«Древоходец». Приблудный ученик. Книга первая [Александр Колокольников] (fb2) читать онлайн

Александр Колокольников «Древоходец». Приблудный ученик. Книга первая

Древоходец.

Книга вторая.

Приблудный ученик.

Предисловие автора.

В предисловии к первой части цикла Древоходец, я указал, что действие книги происходит в параллельной реальности.

Многие из моих читателей, ожидали в продолжении узнать о дальнейшей судьбе персонажей первой части, раскрытие всех загадок, связанных с колдуном: как появились его способностями, подробности его деятельности на Земле до описываемых в первой части событий.

Поначалу, я так и собирался сделать, но для объяснения сверхспособностей главного героя, по первоначальному замыслу, требовалось отправить в похожий, но иной мир, где он пройдёт обучение навыкам целителя, и где сформируется его мировоззрение.

Мир, куда он попадёт, в своём развитии близок к европейской Эпохе Просвещения: там ещё существует произвол дворянства, а промышленная революция только-только показывает свои стальные зубы.

Первую книгу я закончил в январе 2022 года.

Приступая ко второй книге, на описание обучения главного героя в другом мире, рассчитывал выделить пару глав и вернуться снова на Землю, но мне настолько не захотелось возвращаться на Землю, даже на Землю в параллельной реальности, что я намертво «застрял» за компанию с героем в этом, в другом мире. Приглашаю читателей, вслед за мной, также «улететь» в иную реальность, в иной мир, с его кремневыми пистолетами, прекрасными баронессами и «волшебными полянами».

Пролог.

Для Константина Сергеевича, как оказалось, было важно точно знать год, когда всё это произошло. Он позже не раз пытался вспомнить сколько же ему было: восемь, девять, а может и все десять лет?

Те годы жизни, у ещё просто Кости Косова, были вполне обычными, для мальчишки его возраста и его поколения – простыми, беспечными. Обязанностей мало: не приносить из школы двоек и не надоедать матери. А все события, в жизни мальчика, казавшиеся ему тогда очень серьёзными, как, например, покупка велосипеда, по прошествии нескольких лет, становились совершенно незначительными. Не имелось якоря, к которому можно было бы привязать цепь воспоминаний.

Первое значимое событие – поступление в школу, разделившая жизнь на «до школы» и «после школы». Второе – смерть деда.

Он знал, он помнил, что поход «за скелетами» состоялся между этими двумя событиями: он уже учился в школе, а дедушка ещё был жив. Но, как не старался, не мог вспомнить ни точный год, ни сколько ему было лет, хотя, как выяснилось, – это было важно. Важно, поскольку во время похода «за скелетами», Костя Косов, сам того не подозревая, прошёл инициацию, и из обычного мальчика превратился в «Древоходца», со всеми прилагающимся невероятными возможностями и способностями.

Глава 1.

Те летние каникулы Костя, как обычно, проводил у бабушки в деревне Каменке, как, впрочем, за редким исключением, и все остальные каникулы. Деревня уже тогда входила в состав города Каменска, и её смело можно было назвать даже и не пригородом, а частью города, по крайней мере официально, по бумагам.

Но, по своей сути, она как была, так и оставалась деревней: с пастухом, собирающим поутру в стадо коров, с гусями на лужайке и с необходимостью постоянно носить сапоги.

Дом, выделенный бабушке горисполкомом, от всех остальных деревенских домов заметно отличался в лучшую сторону. Он был кирпичный и покрыт шифером.

Когда-то его построил зажиточный крестьянин Сечкин. Сечкин, как полагается, был объявлен кулаком-мироедом, отправлен в Сибирь, где, вроде бы, благополучно и сгинул, а дом забрали под Сельсовет.

Как к главному в прошлом административному зданию деревни, от шоссе к нему вела пусть и неширокая, но асфальтированная дорога, доходившая прямо до палисадника. Перед домом дорога заканчивалась площадкой под стоянку транспорта.

Площадка летом всегда была расчерчена мелом для игры в классики. На остальных трёх, или четырёх километрах, по которым изгибаясь вслед за шоссе расставила свои домишки деревня Каменка, другого заасфальтированного места, подходящего для игры в классики, не имелось.

Этот квадратный кусочек асфальта за палисадником, доставлял известные неудобства из-за постоянных звуков шаркающих подошв и криков спорящей детворы. Но бабушка, как директор школы, к детскому гомону привычна, а дедушка – тот вообще был глуховат. Зато, в качестве компенсации, они, могли спокойно, не утопая в грязи, дойти от дома, до городка в любую погоду.

Константин на всю жизнь запомни разговор с одной девочкой из Каменки. Однажды хвастаясь, та заявила: «Мы богатые! У нас есть корова и телефон!».

В тот раз Костик ей гордо ответил, что у бабушки тоже есть телефон, а затем добавил, прямо по Михалкову: «А ещё водопровод! Вот!». После чего девочка пристыженно замолчал, видимо поражённая величием бытового благополучия его бабушки. Костя ещё не сказал ей про подведённую к дому канализацию, но не потому, что пожалел полностью разрушать самомнение обладательницы коровы и телефона, а просто упоминание о канализации, при общении с дамой, ему показалось неприличным.

Действительно, похвастаться наличием в доме водопровода, не говоря уже о канализации, в деревне могли единицы.

Строение, в котором ранее находилось правление колхоза «Победа», а позже проживали бабушка с дедом, к благам цивилизации были подключены только благодаря одному оборотистому председателю. Под его руководством в какой-то период, колхоз «Победа» выбился на областном уровне в передовики, кажется, по удоям.

Колхоз решили сделать показательным – «маяком» для остальных хозяйств области и на его примере проводить обучение успешным методам работы.

На этой волне к зданию правления подвели водопровод с канализацией: негоже участникам слётов по обучению новым технологиям выдойки коров бегать справлять нужду на улицу. По ходу, без лишнего шума, председатель подвёл трубы, и к своему дому.

Со временем, в период реорганизации и укрупнения, колхоз «Победа» был объединён с несколькими другими хозяйствами и стал совхозом. Центральная усадьба новоявленного совхоза оказалась в другом поселении, а бывшее здание правление колхоза «Победа» перешло на баланс города Каменска.

Когда Евгению Петровну – бабушку Костика, назначили директором одной из школ Каменска, городская администрация предложила ей для проживания этот освободившийся дом, куда они со своим мужем – Фёдором Тихоновичем, а для Кости – дедом Фёдором со временем и переехали на постоянное проживание.

Но в бывшее здание правления колхоза заселили не только одну их семью. Изначально, ещё до Революции, дом строился из расчёта на проживание двух семей – семьи самого Сечкина и семьи его старшего сына.

Вход с улицы был общий, за ним шёл коридор, по которому можно было пройти дом насквозь и выйти на приусадебный участок.

Коридор был достаточно широкий, около четырёх метров. В его середине, напротив друг друга располагались две двери. Одна, слева по ходу с улицы, вела в часть дома, где раньше проживали старшие Сечкины, за дверью же справа находились комнаты, которые занимала семья его сына. И там и там было по две комнаты, разделённые печкой, а ещё отдельная кухня. По площади левая часть, старших Сечкиных, имела метров семьдесят, у младших немного меньше, метров, наверное, шестьдесят.

Конечно, внутри дом в своё время был перестроен под нужды правления, но перед заселением новых жильцов, старая, изначальная планировка была восстановлена и даже печки на кухне сложили заново.

Их соседями, через коридор, занявшими меньшую часть дома, была семья также из двух человек.

Муж – Николай Григорьевич Валов и его жена Клавдия. Отчества её Костик не помнил, для него она всегда была просто тётя Клава. Николая Григорьевича в детстве он тоже называл просто – дядя Коля, но с возрастом, где-то после 16-17 лет перешёл на уважительное, по отчеству – Григорьевич, или упрощённо – Григорич.

Григорич родился и вырос в этой деревне. После школы поступил в машиностроительный техникум, где и познакомился с Клавдией, своей будущей женой. Из техникума, с началом войны, его призвали в армию. Отучившись два месяца на курсах связистов, попал на фронт.

Вернулся с войны в 1944 году, комиссованный по ранению. Из-за ранения сильно прихрамывал при ходьбе, за что «сердобольные» односельчане наградили его прозвищем – «Колька Шлёп Нога».

Клавдия его с фронта дождалась. Они поженились, воспитали двух сыновей. Сыновья выросли и уехали. Один устроился в Ростовской области, другой где-то на Урале.

После войны Григорич работал в какой-то «Спецсвязи».

Что это за «Спецсвязь» такая, Костик не знал, а когда об этом спрашивал, то Григорич отмахивался, или говорил, что это страшно секретная работа, и он не имеет права разглашать.

Пункт этой спецсвязи находился на окраине Каменска в отдельном строении, огороженном высоким забором с колючей проволокой. В этом же строении, Григорич раньше не только работал, но и проживал вместе со всей семьёй. По некоторым оговоркам, Костя понял, что тот просто дежурил при рации.

Из каких-то соображений, эту точку спецсвязи решили ликвидировать, или законсервировать. Григоричу же с женой для проживания выделили тоже часть дома бывшего правления колхоза.

Бабушка и дед с соседями жили очень дружно, можно сказать -душа в душу. Хотя и Григорич был инвалид, и дед Фёдор тоже инвалид -контуженный, но они были мужиками деятельными и «рукастыми».

Вода и канализация к дому были подведены, но в бывшем правлении все удобства сосредоточились в одном месте – маленьком туалете в коридоре, где имелся ржавый умывальник, а вместо унитаза железный помост из рифлёного железа с дыркой посередине, прожжённой сваркой.

После долгих споров, и, в первую очередь, по настоянию бабушки, на месте туалета устроили ванную комнату. Водонагреватель на первых порах, работал на дровах. Так как общий коридор в доме не отапливался, то в зимнее время, разогревшись после ванны, надо было стремительно бежать в жилые комнаты.

На собрании жильцов, было решено, что если ванная будет общая на две семьи, то туалеты каждый делает себе сам в своей части дома.

Позже от Григорича Костя узнал, что на месте, где они соорудили ванную комнату, раньше было стойло для коровы. Как оказалось, отец Григорича подрабатывал у кулака Сечкина на пасеке и ребёнком, Григорич несколько раз бывал в этот доме, когда с отцом привозил сюда мёд с пасеки.

– Мне, тогда совсем огольцу, этот дом казался большим и богатым. Жить в таком было пределом мечтаний, – как-то поделился Григорич воспоминаниями с Костей.

– Но этот дом не очень… Ничего так особенного, – удивился Костик.

– Не знаешь ты, как мы раньше жили! Наша деревня ещё более-менее: и шахты, и заводы со станцией в Георгиевске – есть где подработать. Я-то во время войны по России-матушке помотался. Насмотрелся на избы – мазанки с земляными полами и соломенными крышами. Так что, по тем временам это были просто хоромы.

– А почему он корову в доме держал? – спросил Костя. У него не укладывалось в голове, как человек имеющий несколько мельниц, конезавод, пасеку, много земли – жил в доме вместе с коровой.

– А кто он такой Сечкин? Он что, дворянин какой? Нет, он простой мужик. Да оборотистый, да работящий. Привыкли они так испокон веков жить вместе с коровой в доме, так и продолжали.

Ему все завидовали по-чёрному, а когда раскулачили и выслали – вся деревня радовалась, только не плясала.

– И отец твой радовался? – поинтересовался Костя.

– Мой отец, наверное, больше всех.

– Но он же после выселения Сечкина работу потерял на пасеке. Или нет?

– Сечкин его раньше, ещё до раскулачивания выгнал, – якобы, батя мёд воровал.

– А он не воровал? – поинтересовался Костик.

– Ну как не воровал? Подворовывал, конечно, понемногу. – Григорич улыбнулся. – Когда мёд качали, я так объедался, что на пузе красные пятна появлялись, и из них мёд сочился! А работать на пасеке и не прихватить немного мёда – не по-русски это как-то.

Правда отец погорел на продаже целой бочки с медовыми сотами. Сечкину кто-то донёс, а батю сначала избили. Сильно избили, ну и, само собой, запретили и близко к пасеке подходить. Так что, когда у Сечкина всё отобрали, а самого с семьёй выслали, отец только радовался. И я тоже радовался, вместе со всей деревней. Кто ж богатых любит? Это потом с возрастом дошло…

Спустя пятьдесят с чем-то лет, после постройки, в бывшем доме Сечкина, на месте стойла для коровы, совместными усилиями двух семей, смонтировали ванную комнату. На ванной настаивала Евгения Петровна – бабушка Костика, урождённая петербурженка. На общую ванну в коридоре, согласилась из-за сложностей с подводкой и монтажом водонагревателя.

Дед же Фёдор – бывший житель Псковской губернии требовал во дворе поставить баню.

Позже он всё равно начал подбивать Григорича на строительство бани. Тот в бане особого толка не видел, но дед Фёдор соблазнял возможностями гнать там самогон, под видом топки бани, а затем, в чисто в мужской компании, спокойно употреблять полученный продукт в антураже из пара и берёзовых веников.

В конце – концов, деду Фёдору удалось сагитировать всех на это дело, и на участке за домом появилась баня.

Где-то после войны, на месте бывшего постоялого двора, частично использовав старые полуразрушенные строения, частично добавив новые постройки, колхоз создал бытовой комплекс с баней, столовой и магазином. Когда, после укрупнения хозяйств, центральная усадьба перешла в другое поселение, баню закрыли.

Так что возведённая дедом Фёдором баня, оказалась единственной частной баней в Каменки, за много веков её существования. А может и не только в деревне Каменке, возможно и во всех окружающих деревнях на сотни километров.

Каменка находилась в историческом центре России, где сформировалась, и откуда выросла Великая Могучая Российская Империя.

Практически, не было бань в деревнях исторического центра России. Не было их ни в Рязанской, ни в Тульской, ни в Калужской, ни в Московской губерниях.

И когда некоторые патриоты, говорят о чистоплотности жителей патриархальной России, которые, якобы, постоянно мылись в бане, в отличие от нечистоплотных немцев и прочих европейцев, мывшихся в бочках, то следует задать патриотам вопрос: «Каких россиян вы имеете ввиду?».

Бани были распространены на территории бывших Новгородского и Псковского княжеств.

Возможно, эти княжества и были завоёваны москвичами, потому как, воины князя московского не были избалованы банями, а потому и «дух» их был крепче.

Константин как-то спросил у Григорича, как они раньше мылись, чем ввёл того в некоторое замешательство.

– Да не заморачивался тогда никто особо мытьём и чистотой. Руки и рожу перед школой протёр и хорош. Летом в прудах купались. А когда особо приспичит, или там мать заставит в «чистый четверг», то в тазик встанешь в сенях, из ковшика водой тёплой на себя побрызгаешь. Отец мой так годами не мылся. А я впервые в баню попал, уже когда в техникуме учился.

Конечно, в годы, когда Костя стал приезжать на летние каникулы в деревню, отношение жителей к чистоте тела сильно изменилось в лучшую сторону, по крайней мере у молодёжи. Было правда и другое: хотя Костик особо не слышал запах немытых тел от жителей Каменки, – там и так хватало неприятных запахов: практически все держали свиней, коз, или другую живность, но все, даже самые сильные запахи, перебивал запах сгоревшей серы, прямо-таки висевший внутри домов, пропитывая и одежду, и волосы, и кожу жителей деревни.

Причиной столь неприятного запаха, являлся бурый уголь, которым отапливали дома. Он получался дешевле и доступнее дров – шахты рядом, а для шахтёров он вообще выделялся бесплатно, но из-за большого содержания серы, при сжигании появлялся довольно неприятный, едкий и стойкий запах гари. Люди со временем к нему привыкали и не замечали.

Однажды, уже будучи студентом, Константин приехал в Каменку со своими одногруппниками. Они там собирались отметить майские праздники, пожарить шашлыки, попариться в баньке.

В то время бабушка уже жила с дочерью в Георгиевске и для Константина с ребятами явилось тогда полной неожиданностью, и, честно сказать, неприятной неожиданностью, обнаружить по приезду бабушку в доме. Она в тот день тоже решила выбраться в Каменку покопаться на огороде.

Шёл сильный дождь, который выгнал их из сада, не дав приготовить шашлыки. Баня для такой оравы оказалась маловата, и Константин предложил перебраться в пустующий дом по соседству. Бывшие владельцы дом продали и съехали, а новые ещё не заселились, и он около года стоял закрытый.

Константин выпросил ключ у Григорича, который по просьбе новых владельцев приглядывал за домом, и, дав обещание ничего там не сломать и не сжечь, вместе с одногруппниками, подхватив сумки с выпивкой и закуской, бегом, спасаясь от дождя, направились туда.

Дом долго стоял полностью закрытый. Запах серы и едкой гари в непроветриваемом помещении настоялся и обрёл подлинную выдержку и крепость. Они находились в нём, от силы, пять – десять минут, затем у одной из девочек началась рвота, перешедшая в икоту, следом, зажав рот, из дома выскочила её подруга. Ребятам пришлось опять бегом, придерживая с двух сторон постоянно икающую девушку, возвращаться обратно под пригляд бабушки Константина.

Евгения Петровна, как уже упоминалось, была выпускницей биологического факультета МГУ, преподавала в школе биологию, ботанику и химию. Набегавшись под дождём, Константин с товарищами, чинно восседали вместе с Евгенией Петровной за столом в её доме и слушали интереснейшую лекцию, на тему, как сера из бурого угля при сгорании превращается в сернистый газ, или оксид серы, или серный ангидрид и насколько это опасные и ядовитые вещества.

Но, что правда, то правда, сама Евгения Петровна никогда бурым углём в своём доме не топила. Используя возможности директора школы, она на свою семью и на семью Григорича завозила каменный уголь, который при сгорании не давал столь ядовитый запах.

Окружающие Каменку угольные шахты не только пропитали всё запахом сернистого газа, не только перемололи поля, леса и дороги подвалкой, но и оставили отпечаток на внешнем виде, на одежде проживающих рядом с шахтами людей.

Константин на всю жизнь запомнил увиденную однажды весной картину. Он тогда подошёл к деревне со стороны оврага. Перед ним открылась панорама склона с огородами, куда, пользуясь выходным и хорошей погодой, вышли на свои земельные участки почти все жители деревни.

Абсолютно, без исключения, они были одеты в куртки от шахтёрской робы и в шахтёрские же сапоги. Все, и мужчины, и женщины. Правда на мужчинах были ещё и штаны от робы. Мало того, для отпугивания птиц, на огородах, стояло ещё с десяток пугал, состоящих из деревянного креста, на котором висела всё та же роба, а сверху, вместо головы, болтались шахтёрские каски.

Константину тогда показалось, что на него цепью надвигаются солдаты в единой форме. Первая цепь двигалась пригнувшись, вторая цепь – пугала, шла поднявшись во весь рост, а ещё наступление поддерживают небольшие стальные танки. Роль небольших танков выполняли разбросанные по участкам шахтные вагонетки, приспособленные для сбора воды. Костик тогда ошеломлённо замер: ни одной яркой косынки, ни одного яркого пятна – только серые шахтёрские куртки.

Была ранняя весна, даже не распустились жёлтые цветки одуванчиков, и если бы не редкие кустики зелени на тропинках между участками, пробившиеся через пожухлую прошлогоднюю траву, то было бы полное впечатление, что смотришь чёрно-белый документальной фильм о малоизвестной войне, войне за выживание, которая шла в центре России, через двадцать лет после взятия Берлина.

Но не только взрослые носили шахтёрские куртки. В этих робах, ушитых под размер, некоторые детишки ходили и в школу. Обычно – дети работников совхоза. Шахтёры зарабатывали неплохо, и могли обеспечить своих детей нормальной одеждой.

Был ещё один предмет из амуниции шахтёров, очень востребованный в хозяйстве – шахтёрский аккумуляторный светильник.

И свет в Каменке часто отключали, и уличное освещении – пять фонарных столбов на всю деревню. Шахтёрский светильник требовался также и из погреба чего достать, или картошку там перебрать. Очень удобно, – закрепишь фонарь на лбу, а руки свободны.

Но у шахтёрского светильника имелась неудобная особенность – для зарядки требовался не только трансформатор, но и специальное устройство под его клеммы.

Всё это было у Григорича. Он поставил небольшой сарайчик у себя на участке, где мог заряжать сразу пять шахтёрских фонарей, да ещё и любые другие аккумуляторы.

За зарядку шахтёрской лампы брал немного, но нормальному, полноценному развитию бизнеса мешало огромное количество родственников. Сам он был родом из этой деревни, и, хотя близкой родни здесь уже не осталось – сестра продала дом отца и уехала с мужем в город Шахты, но разных там троюродных братьев и сестёр, двоюродных племянников, имелась целая куча.

Как говорил Григорич: «Брось в этой деревне в собаку камень – попадёшь в моего родственника».

А родне «стыдно» было с «дядей Колей» расплачиваться наличными, боялись этим обидеть – мол, как-то неудобно деньгами-то, родня всё же. Поэтому приносили в основном подарочки, кто ведро яблок падалицы, кто несколько яиц. Женщины часто приносили самогон: всё равно муж-ирод найдёт и выжрет, лучше с Колей Шлёп Нога самогоном расплачусь.

Среди родственников была некая тётка Теша. В каком колене и с чьей стороны она приходилась ему роднёй, – Григорич не знал, как, впрочем, не знал и её полного имени -Теша, да Теша. Но был уверен – точно родня. На всех свадьбах и поминках сродственников она всегда присутствовала, с надрывом «плакала-голосила» на похоронах, и громче всех орала: «Горько!» на свадьбах.

Вот эта Теша за зарядку своей лампы и подарила Григоричу от «всей души» щенка, и, чтобы не возникло сомнений в ценности подарка, сопроводила презент словами: «Мать – овчарка пограничная, немецкая. Отец – тоже кобель хороший».

Ни у кого в деревне овчарок не было, да и в городе Каменске их было наперечёт, поэтому установить происхождение щенка оказалось не сложно.

Действительно, мать была немецкой овчаркой, ну а отец, возможно, и был «кобель хороший», но неизвестный. Упустили хозяева свою воспитанницу, недоглядели.

Желающих взять беспородных щенков не нашлось, а когда собрались избавиться от нагулянного на стороне приплода, объявилась Теша и одного забрала. Ей отдали самого сильного, который всегда из кучи щенков выбирался наверх, ну а всех остальных его братьев и сестёр утопили.

А мудрая Теша и доброе дело сделала – жизнь собачью спасла, и за лампу подарочек принесла.

Григорич щенка взял, чем-то он ему понравился, но предупредил, что, если следующий раз Теша решит притащить ему какую ни будь живность, пусть это будет хотя бы цыплёнок.

Щенок вырос, и как в сказке: красотой пошёл в мать, а умом в отца. Он действительно внешне был вылитая немецкая овчарка, только немного мелковат для кобеля овчарки.

Ну, а умом в отца? Что было, то было – кобелём он оказался очень хорошим, удержать его около дома во время собачьих свадеб – задача невозможная. Или срывался с цепи, или выл так, что сами отпускали.

Да и кличка, которую ему придумала жена Григорича, тётя Клава – Гусар, заставляла соответствовать – постоянно волочиться за хвостатыми прелестницами.

Однажды Костя увидел Гусара рядом с домом своей матери в Георгиевске, это где-то километров пятнадцать от Каменки.

Пёс его узнал, подбежал виляя хвостом, ткнулся носом, вроде как: «Рад тебя видеть, но прости друг, – дела, дела», и побежал дальше догонять собачью свадьбу.

При своих кобелиных чрезмерностях, полученных по наследству от отца, у него были и явные достоинства. Он не лаял попусту, не трогал кур, или другую живность во дворе, кроме крыс, но по команде бросался на человека и мог прикусить за ногу, или за руку. Гусар иногда бегал встречать с работы тётю Клаву, и, однажды, защищая её, покусал пристававшего к ней пьяного мужика, обратив того в бегство.

Было у него и ещё одна полезная способность, которую часто использовала тётя Клава – Гусар легко находил знакомых людей.

Григорича, или как его называли некоторые местные – Колю Шлёп Нога, жители деревни часто приглашали к себе домой: проверить электропроводку, отремонтировать холодильник, или телевизор. А ещё у него имелся сварочный трансформатор, и, если кому-то по хозяйству требовалась электросварка, он брался и за это. Приглашали его не только деревенские, но и из города.

Когда же Клавдии требовалось срочно найти Григорича, она привязывала к ошейнику Гусара записку и давала команду искать.

Гусар обычно быстро его находил. Когда вплотную подойти не получалось, начинал коротко, звонко лаять, вызывая хозяина.

Получив представление о деревне, где Костя проводил свои каникулы, о доме бабушки, о соседях бабушки, и даже о собаке соседей, необходимо, конечно, рассказать более подробно и о семье Константина. Исстари, чтобы понять, что за человек, старались узнать: «Чьих будет?».

Так вот, его прадед – Пётр Васильевич Волков родился в Петербурге, в семье не очень богатого купца.

В одну из своих поездок, отец Петра Васильевича провалился вместе с лошадью и товаром на зимней переправе через какую-то речку. Лошадь с подводой и кучером быстро ушли под лёд, сам выбрался, но сильно простыл и вскоре умер, оставив жену вдовой, а троих детей сиротами.

Жена продолжить дело сама не смогла, да и не пыталась, – потихоньку распродала оставшийся товар. Продала она и дом с лавкой и переехала с детьми в дом поменьше.

Пётру Васильевичу, пришлось уйти из реального училища, где обучался до кончины отца. Родня по матери хотели пристроить помощником приказчика в галантерейный магазин, но его очень привлекала техника, и он ушёл на Орудийный завод, где работал токарем, и где затем познакомился с простым шлифовщиком – Михаилом Калининым, в честь которого завод позже и переименуют в завод им. М.И. Калинина.

Завод, во время гражданской войны, перевели в Подмосковье, куда пришлось перебираться Петру Васильевичу, забрав туда затем жену с тремя детьми, среди которых и была дочка Евгения – будущая бабушка Константина.

Дальше, по семейной легенде, Пётр Васильевич, тогда уже начальник цеха и член партии, встретился с Михаилом Ивановичем Калининым, посетившим завод имени М.И. Калинина. Тот, якобы, его узнал по-доброму с ним поговорил и посоветовал: «Учиться и ещё раз учиться!».

Получив правильный посыл, Пётр Васильевич закончил двухгодичные инженерные курсы, и, опять же исходя из семейных легенд, якобы, по протекции Калинина, был направлен в Комиссариат путей сообщения.

После назначения вся семья переехала жить в Москву на служебную квартиру.

Бабушка Константина – Евгения Петровна, поступает в МГУ, и, отучившись два, курса выходит замуж, за сокурсника – Павла Юрьева.

А дальше произошли события, которые в те времена казались им катастрофой, а по прошествии лет они поняли, что это было их спасением. Петра Васильевича неожиданно переводят в Читу, руководить службами по ремонту паровозов и подвижного состава. Московскую квартиру отбирают, и, чтобы продолжить обучение, Евгения Петровна с мужем снимают комнату в небольшом домике рядом с Мытной улицей.

Там, на Мытной и появляется на свет мать Константина – Валентина Павловна Юрьева. Девочке ещё не исполнилось и двух лет, когда её отца, химика по специальности, непонятно каким порядком и не понятно в каком качестве, отправляют, как тогда в 1940 году говорили, на войну с белофиннами.

С войны он не вернулся. Умер он уже после окончания боевых действий от скоротечной формы туберкулёза, оставив семье пачку писем, да фамилию-отчество маленькой дочке.

Практически одновременно с мужем, у Евгении Петровны в Чите умирает мать и тоже от туберкулёза. В те предвоенные годы, да, впрочем, как и в военные и послевоенные, туберкулёз забирал много жизней, не щадя ни молодых, ни старых.

Евгения Петровна, вместе с маленькой дочкой, переезжает к отцу в Читу в достаточно большую квартиру в центре города. После смерти жены Пётр Васильевич оставался там вместе с младшей дочерью – Любой. Сестра Люба, или Любочка, как все окружающие обычно её называли, была намного моложе старшей сестры- Евгении Петровны. На начало войны ей было чуть больше десяти лет.

Так, вчетвером, в достаточно комфортных, для военного времени условиях, они и переживут все эти страшные сороковые годы.

По приезду в Читу Евгения Петровна сразу устроилась на работу. Преподавателей с высшим образованием в Чите катастрофически не хватало. Она преподавал и в школе рядом с домом, да ещё и в университете.

Во время войны она ещё находила силы и время, вместе со студентами, ухаживать за ранеными. Часть строений университета была отведена под госпиталь, и студенты после занятий шли туда и старались, как могли, помогать медперсоналу.

Со всеми её заботами, основная нагрузка по уходу за дочерью легла на малолетнюю тётку – Любочку.

Там же в госпитале, Евгения Петровна встретила и Фёдора, своего будущего мужа.

Фёдор привёз для раненых тушу лося, сбитого составом на перегоне. Увидев во дворе группу студентов в белых халатах и выделив среди них руководителя – женщину, направился к ней. В свою очередь, Евгения Петровна, заметив капитана железнодорожных войск, решила, что его сюда направил отец, с каким-то сообщением, поэтому быстро пошла навстречу.

Не доходя несколько шагов, она, во избежание недоразумений, представилась, а затем произнесла: «Я вас слушаю».

Фёдор, немного стушевавшись под строгим взглядом, указал рукой в сторону стоявшего грузовика и сказал: «Вот, привезли в госпиталь, надо чтобы приняли».

Поняв, что это не по её душу, а капитан просто, видимо, привёз со станции новую партию раненых, ответила: «Я приёмом раненых не занимаюсь».

– Да он и не ранен, он убит. – Фёдор уже оправился от смущения и решил просто «подурковать» с симпатичной дамочкой.

– Как убит? – с удивлением переспросила Евгения Петровна.

– Никто точно не знает, никто не видел, но есть серьёзное подозрение, что его восемьдесят шестой прикончил, – доверительно прошептал Фёдор.

Евгению Петровну разговор начал пугать, и она нервно оглянулась, – далеко ли люди и окликнула ближайшую студентку.

– Да, я вас слушаю Евгения Петровна, – отозвалась та подходя ближе.

– Позови кого-нибудь из работников госпиталя.

– Завхоза позовите, – вмешался Фёдор, – Мы для раненых тушу лося привезли, сдать требуется, – пояснил он.

– Я так понимаю, что восемьдесят шестой убийца – это номер эшелона? – рассмеявшись, поинтересовалась Евгения Петровна.

Эта история про убийцу номер восемьдесят шесть вошла в семейный эпос. А тогда, после разговора, капитан запомнил имя приглянувшейся женщины, и при случае постарался побольше про неё разузнать. Она ему очень понравилась: умное и симпатичное лицо, заразительный смех, а главное, главное – она была высокого роста. Как все, не очень высокие мужчины, он буквально млел от высоких женщин, и, чем выше была цитадель, тем отчаянней Фёдор бросался в атаку на неё.

В то время Евгении Петровне не было ещё и тридцати, – свою «стать» она наберёт лет так через пятнадцать, и тогда, попозже, их пара будет смотреться весьма занятно – маленький, щуплый дед Фёдор и могучая, высокая Евгения Петровна.

Фёдор и до войны был железнодорожником. Прокладывал новые пути и ремонтировал старые.

Из-за постоянных командировок, жена стала погуливать «на сторону». Узнав, сразу ушёл. У него осталась дочь от первого брака. С дочерью он поддерживал хорошие отношения: постоянно переписывался, ездил в гости, помогал чем мог и ей, а затем и внукам.

В 1942 году, под Сталинградом, Фёдор командовал подразделением железнодорожных войск, работали рядом с линией фронта. Был контужен при бомбёжке и полностью оглох. Слух у него потихоньку восстановился, его признали ограниченно годным и отправили служить под Читу.

Тогда, после первой встречи, он ещё несколько раз приходил в госпиталь, расспрашивал и студентов, и персонал пока не узнал о Евгении Петровне всё. Выяснил, что она дочь большого начальника, причём из его железнодорожного ведомства. Но Фёдор логично рассудил, что в таком возрасте, да ещё с ребёнком, ей особо надеяться не на что, тем более война радикально подобрала мужиков. Поэтому, бравый капитан смело бросился на атаку «высокой», во всех отношениях крепости, предварительно изготовив у знакомого сапожника сапоги на пять сантиметров увеличивающих рост.

Обман с сапогами раскрылся, когда они уже стали жить вместе и тоже вошёл в семейный эпос.

В 1945 году, после разгрома японцев, и отец Евгении Петровны, и Фёдор были направлены в Китай на Маньчжурскую железную дорогу. Сама Евгения Петровна, вместе с дочкой и сестрой Любочкой остались в Чите.

Раньше, когда строили Транссибирскую магистраль, по настоянию министра финансов Витте, её от Читы до Владивостока проложили через Маньчжурию – в те времена провинцию Китая с особым статусом.

Правительство России вынашивало планы по присоединению всей Маньчжурии, или хотя бы её части, к Российской империи. Этому воспротивились Япония, и после русско-японской войны, половина дороги, практически до Харбина, ушла под контроль Японии. В результате Владивосток и весь Приморский край оказался отрезан от железнодорожного сообщения с центральной Россией.

В срочном порядке стали прокладывать пути от Читы до Владивостока уже по своей территории, вдоль реки Амур и закончили только в 1917 году.

В 1945 году Советский Союз вернул контроль над Маньчжурской железной дорогой полностью, но в 1950 году товарищ Сталин решил безвозмездно передать её китайским друзьям со всем сопутствующим оборудованием и подвижным составом.

Один великий российский правитель решает продать Аляску, взяв в качестве оплаты рельсы, для прокладки железных дорог. Другой великий ум, прокладывает участок железной дороги длинной более двух с половиной тысяч километров от одного российского города к другому через территорию чужого, и в те времена очень нестабильного государства, вбухав в этот проект одних только рельс гораздо больше, чем получили от продажи Аляски.

Третий великий ум просто дарит эту железную дорогу стране, выбравшей правильный, по его понятиям, путь развития.

Практически до 1952 года, отец Евгении Петровны находился в Харбине, изредка приезжая в Читу навестить дочерей, привозя, в огромных, оббитых дерматином и укреплённых стальными уголками чемоданах, шёлковые ткани и изделия из шёлка, а ещё фарфоровую посуду. Однажды, почему-то, привёз много японских наручных часов, правда, дешёвой штамповки. Но это было поначалу, в дальнейшем поток вещей изрядно сократится.

Уже в начале 1947года вернулся из Маньчжурии Фёдор. Но в отличии от отца Евгении Петровны, привёз только канистру спирта, опять же десяток дешёвых штампованных часов, и… очередную контузию, от которой не только снова потерял слух, но ещё стал не очень уверенно держаться на ногах, опираясь при ходьбе на трость. Спирт и часы собрали ему сослуживцы, узнав, что комиссован и возвращается домой.

В Маньчжурии Фёдор руководил бригадой, занимаясь перекладкой рельс с узкой японской колеи, на более широкую, принятую в России. Тогда в этой области Китая было неспокойно. Там одновременно действовали разномастные отряды. Некоторые, якобы, поддерживали Чан Кайши, но много было и просто собравшихся в шайки вооружённых бандитов, или, как их называли в Китае– хунхузов, без определённой идеологии и руководства.

Видимо, один из таких отрядов и заложил фугас под железнодорожные пути, на котором подорвался ремонтный поезд с Фёдором и его бригадой. Погибшие и раненые были в основном среди работников – китайцев, ехавших на открытой платформе, но и Фёдору досталось, – опять получил контузию. После подрыва, хунгузы сделали несколько выстрелов, но их быстро отогнали плотным ответным огнём.

Вспоминая о Маньчжурии, Фёдор рассказывал, как поначалу было очень сложно работать с китайцами. Манзы – так там называли простых китайских чернорабочих, не обращали особого внимания на крики и приказы советских офицеров. Улыбались, щебетали: «Товарис, товаарис, всё холосо», хлопали по плечу, и при любом удобном случае, разводили костёр и ложились отдохнуть, а то и поспать.

Так как политрук неоднократно и строго инструктировал, что нельзя проявлять по отношению к китайскому пролетариату прямое физическое воздействие, дабы не портить образ Советского солдата, освободившего их от гнёта японских милитаристов, то, подчинённые Фёдору офицеры, практически не знали, что с ними делать. Они подходили к спящим китайцам, кричали и вспахивали каблуками сапог землю, с трудом сдерживаясь от желания дать пинка спящему представителю китайского пролетариата. Впрочем, китайские рабочие не были непосредственно подчинённы советским офицерам. Они просто приписывались к бригадам, а имели своих собственных старших.

Всё кардинально изменилось, когда в чью-то умную голову пришла мысль использовать для руководства китайцами, бывших сотрудников Маньчжурской дороги из японцев.

Китайцы – манзы, плохо разбирались в мировой политической ситуации, но они хорошо помнили, что их ожидает, если не выполнить указания вот этого конкретного японца, и поэтому производительность труда резко возросла, и больше попыток саботировать работу не было.

Примерно через полгода, после возвращения в Читу, Фёдор смог ходить уже без палочки, слух, правда, восстанавливался плохо, но он уже был в состоянии работать.

Евгения Петровна устроила его в столярную мастерскую при университете, где он занимался ремонтом стульев, оконных рам, дверей. Отец Фёдора был столяром, и он многому от него научился ещё в детстве.

Несмотря на сильную глухоту, Фёдор как-то договаривался с нужными людьми и удачно распродал через служащих железной дороги, через машинистов и кондукторов все ручные часы, вывезенные из Маньчжурии. Он это проделал постепенно, и денежная реформа 1947 года никоим образом их не затронула. Впрочем, особо больших денег часы и не принесли, но позволили хотя бы нормально питаться в те сложные, послевоенные годы.

После передачи Маньчжурской дороги КНР, отца Евгения Петровны перевели из Читы в город Георгиевск, где тоже существовал крупный железнодорожный узел.

Сначала, они все вместе жили в выделенной трёхкомнатной квартире.

Сестра Любочка, ещё в Чите получила специальность фельдшера. После переезда в Георгиевск, устроилась работать дежурным медиком на шахту, где и познакомилась со своим бедующим мужем. Тот был поволжским немцем и работал на шахте кузнецом. Константин называл его дядя Павел, хотя на самом деле его имя было Пауль. От своей работы кузнецом он тоже немного оглох, и для Костика было очень забавно слышать беседу дяди Павла с дедом Фёдором: при разговоре они кричали так, что звенело в ушах.

После свадьбы Любочка с Павлом, семья немного помогла им деньгами, и они купили дом в деревне Каменке, где затем и прожили всю свою жизнь.

Евгения Петровна устроилась учителем в Георгиевскую школу, и опять преподавала несколько предметов: химию; биологию; ботанику. Фёдор стал работать модельщиком на небольшом заводе – изготавливал деревянные модели для литья.

Мать Константина заканчивает в Георгиевске школу и поступает в Тульский Механический институт. На выходные и праздники, она всегда старалась приезжает домой в Георгиевск. В те времена автобусное сообщение было не сильно развито. Нет, автобусы ходили, просто в определённые дни на них трудно было достать билет, и мать часто пользовалась поездом. В поезде она и познакомилась с Сергеем Косовым – бедующим отцом Константина. Он тоже ездил к родителям в Георгиевск, и тоже учился в Механическом институте, только на два курса старше.

Когда они поженились, Сергей переехал жить к ним. К этому времени Пётр Васильевич – отец Евгении Петровны, уже умер, и они продолжали жить в этой трёхкомнатной квартире вчетвером, а после рождения Кости – впятером, но недолго. Сергею предлагают работу в Москве на заводе тогда ещё ЗМА – завод малолитражных автомобилей, в дальнейшем переименованным в АЗЛК.

Оставив жену-студентку с малолетним сыном, Сергей уезжает в Москву, обещая, как устроится, забрать к себе. После этого отъезда, родного отца Константин видел ещё только три, или четыре раза в жизни. Позже Костику рассказали, что в Москве отец нашёл себе новую жену, а через некоторое время ещё и узнал, что у него появились сестра и брат по отцу, и живут они все в Тольятти.

Получив официальный развода, отец им не писал и не звонил, а, будучи уже взрослым человеком, Константин Сергеевич на похороны отца не поедет.

С дедом по отцовской линии, он виделся чаще, чем с отцом. Тот работал в часовой мастерской, на центральной улиц Георгиевска, и Костик, проходя мимо, часто видел его в окне с лупой на глазу, и пинцетом в руке. Дед, практически в полном молчании, иногда гулял по городу с маленьким Костиком и покупал ему мороженное.

Встречал он и свою вторую бабушку – Зину. Город Георгиевск не очень большой, и такие встречи иногда происходили чисто случайно.

Это была светловолосая женщина с вечно красным носиком и выцветшими голубыми глазами. Она смотрела на Костика всегда каким-то истеричным взглядом, из-за чего было непонятно: хочет она его расцеловать, или, наоборот, отвесить пощёчину. При встречах, она начинала очень быстро, как-бы торопясь, рассказывать ему о его настоящем папе, и об успехах в учёбе его братика, или сестрички по отцу. Косте всё это было совершенно неинтересно, и он, загодя, старался при виде бабки Зины, перейти на другую сторону улицы.

Когда Костик пошёл в первый класс школы, в жизни их семьи произошли серьёзные изменения. Мать привела к ним жить Игоря – своего нового мужа.

Евгения Петровна нового «зятька» сразу невзлюбила. У неё, коммунистке с большим стажем, неожиданно проснулись аристократизм и буржуазно-сословные предрассудки.

Игорь был простой рабочий, моложе матери Кости на целых четыре года. Всю свою юность, до службы в армии, он жил в деревне.

Когда мать привела его домой представить родственникам, Игорь, своими манерами, смог поразить даже семилетнего Костю.

Чаепитие проходило за столом, покрытым скатертью, расшитой золотыми пагодами из китайского шёлка, а ещё стояли чашечки и вазочки из тончайшего прозрачного фарфора.

Игорь, протянув руку, с чёрной каймой под ногтями, взял из вазочки конфету – «Мишка на севере», развернул и, бросив в чашку, начал ложечкой мять и размешивать конфету в чае. Полученную бурду, с плавающими сверху кусочками размолотой вафли, спокойно и явно с удовольствием, стал пить.

За столом установилось тягостное молчание, было слышно, только как Игорьприхлёбывает чай.

Лицо матери пошло красными пятнами. Игорь, оглядел всех присутствующих, и, с располагающей, простецкой улыбкой, спросил: «Я что-то не так сделал?».

Никто и никогда не говорил Костику, можно, или нет размешивать конфету в чае, видимо, не додумались, но он точно и твёрдо знал, что нельзя пить из чашки вместе с ложкой. Пользуясь, воцарившейся тишиной, он, как отличник, выучивший урок, звонким голосом сообщил, что, когда пьёшь чай, нельзя ложку оставлять в чашке.

– А – а – а, понятно, – сказал Игорь, вытащил ложку, измазанную внутренностями конфеты, и аккуратно уложил её рядом с блюдцем на китайскую скатерть.

– Дочка, постели перед гостем, клеёнку, – мёртвым, без интонаций голосом произнесла Евгения Петровна.

Мать Кости порывисто вскочила, и, забрав со стола грязную ложку, обращаясь к Игорю, сказала: «Уходим!».

Игорь, недоумённо пожал плечами, поднялся и пошёл в прихожую одеваться.

Дед Фёдор, собрался проводить, но бабушка, схватив за руку, не дала ему подняться из-за стола. Тогда он просто крикнул вдогонку уходящим, обращаясь к матери Костика:

– Я же тебе говорил: «Поставь водочки!». А ты: «Просто посидим, чай попьём». Видишь, как оно с чаем-то получилось.

В ответ громко хлопнула входная дверь.

Вечером, они с дедом Фёдором сидели и якобы смотрели телевизор. А из спальни доносился разговор на повышенных тонах между матерью Кости и Евгенией Петровной.

– Мне уже скоро тридцать, да ещё и с ребёнком! Кому я нужна? А он нормальный, работящий парень! Да, он простой рабочий, да, плохо воспитан, но человек хороший, – почти кричала мать Кости.

– Знаешь, что я постоянно твержу бывшим ученицам, которые прибегают за советом? – отвечала бабушка, —Я им всем говорю: «Девочки, милые, делайте всё что угодно, спите с кем хотите, только не рожайте от дураков! Не рожайте от дураков! Я уже сколько лет в школе наблюдаю. Вот смотришь на ученика, и думаешь: «Господи, почему же ты такой идиот!?». А потом папа, или мама приходят на родительское собрании и понимаешь почему.

Если бы ты с Игорем просто встречалась и спала – пожалуйста. Но вы же собираетесь создать семью. А что такое семья? Семья – это дети! Ладно первый муж у тебя был подлец, но хотя бы не дурак…

– Игорь не дурак! – перебила мать Кости. – Просто у него так жизнь сложилась. Мать с отцом во время войны пропали. Его тётка воспитывала в деревне. Он кисель-то обычный впервые только в армии попробовал.

Через несколько месяцев после этого памятного чаепития, Игорь переселился к ним.

Отношения между Евгенией Петровной и новым зятем так и не заладились, видимо, это и подтолкнуло её согласится на предложение стать директором школы в Каменске.

Она рассуждала так: и дом выделяют с участком земли, правда не в самом городе, а в деревне Каменке, но до школы двадцать минут неспешным шагом. И сестра Любочка тоже в этой деревне живёт. И мужа Фёдора получится пристроить на работу в ту же школу учителем труда – благо у него теперь имеется слуховой аппарат и проблем общения с учениками не будет. Да и до Георгиевска не очень далеко и автобусное сообщение хорошее: мало, что рейсовые автобусы, так из Георгиевска мимо Каменки ещё постоянно шахтёрские ходят, развозят шахтёров по сменам.

После переселения Евгении Петровны с дедом Фёдором в Каменку, Костю не только на каникулы, но и на выходные отправляли в деревню к бабушке, часто даже без сопровождения – просто одного. В те времена одинокий ребёнок в автобусе не было чем-то чрезвычайным. В квартире в Георгиевске был телефон, был он и в доме в Каменке – по тем временам большая редкость. Мать могла позвонить и предупредить, что отправляет Костика, а на остановке рядом с деревней его, когда могли встречали, а когда и нет.

В деревне его все знали. Для взрослых он был Костик – внук Евгении Петровны, а для младшего поколения более известен был под кличкой – Брат Штопанного.

У Любочки, сестры Евгении Петровны, было двое детей. Дочь Лариса, она была лет на пять старше Костика, и сын Генка. Тот был старше года на три. Их отец, для Костика дядя Павел, был поволжским немцем и носил фамилию – Штокман.

Именно, как производное от фамилии Штокман, Генка и заполучил прозвище – Штопанный.

Конечно, Костику было очень обидно носить кличку – Брат Штопанного. Во-первых, хотя он и знал, что происхождение, или этимология клички не имеет никакого отношения к изделию сэра Кондома, но широко распространённое словосочетание давало его кличке очень пошлый и уничижительный окрас.

Во-вторых, кличка не только обидная, но и неправильная – Генка Штопанный не был его братом. Любочка, мать Генки, приходилась сестрой бабушки Кости, а значит и Генка не был его братом, ни двоюродным – никаким.

Как бы там ни было, Костику приходилось жить с этой кличкой, правда только до тех пор, пока однажды мама не отправила его в деревню обрядив в новенькие зелёные шорты.

В деревне эти шорты, у молодых блюстителей традиционных ценностей в виде сатиновых шаровар, вызвали шквал критических замечаний и насмешек, обличённых в нецензурную форму. Не выдержав напора негатива, Костик быстро сменил шорты на шаровары, но уже было поздно. Его попытка ухода от традиций и желание повыпендриваться, не забыли и зафиксировали присвоением новой клички – Костя Буржуй.

Не сказать, что новая кличка ему нравилась, но всё же была не столь неприятна, как предыдущая. Несколько лет отходив в Буржуях, он, из-за занятий боксом, наконец-то, дослужился до новой клички – Костя Боксёр, которая, хотя и ко многому обязывала, но внушала у всех уважение. В конечном итоге, как завершение всех трансформаций, связанных с развитием личности, последнее прозвище он получил уже в зрелом возрасте – Колдун.

У Генки же кличка не эволюционировала, он так и проживёт всю свою жизнь в деревне под кличкой Штопанный, пока его повзрослевшие дети сначала уедут сами в Германию, а затем заберут туда и его.

Позже мать покажет Константину фотографию, присланную Генкой из Германии, где он в тирольской шляпе поглощает пиво на Октоберфесте – празднике пива в Баварии. У него бордовая физиономия и огромный живот.

А в детстве и в подростковом возрасте, Генка был очень худеньким. Ростом он превосходил большинство своих сверстников, но при этом, какой-то тощий и синюшный. Его отец, работал кузнецом, и, как все кузнецы, имел мощное телосложение и изрядную физическую силу.

Любочка – мать Генки, тоже женщина была, если и не очень крупная, но достаточно упитанная, поэтому все постоянно ей рекомендовали проверить сына на глистов.

Правильность теории глистов подтверждал и тот факт, что Генка постоянно что-то ел. Единственный задний карман на его шароварах, всегда был набит маленькими сухариками, или семечками. Когда он бежал, или быстро шёл, ему приходилось придерживать рукой заполненный карман, вследствие чего походка у него всегда была какая-то скособоченная. Остановившись, он сразу же начинал хрустеть сухариками, или лузгать семечками.

У сверстников особым уважением Генка не пользовался, из-за своей физической слабости и некоторой чрезмерной осторожности. Были дети и слабее его, но они на «психе» могли броситься в безнадёжную атаку, чем и заслуживали уважение, Генка же на такую атаку был неспособен, предпочитая отступить.

Что же касается его немецкого происхождения, то это никого из детей особо не волновало: и в городских школах, где училась вся деревенская молодёжь, да и среди жителей самой деревни в это время воцарился уже почти полный интернационал. В первую очередь, это было связано с тем, что во время войны рядом располагался фильтрационный лагерь. Там, вышедшие из окружения, или освобождённые из плена советские солдаты, проходили проверку. Пока шла проверка, контингент использовали для работы на шахтах.

После окончания войны, многих по-прежнему продолжали держать в этих проверочно – фильтрационных лагерях. Они трудились на шахтах, участвовали и в строительстве города Каменска. Потом их перевели, якобы, на права вольнонаёмных. Они могли свободно перемещаться после работы, но не имели права уехать домой.

На последнем этапе войны в этих лагерях образовался очень сильный перекос по национальному составу. Какие причины этому способствовали – трудно сказать, но основную массу, после окончания войны, там составляли выходцы из среднеазиатских и закавказских республик.

Став вольнонаёмными, они получили право, посещать соседние поселения, завязывать знакомства. Что оставалось местным бабам? Русские женихи – погибли, а на той войне победил тот, кто выжил. Вот и стали женщины связывать свою судьбу с грузинами и татарами. Под татарами в деревне понимались не только и даже не столько именно татары, а все выходцы из мусульманских республик.

Истории складывались по-разному. Некоторые из бывших советских военнопленных просто навсегда оставались здесь. Женились, устраивались на работу. Детям, чтобы те особо не выделялись, давали фамилию жены. Некоторые увозили своих русских жён к себе на родину, но иногда возвращались обратно, когда вместе, а когда возвращалась только жена, но уже с ребёнком.

Появилось много детей и просто «залётных», безотцовщины, нагулянных от красавца грузина, или татарина.

Когда лагерников перевели в вольнонаёмные, к своим невыездным мужьям стали приезжать жёны из республик. Многие семьи так и оставались жить здесь навсегда.

В середине пятидесятых, в этом районе заложили десятки новых шахт. В Каменск, для работы на открывающихся шахтах, хлынул поток переселенцев. Среди них, почему-то, было много немцев Поволжья и много крымских татар.

В школах города появилось значительное количество учеников-немцев, и, при образовавшимся в классах национальном винегрете, к ним относились совершенно спокойно.

Отдельно стояли дети евреев. Они вызывали повышенное внимание, и за их спинами с улыбочкой перешёптывались. Возможно потому, что в Каменске их было очень мало. Раньше, в этой срединной части России, евреи были персонажи больше фольклорно – мифологические. Их мало кто видел вживую до войны, да и после войны в фильтрационных лагерях, среди советских пленных, их не было – немецкий плен редко кто из них мог пережить. Не стремились они особо работать и на шахтах. Самый короткий анекдот при СССР звучал так: «Шахтёр – еврей». Но молодому, бурно растущему городу требовались специалисты: преподаватели в Горный техникум, в школы, в том числе и в музыкальную, ещё требовались врачи и инженеры. Вот в качестве таких специалистов, в городе и стали появляться евреи.

Почти все они позже уехали, уехали ещё до закрытия шахт, и не только из Каменска, а вообще из России. Евреи в Израиль, немцы в Германию, крымские татары назад в Крым, но это было потом, а во времена, которые сейчас описываем, город строился, рос и развивался.

Росла тогда и деревня Каменка. Было принято решение и по строительству ещё одной улицы для молодых семей, как для работников совхоза, так и для молодых специалистов, приезжающих в город.

Деревня Каменка тянулась на несколько километров, с одной стороны, дороги, соединявшей два уездных города. Дома стояли в один ряд, отделённые от шоссе небольшим палисадником, а ещё и лугом, куда хозяйки летом обычно выгоняли гусей и уток.

С другой же стороны домов шли огороды. Раньше они у всех тянулись до самого оврага, отделяющего сейчас деревню Каменку, от города Каменска, но по решению Хрущёва, огороды у колхозников были урезаны, и отрезанные участки земли, примыкающие к оврагу, получились заброшенными и никак не использовался. Первое время колхоз попытался там что-то засеять, но и технику гнать на такой маленький участок было не выгодно, да и по посеянному полю жители постоянно натаптывалось тропинки, желая пройти из деревни напрямик в город через овраг.

Вот на этой земле – в прошлом части огородов колхозников, и было принято решение отстроить ещё одну улицу. Вернее так: кому-то дома строили за счёт города, или совхоза, а кому-то просто выделяли участки под застройку.

При определении места, где пройдёт будущая улица, возникло много сложностей.

Отрезая при Хрущёве огороды, всем, примерно, оставляли одинаковую площадь под огороды. Но у кого-то участки были узкие и они протянулись подальше к оврагу, у других широкие – их отрезали покороче, но со временем широкие потихоньку поползли вперёд и встали в одну линию с узкими.

Ещё требовалось сделать несколько проездов, соединяющих старую улицу с новой. И всё по – живому, по существующим участкам. Мало того, имеющийся межевой план оказался тоже невесть как составлен и абсолютно неверен.

В течение двух лет, по нескольку раз в год, городская администрация собирала настоящих и будущих жителей Каменки, чтобы решить вопрос, где пройдёт улица, где будут проезды. В дни таких собраний деревня абсолютно пустела, в ней оставались только дряхлые старики и подростки.

Именно этот день и выбрали деревенские пацаны для знаменитого похода «за скелетами».

В том году, в июне, провожали в армию Витьку Бунеева. Привлечённые визгом гармошки, и пьяными похабными выкриками, которые в деревне назывались частушками, мальчишки собрались у дома Витьки.

Сам виновник торжества, чтобы проветрить голову от дурного самогона, вышел на свежий воздух. Заметив стайку собравшихся мальчишек, он подошёл к ним, дабы получить от них толику почитания и поучить мальцов жизни, а то весь вечер ребята вернувшиеся со срочной службы поучали его самого.

Вот тогда-то, с пьяных глаз, он и наплёл им про немецкий дот в лесу, где до сих пор, прикованные железной цепью к пулемёту, лежат два скелета пулемётчиков-смертников. Витька, якобы, ходил со своим отцом на кабана, и, преследуя подранка, они и вышли на этот дот. Отец подходить близко запретил: дескать нельзя – может быть заминировано.

Ребята слушали, раскрыв рот. Затем Витька сел на корточки, и, с трудом удерживая равновесие, начал палочкой на земле рисовать схему, как найти дот.

Выходило всё просто: вброд перейти речку Вошку, дальше несколько километров по лесной дороге, до пересечения с просекой под высоковольтную линию. И, пройдя вверх по ней, в месте, где просека близко подходит к очередной петле реки Вошки, на берегу в кустах и расположен дот.

Надо ли говорить, что все деревенские мальчишки загорелись желанием найти этот дот и своими глазами посмотреть на скелеты фашистов-смертников.

Константин потом удивлялся: нескольким из ребят было уже по четырнадцать лет, и неужели никому из них не пришло и в голову – зачем устраивать дот в лесу, в удалении от дорог. Возможно, они и не знали, что в Каменке немцы находились только семь – десять дней, затем были выбиты конниками генерала Белова. Должны же были задуматься, как в такой глуши могли немцы зимой возвести, по рассказам Витьки, бетонированный дот, и, главное, зачем?

Впрочем, может кто и не верил в пьяную болтовню Витьки, но всех захватил дух приключений, а романтика «похода за скелетами» перевешивала все трезвые мысли.

Поход должен был проходить на велосипедах, благо, почти в каждой деревенской семье, он был, как вещь не только полезная, но зачастую и необходимая.

Очень хотел учувствовать в походе и Генка Штопаный, но у него случилась неприятность, которая могла сломать ему все планы – ему в этот день навязали смотреть за Костиком.

Евгения Петровна привела к ним Костика, и попросила Генку и его старшую сестру Ларису, присмотреть за мальчиком, пока взрослые будут на собрании по поводу прокладки новой улицы.

Тут же вмешалась их мать – Любочка, она принесла два трёхлитровых бидона, и велела Генке взять Костика и идти с ним в лес собирать малину.

Отправлять дочку в лес, Любочка побоялась. В свои пятнадцать лет, Лариса имела уже вполне сформировавшиеся формы, и, из опасения – мало ли идиотов «озабоченных» по лесу бродят, мать на сбор малины её не отправила, да та, в общем-то, и не рвалась.

Когда взрослые ушли, Генка начал канючить у Ларисы, чтобы та посидела с Костиком, но у Лариски на день имелись свои планы и братика она просто послала. Лариса, намного превосходила Генку в силе, имела непростой, взрывной характер, из-за чего Генка часто был бит сестрёнкой.

К Костику Лариска относилась «очень хорошо», но только в присутствии взрослых, или своих подруг, а стоило остаться без свидетелей, грубо отталкивала Костю, случись он у неё на пути, или просто, без всякой причины, очень больно с вывертом щипала.

Поняв, что шансов уговорить стерву-сестрёнку у него нет, Генка придумал взять Костика с собой и выкинуть по дороге у леса, чтобы тот набрал малину, а на обратном пути его забрать.

Когда на точку общего сбора Генка приехал на велосипеде, с сидящим на багажнике Костиком, все на него набросились: «Зачем малолетку с собой притащил?».

Только один из пацанов Генку поддержал: «Правильно сделал! Мы младшего Штопанного первым в блиндаж запустим. Он нам с разминированием поможет».

Генка объяснил, что сбросит Костика у малинника. Все успокоились, но прежде, чем поехать, старший из ребят, обращаясь к Костику, сказал: «Не вздумай сам один в деревню вернуться, дождись нас, а то всех спалишь».

Костик в ответ молча кивну головой.

Ребята пересекли шоссе, затем проехали по старой плотине, а дальше, подымая пыль, по грунтовой дороге, где с одной стороны шёл заросший лесом овраг, а с другой колосилось пшеничное поле. Когда от деревни удалились километра на три, Генка остановился и передал Костику сумку с двумя бидонами. Сумку Любочка дала на случай, если они найдут грибы.

– Туда не ходи, там говорят место плохое, – сказал Генка, проявляя родственную заботу, указав рукой на виднеющуюся в удалении небольшую дубраву, где в центре выделялся своими размерами огромный разлапистый дуб.

– И не вздумай без меня один домой вернуться – убью, – ещё раз напомнил, но уже сам Генка, и, сев на велосипед, бросился догонять ребят.

Костик остался один. Оставив на приметном месте, у сухой берёзы, сумку с одним бидоном, он направился к малиннику.

Собирать малину было тяжело: жарко, сильно досаждала крапива и слепни. Затем нашёл первый белый гриб. Собирать грибы Костик любил, и, сбегав за сумкой, с увлечением отдался любимому занятию. Белые кончились, как отрезало. Костя огляделся, и увидел, что и не заметил, как подошёл к полянке с несколькими небольшими молодыми дубками по краям и огромным дубом-великаном в центре.

Генка ему говорил, – сюда не ходить, место плохое, но слова Генки – известного труса, уже тогда не представляли для него особого веса, поэтому Костик решил на этой полянке отдохнуть в теньке от дуба, и перекусить.

Повзрослев, он попытается узнать, отчего это место считалось «нехорошим». Первое, что всегда вспоминали местные: здесь часто у пастухов пропадала скотина. Рядом находилась поросшая лесом череда оврагов, связанных между собой проходами, и коровы, спустившись в одно из ответвлений, могли легко затеряться в этой сети из оврагов. Часто коров потом находили, но некоторые пропадали бесследно, потому пастухи и избегали этой поляны и ближайших к ней мест.

Другая странность: многие деревенские запасали на зиму жёлуди для свиней, но удивительный факт: ни на большом дубе, ни на окружающих поляну дубках никогда желудей не было.

Ещё он получит интересную информацию от шахтёров. Разведочное бурение показало, что в этом месте пласт угля сильно истончается, и добывать невыгодно. Решили просто через это место пройти два штрека – транспортный и вентиляционный, а дальше, где пласт восстанавливается, нарезать лавы для добычи. Но прокладывая штрек проходчики налетели на сильный плывун – смесь воды с песком, потеряли проходческий комбайн и отступили, благодаря чему, часть леса, примыкающая к этой поляне, совсем не пострадала от подвалки.

В тот день, быстро съев положенные ему на перекус два яйца и кусок хлеба с луком, он попытался запить всё это водой. Но вода была противно тёплой, и отдавала какой-то кислятиной из-за винной бутылки с пробкой, в которую была налита.

По прошлым походам за малиной Костя знал, что в овраге проходит ручей. Около этой полянки ручей в овраге мог уже быть мутным – далеко от выхода родника, а ещё порядком и от дороги, идущей по краю поля. Костя боялся, – спустившись здесь в овраг, не услышит возвращающихся ребят, поэтому он пошёл к месту, где его высадил Генка, и где, точно знал, из земли выбивается ключ с чистейшей водой, да и от дороги недалеко – по любому услышит.

Подхватив оставленный у сухой берёзы пустой бидон, спустился к родничку. Сначала, набрав воду в ладошки, ополоснул лицо, и сразу ощутил, какая же вокруг стоит жара, а ещё, что кожа на лбу уже немного саднит, обожженная солнечными лучами.

Напившись и налив в бидон воды, поднялся наверх. За те несколько минут, что пробыл в овраге, небо резко поменялось. Со стороны Георгиевска наползала огромная чёрная туча. Костя замер в растерянности. По-хорошему, надо было возвращаться в деревню. Дорогу он знал, да и чего там было знать. Неспешным шагом до дома бабушки идти минут сорок, а если бегом и того быстрее, но тогда родственники узнают, что Генка оставил его одного в лесу, и Генку обязательно выпорют.

Нет, Костя не имел ничего против, если родители Генки лишний раз пройдутся по заднице своего сына ремнём. Он однажды наблюдал эту процедуру, и нельзя сказать, что она вызвала какие-то отрицательные эмоции. Понятно, отрицательных эмоций не было у него, у Костика, но не у Генки.

В тот раз, вечно голодный Генка, предложил Костику пробраться в кладовую, где, в сорокалитровых флягах под молоко, стояла и подходила брага. В том году был хороший урожай смородины, и родители Генки часть урождая решили пустить на изготовление смородинной наливки.

Генка гвоздём легко вскрыл навесной замок на двери кладовой, кружкой зачерпнул из фляги браги и сразу предложил Костику попробовать. Генке надо было «повязать» Костика, как сообщника преступления, чтобы тот молчал. Костя, из уважения, сделал пару небольших глотков, сладковатой и сильно отдающей дрожжами жидкости, вернул почти полную кружку и вышел из кладовой.

Сколько кружек, оставшись один, выпил Генка – осталось неизвестно, сам же он утверждал, что только одну, но зная его патологическую жадность к еде и ко всему сладкому – в это никто не поверил.

Что послужило тому причиной: алкогольное отравление, или просто отравление – трудно сказать, но из Генки «хлестало» по полной. Появившаяся некстати сестра Лариска, сразу набросилась на Генку со словами: «И чего ты урод опять обожрался?».

К приходу родителей, у Генки всё почти нормализовалось, только лицо, и до этого не отличающиеся здоровым румянцем, стало вообще синим.

Лариска сразу сдала братишку, да ещё заявила, что, когда Генку рвало, стоял сильный запах браги.

Раскололи того быстро, причём Генка сразу приплёл Костика, сообщив, что всё это они проделали вместе. Костика не тронули: он не их сын, он намного моложе, а значит в их паре ведомый, и, самое главное: у него твёрдое алиби, – никаких проблем с желудком у Кости не было, что ещё раз подтверждает аксиому, о необходимости умеренности, при употреблении алкогольных напитков.

С Генкой, хотя он всё ещё не совсем оправился от последствий, расправились оперативно: уложили на диван, стащили штаны, и дядя Павел начел спокойно и равномерно обрабатывать задницу своего сына ремнём.

Либеральные взгляды на воспитание детей, исходя из которых ребёнка ни в коем случае нельзя наказывать физически, не пользовались тогда популярностью не только в России, но не были они популярны и на исторической родине дяди Павла в Германии.

Экзекуция проходила слаженно, отработанно и под наблюдением медицинского работника – мать Генки была фельдшером. Во время процедуры она придерживала субтильное тельце сына, по – возможности, в стабильном положении, что позволяло дяде Павлу, со своими навыками кузница, удивительно ровно, полоска к полоске, раскрашивать тощую задницу Генки розовыми следами от ремня, сначала на одной половинке, затем на другой.

Работали они спокойно, без лишних эмоций. Единственно, что портило эту картину сплочённого семейного труда – это тоскливый, надрывный вой Генки.

Сам же Генка потом с Костей поделился, что вот так – неожиданно быть выпоротым, это всё мелочь. Гораздо хуже, когда наказание откладывалось.

Приносил он плохую оценку из школы, родители вместе просматривали дневник и принимали совместное решение: да, заслуживает порки, но пока дел полно – займёмся позже. Люди они были обязательные, и к вопросу воспитания относились серьёзно. Они никогда не забывали и всегда исполняли, найдя свободную минутку, но это могло случиться и через два, а то и через три дня. Все эти дни Генка по-настоящему переживал, – ведь известно: ожидание наказания хуже самого наказания.

Костика же никогда не пороли, и сам, став взрослым, он также ни разу не ударил никого из своих детей, но в тот раз, после распития браги, он с удовольствием наблюдал за наказанием, может быть завороженный чёткостью отработанной процедуры, или, что более верно, возмущённый поступком Генки, который подбил его на взлом кладовки, а потом сразу же и предал.

Надо добавить, что хотя к наказанию Генки, он тогда, в общем-то, отнёсся с одобрением, но с гораздо большим удовольствием Костя понаблюдал бы за такой же экзекуцией над Лариской.

И дело здесь было ни в пробуждающейся сексуальности, и желании посмотреть на голую, почти уже полностью сформировавшуюся задницу Генкиной сестры. Дело было в том, что собственная задница Костика постоянно была в синяках от очень болезненных, с вывертом кожи, щипков Лариски. Он пытался жаловаться, но Лариска быстро его от этого отучила. Она говорила: да, щипала, но это было наказание за то, что он стрелял из рогатки в кур, или, что Костик подсматривал, когда она переодевалась. Всё это было неправдой, но ей верили, потому что Лариска была намного старше, и, как считалось, имела право его наказывать за неблаговидные поступки.

В отличие от брата, Лариску практически никогда не наказывали. Хитрая и улизливая, она умело манипулировала родителями. Правда, как-то раз попалась с курением, за что её тоже пороли, о чём с радостью доложил Генка.

В тот день, когда Генка оставил его одного на опушке собирать малину, то увидев надвигающуюся грозу, от самостоятельного возвращения домой, Костика удерживала не только мысль, что, если он вернётся один, – Генку будут пороть. Да, это было нехорошо, и Генка будет мстить, но это всё дела межродственные. Другая проблема: не застав на месте, вся компания ребят, возможно, начнёт его искать и искать под дождём, а поняв затем, что, недожавшись, Костя сбежал домой, то тогда на него будут злы все деревенские ребята.

Поэтому, обдумав возможные последствия, Костя принял решение ждать ребят, и направился на полянку с дубами, где оставил бидон с малиной и сумку с грибами.

Чёрная туча быстро приближалась, накрывая всё небо. Стали явственно слышны грозовые раскаты. Постепенно удары грома усиливались. Засвистел шквалистый ветер, швырнувший сначала в лицо поднятую с земли пыль, а затем принёс водяные струи, летящие практически параллельно земле.

Костя подбежал к большому дубу и укрылся за его стволом.

Буквально рядом вдарила молния, следом другая. Ошеломлённый и оглохший Костик увидел, как из точки на обочине дороги, куда попала одна из молний, взлетел вверх кусок дёрна. Мальчик всеми силами прижимался к дубу, вцепившись пальцами за выступы его узловатой коры. У него не только звенело в ушах, ему ещё казалось, что гудит, вибрируя весь ствол дуба, а также и земля под ногами.

Вдруг, где-то слева за спиной, раздался такой страшный удар, что Костик, совершенно бездумно, чисто инстинктивно, отскочил от дерева и бегом бросился в противоположную от грохота сторону. Промчавшись с десяток метров, немного пришёл в себя, и, продолжая бежать, повернул к оврагу, надеясь внизу укрыться от молний. Споткнулся и чуть не упал, налетев на оставленные в этом месте бидоны. С трудом удержав равновесие на скользкой траве, сделал ещё несколько шагов к оврагу, и в этот момент в небе сверкнула ещё молния. Основная её часть вошла в землю за одним из молодых дубков, но ещё в воздухе от неё отделилась яркая нить и ударила в только что опрокинутый Костиком бидон.

Мышцы ног мальчика парализовал разряд, и он с размаху упал, уткнувшись лицом в траву. Косте показалось, что, ударившись о землю, его тело продолжило, только уже плавно, опускаться куда-то вниз. Перед глазами замерцали маленькие разноцветные огоньки, затем огоньки погасли, и все чувства, и все мысли тоже исчезли.

Участники похода за скелетами, от места, где Генка Штопанный оставил Костика, достаточно быстро добрались до реки Вошки и, без особых проблем и задержек, преодолели её вброд. Правда, для этого пришлось разуться, повыше закатать шаровары и взвалить велосипеды на плечи.

Дальше начиналась лесная дорога, на которой иногда встречались участки с глубокой колеёй заполненной водой. В таких местах приходилось слезать с велосипедов, и протаскивать их в обход по лесу через придорожный кустарник.

Они нашли и свернули на просеку под высоковольтную линию – всё как рассказывал Витька Бунеев, немного проехали по просеке, и только тогда заметили наплывающую со стороны Георгиевска чёрную грозовую тучу.

Совещались недолго: здравомыслие у деревенских ребят победило – никому не хотелось оставаться в лесу под проливным дождём с грозой, которую предвещала такая туча.

Поход к бункеру со скелетами фашистов было решено отложить, и, развернувшись, поторопились обратно.

Серьёзные неприятности ждали их у брода. Сильный, проливной дождь, выше по течению Вошки, не только заметно поднял уровень воды, а, вообще, превратил спокойно струящуюся и лениво обтекающую камни речушку в стремительно несущийся мутный поток.

Ребята некоторое время застыли на берегу, растерянно глядя на нежданное водное буйство. Если раньше, в самом глубоком месте брода, вода едва доходил до колена, то сейчас, для большинства, она явно приходилась выше пояса, да, в добавок, появилось сильное течение, при котором перейти речку, тем более вместе с велосипедом, сейчас просто стало невозможно.

Прошло совещание: мысль о том, что надо стоять и ждать, пока вода успокоиться и уровень спадёт, не устраивала юных и деятельных представителей деревни Каменка.

Среди ребят нашёлся хорошо знающий эти места, он и предложил вернуться назад к лесной дороге, и ехать по ней ещё дальше за просеку, – позже она пересечётся с дорогой от местного Леспромхоза. Та тоже грунтовая, сильно разбита, но имеется мост через Вошку, и по ней тогда получится добраться до шоссе, идущее от Георгиевска в Каменск.

Ребята развернули велосипеды и поехали обратно. Дождь настиг, когда они ещё не доехали до этой, уже клятой ими, просеки. Некоторое время упорно двигались под дождём, но затем ливень хлынул с такой силой, что они практически перестали что-либо видеть и пришлось остановиться. Попытка укрыться под деревьями при таком ливне успеха не имела. Они все стояли, понуро опустив головы, молча пережидая непогоду.

Проливной дождь закончился, но небо оставалось затянуто облаками, а сверху сочилась мелкая водяная пыль, и постоянно падали тяжёлые капли с листьев деревьев.

Дорога стала очень скользкой, – ехать на велосипеде можно было только изредка, на покрытых травой участках, но и при этом колёса норовили сползти в колею и ребята падали.Пришлось основную часть пути через лес идти пешком и катить рядом велосипеды.

Путь от Леспромхоза оказалась ещё трудней. Хотя в некоторых местах на ней и была участки, отсыпанные когда-то щебнем, но сейчас, после такого дождя, встречались лужи похожие на маленькие озёра, их приходилось обходить, таща на себе отяжелевшие от грязи велосипеды.

К шоссе вышли абсолютно измотанными.

От сочившейся с неба измороси одежда оставалась сырой, с чего, даже находясь в постоянном движении, они мёрзли и стучали зубами. Кое-как оттерев от грязи велосипеды, они единой группой поехали в деревню.

Можно сказать, почти всё население Каменки вышло встречать, собравшись на перекрёстке напротив плотины, чтобы одновременно видеть и шоссе, и дорогу, уходящую через плотину к лесу.

Про поход за скелетами уже знали все: как не пытались ребята соблюсти секретность, но после такой сильной задержки с возвращением, кто-то проговорился. Витьку Бунеева, насвистевшего по пьяни про фашистский дзот, от суда Линча спасало только его отсутствие.

Небо к этому времени уже очистилось. На шоссе со стороны Георгиевска появились мальчишки на велосипедах. Из-за малолетства их в поход не взяли, они отъехали от толпы на разведку, и сейчас возвращались с почему-то показавшимися тревожными криками: «Едут! Едут!».

Солнце уже заходило большим красным шаром, и, эпически красиво, на фоне этого красного шара, появилась группа подростков ели, ворочающих педалями, с ног до головы, покрытых грязью.

–Господи! Родненький! Живой! Вернулся! – Буквально заголосила одна из женщин, бросилась к ненаглядному чаду, и, дождавшись, когда чадо слезет с велосипеда, с размаху вписала ему звонкую оплеуху.

Кто поэмоциональней, сразу отвешивали сыну пощёчину, более сдержанные отсылали домой, обещая потом поговорить, некоторые, самые добрые, просто радовались, что с деткой ничего не случилось.

Генка поджидала группа аж из шести человек и одной собаки: его мать с отцом, Евгения Петровна с Фёдором, их соседи – Григорич с женой Клавдией, плюс собака соседей – Гусар.

Все семеро, считая собаку, посмотрели в лицо трясущемуся от холода Генке. Поймать его взгляд было трудно, его глаза метались из стороны в сторону и взгляд перебегал с одного человека на другого и ни на ком не задерживался.

– Где Костик, – чётко, но с явным внутренним напряжением, спросила Евгения Петровна.

– Костик? —переспросил Генка, затем было раскрыл рот что-то сказать, и, неожиданно, точно поперхнувшись, замолчал, при этом взгляд его перестал бегать, а сам Генка застыл, и теперь уже глядел в одну точку, куда-то вниз.

– Где Костик? – каким-то совсем нехорошим, низким голосом повторила вопрос Евгения Петровна.

– Отвечай! – продолжила допрос мать Генки, отвешивая сыну подзатыльник.

Тот упорно продолжал молчать. Неожиданно вмешался проходивший рядом парень, одной рукой кативший велосипед, а другой придерживающий ярко красную щёку, видимо от общения с родителями.

– Он его в лесу оставил, малину собирать. А ещё сказал Костику, если тот нас не дождётся, а уйдёт домой, то Генка его убьёт. – доложил парень.

