Горе [Виталий Лавринович] (fb2) читать онлайн

Виталий Лавринович Горе

Январь 1968-го. В эфир впервые выходит программа "Время". В Праге начинается «весна». Американцы «теряют» в Гренландии атомную бомбу. Полковник Гагарин ещё с нами. Мохаммед Али отлучен от бокса и лишен наград из-за отказа служить в армии США. Америка собирается на Луну, и СССР «пыжится» — догнать и перегнать ее. До коммунизма, обещанного Хрущевым — 12 лет. У нас в магазинах появляются глазированные шоколадом творожные сырки, и еще не исчезла колбаса. Мой отец, рабочий на железной дороге с зарплатой 180 рублей. За эти деньги мы можем купить 1384 батона, или 331 кг. трески, или 1800 яиц, или 5400 литров солярки, или 1636 порций моего любимого «крем-брюле». В буднях великих строек, страна мечтателей……

Советская Латвия (звучит как — «постное сало»). Город Даугавпилс. Мне 5, я уже вполне себе мужчина. У родителей выходной, собираемся ехать в деревню, но мама где то задерживается. Отец сердится — опоздаем на автобус. Появляется мама, объясняет: «В нардоме* сандалики на Виталика выбросили, пришлось постоять».

Почему на меня «выбросили» какие то «сандалики», почему из-за этого маме пришлось где-то стоять, я понять не успел, она открыла коробку, и я их увидел, вернее сначала я их почуял. Вся комната, сразу наполнилась ими. Они были везде. Так вероятно должно пахнуть счастье. Они были волшебно — желтого цвета с красным кантиком по всей подошве, с серебряной пряжкой и тоненьким ремешком, но главное, это запах. Они пахли летом, бегом, жизнью. Неужели это мне? Как здорово, что какому — то дураку, пришло в голову их выбросить. Я уже умел считать. Их было два. Они были одинаковые, хотя не совсем. Как в зеркало смотреть. Как мои ноги. Они были для них, для моих ног. Сейчас я их надену.

Мы опаздывали на автобус. Их спрятали обратно в коробку и засунули на самый верх стенки — до лета…

В деревне, дед встречал нас на автобусной остановке, на лошади, запряженной в сани. Я сел с ним впереди, и он дал мне подержать вожжи. У лошади из ноздрей клубился пар, и она пахла потным теплом, я забыл про все на свете…..

Потом пришла весна. Пришла беда — не стало Гагарина. Мы читали газету — мама плакала, а отец сказал непонятное: «Конечно, он им мешал. А навыки не пропьешь». И ещё той весной затонула подводная лодка "К-129". Программа "Время" не распространялась об этом, но все откуда — то знали. Потом пришло лето…, в Америке убили Роберта Кеннеди. В Праге «расцветала весна» и советские танки уже готовились…

И вот однажды, в жаркое июньское воскресенье, когда я собирался во двор, мама сказала, что можно уже и сандалики надеть. Я не сразу сообразил, о чем речь, но когда она достала коробку, я сразу вспомнил их запах ну и все остальное. Как же я мог про них забыть? Они все это время лежали рядом, поставив стул на стол, я вполне мог бы их достать. Но долго размышлять о своей глупости у меня не было времени — они меня дождались.

Я быстро сел на стул и мама надела их на меня. Застегнула серебряные пряжки, спросила: «Ну как, впору?». Я не знал, что такое «впору», но понял, что маме будет приятно, если я скажу «да», я так и сделал. «Ну, иди гуляй» — сказала она. «Смотри не потеряй» — добавил папа. И я «поплыл» во двор.

Двор образовывали две пятиэтажные «хрущевки», стоящие «лицом» друг к другу. Мы жили в одной из них, на 3-м этаже. Совсем рядом была стройка, строили еще одну. Я вышел из подъезда, огляделся: на лавочке сидела «глиста» — маленькая, высохшая как мумия, крикливая бабка из 35-й квартиры, ее жирный, гадящий в подъезде кот, увидев меня, зашипел и запрыгнул к ней на колени.

Двор был пуст, купающиеся в песке воробьи и вечно ковыряющийся в своем «Запорожце» дядька, единственный автолюбитель в нашем дворе, которого мы звали «Гуслик», за внешнее сходство с героем сериала про танкистов — не в счет. Не успев поразмышлять над тем, кому бы я мог продемонстрировать свои сандалики, я услышал свист со стороны стройки. Так мог свистеть только Мишка — «Сопеля» — мой сосед, вечно простуженный второклассник. Наши там, понял я и пошел на стройку.

