Плющ и Малина [Татьяна Александровна Силецкая] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Татьяна Силецкая Плющ и Малина

Плющ и малина


Малина только-только поднялась над землей, сладко потянулась к солнцу стройным стебельком, расправила молодые звенящие листочки. Она больше не чувствовала зависимости от старого куста – ее корешки принадлежали только ей. Молоденькая малина считала себя самостоятельной, взрослой и умной. Старые двухлетние и трехлетние кусты никак не воспринимали ее как личность и лезли с советами. А ведь настало время нового поколения…

«Нас раскармливают удобрениями – мы станем тучными, старыми и некрасивыми» – шелестела молодежь.

«Подвязывают и лишают свободы движения» – слышалось с другого конца огорода.

Все эти и подобные мысли не приходили к молодым кустам самостоятельно – их нашептывал плющ. Был он очень древним, но гибким и стройным. Новое поколение принимало его за своего ровесника…

Старые опытные кусты предупреждали юных о вредном воздействии сорняков, но кто их слушал?

«Почему «сорняки» и «некультурные» растения? Что за неравенство? Мы все одинаково зеленые, в конце концов. И сами будем решать с кем вступать в отношения, а с кем нет».

Щупальце плюща нежно коснулось нашей малинки…

Она и раньше не была обижена вниманием. Например, крапивный куст предлагал свою защиту, но был грубым и колючим.

Второй кандидат на ее сердце представился, как «пырей ползучий».

Пырей принадлежал к роду завоевателей и очень гордился наличием фамилии – «ползучий». Собственная фамилия – большая редкость для огорода. Фамилии надо было соответствовать. Поэтому пырей ползал по всему огороду и завоевывал новые территории. Интересы подруги, ее переживания вояке были неинтересны. Малинка постоянно оставалась одна…

Плющ был совсем другим, он поддерживал, вникал, оберегал. Юной малине казалось, что он понимает ее даже лучше, чем она сама. Он никуда не убегал, был всегда рядом. Малина и плющ становились все ближе и ближе. Они рассказывали друг другу о «бывших». Плющ поведал о своей любви к царице огорода – крымской розе. Она так жестоко и коварно изранила его своими шипами… «То ли дело ты – нежная и беззащитная» – шептал плющ, обвивая малину…

«Надо давать урожай. В этом смысл нашей жизни. Мы созданы для этого» – трещали старые кусты, усиленно тянули соки вверх по стволам, наполняли почки, ловили каждую каплю воды, цеплялись за опоры, разворачивали листья, защищая завязь ягод.

«Ты никому ничего не должна. Ты так молода и прекрасна. Надо сначала пожить для себя и друг для друга» – шептал плющ.

«Живут в вонючем навозе и еще учат» – соглашалась малинка. За лето она не набрала ни капли веса, была такой же стройной и зеленой. Правда, чувствовала себя не очень, было грустно, непонятно от чего, и не хватало воздуха. Она не могла развернуть листья так, как хотелось, протянуть корешки. А плющ становился все ближе и ближе, обвивал и обвивал кольцами. Малина уже не понимала где ее стебель, а где плюща.

Однажды ночью она услышала знакомый шепот по соседству, те же слова, интонации, ответный смех. Плющ и юная, только что отделившаяся и поднявшая свой куст сморода…

Как же так, ведь он был с ней, полностью опутал ее стебель, побеги, скрутил листья. Может быть это сон? Состояние забытья уже стало для малины привычным. С усилием тряхнув верхушкой, поняла, что шепот плюща слышится со всех сторон огорода. «Он везде пускает щупальца, я всего лишь одна из многих, а не единственная, не избранница!» – осенило малину. Плющ услышал ее мысли.

