, — пожала плечами Аня, — одна.

— Давай сходим в кафе, посидим, выпьем, поболтаем… — продолжал Игорь, идя рядом с Аней.

— Сходи, посиди, а потом выпей и поболтай с кем-нибудь, а я иду в кино, — резко оборвала его девушка.

— Ну кино, так кино, что мы будем смотреть, — спросил он, останавливая Аню.

— Мы? — она подняла бровки. — Я иду на «Бурлеск», — сказала она и закусила губу. Ей определенно было непонятно свое поведение, с одной стороны — очень хотелось романтики, цветов, ухаживаний. Но с другой- он был излишне напорист, даже не скрывал своих намерений, это Аню отталкивало- быть его разовой победой она не хотела. Она еще ни разу не изменяла Андрею, легкий флирт и пара обнимашек в школе не в счет.

— Пойдем в машину, обещаю держать руки при себе, — словно прочитав в ее голове, предложил Игорь. Он мягко потянул Анину руку, она помедлила секунду и поддалась.

В машине было тепло, пахло кокосом и нотками хвои. Аня взглянула на своего водителя. Лицо сосредоточенное, напряженно, нижняя губа капризно выставлена вперед. Аня с удивлением заметила, что он гладко выбрит. Значит был дома и приехал за ней специально. Он вел уверенно, легко лавировал между встречными машинами и сугробами.

— Долго ждал? — спросила Аня, прерывая повисшее молчание.

— Минут 30, — коротко ответил он, не поворачиваясь к ней, — и похоже зря, вместо легкой беседы и вкусной еды вынужден идти в кино, надеюсь мы с тобой хотя бы сядем на последний ряд? — обиженно произнес он.

— Прекрати свои намеки, или я выйду, — Ане стало надоедать подобное бестактное обращение.

Игорь засмеялся.

— Куда ты выйдешь, я не планировал останавливаться, — с этими словами он прибавил газ.

— Ты всегда такой хам? — скрестив руки на груди, спросила Аня.

— Периодически, тебе не нравится? — ехидно присвистнув, ответил он.

— Конечно нет! — бросила она и закусила губу.

— А ты мне нравишься, — сказал он, переводя взгляд с дороги на нее, — у тебя удивительные глаза.

— Всем так говоришь? — Аня не смогла пропустить банальность комплимента.

— Конечно, но твои действительно цепляют: этот лисий прищур, золотые искорки, малахитовый оттенок. Ты мне картинку из детской книжки напоминаешь, эту, как ее… — он запнулся, — Хозяйку Медной горы.

— Своеобразный выбор литературы для мальчика, — заметила Аня.

— Мама моя- учительницей начальных классов, да и я с Урала, странно было бы не знать, — равнодушно ответил Игорь, — так вот ты на нее похожа, только там, кажется, коса была, продолжил он.

— На кого, на картинку или маму? — с улыбкой уточнила Аня, ей нравился образ загадочной каменной красавицы.

— На картинку, на маму ты точно не похожа, у мамы лицо доброе и руки ласковые. А ты гордячка, мне нравятся такие, как норовистые лошади, которых требуется укротить.

Сравнение Аню зацепило. Она не хотела, чтоб кто-то ее воспитывал. Все детство этим занималась мама, и регулярно пытался муж. Больше всего ей хотелось легкости и свободы.

— Приехали, ты точно уверена, что мы идем в кино, может… — он лукаво улыбнулся.

— У тебя бабы что ли не было ни разу в жизни? — раздраженно спросила Аня.

— Конечно, — ответил он, — я вообще мальчик-колокольчик, ни разу ни динь-динь, — он широко раскрыл глаза и изобразил смущение.

Аня рассмеялась. Да, он был страшно грубым и совершенно невоспитанным, но его дерзкая улыбка, живое лицо привлекали ее, заставляли сердце биться чаще. Она вспомнила своих пресных ухажеров из школы. Да, такого мужчины у нее еще никогда не было.

Они прошли по холлу торгового центра, поднялись на последний этаж. Он взял 2 билета на «Бурлеск» и большое ведро сладкого попкорна. Аня мысленно вздохнула. Всегда, когда она ходила с парнями в кино, они брали пахнущую цирком кукурузу. Аня не любила есть в кинотеатре, до или после- пожалуйста, но не вовремя просмотра, ее раздражали чавкающие, хлюпающие звуки. Игорь действительно взял билеты на последний ряд. Они устроились поудобнее, он откинул ручку кресла, но, как и обещал, руки не распускал.

На экране мелькали картинки, прелестная Кристина Агилера, элегантная Шер, красивые девчонки в откровенных костюмах танцевали и пели. Наивная история любви между барменом и танцовщицей, беспечность, помноженная на интриги закулисья захватили Аню. Она внимательно следила за сюжетом.

Игорь медленно поглощал попкорн, ему было скучно. Мюзикл представлялся банальным, глядя на Аню он искренне удивлялся, что ее притягивает в этом фильме. Откинув руку, он обнял ее. Аня не отреагировала. Игорь с удивлением обнаружил, что ей холодно, это чувствовалось даже через свитер. Он попытался прижать ее покрепче. Это было странное ощущение: желание, которое владело им все утро, уступило место чему-то другому — ему незнакомому. Она опустила голову на его плечо. Оставшуюся часть фильма он старался не шевелиться. Казалось, что он задремал. После того, как зажегся свет, Игорь не сразу отпустил Аню. Ему не хотелось выходить из уютного состояния полудремы. Когда она встала, он потянулся, потом вальяжно поднялся, взял ее вещи.

— Ты не любишь сладкий попкорн? — спросил он, перехватив презрительный, брошенный ею вскользь взгляд.

— И да, и нет. Не люблю есть в кино, ну и эта штука мне тоже не очень нравится. Когда я была маленькой, меня на лето возили в деревню, раз в неделю приезжала машина с разными товарами: сухариками, кукурузными палочками, шоколадками и прочим. Мы с подружкой купили зерна для воздушной кукурузы, — Аня улыбнулась и продолжила, — нам было лет по 6, мы не знали, как же из этого приготовить хлопья. На пачке было написано, что надо поставить зерна в миске в микроволновку. Но какая в то время могла быть микроволновка в деревне? Налили мы целую сковородку масла, высыпали весь пакет семян, закрыли крышкой и поставили на плиту. Что началось-просто ужас! — она повысила голос и закатила глаза. — Громовые хлопки, сковородка подскакивала на плите. Мы даже не могли подойти выключить газ, масло брызгало во все стороны. Крышку сорвало. В комнате все стало синим от дыма. На звуки прибежала бабушка, она очень сильно испугалась. С тех пор я эту штуку не ем, — Аня закончила свой рассказ, — ты не возражаешь, если я загляну в комнату для маленьких принцесс?

Игорь недоуменно уставился на нее.

— У тебя дети что ли есть? — озадаченно спросил он, решив, что Аня имеет в виду детский магазин.

— Нет, я хочу в туалет, — слегка покачав головой, ответила она, легко развернулась на каблуках и двинулась вглубь этажа.

Он наблюдал за тем, как плавно она шагает, в такт ее движению натягивается ткань на юбке, немного расходятся полы, в которых видно стройные ноги. Да, Аня определенно ему нравилось. Было в ней что-то притягательное, отличающее ее от его предыдущих побед.

Аня вошла в дамскую комнату и достала телефон. Так и есть, 2 пропущенных звонка- оба от Андрея. Несколько непрочитанных сообщений.

Одно с поздравлениями, второе-гневное. Он был рассержен, что она не отвечает. Третье информировало ее о том, что он долго будет вне зоны действия сети. Аня подумала, что же ей ответить.

«Я люблю тебя, спасибо за поздравление, и тебя с праздником, очень скучаю и жду».

Она посмотрела в зеркало. Какая гнусная ложь. Она его совсем не ждет. Как можно быть такой мерзавкой? Именно этим словом называла бабушка девушек, подобных ей.

Мигрень началась внезапно. В глазах у Ани потемнело и начало подташнивать. Она вышла из туалета и обвела зал глазами. Ее внимание привлек букет. Большой, из красных роз на длинных ножках. Аня такие не любила. Ее папа дарил маме на все праздники красны розы на длинных лапах. Но близких отношений с отцом у Ани не получилось. Он никогда с ними не жил, был глубоко женат, появлялся на дни рождения, Новый год и Восьмое марта минут на 30, после чего исчезал в тумане до следующего праздника. Аня видела, как тяжело даются матери встречи с ним. Розы были символом неминуемых страданий, но никак не радости. Андрей никогда не дарил ей таких, он приносил белые, розовые. Огромные охапки, стараясь выразить размером букета свои чувства к ней. Аня всегда ему говорила, что больше всего она любит сирень, колокольчики, ромашки и одуванчики. Из необычных цветов ей нравились ранункулюсы, альстермерии и белые гвоздики. Муж игнорировал Анины просьбы. Он баловал ее, но только теми вещами, которые ценил сам. Мужчина, державший букет, оторвал лицо от телефона. Аня узнала Игоря. Ей стало совсем плохо. Неужели он сейчас вручит ей этот кошмар?

Так и произошло, он двигался быстро, как в кино, Ане казалось, что на них смотрит весь зал. Он подошел к ней, протянул цветы.

— Спасибо, — подавляя тошноту, произнесла она, — но не стоило, — стараясь быть как можно вежливее, поблагодарила Аня.

От Игоря не укрылся ее странный взгляд. Но он не мог понять, что не так. Девушки, которым он привык дарить пышные букеты, всегда прыгали от восторга, дальше он вел их в ресторан, заказывал вино или шампанское, а после — вез к себе. Как правило, такие отношения продолжались две — три недели, а потом он менял барышню. Они все были для него одинаковыми: симпатичными, наивными, падкими на цветы и подарки. Конечно, встречались и другие, похожие, как он выразился, на диких лошадей. С такими он проводил пару месяцев, романы были страстными, эмоциональными, но на этом- все, Игорь ничего не мог им предложить, да и не хотел. Его работа сделала из него сухого, прожжённого дядьку. С тех пор, как он оказался в федеральной службе безопасности, романтические и идеалистические представления о мире и женщинах сошли на нет, зато с ним остались примитивные желания, для реализации которых не трудно найти подружку.

— Что-то не так? — деловито осведомился он, посмотрев Ане прямо в глаза.

На лице девушки отразилась ужасная мука. Между бровей пролегла морщина.

— Пойдем, я куплю себе воды, — ушла она от прямого ответа.

Они прошли по фуд-корту, Аня попросила себе газированной минеральной воды, тяжело опустилась на стул, открыла сумку и начала что-то искать. Игорь продолжал следить за ней. Шорох, щелчок, в ладони мелькнула зеленая таблетка, Аня сделала большой глоток, а потом подперла голову руками.

— Извини, — после минутной паузы продолжила она, — иногда так бывает, я долго работала ночью и мало спала, — она не язвила, не пыталась его заинтриговать или завлечь, ее манера общения изменилась.

— Танцуешь по ночам? — раздраженно спросил он, садясь рядом.

— Нет, — она бросила на него огненный оскорбленный взгляд, — я пишу рекламные тексты. У знакомой моей мамы агентство, и моя задача придумывать то, что привлечет внимание.

— Тебе это нравится? — вопрос был дежурным, хотя и любопытство тоже просыпалось, ему хотелось узнать о ней больше.

— Не знаю, иногда нравится, иногда нет. В любом случае, это удобный способ иметь свои деньги, не выходя из дома, — Аня пожала плечами.

— Зачем тебе деньги, в смысле, тебе что, не дает муж? — теперь Игорю стало действительно интересно, дамы, с которыми он поддерживал общение, редко желали работать.

Аня удивленно моргнула, вопрос ей показался глупым.

— При чем тут дает или нет? Я не тот человек, который реализует свои хотелки за чужой счет. Ты ведь не думаешь, что кто-то должен обеспечивать тебя, правда? — она слегка наклонила голову, ожидая его реакции. Он утвердительно кивнул. — В чем тогда разница между тобой и мной?

— Ты женщина, — ответ был банальный, Игорь хотел продолжить, напомнить про домашний уют и детей. Но Аня очень громко рассмеялась. На ее лице отразилось снисхождение. Так смотрит учитель на ребенка, который случайно брякнул какую-то глупость. Игорь ненавидел такие взгляды, он почувствовал, как к лицу приливает кровь, первобытный гнев подталкивал его в ребро. Единственное желание, которое осталось в сознании, — это схватить глупую женщину, закинуть ее на плечо и утащить в пещеру.

— Не продолжай пожалуйста, — взмолилась она, когда справилась с приливом смеха, глаза ее блестели, — мне кажется, что все стереотипы о том, что дамы мечтают сидеть дома, воспитывать детей и кормить мужа, остались в прошлом. Но в любом случае, если ты считаешь, что мой священный долг- хранить очаг, то спешу тебя уверить — это не про меня. Терпеть не могу бытовуху. Чаще всего мне нравится моя работа, я стараюсь не делать вещей, которые не доставляют удовольствия, — Аня снова сделала большой глоток воды. Игорь внимательно наблюдал за ней, бледность постепенно отступала, в глазах притаились бесенятки, которые ждали случая вырваться на свободу.

— Поедем ужинать? — пытаясь унять гнев, предложил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, я хочу домой, — спокойно произнесла она, — если ты хочешь, поезжай, я доеду сама.

«Чертова баба! — клокотало в голове у Игоря, когда он выехал с парковки на окружную дорогу. — Она играет со мной, или на самом деле считает, что так и должно быть?»— он старался дышать ровно, но внутри все стучало. Игорь вдавил педаль газа.

— Как тебе фильм? — спросил он, чтоб немного отвлечься.

— Понравился, — она улыбалась, в темноте машины черты ее лица теряли резкость, таяли, голос звучал мягко, вкрадчиво. Она не развернула ответ.

Он втянул носом воздух, незнакомый вязкий аромат защекотал ноздри. Так пахнут болотные растения, одурманивают, вводят в сладкую дрему.

— А мне- нет, глупая история, — сквозь зубы ответил он.

— Кому что нравится, — беззлобно ответила она, — конечно не Тарковский, но мне приятно наблюдать за красивыми волшебными сказками. Для подумать — есть литература классическая. Вот тебе какие книги нравятся?

Вопрос был враждебный, Игорь очень давно ничего не читал, в свободное от работы время он предпочитал спать, смотреть футбол, пить пиво и встречаться с женщинами. Но признаваться в этом не хотелось. Последним, что он помнил из школьной литературы, был роман Булгакова «Мастер и Маргарита».

— «Мастер и Маргарита» мне нравится, ну или «12 стульев», — прорычал он.

Она снова взглянула на него как на ребенка.

— Я так и подумала, — ответила Аня, расстёгивая верхние пуговицы на дубленке.

Он прибавил газ сильней: «Если она бросит еще один такой взгляд, я просто ее убью», — пронеслось у него в голове.

— Что не так с этими книгами? — раздувая ноздри спросил он, снова вдохнув этот сладкий тягучий аромат.

— Все так, мне они тоже нравятся, пожалуй, позиция Булгакова о Боге сформировала мое представление о потустороннем мире, — она понизила голос до шепота и устремила взгляд в окно.

В темноте ночи по небу ползли зеленые полосы. Тонкими струнами они бороздили мятежный воздух.

— Красиво, — сказал он, желая сменить тему. Вот уж о религии ему точно говорить не хотелось. Он вообще не мог вспомнить, чтоб обсуждал когда-то со своими подружками подобные вопросы.

— Очень, — кивнула она, — когда я только приехала сюда, мне все казалось серым и невзрачным, пока я не увидела, как цветет тундра. Волшебное зрелище. Мелкие фиолетовые цветочки, шелковый мох. Мы гуляли, и в одном из цветков мне встретился шмель. Он был через чур большой, мохнатый, его жужжание разносилось достаточно далеко, а прозрачные крылышки переливались на солнце. Но самое потрясающее — это осень. Солнце играет в ветвях карликовых деревьев. Дрожа на ветру, звенят маленькие листочки, сопки покрыты красным бархатным ковром брусники. А грибы? Они гигантские! Мне кажется, таких огромных я не видела никогда. Жаль, что озера здесь холодные. Вода настолько прозрачная, что видно, как между камней снуют рыбки, очень хочется пройтись по песчаному дну. У меня в детстве любимая сказка была, «Лесной холм», там старый норвежский тролль рассказывал о своем фьорде, вот так я себе его представляла.

Игоря поразила ее речь, чистая, плавная, она говорила, как будто читала по книге. Он много лет видел смену времен года на севере, но она не возбуждала в его душе поэтических мыслей.

— Хочешь, остановимся? Погуляем немного? — наблюдая за ней, предложил он.

— Давай, — она легко согласилась, хотя предыдущие его предложения твердо отвергались.

Он остановился у обочины. Где-то недалеко мерцали Огни Мурманска. Ветер стих, снег блестел в темноте, по нему бродили черные тени. Воздух пах морозной свежестью. Аня сделала пару шагов по скрипящему настилу, провела рукой по нахохлившимся заиндевелым веткам низкорослого кустарника, охранявшего обочину. Игорь шел за ней, злость немного улеглась. Он не имел ни малейшего представления, что делать здесь, ночью, на границе заснеженного озера.Стоять и смотреть на небо, считать звезды- глупость. Но ей явно нравилось. Аня мечтательно вздохнула. Ей действительно хотелось погулять. Тусклый северный день ее утомлял, но ночь прикрывала несовершенства, делала их загадочными.

Снежный комок неожиданно ударил Аню по плечу. Она повернулась. Игорь мальчишески улыбался, сминая своими большими руками следующий снежок. Она никогда не была меткой чемпионкой в этой игре. Ей сразу вспомнился школьный двор, как они с Полиной, будучи еще шестиклассницами, мелкими перебежками продвигались к воротам, а мальчишки с громким хохотом обстреливали их из-за угла или из кустов. Самым любимым их трюком было сделать градусник, конечно, это удавалось далеко не всегда, девчонки визжали, вырывались, отбрыкивались. Но массовые валяния в снегу школьного двора продолжались до самой слякоти первых дней весны. Аня не успела увернуться, когда второй снежок застрял в ее волосах. Она схватила охапку снега, он прогнулся под ее пальцами, немного колючий, пощипывающий, легко принимал идеальную форму. Аня бросила не глядя, к своему удивлению, попала Игорю в грудь. Уворачиваясь от ответных снарядов, она прыгнула за куст и по щиколотку провалилась в сугроб. Её осенило, что дальше будет еще глубже, а бегать на каблуках- не самое удобное занятие, но ей было ужасно весело. Игорь в 3 шага догнал ее, слегка навалившись, мягко уронил на снег. Его лицо нависало над Аней, она не сомневалась, что он хочет целоваться, момент был самый подходящий. Но к его стремительности она все еще не была готова. Она играючи подняла руки и закрылась от него шарфом, оставив на виду только глаза. Игорь рассмеялся, он легко перекатился через нее, упал на спину и уставился в небо. Оно было действительно потрясающим, глубоким, с зелеными замками, нарисованными волной северного сияния. Он широко раскинул руки и ноги и начал интенсивно размахивать ими, словно хотел взлететь. Снежного ангела Игорь не делал, наверное, тысячу лет. Аня подхватила его идею. Веселое дурачество придавало особый вкус этому вечеру. Когда Игорь поднялся, он подал Ане руку и начал отряхивать ее от налипшего снега. Плавно и старательно проводил рукой по плечам, спине, представляя, что между его ладонью и Аней нет преграды из толстого слоя одежды. После того, как она закрылась от него шарфом, он решил не торопить события. В его жизни явно намечалось романтическое приключение, в котором предвкушение уже было слаще сиюминутной победы.

В машине он включил печь, снова в воздухе разлился странный дурманящий запах.

— Чем пахнут твои духи? — с любопытством спросил он.

— Это иланг-иланг, — прищурившись, как сытая кошка, ответила Аня.

Игорь не знал о таком цветке, ему было ни к чему. Он устремил свой взгляд на дорогу, прибавил радио. Аня тихонько примурлыкивала:

Дай сигарету я ее докурю,

Дай успокою нервы, договорю.

На общем фоне катастрофы

Этот яд — такая малость.

А пьяный вечер снова лезет в авто,

Меня не греет ни вино, ни манто.

Не то, не то, я говорю все не то.

Я просто задыхаюсь…²⁹

У Ани был приятный голос, она точно попадала в ноты и ритм, ей нравилась Ева Польна. Игорь смотрел на нее. Она казалась ему странной, ее слова, мимика, поступки, никак не складывались в единый образ. В ней было что-то невыразимое, что интриговало, притягивало. Аня показала, куда свернуть, очень быстро они оказались около ее дома.

— Спасибо за вечер, — опередив Игоря, сказала Аня. Быстро распахнув дверь, она вышла. Он выскочил за ней, ему казалось, что прощание должно быть более личным.

— Ань, подожди, — ловя ее за руку, слегка повысив голос, позвал Игорь, — мы увидимся еще раз?

— Может быть, — уклончиво ответила она, — мне было приятно с тобой познакомиться, — Аня посмотрела ему прямо в глаза, в ее глубоких переливающихся словно жадеит, затаилась маленькая тайна.

— До встречи, — сказал он, отпуская ее руку, — я буду ждать.

Она вошла в подъезд. Он щелкнул зажигалкой, сел в машину и стал смотреть на дом. В окнах второго этажа загорелся свет. Игорь нажал на газ. В машине витал запах иланг-иланга, он смешивался с глубоко знакомым, теплым южным ароматом роз. Игорь обернулся. На заднем сиденье машины остался лежать букет, который он ей подарил.

***

За окном ползли белые кучные бараньи облака. Солнце било по глазам. Полярный день давал удивительную возможность насладиться красотами короткого северного лета. Аня перевела взгляд на часы. Маленькие, изящные, в форме чайничка, с тонкими золотыми стрелками, они висели рядом с дверным косяком. Она купила их, когда училась еще в школе. В 9 классе ездила на экскурсию в Кострому. Милый уездный город впечатался в память своими курносыми берегами, густыми лесами, разросшимися на высоких склонах. С одной стороны он был очень похож на родной город Ани, но с другой — в нем витала какая-то особая магия. Строгие черты, резные наличники, гулкие мостовые сохранили в себе шарм царской России. Глядя на него, Ане чудилось, что она вот-вот увидит Катерину и Варвару из «Грозы». Томящая грудь тоска разлилась по телу. И вот в центре старого города, в глубине торговых рядов, на прилавке между домовыми, подковками и метелочками лежали часики. Отделанные под цвет лунного камня, с нежными яблочными цветами, они сразу привлекли внимание девочки, она взяла их с собой, как символ домашнего уюта.

Время пролетело удивительно быстро, стрелки отметили 6:30. Игорь никогда не опаздывал, а Аня — постоянно, его это страшно раздражало. Она встала, потянулась и направилась к зеркалу. Лицо выглядело уставшим и бледным. Нужно было срочно принять душ. Горячие струи побежали по коже, волосы, намокли и прилипли к шее, Аня взяла мягкую губку и налила на нее ароматной пены. По ванне пополз ее любимы сладкий запах, он смешивался с густым, почти банным, паром. Внезапно раздался звонок в дверь. «Вот черт! — подумала она, — кого могло принести?». Решив проигнорировать звук, Аня продолжила легкими движениями втирать в кожу нежное мыло. Звонок повторился более настойчиво. Тяжело вздохнув, кое-как смыв с себя пену, накинув черный шелковый халат, Аня поспешила к дверям. Вода мелкими каплями стекала по телу там, где его не прикрывал халат. Ткань быстро прилипла, обтянув фигуру. Не спросив, кто пришел, Аня резко распахнула дверь. На пороге стоял Игорь.

— Я вижу, что ты снова не готова, — усмехнувшись, сказал он, облокачиваясь о косяк. Его глаза остановились на вырезе халата, который открывал взору часть груди. — Часто ты в таком виде гостей встречаешь?

— Иногда, но тебя я в гости не звала, не припомню, чтоб говорила тебе номер квартиры, как ты узнал? — раздраженно ответила Аня, ей не очень понравилось, что он вторгся в ее дом без приглашения, к тому же соседи могли его увидеть и рассказать мужу. А лишних проблем ей не хотелось.

— Я и не знал, догадался, еще в день нашего знакомства, по свету в окнах. Я зайду, — отодвигая ее вглубь коридора, сказал Игорь, затворяя за собой дверь.

Сильным рывком он притянул Аню к себе, начал целовать. Его руки горячие и смелые скользили по Аниному телу. Когда он так делал, земля уходила у нее из-под ног. Желание волной цунами захлестывало ее. Никогда в жизни она не чувствовала ничего подобного. Опыт ее сексуальных отношений до мужа ограничивался легкими обжиманиями, да и с Андреем все было совсем не так, его ласки и поцелуи были как осенние ягоды, в них не хватало вкуса. Губы Игоря впивались в шею, вытесняя все мысли о супруге, плавно спустились к ключице, остановились и яростно двинулись ниже к вырезу халата. Она подалась ему навстречу, лихорадочно стаскивая с могучих плеч кожаную куртку. В голове был только вязкий сладкий туман, жар и истома разливались по всему телу.

***

Игорь всегда получал то, что хотел, особенно если это касалось женщин. Но встреча с Аней заставила его засомневаться в себе. Когда она оставила в его машине букет и не дала номер телефона, он несколько дней ходил сам не свой. После странной ночной прогулки осталось раздражение, злость и разводы от мокрой одежды на кожаных сидениях, которые бесили Игоря. Он гонял по улицам, пару раз подъезжал к ее вузу, ждал у подъезда, но ему не везло. Вечером ее окна не лучились теплом желтого света. Он не знал, что иногда, когда на Аню накатывает смертельная тоска, она не включает свет, может пропустить занятия, лежать и смотреть старые фильмы: «Унесенные ветром», «Завтрак у Тиффани», «Любовь и голуби». К концу недели он чувствовал себя так, как будто по нему проехал трамвай. Друзья пригласили его выпить вечером, Игорь решил, что клин клином вышибают и, несмотря на свое плохое настроение, он поехал общаться.

В шумном баре, под названием «Кружка», он заказал вискарь и закурил. Вокруг было много симпатичных девчонок, сегодня намечалась какая-то программа, посвященная то ли девяностым, то ли пению в караоке. Ему было фиолетово. Он планировал познакомиться с девушкой и уехать к ней домой. Возле сцены оживленно толкались барышни, они двигались в такт музыке, стараясь быть как можно более привлекательными. Ведущий подначивал их своими криками, напоминая, что через несколько минут очередной вокальный номер.

— Ну, сейчас завоют, как кошки в марте, — заметил один из друзей Игоря.

— Да ладно тебе, — хлопая по плечу, заявил другой, — сейчас девчонки накатят и можно будет идти знакомиться, — Эй, а ты чего такой тухлый, ты же в отпуске, — поворачиваясь к Игорю, стараясь перекричать музыку, спросил друг.

— Дамочка одна из головы не идет, — отхлебывая из стакана, с бьющимся о стенки льдом, ответил он, — бортанула меня.

— Забей, вон их, целый танцпол, выбирай любую.

Игорь внимательно следил за фигурами, крутящимися в бешеном ритме, но никто не привлек его внимания. Он кивнул ребятам и вышел на улицу. Морозный воздух ударил в лицо. «Что за хрень с ним творится? — вертелось у него в голове, — как пацан прыщавый». Он стоял спиной к парковке и сжимал руками снег. Мимо него процокали каблуки, веселый смех и очень знакомый запах. Игорь повернул голову, но дверь в бар уже захлопнулась. Он злобно сплюнул в сугроб. Приняв решение, что любая из вертихвосток на танцполе сойдет, он вернулся обратно в зал.

— Сейчас поет столик под номером 12,— кричал диджей. Игорь сдал куртку в гардероб и остановился, он не любил все эти песни, надо было приехать попозже. Усевшись в черное огромное кожаное кресло, он снова закурил.

Музыка заиграла странная, нетипичная для ночного бара, протяжный звук волынки и метроном, отсчитывающий ритм, что-то очень знакомое, что он слышал дома, когда бывал у мамы. На стене в ее квартире висела картина, был в ней один секретик, там пряталась вилка для розетки, стоило ее воткнуть, и изображение оживало. Вверх струился туман, слышался шум качающихся деревьев и падающего снега. Как в Новогоднем шаре кружились снежинки. Так и сейчас, музыка шелестела и шумела. Голос, зазвучавший в микрофоне, теплый, невысокий, нежный резанул слух мужчины.

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.³⁰

Игорь вошел в зал, на сцене стояла симпатичная девушка, организаторы явно подметили ее талант, решили добавить таинственности, пустили в зал дым. Она утопала в серо-лиловых облаках, но он мог различить ее фигуру, каштановые волосы, заплетенные в слабую, почти разваливающуюся косу. Ему наконец повезло, он встретил Аню там, где не ожидал. Пела она хорошо. «Ей, действительно, стоило стать актрисой», — подумал он, следя за ее шагами, легким поворотом, покачиванием бедер и рук. Тонкие кисти исполняли своеобразный танец, порхали как вуаль.

Сегодня Аня была без каблуков, в джинсах, кроссовках и легкой кофте с круглым декольте. Макияж практически отсутствовал. Она определенно не стремилась выделиться или привлечь внимание. Ее подруги, сидевшие за столиком, были одеты куда наряднее: яркие платья, броские украшения, боевой раскрас.

Теперь Игорь мог не спешить, ему было интересно, какая Аня с теми, кого знает. Девицы выбрались на танцпол. Одна была в коротком платье цвета безумной фуксии. Открытая, яркая, интересная девушка. Вторая — менее броская танцевала гораздо скромнее, в руках у нее был бокал. Аня двигалась хорошо. Невооруженным глазом было заметно, что процесс доставляет ей удовольствие, но, несмотря на это, в лице читалась напряженность. Игорь в пол уха слушал своих друзей. Один из его приятелей недавно расстался с девушкой. Они с мужиками собрались на квартире и отмечали час свободы. Единственное напоминание, которое осталось от бывшей пассии, — это красный лифчик на люстре. Парень решил не убирать его, оставил в качестве дизайна в своем холостяцком логове. Пили они почти всю ночь, а утром одинокий волк проснулся головой в стиральной машине. Это его несколько удивило, и он решил поделиться историей с друзьями.

Зазвучала яростная музыка, выползшая из глубин девяностых. Надрывный голос не очень трезвого мужчины завывал: «Разбежавшись прыгнуть со скалы…»³¹. Игорь в очередной раз тошнотворно поморщился. Краем глаза он заметил, что Аня обняла одну из своих подружек, отрицательно покачала головой и направилась к выходу. Он пошел за ней.

Девушка аккуратно расчесывала кудри, глядя в золоченое зеркало. Ей не хотелось быть в этом клубе, не хотелось петь, вообще не хотелось ничего делать. Всю неделю она безвылазно сидела дома и жалела себя. Зачем она вышла за Андрея? Ей было жаль и его- ему досталась такая непутевая жена. Она стыдилась себя перед мамой, за то, что не оправдала ее ожиданий. Но ничего не могла с собой поделать. Север и одиночество угнетали. Она хотела жить и любить. Встреча с Игорем взбудоражила ее. Аня не верила в любовь с первого взгляда, но и выкинуть мужчину из головы не получалось. Она то и дело возвращала в памяти его касания, терпкий солёный запах одеколона. Ей потребовалось приложить массу усилий, чтоб убежать от Игоря, не оставив ему номер телефона. Андрей не добавлял спокойствия ее измотанной душе. Всю неделю он сыпал обвинениями в ее адрес, словно чувствуя, о чем она мечтает. Аня понимала, что он прав, только для нее это ничего не меняло. В ее глазах опять засветились отчаянные огни, она облизала губы. Через серебряную гладь Аня увидела его. «Может быть это все-таки судьба?», — пронеслось в ее голове. Он подошел ближе, положил руки ей на талию. Она вздрогнула, но не отпрянула. Он коснулся губами мочки ее уха. Ответ был молниеносный. Аня сама не ожидала от себя подобного. Это было сродни прыжку с тарзанки, она всегда отвергала экстремальные забавы, но не сейчас. Порыв захватил ее. Она повернулась к нему, запустила пальцы в его волосы, прижалась всем телом и поцеловала.

— Поехали к тебе, — полушепотом попросила она. Уговаривать Игоря было не нужно.

***

Сейчас, лежа на Анином диване, Игорь с упоением ощущал ее близость. Эти три месяца бурного романа подарили ему одни из лучших ощущений в жизни. Но счастье обладания ей не было полным. Он редко угадывал, о чем думает эта женщина. Почему она никогда не звонит ему первая, не остается в его постели дольше пары часов, даже если ее муж отсутствует дома, не принимает от него подарки. Он точно был уверен, что Аня испытывает к нему сильные чувства. Стоило ему протянуть руку, дотронуться до ее талии, или коснуться запястье, как ее кожа вспыхивала, дыхание учащалось, она тянулась к нему всем телом, обвивалась словно змея. Но после страстных объятий, громких стонов она отдалялась. Это разрушало представление Игоря о женщинах, его предыдущие подружки делились своей жизнью, лили ему в уши о мечтах, верили, что он захочет жениться. Ане это не требовалось, она даже ни разу не заикнулась о каком-то совместном будущем, жила своей жизнью, старательно оберегая границы от него. Игоря это злило, он, конечно, не хотел жениться, но желал быть главным в любых отношениях.

— Может накормишь меня? — заглядывая ей в глаза, попросил Игорь.

— Неожиданная просьба, может лучше еще разик, — игриво пробегая пальцами по его груди, предложила она.

Игорь отрицательно покачал головой. Он хотел, чтоб Аня сделала для него что-то иное. Она недовольно вздохнула, нехотя поднялась, надевая халат, через плечо бросила полный грусти взгляд. Игоря это озадачило. Другие девушки с удовольствием готовили для него. «Может она просто не умеет?» — мелькнуло в его голове. На кухне зашумела вода. Лежать просто так Игорю было скучно. Он поднялся, натянул джинсы и подошел к книжному шкафу. На полке стояли фотографии. Вот Аня в компании двух подружек. Одна шикарная блондинка. Игорь хищно улыбнулся. Девушка ему понравилась. Вторая тоже хорошенькая, высокая брюнетка с удивительными прозрачными глазами. У Ани определенно были красивые подруги. Он с удовольствием бы отдохнул в компании таких девчонок. На еще одной фотографии Аня с мамой. Здесь не было никаких сомнений. Возрастная статная дама, с прямой спиной и гордым взглядом, улыбаясь сидела на летней качели, Аня обнимала ее за шею. Переведя взгляд на следующую фотку, Игорь слегка напрягся, он знал, что Аня замужем, но никогда особо не интересовался ее супругом. И вот сейчас на него смотрел высокий, крепкий молодой мужчина в синей форме. Снимок был явно сделан перед парадом, рядом стояла Аня, она надела его фуражку, вид у нее был хитрый и забавный. Он быстро перевернул рамку картинкой вниз. За фотографиями стояли книги. Их было много. Перед глазами мелькали незнакомые названия: Джеймс Джойс «Улисс», Альбер Камю «Посторонний». Толстый том в синей обложке, этого писателя он знал, — Виктор Гюго «Отверженные», но роман, конечно, не читал. Внимание Игоря привлекла книга в черном с золотом переплете. Это был Карамзин «История государства Российского». Игорь сел на диван и решил полистать. Ему нравилась история. Переворачивая одну из страниц, он наткнулся на сложенные в несколько раз клетчатые тетрадные листы. Особенностью его работы было лезть в чужие тайны. Быстрые пальцы ловко развернули бумагу.

«Мне кажется, что ты недооцениваешь поэзию, душа не может держаться в рамках прозы, в ней слишком тесно, даже самые красивые обороты — лишь блеклое отражение окружающего мира. Ты знаешь, я не могу не писать стихов, я так чувствую мир, и ты тоже, у тебя определенно есть стиль и вкус, но ты не даешь себе шанса. То, что ты делаешь сейчас, будет преследовать тебя всю жизнь. Это огромная ошибка. Говорю тебе как Друг. Твой Д.»

Игорь еще раз перечитал. В голове бешено заколотилось: «Ни фига, это не просто друг, если бы ей было безразлично мнение некого Д, то она бы давно выкинула записку». Ревность к неизвестному сопернику странным образом возбудила Игоря. Он абсолютно не чувствовал конкурентом мужа Ани, но какой-то парень, письма которого она хранит, вызывал желание задушить либо его, либо ее.

Он продолжил читать записку. На странице красовались размашистые полинялые буквы.

Я в шарфе под шафе за занавесом закулисья

Дергаю струны гитары рукой человека с повадкой лисьей,

Хитросплетенной в сигарного дыма клубок,

Чтоб разорвать много лет спустя сам потом же не смог.

Сослагательно составляю в вечерне-ночном угаре жизненный план,

Ем плитку шоколада, пью чай каркаде и курю ароматный кальян,

Раскаленный на углях угасающего над головой заката,

Закаченного шприцом прямо в мозг в путешествии по устью Ефрата

Сугубо в словах, в воображении хранящемся в детском,

Словно я Датский принц, владеющий мыслью, не владеющий королевством

Жизни своей, и множеством не принадлежащих мне,

Собственно тех, кого приручить не хотел, но кого приручил,

Что зовут, как из вне

Догорающего до сих пор заката в старой бабушкиной печи,

Чтоб сказать ни хотел, говорю только: «Слушай, люби и молчи…»³²

«Какая лютая хрень, — думал Игорь, снова и снова пробегая по строчкам, — о чем это?». Он повернул листок. Другой почерк, крупные ровные буквы ударили ему по глазам.

Разойдется туманная дымка,

Мы с тобою встретимся вновь.

Голубые глаза и улыбка,

И немного вздернута бровь.

Говорить мы будем о вечном:

О Бодлере, о парке с луной.

Листья кружатся в вальсе беспечном

Над любимой тобою Невой.

По ступеням к воде опускаясь,

Заглянувши Сфинксу в глаза,

Запоешь ты про жизнь не стесняясь,

Над рекой заиграет гроза.

Гостем стать твоим буду я рада,

У огня мы с тобой посидим,

Угольков багровых армада

Нам расскажет, о ком мы грустим.

Но не будет больше прощаний-

Только теплое пламя свечи.

И не будет пустых обещаний,

Просто слушай, люби и молчи.

Игорь в бешенстве бросил листок на диван рядом с собой. Кого она любит, кому эти строчки? Может она вышла замуж за парня с фотографии на зло этому Д.? Он в очередной раз столкнулся с тем, что ничего про нее не знает. Аня иногда рассказывала о себе, но все какие-то мелочи: про кошек, которых она подкармливала в детстве, про собаку, кажется белый лабрадор, вроде именно о таком она мечтает, о маме, пекущей самые вкусные торты на свете, о подругах, даже называла их по именам. Эффектная блондинка на фото явно Полина. Он запомнил, потому что Аня говорила, что девушка гоняет как сумасшедшая и участвует в уличных гонках. Но он никогда не мог понять, почему она не откровенничает с ним по-настоящему.

Он встал и пошел на кухню. Она облокотилась на длинный кухонный гарнитур, слегка согнув одну ногу, напевая что-то себе под нос, резала картошку. Игорь осмотрелся. Светлые обои с мелким рисунком, мебель цвета «золотой орех», тюль, прикрывающий окно, смотрящее на серые сопки, чайник с желтыми подсолнухами, кажется он видел такой рисунок на картине ван Гога. Все такое светлое, солнечное. В общем в Анином духе, он часто слышал от нее, что больше всего на севере ей не хватает тепла и света. Но не воспринимал жалобы в серьез. Игорь плюхнулся на табуретку. Рядом с ним на столе возвышалась груда бумаги.

— Ты читаешь в кухне? — удивился он.

— Ты же видишь, у меня не такая большая квартира как у тебя, стол всего один, и он стоит здесь, — пожимая плечами, не поворачиваясь ответила Аня, — сейчас экзамены, мне приходится много писать.

Он посмотрел на белые листы, исписанные уже знакомым круглым почерком, придавленную линейкой страницу. Что она там черкает?

Он подвинул записи к себе и прочел вслух:

«Как всегда с ним бывало и прежде, множество мыслей о жизни личной и жизни общества налетало на него за этой работой одновременно и попутно.

Он снова думал, что историю, то, что называется ходом истории, он представляет себе совсем не так, как принято, и ему она рисуется наподобие жизни растительного царства. Зимою под снегом оголенные прутья лиственного леса тощи и жалки, как волоски на старческой бородавке. Весной в несколько дней лес преображается, подымается до облаков, в его покрытых листьями дебрях можно затеряться, спрятаться. Это превращение достигается движением, по стремительности превосходящим движения животных, потому что животное не растет так быстро, как растение, и которого никогда нельзя подсмотреть. Лес не передвигается, мы не можем его накрыть, подстеречь за переменою места. Мы всегда застаем его в неподвижности. И в такой же неподвижности застигаем мы вечно растущую, вечно меняющуюся, неуследимую в своих превращениях жизнь общества, историю.

Толстой не довел своей мысли до конца, когда отрицал роль зачинателей за Наполеоном, правителями, полководцами. Он думал именно то же самое, но не договорил этого со всею ясностью.

Истории никто не делает, её не видно, как нельзя увидать, как трава растет. Войны, революции, цари, Робеспьеры — это её органические возбудители, её бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне.»³³

Аня повернулась к нему, на ее лице застыло ожидание, он пытался понять, что она от него хочет.

— О чем это? — спросил он раздраженно, строчки показались ему непонятными, но в них чувствовалась скрытая провокация.

— «Доктор Живаго», — не сразу ответила Аня, она подошла к плите, помешать жарящуюся картошку, — не читал?

Игорь отрицательно покачал головой.

— Роман о революции, которой нельзя избежать, в ее события невозможно вмешаться, она накроет человека как стихия. Ты окажешься в ней песчинкой, тебя затянет дух времени, но заметишь ты это далеко не сразу. По-моему, отличная метафора- жизнь, как вечно растущий, постоянно незаметно изменяющийся лес, тонкая философия.

— Хрень какая, историю каждый день делают сильные люди. Это право надо заслужить, а вот такие созерцатели, только мешают своей пустой болтовнёй, пиз… — он запнулся, сглотнул гневный комок и продолжил, — балаболы они обыкновенные…

— Серьезно, — Аня перебила его, откидывая волосы за спину.

Он не понимал, почему она разозлилась, ему вообще не нравилась тема революции, уже несколько месяцев их на работе гоняли в хвост и в гриву из-за очередного витка недовольства в народных массах. Ждали выборов в Государственную думу. В обществе намечался сильнейший раскол. Уже не первый год люди были недовольны: еще с момента отмены льгот в 2004 году, потом эти тупые «Марши несогласных». Игорь вспомнил, как на заре его карьеры он писал рапорты о митингах, работы бумажной было выше крыши, она выматывала и отравляла жизнь. Сейчас в кулуарах шептались о готовящихся масштабных протестных движениях, которые необходимо подавить в зачатке, чтоб не допустить новых лозунгов «Нет полицейскому государству!» и «Россия без Путина».

Продолжать разговор не хотелось, он встал, подошел к ней, обнял за грудь. Она вспыхнула молниеносно. Он чувствовал, как напряглась ее спина, сердце застучало быстрее. Аня нервно сглотнула и откинула его руки. Этого он не ожидал. Игорь повторил попытку, на этот раз более яростно прижал ее к себе, коснулся губами шеи. На сковородке трещало масло, Аня лихорадочно мешала картошку, передернула плечами.

— Что не так? — прорычал он, хватая ее за руку и разворачивая к себе.

— Ты, вроде, есть просил, — негодующе заявила она, — теперь жди.

Но он не хотел и не мог ждать, ее отказ, только сильнее разжигал в нем желание, ревность к неизвестному Д, размышление о революции и ее неизбежности взбесили Игоря. Словно пушинку он оторвал Аню от пола, скинул все со стола. Она вырывалась, ее глаза яростно блестели. Силы были априори не равны, под его настойчивыми грозными поцелуями Аня снова сдалась.

Ставя перед ним тарелку, она смотрела на красные пятна, расплывающиеся по ее запястью. Случайно ли он сделал ей больно? Что сейчас произошло, хотела она этого или нет? Игорь тоже увидел синяк, оставленный своей рукой, по его лицу пробежала тень, губы дрогнули в странной хищной полуусмешке.

— Извини, — выдавил он из себя, — я был слишком груб, — голос его не выражал сожаления, — я хочу поехать на выходные в Териберку, ты поедешь со мной?

— Нет, — тихо и вкрадчиво ответила Аня.

— Почему? — с ненавистью почти крича, вопрошал он.

— Я уезжаю через 2 дня домой, хочу увидеть друзей и маму, — спокойно говорила она. Аня не понимала, что его так бесит, почему он не допускает и мысли, что у нее есть своя жизнь.

— Домой, — он со звоном бросил вилку на стол, глаза налились кровью, — когда ты собиралась мне об этом рассказать?

— Ты не спрашивал о моих планах на лето. Разве я должна отчитываться перед тобой? — ее голос тоже зазвенел, он переходил всякие границы, она была уверена, что их отношения для него — это просто отличный секс, а контроля и ожиданий у окна ей хватало и в браке.

— Просто прекрасно, — Игорь сжал кулаки, — как долго ты собиралась отсутствовать, в надежде, что я не замечу?

— Я хочу провести все оставшееся лето дома, возможно поеду на море, к тому же у мужа, если ты успел забыть, где-то все-таки должен быть отпуск, рискну предположить, что он захочет побыть со мной.

— А пока его нет, можно и с каким-нибудь Д потусить, — Игоря разрывало от злости, он не предполагал, что на все лето останется один, Аня прочно вошла в его жизнь, страх потери, разочарование распаляли его.

— Какой Д, ты о чем? — глаза девушки расширились, она явно не понимало, что так бесит ее любовника.

— Которому ты стишки пишешь и между страничками прячешь, — прошипел он.

Аня с трудом улавливала, к чему он клонит. Какие стихи, какие книжки? Она встала и пошла в комнату. На полу валялась «История государства Российского», а рядом с ней пожелтевшие клетчатые листки. Она подняла их с недоумением вчитываясь в содержание. Игорь выбрался из-за стола и последовал за ней.

— Это письмо написал мне мой друг, когда я училась в 11 классе, в ответ на мои стихи, они лежат в этой книге со времен экзаменов, я даже не знала, что они здесь, ибо с тех пор ее не открывала, — растерянно проговорила она. Ей казалось, что теперь она немного понимает причины поведения Игоря. Возможно, так выглядит ревность, но разве есть у него к ней какие-то другие чувства, кроме похотливого влечения? — а про свою поездку домой я тебе не говорила, потому что до недавнего времени никуда и не собиралась, но сейчас мне очень хочется к маме, с каких пор тебе важно мое присутствие в твоей жизни? Разве нет другой девушки, которая захочет прокатиться с тобой до Териберки?

— Нет у меня другой, — натягивая кофту рявкнул он, — я пошел, хорошего лета, — с этими словами он вышел из квартиры, пинком открывая дверь.

Аня осталась стоять, держа в руках пожелтевшие листки. Муж тоже не любил ее страсть к стихам. Она устало опустилась на диван. Плевать, плевать на обоих. Главное, что впереди целое лето!

Июль 2011

Кафе на набережной смотрело на реку открытыми окнами, шторы в зеленую клетку, повязанные молочными бантиками, под дыханием ветра взлетали вверх, рвались с крючков, мечтая улететь в открытое голубое небо. Оля сидела за круглым столиком и ждала Аню. Они не виделись почти два года. С того момента, как она переехала в Москву, у нее совершенно не стало времени на школьных подружек. Изредка они переписывались во «ВКонтакте», посылали друг другу смешные картинки и поздравляли с праздниками. Сейчас Оля приехала погостить, и оказалось, что Аня тоже в городе. Они договорились встретиться. Оля посмотрела на тонкие золотые часики, обвивавшие ее запястье. Аня опаздывала на 10 минут. «Никогда она не изменится», — начиная сердиться, подумала девушка. Оля все больше и больше ценила четкость и ответственность. Каждый день у нее был расписан почти поминутно. Она вставала в 6 утра, надевала беговые кроссовки и шла в парк, вернувшись после пробежки, принимала душ, завтракала овсянкой и ехала на пары, после учебы шла на работу: она собирала симпатичную бижутерию, упаковывала милые подарочки и мастерила букеты в агентстве праздников. Вечером у нее было несколько учеников, она готовила школьников к экзаменам по математике и английскому. Закончив с работой часам к 10, она отправлялась на Патриаршие, где встречалась со своим молодым человеком, они уютно проводили вместе вечер, но ночевать Оля у него не оставалась, ведь день должен был начаться ровно в шесть. А парень не разделял ее упорядоченности. Он любил поваляться утром в постели и всячески склонял к этому Олю.

— Привет, — раздалось у девушки за спиной, подруга обняла ее за шею, защекотав волосами и обдав сладким запахом духов.

Оля посмотрела на Аню. Когда-то она напоминала ей большую зефирину, любовь к розовым платьям, оборки, каблуки Оля не разделяла. Сейчас Аня выглядела определенно лучше, на ней был белый с голубыми слонами сарафан, он завязывался на 2 тонких шнурочка, обозначая талию. Волосы поддерживали солнечные очки, аккуратно уложенные они больше не походили на плохо причесанного пуделя. Вились лишь концы. Из старых привычек остались только каблуки. Тонкие шпильки были у Ани любимой обувью.

— Привет, — улыбнулась Оля, — ты не меняешься, опять опоздала.

— Прости, — сделав кукольные глаза, ответила Аня, — я 5 кг вишни начистила, — она подняла ладони, показав красные подушечки пальцев.

— Зачем столько?

— Мама собралась делать варенье, а с косточками нельзя, там эта, как ее, — Аня задумалась, — о, вспомнила! Синильная кислота.

— О, Боже! — качая головой, ответила Оля.

— Как твоя учеба? Как Москва? — с любовью глядя на Олю, спросила Аня.

— О, слушай, в двух словах и не расскажешь. Там столько всего происходит. Я побывала на концерте оперной певицы, сидела на балконе, это было великолепно. С папой в Грецию ездили на майские праздники. По музеям погуляли. На Черепашьем острове были. Я оттуда магнит прикольный привезла. Толстую такую черепаху с яйцом, — Оля мечтательно закатила глаза, на ее загорелой коже играли солнечные блики.

Аня оценила вид подруги, с их последней встречи она еще больше похорошела. Сделала модную стрижку, подчеркивающую идеальный овал лица. На руках красовался маникюр. Миндалевидные ногти покрыты были красным лаком. Аня отметила, что Оля, очевидно, больше не играет на инструменте, такая длинна просто неудобна, если каждый день стучишь по клавишам.

— Ты больше не играешь, — спросила Аня.

— Нет, — пожала плечами Оля, — я много работаю, а потом у меня молодой человек есть, мы с ним встречаемся по вечерам, времени совсем не остается.

— Давно ты с ним? — с любопытством спросила подруга, она помнила, что Оля очень придирчива в отношениях, ей было страшно интересно узнать, какой он, нынешний избранник.

— Почти год, наверное, я до этого доросла, — заметила Оля, — мы почти не ссоримся, хотя мне это дается не легко, знаешь, он не такой, как я привыкла, но это даже интересно.

— Не такой, — с сомнением переспросила Аня.

— Ну да, он очень непредсказуемый, наверное, даже немного сумасшедший, но с ним так интересно, он столько всего знает, а еще он играет на барабанах и гоняет на байке. Он архитектор. У него очень красивая квартира, я никогда таких ровных углов не видела. Помню мы с папой ремонт делали, часа два шпаклевкой выводили, но все равно они остались кривыми.

— Не говори мне ничего про углы, — Аня закатила глаза, — мы не так давно закончили ремонт в квартире. Там стены волнами, словно не цемент, а «Девятый вал» Айвазовского. А потом, когда поклеили обои, я обалдела от собственного дурного вкуса, эти золотые вензеля! — Аня сокрушенно хлопнула себя по лбу, — в общем, если бы не шкаф, который закрывает целую стену, я бы сошла с ума. — Оль. Как тебе езда на байке? Я никогда не пробовала, — с любопытством спросила Аня.

— Не совсем мое, очень небезопасно, мне больше нравится автомобиль. Я же недавно сдала на права, вот смотри, — с этими словами она открыла сумку и вытащила водительское удостоверение. С фотографии смотрела очень серьезная девушка в очках. Аня бы сразу не узнала Олю, если бы случайно увидела этот снимок, — фотка, конечно, не очень, уж больно морда протокольная получилась, — заметила Оля, — но ты даже не представляешь, какое это счастье, я когда впервые села за руль, думала, что лечу. Мне кажется, я могу гнать по трассе без остановки. Недавно ездила к однокурснице в Липецк.

— А там действительно много лип и большущие помидоры? — уточнила Аня, кто-то из сослуживцев Андрея рассказывал, что это томатный край.

— Ну я не заметила, чтоб на каждом балконе стояла рассада, но там действительно очень зелено, тепло и чисто…

Аня с удовольствием слушала подругу. Оля, с ее московской жизнью, была окном в другой мир. Где нет места ругани с мужем и любовником, а господствуют свобода и самостоятельность. Аня только сейчас поняла, что это и есть нормальная, взрослая жизнь, когда ты принадлежишь себе. В ее сумке завибрировал телефон. Она вытащила его, на экране маячила картинка, Аня не сразу разобралась, что это. Две розовые прямые на тонкой пластиковой полоске. Она перевела взгляд на подпись: «Я попала, позвони, как сможешь.»

***

Аня быстрыми шагами подбежала к серой машине и плюхнулась на переднее сиденье. Темнота ночи скрывала деревья, склонившиеся над старыми пятиэтажными общежитиями, раскрывшими окна во влажную, жаркую ночь, размывала силуэт ледового дворца, примостившегося на повороте, рядом со старым парком. В машине гулко раздавалось:

«Как бессонница в час ночной

Меняет, нелюдимая, образ твой.

Чья невольница ты идей?

Зачем тебе охотиться на людей?

Очень жаль, что ты тогда

Мне поверить не смогла,

В то, что новый твой приятель

Не такой, как все!

Ты осталась с ним вдвоём,

Не зная ничего о нём…³⁴»

— Это не стеб был? — устремляя взгляд на Полину, спросила Аня, — кто счастливый отец?

— Вадик, — с сожалением произнесла Поля.

— А твой вечный странник знает? — сочувственно произнесла Аня.

— Никто пока не знает, только ты. Я еще не решила, что я буду делать. Мне страшно, — Поля посмотрела на Аню полными слез глазами.

Еще бы ей не было страшно. Уже полгода Поля встречалась с очень своеобразным мужчиной. Он был бывшим спецназовцем, служил в Чечне во вторую чеченскую войну. Полина сошлась с ним случайно. Он приехал осенью к ней в офис, хотел заказать колодец на свой участок. Так слово за слово, и вечерком они пошли на свидание. В ресторане кавказской кухни, где по стенам висели цветные ковры, в углах стояли огромные винные кувшины, а еду подавали девушки в национальных костюмах, они мило сидели и разговаривали. Вадик постоянно подливал Поле красное креплёное. После тяжелого рабочего дня она разомлела, алкоголь дал ей в голову, вечер прошел как в тумане. Ей казалось, что именно его она искала всю жизнь. Взрослый, сильный, решительный, ведущий себя не как мальчишка. Полина даже отправила Ане смс: «Кажется, я влюблена», — гласил текст. Утром, открыв глаза, Поля с ужасом обнаружила, что она не у себя дома, а рядом храпит Вадик. Спотыкаясь, собирая впопыхах свои вещи, стараясь не шевелить разваливающейся от похмелья головой, Поля уносила оттуда ноги, следующее сообщение, полученное Аней, гласило: «О Боги, как я могла так напиться». Девушка надеялась, что сексом на одну ночь все и ограничится, но Вадик снова заявился в офис, как ни в чем не бывало, предложил Поле прокатиться вместе в выходные в Рыбинск. Вот так, странно, без романтических прелюдий у Полины появился мужчина. Он решал ее мелкие вопросики, отремонтировал машину, возил ее к себе на дачу и знакомил со своими друзьями. Полина не собиралась провести с ним всю жизнь. Но ее вечная любовь никак не мог решиться хоть на что-то. Он то обивал ее порог, то исчезал, по-прежнему рассказывал сказки, что она лучшая женщина в его жизни, но этим все и ограничивалось. Поле до смерти надоело. А Вадик был очень понятным, через пару месяцев он предложил Поле съехаться. Она согласилась, и вот теперь тест на беременность стал закономерным продолжением их отношений.

— Я не хочу детей, — наконец выдавила из себя Полина.

— Ну мы, к счастью, не в Средние века живем, хотя даже тогда находились умельцы. Что мешает, запишись к врачу, — сочувственно ответила Аня.

— Я думала об этом, но вдруг что-то пойдет не так, а если потом я больше никогда не смогу родить? — ударила Поля руками по рулю, — что мне делать?

— А Вадик вообще хочет семью, ребенка? — уточнила Аня.

— Без понятия, ему 36, может и хочет, только я не хочу, какая же я дура, — роняя голову на руки, голосила Полина.

— Не нагнетай, хочешь, я с тобой к врачу пойду?

— Может быть, мне надо подумать. Как твой брак? — немного успокоившись, спросила Поля.

— Быстро и весело катится ко всем чертям, — улыбнулась Аня, — я закурю?

— Валяй, я с тобой не буду, — вымученно подмигнув подруге, ответила Поля.

Аня засмеялась. Было в этом что-то страшно знакомое. Когда-то в детстве, она была частой свидетельницей подобных разговоров, разворачивающихся на маминой кухне. Только теперь она сама стала участницей этих пересудов.

— У меня любовник, — выпалила она на одном дыхании, — и секс с ним просто бомба.

— Оу, — обескураженно выдала Поля, — почему ты не разводишься, ну признайся уже наконец, что идея выйти замуж- самая бредовая из всех, посетивших тебя.

— Не знаю, почему я не развожусь. Когда мы живем с Андреем вместе, я каждый день смотрю на него и понимаю, что испортила ему жизнь, он бы мог жениться на нормальной девчонке, которая бы ждала его, варила суп, рожала ему детей. И мне кажется, что я ему задолжала. Понимаешь, я стараюсь быть хорошей женой, но стоит мне вырваться из моей чудной темницы, как мозги начисто отрубаются. Игорь — это что-то невероятное, достаточно одного его взгляда, чтоб у меня внутри все переворачивалось, — она затянулась и закатила глаза, — и так по кругу. Не могу остановиться.

— Видимо, он мастер, — саркастична хмыкнула Полина.

— Определенно, но с ним тоже стало не просто, перед моим отъездом закатил страшный скандал. А сейчас и вовсе пропал. Так что, скорее всего с ним все, — Аня грустно вздохнула.

— Сколько сожаления, ты любишь его что ли? — Поля посерьезнела, влюбленной по уши она Аню видела только после девятого класса, но тогда это измучило всех окружающих, после разрыва подруга сходила с ума.

— Да, нет, не знаю, — прерывисто с паузами шептала Аня. — Это не любовь, это другое, мне с ним не о чем поговорить, он совершенно меня не понимает, он грубый, пошлый, он не подходит мне от слова совсем.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — пристально глядя подруге в глаза, ответила Полина.

— Да ничего хорошего в этом нет- мало мне понимать. Помнишь, как с твоим братом? Я же знала, что Оля на меня обидится, что плохо я делаю, но не могла остановиться. Кстати, как он?

— Нормально, он в армию ушел, может хоть теперь мозги на место встанут.

— Это вряд ли, там умнее не становятся, поверь уж мне, — хохотнула Аня.

— Я Даньку недавно видела, на Дне города выступал. У нас тут такой переполох был, президентский кортеж проезжал, так по всему его маршруту асфальт новый постелили, представь, только проехали машины, за ними автобус, битком людьми набитый, ну и по самое пузо в новый асфальт сел. Дорога провалилась — жуткий скандал, кого-то за это даже посадили.

— Да уж, конфуз, — Аня всплеснула руками, ей очень хотелось узнать про Данилу, но она стеснялась спросить.

Поля считала ее взгляд моментально.

— Он хорошо, читал стихи, говорят, лучший на курсе.

Аня тяжело вздохнула, она и не сомневалась, что он будет лучшим, у него самый настоящий талант, а вот она так, весьма посредственная.

— Почему ты ему не пишешь? — спросила Поля.

— А что писать то, что я опростоволосилась, что он во всем был прав? Я себе-то не всегда в этом признаюсь, а уж ему и подавно, не хочу.

— Да, я до сих пор помню твои стихи, как ты там писала:

Полечу по бульвару под легким ветром

Навстречу весенним сумеркам,

Поезд в 12, с последним билетом

К нашим заветным местам.

А помнишь, за театром сидели с гитарой

Веселой дружной толпой?

Ты был с какой-то прекрасною дамой,

Со мной романтичный герой.

Взглядов игра, и ресницами взмах.

Огонек зажигалки, мелькнувший впотьмах.

Мурлыканье ветра, струн перебор,

И на предплечье индийский узор.

Касание рук, румбы шаг, поворот

Арабскою вязью крадутся в блокнот.

В старой парадной, под сенью перил,

Ты красную нитку мне подарил.

И скрипнула дверь, нарушая покой,

На полке стеклянной ночной часовой-

Лукавой Мадонны фарфоровой взор,

С образа древний безмолвный укор.

Поля закончила читать. В машине повисла тишина. Аня сглотнула. Это были одни из первых ее стихов, посвященных Даньке. Она не понимала, почему подруга их запомнила, ритм неровный, слова, словно залежалый рахат-лукум. Эх, глупая, дура. Почему было просто не признать правду, что она влюблена в этого мальчишку по самые уши. Может всем было бы проще? Но теперь уже ничего не изменишь.

— Покатаемся? — предложила Полина.

Аня кивнула, говорить не хотелось. Мимо проносились спящие дома. Моргали желтым огнем светофоры. Басы отстукивали глухой ритм. Девушки молчали, каждая думала о своем.

