Братья по крови. Книга первая [Юрий Артемьев] (fb2) читать онлайн

Братья по крови. Книга первая.

Посвящается всем, кто погиб за страну!

Посвящается тем, кто пошёл на войну!

Посвящается тем, кто погиб, но не сдался!

А читать будут те, кто остался…

Глава 1. Боевое братство.

Начало осени 2010 год. Москва

Последние пару лет череда заказных убийств захлестнула страну. Ну, и как водится на Москву пришлась большая её часть. А что поделать? Москва крупнейший мегаполис Российской Федерации. А если брать по населению, то практически больше десяти процентов населения России здесь обосновалось. И это только те, кто прописан тут постоянно. А транзит приезжих и масса мигрантов-гастарбайтеров добавит ещё почти столько же. Недаром появилась у некоторых такая тупая поговорка: «Есть ли жизнь за МКАДом?»

Есть. Ещё какая… Но в Москве этого порой не видят, или не хотят видеть. И несмотря на это Москва уже не первое десятилетие, как магнитом притягивает к себе гостей из всех волостей. И эти гости по большей части несут с собой негатив. Ну а как же… Зажрались тут они в Москве. А мы там у себя оголодали… Так давайте, делитесь! Ах, не хотите? Ну, тогда мы и сами возьмём!

* * *

Так что, операм МУРа нынче скучать не приходится. Да и раньше-то опера не особо скучали.

Большинство заказных убийств остаются нераскрытыми. Хотя порою даже кого-то задерживают и этот кто-то даже признают себя виновным… Но это всё чушь собачья… Можно хватать на улице каждого второго и через сутки он сознается в убийстве Джона Кеннеди. Есть много методов у оперов… Но я воспитанник старой советской школы… Меня этому не учили…

Я тоже не ангел, но невиновного под уголовку подводить не приучен. Но если я знаю, что человек заведомый злодей, то готов приложить максимум усилий для того, чтобы вывести его на чистую воду и заставить признаться в содеянном.

А что там по заказным убийствам?… Так по моему мнению, несколько дел можно смело было объединить в одно. Даже невзирая на то, что люди убиты в разных местах, при разных обстоятельствах, и друг с другом ну никак и ничем не связаны.

Два преступных авторитета из разных группировок. Причём это даже не разборки между бандами. Вообще никакой связи друг с другом. Один местный, другой из южного региона. Убиты на разных концах Москвы, вместе со своей охраной и теми, кто был рядом… Причём, случайных прохожих никого не задело… Даже проститутка, что была рядом с южным гостем осталась жива. Так, слегка по голове получила, и валялась без сознания, пока киллер спокойно добивал всех подранков. Свидетелей куча и там, и там… Но все показания настолько противоположны, что общей картины нарисовать никак не удаётся. Правильно говорят: «Врёт, как очевидец…»

Судья-взяточник убит на своём рабочем месте… И тоже никто ничего не видел, не слышал. Даже камеры наблюдения, что были понатыканы в суде на всех этажах, не помогли. Отличные приметы для поиска: «Рост — выше среднего. Спортивного телосложения. Волосы тёмные. Усы. Бородка. Очки. Бейсболка. Тёмная куртка, тёмные брюки. Белые кроссовки.»

Усы с бородкой и очки скорее всего липовые. А по остальным приметам искать бесполезно. Каждый день в ориентировках такие приметы постовым и операм диктуют на разводе, а толку, как обычно — ноль.

Коммерсант-нефтяник из Сибири… Тоже сам по себе тёмная лошадка. В девяностых скупил половину своего нефтеносного региона на скупленные задарма у населения ваучеры. А теперь вот валяется в морге с простреленной башкой.

И много ещё разных дел помельче, не таких резонансных…

Но везде прослеживается один почерк… Чисто пришёл. Чисто ушёл. Чисто сделал, не оставив подранков. И никаких следов на месте преступления. Ну а то, что везде использовалось разное оружие — это вроде бы мелочи… Но именно из-за этих мелочей все дела выглядят по-разному.

Там был выстрел с дальней дистанции. А в другом месте практически в упор из четырёх разных пистолетов с глушителями стрелял. Это потом эксперты криминалисты по баллистике определили. Причём был только один человек и стрелял только один человек. Прямо четверорукий Шива какой-то.

Судью в суде, так вообще убил, ударив простым хорошо заточенным карандашом в ухо. Убил тихо и без шума, в перерыве между заседаниями. И так же тихо ушёл.

А вот выстрел в нефтяника был произведён с расстояния около километра. Никто вообще ничего не понял. Вышел человек из гостиницы и упал прямо у входа, не дойдя до машины. А рядом упал его охранник. Два выстрела. Два трупа… Всё…

Стрелять с такой дистанции не каждому дано. И дело не в оптике вовсе… Тут нужен специалист с большой буквы. Я только одного такого снайпера знал лично… И с ним я познакомился очень давно… Ещё в Афгане…

1983 год. Февраль.

Панджшерское ущелье. Демократическая Республика Афганистан.

Накрыли тогда нашу колонны ду́хи. Всех бы положили тогда. Крепко зажали. Я лежал под подбитым БТР с простреленной ногой, истекая кровью. Кое-как мне удалось перетянуть ногу жгутом выше раны… Патронов оставалось — только застрелиться… Всё остальное уже расстрелял.

Недалеко от меня лежал Колька Шведов из Ленинграда. Полголовы у него снесло осколком… Двухсотый уже. Зато на нём была разгрузка с полными магазинами. Его почти сразу убило. Не успел пострелять… Но чтобы до него добраться и забрать боеприпасы, мне надо было проползти с раненой ногой всего-то пару метров… Всего каких-то сраных пару метров…

Я собрался, и рванул вперёд. Было больно, но я полз сжав зубы. На зубах скрипел песок и очень хотелось пить… Ухватив труп Кольки, я начал тащить его на себя. Получалось плохо… В глазах мелькали белые пятна… Похоже я много крови потерял…

Я почувствовал, что тело погибшего бойца вздрогнуло у меня в руках, и увидел, как его спину вспарывает от попадания пули… Сука… Снайпер… Мне конец… Следующий выстрел мой.

Но внезапно шум боя изменился. Застрекотала вертушка прямо на головой и стала поливать из крупняка горы с которых в нас стреляли ду́хи… А потом появилась десантура…

Тогда я и познакомился с Лёхой. Оказывается это он обнулил душмана, который стрелял в меня. Его выстрел произошёл за мгновение до того, как дух нажал на спусковой крючок. Моджахед всё-таки успел выстрелить в меня, но пуля досталась не мне, а уже убитому Кольке…

Потом Лёха вколол мне шприц-тюбик промедола и забинтовал ногу прям поверх формы. Тащил на себе меня, мой автомат и разговаривал со мной без остановки. А меня всё время тянуло закрыть глаза и хоть немного поспать. Я даже не понимал, что это от сильной кровопотери. Мне просто хотелось спать, спать, спать… А Лёха всё болтал и болтал.

Оказалось, что мы земляки, хотя и жили в разных районах Москвы… Практически всё, что он мне говорил, пролетало где-то мимо меня. Но он всё говорил и говорил…

«Держись, братишка!»… Это он уже мне на прощание сказал, передавая медикам у вертолёта. Я практически не слышал его слов. Но его лицо осталось в памяти… С подтёками грязи на щеках и с улыбкой от уха до уха…

«Держись, братишка!»

* * *

За тот бой у меня медаль «За отвагу». Нога у меня зажила. Дослуживал я после госпиталя уже в Союзе. Лёху в армии я больше не встречал. Адресами и фамилиями мы не успели обменяться.

1989 год. Москва.

— Лёха! Ты?

Я узнал его сразу, несмотря на то, что он очень изменился за это время. Ну, ещё бы… Там-то, в Афгане все были в форме, да ещё и щедро присыпаны пылью. А тут такой спортивный красавец во всём импортном, да ещё со значком мастера спорта СССР на груди.

— Извини! Не признал. Мы знакомы?

— Я тебя на всю жизнь запомнил и помнить буду. Сашка я. Помнишь, в Панджшере нашу колонну накрыли. А ты меня на себе тащил до медиков.

— Саня? Не узнал, братуха… Богатым будешь!…

Мы обнялись, крепко похлопывая друг друга по спине… Афганистан уже был так далёк от нас… Да и последние войска оттуда уже вывели в феврале этого года…

— Ну, как ты? Как нога?

— Тебе спасибо, не отрезали тогда. Отлежался в госпитале в Ташкенте. Потом оставшиеся полгода в Союзе дослуживал… А ты как?

— Да я почти сразу дембельнулся тогда в восемьдесят третьем… Мне за тот бой Красную Звезду дали. В аккурат под дембель.

— А мне «За отвагу»…

— «За отвагу» у меня уже была. Ну, как ты тут? Тогда и познакомиться толком не успели.

— Окончил Юрфак, сейчас стажёром в милицию устраиваюсь.

— В ГАИ небось? По блату? — он толкнул меня в плечо.

— Нет. Опером в Уголовный розыск.

— На Петровку? В МУР?

— Да, нет. Простым опером, в обычном районном отделении… И не по блату…

— А чего к ментам?

— Ну, надо же кому-то это делать…

— Да, ну… Брось ты это дело. Там говорят сейчас и не платят ни хрена…

— А ты-то как.

— Физкультурный институт… Биатлоном серьёзно занимаюсь… Ты же помнишь, что я не только раненых мотострелков умею вытаскивать с поля боя…

— Да. Если бы не подоспела ваша десантура на вертушках, мы бы…

— Забей! Ерунда всё это… Сам знаешь, мы — русские… На войне своих не бросаем! Пойдём лучше отметим нашу встречу! Знаю тут недалеко неплохое место…

* * *

Попили, поели тогда мы не слабо… И парней погибших помянули, как следует. Он своих, я своих… И всех вместе потом…

А после до нас докопалась какая-то пьяная гоп-компания. Ух и порезвились мы с ним тогда от души. Положили всех, кроме тех, кто был поумнее и успел сбежать… По кафе летали столики и стулья. Билась посуда…

Мы тогда с ним вовремя слиняли… Иначе бы нам не поздоровилось… Если бы менты нас приняли, то могли бы и срок намотать. Ну а как же… Все остальные в отрубе лежат. И только мы, как два богатыря. Сильно помятые, слегка побитые, но не побеждённые. И на своих ногах ушли…

Ушли красиво… На соседней улице нам удалось поймать такси и доехать до Курского вокзала, а там уже распрощались, и обменявшись телефонами, разъехались в разные стороны… Москва большая…

Август 1991 год. Москва.

ГКЧП застал меня на работе. Что там творилось в остальной части Москвы я толком и не знал тогда. У нас ввели режим «Крепость». Заперлись у себя в отделении и вооружившись автоматами сидели по кабинетам… Ждали чего-то. Кто-то спал, кто-то пытался куда-то дозвониться. Связь работала еле-еле. А потом и вовсе телефоны отключились.

Я попил чайку, да у завалился спать в обнимку с автоматом. Прямо на полу в кабинете. Мне не привыкать…

Вот так вот и проспали мы развал СССР. А проснулись уже совсем в другой стране, под другим флагом.

1992 год. Москва.

Сижу в кабинете. Скучаю. Чаёк попиваю. Я сегодня дежурный опер. А день весёлый — воскресенье. Отдел пуст. Дежурный следователь слинял на обед. Он живёт рядом. Питается дома. Повезло…

У меня к чаю пряники каменного века, судя по твёрдости. Но ничего. Зубы молодые… Разгрызу.

Зарплаты в последнее время ни на что не хватает, хотя и выдают её чуть ли не пачками. Зато, если пересчитать в долларах получится не больше пары зелёных бумажек не самого крупного номинала. Но пока ещё платят в рублях. Три ха-ха… Хотя и задерживают иногда выплаты… И это при том, что я не рядовой и не сержант, а старлей… Вот такая вот хрень… Мы тут на хрен никому не нужны…

А цены такие везде, что даже удивительно, как мы ещё живы. Я реально похудел за пару последних лет… Всё кругом напоминает зарисовки из времён НЭПа на заре советской власти… Жирные купцы нэпманы — в наличии. Бандитов сколько угодно. Работяги последний хрен без соли доедают. Зато старики недоедают, старую одежду донашивают, доживают кое-как… Вымирают… Молодежь ворует, колется, нюхает… В последнее время из нашего отдела уволилось уже почти треть. В основном семейные… У них своя правда. Детей кормить надо не разговорами о честности и светлом будущем, а реальной едой. У коммерсантов-то платят побольше… А уж если удастся пристроиться куда-нибудь в совместное предприятие, где платят живыми баксами, то это вообще, как крупный выигрыш в лотерею.

Те, которые остаются служить в органах, подрабатывают, как могут. Кто-то таксует. Кто-то дежурит, охраняя новых русских коммерсантов, в свои выходные.

Взамен уволившихся приходят молодые, голодные и злые. Как раз те, кого призвали в армию ещё при Советском союзе, а вернулся уже в Российской Федерации. Ничего не понимающие в окружающей их жизни, но имеющие жгучее желание получить всё и сразу. На заводах и фабриках не платят, а у нас пока ещё платят иногда. Да ещё, как в том анекдоте: «Пистолет дали и живи. Как хочешь…»

Шум в коридоре отрывает меня от грустных мыслей. Похоже, что кого-то притащили. Опять принимать заявления, писать бесконечные протоколы и брать объяснения у всяких терпил, твёрдо зная, что украденное у них никогда не найдётся.

Выхожу в коридор, иду в сторону дежурки…

Упс… Не угадал. Никаких ограбленных и заплаканных потерпевших нет.

Зато гаишники притащили двух мутантов в кожаных куртках. Уже упакованы в наручники, но при этом имеют наглый вид и держатся довольно дерзко… Ну-ну… Посмотрим.

* * *

— Здорово, парни! Что тут у нас?

Капитан гайцов спокойно вещает.

— Вон у этого ствол за поясом… А у водилы документы левые.

— Капитан! Пошли, пошепчемся ко мне в кабинет…

А проходя мимо дежурки, кидаю дежурному:

— Вася! Сможешь организовать понятых? Только чтобы по-русски понимали и паспорт был.

— Сделаю…

В кабинете мне гаишник подробно всё объяснил. У чела в правах написано, что выданы они в Калининградской области в этом году. А серия и номер были списаны и утилизированы в Литовской ССР в середине прошлого года.

— О, как… Ну, ты просто профи, капитан!

— На том стоим, старлей…

— А что у них за тачка?

— Девятка.

— С доками?

— Там всё ровно… По доверенности.

— Ну и чё? Он тебе денег предлагал.

Капитан чуть не сплюнул на пол. Но сдержался…

— Понимаешь… Сто баксов — это конечно хорошо, но…

— Но в данном случае мало…

— Вот именно… Да ещё он борзеть начал. Голос повышать… А тут ещё второй из машины вылез, а у него из-под куртки волына торчит. Ну, мы его под автомат, в кандалы и сюда… Даже мяукнуть не успел…

— Макар у него?

— Нет ТТ… Был бы ПМ, так я бы с ним по другому разговаривал. У нас недавно на МКАДе экипаж расстреляли. Два ПМ забрали у парней. Перехват объявили. Но что толку…

— Ну, да… При таком раскладе сто баксов — это не деньги… А сколько нормально будет?

— Ну… Штука, как минимум…

— На двоих?

— Каждому… — старая шутка заходит на «ура»…

— Ты уже своих оповестил?

— Нет пока… Оформишь правильно, поделим палку. Не срастётся… Ну, что же… Бывает…

— А что? Есть шанс, что не срастётся?

— Легко…

— Обоснуй!

— На волыну у этого бумага на кармане найдётся, что нашёл типа, нёс сдавать, а тут мы…

— Думаешь, прокатит у него такая шняга?

— Завтра понедельник… Придёт начальство на работу. Им позвонят откуда-нибудь сверху… Или занесут конвертик… И всё дело посыплется, как карточный домик… Только мы при этом с тобой не получим ни хрена. Кроме кучи лишних бумаг в качестве отписок. А потом ещё выговор вкатят за плохую раскрываемость…

— И что ты предлагаешь?

— Поработай с ними! Я тебя знаю. У тебя и не такое получается… А я к вечеру заеду… Если не срастётся, всё напишу, как надо. Рапорт и т. д.

— О,кей! Договорились! А с тем, у кого права липовые, что делать? Он без оружия, надеюсь?

— Пустой. Ощупали его… Чистый. А давай так сделаем… Если клиент с ТТ-шкой дозреет, то отпустим и этого, а если нет — то обоих и закроем…

— Ага… Попытаемся закрыть… Ты же сам говорил…

— Ну, да… Ты прав… Попытаемся… Знаешь, как всё это достало?

— А то… Конечно, знаю… В одной лодке тонем… Ладно. Пойду сперва возьму того, который с волыной. А документы этого водятла пока тоже пусть у меня полежат.

* * *

У дежурки уже стояли и мялись два полупьяных типчика… Похоже, что это и есть мои понятые…

— Вась! А более трезвых не нашлось?

— Какие есть… Скажи спасибо, что хоть такие нашлись в воскресенье.

Ну, да… В будние дни с понятыми попроще…

— Давай ко мне сперва вот этого! — я указал на бугая с торчащей из-за ремня рукоятью ТТ. — А что? Гаишники наручники не забрали?

— Не. Мы уже свои перецепили.

— Верну потом. Ключ у меня есть.

— Твой ключ не подойдёт. У нас другая серия.

— Ну, лады. Давай свой ключ. Потом верну.

Я забрал задержанного, со скованными за спиной руками, двух понятых и повёл их в свой кабинет. Браток, которого я вёл под локоток, вёл себя спокойно, не дёргался, не дерзил. А по пути он успел мне шепнуть, чтобы я дал ему позвонить и он порешает все вопросы. Я промолчал… Знаю такое дело… Сперва мозг начнут выносить. Потом звонить все кому не лень… Нет, уж… Сперва я материал оформлю. Все подписи соберу. А потом уже будем разговоры разговаривать и базары базарить…

Я по быстрому провёл досмотр с изъятием пистолета и упаковкой его в полиэтиленовый пакет. Всё опечатал, составил протокол изъятия. Понятые подписали. Злодей тоже поставил свою закорючку. Но во внутреннем кармане его куртки нашлась сложенная бумага формата А4, на которой неровным почерком, но вполне грамотно было написано, что нашёл он в лесу пистолет на траве, и решил сдать его в милицию…

— И где тот лес, в котором вместо грибов пистолеты растут?

— Да за Малаховкой. По Егорьевке…

— А чего там, в Подмосковье ментам не сдал?

— Да я там никого не знаю, а здесь вот оно — родное отделение…

— А чего у тебя на заявлении число не проставлено?

— А что? Надо было? Извини! Не знал…

Он действительно жил на территории нашего отдела… Я даже его где-то видел на районе…

— Ладно… Я уже вызвал эксперта. Сейчас пальчики откатаем. Сфотографируют тебя на память… На долгую память…

— Начальник! Дай позвонить!

— Погоди… Я ещё с твоим другом не разобрался. Он-то точно не отмажется. Использование заведомо подложного документа — это тоже статья серьёзная… Не такая, как у тебя, но тоже реальная уголовка…

* * *

Я отвёл «злодея» в дежурку и уже хотел было забрать второго для разговора, когда ко мне обратился помощник дежурного по отделу.

— Тут к тебе гражданин один пришёл.

— Терпила?

— Нет. Это… Адвокат этих двоих…

— О, как… Быстро… Но как? Я своему злодею позвонить не дал, хотя он был очень настойчив…

— Ну… Мы тут это… Разрешили второму один звонок. Он сказал, что адвокату…

— Эх, Вася… Погоришь ты когда-нибудь на своей меркантильности. Ладно… Я в кабинет. Пусть заходит.

* * *

Вернувшись в кабинет, я убрал все бумаги в стол, а упакованный и опечатанный вещдок спрятал в сейф.

В дверь кабинета постучали…

— Войдите!

В кабинет зашёл высокий, спортивный мужчина… Выглядел он довольно круто в чёрном кожаном пиджаке… Усы… Затемнённые очки… Я даже не сразу его узнал… Зато он меня узнал первым.

— Саня? — удивлённо спросил он. Снимая очки.

— Лёха?… Не ожидал тебя увидеть здесь в роли адвоката…

— Да какого на хрен адвоката…

Мы обнялись… Как бы то ни было, но боевое братство пока ещё не пустой звук. По крайней мере, для меня…

— Ладно, Саня! Не тяни! Что надо, чтобы этих раздолбаев забрать?

— Лёха! Это не мои дела. Их гаишники притащили…

— Но, ты что-то можешь сделать?

— Всё сложно. У водилы права поддельные. И гаишник их уже пробил по своей базе.

— Да ладно… Реальные права вроде бы. — Алексей вертел в руках водительское удостоверение изъятое у водителя девятки…

— Права-то реальные… Но есть нюанс, как в том анекдоте…

— Слышал такой… И что за нюанс?

— Бланк удостоверения должен был быть уничтожен в прошлом году в Эстонской ССР, после развала Союза. А эти права якобы выданы в этом году в Калининградской области РФ…

— Оба на… Вот это подстава… Я знал, кто кент купил себе права, но не знал, что они фуфловые. Придётся кое кому за это ответить…

Он выдохнул…

— А сколько надо, чтобы этих двоих сегодня отмазать.

— Гаишники попросили две штуки.

— За каждого?

— Не. За двоих оптом.

— Ну, это ещё по-божески… Где мне с ними пересечься?

— Ты погоди… Они сами вечером ко мне приедут… Тут такое дело… Надо бы ещё и в дежурку подогнать, чтобы забыли про них.

— Сколько?

— Я думаю, что по сотке на брата.

— И сколько у тебя в дежурке братьев?

— У меня там братьев нет. А дежурных двое…

— Не вопрос. А тебе?

— А я с тебя Лёха денег не возьму… Ты мне, как брат…

— Тебе что тут миллионы платят?

— А это не важно. Я друзьями не торгую и денег с тебя лично не возьму.

— Лады. Я тебя услышал, брат. Ты сам раздашь всем этим?… — он махнул рукой в сторону дежурки.

— Да.

Лёха отсчитал мне несколько зелёных соток. Я не пересчитывая смахнул их в ящик стола…

— Вот. Держи права этого… Только имей в ввиду… Они левые на все сто… Так что лучше бы их поменять…

— Да так и сделаем… Тот, кто их подсунул, тот и поменяет…

— Только проследи, чтобы снова фуфло не подсунули! — посоветовал я ему.

— Разберёмся… А волыну вернёшь?

Я протянул ему бумагу о добровольной сдаче найденного в лесу ТТ.

— Ясно… Ну, что же… Тогда пошли выпускать на волю этих уродов…

— Одного смогу сразу отдать.

— Которого?

— Водилу. А твоего стрелка сперва надо опросить по деталям того, где и когда он нашёл пистолет.

— Да напиши сам, всё, что надо, а он потом завтра забежит и всё подпишет.

— Дано. Проехали…

Я дошёл с Лёхой до дежурки и предложил ему подождать на улице… Он вышел, а я занёс в дежурку пару зелёных бумажек и аккуратно положил Васе в ящик стола… Он всё видел и кивнул…

Отпустив обоих задержанных, я вернулся в свой кабинет и заварил себе чаю… Что-то я проголодался…

* * *

Вечером заехал капитан-гаишник, и я отдал ему баксы. Он очень удивился, и спросил сколько мне всего дали…

— Столько и дали… Ты же говорил, что по штуке каждому…

— Я имел в виду тебя и себя, а со своим напарником мы сами поделим… Я человек честный. Мне чужого не надо.

Он заржал…

— Ну, извини! Я тебя не так понял…

— А я уж думал, что ты забесплатно тут работаешь…

— «Ты же меня знаешь, Абдулла? Я мзду не беру… Мне за Державу обидно…»

Капитан снова заржал…

— Хорошее кино. Правильное. Только жаль, что мы всё просрали…

Глава 2

«Если друг оказался вдруг…»

1992 год. Москва.

Вечер того же дня.

— Василий! Ты этих двоих не оформлял?

— Да, нет пока… А что? Надо?

— Уже нет. Не было их вовсе. И никто их не видел…

— Видели…

— Кто?

— Наши видели, патрульные, когда понятых приводили…

— Если что, скажешь, что гаишники задержали с левыми документами на машину. А потом пробили — всё нормально. Пришлось отпускать.

— Докопаются: Почему не занёс в журнал?…

— Не успел… Быстро всё разрешилось… А ты пьяными занимался… Лады?

— Без проблем…

* * *

Я вернулся к себе в кабинет… Штука баксов меня слегка напрягала. Я же сам сказал Лёхе, что не возьму с него денег, а получилось, что взял…

Он оставил мне свой номер телефона. Надо будет ему завтра звякнуть и вернуть. Иначе я себе этого не прощу… Он мне жизнь спас. И то, что я сейчас топчу эту землю, целиком и полностью его заслуга…

Перед глазами снова встают сцены из прошлого… Я тащу под БТР труп Кольки Шведова, чтобы снять с него так нужные мне боеприпасы, а его спину разрывают пули душманского снайпера, которые должны были стопроцентно убить меня. И если бы не прозвучавший за мгновение до этого снайперский выстрел Лёхи, то рука моджахеда явно бы не дрогнула…

Надо чаю попить… Да и поспать немного, пока тихо всё… Три стула в ряд, да старая шинелька сверху… Жестковато, но спать можно… А если что… Разбудят меня.

1992 год. Москва.

На следующий день.

Смена прошла тихо. И так же тихо я с утра слинял, сдав дежурство оперу из соседнего кабинета. Вовка Холодов из армии к нам пришёл уже в звании майора. Но так, как в наших оперативных делах он ни ухом, ни рылом, пашет обычным опером… Но, думаю, что через годок он уже и в начальники выбьется. Есть в нём что-то такое… Не нравится он мне. Такие всегда стараются пробиться на верх. А потом он и не вспомнит тех, с кем чай-хлеб делил. Наоборот. Постарается избавиться от тех, кто знал его тогда, когда он были никем.

Придя домой, я постоял минут пять под душем, смывая с себя пот и грязь прошедших суток, а потом завалился спать…

Разбудил меня пронзительный звонок телефона. Я мог бы давно уже сменить этого дискового монстра в чёрном корпусе на цветной кнопочный, а то и на светло-бежевый импортный, но мне нравился этот неубиваемый аппарат. А его звонок мог меня поднять даже из самого глубокого сна. При моей работе — это немаловажный фактор. Иногда звонят и по ночам. И надо срочно лететь туда, не знаю куда, чтобы поймать того, не знаю кого…

— Да…

— Саня! Привет! Не разбудил?

— Лёха? Ты что ли?

— Ну, да… Успел выспаться после суток?

— Нормально…

— Надо бы встретится…

— Приезжай! Записывай адрес!…

— Адрес я твой уже знаю…

— Лады… Через сколько будешь?

— Минут через полчаса…

— Годится… Жду.

* * *

Ну, вот и хорошо. Как раз есть повод вернуть ему деньги. Ей богу, жгут мне карман эти зелёные бумажки…

Начинаю думать, чем угостить друга… В холодильнике ещё на той неделе мышь от голода повесилась. Но я её уже перед заступлением на сутки сварил и съел… Глупая шутка… Но жрать и правда нечего… В магазин что ли метнуться? Но у меня в кармане — вошь на аркане… До зарплаты ещё неделя… Если, конечно, дадут вовремя… Нет, есть целая штука вечнозелёненьких баксов, но это табу…

Да, что я парюсь? Он же не жрать ко мне едет… Чайку попьём и ладно…

А зачем тогда он ко мне едет? Вчера вроде бы поболтали обо всём… Судя по всему, он с бандитами связался… Скорее всего, с новыми… Не с блатными же ему общаться… А эти новые — спортсмены, афганцы и просто бывшие вояки… Ребята конкретные, но по большей части беспредельщики. Для них и воровские авторитеты не авторитеты вовсе, а лишь досадная помеха… И что? Он может мне предложить работать на них? Да с хрена лысого! Не моё это… Я хоть и не ангел, но и не беспредельщик…

Осуждать Лёху я тоже не буду. Да и права такого я не имею. Как там в песне было? «Каждый выбирает по себе…» Ну а у нас с ним, кроме прошлого и нет ничего. Но это прошлое останется навсегда с нами. Надеюсь, что у него тоже такое же мнение.

Звонок в дверь оторвал меня от всяких мрачных мыслей, и я пошёл открывать дверь.

* * *

Часа через два мы уже были слегка бухие. Нет. Не пьяные. А просто слегка на расслабоне… Алкоголь ведь для этого и создан, чтобы расслабиться. А вовсе не для того, чтобы из состояния «человека разумного» превращаться в состояние «быдло оскотеневшее». Хотя многие почему-то этого не понимают.

Лёха притащил с собой пакет, в котором было всё, что нужно. И литровая бутыль какого-то вискаря, и закусить.

Я думал, что он начнёт меня агитировать присоединиться к своим делам, но разговор на эту тему и вовсе не заходил. Вспоминали былое и поминали погибших. Немного затронули политику и развал Союза, но тоже всё как-то мельком, на бытовом уровне. Обычные кухонные посиделки, на которых обсуждаются глобальные проблемы мира. Всё, как у всех.

Лишь, когда Лёшка собрался уже уходить, а я попытался всучить ему эту злосчастную штуку баксов, всё и началось.

— Оставь! — Леха сказал это таким тоном, что спорить с ним совершенно не хотелось. — Я не собираюсь тебя покупать. Продажных мусоров хватает и без тебя. А хороших друзей не так уж и много осталось на земле. Я знаю, что ты не из таких. Уже успел навести справки. И знаю, что тебе и так живётся не особо жирно. Вот у меня деньги есть, а у тебя нет. Поэтому, как говорится: Бог велел делиться.

Мои вялые отговорки не произвели на него никакого эффекта.

— А давай сделаем так… — голос у Лёхи был не трезвый. Но мысли чёткие и ясные. — Давай, выкладывай на стол, всё, что у тебя там есть!

— В смысле, всё? — я не особо понял его эту мысль.

— А всё… Рубли, баксы, тугрики… Всё, что есть…

— Не вопрос.

Я вытащил из кармана штуку баксов, из другого несколько рублёвых купюр разного номинала… А потом подошёл к книжному шкафу и, достав томик Карла Маркса с надписью на корешке «Капитал», извлёк из книги ещё триста долларов, отложенных на чёрный день…

Тем временем Лёха, достал из своей барсетки и уже бросил на стол две пачки разномастных долларов и кучу рублёвых купюр.

— А теперь… — он взял, да и смешал всё в одну кучу. — А теперь дели на двоих… По братски… Арифметику ещё не забыл?

— Не забыл…

— Дели! — скомандовал он, а сам стал напевать, изрядно фальшивя:

— Хорошо живётся нам. Всё мы делим пополам. Пум-пум-пум-пум… Пополам нам, нам…

Спорить с ним было бесполезно. Я не считал деньги. Я просто тупо раскидывал… Сотку туда, сотку сюда… Свою половину он не глядя сгрёб в свою барсетку, а я свои так и оставил лежать на столе.

— Брат! — на прощание он обнял меня. — Береги себя! В этом мире столько грязи и зла… Не лезь зазря под пули! Живи долго!

Закрыв за ним дверь, я налил в свой стакан немного вискарика. А потом тупо завалился спать, даже не раздеваясь…

* * *

Странно. Но с утра даже голова не болела. Я проснулся даже раньше, чем надо. Привычка вставать чуть раньше будильника уже выработалась в организме за время работы. И это хорошо. Ибо я вчера даже будильник не заводил…

На столе стояли остатки нашей вчерашней вечеринки. Недопитая бутыль, немытые стаканы и недоеденная закусь. Опохмеляться по утрам у меня привычки нет, да и повода опохмелиться, в виде больной головы тоже нет.

Взгляд невольно задержался на купюрах, живописно рассыпанных на столе… Отделил зелень от деревянных. Не считая, сунул баксы под матрас, а рубли смахнул в ящик письменного стола. Потом подумал, и немного рублёвого капитала распихал по карманам. Пригодятся.

Умылся, позавтракал и пошёл на работу. Вышел немного рановато, но зато прогулялся… Поэтому в отдел заявился уже свежим, и в хорошем настроении…

* * *

Меня даже никто и не спрашивал про воскресный инцидент. Похоже, что и дежурная смена и гаишники никому ничего не сообщили, и сообщать не собирались.

ТоТоша, лежащий в сейфе, вместе с заявлением о добровольной выдаче, тоже пока никому на фиг был не нужен. О нём я как-то забыл упомянуть при передаче смены.

Сейф у нас был на двоих с капитаном Коробовым. Но он в отпуске, и на работу выйдет не раньше, чем через неделю. Но всё равно, хранить такое в сейфе — себе дороже. Можно нарвать на о-очень большие неприятности. А оно нам надо? Ответ: Да… Не надо.

Сегодня заберу его и спрячу в одном хитром месте. Домой такое тащить не надо. Случаи всякие бывают…

Осень. 1993 год. Москва.

Когда стали собирать команду, чтобы отправить к Белому дому, многие из наших отказались. Прямым текстом говорили, что не пойдут стрелять и бить стариков с красными флагами… Да и с другими флагами тоже. Ельцин уже не особо вызывал доверия, но и другие участники тех событий тоже были совсем не ангелы. Пауки в банке… Ну, или крысы в бочке… Любой из этих примеров подойдёт. Тот, кто съест всех остальных, тот и король. А уж чей он там король, король пауков или король крыс — то не наше дело…

«Наше дело правое! Мы победим! Победа будет за нами!» Когда-то этот лозунг был верным. А сейчас? Все лозунги прежних времён полетели в топку истории. Нет сейчас ни идеи, ни идеологии. Только деньги, деньги и ещё раз деньги… «Как в Польше: У кого больше — тот и пан!»

По телевизору или политические дебаты или порнография с рекламой. Реклама в телевизоре реально задолбала.

* * *

Покупай! Покупай! Покупай! Жрать! Жрать! Жрать!

Вложи деньги в наш банк и получишь вдвое больше!

Бери деньги! Возьми кредит! Всего под один процент… в день. Акции, хренакции… Чара-банк, Властилина…

А эти слезливые просьбы о помощи по телевизору: «Мы кололись и бухали. Наш ребёнок родился больным. На операцию нужен миллион долларов. Помогите, кто чем может!»

Жрать! Покупай! Деньги! Памперсы! Прокладки! Средство от геморроя! Средство от импотенции! От запора… От поноса… Покупай! Покупай! Покупай!

Когда же это всё закончится?

* * *

Я никуда не поехал… Как раз накануне ноги промочил… Насморк уже есть… Пошёл и взял больничный. А телефон отключил, чтобы больного не тревожили лишний раз…

Смотрел по телевизору прямую трансляцию CNN, как практически в центре Москвы, танк, стоящий на мосту в упор расстреливал Дом Правительства Российской Федерации, который все называли «Белый дом». Правда, после возникшего пожара, он надолго стал чёрно-белым.

Помнится, когда в августе девяносто первого года в белом доме сидел Ельцин со товарищи, в Москву тоже входили танки… Но никто так и не отдал приказ стрелять из танков в центре Москвы. Видимо духу не хватило ни у кого из тех, кто имел на это право. А вот теперь у Ельцина хватило духу жёстко подавить оппозицию. Ладно… Поживём, увидим, что там дальше будет…

Январь 1996 год. Москва.

Вечер пятницы. Я снова заступил дежурным. Правда, уже не дежурный опер, а бери выше — ответственный от руководства. Уже пару лет как я зам по розыску. Капитана недавно присвоили. Обмыли, всё как положено, честь по чести…

Дежурство проходит штатно. Меня особо не дёргают. Пару раз звонили из округа, но пока всё идёт ровненько. Народ хоть и пьёт, но пока не буянит… Поближе к ночи будет веселуха. А пока можно и на ужин съездить. Живу недалеко. Даже наша штатная моторолловская рация легко дотягивается. Сотовыми телефонами пока нас ещё не обеспечили. Зато у бандюков они уже есть. Да и дорогое уж больно это удовольствие…

Я успел уже съесть приготовленный женой ужин, как рация зашумела.

— Первый! Я ноль шестой!

— На приёме ноль первый… Что там у тебя?

— Срочно отзвонитесь в отдел!

Ну, ни хрена ж себе? Молодой летёха, ещё не оперившийся оперок, а уже отдаёт приказание старшему по званию и по должности. Тут либо лошадь где-то сдохла, либо произошло нечто очень неординарное…

Отхлебнул горячего сладкого чая и набрал номер дежурки.

— Петрович! Это я. Что там у вас случилось?

— Приезжай в отдел срочно! ЧП. Не по телефону…

— Скоро буду.

* * *

Машина у подъезда. Шестёрка цвета подсохшей грязи. В смысле: Светло-бежевая. Если летом долго не мыть, то почти не заметно. Подсыхая, грязь и пыль становятся светло-бежевыми под цвет машины…

До отдела мне семь минут… Доезжаю быстро.

В дежурке суета и бардак… молодой оперок выскакивает мне навстречу с укороченным автоматом на плече…

— Ты на войну, что ли собрался?

— Тут… Это… Заложники…

— Чего? Давай-ка по порядку мне всё изложишь… Пошли в твой кабинет!

А в его кабинете сидела молодая девушка… Одетая, скажем так, не по погоде…

— Это что?

— Она… Это…

— Стоп! Давай с самого начала и не спеша…

* * *

А дело было в следующем. Посетители одной из саун, что вполне себе нелегально работала на нашей территории, вызвали к себе девочек нетяжёлого поведение… Проституток, короче… Но ведь у нас, как таковой, проституции нет… Так что и девочки эти тоже занимаются вполне себе нелегальным бизнесом…

Ну, да ладно… И теми, и другими пусть ОБЭП занимается. Это их епарпхия. А в ту баню мы и сами иногда ходили… «Проверяли» как там пар и так далее… Я даже хозяина этой сауны знаю. Азербайджанец. Брат его на рынке овощами торгует, а он вот баню открыл. Бизнесмены… Баня расположена в полуподвальном помещении жилого дома. Но на первом этаже магазин. Так что многие жильцы даже и не знают, что в подвале баня есть. Звукоизоляция там хорошая. Дом старый. Таких сейчас не строят…

Ну, так вот… Трое клиентов бандитской наружности заказали себе трёх морально раскованных «девочек». Всё в порядке. Всё нормально. Всё, как обычно… До тех пор, пока не подъехали ещё трое «мальчиков»… Вот тут девочки и высказали своё нежелание работать «сверхурочно». Одна из девчонок, каким-то образом, умудрилась слинять из бани. И босичком налегке прибежала к нам в отдел…

— Я не понял. Мы чё тут? Сутенёры что ли? Вступаться за обиженных проституток не входит в наши служебные обязанности…

— Но они девчонок взяли в заложники?

— Лейтенант! Обожди меня в коридоре! Я тут с дамой поговорю…

Обиженно сопя, молодой оперок вышел из кабинета, оставив меня не только наедине с «ночной бабочкой», но и с укороченным автоматом, забытым им на столе…

Разгильдяй! Вон у него и бумаги всякие на столе валяются. А ведь он отходил в дежурку, оставив здесь у себя в кабинете постороннюю гражданку, да ещё и с пониженной гражданской ответственностью. Ну, он у меня отхватит по полной. Через день будет дежурить, пока не научится делать всё правильно…

* * *

После беседы с девицей, стало ещё хуже. Оказывается она, пока была тут одна в кабинете, умудрилась позвонить «своим» и те сейчас уже едут на «разборку» по известному им адресу сауны…

А вот это уже хреново. Нам тут только не хватало перестрелки между враждующими группировками… А оружие у парней точно есть. Девица сама это видела.

Ещё с её слов я уже примерно понял, кто там в бане сегодня гуляет… Местные пацаны. Вполне себе серьёзные ребята. И с нами вроде бы здороваются, и там, где живут не гадят… Раньше не гадили…

Теперь же, если тут сейчас начнётся разборка между сутенёрами и бандосами… Хрен его знает, что будет дальше… Но знаю точно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ни для меня, ни для этих мальчиков с большими пушками…

Оставив полуголую девицу в дежурке. Я взял с собой только молодого оперка и поехал с ним на адрес. Причём на все его вопросы я ответил ему, чтобы не лез. Сам во всём разберусь.

Нет. Я не Рэмбо. И не супергерой. Просто я знаю этих ребят. И думаю, что смогу погасить скандал, возникший на ровном месте. Они не беспредельщики… И с ментами стараются не ссориться. И думаю, что если их не провоцировать, то всё можно будет закончить мирно… А вот если нагнать туда пару машин с мигалками, да человек мрнадцать в форме с автоматами, то бойня может быть вполне себе кровавой…

Мы подъехали к сауне как раз вовремя. У входа стоял какой-то чёрный внедорожник. Джип, не Джип, особо я в них не разбираюсь. Причём мне даже удалось увидеть, как в сауну заходят крепкие ребята в кожаных куртках. Я заметил двоих. Но сколько там зашло их до этого?… Хрен его знает, товарищ майор… В джипе никого вроде бы не осталось…

Тёлка та из бани сбежала через подвал. Есть там хитрый ход, выводящий в другой подъезд. Я это и раньше знал, когда там ещё и бани-то никакой не было.

— Оставайся здесь, в машине! Будь на связи! Из машины не выходи ни в коем случае!

— Но, товарищ капитан…

— И не спорь! Если начнётся заваруха, под пули не лезь! Сообщишь в дежурку, и ждёшь моих указаний! Ясно? А это я с собой возьму…

Я прихватил автомат и поспешил к другому входу…

* * *

Двигаясь по подвалу я старался не шуметь… А поводов нашуметь было прилично. И всякий мусор под ногами, и торчащие из стен трубы, на которые можно было легко наткнуться головой. а уж после этого знатно нашуметь, матерясь от боли…

Автомат я уже снял с предохранителя и подготовил к стрельбе одиночными. Палить очередями — не моё хобби…

Дверь, через которую выбралась девчонка, была даже чуть приоткрыта. С той стороны её прикрывала фальшивая стенка с крючками для полотенец… Хитрая система, но как всегда всё просто, как всё гениальное…

Я потянул дверь на себя… Открылась даже без скрипа… Стал пытаться заглянуть в щёлочку фальшивой панели, но это мне не удалось. Прислушался… Журчание воды — слышу… А больше ничего не слышу… Стараясь не шуметь, аккуратно начинаю открывать деревянную панель с вешалками… Щель становится шире. И первое, что я вижу, это труп толстого полуголого бугая с простреленной башкой. Вокруг головы уже натекла довольно таки приличная лужа крови…

Не спеша перешагиваю через нижнюю части фальшивой стенки, попадаю внутрь помещения с большой кроватью… На кровати ещё один труп… Лежит лицом вниз. Кровь на простынях и на подушке…

Рассмотреть его не успеваю, так как мне в затылок упирается что-то жесткое, судя по всему, металлическое…

Похоже, что пока я шифруясь, как дурак пробирался в комнату, за фальшивой дверцей меня уже кто-то поджидал…

— Тихо! — раздался приглушённый голос. — Медленно положи оружие на пол… А резких движений делать не надо…

Глава 3

Судьба порой была ко мне сурова,

Но мне везло невероятно.

Там, где другие шли до гроба,

Я умудрялся выходить обратно.

1996 год. Москва.

Сауна. Те же и там же…

Стараясь делать всё медленно, как и рекомендовал мне стоящий позади меня человек с пистолетом, приставленным к моему затылку, я стал опускать автомат на пол…

— Парень! Я из милиции… Лучше тебе не дёргаться. Всё равно все выходы уже перекрыты…

— Стой! Замри!

Я так и замер в полуприсяде, так и не донеся оружие до пола…

А незримый собеседник продолжил:

— Саня! Не дёргайся! Я сейчас уберу пушку. Не стреляй!

— Лёха?

Я выдыхаю и распрямляюсь.

Да, это действительно Алексей. Повзрослевший, но по-прежнему с усами и в затемнённых очках. Но сейчас эти очки смотрятся довольно таки глуповато на его лице. Это как в шубе в бане…

— Это твоих рук дело? — киваю я на два трупа…

— Моих. Там ещё в другом зале трое двухсотых…

— А девчонки где?

— В парилке запер. Не трогал я их. А это твои снаружи в дверь ломятся на парадном входе?

— Нет. Это к тебесутенёры приехали на разборку…

— Сколько их?

— Четверо или пятеро. Не больше. Приехали на одном джипе.

— Ясно. А твои где?

— Какие мои?

— Ну, те, которые все выходы перекрыли?

— Нет никого. Молодой оперок с ПМ сидит недалеко от главного входа. Выход пасёт. Но у него рация. С испугу может и подмогу вызвать… Что тут у тебя было?

— Да, парни тут перепили. И решили девок хором оприходывать… А те начали ерепениться. Одна сбежала вот… Судя по всему, она уже у вас в конторе.

— Ага… Иначе чтобы я тут делал…

— Вы их крышуете?

— Я — нет. Но она наговорила в дежурке, что её с подругами в заложницы взяли, а она сбежала. Так и прибежала в отдел босая и полуголая… А ты как тут оказался?

— Приехал с шефом… А тут такой блудняк…

— И что дальше?

— Да надоело мне это всё… А тут оказалось, что в одном месте собрались все, кто меня знал в этой банде… Удобный случай… Да и не люблю я беспредел. А тут эти с девчонками… Им и так не сладко… А у меня принцип… «Кроме женщин и детей»…

— Я тоже видел этот фильм… А ты что, как тот Леон?

— Типа того… Не об этом речь… Скоро эти там дверь сломают… Да и шумят они прилично… Похоже, что они банщика уже обнулили. Он там за дверью оставался в соседнем помещении…

— Может уйти? Запасной выход чист. Там никого нет.

— Тогда искать будут конкретно. Девки-то видели меня. Опишут приметы.

— Тебя ещё кто-то знает хорошо, как эти? — я указал на трупы.

— Нет… Только ещё один человек… Но он… Его здесь нет…

— Сбрей усы. Постригись. Никто и не опознает. Ты здесь не наследил, надеюсь? Пальчики твои в базе есть?

Он показал мне свои руки в тонких кожаных перчатках…

Шум ломаемой двери мне не понравился. Глядишь, через пару минут ворвутся сюда рассерженные сутенёры…

— Слушай, Лёха! А давай сделаем так…

* * *

Ворвавшись в сауну, ребята в кожаных куртках увидели, что в зале три человека. Один сидел в кресле лицом к двери, а двое примостились на диванчике. Причём один из них был в одежде, а другой совсем почти что голый. Но все трое целились из пистолетов в сторону входной двери.

Возникла быстрая перестрелка. Причём со стороны вошедших раздался только один громкий оглушительный выстрел. Зато откуда-то из глубины комнаты прозвучало несколько приглушённых хлопков. Только и было слышно, как клацает затвор, да звякают пустые гильзы по каменному полу…

Через минуту всё было тихо. Алексей прошёлся и произвёл контроль. Причём добить пришлось и одного подранка… Им оказался хозяин бани…

Я не препятствовал Лешке… Это правильный принцип: «Уходя — гасите всех!»

Потом какое-то время мы раскладывали оружие так, чтобы получилась правильная картинка. Дескать, пришли эти и убили тех. А те, что здесь были, отстреливались… В общем, все умерли… А то, что в парилке, дрожа от страха, сидят голые девицы… Это мелочи… Пусть живут. Меня они не видели. А Лёху они описать не смогут. Он не снимал свою бейсболку и был в тёмных очках…

Ещё Лёха сделал быстрый шмон по карманам всех присутствующих трупов… Денег не брал, но забрал ключи и какие-то одному ему понятные мелочи…

* * *

Я вывел друга через второй выход.

— Уходи!… Постарайся подчистить за собой хвосты… Через неделю звякни мне вечером на домашний! Звони с автомата! Назовись Семёновым из ОБЭПа. Там такого нет… Если что не так, то я скажу: «Вы не туда попали…»

— Спасибо, Саня…

— Не говори ерунды… Вали уже… Я уже чувствую, что наши скоро будут здесь…

* * *

Лёшка перебежал через дорогу, и быстро поймав частника на Жигулях, уехал…

А через пару минут к дому уже подъезжал жёлтый УАЗик с синей полоской на дверях…

1996 год. Москва.

Через неделю после событий в бане.

Неделя выдалась суматошная. Бойня в бане получилась не хилая такая. Начальства понаехало всех мастей из всех областей… Прогремели мы на весь город.

Досталось всем. И мне в первую очередь. Плохо типа ведётся на территории оперативно-розыскная деятельность. Всем по выговору влепили. А участкового и вовсе чуть ли не распяли за то, что допустил у себя на территории устройство нелегальной сауны…

Но потом всё вроде бы сошлось… Посчитали патроны и гильзы. Получилось, что перестрелка между бандитскими группировками закончилась «вничью»… А то, что девки болтали о якобы ещё одном фигуранте, то это они с испугу… Чего только со страху не привидится… Из дела лишний персонаж был вычеркнут… Зачем нам лишний висяк? А так… Два дела закрыто сразу… В связи со смертью подозреваемых… К тому же это дело у нас практически сразу забрали в округ… А нам только люлей раздавали… Ну, ещё бы… Им там палки в зачёт, а нам и так сойдёт…

Меня ещё пару раз таскали на всякие допросы, опросы и пояснения… Молодому оперу тоже досталось на орехи…

Но всё плохое, как и всё хорошее когда-нибудь всё равно заканчивается.

Новая неделя. Новые проблемы… Угон, наркота, кражи… А в придачу ещё бытовое убийство по пьяной лавочке, да к тому же с последующим расчленением трупа в ванной и выносом по частям на ближайшие помойки. Раскрыли за сутки. Собачка умная привела от помойки прямо к месту совершения и расчленения… Дело раскрыто. Округу даже премии дали… А нас тоже наградили… Снятием ранее наложенного взыскания. То есть дали выговор, сняли выговор… Вот и вся награда…

* * *

Лёха позвонил через десять дней. Всё, как условились. Явки, пароли, адреса… Как в кино, ей богу… Но всё чисто. Договорились встретиться через пару дней на том месте, где много лет назад повстречались с ним первый раз на гражданке…

На всякий случай, я даже пытался проверяться, нет ли за мной хвоста… Но это я уже переборщил. Мы всё тогда сделали чисто, и даже дело то уже закрыто. Хотя, кто его знает… Наше местное гестапо тоже свой хлеб не напрасно жуёт. Служба блин собственной безопасности… Недавно один участковый со мною поделился по пьяни своей историей. Пришёл к нему на опорный хрен в пальто и предъявил ксивочку. А потом продемонстрировал папочку в которой был собран материал оперативной разработки на того самого участкового, где подробненько бумажка к бумажке, протокольчик к протокольчику был подшит материал, с которым можно было сразу и в суд идти… Там на участкового был собран та-акой компромат, что не отмоешься потом. И попросил особист за этот материал всего ничего… Несколько тонн зелени… Вот такая вот безопасность у нас…

Нет… Всё чисто. И хвоста за мной нет… Я тоже не в ауле родился. Умею и сам следить, и следить, чтобы за мной не следили…

* * *

Лёхи на месте встречи я не увидел. Да я и не надеялся на это. Он ведь тоже не из тех, кто придёт и будет стоять посреди площади, как тополь на Плющихе…

Помаячив какое-то время на видном месте, я ушел в сторону торговых палаток, что раскинулись возле метро… Когда покупал себе сигареты, услышал позади себя: «Через переулок. Зелёная копейка. Сорок пятнадцать.»

Когда я расплатился с продавцом, позади меня никого уже не было. А в отражении витрины, когда совершалась покупка, я видел только смутный тёмный силуэт…

Грамотно. Технично… Даже со стороны вряд ли кто-то что-то понял. Один покупает, а другой подошёл посмотрел и ушёл себе дальше…

Я закурил. И прогуливаясь пошёл совсем не в ту сторону, в которую мне рекомендовали идти… Но через минуту вернулся к той же палатке, и купил себе вторую пачку сигарет… Лишь только потом пошёл в соседний переулок, и пройдя его наискосок увидел нужную машину.

Открыв заднюю дверь, я протиснулся на сиденье и машина сразу же тронулась с места. Не с визгом покрышек, а спокойно и не торопясь… И это тоже правильно…

Какое-то время ехали молча… Лишь через несколько поворотов, Лешка сказал:

— Привет! Как сам?

— Нормально. А ты как?

— Жив пока…

* * *

Приехали мы куда-то на окраину Москвы. Старый район на западе. Припарковался Лёха в одном дворе. Но когда мы вошли в подъезд дома, оказалось, что он проходной. Давно я таких не видел. Пройдя ещё через двор, а потом сквозь пролом в школьном заборе, мы очутились где-то на заднем дворе школы. И только потом уже, выйдя через калитку, мы зашли в подъезд панельной пятиэтажки. Их несколько стояло в ряд. Наша была вторая по счёту… Второй подъезд. Третий этаж… По три квартиры на этаже. Та, в которую мы зашли, прямо посредине… Двойная дверь. Первая железная. Вторая старая деревянная…

Заперев за собою обе двери. Лёха наконец-то слегка расслабился.

— Раздевайся! Проходи на кухню! Чай? Кофе? Коньяк?

— Давай лучше чайком согреемся…

— Лады…

Пока закипал чайник, на столе появилась нехитрая снедь… Алексей нарезал бутербродов с колбасой. Достал какие-то шоколадные конфеты…

— Как я понимаю, хата не твоя?

— Съёмная. Ко мне вообще никаких концов… Я практически всё за собой подчистил. Там, где я раньше жил, уже новый хозяин ремонт делает.

— А тот человек? Помнишь, ты говорил, что про тебя ещё кто-то знает?

— Больше не знает… Он на герыче сидел… Переборщил с дозой…

Леха отхлебнул глоток чая, а потом его как прорвало. Он стал рассказывать всё… Ну, или почти всё…

* * *

— Понимаешь, Саня… Я сам не понял, как оказался в должности штатного киллера у нашей группировки… Но, ты не думай! На мне крови много, но невинной — нет. У меня даже принципы свои есть. Как у того Леона в фильме: «Кроме женщин и детей!» Отличный фильм, кстати… Жаль, что он не смог уйти тогда… Девки всему виной… Но, слава богу, у меня с этим всё в порядке… Не женился… А потом… А потом уже и не к чему стало. Бабы были, но одноразовые. Поговорку такую слышал? «Есть с кем переспать, но нет таких, с кем рядом хотелось бы просыпаться постоянно.» А ты, я так понял, женился?

— Есть такое дело. Но ей не особо нравится моя работа. Платят мало, а видит она меня редко… Я не слежу за ней, но уже появилось ощущение, что она скоро от меня сбежит. Кажется, что у неё уже кто-то есть на примете.

— Помочь? — усмехается Лёха.

— Не… Пусть бежит куда хочет. Я тоже уже перегорел к ней. Детей она не желает заводить. Говорит: «Не фиг нищету плодить». А без детей — это и не семья вовсе, а какой-то договорно-официальный перетрах получается…

А тем временем, Лёха продолжал:

— На мне много трупов. Но бандиты из других группировок и зажравшиеся коммерсы — это нелюди в людском обличье. Ты же сам знаешь…

— Ну, так, уходи! На тебя даже ориентировок после того дела нет. Само дело закрыто. Одна банда постреляла другую банду. Девки уже свалили на историческую родину. Одна была из Ульяновска, а две другие вообще с Украины. Ты можешь уйти по чистому…

— Куда? Куда я уйду?

— Это уже другой разговор, более предметный… Ты мне скажи… Тебя в банде многие знали? Ну, или хотя бы в лицо тебя кто-то сможет потом опознать?

— Уже нет. Я хорошо маскировался. Меня хорошо знали только двое… А видели ещё человек пять, не больше… Но для них я был тёмной лошадкой. Скорее всего меня все воспринимали, как обычного «быка» из другой пятёрки.

— Пятёрки?

— Да. У нас всё было на пятёрки поделено. А главный наш был не из блатных и не из спортсменов… А из вояк. Тоже наш. Афганец. Старлей из мотострелков. Был ранен. Наградили. Списали по ранению. Сам он родом из Нальчика, но русский… После армии понял, что дома ловить нечего. В Москву подался… Нашёл бабу местную, разведёнку. Толстую и пьющую. Расписался. Прописался… Сперва работал автослесарем, но быстро понял и вовремя сориентировался. Собрал под себя парней в банду. Тоже все бывшие военные или менты… Он и придумал делить на пятёрки. А старший пятёрки входил в другую пятёрку. Уже из старших…

— Это не он придумал. Так ещё при царе, революционеры делали. То ли эсэры, то ли большевики. Про это я точно не скажу… Но такое уже было и раньше.

— А… Понятно… Ну а мои способности он быстро оценил… И постепенно через него и его посредника ко мне стали поступать заказухи… Платили хорошо. Но я чувствовал, что скоро могут и меня заказать. Уж больно много я знал. А главный наш зачистил почти всех, с кем он начинал пять лет назад. Похоже, что остался я один. Да плюс ещё тот, второй… Но теперь уже нет ни того, ни другого. Да… Теперь никого не осталось… Остальные пятёрки где… Я не знаю. Не моё это дело. У меня только одно ремесло: «one shot one kill»… Один выстрел одна мишень…

— Люди — не мишени, Лёха!

— Это только поначалу, Санёк!

— Ну и что ты дальше будешь делать?

— Уехать хочу.

— Думаешь там лучше, чем здесь?

— Там меня не знают…

— А не хочешь на службу вернуться?

— Да кто меня возьмёт-то? А кем? Куда?

— Контрактником пойдёшь? Ты же снайпер по ВУС? Хочешь я поговорю кое с кем. Есть небольшие связи. Ты же знаешь. что сейчас на Кавказе? Всё кипит, бурлит и пенится… Как в песенке: «То ли ещё будет… Ой-ёй-ёй…»

— Я бы пошёл… Скучаю я, Сань… Там, на войне было проще. Здесь — свои. Там — враги. Целься и стреляй…

— Не всё так просто, Лёха, в этой жизни… Но сперва мне надо будет тебя аккуратно пробить по нашим базам. Нигде не засвечен ли? Вдруг на тебя есть что-то…

— Не должно. Я всегда один был. Один приходил. Один уходил… А те, кто заказы принимал… Они там, в бане остались лежать…

— Вот это я и хочу проверить… Только я буду слегка неофициально пробивать… Через знакомого эксперта… Если всё чисто будет, я тебе сообщу. Думаю, что через месяц у меня уже будет вся информация… Так же, как сегодня меня наберёшь… Встретимся, потолкуем…

— Спасибо тебе, Санёк!

— Да брось ты…

— Вот, кстати, я там пробежался по быстрому… Собрал кое-что, пока твои менты их квартиры не обыскали… Это тебе!

Он достал откуда-то из под кухонного стола небольшую спортивную сумку и протянул мне.

— Возьми! Пригодится!

Сумка была не слишком объёмная, но довольно таки тяжёлая… Я не стал с ним спорить. Знал, что всё равно он найдёт способ отблагодарить меня…

— Пойми, Лёха! Я тебе помогал, помогу и буду помогать не за деньги, а…

— Я знаю, Саня! Не поверишь. Я тоже тебе не последнее отдаю. Стволы там чистые, ни разу не стреляные. А деньги… Пригодятся…

Я ничего ему не ответил. Просто не знал даже чего сказать… А он продолжил:

— Мне порою кажется, что не зря нас тогда в Панжшере судьба свела. Ой, не зря… Видишь ведь, хоть и пошли мы по разным дорогам, а судьба нас всё равно друг с другом сталкивает. Я давно уже не верю, ни в бога, ни в чёрта, но сдаётся мне, что где-то там… — он указал пальцем куда-то вверх. — Есть кто-то или что-то высшее. И оно видит нас и следит за нами…

— Лёша! Я в эту мистику не верю…

— Знаешь… Я тоже не верил раньше…

* * *

А ещё через пару месяцев Лёха уже уехал контрактником на войну…

Глава 4

'Есть только миг между прошлым и будущим.

Именно он называется жизнь.'

23–24 октября 2002 года. Москва.

Дворец Культуры 1 ГПЗ. «Норд-Ост».

Вместе с сотрудниками УР из нескольких отделов Юго-Восточного округа, я приехал на Дубровку на усиление. Раньше, до перевода в округ, это была «моя земля». И хотя прошло уже три года, но я тут знал буквально всё. И в ДК этом бывал не раз… Да, что там говорить… Я в этот Дворец Культуры ходил, ещё когда учился в начальной школе. Тут постоянно проводили Новогодние утренники.

Но сейчас мой приезд сюда был вызван более трагическим событием. Примерно в девять вечера большая группа чеченских террористов захватила около тысячи человек. Прямо во время спектакля-мюзикла «Норд-Ост» ворвались в зрительный зал, стреляя из автоматов и угрожая всех взорвать. Об этом практически сразу стало известно. Сами террористы заставляли заложников звонить своим родным и говорить о том, что произошло.

Нас всех подняли по тревоге. К десяти вечера вокруг ДК уже было оцепление из ментов всех мастей… Начальства понаехало тьма. Не позавидуешь местным. Теперь всех собак на них повесят. А что они могли сделать? Внезапная атака вооружённых боевиков на развлекательный центр — это была хорошо продуманная военная операция.

Ближе к полуночи к милицейскому оцеплению прибавились военные спецы. Суровые такие с виду дядьки. Многие в балаклавах. Одного из таких, снайпера, мне поручили проводить в наиболее удобное место для обзора и контроля над территорией прилегающей к задней части ДК.

Я территорию знаю довольно хорошо. Так что шёл уверено, а за мной шагал человек в маске, вооружённый то ли валом, то ли винторезом. Я в них не особо разбираюсь… С металлическим прикладом… значит вал.