«Ты – любимая, ты моя часть, мы одно целое. Но мы не имеем права замыкаться в себе. Вспомни, как тебя морочили и заставляли жить по косным законам, лишали свободы, указывали, кого любить и как жить. Чтобы было бы с тобой, если бы тебе не раскрыли глаза? Мы не можем бросить новую поросль на произвол отмирающих взглядов, оставить без поддержки» – шелестел плющ, стискивая малину. Малина задыхалась и ничего не понимала, она бы с удовольствием сошла с ума, если бы он у нее был…

…Хозяева готовили малинник к зиме: «Такой хороший сортовой кустик и ни одной ягодки – плющ придушил».

Когда от малины отодрали плющ, она без сил упала на землю. Ее подняли, привязали жесткой веревкой к холодной металлической опоре и обложили навозом… «Посмотрим – может быть, весной оживет». Жить малине совсем не хотелось…

Огород погружался в очередной долгий сон. Малине снился плющ…

…Весеннее солнце разбудило малину, она потянулась, отряхиваясь от сна. Вокруг ее куста поднимались вверх юные малинки – независимые и дерзкие…


«Немаркиза»

«Надо же было так меня назвать» – сердилась Анжелика, нехотя глядя на себя в зеркало. Будущие родители познакомились в кино. Сбежали с уроков из разных школ и районов и увидели друг друга на ступенях кинотеатра. Попасть можно было только на дневной сеанс. Вечером у билетной кассы доходило до драки. Они сразу стали сообщниками. У кино дежурили школьные патрули – завуч или директор и активные комсомольцы выглядывали «кинопрогульщиков».

«Побеги» с уроков приобрели массовых характер – по стране триумфально шествовала «Анжелика – маркиза ангелов».

Пара прогульщиков и будущих родителей Анжелики удачно прошла патрули и оказалась в мире королей, разбойников, сводящих с ума красоток алхимиков, бушующих страстей и приключений…

Возвращаться из волшебного мира не хотелось, все их последующие встречи, так или иначе, происходили в сказочной реальности маркизы Анжелики…

Другого имени для будущей дочери уже не существовало.

На последнем курсе создавшие семью, родители Анжелики красотой и статью были способны заткнуть за пояс всех аристократов авантюрного кинобестселлера Бернара Бордери.

Жизнь в общежитии, потом в крошечной съемной комнатушке, отделенной от хозяйской половины фанерной стенкой, не доходящей до потолка, уносила любовь, красоту, молодость и надежду. Распался мир королей и авантюристов, распалась семья им созданная…

Дочь унаследовала красивое имя, соответствовать которому было сложно, имея непропорциональную фигуру, тусклые волосы, длинный нос и близко посаженные глаза.

«Надо же, у таких красивых родителей такой некрасивый ребенок. Бедная девочка» – слышала Анжелика. Чувство такта у добрых людей заменяла жалость. Анжелика никогда не обижалась на правду. А это была правда – красота прошла мимо.

Зато интеллекта и жажды знаний Господь отвесил Анжелике двойную норму. Мать оставляла Анжелику в кроватке, с горшком и книжкой. В четыре Анжелика бегло читала. В шесть принялась за взрослую литературу. В шестом классе уже поправляла учительницу английского. Девочки с ней не играли, мальчишки даже не дразнили.

В десятом одноклассники поголовно держались на репетиторах и с ужасом готовились к экзаменам. Анжелика брала призы на олимпиадах и уже сама давала частные уроки.

В успехе вступительных экзаменов в вуз сомнений быть не могло. Имея блестящий аттестат надо было просто написать достойное грамотное сочинение.

…Анжелика была совершенно не готова к провалу. Редкая врожденная грамотность, начитанность, феноменальная память вкупе с железным характером исключали возможность ошибок в сочинении.

Анжелика потребовала объяснений. Приемная комиссия пошла навстречу и предоставила проверенную работу, всю испещренную неуместными знаками препинания. Анжелика поняла, что доказать свою непричастность к возникшим запятым невозможно. Ни одна экспертиза не взялась бы за доказательство авторства возникших почти после каждого слова закорючек. На нее смотрели добрыми глазами, выражали сочувствие, советовали поработать над синтаксисом и прийти на следующий год. Она и так недолюбливала педагогику, а после такой подлости искренно желала ей смерти.