***

— Ты обязательно должна мне помочь, я первый раз в жизни работаю в лагере организатором, у нас форс-мажор, — вопила в трубку Мира, — пожалуйста, приезжай, помоги мне.

Аня замерла, не так она планировала провести лето. Они с мамой хотели выехать на дачу, но неожиданно ее отпуск перенесся из-за департаментской проверки. Аня не хотела сидеть в городе, часто ходила на пляж, жара стояла неописуемая. Поехать к подруге в лагерь было неплохим решением. Всего несколько недель. Там определенно будет весело.

— О боже, ну хорошо, — согласилась Аня.

— Я тебя обожаю, — радостно крикнула Мира и отключилась.

Аня не переставала удивляться тому, как изменилась подруга после того, как она послала Вовку и бросила ночные танцы. Мира постоянно работала, организовывала праздники, пекла на заказ торты, мастерила предметы домашнего интерьера. Их с мамой квартира больше напоминала домашнюю мастерскую. Теперь она работает организатором в лагере, что дальше — Олимпиада в Сочи? Аня набрала Андрея.

— Привет, — недовольно буркнул он, — я очень занят, что ты хочешь, говори быстрее.

— Я еду с Мирой работать в лагерь детский, — скороговоркой сказала Аня.

— Я понял, тебе это зачем? — удивился муж.

— Мама не может сейчас пойти в отпуск, а Мира очень просит, мне бы хотелось ей помочь, — ответила она.

— Хорошо, как хочешь, я приеду не раньше, чем через месяц, ты вернешься или мне к тебе? — уточнил он.

— Приезжай ты, — стараясь быть веселой, произнесла Аня.

— Хорошо, ну давай, пока, люблю тебя, — быстро ответил Андрей и, недослушав ответ, положил трубку.

Аня посмотрела на телефон. Вот так всегда, он занят, ему некогда, люблю, пока. Хоть бы раз спросил, как у нее дела! Аня зло бросила телефон на кровать и пошла собирать сумку.

Она распахнула шкаф. На нее смотрели горы ее старой одежды. Розовое платье с пайетками, джинсы с вышивкой и клешем от бедра. Белая прозрачная марлёвка. Неужели она это носила? А на верху что за коробка? Аня потянула узорчатый картон. В нем что-то гремело. Поставив коробку на диван, она открыла крышку. В глубине спрятались разные ее безделушки, видимо мама собрала их, но не решилась выкинуть. Аня взяла большую ракушку, привезенную Олей из Крыма, понюхала, ей показалось, что она до сих пор пахнет морем. Под ней прятались валентинки, записочки, открытки. Аня взяла одну, где две подружки сидели на скамейке и ели мороженое: «С днем рождения! Пусть тебе всегда и во всем везет! Мира.» Под большими буквами красовалась рыжая кошка с бантом на шее. Аня снова заглянула в коробку, что там еще? Глиняный подсвечник, который она лепила 3 недели перед Новым годом, но так и не закончила, подушечка для иголок, коллаж из Питера: Петергоф, Васильевский остров, «Аврора». Под фотографиями голубой дневник с плюшевым медвежонком, запертый на золотистый замочек. Аня взяла его в руки. Желание открыть дневничок было очень сильным, она вытащила из волос шпильку и сунула в замок. Он тихонько щелкнул и открылся. Аня пролистнула несколько страниц, номера телефонов и характеристики мальчишек, с которыми она дружила или просто была знакома, ее не интересовали. Она хотела увидеть свои рисунки, стихи и песни. Ага, вот они. Ровные буквы, написанные зеленой ручкой, висели на строчках:

«Фенечки, ленточки, красная нитка и куриный бог-

Стандартный набор для школьницы.

Все также читаю Vogue,

И праздную день Святой Троицы.

Хотелось бы мне научиться вязать

Иль штопать носки вечерами.

Но видно удел языком мой чесать

По телефону часами.

А может у бара за стойкой сидеть,

Призывно встряхнув волосами,

С томною страстью на тортик смотреть,

Плакать в обнимку с весами.

В мыслях моих то канкан, то погост

Сменяются скоростью звука,

И ты для меня, как всегда, не прост,

И очень похож на глюка.

Наверно, пора записаться к врачу,

Просить прописать препараты,

А может спустить все финансы к нулю

И голодать до зарплаты.

Стихами моими полнится дом,

А с виду кажется-пылью,

Короче, с домашним уютом облом,

А сказки кажутся былью».

Как же давно это было. Она пролистала дневник до конца, сколько строчек, горьких и радостных. Теперь они не казались ей такими уж плохими. Аня не писала почти 2 года. Сейчас, когда в ее жизни появился Игорь, у нее снова чесались руки. Она с размаху плюхнулась за письменный стол, в подставке стояло фиолетовое перо, привезенное ей из Пушкинского музея. Она вывела первые слова:

«Карты свечи, ночь темна,

Знаю точно-я больна.

Душно в комнате моей,

По стене-игра теней…»

***

На гудроновой крыше было очень жарко. Мира и Аня вытянулись на покрывале, подставляя тела жаркому солнцу. Тихий час в лагере был временем сладкой тишины. Когда только вездесущие пчелки-труженицы жужжат в липовых деревьях.

— Ань, давай после родительского махнем на карьеры, очень хочется отдохнуть, — предложила Мира.

— Я не против, только с кем поедем? — Аня приподнялась на локтях, сдвинула на нос солнечные очки. Она знала, что Мира уже пару ночей подряд ходит на стадион с плавруком Мишей. Он определённо был хорош собой. Высокий, подкаченный сидел он на подоконнике бассейна в одним плавательных шортах, наблюдая за малышней, резвящейся в чаше бассейна.

— А то ты не знаешь с кем, — уклончиво ответила подруга.

— А я — то вам зачем, езжайте вдвоем, я не обижусь, — ответила Аня, ей не хотелось мешать зарождающемуся роману.

— Точно? — поворачиваясь на бок, спросила Мира.

— Абсолютно, можешь не сомневаться, — улыбнулась ей Аня.

***

Родительский концерт был в самом разгаре, Аня дежурила у ворот и провожала опоздавших. По дороге, распуская вокруг хвосты пыли подъехала серая Audi, из нее вышли двое парней. Они вытащили огромный пакет и, переругиваясь, направились к забору.

— Вы к кому? — спросила Аня, разворачивая длинный список.

— К Авдееву, второй отряд, — сердито проворчал один парень.

Второй глядел добродушно, весело улыбнулся, склонил голову на бок.

— Анька, вот так встреча, — сказал он теплым приятным голосом.

Аня всмотрелась в его лицо. Серо-зеленые хитрые глаза, прямой гордый нос, ямочки на щеках. Она с удивлением узнала своего соседа по даче Леху.

— Привет, — радостно улыбнулась она, подошла и обняла старого знакомого.

— Говорят, ты замуж вышла, а ты вот в лагере, детишек воспитываешь? — поинтересовался он.

— Ну что-то вроде того, — ответила Аня, — меня подруга позвала помочь, пойдем, я вас провожу.

Они быстро шли по дорожке к клубу, Леха болтал без умолку. Он рассказывал о своей армейской службе, учебе в институте, про друга, которого он привез навестить брата.

— Ты весь день сегодня занята? — спросил Лёха, когда они подошли к самой двери в актовый зал.

— О, даже больше того тебе скажу, и всю ночь, — поднимая вверх палец, ответила Аня, — Мира, с которой я приехала, берет выходной, мне придется за нее дежурить.

— А, ну это важно, жаль, я думал еще поболтаем, может выкроишь хоть полчасика? — продолжая улыбаться, спросил он.

— Я постараюсь, давай после обеда, когда будет свободное время у детей и родителей посидим на стадионе?

— Отлично, буду рад.

Аня развернулась и побежала обратно на свой пост, встречать и провожать.

***

— Я поехала, — запихивая в багажник арбуз, говорила Мира, — если что-звони.

— Да не волнуйся, я справлюсь, все будет нормально, — Аня провожала подружку на выходной, Мишка закинул на заднее сиденье последние вещи и плюхнулся за руль. Аня помахала им рукой. И пошла на стадион, где договорилась встретиться с Лёхой. Он уже ждал ее, поедая с травинки нанизанную на нее землянику.

— Как там наша дача? Я так давно всех не видела, — поглядывая поверх солнечных очков спросила Аня.

— У Маевских бабка померла, представляешь, сидела на крылечке, свиньям очистки картофельные мешала, и все, за одну минуту. А к ней внучку на лето привезли, в общем кошмар. Булкина замуж вышла, дочку родила. Рыжий в ВДВ служит. Лапкин на красный диплом идет, говорит, что в аспирантуру потом. Может и до кандидата дорастет.

— А ты где учишься теперь? — поинтересовалась Аня

— На ИВТ, знаешь, прикольно так, после армии мозги зашевелились, а то там бери больше, кидай дальше- много ума не надо, — весело подметил он, — а ты чем занимаешься, как тебя к пионерам занесло?

— Я учусь на межкультурных коммуникациях, — расплывчато ответила она.

— Это что за зверь такой? — не понял Лёха

— Пиар, журналистика, лингвистика, все в один курс записали, гордо назвали ФЖМК.

— Все равно не понял, — рассмеялся он.

— Исходя из записи, которую обещали сделать в дипломе, могу работать всем: от училки до дипломата, — наивно моргая ответила Аня. Она заметила на рюкзаке у Лехи оранжевый значок, с белым непонятным символом.

— Это что такое? — ткнув тонким пальцем в кружок, спросила девушка.

— Правозащитное и аппозиционное движение «Солидарность», странно, что ты не знаешь, — задумчиво глядя на Аню, ответил Лёха.

— Что в этом странного, я же девочка. Мне про платья интересно и про туфли, — развеселилась Аня, — а занудные старые дядьки- не мой профиль.

— О, какая ты не любопытная, хочешь, анекдот расскажу? — предложил Лёха, — едут в автозаке двое: папа и мальчик. Мальчишка трогает отца за плечо и спрашивает:

— Папа, папа, а в какой концлагерь нас везут?

— Не знаю, сынок, я политикой не интересуюсь.

Аня поморщилась.

— Фу, какая гадость, перестань.

— Да ладно тебе, — заржал Лёха, — вот чтоб со мной этого не произошло, я и интересуюсь, тебе тоже советую, а твой солдафон наглухо отбитый или ничего?

— Он нормальный, — насупилась Аня, ей не понравилось, как Лёха отозвался об Андрее.

— За год в армии я не видел ни одного нормального офицера, все они говнари с дешёвыми понтами, — плюнув в сторону, ответил парень.

— Перестань пожалуйста, — попросила Аня, — мне не особо приятно.

— А, да ладно, бог с ним. Ты сама чем занимаешься, все в театре? Помню тебя на спектакле в честь Дня победы.

Аня тоже помнила тот праздник. Тогда на центральном спортивном стадионе они показывали спектакль по мотивам произведений Булата Окуджавы, она стояла на ветру в ситцевом платье надрывно декламировала:

«Мне жаль вас, мальчики, войне нужны суровые солдаты, воины, а вы, вы же ничего не умеете…»

Мама, которая наблюдала за этой сценой с трибуны, даже прослезилась. Аня вздохнула, да, интересное было время. В кармане завибрировал телефон, Аня достала его и глянула на экран: «Выхожу замуж. Трындец блин.» Аня улыбнулась, Поля приняла решение.

— Нет, с театром все, пытаюсь быть серьёзной, пишу для маленького агентства рекламные тексты, здесь помощник организатора, — Аня посмотрела на голубое небо. Ее мечта о сцене разбилась о собственные страхи, но сейчас ей было слишком хорошо, чтобы думать об этом.

***

Последний день каникул перед приездом Андрея, Аня решила провести с подругами. Они отправились в конноспортивный клуб. Оля страшно сопротивлялась, лошади ее не привлекали. Но Мира всех уговорила. Сейчас, стоя перед денником с толстым рыжим конем, Аня тоже сомневалась в своем решении. Зверь жевал сено и посапывал, переступал с ноги на ногу.

— Какой красавец, — восхитилась Мира, заходя к нему. Она провела рукой по распущенной гриве, потрепала мохнатую морду.

— Серьезно? — боязливо спросила Оля.

Она совершенно не хотела взбираться на такую махину, у которой есть свои мозги и своя воля. Мира засмеялась, она обожала ездить верхом, с 14 лет занималась конным спортом, даже пробовала конкур. Взяв коня за узду, Мира вышла с ним на поле. Аня и Оля недоверчиво пошли за ней.

— Садись на этого, — сказала Мира, подводя к Ане золотистого зверя. Девушка вставила ногу в стремя, подпрыгнула и перекинула вторую ногу. Ощущение было странное. Горячие бока коня прожигали сквозь плотные брюки, она легко толкнула его. Он шевельнул треугольными, длинными, почти как у зайца ушками, недоуменно повернулся и посмотрел на наездницу. Аня могла поклясться, что он хотел сказать: «Э, ты кто, чего тебе от меня надо?». Девушка толкнула его чуть сильней, но конь не пошевелился.

Мира хихикнула.

— Опусти пятку вниз и сожми ему бока, словно давишь на зубную пасту, и он пойдет, а если не захочет, я тебе хлыстик принесу, — с этими словами она пошла за второй лошадью.

Аня последовала совету, и о чудо! Конь нехотя, переваливаясь, пошел по кругу. Оля села на белую кобылку, та с радостью потрусила вперед. Мира взгромоздилась на черного фриза.

— Ну что, вставайте за мной и пошли в лес, — сказала она, легко придерживая повод одной рукой, второй почесывая толстую попу своего коня.

Маленькой цепочкой они двинулись сквозь зеленый луг, вдоль бегущей голубой лентой реки к небольшому лесочку. Аня качалась на спине коня, словно в лодке. Странное чувство спокойствия и блаженства обволакивало ее, ей казалось, что так может продолжаться целую вечность. Вдруг по реке прокатился резкий гудок от плывущего вдалеке кораблика. Конь напрягся и скаканул, один раз, второй, третий. Он взвился, пустился галопом, через поле. Аня вжалась в седло, ее тело подстроилось под безумный бег, в ушах засвистело. Ей казалось, что она летит. Такого с ней точно раньше не было. Пораженная она ослабила повод, конь, почуяв абсолютную свободу побежал еще быстрее. Страха не было- только бешеный восторг. Мира поравнялась с ней.

— Эй, ты куда припустила, — окликнула она Аню.

— Это не я, это он, — натягивая на себя повод, ответила девушка. Конь перешел на мелкую рысь, потом на шаг и встал, — Что это было?

— Полевой галоп, он тебя проверял, ты молодец, хорошо сидишь, — похвалила Мира.

— Потрясающее чувство, никогда такого не испытывала, — смеясь ответила Аня.

Оля медленно шагала через поле, с ужасом наблюдая, как Аня ускакала вперед. Такого веселья ей точно не хотелось. Она радовалась, что лошадка под ней оказалась смирной.

Август 2011

Полина расправляла складки на белом свадебном платье. Она до сих пор не верила, что выходит замуж за Вадика. Это ей казалось абсолютно невозможным. Особенно с учетом того, что она не собиралась рожать. Но будучи в растрёпанных чувствах, она случайно оставила результаты узи на тумбочке в прихожей, Вадик все узнал сам. Он долго не ходил вокруг да около, сказал, что очень рад, и раз уж так получилось-надо жениться. Вот теперь она в подвенечном платье, на голове даже есть фата. Поля скорчила зеркалу противную гримасу.

— А он ничего, — раздалось сзади. Аня вошла в комнату, — брутальненький мужичок.

— Слушай, прекрати, ты же знаешь, что я не настроена шутить, это какой-то сюрреализм, я не хочу замуж.

— Ну это ты должна не мне сказать, а ему, — рассудительно заметила Аня.

— Что я ему скажу, он так обрадовался, дочку хочет, ой, какой же трындец, — качала она головой глядя в зеркало, — где Андрей?

— За цветами поехал, хочет тебя порадовать, — равнодушно ответила Аня.

— Меня сейчас стопка текилы больше порадует, — заметила Поля

— Тебе нельзя, — парировала Аня.

— Посмотрю я на тебя, когда тебе будет нельзя, — зло прошипела Полина, — как твой любовник, не объявился?

— Нет, — покачала головой Аня. Игорь действительно пропал, будто его и не было. С одной стороны это очень расстраивало девушку, а с другой- пропала причина врать Андрею. — Что сказал твой мужчина мечты?

— О, если бы я только могла это изобразить: он практически рвал на себе волосы, падал на колени, хватал меня за ноги. Бррр- гадость. Обещал заявиться на свадьбу и дать Вадику в морду. Вот я бы посмотрела, как Вадим его уделает. Скажи мне, Ань, как можно любить и ненавидеть человека одновременно? Иногда мне кажется, что он доводит меня до бешенства, я хочу, чтоб он провалился сквозь землю, но проходит несколько дней, и я не могу без него дышать.

— Ты знаешь, это, наверное, к психиатру, похоже на помешательство, — ответила Аня.

— Вот и я так думаю, — кивнула Полина, — короче, я больная.

***

«Кайфуем,

сегодня мы с тобой кайфуем,

А я опять тебя целую

И забываю обо всем!

Кайфуем,

Тебя я сам к себе ревную,

Да просто мы с тобой кайфуем,

Не вспоминая ни о чем»³⁵

Песня играла в 7 раз. Аня вышла на воздух, ужасно хотелось убежать, если бы не было Андрея, то пьяные друзья Вадика уже бы замучили ее своим вниманием. Какой ужас! Но Мира просила проследить, чтоб подача торта была особенной. Сама она приехать не смогла, они отправились к Мише на дачу. Но Мира честно подготовила все украшения, связала арки из воздушных шаров, испекла торт. Аня отметила, что у подруги настоящий талант создавать красоту. Оля тоже выскочила из зала, за ней увязался какой-то амбалоподобный пьяный дядька.

— Я больше не могу, — прошептала она на ухо Ане, — ты как хочешь, а я ухожу, это невозможно выносить, — Оля закатила глаза, — меня уже облили водкой, чуть не подожгли волосы бенгальским огнем, а конкурс с колбасой…. Нет, все, с меня хватит.

Аня понимающе кивнула:

— Бегите, глупцы, — процитировала она Гендальфа.

Оля засмеялась:

— Я уже попрощалась с Полиной, слушай, а почему Пашки нет?

— Как Полина тебя отпустила, кто же вместо тебя споёт? А Паша в армии, я думала, ты знаешь, вы же с ним общались, — передернув плечами ответила Аня. Воспоминания о паше были для нее неприятны.

— Ты, ты вместо меня споешь, — ехидно отозвалась Оля.

— Ну уж нет, — засмеялась Аня.

Андрей вышел к ним:

— Слушай, нам обязательно оставаться до конца?

— Хотела бы я тебе ответить — нет, но, к сожалению, — да, — Аня обняла его и чмокнула в щеку, — вот Оля уже удирает, ну как мы можем бросить Полину?

— Ну знаешь, — протянул он, улыбаясь жене, — я на такое не подписывался, поедем домой, ну пожалуйста, — по-детски заглядывая ей в глаза, попросил он.

Аня отрицательно покачало головой.

Сентябрь 2011 год

Аня сидела за столиком в ресторане. Был юбилей начальника Андрея, она до последнего отказывалась. Но муж настоял. Вот теперь она практически задыхалась от скуки, бесконечные тосты становились все менее понятными, гости ели, пили и куражились. Лица постоянно менялись, кто-то уходил, кто-то подъезжал. Пили штрафную. Водка текла рекой. Рядом гуляла еще какая-то компания. Они обменивались пожеланиями и братались. Это Аню уже не удивляло. Она привыкла, что в военном городке почти все друг друга знают. Из динамиков лилась музыка лохматых 90-х, 3 минуты назад пела Натали: «Ветер с моря дул, ветер с моря дул…». Жена именинника с подружкой отплясывали сумасшедший танец. Они вертелись словно матрешки из фильма «Путешествие итальянцев в России», топали каблуками так, что из-под железных набоек вылетали искры. Сейчас же глухо звучало пафосное: «Ах, какая женщина, мне б такую». Аня помнила, как мама танцевала под эту песню на юбилее крестной. Тогда на полу тоже был синий кафель, а на десерт подавали булочки со взбитыми сливками.

— Потанцуем? — прозвучал за спиной ужасно знакомый голос.

Аня повернулась, облокотившись на ее стул, стоял Игорь.

— Я не могу, — ответила она, указывая взглядом на мужа.

Игорь тронул его плечо, Андрей оторвался от животрепещущей беседы с одним из коллег, они рьяно спорили о ремонте двигателя и старте новой погрузки.

— Разрешите пригласить вашу даму, — спокойно, выдержанно, интеллигентно, обратился к нему Игорь, — она отказала мне, ссылаясь на то, что вы будете против.

Андрей непонимающе уставился на Аню. Конечно, он был против, чтоб непонятный мужик танцевал с его женой, но сам он тоже не собирался развлекать ее и сейчас гадал, взбесится она дома или нет. В конце концов он одобрительно кивнул. Пусть потанцует, ничего страшного в этом не будет, он же здесь.

— Если хочет, пусть идет, — ответил он и повернулся к своему собеседнику.

— Пошли, — тихо прошептал он ей на ухо, с силой сжимая плечо. Аня вздрогнула от неожиданной боли. Игорь недобро улыбнулся.

Он вел уверенно, держался очень близко, его рука постепенно двигалась вниз по спине.

— Перестань, не надо так, — возмутилась Аня.

— А как надо, — прорычал он ей в ухо, — я три месяца как дурак мечусь, а тебе и дела нет.

— Что ты хочешь от меня, ты сам не звонил, не писал…

— Я хочу тебя, — выдохнув Ане в лицо алкогольными парами, ответил Игорь.

— Слушай, давай закончим, — дернулась она, — я не хочу.

Он стиснул ей руку. Она поморщилась от боли. Его глаза потемнели от злости и удовлетворения.

— Врешь, я же чувствую, как ты дышишь, вижу твои глаза, ничего не изменилось, — он прижал ее еще сильнее.

— Прекрати, ты пьян, а здесь мой муж, — Аня чувствовала себя совершенно растерянной. Она не знала, что ей делать, мурашки страха поползли по спине.

— Муж, муж, объелся груш, — засмеялся Игорь, он ослабил хватку, голос его выровнялся, словно он овладел собой, — дай мне шанс, ты мне нужна, — прозвучало это как-то глухо.

— Не сегодня, не здесь, — стараясь отодвинуться от него, ответила Аня.

— Я забыл, как называется тот болотный дурман, которым пахнут твои духи?

— Это иланг-иланг, — растерянно повторила Аня.

— Я даже подушку дома выкинул, чтоб только не чувствовать этот запах. Он сводит меня с ума, — пробасил Игорь ей в ухо. Эти 3 месяца были для него действительно адскими. Он как бешеный пес орал на подчиненных, носился по городу, пару раз чуть не попал в ДТП. Знакомился с девушками, но общение с ними не только не снимало напряжение, а наоборот раздражало. Они казались глупыми пустышками, в них не было ни тайны, ни загадки. Секс сводился к механике. Но звонить Ане он не хотел. Даже себе ему не нравилось признаваться в том, что он, взрослый мужик, потерял голову от вчерашней школьницы. Он хотел до последнего оставаться главным.

Музыка кончилась, но Игорь продолжал сжимать Анину ладонь.

— Пожалуйста, отпусти, это уже переходит все границы, — вырываясь от него, шептала Аня.

— Дай мне обещание, что мы увидимся завтра, — рычал он ей в ухо.

Она панически кивала, стараясь сохранить остатки самообладания.

***

Аня и Андрей вернулись домой. В полумраке квартиры он споткнулся о туфли супруги.

— Блин, Ань, сколько их у тебя, — недовольно проворчал мужчина, пошел на кухню и щелкнул пультом от телевизора.

Аня, скинув пальто, ринулась в ванну. Она защелкнула щеколду и открыла маячившее сообщение: «Ты обещала, я заеду за тобой». Что же ей делать, пьяное поведение Игоря ее напугало. Она включила воду и начала лихорадочно писать. Только бы Поля ответила. Но сообщение горело непрочитанным. Аня взяла ватный диск и начала смывать макияж. Черные разводы от туши ползли по щекам. Стянув платье, Аня влезла под душ, горячая вода успокоительно побежала по телу. Пар обнимал ее.

— Ань, — раздалось за дверью, — «Локомотив» разбился.

— В смысле поезд с рельсов сошел? — выплевывая воду, спросила она.

— Да нет, хоккейная команда, мать сейчас звонила, они там работают, а еще у нас погрузка завтра начинается. Через неделю едем на ремонт. Меня месяца полтора не будет.

— Опять? — ошарашенно спросила Аня, она думала, что они хоть немного вместе поживут.

— Ну извини, такая у меня работа, — ответил Андрей и ушел на кухню.

***

Поля сидела на родительской террасе и пила чай с последней малиной, Вадик, уже накатил и спал после бани. Она поджала под себя ноги, одетые в пушистые серые шерстяные носки. Вдруг около дома засветились желтые фары. В саду зашуршало, мимо окон прошел темный силуэт. В дверь тихонько постучали. Кто мог явиться в столь поздний час. Поля вышла на крыльцо и распахнула створки. Там стоял он. Вид у него был совершенно отвратительный, грязные ботинки, всклокоченные волосы, лихорадочно сверкающие глаза.

— Ты зачем сюда приехал, — возмущенно спросила Полина, натягивая на ноги резиновые колоши и выходя в сад, — уходи, совсем что ли.

— Это мой ребенок, — уверенно заявил мужчина ее мечты.

— Ты больной? — вытесняя его к кустам шиповника, возмутилась Поля.

— Я все знаю… — продолжал рваться в дом он.

— Куда хоть ты? Уходи, сначала считать научился бы, — выходила из себя Полина, она была просто в бешенстве.

— Никуда я не уйду, только если с тобой, — он тянул ее за руку.

Поля не выдержала, ее рука взлетела, с громким щелчком она хлопнула его по щеке.

— Вали домой, — рвущимся голосом рявкнула она.

Как же она его ненавидела, несколько лет подряд он ездил ей по ушам, а она их старательно подставляла. Поля желала ему самых страшных адских мук.

***

— Русско-Японская война показала несостоятельность управленческой системы в Российской империи. Николай II избегал координации театра военных действий. Единственными его решениями были: формирование 2-й Тихоокеанской эскадры, участие в переговорах в Порстмуте. Но его присутствие не повлияло на действия военных. Пресса, скованная по рукам и ногам, не критиковала бездействие монарха. Все это ослабляло царскую власть. 9 (21) января 1905 года в Петербурге разгорелась революция. В это время уже пал Порт-Артур, а 1-я Тихоокеанская эскадра была уничтожена японским флотом. Поражения русской армии не были главной причиной революционного подъёма. Однако поражения, уносившие тысячи жизней солдат и моряков, содействовали тому, что революционные настроения перекинулись с гражданского населения на вооружённые силы, находившиеся в Европейской части России, — невысокого роста лектор прохаживался по аудитории.

Аня писала стремительно, это был один из самых строгих преподавателей, с которыми ей приходилось сталкиваться. Она очень не любила, когда на семинарах он мучительно долго выспрашивал во всех подробностях, что послужило причиной того или иного события.

— Дома вы самостоятельно изучите подробности революционного движения, на следующей паре будет опрос. Все свободны.

Прозвенел звонок, аудитория быстро пустела. Аня продолжила сидеть, глядя в окно, желтые листья рвались с веток. Серое небо грозно нависло, обещая пролиться холодным дождем.

— Ты идешь, — окликнула ее Надя, стоявшая в дверном проеме.

Аня нехотя поднялась. Ее пугала встреча с Игорем. Его вчерашний вид подсказывал, что ничего хорошего ее не ждет. Ругая себя, она вышла в холл. Остановившись у старого, потемневшего от времени зеркала, она глянула на себя. Вид у нее был, как у дикой кошки. Волосы растрепались, глаза блестели голодным огнём.

— С тобой все нормально? — застегивая пальто спросила Надя, — Ты какая-то странная. Кстати, ты сделала статью по кино на «Дни северной Европы».

— Прости, я забыла, — проигнорировав первый вопрос, ответила Аня, — я сегодня все напишу и пришлю тебе, чтоб ты могла вставить свои заметки и раскадровку. Где будет презентация, опять в библиотеке?

— Ты чем сегодня слушала, нам же внятно сказали — в посольстве, — насмешливо фыркнула Надя.

— Наверное, тем на чем сижу, — угрюмо ответила Аня. Только посольства ей не хватало! Статья была не написана даже на половину, более того, она не посмотрела ни одного фильма. А выступление через неделю.

— Да что с тобой? — снова повторила Надя.

— Не выспалась просто, очень устала.

Девушки вышли на ступеньки. Аня окинула взглядом двор, к счастью, никто не караулил ее у дверей. Она облегченно выдохнула.

— Слушай, зябко сегодня, я побегу, пока дождь не начался, — обнимая Надю, сказала Аня. И быстрыми шагами двинулась по аллее.

Проходя мимо голубого старинного здания, где теперь расположился магазин «Добрые булки», она услышала громкий гудок, прибавила шаг. Гудок повторился. Аня обернулась и увидела его. Машина, припаркованная у тротуара, была открыта. Игорь одной рукой держался за дверь, второй нажимал на клаксон.

— Садись, — скомандовал он, когда она его заметила.

Аня отрицательно покачала головой. Она боялась, что если сядет к нему в машину, то она пропала. Здесь на улице, где ходят люди, Аня чувствовала себя в безопасности. Он хлопнул дверью. Перешагнул через поребрик и подошел к ней.

— Гудками подзывают собак или шлюх, — стараясь изобразить обиженную гордость, сказала Аня.

— Буду знать, — недовольно буркнул он. Ему хотелось сказать ей какую-нибудь резкость, что-то в стиле: «Я знаю, поэтому и гудел», но он понимал, что это будет последний гвоздь в крышку гроба их романа. А он еще не определился, чего он хочет: переспать с ней в последний раз или чего-то более серьезного. Хотя брякни он подобное, то не будет ни того, ни другого, — сударыня, карета подана, не соблаговолите ли пройти? — елейным голосом сказал Игорь, подавая ей руку.

Она стояла напротив, бешено вращала глазами. Он видел ее колебания. Определённо он ее пугал. Чего у Игоря нельзя было отнять, так это умения считывать эмоции. Сейчас он видел ее страх и понимал, что она в шаге от того, чтобы убежать. Игорь аккуратно погладил ее по щеке, затем осторожно обнял. Аня застыла как вкопанная. Какой же он странный?

— Ладно, — сказала она, — пойдем.

Он галантно распахнул перед ней дверь, помог сесть. Потом быстро влез за руль, щелкнул печкой. Салон начал наполняться теплым воздухом. Он вдавил газ.

— Куда мы едем? — спросила Аня, когда они выехали на окружную.

— Ко мне, я сегодня не настроен гулять, — коротко ответил он.

— А чего я хочу- не важно? — она капризно надула губы.

«Наконец-то, хоть одна стандартная реакция», — мелькнуло в голове у Игоря. Так делали почти все его бывшие.

— Ну и куда ты хочешь? — не отводя взгляд от дороги, спросил он.

— В Италию хочу, в Грецию, а лучше в Париж, можешь? — хитро прищурилась она.

— Могу, но не в это году, а ты со мной поедешь? — недоверчиво покосившись на нее, спросил Игорь.

Она засмеялась. Он не понимал, что ее так забавляет. Аня казалась ему невыносимой.

— Если обещаешь Мону Лизу, то поеду, — наконец ответила она.

— Ого, намечается тройничок? — хмыкнул он.

Аня шумно выдохнула:

— Я не об этом!

— Значит ты о картине, — он саркастично улыбнулся, — она не особо интересная, портрет мелкий, из-за толпы китайцев и не видно.

— Давно ты был в Лувре? — удивилась Аня.

— Пару лет назад, но не впечатлился, я как-то не особо тянусь к музеям. Вот тартар в ресторане был вкусный, коньяк тоже зачетный.

Аня понимающе кивнула, в общем-то, это как раз вписывалось в ее представление о нем. На КПП машину Игоря почему-то пропустили без досмотра.

— Ты стал важной персоной? — удивленно спросила она, документы не проверяли только у особенных людей, живших в городке.

— Не вникай, у меня везде знакомые, — махнул он рукой, ему не хотелось рассказывать о своей работе и новой должности. Сегодня он собирался слушать про нее. Они подъехали к серой сталинке, смотрящей практически прямо на центральную площадь. Быстро поднялись на третий этаж. Он моментально открыл дверь, пропустив Аню вперед себя. Помог раздеться.

— Мне больше нравится, когда ты в платье или юбке, ну или без одежды вовсе, — обведя ее глазами, заметил Игорь.

— Ах извините, — заламывая руки, наигранно трагично ответила Аня.

Она прошла в гостиную, села на край мягкого дивана, рядом с ним стоял невысокий черный кофейный столик и желтая лампа, девушка заметила, что рядом примостилась книга. Она взяла ее в руки. Удивлению ее не было предела:

— «Доктор Живаго», с чего вдруг?

— По-твоему, я кромешный идиот? — начиная раздражаться, буркнул Игорь. Книжку он купил пару месяцев назад, она ему страшно не нравилась. Он злился, засыпал, пытался слушать аудиоверсии, но пока осилил только половину.

— Вовсе нет, — качая головой, отвечала Аня, — мне кажется, это просто не твой стиль.

— Чай, кофе? — спросил он, чтоб сменить тему.

— Да, пожалуй, — кивнула она.

— Что да? Чай или кофе? А может все вместе, в одну чашку? — окончательно разозлился он.

— Хочешь, я сама сделаю? — поднимая вверх бровки, вкрадчиво предложила Аня. Она уже не раз была у него дома, знала, что где стоит.

— А давай, — опускаясь в кресло, ответил он.

Аня пошла на кухню, щелкнула блестящий серый чайник. Открыла шкафчик, странно, на полке стояла банка с каркаде. Аня терпеть его не могла. И у Игоря тоже раньше не замечала. Она порылась еще немного. Нашла симпатичную бархатную синюю коробку, которую сама купила — она была почти полной. Кинула несколько ложечек заварки в заварочник. Залила кипятком. Отыскала большой серебристый поднос, поставила на него 2 чашки, заварочный чайник и блюдечко с 7 кусочками сахара. Она запомнила, что Игорь ест сахар в прикуску.

Аня вошла в комнату. Игорь сидел, заложив руки за голову, закинув ногу на ногу. Она наклонилась к столику, поставила поднос, разлила чай по чашкам и села на диван. Он пристально следил за каждым ее движением. Молчание, повисшее в комнате, доводило ее до исступления.

— Знаешь, это немного странно, вот так сидеть и молчать, — заметила Аня, делая небольшой глоток.

— Как ты провела лето? — спросил он.

— Быстро, а ты? — короткосложно ответила Аня. Она не знала, что конкретно его интересует, да и стоит ли ему что-то рассказывать, близкими друзьями они точно не были.

— У тебя есть кто-то? — оглушительно резко спросил Игорь.

— Да, ты же знаешь, муж, к чему этот допрос? — Аня тоже закинула ногу на ногу.

— Это не допрос, допрашиваю я не так. Тебе не понравится, — сурово заметил он. — Я хочу узнать тебя лучше, мы с тобой почти не разговаривали, считай, что наверстываем упущенное.

— Оу, ты хочешь поговорить, — Аня невесело рассмеялась, вся ситуация казалась ей абсурдной, вчера он настаивал на встрече, говорил о своих желаниях, а сегодня сидит, сложив руки на груди и хочет что-то про нее узнать, — ну ладно, раз тебе интересно- слушай. Во-первых, я работала в детском лагере, вообще я не очень-то люблю такие места. У меня мама врач, все детство ездила с ней в лагерь для детей сирот, потом меня на лето ссылали одну уже. Терпеть не могу общие комнаты, распорядок дня, зарядки, общие души, — Аня поморщилась, — но тут меня попросила подруга ей помочь, я не смогла отказаться. На удивление, было весело. Я на танцы ходила, даже в зарницу сыграла. «Зелёная пятка» мне очень понравилась, — Аня перевела глаза на Игоря, он внимательно ее слушал, — знаешь, игра такая, красишь пятку в зелёный, а дети бегают, ищут обладателя цветной ступни, разгадывают разные загадки. Во-вторых, ездила на свадьбу к подруге, это было весьма эпично. Мне кажется, что столько еды на праздничном столе я никогда не видела. В-третьих, увлеклась верховой ездой. Ну как, интересно?

— Очень, — саркастично заметил он, не отводя взгляда от ее губ, — продолжай, кто из твоих подружек вышел замуж?

— Полина, — пожав плечами ответила Аня.

— Это блондинка с фотографии на твоей полке? — уточнил он.

— Да, я скоро стану крестной мамой, хотя никогда не думала, что у Поли первой родится ребенок, в этом забеге я ставила на Миру, — теперь уже искренне улыбнувшись, ответила Аня.

— А ты хочешь детей? — раньше Игорь никогда не спрашивал своих женщин об этом, но сейчас его подмывало узнать, чего хочет Аня.

— Не знаю, я никогда об этом не задумывалась, сдается мне, что хорошей мамы из меня не выйдет, — неуверенно произнесла она.

— Почему? — удивился Игорь, — ты не любишь детей?

— Я не люблю быт, мне скучно готовить, стирать, убирать- чахну в этом. Я тебе уже говорила, — раздраженно ответила Аня.

— Почему же ты тогда вышла замуж? — резонно спросил он.

— Маленькая была и удивительно недальновидная. В самом деле, что с тобой, почему ты вдруг заинтересовался моей жизнью? Мне кажется, у нас все было прекрасно, пока ты не ворвался в мой дом? — пошла в наступление Аня.

Он проигнорировал ее вопрос.

— Лошади значит, тебе понравилось ездить верхом?

— Да, очень, ты знаешь, такое удовольствие, когда мчишься по полю, ветер в лицо, словно летишь, — она мечтательно потянулась, — ты катался на лошади?

— В детстве, на пони, вокруг цирка- считается? — он улыбнулся. Лицо его посветлело, глаза тепло блеснули.

Ане понравилась эта перемена.

— Да, определенно, — она протянула к нему руку и погладила по сжатой в кулак ладони.

— А море? Ты съездила? Загар у тебя не южный.

— Нет, моря не было, с этой свадьбой пришлось отложить все планы, — она сморщила нос.

— Тебе не нравится идея брака для себя — это я понял. Но что не так с замужеством подруги? Все девочки этого хотят, — непонимающе говорил он.

— Не все, Поля не хотела, тут случайность. Вот Мира, она мечтает…

— Ты что, совсем не хочешь большего? — неожиданно прервал ее Игорь.

— В смысле большего? Я и так замужем-куда больше? — непонимающе хлопала глазами Аня, — что ты хочешь от меня услышать?

— Я не знаю, ну например: «Игорь, я хочу жить с тобой, чтоб все… по- взрослому», — сделав паузу, ответил он.

Такого поворота Аня не ожидала. Звенящее молчание снова повисло в комнате.

— Это ты меня так замуж зовешь или в сожительницы? — решила она уточнить.

— Не знаю, выбирай сама, — испытующе глядя на нее, буркнул он.

— Нет, — молниеносно ответила она.

— Почему? Чем я хуже твоего мужа? Я вчера слышал, он опять уезжает, останься. Мне казалось, что тебе хорошо со мной, — с этими словами он пересел к ней на диван, быстро обнял и стал целовать в шею. Ане невероятно нравилось то, как он это делает, но фраза про замужество не давала ей расслабиться.

— Нет, подожди, — пытаясь выбраться из его объятий, лепетала она, — ты серьезно сейчас.

Он не отрывался от нее, продолжал целовать.

— Игорь, нет, нет и нет, я не хочу, — задыхаясь говорила она, понимая, что еще чуть-чуть, и она скажет да на все, что он предложит.

— Чего ты не хочешь? — глядя ей в глаза, спросил он, подминая ее под себя.

***

Аня вернулась домой поздно, она знала, что Андрей на погрузке, никто ее не хватится. Смятение царило в ее душе. Она не предполагала, что Игорь захочет с ней жить. Аня села за стол, подперла щеки руками. Что же ей делать? Посидев так несколько минут, она открыла ноутбук, нужно было писать статью. Пальцы быстро бегали по клавиатуре:

«Психологический портрет подростка в литературе и кинематографе. Подростковый возраст — это время проб и ошибок, в результате которых рождается личность. К теме роста и развития в любые времена относились с интересом. В России облик и внутренний мир подростка удалось запечатлеть художникам. Они уловили тонкость и двойственность юной натуры.

Маковский В.Е. дореволюционный русский художник- передвижник рисует цветущих молодых барышень, которые только начинают вступать на дорогу взрослой жизни, их румяные щеки, свежесть лица свидетельствуют о здоровье, силе жизни. Мы видим безмятежное счастье. На многих портретах подростки изображены вместе с семьей, что символизирует их тесную связь со своими родителями.

На картинах Решетникова Ф.П.(советский художник, один из главных представителей социалистического реализма) мы встречаем уже другого героя, он хмур, задумчив, агрессивен, он борется и протестует. Его подросток переживает тяжелые эмоциональные потрясения, и мы ясно видим, какие чувства захлестывают душу.

Ярошенко Н.А. рисует превращения из ребенка во взрослого, на его портретах — смещение линий из плавных, округлых- детских, в угловатые, острые. Открытые детские позы сменяются закрытыми постановочными фигурами, но при этом они только формируются, сохраняя в себе детскую непосредственность.

На картине Перова Г.П. «Тройка» перед созерцателем предстают три подростка, которые тянут непосильный им груз. Их лица печальны, в глазах читается боль. Эта картина не только отражает ужасы российское действительности, но и душевное состояние подрастающих детей. Их смятение перед открывшимися возможностями, страхами, неприятием окружающей действительности. Подросток тянет за собой груз непосильный его плечам — взрослую жизнь.

Но при этом на картине Серова «Девушка, освещенная солнце» изображена юная барышня, она спокойна, красива и невинна, в ее глазах нет: ни тоски, ни мук. Она безмятежна исчастлива.

Исследованием двойственности натуры занимались не только русские художники. На картине Пикассо «Девочка на шаре» прекрасная девочка, которая вобрала в себя все подростковые черты. Ее фигура перегибиста, она легка и тонка, как душа меняющегося ребенка, опорой ей служит шар, норовящий выскользнуть из-под ее ног. Любое неверное движение может привести к падению. Но Пикассо разрешает проблему, за экспериментами и движениями девочки следит большой и сильный взрослый, готовый в любую минут прийти на помощь, подстраховать.

Благодаря картинам художников люди легко могут ощутить тонкий мир юной души. Он состоят из тысячи граней темных и светлых, и от взрослого зависит, какие из них раскроются.

До середины 19 го века существовало довольно ограниченное количество литературы, говорящей о проблемах юношества. О судьбе молодого человека размышлял Чарльз Диккенс в «Приключениях Оливера Твиста», быт и нравы описывал Марк Твен в «Приключениях Тома Сойера и Гекльберри Финна». О превращении маленькой девочки в настоящую леди пишет Шарлотта Бронте в романе «Джейн Эйр». Лев Николаевич Толстой посвятил процессу становления человека свою трилогию «Детство, Отрочество, Юность». В ней он, от лица уже повзрослевшего Николая Иртеньева, возвращается к временам своей молодости, анализирует жизнь, чтобы найти ответы на главные для каждого человека вопросы: каким надо быть? К чему стремиться.

Федор Михайлович Достоевский в своем романе «Подросток» рассматривает проблему отцов и детей, в какой атмосфере формируется характер молодого человека, как среда отражается на личности. Эту же тему поддерживает Максим Горький в начале романа «Жизнь Клима Самгина».

Сейчас в литературе и кинематографе существуют разделы: подростковое кино и подростковая литература. Писатели, сценаристы, режиссеры пытаются понять и показать молодого человека таким, каким он возможно не знаком никому: ни родителям, ни друзьям, ни учителям, ни даже себе. Кино и литера позволяют понять и приблизить душу подростка к современному обществу. Они стремятся утолить информационный голод, дать варианты, пути решения проблем, с которыми можно столкнуться. Взрослым позволяет понять внутренний мир вчерашних детей, научить проявлениям милосердия и жалости, напомнить, через что они когда-то проходили сами.

Задача искусства — помочь не потерять себя. Показать все возможные варианты развития жизни с целью пережить этот эмоциональный, гормональный всплеск, не разрушив себя.

Вопрос о становлении личности на тернистом пути экспериментов над собой поднимает Туре Ренберг, норвежский писатель сценарист, радиоведущий, лауреат премии Bookseller’s prize, в своей серии романов о Ярле Клеппе. В первых его книгах «Человек, который любил Ингве»-2003 год и «Компания Орхейм»-2005 год мы видим подростка, который сражается с жизненными неурядицами, знакомимся с его внутренним миром и условиями формирования его характера.

Роман «Человек, который любил Ингве» занимает одно из ведущих мест в литературе о подростках, т. к. затрагивает острые проблемы. Как принять себя, когда ты не такой как все? Можно ли рассчитывать на поддержку семьи в любой момент? Что такое настоящие любовь и тружба? При этом в романе поднимается вопрос свободы. Автор показывает зрителю, что такое иметь право быть свободным от общественных стереотипов и догм. Это история не только о мальчике, но и о мире, который его окружает, о его стране и политической ситуации, о классовой борьбе и социальных течениях. Роман охватывает лишь три недели жизни героя, но за такой небольшой промежуток времени (зима 1990 года) мы узнаем и героя, и мир вокруг него…»

Серенький рассвет вползал в кухню. Он осветил магниты на холодильнике, червленую турку, вазу с осенними листьями. Прошелся по Аниным волосам, лежащим на скатерти, девушка задремала, положив руки на стол.

***

Поезд медленно полз, гулко отстукивая колесами. В вагоне пахло лапшой быстрого приготовления, вареной картошкой и растворимым кофе. Оля вышла из купе, держа под мышкой косметичку, в руках вафельное полотенце с монограммой РЖД. Мимо нее, покачиваясь, прошел толстый усатый дядька в гимнастерке и шлепках на босу ногу, в соседнем купе лаяла собака и кричал ребенок. Девушка вспомнила недавно прочитанную ей за одну ночь «Желтую стрелу» Пелевина. Как точно автор все подметил! Вот он поезд, который мчит тебя к концу, в нем спят, едят, слушают музыку и не осознают, что проходит жизнь. Она медленно пошла к туалетной комнате. «Да, — думала она, вспоминая путешествия далёкого детства, — раньше за 2 часа до станции туалет запирали на санитарную зону, какое счастье, что это прошло!». Оля зашла в крохотную кабинку и защелкнула дверь. Зеркало было забрызгано мелкими каплями и пеной для бритья. Оля брезгливо поморщилась. Выдавив на щетку зубную пасту, она начала яростно чистить зубы. До высадки в Мурманске оставалось полчаса. Девушка толком не понимала, как решилась на эту поездку, у нее был ужасно плотный график, но она не смогла удержаться. С тех пор, как она узнала, что Пашка в армии, ее так и подмывало с ним пообщаться. Великий помощник в деле подглядывания за жизнью знакомых «Контакт» решил эту проблему. Несколько дней она мониторила страницу бывшего друга, а потом не удержалась и написала. Пашка ответил молниеносно, они болтали всю ночь. И вот теперь Оля ехала к нему в армию. По странному стечению обстоятельств, часть, при которой он служил, находилась всего в 3-х часах езды от города, где жила Аня. И Оля оповестила об этом подругу. Та была сильно озадачена, ведь для того, чтобы к ней мог кто-то приехать, нужен был специальный пропуск. Даже мама ни разу не навещала дочь. Оля не знала, как Ане это удалось, но пропуск она добыла. Сейчас подруга уже была на вокзале, она прислала ей фотографию из зала ожидания. Взяв расческу, Оля начала быстро водить ей по волосам. Она безумно волновалась.

Оля вышла из вагона, поставила на землю маленькую дорожную сумку с оранжевыми кошками, обвела глазами перрон. Толпа встречающих, обнимающиеся парочки, радостные крики. Туман и острый дымный запах ползли над крышей поезда, мост перехода заволокло лиловым паром.

— Ольчик, привет, — Аня бросилась ей на шею. Оля немного опешила от такой бурной реакции. Она не знала, что у подруги есть две причины так радоваться, во-первых, это был первый приезд кого-то родного в гости к ней, Аня страшно мечтала показать свой первый полноценный самостоятельный ремонт, отлаженный быт, во-вторых, своим приездом Оля спасла ее от настойчивых требований к совместному проживанию.

— Привет, я тебя не увидела, — прищурившись ответила Оля. Она окинула подругу взглядом. С ней явно было что-то не то, глаза блестели влажным болезненным, словно чахоточным светом, губы были какие-то припухшие, щеки горели.

— Пошли, — подхватывая Олину сумку, сказала Аня, — ты меня удивила. Я никак не думала, что ты решишься к нему поехать, — тараторила Аня. Оля не слушала ее, она осматривала вокзал. Высокие окна, купол на крыше, желто-зеленый цвет стен- больше всего здание напоминало раннее еще не до конца поспевшее молодое яблоко. Невысокие деревья, обрамлявшие вход в вокзал, словно немые лакеи, смотрели с рабской нежностью, заискивая перед посетителями. Дух немой торжественности окутывал со всех сторон. Еще пока Оля ехала в поезде, она наблюдала красоты природы, которые пролетали за окном.

Надо заметить, что девушка обожала путешествовать. Ей нравилось засыпать под стук колес, выходить на старые, обветшалые перроны, где от вагона к вагону ходят женщины неопределённого возраста, продают пирожки, ягоды в ведерках, вареную картошку с укропом и солёными огурцами. Оля чувствовала в этом что-то родное, уютное. Глядя на проплывающие деревушки, мерцающие желтыми огнями во мраке ночи, она представляла себе размеренные тихие жизни их владельцев, простые интерьеры: русскую печь, вязанные коврики, герань, цветущую на окне, перьевые подушки, накрытые накрахмаленными кружевными полотнами. Так было в доме ее бабушки.

Они вышли к парковке, Аня лавировала между стоящими машинами.

— На чем мы едем, на такси? — поинтересовалась Оля.

— Нет, нас отвезет мой знакомый, я попросила его помочь, он, собственно говоря, и сделал тебе пропуск, — голос Ани дрогнул.

— Друг Андрея? — обыденным тоном спросила Оля.

Аня остановилась, в её взгляде читалась растерянность.

— Нет, это мой знакомый, — она сделала паузу, — можно я тебя попрошу, не распространяйся пожалуйста о нем, — Аня многозначительно посмотрела на Олю.

— Воу, я правильно понимаю, что он достаточно близкий? — обескураженно спросила Оля.

— Думаю, да, давай сейчас не будем об этом, если тебе хочется знать какие-то подробности, то ты спросишь об этом дома, хорошо? — серьезно ответила Аня.

Оля напряглась, она знала Аню с детства, помнила, что подруга никогда не отличалась постоянством. Когда Оля читала «Доктора Живаго» летом перед 11 классом, ей на глаза попалась фраза «Она была страшная трусиха и смертельно боялась мужчин. Именно поэтому она с перепугу и от растерянности все время попадала к ним из объятия в объятие», девушка сразу подумала о подруге. Но она надеялась, что после свадьбы, Аня оставит свои привычки.

— Я вижу твое осуждение, — серьёзно сказала Аня, — я его понимаю, и ты даже не можешь себе представить, на сколько я его разделяю, но давай мы поговорим об этом дома, я прошу тебя, поехали.

С этими словами Аня распахнула перед Олей дверь шикарной черной машины. Оля села, она чувствовала себя не в своей тарелке. Она знала Андрея, он казался ей очень хорошим парнем и определённо не заслуживал звания почетного сохатого.

— Добрый день, — поздоровалась она, водитель повернулся к ней и добродушно улыбнулся. Оля сразу поняла, чем он привлек Аню. От него фонило уверенностью в себе, властностью, силой. Его острый взгляд проникал под кожу, девушка вздрогнула.

— Привет, — сказал он, голос звучал как урчание сытого кота, — я Игорь.

Аня села рядом с ним вперед. Оля видела, что краска постепенно сошла с лица подруги, она старается держать дистанцию.

— Оля, — ответила она, — очень приятно.

Пальцы Игоря обхватили рычаг на коробке передач. Оля отметила его большие крепкие богатырские ладони. Он резко вывернул руль и выехал на шоссе.

— Как долго, Ольга, вы планируете пробыть в нашем городе? — дежурно вежливо спросил он.

— Около недели, — неуверенно ответила она, — можно на ты, я не против.

— Как ты доехала? — не дав Игорю сказать, спросила Аня. В ее голосе слышалось волнение. Оля отметила, что по лицу мужчины скользнула мимолетная усмешка.

— Сказочно, но часовая стоянка в Обозерске — это конечно перебор. Я нагулялась на перроне по полной программе.

— Правда, что Аня всегда хорошо училась в школе, но пятеркой по химии обязана тебе? — вдруг спросил Игорь.

Оля смешалась, она не ожидала, что ее будут расспрашивать о подруге.

— Да, — задумчиво ответила она, — вообще не совсем так, Аня всегда старательно учила литературу, историю, обществознание, искусство у нас было, с английским относительно не плохо, русский-нормально. Но вот математика, геометрия, физика, химия- все предметы, где надо считать, вызывали у нее приступы дикой паники, если бы она так не нервничала, то, возможно, дело бы шло быстрее. С алгеброй и геометрией она кое-как справлялась, а вот физика и химия, тут- глухо как в танке. — Оля присвистнула, вспоминая их школьные годы, — физику ей мальчик один решал, а химию- я, уж не знаю, как она справилась с этим в 11 классе, — улыбнулась девушка. Чем больше она говорила, тем сильнее чувствовала, что не может остановить свой речевой поток, плотину словно прорвало, — вообще Маргарита Викторовна очень строгая и требовательная, у Ани не было ни одного шанса плохо учиться.

— Это ваша учительница по химии? — уточнил Игорь

— Нет, это Анина мама, она умеет так смотреть, что душа в пятки уходит, — пытаясь изобразить даму, продолжала болтать Оля.

— Видимо, Анин папа ее побаивается, — глядя через зеркало заднего вида Оле в глаза, спросил Игорь

— Не знаю, мы с ним не знакомы, он с Аней не жил, — пожала плечами Оля

— Вас не смущает, что я вообще-то здесь, — перебила речевую лавину Аня. На лице ее можно было прочитать раздражение, — мне кажется, вы увлеклись моим жизнеописанием.

Игорь странно хмыкнул, они как раз проезжали КПП, их никто не остановил. Оля удивилась, что этот мужчина так мало знает о ее подруге. Ей было интересно, почему Аня остро реагирует на ее ответы. Она взглянула в окно, за стеклом вдоль дороги бежали массивные камни, на них раскинули свои кривые веточки карликовые березы. Голубое небо смотрелось в озерную гладь, словно французская красавица. Оля не так представляла себе север. Из рассказов Ани она нарисовала себе картинку угрюмых суровых скал под серым сводом. Пустые, одичалые городки. Все было совершенно не так. Оля могла сказать, что она влюблена в этот сдержанный, аристократичный пейзаж. Он вызывал желание присмотреться поближе, слиться с ним в одно целое и поразмышлять.

— Оля, какие у тебя планы здесь? Что хочешь посмотреть? — спросил Игорь.

— Я хочу навестить друга, он служит здесь в армии, мы с ним вместе в один театральный кружок ходили, в школе учились.

— Как интересно, Аня ты тоже едешь? — обратился он к ней, лицо его напряглось.

— Нет, не собиралась, это Олин интерес, не мой, — голос подруги был максимально сдержанный.

Оля окончательно растерялась. Ей не терпелось задать Ане кучу вопросов. Они подъехали к серой пятиэтажке с четырьмя подъездами. Аня вышла первой и открыла Оле дверь.

— Пока, спасибо, что встретили, — попрощалась девушка с Игорем.

— Думаю, еще увидимся, — он тоже вышел, — Ань, задержись на минуту.

Аня недобро глянула на Олю.

— На, держи ключи, второй этаж, квартира налево, я сейчас подойду.

Оля поднялась на крыльцо. Ей было неловко, не так она представляла себе встречу с Аней.

***

— Значит строгая мама, — сказал Игоря, сжимая в ладонях Анину руку. Его кожа была горячая, Аня с удовольствием ощутила тепло на своих ледяных пальцах.

— Нормальная мама, добрая, заботливая, очень старалась дать мне все самое лучшее, из того, на что у нее хватало сил, — покачав головой ответила Аня.

— А папа где? — снова спросил он.

— Папа женат, мы с ним крайне редко общаемся, в основном по праздникам, — нехотя ответила она.

— Они развелись с твоей мамой? — уточнил он

— Нет, он всегда жил со своей женой, а мама у него была так, между прочим. Я не очень люблю это обсуждать, зачем тебе? — она попыталась вытянуть руку, но Игорь не хотел ее отпускать.

— Я хочу знать о тебе больше, что в этом странного? Что это за мальчик, к которому приехала твоя подруга? — тепло спросил он.

— Они дружили долго, а потом как в песне «Любовь здесь больше не живет», можно я пойду? — Аня поежилась, ей не хотелось рассказывать про Пашку, она боялась, что кто-то из соседей увидит ее с Игорем и расскажет Андрею.

— Последний вопрос, а здесь любовь живет? — он пристально посмотрел ей в глаза.

— Ты ждешь от меня страстных признаний? — Аня фыркнула, она не знала, любит ли Игоря. Он разбудил в ней гамму эмоций. Но сказать ему об этом она не могла, ей казалось, что только этого он и ждет. — Я пошла домой, спасибо, что помог, — с этими словами она развернулась и побежала по лестнице.

— Ань, я в пятницу иду в посольство, говорят, там студентки МГПУ выступать будут, — хитро подмигивая, крикнул он ей в след.

— Иди к черту! — ответила она, распахивая дверь в подъезд.

Аня очень рассердилась на Олю, с каких пор, всегда сдержанная подруга стала такой болтливой. Поднявшись в квартиру, она скинула кроссовки, повесила на плечики куртку и прошла на кухню. Оля пила чай.

— Оль, постарайся с ним не откровенничать, мне это не очень нравится, — попросила Аня.

— Может ты расскажешь про него? Очень интересный мужчина. Кто он, откуда ты его знаешь, как давно вы встречаетесь? Он вообще в курсе, что ты замужем? — выпалила Оля.

— Да, он знает, — кивнула она, — интересный — это точно, — Аня опустилась на табуретку, последнее время ей не хотелось откровенничать ни с кем, она делилась своей жизнью только с Полиной. Отношения с Игорем стали для нее не отдушиной в сером течении брачной жизни, а настоящей занозой. Пока они с Игорем целовались, валялись в кровати- все было прекрасно, но его постоянное желание влезть к ней в душу, управлять ее действиями, контролировать ее раздражало. Вот теперь он еще решил заявиться на конференцию, где они с Надей будут представлять небольшую рецензию на норвежский фильм, к которому Аня так старательно писала вступительную статью. Что ему там делать? — Мы познакомились 14 февраля, он подвез меня до института. Мы разговорились, и как-то так вышло, что стали встречаться. Он отличный любовник, меня все устраивает, ну кроме того, что он старательно пытается лезть в мою жизнь, а я не особо хочу его туда пускать. Он достаточно беспардонен и не всегда адекватен, но … — она замолчала.

— Что, но? — Оля была вся во внимании, такой скупой рассказ казался ей странным, словно она присутствовала при каком-то внутреннем диалоге, озвученном вслух лишь для того, чтобы себя в чем-то убедить или оправдать, — ты в него влюблена?

— Нет, не знаю, это сложно объяснить. Он цепляет меня: его руки, глаза, я словно кролик перед удавом, сначала потрясающе хорошо, как никогда в жизни, а потом мучительно плохо, то ли от того, что я изменяю хорошему парню, который не заслуживает быть обманутым, то ли потому, что не могу совладать с собой. Игорь ужасен! Он бывает груб, циничен, жесток, но при этом — он лучшее, что происходит сейчас в моей жизни, — трагично закончила Аня.

— Мне это сложно представить, почему ты не разведешься с Андреем, раз все так завертелось, это было бы честно? — рассудительно заметила Оля

— А твой молодой человек знает, что ты поехала к бывшему парню в армию? — спросила Аня, пристально вперив в подругу глаза.

В кухне повисла тишина. Оля молчала, ответ был очевиден, она никому не сказала, куда и зачем едет. В нее словно вселился бесенок, который толкал вперед. Девушку терзали любопытство, неудовлетворенность и незакрытость их с Пашкой истории. Когда они расстались, он выбрал доступную девчонку, которая легко закрывала все его потребности. Оля была не готова к таким отношениям. Но она очень страдала. Чувства переполняли ее. Она много плакала, это мешало ей учиться, в какой-то момент Оля осознала, что не может ни петь, ни играть. Если бы рядом не было папы, то она не справилась бы. Оля помнила, как отец поехал с ней в поход. Целый месяц они вставали с первыми лучами солнца, готовили еду на костре, бродили по лесу, разглядывая диких птиц. Пару раз им попадалась лиса. Они плавали на надувной лодке, ловили рыбу и много разговаривали. Папа читал ей философские работы Кьеркегора. По ночам он показывал ей созвездия. Костер облизывал теплыми оранжевыми языками котелок, в котором плавали травы для чая. Оля рассказала папе свой страшный секрет. Она не утаила ничего: как они поссорились с Аней, почему Пашка никак не мог определиться, кто ему больше нравится, и почему он теперь ее бросил. Папа слушал очень внимательно. Потом обнял ее, погладил по голове и сказал:

— Знаешь, был такой царь Соломон, став правителем, он поклялся быть мудрым и справедливым. Но ему сложно было владеть своими чувствами. Вселенская радость и адский гнев застилали ему глаза, влияя на его решения. Тогда Соломон обратился к мудрецу. Он хотел обуздать свои страсти. Мудрец думал несколько недель, а потом преподнес царю кольцо. Стоило Соломону взглянуть на него, как он обретал спокойствие, какой бы сильный гнев им ни владел. В минуты неудержимой радости царь вновь обращался к волшебному украшению.