Когда мы остались наедине. Я получил довольно таки чувствительный тычок в бок, а знакомый голос из под маски произнёс:

— Привет, Саня!

— Лёха? Ты? Здорово, бродяга! Ты как тут оказался?…

* * *

История Лёшкиных приключений была бы длиннее, если бы мы были в обычной обстановке, а не находились возле здания захваченного террористами.

В августе девяносто шестого во время нападения боевиков на Грозный. Лёха неплохо зарекомендовал себя как снайпер. Его заметил кто-то из спецназа. Переманили к себе. А что? Полезный парнишка. Один выстрел — минус один враг. И вот Лёха уже не контрактник… Повоевал он там прилично. А теперь сюда подтянули на усиление… Тем более враг тот же, что и там…

Долго нам поболтать не удалось в тот раз. через некоторое время в ходе небольшой ротации всех ментов заменили на спецназ. А нас всех разогнали по своим подразделениям. Дескать, теперь это уже и не ваше дело… Идите там работайте, ловите своих наркоманов…

Ну а чем всё кончилось на Дубровке? Полтораста гражданских трупов и около пятидесяти трупов террористов. До сих пор понять не могу — Это была удачная операция спецназа, или что-то пошло не так, как планировалось?…

Осень 2010 год. Москва.

Вот когда опер перестаёт быть опером? Когда становится начальником, или когда перешагивает какой-то определённый возрастной рубеж? А может когда у него становится хуже со здоровьем? Вот я, например, уже перешагнул тот злосчастный возраст, о котором говорят: «баба ягодка опять». Но это у них, у женщин так. А у меня? Каждое утро, просыпаясь, я все эти годы чувствую на себе. И кости ломит, и старые раны болят. Хотя кто-то сказал, что шрамы не болят… Зато напоминают о себе какой-то тупой тянущей болью… Пока с утра не разомнёшься, хрен на что способен… Как я в детстве не любил утреннюю гимнастику… Несмотря на то, что и спортом занимался, и разряды какие-то имел… А вот утреннюю зарядку считал бесполезным занятием. Я с самого раннего утра и так был здоров и бодр… Как тут не посетовать по стариковски: Эх, молодость, молодость…

Но разговор-то не о том… Опер перестаёт быть опером, когда пропадает азарт. Когда гаснет в глазах огонёк авантюризма. Когда не тело, а мысли становятся вялыми и рассудительными…

Мне уж год как не жмут плечи погоны подполковника… И начальство уже не раз намекало, что пора бы освободить место для молодых. Всё равно до генерала мне никогда не дослужиться… Это как в анекдоте: «У генералов есть свои внуки». Там наверху, сидят, обложив толстые зады бумагами, опытные карьеристы. У них давно уж нет того азарта, который заставляет лезть под пули и идти на нож с голыми руками. Они уже не атакуют. Они заняли своё место, своё кресло, и сидят в глухой обороне…

А мне всё чего-то не хватает… Но сейчас мне не хватает всего лишь одного… Я хочу понять: «Ошибаюсь я или нет?»

Все дела, которые я смог собрать в одну кучу, но пока ещё не смог объединить в одно дело, говорят мне только об одном… Уж больно знакомый почерк у киллера… Таких сейчас уже и не делают. Штучный товар… Гоню от себя, постоянно грызущую меня мысль: «Неужели это он?»

После «Норд-Оста» с Лёхой мы больше не пересекались… Адреса его у меня нет и не было… Я пытался через спецуру навести справки, но у них там всё так засекречено, что быстрее мне по башке настучат, чем я нарою что-то интересующее меня…

Но какой же знакомый почерк у этого киллера-невидимки…

Нет. Если все дела рассматривать по отдельности, то можно подумать, что это несколько разных человек… Кто-то постарше, кто-то помоложе… Но стоит собрать всё в одно… Это как картинку из пазлов складывать… Каждый кусочек по отдельности не даёт полноты картины… А сложив их вместе…

Вот и мне сейчас не хватает одного пазла, самого центрального фрагмента, чтобы картинка сложилась окончательно…

От своих агентов я уж знаю, что есть заказ на одного очень зажравшегося депутата. И этот заказ не только сделан, но уже и принят к исполнению. Мне известно практически всё. Как говорилось раньше в римском праве? Quid? Ubi? Quando? (лат.) Что? Где? Когда? Осталось только узнать одно: Quis? (лат.) Кто?

* * *

Можно было, конечно, предупредить жертву… Но в таком случае рассыплется стройная комбинация, которую я уже построил. Ловушка уже заряжена. Осталось только положить туда приманку и захлопнуть, когда появится тот, для кого эта ловушка и предназначена. А что до депутата? Мразота он та ещё. Прихватизировал себе народное достояние ещё в девяностых. Причём действовал не менее кровожадно, чем те самые братки… На нём жмуров быть может даже больше, чем на том киллере. Ведь убивает не только хладное железо и огнестрельное оружие. С не меньшим эффектом убивает голод, холод и ядовитые выбросы в атмосферу… А у этого «владельца заводов, газет, пароходов» не только рыльце в пушку, но и руки по локоть в крови…

Так что торопиться не будем… Не надо торопиться. Пусть киллер сделает своё дело. Тут я его и постараюсь взять… А пока, чтобы не спугнуть, на расстоянии с километр или даже больше, нет ни одного сотрудника… Ну, кроме меня, разве только… А я сижу не на виду… Я заранее уже снял нужную квартиру, в нужном доме, и спокойно пью чай, сидя у нужного окошка. После того, как снайпер положит свою мишень и его охрану, по моей команде все остальные выходы с чердака будут перекрыты. Останется только один выход… А тут буду я…

Бронежилет я не одевал. Бегать мешает, а от пули в башку не защищает. Ну и смысл его таскать на себе?

Я рискую? Да. Но это даже как-то стимулирует что ли… Наверное, я адреналиновый наркоман. За рулём гоняю… С умом, конечно… Но медленно ехать уже не могу. Слава богу, ксива есть… А так бы я на одних штрафах разорился. У меня только один принцип — никому на дороге не мешать и не создавать аварийных ситуаций. Пока удаётся. Последние лет десять у меня никаких аварий не было. Не считая, конечно, мелких покоцанностей… Но это когда в темноте пробираешься через лес или ещё в какой не шибко освещённой незнакомой местности. Я никогда не гнался за внешним глянцем. Моя машина должна уметь быстро ездить и быть надёжной. А как она выглядит снаружи — наплевать. Дождём помоется — и ладно… Натирать её до блеска мне ни к чему…

Я налил себе ещё чайку погорячее. Что-то задерживается депутат… Как бы не сорвалось…

Но, нет… Всё в цвет…

Когда всё началось, минуты и секунды побежали быстрее. Если бы я не был готов к тому, что произойдёт, то выглядело бы всё это так: «Тишина… Бум. Бам. Трах. Бах… Всё.»

Но когда ждёшь и знаешь. что сейчяас будет, то и сам ускоряешься, как тот Бэтман в тупых американских фильмах про супергероев. Наши отечественные супергерои не так шикарно выглядят, как голливудские актёры. Зато порою могут дать сто очков форы любому выдуманному супермену.

Я выскочил из квартиры и в одну секунду закрыл на замок решётку, что перекрывала вход и выход на чердак. Раньше она была всегда открыта. Лишь проволока продетая в петли, удерживала решётчатую дверь от открытия. Но сейчас там красовался довольно таки мощный замок, который я не поленился и принёс собой. На свои кровные между прочим покупал.

Но стоять перед решёткой и отсвечивать я не стал. Да ну его на фиг! Ещё пальнёт сдуру… Я отступил за стену, а заодно ещё и прикрылся раскрытой металлической дверью. Какая-никакая, а всё-таки защита…

Послышались шаги… Рванулась решётчатая дверь…

— Ты окружён! Все выходы перекрыты! Не усугубляй свою ситуацию! Сейчас у тебя есть шанс остаться в живых. Потом его не будет… Мы тебя ждали, так что сумели хорошо подготовиться…

— А чего же тогда этого толстого дурака не предупредили? Или там внизу двойник?

А его голос с годами не изменился…

— Не было никакого двойника, Лёша. Ну а то, что не уберегли такого «ценного» товарища… Упс… Как говорится… Се ля ви…

— Сашка? Ты?

— Ну а кто же ещё? Давай не шути… Я сейчас выйду, а ты не будешь в меня стрелять… Договорились?

— Выходи… В тебя стрелять не буду.

— А больше тут и нет никого.

— Опять на пушку берёшь? Все выходы перекрыты… — он передразнил меня.

— Перекрыты. Но все они на дальних дистанциях. Ловушка захлопнулась… Из этого квартала не выйти ни по земле, ни под землёй. Я знаю, что однажды ты ушёл по подземным коллекторам. Сейчас там тоже ждут.

— Ты следил за мной?

— Я поначалу не знал, что это ты… Только потом стал подозревать… Лёша. На фига всё это? Ты же снова перешёл границы. А на дворе ведь уже не девяностые. Как ты снова очутился по ту сторону баррикад?

— Как? Как… Каком кверху… Примерно через год после нашей с тобой встречи на Дубровке меня посекло сильно. Там, в Чечне… Нас тогда Гелаевцы зажали в ущелье. Ну и накрыли из миномётов… Пока наши подошли, на меня столько промедола извели. Я до сих пор не могу без укола из дома выходить…

— Ты на наркоту что ли подсел?

— Подсядешь тут… Меня по кускам собирали… Чудо, что выжил и могу ходить…

— Почему со мной не связался?

— Сперва по госпиталям валялся… А потом меня списали… Как ненужную игрушку выбросили на помойку…

— Но они же должны были помочь…

— Меня подставили… А может и сам дурак… Короче, ещё в госпитале меня поймали на краже наркоты… Дело не раздували… Просто пинком под зад. Иди гуляй!… Меня просто списали в утиль… На зарплаты, ни пенсии… Я жил, как нищий… Мне мать не на что было похоронить…

— Почему ты меня не нашёл?

— Потому что не искал… Ты что? Наркоту мне стал бы доставать?

— Надо было бы, достал бы… И врачей нашёл бы… И с ложки кормил бы… Ты меня за кого держишь? Ты думаешь, если я мент, то я уже и не человек вовсе?

— Я этого не говорил… Но и ты меня пойми… Кругом несправедливость… А я… А я — дурак… Отпусти меня! Я всё равно живым не сдамся… Да и они не отпустят…

— Ты должен жить!

— Я уже никому ничего не должен… Я тогда поначалу тоже занял денег… Да не у тех занял… Тоже из спецуры… И все деньги мне пришлось отрабатывать. А умею я хорошо делать только одно, как ты знаешь… И как мне кажется, меня не просто так с наркотой подставили. Они вели меня… И этот… Нарисовался уж больно слишком вовремя… Предложил закрыть все долги. Предложил работу по профилю… Я был вынужден согласиться. Но только потом понял, что попал в ловушку, из которой нет выхода. И всё один к одному… Правда, этого товарища тоже больше нет. Я взял заказ и на него. И исполнил…

Лёха даже усмехнулся… Похоже, что он немного не в себе. Или это наркота так на него влияет?

Я очень хочу ему помочь! Но смогу ли?

— А потом, на меня вышли уже совсем другие люди. Из конторы… Ты, Сашка, сам не знаешь, во что вписался… Мне не дадут уйти. И тебе не дадут меня увести… Мы с тобой не дойдём даже до машины. Так что лучше оставь меня! Я попробую. Одному мне будет легче. Но если они поймут. Что ты меня засветил. То ни мне, ни тебе несдобровать…

— Лёха! Но ты же прекрасно знаешь, что я могу, и что не могу… Я же тоже не один. Вокруг дома наши люди…

— Они тебе не помогут. — Лёшка усмехнулся.

— Может, тогда здесь, в этой квартире отсидимся? Подождём. Покуда не прибудет наша кавалерия…

— Боюсь, что кавалерия приедет не из той конюшни.

— Тогда давай сейчас прорываться, пока конским по́том ещё не пахнет.

— Уже не успеем.

— А всё-таки рискну…

— Боюсь, что я не смогу тебе помешать… Я в тебя, Сашка, стрелять не буду. Но прошу… Оставь мне оружие и не надевай на меня наручники. Так хоть шанс будет уйти. Да и тебя постараюсь спасти.

— Неужели всё так серьёзно?

— Хуже… Раз ты меня вычислил, значит, меня сольют. Если бы ты просто ко мне пришёл, я бы сам тебе всё рассказал… А теперь…

— А я не смогу тебя спрятать?

— Они легко могут пробить информацию по тебе. И когда поймут, что ты меня и раньше знал, то и тебя сольют. Могут посадить за что-нибудь. А могут и просто убить… Ну, или несчастный случай.

— Меня?

— Да им всё равно. Любого мента всегда можно посадить. За что? За рвение к работе. Ты же не всегда соблюдаешь закон, когда выслеживаешь гадов?

— Леха! Может, расскажешь тогда на кого ты работаешь?

— Я же тебе говорил. Конторские. Только работают они ни на государство, а на себя… А контора их прикрывает. Так что шансов с ними бодаться, у нас с тобой никаких нет. И хотя они мне исправно платят, но я у них на таком крючке, что от них мне теперь не спрятаться нигде на этой земле…

— То есть шансов у нас никаких?

— Никаких.

— Тогда бояться больше нечего. Пошли!

— Куда?

— Будем прорываться…

— Не получится.

— Не попробуем. Не узнаем.

* * *

Попробовали. Узнали.

Да. Не прорвёмся…

* * *

* * *

Расстреливать нас начали сразу. Не было никаких: «Стоять-бояться! Оружие на пол! Руки за голову!» Просто начали в нас стрелять. Их двух чёрных микроавтобусов посыпались бойцы в масках без каких либо опознавательных нашивок. Хрен его знает, кто это был. Может, конторские, как и говорил Лёха, а может, ещё какие спецподразделения. Мне уже было пофиг…

Морально мы с Лёшкой уже были к этому готовы. Я успел упасть в одну сторону, за припаркованную во дворе девятку. Лёха упал в другую сторону и шустро так заполз под УАЗик.

Зато неготовые к такому развитию событий молодые опера, что ожидали меня у машины во дворе и экипаж ППС, падали, как подрубленные. Лишь один сержант из ппсников успел открыть огонь в сторону нападавших. Но только в сторону… Он так ни в кого и не попал, а через секунду-другую уже уткнулся лицом в асфальт.

Первым добился ощутимых результатов Лёха. Он бил по ногам, и маски-шоу немного притормозили. Я стал выцеливать тех, кто был закрыт от Лёшки машиной… Но больше двух выстрелов сделать мне не дали… Девятка зазвенела, задрожала от града пуль… Выбрав небольшую паузу между очередями. Я перекатился под УАЗик.

— Лёха! Уходим…

— Поздно…

Кто-то выстрелил по нашей машине из гранатомёта. УАЗик подбросило вверх, разрывая на части. Нас тоже разбросало в стороны и посекло осколками.

Лёху, как мне показалось, очень тяжело ранили… По крайней мере, крови из него уже вытекло прилично… Даже странно. Что он ещё шевелится… Что-то ударило меня в бедро… От резкой боли я чуть не потерял сознание.

К нам приставными шагами стали приближаться люди в масках. Я из последних сил поднял руку с пистолетом. Но выстрел в плёчо швырнул меня на асфальт. Я упал так, что мне было видно лежащего неподалёку от меня Лёшку… Он был ещё жив, когда подошедший к нему человек в тёмной одежде и балаклаве в упор выстрелил из пистолета ему в голову. Мой друг дёрнулся, а брызги крови полетели в разные стороны, некоторые попали мне в лицо.

А потом и меня что-то сильно ударило по затылку… Видимо кто-то, кого я не видел даже, выстрелил мне в голову. Выстрела я уже не услышал… Я даже не почувствовал ничего… Просто умер…

Глава 5 Внезапно, неожиданно и очень странно…

О прошлом не плачь! О будущем думай, живя в настоящем!

Найдётся палач, с улыбкой угрюмой и сталью разящей.

Суров приговор, безжалостны люди, а жертва невинна.

Взметнулся топор… И больше не будет второй половины.

Полжизни долой! Собаке под хвост душа отлетела.

Мозги с головой летят на помост лишённые тела.

Суровый палач с улыбкой угрюмой уходит с помоста.

О прошлом поплачь! О будущем думать, наверное, поздно…

Неизвестно когда и неизвестно где…

Вода, в которой я внезапно очутился, показалась мне ледяной и очень мутной… Мне не хватало воздуха. Но я вдруг понял, что если сейчас постараюсь вдохнуть, то просто захлебнусь и утону… Странно… Я же уже умер?… Мне больше нечего бояться… Но тело, видимо, ещё не прониклось сознанием того, что оно уже умерло, и ему, этому самому телу, очень хотелось вдохнуть полные лёгкие воздуха.

Что-то тянуло меня под воду всё глубже и глубже… Причём погружался я вниз головой… В мутной зеленоватой воде, я даже смог рассмотреть что или кто меня тянет на дно. Это был парнишка, который судорожно вцепился своей рукой в рукав моей рубашки. В его широко раскрытых глазах я видел ужас… Но он тянул меня всё глубже вниз. Я попытался, хоть как-то двигаться, чтобы выплыть на поверхность и глотнуть немного воздуха, поскольку мои лёгкие уже жгло изнутри и разрывало на части… Вверх ногами всплывать у меня никак не получалось, но я как-то извернулся, и оторвав от себя руку парня, стал всплывать… В глазах мальчишки помимо страха мелькнуло некое удивление, потом обида… Из его рта стали бурно выходить пузыри воздуха… Но я уже всплывал на поверхность…

Я так сильно рванул вверх, в сторону светлеющей поверхности, ибо сам уже был готов глотнуть воды вместо воздуха…

Через пару секунд я уже полной грудью хватал такой свежий, такой вкусный воздух и никак не мог им надышаться…

В нескольких метрах от того места, где я всплыл, на каком-то несуразном плоту сколоченном из чего попало вкривь и вкось, стояло трое мальчишек, которые с испугом и ужасом смотрели на меня… Они даже что-то возбуждённо кричали… Но я ничего не слышал… В ушах стоял какой-то звон…

А я вдруг почувствовал, что чего-то не понимаю… И ещё… Мне чего-то очень не хватает… или кого-то очень не хватает.

Не раздумывая больше, я тут же снова нырнул в мутную воду, набрав побольше воздуха в легких.

Уже почти совсем утонувшего парнишку я еле-еле разглядел среди придонных зарослей каких-то скользких водорослей. Он лежал с зажмуренными глазами, но с открытым ртом.

Я быстро схватил его правой рукой за волосы, и стал работать ногами и левой рукой, чтобы всплыть на поверхность и вытащить этого паренька из воды. С трудом. Но это мне удалось…

До берега было далековато, но плот оказался рядом. Я крикнул пацанам, чтобы помогли… Они тут же подхватили и его, и меня… Я быстро оказался на плоту и тут же приступил к оказанию первой помощи. Хотя скорее это можно назвать реанимацией… Это не важно… А важно было то, что счёт идёт на секунды… Я это точно знаю.

Почему-то штаны на мальчишке были расстёгнуты и спущены почти до щиколоток. Но на это я лишь обратил внимание, а все мои действия были направлены на то, чтобы спасти этого пацана.

Первым делом я положил его тело животом себе на колено. По идее так можно выгнать из утонувшего организма лишнюю воду…

Я сразу понял, что с моим телом что-то не так. Но что?

Парнишке на вид лет тринадцать-четырнадцать. То, что моему организму сейчас примерно столько же, я осознал не сразу. Только когда я стал ворочать тело утопленника, сообразил, что делать это мне удаётся с трудом. Но я всё же справился. Может адреналин помог. Его много сейчас плещется по моим венам…

Однако задумываться о метаморфозах моего организма мне было некогда. Счёт действительно идёт на секунды. А может даже и на доли секунды… И эти секунды тают на глазах…

Бросив тело себе на колено, я нажимал на него, пытаясь удалить воду их лёгких. Но что-то не слишком много её и вытекло.

Тратить напрасно время я не стал. Снова перевернул тело, положив на спину. Быстро проверил пальцем рот потерпевшего… Вроде чисто… По крайней мере, песка и водорослей я там не обнаружил. Я стал пытаться вернуть парня к жизни… Четыре нажатия двумя руками на грудь, один глубокий выдох ему в рот, зажимая нос… Снова четыре нажатия… Снова выдох…

Сколько раз я так сделал? Я не считал… Но чувствовал, что время уходит, а толку пока никакого нет…

Но… Вот тело парня как бы свело судорогой, затряслось… И… Утопленник закашлялся. Я сразу же повернул его на бок, и парня тут же вырвало водой, тиной и ещё какой-то слизью… Он кашлял, плевался… Но он жил…

Только тут я стал обращать внимание на тех пацанов, что стояли рядом с нами на плоту, но не принимали никакого участия в спасении утопленника. Хотя, нет… Они вроде бы помогли мне вытащить парня из воды и самому выбраться.

Видимо я на них так посмотрел, что они испугались меня. А один из них, рыжий, даже попятился… Но плот был не слишком большой, и отступать ему было некуда.

Тогда он просто упал на колени и протянул ко мне руки:

— Саня! Прости! Я не нарочно… Я случайно его толкнул.

— Врёт он. — вмешался другой, — Лёха решил поссать с плота, а рыжий ему пендель влепил. Лёшка повернулся и подскользнулся… Ты за ним прыгнул… И… Вас так долго не было. Мы думали, что вы оба утонули. А потом… ты вынырнул… И снова нырнул…

Парень, бывший утопленник, которого они называли Лёхой, вдруг встал, подтянул штаны, застегнул ширинку на все пуговицы и затянул ремень на поясе… Его слегка пошатывало… Но всё же он подошёл к рыжему, и оказалось, что тот его на полголовы выше. Да и в плечах рыжеволосый был пошире…

Несмотря на это, Лёха без замаха снизу вверх ударил того кулаком в челюсть. Рыжий даже, кажется. чуть подлетел вверх, и только потом громко и с брызгами шлёпнулся в воду. И, кстати, почти сразу начал тонуть…

— Ну, чё стоите! — зло сказал Лёха хриплым голосом, обращаясь к двоим оставшимся, — Спасайте своего друга!

— Мы… — начал что-то блеять тот, кто выдал все расклады про рыжего.

— Быстро! — рявкнул на него Лёшка и сплюнул в воду…

И пацаны, уже не раздумывая бросились в воду, а потом неуклюже загребая, поплыли спасать рыжего…

А Лёха обернулся ко мне… Внимательно рассмотрел меня, и внезапно спросил:

— Ты кто?

— Я — Саня. А ты, выходит, Лёха?…

Прищурившись, как Ленин на буржуазию, на секунду задумавшись, он задал мне довольно таки странный вопрос:

— Как ты думаешь… Это «муха» в машину прилетела?

Несмотря на то, что вопрос мне задавал незнакомый парнишка не старше четырнадцати лет от роду, я понял, что задать такой вопрос мог только тот Лёха, с которым нас совсем недавно пытались убить в одном из дворов в центре Москвы. А может даже и убили… Да. Скорее всего, нас с ним убили. И вот стоит напротив меня мальчишка и ждёт от меня ответа.

— Скорее всего нет. «Муха» не дала бы такого эффекта. Было что-то посильнее… А потом я видел, как тебя добил выстрелом в голову мудак в балаклаве…

— А я видел, как тебе в башку целился другой мудак из маски-шоу. — со смехом сказал он.

— Выходит…

— Выходит, что не врут фантасты по поводу переселения душ…

— Расскажи мне подробно, что ты видишь перед собой? — спросило его я.

— Мальчишку лет четырнадцати…

— Я тоже самое вижу…

Тем временем рыжего уже выволакивали на берег. Нас на плоту было только двое…

— А почему ты меня там под водой оттолкнул от себя.

— Потому что ты меня чуть не утопил…

— Это был ещё не я…

— Я когда пришёл в себя, то сам тонул, а ты меня утаскивал под воду всё глубже и глубже, вцепившись в руку. Я оттолкнул и вынырнул. Отдышался и снова нырнул. Ты уже утонул. Я тебя вытащил и откачал на плоту. Ты проблевался. А потом пошёл бить этого рыжего…

— Знаешь, а я когда очнулся увидел лишь, что меня какой-то пацан отталкивает, а я тону… А потом только плот и всё…

— Выходит, что эти двое пацанов утонули, а мы заняли их место.

— Выходит что так…

— Как я выгляжу? — снова спросил я.

— Рост метр шестьдесят. Славянская внешность. Светло-русые волосы. Лоб высокий. Серо голубые глаза… Уши не лопоухие. Нос прямой. Телосложение худощавое… Но жилистый…

— Ты не поверишь, я вижу то же самое… С точностью до описанных тобою деталей.

— Мы что? Братья? Или очень похожи?

— Те трое были разные. Рыжий, толстый и чернявый. Чернявый похож на армянского мальчика.

— Или еврейского… Да, нет… скорее армянин…

— Вот-вот. А мы как близнецы…

— Поплыли к берегу… Давай пока промолчим обо всём. Амнезию разыгрывать нет смысла. Думаю, что они нам сами всё расскажут, где мы и кто мы…

— Давай для начала выясним… мы братья или просто похожи.

— Давай…

— Слушай, Лёш! Я сейчас устрою небольшой скандальчик, что бы их спровоцировать. Так они нам быстрее всё нужное разболтают. Если что, ты пока молчи и делай суровый вид. Можешь даже снова этому рыжему врезать, как следует. Похоже, что ему это не помешает.

— Да не вопрос. Я тут недавно, а кулаки уже чешутся…

— Не переборщи! #Онижедети…

Лёха усмехнулся. Улыбочка у него получилась какой-то зловещей.

И мы стали по очереди загребать доской, направляя плот к берегу. Нормальных вёсел не было, конечно же…

* * *

А на берегу вообще получилось шоу. Рыжий с ходу попытался наехать на Лёху, но снова получив по морде, скулил, валяясь на травке, зажимая разбитый нос.

— До свадьбы заживёт! — пообещал ему я. — Если ты доживёшь до свой свадьбы, конечно…

Выяснить особо много не удалось. Из этих малолетних оболтусов хреновые получились информаторы. Так что вся информация, полученная мною уместится всего в нескольких предложениях.

Сейчас лето одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года. Мы с Лёхой родные братья. Да к тому же — близнецы. Родителей и другихближайших родственников у нас нет. Мы живём и учимся в школе-интернате. Фамилия со слов этих мальчишек у нас с братом немного странная — Тихий.

То, что мы в Москве, я уже и сам понял. Мы стояли на берегу Новоспасского пруда, а прямо перед нами на высоком холме раскинулся Новоспасский монастырь… Правда, купола его были облезлые, а креста на колокольне не было. Да и вся колокольня была облеплена лесами. Похоже, что там идёт ремонт или реставрация…

В своё время я работал недалеко от этого района. Так что местность эта мне вполне знакома. К тому же слева за забором располагалась та самая школа-интернат, в которой мы и жили теперь.

Осталось разобраться, куда делись наши родители. А если они куда-то делись, то не осталось ли нам от них хоть какое-то жильё. А то перспектива учиться и дальше в этом практически закрытом учреждении что-то не прельщает ни фига.

Но от наших нынешних собеседников больше никаких подробностей узнать не удастся. Поэтому дальнейший разговор с ними бесполезен.

Вся одежда мокрая. Хорошо ещё, что на дворе сейчас лето. Судя по всему самое начало… Солнце уже жарит, в вода ещё холодновата для купания. Невдалеке какие-то старые тётки уже загорают. Но кроме нас, идиотов, никто не купается…

Мы с братом разделись до трусов. Своё шмотьё развесили на кустах для просушки. Трое ребят расположились чуть поодаль. Они тоже свои штаны с рубашками на кустах пристроили. Но сидели отдельно от нас. Похоже, что жёсткие беседы с применением физической силы в виде тычков и лёгких ударов, произвели на них определённое впечатление… Как бы потом нам это боком не вышло.

— Как думаешь, Лёш, ближе к вечеру нам предъявят за то, что мы не за хрен собачий слегка побили этих «славных мальчиков»? — спросил я у Лёхи в полголоса.

— Судя по всему, да. Я ещё не разобрался толком, и похоже, хоть нас тут и двое, но мы занимаем не самое высокое место в местной иерархии. А рыжий и повыше меня, и покрупнее будет. Ладно сейчас… Он был испуган тем. что чуть не убил меня, да и тебя тоже… А к вечеру он оклемается и решит с нами поквитаться. Мы же его при пацанах побили, а значит, что практически унизили, или вовсе опустили… Он этого не простит. Старшаков подтянет для разборок или сам с дружками начнёт базары базарить… Хрен его знает. Но какую-нибудь бяку обязательно запланирует. И скорее всего это будет сегодня вечером. Откладывать такое на потом ему нельзя — это всё равно, что признать своё поражение.

— И что будем делать? Ну не калечить же парней…

— Боюсь, что придётся. По сколько нам сейчас лет? Тринадцать? Или уже четырнадцать? Помнишь же, что с четырнадцати можно и на нары загреметь.

— И до четырнадцати можно. В СССР вроде были ещё и закрытые спецшколы для малолеток.

— Чего-то неохота…

— Сам не хочу. Поэтому будем бить больно, но аккуратно…

Я встал и перевернул нашу одежду, развешенную на кустах, чтобы быстрее просыхала со всех сторон.

— Как думаешь, Лёх, нам обязательно в этом интернате до совершеннолетия торчать?

— А что ты предлагаешь?

— Пока ничего… Так… Мысли вслух.

— Слышь, Саня! У меня какой-то шум в голове постоянно. Я не обращал внимания до этого. Думал, что это последствия того, что я почти что утонул. Но шум как бы нарастает… Это, как комар зудит, подлетая всё ближе и ближе…

— Ты приляг, отдохни! Может это и правда из-за того, что ты воды нахлебался.

Лёшка откинулся на травке, подложив руку под голову, и закрыл глаза.

Чтобы чем-то занять себя, я стал проделывать всякие упражнения. Нормальный такой среднестатистический разминочный комплекс. Такой и в армии на зарядке делают, и в средней школе, и в спортивных секциях, перед тем как начать уже изучать всякие приёмы и удары…

Трое наших однокашников смотрели на меня с удивлением и нескрываемым интересом. Похоже, что для них, занятие гимнастикой — есть нечто принудительное. Типа когда на физкультуре в школе заставляют. Я и сам так в детстве думал. Но за последние годы, прожитые в той жизни, я уже привык так разминаться, и не считал это чем-то таким уж ненужным действием. Но для этих троих, со стороны, видимо казалось, что у меня просто крыша поехала. Иначе я бы точно не стал бы этим заниматься…

Да… Прокол с моей стороны… Как бы они не обратили внимание на то, что мы с братом после купания в пруду, сильно изменились. Ведь в интернате мы практически двадцать четыре часа находимся на глазах друг у друга. А значит, что уже давно всем известны наши привычки и предпочтения… Так что, резкое изменение поведения, странные слова и поступки могут навести на ненужные мысли. Но следить за собой и не высовываться у нас с Лёхой всё равно уже не получится. Потому что мы ни хрена не знаем, как мы с «братом» вели себя раньше.

Так что наплевать и забыть… Что бы мы с Лёшкой не делали, мы всё равно будем делать всё не так, как братья делали до этого…

Я продолжил свои разминочные упражнения, не обращая никакого внимания на усиленный интерес ко мне со стороны… Даже как-то весело стало… Может, посмотрят-посмотрят, да и передумают устраивать с нами вечерние разборки. Ведь ненормальных всегда опасаются. А судя по тому, как я себя сейчас веду, я явно слегка кукушкой поехал. А может даже не слегка… Мало ли как там на меня повлияло утопление брата у меня на глазах.

* * *

Внезапно, лежащий на земле Лёха, вскрикнул и захрипел… Тело его свело судорогой и мелко-мелко затрясло. Что с ним? Эпилептический припадок? Что делать? Вспомнилось, что в припадке человек может себе язык откусить или сильно прикусить… Кажется там рекомендовали вставить в зубы какую-нибудь палку или жгут из ткани… Срываю с куста свою рубашку. Быстро сворачиваю рукав рубашки, и аккуратно разжимаю рот Лёшки, стараясь не совать пальцы промеж зубов, чтобы он мне их не откусил. Когда свёрнутый рукав мокрой рубашки занял своё место во рту «брата», не давая тому кусать что попало, я стал удерживать тело Лёшки, чтобы оно слишком не дёргалось. Открытые глаза брата меня пугали. Зрачки закатились. Видны были только белки с прожилками кровеносных сосудов.

Из носа Лёхи потекла кровь… Но судороги тела стали не такими сильными, как было в начале, а после и вовсе прекратились. Лёшка лежал на траве тяжело дыша. Глаза его были ещё мутными, но постепенно приобретали осмысленный вид.

Он выплюнул изо рта весь изжёванный рукав моей рубашки, посмотрел на меня и сказал:

— Саня! Я всё вспомнил…

— Что вспомнил, брат?

— Кто мы… Откуда… И куда делись наши родители…

А потом голова Лёшки откинулась на землю, и он потерял сознание.

Глава 6 Перекрёстки человеческих судеб…

Июнь 1974 год. Москва.

Новоспасский пруд

Через некоторое время мне удалось привести Лёшку в чувство. К тому времени троица школяров во главе с рыжим уже испарилась, как лёд, на весеннем солнце.

— Я всё вспомнил. Саня! Отец часто рассказывал нам об этом. Неужели ты не помнишь?

— Пока нет… Ты бы видел себя со стороны, когда к тебе стали возвращаться воспоминания хозяина тела. Я испугался, что ты снова кони двинешь, как полчаса назад под водой. На! Вытри лицо! Весь в крови перемазался… — я протянул ему свою рубашку.

— Это же твоя рубашка…

— Постираю потом…

Лёха стал обтирать лицо, а я подсказывал ему, где ещё остались следы от кровавых разводов…

— Вот теперь можешь спокойно рассказывать нашу новую историю.

— Саня! Тут надо издалека начинать…

— А мы что? Куда-то торопимся?

— А где эти? — он махнул в сторону, где пять минут назад грелись на солнышке наши ровесники…

— Слиняли… Тебя колбасить стало. Ты глаза закатил, а из носа кровь пошла… Ну, они тогда подхватили свою мокрую одежонку, и как были в трусах, так и потрусили в сторону интерната.

— Ну и хрен с ними. Ты жрать не хочешь?

— Есть маленько такое дело.

— А деньги у нас есть?

Я стал шарить по карманам, но там нашлась только какая-то мелочь. А я-то рассчитывал на мокрые бумажки с профилем Ленина. Ну, или хотя бы рубли и трёшки… Но, нет. У нас с Лёхой на двоих было всего сорок шесть копеек разными монетками. Теперь надо напрягать память и вспоминать на что этих копеек хватит.

Но Лёшка меня опередил. Похоже что вместе с памятью о нашей биографии, к нему вернулись и знания о ценообразовании в современном СССР.

— Этого вполне хватит на пирожки и газировку… Или можно купить сигарет. И всё равно на газировку останется.

— А мы что? Уже курим с тобой?

— Иногда… Когда деньги есть.

— А часто они у нас с тобой есть?

— Не часто.

— Это срочно надо исправить… Хотя курить я не особо хочу. Рановато нам ещё. Лучше давай спортом займёмся каким-нибудь полезным.

— Согласен. Но сначала надо бы чего-нибудь пожрать.

— Какие проблемы? Судя по солнцу — время обеденное. Наверняка в интернате кормят даже летом… Можем туда пойти…

— Неохота пока… Ещё успеем туда вернуться.

— Тогда давай ты мне пока расскажешь всё, что вспомнил. А потом мы уже будем думать: «Что делать?» и «Кто виноват?»

— Ну… Тогда слушай! Сначала расскажу то, что всегда рассказывал отец. Кстати. Его фамилия была не Тихий, а Тихо́й. Он родом с Западной Белоруссии. Там же и воевал… Но начну сначала…

* * *

— Отца звали Григорий Филиппович Тихо́й. Родился он в двадцать седьмом году. И когда началась война, ему было примерно, как нам с тобой сейчас. Дед наш Филипп на войну ушёл добровольцем в первые же дни… Как и где он погиб? Никто так и не узнал. Там такая мясорубка была в первые несколько месяцев, что до сих пор никто разобраться до конца не может. А мог и вообще даже до фронта не добраться. Сколько эшелонов с безоружными новобранцами разбомбили по дороге на фронт? Кто их считал тогда?

Лёшка пощупал одежду, висящую на кустах.

— Смотри. Почти высохла. Пошли к метро, пожрать чего-нибудь возьмём. В животе уже крутит со страшной силой.

— Думаешь на Пролетарке МакДональдс есть, или Крошка Картошка?

— Там булочная есть.

— Булочная и поближе есть. Вон за теми домами…

— Ты что? Тоже вспомнил?

— Нет. Просто я этот район хорошо знаю. И раньше знал. Я вырос тут недалеко. Может и сейчас где-то там бегает десятилетний Сашка…

— В ту булочную я не хочу… Там хлеб есть, а запить нечем…

— Ладно. Пошли к метро… Но ты рассказывай дальше! А то тянешь кота за хвост…

— Никого я не тяну. Слушай дальше! Наш отец не успел вовремя эвакуироваться. Но это он так говорил. Как я понял, он очень хотел на фронт попасть. Но чуть-чуть не попал к немцам в лапы… Повезло ему тогда. Попал к партизанам. И почти всю войну был в партизанском отряде. Разведчиком, связным и не только. Он освоил сапёрное дело, взрывал рельсы, минировал дороги… Когда наши освободили Белоруссию, ему уже восемнадцать исполнилось. Его в армию призвали. А в сорок пятом, уже после объявления Победы отца в Праге чуть не убили… Чудом выжил. Но стал инвалидом. Руки целы, ноги целы, а лёгкие врачи еле-еле по частям собрали. У него вся грудь в шрамах была. Помнишь? А… Ты не вспомнил ещё…

Мы уже оделись и двинулись в сторону станции метро «Пролетарская».

— Батя долго тогда лечился, но кое как встал на ноги. Правда, с работой у него было туго. Трудиться, как все он не мог. Быстро «задыхался»… Отдышка его вообще постоянно мучила. Да он даже милостыню просить не мог, как другие инвалиды. У тех хотя бы было видно, что они инвалиды. У кого руки нет, у кого ноги, а у кого и обеих ног не хватало. А ещё были слепые и обожжённые… Но наш отец был нормальным… с виду… А внутри весь порезанный и поломанный. Устроился он, конечно… Тогда много было всяких артелей и кооперативов… Обувь он чинил…

— А мама наша? Кто она?

— Это другая часть истории нашей семьи. Я начну с нашего деда.

— С Филиппа? Он же погиб в первые дни войны…

— Нет. Другой наш дед — Ковальчук Иван Семёнович. Он до войны работал лесником. Охотник от бога, как отец рассказывал. Из тех, кто белку в глаз бьёт, чтобы шкурку не портить. Почти сорок пять ему было, когда немцы напали… Наших много тогда отступало и пряталось по лесам. Немцы уж больно резво на первых порах пёрли вперёд… А дед подбирал заблудившихся бойцов, раненым помогал, прятал их в лесу. Лес он знал, как свои пять пальцев. Так он и собрал свой партизанский отряд. И потом возглавил его. А мама?… Это ещё одна грустная история прошедшей войны.

Лёша замолчал. Похоже, что воспоминания о маме его огорчали. Странно всё это. Мне пока трудно это понять. Потому чтобы понять человека, внутри которого присутствуют сразу две личности, надо самому стать таким человеком. А ко мне пока не вернулась память моего нового тела.

— Мама родилась в сороковом. Жила в деревне. Ей не было ещё и двух лет, когда в деревню пришли немцы и полицаи. В подполе одной избы нашли двух раненых красноармейцев. Их тут же пристрелили. Возиться с тяжелоранеными немцам было лень. А всех жителей деревни согнали в один амбар. Всех… Стариков, женщин, детей. Облили амбар по углам из канистр бензином и подожгли. Партизанский отряд нашего деда опоздал совсем чуть-чуть. Они убили всех этих немцев и полицаев, но жителей деревни это уже не спасло. Выжила только одна маленькая девочка, примерно двух лет от роду. Мать выкинула её из амбара в щель под самой крышей, когда уже полыхало вовсю… У девочки были сломаны обе ноги и повреждён позвоночник… И ещё ожоги… Наш дед, командир партизанского отряда, выходил эту девочку, а после и удочерил её. Это была наша с тобой мать — Наталья Ивановна Ковальчук. Дед её один воспитывал. Сломанные ноги срослись, ожоги зажили, а вот позвоночник так и остался искривлён.

Мы уже дошли до метро. В булочной купили небольшой батончик за семь копеек и разделили на двоих. Свежий хлеб имел умопомрачительный запах… Вот почему хлеб раньше имел такой аромат, но при этом быстро черствел? Хотя и сухарики из него были тоже обалденные. А вот в будущем у хлеба не стало того аромата… Зато эти испечённые из неизвестно чего батоны быстро покрывались чёрной, зелёной или даже оранжевой плесенью, но при этом продолжали оставаться мягкими…

Запив съеденный хлеб газировкой, Лёшка продолжил свой рассказ.

— В конце пятьдесят восьмого года дед совершенно случайно встретился с отцом. К тому времени, у Ивана Семёновича уже развился быстро прогрессирующий рак лёгких… У отца тоже были с лёгкими постоянные проблемы. Вот, где-то в каком-то медицинском учреждении они и встретились… Дед обратился к отцу с просьбой позаботиться о дочери. После войны женщин было гораздо больше, чем мужиков. Слишком много забрала себе война… И продолжала собирать свой кровавый урожай ещё долго, но уже в мирное время. Зато женщин было полно, и молодых, и зрелых, на любой вкус. Но у молоденькой хромоножки с искривлённым позвоночником не было ни единого шанса найти себе мужа. Мало шансов было и у бедного инвалида Григория Тихо́го. Дед умер через полгода. Отец с молодой женой переехали в деревню Шипилово, а через год родились мы с тобою. Наталья Тиха́я умерла сразу после родов от сильного кровотечения. Вот тогда-то наша с тобой фамилия и изменилась на одну букву. Батя поехал оформлять всё сразу, и свидетельство о смерти жены Натальи, и наши с тобой свидетельства о рождении. Ошибка произошла по причине того, что при написании фамилии нашей матери Тиха́я, ударение не ставится. Батя переживал из-за мамки сильно. Ну и бухой, наверное, был. А тому, кто оформлял документы, было по фигу. Так фамилия Тихо́й превратилась в Тихий. Ты теперь Александр Тихий, а я Тихий Алексей. С тех пор так и пошло. Теперь уже трудно будет убедить всех в обратном. Скажут, что Тихо́й — это местечковый говор, а на самом деле правильно Тихий. Сейчас Шипилово уже часть Москвы. И мы с тобой до девяти лет прожили там. Там же пошли в школу и проучились три года… Отец умер от осложнения после пневмонии в шестьдесят девятом. Нас с тобой отправили сюда, в интернат… Деревенский дом, в котором мы жили в Шипилово снесли. Сейчас там строят новый район Москвы.

— Да. Я знаю. Орехово-Борисово…

— Вот и всё… Последние пять лет мы учимся здесь.

— Ну и ладно… Я так понял, что дома у нас больше нет, а требовать себе квартиру в новостройках Орехово-Борисово, взамен снесённого дома бесполезно.

— После совершеннолетия должны что-то дать.

— Ага… Ты прав, Лёш. Дадут. Догонят и ещё добавят. Общагу мы получим и всё тут. Люди в Союзе годами стояли в очередях на квартиру…

— А кооперативные квартиры?

— Во-первых: Кооператив — это дорого. И даже если мы с тобой найдём эти деньги, то надо ещё будет всем объяснить, что деньги мы заработали честно…

— А ты знаешь, где взять деньги?

— Знаю несколько мест… Но не сейчас.

— Ладно. Потом расскажешь. А сейчас давай лучше подумаем, как будем разруливать ситуацию с рыжим.

— Как? Как… Каком кверху… Помнишь, как ты сказал тогда?

— Когда?

— Блин… А ведь и правда… Когда? Я хотел сказать, что вчера… Но это было, практически ещё сегодня…

— И что я сказал?

— А ты уже не помнишь? — Лёшка усмехнулся. — Ты сказал, что если шансов нет никаких, то и терять-то особенно нечего. А значит, и бояться нечего. Прорвёмся…

— А получится? — спросил его я.

— Не попробуем, не узнаем…

* * *

От метро в сторону интерната мы решили пойти другим путём. Потому что вдоль трамвайных рельс, а потом мимо Новоспасского монастыря, да через пруд, всё таки далековато… А наискосок, дворами… Я же тут практически местный и все проходные дворы знаю…

Об одном я только забыл… Любимое развлечение местной шпаны — подкараулить тех, кто помоложе, да послабее, чтобы потрясти из них мелочь. Могли побить, могли просто угрожать, чтобы добиться успеха.

В одном из дворов нас обступили сразу трое… И совсем не такие миролюбивые, как рыжий со товарищи. Эти были и постарше, и покрупнее… И судя по всему, немного пьяные, а значит на взводе и без тормозов…

— Денюшки есть? — спросил подошедший первым фиксатый парень с наколкой на руке… Но костяшках правой хорошо читались буквы: К О Л Я, а на левой тоже на костяшках значились цифры: 1 9 5?. Именно так. Вместо последней цифры был вопросительный знак…

Я не успел ничего ответить. Лёха меня опередил.

— Денюшки есть. Да не про вашу честь…

А после тупо зарядил фиксатому в пах, а когда того согнуло вперёд, снизу вверх пробил кулаком в челюсть. Фиксатого от удара аж подбросило, но лишь для того, чтобы приземлить на землю.

Раздумывать было некогда. Тому, что был слева от меня, я нанёс довольно таки подлый удар ботинком под колено. Попал хорошо. Мой оппонент сразу же выбыл из потасовки. Ну а за то, что игра пошла не по правилам, я не переживал. Они нас ведь тоже не пряниками угощать собирались…

Между тем третий противник сцепился с Лёхой, и смог его завалить на землю. Ещё немного и он начнёт окучивать брата кулаками.

С разбегу бью, чисто по-футбольному, пыром, в голову врага. Тот завалился на бок. Лёха, высвободившись из-под грузного тела, мигом вскочил на ноги, а потом стал пинать поверженного противника ногами.

Я оглядел поле боя. Фиксатый лежал скрючившись, зажимая лицо руками. Из-под ладоней сочилась кровь.

Громче всех орал тот, с разбитым коленом. Похоже, что я ему ногу сломал… Я подошёл к нему и замахнулся кулаком, чтобы разбить ещё и лицо.

Неожиданно тот закрылся руками, и довольно таки жалобно проблеял:

— Н-н-не бей!

— Напомни мне! Чего вы там хотели?

— Н-н-ничего…

— Ну, как же… Мне показалось, что твой друган поинтересовался у нас про какие-то деньги… Наверное, хотел нам деньгами помочь?

Я снова замахнулся…

— Д-д-да. Вот…

Он полез во внутренний карман своего потёртого пиджака и протянул мне несколько смятых купюр.

— Возьми!

А чего не взять? Я забрал деньги и сунул в боковой карман брюк.

— Ладно. Живи…

Обернувшись, я заметил, что Лёха шмонает одного из противников.

— Лёшка! Это уже грабёж называется.

— Это — трофеи. Что с бою взято — то свято!

Движение сбоку замечаю только краем глаза…

— Лёха! Сзади!

Это вдруг «оживший» фиксатый внезапно рванулся в сторону Лёшки…

* * *

Время замедлилось. Кажется, что сейчас его можно было есть ложкой, как густой кисель. Но ложки не было. А был нож, который фиксатый сжимал в правой руке. Ему оставалось меньше метра до того момента, как он сможет воткнуть острое лезвие в спину моего друга… И не просто друга, а моего кровного брата…

Алексей уже начал двигаться. Но я не был уверен, что он успеет увернуться…

А время всё так же медленно текло на вселенских часах… Кажется, что я что-то закричал… И прыгнул.

Я прыгнул… Прыгнул некрасиво, безо всякой подготовки, сразу двумя ногами вперёд. Сам не понимаю, как у меня это получилось…

И вдруг, время, как собака, что сорвалась с цепи, резко рвануло вперёд. Я впечатался обеими ногами в бок фиксатого и сбил его с ног. Но при этом сам упал на спину, больно ударившись копчиком о землю. Аж весь дух из меня вышибло…

Когда я более менее пришёл в себя, Лёха уже совсем затоптал фиксатого… Да, похоже, что он уже и не фиксатый вовсе, а беззубый.

— Пора сваливать, брат!

— Валим.

Лёха прекратил избивать гопника, и мы скорым шагом, но не бегом, покинули это дворик. Бежать нельзя. Слишком палевно со стороны. Но мы уходили довольные собой. Поле боя осталось за нами.

* * *

Сразу в сторону интерната мы не пошли. Свернув налево, двинулись в обход монастыря… Снова мимо пруда. Там спустились к роднику и умылись. Мы изрядно испачкались в крови, но это была не наша кровь, а кровь врага кольчугу не пачкает.

— Лёха! Ты чего сразу в драку полез? У нас же денег было всего копеек тридцать не более. Отдали бы и дальше пошли…

— Ненавижу я этих тварей! Ты не поверишь… Мне пришлось сдерживать себя, чтобы никого из них там не убить.

— Да-а… Оставлять живых побитых врагов — плохая примета…

— Я просто почувствовал, что добром мы с ними не разойдёмся. И деньги у них были, и выпили они уже… Им покуражиться хотелось над нами… А тридцать копеек их явно не устроили бы…

— Сколько у нас теперь денег?

Лёшка пересчитал купюры.

— Двадцать семь рублей. И вот ещё что…

Он извлёк откуда-то сзади из под ремня нож. Самодельная финка. Похоже, что зоновской выделки, с наборной ручкой из цветного оргстекла.

— Дай-ка глянуть!

Он передал мне финку. Протянул правильно. Рукояткой в мою сторону. Сразу видно, что человек умеет обращаться с холодным оружием.

Нож был типичной самоделкой. Возле рукояти были видны следы ржавчины. Кажется, что кто-то плохо почистил лезвие ножа после применения. А что с ним делали? Я не эксперт. Может, кому кровь пустили, а может, колбасу на закусь резали, да консервные банки с тушёнкой вскрывали…

Я размахнулся и забросил ножик подальше в воду.

— На фига ты это сделал? — недовольно спросил Лёха.

— Палевно хранить у себя такую пику. Им похоже кого-то уже пырнули. Там возле рукояти следы крови были…

Я не обманывал. Я просто не говорил всю правду. Иногда так даже лучше.

— Да и деньги с собой лучше не брать. Или сопрут, или отберут.

— Кто?

— Какая разница. Спрячем где-нибудь здесь. Целее будут.

— Промокнут. — уже высказал разумную мысль Лёшка, н6о тут же сам себя опроверг. — Хотя…

Он отошел в сторону, и притащил обрывок какого-то рубероида, или как там называется эта чёрная промасленная толстая бумага в рулонах… Из этой штуки от сделал что-то типа маленького конверта, и достав из кармана спички начал запаивать «конвертик».

— Ты откуда спички взял?

— У этого были… Ещё и папиросы есть. Будешь?

Он протянул мне мятую пачку Беломора.

— Нет. Я завязал. И тебе не советую. Лучше давай спортом займёмся. Пока есть такая возможность. А то скоро уже и в армию заберут, года так через четыре. Ты не помнишь? Сколько сейчас служат? Два года или больше?

— Два в пехоте, три на флоте.

— Ну, вот и ладно… Отслужим срочную, а там поглядим. И, кстати, ты хочешь снова в Афган? Нас ведь в семьдесят восьмом призовут, или в начале семьдесят девятого. Как раз именно тогда первые наши войска в Афган и вошли.

— Ну… Так-то особого желания нет. Но если пошлют, отказываться не буду.

— Могут не послать. Мы же теперь сироты…

— И детдомовских посылали…

— Ладно. Как говорила героиня одного американского фильма: «Я подумаю над этим завтра…»

Мы спрятали чёрный конвертик под корнями приметного дерева на склоне у монастыря. и присыпали сверху землёй, прикрыв сверху куском красного кирпича…

— Ну, что брат! — поинтересовался я. — Пошли в интернат…

— Знаешь, Саня… А я даже рад, что мы с тобою стали братьями!

— Не поверишь. Но я тоже этому рад. И ещё… Когда ты утонул, у меня было какое-то чувство, что мне кого-то не хватает. Похоже, что у близнецов более тесная связь, чем просто у обычных братьев.

— Я что-то читал такое в интернете.

— Там много чего писали… Знал бы, что мы сюда в семидесятые годы попадём, я бы побольше чего интересного нарыл бы про это время.

— Ну, да… Ты же старый опер, рыть умеешь…

— Теперь мы снова на старте… И только от нас зависит, кем мы станем в этой жизни…

* * *

А на входе в интернат нас уже ждали…

Глава 7

'- Леон! А жизнь — всегда такое дерьмо, или только в детстве?

— Всегда…'

Начало лета. 1974 год. Москва.

— Явились, не запылились, голубчики! — визгливым голосом начала разговор с нами крупногабаритная тётка с высокой причёской на голове.

Возле тётки стоял ещё мужик с в костюме. Костюм явно знавал и лучшие годы, да и мужчинка тоже был потрёпанный жизнью. Усатый и небритый… На его лице читалась скука и желание выпить. Глаза его были мутными и блестящими. Так бывает у тех, кто уже пропил свои мозги процентов на пятьдесят, или даже больше.

Ещё с ними стояли ещё два школьника, явно постарше нас. Но выглядели они как бы прилизанными, что ли… Такие все из себя правильные. Помню такой типаж из прошлой жизни… Активные комсомольцы, ага… Стукачи и жополизы…

— О чём это Вы, Нелли Леонидовна? — с тоном ничего не понимающего простачка, начал Лёшка.

Я-то никого тут не знаю, а Лёшка уже всё и всех вспомнил. Это хорошо. Не придётся нам с ним разыгрывать тут полную амнезию.

— И он ещё меня спрашивает… Я тут больницы и морги уже обзваниваю. Милицию на ноги подняла. А они вот шляются неизвестно где…

— А зачем морги? Кто-то умер, Нелли Леонидовна?

Похоже, что Лёха просто троллит эту жирную дуру. Может и мне вмешаться? Я хоть и не помню из них никого, но могу поддакивать брату, ежели чего…

— Что случилось, Нелли Леонидовна? — в унисон с братом интересуюсь я.

— Что случилось? А вы не знаете? Признавайтесь! Кто из вас утонул?

Мы с Лёхой недоуменно смотрим друг на друга.

— Кто утонул? — спрашивает Лёха…

— Кто?… — переспрашивает тётка, глядя на нас оловянными глазами.

Похоже, что сейчас в её маленьком мозгу что-то происходит. Но её старый арифмометр не справляется с поставленной задачей.

Как сейчас помню, был такой счётный прибор… Назывался арифмометр «Феликс». Большой железный тяжёлый. Там ещё ручку надо было крутить, чтобы он цифры считал.

Крутанёшь один раз — считай на два умножил. Сколько раз крутанёшь, на столько раз и умножишь… Так, кажется он работал… Но врать не буду, точно не помню.

Так вот сейчас в голове у этой Нелли Леонидовны крутится примерно такой вот древний протопроцессор и решает странную задачку:

'Было: Два мальчика четырнадцати лет. Братья близнецы. Лёша и Саша.

Один из них утонул.

Кто из них утонул? Если перед ней стоит два одинаковых мальчика, но она не знает, кто из них Лёша, а кто из них Саша.'

Наконец она соображает, что что-то пошло не так. Мне и так ясно, что у неё произошёл сбой в программе, и началась перезагрузка процессора на другую задачу. А чтобы всем было весело, она решила сорвать свою злость и недопонимание происходящего на нас с братом.

— Почему у тебя на рубашке кровь? — спрашивает она у меня, тыкнув в меня жирным пальцем с бордовым ногтем.

— Из носа кровь пошла…

— Дрался?

— Не у меня пошла, у брата. — киваю в сторону Лёшки.

— А почему кровь на твоей рубашке, если кровь пошла у него?

— Я ему помогал.

— Вы что? Подрались друг с другом?

— Да Вы что, Нелли Леонидовна? Мы же братья! — вступает в перепалку Лёшка.

— Иванов! Пилипенко! — командует она своим комсомольцам-холуям. — Отведите этих к медсестре. Пусть осмотрит их на предмет… Пусть осмотрит. А потом на ужин.

Подхалимы кивают и каждый из них берёт под локоток одного из нас. Я ещё не разобрался, кто из них Иванов, а кто Пилипенко, но это не важно…

— Я ещё вам покажу, где раки зимуют! — это она уже нам угрожает неведомыми карами.

Я-то промолчал, а вот Лёха… Ну, кто его всё время за язык тянет?

— Нелли Леонидовна! Раки зимуют в тех же водоёмах, в которых живут и летом. Только с наступлением холодов они опускаются на самое дно и ведут малоподвижный, сонный образ жизни в своих норах.

— Ты… Ты… — лицо у тётки становится бордовым под цвет лака на её ногтях. Кажется, что ещё чуть-чуть и она умрёт от такого повышенного кровяного давления. Хотя, судя по её умственным способностям, инсульт головного мозга ей не грозит. Как в том анекдоте по чукчу: «Были бы мозги — было бы сотрясение.»

— Моя фамилия — Тихий… Нелли Леонидовна. — Лёха наклонил голову к левому плечу и улыбался так наивно, как могут улыбаться только психи, с диагнозом «олигофрения в степени дебильности».

Ему бы ещё для усиления визуального эффекта пальцем в носу поковырять… Но, нет… Уже перебор будет. Но вот только я не понимаю, зачем он нарочно её провоцирует? Ладно… Потом спрошу у него наедине…

Красномордая тётка разворачивается и молча удаляется. Похоже, что она это сделал исключительно для того, чтобы окончательно не потерять своё красное лицо перед какими-то там… учениками. А нас, подталкивая, ведут куда-то двое активистов.

Но стоило нам свернуть за угол, как Лёшка выдернул свой локоть из руки сопровождающего.

— А ну, руки убрал! Быстро! — цедит он сквозь зубы, пристально глядя снизу вверх прямо в глаза своего конвоира.

Я следую его примеру и тоже освобождаюсь от захвата…

— Сами дойдём. Дорогу знаем… — бурчит Лёха и, взяв меня под руку, увлекает за собой.

* * *

— Чего ты эту даму провоцировал? И, кстати, кто она такая?

— Сука она редкостная. Завуч местная. Эти двое её штатные стукачи. На нас она давно уже зуб точит, но мы ей не по зубам пока. Нас двое и мы друг за друга горой. Так и раньше было. Тех, кто один, она уже подмяла и с потрохами съела. У неё комплекс неполноценности. Видимо, любит глумиться и унижать тех, кто слабее или зависит от неё. Ты ещё не вспомнил ничего?

— Не. Ты же знаешь. Я помню только свою прошлую жизнь. А в этой не ориентируюсь ни на грош… Все кого знаю, это ты и эта Нелля. Рыжего и компанию только в лицо и знаю. Кто их этих двух холуёв Иванов, а кто Пилипенко даже не догадываюсь. А что за мужик там на входе был?

— Семёныч… Котин Пётр Семёнович. Трудовик. Пьяница. Но мужик добрый. Ученики его ни в грош не ставят. Но терпят, за то, что он до них не докапывается, а иногда и покрывает их шалости… Даже негласное правило есть: Семёныча не обижать… А так… Он даже когда на кого-то ругается, на него никто всерьёз не реагирует. Он и не заложит никого, и не накажет ничем… У него все учатся на четыре и пять…

— Как? Он и четвёрки ставит?

— Это если кто-то что-то сломает из его инструментов. Он так-то мужик рукастый. Всё может сделать или починить. Он у них тут и за завхоза, и за электрика, и за плотника…

— Ясно. А мы сейчас к медсестре?

— На фига? У тебя что-то болит?

— Нет.

— И у меня не болит. На фиг нам медсестра?

— Но эта же сказала…

— Она сама испугалась. Когда ей сообщили, что кто-то утонул… Тут на пруду периодически кто-то их интерната тонет. Раз в год так уж точно… И зимой и летом…

— Понятно… Ладно. Куда мы тогда?

— Пошли! Умоемся, переоденемся и на ужин уже пора…

— А нам есть во что переодеться?

— Есть. Идём!

* * *

Это самое странное и глупое, что могло со мной произойти. Ко мне пришла память этого нынешнего тела. Жаль, что пришла она уж слишком не вовремя. Прямо во время ужина на глазах у сотни учеников…

Когда я пришёл в себя, то валялся в проходе на полу, весь в каше, которую я опрокинул на себя, когда потерял сознание… А ещё в крови.

Надо мною склонился Лёха, держа меня за плечи.

— Ну, как ты, брат? — заботливо спросил он. — Меня тоже так колбасило?

— Наверное… — хрипловатым голосом ответил я. — Я не помню, что со мною было сейчас.

— Понятно. — констатировал Лёшка. — Ну, что же… Теперь уж точно придётся идти к медсестре.

— А она вечером тоже работает? — спросил я, хотя ответ тут же прозвучал внутри меня, но Лёшка этого не знал и выдал мне подробную информацию.

— Она здесь живёт при интернате. Хорошая тётка. Сама из наших, из детдомовских. У неё родители и вся остальная семья на войне погибли. Вот она отучилась на медика, и пошла работать туда, где её помощь будет нужнее. Пошли к ней прямо сейчас!

— Лёха! Я всё вспомнил. Её зовут Раиса Степановна. Помоги мне встать!

Меня слегка пошатывало, но идти я мог. Лёха меня просто поддерживал под локоть.