Анжелика в последний раз взглянула на портрет пеликана, без наркоза разрывающего свою грудь, и захлопнула дверь в храм бескорыстной любви к подрастающему поколению. Рядом с пеликаном красовались портреты членов приемной комиссии, они немного вздрогнули от хлопка двери, но как всегда удержались на месте.

Как ни странно, Анжелика быстро нашла работу. «Подтягивая» английский в очень небедной семье, добилась многого, несмотря на просьбы старшего сына поменять репетитора и найти «что-нибудь менее страшное».

Глава семейства занимал солидный пост. «Королева мать» ценила достоинства мужа, терпела слабости и уверенно вела семейный экипаж, крепко держа в руках финансовые вожжи. Ей регулярно, по сложившемуся графику приходилось «увольнять» секретарш нестойкого супруга. На месте вышедшей в отставку помощницы тут же появлялась ее копия. Вкус у чиновника был постоянен. «Солярис» какой-то. Клонируют их что – ли?» – обреченно вздыхала мудрая супруга.

Анжелика была просто находкой, безупречной в своей безопасности. Глаза хозяйки излучали искренний восторг. На Анжелику обрушился ливень похвалы и комплиментов. Через неделю чаепитий «королева мать» и Анжелика знали все друг о друге, говорили на одном языке, вернее почти не говорили, что свойственно умным женщинам.

Главе дома была внушена, ни сразу, конечно, мысль, что иметь длинноногих и безголовых помощниц – дурной вкус и немодно. Помогло выдающееся головотяпство очередной красотки, вызвавшее такие последствия, простить которые было невозможно ни за какие длинные ноги.

Словом, Анжелика получила должность. В тот же день к ней вернулось школьное прозвище «Немаркиза». В делах начальника был наведен идеальный порядок, более того бардак и безделье постепенно, но неуклонно исчезали из всех отделов.

Анжелика никогда не доносила впрямую. Более того, сотрудника, действующего мимо интересов шефа, сначала пронзал взгляд маленьких острых глаз. Это был благородный предупредительный выстрел. Если зарвавшийся клерк не воспринимал предупреждения, его ждали гарантированные неприятности.

Никто не догадывался кто «греет» Анжелику, откуда она взялась и почему у нее столько власти. Одним только взглядом металлических глаз короткие юбки и шпильки в коллективе были отменены. Шеф заскучал. «Только попробуй ее уволить» – ультимативно прошипела Анжеликина покровительница.

Конечно, глава семейства иногда вздыхал по былым необремененным интеллектом красоткам, но был человеком дела, прежде всего. «Очень страшный кусок золота» – определил он для себя статус Анжелики.

Мозг Анжелики кипел. Она обсудила с «королевой матерью» вариант нововведений, который можно предложить наверх. Был риск обратного результата и риск был серьезен, но если пройдет – скачок вверх обеспечен.

Предстояло привести осторожного шефа к этому решению.

…Проект был подан настолько вовремя, что уже через несколько месяцев шеф «обживал» новый кабинет. «Не засиделась ли ты в помощницах? Пора, пора расти, жаль расставаться. Но мы не теряемся…»

…Во главе комиссии Анжелика входила в «дом с пеликанами». Пеликан обреченно повесил голову на грудь. Дверь в этот раз не хлопала, но портреты закачались.


Кошачьи сны


«…и нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» Библия. Бытие. Глава 2.20


Кошка упрямо, с чувством долга и правоты забиралась на ночлег в его кровать и ложилась в ноги. Ноги только назывались ногами, не чувствовали ни тепла, ни холода, ни боли, ни радости…

Ему еще повезло. Семья любила, заботилась и не доедала последний кусок хлеба.

Ночью он лежал и слушал тишину, каждую ночь она была разной. Крики, лай собак, шум машин, птицы, первая электричка – любые звуки, после пережитого, сплеталось в абсолютную тишину.