– Я не говорил, что убью! – вдруг очнулся Генка, – Это Дюха так сказал!

– Где ты его оставил? – спросил Фёдор.

– Там, недалеко. – Генка махнул рукой в сторону леса.

– Если идти по дороге, вдоль оврага, то за поворотом, не доходя метров триста до полянки с дубами. Там ещё сухая берёза сломанная. Вот прямо около берёзы он Костика и высадил. Я хорошо запомнил. – объяснил парень с красной щекой. – Могу показать, только мне одежду сменить надо, я весь промок.

– Не надо показывать, я понял, где это. Спасибо, и иди домой. – сказал Фёдор.

– И ты иди домой. – добавил он, обращаясь к Генке.

– Если спустился в овраг, мог и заплутать, – заметил Григорич. —Я сам так пару раз закружился.

– Если он заблудился в овраге, надо больше народа собирать, – сказал Генкин отец – дядя Павел.

Его жена Любочка повела отогревать Генку домой, а он остался.

– Это верно, надо больше людей, – согласился Григорич и крикнул расходящейся толпе: «Мужики стойте, стойте! Мальчик пропал, надо помочь найти!».

Те, кто услышал, прокричали дальше, и народ стал возвращаться.

Пока подходили и расспрашивали, кто пропал, да где пропал, вдруг встрепенулась Клавдия жена Григорича:

– Да как же я сразу не подумала, – произнесла она и, подозвав Гусара, отдала команду: «Костик, искать!».

Гусар встрепенулся, задрал нос, немного покрутился и уверенно бросился к своему дому.

Все облегчённо засмеялись. Но прошла минута, затем другая. Гусар всегда лаял, когда кого-то находил, но сейчас он молчал. Потом появился, подошёл к Клавдии, присел рядом на задние лапы, и, подняв кверху морду, издал то ли громкий скулёж, то ли тихий вой.

– Заткнись! Не вой сволочь! – вдруг неожиданно сорвалась Евгения Петровна.

Гусар испуганно замолчал, пригнув голову.

– Может лошадь с телегой взять, – спросил один из окруживших их мужчин.

– Зачем телега? Ты что собрался на ней вести, – опять взорвалась Евгения Петровна. – Я сейчас возьму одеяло и тоже пойду с вами.

Она повернулась, сделала несколько шагов и, вдруг, зашаталась. Фёдор с Григоричем подхватили её под руки и повели к дому.

Григорич обернулся и крикнул: «Фонари возьмите, солнце скоро сядет».

На людях Евгения Петровна ещё более-менее держалась – всё же директор школы, но оказавшись дома, тяжело опустилась в коридоре на скамейку и начала причитать: «Костик! Костик! Костик! Где ты? Что с тобой?».

Когда Фёдор с Григоричем, захватив одеяло и шахтёрские фонари, пошли к выходу, она поднялась со скамейки, собравшись идти с ними.

– Женя, не чуди! Ты будешь только задерживать. Уверен, мы его найдём! – постарался успокоить её Фёдор, усаживая опять на скамейку.

– Хорошо, я только провожу, – согласилась она, опять встала и пошла из дома вслед за мужчинами.

Команда на поиски собралась приличная, больше десяти человек. Мало того, удалось обзавестись и лошадью с телегой. Мимо проезжал один из жителей деревни, развозивший на телеге хлеб с хлебозавода по магазинам. Он согласился поучаствовать в поисках. Ему помогли снять короб для перевозки хлеба, а внутрь телеги подсыпали сена.

Возничий предложил Григоричу сесть в телегу, тот согласился, думая, что ещё набегается, а пока побережёт раненную ногу.

Они направились на поиски. Первым, постоянно оглядываясь, трусил Гусар, за ним лошадь с телегой, а дальше вышагивали мужчины, попутно обсуждая, как правильно организовать поиски. В этих оврагах и днём, если солнца нет, можно заплутать, а уж в темноте – легче лёгкого.

Костя очнулся, сел, опираясь на руки и огляделся вокруг, пытаясь понять, где он. Солнце уже село, но полной темноты ещё не наступило. В этой вечерней серости увидел огромный дуб недалеко от себя. Он вспомнил, как собирал малину, как началась гроза.

– Меня ударило молнией, – пришла догадка. Он прислушался к себе, но ничего необычного не почувствовал – нигде и ничего не болело.

– Надо вставать и бежать домой, а то уже совсем темно, – подумал Костик, но прежде, чем он успел подняться, сбоку, со стороны дороги, к нему метнулась быстрая серая тень.

– Волк! – только успела промелькнуть пугающая мысль, как его толчком в грудь, опять уложили на землю. Он увидел перед лицом зубастую пасть, затем услышал радостный скулёж и влажный язык начал вылизывать ему лицо.

– Тьфу, Гусар! Чуть до смерти не напугал, да ещё и всего обслюнявил, – отплёвываясь сказал Костя поднимаясь.

Хотя он и поругался на пса, но его появление Костю очень обрадовало. Он с благодарностью прижался головой к морде Гусара, за что опять подвергся облизыванию. Костя оглянулся по сторонам, пытаясь найти бидоны и сумку с грибами, но ничего рядом не увидел. Особенно его огорчила пропажа сумки – в ней, помимо грибов, остался складной ножик.

Костя сделал несколько шагов к дубу, надеясь отыскать сумку, и с удивлением остановился – на нём были открытые сандалии, и он сразу почувствовал холодные капли воды, попавшие ему на ноги с мокрой травы. Сделав шаг назад, присев и поводив рукой, убедился, что трава на месте, где он лежал, совершенно сухая. Сухие были и рубашка с шароварами.

Из раздумий над этими странными фактами его вырвал лай Гусара – тот направился к выходу с лужайки на дорогу и приглашал идти за ним. Костик выкинул из головы несуразности с мокрой травой и последовал за псом.

Двигаясь по дороге, обошли изгиб оврага, и Костику в глаза ударил направленный на него свет десятка шахтёрских фонарей. Он прикрыл глаза рукой.

– Костя это ты? – раздался крик деда Фёдора.

– Да, дедушка, – ответил Костик, из-за ослепления оставаясь стоять на месте.

К нему бегом бросилось сразу несколько человек. Один сильно отставал хромая и в руках у него было светло-коричневое одеяло.

Он был весь ощупан и оглажен. Каждый из участников посчитал для себя обязательным к нему прикоснуться и подтвердить: Костя сухой и тёплый. Но всё равно, его закутали в одеяло и погрузили в телегу.

Отвечая на бесконечные расспросы, как и что с ним случилось, Костик нашёл момент и поведал дяде Павлу, что в один из его бидонов, кажется, попала молния, а когда очнулся, то не смог найти ни сумки, ни бидонов.

Дядя Павел в ответ послал бидоны вместе с сумкой матом. На что дед Фёдор сделал ему замечание, что нехорошо так при ребёнке. Тогда Павел что-то резкое проговорил по-немецки и переспросил: «Так можно?».

– Так можно, – улыбаясь ответил Фёдор. – Вот сказал – и сразу чувствуешь европейскую культуру.

Григорич же, услышав ругань на немецком от Павла, обернулся и с удивлением посмотрел на него, но ничего не сказал. К поволжским немцам, в большом количестве прибывших в город для работы на шахтах, относились довольно спокойно, но дело в том, что в городе, да и в деревне проживало много людей, прошедших фашистский плен. Они очень нервно реагировали на немецкую речь. Даже пёс Гусар, только внешне похожий на немецкую овчарку, с которыми нацисты охраняли лагеря пленных, вызывал у этих людей мрачные воспоминания и сопутствующую им неприязнь.

Зная это, Павел никогда не позволял себе говорить на немецком в окружении малознакомых людей. Отчего Григорич и был сейчас сильно удивлён. Видимо, из-за серьёзной вины его сына Генки в пропаже мальчика, Павел так сильно разволновался, – даже ругнулся по-немецки.

Тем временем Костик сбросил с себя одеяло – под ним было жарко, и оно кололось. Один из деревенских в темноте поскользнулся, подвернув ногу, – его посадили на телегу. Ещё пришлось на телегу посадить и Григорича – начал сильно отставать. Лежать в телеге Костик уже не мог, а сидеть было неудобно, поэтому он спрыгнул и пошёл рядом.

Мужики увлечённо пересказывали друг другу разные случаи связанных с молниями. Один из них вспомнил, что, когда работал в совхозе, однажды, во время грозы оказался недалеко от этой лужайки и видел, как рядом с ней били молнии, словно их что-то притягивало, но все входили в землю перед молодыми дубками, а по самой поляне не вдарила ни одна.

– Я был совсем мальцом, а эти дубки и тогда были молодыми, – вмешался возничий. – И вот уже, считай пятьдесят лет прошло, а они так молодыми и остались – совсем не выросли. Чудная, порченная та лужайка, – добавил он.

У всех нашлась история, связанная или с «проклятой» лужайкой, или с ударом молнии и каждый старался ей поделиться.

Костя заметил на обочине небольшую палку, и пользуясь тем, что на него больше не обращали внимания, подотстав, начал время от временикидать палку в темноту, чтобы Гусар принесёт обратно. Прямо перед плотиной, пёс бросился в кусты за палкой, но на что-то отвлёкся и не возвращался. Костя остановился и стал его звать. Гусар только коротко тявкнул в ответ, показывая, дескать слышу, но возвращаться не спешил.

Рядом с шоссе, напротив плотины, на том же месте, где несколько часов до этого ждали ребят после похода за скелетами, собрался «комитет по встрече». Евгения Петровна стояла вместе с сестрой Любочкой, которая её успокаивала, около них собрались ещё несколько жителей деревни, прознавших про пропажу Костика и тоже ждавших возвращения поисковой команды.

Их заметили ещё издали по мотающимся вверх-вниз лучам фонарей.

– Быстро обернулись – значит нашли, – высказала догадку одна из находящихся рядом женщин.

Скоро донеслись и голоса. Разговор у мужиков шёл громкий, иногда сопровождался смехом.

Евгения Петровна собралась было броситься им на встречу, но её удержали сестра, а жена Григорича добавила:

– Куда ты? Что бегать-то по темноте? Слышишь, – смеются. Значит всё хорошо. Подожди.

Наконец спасательная команда переехала плотину, но вдруг остановилась, не доезжая шоссе, смех неожиданно прекратился. Заметив их замешательство, все встречающие перешли дорогу окружили их. Мужчины растерянно озирались по сторонам, приговаривая:

– Да где же он? Куда пропал?

– Где Костя! – буквально рявкнула на них Евгения Петровна.

Григорич, видимо уже не в первый раз поднял одеяло, оставшееся в телеге, опять посмотрел под него и сказал:

– Вот здесь вот лежал. Я его в одеяло замотал, чтоб не замёрз.

– Где Костя! – подымаю градус ещё выше повторила Евгения Петровна.

– На телеге везли, с ним всё хорошо…, было, —ответил Григорич, при этом растерянно развёл руками.

– Да с ним всё было нормально! – подтвердил Фёдор, – Просто в него немножко молния ударила, и он до вечера пролежал без сознания, а сейчас с ним всё хорошо, – постарался он успокоить жену.

– В мальчика попала молния, он под дождём пролежал до вечера на земле, —забормотала она. – И сейчас с ним всё хорошо? Ты сам хоть понимаешь, что говоришь?

Фёдор, прослушав её бормотание, и сам тоже подметил некоторые несоответствия в последних словах и поэтому решил добавить:

– Я его сам ощупывал – он сухой и кожа тёплая. Да его почти все щупали. Скажите ребята!

– Да, да! Все щупали! Сухой, сухой был, тёплый! Не переживайте! – раздалась разноголосица.

– Не могло же всем померещиться! – добавил Фёдор.

– Да кто ж его знает? – медленно и многозначительно произнёс возничий. – Я давеча уже говорил – порченная, проклятая та полянка-то. Испокон веков нехорошие вещи там творились…

– Да хватит тебе каркать! Сам, куда спешил, гнал кобылу по темноте? Я, вон, еле усидел в телеге, чуть не свалился, – громко перебил Григорич. – Может и Костик, где-то по дороге выпал, – уже тише добавил он.

– Разворачивайтесь, – скомандовала Евгения Петровна.

Кто-то взял кобылу под уздцы и стал разворачивать телегу.

– Стойте! Стойте! Да вот он бежит, вместе с собакой, – закричала одна из женщин, указывая рукой в направлении плотины.

– Все повернулись, и направили фонари на плотину. Опять ослеплённый, Костик замер.

– Ты где был? Почему отстал? – крикнул Григорич.

– Поигрался немного, пару палок кинул. – звонко прокричал в ответ Костик, пытаясь вырвать палку из зубов Гусара.

– Рано тебе палки кидать! Иди уж сюда. – под общий хохот ответил Григорич.

– Вот видишь, – добавил он, обращаясь к Евгении Петровне, – с ним всё хорошо: уже, вон, пару палок кому-то кинул.

Костик не понял причину веселья, и поэтому, подойдя, с некоторой осторожностью смотрел на окруживших его смеющихся людей. Но здесь, среди улыбающихся лиц появилось абсолютно серьёзное лицо его бабушки.

Присев, она тоже, начала его ощупывать, при этом спрашивая: «Где-нибудь болит?». Костик в ответ только отрицательно мотал головой. Затем встала и, крепко схватив за руку, потащила домой, по дороге попросив свою сестру Любочку идти за ними.

– Ребята, ребята не расходимся, – прокричал Фёдор. – По сто грамм за удачное завершение спасательной операции.

– Да ладно тебе! Не надо! – послышались голоса в ответ. – Не за стакан вызвались. Мальца, главное, найти!

Несмотря на возгласы, что не надо, не за стакан ходили – практически, никто не ушёл: всем хотелось ещё раз обсудить перипетии похода, да, и что греха таить, выпить знаменитой на всю деревню самогонки Григорича.

Правда, может не все знали, но этот напиток был продуктом коллективного творчества. Евгения Петровна делилась своими знаниями по химии, дед Фёдор делал небольшие, дубовые бочонки, где самогон выдерживался, Григорич занимался непосредственно процессом, зачастую используя для этих целей самогон, которым с ним рассчитывались за услуги. Он его ещё раз перегонял и очищал, по инструкциям от Евгении Петровны, затем выдерживал в дубовых бочках с разнообразными добавками. Сам его, практически, не пил – обычно преподносил бочку в качестве подарка на свадьбу, или на крестины. Употреблял же он, вместе с дедом Фёдором, обычно кальвадос – уже полностью своего изготовления и из своих же яблок.

Водружённый на телегу дубовый бочонок вызвал заметное оживление. Даже просто сам этот небольшой, литров на восемь бочонок, был для местных предметом как бы из другой, какой-то необычной, киношной жизни. А уж качество и особенности вкуса его содержимого, обсуждалось неоднократно. Мало кто из жителей деревни когда-либо в жизни пробовал коньяк, ну а те, кому всё же довелось, утверждали, что коньяк даже хуже.

Григорич вытащил из бочонка деревянную заглушку, и начал медленно вворачивать на её место маленький латунный кран от самовара. За его манипуляциями, окружающие смотрели с большим вниманием, как за каким-то специальным ритуалом, потому, как всем известно: подготовка к действу, также важно, как и само действо.

Жена Григорича вместе с помогавшей ей Лариской – сестрой Генки, принесли поднос, заставленный разнокалиберными стаканами и чашками. Потом выложили немудрёную закуску: сало, мочёные капусту и огурцы, компот в трёхлитровых банках.

Возчик, выпряг из телеги и отвёл в сторону кобылу, чтобы её зад не портил аппетит, затем открыл ключом замок на своём ящике для хлеба и выложил на расстеленные на телеге газеты несколько буханок. Дед Фёдор попытался всунуть ему деньги за хлеб, но тот только отмахнулся.

Мужчины, разобрав стаканы, стали по одному подходить к Григоричу, который из крана заполнял их посуду. Потом он пригласил кучковавшихся в стороне женщин. Те поначалу отказывались, но всё же, в конце концов, поддались на уговоры выпить по капельки за здоровье Костика. Им наливал в чайные чашки, под причитания: «Хватит! Хватит!», «Куда, куда так много!».

Выступил дед Фёдор, поблагодарил за участие в поисках и предложил осушить до дна за здоровье Костика.

Через некоторое время, подождав, как все закусят после первой, Григорич попросил не стесняться и по желанию наливать себе из бочонка, а сам зашёл в дом. Вернулся, уже неся стул со стоящем на нём патефоном, – старинным ещё с раструбом. Покрутил ручку, завёл медленное танго и предложил, обращаясь больше к женщинам, потанцевать.

К этому моменту женская часть, опять образовала отдельную кучку и на предложение Григорича они только отмахивались, занятые активным обсуждением последних событий.

В первую очередь вспоминали известные им случаи попадания молнии в людей, или в скотину. Одна из них – Зинка Косая, причём Косая, по какому-то выверту судьбы, была и её фамилия, и одновременно констатация факта. Зинка была известна на всю деревню своим склочным и ядовитым характером, сначала Косая рассказала, как молния, на её глазах, убила сразу и кобылу, и жеребёнка. Как она утверждала, молния впрямую не попала, а ударила в пяти метрах и всё равно убила насмерть обоих животных. Поэтому Зинка и выдала заключение, что здесь что-то не так: Костик просто хитрый мальчик. Он где-то отсиделся во время грозы, а потом всё придумал.

Сестра Генки – Лариска, стоявшая поблизости, услышав умозаключения Зинки Косой, метнулась в дом и вернулась, с сандаликом Кости в руках.

– На смотри! – произнесла Лариска, протягивая сандалик Зинке. – Не могли снять с ноги – пряжка расплавилась, ножницами ремешок резали, – пояснила Лариска. – И вот ещё! – она выхватила из рук Зинки сандалик и просунула указательный палец в прожжённую на подошве сквозную дырку.

– Батюшки – Светы! Да выжил-то как!? – с изумлением воскликнула сначала одна из женщин, а за ней и другие.

Привлечённые возгласами, к ним подошли мужики, и сандалик Кости пошёл по рукам.

Григорич спросил у Лариски: есть ли отверстие от выхода молнии на другом сандалике, и услышав, что на втором дырка тоже есть, с умным видом начал рассказывать о шаговом напряжении при ударе молнии

Когда очередь дошла до отца Лариски – дяди Павла, он тоже подёргал за центральный шпенёк, намертво приварившийся к пряжке, осмотрел дырку в подошве и обращаясь к дочери спросил:

– Мамка Костю осматривала? Сказала что?

– Сказала, – с ним всё хорошо, всё в порядке, – громко заявила Лариска, а шёпотом для отца добавила: – Мать как-то странно всё это говорила, кажется, с Костиком что-то не так.

Лариска верно заметила, – её мать была явно чем-то сильно озадачена. Как только Костика завели в дом, Любочка вместе с Евгенией Петровной, догола раздели мальчика и внимательно всего осмотрели. Они не нашли ни ожогов, и, вообще, никаких следов от молнии, но заметили другое и этим были крайне удивлены, – уродливый красный шрам, тянувшийся у Костика от уха до плеча, исчез.

Костик заполучил шрам, опять же, когда был вместе с Генкой. В тот день Евгения Петровна расщедрилась, и уступив нытью Кости, выдала им деньги на мороженное. За ним ребята отправились в центр города, где на площади, перед Дворцом Культуры, стояла палатка с мороженным.

Сокращая путь, они пошли по тропинке через овраг. Около мостика через ручей, протекающий по дну оврага, Генка нашёл кожаный чехол с очками внутри.

У Генки было какое-то встроенное внутреннее чутьё, позволяющие избегать неприятностей, но тогда он увлёкся очками: то приближая, то удаляя, постоянно рассматривал через их стёкла кожу на руке. В общем, потерял бдительность и выскочившая навстречу компания малолетней шпаны, из стоящих за оврагом бараков, явилась для него полной неожиданностью.

Один из пацанов нёс, держа за разорванный край, горящий резиновый мячик. Ни на секунду не задумываясь, он с криком: «Лови дярёвня!» швырнул горящий мячик в их сторону. Генка отпрыгнул, а Костик, идущий следом, среагировать уже не успевал, и только смог повернуть голову, спасая глаза. Мяч ударил его за ухом и отлетел, но горящая резина прилипла к коже и продолжила гореть. В результате у Костика остался красный уродливый шрам за ухом, как все думали на всю жизнь, и вот, после удара молнии, шрам неожиданно исчез.

Первой, осматривая Костю, это заметила Любочка. В день, когда он получил ожог от горящей резины, Генка отвёл Костика к себе домой, где Любочка сразу обработала ожог, а затем ещё приходила понаблюдать и приносила мазь для лучшего заживления.

Любочка, увидев отсутствие шрама, указала на это чудо с Евгении Петровне, и они вместе решили никому об этом не рассказывать, – не привлекать излишнего внимания. Попросили молчать и Костика, который, услышав об исчезновении шрама, постоянно тёр рукой кожу в месте бывшего ожога, до конца ещё не веря, что он исчез.

Много позже, когда у повзрослевшего Кости, проявились необычные способности, многие из деревенских считали, что таким он стал из-за удара молнии в детстве, но на самом деле молния к пробудившемуся дару имела достаточно опосредственное отношение. Она просто сбила и ускорила сроки наступления инициации, и вместо положенных четырнадцати лет, та прошла намного раньше.

Глава 2.

Константин Сергеевич хорошо помнил первое проявление своего дара. И год помнил, и даже число – второе мая. Ему тогда было двенадцать лет.

У него даже сохранилось чёткое воспоминание и о Первомайской демонстрации за день до этого, когда вместе с классом, размахивая флажками с привязанными к ним веточками берёзы, Костя прошёл перед покрытой красной тканью трибуной. На трибуне стояли толстые красномордые дядьки в ондатровых шапках и вальяжно махали им руками в ответ.

Начало мая, в том году, было очень холодным. Но у школьников в руках были веточки, на которых уже распустились листочки.

Чтобы сотворить это чудо, директор школы, за две недели до Майских праздников, снял класс Костика с урока физкультуры, и отправил в лес. В лесу ещё лежал снег, и ребята, проваливаясь в сугробы, наломали огромную кучу берёзовых веточек. Притащили их в школьную библиотеку, куда завхоз уже наставил тазы и вёдра с водой. И потом, школьники наблюдали, как постепенно распускаются зелёные листочки на ветках в тазах, вплетая в затхлую от старых замызганных книг атмосферу школьной библиотеки, дух свежести и весны.

Сейчас, чтобы не говорили, климат стал теплее. Теперь бывает, что первого мая уже зацветает черёмуха, а раньше, зачастую, в начале мая в центральной части России было ещё очень холодно. Правда, не каждый год, но тот конкретный май был именно таким – холодным, с замерзшими реками и сугробами в лесу.

На следующий день, после демонстрации, Костик с матерью и её новым избранником, поехали к бабушке в деревню. С Игорем, который так всех поразил при первом знакомстве своими манерами, размешав конфету в чае, мать уже рассталась, прожив вместе только три года.

Костик на всю жизнь запомнил подслушанный разговор, когда бабушка говорила матери, что Игорь дурак и нельзя рожать от дураков. Конечно, он не мог после этого относиться к Игорю серьёзно и с должным уважением, но причиной развода был не Костик.

После нескольких лет размеренной и спокойной совместной жизни, мать будто неожиданно прозрела. Она начала постоянно оскорблять Игоря. Она ему кричала, что за всё время не услышала от него ни одного умного слова, не увидела ни одного умного, или уместного жеста, и даже весёлой, или смешной гримасы на лице. Игорь всё терпел молча. Костик даже начал его немного жалеть. Но однажды, когда мать особенно разошлась, Игорь всё же не выдержал и начал, опять же молча, собирать чемодан. Закрыв за ним дверь, мать вместе с Костиком поужинала и спокойно села смотреть телевизор.

Достаточно быстро в её жизни появился новый мужчина – Вячеслав Михайлович, или для Костика – дядя Слава. Мать работала вместе с ним на одном предприятии, и именно из-за него, как потом понял Костик, она и спровоцировала развод с Игорем.

Вячеслав Михайлович был невысокого роста, со светлыми, тонкими, разлетающимися от любого, самого лёгкого ветерка волосами, носил очки в толстой чёрной оправе. Он был немного старше матери Костика и также разведён. Но в отличие от Игоря, был шумлив, разговорчив, постоянно шутил, и заливисто смеялся шуткам других.

В дальнейшем мать проживёт с ним вместе всю жизнь, родит от него дочь – Ксению, которая почти на пятнадцать лет будет моложе Костика.

В тот день, второго мая, мать наконец-то собралась познакомить Евгению Петровну со своим новым избранником. Она собиралась сделать это раньше, но в начале года неожиданно скоропостижно умер муж Евгении Петровны – дед Фёдор, и знакомство решили отложить.

К их приезду Евгения Петровна подготовила застолье, на которое пригласила сестру Любочку с Павлом и соседей – Григорича с женой, предложив вместе отметить Майские праздники и заодно устроить «смотрины» бедующему мужу дочки.

Косте сидеть со взрослыми за столом было скучно, и он, взяв модель кораблика, когда-то изготовленную для него дедом Фёдором, пошёл к раздувшемуся от вешних вод ручью.

Около плотины спустил кораблик в воду и бежал за ним, пока тот не упёрся в застрявшую поперёк ручья большую ветку. Помог освободиться, вывел на чистую воду и собрался было бежать дальше, когда его отвлёк яростный собачий лай. Костик поднял голову и увидел, как по шоссе несётся Гусар, преследуемый десятком собак.

Гусар постарел, и, хотя ещё не оставил своих кобелиных наклонностей, но уже не мог оказать соперникам достойный отпор и сейчас спасался бегством. Заметив Костика, он бросился к нему, надеясь найти защиту.

Увидев рычащую кучу из косматых тел, летящую к нему, Костик сделал то, что никогда и никому нельзя делать в подобных случаях – он развернулся и побежал. Стая быстро его нагнала. Какой-то пёс вцепился в сапог, от чего мальчик чуть не упал. Костику удалось освободить ногу, и, напрягаясь изо всех сил, попытался сделать рывок.

Неожиданно наступила полная темнота, исчезли все звуки, он совсем перестал ощущать своё тело. Это длилось буквально несколько секунд, затем ноги опять почувствовали под собой землю, Костя пробежал ещё несколько метров и неожиданно по пояс застрял в снежном сугробе. Подёргался, пытаясь освободиться, затем появилась мысль: «Откуда передо мной мог взяться сугроб?», и он растерянно оглянулся. Сползшая шапка мешала видеть, он её снял, и, часто дыша, стал крутить головой, пытаясь понять, где оказался, и где собаки.

Он застрял на краю полянки с большим дубом посередине. Костя сразу узнал место – рядом с этим дубом, в него когда-то ударила молния. На полянке снега почти не было, а из прошлогодних сухих стеблей уже проглядывала молодая, зелёная травка.

Его следы были хорошо видны – они начинались метрах в пяти от дуба, куда он каким-то неизвестным образом переместился, а дальше, судя по тем же следам, побежал в сторону оврага, где и застрял в сугробе.

Костя развернулся, выбрался на полянку. Сел на землю, снял сапоги и вытряс снег. Всё делал машинально, пытаясь осознать, что с ним произошло, но никаких логических объяснений в голове не появлялось. Любые простые, понятные объяснения случившемуся, вдребезги разбивали очевидные, хорошо видимые вмятины от его ног на земле перед дубом, утверждающие, без каких-либо вариантов, что он буквально свалился на полянку с неба.

Потом его сознание начало наполнять понимание, что с ним случилось настоящее «взаправдашнее» чудо. Радостно-эмоциональная волна подкинула его вверх, и он не просто быстро поднялся на ноги, а буквально взлетел в прыжке. Упоение от мыслей, что он может что-то необыкновенное, что-то сверхъестественное – переполняло, искало выход и в конце концов заставило его с криками бегать вокруг дуба. Немного успокоившись, стал обдумывать, как можно применять открывшиеся возможности, и нет ли у него ещё чего-нибудь особенного и необычного.

Занятый этими мыслями, он вышел на опушку и направился по натоптанной кабанами и сверху утрамбованной лыжниками тропинке к деревне. Прибывая в абсолютной эйфории от случившегося, он даже не заметил, как добрался до дома бабушки.

Разувшись, крикнул: «Мама я вернулся», и, оставляя на полу влажные следы, прошёл в комнату, и начал быстро снимать промокшие после сугроба штаны.

Мать осталась за столом, а к нему в комнату зашла бабушка. Она с причитаниями забрала на просушку одежду, а затем, вглядываясь ему в лицо, спросила: «Что случилось? Почему такой взъерошенный?».

Костик ответил, что упустил в ручье модель кораблика, сделанного дедом Фёдором, долго искал, не нашёл и расстроился.

При упоминании деда Фёдора, бабушка только кивнула, погладила по голове, и велела идти за стол покушать. Костику было немного неудобно, что напомнил бабушке об умершем муже, но другого объяснения выдумать быстро не смог, а кораблик он действительно потерял.

Всю следующую неделю, Костя надеялся отыскать в себе ещё какие-нибудь удивительные способности, поэтому и дома, и в школе на уроках, пытался взглядом двигать предметы, угадать мысли одноклассников, или прочитать текст в закрытой книге – всё безуспешно.

Единственно, когда долго и пристально вглядывался в свою руку, ему показалось, что стал смутно различать кости и суставы под кожей, но это было не чётко и, возможно, являлось просто игрой воображения.

Следующую поездку в деревню Костик ждал с нетерпением, но сразу по приезду его приставили к работе на огороде. Освободился он только к вечеру, и попытаться перенестись на полянку к дубу, а в случаи успеха возвращаться пешком – на это у него уже не было ни сил, ни времени.

Возможность проверить новые способности у него появилась только в конце мая, перед летними каникулами. В тот день бабушка с утра ушла на работу в школу, Григорича с женой дома тоже не было. Костя встал посередине огорода за домом, зажмурился, мысленно представил полянку с дубом, но ничего не произошло.

Он подумал, что надо сократить расстояние – подойти поближе. Костя выскочил из дома, перебежал плотину, остановился и, как только закрыв глаза представил полянку, – сразу всё получилось. Закричав от радости, как и в прошлый раз, начал кругами носится вокруг дуба. Успокоившись, решил продолжить эксперименты. Отойдя метров на триста, попробовал переносом вернуться обратно, но безуспешно. В тот день он ещё неоднократно пытался повторить, но больше перенестись не получалось.

С наступлением летних каникул, Костя плотно занялся исследованием своих способностей. Он узнал, что может перемещаться не только к дубу, но и прыгать от него, правда, если к дубу он был в состоянии переместиться с расстояния до четырёх километров, то прыгнуть от него получалось по расстоянию намного меньше.

Не мог и произвольно перемещаться куда захочет. Костя имел возможность прыгать только к дубу, а вот уже от него был способен переместиться в любую точку на выбор, в радиусе примерно трёх километров.

Если с собой был какой-нибудь груз, то, в зависимости от веса, возможности уменьшались. Например, вместе с велосипедом, а у него тогда был подростковый Орлёнок, расстояние сокращалось чуть ли не в два раза, правда приземление с велосипедом, не всегда проходило удачным. Из-за некоторой несбалансированности центра тяжести, при перемещении с велосипедом, он часто падал и несколько раз сильно ушибся об раму.

Со временем отработал метод, при котором он брал свой Орлёнок одной рукой за руль, другой за сиденье, приподнимал, а в заключительный момент, когда ноги касались земли, просто отбрасывал велосипед в сторону.

Ещё ему очень нравилось взлетать на деревья. Стоя на «волшебной» полянке, он мог переместиться на верхушку не только «своего» дуба, но и на любое дерево в пределах видимости.

Поначалу, Костя был способен только на один прыжок в день, но со временем уже получалось и два, но два только на короткое расстояния – туда и обратно.

Начал чувствовать, когда он может переместиться, а когда нет. В его груди появилось ощущение как бы воздушного шарика, и по его наполнению Костя понимал – есть ли запас сил на прыжок, или нет. Он замечал, что этот шарик внутри постепенно увеличивается, растёт, а вместе с ним росли и возможности Кости. Теперь, где бы он ни был, он всегда знал в какой стороне находится полянка с дубом. Правда, как далеко от него она находится, представлял только примерно, но уже чётко понимал, может сейчас допрыгнуть, или нет.

И вот наступил день, когда Костя прямо с огорода от дома переместился на полянку к дубу. Ему очень хотелось поделиться с кем-нибудь тайной, и он решил рассказать всё бабушке.

Его рассказы о своих возможностях она выслушала с изрядной долей скепсиса на лице, но во двор за ним вышла. Костик закрыл глаза, представил полянку и …, ничего не получилось. Пробовал ещё и ещё раз, шарик внутри, он чувствовал, – полностью заполнен, но всё было бесполезно. Костик открыл глаза и встретился с внимательным взглядом бабушки.

– Это всё? Я могу идти домой? – поинтересовалась она.

Костик молчал, понурив голову, понимая, как глупо и нелепо он сейчас выглядит.

– Ты меня пугаешь, – продолжила Евгения Петровна. – Шутка очень странная. Ладно я твоя бабка, я смолчу, но не вздумай так пошутить ещё с кем-нибудь. Тебя и так в деревне чудным считают: с ровесниками местными не общаешься, всё где-то по лесу носишься. А с такими шутками, будут считать тебя, как они здесь говорят – малохольным, – сказав это, Евгения Петровна развернулась и вернулась в дом.

Костик остался стоять на месте, пытаясь понять – почему ничего не вышло. После этого случая он дал себе слово, никогда больше не пытаться показывать кому-нибудь свои возможности и держать их в строгом секрете.

Почему попытка переноса в присутствии бабушки не получилась, он позже разобрался.

У Кости и раньше были дни, когда не мог совершить перенос, но он тогда не в полной мере ощущал свою насыщенность «силой» – так он стал про себя называть чувство заполнения шарика внутри, и, поэтому, при неудачах, винил свою неготовность. Но когда контроль улучшился, а, даже при полном наполнении силой, всё равно прыжки не всегда получались, тогда и стал догадываться, что дело не только в нём.

В конце концов, в такой же неудачный день, Костя заметил, что если смотреть в сторону «волшебной» полянки, то у него перед глазами появляется какая-то красная точка. Так со временем он разобрался, что, если эта точка красная, или оранжевая – прыжки невозможны. Жёлтая, – прыжок может получиться. Зелёная, синяя – всё замечательно. А однажды, после грозы, он смог увидеть, как буквально за несколько минут точка из красной превратилась в зелёную. Так пришло понимание, – полянке для его переноса иногда просто не хватает энергии, и что она может пополнять её особенно быстро во время грозы, но в саму грозу – прыжок невозможен.

Костик продолжал эксперименты со своими способностями. Однажды решил совершить прыжок прямо из своей комнаты. Он долго на это не решался: боялся, что его размажет об стены, или потолок. Костик подошёл к предусмотрительно открытому окну, надеясь, что волшебная сила вытащит его через окно, но ничего не получилось. Не смог он совершить перемещение и когда находился под козырьком автобусной остановки, но достаточно было из-под него выйти – перенос состоялся.

Самое неприятное случилось во время эксперимента с картонной коробкой из-под телевизора.

Костя выкинул из неё подушки и какие-то ещё обсыпанные порошком от моли одеяла. Вытащил коробку на улицу, залез вовнутрь и попробовал переместиться. Как оказалось идея была не очень удачной – он это понял, выбираясь из коробки уже на «волшебной» полянке.

Попытка разобрать её провалилась: металлические скобы, скрепляющие картон, оказались очень крепкие, а с собой не было даже ножа. Мысль тащить несколько километров до дома коробку, в которую при желании можно было засунуть трёх, или даже и четырёх таких Костиков – он отбросил сразу, поэтому отволок её с полянки и сбросил в овраг.

Всю дорогу обратно, он продумывал для бабушки различные удобоваримые версии пропажи коробки. Выбрал ту, где якобы строил партизанский штаб в овраге, рядом с деревней, но по недосмотру штаб, то есть коробка, сгорела от костра, разведённого слишком близко.

После выданной версии с партизанами, он отделался только лёгким подзатыльником, и требовании помочь распихать подушки по антресолям.

Всё на этом бы и закончилось, но Клавдию, жену соседа Григорича, одна из подруг попросила помочь в поиске коровы, отставшей от деревенского стада. Клавдия, заметив в кустах коробку узнала сразу – она видела её раньше, да и телевизор Рубин в деревне был только у Евгении Петровны.

Объяснить бабушке, – за каким лешим, он на четыре километра от дома оттащил огромную коробку, и выбросил в овраг, было сложно, поэтому, при допросе Костя, просто насупившись молчал. Вывод о психическом состоянии внука, бабушка вслух озвучивать не стала, но её жалостливый взгляд буквально говорил: «И мальчик хороший, и глазки умненькие, а на самом деле с головкой-то – беда, беда!».

После летних каникул, Косте редко удавалось выбраться в деревню и использовать свой дар. С наступлением зимы это стало вообще почти невозможным, но за это время Костя хорошо развил другую свою способность: он вполне отчётливо стал различать все косточки, сухожилия и даже глубокие вены в своей руке. А к очередному лету мог уже за несколько метров видеть скелет внутри человека, даже через одежду.

О своих возможностях рентгена – так про себя он их называл, Костя решил тоже никому не рассказывать, проявив удивительную для своего возраста мудрость.

На следующих летних каникулах Костя поостыл к прыжкам. Да, первую неделю он попрыгал, но затем стал больше времени проводить со своими деревенскими сверстниками. С ними ездил на велосипедах купаться и рыбачить на водохранилище. Вечерами толпой ходили в город на танцплощадку, посмотреть на танцующих, или же сидели у костра в овраге с ребятами постарше. Те, пустив по кругу бутылку дешёвого портвейна, дёргали за струны гитары и с подвыванием пели «блатные» песни. Для Кости всё это было внове, всё интересно.

Способности к перемещению у него выросли не сильно. Может длина прыжка и увеличилась, но не очень заметно. Костя часто стал использовать перенос, чтобы просто быстрей добраться до нужного места. Для этого выбрал приметные точки – маяки, по разным направлениям, старался их хорошо запомнить, а затем, дойдя, или доехав на велосипеде до волшебной полянки, прыгал к выбранному маяку.

Однажды, благодаря своим суперспособностям, Костя удалось избежать и серьёзных неприятностей.

В тот день, рано утром, он решил съездить на рыбалку к водохранилищу ТЭЦ. Вода из него использовалась для охлаждения пароконденсаторов ТЭЦ, при этом нагревалась сама, отчего температура воды в водохранилище была намного выше, чем в обычной реке. Купаться там можно было уже начиная с мая и вплоть до середины сентября. И сам Костя, после уроков, часто ездил из Георгиевска на велосипеде искупаться на водохранилище.

В самом широком месте оно достигало нескольких километров, из-за чего противоположный берег был практически невиден. Тёплая вода, большая площадь привели к изобилию рыбы. Сазаны, сомы водились там просто невероятных размеров.

Правда, все удобства от наличия рядом тёплого водохранилища, перечёркивались неприятностями и дискомфортом от огромного количества дыма и пепла, выбрасываемые в воздух четырьмя трубами ТЭЦ.

Преобладающие в этой местности ветра, уносили дым от Каменска, но иногда, он всё же гнал всё в его сторону, и тогда клейкие листочки на липах, высаженных в центре города, покрывались толстым серым налётом с трудом смываемый затем дождями.

Зимой пепел окрашивал снег в чёрный цвет, и ходить по такому на лыжах, было сравнимо с движением на лыжах же по асфальту, зато с гололедицей пепел справлялся замечательно.

От Каменки до водохранилища было километров двенадцать, и всё по грунтовой дороге. Туда удобней было ехать из Георгиевска, – откуда к ТЭЦ вела асфальтированная дорога и только последние три километра до пляжа приходились на грунтовку. Но если из Каменки сначала ехать до Георгиевска, а затем до водохранилища – получался большой крюк, и, хотя почти всё время движешься по асфальту, но если погода сухая, то напрямик по грунтовке получается намного быстрее. Кроме того, выбрав путь напрямик, Костя мог значительно сократить расстояние за счёт прыжка.

Проснувшись рано утром, и выкатив свой Орлёнок с привязанными к нему удочками, он благоразумно решил доехать на велосипеде до места рыбалки, а вот на обратном пути, когда дорога от реки постоянно идёт на подъём, вот тогда и сэкономить силы за счёт прыжка.

Рыбалка в тот день особо не задалась, но с десяток плотвичек и одного окунька он вытащил.

Привязав удочки и скромный улов к раме своего Орлёнка, он сначала пешком, толкая велосипед, двинулся вверх от берега. Преодолев совсем крутой подъём, забрался в седло и пока ещё трудом вращая педали двинулся обратно в деревню.

Вскоре добрался до развилки, где широкая и укатанная дорога поворачивала на Георгиевск, а другая, заросшая из-за нечастого использования короткой травкой, вела к Каменке.

Сзади раздался короткий, резкий свист, оглянувшись, Костя увидел, как из кустов, растущих вдоль дороги на Георгиевск, вылезает какой-то пацан, протаскивая сквозь ветки велосипед. Метров через сто от первого на дорогу выбирались ещё двое и тоже с велосипедами.

Костя узнал, всех троих и сразу понял: это явно засада и засада была на него. Дом, в котором они с матерью жили в Георгиевске и ещё несколько соседних, располагались недалеко от железнодорожного вокзала и назывались Вокзальными.

Подростки из Вокзальных домов враждовали с Зубовскими. К Зубовским относилось пять или шесть четырёхэтажных домов, по дороге к Зубовскому посёлку.

Из-за чего и как началась эта вражда – никто уже и не помнил. Она длилась много лет, стала традиционной, по наследству переходя от поколения к поколению, но охватывала только мальчиков-подростков в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Одним из самых ярких проявлений вражды- частые массовые драки.

Предварительно обговаривались место и время встречи. Обычно это было вечером на пустыре за заводским стадионом. Использовать кастеты, колы, или другие предметы было запрещено. Лежачих бить ногами нельзя, – вот, наверное, и все правила.

Правда, с определением возраста были некоторые проблемы, потому как возраст, по договорённости, определялся классом, в котором учился участник потасовки – строго не старше восьмого, отчего второгодники имели серьёзное преимущество и не только в силу возраста. Общеизвестно: не дав большого ума, природа часто компенсирует этот недостаток наделяя особь большей физической силой. В этой категории Зубовские традиционно имели преимущество – второгодников в их рядах всегда было много.

В коллективных драках учувствовали почти все живущие в этих районах подростки, кроме законченных трусов и маменькиных сынков. Их все презирали, называли ссыкунами, не брали в совместные игры, превращая в изгоев. Общаться с ними – «зашквар».

Может позже, некоторые из изгоев, благодаря протекции родителей, чего-то и достигали в жизни, но моральный надлом, как следствие травли в детстве, всё равно оставался с ними на всю жизнь.

Костя изгоем среди своих ребят не был и быть им не желал. Он ходил на «махалово», – так между собой пацаны называли эти драки. Большого удовольствия от участия не получал: в «махаловах» был очень высок элемент случайности. Костя же с детства стремился просчитывать последствия и излишнего риска не любил, а при общей свалке, легко огрести неожиданный удар сзади по затылку, или пинок в спину прямой ногой.

Пусть и запрещалось использовать любые предметы, но некоторые «тихушники», как правило из слабых, но подлых, часто исподтишка тыкали противников шилом в ягодицу, или бедро.

Костя тоже однажды получил такой укол в плечо. В запале сразу и не заметил. Когда же для разгона подъехала милиция, и все бросились врассыпную, Костя бежал удивляясь, – странно, что пот хлюпает только под левой рукой. Дома, снял с себя кофту от спортивного костюма и увидел отверстие с потёками крови сзади в районе плеча от удара шилом.

Эта вражда делала небезопасным и перемещение подростков по городу.

Понятно, крайне опасно было появиться в районе контролируемым враждебной стаей, но неприятности могли возникнуть и на нейтральной территории.

Если сам ты из Вокзальной группировки и встретишь в городе один на один кого-нибудь из Зубовских, – в этом случае, обычно, расходились мирно, игнорируя друг друга. Но когда их трое, а ты один, –лучше затаиться, или сразу спасаться бегством.

В тот день, когда после рыбалки на водохранилище Костя доехал до развилки, где одна дорога отворачивала налево, на Георгиевск, а другая, плохо накатанная, шла дальше прямо и вела к Каменску, то он поехал прямо, возвращаясь к бабушкиному дому в Каменку.

Костя немного проехал после развилки, а когда раздался свист, и он увидел трёх пацанов, вытаскивающих свои велосипеды из кустов, вдоль дороги на Георгиевск.

Костя сразу узнал ближайшего – перепутать с кем-либо Фаридку-космонавта было сложно: плоская, смуглая физиономия, лопоухие уши, с висящей на этих ушах пёстрой тюбетейкой. Сразу догадался и кто остальные двое, вышедшие на дорогу подальше. Конечно, – Рыжий и Чика. Эта троица, последнее время всегда держалась вместе и все они были Зубовские.

Фаридка-космонавт личность была известная на весь город Георгиевск. Про Рыжего, ничего особенного Костя не знал, кроме клички, а вот Чика прогремит уже позже, примерно года через три после описываемых событий. Он тоже тогда прославиться на весь город, и в лучах своей сомнительной славы, угодит сначала в колонию для несовершеннолетних, затем для взрослых, где благополучно и сгинет.

Тогда, три года спустя, в день своей «славы», Чика, в компании такого же балбеса, стоял перед началом первого утреннего сеанса около кинотеатра «Факел», и делал, как, это называлось в Георгиевске, – «Буратин». Цена на утренний сеанс была только десять копеек, и детишки, учившиеся во вторую смену, бежали на него, потряхивая мелочью в карманах. Вот за этими десюньчиками, да пятаками и охотился Чика, рассчитывая насшибать себе на пиво, или стакан самогонки.

Технология была простой: один задерживал мальца, а второй хватал за ноги, поднимал и тряс, как лиса Алиса с котом Базилио трясли Буратино. Выпавшие из карманов монетки подбирали. Если жертва после грабежа сразу не сбегала, а начинали канючить и просить вернуть деньги, то потерпевшие ещё получали и пинка для скорости.

В тот день у мальчонки, которого подняв за ноги, начал трясти Чика, слетели ботинки. Руки у Чики соскользнули, и мальчик упал вниз головой. Упал неудачно: получил сотрясение мозга, помимо – пострадали шейные позвонки. Чика же, подобрал выпавшую мелочь и, оставив ребёнка лежать в бессознательном состоянии, ушёл вместе с дружком. Нашли их быстро, в тот же день.

Пострадавший мальчик, долго пролежал в гипсовом воротнике, но всё же более-менее оправился. А Чику осудили достаточно строго и отправили в колонию.

Если к Чике известность придёт позже, то Фаридка- космонавт уже с детства был личностью знаменитой.

Его звёздный час пришёлся на день, когда в космос полетел второй наш космонавт – Титов.

Услышав объявление по радио, о новой победе Советской космонавтики, многие люди выбежали на улицу, чтобы поделиться радостью. Они все смеялись и дружно кричали: «Ура!».

В этот момент, тогда ещё просто Фаридка, бегал по своему балкону, на четвёртом этаже и наблюдал за ликованием внизу. Принять участие в празднике он не мог – совсем недавно ему сделали обрезание.

На Фаридке была длинная отцовская рубашка на голое тело, чтобы не травмировать пострадавший орган. В этой рубашке он метался от одного края балкона к другому, как тигр в клетке. Фаридка был очень активным мальчиком – энергия просто бурлила в нём. В детстве он часто срывался с места и нёсся непонятно куда с криком: «Айда! Айда!».

Кто-то из ребят во дворе, заметив метания Фаридки, крикнул ему: «Фаридка! Айда! Айда к нам!». Услышав приглашение, Фаридка, как существо компанейское, удержаться уже не мог. Вскочив на табуретку, он перебрался на перила балкона и смело прыгнул вниз, с четвёртого этажа.

Снизу раздались испуганные крики. Фаридка же, беспрепятственно пролетев два этажа, зацепился рубашкой за ветку растущего у дома дерева. Ветка согнулась, и он завис, с натянутой на голову рубашкой, в метре от земли, отчаянно извиваясь и дёргая ногами. Ветка, унося вверх рубашку, победно распрямилась, а Фаридка, без единой царапины на теле, оказался на земле.

В этот момент во дворе наступила полная тишина, которую вдруг разорвал вопль Фаридки. Дальше, шлёпая босыми ногами, он бросился к своему подъезду и, продолжая непрерывно вопить, понёсся по ступенькам вверх, к себе, на четвёртый этаж.

– Вот русский мальчонка, упади с четвёртого этажа, – точно убился бы насмерть, а татарину хоть бы что! – произнесла одна из старушек, сидящих около подъезда, как только Фаридка скрылся за дверью.

Для этих старушек все мусульмане были татарами, как и все кавказцы – грузинами.

В это время мать Фаридки, выйдя на лестничную площадку, обсуждала с соседкой полёт космонавта Титова, не подозревая что в их дворе только что произошёл также удивительный полёт.

Женщина стояла, придавив задом дверь, чтобы её непомерно шустрый ребёнок, не выскользнул бы из квартиры. От разговора их отвлёк несущийся снизу вопль. Они настороженно замолчали прислушиваясь. Представьте шок матери, увидевшей бегущее снизу своё абсолютно голое чадо, вопящее и трясущее свежеобрезанной, в зелёнке тютюлькой.

После этого эпического, для уровня городского района, случая, Фаридка заслуженно получил к своему имени почётную приставку – космонавт.

Вот такая компания: знаменитый на весь город Фаридка-космонавт, обретший свою сомнительную славу позже – Чика, и примкнувший к ним, малоизвестный Рыжий, поехали искупаться на пляж водохранилища. Все они принадлежали к Зубовским, а когда увидели Костю, толкающего от реки в горку велосипед, то сразу решили устроить засаду, на подвернувшегося им одинокого представителя Вокзальных

Ехать им навстречу Костику было рискованно: тот мог развернуться назад к реке, под защиту сидящие на берегу рыбаков. Они не знали, что на лето он переехал жить в Каменку к бабушке, и поэтому устроили засаду по дороге на Георгиевск.

Фаридка-космонавт, спрятавшись в кустах, должен был пропустить Костика, а когда Чика с Рыжим выйдут перед Костей на дорогу, Фаридка должен был перекрыть пути к отступлению.

Весь план рассыпался – Костик поехал прямо – на Каменск. Фаридка свистнул, оповещая товарищей, и они бросились в погоню. Сам Фаридка поехал низом, отсекая жертву от реки, а Рыжий с Чикой помчались за Костей напрямую по дороге. Шансы догнать были весьма высокие – все трое имели велосипеды для взрослых. Когда дорога шла в гору, Костя, на своём подростковом Орлёнке, ещё имел шансы сохранять разрыв, но на ровном участке, конечно, стал бы проигрывать.

Костя прекрасно понимал: если догонят, самое малое – отберут улов и снасти, но ещё обязательно побьют, а могут и велосипед искорёжить. Он поднажал на педали, радуясь, что резерв полон, и стоит только добраться до маяка – сухой рябины и сразу прыжок к волшебной поляне.

То, что перемещение придётся совершить на глазах преследователей, – мало волновало. Такое уже бывало, и он знал, что у случайных наблюдателей появляется сначала какая-то рябь перед глазами, а после ещё надо проморгаться, поэтому оценить необычность исчезновение Кости они не могут.

Преследователи стали догонять, они изображали злорадный хохот, выкрикивали оскорбления и между собой громко обсуждали, что с ним сделают.

Костя уже достиг маяка – сухой рябины, но у него возник другой план. Немного дальше за этой рябиной, в лес сворачивала тропинка. С деревенскими ребятами часто гоняли по ней, и хорошо знал о её коварстве. Тропинка, петляя уходила вниз, ко дну оврага, а затем поднималась наверх. Но вэтом году вода по весне промыли в самом низу глубокую яму, совершенно незаметную из-за травы.

Один из деревенских пацанов, забыв, или не зная про яму, влетев на скорости, погнул колесо и выбил об руль зуб.

Костя оглянулся, оценивая расстояние до погони и понял, что должно всё получиться.Первым из преследователей ехал Чика, за ним Рыжий, а последним, с небольшим отрывом – Фаридка.

Свернув на лесную тропинку, Костя пригнул голову к рулю, спасаясь от веток. Хотя и часто гонял по этой дорожке, помнил все её петли, – опасность упасть всё равно была от упавших на неё толстых сучьев, или целых стволов, скрытых поворотами. Но, несмотря на всё это, Косте удалось ехать очень быстро.

Достигнув дна оврага, остановился, перетащил велосипед через яму, ногой поправил стебли травы за собой, и, вскочив в седло, постарался разогнаться, создавая видимость безостановочной езды.

Троица Зубовских, на извилистом спуске, поначалу осторожничала, но, когда, идущий первым Чика, после поворота, совсем недалеко увидел Костю, медленно подымающегося на другую сторону оврага, то близость жертвы разбудила азарт и заглушила осторожность.

На спуске со склона, Чика постарался разогнаться как можно сильнее, рассчитывая на «вымах» преодолеть подъём и догнать, наконец-то, Костю. Переднее колесо, почти на весь диаметр, провалилось в яму, и Чика, выброшенный из седла, с размаха ударился лицом о землю, а велосипед, перевернувшись, добавил ему багажником по голове и остался лежать на стонущем хозяине.

Заметив аварию, Фаридка-космонавт и Рыжий резко затормозили. При этом Фаридка не удержав равновесие упал, гулко стукнувшись башкой о дерево. Но для крепкой головы настоящего космонавта такие удары были нестрашны, и, быстро поднявшись, вместе с Рыжим, они подбежали к товарищу, который, перемежая стоны с матом, пытался выползти из-под велосипеда.

К этому времени Костя, преодолев крутой подъём, остановился на почти пологом участке наверху, и с удовольствием наблюдал за копошением врагов на дне оврага. Затем стал громко выкрикивать оскорбительные дворовые кричалки, самыми безобидными из которых были: «Зубилы – дебилы» и «Зубаки – дубаки».

– Догоните этого гада! – с яростью выдавил из себя Чика, пытаясь оттереть подолом майки кровь и грязь с лица.

Рыжий с Фаридкой бросились назад к своим велосипедам.

Немного отъехав за кусты, Костя остановился и сразу перенёсся на «волшебную полянку», спокойно доехал до бабушкиного дома, часто улыбаясь по дороге, представляя, как всё это будет пересказывать своим ребятам во дворе.

Позже Костя узнает, что при ударе Чика погнул у велосипеда колесо с передней вилкой, и ему пришлось больше десяти километров до Георгиевска тащил его на себе.

Все эти игры с прыжками были забавны, но не более. О настоящей миссии и функции «волшебной» полянки Костя и близко не догадывался, но истинное предназначение проявилось тем же летом, в начале августа.

Тот год случился очень урожайным на ильинские опята. Бабушка выдала Косте большую корзину и приказала набрать её полной, так как все местные грибами, по её выражению: «Огрузились».

Получив наказ и корзину, Костя отравился в лес. Не доходя «волшебной» полянки, спустился в овраги и стал искать грибы. Запутаться и заблудиться в их переплетениях уже не боялся: теперь он всегда знал где находится его полянка, примерно представлял и расстояние до неё.

Когда, ползая по склонам, наполнил наконец-то корзину, сориентировался и понял – надо забираться на правый склон. Поднявшись, увидел в нужном направлении очередной овраг. Спустился, долго искал место для подъёма. Выбравшись, некоторое время двигался по плоскому участку среди редко растущих берёз, при этом ругал себя – здесь на ровном участке было полно опят, а он ломал ноги по склонам. Но ровное место кончилось и опять перед ним появился овраг, причём очень глубокий.

У Кости тогда впервые появилась мысль – просто перенестись к полянке, но тогда корзину почти всю дорогу придётся тащить домой пешком, что, уже подуставшему мальчику, совсем не хотелось. Он всё же нашёл в себе силы преодолеть последний овраг, но и за ним полянки не было. Костя медленно, постоянно осматриваясь по сторонам, в надежде увидеть просвет среди деревьев, шёл по неожиданно ставшим тёмным лесу. В конце концов остановился и уже совсем нацелился совершать прыжок, когда чуть левее места, где рассчитывал увидеть дуб, наконец-то заметил возвышающуюся над деревьями крону гиганта.

Словно обретя свежие силы, быстро добрался до полянки, встал, как обычно, в нужную точку перед дубом и попытался перенестись, но неожиданно ничего не произошло. Костя почти сразу осознал в чём причина: он совсем недавно собрался прыгнуть из леса на полянку, но углядев дуб передумал, а сейчас просто перепутал, и вместо плотины у дома бабушки, опять представил полянку.

Как бы там ни было, прыжок не состоялся, а резерв куда-то ушёл.

Тяжело вздохнув, перехватил корзину поудобней, он медленно побрёл в сторону деревни, совершенно не подозревая, что очень далеко от Земли, на одной из планет Вселенной, на очень похожей внешне полянке, рядом с высоким деревом, появился мальчик, который хотя внешне и отличался от него, но внутренне был всё тем же Костиком с его жизненными установками, с его, пока ещё небольшим, жизненным опытом и памятью.

Тот, другой Костя, пока ещё не осознавая, что с ним произошло, также решил идти домой. Но в отличии от земного Кости, он чувствовал себя вполне бодро и поэтому полянку покинул бегом.

Перед тем как выскочить на дорогу, идущую по краю поля, он услышал сигнал трубы. Совершенно неожиданный для этого месте звук заставил его замедлить бег, а затем Костя вообще в изумлении остановился: вместо пшеницы, он на поле увидел посаженные в ряды высокие растения со стеблями похожими на стебли кукурузы. Причём, они находились от него за забором из деревянных рам, внутри которых была натянута сетка из медной проволоки.

Пытаясь осмыслить – куда же он попал, стал осматриваться по сторонам. Его взгляд зацепился за корзину в руках. Это была явно не его корзина, более того – это, вообще, не было корзиной в его понимании, да и грибы в ней с розовыми шляпками явно не опята. Корзина, точнее сказать теперь – сумка из грубой ткани, выпала у него из рук, грибы высыпались к его ногам привлекая внимание к обуви. Он выходил из дома в коротких резиновых сапогах, сейчас же на нём были сапожки из мягкой кожи. Штаны, рубашка – всё было другое, но самое главное – руки тоже были не его. Костя ощущал и управлял как своими родными, но они сильно отличались от его рук.

Прибывая в ступоре, он не сразу услышал топот всадника. Когда же заметил, первое его желание было спросить: «Где он? Куда он попал?».

Всадник подъехал ближе, и Костя смог рассмотреть, что в седле сидит вроде бы человек, но под ним явно не лошадь, а какая-то смесь лошади с верблюдом. Да и сам человек по нынешним временам одет был достаточно необычно: кольчуга, на голове металлический шлем, сабля на боку, и ещё, в правой руке он раскручивал верёвку с грузиками.

Совсем не задумываясь, на одних инстинктах, Костя бросился обратно на поляну. У него оставался небольшой запас силы в резерве, и он надеялся, использовав его, взлететь на дерево.

Верёвка с грузиками, брошенная всадником, перехлестнула колени, и мальчик свалился на землю. Когда же освободив ноги от верёвки поднялся, то рядом уже стоял всадник, а его рука, сжимающая обтянутую кожей дубинку, была поднята в замахе.

– Вот и допрыгался! – подумал Костя, и, прикрывая от удара голову, закричал: «Не надо!».

Глава 3.

В себя Костя пришёл в какой-то маленькой комнатке, у него сильно болела голова и сознание было немного спутанным. В комнатке не имелось окон, а ослабленный дневной свет как-то проникал сверху, через довольно широкий зазор между стенами и потолком, еле-еле освещая помещение. В царящем полусумраке можно было разглядеть стоящий рядом невысокий стол, сбитый крепко и без изысков из толстых струганных досок, покрашенный уже облупившейся тёмной краской. На столе стоял кувшин и кружка из обожжённой глины.

Под стать столу была и топчан, на котором он лежал, из таких же досок, и, практически, являлся копией стола, только раза в четыре длиннее. Матрас и подушка, по ощущениям, были набиты тряпками. На подушке имелась наволочка из синей и достаточно грубой ткани. Такая же ткань пошла и на простыни, только краска на них сильно выцвела, и бывший синий цвет только угадывался.

Под простынёй Костя лежал абсолютно голый, только чувствовал: что-то висит у него на ногах в районе щиколоток. Он сел и скинул простынь. На правой ноге увидел стальной браслет, к которому крепилась стальная же цепочка, ведущая куда-то под топчан. Костя руками вытянул её метра на два, больше цепь не поддавалась.

На щиколотке левой ноги был тоже браслет, но другой конструкции и по виду выполненный из меди. Он контактировал с ногой через какую-то мягкую прокладку. Если стальной свободно болтался на ноге, то медный сидел достаточно плотно, имея для этого регулировочные винты. От него шёл медный же провод и тоже уходил под топчан. За медный провод мальчик дёргать не стал – он был достаточно тонким, его легко можно было оборвать, а судя по тому, что Костю приковали, наказание за оборванный провод могло быть достаточно строгим.

– Допрыгался! Допрыгался! – назойливо стучало в голове.

Он ещё раз подёргал за приковавшую его цепь, не с попыткой оторвать, а просто надеясь звоном привлечь внимание, но ничего не произошло.

Тогда, преодолевая головную боль, начал кричать: «Эй! Эй!». Сначала тихо, затем всё громче и громче. Наконец послышались шаги, дверь отворилась и сразу стало светлее.

В проёме, Костя увидел почёсывающего и зевающего подростка в одних штанах, с голым торсом. Парень, по земным меркам, был вполне обычный, с пепельного цвета лохматой, видимо со сна, шевелюрой, остроносый и сероглазый.

Он начал что-то спрашивать у Кости, но тот в ответ только слабо мотнул головой, показывая непонимание, и чуть не застонал от боли в висках. Парень же, оставив попытки поговорить, молча, достал из-под топчана деревянную шкатулку, к которой тянулся провод от ноги Кости, отвернув винты, снял медный браслет и осторожно размотал похожую на бинт подкладку под ним. Всё убрал в шкатулку. Сдёрнув простыню, укрывавшую Костю, смочил водой из кувшина её край, затем увлажнённым куском протёр ногу мальчика в месте, где крепился браслет и, забрав шкатулку, направился на выход.

– Эй! Эй! – Костя опять постарался привлечь к себе внимание.

Парень оглянулся, некоторое время постоял обдумывая, затем подошёл ближе и ногой выдвинул стоящий под топчаном ночной горшок с крышкой. Посчитав, что теперь уж все потребности Кости удовлетворены, вышел из комнатки, оставив дверь немного приоткрытой.

Костя, гремя цепью, воспользовался ночным горшком. После решил испытать, хватит ли ему длинны цепи чтобы самостоятельно открыть дверь. Понял, что если ляжет на пол, то, быстрее всего, до двери дотянется, но пробовать не стал – он голый, а пол грязный.

Налил в кружку и выпил воды из кувшина. Вода была неприятно тёплой, и он с трудом сдержал рвотные позывы. Больше заняться в этой комнатке было нечем.

Он лёг на спину, укрывшись простынёй, и, обхватив руками голову, в надежде уменьшить боль, постарался вспомнить – как же он сюда попал, как оказался в роли обезьянки на цепочке.

Сосредоточиться ему помешал громкий, заунывный звук трубы. Некоторое время продолжала царить тишина, затем захлопали двери и послышался топот множества ног.

Неожиданно его дверь приоткрылась шире и в полученную щель пролезла голова какого-то мальчишки. Голова исчезла и, что-то крикнув, опять появилась. Тут же, над ней, возникла ещё одна голова. Затем дверь распахнулась полностью, и Костя увидел в проёме сразу пять, или шесть подростков, пялящихся на него, при этом что-то активно и весело обсуждая.

Раздался повелительный окрик, все подростки враз повернули головы в сторону окрика и незамедлительно исчезли. Перед дверью задержался мужчина крепкого телосложения с короткой стрижкой и твёрдым, немигающим взглядом. Он внимательно посмотрел на Костю и полностью захлопнул дверь. Сделав несколько шагов, он, видимо, передумал оставлять Костю в темноте, вернулся и приоткрыл её, оставив достаточно широкую щель, отчего в комнатке стало гораздо светлее.

Крики и топот удалились. Костя опять попытался собраться с мыслями, и тут прострелило неожиданное, пугающее воспоминание – момент, когда он рассматривает руки и они кажутся ему чужими. Он быстро поднёс руки к глазам, благо освещение улучшилось и теперь мог хорошо рассмотреть – руки были не его. Скинул простынь: выпирающие снизу рёбра, пальцы ног, сами ноги, живот – всё непривычно на взгляд, всё не его. Это было как страшный сон.

Сознание с таким открытием справиться, в полной мере, не смогло, и Костя застыл в каком-то оцепенении.

Появился парень, заходивший утром. Бросил на топчан одежду, достав ключ, отсоединил от браслета на правой ноге цепь. Подёргав Костю за руку, показал на одежду.

Вся одежда состояла из нательных длинных трусов, штанов и рубашки из грубой ткани. Ещё на полу валялись сандалии с длинными ремешками. Костя медленно, оделся. Как завязывать сандалии не знал, но посмотрев на ноги подростка, примерно также обмотал и завязал ремешки на щиколотках.

Подталкиваемый в спину, он вышел на улицу. Мозг совсем отказывался работать и, в каком -то сомнамбулическом состоянии, Костя пересёк двор ни на что не реагируя и смотря только под ноги.

Поднялся на невысокое крыльцо, какого-то одноэтажного строения, прошёл по коридору, в конце которого, за красивой резной дверью находился кабинет, куда его и завели.

Стены, пол и потолок кабинета были отделаны лакированными дощечками на манер паркета. Только на полу дощечки имели тёмный цвет, на стенах посветлей, а на потолке совсем белые.

Правую от входа стену, под самый потолок занимали полки, заставленные книгами в кожаных переплётах.

Напротив входа, спиной к окну, за большим двухтумбовым столом, в кресле с высокой спинкой, сидел худенький пожилой мужчина с длинными седыми волосами в круглых очках. В дополнение к очкам он держал перед собой большую лупу и рассматривал переливающейся на свету камешек, извлечённый пинцетом из маленькой деревянной коробочки с задвижной крышкой. Ещё несколько подобных коробочек располагались перед ним на столе.

Субтильная фигура, за величественным резным столом и похожим на трон креслом, смотрелась совсем неуместно. А затёртый на локтях чёрный камзол, обильно обсыпанный по плечам перхотью, закреплял впечатление случайности попадания столь непрезентабельной личности на это монументальное место.

Но это было только впечатление: восседать там он имел полное право, потому как являлся не только дипломированным наставником, но и управляющим школы, на территории которой они сейчас и находились. Звали его Гарвил, а все обращались к нему – мэтр Гарвил.

Школа в официальных документах также носила название: «Либоргская школа целительства и артефакторики Гарвила», а в повседневном общении просто – школа Гарвила.

Должность управляющего школы в материальном плане была достаточно прибыльной, и если предыдущий управляющий по какой-либо причине уходил, то мэрия города проводила денежный аукцион, Победитель, заплативший больше всего денег, занимал этот пост. К участию в аукционе допускались только дипломированные наставники. В дальнейшем, выигравший аукцион наставник, ставший главой школы, должен был ещё оплачивать и ежегодный патент.

Но и это было не всё: в мэрии имелась специальная комиссия, контролирующая хозяйственную деятельность школ, наделённая правом увольнять руководителя по итогам проверок. Безусловно, по результатам одной проверки, это было невозможно, но если критические замечания в оговорённый срок не смогли, или не захотели устранять, то увольнение было вполне возможным.

Существовал ещё и наблюдательный совет мэтров, с правом проведения инспекций и проверки уровня подготовки учеников. Члены этого же совета принимали у учеников экзамены по присвоению категории. Они также имели право ставить вопрос об увольнении руководителя школы, если её ученики показывали слабые результаты.

Несмотря на все сложности, мэтру Гарвилу удалось удержатся на должности управляющего больше пятнадцати лет, хотя среди остальных аналогичных заведений этого города, его школа традиционно считалась худшей.

Другие управляющие школ, вальяжные и лощённые господа, менялись достаточно часто, видимо их преуспевающий вид вызывал у чиновников завистливую неприязнь, с сопутствующими кознями и интригами, а затрапезный облик Гарвила таких чувств не пробуждал. Да ещё, по каким-то неизвестным причинам, к Гарвилу благоволил племянник нынешнего князя.

В то время, когда к мэтру Гарвелу привели Костю, в кабинете, помимо хозяина, находились мастер Тулбас и мастер Ярич.

Мастер Тулбас – невысокий, полноватый и абсолютно лысый мужчина, специалист по артефактам, сидел на стуле рядом с мэтром Гарвилом и ждал заключения по изумруду, который его шеф держал перед собой в пинцете и тщательно рассматривал через лупу.

В углу, в уменьшенной копии кресла хозяина кабинета, закинув ногу за ногу и постукивая пальцами по подлокотнику, расположился мастер Ярич – заместитель Гарвила.

Мастер Ярич, был строен и высок. Имел узкое лицо, длинноватый нос с немного свисающим кончиком. Тёмные волосы были аккуратно зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Он тоже ждал, заключения по камню.

Наконец мэтр Гарвил со словами: «Будем брать», аккуратно опустил изумруд в подставленную мастером Тулбасом коробочку, и все трое мужчин, как по команде, дружно перевели своё внимание на Костю, который, ко всему безучастный, опустив голову, стоял в нескольких шагах от двери, там, где его оставил сопровождающий.

– Откуда ты и как тебя зовут? – обратился к нему мэтр Гарвил.

Костя на вопрос не отреагировал.

– Ты вообще меня слышишь? – продолжил мэтр.

– Попробуйте спросить на имперском, – предложил мастер Ярич.

– Сам и пробуй – умник, – с раздражением ответил мэтр.

Ярич повторил вопросы на имперском, затем ещё на нескольких языках – всё без толку. Вмешался мастер Тулбас, и, запинаясь, тоже спросил на каком-то языке. При этом и мэтр Гарвил, и Ярич, посмотрели на него с долей удивления.

В конце- концов, мастер Ярич встал и, подойдя почти вплотную к мальчику, громко крикнул тому в ухо. Костя вздрогнул, и, словно очнувшись, обвёл всех растерянным взглядом. Но кратковременное осознание и какие-то эмоции в его взгляде быстро потухли, и он опять безвольно опустил голову вниз.

– Пусташ подойди! – мастер Ярич, приоткрыв дверь в коридор, позвал паренька сопровождавшего Костю. – Принеси все вещи, которые у «залётного» были с собой и пригласи зайти мастера Мелиуса.

– Зачем Мелиус тебе понадобился? – поинтересовался мэтр Гарвил.

– Что-то взгляд мальчишки не нравиться. – При этих словах, Ярич подошёл к Косте, и, приподняв за подбородок голову, посмотрел тому в глаза.

– Или идиот, или в ступоре, – прокомментировал он свои наблюдения. – Пусть Мелиус в голове покопается, – в этом деле он получше меня будет.

– Нам только ещё одного Древоходца- идиота не хватало, – высказался мастер Тулбас.

– Бубок не идиот, Бубок – дебил, – встал на защиту своего воспитанника мэтр Гарвил. – Между дебилом и идиотом большая разница! Я не отказался бы и от ещё одного такого дебила, как Бубок. Только этот хлипковат, – смерил он взглядом фигуру Костика, – много не утащит. Но он ещё молод, будет нужда – раскормим.

В полуоткрытую дверь кабинета протиснулся подросток, посланный за вещами Костика. Он хотел было всё выложить на стол перед мэтром Гарвилом, но тот, брезгливо поморщившись, показал на стоящий рядом стул. Паренёк бросил туда одежду Кости, сверху аккуратно положил складной ножик. Сапоги, немного замешкавшись, поставил на пол рядом.

– Мастеру Мелиусу вашу просьбу передал. Обещал подойти, – доложил паренёк.

– Подожди в коридоре, – велел ему Ярич, подходя к стулу с вещами и забирая сверху складной нож.

Он его раскрыл, стал рассматривать выгравированную надпись на лезвии: «Завод Зенит».

– Точно не с диких островов к нам прибыл: на лезвии гравировка на каком-то языке, – заметил он.

Следующими были кожаные сапоги и одежда, в которых Костя появился в этот мир, но ничего интересного при осмотре, мастер Ярич не углядел.

– Если у него есть нож – значит не идиот, – сделал вывод мастер Тулбас. – Идиоту нож бы никто не доверил.

– А дебилу могли бы. Вот и у нашего Бубка ножик есть, – ответил мастер Ярич. – Когда я служил по контракту в войсках императора, – продолжил он, – то у него в частях не только половина солдат, но и многие офицеры были просто дебилы. И хочу заметить, что лучший солдат – это солдат с дебильностью. Он много не размышляет, лишнего себе не напридумает. Сказали: вперёд, в атаку, – идёт, особо не заморачиваясь.

–Насчёт солдат – может и правильно, – согласился мэтр Гарвил, – Только нам солдаты не нужны.

Мэтр Гаврил, ещё не успел закончить свою фразу, как в кабинет быстрым шагом вошёл мастер Мелиус. Был он весь кругленький: круглое лицо с круглыми румяными щёчками, покатые плечи, кругленький животик и всё это размещалось на коротких ножках. Уместнее было сказать, что он не вошёл, а вкатился.

– Приветствую, коллеги, – улыбаясь поздоровался со всеми. – Чем обязан? Или вы меня из-за этой белой немочи пригласили, – мастер Мелиус кивнул на Костю. – Так я его вчера осматривал. Ушиб головы подлечил, ну а сотрясение мозга – сотрясение лёгкое, через пару дней само пройдёт. Только вот не могу понять: почему этот охранник-Боруш, со всей дури ему дубинкой по голове заехал, неужели этого задохлика, скрутить не мог? Зачем надо было бить до потери сознания?

– Боялся, что мальчонка силой вдарит, – объяснил Ярич.

– Да откуда сила могла взяться после перехода – молодой, хилый. И что, разве у Боруша амулета нет? – возразил Мелиус.

– Амулет, конечно, есть. Только вспомни: месяца два назад, когда Боруш, тоже залётного, хотел задержать, – залётный его скакуну ноги парализовал, тот скопытился, придавив Боруша тушей, а Древоходца и след простыл, – напомнил Ярош.

– Ну, ты сравнил! Там, со слов Боруша, был матёрый мужик, да ещё, наверное, и с накопителями. А это мелкое недоразумение – на что способно? – ответил Мелиус.

– А вот не так всё и просто! – встрял в разговор мастер Тулбас. – Знаете, сколько за ночь он силы в кристалл влил? А выдал он, без малого, почти восемьдесят даров! А это значит за сутки под сто пятьдесят может набрать!

Все замолчали, удивлённые прозвучавшей цифрой.

– Надо же! – прервал молчание мастер Мелиус. – А на вид совсем сопляк! Однако!

– Вот тебе и сопляк! Получается, после переноса, силы ещё могли остаться, – выдал заключение мастер Тулбас.

– Ладно, пусть так. Только всё равно, не стоило так жестко бить мальчонку по голове, не стоило… Ну, да ладно, хватит об этом. Давайте, рассказывайте, что от меня-то теперь требуется? – спросил Мелиус.

– Сам не видишь? – указал на Костю Ярич. – Мы уже давно разговариваем, а он всё стоит в пол смотрит, ни на что не реагирует. Вот у нас и сомнения – не идиот ли он?

– Мастер Ярич, я, конечно, понимаю, что мозг человека не ваша специализация, но где и когда вы встречали Древоходцев- идиотов? Древоходец – просто не может быть идиотом! Дебилом, как наш Бубок – да, но не идиотом, – заявил Мелиус.

– Что вы истины прописные втолковываете? Я думаю: не мог ли удар Боруша повредить ему голову?

– Что за глупости? Ну ладно, ещё раз посмотрю.

Мастер Мелиус на несколько минут прижал свои ладони к вискам Кости, затем указательным пальцем надавил на какую-то точку, около шейных позвонков. Костя вскрикнул и начал оседать. Мелиус одной рукой придержал его, а другой подтянул ближе стул и усадил мальчика.