* * *

Медсестру мы нашли в медпункте. Её кто-то уже успел предупредить о нашем приходе. Она довольно ловко и быстро провела осмотр Лёшки. Посветила в глаза, ложечкой нажала на язык, заставив сказать «А-а-а!», а потом сунула ему под мышку градусник и приступила к моему осмотру.

В принципе всё то же самое, но ещё с дополнительными вопросами. Падал ли раньше в обморок? Часто ли из носа кровоточит? Головные боли, как часто бывают?

Блин. Ей надо в КГБ работать. Она так ловко выстраивала свои вопросы, что через несколько минут я уже сообщил, что не знаю, как было у меня, но у брата это всё напоминало эпилептический припадок. Описал в подробностях, вплоть до закатывания глаз и мелких судорог по всему телу… А Лёшка в свою очередь сообщил, что я так же трясся на полу в столовой, пуская слюни…

— Откуда у тебя такие обширные познания в медицине? — поинтересовалась у меня Раиса Степановна.

Я прокололся в терминологии, описывая то, что было с братом. Если Лёха говорил словами: «затрясло всего, слюни изо рта и т. д», то у меня это выглядело чуть более казённым языком.

«Он упал на землю, потеряв сознание. Начались судороги, тело вытянулось, голова запрокинулась назад. Кожный покров стал синеть. Чтобы не запал язык, я вставил ему в рот, свёрнутый в жгут рукав рубашки. Через несколько минут его состояние стабилизировалось, и он пришёл в себя. Травм при падении он не получал.»

— Раиса Степановна! — выручил меня Лёша. — Сашка у нас книгочей. Столько книжек прочитал. Мне за ним не угнаться. Он и по медицине какие-то книжки брал в библиотеке… Знаете, там новая библиотека открылась детская на нашей улице.

— Знаю. — скептически посмотрела на него медсестра. — Вряд ли там есть специальная медицинская литература.

— Там много чего есть. — вступил в разговор я. — А про эпилепсию много написано в исторических книгах и в детской энциклопедии. Многие известные личности из прошлого страдали падучей болезнью. Так её раньше называли. Гай Юлий Цезарь, Пётр Первый, Фёдор Михайлович Достоевский. Считается, что болезнь может передаваться по наследству, то есть генетически…

— Саша! А что ты читал про генетику?

— Ну… Раньше про неё писали плохо. Говорили, что это буржуазная наука, а…

— Хватит-хватит… Достаточно. Я тебя поняла…

Она посмотрела на меня сквозь свои очки… Да… У Мюллера был взгляд добрее…

— А почему ты считаешь, что у вас с братом это может быть наследственное?

— Родители наши оба были инвалидами. У отца на войне было сильное ранение лёгких. Возможно, что его мозг иногда испытывал кислородное голодание… А это вредно для клеток головного мозга. А мама была инвалидом с детства. Повреждение позвоночника… Там тоже есть мозг… Спинной…

— Хватит мне тут лекции читать! Я уже поняла, что ты нахватался по верхам совершенно не нужных тебе знаний. Медицину надо изучать более глубоко… Ой… Ну, ладно… Мне сказали, что вы сегодня чуть не утонули?

— Это правда… — я опустил плечи… — Лёшка захлебнулся, наглотался воды. Но я быстро вытащил его и оказал первую помощь. Сделал искусственное дыхание…

— Расскажи подробно, что и как ты делал?

Рассказал. Она сказала, что всё правильно… И задумчиво так посмотрела на нас…

— А потом у Алексей случился припадок?

— Да…

— Это было в первой половине дня. Ну а вечером припадок был у тебя…

— Может это не связано с тем, что Лёшка тонул. Может, это из-за того, что у нас с ним сейчас пубертатный период…

— Чего?

— Активный период полового созревания…

— Я знаю, что такое пубертат… Похоже, что ты перечитал книжек, Саша. Но, в чём-то ты прав… Давай градусник! — это она уже Лёшке… — Тридцать шесть и семь… Вот вам витамины… И больше чтобы не тонули в ближайшую неделю! Ясно?

— Раиса Степановна! А почему нельзя тонуть только неделю? А через неделю можно?

— Через неделю можно. Я буду в отпуске. Так что сможете делать всё, что захотите. Хотите — тоните, а хотите — в космос летите. А завтра поедете на обследование в больницу. Я сейчас выпишу направление. От физкультуры вас освобождать не надо. учебный год уже закончился, но…

Она задумалась, постукивая шариковой ручкой по толу…

— Записку об освобождении от физических нагрузок я вам всё-таки напишу. Вас там вроде бы в пионерлагерь отправлять планировали?

— Мы уже не пионеры, Раиса Степановна.

Медсестра посмотрела в медкарту.

— Четырнадцать вам исполнится только второго августа. Так что вы пока ещё и не вышли из пионерского возраста. Так что светит вам пионерлагерь, как минимум на две смены… А может и на три…

На меня тут же нахлынули воспоминания о прошлом лете в пионерлагере. На нас, на детдомовских смотрели. Как на прокажённых. А мы приличных детишек за это периодически били. С этим было проще. Домашние дети чаще всего каждый сам за себя, а мы все вместе. Там в лагере и рыжий был всегда на нашей стороне. Но это было в прошлом году. В этом учебном году многое поменялось. Кстати, рыжего завали Андреем. И он был на год старше всех в нашем классе. На второй год его оставили один раз, во втором классе. А потом каждый год тянули за уши переводя из класса в класс. Если мы с братом учились средне, то Андрей вообще был валенком. С двойки на тройку еле-еле переползал… Зато гонору у него было больше чем росту. А по росту он был выше всех в классе… Но это пока… После поглядим, у кого косая сажень в плечах шире.

Лично я планировал всерьёз заняться спортом. Не для рекордов и медалей… В большой спорт лезть не хочу. Но для себя буду… И Лёшка будет… Я это знаю…

* * *

Ну а вечером нас решили проучить… Спросите: Кто? А слабо угадать с трёх раз? Правильно! Рыжий с компанией. Но он обломался по полной, когда я ему и его шестёркам с порога кинул предъяву…

— Слышь, убогие! Кто нас с братом сдал завучу?

— Ты, чё, попутал? — попытался наехать на меня рыжий.

— Нас там на пруду было пятеро. Мы с братом и вас трое. Когда мы вернулись, она уже знала, что Лёха тонул, а я его спас. Кто ей это нашептал, а? И не ты ли сегодня моего брата чуть не убил, столкнув с плота? Чё молчишь, козёл?

Рыжий не мог стерпеть такое и бросился на меня с кулаками. Но не рассчитал, что Лёха стоит чуть правее меня… Брат влепил ему прямой в челюсть, и Андрюшку, как подкосило. Закатив глаза, он упал на пол… Всё… Начинайте считать! Девять… Аут! Нокаут!

— Ну, что? Кто следующий? — грозно спросил я двоих оставшихся. — Или это не он, а кто-то из вас нас Нелли заложил?

— Нет. Это он! — тут же сдали главаря бывшие шестёрки.

— То есть этот придурок, корчил из себя авторитетного пацана, а сам стучал на нас?

— Да! Да! — подтвердили холуи.

— Если к нам с братом ещё кто-нибудь полезет, порешу на хрен! Уберите с прохода эту падаль! — я пнул ногой под рёбра поверженного противника.

* * *

— А не круто мы его нагнули? — спросил меня в полголоса Лёшка после отбоя.

— Заслужил…

— Загнанная в угол крыса и на кота бросается. А от этого крысёныша можно и не таких подлянок ожидать. Для него же понятия о чести — звук пустой. Может, его это?… Списать в утиль?

— Лёха! Ты завязывай с этим! Тебе дай волю, ты половину района на ноль помножишь… Мы же порядочные люди. Думать надо о том, как мы будем жить дальше… А сразу с ходу загреметь за решётку — дело не хитрое. Это же, как два пальца об асфальт…

— Но опасаться его стоит всё-таки…

— Это правильно. Опасаться надо начинать уже с сегодняшнего дня… Как думаешь. Не захочет он тебя или меня ночью заточкой пырнуть?

— Ну, не совсем же он дебил?

— А вдруг?

— Саня! А может я его типа того… Подушкой придушу и аля-улю…

— Во-первых: Тут полно глаз. А во-вторых: На кого подумают в первую очередь после сегодняшнего?…

— На нас, конечно… Ты прав, Саня! На все сто процентов прав. Я всё время забываю, что ты всю жизнь опером оттарабанил. А это уже профессиональная деформация. Практически психиатрически диагноз.

— На себя посмотри! Чуть что, сразу на ноль умножить. Давай спать! Не полезет он сегодня скорее всего. Его там эти двое еле откачали возле умывальников… Похоже, что ты ему что-то там повредил в голове.

— Да. Были бы мозги — было бы сотрясение. Ты спи. Саня! Я пока ещё посмотрю тут одним глазком…

Глава 8

Сегодня смерь капризная, как сволочь.

И ангел не спешит придти на помощь…

Жизнь свою заново перепиши!

Видишь? Остались страницы…

Смерти в глаза заглянуть не спеши!

Там лишь пустые глазницы…

Там нет рассветов и там нет огня.

Там только тьма преисподней.

Дай твою руку! Держись за меня!

Мы не умрём сегодня…

Ночь. 3 июня. 1974 год.

Москва. Школа-интернат.

Что меня разбудило? Вряд ли шорох, издаваемый кем-то в темноте… Да и темноты, как таковой не было. Сквозь большое окно в комнату заглядывала просто огромная луна…

Казалось, что ещё немного, и она выдавит стекло, раздвинет шторы и зайдёт к нам в комнату…

Но… Не сложилось как-то. Луну опередили несколько сумрачных теней. Они двигались из прохода в мою сторону. А посреди теней тёмной кляксой было что-то непонятное… Тёмное и… Прямоугольное?

Сна ни в одном глазу. Какого хрена? Ко мне приближаются люди с одеялом в руках…

Твою мать! Тёмная… Сейчас накинут одеяло на голову и будут бить. А из-под одела я не смогу даже разглядеть, кто это был… Кого потом винить, что забьют до полусмерти? Никто ничего не видел…

Сквозь полуприкрытые веки я внимательно следил за приближающимися тенями. Но в самый последний момент подтянул к себе колени и резко ударил обеими ногами того, что был ближе ко мне. Его, как ветром сдуло. Но он крепко держал в руках одеяло, и улетая потянул его на себя… Второй «тень» тоже крепко держался за одеяло, поэтому полетел вслед за ним. Я вскочил с кровати и прыгнул. Прыгнул снова обеими ногами на тех, кто барахтался в проходе, запутавшись в одеяле… Кажется, что у кого-то где-то что-то хрустнуло. Хорошо, что не у меня. Раздался чей-то крик… Я ещё пару раз крепко приложил ногой кучу в одеяле. Но потом понял, что у Лёшкиной кровати тоже идёт возня и слышны удары. Я бросился на помощь брату. Сориентировавшись кто где, начал молотить куда попало. Лёшка тоже сопротивлялся, хотя ему было тяжелее, чем мне. Похоже, что ему не удалось вовремя проснуться, и трюк с одеялом у нападавших получился более удачным, чем со мной.

— Лёха! Меня не задень! Я сейчас…

Но тут на меня налетел, кто-то сзади и почти сшиб с ног. Я отлетел к своему спальному месте, но в этот момент умудрился схватиться за дужку кровати… Дужка оказалась у меня в руках…

И тут началось… Я молотил кого попало куда попало, стараясь только не задеть Лёху, который всё ещё не смог выбраться из-под накинутого одеяла…

Нападающих было человек шесть или восемь. Трудно было в куче их пересчитывать. Трое уже валялись на полу, скуля от боли… Ещё двое возле Лёшки и двое передо мной. Семеро против нас двоих.

— Крысы! Что, *ля? Семеро двоих не боимся. Трындец вам, козлы.

Я уже не мелочился. Хреначил и по рукам, и по головам. Мне уже было всё равно…

Когда в комнате зажёгся свет, и в комнату вошёл трудовик Семёныч, на ногах оставался только я, да ещё Лёшка, который только что смог освободиться. И держался рукой за левый бок. Из-под его ладони сочилась кровь…

— Кто, суки? — заорал я, замахиваясь дужкой от кровати. — Кто моего брата ножом пырнул?

Ответ на мой вопрос валялся в проходе, возле Лёшкиной кровати. Рыжий всё ещё сжимал в руке что-то острое.

Не раздумывая ни секунды, я бью эту рыжую тварь железной дужкой по голове. Видя, как из проломленного черепа брызжет фонтанчик крови, я не могу остановиться и замахиваюсь снова. Но на мне сзади повисает Семёныч, блокируя мои руки и железяка со звоном падает на пол…

Я смог сбросить трудовика со своих плеч и кинулся к Лёшке.

— Братишка! Ты как? Живой?

— Жив пока… — хрипит Лёшка… — Я зажал рану… Но кровь идёт…

— Скорую! Вызывай скорую! Быстро! И ментам позвони… Но сперва в скорую! — я ору прямо в лицо Семёныча…

Он меня слушается и бежит куда-то в коридор…

На полу ползают и поскуливают побитые, да покалеченные «злодеи». Рыжий уже не шевелится.

Я подбираю свою железяку и встаю возле дверей.

— Всем лежать, суки! Кто дёрнется, завалю!

* * *

В ожидании прибытия скорой и милиции, пользуясь тем, что в комнате горит свет, я стал разглядывать тех, кто валялся на полу в разнообразных живописных позах. Ну, Рыжий Андрей с пробитой башкой — это само собой… Двое его шестёрок, конечно же, тоже тут. Странно, но среди лежащих на полу оказались и двое любимчиков завуча. Иванов и Пилипенко… Они-то тут что забыли? Учатся на год старше нас… Интересно… Какие у них общие дела были с рыжим? А вон те двое из нашего класса…

В комнате было восемь спальных мест. Наши с братом кровати были у окна. Остальные шесть занимали мальчишки из нашего класса. Сейчас они все уже проснулись, но никто не покинул своих кроватей. Ребята были испуганы и выглядывая из-под своих одеял старались лишний раз не привлекать моего внимания. Похоже, что теперь они меня будут бояться больше, чем раньше боялись рыжего. Наверное, я очень страшно выгляжу со стороны. В трусах и в майке, перепачканный чужой кровью, с железякой в руке…

Менты приехали первыми. Я думал будет опергруппа со следователем. А тут что? Старшина и два сержанта… Ну, что же… Придётся всё брать в свои руки.

— Я прошу Вас не входить сюда.

— Это ещё почему?

— Чтобы следователь мог зафиксировать место преступления в протоколе и составить схему.

— Какое преступление? Вы чёго тут? Подрались что ли?

В присутствии милиции побитые подранки начали шевелиться.

— А ну лежать! — снова скомандовал я, замахиваясь своей железякой.

— Ты, парень, бросил бы свою трубу! — угрожающе сказал старшина, лапая кобуру…

— Товарищ старшина! Тут произошло нападение группы лиц по предварительному сговору на несовершеннолетних лиц не достигших четырнадцати лет с применением холодного оружия. Моему брату было нанесено ножевое ранение в живот вот этим рыжим. Обороняясь я ударил его этой дужкой от кровати. Следователь это может квалифицировать, как убийство совершённое при превышении пределов необходимой обороны. Так что давайте пока оставим всё, как есть. Хотя Вы можете засвидетельствовать. Что нас с братом двое, и мы не одеты, так, как спали в момент нападение этих вот семерых. Кстати, из них как минимум трое старше четырнадцати. И они уже попадают под действие Уголовного Кодекса РСФСР от 1960 года за совершение тяжких преступлений.

Пока я вот так заговаривал зубы старшине, приехала скорая. Я помог брату выйти из комнаты, по-прежнему никого туда больше не пуская. В коридоре его положили на носилки и унесли.

Старшина по рации, висевшей у него на портупее уже вызвал подмогу. Возможно, это будет следователь, который, наконец-то зафиксирует картину преступления…

Но, нет… Прискакала Нелли Леонидовна.

— Тихий! Опять ты!… — попыталась она наехать на меня.

— Нелли Леонидовна! Не входите, пожалуйста, в комнату.

— Это почему ещё? — визгливо спросила та, кто на своей территории не терпела никакого другого мнения, кроме своего

— Мы ждём приезда следователя…

При упоминании о следователе, завуч сдулась и осталась стоять в коридоре.

* * *

Ну а дальше… Завертелось, закрутилось. Приехала и опергруппа, и эксперт, и следователь… Я проследил, чтобы они изъяли и опечатали нож с отпечатками пальцев рыжего и Лёшкиной кровью. И одеяла, которые принесли с собой нападающие. Попросил также, чтобы изъяли как вещественное доказательство и дужку от кровати. А то потом вместо неё появится какая-нибудь дубинка или кастет. Всякое бывает.

Опера опрашивали побитых злодеев. А следователь попытался допросить меня… Но я пояснил, что так как я несовершеннолетний, то показания буду давать только в присутствии опекуна или преподавателя. Пётр Семёнович не подходит, так как он является свидетелем. Нелли Леонидовна — лицо заинтересованное. Как завуч она будет стараться замять это дело, чтобы не подвергаться потом наказанию со стороны РайОНО и прочих вышестоящих организаций. В качестве опекуна подойдёт местная медсестра Раиса Степановна. Но всё-таки допрашивать малолетнего лучше в дневное время… Так как любой адвокат потом может сказать что лицу не достигшему четырнадцати лет не давали спать и допрашивали в три часа ночи.

Следователь слушал меня слушал, захлопнул свою папку и высказал мне всё. что он обо мне думает.

— Ты, чё, малец? Самый умный? Одевайся! Поедешь с нами! В камере выспишься.

— Но мне ещё четырнадцати нет.

— А я этого не знаю… На вид тебе шестнадцать. А когда подтвердится твой возраст, то мы тебя отпустим.

— Нехорошо сироту обижать, гражданин начальник! Бог не простит…

— Вот как ты заговорил, мерзавец…

— А как Ваша фамилия, товарищ? Мне это очень надо знать, чтобы после подать на Вас жалобу в прокуратуру за противоправные действия в отношении несовершеннолетнего законопослушного гражданина СССР.

— Ты не о*уел, пацан? А ну быстро одевайся!

— А если я откажусь? С какой стати мне куда-то с Вами идти, если мы совсем не знакомы? Вдруг Вы извращенец какой-то?

— Чего, *ля?

Следователь отдал команду сержанту и тот тут же схватил меня за руку. Старшина что-то прошептал на ухо следаку, но тот только отмахнулся от него.

Меня прямо так, в трусах и в майке, абсолютно босого, запихнули в милицейский «бобик». Ну а потом уже повезли куда-то. Похоже, что либо тут у ментов полный беспредел творится, либо я что-то не понимаю.

Раннее утро 3 июня. 1974 год.

Москва. ⁇ отделение милиции.

Поездка была не лишком долгой. Местное отделение было в переулке около станции метро. Так что доехали быстрее. Чем просто быстро… Дольше времени меня загружали в машину и выгружали из неё… В отделе меня сразу провели мимо дежурки, и безо всяких разговоров тупо запихнули в полуподвальную камеру. За моей спиной, со скрежетом несмазанных петель, захлопнулась металлическая дверь.

В камере стоял стойкий липкий запах пота, мочи и дерьма. Там были грубо сколоченные деревянные скамейки, но на одной из них уже спал, отвернувшись к стене, какой-то не слишком опрятный человек. Ещё двое, с побитыми мордами, сидели рядом на скамейке у противоположной стены, и вполголоса разговаривали о чём-то. После моего появления они замолчали и стали внимательно меня разглядывать… Наконец, один из них сплюнул на пол и спросил, довольно таки писклявым голосом:

— Ты кто?

— Конь в пальто… — грубо ответил я. — А тебя не учили, что в хате западло на пол плевать? Тут люди живут. Видишь, я босыми ногами пол топчу. Ты что же думаешь, я по твоим плевкам ходить буду? Вытри!

— Чё ты сказал, сопляк? Да я тебя в рот……

Тут он почти был прав, как ни погляди. Несмотря на то, что было начало лета, в трусах и майке ночью было не тепло. А босые ноги не прибавлял здоровья моему организму. Поэтому носом я уже шмыгал… Но называть меня сопляком — это уже перебор на сегодня. Хотя нет… Перебором была вторая фраза… За такое в приличных местах сразу на нож ставят… Жаль, что ножа нет…

Сидел этот гнусавый очень удобно. Удар ногой в челюсть, отправил его на грязный пол. Он как раз умудрился упасть на то место, куда плюнул минуту назад.

— Следи за базаром фуфлыжник! Или ты по мальчикам сохнешь? Обломайся! Я не из таких…

Не успел ещё первый подняться, как его собеседник уже встал с лавки.

— Пи**ец, тебе, малявка!

Я прислонился спиной к металлической двери. Шансов у меня выстоять в честном поединке против этих двоих в условиях тесной камеры было ноль целых хрен десятых. Бежать тут некуда. Подручных средств тоже нема. Осталось только шуметь погромче. Глядишь, менты среагируют на шум. Это же их обязанность, следить, чтобы беспорядки не нарушались… Ну, или как-то так…

Сильно пошуметь мы не успели. С проворностью кошки, тот, кто ещё секунду назад тихо спал на лавке, оказался на ногах. Два коротких выверенных удара, и два тела разлетелись по разным углам.

— Цыц, парашники!

Он стоял посреди камеры. Спокойный и уверенный в себе. Ботинки без шнурков, мятые брюки, а потёртый пиджак был надет на голое тело. На груди, через распахнутые полы пиджака были видны множественные татуировки. Купола и ещё что-то… Всё не разглядеть.

— Пацан верно сказал. Чего непонятного? Вам место под шконкой, чушкари.

— Тихон, ты чё… — заверещал один из них.

— Заткнись! Или я тебя щас заткну…

В камере стало тихо…

— Иди сюда, пацан! Присаживайся рядом! В ногах правды нет…

* * *

Сидеть на деревянной лавке было куда приятнее, чем стоять босыми ногами на каменном полу.

— Тебя из-под одеяла взяли? И чего ты с ментами не поделил?

На наседку этот сиделец вроде бы не похож. Грубить ему не хотелось. Но мне особо и нечего было скрывать.

— Детдомовский я. Нас с братом ночью убивать пришли. Семеро их было…

— Было… — усмехнулся тот, кого назвали Тихоном. — А сколько осталось?

— А никого не осталось. Все там и легли. Брата моего ножом пырнули. Я не знаю даже, жив он или нет…

— Лепилы чего говорят?

— Скорая его увезла сразу. Ничего не сказали.

— А куда пырнули?

— Вот сюда. — я показал себе на левую часть живота.

— На себе не показывай! Примета нехорошая. А тот, кто его пырнул?

— Я его зажмурил, похоже.

— Ножом?

— Дужкой от кровати. Это же всё у нас в детдоме было. Мы спали, когда они пришли. На Лёху одеяло накинули и бить начали. А я умудрился проснуться за секунду до нападения и успел на ноги вскочить. Чуйка разбудила.

— Хорошая способность — беду чуять. Полезная…Так говоришь, семеро их было?

— Да.

— И всех замочил?

— Нет. Остальных так… Погладил слегка…

— Тебе сколько лет-то?

— Тринадцать пока… Четырнадцать только в августе будет и мне, и брату… Если выживет…

— Шанс выжить есть. Если бы в правый бок прилетело, то хуже. Там печень. Это верная смерть… Так что, не ссы, пацан. Даст Бог, выживет брат. Тебя, как звать-то?

— Саша… Тихий.

— Погремуха такая?

— Нет. Фамилия…

— От бати такая досталась или в детдоме дали?

— От матери. У бати фамилия была Тихо́й, а у матери Тиха́я. Мать умерла нас с братом рожая. Ну а когда документы оформляли, нас так и записали. Мать — Тихая. Ну, а мы с братом Сашка Тихий и Лёшка Тихий. На бумаге ударение не ставится…

— А батя?

— Помер… Давно уж… А ты, дядя Тихон, вор? — я указал на его расписанную татуировками грудь, что виднелась из-под пиджака.

— Нет. — усмехнулся он… — Я обычный бродяга. Такой же, как и ты — босяк. И не зови меня дядей Тихоном. Какой я тебе дядя? Меня Вениамином отец назвал. Но если ты, мелкий, назовёшь меня «дядя Веня», получишь по ушам. Понял? — усмехнулся он и подмигнул мне.

— Понял. А как мне тогда к Вам обращаться?

— Зови Тихон. Меня так люди знают. И не выкай мне тут. Не по пацански это.

— А ты тут за что, Тихон? Хотя… Это меня не касается.

— Да. Ты прав… Не касается… — он вздохнул. — Ни за что я тут… Не при делах. Но вешают на меня мокруху. А меня даже в городе вчера не было. Не сегодня, так завтра уйду отсюда. Доктор придёт разрулит.

— Доктор? Ты что? Болен?

— Доктор — это адвокат… Так его иногда называют на киче.

— Ясно…

— За брата постоять — дело святое… Вот и моего братишку меньшого зарезали недавно…

Тихон замолчал…

— Малой! Ты тут на районе знаешь кого?

— Откуда… Мы в интернате почти взаперти. Редко удаётся через забор выбраться… А что?

— Да есть тут один фраерок фиксатый. Мне шепнули, что это он брата моего… Я его не успел даже найти. Кто-то замочил его раньше… Причём смачно так замочил, как суку, забил ногами… А мне теперь мусора это дело шьют… Обломаются… Я в это время на кладбище был. Брата хоронил. Меня сорок человек там видели. А как за стол сели брата поминать, то меня менты прям там и приняли… Волки позорные… Хорошо хоть успел рюмку опрокинуть. Помянул братишку…

Это слово, словно всколыхнуло мою память. Я снова ранен, а Лёшка тащит меня на своих плечах, и говорит мне: «Держись, Братишка!»

А потом вдруг на меня, как накатило. Снова всплывают картинки из прошлого. Только из совсем недавнего, вчерашнего прошлого. Мы идём с Лёхой от метро через дворы. Навстречу нам выходят трое, а один из них, фиксатый, говорит противным голосом: «Денюшки есть?»

— Тихон! А ты можешь, мне описать как выглядел тот фраер, который мог убить твоего брата?

— Тебе это зачем?

— Видел я тут намедни одного фиксатого… Ростом чуть выше меня. Голос противный такой, шепелявый… Фикса на втором зубе слева. На правой брови небольшой шрамик. Пересекает бровь по диагонали… Правое ухо у него ещё слегка повреждено… На костяшках рук татуировки На одной руке: «К О Л Я», на другой «1 9 5?»

Я описываю фиксатого подробно. Потому что у меня ещё с прошлой жизни хорошая, почти фотографическая память на лица… Умел бы рисовать, мог бы фотороботы составлять.

— Ну, ты и картинки рисуешь. Где ты такого фраера видел, парень?

Тихон подался в мою сторону. Меня это даже немного напрягло… Рассказать ему, что это мы с Лёхой избили, а возможно и убили того, кто якобы зарезал его брата? А надо ли это мне… Переведёт на нас стрелки, чтобы выйти на свободу. А на мне или на Лёхе повиснет обвинение ещё в одном убийстве, совершённом при превышении необходимой обороны. Доказывай потом, что ты не верблюд…

Кажется, что мой собеседник что-то понял. Он наклонился ко мне поближе и почти шепотом стал мне говорить прямо в ухо.

— Сашка! Я вижу, что ты, что-то знаешь. Если ты опасаешься меня, то… Правильно делаешь. Верить никому нельзя… Но я тебе не враг. Век воли не видать!

Он даже перекрестился.

— Тихон! Я тебя не знаю, но расскажу тебе всё, как было. Я хочу тебе поверить, потому что ты как и я, за брата бьёшься… Надеюсь, что ты человек слова…

Я вздохнул и начал рассказывать этому совершенно незнакомому мне человеку, как мы с братом подрались в одном из дворов по пути от метро…

— Их было трое. Один, как я и говорил — фиксатый. Другой — худой, нескладный такой… Совсем не боец… На третьего я внимания не обратил. Серый какой-то. Невзрачный. С меня ростом. Фиксатый потребовал у нас денег. Лёха его свалил с ног ударом в челюсть. Я вырубил худого. Кажется, колено ему выбил или сломал. Лёха сцепился с невзрачным, они упали на землю. А в это время фиксатый с ножом хотел напасть на брата. Я сбил его с ног. А Лёшка, справившись со своим противником, немного потоптал фиксатого. Зубы ему выбил. Но, вроде бы тот ещё шевелился, когда мы уходили оттуда. Нож у фиксатого мой брат забрал. Но я его осмотрел потом, заметил среды крови на лезвии возле рукояти, и выкинул…

— Куда? — напрягся Тихон.

— В воду бросил. Новоспасский пруд. Со стороны монастыря, прямо напротив родника. Кинул по прямой, ближе к самой середине пруда.

— Как нож выглядел?

Я подробно описал, как выглядела та самодельная финка…

Тихон сидел молча… Он думал. Думал сильно и явно прокручивал в голове разные сценарии развития будущих событий. Это было хорошо видно по его лицу. Он даже не скрывал своих эмоций. На его висках появились синие вены, а лицо было красным от возбуждения…

— Ты знаешь, парень, что ты мне сейчас рассказал?

— Знаю. Компромат на меня с братом.

— Забей! Ты… Короче… Я отсюда сегодня выйду, а потом мой адвокат вытащит тебя. И брата твоего мы не оставим в беде.

Он надолго замолчал… А потом встал и стал ходить по камере из угла в угол… Похоже, что так ему думалось лучше…

Я так устал, что не нашёл ничего лучше, как улечься на лавке, и подложив кулак под ушко, вместо подушки, заснул, как убитый…

Тьфу-тьфу-тьфу! Чтоб не сглазить…

Глава 9

Говорят, что жизнь лишь грош. Это ложь.

Как бы жизнь не хороша, всё ж не стоит и гроша.

Жаль, что надо много грошей, чтобы жизнь была хорошей.

Без головы и без оглядки

Я поиграл с судьбою в прятки.

Игра прошла совсем без правил.

Противник шансов не оставил.

Мораль ясна для пониманья:

Играя, проявляй вниманье.

Старайся впредь не забывать:

«Когда, на что и с кем играть!»

Проснулся я от того, что мне дико захотелось облегчиться… Уже не было холодно. Похоже, что утро уже наступило. Сквозь маленькое зарешёченное окно в камеру даже проникал солнечный свет…

В камере не было никаких удобств, кроме двух деревянных лавок. Сейчас, кроме меня, никого больше не было в этом тесном помещении… Сдаётся мне, что пьянчуг выгнали рано поутру, а Тихона, наверное, адвокат вытащил, притащив кучу свидетелей, что он был в другом месте, пока кто-то убивал его врага. А что? Если это тот самый фиксатый, которого Лёха запинал ногами, то Тихон явно не при делах.

Бли-ин… Как ссать-то хочется… Боюсь, что ещё немного, и я отолью всё своё, накопленное за ночь, в любой из углов этой камеры. А так, как делать этого мене совсем не хотелось, то я стал стучать кулаком в железную дверь камеры. На мой стук очень долго никто не реагировал. Я уж думал, что всё… Но вот за дверью послышался мужской голос:

— Чего шумишь?

— Выведи в туалет! Сил нет больше терпеть.

— Подождёшь…

— Не могу, командир… Ща на стену отолью…

— Я тебе отолью… Своей одеждой пол мыть будешь! Сказано подождёшь, значит, подождёшь…

Я продолжил монотонно стучать кулаком по гулкой железной двери.

— Ты у меня сейчас достучишься…

— Будь человеком. Выведи поссать!

— Подождёшь…

Шаги удалились… Я продолжал стучать по двери. Мне уже стало всё равно… Я был на грани срыва… Я стучал монотонно, долго, аж кулак заболел…

Наконец послышались шаги, скрежетнул засов, открываемый снаружи, а милиционер, распахнувший дверь, скомандовал коротко:

— Пошли!

Я молча шёл туда, куда мне указали. Сержант отвёл меня в дежурку, а сам ушёл куда-то, оставив меня наедине с капитаном. Капитан сидел за перегородкой и что-то писал. Похоже, что он был с большого бодуна… Морда у него уж больно была помятая… Да и сам он был какой-то помятый и неопрятный, как будто даже спал в одежде.

— Чего шумишь? — рявкнул он, наконец-то обратив на меня внимание.

— В туалет… — у меня уже не было никаких сил…

— А шумишь чего? Хулиган…

— Капитан, я сейчас прямо здесь обоссусь. Хватит мучить! Веди в туалет!

— Ты как разговариваешь с сотрудником милиции?

Всё… Терпеть я больше не мог, а мочиться в трусы меня ещё в детстве отучили… Я отвернулся от мятого капитана, приспустил трусы и стал отливать прямо в угол…

Бли-и-ин! Это какой же кайф! Мне сразу полегчало. Зато капитану, похоже, что поплохело…

— Ты что творишь, гнида?

Судя по голосу и шуму, который создавал капитан, он сейчас выскочит из-за своей перегородки и набросится на меня.

Но я уже закончил все свои дела, подтянул трусы и повернулся на шум.

Вовремя, однако. Капитан уже был рядом. Он замахнулся, и его кулак полетел мне прямо в левое ухо…

Дальше произошло то, чего я от себя даже и не ожидал. Каким-то невероятным образом я увернулся от удара, и схватив капитана за рукав кителя, «помог» его телу продолжить движение вперёд, заодно подставив ему ещё и подножку…

Несмотря на то, что капитан был намного крупнее меня, но приём из айкидо мне удался на все сто.

Пролетев мимо меня, капитан врезался в стену, и сполз по ней вниз, растянувшись в луже, которую я только что наделал…

Мысли скакали в голове, как белка в колесе.

Бежать? Куда? Мои данные им известны. Да и к тому же, босого и неодетого меня быстро догонят. Убегаешь — значит. виноват. Потом может быть хуже…

Куда уж хуже? Сейчас забьют до смерти, а потом скажут, что так и было. Про такие случаи я много чего знаю или слышал он надёжных людей… В семидесятые было несколько таких громких дел, когда менты людей забивали насмерть… Наиболее известное — убийство майора комитета госбезопасности на станции метро «Ждановская». Ну, а я совсем даже не майор КГБ, а букашка мелкая. Раздавят и не заметят. «А был ли мальчик?»

А сколько таких дел было тихих? Про которые никто никому ничего не рассказывал.

Что делать? Что делать?

И сам себе отвечаю голосом Папанова: «Сухари сушить!»

* * *

Капитан стал приходить в себя. Но, кажется, что он ещё не понял или не осознал, что же с ним случилось. Он сидел в луже и хлопал глазами. И в это самое время в дежурку зашёл тот самый сержант, который выводил меня из камеры.

— Ах, ты *ля! — вырвалось у него.

Сержант стал на меня наступать, расставив руки, как будто очень желал меня обнять. Но судя по его лицу, ещё он желал задушить меня в своих объятьях.

А я поймал какой-то кураж. Воспользовавшись тем, что мент широко развёл руки, я влепил ему ногой прямо по фаберже. Невзирая на то, что у меня были босые ноги, похоже, что ему крепко от меня досталось, или просто я попал очень метко. Его так скрючило, что мне аж самому стало больно на это смотреть. Но времени тратить на то, чтобы разглядывать поверженных противников у меня не было. В дежурку заходили с улицы ещё трое в форме…

Я отступил и прижался спиной к стене. Окрашенная краской стена, приятно охлаждала моё разгорячённое тело…

* * *

Какое-то время мне ещё удавалось уворачиваться от нападавших на меня ментов. Но всё же им удалось завалить меня на пол и заломать руки за спину. А потом они меня связали. Хитро так связали, ласточкой. Руки за спиной, и ноги связанные к ним притянуты. Да ещё и попинали слегка… Особенно капитан усердствовал. Его сержант еле-еле от меня оттащил…

У меня болит всё тело разом. Кажется, что рёбра сломаны… Губы разбиты, но зубы, кажись целые пока… В луже моей же мочи меня всё-таки извозили, но что радует, и сами менты извозюкались не хило, пока меня вязали. Да… Хреновая у ментозавров физическая подготовка нынче. Наберут кого попало…

Чёрт… Руки как крепко затянули, гады. Кистей и пальцев я уже не чувствую… Очень больно…

Жаловаться бесполезно. Я тут уже, наверное, с час валяюсь. Периодически какие-то люди в форме входят и выходят. Кое-кто даже не считает зазорным пнуть меня в бок, проходя мимо…

Я молчу… Но это вызывает только раздражение у сотрудников… Сдаётся мне, им надо, чтобы я выл и плакал, просил прощения. Или хотя бы матерился и требовал меня развязать… А так что? Игрушка не интерактивная… Неинтересно… Раздражает.

Вот снова меня кто-то пнул…

* * *

Тупая боль в руках куда-то ушла… Но появился нарастающий звон в ушах… Такой же шум был, когда ко мне память тела возвращалась.

Но я вроде бы всё уже вспомнил. Что теперь? Память рода? Или ещё чего?… А может я просто сейчас потеряю сознание? По голове меня вроде бы не били… сильно… Так, несколько ударов капитан ногой нанёс. Губы разбил, сука…

Похоже, что я сейчас отрублюсь…

Не спать!

«Держись, братишка!» — всплывают слова в голове, где-то на краю сознания.

* * *

Сквозь шум в ушах и дремотное состояние до меня доносятся громкие слова:

— Здравия желаю, товарищ полковник! Дежурный по отделению, капитан Бурков.

— Где начальник отделения?

— Он на выезде, товарищ полковник.

— А ты чего такой мокрый Бурков? И мятый весь какой-то… Чем это у вас воняет, капитан?

— Я… Мы тут…

— А это, что за тело?

— Хулиган, товарищ полковник. Прямо здесь вот в углу нассал. На меня напал.

— Кто? Вот этот мелкий?

— Он, наверное, псих. Дрался, как чёрт. Пришлось связать…

— Сержант! — командует полковник. — Поднимите это тело. Я гляжу судя по мокрой форме, ты тоже помогал вязать этого «злодея».

— Так точно, товарищ полковник…

— А кто ещё помогал вязать его?

— Экипаж ПМГ.

— Это вы его так избили?

— Никак нет, товарищ полковник. Он такой был.

— Да? Вызывайте ПМГ сюда. А ты, капитан, дай мне материал на этого «злодея»! Сержант. Ты развяжешь его или нет?

* * *

Меня кантуют, ворочают, развязывают верёвки… И тут уже начинается сущий ад… Кожа на запястьях чуть ли не до мяса протёрта и содрана. От боли, которая возникла как только к моим кистям стала приливать кровь, я не сдержался… Стоя на коленях и глядя на свои сине-чёрные руки, я выл в полный голос…

— А-а-аа-а!

— Вы что о*уели, уроды? — а голос-то у полковника, настоящий, командирский. — Вы же его чуть рук не лишили. Ещё немного и некроз бы начался. Быстро все мне рапорта на стол! Как было? Кто что делал?… Капитан! Где на него материал?

— А нет на него никаких бумаг… товарищ полковник…

— Как нет? А кто его доставил?

— Это… Он ещё со вчерашней смены остался в камере… товарищ…

— Тамбовский волк тебе товарищ! Начальника отделения сюда вызвать срочно.

Слышно как жужжит телефонный диск. Снова командный голос полковника.

— Полковник Авдеев! Дежурную группу срочно в ⁇ отделение! Жду…

А потом я наконец-то смог разглядеть полковника. Ну, что же? Монументальный человек. Ростом почти под два метра. Широк в плечах. Хорош собой. Прямо как в песне: «Ну, настоящий полковник!»

Чтобы общаться со мною ему пришлось слегка наклониться.

— Ты кто такой, боец?

С трудом шевеля разбитыми губами, отвечаю ему:

— Александр Григорьевич Тихий. Одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения. Мне ещё нет четырнадцати, товарищ полковник. У нас с братом день рождения второго августа.

— О, как! Прямо в день ВДВ вас с братом мамка родила. А брат твой где?

Я говорю медленно. Мне ещё пока тяжело дышать… Но боль в руках постепенно отступает, хотя кисти рук ещё горят и плохо слушаются…

— Его ножом ударили в живот. Скорая в больницу отвезла ночью.

— А родители твои где?

— Наша мама умерла, рожая нас. Отец — фронтовик. Был ранен на войне. Имел инвалидность. Умер в шестьдесят девятом. Мы с братом из интерната. На нас ночью напали… Семеро… Брата ножом ранили. Я отбивался тем, что под руку попало… А меня сюда привезли. Вот так… В трусах и в майке… Ночью. Сразу в камеру посадили. Там пьяные мужики ко мне приставать начали. Но за меня заступился… Там ещё один был… Я утром просил, чтобы в туалет вывели. А они меня бить начали…

Полковник багровел прямо на глазах…

* * *

Нашу беседу прервало появление какого-то майора. Похоже, что это и есть начальник отделения. Учитывая мой опыт из прошлой жизни, я понимаю, что этому майору сейчас настанет полный трындец.

— Товарищ полковник!

— Что у тебя в отделении творится, майор? Ты где был?

— Убийство, товарищ полковник! В интернате.

— Так… Рассказывай!

— Два человека совершили вооружённое нападение на воспитанников интерната. Один человек убит. Шестеро находятся в больнице с травмами различной степени тяжести

* * *

Знаете, что мне напомнила версия, рассказанная майором?

Сидит на ветке дерева ворона. Во рту, как обычно, традиционно держит кусок сыра. Выбегает лиса с дубиной. Хрясь, трясь! Схватила сыр и убежала.

Ворона с помятым клювом и поломанными крыльями лежит на земле и причитает:

— Ну, ни хрена себе, как сказочку-то извратили…'

* * *

— Это всё ложь. — произношу я, стараясь отчётливо выговаривать слова.

— Да… — как бы соглашаясь со мной, произносит полковник. — А ты сам-то веришь в это, майор? Вот скажи мне, почему это мальчик так легко одет?

— Не могу знать, товарищ полковник.

— Наверняка его брата, которому нанесли ножевое ранение в живот, скорая помощь тоже в таком же виде забрала. А знаешь, почему?

— Никак нет, товарищ полковник.

— А потому, что они спали, когда те семеро на них напали.

— Но там же есть убитый, а убил его, вот он! — в меня тычут пальцем.

— Это поэтому он у тебя в камере сидит без какого-либо оформления? Поэтому его тут связывают и бьют ногами? Ты знаешь сколько ему лет? Тринадцать… Сколько там у тебя человек пострадало?

— Один убитый и шестеро раненых…

— Возраст убитого?

— Он несовершеннолетний… — тут майор немного теряется, понимая, что что-то пошло не так. — Убитому пятнадцать лет…

— А остальным?

— Сейчас посмотрю… Двоим пятнадцать. Одному тринадцать… Остальным четырнадцать.

— То есть ты хочешь сказать, что два брата в трусах и майках напали на семерых, выбирая тех, кто постарше. Кстати… Вот его брата ударили ножом. У кого был нож?

— У убитого…

— Чем ты его огрел? — это уже полковник спрашивает у меня.

— Дужкой от кровати…

— То есть тем, что под руку попалось?

— Да…

— Тебе не кажется, майор, что кто-то нагло врёт. Наверное, этот пацан. Вот этот задохлик, который сначала от семерых отбился, а потом, когда его в твоём отделении попытались избить пятеро твоих сотрудников во главе с дежурным капитаном, он их по полу извалял, а потом издевательски ещё и обоссал. Ну, врёт же…

— Не могу знать…

— Где материал по этому делу?

— Сейчас следователь подъедет.

— А где он?

— Он после суток. Дома…

— А материал где?

— У него в сейфе…

— Это полный финиш. — разводит руками полковник.

* * *

В отделении прибавилось людей. Прибыла большая группа. Все в милицейской форме. Нет… Есть ещё в гражданке несколько человек. Но такие и в гражданке выглядят солидно. А среди людей в форме нет ни одного сержанта. Самый младший по званию — лейтенант. Основная масса капитаны и старлеи. Старший группы — майор. Он докладывает полковнику о прибытии группы. Шум стоит коромыслом и пыль столбом. Все забегали, засуетились. Послышались распоряжения, доклады.

— Вызвать вчерашнюю смену!

— Звонили из прокуратуры…

— Следователь прибыл…

Меня между делом уводит в один из кабинетов, капитан из новоприбывших… Довольно таки молодой для капитана… Улыбается. Зубы скалит… Ну, прямо Голливуд, да и только.

— Ты, как парень?

— Нормально.

Когда я говорю, трескается подсыхающая корочка на разбитых губах. Мне больно, но я терплю…

— Может, врача вызвать?

— Не надо. Лучше скажите, что с моим братом…

— Везунчик твой брат!

Я смотрю на этого улыбающегося капитана с недоумением. У меня брата ножом в живот ткнули, а он сидит тут, лыбится во все свои сорок шесть зубов голливудской улыбкой. Мне так хочется заехать ему в морду. Прямо вот в эти зубы… Но я себя сдерживаю.

И вообще… со мной что-то не то. Я-то раньше был вроде бы поспокойнее да порассудительнее. А тут, кого не увижу, сразу хочется двинуть по морде. Наверное, это мне в наследство от Сашки Тихого. Да… Либо фамилию сменить надо, либо слегка успокоить нервишки и стараться держать себя в узде.

— Вы считаете везением, что его ударили ножом в живот…

Похоже, что капитан уловил сарказм в моих словах.

— Ты, не злись, парень. Брата твоего уже прооперировали. Ножик вскользь прошёл. Внутренние органы не задеты. Несколько швов всего наложили. До свадьбы заживёт!

— Спасибо! — я сдерживаю радость внутри себя… — Спасибо большое!

— Не за что… Мне надо, чтобы ты рассказал мне подробно, что и как там у вас произошло.

— А это будет законно? Я слышал, что допрос несовершеннолетнего производится в присутствии родителей или…

— Да брось ты… Никакого допроса. Я даже объяснение с тебя не буду брать. Ты мне просто расскажи, как всё было. Чтобы мы могли составить общую картину того, что там у вас произошло.

Хитрый подход. Эта группа откуда-то с Петровки, а может и из министерства… У такого капитана и магнитофон может под столом наш разговор писать. Я не удивлюсь этому…

Неужели у меня всё на лице написано?

— Саша! Ты мне не доверяешь.

— Я никому не верю, кроме брата.

— Придётся тебе мне немного поверить. Если ты не хочешь здесь говорить, мы можем переговорить на улице, там, где нас никто не услышит… Но ты в таком виде…

— С какого момента мне надо начать?

— Ну, хотя бы со вчерашнего дня.

— У нас рядом с интернатом есть Новоспасский пруд. Мы решили покататься на плоту…

* * *

Я стал подробно рассказывать капитану, как рыжий толкнул Лёшку, как брат утонул, как я откачал его… Скрывать мне было особенно нечего.

Не рассказал я только про эпическую битву с фиксатым. Это уже лишнее.

Ну, а потом в подробностях изложил момент ночного нападения на нас. Подробно до мелочей. До мельчайших деталей. Я хотел остановиться в своём рассказе на том моменте, когда приехала скорая и милиция. Но капитан попросил продолжить рассказ. Именно попросил, а не приказал… Он вообще не давил, ничего не требовал. Просто иногда задавал наводящие вопросы.

Пришлось рассказать и про отделение. Я снова немного упустил в рассказе. Зачем ему знать, о чём мы разговаривали с Тихоном?

Я дошёл до того момента, когда в отделении появился полковник Авдеев.

— Ясно всё. Спасибо тебе, Саня! А сейчас, я думаю, что тебе будет лучше всего поехать в больницу…

— К брату?

— Хм… Сначала тебя осмотрят. Рентген сделают и всё такое… А потом я поговорю, чтобы тебя с братом положили в одну палату. Он после операции… Ну, а ты ему поможешь, если что надо будет…

— Спасибо, товарищ капитан!

— Не за что… Полковника поблагодари за то, что он решил внезапно нагрянуть с проверкой в это отделение… Вовремя…

Да, блин… Если бы не Авдеев.

Ну, что же… Хорошо, что так звёзды сошлись…

Три полковничьи звезды на одном плече и три на другом…

Глава 10 Размышления и думы. О будущем, о прошлом, о настоящем…

Мы выкинем из песни все слова,

Чтоб вставить новые, в освобождённом месте.

На то у человека голова,

Чтоб сочинять, выдумывая, песни

6 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

Лежать в детской больнице было очень хорошо. Тепло, светло и уютно. Я здесь уже третий день. Мы тут с Лёхой самые старшие в хирургическом отделении. Лёшка всё время порывается встать. Но ему пока ещё врачи запрещают, чтобы швы не разошлись. У меня уже начали сходить синяки на лице и на теле. Губы уже не болят от горячего чая… Заживает всё, как на собаке.

Чтобы меня поместили в одну палату с братом, распорядился полковник Авдеев. А возился со мной, возил на машине и ходил вместе со мною по врачам, тот самый улыбчивый капитан Васин. Хотя он в конце разговора просил называть его просто Игорем. Я-то был не против. Но в моём нынешнем теле тринадцатилетнего пацана называть взрослого человека, и к тому же капитана милиции, было как бы так сказать, неприлично… Друзьями мы ещё не стали с ним… Так что пока он для меня или товарищ капитан, или Игорь Анатольевич.

Я подробно рассказал Лёхе, как всё было той ночью, когда его порезали. Потому что он в виду отсутствия по уважительной причине много чего пропустил…

Ну, вот что он сам-то мог рассказать про ту ночь? Спал себе тихо, никого не трогал. Потом ему на голову накинули одеяло. Град ударов со всех сторон. Резкая боль в животе. Носилки. Скорая помощь. Больница… Очнулся он после операции уже в палате…

Я хвастаться особо не стал, что я аки былинный богатырь крушил всех врагов налево и направо дужкой от кровати. Просто сказал ему, что мне удалось отбиться. Зато про приезд следователя и мой разговор с ним рассказал.

Лёшка с интересом слушал и мой рассказ про то, как я весело провёл время в отделении милиции.

— Саня! А на фига ты стал со следователем спорить? Он же из-за этого тебя в отделение посадил.

— Понимаешь, Лёш… Я такой типаж козлов вижу насквозь. Он сразу увидел лёгкую перспективу закатать меня по обвинению в убийстве. Ему не хватало совсем немного. Всего то, чтобы мне было уже четырнадцать лет. Но и это легко можно было обойти если слегка допустить описку в цифрах. Всякий может ошибиться. Вместо восьмёрки написать шестёрку в одном из первых протоколов. Ну а там она уже пойдёт кочевать из бумаги в бумагу. А потом, когда дело дойдёт до суда, то нам с тобой уже и взаправду будет по четырнадцать… И даже если потом это обнаружится… Могут и не обратить внимания. А если обратят, то уже поздно. Следак раскрыл дело по особо тяжкой статье. Процент раскрываемости и всё такое…

— А как же моё ранение…

— А тут ещё интереснее. Можно ещё одно дело раскрыть по нанесению тяжкого телесного. Дело-то уже раскрыто. Рыжий тебя пырнул ножом. Дело закрыто в связи со смертью подозреваемого. А если нас с тобою было двое. То мы совершили его убийство в составе группы лиц. А может быть и по предварительному сговору. Ты думаешь меня случайно запихнули в камеру со взрослыми мужиками. Я там всю ночь провёл босой в трусах и в майке. Если бы не Тихон.

— А что он за человек?

— Авторитет или положенец. Очень крутой дядька. Может даже и вор в законе. Я так до конца и не понял пока. Но он человек тёртый. Я не все его татуировки разглядел, но судя по всему, один из очень авторитетных людей в блатном мире.

— Он обещал тебя вытащить из ментовки?

— Может и вытащил бы, но чуть позже. Я думаю, что денег и связей хватило бы… Но повезло, что с проверкой в отделение милиции нагрянул тот полковник… Авдеев…

— Думаешь это случайность?

— Неужели ты считаешь, что блатной авторитет Тихон мог обратиться к менту с большими звёздами и попросил полковника МВД заехать в отделение милиции, чтобы вытащить оттуда какого-то мальчишку? Не смеши мои тапочки!

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» — глубокомысленно процитировал мне Лёха бессмертного шекспировского Гамлета.

— «Не надо искать чёрную кошку в тёмной комнате! Её там нет.» — ответил я ему цитатой приписываемой Конфуцию.

— Саня! Ты мне лучше скажи, что мы будем делать дальше? Перспектив у нас с одной стороны много, а с другой…

— Медсестра говорила, что нас отправят в пионерлагерь.

— Ты этого очень хочешь?

— А хрен его знает, Лёш. Поехать в пионерлагерь было бы забавно. Снова окунуться в это… Когда ещё такое удастся. Нам в августе уже четырнадцать будет. В следующем году уже не получится так отрываться…

— А мне понравилось, что у нас с тобой днюха прямо в день ВДВ.

— Ты думаешь, что снова попадёшь служить в воздушно-десантные войска?

— Да… Войска дяди Васи первыми бросят в пекло Афгана.

— Мне кажется, что первыми там были Альфа и мусульманский батальон?

— А потом ВДВ.

— Ну, так что? Учимся в школе, идём в армию, а потом едем воевать в Афган?

— А какие у нас ещё есть варианты? Саш! Мы вроде бы теперь сироты детдомовские. А сирот вроде не отправлялив Афганистан?

— Всех отправляли.

— С судимостью не брали в ВДВ. — глубокомысленно проговорил Лёшка.

— Зато ранее судимых отправляли в стройбат. А там, по-моему, не меньше шансов вернуться домой инвалидом или в цинке. Да и дома-то у нас никакого нет… пока…

— Это да…

— Слушай. Лёш! А может, в милицию пойдём служить?

— Ты с дуба рухнул, что ли? Туда же после армии только берут… А это опять… Армия и…

— Ты хочешь и дальше в интернате продолжать учиться?

— Ну, а что нам с тобой остаётся? Как минимум ещё год… А после восьмого класса можно попробовать в техникум какой поступить или в ПТУ.

— Это при наличии общежития у того учебного заведения в которое мы захотим поступать… А не всякое ПТУ их имеет.

— И что ты конкретно предлагаешь? Я чего-то не пойму. Ты всё время к чему-то меня подводишь… Опер, хренов… Давай! Колись уже! Что ты там придумал?

— А как ты смотришь на то, чтобы поступить в суворовское училище? А после него сразу в высшую школу МВД. Нам будет двадцать один год, когда мы с лейтенантскими погонами покинем милицейский Alma mater. И вместо Афгана будем жуликов ловить…

— Во как… Я так далеко не заглядывал… А ты вона как всё расписал.

— И, кстати, Если история будет идти по прежнему сценарию, то через год будет неплохой шанс подняться по служебной лестнице.

— Это, каким же образом?

— Элементарно, Ватсон! Десятого ноября восемьдесят второго, в аккурат на День Милиции, наш дорогой Ильич…

— Помню, помню… Нас тогда ещё по боевой тревоге подняли ни свет ни заря… А потом только днём построили и сообщили об этом… Но к чему ты это?

— А к тому, что то, кто пришёл ему на смену, снял с должности главного ментовского босса, а затем ещё и его зама, который, если ты не забыл, был мужем Галины…

— Помню… Но мы-то тут при чём?

— В стройных рядах работников внутренних органов начались глобальные чистки… А у двух молодых лейтенантов попасть в эту мясорубку шансов куда как меньше, чем у тех, кто годами верой и правдой служил при старом министре. А если нам удастся проявить себя в качестве ценных и многообещающих сотрудников, то шанс быстро подняться увеличивается в разы. Я это знаю точно. Мне один полковник в отставке рассказывал. У них сначала всех поувольняли. Кого на пенсию, а кого просто так, в народное хозяйство. А на должности понасажали молодых да ранних. Но буквально через год спохватились, что не осталось опытных специалистов. И тогда лично ему, пенсионеру, позвонили, и предложили вернуться. Но не под погоны, а вольнонаёмным, чтобы он смог передать свой опыт молодым. Он согласился. Ему, что плохо что ли? Пенсия плюс зарплата. Полтора года ещё проработал…

— Всё это ты хорошо и красиво нарисовал, но есть одно большое но… Кто нас возьмёт?

— Куда?

— В суворовское училище… А потом ещё и в школу милиции.

— Но ты согласен?

— На что?

— Пройти со мною весь этот путь. Если «Да», то я начну действовать. Ты меня знаешь. Я же, как бультерьер. Если вцеплюсь зубами, то хрен отпущу…

— Саня! А подумать время есть?

— Конечно… Но время пошло. Осталось пять, четыре, три, два…

— Хорош!

— Один. Всё. Время вышло. Ну и какой будет твой положительный ответ?

— Не смеши меня! У меня швы от смеха разойдутся.

— Я жду ответа, брат!

— Да пошло оно всё… Согласен! С тобой — хоть на войну, хоть за границу.

— Кстати, этот вопрос я тоже обдумываю. Только никак не могу выбрать страну, где можно было бы начать новую жизнь с нуля… Везде какие-то подводные камни есть… Это как в одном анекдоте из нашего прошлого будущего.

— Не надо анекдотов. Я же тебе говорю. Швы разойдутся.

— Да он не смешной. Просто как раз по нашей теме.

— Ну, тогда рассказывай!

— Слушай!

'Приходит Абрам Моисеевич в туристическое агентство. Ну а его там и спрашивают, в какую страну он хотел бы поехать.

— Дайте мне глобус!

Ему дают глобус. Он его вертит и приговаривает:

— Здесь слишком холодно. А здесь слишком жарко. Тут много арабов, а они нас не любят. Здесь немцы. Мы их не любим… А вот тут слишком много евреев, и они меня будут называть русским.

Задумался. А потом спрашивает:

— Простите. А у Вас есть другой глобус?'

Лёшка, держась за живот двумя руками, трясётся в беззвучном смехе.

— Сволочь… Швы же разойдутся…

— Ничего! «Ты ещё крепкий старик, Розенбом!»

Вечер 6 июня. 1974 года.

Москва. Детская больница.

Ближе к вечеру зашёл капитан Васин. Был он нынче одет в гражданскую одежду, на которую сверху был накинут условно-белый халат. На милиционера он был совсем не похож. У него была какая-то совсем не советская улыбка. Так что он напоминал больше какого-нибудь киноактёра. Причём не нашего актёра, а из ГДР или вообще из Голливуда…

Васин принёс печенье, карамель и банку с обалденно пахнущей клубникой. Ягоды были слегка присыпаны сахаром и на донышке уже образовался сиропчик.

Мы с братом смотрели на всё это и не могли себе поверить. Дело в том, что это произошло впервые в жизни братьев Алексея и Александра. И сейчас именно чувства наших тел были на первом месте.

Последние пару лет своей жизни отец больше болел. Чем работал и на малолетних братьях было ведение хозяйства и наведение порядка в доме. Ну а после его смерти им никто никогда ничего не приносил и не передавал. А тут такое чудо. Клубника…

Я помню это из своего того детства. Пионерлагерь. Родительский день. Я сижу с мамой и ем чайной ложечкой ароматные ягоды, и только потом, когда ягоды заканчиваются, выпиваю сладкий липкий сок… Он немного приторный, но всё равно невероятно вкусный.

— Вы чего застыли, парни?

— Игорь Анатольевич А это чего? — я указываю на принесённое им.

— Это вам. Чтобы не так грустно было в больнице лежать…

— А зачем?

— Витамины… — он замялся…

— Нет. Зачем Вам всё это? Для чего Вы принесли нам печенье и клубнику? Надо что-то подписать?

— Саша! А ты не думаешь, что люди иногда делают что-то просто от души, а не для чего-то и зачем-то?

— Если бы я такое видел в жизни, то может быть так и думал бы. Но мне чаще попадались другие люди. И они скорее отняли бы у нас с братом что-то, чем дали бы нам.

И вот тут с весёлым капитаном произошло нечто такое, после чего я стал смотреть на него по-другому. Улыбка исчезла с его лица. Ненадолго. Буквально на несколько секунд. Но в эти секунды, откуда-то из глубины показалась такая невероятная грусть и горечь какой-то утраты. А потом он снова улыбнулся. Улыбка на этот раз была немного грустной и доброй…

— Вот я не догадался… — хлопнул он себя по лбу. — сейчас пойду у медсестры лежку возьму. Не руками же вам клубнику есть…

Капитан ушёл.

— Что это было? — спросил Лёшка.

— Ты про что?

— Ну, он… Короче. Ты его задел за живое… Кто он вообще такой?

— Это капитан Васин. Я тебе рассказывал о нём.

— Понятно. Ему что-то надо?

— Вот это я и хотел узнать. Но пока придётся есть клубнику и радоваться жизни.

— Клубника — это хорошо…

* * *

Капитан ушёл, посидев с нами полчаса болтая ни о чём. Но обещал зайти и завтра…

Одну ягоду я вылавливал из банки и кормил с ложечки Лёху, а следующую уже съедал сам.

— Помнишь, я говорил тебе, что случись чего, я бы и с ложечки тебя кормил, и судно за тобой выносил бы. А ты мне не верил…

— Саня! Я тут много думал, пока лежал… За что это нам?

— Что? Клубника и печеньки?

— Да, нет… Всё это? Вторая жизнь? Второй шанс? Даже если это откуда-то сверху, то за что нам такое? Ведь ты же знаешь, кем я был и что творил? За такое мне положено в аду гореть, а не печеньками угощаться. А ты?

— А что я? Ты хочешь сказать, что я такой-сякой мент продажный? У бандюка деньги брал и убийцу покрывал?

— Не совсем так…

— Но именно это ты мне сейчас и предъявил. Не так ли? А хочешь, я тебе расскажу что я сделал с тем пистолетом, который изъял у твоего дружка? Помнишь ТТ-шку, якобы найденную в лесу. Мне удалось при помощи одного моего знакомого эксперта-криминалиста по номеру ствола найти и тот лес, и воинскую часть, что была расположена в том лесу. А ещё я нашёл одного жадного прапора, который пользовался неразберихой после развала СССР и торговал оружием направо и налево. Разлеталось всё, как горячие пирожки.