В доме никогда не было животных. Котенок «перекочевал» с соседнего участка.

В пустующем рядом доме поселилось громко кричащее, вечно ругающееся семейство и развернуло бурную хозяйственную деятельность. Развели коз, домашнюю птицу. В уродливо слепленных сараях выращивалось на продажу все и вся на продажу, включая модных улиток и лягушек. По ночам скрипом ржавых качелей перекликались «адские птицы» – цесарки. Оказалось, что заселились новые соседи самовольно. Появившиеся хозяева выселяли их с полицией. «Захватчики» вывезли всю живность, которую можно было продать. Кошки никому были не нужны…

Худющий котенок прыгнул в инвалидную коляску и принялся «разминать» бесчувственные колени… «Зря стараешься, дружок». Оказалось не дружок, а подружка.

Из тощего заморыша выросла наглая, всеми любимая красавица. А вот имени у кошки до сих пор не было, вернее каждый член семейства звал ее по-своему.

С появлением кошки пришли сны. Он настолько отвык от сновидений, что даже не понял что произошло. В его представлении сны могли быть только кошмарными: бесконечные лестницы, ведущие вниз и обрывающиеся, выход в тупик, грязные туалеты, поиск этажа, которого нет, люди, не похожие на людей. Но чаще всего во сне приходила боль… Хорошей была ночь, проведенная без сна и сновидений.

Первый раз он забылся и проснулся от тепла рядом с левой ногой. Смог даже определить, что именно у левой ноги лежит кошка. Она настолько тихо урчала во сне, что расслышать мурлыкание можно было, только прижав ее к уху. Он понял, что видел сон, что-то очень нежное, чистое, детское и в тоже же время нечеловеское. Какие-то пятна, движения, прыжки. Во сне все было логично и радостно. Сон невозможно было вспомнить, но даже попытка воспоминаний дарила радость. Теперь он реально чувствовал кошачье тепло и видел сны.

К пришедшему в ту ночь сну он уже, избалованный кошачьими видениями, был не готов…

Смерть сжимала сердце, было ясно, что он умирает и умирает во сне. Говорят, во сне умирать не страшно… Страшно вдвойне, больно и одиноко. Апофеозом мучений в сердце вошли иглы. Он проснулся. Кошка держала лапу на его груди, выпустив когти…

…Врач сказал, что больному очень повезло, что такой шанс один на тысячу и даже не настаивал на госпитализации.

За приездом «скорой», суетой и шумихой никто не обратил внимания на отсутствие кошки. Она вообще не любила визитов посторонних, уходила во двор или пряталась в доме.

Постепенно возвратившиеся покой и радость, вытеснили тревогу родных: «Все обошлось, все обошлось». «А где моя спасительница?»

Семья вскинулась, все искали кошку, выкрикивая разные имена и клички.

После многочасового поиска на голос и глаз, опроса соседей и прохожих, прочесывания местности, охрипшие взрослые и опухшие от слез дети увидели победно поднятый хвост кошки. Только по хвосту можно было опознать состоящую из глины и грязи любимицу. В зубах кошка несла первую в своей жизни мышь. Если бы люди понимали кошек, они бы многое услышали про чуть несорванную их криками и шумом охоту…

…Ночью он слушал рассказ кошки об удачной охоте, видел потрясающий сон, который невозможно вспомнить, и чувствовал у левой ноги теплый кошачий бок…


Новая шубка

Настю всегда удивляло, как при огромном вступительном конкурсе, возникают такие студенты. Причем ни «блат», ни деньги, ни ум, ни талант не могли стать причинами их появления в престижных заведениях.

Настя уходила в «академку» из шикарного творческого коллектива, а вернулась в группу, состав которой больше подходил для сельхоз академии или ветвуза, чем для факультета менеджеров культуры. Так модно будущую специальность переименовали из экономистов-социологов. Впрочем, и сама Настя уже не имела к культуре никакого отношения. Если уже наступили рыночные отношения, то честнее работать на рынке, чем торговать культурой.