Костя покрутил шеей и вполне осмысленно посмотрел на присутствующих.

– Ты меня понимаешь? – спросил Мелиус.

Ответом ему был только испуганный взгляд.

– Никаких серьёзных травм мозга, кроме лёгкого сотрясения, никаких отёчностей, реакции в норме. Просто у мальчишки сильнейший шок, – выдал заключение Мелиус.

– Он не первый залётный у нас, – отчего в такая реакция? Как считаете? – поинтересовался мэтр Гарвил.

– Думаю спустился с пальмы по лиане, подошёл к месту силы, где-нибудь на маленьком острове в центре океана, а при попытке перехода на другой остров улетел к нам. Сами знаете: эта наша полянка похожа на десятки подобных – вот неопытных сюда и заносит. А для островитянина, полудикого, здесь всё необычно – потому и поплыл.

Вспомните, дикаря к нам как-то занесло, тоже с островов. Этот хоть спокойный, тихий, а тот визжал, кусался – к себе не подпускал.

– На нашей поляне пальма не растут, и он не дикарь, – возразил Ярич, протягивая Мелиусу найденный в вещах Кости складной нож.

– Ну и что? Зашёл какой-нибудь корабль – команду сожрали, вещи забрали.

– Вот ещё, – с этими словами мастер Тулбас пихнул ногой сапоги Кости.

– Да, обувь точно не дикаря, – согласился мастер Мелиус. – Значит просто маменькин сынок. От мамкиного подола оторвали, он расстроился, изпереживался, – психика не справилась, сломалась.

– Ладно, кажется, всё ясно, – сделал заключение мэтр Гарвил. – Как обычно, месячишко подержим, силу подоим, пока ущерб не возместит, а тогда посмотрим: или отпустить придётся, или к себе приберём – Древоходцы лишними не бывают. Мастер Тулбас, пусть твои ученики за ним приглядывают, чтоб не сбежал, а ты, мастер Ярич, найди ему работу по хозяйству, и тоже всех предупреди.

– Кто из твоих учеников сегодня с ним? – спросил Мелиус у мастера Тулбаса.

– Пусташ до вечера, а там посмотрим. Кстати, позови его – ты поближе к двери. Пусть отведёт на место.

Когда Пусташ, заставив Костю встать со стула, повёл на выход, мастер Мелиус, придержал Пустоша за рукав и велел, как покормит Костю, зайти, взять успокаивающую настойку. После еды, Костю надо будет обязательно заставить настойку выпить.

– От неё сразу заснёт. Проспит долго, а потом, на утро, если от шока не отойдёт, если не отпустит, – придётся ещё дозу дать, – пояснил мастер Мелиус.

Я больше не нужен? – обратился он к мэтру Гарвилу.

Получив утвердительный кивок, вышел из кабинета. Собрав все коробочки со стола, за ним проследовал и мастер Тулбас.

– Ты что-то хочешь сказать? – спросил мэтр, у оставшегося в кабинете мастера Ярича.

Тот пересел на стул, который до этого занимал мастер Тулбас, придвинул его ещё ближе к хозяину кабинета и почти шёпотом произнёс:

– Я думаю, этот залётный – иномирец!

– Святые Первородители! С чего это ты взял?

– Когда я учился в школе, в Зарине, был подобный случай: залётный, после переноса, тоже впал в прострацию, тоже не знал ни одного языка. Как потом выяснилось – он был иномирец.

– Ты раньше ничего мне об этом не рассказывал.

– Необходимости не было, да и не мог – клятва ученика. Сами знаете, даже если печать подчинения исчезла, то до смерти учителя, мне всё равно сложно открывать его тайны. Мэтр школы в Зарише несколько лет назад умер – теперь могу и рассказать.

–И к твоему искреннему сожалению, из-за новой клятвы, которую дал уже мне, теперь и меня предать не сможешь, – с ехидством заметил мэтр Гарвил.

– Как бы там ни было, но не могу, – с улыбкой ответил Яриш.

– Ладно, понятно. А как ты узнал? Как узнал, что тогда к вам попал иномирец? – спросил Гарвил.

– Как узнал? Сначала случайно разговор подслушал, управляющего школы с одним из преподавателей. Преподаватель докладывал мэтру, что новый залётный у зеркала прямо зависает. То нос потрогает, то уши. При переходе в другой мир, у них, зачастую, внешность меняется, – пояснил Ярич.

– Я тоже что-то подобное слышал, но, как говорят, которые к нам попадают, они всё равно и изначально внешне от нас сильно не отличались. Никаких там пауков, ящериц, а такие же люди, или сильно похожие, – заметил мэтр Гарвил. – Даже наша церковь говорит, что Святые Первородители привели нас сюда с других миров.

– Да я не об этом. Когда я подслушал тот разговор, управляющий ещё сказал, что если залётный иномирец, то попав сюда, он больше не может вернуться в свой мир – навсегда остаётся у нас.

– И тот тоже не смог вернуться?

– Да, не смог.

– Они не сдали его в «Орден смотрящих»?

– Что, они идиоты? Конечно, не сдали! Ну получили бы за него пятьдесят золотых от Ордена – это смешно. Древоходец, обладающий такой силой, за один год может столько денег принести!

– А как же наказание от Ордена за укрытие иномирца? У меня где-то валяется предписание, по иномирцам. Я сейчас точно не помню, но наказание очень серьёзное, вплоть до конфискации всего имущества! – заметил мэтр Гарвил.

– Вы давно видели представителей Ордена в нашем захолустье? И даже если они каким-то образом его обнаружат, то как докажут, что мы знали кто он такой?

Мэтр Гарвил отвернулся и стал смотреть в окно, обдумывая услышанное. Во дворе школы ученики, под наблюдением мастера Фабеха – ответственного за физическое воспитание, отрабатывали упражнения по развитию координации, хотя занятия учеников проходили прямо напротив окна, но мэтр Гарвил в этот момент ничего не видел: в его голове шла напряжённая битва жадности с осторожностью. По своей, сути он был человеком достаточно трусливым, но в его характере превалировала всё же жадность. В этот раз снова алчность победила.

Он повернулся к мастеру Яричу и спросил:

– А что было дальше с иномирцем? Где он сейчас?

– Взяли в ученики. Ещё в учениках, заработал для управляющего кучу золотых. Хотели оставить помощником, но после школы, его, как и меня, заставили подписать контракт с имперской армией. Попал на тридцатидневную войну, тогда и погиб от разрывного ядра, влетевшего в госпитальную палатку. В тот момент занимался с раненным сынком князя Дровленского, стоял над ним. Иномирца насмерть изрубило осколками, а на княжиче ни царапины.

– Но у нас нет полной уверенности, что наш новый залётный – иномирец, – сказал мэтр Гарвил.

– Уверенности нет, но уже сейчас можем посмотреть, как поведёт себя перед зеркалом. Конечно, полная ясность наступит только через месяц, когда мы по закону должны разрешить ему вернуться. Но что-то мне подсказывает: я прав – он иномирец, и вернуться не сможет. А уже сейчас надо придумать легенду: из какой он страны попал к нам, причём страны далёкой и малоизвестной, а ещё, почему не может, или не хочет возвращаться домой.

– Вот этим и займись. Посвящать никого не будем, потому поручить больше и некому, – сказал мэтр.

– Хорошо, постараюсь что-нибудь придумать. Только, уважаемый мэтр, любой труд и правильная инициатива, требует стимуляции, желательно с золотым блеском.

– Если всё будет, как говоришь – ты и без меня, сам придумаешь, как на нём настричь денег.

– Конечно, придумаю, но уже сейчас мы должны договориться.

– Договориться о чём? – поинтересовался мэтр Гарвил.

– Договориться, что иногда будете давать мне возможность подзаработать на иномирце и всё это под клятву.

Мэтр Гарвил, как-то по заячьи покрутил губами, что обычно говорило о идущем внутри активном мыслительном процессе, перед принятием важного решения. Затем поёрзал в кресле и сказал:

– Мы не можем сейчас заключить договор под клятву – не хватает конкретности. Мы не знаем его настоящего имени. Клятва просто не пройдёт. Да ещё и неизвестно, точно-ли он иномирец.

– Я постараюсь узнать имя и составлю текст клятвы. Заодно проверю его реакцию на зеркало. А пока, хочу получить от вас «слово», на договор под клятву.

– Хорошо подходи, – ответил Гарвил.

Мэтр Гарви положил свою правую руку на левое плечо мастера Ярича и произнёс: «Даю слово, что заключу под клятву согласованный договор, на использование тобой иномирца».

– Слово дано, – закончил фразу мэтр.

– Слово принято, – ответил мастер Ярич.

– Как? Всё устраивает? – поинтересовался Гарвил.

– Вставили в «слово» – «согласованный договор», – поморщившись заметил Ярич.

– А ты что хотел? Совсем меня за дурака держишь?

– Нет, но просто надеялся, – улыбнулся Ярич.

Когда Ярич поднялся и собрался идти к выходу, мэтр Гарвил задержал его вопросом:

– Ты сказал, что иномиряне не могут вернуться в свой мир. А по разным другим мирам они могут путешествовать? В наших старых легендах, великие Древоходцы перемещались между мирами. Вот иномирец, с которым ты учился вместе, – он мог?

– Ну так это великие. За ним ничего такого не замечал. Одно время даже жили вместе в комнате: ничего необычного, никаких странных вещей, предметов. Я сам, помню, заинтересовался иномирцами и пытался что-то найти, почитать, но вся сведения про Древохрдцев-иномирцев закрыты. Вот даже у вас есть предписание – выявлять и передавать их в Орден Смотрящих за награду. А как выявлять? Чем они отличаются? Ничего не сказано, – закончил мастер Ярич.

Второй и третий день Кости в новом мире проходили одинаково. Он механически пытался есть принесённую еду, большую часть её оставлял в посуде. Его выводили на улицу, где усаживали на скамейку у стеночки. Сидел тупо смотря вперёд, но ничего не видел – перед глазами всё плыло, и ни на чём не мог сосредоточиться.

Тринадцатилетнему мальчику трудно было осознать, постигнуть произошедшее с ним. Он оказался совершенно один, без какой-либо поддержки, оказался не только в ином мире, но и в другом теле, да ещё и постоянно был прикован на ночь цепью.

Поначалу, даже обдумывать своё положение не мог – сразу начиналась какая-то внутренняя дрожь. Облегчение приносил только сон. Ему давали настойку от который он сразу засыпал. И каждый раз засыпая, Костя надеялся проснуться в своём мире, но просыпался всё на том же топчане с цепью на ноге.

Изменение состояния в лучшую сторону пришло на четвёртый день. Сначала появилась и сформировалась вполне очевидная, для человека на цепи, мысль о побеге. Костя предположил, а затем и полностью себя в этом уверил, что если доберётся до места, где впервые появился в этом мире, то сможет вернуться обратно на Землю, на свою волшебную полянку. И тогда он словно очнулся: у него появилась цель – искать путь к побегу, а для этого необходимо более-менее освоиться, понять, как всё устроено, а значит требовалось перейти к активному изучению нового мира.

Проблемы были не только в незнании языка, сложности были во всём: он слышал запахи, но не понимал их значения, подразделяя по принципу – пахнет, или воняет. Сладкое – горькое различать стал сразу, а вот где солёное, а где кислое, разобрался нескоро.

Не мог поначалу распознавать и людей – все казались на одно лицо. Встретив подобного человека где-нибудь в Москве или Париже, пройдёшь мимо, пусть особо не зацепишь взглядом, – всё же из толпы выделить сможешь, но только в том случае если человек один, а когда они все с узкими переносицами, с приподнятыми вверх наружными уголками глаза, с ушными раковинами практически без мочек, а ещё почти все и с тонкими губами, то у Кости закономерно возникли сложности с узнаванием. Да, они различались по цвету волос и глаз, но в младших группах все были пострижены коротко, и у Кости долгое время не получалось отличать их друг от друга.

За Костей поочерёдно присматривали ученики мастера Тулбаса. Они принадлежали к старшим, длинноволосым группам, уже определившимися со специализацией. Их выбор был– изготовление артефактов, которое преподавал мастер Тулбас.

Каждое утро, кто-нибудь из этих учеников приходил в комнату Кости, отсоединял браслет с медным проводом, и всё это, вместе с шкатулкой уносил, затем возвращался с завтраком. После того, как Костя поест, выводили на улицу и оставляли сидеть на лавочке, пристегнув цепью, давая всем обитателям школы вдосталь на него поглазеть, а младшим похихикать.

Через пару часов после сидения на улице, Костю отправляли в его комнату, где опять пристёгивали на цепь к топчану.

Перемены в этом распорядке начались на пятый день с завтрака, который принёс ученик по имени Пусташ, – так звали паренька, который зашёл к Косте, когда тот впервые очнулся в этой комнате, а затем он же отвёл мальчика к управляющему школы.

В то утро, в отличие от предыдущих, когда Костя с безразличием ковырялся ложкой, иногда как бы засыпая с ней в руке, то сейчас, посмотрев на принесённый завтрак, отрицательно замотал головой и, указав на горшок с опостылевшей ему кашей, изобразил рвотный позыв. Затем подвинул горшок Пусташу и протянул ложку, предлагая съесть самому. Пусташ в ответ засмеялся, тоже изобразил позыв рвоты и, продолжая улыбаться, ушёл, оставив горшок с кашей на столе.

Вернулся он примерно через полчаса, уже вместе с мастером Мелиусом.

Подойдя к сидящему на топчане Косте, мастер упёрся одним указательным пальцем мальчику в подбородок и, задрав ему голову вверх, некоторое время смотрел в глаза. Отпустив подбородок, он плотно прижал свои мягкие ладони к вискам Кости и так застыл, словно к чему-то прислушиваясь. Убрав руки от головы мальчика, мастер Мелиус сказал Пусташу несколько фраз и неторопливо покинул комнату.

Костю избавили от цепи, и, радостного, от того, что наконец-то сняли с привязи, сопроводили на поле, или точнее большой огород, расположенный недалеко от здания школы. Там в его руках оказался инструмент похожий на тяпку – сразу значительно понизивший ему градус радости.

Пусташ изобразил перед Костей хоть и короткую, но вполне доходчивую пантомиму. Он повёл рукой, указывая на пространство за забором огорода, следом изобразил бег на месте, а в заключении палкой от тяпки легонько постучал мальчику по спине. Всё предельно понятно – сбежишь, побьют палками.

Затем Пусташ подвёл его к женщине, которая, по-видимому, была здесь старшей. Он впервые увидел женщину этого мира, но никаких особых отличий от земных не заметил. Да, у неё тоже тонкий нос, ушные раковины без мочек, но в остальном, даже в одежде – ничего необычного. Свободная блузка, широкие штаны до щиколоток. Рядом согнувшись, обрабатывали землю ещё несколько женщин. На некоторых были такие же штаны, на других юбки. Чувствовалась полная свобода и в выборе одежды, причёсок и головных уборов.

Старшая, в свою очередь, отыграла свою пантомиму, изображая как надо правильно тяпкой окучивать грядки с похожими на земную свёклу корнеплодами, а затем приставила к группе учеников с коротко стриженными волосами. Короткие волосы, как позже узнал Костя, говорили о принадлежности учеников к младшим группам. Выделив грядку рядом с ними, старшая некоторое время понаблюдала за его работай и, видимо, довольная результатом, ушла.

Он взял хороший темп и быстро догнал ребят. Те поначалу часто оглядывались на него, пытались задавать какие-то вопросы, но Костя в ответ только улыбался и разводил руками, показывая – не понимаю. Постепенно его оставили в покое, продолжая болтать между собой. Костя благоразумно не стал их обгонять – нечего выпендриваться и работал рядом, прислушиваясь к разговору. В словах местного языка было очень много звуков «Ш»; «Ж»; «З» и «С», отчего их речь звучала весьма шипяще.

Неожиданно Костя уловил смысл одного слова, означающего – купить. Он тихо произнёс его вслух. Даже само сочетание звуков в этом слове было непривычно для него, но откуда-то он точно знал, что оно обозначает – купить.

Костя стал прислушиваться внимательней, общий смысл фраз он не понимал, но отдельные слова выхватывал и знал их значение: дать; взять; смотреть; идти. Как оказалось, при переходе, он получил знание примерно двухсот – трёхсот основных слов этого мира, точнее этой местности.

Работал на поле, пока солнце не встало в зените. Вместе с учениками пошёл на обед. Культура чистоты в школе была на высоте, и перед обедом их всех заставили принять душ, с достаточно прохладной водой.

Обед в тот день Костя впервые съел почти полностью. Он не улавливал нюансы ни вкуса, ни запаха, отчего еда казалась ему совершенно безвкусной, но понимал, что должен хорошо питаться – силы ещё понадобятся.

После обеда ему дали час отдохнуть, и опять отправили на работы. Все мальчишки, окучившие вместе с ним утром грядки, ушли заниматься своими ученическими делами, а Косте выдали соломенную шляпу от солнца и отвели к какому-то, судя по абсолютно лысой голове и седой бороде к явно старому мужчине – дедку, как про себя его назвал Костя. До ужина, вместе с дедком, но уже на другом участке, засаженным похожими на лопухи растениями, они прочищали поливочные канавки, открывали и закрывали заслонки, направляя воду.

Так, в трудах на земле, прошёл его первый рабочий день.

Все остальные дни, были похожи на этот первый: с утра приходил один из учеников мастера Тулбаса, снимал с него браслет с медным проводом, снимал цепь. Дальше, уже самостоятельно, Костя шёл на завтрак, затем к женщине – распорядителю, которая направляла его на работы. Самая неприятная – чистить свинарник, самая нудная – гонять по кругу осла, приводившего в движение примитивный насос, качающий воду из колодца, самая лёгкая и весёлая – всё с тем же дедком и группой женщин, выезжать на телеге, запряжённой двумя быками к пастбищу, где женщины доили коров, а он собирал у них кувшины с молоком и переливал уже в большие, стоящие на телеге, время от времени отпивая сверку тёплое и жирное молоко. По дороге дедок, указывая на что-нибудь кнутовищем, учил Костю местному языку.

Единственным заметным событием, в череде похожих дней, стал вызов к управляющему школы. Его отвели не в кабинет директора, а в какую-то другую комнату с несколькими столами. Как узнал Костя позже, в этом помещении обычно обедали преподаватели.

Сопровождающий, усадил Костю на стул, сбоку от которого на стене висело большое зеркало и вышел. Директор школы, вместе с мастером Яричем, беседовали сидя за столом подальше, не обращая на него никакого внимания.

Костя поначалу не заметил зеркало, напряжённо ожидая, когда мужчины прекратят говорить и займутся им, но их беседа затягивалась. Костя, решив поглазеть по сторонам, сразу зацепился взглядом за зеркало. Он забыл про всё: до этого Костя видел только своё смутное отражение в воде, сейчас же в полной мере смог рассмотреть и фигуру, и лицо. Он увидел абсолютно похожего на всех местных мальчишку: худощавого, с вьющимися каштанового цвета волосами, с зелёными глазами. Машинально, рукой потрогал за ухо и убедился, – это действительно его отражение.

Костя так увлечённо рассматривал нового себя, что упустил момент, когда разговор за столом затих, а мэтр Гарвил и мастер Ярич сидели уже молча, и оба внимательно наблюдали за ним.

Костя смешался, под их изучающими взглядами и, вскочив со стула, застыл, опустив руки по швам, в ожидании развития событий, но никакого продолжения не было. Мастер Ярич просто позвал сопровождавшего Костю ученика, и тототвёл его к распорядительнице работ.

Позже, обдумывая эту встречу, он предположил, что ему устроили какую-то проверку, но смысл и суть проверки понять не мог.

Тем временем план побега у него в голове сложился полностью. Костя быстро догадался, что с помощью шкатулки с медным проводом у него по ночам, каким-то образом, откачивают силу, без которой перемещения невозможны. Задача была накопить силу, и совершить прыжок сначала к точке появления в этом мире, а затем на Землю. С этим имелись сложности: если на Земле он ощущал только одно место – волшебную полянку, то здесь он сразу видел множество точек. Для себя он выделил одну, которая из-за яркости казалась ближайшей. По здравым размышлениям, с этой, с ближайшей его и должны были привести в эту школу.

Вечером перед побегом, как только очередной ученик мастера Тулбаса надел на него браслет с медным проводом и, застегнув на замок цепь, вышел из комнаты, Костя отвернул барашковые винты, крепящие половинки браслета, снял его с ноги и положил на пол.

Спал он плохо – волнение и необходимость проснуться до утреннего появления учеников мастера Тулбаса, не давали ему уснуть.

Утром, убедившись, что наконец-то, впервые с момента появления в этом мире, запас силы – полный, он вернул браслет на ногу. Вошедший ученик, позёвывая, снял с него браслет и цепь, и, забрав шкатулку, спокойно вышел.

Костя быстро вскочил с топчана, из-под тощего матраса достал заготовленную верёвку и две уже сухие лепёшки, завёрнутые в тряпицу. Верёвку обмотал вокруг тела, засунул под неё лепёшки и стал одеваться.

Всё складывалось очень удачно для побега: огонёк нужной ему точки светил зелёным светом, что говорило о возможности прыжка, а с утра он вполне легально мог покинуть территорию школы – сегодня с дедком они должны были ехать на пастбище за молоком.

На завтраке, несмотря на отсутствие из-за мандража аппетита, он заставил себя как можно полнее набить желудок. Затем побежал помогать дедку запрягать в телегу быков.

Подъехав к воротам, они, как казалось Косте, бесконечно долго ждали пока соберутся все доярки. Дедок о чём-то беседовал со сторожем у ворот, к беседе присоединились подошедшие доярки, а Костя всё время нервно озирался по сторонам, боясь, что вот-вот его махинация с браслетом вскроется, и сейчас за ним прибегут ученики мастера Тулбаса.

Всё обошлось, и быки, раздражающе медленно, потащили телегу в сторону выпаса. Поначалу они двигались в верном направлении, но свернув от реки, нужная Косте точка стала удаляться. Он, дождавшись, когда сбоку появилась небольшая рощица, спрыгнул с телеги, и схватился за живот, изображая перед дедком срочную нужду бежать до кустов. Ещё помахал рукой показывая: давай, езжай – догоню. Дедок понимающе кивнул и поехал дальше.

Костя влетел в кусты, и не останавливаясь, понёсся в нужном направлении. Он уже сильно запыхался, прежде чем решил попробовать переместиться. Перешёл на шаг, и стал искать приметные ориентиры на случай, если придётся возвращаться назад.

Невысокий лысый холм, с одиноким кривым деревом наверху, показался ему для этого вполне подходящим. Он постарался запечатлеть его в памяти, вместе с окружающим пейзажем. Затем, успокоил дыхание и сосредоточился на ближайшей точке, из множества стоящих перед его внутренним взглядом, и мысленно устремился туда.

Всё получилось, – он оказался перед могучим деревом на полянке у опушки леса. Оглянувшись, увидел всё тот же забор из деревянных рам с натянутой внутри медной проволокой. Это было или место, где он впервые появился в этом мире, или очень похожее. на него

Недалеко раздался звук трубы. Костя сразу вспомнил: подобный сигнал – видимо, объявление тревоги, который он уже слышал, появившись здесь впервые.

Сообразив, что времени до появления охраны остаётся совсем мало, проверил остаток силы, – как и надеялся, немного силы ещё сохранилось. В пределах видимости выбрал самое высокое и пушистое дерево, наметил место, чуть выше середины ствола, где гуще всего росли ветки и прыгнул. Всё получилось удачно, и он, устроившись поудобней, стал наблюдать за полянкой, которую только что покинул.

Охрана не заставила себя долго ждать, и довольно скоро к полянке подъехал вооружённый всадник. Хотя до всадника было достаточно далеко, но Косте показалось, что именно этот охранник принял его в первый день появления здесь.

Всадник сначала покрутился на одном месте, затем спешился и медленно обошёл полянку по кругу, ища следы, или примятую траву, но ничего не заметил. Взобравшись на коня, извлёк из седельной сумки трубу, внешне похожую на пионерский горн, и с её помощью издал три протяжных звука.

Неожиданно для Кости, совсем рядом с деревом, на котором он засел, прозвучал ответ и тоже три раза. Мальчик даже не повернул голову в сторону сигнальщика, боясь движением выдать себя.

Через некоторое время, когда сигналы трубы, звучавшие всё дальше и всё глуше, совсем затихли, и Костя почти было успокоился, как на полянку неожиданно влетел очередной всадник, в сопровождении трёх, по-видимому, местных собак, внешне похожих на земных доберманов, только с более короткими лапами и некупированными хвостами. Собаки, принюхиваясь побегали по полянке, но след взять не смогли и, виновато поскуливая, вернулись к хозяину. И этот также три раза прогудел в трубу и, дав шпоры коню, ускакал вместе со своими собаками.

Костя ещё долго просидел в напряжении, боясь шевельнуться, пока наконец решился спустится на ярус ниже, где высмотрел удобную развилку и устроится поудобней. Припасённой верёвкой привязал себя к стволу дерева, и кое-как разместившись на ветках, прикрыл глаза. Заснул, несмотря на все неудобства, быстро – сказалась почти бессонная ночь.

Проснулся, уже поздним вечером. Сразу, стараясь не шуметь, попытался размять затёкшее тело. Достал и съел последнюю лепёшку, о чём быстро пожалел – воды не было, а после сухой лепёшки жажда усилилась. Косте ещё долго пришлось ждать, страдая от жажды и малоподвижного сидения на ветвях, пока до придела заполнился силой и, наконец, решил – пора.

Верёвку оставил на дереве – вдруг ещё пригодится в будущем и начал спускаться без неё, цепляясь и упираясь ногами в узловатые наросты на коре.

Почти бесшумно спрыгнул на мягкую пружинистую почву, постоял прислушиваясь и медленно стал пробираться к полянке. Немного не доходя, неожиданно наткнулся на забор из всё тех же деревянных рам с медной проволокой внутри. Раньше с дерева, из-за густых кустов, не смог его разглядеть, и только сейчас понял, – полянка практически полностью окружена таким забором.

Костя остановился в растерянности обдумывая, как поступить, но затем вспомнил, – всадники как-то въезжали на саму полянку, а значит должен существовать проход. Рядом с забором проходила натоптанная тропинка, и, несмотря на темноту, Костя достаточно быстро добрался до дороги, идущей вдоль опушки, а двигаясь уже по ней дальше, нашёл проход.

С гулко бьющимся от сильного волнения сердцем, он встал на волшебной полянке перед деревом, полностью сосредоточился, представляя в мельчайших подробностях свою полянку на Земле – и ничего…

Затем он повторял и повторял попытки – всё было бесполезно. Костя упал на траву и зарыдал – путь назад, путь домой, оставался для него закрытым. Он долго пролежал на земле этого чужого мира – маленький потерявшейся мальчик, под огромным чужим небом, с чужими звёздами и чужой Луной.

Подняться, поборов апатию, и действовать дальше, его заставила сильное, почти нетерпимое желание пить.

Сначала, неизвестно уже в какой раз, безуспешно попытался вернуться домой, а затем, с тяжёлым вздохом, совершил прыжок к лысому холму – маяку, выбранному им утром, на случай возвращения в школу.

Костя, некоторое время постоял, вглядываясь в сумрак и пытаясь сообразить, куда двигаться дальше. Немного подумав, решил, определяться по стоящей перед его внутренним взором самой яркой точке полянки, откуда он только что переместился. Единственно, если утром шёл строго на неё, то сейчас, возвращаясь к школе, должен идти от неё.

Благодаря царящей вокруг темноте, слабо разгоняемой светом местной Луны, точки, волшебных полянок этого мира, проявлялись очень ярко, а различия в их цвете от красного до зелёного, вновь возродили в Косте надежду. Он сразу вспомнил: когда у Земной точки цвет был красным, или оранжевым, то переместиться не получалось, и, вполне возможно, – именно сейчас у его полянки на Земле красный цвет. Просто надо попробовать в другой раз и тогда, может быть, всё получится, – он вернётся домой. Приободрённый появившемся шансом, Костя двинулся по направлению к школе.

Роща, стоящая вдоль дороги, которую утром он бегом проскочил за несколько минут, сейчас, в темноте, никак не заканчивалась, – снова и снова выставляя на пути Кости выплывающие из сумрака деревья, или кусты. Он уже было подумал, что ошибся и зашёл в какой-то лес, как наконец, за последними деревьями, углядел долгожданную дорогу.

Выбравшись на неё, сразу к школе не пошёл, а направился к знакомому роднику, выходившему на поверхность неподалёку и журчание которого он уже слышал. Вода в роднике была ледяной, и пришлось, борясь с жадностью, пить неспеша, делая перерывы.

Как-то, дней десять – пятнадцать назад, его заставляли серпом срезать траву внутри территории школы и оттаскивать к свинарнику. Тогда он и заприметил дырку в заборе, за хозяйственными постройками, кем-то заботливо прикрытую рассохшейся бочкой. Эта дырка, поначалу, рассматривалась им при планировании побега, но Костя выбрал другой вариант, с легальным выездом за пределы школьного двора, теперь пришло время ей воспользоваться.

Всё прошло гладко, – пробравшись на территорию, он опять задвинул бочку на место.

Уже светало. На ночь, кроме учеников, в школе оставались два сторожа – пожилые дядьки, предпочитающие ночь проводить в сторожке, а не шастать по двору. Ещё был дежурный преподаватель, кто-нибудь из мастеров, или из старших учеников, но и они ночами по двору не бегали, а спали в своих кабинетах.

Костя совершенно спокойно добрался до постройки, где находились спальни учеников, зашёл в свою комнату. Простыни, одеяло с подушкой исчезли, поэтому, не раздеваясь, он улёгся на топчан и, подложив руки под голову, быстро заснул.

Разбудили его только уже во второй половине дня. Перед ним стояли мастер Ярич и один из учеников мастера Тулбаса. Ученик, по-видимому, и обнаружил появление беглеца.

Мастер Ярич, тряс перед лицом Кости рукой, с оттопыренными четырьмя пальцами и кричал: «Ты наказан! Ещё четыре дня! Ещё четыре дня!». К запасу слов, который Костя сразу получил после перехода, он, с помощью окружающих и в первую очередь дедка, узнал и изучил ещё больше сотни слов и выражений, сейчас, понимал всё, сказанное мастером Яричем, но вида не подавал, растерянно хлопая глазами. Костя опасался, – если догадаются, что более-менее владеет их речью, то начнут допрашивать, где был ночью, а этого совсем не хотелось.

Правда, понимая каждое конкретное слово мастера Ярича, – основной смысл, заложенный в эту фразу, от него ускользал.

– Что значит наказан ещё на четыре дня? Меня должны отпустить, а теперь задержат здесь ещё на четыре дня? – задумался Костя.

В последующие дни ничего не изменялось: работа по хозяйству, ночь с прикреплённым к ноге проводом. Единственные изменения – перестали привязывать к топчану цепью.

И всё же, примерно через десять дней после побега, в его жизни наступили настоящие перемены: вечером в комнату зашёл Пусташ, ученик мастера Тулбаса и принёс одежду, в которой Костя попал сюда.

– Всё, завтра домой, – сказал он. Заметив недоумевающий взгляд Кости, повторил громко, как глухому: «Домой завтра, говорю!».

– Понял, понял. Не кричи, – спокойно ответил Костя, и, протянув к Пусташу ладонь, потребовал:

– Нож!

Пусташ, на некоторое время замер, осознавая, что пленник неожиданно заговорил, затем раздражённо хмыкнул, нехотя извлёк из кармана складной ножик, с которым Костя появился в этом мире и вложил в протянутую ладонь.

В эту ночь, провод для забора силы к Косте не подсоединяли.

Рано утром, надев принесённую вечером одежду и натянув тяжеленные кожаные сапоги, он вышел на улицу, сел на скамейку у входа, в ожидании отправки домой.

Костя примерно догадывался, что его ожидает, поэтому эйфории, особого подъёма, не испытывал. Как он понимал: его просто приведут на поляну, на место, где здесь появился в этом мире – и всё.

Надежда была, что волшебная полянка на Земле, в день побега и попытки вернуться не работала, а сейчас с ней всё будет в порядке. Ещё предполагал, – если опять ничего не получиться, то кто -нибудь из учителей этой школы своими возможностями поможет ему перебраться домой.

Надо заметить, что возможности и способности учителей, Костя представлял тогда очень слабо.

Мастер Ярич подошел к нему сразу после завтрака. Мастер был в шляпе, глаза прикрывали затемнённые очки. Если в этот солнечный и жаркий день затемнённые очки воспринимались Костей нормально, то тяжёлая и тоже тёмная шляпа на Яриче, в такую погоду, казались столь же неуместными, как и толстые кожаные сапоги на нём самом.

Вместе они дошли до конюшни, где уже стояли приготовленные к поездке лошадь и пони.

Косте в деревне несколько раз давали прокатится на лошади, но полноценным опытом верховой езды это назвать было, конечно, нельзя.

Мастер Ярич, посмотрев на потуги Кости управлять пони, спешился, отобрал у него поводья и привязал к седлу своей лошади.

Выехав со школьной усадьбы, неспешно добрались до большой дороги, где в просветах с одной стороны иногда появлялась река, а с другой – спускались по склону небольшие усадьбы с домами городских пригородов.

Жилые дома и хозяйственные постройки – почти все из камня, с красной черепичной крышей. Некоторые побольше и побогаче – оштукатурены. Рядом с каждым имелся садик, или огород. Гораздо больший интерес, чем дома пригорода, у Кости вызывал вид на реку, широкая лента которой время от времени показывалась в промежутках, между растущими вдоль дороги деревьями.

По реке, непрерывными цепочками, двигались навстречу друг-другу небольшие парусно-вёсельные лодки. Вот их паруса не только привлекли внимание, но и вызвали настоящее восхищение у Кости. Судёнышки имели не просто разноцветные паруса, а ещё на многих из них были нарисованы яркие картины, с различными сюжетами: от просто пейзажа, до борьбы закованных в броню воинов с какими-то чудовищами.

Встречные конные и пешие, иногда кивали мастеру Яричу – приветствуя. Некоторые проходили молча, но почти все: кто с удивлением, кто с жалостью, а большинство с улыбкой, смотрели на Костю – болтающегося на пони. Однажды навстречу показался открытый экипаж, с золотыми гербами на дверцах. В нём, помимо кучера, сидели мужчина с женщиной. Мастер Ярич, заметив его, поспешно сошёл на обочину, пропуская экипаж и, пока тот проезжал мимо, стоял опустив голову.

Река стала уходить в сторону от города и дорога, по которой они ехали, разделилась на три. Одна поворачивала к реке, другая к городу, а третья – самая узкая, шла прямо. Вот по ней, по самой узкой и слабо наезженной, они дальше и потрусили.

Костя сверился со своим внутренним зрением и убедился, – они направлялись к той самой поляне, где он появился в этом мире.

Подъехали к небольшой сторожке, из которой вышел караульный. Возможно, он бы его и не признал, но охранник сам поинтересовался, долго ли болела голова у Кости после удара дубинкой и захохотал. Всё также веселясь, просил не держать обид на дядюшку Боруша. Он говорил что-то ещё, но Костя дальше уже не понимал смысла фраз.

Мастер Ярич несколькими резкими словами стёр и улыбку с лица охранника, одновременно остановив его поток слов, затем протянул какую-то бумагу. Боруш, долго держал бумагу перед глазами, а после, как бы нехотя, всё же вернул обратно, и показал рукой – проезжайте, ушёл в сторожку.

Доехали до полянки и остановились. Дальше к дереву Костя подходил уже один, оставив Ярича с лошадьми за её границей. И в этот раз ему не удалось переместиться домой. Возвращаясь обратно и проезжая мимо сторожки, они опять увидели Боруша. Тот, пропустил их молча, не сказав ни слова.

Дальше Костя ехал, отрешённо смотря в землю, и очнулся от своих горестных мыслей, только когда под копытами пони зацокала каменная мостовая. Растерянно оглянувшись, увидел, что они уже миновали пригород и въезжают в сам город.

Вскоре спешившись перед большим двухэтажным домом. Отдав поводья подбежавшему мальчишке, мастер Ярич провёл Костю внутрь здания, где они сразу оказались в заставленном столами обеденном зале. Ярич о чём-то побеседовал со стоящим за стойкой мужчиной, передал ему деньги, получив взамен большой ключ. Затем поднялись на второй этаж, и мастер ключом открыл одну из нескольких, выходивших в коридор дверей.

Внутри всё было просто: стол, кровать, на стене несколько вешалок для одежды. Ещё в углу находился, как поначалу показалось Косте, большой гардероб, но Ярич подвёл его к гардеробу, открыл дверь, и показал, что внутри туалет, в котором рядом с подобием унитаза, прикрытого деревянной крышкой, стояли два ведра с водой, для смыва. Рукомойник же висел на стене над унитазом

Стул в комнате был один, мастер усадил на него Костю, а сам разместился напротив на кровати и начал пытаться что-то объяснить Косте.

После каждой фразы, Ярич требовал от мальчика подтверждения, что тот всё понял, если подтверждения не получал, – искал другие слова.

Куцый словарный запас, с трудом позволил Косте разобраться, что хотел донести до него Ярич и то не полностью. Собрав, понятые ему слова в озвученной последовательности, он получил примерно такой ряд: здесь один сидеть; спать; утром забрать; ехать; опять туда; плохо; не делать; молчать.

Если большая часть расшифровывалась легко: Ярич оставляет его здесь на ночь, заберёт утром и они опять поедут на полянку, то концовка со словами: плохо; не делать; молчать – ставила его в тупик и вызывала опасливое недоумение.

Раздался деликатный стук в дверь, мастер Ярич встал и впустил в комнату двух женщин-прислужниц. Они, из принесённых корзин, стали выставлять еду. Водрузили на стол и большой горшок с горячей куриной лапшой. В заключении достали посуду с приборами, два полотенца и бутылку вина.

Женщины ушли. Обед, по понятным причинам, проходил в полном молчании. Единственно перед началом трапезы, мастер Ярич сложил на угол стола в отдельную миску несколько ломтей хлеба с куском колбасы, рядом поставил кувшин с водой и, указав на всё это рукой, сказал: «Тебе ужин». Костя понятливо кивнул головой.

Пообедав, мастер Ярич и вызвав прислугу убрать грязную посуду, после чего ушёл, закрыв дверь на замок и унося ключ с собой. Костя остался один. Сначала подтащил стул к окну. Поставив локти на подоконник и подперев голову, долго так сидел, рассматривая пока ещё чуждый для него мир.

По улице проезжали всадники, громыхали гружёные повозки, с чуть меньшим шумом – пролётки с пассажирами. Однажды мимо проследовал помпезный экипаж, запряжённый четвёркой белых лошадей. Рабочий день был в разгаре – прохожих не очень много. Но даже при такой слабой выборке, замечалась большая свобода в одежде. Да, женщин в мини-юбках и брюках в обтяжку не было, но в остальном полная свобода: с головными уборами и без них, в длинных шароварах и в шароварах, укороченных по щиколотку, в юбках чуть ниже колена и в платьях до земли.

Такое же разнообразие в одежде и у мужчин. Выделялись военные в мундирах и, кажется, полицейские с чем-то вроде сабли на боку.

Привлёк внимание старик в такой же шляпе, в таких же тёмных очках, как у мастера Ярича. При ходьбе он опирался на чёрную трость. Костя вспомнил, что почти точно такие же имелись у всех старших учеников школы, – они зачем-то брали их с собой, когда шли тренироваться на спортивную площадку.

Костя, устав наблюдать, поужинал и лёг спать. Уснуть сразу не смог. Он уже начал осознавать, что не удастся вернуться домой, но полностью ещё этого не принял. Лежал, вспоминая дом, родных и плакал. Всё так же всхлипывая, наконец-то стал засыпать, но внизу в зале заиграла музыка. Затем кто-то начал петь. Сначала песни были заунывные, но вскоре перешли на ритмичные и весёлые, под которые стали плясать с громким дружным топотом. Затем по стенам его комнаты запрыгали световые сполохи.

Костя поднялся и подошёл к окну. На улицу пришла ночь. Перед входом в гостиницу горели прикреплённые к невысоким столбам факелы. Их колеблющиеся пламя одновременно завораживало и пугало.

Факелы, бросающие вверх, во тьму искры, топот от плясок, сотрясающий стены – всё это, диковатое и непривычное, неожиданно вызвало у мальчика резкое прояснение сознания и в голове выкристаллизовались вполне уверенно-чёткие и зрелые мысли: «Хватит скулить! Мне в этом мире придётся долго жить! Надо постараться быстро здесь освоиться и чего-то добиться!».

Когда утром в комнате появился мастер Ярич, Костя ещё спал. Разбуженный, быстро умылся, оделся и, вместе с мастером, вышел на улицу.

Тем же порядком, что и прошлым днём: впереди всадник, а сзади на верёвке пони с ёрзающем в седле Костей, выехали из города и направились к полянке.

Охранник на въезде стоял другой. Поздоровавшись с Яричем, молча просмотрел поданную бумагу и, пропуская, отошёл в сторону.

Спешившись у коновязи и привязав лошадей, они направились к поляне.

Устроившись в тени, мастер Ярич, спокойно наблюдал за безуспешными попытками Кости вернуться домой, а когда, сдавшись, тот повернулся к выходу, остановил мальчика. Сначала он показал ему большой плоский камень, лежащий недалеко от основного дерева. На камне были выбиты три символа.

– Запомни! – сказал мастер, передовая Косте листочек бумаги из своего блокнота, с записанными этими же символами.

– Маяк для прыжка, – сразу догадался Костя, понимающе закивал головой и спрятал бумажку в карман.

– Я сейчас куда? – спросил Костя у мастера Ярича.

– Школа, – ответил мастер.

Костя опять кивнул, и они пошли отвязывать лошадей.

Пока ехали к школе, мастер Ярич несколько раз повторял: «Ты говорить- был дома, плохо дома».

– Повтори, – потребовал мастер.

–Был дома. Плохо дома, – добросовестно воспроизводил Костя.

Глава 4.

Возвращение прошло обыденно, будто никто и не сомневался, что Костя вернётся. Но кое-что изменилось – он теперь стал своим. И некоторая напряжённость при взглядах на него, сейчас исчезла. Любой сотрудник школы от простых подсобных работников до преподавателей понимал: у них появился «золотой мальчик», у них появился ещё один Древоходец.

Разместили его в обычной комнате для учеников, рассчитанной на трёх человек, но сейчас, вместе с Костей, их было только двое.

Мальчика-соседа звали Цыгаш. Он был чернявый, весёлый и очень подвижный. А когда на старших курсах разрешили делать причёски подлиннее, выяснилось, что у Цыгаша волосы закручиваются в очень мелкие кудряшки. У Кости в этом теле волосы тоже завивались, но до каракуля Цыгаша, ему было далеко.

Впрочем, как потом убедился Костя, почти половина жителей этого мира, имела в той, или иной степени кудрявые волосы.

Имя и характер соседа, заставляли Костю машинально оговариваться и вместо Цыгаш, произносить иногда – Цыган. Тот в свою очередь требовал пояснить: «Почему цыган?», и Косте пришлось рассказывать о весёлом, замечательном народе, населяющем его родину. Цыгаш объяснение выслушивал с большим подозрением – слишком честное выражение лица было у Кости, при рассказе о замечательных цыганах.

Сразу же в день возвращения, как только Костя пообедал и заселился в комнату, к нему зашёл мастер Мелиус с учеником, тащившим толстую книгу в кожаном переплёте.

Костю усадили за стол, положили на него книгу, рядом поставили пузырёк из мутного стекла. Так, внешне безобидно, началась… пытка.

Сначала мастер Мелиус наложил ладони на виски Кости и долго так стоял, закрыв глаза. Костя почувствовал что-то вроде щекотки в голове, неприятные ощущения всё усиливались и постепенно стали почти невыносимыми. Костя даже застонал. Мастер отнял ладони, кивнул ученику, и тот, отлив примерно треть объёма жидкости из принесённого флакона в стоящую на столе кружку, показал Косте, что это надо выпить.

После лекарства боль прошла, а проявилась какая-то поразительная ясность в сознании.

Ученик открыл книгу на первой странице. Там были представлены все основные цвета радуги.

– Красный, оранжевый, жёлтый …, —сначала ученик показывал на цвет и тут же сам озвучивал вслух. – Повторить, – велел он.

– Красный, оранжевый…, – начал бубнить за ним Костя.

Немного понаблюдав, мастер Мелиус ещё раз приложил ладонь к голове Кости и, убедившись, что всё хорошо, ушёл.

В книге было очень много картинок. Ученик называл, что изображено на каждой, а Костя повторял. Этого ученика сменил другой. Прежде чем продолжить, Костя показал сменщику на голову – она опять разболелась. Ему налили ещё лекарства.

На ужин Костя брёл как в тумане. Вернувшись, упал на кровать и заснул. Ночью его разбудил сосед по комнате. Со стоном оторвав голову от подушки, он сначала с непониманием уставился на Цыгаша, стоявшего перед кроватью с масляной лампой в одной руке и кружкой с лекарством в другой. Молча выпив, снова уснул.

Утром издевательства над головой Кости продолжились. Сначала он сам, листая книгу, повторял пройденное, а при необходимости его поправляли. Костя был просто поражён, как мало было этих поправок.

С двумя суточными перерывами на отдых, Костя за десять дней изучил всю книгу. Связно говорить, конечно, ещё не мог, но названия почти всех окружающих предметов уже знал.

Сразу, как привёз обратно Костю, после неудачной попытки того вернуться домой, мастер Ярич направился к директору школы мэтру Гарвилу.

Они обговорили, как в дальнейшем преподносить историю появления Кости здесь. Решили сделать его выходцем с островного государства – Тагилия. Острова эти были далеко, и даже просто об их существовании мало кто знал. Доходившая скупая информация, больше похожая на слухи, говорила, что там правит кровавый тиран-деспот и часто бывает массовый голод. Государство Тагилия очень закрытое – им никто не нужен, как, впрочем, и они тоже никому особо не нужны.

Вот так Костя и стал Тагильцем.

Закончив с происхождением Кости, дальше обсудили как проверить его на способности Древоходца. Домой новичок не смог вернуться, а может ли он вообще стабильно перемещаться?

– Быстрее всего, конечно, сможет, – высказался мэтр Гарвил. – Он за первую ночь, и это сразу после перемещения, выдал восемьдесят Даров силы. Сейчас постоянно, по словам Тулбаса, выдаёт за сто. И сам знаешь: он ещё молод, Дар будет только расти.

– Попробовать всё же стоит, – заметил мастер Ярич. – Сами знаете – способности у всех разные. Нагрузим его заготовками и запустим с Синей Лощины, на поляну, где он появился, к его другу, к Борушу. На один переход разрешение у нас есть. И надо полный потенциал проверить: чувствую он нас удивит. Пусть Тулбус с утра мальчишку обследует, и сам же с амулетом поедет встречать. На месте замеры Дара проведёт, сразу после перехода. Вот тогда появиться полная ясность – какой силы Древоходца заполучили.

–Хорошо, так и поступим, – согласился мэтр Гарвил. – Даже если он с заготовками удерёт, переметнувшись домой, – потеря небольшая.

– Пока печать ученика не наложите – так и будет каждый раз пытаться сбежать домой, —сказал Ярич. – Толку то что? Я уверен, уверен теперь абсолютно – иномирец он, а им дорога назад закрыта. Другое дело, кто-нибудь попытается переманить у нас. Как скоро печать поставите?

– Не скоро. К сожалению, не скоро. Тулбас его осматривал – только через полгода.

– А что так?

– Молод он ещё.

–Молод? А как же переход совершил? – удивился Ярич.

– Значит не уследили, или родители не подозревали, что он Древоходец, и прошла у него спонтанная инициация. Сам знаешь, отец обычно инициирует сына только после четырнадцати.

– Так это у нас с четырнадцати, а у них – кто знает? – заметил Ярич. – Я вообще думал, что до четырнадцати лет Древоходцев не бывает, , считал такое просто невозможно.

– Нет, я знал, – и моложе бывали, и дара на переход хватало, но только кому нужен слабый Древоходец? Сколько он с собой возьмёт? А насчёт: пока без печати могут переманить , – продолжил мэтр Гарвил, – требуется пригляд. В городскую школу всё равно придётся отправлять, не стоит вызывать лишних подозрений – дескать прячем кого.

– Я, наверное, немного его припугну. – предложил Ярич. —Расскажу, что к нам, бывает, попадают иномирцы. Орден Смотрящих таких ищет, охотится за ними. А если Орден кого находит, то те потом пропадают навсегда. Намекну: догадываюсь кто он. Сами понимаете, впрямую говорить ничего не буду, чтобы при допросе, не дай Святые Первородители случится такому, он не сможет сказать, что я знал и не донёс. А так запуганный – будет крепче за нас держаться и на посулы не поведётся.

– Орденом сразу припугни, дабы лишнего никому не сболтнул, и присматривай, присматривай, пока печать ученика не поставим. А сразу, как только Мелиус боле-менее языку обучит, опробуем, какой он Древоходец, – закончил разговор мэтр Гарвил.

Поляна, на которой Костя появился в этом мире, была платная. Её арендовало у княжества одно небольшое товарищество, состоящие в основном из местных горожан.

Поляну окружили заборами с медными сетками, нашли накопители для сбора силы, наняли специалистов и охрану. Боруш, который первым встретил здесь Костю и приложил своей дубинкой, числился там старшим над охранниками.

Пользоваться поляной для перемещения можно было только за деньги.

Впрочем, такой порядок существовал и почти во всех подобных местах, расположенных неподалеку, но только на прилегающему к городу берегу. За рекой же, по большей части, места силы были открытыми и доступны для всех. Оборудовать их под сбор силы опасались, по причине частых набегов кочевников-степняков.

Костя, угодивший при переносе с Земли на платную поляну, должен был отдать деньги охраннику по положенному тарифу, или предъявить документ на право использования. Костя же бросился бежать, что в глазах охранника выглядело явным уклонением от уплаты, за что был пойман, оглушён, и, как несовершеннолетний, доставлен в ближайшую школу – школу мэтра Гаврила.

Там его продержали положенный срок, используя в качестве живого источника для зарядки амулетов.

Если же Древоходец был взрослый, но не имел средств расплатится, его отвозили в специальную камеру при мэрии и тоже «доили», пока не набирали достаточно силы для возмещения ущерба. По распоряжению Ордена Смотрящих, срок задержания не мог продолжаться больше месяца. Так как «доить» Древоходцев было делом очень выгодным, – никто раньше месяца их и не отпускал. При выходе, заключённый получал право на одно бесплатное перемещение, или мог это право продать.

У Кости было честно заработанное именное право на одно перемещение с этой полянки, или наоборот – к ней. Никто, конечно, его не поставил в известность, что своё право он может продать, а оплаченное перемещение решили использовать для проверки возможностей Кости, как Древоходца.

К этому дню Костя уже боле -менее научился говорить. Занимался с ним сам мастер Ярич, что никого особенно не удивляло: Древоходец являлся для школы очень ценным ресурсом, заслуживал особого внимания и отношения.

Благодаря «разгону мозга» от мастера Мелиуса, Костя выучил название почти всех окружающих предметов и глаголов, а мастер Ярич, с привлечённым в помощь учеником, помогали освоить местоимения, наречия и союзы, прибегая даже к мини спектаклям, изображая житейские сценки.

Костя выпросил блокнот, где карандашом записывал транскрипцию слова и перевод. Мастер Ярич, взглянул на непонятные для него каракули, и сам стал вписывать в блокнот изучаемое слово на Либоргском языке.

Мастер Ярич, однажды оставшись с ним один на один, объявил, что Костя, судя по всему, выходец из далёкого островного государства – Тагилия.

– Почему Тагилия? – уместно употребил недавно изученное наречие в вопросе Костя.

– Мы с мэтром Гарвилом догадались. Мэтр Гарвил говорил, что ты возможно из другого мира, а таких надо сдавать в Орден Смотрящих. Но сейчас мы уверены – ты с Тагилии. Я вот посмотрел твои записи в блокноте – ты пишешь на Тагильском. Языка вашего, я, правда, не знаю, но письменность как-то видел и сразу узнал.

Костя обдумал услышанное, сразу вычленил основное: если он не с Тагилии, а иномирец, то его сдадут в Орден Смотрящих.

– Ты говорил, зовут тебя Костя? – продолжил Ярич.

– Костя – сокращённое, короткое имя. Полное – Константин.

– Это у вас в Тагилии есть Константины, у нас таких нет. С этого дня будешь – Костуш. Нравится?

Новоявленный Костуш неопределённо пожал плечами.

– А полностью: Костуш Тагильский, ученик мэтра Гарвила из Либорга.

Пиши, записывай своими закорючками, – добавил Ярич, заметив, что Костя потянулся к блокноту. – Только учти – учеником сможешь полноправно называться, только когда мэтр поставит тебе ученическую печать.

– А какие звери в Тагилии водятся? – неожиданно для мастера поинтересовался теперь уже Костуш . – А то кто-нибудь спросит, какие там звери…

– Я откуда знаю? Это ты у нас с Тагилии, – зевая, перебил его Ярич.

– Просто я жил на маленьком острове и там почти не было зверей.

Ярич на экспромт с маленьким островом одобрительно хмыкнул:

– Я только помню, что в вашем островном государстве достаточно давно правит кровавый деспот- тиран и там часто бывает голод. Может вы с голодухи всех зверей сожрали. Вы, кажется, и людей подъедаете, – я что-то такое тоже слышал.

– Получается, я людоед? – печально спросил Костя.

– Это как вам будет угодно. Но даже не надейся – человечинкой подкармливать не будем, и не мечтай! У нас Святые Первородители запрещают человечину есть – большой грех. Так что, придётся потерпеть, – хохотнул мастер Ярич.

– А как побольше узнать о своей родине, о Тагилии?

– Есть книги в библиотеке по географии, но лучше в городскую сходить.

– Но я не умею читать!

– Вот и учись. Тебе всё равно надо и читать, и писать, и не только на нашем, но и на имперском.

А сейчас, внимательно слушай, если не понимаешь, переспрашивай – это очень важно для тебя! Когда на ночь оставлял тебя в трактире, я всем в школе сказал: новичок отправился к своей семье в Тагилию. Потому как не надо, не стоит им знать, что два раза подряд ты не смог переместится домой: все бы решили, – плохой, нестабильный Древоходцец, или, того хуже, – иномирец. Конечно, далеко не многие, но некоторые знают, что только иномирцы не могут вернуться домой.

А сейчас запомни, всё происходило так: в первый день ты переместился в родную Тагилию, объявил родственникам, что остаёшься учиться в школе, а на следующий день вернулся к нам. Всё уяснил? Теперь осмысливай.

Костя – Костуш, несмотря на ещё существующие трудности с языком, сразу всё понял, а ещё и сообразил, домыслил несказанное: сам мастер Ярич настолько боится Ордена Смотрящих, что, дав ему чётко понять – он знает, он уверен – Костя иномирец, но даже произнести это вслух опасается. По-видимому, разгонка мозга, устроенная мастером Мелиусом ещё сохранялась, и Костя теперь стал подмечать нюансы в разговоре и делать на их основе выводы.

Вечером, перед пробной попыткой перемещения, его предупредили, – не подключать устройство для отбора Силы. До этого он постоянно спал со ставшим уже привычным браслетом на ноге. Утром к нему в комнату зашёл сам мастер-артефактор Тулбас, с небольшим прибором из стекла и меди. Взяв его в одну руку, плотно прижал грушевидную нижнюю часть к груди Кости, отслеживая по часам-луковицам время. Затем извлёк из прибора прозрачную пробирку с рисками, заполненную красноватой жидкостью, и стал записывать в блокнот уровень, до которого поднялась жидкость.

– Прямо как градусник, – подумал про себя Костя.

– Сто пятьдесят единиц дара, – громко объявил мастер, вызвав завистливо – восхищённое восклицание у Цыгаша, соседа Кости по комнате.

– Иди на завтрак, а затем к воротам и жди мастера Ярича, – распорядился Тулбас перед тем, как выйти.

Ждать мастера Ярича около ворот пришлось недолго. Он появился опять же в шляпе, очках и полностью обвешанный оружием: на поясе два пистолета, за плечом ружьё, а в руках ещё и трость. К этому времени Костя уже знал, что трость разборная – если особым образом повернуть и опустить рукоять, то из трости извлекается что-то похожее на шпагу, а опущенная рукоять служит эфесом.

Стражник у ворот, указав на трость, предложил мастеру заменить «эту тыкалку» на палаш, но Ярич беззаботно отмахнулся, сказав, что степняки в это время обычно уводят стада ближе к морю и опасность наткнуться небольшая.

Вынырнув из двери учебного корпуса, ним быстрым шагом направился Пусташ, ученик мастера Тулбаса, несущий мешок с пришитыми лямками наподобие рюкзака, который он, подойдя вплотную и поздоровавшись с мастером, сразу протянул Косте. Мастер Ярич перехватил рюкзак и некоторое время держал его за лямки оценивая вес.

– Что так много? – обратился он к Пусташу.

– Не знаю – мастер Тулбас приказал столько, – ответил тот, пожимая плечами.

– А не утащит всё Костуш, куда я остатки дену – в карманы, в шляпу?

Ярич вопросительно уставился на ученика, но тот опять только пожал плечами.

– Живо, за пустым мешком! – рявкнул мастер.

Пусташ сорвался с места и быстро вернулся с запасным мешком. Мастер Ярич открыл первый рюкзак, чтобы сверху уложить пустой, и Костя увидел, что в нём, точно семечки, насыпаны прозрачные, продолговатые полусферы. Они выглядели абсолютно одинаковыми и размером не превышали сантиметра в длину. Костя, спросив разрешения, достал одну полусферу и посмотрел через неё на солнце – ничего особенного, просто стекло.

– Что это? – поинтересовался он у мастера.

– Ничего особенного, пока просто стекло, – почти эхом его мыслей прозвучал ответ.

Рюкзак водрузили на плечи Кости, и они с мастером прошли через ворота и направились к реке.

По дороге Костя начал расспрашивать мастера Ярича: для чего нужны эти стёклышки и зачем ему сейчас надо совершать переход вместе с ними.

Костя уже знал, что на этой планете существует много мест, куда он может переместиться.

Обычно в этом месте растёт большое, высокое дерево. Как со временем выяснилось, это совсем необязательно, но раньше сверхъестественными, волшебными свойствами люди наделяли именно это высокое дерево, а не всё место, где оно растёт, поэтому людей, умеющих перемещению между ними, и стали называть Древоходцами.

Подобные волшебные места не встречаются в пустыне, или полупустыне – только среди пышной растительности, пусть и без очень высоких деревьев. Ещё, и это обязательно, недалеко от реки, но не на самом берегу, а, как правило, в трёх – пяти километрах от него.

Кроме способности к перемещению, Древоходцы наделены и другими уникальными свойствами: какие бы тяжёлые, даже смертельные раны не получал Древоходец, после перехода становился опять совершенно здоров.

Имели возможность и исцелять при переходе тех, кого могли перенести, что издревле использовали для лечения детей. Взрослого человека с собой забрать не могли – не хватало сил, а вот с маленьким ребёнком – пожалуйста. Сильные Древоходцы в состоянии были брать с собой больных детей постарше, потяжелее и вместе совершить переход, появляясь затем в точке выхода с совершенно здоровым ребёнком.

Что же касается стеклянных полусфер, которые в рюкзаке нёс сейчас Костя, то, как объяснил мастер Ярич, – это заготовки под накопители силы. Их использовали в работе и врачи, и создатели артефактов, и изготовители целебных настоек – все, кому для работы требовалась сила, или как её здесь называли – Дар.

В обычном стекле Дар не задерживается, но если Древоходец совершит с ними перемещение, то эти стеклянные сферы потом можно будет напитать силой, и они некоторое время её хранили.

Стекляшки -заготовки стоили ничтожно мало, после перехода с Древоходцем, они в несколько раз поднимались в цене. Затем их насыщали силой, вставляли по двадцать штук в специальные ремни-ленты с гнёздышками и наклеивали бумажную пломбу, где указывали дату зарядки – в течение двадцати дней их надо было использовать, после этого они быстро теряли заряд. На пломбе писали и порядковый номер зарядки. Сами же стеклянные сферы после десятой зарядки приходили в негодность и их выбрасывали.

Такие ремни-амулеты изготавливались в первую очередь для употребления на месте, в этом городе, или в близлежащих поселениях.

Другое дело – драгоценные камни. Изготовление, а затем продажа амулетов из рубинов и сапфиров составляла львиную долю в доходах города. Их россыпи встречались в предгорьях, на северо-востоке княжества.

Чтобы упорядочить внутреннюю структуру драгоценных камней для амулетов, их требовалось тоже подвергнуть перемещению. И если стеклянная сфера вмещала силы только в один Дар, то рубин, вдвое меньшего размера, вмещал двадцать Дар, при этом, прежде чем развалиться, выдерживал несколько сотен зарядок. Амулет же из алмаза, считалось, мог выдержать и несколько тысяч циклов.

Пока мастер Ярич, рассказывал Косте о назначении стеклянных сфер и преимуществах драгоценных камней в амулетах, они подошли к небольшому причалу на реке, где их уже ждала лодка с двумя гребцами. В роли гребцов выступали подсобные работника из школы.

Одного, по имени Прошак, Костя знал хорошо: тот по просьбе Ярича учил его две последние недели верховой езде. Не сказать, чтоб в этом особенно преуспел, но кое-как держаться в седле и управлять лошадью Костя научился. Судя по тому, что гребцы были из работников школы, видимо и сама лодка принадлежала школе.

Немного забирая против течения, гребцы направили лодку к противоположному берегу.

– Обратно когда вас забирать? —обратился Прошак к мастеру Яричу.

– Может найду с кем переправиться, а если не сложится – разожгу костёр, но не думаю, что раньше ужина.

– А что так поздно?

– Да надеюсь на обратной дороге поохотится, – ответил Ярич, показывая на ружьё.

Причалив к такой же небольшой пристани на другом берегу, и, привязав лодку, стали ждать подхода отряда, который должен был сопровождать Ярича с Костей до места. К ним подошли несколько женщин с полными корзинами фруктов и стали договариваться с гребцами о переправе на другой берег.

Когда на дороге к пристани появилась группа конных, с двумя запасными лошадьми на поводу, мастер Ярич разрешил работникам отправляться обратно, а сам с Костей, пошёл им навстречу.

Четверо бородатых, длинноволосых всадника в разнобой поздоровались.

Один из них, по-видимому, старший, указал на ружьё за спиной мастера Ярича и поинтересовался зачем взял.

– Хочу поохотиться. Посодействуете? —спросил Ярич.

– А разрешение на охотуесть? А ну покажи! – напустив строгость в голос, потребовал старший.

Номинально они сейчас находились в землях княжества, где для охоты повсеместно требовалось разрешение, но за рекой, а тем более при удалении от её берега в сторону степи, на запрет никто не обращал внимания, в том числе и княжеские егеря. Здесь в поисках добычи часто рыскали небольшие отряды степняков, и охотник легко могсам превратиться в дичь. Отсюда, желающих поохотится находилось мало, – рядом с берегом всю живность повыбивали, а заезжать подальше, – да пожалуйста, если хватает смелости. Поэтому, требование разрешения на охоту, было просто шуткой, которую мастер Ярич проигнорировал.

– Серебряный каждому, – предложил мастер.

Раздались возмущённые крики, что за серебряный носится по лесу, они не будут. Начался яростный торг, где обговаривались все нюансы и охоты, и последующей оплаты.

Пока они спорили, Костя разглядывал коней и амуницию. Все всадники имели кольчугу, спускающуюся до бедра. Шлем, больше похожий на обшитую кожей каску, был приторочен к седлу. За поясом, как и у мастера Ярича, по два кремниевых пистолета. Сбоку в ножнах, что-то вроде сабли. Восседали они на животных, похожих на смесь лошади и верблюда, коими, как узнал потом Костя, и являлись, а их название было производным от первых слогов прародителей. В русском варианте это бы звучало как «ковер»: конь – верблюд. Так и будем их называть: ковер, коверы.

Для мастера Ярича и Кости привели двух обычных лошадей – жеребца и кобылу, мало отличимых от Земных.

Отряд, нанятый сопровождать их до места переноса, состоял из бойцов особого сословия, схожего по своей сути с нашими казаками. Они не платили налоги, но в случае нападения на княжество, со своим оружием и ездовыми животными присоединялись к войскам князя. В мирное время несли службу по охране границы со степью.

Денег им не платили, разве что иногда, в крайних случаях, выделяли бесплатно оружие и боеприпасы. Жили же они за счёт обработки земли на правом берегу реки. Между собой, «на кругу» решали, кому и сколько выделить земли, и какие участки будут считаться общественными. Серьёзных построек на этом берегу реки не ставили – только лёгкие времянки, да ещё сторожевые вышки: степняк придёт всё одно сожжёт.

При сборке урожая, сразу старались вывести его на левый, безопасный берег. Если степняки потравят неубранные поля, казна княжества частично компенсировала убытки, но если захватят собранный урожай, – тогда виноваты сами. Поэтому, во время уборки урожая, у их берега постоянно стояли барки, куда сразу всё сгружалось.

Климат и земля позволяли собирать два, а по некоторым культурам и три урожая в год, создавая им достаточно сытую, зажиточную жизнь. При любой угрозе, женщин и детей сразу переправляли на левый берег, где они, оставаясь в полной безопасности. Случались и тяжёлые годы, когда в схватках со степняками гибло сразу много мужчин, но процветающие и, как правило, многодетные семьи, быстро восполняли убыль.

Мастер Ярич, усевшись на коня, переложил в седельные сумки захваченные припасы еды и флягу с вином, затем хотел было привязать к своему седлу кобылу с Костей, но «казаки» запретили: если одну лошадь подстрелят, могут пострадать сразу оба всадника.

Между полей ехали свободно не остерегаясь, когда же показался лес, остановились, надели шлемы, проверили пистолеты и перестроились. Пара казаков ускакали вперёд, и, как только они скрылись в лесу, двинулись все остальные. Сначала, первым мастер Ярич, за ним Костик, остальные казаки приотстали метров на пятьдесят, прикрывая тыл.

Лес был светлый, продуваемый лёгким ветерком и очень шумный из-за птичьей разноголосицы. Кобылка, как будто её в самом деле привязали, строго держалась в нескольких метрах за жеребцом мастера Ярича, не создавая Косте никаких проблем.

Мастер неожиданно натянул поводья, развернув коня поперёк дороги. Костя тоже остановился.

Впереди виднелась широкая развилка, с отходящей вправо дорогой. Из-за низины там почти всегда был сырость, застаивалась вода и, после непогоды, стараясь проехать в обход размякшей колеи, прокладывали всё новые и новые пути, отчего развилка тянулась в ширину на сотню шагов. В середине этого веера из дорог, спешившись, стояли оба высланных вперёд разведчика.

Один из них призывно помахал рукой, и дождавшись, когда все соберутся, доложил, обращаясь к своему старшему, что недавно здесь проехали две повозки Гуса Одноглазого, и, судя по отпечаткам, ещё семь всадников. Поехали они в том же направлении, куда надо было двигаться и их отряду – к Синей Лощины.

– Кто бы это мог быть? – вслух произнёс старший над казаками. – У Гуса там никогда больше шести человек не бывает. Повозок у него, правда, три, чтобы в случае чего сразу всё вывести, а здесь сразу семь всадников, да ещё две повозки. Многовато и лошадей, и людей для бригады Гуса. Да и зачем им в ту сторону ехать? Чего там забыли?

– Это не степняки, – заявил один из разведчиков, – такие подковы степняки не ставят, да в это время они вообще лошадей не подковывают.

Пока казаки обсуждали между собой, кто мог оставить следы, Костя обратился к мастеру Яричу:

– А разве нам не туда? —спросил он, указав рукой вправо, куда уходил веер из дорог.

Мастер Ярич вопросу не удивился, он расспрашивал Костю о его способностях и знал: тот внутренним зрением видит места силы, но ещё может определить готовность точки силы к переносу, а это и у Древохолцев встречается нечасто. Сам Ярич не был Древоходцем – места силы не видел, но мог увидеть заряженный амулет, или человека, наделённого силой, что среди таких, как он также являлось редкостью.

– Нет, нам дальше по дороге, а там направо всё арендовал Гус Одноглазый. У него за переход тоже теперь надо платить.

– А как же степняки? Не боится?

– Ходят слухи: договорился с ними, расплачивается амулетами, хотя продажа степнякам любых поделок с даром запрещена. Этим тоже платит, – мастер Ярич кивнул на казаков, – за охрану от степняков, – и улыбнувшись добавил, – попробовал бы им не заплатить…

– А какой там номер? – спросил Костя, указав направо.

Он теперь знал, что на многих местах силы установлены камни – маяки с выбитыми цифрами. Полянка, где он впервые появился в этом мире, и куда должен будет переместится сегодня, имела камень с номером 343. Когда они там были в прошлый раз, мастер Ярич записал этот номер на бумаге и отдал Косте. Теперь запись уже и не требовалась – местные цифры были похожи на арабские: тоже основывались на числе углов, и Костя быстро их запомнил. А единица, восьмёрка и ноль, вообще были точь- в- точь, как на Земле.

– Зачем тебе номер места Гуса? – спросил было мастер Ярич, но сам себе и ответил, – Да может и пригодится: в жизни всяко бывает. Номер 352, но прыгнуть на цифрах, не посетив, не посмотрев поляну – о таком даже и не слышал. Номер, он больше в помощь. Вот если есть картинка, даже нарисованная и номер – тогда да, может получиться.

Казаки закончили совещаться, и старший подъехал к ним.

– Думаю на хозяйство Гуса Одноглазого напали, и сейчас всё вывозят к лодкам. Там подальше, наверное, помните, – он махнул рукой прямо, – будет брод через речку Крынка. Но по Крынке плоскодонку трудно провести, особо если не знаючи. А вот, примерно через час езды, ещё одна речка – Дуплянка. Она тоже с перекатами, но пройти её не в пример легче. Так думаю: они всё добро Гуса потащили к Дуплянке.

– И кто это может быть? Что думаешь? – спросил мастер Ярич.

– Наёмники, – кому ж ещё. – ответил старший. – Два барончика – петушки молодые из Древленского княжества, войнушку затеяли, наёмников зазвали. Как совсем оба деньги истратили, – замирились, а наёмников кто-то, видно, нанял на разбойное дело – Гуса Одноглазого потрясти. А кто нанял, и так понятно – кому Гус мешал, кому цены сбивал, те и наняли.

– А нам-то что сейчас делать? – спросил Ярич.

– По-хорошему, вертаться надо.

– Возвращаться? Ладно вернёмся. Только договор был: проводить нас до Синей Лощины, а меня ещё и обратно. И получается по договору: я вам ничего не должен и ничего не плачу, – заявил мастер Ярич.

– Да как же так? Мы, считай, на вас столько времени затратили, лошадей гоняли – и всё зазря?

– А ты как хотел? Нет результата – нет оплаты.

Старший сдвинул шлем набок и задумчиво почесал голову под ним.

– Хорошо, сделаем так: я сейчас отправлю одного известить – всё же Гус нам за охрану что-то давал, и мы, как бы, помочь должны. А сами поедем дальше лесом. Надо ещё немного проехать прямо, а там влево уходить дорожка. На телеге по ней не проедешь и брод через Крынку там плохой, но верхами – пройдём легко. Она считай выведет нас почти к самой Синей Лощине.

Один из казаков, погоняя своего ковера, поскакал оповестить сторожевой отряд. Двое разведчиков заняли место впереди, с наказом немного проехать за поворот на лесную дорожку и там их ждать, а оставшиеся: мастер Ярич, Костя и старший, неторопливо, единой группой потрусили дальше по дороге.

Казаки правильно определились, что на хозяйство Гуса Одноглазого напали наёмники. Часть из них приплыла на плоскодонках, остальные прошли верхом вдоль реки.

Подобравшись ранним утром, без лишнего шума, из арбалетов перещёлкали сторожей с собаками, а остальных связали. Собрали всё, что имело маломальскую ценность и дальше начали отрывать медные сетки от ограды. Всё добытое грузили, в припасённые самим Гусом на случай срочного бегства подводы, и, как заполнили первые две, погнали их к реке.

Вот только старший из казаков ошибся, посчитав, что не смогут они провести лодки по Крынке, и поэтому с подводами придётся ехать намного дальше, к полноводной Дуплянке. Нашлись у наёмников знатоки этих мест – провели плоскодонки по Крынке.

Гораздо быстрее, чем предполагали казаки, наёмники добрались до своих лодок. Оставив с подводами несколько человек разгружать, остальные выпрягли лошадей и, ведя на поводу, поскакали обратно к хозяйству Гуса.

Их то приближение и услышали высланные вперёд разведчики казаков. Определив на слух, что навстречу скачет отряд с большим количеством лошадей, они развернулись и, подгоняя своих коверов, припустились обратно.

Ещё издали, разведчики жестами стали показывать: назад, назад. А подъехав ближе прокричали о большом отряде конных впереди.

Костя замешкался, со свей кобылой, но мастер Ярич, схватив за узду, помог развернуться, а затем, приказав не отставать, погнал своего коня.

Они, наверное, легко ушли бы от погони, да может никакой погони и вообще бы не было, но им просто не повезло: в этот момент с развилки ведущей к хозяйству Гуса Одноглазого на их дорогу выезжал ещё один отряд наёмников сопровождая очередную повозку.

Впереди четверо конных, трое из которых уже держали наизготовку арбалеты, а четвёртый приготовил оружие с широким стволом, стреляющее картечью.

Услышав приближающейся топот лошадей, наёмники заранее остановились. Ещё двое всадников из их отряда, ехавших сзади, заняли места сбоку от повозки, и возничий тоже приготовил арбалет.

Первым на них выскочил старший из казаков, он мгновенно, не целясь, просто «на испуг», пальнул в них из пистолета и отвернул с дороги вправо в лес, пытаясь укрыться за деревьями. Три наёмника, стоящих спереди, выстрелили из арбалетов ему в спину.

Следующим скакал мастер Ярич. Наёмники закинули разряженные арбалеты за спину, выхватили палаши и бросились навстречу. Мастер вдарил своей силой по ногам лошадей, двух он достал, и они обе кувырнулись вперёд, сбрасывая седоков. Третий всадник устоял, и Ярич хладнокровно всадил ему пулю в голову. Продолжая двигаться дальше по дороге, он выхватил второй пистолет, но в это время в него выстрелили конные арбалетчики, стоящие сбоку телеги.

Один болт попал в плечо, заставив выронить пистолет, но Ярич удержался в седле, и успел проехать с десяток шагов, когда, не участвующий до этого в схватке наёмник, с грохотом разрядил свою картечницу, посылая заряд в догон. Этим выстрелом он сразу сильно ранил коня, и ещё две картечины заполучил мастер Ярич, в добавок к засевшему в плече болту.

Конь, сделав несколько длинных прыжков, упал и забил ногами в агонии. Яричу удалось в последний момент спрыгнуть. Он даже смог устоять на ногах и сразу отбежал в лес, где залёг за поваленным деревом.

Две лошади со всадниками, рухнувшие на землю перед Костей перекрыли путь, и его кобыла, объезжая завал из тел, метнулась влево, и поскакала по одной из многочисленных дорожек развилки, проносясь в десятке шагов от повозки. Один из стоящих сбоку всадников, рванул было на перехват, но раздался окрик владельца картечницы: «Стоять!».

Одновременно с его окриком, сидящий в повозке возничий, навёл свой арбалет и выстрелил в Костю. Болт, пробив висящий на спине мешок со стеклянными сферами, вошёл под правую лопатку, отчего Костя, как-то по заячьи вскрикнул, и ткнулся лицом в гриву лошади.

– Чего мне не дал мальчонку перехватить? – обратился всадник у телеги к наёмнику с картечницей. – Живым бы остался, а так, видишь, – мальца загубили.

– Там по дороге ещё двое к нам скакали – потому и запретил. Но трусливы, – загодя в лес свернули. А сейчас, давай за мальчишкой – лошадь слови, да и что у него в мешке, посмотри – очень интересно.

– Мешок точно не потеряет, я его хорошо к спине приколотил, – засмеялся возничий.

К этому времени кое-как поднялись лошади, сбитые даром Ярича, встали и их владельцы. У лошадей тряслись ноги и передвигаться дальше они пока не могли.