— Саня! А я ведь помню ту историю… Там склад взорвался вместе с этим прапорщиком… И ещё кто-то погиб из его начальства…

— Бог наказал…

— Боюсь спросить, а кого ещё бог наказал?… с твоей помощью?

— Кто много знает…

— Долго не живёт.

— Не угадал… Но в чём-то ты прав. Ибо ещё Соломон сказал: «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль.»

— Мы семинариев не кончали и про Соломона не читали…

— Ну, так что же? Есть шанс исправить пробелы в твоём образовании. Как там говаривал классик марксизма. Расписывая свой новый Паркер с золотым пером: «Учиться, учиться и ещё раз учиться…» Если ты в семинарию хочешь?

— Нет. Семинарист из меня выйдет плохой.

— Ты уже подумал по поводу милицейской карьеры?

— Подумал… На фига нам всё это? Ты хочешь спасти Советский союз?

— Нет. Историю страны, которая вот-вот покатится под откос не исправить. Ни в одиночку, ни вдвоём. А вот зная, как всё будет, можно неплохо устроится в этой жизни.

— Я читал где-то про такое. Попаданцы… Будем книжки писать или чужие песни перепевать?

— А почему бы и нет? Хотя это как-то уж больно банально… И к тому же… Ты не думаешь, что мы не одни такие?

— Хрен его знает, товарищ майор…

— Подполковник… — поправил я его.

— Сопляк ты тринадцатилетний…

— Сам такой! — отшутился я. — Спеть песню из будущего это, значит, засветиться по полной. И объявить на весь свет: Смотрите! Вот он я!

— Я не подумал…

— А зря. Думать иногда полезно…

— Я просто не рассматривал с этой стороны…

— Понимаю… А я вот задумался… Жить хочется комфортно. Денег можно найти, используя опыт и знания из будущего. Но если мы начнём шиковать и швыряться ими, то ничего хорошего из этого не выйдет. А написать книгу можно попробовать. Только не чужую, а свою. И желательно, что-нибудь пафосное восторженное. Как комсомольцы-космонавты спасают мир от инопланетного вторжения или о том, как на Марсе…

— Будут яблони цвести…

— А почему бы и нет. Сейчас основная часть молодёжи ещё во что-то верит. Да и фантастика пойдёт на ура.

— Да что нас напечатает?

— А вот это уже оставь мне. Я разберусь.

— Только на обложке авторы как будут писаться: А. и А. Тихие? Забавно? Правда?

— Да… А если писать под псевдонимом… Не как, например, братья Стругацкие или братья Вайнеры, а скажем так: Алекс Тихий.

— Хитро… Сразу и не поймёшь… Алекс — это и Алексей, и Александр одновременно… Саня! Ты — гений!

— Я знаю…

— Хватит меня смешить! Швы…

— Послезавтра их снимут. А нас отсюда выставят пинком под зад.

— И что будем делать?

— Я думаю, что стоит поговорить с капитаном, когда он придёт снова. Мне показалось, что наша судьба ему почему-то не безразлична. Нам ведь многого не надо. Только слегка лёгкий толчок на старте, а там уж мы и сами с усами…

Глава 11

«А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»

7 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

На следующий день, во второй половине дня у меня уже состоялся серьёзный разговор с капитаном Васиным. Он вызвал меня поговорить на лестницу. Это был запасной выход и тут никто не ходил.

— Ну, что? Оклемался?

— Игорь Анатольевич!…

— Можно просто — Игорь.

— Товарищ капитан! Вы вдвое старше нас с братом. Так что лучше всё же соблюдать дистанцию и поддерживать некую субординацию в наших отношениях…

— Вот как ты загнул… Лихо… Откуда так много шибко вумных слов?

— Книжек много прочитал. Игорь Анатольевич! А что там по нашему делу?

— Что тебя конкретно интересует?

— Ну, хотя бы обвинение, выдвинутое против меня в убийстве несовершеннолетнего, совершённое при превышении мер необходимой обороны.

— Нет никакого обвинения. Вам с братом ещё нет четырнадцать. А к тому же действовал ты строго по закону. На вас с братом напала группа лиц с оружием. Ты защищал себя и брата, используя подручные средства. Вот выпишут вас, и тогда следователь подробно допросит на протокол в присутствии педагога…

— Тот самый следователь?

— Нет. Того следователя уже самого допрашивают. Он уж слишком рьяно подгонял факты, штампуя свои дела… Там много чего вскрылось. Ты же не в курсе. Практически всё отделение милиции, где ты ночевал выведено за штат. А многие уже без погон и под следствием. Они друг на друга такого наговорили, спасая свою шкуру, что нам теперь за год не разгрести. Среднестатистический сотрудник милиции — странное существо. С виду суровый и жёсткий, а порою даже и жестокий. Но стоит ему попасть под следствие, блеет как агнец на закланье, и сдаёт всех своих сослуживцев даже при отсутствии на него какого либо давления.

— И что? Все такие?

— Нет. Не все. Но таких много…

— А Вы-то сами? Я вроде бы видел на Вас форму капитана милиции… Себя Вы не причисляете к этим… блеющим агнцам?

— Понимаешь, Саша…

* * *

Блин. Где-то я подобное уже слышал. Кажется в одном из советских сериалов… Ну, да… Было что-то похожее…

— Пал Андреич! Вы — шпион?

— Видишь ли, Юра…

Что-то типа этого и прозвучало… И сейчас вот… Только это уже и не кино вовсе.

* * *

— Понимаешь, Саша… Я не совсем сотрудник милиции…

* * *

А по его интонации я понял, что его слова надо понимать немного по-другому, как: «Я совсем не сотрудник милиции»

Мои мысли стали скакать быстро-быстро. Если он не милиционер, тогда кто? Другого ответа на ум не приходит, как три буквы, пугающие иностранцев даже без перевода: «К. Г. Б.»

Ну, и что мне делать? Проявить догадливость несвойственную сиротке тринадцати лет от роду, или сыграть дурачка?…

Ни то ни другое не подходит. Дурака он во мне точно не видит. Хитринки в его глазах дают понять, что он читает меня, как книгу. Только вот книга это написана не на том языке, который он изучал в своих университетах.

* * *

— Я Вас не понимаю, Игорь Анатольевич.

— А мне кажется, что ты уже догадался…

— Догадки есть, но я не уверен.

— Не разочаровывай меня! Я уже сделал по поводу тебя определённые выводы, а ты сейчас делаешь вид, что ты ничего не понимаешь.

— Игорь Анатольевич. Я действительно многого не понимаю, а мои догадки — это всего лишь догадки… Я же никогда раньше не видел сотрудников столь серьёзной организации, как ваша… Могу и ошибаться.

— А ты прямо дипломат… Вроде и слов много наговорил, и особо ничего не сказал… Но и акценты расставил в нужных местах.

— Я в детдоме вырос. Там за лишние слова можно и по башке получить.

— Понимаю. Так вот… Отвечая на твой вопрос. Я не из тех, кто будет на первом же допросе плакать и каяться. Но… У тебя же отец партизан. И ты должен понимать, что враги могут такие методы применить при допросе, что расскажешь всё про всех.

— Ниндзя может откусить себе язык, чтобы никого не выдать.

— Найдётся полно способов, чтобы он всех выдал и без языка. Кстати, а откуда ты знаешь про ниндзя.

— Читал много. Ну и как-то попалась книжка про Японию. Там ещё про дзюдо было, про самураев. И там было написало, что откусив себе язык, тот японец умер. Кровь текла из языка, а он её глотал.

— Ясно… — задумчиво проговорил, глядя на меня комитетчик.

Да. Теперь я уже в этом не сомневался. Только непонятно. почему он в милицейской форме был в составе группы, проверяющей отделение милиции. Я конечно же помню, что ведомства Андропова и Щёлокова между собой враждовали. Но самый пик этой вражды должен наступить только лет через пять-шесть… А кто такой тогда полковник Авдеев? Но в лоб я про это спрашивать не буду… Соберу побольше информации.

— Какие планы на будущее у вас с братом?

— Игорь Анатольевич! Какие перспективы могут быть у сирот, живущих в детдоме? Денег нет, жилья нет… Может даже получиться, как в той комедии: «Украл. Выпил. В тюрьму! Украл. Выпил…»

— Не прибедняйся, Тихий! Вы ребята спортивные. Отслужите в армии. Найдёте работу. Получите квартиру. Я не думаю, что у тебя мозгов хватит только для того, чтобы ввязаться в криминал.

Знал бы ты, товарищ капитан, какие мозги полезут в криминал лет через десять-пятнадцать.

— Даже без моего желания у нас есть тысяча шансов из ста, чтобы влипнуть в какое-нибудь дерьмо, как например несколько дней назад. А в армию нас могут призвать в стройбат. Там всякие разные служат… И ранее судимые тоже, кстати. Вы же понимаете, что мы с братом не будем терпеть издевательства над собой?

— Да. Это я уже понял. Надеюсь, что вы с братом ещё не успели набедокурить?

— Не знаю о чём Вы, товарищ капитан. А Вы точно капитан?

— Я-то капитан. А вот с тобой не всё ясно мне…

— Опять я в чём-то виноват?

— Да, нет пока… Только понять не могу, почему за один день так резко могли измениться сразу два человека?

— Вы это про нас с Лёхой?

— Ну а про кого же ещё… Жили себе тихо, мирно. В принципе, в полном соответствии со своей фамилией. И вдруг вас с братом, как подменили. Нырнули под воду братья Тихие, а вынырнули уже… ниндзя… — усмехнулся капитан Васин.

— Шутите. А мне тогда не до шуток было, когда мой брат чуть не утонул, и меня чуть не утопил. Мне же пришлось тогда брата бросить…

— Это как?

— Он меня на дно тянул. Я его руку от себя оторвал, его оттолкнул, а сам вынырнул. Потом нырнул за ним. Но он уже захлебнулся. Когда я его вытащил на плот, он уже не дышал. Я ему искусственное дыхание сделал. Он ожил…

Я сделал многозначительную паузу, а потом спросил, глядя капитану прямо в глаза.

— Как вы думаете? После такого могло что-то измениться в нас с братом. Мы потеряли мать. Мы даже её не знали. Отец умер в мучениях на наших глазах. Мы жили в детдоме. Жили спокойно. Никуда не лезли. Никого не трогали. А потом этот рыжий, чуть не убил Лёху. А я чуть не погиб, пытаясь спасти брата…

— Да… — капитан вздохнул. — Некоторые озвученные тобою детали произошедшего, расставляют все факты по своим полочкам. Ну, теперь я тебя ещё больше понимаю. Выходит ты мстил рыжему?

— Я? Зачем? Леха ему на плоту врезал. Потом ещё на берегу добавил… Зачем мне ему ещё мстить? Это рыжий пришёл нас убивать ночью. Нож-то у него был, не у меня.

— А если бы он не пришёл? Что? Так и жили бы с братом дальше?

— А какие у нас варианты?

— Ну… Вариантов много, пока ты молодой.

— Вот мы с ним вчера обсуждали наше будущее. Я предложил ему пойти учиться в суворовское училище. А потом у нас будет шанс стать военными. А офицерам и жильё дают, и зарплата хорошая.

— Во как… Я этого не знал.

— А мы никому ещё это не говорили…

— И не говорите пока…

— Почему?

— Я обсужу этот вопрос с руководством.

— С полковником Авдеевым?

— И с ним тоже.

Вторая половина дня. 7 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

Васин ушёл. А у меня осталось какое-то чувство непонятное, как будто меня выжали в чай, как лимон… Наверное, также себя чувствовали мои подопечные из моего прошлого будущего, после моего допроса. Я ведь тоже любил расставлять ловушки в обычном разговоре, и использовать всякие психологические методы для того, чтобы разговорить «клиента» и вывести его на «чистую воду».

Но капитан, пожалуй, покруче меня будет… Профессионал.

Так всё-таки, он из КГБ или… А откуда ещё? Службу собственной безопасности в МВД придумали позже, где-то в девяностых. Прокуратура? Нет. Не те методы… Да… Мне с этим ещё предстоит разобраться.

* * *

Когда я пересказал Лёшке подробно наш разговор с капитаном, он задал мне вполне резонный вопрос. который самому мне почему-то не пришёл в голову.

— А почему он вывел тебя из палаты, и вы разговаривали наедине? Ведь ясен пень, что ты тут же всё расскажешь мне. Так что смысла делать из этого разговора какую-то тайну никакого не было.

— Мне кажется, что тут дело в другом.

— В чём же тогда?

— Ты когда попал в больницу, ни с кем не общался?

— Я смутно помню, как меня сюда привезли. Всё как в тумане было.

— Это от большой кровопотери.

— Саня! Не делай вид, что ты самый умный. Сам знаю…

— Извини, что перебил! Продолжай!

— После операции валялся, как бревно. Слабость во всём теле… Пить хотелось сильно. Я почти целый день провёл под капельницей. Парень, сосед по палате, что был до тебя мне воду подавал…

— Что за парень?

— Молодой… Лет семнадцати-восемнадцати на вид… Всё спрашивал меня что да как… А я вообще толком ничего не соображаю. Язык не шевелится во рту…

— Лёша! «Я тэбэ адын умный вещ скажу. Только ты нэ абыжайса!» Это детская больница. Сюда кладут детей только до четырнадцати лет. Мы с тобой тут самые старшие во всём хирургическом отделении. С чем тут лежал тот «парень»?

— А хрен его знает… Я не спрашивал. Мне было не до этого.

— Зато ему было дело до этого… Может ты под наркозом что-то наболтал? А этому парню ты что-нибудь говорил такое, что не вписывается в нынешние временные рамки?

— Да ничего такого я ему не наговорил. Я вообще мало чего говорил походу… Лежал в полудрёме… Спал в основном… Афган опять снился… Душманы… Наши парни, кого уже нет… Тебя снова тащил на спине…

— Лёха! У меня парень был знакомый. Тоже из наших… Так его жена мне как-то рассказала, что по ночам он опять на войне, и матом ругается, и спасает кого-то. Но самое страшное, что он отчётливо и внятно разговаривает с кем-то во сне. И сам понимаешь, какими словами он это делает…

— И что из этого?

— Я думаю, что ты мог запросто наболтать что-то странное и непонятное. Врачи об этом доложили кому надо. Вот к тебе парня и подселили, чтобы он поговорил с тобой, да послушал, о чём ты в бреду болтаешь. И тогда весь пазл сходится. И полковник Авдеев. Внезапно появившийся в отделении милиции с «проверкой». И капитан Васин с его «задушевными» беседами более похожими на допрос с использованием психологических методов обработки.

— Думаешь, они нас за шпионов приняли.

— На шпионов мы с тобою Лёшка не тянем… Вся наша жизнь тут была на виду. Если только нас не подменили, когда мы в пруд Новоспасский ныряли. О чём он мне и намекал во время разговора. Наверняка ты под наркозом им что-то странное наболтал. Вот они и возбудилась… Интересно, а пруд уже осушили?

— Зачем? — с недопониманием в глазах смотрел на меня Лёшка.

— В поисках портала в другое измерение. Ну, или в поисках подземного хода на другую сторону Москвы-реки. Была, кстати, такая легенда, что есть, дескать, из монастыря подземный ход на тот берег. Монастырь-то с древней историей.

— То, что он древний и так понятно. А что за истории про монастырь ты знаешь?

— Много чего знаю. Тебе нудную лекцию или коротко как в комиксах?

— Комиксы — это для дебильных американских подростков. Но и нудные лекции я тоже не люблю… Я под них засыпаю.

— Ну и засыпай.

— Нет, рассказывай!

— Что? Скучно?

— Не то слово… Слишком мало информации. Даже в голове чего-то зудит всё время… Как будто там чего-то не хватает.

— Я так и думал.

— Саня! Не нарывайся!

— А то что?

— А то…

— Лёха! Ты раньше был старше меня. а теперь нет. Помнишь, что батя говорил?

— Помню… Мы братья, но ты старший…

— Прими, как данность! Так проще будет. Не возникнет конфликта и внутреннего дискомфорта.

— Ты — зануда!

— Я знаю… Ну что? Будешь слушать «преданья старины суровой»?

— Буду.

— Здравствуй, дорогой дружок! Сегодня я расскажу тебе сказку… — вещаю я голосом радиоведущего, который детям в советские времена сказки рассказывал.

В меня тут же прилетает Лёшкина подушка.

— Хорош прикалываться!

— А ты не дёргайся! — говорю я, возвращая брату его подушку. — Швы разойдутся.

Лёха чего-то невнятно бурчит, снова поудобнее устраиваясь на подушке.

— Начну издалека… Построен монастырь ещё при Иване Васильевиче…

— При Иване Грозном?

— Нет, Лёш. Раньше. Гораздо раньше. При Иване Третьем. Его иногда ещё называли Иван Великий.

— Ну ни хрена ж себе.

— Да. Новоспасский монастырь — ровесник красных стен Московского Кремля. Хотя колокольня была построена уже позже.

— Да ладно… Кремль же ещё раньше построен был.

— Раньше. Но стены были не из красного кирпича, а из белого камня и местами даже деревянные. Помнишь же, про Москву-Белокаменную. А Иван Третий после большого пожара, что и Кремль затронул сильно, переселил монахов Спасо-Преображенского монастыря сюда. Потому и монастырь с тех так и пор называется Новоспасский. А в кремле поменяли стены и постепенно он стал приобретать более современный вид, который тебе привычнее. При Иване Великом много чего построили в кремле. Восстановлен полуразрушенный Успенский собор, строительство которого начал ещё Иван Калита. Построены Благовещенский собор и Грановитая палата. Но мы сейчас про Новоспасский монастырь историю слушаем, не так ли?

— Ты — зануда. — отчётливо проговорил Лёшка.

— Не любо — не слушай! А врать не мешай!

— За-ну-да.

— Ивана Третьего не зря называли Великим. Он и границы земли Русской расширил и литвинов побил, и татар, и балтийских немцев. Но к монастырю это отношения не имеет. Зато теперь вот и про Ивана Грозного можно вспомнить… Как ты знаешь, после его смерти на царствие помазали Фёдора Иоановича, но по сути правил всем Борис Годунов. Хитрый был Бориска, как тот Ельцин.

— Бориску на царство! — передразнил меня Лёха.

— Типа того. Ещё при жизни Ивана Грозного, Годунов отдал за Фёдора свою сестру Ирина. А Федя с детства был то ли головою слаб, то ли нравом кроток. Всё богу молился. Вот за свою богомольность и набожность он потом и был канонизирован Русской православной церковью. До сих пор его поминают, как святого благоверного Феодора Первого Иоановича, царя Московского.

— Я чего-то про такого царя и не слышал даже.

— Между прочим, знаменитую Царь-пушку именно при Фёдоре Иоановиче отлили… А ты, Лёша, похоже, и в школе не так чтобы очень хорошо учился?

— Не поверишь, Саня. Я ещё и в институте не так чтобы очень историю изучал.

— Нашёл чем гордиться…

— Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашёл. И вот теперь я не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо.

— Это заметно. Всё в спорт ушло, как у того боксёра.

— У какого из них?

— Ну, у которого спросили, как он использует голову во время поединка.

— Вспомнил… «А ещё я в неё ем.» Саня! Ты меня совсем за болвана не держи! Пробелы в образовании у меня есть. Но я не дебил всё-таки.

— Братишка! Я тебя дебилом не считаю и никогда не считал. Но ты на меня зря обижаешься, если что… Я просто думаю, что раз у нас появилась такая возможность, то пробелы в образовании можно и исправить.

— Ну, как с тобой не согласится, когда ты со всех сторон прав. А что там дальше про монастырь?

— Ну а дальше Федор умер. И как ты уже упоминал, кликнули «Бориску на царство.» А потом началась чехарда и смута. Лжедмитрий Первый, Лжедмитрий Второй, Шуйские там на троне отметились… Смута — она смута и есть. Поляки Москву пришли брать, чтобы на трон Руси своего Владислава посадить. Поляки тогда Московский Кремль взяли, а Новоспасский монастырь не смогли. Он тогда с честью выдержал осаду польских войск. Неплохо, однако, монахи воевали. Да и стены у монастыря ого-го какие крепкие. А после около его стен русское ополчение стало готовиться к освобождению Москвы от поляков. Тех в кремле осадили. От голода поляки даже человечину ели.

— Друг друга что ли?

— И друг дружку ели, и русских ловили… Ну а дальше ты знаешь, наверное. Минин и Пожарский с ополчением поляков победили… Через год собрали Земский собор и избрали на царство Михаила Романова… Кстати, Михаил Фёдорович монастырю помогал. На его территории были захоронены некоторые из рода Романовых, и даже матушка самого царя Михаила.

— А что дальше было.

— Много ещё чего. Во время чумы монастырь был карантином. Во времена нашествия Наполеона. Французы монастырь разорили, а потом ещё и взорвать хотели. Но взрыва удалось избежать, хотя от пожара он и пострадал сильно. После революции здесь НКВД всем рулило. Даже кого-то расстреливали тут, говорят. А ещё архив НКВД был.

— А сейчас?

— Сейчас там какая-то реставрационная мастерская. И так будет до девяностых, а потом снова отдадут церкви и опять будет мужской монастырь.

— Понятно… Историческое место.

— Не то слово… И как мне кажется, что мы не просто так в том пруду очутились.

— Это почему ещё?

— Есть такое понятие — место силы. В старых храмах или на месте древних курганов… Я не могу тебе стопроцентно точно всё объяснить, поскольку сам в этой эзотерике не силён. Но в таких местах может всякое произойти…

— Типа как с нами?

— Ну, да… Типа того…

* * *

Распахнулась дверь в палату. Медсестра закатила двухэтажную тележку с тарелками.

— Обед…

Глава 12 Дао попаданца.

Вечер. 7 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

Помнится в том прошлом моём подростковом возрасте курение считалось признаком взрослости. Поэтому сам я начал серьёзно курить, как раз примерно лет в четырнадцать. Баловался-то я и раньше, когда вытаскивал тайком сигаретку из пачки у отца. В этот раз я решил, что курение — это не самая полезная привычка, и начинать не стоит…

Но после обеда сама собой на память пришла прибаутка из того прошлого детства.

Глупость, вроде бы. Но реально после еды так и потянуло пойти, да и выкурить сигаретку. Прям наяву представил себе это, аж зубы заныли, как курить охота.

Интересно, кто больше хочет курить: Я, со своим тридцатилетним стажем заядлого курильщика, или тело этого тринадцатилетнего пацана?… Неужели он уже успел заработать себе никотинозависимость? Пожалуй я пока воздержусь от этого. Посмотрим-поглядим, что будет дальше.

Лёха после обеда сразу заснул. Лежит вон, сопит в две дырочки. Слава богу, не храпит… А я всё никак заснуть не могу. Думы думаю, мысли гоняю…

* * *

О чём думаю? Да ни о чём… И обо всём сразу…

Я давно заметил, что с момента попадания в это тело, меня немного «заносит» в крайности. Можно это всё, конечно, списать на переходный возраст моего нового тела. Но не всё так гладко… Даже этот капитан говорил, что раньше, до утопления в пруду, мы с братом были поспокойнее.

Ага… Тогда методом научного тыка определяем причину с точностью до наоборот. Выходит, что это мы с Лёхой, заняв новые для себя тела, стали какими-то излишне резкими что ли? Но там, в нашем прошлом будущем, я был поспокойнее как бы. Да, я рисковал. И даже довольно часто рисковал. Но никогда не действовал без головы и без оглядки. То, что я умел быстро принимать решение — это не означает, что я не обдумывая его принимал. Это как в компьютере. Больший объём оперативной памяти, быстрее выполняется задача… Хотя с компьютером пример не совсем верный. Так нужно ещё учитывать столько разных факторов. Объём памяти на жёстком диске. Отсутствие вирусов. Которые замедляют работу. Видеокарта покруче, чтобы картинки «летали». А если работать приходится через интернет, то и от модема зависит тоже немало… Не буду лезть в подробности, в которых и сам не особо-то разбираюсь.

Так что сравнить своё новое тело, в которое загружено сознание меня того старого, с компьютером можно конечно, но я не буду этого делать. Лучше воспользуюсь более наглядным примером. Вот взять например две металлические детали. Обе имеют плоские поверхности, которые должны соприкасаться друг с другом очень плотно… Но, что-то не получается. И та прямая, и эта вроде ровная… А небольшой зазор есть. И не важно, какой там зазор, пару миллиметров или один микрон. Но зазор есть… и это не даёт двум деталям взаимодействовать друг с другом в правильном режиме. Но если эти детали прижать плотно и тереть друг об друга так долго, что даже и не знаю сколько… То произойдёт чудо. Они выровняются до зеркального блеска и начнут даже «прилипать» друг к другу идеально ровными поверхностями…

Может и у меня сейчас такая ситуация, и у Лёхи тоже. Дискомфорт души и тела… Хотя «душа» — понятие больше метафизическое… Если брать другие термины, то произошло слияние тела и иного сознания. Хотя при этом, память бывшего владельца тела осталась… А скорее — вернулось. Поскольку в начале, какое-то время его не было напрочь. Но при этом тело легко подчинялось новому сознанию. Причём это происходило на уровне рефлексов. Я мог не задумываться, какие мышцы напрягать, чтобы сделать шаг… Тело выполняло все команды мозга беспрекословно… И даже, когда я дрался… Решение принимал я, а удары наносило тело. Сознание помнило приём, а тело его выполняло не сомневаясь ни на секунду. Похоже, что и у Лешки с этим никаких проблем не возникло. И мы, не задумываясь приняли это, как должное.

А ведь это всё равно, как сесть в чужую машину. Причём пересесть с грузовика в легковушку. Ну и что, что у тебя есть опыт и стаж вождения… В чужой машине в первые несколько минут, как минимум, а то и с полчаса, ты будешь чувствовать себя дискомфортно… А тут… Сел и поехал, ни о чём не думая…

Но не всё так просто… Дискомфорт есть и он внутри.

Похоже, чтобы в этом разобраться, без стакана не обойтись.

И ещё… В каких пропорциях мы с прежним мозгом делим это тело? Фифти-фифти — не подходит. Тогда бы мы с прежним владельцем до сих пор бы общались, обсуждая, что и как надо делать. А от него не осталось ничего, кроме памяти о прошлом… Ну и собственно самого тела. Мистика… На ум приходит лишь инь-ян, когда в белом есть чёрное и наоборот…

* * *

Хотя теория об этом инь-ян одна из базовых в восточной философии, и мы все про неё слышали, да и значок этот нам привычен, не меньше, чем пятиконечная звезда, но хрен кто в этом всём до конца разбирается. Белая рыбка с чёрным глазиком. И точно такая же чёрная рыбка с белым глазом.

И вроде бы всё просто: Черное и белое. Ночь и день. Свет и тьма. Плюс и минус. Мужчина и женщина… Постоянное взаимоотношение двух изначально противоположных сил, противоположных понятий. Противоположных знаков.

Но однажды мне где-то попалась более древняя даосская диаграмма инь и ян. И там всё было немного по-другому.

Чёрные полосы инь и белые полосы ян — абсолютно симметричны относительно друг друга. Получается некий баланс противоположных начал. Но есть ещё и пустой круг внутри, из которого всё и проистекает. Некое единое и изначальное… Как бы внутреннее ядро… Не про него ли говорили всякие адепты и приверженца магии и всего сверхестественного. Может и правда магия была когда-то? А может и сейчас существует? Только мы её не видим и не замечаем… Хотя, как тут не заметить, перемещение сознания двух убитых людей в прошлое и подселение в чужие тела.

Ладно, если бы я один переместился… Мог бы считать, что это всего лишь бред умирающего мозга. Ведь видим же мы ночами, так называемые, «быстрые сны». Когда за доли секунды в мозгу разворачивается и происходит какая-нибудь история, а порою и целый приключенческий фильм…

А потом просыпаешься… А?… Что?… Что это было? Сон? Не помню…

Кто мешает мозгу, умирая, показать напоследок целую другую жизнь? Ведь рассказывают же люди побывавшие за гранью жизни во время клинической смерти про какие-то светящиеся тоннели и прочие картинки…

Но вдвоём с Лёшкой, кажется, что вся эта жизнь вокруг нас сейчас самая что ни на есть настоящая, как говорили мы в детстве — всамделишная… Будет обидно проснуться, и обнаружить себя в старом теле с трубками в носу и капельницей в вене. А ещё обиднее будет заснуть и провалиться в окончательную тьму, где больше нет ничего…

Смешно… Именно с такими мыслями я и заснул…

* * *

Разбудили меня лишь на ужин. Полдник с кефиром и печеньем я проспал. Но они были поставлены мне на тумбочку и заботливо прикрыты салфеткой.

— А мне сказали. что завтра швы снимут.

— Что-то быстро… Не рановато ли?

— Врачам виднее.

— Жрать совсем не хочется… Что там на ужин?

— Каша. Овсянка…

— Я не буду.

— Отдай мне! Я опять проголодался…

— Бери! Тебе надо восстанавливать силы.

Я на ужин съел полдник. А Лёха получил двойную порцию, которую умял в один присест.

После ужина я помог Лёхе дойти до туалета… Не то чтобы нёс его на себе. Он шёл сам, держась за стенку одной рукой, а за то место, где у него была рана и швы — другой… Ну а я… Просто подстраховывал.

После этого Лёшка вернулся в палату, и устроившись поудобнее снова засопел. Ну и здоров же он спать… Хотя это ему сейчас очень полезно. Пусть выздоравливает!

А я, выспавшись после обеда, спать не хотел категорически… Снова начал думать-размышлять о прошлом, о будущем… Но мысли в голову не лезли, а лезла только какая-то ничего не значащая ерунда…

Тогда я решил попробовать запрограммировать свой сон. Я так раньше делал. Ложась спать, начинаешь думать о чём-то, что тебя очень беспокоит. И иногда во сне можно увидеть решение проблемы. А иногда начинал вспоминать какой-нибудь фильм или недавно прочитанную книгу. Во сне порою всё так забавно перепутывалось. Книжные персонажи и реальные люди из моей жизни, кино и реальные события… А потом, когда я уже будучи постарше, стал на досуге писать всякие рассказы, то перед сном проматывал перед глазами тот момент, на котором у меня всё остановилось, и ко мне прямо во сне приходили идеи продолжения и просто снилось, как всё должно быть дальше. Правда, в те ночи поспать не всегда удавалось. Приходилось вскакивать и записывать то, что приснилось, пока не забыл. А иногда ночь на этом и заканчивалась. А обнаруживал себя утром, сидящим за письменным столом. И передо мной было несколько новых страниц исписанных моим корявым почерком… Это потом, когда появились компьютеры, а я научился печатать двумя пальцами, текст стал более читаемым. А поначалу, разобрать то, что я написал, мог только я сам, да и то, если читать сразу. Через неделю и сам не мог понять, что это за закорючки. Хотя и тут получалось всё в плюс. Пытаясь разобрать то, что писал когда-то, я сочинял что-то другое…

Но и эти умения из будущего мне не помогли. То ли я не мог чётко сформулировать свои мысли, то ли просто выспался уже… Но ни запрограммированный, ни обычный сон ко мне не шёл.

И тогда я решил прогуляться по больнице. В палате уже сидеть немного надоело.

Хотя вечером шляться по больнице особо не рекомендовалось… Не то чтобы категорически запрещалось. Но всё-таки не поощрялось. Дети же… Это мы с Лёхой тут, как переростки. А в других палатах вообще такие карапузики лежали… как говорится: «видал я лилипутов и покрупнее».

Совсем мелких, конечно, не было. Они, по-моему, лежат в другом отделении. Там ещё разрешается мамам с ними находиться.

Странно… На посту дежурной медсестры никого не было. Хотя, ещё не ночь… Может по делам куда отошла?

Я прошёл мимо пустого стола и прошёл в конец коридора, где был запасной выход на «чёрную» лестницу. Ей пользовались только медсёстры, да мы с капитаном, когда выходили поговорить тет-а-тет.

Далеко уходить я не собирался. Да и куда я пойду? Во-первых: Мне и идти-то некуда. А во-вторых: Куда я пойду в пижаме и тапочках.

В обычной больнице как раз в таких местах больные устроил бы себе место для курения, с обязательной консервной баночкой для «бычков». Но эта больница детская. Медсёстры и врачи, которые курят, конечно, наверняка используют для этого какое-нибудь помещение типа служебного туалета или ещё какую либо мало посещаемую больными комнату.

На лестнице было тихо. Табаком не пахло… Между этажами было окно, на подоконнике которого сидела очень грустная девочка лет десяти-одиннадцати. Мне так почему-то показалось. Хотя, наверное, трудно определить возраст ребёнка в пижаме и с гипсом на руке. Может ей было и девять лет, а может быть она и вообще наша с Лёхой ровесница.

* * *

Грустные дети в больнице выглядят старше… Если бы она плакала или ещё чего… Тогда да… А так, передо мною сидела девочка, с грустными глазами взрослой женщины… Девочки как-то по-другому воспринимают эту жизнь. У мальчишек может и до совершеннолетия детство в заднице играть. А у некоторых это и не кончается никогда. Но девочки, они с другойпланеты. Они могут быть ещё мелкими по всем параметрам, а уже планируют свою будущую взрослую жизнь. Хотя иногда и у них происходит сбой программы. Особенно когда приходит так называемая «первая любофф». Вот тогда они могут и «с дуба рухнуть», и «с рельсов съехать». Такое порою вытворяют, что мне и в страшном сне не приснится…

Хотя и не только девочки на это способны. У некоторых женщин в зрелом возрасте такое может произойти…

Отвлёкся я что-то…

* * *

— Привет!

В ответ меня наградили взглядом, в котором явственно читалось: «Чего тебе надо? Иди куда шёл! Не трогай меня!»

— Ты чего тут грустишь одна?

— Тебе чего надо?

Ну, вот. Я так и знал.

— Ничего. Скучно. Вот, хожу тут, гуляю…

— Ну и гуляй отсюда!

Прям почти дословно подтверждение моих прогнозов.

— Нет. Так не пойдёт. Ты тут сидишь, грустишь одна. Думаешь, что мне тут весело? Нет. Мне тоже грустно… Давай, грустить вместе!

Вот он — разрыв шаблона. Ну? Что ты на это ответишь?

А в ответ мне достался немного непонимающий взгляд. Похоже, что вот именно сейчас у неё нет никакого подходящего ответа на моё предложение. Но женщины, девушки, девочки — существа коварные и изобретательные в своём коварстве. Стоит только дать небольшую слабинку, как она тут же найдёт нужные слова, чтобы не применяя нецензурных выражений, послать тебя в далёкое эротическое путешествие, причём пешком и в одиночку… Так что я не расслабляюсь ни на секунду.

— Меня Саша зовут. Александр, если по-взрослому. А брата моего Алексей. Мы тут с ним вместе лежим. А тебя как зовут?

— Младший?

— Что?

— Брат у тебя младший тут?

— В принципе, да. Он младше меня. Но буквально на несколько минут.

— Это как?

Вот уже во взгляде появился какой-то интерес. Грусть, конечно, никуда из взгляда не ушла. Но всё же некий блеск в глазах проявился. «Любопытство сгубило кошку.»

— Мы с ним близнецы.

— А-а… Понятно… В первой хирургии лежите?

— Да. А ты во второй?

— Угадал… — интонация голоса опять отклонилась в сторону «грустно».

— Что у тебя с рукой? — показываю на её левую руку, закованную в гипс от плеча, до самых кончиков пальцев.

— Ты глупый?

— Нет.

— Тогда почему задаёшь такие глупые вопросы? Что ещё может быть под гипсом? Только перелом.

— Переломы тоже разные бывают…

— Какая разница?

— Иногда перелом бывает закрытый, а иногда открытый.

— Дурак! При открытом переломе оставляют незакрытым то место, где рана.

— Не ругайся! Я же не доктор. В переломах и гипсах не особо разбираюсь.

— А у тебя синяки на лице? Тебя били?

— Ну, так… Подрался слегка.

— С братом?

— Нет. Почему ты так решила?

— Он же тоже здесь?

— Нет. Его ударили ножом… А я за него заступался, и всех их побил.

Думаю, что рассказывать этой девочке, что одного из нападавших я убил — не стоит.

— Ножом? — её васильковые глаза расширились… — Ты сказал, что всех их побил… А сколько их было?

Вот что мне сказать? Правду? Не поверит. Скажет, что я врун. А врать не хочется. Придётся рисковать.

— Семеро их было.

— Врёшь!

— Я так и думал, что ты не поверишь.

— Но ты же врёшь. Не мог ты один побить семерых. Или они были младше тебя с братом?

— Нам с братом в конце лета будет по четырнадцать лет. Тем, кто на нас нападал было столько же, сколько нам. А троим из них по пятнадцать. Если ты мне не веришь, это твоё право. Но я не вру.

— И чем же ты их побил?

— Дужкой от кровати. Мы с братом в интернате живём. Они пришли нас бить ночью, когда мы спали. Вот чем попало и пришлось от них отбиваться.

— Вы с братом — хулиганы?

— Нет. Они были хулиганами. А мы защищались.

— Аня.

— Что?

— Ты спрашивал… Меня Аней зовут.

— Приятно познакомиться! Ну а теперь ты мне можешь ответить: Почему ты такая грустная?

— Я должна была поехать в пионерлагерь на Чёрное море… А теперь вот…

— «Артек» или «Орлёнок»?

— Да ты что? Нет. Простой пионерский лагерь. «Прибрежный» называется. В Евпатории. Это в Крыму.

— Я знаю.

— Бывал там?

— Нет. Откуда. Мы с братом — сироты. Нас только в Подмосковье в пионерлагерь отправляют. Да и то…

— Что?

— Ну, как ты себе представляешь детей из детдома среди обычных детей? Постоянные конфликты и оскорбления. Приходится постоянно отстаивать своё право называться человеком, а не бездомной дворнягой.

Я чего-то разошёлся. Это домашняя девочка со сломанной рукой была абсолютно не виновата, что в нынешней жизни нам с Лёхой досталась такая участь… Но в памяти реципиента есть несколько неприятных сцен из прошлых пионерских сезонов… Да… Похоже это память этого тела даёт себя знать, выдавая такие эмоции…

— Ладно… Извини… У меня тоже всяко-разно безобразно… Но не бойся! Не заразно…

— Да ты прямо поэт.

— Вове нет. Поэты — это те, кто на своих стихах большие деньги зарабатывают.

— Не в деньгах счастье.

— Расскажи это тому, у кого нет ни гроша.

Аня опять немного загрустила. Я её понимаю… Лето у неё насмарку… Судя по гипсу — перелом сложный. Это на месяц или даже на ещё больший срок. А потом ещё какое-то время нельзя руку напрягать. То есть плавать в море она в этом году вряд ли будет. Это не наше будущее. Когда есть Египет или Арабские Эмираты. А ещё и Куба, где круглый год тепло…

— Я тоже хочу на море. — вдруг ни с того ни с сего озвучил я.

И сразу понял, что для девочки, у которой тоже был шанс поехать на море, мои слова могут снова вызвать негатив. Но она, почему-то не расстроилась, а поддержала мою «шутку».

— Если поедешь в этом году на море, возьмёшь меня с собой?

— Обещаю! — не раздумывая пообещал ей я, будучи в твёрдой уверенности, что на море этим летом мне уж точно побывать не удастся.

— А ты забавный… — улыбнулась девчонка.

— А у тебя — замечательная улыбка. Не грусти больше никогда!

— Так не получится. У каждой девочки найдётся повод, чтобы погрустить…

— Это верно…

Меня вдруг разобрал смех…

— Ты чего? — удивлённо спросила Аня.

— Я тут подумал… Если я возьму тебя с собой на юг, то плавать тебе не разрешат из-за гипса. А это значит, что ты всё время будешь загорать на берегу.

— И что? — насупилась девочка…

— Осенью, когда ты придёшь в школу. Одна рука у тебя будет коричневая от загара, а другая белая…

Мне показалось, что она сперва хотела на меня обидеться. Но потом и ей смешинка в рот попала. У неё был красивый мелодичный смех.

— Ты такой дурак! — смеясь, еле выговорила она. — Не забудь записать мой домашний телефон.

— Зачем? — удивился я.

— А как же ты меня пригласишь на море, если не знаешь, как меня найти?

— Точно… Я — дурак. Сейчас пойду, возьму ручку и блокнот…

— Не надо. У меня есть с собой.

И правда, у неё с собой в кармашке пижамы был небольшой блокнотик и карандаш. Пристроив блокнотик на гипсе, она написала на бумажке семь цифр, а потом отдала мне вырванный листок.

— Мне пора в палату, а то ругать будут.

— Я тебе обязательно позвоню.

— Если на море поедешь?

— Да.

— А так просто звонить не будешь?

— Не знаю. А можно?

— Звони! Всё равно мне половину лета придётся сидеть дома.

— Хорошо. Я позвоню. Спокойной ночи!

— И тебе спокойной ночи!

Мы разошлись по нашим отделениям.

* * *

Идти в свою палату мне пришлось снова мимо поста дежурной медсестры… На этот раз она была на месте, но спала прямо за столом, положив голову на руки. Прямо перед ней на столе лежала газета «Правда». На первой странице была какая-то фотография и заголовок статьи, написанный крупным шрифтом. Глянув мельком, я прочитал заголовок и застыл, как вкопанный.

«Визит Генерального секретаря ЦК КПСС А. Н. Шелепина в Гавану.»

Что-о-о?

Глава 13

«Вот. Новый поворот… Что он нам несёт?»

Ночь с 7-го на 8-е июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

Стараясь не разбудить медсестру, я осторожно забрал газету с её стола. Ещё раз прочитал заголовок. Нет. Я не ошибся.

Войдя в палату, я стал будить Лёшку, потому что мне срочно надо было поделиться с ним своим открытием.

— Лёшка!

— А… Что такое? — спросонья он выглядел взъерошенным и потерянным.

— Лёха! Это не наша реальность.

— Ну, да… Не наша… Наша осталась там… В будущем… А мы в прошлом… — отвечал он мне ещё не проснувшись окончательно.

— Это не наше прошлое?

— Что?

— Смотри!

— Что это?

— Газета, блин. Правда. Сегодняшняя. То есть, уже вчерашняя.

— И что в ней такого?

— Кто стал Генеральным секретарём ЦК после смещения Никиты Хрущёва помнишь?

— Помню. Брежнев… Дорогой Леонид Ильич…

— Протри глаза! На! Читай!

— Визит… Генерального секретаря ЦК КПСС… А. Н. Шелепина в Гавану…

— Не понимаешь?

— Шелепин?

— Да! Железный Шурик, которого Брежнев в нашей реальности с грязью смешал и на пенсию отправил.

— А здесь…

— А здесь он стал Генсеком вместо Брежнева…

— А где Брежнев?

— Хрен его знает, Лёша. Для сбора информации мне надо забуриться в библиотеку и прошерстить подшивки газет за прошлые года… И ещё желательно, чтобы газеты были разные. Правда. Известия. Комсомолка. Труд. Советская Россия. Интернета здесь нет. Придётся ручками-ручками перебирать тысячи страниц, чтобы понять, где произошла развилка истории. Хотя я примерно понимаю… Но надо уточнить.

— Ты думаешь, что в шестьдесят четвёртом?

— Да. Скорее всего… Но возможно и в шестьдесят седьмом. Именно тогда между Брежневым и Шелепиным разлад произошёл в нашей истории. Сейчас не могу ничего сказать. Мало информации… Нужно поработать в библиотеке.

— Саня! Был такой фильм. «Операция Ы»

— И что?

— Там Вицин ночью подходит к сторожу и спрашивает: «Как пройти в библиотеку?»

— Ты это к чему?

— Ночь на дворе… Зачем ты меня разбудил?

— Лёха — ты даун. Я был в таком шоке от того, что узнал…

— Если бы ты мне это сказал утром, ничего бы страшного не произошло.

— А сейчас произошло?

— Да.

— Что?

— Ты меня разбудил.

— Ну и иди спать!

— Уже не могу.

— Почему?

— Ты меня уже разбудил… Гад!… А ещё брат называется…

* * *

Блин, блинский… И критик Белинский.

А он-то тут причём? Не при чём… Просто в рифму пришёлся. Хотя и про него в своё время был отличный анекдот:

'Едет известный критик на извозчике. А мужик его и спрашивает:

— Ты, барин, писатель?

— Нет. Я — литературный критик.

— А энто как?

— Вот напишет писатель книгу… А я её критикую.

Задумался мужик. А потом пробормотал в полголоса:

— Вот гавна та какая…'

* * *

А мне сейчас совершенно не до смеха. Многое из того, что я запланировал в будущем, летит коню под хвост. Мои знания о будущей истории были огромным «роялем в кустах» для меня, как для попаданца в прошлое. Если Брежнев не встал у руля страны, то следовательно не будет и Щёлокова, Андропова… Не произойдёт событий, которые были в моём времени, а я даже не знаю, что здесь творилось в последние лет десять… Вот это мы с Лёхой попали так попали.

* * *

Всё зависит от того, когда Шелепин встал во главе КПСС?

Если в шестьдесят четвёртом, то это тот же самый переворот, что был и в нашем мире. Ведь и у нас Шелепин был одним из инициаторов смещения Хрущёва. Только Брежнев со товарищи оттёр его от трона, чтобы надолго усесться туда самому.

Если же это произошло позже, то Шелепину уже пришлось смещать дорогого Леонида Ильича, а это уже совсем другая история развития событий.

Так что же произошло на самом деле? Мне нужно больше информации… Если я не смогу в этом вовремя разобраться, то мы не сможем и вовремя принимать какие-то решения. А без этого нам останется только тупо плыть по течению, и проживать свою новую жизнь, как обычным сиротам из детдома.

Да. Пока ещё есть небольшая фора в виде способностей и знаний из будущего. Но она быстро пройдёт, если будущие события пойдут по другому руслу.

Что я могу? Пойти по проторенной дороге. Отслужить в армии, отучиться в институте, желательно на юриста, стать опером.

Ну а дальше… Как фишка ляжет.

А Лёха что? Армия. Думаю, что он снова сможет стать снайпером… А дальше? Армия или спецслужбы…

Получается какой-то парадокс, напоминающий петлю во времени. Перенестись в прошлое. чтобы снова шаг в шаг пройти по той же дороге с тем же успехом.

Мне такой вариант не нравится от слова «совсем».

Что же делать?

Утро. 8 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

— Ты чего, Саня? Совсем не спал что ли? — спросил меня Лёха, когда его разбудили, запихнув под мышку градусник.

Эту обычную утреннюю процедуру я застал, не сомкнув глаз.

— Заснёшь тут, пожалуй…

— Да, забей! Выпишут нас. Засядешь в библиотеку и всё выяснишь. Чего порожняк-то гонять туда-сюда?

— Лёша! Я тебя прекрасно понимаю. Ты всегда был практиком. One shot one kill. А я всегда старался копнуть поглубже.

— Я же не против. Копай! Только не перетрудись! Ты бы видел себя со стороны… Синяки под глазами. Сам бледный весь.

— Синяки мне в отделении милиции понаставили.

— Те уже почти сошли. У тебя под глазами мешки. И глаза красные, как у вампира.

— Днём высплюсь.

— Ну-ну…

Выяснилось, что у Лёшки температура нормальная, а у меня ниже нормы. Как выразилась медсестра: «Упадок сил». Она ещё спросила, не поменялись ли мы градусниками. Потому что, судя по истории болезни всё должно быть с точностью до наоборот.

Завтрак я проглотил, даже не заметив, что там было. А после завтрака всё-таки прилёг… подумать…

Разбудил меня утренний обход врача, который заметил, что я плохо выгляжу…

Ну а после поспать мне не дал приход капитана Васина.

8 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

Разговор на лестнице.

Меня снова вызвали поговорить тет-а-тет. Место уже было знакомое и привычное. Несколько часов назад я здесь болтал на всякие разные темы с девочкой Аней. А вчера, примерно в это же время в том же составе, что и сейчас мы тут прощупывали друг друга с капитаном. Я так и не понял его интерес ко мне и к моему брату. А он что-то не торопится делиться со мной информацией и задавать вопросы, которые конкретно его интересуют. Всё кружит, как ворон вокруг да около. Пора бы его уже и подтолкнуть, иначе мы с ним совсем в эти шпионские игры заиграемся.

— Игорь Анатольевич! А почему мы всё время выходим из палаты? Могли бы и там поговорить. А то у меня уже язык болит брату пересказывать все наши с Вами разговоры. Или Вы думаете, что я от своего брата что-то скрываю?

— Я так не думаю. Мне просто надо было кое-что понять про вас с братом.

— А что с нами не так? Шибко умные? Или наоборот?

— Ладно. Слушай! Твоему брату делали операцию под наркозом… А от паров эфира люди иногда начинают разговаривать… Болтают всякую ерунду…

«Я так и знал. Братишка под наркотой „поплыл“ и что-то натрепал. Теперь бы подробнее узнать что он наболтал. Чтобы думать. Как выкручиваться из этой ситуации…»

— И чего такого мой брат Вам мог наболтать, что Вы такое внимание этому уделяете…

— Тебе не говорили, что вы с братом разные?

— Конечно. И не раз. Мы с ним, как говорится, на рожу похожи. Но ему досталась сила и ловкость, а мне в основном мозги.

— Не скажи. Ты тоже с противниками ловко расправляешься.

— Так я и не сказал, что мне достались только мозги. Я сказал в основном. А ловкость у меня тоже присутствует. И силушкой природа не обидела вроде. Но у брата всё же ловчее получается иногда. Так что он Вам там наболтал?

— Не мне. Врач услышал, как брат твой иностранными словами ругается…

— По-английски? Мы его в школе изучаем…

— Нет. В том-то и дело, что не по-английски… Врач тот долгое время работал в Средней Азии. Таджикским языком владеет, и другие наречия знает немного.

— Игорь Анатольевич! Вы уж говорите всё, как есть! Что такого мог Лёха сказать, чтобы нами заинтересовался КГБ?

— Начнём с того, что я не из КГБ.

— Вчера Вы сказали, что не из милиции. Сегодня, что не из КГБ. Военную разведку вряд ли заинтересуют два подростка тринадцати лет… Так откуда Вы? Если не хотите говорить, то и не говорите. Просто скажите, что Вам от нас с братом надо?

— А ты очень хорошо информирован для подростка тринадцати лет, Саша.

— Читаю много.

— Тогда может ты мне объяснишь, что означают такие слова. как: Шурави, бача, муджахет…

— Мне кажется, что правильно будет «моджахед», хотя я могу и ошибаться.

— Вот как… Я не знал. А ты знаешь, что всё это значит?

— Знаю. Шурави — в Афганистане так называли всех советских. Это от слова шура́, что в переводе с их языка на русские — совет. Бача́ — переводится, как мальчик или парень, но может означать и друг. А моджахед или муджахид — это буквально — борец за веру. Хотя наши называли их чаще басмачами или чаще душманами. Душман в переводе — это враг.

— И какие такие «наши» их так называли.

— Наши войска. В двадцать девятом и в тридцатом году на территории Афганистана воевали советские войска. Мы с братом книжку одну читали… Как раз про это время.

— Да? И что за книжка?

— «Афганистан в огне» называется. Автор… Кажется Примаков или что-то в этом роде. Там всё про эту войну написано.

— Странно. И где вы взяли эту книжку?

— А мы по домам ходили, макулатуру собирали. Нам там много всякого такого попадалось. Вот я книжки, которые находил и читал… С братом.

— И где теперь эта книжка?

— В макулатуру потом сдали. Она немного скучновата была. Много всяких рассуждений и описаний. Мы её прочитали, потому что больше нечего читать было. Но брату понравились странные слова. Наверное, он их запомнил.

— А ты тоже запомнил?

— Я быстро всё запоминаю…

— Интересный ты парень, Саша…

— И чем я Вам так интересен?

— Много читаешь. Много знаешь… Говоришь, как взрослый…

— Это плохо?

— Это странно…

— Вы меня в чём-то подозреваете?

— Наоборот. Удивляюсь твоим способностям…

* * *

Всё-таки его улыбка — это оружие. Он так обаятельно улыбается, что ему хочется верить. Наверное, девушки от него без ума… Он ведь, если захочет, сможет обаять любую, лишь пару раз улыбнувшись ей. Хорошо, что я не девушка, и на меня его обаяние не действует. Но вот Лёшку. Пожалуй он мог бы на раз развести на откровенный разговор. Хотя нет. Лёха тоже не лыком шит. Это он наивного дурачка нарочно разыгрывает порою, чтобы к нему лишний раз не лезли.

* * *

— Игорь Анатольевич! Может, Вы всё-таки расскажете мне, в каком ведомстве вы служите, и почему у Вас такой интерес к нам с братом.

— Думаю, что пока тебе не стоит об этом знать. А вы с братом заинтересовали наше ведомство не только из-за того, что твой брат под наркозом разговаривал на языках народов Средней Азии.

— А почему ещё?

— Нам нужны способные ребята. Такие, как вы с братом. Отец твой — герой-партизан. Дед был командиром партизанского отряда. Да и мама ваша, которую вы даже и не видели никогда, тоже выросла в партизанском отряде… А больше у вас и нет других родственников. Зачем же разбрасываться такими кадрами? Кадры надо воспитывать.

— Вы нас проверяете?

— А как же…

— А потом, что с нами будет?

— Для начала, будете учиться… Ты же сам говорил, что у вас были планы учиться в суворовском училище.

— Говорил.

— Так мы поможем. А как отучитесь, то и на службу возьмём.

— Вы так и не сказали, где Вы служите, Игорь Анатольевич…

— Всему своё время, Саша. Не стоит бежать впереди паровоза…

8 июня. 1974 год.

Вечер того же дня.

Москва. Детская больница.

Васин снова оставил печенье и конфет. А ещё две бутылки лимонада…

А ещё он оставил после себя не слишком приятный осадок на душе. Я, конечно, выкручивался, как мог, но у меня сложилось впечатление, что Игорь мне не поверил ни на грош.

Я в подробностях пересказал Лёхе весь разговор с Васиным. И про «шурави», и про вовремя всплывшую в памяти книжку про походы Красной армии в Афганистан в тридцатые годы двадцатого века. На этот раз мой новоявленный брат уже не хохмил, а тщательно впитывал полученные от меня сведения.

— И что? Он сказал, что не из КГБ?

— Да.

— И не из милиции?

— Да.

— Тогда откуда он? Контрразведка? ГРУ? Прокуратура? Кто?

— Похоже, Лёш, мы где-то чего-то недопонимаем. И, как мне кажется, что надо всё-таки нарыть информацию, и выяснить, в какой момент истории всё пошло не так.

— Ты думаешь, что изменения такие кардинальные?

— Неужели ты считаешь, что замена Брежнева на Шелепина, это единственное отличие от нашей истории? Это, как круги на воде. Булькнет камешек в воду. И побежали круги один за другим, всё шире и шире… Так и здесь. Сменилась крупная фигура, поменялись фигуры поменьше, потом более мелкие, дальше ещё и ещё… А те фигуры, которые не заняли предназначенные им места? Они тоже создают вокруг себя изменения реальности. И тянут за собой туда других людей.

— Ты думаешь, что есть ещё какая-то силовая структура уровня КГБ?

— Если не круче… В КГБ сейчас наверняка Семичастный рулит. Они с Шелепиным друзья были. Кто сейчас министр внутренних дел, я не знаю. Но возможно Шелепин создал ещё одну силовую структуру, для того, чтобы не полагаться только на КГБ. Так и Брежнев делал. Он добился того, что МВД и КГБ друг с другом чуть ли не в открытую враждовали.

— Да это и в американских фильмах показывали. Полиция — не любит федералов, а ФБР на полицию смотрит сверху вниз. Но и у них есть ещё и АНБ, и ЦРУ, которые тоже чего-то мутят…

— Не хватает информации, как минимум за последние лет десять, а может и больше… А гадать можно до посинения.

— Тогда отложим это на потом, когда будет такая возможность.

* * *

Наш разговор прервал осторожный стук в дверь. Медперсонал входит без стука. Чужие здесь не ходят… Интересно, кого там принесло?

— Входите! Не заперто…

В комнату аккуратно просочилась моя давешняя знакомая девочка Аня. Она быстро посмотрела на меня, потом на Лёху, после снова на меня… И всё-таки сделала правильный вывод. Подощла ко мне и сказала:

— Привет, Саша!

— Привет, Анечка!

Мне показалось, что «Анечка», её как-то слегка напрягло. Но, похоже, не вызвало у неё никакого негатива.

— Познакомься! Это мой брат Лёша.

— Привет! — поздоровался мой брат.

— Привет! Скучаете?

— А что ещё тут делать? — ответил Лёха.

— Книжки читать…

— А нет книжек у нас. Вон одна газета была. И то её Сашка до дыр зачитал.

— Так же и со скуки помереть можно.

— С Сашкой не помрёшь. Он столько всего интересного знает.

— Откуда?

— Много книжек прочитал. Мне столько не прочитать за всю жизнь.

— Ты не любишь читать?

— Буквы знаю. Книжки интересные люблю, но за Санькой мне не угнаться. Он же читает всё подряд…

— А ты тогда чем занимаешься?

— Спорт люблю.

— Саша тоже не выглядит слабаком.

— Но я круче!

Похоже, что Лёха увидев симпатичную девочку, включил режим «гусара» и распушил пёрышки.

А Анечка сегодня и правда выглядела очень симпатично. Каштановые волосы. Карие глаза со смешинками. Слегка вздёрнутый носик. Симпатяшка, одним словом.

— Анечка! Не обращай на него внимания. У Лёшки просто привычка такая. Он просто, как увидит какую-нибудь симпатичную девочку, сразу пёрышки распускает.

— Вот сейчас обидно было? — высказал мне Лёшка.

— На обиженных воду возят! — апеллировал ему я.

— Сам дурак! — с улыбкой и беззлобно огрызнулся брат.

— А я что? И правда симпатичная? — похоже, что из всего нашего разговора она услышала только это.

— Да! — практически в один голос высказались мы с Лёхой.

— Вы такие забавные! — улыбнулась Аня.

Я уже говорил. У неё была очаровательная улыбка.

— Когда ты не грустишь, ты выглядишь просто ослепительно! — сделал я комплимент этой девочке.

— И этот коварный тип обвинял меня в гусарском поведении… Придётся мне вызвать его на дуэль.

— Леша! Ну, какая дуэль? У тебя ещё прошлая рана не зажила, как следует.

— Ах, так… Значит, я тебя тогда… Я тогда… Отниму у тебя полдник.

— Я тебе его и так отдам. Тебе надо выздоравливать и поправляться, а я уже и так здоров.

— Мальчики не ссорьтесь! Можете высказывать мне комплименты по очереди.

Ну, ни фига себе… А девочка-то с юмором дружит. И не ханжа совсем. Жаль, что маленькая ещё… Кстати, я так и не спросил, сколько ей лет. Хотя это и не так важно сейчас. Мы сами ещё маленькие. И с этой девочкой, скорее всего, мы будем просто дружить.

Наше общение прервала медсестра.

— Что вы тут устроили?

— Обсуждаем вопросы литературы. — тут же предложил свой вариант я.

— Какие вопросы?

— Почему у нас тут нет библиотеки?

— Потому что тут больница, а не изба-читальня.

— Ладно… Пока! Я завтра зайду! — попрощалась Аня, и выскользнула из палаты.

— Вот я пожалуюсь Нине Михайловне, что ты по мальчикам бегаешь!

— Да что Вы такое говорите-то! Аня девочка хорошая. Мы с ней подружились!

— Это пусть главврач решает с кем можно дружить.

— Вот тебе и раз. Оказывается, чтобы дружить, надо у врача спрашивать?

Медсестра ещё немного побурчала и тоже покинула нашу палату.

* * *

В эту ночь мне наконец-то удалось выспаться. Мне даже приснился хороший добрый сон. Мы были на море. Все вместе. Я, Лёшка и Аня. У неё на руке уже не было гипса. Солнце, море, песчаный пляж…

Глава 14 Знакомство с мамой и матримониальные планы малолетней невесты.

9 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

Воскресенье — день тяжёлый. Особенно в детской больнице. Сегодня посещения разрешены и утром и вечером. Куча родителей уже протопало в одну сторону мимо нашей палаты. А потом ещё начали ходить туда-сюда…

Утреннего обхода врачей не было. Так… Медсестра раздала витаминки и всё. Про швы сказали, завтра снимут, а на днях, так и вообще выпишут…

Ску-у-учно…

— Лёха! Пошли гулять!

— Куда мы пойдём в пижаме и тапочках?

— А пошли к Анюте в гости?

— Неудобно как-то…

— Неудобно на потолке спать… Одеяло падает…

— А вдруг к ней родители пришли, а тут мы такие красивые…

— Развернёмся и уйдём. Делов то…

— Ну… В принципе, да…

— Тебе что? Лень вставать и покидать кровать?

— Не знаю…

— Я смотрю ты совсем тут опух и расслабился на больничных харчах…

— Ты на себя-то погляди! Рожа поперёк себя шире и щёки из-за спины видны…

— Лёха! Ты чего буянишь?

— Да, хрен его знает, Сань… Я порою и сам не понимаю. Накатывает что-то…

— Это называется гормоны. Тело молодое. Идёт перестройка организма…

— Всё, как всегда. Сначала перестройка, потом перестрелка…

— Надеюсь, что в ближайшее время этого не произойдёт.

— Конечно… Надейся!

— Смешно…

— Это не я придумал. По телеку видел… Помнишь Рева и Галустян…

— Это, которые Гадя Петрович Хреново?