— Что же в этом кольце особенного? — с тоской спросила Оля.

— На поверхности кольца было начертано. «Все проходит…», — умиротворяющим голосом ответил отец.

— Ага, проходит, — Оле показалось, что папа ее совсем не понимает.

— Это не все, — продолжил отец, — однажды Соломон был объят вселенским гневом, он стащил кольцо с пальца, хотел уже выкинуть его, но заметил, что внутри тоже выгравированы слова «И это тоже пройдет…». Соломон изумился. Почему он раньше не замечал этих слов? До глубокой старости царь не расставался с бесценным подарком. Но чем белее становились его волосы, тем грустнее он был. Вот однажды, греясь в лучах закатного солнца он снова обратился к своему кольцу. Последний луч раскрасил тонкие грани красными полосами, и в них прочел Соломон: «Ничто не проходит бесследно…», — папа замолчал, он смотрел на звезды и думал о чем-то своем.

Оля тоже молчала: «Да, все пройдет, и это тоже», — ей стало спокойно и уютно на душе.

***

Оля смотрела в окно, на проносящиеся, словно дикие птицы, покрытые золотом сопки. Почему Ане здесь не нравится. Что застит ей глаза? Это же потрясающе, великолепно! Какой простор, какой светлый воздух! А эти корабли на морском вокзале. А ледокол «Ленин». Величие было в каждом изгибе невероятной махины. Первое в мире атомное надводное судно. Он отработал полные 30 лет, большую часть из которых провел во льдах. Это же почти 30 кругосветных путешествий по экватору! Аня отвела Олю на экскурсию по ледоходу. Все внутри было отделано деревом, в центре стены кают-компании большое панно, посвященное освоению северного морского пути. Слева поморы на каком-то особенном судне, в середине первый русский ледокол «Ермак», справа- сам ледокол «Ленин». Тонкой резьбой высечены ледники и волны. Оля долго разглядывала композицию. Потом ее глаз остановился на светлом рояле, она была поражена тем, что здесь, на атомоходе может быть музыкальный инструмент. Какими людьми были те, кто жил и служил здесь? На фотографиях, развешанных по стенам, изображены сплошь известные личности: Юрий Гагарин, Фидель Кастро, король Норвегии Харльд V. Во второй комнате отдыха, так называемой курительной, стояли шахматные столы, электрокамин, у стен располагались темные, обтянутые кожей диваны. На этаже ниже, где жили рядовые моряки, имелась своя столовая, в которой стояли небольшие столики, и тоже был музыкальный инструмент, но на этот раз фортепиано. Еще Олю удивил экран, для моряков показывали кино! Когда девушка оказалась в машинном отделение, то долго разглядывала механизмы, паровые турбины, генераторы. Куча разных вентилей, натертых до блеска, статно смотрели на посетителей. Но самым потрясающим было не это. Экскурсовод дал возможность послушать, как работает настоящий двигатель. Громогласный шум разнесся по всему машинному отделению. На посту энергетики, в большом светло-зеленом помещении, располагались тысячи кнопок, лампочек и электрических схем. Сложно было представить, как выглядело это место, когда они все загорались. На стене висел монитор, его называют одной из первых систем наблюдения. Был на ледоколе и медицинский блок: рентген аппарат, операционная, лаборатория и даже кабинет стоматолога- все, что может потребоваться в путешествии по бескрайним волнам Северного Ледовитого океана. Каюты командования тоже были очень интересными, они отделывались натуральным полированным деревом. Оля была под впечатлением, пожалуй, больше эмоций вызвал у девушки только банный комплекс в Петергофе.

Оля нервно вздохнула, через час она окажется в Мончегорске, там ей нужно будет как-то добраться до воинской части, где служит Пашка. Они так давно не виделись. Как это будет? Глаза слипались, она медленно покачивалась в такт движениям автобуса.

***

Аня придирчиво осмотрела себя в зеркало. То, что она видела, ей откровенно не нравилось. Девушка терпеть не могла официальный стиль одежды. В ее огромном гардеробе было всего одно подходящее платье. Круглый ворот, идущий по ключицам, рукав три четверти, юбка, закрывающая колени, разрез сзади, для удобного шага. Единственное, что по мнению Ани, скрашивало этот черный скафандр — вырез-капелька на груди. Он пикантно подчеркивал формы, словно невзначай открывая ложбинку. Но Аня все равно раздражалась от одной мысли, что ей нечего надеть. Она зло швырнула горы кофточек и юбочек на пол. Хотелось все выкинуть. Ну почему, почему всегда так? В одном ты толстая, в другом слишком голая, третье — летнее! Единственное, что сдерживало ее от рыданий- идеально ровные стрелки на глазах. Она снова посмотрела на себя. Точно, стрелки! Подтащив к шкафу стул, она полезла в самый верхний ящик, где хранила чулки и колготки. Достав большой тканевый кофр, она спрыгнула вниз, высыпала все его содержимое на диван. Ага, вот они, черные чулки со стрелкой, теперь она не будет выглядеть как бабка Синюшка.

***

Оля шла по золотой аллее к воинской части, скрывающейся за поворотом. Ноги у нее дрожали. Небольшой пакет с разными домашними вкусностями и подарками шуршал и колыхался, мешая девушке. Еще чуть-чуть, и она его увидит. Перед ней замаячил КПП. Она вздрогнула. Там, у ворот стояли несколько парней в камуфляжной форме. Оле показалось, что ее каблуки стучат слишком громко, и она привлекает излишнее внимание. Но развернуться и убежать Оля не решилась. Она шагала вперед.

— Оля, — вдруг крикнул высокий, очень худой парень, он вытянул руки и радостно заключил ее в объятия.

Девушка от неожиданности прикусила язык. Она не ожидала, что Паша так изменится. На худом лице его огромными озерами сияли глаза. Оля обвила его шею руками, прижалась к нему. Пашка подхватил ее и раскружил.

— Ты все-таки приехала, не могу поверить, — радостно воскликнул он, опуская Олю на землю.

— Николаев, — крикнул голос из окошка белой каменной будки, — хорош обниматься, иди за увал распишись.

Пашка поставил Олю на землю.

— В смысле за увал? — не понял он, — кто меня отпустил то?

— Вот уж не знаю, но Батянкин сказал, что ты можешь х….ть, раз за тебя Такие люди просят, — ответил парень из дежурки.

Паша непонимающе посмотрел на Олю. Та отрицательно покачала головой, делая вид, что ничего не знает.

***

Вчера днем, когда она сидела в симпатичном ресторанчике «Шанхай» и ждала Аню, задумчиво ковыряя wok с курицей, напротив нее сел Игорь.

— Привет, — широко улыбаясь произнес он.

— Неожиданно, ты тоже договорился встретиться с Аней? — накручивая на палочки лапшу, удивленно спросила Оля.

— Нет, я обедал, вон с тем важным дядькой, — он махнул рукой в сторону крупного, похожего на медведя мужика, одетого в полицейскую форму, — я так подошел, поздороваться. Аня сказала, что ты завтра едешь к своему другу. Ты же знаешь, что вы сможете пообщаться немного, но ни тебя в часть, ни его в город никто не отпустит?

Оля кивнула, она понимала, что свидание будет коротким, но все равно очень хотела поехать.

— Я окажу тебе маленькую дружескую услугу, сделаю пару звонков, у вас с другом будет время вдвоем, — он хитро подмигнул. Оле стало не по себе, в словах Игоря сквозили двусмысленные намеки.

— Это совсем необязательно, — складывая руки на груди и отодвигаясь, ответила она.

Глаза Игоря холодно блеснули.

— Не волнуйся, мне ничего от тебя не надо, просто хотел помочь, не за 30 минутами ты ехала из Москвы сюда, правильно? — стараясь быть как можно более приветливым, спросил мужчина.

— Ты тоже военный? — поинтересовалась Оля.

— Не совсем, — Игорь улыбнулся, — а что, Аня ничего не рассказывает про меня?

— Нет, мы тебя не обсуждаем, вообще мне ее муж достаточно симпатичен, он хороший человек, — неожиданно для себя выпалила Оля.

Игорь заржал.

— Какое дерзкое заявление, осуждаешь подругу? — заглушив хохот, спросил он.

— Определенно, — кивнула Оля, — у Ани всегда были проблемы с дистанцией, она не чувствует, когда пора остановиться. У нее везде сцена, где она героиня любовного романа.

Игорь нахмурил брови. Скулы его дернулись. Он представил, что для Ани отношения с ним- стандартная история. Руки сжались в кулаки.

— Не очень красиво ты о ней говоришь, выходит, что Аня слаба на передок, — выплюнул он.

— Фу, — поморщилась Оля, — какая гадость, нет конечно. Просто ей нравится идея любви, я думаю, что она так ощущает жизнь.

— Она поэтому вышла замуж? — задал Игорь следующий вопрос, не понимая до конца, что же хочет сказать Оля.

— Нет, не поэтому, Аня с мамой жила, еще с бабушкой и дедушкой. Ее мама никогда не была замужем, всегда одинокая, гордая и самостоятельная. И ей было тяжело. С Ани много требовали: хорошо учиться, быть послушной, правильно себя вести. Мама во многом контролировала ее. Аня сама мало что могла. Когда умерла бабушка, то у дедушки появилась женщина. В семье начались конфликты и ссоры. Мама постоянно ругалась со своим отцом, а Аня все это наблюдала, иногда она старательно долго задерживалась в театралке или музыкалке, чтобы не видеть и не слышать их. Еще Ане нравилось нравиться. Она хорошенькая, этого у нее не отнять. Она этим пользовалась, встречалась с мальчишками, но никогда ничего серьезного у нее не было. Так, лёгкий флирт и не более. Все ее ухажеры были ужасно бестолковыми. А потом появился Андрей, он был очень обязательным, ответственным, знал, где, когда и что они будут делать, во всем старался ей угодить. Ане, при всей ее воспитанности, всегда не хватало порядка и организованности. Андрей все контролировал, был ведущим. Она просто за ним тянулась. Плюс он очень нравился ее маме. Ему нужно было жениться, чтоб к месту службы поехать с супругой. Ведь женатому офицеру и жилье получить проще, ну и плюшки там еще всякие, разве нет? — Оля вопросительно посмотрела на Игоря. — А Аня просто не отказалась. На мой взгляд, она сменила маму на папу. Если можно так сказать. Но почему ты сам у неё не спросишь, зачем эти шпионские игры? — Оля сверлила Игоря глазами, ей хотелось понять, что происходит у Ани с ним. Такие отношения были для девушки в новинку.

— Я спрашивал, но она не рассказывает, — пожал плечами Игорь, — значит не от большой любви?

— Я не знаю, если у нее и была к кому настоящая любовь, так это к Даньке, — продолжила сплетничать Оля. Несмотря на Анину просьбу не откровенничать с мужчиной, каким-то странным образом ее обычно сдержанный язык развязывался в его присутствии.

— И долго они встречались? — снова нахмурившись, спросил Игорь, в его памяти всплыло письмо с подписью от Д.

— Они не встречались, в традиционном понимании этого слова. Играли в театральной студии вместе, выступали на городских конкурсах, обсуждали литературу, музыку. Ну и с Данькой вообще никто из девчонок не смог бы встречаться, тем более Аня, — Оля рассмеялась.

— И что же с ним не так, он этот что ли, ну нестандартный? — хмыкнул Игорь, представляя себе курьезность ситуации.

— Вовсе нет, просто он влюблен в поэзию. Ему необходимо, чтоб им восхищались, его вдохновляли, тогда он может писать. А Аня не готова сражаться за место главной музы. Она сама всегда хотела быть в центре внимания, — Оля хмыкнула. Именно так ей объяснила Аня свои странные отношения с Даней несколько лет назад.

— Спасибо за откровенность, буду иметь в виду, — сказал Игорь, вставая, сделав несколько шагов он повернулся к задумчивой и грустной Оле, — а что не так с цветами? — прищурившись, спросил он.

— С какими цветами? — не поняла Оля.

— Аня их не любит? — уточнил он.

— С чего ты взял? — совсем растерялась Оля. — Ей нравится сирень, ромашки очень любит, колокольчики, гвоздики белые, да и вообще все цветы, которые в деревне в полях растут. Розы тоже любит, только не красные, особенно чайные ей нравятся, типа шиповника, у них на даче целый куст, рядом с жасмином, она всегда мне привозила букет.

Игорь удовлетворенно кивнул и пошел к выходу. Мужчина-медведь достал кошелек, вынул оттуда несколько зеленых купюр, с символом милого сердцу Оли города, не глядя положил их на стол и удалился. Оля осталась сидеть в полной растерянности. У нее было такое чувство, словно она на допросе сболтнула лишнего, и теперь из-за ее слов, истолкованных неправильно, пострадает близкий друг. На душе скребли крысы.

***

— Как тебе удалось выцарапать меня? — снова и снова повторял Пашка, самозабвенно поглощая кусок шашлыка. Они сидели в небольшом грузинском ресторане на летней веранде, кроме них там никого не было. Оля зябко куталась в потрепанный плед. Холодный ветер разбросал по деревянному полу крошечные листья, они словно золотые монетки звенели при малейшем колыхании воздуха. На столе перед Олей стоял большой стеклянный чайник, в нем, выпуская из носика тонкие струйки ароматного пара, покачивался малиновый чай. Девушка с наслаждением вдыхала запах северной осени.

— У Аниной подружки папа помог, — соврала она, ей не хотелось говорить об упоминать про Игоря. После вчерашнего разговора на душе до сих пор было неспокойно.

— Я безумно рад, что ты приехала, до сих пор поверить в это не могу, — Пашка улыбнулся и положил свою большую ладонь поверх Олиной, — как ты там в Москве?

— Мне очень нравится, Москва невероятно красивый город, в нем столько возможностей, я учусь и работаю.

— Ты все-таки поступила в консерваторию? — удивленно спросил он.

— Нет, — отрицательно покачала головой Оля, было время, когда она серьезно думала над тем, чтоб стать оперной певицей, но потом увлеклась языками. Изучая их, Оля открывала целые миры. К 11 классу она уже сносно говорила на английском и французском, сейчас во всю штудировала немецкий, еще хотела освоить испанский и японский. Но училась она на международном финансовом управлении, — с музыкой я завязала.

— Жалко, голос у тебя что надо, — заметил Паша.

— Только голос? — обиделась Оля, ей вдруг показалось, что она зря приехала, и никакого романтического влечения между ними уже не осталось, только воспоминания о наивной детской дружбе.

— Нет, конечно, нет, ты — красавица, — смутился Паша, на щеках его проступил румянец, — а я могу тебе это говорить? Ты меня простила, ну за эту…

Оля утвердительно кивнула.

— И за ту, и за эту, — добавила она, намекая, что его роман с Аней ее тоже больше не волнует.

— Мне Поля говорила, что вы с Аней снова дружите, — наливая себе чай в чашку, промямлил он, — даже на свадьбе у сестры вместе были. А я не был, и это отстой, у меня племяшка скоро родится, а я тут болты пинаю.

— Ну мне Полина тоже рассказала, как ты сюда попал, может стоило меньше пары загибать и экзамены вовремя сдавать? — иронично вставила Оля, вспомнив, как смешно Поля показывала подготовку Паши к сессиям, как он хронически просыпал все занятия, а потом гульбанил с парнями в общаге.

— Если бы у бабушки была борода, она была бы дедушкой, — насупившись ответил Паша, — вы жуткие сплетницы, слушай, как тебе Полькин муж?

— Вадик? — Оля удивилась, она видела его только один раз, рассказать о нем могла совсем немного, он явно любитель выпить, достаточно общительный мужик с традиционными ценностями, ничего примечательного, за что можно было бы зацепиться, в нем не было, — честно — не знаю, а что?

— Мать говорит, что он чудовищный, вот хотел узнать, такой же мерзкий, как мой отчим или так… — вздыхая, ответил Паша.

— А что не так с твоим отчимом? — Оля помнила, что, когда Паша учился в 10 классе, его мать неожиданно выгнала мужа из дома, а Пашка около месяца в школу не ходил, Полина отказалась рассказывать об этом.

— Кроме того, что он мне башку проломил, матери изменял и бухал как последняя скотобаза? — уточнил Паша.

— Я не знала, — расстроенно ответила Оля.

— Ну, это не то, чем гордятся, правда? Не у всех же папы в университете философию преподают, — этот камень был брошен в Олин огород, — пойдем погуляем, тут есть красивое озеро, парк, а еще памятник лосю.

Они расплатились и пошли к Ленинградской набережной. Оля разглядывала низенькие домики, пристроившиеся вдоль улицы, снующих мимо, озабоченных чем-то людей. Да, несмотря на всю красоту северной природы — это точно не Москва, не Петербург, очень бедно, местами грязно, кругом пробиваются на свет следы разрухи. Советское устаревает, прогнивает, а новое никто не строит.

— Паша, а где работают местные жители? Все военные? — поинтересовалась она.

— Многие да, очень большое количество пенсионеров, ну и еще «Североникель» или как-то так называется, говорят, что из-за ядовитых паров, которые завод выбрасывает в воздух, зимой снег желтый, к тому же, это сегодня солнечно- тебе повезло, обычно небо тут серое. Но вообще работы здесь мало, очень депрессивное местечко, статистика по преступности тоже весьма высока.

— А почему же отсюда не уезжают? — изумилась Оля.

— А куда уедешь? — резонно заметил парень, — квартиры тут дешевые, но желающих их купить почти нет, продавать можно годами, а на вырученные деньги даже приличный дом в деревне не купишь. И ты не права, еще как уезжают, молодежи очень мало, все, кто могут, бегут отсюда. Но это не только здесь. Север весь такой. Что тебя удивляет?

— Так странно, вроде столько сил сюда вбухано, а такая нищета кругом, — покачала головой Оля, глядя на деревянный разваливающийся барак.

— А у нас разве не так? — перехватив взгляд девушки, спросил парень, — на вокзалах, на силикатке, на Фрунзенском шоссе, на Первой тормозной, на Парижской коммуне? А вся пятерка? Оля, это только в Москве все вылизано, а за МКАДом жизни нет, — замогильным голосом ответил Паша, — все это очень невесело, знаешь, здесь где-то есть остров любви, — беря Олю за руку, молниеносно меняя тембр голоса, продолжил Паша, — там саамы свои свадьбы играли, слово у них было такое заковыристое, эх, нет- не вспомню, но остров в честь женской косы называется, невесте перед праздником особую ритуальную прическу делали, мне один контрактник рассказывал, что он туда свою девушку на лодке возил предложение делать. Я бы тебя тоже отвез…. — как-то стушевавшись вдруг, сказал Паша.

Оля замерла, она пыталась понять, что Пашка хочет этим сказать.

Они шли молча. Он крепко держал ее за руку.

***

Аня только что закончила свою часть презентации. Теперь говорила Надя. Девушку поражал спокойный, статный, уверенный вид подруги. Аня же до сих пор волновалась при выступлении. Переключая слайды, она старалась улыбаться, периодически поправляя рукой волосы, касалась то скулы, то губ, эти жесты настоль плотно вошли в ее жизнь, что она их даже не замечала. Вокруг было полно людей: студенты, преподаватели, журналисты местных газет, пара дипломатов, еще какие-то люди, с высоко интеллектуальными лицами. Несмотря на то, что Игорь обещал появиться, Аня его не видела. На душе становилось спокойнее, она почему-то стеснялась его присутствия, боялась, что он выкинет какую-нибудь штуку. На экране появился фрагмент с разрушением Берлинской стены. Они с Надей долго обдумывали, стоит ли анализировать эту сцену. Аня была уверена, что это важная часть истории, именно с нее началась интеграция.

Закончив свое выступление, девушки отошли к фуршетному столику и взяли по бокалу шампанского.

— Барышни, большое спасибо за ваш рассказ, было весьма информативно, — прозвучал рядом с ними голос, растягивающий и раскатывающий Р.

Аня посмотрела на обладателя этого урчащего Р. Высокий, светловолосый мужчина в сером костюме. Она не смогла понять, сколько ему лет: лицом он был молод, но серые глаза оплетала тонкая сеть морщин, веки скованные и уставшие, покрывал частый ряд коротких прямых ресниц.

— Приятно слышать, — улыбнулась она, ее тонкие пальцы оторвали от веточки виноградину и отправили в рот, слегка задевая ярко накрашенные губы. Мужчина заинтересованно следил за ней.

— Но это все-таки не журналистика, в том смысле, в каком ее принимают у нас, — медленно продолжил он.

— Что вы имеете в виду? — вмешалась Надя, она страшно переживала, когда ее работы вызывали сомнения, у нее была очень высокая планка.

— Я хочу сказать, — не отрывая взгляда от Ани, но обращаясь к Наде, пояснил собеседник, — журналистика в первую очередь должна помогать людям, воспитывать в них гражданскую позицию. Что-то вроде прививки от неравнодушия. В вашем выступлении этого нет, такая ласковая публицистика, где можно увидеть, как все красиво и празднично. Я бы сказал, что похоже на рассказ учительницы, для глуповатых школьников, извините за мою прямоту, — слегка кашлянув, закончил он.

— По-вашему говорить о книгах, картинах, фильмах нужно с воспитывающими нотами? — вздернула брови Аня. Ее зрачки слегка расширились, губы приоткрылись. Она встряхнула волосами. Гнев и раздражение просыпались в животе.

— Простите, как Вас зовут? — спокойно спросил мужчина.

— Анна, — откидывая прядь с лица, ответила девушка, — а Вас?

— Матеуш Новак, я главный редактор небольшой газеты в городе Лодзь, и нет, Анна, никого не надо воспитывать. Но то, о чем вы говорите и пишете должно быть близким, острым, заметным, чтоб каждый, кто коснулся вашего текста, уже не смог его забыть, — он бросил на Аню весьма красноречивый взгляд. — А вы оперируете общими фразами, словно прикрываете ими свою беспомощность, — мерным голосом ответил он.

Аню бросило в жар, его странные взгляды и намеки расстроили девушку. Слова метрономом отстукивали в ушах, она уже слышала подобное раньше, от Даньки, когда он критиковал ее работы. Про ее прозаические тексты он всегда говорил: «Стихи у тебя хорошие, но проза-тоска, ты как попугай: красиво, ярко, но без души».

— Как интересно вы нас раскритиковали, — упавшим голосом заметила Надя. Фраза о беспомощности задела ее за живое.

— Напротив, я искренне убежден, что ваши старания заслуживают похвалы, возбуждать интерес к литературе, — он нехотя оторвал глаза от Аниного платья, и посмотрел на Надю, — большой труд, я стал замечать, что художественную литературу старательно вытесняет кинематограф, кстати, фильм, кадрами из которого вы иллюстрировали своё выступление, — тому подтверждение, и все же, вам удалось обратить внимание на достоинства писателя, эстетику романа и его актуальность, а еще вы сопоставили это со своей культурой, ну и попытались найти место в мировой сокровищнице шедевров. Я думаю, что у вас есть все задатки для того, чтобы продолжить свое развитие в журналистике, какое бы направление вы в ней ни выбрали. А теперь извините, вынужден прервать нашу любопытнейшую беседу, вон там скучает моя прекрасная знакомая, — он указал рукой в другой угол зала, где весело общались преподаватели литературы с кафедры МГПУ, журналистка Татьяна Брицкая и очень симпатичная, белокурая молоденькая радиоведущая Женя, которая делала программу «Мурманск Культурный», — это вам, — вновь прожигая Аню глазами, протянул он визитку.

— Ань, разве у нас все было так плохо? — сокрушалась Надя, глядя на подругу.

— Ну, видимо, в следующий раз будем умнее,теперь то уже все равно ничего не исправишь, — поджав губы, ответила Аня, ее глубоко взволновали слова Матеуша. Она не понимала, чем дала повод к непристойному намеку. Но больше всего ее печалило, что она опять не осилила серьезный текст. Ей никак не удавалось прыгнуть над собой. Все время она не добирала, — я сейчас вернусь.

Аня вышла из зала и пошла по темному коридорчику, ей было душно, хотелось умыться. Завернув за угол, она практически врезалась в Игоря. Он стоял в узкой арке и разговаривал по телефону. Вид у него был грозный. Аня хотела пройти мимо, но он вытянул руку и преградил ей путь. Она оперлась спиной на стену, недовольно складывая руки на груди. Игорь быстро попрощался и сунул телефон в карман джинс.

— Уже уходишь? — сердито буркнул он.

— Нет, планировала еще задержаться, давно ты пришел? — в тон ему ответила Аня.

— Недавно, но видел достаточно, кто ты сегодня: развратная училка или похотливая секретарша? — указывая на Анин наряд, спросил он.

— Хам, — разозлилась Аня, почему он все время пытается ее задеть?

— Ну почему же? Тот франтоватый поляк явно оценил, он ничего, ты присмотрись, — продолжал плеваться ядом Игорь.

— Иди к черту, — процедила она, откидывая его руку, прошла вглубь коридора. Его ответ не заставил себя долго ждать. Сделав два шага, он стремительно схватил Анин локоть, повернул девушку к себе и жадно поцеловал. Второй рукой нащупал дверную ручку туалетной комнаты, створка тихонько скрипнула и отворилась. Пятясь, он тянул Аню за собой в полумрак серого кафеля, освещенного парой ламп, мерцающих словно свечи в подземелье.

На часах было около 12 ночи, когда Аня повернула ключ в замочной скважине. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Секс в туалете, до чего она докатилась! Этот мужчина вьет ее как хочет. Почему с ним она такой кисель? Скинув туфли и сев на пуф в прихожей, она уткнулась носом в белые гвоздики. Как он узнал?

— Ты поздно, — раздался из кухни Олин голос.

Аня устало поднялась и пошла на звук. Подруга сидела на мягком диване и читала «Гарри Поттера». Аня подошла к подоконнику, взяла с него большую вазу.

— Клевое платье, еще и чулки со стрелкой, — ухмыльнулась Оля, — весьма…

— Ты меня хвалишь или намекаешь, что вид блядский? — тоскливо спросила Аня.

— Ну… — протянула Оля, — одно другого не исключает, — наконец ответила она, — но разве тебя это когда-то смущало? Тебе же нравилось.

— Оль, скажи честно, по шкале взбалмошности, легкомысленности и доступности ты сколько мне поставишь? — нервно произнесла Аня.

Оля замялась, ей не хотелось обижать Аню. У каждого человека есть плюсы и минусы. И в остальном Аня была определённо положительной.

— Не мне судить, — уклончиво ответила Оля.

— Более чем красноречиво, — опускаясь на табуретку, подпирая руками голову, пробормотала Аня.

— Ань, с каких пор тебя это беспокоит? Ты красивая, яркая. Многие девчонки мечтали бы быть на твоем месте. Красивые цветы, кстати.

— Может меня начало беспокоить в тот момент, когда даритель этих цветов не стесняясь намекнул мне на то, какая я? Или, когда мне сегодня один польский журналист дал свою визитку. При том, что он ужасно жестко раскатал наше с Надей выступление. Оль, мне кажется, что единственное мое достоинство — это симпатичная мордашки и очевидная доступность. А во всем остальном я ужасна. Ничего у меня не получается, — Аня вытерла глаза тыльной стороной ладони, тушь поплыла и размазалась, делая ее похожей на героиню фильма ужасов.

— Тебя Игорь обидел? — спросила Оля. Она чувствовала, что их случайный разговор не принесет подруге ничего хорошего.

— Да нет, он вел себя не более вычурно чем обычно. Ты понимаешь, я просто не могу ему отказать. И главное, я понимаю, что надо с ним расстаться, что от него у меня будут проблемы. Но… Ужасно. Иногда мне кажется, что я в него действительно влюблена. Но чувства эти какие-то больные.

— Еще несколько дней назад ты говорила, что это все так, не серьезно. А как же Андрей? — задала враждебный вопрос Оля.

— Я не знаю, серьезно это или нет. Игорь хочет, чтоб мы с ним съехались, а я этого не хочу, я вообще не хочу ни с кем жить, — в ужасе сказала Аня, — я это недавно поняла. Но Андрей не заслуживает, чтоб с ним так поступали, злоупотребляли его безграничным доверием. Только как от него уйти, где жить, вернуться к маме? Переехать к Игорю? Ужасно, — речь Анны становилась все более бессвязной.

— Знаешь, ты, конечно, накосорезила, но не все так страшно, ты же взрослая, ты работаешь, можешь снять квартиру, жить сама. Почему бы тебе об этом не подумать? — Оля внимательно смотрела на Аню.

— А если я не справлюсь? — ответила она.

— Вот когда не справишься, тогда и будешь решать, — категорично ответила Оля. Она искренне не понимала, почему Ане так сложно принять свою самостоятельность.

— Может ты и права, прости меня, я такая эгоистка. Ты завтра уезжаешь, а я даже не спросила, как прошло твое свидание? — вытирая слезы, спросила Аня.

— Хорошо, я бы сказала волшебно, ты знаешь, я чувствую, что это настоящее. Мне кажется, мы снова вместе, — мечтательно ответила Оля, вспоминая, как они целовались с Пашкой на смотровой площадке, строили смешные гримасы памятнику лося, и как тяжело было прощаться.

— А как же твой архитектор? — намекая на близость ситуации, спросила Аня.

Оля вздохнула, она понимала, что имеет в виду Аня. Да, определенно она поступала плохо, но она точно знала, что, вернувшись в Москву, расстанется с парнем в первый же день. В тот момент, когда пришла Аня, Оля как раз продумывала нужные слова.

***

Поезд издал прощальный гудок, Аня медленно побрела по платформе. Оля уехала, и вместе с ней в густом тумане исчезло время, которое она могла тянуть, оставляя без ответа предложение Игоря. Он ждал ее на парковке. Все выходные хотел провести с ней. Для Ани это было очень странно, о чем они будут говорить, чем заниматься? Ей было очевидно, что никаких общих интересов у них нет. Она села на переднее сиденье, слишком сильно хлопнув дверью. Игорь недоуменно посмотрел на нее.

— Мне понравилась твоя подруга, она определенно с характером, — добродушно произнес он.

Аня кивнула, ожидая от него колкости, но Игорь завел мотор.

— Ты знаешь, по субботам я обычно стреляю в ТИРе, ты не будешь против, если мы заедем туда на час, — закуривая спросил он.

— Нет, не буду, я никогда не видела, как стреляют, — отозвалась Аня, — только в кино.

— А на ОБЖ вы никогда этого не делали? — удивился он.

— Ой, у нас этот предмет проходил блоками один раз в конце года, мы ходили в другую школу, где был специальный комплекс. ЧС изучали, мед. помощь была, стрелять тоже водили, только я загнула те уроки, сказала, что пацифистка, там преподаватель был такой противный, отставной прапорщик, требовал, чтоб мы здоровались с ним особенным способом: вставали по стойке смирно, и кричали: «Здрав», ну не чумной ли? — Аня улыбнулась, вспоминая, как они с Полиной по весне свинтили с тоскливого урока и отправились в парк, там недавно обновили цепочные карусели, и девчонкам натерпелось их опробовать.

— Он — дебил, — резюмировал Игорь, — а ты пацифистка? — хитро прищурившись спросил он.

— Я не знаю, думаю — это зависит от ситуации. Я против любой войны. Мне кажется диким, что разногласия надо решать с помощью оружия. Но при этом вспоминая о Великой Отечественной, понимаю, что если бы люди рассуждали так, как я, то всех бы перебили. Я не могу осуждать тех, кто убивал защищаясь, — серьёзно ответила Аня, — а это уже двойные стандарты.

— Что же ты делала во время занятий по стрельбе, — сменил тему Игорь.

— Мы с Полиной в парке на аттракционах катались: цепочки, лодочки- помнишь такие? — слегка касаясь его руки, спросила она.

— Конечно помню, у нас в городе еще были «Трюк» и «Сюрприз», я их обожал. Когда мне было 14, я врал на кассе, что уже 16, бабка в будке правда смотрела очень подозрительно, но все равно давала билет. Я вставал на эту центрифугу и крутился — такой кайф! А приятеля моего однажды стошнило, слабак, — Игорь поморщился, — а ты на них каталась?

— Нет, что ты! Я даже «Орбиту» не любила, для меня это слишком, — закрывая глаза руками, изображая страх, ответила Аня.

— Трусиха, — рассмеялся он.

У Игоря снова возникло странное чувство, как в день их знакомства, когда он обнимал ее в кинотеатре, влечение сменилось чем-то другим: теплым, спокойным, приятным. Он смотрел в ее смеющиеся глаза, на блестящие взлохмаченные волосы, дурацкую безразмерную белую толстовку с Багзом Бани на груди, ему страшно не хотелось говорить ей, что в понедельник он вынужден лететь в Питер, как долго продлится командировка пока было не ясно. Предстоящие выборы висели дамокловым мечом.

— Приехали, — сказал он, резко тормозя.

Они вышли. Аня осмотрелась. Вход в ТИР был весьма занятным. Огромная черная дверь на кованых петлях, вбитых прямо в каменных откос сопки.

— Нам туда? — обеспокоенно спросила она.

Игорь кивнул. Дверь лязгнула, они вошли в темный коридор, освещенный бледными потрескивающими лампами.

— Ты знаешь, так в кино выглядят подземелья маньяков, — настороженно сказала Аня.

— Боишься меня? — зловеще прошептал ей в ухо Игорь.

— Очень, — призналась она, — почти как в «Молчании ягнят».

— Не волнуйся, я тебя не съем, — ответил он, обнимая Аню за талию.

Они остановились около небольшого окошечка, в глубине которого виднелся силуэт сутуловатого парня.

— А, Игорь, здорова, я уж подумал, что ты сегодня не приедешь, воу, ты с дамой, — присвистнул говорящий, — она тоже будет стрелять?

Аня отрицательно покачала головой.

— Привет Сенька, нет, она не будет, наушники дай нам, — спокойно попросил он.

— Из своего сегодня? — с интересом глядя на клиента, спросил Сенька.

Игорь промолчал. Взял наушники и двинулся к решетчатой двери.

В большой комнате, с мишенями по дальней стене, стоял деревянный стол. У самого входа вешалка и коричневый пуф, обтянутый искусственной кожей.

— Надень, — попросил он.

Аня послушно нацепила наушники. Игорь вытащил из кобуры, обнимающей его плечи, пистолет. Откуда-то из недр карманов появились патроны. Быстро зарядив, он положил коробку на стол. Аню в очередной раз поразила его фигура: широкая спина, абсолютно ровные плечи, мощные руки, на которых выступили толстые жилы, когда он вытянул их вперед. Как странно он держал оружие, словно целился не глазом, а большим пальцем. Пистолет стал продолжением его кисти. Секунда, он нажимает на курок. Аня поняла, зачем нужны были наушники, оглушительный звук прорезал комнату, за ним последовали еще несколько громогласных ударов. На лице Игоря не дернулся ни один мускул, Аня могла поклясться, что он даже не моргнул. Игорь перезарядил и выстрелил вновь. Вдруг, положил пистолет.

— Иди сюда, — голосом, не подразумевающим отказа, позвал он.

Аня поднялась, подошла к нему.

— Держи, — сказал он, вкладывая ей в руку рукоятку.

Он встал сзади нее.

— Опусти плечи, держи ровнее, управляй запястьем, смотри на мишень — говорил он, помогая зафиксировать руки, — очень хорошо, теперь жми, — Аня послушно нажала на курок, если бы Игорь не придерживал ее, она непременно бы выронила пистолет, сильный толчок, поднявшееся дуло испугали девушку.

— Я больше не хочу, — сказала она, поворачиваясь к нему.

Игорь засмеялся.

— Не нравится?

— Ни на йоту, — глухо ответила Аня, — это не мое, — сказала она, переводя взгляд на ладони. На указательном пальце правой руки тонкой линией отпечатался курок. Игорь прижал ее руку к своим губам. Она вздрогнула, словно от звука очередного выстрела.

— Ладно, поехали отсюда. Ты была на Лавне?

— Нет, что это?

— Водопад, мне там нравится, — обнимая ее, ответил он.

Аня сидела на большом, покрытом мхом валуне и наблюдала, как Игорь разводит костер. Рядом по склону, огибая камни, разбрызгивая мелкие пенящиеся струйки, текла вода. Река была действительно хороша. По испещренному зазубринами берегу росли низкие кривенькие берёзки. Они качались, наклонялись друг к другу, цеплялись тонюсенькими веточками. На них словно кружева держались лёгкие паутинки, с застрявшими жемчужинами водных капель. Игорь наколол на заточенную ножиком жердину толстые сосиски и медленно начал поворачивать над огнем. Он поднял глаза на Аню и ласково ей улыбался. Девушка смутилась. Игорь удивился, даже в самых жарких сценах, разворачивавшихся между ними, он не замечал ее робости. «С чем связана эта перемена?»— думал он, глядя как жирные капли падают с сосисок в огонь.

— Оля говорила, что ты училась в музыкальной школе, на каком инструменте ты играешь? — заинтересованно спросил Игорь, хотя в голове вертелись совсем другие вопросы, но он впервые в жизни опасался их задать, любой из них мог разрушить витавший в воздухе романтический настрой.

— На фортепиано, только у меня не особо получалось, знаешь, Оля играла гораздо лучше. Мы как-то упражнялись в игре в 4 руки, у нее был большой инструмент, черный, с резными узорами на пюпитре, с 3мя педалями, он звучал очень громко… эй, чего ты смеешься? — махая на Игоря рукой спросила Аня.

— Знаешь, звучит очень эффектно, большой инструмент с пюпитром, на котором играли в 4 руки, — с выражением произнес он, стреляя глазами.

— Фу, пошляк, — беззлобно произнесла Аня, — если тебе не интересно, зачем спрашиваешь?

— Извини, очень интересно, я больше не буду тебя перебивать, — сказал он, клятвенно сложив руки на груди, — продолжай пожалуйста.

— Мы играли «Salud» Джо Дассена, Оля поет на французском, так вот, я за ней никак не могла угнаться, но вообще мне больше нравится гитара… — задумчиво произнесла Аня.

— Ты и на ней играешь? — удивился Игорь.

— Немного, но только когда пою, — убирая волосы с лица, ответила Аня.

— Спой мне, — попросил он.

— Сейчас? — удивилась девушка.

— Почему нет? Только что-нибудь не из современного, что ты пела в музыкальной школе? — спросил Игорь.

Аня задумалась, она не очень-то помнила, что они там пели.

— Ты смотрел советский фильм «Ах, водевиль, водевиль…»? — после минутной паузы произнесла она.

— Очень давно, с мамой, а что? — не понял Игорь.

— Песню оттуда можно считать достаточно старой? — улыбнулась Аня.

Он положительно кивнул. Девушка обняла колени руками, слегка склонила голову на бок и проникновенно посмотрела на Игоря:

«Днем город как город и люди как люди вокруг,

Но вечере приходит и все изменяется вдруг:

На лица актёров кладет он таинственный грим,

Здесь Гамлет страдает, и снова поёт Лоэнгрин.

Ах, этот вечер-лукавый маг,

Одетый вечно в зелёный фрак,

Погаснут свечи, уйдет любовь,

Но этот вечер вернётся вновь!

Опять каравеллы привозят рабов и вино

В ту гавань, что дремлет на дне океана давно.

И вновь слышен голос бессмертной и гордой любви,

Что схожа с планетой, еще не открытой людьми.

Ах, этот вечер-лукавый маг,

Одетый вечно в зелёный фрак,

Погаснут свечи, уйдет любовь,

Но этот вечер вернётся вновь!

Нельзя в этом мире пройти не оставив следа,

И вечер- волшебник запомнит нас всех навсегда.

И новые люди в далёкой, неведомой мгле,

Когда нас не будет нас будут играть на земле.

Ах, этот вечер-лукавый маг,

Одетый вечно в зелёный фрак,

Погаснут свечи, уйдет любовь,

Но этот вечер вернётся вновь!»³⁶

Ноябрь 2011

— Миш, я буду открывать мастерскую, мне не хватает места дома, — сообщила Мира, ставя перед парнем дымящуюся тарелку борща. Он довольно улыбнулся и макнул пампушку в сметану. Они жили вместе всего месяц, но ему уже успели надоесть вечные иголки, ткани, манекен, но который Мира то и дело что-то примеряла. Он никак не мог подумать, что в его маленькой хрущевке, доставшейся от бабушки, можно будет разместить целый пошивочный цех. Но больше всего его раздражало, что дома постоянно толкутся женщины, многие с избыточно пышными формами. Мира металась вокруг них, делала замеры, утягивала в жесткие корсеты, пытаясь придать толстушкам аппетитный и соблазнительный вид.

— Очень хорошо, — одобрительно качая головой, ответил он. Суп был вкусный, он с упоением зацепил вторую ложку. Миша взглянул на Миру, она стояла у окна, опрыскивала большой розовый цветок. С ее появлением в его доме завелась вкусная еда, чистые полотенца, шторы, а теперь вот этот огромный, сидящий в горшке монстр. Миша опять не смог вспомнить, как называется растение. А главное, он никак не мог понять, как так вышло, что Мира у него живет. Когда они вернулись из лагеря, то продолжили встречаться, иногда она оставалась у него на выходные, потом как-то задержалась на 3 дня, и вот он уже предложил ей съехаться. Мира ему нравилась, она не взрывала мозг капризами, ничего от него не требовала, сама работала. Однажды он спросил, сколько стоят ее швейные услуги и обнаружил, что она зарабатывает больше, чем он. После универа он отправлялся в фитнес центр, где работал тренером по плаванию. Когда Миша возвращался домой, она никогда не скандалила, даже если он задерживался до позднего вечера или перехватывал в баре пива с друзьями.

— Мама твоя звонила, — сказала Мира, отрывая от цветка желтый лист, — хочет на днях заехать в гости, — ей были непонятны отношения Миши с мамой. Он старательно ее избегал.

— Нет уж, — ответил парень, — давай до Нового года подождем?

Мира понимающе кивнула. Хотя глубоко в душе не одобряла подобного подхода к родителям. Сама она навещала маму каждую неделю, они вместе ездили на дачу.

***

Полина сидела в душном кабинете, экзамен был в самом разгаре, а ей ужасно хотелось спать, она собиралась начать отвечать сразу, как только взяла билет, но преподаватель, словно не замечая ее положения, отправил готовиться. Тяжело вздыхая, она посмотрела в окно. Еще несколько месяцев и это раздувшееся пузо наконец перестанет ее тяготить. «Как другие беременные умудряются набирать в весе? — думала она, — ведь есть же просто некуда. Тот, кто говорит, что фигура будущей матери идеальна, либо слепой, либо идиот». Она пошевелила затекшими ногами и подняла руку, показывая, что уже готова, но преподаватель снова ее проигнорировал. «Вот урод», — подумала она, подпирая рукой щеку. После экзамена девушка собиралась поехать к родителям на дачу. Возвращаться домой к Вадику ей не хотелось. Два дня назад к нему приехали его армейские друзья. Они пили и вспоминали службу, от их разговоров у Поли сворачивались в трубочку уши и начинало тошнить. Еще девушка с удивлением заметила, что муж заблокировал телефон, кладет его экраном вниз. Вечерами он часто отсутствовал дома, они почти не разговаривали, никакой заботы он не проявлял, вел себя так, словно жена-часть интерьера. Поля подозревала, что у него появилась другая женщина. Но ей почему-то было совершенно наплевать на это, она даже обрадовалась, последние 2 месяца ей не хотелось делить с ним постель, да и вообще ничего не хотелось. Поля положила голову на руки, глаза закрывались. Она ничего не могла с собой поделать.

— Полина, Полина, давайте зачетку, — услышала она сквозь сон, девушка вздрогнула и подняла глаза на преподавателя. Среднего роста, достаточно молодой, крепкий мужчина, в полосатом пуловере выжидательное протягивал руку.

— В смысле на пересдачу? — потирая глаза, удивилась она, понимая, что в классе никого не осталось, — я же даже не отвечала.

— Какой у вас срок? — беря зачетку спросил он.

— В феврале, — озадаченно ответила она.

— Ну и какая пересдача? Вы в академ не хотите пойти, я на лекциях за Вами наблюдал, сейчас Вам не до учебы, — сказал он, садясь за стол.

— На 18 лет академ взять? — язвительно спросила она, — пока вырастет и съедет? Константин Сергеевич, много времени у Вас на себя остается?

— Я не женат и детей у меня нет, так что все мое время принадлежит только мне, — ответил он, глядя на Полину поверх очков.

— Повезло, — сказала она, расстегивая кардиган, ей казалось, что она сейчас задохнётся от духоты, — можно я окошко открою? — скорее не спрашивая, а констатируя факт, проговорила Полина, после чего медленно поднялась и осторожно протиснулась между столов к подоконнику, ручка была ужасно высоко. Девушка начала двигать стул.

— Да стойте Вы! — в сердцах воскликнул он, быстро встал, подошел к ней и открыл форточку, — прямо с моего экзамена решили поехать рожать?

— Я беременная, а не больная, — заметила Полина, она привыкла, что ей никто никогда не помогает, она давно все делала сама.

— Кого вы ждете? — спросил он

— Девочку, — безучастно ответила Полина, она никак не могла произнести слово дочь.

— Имя уже выбрали? — улыбаясь спросил он.

— Катя, может быть Юля или Виктория, — сказала Полина, подставляя хлынувшему в класс ветру лицо.

— Мне нравится Юля, — как-то странно произнес Константин Сергеевич.

— Знаете, а мне тоже, — переводя на него взгляд, ответила Полина. В семье ее не поддержали, говорили, что имя какое-то слишком кукольное.

— Полина, почему вы пошли в педагогический? — серьезно спросил он.

— Рисунок на архитектурный запорола, — честно призналась девушка, — не знаю, почему у меня тогда не получилось.

— Странно, с геометрией у вас все довольно сносно, — улыбнулся он ей.

— Можно я все-таки отвечу, на трояк я точно знаю, я готовилась, — попросила она.

— Я уже все поставил, идите домой и не волнуйтесь, — протягивая ей зачетку, ответил он.

Полина посмотрела на оценку, в графе значилось «отлично».

— Спасибо, конечно, но не стоило, — неуверенно произнесла она.

— Это подарок Юлии к рождению, — ласково заключил Константин Сергеевич.

Декабрь 2011 год

— Что мы здесь делаем? — отстукивая зубами, и покачиваясь под шквалистым ветром, спросила Аня, недовольно глядя на Надю.

— Становимся настоящими журналистами, чтоб не писать беспомощные тексты, — безапелляционно ответила та.

Аня скорчила недовольную гримасу. Они стояли на центральной площади возле памятника жертвам интервенции. Вокруг громко скандировали: «За честные выборы! Пошли вон фальсификаторы!». Аня осмотрелась: рядом достаточно молодые ребята с плакатами, дальше, за ними пожилая пара с флагами, в мегафон вещает какой-то парень. Аня прослушала имя, он рассказывал, как его отчислили из МГТУ за одиночный пикет: «Интересно, за что на самом деле его выгнали, сколько предметов он завалил?»— думала девушка, ей совершенно не хотелось стоять в толпе людей. Она очень сомневалась в их адекватности. Мимо них с Надей только что прошли 4 парня, они несли на плечах черный гроб, на крышке которого белыми большими буквами было выведено слово «ДЕМОКРАТИЯ». По периметру площади стояли машины ОМОНа и полиция.

— Как нам стояние здесь поможет писать? — снова заныла Аня.

— Не нравится, иди домой, — в сердцах воскликнула Надя, — мне надоело, ты просто невыносима, знаешь, если ты привыкла все получать по взмаху ресниц, если тебе устраивает, что тебя не слушают, а только смотрят на голую грудь и ноги, то меня нет, я хочу чего-то добиться в этой жизни умом! — сверкая глазами закончила она.

— Воу, как много всего я о себе узнала, — сквозь зубы процедила Аня, — хорошего тебе вечера, — с этими словами она развернулась и начала проталкиваться сквозь толпу. «Помешались они что ли, на всех этих митингах, Леху в Москве задержали, Оля тоже вышла на протест. Как она там говорила? Нельзя оставаться равнодушными к нарушениям, у тебя отнимают твое право, твою свободу. О чем они все, как будто не в России живут и не понимают, что стой не стой, кричи не кричи, а все равно никто тебя слушать не будет. Как можно устраивать мирные протесты в стране, где до сих пор не прекращается Красный террор. О каких таких честных выборах они мечтают, их никогда не было и не будет. Единственное, чего они реально добьются — шествий под окнами поликлиник за талончиками к врачу и на флюорографию!» — размышляла она, огибая сугробы, преграждающие дорогу к вокзалу.

— Старший лейтенант Хорин, девушка, предъявите документы, — перед Аней возникло широкое лицо, мужчина напряженно смотрел, ноздри его широко раздувались.

— Я что-то нарушила? — вытаскивая из сумки паспорт, спросила Аня.

— С митинга идете, — уточнил он, открывая первую страницу и записывая ее паспортные данные на какой-то лист.

— Вам какая разница? — недоумевая, огрызнулась она.

— Лента ваша белая приметная очень, вот фиксирую, — ответил он.

— Потрясающая наглость, с каких пор у нас за ношение ленточек документы проверяют? — возмутилась Аня.

— Такой приказ, — холодно ответил он, протягивая паспорт, — можете идти.

Недовольно стуча каблуками, Аня двинулась в сторону автобусной остановки, то, что он записал ее данные, ничего хорошего не сулило.

***

Толпа скандировала и улюлюкала, у микрофона выступал Леонид Парфенов: «В кои-то веки Вологда оказалась либеральнее Москвы, пожалуй на следующие выборы я возьму открепительный и поеду к маме, там есть надежда, что меня хотя бы посчитают…». Громкий смех прокатился по рядам присутствующих. Оля вздрогнула, она стояла на морозе уже несколько часов, в руках у нее была белая роза, на груди приколота лента. «Зачем нам говорят о честности те, кого мы и не обвиняем во лжи? — думала Оля, — почему они перед нами, а не вместе с нами, почему не требуют правды, зачем столько пафоса? Пиарщики, писатели, блогеры, но никого, кто бы мог хоть как-то повлиять на ситуацию», — Оля тяжело вздохнула, нет, здесь делать нечего, надо уходить. Она развернулась и пошла. Но стоило ей добраться до края толпы, как она увидела вооруженных людей в масках и касках, они схватили какого-то парня с такой же как у Оли лентой и силком заталкивали в автозак. Парень упирался, он отталкивал хватавших его мужчин. Девушка бросилась к нему.

— Прекратите, — закричала она, но никто ее не слышал. Оля хотела кинуться на одного из задерживающих, но не успела, кто-то схватил ее за талию и стал оттаскивать.

— Сумасшедшая, — прозвучало прямо в самое ухо, тряся головой и отбрыкиваясь Оля увидела очень старенького усатого седого мужчину, на глаза ему съезжала кепка, — прекрати, глупая, тебя тоже в участок заберут, а там уж по головке не погладят, — продолжал он, стараясь как можно крепче ее держать.

— Да как вы можете, за что его задерживают? — визжала Оля.

— Раз задерживают, значит виноват, зачем же вы все сюда пришли, эх молодежь- молодежь, ничему вас жизнь не учит, нас танками давили, а вы с цветочками ходите — сетовал он, утягивая Олю подальше от страшной картины.

***

— Пап, я развестись хочу, — сказала Полина, вытягивая ноги на диване, за окном мела пурга, голые ветки стучали по стеклу, но дома ей было уютно как никогда.

— Все, нажилась? — спросил папа, выключая звук у телевизора.

— В общем то да, надо заметить- не самое приятное занятие в моей жизни, — сладко потягиваясь, ответила Полина.

— Я знал, что так будет, матери-то сказала? — деловито осведомился отец.

— Утром еще, она не особо довольна, но в основном тем, что я буду снова жить с вами, с ее слов, вы только жить начали, — улыбнулась Поля.

— Ты поменьше мать слушай, она просто не хочет становиться бабушкой, — поглаживая себя по животу, рассмеялся отец.

Поля улыбнулась. Ей ужасно надоел Вадик, его постоянные придирки. Вчера он сообщил, что она плохо готовит, утром был недоволен рубашкой. Сейчас она задавалась одним единственным вопросом: зачем вообще она с ним сошлась и вышла за него? «А я еще Аню обвиняла в глупости, — молча рассуждала Полина, — а сама замужем за редкостным кретином». Она вспомнила их разговор и поморщилась:

— Поль, чем за хрень, почему все мои рубашки мятые и на стуле валяются? — потрясая одеждой, недовольно рычал Вадик.

— Где оставил, там и лежат, — ответила Полина, отхлебывая из чашки горячий чай.

— Какого, х…я? — взвился он.

— Что именно? — прикидываясь идиоткой, спросила она. Ей ужасно надоело ходить за Вадиком и убирать, он был совершенно нечистоплотен.

— Ты почему их не постирала и не погладила? — продолжал орать он.

— Не успела, — пожимая плечами ответила Полина.

— Что значит не успела? Ты баба, это твоя обязанность- успевать, вот моя мать …

— Что же ты с матерью не живешь, раз она такая замечательная? — удивилась девушка, Вадик уже не первый раз заводил разговор о талантах своей матушки. Свекровь была для Полины адским кошмаром, она регулярно наведывалась к ним домой, рылась в шкафах, тыкала в пыльные плинтуса и постоянно попрекала Полю тем, что ей от ее сына нужны только деньги. Но уйдя в декрет девушка осознала, что никаких особых денег у Вадика и нет, есть понты, гонор и мать, которой он отдает половину зарплаты.

Полина закрыла глаза, ей почему-то представился ее преподаватель, его проницательный взгляд и добрая улыбка.

***

Мира повернулась в постели, кости ломило, горло драло так, словно по нему били теркой, веки припухли. Грипп, самый настоящий, тяжелый. Уже третий день у нее держалась температура 39,4. Она протянула руку и взяла с тумбочки чашку. С огромным усилием она села, сделала глоток и поморщилась. Компот из калины жуткая гадость. Почему мама считает, что от него быстрее поправляются.

— Миш, принеси пожалуйста сахар, — слабым голосом крикнула она.

В кухне послышалась возня, шуршание.

— Мир, а где он, — раздался ответ.

— В шкафчике справа, — откидываясь на подушку, пискнула Мира

— Нет там, — заходя в комнату, сказал Миша.

Мира с трудом поднялась и пошла на кухню, открыла шкафчик, сахар стоял практически под самым носом: «Как его можно не заметить?» — мелькнуло у нее в голове.

— Мир, а где мои перчатки и ключи? — спросил Миша, — я никак не могу найти.

— Иду, — тяжело вздыхая ответила она.

31 декабря 2011

— Ань, ты только объясни мне, ты нарочно что ли? — вопрошал Андрей, расхаживая по кухне.

Аня сидела на табуретке, следила за ним глазами. Она не понимала, в чем провинилась на этот раз, Андрей вернулся час назад и с тех пор не прекращал ругаться.

— Да что я сделала? — наконец воскликнула она.

— А ты не знаешь? Кто просил тебя ходить на эти митинги белоленточников?! Ты хоть понимаешь, что мне теперь новой должности не видать. Мало мне проверки, у нас уже 3 недели шерстят, так еще ты! — вращая злыми глазами, кричал он.

— Странно это слышать от человека, которому четко указали, за кого надо поставить галочку, — фыркнула Аня.

— Ты без мозгов что ли совсем? Ну как можно быть такой дурой? — перешел он на оскорбления.

— Зато ты дофига умный, — обозлилась она, — иди-ка ты один к своему брату, а я пойду погуляю, — с этими словами Аня вышла в коридор, накинула куртку и стала зашнуровывать ботинки.

— Ты все время убегаешь, когда речь заходит о чем-то серьезном! — кричал Андрей, подходя к ней.

— Потому что ты меня не слушаешь никогда, — взмахнув шарфом, свирепо заявила Аня, — ты же ничего не хочешь понимать, есть ты, твои желания, твоя работа, а я где? Даже сегодня ты проигнорировал мою просьбу, решил, что непременно надо посетить твоего брата!

— Да, черт возьми! Он моя семья! — рявкнул Андрей.

— Прекрасно, он семья, а я так, для мебели! Вот и иди к нему! — с этими словами она выскочила за дверь и так ей хлопнула, что с потолка посыпалась побелка.

— Да пожалуйста, вперёд и с песней! — раздалось из квартиры.

Выйдя на улицу, она вдохнула ледяной воздух и закашлялась, куда ей идти? С Надей они помирились, но как Аня и предсказывала, после митинга подруга сильно заболела, сейчас она лежала дома с пневмонией. Интересно, занят ли Игорь? Он не так давно вернулся из Питера, но они никак не могли встретиться, у него были бесконечные отчеты, проверки, когда он вчера ей позвонил, она учила историю языкознания — это первый в сессии экзамен. Преподаватель — лютая волчица, готовая запытать любого, кто плавает в языковых антиномиях. Естественно, Игорь обиделся. Наверняка у него уже есть планы. Но… Аня достала телефон, быстро написала: «Привет, занят?». Ее телефон зазвонил ровно через минуту.

— Привет, — весело прозвучало на другом конце, — я всегда чем-то занят, а ты?

— А я как раз свободна, — ответила Аня, проходя мимо заснеженной рябины, на ней еще остались красные ягоды, теперь, заиндевевшие, они были похожи на каменные бусы.

— Ты же говорила, что идешь с мужем к его брату, — ехидно напомнил Игорь.

— Уже не иду, — начиная раздражаться, ответила Аня, действительно, на что она рассчитывала, наверняка у Игоря уже есть компания на праздник. Аня почувствовала укол ревности.

— Где тебя забрать, — спокойно спросил он.

— Я недалеко от церкви, могу подойти к заставе, — обрадовалась она.

— Давай минут через 10,— сказал Игорь и отключился.

***

— Эта удача или у нашей сегодняшней встречи есть причина, ты все-таки скажешь мне да? — улыбаясь во весь рот, спросил он, когда Аня запрыгнула к нему в машину.

— Ты опять? — удивленно вскинув брови, сказала она, с сентября Игорь не заговаривал о совместной жизни, и девушка решила, что тогда это была всего лишь дурацкая шутка.

— Можно считать и так, — насупившись, ответил он, — я жду уже 3 месяца, это слишком, тебе не кажется?

— Нет, обещанного 3 года ждут, — улыбнулась она.

— Так в этом то и проблема, ты даже не обещала, — пристально глядя ей в глаза, сказал Игорь. Они подъехали к его дому, — держи ключи, я в магазин зайду, у меня совсем ничего нет.

— Хочешь, я схожу с тобой? — предложила Аня.

— Нет, иди, я быстро, — отрицательно покачав головой, ответил он.

Аня вошла в теплую квартиру, скинула ботинки и куртку. Оглядела себя в зеркало, когда она выбегала из дома, то совершенно не задумывалась над тем, как выглядит. Глядя на себя сейчас, она расстроилась: нос красный, лицо бледное, волосы нечесаные. Наряд тоже не для праздника: джинсы, свитер. «Блин! Какой кошмар,»— подумала она. Открыв сумку, Аня внимательно осмотрела ее содержимое: расческа, пудреница, помада, тушь. Со всем этим богатством она пошла в ванну, включила воду и начала тщательно умываться.

— Не красься, — попросил Игорь. Аня взвизгнула, чуть не выронив тушь.

— Ты меня напугал, — поворачиваясь к нему, сказала она.

— Я к этому не стремился, — забирая у нее кисточку, ответил он.

— Я хотела… — Аня не успела договорить

— Ты очень красивая, оставь все вот так, как есть, без лишнего, — повторил Игорь.

Они прошли на кухню, он разбирал пакеты, нехитрый набор: шампанское, конфеты, сыр, ананас, виноград, помидоры и большой кусок мяса.

— Что ты собираешься с ним делать? — удивленно спросила Аня.

— Честно, не знаю, он просто последний, других на прилавке уже не было, — пожимая плечами, ответил он, — ты даже не представляешь, как я сегодня устал.

Аня пристально на него взглянула: под глазами залегли круги, нос заострился, лицо осунулось.

— Где ты собирался провести эту ночь? — неожиданно выпалила она.

Он непонимающе уставился на нее и вдруг рассмеялся.

— Здесь, дома, я собирался спать, — ответил он, положив руку на сердце, — честное пионерское, — в глазах заплясали озорные огоньки, — ты ревнуешь?

— Вот еще, — надулась Аня, — она не хотела ему признаваться в своих чувствах. Он никогда не говорил ей, что она для него важна, а быть первой в любовных признаниях не в ее правилах, — если ты не против, я приготовлю ужин, а ты пойдешь поспишь?

— Мне сегодня удивительно везет, — присвистнул Игорь, — и ты не зачахнешь от свалившейся на тебя участи поварихи?

— Нет, иди, — стараясь быть серьезной, ответила Аня. Он обнял ее и поцеловал, долго страстно. Аня прижалась к нему всем телом, совершенно не желая его отпускать.

— Все, все, — наконец оторвавшись, проворчал он, — иначе я за себя не ручаюсь.

Он вышел из кухни, оставив Аню наедине с холодильником. Полазав по шкафам, девушка нашла картошку, лук, майонез. Этого было вполне достаточно, для того чтобы приготовить ужин. Она разожгла духовку, начистила картошку, нарезала мясо, аккуратно все разложила слоями и отправила запекаться. Аня взяла телефон, на экране высветилась куча оповещений: поздравления, смешные картинки, но ни одного звонка от Андрея или смс, обычно после ссор он всегда напедаливал, старался извиниться, а сегодня ничего: «Ну и ладно, так даже лучше, — подумала она, — чем бы себя занять, пока готовится ужин?»