– Желает кто с колдуном поквитаться? – обратился наёмник с картечницей к поднявшимся всадникам. – Вон там его конь на дороге валяется, а сам он недалеко в лес отполз.

– У него что осталось? – поинтересовался один из них.

– Пистоль он выронил, я подобрал. Другой остался, а ещё ружьё на спине видел.

– А амулет от колдунов у нас есть?

– Вон, с него сними, – он указал на труп наёмника, застреленного мастером Яричем. – Видишь, какая польза от амулетов: не будь у покойного амулета, сейчас бы вместе с вами повалялся бы немного на земле и встал живёхонек, а так, с амулетом, раз… и отбегался, – говоривший захохотал и продолжил, – Бери, бери! Он две недели назад его с убитого Васика снял. А Васик с убитого Швыря, а Швырь с кого снял, я уже и не помню.

Желающий получить амулет, сплюнул и отошёл в сторону.

К ним подъехала часть отряда, до этого сопроводившая первые две подводы, а теперь они возвращались, ведя запасных лошадей.

Среди них выделялся командир, с длинными отвислыми усами, сидящий на высоком чёрном ковере.

– Что здесь случилось? – спросил он у наёмника с картечницей.

Выслушав, хотя и постоянно перемежаемый руганью, но достаточно связный доклад, командир обратился к владельцам пострадавших лошадей.

– Они, хотя бы пустые, смогут за нами идти? Услышав в ответ: «Да кто ж их знает!», продолжил:

– Перекладывайте сёдла на свободных. Если ваши не смогут за нами успевать – придётся бросить. Уходить надо срочно, пока сторожевые не нагрянули.

Затем, подозвав самого молодого из отряда, велел ему скакать на поляну Гуса Одноглазого, и передать оставшимся там наёмникам: срочно, напрямую выходить к реке к условленному месту. Выходить пешком – на лошадях туда не пройти.

– К нам не возвращайся, дальше пойдёшь вместе с ними.

– А как же лошадь? – жалобно спросил парень у командира.

– Оставь, или пристрели, – равнодушно ответил тот.

Пока командир давал указания, за изгибом дороги показался наёмник, отправленный в погоню за Костей. На поводу вёл пойманную кобылу, но без седока.

Подъехав ближе, рассказал, что видел, как мальчишка во время погони на повороте вылетел из седла и остался лежать. Наёмник запомнил, где тот упал, а когда, вернулся с пойманной кобылой, то на месте падения мальчишки уже не было, словно испарился – никаких следов, ни в одну, ни в другую сторону.

– Только эти камешки там нашёл, – сообщил наёмник, и, подойдя к командиру, выставил ладонь, на которой, поверх грязной тряпки, лежали несколько алых камешков.

– Это что рубины?! – воскликнул кто-то из окружающих.

– Нет, стекло, просто в крови измазано.

– Заготовки под амулеты, – сказал командир и концом тряпки потёр один из камешков. – Стоят недорого, но вот только получается, что мальчишка-то, наверное, – Древоходец, а за Древоходца очень хороший выкуп можно получить. И если сейчас при отходе, нарвёмся на сторожевых, мальчишкой и прикрыться получится.

–Выкуп можно получить, если только он жив, – возразил наёмник, выбрасывая тряпку с окровавленными стекляшками. – На месте кровищи много, прямо лужица, и седло, вон тоже.

– Если удрал, значит жив. И раненному ему идти некуда – только на поляну к дереву, – заметил командир.

– Что будем искать? А может он и вовсе и не Древоходец, – тогда лишь время потеряем.

– Древоходец, или нет – сразу можно здесь, у колдуна узнать, – влез с советом наёмник с картечницей. – Пообещаем жизнь, – колдун нам всё и расскажет.

– Хороший, хороший совет! Ты придумал – тебе и исполнять. Вот иди сам и спроси, – распорядился командир.

Наёмник в ответ тихо выругался и ещё прошептал, что язык мой – враг мой, но ослушался не решился. Прежде чем отправиться на переговоры, всё же попросил снять с убитого и отдать ему амулет против колдунов. После его же рассказов о судьбах владельцев снять амулет с трупа и забрать себе, желающих не нашлось.

Получив амулет и повесив на шею, не торопясь направил лошадь к месту, где, как он предполагал, должен был находится колдун.

Мастер Ярич по-прежнему укрывался за поваленным деревом. Он сразу остановил у себя кровотечение, но более детально заняться самоизлечением не мог, пока не будут извлечены застрявшие в нём картечины и арбалетный болт.

Стараясь не потерять полностью чувствительность, немного обезболил руку, и после уже смог зарядить пистолет и ружьё.

Дальше, залёг, уложив ружьё на ствол, постоянно прислушиваясь и оглядываясь, боясь пропустить приближение врага.

На него стала накатывать слабость, время от времени появлялся шум в ушах, но всё же, ему удалось вовремя заметить, что по дороге в его сторону движется всадник. Всадник остановился за раскидистым кустом, полностью скрывавшим его вместе с лошадью.

– Эй колдун, – прокричал он, – мальчишка, с тобой был …

Больше он ничего сказать не успел. Куст хорошо закрывал от простого взгляда, но, для мастера Ярича, амулет на шее наёмника ярко пылал залитой силой, просвечиваясь через листву и представляя идеальную, неподвижную мишень.

Наёмники, наблюдавшие издали, видели, как их товарищ остановился перед большим кустом, что-то прокричал, затем грохнул выстрел, – тело откинулось назад, но удержалось в глубоком седле. Лошадь, испуганно тряся гривой, развернулась и лёгкой рысью поскакала назад.

Один из бойцов отряда, перехватил лошадь. Взглянув на тело в седле, коротко прокомментировал: «Точно меж глаз», затем снял с убитого картечницу, и, держа её за ствол, нашёл глазами командира: «Себе могу оставить?».

– Конечно, конечно, – забирай, но только, обязательно, вместе с амулетом.

Окружающие загудели, услышав слова командира. Наёмники, люди, как правило, суеверные, а амулет только что наглядно показал способность очень быстро отправлять своих хозяев в мир иной.

Держащий в руках картечницу, отрицательно замотал головой, и протянул её в сторону остальных всадников, но желающих не нашлось, некоторые даже, пришпорив коней, отъехали подальше.

– Ладно, бери без амулета, – махнув рукой, разрешил командир. – Больше не задерживаемся. Тела положите пока на телегу, по дороге подберём место – похороним, а сейчас быстро уходим, – отдал он распоряжения. Отряд споро собрался и покинул развилку, увозя убитых и таща за собой на привязи двух неуверенно перебирающих ногами лошадей.

Когда всё затихло, на дорогу из леса выбрался мастер Ярич. Он подошёл к своему мёртвому коню, достал из седельных сумок еду и флягу с разбавленным вином, тяжело опустился на землю, привалившись спиной к ещё тёплой туше и стал дожидаться подмоги, изредка отпивая из фляги.

Кобыла Кости, резко метнулась влево, обходя завал из лошадей и всадников, и дальше понеслась по дороге к поляне Гуса Одноглазого. Мальчик же просто старался удержаться в седле, не предпринимая попыток управлять.

Проезжая мимо повозки наёмников, он краем глаза заметил рванувшего было на перехват всадника, но того почти сразу остановили окриком. Затем, проскакав ещё совсем немного, Костя неожиданно получил сильнейший удар в спину, выбивший из него крик и заставивший уткнуться лицом в гриву лошади.

Арбалетная стрела, немного потерявшая силу из-за мешка с амулетами, вошла меж рёбер мальчика. Стенку лёгкого не пробила, но кончиком в него упёрлась, вызвав обильное кровотечение, а ещё и невероятную боль при выдохе.

Продолжая лежать на шее лошади, Костя приближающейся погони не замечал: он в этот момент, кроме боли, вообще ничего не замечал, но кобыла сама постаралась убежать от нагоняющего их всадника.

На одном из поворотов дороги Костя вылетел из седла. С одной стороны, падение вышло удачным: стрела арбалета не погрузилась глубже, но всё же сместилась вбок, расширяя рану и дальше разрывая мешок, из которого ручейком полились стеклянные заготовки, смешиваясь с кровью.

Оказавшись на земле, Костя попытался подняться, но мешок своим весом и надавил на стрелу, заставляя опять лечь. Он понял, что встать и двигаться с этим пришпиленным к нему мешком не сможет. Оставался только одно – прыжок на поляну Гуса Одноглазого.

Номер поляны – 352, совсем недавно услышанный от мастера Ярича, сразу всплыл в голове. Костя попытался представить камень-маяк с этим номером, но переноса не произошло. После нескольких неудачных попыток, он решил, просто сосредоточить внимание на доступной внутреннему взору, самой яркой точке, обозначавшей ближайшую полянку, не имея возможности воссоздать её вид в подробностях.

С облегчением почувствовал небольшое покачивание тела, сопутствующие обычно переносу, а открыв глаза, уже увидел перед собой ствол могучего дерева и немного подальше за ним – камень-маяк с номером 352.

Где – то неподалёку слышались мужские голоса и скрип отрываемых досок, но даже повернуть голову и посмотреть – далеко ли до источников звуков Косте было тяжело, и он просто уткнулся лицом в траву.

Проверил запас силы: после прыжка осталось не так много, – чуть больше половины, а ему ещё предстоял переход на другую поляну. Только такой переход, – с одной точки силы на другую, как Костя понял со слов местных жителей, приносит полное исцеление Древоходцу от любых ран и болезней.

Он представил ту самую полянку, на которой оказался, попав в этот мир впервые, а ещё, для уверенности, – камень-маяк за номером 343.

Первая попытка опять оказалась неудачной. Костя помнил слова мастера Ярича, что загрузили слишком много амулетов и, наверное, придётся отсыпать. Стекляшки потихоньку сами вытекали из прорехи, но их оставалось ещё порядком. Снять прибитый к нему арбалетным болтом мешок Костя не решился, боясь потерять сознание, и попробовал хотя бы скинуть с себя обувь.

На нём были тяжёлые кожаные сапоги, доставшиеся ему сразу при попадании в этот мир. Суча ногами, удалось от них избавится, сбросил даже и обмотки из мягкой ткани, принятые здесь носить под сапоги. Немного полежал, коротко и часто дыша и снова попытка…

Он стоял босиком, на знакомой уже до каждого кустика поляне. С наслаждением сделал глубокий вдох и наконец-то скинув с плеч бросил под ноги мешок. Нашёл глазами дерево, на котором когда-то просидел несколько часов и, кажется, даже заметил оставленную там свою верёвку.

Идти никуда не хотелось, но он почему-то решил, что долго стоять на этом месте нельзя и, прихватив мешок, дошёл до дороги рядом с забором и там прилёг на траву. Костя не чувствовал себя уставшим, но ему надо было немного успокоиться, отойти после пережитого.

Всё тот-же Боруш, огревший когда-то его дубинкой, вскоре появился перед ним, сидя на своём ковере.

Взглянув на лежащего на боку и жующего травинку Костю, спросил, показывая на мешок:

– Амулеты? – мальчик в ответ кивнул.

– А почему никто не встречает? – продолжил он.

– Мастер Тулбас должен, наверное, задержался.

Боруш заставил Костю подняться и повёл к сторожке на входе. По дороге поинтересовался, кто его отправлял, а узнав, что мастер Ярич, разразился тирадой, смысл которой Костя не уловил, но понял, что это ругательство.

– Передав Костю под пригляд караульного на въезде, Боруш смеясь сказал тому: «Смотри, Ярич совсем свихнулся от жадности. Чтобы унести побольше амулетов, он с Древоходца даже обувь снял. Скоро их голыми отправлять будет».

Сидящий на скамейке караульный в ответ усмехнулся:

– Лучше бы он нам голых девочек присылал, голые мальчики меня не интересуют.

Боруш уехал, а Костя, сел на скамейку рядом.

Караульному было скучно, а в лице Кости он нашёл внимательного слушателя. Ссылаясь на своё островное происхождение, тот засыпал его вопросами, на которые получал спокойные обстоятельные ответы. Если Костя что-то не понимал по причине небогатого ещё словарного запаса, то караульный старался подобрать доступные слова и понятия.

В этом мире Костя пробыл больше двух месяцев и за это время уже многое узнал.

Свою планету жители называли – Эре, что в переводе означало – окружающий мир. Спутник у планеты, как и у Земли, был один. Знать его имя нам совершенно не обязательно, поэтому назовём его Луной.

Принятые на планете Эре меры веса и длины тоже не интересны и, не мороча голову местными фунтами и аршинами, расстояния будут указаны в километрах и метрах, а вес в тоннах и килограммах.

Месяцев в году было десять, что способствовало введению десятичной системы по всему миру.

В месяце, правда, было сорок дней, но зато в сутках, десять часов. Первый час – полночь, пятый час – полдень. В часе сто минут, в минуте сто секунд. Секунда была близка к ритму биения сердца. В году было когда 401, когда 402 дня. Последние дни были праздничные – Новый Год.

Планету населяют три разумные расы гуманоидов.

Самые многочисленные – люди, в лесах жили племена буксов, а в горах племена техов.

Общих детей с людьми, или между собой эти расы иметь не могут. Буксы значительно уступают людям в росте, имеют широкие, приплюснутые носы и большие уши.

Техи, наоборот, выше людей и их тело практически полностью покрыто волосами.

Животные планеты Эре, конечно, отличаются от животных Земли, но мы будем называть их Земными именами по поведенческой и функциональной схожести. Всеядное животное, средних размеров с клыками для рыхления земли – кабан. Хищники, охотящиеся стаей – волки. Одиночный большой хищник – тигр.

В степи паслись стада бизонов и мамонтов. Мамонты обитали и в лесу. Некоторым племенам из степняков удалось приручить мамонтов, – они их используют для перевозки тяжестей и в военных походах.

На планете было четыре заселённых континента и несколько очень крупных островов.

Религия для всех людей была изначально одна – вера в Святых Первородителей – в Святого Отца и Святую Мать, которые переместились на планету, божественными способностями отвоевали место в этом мире у порождений тьмы, привели сюда из других миров людей, от которых и пошло всё людское население. В дальнейшем Первородители ушли на другой план бытия, но оттуда следят за своими подопечными и решают их судьбу после смерти, или же наказывают ещё при жизни.

За несколько веков единая религия разбилась на много течений, если и не полностью враждебных друг другу, то и не в полной мере дружественных. Город Либорг, где находилась приютившая Костю школа, являлся столицей Либоргского княжества и располагался на берегу широкой, полноводной реки – Рул.

Выше по течению Рула, разместилось Верхнерульское княжество, а ниже по течению, от границ с Либорским княжеством до впадения реки в Срединное море – Древленское княжество.

Все три княжества номинально имели территории и на правом берегу Рула, но именно, что номинально. Простиравшая дальше на тысячи километров степь, приютила буквально тьму степняков-кочевников, которые время от времени объединялись и шли в поход за реку.

Княжества не были независимы в полной мере, они находились под протекторатом Великой Империи Корллегов. Конечно, империя давно могла лишить княжества вообще какой-либо самостоятельности, но предпочитала оставить всё как есть, чтобы иметь барьер от степных орд.

В очередной раз накатив волной, степняки часто ограничивались грабежом княжеств и не шли в глубь империи, возвращаясь с добычей обратно.

Империя, следуя договорённостям о покровительстве и защите, иногда посылала карательные отряды, которые, проскакав по степи пару сотен километров, сжигали несколько шатров и пригоняли назад с десяток бычков.

Но и такие отряды посылали не всегда, а чаще ограничивалась просто грозными предупреждениями послу степняков в столице. Ценность этих заявлений была тем более ничтожна, что, в так называемом посольстве, зачастую даже не знали, какие рода сейчас объединились и кто над ними старший хан, или кто военный вождь объединённых родов.. За старшинство между родами велась постоянная борьба и победители менялись часто, а объединялись и разъединялись – постоянно. Представители же степи в столице, называемые посольством, в первую очередь являлись просто агентами крупных торговцев скотом.

В империи и в княжествах была единая денежная система. В ходу был золотая монета, равная по стоимости десяти серебряным, а одна серебряная равнялась десяти медным, ниже медной – чешуйки, или, как их ещё называли – пятинки, составляющие по стоимости одну пятую от медной. Были и бумажные ассигнации номиналом: 5 золотых, 10 золотых и 20 золотых.

Если княжества имели право самостоятельно изготавливать золотые и серебряные монеты, то штамповать медные, мелочь и печатать ассигнации им было запрещено.

Несмотря на опасность набегов степняков во всех трёх княжествах, население стабильно росло.

Древленское княжество процветало за счёт морской торговли, продажи соли и морепродуктов.

Верхнерульское богатело рудниками, золотыми приисками.

Либорское, где сейчас оказался Костя, тоже вело добычу руд, имело много небольших заводов и фабрик, но ещё весьма серьёзный прибыток приносило расположение самого города Либорга.

Считается, что самые большие деревья на волшебных полянах иногда порождают плоды, похожие внешне на пальмовые орехи, диаметром с голову взрослого человека. Деревья, якобы, сбрасывали плоды в протекающие рядом реки, а когда их прибивало к берегу, они прорастали и, набрав силу, создавали вокруг себя новые волшебные поляны, отчего все места силы расположены неподалёку от рек, или же старых русел.

Обтекая твёрдые породы небольшого плоскогорья, на котором сейчас раскинулся город Либорг, река Рул делает почти полную петлю, замыкая город в кольце из таких полян, многократно повышая уровень силы в городе. Высокая плотность силы позволяла иметь много мастерских по изготовлению и зарядке амулетов.

Местные школы, для детей со способностями к накоплению и управлению силой, своим существованием, были также обязаны этому феномену.

Таких мест, с высоким уровнем силы на планете было не так уж и мало. Самое известное находилось в столице империи Корллегов – городе Аввакор, где располагался знаменитый университет, куда на обучение съезжались наделённые способностями люди не только из самой империи, но и из соседних государств.

Костя сейчас уже осознал, что в этом мире ему, возможно, придётся провести если не всю оставшуюся жизнь, то значительную её часть, и сейчас, сидя на скамейке у сторожки, он внимательно слушал рассказы караульного об устройстве военной службы в княжестве и в империи. Об отличиях между баронами в княжестве и баронами в империи, о привилегиях дворянства и кто является истинными дворянином, а кто нет.

Для советского пионера, кем являлся Костя, все сословные различия и привилегии казались чем-то неприемлемым и следовать им он не собирался. Наличие же крепостничества, которое в некоторых частях империи превратилось фактически в завуалированное рабство, в его пионерском сердце вызывало огонь негодования и возмущения.

Их разговор прервал появившейся мастер Тулбас. Сам он был на лошади, а для Кости привёл всё того же пони.

– Он давно здесь? – обратился мастер к охраннику, игнорируя Костю.

– Да уж больше часа точно.

Тулбас передал бумагу, подтверждающее право на перемещение Древоходца. Охранник внимательно прочёл и кивнул – всё в порядке. Дальше, не говоря ни слова, мастер, усадил Костю на пони, забрав себе мешок с заготовками под амулеты, и только когда сторожка скрылась из вида, остановился и стал засыпать мальчика вопросами.

Одновременно он достал свой прибор и стал проводить у Кости замеры остаточной силы после перехода.

– Больше часа сидел рядом с источником! Что толку теперь с моих замеров! – начал было причитать Тулбас и вдруг резко замолчал. До него стало доходить, что ему рассказывает Костя.

– Чего, чего? Ты хочешь сказать – в мастера Ярича стреляли? Могли убить?

Тулбус, раз за разом заставлял Костю повторять каждый эпизод недавних приключений, время от времени возмущаясь, когда мальчик не понимал вопроса, или сам мастер не понимал ответа.

Уяснив, что мешок пробил арбалетный болт и много заготовок высыпалось, он, прикинув в руке вес, сказал: «Не так уж много и пропало». Но когда развязал и обнаружил уложенный мастером Яричем сверху запасной мешок, понял – осталось чуть больше половины. Тулбас набросился на мальчика требуя объяснений: почему тот при переходе не вытащил запасной мешок.

Костя, устало вздохнув, закинул за спину мешок и, сломав веточку, стал отыгрывать пантомиму, как в него стреляют из арбалета, – веточка изображала арбалетный болт. Придерживая её рукой за спиной, он упал на живот и стал сучить ногами, показывая избавление от сапог.

Растерянно понаблюдав за лежащим на земле Костей, с прутиком в заведённой назад руке и судорожно дрыгающего ногами, Тулбас решил прекратить допрос.

Они проехали значительное расстояние по направлению к школе. Всю дорогу мастер Тулбас анализировал косноязычное объяснение Кости, и у него в голове наконец-то полностью сформировалась картина случившегося, но остался один непонятный момент: что означают слова: «Я прыгнул к поляне силы». Как он прыгнул. Откуда прыгнул? Посмотрев на Костю, он посчитал: мальчик вроде бы успокоился, – не упадёт опять на землю дрыгая ногами и решил уточнить неясный момент.

– Ты сказал, что прыгнул на поляну Гуса Одноглазого, – подъехав ближе, спросил Тулбас.

Костя молча кивнул головой.

– А откуда ты прыгнул на поляну? С лошади?

– Нет с земли. С лошади раньше упал.

– А почему ты прыгал до поляны? Ты поранил ногу?

Костя непонимающе посмотрел на Тулбуса, и здесь в его голове появилась интересная мысль: «Возможно, местные Древоходцы и не могут, как я, прыгать из любого места к поляне силы. Возможно, они способны перемещаться только между волшебными полянами. А тогда, зачем мне раскрывать свой секрет?».

Приняв мудрое решение, будто подсказанное извне, Костя понёс, коверкая слова:

– С лошадь упал. Да. Нога больно, плохой нога. Прыг – пошёл, прыг-пошёл на полянка…

Мастер Толбус понимающе кивнул и отъехал.

Добравшись до школы, они узнали: мастера Ярича нашли и уже переправили в больницу. Управляющий школы вместе с мастером Мелиус уехали проведать его и узнать подробности. Мастер Фабех, отвечавший за физическое развитие учеников, забрав трёх сторожей, уехал тоже – искать Костю, потому как, по словам посыльного от казаков, Костя пропал, а убили его наёмники, или забрали с собой – неизвестно.

Мэтр Гарвил вернулся поздно вечером. Котя уже спал, и управляющий решил его не будить, ограничившись докладом Тулбуса.

Мастер Фабех со сторожами появились утром. Они привезли с собой сапоги Кости и, найденные, там же на месте силы и измазанные кровью заготовки под амулеты.

Всё это им передали казаки из той части сторожевого отряда, которая отправилась на поляну Гуса Одноглазого. Они и рассказали, что наёмники убили двух охранников и всех собак. Ещё троих работников нашли связанными, с мешками на головах, но живыми.

Казаки, при преследовании наёмников, особо не усердствовали – дали им уйти почти спокойно. После погони им достались, как трофеи, несколько брошенных лошадей. По дороге нашли ещё тела двух убитых мастером Яричем наёмников, слегка прикопанных в лесу. Их осмотрели – оба погибли от пули в голову. На одном висел достаточно дорогой амулет, защищающий от воздействия силы. Амулет казаки разыграли между собой.

В кабинет мэтра Гарвила отвели Костю только после завтрака, где, в присутствии остальных преподавателей школы, он, как мог, пересказал всё с ним случившиеся, благоразумно утаив способ перемещения на поляну Гуса Одноглазого.

Мэтр, одобряющее похлопал мальчика по плечу, а в заключение, словно вручая награду за доблесть, торжественно верну ему его же сапоги. Прежде чем уйти, Костя поинтересовался здоровьем мастера Ярича. Его заверили, что с Яричем всё хорошо и дней через десять тот появиться в школе.

Нападение наёмников наделало много шума в городе. Все догадывались, что в разгроме поляны Гуса Одноглазого замешаны некоторые влиятельные горожане, контролирующие окружающие места силы.

История с нападением на место силы, имела ещё продолжение, превратившее подозрения в уверенность.

Через три дня, один из разъездов казаков наткнулся на отставшего от своего отряда молодого наёмника.

Этот наёмник не стал выполнять приказ командира бросить лошадь и выходить к реке пешком. Сообщив сотоварищам, чтобы те уходили с поляны, сам на лошади попытался догнать свой основной отряд. Не получилось: не зная дорог заплутал и, в конце концов, попался на глаза разъезду.

Казаки передали его городским стражникам. Те поместили в городскую тюрьму, но, в первую же ночь, он умер в одиночной камере от остановки сердца, так и не дождавшись допроса следователя.

Глава 5.

Костя, а по-местному – Костуш, потихоньку привыкал к жизни в школе, к её распорядку.

Утро начиналось с физической зарядки, на которой обязаны были присутствовать все учащиеся, за исключением учеников последних, старших групп. Те, по сути, были уже молодыми специалистами, работали в больнице и ходили на вызовы по домам.

Как ученика младших групп, Костю обстригли очень коротко. Сейчас почти все младшие уехали на каникулы и на утреннею физзарядку, таких как он, сверкающих стриженными затылками, выходило от силы пять человек. Остальные все были с длинными волосами, но и их было тоже немного.

Наставник по физической подготовке, мастер Фабех, пользуясь малочисленность учеников, решил особое внимание уделить развитию Кости, делая упор на растяжках, для укрепления связок и придания телу гибкости.

После некоторых упражнений на развитие гибкости, Костя навряд ли смог бы самостоятельно добраться до кровати, но мастер Фабех, после значительных нагрузок, проводил восстановительный массаж с применением своей силы.

Благодаря этим «издевательствам» – по-другому Костя эти занятия про себя не называл, уже через два месяца в положении стоя, он мог почесать пяткой правой ноги своё левое ухо.

Но, как оказывается, эксперименты с его телом решил проводить не только преподаватель физкультуры.

По распоряжению управляющего школы, Косте стали выдавать таблетки императорских гвардейцев. Чтобы вырастить высоких и статных воинов, мальчикам-подросткам, выбранным для службы в гвардейцах императора, давали пропить курс таких таблеток, после чего они вырастали намного выше среднего человека.

Как объяснили Косте, расчёт мэтра Гарвила был простой: чем больше костная и мускульная масса Древоходца, тем больший вес он может пронести при переходе. Особенно это было важно для излечения детей. Мощный и сильный Древоходец, даже без амулетов, мог переместится с ребёнком весом в двадцать килограмм, а с амулетами и того больше.

Конечно, Костя хотел быть большим и сильным, – таблетки принимал очень ответственно.

После памятного перемещения с арбалетной стрелой в спине, он ещё тройку раз перемещался и опять же со стеклянными амулетами, а затем его предупредили, что на период приёма таблеток и месяц после, переходы совершать нельзя. Объяснили: переход может нивелировать действие препарата.

Позже, к Косте пришла простая мысль: «Да, таблетки эти дорогие, но почему разные там князья-бароны их не пьют? Неужели они не хотят быть высокими и сильными?».

Эту свою мысль он озвучил мастеру Мелиус, когда тот объявил, что курс закончен и теперь он опять может совершать перемещения.

– Всё просто и очень просто! – как обычно улыбаясь, начал объяснять Мелиус. – Препарат задерживает половое созревание, – ты намного позже станешь настоящим мужиком. Период созревания сильно удлинится, трубчатые кости продолжат расти, создадут тебе прекрасный костный каркас, а мы потом нарастим на него мясца, хорошего такого твоего молодого мясца! На твой же вопрос: «Почему остальные боятся принимать?», отвечу: часто, от гвардейских таблеточек, наступает полная импотенция. Ага, очень часто: у семи из десяти импотенция полная – сразу и на всю жизнь. Представь, как император доволен: гвардейцы во дворце и высокие, и красивые, а придворные дамы от них шарахаются. – Мастер Мелиус посмеялся и затем продолжил уже с серьёзным лицом. – Так что, таблетки употреблять боятся, все боятся. Есть, конечно, жадные и ничтожные люди, отдающие сыновей в гвардейцы, – считай, продают здоровье своих детей.

– А я? Я тоже могу стать импотентом? – оторопело спросил Костя.

– Во-первых, мой мальчик: не «могу стать импотентом», а «могу остаться». Во-вторых: тебе рано об этом думать и подобными вещами интересоваться. Тем более теперь, после курса таблеток – совсем, совсем рано, – ответил мастер Мелиус и опять заразительно засмеялся.

– То, что я Древоходец – ничего не меняет? Ничем не поможет? – проговорил Костя, с надеждой смотря на мастера.

– Да, именно так: это всё меняет и это поможет, – успокоил Мелиус. – Ещё скажу, что таким высоким, как императорский гвардеец, ты не станешь. Будешь покрупнее, чем тебе дано от природы, но гвардейских размеров не достигнешь – при переходах чрезмерности сглаживаются, выравниваются.

Давать Древоходцам гвардейские таблетки стали пробовать давно – база данных обширная, – продолжил просвещать Костю мастер, – но проблема ещё и в том, что инициация в Древоходцы проводят обычно в четырнадцать лет, а к этим годам у многих половое созревания идёт вовсю и таблеточки принимать поздно.

После курса таблеток, Костю опять привлекли к перемещениям по точкам силы. Прыгал он и с больными щенками от породистых гончих, и с ранеными охотничьими соколами, но основной груз –стеклянные заготовки под амулеты.

Самым частым и самым нелюбимым, был прыжок от Синей Лощины к поляне Гуса Одноглазого. Теперь этот маршрут был бесплатный и, из экономии, постоянно гоняли по нему.

Традиционно, перед каждым перемещением, Костя сначала пытался попасть к себе домой, на Землю, и, только очередной раз убедившись в невозможности, прыгал в точку, которую задали.

Древоходцев , не считая Костю, в школе было трое: Бубок; Ильхома и Теллис.

Бубок был здоровенный парень – внешне, почти взрослый мужик. У него были явные отклонения в умственном развитии. С трудом научился читать по слогам и на этом его образование закончилось. Естественно, никаких других техник использования силы он не освоил, но очень ценился руководством за способность перемещаться с детьми.

Бубок всегда носил загадочную улыбку на своей толстой маслянистой физиономии. Любил пошутить, и часто это делал, хотя шуток у него было только две.

Одна из них: входя в столовую, когда ученики спокойно обедали, он, выпучив глаза орал: «Кто сегодня чистил сортиры?», и, не дожидаясь ответа, подходил к кому-либо из младших, наставлял на него палец и опять орал: «Почему всё очко в дерьме?».

Вторая шутка, столь же незатейливая, проходила также во время еды, и отрывался он опять же с младшими учениками.

Бубок смотрел выбранной жертве в тарелку и спрашивал: «Что это у тебя там – мясо? А почему оно зелёное?», – после чего изображал звук рвоты.

Среди учеников школы не было аристократов, – большинство дети из простых семей, максимум, из среднего сословия, но и у них, его выходки считались тупой мерзостью полудурка.

Вторым Древоходцем был Ильхом, мальчик года на два старше Кости.

Отец у Ильхома бригадирствовал в одной из артелей на верфи в городе Райме – крупном портовом городе Древленского княжества.

Обучение в школе было платным. Бесплатным только для тех детей, чьи родители подписали контракт с империей, при этом, отучившиеся по контракту выпускники, были обязаны отслужить десять лет медиками в имперской армии, и именно в той части, куда их отправят.

Родители Ильхома скопили денег на год обучения в Либоргской школа целительства и артефакторики мэтра Гарвила. Выбирали, ориентируясь только на цену, а у мэтра Гарвила она была самой низкой в городе.

Через год, денег на следующий курс не нашлось, и его собрались было забирать домой, но у Ильхома, изначально наделённого весьма средними способностями, неожиданно стал быстро расти резерв и достиг ста единиц – рубеж, после которого одарённый мог превратится в Древоходца. Не все с резервом в сто единиц эволюционируют в Древоходцев, но у Ильхома всё получилось, и сейчас сама школа должна была отчислять родителям процент, за использование сына, как Древоходца.

Ильхома был жизнерадостным пареньком с вечной улыбкой на лице, но жизнь в школе ему сильно портило стремление воспитателей, добиться увеличения его веса. Принимать таблетки императорских гвардейцев было уже поздно, а просто закармливать – бесполезно. Жир в организме не сильно усиливал возможности при переносе – нужно было наращивать мышечную массу. Его нещадно гонял на своих занятиях мастер Фабех, качая ему мышцы, затем заставлял жрать всякую питательную гадость мастер Мелиус.

Костя как-то сразу нашёл с ним общий язык. Хотя Ильхом был и постарше, перед Костей он не зазнавался и отношения между ними всегда оставались приятельскими.

Общения же с Бубком, Костя старался избегать. Да и какое могло быть общение с дебилом.

Третьим Древоходцем в школе был высокий и красивый юноша, с неулыбчивым лицом, по имени Теллис. При разговоре он никогда не смотрел в глаза собеседнику, отводя взгляд в сторону, а говорил всегда тихо и как бы замедленно.

Привёз его в школу приказчик какого-то барона. Этот же приказчик, примерно раз в два месяца, появлялся в школе забрать деньги, заработанное Теллисом.

Вот с Теллисом у Кости отношения изначально не задались, начавшись сразу с конфликта.

В тот день, Костя, вымотанный тренировкой по программе мастера Фабеха, брёл к сарайчику с душем, когда, на площадке для единоборств, увидел пару старших учеников, ведущих учебный бой. Они фехтовали на клинках, подобных тем, что размещались у одарённых в трости.

Костя остановился около небольшого столика, и стал наблюдать за быстрыми перемещениями бойцов по площадке, стараясь запомнить их приёмы и стойки.

Бились они, держа в одной руке внутреннюю часть трости в виде шпаги, а в другой внешнюю, выполняющую функцию ножен, и на которую тоже принимались удары.

Соперником Теллиса был сын преподавателя физподготовки мастера Фабеха. Сын тоже учился в школе мэтра Гарвила и славился, как сильнейший фехтовальщик.

Бой закончилось тем, что шпага Теллиса, вывернутая ловким круговым движением соперника, упала на землю.

Теллис с раздражением стал срывать с себя защитную амуницию и швырять её в специальный ящик. Перекинувшись парой слов с одержавшем победу сыном Фабеха, поднял с земли шпагу, протёр специальной тряпочкой и засунул в ножны, собрав в трость.

На маленьком столе, рядом с Костей, стоял кувшин с какой-то, судя по запаху, травяной настойкой. Теллис подошёл к столу, взяв кувшин, сделал несколько глотков и сунул наполовину полный кувшин в руки Косте, а затем ещё протянул ему своё собранное в трость оружие.

– Отнесёшь всё ко мне в комнату, – приказал он.

Костя поинтересовался, где в комнате надо поставить трость.

Реакция на вроде бы безобидный вопрос была совершенно неожиданной.

По лицу Теллиса прошла гримаса ярости, он что-то прошипел, после чего резкая судорога скрутила ноги Кости, заставив свалиться на землю.

Подняв упавший кувшин и сунув трость под мышку, Теллис ушёл, оставив мальчика корчиться от боли.

Судороги стали уже постепенно отпускать, когда на площадке появился мастер Ярич.

Ярич до конца не оправился от ран – левая рука, пробитая арбалетным болтом, действовала всё ещё плохо и сейчас, согнув в локте, он прижимал её к груди.

– Кто это тебя так? —спросил он у Кости.

– Теллис! – на выдохе, сквозь зубы просипел Костя

– Теллис парень спокойный. С чего вдруг? – говоря это, мастер Ярич прикоснулся здоровой рукой к ноге мальчика, стараясь облегчить последствия судорог.

Костя, массируя руками мышцы ног, стал объяснять, что совсем не понимает: «С чего вдруг», с ним так поступили, и, как смог, пересказал недавние события.

Выслушав, Ярич заставил повторить, что именно Костя спросил у Теллиса, и как сформулировал вопрос.

Потом, на своих длинных ногах, стал расхаживать перед уже сидящим на земле Костей, и читал нотацию о необходимости не лениться, полностью отдавать себя учёбе. И в первую очередь скорейшим образом осваивать язык.

– Ты обязан повторить употребление вопросительных слов и предлогов. Ты должен учиться и учиться, а если не станешь стараться, так и будешь постоянно валяться, как сейчас, обоссанный, – закончил он нотацию.

– Я не обоссанный – это вода из кувшина, – обиженно пробурчал Костя.

Ярич на замечание не прореагировал, посчитав несущественным.

– Тебе нужно было сказать: «Где у тебя поставить трость?», ты же сказал: «Куда тебе вставить трость?». Вроде ошибка небольшая, но смысл фразы изменился и изменился очень обидно для Теллиса.

Костя поначалу разницы не улавливал, но всё же, мастер, Ярич смог донести смысловое различие между глаголами «поставить» и «вставить».

– Ну и ладно, ошибся немного! За что же так-то со мной? – вопрошал Костя.

Мастер Ярич начал было объяснять, но поняв, что Костя никаких намёков не понимает, смешался, и после паузы, решил с объяснениями закончить, не вдаваясь дальше в нюансы и оставить эту тему Косте на самообразование.

– Я, конечно, твой воспитатель, но заниматься просветительством в этих вопросах – не обязан. Вырастишь Костуш – узнаешь, а пока учись правильному употреблению предлогов и глаголов.

В полной мере, оценить свою ошибку, Костя смог позже, уже после каникул.

Всё растолковал ему сосед по комнате – Цыгаш. Он рассказал, что старшие ученики часто посещают по вызову пациентов на дому.

Некоторые городские дамы во всю пользуются вызовом для решения своих интимных проблем. Благодаря навыкам целительства, многие из учеников-целителей способны сильно возбудить дам и доставить им каскад приятностей.

Теллис, за свои внешние данные, пользовался огромной популярностью у местных любительниц запредельной сладости, и у него был свой круг почитательниц. Существовала и конкуренция среди целителей на этом рынке наслаждений. Видимо, какой-то особо «щедрый цветок», с этой поляны, предпочёл, чтобы Теллиус его «опылял», и стал только Теллиуса одаривать золотым нектаром.

Предыдущий поставщик удовольствий «щедрому цветку», сильно раздосадованный потерей доходов, распустил слух, якобы, Теллиус пользуется успехом не только у дам.

Взбешённый грязной инсинуацией, Теллиус нашёл и жестоко разобрался с распространителем гнусных домыслов, после чего тема была закрыта, но сам он не мог успокоиться и зачастую неадекватно, как в случае с Костей, реагировал на малейший намёк, или даже на то, что могло показаться ему намёком.

Просветительские беседы с Цыгашем, оказались весьма информативными для Кости, и он наконец-то осознал, почему, на вроде бы безобидную ошибку с предлогом, Теллис так злобно отреагировал.

Каникулы закончились, и толпа малолетних учеников вновь заполнила свои спальни, создавая постоянное столпотворение в умывальне и столовой, а для Кости это явилось концом более-менее размеренной и ненапряжной жизни.

В империи существовало положение, по которому все одарённые, изучающие навыки использования силы, обязаны иметь документ о начальном образовании.

Начальное образование гражданин империи получал обычно после завершения шестилетнего обучения и сдачи экзаменов. Это положение было принято и во всех княжествах и баронствах, находившихся под протекторатом империи.

Соискатель из одарённых, на комиссии по присвоению звание целителя, или артефактора, обязан был представить документ о начальном образовании.

Стать мастером, можно было только уже со средним общим образованием, которое составляло минимум восемь лет обучения. А звание мэтра, присваивалось после окончания университета.

Некоторые школы для одарённых города Либорга, имели свой штат преподавателей общеобразовательных дисциплин, но в заведении мэтра Гарвила такого не было, и его ученикам приходилось посещать обычные городские школы.

Сложная ситуация сложилась с Костей: он не очень уверенно знал язык княжества, не знал имперский и был полный профан в вопросах религии. Не всё гладко обстояло и с арифметикой, опять же из-за незнания языка – считал-то он хорошо.

Отдавать в первый класс к восьмилетним детишкам – посчитали нерациональным и решили на полгода нанять ему репетитора, в роли которого выступил администратор ближайшей городской школы. Помочь пройти курс четырёх лет за полгода Косте опять же должен был помочь мастер Мелиус со своим «разгоном».

Сам школьный администратор с Костей практически не занимался, отправляя ему молодых преподавателей.

Первые три месяца обучения были для Кости сплошным кошмаром: ему заливали в голову всё подряд в огромных количествах, в надежде, что разгон мастера Мелиуса спасёт и всё расставит в голове по своим местам.

Но как можно изучать имперский язык, пусть он и сродственный языку княжества Либорского, когда ты ещё полностью не изучил и Либоргский? То же самое с догматами веры – без хорошего знания языка, они просто превращались в набор звуков.

Прорыв произошёл неожиданно. Из всех Древоходцев школы мэтра Гарвила, только Костя внутренним зрением мог видеть готовность точки силы к переносу. Вроде бы, чем-то подобным был наделён и Бубок, но при его бестолковости, практического смысла это не имело.

Приняли решение: прежде чем отправлять своих Древоходцев к местам силы, предварительно уточнять у Кости о готовности той, или иной точки к перемещению. Для этого Косте пришлось посетить и запомнить ещё двенадцать мест силы вокруг города.

Когда точки силы закрывались, становясь недоступными для перехода, то перед внутренним зрением Кости они светились красным светом. Переходы делались нерабочими сразу в нескольких местах, если рядом с ними проходил грозовой фронт. Закрывались и когда точкой воспользовалось много Древоходцев. Обычно могла пропустить в сутки шесть-восемь человек, а затем как говорили – «схлопывалась» на отдых. А довольно часто закрывались и вообще по неизвестным причинам.

Заметив приближающую грозу, спрогнозировать что-то ещё было возможно, но в остальных случаях Древоходцу часто приходилось возвращаться назад, так и недожавшись открытия перехода.

В тот день Костя благополучно добрался до очередной точки, и как можно быстрее постарался запомнить новое для себя место.

Ещё на подъезде, Костя заметил, – точка обозначающая цель прыжка постепенно меняла цвет с зелёного – перенос возможен, на жёлтый, при котором тоже возможен, но следующим, в любой момент, мог стать оранжевый и тогда переместиться не получиться, поэтому он торопился.

Прыжок надо было выполнить на полянку, впервые принявшую его в этом мире. Встречать его там должен был один из школьных сторожей с запасной лошадью.

Всё, вроде бы, прошло гладко, и, оказавшись после переноса на нужной поляне, Костя спокойно пошёл к сторожке, где обычно его поджидали встречающие, но в этот раз там никого не было, кроме всё того же Боруша – охранника, когда-то, «вырубившего» Костю дубинкой.

Тот обрадовался, будто увидел родного сына и, расплываясь в улыбке, объявил, что его ждали здесь три дня назад, а он появился только сейчас. А теперь, Костю они обязаны проводить до школы и взыскать с мэтра Гарвила деньги и за перенос, и за сопровождение. Пока, сидя на лавочки дожидались сменщика, Боруш объяснил, что подобное с Древоходцами иногда случается и называется: «Завис».

Если в момент отправки закрывается точка назначения, то Древоходец «зависает» и в таком состоянии может пребывать не один день, причём, для него самого время проходят совершенно незаметно.

Бывает это не очень часто, но практически каждый Лревоходец за свою жизнь хотя бы раз попадал в «завис». При этом, по прибытии резерв, как правило, полный.

Костю отконвоировали в школу. Встретили его там достаточно спокойно – никто не думал, что он сбежал: узнав, что полянка, куда направлялся Костя закрылась, так и решили – попал в «завис».

Но оказалось, эти три дня в «зависшем» состоянии» для Кости не прошли бесследно: каким-то волшебным образом, он полностью освоил имперский язык. Он теперь не только свободно говорил, но и грамотно писал, чем потряс своего репетитора, показав почти доскональное знание весьма запутанных правил грамматики имперского языка.

После такого серьёзного прорыва, Костя легко освоил язык княжества, бывшим, по сути, одним из диалектов имперского. Немного потерял время с зубрёжкой молитв и религиозных догм, но к Новому Году его посчитали уже готовым к сдаче экзаменов за четыре класса.

Сдал без проблем, а после Новогодних праздников, должен был учиться уже в пятом классе.

Зима в княжестве Либоргском была не холодная и только в самый разгар зимы, вода около берега реки иногда покрывалась плёнкой льда. Снег был редкостью и не только снег, но и дождь. Из-за отсутствия осадков зимой часто возникали пыльные бури.

Главным атрибутом праздника, как и на Земле, было тоже дерево, правда, не ель, а вещее дерево, через которое на планету Эре прибыли Святые Первородители с частью своего семейства.

На площадях и во дворах некоторых домов побогаче, ставили и укрепляли шесты, к которым привязывали ветки различных деревьев, не сбрасывающих на зиму листву. Украшали настоящими плодами, или картонными муляжами.

Празднование начиналось через сто ударов сердца после того, как восходящее солнце полностью вставало над горизонтом. Встречали солнце всеобщим пением Новогодней молитвы и дальше праздник продолжался, до поздней ночи.

На центральной городской площади, рядом с главным, самым высоким деревом города, устраивали площадку для плясок, трактиры выставляли столы, выкатывали бочки с вином и пивом.

К вечеру, на главной площади, при свете факелов, начинался карнавал. Людей без масок, или в дешёвой одежде, деликатно отправляли праздновать на другие площадки, попроще, а к центральной, в нанятых экипажах, или в своих, но оставленных далеко, дабы соблюсти инкогнито, подъезжал весь цвет Либоргского княжества.

Каждый год, на карнавале случалось много курьёзов и недоразумений, которые затем смаковал весь город.

За порядком следил специальный Совет из уважаемых горожан, которому были приданы три отделения стражников. Во время карнавала, решением Совета, с самых отвязных участников могли публично сорвать маски. Однажды, за приставание к мужчинам, с особо похабными предложениями, сняли маску с восьмидесятилетней кормилицы князя.

Ещё как-то, за непристойный танец сорвали маску с визжащей и отбивающейся дочери бургомистра.

Попал и брат князя: безмерно залившись вином, он вырвал из крепления горящий факел и, размахивая им, гонялся за очумевшими от страха участниками карнавала. Сначала кто-то ловкий удачно выбил из его рук факел, затем, аж четыре стражника, с трудом завалили буяна на землю, а сняв маску, застыли в почтительном поклоне, и так простояли согнувшись, пока подбежавшие слуги не забрали уже спокойно похрапывающие высокородное тело.

Следующая за Новым Годом праздничная неделя, называлась – Неделей Невест.

Начиная с императорского дворца, где проходили великосветские приёмы с пышными балами, и заканчивая избой старосты в захудалой деревушке, где тоже устраивались, но уже посиделки с плясками, – по всей империи на этой неделе молодёжь имела удобный случай познакомиться и наметить себе пару.

По традиции, никто ни смел обижать пришедших на смотрины женихов из соседних деревень, а высокородным недопустимо было в эти дни затевать дуэли – это считалось очень серьёзным грехом перед Священными Первородителями и особенно перед Матерью Первородительницей.

В школе мэтра Гарвила, к дереву, установленному на спортивной площадке, встречать утром Новый Год, вышло меньше половины учащихся: младшие, не живущие в Либорге, почти все разъехались, отмечать праздники домой, как и часть старших.

Собравшись у дерева, ученики ждали, пока шар солнца полностью поднимется над горизонтом, затем, повторяя за мэтром Гарвилом, досчитали до ста, и, кое-как, вразнобой, пропели Новогоднюю молитву.

Под дерево принесли украшенные цветными лентами корзины, из которых стали доставать и раздавать подарки. Все старшие ученики, в основном, получили в подарок амулеты. Камни они должны были раздобыть сами, а задавали свойства артефакту и делали оправу уже в мастерской при школе.

Многие из старших учеников планировали на Неделе Невест посетить несколько мероприятий, устраиваемых городской мэрией, где лучшим подарком для избранницы, способным надёжно закрепить знакомство, был бы амулет.

Дарили в основном успокаивающие амулеты для скорейшего засыпания, или с лёгким обезболивающим эффектом. Преподнести в подарок, улучшающий пищеварение, или снижающий потливость – считалось чудовищным оскорблением, не говоря уже о противозачаточном амулете.

Младшим же ученикам выдавали незатейливый кулёк со сладостями и фруктами.

Косте достались два мандарина, одно пожухлое яблоко и покрытый сахарной глазурью пряник в виде коня, каменной твёрдости.

К вечеру школа совсем опустела. Косте не спалось. Он вышел во двор – около ворот два оставшихся сторожа о чём-то спорили пьяными голосами. Не так далеко в небо взлетела шутиха и послышались радостные крики. Из четырёх домов, где жили подсобные работники, только в одном горел свет и изредка за занавесками мелькали чьи-то тени.

Костя вернулся в свою комнату, достал подаренный пряник и постарался отгрызть кусок. На пряник капали слёзы из глаз мальчика, делая покрывающую его глазурь липкой, но середина по-прежнему не поддавалась, оставаясь исключительно твёрдой. В конце концов, со злостью швырнул обмусоленный пряник в стену, и, уже перестав плакать, долго лежал в темноте с открытыми глазами, вспоминая Новый Год на Земле и оставшихся там родных, пока не заснул.

Оставшиеся праздничные дни, Костя готовился к школе. Он должен был пойти в пятый класс с середины учебного года, – старался подтянуть знания по географии, истории и другим предметам, которые его одноклассники прошли за полугодие.

В городскую школу его отвёл мастер Ярич. Он передал Костю всё тому же администратору, – бывшему его репетитору.

Выслушав несколько напутственных фраз, что учёба наше всё, а прилежность и дисциплина – залог успеха, Костя по длинному коридору, полутёмному из-за высоких кустов за окнами, направился в свой новый класс. В одной руке он нёс небольшой мешочек с письменными принадлежностями: чернильницу с завинчивающейся крышкой, ручку со стальным пером и карандаш. Другой рукой прижимал к телу единственную, но очень толстую тетрадь.

Обстановка в классной комнате очень напоминала обычный земной класс: чёрная доска, столы-парты с отверстиями под чернильницу. Но были и отличия – встроенная в стену печка и общая вешалка для одежды вдоль стены.

Учеников в классе было около тридцати – половина девочки.

Шёл урок математики. Преподаватель – худощавый, возрастной мужчина в очках, что-то писал мелом на доске. Услышав звук открывающейся двери, повернулся, а увидев входящих Костю с администратором отошёл к своему столу и вопросительно посмотрел на них.

Также молча на Костю уставились и тридцати пар глаз новых одноклассников. Из задних рядов кто-то помахал рукой, привлекая внимание – Костя сразу узнал одного из своих соучеников, по школе мэтра Гарвила. Он с ним раньше практически не общался, да Костя, из-за своей загруженности, вообще, мало с кем общался, кроме соседа по комнате, но по занятиям на спортивной площадке, внешне этого ученика помнил и даже в памяти всплыло его имя – Рубис.

Администратор представил Костю будущим одноклассникам и преподавателю, отметил, что Костя-Костуш выходец с экзотического островного государства Тагилия, после чего, предложив любить и жаловать, покинул классную комнату.

Поднялся Рубис, и попросил разрешения сесть с новым учеником вместе, потому как они из одной целительской школы и на первых порах Рубис поможет новичку освоится.

Получив согласие, он перебрался на заднюю пустующую парту. Костя, повесив на вешалку свой плащ, прошёл и сел с ним рядом.

– Молчи! Ничего не говори! Зануда любит сразу ломать новеньких, – может прямо сегодня и на розги отправить, – уголком губ прошептал Рубис.

Что Зануда – прозвище преподавателя математики, Костя понял сразу, но вот про розги засомневался и переспросил:

– Какие розги? Вас бьют розгами?!

– Эй там, новенький! Что тебе непонятно? – вперив в Костю толстые линзы очков, вскинулся преподаватель.

Озвучить вопрос про розги, Костя не осмелился, следуя присказке: «Не буди лиха», поэтому ответил, что интересовался темой урока.

Зануда несколько секунд помолчал, но не найдя в ответе возможности прицепиться к новичку, сухо проговорил тему урока.

На перемене Рубис рассказал, что телесные наказания здесь существуют в полной мере. Они не публичные – провинившихся обычно сечёт истопник в своей коморке.

Учитель выписывает направление, а к занятиям допускают только после отметки истопника, что, мол, воспитательное мероприятие проведено. Откупиться можно, для чего рекомендуется всегда держать в запасе два медяка – отдать истопнику.

Лично Рубис попадал на розги три раза – два раза откупился, а третий раз, всё тот же Зануда, лично сопроводил его к истопнику и проследил за исполнением.

Девочек также секут, а выполняющая эту процедуру ключница-экономка, характеризуется ученицами как «жадная сволочь», – берёт за откуп намного дороже.

Ещё Костя узнал об ожидающей его сегодня «вписке». Проводить её будет ученик их же класса по кличке Башка. Рубис указал на высокого и плотного малого с большой головой.

– Шансов у тебя против него – никаких, – «обнадёжил» Рубис, – поэтому выйдем на драчку вместе. Башка тогда возьмёт себе в пару кого-нибудь из своих прихлебателей. Я постараюсь прихлебателя по-быстрому вырубить, а против нас двоих Башке придётся тяжело – вдвоём можем его и уделать.

– А драки у вас постоянно? – поинтересовался Костя.

– Ну -у…, —задумчиво протянул Рубик, – бывают и часто, но нас – колдунов, это мало касается. Если будут сильно обижать – обратимся к старшим. В шестом классе многие из наших уже владеют силой. Таких и преподы боятся. Вон, тот же Зануда, перед старшеклассниками сколько раз извинялся. Говорил: отправлял на порку для их же блага, старался знания вбить.

Другое дело прописка. Это традиция, здесь старшие не вступятся – так положено.

Конечно, предстоящая прописка, Костю взволновала, но в этот первый день, его внимание было вначале сосредоточено только на девочках. Школа мэтра Гарвила была мужской, да и среди обслуги юных представительниц женского пола практически не было.

Девочек, своих ровесниц, он если и встречал в поездках к местам силы, то только мельком. Зато в школе наконец-то получил в полной мере возможность видеть их «в живую», наблюдать за походкой, манерой говорить, жестами, мимикой – всем этим они сильно отличались от земных девочек.

Правда теперь, подсматривая за одноклассницами, его взгляд постоянно цеплялся за плечистую фигуру будущего соперника – Башки, что сразу уводило его мысли в сторону от девочек.

Сама драка Костю особенно не пугала, но чего он по-настоящему боялся, так это показаться смешным и беспомощным.

За последнее время мастер Фабех на своих занятиях хорошо поднял его в физическом развитии, но упор делался на гибкость и выносливость, а в плане единоборств Косте оставалось надеяться только на опыт дворовых драк на Земле.

На последнем уроке, а это была история, Рубис болтал постоянно, не замолкая, готовя его к схватке. Преподаватель истории, молодой мужчина, что-то нудно читал по книжке – отбывая номер, не обращая никакого внимания на поведение учеников. Единственно, если шум в классе начинал ему досаждать, он повышал голос и все притихали.

Рубис же тем временем инструктировал Костю.

– В общем, я обо всё договорился. Против нас вместе с Башкой выйдет Чуча, – он показал на паренька, сидящего за одной партой с Башкой.

– Чуча, как боец – не очень, – продолжал пояснять расклады Рубис, – но упёртый гад, боюсь, уделать его быстро не получится, но попробую.

Против тебя встанет, понятно, Башка. Он сразу постарается схватить за грудки и ударить лбом в переносицу, – его коронный приём, отсюда и прозвище. Так что запомни и будь наготове.

Внутри школьной территории драться запрещено. Ну, если кому сильно приспичит – это их дело, но вписка только за забором.

И ещё, – взгляд Рубиса вильнул в сторону, – я всем сказал, что ты, типа – дикарь с островов и, вообще, чуть-ли не людоед.

– Почему? С чего ты взял? – удивлённо переспросил Костя.

– Ну, среди наших такие слухи. А школота – пусть тоже знает, больше уважать будут. И это…, – продолжил Рубис, – ты им покажи, что-нибудь такого, ну, дикарского, при драке: завизжи там страшно, или укуси до крови.

Костя потерянно молчал – слово было сказано, и теперь, как правильно он понимал, отмыться от людоедства ему уже не удастся, – оставалось только обратить этот слух себе во благо.

Гулкий звон висевшего в коридоре бронзового колокола, обозначил конец последнего урока.

На пустыре около школы, где договорились провести схватку, собралось настоящая толпа. Стояли и ребята из школы целительства мэтра Гарвила, пришли почти все новые одноклассники Кости и даже все девочки-одноклассницы. По школе, как пожар, разлетелась новость, что Башка будет проводить вписку новичку, который, мало того – колдун, но ещё бывший дикарь и, возможно, людоед. На такое зрелище сбежалось много учеников и из других классов.

Увидев, настоящую толпу из зрителей, Костя почувствовал себя гладиатором в Колизее.

Когда подходили к месту схватки, собравшиеся расступилась, пропуская его с Рубисом, и сзади послышались шепотки: «Вот он, вот он! С острова людоедов!».

Рубис со значением мотнул вслед шепоткам головой: дескать, помни кто ты такой и уж постарайся соответствовать.

Внутри круга, из зрителей, уже стояли Башка с Чучей. Они сняли верхнюю одежду и делали лёгкую разминку. Чуча был сосредоточен и угрюм, Башка же беззаботно улыбался, разминая шею.

Ребята тоже скинули верхнюю одежду и заняли свои позиции.

Костя, по случаю первого школьного дня, был в белой рубашке. Он встал напротив Башки, Рубис напротив Чучи.

Из окружающей толпы вышел какой -то парень-старшеклассник, проговорил правила схватки и сделал отмашку.

Первоначально у Кости был только один план. Зная о манере Башки, используя высокий рост, бить головой сверху вниз в переносицу, Костя решил противопоставить ему тоже удар головой, но уже снизу и в челюсть – взять «на кумпол». Но пока шёл через толпу, созрел ещё один план: окружающие школьники пришли за экзотикой, и он должен постараться их не разочаровывать.

Сразу после отмашки, Костя, шлёпая себя ладонью по губам, во всю силу лёгких, издал клич индейцев-команчей. Вся толпа смолкла в изумлении. Чуча с Рубисом, оглушённые воплем, тоже уставились на него. В лёгкий ступор впал и Башка, чем сразу воспользовался Костя: подскочив на дистанцию для удара, с размаху заехал ему кулаком в нос. Удар прошёл удачно, получился резким и сразу из носа обильно пошла кровь.

Но драка по вписке велась не до первой крови, а могла закончиться, если только кто-нибудь из соперников был не в состоянии продолжать, или запросил пощады.

Башка одной рукой поймал Костю за рубашку, а второй пока просто старался прикрыть разбитый нос. Костя находил незащищённые места на залитом кровью лице Башки и раз за разом удачно доставал кулаками. Его удары выбрасывали фейерверки кровавых брызг, которые оставались на белой рубашке Кости красными кляксами.

Башке всё же удалось и второй рукой ухватить Костю за воротник и рывком рвануть к себе. Зная, что за этим последует, Костя, разрывая ткань рубашки, согнул ноги и корпус.

Увидев, что соперник, пригнулся, уходя из-под его коронного удара, Башка инстинктивно врезал Косте коленом по подбородку, не задумываясь к каким последствиям это может привести. Костя, как раз собрался взять противника «на кумпол», начал резко распрямиться и в этот момент, для ускорения, ему прилетает коленом. Его голова, получив дополнительный импульс, с такой силой врезалась в челюсть противника, что Косте показалось будто его череп затрещал, как зрелый орех в щипцах для колки орехов.

Башка, в бессознательном состоянии, падает на спину, увлекая за собой Костю, при этом натянув окровавленную рубашку тому на голову.

Основной удар пришёлся Косте на верхнюю, самую надёжную и крепкую часть лба, поэтому, хотя он и был ошеломлён, но что-то ещё соображал, правда из-за рубашки на лице ничего не видел.

Зубами и руками, он с каким-то утробным рычанием, порвал в клочья пропитанную кровью ткань, затем поднялся с поверженного врага, оглядел всех полубезумным взглядом и, шлёпая окровавленной ладонью себе по губам, опять издал клич команчей.

Ближайшие ученики испуганно попятились, а кто-то, глядя на его измазанные кровью губы, произнёс: «Настоящий людоед!».

Чуча с Рубисом, ещё после первого вопля Кости, так и остались стоять в ступоре на месте, не прикоснувшись друг к другу, а только вместе со всеми наблюдали за развернувшейся рядом схваткой. Сейчас они будто очнулись.

Чуча помахал руками над головой, признавая поражение и бросился к лежащему другу. Туда же подошёл и один из старших учеников – будущий целитель. Он сначала остановил, у так и непреходящего в сознание Башки кровотечение из носа, затем положил ему ладони на виски.

Тем временем к Косте подошёл Рубис.

– Ну ты и зверь! – восхищённо прошептал он. – Уделать такую тушу! Да он, наверное, раза в два больше тебя весит!

Костя не стал объяснять Рубису, что, в общем-то, Башка уделал себя сам, просто во время удара между коленом Башки и его же челюстью оказалась голова Кости.

Остальные зрители, увидев Рубиса стоящего рядом с «дикарём» и спокойно беседующего, тоже осмелились подойти ближе. Они выражали своё восхищение и поздравляли Костю с победой. Кто-то из девушек подал платок, и Рубис стал оттирать ему с лица кровь.

Один из новых одноклассников, попросил научить кличу команчей. Костя не отказал, даже несколько раз поправил, добиваясь настоящего звука, и через несколько минут вопили уже все: и младшие ученики, и девочки, и старшеклассники, и даже вечно хмурый Чуча.

Молчал только наконец-то очнувшийся Башка. Он сидел на земле, и, склонив на бок всё ещё гудящую голову, пытался вспомнить, что же с ним произошло, а также понять – почему все окружающие так странно вопят.

Вечером, перед сном, Костя пересказал Цыгашу – своему соседу по комнате, события первого дня в школе. Цыгаш знал Башку, знал, как очень сильного бойца, несколько раз наблюдал того в драках и поэтому даже не сразу поверил, что Костя его одолел и раз за разом заставлял пересказывать всё в подробностях.

Когда Костя с благодарностью стал отзываться о своём нового однокласснике Рубисе, который не побоялся и поддержал его, то Цыгаш начал смеяться.

– Представляю, – говорил он, – как Рубис трясся выходить с тобой против Чучи и Башки, но бизнес есть бизнес – пришлось.

–Какой бизнес? – не понял Костя.

– Рубис парень местный из Либорга, а отец его сидит-горбатится в ювелирной мастерской. Украшения там разные…, ну и, конечно, амулеты, – начал объяснять Цыгаш. – Рубису выход на Древоходца позарез нужен – будет тебя подгружать контрабандой. Бубок – дебил, чтобы с ним договариваться – самому надо дебилом быть. Теллиус – почти ни с кем не общается, да и мелочиться на контрабанду не будет: деньги и большие, —Цыгаш изобразил неприличный жест руками, – на похотливых дамочках делает. —Остаются Ильхом, да ты. Вот Рубис отчаянно и набивается тебе в друзья, – даже против Башки с тобой вышел.

– И что мне делать? Отшить его? – спросил Костя.

– Это сам думай. Так-то, я ничего стремного про Рубиса не слышал. А по контрабанде – тебе что, деньги не нужны?

Костя отучился только два, или три дня в городской школе, когда вечером его пригласили в кабинет мэтра Гарвила.

Помимо самого управляющего, там сидели мастер Ярич, мастер Тулбас и мастер Мелиус.

Вызвали Костю, для официального оформления специализации.

Мастер Ярич уже говорил с ним на эту тему, описывал все плюсы и минусы выбора стези целителя. Проходил Костя собеседование и с мастером-артефактором Тулбасом.

Помимо направлений целительства и артефакторики, существовало ещё два: лекарственное и ветеринария, но последние у мэтра Гарвила не были представлены, – в Либорге их изучали только в единственной на весь город женской школе. Традиционно, одарённые девочки В Либорском княжестве специализировались на изготовлении лекарств и лечении животных. Причём, женщин-ветеринаров также призывали в армию.

Костя как-то поинтересовался: есть ли среди женщин Древоходцы, – оказалось есть, но из-за невозможности переносить с собой какой-то значительный груз, они мало востребованы.

Сейчас же, в школе мастера Гарвила, перед Костей было открыто только два пути – целительства и артефакторики.

Выбор осложнялся ещё и тем, что при всех преимуществах, которые давал дар Древоходца, а их было немало: способность перемещаться, при этом излечивать себя и излечивать других, после достижения двадцатипятилетнего возраста ещё двадцать лет не стареть, иметь огромный внутренний резерв.

При всех этих плюсах были и серьёзные минусы: где-то через тридцать лет после инициации, Древоходец терял не только возможность перемещаться, но у него резко сваливался внутренний резерв, – падал до каких-то ничтожных 10-20 даров. Для изготовления амулетов, где не требовалось быстрый выброс большого количества дара, столь малых значений хватало, а вот целителю – явно было недостаточно.

У среднего целителя внутренний уровень дара составлял 60–90 единиц, и особо не менялся на протяжении всей жизни, если, конечно, носитель дара не забирался далеко от мест силы. У Древоходцев, он априори был обязан превышать сто единиц, а мог, без всяких поддерживающих амулетов, достигать и 200 единиц и даже больше, что давало им серьёзную фору при лечении больных.

Костя остановился на целительстве, потому как ещё не потерял надежды вернуться на Землю.

Как он уже понял, внутренне строение жителей планеты Эре, отличалось от людей Земли, но очень много было общего, и Костя предполагал, что, вернувшись, сможет стать успешным целителем и на Земле.

Официально подтвердив свой выбор – целительство, он расписался в специальном журнале, и его подпись заверили все присутствующие преподаватели.

С этого момента, помимо изучения общеобразовательных предметов в городской школе, Костя приступил к освоению навыков целительства.

На первом, и достаточно длительном этапе, Костя просто учился проникать взглядом внутрь человеческого организма. Нечто подобное он уже с некоторым успехом проделывал на Земле, чем немало порадовал мастера Ярича и мастера Мелиуса, курировавших Костю.

Оказывается, у многих учеников, на получение хотя бы первых результатов в этом направлении, уходит до полугода, а некоторые так и не способны увидеть ничего дальше кожи, и тогда им приходится или совсем бросать школу, или переходить на изготовление амулетов.

Обучение проходило с помощью пособий в виде рисунков с внутренним устройством тела, различных муляжей, настоящих отдельных костей и целых скелетов. Но самым наглядным и продуктивным было изучение человеческого организма на специально нанятых мужчинах и женщинах, с различными патологиями.

К началу летних каникул, Костя уже выучил название и расположение всех костей, мышц, кровеносных сосудов и нервных узлов.

Однажды, получив задание найти след недавнего перелома на ноге приглашённого мужчины, Костя очень долго всматривался, но не мог найти костную мозоль. Начал злиться, у него от продолжительного стояния в неудобной позе затекла спина, ему захотелось выпрямиться, и, неожиданно для себя, он умудрился транслировать своё желание выпрямить спину на подопытного, заставив того резко разогнуться в пояснице.

Мужчина от неожиданности закричал, и дежуривший на занятиях мастер Мелиус, быстро устранил воздействие, а Косте отвесил хороший подзатыльник.

Позже мастер объяснил, что у Кости произошёл спонтанный выброс структурированного дара, возбудивший в нервных волокнах мужчины сигнал на сокращение мышц. Это, безусловно, прорыв в обучении, и Костя должен постараться запомнить, как это у него получилось, но сейчас развивать этот навык они не будут, потому как запрещено давать ученику возможность действовать на организм человека, пока обучаемый не будет связан клятвой с учителем.

Костя покивал головой, дескать понимаю – нельзя, а уже вечером, попросил соседа по комнате помочь освоить новые возможности.

Цыгаш поначалу категорически отказывался, ссылаясь, что сначала такие эксперименты новички должны проводить на свиньях, специально разводимых для этих целей в школе мэтра Гарвела, а он не собирается выполнять роль подопытной свиньи.

После длительных уговоров, перешедших в циничный торг, Костя добился согласия, но стал беднее на две серебряные монеты. Цыгуш, ответственно и серьёзно провёл инструктаж и отдал ему в распоряжение свою руку.

Костя получил за этот день ещё несколько подзатыльников от незадействованной в эксперименте руки Цыгуша, выслушал поток брани в адрес идиота, который совсем не может рассчитывать своих сил, но в результате всё же освоил новый навык.

Цыгуш затем ему ещё объяснил, что сейчас Костя просто переносит мысль о выполнении движения своей части тела на другого человека, а в дальнейшем он должен научиться давать отдельные сигналы на сокращение, или расслабление мышц. При этом он должен помнить, сильное сокращение противоположных мышц, может привести к перелому костей и бедренной, и даже более крепкой – берцовой.

Платить ещё кому-нибудь, за согласие помочь с отработкой навыков, Костя больше не хотел. Тренироваться на людях, без их разрешения, боялся – за это, по законам княжества, могло последовать серьёзное наказание, так что отдуваться пришлось всё тем же свиньям, живущим в загоне на территории школы.

После его тайных походов к свинарнику, отдельные хрюшки некоторое время хромали, но за причинённые неудобства Костя всегда одаривал пострадавших морковкой, или репой.

День у Кости был плотно загружен: утром серьёзная физзарядка с пробежкой, только при крайне дождливой погоде её заменяли на гимнастические упражнения в помещении. Затем городская школа. Вернувшись из школы и пообедав, он шёл изучать анатомию, физиологию и даже гистологию человека. Опять физические упражнения под наблюдением мастера Фабеха и дальше, до отбоя, выполнение уроков, заданий, а также «зубрёжка» дисциплин, упущенных из-за того, что в пятый класс городской школы он пришёл с середины учебного года.

В школе каждый пятый день был выходным, а в выходные он должен был добираться до мест силы и совершать перемещения. Иногда и в будний день, его срывали с уроков, заставляя подменять Бубка, или Теллиуса.

Обучение в городской школе, серьёзных проблем не вызывало. Мучитель всех Костиных одноклассников – преподаватель математики по кличке Зануда, особых неприятностей ему тоже доставить не мог. В арсенале Зануды были сложные, для решения логическим путём, задачи, но Костя, уже владел более продвинутыми математическими методами, и, задействовав их, быстро получал правильный результат, а затем уже подгонял под него логическое построение решения.

С другими преподавателями у него тоже никаких затруднений не возникало, как поначалу не было никаких проблем и с одноклассниками.

Башка оказался пусть и шумным, но добродушным парнем. Да, он любил подраться, но после их поединка, зла на Костю не держал, хотя ему и пришлось несколько дней, по настоянию врачей, отлёживаться дома.

Близких друзей, кроме Рубиса, у Кости в классе не появилось, но отношения со всеми были ровные, хотя он и чувствовал, что его немного побаиваются.

С Рубисом, как и предполагал Цыгаш, дружба сопровождалась и взаимовыгодными коммерческими отношениями.

Тот приносил ему драгоценные, или полудрагоценные камни, а Костя, для упорядочивания структуры, брал их контрабандой на перенос. Камни засовывал в ботинок, а ленту со стеклянными накопителями обычнорасполагал под поясом.

Но это было ещё не всё: Рубис приносил в школу портативный прибор для скачивания дара, и на уроках откачивал у Кости силу. Сам Рубис позволить себе подобное не мог – его запас был слишком мал, а вот после того, как Костя начал обучение на целителя, в процессе которого приходилось использовать силу, заметить у него недостачу в 15–20 даров было сложно.

Благодаря сотрудничеству с Рубисом, у Кости появились личные деньги. Хотя потратить их он особо нигде не мог, разве что забежать в лавку по дороге из школы и купить кусок пирога, или несколько фруктов, но, как он понимал, рано, или поздно, деньги ему точно пригодятся.

Он знал, что все Древоходцы получают хорошие деньги. Больше всего Бубок – за перемещение с детьми. После каждого такого случая, помимо обычных выплат, родители ребёнка, по традиции, одаривают Древоходца золотой монетой. Забирать деньги Бубка приезжает мать – очень полная, крикливо одетая женщина. Все знали, что положенные суммы мэтр Гарвил ей выплачивает, но вот свои подарочные золотые Бубок матери не отдавал. Было много свидетелей, слышавших, как Бубок орал, что золотые не отдаст – это его.

Место, где он прячет золото – являлось самой захватывающей тайной, которые все ученики пытались разгадать. Тема волновала ещё из-за того, что Бубок очень плохо считал, и можно было, как многие надеялись, просто постоянно забирать у него по несколько монет.

За деньгами Теллиуса, раз в месяц приезжал приказчик какого-то барона. Ходили слухи, что мать и сестра Теллиуса крепостные этого барона, а он всеми способами старается выкупить своих родных.

За деньгами Ильхомы, – третьего Древоходца школы мэтра Гарвила, приезжали обычно оба его родителя. Они привозили целый мешок гостинцев, в основном копчёную рыбу, среди которой Косте больше всего нравился копчёный угорь.

Ильхома, после приезда родителей, почти всегда заходил в комнату Кости и оставлял чего-нибудь вкусное.

Однажды Костя обратился к мастеру Яричу с вопросом: «Всем Древоходцам платят деньги, а почему он ничего не получает?».

Ярич ответил, что ему пока не за что платить. Якобы, много денег ушло на репетиторов к школе, дорого стоят средства для «разгона» мозга и «гвардейские» таблетки, а стеклянные заготовки под накопители, которые в основном и таскает Костя, оцениваются дёшево.

Вот когда он будет перемещаться с драгоценными камнями, не говоря уже о лечении детей, вот тогда деньги пойдут серьёзные, а пока у Кости нет печати ментальной привязки к учителю, никто драгоценные камни ему не доверит.

Костя как-то у мастера Мелиуса поинтересовался насчёт печати и тот рассказал, что мастер Тулбас, со своими учениками, постоянно отслеживает динамику роста внутреннего резерва Кости. Сейчас наращивание идёт очень высокими темпами, а привязка значительно уменьшает скорость прироста. Когда же график увеличения дара станет более пологим, только тогда можно проводить привязку.

Как бы там ни было, но с помощью Рубиса, Косте удавалось немного разжиться деньгами, и в его карманах постоянно звенела не только медь, но и серебро, тем более что он помнил наказ – обязательно носить с собой пару медяков, чтобы откупиться от порки, и, как оказалось, носил не зря.

Он никогда бы не подумал, что на порку нарвётся на уроке географии.

Первое время Костя уделял много внимание девочкам-одноклассницам: он исподволь наблюдал за ними, за их жестами, гримасками, заливистой манерой говорить, глотая согласные, то это в первую очередь было для него наблюдением за экзотичными существами – слишком они отличались от девочек Земли. То ли Костя ещё не созрел, то ли действие «гвардейских» таблеток тормозило полноценное пробуждение либидо, но к ним он испытывал только любопытство.

Но вот учительница географии – стройная, грациозная, молодая женщина с тонкой талией и полной грудью, задела какие-то струны в его душе.

Он с удовольствием учил географию, чтобы точно и правильно ответить, если она его спросит, тем самым вызвав одобрительную и ласковую улыбку.

Всё произошло, когда темой урока было знакомство с островными государствами в южном океане.

Кто-то заметил, что Костуш выходец с одного из таких государств, и тогда учительница попросила его выйти к доске и рассказать о своём острове.

Костя, готовясь к возможным расспросам о своей «родине», перерыл библиотеку в этой школе и библиотеку у мэтра Гарвила, но, практически, ничего по Тагилии, откуда он, якобы, был родом не нашёл. Более-менее подробную информацию удалось найти по соседним, не столь закрытым островным государствам, откуда он взял некоторые факты о природе, животном мире и при необходимости этим и пользовался.

Учительница сначала сидела в классе, слушая, как Костя рассказывает про климат, растительность, животный мир своего острова и даже о некоторых эндемиках, которые, правда, принадлежали соседним островам – но кто будет спорить с коренным жителем.

В это время дверь в класс приоткрылась, и кто-то из администрации школы попросил учительницу выйти для срочного разговора.

Географичка предложила ученикам ещё поспрашивать Костю про остров, а сама вышла, прикрыв дверь.

Ученики стали задавать Косте вопросы. Все они, поначалу были однотипны и выглядели примерно так:

– А крокодилы у вас есть?

– Да есть, только маленькие, – отвечал Костя, показывая руками длину крокодилов.

– А тигры у вас есть?

– Есть, только тоже маленькие.

– А мамонты есть?

Мамонтам, в проживании на своём тропическом острове, Костя отказал, заявив, что они там не водятся.