В самом начале строительства, рабочие соорудили вокруг стройплощадки забор, перегородив выход с одной стороны нашего двора. Мы были с этим не согласны и, улучив момент, разобрали его, растащив доски по подвалам. Они построили его вновь, он простоял неделю и когда сторожа потеряли бдительность, снова был разобран. После третьего разбора, они сдались. Таким образом, из нашего двора был проход на стройку, при этом с трех других сторон, стоял забор.

Пройдя на территорию стройки, я сразу увидел всю нашу компанию, они что-то делали вокруг огромной, незнакомой мне черной кучи. Судя по обстановке, сторож по случаю воскресенья напился и спал в своем вагончике, не мешая пацанам хозяйничать. И тут я увидел невероятное: мне показалось, что Юрка — «Кузнечик» бежит по воздуху, примерно в метре от земли. Он приближался к «куче». Через несколько мгновений он был уже над ее краем, немного опустился и вдруг взмыл на несколько метров в воздух, пролетел над ней и приземлился в груду песка. Подбежав ближе, я понял, что «черная куча», это привезенные на это место еще зимой, куски смолы (мы жевали её вместо жвачек), которые на жарком июньском солнце расплавились и превратились в огромный, выпуклый посередине блин. Наши пацаны, вставили между панелями толстую доску. Разгоняясь по ней и подпрыгивая, они совершали перелеты над растекшейся смолой.

Я был самый мелкий в нашей компании, все остальные уже ходили в школу и относились ко мне снисходительно, поэтому особого внимания на мой приход не обратили. Только Сашка — «Пушкин» произнес: «а вот и Клюкс» (сначала было «Виталюкс-клюкс», потом они решили, что это слишком длинно, так появился «Клюкс»).

Я немедленно занял очередь на прыжок. Никаких страхов, или сомнений я не испытывал. Ребята так ловко и легко долетали до груды песка, что это казалось очень просто. Когда подошла моя очередь, сомнение выразил Янка — "Латыш": «А ты сможешь?». Это было оскорбительно. «Сейчас вы увидите прыжок Валерия Брумеля» — торжественно провозгласил я и залез на доску…

Я разгонялся по доске большими шагами (так делал перед прыжком Брумель, по телеку). В метре от края доски, я подпрыгнул вверх, приземлился на край и, оттолкнувшись двумя ногами — полетел. Я увидел то, чего не было видно с земли: дамбу над Даугавой, крышу нашего магазина, открытые, видимо от зависти, рты пацанов и сторожа, который подкрадывался к нам вдоль штабелей кирпича. «Шуба*…Шуба…» — заголосил я и полетел вниз. Услышав сигнал опасности, пацаны брызнули врассыпную. И тут я обратил внимание на то, что груда песка нисколько ко мне не приблизилась. Видимо не разобравшись в технике, я подпрыгнул вертикально вверх и теперь также вертикально падал на край доски. Доска приняла меня с высоты двух метров удивлённым скрипом, она прогнулась практически до земли и выбросила меня «на орбиту». Дрыгая в воздухе ногами, я представил себя Гагариным, заорал: «Поехали» и с высоты примерно второго этажа, плюхнулся в самый центр огромного черного блина. Последней мыслью перед "стыковкой", было сожаление, что могу испачкать сандалики. «Куча» оказалась не твердой. Раздался шлепок и я «присмолился».

Сторож был уже не далеко, он приближался широкими шагами. Это был огромный, пузатый дядька лет 55ти, в шлепанцах на босу ногу, в соломенной шляпе, брезентовых штанах, голый до пояса и с татуировкой на груди — оскалившаяся, рогатая рожа и подпись: «слон». Мы звали его между собой «Антанта» и боялись больше других сторожей.

Я оценил позицию и решил обрываться*. Попытался развернуться и не смог. Что-то крепко держало меня за ноги. Я понял, что не смогу сдвинуться с места. Посмотрев в низ, я изумился — сандаликов не было. Но размышлять над тем, куда они делись, было некогда. Ужас от приближения «Антанты» заполнил меня до краев, парализовал. Я не сомневался, что мне пришел конец. Сейчас он сгребет меня своими ручищами и разорвет на две половинки, как циклоп человека в фильме про Одиссея. Я сел на корточки и закрыл руками лицо, весь сжался, сейчас, сейчас, сейчас…

Сердце колотилось так, что грозило разрушить грудную клетку. Я уже слышал громкое, с хрипотцой сопение «Антанты» совсем рядом…«Покакать что ли присел, воробей? И-и-и приклеился»? — услышал я совсем не злой, а скорее веселый, низкий голос: «Бумажку принести, или пальцем справишься?». Сквозь руки я посмотрел на говорившего. Он улыбался. Даже его «чёрт» на груди и непонятный «слон», не показались мне теперь слишком страшными. Есть меня он явно не собирался. Может, был сыт?