Но бросать начатое дело – получение «вышки» противоречило Настиным принципам. Тем более, что бесплатное заочное образование доживало последние дни – на дворе цвели девяностые.

…В аудиторию вошла новая студентка. Сессия была в полном разгаре, но опоздание к началу семестра никого не смущало – ни деканат, ни группу.

А появившаяся новенькая, похоже, вообще не знала, что такое смущение. Это не было наглостью, невоспитанностью, а естественным состоянием покоя и уверенности.

По мужской части аудитории пролетела волна движения – кто задвигал стулом, кто пригладил волосы, староста подтянул к себе из прохода целлофановую авоську, давая пройти новенькой. Обычно все, включая преподавателей, любивших двигаться во время лекции, перепрыгивали через старушечий мешок старосты, который заменял ему портфель. «Я – староста» – рекомендовался предводитель группы на зачетах и экзаменах, держа на коленках кулек с учебниками. Преподаватель вздыхал и ставил положительную оценку.

Сама себя назначившая королевой красоты и лидером группы, Ляля настороженно вытянула лицо и скривила улыбку. Пластмасса и блестки королевы засветились тревожными огнями.

Скривиться и тревожиться было от чего. Длинный стильный пиджак, темно дымчатые колготки, прямая юбка приоткрывающая колени, незаметная косметика, простая (казалось бы) стрижка. Все было скромно и дорого…

Новенькая огляделась и выбрала место рядом с Настей.

Звали ее Алла. Вскоре стало понятно, что она не покушается ни на корону Ляли, ни на сердца одногруппников.

«Начитку» лекций Алла всерьез не воспринимала, появлялась на них только тогда, когда путала учебные и экзаменационные дни.

Алла просыпалась в 11 часов и, как говорила, заставляла себя заснуть, чтобы скоротать день.

У Насти к 11 часам весь товар был уже продан, и нужно было срочно ехать за новым, уже подорожавшим. Купить домой продукты, потому что завтра на них будут другие ценники, а возможно прилавки вообще опустеют, и снова бежать на работу.

Дома у Насти дрались все – дети, кошки, собаки, внутри вида и между видами.

К девяти вечера, после заключения перемирия, выяснялось, что в школу, кроме «домашки», надо принести два кленовых листа, шишки, пластилин, обточенные спички («без головок!!!»). Последние слова учительского послания в дневнике для убедительности были еще подчеркнуты жирной красной линией. Сон отодвигался на неопределенное время.

Алла с наступлением темноты начинала собираться в ночной клуб, куда ничего приносить было не нужно – там все было. «Если ты спишь ночью, это не значит, что все вымерло» – отвечала она на недоумение Насти. «Хотя ты, наверное, за день набегаешься…» – сочувствовала Алла. Ее ночные клубы и вечеринки чередовались с выставками и презентациями.

Настя провожала гостившую Аллу, заодно выгуливая собак и детей.

Алла с ужасом смотрела, как дети кидают уткам в канале куски домашней выпечки. «Я за такими пирогами на Невский езжу!» – возмущалась Настиному расточительству.

В тоже время, из заработанных мужем Аллы трех тысяч долларов, одну нужно было обязательно проиграть в казино. «Так принято – иначе удачи не будет» – пыталась Алла привести в норму квадратные глаза Насти.

К институту Алла приезжала только на такси. Настя шла пешком – так было быстрее. И потом она соскучилась по городу за время разлуки…

«Давай возьмем машину» – предложила после зачета Алла. Настя перевела стоимость поездки на продукты и убедила сокурсницу, что на трамвае – это стильно и по-питерски.

В девяностые приоритет трамвая на дороге был забыт и потерян. «Мерины» и «Бэхи» обгоняли друг друга, пересекая трамвайные пути, или ехали по ним. Водители машин попроще вели себя не лучше, но с ними, по крайней мере, можно было поругаться, не рискуя здоровьем.