Ему надоело врать и мямлить про животных на острове и когда услышал вопрос про людоедов, то сразу оживился.

На Земле Костя читал книгу Джека Лондона: «Рассказы южных морей», все аспекты про людоедство из книги, он хорошо запомнил и с удовольствием начал пересказывать.

– Брать нужно молоденьких девочек, точнее девушек – на них мяса больше, переломать в суставах все кости на ногах и руках и поместить живыми на несколько дней в ручей с холодной, проточной водой. Чтобы не умерли от болевого шока, им скармливают специальные листья, затуманивающие сознание и, вообще, кормят очень хорошо, чтобы не похудели. Называется такая подготовка: «Кай-кай белую свинью».

– А почему белую? – услышал он вопрос из притихшего класса.

Костя здесь вспомнил, что «Кай-кай белую свинью» – вообще-то, по книге, туземцы так называли – сожрать белого человека, но быстро нашёл выход, объяснив: после длительного нахождения в воде, кожа у девушек становиться исключительно белой.

– После такой подготовки, в местах переломов, мясо насыщаясь лимфой, становясь особенно сочным и нежным.

Затем Костя, пользуясь уже неплохими познаниями в анатомии, начал рассказывать, как надо правильно ломать суставы, а затем разделывать тело, частично показывая на себе. Несколько девушек, зажав рот, выбежали из класса.

Костя однажды видел, как сосед Григорич, запекал в глине гуся, и сейчас, применительно к этому случаю, он решил подробно описать весь процесс запекания, но ворвавшаяся в класс учительница географии не дала ему закончить даже правильно обмазать глиной.

На следующий день, больше половины девочек и даже пара мальчиков, не пришли на уроки, отказавшись учиться вместе с людоедом. Всё поначалу казалось не столь серьёзным – Костя публично, при всём классе покаялся, извинившись за глупый розыгрыш, но на этом всё не закончилось.

Хотя школа была для учеников из обычных семей: дети всех благородных и просто богатых горожан обучались в другой школе, но и среди родителей Костиных одноклассников нашлись достаточно влиятельные, или просто настырные люди, которые потребовали провести «истинный» допрос. Они обратились к служителям храма Святых Первородителей, и те выделили дознавателя.

Людоедство считалось страшным грехом, и Костю могли ждать очень серьёзные неприятности.

Мастер Ярич, поначалу смеялся, узнав о проделке Кости, но сейчас серьёзно обеспокоился.

Если бы у Кости имелась печать ученика, то всё могло бы ограничиться допросом у мэтра Гарвила в присутствии свидетелей: ученик, связанный печатью, не может солгать учителю, но печати ещё не было, и поэтому требовался допрос через дознавателя, а солгать ему тоже невозможно.

Опасаясь, что иномирное происхождение Кости вылезет при допросе, Ярич долго его инструктировал, как правильно отвечать, обходя опасные вопросы. Правда, сначала он спросил: «Ты точно не людоед? Если действительно приходилось есть – скажи честно. Мы тогда постараемся перевести в «людоедство по неосторожности» – за это сильно не наказывают».

Костя клятвенно заверил, что нет.

Допрос проходил в одном из классов городской школы, где собралось достаточно много народа. Помимо дознавателя в сопровождении секретаря от церкви и мастера Ярича с нанятым адвокатом, в помещении находились представители администрации школы, с учительницей географии, а ещё присутствовала большая группа активистов из родителей, которые и являлись инициаторами данного действа.

Некоторые активисты, точнее активистки – так как их группа состояла только из женщин, тыкали пальцем в сторону Кости и что-то при этом активно обсуждали.

Костю посадили на невысокий стул, за ним сзади встал дознаватель. Мельком взглянув на его лицо, Костя подумал, что в этой комнате, больше всего на роль людоеда подходит именно дознаватель: лысый, шишковатый череп с сеткой вен, маленькие, близко посаженные глаза, увенчанные кустистыми бровями – точно все волосы с лысой головы сбежали на брови.

Усевшийся за стол, на место учителя секретарь, сначала окриком заставил всех замолчать, после чего несколько минут что-то бубнил по бумажке, затем чётка произнёс: «Начинаем процесс дознания!».

Стоявший сзади дознаватель, плотно обхватил голову Кости. Мальчику показалось, что руки и ноги онемели, перестав ему подчиняться, волнение, которое до этого он испытывал исчезло и навалилась апатия.

– На что похож запах жаренного человека? – неожиданно прозвучал вопрос дознавателя.

– На жаренную свинину, – не задумываясь ответил Костя.

Однажды в их подъезде был пожар и при этом сгорел парализованный старик. Запах жаренного мяса, схожий с запахом жаренной свинины, долго потом преследовал Костю и вызывал отвращение даже к котлетам с добавкой свинины.

Услышав от Кости, что запах жаренного человеческого мяса ему знаком, дознаватель обернулся к секретарю.

– Записал? – спросил он.

Тот в ответ кивнул, и повторно сделал замечание активисткам из родителей, которые взволнованно стали обсуждать слова Кости.

– Требую спросить, при каких условиях он слышал запах жаренного человечьего мяса, – вставил заявление нанятый Яричем адвокат.

Дознаватель жестом руки отмёл вопрос и продолжил:

– А какая часть тебе больше нравиться в девушках: ручки, или ножки?

Конечно, Костя был ещё малолеткой и употреблял «гвардейские» таблетки, но всё же какой-никакой, но мужик и поэтому не задумываясь ответил: «Ножки!».

–Так, так, хорошо! – продолжил дознаватель. – А какая часть девичьих ножек тебе кажется наиболее аппетитной: икры, или ляшечки?

Костя в ответ молчал.

– Этот дознаватель какой-то моральный урод! Явно сумасшедший извращенец! – зашептал Ярич на ухо адвокату. – Сделай что-нибудь, останови это.

– Они дознаватели почти все такие. – зашептал в ответ адвокат. – Попробуй покопайся в мозгах сотни преступников – в голове и заквакает. Он среди них ещё не самый чудной.

– Ты что молчишь, не отвечаешь? – набросился дознаватель на Костю. – Может какая-то другая часть тела девушек тебе больше нравиться? Может попка? Я угадал – попка! Прям так бы и съел, да?

– Прекратите! – вмешался адвокат. – Здесь вокруг добропорядочные, благочестивые женщины, и допрашиваете вы почти ребёнка, а такую неприличность развели! Задавайте конкретные вопросы, по существу.

– Да, да! – услышав, что их назвали благочестивыми и добропорядочными, поддержали адвоката родительницы. – Скабрёзный, похотливый старикашка! – послышались выкрики в адрес дознавателя.

– Действительно, – вмешался секретарь, – Вы, кажется, увлеклись мастер, – задавайте простые, конкретные вопросы.

Дознаватель, с видом великого тенора, прерванного на самой высокой ноте плебсом с галёрки, раздражённо повёл плечами.

– Ты, отрок, когда-нибудь ел человечину? – сухо, без прежнего воодушевления, спросил он.

– Наверное, нет.

– Что значит: наверное? Говори конкретно!

– Раньше я думал, что и кошек никогда не ел, но мой сосед по комнате – Цыгуш, принёс мясной пирог, купленный в харчевне Голуна. В нём мы нашли кусок кошачьей лапы. Отнесли мастеру Мелиусу, он всё подтвердил и назвал нас – кошкоедами. Может они и человечину туда добавляют – я же не знаю и не хочу об этом думать. Нас и после кошачьей лапы рвало.

Рассказ про мясной пирог с кошкой – это была специальная заготовка, придуманная, как считал Костя, мастером Яричем, чтобы лишить допрос серьёзности, отвлечь внимание, но в основе были действительные события, – ведь дознавателю врать нельзя.

Заготовка сработала в полной мере, тем более что среди присутствующих родительниц находилась жена хозяина харчевни.

– Он всё врёт! – под общий хохот поднялась и закричала она.

– Мальчик сейчас не может врать! – строго прервал её секретарь.

– Он говорил правду и только правду! – важно подтвердил дознаватель.

– А я думала, куда мой Серый пропал!? – воскликнула одна из женщин. – И мой Пушок! – поддержала её другая. – И собаки пропадают! – напомнила третья.

Затем женщины стали кричать все вместе. Жена трактирщика сделала попытку уйти, но её остановил окрик секретаря:

– Сядьте и ждите! В отношении вас и вашего мужа будет выделено отдельное дело, и мы передадим его в мэрию. Там существует уложение, по которому в мирное время, из-за опасности распространения эпидемий, нельзя употреблять в пищу собак и кошек, тем более продавать блюда из них. Попозже получите предписание, по которому будете обязаны пройти допрос у дознавателя мэрии.

Женщины буквально рухнула обратно на своё место, зажмурила глаза и закрыла ладонями уши.

Соседка справа попытались оторвать одну из ладоней от уха, чтобы выкрикнуть очередное оскорбление, но вмешался секретарь и потребовал успокоится, иначе всех удалит из комнаты.

После чего допрос продолжился.

– Ты подтверждаешь, что никогда не ел человеческое мясо…, – повторил вопрос дознаватель и после паузы добавил, – осознанно, зная, что ешь человеческое мясо?

– Я никогда не ел человеческое мясо осознанно! – чётко выговаривая слова подтвердил Костя.

– Так откуда ты взял сведения, как подготавливают девушек-жертв к поеданию? Ты наблюдал это сам, или кто-то рассказал.

– Прочитал в книжке.

– Как называется книга, откуда ты вычитал такую гадость?

– «Рассказы южных морей».

– Где ты нашёл эту книгу?

– Взял у бабушки.

– Где живёт твоя бабушка?

– На Земле.

– Святые Первородители! Понятно, что не на воде! – вспылил дознаватель. – На чьей земле живёт твоя бабушка?

– На нашей.

– У вас есть своя земля? И где же она расположена?

– Земля не совсем наша.

– Меня не интересует, какая часть земли ваша, а какую часть вы арендуете, меня интересует, где находится дом бабушки.

– В деревне Каменка.

Следующий вопрос дознаватель задать не успел: завизжала жена трактирщика и с криком: «Что ты гадина щиплешься!», бросилась с кулаками на соседку.

– Ты что сбесилась? – ответила та отбиваясь.

– Наверное собачка бешенная укусила, когда на шницеля отлавливали, – высказала предположение одна из родительниц.

Все повскакали со своих мест. Кто-то закричал: «Бей живодёрку!», кто-то, наоборот, пытался разнять сцепившихся женщин. Надрывался секретарь, стараясь успокоить пошедшую в разнос публику. Спокойным оставался только мастер Ярич: это он, дотянувшись своим даром до трактирщицы, спровоцировал скандал. Теперь же, когда дознаватель, снял руки с висков Кости, и сел на стул рядом с секретарём, мастер Ярич подошёл к ним и спросил разрешения забрать Костю домой.

– Нельзя, нельзя! – ответил тот. – Мы должны вынести официальное решение, и получить подписи свидетелей допроса, в том числе и вашу, как опекуна. Но в общем-то, нам есть, чем мальчика занять на некоторое время.

Пригласите к нам администратора школы, да и самого парня тоже.

Когда администратор с Костей подошли, секретарь сказал, что обвинение в людоедстве снято, но в протокол будет внесено предложение для администрации школы, применить к Косте наказание в виде двадцати ударов стандартным пучком розог, в целях воспитания у чада скромности и повышения его благочестия.

– Надеюсь вы выполните наши рекомендации? – обратился секретарь к администратору школы.

– Ну что вы, что вы! Конечно, ещё и с превеликим удовольствием! – прозвучал ответ.

Администратор, достал из кармана блокнотик и каллиграфическим почерком вывел: «Двадцать пять розог» и поставил замысловатую подпись.

– Пять розог от себя добавил, – пояснил он секретарю с дознавателем.

Те понимающе закивали.

Администратор подозвал учительницу географии, сунул ей в руку записку и велел проводить Костю к истопнику и проследить за надлежащим исполнением.

Учительница послушно отконвоировала Костю в коморку истопника.

Открыв плохо подогнанную дверь, застали хозяина за заготовкой веточек для розог. Он вытаскивал их из большого пучка, лежащего на полу, проверял на гибкость и перекладывал в деревянное ведро.

Получив записку, присвистнул:

– Двадцать пять! Это за что ж тебе столько прописали-то?

– За людоедство, – хмуро ответил Костя.

Истопник вопросительно посмотрел на учительницу, та в ответ только неопределённо развела руками.

– Вот оно как! Не приходилось, не приходилось. За воровство порол, за леность порол за…, извиняйте молодая госпожа, – истопник запнулся, – за пердёж в классе порол, за…, опять извиняйте, за рукоблудство в туалете порол, за…

– Может достаточно! – перебила его учительница. – Пора, наверное, к делу приступать.

– А, ну тогда выходьте, молодая госпожа.

– Мне администратор велел проследить…

– Были бы вы мужчиной, или же там, сами постарше были – пожалуйста, смотрите, наслаждайтесь – не жалко. Но вы совсем молодая госпожа. Не пристало вам на жопки-то голые у мальчиков смотреть – невместно вам.

Учительница фыркнула и, с трудом открыв дверь, вышла из коморки.

– Прямо за дверью стоит, подслушивать будет, – истопник заговорщически подмигнул Косте.

Мальчик достал два медяка и протянул истопнику. Тот отрицательно помотал головой и прошептал:

–Два медяка за десять ударов, а у тебя двадцать пять.

Костя, округлив, добавил ещё три. Истопник опять отказался.

– Ты не в носу на уроке ковырялся! Ты же целый людоед! – при этих словах, он поднёс кисти рук к губам и помахал ими, как бы изображая огромную пасть. – Восемь монет и никак не меньше!

– Нет восьми медных, – прошептал Костя, отдавая серебряный. – Давай два медяка сдачи.

– Сдачи говоришь? Два медяка? Хорошо будет тебе сдача…, потом, – покладисто согласился истопник. – А сейчас снимай штаны, задирай рубаху и ложись на топчан.

– Зачем штаны-то снимать?

– Вдруг кто зайдёт и увидит эту спектаклю – меня тогда сразу в отставку и отправят. А так, когда ты в полной готовности и под рукой, я в миг перестроюсь. У меня дверь специально заедает, – пока потыкаются, я уже успею спинку -то тебе полосками и расписать.

Костя, приспустив штаны улёгся на топчан. Истопник притащил кожаный валик.

– Звук хороший получается, натуральный – объяснил он, показывая на валик.

– А ты давай, помогай: считай вслух потихоньку, чтобы мне лишний раз рукой не махать, и кричи давай, – мол больно тебе.

Истопник начал ритмично хлестать валик, а Костя, помня, что за дверью стоит учительница, издавал мужественные, сдержанные стоны.

– Всё, двадцать пять, – предупредил он истопника.

Тот понятливо кивнул головой и неожиданно, крест-накрест и с оттяжкой, хлестнул его розгами по заднице. От неожиданности и боли Костя издал буквально свинячий визг, а из глаз брызнули слёзы. Он прикрыл ладошками зад, но тут же, опять крест-накрест, получил по спине.

–Это тебе вместо сдачи! Я же две штуки был должен? – опережая возмущённый вопрос, пояснил истопник. – Теперь в расчёте.

– Что глаза вытаращил? – заметив гневный взгляд Кости, продолжил злым шёпотом. – Теперь вот почувствовал, что сталось бы со спиной и задницей, если бы я двадцать пять раз протянул? Это надо же, каким наглецом вырос!? Сдачи ему! Ни стыда и ни совести! Откуда только такие берутся? Вот как есть – истинный, настоящий людоед!

Взяв бумажку с пометкой: «Исполнено», Костя, морщась от прикосновения одежды, вышел к ожидающей его учительнице.

– Очень больно? Под конец так жалобно кричать стал, как щеночек! – с сочувствием в голосе произнесла она.

Костя ничего не ответил: в этот момент в его голове строились планы мести истопнику за коварство.

Они вернулись в класс, где по-прежнему находилось много людей.

Поначалу на его появление никто не обратил внимания: оказывается в случае, если обвинение не подтвердится, за выезд секретаря и дознавателя от церкви, инициаторам вызова полагалось заплатить штраф в казну храма, а также оплатить и работу привлечённых лиц.

Сумма получалась достаточно значительной, и сейчас родительницы спорили, кто больше всех виноват в поднятой истерии, и потому должен больше всех заплатить.

Секретарь жестом пригласил Костю, тот немного замешкался и мастер Ярич решил легонько подтолкнуть его в спину – мальчик зашипел от боли и воскликнул: «Осторожней!».

Все окружающие благодушно засмеялись.

– А ничего так выглядит – молодцом! – позволил себе заметить администратор школы. – На других и после десяти розог лица нет, а этот – прямо здоровячок!

– Питался хорошо, вот здоровья и набрался, – двусмысленно высказался Ярич.

– Мы должны записать в листки допроса, в каком месте сейчас находится эта вредоносная книга, описывающая ритуал жертвоприношения, – объявил секретарь.

– Но в ней описывалось не жертвоприношение, – попытался возразить Костя.

– Не тебе судить, чадо, – заметил дознаватель, – Так, где же та книга?

Костя было напрягся, но быстро осознав, что сейчас не контролируется дознавателем, спокойно ответил: «Дома у бабушки в Тагилии».

– А где эта Тагилия? – поинтересовался секретарь.

– Островное государство в Южном океане, очень далеко отсюда. – быстро выпалил Костя.

– Так бы сразу чётко и сказал, а то: «Бабушка живёт на земле, бабушка живёт на земле!», – проворчал дознаватель.

– Так остров, на котором мы живём, так и называется – Земля.

– Хм, странное название.

– Ничего странного, – вмешался мастер Ярич, – наверное, моряки долго плыли, не видя суши, а когда заметили остров, закричали: «Земля! Земля!», вот название и осталось.

– А, тогда всё понятно. Только остров твой Земля, очень далеко и нам неинтересен, – сказал в заключение секретарь, отпуская Костю с Яричем.

Когда они оказались на улице и порядочно отошли от школы, Костя произнёс: «Здорово вы придумали: рассказать на допросе про пирог с кошачьей лапой – это их сразу всех сбило. И трактирщицу, наверное, тоже вы ущипнули?».

– На всякий случай, я и сел так, чтобы её зад видеть, а затем – лёгкая судорога маленькой части ягодичной мышцы и всё сразу закрутилось.

С этим ладно – всё обошлось, – продолжил Ярич, – но знай: на тебе теперь ещё долг и за адвоката – придётся его гонорар тоже отрабатывать. А этот ушлый, потому стоит дорого.

– Да чего в нём такого ушлого, за что платить? Только два слова и сказал.

– А ты, конечно, не задумывался, как так удачно получилось, что за два дня до допроса, тебя сосед по комнате пирогом с мясом угощает, а там лапка котёнка? А пирог куплен в харчевне Голуна, чья жена в числе активисток по твоему делу?

– Вот оно что! – протянул Костя. – Так это всё подстроено? И Цыгаша подговорили, пирог принести?

– Да, подстроено. Адвокат, как узнал, что жена Голуна активно участвует, сразу и предложил.

А мне сегодня посоветовал сесть так, чтобы её видеть и в случае чего драку устроить. А ты говоришь: «Чего он такого сделал?».

– И что теперь с ними будет, – с Голуном и его женой?

– Думаю, если дознаватель от мэрии даже ничего особого не накопает – запашок от истории всё одно останется и с харчевней им придётся расстаться.

– Как-то нечестно получилось. Вдруг они действительно не виноваты? Вам их не жалко?

– Уверен, в чём-нибудь, да замешаны. Испорченное копчёное мясо выпившим клиентам подсовывали – точно знаю, – лечил нескольких. Так что, – не жалко. И пиво у него, ладно, дрянное, так ещё и разбавляет. Да и морда трактирщика мне всегда не нравилась, и жены его тоже…. Дочка-то у них, что с тобой учится, хоть симпатичная?

– Симпатичная ли дочка? – переспросил Костя, – Да так, ничего. Попка аппетитная – так бы и укусил, – вспомнив вопрос дознавателя, ответил он и засмеялся.

Ярич тоже улыбнулся, и дальше они некоторое время шли молча, каждый занятый своими мыслями.

Сказать точнее, Костя, занят был не только мыслями, но и ощущениями. Слова о попке дочки Голуна, вернули его внимание к свей собственной, которую нестерпимо жгло и это стимулировало возрождению планов мести подлому истопнику.

Мастера же Ярича, тревожили размышления: не слишком ли он подставился, когда спровоцировал скандал при допросе. Адвокат не дурак: этот ход – вызвать драку, у них был запланирован на крайний случай, и теперь ему известно – скрытие информации, откуда появился Костя, для Ярича являлось крайне важным. Успокаивало то, что адвокат в городе появился не так давно, ни в одну влиятельную группу в княжестве не входит и связываться с колдунами, которые походя могут остановить его сердце – не решится.

– Когда тебе поставят печать ученика, – снова заговорил Ярич, – ты, так же как и сейчас с дознавателем, не сможешь врать мэтру Гарвилу, на прямо поставленные вопросы. Сегодня вот и получил некоторый опыт, как можно манипулировать в подобных ситуациях, обходя прямое враньё.

– А чего ещё ждать после печать? Ребята говорили – полная кабала.

– Много чего: ты впрямую будешь не способен нанести вред учителю – ни физический, ни материальный.

Когда учитель призывает к себе ученика – тот, практически, не может сопротивляться зову. Если же ученик, по каким-то причинам, не в состоянии быстро оказаться рядом с учителем, то место, где стоит печать, начинает болеть. Если сильный призыв, то жжёт, как огнём. Ну, а то, что невозможно врать учителю –это я уже говорил.

– И как долго держится печать? – спросил Костя.

– Максимально пятнадцать лет. Уверен, мэтр Гарвил постарается привязать тебя на самый долгий срок – ты же Древоходец.

– А освободится от печати? Есть способы?

– Только по желанию учителя, или в связи с его смертью, или, сам понимаешь, твоей.

Они опаять некоторое время шли молча. Мастер Ярич, обратив внимание на поникшую голову Кости, спросил:

– Что идёшь ни весел? За владельца харчевни всё ещё переживаешь, или о жизни с печатью задумался?

– Котейку жалко, – ответил Костя. – Котёнка, у которого лапку отрезали и мне в пирог засунули. Кто же это сделал?

– Костуш, Костуш! Ты же будущий целитель! Тебе придётся резать и вскрывать людей. Ты увидишь очень много страданий и смертей, а тебе котёночка жалко! Да их десятками топят в ведре хозяйки.

Костя в ответ только пожал плечами.

Через несколько дней, по представлению храма, состоялся допрос дознавателем от мэрии владельца харчевни. Сам Голун кошек не ловил, но вот поставщик, снабжавший его мясом, занимался этим в полной мере. Разделанные куски собак, кошек, а ещё и других, традиционно малосъедобных зверей, он продавал задёшево, и Голун знал, отчего такая низкая цена, и из какого мяса он готовит свои блюда.

У Голуна и его поставщика отобрали помещения, где те занимались своим преступным промыслом, приговорив дополнительно на год к подневольным работам по уборке города.

Услышав о приговоре, Костя посчитал, что котёнок, чью лапу ему подсунули в пирог, погиб не зря.

А помещение харчевни у мэрии выкупил другой владелец, и повесил новую вывеску с названием: «Ни Мур-Мур».

Глава 6.

Наступили летние каникулы. Экзамены за пятый класс в городской школе Костя сдал без проблем, но по-настоящему отдохнуть ему было не суждено.

Мастер Мелиус продолжал с ним занятия, заставляя заучивать целые разделы по болезням человека их диагностике и лечению, а затем проверял, как усвоил материал.

Костя спрашивал, зачем ему это – ведь в следующем году, помимо городско школы, он начнёт посещать лекции в училище при госпитале, где его будут обучать тому же самому. На что Мелиус отвечал, что Костю, после получения печати ученика, будут больше отвлекать, как Древоходца, и лучше сейчас, пока есть время, начать изучать курс.

Пользуясь моментом, увеличил объём персональных занятий с ним и преподаватель физической подготовки – мастер Фабех. Он избегал нагружать позвоночник Кости подъёмом тяжестей: мальчик активно рос, но заставлял много заниматься на турнике и накачивать мышцы рук и ног используя примитивные тренажёры. Постепенно начал давать и основы фехтования. Работал Костя тростью колдуна, и просто с одним внутренним клинком, и в паре с ножнами.

На тренировке попросил мастера Фабеха научить правильно наносить удары как руками, так и ногами, а ещё различным приёмам борьбы. Услышал ответ, что в жизни это ему никогда не пригодится: с людьми, у которых хватает денег на защитный амулет, ему придётся драться на клинках, а прочих легко сможет одолеть, используя свой дар. Кроме того, основным приёмом сейчас для Кости, является быстрый бег от нападающих, который мастер Фабех и старается ему поставить.

Прибавилось Косте работы на каникулах и Древоходцем.

Бубка забрали на несколько недель домой, на свадьбу сестры – удивительное дело, учитывая жадность его мамаши. Уехал на каникулы к себе в Древленское княжество и другой Древоходец – Ильхом, оставив Костю с Теллиусом отдуваться за всех.

Из-за этого, практически каждый второй день, Косте приходилось мотаться к местам силы.

Последнее время, до места силы и обратно, его сопровождали школьные охранники, но когда он направлялся через реку, к бывшей поляне Гуса Одноглазого, то с ним часто ездил мастер Ярич. Он любил охотится за рекой, а выступая в роли экскорта при Косте, сочетал полезное с приятным.

В одну из таких поездок, где их традиционно от реки до места сопровождали «казаки» на своих коверах, мастера Ярича сразу предупредили, что охотиться сейчас невозможно: рядом объявилась большая стая одичавших собак, – серьёзная опасность даже для группы вооружённых людей.

Казаки уже проводили облаву, но всё в пустую, и пока им не удастся уничтожить стаю – охотиться нельзя. Опасно даже ехать на поляну Гуса Одноглазого, хотя в той местности собак ещё не замечали, но риск всё равно есть.

В тот раз в поездке их сопровождала тройка казаков. И именно у той самой развилки, где в прошлом году мастер Ярич был ранен, после стычки с наёмниками, всё это и произошло.

Ярич и раньше, проезжая здесь, всегда испытывал дискомфорт, навеянный воспоминаниями, как он лежал за стволом поваленного дерева и ждал, когда придут его добивать, но сейчас это место виделось ему особенно неприветливым, вызывая ощущение какого-то разлитого в воздухе напряжения и тревоги.

Собачий лай раздался неожиданно и со всех сторон. Двигавшийся первым казак, сначала покрутился на своём ковере, пытаясь понять откуда звук, а потом закричал: «В круг! Все в круг!».

Мужчины выстроили круг, в центре которого поставили Костю на его небольшой кобылке.

Сначала из леса выскочил олень и пронесся мимо, за ним, совсем немного отставая, несколько собак. Появилась надежда, что стая проследует за оленем, не обратив на них внимания, но в следующую минуту на развилку выскочило порядка двух десятков псов и, как по команде, с разных сторон, бросились на людей.

Первым из своего пистолета выстрелил мастер Ярич, и тут же вслед ударил силой. Сразу несколько собак завизжав упали. Три выстрела казаков грохнули одновременно, слившись в одном звуке. Стая замерла, а после выстрела Ярича из второго пистолета, бросилась врассыпную.

Сосредоточившись на той части стаи, которая атаковала слева, никто, кроме Кости, не заметил несколько собак, подкравшихся справа. Костя сразу начал полосовать их силой, не легонько, как хрюшек в загоне, а со всей мощью, на какую только был способен. Он старался парализовать у собак ноги, но испуганная кобылка под ним постоянно дёргалась, и его воздействие уходило и в сторону и вверх, но при попадании почти в любую точку на теле, собаки падали и больше не поднимались.

– Когда же ты их успел-то? – обратился к мастеру Яричу один из казаков, стараясь перекричать собачий визг. – Сколько же их здесь, шесть? Нет семь! – стал он пересчитывать псов уложенных Костей. – Я их и не заметил! Если бы ты, мастер Ярич, их не оприходовал – тяжко бы нам пришлось.

Ярич, растерянно посмотрел на собак, приписанных ему, затем взглянул на Костю, но ничего не сказал.

– Добейте этих! – показал мастер на парализованных им собак, а сам слез с лошади и, держа клинок в руке, подошёл и стал осматривать тех, с которыми разобрался Костя.

– Лапы переломаны в бедренных костях, – громко, чтобы слышал Костя, начал комментировать Ярич. – Одновременно сжались в полную силу противоположные мышцы, то есть мышцы-антагонисты и переломали кости.

После этих слов, вонзив клинок под челюсть, прикончил скулящую собаку и перешёл к другим. Он так же прикончил ещё двух, затем вернулся к лошади.

– А с этими что делать? – спросил один из казаков, показывая на четырёх собак, лежащих неподвижно. – Они вроде бы живые. Может добить, а то отлежатся и убегут?

– Не убегут, – ответил мастер Ярич. – У них мышцы одеревенели и сейчас неудержимо начнёт подниматься температура тела. Минут через двадцать – тридцать, температура их убьёт. Ну, если не хочешь, чтобы мучались, – добей. Мне просто этой тыкалкой, – он указал на свой клинок от трости, – несподручно – на животе лежат.

Мастер Ярич, подошёл к Косте.

– Как и когда научился даром пользоваться, потом поговорим, а сейчас скажи – силы на перенос хватит? —тихо спросил мастер.

– С полным мешком стекляшек не получится. А прыгать с половиной…, – как объясним, где силу по дороге потерял?

– Сколько сможешь утащить, с тем и прыгай. Стекляшек сейчас не хватает, а кому и что объяснять, – оставь мне.

Во время каникул всё же у Кости появилось немного свободного времени, и он решил этим воспользоваться, чтобы найти хотя бы какую-то информацию по Древоходцам – иномирцам.

Узнать побольше о возможностях Древоходцев, ему удалось с помощью мастера Ярича, который дал на ознакомление сшитые в брошюру лекции учёного-исследователя из империи. Брошюра называлась: «О возможностях Древоходцев».

Костя однажды удивил Ярича своим полным незнанием способностей и особенностей Древоходцев.

В тот раз Костя решил пронести в кармане порванную рубашку. Он её испачкал кровью и порвал во время драки с Башкой. Отстирать более-менее удалось, но вот зашить не сумел, и решил взять с собой в надежде, что после переноса получит опять целую. Он хорошо помнил, как арбалетный болт порвал ему рюкзак, а после перехода от дырки не осталось и следа. Ещё у него однажды удлинились штаны, которые были ему коротки, а после прыжка стали нормальными по длине.

Никто и никогда перед выходом к месту силы Костю не обыскивал, хотя перенос заготовок под амулеты «контрабандой» среди молодых Древоходцев был делом обычным.

Заметив у Кости оттопыривающийся карман, мастер Ярич потребовал показать, что там у него.

Костя показал и объяснил, с какой целью взял рубашку. Ярич молча разорвал её в клочья, выкинул ошмётки, а на следующий день принёс Косте новую рубашку и брошюру о Древоходцах.

Вообще-то, из брошюры Костя так и не понял, получил бы он на выходе целую рубашку, или нет, но зато узнал много интересного.

Основную часть брошюры занимали таблицы подсчёта, какой должен быть объём амулетов – накопителей в соответствии с уровнем дара Древоходца, для переноса детей различного веса, но были и интересные факты, ранее Косте неизвестные.

Оказывается, если берёшь с собой стальное оружие, то зачастую, после прыжка, можешь остаться без него. Чтобы подобного не случилось, в местах силы, куда намечался прыжок с оружием, заблаговременно рассыпали железный порошок. Но и это не всегда действовало должным образом. Для дешёвого, рядового оружия, подготовки с порошком хватало, иногда даже свойства улучшались, но вот дорогое, изготовленное по особым секретам старых мастеров, – такое зачастую превращалось в обычную, быстро ржавеющую железку.

Это касалось не только изделий из железа, но и из других металлов. Так что использовать Древоходцев для переносы крупных сумм денег в золоте, или серебре – было опасно.

С драгоценными же камнями ничего подобного не происходило, более того, если камень имел некоторые изъяны, то после переноса они исчезали.

Не всё так просто было и с излечением детей. Некоторые заболевания, которые в брошюре считались порождёнными плохой наследственностью, а сейчас мы бы их назвали хромосомными, такие болезни излечению не поддавались, как и ряд других.

Описывая возможности Древоходцев, была указана способность некоторых из них видеть внутренним зрением ближайшие места силы, а некоторые – чуть ли не все существующие на планете и оценивать готовность или неготовность этих мест к работе – чем также владел и Костя. При этом он не нашёл ни слова об умении переносится к месту силы из любой точки на удалении до пяти километров, а также прыгать обратно к знакомому месту. Все способности к перемещению Древоходцев, судя по брошюре, были ограниченны только прыжками из одного места силы к другому же месту силы.

Совсем не упоминались и Древоходцы-иномирцы.

Не придумав ничего лучшего, Костя решил обратиться к мастеру Яричу с просьбой помочь в поисках.

Услышав просьбу, Ярич поначалу явно напрягся, затем тихо сказал, что интерес к этой теме, может привлечь внимание Ордена Смотрящих, поэтому Костя должен прекратить любые изыскания и даже остерегаться задавать вопросы. Ярич всё же добавил, что про иномирцев читал только в разосланных по школам циркулярах, где писалось о необходимости их выявлении, причём каким образом – внятно не указывалось.

Других упоминаний о Древоходцах-иномирцах, он больше нигде не встречал, разве только в старых сказаниях, где былинные Древоходцы, могли путешествовать между мирами, убивая различных чудовищ, а также, спасая, в последний момент, целомудренных принцесс от изнасилования пособниками «Чёрного», а после спасения, самим пользовать принцесс, конечно, по согласию и к обоюдному удовольствию.

Как бы там ни было, Костя решил при первой же возможности посетить городскую библиотеку, и познакомится со старинными сказаниями о подвигах легендарных Древоходцев древности. Поскольку свободного выхода в город у него не было, все изыскания пришлось отложить на потом.

Следующие предостережение от мастера Ярича, он получил, когда решил побыть немного прогрессором.

При очередной поездке в сопровождении мастера Ярича, Костя, жалуясь на несовершенство существующих ручек для письма, предложил наладить производство авторучек и, как смог, на словах объяснил их устройство.

– Во-первых, такие ручки уже существуют, – внимательно выслушав описание устройства, ответил Ярич, – только они очень дорогие: делают их в основном из золота, и пользуются очень обеспеченные люди.

Во-вторых, если бы такие ручки, ещё не существовали, то, к начавшему их изготавливать мастеру, могли прийти люди от Ордена Смотрящих. Пришли бы и стали интересоваться, причём, возможно, поспрашивали бы и с дознавателем: «Сам он такой умный, или подсказал кто… Что? Мастер Ярич подсказал? А не тот ли это мастер Ярич, из школы мэтра Гарвила, к которым недавно приблудился новый Древоходец, приблудился неизвестно откуда?».

Ты всё понял? – вопросом закончил свою тираду мастер Ярич.

Костя обречённо кивнул головой.

–И никаких вариантов? – всё же спросил он.

– Варианты, конечно, существуют, но что ты сможешь предложить? Всё зависит от этого. Подумай, денька три-четыре, а затем нарисуешь, или расскажешь, что у тебя есть.

– А мне это зачем? Что я с этого буду иметь? – Костя уже привык – в этом мире за всё надо платить, но сейчас плату он собирался получить уже за свои знания.

Отвечать на вопрос мастер Ярич не торопился, что-то прокручивая в голове.

– Если твои придумки заинтересуют княжескую семью, то к семье Орден не сунется, конечно, если речь не зайдёт о новом виде оружия. А так, княжеский уровень для Ордена не то, чтобы совсем недоступен, но достаточно высок, и без прямого указания императора, в княжестве представителей Ордена, пусть и вежливо, но пошлют. Выход же на брата князя у мэтра Гарвила есть. Вот и постарайся придумать: как можно заинтересовать, или развлечь знать.

А что до твоей награды, – продолжил мастер Ярич, – получив печать ученика, ты в полной власти учителя. Любые твои деньги, учитель просто может забрать себе. Но здесь есть два пути: под печать, ученик имеет право заключить с учителем договор, который обоим нельзя нарушить, а став по-настоящему богатым, мэтр Тулбас поумерит свои аппетиты в отношении твоих доходов, а у Древоходца такого уровня, поверь, они будут совсем неплохие.

– Тогда, наверное, мне лучше дождаться печати и заключить договор?

– Возможно, действительно так будет лучше, а пока думай, чем сможешь поразить высшее общество, – закончил разговор мастер Ярич.

Появившись после каникул в городской школе, Костя не только поразил одноклассников, но и сильно удивился сам. По одежде и обуви он замечал, что растёт, но, когда воочию увидел, что сам Башка, казавшийся ему в прошлом году гигантом, стал ростом вровень с ним – почувствовал даже некоторое замешательство.

Хотя все знали результаты дознания, по которым с Кости были сняты обвинения в людоедстве, но настороженное отношение к нему, особенно со стороны девочек, осталось.

Единственный, кто встретил его с искренней радостью, был Рубис, но тот имел и меркантильные интересы от дружбы с Костей и его, наверное, не остановило бы даже доказанное людоедство нового друга.

Месть истопнику, на сдачу, вместо двух медяка, выдавшего ему несколько ударов розог, Костя исполнил, как он сам считал, идеально и был абсолютно уверен – разоблачение невозможно.

Однажды вечером лёжа на кровати, он неожиданно понял, что может видеть внутренним зрением силуэты людей в соседней комнате через деревянную стенку.

Мудрая осторожность, значительно возросшая у него после попадания в этот мир, подсказала:подобные способности надо держать в секрете и никому об этом не говорить. Дальше он провёл эксперименты на свиньях, пытаясь воздействовать на них в закрытом свинарнике, через деревянную стенку.

Затраты дара увеличивались, но подопытные послушно валились с ног и при воздействии через преграду, правда не очень толстую. Стена из брёвен, или, тем более, из камня, на этом этапе, являлась для Кости непреодолимым препятствием.

Вот эти, открывшиеся у него возможности, он и решил применить для мести.

Истопник, готовясь к зиме, складывал дрова в сарай во дворе школы. Забрасывал он их высоко под потолок, пользуясь для этого подставкой. Когда, неся очередную партию поленьев, он скрылся внутри, Костя, заранее занявший позицию сбоку от сарая, через стенку свёл ему икроножные мышцы. Постарался сделать это пораньше, пока мужчина не взобрался на подставку. Падение истопника с высоты, при котором он мог серьёзно покалечиться, – в планы Кости не входило.

Услышав грохот рассыпающихся поленьев и ругань истопника, Костя понял – всё получилось, но останавливаться на одном эпизоде он не собирался.

Следующий случай подвернулся, когда, проходя мимо коморки истопника, он внутренним зрением увидел, что её хозяин идёт на выход к двери. Совершенно не задумываясь, он опять подсёк ему ноги. Дверь коморки содрогнулась от удара изнутри об неё головой и опять до Кости донеслась ругань, но уже вперемежку со стонами.

Сладость мести снижалась тем обстоятельством, что воочию всё это Костя не видел, а только через стену наблюдал падающие силуэты – и тогда в сарае и сейчас в каморке. Была ещё и некоторая неудовлетворённость от того, что истопник не знал, почему на него свалились все эти несчастья: в идеале хотелось, чтобы тот понимал, за что наказан и кем.

Но, как оказалось, Костя был неправ: истопник быстро сообразил, кому обязан своими синяками и ушибами.

Однажды, прямо во время урока, в класс зашёл истопник и сказал, что администрация разрешила ему взять в помощь двух учеников, что-то перенести из мебели. Он выбрал самых крепких – Башку и Костю.

Около своей каморки, попросил Башку задержаться – дескать ему кое-что надо обсудить с Костей.

Оставшись вдвоём, сунул Косте в руку серебряную монету.

– Теперь отстанешь от меня.? – обратился он к мальчику. – Или, думал не догадаюсь?

Костя деньги не взял и продолжал молчать.

– Был бы поопытней, – продолжил истопник, – подсёк бы одну ногу. Сразу в двух ногах судороги почти не случаются. Когда в дровяном сарае завалился, сразу понял – колдонули. Дверь в сарай была открыта, пока поднялся, да оглянулся, – шутник мог и убежать, но, когда ты в каморке прихватил, при закрытой двери, – так только очень сильный Древоходец сможет, да и среди них не у всякого сил хватит через закрытую-то дверь. Я вот и не знал, что так можно.

В школе вас, Древоходцев, учатся трое, из них я порол и зажал деньги всего у одного, по имени Костуш.Так что бери деньги и закрывай охоту.

– Деньги, ладно, зажали, но почему ещё и отхлестали в конце? – спросил Костя.

– Морда у тебя очень наглая, вот и захотелось.

– Так я мордой вниз лежал.

– Очень уж ты показушно стонал для училки, что за дверью стояла, прямо героически стонал. Не удержался – «героизму» с тебя сбил. Вон как взвизгнул-то потом – звонко, искренне, со слезой.

– Договорились, охоту закрываю, – сделав небольшую паузу, ответил Костя. – А деньги оставьте себе: вдруг опять к вам отправят, но только тогда по-честному, без «довесочка» на сдачу.

– И ты с этим делом аккуратней. Если на таких шалостях попадёшься, то тебе могут всыпать уже не розог, а настоящих плетей на городской площади, – закончил истопник, убирая в кошелёк серебрушку.

В шестом классе, помимо обучения в городской школе, ребята, выбравшие специальность целителей, посещали ещё и лекции. Эти лекции проходили в старинном здании, бывшем когда-то центральным зданием – донжоном, княжеского замка, а сейчас переделанным в госпиталь и обучающий центр.

Дед нынешнего князя передал гильдии целителей замок под госпиталь, а строения во дворе замка использовались под жильё не только обслуживающим персоналом, но и почти все видные, именитые целители города имели там свои апартаменты. Мэтр Гарвил и мастер Мелиус проживали там же со своими семьями.

Ещё несколько помещений, уже в самом замке, были задействованы под аудитории действующего при госпитале училища целителей-врачевателей, где проходили занятия учеников всех школ целителей города Либорга, кроме женской.

Сам старый замок находился на северном краю Либорга. От нового, действующего замка князя, к нему, через весь город, через площадь у ратуши и через торговое место, шла замощённая гранитом улица, носившая название Княжеский Проход. Или просто – Проход. Дома, как говорили в Либорге: «По Проходу», стоили очень дорого и почти все главные учреждения княжества Либоргского располагались на нём, или неподалёку.

Княжеский проход, начинался от площади около нового замка – действующей резиденции князя, и заканчивался, перед широкими ступеньками лестницы, ведущей наверх к старому замку.

Подняться, можно было как по этим ступенькам, так и доехать на специальных тележках, по кольцевой дороге. Дорога по широкой дуге, проложенной по остаткам крепостной стены, поднималась от начала ступенек, проходило сквозь здание донжона и возвращалась вниз. Движение было односторонним, тележки передвигались по некому подобию рельс и были оборудованы тормозами для безопасного спуска. Ещё на них имелись складные каталки под лежачих больных. Каждую такую тележку тащила пара мулов.

Услуга, по подъёму на них к замку, была платной, отчего малоимущие, даже сильно больные, или с серьёзными травмами, зачастую предпочитали подниматься по лестнице самостоятельно, цепляясь за вычурные, отлитые из бронзы перила. От постоянного употребления, сами перила совсем не имели каких-либо следов окисления, бронзовой ржавчины и потому всегда сверкали на солнце весёлым золотым блеском.

Подниматься приходилось достаточно долго: замок стоял на вершине каменной гряды – одной из первых предвестниц Гуронских гор. С северной стороны к замку подобраться было невозможно – гряду разрезало глубокое ущелье, по дну которого неслась горная речка – Пчёлка. Когда-то река, обтекая проходила рядом, но за много лет вода промыла мягкое основание и край просел, языком спустившись вниз, а в гряде образовался разлом, куда и устремился поток.

Название Пчёлка, получила, видимо, за трудолюбие, – она крутила десятки водяных колёс, приводящих в движение механизмы в городских мастерских, расположенных вдоль её берегов.

Также крутила и насос, подающий воду в бывший замок, а теперь госпиталь.

Как серьёзное укрытие от врагов, замок потерял своё значение после изобретения пушечных бомб.

При очередной осаде, случившейся около восьмидесяти лет назад, противники, на противоположный край ущелья, затащили на верёвках пушки и смогли безнаказанно расстреливать защитников крепости разрывными ядрами. В тот раз замок не сдали – смогли договориться о выкупе, но позже приступили к постройке нового замка, в нескольких километрах южнее, на ровной местности и уже не столь аскетичного, а с садом и прудами во внутреннем дворе.

После занятий в городской школе, Костя и другие будущие целители, собирались в группу и шли к старому княжескому замку. По дороге к ним присоединялись их коллеги из других школ, и к ступенькам замка они подходили уже целой толпой.

По закону княжества Либоргского, на улице, в черте города, все целители, в том числе и их ученики, обязаны были носить плащи тёмных расцветок, затемняющие же очки и специальную шляпу, имеющую форму невысокого цилиндра, скошенного спереди.

Костя спрашивал: «Зачем тёмные очки?». Мастер Ярич ему объяснил: считается – тёмные очки мешают колдовать.

– Но это же не так! – удивился Костя.

– Мы последние, кто будет объяснять, что это не так. Пусть верят! – ответил Ярич. – Зато люди из-за тёмных очков не видят, куда направлен наш взгляд, и не смогут измыслить, а потом кричать, что колдун посмотрел на него и навёл порчу.

Пока Костя не получил печать ученика, он не носил ни шляпу, ни очки, чем выделялся из всей толпы, ребят спешащих на лекцию.

Лестница к замку, разделяла всех будущих целителей по темпераменту. Некоторые, в их числе и Костя, неслись вверх бегом наперегонки, перепрыгивая через ступеньки, другие же шли просто быстрым шагом, а некоторые, подтягивая тело руками за перила, медленно втаскивали себя наверх.

Как потом обратил внимание Костя: лучшие успехи в учёбе показывали те, кто не бежал, а поднимался шагом. Те же, кто отставал на лестнице, отставали и во всём, кроме некоторых, склонных к полноте ребят, заточенных на аналитику. Но в практической работе целителя, аналитика и точная постановка диагноза значили не так много, как сила дара, а для хирурга ещё и быстрота принятия решения.

В Либорге существовала сложная система обучения. За конечный результат нёс ответственность непосредственный учитель, с которым ученик был связан печатью подчинения. В случаи с Костей им должен был стать мэтр Гарвил. Через печать наставник мог требовать от ученика выполнения всех своих приказов, в том числе и полной отдачи в учёбе, но результаты, понятно, зачастую упиралось в способности ученика.

Сам же мэтр Гарвил, конкретно обучением своих подопечных уделял мало времени, отдавая предпочтение хозяйственным вопросам.

Практическим обучением занимались его помощники: мастер Ярич, мастер Мелиус и мастер Тулбас. Помощники также были связанны с мэтром Гарвилом печатью, но уже не безусловного подчинения, как ученики, а печатью преданности.

Мастер Фабех, отвечавший за физическую подготовку воспитанников, печатью преданности связан не был: печать держалась только на людях, обладающих даром, а у Фабеха показатель дара с возрастом стал настолько низким, что печать на нём просто не могла удержаться.

Мэтр Гарвил, как и остальные управляющие школ целителей, оплачивали труд специалистов, читающих лекции в училище при госпитале. В дальнейшем ученики набирались опыта на приёме больных вместе с наставниками, присутствовали при хирургических операциях, и даже принимали в них посильное участие – за всё это наставники получали деньги от управляющих школ.

На следующем этапе ученики начинали принимать больных уже самостоятельно, но бесплатно. Целый день, поток малоимущих горожан Либорга и окружающих поселений, тянулся в госпиталь за бесплатным лечением от учеников-целителей.

Ходили ученики и на вызовы по домам, но эта услуга уже была платной и являлась, зачастую, единственным источником их доходов.

Обучение могло продолжаться и пять, и шесть лет, пока не будет подтверждён ранг мастера – целителя, но некоторые прекращали и через три года, получив просто звание целителя. Многие, останавливались на этом, считая, что в поселениях, где собираются работать, и этих знаний будет достаточно для безбедного существования. Три года обучались и заключившие контракт с армией империи. Для оказания первой помощи при ранениях, их навыков хватало, а за более квалифицированным лечением раненых доставят в стационарные лечебницы.

Когда Костя пришёл на первую лекцию, то в аудитории собралось около семидесяти человек – полный состав первокурсников этого года. Как он узнал позже, почти половина из них были контрактники, обязанные после трёх лет обучения отправиться в имперскую армию. Но то, что Костя не был контрактником, не значило, что он точно не будет призван в армию. В случае серьёзной военной угрозы, князь объявлял мобилизацию, под которую молодые целители попадали в первую очередь.

Семьдесят первокурсников – это был один из самых маленьких по количеству наборов за последние годы.

Нет, детей с даром не стало меньше, просто у многих семей не было денег на обучение, а контракт, с последующей службой в армии империи, устраивал не всех. В богатых же семьях не желали, чтобы их отпрыски навсегда связывали свою жизнь с лечением больных, предпочитая нанять опытного учителя, который поставил бы ребёнку, наделённому силой, некоторые простые приёмы лечения и, зачастую, приёмы нападения с использованием дара.

Была и ещё одна причина: на территории империи в последнее время среди священнослужителей возродилась, почти уже забытое направление, осуждающие использование силы Святого Древа. Священники, придерживающиеся такого направления, запрещали пускать на территории своих приходов целителей, называя их колдунами и ворами святой силы.

Якобы, Святая Сила, должна сохраняться в Святых Древах для выполнения их Божественного Предназначения: переноса всех праведников в другой, лучший мир, когда на эту планету придёт Конец Света.

Целители и изготовители амулетов, в их понимании – колдуны, не имеют право набирать её и использовать по своему разумению. Последователей этой религиозной догмы называли ещё – «Разуваями», потому как они требовали при любой возможности ходить босиком, чтобы быть ближе к Святой Силе, напитывающую землю под ногами. Официальная церковь с ними боролась, но не очень активно, больше диспутами, не накладывая серьёзных взысканий, просто отправляя их на служение в отдалённые места империи.

Как бы там ни было, но дети с даром, из поселений, где преобладали священники-разуваи, не приезжали на учёбу в школы целителей, а таких мест, подконтрольных «разуваям», со временем становилось всё больше.

Из семидесяти одарённых первого курса, Древоходцев было только семь. Причём, четверо из них – контрактники и после трёх лет обучения должны уйти служить в армию императора.

Конечно, если бы они знали, что у них откроются способности Древоходца, они бы не стали заключать контракт, но способности открылись после подписания бумаг. То, что попало в её лапы империя назад не возвращала, а Древоходцы, да ещё и целители, на службе всегда требовались.

Столь низкий процент Древоходцев среди первокурсников, не показывал истинное соотношение.

Многие из них, зная, что после сорока пяти лет их дар сойдёт на минимум, выбрали артефакторику, другие просто не хотели учиться, а некоторое, как Бубок, и не могли.

То, что он Древоходец, всем сокурсникам стало известно почти сразу, и благодаря этому они, если и не прониклись к нему искренним уважением, то старательно его изображали – дружба с Древоходцем всегда могла пригодиться. А после того, когда на одном из уроков, изучали, как надо измерять уровень дара с помощью артефакта, а затем у всех его проверили, то на Костю стали смотреть просто как на чудо – его уровень дара чуть ли ни вдвое превышал уровень у остальных Древоходцев.

Прошли первые яркие впечатления от начала обучения в училище целителей – всё стало обыденностью, и жизнь Кости закрутилась ещё быстрее. Городская школа, училище, работа Древоходцем – всё это оставляло очень мало свободного времени. Впрочем, в отличие от остальных своих товарищей по первому курсу, он мог не пойти на лекцию просто так, из-за лени, другие же этого сделать не могли – печать ученика требовала добросовестного посещения. Но всё Костя по возможности старался ходить на все лекции, зная, что после получения печати ученика, придётся гораздо чаще выполнять обязанности Древоходца и уже по этой причине вынужден будет пропускать занятия.

Но всё же однажды Косте выпала возможность несколько часов погулять по городу.

В конце дня у них должен быть сдвоенный урок по математике, но Зануда – преподаватель математики в городской школе неожиданно заболел, и их отпустили пораньше.

До начала лекций в училище время было ещё много, и его приятель-одноклассник Рубис предложил пройтись до Торгового Места, как называли в Либорге площадь с торговыми рядами, а потом зайти к нему домой пообедать.

К этому времени, у Кости скопилось достаточно денег от «контрабанды» заготовок под амулеты, которыми его снабжал Рубис, а в последнее время ему ещё начали подсовывать заготовки и одногруппники по училищу целителей. Тратить деньги Косте особо было негде, разве только по дороге в госпиталь иногда покупал в булочной пироги, или халву, поэтому он с удовольствием согласился походить по торговым рядам, в надежде прикупить себе что-нибудь из одежды, или обуви.

Направляясь к торговой площади, они проходили мимо городской школы, где обучались дети благородных родителей.

Рубис увлечённо рассказывал, какие вкусности может делать его мать, и совершенно не обращал ни на кого внимания. Костя молча шёл рядом, разглядывая учеников, выходящих из привилегированной школы.

Костя, как и Рубис был одет в синий плащ, который полагалось в черте города носить всем целителям и их ученикам, только, в отличии от своего друга, ни шляпы, ни тёмных очков на нём не было. Он не получил ещё печать и официально не считался учеником целителя.

Внимание Кости привлекла девочка в костюмчике из светлой замши, с рассыпанными по спине длинными вьющимися волосами каштанового цвета.

Она стояла около открытой и явно очень дорогой коляски, запряжённой парой лошадей и о что-то рассказывала сидящей там женщине, точнее будет сказать – даме. В контрасте с антрацитно-чёрной мастью лошадей и чёрной кожей сидений, на даме были белоснежные и плащ, и шляпа.

Мужчина, явно тоже из благородного сословия, сидел верхом на коне, стоящем рядом с коляской и, положив одну руку на её борт, слушал рассказ девочки. В некотором удалении, на огромном ковере, восседал, видимо, охранник, во всеоружии и даже в лёгких доспехах. Под стать своему скакуну, его фигура тоже выражала силу и мощь.

Всадник на коне и дама в коляске находились к Косте спиной, а вот девочка стояла боком, и он засмотрелся на её профиль. В отличии от большинства жителей Либорга, у которых губы были узкие, у девочки они были полные, что и привлекло внимание Кости.

Он не знал, что полные губы у женщин, являлись здесь неким признаком аристократизма, как, например, Габсбургская челюсть на Земле.

Он так и шёл, пялясь на её губы, а девочка, заметив взгляд, повернулась, брезгливо сморщила носик и, обращаясь к мужчине на коне, громко произнесла: «Папа, на меня колдун смотрит, да ещё и без очков! Его надо наказать!».

Мужчина повернул скакуна, окинул взглядом Костю и отрывисто крикнул охраннику: «Тюрук, накажи мразь!».

Рубис, до этого увлечённо рассказывающий о кулинарных изысках своей матери, наконец – то замолчал и, осознав в какую ситуацию попал его друг, с ужасом в голосе произнёс:

– Святые Первородители! Что ты натворил?! Это же барон Берес!

Упав на колени, он, дёрнув за руку, заставил опуститься на колени и Костю.

– Господин барон, он не ученик целителя! У него нет печати! Я сейчас покажу! – закричал Рубис, и попытался сдёрнуть с Кости плащ.

Но в этот момент, к ним подъехал охранник барона, освободил из стремени ногу и, окованным в сталь носком сапога, ударил стоящего на коленях Костю в челюсть.

Костя кулем упал на землю, затем задёргал ногами и стал кашлять, выплёвывая зубы и сгустки крови.

Охранник слез с ковера, вразвалочку подошёл к лежащему Косте и остановился.

– Добить? – спросил он, обращаясь к своему хозяину.

Барон подъехал ближе.

– Из какой школы?

– Мэтра Гарвила, – дрожащим голосом ответил Рубис, глядя в землю. – Пожалуйста, не убивайте его! Он ещё не получил печать ученика! Его ещё ничему не учили, и он ничего не умеет!

Госпожа баронесса, скажите, чтобы его не убивали! – Рубис обратился к даме в коляске, в надежде, что та, из женского милосердия, заступится за Костю.

Баронесса никак не отреагировала на его слова, а барон хлестнул Рубиса плёткой, сбив шляпу и очки.

– Тебя спросили – ответил, а дальше молчи и не скули! – прокомментировал барон.

Он повернулся к дочери, которая с прищуром наблюдала за экзекуцией.

– Как ты скажешь, Лидоса? Оставить наглецу жизнь?

– Не надо совсем убивать! Только, папа, накажите, чтобы запомнил!

– Сломай ему что-нибудь ещё. Пусть ученичьки старика Гарвила потренируются в лечении, – распорядился барон и, потеряв интерес к происходящему, направил коня к коляске.

Охранник за воротник плаща отволок в сторону Рубиса, а затем каблуком ноги растёр кисть Кости о камень мостовой. Присев рядом, схватил уже искалеченную руку мальчика и об колено переломал в локтевом суставе.

Костя находился в бессознательном состоянии, и только тело рефлекторно дёрнулось от ещё двух ударов сапогом по рёбрам.

Девочка, всё с тем же прищуром, проследила до конца экзекуции, затем легко впрыгнула в коляску, заняв место напротив матери.

Они уехали, оставив Костю валяться в луже собственной крови.

Рубис бросился к месту, где стояли экипажи, поджидая детей состоятельных родителей, среди них, находились и простые извозчики на своих пролётках.

Все извозчики с интересом наблюдали за расправой над Костей, и, когда Рубис подбежал к ним, начали дружно отказываться, боясь запачкать пролётку кровью.

– Ладно, – в конце- концов согласился один из них, – отвезу колдунишку, но только за серебряный.

Они положили бесчувственное тело мальчика на пол между сиденьями, куда, по настоянию извозчика, Рубис сначала постелил свой плащ.

Всю дорогу, Рубис следил, чтобы так и не пришедший в сознание Костя, не захлебнулся кровью.

Сторож у ворот школы, заглянув внутрь коляски, сразу пропустил её во двор. Костю, по распоряжению мастера Ярича, отнесли в операционный кабинет, куда затем подошёл и мастер Мелиус.

– Переломы двух рёбер, требующие фиксации, трещины ещё в трёх, закрытый двойной перелом челюсти со смещением, потерял пять зубов. Правая рука: перелом локтевого отростка, повреждение суставной сумки, отрыв дистального сухожилия, – начал докладывать ему мастер Ярич. – Кисть, каблуком раздавил сволочь, – позволил он себе эмоциональное замечание и продолжил перечислять. – Перелом ладьевидной кости, осколочный перелом второй пястной кости, перелом третей и четвёртой…

В этот момент дверь в операционную открыл Рубис, вся его одежда была заляпана кровью, сзади за ним в проёме показался мэтр Гарвил, он подтолкнул Рубиса в спину, и вслед за ним вошёл в помещение.

– И кто раздавил ему кисть каблуком? – застав эту фразу, переспросил мэтр Гарвил.

– Тюрук, охранник барона Береса, как и остальное – всё охранник – ответил Рубис.

– Берес, Берес, – надменный индюк, – высказался мастер Ярич. – Зная характер Костуша, думаю просто так ему это не сойдёт, ни охраннику, ни самому барону.

– Ты с такими фразами поаккуратней, – пожевав губы, сказал мэтр Гарвил, – и не вздумай настраивать Костуша.

– Настраивать не буду. Но я видел, что Костуш сотворил со стаей собак, – от такой силы ни один баронский амулет не спасёт.

– Много болтаешь, – одёрнул его мэтр Гарвил, и продолжил, обращаясь уже к Рубису. – Под печать: ты никому не расскажешь, услышанное сейчас от мастера Ярича.

– Я никому не расскажу, что услышал сейчас от мастера Ярича, – послушно повторил Рубис.

– Что с мальчишкой делать будем? Насколько всё опасно? – спросил мэтр Гарвил.

– Прямой опасности для жизни нет, – ответил мастер Мелиус. – Придёт в себя, проверим на глотательные функции, и, если всё будет хорошо – предлагаю поднатаскать на нём учеников, да и пусть сам Костуш потренируется, и в заживлении переломов, и в обезболивании, а если что пойдёт не так: он Древоходец, – при переходе всё восстановиться. В общем, идеальный случай для обучения. И вот ещё что: ему пять зубов выбили. Давайте пригласим мэтра Бурша, пусть покажет и научит, как зубы выращивать. Такому, лучше всего, на себе учиться. Запас дара у Костуша хороший, а если освоит, – верные деньги и ему, ну и, конечно, школе.

– Насчёт Бурша, это ты хорошо придумал, только за обучение он двадцать золотых сдерёт, – заметил мэтр Гарвил.

– Часть стеклянными амулетами заплатим, – для нас дешевле получится, – предложил мастер Мелиус. – Да и всё равно, долг на Костуша повесим, а он точно отработает.

Мэтр Гарвил, опять пожевал губы, размышляя и выдал своё решение:

– Сколько вам нужно времени на подготовку к операциям? Я распоряжусь собрать учеников нужного уровня – пусть тренируются. Расходники есть? В город посылать не надо?

– Всё есть, можем приступать, только разумно ли мальчишку мучить? – выразил сомненье мастер Ярич.

– Он будущий врач, ему полезно узнать, что чувствует человек после переломов, лёжа в неподвижности. Больше милосердия будет проявлять к пациентам, – отмёл возражения мэтр Гарвил.

В операции приняли участие, почти пятнадцать учеников. Большинство, впервые совершали хирургические манипуляции не со свиньёй и не с трупом, а с живым человеком.

Один впервые в жизни делал интубацию, другой скальпелем открывал подход к сломанным рёбрам, следующий костяным клеем, склеивал рёбра в месте перелома, очередной ученик стимулировал ускорение их сращивание. Работы было столь много, что хватило на всех.

После операции, в кабинете мэтра Гарвила прошло совещание, на котором присутствовали все четыре преподавателя школы, в том числе и мастер Фабех, ответственный за физическую подготовку.

Сначала получил выговор мастер Фабех.

Преподаватель физкультуры Фабех, был «кривым» Древоходцем. Так называли наделённых силой людей, имеющих резерв в сто даров и больше, но не ставшие Древоходцами.

Не получив преимуществ Древоходцев: умение перемещаться и не стареть до сорока пяти лет, они получили все их недостаток – с возрастом их резерв падал до ничтожных величин, и по достижению определённого возраста, проводить какие-либо манипуляции с силой они могли только с помощью костылей из накопителей.

По договорённости, мастер Фабех работал без оплаты, практически за еду, но за это, его сын обучался в школе бесплатно, а также Фабех имел право брать некоторое число стеклянных накопителей дара для личных целей. Использовал же он их «на стороне», обучая профессиональных бойцов, или же детишек богатеев, желающих поднять свой уровень в фехтовании.

Мастеру Фабеху с сыном и было поручено «приглядывать» за Костей, не допуская угрозы жизни, или, чего больше всего боялся мэтр Гарвил, – похищения. Сын мастера Фабеха не только прилежно учился и обещал стать хорошим целителем, он был ещё и прекрасным бойцом. Мало того, мастер Фабех, был наследственный дворянин, пусть и из небогатого имперского рода, но это давало ему и его сыну все дворянские привилегии. Случись конфликт Кости с бароном в присутствии Фабеха, или же его сына, то они оба имели право взять его под свою защиту и не допустить избиения.

Фабех упрёки выслушал молча, оправдываться не стал, единственно поинтересовался, когда же Косте поставят печать ученика и хотя бы угроза похищения станет меньше.

На что Гарвил, попросил мастера Тулбаса, преподавателя артефакторики, дать ответ на этот вопрос.

Тулбас доложил, что в настоящее время прирост резерва у Кости почти не замедляется, но уже достиг уровня уже в двести тридцать единиц.

При оглашении такого показателя, мастер Мелиус, самый эмоциональный из всех присутствующих удивлённо присвистнул.

– Я слышал о Древоходцах с показателем в триста единиц, но это были, практически легендарные личности! – заметил Мелиус. – И если после установки печати, рост резерва замедляется, то, пусть и более медленными темпами, но всё равно, у него должен дойти до трёх сотен. Посему считаю, наступило время устанавливать печать ученика.

– А ребёнка какого веса он уже сейчас сможет перенести? Ты не прикидывал? – спросил мэтр у Тулбаса.

– Для такого внутреннего резерва, как у Костуша, и таблиц-то нет. Но если без накачки амулетами, думаю, – уже сейчас он сможет утащить ребёнка в двенадцать килограмм. Точнее можем узнать только экспериментально.

– Чего так мало? У нас Бубок, без накачки семнадцать таскает? – задал вопрос мэтр Гарвил.

– Бубок за сотню килограммов весит, а Костуш пятьдесят пять. Для Древоходцев со средним резервом, вес ребёнка, которого он может перенести без накачки, рассчитывается как собственный активный вес делённый на 5,5. А если высокий резерв, как у Костуша, то делиться на 4,5 или даже на 4.

– Сколько Костушу лет, а то что-то вес маловат?

– Мастер Мелиус определил физиологический возраст в четырнадцать лет. Получается, даже для своего возраста, он весит ниже нормы. – ответил мастер Тулбас.

– Опять претензии к тебе, мастер Фабех, и к тебе мастер Мелиус! Почему Костуш вес не набирает? Если бы сейчас имел бы под восемьдесят, мог и двадцатикилограммовых таскать, а с накачкой и все тридцать, а это, считай, девять, десять лет ребёнку! Такие услуги очень востребованы: мало кто у нас на такое способен, разве что Древоходцы из Княжеского Детинца.

– Он ведёт очень активный образ жизни – всё сгорает, – начал оправдываться мастер Мелиус. – Сильно загружен – это же по вашему распоряжению, мэтр, его ещё и в училище направили. Подождали бы с годик, в спокойной, размеренной обстановке может вес и набрал побольше. Ладно у него учёба, так в добавок ещё и работа Древоходца . И потом, за год он всё же подрос на двадцать сантиметров, да и поправился на восемь килограммов. Для своего возраста он уже высокий мальчик, а мясо нарастёт.

– А если питание усилить?

– Он должен развиваться гармонично, а жир не сильно увеличивает активную массу, – заметил уже мастер Фабех. – Был бы он посвободней, – специальным питанием, упражнениями, я бы смог нагнать ему вес. Но когда? На всё требуется время. Я думаю: пусть всё идёт как идёт, пусть мальчик пока развивается сразу и головой, и телом. Мастер Мелиус правильно сказал: мясо нарастёт.

Мэтр Гарвил, по-заячьи начал крутить губами, что говорило об усиленной умственной работе, перед принятием важного для него решения.

– Я считаю, что надо срочно ставить Костушу печать ученика, – объявил он, и продолжил, обращаясь к мастеру Тулбасу. – Дней через пять, после операции, отвезём к месту силы, для полного выздоровления и затем займёмся печатью.

– На какой срок будем ставить печать, – поинтересовался Тулбас.

Мэтр Гарвил, ответил не сразу – сделав вид, что заинтересовался каким-то листками на столе, и начал их просматривать, а затем быстро, и, как бы вскользь, ответил: «На пятнадцать лет».

Все остальные сидящие в комнате, обменялись понимающими взглядами, – пятнадцать лет, это максимальный срок, на который возможно было поставить печать, обрекающую Костю на полное подчинение мэтру Гарвилу.

– Кто бы сомневался, – вслух прокомментировал Ярич решение мэтра.

После удара сапогом охранника барона, Костя долгое время был без сознания и первый раз очнулся только на несколько минут. Он увидел тогда стоящего перед ним мастера Мелиуса, с кувшином в руках, на носик которого была надета трубка. Костя смог немного пошевелить языком и осознал, какие серьёзные разрушения нанёс удар его челюсти и зубам.

Особо боли он не чувствовал и когда Мелиус вставил ему над языком трубку и по ней пошла вода, Костя сделал несколько глотков.

– Глотательный рефлекс сохранился, погружаю в сон, – раздался голос Мелиуса, и Костя вновь отключился.

Сейчас, придя в себя, Костя не сразу понял, что находится в палате для больных.

При школе мэтра Гарвила существовал небольшой лазарет из двух палат, рассчитанных на трёх человек каждая. Обычно там отлёживались ребята, получившие травмы, как правило, во время тренировок. В городскую больницу таких отправляли редко, предпочитая лечить на месте своими силами, зачастую используя, как учебные пособия.

К Косте постепенно начало возвращаться ощущение своего тела, но восприятие было притуплённое, видимо, от действия обезболивающего. Он почувствовал корсет на груди, закованную в гипс руку, но больше всего неудобств доставляла переломанная нижняя челюсть: во рту находилась пластина, к выступам которой сверху была привязана надетая на голову специальная шапочка, а снизу хомут под челюстью, отчего рот был плотно сомкнут. Ну и последнее: браслет на ноге для откачки дара – чего, дескать, добру пропадать.

Он сразу стал задавать себе вопрос: «Почему лежит здесь? Он же Древоходец, отвезли бы на место силы и после перехода – опять здоров?

Костя смог слегка повернуть голову, – на соседней койке спал человек, в котором узнал Цыгаша – своего соседа по комнате. Попытался его окликнуть, но очень трудно издавать звуки с плотно сжатыми челюстями, да ещё с пересохшим горлом.

Тогда здоровой рукой он начал стучать по крышке прикроватной тумбочки, и, хотя не сразу, но всё же смог разбудил Цыгаша.

– Пить! – кое-как просипел Костя.

Цыгаш понятливо кивнул, и, оттянув сбоку Косте губы, в дырку, возникшую после потери нескольких зубов, просунул трубку, по которой залил другу в рот немного воды.

Дав сделать несколько глотков, Цыгаш вытащил трубку, объяснив, – пока больше нельзя, а то раздует живот.

– Когда меня отвезут к месту силы? – задал вопрос Костя.

Цыгаш отвернулся, чтобы не встречаться с другом взглядом, и, обращаясь к стенке, рассказал, что, по решению мэтра Гарвила, Костя должен некоторое время поваляться здесь, дабы уметь самостоятельно бороться с болью, также, научиться сращивать собственные переломы, и главное: проникнуться положением больных, вынужденных лежать неподвижно, чтобы лучше понимать их состояние.

– В общем, ближайшие перспективы у тебя – так себе, – закончил Цыгаш.

– Он бы ещё мне ноги отрезал, чтобы я проникся, как там у безногих, да и глаза выколол, – вот бы я «напраникался»!

– Хорошо, я передам твои предложения, – с наигранной серьёзностью сообщил Цыгаш.

Затем он поведал Косте, что все последующие дни его кормить будут тоже через трубочку, жидкой пищей.

– А если бы дырки меж зубов не было, куда трубочку-то пихали? – заинтересовался Костя.

– Заводили бы сзади зубов. У некоторых из-за строения челюсти такое невозможно и приходится зубы выбивать. Тебе повезло, – дырища какая, очень удобно!

– Это, да! – согласился Костя.

Затем Цыгаш перечислил: что, где и сколько у него переломано, а дальше погрузился в воспоминания, как проходила операция над Костей. Он сам участвовал и сейчас со смехом рассказывал об ошибках других. Один ученик пять раз иглой не мог попасть в вену и, в конце – концов, проколол её насквозь, другой задел скальпелем Косте лёгкое – в общем, всё было очень забавно и весело.

Последующие дни были одними из самых мерзких в жизни Кости, но и дали ему они тоже немало.

Мастер Мелиус учил блокировать боль, как в отдельных участках, так и, вообще, всего тела. Мастер же Ярич объяснял, что надо делать, чтобы мобилизовать организм быстрее сращивать кости. Рассказывал и о лечебных препаратах, и о составах питательных капельниц, необходимых при ускоренном лечении переломов.

Навещал его в палате и Рубис. Он обстоятельно поведал Косте, как тот получил все своим травмы: раздавленную каблуком кисть, сломанные ударом ноги рёбра, перелом в локте. Как ему изуродовали челюсть – Костя помнил. Для себя он повторял, чтобы не забыть: барон Берес и баронесса Берес, их дочь – Лидоса, охранник Тюрук.

Не то, чтобы Костя сразу, после выздоровления, собирался броситься сводить счёты с семейством барона и его охранником, – нет, он мудро решил подождать удобного случая, считая, что подобный обязательно представиться.

Перед тем, как уйти, Рубис угостил лакомством, специально приготовленным для этого случая его матерью. Через дырку в зубах он пальцем пропихивал небольшие кусочки густого фруктового суфле, которое Костя, не имея возможности жевать, языком растирал о нёбо, наслаждаясь кисловато-сладким вкусом.

Однажды, в палату заявился сам мэтр Гарвил, сопровождая высокого, осанистого мужчины с короткой рыжей бородой.

– Это мастер Бурш, – представил посетителя мэтр Гарвил. – Он будет обучать тебя выращивать зубы.

– Какой у него резерв? – рассматривая лежащего на койке Костю, сразу спросил мастер Бурш.

– Больше ста даров, – ответил Гарвил, из-за своей вечной осторожности, не называя реальные цифры.

– Кривой Древоходец?

– Нет, самый, что ни на есть настоящий.

– Никогда в жизни ни делал таких глупостей, как выращивание зубов действующему Древоходцу, как и никогда не выращивал зубы и обычным людям с переломами. Если вы мэтр забыли, то позволю напомнить – инициированный рост зубов замедляет сращивание переломов. И совсем уж нельзя заниматься зубами, пока полностью не приживётся кусок челюсти.

– Сделаем так, – продолжил мастер Бурш, обращаясь уже непосредственно к Косте, – когда этим умникам, надоест тебя мучить и держать в кровати, найди меня и мы всё обсудим.

– Но я уже с зубами буду после перехода, чего мне тогда выращивать? – заметил Костя.

– Это одна из самых меньших наших проблем. Быстренько выбьем тебе пару зубиков сверху и парочку снизу, и в спокойной обстановке займёмся обучением. Если ты Древоходец, силы в тебе полно – думаю у нас всё получится.

После этого, не стесняясь присутствия Кости, мастер Бурш устроил словесный разнос мэтру Гарвилу: «Неужели дожив до стольких лет, ты не знаешь элементарных вещей, – нельзя восстанавливать зубы на сломанной челюсти! Ещё академию заканчивал! Я с этими поездками туда-сюда, полдня потерял – трудно было сразу сказать, что у мальчика двойной перелом челюсти».

Продолжая по дороге выговаривать Гарвилу, мастер Бурш покинул палату, оставив Костю в тревожных раздумьях, по поводу бедующего обучения зубному делу.

Продержав в кровати почти семь дней, Костю наконец-то погрузили на повозку, и отвезли к месту силы. Сначала освободили от гипса и остальных приспособлений, затем, когда он уже встал на точку, на плечи, потревожив сломанные рёбра, накинул рюкзак со стеклянными амулетами, чтобы переход зазря не пропадал.

После перемещения, уже абсолютно здоровый Костя, всю дорогу обратно, сидя верхом на лошади и болтая ногами, с громким хрустом грыз сухари, рассуждая про себя: как же мало нужно человеку для счастья.

Через день, после выздоровления, состоялась процедура привязки Кости к мэтру Гарвилу ученической печатью.

Действо оказалось достаточно болезненным и длительным. Неприятные ощущения испытывал только он, а мэтр Гарвил, спокойно читал какую-то книгу.

У Кости на предплечье впервые формировалась печать, и это сопровождалось достаточно болезненными покалываниями и жжением, у мэтра же сама печать сформирована была давно.

Они сидели рядом друг с другом – ученик и учитель. На левом предплечье Кости был закреплён амулет, в виде браслета, провод от которого тянулся к такому же амулету на правом предплечье мэтра Гарвила.

Наконец, наблюдающий за процедурой, мастер-артефактор Тулбас, объявил о её завершении и наступил момент перехода к клятве.

Косте в руки сунули листок-шпаргалку, и он сразу забубнил заученный заранее текст, только изредка сверяясь с бумажкой. Почти каждое предложение клятвы начиналось со слов: «Ученик обязан…». Следующим свои обязанности произнёс мэтр Гарвил, но его список был в разы короче.

Сняв браслет, Костя обнаружил на коже под ним рельефную круглую печать с надписью по краю: «Княжество Либоргское», а в центре: «Мэтр Гарвил».