В общем, я понял, что еще поживу. Сразу вспомнились сандалики. Куда же они делись? Я посмотрел вниз и не обнаружил не только сандаликов, но и ступней ног. Непосредственно из смолы, торчали мои гольфы, желтые с синими горизонтальными полосками. Я недавно научился считать, поэтому считал всё, я знал, что на этих гольфах — 8 полосок. Сейчас я смог насчитать только четыре. Сложилась полная картина: пропали сандалики, ступни ног и 4 полоски. Жальче всего было сандаликов.

Я встал. Слезы текли у меня из глаз ручьями. Мой вид, мог бы разжалобить любого, но «Антанту», он скорее испугал. «Эй, ты что, я не трону тебя, я пошутил, меня дядя Боря зовут, у меня внук, такой как ты, не бойся, хочешь я тебе стройку покажу»? — запричитал он. «Ты где живешь то, воробей? В 9 м или в 11 м?». Я молчал. «Если не скажешь, мне придется милицию вызывать, сам я тебя вытаскивать не решусь. Подумай» — миролюбиво сказал он. Я подумал: пока не найдены пропавшие вещи, мне очень не хотелось видеться с родителями, но с милицией, мне хотелось встречаться еще меньше. «В 9 м, в 46той. Я гулял просто, не заметил, сандалики потерял и полоски и вот, теперь стою» — сказал я. «Ну я сейчас» — он засмеялся — «не уходи ни куда». И пошел к моему подъезду.

Как только он ушел, тут же появились пацаны, как тараканы из щелей повылазили. «Ну что, пипец Брумелю, допрыгался? Прилип…» — сказал Генка — «Храп». «Ну а что шубу обозначил — молодец, мы тебя сейчас вытащим» — подбодрил Юрка — «Ляля». Они сбегали на стройку в подвал, где лежали доски и притащили одну, на подобие той, с которой мы прыгали. Положили ее на смолу рядом со мной.

«Сандалики мои делись куда-то, пока я прыгал, вы не видели?» — спросил я. Они засмеялись.

Тут из подъезда вышел «Антанта» и мой отец. Пацаны ретировались по сторонам на дистанцию обрыва, как голуби от кошки. Я видел только отца. У него были сжаты губы и прищурены глаза. Это было тревожно. И тут я услышал голос «Антанты», вернее дяди Бори — «Да вы не очень-то его ругайте, он случайно влип, он гулял просто, забора то нет, он и не заметил, как на стройке оказался». Отец не отвечал. Он, молча, подошел по доске ко мне, взял меня под мышки и не сильно потянул вверх. Я увидел, как удлиняются мои ноги, потом показались пятки и наконец — пальцы. Из смолы теперь торчали только гольфы с 4мя синими полосками.

Папа взял меня на руки и ничего не говоря, понес домой. И тут, вдруг, до меня дошло, что сандалики находятся там, откуда появились мои ноги, они там, в смоле и 4 полоски от носков, то же там. Их можно достать.

Я задергался и закричал, что было сил: «Стой, стой, мы забыли сандалики, я знаю, где они, знаю. Их надо достать и почистить…Стой, стой же…». Я начал колотить его по плечам.

Так мы поднялись на 3й этаж, дверь была открыта, в коридоре стояла мама. На лице был испуг. Отец внес меня в квартиру и поставил на стол в комнате, тут же лежал ремень. Мне было все равно. Я продолжал орать. С вырезанной из какой-то газеты и приклеенной на стену фотографии, за нами наблюдал весёлый, живой Гагарин, он держал в руках белого голубя.

«А чего правда, сандали бросили? Может, можно было почистить?» — спросила мама. Я затих и посмотрел на отца. «Нет их больше»— ответил он. «Скончались, скоропостижно». Взял лежащий на столе ремень, посмотрел на фотографию Гагарина, и повесил ремень в шкаф. Потом сказал: «Пойду лимонада куплю, и покрепче чего-нибудь, а вы на стол накрывайте, поминки организуем», и вышел из квартиры.

Мама обняла меня, и мы тихо заплакали. Горе растворялось в слезах, уходило с ними… Голубь на фотографии обнимал первого космонавта, защищал его. Голубь уже тогда всё знал, про Гагарина, Прагу и коммунизм. Юрий Алексеевич подмигнул мне с фотографии…

Нардом* — бытовое название центрального универсама в Даугавпилсе.

Шуба* (шубись) — сигнал угрозы, необходимость быстро убегать.

Определить шубу* — вовремя подать сигнал тревоги.

Обрываться* — быстро убегать.