Аня подошла к окну, на подоконнике лежал толстый ежедневник, подарочная упаковка была изрядно подрана, девушка взяла его в руки, открыла: голые страницы, внутри на цепочке прикреплена ручка. Она подвинула к столу табуретку, удобно устроилась и нарисовала первую линию. В детстве ей очень нравилось рисовать, однако потом она забросила это занятие, но в июле, когда они работали с Мирой в лагере, навык пригодился. Она вспомнила, как всю ночь они с подругой рисовали и вырезали цветы и домики к открытию смену, как старательно мастерили экран чистоты и карту сокровищ. Аня мечтательно улыбнулась, эта поездка в лагерь стала для нее глотком свежего воздуха. Благодаря Мире она по-новому взглянула на свою жизнь: особенно запомнился общий костер. На площадке соорудили настоящее костровище, вокруг разложили бревна, чтоб удобно было сидеть. Собрался весь лагерь. Мира заранее распределила по отрядам песни, которые они будут исполнять. Аня удобно устроилась около самого младшего отряда, она старалась не мешать подруге, у которой во всю била ключом личная жизнь. Глядя, как длинные оранжевые языки пламени переплетаются друг с другом, дрожит дым, взлетающий прямо к звездам, она слушала песни, иногда даже подпевала:

«Мы не знали друг друга до этого лета,

Мы болтались по свету в земле и воде.

И совершенно случайно мы взяли билеты

На соседние кресла на большой высоте.

И мое сердце остановилось,

Мое сердце замерло».³⁷

Злость на неправильно идущую жизнь прошла, Аня дышала и наслаждалась каждой минутой, это было потрясающе.

Вынырнув из воспоминаний, девушка взглянула на свой рисунок: высокая разлапистая сосна, клонящаяся к земле, костер, тонкие облака, уносящиеся вдаль. Рука сама вывела строчки:

«Стелился туман по дорогам,

Горечью пахла полынь,

В угоду дождям и тревогам

Ты только ко мне не остынь.

Пусть будут разливы речные,

Пусть грянет девятый вал!

Но не полустанки пустые,

Где поезд давно не бывал,

Не то ледяное молчание,

Где места прощению нет.

В гаданье одно лишь желание

С тобою встретить рассвет».

Аня оторвалась от листка, глубоко вдохнула: картошка была определенно готова. Она отложила ручку. Вытащив из духовки противень, девушка придирчиво осмотрела блюдо. Закусив губу, она ткнула зажаристую шапку вилкой. Ей ужасно хотелось, чтоб Игорю понравилось. Она вздрогнула, осознав это. Что с ней происходит? Ревность, кулинарный штурм, когда она стала так похожа на Миру? Может это и есть любовь?

Аня вошла в спальню. Игорь спал прямо на покрывале. Она взглянула на него: спокойный, расслабленный, девушка улыбнулась.

— Иди ко мне, — пробурчал он, приоткрывая один глаз.

***

— Мам, я в положении, — блестя глазами, сказала Мира. Она была бесконечно счастлива, ей ужасно хотелось иметь ребенка.

— Какая радость! — воскликнула мама, — а Миша уже знает?

Мира немного замялась, она собиралась рассказать ему сегодня, после боя курантов.

— Еще нет, я немного боюсь, вдруг он не обрадуется, — настороженно сказала она, — что я тогда буду делать?

— Почему он не обрадуется? — удивилась мама, — у вас ведь все хорошо?

— Да, все прекрасно, просто он же еще учится, и не сделал мне предложение, — Мира смутилась.

Недавно Миша спрашивал ее, почему она после колледжа не стала поступать в вышку, иногда ей казалось, что он как-то презрительно относится к тому, что у нее нет высшего образования. Мира собиралась поступить на дизайн к осени, она выбрала институт, подобрала заочную программу, но на нее свалилась гора заказов, начался свадебный сезон, она шила весь июнь, в июле поехала в лагерь, чтоб сделать паузу, там и встретила Мишу, девушка решила годик повременить.

— Тогда не волнуйся, давай я тебе оливьешечки положу еще, — заботливо спросила мама.

***

Еще чуть-чуть! Ждать дембеля было очень тяжело, Оля страшно скучала по Паше. Каждый вечер они созванивались, болтали, строили планы. Пашка собирался переехать в Москву и жениться!

— Оля, ты можешь резать мельче, — недовольно фыркнула мама, тыкая кончиком ножа в кусок свеклы, — вся в отца, ничего нормально делать не умеешь.

— Мам, может хватит, — не выдержала Оля, — ты ругаешь меня каждый раз, когда мы с тобой встречаемся.

— Так кто виноват, что ты такая недотёпа, — вытирая о фартук руки, спросила мать.

— Знаешь, мне что-то расхотелось тебе помогать, ты сама все сделаешь гораздо лучше, — железным тоном отчеканила Оля, она положила нож и вышла из кухни.

— Давай, давай, конечно, зачем делать как следует, ведь можно просто ничего не делать, — фыркнула ей в спину мама.

До Нового года оставался час. Оля заглянула в отцовский кабинет, он преспокойно сидел и читал книгу. Около него на столе стоял поднос с чайничком, фарфоровой чашкой, полной жасминового чая, и вазочкой царского крыжовникового варенья, в которое мама добавляла еще и грецкий орех. Папа помешивал серебряной ложечкой ароматную жидкость.

— Как ты можешь с ней жить? — спросила она, садясь на ручку кресла.

— Ну знаешь, когда мы познакомились, твоя мать такой не была, это с ней гораздо позже случилось, отчасти здесь есть и моя вина, — потирая глаза, ответил он, — так что теперь я не могу ее бросить.

— Но почему ты тогда не ушел? Ведь у тебя же была другая женщина, ты ее любил? — Оля давно хотела поговорить с папой, ей казалось, что он глубоко несчастлив.

— Любил, и люблю до сих пор, но ты маленькая была, и я думал, как же я тебя оставлю, а потом представил, что мама твоя встретит мужчину, приведет его домой, и кто-то чужой будет тебя воспитывать. Я просто не смог.

— Но сейчас — то я выросла, — всплеснула руками Оля. В школе ей казалось, что мать простила отца, но чем старше она становилась, тем отчетливее видела, что это далеко не так. Мама постоянно подмечала его промахи, старалась уколоть, провоцировала скандалы, в которых бросалась обидными словами, а он виновато молчал.

— Это сложно, я к ней привык, это мой дом, куда я из него пойду? — развел руками отец.

— Ну а как же таженщина? — не сдавалась Оля.

— А та женщина вышла замуж, родила ребенка и знать меня не хочет, — папа погрустнел, — но я ни о чем не жалею, — сказал он, погладив дочь по руке.

Ком подступил к Олиному горлу. Она почувствовала, что сейчас расплачется. Ей стало безумно жалко маму, которая всю жизнь живет с мужчиной, который ее не любит. Оля знала, что мать достаточно умна, для того чтобы осознавать правду. Девушка вспомнила, как они жили до того, как у отца появилась другая женщина. Мать всегда была любящей, внимательной и заботливой. Она никогда не позволяла себе ни одного грубого слова в адрес папы. Ужасно гордилась тем, что несмотря на трудные времена, муж продолжает заниматься наукой, а не торгует на рынке тапками или в ларьке водкой. Оля помнила, как дома иногда была всего одна сосиска на ужин. Но даже тогда мама не попрекала отца. Она работала на трех работах, тащила семью, пока папа писал диссертацию. И даже после того, как он ей изменил, нашла в себе силы с ним жить. По прошествии стольких лет она продолжала ухаживать за ним: стирала и гладила его рубашки, прибирала его кабинет, измеряла ему давление. Хотя сама при этом очень много работала. Олина мама была одним из лучших педиатров города. К ней стояла длинная очередь из пациентов, еще она читала лекции в медицинском университете, и 2 раза в месяц ездила в Москву, преподавала на курсах повышения квалификации.

Еще сильнее Оле было жаль отца. Как он мог отказаться от любви и изо дня в день выслушивать претензии жены. Девушка видела- отец лукавит, говоря, что ни о чем не жалеет. Как можно было так бездарно потратить большую часть жизни. «Нет, у меня так не будет!» — глядя на отца, подумала Оля.

***

— Полина, почему Вадик такой худенький? — недовольно спросила свекровь, глядя на невестку. — Он как к нам ни придет, все время кушать хочет, ты что не только не гладишь, но еще и не готовишь?

— Людмила Ивановна, вы шутите наверное, Вадик носит 54 размер рубахи, а когда мы начинали встречаться, был 50 тый, — натянута ответила Поля, она знала, что свекровь непременно найдет причину до нее докопаться, но никак не думала, что это будет вес Вадика.

— Не может быть, — безапелляционно отрезала та, — я своего сыночку отлично знаю, вижу каждый день, он как с тобой жить стал, так осунулся, побледнел весь.

Полина стиснула зубы, она пока не решилась сказать Вадиму, что хочет развестись, но чувствовала, что если свекровь сейчас не замолчит, то она ляпнет это прямо здесь.

— Я сильно извиняюсь, но я отойду на минутку, — Полина встала с дивана и пошла на крыльцо, зацепив в прихожей шубу, она тихонечко оделась и вышла на улицу. Снег блестел в лунном свете, где-то вдалеке слышался радостный крик, взрывались салюты. «Как было бы здорово взять машину и прокатиться по пустой дороге, — подумала она, — а что мне мешает?» Юркнув в прихожую, Полина взяла сумку. Через 5 минут она уже выруливала на ночную трассу.

1 января 2012

Аня лежала на руке у Игоря, он крепко ее прижимал, утыкаясь носом в волосы.

— Скажи, а сколько у тебя было мужчин? — неожиданно спросил он.

Аня приподнялась и заглянула ему в глаза.

— Когда? До тебя, вместе с тобой или после? — хитро прищурившись, поинтересовалась она.

Гнев обжег Игоря изнутри. Желание задушить эту безумную девчонку прокатилось по мышцам. Но, глядя на ее смеющееся лицо, он понял- она издевается.

— Вообще, — зло рыкнул он.

— Что ты будешь делать с этой информацией? — продолжала ехидно Аня.

— Ничего, просто хочу знать, — напряженно ответил он. После общения с Олей, у него осталось слишком много вопросов, он по-прежнему не понимал Аню. Почему она не уходит от мужа к нему?

— Все мы бабы — стервы, милый, бог с тобой, каждый, кто не первый, — тот у нас второй³⁸, — весело пропела она, откидываясь на подушку, — глупый вопрос, я могу тебе соврать, могу ответить правду. Ты же никак это не проверишь.

— Их было так много? — недовольно спросил он.

— Их был один муж, — равнодушно ответила Аня.

— Серьезно? — недоверчиво спросил он.

— Ты же ФСБшник, поезжай в мой родной город, расспроси всех моих друзей и подруг, а ну и мужа не забудь, — издевательски ответила она, — но вообще это немного обидно, я же не спрашиваю о твоём послужном списке.

— Я бы не стал отвечать, — рассмеялся он.

— Что такое? Джентльмены об этом не говорят? — ерничала Аня. На самом деле ее ужасно задевали подобные вопросы. Ей казалось, что он унижает ее, когда шутит о легкодоступности и непостоянстве.

— Ну мне за тридцать, было бы странно, если бы у меня не было женщин, но ты совсем другое дело, — слегка сконфузился Игорь, он не понимал, к чему Аня клонит.

— Ну раз уж мы дошли до столь пикантных подробностей, скажи мне, почему ты не женат? — поворачивая к нему лицо, спросила она.

— А зачем мне это? — удивился Игорь: что Аня хочет узнать.

— Ты никого никогда не любил? — грустно спросила она.

Вопрос поставил его в тупик: любил ли он? Это было так давно, что он уже плохо помнил.

— Не знаю, была одна девушка, — наконец ответил он.

В глазах Ани читалось любопытство.

— Расскажешь? — спросила она.

— Да нечего особо рассказывать, мы с ней в одном классе учились, я после школы в армию пошел…

— Она не дождалась? — перебила его Аня.

— С чего ты взяла? Нет, она дождалась, только кроме меня еще одного бандюка, он поднялся тогда хорошо, ее в модельки пристроил. Только он женат был. Я как последний дурак по ночам вагоны разгружал, колечко ей купить хотел, думал, что заживем, а она с ним по ресторанам ездила. А потом его убил кто-то.

Аня задумчиво смотрела на Игоря, размышляя, может ли она спросить. Он увидел ее странный, подозрительный взгляд.

— Ты давай там, не придумывай, не я его шмальнул, — резко садясь, сказал он, неправильно истолковав ее взгляд.

— Я другое спросить хотела, — куда-то в подушку пробормотала она. На самом деле Ане хотелось знать, какие чувства он испытывает к ней, а не к бывшей девушке. Но сейчас она видела, что все сама себе придумала: он ее не любит.

— Ну, давай, жги, — недовольно просопел он.

— Сколько ты с ней встречался?

— Два года, — нехотя ответил Игорь.

— И где она теперь? — спросила Аня.

— Без понятия, когда этого мужика грохнули, она ко мне прискакала, а я на нее смотреть не мог, так мне было противно. Она ревет, прощения просит- гадость, одним словом. Я, кстати, после этого в Москву уехал, учился там, работал, по России покатался знатно.

— Значит, кроме нее никого? — уныло спросила Аня.

Игорь молчал, он не понимал, что она хочет услышать. Он не был мастаком по части романтических признаний, ему казалось, что того, что у них есть- вполне достаточно. Зачем она усложняет? Он уже предложил ей вместе жить, разве этого мало?

— Я домой пойду, — сказала Аня, старательно завешивая лицо волосами. Не поворачиваясь к Игорю, она встала, начала одеваться.

— Когда мы снова увидимся? — стараясь сохранять самообладание, спросил он.

— Не знаю, у меня до 17 января сессия, потом я на каникулы домой поеду, — ледяным голосом ответила она.

— Значит, ты ко мне не переедешь? — в тон ей ответил Игорь.

— А зачем? — неожиданно громко спросила Аня, — ведь и так все нормально, тебя устраивает, меня тоже, — она вышла в коридор, через минуту хлопнула дверь.

Игорь остался один, он встал и пошел в ванну, умылся холодной водой. Мысли роились словно сумасшедшие пчелы. Разговоры о бывшей девушке вывели его из равновесия. Он вспомнил свой родной Екатеринбург, сестру, маму, любимый Верхне-Истринский район, двор, заросший рябинами и боярышником, длинную веревку, на которой сушились тельняшки и рубашки, гаражи, за которыми он курил с пацанами, пятиэтажку из красного кирпича, малюсенькую квартиру, где на стене висел ковер с оленем, в углу стоял полированный сервант, на полке красовался сервиз «Мадонна», белый фаянсовый конь с золотой гривой и фотография отца. Он погиб в Афгане в 1988 году.

«Какая же сложная баба, — думал он об Ане, — не хочет жить с мужчиной, но выходит замуж, высмеивает привязанности. Не говорит ни да ни нет. Сама ничего не может решить. Есть только сиюминутное хочу. Словно маленький капризный ребенок.».

Игорь зашел на кухню. На столе стояла большая тарелка с мясом по-французски, в вазе намытый виноград и почищенный ананас, две тарелки, два бокала. Ему вдруг стало не по себе: Аня явно хотела его порадовать, Он сел за стол, подвинул блюдо и ткнул в мясо вилкой, попробовал: «Один в один как у матери», — мелькнуло в его голове. Та готовила такую картошку каждый Новый год. Игорь вспомнил, как маленьким ждал праздника. Собирались гости, соседи приносили свои табуретки, салаты или студень, приходил мамин брат, который заменил ему отца, с банкой икры и какой-нибудь интересной игрушкой. Мать ставила на стол праздничную посуду: темно-синий стеклянный салатник и такие же бокалы. Сестра пекла торт «Наполеон» или медовик. Игорь непременно первым накладывал себе из огромного блюда, от которого за версту полз крепкий аромат сыра и лука, закусывал мандарином, смотрел на экран телевизора, где была другая жизнь, и мечтал, что когда-нибудь он сможет позволить себе все не только по праздникам. Он набрал Анин номер: «Абонент не отвечает или временно недоступен, попробуйте позвонить позднее». Игорь бросил телефон на стол и громко выругался. Зачем он пристал к ней со своими вопросами, что дал ему ее ответ?

***

Мира смотрела на Мишу, он ходил из угла в угол и молчал. Известие о ребенке его шокировало. Не так она себе все представляла.

— Это точно? — наконец спросил он.

— Да, я вижу, что ты не очень рад, — осторожно проговорила Мира, хотя внутри у нее разгоралась обида.

— Причем тут рад или не рад, я не ожидал, к таким вещам надо заранее готовиться, а ты поставила меня перед фактом, — садясь перед ней на табуретку, сказал он, — я ошарашен, мне надо подумать, ты хочешь его оставить?

— В смысле? — брови Миры поползли вверх, — ты предполагаешь другие варианты?

— Ну в общем да, — быстро ответил Миша.

— Потрясающе, — голос Миры дрогнул, она была в ужасе от того, что парень хочет ей предложить.

— Подожди, ты неправильно меня поняла, я не отказываюсь, я спрашиваю, ты действительно этого хочешь? — попытался оправдаться Миша.

— Любая девушка хочет, — нервно перебирая руками, ответила Мира, она была ужасно разочарована.

— Ну если ты уже все решила, что тогда обсуждать? Я же не подлец какой-нибудь там, только на свадьбу у меня денег нет, — безнадежно опуская руки, сказал он.

— Нет и нет, жениться вовсе не обязательно, — Мире было гадко, Миша не только не обрадовался, но и попытался сделать ей одолжение, ее это определённо не устраивало, — я в мастерскую поеду, поработаю, — сухо ответила она.

— Мир, подожди, ты обиделась, — Миша пошел за ней в коридор, — ну ты же должна меня понять.

— Не продолжай пожалуйста, — холодно глядя на него, попросила Мира, — я тебя поняла.

Они стояли в коридоре друг напротив друга и молчали.

***

Оля вошла в вагон, вечерний поезд на Москву был почти пустой, она устроилась в кресле у окна. Ей ужасно хотелось скорей оказаться у себя дома, недавно она переехала в крошечную однокомнатную квартиру, там ее ждала елка, гирлянда на окнах, завтра она должна была встретиться со своими институтскими подругами- они собирались на каток.

— Чай, кофе желаете? — спросила улыбающаяся румяная проводница.

— Чай и круассан, пожалуйста, — попросила Оля.

Женщина принесла стакан в до блеска начищенном подстаканнике. Оля осторожно помешала ложечкой сахар и отхлебнула горячую жидкость. Почему в поезде чай всегда особенный? Девушка с удовольствием откинулась в кресле и достала книгу, которую ей подарил папа. На обложке неровными буквами красовалось: Марк Твен. Рассказы. Оля открыла первую страницу «Письмо ангела»:

«Небесная канцелярия. Отдел прошений.

20 января.

Эндрью Лэнгдону, углепромышленнику,

Буффало, штат Нью-Йорк.

Согласно полученному распоряжению, честь имею уведомить вас, что ваш новый подвиг щедрости и самоотречения занесен на отдельную страницу книги, именуемой "Прекрасные деяния человеческие". Позволю себе заметить, что это — отличие не только исключительно высокое, но единственное в своем роде.

Относительно ваших молений за последнюю неделю, то есть по 19 января сего года, должен сообщить вам следующее:

1) О похолодании — чтобы цену на антрацит можно было повысить, накинув 15 центов на тонну. Удовлетворено.

2) О наплыве рабочей силы, что позволит снизить заработную плату на 10 %. Удовлетворено.

3) О резком падении цен на жирный уголь конкурентов. Удовлетворено.

4) О том, чтобы кара божья постигла вашего конкурента, который открыл в Рочестере розничный склад угля, или семью этого человека. Удовлетворено следующим образом: дифтерита два случая, из них один со смертельным исходом, скарлатины — один с осложнениями: последствия — глухота и слабоумие.

Примечание. Этот человек — только служащий Нью-Йоркской Центральной угольной компании. Вам следовало бы призвать кару божью не на него, а на его хозяев.

5) О том, чтобы черт побрал сотни надоевших вам просителей, которые ищут работы или какой-либо помощи. Задержано для обсуждения и согласования, ибо эта молитва явно противоречит другой, от того же числа, о которой будет сказано ниже.

6) Моление о насильственной смерти соседа, который швырнул камнем в вашего кота, распевавшего серенады на крыше. Также задержано для дальнейшего рассмотрения, ибо противоречит молитве от того же числа, о которой будет сказано далее.

7) Моление "Будь прокляты миссионеры и вся эта возня с миссионерством". Не удовлетворено по тем же причинам.

8) Об увеличении вашей месячной прибыли, достигшей в прошлом декабре долларов, до долларов в январе сего года и о дальнейшем ее возрастании в такой же пропорции. Просьба удовлетворена. Заявление же ваше, что "вы этим удовольствуетесь", принято с оговоркой»³⁹.

Оля расхохоталась, проситель явно был человеком импульсивным и вредным. Интересно, какой благородный поступок он мог совершить? Она углубилась в чтение.

***

Полина держала на руках свою дочь. Вчерашняя опрометчивая поездка привела ее ровнехонько в родительное отделение. То ли слишком большая скорость ее подвела, то ли ухабы на дороге, но так или иначе 1 января родилась ее Юля.

Поля сама пригнала в родильное отделение, охранник на входе как раз чокался с экраном и желал президенту долгих лет жизни, он совершенно не ожидал, что кто-то застукает его за этим занятием. В приемном покое царила тишина, все врачи были в ординаторской, никто Полину естественно не ждал. Пока несчастный всполошенный охранник искал хоть кого-нибудь, Поля сидела в его кресле, на которое падал серебристый дождик и хохотала: кто бы мог подумать, что ее поездка так закончится. Она позвонила маме. Та была в шоке, они с отцом сидели в гостях. Папа уже хлопнул три стопарика, как же они теперь поедут к ней. Поля попросила позвонить Вадику и предупредить его. Тут мама удивилась еще больше, она была уверена, что муж рядом с дочерью. Пока они разговаривали, несчастный охранник наконец-таки нашел врачей. В коридоре появилась дама в белом халате и красном боа.

— Эй, ты что ли на Новый год рожать надумала? — сиплым голосом спросила она.

— Я, — ответила Полина, держась за живот, спину прострелило болью.

— Может подождешь, ну хотя бы часов до 8? Мы сменимся и рожай сколько влезет? — не теряя надежды, спросила женщина.

— Весьма затруднительно, — охая от боли, выдавила из себя Полина.

— Ну е- мае, я только селедку положила, ну че сидишь, пошли …

Вот так в 1:30 ночи Поля родила дочь.

Глядя на нее, Полина не могла понять, почему она ее не хотела. Крошечные ручки, малюсенькие пяточки, совершенно невообразимый носик-кнопочкой- вызывали восторг у молодой матери. Она искренне была уверена, что ничего милее не видела до этого момента.

***

Аня вошла в квартиру, в ней царила тишина. Андрея не было дома. Девушка несказанно этому обрадовалась, у нее было слишком тяжело на сердце, для того чтобы с ним разговаривать. Она зашла в ванную комнату, открыла воду и налила пену. Мягкие горы начали подниматься, Аня принесла свечку, щелкнула зажигалкой и подожгла фитиль. Ужасно хотелось курить. Но пока она шла от Игоря домой, через пустынные улицы ненавистного города, вдруг пришло озарение, что нужно что-то в себе менять. Права Оля, ей необходимо стать самостоятельной и свободной. Первое, от чего она решила освободиться- сигареты. Она выключила свет и погрузилась в горячую воду. В одной руке она держала телефон. Аня включила его, тут же посыпались сообщения. Первое от мамы: она уехала с крестной на туристическую базу кататься на лыжах, будет вечером. Второе от Оли, та писала, что в следующем году им обязательно надо восстановить их традицию, встречаться 1 января в 10 утра. Третье от Поли, подруга сообщала, что родила дочь. Аня набрала длинный поздравительный текст. Ей очень хотелось позвонить Полине и поздравить лично, но она не знала, спит Поля или нет. Единственной, кто Ане не написал, была Мира, и это было странно. Аня набрала ее:

— Привет, с Новым годом! — закричала она в трубку, когда подруга ответила.

— Спасибо, — как-то совершенно бесцветно ответила Мира.

— Я тебя разбудила? — обеспокоенно спросила Аня.

— Нет, я еще не ложилась, — в том же духе ответила Мира, — я работаю.

— Первого января, — удивилась Аня, — ты либо совсем помешалась на своих платьях, либо что-то случилось, ты не хочешь мне рассказать?

— Миша не хочет детей, — грустно ответила подруга.

— Вы это на празднике решили обсудить? — удивилась Аня.

— Я беременна, — сообщила Мира.

Аня чуть не выронила трубку в воду.

— Вот это новости, я в шоке, Поля только родила, а теперь ты, кто дальше — Оля? У вас там что, эстафета? — обалдело спросила Аня.

— Этого я не знаю, но мне сейчас особо не до веселья, — буркнула Мира.

— Мира, ты что, ты же мечтала об этом всю жизнь. Я помню, как уже в первом классе ты шила костюмчики для пупсов и рассказывала, что, у тебя будет пятеро. Даже если Миша не хочет! — закричала Аня.

— Спасибо за поддержку, — всхлипнула Мира в трубку.

— Он что, послал тебя на аборт, попросил съехать? — уточнила Аня.

— Нет, сказал, что раз я хочу, то обсуждать и нечего, но на свадьбу у него денег нет, — повторила Мира его слова.

— Да, он, конечно, не верх тактичности, но могло бы быть и хуже, так что бросай свою работу и иди домой, — заключила Аня. В этот момент она услышала, как хлопнула входная дверь, — ладно, извини, Андрей пришел, мне надо с ним поговорить, — закончила Аня и отключилась.

Андрей заглянул к ней.

— Ты дома? — удивился он.

— А где мне быть? — как ни в чем не бывало, спросила Аня.

— Я думал, что ты совсем ушла, — ответил Андрей, садясь на край ванной.

— Ага, ночью без вещей. Тебе бы этого хотелось?

— С кем ты разговаривала? — с подозрением произнес он.

— С Мирой, но хотела еще Поле позвонить, она сегодня ночью дочку родила, — ответила Аня.

— Мои ей поздравления передавай, — чуть более расслаблено сказал Андрей.

— Ты не ответил, ты хочешь, чтоб я съехала? — повторила Аня. Ей было интересно, до каких светлых мыслей додумался ее муж за ночь.

— В общем- то нет, но я уже не знаю, чего от тебя ждать, — ответил муж, — я женился совсем на другой девушке, а теперь у меня дома революционерка, к этому я не готовился.

— Не говори ерунду, — отмахнулась от него Аня, — если бы ты вчера дал мне возможность объясниться, то знал бы, что мы пошли туда с Надей, чтоб посмотреть, как работают журналисты на таких мероприятиях, это был всего лишь обучающий эксперимент, потом я замерзла и ушла, по дороге на вокзал меня тормознул какой-то полицай и попросил документы, вот и все.

— Твое объяснение я на работе не подкреплю, — посетовал Андрей.

— Знаешь, это могло случиться с каждым, — хмыкнула Аня.

— Но почему-то случилось именно с тобой, — фыркнул он.

— А ты чаще дома бывай, чтоб я с подругами меньше общалась, — парировала Аня, — когда у тебя очередной выезд неизвестно куда?

— Не знаю, у нас сейчас проверка сильнейшая, приехал один урод из штаба— Игорь Удалов.

Аня напряглась. Игорь никогда не делился подробностями своей работы, но она чувствовала, что сейчас Андрей говорит именно про него.

— А что, есть что скрывать, ну кроме бесконечной растраты вилок? — хихикнула она. Андрей постоянно жаловался на бойцов, несущих наряды по кухне. Хитрые парни придумали, как быстрее убирать и мыть. Они стряхивали ложки и вилки в отходы. Уже несколько раз офицерам приходилось скидываться на новые столовые приборы. — Или все ломы переломали?

— Смешно тебе, — замогильным голосом ответил Андрей, хотя еще несколько недель назад сам смеялся над солдатиком, который чистил плац и сломал лом пополам.

— Ну какие у вас могут быть нарушения, вы же постоянно ездите на ремонт, ползаете по своей технике, учитесь, что может быть не так? — удивилась Аня.

— Ань, ты меня поражаешь: тут списали, там солярку продали, Иванчук солдатиков на работы отправил. Всех есть за что прижучить, а сейчас- особенно.

— Да что сейчас такого, раньше проходили и сейчас пройдете, — недоумевая ответила Аня.

— Раньше к нам свояк Иванчука с проверками ездил, а осенью его уволили по-тихому. Он проштрафился сильно, выборы же на носу, а он секретку проморгал — в сеть ушла, еще ключи от сейфа потерял. Вместо него пришел Удалов, с ним ни у кого контактов нет, кто его назначил- непонятно, говорят у него дядька где-то на урале большой начальник. В общем мутный тип, он на 1 потоке недавно проверял — троих под статью подвел. Так у них столько, сколько у нас не перли.

— Значит ты со мной на крестины Полиной дочери не поедешь? — меняя тему разговора, спросила Аня.

— Нет, не поеду, — ответил Андрей и вышел.

Аня посмотрела ему вслед. Какое удивительное равнодушие. Почему он не спросил, где она была, что делала? Аня вдруг представила, как говорит ему, что они разводятся. «Он опять ничего не скажет, просто кивнет. Почему он такой каменный, безэмоциональный? Зачем он женился на ней, если ему плевать?»— пронеслось в ее голове. Аня четко осознала, что то, для Андрея она всегда будет на вторых ролях, после его работы и семьи. Зажмурившись, она нырнула под густую пену.

Февраль 2012 год

Аня стояла перед священником, он накинул ей на голову какое-то тканное полотно и уже 10 минут отчитывал за грехи. У девушки вступило в спину, она мысленно ругала Полю, за непонятно откуда взявшееся желание крестить ребенка. Сама Аня ни разу не замечала, чтобы Полина сильно верила в Бога, единственное, что делала ее подруга, — это красила яйца на Пасху.

— Почитать надо родителей, а не спорить с ними, и мужа тоже, ибо сказано: «Да убоится жена мужа своего».

Аня чуть не фыркнула, она думала об Андрее, об Игоре, ей стало даже смешно. Неужели она должна рассказывать этому незнакомому бородатому дядьке о своих душевных чаяниях, о том, в чем она искренне раскаивается? Чтоб вместо понимания и прощения выслушать порицания и нотации? Для этих целей у нее уже есть высший разум- мать, если бы Ане хотелось, чтоб ее ткнули носом, то она бы обсудила свои боли именно с ней. Наконец священник ее отпустил.

Аня подошла к Полине.

— Скажи, за что ты меня так не любишь, — прошептала она ей в ухо, — неужели обязательно проходить все эти обряды.

— Обязательно, я тоже не в восторге, слышала бы ты, как он меня чихвостил, за то, что я с Вадиком развожусь, за гордыню мою, ну и за все остальное.

— Ну и что, передумала ты после этого разводиться? — с иронией спросила Аня, исповедь еще шла, до конца таинства была куча времени.

— Нет конечно, — сердитым шепотом ответила Поля, — он за месяц дочь ни разу на руки не взял, а чтоб я не уставала, типа в помощь мне, мамашу свою прислал. Оказывается, я должна отказаться от подгузников, стирать вещи только руками, а лучше все кипятить и гладить, гулять по 2 часа, непременно класть ребенка в отдельную кроватку, не укачивать, есть одну гречу, ну и мужа, естественно, ублажать, чтоб он к другой не ушел, а ну да, еще я толстая и страшная, меркантильная тварь. Ну в общем ты поняла, — Полина развела руками.

— Господи, какой мрак, — закрывая глаза руками, ответила Аня, — как ты ее не послала?

— Кто тебе сказал, что я ее не послала, я выгнала ее к чертям собачим, — фыркнула Поля.

— Мы же в церкви, как ты можешь, — прыснула Аня.

В этот момент на них обернулась и зыркнула злобным взглядом крючковатая старуха в белом платке.

— Нахалки какие, вы в церкви! — прошипела она.

Аня закатила глаза и скорчила рожу, толкая Полину в бок. Ей стало абсолютно понятно, что подруга ни на грамм не стала религиознее, она просто отдавала дань традициям.

Девушки вышли из храма, в морозном воздухе почему-то уже пахло весной. Аня с наслаждением вдохнула.

— Терпеть не могу ладан, у меня от него голова болит, — сказала она, потягиваясь, — помню, как-то в мой день рождения мы с мамой были на ее выездной смене, она решила, что необходимо принять причастие. Мы пошли в храм, ты знаешь, он такой большой, старинный в 14 веке воздвигнутый. Представляешь, фрески, роспись невероятная — водными красками по сырой штукатурке, иконы с суровыми лицами, свет через решетчатые окошки пробивается. И поют. Служба началась рано-рано, лавок нет. Мы час стоим, два стоим, третий пошел. Вдруг заходит в церковь мужик и как заорёт матом: «Ритка, е. ный свет, мы тебя по всему посёлку ищем, а ты тут!», — это друг моей крестной был, они приехали с праздником меня поздравлять. В общем и смешно и стыдно, вся церковь на нас пялилась.

— А ты с Андреем не разводишься? — спросила Полина, щелкая брелком от машины.

— Нет пока, хотя уже начинаю над этим задумываться, — легко ответила Аня, она действительно обдумывала, как лучше подойти к этому вопросу.

— А любовник твой? Рассказала ли ты про него батюшке? — делая страшные глаза, спросила Поля.

— Нет, не рассказала, иначе бы мы вообще оттуда не вышли никогда, а возможно, что я прямо там бы под землю провалилась, — саркастично заметила она. — Любовник мой отлично: ест, спит, работает. Я имела глупость подумать, что он меня даже любит, но обломалась, — разочарованно добавила Аня.

— Тебе его любовь зачем? — удивилась Поля. — Ты же говорила, что все классно.

— Да, классно просто я…, ну в общем, — Аня замялась, — я овца.

— А, ну это бывает, не у всех, правда, проходит, — язвительно заметила Полина.

— Ну у тебя же прошло? — неуверенно спросила Аня.

— Что под этим прошло ты подразумеваешь? Если мурашки, ахи, вздохи, когда не можешь ни есть, ни пить, ни спать — это прошло, а вот желание переехать ЕГО асфальтовым катком сродни вечности.

***

— В инфекционке, конечно, мрак, но после нашей богадельни — даже интересно. А почему Андрей не приехал? — спросила мама, садясь напротив дочери на кухне.

— Работы много, как и всегда, мне иногда кажется, что ты по нему больше, чем по мне скучаешь, — заметила Аня.

— Не говори ерунду, просто мне кажется, что вы вместе почти и не живете, вот Поля твоя родила уже, Мира ребенка ждет, а ты когда? — назидательно спросила мать.

— После дождичка в четверг, — попыталась отшутиться Аня.

— Это еще почему? — недовольно произнесла мама. — Дети — это счастье, разве может быть что-то более желанное для женщины?

— Работа? Деньги? Самореализация? — потоком выпалила Аня.

— В кого ты у меня такая глупая? Деньги мужчина зарабатывать должен, вот посмотри на меня, всю жизнь сама тащу, что, по-твоему, мне хорошо?

— Мам, если тебе так плохо, что же ты замуж не вышла? — начиная сердиться, спросила Аня. Мама всегда использовала этот аргумент, чтоб продавить ее.

— Не взял никто, — уклончиво ответила она.

— Ну да, ну да, — с сомнением сказала Аня, вспоминая череду маминых поклонников, прошло то время, когда она молча готова была принять такие ответы.

— Ну вот таких, как твой муж мне точно не попадалось, — качая головой отвечала мать.

— А что в нем замечательного, что ты все время мне об этом говоришь?

— Он надежный, с руками, ногами и головой, — мама снова включила назидательный тон, — он ответственность за тебя несет.

— Мама, мне 20 лет, о чем ты? Какую такую ответственность он за меня несет? — возмутилась Аня, — ты думаешь, что я совсем самостоятельной быть не могу.

— Конечно, работу тебе я нашла, живешь ты за его счет, а не было бы его — сидела бы на моей шее, ты хоть знаешь, как по счетам-то платить? — сердито ответила мать.

— Ну да, куда же я без вас, — окончательно разозлилась Аня, — видимо, когда я с ним разведусь, к тебе могу даже не приходить?

— А ты с ним развестись собралась?! — в ужасе воскликнула мама, — он что пьет и бьет тебя?

— А что, только это может стать причиной для развода? — удивилась Аня, — мне не о чем с ним поговорить, мне не нравится жить на севере, да я вообще его не люблю.

— Любил волк кобылу — оставил хвост да гриву. Он тебя содержит? У вас есть квартира, машина, он о тебе заботится, подарки дарит. Ты, милка, с жиру бесишься, — фыркнула мама.

— Ой все, мам, я тебя поняла, — вставая из-за стола, ответила Аня, она думала о том, что никогда не сможет убедить мать в собственной состоятельности. Почему ей нужно доказывать всем, что она не ребенок?

***

— Классно у тебя здесь, — сказала Аня, оглядывая Мирину мастерскую.

Огромное, во всю стену, зеркало висело прямо напротив окна, в центре комнаты рабочий стол, на котором устроилась швейная машинка, длинная гладильная доска по стене, большой стенд, к которому крепились наброски костюмов, шкафы с тканями, манекен. На подоконнике ваза с цветами. Большой букет розовых гербер.

— Миша подарил? — спросила Аня.

— Нет, клиентка принесла, сказала, что мне надо больше смотреть на прекрасное, хотя куда уж больше, я круглыми сутками почти тут. Шью, шью и шью. Посмотри на мои пальцы, — Мира подняла красные, припухшие ладошки.

— Так много заказов? — поразилась Аня.

— Да, женщины любого размера хотят быть красивыми, нарядными и элегантными, при этом не в синтетике и не в картофельном мешке. А это не так-то просто, ты видела, что продают в магазинах на 50+, — ответила подруга.

— Если честно, нет, мне это ни к чему, — сказала Аня, поворачиваясь перед зеркалом.

— Мне кажется, что я не знаю ни одного человека, который бы больше тебя смотрелся в зеркала, — рассмеялась Мира.

— Да ладно тебе, в твое- грех не любоваться, где ты его достала, такая потрясающая рама! — восхитилась Аня, трогая тонкую резьбу.

— У нас в деревне мужичок один делает, дом купил на самой окраине, прямо перед лесом. Он коз держит, это у него хобби такое.

— Очень красиво, — еще раз похвалила Аня, — слушай, я уезжаю завтра, может сходим куда-нибудь вечером?

— Я не могу, я так плохо себя чувствую, если честно, меня все время тошнит, — призналась Мира.

— Это, наверное, не очень нормально? — она никогда не интересовалась состоянием беременных, но точно знала, что Полину вообще не тошнило, она до последнего бегала на работу, ездила на машине, училась.

— Да нет, обычное дело, — уклончиво ответила Мира. На самом деле она уже обратилась к врачу, та дала направление на анализы и ушла в отпуск, теперь Мира ждала, когда доктор вернется, чтоб принять какое-то решение.

— А Миша как? — аккуратно спросила Аня, ей очень не хотелось расстроить подругу.

— Как и раньше, для него словно ничего не изменилось. Только мне кажется, что он стал еще более беспомощным. Знаешь, я была удивлена, когда мы съехались. Он ни гвоздя вбить не может, ни карниз повесить. Я его месяц просила, потом не выдержала, принесла от мамы инструмент и все сама сделала. Он так обрадовался, сказал, что никогда сам не пробовал. А на прошлой неделе попросила его лампочку вот тут у меня сменить, — Мира ткнула на висящую в коридоре конструкцию. Там была «Лампочка Ильича», — так он мне плафон разбил. Я никак не думала, что он такой рукожопый, — она всплеснула руками, — я первый раз такого вижу, уж на что Вовка был гадкий, но он все умел, а этот…, — она покачала головой.

— Зато он не относится к тебе как Вовка, не оскорбляет, не унижает. Хороший парень, интересный, — попыталась заступиться за Мишу Аня.

— Что ты имеешь в виду под интересный? Это ты с ним про путешествия языком чесала, а я вообще не про это. Мне мужчина нужен, а он решить ничего сам не может, — огорченно вздохнула Мира, — я его словно усыновила.

— Я не понимаю, — ответила Аня.

— Еще бы ты понимала, твой муж все для тебя делает, ты ничего тяжелее буханки хлеба не поднимаешь, — усмехнулась Мира.

— Вас с моей мамой случайно не одна муха покусала? — рассмеялась Аня. — Вот буквально сегодня я от нее такой пассаж и слышала.

— Мотай на ус. Посмотри, кто кругом: говнари, типа Вовки, криворукие, как мой Миша, или вот как у Поли, нормальных- единицы. Тебе повезло.

— Тебе Андрей никогда не нравился, — попыталась напомнить Аня.

— Я пересмотрела свои взгляды, он нормальный. Такой и нужен для жизни, — ответила Мира, делая строчку по куску шелкового полотна.

— Как цинично, а как же любовь? — спросила Аня.

— Любовь — это прекрасно, но ее одной как-то маловато, — пожимая плечами, ответила Мира.

— От кого я это слышу, — сказала Аня, закатив глаза.

— Да, я тоже от себя не ожидала, но все в жизни меняется, — продолжая шить, говорила она.

Аня с удивлением смотрела на Миру, перед ней был совершенно незнакомый человек. Эта девушка уже не влюблялась без оглядки, она была серьезной и выдержанной, местами даже циничной и расчетливой. Да, подруга права, все меняются. И Аня тоже изменилась. Девушка понимала, что больше не может и не хочет, чтоб кто-то рисовал жизнь за нее.

***

— У меня самолет только в 6 вечера, а сейчас — 11 утра, пойдем куда-нибудь, перекусим? — предложила Аня, встречавшей ее Оле.

— Пойдем, я знаю один приятный ресторанчик, как ты относишься к ролам? — обнимая подругу, спросила она.

— Прекрасно, с аппетитом и настроением, — радовалась Аня, она очень соскучилась по Оле. С момента их последней встречи столько всего произошло, ей очень хотелось с ней поболтать, — я тебе первой рассказать хочу, я с еще одной однокурсницей в Польшу еду на майские праздники.

— Круто, а что там? — поинтересовалась Оля.

— Нас пригласили принять участие в конференции молодых журналистов, один любопытный редактор. Хочется думать, что мы там почерпнём бесценный опыт, — ответила Аня. На самом деле она сомневалась, стоит ли ей ехать, было страшно снова встречаться с Матеушем. Но Надя ее уговорила, такая возможность представляется не каждый день.

— А как твой роман? — испытующе смотрела на Аню Оля.

— Не знаю, мы редко встречаемся, когда он рядом, я переживаю калейдоскоп эмоций-невероятная страсть. Но мы и ссоримся сильно, а потом снова фейерверк, знаешь, мне кажется, что гневаться- так же сладко, как и любить, — с придыханием сказала Аня.

— Какое-то у тебя извращенное понятие о любви, — заметила Оля.

— Это точно, главная проблема в том, что он меня не любит, думаю, что скоро все само собой сойдет на нет, — передернув плечами, ответила Аня.

— Почему? Мне показалось, что он вовлечен в общение с тобой достаточно сильно, — усомнилась Оля.

— Он ловит меня, пока я ему не принадлежу — это интересно, но стоит мне сдаться… — Аня замолчала, — у него дома на полке стоят кубки по стрельбе, много, я как-то спросила, какой из них за что…

— И? — выжидательно спросила Оля.

— Он не помнит, так может про один или два. И он весь в этом, — покачала головой Аня, — что со мной не так? Почему если я в кого-то влюбляюсь, то 100 %, что отношения будут больными?

— Ну этот вопрос не по окладу, может к психологу обратишься? — рассмеялась Оля, хотя ей ответ казался очевидным. Аня слишком много прочитала любовных романов и посмотрела мелодрам. Все ее представления о любви не про партнерство, а про завоевание. И еще не известно, кто на кого охотится.

— Чтоб мне еще кто-то сказал, что я больная? — спросила Аня. — Нет уж, я сама разберусь. Можешь меня поздравить, я бросила курить, — похвасталась она.

— О, ты молодец, как ты на это решилась? — восхитилась Оля.

— Утром, в Новый год, поняла, что просто надо с этим завязывать и все, уже полтора месяца ни одной затяжки, — гордо заявила Аня.

— Мне тоже есть чем погордиться, я на митинг ходила в декабре, — грустно сказала Оля.

— Я тоже, ужасное зрелище, больше ноги моей не будет на подобном мероприятии, — фыркнула Аня.

— Я не знаю, пойду ли еще, мне кажется неправильным пассивность в вопросах волеизъявления, но я чувствую невероятную беспомощность. Ань, почему так? — вопросительно глядя на подругу, спросила Оля.

— А ты как себе это представляла? Все вышли с розами и наверху сказали: «Ой ребята, мы все пересчитаем, ну что вы, что вы? Не волнуйтесь, быстренько поправим». Не в той стране живем, у нас мирных разрешений вопросов не бывает никогда. У меня знакомый есть один, Лёха, он мой сосед по даче- Интересный такой парень, классный, умный, весёлый. Он тоже верит в перемены. Был в Ярославле на митинге, в Москве протестовал, и кончилось все тем, что его задержали недавно. И кроме проблем по жизни ему его позиция ничего не принесет, — недовольно сказала Аня.

— Почему ты так думаешь? — удивилась Оля.

— Потому что крепостное право сменили на колхозы, каторги на ГУЛАГ, и во всем этом мракобесии писали кляузы, доносы и радовались народной забаве- стенка на стенку, а чтоб максимально эффектно, так еще и в красных рубахах. Тебе не кажется, что в обществе, где главное развлечение — драться толпой, а любимый праздник- буховей, мало что может измениться от мнения кучки несогласных, — скептически заметила Аня, — спорим, что Путина снова выберут в этом году и никакие митинги не помешают? Если я проиграю, то съем литр манной каши, — беззлобно продолжила она.

— Спорим, его не могут выбрать, я столько людей видела по всей Москве, которые не будут голосовать за него: политики, ученые, писатели, артисты, — Оля раскраснелась, сейчас она искренне верила, что можно изменить систему, ведь несмотря на то, как организуются митинги, они же есть! Значит люди готовы к переменам. В последний приезд домой они с папой много говорили об этом. Правда он не был оптимистично настроен. В ушах у Оли прозвучало: «Дочка, ты веришь в утопию, а на самом деле — это уроборос».

— Ага, прям философский пароход, все всё понимают, только делать ничего не будут, всех устраивает, — стреляя глазами, ответила Аня, — ты же приезжала ко мне на север, видела разруху, царящую там, но никто ничего не меняет.

— По-твоему, 208 000 человек, прошедших по Большой Якименке ничего не хотят менять? — выпучив глаза, спросила Оля.

— Из 143 000 000 это не так уж и много, но даже если спить 43 000 000 на детей, то все равно остается гигантская цифра. Это люди, для которых все и так хорошо, — пожала плечами Аня, — может в крупных городах много осознанных, способных на действия, но только не на периферии- там словно темный морок. Ну вот скажи, что изменит гроб с надписью «Демократия» на крышке? Когда я вижу все эти марши, мне кажется, что я присутствую на пожаре, вот знаешь, стоит такая тетка в платке, хлопает по ляжкам и кричит: «Пожар, пожар, батюшки, горит же!» Вот мы все, как эта тетка. Ты можешь быть со мной не согласна, — видя возмущенный Олин взгляд, добавила Аня.

— Но ведь выходит и тебя все устраивает? — негодующе спросила Оля.

— Я не ходила на выборы, я в них не верю. И нет, меня не все устраивает. Меня беспокоит, что моя мать теперь работает в инфекционной больнице, потому что ее предыдущую службу просто закрыли за ненадобностью. А что, сироты кончились, или им не нужно поправлять здоровье? А вот еще пример- сказка. У нас в деревне школа маленькая была, до 9 класса, — закрыли, говорят, что детям надо учиться в районных центрах. Автобус обещали сделать для учащихся, ну и что в итоге? А ничего! Автобус дали старый и сломанный, он постоянно в ремонте, те, кто планировали остаться жить в деревне, теперь собираются в город. Это уж я не говорю о том, что на районную больницу осталось всего 2 машины скорой помощи. Это не изменится от того, что я поставлю галочку напротив неизвестной мне фамилии в бюллетени.

— Так люди как раз против этого и выходят! — возмутилась Оля.

— Я так не думаю, если бы они выходили против, то в руках были бы биты или камни, а это какое-то раболепие. И знаешь, я собой не горжусь, потому что я часть этого стада, и мне слабо сделать что-то по-настоящему выражающее мой гнев, — Аня посмотрела на Олю.

— Я с тобой не могу согласиться, — серьезно ответила она, ей казалось, что Аня говорит ужасную ерунду, в которой много злости, но нет здравого смысла.

— Я не буду тебя убеждать, — спокойно подытожила Аня.

— Ради чего ты живешь? — спросила подруга.

Аня замерла, она часто задавала себе похожий вопрос, в чем для нее был смысл жизни?

— Я покажусь тебе банальной, но я живу для любви, — наконец ответила Аня

— О… Боже! — Оля закатила глаза.

— А ты? — задумчиво спросила Аня, она видела, что Оля не поняла ее ответ, для подруги любовь — это про отношения между мужчиной и женщиной. А для нее про желания и принятие. Ей казалось, что люди, которые ее окружают, да и она сама, просто не умеют любить, поэтому вокруг столько жестокости и душевной тупости. Именно стремление преодолеть в себе это, Аня больше всего ценила.

— Я хочу сделать что-то по-настоящему полезное и значимое, — нехотя ответила Оля, задав вопрос Ане, она вдруг осознала, что у нее нет ответа. Она знала точно, что если спросить Миру, то она ответит про красоту, которую создает. Оля не ожидала, что та вредная девчонка, с которой она когда-то познакомилась на горке, будет настолько верно следовать своей мечте. Полина видит смысл только в свободе. Папа в знаниях, мама в помощи людям. Даже Аня верна себе, ее страсть к любовным приключениям, конечно, не доведет ее до добра. Но все же. А что главное для нее?

— Я думаю, у тебя обязательно получится, — легко ответила Аня. Ей было ужасно интересно, почему Оля, такая умная и тонкая, не смогла ответить что-то более объемное и цельное. Аня привыкла к тому, что в их компании у нее были самые приземлённые мечты и желания, сейчас она ждала от подруги длинной тирады о смысле жизни, но та не смогла.

Март 2012

— Ань, не уходи, останься со мной, —прижимая девушку к себе, жарко шептал на ухо Игорь.

— Я не могу, мне надо домой, переодеться, у меня 3 пары сегодня, — выбираясь из его объятий, лепетала Аня.

— Ну какие пары, сейчас 6 утра, суббота, прогуляй, побудь со мной, — настаивал он. В среду должен был вернуться из командировки ее муж, и их встречи станут совсем редкими. Игорь от этого страшно бесился. Вот уже год он не мог ее получить. Каждый раз, когда ему казалось, что победа близка, что-то шло не так: то ее каникулы, то его командировки. Он до зубного скрежета ненавидел всех этих вечно недовольных, из-за которых его дернули в Питер в сентябре. Игорь не понимал, почему нельзя просто жить, обязательно надо устраивать головняк, теперь он должен был ездить по военным частям и проверять не только безопасность, целостность и нормативность объектов, но и выяснять, есть ли среди командного состава те, кто поддерживает и культивирует протестные настроения.

— Нет, — выбираясь из-под одеяла, поворачивая к нему свои блестящие глаза, ответила Аня.

— Это не честно, — недовольно произнес Игорь, складывая руки на груди.

Она засмеялась. «Почему Аня не может быть такой веселой всегда?» — думал он. Последнее время Игорь часто замечал в ее лице тоску, слышал тяжелые вздохи, словно она не девушка, а старушка. Ему это не нравилось. В основном метаморфозы происходила в те моменты, когда он настойчиво предлагал переехать к нему. Иногда она отнекивалась, но чаще отмалчивалась, грустно вздыхая.

— Ты знаешь, а у меня завтра день рождения, — неожиданно выпалил он.

— Ты врешь, — встряхнув волосами, с сомнением произнесла она.

— Ни на минуту, — признался Игорь.

— Тогда ты тем более должен быть занят, наверняка у тебя встреча с твоими друзьями: шашлыки, банька, бабы, — замогильным голосом произнесла она последнее слово.

— Нет, баб не планировалось, только шашлыки и то вечером, хочешь, пойдем со мной? — предложил он, польщенный тем, что она ревнует.

— Ты как себе это представляешь? — ее брови изогнулись, словно крылья летучей мыши.

— А что такого — то? — не понял Игорь.

— Я замужем, ты все время об этом забываешь, — сказала Аня. Она начала одеваться, движения выдавали ее с головой, она никак не могла зацепить крючки бюстгалтера.

— Я не могу об этом забыть, ты постоянно напоминаешь и отказываешься устранить это досадное недоразумение, — Игорь выбрался из кровати, подошел к ней, подхватил на руки и понес обратно, — нет, я не могу и не хочу тебя отпускать, — целуя её в шею, шептал он.

— Хорошо, — томно вздыхая прошептала она, — но ты выполнишь одну мою просьбу?

— Что же ты хочешь? — жарко шептал он, проводя ладонью по ее груди.

— Ты уже больше месяца с проверкой в части моего мужа, я знаю, что у него не все так хорошо, как хотелось бы. Может ты закроешь глаза на его косяки? — попросила она.

Игорь опешил. Такой наглости он не ожидал. В постели с ним, она думает о другом.

— Ты серьезно? — гневно воскликнул он.

— Да, — обнимая его за шею и соблазнительно глядя ему в глаза, говорила Аня, — разве для тебя это так сложно?

— Ты мне взятку предлагаешь? — полушутя спросил он.

— Считай, что так, — игриво ответила она, вкладывая в эти слова двойной смысл.

— Ты знаешь, мне проще его посадить лет на пять, тогда у тебя точно не будет повода мне отказывать, — хищно глядя на Аню, сказал Игорь.

— Ты не станешь этого делать, — в ужасе пролепетала она.

— Это уже от тебя зависит, — рыкнул он, грубо обнимая ее.

Серый северный день клонился к вечеру. Аня мысленно ругала себя, она прогуляла пары, не дописала эссе, которое было частью работы, для проекта в Польше. Девушку очень волновал стиль ее письма, она никак не могла поймать острую эмоцию, которую должна вложить в слова, чтобы они ожили и заиграли.

— У меня для тебя есть подарок, — прошептал Игорь ей в ухо.

Она повернулась к нему, на лице читалось любопытство.

— День рождения у тебя, а подарок для меня? — удивилась Аня.

— Ну вообще я хотел еще на Новый год, но ты так быстро ушла, а потом все никак не было подходящего случая, — он встал, протянул ей руку, помог подняться и подвел к зеркалу. Аня посмотрела на их отражение: они удивительно хорошо смотрелись вместе. Он большой, сильный, практически богатырь, она рядом с ним такая хрупкая и женственная. Она улыбнулась ему. — Закрой глаза, — заигрывая, попросил он.

Аня послушно зажмурилась. Ей определённо хотелось знать, что он придумал. Она почувствовала, как ей на плечи опускается что-то мягкое, щекочущее. Она поежилась и хихикнула.

— Можешь смотреть, — торжественно произнес Игорь.

Аня открыла глаза и уставилась на себя в зеркало. По плечам струился жемчужно-белый мех.

— Шуба? — с недоумением спросила Аня, глядя на свое отражение, она чувствовала, как в памяти колыхается какая-то смутная тень, но она не могла ее уловить и узнать.

— Тебе не нравится? — настороженно спросил Игорь. Не такой реакции он ждал. В его представлении любая женщина должна прыгать от счастья, когда ей дарят меха.

— Очень нравится, но зачем? — Аня смотрела то на него, то на себя, проводила по гладкому длинному ворсу пальцами, словно раздумывала над чем-то. Наконец, она повела плечами. Шуба начала соскальзывать, Аня поймала ее, на мгновение прижала к себе, а потом протянула Игорю, — я не могу, нет.

— Почему? — ошарашенно спросил он.

— Потому, это все неправильно, я не пойду к тебе в содержанки, мне очень хочется принять твой подарок, но я не так воспитана, — ее лицо вспыхнуло, голос дрогнул.

Наблюдая за ее щеками, лихорадочно бегающими глазами, Игорь вдруг поймал себя на том, что оглушительно хохочет.

— Ты на голову видимо совсем жахнутая, — наконец смог сказать он, — я себя ощутил сейчас героем романа, который обольщает бедную девушку, чтоб увлечь ее в пучину страсти, а потом бросить на произвол судьбы. Не придумывай того, чего нет. А уж если ты решила прицепить к себе ценник, то ты, дорогуша, продешевила, за такие услуги в Москве некоторые барышни квартирами берут.

— Спасибо за идею, я учту, — холодно ответила она. Очередная шутка напомнила ей, какой он на самом деле.

— Давай вот без этого, не хочешь, не бери, я найду, кому подарить, — продолжал он, лицо его перекосило в гневной усмешке, он злобно зыркнул на нее и вышел в кухню.

— Не сомневаюсь, совет да любовь, — фыркнула она и стала быстро одеваться, потом, немного остыв, Аня достала из сумки свою тетрадку, села за стол и начала писать. Она черкала ручкой, закусывала ее, в итоге вырвала листок, скомкала и бросила в стену.

Вернувшийся в комнату Игорь наблюдал за ней. Ему было интересно, что она пишет и что вызвало в ней гнев. Сейчас Аня напомнила ему раздосадованного котенка, от которого убежала мышь.

— Что ты там пишешь? — спросил он.

Аня бросила на него строгий взгляд.

— Мы с Надей едем в Польшу на майские праздники, там будет недельный марафон для начинающих журналистов, нас пригласил редактор, с которым мы познакомились на конференции в посольстве. Надя выбрала тему, но у меня не получается. Вот послушай:

«Ужасен русский бунт. Бессмысленный и беспощадный?

Кто возглавляет протестное движение, набирающее обороты в России? Чего хотят эти люди? Ждет ли ух успех?

Каждый, кто хоть немного знаком с Историей Государства Российского, с интересом наблюдает за протестной волной, прокатившейся по городам и весям необъятной нашей страны. Что можно сказать об этом важном историческом моменте? Он синоним слову «ни о чем». Протест не только не изменит систему к лучшему, но и развернет ее против своего народа. Правящая элита, испугавшаяся в первые минуты толпы, идущей с флагами по длинным проспектам, начнет закручивать гаечки, ускорит процесс и без того бурного разобщения, установит жесткий контроль на последних оплотах либеральности и приступит к истреблению несогласных.

Почему же все так печально? Ответ кроется в банальной фразе — это Россия. Люди нашей страны веками живут, приспосабливаясь к внешним условиям: к холоду, к голоду, к самодурам правителям. Они стонут под гнетом крепостного права, с ужасом вспоминают ГУЛАГ, но очень медленно приходят к осознанию простого факта: за их жизнь никто другой не будет в ответе. На радость честной публике есть прекрасная отдушина- религия, где царь-батюшка рука об руку с Господом-Богом правят низкими рабами своими…»

Игорь напрягся всем телом, руки его дрожали от гнева. Он резко встал, в 2 шага подошел к Ане и выдернул тетрадь из ее рук.

— Ну ка, дай сюда, — прогремел он. Глаза его забегали по странице, они выхватили строки о стихийной революции 1917 года, о праведном народном гневе, но хуже всего была концовка:

«…Как пел в своей песне Владимир Высоцкий: «Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков», — так и сейчас, среди недовольных найдется с десяток пророков для своего отечества, но нет сильного лидера, готового объединить и повести все голоса. Символом современного русского бунта стал открытый микрофон, с блогерами, писателями, артистами, которые призывают народ что-то менять. Хотя единственное, на что они сами способны- пустые слова. А между тем реальные протесты, которые могли бы иметь ощутимые результаты, должны начинаться с камня, брошенного в голову ненавистному жандарму, который, не имея ни стыда, ни совести, беспрекословно служит тоталитарному государству, оставляющему своих граждан тонуть в подводных лодках, гибнуть на преступных войнах и в террористических актах. И до тех пор, пока все ходят в белом пальто и рассказывают о том, как что-то должны делать другие, не будет никаких изменений. А этот русский бунт останется в истории как раболепный и беззубый».

— Это что за х…ня! — взорвался он, то, что она написала, стало последней каплей: просьбы за мужа и отказ от шубы он еще смог проглотить, но это уже не лезло ни в какие ворота. — Ты что собираешься вот с этими писульками поехать на слет пидарасов и либеральных европейских ублюдков, ты, наверное, не в курсе, но за призывы к экстремистской деятельности есть статья в нашем уголовном кодексе 280. Какая же ты дура!

— Не ори на меня! — гневно произнесла Аня, вставая, — где хочу, там и буду представлять, читать, печатать, говорить! Кто мне может это запретить? Ты? У нас пока еще свобода слова! Знаешь, я ухожу, с меня хватит.

Аня была чертовски зла, она хотела обойти Игоря, но у нее не получилось. Он загородил собой дверной проем, отработанным движением схватил ее за руку и заломил запястье. Она вскрикнула от боли. Никто и никогда с ней так себя не вел. Аня попыталась вывернуться, свободной рукой отпихивала его от себя. В следующую минуту Игорь ударил ее. Она поняла, что теряет равновесие и падает. Рухнув на пол, девушка почувствовала, как из губы пошла кровь, а из глаз брызнули слезы.

Он смотрел на нее полными гнева глазами. Доля секунды потребовалась Игорю, чтобы осознать, что он сделал. Стараясь сдерживаться, он наклонился к ней. Но Аня отпрянула от него, как от огня.

— Не смей меня трогать, — отползая, прокричала она, — никогда больше не прикасайся ко мне!

— Аня, я не хотел… — глядя на тонкую струйку крови, шокировано произнес он. Злоба, бушевавшая в его душе, погасла. Он понимал, что произошло что-то непоправимое. Так уже было однажды, когда на заре своей карьеры, во время одного из неофициальных допросов он первый раз дал в морду одному из опрашиваемых, чувство вины не давало ему спать несколько недель. Однако он смог справиться с ним: жесткость и бескомпромиссность были частью его работы.