— Нет. У них там другой ещё номер есть. Сидят они типа на завалинке. Семечки лузгают, шелуху поплёвывают. Рева типа парень, а бородатый Миша Галустян типа девка… Вот Рева и спросил: «Надеюсь, я у тебя первый?» И получил ответ: «Конечно… Надейся!»

— В гости пойдём?

— Пошли.

— Лёшка! А ты чего в прошлый раз к ней подкатывал? Она же ещё маленькая…

— Да я так… А что? Ты уже на неё глаз положил?

— Да ну тебя! Хорошая девчонка. Симпатичная. С юмором. А о всяком таком думать будем после, когда подрастём.

— А сколько ей лет?

— А я как-то и не спрашивал пока.

— Ну, так вот сейчас пойдём и спросим.

— Тебя швы не беспокоят, когда идёшь?

— Так. Тянет немного. Главное, не бей меня ногами в живот!

— Уговорил. Не буду.

Вот так вот два привидения в пижамах и тапочках мы пошли искать девочку Аню в другом хирургическом отделении.

* * *

Долго искать не пришлось. Мы даже далеко не ушли. Аня сидела на том же подоконнике на «чёрной» лестнице. Рядом с ней сидела миниатюрная симпатичная женщина. Довольно таки моложавая. Пожалуй, тридцати ещё нет. Через несколько лет они возможно будут выглядеть как сёстры. Они были очень похожи друг а друга. Сразу стало понятно, как Анечка будет выглядеть. Когда подрастёт. Вот ведь повезёт кому-то.

— Мама! Познакомься! — Аня снова потратила пару мгновений, разглядывая нас, а потом точно указала на меня пальцем. — Это Саша! А это Лёша!

— Как ты их различаешь, Анечка?

— А Саша старше. На несколько минут…

— И что? Это так заметно? Как, по мне, так мальчики абсолютно одинаковые.

У её мамы тоже милая улыбка.

— Здравствуйте! — я не знал, как обращаться к маме девочки, поэтому выбрал нейтральное «Здравствуйте!»

— Мою маму зовут Елена Николаевна.

— Добрый день, Елена Николаевна!

Это уже Лёшка подключился.

— А вы куда это шли таким бодрым шагом? — с некоей долей иронии интересуется Аня.

— К тебе в гости. — а что я ещё могу сказать. — Но если мы тебе с мамой мешаем общаться, то зайдём попозже.

— Ой! — всплеснула руками Елена Николаевна. — Да не мешаете вы вовсе. Мне даже приятно было познакомиться с вами. Аня про вас много рассказывала.

— Да не может быть. — я даже немного удивлён. — Мы и знакомы-то всего-то один день. Она нас ещё и не знает совсем.

— Несмотря на это, Аня о вас, и особенно о тебе, Саша, очень хорошо отзывалась.

— Ну, мам! Что ты такое говоришь?

— Ладно. Я всё равно уходить уже собиралась. Не буду вам мешать.

— Вы нам не мешаете, Елена Николаевна! И нам с братом очень приятно было с Вами познакомиться!

Лёха, как всегда, сама галантность.

— Мне уже пора, мальчики. Но мы ещё увидимся.

Она повернулась к дочери и чмокнула её в щёку.

— Анечка! Я завтра к тебе забегу после обеда.

— Хорошо, мам.

* * *

— Прости!

— За что, Саша?

— Ну… Мы это… Маму прогнали…

— Она и правда уже уходить собиралась.

— А что ты там про меня маме рассказывала?

— Ну-у-у… Я сказала, что ты дурак… Но забавный…

— А я? — обиженно басит Лёха. — Я тоже забавный…

Аня заразительно смеётся. На мы что? Мы присоединяемся к ней…

— Хорошая у тебя мама! — говорит Лёшка.

— Ты разве ей не сказала, что мы детдомовские?

— Сказала.

— Странно. Обычно мамы не любят, когда к их дочкам подкатывают мальчики из детдома.

— Моя мама не такая. Она сама выросла в детдоме…

Когда я услышал это, мне стало немного стыдно, за те слова, которые я наговорил ей тогда ночью здесь на лестнице. Теперь мне больше стало понятно её расстройство по поводу сгоревшей путёвки в пионерский лагерь на море.

— А папа твой?

Лёха, как всегда, ломится, как танк. Похоже, что такие слова, как «такт» и «этикет», для него лишь буквы из кроссворда.

— Я его никогда не видела. Мама меня одна воспитывает. И живём мы в небольшой комнате в коммуналке. Так, что я не слишком завидная невеста, если что…

Вот теперь всё вообще встаёт на свои места и становится понятным. Мне стало понятно. почему у маленькой девочки взрослый взгляд… Кстати…

— Анечка! А сколько тебе лет?

— Одиннадцать с половиной. У меня второго января день рождения. Мама говорит, что я первоапрельская шутка.

— Это почему? — Лёшка, как всегда немного тупит.

— Лёха! Это старый бородатый анекдот есть такой. «Чем заканчиваются первоапрельские шутки? Новогодними подарками.»

— А-а… Всё равно не понял…

— Не заморачивайся!

Аня, слушая нашу перепалку, беззвучно смеётся.

— Анечка! Расскажи о себе!

— Зачем тебе это, Саш?

— Хочу больше знать о тебе. Мне интересна история твоей семьи.

— А у вашей семьи тоже есть своя история? Или ты ничего не знаешь про свою семью?

— Знаю. И обязательно тебе всё подробно расскажу. Но сначала ты!

— Почему это?

— А я первый спросил…

— Вредина!

— Не… Я — хороший! Я вышивать могу и на машинке шить…

Блин. Ну, кто меня за язык тянул? Я стал судорожно вспоминать, когда вышел мультик про Простоквашино…

— Я поняла! Ты, как кот Матроскин.

Мне всё таки кажется, что мультфильм появился гораздо позже… А! Была же книга Успенского, по которой и сняли этот мультик. Наверняка она раньше появилась. Закидываю «пробный шар».

— Ты эту книжку читала?

— Нет. Диафильм смотрела… У меня дома фильмоскоп есть и много разных диафильмов.

* * *

Как же я мог забыть? У меня в детстве тоже ведь был фильмоскоп. Вечерами я «устраивал сеанс», заставляя старшую сестру и родителей смотреть вместе со мною диафильмы. Сестра читала титры, а я крутил ручку. Фильмоскоп сильно нагревался и в комнате стоял запах горячей плёнки.

А старые диафильмы делали из быстрогорящего целлулоида. Когда пришло время всяких «бомбочек» и других «химических экспериментов» я их все израсходовал на дымовухи…

Но диафильма про Простоквашино у меня никогда не было. Ну, что же? Теперь можно будет заполнить этот пробел. Если нас с братом, конечно, пригласят в гости.

* * *

— Покажешь потом? А то я книжку читал, а диафильм не видел.

— Потом. Когда выпишут… Но сначала я у мамы спрошу.

— Конечно. Хорошая у тебя мама! Ты обещала рассказать…

— Я не знаю… Даже не знаю с чего начать и чего рассказывать?

— Ну, вот ты сказала, что родилась второго января…

— Да.

— А отца своего совсем не знала?

— Мама сказала, что отца у меня вообще никогда не было.

— Так не бывает, Анечка.

— Я знаю. Но мама сказала, что она просто выбрала красивого парня. Он бы всё равно на ней не женился бы…

— Почему? У тебя очень красивая мама.

— Ты же видел… Она маленькая и худенькая. И тогда тоже такой была. А мужики хотят, чтобы у женщины было «вот» и «вот».

Аня показала на себе, где у женщины должно быть побольше… Это было довольно таки смешно.

— Дураки такие мужики. — высказал безапелляционно Лёшка.

— Я с ним полностью согласен. — добавил я.

— И я так думаю. Но мама очень хотела ребёнка. Она же сама без мамы выросла.

— Вот мы и подошли к тому с чего начали. Расскажи! Почему твоя мама выросла без мамы?

* * *

Рассказ Ани был не слишком длинным. Скорее он был информативным. Не более того.

Её бабушка была ровесницей нашего с Лёшкой отца. И даже на год моложе. Родилась в двадцать восьмом году, и когда немцы напали на СССР, ей было всего лишь тринадцать лет. Семья попыталась эвакуироваться, но эшелон по дороге разбомбили… Все погибли, кроме неё.

Как Валентина добралась до Москвы — никто не знает… Но из Москвы её отправили в эвакуацию в Казахстан. Есть там такой город — Актюбинск. Там было много эвакуированных детей. Да и взрослых хватало со всей европейской части Советского Союза. А ещё там был госпиталь. Большой госпиталь… Когда бабушка стала постарше, то подрабатывала там санитаркой. Там же в госпитале она и познакомилась с тем, кто стал её первым мужчиной. Его звали Николай. Но ни мужем, ни отцом он тоже не стал. Потому что умер, там же в госпитале за три месяца до победы.

После победы, в конце мая бабушка поехала в Москву. Ей было уже семнадцать лет, и она была на третьем месяце беременности. В столице ей удалось устроиться в госпитале. А пятого октября сорок пятого года у неё родилась дочка. Назвала она её Еленой. Отчество досталось от того раненого Николаевна. Фамилия была бабушкина девичья — Сколик.

Дочку она отдала в детский дом, потому что ей надо было работать. Какое-то время навещала её там. Но, когда маме было пять лет, бабушка умерла, заразившись какой-то инфекцией.

Маме отдали все вещи, оставшиеся от бабушки. Но там было всего несколько фотографий и дневник, который вела бабушка Валя. Именно оттуда мама и узнала, что было во время войны.

* * *

— Окончив школу, мама устроилась телефонисткой в Министерство Путей Сообщения. Через год родилась я. Маме сперва выделили комнату в общежитии. Потом, через некоторое время дали комнату в коммуналке недалеко от работы. Она с большим трудом достала мне путёвку в пионерский лагерь на Чёрное море. А я за день до отъезда решила прокатиться на велосипеде. Одному мальчику в нашем дворе родители купили… Вот и я захотела попробовать. Дура! Упала и сломала руку. Вот и вся история…

— Да… Получается, что три поколения вашей семьи носят одну и ту же фамилию, передавая её по женской линии.

— А что? Мне нравится моя фамилия — Сколик.

— А что она означает?

— Не знаю. А что фамилии обязательно должны что-то означать? Вот как твоя фамилия?

— Тихий.

— Что? Правда? Тихий?

— Правда. — ответил ей Лёшка. — Я тоже — Тихий.

— Ой, не могу…

— Я сказал что-то смешное? — мне было немного обидно за свою фамилию. За эту неделю я к ней уже привык и она мне нравилась.

— Нет. Просто интересно… А если я выйду за тебя замуж, то тоже стану Тихая?

Она снова звонко смеётся. А я сижу и думаю. Вот девчонка девчонкой, от горшка два вершка, а всё туда же… Замуж…

Уж замуж невтерпёж…

— Ты решила выйти за меня замуж?

— Да! Женись нам мне!

— Прямо сейчас?

— Не-еет. Потом. Когда вырастем…

— А это обязательно?

— Обязательно.

— Почему?

— Потому что ты мне нравишься!

— Вот как?

— А я? — влез в наше сватовство Лёха.

— Что ты? — спросила Аня.

— А почему не за меня замуж?

— Прости, Лёша! Ты тоже очень хороший. Но, увы… Я люблю Сашу!

— Анечка! — влезаю я в общение моей «будущей невесты» и моего брата. — Мы с тобой знакомы чуть больше суток. И почему же ты решила, что выйдешь замуж только за меня?

— Потому что ты — надёжный.

— И как ты это поняла за такое короткое время?

— Ты не сможешь меня понять, Саша. А женщина сразу понимает, что перед ней именно её мужчина.

— Лёха! Пойдём отсюда! Эта «женщина» над нами издевается.

— Саша! Не уходи! Я не шучу! Я…

Имитируя кавказский акцент, свои слова сопровождаю характерными жестами рук:

— Эй! Слюшай! Молчи, жэнщин! Нэ видишь? Джигиты разговаривают…

Она снова смеётся. Похоже, что я, сам того не подозревая, занял место дежурного клоуна.

— Ты дурак!

— Вот видишь? И ты хотела за такого дурака выйти замуж? Может, передумаешь?

— Даже не подумаю. Вот завтра мама придёт, я её и обрадую.

— С ума сошла?

— Ага… — и подражая фрекен Бок из мультика про Карлсона, пропела дурашливым голосом. — Тра-ля-ля ля-ля-ля. А я сошла с ума. Какая досада…

Теперь уже мы с Лёхой ржали как полковые лошади.

И, конечно же, мы доигрались. На шум, создаваемый нами, явилась строгая медсестра и разогнала нас по разным отделениям.

Вечер. 9 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

— Ты думаешь, что у неё серьёзно? — донимал меня вопросами Лёшка, когда мы вечером, после ужина, уже валялись в кроватях, готовясь ко сну.

— Конечно! Это у них такая любимая игра. Называется «Дочки-матери». А к замужеству все девочки готовятся с самого раннего детства. И поверь мне. Лёха… У них это серьёзно! На этот раз мне точно не удастся отвертеться. Прощай, брат! Вспоминай обо мне! Расскажи людям, как погиб от чар красавицы ещё один холостой витязь! Как взяли его в плен и опутали путами брака…

Я всё это декламировал таким пафосным голосом, что к концу моего спича Лёшка уже содрогался в конвульсиях от хохота, держась обеими руками за живот.

— Не бойся, брат! Твои швы не разойдутся уже. А завтра их вообще снимут.

— Ты… Злой… Саня… Зачем ты так про бедную девочку?

— Лёха! Не воспринимай всё это серьёзно! Ей всего-то одиннадцать лет. Ну, пожалел я её, когда увидел, что она сидит там ночью одна, чуть не плача. А она бог весть что нафантазировала. Придумала себе, знаешь-понимаешь, какую-то любовь-морковь. В куклы ещё не наигралась, а всё туда же… Замуж.

— Ты не прав, Сашка!

— В чём же, если не секрет?

— Она тебе не нравится?

— Ну, почему же? Нравится. Даже очень нравится. Симпатичная. Не глупая. Эрудированная. И с юмором у неё тоже всё в порядке…

— Тогда в чём причина твоего такого отторжения? Ты не веришь в её чувства?

— Почему же… Очень даже верю. Но это всё пройдёт. Детская любовь, конечно, искренняя. Но наивная и очень короткая. Вот уедем мы с тобой учиться в суворовское училище…

— Суворовское и в Москве есть. Зачем уезжать-то?

— Ты говорил, что этот капитан будет помогать. А вдруг у него не получится в Москве, а получится, например, в Ленинграде или где-нибудь в Омске.

— В Ленинграде, там вроде бы не Суворовское, а Нахимовское училище? Тебе нравится морская тематика? «По морям, по волнам… Нынче здесь, завтра там…»

— Нет. На флот чего-то неохота. Не моё это… Вот заныкаться в «зелёнке» и ждать нужного момента, чтобы…

— Ясно всё с тобой, кровожадный ты наш…

— Ты на себя-то погляди! Тоже мне, ангел во плоти…

— А я что, хоть когда-то говорил, что я прямо таки ангел?

— Ты никогда прямо не говоришь… Я понял. Ты — иезуит!

— Чего? Ты где таких слов-то понахватался?

— А ты думал, что ты один только книжки читаешь? А другие только и умеют, что топором бриться, да лаптем щи хлебать…

— Ну, почему же… Некоторые, особо одарённые личности, типа тебя, Лёха, умеют ещё и метко стрелять и строить из себя дурака.

Увернуться от прилетевшей подушки лёжа на кровати было сложно. Так что она влетела мне прямо в лицо. Я не расстроился. Положил себе под голову вторую подушку. Стало даже как-то мягче.

— Эй! Подушку верни!

— А вот хрен Вам, товарищ снайпер, по вашей наглой морде!

— Ах, так!

Кажется, что Лёшка стал нащупывать тапок…

— Стоп! — обозначил я окончание детских игр. — Завязывай!

Я встал с кровати и вернул брату подушку.

— А теперь попробуй мне рассказать, с чего ты вдруг стал заводиться, спорить и кидаться подушками?

— Да ты и сам тоже…

— В том-то и дело, Лёш. Вот идёт всё ровно, а потом вдруг раз, и начинается какой-то кипеш. Хочется дурачиться и кидаться подушками…

— Да. Ты прав. Тоже самое и я чувствую.

— Похоже, что это что-то гормональное. И нам с этим ещё предстоит бороться, чтобы не наделать делов.

— Не, я сам, когда был пацаном, тот ещё дурак был. Такое творил, что потом от стыда горел адским пламенем.

— Не ты один. Все через это прошли. Ну, или почти все. Может какие ботаники-заучки и проскочили мимо этот период, сдерживая себя.

— Предлагаешь вести себя, как тот ботаник, и сдерживать эмоции?

— А у тебя получится всё время держать себя в руках?

— А хрен его знает, Саня? Я как-то не заморачивался раньше на эту тему.

— Раньше — это было обычное развитие событий, а теперь мы проходим какой-то квест, заданный нам высшими силами.

— О чём ты, брат? Ты сейчас про бога или ещё про что-то?

— Лёха! Вот ты умный парень, а порой такое сказанёшь… Бог? Богов придумали себе люди, чтобы хоть как-то объяснить то, что они не понимали. Но насчёт высшей силы… Ведь что-то повлияло на то, что после смерти наше сознание оказалось здесь и сейчас. И не просто так спонтанно и рандомно. А в конкретных людей, братьев близнецов. Ты думаешь, какова вероятность, что из всех существующих на земле людей, во всех существующих реальностях и временах, два сознания, которые знали друг друга в будущем, попали на тридцать шесть лет назад и очутились в сознании двух братьев, держащих друг дружку за руки под водой?

— Чего ты сейчас наговорил такое?

— Не строй из себя дурака!

— Не. Я реально не въехал.

— Вероятность. Что мы заселились своим сознанием в родных братьев, погибнув в будущем, равно ноль целых хрен десятых.

— И что?

— А ничего. Чтобы так случилось, нужна была какая-то очень всемогущая высшая сила. Или эта та самая случайность, одна на несколько миллиардов, а может и одна на несколько триллионов-квадратиллионов, когда на безжизненную планету падает маленькая песчинка из далёкой галактики, а после этого на планете зарождается новая жизнь.

— Саня! Ты, как хочешь, а я спать… Твои рассуждения тебя в психушку заведут. А я туда не хочу… — позёвывая проговоил мне Лёха, и отвернулся к стене.

Вот ведь упёртый… Ведь понимает же, что это важно… Но оставляет мне право размышлять и думать над алгоритмом наших последующих действий. Неужели он не может понять, что от его необдуманных действий может произойти непоправимое?

Блин. Вот кадр-то… Сам заснул, а я вот опять не могу. Лежу, в потолок гляжу…

Не спится… И всё тут… Пойду, проветрюсь!

Глава 15 Новые встречи и расставания.

Ночь с 9-го на 10-е июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

Трудно бороться с самим собой. И очень трудно обмануть самого себя.

Вот что я хотел найти ночью на «черной» лестнице? Кого я там хотел встретить?

Раз, два, три… Угадали…

Я хотел найти там маленькую девочку Аню, которая иногда грустит, а иногда от души звонко смеётся. Девочку, которая вдруг ни с того, ни с сего вбила себе в голову, что выйдет за меня замуж, когда вырастет. А потом ещё и сказала, что любит меня.

О, времена! О, нравы! Куда катится мир? Ещё совсем недавно письмо Татьяны к Онегину считалось вызовом общественной морали. А нынче? Девочка одиннадцати лет от роду, не испытывает никакого стыда, давая такое признание.

И, да. Я хотел её сейчас увидеть.

* * *

Увы и ах… На подоконнике сидела незнакомая мне медсестра. Она курила, стряхивая пепел в пустую пачку из-под болгарских сигарет. Сизая струйка дыма исчезала в приоткрытой форточке.

И хотя я решил в этой новой жизни не курить, но сейчас мне так дико захотелось затянутся от души, прямо сейчас, прямо вот здесь.

Похоже, что все мои порочные желания были написаны у меня на лице прямым текстом. Медсестра посмотрела на меня скептическим взглядом, молча достала из кармана халата такую же пачку с нарисованным самолётиком и протянула мне. Я также молча вынул из протянутой мне пачки одну и прикурил от тлеющего уголька её сигареты.

Усевшись рядом с ней, я стал так же молча и задумчиво курить. Не спеша и не сильно затягиваясь. Пепел я стряхивал в её самодельную пепельницу.

Только через минуту она нарушила молчание.

— Давно куришь?

— Примерно год уже.

— Пока не привык, лучше бросай!

Странная у неё логика. Сперва угостила незнакомого подростка сигаретой, а потом стала убеждать, что лучше бросить, пока не поздно.

Но, похоже, что при этом она является неплохим психологом, поскольку снова прочитала все мои тайные мысли.

— Твоё недопонимание понятно и без слов. У тебя всё написано на лице. И то, что тебе курить хотелось, когда ты меня здесь увидел. И то, что ты не понял противоречивую логику моего поведения. А ещё, что ты хотел здесь увидеть кого-то другого, и очень расстроился, когда увидел здесь только меня…

— Вы читаете мысли, как Вольф Мессинг?

— Он не читал мысли, но тоже был неплохим психологом.

— А Вы тоже психолог?

— Я здесь подрабатываю в ночную смену, а учусь на третьем курсе МГУ. Психологический факультет.

— У Вас уже хорошо получается.

— Стараюсь. И давай уже перейдём на «ты»! Меня зовут Юля.

— А меня Саша.

— Я тебя видела вместе с братом. Вы же с ним близнецы?

— Да. Лёша мой брат-близнец.

— Вы очень похожи.

— Одна девочка нас легко различает.

— Ты её здесь искал?

— Да.

— Она сегодня не придёт.

— Почему?

— Потому что нормальные дети ночью спят.

— Значит, я — ненормальный.

— Нет. Ты уже подросток. Тебе когда четырнадцать будет?

— Меньше, чем через два месяца…

— На вид я бы тебе дала больше. Но, учитывая, что тебя поместили вместе с братом в детскую больницу, то четырнадцати ещё нет.

— Но, я с ней познакомился пару дней назад здесь же, примерно в это же самое время.

— И как она тогда себя вела?

— Грустная была. Почти что плакала.

— Вот и ответ. А сегодня, она в хорошем настроении. Поэтому спит уже давно и видит какой-нибудь интересный, хороший сон.

— Как всё просто… Спасибо, Юля!

— Не за что. А курить бросай! Плохая привычка. Вредная.

— Я знаю.

— Ладно. Спать пора. Иди уже в своё отделение!

— Спокойной ночи, Юлия!

— Мне ещё до утра дежурить…

— Ну, тогда желаю тебе спокойного дежурства!

— Спасибо! Иди уже спать, нарушитель…

10 июня. 1974 год.

Москва. Детская больница.

После обхода Лёхе сняли швы. Замазали зелёнкой. Снова наложили салфетку и приклеили клеем БФ. Я ещё помню из своего прошлого детства, что «Борис Фёдорович» был двух сортов, как минимум. БФ-2 был техническим. Клеил алюминия, дерево и ещё кучу всего. А БФ-6 и в медицине использовали, и ещё им можно было и обувь склеить… Вообще, до появления всяких супер-пупер импортных клеёв, и в Союзе было чем заклеить то, что нужно. А самая супер — это была эпоксидка. Смешаешь из двух флакончиков, затвердеет навсегда. Волшебная смола.

Но Лёшку клеили шестым БФ-ом. И посоветовали не мочить какое-то время.

До обеда заскочить в отделение к Анечке не удалось. То одно, то другое. А после обеда нам только удалось узнать, что её выписали и увезли домой. Обидно. Даже поговорить не успели…

Но долго об этом переживать нам не пришлось. Часа в четыре вечера приехали и за нами.

Кто? Кто? Конь в пальто. Конечно же, вечноулыбающийся Васин. Уж не знаю, капитан он или нет, но все вопросы он решал очень оперативно. Такие люди в девяностых очень неплохо жили и выживали. Способность договориться с кем угодно о чём угодно — это дорогого стоит.

Он нам привёз новую одежду. Причём абсолютно новую, с бирками. Нам с Лёшкой всё пришлось впору. Судя по всему Игорь не заморачивался и просто купил два одинаковых комплекта.

Стиль одежды был повседневно-спортивный. Кеды, шорты, футболка. Никаких принтов на футболке не было. Видимо ещё не пришла пора лепить что угодно на трикотаж. В моём прошлом детстве мы сами делали трафареты с разными английскими словами, а потом куском поролона наносили масляной краской рисунок на футболку.

Долго ли, коротко ли, но после оформления всяких бюрократических формальностей, мы наконец-то покинули больницу…

Ну а дальше началось самое весёлое. В школу-интернат мы не поехали. Игорь сказал, что наши вещи и документы оттуда уже забрали. Я было подумал спросить, какие ещё документы, если у нас нет ни паспорта, ни комсомольского билета. Но потом сообразил, что помимо этого есть куча всяких бумаг, включая личное дело, которое было заведено на каждого ученика.

Машина была не слишком приметная. Волга ГАЗ-24. Только серого цвета… Водитель был молчалив и серьёзен. А Игорь Анатольевич, сидевший на переднем сиденье наоборот болтал без умолку. Похоже, что ему для этого даже были не нужны собеседники. Достаточно только кивать ему в ответ, чтобы он продолжал говорить дальше…

Он сразу же сообщил нам, что жить мы теперь будем на квартире с их сотрудницей. На неё возложена обязанность кормить нас и следить за порядком. Чувствую, что мы попали в какой-то закрытый квест, созданный с какой-то, ещё неведомой нам целью.

— Игорь Анатольевич! А где мы будем учиться, начиная с сентября?

— Ты же сам мне говорил, что у вас с братом есть желание учиться в суворовском.

— Ясно. А в каком? Помимо Москвы есть же ещё училища в других городах.

— Понял тебя. Учиться вы будете в Москве.

— Я где-то читал, что сейчас в суворовское берут только после восьмого класса. Но мы только седьмой окончили?

— Летом позанимаетесь, а в августе сдадите экзамены за восьмой класс.

— Как у Вас всё просто Игорь Анатольевич.

— А зачем сложности, когда можно всё сделать просто?

— А заниматься мы где будем. На этой квартире?

— И там тоже… Мы решили, что через недельку вам стоит съездить отдохнуть… Нечего в Москве всё лето сидеть.

— А куда, если не секрет?

— Это будет сюрприз.

— И всё-таки хотелось бы знать заранее?

— Не наглей! Зачем тебе это? Потом всё узнаешь…

— Мне желательно знать заранее, особенно если Вы задумали отправить нас на Чёрное море…

Васин неожиданно обернулся ко мне и совсем без улыбки стал пристально меня разглядывать…

— Вы чего, Игорь Анатольевич?

— Скажи мне, Саша! Откуда к тебе в голову пришла мысль про Чёрное море?

— Значит, я угадал.

— Угадал. Но, откуда ты узнал?

— Я и не знал вовсе… Это так… Предположение.

— Ладно… Так зачем тебе нужно знать об этом заранее?

— Это пока секрет.

— Че-его? Какой секрет?

— Личного характера. И я Вам его обязательно раскрою, как только Вы мне расскажете условия нашего обитания на юге. Что это будет? Пионерлагерь или пансионат? А может быть частный сектор или гостиница?

— Потом договорим. Мы уже почти приехали.

Игорь отвернулся и замолчал впервые за всю дорогу. А я стал следить за тем, куда мы едем.

Несмотря на то, что Москва сильно изменилась для меня с тех пор, как я её видел в последний раз в десятом году следующего века, но не узнать место, куда мы приехали было трудно…

Перово… Нет… Проскочили… Это уже Новогиреево… Ясненько. Тихо. Уютно. Почти на окраине Москвы. Тут ещё не всё позастроено, как в будущем. Пятиэтажки и много-много зелени.

* * *

Москва в будущем потеряла своё обаяние. Слишком много домов, редкие деревья. Трава, которую сажают каждый год, чтобы снова в следующем году просить денег из бюджета на новую траву. Куча мигрантов, для которых Москва никогда не была и не будет родным городом.

Надо бы подкинуть там наверху кому-нибудь идейку о том, что неплохо бы столицу перенести в Ленинград, чтобы восстановить историческую справедливость. А ещё лучше — куда-нибудь в Свердловск. Подальше от внешних границ. Это же для безопасности страны самый, что ни на есть лайфхак. Вон Наполеон дошёл до Москвы и взял её. С трудом потом выбили его оттуда и домой пинками проводили… А потом через век, в сорок первом, Гитлер со своим блицкригом чуть-чуть до Москвы не дошёл… Так что Свердловск — это самое то. Пока туда враги-захватчики дойдут, то либо вымерзнут по дороге, либо в грязи завязнут…

10 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Обычный кирпичный пятиэтажный дом. Дом довольно таки длинный. Примерно, как два, а то и три обычных пятиэтажки. Наш подъезд где-то посредине… Четвёртый, судя по номеру на табличке у входа…

Дверь нам открыла женщина лет сорока. В домашнем халате, полноватая… Настолько обычная с виду тётка, что я даже описать её не смог бы если отвернулся бы. Таких в любом магазине, и любой очереди или в метро штук десять, а то и двадцать на сотню найдётся. Если не больше, конечно. Под копирку их что ли делают? Или это их так наша жизнь одинаково плющит…

Вот у Ани мама совсем не такая. Небольшого роста, миниатюрная, стройная… Штучный товар, индивидуальный пошив. Наверное ей трудно себе одежду подбирать. У нас ведь всё по шаблону делают. А шаблон как раз вот на таких обычных тёток взят. Вот и шьют бесформенные хламиды, чтобы все влезли…

Стоп! Чего это я опять завёлся? Не расслабляться! Контроль!

* * *

А в квартире пахнет чем-то вкусным. Мы моем руки, и надев тапочки идём на кухню. Кухня маленькая, но нам места хватает. За стол садимся только мы с Лёхой, да Васин. Тётка суетится, подавая на стол чашки, заварочный чайник, сахар и тарелку с горкой оладушков. Это они так вкусно пахнут. Хорошо так, по-домашнему.

— Познакомьтесь! Это Наталья Ивановна.

— Да чего так… Просто — тётя Наташа. Так будет лучше. — подключается к разговору тётка и улыбается.

У неё открытая добрая улыбка. Интересно… Если она тоже сотрудник спецслужб, то наверное, с такой же милой улыбкой она может и пистолет во врагов разрядить? Или в тот момент она не улыбается? А может в её обязанности не входит мочить врагов? Ладно. После разберёмся: Ху ист ху? Мне уже давно хочется узнать другое… На какую спецслужбу нам с братом предстоит работать? Если, конечно, мы с успехом выдержим испытательный срок…

Немного напрягает то, что у нас даже выбора нет, как я понял… После таких «тонких» намёков, дороги обратно у нас уже нет, похоже… И что? Нас ликвидируют? Типа: сироты безродные, ни кола, ни двора, ни родственников. Исчезнут и никто искать не будет. Ну, да… Хорошая история… Почему только на нас глаз положили? С чего вдруг?

* * *

Оладушки вкусные. Пышные и сладкие. Я запиваю их сладким чаем, а сам жду, когда же Васин начнёт нас инструктировать. Наверняка у нас будет куча ограничений. Туда не ходи! Об этом не говори!

Но Васин предательски молчит, разглядывая нас. Лёха наворачивает оладья. Ему, похоже, всё пофиг. И только я знаю, что его поведение — это маскировка и камуфляж. Он уже привык сливаться с окружающей средой. Если снайпер в лесу — он трава, листва и ветка дерева. Если он в городе — то он стена, крыша дома и темнота чердачного окна. А сейчас он просто голодный подросток.

Я тоже ем оладушки, но не с таким азартом, как брат. И Васин это тоже видит…

— Зачем тебе знать условия вашего проживания на море?

— Я сгоряча дал обещание одной девочке в больнице, что возьму её с собой на море.

— Чего? Ну-ка рассказывай! — в глазах у подозрительного до этого момента Игоря, появились весёлые искорки. — И со всеми подробностями…

Ну а я и рад рассказывать. Сейчас я его подозрения обрушу, как карточный домик одним ударом.

— В больнице мне однажды не спалось. Я решил прогуляться. На чёрной лестнице… Там, где мы с Вами обычно общались. На подоконнике сидела очень грустная девочка. У неё сломана левая рука и гипс от кончиков пальцев почти до плеча. Я попытался развеселить её… Её грусть и слёзы были вызваны тем, что за пару дней до отъезда в пионерлагерь, она сломала руку упав с велосипеда. Путёвку в пионерлагерь на Чёрное море её мама достала с трудом. Семья небогатая. Мать-одиночка воспитывает дочь. Живут в коммуналке. Девочку зовут Аня. Одиннадцать с половиной лет. Её мама Елена Николаевна Сколик, сорок пятого года рождения. Работает телефонисткой в МПС. Бабушка умерла. Больше родственников нет, погибли во время войны. Мать выросла в детдоме. Вот номер домашнего телефона.

Протягиваю Васину тот самый листок из блокноты. Сам номер я уже запомнил наизусть.

— Очень информативно. Молодец! А что там с историей твоего обещания?

— Чтобы утешить девочку, я пообещал, что если я этим летом поеду на море, то обязательно возьму её с собой.

— Утешил?

— Так точно! Она больше не грустила. Сказала, что любит меня и согласилась выйти за меня замуж, когда вырастет.

Игорь удивлённо посмотрел на меня, потом на Лёшку. Лёха кивнул.

— Да, Игорь Анатольевич! Всё так и было. Она при мне призналась ему в любви и принуждала жениться на ней.

— Принуждала?

— Ну, почти… Поставила перед фактом, что она уже всё решила. И в ближайшее время пообещала всё рассказать своей маме. А мне отказала. Сказала, что любит только Сашку! Кстати, она нас легко отличает друг от друга.

— Во как? — Васин глянул на меня. — А ты ловелас, Санька!

— Никак нет… Жениться я ей пока не обещал, но отвезти на море обязан. Слово джентльмена…

Игорь с Наташей смеются над моими словами. А я делаю серьёзное лицо, и такой вид. Будто бы меня их смех немного обижает.

На самом деле эту комедию я разыграл специально, чтобы показать, что я ещё совсем подросток со своими фантазиями и закидонами.

— А почему ты решил, что мы тебя с братом отправим именно на Чёрное море?

— Да… Так как то… Вы сказали «отправим отдыхать…» Ну а я сразу вспомнил, что у Ани сорвался отдых на Чёрном море… Ну и о своём обещании тоже, конечно. И решил заранее узнать. Вдруг не на море, тогда я и слова своего не нарушу.

— Ты не хочешь поехать на море?

— Хочу! Очень хочу!

— А я — очень-очень! — присоединился ко мне Лёха.

— Вот ведь как получается… — задумчиво проговорил Васин… — Слово данное желательно сдержать… Но ты ещё не в том возрасте, чтобы направо и налево разбрасываться такими обещаниями, которые потом не сможешь выполнить… Это как-то… даже не по мужски…

— Мужчины носят мужские шляпы, длинные брюки и пистолет. Я — лишь мальчишка в коротких штанишках. И пистолета пока ещё нет.

— Это ты прямо сейчас сочинил? — удивился Васин

— Экспромт… — скромно прокомментировал я.

— Сашка у нас не только книгочей, но и стихоплёт…

— Ты стихи пишешь? — удивился Игорь. — Покажешь?

— Пока ещё не пишу. Так, балуюсь помаленьку короткими четверостишиями. Показывать нечего пока. Если прикажете, займусь этим более серьёзно.

— Ладно… Посмотрим… Так что же с тобой делать?

— Как всегда есть несколько разных вариантов.

— Излагай!

— Вариант первый. Немного затратный. Разрешить взять с собою на море девочку Аню. Спросив перед этим разрешения у её мамы. Минусы: Если в планах было обучение нас с братом не только общеобразовательных предметов по программе восьмого класс средней школы, для сдачи экзаменов экстерном, но и более специальная подготовка для будущей службы, то посторонняя девочка будет лишней. Плюсы: Улучшение морального климата в коллективе. Не исключена возможность привлечение Ани в качестве кандидата на службу.

— Ну, ты стратег, Александр!…

— Вариант второй. Наименее затратный. Изменить планы. Устроить отдых для двух несовершеннолетних кандидатов на службу в ближайшем Подмосковье. В случае, если я не нарушаю слово данное своей будущей потенциальной невесте, то брать её с собою не обязательно. Плюсы. Экономия средств. Минусы. Я буду грустить и портить всем нервы, в силу гормонального сбоя подростка пубертатного возраста. Ухудшение морального климата в коллективе.

— Саша! Ты где таких слов нахватался? — спросила удивлённая тётя Наташа.

— Он читает много. — пояснил Васин… — Умник.

А обращаясь ко мне, спросил.

— А какой вариант больше устраивает тебя, мой юный друг?

— Я хотел бы попросить Вас и Ваше руководство одобрить первый вариант, учитывая очевидные плюсы в перспективе на будущее.

Игорь смотрел на меня изучающе… А я решил совсем уж его добить:

— И какой будет Ваш положительный ответ, Игорь Анатольевич?

Глава 16 Бытовые хлопоты и разговоры шёпотом.

16 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Прошла первая неделя нашего проживания на новом месте. А что? Вполне приличные условия. Лучше, чем в школе интернате это уж точно. По крайней мере, там у нас с братом не было своей отдельной комнаты.

Квартира оказалась трёхкомнатной. Я таких даже и не помню в прошлой жизни. Сам я почти всю жизнь прожил в стандартной хрущёвской двушке с проходной комнатой. Но в моём доме трёшек точно не было. А тут похоже дом какой-то другой серии. Всё было чуть-чуть не так. И прихожая не такая, и Г-образная большая проходная комната с балконом, и две кладовки… Зато раздельный санузел. Хотя кухня всё же маленькая. Но это я уже придираюсь. Обычная кухня в хрущёвке. Раковина, газовая плита на две конфорки с духовкой. Буфет и стол с табуретками. Холодильнику в кухне места не нашлось. Но он стоял в прихожей, рядом с вешалкой.

Нам с Лёхой досталась изолированная комната, с окном, которое выходило на другую сторону дома. Тётя Наташа расположилась в другой такой же. Но её окно выходило на сторону подъезда. Проходная комната служила холлом или гостиной… Там стоял раскладной диван, на котором в случае чего могли разместиться гости. Мебели было мало и казалось что комнаты в квартире пустые.

В нашей комнате был письменный стол, две кровати, книжные полки и двустворчатый шкаф для белья и одежды. Книжные полки уже были заполнены учебниками за седьмой и восьмой класс.

* * *

Васин мне тогда ничего конкретного не ответил на мой вопрос. Есть у него такая хорошая черта. Он никогда не обещает, когда не уверен, что может выполнить своё обещание. Это правильно… Это по-мужски. Но я больше чем уверен, что он и его служба роет носом землю, собирая по крупицам информацию про Аню и её семью. Мне он порекомендовал пока Ане не звонить, и встречи не искать. Надеюсь, что я ей не навредил тем, что рассказал про неё капитану неизвестной мне пока секретной службы.

Я долго думал, что за служба у него такая. Не МВД и не КГБ. Но что-то такое, что может быть круче МВД, раз они запросто нагнули тогда отделение милиции, а может и руководство района тоже. Интересно… А КГБ они тоже могут нагнуть? В будущем вроде бы у Президента России была какая-то спецкоманда, у которой полномочия были ого-го какие большие… Но сейчас СССР… Время, которое позже назвали застоем. Но это было при правлении Леонида Ильича Брежнева, а не Александра Николаевича Шелепина. Может теперь нынешние времена потомки застоем не назовут…

11 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Первый день, после отъезда Васина мы отмывались, отъедались, отлёживались. Несмотря на то, что мы неделю провели в больнице, но после выписки и переезда на эту квартиру наступила какая-то апатия. Мы валялись, читали книжки, листали учебники. Сплошное ничегонеделание… Хорошо…

А на следующий день, с разрешения тёти Наташи мы пошли гулять… Надо было район разведать, посмотреть что тут и как. Нам был выдан один рубль на двоих, на случай, если захотим мороженного поесть или в кино сходить. Кинотеатр тут был прямо под боком. Назывался «Берёзка». Афиша сообщала, что идёт новый советско-итальянский фильм «Невероятные приключения итальянцев в России».

Ну, для кого-то может и новый, а мы с Лёхой его смотрели уже по много-много раз.

— Пойдём, сходим? — спросил Лёшка.

— А ты его не видел что ли никогда? Небось, наизусть знаешь…

— На большом экране я его ни разу не смотрел, а по телевизору, да… видел не раз.

— Зато у нас есть возможность два часа использовать по своему усмотрению, а сказать, что были в кино. Ведь даже если спросят про что фильм, то я смогу подробно его весь пересказать.

— А зачем тебе два часа неподконтрольного времени?

— Ещё пока не знаю. Можно съездить на Таганку и забрать деньги из нашей нычки на пруду.

— Сколько там у нас?

— Двадцать семь рублей.

— Могут пригодиться.

— Могут. Хотя… Я думаю, что можно их и на потом оставить, вдруг пригодятся…

— Ты не доверяешь Васину?

— Я в этом мире никому не доверяю, кроме тебя.

— Саня! А как ты думаешь, нас могут слушать, когда мы в квартире?

— Вроде бы незачем… Там же есть тётя Наташа. И мы всегда на виду… Хотя, если у Васина такая крутая спецслужба, то могут и слушать. Мы же вроде бы сейчас проверку проходим на будущее.

— Одноразовый материал.

— Ты это о чём, Лёш?

— У нас, как у того Леона-киллера нет корней. Наше исчезновение никто и не заметит. Я не исключаю вариант, что на начальном этапе нас будут холить и лелеять… Кормить, поить, одевать и обувать… И даже обучать. И даже очень хорошо обучать. Мы им зачем-то нужны.

— Иногда спецслужбы используют сирот, заранее воспитывая и обучая их. После отсева тех, кто не справился с программой обучения по разным причинам, остаются супербойцы, суперагенты и суперразведчики…

— Вот я и говорю: Одноразовый материал.

— Ты думаешь, что если в нас будут вкладывать кучу средств, то нас потом так легко спишут за ненадобностью?

— Иногда одна акция может стоить дороже, чем долгие годы подготовки к ней.

— Знаешь… А я с тобой согласен. Но что ты предлагаешь?

— Ничего… Мы сейчас полностью в их власти. Даже если мы слиняем прямо сейчас, то найдут нас довольно таки быстро. А может это даже проверка такая. Нас же так легко отпустили погулять, сразу, на следующий день. Похоже на проверку лояльности.

— И что будем делать?

— Пошли в кино. Будем вести себя, как обычные подростки.

— Это сложно. Ты этому Васину столько всего умного наговорил… Так что теперь за обычного подростка ты уже не тянешь…

— А я необычный подросток. Между прочим. Именно из-за этого нас с тобой и заметили, когда ты болтал в бреду на фарси.

— Ага. А ты ментов валял по обоссанному полу в отделении милиции.

— Это они меня валяли, а я оборонялся только.

— Представляю, что о тебе подумали если бы ты стал вырубать их…

— Думаешь, что я мог это сделать?

— Я прокручивая твой рассказ, примерил на себя ситуацию. Первым ты уронил майора…

— Капитана…

— Без разницы… Ты его об стену ушатал… У тебя было, как минимум несколько секунд, чтобы ударом в кадык вырубить его, а потом завладеть табельным ПМ. Пара ударов по голове пистолетом. И капитан надолго вне игры. Возвращается сержант. Выстрел. Минус два. Занимаешь удобное положения контролируя вход. Заходит двое…

— Трое…

— Какая разница… пока они глазами хлопают. Ты их как в тире в упор расстреливаешь. Собираешь оружие и боеприпасы. Переодеваешься и уходишь…

— Я не мог этого сделать. Ты был в больнице, и я не знал, что с тобой. Наши данные у ментов были. И у нас не было другого выхода, как переходить на нелегальное положение. А братьям-близнецам это сделать сложнее. Мы слишком заметные.

— Это точно… Двое из ларца — одинаковы с лица.

— Есть только несколько вариантов. Один из нас маскируется. Изменение причёски, например. Цвет волос или стрижка налысо. Парик — это для кино. Сейчас трудно найти парик похожий на настоящий…

— Одежда… Если использовать разную по цвету, то…

— Не просто одежду разного цвета. Нужна одежда разного стиля. Один в строгом костюме, другой в спортивном. Типа того…

— Или разделиться, чтобы никто не видел нас вместе.

— Помнишь, какую ошибку делали тупые герои тупых американских ужастиков? Они расходились в разные стороны, а потом их убивали по одному.

— Да, видел я… Но они не были близнецами. Да и опыта такого, как у нас с тобой у них не было.

— Согласен.

— Саш. Я думаю, что первое время надо вести себя так, как вели бы себя братья Тихие, попав из «ужасного» детдома в человеческие условия… Восхищаться щедростью кураторов, принимать как должное заботу и отвечать послушанием. Мы же сироты, а нас тут пригрели, одели…

— Главное палку не перегнуть в этом. Фальшивая благодарность так же видна, как и фальшивая улыбка.

— Придётся постараться. Хотя бы первое время… Но через какое-то время, я бы организовал где-нибудь берлогу. Так… На всякий случай.

— Как говорил поручик Ржевский: Случаи разные бывают.

— Это, когда он, собираясь на бал-маскарад, задницу вазелином смазал?

— Да…

— И ведь он был чертовски прав…

* * *

Блин… Неужели мы с Лёхой, одетые в одинаковую одежду представляем магнит для идиотов. Ну ещё бы… Такие одинаковые… А ещё и одежда новенькая и чистенькая. Ну, сразу же видно — маменькины сынки, домашние мальчики.

— Эй, одинаковые! Закурить есть?

— Не курим… — отвечаю я, а сам заслоняю Лёшку и шепчу ему: — Не лезь!

Перед нами стоят три типичных гопника. Может наши ровесники, может чуть постарше.

— А если найду? — звучит издевательский голос.

Думать некогда. Пробиваю в солнышко тому, кто ближе, а после сразу бью его же снизу вверх в челюсть. Минус один.

— Эй, убогие! Вам тоже прикурить дать, или одну на троих покурите?

— Ты чё сделал, козел?

— Следи за базаром, сявка! За козла я тебя на перо посажу и моргать заставлю.

Я сплюнул на землю перед собой. Двое оставшихся на ногах гопников смотрели на меня, как на явление Христа народу. В их мозгах явно заскрипели все шарики и ролики. Картина получалась очень нереальной. Это всё равно, что худенькая девочка с белыми бантиками и скрипичным футляром в руке, закурила бы сигарету на автобусной остановке и послала бы матерно бабушку, которая бы посмела сделать ей замечание.

— Чё молчишь? — глядя в упор на одного из «сявок» спросил я. — Язык проглотил?

— Ты кто? — наконец-то выдавил он из себя.

— Я — Саша Тихий. А ты кто? Под кем ходишь? Или ты баклан залётный?

«Залётный баклан» хотел что-то мекнуть, но кажется подавился буквами…

— Забирайте своего обмылка и валите на хрен!

Гопники не замедлили исчезнуть, подхватив своего дружка, который только-только начал приходить в себя, хлопая глазами…

* * *

— Ты чего за пургу им прогнал?

— Лёха! Я за тебя испугался. Тебе же только вчера швы сняли.

— Да нормально уже всё. Я бы вписался… Но ты их как кроликов одним базаром развёл. Красава!

— Ну, а что было делать? Их трое…

— А на фига ты настоящим именем назвался?

— А кем мне надо было назваться? Сильвестром? Или Япончиком? Саша Тихий — звучит солидно. Впрочем, как и Лёша Тихий.

— В кино пойдём?

— Неохота… Знаешь, я очень соскучился по Анечке.

— Она тебя что? Околдовала?

— Типа того… Помнишь в «Маленьком принце» была фраза: «Мы в ответе за тех, кого приручили.»

— А ты её приручил?

— Нет. Ей было плохо и грустно. А я решил проявить к ней… Заботу, что ли… Не знаю, как это правильно назвать. Вроде как поделился с ней теплом своей души.

— Тебе не кажется, что это похоже на энергетический вампиризм?

— В смысле?

— Ну, как… Она вкусила твоего тепла, твоей энергии. Её понравилось и она желает ещё. Ну, а ты, как жертва вампира, жаждешь снова поделиться с ней. Это зависимость…

— Да, ну тебя с твоими теориями! У меня тут идея появилась одна… Ты же помнишь, что в эти годы хорошего шмотья особо не было, кроме как в «Берёзке».

— Мне по фигу в чём ходить…

— Мне тоже. Но я не хочу, чтобы мы были всегда одеты во всё одинаковое. Когда нам понадобиться кого-нибудь разыграть, то мы можем нарядиться в одно и то же. Но в другое время можно и разными побыть. Как ты считаешь?

— А конкретно, что ты предлагаешь?

— Во время перестройки я научился неплохо шить. Мы с одним товарищем даже на Рижском рынке продавали то, что сами шили.

— Не знал…

— Я тебе просто не рассказывал. А потом у меня был эпизод, когда я жил с одной женщиной. У неё дочка была. Так я такие шмотки классные делал…

— Ты прямо, как Пьер Карден и Слава Зайцев в одном лице.

— Не… Я всего лишь брал выкройки из «Бурды» за основу, а дальше фантазировал с деталями. Самое главное это найти фурнитуру… Молнии, кнопки, клёпки и так далее.

— А ткани?

— Иногда из обычных тканей можно такое сделать… Сразу никто и не поверит, что это самострок.

— Джинсу бы достать…

— Можно взять похожую ткань, а потом покрасить.

— В индиго?

— Не обязательно. Чёрные джинсы — тоже джинсы. А можно сделать прорыв в моде. Сшить брюки типа карго, с кучей карманов. Толстовку с капюшоном. Да много чего можно сделать… Опыт у меня есть. Осталось только найти швейную машинку, желательно электрическую… А если ещё и оверлок будет…

Я даже замечтался. У меня уже перед глазами разворачивались выкройки, перспективные модели одежды, которые я могу сделать…

— Хватит мечтать, Саня! Пошли уже домой! Время обеденное. Тётя Наташа уже наверное супчик какой-нибудь сварила… Хочу щи зелёные со сметаной и яичком…

— Попроси её! Думаю, что она сделает. Не сегодня, так завтра…

* * *

Борщ, сваренный нашей кормилицей, был ничуть не хуже щавелевых щей. И сметанка была, и зубчик чеснока, который я натёр на сухарик из чёрного хлеба, предварительно посыпав его солью.

А после обеда я попросил Наталью связаться с Игорем.

Вечер 11 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Васин приехал под вечер. Когда я ему озвучил свои хотелки, он посмотрел на меня таким ироничным взглядом, что был бы я не я, то обязательно бы сдулся и тут же оказался от всего сказанного. Но я стойко выдержал его взгляд, намекая на то, что от своего не отступлюсь.

— Ты это серьёзно, Саша?

— Вполне.

— Ты умеешь шить?

— Немного. Но хотел бы в этом деле совершенствоваться.

— И где же ты мог этому научиться?

— У девчонок на уроках труда. Но в интернате не хотел светиться. Мальчишки бы засмеяли…

— А что тут такого? — поддержал меня Лёха. — Я вот например люблю готовить. Но если бы я там в интернате проявил свои желания, меня бы не поняли…

— Ладно, Саша! И что тебе для этого надо?

— Да, много чего надо. Список длинный.

— Излагай!

— Первым делом нужна швейная машинка. Электрическая с моторчиком. Лучше всего, если это будет ГДРовский «Веритас». А если есть возможность, то желателен и оверлок. Но на первых порах могу обойтись и без него.

— Да, уж… Постарайся пока без него. — иронично прокомментировал Васиню

— Запасные иглы для швейной машинки, швейные иглы, напёрсток, распарыватель швов, нитковдёргиватель, ножницы портновские, ножницы по бумаге, нитки сороковка или пятидесятка, фурнитура, молнии, кнопки, клёпки, пуговицы… Сантиметр портновский… А лучше сразу два.

— Тормози, Саня! Ты ничего не забыл?

— Это ещё не всё.

— Правда? Учитывая то, что ты ещё не назвал ткани, какие тебе нужны, то я представляю себе, насколько длинный у тебя будет список. Ты ателье хочешь открыть?

— Нет. Только для себя и брата. Могу тёте Наталье сшить фартук для кухни. Была бы машинка, то уже сегодня вечером и сшил бы.

— А выкройки?

— Для фартука я бы сам набросал. А для одежды, да… Желательно иметь несколько номеров журнала «Бурда». Там, как мне сказали, очень удобные выкройки.

— Кто тебе мог рассказать про журнал мод, издающийся на немецком языке?

— Не помню… Кто-то из девчонок.

— В интернате?

— Нет. Случайно познакомились на пруду. Она с подругой собаку выгуливала. Так… Поболтали о том. о сём. Я её спросил про куртку. думал фирменная. А она сказала, что ей мама сшила по выкройке из журнала «Бурда» Я тогда ещё посмеялся над таким смешным названием. А она сказала, что журнал немецкий. Её папа там служил. Оттуда и привёз.

— Саша! А тебе не кажется, что у тебя всё так гладко получается? Там случайно, тут нечаянно…

— О чём Вы, Игорь Анатольевич?

— Да, так. Ни о чём…

— Кроме журналов понадобится немецко-русский словарь, чтобы переводить инструкции по шитью. Калька, чтобы снимать выкройки, длинная деревянная линейка примерно с метр, ватман, простые карандаши, мелок для рисования на ткани…

— Стоп! Всё! Хватит на сегодня!

Васин уже не улыбался. Похоже, что я его уже достал. Ну, что же… Именно этого я и добивался.

— Завтра с утра никуда не уходите. Я за вами заеду.

— А мы хотели вместе с тётей Наташей в кино сходить. Там новый фильм вышел. Советско-итальянский. «Невероятные приключения итальянцев в России». Комедия…

— В следующий раз сходите…

— Игорь Анатольевич! А можно Ане позвонить?

— Пока не стоит. Обожди! Ты всё время пытаешься бежать впереди паровоза… Из молодых, да ранних.

Он попрощался с Натальей и ушёл…

* * *

Я был доволен… Провоцируя его на эмоции, я пытался проверить границы дозволенного. Пока что понял только одно: Взять нас в разработку было не его инициативой. Он бы давно нас отправил обратно. Но ему приходится нас терпеть. Потому что… А вот этого «потому что» я и не знаю.

Ладно. Будет день, будет и завтра… Утро вечера не хуже…

Хорошо, что вопрос про Аню я оставил напоследок. Ещё незабвенный Штирлиц говорил, что запоминается последняя фраза…

А фильм-то этот уже вышел или нет? Не помню… Надо будет как-нибудь по-хитрому спросить у тёти Наташи…

И пора бы уже поискать в районе библиотеку… Информационный голод уже гложет…

Поужинав, я сразу же лёг спать и заснул почти мгновенно…

* * *

Сюрприз от Васина нас ожидал утром следующего дня.

Глава 17

«Тащи с работы каждый гвоздь! Ты там хозяин, а не гость.»

12 июня. 1974 год.

Москва. Из Новогиреево куда-то…

Игорь снова приехал на той же «Волге», на которой нас забирали из больницы. Но водитель на этот раз был другой. Тоже молчаливый, но гораздо моложе предыдущего. И, как я понял, более любопытный. Он периодически бросал на нас с Лёхой изучающий нас.

К тому, что на нас, как на близнецов обращают внимание, я уже привык. Да и сам в своём прошлом, увидев так похожих друг на друга братьев или сестёр, разглядывал их с интересом, пытаясь найти различия.

Но этот парень нас разглядывал немного по-другому. Похоже, что он знает что-то, чего мы ещё не знаем… Васин не сказал, куда мы едем. А мы особо и не интересовались. Везут, и ладно… А куда привезут, там и увидим.

Вот мы и приехали… Вот ей богу, без навигатора я это место могу потом и не найти. Вроде бы ехали по Рязанскому проспекту, потом свернули куда-то в сторону Текстилей и потерялись в каких-то переулках, между заборами предприятий, и даже проехали в очень низкий путепровод под железной дорогой… Мне даже показалось, что мы можем крышей задеть, нависающий над нами свод, но пронесло…

Такие места в будущем будут называть промзоной. Но сейчас тут как бы находилась территория сразу нескольких разных предприятий. И ещё какая-то автобаза рядом, судя по раздолбанной дороге и грузовикам навстречу.

Но мы подъехали к небольшому двухэтажному зданию, прислонившемуся задней стеной прямо к бетонному забору автобазы…

— А что тут такое? — спросил Лёшка.

— Увидите. — продолжал интриговать Васин.

Ну а я для себя делал помаленьку маленькие выводы. НА скромной вывеске я успел прочитать слово «Цех № ⁇» а чуть ниже была аббревиатура «ВХО». Что-то я слышал про это ВХО. Расшифровывается, как Всероссийское Хоровое общество. Когда я только начинал работать в уголовном розыске, кто-то из старых оперов байку рассказывал про это ВХО. То, что по всей РСФСР существовали практически на добровольных началах детские и взрослые коллективы поющие хором — это хорошо. И это продолжалось лет тридцать, как минимум. Но примерно в восемьдесят седьмом году всё это накрылось медным тазом. Говорили, что из-за недостатка денег. Но дело было немного в другом. Под «крышей» этого ВХО существовало множество всяких маленьких то ли артелей, то ли кооперативов, которые делали, практически всё. Значки, сценические костюмы и обувь, плакаты для музыкальных школ… Да всего не перечислишь. Деньги шли через ВХО, как безналом, так и налом. И для всяких махинаций было множество возможностей. Похоже, что сейчас мы приехали в один из промышленных цехов этого ВХО. А судя по белеющим на входных дверях бумажкам с лиловыми печатями, кого-то тут крепко взяли за задницу.

Мы остановились у самого входа. Игорь достал из кармана связку ключей и через пару секунд распахнул перед нами входную дверь. Оторванные белые бумажки с печатями флажками затрепетали на ветру.

— Добро пожаловать, молодые люди!

— А что здесь такое? — не унимался Лёха.

Я уже даже мельком взглянув, определил это, как швейный цех… А пройдя внутрь помещения увидел и несколько столов с промышленными швейными машинками, и монструозным зелёным оверлоком. Судя по недоделанным вещам здесь шили рубахи в русском стиле. Косоворотки с вышивкой…

Но Васин уверенно вёл нас дальше. Он открыл ещё одну внутреннюю дверь ключом, и мы попали на склад. Рулоны разноцветных тканей, бобины с нитками, какие-то коробки…

В самом конце склада была неприметная дверь, которая «пряталась» за скромной занавеской из какой-то грубой ткани, типа серого полубрезента.

Кстати, именно из такой ткани я когда-то в прошлом сшил свои первые «джинсы». Потом уже готовые штаны были покрашены в чёрный цвет, и заняли своё место на моей заднице… Порвал их в драке. Слишком узкие были для махания ногами… Зашить было уже невозможно… Купил себе новые. Тогда уже можно было приобрести индийские «Милтонс».

Сразу за скрытой дверью была довольно крутая лестница, ведущая в подвал. Васин щёлкнул выключателем на стене. Хорошо. А иначе на этих деревянных ступеньках можно было себе и шею свернуть.

А вот то, что мы увидели внизу, мне очень понравилось. Рулоны с денимом, коробки с фурнитурой, лейблы со вполне узнаваемыми буквами Lee и Levi’s. Швейныемашинки и оверлоки находящиеся здесь выглядели несколько иначе, чем те монстрообразные агрегаты в цеху на первом этаже. А ещё на столах тут и там лежали недошитые штаны. Зато на стеллажах лежало изрядное количество «готовой продукции», уже упакованное в «фирменные» пакеты

— Откуда такое счастье, Игорь Анатольевич?

— Коллеги из ОБХСС накрыли подпольный цех. Работал в ночную смену, а прибыль приносил десятикратную. Случайно накрыли…

— И что?

— Ты ещё не передумал заняться шитьём на дому? Можешь здесь приодеться…

Я подошёл к стеллажу с уже готовыми джинсами. Выбрал пакет с джинсами самого маленького размера. Быстро скинул свои шорты и примерил поддельный Левис. Ну, что сказать… То, что они мне великоваты — это мелочь. Но они были сильно расклешёнными… Бр-р-р… Это не моё…

— Нет, не передумал. Хотя бы для того, чтобы из этого безобразия сделать нормальные штаны.

— А чем тебе эти не нравятся?

— Клёш пусть моряки носят и дамочки с большими задницами. Им это идёт. А я предпочитаю классические прямые джинсы. А ты Лёш?

— Я, как ты, брат! — согласился со мной Алексей.

— Игорь Анатольевич! А что? Тут что-то можно взять?

— А что ты хочешь взять?

— Да много чего…

— Бери, что хочешь!

— Но это же вещдоки?

— Они уже описаны и сфотографированы. Всё это будет в ближайшее время уничтожено.

— Правда, что ли? А просто раздать обычным людям нельзя?

— Чтобы они потом торговали фальшивыми джинсами? Ты же ведь не на продажу собираешься шить, а для себя?

— Да. Ну… Ещё может быть Ане сошью… Тёте Наташе сделаю джинсовый фартук для кухни.

— Кстати, на следующей неделе возможно сможешь встретиться со своей… будущей невестой.

— Игорь Анатольевич! Так что можно взять отсюда?

— Всё, что в машину влезет. Второго захода сюда у нас не будет.

— А в какую машину? В грузовую?

— Не наглей! В ту, на которой приехали.

— А по времени я ограничен?

— В пару часов уложишься?

— Постараюсь.

— Действуй!

