Запретная любовь [Халит Зия Ушаклыгиль] (fb2) читать постранично, страница - 4

развеяла этот пепел.

Бихтер быстро спрыгнула на пристань и протянула руку Пейкер. Беременная Пейкер получала удовольствие от такой, пусть небольшой, заботы о себе и, хотя беременность ещё не стала ощутимым бременем, считала украшением обессиленную позу, которая заставляла чувствовать необходимость помочь ей во время прогулок. Две сестры остановились на пристани в ожидании матери. Та, напротив, не хотела ощущать потребность в помощи. С неожиданной для себя лёгкостью она встала и спрыгнула с лодки на пристань.

Тогда в полный рост показалась редкостная элегантность этих трёх женщин.

Умение одеваться… Помимо развлечений главной особенностью команды Мелих Бея было умение одеваться, недостижимая элегантность, которая по необъяснимой причине никогда не могла быть полностью скопирована, хотя ей подражали все, у кого был вкус.

Никто не мог точно определить, как далеко в развлечениях могли зайти члены этой семьи, особенно наиболее известные нынче Фирдевс Ханым и её дочери. Особая слава поместила их на верхние ступени жизни стамбульского общества и признавалась всеми без особого исследования причин. Их знали завсегдатаи Гёксу, Кягытхане, Календера, Бендлера; за их лодкой больше всего следили в лунном свете на Босфоре; под окнами их особняка чаще всего останавливались в ожидании разоблачения тайн, внимательно следили за звуками фортепиано и изящными тенями за шторами; взгляды публики следовали за их экипажем на берегу Бюйюкдере; где бы они не появились, их сразу замечали, в воздух променада взлетал шёпот «Команда Мелих Бея!», всем становилось интересно и полный тайн смысл словно разлетался от вибраций этого шёпота. Что это? Никто не знает признаков, которые могут дать ясное определение. Есть слухи, с которыми соглашаются из-за привычки людей не утруждаться разбирательствами и с лёгкостью верить в то, что свидетельствует против других. Слухи будут приняты, даже если будет доказано, что это неправда и тогда придётся отказаться от удовольствия верить в них.

Чем меньше внимания на слухи они обращали, тем сильнее становились слухи. В их взгляды и прогулки вкладывали смысл. Однако, они тоже, как будто, были довольны этими слухами. «Если обращать внимание на людей, не надо ничего делать. По-моему, человек должен жить для себя, а не для людей!» — пожав плечами, сказала Фирдевс Ханым, выражая философию семьи.

Однако, что бы ни говорили, они уже полвека были символом элегантности всех променадов. Эта особенность, которая передавалась членам семьи по наследству, постоянно поддерживала их звание лучше всего одетых женщин Стамбула. Они открыли секреты умения одеваться благодаря естественной потребности образа жизни, потребности в элегантности, которая постепенно возникла у всех членов семьи и обнаружили особую гениальность в этом умении, оцениваемом не по особому закону, а только по меркам вкуса. Их изящный и изысканный вкус во всём от самых тайных деталей одежды до вуалей для лица, цвета перчаток и отделки носовых платков, своей простотой низвёл до положения безвкусицы украшения, ради которых больше всего старались и на которые больше всего обращали вниание. С их появлением невозможно было не заметить красоту, но причины появления такого результата ускользали от внимательного взгляда. Перчатки пепельного цвета с чёрной отделкой, купленные в «Пигмалионе», ботиночки из козьей кожи из «Золотого Льва», чаршафы из чёрного лионского сатина, похожие на обычные… Однако эти мелочи, как у всех, создавали настолько целостный образ, что изящная аура окружала их ареолом избранности, поднимала над обыденностью и ставила в положение исключительных товаров другого мира. Их умение одеваться, а не одежду, невозможно было скопировать. Они прикрепляли вуали так, что это отличало их от других. Например, однажды кто-то из них забывал застегнуть одну из перчаток: из-за отогнутого края перчатки по милой небрежности было заметно белое запястье, унизанное тонкими серебряными нитями или изящными браслетами с жемчугом и мелкими кусочками рубинов, расположенных между золотыми цепочками, которое невозможно было забыть, увидев на секунду. Складки чаршафа, ниспадавшие с плеч и бёдер, сразу объявляли о них всем, кто их видел и знал.

Они черпали идеи из того, что видели; сравнивали случайно увиденные в разных местах образы, добавляли к одному детали из другого и полученный образ превосходил все остальные. Мать и две дочери часами обсуждали, спорили и, наконец, заканчивали заседания с радостью, с триумфом изобретателя, придумавшего новый инструмент.

Иногда им нужно было увидеть. Они отправлялись в Бейоглу посмотреть на новые поступления тканией и платья, в которых ходят от Тунеля до Таксима, подобно художнику, который ожидал вдохновения от сельской местности для идей, внезапно пришедших ему в голову. Они заходили в магазин под прелогом покупки какой-нибудь мелочи и часами обменивались идеями рядом с грудами тканей. Они отодвигали не понравившиеся