Но Игорь никогда не бил женщин, с которыми спал. Ни одна из них не могла пожаловаться на физическое насилие. Многие его бывшие говорили, что он редкий урод. Но это звание было заслужено частыми изменами и нежеланием жениться. Сейчас все было иначе, он не смог справиться со своим гневом, секундное помешательство сломало хрупкие отношения с женщиной, которую он желал больше всего на свете. Ее заплаканные глаза, разбитая губа пугали его. Игорь протянул к ней руку. Она опять уклонилась.

— Отпусти меня, я хочу уйти, — задыхаясь, просила она.

Он сделал три шага назад, освобождая ей дорогу. Аня подскочила, как безумная кошка, в одну секунду надела обувь, схватила пальто и выскочила вон. В подъезде послышался гулкий звук тонких каблуков и громкие рыдания.

Игорь стоял, словно пораженный громом и впервые не знал, что делать. Бежать за ней, что-то пытаться объяснить? Какой смысл, в лучшем случае Аня просто устроит скандал на улице. Игорь предполагал, что она найдет тысячи оскорбительных слов, после которых он уже не только не сможет извиниться, но, возможно, на самом деле придушит ее. Он пошел на кухню, достал бутылку виски, отвернул крышку, и, не наливая в стакан, начал пить прямо из горла.

Прибежав домой, Аня кинулась в ванную. Больше всего на свете ей хотелось смыть с себя его запах, все прикосновения. Так гадко она себя еще никогда не чувствовала. Боль, унижение, гнев клокотали в ней. Стоя под горячими струями, вдыхая пар, она понемногу обретала себя. Она вспомнила, как давным-давно вернулась с прогулки, в гостях у мамы была тетя Женя. Ее снежно-белая шубка весела на плечиках в прихожей. На что она тогда надеялась? Что ее мужика кто-нибудь убьет! Сейчас Аня понимала это чувство, у тети Жени пострадал глаз, а у нее губа и душа. Если бы она только могла, то пристрелила бы Игоря на месте. Как же она его ненавидела в эту минуту.

***

Мира замерла на кушетке, врач водила по ее животу датчиком аппарата УЗИ. Лицо женщины не выражало никаких эмоций. Она то и дело щелкала компьютерной мышкой.

— Можете вставать, — сказала врач, — патологий каких-то я не вижу, с заключением пойдете снова к гинекологу, ведущему вашу беременность. Пусть разбирается с вами, направляет на анализы, обследует. Но вообще, мой Вам совет- больше отдыхайте, ешьте фрукты, спите, гуляйте.

— Спасибо, — ответила Мира, открыла папку, спрятала в нее заключение и пошла к выходу. Она чувствовала себя очень плохо. Тошнота была ее постоянным спутником, голова кружилась, перед глазами прыгали черные мушки. В невзрачном, узком, желтостенном коридоре, обвешанном плакатами с репродуктивными женскими органами, она присела на железный стульчик, чтоб немного отдохнуть. Мимо нее прошла молодая пара: мужчина нежно придерживал под локоть свою супругу, которая одной рукой гладила большой круглый живот. Слезы подкатили к горлу. Мира даже рассчитывать на такое не могла, Миша продолжал делать вид, что он не замечает ее беременности. Несмотря на то, что они жили вместе, он ни разу не попытался ей помочь, позаботиться. Она сама двигала мебель, таскала из магазина продукты. Вчера она попросила его забрать ее из магазина тканей и отвезти в мастерскую. Он не приехал, сказал, что очень занят. Засиживаясь до поздней ночи на работе, Мира часто думала, что им лучше расстаться, она не понимала, ради чего продолжает с ним жить, ведь было очевидно, что он ее не любит. Собравшись с мыслями, она встала и пошла к выходу.

Серо-голубое мартовское небо уже окрасили красноватые лучи заходящего солнца. Шлепая по грязной снежной каше вдоль дороги, Мира смотрела на высотные дома, тянувшиеся длинной стеной вниз к конечной 13 автобуса. Новый жилой комплекс построен был совсем недавно. Девушка помнила, как на его месте рядами стояли одноэтажные деревянные русские избушки. В палисадниках по весне благоухали сирени, летом люпины и пионы. Здесь жила коллега ее мамы, закройщица Лариса, она держала двух белых коз. В части домов обитали цыгане, Мира побаивалась смуглых, говорливых, золотозубых женщин, которые мели подолами своих бархатных цветных юбок землю, отправляясь на заработки к вокзалу. Следом за ними семенили неопрятные дети, летом они почти всегда были босыми, в дырявых майках и штанах. Однажды Мира видела цыганскую свадьбу. Невероятно молодая невеста, в пышном платье с кучей безвкусных оборок, бусин, стразин, огромным золотым ожерельем на шее, с прической- дом на голове, танцевала в окружении разряженных в пух и прах девчонок, им хлопали парни в ярких рубахах на их руках блестели перстни. Длинная вереница машин выстроилась на подъезде к дому невесты. Громкие крики, подношения подарков, музыка и гвал ужаснули Миру. Она не могла понять, для чего весь этот карнавал. Свою свадебную церемонию она представляла иначе. Ей хотелось расписаться в Губернаторском парке, под плеск фонтана и мерное покачивание вековых лип. Свое платье Мира непременно собиралась сшить сама, несмотря на поверье, что этого делать нельзя. Она представляла его много раз, сделала эскиз и повесила над своим рабочим столом. Романтичное платье, подчеркивающее талию, со струящейся шелковой юбкой и спущенными рукавами фонариками смотрело на Миру немым укором, напоминая девушке о том, что мечтала она совсем не об изнурительной работе круглыми сутками и не о мужчине, который не умеет заботиться даже о себе.

Мира подошла к светофору, он весело подмигивал, готовясь переключиться на зеленый. Девушка вновь посмотрела на длинную гряду домов. На подъезде одного из них красовалась надпись «Цветочный». Мире ужасно захотелось в него заглянуть. Она обожала растения. Девушка вошла в магазин, медный колокольчик, висящий над дверью, звякнул своим тоненьким язычком. Мира оглянулась по сторонам: дикие джунгли, словно она оказалась в оранжерее. По всей площади помещения в напольных горшках стояли вечнозелёные туи, пальмы, мандарины и лимоны. На маленьких столиках, толкая друг друга, громоздились фиалки, примулы, цикламены. У стены на полочке гордо смотрел на посетителей бонсай. Мира не могла оторвать глаз от этого пышущего зеленью великолепия. Ей ужасно захотелось что-нибудь купить. Глаз упал на фиолетовый гиацинт.

Она вспомнила красивый греческий миф, услышанный в какой-то радиопередаче. Однажды в жаркий полдень на берегу Эврота встретились два друга: солнцеликий стреловержец Аполлон и сын спартанского царя Гиацинт. Решили они состязаться в метании тяжелого диска. Бросил Аполлон диск. Высоко взлетело золотое кольцо, засверкало в пышных облаках, как звезда, падая на землю. Побежал Гиацинт, желая поймать диск. За друзьями наблюдал бог Зефир. Решил он сыграть с ними злую шутку, выпустил на волю дикие ветры свои. Засвистел диск в воздухе и попал в голову Гиацинту. Упал юноша на землю, из раны хлынула алая кровь. Горе обуяло Аполлона, не мог он смириться со смертью друга своего. Горькие слезы смешались с кровью прекрасного юноши, и там, где они пролились, взошли чудесные ароматные цветы.

Мира мечтательно вздохнула. Она обожала мифы, сказки, легенды. Ее привлекали гадания. Она с удовольствием слушала Анину маму. Когда приезжала к подруге в деревню, они вместе ходили ранним утром собирать травы. В прошлом году на Ивана-Купалу они как раз были на Аниной даче. Голубой домик под тремя высоченными липами, которые посадил прадед, смотрел в сад белыми резными наличниками. По маленькому зеленому заборчику вился «дикий огурец», его сладкий аромат расползался по округе, приманивая пчел. День клонился к вечеру. Мира сидела на лавке, она слышала, как недалеко у колодца смеется Аня. Они собирались пойти на реку проводить закат, разжечь костер и погадать. Девушка как раз плела венок. Она разложила перед собой цветы.

— Что тут у тебя: одуванчики, ромашка, васильки, мальва, тысячелистник, барвинок, мята, резеда, полынь, мак? — спросила Анина мама, опускаясь рядом с Мирой на лавочку.

— Да, хочу собрать такой венок, который непременно подарит мне любовь в этом году. Маргарита Викторовна, что лучше всего для этого подойдет? — спросила Мира, с интересом глядя на женщину. Еще молодая, сохранившая свежесть лица, с удивительно прямой спиной, копной крашеных хной рыжих волос, убранных в слабый пучок, с яркими изумрудными глазами, с маленькой мушкой над губой, которую унаследовала и Аня, в льняном зеленом сарафане и раскинувшемся по плечам Павловопосадском платке больше всего она напоминала ведьму.

— Тебе подойдет мальва: она привлечет истинную любовь. Если же у тебя уже есть кто-то на примете, то стоит взять тысячелистник: он поможет обратить на себя его внимание. Василек дарит девушке утонченность, наделяет ее женственностью. Полынь отгоняет злых духов. А вот ромашку тебе брать не стоит, — беря в руки нежный цветок, ответила Маргарита Викторовна.

— Почему? — удивилась Мира, много раз в кино и на картинах видела она молодых красавиц в венках из ромашки.

— Это символ невинности, его вплетают непорочные девушки, с целью отогнать от себя бесчестных молодых людей, покушающихся на нее, — рассмеялась Анина мама.

— Эх, знала бы я раньше, вот, оказывается, в чем дело, не досмотрела я, если бы только был у меня венок из ромашек! — поддержала ее Мира.

— О чем это вы тут шушукаетесь, — сказала Аня, ставя на землю рядом с лавкой два больших ведра воды.

— Венок хочу сделать особенный, — весело глядя на подругу ответила Мира, — может и ты сплетешь?

— Ага, обязательно, что там у нас на грядках растет? Укропчик, базилик, петрушка и одуванчики? Мам, из них можно? — хохоча, спросила Аня.

— Можно, только это будет гремучий коктейль: петрушка для сексуального влечения, базилик тоже, укроп деньги привлекает, а одуванчик — вещие сны, тебе чего из этого не хватает? — вопросительно глядя на дочь, спросила мама.

— Мне? Окрошки с квасом, — ответила Аня, подмигивая Мире, — я ничего плести не буду, — с этими словами она подхватила ведра и понесла их в баню.

Пламя костра обжигало жаркими лентами. Аня сидела, обняв колени. Мира втыкала в венок свечи.

— Ты знаешь какие-нибудь заговоры? — спросила она Аню.

— В каком смысле, — не поняла та, — тайные заговоры в стиле Медичи?

— Тьфу на тебя, нет конечно! — воскликнула Мира. — На любовь, — мечтательно ответила она, — так хочется, чтобы все получилось. У Поли есть любимый мужчина, ты замужем, у Оли молодой человек, а я — одна. Надоело!

— Ты бы лучше у матери моей спросила, я таким не увлекаюсь, — разводя руками, ответила Аня.

— Уже поздно, она наверняка спит. Может, ты все-таки что-нибудь вспомнишь? — с надеждой спросила Мира.

Аня задумалась. Наконец тихим таинственным шепотом она произнесла:

Воздух, вода, земля и огонь,

В поле гулял необузданный конь

Шагом неверным спускался он в сень,

Под листья деревьев в прохладную тень.

К стихиям взываю я у свечи:

«Жаркое пламя, коня приручи,

Ветер могучий, домой пригони

Зельем любви с моих рук напои.

Травы земные, стреножьте его,

Чтоб кроме меня не желал ничего,

Воды речные, даруйте мне власть,

Чтоб сердце его я сумела украсть».

Где-то вдали за рекой ухнула сова, волна ударилась о берег. Мира вздрогнула.

— Это что? — удивленно спросила она, ей показалось, что из костра поднялась тень и потянулась к Аниным ногам.

— Ну как что, ты же просила заговор. Это он, — загадочно глядя на подругу, ответила она.

— А говоришь, что не увлекаешься, — скептически заметила Мира.

— Я сама эта сочинила, — пожимая плечами ответила Аня, — другого у меня для тебя нет.

— Оу, спасибо, ну что, пошли? Я тебе тоже сплела, — протягивая подруге венок, ответила Мира.

— Эй, а где ромашки, — удивленно глядя на цветы, спросила Аня.

— Нам с ромашками уже поздно, это только для непорочных дев, — хохотнула Мира, вздергивая брови.

Аня прыснула:

— Ну тогда надо было все-таки добавить петрушку или базилик.

Девушки встали, спустились к реке. Ноги оставляли на мокром песке глубокие следы. Мира коснулась воды, она была удивительно теплой.

— Жалко я купальник не надела, — посетовала она.

— Зачем тебе купальник? — удивилась Аня.

Лёгким движением она скинула сарафан и белье. Взяв венок, стала входить в воду, ее фигура быстро удалялась в темноту. Мира медлила, она никогда не купалась в костюме Наяды. Робко обернувшись по сторонам, девушка последовала примеру подруги. Вода ласкала кожу, Мира почувствовала, что где-то под ногой проскользнула рыбка. Аня уже отпустила свой венок, пламя свечи колыхалось далеко от берега. Мира положила на воду свой: «Пусть у нее все получится, пусть в ее жизнь придет настоящая любовь», — подумала она, оттолкнув венок. Он медленно поплыл, словно гордый корабль, уносясь все дальше вниз по течению. По телу девушки побежали мурашки.

— Мы будем прыгать через костер? — где-то далеко в тумане, стелящемся над водой, прокричала Аня.

— Конечно, — ответила Мира, поворачиваясь к берегу.

Ступив на прохладный влажный песок, она поежилась под дуновением ветерка, накинула сарафан и мелкими быстрыми шагами пошла к огню. Она слышала за спиной мелодичный Анин голос, распевающий в тишине ночи народную песню:

«Солнце низко,

Вечер близко,

Мне на сердце тяжело

Ой, лё — ли, ла лё-лё-ше-ньки

Мне на сердце тяжело

Если бы знала я своё счастье,

Не влюбилась бы в него.

Ох, лё — ли, ла лё-лё-ше-ньки

Не влюбилась бы в него.

А я его полюбила,

А он меня разлюбил

Ой, лё — ли, ла лё-лё-ше-ньки

А он меня разлюбил

А на последнее свиданье

Со мной речи говорил.

Ой, лё — ли, ла лё-лё-ше-ньки

Со мной речи говорил.

Слова ласковые дарил.

Руки мне целовал, целовал — миловал.

Ой, лё — ли, ла лё-лё-ше-ньки

Руки мне целовал, целовал — миловал.

А Как заря взошла,

Так любовь прошла

Ой, лё — ли, ла лё-лё-ше-ньки

Так любовь прошла».⁴⁰

— Девушка, вы цветок брать будете, или так, постоять зашли? — гаркнула на Миру продавщица.

— Буду, я буду, — доставая кошелек, ответила она. «Почему в наших магазинах всегда такое хамство, — мелькнуло в голове у Мирославы, — словно они мне одолжение делают, когда продают. Изменится ли что-то когда-нибудь?»

***

«Март, март, уже март, — думала Полина, прогуливаясь с коляской вокруг пруда в парке. — А у меня бесконечный день сурка. Так и с ума сойти недолго». Поля переключила песню в наушниках. Колеса застревали в мокром кашистом снеге. Девушка недовольно выругалась. В это время мимо нее прошел красивый, высокий кудрявый юноша. Он обернулся блеснул своими голубыми глазами:

— Поля, — неожиданно радостно сказал он, — вот так встреча, это твой что ли? — указывая длинным пальцем на коляску, спросил он. — Откуда?

— Аист принес, — сардонически ответила девушка, — Данька, я тебя тоже не узнала.

— Стало быть оба будем богатыми, — ответил он, обнимая ее, — вот это, конечно, новость. Стало быть, ты замужем.

— Развожусь, — кисло улыбнулась Полина.

— Обалдеть, а Аня? — поинтересовался он.

— А Аня- нет, — искоса глядя на Даньку, ответила Полина.

— Странно, я думал, что она больше полугода не выдержит, видимо, ошибся. Ну бывает, — легко и непринужденно продолжал он.

— Я слышала, что ты в Питер собирался махнуть? — глядя на Даню, спросила Поля.

— Да, так и есть, я с Мари туда уехал, мы живем вместе, — улыбнулся он.

Поля удивленно вздернула бровь. Маша, как и все девчонки в театральном, обожала Даньку, она вздыхала о нем за кулисами, бегала на его уличные выступления, словно околдованная, зачитывалась его стихами. Поля же их никогда не понимала. Красавицей Машку назвать было сложно: тощая, словно жердь, с тонкими волосами, узким лицом и длинным носом, она не пользовалась популярностью у мальчиков. Что же привлекло парня?

— С Марусей? — решила уточнить Полина.

— Ну да, она моя муза! — восхищенно ответил парень.

Поля не смогла сдержать смех, он разнесся по парку, эхом отскакивая от голых деревьев.

— Никогда бы не подумала, ты из всех девочек, которым нравился, выбрал ее? — бестактно спросила Полина.

— А что здесь такого? Она меня вдохновляет, с ней всегда есть о чем поговорить, она понимает меня, она умеет любить, как никто другой, — пожимая плечами, ответила Данька.

— С ума сойти, я-то думала… — Полина осеклась, она чуть не брякнула про Аню.

— Ты про Аньку что ли? Никогда! — категорично ответил он, — она трусиха ужасная, а еще самовлюбленная вертихвостка.

— Фу, как некрасиво, она тебя другом считала, — заметила Поля.

— Поэтому за 2 года ни разу не позвонила и не написала? — скептически ответил Даня, — дружба — это общий взгляд на жизнь, творчество, людей, время вместе. А она выбрала воинскую часть, где можно только загнивать.

— Она на журналистку учится, — обиделась за подругу Полина.

— Да отстань ради бога, когда она хорошие тексты писала? Ты же это читала- сплошные сопли. Какая журналистика ее ждет? Газета «Боевой листок» в клубе на 30 солдатиков к Новому году? Она должна быть кромешной дурой, чтоб этого не понимать, — зло продолжал он.

— Ты не прав, — стараясь быть как можно более убедительной, проговорила Полина, — откуда столько злости?

— Меня всегда бесит, когда человек тратит себя не на то, — немного поколебавшись, ответил Данька, — ладно Поля, ты не бери в голову, я побегу, очень рад был тебя видеть, — обнимая ее на прощание, сказал он.

Полина смотрела на удаляющуюся, слегка ссутуленную фигуру. Ощущение, что она тратит жизнь не на то, было и у нее. Но, как это исправить, она не знала. Из грустных мыслей, парализовавших девушку, ее вывел сердитый плач.

— Ну что, пора домой, моя радость, нагулялась? — заглядывая в коляску и глядя на крохотную Юлю, сказала Полина.

***

Аня лежала на диване и смотрела телевизор, по СТС- Love шел один из любимых сериалов ее детства «Моя прекрасная няня», она дергала в такт песне ногой и подпевала:

— Няня, няня, няня, дети счастливы с ней, хоть простая девушка, но клад для детей…, — настроение было поганым, после ссоры с Игорем прошло почти 2 недели. Он оборвал ей весь телефон. Когда она его заблокировала, начал долбиться в социальные сети. Все это время Аня безвылазно сидела дома, первые дни, после пережитого ей потрясения, она просто боялась куда-то выходить, а потом у нее поднялась высоченная температура. Андрей, вернувшийся домой, обнаружил ее спящей на кухне, хотя сама девушка этого даже не помнила. Жар ничем не сбивался, вечерами столбик на градуснике достигал чудной отметки 39,9. Андрей бегал в аптеку, покупал лекарства, варил Ане морс, когда был дома, старался всячески о ней заботиться. Первый раз за несколько лет она почувствовала, что нужна ему. Оплеуха, полученная от Игоря, заставила ее иначе взглянуть на супруга. Может он и был сухим, сдержанным, но негодяем- никогда. Теперь, когда она упала на самое дно разочарования, это его качество пробудило благодарность и желание наладить с ним отношения.

Громкий стук в дверь заставил девушку вздрогнуть. Она подошла, глянула в глазок и обмерла. Там стоял Игорь. Он безостановочно стучал.

— Открой, я знаю, что ты дома, или я выбью эту дверь к чертовой матери, — громко заявил он.

Аня распахнула створку, только скандала в подъезде ей и не хватало для полного счастья.

— Уходи, у меня муж сейчас вернется с работы, — холодно бросила она.

— Врешь, знаю я, что у него наряд, хотя на самом деле мне плевать, ты должна меня выслушать, — прорываясь в квартиру, заявил он.

— Не смей, — загораживая собой проем, сказала Аня.

— Хорошо, давай здесь, — опуская руки, произнес Игорь.

— Не хочу я тебя ни видеть, ни слышать, неужели непонятно? — распалялась Аня.

— Я погорячился, извини меня, — понизив голос, сказал он.

— Ты серьезно, извини? По-твоему, ты можешь ударить меня, а потом вот так просто заявиться, словно ничего не произошло? — вытаращив на него глаза, спросила Аня.

— Ну ты тоже хороша, ты меня вывела из себя, — сжимая кулаки, процедил он.

— Убирайся! Как тебе вообще хватает наглости еще и меня обвинять в том, что сделал ты. Какой же ты урод! — Аня попыталась захлопнуть дверь.

— Да подожди ты, я не то хотел сказать… — мешая ей, оправдывался Игорь, — ты не можешь вот так взять…

— Не могу? Я что в рабстве? Ты больной! — продолжала она сыпать оскорблениями. Аня была вне себя от ярости. Она злилась на себя, за то, что впуталась в такие отношения, что все эти дни думала о нем. Ненавидела его за то, что он не может быть нормальным, за то, какой он.

— Перестань, — рыкнул он, едва сдерживая себя. Аня доводила его до помешательства.

— А что ты сделаешь? Снова ударишь меня? — скорчив гримасу, спросила она, — ну так давай, чего ты ждешь, ты же за этим пришел!

— Какая же ты дура, ты что, не понимаешь, люблю я тебя! — заорал он в бешенстве.

— А я тебя нет, катись ко всем чертям! — слова вылетели резко и скоро, так всегда происходило с Аней, когда она не владела собой. Первый раз Игорь признался ей в любви. Она мечтала услышать эту фразу десятки раз. Почему только сейчас, когда уже все закончилось. Как бы она ни хотела, простить его было выше ее сил.

Глаза его расширились от гнева. Верхняя губа нервно дергалась. Он плюнул под ноги и быстро сбежал по лестнице вниз. Аня стояла перед открытой дверью, между этажами мигала лампочка, подсвечивая грязные, обшарпанные зеленые стены, проржавевшие почтовые ящики, разбитое окно, в которое завывал пронзительный ветер.

Май 2012

Аня чувствовала себя совершенно разбитой, поездка на автобусе до Питера, ожидание на ступеньках консульства, новый автобус, ночная таможня на границе Литвы. Сейчас лежа на узкой кровати в малюсеньком хостеле, она не представляла, как сможет собрать себя для работы хоть в какой-нибудь журналистской секции.

— Ань, долго ты планируешь лежать, — спросила Надя, размешивая в белой керамической чашке растворимый кофе. Терпкий запах плыл по комнате, заставляя открыть глаза.

— Да, сейчас, — еле слышно простонала Аня, голос ее после всех этих поездок пропал. Она встала, накинула халат и поплелась в душ. Вода долго нагревалась, прохладные струи разгоняли мурашки, беспощадно будили

Войдя в комнату, Аня увидела уже полностью готовую Надю. Подруга была бодра.

— Как тебе это удается? — расчесывая непослушные пряди, прошелестела Аня.

— Что именно? — поглядывая на часы, ответила Надя.

— Быть всегда такой собранной, готовой ко всему. Неужели ты не волнуешься? Наша тема, ее осмысление, я ни в чем не уверена, а ты, как стена, — взволнованно произнесла Аня.

— Боишься- не делай, делаешь- не бойся, — бодро ответила Надя, — мы же уже приехали, так какой смысл паниковать?

— Действительно, — роясь в вещах, проворчала Аня. Она приложила к себе красную кофту с глубоким декольте.

— Нет, даже не думай, — недовольно поджав губы, сообщила Надя, — хоть раз надень что-то, что позволит слушать тебя, вот это, например, — вытаскивая со дна сумки белый свитшот с голубыми незабудками на рукавах, сказала она.

— Ну спасибо, эти твои намеки на мой внешний вид немного напрягают, — послушно надевая кофту, ответила Аня, — с учетом того, что я говорю, словно сломавшийся патефон, то вряд ли меня вообще кто-то станет слушать.

— Знаешь, если б ты на конкурс в мужской журнал шла- вопросов нет. А сейчас просто смирись и не обижайся, — парировала Надя, — но вот голос у тебя и правда жуткий.

В небольшом зале собралось около 40 человек. За круглым столом сидели молодые ребята и барышни, приехавшие из Украины, Белорусии и России. Аня с любопытством разглядывала своих будущих коллег, переключая слайды с фотографиями, иллюстрирующими моменты русской истории. В последнюю минуту они решили, что говорить сегодня будет только Надя. Сейчас подруга зачитывала фрагменты интервью, которые она успела взять на митингах в Мурманске, и рассказывала об особенностях журналистской работы в городе. Аня переключила очередной слайд, на большом экране возник макет статьи, задумывавшийся как авторская колонка в региональном вестнике. Надя мерным голосом читала написанные Аней строки:

Возможно ли в России оппозиционное движение?

Глядя на то, что происходит в современной России, любой человек, старше 16 лет может закономерно спросить: "Господа, какого хрена?". У классиков эта мысль облачена в более благородные формы: кто виноват и что делать?

Для того, чтобы иметь возможность ответить на эти вопросы, необходимо обратиться к истории.

Народ, населявший территорию Российской империи, практически никогда не был свободен в своем волеизъявлении. Люди жили в гнете крепостного права, под руководством разного рода самодуров. В дворянской среде было модно рассуждать об изменении империи, но попытки что-либо менять были крайне неудачными. Заговорщики терпели поражения, укрепляя монархов в мысли, что единственная возможная власть- самодержавие.

Ужасная и беспощадная русская революция, разразившаяся в начале 20 века, по разным оценкам унесла жизни от 10 до 17 миллионов человек, еще 2 миллиона покинули страну. О причинах, вызвавших столь серьезные потери можно говорить очень долго, но важно понимать, что безразличие правящих элит к чаяниям народа, может на долгие годы погрузить страну в хаос.

Мы знаем о том, как люди бесчинствовали: красный террор, белый террор, суды тройки. Те, кто смог захватить власть, не смогли придумать ничего кроме ГУЛАГа и расстрельных списков. Система исправительных учреждений, зародившаяся в 1919, достигла своего апогея при правлении И. В. Сталина. Она насчитывала 500 лагерных управлений с сотнями отделений. Историки указывают от 15 до 18 миллионов человек прошедших через трудовые лагеря, 1,5 из которых погибли при разных обстоятельствах. Среди этапированных в Сибирь был и Лев Вознесенский, ученый-экономист, политический обозреватель, сын ректора ЛГУ. Он был арестован сразу после того, как по Ленинградскому делу казнили его родного дядю, главу Госплана СССР Николая Вознесенского. В пересыльном лагере умер поэт Осип Мандельштам. В июне 1937 также состоялся суд над группой высших офицеров РККА, включая Михаила Тухачевского, по «Делу антисоветской троцкистской военной организации». В 1938 состоялся процесс над 21представителем «Право-троцкистского блока». Главным обвиняемым являлся Николай Бухарин, бывший глава Коминтерна, также бывший председатель Совнаркома Алексей Рыков, Христиан Раковский, Николай Крестинский. Среди обвиняемых были также И. Н. Казаков, Л. Г. Левин и Д. Д. Плетнёв, известные деятели советской медицины. Практически все были приговорены к расстрелу. Под суд попали оппозиционеры Зиновьев и Каменев. Не избежали этой участи и ведущие пособники репрессивной машины: Николай Ежов, Лаврентий Берия и Генрих Ягода.

Генрих Ягода возглавлял НКВД с 1934, был одним из основателей системы ГУЛАГА, но 28 марта 1937 года его арестовали. Первоначально Ягоду обвинили в совершении «антигосударственных и уголовных преступлений», затем в «связях с Троцким, Бухариным и Рыковым, организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД, подготовке покушения на Сталина и Ежова, подготовке государственного переворота и интервенции». Ягода обвинялся в убийстве сына Максима Горького и самого писателя. Бывший начальник НКВД признал вину. Ягода был расстрелян в 1938 году. Его супруга Ида Авербах была расстреляна в том же 1938 году. Оставшаяся семья сослана в лагеря.

Николай Ежов сменил на посту Ягоду, однако был арестован в 1939 году, а спустя год расстрелян по ряду обвинений, в частности, в шпионаже, в подготовке антисоветского государственного переворота, в терроризме. Ни одно из этих обвинений Николай не признал.

Лаврентий Берия в 1938 году стал заместителем Ежова. А в 1953 году был арестован и убит. Национальные реформы, ведомственные приказы, связанные с внутренней национальной и кадровой политикой в республиканских МВД вызвали беспорядки в национальных республиках СССР. Все это классифицировалось как разжигание межнациональной розни и послужило причиной ареста.

На тех, кому по какой-то причине удалось избежать заключения в лагеря, воздействовали коллективными оплеухами и общественными порицаниями на партсобраниях, тем самым искореняя любую оппозицию.

Вторая мировая война прошла по СССР беспощадными кирзовыми сапогами, сметая на своем пути то, что с невероятным трудом выстроили люди. В нашем сознании, глубоко внутри, живёт народная мудрость: "Против лома нет приема, если нет другого лома". Советский союз не мог проиграть в войне фашистской Германии не только потому, что люди жили подвигом, сердца были наполнены любовью к жизни и доблестью, но и потому, что нельзя жестокостью из вне задавить тех, кого уже жгли изнутри. Одержав победу и вернувшись домой люди ожидали перемен, рассчитывали на изменение политической ситуации, но этого не произошло. Демократический импульс был задавлен новым витком репрессий. В лагеря отправлялись не только рядовые солдаты и офицеры, но и маршал авиации А. А. Новиков, генералы П. Н. Понеделин, Н. К. Кириллов, Г.К. Жукову были предъявлены обвинения в сколачивании группы недовольных генералов и офицеров, неблагодарности и неуважения к Сталину. Не менее значимым стало «Ленинградское дело», по которому арестовали 2000 человек, 200 из них были расстреляны и «дело врачей». Репрессивная машина замерла только после смерти вождя.

По всей России вряд ли найдутся семьи, которые не столкнулись бы с разорением, нищетой и страхом безосновательного ареста. Основным символом, олицетворяющим время репрессий, стал невзрачный чемоданчик, в котором лежало все самое необходимое человеку, которого ночью забирали из дома сотрудники НКВД.

Пословица: «Бей своих, чтоб чужие боялись» отлично отражает дух того времени. СССР отгородился от мира «железным занавесом», внутри страны не было места инакомыслию. Закон бей-беги перестал работать. Вступил в силу новый: прячься. Во главе угла теперь встали такие истины: промолчи, за умного сойдешь; умный молчит, когда дурак ворчит; с сильным не дерись, с богатым не судись. И ещё сотни слов, главный смысл которых- не проявляйся, не спорь, не имей своего мнения.

Эти правила сохранили жизни многим людям. Но истории было угодно, чтоб страна Советов канула в лету. Накануне распада СССР по республикам прокатилась волна недовольств, люди не скрывали своего отношения к действительности, требовали от власти перемен. Самовыражение и стремление к независимости стран Прибалтики и Кавказского региона, требования молодежи Казахстана говорят нам о том, что люди тянулись к свободе.

"Дорогу осилит идущий", — так принято считать, за неполных сто лет несмотря ни на что российское общество шагнуло вперёд по стезе гуманизма и осознанности. Мы видим: развенчание культа личности Сталина, Сандармах, Бутовский крест, "Девять башен". Мы знаем, что насилие порождает насилие и стремимся от него отказаться. После 1991 года во главу угла наконец поставилидемократию.

Новой Конституцией России вводилось Федеральное собрание. Это парламент Российской Федерации. Он подразделяется на две палаты — верхнюю (Совет Федерации) и нижнюю (Государственная Дума). Люди получили свободу волеизъявления, смогли самостоятельно решать, какая партия войдет в Государственную Думу.

Оппозиционное движение в современной России очень сложно назвать организованным и цельным. Чаще всего протесты возникают на почве личного неприятия тех или иных кандидатов, или их идей. В феврале и марте 1992 года было сформировано «красно-коричневое» движение в Москве. 1992–1993 годы проходили при обостренном столкновении Бориса Николаевича Ельцина со Съездом народных депутатов. 27 марта 1993 года Ельцин собрал митинг на Васильевском спуске, в этот день ему практически был объявлен импичмент. 3 октября 1993 начались вооруженные столкновения с полицией, мятеж продолжался до 4 октября. После этих событий политическая активность населения пошла на спад. Люди все больше погружались в свои бытовые проблемы: нехватка денег, рост криминальной активности, война в Чечне, наконец дефолт — все то, что принято у нас называть «Лихие 90», подорвало интерес к политике.

31 декабря в Новогоднем обращении Б.Н. Ельцин сообщил о своем уходе с поста президента, преемником стал В. В. Путин. С его приходом к власти система начала видоизменяться. Новый лидер позаимствовал из прошлого ориентацию на право сильного, предлагал жесткие меры регулирования разных уровней жизни населения, с его согласия начались ограничения прав и свобод граждан. В правительстве формируется ведущая партия, которой благоволит президент.

Владимир Путин и предприниматель Борис Березовский, которому принадлежал телеканал ОРТ, газеты «Коммерсантъ», «Независимая газета», «Новые Известия» поддерживают и продвигают партию «Единство». На думских выборах, состоявшихся за две недели до отставки президента Ельцина 19 декабря 1999 года, победила оппозиционная партия КПРФ, получившая 67 мандатов. За ней следовали «Единство», получившая 64 мандата, и блок «Отечество — Вся Россия», получивший 37 мандатов. Менее чем через 2 года последние две объединились, образовав партию «Единая Россия».

С 2003 года в России де-факто установился однопартийный режим. На думских выборах 7 декабря 2003 года по числу голосов и полученных мандатов лидировала партия «Единая Россия» — 225 полученных мест

В 2004 году в России началось постепенное ограничение свободы избирательного права: отменены прямые выборы губернаторов, ужесточено законодательство о политических партиях. Одним из первых проявлений зарождающейся репрессивной политики стало дело бизнесмена Михаила Ходорковского, симпатизировавшего оппозиции.

В 2006 году к оппозиции примкнул бывший премьер-министр Михаил Касьянов. Коалицией «Другая Россия» проведены «Марши несогласных» Основные лозунги: «Нам нужна другая Россия!», «Россия без Путина!», «Нет полицейскому государству!», «Долой власть чекистов!», «Свободу политзаключённым!» Лицами этого движения стали: чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, журналистка Юлия Галямина, писатель Эдуард Лимонов. В связи с этими акциями законодательство снова ужесточилось, теперь стало необходимо заявлять о проведении митинга за 15 дней до предполагаемой даты, запрещено проводить подобные мероприятия возле метро.

Нельзя оставить без внимания «Русские марши»— прокремлевское националистическое движение. Одним из организаторов коих стал Евразийский союз молодежи, его идейным вдохновителем является философ Александр Дугин, известный своими специфическими взглядами. Исследователи определяют их как фашистские.

В связи с этими и другими реформами мы вновь наблюдаем вспышку политической активности населения. После выявленной фальсификации на выборах произошли массовые протесты по всей стране. Акции разгонялись ОМОНом, людей задерживали на улицах, среди арестованных были блогер Алексей Навальный, активный представитель движения «Солидарность» Илья Яшин, политик Борис Немцов.

Мы побывали на митинге в Мурманске, поговорили с участниками. Иван, молодой человек из Кандалакши, обучающийся в МГТУ придерживается радикальных позиций, вот его ответы на некоторые вопросы:

— Иван, скажите, почему Вы пришли сюда сегодня?

— Я хочу жить нормально, а не вот это все, вы же видите наш город, видите, до чего мы докатились.

— Скажите, какие пути решения назревшего кризиса Вам кажутся оптимальными?

— Да пошли они все, отставка всей Думы — вот что нужно, мы с ребятами собираемся в Москву ехать, за ноги и за уши надо вытащить их всех, чтоб не наглели.

— Какую конкретно партию вы поддерживаете? Чью точку зрения разделяете?

— Ну этот, Жириновский мне нравится, он дело говорит, рвать всех надо.

Но это не единственная позиция, мы поговорили с преподавателем медицинского колледжа, которая покинула митинг почти сразу после его начала:

— Алла Станиславовна, почему вы уходите?

— А что мне тут делать, я пришла, проверила: наших студентов здесь нет. Им, к счастью, ума хватает в эту глупость не ввязываться.

— Почему Вы считаете, что это глупость?

— А когда у нас недовольных — то слушали, только расстреливали, прадеда моего за один анекдот на 10 лет в лагеря отправили.

— Стало быть, не стоит отстаивать свои взгляды?

— Работать надо побольше, а не ерундой маяться, тогда и жить хорошо будем, какая простым людям разница от того, кого да сколько у них в думе сидит.

А вот что думает по поводу состоявшегося протеста менеджер магазина «Техношок» Евгений:

— Тухлое дело, ну вот кто громче всех кричит? Фрики одни ну или дураки. А эти, которые в Москве, лидеры там всяких партий, вот вы их понимаете? Я нет. Никуда я больше не пойду и ни в чем принимать участие не буду. Мне может тоже много чего не нравится, но устраивать балаган? Нет, я не дурак.

Его поддерживает пенсионер Петр Иванович Горючко:

— Парень дело говорит, вы посмотрите на этих, вон гроб у них с «Демократией», паскудники, Сталин бы им быстро объяснил, какая такая демократия. Работать не хотят, в армии служить не хотят, вот в Союзе такого не было.

— Петр Иванович, а как вы относитесь к пенсионной реформе?

— А как мне к ней относиться? Не жили богато и нечего начинать. А Путин нормальный мужик, он-то за пенсионеров еще постоит. Он вон в Чечне войну прекратил, на нас никто напасть теперь не посмеет, и бандюков всех разогнал.

В этот момент в разговор вклинивается проходящая мимо женщина лет 50.

— Путин мужчина настоящий, сильный, а не эти мальчики странные, которые и девочками-то не интересуются. Как говорит, как выглядит! Не чета всяким там Быковым.

— Простите, кого вы имеете в виду? — уточняем мы.

— Ну этот, то ли писатель то ли журналист, еврей кажется, голос у него такой громкий, фу.

Нам удалось поговорить и с парнями, которые принесли на митинг гроб.

— Скажите пожалуйста, что означает ваш арт-объект?

— Вот так выглядит наша демократия после этих выборов, — отвечает молодой человек, придерживая руками крышку.

— Не понимаю, поясните пожалуйста, — просим мы.

— Мы хотим привлечь внимание к тому, что если сейчас принять результаты выборов, то демократию ждет смерть. Сейчас мы попадем в поле зрения большого количества людей, нас поддержат, тогда государство не сможет игнорировать мнение народа.

— А что конкретно вы планируете делать дальше?

— Снимем ролики, выложим в интернет, будем распространять, — отвечает другой парень.

Глядя на эти ответы, мы можем предположить, что никакими успехами нынешнее протестное движение не увенчается. В оппозиции нет единства, она не умеет разговаривать с аудиторией, слишком сложно преподносит тезисы, но главное не предлагает хоть какую-то мало-мальски стоящую идею. Все, кто выступают с трибун, сыплют только громкими лозунгами, но не могут обеспечить народу опору, в отличии от правящей коалиции, которая пытается спекулировать безопасностью и стабильностью. Но главное, нет среди оппозиционеров настоящего сильного лидера, который смог бы понравиться народу.

Понимают ли это те, кто правит бал? Да, они отлично видят беззубую мирную толпу, которая смеется над шутками нарядившись в белое пальто болтунов. Все эти стендаперы, блогеры, артисты, писатели, молодые политики, не могут повести за собой даже ту часть осознанных людей, которая готова хотя бы выйти на улицу ради изменений. Среди них нет ни Кромвеля, ни Боливара, ни Ленина, ни Троцкого, нет Нельсона Манделы, нет Фиделя Кастро и Че Гевары. Никто из них пока не готов показать пример. Сейчас это люди слова и очень небольшого дела, верующие в то, что мирным протестом можно что-то менять. Взять в руки тот самый камень, ставший главным символом вооруженного пролетариата, некому.

Но не только в слабости лидеров оппозиции кроется причина нежелания людей принимать участие в политической жизни страны. Глубинная память, хранящаяся в пыльных учебниках советской истории, на которых выросло старшее поколение, на фотографиях в семейных альбомах, с вырезанными лицами уехавших или осуждённых, все ещё живёт в народе. Очень много тех, кто не смог найти себя и встать на ноги после развала Советского союза, и теперь тоскует по былым временам. Старики, оскорблённые новым требованием молодежи: уважать не за возраст, а за дела, желают подрастающему поколению ремня и Сталина. Не даром Моисей водил евреев по пустыне более 40 лет. Свобода должна даваться через труд и осознание. А общество в большинстве своем инертно или трусливо. Оно боится пробудить Барлога, живущего в недрах нашей необъятной Родины. Ведь проснувшись, он с удвоенной силой может начать жрать людей. Никто не хочет увидеть на лице своего ребенка презрение, прочитать в глазах родителя гнев, описанный Гоголем, никто не хочет услышать: "Я тебя породил, я тебя и убью". У мужчин и женщин и без политики хватает причин для ссор и скандалов. Безвременье, в котором застряло большинство жителей нашей страны, давит на плечи. Но если общество все-таки проснется, то никто не сможет гарантировать, что после того, как в головы ненавистных полицаев полетят первые камни, а из дворцов будут вытащены зажравшиеся феодалы, осатаневшие и умывшиеся кровью люди остановятся.

Мы видим, что так или иначе, оппозиция в России еще жива, но сейчас она слаба. Есть ли надежда, что ситуация изменится? Конечно есть, даже в самые лютые моменты истории дома на кухнях прививалась любовь к хорошей, заставляющей думать литературе, обсуждались исторические события, ловились радиоволны свободных государств. Хочется верить, что в обозримом будущем появится лидер, который сможет переломить систему и повести за собой людей.

Аня перевела взгляд на организатора, Матеуш одобрительно кивнул. Она облегченно выдохнула. Они с Надей долго готовились, но внутри их обеих терзали сомнения. Девушкам казалось, что материал получился слабенький, никаких откровений не произошло. Аня считала главным достоинством работы именно опрос простого населения, пришедшего на митинг. Девушка с грустью вспомнила о том, как ушла, бросив подругу в толпе. Надя одна задавала протестующим вопросы. Благодаря ее труду они сейчас оказались в Польше.

Аня с удовольствием слушала других выступающих, отмечая, что в их странах тоже политические лидеры стремятся ограничить права народа, и то, как борются против этого люди, ее восхищало.

— Спасибо всем за выступления, сегодня мы завершаем нашу работу, продолжим послезавтра, надеюсь, что мы услышим детальный анализ каждой презентации, — сообщила одна из кураторов проекта.

— Ань, ну как, — спросила Надя, нервно подкручивая пуговку на манжете рубашки.

— Гораздо лучше, нежели в прошлый раз, — ответил за Аню подошедший Матеуш, — теперь видно, кто был предметом вашего интереса, — похвалил он.

— Большое спасибо, — расцвела Надя.

— Какие у вас планы на завтрашний день? — поинтересовался он.

— По городу хотели бы прогуляться, — уклончиво ответила Надя, поглядывая на Аню.

Аня старалась не смотреть в глаза редактору, она чувствовала себя неловко в его присутствии.

— Я организую поездку в Освенцим, вы поедете? — поинтересовался он, пристально глядя на Аню.

— Да, — тут же ответила Надя.

— Прекрасно, тогда завтра в 7 утра будьте готовы, наша экскурсионная группа стартует в 7:15, — сказал Матеуш, пожав Наде руку.

— Надь, я не хочу в Освенцим, — пробурчала Аня, когда мужчина отошел, — зачем тебе в лагерь смерти, мы что не можем посмотреть на что-то красивое?

— Можем, но мой прадедушка освобождал его, я хочу увидеть, для меня это часть семейной истории. Если ты не хочешь, ты можешь не ехать, — спокойно ответила подруга, — я не настаиваю.

***

Оля стянула белую перчатку, покрытую на ладошке мелкими пупырчиками и почесала нос. Земля летела из-под цапки, которой она пропалывала грядки бесконечной клубники.

— Бабуля, зачем ты столько сажаешь до сих пор? — спросила девушка.

— Как зачем? Вот папка твой приедет летом, будет кушать, ты заглянешь, я варенье сварю. Как хорошо зимой, когда свое есть, чай не покупная химия, — удивилась старушка, добродушное лицо, покрытое сеткой мелких и крупных морщин, посерьезнело. — Вы, молодые, не умеете домашнее ценить, у вас больно много всего есть.

— Почему только у нас, у тебя ведь тоже теперь все есть, — ответила Оля, — в магазинах полки ломятся, даже у вас в деревне. Папа по первому свистку привезет тебе что угодно, — это была чистая правда, отец навещал свою маму 2 раза в неделю и частенько оставался на выходные. Летом проводил в деревне весь отпуск. Несмотря на почтенный возраст бабушка отказывалась переезжать в квартиру, последний разговор об этом состоялся в больнице. Осенью, когда наступили первые холода, бабушка поскользнулась на обындевевшей ступеньке и упала, сильно растянув ногу. Соседи вызвали ей скорую. Оля как раз навещала родителей, они с папой немедленно приехали в травмопункт. Отец долго отчитывал бабушку, та с каждым его словом становилась все белее и белее. Оля, глядя на них со стороны, задавалась вопросом: кто в данной ситуации родитель, а кто ребенок. Наконец, когда отец закончил, бабушка железным тоном, не предполагающим никаких возражений, сообщила: «Я тебе мать, а ты мне сын. Так что послушай и заруби себе на носу. Это мой дом, я там родилась. Помирать буду тоже там. Мне другого не надо. Я тебя в жизни никогда не поучала, даже женитьбу твою поддержала. Так что и ты изволь мои желания уважать. А коли не можешь- не приезжай больше».

— Э, Оленька, все да не все. Здоровья нет у меня, силы ушли. Вот еще 2 года назад я козочек держала, а теперь уже и курицы тяготят, — вздохнула бабушка, нажимая на рычажок опрыскивателя. Мелкие капли полетели на смородиновый куст, листочки которого набухли упругими бомбочками, готовыми лопнуть в любую минуту.

— Бабушка, а почему ты в город не хочешь ехать? — поинтересовалась Оля.

— А зачем, в квартире матери твоей жить? Смотреть, как она Димку моего пилит? Что думаешь, не знаю, как они живут? — риторически воскликнула бабушка.

— А ты знаешь? — изумилась Оля.

— А то, как же! Он каждую неделю приезжает, не рассказывает правда, но я сама вижу, у него счастье сейчас одно- его работа, а отдыхает он только тут. Зимой на лыжах ходит, летом на велосипеде на рыбалку ездит, или книжки читает в терраске, до поздней ночи у него там свет горит. Когда он тут, матери твоей никогда не звонит. Я помню до свадьбы он ей надышаться не мог. Куда что делось. Заела она его.

Девушка уставилась на бабушку во все глаза, та никогда не позволяла себе высказываться о жене своего сына. Будучи маленькой, Оля только удивлялась, почему мать старательно избегает поездок в деревню, ссылаясь на занятость или аллергию на пыль в старых домах.

— Никогда бы не подумала, что ты не любишь маму, — заметила Оля.

— Причем тут люблю не люблю. Папа твой рано женился, через год после свадьбы ты родилась, тут еще страна развалилась. Ты не думай, что я злыдня какая, я матери твоей сильно благодарна, за то, что она его кормит, обстирывает, в науке он остался благодаря ее заботе, не уехал опять же… — бабушка задумалась.

— Я не понимаю, — вопросительно сказала Оля.

— Ну что понимать — то, папа твой не счастлив, он из дома нашего сразу в квартиру к твоей маме переехал. Она уже тогда взрослая деваха была, врач. Одна жила в малосемейке на окраине.

Оля вспомнила эту крошечную темную квартирку, где они жили, окна с видом на пустырь, наливную стиральную машину, стоящую в коридоре. Для того чтобы постирать мама каждый раз таскала ее в ванну, ставила на деревянную подставку и наливала из душа. Пена от порошка поднималась под самый верх, мотор гудел на всю квартиру. Маленькой Оле поручалось следить, когда стирка закончится, чтоб слить отработанную воду через длинный, похожий на змею шланг. То, что мама немного старше папы, девочка знала, но она никак не считала, что родители рано поженились. Маме было 28, а отцу 25.

— С чего ты решила, что папа с мамой не был счастлив? — удивилась Оля.

— Потому что он всю жизнь мечтал уехать из страны, стать известным ученым. Знаешь как он с дедом твоим скандалил, когда решил на философский поступать. Дома табуретки летали. Твой папа ушел, хлопнув дверью, а дедушка, всю жизнь проработавший в милиции, крепкий мужик, заработал первый инфаркт. А потом случилась твоя мама, и он вдруг стал тихим и ручным. Один раз только попробовал возражать, когда ему работу в США предложили. Тогда они сильно поссорились, он уехал. Я думала, что не вернется.

— Ты думаешь, что он из-за мамы вернулся? — вспоминая новогодний разговор с отцом, спросила Оля.

— Да нет, в основном из-за тебя, я же знаю, что у него другая женщина была, он к нам приехал тогда, с отцом поговорить. Митенька его выслушал и высказал ему: «Я тебя, паскудника, таким не воспитывал, мы тебя предупреждали, не надо было жениться. А теперь уже изволь жить с женой и ребенка воспитывать. Или ты мне не сын», — сказала бабушка, разводя руками

— Ужас какой, — возмутилась Оля. — Зачем же дедушка так с папой?

— А как надо было? — удивилась бабушка, — чтоб ты без отца росла? Митя все правильно сказал.

— Бабуля, но ведь ты же сама говоришь, что он не счастлив теперь, — совсем растерялась Оля.

— Потому и говорю, он сразу неправильный выбор сделал, вот теперь и несет свой крест, — ответила бабушка.

— Да что не так-то с мамой? — начиная сердиться, спросила Оля. Ей не нравилось, что бабушка винит маму в папиных горестях.

— Да все с ней так, только она вцепилась в него, как в последний шанс, ведь ей почти тридцатник был, она ребенка хотела, вот и все. А ему рано было жениться, он пожить то толком не успел, — вздохнула бабушка.

— Фу, мама старше папы всего на 3 года, какой последний шанс? — возмутилась Оля.

— Много ты понимаешь, женщине до 30 надо замуж выйти, ребенка родить, а лучше двух. В 30 уже поздно все это делать. Залежавшийся товар никто брать не хочет, — с чувством знатока, сказала бабушка.

— Это все стереотипы, — фыркнула Оля. Ее ужасно раздражали подобные взгляды на жизнь. Она считала, что совершенно не имеет значения, в каком возрасте женщина выходит замуж, главное, чтоб была настоящая любовь.

***

— Да выключи ты это, — попросила Мира, обращаясь к Мише, который не отрываясь смотрел на экран. «Марш миллионов» приковывал его взгляд.

— Что значит выключи, это же важное событие для нашей страны, как ты не понимаешь? — возмутился он.

— Что я должна понимать, ты уже несколько дней не отрываешься, не все ролики еще на YouTube пересмотрел? — втыкая иголку в ткань, спросила Мира.

— Не все, но ты вообще хоть немного слышишь, что говорят представители власти? Вот Песков заявил, что печень протестующих надо размазать об асфальт, — важным тоном сообщил Миша.

— Это кто? — не поняла Мира. — Юморист, который Машу Распутину парадирует? Какое мне дело до того, что всякие больные на голову говорят?

— Песков- пресс-секретарь председателя Правительства Российской Федерации, как ты можешь не знать? — презрительно спросил Миша.

— Зато я знаю, как пользоваться шуруповертом и молотком, — зло бросила Мира, — слушай, тебе заняться, я вижу, совсем нечем, так почини шпингалет на окошке, а то ставня постоянно хлопает. Или пластиковые давай поставим, ну сколько можно?

— Ну выбери сама, да закажи, от меня-то ты чего хочешь? — обиделся Миша.

Мира тяжело вздохнула. Так было каждый раз, когда она заговаривала о бытовых проблемах. Она отложила вышивку. Подошла к шкафу и распахнула дверцу. На полке сиротливо лежали пара ее кофт, джинсы, белье. Все остальное уже давно перекочевало в мастерскую. Она взяла спортивную сумку, начала складывать остатки. Миша продолжал сидеть за ноутбуком, не глядя на нее. Мира прошла в ванную, взяла косметичку, плойку, любимое полотенце с розовыми мышками. «Интересно, если я уйду и не скажу ему, как быстро он заметит мое отсутствие?» — промелькнуло в ее голове. Она вернулась в комнату:

— Миш, послушай меня, — позвала она.

— Слушай, я все равно ничего в этих окнах не понимаю, ты сама лучше меня это знаешь, — ответил он.

— Я не об этом, Миш, я ухожу, — ровным голосом проговорила Мира.

— А, ну ладно, у тебя примерки на сегодня что ли? — не понял он.

— Нет, Миша, я от тебя ухожу, — сложив руки на груди, сказала она.

В комнате повисла тишина. Миша отставил компьютер, с недоумением посмотрел на Миру.

— Во как, интересное заявление, — озадаченно произнес он, — что вдруг?

— Да так уж, тяжело мне и работать, и за тобой ухаживать, и домом заниматься, — ответила Мира.

— А это как же? — кивнув на ее живот, спросил он.

— Ну если ты в отношении своего ребенка используешь формулировку это, то какая разница? — рассудительно ответила она. — Я как-нибудь сама справлюсь.

— Это из-за свадьбы, да? — часто моргая, спросил Миша.

— Нет, давай не будем выяснять, почему да от чего? — садясь на стул, ответила Мира.

— Нет уж, ты скажи, очень хочется знать, что же это изменилось с Нового года, — недовольно пробурчал парень.

— Ну хорошо, я устала от тебя. От твоего бездействия, от равнодушия. Мне нужен мужчина, с которым я буду вместе, а не которого мне придется тащить на себе, — выпалила она.

— А я тебя не просил меня тащить, и, честно говоря, до того, как мы съехались, прекрасно справлялся с жизнью в одиночестве. Я учусь, работаю, чего еще надо? Извини пожалуйста, что у меня в семье нет плотников, что я ни разу карниз не вешал, плинтус не прибивал, бачок сливной не чинил! Но мне до тебя все это никогда и не требовалось. А потом ты меня еще и перед фактом поставила: «Ребенок, та-дам!» Не до фига ли ты всего хочешь? — возмутился Миша.

— Вот на этой прекрасной ноте, я предлагаю и закончить, — остановила его речевой поток Мира, — мне, кажется, что этого вполне достаточно, — девушка сама себе удивлялась, она много раз представляла, как может пройти разговор. Боялась, что начнет плакать, что ей будет пронзительно больно. Но кроме отупения и онемения кончиков пальцев она ничего не чувствовала.

— Да пожалуйста, — фыркнул он, — решила уходить- иди, кто же против?

— Чудненько, — сказала она, — ключи я на полке положу.

С этими словами она поднялась на ватные, припухшие ноги, взяла сумку и вышла в коридор. Ожидала ли она от него другой реакции? Определенно- да. Где-то в глубине души жила надежда, что он любит ее, и захочет что-то поменять. Но теперь, услышав ворох его претензий, девушка осознала, что поступает правильно. Потратить жизнь на человека, который не испытывает к ней даже благодарности, она готова не была.

***

Кроваво-красная зловещая луна поднялась на небо огромным диском. Дорога тонула во мраке наступающей ночи, только фары разрезали это плотное покрывало. Аня смотрела в окно, ее руки и ноги были ледяными. Весь день она ощущала себя так, будто умирает. Ее нежелание ехать в Аушвиц было небезосновательным. Война и зверства, связанные с ней, впились в сознание словно клещи. В салоне автобуса стояла тишина, кто-то спал, кто-то молча смотрел в окно. «Смогу ли я когда-нибудь улыбаться снова?» — подумала Аня. После того, как она увидела 500 га, предназначенных для умерщвления людей, жизнь замерла, остановилась. Как это возможно? Она поежилась, перед глазами предстала арка с надписью «Arbeit macht frei»⁴¹. Девушке казалось удивительным, что эта фраза является названием одного из трудов немецкого филолога Георга Антона Лоренца Дифенбаха. Мог ли он предположить, что слова, сложенные им, когда-то станут символом смертельного ужаса и безысходности? Выражение было задумано, как аллюзия на средневековый обычай «Stadtluft macht frei»⁴², по нему крепостные крестьяне, прожившие долгое время в городах, становились свободными. Но через 60 лет чей-то пытливый ум вложил в воздух свободы совсем другой смысл.

Проходя по дорожкам, засыпанным каким-то серым камнем, мимо столбов, между которыми натянута колючая проволока, Ане казалось, что она кожей чувствует, как бежит ток, готовый убить любого, кто прикоснется к забору. В каждом дуновении ветра, в малейшем колыхании воздуха ей мерещились призрачные образы погибших людей. Они выстроились в длинные ряды возле идеально ровных двухэтажных бараков, провожая пустыми глазами живых, с любопытством рассматривающих 10 блок, предназначенный для проведения медицинских опытов, и 11, в котором находилась лагерная тюрьма. Сторожевые вышки, стена для расстрелов, виселицы, отсыревшим деревом смотрящие на красные кирпичные стены бараков, газовые камеры, со следами от ногтей, впившихся в камень в момент агонии, шагнули навстречу, подтверждая масштабность фабрики смерти.

Экскурсовод рассказывал о сортировке узников. Для Ани не было секретом, что несчастных обреченных привозили в лагерь в вагонах для скота, кто-то умирал в дороге, кого-то отправляли в газовую камеру прямо с перрона. Девушка нервно сглотнула: «Может умереть сразу — это везение?» Память подсунула цитату прусского офицера, которую любил повторять ее учитель истории, ставя двойку мающемуся у доски ученику: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Каждый день в 4:30 утра люди отправлялись на изнурительные, а иногда и бессмысленные работы. Их жизнь была полностью подчинена воле бессердечных надзирателей, которые получали наслаждение истязая беззащитных узников: избивали палками, запирали в камерах 90х90, морили голодом, травили собаками, обливали холодной водой и оставляли на морозе. Глядя на трёхъярусные, хлипкие, дощатые нары, покрытые тонким слоем соломы, туалетные дыры в горле у Ани застрял ком, она понимала, что ни минуты бы не смогла вынести в таком месте. Горы обуви, одежды, очков, кружек, щеток, кисточек для бритья, протезов и даже волос возвышались в смотровых залах. Все, отобранное у пленников, когда-то хранилось в районе, называемом «Канадой», более 30 бараков доверху были наполнены вещами. Весь человек, попавший сюда, должен был стать продуктом, удовлетворяющим нужды Германии. Кожа на сувениры, волосы на ткани, кости и жир на мыло, пепел на удобрение.

Последней каплей для Ани стали залы с фотографиями, сотни и сотни лиц: мужчины, женщины, дети, которым судьба уготовила столь страшный конец. Между снимками на белых стенах при особом свете появлялись тени. Это было выше Аниных сил. Она выскочила из здания. Неподъемное чувство вины, боли и горя упали на ее плечи. Она практически задыхалась от рыданий. Красный свет заходящего солнца ударил ее по глазам, она остолбенела, в ушах шумело и кричало.

— Анна, вы как себя чувствуете? — раздался рядом ровный голос.

Девушка повернулась на него, под зеленым, шелестящим деревом стоял Матеуш.

— Ужасно, — честно ответила она, — просто невыносимо, то, что здесь произошло невозможно пережить, а вину искупить.

— Вы так считаете? — спросил он.

— Да, разве может кто-то выйти отсюда и не понимать…

— Давайте я вам кое-что покажу, — предложил Матеуш, с этими словами он достал фотоаппарат, — идите сюда.

Аня подошла и взглянула на снимки. Они явно были сделаны без ведома людей, попавших в кадр. На одном — красивая девушка сидит на железнодорожных путях, подставив солнцу белую кожу, призывно выпятив грудь, она томно смотрит на фотографа, который тут же рядом весело смеется. На заднем плане, прямо за счастливой парочкой, железнодорожная станция Аушвиц 2 (Беркенау), именно на ней проходили сортировки, здесь встречал своих жертв доктор-смерть Йозеф Менгеле. Следующий снимок еще хуже: около виселицы стоят два парня, один делает вид, что вешает другого на ремне, третий щелкает их на телефон. Аня отшатнулась.

— Боже мой, — прошептала она, — какая дикость.

— Да, как не прискорбно, но то, что для одного трагедия, для другого-развлечение, — просто ответил Матеуш.

— Но должно же приходить осознание… — робко пролепетала Аня.

— Знаете, что сказал Рудольф Хёсс, начальник этого лагеря, на Нюрнбергском процессе? — обратился Матеуш к девушке.

Аня отрицательно покачала головой.

— «Прежде всего, мы должны слушать фюрера, а не философствовать», — пожимая плечами, процитировал редактор.

— Это просто немыслимо, как же жили потом все надзиратели и палачи?! — воскликнула Аня.

— Кто как, конкретно Хёсс был повешен здесь, возле одного из крематориев, главный пропагандист рейха Йозеф Геббельс покончил с собой в мае 1945, его примеру последовала семья, Генрих Гиммлер отравился цианидом. Адольфа Эйхмана нашел Моссад, после чего он был предан суду и казнен. А вот доктор Менгеле дожил до преклонных лет, прятался сначала в Аргентине, потом в Бразилии, во время купания в океане у него случился инсульт, и он утонул.