* * *

Я был мокрый как мышь, которую с помощью воду выгнали из норы, когда к исходу третьего часа закончил акцию по приватизации…

Первым делом я изучил швейные машинки нижнего цеха… Две мощные, но шибко тяжёлые забраковал сразу. Не унесу и не увезу. Странно. В углу я нашёл два чемоданчика с вполне бытовыми «Веритасами» с сервомоторами. Судя по ниткам, на них тоже шили. Может, кто работу на дом брал? По быстрому подключил в сеть, проверив работоспособность.

Годится! Беру обе! Запихнул внутрь чемоданов всё, что влезло. Чтобы пустое место не пропадало. Нитки, запасные иглы, ЗИПы от других машинок, шпульки… И ещё много всякой мелочи. А в придачу один оверлок… Мне пришлось с ним повозиться… Он оказался совсем не бытовым. и похоже у него питание аж триста восемьдесят вольт… Ладно. После разберёмся. Главное, что мне удалось его отвинтить от стола и не сломать при этом…

Особенно меня порадовали «фирменные» жёлтые и оранжевые нитки. Специальные, армированные для пошива джинсов.

Лёха в основном таскал всё, что я выбирал в машину. Пока я копался он набрал кучу всяких пакетов из готовой продукции. Я посоветовал ему не таскать поштучно, а упаковывать в мешки. Их тут было достаточное количество. В один из мешков я кидал коробки с фурнитурой и связки молний разной длины. Помимо всяких кнопок, клёпок и заклёпок, я приватизировал ещё всякие приблуды для их установки. А заодно прихватил кучу инструмента. Отвёртки, шило, молотки… Мешок получился тяжёлым. Лёха еле-еле дотащил его. Васин из принципа нам не помогал.

Я нашёл лекала и выкройки… Много разных ножниц…

Блин… Оставьте меня здесь!

Нельзя… Как строгий Цербер за мною ходил Игорь и внимательно наблюдал, что я выбираю.

Когда ко мне подошёл Лёшка и сказал на ухо, что багажник волги уже битком, я выпал в осадок. До тканей мои руки ещё не дошли… Я стал показывать Лёшке, какие рулоны надо таскать. На его заявление, что это в багажник не влезет, я посоветовал ему класть всё на заднее сиденье. Да и сам я стал помогать ему таскать наверх своё добро.

* * *

— Ну и куда вы сами сядете?

— Мы решили пешком пройтись, Игорь Анатольевич. Погода хорошая…

— Наглец ты, Саня! Твоя фамилия должна быть не Тихий, а Хитрый.

— Наговариваете Вы не меня, товарищ капитан.

— Тамбовский волк тебе товарищ!

— Но Вы же сами сказали, что взять можно всё, что в машину влезет… Это мы ещё на переднее сиденье ничего не положили…

— А Сашка хотел ещё пару мешков к крышке багажника верёвками привязать, но вот он не разрешил. — указал Лёшка на улыбающегося водителя.

— Вы пешком не пойдёте. Это надолго затянется.

— Ну и что? Нам не привыкать…

— А кто будет разгружать всё это барахло? Пушкин?

— Игорь Анатольевич! Вы же видели, что я не хватал всё подряд, а брал только самое необходимое…

— Я видел… Оценил… А ещё я понял, что ты бы согласился сделать и вторую ходку.

— Но уже без прежнего энтузиазма… У меня есть маленький вопрос.

— Говори!

— А из верхнего цеха можно взять ткани?

— Класть же уже некуда.

— Пара небольших рулонов влезет, если мы с Лёшкой пешком…

— Давай! Только быстро!

Я метнулся и прихватил ещё несколько небольших рулонов разноцветных тканей. Утрамбовав всё в машину, я вдруг заметил, что наш водитель куда-то делся.

Васин запер двери и прилепил новую бумажку, с печатью. А потом сам сел за руль «Волги» и предложил нам с братом разместиться вдвоём на переднем сиденье, что мы и сделали…

12 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Мы с Лёхой взмокли насквозь пока занесли всё это к себе на третий этаж. Практически вся гостиная была завалена рулонами и мешками… Разбирать всё это уже не оставалось никаких сил.

Мы быстро занырнули под душ, а потом с удовольствием навернули обед. Всё-таки готовит тётя Наташа вполне неплохо. Не как шеф-повар в ресторане, а как опытная домохозяйка.

После сытного обеда, стоило мне только присесть на кровать, как я тут же вырубился, и проснулся только, когда за окном было уже темно… Лёха спал на соседней кровати. Похоже, что он тоже уснул, не успев раздеться…

Делать ничего не хотелось, несмотря на то, что усталость от погрузки и разгрузки довольно-таки большого количества вещей уже давно прошла. Хорошо, когда тело молодое. Быстро восстанавливается.

Зов природы заставил меня встать с постели и прошлёпать в сторону санфаянсовых удобств. Сделав свои дела, я умылся и решил что-нибудь слегка перекусить.

Тётя Наташа сидела на кухне, и похоже о чём-то задумалась, отхлёбывая мелкими глотками чай из красивой чашки с красными маками.

— Тёть Наташ! Вы уж извините, что мы так захламили комнату! Завтра всё разберём…

— Да ладно. Я сама когда-то шить пробовала. Но кроме наволочек и кухонного фартука ничего путного не получилось.

— Зато у Вас на кухне всё просто замечательно получается.

— Не подлизывайся! Будешь чай с печеньем?

— С удовольствием…

— Тебе нужен большой стол, чтобы на нём кроить. В моей комнате стоит стол-книжка. Если разложить, то будет удобно… А телевизор лучше ко мне в комнату перенести. Вы его с братом не особо-то и смотрите, как я заметила.

— В интернате телевизор был только один на весь этаж. Как-то не появилась привычка его смотреть.

— Ну и хорошо. Нечего глаза портить. Говорят вредно это.

— Вредно, если смотреть сидя очень близко к телевизору. Я читал в журнале «Здоровье».

* * *

Попив чаю, мы перенесли телевизор в комнатё тёти Наташи, а оттуда извлекли великое изобретение человечества — стол-книжку. Узкий в сложенном виде и длинный в разложенном — идеальный предмет мебели для таких малогабаритных квартир как наши хрущёвки.

Но пока его в комнате даже и поставить было некуда. Похоже, что разбор хабара придётся начать сегодня.

Рулоны с тканями я решил пока отправить в кладовку. Когда ещё до них руки дойдут, я не знаю. А для всякой мелочёвки типа коробочек с фурнитурой и ниток надо бы какие-нибудь полочки сделать.

Кажется, я немного погорячился, высказав Васину своё желание заняться пошивом одежды для нас с братом. Я не думал. Что он воспримет всё буквально и в один день найдёт столько всего полезного. Честно говоря, я думал, что он сперва посчитает сколько всего придётся истратить денег на приобретение всего необходимого, а после найдёт десять тысяч убедительных слов, чтобы отговорить меня от такой затратной затеи.

Кто же знал, что он такой затейник? Вот как он узнал о том, что какие-то коллеги из ОБХСС накрыли подпольный швейный цех. А каким образом и от кого он получил разрешение «разграбить» этот опечатанный цех?

Опять всё скатывается к тому, что я абсолютно не могу понять, какое силовое ведомство он представляет. Но судя по телефону «Алтай» в машине, и по тому, как быстро «обычный» капитан решает разные вопросы, уровень его полномочий достаточно высок.

Ладно. Это дело десятое. Но всё-таки надо придумать какие-нибудь стеллажи или полочки для всяких полезных вещей. А пока мне удалось только раскидать по углам мешки и коробки, чтобы разложить стол. Кусок ткани, сложенный в несколько слоёв, я постелил на стол, и только после этого водрузил один из «Веритасов».

Напрашивается вопрос: На фига ты взял сразу две одинаковые машинки, хомяческая твоя душа?

А на всякий случай. Я ведь там в цеху проверил только вкл/выкл. А у швейных машинок есть множество параметров, на которые надо обращать внимание. Иногда выйдет из строя какая-нибудь мелкая фитьюлька, а её хрен найдёшь потом на просторах целого региона. И если есть шанс выбрать из двух одну, ту, что лучше работает, то почему бы и нет…

* * *

Наконец-то на шум создаваемый мною, из своей берлоги вылез Лёшка. Он позёвывая побрёл по обычному «утреннему» маршруту, а тётя Наташа, увидев, что он проснулся, пошла ставить чайник…

Я решил, что в виду отсутствия манекена, брат отлично подойдёт. Выбрав две пары джинсов размерами поменьше, я приготовил всё необходимое. Ножницы, булавки, мелок…

Как только брат Лёшка лениво покинул кухню, он тут же был захвачен мною и взят в оборот. Первым делом я прислонил его к дверной коробке и отметил карандашом рост. Заставил его сделать тут же и мою отметку. Совпало. Измерив сантиметром. Узнал, что мы с братом слегка не дотягиваем до ста семидесяти сантиметров. Сто шестьдесят семь… Неплохо для четырнадцати лет. А за лето может ещё наберём пару сантиметров.

Зато по размерам одежды получилось, что мы слегка худощавые мальчики… И если в плечах размер сорок два- сорок четыре, то в бёдрах дай бог сорок…

Типичные страусята, или как в сказке про лебедя в курятнике… Гадкие утята.

Но это ненадолго. С таким питанием, как у тёти Наташи, мы скоро станем колобками.

Сделав на Лёшке остальные замеры, объём груди, талии, шеи и так далее, я напялил на него готовые штаны и стал их подгонять, где-то булавками, а внизу так и ножницами сразу…

— Саня! Ты обычные джинсы хочешь сделать?

— Ну, да…

— А можешь ещё сделать для лета что-то типа бермуд. Не хочу короткие шорты носить. Пусть, хотя бы до колена будут.

— Ладно. Сейчас вот обычными займусь. А бермуды делать ещё легче. Обрезал по колено это расклешённое безобразие, подшил снизу и готово.

— Я тебе могу чем-то помочь?

— Будешь ты Лёха у меня манекеном.

— Хорошо хоть не макиварой.

— Это мы потом займёмся, когда твои шрамы окончательно зарастут. Ты меня чему-нибудь научишь… Я тебе кое-что покажу из того. что знаю. Сделаем свою систему рукопашного боя.

— На фига? Систем всяких полно и без нас. Просто надо иногда спарринги устраивать, чтобы не забыть. Как это делается.

— Забудешь тут… От метро в школу шли — на гопников нарвались. Спать легли — чуть подростков не поубивали. Вчера в кино пошли, и то пришлось кулаками махать…

— Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате.

— Ещё успеешь настреляться Лёш. И как тебе не надоело ещё стрелять-то?

— Ты не поверишь… Люблю я это дело…

— Верю. Сам такой… Ладно. Стой не дёргайся! А то я сейчас джинсы к тебе пришью.

— А зачем ты прямо на мне сшиваешь?

— А так удобнее. Потом на машинке сразу можно прострочить и готово.

* * *

Через час первые штаны были готовы. Лёха крутился перед зеркалом в прихожей и так, и эдак, но придраться ему было не к чему.

— Класс! — похвалил он мою работу.

Тётя Наташа тоже одобрила. Но повертев в руках и вывернув наизнанку, она нашла кое-какие огрехи, и указала мне на это.

— Спасибо! Исправлю. Хотя со стороны это и не заметно.

Вторую пару я сделал ещё быстрее по отработанной схеме. А ещё через час сделал и бермуды. Там вообще было всё просто.

Отрезанные штанины выбрасывать или пускать на тряпки я не стал. Выбрасывать жалко.

Спать совсем не хотелось, несмотря на позднее время. Какой-то кураж я поймал… Когда всё у портного получается, то азарт не покидает до тех пор, пока не начинаются кривые строчки… А у меня пока всё ровно.

Леха ушёл спать. Ему уже стало скучно. Я спросил разрешения у тёти Наташи поработать «после отбоя». Она разрешила. Только сказала, чтобы я не особо шумел. Звукоизоляция в хрущёбах не самая лучшая. Пообещал ей. Хотя некоторые моменты из того, что я задумал, требовали и молотком постучать. Ведь кнопки и заклёпки на клей не посадишь и ниткой не пришьёшь. Ладно… Заклёпки утром поставлю, ежели чего.

* * *

Когда меня ближе к четырём часам утра всё-таки сморил сон, у меня уже были готовы два простеньких рюкзачка из джинсовых остатков и обрезков, а ещё средних размеров спортивная сумка, тоже крутая для этих времён. Джинсовая, с карманом на боку. А на кармане вполне себе «фирменная» бирка нашита типа: «Левис». Ну, круто же…

Засыпал я, вполне довольный собой. Последняя мысль с которой я окончательно провалился в царство Морфея была: «Надо будет Анечке что-нибудь прикольное сшить…»

Глава 18 Грандиозные глобальные проекты и мелкие интриги.

13 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

— Это ты вчера сделал всего за пол дня? — удивлённо спросил Васин, разглядывая рюкзаки сумку и несколько пар штанов разной длины.

— Днём мы с Лёшкой спали после обеда. А это я сделал за вечер. Но Лёха мне помогал.

— Врёт он! — безапелляционно заявил брат. — Я у него всего лишь манекеном работал, а он в меня булавки втыкал.

— Да… Удивил. В очередной раз удивил. Ловко у тебя получилось.

— Это я готовые изделия перешивал. Там не сложно было.

— А вот это? — Васин взял в руки рюкзак и стал его крутить в руках. — Ну-ка надень!

Я надел на себя рюкзачок. Лямки под себя я ещё вчера подогнал.

— Сам придумал?

— Да Вы что, Игорь Анатольевич? Заплечный мешок уже давно известен. И ранец в армии используют. А у туристов рюкзаки… Я просто попытался совместить рюкзак и ранец.

— Вот в этой простоте решения и скрывается порою новое открытие. У тебя-то открытием тут не пахнет, но я бы показал кое кому твоё изделие. Выкройки есть?

— Нет. Я так… На глазок делал. Но могу схему нарисовать.

— И как это будет называться?

— Городской рюкзак. Можно носить как на двух. Так и на одном плече. Шить можно не обязательно из джинсовой ткани. Можно снабдить дополнительными карманами. А для девушек можно сделать поменьше размером и украсить вышивкой, например…

— То есть у тебя уже готово целое исследование, как расширить ассортимент товаров народного потребления.

— Боюсь, что пока у нас там наверху проверят, посовещаются, поставят в план на следующую пятилетку… Иностранные капиталисты уже сопрут у нас идею и нашьют рюкзачков на любой вкус, и снова спекулянты будут втридорого продавать нашей молодёжи импортные товары.

— И что ты предлагаешь?

— Сперва идею быстренько расширить с точки зрения модельного ряда. Запатентовать. И выпускать на маленьком предприятии типа того цеха, в котором мы вчера побывали. Кстати. а туда нельзя ещё раз съездить?

— Наглец! — улыбнулся Васин. — Каков наглец. Тебе мало?

— У меня ещё много всяких идей.

— Каких, например?

— Небольшая поясная сумка на ремень. Типа армейского подсумка, только поэстетичнее.

— Для чего?

— Лето. Жарко. Люди ходят в лёгкой одежде. В такую сумочку можно положить документы, деньги, ключи… В кармане иногда даже паспорт от пота может промокнуть.

— Согласен. А ещё что?

— Сумка на колёсиках.

— Зачем?

— Чтобы бабушка идя в магазин за продуктами могла и капусту купить и картошку. Катить лучше чем тяжести в руке нести. Тележка может быть отдельно от сумки. Поэтому сумку можно менять. Используя разные модели. И ещё можно сделать чемодан на колёсах. Вы видели как маленькие пионеры тащат большой чемодан, когда их родители провожают в пионерлагерь? Жалкое зрелище.

— Такой чемодан на колёсах уже есть за границей.

— Я видел в кино. Там просто приделали колёса снизу и тянут за ремешок. У меня проект совсем не такой.

— А ты, что предлагаешь?

Пришлось мне браться за карандаш и рисовать в тетрадке раскладную тележку. Сумку отдельно. Сумку на тележке… Чемодан вертикальный со встроенными колёсами и выдвижной ручкой. Вид спереди. Вид сбоку и так далее. Пол тетрадки изрисовал.

— И, кстати, Игорь Анатольевич, обязательно надо на всё, на каждый чих оформлять авторское свидетельство и международный патент. Капиталисты, если не смогут украсть идею, будут вынуждены покупать это за валюту, а валюта стране нужна всегда.

— Ну, ты стратег… Уверен, что это всё получится?

— Если мы это не сделаем, то через пять-семь лет это сделают за рубежом, а мы будем кусать локти. Помяните моё слово!

Задумчиво глядя на меня, Васин поглаживал рукой подбородок.

— Что-то в этом есть… Мне надо посоветоваться со специалистами.

— А эти Ваши специалисты не сопрут у меня эти идеи? А то, как всегда получится, что накажут невиновных, а наградят непричастных.

— Но тебе всё равно придётся обращаться к специалистам.

— Зачем?

— А ты сможешь составить грамотную заявку на изобретение?

— Если мне покажут несколько образцов или ознакомят с правилами заполнения таких заявок, то смогу.

— И чертёж начертишь?

— Если покажут образец…

— Ясно…

— Только если Вы в этом не будете участвовать — ничего не получится.

— Почему?

— Умные дяди с высшим академическим образованием, сидящие на важных должностях в науке, очень не любят так называемых выскочек. А я такой весь красивый и молодой, как раз очень на выскочку похож. Так что к гадалке не ходи, эти дяди не пропустят мои заявки даже к обсуждению. Докопаться ведь и до столба можно. «Не там стоишь… Зачем прямой?». Придерутся к ширине левого поля в напечатанном документе и отправят в мусорную корзину. Правда могу предложить помощь, но попросят, чтобы и их фамилия встала в авторском свидетельстве…

— Да ладно…

— Есть такой старый анекдот, а может и даже быль… Помните как Архимед открыл свой закон: «Всякое тело, погружённое в жидкость…»

— Помню. В школе я тоже хорошо учился.

— Так вот… Никто не помнит, на чём записал свой закон Архимед, на восковой ли табличке или на пергаменте, но подписей под законом было больше чем одна. Подписался владелец термы, в которой Архимед принимал ванну. Поставили свои подписи водонос, дровосек, истопник, массажист и подстригатель ногтей на ногах…

— Смешно… — Васин улыбался своей обаятельной улыбкой, которая меня уже бесила…

— Это не смешно. Такова жизнь…

— С этой проблемой, я думаю, мы справимся.

— А когда можно будет с Аней встретиться?

— Скоро уже. Потерпи! Сшей ей что-нибудь… Думаю, что ей будет приятно.

— А можно ещё раз попасть в тот цех?

— Что ты ещё там хочешь найти?

— Так. Кое-что из фурнитуры. Можно ещё немного сырья взять. И там были некоторые недошитые вещи. Они тоже могут пригодиться. Я и Вам могу чего-нибудь сшить.

— Если только джинсы мне переделаешь. Я тоже клёш не люблю… Уложишься за час?

— Вполне.

— Не будешь забивать весь салон?

— Нет. Обойдусь багажником… В основном…

— Ну, тогда, поехали… До обеда уложимся…

13 июня. 1974 год.

Москва. Швейный цех.

На этот раз Васин, открыв нам дверь, за нами не пошёл, а остался снаружи. Поэтому я по быстрому дал задание Лёшке на поиск скрытых тайников.

— Ты думаешь там ещё остались тайники, которые не нашли ОБХССники.

— Лёха! Тут крутились такие бабки, что обычным людям и не снились. То, что лежало в сейфе — нашли наверняка…Но я бы поставил десять против одного, что нашли не всё. Так что пока я буду искать то, что надо для шитья и рукоделия, постарайся найти что-нибудь более ценное! Ну а я тоже буду поглядывать… Может что и получится…

* * *

Я уже привычно наполнял мешки остатками фурнитуры, нитками, готовыми и полуготовыми изделиями… А Лёха метался по всем этажам. По всем кабинетам и закуткам.

На верхнем этаже я прихватил несколько изделий с вышивкой в русском стиле. Пригодится, когда буду шить для Ани. Она же девочка. А девочки любят всякие рюшечки, да ленточки. Кстати атласных лент тоже хватало…

Как-то слишком громко Лёха там гремит… Надо бы ему сказать, чтобы буянил потише. А то Васин услышит и заинтересуется, чем мы тут занимаемся… Но… Вроде бы всё тихо… И лёшка больше не шумит.

— Лёха! Пора уходить. Наш час уже закончился пять минут назад.

— Иду.

Лёшка сиял, как свежий полтинник…

— Ага? — спросил я.

— Угу. — ответил он.

Ну, мы и понесли мешки со всякой швейной мелочёвкой в машину. Нет. Несколько рулонов разной ткани я тоже прихватил. А почему нет? Дают — бери!

Ехали мы обратно на заднем сиденье «Волги», слегка придавленные мешками, но довольные…

13 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Действовали мы по вчерашней схеме. Разгрузились. Сполоснулись под душем. Сытно пообедали… А потом пошли в свою комнату отдыхать…

Только на этот раз мы не повалились спать, как убитые, а как опытные заговорщики шёпотом стали общаться голова к голове.

— Что ты нашёл?

— Маленький железный ящик.

— Сейф?

— Нет. Тайничок за деревянной панелью. А там прикручен ящик стальной… Самоделка… Пришлось повозиться.

— Не томи! Выкладывай! Что ты там нашёл?

— Не поверишь… Деньги…

— Много?

— Не то слово… И не только деньги…

— А что ещё?

— Я лучше покажу.

Теперь я понял, почему один из мешков с трофеями из цеха стоял в углу нашей комнаты. А я-то грешным делом подумал, что ему просто места не нашлось в гостиной. Лешка покопался в мешке и вытащил небольшой свёрток, в котором, как оказалось, скрывалась небольшая пачка денег, толщиной больше сантиметра. Судя по цвету, купюры были разного достоинства, но в основном жёлтые, тёмно-зелёные и светло-лиловые. Красных было мало, а синих я вообще не заметил.

— И сколько тут?

— А кто их считал-то? Сколько было, столько взял. Но это ещё не всё.

Жестом фокусника он извлёк ещё один свёрток, поменьше первого. После того, как он развернул его, я только и смог спросить:

— Лёха! Ты о*уел? Это же бабочка. За такое по нынешним временам и расстрел можно схлопотать.

— Какая к хренам бабочка? Это же баксы.

— Вот я про то и говорю. Статья 88 УК РСФСР, иностранная валюта… — на блатном жаргоне — бабочка. А тут, судя по всему… В особо крупных размерах. Часть вторая…

— И чего? Надо было там бросить? Или прямо сейчас пойти в туалет, порвать на кусочки и смыть в унитаз?

— Засорять канализацию не стоит, Лёш… Продать, поменять или что-то на них купить у нас не получится от слова совсем… Не то время…

— Может, устроим небольшой, но очень пафосный костерок.

— Нет. Жечь деньги — это пижонство… Вот скажи… А нам сейчас нужны эти деньги и эти баксы?

— Я понял тебя. Что ты предлагаешь?

— Завтра пятница, четырнадцатое июня…

— Хорошо хоть не пятница тринадцатое.

— Ты что? Такой суеверный?

— Ну… Говорят, что…

— Чушь они говорят. Во-первых, числа и даты придумали люди. И вся эта нумерология и плохие и хорошие цифры — чушь собачья. А во-вторых: В пятницу тринадцатого несколько веков назад в цивилизованной Европе, один французский король приказал схватить всех рыцарей Ордена Тамплиеров. Говорят, что у короля было мало денег, а у рыцарей и магистров Ордена много. Вот он и решил обогатиться за счёт тех, кто в походах за гроб господень награбил много золота. Король приказал арестовать рыцарей. По случайному стечению обстоятельств это всё произошло тринадцатого числа, в пятницу. Почему этот день стал несчастливым для всех остальных людей? Если они не тамплиеры, конечно.

— А что стало с теми рыцарями?

— Пытали, требуя рассказать, где спрятано золото Ордена. Многие сознались под пытками во всех смертных грехах и были сожжены на костре, как еретики. Остальных просто казнили… А сокровища тамплиеров до сих пор ищут и не могут найти.

— Ясно… Так что будем делать с баксами?

— Вариантов несколько. Заныкать где-нибудь, и дождаться, когда развалится Союз и на всех углах откроются обменные пункты… Свалить из страны и на эти баксы начать жить за границей. Кстати сколько там?

— Сейчас посчитаю… Две шестьсот…

— Да… Для жизни за границей — мало, а для уголовной статьи с расстрелом хватит. Есть ещё один вариант…

— Какой?

— Сдать эти баксы Васину.

— Охренел? И что мы ему скажем?

— Что нашли их среди барахла…

— Так просто?

— А чего усложнять? Стали разбирать вещи… Фигакс… Выпал свёрток. Развернули, а там вот… Зелёные бумажки с портретами мёртвых американских президентов. Вуаля…

— Да, *ля… Вуаля… Завтра грабим короля… Согласен! Как увидим его, так и отдадим…

— Не совсем так… Я думаю, попросить у него за находку в качестве премии устроить нам небольшой шопинг в «Берёзке».

— На фига оно тебе надо? У нас же уже и джинсы есть, и ты ещё можешь сшить что-нибудь прикольное. Я хочу джинсовую жилетку.

— Понимаешь, Леша! Жилетку я тебе сегодня сошью. Или сделаю из джинсовой куртки, обрезав рукава.

— Какой куртки?

— Да… Я нашёл там несколько, на складе. А в цеху как раз есть недоделанные вещи. Из них жилетка получится только так… Как два пальца об асфальт. Но… Я не умею шить обувь. И ещё я не умею шить плавки и купальники. Советские плавки я помню из прошлой жизни. Самые крутые мне родители купили перед Московской олимпиадой. На задней стороне плавок слово «спорт» как раз пришлось на шов. И получилось, что у меня на заду красовалась надпись: «порт». Зато спереди на самом видном месте были олимпийские кольца и восставший из них эрегированный монумент со звездой. Мне не нравились эти плавки, но других вариантов не было…

— Да, блин… Я как-то не подумал о том, что не джинсами едиными жив человек.

— А ещё, я бы хотел что-нибудь Анечке купить. Она ведь тоже не из богатой семьи. Мать её одна растит. Кучу денег вбухала в путёвку на море, а тут такой облом…

— Ты не влюбился часом?

— Рано ещё влюбляться.

— Тебе рано?

— Нет. Ей рано, чтобы я в неё влюблялся. Так что я пока подожду с этим.

— Усестришь её?

— Чего?

— Ну, как… Усыновить, удочерить. Усестрить?

— Нет такого слова…

— Значит будет. По крайней мере, мне она будет сестрой. А ты, Сань, как сам знаешь…

— Сестра моего брата — звучит прикольно…

— Да ну тебя! Так что ты будешь делать?

— Пока ничего. Сколько там деревянных? Посчитал уже?

— Айн момент!… Шесть тысяч триста пятьдесят рублей.

— Есть предложение. Завтра сходим в кино на «Итальянцев»…

— И…

— У нас будет два часа чистого свободного времени…

Вечер 13 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Вечером я решил немного пошить. Тем более повод был. Брат жилетку джинсовую захотел. Почему бы и нет? Правда это будет, скорее всего, просто куртка без рукавов. С размером повезло. Нашёлся один как раз примерно на нас с Лёхой. Один рукав был пришит на живую нитку. И я его тупо отпорол. А другой рукав никто ещё и не собирался пришивать… Прострочил края безрукавки, подвернув на сантиметр внутрь, чтобы хоть как-то закрепить край. Всё готово…

Я ещё толком и не сшил ничего, кроме сумок с рюкзаками, конечно. Джинсы я лишь зауживал и подшивал. Бермуды — только укоротил и подшил. А с курткой и вообще возиться особо не пришлось. Просто отпорол примётанный рукав.

Чем бы заняться? «Сшить» вторую безрукавку? В смысле обрезать рукава? Я примерил на себя готовую куртку. Вроде бы в самый раз. Чуть-чуть великовата и рукава длинные? Я подвернул рукава… Вот и всё… Есть теперь два варианта курток. С рукавами и без…

Я вертел в руках рукав от куртки… и карманчик на нём есть… А почему бы и нет? Я немного поколдовал с ножницами… Потом сметал на живую нитку. Прострочил. Вывернул. Снова прострочил…

Минут через полчаса у меня в руках уже была поясная джинсовая сумочка с двумя карманами и одним отделение побольше. Карманчик с кнопкой мне достался от рукава. Другой кармашек маленький я сделал на молнии. Ну и самое большое отделение тоже закрывалось змейкой… Петли под брючной ремень… Готово… Надо будет не забыть купить завтра кожаные ремни.

* * *

На кухне я нашёл у тёти Наташи чистые целлофановые пакеты. Выбрал те, что более новые. Проверил на водонепроницаемость. Надувал их и проверял, как они держат воздух. Некоторые забраковал, но несколько штук вполне одобрил.

Собрал пачку рублей состоящую исключительно из сотенных и полсотенных купюр. Пересчитал. Получилось четыре с половиной тысячи. Добавил двадцать четвертных для ровного счёта. Пять тысяч. Неплохая у нас будет заначка на всякий случай. Всё равно нам пока не комильфо расплачиваться сотнями и полтинниками. Сразу спросит какая-нибудь взрослая тётя: «Мальчик! А где ты украл эти деньги?» Ну не ходят в эти годы тринадцатилетние оболтусы с сотенными купюрами в кармане.

Деньги я завернул сперва в кусок газеты, потом в отрезок тёмной ткани, а уж после стал упаковывать в целлофан. Один пакет… Запаял спичкой… Второй пакет. Снова запаял. Вовремя понял, что запах от этого уж слишком заметен в условиях одной квартиры. Хорошо ещё, что успел спрятать уже подготовленную «закладку», прежде чем в комнате появилась тётя Наташа.

— Ты чего тут жгёшь?

— А мне в школе говорили, что правильнее говорить «жжёшь». Я тут нитки подпалил.

— А чего ножницами не обрезал?

— Нитки с какой-то синтетикой. Чтобы шов не разошёлся, лучше прижечь.

— Окно открой! Запах уж больно противный. Не забудь потом закрыть окно, как проветрится! И не жги больше. Оставь на завтра!

— Хорошо, тёть Наташ. Больше не буду!

* * *

А в принципе и жечь-то больше нечего. Пять штук уже надёжно упакованы в двойной слой полиэтилена. Баксы заныканы среди джинсовых тканей. Надеюсь туда до нашего прихода никто не залезет. Остальные деньги поделены на две части. Тысячу четвертными билетами, завернул в газету и спрятал внутрь рулона ткани, лежащего в самом низу. Триста рублей червонцами, заняли своё место в учебниках на книжной полке. А пять красненьких я решил завтра взять с собой. Пригодятся.

У меня на завтра есть кое-какие планы.

Глава 19 Кривые линии судьбы и прочие непонятки.

«Хто заказывал такси до Дубровки?»

14 июня. 1974 год.

Москва. Из Новогиреево…

Позавтракали рано. А потомотпросились у тёти Наташи «погулять».

— Может, и в кино сходим. Да, в «Берёзку».

Тётя Наташа снова попыталась вручить нам рубль на кино.

— У нас ещё с прошлого раза рубль остался.

Я продемонстрировал маленькую жёлтую купюру.

— Возьми ещё рубль. Мороженое купите. Газировку.

Отказываться я не стал, несмотря на то, что у меня в одном кармане было пятьдесят рублей червонцами, а в поясной сумочке, тщательно упакованные в целлофан пять тысяч рублей.

Я посоветовал Лёшке одеться нам с ним по-разному. Он решил обновить бермуды, а я надел свои старые короткие шорты. Лёха ещё хотел надеть джинсовую безрукавку, но я его отговорил.

— Погода жаркая. Запаришься…

— Уговорил, чёрт речистый!

Но безрукавку он всё-таки взял. Запихнул её в свой новый рюкзак и закинул на плечо.

* * *

Мы дошли до кинотеатра, и приобрели два билета на двенадцать ноль-ноль. Время только что-то около десяти… Но это сначала так всегда кажется, что впереди полно времени, и всё что задумано можно успеть. А потом мы бежим за «последней электричкой» и материмся не по-детски…

Билеты я сунул в карман, а после мы на соседней улице, подальше от кинотеатра, поймали такси с зелёным огоньком.

— На Таганку поедем?

— Таганка большая… — лениво откликнулся немолодой таксист.

Я совсем забыл, что в это время у таксистов было правило: «Обязательное ношение фуражки». Этот вот дядька сразу мне напомнил Лёлика из «Бриллиантовой руки»: «Хто заказывал такси до Дубровки?»

Учитывая это, я даже решил немного пошутить.

— На Дубровку…

— Это уже не Таганка. Это Пролетарка…

— Разница невелика, как я думаю.

— А деньги-то у вас есть, молодёжь?

— А сдача будет? — я продемонстрировал водителю красный червонец с портретом Ленина.

— Найдём…

14 июня. 1974 год.

Москва. Ст.м. «Пролетарская».

Долетели быстро. Несмотря на то, что дороги ещё не такие широкие, как в будущем, и нет ни разгружающих эстакад и третьего кольца, зато и машин на этих дорогах в разы меньше…

— Где на Дубровке?

— Да можно прямо здесь…

На счётчике натикало меньше полутора рублей. Я отдал водиле червонец, получил от него пятёрку и трёшку. Водитель долго звенел мелочью, но я кинул по-барски:

— Сдачи не надо! Спасибо! Хорошо и быстро доехали…

Не знаю, чем я больше удивил таксиста, тем, что не взял сдачу, или тем, что поблагодарил?

* * *

— На фига мы здесь-то вышли? — спросил Лёшка.

— Прогуляемся…

— Опять нарвёмся на гопников.

— Средь бела дня?

— А в прошлый раз?

— Так это уже ближе к вечеру было. К тому же…

Мы шли через двор и к нам обратилась молодая женщина с коляской:

— Мальчики! Вы мне не поможете коляску в подъезд занести?

Она уже вынула ребёнка, а коляска стояла рядом. Я таких колясок и не помню совсем. Покрыта какой-то клеёнкой сделанной из кожи молодого дерматина. Даже на ощупь неприятная ткань.

Чтобы попасть в подъезд надо было преодолеть три ступеньки, потом внутри подъезда ещё две, и только потом начинается довольно таки крутая лестница наверх.

— Вам на какой этаж? — поинтересовался я.

— Да не надо на этаж. Оставьте здесь за стеночкой. Никто не возьмёт.

— Ладно. До свидания!

— Спасибо!

— Не за что…

* * *

До Новоспасского пруда мы добрались без проблем. Тут ничего почти не изменилось с нашего последнего посещения, только зелени стало ещё больше. Сделав вид, что мы просто так зашли в кустики, быстро нашли нычку, где в прошлый раз оставили целое состояние — двадцать семь рублей. Всё, что было у бедных сирот-детдомовцев на тот момент.

Всё было в порядке. Тайник так никто и не обнаружил. И кусок рубероида с деньгами внутри тоже был здесь…

Я распечатал смолистую оболочку. Оказалось, что купюры внутри даже не промокли…

Деньги я сунул в карман, а приготовленную дома целлофановую «закладку» упаковал ещё и в чёрный рубероид… Подкопав поглубже и убрав новый клад, снова закидал сперва землёй, потом мусором и травой с листьями.

Помыв руки у родника, посидели на пруду ещё немного, а потом снова пошли в сторону Пролетарки.

Можно было и сразу на Таганку пойти, но пришлось бы идти мимо интерната, а там был велик шанс нарваться на знакомых… Ну их на фиг.

14 июня. 1974 год.

Москва. Кузнецкий мост.

Посетить Дом моды на Кузнецком, я решил в первую очередь для того, чтобы приобрести выкройки или журналы с выкройками.

Разочарование было мне наградой. Журналы типа «Шейте сами» были, но выкройки в них были чисто схематичными со мнозжеством кривых линий. Рисовать такие выкройки себе дороже. Я примерно так же могу и от руки нарисовать. Результат будет непредсказуем. Денег не жалко, но покупать такое не хочу.

Да. Жаль, что сейчас ещё не продают у нас в стране журналы «Бурда». Пусть даже и на немецком. Но выкройки там достойные. По крайней мере, по ним можно шить и получить разумный результат своего труда. За такие журналы я готов и переплатить.

Ладно… придётся напрягать Васина. Может он найдёт хоть пару номеров. Думаю, что у него хватит связей для этого.

— Лёха! Мне надо в «Детский мир» зайти!

— Хочешь себе пластмассовый пистолет купить?

— Не. Пулёмёт Максим. С прошлого детства мечтал.

— А если серьёзно?

— Мне нужна большая широкая линейка, калька, хорошие карандаши, чтобы выкройки делать.

— Ну, пошли?

* * *

В «Детском мире» как всегда был шум и толчея. Середина июня. Детей полно. А ведь половина уехала по пионерлагерям, да по деревням… Но несмотря на это покупателей младшего школьного возраста хватало. Хорошо ещё, что канцелярский отдел летом не пользовался большим покупательским интересом.

Нашлось всё, что мне было необходимо. И калька, и линейка. А ещё я купил себе блокнотик, альбом для рисования и два набора цветных шариковых ручек. Пока нет фломастеров и так сойдёт. ВА придачу ещё взял себе записную книжку. Полезная вещь по нынешним временам. В будущем у каждого телефон с собой. Там и записная книжка, и фотоаппарат, и видеокамера, и музыки несколько гигабайт. И даже выход в интернет, которого нигде ещё пока что нет. А сейчас записная книжка — это то, что нужно.

Первым делом я переписал туда телефонный номер Ани. Когда же наконец мы с ней снова увидимся?

Ещё примерно с час мы бесцельно шлялись по магазину. Ели мороженое и пили газировку. Ну а потом решили, что пора уже и домой собираться.

14 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Поймали такси, и легко уговорили водителя за трёшку отвезти нас в Новогиреево, прямо к кинотеатру «Берёзка». Перед тем. как идти домой. Я не забыл оторвать «контроль» с билетов. И теперь можно было предъявить доказательство того, что мы с братом ходили в кино, а не шлялись неизвестно где.

Тётя Наташа даже не заметила, что я принёс рулон кальки и длинную деревянную линейку. А может и заметила, но не придала этому никакого значения.

А на обед был обалденный щавелевый суп. И сметанка была, и половинка варёного яичка плавала. Всё, как Лёшка заказывал…

Я ел и наслаждался вкусом. Кулинарный экстаз — вот, что это такое. Всё-таки наша хозяйка отлично готовит. Я съел полную тарелку, и сразу же попросил добавки. А Лёха к тому времени наворачивал уже вторую тарелку…

На второе наших желудков уже не хватило…

— Ничего! — философски проговорила Наталья. — К ужину опять проголодаетесь.

После сытного обеда сам бог велел слегка поспать… Но, увы. В этот день это не удалось.

К нам приехал! К нам приехал!… Конечно, Васин.

И, кстати, приехал не один. К нам в гости пожаловал очень странный человек… Если бы я встретил его на улице, то постарался бы обойти стороной… Не люблю сумасшедших.

А он выглядел именно, как сумасшедший. Даже больше скажу: Как сумасшедший профессор. Типичный яйцеголовый умник, который может перемножать в уме четырёхзначные цифры, но не знает как правильно сварить яйцо.

Лысоватый сверху и лохматый по бокам, в очках с толстыми стёклами. Костюм на вешалке бы смотрелся лучше, чем на его долговязой фигуре… Зато его глаза, увеличенные мощными линзами, сверкали безумным блеском…

— Саша! Марк Абрамович очень заинтересовался твоими рисунками.

— Да-с, молодой человек! У Вас очень богатая фантазия! У меня есть несколько вопросов. И не получив от Вас ответов, я никуда не уеду.

— Задавайте ваши вопросы, профессор!

— Ну, во-первых…

* * *

Хорошо, что я купил альбом для рисования и цветные ручки. Иначе бы я не знал, как донести до этого учёного всю широту наших глубин.

Он докапывался до самых мелочей, и казалось видел насквозь изделие, которое существовало пока только в моих фантазиях. Но, как мне показалось, всё, что я ему рассказывал, он тут же «рисовал» в своём воспалённом мозгу, разбирал на запчасти и снова собирал обратно…

Но и мне было не трудно описывать ему предметы, которые видел много-много раз и довольно часто ими пользовался в своём будущем. Про сумку на колёсиках и говорить было нечего. Простая, как велосипед конструкция раскладной тележки с надетой на неё сумкой. Но учёного интересовала каждая деталь. На своём листочке он делал какие-то пометки и писал цифры, понятные только ему одному…

А с чемоданом вышло немного сложнее… Нынешние материалы были несколько иные, чем в моём будущем. Но всё же постепенно и конструкция вертикального чемоданчика на колёсах вырисовывалась. Варианты жёсткого и мягкого чемодана, мы тоже с ним обсудили… А потом он стал изучать мои поделки. Рюкзак, спортивную и поясную сумки… Я ему стал набрасывать разные варианты, и скоро листы в моём альбоме закончились.

Наконец он выдохся… Или сектор памяти на его жёстком диске отведённый под сегодняшнюю встречу оказался заполнен под завязку. Да и по времени мы с ним болтали уже несколько часов. За окном уже во всю властвовали сумерки.

— С Вами очень интересно беседовать, молодой человек! Если бы я не знал сколько Вам лет, то мог бы подумать, что мы ровесники…

«Да, нет, профессор… Я постарше Вас буду…»

— Надеюсь, что мы ещё с Вами встретимся?

— Конечно, профессор! Как только, так сразу… Если я Вам понадоблюсь, Вы знаете, где меня найти.

— В воскресенье не планируй ничего! Особенно на вторую половину дня! — кинул мне на прощание Васин, и забрав профессора покинул нас.

После такого плотного общения с безумным учёным, я чувствовал себя, как выжатый лимончик в стакане с уже остывшим, но ещё слегка тёплом чае.

Заснул я сразу…Лёшка пытался разбудить меня на ужин, но тщетно… Я проспал до утра…

Раннее утро. 15 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Суббота. Я проснулся очень рано. Только-только первые лучи солнца стали проникать в окно сквозь неплотно прикрытые шторы, а я уже ни в одном глазу.

Лежу… В потолок гляжу…

Мысли мыслю и думы думаю.

Вот уже почти две недели мы с Лёшкой находимся в своих новых телах в этом новом для нас мире. А всё, чем мы занимались эти две недели не более, как мышиная возня… Ну, узнали, что этот мир только с виду похож на наш, а на самом деле абсолютно альтернативная ветвь развития истории. Ну и что? Мы так и не смогли определить цель своей дальнейшей жизни.

Я тщательнейшим образом проштудировал учебник истории за восьмой класс, и не нашёл никаких отклонений от той нашей прошлой истории. Но в этом учебнике история ещё не подошла близко к нашим временам. Мне пришла хорошая идея. Надо в первую очередь изучить учебники по новейшей истории. Сейчас на дворе семьдесят четвёртый. И в свежем учебнике, наверняка должны быть факты, которые могут прояснить ситуацию. А подробности потом можно и в подшивках газет посмотреть в библиотеке.

Ну а когда мне удастся расставить все точки над «И» и все закорючки над «Й», вот тогда и буду думать над тем, как жить и кем быть…

* * *

Чего я вру? Ведь это самое противное, что можно придумать: «Врать самому себе». А я себе вру. Постоянно ищу отмазку. Стараюсь дотянуть ситуацию до последнего, чтобы она либо решилась сама собой, либо подошла к такой черте, что решение уже становится явным, и другого уже и быть не может…

Бред… Фантастика для младших школьников. Попал в прошлое… И что? Срочно надо бежать к Сталину, Ленину или к Николаю с номером два… И давать всем ценные советы по управлению государством.

Тьфу! Противно даже об этом и думать. Это бред. Попробуйте рукой остановить литерные поезд, несущийся на всех парах! Даже если и удастся ухватиться этой самой рукой за какую-нибудь выступающую железяку, ничего не произойдёт… С поездом, конечно… Он, как шёл, так и будет идти себе дальше, громыхая по рельсам. «Ту-дук. Ту-дук, ту-дук.»

Зато руку на фиг с корнем оторвёт у того, кто попытается остановить летящий вперёд локомотив истории. Или самого всего утащит вслед за уцепившейся рукой. И попытка изменить ход истории останется никем не замеченной.

«Попытка — не пытка! Не правда ли, Лаврентий Палыч?» — Как шутили лет двадцать назад…

Пытка — это мучить себя вопросами, на которые только ты можешь ответить. Но ты боишься дать этот ответ. Потому что за всё в этой жизни надо отвечать.

Что было раньше? Учился в школе… Старался учиться хорошо, чтобы не расстраивать родителей. Призвали в армию. Пошёл туда. куда призвали, не прикладывая никаких усилий, чтобы изменить хоть что-то. Потому что не знал, что жизнь состоит из множества перекрёстков и развилок. Вот и катился как колобок куда-то под уклон.

Я стал прокручивать свою прошлую жизнь, и понял, что на всех мало-мальски значимых перекрёстках, судьба меня сталкивала с Алексеем. И тогда вектор моей жизни неуловимо менялся. А в остальном. Я всего лишь катился, как клубок с шерстяными нитками, сбежавший от уснувшей старушки со спицами в руках.

Сразу картинка нарисовалась. Сидит старушка в кресле, вяжет. Да и задремала… Старенькая ведь уже. Вот клубочек и соскочил с колен. Покатился по полу… И катится, катится, катится…

А потом его подхватывает абсолютно чёрный котёнок, и начинает с ним играться. И так его лапкой толкнёт, и эдак, пока нитка не запутается окончательно и бесповоротно.

Стоп! Мне только ещё не хватало чёрного котёнка, для полной неразберихи…

Пора вставать! Природа шепчет, что уже пора не только вставать, но уже пора бежать, пока туалет свободен…

* * *

На часах ещё не было и шести утра. И это в субботу… Все ещё спят. Я стараясь не шуметь, умылся, и пошлёпал на кухню, чтобы позавтракать. Но через пару минут там уже появилась заспанная тётя Наталья в домашнем халате.

— Проснулся уже? А чего так рано?

— Да, тёть Наташ! Выспался уже… Чего Вы встали? Я не хотел Вас будить.

— Чего уж там. Уже разбудил… Омлет или глазунью?

— Глазунью…

Я уже заканчивал завтрак, когда нарисовался Лёшка. Началось в колхозе утро.

— Что будешь шить сегодня, Саша?

— Я хотел попробовать кое-что сшить для одной девочки… Но вот с выкройками беда…

— Ой! Я же совсем забыла… Вчера Игорь принёс там тебе… Но не отдал… Ты же весь вечер с тем профессором картинки рисовал да спорил на всякие непонятные темы. В прихожей у зеркала лежит. Только он сказал, что это потом надо будет вернуть…

— Да что там?

— Вот пойди, и посмотри!

* * *

Вау!

Это самое меньшее, что я мог сказать… Хорошо, что я вчера не видел «пацанский подгон» от нашего куратора… Иначе спать мне точно не захотелось бы. По крайней мере до тех пор, пока я не свалился бы от усталости и полного истощения.

Ладно. Начну по порядку… Как говорил Владимир Ильич Ленин, стоя на броневике: «То, о чём так долго говорили большевики, свершилось!» И это не революция.

Под зеркалом в прихожей лежали несколько потрёпанных журналов «Burda».

Вау!

* * *

Я взял в руки журналы и стал их изучать…

Да. Всё на немецком.

Ерунда! Разберусь…

Потрёпанные, местами надорванные…

Не беда. Постараюсь не порвать дальше, а если что подклею.

«Бурда»…

Три журнала — взрослые… В принципе довольно таки свежие. Два за этот год, и один за прошлый.

Три других так и вообще с размерами для школьников.

А что мне всегда нравилось в этих журналах — это качественные и удобные выкройки с вариантами нескольких размеров для каждой модели.

Таблицы размеров для разных возрастов.

И много разных базовых моделей, по которым можно сшить всё что угодно. Из одной выкройки классических брюк или джинсов, можно сделать не только их, но и совсем короткие шорты и среднего размера бермуды или бриджи. А взяв за основу выкройку пальто или рубашки можно сделать и куртку и жилетку…

Правда раньше я платья и юбки для девочек не шил. В основном старался делать что-то более спортивное.

Свободные брюки, свободные куртки. Там можно и с размерами особо не заморачиваться. Плюс минус сантиметр совсем и не заметно… Классические пиджаки я не делал. Там много мороки…

Анорак с капюшоном у меня получался на раз. Со штанами иногда сложнее, особенно в районе гульфика. Но и с этим я справлялся.

А вот платья никогда не шил. Все эти вытачки, защипы и рюшечки… Но не боги горшки обжигают. Справлюсь и с этим.

В общем, общественность меня потеряла на этот день. Я ушёл в мир бумажных выкроек, ниток и булавок.

Пару раз за весь день я был вынужден оторваться от любимого занятия. На обед и на ужин. Но потом снова с головой уходил в шитьё.

Конечно, в первую очередь я занимался выкройками. Переносил на кальку. Вырезал. Отмечая, где полочка, где спинка…

Мне было трудно сделать что-нибудь для Ани, потому что я пока не снял с неё размеры. Но я примерно по таблице размеров для девочек всё же отметил несколько моделей и даже сделал пару выкроек…

Собирался взяться за джинсовую юбку… Но потом нашёл среди недоделанных вещей из цеха, недошитые джинсы маленького размера… Обрезал под шорты, но даже самый маленький размер был велик маленькой девочке. Я уменьшил размер как мог, распоров по бокам швы, а потом сшив по новой… На всякий случай, я пришил сверху джинсовые лямки. Так даже если шорты будут немного великоваты, то не упадут… Осталось только дождаться Ани, чтобы примерить на неё и подогнать если что прямо на ней.

А ещё к вечеру уже был готов небольшой джинсовый рюкзачок.

Думаю, что ей он понравится…

Глава 20

«Сюрприз! Сюрприз! Да здравствует сюрприз!»

Воскресенье. 16 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Проснулись все сегодня позже, чем обычно. Но это и правильно. Всё же день выходной…

Поэтому и завтрак был поздний… Мы сидели на кухне, когда раздался звонок в дверь. Вышло так, что я ближе всех сидел к выходу из кухни. Мне же и выпала почётная обязанность идти открывать дверь гостям.

Скорее всего, это Васин. Он же говорил что-то там про воскресенье… Хотя он упоминал про вторую половину дня, а сейчас на часах стрелка только слегка перескочила цифру одиннадцать…

Я крутанул поворотную защёлку накладного замка и распахнул входную дверь.

Снизу вверх на меня укоризненно смотрели пронзительные карие глаза…

— Ты почему мне не позвонил? Бумажку с номером потерял?

— Анечка! Я так рад тебя видеть.

Позади девочки стояла её мама, Елена Николаевна. А её в свою очередь уже слегка подталкивал вперёд Васин.

Вот какой сюрприз он мне приготовил… Интриган. Ну ладно… Я тебе отомщу, и мстя моя будет страшна…

* * *

Через несколько минут суеты и знакомства всех со всеми, компания распалась на две части: Взрослую и детскую.

Взрослые оккупировали кухню и пили чай с тортом, который принёс с собой продуманный Васин.

Ну а мы с Анютой были в комнате, где я шил. Лёха тоже был с нами. Но особого участия в нашей болтовне он не принимал. Так… Поддакивал иногда.

Я сразу заметил, что гипс на руке девочки стал короче. И теперь был только от локтевого сгиба до середины пальцев.

— Почему гипс стал короче? Отрезала, чтобы не мешал?

— Рентген сделали. Сказали, что там был не перелом, а трещина ладьевидной кости. Взрослым с такой травмой иногда даже гипс не накладывают, а только тугую повязку. А через неделю снова на рентген. И если всё нормально, то гипс вообще снимут.

— Ну, здо́рово…

— А это ты сшил? — она указала на бриджи, в которых щеголял Лёха.

— Скажем так… Я тоже руку приложил… Не хочешь померить вот это? — я достал сшитые вчера для Ани шорты с лямками.

— Мне это снять надо?

На Ане было надето лёгкое летнее платье с тонкими лямочками на плечах. Я прикинул, если она шорты наденет сверху него, то платье будет непоправимо измято. А если снимать платье, то получится немного неприлично. Поскольку, судя по всему, под платьем у неё только трусики.

— Пошли со мной!

Я отвёл её в нашу с Лёшкой комнату. Выдал одну из своих футболок. Слегка великовато, но сейчас сойдёт.

— Вот! Наденешь футболку. А платье аккуратно на кровать положи или на стул повесь, чтобы не помялось.

Выйдя из комнаты, я прикрыл за собой дверь. И тут, как раз из кухни появилась Анина мама.

— А куда вы дели мою дочь, мальчики? — поинтересовалась она.

— Переодевается в комнате. Сейчас выйдет.

— Это даже интересно.

Елена Николаевна стала изучать мой швейный творческий беспорядок в гостиной.

— Ты тут шьёшь?

Ну, как можно ответить на вопрос, который уже сам по себе и есть ответ. Хорошо ещё, что в это самое время из нашей спальни появилась Аня в обновках.

— Круто! — констатировал Лёха.

— Чуть-чуть великоваты. Если бы не лямки, они бы с меня свалились…

— Для того и лямки пришил. А вообще мне надо с тебя снять точные мерки, чтобы следующие сшитые мною вещи с тебя не сваливались.

— Саша! — вмешалась в наш разговор, удивлённо молчавшая до этого, мама девочки. — Ты собираешься шить одежду моей дочери?

— Только в том случае, если ей это понравится, а Вы не будете против.

— Мам! Я согласна! Мне нравится! Ты же не против?

Похоже, что не только мама, но и остальные взрослые были удивлены таким напором со стороны маленькой девочки.

В принципе, даже в этой слегка великоватой для неё футболке, и коротких шортах, которые висели на ней чуть ниже талии, она выглядела вполне эффектно.

— А это… Это я тоже для тебя сшил.

При виде маленького джинсового рюкзачка, Анечка сперва даже впала в лёгкий ступор, а потом с визгом прыгнула мне на шею, при этом довольно таки больно заехала гипсом по уху…

— Аня! Веди себя прилично! — строго пожурила её мать.

— А что такого? Я же тебе сказала уже, что за Сашку замуж выйду… Когда подрасту…

Игорь с трудом подавил смешок после таких безапелляционных слов от этой мелкой «невесты».

— Подрасти сначала! А потом уже женихаться будешь.

— Елена Николаевна! Так что Вы скажете по поводу моего предложения? — вмешался в разговор матери и дочери улыбающийся Васин.

Интересно… Какое предложение он сделал этой милой женщине?

— Я даже не знаю. Мне немного неудобно. Это же так дорого…

— Но я же Вам говорил, что у нас в Крыму есть небольшая база отдыха. Там отдыхают дети наших сотрудников. Четырёхразовое питание. Опытные педагоги.

— Но это же не пионерлагерь?

— Нет. Просто база отдыха.

— Мам! — влезла в разговор взрослых маленькая Анька. — Ты не понимаешь… Сашка… Он пообещал мне…

— О чём ты? — непонимающе посмотрела на неё мама.

— Елена Николаевна! — снова вмешался Васин. — Я немного в курсе, поэтому могу Вам пояснить. Вы же помните, как расстроилась Ваша дочь, когда из-за сломанной руки не смогла поехать в пионерский лагерь на море, куда Вы с таким трудом достали ей путёвку.

— Конечно помню…

— Так вот… Этот молодой человек, встретил Аню в больнице с гипсом на руке и в расстроенных чувствах. Как истинный джентльмен он не мог пройти мимо грустной девушки. Когда он узнал, что она грустит из-за сорвавшейся поездки на Чёрное море, в ходе общения он сгоряча пообещал её взять с собой на море, если поедет в этом году на юг. Честное благородное слово, в то время он не знал, что мы решили отправить его с братом в наш пансионат, так сказать, на реабилитацию после больницы. Когда я сообщил ему об этом, то он не обрадовался, а скорее огорчился. И всё из-за того, что попал в неприятную ситуацию. Если он поедет без Ани, то нарушит своё слово, данное девочке. А слово, как известно, настоящий мужчина должен держать. Ну а если он откажется от поездки, то подведёт брата… Потому он и обратился ко мне с просьбой взять Анну с собой. Поверьте мне, мы не сразу ответили согласием. Сами понимаете…

— Я понимаю… Но не слишком ли это…

— Елена… Николаевна…

— Можно просто Лена.

— Лена! Посмотрите на это глазами Вашей дочери!

А дочь в это время, не обращая внимания на взрослых, уже разбирала всякие ткани и интересовалась журналами… Причём она листала их не просто из любопытства, а выбирала, что же такого ей может понравится, чтобы Саша ей это потом сшил… Причём она не была капризной или эгоистичной. Она просто сейчас была в состоянии эйфории, попав в сказку.

Я в пол-уха слушал Аню, и в другие пол-уха Васина с мамой. Похоже, что ему уже давно удалось уломать Лену и получить согласие на поездку Ани с нами. Ну а то, что она сопротивлялась… Ни одна женщина не скажет сразу «да» в ответ на вопрос. Причём это относится практически к любому вопросу.

Лёха тем временем ушёл на кухню, и они с тётей Наташей о чём-то общались там, гремя посудой. Похоже, что ему наши швейные дела уже не были интересны, и он решил заняться кулинарией.

— Я не против, но…

— Лена! Ну, какие могут быть «но»? Дети прекрасно проведут время на море, отдохнут, позагорают… Когда у Вас отпуск?

— В августе…

— Вот и прекрасно. Поедете в Крым. Посмотрите, как дочка отдыхает, и сами тоже отдохнёте. А я Вам компанию составлю. У меня тоже были планы съездить на море в конце лета.

* * *

Анюта выбрала себе платье… Но у меня были другие планы на ближайшее время… Я как мог, изобразил на листочке что-то типа толстовки с капюшоном. Себе хотел и брату такие сделать, ну вот и Анюте тоже сошью, только размером поменьше и другого цвета. Что поделать? Я больше люблю спортивный стиль. Что на мальчиках, что на девочках.

Немного поколебавшись, она согласилась, но взяла с меня клятвенное обещание, что платье я ей тоже обязательно сошью. Пришлось обещать… А слово своё я держу. Так что теперь мне предстоит разобраться со всеми этими вытачками и рюшечками…

Размеры с Анюты, я конечно же, снял. Она немного стеснялась поначалу. Но я объяснял ей, для чего нужны все эти измерения, и она согласилась, что без этого никуда… Все мерки я заносил на листок бумаги, подписав его сверху крупными буквами: «АНЯ»… Теперь я легко смогу подобрать нужную выкройку, и подогнать если что под правильный размер.

Ближе к обеду Аня с мамой нас покинули. Мы с братом пошли их провожать, хотя далеко их провожать-то и не пришлось. Машина Игоря стояла возле подъезда. На этот раз это была зелёная «копейка», с обычными номерами и без телефона.

Всё ясно… Светить свою службу Игорь пока не хотел. Интересно, кем он представился Аниной маме.

Мне показалось, или Лена на Игоря кидала какие-то заинтересованные оценивающе взгляды. А я, кстати, пока даже и не выяснил, женат наш куратор или нет. С Натальей у него явно служебные отношения. А вот про его личную жизнь я как-то и не спрашивал. Особо мне это не надо… Но вот если с Еленой у них что-то закрутится, то это будет… А что это будет? Хрен его знает, во что это может вылиться… Сами разберутся…

Меня больше всего волнует то, что у меня к Анюте возникают какие-то тёплые чувства… Нет, это вовсе не то, о чём вы могли бы подумать… И в мыслях не было ничего противозаконного и пошлого. Просто есть жгучее желание заботиться о ней и оберегать её от всех бед и проблем этого мира. И эта её игра в «жениха и невесту» мне уже не кажется игрой. Это как… Как у породистых аристократов на загнивающем Западе… Просто совсем юные мальчик и девочка помолвлены с ранних лет, чтобы достигнув определённого возраста узаконить свои отношения…

Мистика какая-то… Но мне кажется. что наша встреча тогда, ночью на лестнице в больнице была не случайна.

* * *

Я успел переговорить с Игорем тет-а-тет всего лишь полминуты. Сказал, что есть серьёзный разговор. Он обещал вернуться вечером, а если не получится, то завтра с утра. Я сказал, что не горит, но есть одна очень серьёзная тема.

Мы же ему ещё ничего не сказали про найденные баксы. А про рубли я и не знал, говорить или нет. Не про все, конечно. Те, что уже в земле зарыты «на всякий случай», считай, что их и нет уже. А вот легализовать остальные наши средства надо. Иначе мы обязательно попадём в неприятную ситуацию… Ведь не дурак же он? Обязательно заметит, что мы что-то покупаем. И тратим не те два рубля, которые получили от тёти Наташи «на кино и мороженое». Надо придумать какую-то схему, чтобы он не забрал все деньги. Но как ему объяснить, что мы уже не такие малолетки, которыми он нас считает, и нам можно доверять?

Ладно. Как говаривал один великий полководец: «Нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет»

Хотя это был вовсе не наш человек, и на Россию он вторгался вовсе не с добрыми намерениями. А ещё к тому же он был толстым коротышкой… Но всё же я не могу отрицать, что он был великим полководцем… Ну, а то, что наши не стали разбираться какой он там, великий или нет, и в конце концов ему люлей надавали, так это правильно. Ибо нефиг лезть к нам. Сидишь там у себя в просвещённой Европе и сиди. Там ты можешь хоть всех своих соседей через колено ломать, а к нам не лезь… Хлопотно это… Да и больно потом бывает. Лучше продолжай выдавать на гора свои знаменитые цитаты. Их ещё долго будут вспоминать спустя годы и века…

* * *

Шить я в этот день ничего не стал. Занялся подборкой выкроек для Анюты. И ещё сделал нам с Лёхой выкройку для толстовки с капюшоном, причём несколько разных вариантов. По одной и той же базовой выкройке может получится и анорак с карманом кенгуру, и худи, и безрукавка. Хотя в эти времена фраза «майка с капюшоном и шорты на меху» воспринимается скорее всего, как шутка, но в будущем я и не такое видел.