– Заклеймили на пятнадцать лет! – тоскливо подумалось Косте.

Глава 7.

Теперь, находясь на улице, Костя ничем не отличался от остальных учеников- целителей; тёмные очки, шляпа, плащ. Всё выдали новое, даже плащ, взамен старого – порванного во время избиения охранником барона Береса.

Так получилось, что он ещё несколько раз встречался с дочерью барона Береса – Лидосой. В первом случае, она шла в окружении, видимо, своих одноклассниц по центральной улице города – Княжескому Проходу. Что удивительно, но Лидоса сразу его узнала. Она отделилась от группы своих подружек, заступив дорогу Косте.

– Молодец, умничка! В очёчках и в землю смотрим! Не дерзкий – хороший мальчик! – стала она нахваливать замершего на месте и уставившегося в землю Костю.

– Смотри, Тюрук, – обратилась она, к будто из-под земли выросшему за её спиной охраннику. – Ты недавно поучал этого колдунишку, вот какой деликатный, скромный стал!

– Должен поблагодарить достопочтенную Лидосу, что оставила тебе жизнь. – хрипло прорычал- сказал охранник.

– Благодарю достопочтенную Лидосу, – глухим голосом ответил Костя.

– Как тебя зовут? – продолжила Лидоса.

– Костуш из Тагилии, ученик мэтра Гарвила, – представился Костя своим полным именем.

– Тюрук, – обратилась она к охраннику, – я думала ты его как следует наказал, а сейчас на нём, смотрю, никаких следов?

– Не ругайтесь на него, достопочтенная. Поверьте, он очень и очень старался, просто со мной поработали хорошие целители.

– Какой вежливый! И меня поблагодарил, и охранника похвалил! – Лидоса засмеялась и вернулась к своим подругам.

– Что у тебя за дела с этим колдуном? – спросила одна из них, когда они уже достаточно отошли от места встречи с Костей.

– А ты его откуда знаешь? – в свою очередь переспросила Лидоса.

– Помнишь, у нас учился сын сотника из стражи по кличке Башка? Его отчислили за драки, и он ушёл в школу нищебродов?

Лидоса вместо ответа пожала плечами.

– Так вот, – продолжила подруга, – Башка показал моему брату этого колдуна. Его зовут Костуш, он с Тагильских островов, где людоеды живут.

– Он что, людоед?

– Его допрашивал церковный дознаватель, но что людоед, не доказали, а там- кто знает. Но дело не в этом: Костуш – Древоходец, и, говорят, обещает стать очень сильным.

– Древоходец – детишек переносит?

– Древоходец, это значит – очень крутой колдун. Настолько, что может пробить амулет защиты. Взглянет на тебя тайком, из-за угла, и лицо у тебя перекосится, или, там, коростой покроется. Я как увидела, – рядом с ним стоишь, сразу решила предупредить.

– О чём предупредить?

– Лидоса, ты иногда бываешь очень резкой, даже с друзьями. Могла как-нибудь и его обидеть, а он, не только сильный колдун, а ещё, может быть, и людоед. Вот и советую – поосторожней с ним.

– Вот ещё! – фыркнула в ответ Лидоса, – Мне, дочери барона Береса, опасаться какого=то колдунишки!

Лидоса, с полным презрением относилась к простым людям – именно так её воспитали.

В их семье, физическое наказание прислуги, считалось обычным делом, и до сегодняшнего разговора ей и в голову не приходило, что за нечто подобное она может получить воздаяние.

Как бы там ни было, но предупреждение отложилось в её голове. Встречи на улице с Костей происходили ещё несколько раз, но больше никаких воспитательных демаршей уже не предпринимала, делая вид, что не узнаёт, или же видит перед собой существо недостойное внимания, правда, каждый раз внутренне напрягалась, с трудом борясь с желанием оглянуться, и убедиться: не смотрит ли он ей в спину и не колдует, насылая порчу.

Неожиданно Косте запретили ходить в обычную школу. Для них, учеников – целителей, организовали специальные классы по общеобразовательным дисциплинам в госпитале при училище.

Связанно этобыло с тем, что в одной из школ Либорга разразился скандал: якобы, какой-то ученик, из будущих целителей, воздействовал на свою одноклассницу, внушая ей мысли о самоубийстве, и та попыталась повеситься. Девочку, правда, успели спасти, но, по слухам, чуть ли не в последний момент.

История была какая-то мутная: доказательств воздействия не нашли, да и не могли – ученик, обычный целитель, никакими практиками воздействия на мозг не владел, но шум вокруг всего поднялся сильный. И раньше, учеников-целителей неоднократно обвиняли в истинных, или мнимых прегрешениях, но до этого случая, они никогда по-настоящему не угрожали ни жизни, ни здоровью пострадавших и особого внимания, не привлекали, в отличии от последнего события.

В результате, мэрия издала запрет на совместное обучение обычных детей с учениками – целителями.

Вновь организованные при госпитале классы для преподавания общих дисциплин целителям, стали платными, что серьёзно подняло затраты на обучение в школах целителей и вызвало недовольство у всех управляющих, в том числе и мэтра Гарвила.

Рубис опять оказался в одном классе с Костей, хотя по специализации, он был артефактор, а не целитель, но к запрету на обучение в городских школах подошли, особо не вдаваясь в тонкости и огульно всех «колдунов» перевели на обучение в госпиталь, в старый замок.

Теперь Косте сразу приходилось идти сразу в старый замок и пропадать там почти весь день.

Ввиду нехватки помещений под классные комнаты, занятия по общеобразовательным предметам могли проходить, как до лекций по медицине, так и после. Иногда образовывались окна в полчаса, или даже в целый час, что было достаточно большим интервалом: в империи было принято считать в сутках десять часов.

Эти окна в занятиях, Костя и решил использовать для посещения городской библиотеки.

Впрямую книги о Древоходцах – иномирцах он не спрашивал, помня предупреждение мастера Ярича, а искал сказки, былины о великих Древоходцах прошлого.

– Тебе, молодой человек, сказки с картинками? – с ехидцей в голосе поинтересовался сухой старичок-библиотекарь.

– Нет, мне необходимо написать работу для исторического кружка на основе старинных былин, – скороговоркой выдал Костя заготовленную фразу.

– Пятинка, —озвучил цену своих услуг библиотекарь, и, получив монетку, ушёл, но достаточно быстро вернулся, неся в руках толстую книгу.

– Сборник былин и сказок под редакцией исторического факультета имперской академии, – отчитался он, плюхнув перед Костей объёмный фолиант и рукой предложил занять место в читальном зале.

Костя было сделал шаг в указанном направлении, но, увидев там сидящих и занятых чтением посетителей, остановился.

– А вы не выдаёте книги на дом? – поинтересовался он.

– Выдаём под денежный залог, но конкретно эту – нет.

– А что же мне делать? – спросил Костя, указывая на свои затемнённые очки, —Я в них читать не смогу.

– Последний стол у окна. Закройте занавески, – ответил библиотекарь.

Это академическое издание, Костя мусолил долго и осилил только за несколько посещений, походу придя к выводу: ничего более кровавого и страшного, чем старые сказки и былины придумать невозможно.

– Неужели этот ужас они читают своим детям? – задавал он себе вопрос.

Нельзя сказать, что ничего интересного Костя из прочитанного не почерпнул. Он узнал, например, что когда-то жил великий учёный- Древоходец по имени Готес. Именно он создал артефакт, связывающий ментально ученика с учителем. Он же скрестил двух копытных: лошадь с верблюдом, получив в результате ковера.

В своё время, империя очень страдала от набегов степняков. Готес заразил оводов созданными им же самим бактериями. Когда такие оводы кусали лошадей, те не только тяжело болели, но зачастую и погибали. У другого скота, как и у выведенных им же коверов, бактерии заболевания не вызывали. Через несколько поколений бактерии перестали быть смертоносными и для лошадей, но лишённые конницы степняки долго не беспокоили набегами окраины империи.

Костя сразу заподозрил в Готесе иномирца. Пытался разыскать биографию, или описание жизни – всё тщетно, единственное, наткнулся на несколько мудрых высказываний приписываемых ему.

Костя, уже было решил, что ничего интересного в библиотеке не найдёт, но однажды, а это был очень дождливый и тёмный день, он нашёл время зайти в библиотеку.

Повесив промокшие плащ и шляпу у входной двери, подошёл к столу библиотекаря. Ему пришлось некоторое время звонить в колокольчик и кричать, чтобы привлечь внимание.

Наконец появился библиотекарь и сообщил, что никого в такую погоду не ждал. От него попахивало вином и глазки весело блестели.

В очередной раз прослушав всё ту же просьбу Кости о былинах древности, он хитро улыбнулся и сказал: у него есть старинная, редкая книга, но она очень трудно читается из-за сложного слога.

– Несите, – обречённо сказал Костя, отдавая монетку.

Но из-за темноты, пришлось отдать ещё одну пятинку за масляный светильник.

– Садись где хочешь, всё равно никого нет, – предложил библиотекарь. – Можешь снять очки и спокойно читать: я-то уже давно знаю, что они совсем не мешают вам колдануть.

– Вот, – реквизирована из библиотеки предателя и врага Либоргского княжества, – сказал библиотекарь, выкладывая на стол перед Костей книгу в богатой с теснением кожаной обложке, но сильно повреждённую с одного угла.

– Будто кислотой облили, – сказал Костя, указав на испорченный край.

– Долго пролежала в подвале городской стражи, вот и заплесневела. Ждали представителя от Ордена Смотрящих. Когда наконец-то он приехал, – и подозреваемый давно умер и книги заплесневели.

Служитель Ордена конфискованные книги осмотрел: что-то с собой прихватил, несколько распорядился сжечь, а остальные отвезли к нам. Плесень моя внучка специальным раствором удаляла, а на этой ошиблась с концентрацией, потому и вид такой – подпалённый.

Костя уселся за стол и начал пролистывать книгу, пока не наткнулся на сказание о Великом Герое- Древоходце Коласе, которое нигде раньше не встречал

Библиотекарь не уходил, с лёгкой улыбкой наблюдая за Костей.

– Ну, как? – спросил он. – Трудно читается?

– Да, – согласился Костя, – сложно читать, стихи какие-то тяжёлые, зубодробительные.

– Какие -такие стихи? – заинтересовался библиотекарь.

– Да вот, – Костя, немного запинаясь, прочитал: «Великий Колас врага схватил, зело его и мнёт, и давит, а враг хёрбат в него вонзил, он думал смерть ему доставит».

Насмешливая улыбка сползла с лица библиотекаря.

– Не ожидал, молодой человек, совсем не ожидал, что вы знаете староимперский.

Костя хотел было переспросить: «Какой такой староимперский?», но быстро осознав, как странно это прозвучит, смолчал.

– Извиняйте старика, хотел подшутить – книгу на староимперском подсунул, а видите, как вышло, – проникшись уважением к высокообразованному молодому человеку, библиотекарь перешёл к обращению на вы.

– Оказывается, тогда в «зависе», я получил не только знания имперского языка, но и староимперского языка, – осознал Костя.

Библиотекарь, потерпев неудачу со своей незамысловатой шуткой, скрылся в глубине шкафов, где его ждал кувшин с вином, а Костя начал внимательно изучать сказания о Коласе, продираясь через аллегории и аллюзии.

Больше всего Костю заинтересовали строки, описывающие превращение Коласа в Великого Древоходца:

«И в ночь, с которой день растёт, само нам Древо путь даёт.

Наполнив Древо мерой сил, ход для великих дел открыл».

К Косте пришло интуитивное понимание, что в этом отрывке зарыта какая-то очень важная и ценная для него информация.

Он переписал строки в блокнот и некоторое время сидел, пытаясь их осмыслить: самый простой и очевидный вывод – в ночь перед новым годом, Древо, а это, очевидно, самое большое дерево на поляне силы, наделило Коласа способностями перемещаться между мирами. Судя по развитию повествования, только после похода Коласа в новогоднюю ночь к древу, автор переходит к описанию подвигов Коласа в других мирах.

Ещё в сказании несколько раз, достаточно явно, указывалось на то, что Великий Древоходец может «отпрянуть обратно к древу» с большого расстояния.

Один раз Колас совершил это, будучи израненный стрелами, спасаясь от «оравы ворогов», примерно так же, как это пришлось проделать Косте, заполучив арбалетный болт в спину. Ещё встретилось в описании, что, спасаясь от погони, он за стан обхватил принцессу и перелетел вместе с красавицей, опять же, к «Древу дара».

Были отрывки в сказании, суть которых Костя не улавливал и просто не мог осознать. Каждое отдельное слово, он вроде бы понимал, но общий смысл для него оставался недоступен. Мало того, внизу с угла, книга была сильно повреждена, и, поэтому некоторые предложения не имели окончаний.

Само по себе, сказание занимало небольшую часть книги, от силы листов пятнадцати, и Костя, за два похода в библиотеку, переписал его полностью.

Больше ничего интересного по Великим Древоходцам, он не нашёл, хотя ему уже выдавали и книги на староимперском языке.

Дальше уже и времени на походы в библиотеку у него совершенно не оставалось: учёба его уплотнилась донельзя, после встречи с мастером Буршем.

Нельзя сказать, что Костя совсем забыл о желании мэтра Гарвила отправить его на обучение к мастеру Буршу – нет, он помнил, как помнил и о том, что перед началом обучения ему выбьют четыре зуба. По этой веской причине, он был бы последним, кто напомнил бы мэтру Гарвилу о планах, обучить Костю выращивать зубы. Но получилось так, что всё же он встретился с мастером Буршем, на улице, и, удивительно, но опознали Костю сразу. Удивительно, потому что Бурш видел его только с синим опухшим лицом и обмотанной бинтами головой.

В тот день, перед занятиями по медицине, Костя забежал в пирожковую, а затем стоял внизу дворцовой лестницы ведущей к госпиталю, наслаждаясь свежей выпечкой.

Рядом с ним беседовали два молодых целителя из тех, которые, по положению, принятом в княжестве Либоргском, обязаны лечить граждан княжества бесплатно. Так они нарабатывали навыки и помогали малообеспеченным подданым.

Они смотрели на лестницу в сторону старого дворца. Один из них курил трубку, и, пыхнув дымным кольцом в небо, сказал, что старуха точно идёт на приём к нему, потому как у неё опухшие суставы и больной позвоночник.

– Нет, – возразил его приятель, – старая, точно, ко мне: когда протащилась мимо, – дышала, как запалённая лошадь.

– Если у неё совсем плохо с сердцем, или лёгкими, – наняла бы тележку, – возразил целитель с трубкой.

– Если бы было совсем плохо с суставами и позвоночником, тоже наняла бы тележку, – ответил приятель.

Костя повернулся, чтобы посмотреть на предмет спора. Опираясь одной рукой на костыль и почти горизонтально согнув спину, по лестнице поднималась весьма пожилая женщина.

Её юбка была сделана из очень плотной ткани и стояла колом, отчего, в такой согнутой позиции, на всеобщее обозрение были нескромно представлены высохшие ноги в пигментных пятнах с распухшими суставами.

– На ножки залюбовался? – услышал Костя голос над ухом.

Он быстро развернулся и увидел перед собой лицо ухмыляющегося мастера Бурша.

– Да я, да нет…– растерянно заблеял Костя.

– Не смущайся, не красней. Понимаю, молодая горячая кровь. Как говорится: «Любая гадость в радость!».

– Нет, нет, просто эти из-за неё поспорили… – Костя показал на стоящих рядом целителей.

– Вы из-за неё поругались? – мастер Бурш повернулся к двум приятелям. – Надеюсь драться не будете? Хотя, поединок за даму – дело благородное. Только чем–то она вас так распалила?

Ну ты, ладно, за тобой подобное давно замечали, – сказал мастер Бурш, обращаясь к целителю с трубкой. – Из-за тебя в госпитале даже замок на морге сменили.

Ну, а ты то куда? – Бурш перевёл внимание на второго приятеля, – Ты же, всем известно: не боец и несёшь службу с приспущенным флагом.

– Заткнись Бурш! – беззлобно ответил курящий. – Мы обсуждали, к кому она пришла на приём – ко мне, или вот к нему. Одно точно – не к тебе. У старухи нет денег даже тележку оплатить, а ты столько дерёшь, что если у неё, как этот говорит: «Больное сердце», – он кивнул на своего приятеля, – то только услышав твои цены, она враз окочурится.

– Каждому своё, каждому своё, – ответил Бурш. – Кому-то нищих старушек бесплатно лечить, а кому-то, за умеренное вознаграждение, людям красоту и радости жизни возвращать.

Ладно, идите свою старуху пользуете, а мне с молодым человеком поговорить надо.

Мастер Бурш, взяв Костю под локоть, повёл в сторону. Целители что-то кричали ему вслед, но он уже не обращал на их возгласы никакого внимания.

– Ты почему до сих пор ко мне не явился? Мы же договорились, как челюсть заживёт, так и подходи.

– Я сильно загружен, – попытался отговориться Костя.

– Чем загружен? Лекциями по медицине? Вот только сейчас ты сам двоих таких наблюдал. Спорят, кто старушку бесплатно принимать будет. А я тебе даю шанс уже сейчас начать нормально зарабатывать. Так что, поставь в известность этого хитрована Гарвила, бери у него оплату за учёбу и приходи.

Хочешь спросить, почему я назвал Гарвила хитрованом?

– Догадываюсь, – ответил Костя, – как ученик, я обязан отдавать ему часть заработка.

– И это тоже, – согласился Бурш, – Но здесь и другое: ко мне недавно ваш мастер Меллиус свою жену приводил – она у него почти совсем беззубая. Договориться тогда о цене не смогли. Видно, жена всю плешь Меллиусу проела, потому уверен: это он идейку насчёт тебя Гарвилу подкинул, а у того и у самого зубов маловато, и жена, опять же. Потому идею обучить тебя принял с восторгом, удивлён, что они про тебя подзабыли.

Костя всё равно ничего мэтру Гарвилу напоминать не стал, но тот отыскал его сам.

– Мастера Бурш здесь ко мне на днях подходил, про тебя спрашивал. Так что, давай, приступай к обучению.

На протесты Кости, что он и так перегружен, мэтр Гарвил коротко ответил: «Старайся!» и ушёл.

Печать подчинения учителю, заставляла Костю добросовестно относиться к учёбе, но с началом занятий у мастера Бурша, он стал реже посещать уроки по общеобразовательным дисциплинам, пропускал и лекции по медицине, но зато у Бурша приобрёл очень важный и ценный опыт.

В первую очередь, он освоил возможность видеть мельчайшие структуры организма, чуть ли ни на клеточном уровне. Такое умение ему требовалось, чтобы обнаружить участки в стволе мозга, ответственные за рост зубов.

Микроскопы здесь уже были известны, но освоив умение «микровидения», Костя получил способности, сопоставимые с возможностями микроскопа, но использовать их мог прямо в теле живого человека.

Сложно была не только найти участок ответственный за рост конкретного зуба, но требовался ещё и большой запас дара, который необходимо вливать постепенно, продолжительное время, для формирования полноценного зубного зародыша, стараясь проделать всё это за один сеанс – перерыв был возможен, но нежелателен.

Костя, с его огромным резервом, был просто находкой для мастера Бурша – основу его расходов, составляли именно траты на накопители силы, а такой ходячий источник позволял значительно сэкономить.

После двух месяцев обучения, Косте доверили первого пациента. Работал он под постоянным наблюдение Бурша, но во время всего сеанса, тот не сделал ни одного замечания. Вытянул Костя на своём резерве не используя накопители.

Вырастить даже один зуб, пациенту обходилось в чувствительную сумму, поэтому многие, в целях экономии, выращивали только несколько необходимых зубов, которые Бурш связывал мостом из золота. Он же вёл наблюдение и за правильным ростом зубов.

Костя как-то пожаловался Буршу, что тратит много времени на работу у него и совсем запустил учёбу.

– То, что ты получил у меня умения микровидения, это стоит года, а то и двух обучения в твоём убогом училище. Только двое из ваших протухших преподавателей владеют таким приёмом, ну ещё трое врачей в госпитале, считая со мной. Так что, даже если ты и не собираешься всю свою жизнь заниматься зубами, то микровидение, в любом случае, весьма усилит тебя, как целителя: поставить правильный диагноз, срастить мышечные и нервных волокна при операциях. Ты должен быть мне благодарен, что за какие-то двадцать золотых ты получил такой полезный навык.

– Двадцать золотых и четыре моих зуба, – напомнил Костя.

– Тебе-то, Древоходцу, о зубах переживать.

– Зубы ладно – появились, ну а удаление всех четырёх сразу?

– Сам виноват, не мог нормально себя обезболить. Ты же даже не мучился, когда они прорастали – просто переход сделал, а некоторые пациенты, видел же сам, как страдают.

– Мастер Бурш, а почему так мало целителей могут пользоваться микровиденьем, – спросил Костя

– Долго учиться, а результат не гарантирован – многие вообще неспособны.

– Почему долго? Я же…

– Это – «ты же». Я сам более-менее овладел навыком только через год. А про таких как ты, говорят – древняя кровь.

По совету Бурша, Костя не стал объявлять мэтру Гарвилу, что закончил обучение. Теперь за каждого пациента, которому он вырастил зуб, Костя получал золотой, сам же Бурш брал от двенадцати до пятнадцати золотых, – для Кости и такие деньги казались огромными.

В конце концов, мэтр Гарвил однажды поинтересовался у Кости, как идут дела с обучением, по выражению мэтра, -«зубному ремеслу».

Врать учителю он не мог и доложил, что обучение закончил.

– Много сам зубов вырастил?

– Наверное, больше двадцати, – вынужденно честно ответил Костя.

Узнав, сколько ему Бурш отчиняет за операцию, мэтр возмутился и поехал скандалить. В результате Костя стал получать за операцию два золотых и пять серебряных, но золотой и пять серебряных, он должен был отдавать мэтру, точнее экономке школы, а последний золотой у него тоже отбирали на возмещение долга за обучение «зубному ремеслу».

Как и предполагал мастер Бурш, ему ещё и пришлось выращивать зубы мэтру Гарвилу, мастеру Мелиусу и их жёнам – в общей сложности тридцать зубов, по расценкам мастера Бурша, где-то на триста пятьдесят золотых. Естественно, никаких денег не получил, но зато его несколько раз сытно и вкусно накормили. Правда, если у Мелиуса он ужинал в столовой вместе с членами семьи мастера, то у мэтра Гарвила, его сухопарая жена, с профилем удивительно похожий на куриный, отправляла Костю на кухню.

Теперь его пятидневка выглядела так: первый день, до обеда, пропуская занятия в школе, он работал в зубном кабинете мастера Бурша, а затем шёл на лекции. Второй день, отучившись в школе – опять зубной кабинет, пропуская лекции. Третий и четвёртый просто учёба, а пятый день, который везде был выходным – работа Древоходцем.

С таким режимом надежды мэтра Гарвила на то, что Костя наберёт вес – рассыпались прахом.

Работа Древоходцем, после получения печати подчинения, у него изменилась. Теперь ему доверяли переноску амулетов из драгоценных камней. В этом случае, к месту силы он добирался в окружении четвёрки стражников. Такой же экскорт его встречал и в точке прибытия. Перемещения с драгоценностями проходили только по местам силы, рядом с городом.

Первый прыжок с ребёнком, он выполнил с девочкой лет четырёх-пяти. У её матери были какие-то близкие отношения с мастером Яричем. Были они родственные, или другого плана, – он не спрашивал.

Костя находился в кабинете управляющего школы, когда Ярич обратился к мэтру Гарвилом, по поводу девочки. Во время разговора Костя услышал, как мастер Ярич ссылается на какой-то договор. Мэтр существование договора не отрицал, но просил перенести прыжок на другой день, на что Ярич упорно не соглашался, объясняя критическим состоянием девочки.

Костя понял, что по использованию его способностей, между Яричем и мэтром существует какой-то договор.

Сам прыжок с ребёнком состоялся на следующий день после этого разговора.

К школе подъехали два экипажа: закрытая четырёхместная повозка и бричка. Из повозки выбралась молодая, достаточно просто одетая женщина с ребёнком. Мастер Ярич, из каких-то соображений, ехал не с ними вместе, и, выпрыгнув из брички, сделал было шаг, помочь женщине, но сразу остановился, увидев, что она уже вышла.

Вместе с Костей все они, прошли в мастерскую артефактов, где к потолку было подвешено коромысло равноплечных весов. Девочку посадили в чашу, а один из старших учеников мастера Тулбаса, стал нагружать другую чашу гирями.

– Двенадцать килограммов, – озвучил результат Ярич, и спросил. – Потянешь?

Костя пожал плечами.

– Давай теперь сам на весы, – приказал он Косте.

– Зачем? Меня и так каждые пять дней взвешивают. Последний раз позавчера – пятьдесят шесть килограмм.

– Когда же ты вес набирать начнёшь! – с раздражением высказался Ярич.

– При такой жизни – думаю нескоро.

Мастер Ярич, под расписку, получил заряженные амулеты.

– На всякий случай, —пояснил он.

Костя, с мастером Яричем и девочкой, сели в одну из колясок и поехали к месту силы, неподалёку от города, и, как уже знал Костя, достаточно дорого берущим за переход. Мать же в другой, отправилась встречать его с ребёнком после переноса.

По дороге к месту силы, мастер Ярич не сказал ни слова, чувствуя его нежелание что-то обсуждать, молчал и Костя. Тишину внутри повозки нарушало только хриплое дыхание девочки, иногда перебиваемое кашлем.

Перенос прошёл удачно, даже не понадобились амулеты.

Пока, с ребёнком на руках, Костя добирался до места у сторожки, где их должна была ожидать мать, он оглох от криков. Раньше, еле живая и не имевшая сил плакать от душившего её кашля, девочка сейчас показывала всю силу своих вновь здоровых лёгких, требуя маму. Та побежала навстречу, преследуемая пузатым сторожем, выхватила из рук Кости дочь и начала обсыпать её лицо поцелуями.

– Не надо, нельзя! – неожиданно для себя произнёс Костя.

– Почему нельзя? – удивлённо переспросила женщина, перестав целовать дочку.

– Действительно, почему я это сказал, почему нельзя? – мысленно, сам себе задал вопрос Костя, и тут же пришло понимание – почему, почему нельзя.

Оказывается, совершенно машинально, он просканировал внутренним зрением мать с дочкой и заметил, что у обеих, по-видимому, какое-то инфекционное поражение лёгких, но переживая, удастся ли ему перенести ребёнка с таким весом, про больные лёгкие у женщины Костя забыл.

Сейчас же, видя, как мать целует дочку, его подсознание сформулировало мысль, что так делать нельзя, и он сначала остановил женщину и только затем понял почему так сделал.

– Вы тоже больны, – сказал он, – Можете опять её заразить! Вы должны как можно меньше с ней общаться, тем более, не стоит её целовать.

Женщина опустила голову, молча передала девочку на руки Косте и также молча направилась к ожидающему их извозчику. Подслушавший разговор сторож, предусмотрительно отошёл подальше, пропуская её.

Подойдя к пролётке, она сначала села сама, затем приняла с рук Кости девочку, усадила её рядом и протянула золотую монету, которой, по традиции, обязаны расплачиваться родители за услуги Древоходца.

Отдав золотой, женщина скомандовала извозчику и уехала, а Костя, уверенный, что его подвезут, остался в растерянности стоять перед сторожкой.

– Давно здесь службу исполняю, насмотрелся, как за лечение дитятка родного Древоходцев одаривают: и оружие, и драгоценности. Однажды, даже породистого скакуна степняки подарили. Но чтобы вот так: просто здесь оставили– такое впервые, – прокомментировал пузатый стражник.

Костя в ответ с безнадёжностью махнул рукой и пешком отправился в сторону города. В сам город заходить опасался – вдруг кто узнает в нём целителя, а он без очков и шляпы. Пришлось в обход, кругами, повторяя все изгибы реки, добираться домой – так про себя теперь стал он называть школу целителей.

История на этом не закончилась. К вечеру, наконец -то добравшись до своей комнаты, решил убрать полученный золотой к остальным монетам.

Свои богатства, Костя хранил в тайнике, доставшийся ему по наследству от предыдущих жильцов комнаты. На тайник он наткнулся случайно, передвигая кровать.

Надо заметить, что в школе мэтра Гарвила, да и в остальных подобных заведениях, воровства практически не было. Объяснялось это просто: из-за печати подчинения, ученик не мог врать учителю, и тому достаточно было, собрав всех учеников, приказать похитителю подойти к нему и всё – кража раскрыта.

Но для надёжности и внутреннего спокойствия, Костя всё же прятал деньги в тайнике. В тот раз, он уже хотел было бросить монету к остальным, но его насторожила какая-то в ней неправильность. Сравнивая с другими, заметил, что новая имеет острые края, и почему-то более рельефные буквы, что легко чувствовалось на ощупь.

Ему ещё не приходилось встречаться с фальшивыми, но он знал, что золотые монеты княжества Либоргского, подделывают часто, из-за высокого содержания в них золота.

Фальшивки же штамповали из золотых сплавов с большим содержанием меди, а то и вообще из бронзы.

Костя решил утром показать подозрительную монету своему однокласснику Рубису, чтобы тот проверил.

Рубис согласился проверить, но в мастерской при школе делать этого не захотел, сказав, что отнесёт отцу, который занимался изготовлением артефактов, а также работал и с золотом.

В результате монета оказалась фальшивой, причём самой дешёвой подделкой, без грамма золота.

Возвращая монету, Рубис передал настоятельный совет своего отца: или немедленно избавиться от этой гадости, или отнести в сыскной отдел.

После урока, не откладывая в долгий ящик, Костя взобрался на северную стену, за которой находилось ущелье с шумящей внизу рекой Пчёлкой.

Резкий взмах рукой, и, первый гонорар за вылеченного ребёнка, блеснув на солнце поддельным золотом, отправился в воды Пчёлки.

Примерно через месяц, Костю вызвали к мэтру Гарвилу, где его ожидали представители княжеского сыска, занимающиеся розыском фальшивомонетчиков.

Оказывается, к отцу Рубиса, несколько раз приходили его знакомые, или постоянные клиенты с просьбой проверить точно такие же фальшивые монеты. Одному из них, даже не став особо рассматривать монету, сразу вернул обратно, неосторожно заявив, что таких подделок в последнее время появилось очень много. Владелец фальшивки пошёл в сыскной отдел, где предъявил монету, и пересказал слова отца Рубиса. Того сразу забрали, и, после допроса с дознавателем, всплыло имя Кости.

Вопросы Косте следователи задавали через мэтра Гарвила, используя свойство печатью подчинения, по которому ученик не может врать учителю.

Выслушав его показания, вызвали мастера Ярича и устроили им перекрёстный допрос.

Из него-то Костя и узнал: фальшивый золотой ему передала женщина по имени Будина.

Они, с мастер Яричем, родом из одного небольшого городка, возникшего на месте старой имперской крепости на границе с княжеством Верхнерульским.

Дома их родителей располагались по соседству. Мало того, их матери с малых лет, были подругами потому и Будину он также знал с детства.

Ярич уехал учиться в Зарин – ближайший к ним имперский город, где имелись школы целителей. Там из письма родителей он узнал, что Будина сбежала из дома то ли с военным, то ли с купцом.

Как в дальнейшем складывалась её судьба, не интересовался, но слышал, что ни так давно Будина вернулась к своим родителям, уже вместе с маленькой дочкой.

Сюда в Либорг она приехала с письмом от матери Ярича. В письме мать очень просила помочь больной дочери Будины.

За проживание Будины в Либорге, наём экипажей, использование мест силы – за всё это платил он сам, при этом золотые монеты не использовал. Школе мэтра Гарвила, за услуги Древоходца, наличные деньги не отдавал. Единственный платёж, который сделала Будина сама и, как он теперь узнал, фальшивой монетой, это традиционный золотой Древоходцу за исцеление девочки.

После допроса, следователи провели обыск в комнате у Кости. Каждую золотую монету, извлеченную из его тайника, они проверяли сразу на месте, используя специальную жидкость и амулеты. Четыре штуки у них вызвали подозрение, и они их забрали, для более тщательного исследования. Никаких бумаг, на изъятые монеты не оставили, и Костя сразу понял – просто прикарманили себе.

Ещё они сделали ему заботливое внушение, объясняя, как опасно и глупо такое количество денег, а на тот момент их скопилось уже изрядно, хранить под кроватью – дескать, для этого существуют банки.

Пионер Костя, воспитанный в СССР, о банках мало что знал, и относился к этим оплотам капитализма с большим предубеждением. Однако, после обыска, всё же решил положить деньги в банк. Пусть Костя не доверял банкирам и прочим буржуям – угнетателям трудового народа, но физиономии следователей, вызывали в нём ещё большее недоверие.

Осознание, что людям с таким жадным блеском в глазах, известно, где он хранит деньги, заставило его через некоторое время отнести свои монеты в имперский банк.

Вечером того же дня, к нему в сильном подпитии заявился мастер Ярич и попросил пройти с ним в комнату преподавателей. Костя впервые видел мастера настолько пьяным.

Днём на допросе Ярич достаточно отстранённо и равнодушно рассказывал следователям, что его связывает с Будиной, а уже вечером напился: видимо не всё в этой истории было так просто и однозначно.

Усадив Костю за стол, мастер, из закрытого на замок шкафчика, извлёк бутылку вина. Разлив вино по глиняным чашкам, достал кошелёк и высыпал на стол серебряные монеты.

– Это тебе вместо фальшивки. Извини, но золотых нет: сейчас у меня дома при обыске даже следователи не нашли ни одного.

Мастер Ярич поднял чашку, предлагая выпить. Костя отказываться не стал. Ещё на Земле ему приходилось пробовать не только шампанское на домашних праздниках, но и самогон с деревенскими ребятами. Самогон он правда долго удержать в себе не смог, а отплевавшись твёрдо решил – самогонку больше никогда в жизни. Пил он спиртное уже и здесь: несколько раз сосед по комнате Цыгаш притаскивал кувшины со слабеньким кисловатым винцом.

В чашке же, налитой ему Яричем, вино оказалось густым и сладким. Мастер был пьян, ему видимо, хотелось с кем-то поделиться. Понятно, молодой мальчишка, да ещё твой ученик – не самая удачный объект для откровений, но Ярича это не остановило. Он начал рассказывать о том, что на самом деле связывало его с Будиной и чем всё это закончилось.

Почти во всех детских воспоминаниях Ярича присутствовала Будина. Они вместе бегали на речку купаться, ходили ставить силки на кроликов, исследовали подвалы старой крепости. Он защищал её от соседских детей, а она, в свою очередь, бесстрашно бросалась в драку за него.

Когда уже юношей, он уезжал в школу целителей, Будина обещала его ждать.

В один из приездов на летние каникулы, родители устроили им помолвку. Она была проведена официально в церкви, куда было приглашено много родственников и знакомых. Свадьбу наметили провести в следующем году, сразу после недели невест. Но ещё до Нового Года, Ярич получил письмо от отца, где тот поведал, что его наречённая сбежала из дома с едва знакомым купцом.

Возможно, он её и не любил в полной мере, как женщину, просто детская привязанность переросла в юношескую, но предательство подруги детства до сих пор не забылось и причиняло боль. А ещё после этого он почти перестал приезжать в свой родной город. Помолвка была публичной, пригласили много гостей. Сейчас, конечно, большинство жителей городка подзабыли о его неудачной помолвке, а первое время Ярича просто бесили сочувственные шепотки за спиной.

– Я был, конечно, удивлён увидев Будину около своего дома, но ещё больше удивился, письму от моей матери, где та просила ей помочь. После всего, матушка люто ненавидела её, и я просто не понимал, почему мать написала письмо, как могла просить за Будину.

И знаешь, что оказалось? – задал вопрос Ярич.

– Письмо фальшивое? – предположил Костя.

Во время всего своего рассказа, Ярич не сводил глаз с уже пустой чашки, стоящей перед ним. Он оторвал от неё взгляд и как-то растерянно посмотрел на Костю. Видимо из-за опьянения, он плохо понимал, где и с кем сейчас находится и, только получив от Кости ответ на свой вопрос, осознал, с кем делится воспоминаниями. Ярич потряс головой, пытаясь разогнать пьяную дурь, поднялся, прошёл к дивану и, не снимая обуви, стал на нём устраиваться для сна, но, прежде чем заснуть, ответил Косте: «Да, письмо тоже подделка, как и твоя монета».

– Она сейчас вернулась в ваш город?

– Мать написала, что нет.

– Вы заметили, что у неё, как и у дочери лёгочная инфекция? Может она уже умерла где-нибудь по дороге?

– Я дал ей лекарства, и почему-то уверен, – она выкарабкается, – уже почти неразборчиво пробормотал Ярич и сразу заснул.

Костя убрал бутылку и чашки в шкаф, оставив на столе только рассыпанные Яричем серебряные монеты. Из шкафа вытащил плед, накрыл им своего учителя, сняв с него обувь, и, тихонько затворив за собой дверь, отправился в свою комнату.

После первого спасённого Костей ребёнка, за который подруга детства Ярича расплатились фальшивым золотым, следующий последовал уже через две пятидневки. Это был мальчик и тот уже весил пятнадцать килограмм, но Костя опять справился без помощи амулетов, чем несказанно обрадовал мэтра Гарвила.

Бубок, другой Древоходец школы, способный тоже переносит детей, всегда проигрывал Косте, в случае если заказчикам давали возможность выбирать из них двоих. Бубок своим видом пугал не только детей, но родителей тоже.

Ещё раз Костю, как Древоходца, использовал и мастер Ярич. На этот раз у его протеже, опять молодой женщины, имелся ребёнок с волчьей пастью и заячьей губой.

– Снова благотворительность? – поинтересовался мэтр Гарвил, когда они с Яричем зашли к нему в кабинет получить разрешение, или, точнее, поставить в известность.

– Нет, сейчас не благотворительность – оплата услуг, – ответил Ярич.

– Молодая мамочка?

Ярич молча кивнул в ответ.

– Услуги, которые оказывают, надеюсь, надлежащего качества? – слегка улыбнувшись, поинтересовался мэтр.

– Мне сложно судить: я же не такой изощрённый ценитель, как вы. Я, можно сказать, рядовой потребитель. А вот вы, мэтр, по слухам, не только ценитель, а ещё и экспериментатор, как некоторые жаловались. По крайней мере были им, когда-то.

– Ладно идите, – сразу растеряв игривость, сухо выпроводил их мэтр.

Не все дети, после перемещения с Костей, становились полностью здоровыми. Заболевания, вызванные некоторыми генетическими нарушениями, не излечивались переходом с Древоходцем, но всё же и у них на время улучшалось состояние.

Конечно, поддержание здоровья такого ребёнка за счёт переноса Древоходцами, могли позволить себе только очень обеспеченные семьи.

Так, благодаря девочке, с наследственным заболеванием органов дыхания, Костя познакомился с семьёй Касиля – владельца одной из самых крупных типографий в княжестве. У его дочки, были нарушения в работе лёгких и бронхов. Как Косте объяснили, если с раннего детства, каждый год девочку перемещать с Древоходцем, то она получит реальный шанс прожить нормальную жизнь.

Дочка владельца типографии не долго была самым именитым пациентом в его списке. Вскоре случилось событие, при котором ему пришлось учувствовать в спасении ребёнка из княжеского рода, что в дальнейшем сильно повлияло на всю его жизнь в этом мире.

В тот день племянник князя, носивший титул барона Вейского, со своей семьёй, домочадцами и слугами, выехали на пикник у реки. Как представителя княжеского рода, его сопровождала дюжина гвардейцев. Стояли последние, сравнительно тёплые деньки, перед наступающей зимой.

В программе развлечений было катание на лодках, запускание бумажных змеев и, конечно, обед на природе, с костром на берегу реки.

Из-за порывистого ветра, нагнавшего тёмные тучи, запуск змеев отменили и все пораньше уселись за столы, стараясь до дождя закончить пикник.

Только разлили вино по бокалам, как раздались крики: «Княгиня Аплита!». Флагман флота, один из самых больших кораблей княжества Либоргского, носящий имя матери действующего князя, появился на речной глади. Пусть он сейчас представился и не в полной своей красе – паруса были собраны, но барон Вейский со свитою, оставив столы, направился к берегу приветствовать проходящий корабль. На судне раздался сигнал горна, и матросы выстроились вдоль левого борта, салютуя члену княжеской семьи.

Десятилетняя дочь барона – Пиррола, вместе со всеми не побежала. Её специальный детский столик стоял рядом с местом отца, и она слышала, как, наполняя ему бокал рубиновой жидкостью, виночерпий нахваливал вино, называя его сладостно-волшебным нектаром.

Гувернантка тоже отвлеклась, заглядевшись на строй красавчиков-моряков, и Пиррола, воспользовавшись удачным моментом, сделала быстрый глоток из бокала отца.

Влекомый вёсельными шлюпками и подгоняемый течением, флагман флота быстро прошёл мимо, и участники пикника стали возвращаться к столу. Ещё не все успели рассесться по своим местам, как вдруг Пиррола свалилась со стульчика и захрипела.

К ней подбежали горничная и семейный врач, подошёл и сам отец.

– Отёк гортани! Плохое наполнение лёгких! – сообщил барону врач. – Причину не понимаю!

Некоторую ясность в происходящее внёс один из гвардейцев, охранявший место пикника: он сообщил, что видел, как Пиррола отпила из бокала отца.

Исчезновение виночерпия превратили подозрения в уверенность – в бокале был яд.

Часть гвардейцев бросилась на поиски виночерпия, а другая, вместе с бароном, поскакали в сторону ближайшей школы целителей. За ними, в лёгкой быстрой коляске, последовал врач, держа Пирролу на коленях и помогая ей дышать.

Примчавшись к школе мэтра Гарвила, барон рявкнул на сторожа требуя быстрей открыть ворота.

Влетев во двор школы, два гвардейца спешились, быстро вбежали внутрь административного здания и вскоре вышли обратно, буквально таща под руки мэтра Гарвила.

– Срочно Древоходца! Дочку отравили! «Быстрее!» —коротко и резко произнёс барон.

Их стала окружать толпа любопытных учеников, среди которых появился и преподаватель физкультуры Фабех.

Гарвил отправил учеников за Костей и Бубком, а мастера Фабеха попросил принести амулеты из мастерской.

Мэтр сообщил барону, что оба Древоходца, способные переносить детей сейчас на месте, но оба они здесь именно по той причине, что из-за грозы большинство точек силы вокруг города закрылись. Бубок может перемещаться только на две точки, и они с утра уже закрыты. Костуш прыгнет куда угодно, но он мелковат. Мэтр Гарвил дочь барона не видел больше года, поэтому не знает, насколько Пиррола подросла и опасается, что Костуш не вытянет.

Первым появился Костя.

– Проклятье! Действительно мелковат! – выругался барон. – Куда выдвигаемся? Где действует? —спросил он, обращаясь к Косте.

Костя закрыл на минутку глаза.

– К Музыканту должны успеть. – ответил он и пояснил: – Поляна за мостом через Пчёлку, ближе нет.

Эта точка силы получила своё название – Музыкант, из-за любви одного из её работников к игре на флейте.

Появился мастер Фабех, он вытащил из принесённого мешочка несколько браслетов с заряженными амулетами и стал затягивать их на руках Кости. Браслеты были из кожи, с вставленными в специальные гнёзда драгоценными камнями. Использовать изготовленные из металла, в том числе из серебра, как носил сам Фабех, Древоходцам было нельзя – металлы при переходах иногда не восстанавливались.

Близко друг от друга надевать тоже не стоило. При совершении действия с большим выходом дара, амулеты могли, через плоть человека, «закоротить» между собой, при этом получались сильные ожоги. Пусть для Древоходцев это было и некритично – разве только сильная боль перед переходом, но в других случаях ожоги доставляли серьёзные неприятности и требовали специального лечения.

Пока Фабех занимался браслетами, из-за угла здания, пыхтя и тряся на бегу толстыми щеками, показался Бубок.

– Это второй Древоходец? – спросил барон, указывая на Бубка.

– Да, ваша милость, – подтвердил мэтр Гарвил.

Получив ответ, барон раздражённо бросил Косте: «Что же ты то такой задохлик!».

Двум гвардейцам было приказано уступить своих скакунов Косте с Бубком, и затем, вместе с мастером Фабехом, догонять на лошадях из школьной конюшни.

Костя с опаской забрался на мощного, тёмно-рыжего коня с чёрными, тигриными полосками и, подхватив из рук мастера Фабеха мешочек с оставшимися амулетами, поскакал вслед за бароном.

Сразу, на пересечении дороги из школы с трактом, идущим вдоль реки, они встретили коляску с врачом и Пирролой.

– Как она? – обеспокоенно спросил барон.

– Плохо, надо спешить! – ответил врач.

Костя, подъехав ближе, увидел лежащую на сиденье девочку в жёлтом кружевном платье, хрипло втягивающую воздух через посиневшие губы. Перед ней на коленях стоял худощавый мужчина в плаще целителя, но без шляпы – видимо потерянной при скачке. Он держал руки на груди девочки, его седые длинные волосы развевались на ветру. Оглядев каким-то полусумасшедшим взглядом Костю, он опять повторил: «Надо спешить!».

Воочию увидев девочку, Костя серьёзно засомневался: сможет ли с ней сделать прыжок, – таких крупных детей ему ещё не приходилось перемещать. Он решил проверить, не открылись ли другие места силы, в которые может переноситься Бубок. Сосредоточившись, убедился, что по-прежнему закрыты. Мало того, точка Музыканта, куда сейчас они направлялись, изменила цвет с синего на желтоватый, говорящий о возможном скором её закрытии.

Костя оглянулся – сзади всё небо потемнело, клоки чёрных туч языками вырывались вперёд, стараясь настигнуть их отряд. Копыта и колёса прогремели по мосту через речку Пчёлку.

Из-за невысокой скорости коляски, мастер Фабех с двумя гвардейцами, на лошадях из конюшни школы, их уже догнали.

– Ты справишься, сможешь её перенести? – приблизившись, обратился Фабех.

– Для Бубка всё закрыто, по любому придётся мне, – ответил Костя.

– Куда, в какое место прыгнешь?

– Ближайшие открытые только за рекой, за Рулом: Синяя Лощина, и поляна Гуса Одноглазого.

– Тебе придётся нацепить все амулеты – все эти рубины и алмазы. Ты окажешься в лесу с родственницей князя и кучей драгоценностей. Спрячьтесь там получше!

Костя в ответ кивнул, показывая, что понял, а затем сделал попытку надеть на себя остальные амулеты, но сразу осознал, – на скаку ничего не получиться.

Скачи быстрее, доберись заранее до места, выиграв время и там навесь на себя все остальные амулеты, – посоветовал Фабех.

Костя, придержав коня, переместился ближе к барону.

– Дайте двух гвардейцев, мы поскачем вперёд, Мне нужно время, нацепить все амулеты, – прокричал он.

Барон кивнул, и звучным голосом отдал команду. Пока он давал распоряжения, Костя проверил состояние места силы, к которому они стремились добраться, и с тревогойотметил, что точка из жёлтой, означавшей: переход пока возможен, стала наливаться оранжевым цветом – скоро переход закроется.

– Надо спешить! Переход скоро закроется! – прокричал Костя.

– Надо спешить! Она умирает, – словно эхо отозвался врач.

Возчик коляски, под яростным взглядом барона, начал истово нахлёстывать лошадей, а Костя с двумя гвардейцами, галопом ушли вперёд.

Преградившего им путь охранника места силы, гвардеец, без всяких объяснений, ударом ноги отправил в кусты, вместе с его копьём. Спешившись на полянке перед деревом, Костя лихорадочно начал закреплять на руках и ногах браслеты с накопителями, одновременно скидывая с себя сапоги и плащ.

Выбрасывая комья дёрна копытами своего коня – грубейшее нарушение для места силы, на поляну влетел барон. Перед собой он удерживал тело дочери похоже уже без признаков жизни.

Гвардейцы быстро подхватили ребёнка и, подбежав сзади, закинули руки девочки на шею Кости.

– Снимите обувь, – прокричал Костя, перехватывая её руки.

Он сделал несколько шагов, к точке перехода, таща за спиной тело Пирролы, при этом её ноги, уже только в белых чулочках волочились по траве.

– Гус Одноглазый, – выкрикнул Костя, а затем вокруг него с девочкой, сразу возникла оптическая аномалия, искажавшая всё находящиеся внутри. Такая рефракция света указывала на начало перехода.

– Что он крикнул? Какой Гус Одноглазый? – переспросил барон у гвардейцев, но те только в недоумении пожимали плечами.

Ясность внёс подъехавший мастер Фабех, но сначала объявил радостное известие, что быстрее всего, почти наверняка, Пиррола останется живой: Древоходец может прыгнуть с трупом ребёнка, и тот, конечно же, не оживёт, так и останется трупом после перемещения, но мёртвый ребёнок, которого способен перенести Древоходец, должен весить примерно на треть меньше, чем живой. Пиррола уже достаточно крупная девочка, её вес явно на пределе возможностей Костуша, и с мёртвой, он точно бы не переместился. Поэтому, почти с полной уверенность можно сказать, что с девочкой всё будет в порядке.

Но есть и другая, не столь хорошая новость: точка Гуса Одноглазого, находиться, мало того, что за рекой Рул, но ещё и от берега до неё километров двадцать по лесной дороге.

– Даже если нам удастся быстро переправиться на тот берег, найти там лошадей, то всё равно, доберёмся только к ночи, – пояснил мастер Фабех.

Глава 8.

Костя ненавидел точку Гуса Одноглазого. Каждый раз, когда ему приходилось появляться на этом месте, он вспоминал, как лежал здесь с арбалетным болтом в спине.

Зрение прояснилось – впереди ствол могучего дерева, он стоит на поляне, стоит босиком.

Сейчас через его плечи перекинуты детские руки, со сжатыми кулачками, за которые он держит висевшего на нём сзади ребёнка.

Костя немного присел и стал осторожно отпускать руки девочки Та начала тихонько сползать с его спины, но осталась стоять на ногах.

Он сделал шаг вперёд и повернувшись встретился с испуганными глазами Пирролы.

– Меня зовут Костуш, я Древоходец. Ты сильно заболела, точнее отравилась, и мне пришлось тебя спасать, – сразу пояснил ситуацию Костя.

Пока девочка молчала, обдумывая сказанное, Костя присушился к себе и с удовольствием отметил, что «выдоен не насухо» и в нём ещё остался небольшой запас дара.

– Почему ты не перенёс меня на полянку к княжескому детинцу? Когда я в прошлом году заболела, меня переносили туда? – спросила девочка.

Костя указал рукой на небо в тёмных тучах за её спиной.

– Приближается гроза. Сейчас в Либорге сильный дождь, скоро, наверное, придёт и сюда. Может быть, ты не знаешь, но, если рядом гроза, места силы не работают. Тебе было очень плохо, мне пришлось спешить, а сюда ещё можно было прыгнуть.

Дальше посыпались вопросы: «Почему я без обуви? Где мы находимся? Когда за мной приедет папа?».

Костя спокойно отвечал на все вопросы, но, когда Пиррола спросила: «Где мы будем прятаться от грозы?», то призадумался.

Он понимал – за ними приедут не скоро. Сторожку на въезде давно разрушили, растащив на дрова. Но подальше, находилось уцелевшая постройка с крышей и даже с печкой. Её стены были сложены из круглых брёвен – этакая избушка, имеющая дощатую дверь с одной стороны и окно с другой, обычно закрытое тяжёлым ставнем. Костя это хорошо знал: в избушке часто сидела охрана, дожидаясь его после переноса. Но сразу, без разведки идти туда – опасался, помня наставления мастера Фабеха.

Решил взобраться на дерево и осмотреться. Просто карабкаться не хотелось.

– Смотри какая молния! – воскликнул он, указывая Пирроле за спину.

Та доверчиво повернулась, а Костя мгновенно взлетел почти на самую верхушку дерева.

Увиденное не обрадовало: из отверстия в крыше строения тянулась струйка дыма. Лошадей у коновязи не было, поэтому, оценить сколько внутри находится человек не представлялось возможным.

Костя, взглянул вниз, – Пиррола встревоженно крутилась на месте, разыскивая его, но пока ещё молча.

– Я наверху на дереве, немного понаблюдаю и спущусь к тебе, – сообщил он.

Сказал не очень громко, но та услышала и задрав голову, стала искать его взглядом. Костя помахал рукой, та махнула в ответ и, успокоившись, стала что-то рассматривать у себя на ладони.

Костя раз за разом оглядывал окрестности, в надежде найти что-нибудь под убежище от приближающейся грозы, но ничего подходящего не обнаружил.

Было собрался спрыгивать, когда заметил, как дверь избушки открылась и из неё вышел мужчина с ведром. Это деревянное ведро осталось со времён Гуса Одноглазого, и охрана Кости тоже ходила с ним за водой к роднику.

Мужчина закрыл дверь, подперев поленом – наверное там оставалась какая-то еда, и он опасался учуявшего съестное зверья. Никакого оружия у него при себе не было, только за спиной болтался небольшой рюкзак, видимо с какими-то ценными для него вещами. Ни один человек в этом месте не пойдёт к роднику не захватив оружия. Редко кто ходит здесь пешком без лошади, ещё реже в одиночку и никогда, никогда без оружия. Есть только один тип людей, которые могли оказаться здесь невооружёнными – это Древоходцы.

Костя переместился на землю и подошёл к девочке.

– Ой, как ты незаметно спустился! – слегка удивилась она, и тут же протянула открытую ладошку, на которой лежало несколько небольших драгоценных камешков.

– Знаешь откуда они? – спросила она.

– Думаю, знаю: у тебя были перстни и браслеты. Камешки из них остались, а сами они исчезли.

– Нет, перстень остался, а браслеты и кулон исчезли. Я почувствовала: что-то сжимаю в кулаках, посмотрела, а там камешки. Это ты мне их в кулаки засунул?

– Волшебное дерево тебе их в кулачки положило, – ответил Костя, показывая на дерево за своей спиной.

– А браслеты и кулон с цепочкой забрало? И туфельки тоже?

– Туфельки твой папа привезёт, их просто с тебя сняли. А браслеты и цепочку дерево просто не смогло создать вновь, у неё золота хватило только на перстенёк. Зато оно вернуло тебе здоровье!

– А ты знаешь, чем я отравилась? Наверное, вином из бокала папы? Я помню его отпила и мне сразу стало как-то нехорошо, а потом всё хуже и хуже. Стало трудно дышать, а дальше почти ничего не помню.

Хотя Косте и было интересно услышать про отравление вином из бокала барона, но сейчас перед ним стояли более насущные задачи, и он попросил Пирролу некоторое время помолчать – дать ему время на то, чтобы придумать, где им укрыться от дождя.

Он сел, привалившись к дереву, а девочка осталась стоять, повернувшись к нему спиной и рассматривала сполохи приближающейся грозы.

– Что здесь делать Древоходцу? – раздумывал Костя. – Подрабатывает на заготовках под амулеты? Залетел случайно? Хочет незаметно проникнуть в Либорг?

Подрабатывает на заготовках – смешно! Плата за пользование источником силы не столь высока, чтобы подвергаться риску потерять все заготовки, прыгая на неохраняемую поляну.

Случайно, ошибка? – Он не мальчишка, явно не начинающий Древоходец.

А вот незаметно проникнуть в Либорг, или с кем-то здесь тайно встретится, не привлекая внимания, – вот это уже очень похоже на правду.

– И что мне делать? – продолжал рассуждать Костя. – Конечно, мы сможем пересидеть грозу где-нибудь в кустах, а дальше, трясясь от холода, неизвестно сколько ждать людей барона. Раньше поздней ночи до нас они точно не доберутся, а то, похоже, и к утру.

По понятным причинам, простудиться и заболеть Костя не боялся: очередной переход – и девочка, и он здоровы. Но ему на память пришёл рассказ казаков, две, или три пятидневки назад сопровождавших его на эту точку. Тогда от них он узнал, что помимо одичавших собак, здесь ещё появился хищник посерьёзней, наподобие тигра. Казаки не только встречали его следы, но уже были и случаи пропажи скотины, теперь уже приписываемых этому зверю. Даже объявили награду за его убийство.

Перспектива сидеть в ночном лесу, трясясь от холода, а ещё, дополнительно, и от страха, ожидая нападения тигра, или другого, столь же опасного зверя, направили его мысли на боевой лад.

Костя имел некоторые представления о поединках между людьми, способными управлять силой.

Например, амулеты, как их называют: «от колдунов», которые для защиты навешивают на себя обычные люди, состояли из двух камней-накопителей и по ним циркулировала сила. Принцип действия амулета чем-то напоминал колебательный контур. Возможность отражать воздействие, зависела от ёмкости камней и полноты заряда, но со временем амулеты разряжались, их действие ослабевало, отчего они требовали периодической подзарядки.

При движении силы из одного камня в другой, формировалось поле, рассеивающее направленное воздействие.

Обладатели же дара, в случае угрозы, сами, создавали в теле циркуляцию силы.

Костю обучали таким способом защиты, но существовало много нюансов, которыми он ещё не владел, точнее владел плохо, а посему большинство учебных боёв и мастеру Яричу, и мастеру Мелиусу он проигрывал. Часто превосходили его в этих поединках не только учителя, уступал он иногда и старшим ученикам. Приёмов было много: сбить концентрацию криком, или любым другим действием, уйти с линии поражения, а самому нанести удар.

Во время тренировок, мастер Ярич постоянно делал замечание Косте, что тот не умеет скрывать свои намерения: перед нанесением удара силой, на лице Кости почти всегда появляется напряжённое выражение. – Опять страдалец от запора! Расслабься же ты наконец! – кричал на него Ярич.

Имелся и ещё один серьёзный недостаток: он долго формировал удар.

Правда, было у него и очень серьёзное преимущество: из-за большого объёма дара, Костя имел возможность выбросить одномоментно такое количество силы, что защита преподавателей не выдерживала и удар проходил.

Такой выброс, рядовому носителю дара, будь он даже весь обвешан накопителями, сгенерировать не удастся – не позволяли возможности тела. На такое были способны только обладатели значительного внутреннего резерва.

Но пользоваться этим своим преимуществом в учебных поединках, Косте категорически запретили: если воздействие придётся на защищённого противника – не так всё страшно, но если в момент удара защиты не будет совсем, – то последствия могли быть очень тяжёлыми.

Всё же, имея даже такое преимущество, как удар, пробивающий любой амулет и почти любую защиту, вступать в прямое столкновение с засевшем в избушке Древоходцем, который, возможно, был ещё и шпионом, а значит человеком специально подготовленным, было бы абсолютной глупостью – Костя это прекрасно понимал. Противник мог уйти с линии поражения ударом силы, а дальше, при прямом столкновении, шансы Кости близки к нулю.

Стены избушки сложены из толстых брёвен, и способности Кости наносить удары сквозь преграды здесь были бесполезны – не пробить.

Дверь и ставень имели широкие щели меж досок. Раньше их завешивали шкурами, но затем шкуры пропали и теперь попытаться достать через окно или дверь опасно – Древоходец может его заметить.

Пока Костя, уставившись в землю, обдумывал способ устранения Древоходца, Пиррола по-прежнему стояла перед ним, боясь хотя бы шаг сделать в сторону.

Раздался сильный удар грома, девочка непроизвольно ойкнула, а Костя поднял голову и задержал на ней взгляд, после чего план сразу сложился.

Его главная задача состояла в том, чтобы на несколько секунд отвлечь Древоходца, а Пиррола, как никто, лучше всего подходила для этого.

– Достопочтенная Пиррола, помогите мне в одном деле, – обратился он к девочке.

–Костуш, я разрешаю не называть меня достопочтенной, а можешь просто Пиррола И что за дело?

– Здесь недалеко избушка, в ней, сейчас находится один мой знакомый, можно сказать – друг. Хочу над ним подшутить, немного напугать по-дружески.

Я затаюсь около двери, а ты спрячешься, присев в траве: там, недалеко от входа, есть высокие стебли дикого овса. Скроешься и будешь не очень громко причитать: «Мамочка ты здесь? Мамочка выходи!». Когда он откроет дверь, ты встанешь во весь рост, выйдешь на тропинку и спросишь: «Здесь нет моей мамы?»

– И как ты его испугаешь?

– Ну, когда выйдет, я громко гавкну ему на ухо, по-собачьи, – ответил Костя, отводя глаза в сторону.

Девочка, прикусила губку, как полагается полную, – признак высокородного происхождения, и скептически посмотрела на Костю. Её взгляд явственно говорил: «Ага, я дура, я поверила!», но озвучивать ничего не стала, а просто кивнула головой.

Начало операции проходило по разработанному сценарию. Пиррола укрылась в высокой траве недалеко от тропинки. Костя бесшумно подобрался к стене избушки рядом с дверью и присел на корточки.

Деревянный чурбан, которым Древоходец, подпирал дверь, Костя начал тихонько подкатывать к себе, чтобы дверь открываясь не распахнулась полностью, а упёрлась в чурбан.

Видимо, Древоходец был настороже: услышав шорох, он стремительно бросился к двери, резко, ударом ноги её открыл, но наружу не вышел, оставаясь в помещении и оттуда пытался определить источник шума.

Костя успел вовремя отпрянуть от распахнувшейся двери и сейчас, скрючившись в уголке между стеной избушки и упёршейся в чурбан дверью, боялся даже вздохнуть. Он оказался зажат в положении, когда толстая бревенчатая стена отгораживала его от противника, но тому было достаточно немного высунуть голову в проём и меж щелей в досках он смог бы заметить Костю.

Его выручила Пиррола: она неожиданно поднялась из травы, шагнула на тропинку перед избушкой и тоненьким голосом сказала-пропела: «Вы не видели мою мамочку?».

В глухом лесу, далеко от города, перед тобой неожиданно появляется одинокая девочка в жёлтеньком кружевном платьице, в белых чулочках, с рассыпанными по плечам золотистыми волосами. Над её головой клубятся чёрные тучи приближающей грозы, а она ангельским голосом спрашивает про маму.

Такая сюрреалистическая картина, как посчитал Костя, обязательно должна была сбить Древоходца с концентрации.

Пока мужчина ошеломлённо молчал, разглядывая явившееся перед ним неизвестно откуда чудо-чудное, Костя, под очередной раскат грома, тихонько лёг на бок и приготовил, накачав даром, самый мощный выброс, на который только был способен. Он ударил силой снизу вверх, частично пропустив под дверью, частично через дверь, ориентируясь на теперь уже видимый ему силуэт.

То ли Древоходец действительно потерял концентрацию, отвлёкшись на Пирролу, то ли Костя вложил в воздействие столько силы, что «удар», даже пройдя сквозь доски двери, смог преодолеть и его защиту, благо стоял он неподвижно. Как бы там ни было, но Древоходец, прогудев утробное «Пфу-у-ух», вызванное судорожным выдохом из сжавшихся лёгких, свалился вперёд и остался лежать поперёк порога, мелко подрагивая всем телом.

Костя попал в центр туловища и, через спинномозговые нервы, его воздействие дало команду на сокращение разнообразной группе мышц. Он знал: мышцы сердца на это почти не отреагируют, лёгкие восстановят свою работу быстро. А вот на крупные мышцы конечностей, в первую очередь ног, а ещё и на брюшные мышцы, команда на сокращение действует достаточно долго, при этом человек испытывает чудовищную боль.

Носители дара, с навыками целительства, в таких случаях могут помочь себе сами. Только им потребуется сначала прийти в себя, от первоначального шока, и только затем, последовательно расслабляя мышцы, снимать спровоцированные спазмы, но на это требуется некоторое время, а Костя этого времени Древоходцу не дал.

Дождавшись, когда тот сделает несколько вдохов, Костя, прижав руку к его голове, погрузил мужчину в бессознательное состояние.

Пригодилась техника, освоенная им под руководством мастера Мелиуса, и закреплённая до привычного навыка при работе у мастера Бурша. При удалении зубов капризным пациенткам, Косте приходилось часто проводить такую общую анестезию, отправляя клиенток Бурша в полную «отключку».

Погружать в бесчувственное состояние, теперь он умел делать быстро и надёжно, но при этом не знал, как долго человек пробудет без сознания. У мастера Бурша всё это происходило за несколько минут: сам «отключил», сам же быстренько «включил».

Конечно, ему было известно, что этот способ используется и при длительных операциях, но самому усыплять человека на долгое время ему не приходилось, и сейчас он решил побыстрее связать Древоходца, – хоть как-то обезопасив себя.

– Ты, хотел его испугать и, кажется, испугал очень сильно! – заметила подошедшая Пиррола. – И ещё ты обещал гавкнуть ему на ухо, но я что-то не слышала.

– Гав, гав, – послушно произнёс Костя.

В ответ девочка, запрокинув голову, громко с подвыванием затявкала. Закончив, она посмотрела на замершего в изумлении Костю, точно певица, закончившая сложную арию в ожидании оваций, но недожавшись, вздохнула, а затем деловито спросила: «Ты его убил?».

– Нет, просто пока без сознания, – после паузы, вызванной некоторым замешательством от своеобразного поведения девочки, ответил Костя.

– У него в руке был кинжал, – также спокойно сообщила Пиррола.

– Не может быть, – он Древоходец! – не поверил Костя.

– Вот он! – ответила девочка, указывая ножкой в испачканном чулочке на отлетевшее в сторону оружие.

Костя схватил кинжал и даже присвистнул от изумления: в его руках оказался достаточно редкий предмет – кинжал древоходца. При переходе можно потерять любые металлические предметы, любое оружие, но не кинжал древоходца.

У Кости поднакопилось уже достаточно денег, чтобы приобрести специальную, с клинком внутри, трость, с которыми расхаживали старшие ученики, но преподаватель физподготовки – мастер Фабех, категорически запретил покупать её, объясняя, что он ещё растёт, а неправильно подобранная трость, может ему дорого обойтись не только для кошелька, но и для здоровья.

Костя к совету прислушался, но всё равно, при случае, забегал в лавку-мастерскую, где присматривал статусный для ученика- целителя аксессуар.

В этой лавке он и углядел подобный кинжал. Приказчик, узнав, что Костя – Древоходец, разрешил взять его в руки. Как объяснил приказчик, изготавливался он из клыка какого-то морского животного, дополнительно материал укрепляли, выдерживая в секретном растворе. Перепутать с чем-либо ещё, этот кинжал было невозможно – и цветом и формой он радикально отличался от любого своего стального собрата. Также отличался и непомерной ценой – пятьдесят золотых.

– Почему такой дорогой? – удивился Костя. – Я сам Древоходец, и не понимаю зачем и для чего он нужен: им даже мясо особо не нарежешь – лезвие тупое!

– Упаси Первородители – такой ценностью мясо резать! —замахал руками приказчик. – Дорогой кинжал – потому как редкость, пусть и не очень, но всё же. А зачем нужен? Тебе может быть и не нужен, но, если ты слышал, есть Древоходцы – диверсанты, которые проникают на вражеские земли, во вражеский тыл.

Видишь у кончика выемки? Это для особого яда. Только небольшой укол – и почти сразу смерть. Для этого кинжала ещё есть специальное древко. Насадил на древко – и вот у тебя уже копьё с ядовитым наконечником.

Сейчас, вспомнив тот разговор с приказчиком, Костя сразу посмотрел на выемки для яда у подобранного кинжала – они были заполнены маслянистым веществом коричневатого цвета.

– Получается, – этот Древоходец – настоящий диверсант? – пришла догадка. – Я завалил диверсанта!?

Эта мысль Костю встревожила.

– Надо поторапливаться, хотя бы связать его, а дальше думать, как обезопасить себя и девочку, – забеспокоился он.

Не зная где оставить кинжал древоходца, просто положил его рядом на землю, но тут же к нему протянула свои ручки Пиррола.

– Не сметь, там яд! – крикнул Костя и потише добавил: «Хватит тебе на сегодня и одного раза с ядом».

Девочка отдёрнула руки от кинжала.

– Значит был яд? Я не просто отравилась, а выпила вино с ядом? – задумчиво произнесла она. – Получается, хотели отравить отца, а я его спасла, – продолжала вслух размышлять Пиррола.

Костя ничего не ответил, коря себя за лишние слова.

– Зайди в дом, поищи верёвки его связать, – предложил он девочке.

– Не пойду, вдруг там ещё кто-нибудь есть, – прозвучал ответ.

Разглядывая неподвижно лежащего перед ним Древоходца, Костя увидел на поясе простые кожаные ножны. Голова мужчины, повёрнутая набок, находилась на земле перед порогом, а ноги за порогом. Поэтому Косте удалось, не переворачивая тело, расстегнуть и стащить пояс с ножнами. Ножны сразу перевесил на свой ремень и аккуратно вставил туда ядовитый кинжал.

Стаскивая пояс, заметил под ним ещё один тонкий ремешок, обхватывающий талию.

Ещё не снимая, уже понял, что в нём будут находиться амулеты-накопители.

Расстегнув застёжку, стал медленно его вытаскивать из-под тела. Привлечённая блеском драгоценных камней, вставленных в ремешок, Пиррола подошла ближе и даже нагнулась, чтобы лучше рассмотреть цветные камешки.

В этот момент, налетевший порыв ветра, с силой откинул дверь, и та с размаха врезалась в зад, согнувшийся Пирроле. Девочка, потеряв равновесие, с криком упала на лежачего Древоходца, уткнувшись в него носом.

– ФУ, фу, фу! – брезгливо запричитала она поднимаясь. – Он обоссался! Он обоссанный!

– Всё правильно, – спокойно подтвердил Костя, – у него сократилась большая группа мышц, в том числе сократился и мочевой пузырь. А вот вам высокородная Пиррола не пристало говорить такие грубые слова.

– Извините мадемуазель гувернантка! Вы не подскажите, где я могу ополоснуть руки, а то я упёрлась ими во влажные и дурно пахнущие штаны этого, этого…, – вежливо-выдержанным тоном начала фразу Пиррола, – этого обоссанного мужика, – визгливо закончила она.

Костя, подняв голову, посмотрел на девочку, стоящую перед ним с вытянутыми вперёд руками и растопыренными пальчиками.

– Он недавно принёс ведро воды, я видел. Только не отмывай руки во всём ведре. И поищи мне верёвку.

Пиррола, категорически отказавшаяся несколько минут назад заходить в дом, сейчас не раздумывая бросилась вовнутрь в поисках воды.

Тем временем Костя продолжил обыск. В одном из внутренних карманов куртки нашёл имперские бумажные деньги в купюрах достоинством в двадцать и десять золотых, на сумму под четыреста золотых. В другом, – запечатанное письмо, которое вскрывать не стал.

– Я влип в какое-то очень серьёзное дело, – пронеслось в голове. – И абсолютно ясно, что Древоходец кого-то здесь ожидал с письмом и деньгами. Теперь осталось только надеяться, что барон с гвардейцами появятся раньше.

Ветер в очередной раз мотнул дверь. В этот раз удар пришёлся по затылку лежащего мужчины, откинув ему голову немного вперёд, – на удар он никоим образом не отреагировал, по-прежнему находясь без сознания. Одновременно ветер принёс первые крупные капли дождя.

Косте ничего не оставалось, как попытаться затащить тело в избушку.

Пиррола стояла рядом с верёвками в руках, и предложила то ли шутя, то ли серьёзно: «Убить мужика его же кинжалом и оставить на улице, а не волочь ссаного в дом».

Как впоследствии оказалось, – совет хотя и был кровожадный, но вообще-то правильный.

Когда Костя втащил Древоходца и запер изнутри дверь на брус, в избушке стало совсем темно. Единственно, около каменной печки в углу, было немного посветлее от неполностью прогоревших дров. Туда, к светлому пятну от огня, он и отволок тело.

Подкинув в печь несколько палок, начал старательно связывать верёвками ноги и руки мужчины.

– Что ты постоянно его гладишь? – спросила Пиррола.

– Я проверяю, не приходит ли он в сознание.

Сказав это, накинул на голову Древоходца найденный старый мешок, и также обмотал его верёвкой.

– А через мешок сможешь проверять? – поинтересовалась девочка.

Костя положил поверх мешковины руку и утвердительно кивнул.

Немного успокоившись, после «упаковки» предполагаемого диверсанта, Костя решил осмотреть остальные его вещи, а также и само помещение, где они укрылись.

Рюкзак и плащ нашёл на одной из лежанок. В рюкзаке было немного еды, керамическая бутылка с вином, запасная сорочка со штанами и небольшая закрытая деревянная коробочка.

– Видимо, для хранения яда, – подумал Костя и, не открывая, аккуратно положил обратно в рюкзак.

Из еды выбрал упаковку ореховых палочек, состоящих, как он знал, из орехов, залитых загустевшим сиропом – сладкие и очень сытные.

Костя сразу начал грызть одну из них, другую предложил Пирроле. Та стала отказываться, но он объяснил, что хотя после перехода она и чувствует себя сытой, но её желудок пустой, поэтому желательно сразу его немного нагрузить, чтобы не было неприятных последствий.

До их появления, Древоходец что-то варил себе в глиняном кувшине, но Костю его варево не заинтересовало, и он ограничился сладкими палочками, благо в рюкзаке их ещё оставалось много.

Раньше, в саму избушку Костя ни разу не заходил: или стучал в дверь, или, ещё на подходе, просто криком сообщал встречающим о своём появлении.

Сейчас, впервые осматривая избушку изнутри, он из-за царящего сумрака даже не сразу заметил небольшой чулан, отгороженный от общего помещения обшитой мешковиной дощатой дверью.

Попросив Пирролу подсветить лучиной, стал выбрасывать из чулана весь скопившийся там хлам, состоящий из рваных мешков, черенков от лопат и прочего ненужного старья.

Черенки от лопат, решил использовать для, как ему казалось, более надёжной фиксации пленника.

Сначала просунул черенки Древоходцу в штанины, лишив возможности сгибать ноги и перевязал верёвками. Затащив тело в чулан, переодел, задом наперёд, на манер смирительной рубашки, на нём куртку, а в рукава вставил длинный черенок от лопаты, пропустив за спиной. Ещё по короткому черенку засунул в рукава спереди, уперев надломанные концы под рёбра и всё тщательно опутал поверх куртки верёвками.

Дальше, он усадил пленника, прислонив спиной к стенке, но прежде, чем оставить его в таком «полураспятом» положении, решил добавить «наркоза», повторив усыпляющие воздействие на промежуточный мозг.

Присел рядом, время от времени проверяя состояние пленника. Убедившись, что после добавки «дозы» дыхание остаётся ровным, покинул чулан, подперев дверь доской.

Тем временем гроза разбушевалась во всю: вода, пробиваясь в щели между досок, образовала целую лужу у двери.

Пиррола, проявляла до этого удивительное самообладание, но и она не выдержала и при особо близком раскате грома, от которого домик, кажется, даже подпрыгнул, охнула и присела на корточки.

Пока он занимался пленником, девочка, если не подсвечивала ему лучиной, то стояла в центре комнаты, но при этом упорно не садилась ни на одну из лежанок.

– Почему ты стоишь, как суслик у норки и не присядешь? – поинтересовался Костя.

– А ты что, не будешь сейчас его пытать? – вместо ответа, сама задала вопрос девочка. – Я слышала, как папа рассказывал друзьям на пиру, – пленного допрашивать и пытать надо сразу, пока ошеломлён и не успел ничего придумать. А почему ты так не сделаешь? Или ты просто не умеешь пытать, или не любишь пытать?

– Насчёт, люблю ли пытать? – Не знаю, не пробывал. Но думаю, точнее, абсолютно уверен, что не люблю. Это очень плохо – пытать людей.

И потом, подумай: он Древоходец, пытать его очень опасно. Чтобы получить ответы, надо привести в сознание, а очнувшись он может и со мной, и с тобой сделать то же самое, что я сделал с ним.

– Понятно! Я просто, действительно, не подумала, – медленно протянула Пиррола.

– А почему ты на него напал? Ты же сначала говорил, что это твой друг? – продолжила расспросы девочка.

– Я вижу его впервые в жизни. Просто боялся, что он нападёт первым, а у меня на теле куча драгоценностей и под опекой родственница князя.

– Получается, – этот человек тебе ничего не сделал, и, может быть, ни в чём не виноват, а ты так с ним поступил?

– Может быть, но маловероятно. Если он всё же ни в чём не виноват – выплачу виру. Если вира окажется очень большая, надеюсь, твой отец меня поймёт и поможет.