— Это несправедливо, — очень по-детски заявила Аня.

Матеуш рассмеялся.

— Да, но никто и не гарантирует справедливости, эти люди убили больше миллиона человек, но высекли свои имена в истории, а их жертвы до сих пор остались безымянными. Вы говорите, что вину невозможно искупить. А с чего вы решили, что кто-то серьезно хочет это сделать? — прищурившись, спросил мужчина.

Аня задумалась.

— А что же хотят? — после длительного молчания спросила она.

— Больше всего- жить. Люди всегда хотят жить. И это стремление неизменно побеждает любой ужас, страх. Это место не просто мемориал памяти, а еще и манифест жизни вопреки всему, торжество природного закона если хотите. Жестокость была и будет всегда, помноженная на вседозволенность, она заполоняет собой сердца людей, единственное, что можно этому противопоставить- любовь и желание жить.

— О, вы предлагаете лечить любовью? — удивленно спросила Аня.

— Что значит лечить? — улыбнувшись, поинтересовался мужчина, — я говорю о том, что всегда, как бы тяжело вам ни приходилось, жизнь возьмет свое. Анна, вы любите кого-нибудь? — испытующе спросил Матеуш.

— Конечно, свою семью, друзей, а почему вы спрашиваете? — удивилась девушка.

— Тогда не стоит бояться смерти, — коротко ответил он.

— Я не смерти боюсь, а бессилия, — глядя в глаза Матеушу, ответила Аня, — я не понимаю, как можно было сдаться?

— Ну не все же сдались, — проникновенно ответил он, — была здесь одна удивительная балерина. Ее звали Франциска Манн. Она станцевала стриптиз прямо в раздевалке перед газовой камерой, своими движениями обворожила надсмотрщика, а потом выстрелила в него из его же пистолета. Да, никому из обреченных тогда спастись не удалось, но они все-таки забрали с собой несколько нацистских преступников. Но, вы правы, больше сдавшихся, чем побежденных.

Август 2012

— Оль, ну это же бред какой-то, как ты себе представляешь? — возмущенно пыхтела в трубку Аня.

— Да ладно тебе, столько лет прошло, вы едете в Абхазию, мы туда едем, давайте вместе? — упорствовала Оля.

— А что Пашка об этом думает? — стараясь вразумить подругу, спросила Аня.

— Он сказал, что ему все равно, главное, что мы с ним едем отдыхать, — радовалась Оля, — мы с тобой сможем вместе на пляж ходить, монастыри посмотрим, а парни в горы слазают? Ну?

— Оль, я не знаю, — наконец сдалась Аня, — я спрошу у Андрея, но мы на машине.

— И мы тоже, — радостно поддержала Оля.

— Господи, ну ладно, ты меня уговорила, я тебе перезвоню попозже, — сказала Аня и отключилась.

Через 2 дня Андрей должен был идти в отпуск, они собрались поехать на море. С тех пор, как она рассталась с Игорем, девушка старательно пыталась наладить отношения с мужем. Правда он от этого не стал чаще бывать дома, но теперь они вместе ходили в кино, в театр или на концерт. Аня читала ему вечерами то, что они проходили в институте. Он слушал в полудреме, иногда делал какие-то комментарии. Несмотря на Анины опасения, проверка закончилась для мужчины благоприятно, с должностей сняли пару человек, но его не тронули.

— Ань, все нормально? — спросил Андрей, заходя в кухню.

— Нет, — поднимая на него задумчивые глаза, ответила она. — Оля хочет вместе ехать на юг.

— Ну и ладно, что в этом такого? — не понял муж.

— Она с Пашкой едет, — поджав губы, ответила девушка.

— Это Полин брат? Они вместе что ли? — уточнил Андрей.

— Вместе, вместе, — кивнула Аня.

— Ну а тебе что с этого? Пусть едут, — глядя в телефон, продолжал он.

— Мы встречались в школе, он прыгал туда-сюда, как мяч, — кисло отозвалась Аня.

Андрей задумался и подозрительно посмотрел на жену.

— И что, тебя задевает, что он выбрал твою подружку? — спросил он.

— Да ну тебя! — воскликнула Аня, нет, ее задевало вовсе не это. Она считала, что Пашка просто козел. Когда они расставались, он назвал ее пустышкой.

— Ну а что тогда? — продолжал допытываться Андрей.

— Я просто хотела поехать с тобой вдвоем, мы так мало бываем вместе, — ласково проворковала Аня, ей не хотелось рассказывать о своих неудачах, соврать было гораздо проще. Нет, она совсем не рвалась ехать в горы с мужем вдвоем, ибо прекрасно помнила, как это было в прошлый раз, и не питала иллюзий. Если бы Оля ехала с кем-то другим, то Аня была бы очень рада. Ведь тогда можно было бы рассчитывать на танцы на пирсе, веселье и тюленевое лежание под жарким южным солнцем. Но смотреть 2 недели на Пашу ей не хотелось.

— Да ладно тебе, — Андрей продолжал старательно что-то печатать в телефоне.

— У тебя там что-то важное? — заинтересовалась Аня.

— Да, так, брат зовет шашлыки в беседке пожарить, там все нужные люди собираются, из управления тоже мужики приедут, — нехотя ответил он.

— Это когда? — сдвинув брови, спросила девушка, она хотела поехать в Мурманск по магазинам, чтобы прикупить себе что-нибудь красивое к морю, и тащиться на автобусе ей не хотелось.

— Да сегодня вечером, вот через пару часов, — уклончиво сказал Андрей, пряча телефон в карман, — давай сходим?

— Я не хочу, — надув губы и складывая руки на груди, сказала Аня.

— Блин, Ань, все с женами, а я постоянно один, словно бирюк какой-то, тебе трудно что ли? — рассердился Андрей.

Аня задумалась, нет ей было не просто трудно, а чертовски трудно. Каждый раз, когда она оказывалась в обществе сослуживцев Андрея, ей хотелось закричать. Год за годом они говорили об одном и том же, делали одно и то же. Она представила себе эти беседки, где постоянно стоит громкий гогот, клетки с енотами, от которых за версту пахнет зверьем.

— Хорошо, но завтра ты везешь меня по магазинам, — недовольно процедила она.

Андрей улыбнулся.

В загородном парке было еще по-летнему зелено, речка Ваенга шумела, прыгая по большим серым валунам. Солнце играло на прозрачных тонких листьях, гладило глянцевые красные шарики брусники, спрятавшиеся в траве. Беседка уютно примостилась на склоне. Вокруг нее бегала пушистая белая собака, мордой похожая на овчарку. Она ласково заглядывала в глаза всем пришедшим.

Аня остановилась около животного. Собака понюхала ее и ткнулась холодным влажным носом девушке в ладонь.

— Герда, иди сюда, — услышала Аня до боли знакомый голос. По мостику, покачивающемуся над рекой, шел Игорь. Лицо его было спокойное, равнодушно скользнув по Ане взглядом, он подал руку Андрею.

— Здорово, ну как оно? — улыбнувшись, спросил он.

— Твоими стараниями, — ответил Андрей, — все нормально, работаем потихонечку, ток солдаты чудят постоянно.

Аня недоуменно посмотрела на них, у нее сложилось впечатление, что эти двое неплохо ладят.

— Ты с собакой? — спросил Андрей.

— Да, в марте обзавелся, эта чуча, — Игорь кивнул на Герду, — прямо под колеса мне выскочила, теперь мы с ней не разлей вода.

— Игоряша, вот ты где, — выскакивая из беседки и подходя к ним быстрыми шажками, почти прокричала рыжеволосая девица.

Аня с недоумением разглядывала ее: низкий рост, увесистая пятая точка, яркий, броский макияж, нарощенные ресницы, пышная челка. Игорь обнял девушку за талию.

— Это Женя, — представил он свою спутницу.

— Анна, — кивнув, сказала она. Девушка знала, что избежать встреч с Игорем в их маленьком городке будет крайне проблематично, но она не предполагала, что у ее мужа и бывшего любовника могут завязаться приятельские отношения. Она поежилась. В душе зрело огромное желание сослаться на головную боль и убежать домой. Девушка сглотнула и, надев на лицо равнодушную маску, пошла к беседке. Там уже собралась толпа народу. Аня надеялась, что ей удастся пересидеть этот вечер где-то в уголке.

***

Окна были распахнуты настежь, но жара, царящая в длинной университетской рекреации, не становилась меньше. Напротив, она стелилась по полу, отталкивалась от светлого паркета, ползла к старым рассохшимся, выкрашенным белой краской дверям кабинетов, заставляя всех, кто встретился ей на пути, обмахиваться листами бумаги и стирать с носа крупные капли пота. Полина оправила складки полосатого сарафана, который отлично подчеркивал ее наконец восстановившуюся после родов фигуру. «ААА!» — раздалось из коляски, которую она только что с огромным трудом затащила по лестнице на второй этаж. «Ну вот, — сердито подумала девушка, — не успела». У Юли было время сна. Полина рассчитывала, что она сдаст свой последний экзаменационный хвост, пока дочка спит. Поля вынула дочь из коляски. Юля смотрела на маму недовольными сонными глазами.

— Ну что ты плачешь? — обратилась к ней Полина. — Ты недавно ела, подгузник тебе только поменяли, твоя задача сейчас сладко спать.

— Аааа, — запищала Юля.

Поля облокотилась на подоконник и начала укачивать девочку:

— Люли, люли, люленьки, прилетели гуленьки, стали Юленьку качать…

Юля начала закрывать глаза, ресницы задрожали и опустились на щеки. Поля с облегчением выдохнула. Она собралась было положить дочь в коляску, но та тут же капризно задергала ножкой. Полина вновь принялась ее укачивать. Стоя с ней на руках, девушка заметила в конце коридора Константина Сергеевича. Он шел легкой, уверенной, пружинистой походкой, напевая что-то себе под нос. Увидев Полину, он помахал ей рукой и прибавил шаг.

— Добрый день, — прошептал он, поравнявшись с девушкой.

— Здравствуйте, — Полина улыбнулась, ей нравился молодой преподаватель.

— Можно посмотреть? — спросил он, указывая хитрыми, прятавшимися за очками глазами на Юлю.

— Конечно, — Полина слегка повернула дочь к нему.

— Хорошенькая, на Вас похожа, — ласково заметил он, — а почему Вы тут стоите, Фадеевич уже через 15 минут домой пойдет? — спросил преподаватель.

— Юля никак не могла успокоиться, вот и пришлось задержаться, — посетовала Поля.

— Хотите, я вам помогу, подежурю с ней, пока вы сдаете? — предложил Константин Сергеевич.

Полина слегка растерялась. Ей крайне редко помогали сидеть с ребенком. Иногда это делала мама, еще реже- папа. Но большую часть времени, Поля проводила с дочерью сама.

— Вам не трудно? — спросила она.

— Мне только в радость, идите Полина, не бойтесь, я ее не съем, — ответил мужчина.

Поля очень аккуратно отдала ему дочь. Ей было удивительно смотреть, как этот почти незнакомый, чужой дядька, держит на руках ее девочку. Очень неуверенно она пошла к дверям кафедры.

Седой тучный мужчина сидел за работой, он то и дело промакивал шею бумажной салфеткой, тяжело дышал, громко щелкал кнопкой мышки.

— Добрый день, — поздоровалась Полина, помахивая на себя ладонью. В маленьком кабинете, в котором скучковались 3 обшарпанных стола, большой книжный шкаф, доверху набитый методичками, было ужасно душно.

— Романова, давайте, садитесь, что у вас там? — спросил он.

Поля протянула контрольную работу. Преподаватель снова протер шею.

— Как же жарко, — простонал он, глядя на листочки, — ну вот тут ошибка, здесь тоже можно было проще решить. А, да ладно, чего уж я, давайте зачетку, как дочка? — спросил он, расписываясь в ведомости.

— Спасибо, хорошо, я с ней пришла, в коридоре спит, — ответила Поля, глядя в зачетку.

— Да, одна что ли? — удивился профессор.

— Нет, Константин Сергеевич предложил подежурить, — сконфузилась Полина.

— Костик, ну да, ну да. Жениться бы ему, а он все тут торчит, — по-стариковски заметил педагог.

— А что же он не женится? — полюбопытствовала Поля.

— Собирался один раз, когда еще студентом был, на однокурснице, да что-то у них там не задалось, за 10 дней до росписи свадьбу отменили, с тех пор его кроме библиотеки ничего не интересует. Вы мне Полина пообещайте, что в эту сессию все вовремя сдадите, — переводя тему в другую сторону, сказал Фадеевич.

— Очень постараюсь, — клятвенно сложив руки на груди, ответила Поля. Ей действительно не хотелось копить долги. Она всегда хорошо училась и хвосты ее раздражали.

— Ладно идите, — милостиво улыбнулся преподаватель, — ну какая же жара, — стирая пот с лица, простонал он, снова уставившись в компьютер.

Поля вышла в коридор. Константин Сергеевич стоял возле коляски, покачивал ее и чему-то задумчиво улыбался. Девушка мечтательно вздохнула. Ей определенно хотелось, чтоб рядом с ней был мужчина, который бы о ней заботился. До рождения дочери ей нравилось чувство свободы, независимость, но сейчас желания изменились. Она тихонечко подошла к ним.

— Константин Сергеевич, спасибо большое, я сдала, — она улыбнулась и показала зачетку.

— Быстро, — с какой-то тоской, ответил он, — можно поздравить, все успешно?

— Да, никто меня не пытал, — Поля сделала страшные глаза, и обмахнулась ладонью, ей было нестерпимо жарко. Август выдался дымным и знойным. Над городом висело мутное марево, приползшее с горящих в лесах торфяников. Все лето они с дочкой жили на даче, исейчас Поля планировала туда вернуться.

— Давайте прогуляемся? — неожиданно предложил Константин Сергеевич. — Если Ваш муж не будет против.

— Мой муж? — переспросила Полина, — так нет его, мы развелись, мне казалось, что весной на сессии только ленивый об этом не судачил, — девушка поморщилась. Она вспомнила, как обсуждали ее личную жизнь кафедральные тетки, за напускным сочувствием она слышала злорадство и ехидство.

— Я не знал, тогда тем более, давайте пройдемся по парку? — обрадованно произнес он.

Полина немного растерялась, она не ожидала такого приглашения:

— А вы не боитесь? — спросила она.

— Чего? — не понял он.

— Сплетничать ведь будут, тут, — Поля обвела глазами этаж, — жизнь на события не богата.

— Я это как-нибудь переживу, — ответил мужчина, подкатывая коляску к лестнице. Он легко подхватил ее и пошел вниз по ступенькам. Поля пожала плечами и двинулась за ним.

Парк был совсем молодой, его открыли всего 2 года назад, маленькие деревца с тонкими веточками, покачивались в дымном воздухе. Поля и Константин Сергеевич сели на лавку.

— Полина, куда планируете после выпуска? — поинтересовался он.

— До этого еще очень долго, — рассмеялась девушка, — а с тем успехом, с каким я сдаю сессии, то меня отчислят на раз два. В школу, наверное, пойду, — пожала она плечами.

— Математику преподавать? — уточнил Константин Сергеевич.

— Ну да, — ответила Поля, — в фирму по рытью колодцев менеджером меня что-то больше не тянет, а тут работа с детьми и отпуск летом, зарплата, правда, маленькая. Но на больничный можно будет уходить без проблем. Мне уже сейчас предложили выйти в школу напротив дома, у них как раз учителя нет.

— Уже, — удивился он, глядя на детскую коляску.

— В феврале ясли обещали, если соглашусь, но я пока думаю, сидеть с Юлей все равно некому.

— Вы одна живете? — задал следующий вопрос Константин Сергеевич.

— Нет, с родителями, кто же меня содержать то сейчас будет? Декретных 3 копейки, ну и мелочевка всякая по дизайну, — скривив губы, ответила Поля.

— Вы дизайном занимаетесь? — удивился он.

— Клумбы рисую, но это так, иногда оплачиваемое хобби, — поправляя соскользнувшую бретельку, ответила девушка.

— Почему Вы с мужем развелись? — снова спросил Константин Сергеевич.

Полина внимательно посмотрела ему в глаза. Они лучились любопытством и теплым вниманием. Девушка смутилась. Почему он спрашивает? Может она ему нравится?

— А Вы почему не женились? — ответила она вопросом на вопрос.

— Понял, что мне рано, я был не готов, — уклончиво ответил мужчина.

— Ну вот и я не была готова, знаете, я никогда не рвалась замуж, как-то так само получилось, — она кивнула в сторону Юли.

— Даже так, — он покачал головой, — ну да, дети- цветы жизни.

— Как говорит моя мама: «На могиле их родителей», — рассмеялась Поля.

— Ну что Вы, я бы хотел много детей, — мечтательно заявил он, — ну как минимум троих.

Полина закатила глаза:

— Сразу видно, что Вы не представляете, о чем говорите, — ответила девушка.

— Почему? — удивился Константин Сергеевич, — у меня есть 2 племянника.

— Ну да, быстро и легко растут чужие дети, со своими не так: они не спят ночами, болеют, их надо одевать, с ними надо гулять, а потом начнется школа. Дети — это очень дорого. Как только у вас появится ребенок, вы с удивлением заметите, что больше не живете своею жизнью и уже не делаете то, что хочется вам, — искоса глядя на него, ответила Полина.

— И что же Вам хочется, Полина? — серьезно спросил мужчина.

— На рыбинское водохранилище с палаткой на неделю, — мечтательно протянула девушка, — хоть я и живу все лето на даче, но эта жара меня доконала, а еще я бы на мотоцикле с удовольствием прокатилась, — Поля перевела взгляд на часы, поблескивающие у нее на руке, — Константин Сергеевич, вы извините, мне ехать пора, Юлю скоро кормить.

Она поднялась, поправила подол платья.

— Разрешите, я Вас провожу? — предложил он.

— Вон моя машина, — Поля кивнула в сторону припаркованной у обочины серой пятнашки.

— Вы водите машины? — удивился он.

— Да, с огромным удовольствием, даже в гонках раньше участвовала, — хитро подмигнула она.

Они дошли до машины, он помог ей загрузить коляску в багажник.

— До свидания, Полина, — пожимая ей руку, сказал Константин Сергеевич.

— До свидания, — улыбнулась девушка.

Она села за руль, ловко выехала и встроилась в общий поток. На душе было удивительно легко, она глянула в зеркало заднего вида. Константин Сергеевич смотрел ей вслед.

***

— Мирослава, у вас тазовое предлежание, — констатировала врач, глядя на экран.

— Что это значит, — неуверенно ответила девушка.

— А ваш врач вам ничего не говорила? — продолжала спрашивать доктор.

— Я не понимаю, — беспокойно произнесла Мира. — Мне говорили, что все хорошо.

— У вас последнее УЗИ с собой? — спросила доктор.

Мира кивнула.

— Покажите, — попросила женщина.

Глядя на бланки, заполненные по всем правилам, она схватилась за голову, лицо ее, до этого непроницаемое, стало бледным, губы превратились в тонкую нитку.

— Господи, какая безалаберность, — наконец сказала она.

— Что вы хотите сказать? — в ужасе спросила Мира.

— Я вижу полное ножное предлежание, причем его видно и на предыдущих УЗИ. Вот, — женщина ткнула пальцем в черную картинку, но она как будто этого не видела, — качала головой доктор.

— Что же мне делать? — заплакав, спросила девушка.

— Вам показано кесарево сечение, ну и надо бы понаблюдать, сделать еще раз КТГ, — тяжело вздыхая, ответила доктор.

— А есть надежда, что ребенок перевернётся? — часто моргая, спросила Мира.

— Да, такое бывает, я дам заключение, — записывая длинный список рекомендаций, ответила врач.

Мира тяжело поднялась. Новость, полученная сейчас, выбила у нее почву из-под ног, врач, ведущая ее, утверждала, что все нормально. Теперь сил у Миры почти не осталось. Ужас, сковавший ее, не давал задать вопросов. Она тупо смотрела на заключение, которое ей выдали, пробегая глазами по ровным строчкам, девушка не понимала ничего.

— Вы слышите меня? — спросила доктор.

— Да-да, — слабым голосом ответила Мирослава.

— Пойдете в свою поликлинику к своему доктору, там покажете мое заключение, вас, конечно, попытаются отфутболить, но нужно сопротивляться, пусть проведут дополнительное обследование, возможно дадут направление в специализированный центр.

Мира вышла из здания и набрала Аню. Она хотела попросить ее о помощи. Связываться с врачами, которые пропустили осложнение, ей не хотелось. Но телефон подруги был вне зоны действия сети.

***

Аня сидела в дальнем углу беседки, положив голову на руки, смотрела на закатное солнце, которое ползло к линии горизонта, одевая северный край в парчу. Тени ползли по сопкам, укутывали их синеватым бархатом, придавая таинственности. Мужики и бабы весело гоготали, обсуждали «Утомленные солнцем-2: Цитадель» и «Август восьмого». Аня старалась отключиться от их восхищенных возгласов. Ей фильмы совершенно не понравились. Первый показался откровенной безвкусицей. Невнятный сценарий, глупость и пафосность сквозили в каждом кадре. Второй был чуть лучше. Но то, с каким бешеным старанием в него запихивалась пропаганда, девушку раздражало. Она помнила страх, который испытала за неделю войны, жуюшего галстук президента Грузии. В институте, ознакомившись с репортажами «Новой газеты», удивление пополам с отвращением затопило ее сердце. Она увидела, как на белый свет вылезают провокации, подстроенные ее родным государством. Но она не могла взять в толк, ради чего все это нужно.

— Ань, а ты что думаешь? — спросила жена брата Андрея.

Аня моргнула, растерянность отразилась на ее лице:

— Да ничего, — ответила она, пожимая плечами.

— Что такое, нет слов? — язвительно спросил брат Андрея, их отношения с Аней как-то сразу не заладились. — У нашего великого критика нет мнения? Или мы рожей не вышли, чтоб с нами разговаривать? Куда же нам до Вас- любителей классики, — пьяно и раскатисто произнес он.

Внутри у девушки начало закипать, она терпеть не могла, когда с ней так разговаривают.

— Ну да, мы же на заграничные конференции не ездим, — пыхтел он, — зато мы работать умеем, а не вот этой х…й заниматься, статейки там разные писать, про книжки да про песенки.

— Ну да. Для того, чтобы иметь возможность о чем-то рассуждать, необходимо иметь широкий кругозор, знания и вкус, который формируется годами упорной работы над собой. О чем можно говорить, когда эмоциональный интеллект не превосходит деревяшки? Не нужно быть ни великим режиссёром, ни одаренным сценаристом, чтобы написать драму о войне. Потому как каждой палке-копалке понятно, что люди испытывают, переживая крушение мирной жизни. В «Августе 8-го» через призму детского восприятия прогнали пропагандистскую версию о потрясающем президенте, который готов рискнуть всем ради людей. Героизм в каждом персонаже. Девиз: «Умри во что бы то ни стало, на благо справедливой, оклеветанной всеми Родины. Не посрами чести и достоинства». Для кого все это? Почему вообще каждый год выходят десятки фильмов о войне, неужели больше не о чем снимать? — сказала девушка, ощетинившись.

— Ты хочешь сказать, что куча людей, которым понравилось и даже пересматривают — это так, фигня из-под коня? Что не надо гордиться подвигами русских офицеров? Может и вообще всю армию уважать не надо? — с нажимом на слово русский прогромыхал брат Андрея, свирепея.

— Уважают не за профессию, а за поступки. А о вкусах не спорят. Но вот тебе факт: «Аншлаг», Петросяна с его «Кривыми зеркалами», а еще «Comedy Club» и «Дом-2» в прайм-тайм показывают. По-твоему, десятки тысяч зрителей, смотрящих это, разбираются в искусстве? Низкопробность и примитивность никогда не выходит из моды. Над ними не требуется долго размышлять. А что вместо этого? Классика- язык витиеватый. Ну можно в музей пойти, но для этого, опять же, что-то знать надо. Так что дырка в культурной жизни заполняется яркой боевиковой пропагандой, — скептически глядя на брата мужа, ответила Аня.

— В церковь ходить надо, чтоб духовным быть, — заявила какая-то краснощекая бабенка, ее имени Аня не знала, — а то всякие уроды только кругом: геи да лесбиянки.

Это стало последней каплей. Аня поднялась с лавки, злобно зыркнув на Андрея, протиснувшись между притихшими его сослуживцами, она сообщила:

— Каждый сам волен определять, что отвечает за его духовность, извините, я, пожалуй, пройдусь, — с этими словами она спустилась по ступенькам. Муж жевал шашлык. Он был страшно недоволен тем, что устроила Аня, понимая, что ему придется извиняться и идти за ней, старался оттянуть этот момент.

Андрей ужасно устал от жены с ее взглядами, неумением себя вести, ее конфликт с его братом тоже не добавлял мужчине счастья. Он с тоской думал о предстоящем отпуске. 2 недели в жаре его совершенно не впечатляли. На самом деле он несказанно обрадовался, когда Аня рассказала об Олином желании поехать вместе с ними. Это значило, что Андрею не придется постоянно развлекать Аню.

— Мужики, извините, — обратился он к сослуживцам, — баба, что с нее взять, — сдвинув брови, сказал он.

— Как ты с ней живешь? — спросил один из присутствующих, — Она настоящая ведьма.

— Да ладно, — сказал другой и заржал, — че мы не понимаем — красивая и будет с нее.

Андрей встал и пошел за Аней. Он догнал ее под горкой.

— Обязательно было это все устраивать? — возмутился мужчина.

— Это ты у брата своего спроси, почему он постоянно пытается меня оскорбить. Ну и себе вопрос задай, — прошипела Аня.

— Какой вопрос? — опешил Андрей.

— Почему ты ему это позволяешь? Хоть бы раз заткнул его, — обиделась девушка.

— Он мне брат, — складывая руки на груди, сказал Андрей.

— Сват, брат, кум, коллега, — язвительно передразнила Аня, — кто угодно, но не я.

— Я один раз тебя попросил, чтоб ты просто посидела рядом, могла же промолчать! — прикрикнул он.

— Я тебе лошадь что ли выставочная? — рявкнула Анна.

— Да лучше бы я лошадь завел, — в сердцах махнул рукой Андрей, — толку бы было больше. Вернись и извинись, — потребовал он.

— И не подумаю, твой брат ведет себя как чудовище, а извиняться я буду? Нет! — выходя из себя, прокричала Аня. — Дай ключи от машины, я домой поеду.

— На права сдай сначала, — фыркнул Андрей.

— Всенепременно, тогда отвези меня домой, — потребовала она.

— Я сейчас никуда не поеду, — злобно ответил он.

— А я туда не вернусь, — Аня топнула ногой.

— Ну и ходи тут по кустам сколько влезет, — с этими словами он махнул на нее рукой, развернулся и ушел.

Кипя от гнева, Аня дошла до реки, она скинула кроссовки и вошла в ледяную воду. Ноги свело судорогой, но она продолжала стоять, пытаясь вернуть самообладание.

— Решила утопиться? — раздался с берега спокойный голос Игоря.

Аня обернулась, он стоял, широко расставив ноги, одной рукой поглаживая свою белую собаку.

— Не дождешься, — делая пару шагов, ответила она.

— А я смотрю, тебе вообще наплевать на карьеру своего супруга, — ехидно отметил он.

— Думай, как хочешь, — сказала Аня, злость не проходила, — что тебе надо?

— Поговорить с тобой хотел, — серьезно произнес Игорь.

— Нам не о чем, вроде, — пожимая плечами и приближаясь к берегу, сказала Аня.

Он подал ей руку, она проигнорировала, шагнула на мшистый камень, презрительно смерив его взглядом.

— Возвращайся ко мне, — предложил он.

— С чего вдруг? — удивилась девушка.

— Я люблю тебя, — ровным голосом произнес Игорь. На лице его не читалось ни одной эмоции.

— Ты странный такой, — рассмеялась Аня, — бьет — значит любит. Такая твоя любовь?

— Я все понял, этого больше никогда не повторится, — уверенно заявил он.

— Ну надо же, а девушка твоя как же? — продолжала она с издевкой.

— Не будет никакой девушки, — смело сказал Игорь.

— Не хочу, — в голос засмеялась Аня. Она сама не понимала, зачем делает это. Но провоцируя его, девушка испытала какое-то гадкое удовольствие, чувство власти, желание сделать ему больно, подстегивали ее.

— А что ты хочешь? — сузив глаза, спросил Игорь. Мышцы его шеи напряглись.

— От тебя? Ничего, — резко ответила Аня.

— Почему ты такая дура? — холодно выдавил он из себя.

— Ну не всем же быть умными, — парировала она, — вот твоя подружка, наверняка потрясающе сообразительная. Я забыла, кто она. Медсестра?

Игорь отрицательно покачал головой. Ему не хотелось обсуждать Женю. Она была доброй и заботливой. Он познакомился с ней сразу после разрыва с Аней. В тот вечер, когда он выскочил из ее подъезда, ему хотелось рвать и метать. Разогнавшись, мчался он по заснеженной дороге, не обращая внимание на то, что у него под колесами. Когда он проезжал мимо поворота на одну из воинских частей, ему под колёса неожиданно что-то бросилось. Удар, громкий визг. Мужчина в ужасе выскочил из машины. У обочины лежала белая тощая собака. Она скулила так, словно тысячи монстров раздирают ее на части. Большие, заглядывающие в душу глаза наполнились слезами. Этот вой и взгляд моментально очистили сознание Игоря от ядовитых мыслей об Ане. Подхватив собаку, он быстро положил ее на заднее сиденье и помчался в ветеринарную клинику. Когда он ворвался в крохотное здание, больше напоминавшее трансформаторную будку, там была большая очередь. Собака продолжала скулить, изо рта у нее шла кровавая слюна, лапы безжизненно висели. Не говоря ожидающим в приемной ни слова, он распахнул дверь кабинета. За столиком сидела молоденькая рыжая девчонка, рядом стоял тощий, прыщавый, вихрастый парень. Он делал прививку серому персидскому коту. В кабинете кошак выглядел самым важным и статным. Недовольно шипя, он прижал уши к своей квадратной тупоносой голове, норовя вырваться и сбежать. Увидев Игоря и пса, девушка без слов подскочила, открыла дверь малюсенькой комнатушки, которая была вся отделана белым кафелем, жестом она пригласила пронести собаку туда. Мужчина положил пушистое тельце на стол.

— Вы подождите в коридоре, я скоро вас позову, — ничего не спрашивая, ласково проговорила девушка.

Игорь медлил, он видел, как она открыла сейф, достала оттуда какие-то лекарства, набрала шприц, уколола собаку. Зверь дернулся.

— Идите, не волнуйтесь, все будет хорошо, — теплым голосом сказала она, посмотрев на Игоря. Но тот по-прежнему не мог сдвинуться с места. Девушка подошла к нему и погладила по плечу.

— Я вас понимаю, но вы уже сделали все самое нужное, мы ей поможем, сейчас доктор подойдет, посидите немного в коридоре, — ее карие глаза улыбнулись.

Игорь поверил ей и вышел. Сидя в приемной, он не отрывал глаз от больших часов электронных часов, висящих на стене. Зелёное табло замерло, цифры на нем не переключались. Игорь обхватил голову руками. Воздух застыл. В нем тошнотворно бултыхался запах кошачьей мочи, корма для животных и каких-то лекарств. Наконец дверь открылась. Девушка поманила его.

— Идите сюда, вы можете забирать собаку, она молодец, думаю, что скоро поправится, — улыбаясь, сказала барышня.

— В смысле, как забирать? Куда? — опешил Игорь. Он не планировал обзаводиться животным.

Девушка строго взглянула на него. Крылья ее носа раздулись, она шумно выдохнула, челка взлетела.

— Зайдите, — холодно сказала она.

Такая перемена Игорю не понравилась. Он вошел, белая собака лежала на столе, передняя и задняя лапы были забинтованы. В глазах читался неподдельный ужас, но она больше не выла. Ее черный нос поблескивал под желтой лампой.

— Вы хотите оставить ее у нас? — спросил парень, его бледное лицо почти сливалось с зеленым костюмом.

— Это не моя собака, — отвечая невпопад, сказал Игорь.

— Вы не будете ее забирать? — повторил парень

Словно поняв, что речь идет о ней, собака подняла голову, одно ее ухо повернулось в сторону Игоря. Она просительно взвизгнула и завиляла хвостом. Сердце Игоря екнула. Первый раз в жизни, несмотря ни на что кто-то смог полюбить его.

— Я буду, — чужим голосом ответил он, — только у меня ничего для нее нет. Я никогда не держал собак, — подойдя к столу, Игорь протянул руку и погладил белую шерсть.

— Это ничего, хотите, я с вами сейчас поеду в магазин, и мы все для нее купим? — предложила девушка.

Игорь кивнул. Вот так в один день в его жизни появились Герда и Женя.

— Зачем тебе помнить, кто она? — ощетинился мужчина, злобно глядя на Аню. — Тебя это не касается.

Девушка помрачнела, лицо ее исказилось. Она испытала жгучую ревность.

— Ну конечно, — фыркнула Аня, — я и не претендую.

Игорь подошел к ней вплотную. Его глаза полыхали гневом.

— Знаешь, в моей жизни было много женщин. Ты, наверное, самая красивая, но невероятно пустая внутри. Ты никого не любишь, кроме самой себя, — прохрипел он.

— Так что же ты ходишь за мной, женись на своей этой, с ресницами кукольными и челкой-пони, — рассмеялась ему в лицо Аня.

— А знаешь, я, пожалуй, так и сделаю, — с этими словами он развернулся и пошел прочь.

Аня осталась одна. В неумолимо надвигающихся сумерках колыхались тени деревьев. Девушку била крупная дрожь. Аня опустилась на камень и зарыдала. Слезы текли непрекращающимся потоком, будто она оплакивала покойника. «Почему, почему все считают меня пустой? Неужели я на самом деле такая? Нет, конечно, нет. Но я точно всегда притягивала не тех мужчин. В этом моя основная беда», — кричало в ее голове.

***

МИТЧ. Да ничего особенного, Бланш. Просто я хочу сказать, что до сих пор так и не имел случая разглядеть вас по-настоящему. Так давайте-ка включим свет, а?

БЛАНШ (испугана). Свет? Какой еще свет? Зачем это?

МИТЧ. Ну, хоть вот эту лампочку под бумажным фонариком… (Срывает фонарик с лампы.)

БЛАНШ (ахнула и на миг словно онемела от ужаса). Зачем же так?

МИТЧ. А чтобы разглядеть вас как следует, без дураков.

БЛАНШ. Как-то даже и не верится… вы что, и правда решили поглумиться надо мной?

МИТЧ. А это не глумление — просто реализм.

БЛАНШ. А я не признаю реализма. Я — за магию.

Митч смеется.

Да, да, за магию! Я хочу нести ее людям. Заставлю их видеть факты не такими, как они есть. Да, я говорю не правду, не то, как есть, а как должно быть в жизни. И если тем погрешила, то будь я проклята именно за этот грех — ничего не имею против… Да не включайте же вы свет!

Митч подходит к штепселю. Включает свет и пытливо смотрит на нее, Бланш кричит, закрывает лицо руками. Он выключает свет.

МИТЧ (медленно, с горечью). А вы, оказывается, постарше, чем я думал, да ладно, это бы еще куда ни шло. Но все остальное… господи! Звон о старомодности ваших идеалов, эта баланда, которую вы тут травили все лето. Ну, что вы — не девочка, что вам уже не шестнадцать, я, конечно, и сам соображал. Но я был таким дураком и верил, что вы со мной играете без обмана.

БЛАНШ. А кто вам сказал, что я «играю» краплеными? Мой любящий зять? Вот кому вы поверили.

МИТЧ. Да я сначала обозвал его треплом. А потом выяснил, как обстоит дело. Сперва обратился к нашему снабженцу, тот постоянно бывает в Лореле. А потом связался по междугородному и потолковал с этим торгашом.

БЛАНШ. С кем, с кем?

МИТЧ. С Кифейбером.

БЛАНШ. Кифейбер… торговец из Лорела. Да, знаю… все, бывало, свистит мне вслед на улице. Я поставила его на место. И вот теперь — отплатил, возводит напраслину, всякие небылицы.

МИТЧ. Кифейбер, Стэнли, Шоу — трое! — ручаются за подлинность этих небылиц!

БЛАНШ. А-а! Та-рран-там-тан, трое влезли в чан! И стал помойным чан…

МИТЧ. Скажете, вы не жили в отеле «Фламинго»?

БЛАНШ. Во «Фламинго»? Ну, что вы… В «Тарантуле»! Вот где я жила — гостиница под вывеской «У тарантула в лапах».

МИТЧ (сбитый с толку). Тарантул?..

БЛАНШ. Ну да! огромный паучище… К нему я и завлекала свои жертвы. (Налила себе в стакан.) Да, я путалась с кем попало, и нет им числа. Мне все чудилось после гибели Аллана… что теперь одни только ласки чужих, незнакомых, случайно встреченных, которые пройдут мимо и все, — могут как-то утолить эту опустошенную душу… Пожалуй, со страху… Да, да, то был именно ужас, он-то и гнал меня, и я в панике металась от одного к другому, рыскала в поисках опоры — хоть какой-нибудь! — …где придется, с кем придется — что уж тут было собой-то дорожиться!.. дошло, наконец, и до одного семнадцатилетнего мальчугана… да кто-то возьми и напиши директору школы: «Эта особа позорит звание учительницы!» (Засмеялась, запрокинув голову: так судорожно — то ли смех, то ли рычание… И слово в слово повторила: «Эта особа…» Горло у нее перехватывает, выпила.) Справедливо? Да, пожалуй… наверное, позорила… как смотреть… Ну, и приехала — а вот и мы! Больше-то мне податься было некуда: все, уже пошла на слом. Знаете, каково это — пойти на слом? Вдруг оказалось, что молодости-то уже нет и в помине — закрутилась и словно вихрем унесло… и вот встречаю вас. Вам нужен друг — сами говорили… и мне — тоже. Я благодарила бога, что он послал мне вас… вы казались таким надежным — спасительная расселина в каменных кругах жизни, прибежище, которое не выдаст! Теперь ясно — не мне было просить от жизни так много, не мне было надеяться. Кифейбер да Стэнли с Шоу ославили зарвавшуюся аферистку на весь белый свет.

Молчание.

МИТЧ (уставился на нее, не зная, что теперь думать). Вы врали мне, Бланш.

БЛАНШ. Бросьте… не врала!

МИТЧ. Все было ложью, ложь на лжи, и на словах, и в мыслях — одно вранье!

БЛАНШ. Неправда! В сердце своем я не солгала вам ни разу…

Из-за угла дома показалась торговка — слепая МЕКСИКАНКА в черной шали. В руках у нее связки вырезанных из жести цветов, которые в таком почете у мексиканской бедноты — бойко идут на похороны, да и на все другие торжественные события… Выкликает она еле слышно, едва разберешь — неясно вырисовывающаяся фигура, вдруг возникшая на улице.

МЕКСИКАНКА. Flores. Flores. Flores para los muertos. Flores. Flores…

БЛАНШ. Что, что?.. Ах, да, кто-то за дверью… (Идет к двери, открыла, смотрит: прямо перед ней — мексиканка.)

МЕКСИКАНКА (в дверях, протягивая Бланш несколько жестяных цветов). Flores. Flores para los muertos…

БЛАНШ (в страхе). Нет, нет, не надо! Пока — не надо! Пока — не надо!.. (Шарахнулась от мексиканки назад, в дом, поспешно захлопнув перед той дверь.)

МЕКСИКАНКА. Flores. Flores para los muertos…

Зазвучал мотив полечки.

БЛАНШ (словно сама с собой). Все идет прахом, рушится, выветривается… А люди — каются, попрекают друг друга… «Сделай ты то-то и то-то, так мне бы не пришлось делать того-то и того-то» …

МЕКСИКАНКА. Coronas para los muertos…

БЛАНШ. Наследство умерших… Х-ха! Да и еще разное добро в придачу… наволочки в пятнах крови, например!.. «Нужно ей сменить белье» … «Хорошо, мама! Но ведь есть прислуга, так, может быть, негритянка сменит?» … Нет, конечно, прошли те времена. Все прошло, ничего не осталось. Только…

МЕКСИКАНКА. Flores.

БЛАНШ. Смерть… Я, бывало, по одну сторону кровати, она — по другую, а смерть — тут же, под боком… А мы — не решаемся и вида подать, все притворяемся, что знать не знаем, что и не слыхали про такую.

МЕКСИКАНКА. Flores para los muertos. Flores. Flores.

БЛАНШ. А что противостоит смерти? Желание, любовь. Так чему же вы удивляетесь? Есть чему удивляться!.. Неподалеку от «Мечты» — тогда она еще была нашей, — находился военный лагерь, где муштровали новобранцев. И каждую субботу по вечерам ребята отправлялись в город и напивались.

МЕКСИКАНКА (совсем тихо}. Coronas…

БЛАНШ. …а на обратном пути — бывало, уж и на ногах-то не стоят! — заворачивали к нам и выкликали под окнами: «Бланш!.. Бланш!» Старушка была совсем уже глуха и ни о чем не догадывалась. А я… я не упускала случая улизнуть и откликнуться на их зов… А потом патруль собирал у нас на лужайке их бездыханные тела в грузовик… и — в путь-дорогу…

МЕКСИКАНКА, не спеша, поворачивается, бредя обратно, ее заунывные причитания затихают. Бланш подошла к туалетному столику, оперлась. Молчание. Митч встает и решительно направляется к ней. Полька замирает, Митч обнял Бланш, держит ее за талию, попробовал повернуть лицом к себе.

БЛАНШ. Что вам еще?

МИТЧ (неуверенно обнимая ее). То, чего я не мог добиться все лето.

БЛАНШ. Ну, так женитесь на мне, Митч.

МИТЧ. Да, пожалуй, теперь уж всякая охота пропала.

БЛАНШ. Значит — нет?

МИТЧ (отпуская ее). Вы не настолько чисты, Бланш… Ну, как вас введешь в дом, ведь там — мама.

БЛАНШ. А раз так — уходите.

Он пристально смотрит на нее.

Чтоб духа вашего здесь не было… а то я подниму на ноги всю улицу! (У нее начинается истерика.) Чтоб духа вашего не было, или я переполошу всю улицу…

Он все так же не спускает с нее испытующего взгляда.

(Кидается к окну, к этой огромной раме, в которую вставлен светлый квадрат нежной синевы ночного летнего неба… и кричит, как безумная.)

Пожар!.. Пожар!.. Горим!..⁴³

Аня перевернула страницу. Она перечитывала эту пьесу уже, наверное, в сотый раз. Бланш вызывала в девушке противоречивые чувства. С одной стороны, она разделяла ее страсть. Но с другой — не могла понять одной из финальных фраз: «Не важно, кто вы такой… я всю жизнь зависела от доброты первого встречного». Что это значит? Опять безволие, безысходность. Девушка захлопнула книгу и бросила ее на камни рядом с собой. Теплое солнце проникало в каждую ее клеточку. Шум волн ласкал слух. Пропитываясь теплом, она наслаждалась каждой минутой.

— Ань, я записала нас на экскурсию на поля рододендронов, — радостно прозвучал голос Оли.

— Куда? — приподнимаясь на локтях, спросила девушка, выглядывая из-за солнечных очков.

— Ну в горах цветут, вечнозеленые кустарники. Я на картинке видела. Такие белые, наверное, пахнут вкусно, — восхищенно говорила Оля.

— В горах, это что, идти надо куда-то? — падающим голосом, спросила Аня.

— Ну да, мы поедем через «Девичьи слезы», Рицу, пролетим на тарзанке через реку и потом пойдем в горы, — воодушевленно проворковала подруга.

— Ни за что, — снимая очки, ответила Аня, — бери Андрея, Пашку и вперед, но без меня.

— Ты что, не хочешь увидеть великолепные луга? — удивилась Оля.

— Хочу, но идти туда-нет, ни за какие пироги я не полезу в горы, — категорично отказалась Аня.

— Ну а куда ты хочешь? Мы тут уже неделю, а ты, словно кура гриль, все время проводишь на пляже, — возмутилась Оля.

— Знаешь, если бы у тебя была полярная ночь, может быть, ты бы вообще из-под кварцевой лампы не вылезала, — спокойно ответила Аня, — но раз уж ты спрашиваешь, то я бы хотела поехать в Новый Афон.

— Анька, там еще чача будет, — заржал Пашка, он только что вышел из моря. По его рельефному телу струилась вода. Оля залюбовалась им. Красивое лицо: волевой подбородок, легкая щетина, тонкий, почти греческий, нос, длинные ресницы. Оле всегда было интересно, почему у мужчин глаза гораздо выразительнее, а ресницы длиннее, чем у дам. Хотя именно девушки стремятся к взгляду восточной принцессы и старательно пользуются подводкой, тушью, тенями.

Вот уже несколько месяцев Паша и Оля жили вместе. Он сделал ей предложение, но со свадьбой они пока не торопились. Пашка хотел сначала устроиться на работу. Оля была на седьмом небе от счастья. Каждый вечер они ходили гулять, он встречал ее с работы, нежно держал за руку, рассказывал что-нибудь интересное. Его таинственный бархатный голос пел ей о любви. Единственное, что напрягало девушку, что она платила за все: квартиру, еду, кино. Гражданскую одежду для Пашки Оля покупала на свои деньги. Нет, ей не было жалко, но глубоко в душе она считала, что все должно быть наоборот.

— Ань, ну поехали, — сказал подходящий Андрей, он протянул ей бутылку холодной воды, сам сел рядом на камни и с удовольствием откусил от початка золотой, ароматной кукурузы. Она брызнула горячим, сладким соком.

Аня посмотрела на него: обгоревший нос, красные, облезающие, с приклеившимся песком щеки, хмурые глаза. Да, Андрей ненавидел пляжный отдых, но уже неделю смиренно сносил купание 3 раза в день, катание на банане, даже согласился пойти на пенную вечеринку, совершил над собой громадное усилие- танцевал. Аня тяжело вздохнула.

— Ладно, а чача будет до или после? — стараясь пошутить, спросила она.

— Во время! — хитро прищурившись, сказал Пашка.

Аня искренне улыбнулась. Она была рада, что согласилась поехать на совместный отдых. Легкий Пашин нрав, постоянная деятельность Оли не давали заскучать. В друзьях было то, по чему Аня скучала больше всего: непринужденность, задорность, кураж.

Отпуск выдался удивительным. Они проехали по трассе М-4 (Москва-Дон). Пейзажи, проносящиеся за окнами автомобиля, завораживали. Бескрайние поля подсолнечников, кланяющихся рассвету, высоченные леса, река Дон. Холмистые крутые берега возвышались над широкой лентой, убегающей к самому горизонту. Белые, пенящиеся бурунчики обдавали песок разноцветными брызгами, оставляя за собой хвост из мелких камушков и ракушек. Пьяные туманы стелились по лавандовым кручам. Глядя на красоту и буйство жизни, Аня чувствовала, как оживают в ее памяти страницы романа Михаила Шолохова «Тихий Дон». Ей казалось, что где-то там, у самого края берега вот-вот появится чернобровая красавица Аксинья, по песчаной дороге, поднимая серую пыль, проскачет на лихом коне Григорий Мелехов.

Они остановились в Ростове-на-Дону. На огромном центральном рынке, где прилавки ломились от крупной, почти с кулак, глянцевой черешни, персиков, яблок, Аня увидела тыкву, которая точно была предназначена для того, чтобы стать каретой Золушки. Ребята пришли на базар за знаменитыми ростовскими раками. В воздухе витал аромат вяленой рыбы, подкисших из-за невероятной жары фруктов, халвы, специй, меда и трав. Ленивые мухи без страха садились на прилавки, над виноградными гроздьями и сочными грушами жужжали осы, норовя укусить любого, протянувшего к ним руку. Толстые продавщицы в ярких фартуках говорили между собой на каком-то совершенно непонятном языке. Их быстрые сосископодобные пальцы, унизанные золотыми кольцами, ловко перекладывали пучки укропа, базилика и петрушки. Именно там, на рынке, от торговца огромными глазастыми сазанами, мужика лет пятидесяти с темными ручищами и длиннющими усищами в кепке-утке, Аня узнала значение выражения: «Ростов- папа, Одесса-мама». С давних времен действовало в Российской империи правило: «С Дона выдачи нет». Люди, бежавшие к берегам полноводной реки, освобождались от любого преследования, они пополняли казацкие ряды, получали право на свободу. Так начиналась их новая жизнь. Они искренне считали город своим отцом. А в 19 веке бродяги без документов на вопросы полицейских, задержавших их, отвечали: «Ростов-мой папа, Одесса-моя мама».

Словоохотливый торговец с удовольствием делился городскими легендами. С 19 века закрепилась за донской столицей слава криминального авторитета. Один из самых выдающихся в этой области район, называемый Богатяновка, хранил память даже о Петре 1. В одном из своих азовских походов великий император посетил это место и испил воды из родника. Вкус ее поразил правителя, он нарек ключ Богатый Колодезь. Позднее здесь появилась таможня и крепость Дмитрия Ростовского. Близ нее селились «вольные люди» без роду и племени. Жившие здесь не выкупали землю, а самовольно захватывали ее, строили простые домушки из глины и камыша. Район, расположившийся на склоне, заполонили трущобы. Между домами тянулись длинные, узкие, кривые улочки. Иногда путь к тому или иному зданию, мог указать только его владелец. Здесь проводили свои дни мелкие воришки, планировали крупные преступления отъявленные головорезы.

История об ограблении Госбанка гремела на всю Россию. Предприимчивые разбойники купили булочную рядом с банковским зданием. В ее подвале рыли они подкоп, таким образом хотели добраться до сейфа, но им не повезло. Воры уперлись в коллектор, своды которого на них и обвалились.

Еще лучше была легенда о «марше раскаяния». Шествие состоялось в 1917 году, его возглавил сын богатого купца Тусузова, он считал, что теперь, когда общество освободилось от гнета империи, каждый мог стать кузнецом своего счастья. Уверовав в него, несколько сотен уголовников вышли на демонстрации и прошагали накануне 1 мая по Большой садовой до самого красивого здания в городе- Городского дома, выстроенного в 1899 году по проекту архитектора Померанцева. Сейчас там заседала городская дума. Кремовое с розовым здание, украшенное башенками, рустами, узорами, зубчиками, вобравшее в себя всю прелесть барочного шика, в простонародье называлось «торт». Вот к нему-то и шли преступники, на своем пути они плакали и каялись во всех совершенных грехах, давали обещания, верили, что навсегда откажутся от разбоя. Их встретил городской голова Евстигней Хмельницкий, он приветствовал людей и раздавал деньги. История умалчивает о том, сколько человек смогло встать на путь исправления.

Больше всего Ане запомнились два удивительных архитектурных сооружения: здание музыкального театра, повторявшее формы белого рояля с открытой крышкой, и театр драмы, воплотивший в себе дух конструктивизма, сконструированный по образу гусеничного трактора, тем самым показывая, что Ростов является центром сельскохозяйственного машиностроения. Именно его макет вместе с собором Василия Блаженного представлял Россию в музее архитектуры в Лондоне.

Парамоновские склады тоже произвели неизгладимое впечатление. Они были построены прямо на родниках. Круглый год вода в них держала температуру в 18 градусов, узнав об этом, купец выстроил вокруг них хранилища для зерна. Вода, текущая по желобам, поддерживала идеальную температуру для хранения пшеницы. Теперь здесь, на руинах отдыхали горожане, в жаркие дни люди сидели на развалинах, купались в протекающих прямо по зданию источниках.

Под шумными, широкими дорогами прятались подземные переходы, помнящие рассвет СССР. Их главное достоинство — облицовка чешской кафельной плиткой. Со стен смотрели пионеры, улыбались счастливые люди. Праздники, профессии, достижения- маленькая выставка, напоминающая о днях былого величия, комфорта и определенности. Всем этим и гордятся люди, с восторгом вспоминающие Советский союз. Городская библиотека, с ботаническим садом — оазис внутри жаркого, волевого города, живущего жизнь. На его улицах соседствуют шикарная классика и реперская культура, роскошь и нищета, миф и реальность. Ане казалось, что Ростов-на-Дону впитал в себя все, чем может дышать современная Россия.

Прокатившись через весь юг, пролетев по узким извилистым дорогам мимо Джубги и Лоу, простояв во многочасовых пробках под Сочи, который в поте лица готовился к олимпиаде, друзья, наконец, оказались на границе с Абхазией. Проверка документов заняла несколько минут. И вот он долгожданный отдых у моря.

Аня наслаждалась каждым мгновением. Теплый воздух, вкусная еда, голубое небо — все вызывало в ней восторг. Даже разруха, оставшаяся со времен грузино-абхазского конфликта, не тревожила ее.

Дом, снятый для отдыха, находился в 2х шагах от моря. Он утопал в зелени, виноград рос прямо под окнами, на тонких ветках, склоняющихся до самой земли, начинала наливаться хурма. В саду жужжали пчелы. Хозяйка, живущая в симпатичном особнячке напротив, варила на летней кухне варенье. Аня частенько замечала, как трудится эта милая, скромная, хозяйственная женщина. Она притягивала внимание девушки своей покорностью, заботливостью, готовностью самозабвенно служить супругу, который был вдвое старше, целый день лежал на диване. Аня наблюдала за мужчиной: тучный, неповоротливый, он целый день играл в игры на телефоне или планшете. Вечером к нему приходили друзья. Жена накрывала большой стол и удалялась, мужчины играли в нарды, громко смеялись. Их язык, совершенно непонятный для Ани, отталкивался от крыши террасы, проносился эхом по саду. Во второй день приезда девушка стала свидетельницей неприятной сцены. Андрей парковал машину внутри двора. Гости хозяина изрядно выпили. Один из мужчин, покачиваясь, поднялся и пошел к Андрею.

— Эйва, — басом прокричал он. Аня не могла разобрать, какое слово произнес гость хозяина, её ухо цепляло лишь отдельные звуки. — Ты что ли русский офицер? — подходя к Андрею и ударяя его в плечо, спросил он.

— Я, что нужно? — напрягаясь, спросил Андрей.

— По что вы со своей армией лезете к нам? — зло прорычал мужчина. — Вас тут никто не ждал. Мы жили, а теперь? Ни Грузия, ни Россия, никто нас не признает.

Андрей покраснел от злости, он старался сдерживать себя.

— Адгур, дорогой, что ты гостя моего обижаешь, иди чай с чабрецом пить, — зычно произнес хозяин дома.

Дружелюбная, маленькая, но очень гордая страна носила под сердцем обиды, готовые пролиться дождем на случайных гостей.

***

— Чего разлеглась, корова, тужься давай, — зло фыркнула на Миру акушерка.

Девушка стиснула зубы, в первые минуты схваток, когда она пыталась кричать, врач осадила ее, назвав дурой. Грубость и хамство медицинского персонала поразили Миру так сильно, что она растерялась и замолчала.

Боль, пронизывающая тело, была адской. Словно ее проткнули острой саблей от макушки до пяток. Она уже дважды теряла сознание, ее обливали из губки холодной водой, били по щекам, заставляли тужиться снова, но ребенок не шел. Мира не понимала, почему при всех показаниях к кесареву сечению, врач настояла на естественном родоразрешении. Она не знала, сколько минут или часов уже находится в родах. Ее сознание было переполнено болью. Агония терзала каждый орган. Мира не могла дышать, ее руки онемели, ноги отказали, легкие булькали, словно она захлебывается, кровь пошла из носа, сосуды в глазах полопались, во рту саднило, язык распух. Голоса врача и акушерки уже не производили на Мирославу никакого впечатления, в уши словно напихали ваты. Девушка чувствовала, что через пару секунд жизнь покинет ее. Когда Мира это осознала, то не испытала ни испуга, ни ужаса, а только облегчение. Боль вот-вот должна была прекратиться.

Акушерка нажала на живот. Девушка почувствовала, что из нее что-то выдрали, но не могла понять что. Глаза ее закрылись снова.

Белые стены, сковывающий холод, неудобная кровать, тянущая тупая боль во всем теле. Мира попыталась пошевелиться, но каждое движение давалось с невероятным трудом. Кое-как приподнявшись на подушке, девушка обвела взглядом палату, рядом на стенке была кнопка вызова медицинской сестры. Мира ткнула в нее пальцем. Ей ужасно хотелось знать, где ее ребенок. Через пару минут за дверью послышался стук шагов, вошла пожилая женщина в розовом костюмчике.

— Ну что, милая, проснулась, — пряча глаза, спросила она.

— Да, где моя дочка, — пролепетала не слушающимися губами Мира.

— Врач придет скоро, все тебе расскажет, — уклончиво ответила женщина, — водички может хочешь? — спросила она, наполняя из стеклянного графина большой стакан.

Мира кивнула, взяла воду. Медсестра вышла, оставив девушку одну. Мира знала — случилось нечто страшное. Она не слышала крика родившегося ребенка, не представляла, как долго пролежала здесь. Пытаясь восстановить в памяти рассыпающуюся мозаику событий, натыкалась на черную пелену, за которой ничего не было видно. Минуты тянулись медленно, Мира закрыла глаза, но облегчение не приходило, наоборот, чувство черной тревоги нарастало, сосало под ложечкой, метрономом стучало в ушах. Легким не хватало воздуха, это ощущение, появившееся в последние минуты родов, вернулось с новой силой. Дверь открылась, кто-то вошел. Мирослава подалась на звук. Перед ней стояла заведующая отделением.

— Мирослава, я принесла вам документы на подпись, держите, — протягивая бумаги, сказала врач.

Мира взяла ручку, хотела уже поставить подпись. Строчки прыгали, она не понимала, что перед ней, но вдруг глаз зацепился за крупные буквы в названии бланка: «Информированное добровольное согласие на проведение операции кесарево сечение». В листок были внесены ее персональные данные, чужой рукой оформлен отказ, внизу красовалась подпись заведующей. Единственное, чего не было, — подписи Миры. Стараясь сфокусироваться, девушка начала вчитываться и пришла в ужас. Подняв глаза на врача, она спросила:

— Это как понимать? Я не отказывалась, а наоборот просила, но вы мне отказали, провели прокол пузыря и вызвали роды, — возмутилась девушка.

— Было уже поздно проводить операцию, — недовольно ответила врач.

— Я не буду это подписывать, — отрицательно покачав головой,сказала Мира, — где моя дочь?

— У Вашей дочери были врожденные пороки развития несовместимые с жизнью, — холодно отчеканила заведующая.

— Что вы хотите этим сказать? — непонимающе спросила Мира.

— Девочка родилась мертвой, — безразлично ответила женщина, — через пару дней вас выпишут, документы получите при выписке, — продолжила она, после чего отвернулась от Миры и вышла в коридор.

Мирослава вновь осталась одна. В душе зияла огромная дыра, черная пустота, непонимание и тоска. Если бы она могла выть, то завыла бы по-волчьи, но голос изменил ей, сухие губы беззвучно открывались и закрывались. Девушке казалось, что смерть вот-вот должна прийти за ней. Но ничего не происходило, минуты ползли по телу ледяными мурашками, за окном шумели проезжающие мимо машины, где-то недалеко, в частном секторе, кукарекал петух и звонили колокола.

***

«За тебя калым отдам,

Душу дьяволу продам!

И как будто бы с небес-

Все к тебе толкает бес.

За тебя калым отдам,

Душу дьяволу продам!

Пусть бушует в сердце кровь,

Мне нужна твоя любовь!»⁴⁴

Аня поправила волосы и улыбнулась, ветер, врывавшийся в окно, слетавший с горных вершин, теплый и ласковый овевал лицо. В небе, высоко-высоко, распластав тяжелые крылья, реяли гордые орлы. Маршируя в такт музыке, доносившейся из динамика экскурсионного автобуса, вдоль обочины шли рыжие коровы, помахивая хвостами и виляя тучными попами. Такая самобытность, спокойствие и умиротворенность царила на каждом повороте дороги, ведущей в Новый Афон. Аня с упоением вдыхала горный воздух. Рядом храпел Пашка, Оля читала в путеводителе про сталактиты и сталагмиты. Андрей играл на телефоне в шахматы. Он самозабвенно старался перехитрить искусственный разум. Когда ему это удавалось, он хлопал руками по коленям и протягивал: «Вот так…».

Аня с нетерпением ждала этой поездки, еще в институте она увидела фотографии фресок на стенах Новоафонского монастыря. Со страниц старого учебника смотрели удивительные лица, отличные от тех, которые встречались на стенах православных храмов, украшавших Золотое кольцо России. Не походили они и на живопись известных европейских мастеров. Лица были уникальные, Аня жаждала взглянуть в их глаза.

Последние 2 дня выдались очень насыщенными, они ездили на небольшом катере смотреть дельфинов. Им повезло не просто увидеть этих потрясающих животных, но и поплавать рядом с ними. А вчера они поднимались к рододендронам. Посмотрев искрящуюся голубую Рицу, завязав на водопаде «Девичьи слезы» по ленточке, они должны были отправиться на страшной, бывшей когда-то советской машиной, а теперь ставшей модным джипом с открытой крышей, обрезанной местными умельцами, зеленой буханке летать на тарзанке, а затем в горы. Но их маршрут немного изменился, экскурсовод, словно случайно, завез их на пасеку, где дегустировали лучший в мире мед. Он действительно был хорош: обжигающий, терпкий, с ярким цветочным ароматом. Аня купила большую банку разнотравья, она собиралась разложить его по разным мисочкам, часть даже подарить. Когда они приехали к тарзанкам, настроение девушки изрядно попортилось, но к ее удивлению, ни Оля, ни Андрей не стали настаивать на Анином прыжке. Она наблюдала за друзьями со смотровой площадки. У нее перехватило дух, когда Оля, наряженная в шлем, налокотники и наколенники полетела над горной рекой. Крик подруги, наполненный то ли ужасом, то ли восторгом Аня засняла на камеру. Теперь ей ужасно хотелось смонтировать видео, посвященное отпуску. Фотоаппарат хранил несколько часов удивительных, прекрасных, глубоких, личных моментов.