Аллу заметили, закричали, заулыбались и перегородили мордой «Мерседеса» трамвайные пути. Водитель трамвая безропотно открыл переднюю дверь. Первым вошел в трамвай запах, запах другой жизни. Пахло новой дорогой одеждой, ежедневной стрижкой-укладкой в салоне, парфюмом, риском и свободой. «Алена, ты чего на поезде? Давай к нам…Как Вован?» Вошедший молодой парень был совсем не похож на бандита, никакого негатива и бычьего облика. Наоборот, на лбу отпечаток диплома и хорошего воспитания.

В трамвае никто никуда не спешил – Алла обстоятельно беседовала со знакомыми, стоя на ступеньке переднего выхода, пассажиры и водитель молчали и ждали.

Настя повидала и бандитов, и их жен и подруг. Жены собирались у ДЛТ – самого дорогого универмага. Все в длинных шубах, с одинаковыми прическами, вскинутыми челками, кричащими голосами и макияжем. «Установленная форма одежды и тела» – подумала тогда Настя, глядя на конвейерных красавиц. Трудно было представить среди них утонченную Аллу.

…Последняя встреча Насти с бандитами была зимой. Вдвоем с кассиршей тащили в банк выручку, инкассаторы не приехали, а платежи были срочные. Город был завален снегом и грязью. Сугробы почти не оставляли места на скользком тротуаре. Несли по очереди сумку с выручкой. Объем и вес создавали новомодные купюры – любая смена власти влекла за собой смену знаков. В этот раз размах грядущих перемен должен был отразить невиданный размер бумажных денег. Купюры выпустили величиной А4.

Конечно, было страшно, уличная преступность не знала пределов. Могли вырвать сумку с выручкой, дать по голове. Поэтому шли в обнимку, оглядываясь и сжимая сумку боками.

В самом центре города, на узкой набережной, разметав сугробы, развернулись углом две машины, и полился встречный автоматный огонь… Когда все стихло, Настя обнаружила себя лежащей лицом в грязной снежной каше, закрывающей руками голову. Окликнула кассиршу, та лежала в метре, в такой же позе. Ни машин, ни стрелков уже не было, как и прохожих. Нашли и подняли сумку с деньгами, отряхнулись и пошли сдавать выручку…

Когда рассказывали о своем приключении, все смеялись.

…Алла не пришла на экзамен и не отвечала на звонки. Настя нашла адрес и решила ехать. Жилище Аллы всегда представлялось ей чем-то шикарным и элегантным.

Настя нашла дом из силиконового кирпича, обычный подъезд, позвонила. За дверью послушались какие-то шаркающие старушечьи шаги и слабый голос: «Иду». Согнутая в дугу, лилово-синяя Алла в незапахнутом халате. Маленькая однушка. Каждое движение приносило Алле боль, она не спала, не ела, не выходила из дома и не отвечала на звонки. Пьяный Вован в припадке ревности ударил прикладом в грудь.

Настя вызвала такси и отвезла Аллу к знакомому хирургу. К нему приходили без очереди и номерков. Полевой хирург, простерилизованный снаружи и внутри, запросто удалял пули, штопал колюще-режущие, не задавал вопросов и принимал благодарность в любой форме. Аллу просветили, ребра были целы, остальное лечит время.

В коридоре Алла увидела знакомого, пришедшего на перевязку. Он сильно удивился, что встретились у «чисто мужского» хирурга. «У тебя же Вован вроде тихий…»

В следующий визит Настя приготовила поесть, села рядом с Аллой. К той вернулся аппетит. Вместе перекусили. Алла повеселела, сама помыла посуду…

«Будешь разводиться?» «Нет, он попросил прощения и шубу подарил. Длинную, в пол. Хочешь примерить?».

Настя вернулась домой и удалила номер телефона Аллы из памяти.