– Сколько я знаю своего папу, чтобы самому не выплачивать виру, этот обоссанный точно окажется в чём-то виноват. Мой-то отец пытать умеет хорошо! – с гордостью заявила Пиррола.

–Для своих лет, ты на редкость умная девочка, а твой папа – очень мудр.

– Все так говорят! – согласилась она.

Костя опять предложил ей присесть на одну из лежанок. И опять получил отказ, мотивированный, тем, что лежанка очень грязная и неизвестно кто на ней спал.

Он постелил плащ пленённого Древоходца, но услышал ответ: «На плаще обоссанного она сидеть не будет».

Попытки вразумить, объясняя, что в момент, когда тот обмочился – плаща на нём не было, к успеху не привели. Косте пришлось снять с себя рубашку и положить на лежанку, только после этого достопочтенная Пиррола соблаговолила присесть, а Косте пришлось напяливать на себя сорочку, найденную в рюкзаке пленного, которая была великовата в плечах.

Не подобрав другого материала, он обмотал себе ноги опять же рваной мешковиной, поскольку пол в избушке был холодным и голые ступни стали замерзать.

На улице раскаты грома становились всё глуше, а дождь, наоборот, усилился.

Костя понял – под таким ливнем к ним не смогут добраться ни друзья, ни враги. Может только утром, если дождь не будет лить всю ночь, княжеские гвардейцы появиться у них.

Снятый с Древоходца пояс с амулетами-накопителями, Костя уже надел на себя. Заряд в них был полон, и он думал, что возможно с его помощью сможет поутру закинуть Пирролу на поляну к княжескому детинцу, если откроется здешнее место силы.

Пиррола, то ли от холода, то ли от страха начала стучать зубами.

– Сядь рядом, а то я тебя не вижу и мне страшно, – попросила она.

–Лучше ты иди сюда, мне надо сидеть здесь, – ответил Костя.

Место, которое он выбрал, давало возможность ударить силой первым, ещё через дверь, если пленник начнёт выбираться из чулана.

Он подбросил несколько деревяшек в печку, и девочка, пользуясь светом от разгоревшегося огня, с рубашкой в руке перешла к лежанке Кости.

Он снял с себя плащ, укутав в него девочку, уложил на лежанку, а сам сел в её ногах. Холод, видимо, убил в ней брезгливость и больше против плаща она не возражала. Костя же, для тепла, натянул на себя ещё и свою рубашку поверх рубашки, взятой из вещей пленника.

Чтобы девочка быстрее успокоилась и отвлеклась, стал рассказывать ей сказку про мальчика по имени Маугли, попавшего в лес и принятого в волчью стаю.

Пиррола вскоре заснула, а Костя, помня о том, что в чулане он запер зверя пострашнее тигра Шер-Хана, заснуть не мог, прислушиваясь к каждому шороху.

Он бодрствовал, когда из чулана явственно донёсся какой-то шорох.

Подойдя к двери, применил способность видеть человека через нетолстые преграды, нашёл извивающиеся, в попытках освободиться тело, и ударил силой по силуэту.

Бил сквозь доски двери и поэтому удар наполнил даром по полной. С удовольствием отметил, как мало просел в нём уровень силы, из-за большого её объёма в закреплённых на нём амулетах.

Вошёл вовнутрь чулана и опять, прикоснувшись к голове, отправил пленника в забытье. Проверил верёвки и выйдя, подпёр дверь.

За ночь подобное пришлось повторить ещё раз.

Уже полностью рассвело, когда в отдалении послышались выстрелы.

– Похоже на то, что отряд гвардейцев налетел на тех, кто ехал на встречу с пленным Древоходцем, и, судя по громкости выстрелов, победители в этой стычке очень скоро появятся здесь. – решил Костя.

Он оценил состояние места силы, рядом с которым сейчас находился – оно было жёлтого цвета – перемещение возможно, все остальные точки ближе к Либоргу, вообще светились зелёным.

У него было два варианта: оставив записку для барона, бежать сейчас же с Пирролой к точке перехода и попытаться выполнить прыжок к княжескому детинцу, или же, другой вариант- дождаться победителей, и, если победят враги, прямо отсюда перелететь к поляне силы, предварительно убив пленного Древоходца, а дальше, укрыться на одном из деревьев, накапливая сил для перехода. В том, что он сможет вместе с девочкой от избушки перелететь на поляну силы, у Кости не было никаких сомнений.

Он решил принять второй вариант и здесь дожидаться победителей. Подбросив последние дрова в печку, чтобы дымом сразу привлечь внимание. Снял ставень – вдруг придётся уходить через окно и разбудил Пирролу. Не вдаваясь в подробности, велел быть наготове, а сам занял позицию на улице, перед открытой дверью, следя за подъездной дорогой.

В чулане раздался явственный шорох, но это было уже не важно, потому что Костя увидел скачущего по дороге барона и мундиры гвардейцев за ним.

И камзол, и даже лицо барона, были заляпаны, а живот и ноги его коня, жидкая грязь покрывала полностью толстым слоем.

– Пиррола? – отрывисто спросил барон, спрыгивая с коня.

– Внутри, с ней всё хорошо, – ответил Костя.

– Древоходец? Где Древоходец из Хабора?

– Лежит связанный в чулане, – сразу поняв о ком идёт речь, ответил Костя.

Как потом ему рассказали: барон Вейский с гвардейцами, переправились на другой берег Рула, но дальше следовать к поляне Гуса Одноглазого не смогли из-за начавшейся грозы. Они решили переждать в посёлке казаков, где неожиданно встретились с другой группой гвардейцев, отправленных на поиски сбежавшего виночерпия. Их тоже непогода заставила прекратить преследование, но от местных казаков они узнали, что виночерпий, купив коня, двинулся по той же дороге, что ведёт к поляне Гуса Одноглазого и дальше, к Синей Лощине, а ещё дальше в степь.

Из посёлка казаков гвардейцы, во главе с бароном, выехали уже сводным отрядом ещё затемно, по едва просохшей дороге.

Когда же стало светать, всё на той же развилке, где когда-то был ранен арбалетным болтом Костя, они столкнулись с отрядом степняков.

Имея примерно равное со степняками количество бойцов, у гвардейцев оказалось серьёзное преимущество в огнестрельном оружии. Степнякам пришлось провести ночь в лесу под проливным дождём, отчего у многих отсырел порох и оружие не стреляло, в отличии от заночевавших в домах гвардейцев.

Отряда барона, во время схватки, потерял два человека убитыми и четверо получили ранения. Из степняков уйти не удалось никому. Из них трое, в том числе и командир отряда, были схвачены живыми. Четвёртым же пленным оказался тот самый виночерпий.

По этой дороге, он пытался добраться до стана степняков, но ещё предыдущим днём был перехвачен этим отрядом. При себе у него имелась бумага от их вождя – Осомаха, где говорилось, что «подателю сего не чинить препятствий и оказывать содействие на пути к стану вождя». Но несмотря на письмо, степняки его не отпустили, а принудили ехать вместе с ними.

Во время стычки, очень хорошо показал себя мастер Фабех. Он сразу пробрался в тыл отряда, оглушил их командира, убил ещё одного, и он же задержал удирающего виночерпия.

Барон, сразу после боя, как он любил – под стоны раненых и умирающих провёл допросы.

От виночерпия мало что узнал о заказчиках отравления. Единственной зацепкой, было то, что виночерпию предложили, в целях безопасности, отправить свою семью в государство Хабор, входящее в республиканское содружество, что виночерпий заблаговременно и сделал, переправив туда всех близких, под видом поездки к заболевшей родственнице. Сам же он заручился письмом к степному вождю, который должен был посодействовать в дальнейшем и ему перебраться в Хабор.

На отравление барона виночерпий согласился не столько из-за денег, сколько из мести, но, конечно, взял и аванс деньгами, которые передал своей семье для обустройства на новом месте. Вторую часть обещанных денег, при удачном выполнении задания, он, или его семья должны были получить уже в Хаборе.

Деньги и яд передал ему какой-то Древоходец. Откуда он понял, что Древоходец? Потому что при передаче денег и яда, между ними произошла небольшая размолвка и мужчина, угрожая, приставил к его шее кинжал древоходца. Ни один нормальный человек не будет при себе носить такой кинжал, если он не Древоходец.

От командира степняков барон узнал, что их отряд направлялся на поляну Гуса Одноглазого, где их должен ждать курьер, опять же Древоходец. Он обязан передать им четыреста золотых в имперских ассигнациях, и, самое главное, два бриллианта. И ни каких-то простых, а два тех самых бриллианта из знаменитых «Братьев».

Всего Братьев существовало пять. Их нашли сразу в одном месте и в один день. Не сказать, что Братья очень уж большие и красивые камни, но они были достаточно знамениты из-за своей внешней схожести и связанными с ними историями. Много очень богатых людей стремились заполучить в свою коллекцию эти камни, что значительно повышало их цену.

Вот, в первую очередь ради камней, и был отправлен отряд из лучших воинов степного вождя Осомаха на поляну Гуса Одноглазого.

Командир отряда рассказал всё это сразу и без всяких пыток. Провалив задание, уже не мог вернуться домой – там его ждала бы жестокая казнь, и он сразу предложил барону принять к себе на службу, так как деваться ему больше было некуда.

Новая информация, с одной стороны, внесла некоторую ясность: поскольку барону было известно, что все пять Братьев – бриллиантов до последнего времени хранились в казначействе государства Хабор, но, чтобы доказать связь Древоходца, к которому направлялись степняки, с тем, который дал яд виночерпию, а значит и связать попытку отравления барона с правителями Хабора, надо было провести опознание.

Всё эти, межгосударственные игры, было весьма интересны и важны для княжества Либоргского, но главное, что по-настоящему в тот момент взволновало барона, – это опасения за дочь, находившуюся сейчас в одном месте с опасным диверсантом.

Приказав одному легкораненому гвардейцу ехать в поселение казаков за подмогой, а врачу с двумя гвардейцам оставаться с ранеными и также приглядывать за пленными степняками, сам же с мастером Фабехом и отрядом из оставшихся четырёх гвардейцев, срочно решил выдвигаться к поляне Гуса Одноглазого.

Перед отправкой случилась небольшая задержка: им для опознания Древоходца необходимо было захватить с собой виночерпия. Два гвардейца, усадив виночерпия верхом, пытались привязать его к лошади, но делали это так бестолково, что мастер Фабех не выдержал и вмешался, объясняя им, что они неправильно подготовили пленника к перевозке по лесной дороге. Тогда барон попросил Фабеха заняться этим самому и дальше отвести виночерпия на поляну, а они с гвардейцами поскачут вперёд.

В последствии, все подробности схватки и результаты допросов, Костя узнал от мастера Фабеха,

но когда спросил: «За что виночерпий мстил барону?», Фабех не ответил, сославшись на незнание.

Только многим позже, до Кости дошла мутная история о «проделках» сына барона – Ахтена, от которых пострадала и дочь виночерпия. Если барон Вейский, слыл человеком пусть и жёстким, но умным и по-своему благородным, то по слухам, его старший сын был чванлив, глуп и к людям неблагородного звания относился почти как к животным.

В тот день, когда примчавшийся барон торопясь увидеть дочь, вбежал в избушку, Костя, ожидал, что Пиррола с визгом бросится на шею отцу, но, вместо этого, она совершила что-то типа церемонного приседания и произнеся: «Приветствую вас отец», после чего застыла в центре комнаты, опустив глаза в пол.

Ответ барона был более «человеческий».

Он тоже глянул вниз на её ноги без обуви в уже очень грязных снизу чулочках, подошёл, погладил по щеке.

– Всё хорошо дочка? Извини, туфельки твои у доктора остались, забыли захватить – очень спешили.

– Да, отец. Со мной всё в порядке, – подняв глаз от пола ответила она.

– Будешь теперь знать, как у отца вино воровать! – с улыбкой произнёс барон.

– Я рада, что благодаря моей дерзости и непослушанию, вы не выпили этого вина с ядом и не пострадали!

– Во как вывернула! – ошеломлённо произнёс барон, видимо в свалившихся на него заботах, он не задумывался о том, что дочь, возможно, спасла ему жизнь. – Ладно позже поговорим, и ты мне расскажешь, как здесь всё было.

Девочка поклонилась и отошла в угол, ближе к двери.

– Где Древоходец? – обратился барон уже к Косте.

В чулане, господин барон, – ответил тот, показав на дверь в чулан.

Барон приказал гвардейцам вывести пленника. Те забрались в чулан и попытались вытащить Древоходца. Они пыхтели, ругались, но у них ничего не получалось.

– Что вы там капаетесь? – прикрикнул на них барон.

– К нему какие-то палки привязаны, он с ними в дверь не проходит.

– Ну отвяжите палки, – распорядился барон и повернулся к Косте.

– Ты его обыскивал?

– Да, господин барон, но не очень тщательно.

– Всё, что нашёл выкладывай сюда, – барон показал на оставшейся на лежанки плащ пленника.

Костя принёс рюкзак Древоходца, достал уже сложенные туда им деньги и письмо, рядом отстегнув бросил кинжал в ножнах, снял с себя ремешок с амулетами и отправил туда же.

– А камни драгоценные не попадались?

Костя вывернул ремешок для амулетов, показывая вставленные туда камешки, на что барон пренебрежительно махнул рукой.

– Письмо читал? – спросил барон, протягивая руки к конверту.

– Нет, господин барон, даже не вскрывал. Карманы в штанах и обувь, тоже не осматривал.

– Что же ты взял в плен, и даже в карманы не заглянул? А вдруг там оружие?

– Маловероятно оружие, господин барон, – он Древоходец, ну ещё и побрезговал.

– С чего вдруг такая щепетильность?

– Когда Костуш его вырубил, у того штаны сделались мокрыми! – неожиданно вмешалась Пиррола, – вот он и побрезговал.

– Пиррола, ну и выражения – «вырубил», – нехорошо так говорить высокородной девочке, – сделал барон замечание.

– Боец не должен быть брезгливым, – наставительно заметил барон, обращаясь уже к Косте.

– Я не боец, господин барон, я будущий целитель.

– Чего? Ты хочешь сказать, – целитель может позволить себе быть брезгливым?

– Я же не настоящий целитель, я только учусь. И ещё, господин барон, – перевёл разговор на другую темуКостя, – в рюкзаке осталась деревянная шкатулка, но я тоже не стал её открывать.

– А что её не открыл, тоже побрезговал?

– Кончик кинжала обмазан ядом, – Костя указал на лежащий в ножнах поверх плаща кинжал древоходца, —Я подумал, что в шкатулке яд, а было уже темно и открыть не решился, побоялся.

В этот момент гвардейцы, наконец -то вытащили Древоходлца из чулана и усадили на одну из лежанок.

– Снимите с него куртку и самого обыщите, – распорядился барон.

Один из гвардейцев приставил пистолет к накрытой мешком голове пленника, другой тем временем стащил по-прежнему надетую задом-наперёд куртку. Обследовал сначала её, а затем, обхлопав, проверил штаны Древоходца.

– Крупного ничего нет, господин барон! – доложил, он и уточнил: «Обувь снимать?».

– Ладно, потом, если будет необходимость.

– Вы с ним поосторожнее, господин барон, – он Древоходец и, похоже, диверсант, – решил предупредить Костя.

– Забери Пирролу, герой, и ждите нас на улице. У меня и у гвардейцев самые сильные, непробиваемые амулеты, и, думаю, если ты с ним справился, как-нибудь и мы втроём осилим, – с усмешкой ответил барон, но всё же дал распоряжение одному из двух гвардейцев, стоявших снаружи у двери занять позицию за окном.

Костя с Пирролой вышли на улицу.

Обогнув угол, остановились у глухой стены избушки.

– Надеюсь, ты понимаешь, что на людях ты должен обращаться ко мне – достопочтенная? – повернулась к нему лицом сказала девочка.

Костя молча кивнул в ответ.

– А теперь я пойду в те кустики, а ты подождёшь меня здесь, – заявила она и направилась к зарослям шиповника.

– Стойте, стойте, достопочтенная Пиррола! – прокричал Костя. – Там кусты шиповника, – он очень колючий, и я опасаюсь, что достопочтенная Пиррола там сильно поцарапает свою достопочтенную … – Костя сделал паузу, – какую-нибудь часть тела.

Девочка растерянно оглянулась на Костю, тот ей указал правее, на подлесок из невысоких деревьев.

Презрительно фыркнув, Пиррола было величественно отправилась в указанном направлении, но тут же запричитала, прыгая на одной ноге – всё же один из побегов шиповника успел укорениться уже и там, а его колючки легко пробили чулочки девочки.

Тем временем в избушке начался допрос пленника. С него сняли мешок, под которым увидели залепленную грязью голову. Видимо в темноте, Костя натянул на него мешок, в котором переносили землю.

– Я барон Вейский, а это, как вы, думаю, уже поняли по мундирам, гвардейцы его сиятельства князя Либоргского. Представьтесь пожалуйста, – начал барон.

– Малиш из города Колтяны, господин барон. Служу в торговой компании семьи Гроссов. Я Древоходец, и выполняю различные поручения руководства компании, в первую очередь, как курьер. Я не знаю, кто и почему на меня напал, но обязательно подам в суд княжества за нанесённый мне ущерб и уверен…

– Мы по дороге перехватили отряд степняков, ехавших на встречу с вами, – перебил его барон. – Их командир утверждает, что вы обязаны передать ему деньги и два бриллианта, из знаменитых Братьев. С какой целью вы должны были передать деньги и ценности степнякам, и где эти два камня?

– Моё дело курьерское, господин барон, – я цели не знаю. Может наша компания скот у них решила приобрести.

– За эти два камешка из Братьев, весь скот племени Осомаха можно купить, вместе с курами и собаками.

– Не знаю, господин барон. Не разбираюсь я в ценах на овец и бычков: я курьер, а не скототорговец.

Несмотря на нелепый вид из-за перемазанного грязью лица, слова Древоходца звучали спокойно и даже дерзко.

– И где же эти камни из Братьев?

– Зачем они вам, господин барон? Это собственность семьи Гроссов. Я не ослышался: вы же барон Вейский, а не грабитель из леса.

– И когда же они стали собственностью семьи Гроссов? Насколько мне известно, они принадлежали государству Хабор?

– Видимо владельцы моей компании выкупили камни у казначейства, господин барон. Если будет необходимость, адвокат представит подтверждающие бумаги.

–Вы сами скажите, где находятся камни, или же нам придётся прибегнуть к более действенным методам?

– Я думаю, вам не стоит этого делать, господин барон: очень многим людям известно, что я должен быть здесь, и уверен, найдётся много свидетелей, знающих, что вы с отрядом направлялись сюда.

– Ой, не смешите меня! Вот одна версия: на нашу территорию нелегально проник отряд бандитов-степняков. Возвращаясь с этой поляны, они наткнулись на наш отряд. В живых осталось несколько пленных – они всё с удовольствием подтвердят. А за что и насколько зверски степняки вас убили – можете хоть с сейчас сами придумать. Или на выбор ещё один вариант: застенки под княжеским дворцом – опытный палач и не менее опытный дознаватель.

– Я простой курьер, – моё дело просто передать сообщения, или ценности, которые мне доверили! Вы не можете со мной так поступить, господин барон. Я же ни в чём не виноват!

– Даже если в чём-то и виноват- нестрашно. Расскажи нам всё что знаешь, покажи, где камешки, а дальше приедем в Либорг, согласишься на печать подчинения и работай себе опять курьером, но только уже на нас.

– Если Гроссы узнают, что я передал вам камни, они всё равно меня найдут и убьют!

– Не переживай! Такие ценности степнякам передаются только под наём воинов. Уверен, что Гроссы в этом деле если как-то и замешано, то только сбоку и никогда в этом не сознаются. Так что, если тебя и будут убивать, то точно не они.

В этот момент гвардеец, стоящий у двери, сообщил, что подъехал мастер Фабех с виночерпием.

Барон, при упоминании о виночерпии, недовольно поморщился и сразу же впился взглядом в лицо Древоходца, но тот, как ни в чём небывало, продолжал рукавом рубашки тереть себе лицо, при этом только сильнее размазывая грязь.

– Передайте мою просьбу к мастеру Фабеху, привести сюда виночерпия, – отдал барон распоряжение караульному у двери.

Посмотрев на измазанного грязью Древоходца, он, подумав, что в таком виде его родная мать не узнает, а не то, что виночерпий, видевший того пару раз, поэтому попросил одного из гвардейцев найти мокрую тряпку и дать пленнику протереть лицо.

До этого гвардейцы стояли слева и справа от Древоходца. Каждый из них держал в одной руке пистолет, а в другой обнажённую саблю. Барон же стоял по центру, в некотором отдалении.

Один из гвардейцев, подошёл к разложенной на лежанке куртке пленника, одним круговым движением сабли отрезал от неё большой кусок подкладки, затем, отправив саблю в ножны. смочил тряпку водой из ведра и протянул Древоходцу, держа в другой руке пистолет.

Тот сначала её, якобы, не заметил, но гвардеец ткнул пленника тряпкой в лицо. Неуверенно протянув руку навстречу, вместо тряпки, вроде бы случайно, коснулся руки гвардейца, и тут же плотно обхватил его запястье. Одновременно Древоходец спрыгнул с лежанки, уходя с линии выстрела, а удерживаемый им за запястье гвардеец, каким-то резким, конвульсивным движением задрал руку с пистолетом вверх, выстрелив в потолок. Глаза его закатились, и он стал заваливаться назад. Второй гвардеец, до этого пытавшийся выцелить врага, укрывшегося за фигурой его товарища, получил от Древоходца удар силой, и, выронив пистолет с саблей, крича от боли, скрючившись, упал на пол.

Барон, судорожно стал доставать из ножен свой клинок, но на него, сделав несколько шагов назад от толчка Древоходца, стало заваливаться огромное тело гвардейца, ещё сжимающего в руках разряженный пистолет и мокрую тряпку.

Пытаясь отпрыгнуть от падающего тела, барон налетел на стоящего сзади виночерпия, сбил того с ног и чуть было не упал сам.

Древоходец, слегка согнув ноги в коленях, на миг застыл в центре комнаты, в руке он сжимал саблю, которую успел выхватить из ножен гвардейца, прежде чем ударом ноги в грудь отправил того по направлению к барону.

На выходе у двери образовалось настоящее столпотворение, через которое было сложно пробиться и поэтому он бросился к окну, по дороге схватил с лежанки свой рюкзак и «рыбкой» прыгнул наружу.

Стоящий там караульный, был начеку и сразу встретил его пулей из пистолета, попав в ногу.

Древоходец приземлился на руки, с зажатой в них саблей, перевернулся через голову и стал подниматься. Подбежавший гвардеец, выпадом направил свой клинок ему в грудь, но Древоходец, не стал отражать удар, чуть повернув корпус, позволил оружию противника войти в своё тело под ключицу, а сам, снизу вверх, пронзил саблей шею гвардейца под подбородком.

Затем поднялся на ноги, закинул за спину рюкзак и прихрамывая бросился к коновязи. Перерубив уздечку, ещё достаточно легко вскочил в седло и ударами ног заставил коня сразу перейти в галоп.

Вслед ему раздались два выстрела: первым стрелял гвардеец, до этого охранявший дверь. Выпущенная им пуля, попала беглецу в спину, тот дёрнулся, но удержался в седле. Следующим выстрелил мастер Фабех, он забежал немного сбоку и хладнокровно вогнал свою пулю в брюхо скакуна. Конь жалобно заржал, но, кажется, поскакал ещё быстрее.

Пальнул вслед из пистолета и наконец-то подбежавший барон. Дальше все трое поспешили к коновязи.

– Если доберётся до места силы, то, считай, ушёл гад! – с яростью прорычал барон.

Они проехали буквально несколько метров, как сзади услышали ещё выстрел. Барон приказал всем остановиться.

– Там виночерпий и Пиррола! – вспомнил он. – Возвращайся! – приказал он своему последнему гвардейцу.

Тот послушно развернул коня, а барон, с мастером Фабехом, поскакали дальше, в погоню за Древоходцем.

Костя с Пирролой так и стояли у глухой стены избушки, когда мимо проехал мастер Фабех, ведя на поводу ещё одну лошадь, с сидящим на ней в согнутой позе пожилым мужчиной. Мужчина был связан, он умолял остановиться и позволить ему хотя бы разогнуть спину. Мастер Фабех коротко ответил, что уже приехали и хватит ныть.

– Знаешь, знаешь кто это старик? Это виночерпий! – с горящими глазами заявила Пиррола. – Значит это он нас хотел отравить, а его поймали! – сделала она вывод.

– Только не пойму: зачем его притащили сюда? Может ты знаешь? – обратилась она к Косте.

Тот в ответ только пожал плечами.

Ещё несколько минут, ему пришлось выслушивать страшненькие предположения девочки об участи, ожидающей виночерпия. Было сразу понятно, что это не детские фантазии, а явное и основательное знание предмета.

Когда внутри избушки прогремел выстрел, они вместе с Пирролой от неожиданности вздрогнули. Потом ещё выстрел. Следом, с некоторой задержкой, ещё три.

Пиррола было бросилась за угол, посмотреть, что там происходит, но Костя грубо одёрнул её за руку, а затем, перекинув девочку, как мешок, через плечо, бегом направился в сторону подлеска.

Девочка хотела что-то возразить, но он опять грубо велел ей молчать. В этот момент раздался ещё один выстрел, и девочка послушно замолчала. Отбежав на некоторое расстояние, они залегли в траве. С этого места им стал виден вход в избушку.

– Как ты думаешь, что там случилось? – шёпотом обратилась к нему Пиррола.

– Думаю, Древоходец попытался сбежать, или даже сбежал.

– А почему у входа никого нет?

– Может в погоню отправились.

Наконец из двери вышел один из гвардейцев. Он обошёл избушку, видимо в поиске его с Пирролой и начал кричать:

– Парень, как там тебя… – Костуш! Где ты? Надо посмотреть ребят, может им ещё можно помочь!

В голосе гвардейца явственно звучала тревога о товарищах, и Костя решил показаться.

Если до этого, с девочкой на плече, Костя нёсся к подлеску, как матёрый кабан, уходящий от погони, то обратно они шли медленно из-за Пирролы, аккуратно следящей куда наступает. При отсутствии очевидной опасности, Костя, по своему положению и происхождению, не имел права нести её на себе, – урон чести княжеской родственнице, поэтому, под взглядом гвардейца, им обоим пришлось идти пешком.

Пока они медленно пробирались, гвардеец им рассказал, что Древоходец сильно ранен, и, спасаясь, поскакал, наверное, к поляне силы, а господин барон вместе с мастером Фабехом, отправились в погоню. А до этого Древоходец силой приложил двух его товарищей и им требуется помощь.

– Не надо вам заходить внутрь, достопочтенная Пиррола, и смотреть туда не нужно, – предупредил гвардеец, когда они подошли ко входу к избушке.

Пиррола послушно прошла дальше и остановилась на углу строения.

– Сюда, наверное, мне тоже заходить не надо, – сказала она, увидев лежащий под окном труп с распоротым горлом.

– Извините, достопочтенная, не подумал! – виновато ответил гвардеец.

Перешагнув порог, Костя сразу уткнулся взглядом в тело виночерпия, с прострелянным виском, в луже собственной крови. Рядом с его головой валялся пистолет. За ним находился гвардеец, явно живой, но со сведёнными судорогой мышцами. А наискось от входа, раскинув руки, в одной из которых по-прежнему была зажата тряпка, лежало на спине тело ещё одного гвардейца, но без признаков жизни.

Костя сразу нагнулся к нему, прикоснулся к голове и, в ответ на вопрошающий взгляд его товарища, отрицательно покачал головой.

У тела виночерпия останавливаться не стал – там и так всё было ясно, а прошёл к последнему гвардейцу и начал снимать ему судороги. Через несколько минут сведённые мышцы отпустило, но самостоятельно подняться и идти он не мог, ему пришлось помогать выбраться на улицу, где его усадили около стенки.

Время от времени массируя то руку, то ногу, он пересказал, что видел. От него они и узнали, что виночерпий, оставшись без присмотра, перерезал об саблю верёвки на руках, а затем подобрал с пола пистолет и выстрелил себе в голову.

В свою очередь, гвардеец поинтересовался судьбой товарища, караулившего окно, а услышав ответ только горестно вздохнул.

Как понял Костя из их разговора, у обоих погибших были семьи и дети, что его немного удивило. Когда ему самому велели пить «гвардейские» таблетки, то от мастера Мелиуса он узнал о частом бесплодии после их приёма, но оказалось вся дюжина гвардейцев, предоставленная в тот день барону Вейскому для охраны, состояла из настоящих, природных богатырей, а не «надутых», и более того, таких «надутых» среди княжеских гвардейцев и не бывает: только среди имперских, охраняющих дворец императора, есть подобные, как их презрительно называют остальные – мерины.

– Съездили на пикник на речку! – продолжил печальный разговор один из гвардейцев. – Из двенадцати – четверо раненых и четверо убитых!

Костя спросил, как пострадали остальные и от них услышал о столкновении со степняками.

– Вот кто должен был приехать за деньгами – целый отряд степняков! Получилось бы мне с Пирролой от них сбежать и спрятаться? – задумался Костя.

От мыслей его отвлекли гвардейцы: начали расспрашивать про амулеты защиты. Древоходец одного убил, схватив за руку – с этим всё понятно. Им тоже было известно: при прямом телесном контакте амулет не спасает – нельзя давать до себя дотронутся, но у второго-то, пробил защитный амулет с расстояния, причём, гвардейцам выдавали надёжные, с большим объёмом силы.

Костя взял у пострадавшего гвардейца амулет и, открыв защитный футляр, прикоснулся пальцем к камню-накопителю, при этом ощутил лёгкое пощипывание в месте контакта.

–Заряд есть. Насколько полный – не могу сказать. Быстрее всего, просто очень сильный Древоходец ударил по тебе – амулет не смог отразить, – выдал заключение Костя.

– Просто вдарила по мне очень сильная тварь! Был бы он человек – детишек бы лечил! А он свой дар повернул – людей убивать. Одно слово – тварь! – раздражённо высказался гвардеец.

– Ещё и живучая тварь! – заметил его товарищ. – Он из окна выпрыгивал – пулю словил. И когда на лошади…, я в спину ещё одну, а ему хоть бы что!

Услышав, что в Древоходеца дважды попали из пистолета, а калибр пуль у них был более чем внушительный – под двадцать миллиметров, Костя поднялся и опять зашёл в избушку. Рюкзака на лежанке не было, но пояс с накопителями по-прежнему лежал на месте.

– Он потратил много дара: умертвил гвардейца, пробил амулет другому, поддерживал себя после двух тяжёлых ранений – ему может и не хватить силы на переход. Если только у него или внутренний запас под стать моему, или же на нём ещё навешаны накопители – только тогда сможет уйти, – размышлял Костя.

Нет, Древоходец не ушёл.

Вернулись барон Вейский с мастером Фабехом, у последнего через плечо был перекинут рюкзак Древоходца.

– Пиррола, с тобой всё в порядке? – обратился барон к дочери, и получив утвердительный кивок, сразу спросил, обращаясь уже к гвардейцам: «Где виночерпий?».

Узнав, что виночерпий мёртв – громко выругался.

Барон вкратце изложил, что они сначала наткнулись на издыхающего коня, а метров через тридцать от него, лежало тело Древоходца. Последняя пуля, похоже, повредила ему позвоночник, и он полз на руках к месту силы, но услышав приближающуюся погоню, достал из рюкзака коробку и выпил яд.

Стеклянный пузырёк с ядом, так и остался у него в руках, а неподалёку лежала открытая коробка и разбросанные из рюкзака вещи.

Барона очень волновал вопрос, куда Древоходец запрятал бриллианты, но рядом с телом они их не увидели.

Обыскивать же мёртвого они не могли – не пристало им.

Мастер Фабех был имперским дворянином, и для него, и для барона это было бы уроном чести.

Будь каждый из них в одиночестве, – спокойно бы обшарили покойника, но на глазах друг у друга, существующие условности им это сделать не позволяли.

Барон решил порасспросить Костю, не говорил ли ему чего Древоходец по поводу камней, или же у него есть какие-либо предположения, где тот мог их хранить.

– Он мне ничего не говорил, господин барон, да и не мог, – ответил Костя.

– Костуш, ты забыл, – он произнёс, прежде чем упал, —неожиданно вмешалась Пиррола.

– И что же он сказал, доченька? Ты можешь повторить? – барон с надеждой перевёл взгляд на девочку.

– Попробую, – ответила Пиррола, надула щёки, а потом, надавив на них ладошками, издала переливистое и прозвучавшее очень неприлично: «Пф – пр – у -ух».

– Ой, не так, не так! – воскликнула она, и решив исполнить более достоверную версию, опять надула щёки…

– Не надо дорогая, достаточно, и так всё понятно, – прервал её барон, окинув строгим взглядом окружающих.

Все предусмотрительны отвернулись, скрывая улыбки, чтобы не быть заподозренными в неуважительном отношении к родственнице княжеского рода, отвернулся и, кажется никогда не улыбающейся, мастер Фабех, – все, кроме Кости.

Он стоял задумавшись, не обратив никакого внимания на выходку девочки.

– Ты что стоишь – напрягся так весь? Или тоже, за моей дочкой, хочешь повторить последние звуки Древоходца?

–А? – очнулся от размышлений Костя. – Я вспомнил, – продолжил он, – когда Древоходец пошёл за водой, то плащ оставил в избушке, а рюкзак захватил с собой. И сейчас, убегая, даже пояс с накопителями не взял – забрал только рюкзак. Значит рюкзак для него был очень важен! Мастер Фабех, снял с плеча рюкзак Древоходца и передал барону.

– Он перед смертью вытащил из него и разбросал все вещи. —заметил Фабех. – Если в рюкзаке ничего не найдёте, а я думаю, так оно скорее всего и будет, то бриллианты, господин барон, могут оказаться где угодно: проглотил, забросил в кусты, засунул в кротовую норку. Мог даже заранее скормил коню.

– Тогда придётся обыскивать и перекапывать всё, и даже рыться в его кишках, – хмуро заметил барон.

Как и предполагал Фабех: ни в самом рюкзаке, ни в вещах, из него, ничего не нашли. Дальше осматривали плащ Древоходца, чулан, даже кувшин, где он варил еду.

Костя же обратился к барону, с просьбой отпустить их с Пирролой, а для этого выдать ему снятый с Древоходца поясок с накопителями – без этого сил перенести девочку у него не хватит. Барон ещё раз пробежался пальцами по пояску, и отдал его Косте.

Барон сам решил отвести дочь на поляну силы: не пристало чужим людям вести на коне баронскую дочь, удерживая её руками. Да, затем Костя потащит её на себе, но это уже исключительный случай, а пока есть возможность обойтись без чужих прикосновений – отвести её должен отец.

Прежде чем отправиться с дочкой, барон попросил мастера Фабеха с гвардейцами выехать к месту смерти Древоходца и там проследить, за обыском тела, а сам достал бумагу и начал писать записку для начальника дворцовой стражи.

– Вы, господин барон, не забыли вписать, чтобы меня сопроводили до школы, – поинтересовался Костя.

– С чего вдруг сопровождать тебя? – удивился барон.

Костя задрал штанины, показывая браслеты с накопителями на лодыжках. Барон хмыкнул и дописал ещё несколько строчек.

– Представляю, как это будет выглядеть: ты в обмотках из мешковины на ногах, в сопровождении княжеских гвардейцы при полном параде.

– И ещё, господин барон, – продолжил Костя, – нам всё равно ехать к поляне мимо тела Древоходца. Если он не взял пояс с накопителями, значит был уверен, что сил на прыжок у него хватит, а такое возможно, если только у него на теле были ещё накопители.

– И ты, конечно, хочешь их снять и нацепить на себя? Да на тебе и так сейчас их навешено, как на Новогоднем Древе фруктов.

– Может быть, господин барон, с теми, которые сейчас на мне, возможно я и смогу прыгнуть, а может и нет. Я же их сильно опусташил, а подзарядиться они не успели. Вам же не хочется сидеть со мной на поляне и ждать, когда я наберу достаточно дара. И госпожа баронесса, наверное, волнуется: она же не знает, всё ли хорошо с её дочкой.

Костя оказался прав и под невысокими голенищами сапог, на Древоходце были обнаружены браслеты с амулетами, которые мастер Фабех тут же пристроил ему на ноги.

Прыжок на поляну у княжеского детинца получился сразу.

При переносе часто происходят некоторые перемены в одежде Древоходца: иногда она меняет цвет, иногда исчезают отверстия в ремне, коротковатые штаны становиться нормальной длины.

Поляна у детинца проявила княжескую щедрость, превратив обмотки из мешковины на ногах Кости в толстые носочки, а поддетую снизу рубашку мёртвого теперь Древоходца, подогнала под размеры нового владельца.

Гвардейцам, охраняющим поляну рядом с детинцем, ничего объяснять не пришлось: Пирролу сразу узнали, – похоже, ждали и были готовы к их появлению. В княжеском дворце, и, кому было положено, и кому совсем не положено, но все уже знали о попытке отравления барона Вейского и о пострадавшей дочери.

Глава 9. Пирролу погрузили в карету и срочно отвезли домой в особняк барона. К карете она проследовала в сопровождении охраны, – ушла молча, не поблагодарив Костю за спасение и даже не оглянувшись.

Костю же провели в кабинет, как он позже узнал, главы службы безопасности княжества, где он и передал письмо от барона Вейского. Хозяин кабинета внимательно прочитал, а затем вызвал помощника и дал ему распоряжения отправить в помощь барону отряд поисковиков, придав им следователей.

Вкратце расспросив Костю, он опять вызвал кого-то из своих людей. Надежды, что его сейчас отпустят и проводят в школу, рухнули, когда его отвели в соседний кабинет, где он попал под перекрёстный допрос аж трёх следователей, да ещё и секретаря, ведущего запись.

Допрос проходил очень дотошно: их интересовало всё, вплоть до содержания сказки, рассказанной на ночь Пирроле.

В показаниях Кости было два «слабых» момента, о которых он не хотел говорить всю правду:

об ударе силой по Древоходцу через доски двери, но этот момент у следователей не привлёк особого внимания, – они не были на месте и не видели, что между землёй и низом двери зазор небольшой и нанести полноценный удар через эту щель трудно.

А вторую несуразность в его рассказе следователи заметили и в неё вцепились. Костя не мог внятно объяснить, почему услышав выстрелы, он сразу не побежал с Пирролой на место перехода, а остался в избушке, подвергая жизнь девочки опасности.

Раскрывать свои способности, – «перелетать» к месту силы с большого расстояния, Костя, опять же остерегался, и потерянно мямлил, о том, что понимал необходимость, прежде чем уходить, убить Древоходца, – не оставлять свидетеля, но не мог на это решиться и тянул до последнего.

У людей, посвятивших свою жизнь охране княжеской семьи, нерешительность в вопросе убийства человека, ради безопасности родственницы князя была непонятна.

Да и вообще, как уже заметил Костя, если среди обычных жителей княжества, человеческая жизнь представляла определённую ценность, то среди «благородного» сословия жизнь простого человека оценивалась очень низко.

– Но ты же целитель! Ты же должен спокойно относиться к смерти человека! – говорили ему.

– Я же целитель, а не мертвитель! – возражал он. – Целитель исцеляет, а не убивает!

–Целитель, когда надо, и убивает, – открывали они для него новую грань в работе целителей.

Следователи, конечно, понимали, что ему немного лет, что он ещё «не заматерел», и, изрядно помучив, в конце концов, всё же оставили его в покое.

Охрану ему выделили, но не гвардейцев, а городских стражников, которые для его перевозки привлекли зазевавшегося городского извозчика.

Извозчик был недоволен: стражники выдавали им бумажки, по которым получать деньги за поездку нужно было в бухгалтерии мэрии. А там всё, как везде в бюрократических заведениях: или денег нет, или кассир заболел, или срок представления бумаги к оплате истёк.

Он даже застонал от горя, когда узнал, что ему предстоит ехать через весь город к школе Гарвила.

Чтобы не привлекать внимания, Костя остановил свой кортеж, не доезжая ворот, поблагодарил стражников и постарался, через известную ему дырку в заборе, незаметно проникнуть на территорию школы.

Он прокрался в свою комнату, сбросил пропотевшие после допроса, теперь уже две свои рубашки в корзину для грязного белья. Туда же отправил штаны, и вдруг застыл, оставшись в трусах, размышляя, как поступить с появившимися у него новыми носками из мешковины. За этими размышлениями его и застал мастер артефакторики Тулбас.

Возвращение Кости было замечено и сразу доведено до Тулбаса. Навесив на Костю почти все самые ценные артефакты, мастер очень переживал за их сохранность и заставил своих учеников дежурить попеременно и немедленно доложить о появлении Кости.

Узнав, тут же прибежал к нему в комнату, держа в руках сундучок под амулеты и с удовольствием наблюдал за раздетым Костей, наглядно демонстрирующем все навешанные на него браслеты в целости и сохранности.

Следующим, явив большую честь комнате Кости, в ней появился сам мэтр Гарвил.

Даже не здороваясь, сразу спросил у Тулбаса всё ли в сохранности. В этот момент открылась дверь, и в проёме растерянно застыл сосед по комнате Цыгаш, пялясь на мэтра. Тот также молча смотрел на него несколько секунд, но видя, что Цыгуш не реагирует, обхватил рукой его лицо и вытолкнул вон.

– Всё на месте, – закончил подсчёты Тулбас, укладывая накопители в сундучок. – И даже есть кое-какой прибыток.

При этих словах он протянул мэтру поясок снятый с Древоходца. Мэтр Гарвил внимательно его рассмотрели и, удовлетворённо хмыкнув, протянул Тулбасу, чтобы тот убрал ко всем остальным.

– Да, как здоровье дочки барона? – вспомнил мэтр.

– Всё хорошо, – прощаясь с надеждами оставить поясок себе, скучным голосом ответил Костя.

Мэтр Гарвил с мастером Тулбасом, уселись на его койку, оставив Костю стоять перед ними в трусах и потребовали отчёт о его приключениях.

Во время рассказа мэтр очень заинтересовался суммой в четыреста золотых найденной у Древоходца.

– Барон тебе ничего из этой суммы не выделил?

– Нет мэтр.

– Может попытаться встретиться с бароном и попросить у него часть суммы, – предложил мастер Тулбас.

– Навряд ли, что удастся, но попробовать можно, – согласился мэтр Гарвил. – Если не деньгами, то можно какие-нибудь привилегии выпросить.

– А кроме пояска тебе больше ничего не досталось? – поинтересовался мэтр.

– Рубашка, – Костя кивнул на корзину с бельём. – И вот ещё, – в этот раз он указал вниз, на носки из мешковины, в которых стоял.

– Красивые носки! – похвалил мэтр. – Хотя бы поясок с накопителями удалось прихватить, а то от этих благородных и за спасение жизни родного ребёнка, награды не дождёшься.

– Счёт от школы за прыжок с ребёнком тоже не оплатят? —удивился Костя.

– Кот их знает… У княжеской семьи свои Древоходцы на службе. Пока ребёнок ещё не крупный, при любом чохе Древоходцы детишек из семей приближённых переносят бесплатно. Может считают, – и ты обязан для них прыгать бесплатно, – ответил мэтр.

Тулбас с Гарвилом ушли, а Костя аккуратно стал стягивать носки. Он не мог под печатью ученика на прямо заданный вопрос врать мэтру, но у него оставалась возможность недоговаривать. Благодаря этой уловке, сейчас на его ногах остались два тонких браслета, снятых с тела Древоходца и до этого скрытые носками из мешковины.

Через день, после возвращения с занятий, Костю сразу провели в кабинет мэтра Гарвила, где его уже ждали два из тех трёх следователей, которые уже допрашивали его раньше.

От них он узнал, что бриллианты так и не нашли, и сейчас, не успокоившись, продолжая «рыть» глубже, решили допросить его повторно, через мэтра Гарвила.

Костя спокойно отвечал на вопросы, что этих камней никогда не видел, где они находятся не знает.

Мэтр Гарвил монотонно зачитывал вопросы на одной ноте, следователям откровенно было скучно, а Костя, как автомат отвечал практически не задумываясь и вдруг на вопрос: «Брал ли он какие-либо вещи из рюкзака?», он равнодушно ответил: «Не брал», и неожиданно поперхнулся, начал кашлять. Ему стало не хватать воздуха, словно какая-то невидимая рука сжала ему горло.

– Соврал! – тут же вскочили оба следователя.

– Что ты взял из рюкзака? – повторил вопрос мэтр.

– Сладкие ореховые палочки и рубашку, – с трудом выдавил из себя Костя, после чего сразу почувствовал облегчение.

– Где они?

– Подождите, дайте отдышаться! – попросил паузу Костя.

Следователи напряжённо застыли, оба опустив головы и согнув плечи, похожие на охотничьих собак, учуявших дичь.

– Мы съели по одной палочке, вместе с достопочтенной Пирролой. Вдруг горло ему опять перехватило.

– Нет, нет! Она одну, а я две съел, – быстро поправился Костя.

Он некоторое время постоял, восстанавливая дыхание.

– Во дела! – изумлённо произнёс Костя. – Да я и не помнил до этого, сколько их съел!

– А ты что хотел? Думал печать подчинения – это просто так? Нет, мой дорогой ученик – впредь будь внимательней! – наставительно произнёс мэтр Гарвил.

– Мы могли тогда проглотить камни? – спросил Костя.

– Нет, – ответил один из следователей, – каждый камень около двадцати миллиметров в длину и восьми в диаметре.

Услышав размер камней, мэтр восхищённо присвистнул.

– А рубашка где?

– Может быть на мне, – подёргал на себе рубашку Костя, – может быть в комнате.

– Ты их не различаешь? Не можешь отличить? Хочешь сказать, что Древоходец, который уложил нашего гвардейца, был такой же тощий мозгляк? – напористо спросил один из следователей.

– Одежда после переходов иногда меняет и цвет, и размер. Его рубашка была мне велика, но сейчас – как раз.

Следователь вопросительно посмотрел на мэтра Гарвила, тот медленно кивнул, подтверждая правдивость сказанного.

Всей компанией они отправились в комнату Кости и провели осмотр с прощупыванием трёх остальных рубашек Кости, но ничего не нашли. Рубашку, которая была на нём, проверили ещё в кабинете, заставив раздеться.

Следователи было решили провести обыск и в комнате, но мэтру всё надоело, и он позволил себе резко заметить, что мальчик никогда не видел эти бриллианты, – соврать не мог и какой тогда смысл искать место, где Костя спрятал камни, если он никогда их не видел.

– Какой самый крупный алмаз, или бриллиант тебе довелось видеть? – задал вопрос мэтр Гарвил, чтобы успокоить следователей.

– Вот такой видел, в ювелирной лавке, – ответил Костя, показав между пальцами расстояние примерно в пять миллиметров.

– Всё ясно? – спросил мэтр, обращаясь к следователям. – Рад был вам помочь, а теперь – до свидания!

– Подождите, подождите! Спросите, какой самый большой, светло-жёлтый, полупрозрачный, драгоценный камень он видел, – всё не сдаваясь, попросил один из следователей.

Костя, опять между пальцами, показал размер.

– Подходит! – переглянувшись, дружно отметили они.

– Когда это было? – озвучил мэтр.

Костя полностью внутренне собрался перед ответом: расплата за неточность, как он уже понял, была весьма неприятна.

– Мне часто приходится перемещаться с камнями, – медленно и осторожно начал он. – Последний раз я мог видеть такой камень, самое меньшее – десять дней назад, не раньше, – наконец-то, подобрав безопасную формулировку, выдавил он из себя.

Следователи синхронно подняли головы и впились в него взглядом, но не дождавшись признаков удушья, успокоились. Они немного постояли и было хотели задать ещё какой-то вопрос, но поймав раздражённый взгляд мэтра Гарвила, предпочли попрощаться и покинуть комнату.

Где-то через пятидневку, после визита следователей, Костю, идущего к себе в комнату, окликнула прачка. Звали её Дориной, она работала при школе мэтра Гарвила, стирала постельное бельё. За своей же одеждой, учащиеся обязаны были следить и ухаживать сами. У Кости появились деньги, и он, как и некоторые другие ученики, нанял Дорину за несколько монеток стирать личную одежду.

Иногда он приносил ей вещи для стирки сам, а, иногда, когда у неё появлялось свободное время, Дорина сама заходила в комнату Кости и забирала грязную одежду из корзины.

– Костуш, ты уж извини меня, – обратилась она, – я тут закрутилась – матушка приболела, к ней уходила по хозяйству помогать и совсем забыла…

Я рубашку, когда твою стирала, в кармашке два камешка гранатовых нашла, завёрнутых в тряпочку. Бросила их в коробку с пуговицами и запамятовала. У тебя из-за них неприятности случились? – с тревогой заглядывая во вдруг закаменевшее лицо Кости, спросила она.

Все знали, что Древоходцы контрабандой перемещаются с чужими камнями, делая на этом небольшой приработок и, конечно, камни они обязаны вернуть хозяину.

– Ничего страшного не случилось – разобрался, – стараясь не выдавать волнения, как можно спокойней, ответил Костя.

Он прошёл за Дориной к прачечной и остался ждать у двери. Она появилась с плетённой коробочкой в руках и, покопавшись в пуговицах, положила на ладонь Косте два прозрачных камешка с лёгким жёлтым оттенком.

На Земле этот минерал получил название «гранат», за сходство по цвету с алыми дольками плода граната. Под Либоргом тоже добывали минерал – гранат, но здесь он был не алым, а имел светло-жёлтый оттенок.

Он считался не очень дорогим камнем, тем более в городе Либорге, расположенном недалеко от его месторождений в предгорьях.

Дорина с украшениями из местного граната была знакома, знала о достаточно умеренной цене на поделки из него, доступной даже для неё – для прачки и, конечно, ей и в голову не могло прийти, что сейчас, на ладонь Кости, она положила не два обработанных граната, а два бриллианта, стоящих целого состояния.

Костя поблагодарил прачку и протянул ей монетку-серебрушку. Дорина некоторое время отказывалась: мол, забыла про камешки, подвела Костю, но всё же улыбнувшись забрала монетку.

Костя не пожадничал, а проявил осторожность, выдавая столь скромную награду: большая сумма привлекла бы внимание к камням, а это, естественно, совсем не входило в его планы.

Небрежно бросив бриллианты всё в тот же карман рубашки, он направился в свою комнату.

Пользуясь отсутствием соседа, Костя стоя у окна, долго рассматривал бриллианты в лучах уже заходящего солнца.

Они оба имели форму капли, или точнее: укороченной палицы, где тонкая часть немного отходила от центральной оси – очень подходящая форма серёг для чьих-нибудь королевских ушек.

Ювелирные традиции здесь были не столь консервативны, как на Земле. И если утолщённая часть получила привычную нам огранку, то остальные две трети «палицы» были гладкими и просто хорошо отполированными.

Размеры бриллиантов, были такими, что, вспомнив свой вопрос следователям: «Могли мы проглотить камни, когда ели ореховые палочки?», теперь Костя понял: «Я бы точно подавился, тем более Пиррола».

Всю ночь он не спал, обдумывая, куда спрятать бриллианты.

Продать, когда каждый сотрудник службы безопасности княжества знает, как выглядят камни – абсолютная глупость. Отнести в хранилище Имперского банка – также опасно. Оставалось только хорошенько припрятать, и ждать случая, выгодно и не подставляясь «пристроить» камни. Костя почему-то не сомневался, что такая возможность появиться и скорее рано, чем поздно.

После попытки отравления барона Вейского – племянника действующего князя Либорского и последующих за ним событий, в кабинете князя собралось совещание, на котором помимо самого хозяина кабинета, присутствовал его сын – барон Кубинской, далее, глава службы безопасности княжества – господин Подран и, конечно, сам барон Вейский – жертва покушения.

В основном, обсуждали что стоит за этими событиями: шашни торгашей – республиканцев, затевающих просто какую- либо аферу с целью получения прибыли, или же серьёзное дело с военным вторжением объединённых сил степняков и республиканцев на территорию княжеств, в первую очередь, конечно, княжества Древленского, на порты которого республиканцы давно «облизываются», из-за установленных там высоких таможенных пошлин, но в этом случае под удар попадёт и княжество Либорское, как вечный союзник Древленского, и как хорошая цель для степняков, с их любовью к грабежам и мародёрству.

Совещание происходило в достаточно неофициальной, почти семейной обстановке.

Старый князь, последнее время сильно «сдающий» здоровьем, а посему старающейся «сдать» и дела, своему сыну – барону Кубинскому, сидел, попыхивая трубкой.

Через стол, напротив князя, в сдвинутых друг к другу креслах расположились его сын – барон Кубенской и барон Вейский. Они сидели рядом, от чего их внешнее сходство было весьма очевидно, точно они не двоюродные братья, а чуть ли не братья-близнецы. Сейчас они вели ленивую беседу меж собой, перекидываясь редкими фразами.

Глава службы безопасности – господин Подран, сделав глоток вина из бокала, не вставая, но всё же дождавшись, когда оба барона замолчат, спокойным ровным голосом начал рассказывать, что стало известно следствию на данном этапе.

Яд, оставшийся в бокале барона Вейского и в бутылке, принесённой виночерпием на пикник, полностью совпадал с ядом, найденным в коробочке из рюкзака Древоходца-диверсанта.

Личность самого диверсанта, пока установить не удалось, типографская распечатки его портрета переправлены доверенным людям во все три государства республиканского содружества, но его принадлежность к ним – маловероятна.

Древоходец -диверсант – личность очень заметная и не одноразовая: таких существует не так уж много. Своего приближённого на такое дело не отправят. Поэтому, однозначно, – высокооплачиваемый наёмник, без роду и племени, а при малочисленности свободных охотников такой квалификации, вычислить его дело нескольких дней, но, по большому счёту, – это ничего не даст.

Точно установлено, что прибыл он в город Либорг официально. Появился на поляне в районе садков, это на юго-западной окраине города.

Зарегистрировался, как мастер Малиш из Колтян, служащий торговой компании Гроссов.

Ожидаемо, в представительстве этой компании в городе Либорг, от этого сотрудника сразу категорически отреклись.

Постоянного наблюдения за ним не вели, по причине малочисленности агентов службы безопасности в Либорге, связанным с недостаточным финансированием ведомства.

Высказывание про недостаточное финансирование, господин Подран произнёс спокойно, не выделив ни интонацией, ни паузой, просто констатировал, не ожидая на эту фразу никакой реакции – он её и не получил, разве что лёгкий взмах кисти барона Кубинского, больше похожий на жест, отгоняющий назойливое насекомое.

Допрос хозяина и прислуги гостиницы, где остановился Древоходец -диверсант, – тоже ничего не дал.

Покинул города, он опять же перемещением, за три дня до попытки отравления. В этот же день, виночерпий отправил свою семью из города, под видом болезни родственницы.

Допрос степняков тоже ничего не дал, но всё же от них поступила информация: скоро состоится встреча глав племён центральной и южной части степи, по выбору военного лидера всех племён. На эту встречу, со дня на день, и должен отправиться их вождь – Осомаха.

Выборы неожиданностей принести не должны: уже всем известно, что золотую плеть военного лидера получит вождь приозёрных – Янцыз.

Все сидящие сейчас в кабинете князя знали, что избрание военного вождя у степняков – это почти обязательно объединённый поход нескольких племён. Нет, не сразу – через год, а может и через два. И совсем неизвестно, на какое государство он будет направлен, и пусть даже на империю, то на какую её часть.

Другое дело, если степняки выступят вместе с республиканцами – в этом случае, однозначно, совместный удар будет нанесён по княжествам Древленскому и Либоргскому.

– В этой истории с Древоходцем- диверсантом, чётко прослеживается цепочка: государство Хабор – степняки, – начал формулировать выводы господин Подран. – Хабор решил переправить бриллианты Осамахе, чтобы тот на встрече вождей передал их будущему военному лидеру -Янцызу.

Два бриллианта из Братьев стоят не очень дорого, но вот полный комплект из всех пяти камней – огромные деньги. Два из пяти – это просто аванс, а по принятии Янцызом нужного им решения, тот получит остальные три.

Решение же, к которому республиканцы подталкивают Янцыза вполне очевидно – совместное нападение на наши княжества.

– И чем же оно так очевидно? – поинтересовался старый князь?

– Попыткой отравления господина барона Вейского, – спокойно произнёс Подран.

– Вообще-то, я не очень понимаю, зачем республиканцы хотели меня убить, – произнёс барон Вейский.

– Ослабление княжеской семьи, перед войной.

– Но для этого надо в первую очередь устранять не меня!

– Очерёдность большой роли не играет: просто вы в этот момент оказались более доступны.

Случись что с их сиятельствами, власть спокойным образом перейдёт к вам, ведь господин барон Кубинской наследниками мужского пола до сих пор не озаботился, а убрав вас, наследником становится ваш сын. А все знают, что сын барона Вейского на княжеском престоле, – это лучше бы нас враги завоевали.

– Ну не надо о больном, – поморщился барон Вейский.

–А я тебе сколько раз говорил, отнесись серьёзно к вопросу наследника, – вмешался старый князь, обращаясь к сыну, барону Кубинскому.

– Папа, – раздражённо ответил барон, —мы стараемся, Карелла уже четверых родила – раз в три года рожает и у неё опять задержка.

– И когда можно будет определить мальчик, илидевочка?

– Месяца через два.

– Если опять будет девочка, – ищи другую жену. Я тебе сразу говорил, что у Кареллы задница очень большая – нужна жена с не очень широкой кормой. Я давно обратил внимание, что если у женщины большая задница, то она чаще рожает девочек.

– Господин барон, – обратился Подран, – может у вас бастард какой есть мужского пола, – давайте его официально признаем.

– Шутки шутим! – возмутился старый князь. – Ты глава безопасности, ты лучше меня знаешь, что мой сынок, кроме толстой задницы Кареллы, больше ничего не видит и не признаёт.

– Я как мужчина его вполне понимаю! – с совершенно серьёзным лицом, заявил барон Вейский.

– Всё, хватит обсуждать задницу моей жены. Нам всем угрожает опасность, а вы другой темы не можете придумать.

– Это точно, – согласился князь, прибьют вас и останусь я один, как пустой символ власти, вместе с бабами. Но, думаю справлюсь, хотя сейчас, правда, я кое-что подзабыл, зато всё остальное вообще не помню. – Князь в одиночестве посмеялся своей шутке.

Он лукавил: с головой и с памятью у него пока было всё хорошо, но вот жить ему по вине неизлечимой болезни оставалось недолго.

– Может введём как в Верхнерульском княжестве, – предложил барон Вейский, – разрешим наследовать княжеский престол детям женского пола. Мы здесь с братиком постарались хорошо – он четырёх, я двух. И опасность убийства, заодно, с себя снимем.

– Империя недовольна будет, у них с женщинами строго: нельзя, якобы, власть бабам доверять, – задумчиво произнёс князь. – Но от Верхнерульских подобное самоуправство стерпели и от нас, думаю, стерпят.

– Сколько лет сейчас твоей старшенькой, Бореске, – обратился он к сыну.

– Только пятнадцать! Ты что папа задумал?

– Да ничего плохого. Жениха ей надо удобного для нас подыскать, если всё-таки решим внести изменения в закон о наследовании.

После некоторой паузы, при которой все обдумывали новые расклады, молчание прервал барон Вейский.

– Что по письму, которое нашли у Древоходца, – поинтересовался он у главы безопасности.

– Всё то же. Писавший письмо, в основном ссылается на вопросы, обсуждаемые когда-то с его доверенным человеком. Кто этот доверенный человек – неясно. Видимо когда-то отправляли засланца к Янцызу. Выяснить кто это был и кого представлял – так и не удалось.

Единственно более-менее понятна последняя строчка, что если получатель примет участие в совместной охоте, то ему доставят оставшиеся три предмета. Три предмета – это конечно три Брата.

– А совместная охота – это охота, где дичь мы с Древленскими, – заметил барон Кубинской.

– Но их планы мы смогли расстроить, – высказался барон Вейский, – камешки то он не получит. Жаль, конечно, что и мы их не нашли.

– А хорошо ли искали? – спросил старый князь.

– Всю землю рядом с трупом Древоходца и по пути его движения, на глубину штыка перекопали и через сито просеяли, – ответил Подран. – Теперь там получилось такое большое поле, прямо готовое под посадку корнеплодов. Избушку чуть по брёвнышку не раскатали, даже заначку Гуса Одноглазого нашли – пятнадцать золотых и двадцать серебряных в кувшине. Всех участников поиска через дознавателя пропустили, вместе с теми, кто изначально с бароном был.

– Мальчишку тоже через дознавателя? – поинтересовался барон Вейский.

– Нет, он же ученик целителя. Его мои люди через мэтра Гарвила допрашивали. Старались, говорят, чуть ли до удушья не довели.

– А что так? Неужто соврать пытался? – заинтересовался барон.

– Да нет, он просто неопытный. Спросили у него, что из рюкзака брал, он ответил, дескать брал одну ореховую палочку и съел. А оказывается – съел две, да забыл. Пока про вторую вспомнил – чуть не помер.

Все посмеялись.

– Так что всех допросили через дознавателя, кроме вас, господин барон, и Пирролы, – сказал Подран и уставился в потолок.

– Ты что хочешь этим сказать? Что я алмазы спёр? – прошипел барон Вейский, приподнимаясь из кресла.

– Я сказал, только то, что сказал, – ответил Подран, переведя взгляд с потолка на бокал вина и протягивая к нему руку. – Я совершенно не сомневаюсь в вашей порядочности, господин барон, но вот Пиррола – она ребёнок…

– В том-то и дело, что ребёнок, – прервал его князь, – были бы алмазы у неё, давно бы похвасталась, показала, а твои соглядатаи из слуг – сразу донесли.

– И не надо так резко реагировать на Подрана, – князь перевёл взгляд на барона Вейского, – прекрасно же знаешь: у него и работа такая, да и сам он такой. Ты лучше мне объясни: как тебя с четырьмя гвардейцами, да с вами ещё и какой-то наставник по боевым искусствам был, и как вас шестерых вооружённых чуть не раскатал безоружный, этот Древоходец-диверсант?

Барон сморщился и поёрзал в кресле.

– Чего рассказывать? Я уже столько раз пересказывал. Шустрый гад оказался и сильный дар у него – гвардейский амулет пробил.

– Это я всё слышал, а как же мальчонка с ним справился, с таким невероятно опасным, да ещё всю ночь продержал, пока вы не появились?

– Этот сопляк, ошарашил его, показав Пирролу, и пока тот был в растерянности, приложил его силой.

– Как это, как это? Пиррола что-то сказала? Я знаю – она своими словами, или звуками, может ошарашить любого.

– Не знаю, что сказала. Кажется, просто её увидел растерялся и …

– Давно её не видел. Приведи как-нибудь. Что ж такого с ней случилось, что при виде её лихой Древоходец-диверсант в ступор впадает.

Громко захохотал сын князя.

– Так вы, отец, сами запретили ей появляться при дворе, во время больших приёмов. Помните, как-то при утверждении главы Совета, избранный главой Бравич, подошёл к вам получить указ о его утверждении, а когда нагнулся в поклоне, Пиррола губами изобразила звук рвущейся ткани. Он весь багровым сделался – думали удар хватит, еле приём достоял, а потом сразу к целителям поехал.

Сейчас захохотали все.

– Получается, вшестером не справились, а Пиррола его одна уложила, – вытирая слёзы от смеха, произнёс князь.

– Ладно, – отсмеявшись, продолжил князь, – мальчишку-то хотя бы хорошо отблагодарил? Он, говорят четыреста золотых тебе передал, что у Древоходца нашёл. Сколько же ты ему вернул за спасение дочки? Понятно, сколько бы не дал – всё было бы мало, за члена княжеской семьи, – это ясно, а вот остальные почему в казну не внёс, или все мальчишке вернул?

Барон в ответ молчал.

– Ты чего молчишь? – спросил князь. – Или у тебя с деньгами очень плохо – решил себе забрать?

– В казну и не собирался сдавать: у меня четверо гвардейцев убитых и четверо раненных. Думал потратить на помощь семьям и ещё раненым на лечение. А мальчишке чего давать – он и так у меня пояс с накопителями выклянчил.

– Пояс с накопителями, Костуш – так мальчика зовут, вместе с кинжалом древоходца с диверсанта этого снял, – пояснил Подран. – Он попросил пояс ему вернуть, чтобы Пирролу к княжескому детинцу перенести. Когда мои агенты школу посещали, захотели ещё раз пояс осмотреть – его уже мэтр Гарвил себе забрал.

– Вот так и деньги бы у него Гарвил забрал, – заметил барон Вейский.

– Это уже не твоё дело – забрал, или нет, – заметил князь. – Ты можешь считать мальчишку безродным ничтожеством, называть сопляком, как до этого только что обзывал – я запомнил, но ты обязан был наградить его по-княжески. А ни дав ничего, всем показал, как низко ценишь жизнь члена княжеского рода.

И ещё: твоё стремление помочь семьям погибших гвардейцев похвально. Только это пока ещё мои гвардейцы, мой гвардейский полк, и я сам разберусь с их семьями.

– А кинжал древоходца, который мальчишка отобрал у диверсанта, ты ему вернул? – поинтересовался сын князя. – Тебе же он не к чему, ты не Древоходец.

Барон Вейский опять молчал.

– А хотя бы школе Гарвила перенос Пирролы оплатил? —продолжил допрос сын князя. – У них переносы детей платные, они за счёт этого работников содержат.

– Да что вы мне здесь устроили? – взорвался барон Вейский. – Про школу просто не знал, а на мальчишку зол, потому что он мою дочь использовал как приманку, чтобы диверсанта из дома выманить.

– А может ты на него злишься – он один с диверсантом справился, а вы вшестером мало того оплошали, так ещё два погибших, да и за виночерпием не уследили? – предположил князь.

– Может и так, – некоторое время помолчав, тихо произнёс барон.

– Господин барон, – начал Подран, – существует поверье, что если Древоходец спас ребёнка, необходимо золотой ему подарить, а то счастья ребёнку не будет. Вы хоть золотой ему передали?

– Всё, хватит! Ещё услышу слова про этого мальчишку – убью! – взвился барон.

– Извините, господин барон, – спокойно продолжал Подран, – кого убьёте меня, или мальчишку? Если мальчишку, то как прикажете мне отвечать вашей супруге?

Баронесса Вейская прислала нам запрос, на допуск Костуша в княжеский детинец. Что мне ей сказать, или просто подождать пока вы с мальчишкой разберётесь?

– Зачем он ей понадобился? – неподдельно изумился барон.

– Я, конечно, не отец Пирролы, но знаю, что Костуш на ночь рассказывал сказку, и теперь ей очень хочется услышать окончание, – по-прежнему спокойно, без намёка на ехидство, сказал Подран.

– Если Пиррола требует, то разрешайте, – обречённо высказался барон, – Она сейчас считает, что спасла мне жизнь, пользуется этим, а я, понимая, что вообще-то она права и пока не могу быть к ней строгим.

– А он неопасен, этот Костуш? – заинтересовался князь.

– Ну как опасен? – будто раздумывая начал Подран, – Так-то он выходец с диких южных островов, где по слухам, процветает каннибализм. Однажды и у нас был обвинён в людоедстве, но смог получить оправдание.

– И как же он оправдался? – заинтересовался князь. – Сказал, что человечину жевал, но не проглатывал – выплёвывал?

– Ещё, – будто не замечая реплики князя, продолжил Подран, – из источников в самой школе Гарвила, мы получили данные, что сейчас он владеет таким уровнем силы, что легко пробьёт почти любой амулет. А преподаватели во время тренировок с применением дара, запрещают ему бить больше, чем в треть силы, боясь получить переломы конечностей. Такой запрет существует только для него, остальным ученикам дозволяется работать без ограничений.

Я имел беседу с мастером Фабехом, – преподавателе физического воспитание в школе, который также принимал участие в последних событиях на поляне Гуса Одноглазого.

На вопрос: «Имел ли Костуш шанс победить в прямом столкновении с тем Древоходцем-диверсантом?».

Мастер Фабех ответил, что Костуш и в прямом столкновении имел бы неплохие шансы. И он мне пояснил: «Диверсант не знал с кем имеет дело, и если во время стычки решил бы не уходить с линии удара Костуша, а предпринял попытку развеять, или ослабить удар, то тоже бы валяться скрюченным на земле».

– И вы, по настоянию какой-то маленькой девочки, собираетесь пустить этого монстра в детинец?

– Отец, не всё так страшно! – вмешался барон Кубинской, – Историю про ученика-людоеда даже я слышал. Мальчик на уроке пересказал прочитанную им в какой-то книги сказку о людоедах. Видимо, он знает много сказок. Дети, а главное их родители, приняли это всё за правду. Вызвали дознавателя из храма, который выяснил, что мальчик вообще никогда человечину не ел.

Да я тебе сам эту историю пересказывал. Помнишь, тогда трактир в городе закрыли из-за мяса кошек.

– Да, да! Теперь вспомнил! Так это был тот же парнишка? Чувствую, любовь к сказкам до добра его не доведёт. Но то, что наделён большой силой – тоже представляет опасность. Насколько он владеет собой, насколько выдержан?

– Он же под печатью ученика, под контролем, – напомнил Подран.

–Только не надо! Как будто ученики под печатью ни разу не чудили.

– Я лично разговаривал с мальчиком. Он произвёл на меня впечатление уравновешенного, владеющего собой, своими эмоциями человека, и более…, как бы, более разумного для своего возраста. Возможно, причина ещё и в том, что недавно он пропил курс гвардейских таблеток.

– Конечно, «уравновешенный», как ты говоришь – это по вине таблеток. Вся подростковая дурь от буйства гормонов, а он, получается, спокойный как вол. Значит можно его пускать во дворец к нашим девочкам. Он так же безопасен, как и я теперь.

–Нет, ваша светлость! Вы намного, вы намного опасней в этом плане! – опять без тени улыбки заметил Подран.

– Вот за что я больше всего уважаю тебя Подран – так это за абсолютную честность!

– Я, ваша светлость, ещё и предан!

– Ну, это не так заметно.

Глава 10.

Костя жил своей перегруженной, сверх ненормальной жизнью: общеобразовательная школа; училище целителей; работа Древоходцем; зубной кабинет; практические занятия с мастером Яричем и мастером Мелиусом.

Печать ученика заставляла его добросовестно относиться к учёбе, но возможности организма уже просто не позволяли выполнять всё в полной мере.

А здесь произошло ещё одно событие, превратившее его жизнь в какой-то неконтролируемый хаос.

Началось всё с того, что к нему в школу прискакал официальный посланник от княжеского дома и вручил приглашение от баронессы Вейской.

Приглашали его на совместное чаепитие, которое будет проходить в княжеском детинце, в апартаментах семьи Вейских. День был указан выходной – последний день пятидневки. Прибыть следовало ровно в полдень, по принятому в Либоргском княжестве отсчёту времени, это пять часов.

Костя, взяв приглашение, выполненное на белой плотной бумаге, с оттеснённым гербом баронства Вейского, сразу направился к мэтру Гарвилу: в выходные дни, как обычно, ему полагалось отрабатывать Древоходцем, и он обязан был ознакомить мэтра с приглашением.

Прочитав, мэтр небрежно отшвырнул бумагу в сторону, отчего плотный листок, пролетев метра три, врезался в книжный шкаф и обессиленно сполз по дверце на пол.

Мэтр Гарвил, несмотря на всё своё скептическое отношение к проявлению благодарности со стороны княжеского семейства, всё же не терял надежды, что, по случаю спасения члена княжеской семьи, получит приглашение на аудиенцию во дворец князя, или, хотя бы, на встречу с бароном Вейским.

Содержание письма мэтра расстроило: он знал, что прибыл посланник из дворца, и теперь не смог сдержать эмоций, отправив приглашение от баронессы в полёт.

– Мне не ходить на эту встречу? – немного опешив от реакции учителя, спросил Костя.

– Куда деваться? Не пойдёшь – оскорбление! Оденься только получше и приглашение с пола подбери, – без него в детинец не пустят.

Костя покинул кабинет, а мэтр вслед несколько раз выругался: надо теперь договариваться с заказчиком, что перенос его ребёнка будет делать Бубок, а не Костуш.

– Наверное скидку большую потребует, – предположил мэтр Фабех. – Одни неприятности и убытки от этих высокородных. Хорошо хоть перенос своей дочери, барон Вейский всё же вспомнил, всё же оплатил. Вот в республиках этих благородных к ногтю прижали, и правильно сделали, – мэтр Фабех привычно перешёл на крамольные мысли, как делал почти всегда, после обид, полученных от высшего сословия.

Костя, вышел во двор, и, остановившись у входа в административное здание, стал размышлять с кем можно посоветоваться насчёт одежды для чаепития у баронессы.

Немного подумав, он пришёл к выводу, что советоваться надо с наставником по физическому воспитанию, с мастером Фабехом. Из всех преподавателей школы, самые близкие и доверительные отношения у него сложились с мастером Яричем, но он вспомнил, что Фабех пусть и имперский, но дворянин и к кому как не к дворянину надо обращаться по этому вопросу.

Фабех всегда держался отстранённо и по отношению к преподавателям и, тем более, ученикам, но после последней поездки на поляну Гуса Одноглазого, они как-то сблизились. Мастер Фабех даже сам лично пересказал Косте, про бой со степняками и последующем допросе пленных.

Нашёл он мастера Фабеха, как и предполагал, в спортивном зале, где тот «мучил» растяжками нескольких учеников.

– Молодец, наконец-то нашёл время потренироваться! Переодевайся, проходи, – сразу предложил мастер, заметив Костю.

Костя отрицательно замотал головой, замотал с такой интенсивность, что несколько учеников понимающе хихикнули, выражая полное одобрение его реакции на такие предложения.

Попросив выделить ему несколько секунд внимания, он вкратце обрисовал свою проблему с одеждой.

– Твоя одежда – это самое меньшее, о чём ты должен сейчас думать, – ответил мастер Фабех.

Они договорились завтра встретится, по предложению мастера, в «Под Вязами». Под Вязами – это было название ресторанчика. Заведение было настолько старое, что все близлежащие вязы сгнили, или их срубили, но название осталось. Славилось оно хорошей кухней и достаточно высокими ценами.

Когда, на следующий день, Костя зашёл в ресторан, мастер Фабех уже сидел за столиком в углу, вместе со своим сыном. Сына Костя знал, он обучался также в школе Гарвила на несколько курсов постарше, и был знаменит, как отличный фехтовальщик.

Не спрашивая мнения Кости, мастер Фабех заказал для него телячью отбивную, рыбу горячего копчения, жаренные колбаски и всё с разными гарнирами. Ещё какое-то заливное, или жиле, салаты, моллюсков похожих на толстых осклизлых червей. Себе же с сыном взял только по бокалу вина.

– Я столько не смогу съесть, – растерянно произнёс Костя.

– Главное, чтобы смог оплатить! – ответил мастер и добавил, что это ещё не всё.

Под каждое блюдо, Косте меняли столовые приборы: ножи, вилки, вилочки и ложечки.

– Для полостной операции меньше требуется, – позволил заметить он.

Каждый раз, когда он отставлял недоеденное блюдо, его с радостью подвигал к себе сын Фабеха, и, по-простому, без дворянских изысков, пользуясь всё той же вилкой быстро его приканчивал.

– А почему вы не терзаете и его с этими вилками-ложками, а только меня? – обиженно спросил Костя.

– Зачем? Он учится на твоём примере. И потом, во дворец приглашён ты, а не он.

– Но я приглашён только на чай, а вы все блюда мира, пытаетесь в меня впихнуть.

– Ты же не знаешь, что во дворце понимают под чаем? И, не переживай, до чая мы тоже доберёмся.

К подаче чая полностью выдохся не только Костя, но и сын Фабеха. Тогда мастер взял удар на себя – ловко действуя какими-то щипчиками и вилочками начал поглощать различные сладости, положенные к чаю. Каждый раз, всё тщательно прожевав и проглотив, он только тогда объяснял, как надо брать то, или иное лакомство и сколько надо брать, чтобы выглядело прилично.

От обилия информации у Кости разболелась голова.

– Может не надо? Изображу из себя дикаря: мол год назад в шкурах ходил, соплями умывался?