Оказавшись у подножия горы, на которую предстояло взобраться, Аня увидела небольших, поджарых лошадей. Они с аппетитом жевали траву, прикрыв свои большие глазищи, щурились под радостным, дружелюбным солнцем. Девушка подошла к ним, протянула руку и коснулась гладкой шерсти одного из коней.

— Эй, красавица, хочешь на нем в горы ехать, — оживился мужичок, покуривающий рядом с прекрасными животными.

Аня настороженно осмотрелась, ей очень нравилось ездить верхом, но она никогда не управляла лошадью в горах и не пробовала кататься без седла.

— Да ты не бойся, лошадки смирные, — увидев сомнение на ее лице, проговорил мужичок, поглаживая себя по бороде. Его узкое, покрытое морщинами лицо, смотрело на Аню с радушием.

— А давайте, — неожиданно для себя, сказала она.

Дед помог ей запрыгнуть на узкую упругую спину. Лошадь действительно была прекрасно вышколена, она реагировала на любое движение всадника. Аня слегка придавила бок пяткой. Лошадка пошла ровным шагом по каменистой извилистой дорожке.

— Эй, так нечестно, — воскликнула Оля, увидев подругу.

— Там еще лошадь есть, — горделиво вышагивая, ответила Аня.

— Я им не доверяю, — поджав губы, сказала Оля. Она действительно не любила ездить верхом.

— Андрей, а ты? — обратилась Аня к мужу.

— Не, давай сама, — ответил он, оглядывая уходящую вверх дорогу, — я хочу пройти и все посмотреть, ты оглянись вокруг, какой класс! Шикарное место.

Андрей превосходно держался в седле, еще в детстве, когда они жили с семьей под Астраханью, недалеко от воинской части, в которой служил его отец, была ферма, где разводили элитных коней. Парень проводил там почти все свободное время: чистил денники, таскал воду, ворочал сено. За такую помощь местный конюх обучил его не только основам верховой езды, но и парочке эффектных трюков. С тех пор, как Аня села в седло, они иногда вместе ходили на конюшню в Мурманске. Андрей научил жену правильно давать угощения, держать руки, управлять не поводом, а ногой.

Но сейчас мужчине хотелось подняться на вершину своими ногами. Он страстно любил карабкаться по горам, ощущать силу и мощь камней. Лес, возвышающийся на склоне, манил его величием, густотой и невероятной изумрудной зеленью. Этот отпуск стал для Андрея временем настоящего отдыха. Аня не доставляла ему никаких проблем, она была удивительно легкой, покладистой, дружелюбной, как в первые месяцы их знакомства. Как-то вечером, когда он пил чай с горными травами на террасе, она подошла и обняла его за плечи. Он удивился, жена давно не проявляла к нему нежности и интереса. Андрей подозревал, что у нее появился другой мужчина, но старательно отгонял от себя эти мысли. Они задевали его самолюбие. Пораженный, он спросил, с чем связаны перемены ее настроения. Садясь к нему на колени и целуя его в щеку, Аня, смеясь, говорила что-то про солнце и тепло. Когда жена сказала Оле на пляже про нехватку света и кварцевую лампу, Андрей впервые задумался о том, как же Аня чувствует себя, живя там, где ей все время темно и холодно. Сейчас, глядя на ее спокойное, лучистое, абсолютно расслабленное лицо, он почувствовал, как где-то в глубине души вновь зашевелилась совесть, чем больше времени они проводили на море, тем счастливее была его жена. Андрей с грустью подумал о том, что скоро им придется вернуться обратно.

— А я бы поехал, — подал голос Пашка, вопросительно глядя на Олю.

Девушка дернула плечами, ей не хотелось, чтоб Паша поднимался верхом вместе с Аней. Оля, в отличии от друзей была недовольна отпуском. Она уже несколько раз пожалела, что не поехала с Пашкой вдвоём. Парень не поддерживал ее стремлений активному отдыху, спал до 12 дня, много ел, но еще больше пил. Частенько усаживался играть в нарды с хозяином дома и его друзьями. Но хуже всего были его взгляды. Он, не стесняясь, разглядывал девушек, загорающих на пляже. Пару раз Оля замечала, как Пашка пялится на Аню. Это ее раздражало, она ревновала. Единственным утешением служило то, что подруга старательно обхаживала своего мужа. Оля видела, как Аня постоянно берет Андрея за руку или невзначай кладет голову ему на плечо, утром на общей кухне варит ему кофе и несет в комнату на витом блестящем подносе. Если бы девушка не знала, что у подруги еще недавно был страстный роман с другим мужчиной, то она ни за что бы не поверила, что Аня не любит мужа. Со стороны их пара казалась идеальной. Оля не могла предъявить подруге ни единой претензии, она ни разу не осталась с Пашкой вдвоем, всячески от него дистанцировалась, поводов для каких-либо фривольных действий не давала.

— Оль, ты не против? — невинно моргая, спросил Паша.

Девушка недовольно поджала губы, но не выразила несогласия. Упругой, расслабленной походкой Паша направился к старичку и арендовал коня. Бодро вскочив на него, парень порысил вперед по дорожке, оставляя друзей далеко за собой. Оля и Андрей переглянулись. Гид помахал им рукой, приглашая продолжить путешествие.

Сейчас, сидя в автобусе, Аня с наслаждением смаковала воспоминания о горной прогулке. Она думала о том, ка медленно и торжественно шагала на лошади в горы. Девушке казалось, что она идет древней тропой, которая помнит прекрасных княжон, стыдливо прикрывающих лицо полупрозрачной вуалью, гордых джигитов, носящих на плечах толстые бурки. Солнце, прорывавшееся через густой полог огромных зеленых листьев, отражалось от камней, искрилось в плещущихся водах узкой, но шумной, звенящей горной реки.

— Мы прибыли, — раздался неожиданно голос гида. Автобус остановился на небольшой площадке. От нее вдаль убегала дорожка, по бокам которой росли кипарисы-великаны. — Девушки, не забывайте платки, вход на территорию монастыря возможен только в длинной юбке и с покрытой головой.

Аня вышла из автобуса, накинула на голову белый палантин и направилась по дорожке, вымощенной покатыми булыжниками. Андрей следовал за гидом, задавал вопросы. Мужчина был поражен. Монастырь построили монахи. Собственноручно они расчищали место для будущего ансамбля, который по проекту должен был состоять из 6 церквей. Для осушения болота братия построила плотину, высадила кипарисовые деревья, разбила фруктовый сад. У плотины они выстроили мельницу и пекарню. Андрею было ужасно интересно, как смогли монахи снести часть горы, ведь у них не было современной техники. Как сконструировали каскад прудов? Пока Аня делала снимки золотых куполов, разглядывала цветы, высаженные вдоль храмовых стен, мужчина изучал кирпичную кладку. Из рассказов гида он понял, что она крепилась специальным раствором, одним из ингредиентов которого являлось куриное яйцо.

Аня любовалась красотами монастыря, невероятный золотой каскад куполов поражал своим величием. Храмовый комплекс был непохож на типичные православные храмы. В каждой его линии читались сдержанность и благородство. Внутри под темными сводами была совсем другая жизнь. Колыхание свечей, точеные профили, бездонные глаза ангелов, праведников и мучеников создавали особую атмосферу. Всюду чувствовалось божественное начало. Аня с любопытством разглядывала фрески, она и представить не могла, на сколько они отличаются от фотографий учебника. Темно-зеленые, буро-красные, кое-где выцветшие силуэты поражали мудростью глаз. Скорбь и великое знание таилось в них. Аня подумала, что вот так и выглядит настоящий бог. Скептицизм, с которым девушка относилась к религии словно испарился.

— Девчонки, — громко окрикнул их с Олей Паша, — поехали уже в пещеры. Ну сколько можно расхаживать по церквам? — парень оперся на стену, картинно зевнул.

— Потерпи чуть-чуть, — попросила Оля, делая фотографию.

— Оль, — капризно протянул он, — мне скучно, Андрей там стенки изучает, вы тут под свечками бродите, что за радость? — надувая губы, словно маленький ребенок, продолжал Паша.

Аня закатила глаза, ей было совершенно непонятно, как подруга терпит парня. За полторы недели он достал даже Андрея, который редко обращал внимание на пьянство и загулы.

— Сейчас поедем, — тяжело вздыхая, проворчала Оля. Она просительно глянула на Аню.

— Идите, я догоню, — ответила девушка. Ей не хотелось покидать это волшебное место. Свет, пробивающийся из окон под самым куполом, падал столбом перед иконостасом, словно открывая дорогу в потусторонний мир. Ане наслаждалась этим видом, ощущая дыхание силы.

— Ты еще в монашки заделайся, — скептически бросил Пашка, выходя из храма.

Аня проигнорировала его замечание. Она смотрела на льющееся сияние, тени, мечущиеся по стенам, вдыхала запах ладана.

Выйдя из храма, она почувствовала, как на ее плечах, словно легкая шаль, покоится благодать.

— Потрясающее место, — обнимая жену, сказал Андрей. — Вот это стены, грандиозная архитектура. Оказывается, камни, которыми вымощены дорожки, монахи подбирали по тяжести грехов! Ну что идем в пещеры? Вы знаете, что у подножья Иверской горы искусственный вход, а первый спустившийся туда пролезал через колодец? Я бы тоже с удовольствием поисследовал подземелья, — воодушевленно говорил он.

В пещерах царила прохлада. После жаркого, солнечного дня было приятно оказаться в полумраке. Темнота расслабляла. Аня с любопытством смотрела по сторонам. Только что они прошли станцию, напоминающую перрон метро, только морда стоящего там поезда была более узкой и угловатой. Теперь, спускаясь по каменным ступеням, проходя в самое сердце горных чертогов, ей казалось, что она в царстве горного короля. В памяти всплывали кадры из фильма «Властелин колец». В детстве Аня до дыр зачитала книги Толкиена, описание Мории и пещеры Смога были для нее почти осязаемыми. Где-то в глубине души играла музыка Грига из сюиты «Пер Гюнт». Аня читала пьесу Генрика Ибсена, для которой и было написано музыкальное сопровождение, его рассуждение о том, когда человек раскрывает свою душу, что есть грех, в чем смысл жизни нравились девушке. Обводя глазами бескрайние строгие залы, со светящимися сталактитами и сталагмитами, она думала о том, что гора- символ человеческой натуры. Снаружи он может быть голым и серым или восхитительно цветущим, но внутри обязательно кроется тайна. У кого-то есть один зал, кто-то владеет множеством сокровищ. Но узнать об этом невозможно до тех пор, пока ты не спустишься в опасный глубокий колодец и не зажжёшь там свет. Правы были древние греки, восхваляя Прометея. Без огня нет жизни.

Они прошли через последний зал. Оля молчала, она просматривала отснятые кадры. Пашка сладко потягивался, было видно, что и пещеры утомили его, парень не был настроен на долгие прогулки. Андрей немного отстал от группы, он с удовольствием слушал рассказ гида о строительстве железной дороги, о граните и мраморе, которыми отделана станция. Он единственный кто запомнил, что самый большой зал называется «Махаджиров», а его длина -260 метров, высота- 50.

Недалеко от пещер находился водопад и заброшенная железнодорожная станция. Темные туннели, по которым когда-то проносились поезда, теперь тонули в фиолетовом тумане, зеленые листья, колыхавшиеся со всех сторон, шептали волшебные сказки, смешивающиеся с пением птиц. Почерневший от времени, заросший мхом камень, беседка с купольной крышей и пустыми окнами, шум водопада ждали художника, который сможет увековечить их прелесть на века.

Октябрь 2012

— Аня, ты вообще понимаешь, что у нее депрессия. Мира не выходит из дома, не встает с кровати, она задернула шторы и целый день лежит, моется тоже не всегда. Ее мать уже с ног сбилась, она сначала боялась выходить даже в магазин, думала, что Мира в окно сиганет или еще чего. Я им продукты возила. Сейчас 3 раза в неделю сижу с ней, но у меня свой ребенок и учеба, еще работа. А вы с Олей просто устранились, — кричала в трубку Полина.

— Я что могу сделать? — с тоской ответила Аня. — Она трубку не берет, когда я звоню ее маме, то отказывается говорить.

— Да, она в принципе не говорит ни с кем! — ответила Полина, ее страшно раздражало, что никто из подруг не пытается помочь Мирославе. В их четверке Поля с Мирой общалась меньше всех. Но сейчас, когда ни Оли, ни Ани не было рядом, все заботы упали на нее.

— Психолог или психиатр был у нее? — спросила Аня.

— Был, мама твоя свою знакомую попросила ее посмотреть, таблетки выписали, только Мире с них хуже, она раньше хотя бы плакала и что-то говорила, а теперь просто лежит и часами смотрит в одну точку, — обреченно говорила Поля. Она дежурила около Мирославы, видела своими глазами, что значит превратиться в овощ.

— От меня ты чего хочешь? — наконец выдавила из себя Аня. Она прекрасно понимала, что Полина не стала бы нагнетать без повода. Да и чувствовала за собой вину. Аня бросила Миру с ее горем. О трагедии, постигшей подругу, Аня узнала от мамы, когда они возвращались из отпуска. Зарулив домой на несколько дней, девушка просидела около Мирославы пару часов, но не дождавшись никакой реакции на себя, решила вернуться с мужем в Мурманск. Оля тоже уехала в Москву. Иногда они созванивались, но при разговорах старались обходить тему с Мирой стороной. Им обеим было страшно, они чувствовали свою беспомощность, но старались скрыть это друг от друга.

— Ты должна приехать, у меня сессия на днях, я не могу с ней сидеть! — резюмировала Поля.

— Хорошо, — ответила Аня, она понимала, что если сейчас откажется, явив Поле свое малодушие, то подруг у нее не останется. — Ты Оле звонила?

— Нет, с ней бесполезно разговаривать. Она Пашку нянчит. Понять не могу, зачем он ей? Лучше бы кота завела, он хоть жрет меньше и кастрировать можно, — грубо ответила Полина.

— Фу, как ты можешь, он же твой брат, — пробормотала Аня, хотя в душе была согласна с подругой.

— Как раз из-за того, что он мой брат, мне особенно обидно. Понять не могу, почему он стал таким. Учиться не хочет, работать не идет, таксует только иногда. Ань, ну неужели она не видит, что он пирожок ни с чем? — трагично вздохнула Полина.

— Оля не дура, — стараясь скрыть свои сомнения, ответила Аня. Она видела, как подруга тревожилась и расстраивалась из-за Пашки на море.

Ловя на себе его совершенно недвусмысленные взгляды, Аня не на шутку волновалась, что у них с Олей снова произойдет ссора. В последний вечер перед отъездом девушка пошла купаться на море одна. Андрей и Оля отравились во время завтрака, они съели в ресторане манный пирог. Аня, с детства не любившая манку, отказалась, а Пашка предпочел насджин. Ровнёхонько через 2 часа и Олю, и Андрея начало тошнить. К середине дня стало понятно, что они сегодня уже никуда не пойдут. Просидев около Андрея до 7 вечера, Аня решила, что очень хочет пойти попрощаться с морем, проводить закат. Она надела купальник, легкое платье, которое еще не убрала в чемодан, взяла полотенце и вышла на террасу. Пашка, как и в предыдущие вечера, резался с хозяином в нарды. Оторвав глаз от игрового поля, он хитро подмигнул Ане. Девушку передернуло. Она поскорее вышла за калитку и пошла на пляж. К ее удивлению, сегодня там никого не было, то ли вчерашний шторм распугал отдыхающих, то ли вечеринка в новом ресторане заманила к себе людей, но берег был пуст. Аня любовалась закатом. Солнце садилось прямо в воду, его нежные золотые лучи окрашивали волны, рисовали длинную магическую дорожку, упирающуюся в белую гальку на берегу. Аня вошла в воду и дотронулась до драгоценной тропинки, по ней побежала рябь.

— Анька, — раздалось с берега.

Девушка обернулась, Пашка уже успел скинуть тапки и футболку, теперь он расстёгивал ремень. Аня быстро погрузилось в воду, в надежде, что Паша не будет настаивать на совместном купании.

— Как там Оля? — прокричала она, словно напоминая парню, что он приехал сюда с девушкой.

— Спит уже, — ответил Паша, бросаясь в воду. Он доплыл до Ани в два броска. — А Андрей как себя чувствует? — заглядывая ей в глаза и немного щурясь от лучей заходящего солнца, спросил он.

— Ему гораздо лучше, — слегка отплывая, ответила Аня.

Пашка засмеялся:

— Что ты бегаешь от меня весь отпуск? — вздернув бровь, спросил он.

— Ты о чем? — делая вид, что не понимает, ответила Аня.

— Не строй из себя дурочку, ладно. Я же не идиот. Ты даже когда только начала встречаться с Андреем, так об него не терлась. А сейчас… точно кошка в марте, — ехидно заметил он.

— Фу, какой ты неприятный, — ответила Аня и брызнула в него водой. Она решила, что проще всего отшутиться. Легкий флирт и напускная глупость всегда выручали ее в сложных ситуациях. Сейчас она чувствовала, что от Пашки пахнет чачей, видела его намерение пообщаться. Самым правильным было бы уйти, но ей не хотелось проводить последний вечер на море в 4-х стенах.

Пашка снова подплыл ближе. Аня старалась сохранять спокойствие, хотя ей было жутко. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, чего он хочет. Единственное, что ей пришло в голову, — это нырнуть. Она проплыла под водой несколько метров. Солнечная дорожка почти исчезла, последний луч блуждал у самой линии горизонта, темнота ползла с гор. Сильная волна накатила и ударила девушку в нос. Она звонко чихнула и хлебнула воды. Обернувшись, она с удивлением обнаружила, что Пашки нет. Всматриваясь в черную воду, девушка искала его силуэт. Он вынырнул недалеко от волнореза, поплыл вперед к буйкам.

— Паш, — крикнула она ему, — может не надо, уже темно?

— Трусиха, — эхом разнеслось по воде.

Аня следила за ним во все глаза. Он шел вперед уверенно, разбрызгивая брызги точно дебаркадер. Вода то скрывала его, то снова открывала взору коротко стриженную голову. Он зацепился рукой за буй.

— Паш, ты нормальный? — крикнула Аня.

— Плыви ко мне, — смеясь, отвечал он.

— Ни за что! — вторила ему Аня. Она повернула к берегу, теплые волны подталкивали ее, она качалась на них, словно в гамаке.

Почувствовав под ногами дно, она встала, обернулась. Пашки снова не было видно. «Вот позер», — подумала Аня. Выходить из воды не хотелось. Она села на отмели так, чтоб играющие волны накатывали на нее. Любуясь темной водой, она слышала, как на берегу поют в караоке девчонки, бьют часы, мычат на вечерней дойке коровы. Пашка подплыл к ней и сел рядом.

— Как твоя поездка в Польшу? — неожиданно спросил он.

Аня перевела не него взгляд.

— Хорошо, правда, я думаю, что писать о политике — это не мое. Знаешь, хреновый я обозреватель, — искренне ответила Аня.

— Ну почему, Оля показывала твою статью, говорит, что в этом есть здравый смысл, личное отношение и дух протеста, — пародируя свою девушку, сказал Паша.

— Мне не нравится, — продолжила объяснять Аня, — я не своим делом занимаюсь.

— Ну знаешь, я вот тоже не могу найти свое дело, а работать за 3 копейки мне не в кайф, — проворчал парень.

— А как в кайф? — поинтересовалась Аня, она не понимала, как так может быть, что взрослый мужик сидит на шее у бабы.

— Я свое хочу что-нибудь, может автосервис, — мечтательно протянул Паша.

Она кивнула. Оля говорила, что у него искания. Но Аня искренне была убеждена, что это просто лень.

— А че с Данькой у тебя, — беспардонно спросил Паша.

— Ничего, — пожала она плечами, — я его со школы не видела.

— Поля говорит, что он с Марусей в Питере живет, она его муза, — заржал он.

Девушка изумилась, Полина ей ничего такого не рассказывала.

— Странный выбор, — усомнившись в честности Пашки, сказала Аня.

— Ага, Поля тоже удивлялась, как можно было тебя променять на эту мышь, — он коварно прищурился, глядя Ане в глаза.

Настроение у нее совсем упало. Маруся! Эта невзрачная моль. Уж кого-кого, а ее то Аня никогда не воспринимала своей конкуренткой. Как такая как она вообще может быть чьей-то музой. Да, поэтов периодически вдохновляли страшненькие женщины. Лиля Брик с ее тяжелым усталым взглядом, тонкими губами и большим носом доводила Маяковского до исступления. Елизавета Дмитриева со своими детскими и глуповатыми чертами лица стала причиной дуэли между Николаем Гумилёвым и Максимом Волошиным. Блёклая Гала- вдохновительница Сальвадора Дали. Но в них была искра страсти, которая притягивала магнитом мужчин. А Маруся? В ней однозначно не было ничего, что могло бы вызвать желание.

— Я домой пойду, уже поздно, — вставая, проговорила Аня. Она дошла до берега, лёгкий ветерок студил кожу. Идти в мокром купальнике не хотелось. Аня обернулась полотенцем и начала раздеваться. Стянув с себя мокрые лямки, она потянулась за сарафаном. Но Пашка ее опередил. Он стоял перед ней, держа платье в руках.

— Дай пожалуйста, — протягивая вперед руку, попросила Аня.

— А если нет? Так пойдешь, в полотенце? — нахально спросил он.

— В смысле, нет. Паш, ты чего? Это не очень смешная шутка, — опешила Аня. Она не думала, что он будет к ней приставать, все-таки Оля была не так далеко.

— Да ладно тебе, чего ты из себя скромницу то корчишь, — продолжал он, пытаясь сдернуть с нее полотенце.

— Паш, отвали, — отпрыгивая от него, ощетинилась Аня, — ты же с Олей!

— Оля, Оля, — передразнил он ее, — ну и что, когда нам это мешало? — наступая снова, прогундосил он.

— Какой же ты урод! — выругалась Аня.

— А раньше нравился, — зло заметил Пашка, бросая Ане платье, с этими словами он снова пошел в воду.

Аня оделась и, не оглядываясь, быстро засеменила прочь от него.

— Аня, когда ты приедешь? — вопросительно требовала Полина.

— Когда ты начинаешь учиться? — задумчиво протянула Аня.

— С понедельника, — раздраженно ответила Поля. Она совершенно была не готова, мама, которая в кои-то веки согласилась сидеть с Юлей, была уже на последнем издыхании. Полина терзалась мыслями о том, кто же будет следить за ее дочерью. Ведь она не может таскать ее с собой на учебу.

— Постараюсь к пятнице. Сегодня возьму билет на самолёт, — ответила Аня.

— Очень надеюсь, но имей в виду, что одной неделей ты не отделаешься, — наседала Полина.

— Я уже поняла, — медленно проговорила Аня, — что-нибудь придумаю, — с этими словами она отключилась.

***

Оля ехала в метро, в наушниках тихо наигрывал гитарными переборами Александр Иванов. Его простая, уютная музыка убаюкивала. Качаясь в колыбели синего вагона, Оля погружалась в волшебные слова:

«Московская осень, московская осень.

Темнеет так рано, темно уже в восемь,

И память меня, словно ветер, уносит

В другую такую же точно московскую осень…»⁴⁵

Усталость оплела ноги, лианами повисла на плечах, хотелось скорее оказаться дома, улечься на мягком диване, укутаться теплым пледом. Долгий день отнял много сил: учеба, работа. А сейчас ей написала Аня. Подруга прилетает в пятницу, она едет сидеть с Мирославой. Всеми правдами и неправдами ей удалось выклянчить на кафедре 2 недели без отработок, но она настаивала на том, чтобы Оля тоже нашла время. Отнекиваться никак не получалось, от Пашки она знала, что Полина тянет этот воз вместе с Мириной мамой. Совесть уже давно точила девушки, теперь, после Аниного напора, уже нельзя было закрыть глаза на происходящее. Осталось только придумать, как разгрузить себе 2 недели.

Глаза смыкались. Встряхнув плечами, девушка попыталась сбросить дрему. Она с удивлением заметила, что уже подъезжает к своей станции. Обхватив поручень рукой, он оперлась на него, словно на спасительную палку, подтянула себя и встала. Поднявшись на эскалаторе, выбравшись из душного павильона, Оля поёжилась. Шел сильный дождь. Капли барабанили по лужам, плескались в них. Фонари светили больными желтыми лучами, раздражая глаза. Девушка оглянулась. Пашка обещал встретить ее у входа в метро. Она увидела машину и поспешила к нему.

— Привет, — запрыгивая в салон, сказала Оля.

По мрачному Пашкиному лицу она видела, что парень явно не в настроении.

— Привет, — кисло ответил он.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Оля.

— Ничего, собеседование провалил, — резко газуя, сказал он.

Оля тяжело вздохнула, недавно она договорилась с подругой, чтоб Пашку взяли на работу в автосалон. Отец Олиной однокурсницы держал сеть салонов подержанных автомобилей. Устав ждать, пока парень раскачается, девушка взяла его трудоустройство в свои руки.

— Почему? — удрученно спросила она.

— Потому, — огрызнулся Пашка, — Оля, я мужик, прекрати искать мне работу, мне это не нравится, я сам всего добьюсь!

— Ты, бесспорно, мужик, только при этом плотно сидишь на моей шее, не восстановился в ВУЗ, не работаешь, зато регулярно тратишь мной заработанные деньги, еще и прибухивать начал, я устала, — возмутилась Оля.

— Прекрасно, я и не знал, как тебе, бедняжке, тяжело, — ударяя по рулю кулаком, выкрикнул он, — я тогда съезжаю! Вдруг объедаю тебя!

Оля замерла, она не хотела начинать этот разговор, а тем более вести его в таком ключе. Но сейчас, когда он начал кричать на нее, она поняла, что действительно больше не может тащить все на себе. Романтика, песни, ночные прогулки встали у нее поперек горла. Слова, слова, слова, но никаких дел.

— Отличный план, только ключи от моей машины отдай, и вперед, куда тебе вздумается! — воскликнула она.

Пашка зло взглянул на нее. Через 3 минуты, когда они подъехали к подъезду, он выскочил из машины, даже не заглушив мотор, быстрыми шагами направился в дом. Оля не торопилась, она не хотела смотреть, как он собирает вещи. Ей казалось, что если она увидит это, то начнет просить прощения. Мысль о том, что он уходит, была невыносима. Девушка кусала губы, сжимала кулаки. Идеальные ногти уходили глубоко в кожу, оставляя кровавые подтеки на ладонях. Оля не знала, сколько она так просидела. Громко хлопнула подъездная дверь, но девушка не оглядывалась. Дождь застил окна, стучал по крыше, заглушая ее рыдания.

***

Аня сидела под желтым торшером, его свет падал на страницы небольшой книги, девушка взяла ее в магазине в самый последний момент, проходя мимо полки с хитами продаж. Ее взгляд поймал название: «Книжный вор» было выведено тонкими готическими буквами на белой обложке. Обычно полка с хитами полнится любовными романами, книгами по астрологии, кулинарии, психологии. Слегка поколебавшись, Аня взяла томик на кассу. Сейчас, сидя возле кровати, на которой лежала Мира, девушка остро нуждалась хоть в каком-то занятии. Она не могла включить телевизор или уткнуться в телефон. Ей это казалось бестактным. Все попытки завязать беседу наталкивались на ледяное молчание. Аня достала книгу и начала читать вслух:

«СМЕРТЬ И ШОКОЛАД

Сначала краски.

Потом люди.

Так я обычно вижу мир.

Или, по крайней мере, пытаюсь.

* * * ВОТ МАЛЕНЬКИЙ ФАКТ * * *

Когда-нибудь вы умрете.

Ни капли не кривлю душой: я стараюсь подходить к этой теме легко, хотя большинство людей отказывается мне верить, сколько бы я ни возмущался. Прошу вас, поверьте. Я еще как умею быть легким. Умею быть дружелюбным. Доброжелательным. Душевным. И это на одну букву Д. Вот только не просите меня быть милым. Это не ко мне.

* * * РЕАКЦИЯ НА ВЫШЕПРИВЕДЕННЫЙ ФАКТ * * *

Это вас беспокоит?

Призываю вас — не бойтесь.

Я всего лишь справедлив.

Ах да, представиться.

Для начала.

Где мои манеры?

Я мог бы представиться по всем правилам, но ведь в этом нет никакой необходимости. Вы узнаете меня вполне близко и довольно скоро — при всем разнообразии вариантов. Достаточно сказать, что в какой-то день и час я со всем радушием встану над вами. На руках у меня будет ваша душа. На плече у меня будет сидеть какая-нибудь краска. Я осторожно понесу вас прочь.

В эту минуту вы будете где-то лежать (я редко застаю человека на ногах). Тело застынет на вас коркой. Возможно, это случится неожиданно, в воздухе разбрызгается крик. А после этого я услышу только одно — собственное дыхание и звук запаха, звук моих шагов.

Вопрос в том, какими красками будет все раскрашено в ту минуту, когда я приду за вами. О чем будет говорить небо?

Лично я люблю шоколадное. Небо цвета темного, темного шоколада. Говорят, этот цвет мне к лицу. Впрочем, я стараюсь наслаждаться всеми красками, которые вижу, — всем спектром. Миллиард вкусов или около того, и нет двух одинаковых — и небо, которое я медленно впитываю. Все это сглаживает острые края моего бремени. Помогает расслабиться.

* * * НЕБОЛЬШАЯ ТЕОРИЯ * * *

Люди замечают краски дня только при его рождении и угасании, но я отчетливо вижу, что всякий день с каждой проходящей секундой протекает сквозь мириады оттенков и интонаций.

Единственный час может состоять из тысяч разных красок.

Восковатые желтые, синие с облачными плевками.

Грязные сумраки. У меня такая работа, что я взял за правило их замечать.

На это я и намекаю: меня выручает одно умение — отвлекаться. Это спасает мой разум. И помогает управляться — учитывая, сколь долго я исполняю эту работу. Сможет ли хоть кто-нибудь меня заменить — вот в чем вопрос. Кто займет мое место, пока я провожу отпуск в каком-нибудь из ваших стандартных курортных мест, будь оно пляжной или горнолыжной разновидности? Ответ ясен — никто, и это подвигло меня к сознательному и добровольному решению: отпуском мне будут отвлечения. Нечего и говорить, что это отпуск по кусочкам. Отпуск в красках.

И все равно не исключено, что кто-то из вас может спросить: зачем ему вообще нужен отпуск?

От чего ему нужно отвлекаться?

Это будет второй мой пункт.

Оставшиеся люди.

Выжившие.

Это на них я не могу смотреть, хотя во многих случаях все-таки не удерживаюсь. Я намеренно высматриваю краски, чтобы отвлечь мысли от живых, но время от времени приходится замечать тех, кто остается, — раздавленных, повергнутых среди осколков головоломки осознания, отчаяния и удивления. У них проколоты сердца. Отбиты легкие.

Это, в свою очередь, подводит меня к тому, о чем я вам расскажу нынче вечером — или днем, или каков бы ни был час и цвет. Это будет история об одном из таких вечно остающихся — о знатоке выживания.

Недлинная история, в которой, среди прочего, говорится:

— об одной девочке;

— о разных словах;

— об аккордеонисте;

— о разных фанатичных немцах;

— о еврейском драчуне;

— и о множестве краж.

С книжной воришкой я встречался три раза.

У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ

Сначала возникло что-то белое. Слепящей разновидности.

Некоторые из вас наверняка верят во всякую тухлую дребедень: например, что белый — толком и не цвет никакой. Так вот, я пришел, чтобы сказать вам, что белый — это цвет. Без всяких сомнений цвет, и лично мне кажется, что спорить со мной вы не захотите.

* * * ОБНАДЕЖИВАЮЩЕЕ ЗАЯВЛЕНИЕ * * *

Пожалуйста, не волнуйтесь, пусть я вам только что пригрозил.

Все это хвастовство — я не свирепый.

Я не злой.

Я — итог…»⁴⁶

— Мда, ты, конечно, ничего лучше-то принести не могла, — неожиданно проговорила Мира. Голос ее был глухим и сиплым.

Аня удивленно вскинула брови, она сидела у подруги уже несколько дней, но никакой реакции на ее присутствие Мира не выказывала. Поля говорила, что это ее обычное состояние.

— В свое оправдание могу сказать лишь то, что я не знаю, о чем эта книга. Сейчас на пике популярности эротический БДСМ роман «Пятьдесят оттенков серого», на мой вкус- порнушка для домохозяек, но, если тебе это нравится, могу купить и почитать вслух, — стараясь сохранять спокойствии, проговорила Аня. Сердце ее бешено колотилось. Это была первая фраза, сказанная Мирой за последний месяц.

— Нет, к этому я точно не готова, еще начнет тошнить, тебе убирать придется, — хмыкнула Мирослава, — по ее серому лицу пробежала тень некогда прекрасной открытой улыбки. Сейчас она была больше похожа на судорогу, но всё-таки это эмоция.

— Ну, как хочешь, — отпивая из кружки остывший кофе, ответила Аня.

— Как ты пьешь эту гадость? — спросила Мира, провожая взглядом желтую чашку.

— Вот так и пью, другой то мне никто не нальет, — криво усмехнувшись, ответила Аня.

К ее удивлению, Мира села на кровати и опустила ноги на пол, ее свалявшиеся волосы торчали соломой вороньего гнезда.

— Дай сюда, — недовольно сказала подруга, вставая. Она взяла Анину чашку и ушла в кухню. Было слышно, как зашумела вода, забурлил чайник. В воздухе разлился терпкий аромат.

— Ты идешь? — крикнула Мира из кухни. — У меня слуг нет.

Пораженная, Аня пошла к подруге. На столе стояли жареные тосты с медом и сыром, дымились две большие чашки, Мирослава наливала в одну из них молоко.

— Сигареты есть? — поворачиваясь к Ане, спросила она.

— Я бросила, — опешив, ответила Аня.

— Мне хоть не ври, — равнодушно проговорила Мира, — могу поспорить, что пачку в сумке носишь.

Это была чистая правда, Аня до сих пор таскала во внутреннем кармане заначку. Она вытащила из сумки цветную коробочку и положила на стол.

— Зажигалки у меня нет, — честно призналась Аня.

— Это ничего, — ответила Мира, взяла со стола большую, газовую, для духовки, щелкнула кнопкой. На тоненьком кончике загорелся маленький огонек. Она завороженно смотрела на него, потом подожгла сигарету. — Перестань смотреть на меня как на привидение, — затянувшись, сказала Мира.

— Довольно затруднительно, ведь ты, можно сказать, восстала только что из мертвых, — перестав следить за языком, ответила Аня.

— У меня есть все основания для того, чтобы снова лечь обратно, — заметила Мира.

— Перед тем как сделаешь это, причешись хотя бы, — скорчила гримасу Аня.

— Не, это лишнее, — спокойно ответила Мира, — а ты зачем приехала — то?

— К тебе, Поля позвонила, сказала, что ты совсем кабачок, — ответила Аня, она решила быть предельно честной.

— А… — протянула Мира, — ну передай Поле, пусть не волнуется, сидеть со мной ей не надо. Она когда приходит, мне совсем худо делается.

— Почему? — удивилась Аня.

— Мне иногда кажется, что у тебя мозги кузнечика, — сердито ответила Мира.

— Потрясающая наглость, — рассмеялась Аня.

— А с твоей стороны невероятная бестактность, но я всё-таки отвечу. Когда ты понимаешь, что врач, который должен был помогать, убил твоего ребенка и по случайному стечению обстоятельств чуть не убил тебя, не очень хочется общаться. А когда рядом с тобой сидит счастливая мамаша, становится совсем кисло, — отпивая кофе, ответила Мира.

— Убил? — вытаращив глаза, переспросила Аня.

Мирослава кивнула.

— Мне не рассказать, как это было, я просто не могу, — голос ее дрогнул, — но ты представь, мне заведующая отделением документы пыталась подсунуть, что я сама отказалась от экстренной помощи. Я заявление написала в полицию. Мне тело дочки только через 3 недели отдали. Экспертизы шли. А заключения разные. В шкафу лежат, хочешь посмотреть?

— Ну покажи, — замявшись, ответила Аня. Она совершенно не хотела смотреть на выписки и заключения. Ее пугало то, что хочет рассказать Мира.

Подруга вышла и почти сразу вернулась с большой синей папкой.

— Это что, все справки? — обалдело глядя на талмуд, спросила Аня.

Она открыла первую страницу, начала читать: заключения, анализы, выписки, узи. Везде, кроме последнего, была абсолютная норма.

— Я ничего не понимаю, — сказала Аня, отрываясь от листочков.

— В заключении о смерти пишут, что были пороки развития, несовместимые с жизнью, но в период беременности, кроме неправильного положения плода, ничего выявлено не было, — трагично констатировала Мира.

— Но как так — то? — совсем растерялась Аня.

— Вот так, — беря бутерброд, ответила Мира, — и как с этим жить?

Аня молчала, она не знала, что ответить.

— Будет суд? — наконец спросила она.

— Боюсь, что нет. Мне следователь объяснил, что нет независимой экспертизы у нас, патологоанатомы работают при тех же больницах и покрывают своих коллег, единственное, на что я могу опираться — это нарушения в документации, и то больница подсуетилась уже, — тяжело вздыхая, ответила Мира. — Я ужасно устала, у меня ни на что нет сил.

— Почему ты ни с кем не говоришь? — вдруг ляпнула Аня.

Мира вымученно улыбнулась:

— Терпеть не могу, когда меня жалеют. Мама, Поля. Как только они начинают надо мной сюсюкать, я совсем разваливаюсь, — ответила она.

Аня кивнула, с ней тоже такое бывало. В моменты горя или тоски любая жалость ее добивала. В детстве мама редко позволяла ей впадать в уныние. На ум сразу пришел случай. Аня только научилась кататься на велосипеде, мчась по песчаной дорожке и, вертя головой по сторонам, не заметила впереди стоящий фонарь. Со всего размаху девочка влетела в него. Перекувырнувшись через голову и приземлившись на попу, Аня увидела сильно разбитую коленку. Кое-как поднявшись, взяв слегка покореженный велосипед, она похромала домой. Мама поглядела на нее и сказала: «Чего ревешь? А кто не падал? Приложи подорожник». После этого случая у Ани еще долго болела нога, однажды она пожаловалась на это:

— Мам, у меня нога болит, — показывая на почти зажившую ссадину, говорила Аня.

Мама подняла голову от рабочих документов:

— Все время болит?

— Нет, — ответила Аня.

— А когда? — недовольно спросила мама.

— Только если нажимаю, — пискнула Аня.

— Ну так не нажимай! Займи руки чем-нибудь полезным, — ответила мать, снова вернувшись к работе.

— Что ты планируешь делать? — бездумно спросила Аня.

— Не знаю, я ничего не хочу, совсем, — смотря куда-то перед собой, ответила Мира.

— Но ты же встала, — удивилась Аня.

— Ты только мне не рассказывай, про то, что надо жить дальше, про сложный путь, — повторяя явно чьи-то слова, сказала Мира.

— Даже не собиралась, — честно призналась Аня.

— Да? А что ты хотела мне сказать? — постукивая пальцами по столу, спросила Мира.

— Да ничего, нет у меня для тебя утешительных слов, я поэтому и уехала сразу, не могла на тебя такую смотреть. Я не знаю, чем уменьшить твою боль. Не могу повернуть время вспять. Глядя на тебя, я чувствую свою абсолютную беспомощность и бесполезность. Я ужасный друг, — резюмировала Аня.

— Это точно, — глядя в глаза ей, ответила Мира, — беда у меня, а ты говоришь о себе. Но это меня не удивляет. Хотя, для разнообразия, могла бы спросить, как я себя чувствую.

— Так я спрашивала, ты же не отвечаешь, — буркнула Аня.

— А смысл? И так всем понятно, что мне плохо, — покачала головой Мира.

— Мы ходим по кругу. Я спрашиваю. Ты не отвечаешь. Я больше не спрашиваю, — улыбнулась Аня.

— Это и бесит, — фыркнула Мира.

— Я тебя не понимаю, что ты от меня хочешь? — озадаченно спросила Аня.

— Почему вы все от меня не отстанете? — вопросом на вопрос ответила Мира.

— Мы тебя любим, и ты нам нужна, — не задумываясь ответила Аня, — может быть, сейчас для тебя не имеет значения, но Поля сидит с тобой, хотя ее мама проела ей всю плешь, я уехала в разгар семестра, чтоб быть около тебя, через 2 недели приедет Оля, у нее еще и работа.

— Вы молодцы, только мне это надо? Вы это для меня или для себя делаете? — спросила Мира.

— Не знаю, думаю, что больше для себя, но я в альтруизм вообще не верю, —накручивая прядь волос на палец, протянула Аня, — а Оля, наверняка скажет, что для тебя. Поля ответит: «Не приставай ко мне с глупостями. Так надо! Это правильно».

— Ты считаешь, что постоянная бескорыстная забота о благе других- вымысел? — в голосе Миры чувствовался протест.

— Я думаю, что человек все делает только для своего удовольствия, комфорта и выгоды. И когда ты о ком-то заботишься, то непременно получаешь эмоции: ради них все, — пожала плечами Аня, — мне кажется, что только святой или сумасшедший может забыть о себе и делать что-то ради других.

— А счастья получается тогда тоже нет? — задумчиво спросила Мира.

— Не знаю, Пушкин писал: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…». Помнишь притчу про абсолютно счастливого человека?

Мира отрицательно покачала головой.

— Давным-давно жил на свете невероятно богатый и властный правитель. Все у него было: красавица жена, залы полные золота, верные слуги. Не было только счастья. Вызвал он к себе лекаря и говорит:

— Плохо мне, я не счастлив, придумай мне такое лекарство, чтоб постоянно быть счастливым.

— Повелитель, дайте мне три дня и три ночи, я найду такое лекарство, которое сделает вас счастливым, — воскликнул лекарь.

Два дня и две ночи не спал старик, думал, думал, а на третий явился к трону.

— О великий и могучий повелитель, чтобы стать счастливым, нужно отыскать рубашку абсолютно счастливого человека. Только надев её, сможете излечить душу свою.

Обрадовался правитель, отправил своих гонцов по всему царству. Но куда бы они ни приходили, нигде не могли найти счастья. Каждый подданный готов был отдать ради своего повелителя все, даже жизнь. Однако никто из них не был счастлив. И вот однажды забрел один из гонцов в чащу леса. Там в глуши работал дровосек, он махал топором и чему-то улыбался. Увидев гонца, спросил дровосек:

— Что ты ищешь здесь, мил человек?

— Вот уже несколько месяцев странствуя я по горам и долам, ищу абсолютно счастливого человека, но кого бы я ни спрашивал, никто такого не знает, — ответил гонец, — скажи мне, дровосек, ты счастлив?

— Да, — просто ответил он.

Обрадовался гонец.

— Можешь ли ты подарить мне свою рубашку? Я отнесу ее правителю, — взмолился он.

Рассмеялся дровосек:

— Посмотри на меня! Разве ты не видишь, что у меня нет рубашки?

— Как же ты можешь быть счастливым, если у тебя ничего нет? — изумился гонец.

— Раньше я был богатым и знатным, но не знал счастья, — отвечал дровосек, — жизнь рубила меня, словно великий зодчий, отсекая все лишнее, это продолжалось до тех пор, пока у меня ничего не осталось. Но именно в этом момент я осознал, что обрел свободу. Это ли ни счастье?

Аня помолчала и добавила:

— У этой истории есть вариации, в одной говорится, что гонец нашел в лесу святого, играющего на флейте, в другой- сумасшедшего, который был абсолютно гол. Но так или иначе, эта притча наводит меня на мысль о том, что все зависит от индивидуального восприятия. Нельзя унифицировать счастье.

— И какие эмоции заставили тебя бросить все и приехать? — спросила Мира.

— О, их много. Первая-страх. Она самая главная. Мне было ужасно страшно. Вдруг ты что-то сделаешь с собой. Как мне потом с этим жить? Получается, я отвернулась от тебя в самый трудный момент. Отсюда вторая- стыд. «Быть трусихой стыдно», — так мама говорила. Ну и я соскучилась по тебе. Это, правда, ближе к страху потери, но не совсем…

— Ты к психологу что ли ходишь? — перебила Аню Мира.

— Нет, с чего ты взяла? — изумилась девушка.

— Все у тебя стройно так и гладко. Может ты и мои эмоции по полочкам разложишь? — предложила Мирослава.

— Нет, я не могу, а почему ты не обращаешься к специалисту? — спросила Аня.

— Была у меня какая-то, но она только таблетки выписала, я от них все время сплю. Скажи, если бы мир Лукьяненко был настоящим, ты бы чью сторону выбрала? — спросила Мира.

— Ты про «Дозоры»? Я думаю, что темную. Но одно без другого вряд ли возможно. Посмотри на символ Инь-Янь, послушай слова Булгакова: «…что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп», — помолчав, Аня добавила. — Аа ты?

— Сейчас уже не знаю… — тревожно произнесла Мира.

— Я все-таки скажу тебе, что я думаю, — неожиданно проговорила Аня, — то, что с тобой случилось- огромная феерическая несправедливость, забыть это и оставить в прошлом невозможно. Ты для себя такое не выбирала. Так распорядилась судьба. Это не урок, не наказание. Случайность. Если ты справишься — значит победила жизнь. Снова ляжешь- смерть. Решать только тебе. Можешь ты вытащить себя из болота за косу, как это сделал барон Мюнгаузен? Или ты сложишь лапки и утонешь в молоке?

— Как мне с этим жить? — всплеснула руками Мира. — Ты просто не понимаешь!

— Конечно, и никогда не пойму, это твоя история, но сколько смогу, я буду рядом, что бы ты ни выбрала, — без лишнего пафоса ответила Аня.

— А если я себе сейчас вены вскрою или в окно сигану? Что ты будешь делать? — настаивала Мирослава.

— Попробую тебя отговорить, скорую вызову, что еще я могу сделать? Но ведь это никак не отменит твоё решение? — взвешенно произнесла Аня.

— Нет, никак, — после минутной паузы ответила Мира.

— Ты же не сделала этого до сих пор, значит есть причина? — спросила Аня, их разговор казался ей сюрреалистичным. Она думала о том, что очень зря обсуждает с Мирой вопросы самоубийства. Вечерние тени, вползающие в окно, стук дождя о стекло сближали маленькую кухню с декорациями спектакля по мотивам произведений Эдгара По. Холод вползал через щели в оконных рамах, тусклый свет лампы делал лицо подруги болезненно желтым, под глазами проступили темные круги, мелкие морщины распустили свои длинные паучьи лапки.

— Ты веришь в жизнь после смерти? — тихо спросила Мира.

— Нет, — быстро, не раздумывая, ответила Аня.

— А я верю, мне кажется, что человек не может уйти просто так, не оставив после себя ничего. Если он самовольно покидает этот мир, то его душа не найдет покой и после смерти, — говоря это, Мира подперла голову рукой. — Ну и, если честно, я боюсь. Я чувствую, что ад он прямо здесь и сейчас. Но что, если я умру, а боль не пройдет? Так есть хотя бы надежда…

— Интересная мысль, мама говорит, что после смерти тела душа познает все тайны мироздания и воссоединяется с Богом. А я думаю, что это все сказки. Если бы после смерти что-то было, то кто-то упрямый и упертый наверняка прорвался бы в земной мир и обо всем рассказал. А раз этого не происходит, значит конечная точка все-таки в земле. Знаешь, я обязательно завещаю себя кремировать, а прах закопать под какой-нибудь елкой или сосной, чтоб не было этих ужасных крестов и могил, пусть будет дерево. Видела как-то по телевизору, есть такие кладбища, где сажают целые леса, а родственники вешают на ветки маленькую цветную ленточку.

— Да, а я бы хотела, чтоб на моей могиле посадили шиповник. Ты сделаешь это для меня? — пустым голосом произнесла Мира.

— Я ставлю на то, что ты меня переживешь, — горячо ответила Аня.

— Почему? — глаза Мирославы стали круглыми от удивления.

— Ты еще не сделала все, что хотела: не вышла замуж в красивом платье, не посадила вишневый сад, не родила пятерых, ну и не летала в Италию на неделю моды, — перечисляла Аня.

— Но я всего этого больше не хочу, — вымученно заметила Мира.

— Говорят, что незавершенные дела притягивают душу к земле и не пускают ее к Богу, — заговорщицки подмигнула Аня.

***

— Полина, что Вы делаете завтра вечером? — неожиданно спросил Константин Сергеевич.

Поля замерла, она осталась последняя в аудитории, дописывала практическую работу. Константин Сергеевич прохаживался вдоль опустевших рядов, сложив руки на груди. Лицо его, заострившееся и сосредоточенное, было направлено к окну.

— Буду дома, учить физику, — осторожно ответила девушка. Она давно заметила, что молодой преподаватель ей симпатизирует, но пока не поняла, как сама к нему относится. С одной стороны, он был ей приятен. Всегда в наглаженной рубашке, гладко выбритый, интеллигентный, вкусно пахнущий. Но с другой- слишком далекий от ее идеального образа. К тому же ее очень смущало, что он ее преподаватель. Она не хотела лишних сплетен и пересудов.

— Давайте сходим в театр? — предложил он.

— А что вы хотите посмотреть? — уточнила Поля, ее детское увлечение дало о себе знать. Она обожала «Камерный театр», его маленькую уютную сцену, эксцентричных, харизматичных актеров, которые проживали жизнь, а не играли роль, тонкое видение режиссёра, его неподражаемое чувство юмора и вкус.

— «Прощай, Иуда!» по пьесе польского драматурга Ирениуша Иредынского, — задумчиво ответил Константин Сергеевич.

— Это о чем? — вопросительно глядя на него, спросила Полина, название ей не понравилось, оно отдавало тоской.

— Про предательство и противостоянии тоталитарному политическому режиму, — коротко ответил Константин Сергеевич.

Полина кашлянула.

— Простите, Вы приглашаете меня на свидание и выбрали философско-политическую драму? — недоумевая, произнесла она.

Он повернулся к ней, на щеках его появились красные пятна.

— С чего Вы решили, что это свидание? — процедил он.

— А разве нет? — без обиняков спросила Полина.

— Да, пожалуй, Вы правы, — подумав ответил он, — Вам не нравится спектакль или сама форма приглашения неуместна? — стараясь быть вежливым, говорил Константин Сергеевич.

— Давайте сходим в театр, а там будет видно, — Полина улыбнулась, она не хотела принимать решение сейчас, ей нужно было подумать.

***

— Да не бойся ты, не укусит тебя Юля и никуда не убежит, мне и надо то каких-то 4 часа, — почти кричала в трубку Полина. Аня ехала в маршрутке, ее было плохо слышно.

— Я не боюсь, но я никогда не оставалась с маленькими детьми, ты уверена, что я справлюсь? — отвечала подруга.

Поля напряглась, она была абсолютно уверена в том, что Ане даже собаку можно доверить только в самом крайнем случае, что уж говорить о ребенке. Но мать с отцом уехали отдыхать, а других кандидатур у Полины просто не было. Единственный человек, которому бы она могла доверить дочь, был сейчас к этому совершенно не готов. Мира только-только начала приходить в себя, иногда она выбиралась гулять. Мама Мирославы рассказывала, что жизнь понемногу возвращается в их дом. Поля не знала, как Ане это удалось, но после ее приезда Мира словно проснулась. Однако просить ее посидеть с ребенком Полина бы ни за что не рискнула.

— Справишься, и вообще, это твоя крестница, а у меня свидание, — подытожила она.

— Ладно, во сколько я должна приехать? — сдалась Аня.

— Давай в 5, мне еще собраться надо, — выдохнула Полина.

— Ну жди, скоро буду, — Аня повесила трубку.

Полина подошла к шкафу, на вешалках болтались кофты оверсайз, модные узенькие джинсы с порезами и потертостями, пара коротких юбок, веселых футболок с дикими принтами. Поля всегда предпочитала удобную одежду, ведя подвижный и активный образ жизни, гоняя по даче на мотоцикле, на машине по городу, девушка выбирала лёгкие кроссовки, мягкие до щиколотки штаны или короткие шорты. Но в театр ей хотелось надеть что-то особенное. Поля вздохнула. Из подходящего у нее было только выпускное платье. На нем в 11 классе настояла мама. Полина и тогда хотела пойди в джинсах, но мать сама выбрала наряд для дочери. Элегантное, из синего шелка платье подчеркивало перегибистую фигуру и изменчивый характер выпускницы. Глядя сейчас на него, девушка вспомнила, как они с Аней фотографировались в одуванчиках, растущих на школьном стадионе, очередь за сосисками в тесте и пирожками с картошкой, первую лабораторную работу по химии, одноклассника Антоху, который показывал свои опыты. Когда они учились в 8 классе, он стащил у Полины из сумки лак для волос, набрызгал им на старую парту и поджег. Дружные девчачьи визги, одобрительные возгласы пацанов и красное от гнева и испуга лицо учительницы сподвигли парня на еще один эксперимент. Второй раз он засунул в «Кока-колу» какие-то конфеты, бутылка пенилась и фырчала.

Последний звонок: ленточки, бантики, воздушные шарики. Они шли по школьным этажам парами, как это было в первый день. Воздух замер. Зеленые стены уже десятки лет провожали детей во взрослую жизнь и встречали широкими объятиями новых школьников. Но все-таки атмосфера была особенной: сладко пахло цветами и девичьими духами. Ароматы клубники, малины, кокоса и ванили, спрятанные парфюмерами Yves Rocher в маленькие, подходящие для сумочки изящные флакончики, обрамляли выпускниц, щекотали носы парням, которые еще вчера носились по этим бесконечным лестницам с водными пистолетами, а сегодня были наряжены в строгие костюмы и галстуки.

Тихо всхлипывала у раздевалки пожилая учительница музыки, добродушно посмеивался трудовик, который на протяжении трех лет учил пацанов мастерить табуретки и выстругивать указки, на его левой руке не хватало одной пальцевой фаланги, то ли от волнения, то ли от невнимательности он обрезал ее прямо на уроке, когда Полина как раз училась в 5 классе. Мальчишки на перебой рассказывали, какие словесные выражения использовал Петрович в этот момент. Первый раз ласково улыбнулась учительница математики, она имела в школе нерушимый авторитет, слыла самым строгим педагогом. Когда у нее случился сердечный приступ прямо на уроке, она не только не показала ученикам, как ей плохо, но еще и дала контрольную работу, а когда за ней приехала скорая и врач поднялся прямо в кабинет, выходя, она сказала: «Скоро вернусь и проверю». Никто даже не сомневался, что она это сделает. В классе стояла напряженная тишина, которую нарушал лишь только скрип трущихся о бумагу носиков шариковых ручек. Тригонометрические формулы, таблица квадратов, теоремы по геометрии отскакивали от зубов даже у самых злостных троечников. Тихая музыка наполняла собой рекреации, кабинеты, лестницы, выплескивалась из открытых окон на улицу: «Когда уйдем со школьного двора под звуки нестареющего вальса…⁴⁷

Калейдоскоп экзаменов, шпаргалки, учебники, бланки, страшилки про ЕГЭ и долгожданный выпускной. Уютный июньский вечер. Вручение аттестатов. Полина получила серебряную медаль. Когда она поднималась на сцену, ее одноклассники громко кричали и хлопали ей. Потом был теплоход, на котором они курсировали по Волге. Песни, танцы. Поля с удивлением обнаружила, что это был не только их праздник. Учителя и родители отжигали не меньше, чем бывшие школьники. Физик надел неизвестно как попавшую на праздник военную фуражку, а мама одного из парней, колоритная женщина, с копной кудрявых черных волос, внушительной фигурой и потрясающим обаянием, обернулась в боа, изображая Аллу Борисовну Пугачеву, пела в микрофон:

«Повстречалась я с бравым военным

На скалистом морском берегу

Ой, девчонки, режим с гигиеной

Нарушали мы на каждом шагу

Страсть повергла в пучину

Об одном только помню

Ой, такой был мужчина

Ну, настоящий полковник…»⁴⁸

Сын, глядя на маму, сгорал от стыда, к концу вечера он не выдержал и сбежал, прихватив со стола пару бутылок шампанского и разбитную, дерзкую Наташку, которая умудрилась сдать историю на 100 баллов. Ну и конечно же рассвет на пляже. Они выбрали не центральный, высадившись на речном вокзале, пройдя через мост ребята облюбовали себе местечко под сенью сосен и лип. Романтично и упоительно было наблюдать, как ползет золотое солнце над самой кромкой воды, медленно поднимаясь, окрашивает город, где-то кричал петух и мяукал кот. Поле думалось, что он непременно должен быть рыжим.

Воспоминания, которыми было пропитано платье, окрылили Полину, она была готова к свиданию.

Декабрь 2012.

Аня завела мотор, это был первый раз, когда Андрей доверил ей руль. На прошлой неделе она сдала на права. Ей до сих пор не верилось, что у нее получилось с первого раза. Стартовать на подъеме в сопку, выполнять параллельную парковку, и еще тысячу разных разностей было для девушки делом неподъемной тяжести. Но теперь экзамен остался позади, вместо механики под Аниными ручками довольно урчала коробка автомат.

— Куда поедем? — спросила она.

Андрей сидел с настороженным лицом, он тоже до сих пор не мог поверить, что Аня смогла сдать. Когда он учил ее выставлять зеркала, въезжать в гараж, ему казалось, что более неуклюжего человека он не встречал. То, что она сейчас сидит за рулем, нервировало его. Мужчина изо всех сил сражался с собой. Но отказать жене он не мог, мысли его лихорадочно подскакивали, представляя самый безопасный маршрут.

— Давай прокатимся до Долины Славы, — наконец предложил он.

Девушка уверенно кивнула и начала осторожно выруливать со двора. Автомобиль шел мягко, слушался малейшего прикосновения, никаких усилий. Аня и представить не могла, что вести машину может быть так же естественно, как и ходить. Она смотрела на дорогу, убегающую в горизонт волнистой лентой. Суровая северная осень уже преклонила голову, уступила место зиме. Падал колючий мелкий, словно просеянный через сито снег. Полярная ночь завладевала краем. Одинокие стойкие листья бурыми флагами рвались под натиском пришедшего с моря ветра. Он, готовясь к разбойничьему разгуляю, метался меж камней, завывал поморские песни. Аня щелкнула радио: «…Не верь мне больше, вскрывая конверт, прости меня за мой ответ, но все-таки: «Нет!»⁴⁹

— Интересно, а на «Русском радио» других песен совсем не бывает? — почесав нос, спросил Андрей.

— Каких других? — удивилась Аня. Она слушала это волну столько, сколько себя помнила. Будучи маленькой девочкой, сидя в деревне все лето, она включала маленький черненький магнитофончик. Он ловил только «Радио России» и «Русское». Конечно, «Иванушки» со своими: «Тополиный пух, жара, июль» были гораздо приятнее, чем реклама про биодобавки с амарантовым маслом и передача о жизни заключенных «Калина красная». Бойкие фразы Николая Фоменко: «с кем поведешься, с тем и наберешься», «сытый конному не пеший», «видно птицу по помёту» и многие другие были свежими присказками у водителей в маршрутках. Когда в жарком, раскаленном до бела малюсеньком автобусе слышался надсадный, прокуренный хохот водилы, можно было смело ожидать отбивки: «Русское радио- все будет хорошо». Стоя на картонке в трусах и свитере, в 30 градусов мороза, отстукивали рыночную чечетку под «Руки вверх» и их: «Забирай меня скорей, увози за сто морей и целуй меня везде. 18 мне уже…», пока дородная, выбеленная пергидролью блондинка бегала на другую точку за подходящей по размеру модной парой джинсов. Легкие, незатейливые песенки про любовь и драму всегда были спутниками Аниного бытия, она привыкла к ним, щелкала как семечки. Они оседали на ушах, вертелись на языке, помогали отключиться от реальности и вернуться в мир уютного детства.

— Без смысла, про одно и то же, — ответил Андрей.

— Тебя раздражает? — покосившись на мужа, спросила Аня.

— Очень, — честно признался он, — можно я свою флешку включу?

Аня кивнула, за все время, что они были вместе с Андреем, она ни разу не обратила внимание на то, какая музыка ему нравится. Он щелкнул по приборной панели: «…dream of Californication»⁵⁰. Аня удивленно вскинула бровь, эта песня ассоциировалась у нее с сериалом «Блудливая Калифорния». История любви эксцентричного писателя и талантливой архитекторши собирала у экранов тысячи зрителей уже почти 6 лет. Откровенная, броская, наглая она не могла никого оставить равнодушным. Аня испытывала двоякое чувство по отношению к главному герою. Он вызывал жалость. Девушка сочувствовала его постоянным провалам, сопереживала, но вместе с тем, в ней жило отвращение к поступкам, которые он совершал, даже брезгливость. Может быть, это было связано с тем, что Аня читала роман Чарльза Буковски «Женщины», который, отчасти, послужил основой для сюжета. Так или иначе Хэнк Муди Ане был не очень приятен.

— Мне Дэвид Духовны больше в «Секретных материалах» нравится, — глядя на дорогу, сказала Аня.

— Да, мне в детстве тоже, фью-фью, фью-фью-фью-фью, — просвистел он, изображая культовую заставку, — мне 7 лет было, когда я первый раз их увидел, помню серию, про какого-то огромного крокодила, — наморщив нос, сказал Андрей.

— Да, была-была, — кивнула Аня, — по телику раньше много всего прикольного показывали: «Баффи», «Назад в будущее», «Покемоны». Помнишь: «Покемон, суперсущество! Сделай шаг, поверь в себя и в друзей поверь…»

— А, да, у меня сестра наклейки с ними собирала, у нее целая тетрадка 48 листов была ими обклеена, — поделился он.

— А ты что-нибудь собирал? — спросила Аня.