Ну а для моей будущей невесты я сделал выкройку-основу для платья с несколькими вариантами верхней части, выкройку для брюк, из которой потом можно делать штаны любой длины, ну и для толстовки, конечно теперь тоже есть выкройка по её меркам. Ведь если ей сшить куртку по моим с Лёхой размерам, то она в ней утонет, как Гаврош в пиджаке со взрослого плеча…

Осталось дело за малым. Найти правильные ткани для этого всего. Да. Мы набрали много джинсовой ткани в нижнем подвале цеха, а с верхнего я приватизировал всякие атласные ткани. Это хорошо, не спорю… Но чтобы сделать что-то из того, что я задумал нужны другие ткани… Хочу завтра прокатиться на Лёнинский в Дом Ткани. Думаю, что там можно будет найти хоть что-то интересное.

* * *

Васин вернулся часам к семи. Мы, как раз ужинать собирались. Он не отказался отужинать с нами. И лишь только потом, приведя его в свою комнату, я с заговорщицким видом достал из заначки и выложил перед ним пачку долларов.

Вот не думал, что он умеет так выразительно свистеть… Это, конечно был не тот свист, которым голубятники гоняют своих птичек. Это свист на человеческом языке означал: «Ну, ни фига ж себе!»

— Откуда это чудо? Ты вообще в курсе, что за это по закону положено?…

— Знаю. Статья восемь-восемь. Она же «бабочка». Расстрельная такая статья… Но, во-первых: Мы ещё не достигли нужного возраста, а во-вторых: Мы это нашли и хотим добровольно отдать Вам, как представителю закона. Кстати, Игорь Анатольевич, а какое ведомство Вы представляете?

— Мой юный друг! А тебе не кажется, что ты ведёшь себя не так, как ведут себя другие мальчики твоего возраста?

Стараюсь сделать глупое лицо, но вряд ли у меня это получится…

— Ага… — хлопаю глазами. — Мне уже это говорили…

— Даже брат твой ведёт себя иначе…

— Так бывает…

— Помнишь, в одном кино фраза была: «Он слишком много знал…»

— Ага… Это там про покойника сказали… Всё верно. Многие знания — многие печали…

— Ладно, герой… Давай. Рассказывай: Откуда дровишки? Ну, то есть доллары…

— Нашли среди готовых вещей, взятых в том цехе… Они были внутри пакета с джинсами. Не сразу обнаружили…

— Что ещё нашли?

— Ну…

— Не тяни!

— Деньги.

— Много?

— Чуть больше тысячи…

— И насколько больше?

— Тысяча триста… с мелочью…

— Ну и…

— По поводу денег, я бы хотел руководствоваться принципами наших предков.

— Каких ещё предков?

— Отец как-то говорил, что у нас в роду казаки были…

— И что?

— А у них правило было такое: «Что с бою взято, то свято!»

— А по жопе если ремнём надавать?

— Это же не педагогично?

— Зато очень убедительно…

— А ещё предки говорили, что и атаману надо свою долю отдать.

— Чего?

— Ну, раз Вы наш командир, то… — я протянул ему двадцать четвертных. — Это Вам!

Васин взял в руки тонкую пачку. Взвесил на руке…

— А скажи мне, о наглый отрок! Зачем тебе такая большая сумма? Ведь ты себе оставил как минимум восемьсот рублей. Это очень большие деньги.

— Это не одному мне, а нам с братом. Он хочет заняться кулинарией. Тётя Наташа, кажется, не против. А кулинария — это тоже расходы. Картошку пожарить каждый сможет, а вот сделать что-нибудь такое эдакое…

— И что например такое эдакое может приготовить твой брат, если у него будут деньги?

— Ну, например есть такое грузинское блюдо — чахохбили. Там нужно и зелень на рынке купить, и приправы. А ещё курицу… Да и готовить это блюдо лучше в казане, как и плов. Так что казан надо тоже купить.

— А твой брат и плов сможет приготовить?

— Если рецепт правильный найдёт, то сможет. Тут вот ведь ещё какая загвоздка есть. Нужны книги с рецептами. А где их взять?

— Это не проблема. А тебе зачем деньги?

— Купить ткани разные. Есть кое-какие задумки. Хочу Ане ещё сшить что-нибудь.

— Не избалуешь девчонку?

— Постараюсь объяснить ей, что всё не так просто в этой жизни. Если можно, то пусть она почаще у нас бывает. Ведь её мама работает, а она одна дома сидит. А так, я бы прямо вместе с ней и шил бы, сразу примеряя. Я бы мог с утра за ней заезжать, а вечером возвращать… Адресочек не дадите?

— Саша! Я давно у тебя хотел спросить… Ты откуда такой взялся?

— «Из тех же ворот, что и весь народ…» Это, конечно же, звучит грубо, но в камере чего только не наслушаешься…

— Ты мне голову не морочь! Я с тобой буду откровенен. Ты и твой брат нас заинтересовали…

— Я всё ещё понять не могу, кого Вы представляете, товарищ капитан?

— А то, что вы с братом кому-то интересны, тебя не волнует?

— Это можно объяснить очень просто.

— Ну, давай, объясняй! А я послушаю…

— У нас нет родных — это неплохо для будущей службы. Никто не будет капать на мозг и отвлекать. Всех наших умерших родственников вы уже проверили, судя по всему…

Васин кивнул. Типа, продолжай…

— У нас с братом есть определённые способности, на которые вы обратили внимание. Хотя пока мы ещё мало отличаемся от других подростков нашего возраста.

— Кроме тебя…

— Это да… Сперва вы заинтересовались братом, но потом больше внимания стали уделять мне. А ещё мы неплохо можем развернуться, работая в паре. У меня есть аналитические способности, хорошая память, развита логика, быстро просчитываю ситуацию и так же быстро принимаю решение. Брат более спокойный, зато и более усидчивый. Умеет работать вторым номером, но в некоторых ситуациях может работать и первым. А мы оба вполне спортивные и развитые, без вредных привычек. Из нас выйдет толк, если правильно обучить и воспитать… Я ничего не забыл?

— А ещё вы с братом замкнутые и скрытные. Вам вполне комфортно вдвоём. Умеете поворачивать ситуацию себе на пользу. Не склонны швыряться деньгами. Ведь деньги у вас были, когда вы поехали в центр, вместо кинотеатра. Но использовали их только на покупку канцтоваров, мороженое по одной порции… Такси правда пользовались. Но это была необходимость. Так как на другом транспорте вы бы слишком долго добирались бы туда-сюда. А билеты в кино зачем покупали?

— Чтобы не возникло лишних вопросов в случае чего. Ведь если бы мы сказали, что едем в Детский мир за покупками, то возник бы закономерный вопрос «откуда деньги?»

— А что вы делали на Дубровке?

Глава 21

«Не падайте в обморок! Но, по-моему, мы все под колпаком у папаши Мюллера!»

Вечер 16 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Продолжение разговора.

«Да… Вечер перестаёт быть томным. А что мы делали на Дубровке? Вроде бы ничего такого. Просто шли мимо в сторону Новоспасского пруда. Чёрт возьми! Если за нами следили, то наша нычка с пятью тысячами честно заработанных денег сгорела? Но почему он спрашивает, что мы делали на Дубровке и не интересуется тем, что мы делали на пруду? Либо он знает, что мы там делали и это будет следующий вопрос, либо…»

— Так… Прошлись по знакомым местам из прошлой жизни. Там же недалеко наш интернат. А что? Ваши топтуны нас потеряли там?

— Саша! Ты мне нравишься, но когда-нибудь ты точно нарвёшься.

— Игорь Анатольевич! А что не так то?…

— Вот я глаза закрываю, и как будто не мальчишка передо мною, а мой ровесник…

* * *

«Ошибаешься, мальчик! Я постарше тебя буду. И опыта оперативной работы мне тоже не занимать. Но за базаром всё же надо следить… Это мой очередной прокол. Ведь то, что за нами могли следить, я предполагал, но не учёл особенностей организации. Топтуны у них оказались круче, чем в комитетской наружке. Но и они нас потеряли на Дубровке. А почему? Так… В какой момент они могли потерять нас? Что в нашей прогулке было непредсказуемым отклонением от маршрута? Что? Оба-на… Вот оно… Скорее всего, они потеряли нас из виду, когда мы помогали молодой мамаше заносить коляску в подъезд. Это был совершенно случайный, никем не учтённый и непредсказуемый фактор. Во дворе никого не было. Видеть они нас не могли. И поэтому не видели, как мы зашли в подъезд. Сколько мы там были в этом подъезде? Недолго… Но. достаточно для того, чтобы нас потеряли наружные наблюдатели. Которые за нами пасли от дома. Мы ехали на такси, а это значит… Значит, они тоже пасли нас на машине. Мы вошли во двор и не вышли из него. Они туда сунулись и не обнаружили нас там. Решили, что мы вернулись обратно. Рванули назад. А мы вышли и пошли вперёд. Наше посещение пруда он не упомянул. Значит и наружка нас потеряла. Ведь подъезд был проходной. И мы вышли в другой двор. А потом? Что было потом? А потом мы вернулись к метро. И там они снова сели нам на хвост и уже не слезали, так как кто-то ходил за нами пешком. Спасибо, Игорь! В следующий раз я буду внимательнее и посмотрю, кто за нами ходит…»

* * *

Ладно. Пора продолжать разговор…

— А что? Я по-вашему шибко вумный?

— Как вутка. — поддержал мою шутку Васин. — И мне даже это нравится, что можно с тобой разговаривать на одном языке.

— То есть, Вы мне прямо сейчас расскажете, на какую организацию нам с братом предстоит работать в ближайшие лет тридцать-сорок? Я ведь правильно понял, что вход бесплатный, а выхода нет? Мы не против вместе с братом посвятить свою жизнь служению отечеству, но очень хотелось бы знать в каком качестве…

— А ты интересный собеседник!

— Вы тоже… Вот уже в который раз вы на ходу меняете тему разговора, уходя от прямого вопроса.

— Если хочешь, чтобы тебе говорили правду, не задавай вопросов напрямую! Впрочем. Я ничего не потеряю, если отвечу на твой вопрос. Только что тебе это даст?

— И всё же?

— Особый отдел при Комитете партийного и государственного контроля ЦК КПСС.

— Никогда про такой отдел не слышал.

— Правильно! И не скоро услышишь. Нас в общем-то и нет…

— Но вы есть.

— Да.

— А ещё у Вас есть особые полномочия. Да такие, что все остальные спецслужбы вам честь отдают. Это что-то типа СМЕРШа во время войны?

— Что-то типа…

— И кому вы подчиняетесь? Непосредственно товарищу Шелепину?

— И ему тоже… Хватит вопросов! Я и так сказал тебе больше, чем планировал. Успокаивает то, что ты не болтлив. А теперь у меня есть вопрос к тебе: «Зачем тебе эта девочка?»

— Это просто… Во-первых: Она нарисовалась сама собой. И это не происки других разведок, иначе бы Вы не приехали сегодня с Аней и её мамой к нам в гости. Ведь вам удалось проверить их и просветить насквозь их биографию?

— Да. И твоя избранница тоже по всем параметрам подойдёт в будущем для нашей службы…

— И её мама тоже?

— Хм…

— Вы женаты, Игорь Анатольевич?

— Какое это имеет значение?

— Если ещё нет по каким-то причинам, то Лена — неплохая кандидатура. Вы ей понравились.

— Чего?

— Она на Вас смотрела так…

— Как Аня смотрит на тебя?

— Нет… По другому… Она смотрит с сожалением, что такой мужчина, как Вы, никогда не обратит внимание на такую, как она…

— Не заметил…

— На спине же нет глаз… А со стороны иной раз виднее…

— Особенно тому, кто умеет смотреть и видеть…

— Игорь Анатольевич! Последняя просьба…

— А это не перебор?

— Это крайняя необходимость.

— Ладно. Говори! Но обещать ничего не буду!

— Нам с братом перед поездкой на юг кое-чего не хватает. Я умею шить, но не могу сшить себе простые удобные плавки. А то, что продают в магазинах, мне не нравится по многим параметрам. Ну, ещё что-нибудь из обуви, типа кроссовок не помешало бы. Да и Аню я бы тоже приодел. У её мамы возможности уж больно небольшие.

— И чего ты хочешь от меня?

— Если есть такая возможность, то посещение магазина «Берёзка», а если чеков нет, то поход в какую-нибудь закрытую секцию ГУМа.

— И опять ты меня сразил наповал? Откуда такие познания?

— Всё просто. Недалеко от интерната на набережной есть «Берёзка». Мальчишки всё видят и всё слышат. Ещё Шерлок Холмс использовал беспризорников для слежки и сбора информации. А ещё Остап Бендер в «Двенадцати стульях»…

— Я тебя понял. Обещать ничего не буду, но постараюсь придумать что-нибудь… У вас впереди ещё неделя. Вы уезжаете двадцать четвёртого июня в понедельник. К этому времени постарайтесь подготовиться к поездке. Вернётесь в августе. Учебники с собой можно не таскать, там тоже есть в библиотеке для всех классов.

— А что за люди там будут, чьи дети?

— Разные люди. Потом увидишь…

— Игорь Анатольевич!

— Ну что ещё?

— Адрес Ани? Телефон у меня уже есть. Могу и сам спросить, но лучше если Вы мне заранее скажете.

— Чем лучше?

— Могу примерно прикинуть время: Сколько мне туда добираться?

— Записывай!

Я с готовностью схватил ручку и листок бумаги.

— Улица Чкалова дом пятьдесят два дробь шестнадцать строение один квартира….

— А где это? — спрашиваю, сделав лицо попроще…

— Захочешь? Найдёшь…

— Хотя бы район назовите!

— Садовое кольцо. Внутренняя сторона. Между Таганкой и Курским вокзалом. Ближайшее метро — Таганская кольцевая.

— Спасибо!

* * *

Я и так примерно знал, где находится улица Земляной Вал, которая до девяностых годов носила имя знаменитого советского лётчика Валерия Чкалова.

Но зачем Васину знать, что я неплохо ориентируюсь в Москве. И так мы с братом засветились по полной и много напортачили, когда ходили не оглядываясь. Ну, что же… Теперь будем умнее.

Игорь ушёл почти сразу. А я лёг спать. День был насыщенный и суматошный. Настроение у меня было хорошее. Надо будет завтра встать пораньше, чтобы успеть позвонить Елене Николаевне до того, когда она уйдёт на работу.

17 июня. 1974 год.

Москва. Новогориеево.

Понедельник — день тяжёлый. Кто впервые так сказал? Версий на эту тему много разных есть. Самый замысловатый вариант этой фразу некоторые относят к Библии, там где описано про сотворение мира. Там каждый день после завершения своих дел Бог говорил, что это хорошо. И только в один из дней он не сказал этой фразы. Говорят, что это был как раз понедельник.

Ещё я слышал легенду про крещение Руси. Владимир сразу понял, что многие из тех язычников, кого он окрестил, сделали это лишь бы их не наказали. А на воскресные службы забили болт и вместо воскресной молитвы бухали по-чёрному. Вот он и приказал, чтобы специально обученные люди переписывали всех, кто приходил на воскресную службу. А прогульщиков в понедельник пороли нещадно. Так что день понедельника для многих был истинно тяжёлым.

Но скорее всего, эта фраза пошла от тех, кто все выходные бухал, как не в себя, а с утра в понедельник ему надо было с больной головой тащиться на работу или на учёбу.

Мне же встать рано поутру в понедельник не представлялось трудным. И день впереди ждал меня хороший. Я в это очень стараюсь верить.

Лёха ещё спал, а тетя Наташа уже проснулась. Она — птичка ранняя. Телефон у нас в квартире был. Наверняка это через контору провели, поскольку получить номер телефона в эти времена не у всех получалось… Но нам надо — мы крутые.

Интересно, я не очень рано звоню?… Семь тридцать утра. Все нормальные советские люди в это время уже проснулись и собираются на работу. А некоторые уже и ушли из дома. Кажется «Пионерская зорька» по радио была в семь сорок. И я уже не спал к тому времени, когда в школу ходил…

Я крутил телефонный диск, набирая нужный номер. Старался не торопиться. Ошибиться не сложно. Не довёл палец до конца и всё… Попал не туда. Обычное дело для дисковых телефонов.

* * *

'Помнится ещё и анекдот был такой… Вряд ли его бы поняли дети гаджетов из нашего будущего.

— Алло! Это номер четыреста сорок четыре, сорок четыре, сорок четыре? Позвоните пожалуйста в скорую! А то у меня палец в телефонном диске застрял.'

* * *

Долгие гудки вызова. Никто не подходит… Наконец противный женский голос на том концн провода недовольно говорит:

— Алё!

— Елену Николаевну позовите, пожалуйста!

— Нет её…

— Тогда Аню можно?…

Мой голос падает в никуда. Так как на том конце уже бросили трубку. Что поделать? Коммуналка. Не всегда соседи рады, когда с утра пораньше названивают какие-то идиоты.

Если Лены дома нет, значит она уже ушла на работу. А Анюта может ещё спать. Лето на дворе. В школу не надо, а идти гулять с гипсом на руке с утра пораньше не слишком-то и добрая идея.

А… Всё равно. Соберусь и поеду в гости. Адрес есть. Найду как-нибудь. Её маме мы сможем и из дома позвонить, чтобы отпроситься. Решено. Еду.

Лёха уже проснулся. Во время завтрака я спросил у него:

— Поедешь со мной?

— Чё я там забыл? Только мешаться вам буду. Гуляйте, молодёжь! Денег оставь!

— В комнате лежат. А ты чего хотел купить?

— Пойду, съезжу с тёть Наташей на рынок. Я возьму рублей двадцать?

— Лёха! Ты можешь взять сколько надо. Это же наши общие деньги.

— Я знаю. Но как-то так получилось, что ты типа тут старший.

— Да какая разница? Давай ты будешь старшим?

— Не… На фиг, на фиг… Чистые погоны — чистая совесть! Рули сам, а я ежели чего всегда поддержу. Ты же знаешь… Я за любой кипиш, кроме голодовки!

— Тогда возьми четыре четвертных.

— Зачем так много-то?

— Чтобы разменять. Раз ты с тётей будешь, то тебе на них всё что надо продадут и сдачу дадут. Сдачу в карман. А у следующего торговца снова четвертным расплатишься.

— На фига такие заморочки?

— Лёша! Мы с тобой ещё малолетки пока. А тут четвертной — это большие деньги. Могут возникнуть рамсы. Типа: «Мальчик! А откуда ты взял такие деньги? Ты их украл?» Так что пока есть такая возможность надо наменять помельче. С червонцами уже проще будет. Нам ещё на юг ехать. А там деньги летят в разные стороны, как шелуха от семечек.

— Ясно. Тогда я возьму побольше.

— Не надо привлекать лишнего внимания! Я же вчера Васину отдал его долю.

— Да, ну… И чего он сказал?

— Всё нормально. И баксы взял, и треть от рублёвой прибыли. Так что он теперь с нами в доле.

— Ты ему веришь?

— Я же тебе говорил, что верю только тебе… Ладно! Я побежал.

— А может с нами? Тётя Наташа тут знает на какой троллейбус тут надо сесть, чтобы доехать…

— Возьму такси. Пару рублей не жалко…

— Ну, смотри…

* * *

Оделся я в этот день по пижонски. Новые джинсовые бермуды, белая футболка, рюкзачок на плечо и вперёд.

Помимо мелких денег я прихватил с собой пару четвертаков. Вдруг получится разменять?

Ключей от квартиры с собой у меня не было. Думаю, что к тому времени как я вернусь, кто-то уже будет дома.

Такси я поймал сразу. Сегодня у меня даже не спрашивали, есть ли у меня деньги. Кажется мой сегодняшний внешний вид говорил сам за себя. Адрес я назвал сразу: Чкалова, 52. У молодого парня за рулём довольно-таки обшарпанной «Волги» был немного задумчивый вид.

— Это на Садовом кольце, в районе Таганки.

— Дом подскажешь где?

— Я там сам ещё не был ни разу. Сказали, что если ехать от Курского в сторону Таганской на внутренней стороне кольца. Если чего, найдём.

— Поехали…

Парень пытался всю дорогу болтать, но я не поддерживал беседу. Отвечал междометиями, но ему похоже и этого хватало.

17 июня. 1974 год.

Москва. Улица Чкалова.

Я вышел на Ульяновской улице, которая в будущем снова станет называться Николоямской, поскольку именно так она называлась в прошлом.

Ладно… Лучше прогуляюсь пешком… Так и дом проще найти. Да и проветриться не мешало. Меня вообще-то в машине обычно не укачивает. В будущем мог и двое суток за рулём провести.

Но сегодня, видимо, не мой день. Парень водил машину явно недавно… Движение в стиле тормоз-газ-тормоз-газ и бензиновая вонь в салоне, мне так по мозгам дала, что я был как пьяный. Надо продышаться…

Я выпил газировки с сиропом из автомата за три копейки. А после налил себе за копейку простой газированной и слегка как мог, умылся… Вроде, полегчало…

Дом я нашёл быстро на углу Садового и набережной. Мог бы и сразу догадаться из-за дроби в номере… Подъезды со двора. Нашёл нужный по номерам квартир на табличке. На лифте подниматься не стал. чтобы не ошибиться этажолм. Хрен его знает на каком расположена нужная квартира. Дом старый, не то, что хрущёвка, в которой всё просто. Тут планировка какая-то непонятная. На одном этаже две квартиры, а на другом три… Ничего… Ноги молодые. И без лифта обойдусь.

Нужная квартира нашлась на пятом этаже.

Глазка на дверях нет, зато табличка рядом со звонком была очень информативной. «Самсоновы — три звонка.»

Табличка типа бронзовая или латунная. Но точно не алюминий. Алюминий белый. Латунь жёлтая. Бронза жёлто-красная. А тут что-то среднее… Как из красного золота…

Так… Самсоновы мне не нужны. Мне нужна Аня, которая так же как и её мама носит фамилию Сколик. Такой фамилии на табличке нет. Значит, чтобы позвонить Ане надо сколько раз нажать? Один? Или два? Я сверился с адресом, который у меня записан на бумажке. Квартира та же. Всё правильно. И дом тот же. Другого дома тут нет с таким номером. Тем более, что я ещё и у старичка во дворе спросил. Он мне всё подробно рассказал…

Ладно. Начнём проверять мою теорию. Я нажимаю на кнопку и длинно звоню один раз. А потом начинаю ждать ответной реакции.

А реакции-то и нет никакой… Вот беда-огорчение…

Тут что-то не так. На звонок по телефону мне кто-то отвечал? Отвечал. В дверь я позвонил один раз? Позвонил…

Три звонка — это к Самсоновым. Тогда мне ничего не остаётся, как позвонить два раза. Что я и делаю. в общем-то. А чтобы тем, кому эти звонки предназначены было лучше меня слышно, я снова делаю звонки длинными. Итого у меня получается два длинных звонка.

Стою. Слушаю… И медленно офигеваю. Потому что за дверью царит полная тишина. Никто не торопится открыть дверь или хотя бы в голосовом режиме поинтересоваться: «Кого это там чёрт принёс?»

В подъезде внизу послышался шум. Кто-то хлопнул дверью лифта, а потом заворчали невидимые моторы, и кабина стала медленно подниматься…

И что мне делать дальше? Сейчас кто-нибудь приедет на этот этаж, и начнётся: «Мальчик! А что ты тут делаешь?»

Сглазил, блин! Лифт остановился на пятом этаже. Сейчас откроется дверь и…

Я протянул руку к звонку, чтобы нажать на кнопку три раза, но моё действие было прервано знакомым мне голосом:

— Саша! Не надо звонить!

Но было поздно. Я уже нажал кнопку звонка…

name=t22>

Глава 22 Соседи, которых мы не выбираем.

17 июня. 1974 год.

Москва. Улица Чкалова.

Странно. Но на этот раз за закрытой дверью началась активная движуха. Что-то загремело. То ли табуретка упала, то ли ещё чего… А потом дверь внезапно распахнулась и на пороге возникла большая красномордая тётка в халате. На вид ей было лет тридцать, а может и сорок… Волосы её были растрёпаны, а рот просто кривился от негодования. Когда она начала кричать. На меня сразу же дохнуло перегаром.

— Ты чего тут трезвонишь? Опять ключи, что ли забыла? Неряха! И мать твоя…

Знакомый голос. Я его слышал в трубке телефона. Но сейчас он был ещё более громким и противным.

— А чего Вы так кричите? Это я звонил в дверь. Я же не знал, что Ани нет дома.

— Что? Ты как со взрослыми разговариваешь сопляк?

— В отличие от Вас, я разговариваю вежливо. Чего и Вам рекомендую.

— Ах, ты дрянь!

Она попыталась схватить меня правой рукой за волосы, но промахнулась, потому что я отступил на полшага назад. Зато ей удалось уцепиться за мою белую футболку. На этом её успехи в борьбе со мной закончились.

Я прижал её ладонь к своей груди обеими руками и резко дёрнулся вниз всем телом, при этом тётка упала передо мною на колени из-за залома кисти. После этого я освободился от захвата и выкрутил её ладонь, заламывая руку за спину. Крикливая тётка упала мордой прямо на грязный пол.

Анюта стояла глядя во все глаза на разворачивающуюся на её глазах эпическую битву Давида и Голиафа. Не знаю насколько голиаф был крупнее Давида, но тётка была раза в два меня больше по сумме измерений и раза в три тяжелее.

— Что ты делаешь? — пробормотала Аня вполголоса.

— Ничего. Это только самозащита. Вот эта взрослая пьяная женщина напала на тринадцатилетнего подростка в подъезде. Видишь след на футболке. С утра футболка была абсолютно белая. А теперь вон какой жирный отпечаток на груди. Она руки вообще что ли не моет никогда? Аня! Вызывай милицию! Ноль два.

— Зачем милицию? — спросила лежащая подо мной тётка, и при этом умудрилась шумно испортить воздух.

— Затем. — ответил я. — Как минимум это бытовое хулиганство. Напишем заявление и на первый раз пятнадцать суток я тебе гарантирую.

А потом я обратился к своей будущей невесте:

— Анечка! Она же не первый раз тут такое устраивает? Верно? Ты не хочешь при ней говорить? Боишься её?

— Ты знаешь, кто мой муж? — заверещала тётка.

— А ты знаешь, кто мой отец? Нет? Вот и заткнись! Я тебя, тварь, в землю закопаю и асфальтом сверху закатаю. А мне за это ничего не будет. Ты поняла меня, мразь?

— П-поняла… А кто твой отец?

— Лучше тебе не знать. Аня! Звони в милицию! Чего ты застыла?

— Н-не н-надо в м-милицию! — пробормотала тётка. — Я б-больше не б-буду…

— Все вы такие. Наглые, бо́рзые, пока за жопу не прихватят…

Аня за моей спиной прыснула, подавляя смешок.

— Н-не б-буду б-больше…

— Отпусти её, Саш!

— Чтобы она снова стала тут орать и руками размахивать? Нет уж… А знаешь, позвони лучше капитану Васину. Вот его номер у меня в записной книжке записан. Кем она работает?

— Она не работает. У неё муж работает.

— Кем? Где?

— В продуктовом магазине товароведом. В нашем доме. Я только что оттуда. За хлебом ходила и за кефиром.

— Это хорошо. Торговля это здорово. Там всегда есть к чему придраться… Только на той неделе мы вместе с ОБХСС накрыли одних таких… Одеждой спекулировали…

Вот и ни разу не соврал. На прошлой неделе ОБХСС накрыл цех. И я там тоже отметился вроде бы как… И про спекуляцию одеждой ни слова лжи не прозвучало…

Но почему при слове ОБХСС тётка внизу так мелко задрожала? Неужто есть чего бояться?

* * *

Был такой старый анекдот.

— Папа! Я боюсь!

— Вовочка! Кого ты боишься?

— КПСС

— Вова! Тебе только пять лет. У тебя нет никакого повода бояться КПСС.

— А дядя по телевизору несколько раз сказал: Съест КПСС. Съест КПСС.

* * *

Похоже, что эту тётку вместе с её мужем съест ОБХСС.

— Саш! Отпусти её!

— Уверена?

— Да…

— Ладно.

Я медленно приподнялся и отпустил руку «задержанной». Весь этот приём я проделал абсолютно машинально. Приём-то старый, но рабочий. Да ещё отточенный до автоматизма за долгие годы работы в милиции. Поэтому и выполняется на уровне инстинктов.

Тётка продолжала лежать на полу.

Аня взяла меня за руку и повела за собой в квартиру.

— Где разуваться? — спросил я.

— В комнате.

Аня открыла своим ключом первую же дверь справа. Прямо из прихожей и мы сразу попали в очень маленькую комнатку. Казалось. Что вся комната заставлена мебелью. Две узкие кровати, письменный, и похоже, что он же и обеденный стол. А ещё шкаф. Старый и облезлый…

Полочка для обуви стояла тут же у дверей. Хотя там, в прихожей я обратил внимание, что у соседней стены была и вешалка и полочка для обуви. Значит там была соседская? А у Аниной семьи и вешалка и обувница, стояли внутри и так не слишком крупной комнаты.

— Аня! А сколько всего комнат к квартире?

— Три.

— И я так понял, что ваша комната — самая маленькая.

— Да. Наша комната чуть больше двенадцати квадратных метров. У тёти Светы с мужем — двадцать три, а у бабы Кати двадцать один. — проявила свою осведомлённость ученица шестого класса.

— Тётя Света — это эта? — кивнул я на дверь.

— Угу…

— А баба Катя?

— Старушка… У неё муж умер год назад. А ей почти девяносто лет. Она сейчас в больнице лежит… Говорят, что может умереть.

— Кто говорит? Эта Света?

— Ну, да…

— Значит, ваша комната самая маленькая? А почему тогда у вас и вешалка, и полка для обуви стоят не в прихожей, а в комнате? Вам кто-то запретил это делать?

— Нет… Но…

— Что? Говори! Не стесняйся?

— У мамы на сапоге каблук сломался, когда обувь стояла в прихожей. А сапоги совсем новые были. Мама их в ремонт отнесла. А там сказали, что кто-то специально каблук ножом отковыривал… И пальто мамино…

— Что? Тоже рукав оторвался?

— Нет… Пуговицы…

— Понятно. То есть эта тварь вам вредит, а вы с ней ничего сделать не можете? Откуда можно позвонить?

— Телефон у неё в комнате.

— У кого? У Светы? А зачем ты тогда мне тот номер давала?

— Ну… Она не всегда такая. Иногда и к телефону зовёт. А когда мама дома, она даже не орёт на меня…

— Аня! Ангел ты мой! Это как разговор негров на плантации: «У нас хозяин хороший! Не каждый день бьёт.» Как вы тут выживаете? Да таких соседей, как эта Света, надо дустом травить, как клопов и тараканов. Это что у вас тут?

— Электроплитка.

— Вы тут готовите?

— Ну-у…

— Она запрещает вам готовить на кухне?

— Мама думает, что эта… может и в суп плюнуть…

— Ага. Или мышьяк подсыпать… Нет. Так жить нельзя. Ладно. Одевайся!

— Что? Куда?

— Поедем к нам! Ты мне нужна. Я же для тебя шить собрался. А на кого мне мерить всё? На Лёху что ли? Он слишком большой.

— А что мне надеть?

— Да чего хочешь. Всё равно домой в обновках вернёшься.

— Тогда я прямо так, ладно?

— Ладно! — сказал я, оглядев её с ног до головы. — Нормальное платье. Только тебе не кажется, что оно коротковато?

— Это моё старое платье…

— А с виду не скажешь.

— Я выросла…

— Что-то не заметно.

Бух! Маленький кулачок ударил меня в грудь.

— Я выросла! Но только вверх. Платье в самый раз, но…

— Немного коротковато.

Бух! Снова меня ударили.

— Хватит драться! Ты кефир в холодильник поставишь?

— У нас нет холодильника. Я хотела пообедать…

— Ты голодная? Ладно. Оставляй всё здесь и пошли!

— Куда?

— А тебе не всё равно?

— Маме надо сообщить?

— До которого часа мама работает?

— Раньше девяти домой не приходит.

— Анечка! Я ей потом позвоню. Всё будет хорошо!

Аня закрыла дверь в комнату на ключ. В квартире стояла тишина. Было слышно, как где-то на кухне капает вода из-под крана. Мы покинули эту неуютную квартиру. Спускались вниз не на лифте, а по лестнице. И как мне показалось, Аня вздохнула с облегчением, когда мы вышли из подъезда…

* * *

Мы шли в сторону Таганки. На углу Ульяновской и Чкалова. Я заметил Пельменную.

— Хочешь пельменей?

— Здесь не хочу. Мы с мамой сюда часто заходим.

— А блины ты любишь?

— Блины я люблю. Но от них толстеют.

Я скептически осмотрел её с ног до головы…

— Тебе это не грозит. Ты стройная, как тростинка. А со сгущёнкой будешь?

— Со сгущёнкой буду.

И мы снова зашагали в сторону Таганки.

17 июня. 1974 год.

Москва. Блинная на Воронцовской улице.

В Блинной на Воронцовской улице я бывал не раз. Но всё это было в той, в прошлой жизни. И мальчишкой сюда забегал с друзьями, и когда после армии учился в институте, а ночами подрабатывал в такси… Это было одно из тех мест, что и кромешной ночью могло накормить голодного и напоить запойного.

Столики были «стоячие». Никаких стульев не предполагалось. Думаю, что такой стоячий стол по высоте будет немного великоват для мелкой девчонки. Но это мы как-нибудь решим.

— Ну, выбирай! Чего будешь?

— Как чего? Ты обещал блины со сгущёнкой.

— А запивать чем будешь? Чай? Кофе с молоком?

— Кофе!

— Кофе нет… — безапелляционно заявляет крупная женщина в когда-то белом халате и шапочке.

— Тогда так… Два чая. Две порции блинов со сгущёнкой. — наклоняюсь к Анюте. — Ещё чего-то хочешь?

— Яйцо под майонезом.

— И два яйца под майонезом.

— Блины надо ждать…

— Тогда и чай вместе с блинами. А то остынет.

— Не успеет!

Всё-таки что было хорошего в СССР всегда перечёркивалось хамством и грубостью обслуживающего персонала. Помнится Штирлиц специально ходил в какой-то кабак под названием «Грубый Готлиб». Там фишка была в том. что хозяин наливая пиво и выдавая порции поджареных баварских колбасок всем хамил. У нас в СССР такое заведение специально искать не надо было. Заходи в любоё! И облают, и обсчитают.

Я заплатил за всё меньше рубля. Медные монетки сдачи не хотел сперва забирать. Но рачительная Аня всё сгребла с прилавка и передала мне, пришлось набивать карманы монетками. Никак не могу привыкнуть, что в этом времени монеты — тоже деньги, на которые можно что-то купить.

Пока мы ждали две порции наших блинов, я слегка подвинул круглый столик к окну. Ну, а Ане пришлось с ногами забраться на подоконник. Так, стоя на подоконнике на коленках ей стало удобно есть с высокого стола.

Зато. Когда нас позвали, чтобы мы забрали готовые порции наших блинов, продавщица, или кто она тут по должности, заметила наше «ноу-хау», и решила немного поскандалить…

— Я прошу прощения! Если моя девочка Вам своими сандаликами испачкает подоконник, то я возьму у Вас тряпку и всё вытру. Но иначе, она не сможет нормально поесть блинов и не облиться горячим чаем.

Тётка не нашла что мне ответить на мою вежливую речь. Похоже, что так тут с ней никто не разговаривал очень давно. Те. кто заходили выпить со своей бутылкой, обычно либо отвечали матерно. либо быстро включали заднюю и уходили. Ну а молодёжь, типа меня, вообще терялась от гневных замечаний и ретировалась в темпе вальса…

Так что мне никто ничего не ответил. Мы спокойно поели, убрали за собой грязную посуду. А когда, я попросил тряпку, чтобы вытереть подоконник мне ответили:

— Да, ладно. Сама вытру…

— Спасибо Вам большое! Мы обязательно к Вам зайдём ещё раз!

* * *

— Сашка! А ты совсем не боишься. Когда на тебя кричат вот такие взрослые тётки?

— А чего их бояться?

— Ну… Они… Могут…

— Ты со мной никого не боишься?

— Не-а…

— Вот и не заморачивайся на эту тему!

— Са-аш! Давай зайдём в Книжный!

— Давай!

17 июня. 1974 год.

Москва. Таганская площадь.

Книжный магазин.

В книжном магазине, что на углу Воронцовской улицы и Таганской площади, в кассу стояла небольшая, но очередь. Я сразу понял, что дают что-то ну о-очень дефицитное. Малое количество народа можно было объяснить лишь серединой июня, когда большая часть школьников уже покинула Москву. Я быстро поставил Анюту в очередь, а сам метнулся к прилавку, где тоже царил небольшой ажиотаж.

Давали импортные фломастеры. Чешские «Koh-i-noor».

У меня такие были в прошлом моём будущем. То, что нужно. Ими по кальке выкройки рисовать самое то. На витрине было два вида. Простенький набор шесть цветов и большой дорогой набор, аж из семнадцати. Мне такой на фиг не нужен, но… Я теперь не один.

Я вернулся к кассе. Наша очередь как раз подходила. Протягиваю в окошко четвертной.

— Три набора по шесть фломастеров «Кохинор» и один большой набор.

— Только по две штуки в руки.

— А нас двое! — приподнимаю Анюту двумя руками, чтобы её увидела кассирша.

Аня недовольно взвизгивает!

— Поставь меня на место!

Кассирша хмыкает, пробивает чек и отсчитывает сдачу.

— Ты чего? — наезжает на меня маленькая вредина.

— Так надо.

Тащу её к прилавку. Вдруг там тоже понадобится предъявить «вторые руки»? Так оно и случилось.

Но приподнимать Аню не пришлось. Прилавок оказался ниже кассы.

Получив товар на руки. протягиваю большой набор своей будущей невесте:

— Это тебе!

— Мне? — а глаза стали такие большие-большие, как у девочки из японского аниме.

Ресницами хлоп-хлоп… И по щеке покатилась большая слеза, оставляя за собой мокрую дорожку. Глаза заблестели, став влажными.

— Ну, ты чего? — я чуть присел, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

— Н-ничего… — а потом обхватила меня обеими руками и заплакала уже всерьёз.

Мне опять прилетело гипсом по уху, но я не обратил на это внимания. Я обнял её свободной рукой и прижал к себе.

— Хватит плакать! Всё хорошо! — шептал я ей на ухо.

* * *

Успокоилась она не сразу. Мне пришлось вывести её на улицу, потому что в магазине мы стали создавать препятствие для покупателей, путешествующих до кассы и обратно…

— Ну, чего ты? — я никак не мог выяснить причины этого внезапного плача.

— Почему? — спросила она глядя мне прямо в глаза.

— Что «почему»?

— Почему ты такой?

— Какой такой? Плохой?

— Не-е-ет… Хороший… — снова горькие слёзы.

— Тогда почему ты плачешь?

— Потому что так не быва-а-ает…

— Видишь? Бывает и так… Хватит плакать! У тебя уже все глаза красные. Вот люди подумают обо мне плохо. Скажут, что это я тебя обидел и до слёз довёл.

— Ты меня не бросишь?

Заплаканные глаза девочки смотрели на меня в упор прожигая насквозь.

— С чего вдруг мне тебя бросать?

— Найдёшь себе другую…

— А зачем она мне?

— Я не знаю…

— Тогда хватит плакать! У тебя есть платок?

— Да… — она достала платок из маленького кармана на платье.

Похоже, что это был её единственный карман. Ключи от квартиры висели у неё на шее на длинном шнурке.

— А чего ты своё рюкзачок с собой не взяла? Куда же ты будешь мои подарки прятать?

— Мама сказала, чтобы я его не таскала. Вещь дорогая. Кто-нибудь отнимет.

— Но ты же со мной… А со мной тебя никто не обидит.

— Я знаю… Забыла взять с собой. Так всё быстро произошло…

— Ладно. Пусть тогда пока твои фломастеры полежат у меня в рюкзаке. А как домой поедешь, заберёшь. Тебе в книжном ещё что-нибудь надо?

— А тебе?

— Я бы купил себе альбом и несколько тетрадок. Чтобы было на чём одежду рисовать, которую я придумываю.

— А мне придумаешь что-нибудь?

— Обязательно! Но ты не ответила…

— Блокнот. Альбом. Шариковые ручки цветные.

— Тогда пошли, вернёмся.

* * *

С этим было проще. Фломастеры продавали в отдельной очереди, а за тетрадками и альбомами никакой очереди не было.

— А книгу хочешь какую-нибудь?

— Я в библиотеку раньше ходила…

— А теперь что?

— Полгода назад меня оттуда выгнали.

— За что? Курила в читальном зале?

— Дурак…

— Ладно… Извини! Неудачно пошутил.

— Я взяла книгу… А потом забыла её на кухне…

— И что?

— Света сказала, что ничего не видела…

— А на самом деле?

— Я не знаю…

— Ясно…

— Маме пришлось заплатить больше, чем книжка стоила в три раза… Такие правила за утерянную книгу.

— Хочешь, я накажу эту Свету?

— Ты уже её и так наказал. Она, наверное, ещё никогда так не боялась, как сегодня. — Аня притянула ко себе моё ухо и шёпотом добавила. — Помнишь, как она от испуга даже пукнула?

— А что за книга была, которую… которая пропала?

— «Девочка, с которой ничего не случится»

Глава 23

Шопинг он и в СССР шопинг.

А девочки всегда такие девочки.

17 июня. 1974 год.

Москва. Таганская площадь.

Книжный магазин.

— А что за книга была, которую… которая пропала?

— «Девочка, с которой ничего не случится»

— Кир Булычёв?

— Да. Ты тоже читал?

«Читал ли я Булычёва? Я читал почти все истории про Алису Селезнёву, написанные Игорем Можейко, взявшим себе псевдоним Кир Булычёв. И сериал смотрел: „Гостья из будущего“, и мультфильм „Тайна третьей планеты“… Но это всё в будущем…»

— Да. Читал.

Я подошёл вместе с Аней в книжный отдел. Глаза у девочки были красными, а слёзы на щеках ещё не просохли. Это не осталось незамеченным от внимания пожилой продавщицы.

— Ты чего плачешь? Кто тебя обидел?

Пока Аня не стала что-то говорить в ответ, я решил взять инициативу на себя:

— Она книгу в парке на лавочке оставила, а когда вернулась, книги уже не было. Книга библиотечная и за неё надо в три раза дороже заплатить или такую же найти. А мама ругаться будет…

Про то, что мама будет ругаться — это самый весомый аргумент.

— А что за книжка была?

Теперь я уже выпускаю вперёд заплаканную девочку с гипсом на руке, и она слегка запинаясь выговаривает:

— «Девочка, с которой ничего не случится». Автор Кир Булычёв.

— Да… Редкая книга… Такой в продаже у нас давно нет.

— А что у вас есть из Булычова?

Продавщица оценивающе смотрит на меня, словно оценивая: «Сколько я стою, судя по моей одежде?». Похоже, что цифры в её голове сложились как надо.

— Есть новая книга Кира Булычёва «Девочка с Земли». Там несколько рассказов. Есть и «Девочка, с которой ничего не случится.»

Она отрывает листок коричневой обёрточной бумаги и простым карандашом пишет на ней цифру «семь».

Я киваю головой.

— А есть что-нибудь ещё интересное?

— А что тебе интересно?

— Велтистов, например… Про Электроника. Там вроде бы две книги…

— Увы. «Электроник — мальчик из чемодана» уже давно была в продаже. Её нигде не найдёте, только с рук. А продолжение называется «Рэсси — неуловимый друг». Недавно вышла. Но как только она появилась на прилавках, тут же смели. Ничего не осталось. Но есть из Велтистова «Гум-гам». Там про…

Я киваю. Типа согласен. Беру!

Она рисует ещё «пятёрку».

Я снова кивком подтверждаю. И вдруг вижу на полке в свободной продаже, знакомую с детства книжку. У меня такая точно была, и зачитал я её тогда просто до дыр. «Избранное» Софьи Радзиевской. Там в сборнике три повести и один рассказ. «Болотные робинзоны» — повесть про войну, «Остров мужетсва» — про зимовку наших поморов в старые времена на острове Шпицберген, «Рам и Гау» — приключения пещерных людей в каменном веке. А рассказ «Джумбо» — про собаку. Очень душевный, прямо таки слёзовыжимательный рассказ. Собачку жалко!

— Можно вот эту ещё посмотреть? — указываю на замеченную книгу.

Да. Это именно она. Беру не глядя!

Вполголоса спрашиваю?

— Сколько за всё?

На бумажке появляется странное число: «четырнадцать восемьдесят две.»

— Деньги Вам?

— В кассу, пожалуйста!

Ну, в кассу, так в кассу. Похоже, что деньгами она в магазине не берёт. Зато потом она на лишнюю сумму возьмёт себе нужных книг, чтобы потом продать… «хорошим людям»… Ну и ладно…

Я шагаю в кассу. Снова протягиваю четвертной.

— Четырнадцать рублей восемьдесят две копейки в книжный отдел.

Мне пробивают чек, с которым я и возвращаюсь за покупкой. Продавщица вручает мне мои книги, уже завёрнутые в коричневый крафт, и обвязаны бумажным шпагатом.

Надеюсь, что она упаковала внутрь те самые книги, а не сборник речей Брежнева? Тьфу ты, ну ты… Какого чёрта. Тут нет никакого Брежнева… А есть Шелепин… Я так и не занялся изучением новейшей истории. Ладно. Чуть-чуть обождет меня эта инфа. А пока мы выходим на улицу, заходим за угол, где я надрываю край упаковки и убеждаюсь, что книги те самые, что я выбрал…

— Саша! А как у тебя получается с ходу так красиво врать?

— Я не врал. Просто я сочинил историю, которая помогла нам купить очень интересные книжки. Кстати, ты мне здорово подыграла со своими заплаканными глазами. Но пообещай мне, что ты больше не будешь плакать по пустякам!

— Больше не буду! А не по пустякам можно?

— Не по пустякам можно!

— А это когда?

— Ну, когда тебе в ногу пуля попадёт или снова руку сломаешь, тогда можно.

— Я больше не хочу ломать руку. А что за книжки ты купил?

— Потом покажу. Интересные книжки. Вот поедем на море, будешь лежать, загорать и книжки читать.

— Мама ещё не согласилась.

— Маму мы уговорим.

— А ей тот дядька понравился.

— Она сама тебе об этом сказала?

— Нет. Я маму свою знаю. Когда ей какой-то мужчина нравится. То она начинает себя немного странно вести. Не так, как обычно.

— И часто ей нравятся разные мужчины?

— Нет. Я только двоих видела. Один на работе у неё. Но он женат и он её начальник.

— А другой.

— Был у неё один раз. Он мне не понравился. Не хочу про него вспоминать.

— Потом расскажешь мне?

— Зачем?

— А я хочу всё про тебя знать.

— Всё нельзя…

— Почему?

— Ты узнаешь, какая я плохая, и бросишь меня…

— Опять начинаешь?

— Нет…

— А пошли в «Звёздочку»!

— Зачем?

— Купим тебе что-нибудь.

— Но ты же сказал, что сошьёшь мне всё сам.

— Я же не всё умею шить.

— А что ты не умеешь?

— Я не умею шить обувь. Не умею вязать свитера и шарфы. А ещё я не умею шить майки, трусы и купальники. У тебя есть купальник?

— Есть. Но он прошлогодний. Он мне в самый раз, но…

— Я помню. Ты — выросла. Вот пойдём и посмотрим, что там есть на тебя…

17 июня. 1974 год.

Москва. Таганская площадь.

Универмаг «Звёздочка».

На первом этаже были игрушки, немного канцтоваров, спортивный отдел и ещё чего-то… Раньше, в том моём детстве, это был мой любимый этаж, но теперь мы его поглядели, так, мельком… Ладно я, но игрушки совсем не заинтересовали Анюту.

— Тебе не нравятся куклы?

— Хм… Я уже выросла…

— А плюшевые игрушки:

— У меня был мишка.

— Был? А что с ним стало?

— Он… Больше его нет.

— Ладно. Проехали… Пошли на второй этаж. Там одежда и обувь должна быть.

* * *

Да… Уныло и печально. Я даже не смог найти себе футболку. Пришлось и дальше ходить с жирным пятном на груди, оставшимся от руки этой Светы.

А Анюту я немного переодел. Она у меня стала теперь пионеркой. Синенькая юбочка и белая рубашка с шевроном на рукаве. Галстук повязывать не стали, хотя я и купил на всякий случай три штуки. Вдруг база отдыха, обещанная Васиным будет с пионерским уклоном, а у нас и нет ничего. Не в джинсах же ходить на пионерскую линейку. Я подумал, подумал, да и купил нам с Лёшкой тоже по рубашке и паре шорт пионерского образца.

Больше особо смотреть было нечего. Анюта ушла смотреть нижнее бельё. Я не стал её сопровождать. Сказал, чтобы выбрала получше, а денег я потом дам…

Плавки на мальчиков были убогие… И как я в прошлой жизни в них ходил? Сейчас ни в жисть не надену такое безобразие. Лучше сошью себе спортивные шорты без карманов из лёгкой ткани или в семейных трусах буду плавать. Только резинку нужно усилить. А то я помню, как бывало. Нырнёшь с тарзанки… А потом всплываешь отдельно от трусов.

Чего она там навыбирала я не смотрел. Просто оплатил в кассу три рубля шестьдесят две копейки, посмеявшись про себя получившейся сумме, эквивалентной стоимости бутылки водки.

Ну, а потом я решил окончательно завершить шопинг этого дня посещение магазина «Ткани», который как раз и присутствовал на Таганской площади наискосок от «Звёздочки».

Мой рюкзак уже был заполнен нашими покупками. Полиэтиленовые пакеты ещё не получили своё распространение. Они были, но в сильном дефиците… Кажется ими тоже торговали спекулянты. А ещё в «Берёзке» давали вместе с покупками… В основном все покупки заворачивали в бумагу разных оттенков и плотности и перевязывали бумажным шпагатом, если свёрток получался большим.

17 июня. 1974 год.

Москва. Таганская площадь.

Магазин «Ткани».

Мы так увлеклись с Аней шопингом, что совсем забыли позвонить на работу её маме. Хорошо ещё, что у самого входа в магазин, на углу дома, торчала телефонная будка. Выдав Анюте две копейки, я стал ждать. Оказалось, что так просто Елене Николаевне не дозвонится. Аня действовала по какому-то алгоритму. Сначала попросила какого-то невидимого мне собеседника соединить её с каким-то отделом, и только потом попросила уже кого-то другого позвать к телефону Елену Сколик. Пришлось ещё немного подождать. Лишь через пару минут Аня сказала в трубку:

— Привет, мам! Мы тут с Сашей…

Я жестом попросил у Ани передать мне трубку.

— Здравствуйте, Елена Николаевна! Тут такое дело…

Вкратце. Я пересказал события последних нескольких часов. И то, что по телефону мне нахамили, и про эпическую битву с «этой Светой»… Сказал, что мы поехали в магазин тканей, а после будем шить у нас там, в Новогиреево. Пообещал, что накормлю Анечку обедом и напою чаем с печеньками.

Конечно, голос у Аниной мамы был не слишком довольным, но она сказала, что после работы заедет за дочкой сама.

— Ну, вот… Разрешение получено. — сказал я, повесив трубку. — Мне строго приказали накормить тебя обедом. Есть хочешь?

— Пока нет… Пошли ткани смотреть!

* * *

Нас чуть не затолкали разнокалиберные тётки всех возрастов. Они подходили, щупали ткани, задавали продавцам дурацкие вопросы, а нас либо отодвигали в сторону, как досадное препятствие, либо просто оттирали от прилавков своими телесами. Я нашёл в магазине более-менее «безопасный» угол, поставил туда Аню, вручил ей рюкзак, и сказал никуда не уходить. Ну а сам бросился вперёд в самый круговорот толпы, усердно работая локтями.

Оказалось, что толпа вызвана наличием тюля, который «выбросили» внезапно даже для самих продавцов. Так как мне тюль был не нужен, я стал искать другие ткани. Первой тканью, которая меня заинтересовала, была хлопчатобумажная саржа, какого-то непонятного буро-бежевого цвета. Но не хаки… Зелёного оттенка ткань не имела. А мне понравилось. Из похожего материала через год начнут шить стройотрядовскую форму. Я подёргал уголок, помял ткань… Вроде ничего… Стал прикидывать сколько мне надо такой ткани. Но тут же обнаружил точно такую же ткань, только более светлую… Фантазию было уже не остановить… Ширина у ткани была странная. Не полтора метра, как у джинсовой или плащевой, и не девяносто сантиметров, как у хлопчатобумажной фланельки. Сто десять сантиметров… Ладно. Буду считать как х/б. Мелочиться не стал. Взял двенадцать метров и той, и той… Отнёс упакованные в бумагу ткани Ане и решил пройти в противоположный конец магазина…

Как я мог забыть такую фенечку всех магазинов торгующих тканями? Остатки и мерный лоскут. В самом дальнем углу пёстрая стопка разных отрезов. На каждом куске бумажка с метражом приколота. Набрал разного. Потом разберусь, что пригодится, и из чего только кухонные прихватки только и делать.

Ну, всё. Хватит! Забираю Аню, обвешанную бумажными свёртками и вывожу её на улицу… Конечно же, тут же отбираю у неё всё. после чего она выдыхает с облегчением.

— Ну, ты чего там так долго?

— Извини! Ты ещё не проголодалась? Тут недалеко есть палатка. Там пончики пекут.

Глазки у девочки загорелись.

— Да. Мы с мамой там иногда покупаем пончики с пудрой. Вкусные.

— Тогда пойдём и возьмём целый килограмм.

— Зачем килограмм? Мы же столько не съедим. — испуганно возражает Анюта.

— А ты хочешь есть их прямо на улице, грязными руками, обсыпаясь сахарной пудрой? Нет. Мы возьмём и поедем с ними к нам домой. А там вместе с Лёшей и тётей Наташей съедим их с чаем за столом, как приличные люди…

— Хорошо!

Да… Трудна дорога в двести метров. До пончиков мы сразу не дошли.

* * *

Как я мог забыть. Тут же за углом прячется маленький магазинчик, про который знают все мальчишки в этом районе. Называется он «Рыболов-спортсмен». И продают там всякоё колющее, режущее и вообще прикольное.

Внутрь с тюками я не пошёл. Снова навесил на девочку весь груз разом. Всё равно Анюте в этом магазине нечего делать. Это мужской мир.

Долго я там не задержался. Купил два больших складных ножа себе и Лёшке. И ещё один маленький, в котором даже были маленькие ножницы. А ещё увидел и купил два мотка шнура. Один белого, а другой какого-то бурого цвета. Будет теперь что вдёргивать в капюшон. И вообще пригодится… Заодно купил два походных рюкзака-колобка. Мы же в поездку на море собираемся. Джинсовый рюкзак — это городской пижон. А походный — он как раз походный и есть… Один рюкзак убрал внутрь другого. Туда же запихнул и все тюки с тканями. Вот и колобок нарисовался… Пришлось его надеть на спину. Анюты пыталась отобрать у меня джинсовый рюкзак, но я взвесил его на руке и понял, что для неё это будет тяжеловато. Да и для меня весь груз оказался не таким уж и лёгким. Ну, ничего. Нам бы только до пончиков добраться.

* * *

Очередь была человек десять. Но двигалась быстро. На подходе к окошку, из которого доносился умопомрачительный запах, можно было увидеть машину пекущую пончики. Колечки из нежного теста ныряли в кипящее масло и плыли не спеша по закольцованному бассейну. Посредине пути металлическая лопатка их переворачивала и дальше они «загорали» уже другим боком… А потом снова из масла появлялась лопатка, и подхватив свежеиспечённый пончик, выбрасывала его в лоток. Залипательное зрелище… Можно бесконечно долго смотреть, как горит огонь, как течёт вода, и как эта гениальная машина печёт пончики…

Получив два бумажных пакета с пончиками, мы быстро поймали такси и минут через двадцать уже входили в знакомый подъезд. Третий этаж. Звонок в дверь.

Странно. Первым, что мы услышали, было:

— Явились, не запылились!

17 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Интересно… А на чём приехал Васин, если ни «Волги», ни какой-нибудь другой машины у подъезда я не заметил.

— Ну, чего ты на детей напал, ирод? Давай я их сперва обедом накормлю. И сам поешь. А уж потом будете разговаривать…

— Наталья! Ты знаешь, что учудил этот юный герой?

— И знать не хочу… Садитесь кушать!

Сижу. На Васина гляжу. Он сидит напротив меня за кухонным столом и так же как и я, ест щи из свежей капусты. Вид у него, скажем так… Очень недовольный.

Анюта притихла с ложкой в руке. Похоже, что она чего-то боится.

— Анечка! Ты почему щи не кушаешь? Не понравились? — с заботой в голосе спросила её тётя Наташа.

Аня молча заработала ложкой…

Я свою тарелку прикончил первым. От второго отказался. Поскольку больше всего на свете мне сейчас хотелось чаю с пончиками, пока они совсем не «замёрзли».

Васин тоже перестал стучать ложкой о дно тарелки, и сейчас сверлил меня взглядом.

— Игорь Анатольевич! Я могу всё объяснить.

— Начинай!

— Только сперва скажите, что я такого сделал?

— И он ещё спрашивает… Избил женщину… Похитил ребёнка…

— Никакого похищения. Я проинформировал Елену Николаевну, что Аня со мной. А эта женщина на меня сама первая напала…

— Саша защищался! — пискнула Аня.

— А про лицу-то зачем её было бить?

— Я не бил. Она меня за грудки схватила рукой. Я вырвался из захвата. Заломил ей руку за спину. Хотите, покажу как?

— Потом покажешь.

— Она на пол упала… Возможно лицом немного ударилась… А Вы знаете, что она творит в той квартире?

— Знаю. Даже больше тебя…

— А то, что она Елене Николаевне каблуки ломала на новых сапогах и у пуговиц на пальто нитки подрезала знаете? А то, что «эта тётя Света» Аню терроризирует знаете? Книгу библиотечную у неё украла. Девочку теперь в библиотеку не пускают. А за книгу маме пришлось втройне заплатить…

— Всё сказал, защитник справедливости?

— Всё…

— А теперь послушай меня! Ты в очередной раз стал поднимать бучу не в то время и не в том месте.

— Поясните, пожалуйста, что я сделал не так?

— Пойдём, выйдем, покурим…

Я не курю, но понимаю, что разговор предстоит конфиденциальный. Мы вышли из квартиры и спустились по лестнице вниз. Только выйдя на свежий воздух, Васин начал разговор.

— Ты нам немного сорвал операцию…

— Какую операцию?

— А ты думаешь, что мы впустую так долго проверяли семью твоей Ани?… Мы же не только проверили биографию Елены Николаевны. Проведена большая работа. Аккуратно. Не привлекая внимание были получены характеристики с места работы и проживания… Ты уловил главную мысль? «Не привлекая внимания». You understand me? (англ. Ты понимаешь меня?)

Я не понял, почему он вдруг перешёл на английский? Это что? Какая-то проверка? Но мы же в интернате как раз английский язык с братом изучали… Чего он от меня хочет?

— Do you understand Russian? (англ. По-русски понимаешь?)

Придётся отвечать.

— Yes. I speak Russian well. It is my native language. (англ. Да. Я хорошо говорю по-русски. Это мой родной язык.)

— А если ты понимаешь, то почему всё, что ты творишь, получается слишком шумно и слишком громко?

— Игорь Анатольевич! Объясните хоть в двух словах, что я Вам испортил?

— Ладно. Слушай и мотай на ус! Ты сорвал оперативную разработку в отношении Светланы Самсоновой и её мужа… Ты умудрился её сильно напугать, и они теперь затаятся. Она уже сообщила своему мужу о твоих угрозах. И сейчас он подчищает хвосты…

— Я не знал…

— Это понятно…

— А что уже на них накопали?

— Попробуй сам предположить? У тебя же есть аналитические способности… Или я ошибаюсь?

— Мало информации. Но, исходя из того, что я знаю, могу предположить следующее: Елена Сколик получила комнату в этой квартире два года назад. После того, как умер предыдущий жилец. Кстати, а от чего он умер?

— Инвалид войны. Инфаркт. Естественная смерть.

— Может быть… Так вот. Скорее всего «эта Света» рассчитывала на расширение… Присоединить к одной комнате вторую, пусть и такую маленькую — это неплохая прибыль. Муж её в торговле работает. Наверняка и деньги в семье водятся. А тут появляется какая-то фифа с дочкой и занимает то, что Света уже практически считала своим. Начинается бытовой террор. Выживание соседей. Портится одежда и обувь. Лена вынуждена переместить обувную полку и вешалку для верхней одежды в комнату. А комната и так самая маленькая, с кухню размером. Кстати. и кухней тоже пользоваться редко удаётся. У Ани там книга пропала. А что «эта Света» могла в суп бросить или плюнуть, остаётся только догадываться. Постоянный ор по любому поводу на ребёнка. Ребёнок становится нервным. А мама работает много. Дома чаще одна Аня. Она эту Свету боится…

— Пока всё у тебя очень похоже получается, а что ещё?

— Ещё… А ещё есть другие соседи. Отчего умер дед?

— Старый был… Сердечник…

— А бабушка в больнице с каким диагнозом лежит?