– Ты во дворце будешь представлять нашу школу! Пусть все видят, что мы можем за год из дикаря получить, считай, почти нормального человека!

– Так в школьной столовой ничего кроме деревянных-то ложек и нет!

– Не думаю, что княжеская семья когда-нибудь удостоит посещением нашу столовую, – из-за куска пирожного во рту, глухо пробубнил сын Фабеха.

Он всё же нашёл силы, засунуть в себя шоколадное пирожное.

– Нельзя говорить с набитым ртом, – с удовольствием рявкнул на него Костя.

Затем принесли два счёта – один для Фабехов, другой для него. Те бросили серебрушку, а Костя, мучительно пыхтя, по причине раздутого живота, пальцами, одну за одной, извлек две золотые монетки из отделения в специальном поясе, из другого отделения, с таким же трудом, вытаскивал и выкладывал на стол серебрушки.

Отец и сын, одинаково склонив головы набок, с удовольствием наблюдали за Костиной маетой.

– Хорошее обучение, и стоить должно хорошо, – заметил сын Фабеха и сытно рыгнул.

– Нельзя рыгать за столом! – опять отыгрался Костя.

– Мне можно! Мне с принцессками чаи не гонять!

– Это да! – согласился мастер Фабех, – тебе, сынок, по большей части, придётся у военного костра грызть сухари, да впихивать в себя протухшую вяленину.

– А как мне быть с одеждой? Вы обещали помочь, – подал голос Костя.

– С одеждой всё проще. Удивить двор богатством наряда тебе не удастся. Пройдём сейчас в лавку, подберём тебе штаны, куртку и сорочку, соответствующие ученику целителя, только получше качеством, ну и ботинки поприличней.

Мастер Фабех допил остатки вина из бокала, но по-прежнему остался сидеть за столом.

– И самое главное, – начал он. – Помнишь барона Береса, чей охранник чуть не убил тебя за один взгляд на дочку? А ведь мог приказать убить, и ничего этому надутому индюку за это не было бы.

Во дворце мразей, подобных барону Бересу полно, и за любую свою фразу, ты можешь получить наказание кнутом. Многие из них не будут считать тебя за полноценного человека, и при каждой возможности это показывать: ты не благородный, ты бесправное и беззащитное существо, с которым они могут себе позволить сделать всё что угодно. Правда сейчас, когда у тебя появился статус ученика, за твоё убийства придётся выплатить большую виру мэтру Гарвилу, но выпороть могут совсем безнаказанно.

Заметив искру, проскочившую во взгляде Кости, мастер Фабех понимающе кивнул.

– А вот это самое важное, ради чего я сегодня с тобой встретился, – продолжил он. – И ты, и я понимаем, что сейчас, со своими возможностями, ты можешь легко убить любого, несмотря ни на какие их амулеты. Те, кто об этом знает, а такие среди них уже есть, те, да, будут опасаться, но есть которые не знают, и ещё просто дураки, где чванливость в голове заменяет ум. Ты молод, у тебя впереди длинный путь, а как Древоходец можешь спасти жизни множества детей, – постарайся сохранить себя хотя бы для них.

Немного помолчав, предоставив Косте время обдумать сказанное, мастер Фабех начал давать Косте основные правила его поведения во дворце: на вопросы отвечать вежливо и коротко, самому вопросы не задавать. Стараться не вызвать ничьего раздражения – а для этого молчать. Не показывать себя более умным, или более знающим, чем собеседник из благородных, – а для этого молчать. Если в свой адрес услышит насмешку, или оскорбление – промолчать.

– Несложные правила, – отметил Костя. – Ну а вам я могу задать вопрос?

– Мне можешь.

– Вы же сами из благородных, почему не такой, как они?

– Я имперский дворянин. Дворянин «от шпаги», к шпаге приложились и успехи моего предка на ниве целительства. А ещё в империи существует достаточно независимая судебная система, сильно бьющая по рукам и кошельку зарвавшихся благородных, заставляя их уважительно относиться к простым людям. Здесь же в княжествах – заповедник самодурства.

Костю заинтересовал ответ про дворянство, и он уточнил: «Предки получили дворянство за целительство? Такое сейчас может быть?».

– В империи может, в княжествах нет. И мои предки добились не просто личного дворянство, а даже потомственного. Но в империи целители получают дворянство, как правило, геройски проявившие себя на войне, как и было с моими предками.

День, когда Костя должен был появиться во дворце, выдался дождливым.

Обновив свой гардероб и купив ботинки, он не озаботился покупкой нового плаща. Извозчики у ворот школы были гости не частые, а единственным школьным экипажем с крытым верхом, пользовался почти исключительно мэтр Гарвил.

Ввиду чрезвычайных обстоятельств – не каждый день его ученики приглашаются во дворец, Гарвил дал согласие и до центра города Костя торжественно проследовал в экипаже.

Его высадили на Княжеском Проходе – центральной улице Либорга рядом с магазином готовой одежды. Экипаж поехал обратно, а Костя, звякнув колокольчиком, подвешенным к двери, вошёл в магазин.

По причине дождя и пасмурной походы, в помещении зажгли масляные светильники. Все три покупателя, вместе с приказчиком, собрались именно у вешала с плащами.

На Костю никто даже не посмотрел. Оказывается, покупатель был один, а двое остальных просто находились при нём, – помочь в выборе и вести дальше торг с приказчиком. Этого покупателя Костя узнал сразу, – господин Касиль, владелец самой большой типографии, с дочерью которого он не так давно перемещался.

Когда взгляд Касиля случайно упал на Костю, тот вежливо поклонился и произнёс: «Добрый день, господин Касиль».

Несколько секунд мужчина смотрел на него молча.

– А, вспомнил! Наш Древоходец! Как тебя там…?

– Костуш, – помог Костя.

– Наверное, как и я: начались дожди только тогда и вспомнил о плаще?

– Нет, баронесса Вейская на чаепитие пригласила, а у меня плащ старый, во дворец с ним неудобно, – поддержал светский разговор Костя.

Наступила пауза – все сразу и вдруг замолчали. Единственная живая реакция последовала от приказчика магазина, который наконец-то повернулся лицом к Косте.

– Не ты ли тот Древоходец, который спас дочку барона Вейского? – сопоставив слышанные им факты и слухи, сделал заключение Касиль, и приобняв Костю за плечи, энергично оттащил в сторону от остальных присутствующих.

– Я есть он. То есть я, – напористо увлекаемый в дальний угол магазина, косноязычно ответил Костя.

– Знаешь, Костуш, мне бы очень хотелось услышать эту историю от тебя, от участника, да и моя дочь будет очень рада тебя увидеть. Приглашаю поужинать у меня дома. Несколько дней я буду в отъезде, а как вернусь в Либорг, пришлю тебе записочку.

Сотрудники службы безопасности княжества, предупредили Костю о неразглашении подробностей о событиях на поляне Гуса Одноглазого. Но после того, как от своего одноклассника Рубиса, услышал почти точную версию всего там случившегося, причём, с подробностями, о которых и сам Костя не знал, то к этому предупреждению служб, стал относиться весьма скептически.

Отказываться от предложения господина Касиля – одного из самых уважаемых и влиятельных граждан города, – было полной глупостью и Косте осталось только поблагодарить за приглашение.

Узнав, что встреча во дворце назначена на полдень, Касиль достал из кармана часы, и предложил сначала одеть Костю – не так много времени у того в запасе.

В выборе плаща участие приняли все и подобрали быстро, и это было не сложно: фасон плаща для целителя единообразен, а расцветки – все оттенки тёмного, от тёмно-синего до чёрного. Ещё, дополнительно, заставили купить шейный платок, но уже светлый в горошек.

Попрощавшись, Костя вышел из магазина и направился на параллельную улицу к стоянке извозчиков.

Присмотрев коляску поприличней, стал торговаться. Стоящие впереди извозчики начали возмущаться – не по очереди, но хозяин выбранного экипажа быстро их укоротил: дескать молодому господину во дворец, не ехать же ему туда на их помойках.

Княжеский дворец был огромный, и извозчик не знал, где подъезд к детинцу. Пришлось останавливаться и уточнять у стражника.

Тот, проявляя служебное рвение, сразу потребовал объяснить причину интереса. Косте пришлось доставать и показывать приглашение, но издалека. Стражник-то было протянул руку за листком, но Костя не отдал, остановив служивого вопросом: «Мыл ли он руки, хотя бы вчера?». Стражник обидчиво засопел, но связываться с посетителем дворца не стал.

Высадив у указанных стражником ворот, извозчик немного задержался и только убедившись, что его клиента впустили, уехал.

Охрана сразу открыла калитку, но ещё долго продержала у ворот. Это был парадный въезд: Костя, как приглашённый, имел право им воспользоваться, но гости сюда обычно заезжали верхом, или на экипажах, а не приходили на своих двоих.

Среди высокородных семей встречались наделённые даром, но они не носили специальную шляпу и очки, сейчас же охрана видела, что перед ними простолюдин, и потому особого рвения не проявляла. Наконец, посланный конный вестовой вернулся и сообщил, что свободных экипажей нет – придётся гостю добираться пешком. Тот же вестовой верхом сопроводил Костю по аллее, тянущейся через парк к очередным воротам, уже непосредственно перед самим детинцем.

Здание детинца располагалось на некотором удалении от княжеского дворца, но было связанно с ним, как позже узнал Костя, крытым застеклённым переходом, внутри которого находились различные растения, подобранными таким образом, чтобы, чередуясь, круглый год какое-то из них распускалось цветами.

Косте опять открыли калитку и стоящий там караул гвардейцев, тут же передал его двум мужчинам, одетым во что-то напоминающее земные фраки. В такой одежде ходили почти вся обслуга внутри княжеского дворца и детинца.

Поднявшись по белоснежной мраморной лестнице и приоткрыв перед Костей тяжёлую украшенную позолоченным орнаментом дверь, его провели в большой холл, в центре которого располагалась ещё одна мраморная лестница, ведущая наверх.

Вопреки ожиданий, его повели не на эту лестницу, а куда-то в сторону, в боковой коридор.

В комнате, куда его доставили, на принадлежности к дворцу, указывали только мраморный пол и оконные рамы с позолоченными решётками, сама же обстановка была достаточно непонятной.

Видимо комнату обставляли отслужившей свой срок, или вышедшей из моды мебелью – одних стульев было четыре разных вида.

Помимо двух сопровождающих, в помещении его ждали ещё двое мужчин. Один в очках и обычной одежде, на другом же военный мундир.

– Раздевайся! – скомандовал военный.

Костя послушно снял плащ и шляпу, которые тут же принял один из сопровождавших и куда-то унёс

– Куртку!

Куртку ощупали, и, не найдя ничего кроме приглашения, бросили на диван.

– Пояс!

Из пояса вытащили все монеты, затем аккуратно засунули обратно.

Снимай штаны!

– Да лишнее это, – вмешался штатский в очках, – какой смысл искать у него оружие, когда он сам оружие?

– Да причём здесь оружие, – скривился военный. – Эти бараны прогнали его пешком по аллее под дождём. Предлагаешь отправить на встречу к баронессе с мокрыми штанинами? И ботинки тоже забрать и почистить! – добавил он.

Когда Костя снял ботинки, всем стала видна заштопанная пятка на одном из носков.

–Надо же! Носки штопает, а говорили: очень хорошо зарабатывает, – заметил военный. – Учитель, мэтр Фабех, наверное, всё забирает?

– Цыгаш, сволочь! – процедил сквозь зубы Костя.

– Это Цыгаш все деньги забирает? Кто таков?

– Сосед по комнате. Он свои штопанные носки в мой ящик тишком подсовывает. Если не замечу и переход в них сделаю – штопка исчезает, и он их обратно берёт.

– Находчивый мальчик и рачительный, – смеясь, похвалил мужчина в очках.

– Время у нас ещё есть, и мы хотим посмотреть, какие защитные амулеты ты можешь пробить. —сообщил военный

– Прямо сейчас? – удивился Костя.

– Да, а чего ждать? – ответил военный и скомандовал: «Заводите!».

В дверь вошли двое солдат держа за плечи мужчину в балахоне из мешковины, со связанными сзади руками.

Он, прищурив воспалённые глаза, осмотрел комнату, задержав взгляд на Косте, в куртке и с голыми ногами, восседающем на диване.

– Всё как договаривались? – обратился к нему военный. – Тебя отвели в баню, постригли, дали выпить кувшин вина, хорошо покормили?

– Всё так, – согласился мужчина.

После этих слов, на него надели защитный амулет и поставили к стене, напротив Кости.

– На нём гвардейский, – пояснил военный. – Давай, во всю силу.

Показывать всю свою силу, Костя не собирался, но подобный эксперимент он уже проводил.

Мастер Ярич, однажды, тоже решив проверить силу его удара, у кого-то позаимствовал гвардейский амулет и повесил его на огромного борова.

Задействовав только три четверти своих возможностей, Костя сразу пробил защиту. Из этого опыта особой тайны не делали. Понимая, что слух об этом эксперименте мог дойти и до этого военного, он решил и сейчас пробить гвардейский амулет.

– Надо перевесить ниже: я ударю по ногам. Он хорошо поел, а если удар направлю ближе к амулету, как висит сейчас, то попаду в живот, и вам здесь придётся долго убираться.

– А это так важно? – поинтересовался военный. – Гвардейский обязан прикрывать не только человека, но и его коня!

– Важно, – ответил Костя, – чем дальше от амулета, тем легче пробить.

Амулет перевесили пониже, и Костя ударил, как и до этого на борове примерно на три четверти своих возможностей.

Хлопок от рвущихся сухожилий, как у лопнувшей тетивы лука, вопль боли и треск ломающихся костей – всё слилось в один звук.

Костя ошарашенный вскочил с дивана, собираясь оказать помочь, но его остановил окрик: «Сядь на место!». Костя послушно сел, а к пострадавшему подбежал мужчина в очках и приложив руку к его голове сразу успокоил, погрузив в беспамятство –явно он был целителем и неплохим.

Затем на носилки, уложили пострадавшего и вчетвером вынесли из помещения, целитель тоже ушёл с ними.

Теперь с военным они остались в комнате вдвоём. Сидели молча, не комментирую и не обсуждая случившиеся. В голове у Кости металась запоздавшая мысль, что боров весил раза в три больше испытуемого мужчины, и видимо поэтому боров таких страшных последствий не получил.

Его начало потряхивать: пришло осознание – он только что изувечил человека, ничего плохого ему не сделавшего. Костя погрузился в себя, стараясь по методике мастера Мелиуса успокоиться и привести мысли в порядок.

Постучав, зашла женщина из дворцовой прислуги. На ней было длинное синее платье с голубым фартуком, в руках держала обшитую материей корзину, из которой достала высушенные Костины штаны и ботинки.

– Госпожа баронесса Кубинскоя слышала какой-то крик и приказала разобраться, а госпожа баронесса Вейская, просила больше не задерживать её гостя и направить к ней, – высказалась женщина и тоже вышла.

Костя стоя натягивал штаны, когда в комнату ворвался полный мужчина в серебристом камзоле.

– Ты что творишь! В детинце пыточную устроил! Заключённых пытаешь! Совсем с ума сошёл! – сходу начал кричать он.

– Тише, тише! Я выполняю прямое указание князя! – возразил военный и, посмотрев на одевающегося Костю, предложил мужчине выйти в коридор и там поговорить.

Костя внутренне не смог полностью отойти от шока и успокоится, – он только что переломал кости не свинье, не собаке, а беззащитному человеку. Сквозь эмоции всё же пробилась мысль, что надо обязательно постараться подслушать их разговор.

Пользуясь тем, что он только в носках, беззвучно подбежал к не совсем плотно прикрытой двери и прислушался.

– Князь дал распоряжение срочно проверить, пробьёт ли мальчишка его личный амулет защиты, – донёсся голос военного.

– И что? Этот заключённый, которого уносили… Неужели пробил?

–Пробил, но это был гвардейский. Княжеский хотели на следующем.

– Следующего здесь не будет! Не позволю!

Дальше Костя уже не слушал: вернулся к дивану и начал срочно обуваться.

– Ага, пробивать амулет князя – дурака нашли! Мне жить хочется! – мудрые соображения пробралась через хаос в его голове.

Когда вернулся военный, Костя навытяжку стоял перед диваном, уже полностью одетый.

Критически осмотрев мальчика, мужчина дёрнул висевший на стене шнур, видимо вызывая кого-то из обслуги дворца. Появился молодой парень с испуганными глазами. Военный повернулся спиной к Косте и дал команду: «Увести!», затем поправился: «Провести к баронессе Вейской».

Костя вышел не прощаясь, проследовал через холл, затем поднялся по мраморной лестнице наверх. Там его принял другой, уже пожилой слуга во фраке, украшенном по воротнику позолоченными вензелями, и повёл дальше. Костя передвигался как в тумане, скользя взглядом по картинам и гобеленам, развешанным на стенах. По причине дождливой погоды, внутри дворца царил полусумрак, и что было там изображено, даже пожелай Костя рассмотреть, – всё равно бы не смог.

Наконец они подошли к широкой двухстворчатой двери, украшенной, как и все двери в дворце, позолотой. Пожилой слуга раскрытой ладонью показал – стоять, а сам, в едва приоткрытую створку, просочился вовнутрь.

Через несколько секунд створка открылась полностью, слуга приглашающим жестом предложил войти.

Он оказался внутри достаточно просторного помещения, центр которого занимал длинный стол. Если по углам стен, обитых голубой материей, царил всё тот же сумрак, то сам стол был хорошо освещён расставленными на нём светильниками, на высоких ножках, стилизованных под различные цветы.

Его провели к свободному от стульев торцу стола, где он, предварительно сотворив поклон, так и остался стоять. Напротив, на другом конце, восседали две женщины, примерно одинакового возраста, кто из них был баронессой Вейской, для Кости оставалось загадкой. Рядом с ними, но уже сбоку, сидели ещё две женщины.

Далее располагались около десяти девочек, различных возрастов. Две, самые старшие из них, были примерно ровесницы Кости. Ещё имелись три мальчика, возрастом от десяти до двенадцати лет. В конце стола, ближе к Косте, сидели пять женщин, с прямыми напряжёнными спинами, в строгих одеждах – явно гувернантки. Вокруг выстроились шестеро слуг, с перекинутыми через руку салфетками. Около окон дежурили ещё четыре человека, одетых как дворцовая прислуга, но судя по позе и взгляду, – явно охрана.

Вся, сидевшая за столом, разодетая в шелка и кружева разновозрастная публика, молча воззрилась на него, продолжая есть и пить, единственно, только Пиррола, что-то пискнула и помахала рукой. Одна из женщин во главе стола сделала ей замечание и девочка опустила глаза вниз.

– Значит вот ты какой – герой, о котором она прожужжала все уши, – сказала женщина, до этого сделавшая замечание Пирроле. – Думала, ты будешь постарше и покрепче.

– Сними свои тёмные очки герой, – вмешалась вторая женщина.

– Я целитель, достопочтенная госпожа, я обязан их всегда носить в городе, – срывающимся голосом ответил Костя.

– У нас не принято, чтобы целители расхаживали по дворцу в тёмных очках – это глупый закон для города. И подойди-ка ближе, – тебя еле слышно.

Костя, убрав в карман очки, на одеревеневших ногах, отправился к началу стола.

Не доходя метров трёх, остановился. Навстречу поднялась женщина, сделавшая замечание Пирроле.

– Что такой напряжённый? Не бойся мы тебя не съедим, мы же не людоеды, – под смешок сидящей подруги высказалась она. – Я слышала, что вот у вас на Тагилии их много. Это правда?

Костя до сих пор не мог внутренне отойти после криков заключённого, и вида переломанных костей, а теперь его ещё сильно напрягала и роль диковинной зверушки, которую ему отводили, но всё же смог собраться и ответить.

– Я тоже слышал, достопочтенная госпожа, что у нас в Тагилии много людоедов. Слышал, правда, только здесь, в Либорге.

– Обращайся ко мне баронесса, я баронесса Вейская, – улыбнувшись на его реплику, ответила она. – А это моя подруга – Карелла, она же баронесса Кубинскоя. – представила она соседку. Затем представила остальных двух женщин, называя и их титулы.

– Баронесса Кубинскоя – жена наследника престола, – пронеслось в голове у Кости.

Баронесса Вейская подошла вплотную к Косте.

– Благодарю за дочь, – произнесла она и протянула руку, чтобы погладить его по щеке.

Вдруг один из охранников, стоявших у окна, воскликнул: «Не притрагивайтесь к нему баронесса, он убивает одним касанием!».

Женщина сначала испуганно отдёрнула руку, а затем топнула ногой и гневно прокричала: «Вон отсюда, идиот!». Охранник произнёс: «Простите баронесса!», и понуро пошёл к выходу.

Она всё же погладила Костю по щеке и кокетливо спросила: «Ты же не будешь меня убивать?».

Костя поначалу хотел пламенно заверить, что нет, ни в коем случае, но затем, под бьющими в его голове тревожным колоколом из правил от мастера Фабеха: «Молчать! Молчать! Молчать!», неожиданно для себя высказался: – Извините, госпожа баронесса, не знаю, что и ответить. Я просто как-то не думал над этим.

– Не думал? Так это только пока! Ты просто плохо её знаешь! – громко захохотала баронесса Кубинскоя. – Да полдворца мечтают её прибить!

Сидевшие за столом взрослые женщины, заражённые её смехом, тоже позволили себе улыбнуться, захихикали и некоторые из детей.

– Карелла! – возмутилась баронесса Вейская, – Ну что ты такое говоришь!

– Ты же не веришь, что меня желают прибить полдворца? – спросила она, обращаясь к Косте.

– Возможно женщины? – пожав плечами, ответил Костя. – Из зависти к вашей красоте, госпожа баронесса.

Вейская позволила себе улыбнуться.

– Но в таком случае и вы тоже в большой опасности, госпожа баронесса, – продолжил Костя, обращаясь уже к Карелле.

– Во мёда налил! – деланно возмутилась она. – Хотела уйти, но кажется придётся остаться, послушать твои сказки. Видно, сказочник ты затейный.

– Какие сказки? – ошеломлённо произнёс Костя, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Сказку про мальчика Маугли, которого воспитывают волки, – пояснила баронесса Вейская, – сказку, которую ты так и недосказал Пирроле.

– Пройдёмте все в большую классную аудиторию, там лучше слышимость, —поднимаясь, распорядилась баронесса Кубинскоя.

Костя почти не преувеличивал, восхваляя красоту баронесс: Вейская, с золотистыми, как и у Пирролы, волосами, точёными чертами лица безупречной фигурой.

А у баронессы Кубинской – белая кожа, чёрные волосы, синие глаза, но вот фигура, можно сказать, на любителя. Бабушка Кости таких называла: женщина с гитарой. Не то чтобы её зад был очень выдающимся, или хуже того, обвислым – нет, но при достаточно тонкой талии, переход к столь вычурно-округлым формам был весьма неординарным. Мало того, специально, или непроизвольно, но она постоянно оглаживала свои плотно обтянутые тканью бёдра ладонями, тем самым привязывая взгляд всех окружающих мужчин к своему богатству.

Дети, связанные родственными узами с семьёй князя, большую часть времени проводили в детинце. Сюда к ним приезжали учителя, здесь же они ели, развлекались, а иногда и оставались ночевать. У каждой значимой семьи в детинце имелись закреплённые за ними апартаменты.

Много времени в детинце проводили и их матери, желая быть почаще с детьми и, заодно, пообщаться между собой.

Большая классная аудитория, куда привели Костю, имела полукруглую форму и обладала отменной акустикой.

Заняв место преподавателя, Костя со вздохом вспомнил наставлении мастера Фабеха: «Молчать! Молчать! Молчать! и… заговорил: «К логову волков, живущих в джунглях южного материка, приблизился шакал-падальщик – Табаки…».

Сказку с удовольствием слушали все: и дети, и их матери, и слуги, и охрана. Он сделал перерыв, во время которого к нему подбежала Пиррола и сообщила, что он пропустил какой – то важный с её точки зрения эпизод.

– Достопочтенная Пиррола, – ответил он, – знаете, я был приглашён на чаепитие. Как-то чаепитие я представлял немного по-другому. У меня пересохло во рту и мне срочно нужен хотя бы стаканчик простой воды. Вскоре около него появился слуга с подносом, на котором стоял один стакан чистой воды.

После перерыва, Костя опять встал за кафедру и продолжил рычать тигром; бубнить медведем; мяукать пантерой.

Наконец баронесса Кубинскоя предложила на сегодня закончить и обязательно продолжить завтра, после уроков. Но в этот момент, поднялась её старшая дочь, Бореска. Она до этого о чём-тошепталась с сестрой Пирролы – Илуной, и та явно на что-то её подбивала. И вот теперь Бореска это озвучила, предложив из сказки Маугли сделать праздничное музыкальное представление к Новому Году.

Сначала все радостно поддержали, а затем, как-то вдруг замолчали, и повернули головы к баронессе Кубинской – по статусу она была сейчас самой высокопоставленной дамой в княжестве, и именно она принимала подобные решения.

Баронесса выдержала паузу, и спросила, обращаясь к Косте: – Как ты считаешь, кого, в твоей сказке буду играть я, кем ты меня там видишь? В комнате установилась абсолютная тишина, а в голове Кости опять забили тревожные колокола: «Молчать! Молчать! Молчать!».

Конечно, можно было посоветовать выигрышную и интересную для многих женщин роль пантеры-Багиры, или матери семейства волков, но такое предложение для Кареллы, баронессы Кубинской, с её «гитарой», могло быть воспринято как тонкое издевательство.

И опять Костя совершил ловкий и тонкий ход.

– Я бы вам, госпожа баронесса, рекомендовал бы роль матери Маугли.

– Я что-то такого персонажа в твоей сказке не помню.

– Я не рассказал полностью, как Маугли оказался один в лесу, госпожа баронесса. А началось всё с того, что на замок одного благородного господина, воспользовавшись тем, что вместе с большей частью дружины, он ушёл на войну, вероломно напали соседи. Когда оборона пала и в замок ворвались враги, жена владетеля с ребёнком бежит через потайной ход.

Ночью, когда она остановилась на отдых и разожгла костёр, на них нападает тигр Шер-Хан. Мать приказывает сыну бежать в лес, а сама, выхватив их костра горящую ветку, бросается на тигра, обжигает ему морду, и тигр убегает. Но найти ночью ребёнка в лесу не смогла, и дальше ищет его много лет и в конце концов они встречаются, когда Маугли уже станет взрослым юношей.

– А какой титул был у её мужа? – интересуется Карелла.

– Какой прикажите, госпожа баронесса! – ответил Костя.

– А как звали мать Маугли?

– Как прикажите, госпожа баронесса!

– Но какое-то имя у неё было по книге?

– Так нет никакой книги, не существует, госпожа баронесса!

У Кареллы было четыре дочери, но, к огромному сожалению, не было сына-наследника. Сейчас она снова беременна и пока пол ребёнка ещё неизвестен.

Сыграть же в спектакле благородную женщину, которая после больших испытаний обретает сына – эта роль ей показалось очень символичной и пророческой, поэтому она поднялась и звонко сказала: «Это будет грандиозное представление!».

По дворцу Костю провожал тот же пожилой слуга, что и вводил его в зал.

Покидал здание детинца он сейчас через чёрный вход, минуя подъездную парадную аллею.

Около выхода слуга попросил его пройти в небольшую комнату, объяснив, что здесь ему надо посидеть, подождать свой плащ, а ещё с ним желает встретится управляющий дворца.

Через некоторое время в комнату, в сопровождении очередного слуги, вошёл полный мужчина в серебристом камзоле. Костя сегодня уже его видел, и его разговор с военным смог подслушать.

Слуга, передав плащ и шляпу вышел, а управляющий дворца, усевшись в кресло, поставил перед Костей шкатулку из тёмного дерева, с вязью выполненной серебряной проволокой. Затем небрежно протянул ему листок бумаги и предложил ознакомиться с содержимым и расписаться.

Костя прочитал на листке список: кинжал древоходца в ножнах; шестьдесят золотых в имперских ассигнациях; одна золотая монета чеканки княжества Либоргского.

Он приоткрыл шкатулку, посмотрел содержимое и расписался в получении.

– Передать тебе шкатулку приказал барон Вейский. – сказал мужчина.

Костя понятливо кивнул.

– Господин управляющий, – извиняющимся тоном начал Костя, – мне баронесса Кубинскоя велела завтра явится в театральный зал, что в большом дворце, а пропуска у меня нет.

– Мне плевать, – коротко ответил управляющий.

– Там соберётся очень много важных людей, и я буду им рассказывать сказку для Новогоднего представления.

– Опять же – плевать!

– Если баронесса спросит, почему я не смог прийти, мне придётся сослаться на ваше: «Плевать!».

– Сучёныш мерзкий! – совершенно беззлобно произнёс управляющий. – Всё проверю, если это так, пропуск на тебя будет на третьем входе.

– Спасибо, господин управляющий! И ещё последние: «Сейчас выйду, куда поворачивать, чтобы найти извозчика?».

– С такой шкатулкой в руках, тебя самый честный извозчик с удовольствием ограбит, а нечестный – убьёт и ограбит!

В ответ Костя посмотрел на управляющего и улыбнулся «зубами», – сегодня он сам наглядно увидел на что способен.

– Ой, ой, ой! – совершенно безэмоционально произнёс управляющий. – Совсем забыл: ты тот самый страшный парень -Древоходец! Ты же сам сможешь оприходовать любого извозчика вместе с его кобылой! Ладно, поступим так: негоже тебе сейчас по темноте со шкатулкой в руках бегать, извозчика искать. Выделю тебе экипаж, но ты кучера не обижай…

– Да не нужны мне ни ваш кучер, ни его кобыла! – возмутился Костя.

– Я имел в виду – денежку отсыпь. Выезд не плановый – разбухтятся. И на будущие: со всеми подобными вопросами к секретарю баронессы.

Глава 11.

Костя возвращался в экипаже с гербами княжества и, развалившись на мягком удобном сиденье, размышлял над последними событиями. Его сильно смущало собственное поведение в некоторых моментах.

Рискованная беседа с баронессами – будто кто-то другой отпускал за него реплики, неожиданное решение подслушать разговор военного с управляющим. Всё это, как оказалось, сделано верно, правильно и принесло свои плоды, но это был, как бы, не совсем-то и он.

–Возможно, это неизвестное ему ранее, свойство Древоходцев, проявляющееся в важные моменты, – предположил Костя. – Но рассчитывать, что оно обязательно включится в нужный момент – опасно, надо и на свою голову полагаться.

Зайдя в комнату, он застал соседа ещё не спящим. Цыгаш его ждал, чтобы узнать, как всё прошло и какими блюдами во дворце его потчевали, чем сразу вызвал у Кости сильное раздражение – кроме двух стаканов воды, тот не получил ничего.

Своё негодование он сразу выплеснул на Цыгаша, швырнув ему в лицо его же штопанный носок.

– Когда мне подкладываешь, перед этим хотя бы стираешь?

– Зачем? – искренне удивился Цыгаш. – Как ты в них отпрыгаешься, они чистыми становиться и травкой пахнут – мятой.

Цыгаш получил второй носок себе в физиономию.

Прощение Цыгаш получил, вытащив два пирога с вишнёвой начинкой, которые они и съели, под рассказ Кости о приключениях во дворце, запивая кислющим вином из его же запасов.

Утром был вызван для отчёта к мэтру Гарвилу, на который предусмотрительно захватил полученную шкатулку со всем содержимым.

Вернулся без шкатулки, но сохранил кинжал древоходца и ассигнаций на тридцать золотых. Остальные тридцать конфисковал мэтр, объясняя это компенсацией, за те финансовые потери, которые понесёт школа, из-за предполагаемых отлучек Кости во дворец.

Мастер Ярич с мастером Фабехом, затащили его в комнату преподавателей. Во время пересказа событий вчерашнего дня, Ярич постоянно крутил кинжал древоходца в руке, изредка переводя с него взгляд на Костю, в самые ответственные моменты.

Всегда показательно демонстрирующий свою выдержку мастер Фабех, по окончанию рассказа не удержался и сказал: «Что же ты, Костуш, натворил?».

В последствии, каждый по отдельности, нашёл возможность встретиться с Костей на едине.

Мастер Ярич высказался, что своим необдуманным поведением он может привлечь к себе внимание Ордена Смотрящих, а ещё: ему ни в коем случае нельзя пробить амулет князя.

Мастер Фабех высказался, что своим необдуманным поведением он привлечёт к себе внимание высокородных мразей, которые решат поставить на место зарвавшегося простолюдина, а ещё: ему ни в коем случае нельзя пробить амулет князя.

На лекции в училище Костя не пошёл, а сразу после школы, наняв извозчика поехал во дворец.

На указанном управляющем детинца входе за номером три, его поджидал пропуск.

В этот раз, следуя за провожатым к театральному залу, Костя смог более детально рассмотреть богатое убранство большого дворца, и даже несколько раз позволил себе остановиться у привлекших внимание полотен, или статуй.

Особенно долго задержался перед групповым портретом семьи действующего князя. На нём он сразу узнал самого князя Либоргского – его портреты видел и раньше, рядом, понятно, покойная княгиня, а ещё опознал барона Вейского с женой и Кареллу – баронессу Кубинскою.

Он попросил помощи у провожатого, тот снисходительно улыбнулся Косте, а вот дальше, уже почтительным шепотком, объяснил, где на полотне брат и две сестры князя, сын князя – барон Кубинской, дочь князя с супругом. Совсем молодое поколение там изображено не было.

Войдя в помещение дворцового театра, Костя застыл в ступоре. Сам по себе зал был великолепен: с рядами обитых красивой материей кресел, с ложами, амфитеатром и балконом, общей вместимостью зала, примерно, на двести пятьдесят человек, но его смутило другое – почти все кресла были заняты, и все ждали его!

На сцену его провела баронесса Кубинскоя, сразу придав его незначительной фигуре высокий статус. После небольшого вступительного слова от баронессы, в котором она представила Костю, как носителя удивительных сказок южных островов, его оставили на сцене одного.

В зале сидели композиторы и хореографы, художники и постановщики акробатических трюков, и просто желающие услышать сказку, для Новогоднего представления. Было объявлена, что Костя обозначит общую фабулу, и все сразу начнут обдумывать тему и делать намётки к спектаклю, а полный текст диалогов и сценарий, с разбивкой на сценические эпизоды, появятся позже.

Костя, откашлявшись, начал повествование, с нападения на замок, по отредактированной баронессой Кубинской версии. Несмотря на хорошую акустику, в задних рядах было слышно не очень хорошо и Косте пришлось кричать. Так он прокричал, правда с перерывами, два часа, что по земному времени соответствует примерно пяти часам. Большинство в зале вели за ним запись, заставляя повторяться и пересказывать непонятные места.

В перерыве, он увидел Пирролу, и огибая желающих что-то у него уточнить, приблизился к ней и попросил достопочтимую Пирролу помочь ему встретится с секретарём баронессы Кубинской.

Оказывается, он тоже находился в зале, и Костя вывалил на него все свои насущные проблемы с пропуском и доставкой во дворец и обратно домой.

Утром Костя никуда не пошёл, накидывая на листки бумаги черновик окончания сказки, до которого в первый день, так и не добрался. В условленное время ему был подан экипаж, доставивший его во дворец.

И ещё день, ему вновь пришлось долго кричать со сцены, но всё же в этот раз добрался-таки до окончания своей сказки, но заключительный эпизод скомкал – полагая, что баронесса Кубинскоя найдёт автора, дописать концовку, устраивающую её в полной мере.

Опять на него посыпался шквал вопросов, но баронесса сразу их пресекла, обещая, что все получат сначала рукописный текст сказки, а затем и сценарий.

Костю познакомили с придворным писателем и поэтом, господином Жулизей, который и должен будет доработать текст сказки. Господин Жулизя имел длинные журавлиные ноги, зачёсанные назад волосы, производившие впечатление плохо промытых и очки с толстыми стёклами.

Ещё ему представили двух театральных специалистов: господина Пукоса – назначенного ответственным за постановку представления и его помощника – господина Кулера, который должен был выполнять задачи и сценариста, и режиссёра.

Пукос был высокий и полноватый мужчина с весёлыми глазами, его же помощник был невысок худ, но судя по чуть подпрыгивающей походке и острому взгляду – умён и энергичен.

Косте поставили условие, в течении максимум четырёх дней, как можно более полно перенести свой пересказ сказки на бумагу, и дальше, совместно с господином Жулизя, привести весь текст в приемлемый вид. На всё про всё, им отпускалось восемь дней – через восемь дней они были обязаны отдать экземпляр переписчикам, а господин Кулер, сразу должен приступить к разбивке сказки на сценки для представления.

А пока Костя запишет пересказ, писатель Жулизя и сценарист Кулер, должны доработать концовку и придумать другие сцены, в которых будет играть баронесса Кубинскоя, изображая мать Маугли.

Три дня Костя никуда не выходил из комнаты, скрипел пером, время от времени отбрасывая скомканные листы.

Неожиданно к нему пришло приглашение на ужин от господина Касиля , владельца городской типографии.

Костя решил, что ему необходим перерыв, а то он сойдёт с ума и передал с посыльным согласие.

Вечером, за ним прислали коляску, которая и отвезла его к дому господина Касиля.

Приняли его хорошо, усадили за семейный стол, где помимо Касиль присутствовала его супруга и их сын, который на пару лет был старше Кости. Дочки за столом не было, но её подвели поздороваться – она при этом действительно его узнала и одарила улыбкой.

Ужин прошёл весело. Касиль позволял своим близким подшучивать над ним, чем те постоянно пользовались. В конце он попросил оставить их с Костей вдвоём, сын сразу поднялся и ушёл, а жена расстроилась – она хотела послушать, как прошло у Кости чаепитие во дворце. Но муж, хоть и мягко, но настоял, чтобы их оставили, обещая потом пересказать, всё, что будет ей интересно.

Когда его близкие ушли, господин Касиль подлил Косте вина, и закурив трубку, попросил пересказать эпопею со спасением Пирролы.

Слушал не перебивая, чувствовалось, что эту историю он уже знал, но, когда Костя рассказал, как на поляну привезли виночерпия, неожиданно перебил его вопросом: «Что? Виночерпия убили не на месте схватки со степняками?».

– Да его никто и не убивал, он сам застрелился.

– А как ты думаешь, зачем виночерпия привезли на поляну Гуса Одноглазого?

– Да я и не думаю, я знаю: на опознание привезли. Древоходец передал ему яд и деньги за убийство.

– Как всё плохо, как всё плохо! – поднявшись из кресла и расхаживая по комнате проговорил господин Касиль.

– Что плохо? – поинтересовался Костя.

– Война скоро будет, и выступят против нас совместно республиканцы и степняки, а это очень, очень плохо.

– И когда?

– Думаю, года через два. Я знал, я слышал, что Древоходец должен был передать два очень ценных бриллианта из хранилища республиканцев на подкуп вождя степняков. А оказывается, перед этим, он ещё и пытался отравить барона Вейского – ослабить династию. Вот и получается, что республиканцы хотят подкупить степняков для совместной войны против нас. А если они хотят купить, то купят – денег у них полно.

– Ладно, Костуш, хватит об этом, расскажи, как прошло чаепитие во дворце, – попросил Касиль, – а то меня жена замучает.

Сначала Касиль слушал расслабленно, а затем резко выпрямился в кресле, стараясь не пропустить ни одного слова.

– Значит тебе в помощь дали этого придворного лизоблюда – Жулизя. Знаешь какая эпиграмма про него ходит? Касиль продекламировал: «И поэт, и льстец, и предатель, и подлец!».

Дальше Касиль объяснил, как они будут действовать. У него есть знакомый, очень талантливый писатель – Волит, правда запойный. Сейчас Костя с извозчиком передаст листки, которые уже написал, за ночь его переписчики снимут копии, а с утра, Костю привезут сюда и здесь вместе с писателем они допишут конец сказки.

Дальше, Костя с Волитом, как соавторы, заключают с ним договор на издание книги. Волит пишет книгу, Касиль её печатает, стараясь выпустить до Нового Года, или сразу после. Представление во дворце сделает книги сумасшедшую рекламу и её раскупят мгновенно. Жулизя останется с носом, а Костя останется, как соавтор – при деньгах.

– С картинками её надо, – высказал своё требование Костя.

– Будут тебе и картинки, – заверил Касиль.

Даже после того, как он сдал листки с содержанием сказки, Костю не оставляли в покое. Сначала постоянно терзал уточнениями Жулизя и сценарист Кулера. Затем давал консультации художникам и даже постановщикам танцев.

Активнейшее участие в постановке принимали дочери Вейских – Пиррола и Илуна.

Илуна была ровесницей Кости. В отличие от рыжих матери и сестры, волосы у неё были тёмно-каштановые, глаза зелёные с лёгкой, едва заметной косиной, идеальной формы ноги и вообще, вся она была очень гибкой и грациозной за что, с подачи Кости, её однозначно утвердили на роль Багиры.

Практически все воспитанники детинца, были задействованы в представлении, привлекали и отпрысков других благородных семей. Некоторый проблемы возникали с девочками – бандерлогов не все из них соглашались изображать, а персонажей-волков на всех не хватало.

В постановке было много музыкальных номеров с танцами: и на танец волков и на танец бандерлогов, иногда, подменяя детей, костюмы одевали профессиональные танцоры, как и профессиональные акробаты изображали обезьян похитивших Маугли и, прыгая на специальных подвешенных канатах, перебрасывали мальчика друг другу. Акробатка исполняла и роль старой кобры, защищавшей драгоценности.

Танец пантеры-Багиры, старшая дочь Вейских, Илуна исполняла сама, демонстрирую помимо гибкости и прекрасную фигуру, облачённую в обтягивающий костюмчик с чёрной шёрсткой.

Костя как-то неожиданно сдружился с Илуной. Она вела себя с ним как с равным, без всякого высокомерия. Он помогал ей придать образу пантеры живость: изображал ей жест Багиры, вылизывающей лапу, учил говорить мяукающим голосом и раздражённо фыркать. Когда он ей показывал, как должна пантера по-кошачьи бить лапой, та, повторяя движение, Илуна заехала Косте по носу. Удар получился неожиданно сильный, Костя отстранился, сделав несколько шагов назад, но Илуна подошла вплотную, и, извиняясь, погладила по плечу.

За исключением Пирролы, питомцы детинца, поначалу заметно сторонились его и только со временем отчуждение переставало быть столь явным, но никто, до этого случая с Илуной, к нему не прикасался.

Так получилось, что Костя фактически выполнял роль второго режиссёра, если не первого. Назначенные баронессой Кареллой, профессиональные постановщики представления не только этому не противились, а, наоборот, требовали от баронессы обеспечить постоянное участие Кости в процессе подготовки спектакля. У них было полно и своих трудностей с организацией такого масштабного представления, и они с удовольствием переложили на него часть своих обязанностей.

Костя когда-то смотрел по телевизору не только мультфильм, но и спектакль Маугли, поэтому сразу предложил, чтобы маски зверей, не закрывая полностью лицо, и артисты на четвереньки вставали только в крайнем случае, или во время танцев. Помогал он и художникам оформлять декорации для отдельных сцен спектакля, походу, вспомнив что-то интересное, вносил изменения в диалоги.

Каждое утро, экипаж с гербами княжества забирал Костю и отвозил во дворец. И в школе, и в училище целителей, вскоре должны были состояться экзамены, но он совсем забросил учёбу. Отказался и от работы в зубном кабинете мастера Бурша, сославшись на пожелание баронессы Кубинской.

Мэтр Фабех тоже не донимал его работой Древоходца, опасаясь княжеской немилости.

Всё же вопрос с экзаменами беспокоил Костю, и он с этим обратился к «всесильному» секретарю баронессы Кубинской и получил две записки: одну к администратору общеобразовательной школы, другую к начальнику училища целителей. После доставки записок адресатом, экзамены в школе посчитали сданными, а в училище всё же потребовали на них явиться, но положительный результат гарантировали.

Теперь Костя мог полностью отдаться творчеству.

Он даже находил время вечером заезжать к Волиту – писателю, который обрабатывал его записи, переделывая в полноценную книгу. Владелец типографии, господин Касиль, за ним приглядывал, и несмотря на уверения Волита, что по-настоящему хорошо он пишет только в лёгком подпитии, и именно в таком состоянии из-под его пера выходили лучшие его вещи, но Касиль возражал, говоря, что сейчас для него главное скорость, а следующую редакцию книги, он может шлифовать в любом состоянии.

С трудом, но Костя уговорил мастера Ярича, сопровождать его на подписание договора с издательством книги, и договора о соавторстве с Волитом. Как несовершеннолетний, он не имел на это право без опекуна, а Ярич настойчиво отговаривал, опасаясь, что своим соавторством, Костя привлечёт внимание Ордена Смотрящих. Костя его убеждал: история о волшебных говорящих зверях в тропических лесах, от мальчика с южных островов, ни у кого не вызовет подозрений – мало ли какие сказки бытуют среди туземцев. Он таки его уговорил.

В представлении были задействованы и взрослые из благородных. В основном они отыгрывали бойцов, защищающих, или, наоборот, нападающих на замок, в котором, по новой версии сказки, укрывалась мать Маугли. Ещё они учувствовали в различных эпизодах связанных, опять же с матерью Маугли в исполнении баронессы Кубинской, представляя её приближённых. Муж её, наследник княжеского престола, барон Кубинской, изображал отца Маугли – они остались мужем и женой и в спектакле

Из взрослых придворных выходить на сцену в роли зверей не желал почти никто. Тигр – персонаж, ладно злобный, но его ещё и мальчишка убивает. Вождь стаи Акела, – он промахнулся, а все благородные были суеверны. Нашёлся один, хотел быть медведем. Он был мал и худ – видимо комплексы подтолкнули к этой роли, но за бархатно-басовитый голос его утвердили. Правда, медведь получился, какой-то оголодавший, словно после спячки ранней весной.

Проблемы возникли с Пирролой – очень уж она хотела играть шакала Табаки, считая эту роль центровой и очень выигрышной. Пиррола постоянно проговаривала реплики Табаки – получалось очень неплохо, из-за удивительно мерзкого голоса, с отвратительным повизгиванием, которые она из себя извлекала.

Её все отговаривали: не вместно отпрыску княжеского рода изображать падальщика. В конце концов, нашли компромисс: исполняет небольшую роль волчонка, брата Маугли. Волчат-братьев Маугли и самого Маугли. было аж три комплекта – они же по ходу представления росли, взрослели, и актёры подменялись. Роль волчонка была короткая, но зато Пиррола весь спектакль из-за кулис должна была озвучивать Табаки, а в шкуре шакала пусть по сцене бегает сын одного из дворцовых слуг. Воспользовался её талантами и основной режиссёр, попросив изображать звуки джунглей – крики птиц и обезьян.

В постановке участвовали мальчики из благородных, ровесники Кости. Поначалу он часто перехватывал на себе их неприязненные взгляды, но баронессы явно оказывали Косте расположение, и поэтому на прямой конфликт никто не шёл, да и рядом с ним всегда вертелась Пиррола, готовая, как злая собачонка, сразу облаять любого. Постепенно и эта неприязнь сошла на нет – общая работа объединяет, а Костя старался всем помочь.

Обедал он поначалу вместе с артистами и другим задействованными в спектакле персоналом из «простых», но однажды, уже ближе к Новому Году, баронесса Кубинскоя потребовала, чтобы «сказочник» пообедал с ними, в голубом зале большого дворца, где принимали пищу все благородные участвующие в спектакле.

У Кости всё же возник конфликт с режиссёром спектакля: тот хотел изобразить сцену битвы волков с рыжими псами в виде танца, Костя же настаивал: пусть и под музыку, но воспроизводят более-менее реальную схватку. Исполнители его поддержали, и, для решения конфликта, режиссёр обратился к баронессе.

Так он впервые оказался за одним столом с представителями княжеской семьи. Конфликт, за один обед, разрешить не удалось, и Костя, как-то так, за столом и прописался, конечно, он с удовольствием вернулся бы к артистам, но не явится на обед, с возможным присутствием жены наследника, когда тебе там выделено место – смертельно опасно.

Вообще-то, обеды проходили достаточно непринуждённо – все обсуждали нюансы будущего представления.

Эти два месяца, по подготовке к новогоднему спектаклю, Косте запомнятся, как одни из самых счастливых в его жизни.

Да, и в эти дни случались неприятные моменты, один из них встреча с тем самым военным, который приказал ему ударить силой по человеку с гвардейским амулетом.

В тот день он уже направлялся на выход, а внутри замка Костя передвигался только с кем-то из прислуги, и вот, сопровождающий, не доходя до выхода передал его двум стражникам при оружии, и те, ничего не объясняя, сначала вели какими-то коридорам, а затем по ступенькам стали спускаться вниз.

Завели в комнату с тяжёлой дверью и с прикрученными к полу столом и лавками. За столом сидел тот самый военный. Он всё же удостоил Костю кивком, показав на одну из лавок. Поздоровавшись, Костя сел, но ничего спрашивать не стал – всё и так было понятно.

Затем зашли сразу четверо: уже знакомый Косте целитель, два стражника – они придерживали за плечи довольно полного человека, с обвисшими щеками в уже знакомой Косте одежде из мешковины, в которую здесь обычно облачали узников княжеских подвалов.

Целитель нацепил амулет на шею заключённому.

– Бей, всё равно, по ногам, – ответил он, на вопросительный взгляд Кости.

После удара, заключённый рухнул на пол и задёргался в конвульсиях, громко стукаясь головой о стену. Изо рта пошла пена.

– Как же так? – пронеслась у Кости растерянная мысль. – Я же только на три четверти вдарил! Неужели у меня так вырос резерв?

Целитель подошёл к дёргающемуся телу, пальцем взял кусок пены около рта заключённого, понюхал, протёр руку платком и с размах отвесил тому пинка.

– Мыло из бани прихватил? – задал вопрос целитель, а затем обернувшись к военному пояснил: «Симулирует, сволочь!».

– А ну встать, – скомандовал военный.

Заключённый послушно поднялся.

– Зачем симулировал?

– Так, господин, на всякий случай, чтобы, значит, отстали вы от меня.

– Что-нибудь почувствовал?

– Что-то было, господин – будто мясо под кожей на ногах задёргалось.

Костя, ещё трижды бил силой, по разным точкам тела: немного дёрнулись руки, раз сбилось незначительно дыхание – удары явно не проходили.

Заключённого увели.

– А почему вы на свиньях не испытываете? – решился задать вопрос Костя.

– Предлагаешь мне на свинью повесить княжеский амулет? – раздражённо произнёс военный.

– Княжеский? – изображая изумление, нараспев протянул Костя.

– Иной человек, хуже свиньи будет! —философски отметил целитель, не реагируя на показное удивление Кости

– Это да, – легко согласился военный. – Только где я тебе во дворце живую свинью найду?

– Так двуногих полно! – вставил целитель.

–Да, двуногих полно! – снова согласился военный, и они оба захохотали.

Следующим неприятным моментом была встреча с Ахтеном – сыном барона Вейского.

Он был единокровным братом Пирролы и Илуны: матери у них были разные – первая жена барона Вейского умерла вскоре после родов.

Он пришёл на одну из репетиций, подошёл к группе, где стояли Костя, Пиррола, Илуна и артист, изображавший Шер-Хана.

Не доходя несколько шагов, он остановился, раскачиваясь с пятки на носок. Ахтен был высок и красив, имел выпуклые глаза, которые казались какими-то остекленевшими.

– Насколько я понимаю, передо мной стоит герой-спаситель? – непонятно к кому обращаясь произнёс он.

Вся группа сразу обернулась к нему. Костя, на всякий случай, изобразил поклон, при этом, он почувствовал, как внутренне напряглись Пиррола и Илуна.

– Значит вот он какой, твой первый мужчина, Пиррола, с которым ты провела ночь наедине, – произнося это, Ахтен засмеялся. – Он же из дворняжек, даже обидно за тебя крошка-Пиррола.

Пиррола, обычно мгновенно выдающая ответные колкости, на этот раз растерянно молчала, видимо по малолетству, не совсем понимая подтекст сказанного.

Зато всё сразу поняла Илуна.

– Святые Первородители! Ахтен, какая же ты…, – начала она сдавленным от ярости голосом, но закончить не успела.

Предполагая, что с появлением Ахтена обязательно возникнут неприятности, к ним сразу быстрыми шагами устремилась баронесса Вейская. Она успела услышать его последнюю фразу. На ней был костюм волчицы: в спектакле, баронесса изображала мать-волчицу, приютившую Маугли, и сейчас, будто оставаясь в образе, она буквально отрывисто прорычала: «Ахтен, уходи отсюда!».

Он ещё некоторое время постоял, сверху вниз глядя на баронессу своим ничего не выражающим взглядом, затем криво улыбнулся и направился к выходу.

– Это мой братишка, – сказала Илуна, обращаясь к Косте.

– Я понял.

–Он мразь, – шёпотом добавила она.

– Я слышал, – также шёпотом ответил Костя.

Шли последние «прогоны», когда на одной из репетиций появился сам князь. Зашёл в компании сына – барона Кубинского, и ещё двух крепких мужчин, видимо, – охрана.

Кресла в зале были сдвинуты к одной стене, а на освободившемся месте, и в центре, и по углам шли репетиции разных групп. На основной же сцене, с музыкальным сопровождением, отыгрывался момент, когда питон Каа на развалинах заброшенного города гипнотизировал обезьян.

Местное население было знакомо с гипнозом, но им ничего не было известно о способностях змей гипнотизировать. Зато в их мифологии существовал летающий змей, муляж которого использовался раньше в каком-то представлении, а сейчас был извлечён из старого реквизита и задействован в представлении. Сценарий пришлось немного подкорректировать, заменив питона на летающего змея, и сейчас змей парил над сценой.

При появлении князя музыка замолкла, все повернулись к нему лицом, склонившись в поклоне.

– Продолжайте, продолжайте! Не обращайте на меня внимания, – приказал он, усаживаясь в кресло и все вернулись к работе.

Костя в это время слушал Бореску – дочь барона Кубинского. Она во время представления, попеременно, с профессиональным актёром, зачитывали пояснения к некоторым эпизодам спектакля. Сейчас в роли слушателя она выбрала Костю и время от времени дёргала его за рукав, привлекая внимание к своим словам, или интонациям.

– Слышь, сынок, – обратился князь к барону Кубинскому, —это что за мальчишка, которого моя внучка постоянно дёргает за руку. Кто такой, из чьих будет?

– Это…, —взял паузу барон Кубинской вглядываясь, – это тот самый Древоходец. Как его… – Костуш! Ну который…

– Который людоед и монстр, – закончил за него князь.

– Приведите его ко мне, – дал он указание охране.

Телохранители подошли, к беседующей паре, почтительно поклонились Бореске, а затем схватили Костю, и поднеся к его голове кинжалы, грубо, за шиворот, потащили. Поставив перед князем, замерли по бокам с кинжалами в руках.

Костя согнулся перед князем в поклоне, тот некоторое время молчал, затем пробормотал: – Да разогнись ты наконец, не позорь себя, да и меня таким поклоном. – будто медяк потерял и ищешь.

Костя послушно разогнулся и стоял, не поднимая глаз на князя.

– Амулет мой, что не пробил? Не смог, или побоялся?

– Я старался, ваше сиятельство, – дрожащим голосом ответил Костя.

– А если к дознавателю, к мозголому отведём?

Костя молчал.

– Как тебя…, Костуш. Вот цени: в моём княжестве больше миллиона людей живёт – мало кого помню, а твоё имя уже знаю. Значит так, Костуш: мой амулет – это предмет для княжества стратегический, и нам важно знать, сможешь ли ты его пробить не потому, что тебя боимся – ты нам не враг, но, если сможешь ты, значит найдётся такой и среди врагов.

Князь спокойно снял с шеи амулет, под оторопелые взгляды окружающих, и передал Косте.

– Бери этих орлов, – князь показал на своих телохранителей, – найдите помещение и испытай на любом из них, какой тебе больше нравиться, или не нравиться.

– Нельзя так, ваше сиятельство, – ответил Костя, окинув взглядом ошеломлённых охранников.

– Почему нельзя? – удивился князь.

– Без подготовки неудобно, ваше сиятельство. Я прошлый раз гвардейский амулет пробивал, так у мужика берцовая кость сломалась и обломок через кожу вышел. И сухожилии лопнули. Так что, нам носилки нужны, ещё четыре стражника – тело нести и целитель – чтобы по дороге от болевого шока не умер, – деловито перечислял Костя, не обращая внимание на близких к обморочному состоянию телохранителей, сильно пожалевших о своём предыдущем грубом поведении.

– Разумно, – согласился князь. – Дайте задание посыльному, а пока всех соберут, ты мне расскажешь, что там на сцене все эти обезьяны делают.

– Значит так, ваше сиятельство: обезьяны похитили Маугли и хотят его сделать своим королём…

– Это ты на что намекаешь? Король обезьян, – кого под ним подразумеваешь?

– Никого, ваше сиятельство, Маугли и не хочет быть королём обезьян!

– Слышишь сынок, – князь обратился к барону Кубинскому. – Как же я понимаю этого Маугли – он не хочет быть королём обезьян, а вот здесь приходится…

– Ваше сиятельство, – шёпотом обратился Костя, – может разрешите телохранителям сесть, а то мне кажется, они сейчас упадут.

– Такая работа, – должны стоять в любом случае, пусть терпят, – громко ответил князь, и тоже тихо добавил: «Постарайся не изуродовать, – ребята они пусть грубоватые и недалёкие, зато преданные».

Посыльный сообщил, что стражники с целителем готовы. Костя, вместе с телохранителями, направились к выходу, причём теперь они поменялись местами – Костя вышагивал сзади, будто конвоируя. Вернулся он быстро и один. Подошёл к князю, и в поклоне протянул амулет.

Сейчас рядом с ним стояла его внучка – Бореска, теперь она поясняла князю происходящее на сцене. Князь попросил Бореску их оставить, та, совершив церемониальное приседание, отошла.

– Чего один, где остальные? – насторожено поинтересовался князь, принимая из рук Кости амулет.

Костя рассказал, что охранники сначала на щепках тянули, кто из них встанет под удар.

Тот, кому выпало стоять, обвинил другого в обмане, и они начали ругаться.

Костя тогда им объяснил, что его задача пробить амулет, а не калечить их. Поэтому, силу удара будет наращивать постепенно. Сначала встанет первый, если амулет выдерживает, встаёт другой, и тогда Костя в воздействие добавит ещё силы.

Получив удар, первый заявил, что почти ничего не почувствовал. Как оказалось, его неплохо приложило, но не подал вида, чтобы более сильный удар получил напарник. Костя ударил по второму, того сразу пришлось грузить на носилки, но и первый, то ли от боли, то ли от переживаний, тоже сомлел.

– Почему рассказываешь, а сам в сторону косишь?

– Меня предупредили, ваше сиятельство, – нельзя вам в лицо смотреть.

– А ну, смотри в глаза!

Костя, подняв голову, встретился с цепким взглядом князя.

–Эх, молодой совсем, мысли скрыть не можешь – всё на физиономии видно. Здесь, правда, я сам виноват: снял амулет, не подумал, что ты целитель. Ну как – успел рассмотреть мою требуху?

Костя молчал, опять уставившись вниз.

– Вот что с ним делать? – спросил князь, обращаясь к сыну. – Ему теперь известно целых два наших секрета: об амулете и моём здоровье. Может убить?

– Не надо его убивать, – он очень шустрый, – возразил барон Кубинской. – Он такой шустрый, что скоро и без нас выстроиться очередь его прибить.

– В том-то и дело, что очень шустёр. Вон и книгу уже успел написать, скоро напечатают. Наш дворцовый поэт, как узнал, чуть не удавился. Но книга по сказке – ладно, пусть даже и молодой слишком, но есть другое, а другое – мутный ты. Говоришь, с Тагильских островов – там жестокая тирания, а в тебя вежества нет, даже при обращении к членам княжеского рода, – за тобой же постоянно наблюдают и докладываю. Может ты из республик, но зачем тогда это скрываешь?

Князь долго молчал, следя за действием на сцене, но Костю не отпускал.

– Ты добрый и хороший мальчик, – вновь заговорил князь. – Вот, дедушку пожалел…

– Какого дедушку? – оторопело переспросил Костя.

– Меня, меня пожалел, как нутро моё увидел, – я ж по лицу твоему всё понял. Так, вот: ты добрый мальчик, и пользы от тебя много – детишек спасаешь, диверсанта взял, но вдруг пойдёшь в дурь, – тогда если не мы убьём, так Орден Смотрящих на тебя выйдет. Мы их сами не жалуем и сможем от них прикрыть, но это зависит, насколько ты будешь нам предан и полезен.

Всё, можешь идти, и передай Касилю , своему издателю, чтобы первые десять экземпляры книги отправил мне во дворец.

Когда Костя после поклона начал отходить, то князь добавил вдогонку: «И спасибо тебе за сказку, Костуш из Тагилии».

За несколько дней до Нового Года, в покоях особняка баронов Вейских, расположенного неподалёку от княжеского дворца, барон и баронесса Вейские, встретились вечером за лёгким ужином. Они были только вдвоём: дочери Пиррола и Илуна остались ночевать в детинце, сын барона давно проживал отдельно.

– Как девочки? – дежурно поинтересовался барон.

– Знаешь, у девочек размолвка, – поделилась баронесса. – Пиррола приревновала Илуну, и постоянно ей гадит по мелкому.

– И к кому же приревновала?

– К Костушу! К этому Древоходцу, который её вылечил.

– А почему она Илуну приревновала?

– Пирроле кажется, что Илуна тоже увлеклась Костушем, вот она и ревнует. Правда забавно?

– Ничего забавного здесь не вижу.

– Ну как же? Ты сам говорил, что Костуша заставили пить гусарские таблетки, и он теперь что-то навроде вола. Вол – это же кастрированный бык?

– Поражён твоими глубокими познаниями в скотоводстве. Только и после таблеток, не все гвардейцы поголовно становиться импотентами, а Древоходцы – никогда импотентами не становиться. У нас недавно возник разговор на эту тему, как раз из-за Костуша, и мне объяснили, что таблетки задерживают созревание Древоходцев, как мужчин. На сколько лет – у всех по-разному. А это значит, что Костуш – вол, в любой момент может превратиться в Костуша – жеребца. А как некоторые целители могут привязать к себе женщин – тебе твои же подруги рассказывали.

– Мы должны постараться, чтобы после этого представления, Илуна никогда бы больше с ним не встречалась, – высказалась баронесса.

– А чего одна Илуна, а Пиррола? – поинтересовался Барон.

– Она ребёнок, для неё Костуш, просто что-то вроде старшего братишки, которого Пирроле не хватает. Ведь нельзя же считать ей братиком твоего старшенького, твоего Ахтена, – не удержалась и в очередной раз ударила мужа по «больному месту» баронесса.

– Думаю, устроить так, чтобы с ним никогда больше не встречалась Илуна, да заодно и Пиррола – нетрудно, – пожав плечами ответил барон.

Время для Кости неслось очень быстро и Новый Год приближался стремительно.

Книгу напечатали, и Костя получил пять, пахнущих свежей краской экземпляров.

Пролистал, рассматривая картинки и остался горд, тем что ему удалось пронести на эту планету «слово белого человека».

Прошла генеральная репетиция, именно на той сцене, где и должна состоятся премьера спектакля – на большой сцене в дворцовом парке. Представление традиционно планировалось на третий день, после Нового Года и уже разослали огромное количество приглашений, не только дворянам, но и видным горожанам.

Настроение на генеральной репетиции было у всех приподнятое, и тон задавала баронесса Кубинскоя – она буквально летала вокруг сцены, заражая своей энергией и весельем остальных.

Хотя это и являлось государственной тайной, но все уже знали и даже Костя, – целители однозначно огласили, что у неё будет мальчик. Мечта баронессы обрести сына почти сбылась.

Свои пять книг, с дарственной подписью, Костя раздал мастеру Фабеху, мастеру Яричу, мастеру Мелиусу и, конечно, соседу по комнате. Один экземпляр оставил для товарища по школе – Рубиса, но сразу его не нашёл, а книгу потребовал сам мэтр Гарвил – пришлось отдать последнею.

Чтобы не обижать Рубиса – пошёл купить ещё одну в книжную лавку, и с удивлением узнал, что, готовясь к Новогоднему представлению во дворце, все приглашённые решили заранее прочитать сказку, и книг не осталось. В типографии Касиля в срочном порядке «гонят» книгу, но её расхватывают, как горячие пирожки, и, мало того, продавец книжной лавки слышал, что Касиль уже получил большой заказ от оптовых торговцев из империи.

Когда Костя пришёл на генеральную репетицию, Илуна показала ему свой экземпляр книги.

Он с удовольствием подписал Илуне: «Самой красивой и самой грациозной Багире, от одного из авторов книги». Такие надписи от авторов – инскрипты, были здесь не известны, но идея сразу понравилась, и все стали подсовывать Косте свои экземпляры. Он подписал: «Самой красивой и самой лучшей ведущей», – на книжке Борески, внучке князя. Даже артисту, исполняющему роль Балу, легко придумал что написать: «Самому стройному медведю», но совершенно растерялся, когда к нему со своим экземпляром подошла Пиррола.

– Никак не можешь придумать? – с притворным участием поинтересовалась Илуна. – Напиши правду, как она есть: «Самому подлинному, самому настоящему Табаки». Пиррола топнула на Илуну ногой, и грозно, подражая хрипловатому голосу князя, приказала: «Написал, быстро и хорошо!».

Получилось не очень похоже, но всё же узнаваемо.

– Как-то за князя у тебя не очень выходит, вот шакал – это твоё! – опять съехидничала Илуна.

Костя чуть-чуть помешкал и как можно аккуратней вывел: «Пирроле, благодаря любви к сказкам которой и появилась эта книга».

– Ну вот, – довольно сказала Пиррола, прочитав написанное, – не наорёшь, ничего не добьёшься.

Изданная книга, в среде участников представления, вызвала и много вопросов. Основные события, главные герои – всё это было похоже, но появилось много новых эпизодов, появилось образное описание мест действия, а главное изменились диалоги, причём в лучшую сторону за счёт ярких и запоминающиеся реплик у главных героев. Писатель Волит, даже не в лучшем творческом состоянии, а лучшим для него являлось состояние лёгкого подпития, всё равно талантом на голову превосходил придворного лизоблюда – поэта Жулизю.

Неожиданно, последние дни перед Новым Годом, у Кости оказались достаточно свободные. Он наконец-то нашёл время на тренировки у мастера Фабеха, который высказался, дескать, связался Костя с бездельниками из дворца, – совсем обленился, а не потерял физическую форму только потому, что настоящей-то у него никогда и не было.

Заметив, что дворцовые экипажи больше не приезжают забирать его ученика, мэтр Гарвил тут же подгрузил работай Древохолца.

Вечерами Костя пытался учить, пропущенные с подготовкой к представлению, лекции – печать ученика требовала восполнить упущенные знания, но по-настоящему сосредоточиться ему мешала строчка, вычитанная в библиотеке из «Сказания о Великом Герое-Древоходце Коласе, к которой он возвращался всё чаще и чаще: «И в ночь, с которой день растёт, само нам Древо путь даёт».

Эта ночь приближалась, и она рождала в нём надежды на новые возможности и на возвращение домой, на Землю.

Последний день старого года, был одновременно бестолковым и тягомотным. Все куда-то спешили, к чему-то готовились. Он ещёраньше узнал, что мэтр Гарвил получил приглашение для себя и жены на представление во дворце, как получил его и владелец типографии господин Касиль. Костя надеялся и ждал приглашение для себя, но именно в этот последний день года отчётливо понял – его не пригласят.

Костя здесь сильно возмужал, закалил свой характер. В нём проснулась несвойственная ему ранее на Земле мудрость и способность быстро принимать решения, но внутри всё ещё жил мальчик, которому едва исполнилось пятнадцать лет и у этого мальчика забрали мечту и надежду, – надежду в полной красе увидеть представление, в которое вложил так много сил, и потому ему было, конечно, больно.

Сильной обиды не было – к чему-то подобному он, всё же был готов. Костя видел, как низко в дворцовой среде ценятся лица низкого сословия. Даже те из неродовитых, кто чего-то добился своим трудом и талантом, постоянно встречались с едва прикрытое призрением, или надменной снисходительностью. Правда, по отношению к Косте, это было не совсем так. Во взглядах, обращённых на него, часто сквозил ещё и страх, пусть и с примесью брезгливости к его плебейскому происхождению, но всё же – страх.

Возможно, из всех благородных, только Пиррола и Илуна относились к нему без проявления какого-либо неприятия, или высокомерия.

Да, обиды не было, а было разочарование от несбывшейся мечты поприсутствовать на красивом представлении, проследить за реакцией зрителей, и, чего греха таить, ещё раз увидеть Илуну.

Но вот, последний день старого года закончился, и солнце покинуло небосвод княжества Либоргского. В какой период этой длинной, предновогодней ночи, он должен появиться у дерева и, как написано в сказании: «наполнить Древо мерой сил» – было неясно и как наполнять, и сколько в дарах эта мера.

Костя подумал, что лучше прибыть заблаговременно, до полуночи.

Экспериментировать решил на поляне, где впервые появился в этом мире.

На щиколотки застегнул браслеты с накопителями, когда-то снятые с Древоходца – диверсанта, повертел в руках кинжал древоходца, но брать не стал – без яда это было малоэффективное оружие. Взял масляный фонарь и, открыв дверь, вышел в пустой коридор: в здании не так много осталось учеников, большинство, как и его сосед по комнате Цыгаш, уехали на каникулы домой.

Через знакомую дырку в заборе покинул школьный двор. Поначалу он рассчитывал немного пройтись пешком, чтобы сэкономить дар, но буквально через сотню метров, эту затею отбросил – идти, просматривая перед собой только небольшой кружок дороги от фонаря, было муторно.

Он затушил фонарь, внутренним зрением нашёл нужную точку – миг, и он стоит на поляне.

Косте было известно: следящий за накопителями, по колебаниям поступления силы с поляны, может отследить проход Древоходца, но крайне сомнительно, что в эту безлунную зимнюю ночь, кто-либо будет нести дежурство на накопителях. На всякий случай постоял некоторое время, в ожидании сигнала трубы, сообщающей о проникновении – всё было тихо.

Находился он сейчас перед главным деревом, хотя из-за темноты и не видел его, но твёрдо знал – оно в нескольких шагах впереди – Костя сделал эти шаги.

Дальше, по наитию, обнимает ствол, прижимаясь всем телом, и просто толкает из себя силу в дерево, и сразу чувствует, как обжигают кожу на щиколотках накопители, отдавая и свою энергию. Отбор дара из Кости прекратился и перед его глазами появляется надпись на староимперском: «Поздравляем! Вы прошли вторую инициацию и теперь для вас открыта возможность посетить любую планету системы!

Вы готовы совершить сейчас перемещение?

Костя даже не совсем понимал, читает ли он эти слова, или слышит. Но вслух ответил: «Да!».

Дальше было предложению выбрать нужную планету. Все они шли под сложными номерами, и их было тысячи!

Ему удалось найти характеристики планет, но и в них он мало чего понял. Смог выделить планеты с разумной жизнью, дальше выбрал населённые существами похожими на людей. Ещё шёл уровень промышленного развития, но из этой классификации понял только про освоение бронзы, и указал на планеты, уже прошедшие этот этап.

Что дальше делать не знал, и просто просматривал расположение материков на выбранных планетах, в надежде найти знакомые очертания. Планет было много и неизвестно, сколько бы у него это заняло времени, но появилось предложение выбрать из списка миров, которые он уже посещал.

В списке находилась только одна планета и Костя сразу узнал: вот они родные – Африка, Америка, вот она – Земля!

Переместиться можно было только в указанные на планете точки. Их было не так уж и много: пара в Африке, пара в Индокитае, пара в Европе и по точке в Австралии и Южной Америке.

Из расположенных в Европе, одна, как Костя понял, и была его волшебная поляна рядом с городом Каменском.

Но прежде, чем он пожелал там оказаться, появилась информация, что сейчас для него перемещение недоступно, – в настоящее время на этой планете находится его дубль.

На предложение: «Желает ли он сейчас связаться с дублем?», Костя совершенно не понимая, что это значит ответил утвердительно.

Его просто ошеломил, поток воспоминаний, хлынувший в сознание.

Самое начало: вот у него из-за ошибки не получается перенос к дому бабушки, и он с полной корзиной грибов-опят бредёт почти в полной темноте к деревне.

Вот он, как ни в чём не, бывало, учиться в школе, тренируется пользоваться даром, но далеко в этом не продвигается. Вот открывается дверь в их квартире в Георгиевске и на пороге стоит счастливый отчим, держа на руках младенца – сестрёнку Кости, за ним маячит мать, с исхудавшим после родов лицом. Вот вытягивает на удочку огромного леща, но тот срывается. Дерётся в уличной разборке, пишет контрольную по математике, падает с велосипеда на повороте, при этом сильно об асфальт обдирает плечо. Важные и не очень события, случившиеся с ним на Земле за эти почти два года льются в его сознание.

Он не переместился сюда, а на этой планете, в тело, полностью соответствующие телу, проживающих здесь людей, воплотилось сознание мальчика с Земли – Кости Косова, а сам Костя, как ни в чём не бывало, продолжал жить на Земле, почти обычной жизнью советского школьника.

Последнее воспоминание: застолье, устроенного семьёй Штокман, по случаю отправки их сына Генки на срочную службу в армию, где Костя по ошибке выпивает стакан водки, после чего сразу возвращается в дом бабушки и, включив телевизор, садится на диван, – на этом всё.

Костуш, теперь только Костуш, потому как настоящий Костя – остался на Земле, очнулся.

Он лежал на поляне в той самой точке, куда вставали Древоходцы, прежде чем совершить перемещение. Как он там оказался – не помнил: от центрального дерева, ствол которого он обнимал, до этого места было метров пять. И ещё он заметил, что звёзды начинают бледнеть, и скоро взойдёт солнце нового года. Получается – он провёл на поляне почти всю ночь.

Костуш не чувствовал себя замёрзшим, и пока у него ещё имелось время, раскинув руки и закрыв глаза, старался выделить главное из той информации, которую сейчас получил.

Это было сложно, потому как постоянно налезали мелкие чепуховые воспоминания Кости, и он их отгонял, отбрасывал вглубь.

Из важного выделил следующие: он теперь в состоянии перемещаться между мирами, как легендарный герой Колас.

И не может попасть только на планету, где в настоящее время находится его дубль – Костя, но если Костя прыгнет в другой мир, покинув Землю, то в этом случае Костуш способен переместиться и на Землю.

Дубль может быть только один, и если Костуш, решит сейчас посетить другую планету, то из этого мира он исчезнет.

Ещё ему доступен обмен информацией с Костей, и для этого даже не обязательно находится на поляне силы, достаточно быть не очень далеко.

И самое главное: его практически невозможно убить, пока он обладает способностями Древоходца! Если, например, Костю убивают на Земле, то у Костуша появляется право на дубль, и он может переместиться на Землю, во вновь воссозданное тело Кости, – в этом случае Костуш из этого мира не исчезает.

От открывшихся возможностей просто кружилась голова!

Костуш вскочил и завопил что-то непонятное типа: «Биварара!» и потряс в воздухе сжатыми кулаками. На вопль ответили собаки у сторожки и даже заревел ковер – животина достаточно спокойная.

Костуш проверился – запас силы, благодаря накопителям, у него ещё оставался и не желая в эту безлунную ночь снова мотать перед собой фонариком, – прыгнул прямо во двор школы.

Около шеста с привязанными к нему ветками, изображающего Святое Дерево уже горели костры и шла какая-то подготовительная возня.

Костуш направился в спальный корпус и наткнулся на выходящего из него мастера Ярича.

– Уже проснулся? Или всю ночь не спал – волновался, какой подарок достанется? – съехидничал Ярич.

– Я подарок уже получил, – искренне ответил Костуш.

Собравшись у дерева, ученики ждали, пока шар солнца полностью поднимется над горизонтом, затем, повторяя хором за мэтром Гарвилом, досчитали до ста и запели молитву.

Костуш молитву не пел, но испытывал необыкновенный подъём, справедливо предполагая, что следующий год для него будет очень, ну очень интересный.

Конец второй книги. Декабрь 2022г. г. Тула.