— Значки коллекционировал, фишки, а еще модельки самолётиков, — подумав, ответил Андрей.

— А у меня был в детстве журнал с наклейками Барби, мы с подружками менялись, а еще «Все звезды».3 выпуска про «Зачарованных» в Роспечати у дома их почему-то никогда не завозили, приходилось в ларек на Доронина бегать. В одном огромный постер был, где героини на фоне джунглей в нарядах амазонок, Роуз Макгоуэн блондинка, а у Алисы Милано стрижка короткая. Вот его я на стену и повесила, прямо за кроватью. Мама ужасно ругалась, сказала, что я обои страшными харями испортила.

— У меня тоже был постер с Рэмбо. Сестра за него все время дразнила, — вспомнил Андрей.

— Почему? — удивилась Аня.

— Она была фанаткой «Звездных войн», брат тоже, — пробурчал муж.

— А ты нет? — удивилась Аня.

— Не то, чтобы очень, — неуверенно пожал плечами Андрей, — ты давай, держись правее, уже почти на середину дороги выехала, — заметил он, показывая рукой припорошенную снегом разделительную полосу.

Аня показала ему язык. На дороге никого не было, желающих ехать в такую погоду к местам боевой славы кроме них не нашлось.

Долина Западной Лицы прославилась героической гибелью советских солдат, неимоверными усилиями отбивших атаки фашистских захватчиков, целью которых было оставить СССР без незамерзающего города-порта. Егерский корпус «Норвегия» под руководством генерала Дитля был разбит. Однако вместе с ними навсегда покинули мир живых 2000 бойцов. Сейчас на этом месте находился мемориальный комплекс.

Поездка в долину не вызывала у Ани восторга. Она хоть и осознавала важность исторических событий, была воспитана на горделивых речах о защитниках Родины, но в душе не любила ни Вечных огней, ни ракет, ни пушек, которыми так обильно покрывались города. Она не воспринимала эти предметы как искусство, для нее от них веяло холодом и смертью. Рядом с ними ей становилось тяжело, к горлу подступал ком, сердце сжимала тоска.

Они остановились на обочине. Аня с сомнением посмотрела на Андрея. Ей хотелось предложить поехать дальше, но из-под его черных угольных бровей вырвался колкий взгляд. Она смирилась.

Они прошли по дороге. Длинная стена с сотнями фамилий тянулась по правую руку. Аня старалась не смотреть. Такое огромное количество жертв казалось ей безумным.

— Тебя всю перекосило, — заметил Андрей.

— Я не понимаю, — всплеснула руками Аня, — мы ходим здесь, где умерло столько людей, вот памятники, — она ткнула рукой в стелу, облупившуюся от времени, — но почему так никто ничему и не научился? То и дело у какого-нибудь государственного управленца едет крыша, он вводит войска на территорию другого государства, армия убивает мирных жителей. Почему люди, дающие присягу, вместо защиты сеют смерть и разруху?

— Ань, ты о чем? Эти люди погибли, когда защищали Родину, — сказал Андрей.

Аня видела, что он пытается съехать с темы. Муж прекрасно понял, что она имела в виду.

— Я не про этих, — продолжала она возмущаться, — разве я не права, ведь это служивые люди разоряют мирных жителей, которые ни в чем не виноваты. И ничего не меняется век от века, только, разве что, способы убийства. Где сейчас воюют? Ливия, Кот-д'Ивуар, Израиль с Палестиной постоянно, Ирак. Можно называть бесконечно, — на щеках у Ани появились красные пятна. От чего она снова распалилась?

— Перестань, я не люблю этих разговоров, — отходя от нее сказал Андрей, — есть такое понятие, как приказ…

Аня смотрела на него широко раскрытыми глазами, ветер трепал ее волосы. Вот оно. Слово задело в ней что-то, царапнув слух, проникло под кожу и больно укололо в груди. Почему нужно подчиняться? Да, возможно, где-то в идеальном мире и существуют непогрешимые люди, мнение которых принимаешь, считаешь авторитетным. Но это только в фантазиях. А в реальности разве можно отдать право на собственную жизнь, совесть?

— А если приказ преступный или некомпетентный? — не сдавалась Аня.

— Выполняй и пиши рапорт, — машинально ответил Андрей. — Но незаконных приказов никто и не отдает, — добавил он.

Аня хмыкнула. Она ускорила шаг. Дорожка огибала мемориальный комплекс. Сделав круг, девушка пошла к машине. Романтической прогулки не получилось. После отпуска все вернулась на круги своя. Андрей снова пропадал на работе. Возвращался поздно, быстро ел и ложился спать. Его не тянуло на разговоры. Аня замечала раздражение в его взгляде, неодобрение, какую-то затаенную злость. Андрей стал класть телефон экраном вниз, сообщения приходили беззвучно. Это напрягало Аню, она терялась в догадках, но не решалась спросить.

Ветер пронизывал насквозь. Аня поморщилась. Зря она надеялась, что у них что-то может наладиться. Ничего не получалось.

— Поехали отсюда, кажется, собирается метель, — крикнула она Андрею.

Снег сыпал и сыпал. Сумерки надвигались со всех сторон. И без того неуютное место стало совсем мрачным.

— Я поведу, — бросил Андрей, садясь на водительское сиденье. Аня пожала плечами, спорить ей не хотелось. Он нажал на гудок, отдавая дань памяти погибшим воинам.

— Остановимся на заправке, я кофе кочу, — равнодушно ответила она.

Ехали молча, Андрей крутил руль, делая вид, что сосредоточен на дороге. У ГазпромНефти он остановился:

— Иди, возьми мне тоже что-нибудь, — безучастно сказал он.

Аня смерила его холодным взглядом.

В просторном зале с большими окнами пахло жареными сосисками, кофе и ванилью. Около стойки с незамерзайкой стоял симпатичный парень. Он заинтересованно посмотрел на Аню. Она машинально улыбнулась. И тут же одернула себя. После романа с Игорем Аня дала себе слово ни с кем не флиртовать. Отвернувшись, она пошла к кассе. Прихватив шоколадку «Ritter Sport» с кокосом, девушка заказала себе капучино. Парень подошел к ней, в руках он держал бутылку с омывайкой и салфетки для стекол:

— Привет, — произнес он, — я Витя, а ты?

— Аня, — пробурчала она, переминаясь с ноги на ногу. Ей было неловко. Парень явно настроился пообщаться.

— Ну и погода, — не замечая ее смятения, продолжал он разговор, — такое чувство, что надвигается буран.

Она кивнула, действительно, хмурое небо выбрасывало хлопья снега, как будто сама Бабушка Вьюга трясла над городом свои перины. Ветер завывал, ничего хорошего ждать не стоило.

— С вас 250 рублей, — сказала девушка за прилавком.

Аня протянула ей карту. Время ползло медленно. Аппарат никак не хотел соединяться.

— Не проходит, нет сигнала, — удрученно сказала продавщица, — так весь день, может наличкой посмотрите?

Аня начала ковыряться в кошельке, денег как на зло почти не было, какая-то мелочевка, монеты.

— Давайте я заплачу, — подал голос Витя, протягивая розовую бумажку с панорамой Соловецкого монастыря.

— Спасибо, — совсем смутилась Аня.

Она быстро взяла кофе и отошла от прилавка, хотелось удрать ну или провалиться сквозь землю.

— Подожди, — догоняя ее уже на улице, сказал Витя, — давай телефончиками обменяемся, открыто улыбаясь, предложил он.

Аня замерла, на лице ее отразилось замешательство, язык отказался шевелиться. Андрей, наблюдая из окна, как его жена общается с каким-то мужиком у входа в павильон, опустил стекло.

— Ань, ты идешь? — недовольно крикнул он.

Девушка вздрогнула.

— Извини, не могу, — ответила она Вите, кинув взгляд в сторону авто, где сидел Андрей, — подожди минуту, я сейчас деньги отдам.

— А, проехали, — махнул он рукой, — жаль, — добродушно улыбаясь, добавил Витя, отходя к своей машине.

Аня села рядом с Андреем и протянула ему шоколадку.

— Это кто? — сердито спросил он.

— Никто, случайный знакомый, кофе мне купил, терминал не работал, а налички у меня нет, — ответила она.

— А до меня дойти не судьба? — продолжая распаляться, спросил Андрей.

— Не успела сообразить, он так быстро сунул деньги продавщице, — невинно моргая глазами, ответила Аня. В ссорах с мужем она часто прикидывалась дурой. В эти моменты Андрей сменял гнев на милость, делал снисходительное выражение лица и через некоторое время успокаивался.

— Как же ты меня достала, — вдруг выпалил он.

— Ты чего? — теперь уже по-настоящему удивилась Аня.

— Ты ведешь себя как маленькая девочка, повзрослей наконец. Все эти твои глазки, улыбочки, ты что не понимаешь? Мне уже мужики на работе в лицо говорят, что у меня скоро переизбыток кальция верхом попрет, — зло прошипел он.

— Ты дурак, а не олень, — разозлилась Аня, — слушай больше своих узколобых, которым ничего кроме ханки не интересно в жизни, — бросила она, делая большой глоток кофе.

— Игорь женится через 2 недели, на свадьбу нас пригласил, — выезжая с парковки, слегка снизив градус, проговорил Андрей.

Это известие обрушилось на Аню словно водопад. Она резко вдохнула, кофе обжёг язык и попал не в то горло. Слезы брызнули из глаз, грудь разрывал сильнейший кашель. Андрей с подозрением уставился на нее. До него доходили слухи, что у Игоря была какая-то девушка, с которой он встречался почти год, но она оказалась замужем. Когда они расстались, мужик ушел в пьяный загул, дебошил страшно. Теперь, отматывая назад события, Андрей вспомнил юбилей своего начальника, ему показалось, что именно Игорь тогда приглашал Аню танцевать. Перед глазами прошла вся проверка. Он думал, что ему будет большой пушистый белый северный зверек, но его не тронули ни разу, у него единственного все прошло гладко. Андрей точно помнил, что рассказывал Ане о новом проверяющем. Вечер в беседке, когда Аня поссорилась с его братом тоже был странным. Переглядки жены с Игорем заметил не только он, но и Женя, она так расстроилась, что даже плакала.

Прокашлявшись, Аня спросила:

— Можно, я не пойду?

— У тебя с ним что-то было? — выпалил он, глядя в ее расширившиеся от ужаса глаза.

— Ты охренел? — взорвалась Аня.

— Да или нет? — зло вопрошал он.

— Нет, — фыркнула Аня, мысли ее метались. Неужели Андрею все-таки кто-то рассказал, но почему сейчас?

Андрей испытующе смотрел на Аню. Он чувствовал, что она врет ему.

— Тогда почему ты не хочешь идти? — с нажимом спросил он.

— А что, нежелание идти к кому-то на свадьбу может быть вызвано только интимными отношениями с женихом? — стараясь изъясняться как можно более витиевато, вопросом на вопрос ответила Аня.

— Нет, — нервно проговорил Андрей.

— Я первый раз не хочу идти с тобой к твоим коллегам? — метая глазами молнии, продолжила она.

— Нет, — выкручивая руль, ответил он.

— А может у меня со всеми твоими коллегами что-то было? — спросила Аня.

— Может и было, я свечку не держал, зря мужики говорить не будут, — ощетинился Андрей.

— Ну разведись со мной тогда, — выпалила Аня. Она не ожидала от себя таких слов, но произнеся их, почувствовала, что именно этого она и хочет.

Андрей ударил по тормозам.

— Ты серьезно? — прохрипел он.

— А ты? Все твои подозрения — это унизительно. Если тебе нужен повод, то прекрати его искать. Скажи честно. И закончим с этим, — раздраженно говорила она.

— Я подумаю над твоим предложением, — проворчал Андрей.

— Сделай одолжение, — отрезала Аня. Настроение у нее совершенно упало. Она ужасно устала. Известие о свадьбе, подозрения Андрея вымотали ее.

***

— А, да ей теперь совсем на лекции можно не ходить, и так все поставят, — проскрежетал тонкий девичий голос. Раскатистое хихиканье пронеслось следом за ним.

Поля, так не вовремя зашедшая в туалетную кабинку, опять стала случайной свидетельницей сплетен о себе. Ее роман с Константином Сергеевичем не остался незамеченным. Его обсуждали все: преподавательницы, студентки. И никто не сказал в ее адрес ничего доброго. Полина никогда не была слабой, она легко относилась к пересудам. Но последнюю неделю они стали постоянным фоном ее жизни. Почему-то именно сегодня ей захотелось выключить этот желтушный приемник.

— А по Евроньюс уже все подробности раструбили? — спросила она, открывая дверцу.

Две третьекурсницы, сбрасывающие пепел в открытое окно, подскочили от неожиданности. Полина подошла к раковине и включила воду. Девушки смотрели на нее.

— Что такое? — продолжила она. — Неужели нет? Так вы у меня спросите, я вам, как своим, из первых уст. Вам про что интересно? — спросила Полина, на языке у нее вертелись самые едкие и вульгарные фразы.

Девчонки выкинули свои сигареты в окно и выскочили в холл. Поля рассмеялась. Она глянула на себя в зеркало. Ее глаза блестели. Новые отношения приносили ей невероятное удовольствие. Константин Сергеевич был галантным, заботливым, умным. Он постоянно рассказывал Полине что-то интересное, о чем она даже не догадывалась. Они вместе ходили в театр и филармонию. Сначала Поля чувствовала себя не в своей тарелке, но уже через месяц не могла представить, как она жила раньше. О таком счастье девушка даже мечтать не могла. Он принимал ее и Юлю, вел себя отрыто и естественно, даже познакомился с Полиными родителями. Она чувствовала, что на Новый год Константин Сергеевич сделает ей предложение. Это ее немного пугало. Она не была готова съехаться с ним. Предыдущий опыт маячил на горизонте серым призраком. Иногда бывший муж объявлялся, качал права, требовал регулярных встреч. Но он не платил алиментов, не навещал Юлю в удобное для Поли время. Зато регулярно рассказывал всем вокруг себя, что Полина настоящая змея, лишила его возможности общаться с дочерью.

Сегодня вечером они с Константином Сергеевичем должны были поехать на выходные в санаторий. Поля договорилась с мамой. Та обещала остаться с Юлей. Это должен был быть первый раз, когда девушка собиралась оставить дочь так на долго. Ее телефон настойчиво чирикал. Звонила Оля. Полина замерла. Она не хотела отвечать. Подруга в очередной раз выгнала Пашку. Когда они поссорились в октябре, Поля думала, что их история на этом и закончится. Однако брат вернулся к Оле. Попросил у нее прощения. Даже устроился работать инструктором в автошколу. Но теперь появилась другая проблема. Девушки. Они роились вокруг Пашки. Молодой, веселый инструктор нравился почти всем. Оля ревновала, устраивала сцены. Они ссорились. Он уходил, хлопнув дверью, зависал у какой-нибудь очередной девицы, но через пару дней возвращался к Оле. Они бурно мирились, и некоторое время все было спокойно. Сейчас как раз стартовал период разрыва. На этот раз Пашка даже приехал к матери. Поля знала, что он прибухивает с друзьями в гараже, но рассказывать об этом Оле она не хотела. Подруга ее совершенно не слушала. Она то рыдала, заламывая руки, причитала, говорила о невозможно любви, то сыпала проклятиями. Поля устала быть заложником в отношениях брата и подруги. Когда она два дня назад услышала Олину истерику, то даже ушам своим не поверила, такого можно было ожидать от Ани, Миры, но только не от Ольги. Всегда спокойная, уравновешенная, она словно слетела с катушек. Услышав захлёбывающиеся рыдания, Полина позвонила Паше и отчитала его. На что тот просто послал ее на х…й и бросил трубку. Больше этот аттракцион Поля повторять не хотела. Вместо того, чтобы ответить, она скинула звонок и набрала Аню. Облокотившись на подоконник Поля слушала длинные гудки, наконец раздалось сонное:

— Да, — промычала в трубку Аня.

— Ты спишь что ли? — удивилась Полина.

— Сплю, чего ты трезвонишь в такую рань? — ворчала Аня.

— Рань? — удивилась Полина. — Сейчас 12:30, ты что не учишься?

На другом конце повисло молчание, только громкое шуршание выдавало присутствие собеседника.

— Вот чёрт, — наконец раздался ответ, — я все проспала, будильник забыла поставить.

— Мне Оля все время звонит, — сразу начала Поля.

— Шо, опять? — процитировала Аня волка из мультика «Жил-был пёс».

— Да, — надсадно протянула Полина.

Аня снова выругалась.

— Это будет длиться бесконечно, — наконец сказала она.

— Может ты расскажешь ей про Абхазию? — поинтересовалась Полина.

— Ни за что, я что, враг себе? Мы и так с Олей из-за него в контрах долго были. Если я ей скажу, куда он катил шары, она меня на всю жизнь в черный список определит, — ответила Аня

— А так она его прощает постоянно, — заметила Полина.

— Знаешь, как говорит мой дедушка? — ехидно спросила Аня.

— Неа, — копируя подростковый тембр, сказала Поля.

— В голове нет- в жопе не займешь, — хмыкнула Аня.

— О, — хихикнула Поля, — ну это не только про Олю.

— Отстань, — прыснула Аня, — я иначе повешу трубку.

— Ты идешь на свадьбу к нему? — с любопытством протянула Полина.

— А что выбор есть? Андрей обложил меня по полной программе, он ужасно подозрительный стал, так еще и моду взял в телефоне и компьютере рыться, никогда не знаю, на чем облажаюсь, — прошелестела Аня.

— Я не понимаю, почему ты не уходишь? — задала свой обычный вопрос Полина.

— Да куда я уйду? На что жить? Как учиться? Тех денег, которые я зарабатываю, на отдельную квартиру не хватит. Обратно к маме? Вот она обрадуется, увидев меня с чемоданом на пороге. Она же обожает Андрея. Это тебя твои всегда поддерживали, а моя меня запилит, — удрученно ответила Аня.

— Ты вечно что ли будешь терпеть? — ужаснулась Поля.

— Нет, найду работу получше и съеду. Я как раз в поиске, но пока не очень успешно, — проворчала Аня.

— Может мужика найдешь богатого? — пошутила Полина.

— Ты как меня видишь? Совсем с пониженной социальной ответственностью? — в тон ей отвечала Аня.

— Ну есть чуток, — не сдержалась Поля.

— Иди ты… — беззлобно проговорила Аня, — нет, я, пожалуй, сама попробую.

— И как же ты будешь на этой свадьбе? — посерьёзнела Поля. Она знала, как тяжело дался Ане разрыв с Игорем. Подруга рассказала ей все без утайки, в мельчайших деталях и подробностях. А потом призналась в самом ужасном, что несмотря ни на что, она любит этого мужчину. Всепоглощающее, больное чувство пугало девушку и вгоняло в депрессию. Она металась, была готова простить его. Полина не могла представить, как Ане удалось собрать себя в кучу и пережить неудачный роман.

— Безрадостно пить за здоровье молодых, — ответила Аня, в голосе ее слышался надрыв.

— Может он, действительно, изменился. Почему ты не захотела с ним ни разу поговорить, он же столько раз предлагал, — Полина искренне сопереживала Ане, и сейчас, когда сама была счастлива, ей хотелось, чтобы так было у всех вокруг.

— Я не могу, каждый раз, когда я его вижу, в меня словно что-то вселяется, я хочу, чтоб ему было больно, — откровенно призналась Аня.

— Судя по тому, что он женится, больно будет не ему, а тебе, — прокомментировала Полина.

— Что значит будет? Мне больно постоянно, просто я с этим живу. Знаешь, как с туфлями на шпильке, — отозвалась подруга.

— Русалочка ты моя, — пробормотала невпопад Поля.

— Нет уж, в пену точно не превращусь. Такого счастья я им не предоставлю. Он нарочно пригласил Андрея. Игорь хочет, чтоб я ревновала. Он кайфует, от того, что мучает меня. А ты говоришь, что он мог измениться. Никогда! — воскликнула Аня.

— Тебе виднее, как Мира? — сменила тему Полина.

— Не знаю. Она разговаривает, ест, пьет, дышит, ходит гулять. Даже работать немного стала. Но разве можно после такого оправиться? Ты бы сама ей позвонила, я думаю, что она готова тебя услышать, — медленно, продумывая слова, ответила Аня.

Поля представила ее большие, расширившиеся от тоски глаза. Аня хорошо чувствовала Миру. Наверняка, раз она так говорит, значит, можно позвонить. За то время, которое Поля провела у ее кровати, Мира стала ей удивительно родной. Когда Аня попросила оставить Мирославу в покое, Поля была сражена. Она даже предположить не могла, что ее присутствие угнетало подругу.

— Я позвоню, — сказала она, — а ты обещай мне, что поговоришь с Олей, я больше не вынесу ее слёз.

— Хорошо, — ответила Аня, — у тебя самой-то как дела? — после минутной паузы, спросила она.

— Прекрасно, сегодня с Костей едем в дом отдыха, — произнесла Полина, она еще не до конца привыкла называть своего мужчину не по имени отчеству.

— Прекрасно, — протянула Аня, — ты счастлива?

— Как никогда! — восхищенно вздохнула Полина

***

— Горько, горько, горько… Раз, два… — скандировали гости.

Аня смотрела на Игоря, целующего аляповатую, в оборчатом тортоподобном платье невесту. Если бы женился кто-то другой, то она, наверняка, бы от души посмеялась над лимузином-каретой, застрявшем в узком, засыпанном снегом дворе, над гостями, которые вынуждены были выталкивать его и подкладывать под колеса доски от фруктовых ящиков, валяющихся у помойки овощного магазина, над пригласительными с розами и голубями, сжимающими в неимоверно огромных лапках почти оранжевые кольца, над залом, увешанным лиловыми шторами с золотыми ламбрекенами и пушистыми кистями, над тамадой, страшно напоминающей Ларису Гузееву, обряженной в костюм цвета карибской жабы, покрытый пайетками и беспрестанно переливающийся. Даже в самом страшном сне Ане не могло присниться, что она окажется на свадьбе бывшего любовника, будет желать ему счастья, детишек и долгих лет жизни, смотреть со зрительского места, как промакивает платочком глаза его пожилая мама и сестра вручает молодым комплект постельного белья. Дрожь пробегала по ее телу всякий раз, когда она слышала это ненавистное: «Горько!» Пожалуй, сегодня была ее самая сложная роль в жизни. Аня старательно изображала веселость и безмятежность.

Андрей то и дело подозрительно поглядывал на жену. Она, видя это, нахваливала салат с черносливом и орехами, приветливо всем улыбалась. Единственное, от чего девушка наотрез отказалась, так это от конкурсов. Ане казалось, что традиция давно отмерла, но как же она ошибалась. Даже на свадьбе Полины небыло такой пошлости. В перерывах между дикими плясками тамада вызывала гостей в центр зала: 6 парней и 6 девушек. Она распределила их парами и раздала каждой по вареному яйцу. Суть конкурса сводилась к тому, что барышни должны были прокатить яйца через одну штанину своего партнера в другую. Все это действо осуществлялась под песню Верки Сердючки: «Хорошо, все будет хорошо…». Аня наблюдала, как подвыпившие мужики с красными лицами ржут над бабами, плотно затянутыми в короткие атласные платья, стоящими перед ними на корточках и активно пытающимися протолкнуть яйца где-то в районе ширинки. Но этим дело не закончилось. Ведущая усадила мужчин на стулья и раздала бананы. Оказалось, что их необходимо зажать между ног, а задача девушек сводилась к тому, чтобы раскрыть кожуру губами и съесть желтый плод на скорость. Гости скандировали: «Ира, давай, давай». Ирой звали жену небезызвестного в городке майора Котельникова, который прославился тем, что солдаты, находящиеся в его подчинении, были самыми вышколенными, выполняли приказы по одному взгляду командира. Аня знала, что майор этот редкая скотина. Он бил парней, стравливал их друг с другом. Однажды она пришла к Андрею на работу, привезла забытые им перчатки, стоя у административного здания девушка услышала:

— Куда, бл…дь, пошел?! — разъяренно кричал мужской бас.

— В туалет, товарищ майор, — отвечал ему несмелый мальчишеский голос.

— До обеда срать нельзя! — резюмировал бас.

Аня пришла в ужас. Такого издевательства она и представить не могла. Когда появился Андрей, девушка первым делом рассказала ему об этом. Лицо мужа стало хмурым, он потер нос и ответил:

— Знаешь, Котельников — специфический мужик, но солдаты у него быстро начинают работать. Никто сопли не разводит, на тихий час не просится.

— Ты серьезно? — возмутилась Аня. — Он же издевается над ребятами!

— Да эти ребята, как ты говоришь, работать не хотят, они нарочно по туалетам таскаются. Один два дня назад палец себе отпилить умудрился, чтоб его комиссовали. Ну не дебил ли? — возмутился Андрей.

Аня схватилась за голову. Она не верила, что слышит такое из уст собственного мужа. Когда они начинали встречаться, он говорил совсем другие вещи.

Сейчас, наигранно смеясь вместе со всеми, глядя на разряженных в пух и прах женщин, стоящих на коленях перед амбалоподобными дядька, у Ани сложилось впечатление, что она находится на проститутском субботнике. Девушка невзначай бросила взгляд на Игоря и неожиданно поймала его ответный. Он внимательно смотрел на нее, словно спрашивал, как она теперь себя чувствует, неужели ей и правда весело? Аня смутилась и потупилась.

Между тем тамада продолжала свои беспощадные конкурсы, в дело вступили карандаши, которые привязывались на талию. Участники старались попасть ими в горлышко пустых бутылок из-под шампанского. За ними последовали воздушные шарики, приклеенные на двусторонний скотч к спине партнера. Шар нужно было обязательно лопнуть, но без помощи рук.

Андрей налил себе очередную стопку. Аня первый раз в жизни видела, чтоб муж надирался. Она толкнула его ногой под столом.

— Что ты хочешь? — прошипел он ей в ухо.

— Может хватит? — спросила Аня, указывая тонкой рукой на стопку.

— Считаешь, что я напьюсь? — саркастично спросил он.

— Есть такие опасения, — поджав губы, отвечала Аня.

— А может мне этого очень хочется, — заметил Андрей.

— Тогда я пошла домой, а ты оставайся, у меня больше нет сил, — фыркнула Аня.

— Что такое? Тебе же было так весело, — иронично обронил он.

Аню словно щелкнули хлыстом, судя по тону Андрея, ей не только не удалось его провести, но и наоборот, она навлекла на себя еще большие подозрения.

— Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросила она.

— Не прикидывайся дурочкой, я слишком давно с тобой живу, эти фокусы твои уже не работают. Святая невинность, глазюки свои зеленые ты для других оставь, я не дурак. Чтоб ты смеялась и веселилась в обществе моих друзей и коллег, такого с училища не было. А тут вся цветешь. Я же вижу, как он на тебя смотрит, как Женя вся перекосилась, — зло выплюнул Андрей.

— Прекрати, твоя ревность беспочвенна, — положив ладонь на его руку, ласково говорила она.

— Отстань, — отмахиваясь от нее и опрокидывая в рот стопку, с ненавистью выпалил Андрей, — я не идиот, хоть ты меня таким и считаешь.

— Как хочешь, — вставая, сказала Аня, — я пойду домой.

С этими словами она выбралась из-за стола и направилась к выходу, стараясь не цокать каблуками.

— А вот и первая участница конкурса, — радостно голосила тамада, она перехватила Аню почти у самых колонн, отмечавших вход в зал, потащила за руку в центр, — обычно мужчины более активны, но с девушкой будет даже интереснее, — кричала тетка, — кто составит компанию этой красавице. Ба, неужели сам жених! — восхищенно вопила ведущая.

Аня похолодела от ужаса, только этого ей не хватало. Теперь Андрей прибьет ее раньше, чем они доедут до дома.

— Слушаем правила: перед вами на столике стоит бокал, сейчас я его слегка наполню, — с этими словами она взяла бутылку водки, отвернула крышечку и щедро плеснула. — Вы бросаете монетку и загадываете сторону, если угадали, то доливаете чуть-чуть, а ход переходит следующему игроку. Он тоже бросает монетку, игра закончится тогда, когда бутылка опустеет или кто-то из вас двоих скажет: «Хватит». Выигравший загадывает проигравшему желание. Первый бросок за дамой.

— Решка, — звенящим голосом сказала Аня и подбросила юбилейную десятку. Она сверкнула в воздухе, несколько раз перевернулась и упала.

— Какая удача! — взвизгнула тамада. — Решка!

Аня взяла бутылку, аккуратно добавила в бокал немного водки. Игорь хмыкнул:

— Лей, не стесняйся, — подначивал он ее.

Аня добавила.

— Уже лучше, — одобрил Игорь, — орел.

Он взял со стола монетку, положил на кулак, толкнул большим пальцем. Она взлетела высоко вверх, лихо вращаясь. Он ловко поймал ее, перевернул и положил на тыльную сторону ладони. Там действительно был орёл. Ведущая пришла в неописуемый восторг. Игорь безжалостно долил бокал почти до краев. Аня посмотрела на мужа. Он сидел, откинувшись на спинку стула, сложив руки на груди. Его лицо было похоже на маску.

— Решка, — снова ляпнула Аня. Она понимала, что вряд ли ей повезет. Не глядя кинула монету.

— Орел, — сказал Игорь, опередив ведущую, — пей.

Аня взяла бокал и нервно сглотнула. Она не пила водку: после нее ее начинало тошнить. Но страх, который она сейчас испытывала, подстегивал. Аня залпом осушила бокал.

— Воу! — раздалось где-то за столами. — Молодец! Наш человек.

— Закусить? — ехидно предложил Игорь.

Аня отрицательно покачала головой. Взяла бутылку и налила сразу половину бокала.

В зале послышались аплодисменты. Игорь рассмеялся.

— Орел, — уверенно заявил он, затем повторил фокус с монеткой.

— А жених у нас везунчик, — констатировала тамада, показывая всем орла.

Игорь добавил в бокал совсем чуть-чуть, с сомнением глядя на Аню.

— Орел, — решила она сменить тактику, бросила и снова проиграла.

Вторая порция водки влетела так же легко, как и первая. Но в животе стало как-то неуютно, ноги налились свинцом. На этот раз она плеснула совсем немного, Игорь бросил монетку, но в этот раз ему не повезло. Он осушил бокал, хитро улыбнувшись и вылил остатки водки из бутылки. Аня взяла монету. Она понимала, что еще один проигрыш, и ее стошнит прилюдно. В отчаянии она бросила десятку.

— Решка, — сказала она.

Игорь перехватил монетку в воздухе и сунул себе в карман.

— Хватит, — сказал он, выпивая стоящий на столе бокал.

— Эй, это не по правилам, — крикнул кто-то из мужиков, — пусть желание выполняет.

— Хорошая идея, — сказала тамада, — гостья не против, если жених загадает желание?

Аня не успела ответить.

— Как она может быть против? Я же жених. Пусть расскажет нам анекдот или спляшет? А может споет? — предложил Игорь.

В ушах у Ани шумело, но она слышала издёвку в его голосе. Перед глазами заплясали мелкие черные мухи. Единственное, о чем она думала, как устоять, не рухнуть на потеху этому сборищу. Она встряхнула волосами. От мельчайшего движения в животе распалялось жерло вулкана, готового в любую минуту исторгнуть свое содержимое.

— Пойте, милая, жених просит, — игриво хихикала тамада.

— Петь? — переспросила Аня.

— Ну да, давайте похлопаем дружно, — настаивала ведущая.

Аня взглянула на Андрея, его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым. Она не могла считать эмоции: злится он, а может ему все равно? Девушка перевела взгляд на невесту. Та застыла с вилкой в руках. Длинные, украшенные свадебной лепниной ногти впивались в ее ладони. Игорь подошел к супруге, обнял ее за плечи и выжидательно посмотрел на Аню. Ехидство и глумление пронзали каждую мышцу его лица. Аня чувствовала себя настоящим посмешищем. Сказочное унижение, развлекать пьяную толпу, тешить бывшего любовника, который получает удовольствие от ее душевных страданий.

— Над речкой полусонной спит табор кочевой, лишь филин чуть встревожил полуночный покой, — завела Аня, подражая цыганскому напеву, — одна не спит цыганка, в глазах огонь костра, о соколе мечтает, с улыбкой на губах, — при этих словах она сделала первый шаг. Ей вспомнилось, как в детстве оказалась она на мамином корпоративе. Среди шумного застолья вдруг заиграла веселая мелодия. Аня не могла распознать инструмент. Почему-то на ум пришли гусли. Мама поднялась, вышла в центр зала, скинула туфли на высоких каблуках, приняла театральную позу, а потом сплясала «Цыганочку с выходом». Аня не могла оторваться от этого завораживающего зрелища. Руки матери жили отдельной жизнь, они то взмывали вверх, словно крылья могучих птиц, то ластились к ней, вились змеями. Плечи и грудь дрожали мелкой дрожью. Аккуратно уложенный пучок развалился, осыпав пол шпильками. Мама Ани то подскакивала, как горная серна, то плыла, словно лебедушка. Сейчас, чувствуя себя совершенно раздавленной, Аня зацепилась за это воспоминание. Оно стало для нее спасительным крючком. После праздника девочка попросила маму научить ее этому волшебному танцу. Несмотря на то, что прошло с тех пор очень много лет, девушка помнила каждое движение. — А ты ходи, красивая, монистами звеня. Что застоялось милая? Плечами поводя, пусть будут веселиться под звончатую дробь цыганские напевы, цыганская любовь! — Аня встряхнула плечами, ей было ужасно жаль, что у нее нет цветного платка, которым бы она могла взмахнуть. Она кружилась по залу, чувствуя, как сердце заходится в отчаянном кураже. Хватая ртом воздух, продолжала:

— Чу, алый шелк рубашки- кудрявый молодец, со звонкою гитарой, под музыку сердец. И полились напевы. И танец огневой. Уж табор весь гуляет под ясною луной …⁵¹ — Аня пела и плясала как в последний раз. Почему-то в голове возникло воспоминание о балерине, стоящей на пороге газовой камеры. Перед глазами все плыло. Она чувствовала, что как только остановится, то либо упадет, либо зарыдает.

К ее удивлению, к ней выскочила та самая Ирина, которая только что победила всех в поедании банана. Она подарила Ане понимающий взгляд, следом на танцпол вышла еще одна гостья. Они жарко отплясывали. Диджей, наконец сориентировавшись, включил музыку и приглушил свет. Гости поняли это, как призыв к действию. И вот уже в центре зала сформировалось несколько танцующих кружков.

Аня опрометью бросилась в туалет. Она опустилась на колени перед не слишком чистым фаянсовым другом. Острый запах человеческой жизни и моющего средства ударил в нос, подтолкнув и без того рвущийся к свету вулкан. Аня не знала, сколько она так просидела. По лицу катился то ли мелкий пот, то ли слезы. Мышцы затекли, ноги свело судорогой. Кое-как поднявшись, Аня вышла к умывальнику. Вид у нее был такой, словно она только что совершила побег из Шоушенка: тушь потекла, подводка размазалась, помада осталась на губах рваными клочками. Девушка взяла бумажное полотенце, намочила его водой и начала стирать макияж.

В туалет вошла Ирина, лицо ее раскраснелось, по шее, прямо в вырез на груди, струился пот.

— Фу, ну и жарища, — сказала она, расстегивая молнию и стягивая платье до пояса, — ну у тебя и видок, — продолжила она, поливая подмышки водой.

— Я как раз пытаюсь это исправить, — простонала Аня.

— Ты зачем вылезла то? Сидела бы спокойно, видно же, что ты не пьешь, — обращая к Ане пытливые глаза, спросила Ира.

— Я выйти хотела, это все тамада безумная, — оправдывалась Аня.

— Но ты вообще, конечно, молодец. Уважаю, дала им всем жару. И козлу этому, и жене его- дуре, и мужу своему, — похвалила Ира.

Аня непонимающе посмотрела на нее.

— Что ты хочешь сказать? — спросила она.

— Ой да брось. Все же знают, что твой муженек психолога штатного попихивает. Да ты не тушуйся, когда мой баран шляться стал, я ему тоже рога наставила. Правда ты из всех уродов на свете выбрала самого главного. А Женька его — сумасшедшая истеричка. Язык за зубами не держит. Она, когда мы в баню ходили с девками париться, нализалась в хлам. Кошек после валерьянки так не штырит, как ее. Вот она и разболтала всем про тебя и Игоря.

Аня не могла поверить собственным ушам. Идеальный Андрей завел на работе любовницу, весь военный городок знает о ее романе с Игорем.

— А давно мой муж спит с психологом? — стараясь держать себя в руках, спросила Аня.

— Ну уж года два, ты будто не знала, — пожимая плечами, проговорила Ира.

— Нет, — призналась Аня, — не знала.

— Ну, с премьерой тебя, — заржала Ирина.

— Да уж, это кокой-то «Последний дебют», — прошептала Аня.

— Нежная ты слишком, зеленая еще. Успокойся, здесь все друг с другом спят, никого этим не удивишь. Посудачат и забудут. Хотя я Женькины тревоги понимаю, — неожиданно добавила она.

— Какие тревоги, мне ничего от ее мужа не нужно, — облокачиваясь на раковину, проговорила Аня.

— Оно и заметно, от вас за версту искры летят. Если бы он мог, то сожрал бы тебя прямо в зале. А правда, что он в постели огонь? Такой же ураган, как и на работе? — бестактно спросила Ирина.

— Я не знаю, какой он на работе, — пробормотала Аня.

— Но остальное то знаешь, — хитро прищурившись, ответила Ира.

— Лучше бы не знала, — обессиленно ответила Аня.

— Вот я и говорю, если бы у моего мужика была такая зазноба, я бы тоже с ума сходила. Выше нос, дуреха, танцуй, пока молодая, — с этими словами она натянула платье и вышла, оставив Аню одну.

Опершись на умывальник, Аня стояла и размышляла. Не каждый день на голову обрушивается столько значимых новостей. Не то чтобы она сильно расстроилась, что Андрей изменяет ей, но тот факт, что это длится почти 2 года, шокировал ее. Она не понимала, почему не замечала этого. Что еще она пропустила?

Оттерев лицо, Аня вышла в холл, там никого не было, только гардеробщица мерно посапывала, сидя на стуле. Девушка подошла к ней.

— Извините, — произнесла Аня, потрогав пожилую женщину за руку.

— Ты чего, милая, потеряла что? — потирая глаза, спросила дама.

— Нет, вот, вещи забрать хочу, — сказала Аня, протягивая номерок.

— Уходишь что ли? — удивленно воскликнула гардеробщица, — как ты рано, у нас раньше 12 никто не заканчивает.

Аня посмотрела на часы, над которыми почему-то висели оленьи рога. Сейчас ей это показалось особенно символичным и ироничным. Она поджала губы и вдруг рассмеялась, представив, как расскажет Полине о своих приключениях.

— Выставила меня полным идиотом и радуешься? — раздался за спиной голос Андрея.

Аня даже не удивилась его появлению, это было ожидаемо. Она предполагала, что он будет караулить ее.

— Ну тут у нас один — один, — ответила Аня, принимая от с любопытством смотрящей гардеробщицы пальто, — поехали домой? — спокойно предложила она.

Андрей с каменным лицом забрал свою одежду. Они вместе вышли на улицу.

— Давай ключи, — сказала Аня.

— Нет уж, еще не хватало, — фыркнул он.

— Тебя не смущает, что ты пил? — поразилась она, Андрей никогда не садился за руль выпив.

— Себе я доверяю больше, чем тебе, — поморщившись сказал он, садясь за руль.

— Какой ты сегодня неприятный, — с напускным равнодушием сообщила Аня, хотя внутри у нее все клокотало.

— В этом только твоя вина, — прорычал Андрей стартуя.

— Моя? Я не хотела идти на эту свадьбу, но ты настоял. Чего же ты ожидал? — повысив голос, спросила она.

— Какая же ты… — выругался он.

— Сам выбирал, я тебя в ЗАГС не тащила, — отчеканила Аня. В ее голове не укладывалось, как он может так с ней разговаривать, хотя сам при этом далеко не святой, — ты бы с психологом обсудил, как так вышло, что женился не на той женщине. Хотя странно, что почти за два года, она еще не вылечила наш больной брак. Видимо, так себе специалист, — ехидно заявила она.

Андрей вздрогнул, словно на него вылили ведро холодной воды. Он почти всем телом повернулся к Ане.

— Ты что несешь? — возмущенно закричал он.

— То, что тебе неприятно слышать, — прищурив глаза, ядовито произнесла она, — городок то маленький, видишь, все про всех знают.

— Не было ничего, — закричал он, отпуская руль и тыкая в Аню пальцем, — а вот ты!

— И у меня ничего ни с кем тогда не было, — ответила она.

Машину тряхнуло на ухабе, резко повело, над окнами разорвалась снежная граната. На полной скорости автомобиль вылетел с обочины на заваленное снегом озеро, где почти два года назад первый раз Аня гуляла с Игорем.

Июль 2013

— Ты представляешь, мэра нашего посадили, говорят за взятку. Сегодня утром открываю новости. Мать честная, — ужасалась Полина в трубку, накладывая в тарелку суп.

— Думаешь брал? — с сомнением протянула Оля, голос ее был уставший и сонный.

— А кто его знает? Помнишь, все газеты писали, как он гулял по кафе, да орал, куда имел всю Единую Россию. А теперь вот его, незадача вышла. Но он на всю башку отмороженный. Ты как себя чувствуешь? — сменила Поля тему.

— Отвратительно, знаешь, ветрянкой болеть — это не самое приятное занятие. Я вся чешусь, кости ломит, температура прет. А Пашка уехал, он же не болел. Так что приходится справляться самой, — проворчала Оля.

Поля прикусила язык. Она прекрасно знала, с кем сейчас Пашка. Но говорить об этом Оле она не рискнула. Вот уже несколько месяцев брат жил на два города. У него появилась новая девушка, которая работала официанткой в какой-то кафешке. Она подавала пиво, шашлыки и креветок. Брат познакомился с ней, когда после расставания с Олей решил подработать охранником. Он устроился сразу в несколько мест: вышибалой в ночной клуб и в это самое кафе. Девочка на первый взгляд была не фонтан: серая, бескультурная, глупая. Но Пашку к ней притянуло магнитом. Девчонка жила одна, и парень быстренько обосновался у нее. Но месяца через три ему стало не хватать Оли. И он сделал все, чтобы к ней вернуться. Полина несколько раз говорила подруге, что Паша — свинья, рассказывала в подробностях, где и с кем он проводил своё время. Но ничего не помогало. Оля, которая всегда ратовала за честность, доверие и порядочность в отношениях, словно лишилась последнего ума. Она отказывалась принимать правду.

Сейчас зрел очередной виток на расставание, но тут неожиданно Оля заболела ветрянкой, вместо плановой ссоры, Паша просто свинтил на море со своей официанткой. А Оля чесалась и страдала, даже не догадываясь, что ее парень дважды обманщик. Полина прекрасно помнила, как они с братом несколько недель сидели дома, выкрашенные под зелёных леопардов.

— А что про Аню слышно? Она давно не звонила, — вяло спросила Оля.

— На практике, передачу какую-то со своей однокурсницей снимает про север, катается по Кольскому Полуострову, в августе на каникулы собиралась, — коротко ответила Полина. Она знала, что Аня не откровенничала с Олей о своей жизни.

Они с Андреем до сих пор жили вместе. Сначала, его нельзя было оставить одного. Когда их машина вылетела в сугроб, он, вместо того, чтоб вызвать эвакуатор, остановил попутку и попросил дернуть авто. В результате, пока они с водилой смотрели, вязали, подкапывали и тянули, Андрей поскользнулся и упал, да так, что получил сотрясение мозга и перелом лодыжки. Пока он лежал в госпитале, а потом сидел дома в гипсе, Аня ухаживала за ним. По словам девушки они помирились. Но у Ани то и дело проскакивала фраза: «Как только я решу свои финансовые вопросы, мы разведемся». Поля слабо в это верила. Она все больше и больше убеждалась, что подруга не собирается ничего менять. Ей удобно жить вот так. По словам Ани, свадьба Игоря поставила точку в их отношениях окончательно. Сначала ее переполняла обида, потом отвращение, сейчас грусть и сожаление. Аня избегала всех мест, в которых они могли пересечься. Андрей перестал таскать ее с собой на посиделки с коллегами, что ее вполне устраивало. Они жили словно соседи.

— Может съездим куда-нибудь вместе? — предложила Оля.

— Ко мне на дачу, разве что, — отрицательно качая головой, сказала Полина.

— Почему? Костя не побудет с Юлей? — удивилась Оля.

— Я ему ее не оставлю, — недовольно процедила Поля. Ее раздражало Олино непонимание. Ей иногда казалось, что подруга воспринимает ребенка кем-то вроде домашнего животного, которое можно легко передать няне, родителям или друзьям.

— Вы же живете вместе, он ей как отец, — чихнув, сказала Оля.

— Нет и все, — поставила точку в этой теме Полина.

— Ну, как хочешь. Я как только поправлюсь, махну в Питер. Давно там не была, очень по нему соскучилась. Ты помнишь эти набережные? Мосты? А парки!!!! — вдохновленно промурчала Оля.

Полина очень плохо помнила Санкт-Петербург, она ездила туда один единственный раз, когда ей было 12 лет. Родителей пригласили на годовщину свадьбы какие-то друзья молодости. Они долго решали ехать или нет. А когда собрались окончательно, взяли Полю с собой. Она мало помнила мосты, совсем не видела парков. Но вот «Кунсткамеру, в которую отвел ее отец на следующий день после застолья, она бы с удовольствием забыла. Залы с болонами, в которых навсегда застыли уродливые младенцы, отрезанные органы и прочие анатомические чудеса врезались в память так сильно, что испуг до сих пор жил где-то в глубине Полиной души, хотя ее никак нельзя было назвать робкой девочкой. Полине Питер не понравился. Она не понимала Олиного восхищения, не разделяла Мириного восторга и Аниного меланхоличного вздоха о культурной столице. Для Полины это был город серых домов, бескрайнего камня, дождей, ветров и чудовищного музея.

Если ей куда и хотелось, так это поскорее выбраться на дачу. Второй год подряд лето жарило нещадно. Уже с последних чисел июня столбик термометра замер на отметке + 32, пластиковые окна, которые казались панацеей от городского шума, превратили квартиры в парнички, в которых нечем было дышать. Воздух стоял намертво. Костя жил на пятом этаже старой хрущевки. Крыша, нагревающаяся в течение дня, прожигала квартиру насквозь. Ни в одной комнате не было кондиционера. Костя не считал нужным его покупать. Пока он жил один, то целыми днями пропадал на работе, а в отпуск ездил к матери в Рыбинск. Его квартира больше напоминала келью монаха: шкаф, письменный стол, стул, кровать. Поля, оказавшись у него первый раз, была поражена: как так можно жить? Но он только пожимал плечами. Сейчас, по настоянию Полины в доме появились кастрюли, электрический чайник и прочая мелочовка, делающая дом комфортнее. Но Костя этого не замечал, он с головой погружался в научные работы, часами вычитывал дипломы, изучал формулы. Поля иногда даже боялась оставлять его одного. Однажды, она поставила вариться яйца для салата и попросила Костю выключить их через 15 минут. Будучи уверенной в том, что оно все сделает, девушка спокойно пошла во двор гулять с дочерью. Когда они вернулись, в квартире стояла жуткая вонь. Вода в кастрюле, где варились злополучные яйца давно выкипела. Скорлупа треснула, вокруг плиты витал синий дым, режущий нос запахом горелого белка. Костя же сидел за кухонным столом, уткнувшись в компьютер. Полина в ужасе бросилась к нему:

— Ты что, не чувствуешь запах? — воскликнула она.

— О, Поля, вы еще не ушли что ли? — спросил он, не отрывая глаз от работы.

— Мы уже вернулись, — гаркнула она не своим голосом, выкидывая яйца в помойное ведро, и тоской глядя на черное дно кастрюли.

— Да, ну хорошо, ты не против, что я окно закрыл? Воняет с улицы чем-то мерзким, — произнес он, стуча пальцами по клавиатуре.

Полина не знала, смеяться ей или плакать. Такой удивительный, умный, прекрасный мужчина оказался совершенно неприспособленным к жизни. Нет, он умел сделать все своими руками, был педантичен, аккуратен, если за что-то брался, то обязательно доводил до конца, но дождаться, когда у него будет время на домашние дела, было практически невозможно. Он путал носки, постоянно терял перчатки и зонтики. С тех пор, как Полина переехала к нему, она купила ему 4 зонта. Сейчас, собираясь на дачу, она с ужасом думала о том, как оставить его одного. Они договорились с Костей, что она с дочкой эту неделю поживут там, а на следующей поедут в Рыбинск.

— Поля, Поля, ты вообще меня слышишь? — спросила Оля.

— Да-да, — выныривая из омута своих мыслей, ответила Полина. — Ты поправляйся скорее, а когда Аня приедет, попробуем собраться, я думаю, что Мира тоже подтянется.

***

Длинный бульвар утопал в сиреневой дымке и сладком аромате. Кусты пышно нарядились. Крупные гроздья белых и лиловых цветков склонялись над лавками, осыпая прохожих конфетти из пыльцы. Аня сидела в ожидании Нади. Они должны были пойти на премьеру в театр Северного флота. Там ставили «Грозу». Их преподаватель описывала режиссера образно и ярко, использовала слова: гений, бог, талант. Девушка ожидала, что постановка должна быть эффектной. Ей не терпелось увидеть луч света в темном царстве.

Надя показалась в конце бульвара. Она семенила быстро-быстро. Аня улыбнулась. Все вокруг нее были пунктуальны, но только не она. Не было случая, чтобы Аня не опоздала. Стараясь менять себя к лучшему, девушка приехала за полчаса до встречи. Сидя на лавке, она наслаждалась жужжанием шмелей и запахом обожаемых цветов. Было все-таки в Мурманске что-то такое странное, привлекательное. Посетив его однажды, ты уже не сможешь забыть, он останется в сердце большой любовью или глубокой трагедией.

— Привет, я что опоздала? — спросила Надя.

— Вовсе нет, я пришла рано, вот сидела, любовалась красотами, — спокойно ответила Аня. — Ну что, идем?

— Ты уверена? Я ни от кого кроме нашей преподши ничего хорошего про постановки этого театра не слышала, — скептически пробормотала Надя.

— Пошли, пошли. Это же сцена, она многое стерпеть может, — проговорила Аня.

Девушки двинулись на автобусную остановку. Троллейбус ехал медленно, поднимаясь в сопку натужно фырчал, а иногда даже ревел. Кондуктурша, одутловатая, неприятного вида женщина зычно кричала:

— Граждане, передаем за проезд, не то я встану.

Наблюдать за этим было довольно забавно, люди косились на тетку, закатывали глаза и передавали мелочь.

Театр Северного флота находился почти на выезде из города. Он стоял на возвышенности, по обоим его бокам разрослись рябины. Прямоугольное здание украшали колонны. Девушки вошли внутрь. В большом холле было прохладно и пустынно. Преподаватель пригласила девчонок на финальный прогон. Каждый их шаг гулко отдавался под высоким потолком. Они прошли в зал. На красных плюшевых стульях расположилось несколько человек, они молча сидели и ждали начала. Атмосфера висела тягостная и суровая. Надя поморщилась. Они сели около самого края. Аня взглянула на часы — они успели ровно ко времени. Дали три звонка, они звучали глухо и одиноко в пустых коридорах. Аня почувствовала разливающуюся в душе тревогу. Занавес раскрылся.

В тусклом свете софитов страдала Катерина. Она боролась со своей совестью, рядом в диком, почти сумасшедшем танце кружилась Варвара. Со всех сторон начал наползать дым. Сцена окрасилась в изумрудно-зеленый, а потом в кроваво-красный. Со всех сторон усиленные то ли эхом, то ли колонками лились слова: «Главное, чтоб шито-крыто…» Аня испытала невероятный ужас. По проходу шла уродливая бабка, чепец на ее голове дрожал, она тянула к зрителям свои корявые пальцы и бешено вращала глазами, эта сцена больше напоминала «Вия». Да, режиссер был действительно гениален. Темное царство рвалось изо всех углов, заполоняя все вокруг.

***

Воздух покачивался лиловой дымной органзой, пахло горящими торфяниками. Толстые мухи, откровенно ошалевшие от жары, ползали по торчащим из песка арбузным коркам. Волны широкой реки набегали на скромный маленький пляж, раскинувшийся у подножья красной церкви Ионна Златоуста. Это место обладало какой-то особенной магией. С одной стороны древний, выстроенный в 16 веке храм. С другой- изолятор временного содержания и ветхие деревянные лачуги, в которых жили цыгане.

Мира приходила сюда иногда посидеть, послушать шум реки и колокольный звон. Эти звуки успокаивали ее. Она сидела на берегу, наблюдала, как мерно катятся серые волны, напротив по «Стрелке» гуляют люди, любуются поющими фонтанами, смотрится в воду горделивый новострой- Успенский собор. Он Мире не нравился: тяжелый, плохо спроектированный, словно присевший пирог, производил удручающее впечатление своей безосновательной помпезностью и излишней пышностью. Когда девушка училась в художественной школе, их водили делать зарисовки грандиозной стройки, тогда ей казалось, что должно получиться нечто невероятно красивое. Но к завершению работ вид комплекса очень сильно изменился. Звонницу так и не достроили, колокола, которые отлили специально для храма, пришлось разместить на улице за кованым забором. Они висели на специальных поручнях, напоминая неправильные качели. На взгляд Мирославы новый храм изуродовал центр города. Теперь, возвышаясь за вечным огнем, блестя золотыми гигантскими луковицами куполов, он упрощал пейзаж, делал его посредственным и типично монументальным. Такую композицию можно было встретить в любом городе России. Аня окрестила это чудо современной архитектуры фразой: «С нами армия и бог». В общем Мира была с ней согласна. Новострой не выглядел символично или живописно. Мастерам, возводившим его, ни на йоту не удалось передать дух разрушенного большевиками духовного центра.

По реке медленно проплыла туристическая ладья. С недавних пор такие прогулки приобрели невиданную популярность. Экскурсовод, наряженный в исторический костюм, вещал о красотах города, то и дело он поправлял съезжающую на нос шапку и покашливал. Мира однажды записалась на такую поездку, но была весьма разочарована. Молодой человек, исполнявший роль гида, очень мало знал об истории ее любимого города, костюм доставлял ему массу неудобств, он то чесался, то переминался с ноги на ногу. Его речь полнилась словами паразитами. Если бы можно было выйти, то Мира сошла бы на первой остановке, но это было невозможно. Она отбыла экскурсию до конца.

Девушка откинулась назад и положила руки за голову. Над ней простиралось бескрайнее небо. Облака бежали друг с другом на перегонки. Куда они тянутся? Почему принимают такие причудливые формы? Рассказывали ли об этом в школе? Ни на один из этих вопросов Мира не могла ответить. Провожая глазами жадного, разинувшего рот, белого пузатого крокодила, девушка почувствовала, как откуда-то из глубины тела набегает дрёма. Веки потяжелели, ресницы стали цепляться друг за друга. Она не собиралась спать под солнцем, но измотанная тоской душа желала отдыха. Ей было все равно, что она на пляже одна и место совсем не безопасное. Сон опутал ее своими нитями.

Ей казалось, словно она вышла из тела. Обернувшись на себя и посмотрев на раскинувшуюся на песке фигурку, на минуту остановилась, покачала головой и поспешила прочь. Туда, под тень древнего храма, которой смотрел на мир изразцовыми окнами. Ее манило внутрь, казалось, что только в этих стенах можно найти ответы на все волнующие вопросы, а тело этому постоянно мешает. Тихо звенели голоса-колокольчики. Но если прислушаться, то можно было даже расслышать слова: «Богородица дева радуйся. Благодатная Мария, Господь с тобою. Благословена ты в женах…». Лёгкой поступью Мира вошла в храм. Около золоченой купели стоял седобородый батюшка, полы его одеяний развевались под дуновением непонятно откуда взявшегося в церкви ветерка. Свет, прорывающийся через окна под самым куполом, подсвечивал алтарь. Лучи разбегались по расписанным фресками стенам, останавливались у самого входа в храм. Мира смотрела, на небольшую группу людей, ожидающих крещения малыша. Она вглядывалась в прозрачные, укутанные кадильной дымкой силуэты. Они казались ей невероятно знакомыми. Статная девушка с иссиня-черной косой, выбивающейся из-под голубого платка, была похожа на Олю. Устало переступающая с ноги на ногу, явно зря надевшая каблуки, шатенка в зеленом платье напоминала Аню. Девушка в желтом сарафане и белой кофте, прикрывающей плечи, со спины была вылитая Полина. Каждая девушка держала на руках ребенка. Мира грустно вздохнула. Ее не было среди этой счастливой троицы. Она сглотнула ком, моментально возникший в горле. Ей захотелось убежать. Она попятилась, по церкви пронеслось тихое, недовольные попискивания. Оно доносилось из драгоценной чаши. Неужели крестят четверых? В этот момент к батюшке подошла женщина в белом платье. Ее походка, покачивание плечами, наклон головы- все было Мире таким родным. Ей казалось, что она даже чувствует запах духов «Красная Москва». Мама! Это точно была она. Но почему здесь, в церкви? Мирина мама не ходила в храм принципиально. Может что-то изменилось? Малыш настойчиво хныкал, словно звал кого-то. Мира сделала пару шагов навстречу. В этот момент женщина в белом обернулась. Ее лицо осветилось улыбкой, а батюшка ласково проговорил: «Давненько я четверняшек не крестил, счастливая ваша семья, раз Господь такое благословение дал».

Где-то далеко раздался странный гул, словно поезд, мчащийся на полной скорости, решил остановить какой-то сумасшедший, дернувший стоп-кран. Мира вздрогнула и проснулась. Солнце ушло. Оно медленно опускалась за кромку тянущегося на другом берегу реки леса.

Конец первой части.

Примечания

1

Михаил Круг «Жиган-лимон»

(обратно)

2

Комиссар «Королева снежная»

(обратно)

3

https://politkovskaya.novayagazeta.ru/pub/2000/2000-001.shtml

(обратно)

4

Группа «Секрет» композиция «В жарких странах…»

(обратно)

5

С.Маршак

(обратно)

6

Михалков «Беглянка»

(обратно)

7

к/ф "Д'Артаньян и три мушкетера"

(обратно)

8

А.С. Пушкин «Гречанке»

(обратно)

9

Александр Малинин «Леди Гамильтон»

(обратно)

10

Ленконцерт «Танго в полутонах»

(обратно)

11

к/ф «Два бойца»

(обратно)

12

Л. Чарская «Записки институтки»

(обратно)

13

Звери «Районы, кварталы»

(обратно)

14

Би -2 «Полковнику никто не пишет»

(обратно)

15

Михаил Круг «Владимирский централ» и «Кольщик»

(обратно)

16

Серёга «Черный бумер»

(обратно)

17

Булат Окуджава

(обратно)

18

Михаил Ясень

(обратно)

19

DJ Дождик «Почему же»

(обратно)

20

https://www.vedomosti.ru/library/news/2006/07/14/putin-podpisal-zakon-ob-otmene-grafy-protiv-vseh-v-izbiratelnyh-byulletenyah

(обратно)

21

Звери «Напитки покрепче»

(обратно)

22

Mr. Credo «Медляк»

(обратно)

23

М.Цветаева

(обратно)

24

Баста «Осень»

(обратно)

25

Шерхан Далдаев

(обратно)

26

Деревянные бараки

(обратно)

27

Фактор 2 «Красавица»

(обратно)

28

Баста

(обратно)

29

Ева Польна

(обратно)

30

Б. Пастернак

(обратно)

31

КиШ

(обратно)

32

Н. Титаренко

(обратно)

33

Б. Пастернак «Доктор Живаго»

(обратно)

34

КиШ «Кукла колдуна»

(обратно)

35

Арсен Петросов

(обратно)

36

Максим Дунаевский, Леонид Дербенёв «Ах, этот вечер»

(обратно)

37

Сплин «Мое сердце»

(обратно)

38

И. Алегрова

(обратно)

39

Марк Твен «Письмо Ангела»

(обратно)

40

Русская народная песня

(обратно)

41

Труд освобождает

(обратно)

42

Городской воздух освобождает

(обратно)

43

Т.Уильямс «Трамвай «Желание»

(обратно)

44

Мурат Тхагалегов «Калым»

(обратно)

45

Александр Иванов «Московская осень»

(обратно)

46

Маркус Зузак «Книжный вор»

(обратно)

47

Алексей Дидуров «Когда уйдем со школьного двора»

(обратно)

48

А.Пугачёва «Настоящий полковник»

(обратно)

49

Полина Гагарина «Нет»

(обратно)

50

Red Hot Chili Peppers «Californication»

(обратно)

51

ЛенКонцерт «Подражание цыганскому романсу»

(обратно)

Оглавление

1 Сентября 1998

31 декабря 1999 год

11 января 2000 год

Август 2000 год

15 сентября 2000

22 ноября 2000 год

Август 2001 год

Сентябрь 2001 год

8 Марта 2002 год

Июнь 2002 год

23 октября 2002 года

Февраль 2003

Март 2003

Ноябрь 2003 год

1 июня 2004 год

Июль 2004

1 сентября 2004 год

30 Октября 2004

3 января 2005

7 января 2005

9 мая 2005 год

30 мая 2005

Сентябрь 2005 год

Апрель 2006 год

Июль 2006

Ноябрь 2006 год

14 февраля 2007 год

1 января 2008

Апрель. 2008 год

Май 2008

8 августа 2008

Декабрь 2008 год

Май 2008 год

Сентябрь 2009

Февраль 2010 год

Ноябрь 2010

Июль 2011

Август 2011

Сентябрь 2011 год

Ноябрь 2011

Декабрь 2011 год

31 декабря 2011

1 января 2012

Февраль 2012 год

Март 2012

Май 2012

Август 2012

Октябрь 2012

Июль 2013

*** Примечания ***