— У неё сахарный диабет…

— Если бы я хотел извести бабушку, и чтобы никто не понял, что это сделал я, то обязательно подбрасывал бы ей незаметно в супчик ложку сахара. Ну и ещё немного трепал бы нервы…

— Недоказуемо. За руку не поймали… Но и кроме сахара есть другие препараты… Ладно. Ты всё понял. Мы уже взяли эту семейку на контроль. А тут появляешься ты, такой красивый и смелый. И всё нам портишь.

— Я не знал. Вы не сказали. Я хотел просто забрать Аню и всё. Ведь можно что-то исправить?

— Они насторожились…

— Как думаете. Игорь Анатольевич, где она хранят свои «левые» сбережения? И в каком виде? Золото или наличные рубли?

— Когда эта Света выходит в свет…

— Смешной каламбур получается…

— Не перебивай! Так вот… На ней надето бывает довольно-таки много золотых побрякушек. И вряд ли она надевает на себя сразу всё.

— Их надо спровоцировать?

— Как ты себе это представляешь?

— Вы же следите за ними?

— Конечно…

— Установили уже, с кем из местных милиционеров он общается? Торговые люди всегда стараются подмазать кого-нибудь из правоохранительных органов, чтобы…

— Да. Есть там один очень шустрый сержант. По работе к нему никаких претензий никогда нет. Но хитрый он, как сто китайцев. Не подкопаться… недавно машину купил. Рассказывал, что родня помогла. Сам-то он с Украины… Мисюренко Степан… Частенько заходит в магазин к Самсонову с чёрного хода…

— А прижать-то этого хохла есть за что конкретное? Есть… В принципе, любого сотрудника милиции есть за что прижать…

— Ну. тогда можно просто всё сделать. Взять Мисюренко. Запугать его перспективами длительного тюремного срока за злоупотребление, превышение и ещё за что-нибудь. И заставить его позвонить Самсонову.

— Зачем?

— Самсонов на взводе. А тут звонит знакомый мент и предупреждает о том, что к этому гению от товароведения собираются придти с обыском ОБэХээСники. Причём сразу одновременно и на работу и домой.

— Ты думаешь. что он засуетится…

— Ага. Соберёт всё ценное в одну кучу и…

— И тут мы его накроем. Ну, что тебе сказать? Глупо, банально, но вполне реально и может получиться…

— Игорь Анатольевич! А можно Аня пока у нас поживёт? Так ей спокойнее будет.

— Это ты с её мамой договаривайся.

— А Вы её маме очень понравились?

— Это она сама тебе сказала?

— Нет. Аня просто заметила изменение в поведении мамы после встречи с Вами… Девочки, они же такие девочки…

— Ладно… Это сейчас не самое главное.

— Ясно.

— И больше, чтобы никакой излишней инициативы. Понял?

— Понял… Чего тут не понятного…

— В среду с Натальей поедете в магазин. Только чтобы без фанатизма там.

— В какой магазин?

— А я что? Не сказал? «Берёзка» на Сиреневом бульваре. Наталья знает. Купите там себе для лета, что надо…

— Спасибо, Игорь Анатольевич! А можно последний вопрос?

— Задавай!

— Мы где будем учиться начиная с сентября?

— Вот ближе к сентябрю и узнаешь.

— А какова вероятность, чтобы Аня училась вместе с нами?

— А вот это уже второй вопрос.

Глава 24

Кроим, стираем, режем, шьём…

А ещё плачем и строим планы на будущее.

17 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Васин уехал на «Волге», которая как по заказу подкатила к концу нашего разговора. Я вернулся в квартиру и там меня ждал кулинарный облом. Пончики, конечно же, уже остыли. А ещё они успели наполовину закончиться за время моего конфиденциального разговора с куратором на улице. Лёха сидел довольный, как слон, и болтал о чём-то с Аней. Наталья мыла посуду.

— Тётя Наташ! — начал я разговор. снова ставя чайник на плиту. — А у Вас стиральная машинка хорошо работает?

— Хорошо. А что?

— Я вот хотел ткань постирать. У меня в основном хлопчатобумажные, и они садятся после стирки. Особенно после первой. Так что рекомендуют сперва постирать, потом высушить, прогладить, и только после всего этого кроить и шить.

— Это правильно. Только большой кусок не влезет в машинку.

— Я уже обратил внимание, что у вас там ЗВИ, номер один, кажется…

— Да…

— Я тогда сначала прикину по выкройкам, какой кусок понадобится для одного изделия. Куртка или брюки — не важно… Отрежу этот отдельный кусок, и проверю, как он в машинку влезает.

— Не забудь, что там ещё надо место свободное оставить. А центрифуга меньше, чем основное отделение.

— Может сначала померить, влезет ли ткань в центрифугу?

— Так будет даже лучше. И сохнуть будет быстрее. Ты с порошком будешь стирать?

— Да, нет, наверное… Ткань чистая. Мне надо только чтобы она села и всё. Залью горячей водой. Прокручу какое-то время и всё.

— Ну, тогда иди, отмеряй свои куски. А сушить можно на балконе. Там правда у меня только две верёвки натянуто. Хватит тебе?

— У меня есть верёвка ещё. Я могу ещё там натянуть… А утюг у Вас есть?

— Есть. Электрический. Умеешь пользоваться? Там переключатель есть «шерсть, шёлк»

— Я умею. Девчонки в интернате показывали. У них тоже электрический был.

— Когда стирать начнёшь?

— Завтра. Сегодня буду кроить и резать.

— Хорошо.

* * *

Вместе с Лёшкой мы быстро натянули пару дополнительных верёвок на балконе, а потом я занялся выкройками.

Анюта слегка придремала, полусидя на диване. Намаялась сегодня и морально и физически. Да ещё после сытного обеда слегка расслабилась. Лёшка ушел на кухню. Они там что-то готовили вместе с Натальей.

А я расчистил разобранный стол-книжку и расстелил по всей длине стола купленную сегодня ткань. Мне так всегда лучше думалось… Я взял базовую выкройку брюк нашего с Лёхой размера. положил обе половинки а ткань… Получилось. Что как ни крути, а при такой ширине ткани понадобится кусок метра два. Ведь ещё и объёмные накладные карманы по бокам. И прочие детали. Отмерив два метра, отрезал… Сразу же пошёл проверять, как это всё влезает в центрифугу стиральной машины. С трудом, но влезла… Значит, и в основной бак войдёт и место свободное останется…

— Тёть Наташ, я пожалуй сегодня попробую первый кусок постирать.

Она пришла в ванную и мы вместе с ней сделали первую закладку. Это в будущем стиральная машинка будет подключена шлангами к системе водоснабжения. А тут… Один шланг надо надеть на кран, чтобы можно было наливать в бак горячую воду. А другой шланг с изогнутым концом вешается на край ванны, чтобы с него грязная вода стекала… Всё ручками,ручками… И только потом включаем таймер и вперёд, крутить, вертеть…

А пока стирается первый кусок, со вторым я решил поступить по-другому. Сложив вдвое, я булавками прикрепил выкройку и аккуратно вырезал сразу две половинки сперва передней, а потом и задней части брюк. Из оставшихся обрезков выкроил пояс и остальные детали…Получилось, гораздо меньше ткани, чем если запихивать в машинку целый двухметровый кусок. И сохнуть более мелки куски будут быстрее. Только при стирке ткань по краям немного посечётся, но я вроде бы припуски на швы делал с небольшим запасом, рассчитывая на это. Отложив в сторону вырезанные заготовки. Я пошёл смотреть, как там мой первый кусок ткани поживает. Режим «стирка» уже закончился. Я переложил мокрую ткань в центрифугу. Накрыл сверху каким-то дырчатым резиновым блином, и только потом закрыв крышку включил на отжим.

И тут мне полезный совет дала Наталья. Она сказала, что созвонилась с подругой, которая шьёт иногда. И та ей сказала, что можно просто замочить ткань. А потом высушить и прогладить. Но главное гладить только по долевой… Я принял этот совет. И уже готовые детали для следующих брюк замочил просто в тазике в горячей воде…

Отжатую ткань с помощью Лёшки растянули и развесили на балконе. Туда же пошли потом отжатые в ручную детали второго комплекта. Думаю, что к завтрашнему утру уже всё высохнет, тогда поглажу и начну шить. А сейчас чем заняться?

Анюта спит уже лёжа. Я накрыл её куском ткани из тех, что купил в виде мерного лоскута. И тут мне в голову пришла интересная мысль. И раз уж я завёлся, то меня не остановить… Я стал разбирать лоскут. Выбирал долго и придирчиво. Мерного лоскута я набрал прилично так. Хотя куски были разные. Разные, как по типу ткани, так и по расцветке и размеру отреза. Были кусочки и по семьдесят сантиметров. Были и куски по полтора метра…

Чем я руководствовался, когда набирал всё это пёстрое «безобразие»? да хрен его знает. Логика в тот момент у меня похоже не работала. Взял не глядя, а вот теперь сижу и разглядываю. Это слишком мрачное, другое слишком простое… Из салатово-коричневых цветочков может камуфляж даже получиться… А из чёрно-белых тоже камуфляж, только ночной… Что за мысли дурацкие? Какой камуфляж? Я хотел Ане сшить что-нибудь прикольное на лето, чтобы прямо сейчас можно было надеть… Вот ещё несколько кусков. Красное с «огурцами» забавное. А это что такое, с жирафом и пальмами? Ну, ка…

А что? Забавно. Ткань на ощупь, как льняное полотенце. Из такого банный халатик хорошо делать. Но ткани мало, на халат не хватит. Только рисунок странный. Как ни крути, то жираф вверх ногами, то пальма не туда растёт. Сразу вспомнился персонаж из «Чародеев», который всё возмущался: «Ну, кто так строит?»

А мне хочется спросить: Кто так рисует? Как ни крутил, так и не разобрался. Где тут верх? Где тут низ? А выкраивать надо по долевой нити. И всё равно что-то окажется вверх ногами. Ладно… Вот ещё прикольная тряпочка. Шёлковая, что ли? Не пойму.

Ткань приятная на ощупь. Можно из этого материала что-нибудь забавное придумать из девчачьего гардеробчика. Платье или эдакий лёгкий брючной костюмчик. Кусок вроде бы большой… Только не знаю пока, как края обмётывать. С оверлоком-то я ещё не разобрался… Так что пока отложим на потом. Времени не так уж и много осталось до отъезда. Начну пока шить из перевёрнутых жирафов. А модель будет… Майка с капюшоном. Не совсем майка, конечно, просто безрукавка… Без молний и прочих изысков. Карманы? А пусть будет «кенгуру». Безрукавка лёгкая. Застёжка на груди — одна или две пуговицы. По бокам внизу разрезы по швам… А длина пусть будет, как у сегодняшнего старого платья у Ани. Или чуть короче… Тогда нужны будут ещё и шортики. Но их можно сделать и из другой ткани. Из однотонной…

Скинув со стола всё лишнее, я занялся кройкой выбранной модели. Полочка и спинка по базовой модели. Кенгуру рисую от руки на глазок. Капюшон тоже, соблюдая нижнюю линию от базовой выкройки воротника. Ну и всё. А края косой бейкой окантую… Что там ещё? Две пуговицы и шнурок для капюшона…

Справился я с эти довольно таки быстро. Больше времени заняла подготовка, чем само шитьё. Я разглядывал готовую вещь. И у меня было жгучее желание разбудить Анюту, чтобы примерить на неё это всё. Но решил этого не делать.Она так сладко спит. Её даже не разбудил шум моей машинки…

Убрав всё лишнее, я снова раскинул понравившуюся мне шёлковую ткань. А потом взял да и раскроил… А на обрезках потренировался. Оказалось, что ткань вполне себе нормальная. Не сечётся на краях. А если делать двойной шов типа джинсового. То и держаться будет крепко. На сезон хватит, и ладно. Дети растут. А в следующем году сошьём что-нибудь другое.

В этот раз я решил сшить штаны свободного покроя. В таком вьетнамско-китайском стиле. Пояс на резинке и шнурке… Сверху жилетка… Даже нет… Топик. Пусть живот останется открытым… Такое сейчас не носят? Ну и ладно. А мы попробуем… Главное есть уверенность в себе. И вера в то, что у меня всё получится.

Вечер 17 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Елена Николаевна появилась у нас примерно в девять вечера или чуть позже. И появилась не одна. Вездесущий Васин был тут как тут. Вот ведь фигня какая получается. Или он вообще не работает, или вся его работа сейчас направлена исключительно на нас с Лёхой и всем, что с нами связано. У меня возникает куча вопросов. Но озвучивать их пока ещё рано…

Анюта давно уже проснулась и была накормлена ужином, который был совместно приготовлен Натальей и Лёшкой. Тётя Наташа его очень хвалила. Сказала, что он и один бы справился. Было не только вкусно, но и красиво подано на тарелках. Куриное филе под каким-то ароматным соусом, а на гарнир молодая картошечка с маслом и укропчиком… И вроде всё просто, но очень вкусно.

Мама решила забрать Аню и поехать домой. Но та сперва устроила показ мод. Померила сначала шёлковый комплект «брюки с топиком». А потом просто сверх накинула безрукавку с капюшоном.

— Это ты сегодня сделал? — спросила Елена Николаевна.

— За вечер.

— Да… — подтвердил Васин. — Когда я уезжал часа в два, ничего этого и в проекте не было.

— Талант! — сказала Наталья.

Я скромно промолчал…

А потом Васин предложил остаться здесь и Ане и её маме. Наталья, наверняка уже была в курсе этого, поскольку она уже сразу обозначила кто где будет спать.

Ане с мамой — комната Натальи. Там диван-кровать вполне полутороспальный. Так что миниатюрной женщине и маленькой девочке места хватит вполне. А Наталья сказала, что в гостиной на диване неплохо разместится. Ну а мы — в своей комнате…

А Васин? Домой к себе уедет. Или у него ещё какие дела там нарисовались. Кто его знает… Он всегда такой загадочный.

Елена долго сопротивлялась. Ей явно было неудобно то, что она кому-то может создать неудобности. Хорошая женщина. Таким всегда трудно по жизни… Она всегда сначала будет винить себя, и ей будет трудно потом доказать, что это всё не так.

Васин пригласил Елену на кухню, и позвал с собой меня почему-то.

И вот мы сидим втроём за закрытыми дверями друг напротив друга. Я уже рассказал историю своего появления в доме на улице Чкалова. Полностью. Со всеми подробностями и ничего не скрывая. Начиная со своего звонка по телефону и обнаружения на дверях таблички только с фамилией Самсоновы.

Потом поведал о том, как гулял с Аней по Таганке и узнал от неё про сапоги, про пуговицы на пальто и пропавшую библиотечную книгу… Про постоянный крик и хамство от «этой Светы», когда Аня оставалась дома одна…

А потом в разговор вступил Игорь. И начал он с того, что служит в очень серьёзной государственной структуре с большими полномочиями. Потом рассказал Елене, что с целью воспитания будущих кадров они обратили внимание на способных подростков осиротевших после смерти отца и матери. И о том, что они были обязаны проверять семьи тех, с кем общаются будущие кандидаты. При этих словах Елена очень не по доброму посмотрела на меня и на Игоря. А потом Васин стал рассказывать, что ни к ней, ни к Ане у его службы никаких претензий нет. Зато возникли очень серьёзные вопросы к их соседям. И прямо сейчас проходит операция по задержанию Самсоновых с поличным.

Я взглянул на Игоря. Он это заметил и кивнул мне отвечая на мой неозвученный вопрос.

— Так что сегодня Вам лучше побыть подальше от дома.

— А в чём их обвиняют? Из-за пуговиц на пальто?

— Подозрение в умышленном убийстве того, кто до вас жил в той комнате и покушение на убийство вашей соседки.

— Но она же в больнице…

— Да. Но мы сейчас вместе с врачами выясняем, кто и как помог ей угодить в больницу.

— А тот, кто жил до нас… Никто не говорил, что его убили.

— Потому что всё выглядело, как вполне естественная смерть. Вы разбираетесь в медицине?

— Нет…

— Тогда я вам объясню как-нибудь попроще… Вот если больному сахарным диабетом добавлять в пищу сахар, то…

— Это Вы про бабу Катю?

— Да. А у бывшего жильца было пониженное давление. Нами уже была проведена эксгумация. В его крови обнаружили остатки сильнодействующего средства от высокого давления…

— Это значит…

— Самсоновы хотели получить себе вторую комнату, но её выделили Вам с дочерью. Тогда они принялись за старушку… Кстати, в отношении Самсонова ещё возбуждено уголовное дело по линии ОБХСС. Сейчас… — Васин посмотрел на часы. — Сейчас как раз идёт обыск у них на квартире и на его работе.

— А почему Вы мне рассказываете про вашу службу? — вдрог задала вполне резонный вопрос Елена.

— Потому что мы хотим предложить Вам перейти к нам…

— А моя дочь?

— Скажите, Лена, Вы не против, что Ваша дочь общается с Александром?

— Честно говоря, мне сперва это показалось детским капризом… Ну, или первой влюблённостью. У девочек такое бывает. Но потом мы с Аней очень серьёзно поговорили. Верите Вы или нет, но мы с ней общаемся довольно таки откровенно, как близкие подруги, а не как мама с дочкой… А узнав Сашу поближе, я поняла, почему Аня решила во что бы то ни было стать его невестой… В будущем, конечно… Она девочка серьёзная. Рано повзрослела. Не телом, нет… Телом она ещё ребёнок. Но рассуждает вполне по-взрослому. Она самостоятельная. И всегда поддерживала меня. Надеюсь, что Саша не обидит её и не разочарует.

— Я буду очень стараться оправдать Ваши надежды! — искренне пообещал я.

— Саша! Оставь нас на минутку, пожалуйста! — попросил меня Васин.

А я чего? Я ничего. Встал и вышел. Пусть разговаривают.

* * *

Вот так они и остались у нас ночевать.

Елена устала после работы, а Аня наоборот уже выспалась после обеда, и категорически отказывалась идти спать.

— Анечка! Давай ты будешь слушаться маму, а иначе нас с тобой впереди ждут большие трудности.

— Мам! А можно я совсем немного почитаю книгу.

— Но ты же будешь мечтать спать другим.

— Я на кухне. А потом лягу спать. Зря я уснула после обеда…

— А что за книгу ты собралась читать?

— Мне Саша купил. Вот.

Аня достала из рюкзака книги и показала маме.

— Булычёв? Велтистов? Хорошие книги. А вот эта… Радзиевская. Я не знаю такую писательницу… — удивилась Елена.

— Это тоже очень хорошая книга. — сообщил ей я.

— Вот с неё я и начну. — решительно заявила Анюта.

— Там есть рассказ — «Джумбо». Начни с него, а если понравится, то можешь уже читать и остальные.

— Хорошо.

— Но постарайся долго не засиживаться! — оставила последнее слово за собой её мама.

Ночь с 17 на 18 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Сколько было времени на часах, когда меня разбудила Аня, я не знал. Ввиду отсутствия этих самых часов.

Она стояла возле моей кровати и плакала…

— Ты чего плачешь? Ты почему ещё не спишь?

— Зачем ты мне дал эту книгу?

— А? Что? Какую книгу?

— Собачку жалко… Она ведь не умрёт?

— Я не знаю. Аня! Иди спать! Завтра поговорим…

— Дурак ты… — обиженно сопя носом, ответила мне расстроенная девочка, и тихо, как привидение, вышла из комнаты.

А я наконец проснулся. Бр-р-р… Что это сейчас было? Книжка… Я смутно помнил подробности той истории про собаку. Как давно я её читал? Да, примерно в таком же возрасте, что и Аня сейчас. То есть лет сорок назад, вперёд… Куда считать? От какого момента?

Я прошлёпал босыми ногами в сторону кухни. Аня сидела тут же, надувшись, как мышь на крупу… Я умыл лицо, плеснув холодной водой их под крана, и утёрся кухонным полотенцем…

— Ну, чего ты так расстроилась? Все же ведь хорошо окончилось? Девочка нашла собаку, собаку вылечат и она ещё долго будет жить и защищать девочку.

— И котика…

— И котика тоже.

Я вспомнил. Там ещё и котёнок был. Да.

Ещё до того, как советские люди узнали про белого Бима с чёрным ухом и Хатико, этот рассказ про жестокость людей и верность собаки произвёл на меня сильное впечатление. Не стоило мне давать читать перед сном эту книгу Ане.

Но и её поведение в последнее время меня не очень радует. Похоже, что пришло время с ней серьёзно поговорить…

Глава 25 Любовь-морковь и прочие неприятности.

Ночь 18 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

— Анюта! Мне надо с тобой очень серьёзно поговорить.

— О чём?

— О твоём поведении.

— А что с ним не так?

— Всё не так. Когда я тебя впервые встретил там, в больнице, на лестнице… Ты не плакала. Ты была очень грустной, расстроенной, но ты не плакала. Что же с тобой произошло теперь, что ты хнычешь по любому поводу?

— Я не знаю.

— Зато я знаю. Ты была одна против всего мира. И ты была смелой. Ты могла грустить, но ты держалась… А теперь ты расслабилась. Что случилось?

— Ты случился…

— Я это так и понял. И что мне теперь делать с этим?

— Только не бросай меня!

— А ты будешь плакать, капризничать и вести себя, как маленькая избалованная девочка? Нет. Этого не будет. Мне нужна боевая подруга. Та, кто сможет перевязать мне раны под пулями в бою. Та, что будет мне подавать патроны, когда я буду стрелять. А не та, которая будет распускать нюни по любому поводу.

Появилось ощущение, что слёзы у неё высохли мгновенно, а карие глаза девочки сверкнули таким огненным взглядом, что я испугался, не переборщил ли я.

— Я не знаю, что со мной творится? — спокойно проговорила Аня. — С тех пор, как появился ты, я думала только о тебе. И мне было очень хорошо рядом с тобой. Мне казалось, что ты заслонишь меня от любого зла, от всех бед этого мира. И ты прав. Я расслабилась. Раньше я никогда такой не была. Даже когда я сломала руку, я больше переживала, что подвела маму. А сейчас откуда-то изнутри меня наружу вылезла маленькая девчонка, которая всё это время пряталась там внутри меня… Больше ты её не увидишь!

— Ты убьёшь её?

— Нет. Я просто спрячу её так глубоко, чтобы никто и никогда её больше не видел.

— Я не этого хотел от тебя.

— А чего ты хотел?

— Я просто хотел, чтобы ты не показывала её никому другому, кроме меня.

— А мама? Она тоже знает меня такой.

— И мама конечно тоже имеет право знать, какая ты на самом деле.

— Я не такая. Это…

— Я знаю… Мне очень хочется, чтобы ты улыбалась. И я буду стараться, чтобы ты улыбалась чаще. Но и ты постарайся быть сильной! Если ты научишься сдерживать удары судьбы без слёз, крепко сжав зубы, то и судьба к тебе будет не так жестока…

— А ты?

— А я буду рядом. И всегда приду на помощь, если она тебе понадобится. Где бы я не был, и как бы далеко я не был от тебя, но я буду стремиться к тебе на помощь. А ты должна верить, что всё будет хорошо. А плакать не надо. Тебя это не красит. Хочешь, я сейчас принесу тебе зеркало?

— Нет. Я знаю, что я сейчас страшная.

— Вовсе ты не страшная. Я же тебя не боюсь.

Робкая улыбка появилась на её лице.

— Вот видишь? Улыбайся! Одна твоя улыбка сможет больше сделать, чем тысяча слезинок. И даже когда тебе будет плохо, а кругом будут враги, улыбнись им в лицо, и они ужаснутся.

— У меня что? Ужасная улыбка?

— Их испугает то, что ты их не боишься.

— Саша! А можно, когда мне будет очень плохо, я приду к тебе и буду плакать у тебя на груди.

— Можно. Но постарайся сделать так, чтобы больше этого никто не видел.

— Я не понимаю, что со мной творится, но мне кажется, что я очень-очень тебя люблю!

Она сказала это, а потом, как будто сама испугалась своих слов и прижалась ко мне.

Я погладил её по голове.

— Я тоже тебя люблю! Но давай мы не будем об этом пока говорить. Я обещал твоей маме, что мы не будем торопиться, а подождём того времени, когда любить друг друга нам никто не запретит.

— Правда-правда?

— Правда.

— Я больше не буду плакать.

— А капризничать будешь?

— Я что такая капризная?

— «Мам! Я не хочу спать!» — передразнил я её.

— Но я и правда не хотела спать.

— Я знаю. Просто со стороны твой разговор с мамой выглядел именно так.

— Понятно. То есть теперь мне надо всегда прятаться и притворяться?

— Шекспир сказал: «Весь мир — театр. И люди в нём — актёры!»

— А ты тоже притворяешься?

— А как же? Всё время.

— То есть ты притворялся, когда говорил, что любишь меня?

— А ты разве нет? — решил пошутить я, но Аня всё восприняла серьёзно.

— Нет. С тобой я не притворяюсь.

— Вот и я с тобой тоже не притворяюсь. А другие будут видеть меня таким, каким я хочу, чтобы меня видели.

— Научишь меня?

— Чему?

— Всему, что ты умеешь?

— Ты хочешь научиться драться и стрелять?

— Я хочу научиться защищать себя. А ты и стрелять умеешь?

— Я постараюсь научить тебя всему, что сам умею. Но тебе придётся заниматься физкультурой. Потому что тело должно быть сильный и гибким.

— Фи… Нашёл чем удивить. Я только последний год ничем не занималась, кроме как в школе на физкультуре. А раньше занималась спортивной гимнастикой.

— А почему перестала?

— Ты думаешь, что это у меня в первый раз? — она показала мне свою загипсованную руку.

— Ясно. Когда тебе уже гипс снимут?

— Сказали, что в конце этой недели. Но потом нужна будет тугая повязка и руку беречь надо.

— Будешь в море плавать, рука быстро в норму придёт…

— Я плохо умею плавать.

— Ничего. Я тебя научу. Главное, не бояться воды.

— Я с тобой ничего не боюсь.

— Вот и хорошо. Мы договорились?

— О чём?

— О том, что ты больше не будешь плакать без серьёзного повода.

— Договорились.

— А теперь иди спать!

— Но я…

— И не спорь… Завтра будет новый день.

* * *

Мне всё-таки удалось отправить спать маленькую егозу. Я погасил на кухне свет и ушёл к себе в комнату. Но сна уже не было ни в одном глазу. Я лежал и тупо пялился в темноту. А все мысли мои были о той ситуации, в которой я оказался. Причём оказался исключительно по своей инициативе. Да. Мне нравилась эта девочка. И мне нравится заботиться о ней и даже баловать её подарками и обновками. Такое несколько эгоистичное чувство. Мне нравился я сам, такой весь хороший, который хотя бы одному человеку мог устроить некое свидание со сказкой. Шедрый, смелый, надёжный…

Но, что в итоге? А в итоге мы имеем одну влюблённую девочку, которая в силу своего возраста может натворить кучу глупостей. Хорошо ещё, что у меня хватает ума, чтобы спускать её с небес на землю и вправлять мозги… Но надолго ли меня хватит? И не отчебучит ли она чего-нибудь настолько неординарного и безумного, с чем ни я. ни её мама не справится. А мама у неё очень хорошая. И тоже с нелёгкой судьбой.

Васин — красавчик. Быстро сообразил, что из Елены выйдет отличный сотрудник. Может в техническом плане, по её специальности. Ведь связь — это важная часть работы спецслужб.

А с Аней надо срочно ставить определённые рамки. Воспитывать её надо. Дисциплина и определённые правила поведения. Вот то. Что ей необходимо. Да. Я планирую её обучить приёмам самообороны. И плавать научить обещал. Но всякое её поползновение в сторону «моего комиссарского тела» надо пресекать. Я уже заметил, что она периодически находит повод для обнимашек и прижиманий ко мне. Сейчас этого мне совсем не надо. Чай не мальчик уже…

Тьфу ты… Мальчик, конечно… Именно, мальчик… Причём в самом начале пубертатного периода развития. Характерная реакция по утрам уже присутствует. Слава богу, пока без поллюций обходилось… А тут эта новоявленная Лолита… Да. Именно Лолита. Как и в скандальном романе Набокова… И ей тоже почти двенадцать лет, как и Долорес Хейз. Но я совсем не Гумберт Гумберт. Во-первых: Мне сейчас ещё нет и четырнадцати. Взрослое сознание мне всё время помогает избегать ненужных соблазнов и ограничивает мои плотские желания. А желаний у подростка хоть отбавляй. Но мне претит философия русофоба Карла Маркса, который утверждал, что именно «бытие определяет сознание». По моему, этот бородатый хрен просто ошибся, и неправильно прочитал высказывание Гегеля. Ведь оно звучало: «Бытие — определяется СОЗНАНИЕМ». А это уже меняет весь смысл фразы.

Вот кто такой был тот самый пресловутый Гумберт Гумберт? Взрослый мужчина, одержимый сексуальным желанием к двенадцатилетней нимфетке. Он желал только её тело. Ему совсем не приходило в голову видеть в ней ЧЕЛОВЕКА. Внутренний мир, переживания, мечты и надежды… Для Гумберта всё это было: Тьфу! Плюнуть и растереть. Им руководствовала страсть, вожделение и похоть. Гори он в аду!

А Анюта, в общем-то, ведёт себя примерно так, как и положено двенадцатилетней девочке. Она хочет, чтобы её любили, хотя и сама порою не представляет что это такое…

Что я сам в свои двенадцать лет знал о половых отношениях между мужчиной и женщиной? То, что они голые лежат вместе? Ну, приносил один парень черно-белые порнографические карты. То, что там было изображено, мне не особо понравилось. Полуголые толстые тётки в глупых позах. При этом смотреть на девочек в спортивной форме на уроках физкультуры и в купальниках в бассейне мне нравилось. Нормальное желание обычного мальчишки.

Но сейчас, я не обычный мальчишка. И к этой девочке у меня ещё долгое время будет совсем другое отношение. Пусть она будет называть себя моей невестой! Но до определённого возраста. я буду считать её сестрой. Младшей сестрой, о которой любящий её брат должен заботиться, защищать и оберегать её.

DIXI — я всё сказал!

* * *

Ночь всё продолжалась, а мысли всё не кончались. Меня по прежнему беспокоило поведение Ани. Все эти смены настроения и внезапные слёзы… Я не психиатр и даже не психолог, но слышал о таком понятии — биполярное расстройство. Не хотелось бы паниковать раньше времени, но всё же… У девчонки явно немного расшатана психика… Читал как-то я про симптомы этого биполярного расстройства… Периодическая смена настроения от эйфории до депрессии. Бессонница и другие нарушения сна. Прерывистый поток мыслей и ускоренная речь. Подавленность и ничем не вызванная меланхолия. Плаксивость и беспричинная грусть…

Хотя, я думаю, что это всего лишь совпадения. Судьба у девочки действительно не лёгкая. Безотцовщина. Семья бедная. Мать как может старается, работает изо всех сил. Я узнал график её работы и ужаснулся. Когда она по-настоящему отдыхает? То в день двенадцатичасовая смена, то в ночь… А дочка? А дочка дома одна. Слава богу, её друзьями стали книжки. Пока из библиотеки не прогнали…

Соседи эти ещё… Самсоновы. Будь они не ладны… Васин сообщил, что у Самсонова отец какой-то там важный генерал. Очень заслуженный человек. Орденоносец… Вот ведь как бывает. Это только у животных в дикой природе, если отец лев, то и сын тоже лев. Хотя вон и в свинарнике тоже, если папа с мамой хрюшки, то и дети — поросята. А у людей? Порою так бывает, что у великого человека дети — мерзкие, слабые и омерзительно гадкие подонки. А среди нищеты и пьяного разврата может появиться гений или будущий Герой Советского Союза.

Борьба со сном — это самое сложное, что может быть ночью. Я снова проиграл и сон меня сморил…

18 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Раньше всех встали взрослые. Наталья и Елена уже суетились на кухне, когда к ним присоединился Лёшка. Это мы с Анютой узнали уже потом, когда нас разбудили к завтраку. Не знаю, каким образом будили мою будущую невесту, но меня брат грубо растолкал со словами: «Вставай, соня! Завтрак проспишь…»

Сунув руку под подушку и не найдя там нагана, чтобы пристрелить этого «жаворонка», я всё-таки решил встать. Но сделал это безо всякого удовольствия. Маленькая растрёпанная «лахудра» с красными глазами встретила меня таким же бессмысленно- разгневанным взглядом. Интересно, я так же выгляжу…

В это утро мы с братом на своей шкуре испытали, что это значит жить в коммунальной квартире. Очередь в ванную, очередь в туалет и теснота на кухне.

Толкаться локтями за столом не пришлось. Елена и Наталья позавтракали раньше нас.

А после завтрака нас ожидал сюрприз. Наталья сказала, что с утра пораньше позвонил Васин, и предложил перенести поездку на Сиреневый бульвар со среды на сегодня. А учитывая то, что с нами сегодня ещё Елена Николаевна, то и её надо обязательно взять с собой.

— Тётя наша! А Игорь Анатольевич не приедет?

— Нет. У него важные дела.

— И машины не будет?

— На такси съездим.

— В такси только четыре пассажира поместится. А нас получается пятеро.

— Вот как… А я и не подумала даже… Но мы же поместимся?

— Тёть Наташ! У таксистов правило есть. Больше чем надо пассажиров не сажать.

— Ладно. Я сейчас позвоню Игорю.

* * *

Я предложил Ане надеть своё платье.

— Но ты же говорил, что оно короткое.

— Тебе будет удобнее в нём. Там придётся много чего мерить. А обратно ты всё равно поедешь в обновках. Поняла?

— Ага…

А тем временем Наталья пригласила к телефону Елену. О чём она разговаривала с Васиным я не слышал. Но в процессе разговора она достала из своей сумочки какое-то бордовое удостоверение, посмотрела на него, сказала что-то в трубку, а потом убрала «ксиву» обратно.

Не закончив разговор. Она подозвала к телефону меня.

— Да, Игорь Анатольевич! Слушаю Вас.

— Наталья не поедет с вами. Она тебе передаст всё, что надо. С тебя для отчёта потом чек из магазина и сдача. Елена взрослая. Но ты едешь за старшего. Полагаюсь на тебя! Справишься!

— Постараюсь.

— Постарайся! И это… Лене тоже купите что-нибудь… стильное… На твой вкус. Я понял, что ты разбираешься не только в мужской, но и в женской одежде.

— Ясно. Елене Николаевне Вы сказали, чтобы она меня слушалась?

— А ты наглец! Я сказал ей. Что ты будешь ей помогать. И чтобы она на тебя положилась во всём. Понял?

— Так точно, товарищ капитан!

— Ошибаешься, курсант. Я уже майор… почти. Осталось только приказ на руки получить.

— А мы ещё звёздочку не обмыли пока…

— Ну, ты наглец… Ладно. Мой телефон у тебя есть? У Натальи есть. Если что, звони не стесняйся.

— Понял.

— Удачи!

* * *

Прямо как в кино: «Господин назначил меня любимой женой!». Тьфу ты нуты… Не подходит… Тогда из другого фильма: «Остап Ибрагимович меня старшим назначил.» Не помню дословно…

Мы с Лёхой оделись как и положено близнецам в одинаковую одежду. Никакой джинсы. Шорты и футболки. Выданные мне чеки я пересчитал. Двести восемьдесят… Прилично. Вроде бы… Распихал всё по карманам.

Наивный Васин там что-то про сдачу говорил? Боюсь, что с девочками нам и этого не хватит. Ладно. Посмотрим. Буду, как тот кот Матроскин, который предпочитал экономить, а не транжирить.

Наталья пошла нас провожать. Быстро поймали такси и назвав адрес поехали. Елена на переднем сиденье рядом с водителем, а мы с Аней и Лёхой на заднем сиденье.

Аня беззаботно болтала о всякой чепухе, а её мама была сосредоточена и озабочена. Леха глазел по сторонам. А я взял, да и задремал…

18 июня. 1974 год.

Москва. Сиреневый бульвар.

Магазин «Берёзка».

Пройдя мимо подозрительных типчиков, очень похожих на спекулянтов и мимо пары молодых мужчин в строгих костюмах, очень похожих на комитетчиков, мы вошли в прохладно чрево магазина… Сидевший у входа милицейский сержант что-то спросил у идущей впереди нас Елены. Но та предъявила ему свою «ксивочку» и он ретировался. Мы зашли следом. Я чуть отвёл в сторону Елену Николаевну, пока наша остальная «молодёжь» пошла разглядывать витрины.

— Мне Игорь Анатольевич дал указание, чтобы я помог Вам тоже купить для себя что-нибудь полезное. Вам, как и Ане нужен красивый купальник и всякое нижнее бельё. Вы же приедете к нам на юг в августе?

Я заметил, что женщина немного покраснела.

— Не стесняётесь меня. Я же вроде портной. А что портного, что доктора стесняться не надо. На джинсы не смотрите. Я их вам и так сошью. Только мерки сниму и будут у вас модные брюки.

— Саша! Ты в этом во всём разбираешься? — она сделала жест, обводя рукой по кругу…

— Немного разбираюсь. Пойдёмте! Начнём уже выбирать. А то у нас вид такой будто бы мы только посмотреть зашли.

* * *

Да… С такими скромными женщинами можно ходить по магазинам. Несмотря на то, что у Ани глаза разбегались от обилия красивых вещей, она вела себя довольно таки дисциплинировано, и не устраивала нам концерт, типа: «Хочу! Хочу! Хочу!»

Да что там говорить? Мне пришлось чуть ли не силой заставить Елену купить себе два купальника. А вот с Анютой возникла ещё более серьёзная проблема… Раздельный купальник ей… Скажем так, был на фиг не нужен пока. Поэтому один купальник у неё был закрытый. А вместо другого я посоветовал купить плавки-шортики и если так уж нужно сверху что-то прикрыть, то обрезанная майка типа топика вполне подойдёт.

Мы с Лёхой тоже прибарахлились. По паре плавок и по паре разных футболок. Анюте тоже пару теннисок взяли. А ещё я выбрал для неё два платья… Ну, да… Могу и сам сшить. Но все эти рюшечки… Да и времени осталось маловато до отъезда, а я ещё нам с Лёшкой штаны не дошил.

Уговорил Анину маму купить себе батник. Как раз подойдёт под её будущие джинсы.

В обувном были адидасовские кроссовки. Взяли с Лёшкой себе, а на Аню размера не было. Зато в её размерах были белые спортивные туфли, как для тенниса… Резиновые шлёпанцы типа вьетнамок. Даже Елену уломал, чтобы и она себе взяла.

А потом наши женщины углубились в отдел белья. Тут уж я с советами лезть не стал, ибо даже из прошлой жизни про лифчики знал только, как они расстёгиваются одной рукой.

На этом мы решили остановиться. Я пересчитал оставшиеся чеки и понял, что у нас ещё есть на что поесть… Купили кофе растворимый импортный и блок жевачки Тутти-фрутти. А потом, чтобы порадовать себя и «молодёжь», я приобрёл несколько бутылок разного лимонада: кола, оранджад и что-то лимонное.

После магазина Елена хотела поехать домой. Но я ей сказал. что пока Васин не рекомендовал этого делать.

— Вы же сегодня в ночную смену работаете?

— Да.

— Тогда поедем к нам. Тётя Наташа нас накормит вкусным обедом. Я с Вас сниму мерки. А вечером поедете на работу.

— А Анечка?

— Пусть она у нас останется. Что ей одной там дома делать?

— Да. Саша! Ты прав…

Она смотрела на меня немного задумчиво. А я думал, не переборщил ли в очередной раз? Ведь если со стороны посмотреть, то я разговариваю с ней, как взрослый мужчина с молоденькой девушкой. Ну, в принципе, такой молоденькой девушкой она для меня по сути и является.

Мы поймали такси и поехали домой. Я уже даже привык, что квартира в Новогиреево является нам с Лёшкой почти что домом.

Глава 26 Бессонная ночь и безумное утро…

Вечер 18 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Елена уехала на работу. Аня уже легла спать. Мама перед отъездом помогла ей помыться. С гипсом на руке самой Ане это было бы сделать затруднительно.

Вторая половина дня у меня прошла более чем продуктивно. Я снял мерки с Аниной мамы. А ещё подогнал прямо на ней готовые джинсы из подпольного цеха. Расклешённые джинсы ей очень пошли. Поэтому её пару я не стал зауживать. Она отказывалась, но я даже умудрился уговорить её пойти на работу в обновках. В батнике из «Берёзки» и в джинсах. Самым главным козырем в моих доводах было то, что если на работу пойти полностью в том же, в чём была вчера, то могут подумать, что дома не ночевала… Она смутилась и согласилась…

Анечке я сделал парео из цветастого куска ткани. А ещё сшил несколько топиков. Все разной расцветки. На неё шить — одно удовольствие. Ткани минимум. Размер-то маленький. Сделал выкройку основу и пошло поехало. Она каждые полчаса получала обновку и бежала мерить в комнату…

Лёха уже спит, а Наталья, узнав, что я хочу немного пошить, ушла спать в свою комнату.

И вот теперь, когда в квартире стало тихо, я занялся пошивом давно задуманных штанов карго. Первым делом занялся карманами на передней части. Получилось как в джинсах, только без маленького кармашка. Здесь он на фиг не нужен. После этого вшил молнию в гульфик. А потом пришил накладные карманы сзади… Стоило подумать куда приделать боковые объёмные карманы. Их я уже собрал, и даже кнопки вогнал и в карман, и в клапан. Осталось только присобачить. Я приложил на переднюю половинку. Нет. Слишком перегружено будет. Ну, тогда как в армии. Пусть по бокам оттопыриваются. Сшил переднюю и заднюю части, сделав для надёжности двойной шов, как на джинсах. Так покрепче будет. И уже только после этого карманы заняли своё законное место.

Да… Штаны пока на штаны мало похожи. Я взял в руки… Милитари юбка с глубокими разрезами прямо по центру и сзади. Вывернул наизнанку. Взял в руки иголку с белой ниткой и стал примётывать по шаговой линии.

Сколько раз мне ещё придутся выворачивать наизнанку и обратно? Такова участь портного. Кручу-верчу. Штаны хочу.

Прострочил. Выдернул белую нитку. Тут бы хорошо на оверлоке пройтись. Но я его так и не собрал… Прострочил второй раз. Снова вывернул и с лицевой части, как мог прострочил закрепляющим швом…

Ну, вот уже и на штаны похоже. Только без пояса и внизу неподшиты. Надел на себя… Ничего так. Жаль, что Лёшка уже спать лёг. На нём удобнее было мерить и отмечать длину.

Ночь с 18 на 19 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Приделал пояс. Пришил шлёвки под ремень. Кое-как смог отметить длину, и за несколько минут подшил низ. Снова надел на себя. Жаль, что нет большого зеркала.

— Здо́рово! — послышался знакомый голос.

— И давно ты тут подглядываешь?

— Не-а… Только что…

— Ты бы оделась хотя бы… А то бегаешь тут в трусах и в майке.

— А что такого? Тут все свои.

— Ну, тогда ладно… Чего проснулась? Я что, так сильно тут шумел.

— Не. Я в туалет.

— Ну, беги…

Пока она бегала. Я снял готовые брюки и повесил на стул. Раскинул выстиранный вчера кусок ткани, чтобы раскроить вторую пару. И снова голос из-за спины.

— А сам чего в трусах?

— А что такого? — передразнил я её. — Тут все свои. Мне так удобнее. А ты спать иди!

— Не хочу больше спать.

— А завтра опять будешь зевать пол дня.

— Завтра мама после ночной смены придёт и спать ляжет до обеда. Вот рядом с ней я и высплюсь.

— Ясненько…

— Что ты сейчас будешь делать?

— Хотел вторые такие же штаны сделать для Лёшки.

— А эти твои?

— Да… Или наоборот.

— Как у вас всё просто. Всё на двоих.

— А я думаю, что это не всегда хорошо. Иногда хочется чтобы мы были разные.

— Тогда сделай другие брюки.

— Вот тебе бумага и карандаш. Рисуй!

— Что рисовать?

— Рисуй, какими должны быть штаны. Чтобы и похожи были на эти и не похожи одновременно.

— Я никогда раньше…

— А это не важно. Ты попробуй!

— Но ты же уже делаешь по той же выкройке, что и первые.

— Основа останется та же. А отличаться они будут в деталях.

— Понятно.

— Давай, я тебе по-быстрому набросаю несколько вариантов основы, а ты подумаешь и что-нибудь придумаешь.

Я взял альбом и несколько раз нарисовал схематическое изображение штанов.

Ну, вот. Теперь моей «помощнице» есть чем заняться и она не будет меня отвлекать.

Работа ладилась. Я быстро раскроил и вырезал все детали. Вторую пару я шил более уверено. Те места, которые вызвали сложность при пошиве первой пары, уже делались гораздо быстрее. Анюта раздумывала над очередным вариантом, грызя карандаш.

— Ты не голодная?

— Нет.

— А чего деревяшку грызёшь?

— Так лучше думается.

— Надо ещё карандашей прикупить.

— Зачем?

— Скоро кончатся…

— Почему?

— Бобрёнок один уж больно старается… Скоро всё сгрызёт…

— Дурак…

— Спать не хочешь?

— Нет.

Вот и поговорили… А у меня уже подошёл этап сшивания передней и задней половинки штанов… Я решил внести разнообразие и с правой стороны сделал из обрезков вшитый под боковой шов карман для ножа на бедре… Нормально получилось… Вот и с боковыми швами закончил. Время пришивать карманы. Что там нам нарисовала наша домашняя Версаче?

Увы… Юный модельер снова сделал «ход конём». Привалилась к спинке дивана и «давит на массу». Альбом на коленках валяется, карандаш куда-то укатился…

Перенести её в комнату тёти Наташи? Есть шанс, что проснётся. Или одна, или другая.

Забрал альбом. Укрыл ребёнка куском хлопчатобумажной фланели. Пусть спит…

На её рисунках ничего путного конечно не было. А на первом варианте она просто пририсовала к штанам человечка.

Я прикинул, что мне осталось дошить. Пришить боковые карманы — это раз. Шаговый шов — два. Пояс со шлёвками… И низ подшить… Делов минут на сорок. Максимум час… И то потому, что надо несколько раз выворачивать туда-сюда…

Дилемма… Оставить на завтра или упереться рогом и добить всё сегодня? Вот как-то не люблю оставлять недоделанное на потом. Сколько раз бывало раньше так. Отложишь в сторону и больше никогда к этому не вернёшься… Нет. Лучше сегодня всё доделаю. А отосплюсь завтра. Аня же сказала, что мама после ночной сены будет отдыхать. Вот и я тоже смогу до обеда поспать…

Решено. Работаем дальше…

* * *

Парадокс состоит лишь в том, что усталость имеет свойство накапливаться в организме… Я стал замечать, что уже не всё так ладно получается. Тут шов скривил. А здесь… Пришлось распарывать, потому что… Потому что устал.

Я сходил в ванную умылся холодной водой. Чайник ставить на огонь не стал, он дольше закипать будет… Вскипятил воду в ковшике и заварил себе чашечку кофе.

Выпив бодрящего напитка, я кое-как более-менее пришёл в норму. Небо за окном уже начало светлеть. Ночи в июне короткие.

Раннее утро 19 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

К рассвету я всё закончил. Повесил рядом с первыми брюками и присел на диван, довольный собой.

Анюта уже сползла ниже и спала уже лёжа на диване… Поправил на ней фланелевое покрывало…

Из своей комнаты вышла Наталья. Увидев спящую на диване Аню, улыбнулась.

— А я-то думала, куда это наша егоза убежала? Завтракать будешь? — Это она уже у меня спросила.

— Буду…

После её вопроса у меня в животе реально заурчало.

— Аню будить?

— Не трогай! Пусть дрыхнет. Лена с работы придёт, тогда и разбудишь. А вот Лёшку через пару минут разбуди. Пусть умывается пока…

Она пошла на кухню. А я стал убирать свой «творческий беспорядок», наделанный за время моей ночной смены. Что буду шить дальше, я пока не придумал. Если только для Анюты комплект походный сделать. Карго-штаны и какую-нибудь штормовку. Попробую сделать это из более светлой саржи.

Лёха сонный прошлёпал в ванную. Послышался шум льющейся воды…

* * *

Звонок в дверь прозвучал довольно резко.

Елена что ли с работы уже вернулась? Чего-то рано для неё… Я зевая пошёл открывать дверь…

За дверью стояли два милиционера в форме. Впереди был довольно-таки крупный мужчина лет под сорок в звании лейтенанта. Второго, более мелкого, я не мог разглядеть за широкой спиной старшего…

— Здравия желаю! Лейтенант Карпов. Нарушаете, граждане. Сигнал на вас поступил…

Я был немного заторможен после бессонной ночи и не понял, как он, отодвинув меня в сторону, уже прошёл в квартиру…

Зато мне удалось хорошо разглядеть тщедушного сержанта, что до этого времени был скрыт фигурой лейтенант.

И кто таких недомерков берёт на службу в органы? «Не смотри, что грудь впалая, зато спина колесом.»

* * *

— А Вы наш новый участковый? — послышался голос тёти Наташи из глубины комнаты.

— Да.

— А капитан Перепёлкин где?

— Его перевели на другой участок.

— Ой. Так у нас же участковый был не Перепёлкин, я Дятлов… — голос Натальи зазвучал более громко, и я почему-то насторожился.

«А почему сержант небритый? И форма на нём, как мешок сидит.»

— Удостоверение Ваше предъявите, товарищ лейтенант! — теперь в голосе Наташи уже зазвенела сталь.

А у меня в голове зазвучал набат… «Опасность! Тревога!»

* * *

Время превратилось в тягучий кисель. А всё вокруг стало ярким и чётким…

Шум возни в комнате…

Стон. Всхлип. Хрип.

Небритый сержант вынимает правую руку из кармана…

Я уже на все сто процентов уверен, что он ряженый…

В его руке оружие.

Это не табельный Макаров, а потёртый револьвер Наган.

Почему-то в такие моменты большое внимание я всегда отдавал деталям…

На стволе нагана есть потёртости и следы коррозии… Так бывает, если оружие долго лежало в земле, а потом было восстановлено… Или он был где-то спрятан, например на чердаке, а крыша протекла… О какой фигне я всегда думаю в момент опасности…

* * *

Рука злодея с револьвером поднималась медленно…

По крайней мере, мне так показалось…

Левой рукой я резко бью его в локоть, а правой одновременно с этим произвожу удар в кисть, с зажатым оружием.

Револьвер птицей вырывается из руки злодея, и ударившись о стену, летит куда-то в сторону комнаты.

Я бью фальшивого сержанта коленом в пах, и успеваю нанести ему хук в челюсть, в тот момент, пока он, сгибаясь от боли, заваливается на пол лицомвперёд. После чего, не раздумывая, наношу ещё один удар кулаком, но уже по затылку или чуть ниже…

Боковым зрением успеваю замечать, как Лёха прыгает чуть ли не рыбкой в сторону упавшего на пол револьвера.

Схватив наган, лёжа на полу, братишка не раздумывая стреляет куда-то в сторону кухни.

Выстрел.

Громкий, в пределах квартиры. Но вряд ли этот громкий хлопок привлечёт внимание соседей… Кто-то не поймёт, что это было, а кто-то может и не придать этому значения.

Мне из-за стены не видно, что там происходит в комнате.

Я знаю только одно: Лёшка не промахнётся. Шум падающего тела этому подтверждение.

А я дёргаюсь в сторону раскрытой входной двери. Мне обязательно надо узнать: Есть ли там кто-то ещё?

В подъезде пусто…

И тихо…

Или это у меня звенит в ушах от прилива адреналина?

Я закрываю дверь и наклоняюсь над злодеем, которого я огрел по голове. Дышит, тварь. Шевелится.

Быстро выдёргиваю у него кожаный ремешок из брюк. Выдёргиваю грубо, отрывая шлёвки… Вяжу ему руки за спиной, туго, как могу.

* * *

— Наташ! Ты как? — взволнованный голос Лёшка.

Слышится плач проснувшейся от шума Ани.

— Звони Игорю! — то ли шепчет, то ли тихо хрипит Наталья

— Может «ноль два»?

— Игорю.

Голос у Натальи слабый но говорит она уверенно.

Я делаю пару шагов в комнату и вижу, что Наташа лежит на полу, держась двумя руками за правый бок. Лужа крови с неё натекла уже приличная.

В печень? Она бы сразу отключилась от такого удара.

Я срываю телефонную трубку, но вместо гудков слышу только тишину.

Неужели умудрились обрезать провода в подъезде?

Я хватаю свои шорты. Там записная книжка. В ней записан телефон Игоря.

Дёргаюсь к дверям.

Стоп! Мне нужна мелочь, две копейки, десять — всё равно… Вот они… Есть, я снова бегу к входной двери.

Чуть не наступил на тело «лейтенанта». Труп лежит лицом вниз с рваной дыркой в затылке. С такой дырой не выживают.

— Оденься! — слышен голос Лёхи мне вслед…

Плевать!

Бегу как есть, в трусах и в майке. Перепрыгивая сразу через три-четыре ступеньки. А потом по асфальтовой дорожке… Босиком. Не обращая внимание на попадающиеся под ноги мелкие камешки…

Ближайший телефон-автомат у кинотеатра «Берёзка». Там их сразу три стоит. Вот и они…

Кидаю монетку. Набираю номер…

Гудки…

Жду ответа…

В груди сильно-сильно колотится сердце…

Всё ещё утро 19 июня. 1974 год.

Москва. Новогиреево.

Я повесил трубку. Игорь выслушал мой доклад. Приказал вернуться на квартиру и ждать. Сказал, что его люди прибудут на место быстрее его. На мой вопрос: «Как я их узнаю?», пояснил, что они сами представятся…

Бардак. За нами следили. Топтунов посылали. А в квартиру заявились бандиты ряженые милиционерами… И никто ничего не заметил. Контрразведка херова. Особый на хрен блин отдел. Дилетанты.

Что там с Наташей? Я шагал по дорожке в сторону дома, и только сейчас заметил, что у меня ступня порезана. На асфальте даже следы крови остаются. Я осмотрел порез и вытащил кусочек стекла. Дальше идти стало легче. Но я всё равно ощущал каждый камешек, каждую неровность под ногами.

Странно. Когда я бежал к телефону-автомату, не замечал ничего… Так, наверное, люди по горящим углям ходят… Просто не замечают их.

В квартире было тихо. Я не стал рисковать и позвонив дверь сразу сказал, что это я.

Дверь мне открыла Аня. Её глаза были красные от слёз, но она уже не плакала. Просто смотрела каким-то отрешённым взглядом.

Лёха встретил меня с револьвером в руке. Он вопросительно посмотрел на меня.

— Позвонил. Доложил. Игорь сказал, что скоро здесь будут его люди. Как Наташа?

Лёшка покачал головой. Я прошёл в комнату. Тело Натальи лежало на полу в луже крови. Лицо было накрыто тканью. Чёрная такая, в голубой цветочек. Какой-то из кусков мерного лоскута…

— Аня! Иди, оденься! Собери свои вещи! Скоро приедут люди. Возможно нам придётся отсюда уехать.

— Ты сам голый по улице бегаешь. — спокойно сказал мне Лёшка.

— Есть йод или зелёнка? Я ногу стеклом порезал.

— Иди в ванную! Сейчас всё принесу.

Пока Лёха поливал мою ногу перекисью, мазал зелёнкой и бинтовал, он мне кое-что рассказал. Пока я бегал звонить, он устроил выжившему злодею экспресс-допрос. Оказалось нас пасли от «Берёзки». Не от кинотеатра, а от магазина на Сиреневом бульваре. Таксист сдал адрес на который нас привёз. А потом они тут на месте подтянули местную гопоту, и те им сдали, где живут братья-близнецы. Эти двое — только часть банды. Полную численность банды этот сутулый не знал. Таксист сообщил, что в квартире только дети и одна женщина, а вторая работает в ночь. Поэтому и сработали так быстро. Если бы они задержались, обыскивая квартиру, то вернувшись утром с работы, Лена тоже бы попала в «плен». Они собирались пытать детей, чтобы женщина им выдавала все деньги и спрятанные драгоценности. Так он сказал.

— Он жив ещё?

— Жив пока… А что?

— Сдадим его спецам. Пусть трясут его дальше. Может, и всю банду смогут накрыть?

* * *

В дверь позвонили.

— Лёха! Встань так, чтобы контролировать вход.

— Только не заслоняй пейзаж, братишка!

Я подошёл к дверям и коротко спросил:

— Кто?

— Мы от Васина.

— Его отчество?

— Анатольевич… Игорь Анатольевич.

— Сколько вас?

— Трое.

— Один заходит, остальные ждут.

— Понял.

Я открыл замок и отошёл от двери. Она приоткрылась. В квартиру зашёл молодой парень лет двадцати пяти. В обычной невзрачной одежде. Типичный советский человек, идущий на работу. Скорее всего, на завод или на фабрику.

— Что тут у вас?

— А Игорь не сказал?

— Так… В двух словах.

— Эти двое в форме — ряженые. Хотели квартиру ограбить. Вооружены были ножами и револьвером. Один убит, другой взят в плен. Владеет информацией о банде и наводчиках.

— Показания даёт охотно. Если будет запинаться, позови меня. — сообщил Лёшка.

— Наши потери — один человек… Наталья.

— Наташа? Авдеева?

— Извини! Она мне свою фамилию не называла.

— Как она погибла?

— Вон тот, в форме лейтенанта, представился местным участковым. Она его на раз расколола. Он её ножом, в печень… Похоже, что левша. Умерла через несколько минут от сильной кровопотери. Мы ничего не успели сделать. Они обрезали телефон. Я Игорю звонил из автомата от кинотеатра.

— Принял. Я пойду доложу. Ребята побудут здесь пока.

— Пусть в подъезде сидят. Здесь они чего будут делать?

— Согласен. Если что, меня Сергеем зовут. Сергей Карпин.

— Я Саня, а он Лёха.

Он посмотрел на нас и улыбнулся…

— Вас хрен различишь. Одно отличие: Он в штанах, а ты в трусах.

— Ничего. Привыкнешь… Когда Игорь будет?

— Минут через двадцать… И это… Авдеев едет сюда.

— Полковник?

— Знаком с ним?

— Видел… однажды… Слушай! А Наталья тоже Авдеева? Это…

— Племянница его. Дочь погибшего брата.

— Охренеть…

Сергей ушёл.

А минут через пятнадцать-двадцать в квартире стало тесно… Трупы забрали. Пленного увели… Какие-то люди быстро наводили порядок в квартире. Убрали кровь с пола и стен, да так ловко, что через некоторое время квартира уже мало напоминала недавнее место преступления. Только брызги крови на ткани остались… Я постарался найти все испачканные куски и замочил в ванной в холодной воде.

Когда прибыл полковник Авдеев, в квартире были только мы с Лёхой, Игорь Васин и Лена с Аней. Девочки ушли в комнату… В бывшую комнату Наташи… И, кажется, они там снова плачут…

Лицо у полковника было бледным. Он слушал наш подробный рассказ и на щеках его играли желваки… Дослушав нас, он молча поднялся и вышел из квартиры. Игорь последовал за ним.

— Ну и что ты думаешь? — спросил меня Лёха.

— Я сделал ошибку, впустив их в квартиру.

— Я бы тоже впустил… Кто же знал?

— Всё равно я чувствую свою вину за смерть Натальи.

— Похоже, что наша поездка на юг накрылась медным тазом.

— Лёха! А тебя только это волнует?

— И это тоже… Это война. А война никогда не кончается. Кто-то погибает, кто-то выживает. Такова жизнь…

— Глубокая мысль… А как Анюта? Что тут было, пока я звонить бегал?

Сначала плакала. А когда я сказал, что Наталья умерла, то она перестала плакать и не произнесла ни слова, пока её мама не пришла. Хорошо, что с мамой она снова плакать начала.

— Это почему ещё?

— Когда девочки плачут, они сбрасывают негатив. Мужики плачут меньше. Всё в себе носят. Потому и инфарктов у мужчин больше, чем у женщин.

* * *

Вернулся Васин. Он был озабочен и зол.

— Что там полковник? — спросил я его.

Игорь странно посмотрел на меня…

— Ты уже знаешь, что она его племянница?

— Да…

— Он хочет в ближайшее время накрыть эту банду.

— Мы должны участвовать.

— Зачем?

— Я, Лёха и Елена видели в лицо того таксиста.

— Расслабься! Его личность уже установлена.

— Быстро вы работаете, когда это лично вас касается.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А если бы такая же история случилась с обычными людьми? Если бы простой парень, отнял у бандита пистолет и пристрелил бы его? Он бы уже в камере сидел. Да я и вместе с ним.

— Ты не любишь милицию?

— А чего их любить? Если они правильно выполняют свои должностные обязанности, то честь им и хвала. А если нарушают их, то наказывать надо по всей строгости закона. Но причём тут любовь? Это всё равно, что сказать: «Ты не любишь водителей трамвая!»

— Ты не веришь правоохранительным органам?

— Понимаешь, Игорь Анатольевич! Я больше никому не верю. Только брату…

Конец первой книги.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/313463

Оглавление

Глава 1. Боевое братство.

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5 Внезапно, неожиданно и очень странно…

Глава 6 Перекрёстки человеческих судеб…

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 Размышления и думы. О будущем, о прошлом, о настоящем…

Глава 11

Глава 12 Дао попаданца.

Глава 13

Глава 14 Знакомство с мамой и матримониальные планы малолетней невесты.

Глава 15 Новые встречи и расставания.

Глава 16 Бытовые хлопоты и разговоры шёпотом.

Глава 17

Глава 18 Грандиозные глобальные проекты и мелкие интриги.

Глава 19 Кривые линии судьбы и прочие непонятки.

Глава 20

Глава 21

Глава 22 Соседи, которых мы не выбираем.

Глава 23

Глава 24

Глава 25 Любовь-морковь и прочие неприятности.

Глава 26 Бессонная ночь и безумное утро…